Диана Гэблдон

     Дыхание снега и пепла

     ПРОЛОГ

     Говорят, что время во многом похоже на Бога. Оно существует всегда, и оно бесконечно. Оно всемогуще, потому что ничто и никто не может противостоять времени. Ни горы, ни армии.

     И время, конечно, все лечит. Дайте достаточно времени, и все пройдет: боль утихнет, трудности исчезнут, и любая потеря забудется.

     Пепел к пеплу, пыль к пыли. Помни, человек, «прах ты и в прах возвратишься»^[1].

     И если время есть нечто, что сродни Богу, то память сродни дьяволу.

     ЧАСТЬ 1

     Слухи о войне

     Глава 1. ПРЕРВАННАЯ БЕСЕДА

     Собака учуяла их первой. И поскольку было темно, Иэн Мюррей скорее почувствовал, чем увидел, как Ролло возле его бедра внезапно поднял морду и насторожил уши. Он положил руку на шею пса и ощутил его вздыбленную шерсть.

     Благодаря их настроенности друг на друга, он сразу же понял – люди - и положил вторую руку на нож, лежа тихо, едва дыша. Присушиваясь.

     Лес был спокоен. Воздух в этот предрассветный час был неподвижен, как в церкви, а туман, медленно поднимающийся с земли, курился, как ладан. Он лежал на упавшем стволе гигантского тюльпанного дерева, куда прилег отдохнуть, предпочитая щекотание мокриц мокрой почве. Теперь он держал свою руку на шее пса и ждал.

     Ролло непрерывно и очень тихо рычал. Иэн едва мог его слышать, но хорошо ощущал рык, как вибрацию, идущую вдоль руки вверх, электризуя его нервы. Он не спал этой ночью. Он теперь редко спал по ночам, но лежал неподвижно, глядя на небесный свод, поглощенный своим обычным спором с Богом. С движением Ролло тишина исчезла. С сильно бьющимся сердцем он медленно сел, опустив ноги по одну сторону полусгнившего ствола.

     Предупреждающее рычание Ролло не изменилось, но его голова повернулась вслед за чем-то невидимым. Ночь была безлунная, и Иэн мог различить неясные силуэты деревьев, но не более.

     Потом он услышал. Звуки движения. Довольно далеко, но быстро приближающиеся. Он встал и бесшумно шагнул в черноту под бальзамической пихтой. Щелчок языка, и Ролло перестал рычать, последовав за ним молчаливо, как волк, чьим отпрыском он являлся.

     С места, где стоял Иэн, виднелась оленья тропа. Но люди, которые шли по ней, не охотились.

     Белые. Это было странно и даже более чем странно. Он не мог их видеть, но производимого ими шума было достаточно. Передвижение индейцев не отличалось бесшумностью, а многие горцы, среди которых он жил, могли передвигаться по лесу, словно призраки, но у него не возникло никаких сомнений. Железо. Он слышал бряцанье металла в сбруе, звяканье пуговиц и пряжек … и ружейных стволов.

     Много. Близко. Он уже почувствовал их запахи. Прикрыв глаза, он слегка наклонился вперед и принюхался, пытаясь найти в них какую-либо подсказку.

     Они везли невыделанные шкуры; теперь он уловил запахи засохшей крови и меха, которые, по-видимому, разбудили Ролло. Но не трапперы^[2], слишком много. Трапперы охотятся в одиночку или парами.

     Бедные и очень грязные. Не трапперы и не охотники. В это время года добыть дичь совсем не трудно, а они пахли голодом. И похмельным потом.

     Уже рядом, не более чем в десяти футах от него. Ролло негромко фыркнул, и Иэн сжал руку на загривке пса. Однако мужчины производили слишком много шума, чтобы его услышать. Он считал проходящие мимо шаги, бряцанье фляжек и коробок с пулями, стоны людей, стерших в кровь ноги, и их усталые вздохи.

     Двадцать три человека, вычислил он, и мул – нет, два мула; он мог слышать поскрипывание нагруженных коробов и недовольное жалобное пыхтение животных.

     Люди никогда бы не заметили их, но какой-то капризный ветерок донес до мулов запах Ролло. Оглушительный рев прорезал тишину, и лес перед ними взорвался грохотом и испуганными криками. Иэн уже бежал, когда позади него раздались звуки выстрелов.

     - A Dhia^[3]! – что-то ударило его, и он упал лицом вниз. Его убили?

     Нет. Ролло с беспокойством ткнулся мокрым носом в его ухо. Голова Иэна гудела, как пчелиный улей, а перед глазами мелькали яркие вспышки света.

     - Беги! Ruith!^[4] – задыхаясь, крикнул он и оттолкнул собаку. – Беги! Пошел!

     Ролло колебался, издавая глубоко в горле скулящие звуки. Иэн не видел, но почувствовал прыжок большого тела, потом пес снова вернулся.

     - Ruith! – он встал на четвереньки, и собака, наконец, повиновалась.

     Сам он убежать не успевал, даже если бы смог подняться на ноги. Он упал на землю и, бешено работая руками и извиваясь всем телом, стал зарываться в упавшие листья.

     Нога ударила его меж лопаток, но выдох, который она выбила из него, был заглушен влажными листьями. Все равно в таком шуме его никто не услышал. Кто бы ни наступил на него, это произошло случайно; мужчина бежал в панике и, без сомнения, решил, что наступил на сгнивший ствол.

     Стрельба прекратилась. Крики продолжались, но не имели для него никакого смысла. Он осознавал, что лежит лицом вниз, ощущал холодную влагу на щеках и острый запах мертвых листьев в носу. Мир медленно вращался вокруг него, словно он опьянел. Его голова, после первого взрыва боли, болела не так уж сильно, но он не мог поднять ее.

     Неясная мысль пронеслась в его голове: если он умрет сейчас, то никто об этом не узнает. Его мать будет волноваться, подумал он, не зная, что с ним случилось.

     Шум становился слабее и организованнее. Кто-то продолжал реветь, но это были звуки команд. Они уходили. Ему смутно пришло в голову, что он может позвать их. Когда они увидят, что он белый, они могут ему помочь. А, может, нет.

     Он оставался безмолвным. Он или умирает, или нет. Если он умирает, ни от какой помощи толку не будет. Если нет, то необходимости в помощи нет.

     «Ну, я ведь сам просил, не так ли? - подумал он, возобновляя свою беседу с Богом, спокойный, словно все еще лежал на стволе тюльпанного дерева, вглядываясь в глубину небес. – Знак, сказал я. Хотя не ожидал, что ты так поторопишься с исполнением».

     Глава 2. ГОЛЛАНДСКАЯ ХИЖИНА

      Март 1773

     Никто не знал, что здесь находилась хижина, пока Кенни Линдсей не увидел языки пламени, когда шел вверх по ручью.

     - Я бы совсем не заметил ее, - повторил он, возможно, уже в шестой раз, - если бы не темнота. Засветло я бы никогда ее не увидел, - он вытер трясущимися руками лицо, неспособный отвести взгляда от ряда тел, лежащих на краю леса. – Это дикари, Мак Дубх? Скальпы с них не сняли, но может быть …

     - Нет, - Джейми накрыл посиневшее лицо маленькой девочки измазанным сажей носовым платком. – Ни один из них не ранен. Ты же сам видел, когда выносил тела.

     Линдсей покачал головой, закрыв глаза, и конвульсивно содрогнулся. Близился вечер, ранний весенний день дышал промозглым холодом, но мужчина весь вспотел.

     - Я не глядел, - сказал он просто.

     Мои руки были холодны, как лед, и также нечувствительны, как резиновая плоть мертвой женщины, которую я осматривала. Они были мертвы более суток; мышечная ригидность уже исчезла, оставив их тела холодными и расслабленными, но прохлада горной весны еще хранила их от вульгарного разложения.

     Все же я старалась дышать неглубоко, воздух горчил от запахов горения. Струи дыма время от времени поднимались с обугленных руин маленькой хижины. Уголком глаза я заметила, как Роджер пнул поваленное дерево, нагнулся и что-то поднял с земли.

     Кенни постучался в нашу дверь перед рассветом, подняв нас с теплых постелей. Мы собрались и быстро вышли, хотя и знали, что опоздали с помощью. С нами также отправились несколько арендаторов из Фрейзерс-Риджа. Брат Кенни, Эван, с Ронни Синклером и Фергюсом тесной группкой стояли под деревьями и тихо разговаривали по-гэльски.

     - Ты знаешь, от чего они умерли, сассенах? – Джейми с обеспокоенным лицом присел рядом со мной на корточки. – Те, что под деревьями, - Он кивнул на труп передо мной. – Я знаю, от чего умерла эта бедная женщина.

     Ветер приподнял длинную юбку женщины, и показались ее длинные тонкие ноги, обутые в кожаные шлепки. Длинные руки неподвижно лежали вдоль тела. Она была высока. «Не так высока, как Брианна», - подумала я и инстинктивно нашла глазами яркие волосы дочери, мелькающие сквозь ветви на дальней стороне поляны.

     Я завернула передник женщины, чтобы закрыть ей голову и верхнюю часть туловища. Ее руки были красными с распухшими от тяжелой работы суставами и мозолистыми ладонями, но судя по ее упругим бедрам и телу, ей было не более тридцати лет, или того меньше. Невозможно было сказать, была ли она симпатичной.

     Я покачала головой в ответ на его замечание.

     - Не думаю, что она сгорела, - сказала я. – Видишь, ее ноги совсем целые. Она, должно быть, упала в очаг уже мертвой. Волосы загорелись, и огонь перекинулся на плечи. Наверное, она лежала вблизи стены или дымохода, пламя от нее перекинулось на всю хижину.

     Джейми медленно кивнул, глядя на мертвую женщину.

     - Да, это имеет смысл. Но какова тогда причина их смерти, сассенах? Другие тоже обгорели, но не так сильно, как она. Они, видимо, были уже мертвы, когда хижина загорелась, потому что никто не пытался выскочить. Это какая-то смертельная болезнь, да?

     - Не думаю. Давай, я осмотрю остальных.

     Я шла медленно вдоль ряда неподвижных тел с покрытыми тканью лицами и наклонялась к каждому, чтобы заглянуть под импровизированные саваны. Болезней, могущих вызвать быструю смерть, в эти времена было не мало. Без антибиотиков, с возможностью вводить жидкость только через рот или ректально, простая диарея могла убить в течение двадцати четырех часов.

     Я встречалась с такими случаями довольно часто, чтобы легко их распознать; любой врач смог бы, а я была врачом более двадцати лет. Я сталкивалась в этом столетии с ужасными паразитными заболеваниями, привезенными из тропиков вместе с рабами, но не паразиты погубили эти бедные души, и никакое заболевание, которое я знала, не могло оставить такие следы на своих жертвах.

     Все тела: сожженная женщина, пожилая женщина и трое детей – были найдены в стенах горящей хижины. Кенни вытащил их перед тем, как крыша обрушилась, а потом пошел за помощью. Все были уже мертвы, когда начался пожар? Все умерли одновременно? Пожар начался, когда женщина упала в очаг?

     Труппы аккуратно сложили под ветвями гигантской красной ели, и мужчины принялись копать могилу поблизости. Брианна стояла возле маленькой девочки, наклонив голову. Я подошла и встала на колени возле крошечного тела; она тоже опустилась на колени с другой стороны.

     - Что это? – спросила она тихо. – Яд?

     Я с удивлением взглянула не нее.

     - Думаю, да. Что навело тебя на эту мысль?

     Она кивнула на посиневшее лицо девочки с выпученными глазами, придававшими ему выражение ужаса. Маленькие черты лица были искажены агонией, а в уголках рта застыли следы рвоты.

     - Руководство девочки-бойскаута, - ответила Брианна. Она оглянулась на мужчин, но они были далеко. Рот ее дернулся; она протянула руку с открытой ладонью. – «Никогда не ешьте незнакомые грибы, - процитировала она. – Существует много ядовитых видов грибов, и различить их может только эксперт». Роджер нашел их, они растут кольцами возле того ствола.

     Влажные, мясистые шляпы, бледно коричневые с белыми бородавчатыми пятнами, с пластинами на тонких ножках столь бледные, что казались фосфоресцирующими в тени ели. Они имели приятный вид, противоречащий их смертельной сущности.

     - Мухомор пантерный, - произнесла я вполголоса и осторожно взяла один гриб с ее ладони. - Agaricus pantherinus, или так их назовут, как только кто-нибудь возьмется за их систематическое описание. Pantherinus, потому что они убивают так же стремительно, как пантера.

     Я увидела, как рябь гусиной кожи приподняла на предплечье Брианны мягкие золотисто-красные волоски. Она опустила руку и высыпала оставшиеся грибы на землю.

     - Кто в здравом уме стал бы есть поганки? – спросила она, вытирая слегка дрожащую руку о свою юбку.

     - Ну, может быть, люди, которые не знали. Люди, который были голодны, - ответила я тихо. Я приподняла руку девочки и провела пальцем по тонким костям предплечья. Живот показывал признаки вздутия, но из-за недоедания или посмертных изменений, я сказать не могла. Все тела были худыми, хотя и не истощенными.

     Я подняла глаза на темно-синие тени на склонах гор. В это время года еще рано собирать дары природы, но в лесу было достаточно пищи – для тех, кто мог найти ее.

     Джейми подошел и встал на колени рядом со мной, легко положив руку на мою спину. Несмотря на холод по его шее стекали струйки пота, а густые темно-рыжие волосы потемнели на висках.

     - Могила готова, - произнес он тихим голосом, словно боялся потревожить дитя. – Вот это убило ребенка? – Он кинул на рассыпанные грибы.

     - Думаю, да … и остальных тоже. Ты все осмотрел? Кто-нибудь знает, кто они?

     Он покачал головой.

     - Не англичане. Одеты не так. Немцы поселились бы в Салеме; они клановые люди и совсем не стремятся жить уединенно. Возможно, это голландцы, - он кивнул на деревянные изношенные сабо на ногах пожилой женщины. – Не нашел никаких книг, никаких записей, если они вообще были. Ничего, что могло бы указать на их имена. Но …

     - Они поселились здесь совсем недавно, - низкий с хрипотцой голос заставил меня поднять голову. Подошел Роджер, присел на корточки рядом с Брианной и кивнул на тлеющие остатки хижины. Рядом с ней небольшая делянка для огорода с немногочисленными всходами, прибитыми последним морозом, но никаких загонов и навесов, никаких признаков домашнего скота, мул, свиней.

     - Новые эмигранты, - произнес Роджер негромко. – Не слуги по контракту; это была семья. Они не привыкли к работе вне дома, у женщин свежие мозоли и шрамы. – Он неосознанно провел широкой ладонью по своему колену. Теперь его ладони были сплошь покрыты затвердевшими мозолями, как у Джейми, но когда-то он был ученым с нежной кожей и хорошо помнил боль привыкания к тяжелой работе.

     - Интересно, остались ли у них родственники там … в Европе, - пробормотала Брианна. Она убрала светлые волосы со лба девочки и накрыла ее лицо платком. Я видела, как дернулось ее горло, когда она сглотнула. – Они никогда не узнают, что с ними произошло.

     - Нет, - Джейми резко встал. – Говорят, что Бог защищает дураков, но даже он иногда теряет терпение. – Он отвернулся и двинулся к Линдсею и Синклеру.

     - Ищите мужчину, - сказал он Линдсею. Все головы повернулись в его сторону.

     - Мужчину? – произнес Роджер, потом взглянул на хижину, и на его лице отразилось понимание. – Да, кто-то же построил для них хижину.

     - Может быть, женщины сами ее построили, - сказала Бри, приподняв подбородок.

     - Да, ты могла бы, - рот его слегка дернулся, когда он искоса взглянул на жену. Брианна походила на Джейми не только рыжими волосами; ее рост достигал шести футов без каблуков, и в ее длинных изящных мускулах крылась сила ее отца.

     - Возможно, они могли, но не построили, - сказал Джейми коротко. Он кивнул на развалины хижины, где некоторые остатки мебели еще сохраняли свою форму. Пока я смотрела, налетел вечерний ветерок, и остатки стула бесшумно разрушились, опав ливнем сажи на землю, подобно призраку.

     - Что ты имеешь в виду? – я поднялась и встала рядом с ним, глядя на дом. Внутри практически ничего не осталось, хотя сохранились дымоход и остатки стен, состоящие из развалившихся бревен.

     - Здесь нет ничего железного, - сказал он, кивая на почерневший очаг, где лежали осколки котла, развалившегося на две части от жара. – Никаких горшков, кроме этого, который слишком тяжел, чтобы унести. Нет никаких инструментов, ни ножа, ни топора, но видно: кто бы ни построил хижину, они у него были.

     Я видела; бревна были не ошкурены, но на них отчетливо виднелись зарубки от топора.

     Нахмурившись, Роджер поднял длинную сосновую ветку и стал тыкать ею в груду щебня и пепла, убеждаясь. Кенни Линдсей и Синклер не сомневались. Джейми сказал им искать мужчину, и они отправились исполнять поручение, быстро исчезнув в лесу. Фергюс пошел с ними, Эван Линдсей, его брат Мурдо и МакДжилливрей стали собирать камни для надгробия.

     - Если у них был мужчина, он что, их оставил? – спросила меня Брианна, переведя взгляд с отца на ряд тел. – Может быть, эта женщина решила, что они не выживут одни?

     И покончила с собой и детьми, чтобы избежать долгой смерти от холода и голода?

     - Оставил их и забрал все инструменты? Боже, надеюсь, что нет, - я мысленно перекрестилась, опасаясь, что так оно и было. – Разве они не могли пойти за помощью? Даже с детьми … снег уже сошел. – Только самые высокие снежные перевалы оставались покрытыми снегом, и хотя склоны и тропы были мокры и грязны от весенних потоков, они были все еще проходимы, по крайней мере, в течение месяца.

     - Я нашел мужчину, - прервал мои мысли Роджер. Он сказал это спокойно, но немного замешкался, чтобы откашляться. – Прямо … здесь.

     Дневной свет уже начал исчезать, но я могла видеть, как он побледнел. Неудивительно, свернутая клубком форма, которую он раскопал возле обугленных бревен упавшей стены, могла заставить кого угодно лишиться речи. Обугленные до черноты руки застыли в боксерской позе, характерной для сгоревших в огне тел. Трудно даже было сказать, что это труп мужчины, хотя я решила, что это так.

     Догадки насчет нового трупа были прерваны криком:

     - Мы нашли их, милорд!

     От края леса нам махал Фергюс.

     Действительно «их». На сей раз тела двух мужчин, растянувшиеся в тени деревьев недалеко друг от друга и от хижины. И оба, насколько я могла видеть, мертвые от отравления грибами.

     - Этот не голландец, - повторил Синклер, вероятно, уже в четвертый раз, указывая головой на один труп.

     - Мог быть, - Фергюс с сомнением почесал кончик носа крюком, который он носил вместо левой руки. – Из Индий, нет?

     Один из мужчин был черным, другой белым, и оба носили изношенную домотканую одежду, только рубашки и брюки, никаких курток, несмотря на холодную погоду. И оба были босыми.

     - Нет, - Джейми покачал головой, бессознательно вытирая одну руку о свои бриджи, словно хотел избавиться от прикосновения к мертвому телу. – Да, голландцы держат рабов на Барбуде, но эти питались лучше, чем те в хижине. – Он указал подбородком в сторону тихого ряда женщин и детей. – Они не жили здесь. Кроме того … - Я видела, как его взгляд задержался на босых ногах мужчин.

     Ноги были натерты, но, в основном, чистые. Подошвы черного мужчины были розовато-желтые без пятен грязи или листьев, застрявших между пальцами. Эти мужчины не ходили по лесу босиком.

     - Тогда здесь, по-видимому, было больше мужчин? И когда эти умерли, их спутники сняли обувь с трупов … и еще какие-нибудь вещи, - резонно заметил Фергюс, проведя рукой от сожженной хижины до раздетых тел, - и ушли.

     - Да, может быть, - Джейми поджал губы, медленно скользя пристальным взглядом по земле. Но весь двор был истоптан следами, усеян пучками вырванной травы и усыпан пеплом и обгоревшими кусками дерева. Выглядело так, будто по двору носились обезумевшие бегемоты.

     - Хотелось бы, чтобы здесь был Молодой Иэн. Он лучший из следопытов; и он мог бы узнать, что произошло, - он кивнул в сторону леса, где были найдены мертвые мужчины. – Возможно, определил: сколько их было, и куда они ушли.

     Джейми сам был неплохим следопытом, но сейчас быстро темнело; на поляну, где располагалась сгоревшая хижина, из-под деревьев наползала черная, как нефть, темнота.

     Он взглянул на горизонт, где края облаков, подсвеченные закатом, сверкали розовым и золотым цветом, и покачал головой.

     - Похороните их. А потом уходим.

     Мы сделали еще одно мрачное открытие. Сожженный мужчина, единственный среди мертвых, не умер от огня или яда. Когда мы вытащили труп из груды пепла, чтобы уложить его в могилу, что-то упало на землю с глухим стуком. Брианна подняла предмет и протерла его подолом передника.

     - Полагаю, они его пропустили, - произнесла она немного дрожащим голосом, протягивая предмет. Это был нож, или точнее, лезвие от ножа. Деревянная рукоятка сгорела полностью, и само лезвие искривилось от высокой температуры.

     Подавляя тошноту от резкого смрада сожженного жира и плоти, я склонилась над трупом и дотронулась до его живота. Огонь уничтожает многое, но сохраняет самые неожиданные вещи. Треугольная рана под ребрами была хорошо заметна.

     - Они ударили его ножом, - сказала я и вытерла вспотевшие руки о свой передник.

     - Они убили его, - сказала Бри, глядя на меня, - а потом его жена … - Она взглянула на тело молодой женщины с головой, покрытой передником. – Она сделала тушеное мясо с грибами, и они съели его. И дети тоже.

     На поляне наступила тишина, слышались только отдаленные крики птиц в горах. Я могла слышать мучительный стук сердца в своей груди. Месть? Или отчаяние?

     - Да, возможно, - негромко сказал Джейми. Он наклонился и взялся за угол холстины, на которую положили тело мужчины. – Назовем это несчастным случаем.

     Голландца со своей семьей мы положили в одну могилу, мужчин – в другую.

     Внезапный порыв холодного ветра отбросил передник с лица женщины, когда ее поднимали. Синклер испуганно вскрикнул и едва не опустил свой угол холста.

     Ни лица, ни волос у нее не было; плоть головы выгорела полностью, оставив маленький почерневший череп с оскаленными в неожиданной усмешке зубами.

     Мужчины торопливо опустили труп в могилу, ее детей и мать рядом, и оставили меня с Брианной: складывать по древнему шотландскому обычаю пирамиду из камней, чтобы отметить место и защитить тела от диких зверей. Босых мужчин уложили в более мелкую яму.

     Сделав работу, все, тихие и с побледневшими лицами, собрались возле свежих холмиков. Я видела, что Роджер стоял возле Брианны, защищающим жестом обхватив ее за талию. Она немного дрожала, но думаю, не от холода. Их сын, Джемми, был приблизительно на год моложе младшей из девочек.

     - Ты скажешь слово, Мак Дубх? – Кенни Линдсей вопросительно взглянул на Джейми и натянул вязаную шапку на уши, спасаясь от холода.

     Почти наступили сумерки, и никому не хотелось здесь задерживаться. Нам придется разбить лагерь подальше от горелого смрада, а сделать это в темноте будет трудно. Но Кенни был прав: мы не могли уйти, не совершив хоть какой-то обряд прощания с незнакомцами.

     Джейми отрицательно покачал головой.

     - Нет, пусть говорит Роджер Мак. Они голландцы и, скорее всего, были протестантами.

     Несмотря на тусклый свет, я увидела, как Брианна кинула на отца острый взгляд. Да, Роджер был пресвитерианином, но им также был Том Кристи, который был намного старше, и суровое лицо которого отразило его мнение насчет происходящего. Вопрос религии был не более чем предлогом, и все это понимали, включая и Роджера.

     Он откашлялся с шумом, будто рвался ситец. Это был болезненный звук, и в нем также слышался гнев. Но он, тем не менее, не стал возражать и прямо посмотрел Джейми в глаза, когда занял место в голове могилы.

     Я думала, что он просто произнесет молитву или какой-нибудь грустный псалом. Но другие слова пришли ему на ум.

     - Смотрите, я кричу о несправедливости, но меня не слышат; я кричу громко, но нет справедливости. Он преградил мне путь и покрыл мраком мою дорогу.

     Когда-то его голос был силен и красив. Сейчас он был приглушен, не более чем хриплое напоминание прежней красоты, но в нем было достаточно силы страсти, чтобы заставить слушающих склонить головы.

     - Он лишил меня славы и сбросил корону с головы. Он отобрал у меня все и подрубил мою надежду, как ствол дерева, - его лицо было спокойно, но глаза не отрывались от обугленного пня, который служил голландской семье для рубки мяса.

     - Он увел братьев от меня, знакомые отвергли меня. Мои родные отказались от меня, а друзья забыли.

     Я видела, как три брата Линдсея обменялись взглядами и придвинулись ближе друг к другу, спасаясь от поднимающегося ветра.

     - Имейте жалость ко мне, о, мои друзья, - произнес Роджер, и его голос упал почти до шепота, еле слышимого за шумом деревьев, - ибо рука Бога коснулась меня.

     Брианна возле него шевельнулась, и он еще раз резко и хрипло откашлялся, вытягивая шею так, что я увидела на ней шрам от веревки.

     - О, эти мои слова записаны пером, запечатлены в свитках и навечно выбиты на камнях!

     Он медленно, с бесстрастным лицом, перевел взгляд от одного к другому по кругу, потом вздохнул и продолжил ломающимся голосом:

     - Ибо я знаю, что мой спаситель существует, и он будет на земле в ее последний день. И пусть черви съедят мою плоть под этой кожей, - Брианна судорожно вздрогнула и отвела взгляд от влажной насыпи, - я во своей плоти увижу Бога. Узрю его собственными глазами.

     Он остановился, и раздался коллективный вздох, когда все освободили сдерживаемое дыхание. Он, однако, не закончил. Почти бессознательно он взял Бри за руку и сжал ее. Последние слова, я думаю, он произносил больше для себя, чем для кого-то еще.

     - Бойтесь меча гнева, несущего наказание, и знайте: Божий суд есть.

     Я вздрогнула, и ладонь Джейми, прохладная и сильная, обхватила мою руку. Он посмотрел вниз на меня, встретив мой взгляд. Я знала, о чем он подумал.

     Он, как и я, думал не о настоящем, а о будущем. О маленькой заметке, которая появится через три года в «Уиллмингтонском бюллетене», датированным 13 февраля 1776 г.

     «С прискорбием сообщаем о смерти Джеймса МакКензи Фрейзера и его жены, Клэр Фрейзер, произошедшей в результате пожара в их доме в поселении Фрейзерс-Ридж в ночь на 21 января. Мистер Фрейзер, племянник покойного Гектора Камерона с плантации «Речной поток», родился в Шотландии в Брох Туарахе. Он был широко известен в Колонии и пользовался большим уважением. Он не оставил после себя выживших детей».

     До сего момента не думать об этом не представляло для меня труда, пока событие являлось только будущим, и будущим, которое можно изменить, в конце концов. Предупрежден, значит, вооружен, не так ли?

     Я посмотрела на маленькую пирамиду из камней, и глубокий холод пронзил мое тело. Я сделала шаг к Джейми и ухватилась за него второй рукой. Он положил на нее свою ладонь и крепко сжал, ободряя. «Нет, - безмолвно произнес он. – Нет, я не позволю этому случиться».

     Когда мы покидали безрадостную поляну, перед моими глазами стояло одно яркое изображение. Не сожженная хижина, не несчастные тела и не огород с мертвыми всходами, а надгробный камень в развалинах монастыря Бьюли в шотландских горах, который я видела несколько лет назад.

     Это было погребение благородной леди; ее имя было увенчано вырезанным в камне усмехающимся черепом, в точности похожим на череп под передником голландки. А ниже шел девиз:

     «Hodie mihi cras tibi – sic transit gloria mundi».

     Моя очередь сегодня – твоя завтра. Так проходит мирская слава.

     Глава 3. ДЕРЖИ СВОИХ ДРУЗЕЙ БЛИЗКО

     Мы вернулись во Фрейзерс-Ридж на закате следующего дня и обнаружили ожидающего нас визитера. Майор МакДональд, в недавнем прошлом офицер армии Его Величества, а еще в более недавнем прошлом офицер личной конной охраны губернатора Трайона, сидел на ступеньках крыльца с моим котом на коленях и кувшином пива рядом.

     - Миссис Фрейзер! Ваш слуга, мэм, - радушно приветствовал он меня. Он попытался подняться, но тут же зашипел от боли, поскольку Адсо, возражающий против потери удобного местечка, вцепился когтями в его бедро.

     - Сидите, сидите, майор, - торопливо сказала я, махнув рукой. Он опустился с гримасой на лице, но благородно воздержался от того, чтобы зашвырнуть Адсо в кусты. Я подошла и села на ступеньку рядом с ним, с облегчением вздохнув.

     - Мой муж занимается лошадьми и скоро придет. Я вижу, вас уже угостили? – я кивнула на кувшин с пивом, и он тут же предложил его мне, изысканным жестом отерев края кувшина своим рукавом.

     - О, да, мэм, - заверил он меня. – Миссис Баг весьма усердно заботилась обо мне.

     Чтобы не показаться негостеприимной, я отпила пива, которое, надо сказать, пошло очень хорошо. Джейми стремился вернуться домой, и мы находились в седлах с самого рассвета с коротким перекусом на обед.

     - Превосходно сварено, – сказал майор, улыбаясь, когда я перевела дух после длинного глотка и прикрыла глаза. – Вы сами варили, не так ли?

     Я покачала головой и сделала еще глоток, прежде чем вернуть ему кувшин.

     - Нет, это Лиззи. Лиззи Вемисс.

     - О, да, ваша служанка. Передайте ей мое восхищение.

     - Разве она не здесь? – я удивленно обернулась к открытой двери позади нас. В это время дня Лиззи обычно находилась на кухне и готовила ужин. Заслышав звуки нашего прибытия, она должна была выйти во двор. Но теперь я обратила внимание, что в воздухе не носилось никаких запахов готовящейся еды. Она, разумеется, не знала, когда ожидать нас, но …

     - Мм, нет. Она … - майор нахмурил брови, пытаясь сосредоточиться, и я задалась вопросом, насколько кувшин был полон вначале; сейчас напитка в нем оставалось не более чем на несколько дюймов. – Ах да, она отправилась к МакДжилливреям вместе с отцом, как сказала миссис Баг. Кажется, чтобы встретиться с женихом, да?

     - Да, она помолвлена с Манфредом МакДжиллевреем, но миссис Баг …

     - Находится в кладовке над ручьем, - подхватил он, кивая на маленький навес. – Кажется, отправилась за сыром. Она очень любезно предложила мне на ужин омлет.

     - А-а, - я немного расслабилась. Дорожная пыль в горле смылась пивом, возвращение домой будило радостные чувства, хотя мое умиротворенное настроение омрачалось воспоминанием о сожженной хижине.

     Думаю, миссис Баг сказала ему о причине нашего отъезда, но он промолчал об этом, также как и о причине своего появления в Ридже. Разумеется, все дела обсуждались только с Джейми. А тем временем я, как женщина, могла рассчитывать только на безупречную любезность и маленькие сплетни о жизни общества в округе.

     Я могла сплетничать, но для этого мне нужно было настроиться; я не обладала никакой склонностью к пустым разговорам.

     - Э-э … Кажется, ваши отношения с котом несколько улучшились, - приступила я и непроизвольно взглянула на его голову, но парик аккуратно сидел на месте.

     - Это принцип всех политиков, - сказал он, вороша пальцами густой серебристый мех на животе Адсо. – Держите своих друзей близко, а врагов еще ближе.

     - Очень разумно, - сказала я с улыбкой. – Э-э … Надеюсь, вам недолго пришлось ждать?

     Он пожал плечами, показывая, что это неважно. Горы имеют свое собственное течение времени, и мудрый человек не станет торопить его. МакДональд, бывалый солдат, много путешествовал, кроме того он родился в Питлохри вблизи высокогорья и хорошо это знал.

     - Я приехал сегодня утром из Нью-Берна.

     Маленькие тревожные звонки зазвучали в моей голове. Чтобы добраться от Нью-Берна до нас, не останавливаясь нигде на долгое время, требуется почти десять дней, а, судя по его помятой и запачканной форме, столько времени он и потратил.

     В Нью-Берне обосновался новый королевский губернатор колонии Джосайя Мартин. И по какому бы делу Макдональд ни прибыл, его причину следует искать в этом городе. Губернаторов я с некоторых пор опасалась.

     Я взглянула в сторону загона, но Джейми не было видно. Из холодной кладовой появилась миссис Баг; я махнула ей рукой, и она с энтузиазмом зажестикулировала, приветствуя меня, хотя в этом ей сильно мешали ведро молока в одной руке, ведерко с яйцами в другой, кувшин масла, прижатый к телу одной рукой и большой кусок сыра, удерживаемый подбородком. Она с успехом преодолела крутой спуск и исчезла за углом дома, направляясь на кухню.

     - Похоже, будет только омлет, - заметила я, поворачиваясь к майору. – Вы случайно не проезжали через Кросс-Крик?

     - Проезжал, мэм. Тетя вашего мужа посылает вам наилучшие пожелания, а также несколько книг и старых газет; я их привез.

     В эти дни я также опасалась газет, хотя события, о которых они сообщали, произошли несколько недель, а то и месяцев назад. Тем не менее, я издала благодарный звук, сердечно желая, чтобы Джейми появился скорее, и я могла уйти. Мои волосы пахли дымом, мои руки еще помнили прикосновение мертвой плоти, и мне ужасно хотелось вымыться.

     - Прошу прощения, - я отвлеклась и не расслышала, о чем говорил МакДональд. Он вежливо нагнулся ко мне, чтобы повторить сказанное, но внезапно дернулся, выпучив глаза.

     - Гребанный кот!

     Адсо, до сего момента превосходно изображавший посудное полотенце, вскочил на лапы с пылающими глазами, с хвостом, торчащим как полевой хвощ, с шипением закипающего чайника и вцепился когтями майору в бедро. Я не успела среагировать, прежде чем он перепрыгнул через плечо мужчины в открытое окно хирургического кабинета, порвав в процессе бегства кружевной воротник МакДональда и сдвинув набок его парик.

     МакДональд ругался, не сдерживаясь, но я не обращала на него внимания. К дому приближался Ролло, похожий в сумерках на волка, но действуя при этом так странно, что я встала, прежде чем могла что-либо подумать.

     Пес делал короткую пробежку к дому, останавливался, вертелся, как будто не знал, что делать, разворачивался и бежал к лесу, потом снова возвращался к дому. При этом он возбужденно скулил и махал опущенным хвостом.

     - Иисус Рузвельт Христос, - произнесла я. – Проклятый Тимми упал в колодец!

     Я слетела с крыльца и помчалась за собакой, не обращая внимания на удивленные возгласы майора.

     Я нашла Иэна в нескольких сотнях ярдов от дома в сознании, но очень слабого. Он сидел на земле, закрыв глаза и схватившись обеими руками за голову, словно пытался удержать кости черепа на месте. Когда я упала перед ним на колени, он открыл глаза и улыбнулся мне неуверенной улыбкой.

     - Тетушка, - произнес он хрипло. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но не мог решить что; рот его так и остался открытым, а язык медленно двигался туда и сюда.

     - Смотри на меня, Иэн, - приказала я, как можно более спокойным голосом. Он посмотрел; это было хорошо. В наступающей темноте нельзя было увидеть, были ли его зрачки неестественно расширены, но даже в вечерних тенях сосен, лежащих на тропе, я видела бледность его лица и темные пятна крови на подоле рубашки.

     Послышались поспешные шаги: подошел Джейми, сопровождаемый МакДональдом.

     - Ты как, парень?

     Джейми встал на колени и схватил его за руку; Иэн мягко качнулся к нему, опустил руки и, закрыв глаза, со вздохом привалился к его груди.

     - Он очень плох? – с тревогой спросил Джейми поверх плеча Иэна, пока я осматривала юношу на предмет ранений. Спина его была испачкана засохшей кровью; волосы, связанные в хвост, также были жесткими от крови, и я быстро нашла главную рану.

     - Не думаю. Его чем-то ударили по голове и вырвали кусок скальпа, однако …

     - Томагавк? – МакДональд склонился над нами.

     - Нет, - приглушенным голосом произнес Иэн, уткнувшись лицом в рубашку Джейми. – Пуля.

     - Пошел вон, - приказал Джейми псу, который ткнулся носом в ухо Иэна и тем самым заставил моего пациента издать негромкий вскрик боли и непроизвольно втянуть голову в плечи.

     - Мне нужно осмотреть его при свете, но, скорее всего, все не так плохо, - сказала я. – В конце концов, он смог проделать некоторый путь пешком. Тащите его в дом.

     Мужчины подняли Иэна, закинули его руки себе на плечи и через несколько минут положили лицом вниз на стол в моем хирургическом кабинете. Здесь невнятным голосом Иэн поведал нам историю своих приключений, изредка вскрикивая, пока я срезала пучки спутанных волос, чистила рану и делала несколько стежков на скальпе.

     - Я думал, что я умер, - рассказывал Иэн и со свистом втянул воздух, когда я протянула грубую нить через края его раны. – Христос, тетушка Клэр! Но утром я проснулся и оказался все-таки живым, хотя мне казалось, что мой череп раскололся, и мозги вытекли наружу.

     - Почти что так, - пробормотала я, концентрируясь на своей работе. – Все же не думаю, что это была пуля.

     Все уставились на меня.

     - Не пуля? Меня не подстрелили? – Иэн казался немного возмущенным. Одна большая ладонь потянулась к затылку пощупать рану, но я слегка хлопнула по ней.

     - Убери руку. Тебя не подстрелили, что бы ты ни говорил. В ране было много грязи, кусочки коры и дерева. Полагаю, что одним из выстрелов перебило сухую ветвь, и она стукнула тебя по голове, когда упала.

     - Вы уверены, что это был не томагавк? – майор тоже выглядел разочарованным.

     Я сделала последний узел, отрезала нить и покачала головой.

     - Я никогда не видела рану от томагавка, но не думаю, что это был он. Видите, какие неровные края? Кожа сильно рассечена, но кость не сломана.

     - Как сказал парень, была полная темнота, - логично добавил Джейми. – Никто в здравом уме не станет бросать томагавк, не видя цели.

     Он держал в руках спиртовку, освещая мне поле деятельности. Теперь он подвинул ее ближе, чтобы мы могли увидеть не только неровный шов, но и ушиб вокруг него, хорошо заметный сквозь подрезанные мною волосы.

     - Видите? – палец Джейми, раздвигая остатки волос, проследил несколько глубоких царапин, пересекающих ушибленную область. – Твоя тетушка права, Иэн. На тебя напало дерево.

     Иэн приоткрыл один глаз.

     - Кто-нибудь говорил вам, что вы шутник, дядя Джейми?

     - Нет.

     Иэн закрыл глаза.

     - И правильно, потому что шутник из вас никакой.

     Джейми улыбнулся и сжал плечо юноши.

     - Чувствуешь себя лучше, не так ли?

     - Нет.

     - Дело в том, - вмешался майор МакДональд, - что парень действительно столкнулся с бандитами, да? И все-таки ты не думаешь, что это были индейцы?

     - Нет, - снова сказал Иэн, но на этот раз глаз открыл полностью. Он был налит кровью. - Это не индейцы.

     МакДональда такой ответ, казалось, не устроил.

     - Как ты можешь быть уверен, парень? – спросил он довольно резко. – Было темно, ты сам сказал.

     Я видела, что Джейми кинул на майора насмешливый взгляд, но промолчал. Иэн издал тихий стон, потом вздохнул и ответил:

     - Я чуял их запах, - потом медленно добавил. - Мне кажется, меня сейчас вырвет.

     Он приподнялся на локтях, и его вырвало. Это эффективно положило конец дальнейшим расспросам, и Джейми увел майора на кухню, оставив меня заниматься Иэном.

     - Ты можешь открыть оба глаза? - спросила я, уложив его на бок и подложив подушку под голову.

     Он, мигая, открыл их. Синее пламя спиртовки отразилось в его глазах, а зрачки рефлекторно сузились – оба сразу.

     - Это хорошо, - сказала я и поставила лампу на стол. – Не трогай ее, пес, - прикрикнула я на Ролло, который принюхивался к странному запаху, исходящему от лампы. В ней горел бренди низкого качества, смешанный со скипидаром. – Возьмись за мои пальцы, Иэн.

     Я протянула ему указательные пальцы, и он ухватил каждый своими большими костистыми ладонями. Я провела тест на неврологические повреждения, заставив его сжимать мои пальцы, тянуть и толкать их, потом прослушала его сердце, которое билось в нормальном ритме.

     - Небольшое сотрясение мозга, - объявила я, распрямляясь и улыбаясь ему.

     - О, да? – хмыкнул он, глядя на меня прищуренными глазами.

     - Несколько дней у тебя будут головные боли, и ты будешь плохо себя чувствовать. Потом станет лучше.

     - Я мог бы сказать тоже самое, - пробормотал он, откидываясь назад.

     - Мог бы, - согласилась я, - но сотрясение мозга звучит более серьезно, чем удар по голове, не правда ли?

     Он не рассмеялся, лишь слабо улыбнулся в ответ.

     - Вы накормите Ролло, тетушка? Он не отходил от меня ни на минутку; я думаю: он голоден.

     Ролло навострил уши при звуках своего имени и ткнулся носом в опущенную ладонь Иэна, тихо поскуливая.

     С ним все в порядке, - сказала я псу. – Не волнуйся. И еще, - добавила я, поворачиваясь к Иэну, - я принесу тебе немного молока и хлеба. Надеюсь, ты с этим справишься?

     - Нет, - уверенно заявил он, - лучше глоток виски. Можно?

     - Нет, - также уверенно ответила я и задула спиртовку.

     - Тетушка, - произнес он, когда я развернулась к двери.

     - Да? – я оставила горящей только одну свечу, и в ее желтом колеблющемся свете он выглядел совсем юным.

     - Как вы думаете, почему майору МакДональду так хочется, чтобы люди, которых я встретил в лесу, были индейцами?

     - Не знаю. Но думаю, Джейми знает, или скоро узнает.

     Глава 4. ЗМЕЯ В РАЮ

     Брианна толкнула дверь хижины и прислушалась, опасаясь услышать быстрый топоток грызунов или сухой шелест чешуек по полу. Однажды она вошла в темноте и оказалась в нескольких дюймах от маленькой гремучки, и хотя змея, испугавшись не меньше ее самой, быстро уползла между каменными плитами очага, Брианна выучила свой урок.

     На сей раз никаких мышей или полевок, но кто-то большой залезал и вылез через промасленную кожу, натянутую на окно. Солнце только что село, и оставшегося света было достаточно, чтобы увидеть, что сплетенная из травы корзинка, в которой она держала жареный арахис, была сброшена с полки, а арахисовая шелуха валялась по всему полу.

     Громкий шелест на мгновение заставил ее замереть. Он раздался снова, и за ним послышался громкий стук, когда что-то упало за стеной хижины.

     - Ах ты, ублюдок! – закричала она. – Ты в моей кладовке!

     Охваченная праведным негодованием, она схватила метлу и ворвалась под навес с воплем баньши. Огромный енот, преспокойно жующий копченую форель, при виде ее выронил добычу, проскользнул между ее ног и с испуганным визгом бросился прочь, словно толстый банкир, спасающийся от кредиторов.

     С пульсирующими от адреналина нервами она отложила метлу и, ругаясь себе под нос, стала подбирать с пола то, что могла спасти. Еноты наносили меньше разрушений, чем белки, которые разбрасывали и грызли все подряд, но они обладали намного большим аппетитом.

     Бог знает, как долго он здесь хозяйничал, подумала она. Достаточно долго, чтобы вылизать из миски все масло, сбросить со стропил связку копченой рыбы … Как такое толстое существо смогло туда забраться? Для этого требуется акробатическая сноровка. К счастью соты с медом, хранились в трех кувшинах, и только один подвергся разграблению. Но корнеплоды были рассыпаны по земле, свежий сыр почти съеден, а кувшин с драгоценным кленовым сиропом был перевернут, и его содержимое растеклось лужей в грязи. Последнее зрелище снова привело ее в ярость, и она сжала картофелину с такой силой, что ногти прорезали кожуру.

