Аннотация: Финголфин... В последние свои часы в Барад Эйтель, перед тем, как выехать на поединок с Морготом о ком может думать король? Конечно же о погибшем брате Феаноре, которого он ненавидел или все таки любил?
Мой отважный сын спит в кресле возле окна... Ему не мешает ни багряное зарево за окном, ни погребальное пение внизу во дворе крепости... Финдекано уснул, даже не сняв кольчуги.
Сегодня мы потеряли многих - эльдар и аданов... Рок подступает все ближе к моему народу, а его союзники тоже станут жертвами рока.
В первый раз за эти сотни лет я подумал - может лучше было бы вернуться... Так как вернулся Арафинвэ.
Да, но у меня была Клятва...
Я не кричал ее во всеуслышание на городской площади, но произнес, глядя брату в глаза.
Потому что этого хотел бы наш отец.
Меня, как и моих братьев, отец назвал родовым именем Финвэ. Мудрым Финвэ, Нолофинвэ...
Потому что надеялся на мой разум и выдержку - ведь жизнь в семье Финвионов была весьма непростой.
Я не знаю другого эльфа, похожего на моего старшего брата. Многих вводили в заблуждение его пылкие речи да огненное амилессэ, но только мы, близкие знали, что душа его была исполнена того великолепного холодного безразличия, каким может владеть только существо, высшее от воплощенных.
Отец... Отец понял это раньше всех, но он так боялся его потерять...
"Кто не со мной - тот против меня" - вот принцип жизни Феанаро. Сам он не ошибался никогда - или считал, что не делал этого - и никому не прощал ошибок. Или того, что считал ошибками.
Когда я пытался открыть отцу глаза на недостойное поведение брата, я этого еще не понимал. Я не понимал, почему отец молчит, я не понимал, почему отец не сказал ни слова, когда брат приставил меч к моей груди.
А когда отец поехал вслед за Феанаро в Форменос, я был потрясен..
Ведь ситуация, в которую он меня поставил, была... мягко говоря двусмысленной.
Я думал об этом, глядя на опустевшее место отца в тронной зале Тириона, думал, слушая перешептывания за моей спиной, но понять это мне помогла не моя хваленая мудрость, а жена Феанаро, Нэрданель.
Она часто приходила к Анайрэ, и как то раз я спросил ее, нет ли у нее известий из Форменоса.
- Нет и не будет, - ответила эллет в порыве горькой откровенности, - ибо я посмела ему противоречить.
Анайрэ рассказала мне больше - любой, высказавший мнение, отличавшееся от мнения Феанаро, переставал для него существовать.
Тогда я понял отца - и на празднике Урожая протянул брату руку. И дал Клятву - следовать за ним везде и всюду.
Холодное одобрение в глазах брата было мне наградой, да понимание того, что наш отец будет доволен и сможет обнять меня, вернувшись из Форменоса.
Отца я увидел раньше, чем думал - увидел мертвым.
Дальше... Дальше случилось то, о чем до сих пор больно вспоминать...
"Кто не со мной - тот против меня". И Лебединая Гавань усеяна мертвыми телами...
Но Валар устами Судьи Намо ответствовали Феанаро с таким же великолепным безразличием: "Вы все умрете, Нолдор, сразят вас оружие, муки и горе. Бессчетные слезы судилось пролить вам, и вечно быть изгнанниками"
Слушая Судью, я понял на кого похож мой старший брат... Леденящая душу справедливость. Или то, что ему казалось справедливостью.
Вот говорят, что Феанаро предал нас - да нет же... Он просто бросил нас как ненужную вещь, как сломанный клинок, переделывать который нет желания. Потому что многие из эльдар осмелились роптать и проклинать его.
"Кто не со мной - тот против меня". И зарево закрыло полнеба - зарево, похожее на то, что я вижу сейчас из окна Барад Эйтель.
Почему я решил идти за ним? Потому, что ту злосчастную клятву я давал ради отца, а не ради Феанаро. А отец был убит и кровь его взывала к мщению.
Мой народ, мои воины... Они не знали того, что творится в моей душе - им хватало своих забот. Стыд сжигал их души, стыд за содеянное в Альквалондэ. И потому, когда я спросил их - не повернуть ли нам вослед Арафинвэ - то войско в один голос воскликнуло "Нет!"
И там, в Хелькараске, когда я поднимал живых звуками серебряных труб, мундштуки которых примерзали к губам трубачей, когда закрывал глаза мертвым, когда приказывал идти с развернутыми стягами и беречь не себя, но знамена - это действовало, ибо честь умирала последней даже после эстель, когда запретил бросать оружие, щиты и кольчуги и лично проверял тех, кто казался мне ненадежным, меня не проклял ни один эльда.
Полумертвые от усталости и холода, они шли против леденящего ветра - и молчали. А Финдекано как то обронил одно слово - искупление...
Наверное осознание этого и помогло нам дойти...
Странно, но гневный ропот - не против меня и других предводителей, но против тех, кто бросил нас -начался уже в Эндорэ, в тепле, под лучами новых светил.
Возле Митрима мне пришлось приложить усилия, чтобы удержать моих воинов от нападения. Хотя, кто знает, что бы я сделал, если б вместо растерянного Канафинвэ ко мне вышел мой брат - и улыбнулся той улыбкой, которую мне доводилось видеть у наших покровителей: улыбкой, исполненной божественного спокойствия и сознания своей правоты. Мой брат, который никогда не вымолвил бы слова "искупление".
Я, Верховный Король Нолдор, никогда и никому не говорил "Кто не со мной, тот против меня". И никогда не вычеркивал из своей жизни тех, кто был со мной не согласен.
И когда я сейчас тихо пройду мимо спящего сына, спущусь вниз, выведу из конюшни Рохаллора и прикажу открыть боковые ворота, то это будет значить лишь одно - настал час проверить, смогу ли я выступить против существа, высшего от воплощенных, которое искренне считает, что имеет право распоряжаться чужими судьбами и не ведает слова "искупление".
Кровь моего отца будет отомщена... А если мне суждено погибнуть - то там, в чертогах Мандоса я увижу брата и скажу ему: "Я пришел".