     - Проклятая, проклятая тварь!

     - Кто? – спросил голос сзади. Она испуганно развернулась и рефлекторно запустила картофелиной в вошедшего, которым оказался Роджер. Клубень ударил его по лбу, и он пошатнулся, ухватившись за колоду.

     - Ой! Христос! Что, черт побери, здесь происходит?

     - Енот, - ответила она коротко и отступила, давая свету возможность показать разрушения.

     - Он разлил кленовый сироп? Ублюдок! Ты прикончила его?

     С рукой, прижатой ко лбу, Роджер вошел под навес, выглядывая пушистой тельце.

     Увидев, что муж разделяет ее вкусы и ее негодование, она немного успокоилась.

     - Нет, - ответила она, - он сбежал. Кровь идет? Где Джем?

     - Думаю, нет, - ответил он, осторожно отнимая ладонь ото лба и разглядывая ее. – Ух, у тебя убийственная рука. Джем у МакДжилливреев вместе с Лиззи и мистером Вемиссом на празднование помолвки Сенги.

     - Да? И кого она выбрала? – гнев и чувство вины тотчас уступили место интересу. Ута МакДжилливрей с немецкой основательностью выбирала брачных партнеров для своих трех дочерей и сына, руководствуясь своими собственными критериями – земля, деньги, респектабельность в начале списка, возраст, внешний вид и обаяние в конце. Конечно, ее дети имели другие критерии, но сила индивидуальности фрау Уты была так велика, что ее дочери Инга и Хильда вышли замуж за мужчин, которых выбрала она.

     Однако Сенга была дочерью своей матери и имела собственное мнение, которое не стеснялась выражать. Несколько месяцев она колебалась в выборе между двумя претендентами: Генрихом Штрассе, удалым, но бедным молодцом из Бетании – лютеранином! – и Ронни Синклером, бондарем. Богатым человеком по меркам Риджа, и для Уты тот факт, что он был на тридцать лет старше Сенги, не играл никакой роли.

     Замужество Сенги МакДжилливрей являлось предметом живейшего обсуждения в Ридже в течение последних месяцев, и Брианна знала, что даже были заключены несколько крупных пари.

     - Кто же этот счастливый человек? – повторила она.

     - Миссис Баг не знает, и это сводит ее с ума, - ответил Роджер, широко ухмыльнувшись. – Манфред МакДжилливрей приехал забрать их вчера утром, но миссис Баг не было в Большом доме; Лиззи оставила ей записку на задней двери, куда они отправились, но не упомянула, кто стал счастливым женихом.

     Брианна поглядела на закат; шар солнца уже скрылся за горизонтом, хотя блистающий свет еще проникал сквозь каштаны, освещая палисадник и превращая весеннюю траву в мягкий изумрудный бархат.

     - Думаю, нам придется подождать до завтра, чтобы узнать, - произнесла она с небольшим сожалением. Земля МакДжилливреев находилась почти в пяти милях от них, и наступит полная темнота, когда они явится туда. Кроме того, несмотря на оттепель, нужно иметь веские причины, чтобы бродить в горах по ночам, по крайней мере, больше чем простое любопытство.

     - Да. Хочешь пойти в Большой дом на ужин? Приехал майор МакДональд.

     - Ах, он, - она на мгновение задумалась. Ей хотелось услышать новости, которые он привез, и потом интересно, что приготовит на ужин миссис Баг. С другой стороны, она была не в настроении общаться после мрачной трехдневной поездки и разгрома ее кладовой.

     Она вдруг осознала, что Роджер специально не высказывал свое мнение. Он стоял, положив одну руку на полку с изрядно поредевшим запасом яблок, и пальцем медленно поглаживал круглый желтый бочок фрукта. Слабое знакомое напряжение исходило от него, молчаливо намекая, что неплохо остаться дома без родителей, знакомых … и без ребенка.

     Она улыбнулась ему.

     - Как твоя бедная голова?

     Он коротко взглянул на нее; уходящий луч солнца позолотил его переносицу и вспыхнул зелеными искрами в одном глазу. Он кашлянул.

     - Полагаю, ты могла бы поцеловать ее, - предложил он смущенно. - Если хочешь.

     Она любезно поднялась на цыпочки и мягко поцеловала его лоб, убрав с него черные густые волосы. Шишка была большая, но синяк еще не появился.

     - Так лучше?

     - Еще. Может быть, пониже?

     Он обхватил ее за бедра и притянул к себе. Они были почти одного роста, и она всегда считала это преимуществом, но сейчас впечатление, создаваемое этим фактом, показалось ей просто ошеломляющим. Она легонько потерлась о его бедра, наслаждаясь ощущениями, и Роджер сделал глубокий хриплый вдох.

     - Не так низко, - пробормотал он. – По крайней мере, не сейчас.

     - Капризуля, - сказала она мягко и поцеловала его в рот. Его губы были теплыми, но запах горького пепла и влажной земли ощущался на нем, как и на ней. Она задрожала и отодвинулась.

     Держа одну руку на ее спине, он протянул другую и обмакнул палец в лужицу кленового сиропа, оставшуюся на полке. Он провел пальцем по ее нижней губе, затем по своей и, нагнувшись, подарил ей сладкий поцелуй.

     - Я не могу вспомнить, как давно я не видел тебя голой.

     Она прищурила один глаз и скептически взглянула на него.

     - Приблизительно три дня. Догадываюсь, это не произвело большого впечатления.

     С большим облегчением она скинула одежду, которую носила три дня и три ночи. Но даже сейчас голая и наспех умывшаяся, она ощущала пыль в своих волосах и грязь между пальцами ног.

     - О, ну. Я не это имел в виду. Просто мы очень давно не занимались любовью при дневном свете, - он лежал на боку лицом к ней и улыбался, проводя рукой по изгибу ее талии и округлым ягодицам. – Ты не представляешь, как прекрасно выглядишь, голая и освещенная сзади солнечными лучами. Как будто тебя окунули в золото.

     Он прикрыл один глаз, словно вид ослеплял его. Она пошевелилась, и солнечный луч упал на его лицо, на долю секунды превратив открытый глаз в сияющий изумруд, пока он не моргнул.

     - Ммм, - она лениво притянула его голову для поцелуя.

     Брианна прекрасно понимала, что он имел виду. Она чувствовала себя немного грешницей, но это было приятное чувство. Чаше всего они занимались любовью ночью, прикрытые тенями очага и складками постельного белья, после того как Джемми засыпал. И хотя обычно Джемми спал, как убитый, они всегда осознавали присутствие сопящего тельца в кроватке неподалеку от них.

     Сейчас она еще сильнее ощущала его отсутствие. Было странно не чувствовать его тело рядом, как маленькое подвижное продолжение своего собственного. Свобода дарила волнующие ощущения, но оставляла в ней неловкое чувство, будто она потеряла что-то ценное.

     Они оставили дверь открытой, чтобы лучше чувствовать потоки света и воздуха на своей коже. Но солнце уже исчезло, и хотя воздух еще пылал, как мед, в нем уже ощущался намек на холод.

     Внезапный порыв ветра захлопал шкурой на окне и пронесся по хижине, закрыв дверь и оставив их в темноте.

     Брианна ахнула. Роджер, удивленно хмыкнув, скинул ноги с кровати и пошел открывать дверь. Он широко распахнул ее, и Брианна глотнула свежий воздух, только сейчас осознав, что задерживала дыхание, словно находилась в могиле.

     Роджер, казалось, чувствовал то же самое. Он стоял в дверном проеме, позволив ветру трепать темные вьющиеся волосы. Они все еще были связаны в хвост, и ей захотелось подойти, развязать кожаный ремешок и погрузить пальцы в черные блестящие кудри – наследство древнего испанца, потерпевшего кораблекрушение у кельтских берегов.

     Она подошла к нему, прежде чем до конца осознала свое желание, и стала выбирать листочки и прутики из его волос. Он задрожал то ли от ее прикосновений, то ли от холодного ветра, но его тело было горячим.

     - У тебя фермерский загар, - произнесла она, поднимая его волосы от шеи и целуя в основание затылка.

     - Ну, разве я не фермер? – его кожа задрожала под ее губами, словно шкура на боку лошади. Его лицо, шея и руки за зиму несколько утратили загар, но все еще были темнее, чем кожа на спине и плечах, а по талии проходила полоса, отделяющая кремовую кожу его верхнего туловища от сверкающей белизны ягодиц.

     Она положила ладони на эти выпуклости и сжала, наслаждаясь их крепкой округлостью; он глубоко задышал и немного откинулся назад, так что ее груди прижались к его спине, а подбородок лег на его плечо.

     Все еще было светло. Последние длинные лучи солнца текли сквозь молодую зеленую листву каштанов, и она горела холодным светом над удлиняющимися тенями. Вечер наступал, но была весна, и птицы продолжали гомонить во все горло. Поблизости распевал пересмешник, выдавая удивительную смесь трелей и завываний, которым, как она подумала, он научился у кота матери.

     Воздух становился холодным, и гусиная кожа покрыла ее руки и бедра, но тело Роджера, прижимающееся к ней, было горячим. Она обняла его за талию, лениво перебирая пальцами густые завитки внизу.

     - На что ты смотришь? – спросила она тихонько, прослеживая его взгляд, направленный на дальний конец двора, где из леса появлялась дорога. Дорога, покрытая тенями от огромных сосен, была пуста.

     - Я высматриваю змея с яблоком, - рассмеялся он и откашлялся. – Ты не голодна, моя Ева? – его пальцы опустились на ее руку.

     - Хочешь в Большой дом? Да?

     Он, должно быть, умирает от голода, ведь у них был только небольшой перекус в полдень.

     - Да, но … - он прекратил колебаться и сжал ее пальцы. – Ты решишь, что я сошел с ума, но … ты не стала бы возражать, если бы я сейчас, не дожидаясь утра, пошел и забрал маленького Джема домой? Мне бы было спокойнее так.

     Она сжала его руку в ответ.

     - Мы пойдем вместе. Это прекрасная мысль.

     - Наверное, но до МакДжилливреев пять миль. Стемнеет, пока мы до них доберемся, – тем не менее, он улыбнулся, повернувшись к ней.

     Что-то мелькнуло перед ее лицом; она резко отпрянула. Крошечная, зеленая, как листья, гусеница изогнулась на темных волосах Роджера в безуспешных поисках убежища.

     - Что? – Роджер скосил глаза, пытаясь увидеть, на что она смотрит.

     - Нашла твою змею. Наверное, она тоже ищет яблоко, - она посадила червячка на палец, ступила наружу и, присев на корточки, позволила гусенице переползти на такую же ярко зеленую травинку. Но трава была уже в тени; с уходом солнца лес утратил все краски.

     Ниточка дыма коснулась ее носа; он доносился из дымохода Большого дома, но ее горло сжалось от запаха горения. Внезапно ее охватило беспокойство. Свет уходил, наступала ночь. Пересмешник затих, и лес казался полным угрозы и тайны.

     Она провела рукой по своим волосам.

     - Идем.

     - Ты не хочешь сначала поужинать? – Роджер с улыбкой глядел на нее, держа в руках бриджи.

     Она покачала головой.

     - Нет. Давай пойдем прямо сейчас.

     Ничего сейчас не было важнее, чем забрать Джемми домой и снова почувствовать себя единой семьей.

     Хорошо, - мягко произнес Роджер, глядя на нее, - но все же думаю, сначала тебе лучше прицепить фиговый листок. На случай, если нам встретится ангел с пылающим мечом.

     Глава 5. ТЕНИ, ОТБРАСЫВАЕМЫЕ ОГНЕМ

     Я оставила Иэна и Ролло на милость миссис Баг – пусть Иэн попробует сказать ей, что не хочет хлеба и молока – и села за свой запоздалый ужин: горячий омлет не только с сыром, но и кусочками бекона, спаржи и грибов, приправленный весенним луком.

     Джейми и майор уже закончили есть и сидели возле огня под облаком табачного дыма, сотворенного глиняной трубкой майора. Очевидно, Джейми только что закончил рассказывать об ужасной трагедии, потому что МакДональд хмурился и сочувственно качал головой.

     - Бедняги! – пробормотал он. – Думаете, это те самые бандиты, что напали на вашего племянника?

     - Да, - ответил Джейми. – Не хотелось бы думать, что две такие банды бродят в наших горах. – Он взглянул на окно, уютно закрытое ставнями на ночь, и я внезапно заметила, что он снял свое охотничье ружье, висящее над очагом, и теперь задумчиво тер тряпкой безупречно чистый ствол. – Как я понял, a charaid^[5] , ты уже слышал о подобных событиях?

     - Трех, по крайней мере, - трубка майора почти погасла, и он с силой затянулся, отчего угли в ней покраснели и слегка затрещали.

     Я замерла с кусочком гриба во рту. Возможность того, что таинственная банда могла бродить на свободе, нападая на случайные фермы, до этого не приходила мне в голову.

     Очевидно, та же мысль пришла в голову Джейми; он встал, повесил дробовик на место и потрогал ружье, висящее выше, потом подошел к буфету, где хранились даги^[6] и ящичек с парой элегантных дуэльных пистолетов.

     МакДональд, выдувая облачка синего дыма, с одобрением наблюдал, как Джейми методически выкладывает оружие, мешочки с пулями, формы для отлива пуль, шомпол и другое снаряжение из его личного арсенала.

     - Ммфм, - произнес МакДональд, - очень хорошая вещь, полковник. – Он кивнул на один из дагов с витой рукояткой и посеребренными накладками.

     Джейми глянул на Макдональда сузившимися глазами, услышав «полковник», но ответил спокойным голосом:

     - Да, красивая вещь, хотя попасть из него дальше двух шагов трудно. Выиграл его на скачках, - добавил он, чтобы майор не подумал, что он по-дурацки заплатил за него хорошие деньги.

     Однако он проверил у пистолета кремень, заменил его и отложил в сторону.

     - Где? – как бы между прочим спросил Джейми, беря форму для отлива пуль.

     Я снова начала жевать, вопросительно уставившись на майора.

     - Ну, я только слышал, - предупредил МакДональд, вытащив трубку изо рта и тут же водворив ее на место. – Ферма возле Салема, сожжена дотла, семья Зинцеров, немцы. – Он сильно затянулся, втянув щеки.

     - Это произошло в конце февраля. Потом три недели спустя паром на Ядкине к северу от пристани Уорам, дом разграблен, паромщик убит. Третье … - тут он прервался, неистово запыхтев трубкой, и метнул взгляд в мою сторону, потом на Джейми.

     - Говорите, мой друг, - сказал Джейми по-гэльски, - Она видела более ужасные вещи, чем вы думаете.

     Я кивнула и подцепила следующий кусок яйца. Майор кашлянул.

     - Да. Ну, при всем моем уважении к вам, мэм. Мне случилось оказаться … э … в одном заведение в Эдентоне …

     - Борделе? – вставила я. – Продолжайте, майор.

     Его лицо вспыхнуло, и он торопливо продолжил:

     - А, да, конечно. Видите ли, одна … э … девушка там рассказала мне, что ее забрали из дома разбойники, которые неожиданно напали на их усадьбу. Она не ушла бы с ними, если бы не старая бабушка. Они пригрозили, что убьют ее, а дом спалят.

     - И кто это был по ее словам? – Джейми придвинул свой табурет к очагу и теперь плавил свинец в форме.

     - Хм, ммфм, - МакДональд покраснел еще сильнее, и дым из трубки заклубился так густо, что я едва могла видеть черты его лица.

     После многочисленных покашливаний и хмыканья стало ясно, что тогда майор не поверил девушке или был так занят чем-то другим, что не обратил внимания на ее слова. Решив, что это обычная история, которую рассказывают шлюхи, чтобы вызвать симпатию и выпросить лишний стаканчик вина, он не потрудился выяснить подробности.

     - Но когда позже я услышал о других поджогах … видите ли, я имел поручение губернатора держать ухо востро насчет признаков волнения в этой удаленной местности. И я начал думать, что эти бесчинства были не случайны.

     Джейми и я обменялись взглядами; взгляд Джейми был окрашен усмешкой, мой – признанием поражения. Он поспорил со мной, что офицер королевской конницы, находящийся на половинном окладе и зарабатывающий на жизнь, где придется, не только переживет отставку Трайона, который получил назначение на пост губернатора Нью-Йорка, но и пролезет в доверенные лица нового режима. «Он джентльмен удачи, наш Дональд», - сказал он мне.

     Агрессивный дух горячего свинца начал распространяться по комнате, конкурируя с дымом из трубки майора и побеждая более приятные запахи, обычно заполняющие кухню: поднимающегося теста, готовой пищи, сухих трав, чистых полов и щелочного мыла.

     Свинец расплавляется внезапно; вот в ковше лежит шарик пули или пуговица, а в следующий момент там уже тускло поблескивает лужица металла. Джейми аккуратно вылил свинец в форму, отвернув лицо от поднимающегося пара.

     - Почему индейцы?

     - Ну, шлюха в Эдентоне сказала, что некоторые из тех людей, которые сожгли их дом и увезли ее с собой, были индейцами. Но как я уже говорил, я не придал этой истории большого значения.

     Джейми издал шотландский звук, указывающий, что он понял, но содержащий нотку скептицизма.

     - Когда вы разговаривали с девушкой, Дональд?

     - Около рождества, - майор потыкал желтым пальцем в чашку трубки, не глядя на нас. – Вы имеете в виду, когда на их дом напали? Она не сказала, но думаю, незадолго до этого. Она все еще выглядела … э… свежей, - он откашлялся, поймал мой взгляд, захлебнулся и снова закашлял, сильно покраснев.

     Джейми сжал рот; он глядел вниз; открыв щелчком форму, он вываливал только что отлитые пули в пепел очага.

     Я положила вилку, потеряв остатки аппетита.

     - Как? – громко спросила я. – Как молодая женщина оказалась в борделе?

     - Они ее продали, мэм, - краснота все еще пятнала щеки МакДональда, но он уже овладел собой и теперь смотрел на меня. – Бандиты. Сначала они продали ее речному торговцу, и он держал ее на своей лодке, потом девушкой увлекся один из покупателей и перекупил ее. Он привез ее на побережье, но к тому времени она ему надоела … - слова его затихли; он снова затолкал трубку в рот и сильно запыхтел.

     - Понятно, - половинка омлета, которую я съела, лежала твердым комком на дне моего желудка.

     «Все еще свежая». Как долго это продлится, задалась я вопросом? Как долго продержится женщина, переходя из рук в руки, от потрескавшихся досок палубы на речном судне до изодранного матраса в нанятой комнате, имея только минимум для выживания? Вполне возможно, что бордель в Эдентоне показался ей раем к тому времени, когда она попала в него. Однако эта мысль не добавила мне доброжелательности к МакДональду.

     - Вы помните хотя бы ее имя, майор? – спросила я с ледяной любезностью.

     Мне показалось, что уголком глаза я увидела, как дернулся уголок рта Джейми, но продолжала смотреть на МакДональда.

     Он вынул изо рта трубку, выпустил длинную струю дыма, потом взглянул прямо на меня своими бледно голубыми глазами.

     - Сказать по правде, мэм, - ответил он, - я всех их называю Полли. Меньше проблем, знаете ли.

     К счастью мой ответ – или что-нибудь похуже – был прерван появлением миссис Баг с пустой миской в руке.

     - Мальчик поел и теперь уснет, - объявила она. Ее острый взгляд метнулся от моего лица к полупустой тарелке. Она открыла рот, нахмурившись, но потом взглянула на Джейми и, кажется, получила от него какую-то молчаливую команду, потому что закрыла рот и взяла тарелку с коротким «хм».

     - Миссис Баг, - сказал Джейми спокойно, - не могли ли вы прямо сейчас пойти к Арчу и сказать, чтобы он пришел ко мне? И если вас не затруднит, позовите также Роджера Мака.

     Ее маленькие черные глаза округлились, потом сузились, когда она посмотрела на МакДональда, очевидно подозревая, что если произошло что-то плохое, то за этим стоит майор.

     - Да, конечно, - произнесла она и, с упреком покачав мне головой за отсутствие аппетита, поставила тарелку и вышла, закрыв за собой дверь.

     - Пристань Уорам, - продолжил Джейми, обращаясь в МакДональду, как если бы их беседа не прерывалась, – и Салем. И если это одни и те же люди. Молодой Иэн встретил их в лесу в одном дне ходьбы отсюда. Достаточно близко

     - Достаточно близко, чтобы быть одной бандой? Да, это так.

     - Сейчас ранняя весна, - сказал Джейми и поглядел на окно. Уже стемнело, и ставни были закрыты, но холодный ветерок проникал сквозь них, колебля нити, на которых я развесила грибы для сушки; их темные высохшие кусочки покачивались, словно балерины, на фоне бледного дерева.

     Я понимала, что он имел в виду. Зимой горы недоступны для прохода, а сейчас, хотя высокие перевалы были еще покрыты снегом, на более низких склонах начала зеленеть трава. Банда мародеров могла перезимовать внизу, а теперь двинулась в горы.

     - Да, - согласился МакДональд. – Слишком рано, чтобы люди были настороже. Но пока не пришли мужчины, сэр, может быть, поговорим о том, что привело меня сюда?

     - Да? – пробормотал Джейми, сосредоточено выливая свинец блестящей струйкой. – Конечно, Дональд. Понимаю, что не просто так вас занесло сюда. В чем дело?

     Теперь МакДональд улыбнулся, как акула.

     - Вы хорошо устроились в этом месте, полковник. Сколько семей на вашей земле?

     - Тридцать четыре, - ответил Джейми, не поднимая глаз, и уронил еще одну пулю в пепел.

     - Вероятно, еще есть место для нескольких семей? – МакДональд все еще улыбался. Нас окружали тысячи миль дикой гористой местности; горстка ферм Фрейзерс-Риджа являлась лишь крошечным пятном на этом пространстве и могла исчезнуть, как дым. Я вспомнила о хижине голландцев и задрожала, несмотря на огонь в очаге. Я все еще могла ощущать горький насыщенный запах сгоревшей плоти, застрявший глубоко в моем горле под более легким запахом омлета.

     - Вероятно, - ответил Джейми равномерным голосом. – Новые шотландские эмигранты, не так ли? Из Терсо?

     Майор и я, оба с удивлением уставились на него.

     - Как, черт побери, вы узнали об этом? – спросил МакДональд. – Я сам услышал только десять дней назад!

     - Встретил вчера человека на мельнице, - ответил Джейми, снова берясь за ложку. – Джентльмен из Филадельфии, приехал в горы собирать растения. Он поднимался от Кросс-Крика и видел их, - мускул в уголке его рта дернулся. – Очевидно, они пошумели в Брунсвике и, чувствуя, что им не рады, поднялись вверх по реке на лодках.

     - Пошумели? Что они сделали? – спросила я.

     - Видите ли, мэм, - пояснил майор, - нынче целое наводнение людей из Горной Шотландии. В корабельные внутренности набиты целые деревни, а когда они высаживаются на берег, кажется, будто корабли ими испражняются. На берегу их никто не ждет, а горожане насмехаются над их диковинными обносками, так что по большей части они садятся на баржи или лодки и отправляются в Кейп-Фир. В Кэмпбелтоне и Кросс-Крике, по крайней мере, имеются люди, которые могут понимать их язык.

     Он усмехнулся и поскреб грязное пятно на поле своего мундира.

     - Народ в Брунсвике не приучен к виду костлявых диких горцев; они видели только таких цивилизованных шотландцев, как ваш муж и его тетя.

     Он кивнул на Джейми, который иронично наклонил голову в ответ.

     - Ну, относительно цивилизованные, - пробормотала я, не готовая еще простить МакДональда за шлюху в Эдентоне. – Но …

     - Они совсем не говорят по-английски, насколько я слышал, - заторопился мужчина. – Фаркард Кэмпбелл приезжал говорить с ними, а то они так бы и слонялись на берегу, не зная, что делать.

     - Что сделал Кэмпбелл? – спросил Джейми.

     - Ну, их разместили среди его знакомых в Кэмпбелтоне, но это только на время. Вы, конечно же, понимаете это, - МакДональд пожал плечами. Кэмпбелтон являлся маленьким поселением возле Кросс-Крика, населенным, в основном, Кэмпбеллами. У Фаркарда было восемь детей, многие из которых были уже женаты или замужем, и которые отличались такой же плодовитостью, как и их отец.

     - Конечно, - осторожно ответил Джейми. – Но ведь они с северного побережья; они рыбаки, Дональд, а не земледельцы.

     - Да, но они готовы к переменам, - МакДональд махнул рукой на дверь и на лес за ней. – Для них в Шотландии ничего не осталось. Они прибыли сюда и должны здесь устроиться. Человек может научиться земледелию, не так ли?

     Джейми выглядел весьма сомневающимся, но МакДональд пылал энтузиазмом.

     - Я видел много рыбаков и фермеров, которые стали солдатами, и вы тоже, я уверен. Ведь заниматься землей не труднее, чем военной службой, не так ли?

     Джейми слегка улыбнулся в ответ на это утверждение; он оставил свою ферму в девятнадцать лет и служил наемником вол Франции несколько лет, прежде чем вернуться в Шотландию.

     - Может быть, и так, Дональд. Но солдату с утра до вечера говорят, что ему делать, а кто скажет бедному неучу с какого конца доить корову?

     - Думаю, это будешь ты, - сказала я ему и потянулась, расслабляя уставшую от поездки спину. – По крайней мере, вы на этом настаиваете, майор?

     - Сильнее вашего очарования только быстрота вашего ума, мэм, - МакДональд изящно поклонился в моем направлении. – Да, дело в этом. Ваши люди – горцы, сэр, и фермеры; они могут говорить с новенькими на их языке, научить их тому, что они должны знать, помочь им прижиться здесь.

     - Но в колонии много других людей, говорящих по-гэльски, - возразил Джейми, - и большинство из них ближе к Кэмпбелтону.

     - Да, но у вас есть свободные земли, которые нуждаются в обработке, а у них ее нет, - очевидно, чувствуя, что он выиграл спор, МакДональд откинулся и поднял позабытую кружку пива.

     Джейми посмотрел на меня, приподняв одну бровь. Да, у нас была свободная земля: десять тысяч акров, и только двадцать из них обрабатывались. Верно также, что острая нехватка рабочей силы ощущалась во всей колонии, и еще больше в горах, где земля не подходила для возделывания табака и риса – сельскохозяйственных культур, где широко использовался рабский труд.

     Но в то же время …

     - Проблема в том, Дональд, как обустроить их, - Джейми нагнулся, чтобы вывалить еще одну пулю на пепел, потом выпрямился и заправил за ухо выбившуюся прядку темно-рыжих волос. – Да, у меня есть земля, но мало чего кроме нее. Нельзя загонять людей из Шотландии прямо в дикую местность и ожидать, что они здесь сами устроятся. Я даже не могу обеспечить их обувью и одеждой, как своих арендаторов, не говоря уже об инструментах. А как прокормить их, их жен и детей в течение зимы? Обеспечить им защиту? – он поднял ковш со свинцом в качестве иллюстрации, покачал головой и взял следующий кусок металла.

     - Ага, защита. Поскольку вы упомянули об этом, позвольте перейти еще к одному небольшому делу. Я уже говорил, что я человек губернатора. Он дал мне задание ездить по западной части колонии и держать ухо востро. Регуляторы еще не прощены, и, - он осторожно огляделся, словно ожидая, что один из них выскочит из очага, - вы слышали о комитетах безопасности?

     - Немного.

     - У вас он еще не появился?

     - Я не слышал, - Джейми поставил ковш со свинцом на огонь и нагнулся собрать пули из пепла. Теплый свет очага замерцал в его красных волосах. Я села рядом с ним на скамейку и, взяв мешочек с пулями со стола, раскрыла его для него.

     - Ага, - произнес МакДональд с довольным видом. – Вижу, я приехал вовремя.

     После волнений, возникших во время войны с регуляторами около года назад, в колонии стали образовываться неформальные группы, объединяющие граждан, которые заявили, что берут вопросы безопасности колонистов в свои руки, поскольку Корона не может обеспечить их защиту.

     Шерифы уже не пользовались доверием и вряд ли могли поддерживать порядок; многочисленные скандалы, приведшие к движению регуляторов, подтвердили это. С другой стороны, учитывая, что комитеты безопасности являлись самозваными организациями, не было причин доверять им больше, чем шерифам.

     Существовали также и другие комитеты. Например, корреспондентские комитеты, которые рассылали повсюду письма, распространяя новости и слухи между колониями. И именно деятельность этих самых разных комитетов готовила почву для семян революции, которые уже сейчас, этой холодной весенней ночью, где-то прорастали.

     Время от времени – сейчас чаще – я задумывалась о наступлении тревожной поры. Приближался апрель 1773 года, а «в семьдесят пятом году, в восемнадцатый день апреля …», как писал Лонгфелло^[7] …

     Два года. Но у войны длинный фитиль, который медленно горит. Этот фитиль был зажжен при Аламансе, и яркие линии огня, расползающиеся по Северной Каролине, уже видны для тех, кто знает, куда смотреть.

     Свинцовые шарики с щелканьем скатились в мешочек, и мои пальцы напряглись. Джейми заметил это и быстрым легким движением коснулся моего колена, ободряя, потом забрал мешочек, свернул его и уложил в коробку для пуль.

     - Вовремя? – повторил он, глядя на МакДональда. – Что вы имеете в виду, Дональд?

     - Так ведь, кто же может возглавить этот комитет, кроме вас, полковник? Я так и предложил губернатору, - мужчина пытался выглядеть скромным, но не смог.

     - Очень любезно с вашей стороны, майор, - сухо произнес Джейми. Он посмотрел на меня, приподняв брови. Положение колониального правительства, по-видимому, было даже хуже, чем он предполагал, поскольку губернатор Мартин не только терпел эти комитеты, но и тайно санкционировал их создание.

     Длинный с подвыванием зевок собаки донесся из холла; я извинилась и пошла посмотреть Иэна.

     Я задавалась вопросом: понимал ли губернатор Мартин, что он выпускал на волю. Думаю, да; он делал максимально возможное в безнадежном деле, пытаясь добиться, чтобы хотя бы некоторые комитеты возглавляли люди, которые поддерживали Корону в войне с регуляторами. Но проблема заключалась в том, что он не мог контролировать – даже просто знать – множество таких комитетов. Колония закипала, как чайник на огне, а у Мартина не было регулярного войска, лишь такие наемники, как МакДональд, и ополчения.

     Вот почему МакДональд так упорно называл Джейми полковником. Предыдущий губернатор Уильям Трайон назначил Джейми – совершенно против воли последнего – полковником милиции в землях выше реки Ядкин.

     - Хм, - сказала я себе. Ни МакДональд, ни Мартин не были дураками. Предложение создать комитет безопасности подразумевало, что Джейми соберет в него мужчин, которые служили под его началом в ополчении – это ничего не будет стоить правительству в отношении платы и вооружения – а губернатор будет совершенно свободен от какой-либо ответственности, так как комитет не государственное учреждение.

     Однако опасность для Джейми – и для всех нас – в таком предложении была значительная.

     В холле, который освещался только светом из кухни и мерцанием одинокой свечи из хирургического кабинета, было темно. Иэн спал, но беспокойно; между его бровями залегли тревожные морщинки. Ролло поднял голову и приветственно замахал пушистым хвостом.

     Иэн не ответил, когда я позвала его по имени, и даже когда положила руку ему на плечо. Я потрясла его тихонько, потом сильнее. Я видела его борьбу где-то под слоями сонного забвения, словно человек, который дрейфовал в струях подводного течения, уступая притяжению глубины, вдруг был неожиданно пойман на рыболовный крючок, ощутив резкую боль в онемевшей от холода плоти.

     Его глаза резко открылись, темные и потерянные, и он непонимающе уставился не меня.

     - Эй, привет, - сказала я негромко, почувствовав облегчение. – Как тебя зовут?

     Я видела, что он не понял моего вопроса, и терпеливо повторила его. Понимание зародилось глубоко в его расширенных зрачках.

     - Кто я? – сказал он по-гэльски и добавил что-то непонятное на языке могавков, потом его веки закрылись.

     - Просыпайся, Иэн, - сказала я твердо и снова потрясла его. – Скажи, кто ты.

     Он снова открыл глаза и в замешательстве уставился на меня.

     - Давай спросим что-нибудь полегче, - предложила я и подняла два пальца. – Сколько пальцев ты видишь?

     Вспышка понимания возникла в его глазах.

     - Не показывай это Арчи Багу, тетушка, - сказал он вяло, и намек на улыбку коснулся его лица. – Это очень грубо.

     Ну, по крайней мере, он признал меня, так же как и знак «V»; это хорошо. И он должен знать, кто он, если узнал меня.

     - Как твое имя полностью? – снова спросила я.

     - Иэн Джеймс Фицгиббонс Фрейзер Мюррей, - довольно раздраженно ответил он. – Почему вы все время спрашиваете мое имя?

     - Фицгиббонс? – удивилась я. – Откуда, черт возьми, у тебя такое имя?

     Он застонал и прижал пальцами веки, слегка передернувшись при этом.

     - Дядя Джейми дал. Это его вина, - ответил он. – Как он сказал: в честь его крестного отца, Муртага Фицгиббонса Фрейзера. Моей матери не понравилось имя Муртаг. Кажется, меня снова вырвет, - добавил он, убирая руку с глаз.

     Он свесился со стола и выблевал в тазик, но очень мало, что являлось хорошим признаком. Я помогла ему, бледному и липкому от пота, улечься назад; Ролло встал на задние лапы, положив передние на стол, и принялся облизывать его лицо. Перемежая стоны с хихиканьем, он пытался оттолкнуть пса.

     - Theirig dhachaigh, Okwaho, - приказал он. “Theirig dhachaigh” означает «на место» по-гэльски, а «Okwaho», по-видимому, имя Ролло на языке могавков. Иэн путался среди трех языков, которые он знал в совершенстве, но, очевидно, был в здравом уме. Заставив его ответить еще на несколько раздражающе бессмысленных вопросов, я отерла его лицо влажной тканью, позволила ему прополоскать рот сильно разбавленным вином и укрыла одеялом.

     - Тетушка? – спросил он сонно, когда я направилась к двери. – Я когда-нибудь снова увижу маму?

     Я остановилась, не имея понятия, что ответить. Но в этом не было никакой надобности; он впал в сон с быстротой, которая характерна для больных с сотрясением мозга, и глубоко дышал прежде, чем я смогла найти слова.

     Глава 6. ЗАСАДА

     Иэн резко проснулся, сжимая в руке томагавк. Или то, что должно было быть томагавком, а оказалось скомканными бриджами. Мгновение он не мог понять, где находится, и быстро сел, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

     Боль, словно молния, пронзила его голову; он задохнулся и схватился за нее руками. Где-то внизу встревоженно гавкнул Ролло.

     Христос. В нос шибануло пронзительными запахами тетушкиного хирургического кабинета – спирт, жженый фитиль, высушенные травы и вонючее месиво, которое она называла пени … силин. Он закрыл глаза, уткнулся лбом в колени и медленно задышал через рот.

     Что он видел во сне? Что-то опасное и угрожающее; он ничего не мог вспомнить, только чувство, что кто-то преследует его в лесу.

     Ему ужасно хотелось отлить. Ухватившись за край стола, на котором лежал, он медленно распрямился, щурясь от вспышек боли в голове.

     Миссис Баг оставила ему горшок; он помнил, как она упомянула об этом, но свеча погасла, и он не собирался ползать вокруг стола в его поисках. Неяркий свет указал ему дверь; она была приоткрыта, и в щель проникало слабое свечение от кухонного очага. С его помощью он нашел окно, открыл ставни и, обдаваемый прохладным воздухом весенней ночи, стал облегчать мочевой пузырь, закрыв глаза от блаженства.

     Однако вместе с облегчением усилилось чувство тошноты и пульсирующей боли в голове. Он сел на пол, положив руки на колени и уткнувшись в них головой, стал ждать, когда это пройдет.

     На кухни раздавались голоса; теперь он мог слышать их ясно.

     Это Джейми, а это МакДональд и старый Арчи Баг. Время от времени хрипловатый гэльский и шотландский говоры прерывал отчетливый английский выговор тетушки Клэр.

     - Не хотели бы вы стать индейским агентом? – спросил МакДональд.

     Кем? - пришел ему в голову вопрос, но потом он вспомнил. Корона нанимала людей, которые ездили к индейским племенам, предлагая им подарки: табак, ножи и тому подобное. Говорили им глупости вроде того, что король Джорди хотел бы приехать, посидеть возле огня совета в следующую луну кролика и поговорить с людьми.

     Он мрачно улыбнулся, подумав об этом. Намерения были вполне ясны: уговорить индейцев сражаться за англичан, когда возникнет необходимость. Но почему они решили, что она уже настала? Французы проиграли, отступив к своему северному оплоту в Канаде.

     О, он забыл, что Брианна говорила ему о приближении новой войны. Он не знал верить ей или нет, хотя, возможно, она права, но … ему не хотелось думать об этом. И вообще о чем-нибудь.

     Ролло бесшумно подошел и сел, тяжело привалившись к его спине. Он откинулся назад, опустив голову на густую шерсть собаки.

     Когда он жил в Снейктауне, туда однажды приехал индейский агент. Невысокий толстый мужчина с бегающими глазами и дрожащим голосом. Он думает, что этот агент … Христос, как же его звали? Могавки называли его «Дурным потом», потому что он вонял, как смертельно больной человек. Видно было, что этот мужчина не был знаком с обычаями Kahnyen’kehaka^[8], не говорил на их языке и очевидно ожидал, что в любой момент с него могут снять скальп. Последнее обстоятельство вызвало восторг среди молодежи, и, вероятно, кто-нибудь попытался бы реализовать его опасения, но Тевактеньон приказал обращаться с ним с уважением. На Иэна возложили обязанности переводчика, что ему совсем не понравилось; он предпочитал считаться настоящим могавком, чем признавать любое родство с этим человеком.

     Однако дядя Джейми … безусловно, он сделает работу лучше, но согласится ли он? Иэн слушал с рассеянным интересом; дядю Джейми не заставишь делать то, чего он не хочет. МакДональду легче удержать лягушку в руке весной, подумал он, слушая, как дядя уклоняется от предложения.

     Он вздохнул, обхватил Ролло рукой и сильнее оперся на него. Он чувствовал себя ужасно и решил бы, что умирает, если бы тетушка Клэр не утверждала обратное. Он был уверен, что она не ушла бы, оставив его умирать в компании одного Ролло.

     Ставни были открыты, и воздух обвевал его, прохладный и мягкий одновременно, как это бывает весенними ночами. Ролло поднял морду, принюхался и тихо возбужденно заскулил. Опоссум или енот.

     - Ладно, иди, - сказал он, выпрямляясь и легонько толкая собаку. – Со мной все в порядке.

     Пес подозрительно понюхал его и попытался облизать затылок с зашитой раной; Иэн вскрикнул и прикрыл голову руками.

     - Иди, я сказал! – он несильно шлепнул собаку; Ролло фыркнул, сделал круг вокруг него, потом выпрыгнул в окно, приземлившись на землю с громким стуком. Раздался пронзительный визг, быстрый топот лап и треск кустов от продирающихся сквозь них тел.

     Взволнованные голоса донеслись из кухни, и он услышал шаги дяди Джейми.

     - Иэн? – негромко позвал дядя. - Где ты? Что случилось?

     Он встал, но пелена опустилась перед его глазами, и он зашатался. Дядя Джейми схватил его за руку и усадил на стул.

     - Как ты, парень? – зрение Иэна прояснилось, и он увидел своего дядю с ружьем в руке и со слегка встревоженным, а потом, когда он взглянул на окно, веселым лицом. – Надеюсь, не скунс.

     - Ну, кто-то точно есть, - сказал Иэн, осторожно трогая свою голову. – Или Ролло погнался за пантерой, или загнал на дерево тетушкиного кота.

     - О, да? Для него лучше погнаться за пантерой, - дядя положил ружье на пол и подошел к окну. – Я закрою ставни, или тебе нужен воздух? Ты выглядишь немного бледным.

     - Да, - согласился Иэн. – Если можно, оставь окно открытым.

     - Может, поспишь, Иэн?

     Он колебался. Его желудок неприятно сжимался, и ему хотелось улечься где-нибудь, но хирургический кабинет с резкими запахами, поблескивающим лезвиями и другими таинственными и болезненными предметами ему не нравился. Дядя Джейми, по-видимому, понял его; он наклонился и подхватил Иэна под локоть.

     - Пойдем, парень. Ты будешь спать наверху в настоящей кровати, если не возражаешь против соседства майора МакДональда.

     - Я не возражаю, - ответил он, - но думаю, мне лучше остаться здесь. – Он махнул рукой в сторону окна, стараясь не поворачивать голову. – Ролло скоро вернется.

     Дядя Джейми не стал возражать, за что он был ему благодарен. Женщины принялись бы суетиться, предлагая ему свою заботу, но мужчины просто уходят.

     Дядя без лишних слов уложил его на стол, накрыл одеялом и нагнулся в поисках ружья. Иэну вдруг показалось, что он был бы не против, если кто-нибудь посуетился вокруг него.

     - Вы не нальете мне в чашку воды?

     - А? Ах, да.

     Тетушка Клэр оставила рядом с ним кувшин с водой. Раздалось приятное журчание жидкости, потом глиняный край чашки коснулся его губ. Твердая рука дяди поддерживала его спину. Он мог сидеть сам, но не протестовал; прикосновение было теплым и успокаивающим. Он вдруг осознал, как он замерз от холодного ночного воздуха, и задрожал.

     - Все в порядке, парень? – спросил дядя Джейми, и его рука на плече Иэна напряглась.

     - Да, все хорошо. Дядя Джейми?

     - Ммфм?

     - Тетушка Клэр говорила вам о … о войне? Она начинается? С Англией.

     Возникла короткая пауза; силуэт дяди застыл на фоне света из двери.

     - Да, говорила, - ответил он и убрал свою руку. – Она рассказала тебе?

     - Нет, кузина Брианна рассказала, - он осторожно, оберегая голову, лег на бок. – Ты думаешь, это правда?

     На сей раз мужчина не колебался.

     - Да, - произнес он в своей обычной уверенно-спокойной манере, но что-то в его тоне вызвало у Иэна мурашки на затылке под волосами.

     - Ага, понятно.

     Подушка, набитая гусиным пухом, была мягкой под его щекой и пахла лавандой. Рука дяди коснулась его головы, убирая волосы с лица.

     - Не беспокойся, Иэн, - произнес он мягко. – Еще есть время.

     Он взял ружье и вышел. С места, где он лежал, Иэн мог видеть двор и над деревьями горного хребта черное небо, полное звезд.

     Он услышал, как открылась дверь с черного входа, и раздался пронзительный голос миссис Баг.

     - Их нет дома, сэр, - говорила она, задыхаясь. – В доме темно, и очаг не горит. Куда они могли пойти так поздно?

     Он смутно заинтересовался: кто ушел, но решил, что это не имеет большого значения. Если случится что-нибудь плохое, дядя Джейми с этим разберется. Мысль была утешительной; он почувствовал себя маленьким мальчиком, лежащим в уютной безопасной кровати, слушая, как его отец разговаривает с арендатором в холодной темноте горного заката.

     Теплота медленно затопила его, и он уснул.

     Луна только что взошла, когда они отправились в путь, и Брианна подумала, что это хорошо. Даже с большим кривобоким шаром, плывущим среди звезд и заливающим небо отраженным солнечным светом, тропинки под ногами не было видно. Не были видны и ноги, утопающие в абсолютной темноте ночного леса.

     Темного, но не тихого. Над головой шумели гигантские деревья, какие-то зверюшки пищали и пыхтели в темноте, и временами перед ее носом, словно отделившаяся частичка ночи, проносилась летучая мышь, заставляя ее вздрагивать.

     - Кошка священника – боязливая кошка?^[9] – произнес Роджер, когда она вскрикнула и схватилась за него при очередном посещении визитера с кожаными крыльями.

     - Кошка священника … - благодарная кошка, - ответила она, пожимая его руку. – Спасибо. – Вероятно, им придется спать под плащами возле очага МакДжилливреев, а не в своей постели под теплыми одеялами, но с ними будет Джемми.

     Он сжал в ответ ее ладонь своими сильными пальцами, даря уверенность в темноте.

     - Все в порядке, - сказал он. – Я тоже соскучился по нему. Ночью вся семья должна собираться вместе в безопасном месте.

     Она произвела негромкий звук, соглашаясь с ним, и решила продолжить разговор, связывающий их и отпугивающий темноту.

     - Кошка священника была очень красноречивой кошкой, - сказала она. – Я имею в виду твою речь на похоронах этих бедных людей.

     Роджер фыркнул, и она увидела белое облачко его дыхания.

     - Кошка священника была очень смущенной кошкой, - продолжил он. – Твой отец!

     Она улыбнулась, поскольку он не мог видеть ее.

     - Ты действительно был хорош, - мягко настояла она.

     - Ммфм, - произнес он с кратким фырканьем. – Что касается красноречия, то слова были не мои. Я просто цитировал псалом, даже не могу сказать какой.

     - Это не имеет значения. Почему ты выбрал …то, что говорил? Я думала, это будет «Отче наш» или двадцать третий псалом; его знают все.

     - Я думал также, - согласился он. – Я собирался, но когда я начал … - он замолчал в неуверенности; ей пришло в голову воспоминание о холодных влажных холмиках, и она задрожала. Он сжал ее руку, потянул и положил себе на сгиб локтя.

     - Я не знаю, - хрипло произнес он, - но это показалось мне более подходящим.

     - Да, - согласилась она, но не стала продолжать тему, переведя разговор на свой новый инженерный проект – ручной насос для подъема воды из колодца.

     - Если бы у меня был материал для труб, я могла бы провести воду прямо в дом! У меня уже достаточно деревянных досок для хорошей цистерны, и если я смогу заставить Ронни скрепить их обручами, мы можем использовать дождевую воду для полива. Но потребуются месяцы, чтобы получить трубы, изгибая дерево. И нет никакой возможности достать листовую медь. Если бы даже мы могли, что не возможно, доставить ее из Уилмингтона … - она в отчаяние подняла руку, словно подчеркивая грандиозность такого предприятия.

     Он некоторое время молчал, обдумывая сказанное ею; их башмаки в унисон поскрипывали по каменистой тропе.

     - Ну, древние римляне делали водопровод из бетона. Рецепт есть у Плиния.

     - Знаю, но для этого нужен особый песок, которого у нас нет. А также известь, которой у нас тоже нет. И …

     - А как насчет глины? – перебил он. – Ты видела блюда на свадьбе Хильды? Большие коричневые и красные с красивыми узорами.

     - Да, - ответила она. – И что?

     - Ута МакДжилливрей сказала, что их привезли из Салема. Я не запомнил кто, но она уверяет, что он весьма хороший горшечник, или как там называют изготовителей тарелок.

     - Спорю на любые деньги, она не говорила этого!

     - Ну, что-то в этом роде, - невозмутимо продолжил он. – Главное в том, что он сделал их здесь, а не привез из Германии. И значит, здесь есть глина, подходящая для обжига.

     - О, я поняла. Хмм, это мысль.

     Это была хорошая идея, и ее обсуждение заняло большую часть оставшегося пути.

     Они спустились с хребта и находились в четверти мили от фермы МакДжилливреев, когда Брианна стала испытывать тревожное ощущение в затылке. Это могло быть простой игрой воображения. После того, что им довелось увидеть, темный лес казался наполненным угрозой; за каждым поворотом ей представлялась засада, и она, напрягаясь, ждала нападения.

     Потом она услышала какой-то звук справа от нее, словно треснула маленькая сухая ветка, но с таким звуком, который ни ветер, ни животное не могли произвести. Реальная опасность имела свой собственный вкус, острый, как лимонный сок, в отличие от слабенького лимонада воображения.

     Ее ладонь предупреждающе сжалась на локте Роджер, и он тотчас остановился.

     - Что? – прошептал он, кладя руку на нож. – Где? – Он ничего не слышал.

     Проклятие, почему она не взяла ружье, или хотя бы кинжал? У нее был только швейцарский армейский нож, который она всегда носила в кармане, и то оружие, которое она могла найти вокруг себя. То, что она могла использовать, как оружие.

     Прижавшись поближе к Роджеру, она указала ему направление и наклонилась в поисках палки или камня.

     - Продолжай говорить, - прошептала она.

     - Кошка священника – дрожащая кошка, не так ли? – поддразнил он ее.

     - Кошка священника – дикая кошка, - ответила она, пытаясь повторить его подтрунивающий тон, и возясь тем временем одной рукой в кармане. Второй рукой она нащупала камень и, вытащив его из вязкой грязи, зажала в кулаке. Потом она распрямилась, сосредоточив все свои чувства на темноте справа от нее. – Она выпотрошит к черту любого …

     - О, это вы, - раздался голос позади нее.

     Она завопила, и Роджер, рефлекторно дернувшись, развернулся лицом к опасности, схватил ее и толкнул себе за спину – все одним движением.

     Толчок лишил ее равновесия. Она наступила на корень и упала, сильно ударившись о землю задом. С этой позиции ей предстал великолепный вид Роджера в лунном свете; муж с ножом в руке мчался к деревьям с неразборчивым ревом.

     Потом она с запозданием осознала, что именно произнес этот голос, а также, что в нем звучало разочарование. Очень похожий голос, громкий от тревоги, донесся из леса справа.

     - Джо? – произнес он. – Что случилось? Джо?

     Слева раздались громкие крики и треск кустов. Роджер на кого-то напал.

     - Роджер! – крикнула она. – Роджер, остановись! Это Бердслеи!

     Она уронила камень, когда упала, и теперь поднялась, вытирая грязную руку об юбку. Ее сердце все еще бешено колотилось; ее ушибленная левая ягодица болела, и ее желание рассмеяться смешивалось с сильным желанием задушить одного или обоих близнецов Бердслеев.

     - Кеззи Бердсли, выходи! – сказала она, потом повторила громче. Слух Кеззи улучшился после того, как ее мать удалила юноше воспаленные миндалины и аденоиды, но все еще оставался довольно плохим.

     С громким шорохом из кустов вынырнула невысокая фигура Кезайи Бердсли, темноволосого с бледным лицом и большой дубинкой, которую он тут же убрал с плеча и попытался спрятать за спину, когда увидел ее.

     Громкий треск и проклятия позади нее возвестили о появлении Роджера, который держал за худой загривок Джосайю Бердсли, близнеца Кеззи.

     - Что вы замышляете, ублюдки, шатаясь здесь? – прорычал Роджер, толкая Джо к брату. – Ты понимаешь, я чуть тебя не убил?

     Лунного света было достаточно, чтобы Брианна смогла различить скептическое выражение, мелькнувшее на лице Джо, и которое тут же сменилось искренним раскаянием.

     - Мы извиняемся, мистер Мак. Мы услышали вас и подумали, что это бандиты.

     - Бандиты? – повторила поднявшаяся с земли Брианна, едва удерживаясь от смеха. – Где вы слышали это слово?

     - О, - Джо уставился на носки своих башмаков, заложив руки за спину. – Мисс Лиззи читала нам книгу, которую принес мистер Джейми. Там были они, бандиты.

     - Понятно, - она посмотрела на Роджера, который ответил ей взглядом, в котором раздражение сменилось на иронию. – «Всеобщая история пиратов» Дефо.

     - О, да, - Роджер вложил кинжал в ножны. – И с чего вы решили, что здесь шатаются бандиты?

     Кеззи, несмотря на свой плохой слух, понял вопрос и ответил голосом громким и немного плоским вследствие глухоты:

     - Мы столкнулись с мистером Линдсеем, сэр, по пути домой, и он рассказал нам, что произошло у голландского ручья. Это правда? Они действительно сгорели в пепел?

     - Они умерли, - голос Роджера утратил даже намек на смех. – Какое это имеет отношение к тому, что вы бродите по лесу с дубинками?

     - Ну, видите ли, сэр, у МакДжилливреев прекрасное место с бондарной мастерской и новым домом и находится возле дороги и … в общем, если бы я был бандитом, то выбрал бы именно это место, - ответил Джо.

     - И мисс Лиззи там со своим отцом. И ваш сын, мистер Мак, - добавил Кеззи. – Не хочется, чтобы им причинили вред.

     - Понятно, - Роджер кривовато улыбнулся. – Спасибо за добрые намерения. Хотя я сомневаюсь, что бандиты слоняются где-то рядом; голландский ручей далеко.

     - Да, сэр, - согласился Джо, - но бандиты могут быть хоть где, не так ли?

     Это было совершенно верно, и у Брианны снова захолодело в животе.

     - Могут быть, но их нет, - уверил их Роджер. – Пойдемте с нами. Мы собираемся забрать маленького Джемми. Я уверен фрау Ута найдет вам место у очага.

     Бердслеи обменялись непонятными взглядами. Невысокие и сухощавые с густыми темными волосами, они практически ничем не отличались друг от друга, кроме глухоты Кеззи и круглого шрама на большом пальце Джо. Вид одинакового выражения на этих двух тонкокостных лицах несколько нервировал.

     Какими бы мыслями они не обменялись, очевидно, они поняли друг друга, поскольку Кеззи кивнул, соглашаясь с братом.

     - О, нет, сэр, - вежливо отказался Джосайя. – Мы подождем. – Без дальнейших слов они развернулись и нырнули в кусты, задевая ветки и камни по дороге.

     - Джо! Подождите! – позвала их Брианна, нащупав что-то на дне кармана.

     - Да, мэм? – Джосайя появился возле ее локтя с пугающей внезапностью. Его близнец не был таким опытным охотником.

     - О! Это ты, - она глубоко вздохнула, чтобы унять бешеный стук сердца, и дала ему свисток, который вырезала для Германа. – Вот. Если вы собираетесь сторожить, это может пригодиться. Зовите на помощь, если кто-нибудь появится.

     Очевидно, что Джо Бердсли никогда прежде не видел свисток, но не признавался в этом. Он крутил вещицу в руках, стараясь не таращиться на нее с удивлением.

     Роджер протянул руку, забрал свисток и подул в него; громкий гудок взорвал тишину. Несколько спугнутых птиц с криками сорвались с соседних деревьев; Кеззи Бердсли с огромными от изумления глазами едва не последовал за ними.

     - Дуй сюда, - сказал Роджер, показывая на нужный конец свистка. – Губы немного сожми.

     - Очень обязан, сэр, - пробормотал Джо. Его обычный невозмутимый вид исчез вместе с тишиной; он взял свисток с наивным видом мальчика рождественским утром и сразу же повернулся, чтобы отдать его близнецу. Брианне вдруг пришло в голову, что у мальчиков, вероятно, никогда не было рождественского утра, и вообще никаких подарков.

     - Я сделаю еще один для тебя, - сказала она Кеззи. – Тогда вы сможете свистеть вдвоем. Если увидите бандитов, - добавила она с улыбкой.

     - О, да, мэм. Мы будем! – заверил он, не глядя на нее, полностью сосредоточившись на свистке, который вручил ему брат.

     - Свистните три раза, если нужна помощь, - крикнул им вслед Роджер и взял ее за руку.

     - Да, сэр! - донеслось из темноты, и затем запоздало – Спасибо, мэм! – Потом последовала серия пыхтений и тяжелых вздохов, прерываемых удачными гудками.

     - Лиззи учила их манерам, как я вижу, - заметил Роджер. – И читать. Как ты думаешь, они когда-нибудь станут образованными людьми?

     - Нет, - ответила она с сожалением.

     - Да? – она не видела его лица, но услышала удивление в его голосе. – Я пошутил. Ты действительно так думаешь?

     - Да, и неудивительно, учитывая, как они росли. Ты заметил, как они обращались со свистком? Никто никогда не делал им подарки, не дарил игрушек?

     - Полагаю, что нет. Ты считаешь, что это делает мальчишек образованными? Если так, то маленький Джем станет философом, или художником или кем-то в этом роде. Миссис Баг в конец его испортила.

     - О, как будто ты этого не делаешь, - сказала она добродушно. – И па, и Лиззи, и мама, и все остальные вокруг него.

     - Ну, может быть, - ответил он, не смущаясь обвинения. – Подожди, когда у него появится конкурент. Герману, например, не грозит опасность быть избалованным, не так ли?

     У Германа, старшего сына Фергюса и Марсали, были две младшие сестренки, известные как адские котята, которые всюду ходили за братом и доставали его.

     Она рассмеялась, но почувствовала какое-то беспокойство. Мысль о еще одном ребенке была для нее сродни катанию на американских горках: дыхание прерывается, желудок сжимается от возбуждения и страха. Особенно теперь, когда их последнее занятие любовью все еще ощущалось, словно мягкое тяжелое колыхание ртути в животе.

     Роджер, казалось, почувствовал ее двойственное отношение, потому что не стал продолжать разговор на эту тему, а взял ее руку в свою большую теплую ладонь. Воздух был холоден; остатки зимнего холода еще сохранялись в низинах.

     - А как же Фергюс? – спросил он, возвращаясь к прежнему разговору. – Из того, что я слышал, у него тоже не было детства, но он кажется довольно образованным человеком.

     - Тетя Дженни воспитывала его с десяти лет, - возразила она. – Ты не встречался с ней, но поверь мне, у нее даже Адольф Гитлер стал бы воспитанным. Кроме того, Фергюс рос в Париже, пусть даже и в борделе, а не в какой-либо глуши. К тому же, это был первоклассный бордель, как говорит Марсали.

     - О, да? Что она говорила еще?

     - Ну, просто истории, которые он время от времени ей рассказывает. О клиентах и про… о девушках.

     - Почему бы прямо не сказать – о проститутках? – спросил он с усмешкой. Она ощутила прилив жара к щекам и порадовалось, что было темно; он стал бы дразнить ее сильнее, если бы увидел, как она покраснела.

     - Что поделаешь, я училась в католической школе, - сказала она, обороняясь. – Условный рефлекс, – она действительно не могла произносить определенные слова, если не была в ярости или не подготовилась заранее. – Почему ты можешь? Кажется, у мальчика священника должна быть такая же проблема.

     Он рассмеялся немного кисло.

     - Не совсем такая. Дело в том, что я почитал себя обязанным сквернословить и плохо себя вести, чтобы просто доказать друзьям, что могу.

     - Плохо себя вести? – спросила она, чуя интересный рассказ. Он не часто говорил о своем детстве в Инвернессе, где рос у своего двоюродного деда, пресвитерианского священника, но ей нравилось слушать те обрывки, которые он иногда рассказывал.

     - Ну, курить, пить пиво, писать грязные слова в мальчишеском туалете, - ответил он с улыбкой в голосе. – Рассыпать мусор из урн, прокалывать автомобильные шины, красть конфеты в лавке. Некоторое время я был настоящим маленьким преступником.

     - Террор Инвернесса, да? У вас была банда? – поддразнила она.

     - Да, - сказал он и рассмеялся. – Джерри МакМиллан, Бобби Коудор и Бьюкенен Доджи. Я был чужаком и не только потому, что был мальчиком священника, но и из-за английского отца, и английской фамилии. Так что мне приходилось постоянно доказывать, что я крутой. Это значит, что я постоянно попадал в неприятности.

     - Я понятия не имела, что ты был малолетним преступником, - сказала она восхищенно.

     - Ну, очень недолго, - уверил он ее с усмешкой. – Летом, когда мне исполнилось пятнадцать лет, преподобный записал меня в рыбацкую артель и отправил в море на промысел сельди. Не могу сказать, почему он это сделал: то ли чтобы исправить мой характер, то ли спасти меня от тюрьмы, то ли уже не мог выносить мое пребывание в доме, но это сработало. Если хочешь познакомиться с крутыми мужиками, выйди в море с гэльскими рыбаками.

     - Я запомню это, - сказала она, удерживаясь от хихиканья и вместо этого тихонько фыркая. – Твои друзья попали в тюрьму, или они выправились без тебя?

     - Доджи пошел в армию, - ответил он задумчиво. – Джерри принял лавку от своего отца, его отец торговал табаком. Бобби … в общем, он умер. Утонул тем же летом, когда ловил лобстеров со своим кузеном из Обана.

     Она придвинулась к нему и сжала его руку в знак сочувствия.

     - Мне жаль, - произнесла она и сделала паузу. – Но он не мертв, ведь так? Еще нет. В настоящее время.

     Роджер покачал головой, издав тихий звук, в котором смешались юмор и печаль.

     - Это утешает? – спросила она. – Или об этом страшно думать?

     Она хотела, чтобы он продолжал говорить. Он не говорил так много с момента повешения, в результате которого он потерял свой певческий голос. Если ему приходилось говорить при людях, он смущался, и у него перехватывало горло. И сейчас его голос был все еще хриплым и неровным, но он не задыхался и не кашлял.

     - И то, и другое, - ответил он и повторил прежний звук. – Я никогда не увижу его в любом случае, – он пожал плечами, оставляя мысль. – Ты часто думаешь о своих старых друзьях?

     - Нет, не часто, - ответила она. Тропинка сужалась, и она взялась за его локоть, притягивая ближе. Они приближались к последнему повороту, за которым им откроется ферма МакДжилливреев. – Слишком много дел здесь, – она не желала говорить о том, что осталось в том времени.

     - Ты думаешь, Джо и Кеззи просто играются? – спросила она. – Или они что-то задумали?

     - Что они могут задумать? – спросил он в ответ, принимая изменение темы без замечаний. – Я не думаю, что они устроили засаду, чтобы кого-нибудь ограбить.

     - О, я верю, что они стоят на страже, - сказала она. – Они сделают все, чтобы защитить Лиззи. Только … - она замолчала. Они вышли из леса на тележную дорогу; ее дальний конец круто уходил вниз, в то, что ночью казалось бездонной пропастью, наполненной бархатистой темнотой, а днем будет представлять собой массу пней, кустов рододендронов, багряника и кизила, опутанных виноградными лианами и другими ползучими растениями. Здесь дорога, изобразив собой американские горки, разворачивалась почти на 180 градусов и упиралась в ферму МакДжилливреев в ста футах ниже.

     - Огни еще горят, - заметила она с легким удивлением. Небольшая группа зданий: старый дом, новый дом, бондарная лавка Ронни Синклера, кузница и хижина Джоунса – были почти темны. Но в нижних окнах нового дома были видны полосы света, просачивающиеся сквозь трещины в ставнях, а перед домом горел костер – яркое пятно света в темноте.

     - Кенни Линдсей, - предположил Роджер с уверенностью. – Бердслеи сказали, что встретили его. Он останавливался здесь, чтобы рассказать новости.

     - Мм. Нам следует быть осторожными. Если они опасаются бандитов, то могут стрелять во все, что движется.

     - Не сегодня; ведь у них праздник, помнишь? И вообще, что ты говорила о том, что Бердслеи защищают Лиззи?

     - О, - тут палец ноги ударился о какое-то препятствие, и она вцепилась в его руку, чтобы не упасть. – Ой! Только вопрос в том: от кого они ее защищают.

     Роджер сжал ее руку в ответ, поддерживая.

     - Что ты имеешь в виду?

     - Ну, если бы я была Манфредом МакДжилливреем, то очень постаралась бы хорошо обращаться с Лиззи. Мама говорит, что Бердслеи следует за Лиззи, как собаки, но я бы сказала, как прирученные волки.

     - Мне кажется, Иэн говорил, что приручить волка невозможно.

     - Да, - коротко ответила она. – Давай поспешим, пока они не погасили огонь.

     Большой дом был переполнен людьми. Свет лился из открытой двери и горел в узких, как бойницы, окнах на фасаде дома; темные фигуры мелькали перед костром. До них донеслись тонкие и сладкие звуки скрипки и аромат жарящегося мяса.

     - Видимо, Сенга сделала свой выбор, - заметил Роджер, беря ее за руку перед последним крутым спуском. – На кого ты ставишь? Ронни Синклер или парень из немцев?

     - Пари? На что спорим? Упс! – она споткнулась о полузарытый в землю камень, но Роджер поддержал ее, не давая упасть.

     - Проигравший приводит кладовую в порядок, - предложил он.

     - Согласна, - ответила она. – Я думаю, она выбрала Генриха.

     - Да? Может быть, ты и права, но последние ставки были пять к трем в пользу Ронни. Фрау Ута – это сила, с которой нужно считаться.

     - Да, - согласилась Брианна. – И если бы это были Хильда или Инга, то я сказала бы, что никакого спора не будет. Но у Сенги характер ее матери, и никто не может ей приказывать. Даже фрау Ута.

     - Интересно, откуда у нее такое имя? – добавила она. – Девушек по имени Инга и Хильда полным полно в Салеме, но я никогда не слышала о другой Сенге.

     - Ну, в Салеме ты, пожалуй, не найдешь. Это не немецкое имя, оно шотландское.

     - Шотландское? – удивилась она.

     - О, да, - произнес он с усмешкой в голосе. – Это Агнес, только наоборот. Девушка с таким именем просто обязана быть своевольной, не так ли?

     - Ты шутишь! Агнес наоборот!

     - Я не скажу, что это распространенное имя, но я встречал одну или две Сенги в Шотландии.

     Она рассмеялась.

     - И что, шотландцы делают это с любыми именами?

     - Обратное написание? – он задумался. – Ну, я ходил в школу с девочкой по имени Аднил, и еще был парень из бакалейной лавки, которого звали Кирэ.

     Она остро взглянула на него: не подшучивает ли он над ней, но он не шутил. Тогда она покачала головой.

     - Думаю, мама права насчет шотландцев. Твое имя наоборот будет …

     - Реждор, - подхватил он. – Звучит, словно из фильма про Годзиллу, да? Возможно, гигантский угорь или жук со смертельными лучами из глаз.

     - Ты мечтал об этом, не так ли? – произнесла она сквозь смех. – Кем ты хотел быть?

     - Ну, когда я был ребенком, жук со смертоносными глазами казался мне наилучшим вариантом. Насчет гигантских угрей. Когда я рыбачил в море, однажды в сети нам попалась мурена. Надо сказать, я не хотел бы встретить такое существо в темном переулке.

     - По крайней мере, оно более проворное, чем Годзилла, - сказал она, немного вздрогнув от воспоминания о мурене, которую довелось ей видеть. Чтырехфутовая лента из стали и каучука, быстрая, как молния, оборудованная острыми, как бритва, зубами, была поднята из трюма рыбацкой лодки при разгрузке в маленьком портовом городке МакДуфф.

     Они с Роджером стояли, прислонившись к камням, и лениво наблюдали за чайками, когда испуганный крик с рыбацкой лодки заставил их взглянуть вниз. Рыбаки в панике разбегались от чего-то на палубе.

     Темная молния вспыхнула над серебряным рыбным озером на палубе, метнулась под ограждение и приземлилась на влажных камнях причала, где вызвала такую же панику среди рыбаков, находящихся там. Рыба билась и извивалась, как сумасшедший высоковольтный кабель, пока один из мужчин в резиновых сапогах не набрался духа и не сбросил ее пинком в воду.

     - Ну, стоит ли обвинять этих угрей, - рассудительно заметил Роджер, очевидно, вспомнив то же самое. – Любой стал бы метаться и дергаться, когда его неожиданно вытащат со дня моря.

     - Конечно, - сказала она и, взяв его ладонь, просунула свои пальцы между его пальцами, ощутив комфорт от их прохладной твердости.

     Они приблизились к ферме достаточно, чтобы слышать обрывки смеха и разговоров, летящие в ночь вместе с огнем и дымом. Бегали дети; Брианна видела две фигурки, мелькающие в толпе, тонконогие, словно хэллоуинские гоблины.

     - Я вот подумал, - начал Роджер, - как интересно было бы посмотреть фильмы про Годзиллу вместе с ним. Возможно, ему захочется быть жуком со смертельными лучами из глаз. Забавно было бы, да?

     Ей послышалась тоска в его голосе, и у нее перехватило горло. Она сжала его пальцы и сглотнула.

     - Расскажи ему истории про Годзиллу, - предложила она. – Я нарисую к ним картинки.

     Он рассмеялся.

     - Христос, тебя побьют камнями за сделку с дьяволом, Бри. Годзилла похож на существо из Книги откровения^[10], как мне сказали.

     - Кто сказал?

     - Иждер.

     - Кто … о, - произнесла она, сделав в уме перестановку букв. – Реджи? Кто такой Реджи?

     - Преподобный. – Его двоюродный дед, его приемный отец. Улыбка, все еще сохраняющаяся в его голосе, была окрашена ностальгией. – Когда однажды в субботу мы ходили смотреть фильм про монстра. Иждер и Реждор. Ты бы видела, какие лица были у явившихся на чай леди, которых миссис Грэхем без предупреждения ввела в кабинет преподобного, и они увидели, как мы с ревом громили Токио, построенный из банок и кубиков.

     Она рассмеялась, но почувствовала, как слезы защипали ей глаза.

     - Мне жаль, что я не знала преподобного, - сказала она, сжимая его руку.

     - Я хотел бы, чтобы вы познакомились, - ответил он мягко. – Ты бы ему очень понравилась, Бри.

     На короткое время исчезли темный лес и пылающий огонь; они снова были в Инвернессе в уютном кабинете преподобного. Дождь стучал по стеклу, и с улицы доносились звуки автомобильного движения. Такое случалось часто, когда они разговаривали вдвоем. Потом что-то нарушало этот момент – на этот раз это были звуки от костра, где люди начали хлопать и петь – и их прежний мир мгновенно исчезал.

     Что, если бы он ушел, внезапно подумала она. Могла ли я одна вернуть воспоминания о прежней жизни?

     Чувство паники на мгновение охватило ее при этой мысли. Без Роджера, который являлся ее пробным камнем, лишь с ее собственными воспоминаниями, которые могли служить якорем, удерживающим прошлое, то время стало бы потерянным. Исчезло бы, превратившись в туманные мечты, не оставив ей твердой почвы реальности.

     Она глубоко вдохнула холодный вечерний воздух с дымком и продолжила идти, впечатывая шаги в почву, чтобы чувствовать ее твердость и основательность.

     - Мама, мама, мама! – маленькая капля отделилась от толпы вокруг огня и полетела к ней, врезавшись в колени с такой силой, что она была вынуждена схватиться за Роджера, чтобы не упасть.

     - Джем! Это ты! – она подхватила его и зарылась лицом в его волосы, пахнущие козами, сеном и колбасой с пряностями. Он ощущался тяжелым и основательным слитком.

     Ута МакДжилливрей повернулась и увидела их. Ее широкое хмурое лицо вспыхнуло радостной улыбкой. На ее приветственный возглас на них оглянулись другие люди, и их поглотила толпа. Все задавали вопросы, выражая удовольствие и удивление от их прихода.

     Несколько вопросов были о семье голландцев, но Кенни Линдсей принес новости раньше, и Брианна была рада этому. Люди охали и качали головами, но к счастью к данному моменту они исчерпали все испуганные предположения и обратились к другим вопросам. Холод могил под елями все еще оставался в ее сердце, и она не хотела делать эти воспоминания реальными, рассказывая о них.

     Помолвленная пара с блаженными лицами сидела возле костра на перевернутых стульях.

     - Я победила, - сказала Брианна, улыбнувшись при виде их. – Разве они не выглядят счастливыми?

     - Да, - согласился Роджер. – Сомневаясь, что Ронни Синклер счастлив. Где он?

     - Сейчас … ага, он в своей лавке, - ответила она и кивнула на маленькую хижину на другой стороне дороги. На стене, выходящей на дорогу, не было окон, но слабое свечение пробивалась по краям закрытой двери.

     Роджер перевел взгляд на веселую толпу; многие в ней были родственниками Уты и приехали с женихом и его друзьями из Салема, привезя с собой огромную бочку темного пива. Воздух был полон острым запахом пенистого хмеля.

     По контрасту лавка бондаря выглядела унылой и как будто недовольной. Он задался вопросом, вспомнил ли кто-нибудь возле костра о Ронни Синклере.

     - Я пойду и немного поболтаю с ним, хорошо? – Роджер коснулся ее спины. – Возможно, он нуждается в сочувствующем ухе.

     - В нем и хорошей выпивке? – она кивнула на открытую дверь большого дома, где Робин МакДжилливрей наливал, как она поняла, виски для избранных гостей.

     - Думаю, выпивку он добудет сам, - сказал Роджер и исчез в темноте. Потом она увидела, как дверь лавки открылась, высокий силуэт ее мужа на миг появился на фоне света и исчез внутри.

     - Хочу пить, мама! – Джемми, извивался, как головастик, пытаясь соскользнуть на землю. Она опустила его, и он, словно пуля, помчался прочь, едва не сбив с ног полную леди с блюдом оладий.

     Аромат этих оладий напомнил ей, что она не ужинала, и она вслед за Джемми протиснулась к столу, где Лиззи в роли «почти дочери» положила ей в тарелку квашеной капусты, сосиски, печеные яйца и еще что-то вроде мягкой каши.

     - Где твой возлюбленный, Лиззи? – спросила она, поддразнивая. – Разве ты не должна ухаживать за ним?

     - Ах, он? – Лиззи выразила лишь легкий интерес. – Вы имеете в виду Манфреда? Он там, – она махнула рукой в сторону костра. Манфред МакДжилливрей, ее жених, и четыре молодых человека, сцепившись руками, качались и пели какую-то немецкую песню. Кажется, они плохо знали слова, потому что каждая строка заканчивалась хихиканьем и подталкиванием.

     - Вот он, мой Schätzchen. По-немецки значит любимый, - объяснила Лиззи, наклонившись, чтобы дать Джемми кусочек колбасы. Тот проглотил его, как голодный тюлень, потом пробормотав: «Хочу пить» ринулся в темноту.

     - Джем! – Брианна направилась за ним, но ее остановила толпа, двинувшаяся к столу.

     - Не волнуйтесь за него, - успокоила ее Лиззи. – Все знают, кто он. С ним ничего не случится.

     Она, скорее всего, пошла бы за ним, если бы не увидела белокурую головку Германа, появившуюся возле сына. Герман, закадычный друг Джемми, был на два года старше его и, благодаря урокам своего отца, обладал хорошим знанием жизни. Она понадеялась, что он не лазил по карманам в толпе, и решила обыскать его позже на предмет контрабанды.

     Герман держал Джемми за руку, и она позволила убедить себя сесть вместе с Лиззи, Ингой и Хильдой на тюки соломы недалеко от костра.

     - А где ваш любимый? – поддразнила ее Хильда. – Этот большой красивый черный дьявол?

     - Ах, он? – сказала Брианна, подражая Лиззи, и они расхохотались довольно неподобающе для леди. Очевидно, пива было выпито немало.

     - Он утешает Ронни, - сказала она, кивнув на темную лавку бондаря. – Ваша мать расстроилась из-за выбора Сенги?

     - Ох, да, - ответила Инга, выразительно закатив глаза. – Слышали бы вы, как они ругались, мама и Сенга. Коса на камень. Папа ушел на рыбалку и не возвращался три дня.

     Брианна склонила голову, скрывая усмешку. Робин МакДжилливрей любил спокойную жизнь, чего ему, вероятно, никогда не будет доступно в компании жены и дочерей.

     - Ну, в общем-то, - философски произнесла Хильда, откидываясь немного назад, чтобы ослабить давление на довольно выступающий живот, - meine Mutter^[11] и сказать было особо нечего. В конце концов, Генрих – сын ее кузена. Даже если он бедный.

     - Но молодой, - добавила Инга. – Па говорит, что у Генриха будет время разбогатеть.

     Ронии Синклер точно не был богат, и он был на тридцать лет старше Сенги. С другой стороны ему принадлежала бондарная лавка и половина дома, в котором жил он и МакДжилливреи. И Ута, которая устроила браки своих старших дочерей с зажиточными мужчинами, очевидно, считала выгодным брак между ним и Сенгой.

     - Наверное, это несколько неудобно, - тактично сказала Брианна, - что Ронии будет жить с вашей семьей после … - она кивнула на обрученных, которые кормили друг друга кусочками пирога.

     - Ого! – воскликнула Хильда, закатив глаза. – Я рада, что не живу здесь!

     Инга энергично кивнула, соглашаясь, но добавила:

     - Да, но Mutti не из тех, кто плачет над пролитым молоком. Она уже присмотрела жену для Ронни. Посмотрите на нее, – она кивнула на стол с едой, где Ута весело болтала с группой немок.

     - Как ты думаешь, кого она выбрала? – спросила Инга сестру, наблюдая за матерью. – Маленькую Гретхен? Или кузину Арчи? Может быть, косоглазую Сеону?

     Хильда, бывшая замужем за шотландцем из округа Сарри, покачала головой.

     - Она хочет немецкую девушку, - возразила она. – Она думает о том, что случится, если Ронни умрет, и его вдова снова выйдет замуж. У мамы больше шансов принудить немецкую девушку к браку с одним из ее племянников или кузенов, и таким образом оставить собственность в семье, да?

     Брианна зачарованно слушала, как молодые женщины со знанием дела обсуждали ситуацию, и задавалась вопросом: знает ли Ронни Синклер, что его судьба решается таким категоричным способом. Но, подумала она, он жил рядом с Утой МакДжилливрей больше года и должен знать ее методы.

     Поблагодарив про себя бога, что ей не нужно жить в одном доме с грозной фрау МакДжилливрей, она поглядела на Лиззи, испытывая к ней живейшее сочувствие. Лиззи придется жить с Утой, когда на следующий год они с Манфредом поженятся.

     Услышав имя «Вемисс» она обратила вниманию на беседу женщин и обнаружила, что они обсуждали не Лиззи, а ее отца.

     - Тетушка Гертруда, - объявила Хильда и мягко рыгнула в кулак. – Она вдова, хорошо ему подойдет.

     - У тетушки Гертруды бедный мистер Вемисс будет мертвым уже через год, - возразила Инга со смехом. – Она в два раза его больше. Если он не умрет от изнеможения, то она просто задавит его во сне.

     Хильда прижала ладони ко рту, но скорее для того, чтобы унять хихиканье, а не от смущения. Брианна подумала, что она тоже приняла достаточно пива; ее чепец сидел криво, а обычно бледное лицо раскраснелось.

     - Думаю, его это не особенно волнует. Посмотрите, - Хильда кивнула в сторону от группы мужчин, распивающих пиво. Брианна без особого труда заметила мистера Вемисса по светлым развевающимся волосам. Он оживленно беседовал с крепкой женщиной в переднике и чепце, которая, смеясь, тыкала его в ребра.

     Пока она наблюдала, к увлеченной беседой паре пробилась Ута МакДжилливрей, сопровождаемая высокой белолицей женщиной, которая выглядела несколько неуверенно.

     - А это кто? – Инга вытянула шею, как гусыня; ее сестра ткнула ее локтем.

     - Не пялься, Mutti смотрит сюда!

     Лиззи приподнялась, всматриваясь.

     - Кто …? – начала она, но ее прервал Манфред, который сел рядом с ней на солому.

     - Как ты, Herzchen^[12]? – спросил он, обхватив ее за талию и пытаясь поцеловать.

     - Кто это, Фредди? – она ловко вывернулась из его объятий и указала на белолицую женщину, которая застенчиво улыбнулась, когда фрау Ута представила ее Вемиссу.

     Манфред моргнул и слегка покачнулся, но с готовностью ответил.

     - О, это фройляйн Беррич. Сестра пастора Беррича.

     Инга и Хильда издали негромкие заинтересованные восклицания; Лиззи немного нахмурилась, но потом расслабилась, увидев, как отец приветствовал подошедших наклоном головы. Фройляйн была почти так же высока, как Брианна, и та с симпатией подумала, что это объясняет, почему Беррич все еще не замужем. Волосы женщины, видимые из-под чепца, были тронуты сединой, лицо довольно простое, но глаза выражали спокойную мягкость.

     - О, протестантка, - произнесла Лиззи пренебрежительным тоном, который показал, что фройляйн едва ли может рассматриваться, как потенциальная подруга для ее отца.

     - Да, но она хорошая женщина. Пойдем, потанцуем, Элизабет, - потеряв всякий интерес к мистеру Вемиссу и фройляйн, Манфред потянул Лиззи на ноги и потащил в круг танцоров. Она пошла неохотно, но Брианна увидела, что к тому времени, когда они достигли круга, она уже улыбалась шуткам Манфреда, а он улыбался ей в ответ. Они привлекательная пара, подумала она, и лучше подходят друг другу по внешности, чем Сенга и ее Генрих, который был хотя и высокий, но имел веретенообразную фигуру и длинное лицо.

     Инга и Хильда заспорили по-немецки, что позволило Брианне без помех наслаждаться ужином. Будучи страшно голодной, она наслаждалась бы чем угодно, но пирог, хрустящая капуста и сосиски были просто великолепны.

     И только вытерев остатки соуса и жира с деревянной тарелки кусочком хлеба, она бросила виноватый взгляд на бондарную лавку, подумав, что должна была что-нибудь приберечь для Роджера. Он был очень добр, приняв во внимание чувства бедного Ронни. Возможно, ей следует пойти и освободить его.

     Она поставила тарелку и стала поправлять свои юбки, готовясь к исполнению плана, когда из темноты появились две шатающиеся фигурки.

     - Джем? – испуганно произнесла она. – Что случилось?

     Огонь мерцал в волосах Джемми, напоминавших только что отчеканенную медь, но его лицо было белым, а глаза, огромные темные лужи, были неподвижны и выпучены.

     - Джемми!

     Он повернул к ней застывшее лицо, произнес: «Мама?» тихим неуверенным голосом, потом внезапно осел на землю, словно его ноги вмиг стали резиновыми.

     Она смутно осознавала, что Герман стоял, колеблясь, как молодое деревце под ветром, но не имела на него времени. Она схватила Джемми и немного тряхнула.

     - Джемми! Проснись! Что случилось?

     - Малец мертвецки пьян, nighean^[13], - произнес веселый голос рядом. – Что вы ему давали? – Робин МакДжилливрей сам в довольно сильном подпитии наклонился над Джемми и потыкал его. В ответ раздалось что-то вроде негромкого бульканья, потом он поднял одну руку мальчика и опустил; рука безвольно упала, словно вареная спагеттина.

     - Я ничего ему не давала, - ответила она. Паника уступала место растущему раздражению, поскольку она видела, что Джемми просто спал; его маленькая грудь вздымалась и опадала в спокойном ритме. – Герман!

     Герман, свалившись на землю маленькой кучкой, с задумчивым видом распевал «Алуэтту»^[14], свою любимую песню, которой его научила Брианна.

     - Герман! Что ты давал пить Джемми?

     - … j’te plumerai la tête …^[15]

     - Герман! – она схватила его за руку, и он прекратил петь, удивленно уставившись на нее.

     - Что ты давал пить Джемми, Герман?

     - Он хотел пить, мадам, - ответил Герман со сладкой улыбкой. – Он хотел пить, – потом его глаза закрылись, и он опрокинулся назад неподвижный, как дохлая рыба.

     - Где, черт побери, Марсали?

     - Ее здесь нет, - ответила Инга, наклонившись, чтобы посмотреть Германа. – Она в доме вместе с маленькой maedchen^[16]. А Фергюс … - она выпрямилась. – Я его видела недавно.

     - Проблемы? – хриплый голос рядом заставил Брианну вздрогнуть; развернувшись, она увидела ухмыляющегося Роджера.

     - Твой сын – пьяница, - сообщила она ему, потом уловила его дыхание. – Следует по стопам своего отца, - добавила она холодно.

     Проигнорировав ее недовольство, Роджер уселся рядом и положил голову Джемми себе на колени.

     - Эй, привет, - произнес он, ласково поглаживая щеку мальчика. – Привет. Ты в порядке?

     Словно по волшебству, глаза Джемми открылись, и он сонно улыбнулся отцу.

     - Привет, папа, - все еще ангельски улыбаясь, он закрыл глаза и впал в абсолютную неподвижность, прижавшись щекой к отцовскому колену.

     - Он в порядке, - пояснил Роджер Брианне.

     - Хорошо, - сказала она, не особенно успокоившись. – Что они пили, как ты думаешь? Пиво?

     Роджер наклонился и понюхал красные губы мальчика.

     - Вишневая наливка, судя по запаху. За сараем целый чан этого напитка.

     - Святый Боже! – ей не приходилось пить вишневой наливки, но миссис Баг дала ей рецепт. «Возьмите бушель вишневого сока, насыпьте в него двадцать четыре фунта сахара, вылейте в сорокагалонную бочку и залейте виски».

     - Он в порядке, - повторил Роджер, похлопывая ее по руке. – А это не Герман?

     - Да, он, - она наклонилась, чтобы проверить Германа; тот спал с такой же ангельской улыбкой. – Вишневая наливка, должно быть, сильная вещь.

     Роджер рассмеялся.

     - Ужасная. Как сильная микстура от кашля. Но она хорошо веселит.

     - Ты ее пил? – она присмотрелась к нему, но его губы были обычного цвета.

     - Конечно, нет, - он наклонился и поцеловал ее в доказательство. – Ты же не думаешь, что такой шотландец, как Ронни, будет запивать разочарование вишневой наливкой? Если под рукой есть приличный виски?

     - Верно, - согласилась она и взглянула на бондарную лавку. Светящиеся полоски по краям двери исчезли, и хижина выглядела, как черный прямоугольник на фоне темного леса. – Как Ронни?

     - Он в порядке, - Роджер мягко переложил Джемми на солому рядом с Германом. – В конце концов, он не был влюблен в Сенгу. От него несет неудовлетворенной похотью, но сердце не разбито.

     - Ну, что ж коли так, - сказала она сухо. – Ему не придется долго страдать. Мне сказали, что фрау Ута позаботится об этом.

     - Да, она сказала ему, что найдет для него жену. Он отнесся к этому по-философски, хотя и воняет похотью, - добавил он, сморщив нос.

     - Ээ. Хочешь есть? – она подобрала ноги, готовая подняться. – Я принесу что-нибудь, пока Ута и ее дочери не убрали все со стола.

     Роджер внезапно очень сильно зевнул.

     - Нет, я в порядке, - он моргнул, сонно улыбнувшись ей. – Я пойду, найду Фергюса и скажу, где Герман; возможно, перехвачу что-нибудь по дороге. – Он похлопал ее по плечу, встал и, немного шатаясь, направился к огню.

     Она снова проверила мальчиков; те дышали спокойно и регулярно, полностью отключившись от внешнего мира. Она со вздохом пододвинула их ближе другу к другу, подгребла соломы и укрыла их своим плащом. Холодало, но зима уже закончилась, и в воздухе не ощущалось мороза.

     Праздник продолжался, хотя и сбавил обороты. Танцы прекратились; толпа разбилась на небольшие группы; старшие мужчины собрались возле костра, закурив трубки, молодежь куда-то исчезла. Семьи стали устраиваться на ночь, сооружая себе гнезда в соломе. Часть людей находилась в доме, большая часть в амбаре. Где-то за домом звучала гитара, и одинокий голос пел медленную и грустную песню. Песня внезапно заставила ее затосковать по пению Роджера с его богатым мягким голосом.

     При этой мысли она осознала, что голос Роджера звучал гораздо лучше, когда он вернулся от Ронни. Все еще хриплый лишь с отдаленным намеком на прежнюю силу, голос звучал гораздо легче, и в нем не было сдавленных звуках. Возможно, алкоголь помог голосовым связкам расслабиться.

     Более вероятно, подумала она, что Роджер расслабился сам и перестал обращать внимание на то, как звучит его голос. Мать уверяла, что его голос восстановится, если он будет работать над ним, но он разговаривал мало, то ли действительно опасаясь боли в горле, то ли стесняясь издаваемых звуков.

     - Наверное, я сделаю немного вишневой наливки, - пробормотала она. Потом посмотрела на две спящие фигурки, оценила перспективу утреннего похмелья и передумала. – Лучше не надо.

     Она нагребла кучку сена, накрыла его платком, сделав что-то вроде подушки – завтра придется выбирать сено из одежды – и улеглась, обняв Джема. Если мальчик будет беспокоиться или его вырвет во сне, она проснется.

     Костер прогорел; только неровные лепестки огня мерцали над тлеющими углями. Факелы, установленные по всему двору, прогорели или были затушены. Звуки гитары и песня затихли. Без света и шума, которые не пускали ее, вошла ночь и расправила крылья холодной тишины над горами. Звезды ярко горели в вышине, но они были лишь искрами в тысячелетиях пути от земли. Она закрыла глаза, спасаясь от необъятности ночи, и склонила голову, прижавшись губами к головке сына.

     Она пыталась успокоиться и уснуть, но без компании, которая могла отвлечь ее, и с запахом горящих углей в воздухе безжалостная память вернула ее назад, и вместо обычной молитвы на ночь она стала молить о защите и милосердии.

     «Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня чуждаются меня. Покинули меня близкие мои, и знакомые мои забыли меня.»^[17]

     - Я не забуду вас, - тихо прошептала она мертвым. Эти слова казались жалкими, жалкими и бесполезными. Но это все, что было в ее власти.

     Она задрожала и прижалась к Джемми.

     Неожиданный шелест сена, и Роджер улегся позади ее. Он немного повозился, натягивая на нее свой плащ, потом удовлетворенно вздохнул и расслабился, положив руку на ее талию.

     - Чертовски длинный день, да?

     Она издала слабый звук, соглашаясь. Теперь, когда все затихло, и не было необходимости говорить, оказывать кому-нибудь внимание, каждый мускул в ее теле дрожал от усталости. Лишь тонкий слой сена отделял ее от холодной жесткой земли, но она чувствовала, как волны сна неотвратимо накатывались на нее.

     - Ты поел? – она положила руку на его ногу, и он в ответ прижал ее ближе к себе.

     - Да, если считать пиво едой. Многие так считают, - он тихо рассмеялся, обдав ее теплым дыханием. – Все в порядке. – Теплота его тела стала проникать сквозь одежды, разделяющие их, прогоняя холод ночи.

     Джем всегда был горячим во сне, словно теплый глиняный горшок лежал под боком, но Роджер был еще горячее. Как говорит ее мать, температура горящего спирта выше температуры горящей нефти.

     Она вздохнула и прижалась спиной к нему, чувствуя себя согретой и защищенной. Холодная необъятность ночи уже не давила теперь, когда ее семья собралась вместе.

     Роджер издавал тихие гудящие звуки. Она осознала это внезапно. В гудении не было никакой мелодии, только его грудь вибрировала против ее спины. Она не стала останавливать его; ведь это хорошо для голосовых связок, но он остановился сам. Надеясь, что он начнет снова, она протянула руку назад и погладила его ногу, издав тихий вопросительный звук:

     - Хм-мм?

     Он сжал ладонями ее ягодицы.

     - Мм-хм, - в его звуке слились и приглашение, и удовлетворение.

     Она не ответила, но убрала бедра, отказываясь от ласки. Обычно это заставило бы его отступиться и убрать руки. Он убрал, но только одну руку; другая рука двинулась вниз по ее ноге, намереваясь найти низ юбки и задрать ее вверх.

     Она торопливо схватила его шаловливую руку и прижала ее к своей груди в знак того, что она ценит его внимание и при других обстоятельствах была бы рада, но в данный момент …

     Обычно Роджер очень хорошо понимал язык ее тела, но сейчас, по-видимому, под действием виски этот навык ослаб. Или его не волновало, хотела ли она …

     - Роджер! – прошипела она.

     Он начал гудеть снова; теперь в гудение вкрапливались глухие булькающие звуки, которые издает чайник перед закипанием. Рука его опустилась вниз под ее юбку и стремительно двинулась вверх по ноге. Джемми кашлянул и дернулся в ее объятиях; она сделала попытку лягнуть Роджера.

     - Боже, как ты красива, - пробормотал он ей в шею. – О, Боже, так красива. Такая красивая … такая … хмм … - Следующие слова были едва разборчивы, но ей показалось, что он произнес «скользкая». Его пальцы достигли цели, и она выгнулась, пытаясь отодвинуться.

     - Роджер, - произнесла она тихим голосом. – Роджер, люди вокруг! – и сопящий малыш рядом.

     Он что-то пробормотал, где различались слова: «темно» и «никто не увидит», и продолжил поднимать юбку, возобновив гудящие звуки. Потом прервался на время, чтобы прошептать: «Люблю тебя, люблю тебя так сильно …»

     - Я тоже тебя люблю, - ответила она, пытаясь поймать его руку. – Роджер, прекрати!

     Он убрал руку, но тут же схватил ее за плечо. Небольшое усилие, и вот она уже лежит на спине, уставившись на далекие звезды, которые тут же были закрыты головой и плечами Роджера, который навис на ней.

     - Джем …- она протянула руку к Джемми, который ничуть не потревоженный внезапным исчезновением ее тепла, свернулся клубочком, словно ежик в зимней спячке.

     А Роджер напевал – если это можно было назвать пением – похабную шотландскую песенку о мельнике, к которому пристает молодая женщина с просьбой смолоть ее кукурузу. В то время как он …

     - «He’s dang her doon upon a sack, and there she’s got her corn grund, her corn grund …»^[18] - жарко напевал Роджер ей в ухо, прижав ее к земле тяжелым телом, и звезды бешено кружили в вышине.

     Она думала, что слова о том, что от Ронни несет похотью – лишь фигура речи, но очевидно это не так. Голая плоть соприкоснулась с голой плотью, и затем … Она задохнулась, как и Роджер.

     - О, Боже, - произнес он и замер, нависнув над ней, потом выдохнул пары виски и начал двигаться, продолжая гудеть. Слава Богу, было темно, хотя и недостаточно. Остатки огня бросали на его лицо жутковатый свет, и на мгновение он выглядел, как большой черный красивый дьявол, как его описывала Инга.

     Расслабься и наслаждайся, подумала она. Сено производило громкий шелест, но вокруг слышались многочисленные шорохи, и ветер свистел между деревьями, заглушая все другие звуки.

     Она сумела преодолеть свое замешательство и начала действительно получать наслаждение, когда Роджер подсунул руки под ее ягодицы и приподнял бедра.

     - Обхвати меня ногами, - прошептал он и прикусил ее мочку зубами. – Забрось ноги мне на спину и упрись пятками в задницу.

     Движимая частично ответным возбуждением, частично желанием выбить из него воздух, она широко раздвинула ноги и, как ножницами, со всей силы обхватила его талию. Он издал экстатический стон и удвоил усилия. Возбуждение победило; она почти забыла, где они находятся.

     Полностью отдавшись наслаждению, она выгнула спину и взорвалась, задрожав под его горячим телом, в то время как ночной ветер холодил ее обнаженные ягодицы и бедра, посылая электрические импульсы по всей коже. Дрожа и постанывая, она распласталась на сене, все еще держа его ногами. Потом, расслабленная и бессильная, она повернула голову вбок и медленно открыла глаза.

     Кто-то подошел к ним; она заметила движение в темноте и замерла. Это пришел Фергюс, чтобы забрать своего сына. Она услышала его негромкий голос, что-то сказавший Герману по-французски, потом тихий шорох шагов, когда он отошел.

     Она лежала неподвижно с сильно бьющимся сердцем, все еще держа Роджера ногами. Роджер тем временем достиг своей маленькой смерти. Наклонив голову, так что его волосы, как паутинки, касались ее лица, он пробормотал: «Люблю тебя … Боже, как я люблю тебя», и медленно опустился на нее. После этого он выдохнул: «Спасибо» ей на ухо и впал в полубессознательное состояние, тяжело дыша.

     - О, - произнесла она, смотря на мирные звезды вверху, - пожалуйста. – Она с некоторым трудом разомкнула занемевшие ноги, столкнула с себя Роджера, уложила между ними Джемми и более или менее накрыла всех плащом.

     - Эй, - вдруг вспомнила она; Роджер шевельнулся.

     - Мм?

     - А каким монстром был Иждер?

     Он рассмеялся низким ясным смехом.

     - О, Иждер был гигантским бисквитным тортом, облитым шоколадом. Он мог заваливать других монстров и душить их своей сладостью. – Роджер снова засмеялся, икнул и расслабился.

     - Роджер? – позвала она тихо мгновение спустя. Ответа не последовало; она протянула руку поверх спящего сына и коснулась руки мужа.

     - Спой мне, - прошептала она, хотя знала, что он уже спал.

     Глава 7. ДЖЕЙМС ФРЕЙЗЕР, ИНДЕЙСКИЙ АГЕНТ

     - Джеймс Фрейзер, индейский агент, - произнесла я, прикрыв один глаз, словно читала с экрана. – Звучит как телешоу о Диком западе.

     Джейми прекратил стягивать чулок и настороженно посмотрел на меня.

     - Да? Это хорошо?

     - Поскольку герой телешоу никогда не умирает, да.

     - В таком случае, я за него, - сказал он, изучая стянутый чулок. Он с подозрением понюхал его, провел пальцем по истончившейся пятке и, покачав головой, бросил в корзину для белья. – Я должен петь?

     - Петь? О, - я вспомнила, что в последний раз пытаясь объяснить ему, что такое телевидение, я приводила в пример шоу Эда Саливана^[19]. – Нет, не думаю. И раскачиваться не трапеции тоже не нужно.

     - Хорошо, это успокаивает. Я уже не так молод, знаешь ли, - он встал и потянулся со стоном. Крыша была воздвигнута на высоте восьми футов с учетом его роста, но даже в таком случае его кулаки касались сосновых балок. – Христос, какой длинный был день!

     - Ну, он почти закончился, - сказала я, в свою очередь обнюхивая лиф платья, которое я только что сняла. От лифа сильно пахло, но запах был терпимый – лошади и горящего дерева. Немного проветрить, подумала я, и можно пока не стирать. – Я не раскачивалась на трапеции, даже когда была молодой.

     - Я заплатил бы деньги, чтобы увидеть тебя на трапеции, - произнес он с усмешкой.

     - Что значит индейский агент? – спросила я. – МакДональд, по-видимому, считает, что оказал тебе большую услугу, предложив эту работу.

     Он пожал плечами, расстегивая ремень на килте.

     - Без сомнения он так и считает, - он осторожно встряхнул килт; тонкий слой пыли и конского волоса образовался около его ног. Он подошел к окну и, высунувшись из него, тряхнул сильнее.

     - И был бы прав, - слабо прозвучал его голос снаружи, потом он обернулся, и голос стал громче, - если бы не твоя война.

     - Моя? – возмущенно произнесла я. – Говоришь так, словно я собираюсь начать войну.

     Он махнул рукой.

     - Ты знаешь, что я имею в виду. Индейский агент, сассенах – это человек, который отправляется к индейцам, дарит им подарки и ведет с ними переговоры, склоняя их к действиям в пользу Короны, каковы бы эти действия не были.

     - О? А что за Южный департамент, о котором упоминал МакДональд? – я невольно поглядела на двери, но приглушенный храп за нею показывал, что наш гость уже попал под чары Морфея.

     - Ммфм. Индейскими делами в колониях занимаются Южный и Северный департаменты. Южным руководит Джон Стюарт из Инвернесса. Повернись, я расшнурую.

     Я с благодарностью повернулась к нему спиной. С легкостью, порожденной большим опытом, он в несколько секунд расшнуровал мой корсет. Я глубоко вздохнула, и корсет упал на пол. Затолкав ладони под мою рубашку, он стал потирать ребра, где кости корсета вжимали влажную ткань в кожу.

     - Спасибо, - я блаженно вздохнула и прислонилась к нему спиной. – И будучи сам инвернесцем, МакДональд полагает, что Стюарт расположен к горцам?

     - Это будет зависеть от того, встречал ли Стюарт кого-нибудь из нашего рода, - ответил Джейми, - но МакДональд считает так. – Он поцеловал меня в макушку с рассеянной нежностью, потом стал развязывать ремешок, стягивающий волосы.

     - Садись, - сказала я, переступая упавший корсет, - я расплету косичку.

     Он сел на табурет и расслаблено закрыл глаза, пока я расплетала его волосы. Он носил тугую косичку на протяжении последних трех дней. Я погрузила пальцы в теплую огненную массу его распущенных волос, и волны цвета корицы, золота и серебра засияли в цвете камина, когда я стала мягко массировать его скальп.

     - Подарки? Ты сказал, что подарки предоставляет Корона?

     Как я заметила, у Короны была плохая привычка «награждать» полезных людей титулами, которые требовали от них вложения больших денег.

     - Теоретически, - он широко зевнул и расслабил широкие плечи, когда я взяла свою щетку и принялась расчесывать его волосы. – О-о, хорошо. МакДональд потому считает это удачей, что появляется возможность преуспеть в торговле.

     - Помимо прекрасных возможностей для развращения индейцев. Да, я понимаю, - я работала щеткой несколько минут, прежде чем задать вопрос. – Ты согласишься?

     - Не знаю. Мне нужно подумать. Ты сказала о Диком западе … Брианна упоминала о нем, когда говорила о пастухах …

     - Ковбоях.

     Он проигнорировал мою поправку.

     - А индейцы? Это правда, что она говорила об индейцах?

     - Если она говорила о том, что индейцы будут практически истреблены в следующее столетие, то она права, - я пригладила его волосы, потом уселась на кровать и принялась расчесывать свои волосы. – Это тебя беспокоит?

     Его брови слегка сошлись, пока он обдумывал мой вопрос, рассеянно почесывая золотисто-рыжие волосы в вырезе рубашки.

     - Нет, - начал он медленно, - не совсем. Ведь я не собираюсь убивать их своими собственными руками. Но … мы приближаемся, не так ли? Ко времени, когда я должен проявить максимум осторожности, лавируя между огнями.

     - Боюсь, что так, - сказала я, ощущая напряжение между лопатками. Я слишком хорошо понимала, о чем он говорит. Линии фронта еще не видны, но уже были начертаны. Стать индейским агентом для Короны означало заявить себя лоялистом, что в настоящий момент, когда революционное движение только зарождалось, было неплохо. Но станет очень опасным фактором при приближении к точке, когда мятежники захватят власть и объявят независимость.

     Зная о развитии событий, Джейми не осмеливался тянуть время, долго не присоединяясь к восставшим, но сделать это слишком рано означало риск быть арестованным за измену. Не слишком хорошая перспектива для прощеного изменника.

     - Разумеется, - начала я неуверенно, - если бы ты согласился стать индейским агентом, ты мог бы убедить некоторые племена поддержать американскую сторону или, по крайней мере, остаться нейтральными.

     - Я мог бы, - согласился он с некоторой унылостью в голосе, - но, не беря во внимание вопрос о честности такого курса, это только приведет их к печальному концу, не так ли? С ними произошло бы то же самое, если бы победили англичане, как ты думаешь?

     - Они не победят, - сказала я немного раздраженно.

     Он остро взглянул на меня.

     - Я верю тебе, - произнес он тоже с раздражением. – Но я имею право знать, не так ли?

     Я кивнула, сжав губы. Раньше я не хотела говорить о восстании в Шотландии. Сейчас я не хотела говорить о революции, но у меня не было выбора.

     - Я не знаю, - произнесла я со вздохом. – Никто не может сказать, так как этого не произошло, но если подумать, то полагаю, что индейцам было бы лучше под британским правлением.

     Я улыбнулась ему с некоторым сожалением.

     - Веришь или нет, но Британская империя может – или сможет – управлять своими колониями без истребления их коренного населения.

     - Кроме шотландских горцев, - очень сухо заметил он. – Да, я поверю тебе на слово, сассенах.

     Он поднялся, откинул назад волосы, и я мельком увидела крошечный белый шрам от пулевого ранения.

     - Тебе лучше поговорить об этом с Роджером, - сказала я. – Он знает гораздо больше меня.

     Он кивнул, но не ответил, слегка скривившись.

     - Кстати, как ты думаешь, где Роджер и Бри?

     - Полагаю, у МакДжилливреев, - ответил он, удивившись моему вопросу. - Пошли за Джемом.

     - Откуда ты знаешь? – спросила я тоже удивленно.

     - Когда вокруг неспокойно, мужчина стремится собрать семью возле себя в безопасном месте, знаешь ли? – он приподнял одну бровь, глядя на меня, и, потянувшись, взял с комода свой меч. Он вытянул его на половину из ножен, потом вернул назад и положил на место рукояткой к себе.

     Он принес с собой заряженный пистолет, который поместил на умывальник возле окна. Ружье и дробовик тоже были заряжены и висели над очагом внизу. Со слабой ироничной усмешкой он вытащил из ножен на поясе дирк и затолкал его под подушку.

     - Иногда я забываю, - задумчиво произнесла я, наблюдая за его действиями. Кинжал под подушкой присутствовал в нашу первую брачную ночь и во многих других случаях.

     - Да? – он улыбнулся, слегка кривовато, но улыбнулся.

     - А ты? Когда-нибудь?

     Он покачал головой с немного грустной улыбкой.

     - Иногда мне хочется забыть.

     Наша беседа была прервана неясным вскриком из зала, за которым последовали проклятия и резкий звук от ботинка, ударившегося о стену.

     - Гребанный кот! – проревел майор МакДональд. Я зажала рот рукой, слушая, как босые ноги протопали по половицам, за ними последовал сильный хлопок открываемой двери, и такой же сильный хлопок при ее закрытии.

     Джейми, застывший на мгновение, теперь мягко двинулся и беззвучно приоткрыл нашу дверь. Адсо, высоко задрав хвост, с важным видом вошел в комнату. Полностью проигнорировав нас, он пересек комнату, запрыгнул на умывальник и уселся в тазик, где, задрав заднюю ногу, принялся спокойно вылизывать свои яйца.

     - Однажды в Париже я видел мужчину, который мог делать то же самое, - заметил Джейми, с интересом наблюдая за котом.

     - Думаю, люди платили деньги, чтобы посмотреть на это, – предположила я. Вряд ли кто-нибудь согласится заниматься этим просто ради удовольствия. Не в Париже уж точно.

     - Ну, вообще-то не на мужчину. Скорее на его компаньонку, которая была такая же гибкая, - он усмехнулся мне, и его глаза вспыхнули синим цветом. – Словно два червя.

     - Как очаровательно, - пробормотала я, глядя на умывальник, где Адсо перешел к еще более неделикатным действиям. – Тебе повезло, что майор спит невооруженным. Он мог сделать из тебя жареного зайца на вертеле.

     - Сомневаюсь. Наш Дональд, скорее всего, спит с мечом, но он хорошо знает, с какой стороны его хлеб намазан маслом. Ты ведь не станешь его кормить, если он проткнет твоего кота.

     Я поглядела на дверь. Шорох постели и приглушенные проклятия затихли. Майор с опытом профессионального военного был уже на полпути в страну сна.

     - Да, не стану. Ты оказался прав: он лезет в близкое окружение нового губернатора. Это и есть причина, по которой он втягивает тебя в политику, не так ли?

     Джейми кивнул, но явно потерял интерес к обсуждению махинаций МакДональда.

     - Я прав, да? Это означает, что ты должна мне, сассенах.

     Он озирал меня с задумчивым выражением, и я лишь надеялась, что оно не было вдохновлено воспоминаниями о червеподобных парижанах.

     - О? – я настороженно посмотрела на него. – И что я должна …?

     - Ну, я еще не решил, но думаю, для начала ты должна лечь в постель.

     Это звучало разумно. Я взбила подушки, вытащив между делом дирк, и стала забираться на кровать. Потом остановилась и наклонилась проверить веревки, на которых лежал матрас. Я покрутила колки, натягивая веревки так, что деревянный каркас кровати заскрипел, а веревки издали протяжный звук.

     - Очень предусмотрительно, сассенах, - заметил Джейми с усмешкой.

     - Опыт, - сообщила я ему, на четвереньках забираясь на тугой матрас. – После ночи, проведенной с тобой, я часто просыпалась с матрацем на ушах и задницей в дюйме от пола.

     - Обещаю, что на этот раз твоя задница будет гораздо выше, - заверил он меня.

     - О, ты разрешишь мне быть сверху? – я испытывала смешанные чувства. Я отчаянно устала, и хотя мне нравилось ездить на Джейми, я больше десяти часов провела верхом на проклятой лошади, а мускулы моих бедер, которые требовались и для того, и для другого, спазматически подергивались.

     - Может быть, немного позже, - сказал он, задумчиво прищурив глаза. – Ложись на спину, сассенах, и задери рубашку. Потом раздвинь для меня ножки. Вот так, хорошая девочка. Нет, пошире, хорошо?

     Он начал с намеренной медлительностью снимать свою рубашку.

     Я вздохнула и подвигала ягодицами, пытаясь найти положение, при котором мои бедра не станут дрожать, если мне придется долго находиться в таком положении.

     - Если ты имеешь в виду то, о чем я думаю, то пожалеешь об этом. Я даже не подмывалась сегодня, - укоризненно сказала я. – Я страшно грязная и пахну, как лошадь.

     Уже обнаженный, он приподнял руку и принюхался.

     - О? Я тоже. Но это неважно, я люблю лошадей, - он направился ко мне, но остановился, с одобрением рассматривая меня.

     - Да, очень хорошо. Теперь подними руки и возьмись за головку кровати …

     - Ты же не станешь! – вскричала я и тут же понизила голос, бросив взгляд на двери. – Не с Макдональдом, который спит в зале.

     - О, стану, - уверил он меня, - и черт с ним, МакДональдом, и дюжиной таких, как он. - Однако остановился и некоторое время смотрел на меня, потом вздохнул и покачал головой.

     - Нет, - тихо произнес он, - не сегодня. Ты все еще думаешь об этих голландских беднягах, да?

     - Да. Ты разве нет?

     Он со вздохом сел на кровать.

     - Я очень старался не думать, - искренне признался он, - но свежие мертвецы не лежат смирно в своих могилах, не так ли?

     Я положила свою руку на его, чувствуя облегчение от того, что он разделяет мои мысли. Сквозь ночной воздух, казалось, пролетели духи, и я ощутила глубокое уныние того пустынного места, тревожную печаль ряда могил, чувства, которые ранее скрывались среди событий и тревог вечера.

     Это была ночь, когда лучше находиться в доме с запертой дверью, огнем в очаге и людьми вокруг.

     - Я хочу тебя, Клэр, - негромко произнес Джейми. – Я нуждаюсь … если ты согласна?

     А как они провели последнюю ночь, задалась я вопросом. Тихо шептались, лежа в кровати, муж и жена, не предвидя того, что ожидает их в будущем. Я мысленно видела ее длинные белые бедра под подолом, задранным ветром, и проблеск вьющихся волос между ними; половые губы под каштановыми волосами бледные, словно вырезанные из мрамора, и полоска между ними, словно у статуи девственницы.

     - Я хочу тоже, - сказала я мягко. – Иди сюда.

     Он наклонился и аккуратно потянул завязки моей рубашки; поношенная ткань начала сползать с плеч. Я схватилась за нее, но он перехватил мою руку и опустил ее вниз. Подцепив ворот одной рукой, он спустил рубашку ниже, потом погасил свечу и в темноте, пахнущей воском, медом и конским потом, поцеловал мой лоб, скулы, губы и подбородок, потом мягкие губы двинулись вниз к подошвам моих ног.

     Через некоторое время он подтянулся вверх и долго посасывал мои груди, а я гладила его спину и ягодицы, голые и уязвимые в темноте.

     Потом мы лежали, сплетясь как черви, и единственным светом в комнате был затухающий жар очага. Я так устала, что, чувствуя погружение в матрас, желала только одного: продолжать погружаться вниз и вниз до полного забвения.

     - Сассенах?

     - Гм?

     Короткое колебание, потом его рука нашла мою и схватила ее.

     - Ты не сделаешь того, что сделала она?

     - Кто?

     - Она. Голландка.

     Выхваченная из сна, я нечетко соображала, и даже воспоминание о мертвой женщине с лицом, покрытым передником, казалось нереальным, не более чем один из фрагментов действительности, которые мой мозг выбросил за борт в попытке удержаться на плаву, когда я погружалась в глубины сна.

     - Что? Упала в огонь? Я постараюсь, - уверила я его с зевком. – Доброй ночи.

     - Нет. Проснись, - он потряс мою руку. – Говори со мной, сассенах.

     - Ммм, - сделав значительное усилие, я вынырнула из объятий Морфея и повернулась на бок, глядя на него. – Говорить с тобой? О чем?

     - О голландке, - терпеливо повторил он. – Если меня убьют, ты не станешь убивать всю семью, да?

     - Что? – я провела рукой по моему лицу, пытаясь уловить смысл среди обрывков сна. – Чью семью? О, ты думаешь, она сделала это нарочно? Отравила их?

     - Думаю, это возможно.

     Слова были произнесены шепотом, но они полностью разбудили меня. Я мгновение лежала неподвижно, потом потянулась к нему, желая убедиться, что он рядом.

     Он был рядом; большой и твердый; его гладкое бедро теплое и живое под моей рукой.

     - Также это могло быть несчастным случаем, - сказала я тихо. – Ты не можешь знать наверняка.

     - Нет, - допустил он, - но я не могу не думать так. – Он беспокойно перевернулся на спину.

     - Приехали бандиты, - сказал он балкам вверху. – Он дрался с ними, и они убили его на пороге собственного дома. А когда она увидела, что муж ее умер, она намешала поганки в рагу и скормила его детям и своей матери. Она забрала с собой двух бандитов, но это как раз было случайностью. Она лишь хотела последовать за ним, не могла оставить его там одного.

     Я хотела сказать, что это было довольно драматичной интерпретацией того, что мы видели, но не могла с уверенностью утверждать, что он не прав.

     - Ты не знаешь, - повторила я мягко. – Ты не можешь знать.

     Если не найдешь других бандитов, внезапно пришла мне в голову мысль, и не спросишь их. Но этого я говорить не стала.

     Мы оба молчали некоторое время. Он все еще раздумывал, но меня снова подхватила сонная волна.

     - Что если я не смогу защитить тебя? – прошептал он, наконец. Он внезапно повернул голову на подушке, взглянув на меня. – Тебя и остальных? Я буду стараться изо всех сил, сассенах, и мне не страшно, если я умру при этом, но что если я умру слишком быстро … и потерплю неудачу?

     И какой ответ может быть на это?

     - Ты не умрешь, - прошептала я в ответ. Он вздохнул и нагнул голову, уткнувшись лбом в мой лоб. Я ощутила запах виски и яиц в теплоте его дыхания.

     - Я постараюсь, - сказал он, и я прижалась ртом к его мягким губам, даря утешение и комфорт.

     Я положила голову на его плечо, обхватила его руку и вдохнула запах его кожи – дым и соль, словно его коптили на огне.

     - Ты пахнешь копченой ветчиной, - пробормотала я; он издал низкий смешок и втиснул свою ладонь в привычное для нее место между моих бедер.

     Тогда я перестала бороться и позволила тяжелым пескам сна затянуть меня. Может быть, он произнес это, может быть, мне только приснилось.

     - Если я умру, - прошептал он в темноте, - не последуй за мной. Ты нужна детям. Оставайся с ними. Я могу подождать.

     ЧАСТЬ ВТОРАЯ

     Тени сгущаются

     Глава 8. ЖЕРТВА РЕЗНИ

     От лорда Грея

     мистеру Джеймсу Фрейзеру, эсквайру.

     14 апреля 1773

     Мой дорогой друг,

     Пишу Вам в добром здравии и надеюсь, что Вы и Ваши близкие находятся в таком же состоянии. Мой сын вернулся в Англию, закончить свое образование. Он с восхищением описывает все, что с ним там происходит (копию его письма я прилагаю), и уверяет меня в своем благополучии. Что еще более важно, моя мать также уверяет меня в его благополучии, хотя я думаю – скорее из того, что она не написала, чем из того, что написала – что он привнес элемент беспорядка в ее жизнь.

     Признаюсь, что ощущаю нехватку такового элемента в моей жизни. Вы будете удивлены, насколько она упорядочена и спокойна в эти дни. Однако это спокойствие оказывает на меня гнетущее действие, и в то время, как я здоров телом, мой дух несколько поник. Боюсь, я сильно скучаю по Уильяму.

     Чтобы отвлечься от моего одинокого существования, я принялся за новое дело, а именно за виноделие. И хотя я признаю, что продукту не хватает того, что дает Ваша способность к дистилляции, льщу себя надеждой, что пить его можно, а если дать ему настояться год или два, оно станет вполне приемлемым. Я отправлю вам дюжину бутылок позже с моим слугой Хиггинсом, историю которого Вы можете найти интересной.

     Вероятно, Вы слышали о волнениях в Бостоне, произошедших в марте три года назад, которые в газетах – свершено необоснованно – были названы «резней».

     Я сам не присутствовал при этом, но говорил со многими офицерами и солдатами, которые там были. Если они говорят правду, а я полагаю, что это так, такое освещение вопроса бостонской прессой совершенно чудовищно.

     Бостон во всех смыслах является притоном для республиканцев с их так называемыми маршами протеста, в изобилии проводимыми на улицах в любую погоду, главная задача которых дать толпе поиздеваться над расквартированными там солдатами.

     Хиггинс рассказывал мне, что ни один человек в военной форме не мог выйти на улицу в одиночестве из страха перед толпой, и даже когда они выходили большим отрядом, из-за агрессивного поведения гражданских им приходилось возвращаться в казармы, если долг не повелевал им поступить иначе.

     Однажды вечером патруль из пяти человек был окружен людьми, которые не только оскорбляли их, но и забросали камнями, комьями земли, экскрементами и другим мусором. Напор толпы был так велик, что солдаты, боясь за свою безопасность, выставили ружья в надежде испугать бесчинствующих людей. Но вместо того, чтобы успокоить их, это действие вызвало еще больший гнев, и в некоторый момент ружья были пущены в ход. Никто не может сказать с уверенностью: был ли сделан выстрел из толпы или со стороны солдат, не говоря уже о том, что произошло ли это случайно или преднамеренно, но эффект от него … Ну, Вы хорошо знаете такие дела и представляете последующий беспорядок.

     В результате пятеро людей из толпы были убиты; солдат сильно избили, но они смогли убежать живыми только для того, чтобы стать козлами отпущения в злопыхательской прессе, которая все произошедшее преподнесла, как избиение невинных, а не как вопрос самообороны от сброда, воспламененного алкоголем и болтунами.

     Признаюсь, что мои симпатии находятся на стороне солдат, и Вы хорошо понимаете это. Они были привлечены к суду, где судья объявил трех из них невиновными в убийстве, однако освободить всех пятерых счел небезопасным для себя.

     Хиггинс и еще один солдат были признаны виновными в убийстве, но их взяла под защиту Церковь, так что после клеймения они были отпущены. Армия, конечно, уволила его из своих рядов; он оказался без средств к существованию и пострадал от преследования толпы. Он рассказал мне, что его избили в таверне сразу же после выхода из тюрьмы, вследствие чего он лишился зрения в одном глазу, и фактически сама его жизнь не раз подвергалась опасности. Для спасения живота своего он нанялся моряком на корабль, которым управлял мой друг, капитан Джилл, хотя моряк из него никакой.

     Это скоро стало очевидным и для капитана Джилла, который уволил его по прибытии в первый же порт. Я находился в то время в городе по делу и столкнулся там с капитаном, который рассказал мне об отчаянном положении Хиггинса.

     Почувствовав жалость к солдату, который, по моему мнению, честно выполнил свой долг, я смог найти парня, а когда обнаружил, что он довольно умен и имеет приятный характер, взял к себе в услужение, в чем он весьма преуспел.

     Я отправляю его к Вам с вином в надежде, что Ваша жена осмотрит его. Местный врач, доктор Поттс, осматривал его и объявил, что глаз неизлечим, что, скорее всего, так и есть. Имея некоторый личный опыт относительно медицинских навыков Вашей жены, надеюсь, что она может помочь ему в других недугах, которые не смог излечить доктор Поттс. Передайте ей, пожалуйста, что я ее скромный слуга и остаюсь в бесконечной благодарности за ее доброту.

     Мой сердечный привет Вашей дочери, которой я отправлю подарок вместе с вином. Полагаю, ее муж не станет обижаться на мое дружеское расположение к ней, учитывая мое длительное знакомство с Вашей семьей, и позволит ей принять его.

     Как всегда остаюсь Вашим покорным слугой,

     Джон Грей.

     Глава 9. НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ

     

     Апрель 1773

     Роберт Хиггинс, молодой человек невысокого роста, был настолько худым, что, казалось, его кости держатся вместе лишь благодаря одежде. Его бледное лицо, однако, украшали большие голубые глаза и копна волнистых каштановых волос, а его застенчивые манеры заставили миссис Баг тут же взять юношу под свое крыло и заявить о своем намерении «откормить его», прежде чем он отбудет назад в Вирджинию.

     Мне Хиггинс тоже понравился; он был приятным в общении юношей и говорил с мягким дорсетским акцентом. Хотя вскоре я задумалась, было ли великодушие лорда Грея, проявленное к этому мальчику, столь бескорыстным, как казалось.

     Против своей воли я начала хорошо относиться к Джону Грею после того, как несколько лет назад нам вместе пришлось бороться с корью, а также из-за его дружбы с Брианной в ту пору, когда Роджер попал в плен к ирокезам. Однако я остро осознавала тот факт, что лорду Джону нравились мужчины, особенно Джейми, но и другие мужчины тоже.

     - Бьючемп, - сказала я себе, выкладывая корни триллиума для просушки, - у тебя очень подозрительный ум.

     - Да, это так, - произнес сзади голос с нотками усмешки. – И кого же ты подозреваешь, и в чем?

     Я дернулась от неожиданности и выронила корни, которые разлетелись в разные стороны.

     - О, это ты, - сказала я раздраженно. – Почему ты так подкрадываешься?

     - Практика, - ответил Джейми, целуя меня в лоб. – Не хочу терять навыки в выслеживании дичи. Почему ты разговариваешь сама с собой?

     - Чтобы быть уверенным в хорошем слушателе, - едко ответила я, и он рассмеялся, наклоняясь, чтобы помочь мне собрать корни.

     - Кого ты подозреваешь, сассенах?

     Я заколебалась, но не смогла ничего придумать, кроме правды.

     - Я думала, не трахает ли Джон Грей нашего мистера Хиггинса, - прямо сказала я, - или намеревается.

     Он быстро мигнул, но вид имел не шокированный, и это само по себе намекало, что он рассматривал такую возможность.

     - Что заставило тебя так думать?

     - Ну, во-первых, он очень симпатичный молодой человек, - сказала я, забирая корни из его рук и раскладывая их на кусок марли. – И, во-вторых, у него самые ужасные геморроидальные узлы, которые я когда-либо видела у человека его возраста.

     - Он позволил тебе взглянуть на них? – Джейми покраснел при моем упоминании о мужеложстве; он не любил, когда я бывала неделикатной, но все же спросил.

     - Ну, пришлось постараться, чтобы его убедить, - сказала я. – Он охотно рассказал мне о них, но не горел желанием показывать.

     - Мне бы тоже не захотелось, - уверил меня Джейми, - а я ведь женат на тебе. С какой стати ты решила на них посмотреть, если не принимать во внимание твое болезненное любопытство? – Он бросил быстрый взгляд на большой черный журнал, лежащий на столе. – Надеюсь, никаких рисунков задней части бедного Бобби Хиггинса?

     - Нет необходимости. Не могу вообразить врача любого времени, который бы не знал, как они выглядят. В конце концов, они были и у древних израильтян, и у египтян.

     - Да?

     - Это написано в Библии. Спроси у мистера Кристи, – посоветовала я.

     Он искоса взглянул не меня.

     - Ты обсуждала Библию с Томом Кристи? Вижу, смелости тебе не занимать.

     Кристи был самым набожным пресвитерианином, когда-либо встреченным мной, и всегда был счастлив огорошить человека цитатами из Священного писания.

     - Нет. Просто на прошлой неделе Герман спросил меня, что такое золотые наросты.

     - И что это?

     - Геморроидальные шишки. «И сказали они: какую жертву повинности должны мы принести Ему? Те сказали: по числу владетелей Филистимских пять наростов золотых и пять мышей золотых; ибо казнь одна на всех вас и на владетелях ваших»^[20], - процитировала я. – Или что-то в этом роде, насколько я помню. Мистер Кристи заставил Германа написать стих из Библии в наказание, и, имея любознательный склад ума, мальчик заинтересовался тем, что писал.

     - Надеюсь, он не спросил у мистера Кристи, - Джейми нахмурился, потирая пальцем переносицу. – Я должен знать, что натворил Герман?

     - Это неважно.

     Том Кристи отрабатывал плату за землю в должности учителя для местных детей и поддерживал дисциплину на уроках своими методами. По моему мнению, иметь одного Германа Фрейзера в качестве ученика являлось достаточной платой.

     - Золотые наросты, - пробормотал Джейми. – Надо же. – Он принял слегка задумчивый вид, который всегда принимал, когда замышлял самые ужасные проекты, вовлекающие возможность членовредительства, смерти или пожизненного заключения. Я нашла это выражение несколько тревожащим, но каковы бы не были его мысли, вызванные золотыми геморроями, он оставил их и покачал головой.

     - Ладно. Мы говорили о заднице Бобби?

     - Да. Что касается того, зачем я хотела осмотреть шишки мистера Хиггинса, - сказала я, возвращаясь к предыдущему вопросу нашего разговора, - то мне хотелось определиться, что с ними делать: лечить или удалить.

     Брови Джейми приподнялись.

     - Удалить? Как? Твоим ножичком? – он оглянулся на ящик, в котором я держала хирургические инструменты, и с отвращением передернул плечами.

     - Да, хотя полагаю, это будет довольно болезненно без анестезии. Есть и другой способ, который только что стал находить широкое применение, когда я … ушла.

     На мгновение я почувствовала острый приступ тоски по моей больнице. Я почти ощутила запах дезинфицирующих веществ, услышала голоса и суматоху медсестер и санитаров, коснулась глянцевых обложек журналов, распухших от информации.

     Потом приступ прошел, и я начала сравнивать применение пиявок с перетяжкой нитками с целью достижения идеального анального здоровья мистера Хиггинса.

     - Доктор Роулингс советовал использовать пиявки, - пояснила я. – Двадцать или тридцать для серьезного случая.

     Джейми кивнул, не показывая заметного отвращения к этой мысли. Я несколько раз применяла пиявки для его лечения, и он уверял меня, что это не больно.

     - Понятно. У тебя нет столько пиявок, не так ли? Мне с мальчишками пойти собирать их?

     Для Джемми и Германа ничего не было лучше, чем отправиться бродить с дедом по ручью и вернуться обвешенными пиявками и по уши в грязи. Я покачала головой.

     - Нет, то есть, да, - поправилась я. – Но пока они не нужны. Пиявки лишь на время улучшат ситуацию; геморроидальные шишки Бобби сильно тромбированы, забиты высохшей кровью, - пояснила я, - и полагаю, будет лучше, если их полностью удалить. Думаю, я перетяну каждую шишку ниткой у основания, и тогда, лишенные притока крови, они высохнут и отвалятся. Очень аккуратно.

     - Очень аккуратно, - эхом пробормотал Джейми с сомнением. – Ты делала это раньше?

     - Да, несколько раз.

     - А, - он поджал губы, очевидно вообразив себе этот процесс. – Что если … э … он может обгадиться, а? Во время операции.

     Я нахмурилась, постукивая пальцем по столешнице.

     - Как раз его главная трудность в том, что он не может облегчиться, - сказала я. – Очень редко, я имею в виду. Ужасная диета, - я уставила на него обличительный палец. – Хлеб, мясо, эль. Никаких овощей и фруктов. Без сомнения, запоры – абсолютно обычная вещь в английской армии. Я не удивлюсь, если у каждого солдата из задницы свисают целые виноградные грозди.

     Джейми кивнул, приподняв одну бровь.

     - Меня многое в тебе восхищает, сассенах, особенно твоя деликатная манера выражаться, - он кашлянул, глядя вниз. – Но если ты говоришь, что запоры вызывают шишки …

     - Да.

     - Ну, тогда то, что ты говорила о Джоне Грее … Я имею в виду, что состояние задницы Бобби … ммфм.

     - О, ну, может быть, нет, - я сделала паузу. – Но, видишь ли, лорд Джон попросил в своем письме – как это он писал? – «помочь в других недугах». Допускаю, что он мог знать о проблемах Бобби без … э … личного осмотра. Но как я сказала, геморрой является такой распространенной болезнью, что удивительно, почему она так его обеспокоила, что он попросил меня что-нибудь с ней сделать, если только шишки не мешают ему самому … э … воспользоваться …?

     Лицо Джейми, принявшее свой обычный цвет во время обсуждения пиявок и запора, в этом месте моей речи снова покраснело.

     - Воспользоваться …?

     - Да, - я сложила руки под грудью, - я немного обеспокоена мыслью, что он послал мистера Хиггинса подлечиться.

     Все это время я испытывала какое-то тревожащее чувство относительно вопроса о задней части Бобби Хиггинса, но не могла облечь это ощущение в слова. Теперь, я точно поняла, что меня беспокоило.

     - Мне не нравится мысль, подлечить бедного Бобби, а потом отправить его домой, чтобы … - я крепко сжала губы и резко отвернулась к корням, принявшись без нужды переворачивать их.

     - Мне это не нравится, - сказала я дверце буфета. – Я, конечно, сделаю все, что могу, для мистера Хиггинса. У Бобби не так уж много выбора; без сомнения, он сделает все … что ни потребует Его светлость. Но возможно я обижаю его. Лорда Джона, я имею в виду.

     - Возможно.

     Я обернулась; Джейми сидел на табурете, вертя в руках кувшинчик с гусиным жиром, на котором, казалось, полностью сосредоточил внимание.

     - Хорошо, - произнесла я неуверенно. – Ты знаешь его лучше меня. Если ты думаешь, что он не … - меня прервал мягкий стук еловой шишки, упавшей на деревянную крышу.

     - Я знаю о Джоне Грее больше, чем хотел бы, - наконец, произнес Джейми и взглянул на меня с грустной усмешкой в уголках рта. – И он знает обо мне больше, чем мне хотелось бы, но, - он наклонился, поставил кувшинчик на стол, потом положил руки на колени и снова поглядел на меня, - он благородный человек. Он не станет использовать Хиггинса или любого другого человека, находящегося под его защитой.

     Он казался таким уверенным, и я успокоилась. Мне действительно нравился Джон Грей. И все же … его письма, регулярные, как часы, заставляли меня ощущать какое-то беспокойство, словно при раскатах отдаленного грома. В его письмах не было ничего, чтобы вызывать такую реакцию; они походили на него самого – умные, с чувством юмора и искренние. И у него была причина писать их. Более чем одна.

     - Он все еще любит тебя, - сказала я тихо.

     Он кивнул, но не посмотрел на меня; его пристальный взгляд был устремлен куда-то за деревья, окружающие двор.

     - Ты бы предпочел, чтобы он не любил?

     Он помолчал, потом снова кивнул. На этот раз он повернулся, чтобы взглянуть на меня.

     - Да. Ради меня самого. Ради него, конечно же. Но ради Уильяма? – он неуверенно покачал головой.

     - О, может быть, он усыновил Уильяма ради тебя, - сказала я, опершись на край стола, - но я видела их вместе. Я уверена, теперь он любит его ради него самого.

     - Я тоже не сомневаюсь в этом, - он резко встал и стряхнул несуществующую пыль с килта. Выражение его лица было не читаемо; он погрузился в себя, видя что-то, о чем не хотел делиться со мной.

     - Ты … - начала я, но замолчала, когда он посмотрел на меня. – Нет, это не важно.

     - Что? – он склонил голову набок и сузил глаза.

     - Ничего.

     Он не двигался, только стал смотреть еще пристальнее.

     - Я вижу по твоему лицу, сассенах, это важно. Что?

     Я сильно выдохнула через нос, сжав кулаки под передником.

     - Ну … э … я уверена, что это не так. Просто мимолетная мысль …

     Он произвел низкий шотландский звук, показывая, что я должна прекратить мекать и заговорить членораздельно.

     - Ты никогда не задумывался о том, не усыновил ли лорд Джон его, потому что … ну, Уильям сильно похож на тебя. Так как лорд Джон считает тебя физически … привлекательным … - слова умерли, и мне захотелось перерезать себе горло, когда я увидела его лицо.

     Он закрыл глаза, не желая, чтобы я видела их выражение. Его кулаки были сжаты так сильно, что на предплечьях вздулись вены. Потом очень медленно он разжал кулаки и открыл глаза.

     - Нет, - произнес он с полной уверенностью и твердо взглянул на меня. – И не потому, что я не могу переносить эту мысль. Я знаю.

     - Конечно, - торопливо выпалила я, пытаясь прекратить разговор.

     - Я знаю, - повторил он более резко. Два негнущихся пальца его руки сделали один удар по ноге и замерли. – Я тоже думал об этом. Когда он сказал мне, что собирается жениться на Изобель Дансейни.

     Он отвернулся, пристально глядя в окно. Во дворе в траве Адсо выслеживал какую-то добычу.

     - Я предложил ему свое тело, - внезапно сказал он, не оглядываясь на меня. Голос был довольно спокойным, но я могла видеть по тому, как напряглись его плечи, чего стоило ему произнести эти слова. – В знак благодарности, сказал я. Но это не так … - он резко дернул плечом, словно пытаясь освободиться от чего-то. – Я хотел знать наверняка, какой он человек. Человек, который назовет моего сына своим.

     Его голос немного дрогнул, когда он произнес «назовет моего сына», и я инстинктивно двинулась к нему, желая уменьшить боль, скрытую за этими словами.

     Он был напряжен, не желая, чтобы его обнимали, когда я коснулась его, но взял мою руку и сжал ее.

     - Ты думаешь, ты мог бы … узнать? – я была потрясена. Лорд Джон говорил мне об этом предложении несколько лет назад на Ямайке. Хотя я думаю, он не понимал его истинную причину.

     Рука Джейми сжала мою руку, и его большой палец погладил мою ладонь. Он посмотрел на меня, и я почувствовала, что его глаза изучают меня, как будто он заново увидел то, к чему привык, увидел глазами то, что долгое время видел только сердцем.

     Он поднял свободную руку и провел пальцем по моим бровям, по скулам, потом прохладные пальцы зарылись в мои волосы.

     - Нельзя быть близко к другому человеку, - сказал он, наконец, - быть внутри другого, чувствовать запах его пота, тереться своей кожей о его тело и совсем не увидеть его души. Или если ты можешь … - он заколебался, и я подумала, вспомнил ли он о Черном Джеке Рэндалле или о Лаогере, женщине, на которой он женился, считая меня мертвой. – И это … ужасная вещь, - закончил он тихо и уронил свою руку.

     Мы молчали. Внезапно раздался громкий шелест травы, когда Адсо прыгнул, и с большой красной ели тревожно закричал пересмешник. В кухне что-то с лязгом упало, потом оттуда донеслись ритмичные звуки веника, скребущего по полу. Домашние звуки жизни, которую мы создали.

     А я? Ложилась ли я в постель с мужчиной и ничего не узнала о его душе? Да, и он прав, это ужасно. Холодное дуновение коснулось меня, и волоски на коже приподнялись.

     Джейми долго вздохнул и провел рукой по своим волосам.

     - Он, Джон, отказался, - он взглянул на меня и кривовато улыбнулся. – Он сказал, что любит меня. И если я не могу дать ему взамен любовь, а он знал, что я не могу, он не возьмет фальшивую монету вместо настоящей.

     Он сильно встряхнулся, словно собака, вышедшая из воды.

     - Нет. Человек, который сказал такое, не будет совращать ребенка ради красивых синих глаз его отца. Я говорю это точно, сассенах.

     - Да, - согласилась я. – Скажи … - я заколебалась, и он посмотрел на меня, изогнув одну бровь. – Если он … э … принял бы твое предложение … и ты узнал бы … - я замялась, ища слова, - что он не такой порядочный, как ты надеялся …?

     - Я сломал бы ему шею там, у озера, - сказал он. – Не имеет значения, что меня бы повесили. Я бы не позволил ему взять мальчика.

     - Но он не принял, и я позволил ему взять ребенка, - добавил он, слегка пожав плечами. – И если Бобби пойдет в постель Его светлости, я думаю, это произойдет по доброй воле.

     Никому не понравится, когда кто-нибудь копается в его заднице, и Роберт Хиггинс не являлся исключением их этого правила.

     - Это совсем не больно, - успокоила я его, как могла. – Вам только нужно не шевелиться.

     - О, мэм, я не буду, - нервно заверил он меня.

     Юноша в одной рубашке стоял на хирургическом столе на четвереньках, так что область для работы находилась на уровне моих глаз. Щипцы и лигатура находились на маленьком столике справа от меня, также как и миска с пиявками на всякий случай.

     Он слегка вскрикнул, когда я протерла его зад тряпкой, пропитанной скипидаром, но сдержал свое слово и не двинулся.

     - Сейчас мы вас подлечим, - уверила я его, беря длинноносые щипцы. – Но если хотите, чтобы они снова не появились, пересмотрите свою диету. Вы меня поняли?

     Он резко потянул воздух, когда я схватила один геморроидальный узел и потянула его. Узлов было три, классическое расположение: на девять, два и пять часов. Размером с малину и такого же цвета.

     - О! Д-да, мэм.

     - Овсянка, - твердо произнесла я, перехватывая щипцы левой рукой, но не отпуская узел, и взяла в правую иголку с вдетой в нее шелковой нитью. – Овсянка каждое утро, постоянно. Вы заметили, как улучшилось состояние ваших кишок, когда миссис Баг кормила вас кашей на завтрак?

     Я обернула нить вокруг основания геморроидального узла, потом подсунула под нить иглу, сделав петлю, и сильно ее потянула.

     - Аах … О! По правде говоря, мэм, будто из меня лезут кирпичи с иглами, чего бы я не ел.

     - Ну, станет гораздо легче, - уверила я его, делая узелок на нитке. Я убрала щипцы, и он глубоко вздохнул. – Виноград. Вы любите виноград, да?

     - Нет, мэм. У меня зубы от него ноют.

     - Действительно? – его зубы не выглядели сильно прогнившими. Нужно внимательно осмотреть его рот; может быть, у него цинга. – Хорошо, мы сделаем так. Миссис Баг приготовит для вас вкусный пирог с изюмом. Вы сможете есть его без проблем. У лорда Джона хороший повар?

     Я прицелилась и ухватила следующий узел. Уже привыкший к ощущениям, он только крякнул.

     - Да, мэм. Индеец Маноке.

     - Хм, - обернуть, натянуть, завязать. – Я напишу рецепт для пирога с изюмом, чтобы вы отвезли ему. Он готовит ямс или бобы? Бобы очень хороши от запора.

     - Думаю, готовит, мэм, но Его светлость …

     Окна в хирургии были открыты для притока свежего воздуха – Бобби был не грязнее, чем обычный человек, но определенно не чище – и в этот момент я услышала со стороны дороги голоса и бряканье уздечек.

     Бобби тоже услышал и дико взглянул на окно, подобрав ноги, словно собрался, как кузнечик, спрыгнуть со стола. Я схватила его за ногу, но передумала и отпустила. Невозможно было прикрыть окно, кроме как закрыв ставни, но мне был нужен свет.

     - Вставайте, - сказала я и потянулась за полотенцем. – Я посмотрю, кто приехал.

     Он с готовностью соскочил со стола и стал торопливо натягивать бриджи.

     Я вышла на крыльцо как раз в тот момент, когда во двор, ведя мулов на поводе, входили Ричард Браун и его брат Лайонел из одноименной деревни, Браунсвиль.

     Я удивилась их появлению; от Браунсвиля до Риджа было не менее трех дней пути, и между нашими поселениями практически не существовало никаких отношений. До Салема было почти также далеко, хотя и в противоположную сторону, но жители Риджа ездили туда гораздо чаще. Моравы были не только трудолюбивы, но и могли предложить хорошие товары; они брали масло, мед, соленую рыбу и шкуры в обмен на сыр, глиняную посуду, цыплят и другой мелкий домашний скот. Насколько я знала, жители Браунсвиля торговали только дешевыми товарами для чероки и производили пиво очень плохого качества, не стоящее поездки.

     - Добрый день, мистрис, - Ричард, более низкий из братьев, прикоснулся к краю шляпы, но не снял ее. – Ваш муж дома?

     - Он за сенником, обрабатывает шкуры, - я тщательно вытерла руки полотенцем. – Заходите на кухню, я налью вам сидра.

     - Не беспокойтесь, - без дальнейших слов он развернулся и направился вокруг дома. Лайонел Браун, немного выше своего брата, но такой же неуклюжий и с такими же волосами цвета табака, кивнул мне головой, проходя мимо.

     Они оставили своих мулов со свисающими поводьями, очевидно, чтобы я позаботилась о них. Животные медленно побрели по двору, хватая по дороге пучки травы.

     - Хмф! – произнесла я, бросая вслед Браунам сердитый взгляд.

     - Кто это? – негромко спросил вышедший на крыльцо Бобби Хиггинс, заглядывая за угол дома здоровым глазом. Бобби опасался незнакомцев, и неудивительно, учитывая события в Бостоне.

     - Соседи, - я сбежала с крыльца и поймала поводья одного мула, когда он потянулся за листвой молодого персика. Недовольное животное заревело прямо мне в лицо и попыталось укусить.

     - Мэм, позвольте мне, - Бобби, держа за уздечку второго мула, наклонился, чтобы взять у меня поводья. – Тихо! – прикрикнул он на упрямого мула. – А иначе я возьму палку!

     Бобби был пехотинцем, не конником, это было очевидно. Его смелые слова плохо соответствовали его осторожной манере обращения с животными. Он слегка дернул поводья, и мул, отведя уши назад, тут же укусил его за руку.

     Юноша вскрикнул и выпустил обе уздечки. Заслышав шум, наш мул Кларенс присоединил свой громкий рев из загона, и два чужих мула унеслись в его направлении.

     Рана была не страшная, хотя зубы мула прокусили кожу, и на рукаве рубашки выступили кровавые пятна. Когда я подвернула рукава, чтобы осмотреть рану, на крыльце появилась встревоженная Лиззи с большой деревянной ложкой в руке.

     - Бобби? Что случилось?

     Он сразу же выпрямился, приняв беззаботный вид, и откинул вьющийся каштановый локон со лба.

     - О! Ничего, мисс. Немного беспокойства из-за этого дьявольского отродья. Не бойтесь, все хорошо.

     После этого его глаза закатились, и он грохнулся в обморок.

     - О! – Лиззи слетела по ступенькам и, опустившись перед ним на колени, стала хлопать его по щекам. – Он в порядке, миссис Фрейзер?

     - Бог его знает, - ответила я. – Хотя думаю, да.

     Бобби, казалось, дышал нормально, и я нащупала на запястье устойчивый пульс.

     - Мы занесем его внутрь? Или мне принести сожженное перо, как вы думаете? Или нашатырный спирт из хирургии? Бренди? – Лиззи суетилась, как обеспокоенный шмель, готовый лететь в любом направлении.

     - Нет, я думаю; он приходит в себя.

     Большинство обмороков длятся лишь несколько секунд, и я видела, как его грудь стала подниматься выше, когда дыхание углубилось.

     - Немножко бренди не помешает, - пробормотал он, трепеща веками.

     Я кивнула Лиззи, и она исчезла в доме, оставив ложку на траве.

     - Плохо себя чувствуете, не так ли? – сочувственно спросила я. Рана на его руке была всего лишь царапиной, и я не делала с ним ничего, что могло вызвать такой шок, по крайней мере, в физическом смысле. В чем тогда дело?

     - Нет, мэм, - он попытался сесть, и хотя был бледным, как полотно, казался в порядке, так что я позволила ему подняться. – Время от времени у меня так бывает; вдруг перед глазами начинают кружиться пятна, как рой пчел, а потом все чернеет.

     - Время от времени? Это случалось прежде? – резко спросила я.

     - Да, мэм, - его голова качнулась, как подсолнух на ветру; я подхватила его под мышки, чтобы он снова не упал. – Его светлость надеялся, что вы знаете, как прекратить это.

     - Его светл… о, он знал о ваших обмороках? – Конечно, знал, если Бобби падал при нем.

     Он кивнул и судорожно вздохнул.

     - Доктор Поттс пускал мне кровь два раза в неделю, но мне это не помогало.

     - Осмелюсь сказать, что нет. Надеюсь, в лечении геморроя он был более успешен, - сухо заметила я.

     Он слегка порозовел – у бедняги не было достаточно крови, чтобы покраснеть – и уставился на ложку.

     - Ээ … Я, хм, не говорил об этом никому.

     - Не говорили? – удивилась я. – Но …

     - Это из-за поездки. Из Вирджинии, - розовый оттенок углубился. – Но я испытывал такую страшную боль после недельной поездки на этой проклятой лошади, извините, мэм, что не смог ничего скрыть.

     - Значит, лорд Джон не знал об этом?

     Он так энергично закивал головой, что каштановые завитки заплясали на лбу. Я почувствовала досаду на себя, потому что неверно судила о мотивах Джона Грея, и на Джона Грея, потому что он заставил меня почувствовать себя дурой.

     - Ладно … Как вы себя чувствуете?

     Лиззи с бренди так и не появилась, и я на мгновение задалась вопросом: где она была. Бобби, все еще бледный, храбро кивнул головой и, пошатываясь, поднялся на ноги. Буква «У», выжженная на его щеке, горела красным цветом.

     Отвлеченная обмороком Бобби, я не обращала внимания на звуки, доносящиеся из-за дома, но теперь я услышала приближающиеся голоса.

     Джейми и Брауны появились из-за угла, потом, завидев нас, остановились. Джейми немного хмурился; Брауны, наоборот, казались довольными, хотя с налетом мрачности.

     - Значит, это правда, - Ричард Браун злобно посмотрел на Бобби Хиггинса, потом повернулся к Джейми. – Вы приютили убийцу!

     - Да? – Джейми был холодно вежлив. – Понятия не имею. – Он поклонился Бобби в лучших традициях французского двора, потом выпрямился и повернулся к братьям. – Мистер Хиггинс, могу я представить вам мистера Ричарда Брауна и мистера Лайонела Брауна. Господа, мой гость, мистер Хиггинс. – Слово «гость» было произнесено со значением, и поджатые губы Ричарда Брауна практически стали невидимы.

     - Осторожно, Фрейзер, - сказал он, пристально глядя на Бобби, как если бы хотел убить его взглядом. – Водиться с неправильной компанией опасно в наши дни.

     - Я выбираю компанию, как хочу, сэр, - Джейми говорил негромко, четко выплевывая слова. – И это не ваша компания, - потом позвал: - Джозеф!

     Отец Лиззи, Джозеф Вемисс, появился из-за угла, ведя двух сбежавших мулов, которые теперь казались послушными, как котята.

     Бобби Хиггинс, испуганный услышанным, смотрел на меня дикими глазами в поисках объяснений. Я пожала плечами и молчала, пока оба Брауна не уселись на своих мулов и не выехали со двора, выражая гнев своими спинами.

     Джейми подождал, пока они не исчезнут из вида, потом выдохнул и сердито провел по своим волосам, пробормотав что-то по-гэльски. Я не поняла тонкостей его высказывания, но заключила, что он сравнивал характер наших визитеров с геморроидальными шишками Хиггинса, и не в пользу первых.

     - Прошу прощения, сэр? – Хиггинс имел смятенный вид, но хотел казаться вежливым.

     Джейми поглядел на него.

     - Пусть они убираются и захлебнутся своей желчью, - сказал он, махнув рукой, и повернулся к дому. – Идем, Бобби, я хочу сказать тебе несколько слов.

     Я последовала за ними, как из-за любопытства, так и на случай, если мистер Хиггинс снова упадет в обморок. Он уже не пошатывался, но был очень бледным. По контрасту с ним мистер Вемисс, хрупкий, как его дочь, выглядел образцом здоровья. Что с Бобби? Я украдкой оглядела его брюки сзади, но все было в порядке, никакого кровотечения.

     Джейми привел нас в свой кабинет и указал на разношерстную коллекцию стульев и ящиков, которые он использовал для посетителей. Однако и мистер Вемисс, и Бобби остались стоять – Бобби по очевидной причине, а мистер Вемисс из уважения. Он никогда не садился в присутствии Джейми, кроме как за обеденным столом.

     Не имея ни физических, ни социальных ограничений, я уселась на лучший стул и вопросительно приподняла брови, глядя на Джейми, который занял свое место за столом.

     - Дело вот в чем, - начал он без преамбулы. – Браун и его брат объявили себя главами Комитета безопасности и приехали зачислить в его члены меня и моих арендаторов. – Он взглянул на меня, и уголки его губ немного приподнялись. – Я отказался, как вы уже заметили.

     Мой желудок сжался. Значит, это уже начинается.

     - Комитет безопасности? – мистер Вемисс выглядел удивленным, Бобби Хиггинс, наоборот, перестал удивляться.

     - Вот как? – тихо произнес он и заправил за ухо прядь волос, выбившуюся из ленты.

     - Ты слышал об этих комитетах раньше, мистер Хиггинс? – спросил Джейми, приподняв бровь.

     - Встречался, сэр. Очень близко, - Бобби показал пальцем на свой слепой глаз. Он был все еще бледен, но восстановил самообладание. – Это просто толпа, сэр. Как стадо мулов, но более злобное. – Он криво улыбнулся и потрогал руку в месте укуса.

     Упоминание о мулах, резко напомнило мне о Лиззи, и я встала, прервав разговор.

     - Лиззи! Где Лиззи?

     Не ожидая ответа на этот риторический вопрос, я подошла к дверям и позвала ее, но никто не откликнулся. Она пошла за бренди; на кухне был целый кувшин с этим напитком, и она знала это, поскольку сама принесла его туда для миссис Баг. Она должна быть в доме. Кончено же, она не отправилась …

     - Элизабет! Элизабет, где ты? – мистер Вемисс последовал за мной, когда я направилась на кухню.

     Лиззи кучкой одежды лежала без сознания на полу; тонкая рука вытянута, словно она хотела спасти себя от падения.

     - Мисс Вемисс! – Бобби Хиггинс проскочил мимо меня и схватил ее на руки.

     - Элизабет! – мистер Вемисс также пробежал мимо меня с лицом, таким же белым, как у его дочери.

     - Позвольте мне взглянуть на нее, - твердо сказала я, проталкиваясь вперед. – Положите ее на лавку, Бобби.

     Он осторожно поднялся с девушкой на руках и уселся на лавку, не выпуская ее из рук. Что ж, если он захотел геройствовать, у меня не было времени спорить с ним. Я встала на колени и взяла ее запястье в поисках пульса, отведя при этом белокурые волосы с ее лица.

     Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы определить вероятную причину недуга. Она была липкой на ощупь, и бледное лицо имело сероватый оттенок. Я чувствовала мелкую дрожь наступающей лихорадки.

     - Лихорадка вернулась? – спросил Джейми. Он появился возле меня и обхватил мистера Вемисса за плечи, поддерживая и ободряя.

     - Да, - коротко ответила я. Лиззи страдала малярией, которую подхватила на побережье несколько лет назад, и которая периодически обострялась. Хотя в последнее время не давала знать о себе уже больше года.

     Мистер Вемисс шумно выдохнул, и бледность понемногу оставила его лицо. Он был привычен к малярии и не сомневался, что я могу с ней справиться, как и в предыдущие несколько раз.

     Я надеялась, что смогу и на этот раз. Пульс Лиззи под моими пальцами был легким и быстрым, но устойчивым, и она начала шевелиться. Однако быстрота и внезапность приступа пугали. У нее были предварительные симптомы? Я постаралась скрыть свое беспокойство.

     - Отнесите ее в кровать, укройте и положите горячий кирпич в ноги, - приказала я Бобби и мистеру Вемиссу, поднимаясь на ноги. – Я начну готовить отвар.

     Джейми проследовал за мной в хирургию, оглянулся через плечо, убедиться, что остальные находятся вне пределов слышимости, и спросил:

     - Я думал, у тебя нет хины?

     - Да. Проклятие.

     Малярия – болезнь хроническая, но у Лиззи я могла держать ее под контролем маленькими регулярными дозами хинной коры. Но за зиму она закончилась, а отправиться на побережье за ее пополнением сейчас не представлялось возможным.

     - Что тогда?

     - Я думаю.

     Я открыла дверку буфета и уставилась на аккуратные ряды стеклянных банок, многие из которых были пустыми или почти пустыми. Все мои припасы истощились после холодной влажной зимы, полной простуд, кашля, гриппа и несчастных случаев на охоте.

     Жаропонижающих средств, однако, было много, и они могли помочь при обычной лихорадке, но не при малярии. По крайней мере, были корни и кора кизила, которых я заготовила в достаточном количестве, предвидя в них большую потребность. Я взяла банку с корой кизила, потом, подумав, взяла банку с горечавкой пятилистной.

     - Поставь чайник на огонь, - попросила я Джейми, сосредоточенно кроша корни, кору и траву в ступу. Все что я могу сделать – это облегчить внешние проявления малярии: озноб и лихорадку.

     - И, пожалуйста, принеси немного меда! – крикнула я вслед мужу, когда он уже достиг двери. Он кивнул и поспешил на кухню, твердо ступая по дубовым половицам.

     Я принялась перетирать смесь, раздумывая, что еще можно сделать. Некая маленькая часть меня была даже рада чрезвычайной ситуации; на какое-то время я могла отложить необходимость слушать о братьях Браунах и их гадком комитете.

     Я испытывала душевную тяжесть при мысли о них. Чего бы они ни хотели, это не предвещало ничего хорошего; в этом я была уверена. Кроме того они уехали совсем не в дружественном настроении. Что касается того, что Джейми посчитает себя обязанным предпринять …

     Конский каштан. Он иногда используется при мгновенной малярии, как называл ее доктор Роулингс. У меня он есть? Быстро перебирая бутылочки и кувшинчики в медицинском сундучке, я остановилась, увидев бутылочку со слоем черных высушенных комочков. «Ягоды остролиста» было написано на этикетке. Это были ягоды Роулингса, не мои, и я их никогда не использовала. Но что-то вертелось у меня в голове. Я что-то слышала или читала о них, но что?

     Неосознанно я взяла бутылочку и, открыв, понюхала. От ягод поднялся острый вяжущий, немного горький запах. И немного знакомый.

     Все еще держа бутылочку в руках, я подошла к столу, где лежал большой черный журнал, и принялась торопливо листать его в поисках заметок, сделанных прежним владельцем журнала и медицинского сундучка, Дэниелом Роулингсом. Где же это?

     Я все еще перелистывала страницы в поисках полузабытой записи, когда с кувшином горячей воды и блюдечком с медом вернулся Джейми; за ним следовали близнецы Бердсли.

     Я взглянула на них, но ничего не сказала; они всегда выскакивали неожиданно, как чертики из табакерки.

     - Мисс Лиззи сильно больна? – с тревогой спросил Джо, выглядывая из-за Джейми.

     - Да, - коротко ответила я, не обращая на него внимания. – Не беспокойтесь, я готовлю для нее лекарство.

     Вот она. Короткая запись, добавленная после основных записей, о лечении больного с признаками малярии, который – я почувствовала укол боли – умер.

     «Торговец, у которого я покупал хинную кору, сказал, что индейцы при лихорадке вместо хины используют ягоды остролиста. Я собрал немного и хочу испробовать их для лечения, как только представится возможность.»

     Я взяла одну из высушенных ягод и укусила. Острый горький вкус хинина вызвал обильное слюноотделение во рту.

     Я бросилась к окну и сплюнула в траву, и продолжила плеваться под хихиканье Бердслеев, которых все это ужасно развлекло.

     - С тобой все хорошо? – беспокойство и смех боролись на лице Джейми. Он налил немного воды в глиняную чашку, добавил ложку меда и вручил мне.

     - Прекрасно, - каркнула я. – Не урони! – Кеззи Бердсли взял банку с ягодами и осторожно принюхался. Он кивнул в ответ на мое замечание, но не поставил ее обратно, а передал брату.

     Я сделала большой глоток горячей сладкой воды.

     - В них есть нечто наподобие хинина.

     На лице Джейми беспокойство сразу же уменьшилось.

     - Значит, они помогут девочке?

     - Я надеюсь, но их мало.

     - Вам нужно больше этих ягод для мисс Лиззи, да, миссис Фрейзер? – Джо взглянул на меня.

     - Да, - я удивилась. – Не хочешь ли ты сказать, что знаешь, где их найти?

     - Да, мэм, - ответил Кеззи более громко, чем обычно. – Они есть у индейцев.

     - У каких индейцев? – взгляд Джейми обострился.

     - Чероки, - ответил Джо, махнув рукой куда-то за плечо. – В горах.

     В том направлении могло находиться, по крайней мере, полдюжины индейских поселений, но, очевидно, они имели в виду определенную деревню, потому что развернулись, готовые тотчас отправиться за ягодами остролиста.

     - Подождите, парни, - сказал Джейми, хватая Кеззи за воротник. – Я иду с вами. Вам нужно что-нибудь, что вы можете предложить в обмен.

     - О, у нас много шкур, сэр, - уверил его Джо. – Охота этой зимой была хорошая.

     Джо был опытным охотником, и хотя Кеззи плохо слышал, чтобы охотиться, брат научил его ставить капканы. Иэн говорил мне, что лачуга Бердслеев чуть ли не до крыши забита шкурами бобров, куниц, оленей, горностая. Запах шкур всегда сопровождали их: слабые миазмы засохшей крови, мускуса и шерсти.

     - Да? Очень щедро с твоей стороны, Джо, но я все равно еду. – Джейми поглядел на меня, показывая, что хотя он уже принял решение, однако нуждается в моем одобрении. Я сглотнула горечь от ягод.

     - Да, - сказала я и откашлялась. – Если … если ты едешь к индейцам, я отправлю с тобой некоторые товары и скажу на что их обменять. Вы же не уедете до утра, да?

     Бердсли горели желанием отправиться в путь, но Джейми оставался неподвижным, не отводя от меня взгляда. Мне показалось, что он без слов и без всякого движения коснулся меня.

     - Нет, - мягко произнес он, - мы останемся до утра. – Он повернулся к Бердслеям. – Джо, пойди и попроси Бобби Хиггинса спуститься сюда. Мне нужно поговорить с ним.

     - Он с мисс Лиззи? – Джо Бердсли выглядел раздосадованным, да и его брат подозрительно сузил глаза.

     - Что он делает в ее комнате? Разве он не знает, что она помолвлена? – задал Кеззи справедливый вопрос.

     - С ней ее отец, - успокоил их Джейми. – Ее репутация в безопасности.

     Джо коротко фыркнул; братья обменялись взглядами и вышли вместе, выражая своими напряженными плечами твердое намерение устранить угрозу для репутации Лиззи.

     - Значит, ты решился? – я положила пестик. – Стать индейским агентом?

     - Думаю, я должен. Если я откажусь, им станет Ричард Браун. Полагаю, этим рисковать не стоит, - он колебался мгновение, потом протянул руку и прикоснулся пальцами к моему локтю. – Я отошлю парней с ягодами сразу же. Я, вероятно, останусь на день или два. Для разговора.

     Он имел в виду для того, чтобы сообщить чероки, что он является представителем британской короны, и попросить разослать сообщение вождям горных деревень о необходимости встречи в ближайшее время.

     Я кивнула, чувствуя, как в груди вспух пузырек страха. Это начиналось. Независимо от того, что о страшных событиях, которые произойдут в будущем, человек может знать, все равно он не ожидает, что они начнутся сегодня.

     - Не … не оставайся там долго, пожалуйста, - выпалила я, не желая обременять его своими страхами, но и не способная промолчать.

     - Нет, - сказал он мягко, и его рука задержалась на моей пояснице – Не беспокойся, я не задержусь надолго.

     Звуки шагов, спускающихся по лестнице, эхом разнеслись по залу. Похоже, мистер Вемисс выставил Бердслеев наряду с Бобби. Они, не задерживаясь, вышли из дома, бросив напоследок на Бобби взгляды, полные неприязни, но тот, казалось, не обратил на это никакого внимания.

     - Один из тех парней сказал, что вы хотели поговорить со мной, сэр, - цвет почти вернулся на его лицо, и я была рада видеть, что он твердо держался на ногах. Он с испугом поглядел на стол, все еще накрытый простыней, которую я постелила для него, потом взглянул на меня. Я отрицательно покачала головой. С его геморроем я разберусь позже.

     - Да, Бобби, - Джейми коротко указал на табурет, приглашая Бобби присесть, но я со значением кашлянула, и он не стал настаивать.

     - Эти двое, которые приезжали, Брауны. Их поселение довольно далеко от нас. Ты сказал, что слышал о комитетах безопасности, не так ли? Так что имеешь некоторое понятие, что они собой представляют.

     - Да, сэр. Брауны, они приезжали за мной? – он говорил вполне спокойно, но я видела, как он быстро сглотнул. Кадык на его тонком горле дернулся.

     Джейми вздохнул и провел рукой по своим волосам. Солнце теперь заглядывало в окно, и солнечные лучи заставили его волосы гореть ярким пламенем. Здесь и там среди рыжих прядей мерцали серебряные полоски.

     - Да. Они узнали, что ты находишься здесь; вероятно, услышали от людей, с которыми ты встречался по дороге. Ты ведь спрашивали дорогу по пути к нам, не так ли?

     Бобби молча кивнул.

     - Что им нужно от него? – спросила я, насыпая толченый корень и ягоды в кувшин и заливая в него горячую воду.

     - Они не пояснили, - сухо ответил Джейми, - но и я не дал им шанса. Я лишь сказал, что они могут забрать гостя от моего очага только через мой труп, и через их тоже.

     - Я благодарю вас, сэр, - Бобби глубоко вздохнул. – Как я понял, они знали, да? О Бостоне? Я не говорил об этом никому.

     Джейми еще больше нахмурился.

     - Да. Они предпочли счесть, что я ничего не знаю, и заявили, что я, сам не ведая того, укрываю убийцу и угрозу общественному спокойствию.

     - Ну, первое верно, - сказал Бобби и осторожно коснулся клейма, словно оно продолжало жечь. Он бледно улыбнулся. – Но я сомневаюсь, что сейчас я могу быть кому-либо угрозой.

     Джейми продолжил, не обращая внимания на его замечание.

     - Дело в том, что они знают, что ты здесь. Думаю, они не осмелятся приехать и забрать тебя отсюда, но я бы советовал тебе быть осторожным в своих передвижениях. Я позабочусь, чтобы ты благополучно добрался до лорда Джона, когда настанет время. Как я понял, ты еще не закончила с ним? – обернулся он ко мне.

     - Не совсем, - ответила я.

     - Ладно, - Джейми вытащил из-за пояса пистолет, скрытый до сего момента складками рубашки. Пистолет был украшен затейливой позолотой.

     - Держи его с собой, - сказал Джейми, вручая пистолет Бобби. – Порох и пули в буфете. Ты ведь присмотришь за моей женой и семьей, пока меня не будет?

     - О! – несколько потрясенный Бобби кивнул головой, затыкая пистолет за пояс бридж. – Да, сэр. Будьте уверены!

     Джейми улыбнулся ему с теплым светом в глазах.

     - Это меня успокаивает, Бобби. Может быть, ты сходишь и поищешь моего зятя? Мне нужно поговорить с ним до отъезда.

     - Да, сэр. Иду, - он расправил плечи и вышел с решительным выражением на мягком лице поэта.

     - Как ты думаешь, что бы они с ним сделали? – спросила я тихо, когда дверь за ним закрылась. – Брауны.

     Джейми покачал головой.

     - Бог знает. Возможно, повесили бы на перекрестке, а, может, просто избили бы и выгнали. Они хотят показать, что могут защитить народ. От опасных преступников и так далее, - добавил он, приподняв уголки рта.

     - «Правительства черпают свои законные полномочия из согласия управляемых»^[21] - процитировала я. – Чтобы комитеты безопасности имели законность, общественная безопасность должна подвергаться реальным угрозам. Очень умно со стороны Браунов.

     Он посмотрел на меня, приподняв темно-рыжую бровь.

     - Чьи это слова? Согласие управляемых?

     - Томаса Джефферсона, - ответила я с самодовольным видом. – Или точнее он напишет их через два года.

     - Украдет их через два года у джентльмена по имени Джон Локк, - поправил он меня. – Полагаю, Ричард Браун имеет приличное образование.

     - В отличие от меня, ты это имеешь в виду? – сказала я, нимало не расстроившись. – Если ты ожидаешь неприятностей от Браунов, почему дал Бобби этот пистолет?

     Он пожал плечами.

     - Хорошие пистолеты нужны мне самому. И очень сильно сомневаюсь, что он станет из него стрелять.

     - Рассчитываешь на пистолет, как на средство устрашения? – я была настроена скептически, но, вероятно, он был прав.

     - Да. Но я больше рассчитываю на Бобби.

     - Почему?

     - Я сомневаюсь, что он станет стрелять, чтобы спасти свою жизнь, но возможно выстрелит, чтобы спасти твою.

     Он говорил спокойно, но я почувствовала, как волосы на затылке неприятно закололи.

     - Ну, это успокаивает, - сказала я, как можно легче. – А откуда ты знаешь, как он поступит?

     - Разговаривал с ним, - коротко ответил он. – Мужчина в Бостоне был единственным человеком, которого он убил. Он не желает делать это снова.

     Он подошел к стойке, где я выложила свои медицинские инструменты для чистки, и принялся их беспокойно двигать.

     Я пододвинулась к нему, наблюдая. На стойке было несколько маленьких железных каутеров для прижигания и скальпелей, мокнущих в банке со скипидаром. Он вынимал их один за другим, насухо вытирал и аккуратно укладывал назад в коробку. Лопатообразные концы прижигателей почернели от использования; лезвия скальпелей затуманились, но их острые края мерцали ярким серебряным светом.

     - С нами все будет в порядке, - негромко произнесла я. Я хотела, чтобы это прозвучало уверенно, но помимо моей воли в словах прозвучал оттенок вопроса.

     - Да, я знаю, - сказал он. Он уложил в коробку последний скальпель, но не закрыл крышку. Вместо этого он остался стоять, положив ладони на стойку и глядя перед собой.

     - Я не хочу уезжать, - сказал он тихо. – Я не хочу делать это.

     Я не была уверена, говорил ли он со мной или с собой, но думаю, эти слова относились не только к поездке к чероки.

     - Я тоже, - прошептала я и придвинулась к нему ближе. Он повернулся и крепко обнял меня. Так мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, ощущая наше дыхание и горьковатый запах настаивающегося отвара, просачивающийся сквозь домашние запахи полотна, пыли и плоти, нагретой солнцем.

     Еще оставался выбор, который нужно было сделать, действия, которые нужно предпринять. Множество действий. Но в один день, в один час, через одно объявленное намерение мы ступили на порог войны.

     Глава 10. ЗОВ ДОЛГА

     Джейми отправил Бобби за Роджером Маком, но ощущал сильное беспокойство, чтобы ждать, и потому вышел сам, оставив Клэр готовить отвар.

     Во дворе все выглядело мирно и прекрасно. Коричневая овца с парой ягнят стояла в загоне, с ленивым удовлетворением двигая челюстями; ягнята, словно покрытые шерстью кузнечики, прыгали вокруг. Грядки Клэр покрылись зеленой травой и цветами.

     Крышка колодца была сдвинута; он нагнулся, чтобы поправить ее, и обнаружил, что доски покоробились. Он добавил еще одну задачу к списку хозяйственных работ, который держал в голове, страстно желая посвятить следующие несколько дней копанию в земле, перевозке удобрений, покрытию дранкой крыши и другим подобным действиям вместо того, что он собирался делать.

     С большей охотой он закопал бы старую выгребную яму или кастрировал хряка, чем стал бы расспрашивать Роджера Мака об индейцах и революции. Ему совсем не хотелось обсуждать будущее со своим зятем, и он испытывал острое желание избежать этого разговора.

     То, что рассказывала Клэр о ее времени, часто казалось фантастическим, даже сказочным и иногда жутким, но всегда интересным. Брианна делилась с ним сведениями о механизмах, что его интересовало, или невероятными историями о людях, ходящих по луне, что тоже было для него интересным, но никак не угрожало его душевному спокойствию.

     Роджер Мак обладал хладнокровным стилем повествования, который напоминал Джейми труды историков, которые он читал, и потому сказанное им представлялось неотвратимым; казалось, что те или иные события не только произойдут, но и будут иметь непосредственное влияние лично на него.

     Как будто говоришь со злобной гадалкой, подумал он, которой заплатил слишком мало, чтобы услышать что-нибудь приятное. Эта мысль вытолкнула на поверхность одно воспоминание, где оно закачалось, задергалось, словно поплавок.

     Париж. Он с друзьями-студентами гулял в пропахшей мочой таверне возле университета. Они уже достаточно выпили, когда кому-то пришло в голову погадать по руке, и он вместе с другими подошел к гадалке, которая всегда сидела в углу, еле видимая в полумраке и облаках дыма.

     Он не намеревался гадать; у него имелось лишь несколько пенни в кармане, и он не собирался тратить их на всякую ерунду, о чем тут же и заявил.

     После этого худые пальцы вылетели из темноты и схватили его руку, вонзив грязные ногти в его плоть. Он испуганно вскрикнул, а друзья рассмеялись. Они расхохотались еще громче, когда она плюнула в его ладонь.

     Гадалка деловито растерла плевок, наклонившись ближе, так что он ощутил запах старческого пота и увидел вшей, ползающих по седым волосам, выбившимся из-под ржаво-черного платка. Она всматривалась в его ладонь, проводя грязным ногтем по ее линиям. Он попытался выдернуть руку, но она сжала его запястье, и он с удивлением обнаружил, что не может освободиться от ее хватки.

     - T’es un chat, toi, - заявила старуха злобным тоном. – Ты кот. Маленький рыжий котенок.

     Дюбуа, кажется, его имя было Дюбуа, начал мяукать для развлечения своих товарищей. Сам же он, отказываясь попадаться на эту приманку, только сказал: «Мерси, мадам» и попробовал еще раз вытащить руку.

     - Neuf^[22], - сказала она, постукивая пальцем по его ладони тут и там, потом схватила его палец и подвигала им туда-сюда. – У тебя девятка на руке. И смерть, - добавила она. – Ты умрешь девять раз, прежде чем успокоишься в могиле.

     Потом она отпустила его руки под смех и крики «о-ля-ля!» студентов.

     Он фыркнул, прогоняя воспоминание назад туда, откуда оно появилось. От старухи избавиться было труднее; он услышал ее голос сквозь годы и вдохнул шумный, наполненный запахом пива воздух таверны.

     - Иногда смерть – это не больно, mon p’tit chat^[23], - насмешливо крикнула она, - но чаще все же больно.

     - Нет, не больно, - прошептал он и потрясенно замолк. Христос. Сейчас он слышал не себя, а своего крестного отца.

     «Не бойся, парень. Умирать совсем не больно». Он оступился, едва не упал и замер, ощущая на языке вкус металла.

     Его сердце внезапно и сильно забилось, словно он пробежал несколько миль. Он видел хижину и слышал крики соек в каштанах, покрытых тонкой листвой. Но еще более ясно он видел лицо Муртага с резкими чертами, которые постепенно смягчались, его глубокосидящие черные глаза, которые то фокусировались на нем, то ускользали, словно он одновременно смотрел на него и на что-то еще, находящееся вдалеке. Он чувствовал его тело в своих руках, ставшее внезапно тяжелым, когда мужчина умер.

     Видение исчезло так же резко, как и появилось, и он обнаружил, что стоит возле лужи, уставившись на деревянную утку, затоптанную в грязь.

     Он перекрестился и прошептал короткую молитву за упокой души Муртага, потом наклонился и поднял утку, ополоснув ее в луже. Его руки слегка дрожали. Воспоминания о Каллодене были редкими и фрагментарными, но они начали возвращаться.

     Пока они приходили к нему, как краткие проблески на грани сна. В них он видел Муртага и раньше, и теперь.

     Он не говорил Клэр о них. Пока.

     Он открыл дверь в хижину, но там было пусто; очаг не горел, прялка и ткацкий станок простаивали. Брианна, вероятно, ушла к Марсали. Где мог быть Роджер Мак? Он вышел наружу и остановился, прислушиваясь.

     Из леса раздавались слабые звуки ударов топора. Потом они прекратились, и он услышал приветственные голоса мужчин. Он развернулся и пошел вверх по тропинке, покрытой весенней травой и с черными отпечатками только что прошедших ног.

     Что бы сказала ему старуха, если бы он заплатил ей, задался он вопросом. Она лгала из злости на его скупость, или сказала правду по той же причине?

     Одной из неприятных вещей, которую обнаружил Джейми, говоря с Роджером Маком, было то, что тот всегда говорил правду.

     Он забыл оставить утку в хижине. Отерев ее о бриджи, он с мрачным видом двинулся через проросшие сорняки, чтобы услышать о судьбе, которая его ожидала.

     Глава 11. АНАЛИЗ КРОВИ

     Я подвинула микроскоп к Бобби Хиггинсу, который вернулся после порученного ему дела и, забыв о своих проблемах, с беспокойством расспрашивал о здоровье Лиззи.

     - Видишь маленькие кругленькие штучки? – спросила я. – Это кровяные клетки Лиззи. Кровяные клетки есть у всех, - добавила я. – Они и делают нашу кровь красной.

     - Клянусь Богом! – пораженно пробормотал он. – Никогда не знал ни о чем подобном!

     - Теперь знаешь, - заметила я. – Видишь, некоторые клетки крови поломаны? И у них внутри небольшие темные пятнышки?

     - Да, мэм, - ответил он, сосредоточено наморщив лицо. – Что это?

     - Паразиты. Крошечные существа, которые попадают в кровь, если вас укусят комары определенного вида, - объяснила я. – Они называются плазмодии. Попав внутрь, они поселяются в кровяных клетках и время от времени … э … размножаются. Когда их образуется слишком много, они разрушают клетки, и таким образом развивается приступ малярии. Остатки сломанных клеток попадают в органы, и человек заболевает.

     - О, - он выпрямился, с гримасой глубокого отвращения. – Это … это просто ужасно!

     - Да, - согласилась я, сумев сохранить спокойное лицо. – Но хинная кора может остановить приступ.

     - О, это очень хорошо, мэм, очень хорошо, - обрадовался он. – Откуда вы знаете такие вещи? – сказал он, качая головой. – Это удивительно!

     - Ну, я знаю довольно много о паразитах, - небрежно произнесла я, снимая блюдце с кувшина с отваром кизиловой коры и ягод остролиста. Жидкость была багрово-черной и выглядела немного вязкой сейчас, когда остыла. Она также обладала сбивающим с ног запахом; из чего я сделала вывод, что отвар был готов.

     - Скажите, Бобби, вы когда-нибудь слышали о нематодах?

     Он непонимающе посмотрел на меня.

     - Нет, мэм.

     - Мм. Подержите, пожалуйста, - я поместила свернутый квадрат марли к носику кувшина и вручила ему бутылку, в которую стала выливать фиолетовую жидкость.

     - Эти ваши обмороки, - сказала я, не отрывая взгляда от льющейся жидкости. – Как давно они с вами происходят?

     - О … где-то около шести месяцев.

     - Понятно. Вы случайно не заметили какое-либо раздражение … зуд? Или сыпь? Которая была у вас примерно семь месяцев назад? Скорее всего, на ногах?

     Он уставился не меня своими голубыми глазами, полными замешательства, словно я проявила чудеса телепатии.

     - Да ведь так и было, мэм. Прошлой осенью.

     - Ага, - сказала я. – Понятно. Думаю, Бобби, у вас, скорее всего, нематоды.

     Он с ужасом посмотрел на меня.

     - Где?

     - Внутри, - я взяла бутылку и закупорила ее. – Нематоды – это паразитные червячки, которые проникают внутрь через кожу, чаще всего через подошвы ног, а потом движутся по телу, пока не достигнут кишечника … хм, ваших кишок, - исправилась я, видя непонимание на его лице. – У взрослых червей есть такие крючочки, - я согнула указательный палец, иллюстрируя сказанное. – Ими они прикрепляются к стенке в кишке и сосут кровь. И из-за этого вы чувствуете себя слабым и часто падаете в обмороки.

     Увидев, как юношу пробил пот, я решила, что он снова собирается упасть в обморок, и торопливо отвела его к табурету, усадив и заставив опустить голову между коленями.

     - Я не совсем уверена, что проблема в этом, - сказала я, наклоняясь к нему. – Просто я смотрела на мазок крови Лиззи, думала о паразитах, и внезапно мне пришла в голову мысль, что нематоды могут вызвать именно такие признаки, как у вас.

     - О? – произнес он слабым голосом. Густой хвост его волос упал вперед, обнажив светлокожую беззащитную шею.

     - Сколько вам лет, Бобби? – спросила я, внезапно осознав, что не имела понятия об этом.

     - Двадцать три, мэм, - ответил он. – Мэм? Кажется, меня сейчас вырвет.

     Я схватила ведро, стоящее в углу, и успела вовремя подсунуть его под нос юноше.

     - Я избавился от них? – спросил он, выпрямившись, и заглянул в ведро, вытирая рот рукавом. – Я могу еще раз.

     - Боюсь, что нет, - сказала я сочувственно. – Если это нематоды, то они держатся очень крепко и находятся слишком глубоко, чтобы выйти вместе с рвотой. Единственный способ обнаружить, что они есть, это найти яйца, которые они распространяют.

     Бобби с испугом смотрел на меня.

     - Я не то что бы ужасно стеснительный, мэм, - сказал он и осторожно пошевелился. – Вы видели сами. Но доктор Поттс делал мне огромные клизмы с горчичной водой. Она ведь могла сжечь этих червей, да? Если бы я был червем, то я бы бросил все и вылез из кишок, если бы меня заливали горчицей.

     - К сожалению, нет, - сказала я. – Но я не стану делать вам клизму, - успокоила я его. – Сначала мы должны убедиться, что черви у вас действительно есть, и если это так, то я приготовлю вам лекарство, которое их убьет.

     - О, - он стал выглядеть более счастливым – Как вы их увидите, мэм? – Сузив глаза, он поглядел на стойку, где оставались набор зажимов и баночек с шовным материалом.

     - Нет ничего проще, - заверила я его. – Я проведу процесс, который называется фекальной седиментацией, чтобы стул был твердый, потом поищу яйца под микроскопом.

     Он кивнул, явно ничего не понимая. Я ласково улыбнулась ему.

     - Все, что вы должны сделать, это покакать.

     Его лицо выразило нерешительность и сомнение.

     - Если вы не против, мэм, - сказал он, - пусть эти черви остаются.

     Глава 12. ТАЙНЫ НАУКИ

     Роджер Мак вернулся от бондаря после полудня и застал свою жену, углубившуюся в рассмотрение объекта на обеденном столе.

     - Что это? Доисторические рождественские консервы? – Роджер указательным пальцем аккуратно коснулся приземистой бутылки из зеленого стекла; бутылка была запечатана пробкой, залитой толстым слоем красного воска. Внутри сосуда виднелся бесформенный кусочек вещества, погруженный в жидкость.

     - Эй, - жена убрала бутылку из пределов его досягаемости. – Думаешь, это забавно? Это белый фосфор, подарок лорда Джона.

     Он взглянул на нее. Брианна была взволнована; кончик ее носа покраснел, а пряди рыжих волос выбились из косы. Как и ее отец, она имела привычку ворошить волосы, когда думала.

     - И что ты намереваешься делать … с этим? – спросил он, стараясь, чтобы дурное предчувствие не проявилось в его голосе. Он смутно помнил, что слышал о фосфоре в далекие школьные годы. Или от него светишься в темноте, или он взрывается. Ни одна перспектива его не радовала.

     - Мы … сделаем спички. Может быть, - она прикусила нижнюю губу. – Теоретически я знаю, как это делается, но на практике может оказаться не так уж просто.

     - Почему?

     - Ну, он взрывается на воздухе, - пояснила она. – Вот почему он лежит в воде. Джем, не трогай! Он ядовитый, - она обхватила Джемми поперек туловища и стащила его со стола, где он с жадным любопытством рассматривал бутылку. - Хотя неважно, он взорвется до того, как он затолкает его в рот.

     Роджер, убирая емкость подальше от сына, взял ее в руки и держал так, словно она может взорваться в любой момент. Ему также хотелось спросить, не сошла ли Бри с ума, но, будучи давно женатым, знал цену неразумным вопросам.

     - Где ты собралась держать его? – он красноречиво огляделся вокруг. Хижина могла похвастаться наличием сундука для постельного белья, маленькой полкой для книг и еще более меньшей - для гребешков, зубных щеток и маленького тайничка с личными вещами жены. Также в ней находился небольшой буфет для хлеба, который Джемми научился открывать в семь месяцев.

     - Думаю, его нужно отнести в мамин хирургический кабинет, - ответила она, удерживая Джемми, который настойчиво рвался к понравившейся ему вещи. – Там никто ничего не трогает.

     Это было так; люди, которые не боялись Клэр Фрейзер лично, испытывали страх перед содержимым ее кабинета, перед выставленными там орудиями, могущими причинять боль, таинственными, мерзко пахнущими микстурами и лекарствами. Кроме того, там были высокие шкафы, на которые не мог залезть даже такой ловкий скалолаз, как Джем.

     - Хорошая идея, - одобрил Роджер. – Я унесу его, хорошо?

     Прежде чем Брианна смогла ответить, в дверь стукнули, и сразу же появился Джейми Фрейзер. Джем прекратил тянуться к бутылочке и с радостными воплями бросился к дедушке.

     - Как дела, bhailach^[24]? – дружелюбно приветствовал его Джейми, перевернув малыша вверх ногами и держа за лодыжки. – Нужно поговорить, Роджер Мак.

     - Конечно. Присядете? – он рассказал ранее Джейми все, что знал – очень мало – о роли чероки в грядущем восстании. Он пришел расспрашивать еще? Неохотно поставив бутылочку на стол, Роджер вытащил табурет и толкнул его в направлении тестя. Джейми кивнул головой, ловко перебросил внука через плечо и уселся.

     Джемми громко хохотал и вертелся, пока дед не хлопнул его слегка по заду; после чего малыш повис на дедушкином плече вниз головой, словно ленивец. Его яркие волосы рассыпались по рубашке на спине Джейми.

     - Я об отъезде, charaid^[25], - сказал Джейми. – Завтра утром я должен уехать и хотел попросить тебя кое-что сделать.

     - Да, конечно. Убрать ячмень? – зерно еще не созрело, и все скрещивали пальцы, чтобы хорошая погода продержалась еще несколько недель, но перспективы были хорошие.

     - Нет. Брианна может сделать это, да, девочка? – он улыбнулся дочери, которая приподняла такие же, как у него, густые рыжие брови.

     - Я могу, - согласилась она. – Что ты планируешь для Иэна, Роджера и Арчи Бага?

     Арчи Баг являлся управляющим Джейми и логично, чтобы он присматривал за посевами в отсутствии Джейми.

     - Ну, молодого Иэна я возьму с собой. Его хорошо знают чероки, а он хорошо знает их язык. Я беру с собой также парней Бердсли, чтобы они быстро вернулись домой с ягодами для Лиззи и вещами, которые нужны твоей матери.

     - Я тоже иду? – спросил Джемми с надеждой.

     - Не в этот раз, bhailach. Может быть, осенью, - он похлопал Джемми по попке, потом обратился к Роджеру.

     - Значит так, - сказал он, - я хочу, чтобы ты отправился в Кросс-Крик, если можешь, и забрал там новых арендаторов.

     Роджер почувствовал, как небольшая волна тревоги нахлынула на него, но лишь откашлялся и кивнул головой.

     - Да, конечно. А они …

     - Возьмешь с собой Арчи Бага и Тома Кристи.

     На мгновение между ними повисла недоверчивая тишина.

     - Том Кристи? – произнесла Бри, обмениваясь с Роджером озадаченными взглядами. – Спрашивается, для чего?

     Учитель славился своей суровостью и представлял собой нежелательного попутчика в путешествии.

     Рот ее отца немного искривился.

     - Дело в том, что МакДональд забыл упомянуть одну вещь, когда просил принять их. Они протестанты … в большинстве.

     - Ага, - сказал Роджер. – Понятно.

     Джейми встретил его взгляд и кивнул, испытывая облегчение от того, что был сразу понят.

     - Я не понимаю, - Брианна провела по своим волосам, нахмурилась, потом стащила ленту и стала пальцами расправлять их, готовя к расческе. – Какое значение это имеет?

     Роджер и Джейми обменялись короткими красноречивыми взглядами. Джейми пожал плечами и ссадил внука со своих колен.

     - Ну … - Роджер потер подбородок, пытаясь придумать, как объяснить два столетия шотландской религиозной нетерпимости, чтобы это понял американец двадцатого столетия. – Ага … Ты помнишь состояние с гражданскими правами в Штатах, особенно на юге?

     - Разумеется, - она сузила глаза, глядя на него. – И какая же из сторон является неграми?

     - Что? – Джейми выглядел полностью сбитым с толку. – Каким образом сюда относятся негры?

     - Все не так просто, - уверил ее Роджер. – Это сравнение лишь показывает, насколько глубок конфликт. И иметь лендлорда-католика будет для них источником нешуточного беспокойства, не так ли? – спросил он, глядя на Джейми.

     - Что такое негры? – спросил с интересом Джемми.

     - Э … люди с черной кожей, - ответил Роджер, внезапно осознав, какое затруднительное положение открывается этим вопросом. «Негр», конечно, не всегда значило «раб», но чаще всего - да. – Ты не помнишь негров, которых видел у тетушки Джокасты?

     Джемми нахмурился, на мгновение став поразительно похожим на своего деда.

     - Нет.

     - Не важно, - сказала Бри, призывая вернуться к теме разговора стуком острого кончика расчески по столу. – Значит, Кристи, как протестант, должен заставить этих людей чувствовать себя комфортно?

     - Что-то подобное, - согласился ее отец, приподняв уголок рта в улыбке. – С твоим мужем и Кристи они, по крайней мере, не будут думать, что вступают в царство дьявола.

     - Понятно, - снова сказал Роджер уже немного другим тоном. Значит, задание было не только из-за того, что он был зятем хозяина и по умолчанию его правой рукой, но потому что он являлся пресвитерианином. Он приподнял бровь, глядя на Джейми, который пожал плечами, подтверждая его мысль.

     - Ммфм, - произнес Роджер, смиряясь.

     - Ммфм, - произнес Джейми с удовлетворением.

     - Прекратите сейчас же, - раздраженно сказала Брианна. – Прекрасно. Ты и Том Кристи едете в Кросс-Крик. Почему едет Арчи Баг?

     Подсознанием женатого мужчины Роджер понял, что жену рассердила мысль, что ее оставляют организовать жатву ячменя – грязная и утомительная работа сама по себе – пока он будет развлекаться со своими единоверцами в романтичной метрополии Кросс-Крик с населением в двести человек.

     - Именно Арч будет помогать им устраиваться на новом месте, - рассудительно заметил Джейми. – Ты же не предлагаешь, я надеюсь, отправить его одного разговаривать с прибывшими людьми.

     Брианна против воли улыбнулась. Арчи Баг, женатый несколько десятилетий на разговорчивой миссис Баг, славился своей молчаливостью. Свой вклад в разговор он обычно ограничивал приветливыми звуками «мм».

     - Ну, скорее всего они не поймут, что Арчи – католик, - сказал Роджер, потирая верхнюю губу указательным пальцем. – Кстати, он католик? Я никогда не спрашивал его об этом?

     - Да, - очень сухо ответил Джейми, - но он прожил достаточно долго, чтобы знать, когда молчать.

     - Вижу, это будет не очень веселая поездка, - произнесла Брианна, приподнимая бровь. – Когда ты вернешься?

     - Христос, я не знаю, - ответил Роджер, ощущая неловкость от поминания имение бога всуе. Ему следует пересмотреть свои привычки. – Месяц? Шесть недель?

     - Да, - бодро добавил его тесть, - они будут двигаться пешком.

     Роджер вздохнул, представив себе медленное продвижение толпы людей от Кросс-Крика в горы с Арчи Багом с одного бока и Томом Кристи с другого, этих двух столпов молчаливости. Его глаза задержались на жене в предчувствие шести недель одинокого сна на обочине дороги.

     - Да, хорошо, - произнес он. – Я поговорю … гм … с Томом и Арчи сегодня.

     - Папа уезжает? – уловив суть разговора, Джемми слез с дедушкиных колен и подбежал к отцу, обняв его колена. – Я с тобой, папа!

     - О, ну, я не думаю … - он заметил погрустневшее лицо Бри и бутылку на столе. – Почему нет? – внезапно сказал он и улыбнулся Джему. – Тетушка Джокаста будет рада видеть тебя. А мама может взрывать вещи, сколько ей угодно, и не беспокоиться о тебе.

     - Что она может делать? – удивился Джейми.

     - Он не взрывается, - сказала Брианна, беря бутылку с фосфором и прижимая к груди. – Он просто быстро горит. Ты уверен? – Вопрос был обращен к Роджеру и сопровождался испытующим взглядом.

     - Да, - заявил он, стараясь выглядеть уверенным, и поглядел на Джемми, который распевая: «Я еду! Еду! Еду!», прыгал, как зерно кукурузы при приготовлении попкорна. – По крайней мере, мне будет с кем поговорить по дороге.

     Глава 13. НАДЕЖНЫЕ РУКИ

     Почти стемнело, когда Джейми пришел на кухню, где я сидела за столом, опустив голову на руки. Я дернулась и подняла голову, моргая.

     - Ты в порядке, сассенах? – он сел напротив. – Ты выглядишь так, словно тебя протащили сквозь кусты.

     - О, - я провела по моим волосам, которые действительно немного торчали. - Гм. Все хорошо. Ты хочешь есть?

     - Конечно. Ты сама ела?

     Я пыталась вспомнить, прищурив глаза.

     - Нет, - решила я, наконец, - ждала тебя, но, кажется, уснула. Есть тушеное мясо; миссис Баг оставила.

     Он встал, заглянул в маленький котелок, висевший сбоку от очага, потом подвинул его ближе к огню.

     - Что ты делала, сассенах? – спросил он, возвращаясь. – И как девочка?

     - Я занималась девочкой, - ответила я, подавляя зевок. – Главным образом.

     Медленно поднялась, чувствуя протест моих суставов, и направилась к буфету за хлебом.

     - Она не может удержать их внутри, - пожаловалась я, - ягоды остролиста. Не могу обвинять ее, - добавила я и осторожно облизнула нижнюю губу. Когда ее вырвало в первый раз, я попробовала отвар сама. И мои вкусовые рецепты все еще бунтовали; таких терпких ягод мне еще встречать не приходилось, а сироп только сделал этот вкус более концентрированным.

     Джейми шумно втянул воздух, когда я вернулась.

     - Ее вырвало на тебя?

     - Нет, это Бобби Хиггинс, - ответила я. – У него нематоды … э … черви в кишечнике.

     Он приподнял брови.

     - Мне нужно слушать про них во время еды?

     - Определенно, нет, - сказала я и села, положив на стол хлеб, нож и кувшинчик с маслом. Я отломила кусок хлеба, щедро намазала его маслом и дала его Джейми, потом сделала бутерброд себе. Мои вкусовые рецепторы заколебались, но приняли еду почти благосклонно.

     - Что делал ты? – спросила я, проснувшись достаточно, чтобы заметить, что он хотя и имел усталый вид, но выглядел более веселым, чем когда уходил из дома.

     - Разговаривал с Роджером Маком об индейцах и протестантах, - он, нахмурившись, посмотрел на надкушенный кусок хлеба. – Что это с хлебом, сассенах? Какой-то странный вкус.

     Я с сожалением развела руками.

     - Увы, это я. Я мыла руки несколько раз, но не могла смыть запах полностью. Лучше сам мажь масло, – я подтолкнула хлеб к нему локтем и указала на кувшинчик.

     - Что не смогла смыть?

     - Ну, мы пробовали сироп с ягодами снова и снова, но бесполезно. Лиззи просто не могла удержать его, бедняжка. Я знала, что хинин можно втереть в кожу. Тогда я смешала сироп с гусиным жиром и растерла ее этой смесью. О, спасибо, - я наклонилась и откусила кусочек хлеба, который он протянул мне. Мои рецепторы сдались полностью, и я поняла, что не ела весь день.

     - Это помогло? – он взглянул на потолок. Мистер Вемисс и Лиззи жили в маленькой комнате наверху, и там все было тихо.

     - Думаю, да, - ответила я, проглотив кусочек. – По крайней мере, лихорадка прекратилась, и она уснула. Мы будем продолжать, и если через два дня лихорадка не вернется, значит, ягоды остролиста работают.

     - Это хорошо.

     - Хорошо, а потом я занималась Бобби и его нематодами. К счастью у меня есть немного ипекакуаны и скипидара.

     - К счастью для червей или для Бобби?

     - Наверное, ни для кого, - я зевнула. – Но, вероятно, это сработает.

     Он слегка улыбнулся, открыл бутылку пива и машинально провел ею под носом. Найдя, что с ним все в порядке, он налил пива для меня.

     - Что ж, я спокоен, что оставляю вещи в твоих надежных руках, сассенах. Плохо пахнущих, - добавил он, наморщив свой длинный нос, - но умелых.

     - Большое спасибо.

     Пиво было превосходное; должно быть, из партии, сваренной миссис Баг. Мы некоторое время молча потягивали напиток, слишком усталые, чтобы встать и положить в тарелки тушеное мясо. Я из-под ресниц наблюдала за ним; я всегда так делала, когда он отправлялся в поездку, запасая небольшие воспоминания о нем до его возвращения.

     Он выглядел усталым, и две морщинки между его густыми бровями выдавали легкую тревогу. Огонь свечи отсвечивал на широких костях его лица и отбрасывал на стену за его спиной четкую тень. Я наблюдала, как тень подняла стакан с пивом; пламя, просвечивающее через стекло, засветилось на стене янтарным жаром.

     - Сассенах, - внезапно сказал он, поставив стакан, - ты можешь сказать, сколько раз я был близок к смерти?

     Я на мгновение уставилась на него, но потом пожала плечами и начала считать, с трудом приведя свои синапсы в рабочее состояние.

     - Ну, я не знаю, что смертельного случалось с тобой до нашей встречи, но после … Ты был сильно болен в аббатстве, - я тайком посмотрела на него, но его, казалось, не обеспокоила мысль о Уэнтворте и о том, что там произошло, и что привело его к этой болезни. – Хм. Потом был Каллоден. Ты говорил, что у тебя была ужасная лихорадка от ран, и ты мог бы умереть, если бы не Дженни.

     - Потом в меня стреляла Лаогера, - сказал он, покривившись, - и ты вылечила меня. Также как тогда, когда меня укусила змея. – Он на мгновение задумался.

     - У меня была оспа, когда я был младенцем, но не думаю, что я был в смертельной опасности. Мне сказали, что это был легкий случай. Значит, получается четыре раза.

     - А как относительно того дня, когда мы встретились впервые? – возразила я. – Ты едва не истек кровью.

     - Я бы не истек, - запротестовал он. – Это была лишь небольшая царапина.

     Я приподняла бровь, посмотрев на него, потом наклонилась к очагу и положила в миску ковшик тушеного мяса. Куски оленины и кролика, плавали в густом соусе из собственного сока, приправленного розмарином, чесноком и луком.

     - Пусть будет по-твоему, - согласилась я, - но подожди, а как твоя голова? Когда Дугал попытался убить тебя, стукнув топором по голове? Это уже пятый случай.

     Он нахмурился, принимая миску.

     - Да, видимо, ты права, - произнес он, выглядя немного раздосадованным.

     Я с нежностью посмотрела на него поверх своей миски с мясом. Он был большой, твердый и прекрасно сложенный. И если он был немного потрепан временем, это только добавляло ему очарования.

     - Тебя трудно убить, - сказала я. – Это большое утешение для меня.

     Он неохотно улыбнулся, но потом взял стакан и, подняв его в знак приветствия, коснулся им своих губ, потом моих.

     - Мы выпьем за это, сассенах, да?

     Глава 14. ЛЮДИ СНЕЖНОЙ ПТИЦЫ

     - Ружья, - произнес Птица-которая-поет-утром. – Скажи своему королю, что мы хотим ружья.

     Джейми на мгновение задержал слова: «Кто не хочет?», но потом произнес их, сопровождая фразу усмешкой.

     - Действительно, кто? – Птица, мужчина низкого роста с бочкообразной фигурой, был слишком молод для своего положения, но обладал большой проницательностью; его любезность нисколько не скрывала его ум. – Они все просят их у вас, да? Вожди деревень. Что вы им отвечаете?

     - Что могу, - Джейми приподнял и опустил плечо. – Хозяйственные товары – конечно; ножи – скорее всего; ружья – вероятно, но обещать не могу.

     Они говорили на диалекте чероки, не совсем знакомом ему, и он надеялся, что правильно выразил вероятность этого события. Он достаточно хорошо овладел бытовым языком, чтобы общаться по вопросам торговли и охоты, но дела, которые ему предстоит вести здесь, были далеки от повседневных. Он быстро взглянул на Иэна, который внимательно слушал разговор, но, очевидно, он все сказал правильно. Юноша часто бывал в индейских деревнях вблизи Риджа и разговаривал на цалаги^[26] также легко, как на родном гэльском.

     - Ладно, - Птица устроился удобнее. Оловянный значок, который подарил ему Джейми, блеснул на его груди; свет очага осветил дружелюбные черты лица. – Скажите вашему королю о ружьях и скажите, почему они нам нужны, хорошо?

     - Вы думаете, король даст вам ружья, чтобы вы убивали его людей? - сухо спросил Джейми. Вторжение белых на земли чероки через Линию соглашения было болезненным вопросом, и он сильно рисковал, ссылаясь на него, вместо того чтобы вспомнить о других потребностях Птицы, например, защищать деревню от налетчиков, или делать набеги самому.

     Птица пожал плечами в ответ.

     - Мы можем убивать их и без ружей, если захотим, - приподняв бровь и поджав губы, мужчина уставился на Джейми, ожидая его реакции на свое заявление.

     Джейми предположил, что Птица хотел произвести на него впечатление, и просто кивнул головой.

     - Разумеется, вы можете. Но достаточно мудры, чтобы не делать этого.

     - Пока нет, - губы вождя расслабились в очаровательной улыбке. – Вы говорите королю – пока нет.

     - Его величество будет рад услышать, что вы так сильно цените его дружбу.

     Птица взорвался смехом, раскачиваясь взад и вперед, а его брат по имени Тихая вода, сидящий рядом, широко ухмыльнулся.

     - Ты мне нравишься, Убийца медведей, - произнес Птица, отсмеявшись. – Ты веселый человек.

     - Я могу, - сказал Джейми по-английски. – Дайте только время.

     Иэн издал тихий смешок, заставив Птицу резко взглянуть на него. Джейми, приподняв бровь, поглядел на племянника, который ответил невинной улыбкой.

     Тихая вода смотрел на Иэна, сузив глаза. Чероки приветствовали их с уважением, но Джейми заметил, что к Иэну они отнеслись с некоторой настороженностью. Они сразу же распознали в нем индейца-могавка. Честно говоря, он сам иногда думал, что какая-то часть племенника осталась в Снейктауне и, вероятно, навсегда.

     Однако Птица дал ему возможность задать вопрос.

     - Вас сильно беспокоят люди, которые поселяются на ваших землях, - сказал Джейми, кивая сочувственно. – Вы, конечно, не убиваете их, но не все так мудры, не так ли?

     Вождь сузил глаза.

     - Что ты имеешь в виду, Убийца медведей?

     - Я слышал о пожарах, Цисква, - он глядел в глаза мужчины, не давая прозвучать в голосе даже намеку на обвинение. – Король слышит, что хижины горят, мужчин убивают, а женщин берут в плен. Это ему не нравится.

     - Хм, - произнес Птица и сжал рот. Однако он не сказал, что не слышал ни о чем подобном, и это было интересно.

     - Еще больше таких историй, и король пошлет солдат защищать своих людей. Если он это сделает, едва ли он захочет, чтобы в них стреляли из ружей, которые он дал, - указал Джейми.

     - Что нам тогда делать? – горячо вмешался Тихая вода. – Они переходят Линию, строят дома, разводят огороды и убивают дичь. Если ваш король не может держать людей на своих местах, как он может протестовать, если мы защищаем свои земли?

     Птица, не глядя на брата, провел горизонтально рукой, и Тихая вода замолк.

     - Итак, Убийца медведей, ты скажешь королю про это, не так ли?

     Джейми уважительно склонил голову.

     - Это моя служба. Я говорю с вами от имени короля, и я передаю ваши слова королю.

     Птица важно кивнул, потом махнул рукой, приказывая подать пиво и еду, и разговор был твердо переведен на нейтральные темы. Сегодня никакие дела обсуждаться уже не будут.

     Было поздно, когда они отправились из дома Цисквы в выделенную для них хижину. Он полагал, что время восхода луны уже прошло, но ее не было видно; небо было плотно затянуто тучами, а в воздухе ощущался запах дождя.

     - О, Боже, - произнес Иэн, зевая и спотыкаясь. – Моя задница онемела.

     Джейми тоже зевнул, заразившись, но потом мигнул и рассмеялся.

     - Не буди ее; остальная часть твоего тела скоро присоединится к ней.

     Иэн иронически хмыкнул

     - Только потому, что Птица назвал тебя веселым человеком, дядя Джейми, я не собираюсь этому верить. Он был лишь вежлив.

     Джейми проигнорировал его, пробормотав благодарность на цалаги молодой женщине, которая проводила их к хижине. Она вручила ему маленькую корзинку с кукурузным хлебом и сушеными яблоками, если судит по запаху, и, тихо пожелав спокойной ночи, исчезла во влажной беспокойной темноте.

     По сравнению с прохладной свежестью ночного воздуха в маленькой хижине было душно, и он на время задержался в дверном проеме, наслаждаясь движением ветра в деревьях, который, словно гигантская невидимая змея, скользил среди сосновых ветвей. Влажные брызги упали на его лицо, и он испытал глубокое удовольствие человека, который понимает, что сейчас прольется дождь, но ему не нужно проводить ночь на открытом воздухе.

     - Иэн, когда завтра будешь сплетничать, - сказал он, ныряя внутрь, - дай им знать очень тактично, конечно, что король будет рад узнать, кто действительно жжет дома, и, может быть, настолько, чтобы дать несколько ружей в награду. Они не скажут тебе, если жгут сами, но если кто-то другой, они могут сказать.

     Иэн кивнул, зевая. В центре помещения в каменном круге горел небольшой огонь; дым от него поднимался к отверстию в крыше. В одной стороне хижины находилась покрытая мехом платформа для спанья, в другой кучка мехов и одеял на полу.

     - Выбирай, дядя Джейми, кто будет спать на кровати, - предложил он, вытаскивая потертый шиллинг из мешочка на поясе. – Орел или решка.

     - Решка, - выбрал Джейми, кладя корзинку и расстегивая ремень. Плед упал лужицей ткани вокруг его ног, и он тряхнул подол рубашки. Рубашка была помятая и грязная, и он мог чувствовать собственный несвежий запах. Благодарение Богу, это было последнее поселение: еще одна или две ночи, и они могут отправляться домой.

     Иэн подхватил монету и ругнулся.

     - Как это вы делаете? Каждую ночь вы говорите: решка, и каждую ночь выпадает она!

     - Это твой шиллинг, Иэн. Так что я не виноват, - он подошел к платформе, с удовольствием потянулся, потом сдался. – Посмотри на нос Джорди.

     Иэн перевернул шиллинг к огню и прищурил глаза, потом снова ругнулся. Крошечное пятно воска, почти невидимое, если не присматриваться, украшало аристократический нос Георга III, короля Британии.

     - Как оно оказалось здесь? – Иэн подозрительно сузил глаза, глядя на своего дядю, но тот лишь рассмеялся и улегся.

     - Когда ты показывал Джему, как заставить монету крутиться, он свалил подсвечник, и горячий воск заляпал все вокруг. Помнишь?

     - О, - Иэн некоторое время смотрел на монету, потом покачал головой, соскреб с нее воск ногтем и убрал шиллинг назад в мешочек.

     - Доброй ночи, дядя Джейми, - сказал он, со вздохом укладываясь на меха, брошенные на пол.

     - Доброй ночи, Иэн.

     Он игнорировал свою усталость, держа ее, как Гидеона, на коротком поводке, но теперь он опустил поводья и позволил ей унести себя, расслабившись в уюте постели.

     МакДональд, подумал он скептически, будет рад. Джейми планировал посетить лишь две деревни чероки, самые близкие к Линии соглашения, чтобы объявить о своем новом положении, раздать скромные подарки в виде виски и табака – последнее он позаимствовал у Тома Кристи, который к счастью купил большую бочку этого зелья во время поездки в Кросс-Крик за семенами – и сообщить чероки, что еще больше щедрости он проявит, когда осенью отправится в отдаленные поселения.

     Он был сердечно принят в обоих местах, но во второй деревне он встретился с группой молодых людей, прибывших из другого поселения в поисках жен. Они относились к отдельной группе чероки, именуемой племенем снежной птицы, и жили в большой деревне выше в горах.

     Один из молодых людей был племянником Птицы-которая-поет-утром, вождя группы, и он настоял, чтобы Джейми поехал с ним и его товарищами в их родную деревню. Проведя торопливую инвентаризацию оставшихся запасов виски и табака, Джейми согласился, и его с Иэном встретили по-королевски, как агентов Его величества. Птица-которая-поет-утром никогда раньше не имел дела с индейскими агентами и, казалось, был польщен оказанной честью. Кроме того, он быстро увидел, какие преимущества можно извлечь из этого в дальнейшем.

     Джейми подумал, что Птица был тем человеком, с которым он мог заняться коммерцией, хотя не без проблем различного рода.

     Эта мысль заставила его вспомнить о Роджере Маке и новых арендаторах. У него не было времени подумать о них за прошедшие несколько дней, но он не сомневался, что оснований для беспокойства нет. Роджер Мак – очень способный человек, хотя надорванный голос делает его менее уверенным. Однако вместе с Арчи Багом и Кристи …

     Он закрыл глаза; блаженство абсолютной усталости охватило его, и мысли становились все более бессвязными.

     Еще день и можно домой, как раз время для сенокоса. Потом сделать солод, или два раза, если успеют до холодов. Забой … может быть уже, наконец, забить эту проклятую белую свинью? Нет, злобное животное невероятно плодовито. Что за хряк может иметь такие яйца, чтобы связаться с ней, подумал он смутно. И не съедает ли она его после? Кабаны … копченая ветчина … кровяная колбаса.

     Он только что погрузился в верхние слои сна, когда почувствовал руку на приватных частях своего тела. Выдернутый из сна, как лосось из морской воды, он схватил руку злоумышленника и вызвал негромкое хихиканье своего посетителя.

     Женские пальцы в его ладони слабо дергались, а их место на его члене заняла вторая рука. Первой осознанной мыслью у него была мысль о том, что девушка – превосходный пекарь; если она также хорошо месит тесто.

     За этой нелепой мыслью последовали другие, и он попытался схватить и вторую руку, но она игриво ускользала от него в темноте, продолжая тыкать и щипать его.

     Он попытался придумать вежливый протест на чероки, но в голову приходили только случайные фразы на английском и гэльском языках, вовсе не подходящие для такого случая.

     Первая рука извивалась в его ладони, словно угорь. Опасаясь раздавить пальцы, он выпустил ее, но успел схватить за запястье.

     - Иэн! – в отчаяние прошипел он. – Иэн, ты здесь? – Он не мог видеть своего племянника в темноте, заполняющей хижину, и не знал, спал ли тот. Их пристанище не имело окон и освещалось лишь слабым жаром притухших углей.

     - Иэн!

     На полу зашевелились, и он услышал чихание Ролло.

     - Что, дядя? – он говорил на гэльском, и Иэн ответил на том же языке. Юноша говорил спокойно, а не так, словно его только что разбудили.

     - Иэн, в моей кровати женщина, - сказал он по-гэльски, пытаясь говорить также спокойно, как племянник.

     - Их две, дядя Джейми, - Иэн казался позабавленным, черт его побери! – Другая у тебя в ногах. Ждет своей очереди.

     Это лишило его присутствия духа настолько, что он выпустил плененную руку.

     - Две! Что они обо мне воображают?

     Девушка хихикнула снова, наклонилась и слегка укусила его грудь.

     - Христос!

     - Нет, дядя, они не считают вас Богом, - сказал Иэн, подавляя приступ смеха. – Они думают, что вы король. Так сказать. Вы агент короля, и они оказывают честь Его величеству, посылая вам женщин.

     Вторая женщина скинула с его ног одеяло и стала медленно поглаживать пальцем подошвы. Он боялся щекотки, и это могло доставить ему неприятные ощущения, если бы его не отвлекала первая женщина, с которой он бы вынужден заниматься весьма неприличной игрой «спрячь-сосиску».

     - Скажи им, Иэн, - прошипел он сквозь стиснутые зубы, неистово борясь одной рукой, второй удерживая захваченную руку, пальцы которой поглаживали его ухо, и дрыгая ногами в отчаянной попытке противостоять вниманию второй леди, которая становилась все более настойчивой.

     - Хм … что вы хотите, чтобы я сказал? – спросил Иэн, переходя на английский. Его голос немного дрожал.

     - Скажи им, что я очень ценю оказанную мне честь, но … хк! – дальнейшие дипломатические увиливания были прерваны внезапным вторжением в его рот чужого языка, принесшего с собой привкус пива и лука.

     Во время последовавшей борьбы он смутно осознал, что Иэн перестал сдерживаться и теперь валялся на полу, хохоча без удержу. Если вы убьете ребенка, это будет называться детоубийством, мрачно подумал он, а как будет называться убийство племянника?

     - Мадам! - сказал он, с трудом освобождая рот. Он схватил женщину за плечи и сбросил ее со своего тела, но не рассчитал силу, потому что она испуганно вскрикнула, взмахнув голыми ногами во время полета. Иисус, она действительно голая?

     Да, они обе были голые; его глаза адаптировались к слабому свету, даваемому тлеющими угольками, и он уловил мерцание голой кожи их плеч, грудей и округлых бедер.

     Он сел, собирая меха и одеяла вокруг себя, создавая своеобразное оборонительное сооружение.

     - Прекратите сейчас же, обе! – строго прикрикнул он на них на чероки. – Вы красивы, но я не могу лечь с вами.

     - Нет? – удивилась одна.

     - Почему нет? – спросила другая.

     - Ээ … потому что у меня зарок, - ответил он; необходимость избавиться от сомнительной ситуации вызвала в нем вдохновение. – Я поклялся … поклялся, - он тщетно пытался что-нибудь придумать. К счастью, здесь вмешался Иэн, обрушив на женщин поток быстрых слов на цалаги, слишком быстрых, чтобы Джейми мог что-либо понять.

     - О-о, - выдохнула одна девушка, очевидно, впечатленная сказанным. Джейми растерялся.

     - Что ты сказал им, Иэн?

     - Я сказал, что к вам во сне явился Великий дух и сообщил, что вы не должны быть с женщиной, пока не обеспечите ружьями всех цалаги.

     - Пока что?

     - Ну, это было лучшее, что я мог придумать второпях, дядя, - сказал Иэн, защищаясь.

     Ему пришлось признать, что выдумка оказалась эффективной, потому что женщины прижались друг к другу, перешептываясь испуганными голосами, и, самое главное, перестали приставать к ним.

     - Ладно, - неохотно признался он. – Могло быть и хуже.

     Даже если Корона будет вынуждена дать индейцам ружья, этих цалаги слишком много.

     - Пожалуйста, дядя Джейми, - смех слышался в голосе племянника и проявлялся в задушенном фырканье.

     - Что? – раздраженно произнес он.

     - Одна леди говорит, что ужасно разочарована, так как вы хорошо вооружены. Другая отнеслась более спокойно и сказала, что они могли бы понести, а у детей, возможно, были бы рыжие волосы, - голос племянника дрожал от смеха.

     - Что плохого с рыжими волосами, ради Бога?

     - Я точно не знаю, но думаю, рыжие волосы – это не тот признак, который они хотели бы иметь у своего ребенка.

     - Прекрасно, - резко сказал он. – Они могут не бояться. А теперь не уйти ли им домой?

     - Идет дождь, дядя Джейми, - указал Иэн. Да. Ветер пригнал дождевые тучи, и теперь вода, словно из душа, хлестала по крыше; капли дождя, падающие через отверстие для дыма, шипели не тлеющих углях очага. – Вы же не выгоните их под дождь? Кроме того, вы сказали, что не можете спать с ними, а не то, что хотите, чтобы они ушли.

     Иэн прервался и что-то спросил у женщин, которые обрадованно ответили ему. Потом с грациозностью молодых цапель забрались к Джейми в постель, голые, как сойки, и, прижавшись к нему, стали ласкать и поглаживать его с восхищенным шепотом, избегая, однако, касаться его половых органов.

     Он открыл рот, потом снова закрыл, не найдя ничего сказать ни на одном из известных ему языков.

     Напряженный, он лежал на спине и мелко дышал. Его член возмущенно подрагивал, явно вознамерившись стоять всю ночь и мучить Джейми за пренебрежение его нуждами. Тихий смех донесся из груды мехов на полу, и он подумал, что сегодня он впервые после возвращения Иэна слышал его смех.

     Молясь за укрепление своего духа, он медленно и долго выдохнул, потом закрыл глаза, сложив руки на животе и прижав локти к бокам.

     Глава 15. УТОПЛЕННАЯ В ПРИЛИВЕ

     Роджер вышел на террасу дома в Речном потоке, чувствуя приятную усталость. После трех недель напряженной работы он сумел отловить арендаторов на улицах и переулках Кросс-Крика и Кэмпбелтона, познакомился с главами семей, обеспечил их минимально необходимым для путешествия: пища, одеяла, обувь – собрал всех в одном месте, твердо преодолевая их склонность в панике разбежаться. Они отправятся к Фрейзер-Риджу завтра утром, и не моментом позже.

     Он с удовлетворением посмотрел на луг, расположенный за конюшнями Джокасты Камерон-Иннес. Там временным лагерем располагались все двадцать две семьи из семидесяти шести душ, четыре мула, два пони, четырнадцать собак, три свиньи и, Бог знает, сколько цыплят, котят и птичек в плетеных клетках. В кармане у него имелся полный список их имен, исключая животных, разумеется. Там же лежали другие списки, написанные неразборчивым почерком и исчерканные так, что с трудом читались. Из-за всего этого он чувствовал себя ходячей книгой Второзакония^[27]. И еще ему страшно хотелось выпить.

     К счастью, последнее было вполне доступно; Дункан Иннес, муж Джокасты, вернулся после дневной работы и теперь сидел на террасе в компании с хрустальным графином, в котором лучи опускающегося солнца зажгли янтарное мерцание.

     - Как дела, charaid^[28]? – радушно приветствовал его Дункан и указал на один из плетеных стульев. – Не хотите глоточек?

     - Да, спасибо.

     Он с благодарностью уселся на стул, дружелюбно скрипнувший под его весом. Взяв стакан, поданный ему Дунканом, он произнес короткое «Slаinte»^[29] и сделал большой глоток.

     Виски обожгло ему горло, заставив закашляться, но в тоже время неожиданно заставило осознать, что постоянное ощущение удушья в горле стало слабее. Воспрянув духом, он продолжил потягивать напиток.

     - Готовы в дорогу, да? – Дункан кивнул в сторону луга, где в золотистом мареве заката висел дым костров.

     - Готовы, если они вообще когда-нибудь будут. Бедняги, - добавил Роджер с сочувствием.

     Дункан приподнял одну кустистую бровь.

     - Как рыбы, вытащенные из воды, - развил свою мысль Роджер, протягивая стакан, чтобы принять предложенную добавку. – Женщины напуганы, мужчины тоже, просто лучше скрывают это. Можно подумать, что я продаю их рабами на сахарные плантации.

     Дункан кивнул головой.

     - Или продашь их Риму чистить ботинки Папы римского, - сказал он с сухой насмешкой. – Сомневаюсь, что они когда-либо чуяли запах католика, пока не сели на корабль. Теперь, я думаю, запах их не особенно заботит. Вы знаете, они хотя бы выпивают время от времени?

     - Думаю, только в лечебных целях и только, если им угрожает смерть, - Роджер сделал медленный глоток божественного напитка и закрыл глаза, чувствуя, как виски согрело горло и свернулось в его груди, как мурлычущая кошка. – Встречались с Хирамом, да? Хирам Кромби – главарь этой толпы.

     - Маленький кислый леденец с палкой в заднице? Да, я встречался с ним? – Дункан усмехнулся; его висячие усы приподнялись. – Он будет у нас на ужине. Еще глоточек?

     - Буду благодарен, - сказал Роджер, подставляя свой стакан. – Хотя они далеко не гедонисты, насколько я знаю. Как вы думаете, они ковенанторы^[30]? Застывшие и избранные?^[31]

     Дункан громко расхохотался.

     - Ну, сейчас не то, что в дни моего деда, - сказал он, отсмеявшись, и снова потянулся за графином. – И благодарение Богу за это. – Он закатил глаза, скривившись.

     - Ваш дед был ковенантором?

     - Боже, да, - покачав головой, Дункан щедрой рукой налил виски сначала Роджеру, потом себе. – Жестокий старый ублюдок. Хотя, надо сказать, не без причины. Его сестру привязали к столбу во время прилива.

     - К столбу … Христос, - Роджер от неожиданности прикусил язык, но не обратил внимания. – Вы имеете в виду … ее утопили?

     Дункан кивнул, уставившись на стакан, потом сделал большой глоток и, на мгновение задержав виски во рту, проглотил.

     - Маргарет, - сказал он. – Ее звали Маргарет. Ей было восемнадцать лет. Ее отец и брат, мой дедушка, бежали после битвы при Данбаре^[32] и укрылись в холмах. В их деревню пришли англичане, ее схватили, но она им ничего не сказала. Они увидели у нее библию и стали заставлять отречься от веры, но не смогли. Женщины в нашей семье, как камни, - он покачал головой. – Их невозможно сдвинуть. Они утащили ее и еще одну старую женщину-ковенантку на берег и привязали к столбам в полосе прилива. Там они были, пока не прибыла вода.

     Он сделал еще глоток, но на сей раз не задержал виски во рту.

     - Старая женщина погибла первой; ее привязали ближе к воде. Вероятно, они думали, что Маргарет сдастся, увидев ее смерть, – он крякнул, покачав головой. – Нет, ничего подобного. Прилив поднимался, и волны накрыли ее.

     - Моя мать видела все, - продолжил он, поднимая стакан. – Ей было тогда всего семь лет, но она никогда не могла забыть это. После первой волны, она говорила, было время для трех вздохов, а потом Маргарет накрыла вторая волна. Потом еще три вздоха и … еще раз. А потом только ее волосы, плавающие на воде.

     Он приподнял стакан; Роджер машинально поднял свой, словно в ответ на тост.

     - Иисус, - произнес он, и это не прозвучало богохульством.

     Виски обожгло его горло, и он глубоко вдохнул, благодаря Бога за возможность дышать. Три вздоха. Это был солодовый виски; йодистый привкус моря и водорослей наполнил его легкие.

     - Пусть покоится с миром, - произнес он хриплым голосом.

     Дункан кивнул и снова потянулся за графином.

     - Да, она заслужила покой, - сказал он. – Хотя они, - он указал подбородком в сторону луга, - скажут, что это не ее заслуга. Бог выбрал ее для спасения, а англичан – для проклятия, и не о чем тут говорить.

     Дневной свет затухал, и на луге за конюшнями ярче разгорались костры. Запах дым достиг носа Роджера, теплый и уютный, но все же царапающий горло.

     - Сам я не считаю, что это стоило смерти, - задумчиво произнес Дункан и улыбнулся одной из своих редких улыбок. - Мой дед сказал бы, что я избран быть проклятым. «По Божьему предопределению, для явления славы Его, одни люди и ангелы предопределены к вечной жизни, другие предназначены к вечной смерти». Он говорил так всякий раз, когда кто-либо заговаривал о Маргарет.

     Роджер кивнул, узнав положение из Вестминстерского исповедания^[33]. Когда это было? 1646 год? 1647? За поколение или два до дедушки Дункана.

     - Думаю, ему легче было думать, что ее смерть явилась предопределением от Бога, и ничего с этим поделать нельзя, - утешающе сказал Роджер. – Вы не верите в него, да? В предопределение, я имею в виду.

     Он спрашивал с искренней заинтересованностью. Пресвитериане в его время все еще придерживались доктрины предопределения, но были более гибкими в ее толковании. Они обходили молчанием положение о вечном проклятии, и предпочитали не выпячивать идею о том, что каждая деталь человеческой жизни предопределена. А он сам? Бог знает.

     Дункан приподнял плечи; правое выше, и от того показался искривленным.

     - Бог знает, - произнес он и рассмеялся, потом покачал головой и осушил свой стакан.

     - Нет, я думаю, нет. Но я не стану говорить так ни перед Хирамом Кромби, ни перед Кристи, - Дункан указал подбородком в сторону луга. Две темные фигуры направлялись оттуда к дому: высокая сутулая фигура Арчи Бага была хорошо узнаваема, так же как приземистая фигура Тома Кристи. Даже его силуэт выглядит задиристым, подумал Роджер, разглядывая, как Кристи резко жестикулировал, разговаривая с Арчи.

     - В Ардсмуире по этому поводу были жестокие драки, - сказал Дункан. – Католики оскорблялись, когда Кристи и его товарищи заявляли, что они прокляты. – Его плечи дрогнули от сдерживаемого смеха, и Роджер задался вопросом: сколько виски выпил Дункан, прежде чем вышел на террасу. Он никогда не видел мужчину таким веселым.

     - Мак Дубх прекратил вражду, когда сделал нас всех масонами, - добавил он, наклоняясь вперед, чтобы налить еще виски. – Но до этого нескольких мужчин чуть не убили. – Он приподнял графин и вопросительно посмотрел на Роджера.

     С учетом предстоящего ужина с Томом Кристи и Хирамом Кромби Роджер согласился.

     Когда все еще улыбающийся Дункан наклонился к нему, наливая виски, последний луч солнца осветил его помятое лицо, и Роджер заметил слабую белую полоску на верхней губе мужчины, едва видимую под усами. Он внезапно понял, почему Дункан носил длинные усы – довольно необычное украшение во времена, когда большинство мужчин брились начисто.

     - Ваша губа, Дункан? – он коснулся своего рта. – Откуда на ней шрам?

     - А это? – Дункан с удивлением коснулся своей губы. – Я родился с заячьей губой. Я ничего не помню, так как был младенцем, но как говорили, мне было не более недели от рода, когда ее зашили.

     Настала очередь Роджера удивляться.

     - Кто зашил?

     Дункан пожал одним плечом.

     - Странствующий целитель, как говорила моя мать. Она была уверена, что потеряет меня, потому что я не мог сосать. Она и мои тетушки по очереди выжимали молоко из тряпки мне в рот, но все равно, рассказывала мать, я уже походил на маленький скелет, когда этот целитель приехал в нашу деревню.

     Он смущенно провел суставом пальца по губе, приглаживая седые усы.

     - Мой отец дал ему шесть селедок и табакерку с табаком, и он зашил мне губу, а также дал матери мазь, чтобы смазывать рану. Ну, вот так … - с кривой улыбкой он снова пожал плечами. - Возможно, я все-таки предназначен для жизни. Мой дед сказал, что Бог выбрал меня, хотя кто знает, для чего.

     Роджер ощутил слабый укол в душе.

     Горский целитель смог зашить заячью губу? Он сделал еще глоток, втайне разглядывая лицо Дункана. Хотя вполне возможно, подумал он. Шрам был еле заметен под усами, однако видно, что он не достигает до ноздрей. Это, должно быть, была простая заячья губа, а не один из тех ужасных случаев, о которых он читал в черной книге Клэр, где доктор Роулингс описывал ребенка не только с раздвоенной губой, но без верхнего неба и практически без середины лица.

     В книге не было никакого рисунка, слава богу, но картинка, вызванная в воображении описанием доктора, была достаточно жуткая. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, вдыхая аромат виски.

     Было ли это возможно? Наверное. Люди делали хирургические операции и в это время, кровавые, жестокие, мучительные операции, но делали. Он видел, как Мюррей МакЛеод, аптекарь из Кэмпбелтона, вполне профессионально зашивал щеку мужчине, порванную копытом овцы. Губу ребенка зашить труднее?

     Он подумал о нежной, как лепесток, губе Джемми, которую протыкает иголка с черной ниткой, и вздрогнул.

     - Вам холодно, charaid? Пойдемте в дом? – Дункан подобрал ноги, собираясь подняться, но Роджер махнул рукой, чтобы тот не вставал.

     - А, нет. Просто небольшой озноб, - он улыбнулся и сделал еще глоток якобы для того, чтобы согреться. Однако кожа на его руках покрылась пупырышками, приподняв волоски. Могут ли быть еще люди, такие как мы?

     Могут, он знал. Например, его много раз прабабка Джейлис, или человек, череп которого с серебряными пломбами нашла Клэр. Встретился ли Дункану полстолетия назад в отдаленной горной деревушке еще один такой человек?

     Христос, подумал он тревожно, как часто это происходит? И что с ними потом случается?

     Прежде чем они опустошили графин, он услышал позади себя шаги и шелест шелка.

     - Миссис Камерон, - он быстро встал, при этом лишь едва качнувшись, и склонился над рукой хозяйки.

     Длинные пальцы женщины по привычке коснулись его лица, подтверждая идентификацию.

     - О, это вы, Джо. Хорошо съездили с мальцом, да? – Дункан безуспешно пытался подняться, в чем ему сильно мешали выпитый виски и наличие лишь одной руки. Из темноты позади Джокасты возник Улисс, дворецкий Джокасты, и пододвинул ей плетеный стул. Роджер обратил внимание, что она села, не убедившись предварительно, что стул был на месте. Она была просто уверена, что он будет там.

     Роджер с интересом рассматривал дворецкого, задаваясь вопросом: кого Джокаста подкупила, чтобы вернуть его. Обвиняемый – и скорее всего, виновный – в смерти офицера британского военно-морского флота, Улисс был вынужден бежать из Колонии. Но смерть лейтенанта Вольфа не считалась большой потерей для флота, а Улисс был очень нужен Джокасте Камерон. Не все можно уладить с помощью золота, но Роджер заключил бы пари на то, что эта женщина еще не встречала таких обстоятельств, которые она не смогла бы исправить с помощью денег, связей и хитрости.

     - О, да, - ответила она мужу, улыбаясь и протягивая ему руку. – Было очень весело покрасоваться с ним перед соседями. Нас пригласили на завтрак к старой миссис Форбс и ее дочери; малыш совершенно очаровал их, спев песенку. Там также были девушки Монтгомери и мисс Огилви. Нам подали небольшие котлеты из ягненка с малиновым соусом, печеные яблоки … О, это вы, мистер Кристи? Присоединяйтесь к нам! – она немного повысила голос и приподняла голову, как будто смотрела в темноту через плечо Роджера.

     - Миссис Камерон. Ваш слуга, мадам, - Кристи взошел на террасу и галантно поклонился; при этом поклон ни в коей мере не стал менее изысканным от того, что его адресат была слепа. Арчи Баг появился следом за ним и, в свою очередь склонился к руке Джокасты, произведя в качестве приветствия доброжелательный шум.

     На террасу вынесли дополнительные кресла, зажгли дополнительные свечи, добавили еще один графин с виски, магическим образом появились блюда с закусками, и внезапно образовалось нечто похожее на вечеринку, которая явилась своеобразным отражением немного нервного празднества на лугу. С той стороны доносилась музыка – шотландская дудочка играла джигу.

     Роджер позволил себе погрузиться в создавшуюся атмосферу, наслаждаясь кратким чувством расслабленности и отсутствием ответственности. Только сегодня вечером можно было не волноваться. Все были устроены, накормлены и готовы к завтрашнему путешествию.

     Он даже не должен принимать участие в разговоре. Том Кристи и Джокаста с оживлением обсуждали литературную жизнь в Эдинбурге и книгу, о которой он никогда не слышал. Дункан выглядел совершенно опьяневшим и, казалось, был готов в любую секунду выпасть из кресла. Старый Арчи … Где Арчи? О, вот он. Отправился назад на луг, несомненно, для того, чтобы дать кому-то последние указания.

     Он мысленно поблагодарил Джейми Фрейзера за то, что тот отправил с ним Арчи и Тома. Они не дали ему наделать грубых ошибок, управились с тысячью мелочами и ослабили страхи новых поселенцев перед прыжком в неизвестность.

     Он глубоко вдохнул воздух, наполненный домашними запахами походных огней и готовящегося поблизости ужина, и запоздало вспомнил об одной мелкой детали, благополучие которой было в его полной ответственности.

     Извинившись, он направился в дом и обнаружил Джемми внизу в главной кухне, уютно устроившегося на скамейке в углу с миской, наполненной кусочками хлеба, топленым маслом и кленовым сиропом.

     - Это же не твой ужин, да? – спросил он, садясь возле сына.

     - Угу. Хочешь, папа? – Джемми протянул ему ложку с капающим с нее сиропом, и он торопливо нагнулся, чтобы взять ее в рот, прежде чем сироп капнет на него.

     - Ммм, - произнес он, проглотив угощение. – Только давай не станем говорить об этом бабушке и маме. У них странные представления о здоровой пище.

     Джемми согласно кивнул и снова протянул ложку. Они съели десерт в дружеской тишине, после чего Джемми залез к нему на колени и, уткнувшись липкой мордашкой в его грудь, крепко уснул.

     Вокруг них суетились слуги, изредка любезно улыбаясь. Ему нужно встать, смутно подумал он. Скоро будет подан ужин – он видел блюда с жареной уткой, с искусно разложенными кусками баранины, миски с парящими облаками риса, политого соусом, груду салата, политого уксусом.

     Однако наполненный виски, хлебным десертом и чувством удовлетворения, он медлил, все откладывая момент, когда нужно будет оторваться от сына и лишиться чувства умиротворения, которое он испытывал, держа его в руках.

     - Мистер Роджер? Я возьму его, да? – произнес мягкий голос. Он оторвался от головы сына, где выискивал застрявшие кусочки липкого хлеба, и увидел Федру, горничную Джокасты, которая нагнулась, протягивая руки к мальчику.

     - Я его помою и уложу в постель, сэр, - сказала она, и ее лицо было таким же нежным, как ее голос.

     - О, да, конечно. Спасибо, - Роджер встал, не выпуская из рук тяжелое тельце Джемми. – Я отнесу его наверх.

     Он последовал за рабыней вверх по узкой лестнице, любуясь – чисто с эстетической точки зрения – ее изящной походкой. Сколько ей лет, задался он вопросом. Двадцать два? Джокаста позволит ей выйти замуж? У нее должны быть поклонники, но он знал, насколько она была необходима Джокасте. Нелегко совместить службу, когда ей все время приходится находиться при хозяйке, с собственным домом и семьей.

     На верхней ступеньке она остановилась и повернулась, чтобы взять Джема. Он отдал свою ношу с нежеланием и в тоже время с облегчением; внизу на кухне стояла горячая духота, и его рубашка пропиталась потом от прильнувшего к нему сына.

     - Мистер Роджер? – остановила его Федра, когда он развернулся, собираясь спуститься вниз. Она смотрела на него поверх плеча мальчика, и ее глаза под белой головной повязкой выражали колебание и неуверенность.

     - Да?

     Топот ног заставил его подвинуться, чтобы пропустить несущегося наверх Оскара с пустым подносом подмышкой, который очевидно направлялся за жарящейся на летней кухне рыбой. Пробегая мимо, Оскар улыбнулся Роджеру и послал воздушный поцелуй Федре, которая в ответ лишь поджала губы.

     Она кивнула головой в сторону от кухни, и он последовал за ней. Остановившись возле двери, ведущей на конюшни, она огляделась, чтобы убедиться, что их не подслушивают.

     - Может быть, мне не стоит говорить, сэр. Может, это пустяки, но я думаю, что должна рассказать вам.

     Он кивнул головой, убирая со лба влажные волосы. Двери были открыты, и, слава богу, здесь дул небольшой ветерок.

     - Мы были сегодня в городе на складе мистера Бенджамина. Вы помните? Тот, что у реки.

     Он снова кивнул, и она облизала свои губы.

     - Мастер Джем, он был такой неугомонный и лазил повсюду, пока хозяйка разговаривала с мистером Бенджамином. Я ходила за ним следом, чтобы с ним ничего не случилось, и была рядом, когда вошел этот человек.

     - Да? Какой человек?

     Она покачала головой, глядя темными встревоженными глазами.

     - Я не знаю, сэр. Большой мужчина, высокий, как вы. Светловолосый, без парика, но джентльмен.

     Как он понял, она имела в виду, что мужчина был прилично одет.

     - И?

     - Он огляделся, увидел, что мистер Бенджамин разговаривает с миссис Джо, и отошел в сторону, как будто не хотел, чтобы его заметили. Но потом он увидел Джема и уставился на него.

     Она теснее прижала Джема.

     - Мне не нравится, когда так смотрят, скажу я вам, сэр. И когда он пошел к Джему, я быстро подбежала и схватила мальчика, прямо как сейчас. Мужчина сначала удивился, потом улыбнулся и спросил Джема, кто его папа.

     Она коротко улыбнулась, погладив спинку мальчика.

     - Люди все время спрашивают его про это, и он всем отвечает, что его папа Роджер МакКензи. На этот раз он ответил так же. Этот человек рассмеялся и взлохматил волосы Джема. Они всегда так делают; у него очень красивые волосы. Потом сказал: «Неужели он, малыш, действительно?»

     Федра от природы обладала хорошими подражательными способностями и отлично передала ирландские переливы говора незнакомца. Пот на коже Роджера стал холодным.

     - Что случилось потом? – спросил он яростно. – Что он сделал? – Неосознанно он оглянулся через плечо на открытую дверь, выискивая в ночи опасность.

     Федра сжалась, немного дрожа.

     - Он ничего не сделал, сэр. Но он так смотрел на Джема, потом на меня и улыбнулся прямо мне в лицо. Мне не нравятся такие улыбки, сэр, нисколечко, - она покачала головой. – Но потом мистер Бенджамин окликнул его и спросил, что нужно джентльмену. Этот человек быстро развернулся и исчез в дверях, вот так.

     Она прижала Джема одной рукой и щелкнула пальцами свободной руки.

     - Понятно, - твердая масса хлебного десерта лежала на дне его желудка, как железо. – Вы говорили об этом мужчине своей хозяйке?

     Она отрицательно покачала головой.

     - Нет, сэр. Он ничего не сделал, как я уже сказала. Но он обеспокоил меня, сэр, и я думала об этом, когда мы ехали домой, и решила, что лучше сказать вам, как только смогу.

     - Вы поступили правильно, - сказал он. – Спасибо Федра. – Он противился желанию забрать у нее сына и прижать его к себе. – Не могли бы вы … остаться с ним, когда уложите его спать? Пока я не приду. Я скажу вашей хозяйке, что я попросил вас.

     Ее темные глаза с пониманием поглядели на него, и она кивнула.

     - Да, сэр, я позабочусь о нем, - она сделала легкий поклон и пошла вверх по лестнице к комнате, которую он разделял вместе с сыном, напевая мальчику что-то тихое и ритмичное.

     Он медленно дышал, пытаясь подавить желание сесть на лошадь и отправиться в Кросс-Крик на поиски Стивена Боннета.

     - Ладно, - вслух произнес он. – А что потом? – Его кулаки инстинктивно сжались, хорошо зная, что делать, тогда как его разум признавал этот шаг неразумным.

     Он подавил гнев и чувство беспомощности. Остатки алкоголя в крови пульсировали в его висках. Он резко вышел через открытую дверь в ночь. С этой стороны дома луг был невидим, но он мог ощущать в воздухе запах дыма костров и слышать слабые звуки.

     Роджер знал, что Боннет когда-нибудь снова объявится. Внизу за лужайкой бледным пятном в ночной темноте виднелся белый мавзолей Гектора Камерона. И в гробу, предназначенном для жены Гектора, Джокасты, в безопасности лежало якобитское золото, долго сохраняемая тайна Речного потока.

     Боннет знал, что золото существует, и подозревал, что оно спрятано на плантации. Он однажды пробовал добраться до него и потерпел неудачу. Он не был осторожным человеком, этот Боннет, но он был упрямым.

     Роджер чувствовал напряжение во всем теле, наполненном желанием найти и убить человека, который изнасиловал его жену и угрожал его семье. Но на его попечении находилось семьдесят шесть, нет, семьдесят семь человек. Жажда мести боролась с чувством ответственности и, наконец, неохотно отступила.

     Он дышал медленно и глубоко, чувствуя, как шрам от веревки сжимает его горло. Нет. Он должен позаботиться о новых арендаторах. Мысль, отправить их с Арчи и Томом, а самому остаться и найти Боннета, была соблазнительна, но ответственность за работу была на нем, и он не мог оставить ее ради долгих и скорее всего бесполезных поисков.

     И он не может оставить Джема без защиты.

     Однако он должен рассказать Дункану; тот предпримет шаги по защите Речного потока, сообщит о Боннете властям в Кросс-Крике, наведет справки.

     А Роджер приложит все силы, чтобы защитить Джема, и не станет спускать с него глаз, пока они не достигнут гор.

     - Кто твой папа? – пробормотал он, и новая волна гнева прокатилась по его венам. – Черт побери, ублюдок, я его папа!

     ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

     Всему свое время

     Глава 16. LE MOT JUSTE^[34]

     Август 1773

     - Ты улыбаешься, - произнес Джейми мне в ухо. – Тебе хорошо, да?

     Я повернула голову и открыла глаза, обнаружив перед ними его рот, тоже улыбающийся.

     - Хорошо, - рассеянно ответила я, проводя кончиком пальца по его нижней губе. – Ты скромничаешь или хочешь вызвать восторженные похвалы, преуменьшая свои способности?

     Рот его растянулся еще шире, и его зубы на мгновение прикусили мой палец.

     - Разумеется, скромничаю, - усмехнулся он. - Если бы я хотел вызвать твои восторженные похвалы, то я сделал бы это без помощи слов.

     В качестве иллюстрации его рука легко прошлась по моему заду.

     - Ну, слова помогают, - заметила я.

     - Да?

     - Да. Например, сейчас я пытаюсь расставить по степени искренности фразы: «я люблю тебя», «я обожаю тебя», «я должен войти в тебя».

     - Я так говорил? – спросил он с удивлением.

     - Да. Разве ты не слышал?

     - Нет, - ответил он, - хотя я подписываюсь под каждым словом. – Он с одобрением сжал ладонью мою ягодицу. – И готов повторить.

     - Что, даже последнее? – рассмеялась я и мягко потерлась лбом о его грудь, чувствуя, как его подбородок уткнулся в мою макушку.

     - О, да, - решительно заявил он и, вздохнув, прижал меня к себе. – Скажу так: плоть требует небольшого ужина и маленькой передышки, прежде чем я смогу сделать это, но мой дух всегда готов. Боже, у тебя такая миленькая пухленькая попка. Только ее увижу, как тут же загораюсь. Хорошо, что у тебя такой старый дряхлый муж, сассенах, иначе сейчас ты стояла бы на коленях задом кверху.

     Он восхитительно пах дорожной пылью, высохшим потом и глубоким мускусным запахом мужчины, только что получившего полное удовлетворение.

     - Хорошо, когда по тебе скучают, - сказала я довольным голосом в местечко под его рукой. – Я тоже скучала по тебе.

     Мое дыхание щекотало его кожу, и она задрожала, как шкура у лошади, отгоняющей мух. Он немного сдвинулся, повернув меня так, чтобы моя голова улеглась во впадинку под его плечом, и вздохнул тоже довольно.

     - Хорошо. Вижу, дома все в порядке.

     Да, в порядке. Был поздний день; в открытые окна из-за деревьев вливался солнечный свет; на стенах и льняных простынях двигались тени от листьев, словно мы находились в беседке.

     - Дом стоит; ячмень, в основном, убран, ничего не пропало, - начала я, устраиваясь удобнее для рапорта. Теперь, когда мы позаботились о главном деле, он захочет узнать, как жил Ридж в его отсутствие.

     - В основном? – спросил он, точно уловив неясность. – Что случилось? Знаю, были дожди, но ячмень должны были убрать за неделю до этого.

     - Не дожди. Саранча, - я даже вздрогнула, вспомнив об этих насекомых. Туча противных пучеглазых созданий с треском налетела в конце периода созревания ячменя. Я отправилась в мой огород, чтобы набрать зелени, и обнаружила, что там все кишит клиновидными телами с голенастыми ногами, а мой салат и капуста порваны в клочки, так же как и вьюнок на палисаднике.

     - Я позвала миссис Баг с Лиззи, и мы стали гонять насекомых метлами. Они собрались в большое облако и улетели за Зеленый ручей. Там они сели на ячменное поле, и звуки, с которыми они грызли зерно, были слышны за милю. Как будто по рису бродили великаны.

     От отвращения кожа на моих плечах покрылась пупырышками, и Джейми автоматически погладил ее своей большой теплой рукой.

     - Ммфм. Они съели только одно поле?

     - О, да, - я глубоко вздохнула, все еще ощущая запах дыма. – Мы сожгли поле вместе с ними.

     Он дернулся и удивленно поглядел на меня.

     - Что? Кто придумал это?

     - Я, - не без гордости ответила я. Сейчас, хладнокровно глядя назад, можно было сказать, что это была единственно возможная вещь. Опасности подвергался не только ячмень, но и созревающая кукуруза, пшеница, картофель, сено, не говоря уже об огородах, от которых зависели многие семьи.

     На самом же деле решение было принято под действием гнева, желания жестоко отомстить за мой разоренный огород. Я бы с радостью оторвала крылья у каждого насекомого и растоптала их остатки, но сожжение все-таки было лучшим решением.

     Это было поле Мурдо Линдсея, медлительного и в мыслях, и в действиях. Мурдо даже не успел осознать мое заявление, что я собираюсь сжечь ячмень, и все еще стоял с открытым ртом на крыльце своей хижины, когда Брианна, Лиззи, Марсали, миссис Баг и я уже бегали вокруг поля с вязанками хвороста, зажигая ветки от факела и швыряя их как можно дальше в море зрелого сухого злака.

     Сухая трава затрещала и с ревом вспыхнула. Среди дюжины огней кузнечики взлетали, как искры, крылья их сгорали, и они исчезали в поднимающемся столбе дыма и пепла.

     - Конечно же, именно в этот момент Роджер привел новых арендаторов, - продолжила я, подавляя желание рассмеяться. – Бедняги. Уже стемнело, и они стояли там со своими узлами и детьми, наблюдая за этим адовым пожарищем, а мы, покрытые сажей, носились вокруг босиком с подоткнутыми юбками и кричали, как гиббоны.

     Джейми прикрыл глаза одной рукой, мысленно представляя эту сцену. Его грудь задрожала, и рот растянулся в широкой усмешке.

     - О, Боже, они, должно быть, решили, что Роджер Мак привел их прямо в ад. Или на шабаш ведьм, по крайней мере.

     В моей грудной клетке вздулся пузырь немного виноватого смеха.

     - Так оно и было. О, Джейми, ты бы только видел их лица! – я утратила всякую выдержку и спрятала лицо на его груди. Мы некоторое время дружно сотрясались в беззвучном смехе.

     - Я постаралась быть гостеприимной, - сказала я, отфыркиваясь. – Мы накормили их и разместили на ночевку, сколько возможно оставили в доме, остальных распределили между домом Брианны, конюшней и сараем. Поздно вечером я спустилась на кухню - я не могла спать от волнения - и обнаружила, что около дюжины этих людей молятся на кухне.

     Они стояли возле очага, взявшись за руки и опустив голову. Когда я вошла, они вскинули головы и в полной тишине уставились на меня, а одна женщина опустила руку соседа и сунула ее под передник. При других обстоятельствах я бы решила, что она полезла за каким-то оружием, но в данном случае я была уверена: она сделала знак рогов под своей рваной одеждой.

     Я уже знала, что лишь некоторые из них говорят по-английски, поэтому на своем плохом гэльском спросила, не нуждаются ли они в чем-нибудь. Они уставились на меня, словно у меня было две головы, потом один мужчина, высохшее существо с тонкими губами, отрицательно качнул головой.

     - Потом они вернулись к своей молитве, а я вернулась назад в кровать.

     - Ты спускалась в одной рубашке?

     - Ну … да. Я не ожидала, что кто-то будет бодрствовать в такой поздний час.

     - Ммфм, - его пальцы слегка коснулись моей груди, и я могла точно сказать, о чем он подумал. Рубашка, которую я летом надевала на ночь, была тонкой; полотно ее изрядно износилось, и, да, черт побери, на свету сквозь нее можно было что-нибудь увидеть, но кухня была освещении лишь углями в очаге.

     - Не думаю, что ты спустилась вниз в ночном чепчике, сассенах? – спросил Джейми, рассеянно проводя рукой по моим волосам. Я расплела их, когда ложилась с ним в постель, и теперь кудри весело торчали во все стороны, а ля Медуза.

     - Конечно, нет. Но я заплела косу, - запротестовала я. – Вполне респектабельно!

     - О, весьма, - согласился он, усмехнувшись, и, погрузив пальцы в дикую массу моих волос, притянул мою голову и поцеловал. Его губы потрескались от ветра и солнца, но были приятно мягкими. Он не брился с начала отъезда, и его короткая курчавая борода пружинила при прикосновении.

     - Ладно. Надеюсь, теперь они расселены? - его губы коснулись моей щеки и нежно прикусили ухо. Я глубоко вздохнула.

     - А-ах. Да. Арчи Баг собрал их утром и развел по семьям по всему Риджу … - поезд моих мыслей на время сошел с рельсов, и я рефлекторно зарыла пальцы в мускулы на его груди.

     - Ты сказала Мурдо, что я помогу ему? С ячменем.

     - Да, конечно, - мое дрейфующее внимание тут же вернулось, и я рассмеялась. – Он только уставился на меня, потом ошеломленно кивнул головой и сказал: «О, конечно, как Сам пожелает». Я не уверена, что он понял, почему я сожгла его ячмень. Возможно, он решил, что на меня напала неожиданная причуда.

     Джейми тоже рассмеялся – довольно волнующее ощущение, поскольку его зубы прикусили мочку моего уха.

     - Мм, - слабо произнесла я, ощущая щекотку рыжей бороды на моей шее и теплую твердую плоть под моей ладонью. – Индейцы. Как ты справился с чероки?

     - Прекрасно.

     Он внезапно двинулся, оказавшись на мне. Он был большим и очень теплым и пах острым и сильным желанием. Тени от листьев двигались по его лицу и плечам, покрывая пятнами кровать и мои широко раздвинутые бедра.

     - Ты восхищаешь меня, сассенах, - пробормотал он мне в ухо. – Я так и вижу тебя полуголой в одной рубашке и с распущенными по груди кудрями … Я люблю тебя. Я обо…

     - А как же отдых и ужин?

     Его руки подлезли под меня, обхватили ягодицы и сжали; его горячее дыхание щекотало мне шею.

     - Я должен войти …

     - Но …

     - Сейчас, сассенах, - он резко поднялся, встав на колени. На его лице была слабая улыбка, но глаза были полны темной синевы и целеустремленности. Он взял одной рукой свои тяжелые яйца, медленно проводя большим пальцем вверх и вниз по вставшему члену.

     - На колени, a nighean^[35], - произнес он тихо. – Сейчас же.

     Глава 17. ПРЕДЕЛЫ ВЛАСТИ

     От Джеймса Фрейзера, эсквайра, Фрейзерс-Ридж,

     лорду Грею, плантация «Гора Джосайя»

      14 августа 1773

     Милорд.

     Я пишу Вам, чтобы сообщить о моем новом назначении в качестве индейского агента Короны, приписанного к Южному департаменту при Джоне Стюарте.

     У меня были сомнения относительно принятия этого назначения, однако в результате визита Ричарда Брауна и его брата, наших отдаленных соседей, у меня не осталось выбора. Я полагаю, что мистер Хиггинс уже сделал Вам отчет о так называемом комитете безопасности, созданном ими, и их намерении арестовать его.

     Вам приходилось сталкиваться с такими организациями в Вирджинии? Думаю, что ситуация у вас не является такой тревожной, как у нас или в Бостоне, где по словам мистера Хиггинса, они тоже имеются. Очень на это надеюсь.

     Думаю, что разумный человек должен осуждать создание таких комитетов в принципе. Они заявляют своей целью необходимость защитить население от бродяг и бандитов, а также обеспечить поимку преступников в тех районах, где нет шерифов и констеблей. Однако без законодательства, регулирующего их деятельность, в условиях, когда они руководствуются только своими интересами, совершенно ясно, что нет ничего, что может препятствовать превращению этой стихийной милиции в угрозу для населения большую, чем та, от которой она собирается их защищать.

     Хотя притягательность создания таких комитетов очевидна, особенно в таких краях, как наш, расположенных в отдаленной местности. Самый близкий суд находится – или находился – в трех днях езды, а из-за постоянных волнений, вызванных регуляторами, дела становятся все хуже. Губернатор и его Совет находятся в постоянном конфликте с Ассамблеей. Окружной суд фактически прекратил свое существование, судьи больше не назначаются, и в настоящее время в округе Сарри нет шерифа; последний держатель этой должности ушел в отставку под угрозой сожжения его дома.

     Шерифы округов Ориндж и Роуэн еще держатся, но настолько прославились своей продажностью, что никто не рискует связываться с ними, исключая тех, интересы которых совпадают с интересами указанных чиновников.

     Мы получаем сообщения об участившихся поджогах домов, разбойных нападениях и других преступлениях, последовавших вслед за недавней войной с регуляторами. Губернатор Трайон официально помиловал некоторых из вовлеченных в этот конфликт, но ничего не предпринял, чтобы оградить их от преследования со стороны местных властей. Его преемник еще менее способен справиться с событиями, которые ему легко игнорировать, особенно если они происходят далеко от дворцов Нью-Берна.

     И хотя поселенцы в наших краях приучены защищать себя от опасностей дикой природы, внезапные нападения бандитов и возможность набегов индейцев здесь, так близко от Линии соглашения тревожат их и заставляют с радостью принять любое формирование, которое возьмет на себя задачи общественной защиты. Таким образом, создание Комитетов безопасности приветствуется, по крайней мере, сначала.

     Я так много пишу об этом, чтобы объяснить причину моего согласия на назначение. Мой друг, майор МакДональд (отставник 32 кавалерийского полка) сказал мне: если я откажусь стать индейским агентом, он предложит эту службу Ричарду Брауну, который ведет активную торговлю с чероки и потому, как полагает майор, будет пользоваться доверием индейцев.

     Мое знакомство с Брауном и его братом заставляет меня рассматривать такую перспективу с тревогой. С повышением влияния, которое такое назначение принесет, власть Брауна в нашем неспокойном регионе станет слишком большой, а это, я полагаю, опасно.

     Мой зять как-то весьма проницательно заметил, что моральные качества человека имеют тенденцию уменьшаться с ростом его власти, и я подозреваю, что у братьев Браунов они и так не высоки. Может быть, я слишком самоуверен, полагая, что мои моральные качества выше. Мне приходилось наблюдать разрушающее влияние власти на человеческую душу, и я сам ощущал ее влияние на себе, как и вы, так часто занимая положения, облеченные властью. Однако если существует выбор между мной и Ричардом Брауном, я должен действовать согласно старой шотландской поговорке: черт, которого вы знаете, лучше, чем черт, которого не знаете.

     Меня тревожит, что мои новые обязанности потребуют длительных отлучек из дома. И все же совесть не позволяет мне оставить судьбы людей, зависящих от меня, на милость Браунов.

     Я, конечно, мог бы сам собрать подобный комитет – я думаю, Вы поддержали бы это – но я не стану. Не приминая во внимание проблемы и расходы, которые для этого потребуются, такой шаг будет эквивалентен объявлению открытой войны с Браунами, а это неблагоразумно, особенно, если я буду подолгу отсутствовать и не смогу защитить свою семью. Тогда как новое назначение увеличит мое собственное влияние, и я смогу – надеюсь на это – ограничить амбиции Браунов.

     Таким образом, приняв решение, я отправил письменное согласие на назначение и в прошлом месяце предпринял визит к чероки в качестве индейского агента. Прием с их стороны оказался самым сердечным, и надеюсь, что мои отношения с индейскими поселениями останутся такими же в дальнейшем.

     Следующую поездку к чероки я совершу осенью. Если у Вас есть какие-либо дела, в которых я могу помочь Вам, используя мою новую службу, напишите мне и будьте уверены - я предприму все усилия, чтобы разрешить их в Вашу пользу.

     Теперь немного о домашних делах. Наше маленькое население удвоилось в результате притока переселенцев из Шотландии. Будучи само по себе хорошим событием, оно, однако, вызвало ряд проблем. Переселенцы – это рыбаки с шотландского побережья, и для них наши дикие места представляются полными опасных секретов и угрозы, которые, в частности, персонифицируются свиньями и сохами.

     (Насчет свиней. Надо сказать, что я разделяю их опасения. В последнее время Белая свинья избрала местом своего жительства нору под фундаментом моего дома и устраивает там такие буйства, что ежедневно наш обед нарушается ужасными звуками, напоминающими крики и стоны мучимых в аду душ. Такое ощущение, что под нашими ногами демоны разрывают эти души на части и пожирают их.)

     Поскольку я упомянул ад, то должен заметить, что вновь прибывшие являются, увы, ярыми последователями ковенантской церкви, для которых каждый папист имеет рога и хвост. Вы помните некоего Томаса Кристи из Ардсмуира? По сравнению с этими несгибаемыми джентльменами мистер Кристи представляет собой всепрощающую душу.

     Мне никогда не приходило в голову поблагодарить Провидение за то, что мой зять является пресвитерианином, однако у Всемогущего свои намерения, недоступные для понимания нас смертных. И хотя, по мнению новых арендаторов, Роджер МакКензи не избег греха вольнодумства, с ним они, по крайней мере, могут разговаривать, не совершая украдкой жестов и знаков, призванных отвратить зло, причиняемое им беседой со мной.

     Что касается их поведения с моей женой, то исходя из него Вы могли бы подумать, что она Эндорская колдунья, если не сама Вавилонская блудница^[36]. Это из-за ее лечебного кабинета, хирургические инструменты в котором они почитают орудиями колдовства. Так же их потрясли чероки, которые явились торговать, украсив себя ожерельями из змеиных клыков и медвежьих желчных пузырей.

     Моя жена выражает благодарность за Ваши комплименты ее лечению мистера Хиггинса и еще больше за Ваше предложение раздобыть ей лекарства через своего друга в Филадельфии. Она приказала мне вложить в письмо список нужных лекарственных средств. Когда я пробежал его глазами, то понял, что, выполнив эту заявку, Вы нисколько не уменьшите подозрения рыбаков на ее счет. Однако умоляю, не отказывайтесь от выполнения заказа на этом основании, ибо ничто кроме времени и привычки не уменьшит их страха перед моей женой.

     Моя дочь также просит передать свою благодарность за фосфор. Я не уверен, что разделяю ее благодарность, поскольку ее опыты с этим веществом до настоящего времени являлись опасными на предмет возникновения пожаров. К счастью, ни один из новых арендаторов не наблюдал этих экспериментов, иначе они утвердились бы в своем подозрении, что я и мои близкие дружны с сатаной.

     В более счастливом настроении хочу поздравить Вас с вином последнего урожая, которое действительно хорошо пьется. В ответ посылаю бутыль лучшего сидра миссис Баг и бочонок виски трехлетней выдержки, который, я надеюсь, менее опасен для пищевода, чем последняя партия.

     Ваш покорный слуга,

     Дж. Фрейзер.

     PS. У меня есть сообщение, что джентльмен, похожий по описанию на Стивена Боннета, появлялся в Кросс-Крике в прошлом месяце. Если это действительно он, то неизвестно, что он там делал и куда потом бесследно исчез. Муж моей тети навел справки в округе, но они не принесли результата. Если Вы услышите что-либо, касающееся этого вопроса, прошу сразу же отписать мне.

     Глава 18. Р-Р-РЫ!

     Из дневника.

     «Вчера ночью я видела во сне бегущую воду. Обычно это бывает, когда я слишком много пью перед сном, но на этот раз все было по-другому. Вода шла из крана, и я помогала маме мыть посуду. Она обдавала тарелки горячей водой и давала их мне вытирать. Я чувствовала горячий фарфор сквозь полотенце и капельки пара на моем лице.

     Мамины волосы буйно завивались от влажности. Тарелки, разрисованные большими розами, были из свадебного фарфора, который мама из-за опасения, что я разобью его, не разрешала мыть до десятилетнего возраста. И когда мне, наконец, разрешили его мыть, я была страшно горда.

     Я до сих пор помню каждый предмет из буфета в гостиной, где содержался фарфор: разрисованная прадедушкой мамы подставка под торт (он был художником и победил в каком-то конкурсе с этой подставкой сто лет назад), дюжина хрустальных бокалов, которые оставила папе его мать, вместе с хрустальной вазой для оливок, разрисованные фиалками чашки и блюдца с золотыми ободками.

     Я вытирала тарелки и ставила их на полку над очагом, а вода переливалась через край раковины и растекалась лужей вокруг моих ног. Потом она начала подниматься; я топала по ней ногой, и она сверкала, как хрусталь. Вода становилась все глубже и глубже, но, казалось, никого это не волновало, и меня тоже.

     Вода была теплая, даже горячая; я видела, как от нее поднимался пар.

     Это все, что я видела во сне, но когда я встала утром, вода в тазике была настолько холодной, что мне пришлось подогреть ее на огне, прежде чем помыть Джемми. И пока я ее подогревала, я все время вспоминала сон и галлоны горячей проточной воды.

     Удивительно, как можно так ярко видеть вещи, которые существуют только в моей голове?

     И интересно, как много изобретений было сделано людьми, такими как я, как мы, путешественниками во времени? Сколько «изобретений» явились только воспоминанием о том, что мы знали раньше? И … сколько нас таких?»

     - На самом деле, не очень трудно организовать горячую проточную воду. Теоретически.

     - Да, думаю, не трудно, - рассеянно ответил Роджер, сосредоточившись на фигурке, которую он вырезал ножом.

     - Я имею в виду, что это будет большая трудная работа, но в принципе это просто. Сделать водопровод …

     - Да? – работа по резьбе была тонкая. Он, задержал дыхание, снимая крошечные стружки.

     - Без металла, - терпеливо продолжила Бри. – Если бы металл был, можно было провести трубы по поверхности. Но держу пари, что во всей Северной Каролине не найдется достаточно металла, чтобы построить водопровод от ручья до Большого дома. Не говоря уже о котле. И если бы металла было в достаточном количестве, он стоил бы целое состояние.

     - Ммм, - чувствуя, что вряд ли это будет адекватным ответом, Роджер торопливо добавил: - Но немного металла есть. Например, перегонный куб Джейми.

     Его жена фыркнула.

     - Да. Я спросила, где он достал его, он ответил, что выиграл у капитана в Чарльстоне в карточной игре. Думаешь, я проеду четыреста миль, чтобы поставить мой серебряный браслет против нескольких сотен фунтов листовой меди?

     Еще одна стружка … две мельчайшие царапинки кончиком ножа … Ага. Крошечное колесико повернулось!

     - Ээ … конечно, - произнес он, запоздало осознав, что она задала вопрос. – Почему нет?

     Она рассмеялась.

     - Ты не слышал ни слова из того, что я сказала.

     - О, я слышал, - запротестовал он. – Ты говорила про трубы и воду.

     Она снова фыркнула, хотя довольно мягко.

     - Ладно. В любом случае, это должен сделать ты.

     - Что? – он тихонько толкнул пальцем колесико, заставив его вращаться.

     - Играть в карты. Никто не примет меня в игру с высокими ставками.

     - Боже упаси.

     - Боже спаси твое маленькое пресвитерианское сердце, - сказала она, качая головой. – Ты неважный игрок, Роджер, не так ли?

     - А ты хороший, я думаю, - он сказал это в шутку, но в тоже время удивился, что воспринял ее замечание как упрек.

     Она просто улыбнулась в ответ, и ее широкий рот изогнулся, намекая на неисчерпаемые запасы рискованной предприимчивости. Он непроизвольно взглянул на большое обугленное пятно в центре стола.

     - Это была случайность, - ответила она, защищаясь.

     - О, да. По крайней мере, твои брови отросли.

     - Хм. Я уже близка к цели. Еще немного …

     - То же самое ты говорила в последний раз, - он знал, что шагает на опасную почву, но не мог остановиться.

     Она медленно и глубоко вздохнула, пристально глядя на него суженными глазами, словно через прицел. Но потом, казалось, передумала сказать то, что намеревалась, расслабилась и протянула руку к вещице, которую он держал.

     - Что ты сделал?

     - Маленькую игрушку для Джема, - он отдал вещицу ей, ощущая теплоту от скромной гордости. – Все колеса вращаются.

     - Мне, папа? – Джемми валялся на полу, тиская Адсо, который проявлял большую терпимость по отношению к детям. Однако услышав свое имя, он оставил кота в покое – тот, воспользовавшись моментом, быстро улизнул в окно - и вскочил на ноги, чтобы увидеть свою новую игрушку.

     - О, смотри! – Брианна провела автомобильчиком по ладони и подняла его, позволив крошечным колесикам свободно вращаться. Джем нетерпеливо схватил игрушку.

     - Осторожнее, осторожнее! Ты сломаешь его! Давай, я тебе покажу, - Роджер присел и, взяв у сына автомобиль, покатил его по каменным плитам очага. – Видишь? Р-р-ры, р-р-ры!

     - Р-р-ры! – эхом отозвался Джемми. – Деми сделает, папа. Дай мне!

     Роджер с улыбкой отдал игрушку сыну.

     - Рр-ры-рыр! – мальчик с энтузиазмом толкнул машинку и выпустил ее из рук. С открытым от удивления ртом, он наблюдал, как автомобильчик доехал до края каменной кладки, свалился оттуда и перевернулся. Визжа от восхищения, он помчался за новой игрушкой.

     Все еще улыбаясь, Роджер взглянул на Брианну и увидел, что она смотрит на Джемми со странным выражением на лице. Почувствовав его взгляд, она повернулась к нему.

     - Р-р-ры? – произнесла она тихо, и он ощутил несильный толчок внутри, словно удар в живот.

     - Что это, папа, что это? – Джемми с прижатой к груди игрушкой подошел к нему.

     - Это … э … э, - беспомощно начал он. Фактически это была грубая модель Мориса Минора, но ведь слово «автомобиль» еще не имело никакого значения в это время. И двигатель внутреннего сгорания с его вызывающими приятное воспоминания шумами появится, по крайней мере, не раньше, чем через столетие.

     - Думаю, это р-ры, милый, - сказала Бри с отчетливой ноткой ностальгии в голосе. Он ощущал легкий вес ее руки на своей голове.

     - Э … да, правильно, - подтвердил он и прокашлялся. – Это р-ры.

     - Р-ры, - со счастливым видом выдохнул Джемми и встал на колени, катая машинку по каменным плитам очага. – Р-р-ры! Р-р-ры!

     Из дневника.

     «Пар. Это должен быть пар, или что-то приводимое в действие ветром. Возможно, ветряная мельница может накачивать воду, но если я хочу горячую воду, пар будет все равно. Почему не использовать его?

     Котел. Вот в чем проблема. Деревянный будет гореть и пробегать; глина не выдержит давление. Мне нужен металл. Что скажет миссис Баг, если я возьму котел, в котором она кипятит белье? Ну, я знаю, что она скажет, и кроме того нам он нужен для стирки. Я должна увидеть во сне еще что-нибудь.»

     Глава 19. СЕНОКОС

     Майор МакДональд вернулся в последний день сенокоса. Я как раз шла от Большого дома с огромной корзиной хлеба, когда увидела, что он привязывает лошадь к дереву в начале тропы. Он снял шляпу и поклонился мне, потом пошел по двору, с любопытством разглядывая приготовления.

     Мы поставили козлы под каштанами, на которые уложили доски, образовав столы, и между домом и столами непрерывно сновали женщины с едой. Солнце садилось, и скоро на праздничный пир должны были прийти мужчины, грязные, усталые, голодные и воодушевленные окончанием своих трудов.

     Я приветствовала майора приседанием и с благодарностью приняла его предложение отнести хлеб к столу вместо меня.

     - Конец сенокоса, да? – произнес он, выслушав мои объяснения. Ностальгическая улыба расцвела на его побитом жизнью лице. – Я помню сенокос с детства. Но это было в Шотландии; там нет такой подходящей погоды для сена.

     Он взглянул на ослепительно голубой купол августовского неба. Это действительно была прекрасная погода для сенокоса, горячая и сухая.

     - Да, просто замечательная, - согласилась я. Запах свежего сена был повсюду, так же как и само сено, которым был забит каждый навес; высохшие травинки цеплялись к одежде людей и лежали меленькими кучками на земле. Теперь его запах смешивался с аппетитными ароматами барбекю, которое всю ночь готовилось в яме, запахами свежего хлеба и сидра миссис Баг, кувшины которого Марсали и Бри носили из ледника, где они охлаждались вместе с пахтой и пивом.

     - Вижу, что я удачно выбрал время, - заметил майор, с одобрением рассматривая всю эту суету.

     - Если вы приехали поесть, то да, - сказала я шутливо. – Если приехали поговорить с Джейми, то вам придется подождать до завтра.

     Он озадаченно посмотрел на меня, но спросить ничего не успел. Я заметила движение у въезда во двор, и он обернулся, проследив направление моего взгляда.

     - Да ведь это тот парень с клеймом на лице, - сказал он с неодобрением в голосе. – Я видел его внизу в Куперсвиле. Однако он увидел меня первым и успел смыться. Хотите, я его прогоню, мэм? – он поставил корзину с хлебом и уже взялся за меч, но я схватила его за руку.

     - Вы не сделаете ничего подобного майор, - сказала я довольно резко. – Мистер Хиггинс – наш друг.

     Он хмуро поглядел на меня, потом опустил руку.

     - Как вам будет угодно, миссис Фрейзер, - сказал он прохладно и, подхватив корзину, ушел к столам.

     Раздраженно закатив глаза, я пошла приветствовать вновь прибывшего. Бобби Хиггинс, конечно, мог присоединиться к майору на пути к Риджу, но предпочел не делать этого. Видно, что он стал более уверенным в обращении с мулами; он ехал на одном муле, а другого, нагруженного множеством корзин и коробок, вел за собой.

     - Наилучшие пожелания от Его светлости, мэм, - соскользнув с мула, он энергично отсалютовал мне. Уголком глаза я видела, что МакДональд наблюдает за нами. Теперь он знает, что Бобби был солдатом, и без сомнения скоро все про него разнюхает. Я подавила вздох; мне не следует вмешиваться. Они должны все уладить между собой, если есть что улаживать, конечно.

     - Ты хорошо выглядишь, Бобби, - произнесла я с улыбкой, отодвинув в сторону беспокойство. – Никаких проблем с поездкой верхом, надеюсь?

     - О, нет, мэм! – просиял он. – И я ни разу не падал, как уехал от вас.

     «Не падал» - значить не падал в обморок. Я поздравила его с хорошим здоровьем, разглядывая его, пока он ловко разгружал мула. Он действительно выглядел лучше; розовощекий со свежей, как у ребенка, кожей, если не считать уродливой отметины на щеке.

     - Вон та каракатица, - спросил он, изображая беззаботность, - он ваш знакомый, мэм?

     - Это майор МакДональд, - ответила я, стараясь не оглянуться; я чувствовала, как взгляд майора сверлит мне спину. – Да. Он … я думаю, работает на губернатора. Не в регулярной армии, я имею в виду; он офицер на половинном жалованье.

     Эта информация, казалось, немного ослабила напряженность Бобби. Он вдохнул, собираясь что-то сказать, но передумал. Вместо этого он вытащил из-за пазухи письмо, которое передал мне.

     - Это для вас, - пояснил он, - от Его светлости. Мисс Лиззи случайно нет поблизости? – Его глаза уже рыскали среди толпы женщин и девушек, наставляющих на стол.

     - Да, я видела ее на кухне, - ответила я, испытывая некоторую неловкость. – Она скоро выйдет. Но … вы знаете, что она помолвлена, не так ли, Бобби? Ее жених придет на ужин вместе с другими мужчинами.

     Он встретил мой взгляд с ангельской улыбкой.

     - О, да, мэм. Я знаю. Просто подумал, что должен поблагодарить ее за доброе отношение ко мне в прошлый мой приезд.

     - О, - произнесла я, ни в малейшей степени не доверяя этой улыбке. Бобби был очень красивым парнем и солдатом. – Ну, хорошо.

     Прежде чем я могла сказать что-нибудь еще, я уловила мужские голоса, доносящиеся из-за деревьев. Это не совсем походило на пение, а скорее напоминало ритмичное скандирование. Не уверена, что это было – много гэльских «Хо-ро!» и тому подобное – но мужчины ревели от всей души.

     Сенокос явился совершенно необычным опытом для новых поселенцев, более привыкших собирать водоросли, чем косить траву. Джейми, Арч и Роджер, однако, без особых проблем провели их через этот процесс, а мне пришлось зашить лишь несколько незначительных порезов; никаких отрезанных рук и ног, никаких драк и не больше потоптанной травы, чем обычно.

     Все они оказались в сильном подпитии, покрытые пылью и потом, жаждущие влаги, как губки. Смеющийся Джейми был в середине толпы и покачнулся, когда кто-то толкнул его. Когда он заметил меня, широкая улыбка расколола его загорелое лицо. Одним большим шагом он достиг меня и притянул в свои объятия, благоухающие сеном, лошадьми и потом.

     - Клянусь Богом, все закончено! – сказал он и крепко меня поцеловал. – Христос, я хочу пить. Это не богохульство, молодой Роджер, - добавил он, оглянувшись назад. – Это сердечная благодарность и отчаянная потребность.

     - Да. Хотя все по порядку, - Роджер появился сзади Джейми; его голос охрип и едва был слышен в общем гаме. Он сглотнул, гримасничая.

     - О, да, - Джейми кинул быстрый вопросительный взгляд на Роджера, потом пожал плечами и шагнул в центр двора.

     - Èisd ris! Èisd ris! – заревел Кенни Линдсей, увидев его. Эван и Мурдо присоединились к нему, хлопая в ладоши и крича: «Слушайте его!» так громко, что все обернулись к ним.

     - Молитву произношу я ртом,

     Молитву произношу я сердцем,

     Молитву возношу тебе,

     Целитель душ, о, наш Спаситель.

     Он не повышал голоса, но все сразу же замолчали, и слова звучали отчетливо.

     - Ты, Властитель ангелов,

     Надо мной твоя длань,

     Убереги меня от голода,

     Защити от призраков,

     Дай мне больше сил,

     Спаси от всяких болезней

     И всяких врагов.

     В толпе раздались слабые крики одобрения; я видела, что несколько рыбаков склонили головы, не отрывая от него глаз.

     - Будь преградой между мной и злом,

     О, Бог слабых и униженных,

     Бог справедливости и защитник очага.

     Твой дух взывает к нам

     Голосом славы и милосердия

     Твоего возлюбленного сына.

     Я взглянула на Роджера, который с одобрением кивал головой. Очевидно, они договорились об этом заранее. Весьма разумно, это была молитва, знакомая простым рыбакам, и в ней не было ничего католического.

     Джейми раскинул руки и поднял к небу лицо, полное радости; бриз вздул влажное полотно его рубашки, как знамя.

     - Да найду я вечный приют в доме Святой Троицы,

     В саду райском под солнцем твоей любви.

     - Аминь! – как можно громче произнес Роджер, и крики «аминь» раздались по всему двору. Потом майор МакДональд поднял кружку с сидром, крикнул: «Slаinte!» и выпил.

     После этого празднество стало всеобщим. Через некоторое время я обнаружила себя сидящей на бочонке; Джейми сидел на траве возле моих ног с тарелкой еды и кружкой сидра.

     - Здесь Бобби Хиггинс, - сказала я, заметив Бобби среди группы молодых людей, которые восхищались молодыми леди. – Ты видел Лиззи?

     - Нет, - ответил он, зевнув от души. – А что?

     - Он спрашивал о ней.

     - Ну, тогда он найдет ее. Будешь мясо, сассенах? – Он протянул ребро, вопросительно приподняв бровь.

     - Я уже ела, - отказалась я, и он тут же вгрызся в него, словно не ел целую неделю.

     - Майор МакДональд говорил с тобой?

     - Нет, - ответил он с полным ртом и сглотнул. – Он подождет. А вот и Лиззи … с МакДжилливреями.

     Я успокоилась. МакДжилливреи, а особенно фрау Ута, оградят свою будущую невестку от неподобающего внимания. Лиззи смеялась и болтала с Робином МакДжилливреем, который улыбался ей по-отечески, в то время как его сын Манфред с жадностью ел и пил. Фрау Ута с интересом поглядывала на отца Лиззи, который сидел на крыльце с высокой простовато выглядящей немкой.

     - Кто это с Джозефом Вемиссом? – спросила я, подталкивая Джейми коленом, чтобы привлечь его внимание.

     Он прищурился от яркого солнца, потом пожал плечами.

     - Не знаю. Немка, наверное, приехала с Утой МакДжилливрей. Сватовство, да?

     - Ты так думаешь? – я с интересом смотрела на незнакомую женщину. Они, казалось, хорошо поладили. Тонкое лицо Вемисса горело, когда он что-то говорил ей, жестикулируя, а она с улыбкой склонила к нему свою аккуратную голову.

     Я не всегда одобряла методы Уты МакДжилливрей, которая никогда не считалась с чужим мнением, но я не могла не восхищаться кропотливой вязью ее планов. Лиззи и Манфред поженятся будущей весной, и я волновалась, что станет с Джозефом. Лиззи была всей его жизнью.

     Он, конечно, мог уехать с ней, когда они поженятся. Она и Манфред будут жить в большом доме, и, несомненно, там найдется комната и для него. Однако ему будет нелегко оставить нас, и потом от него было мало толку в фермерской работе, также как и в оружейном деле, которым занимались Манфред и его отец. Но если он женится …

     Я поглядела на Уту, которая наблюдала за мистером Вемиссом и его соседкой с довольным видом кукольника, марионетки которого танцуют под его дудку.

     Кто-то поставил рядом с нами кувшин с сидром. Я снова наполнила кружку Джейми, а потом свою. Это была восхитительная темно-янтарная жидкость, сладкая и ароматная с немного острым вкусом. Я позволила прохладной струйке стечь вниз по моему горлу и расцвести в моей голове, как молчаливый цветок.

     Повсюду звучали разговор и смех, и я заметила, что хотя новые поселенцы все еще держались семейными группами, их мужчины, проработавшие с другими арендаторами бок о бок две прошлые недели, начали завязывать с ними дружеские отношения, подогретые выпитым сидром. Новички рассматривали вино, как издевательство, сильные напитки – виски, ром, бренди – как опасные, но все они пили пиво и сидр. «Сидр полезен», - сказала мне одна женщина и дала выпить его своему маленькому сыну. Примерно через полчаса, подумала я, медленно потягивая напиток, они начнут падать, как мухи.

     Джейми удивленно хмыкнул, и я посмотрела вниз на него. Он кивнул головой на дальний конец палисадника, и я увидела, что Бобби Хиггинс сумел избавиться от поклонниц и с помощью какой-то магии увел Лиззи от МакДжилливреев. Они стояли в тени каштановых деревьев и разговаривали.

     Я оглянулась назад на МакДжилливреев. Манфред сидел, прислонившись спиной к фундаменту дома, и кивал головой над тарелкой. Его отец мирно похрапывал, свернувшись на земле. Девушки болтали, передавая еду над склоненными головами своих мужей, пребывающих в разной степени сонливости. Ута подошла к крыльцу и разговаривала с Джозефом и его партнершей.

     Я снова обернулась к паре. Лиззи и Бобби просто разговаривали, держась друг от друга на почтительном расстоянии. Но было что-то в их позах: как он наклонился к ней, как она слегка отвернула от него голову, потом повернулась назад, качая подол юбки одной рукой …

     - О, Боже, - произнесла я и подобрала ноги, раздумывая, нужно ли мне идти и прервать их беседу. Ведь они просто разговаривали …

     - Три вещи, нет, четыре, непостижимы, сказал пророк, - рука Джейми сжала мое бедро. Взглянув вниз, я увидела, что он, полузакрыв глаза, наблюдает за парой под каштановыми деревьями. – Путь орла в воздухе, путь змеи на скале, путь судна среди моря и путь мужчины к женщине.

     - О, даже не представлю, - сказала я сухо. – Думаешь, мне следует что-нибудь предпринять?

     - Ммфм, - он глубоко вздохнул и выпрямился, энергично тряся головой, чтобы проснуться. – А, нет, сассенах. Если молодой Манфред не следит за своей женщиной, не твое дело заменять его.

     - Ну, я согласна. Просто подумала, если Ута увидит их … или Джозеф? – я не была уверена, что сделает мистер Вемисс, но Ута, весьма вероятно, устроит хорошую сцену.

     - О, - он моргнул, покачиваясь. – Да, наверное, ты права. – Он оглянулся кругом, отыскал Иэна и кивнул ему подойти.

     Иэн растянулся на траве в нескольких футах от нас рядом с кучкой жирных ребрышек, но перевернулся и с готовностью подполз к нам.

     - Мм? – промычал он. Его густые каштановые волосы выбились из хвоста, часть волос закрывала один глаз, придавая ему разбойный вид.

     Джейми кивнул в направлении каштановых деревьев.

     - Иди и попроси Лиззи полечить твою руку.

     Иэн тупо поглядел на свою руку. На тыльной стороне ладони была царапина, но она уже давно подсохла. Потом он посмотрел в направлении, указанном Джейми.

     - О, - произнес он и сузил глаза, потом медленно поднялся на ноги и стянул ремешок с волос. Небрежно откинув их на спину, он отправился к каштановым деревьям.

     Они были слишком далеко, чтобы мы могли что-либо услышать. Бобби и Лиззи расступились, как волны Красного моря, когда высокая нескладная фигура Иэна ступила между ними. Трое какое-то время разговаривали, потом Иэн с Лиззи пошли в дом. Лиззи, на мгновение обернувшись, махнула рукой на прощание, а Бобби стоял некоторое время, глядя ей вслед и задумчиво покачиваясь с пятки на носок, потом тряхнул головой и отправился за сидром.

     Сидр собирал свою жатву. Я знала, что к ночи мужчины не будут держаться на ногах. Во время сенокоса от усталости они засыпали прямо над тарелками с едой. И хотя все еще было много смеха и разговоров, к сумеркам уже множество тел лежало на земле.

     Ролло с довольным видом грыз оставленные Иэном кости. Брианна сидела неподалеку; Роджер лежал, положив голову на ее колени, и спал. Воротник его рубашки был расстегнут; рваный шрам от веревки все еще был хорошо виден. Бри улыбнулась мне, мягко поглаживая блестящие черные волосы и выбирая из них сухие травинки. Джемми не было видно, также как и Германа, как я установила, быстро оглядевшись вокруг. К счастью фосфор был под замком на самой верхней полке моего буфета.

     Джейми прислонил свою теплую и тяжелую голову к моему бедру, и я опустила на нее руку, улыбнувшись Бри в ответ. Я услышала, как он тихо фыркнул, и посмотрела в направлении его взгляда.

     - Для такой маленькой девушки Лиззи доставляет много неприятностей, - сказал он.

     Бобби Хиггинс стоял возле одного из столов и пил сидр, очевидно, не сознавая, что стал объектом недоброго внимания близнецов. Они появились из леса, направляясь к нему с двух сторон.

     Один из них – вероятно, Джо – внезапно встал перед Бобби, заставив того отшатнуться и пролить напиток. Он нахмурился и стал вытирать влажное пятно на рубашке, в то время как Джо наклонился к нему, очевидно, предупреждая и угрожая ему. Выглядя оскорбленным, Бобби отвернулся от него и с другой стороны наткнулся на Кеззи.

     - Не думаю, что Лиззи виновата, - выступила я в защиту девушки. – Она просто разговаривала с ним.

     Лицо Бобби заметно покраснело. Он поставил на стол кружку и, выпрямившись, сжал одну руку в кулак.

     Бердслеи подступили ближе с явным намерением оттеснить его в лес. Настороженно переводя взгляд от одного близнеца к другому, Бобби сделал несколько шагов назад, прижавшись спиной к дереву.

     Я мельком взглянула на Джейми; он наблюдал за ними полузакрытыми глазами с сонной отрешенностью. Внезапно он вздохнул, полностью закрыл глаза и обмяк, тяжело навалившись на меня.

     Причина такого внезапного впадения в сон появилась секунду спустя: МакДональд, раскрасневшийся от еды и выпивки, в красном мундире, пылающем, как угли, в свете заката. Он посмотрел на мирно дремлющего Джейми и покачал головой, потом обернулся, разглядывая двор.

     - Клянусь Богом, - негромко сказал он. – Мне приходилось видеть поля сражений с меньшим количеством тел на них, скажу я вам.

     - Да? – его появление отвлекло меня, но услышав «сражение» я оглянулась. Бобби и близнецы Бердслеи исчезли, как клочки тумана в сумерках. Ладно, если они измолотят друг друга в лесу, я узнаю об этом одной из первых.

     Пожав плечами, МакДональд нагнулся, взял Джейми за плечи и уложил его на траву с удивительной мягкостью.

     - Могу я? – вежливо спросил он и на мой кивок сел с другой стороны от меня, обхватив свои колени руками.

     Он, как всегда, был аккуратно одет, парик и все такое, но воротник его рубашки был грязный, а подол мундира обтрепался и был забрызган грязью.

     - Много путешествовали в эти дни, майор? – спросила я, поддерживая беседу. – Вы выглядите довольно усталым.

     Я застала его на середине зевка; он закрыл рот, моргнул и рассмеялся.

     - Да, мэм. Я провел в седле весь прошлый месяц и спал в кровати от силы раза три.

     Он действительно выглядел усталым даже в приглушенном свете заката; его лицо осунулось от усталости, и на нем залегли глубокие морщины; под глазами повисли мешки. Он никогда не был красивым, но обладал дерзкой самоуверенностью, которая придавала ему привлекательный вид. Теперь он выглядел как тот, кем он являлся: солдатом с половинной оплатой под пятьдесят лет, который не имел постоянного места службы и хватался за различные поручения в надежде добиться успеха.

     Обычно я не разговаривала с ним о деле, но сочувствие заставило меня спросить:

     - Вы сейчас работает на губернатора Мартина?

     Он кивнул и сделал большой глоток сидра.

     - Да, мэм. Губернатор любезно попросил меня сообщать ему информацию о состоянии дел на окраине колонии и иногда делает мне одолжение, принимая мои советы.

     Он поглядел на Джейми, который похрапывал, свернувшись, как еж, и улыбнулся.

     - Вы имеете в виду назначение моего мужа индейским агентом? Мы благодарны вам, майор.

     Он махнул рукой, игнорирую мою благодарность.

     - О, нет, мэм. Это не имеет никого отношения к губернатору, по крайней мере, напрямую. Такие назначения – прерогатива руководителя Южного отдела. Хотя для губернатора очень интересно услышать новости об индейцах.

     - Я уверена, что утром он вам все расскажет, - сказала я, кивнув на Джейми.

     - Да, конечно, мэм, - он на мгновение заколебался. – Вы … Мистер Фрейзер случайно не упоминал, были ли разговоры в индейских поселениях о … поджогах?

     Я села; опьянение быстро выветривалось из головы.

     - Что случилось? Были еще поджоги?

     Он кивнул и устало провел рукой по лицу.

     - Да, два … правда, один случай - это сарай возле Салема. Принадлежал моравским братьям. Насколько я знаю, это мог сделать один из шотландских или ирландских пресвитериан, которые обосновались в округе Сарри. Некий рьяный проповедник настраивал их против моравских братьев, называя их безбожными язычниками … - Он внезапно усмехнулся, но быстро стал серьезным.

     - Проблема в Сарри назревала несколько месяцев. Братья подали прошение губернатору на изменение границ округов так, чтобы все их поселения оказались в округе Роуэн. Сейчас граница между Сарри и Роуэном проходит прямо через их земли. А шериф в Сарри …

     - Недостаточно хорошо выполняет свои обязанности? – предположила я. – По крайней мере, в отношении моравских братьев.

     - Он кузен того проповедника, - сказал МакДональд и приложился к кружке. – Кстати, у вас никаких проблем с новыми арендаторами? – спросил он, опуская ее. Он, криво усмехнувшись, оглянулся на женщин, которые весело болтали над спящими в их ногах мужчинами. – Кажется, вы их хорошо приняли.

     - Да, они пресвитериане, и при том довольны ярые, но они не пытались поджигать дома.

     Я кинула быстрый взгляд на крыльцо, где все еще сидели мистер Вемисс и его партнерша, погруженные в тихий разговор. Думаю, что мистер Вемисс оставался единственным мужчиной в сознании, за исключением майора. Леди явно была немкой, но вряд ли относилась к моравским братьям. Они редко женились вне своей секты, и при этом женщины почти никогда не отъезжали далеко от дома.

     - Если вы не думаете, что пресвитериане образовали шайку для очистки провинции от папистов и лютеран … вы ведь так не думаете, да?

     На мой вопрос он коротко улыбнулся, но без особого веселья.

     - Нет. И потом, я сам был воспитан пресвитерианином, мэм.

     - О, - произнесла я. – Ээ … еще немного сидра, майор?

     Он без колебаний протянул мне кружку.

     - Второй случай кажется очень похожим на другие, - сказал он, любезно оставив мое замечание без ответа. – Одинокая ферма. Мужчина, живущий один. Прямо за Линией соглашения.

     Последняя фраза была произнесена со значительным видом, и я непроизвольно взглянула на Джейми. Он говорил мне, что чероки жалуются на нарушителей, которые селятся на их территории.

     - Я, конечно, спрошу у вашего мужа утром, - сказал МакДональд, правильно интерпретируя мой взгляд. – Но, может быть, вы знаете, что он слышал что-то подобное?

     - Скрытые угрозы от вождя племени зимней птицы, - призналась я. – Он написал о них Джону Стюарту. Но ничего определенного. Когда случился последний поджог?

     Он пожал плечами.

     - Не знаю. Я услышал о поджоге три недели назад, но человек, который сказал мне, слышал о нем за месяц до этого. Только слышал, сам не видел.

     Он глубокомысленно поскреб челюсть.

     - Вероятно, кто-то должен пойти и осмотреть место.

     - Мм, - произнесла я, не скрывая скепсиса в своем голосе. – Вы полагаете, что это задача Джейми?

     - Я не так самоуверен, чтобы давать приказы мистеру Фрейзеру в его обязанностях, мэм, - ответил он с намеком на улыбку. – Но я скажу ему, что ситуация представляет определенный интерес.

     - Да, не сомневаюсь, - пробормотала я. Джейми запланировал быструю поездку в поселения Снежной птицы между уборкой урожая и наступлением холодов. Однако отправиться к ним и расспрашивать Птицу-которая-поет-утром о сожженной ферме, казалось более чем опасным с моей точки зрения.

     Холодок пробежал по моему телу, и я проглотила оставшийся сидр, жалея, что он не горячий. Солнце теперь полностью село, но не это охладило мою кровь.

     Что если подозрения МакДональда были обоснованы? Если чероки жгли фермы? И если Джейми придется задавать неудобные вопросы …

     Я смотрела на дом, солидный и спокойный, с освещенными окнами, неяркой защитой от темнеющего снаружи леса.

     «С прискорбием сообщаем известие о смерти Джеймса МакКензи Фрейзера и его жены Клэр Фрейзер в пожаре, который уничтожил их дом …»

     В тенях, словно зеленые огоньки, заблестели светлячки, и я невольно взглянула вверх на брызги желтых и красных искр из дымохода. Каждый раз, когда я думала об этой газетной вырезке – а я старалась не делать этого и не считать дни до 21 января 1976 года – я думала о пожаре, как о несчастном случае. Такие случаи были обычны из-за искр из очага, из-за упавшего подсвечника или из-за удара молнии. Но никогда прежде мне не приходило в голову, что это мог быть преднамеренный акт – убийство.

     Я подвинула ногу и подтолкнула Джейми. Он пошевелился, протянул руку и обхватил мою лодыжку теплой ладонью, потом с удовлетворенным вздохом снова уснул.

     - Будь преградой между мной и злом, - произнесла я вполголоса.

     - Slаinte, - сказал майор и осушил кружку.

     Глава 20. ОПАСНЫЕ ДАРЫ

     Получив новости от МакДональда, Джейми и Иэн два дня спустя отбыли на встречу с Птицей-которая-поет-утром; майор отправился дальше по своим таинственным делам, а я осталась одна с Бобби Хиггинсом в качестве помощника.

     Я умирала от желания порыться в корзинах, которые привез Бобби, но за разными событиями: попытка белой свиньи сожрать Адсо, коза с зараженными сосками, странная зеленая плесень на последней партии сыра, суровый разговор с Бердслеями относительно обращения с гостями – только через неделю я нашла время распаковать подарки лорда Джона и прочитала его письмо.

     «4 сентября 1773

     От лорда Грея, Плантация «Гора Джосайя»

     Миссис Джеймс Фрейзер

     Моя дорогая госпожа.

     Надеюсь, что вещи, которые Вы просили, прибудут неповрежденными. Мистер Хиггинс немного нервничал из-за купоросного масла. Как я понимаю, у него был печальный опыт, связанный с ним, но мы тщательно упаковали бутыль и оставили ее запечатанной в том виде, в каком она прибыла из Англии.

     После рассмотрения изысканных рисунков, присланных Вами – я вижу здесь изящную руку Вашей дочери, не так ли? – я поехал в Вильямсбург, чтобы проконсультироваться с известным стекольным мастером по имени (несомненно, потрясающем) Блогвезер. Мистер Блогвезер заявил, что реторта с изогнутой трубкой проста для изготовления и вряд ли явится испытанием для его навыков, но был очарован требованиями к дистилляционному аппарату, особенно съемным змеевиком. Он тут же понял важность этого устройство и сделал три змеевика на случай поломки.

     Умоляю, рассматривайте этот подарок, как скромный знак благодарности за Вашу доброту по отношению и ко мне, и к мистеру Хиггинсу.

     Ваш покорный слуга,

     Джон Грей.

     PS. Я пытаюсь воздержаться от вульгарного любопытства, но надеюсь, что, возможно, в будущем вы объясните мне, для чего предназначены эти предметы.»

     Предметы были тщательно упакованы. Когда я открыла корзины, они были заполнены большим количеством соломы, в которой, словно яйца птицы Рух, мерцали стеклянные изделия и запечатанные бутылки.

     - Будьте осторожны с этим, мэм, хорошо? – произнес Бобби с тревогой, когда я изъяла широкую тяжелую бутыль из коричневого стекла, запечатанную красным воском. – Это очень опасное вещество.

     - Да, я знаю, - встав на цыпочки, я поставила бутылку на верхнюю полку подальше от набегов детей и кота. – Вы видели, как его использовали, Бобби?

     Он сжал губы и покачал головой.

     - Нет, мэм, но я видел результат. В Лондоне была … девушка, когда мы ждали судно для отправки в Америку. Одна половина лица у нее была гладкая, как лютик, а вторая была так изувечена, что смотреть на нее было невозможно. Словно она обгорела в огне, но она сказала, что это от купороса. – Он взглянул на бутыль и заметно сглотнул. – Другая шлюха облила ее из ревности.

     Он снова покачал головой и вздохнул, взявшись за метлу, чтобы подмести солому.

     - Ну, вам не стоит волноваться, - уверила я его. – Я не собираюсь никого обливать им.

     - О, нет, мэм! – потрясено выговорил он. – Я ни о чем подобном не думал!

     Я, увлечено роясь в сокровищах, проигнорировал его уверения.

     - О, смотрите, - восхищено воскликнула я, вытащив плоды мастерства мистера Блогвезера: стеклянный шар размером с мою голову, совершенно симметричный и без всяких пузырьков в стекле. Стекло имело синеватый оттенок, и я могла видеть свое искаженное изображение с широким носом и выпученными глазами, словно русалка выглядывала из шара.

     - Да, мэм, - сказал Бобби, послушно всматриваясь в изображение. – Он … э … большой.

     - Он прекрасен. Просто прекрасен!

     Горловина его не была отрезана, а вытянута длинной трубочкой около двух дюймов длиной и дюйм в диаметре. Края и внутренняя поверхность ее были отполированы песком? Или чем-то еще? Я понятия не имела, что сделал мистер Блогвезер, но результатом явилась шелковистая мерцающая поверхность, которая могла обеспечить прекрасную герметизацию, если заткнуть такой же хорошо обработанной пробкой.

     Мои руки повлажнели от волнения и боязни уронить драгоценную вещь. Я обернула шар своим передником и крутила головой, решая, куда его поставить. Я не ожидала, что сосуд будет такой большой; мне будет нужна помощь Бри или кого-то из мужчин.

     - Он должен нагреваться на небольшом огне, но с постоянной температурой, - пояснила я, нахмурившись на жаровню, на которой я делала отвары. – Однако древесный уголь не может дать устойчивую температуру. – Я поставила сосуд в буфет позади ряда бутылок. – Я думаю, это должна быть спиртовка, но сосуд слишком велик; мне нужна спиртовка большого размера …

     Потом я осознала, что Бобби не слушает мое бормотание, с хмурым видом уставившись в окно. Я подошла к нему и выглянула во двор.

     Кто бы сомневался. Лиззи Вемисс сбивала масло под каштанами, а рядом болтался Манфред МакДжилливрей.

     Я поглядела на пару, увлеченную веселым разговором, потом на мрачного Бобби и откашлялась.

     - Может быть, вы откроете другую корзину, Бобби?

     - А? – все его внимание было сосредоточено на паре во дворе.

     - Корзина, - терпеливо повторила я. – Вот эта. - Я подтолкнула корзину носком.

     - Корзина … о! Да, мэм, конечно.

     Оторвав пристальный взгляд от окна, он с угрюмым видом приступил к работе.

     Я брала стеклянные сосуды, стряхивала солому и укладывала шары, реторты, фляги и витые трубки высоко в буфет, при этом время от времени поглядывала на Бобби и обдумывала увиденное. Я не была уверена, что его чувства к Лиззи были больше, чем мимолетное увлечение.

     И, вероятно, так оно было на самом деле. Но если … Я непроизвольно взглянула в окно и обнаружила, что пара превратилась в трио.

     - Иэн! – воскликнула я. Бобби вздрогнул от неожиданности, но я уже мчалась к двери, торопливо отряхивая солому с одежды.

     Если Иэн вернулся, Джейми должен быть …

     Джейми как раз вошел в переднюю дверь, когда я выскочила в прихожую. Он обхватил меня за талию и подарил пылкий солнечно-пыльный поцелуй, оцарапав меня отросшей бородой.

     - Ты вернулся, - глупо произнесла я.

     - Да, и со мной индейцы, - сказал он, сжимая мои ягодицы обеими руками и потершись о мою щеку жесткой щетиной. – Боже, все бы отдал за четверть часа наедине с тобой, сассенах! Мои яйца скоро взорвутся … А, мистер Хиггинс. Я … гм … не видел, что вы здесь.

     Он отпустил меня и резко выпрямился, сняв свою шляпу и хлопнув ею по бедру с преувеличенно небрежным видом.

     - Нет, сэр, - уныло произнес Бобби. – Иэн тоже вернулся, не так ли? – Он не выразил особой радости от прибытия Иэна. Хотя тот и отвлек Лиззи от Манфреда, однако, его прибытие не смогло направить внимание девушки на Бобби.

     Лиззи оставила маслобойку Манфреду, который стал крутить ручку с негодующим видом, а сама со смехом отправилась с Иэном в направлении хлева, по-видимому, показать ему новорожденного теленка, появившегося в его отсутствие.

     - Индейцы, - я запоздало осознала слова Джейми. – Какие индейцы?

     - Полдюжины чероки, - ответил он. – Что это? – Он кивнул на соломенную дорожку, тянущуюся из моего кабинета.

     - О, это, - я счастливо улыбнулась. – Это эфир. Или будет эфиром. Надо накормить чероки, не так ли?

     - Да, я скажу миссис Баг. Здесь молодая женщина, которую взяли, чтобы ты вылечила ее.

     - О? – он уже шагал к кухне, и я торопливо бросилась следом. – Что с нею?

     - Болят зубы, - ответил он коротко и открыл кухонную дверь. – Миссис Баг! Эфир, сассенах? Ты же не имеешь в виду флогистон, не так ли?

     - Не думаю, - ответила я, пытаясь вспомнить, что такое флогистон. - Я рассказывала тебе об анестезии. Так вот, эфир – это своего рода анестетическое средство, ввергает людей в сон, и можно делать операцию без боли.

     - Очень полезно при зубной боли, - заметил Джейми. - Куда девалась эта женщина? Миссис Баг!

     - Да, но нужно время, чтобы его изготовить. Сейчас нам придется обойтись виски. Я думаю, Миссис Баг в летней кухне. Сегодня хлебный день. И относительно спирта … - он уже вышел через заднюю дверь, и я выскочила следом. – Мне нужен высококачественный спирт для эфира. Ты можешь принести мне завтра бочонок нового виски?

     - Бочонок? Христос, сассенах, для чего тебе столько? Купаться?

     - Ну, почти. Не мне, для купоросного масла. Его нужно осторожно влить в горячий спирт, и …

     - О, мистер Фрейзер! Мне показалось, что вы меня звали, - миссис Баг с сияющей улыбкой и корзиной яиц в одной руке внезапно явилась перед нами. – Я так рада, что вы вернулись домой в добром здравии!

     - Я и сам рад, миссис Баг, - уверил он ее. – Мы сможем накормить ужином полудюжину гостей?

     Ее глаза на мгновение округлились, потом сузились, подсчитывая.

     - Сосиски, - объявила она, - и репа. Вот. Бобби, иди сюда и помоги мне. – Вручив мне корзину с яйцами, она ухватила Бобби, который следом за нами вышел из дома, за рукав и потащила в грядке с репой.

     Меня охватило такое чувство, будто меня кружит на каком-то аппарате, вроде карусели, и я схватилась за руку Джейми, чтобы остановить это кружение.

     - Ты знаешь, что Бобби Хиггинс любит Лиззи? – спросила я.

     - Нет, но ему ничего не светит, если так, - ответил Джейми, не испытывая к бедному юноше никакого сострадания. Восприняв мою руку, ухватившуюся за его локоть, как приглашение, он взял у меня корзину, поставил ее на землю, потом притянул меня к себе и снова поцеловал медленно, но основательно.

     Издав глубокий удовлетворенный вздох, он взглянул на новую летнюю кухню, которую мы установили в его отсутствие – небольшую конструкцию из натянутых между жердями холстин, образующих стены, и крыши из сосновых веток, которую мы воздвигли вокруг каменного очага с дымоходом. Соблазнительные ароматы поднимающегося теста, свежего хлеба, овсяных лепешек и коричного рулета доносились оттуда.

     - Насчет четверти часа, сассенах … Думаю, при необходимости я могу управиться и за меньшее время …

     - Я не могу, - твердо сказала я, хотя позволила своей руке некоторое время поласкать его. – И когда у нас будет время для этого, ты расскажешь мне: как ты дошел до такого состояния.

     - Во сне, - сказал он.

     - Что?

     - Я видел всю ночь ужасно непристойные сны о тебе, - объяснил он, поправляя штаны. – Каждый раз, когда я поворачивался, я ложился на своего петушка и просыпался. Это было ужасно.

     Я рассмеялась, а он принял оскорбленный вид, хотя я могла видеть веселье в его глазах.

     - Ладно, ты можешь смеяться, сассенах, - сказал он. – У тебя нет петуха, который не дает тебе спать.

     - Да, и я очень рада этому, - уверила я его. – Ээ … а что за сны?

     В его глазах засветился синий огонек, когда он посмотрел на меня. Он вытянул палец и легким движением провел им вниз по моей шее, по груди до выреза лифа, где палец исчез под тонкой тканью, и мой сосок тут же напрягся под его лаской.

     - Такие сны, что мне хочется прямо сейчас утащить тебя подальше в лес, чтобы никто не услышал, разложить тебя на земле, задрать твои юбки и раскрыть твой спелый персик, - тихо сказал он. – Да?

     Я довольно громко сглотнула.

     В этот щекотливый момент за домом со стороны подъездной дороги раздались приветственные возгласы.

     - Долг зовет, - произнесла я немого задыхающимся голосом.

     Джейми тоже потянул дыхание, расправил плечи и кивнул головой.

     - Ну, я еще не умер от неудовлетворенной похоти и думаю, не умру и сейчас.

     - Да, думаю, не умрешь, - сказала я. – Кроме того, не ты ли говорил мне, что от воздержания … ээ … некоторые предметы становятся тверже?

     Он кинул на меня холодный взгляд.

     - Если мой предмет станет еще тверже, я упаду в обморок от нехватки крови в голове и умру. Не забудь яйца, сассенах.

     Было далеко за полдень, но, слава Богу, света было еще достаточно. Мой хирургический кабинет размещался в доме так, чтобы использовать утренний свет для операций, а днем там было довольно тускло, потому я решила устроить импровизированный лазарет в палисаднике.

     Это решение оказалось удачным, так как нашлось много желающих понаблюдать за процедурой. Индейцы всегда рассматривали лечение – и почти всякие действия – как общественное дело. Хирургические операции они ценили особенно высоко, поскольку они представляли для них много развлечений. Все нетерпеливо толпились вокруг, комментируя мои приготовления, споря между собой и подначивая пациентку, которую я с большим трудом заставляла молчать.

     Ее звали Мышка, и я могла только удивляться по какой таинственной причине ей дали такое имя, поскольку ни по внешнему виду, ни по темпераменту она не напоминала это существо. Она была круглолицей и необычайно курносой для чероки, и хотя не была красавицей, обладала сильным характером, который зачастую более привлекателен, чем просто красота.

     Ее индивидуальность, конечно же, привлекала присутствующих здесь мужчин. Она была единственной женщиной в компании индейцев, состоящей также из ее брата Уилсона Красная Глина и его четырех друзей, которые присоединились к брату с сестрой то ли для того, чтобы помочь им в дороге, то ли, чтобы побороться за внимание мисс Мышки, что, я полагала, являлось более вероятным.

     Несмотря на шотландское имя Уилсона, ни один из индейцев не говорил по-английски, исключая несколько слов – «нет», «да», «хорошо», «плохо» и «виски!» Поскольку на чероки я знала те же самые слова, то участия в их болтовне не принимала.

     В данный момент мы ждали виски и переводчиков. За неделю до этого поселенец по имени Волвергемптон откуда-то с востока по неосторожности отрубил полтора пальца на ноге, когда расщеплял бревна. Решив, что такое положение его не устраивает, он попытался удалить топором оставшуюся половину пальца. Надо сказать, что этот топор - орудие довольно неуклюжее, однако очень острое.

     В виду вспыльчивого нрава мистер Волвергемптон жил одиноко, и ближайший сосед находился не менее чем в семи милях от его хибары. К тому времени, когда он на ногах – или на том, что осталось – доковылял до этого соседа, а тот, привязав его к мулу, привез во Фрейзерс-Ридж, прошло почти двадцать четыре часа, и изувеченная стопа по размеру и по виду напоминала искалеченного енота.

     Хирургическая очистка раны, многочисленные последующие санации с целью предотвратить инфекцию и отказ мистера Волвергемптона вернуть мне бутылку виски исчерпали мои запасы дезинфицирующих средств. Поскольку мне все равно был нужен бочонок неочищенного виски для изготовления эфира, Джейми и Иэн отправились за ним к ручью, который находился в миле от дома. Мне оставалось лишь надеяться, что они вернуться, когда света еще будет достаточно, чтобы я видела, что делаю.

     Я прервала громкий протест мисс Мышки в ответ на поддразнивание одного из парней и знаком показала, чтобы она открыла рот для осмотра. Она послушалась, но продолжала спорить, показывая довольно неприличными жестами, что, по ее мнению, указанный джентльмен может совершить с собой, если судить по тому, как он покраснел, а его товарищи покатились со смеху.

     Одна ее щека сильно распухла и очевидно болела, но девушка не вздрогнула и не уклонилась, когда я развернула ее лицо к свету.

     - Одонталгия, несомненно, - пробормотала я.

     - Одон …? – мисс Мышка вопросительно посмотрела на меня.

     - Плохо, - пояснила я, указывая на ее щеку. – Uyoi^[37].

     - Плохо, - согласилась она. Далее последовало пространное описание того, что с ней случилось, которое я периодически прерывала, лазя ей в рот пальцами.

     Удар тупым предметом, по-видимому. Один зуб, нижний клык, был выбит полностью, а соседний малый коренной зуб обломан почти под корень, и его нужно выдернуть. Зуб рядом еще можно спасти. Внутренняя часть рта сильно поранена острыми обломками зуба, но десна не инфицирована, что радует.

     Привлеченный разговором, от конюшен явился Бобби Хиггинс и был послан за напильником. Мисс Мышка криво ухмыльнулась ему, когда он принес инструмент, и он преувеличено низко ей поклонился, вызвав всеобщий смех индейцев.

     - Эти люди – чероки, мэм? – он улыбнулся Красной Глине и сделал ему ручкой, что, казалось, еще больше развеселило их, хотя они тоже помахали в ответ. – Я не встречал чероки прежде. Возле плантации Его светлости в Вирджинии другие племена.

     Я была рада, что он знаком с индейцами и легко общается с ними. Хирам Кромби, который явился в этот момент, такими качествами не обладал.

     Увидев собравшихся, он замер на краю поляны, и когда я помахала ему, с очевидным нежеланием подошел.

     Роджер говорил мне, что Дункан называл Хирама кислятиной. Вполне похоже. Он был невысокий и жилистый с тонкими седыми волосами, которые стягивал в такую тугую косицу, что кожа на лице натягивалась, и я полагаю, ему было трудно даже моргать. Его лицо было изборождено глубокими морщинами от суровой рыбацкой доли, и сам он выглядел лет на шестьдесят, хотя, по-видимому, был намного моложе. Концы его рта были всегда опущены вниз, словно он только что пососал лимон, к тому же гнилой.

     - Я искал мистера Фрейзера, - сказал он, опасливо косясь на индейцев. – Я слышал, что он вернулся. – Он держал руку на рукоятке топора, заткнутого за пояс.

     - Он скоро будет. Вы знакомы с мистером Хиггинсом, не так ли? – очевидно был и знакомству не очень рад. Не спуская глаз с клейма на щеке Бобби, он сделал едва заметный кивок. Не смутившись, я обвела рукой индейцев, которые рассматривали Хирама с намного большим интересом, чем выказал он. – Могу я представить вам мисс Уилсон, ее брата мистера Уилсона и … э … их друзей?

     Хирам напрягся еще больше, если это было вообще возможно.

     - Уилсон? – недружелюбно проскрежетал он.

     - Уилсон, - весело согласилась мисс Мышка.

     - Это девичья фамилия моей жены, - произнес он тоном, который ясно показал, что он считает возмутительным использование ее индейцами.

     - О, - сказала я. – Как хорошо. Вы думаете, они могут быть родственниками вашей жены?

     Его глаза выпучились, и я услышала задушенное бульканье со стороны Бобби.

     - Ну, без сомнения они получили это имя от шотландского отца или деда, - указала я. – Возможно …

     Лицо Хирама меняло свое выражение от ярости до испуга и назад, а пальцы правой руки образовали рога из указательного пальца и мизинца, знака, отгоняющего зло.

     - Двоюродный дед Эфраим, - прошептал он. – Иисус, спаси нас. – И без дальнейших слов он развернулся и, пошатываясь, пошел прочь.

     - До свидания! – крикнула мисс Мышка на английском и помахала рукой. Он бросил на нее затравленный взгляд через плечо, а потом побежал, словно его преследовали демоны.

     Виски наконец прибыло, и когда изрядное его количество было передано пациенту и зрителям, операция началась.

     Напильник был большой и обычно использовался для лошадиных зубов, но работал довольно хорошо. Мисс Мышка выражала громкое недовольство вызванным дискомфортом, но ее стенания становились все слабее по мере увеличения объема принятого виски. К тому времени, когда я должна буду вытащить сломанный зуб, подумала я, она ничего не почувствует.

     Тем временем Бобби развлекал Джейми с Иэном, имитируя реакцию Кромби на предположение, что, возможно, он имеет родственные связи с Уилсонами. Иэн, между взрывами смеха, поведал об этом индейцам, которые катались по траве в пароксизме веселья.

     - У них действительно есть в родне Эфраим Уилсон? – спросила я, твердо беря мисс Мышку за подбородок.

     - Ну, они не уверены, что именно «Эфраим», но да, - Джейми широко ухмыльнулся. – Их дед был шотландским бродягой. Был с ними достаточно долго, чтобы наделать их бабушке детей, а потом упал со скалы и там похоронен. Она, конечно, снова вышла замуж, но фамилия ей понравилась.

     - Интересно, что заставило двоюродного дела Эфраима оставить Шотландию? – Иэн сел, вытирая выступившие слезы.

     - Наличие таких людей, как Хирам, я думаю, - сказала я, прищурившись, чтобы лучше видеть, что делаю. – Ты думаешь … - Я внезапно осознала, что все перестали говорить и смеяться, и их внимание сосредоточилось на чем-то на противоположной стороне поляны.

     Это оказался еще один индеец со свертком на плече.

     Индеец был мужчиной по имени Секвойя, несколько старше, чем молодой Уилсон и его друзья. Он торжественно кивнул головой Джейми и сбросил сверток у его ног, что-то произнеся на чероки.

     Лицо Джейми изменилось, остатки веселья исчезли, сменившись интересом и … настороженностью. Он опустился на корточки и развернул рваную ткань, открыв кучку костей и череп с пустыми глазницами среди них.

     - Что это, черт побери? – я прекратила работать и вместе со всеми, включая мисс Мышку, стояла и глядела на новое явление.

     - Он говорит, что это старик, владевший фермой возле Линии соглашения, которую, по словам МакДональда, сожгли, - Джейми взял череп, бережно поворачивая его в руках.

     Он услышал мой тихий вздох, так как взглянул на меня, потом повернул череп, чтобы я могла его рассмотреть. Большинство зубов отсутствовало и довольно давно, так как дырки в деснах уже заросли. Но два коренных зуба были, с трещинами и пятнами, но без серебряных пломб или отверстий, где они могли быть.

     Я медленно выдохнула, не знаю от облегчения или разочарования.

     - Что с ним произошло? И почему он здесь оказался?

     Джейми встал на колени и вернул череп на место, потом перевернул несколько костей изучая их, поднял глаза и кивнул мне головой, подойти к нему.

     Кости несли следы огня, но некоторые еще и следы зубов животных, которые грызли их. Одна или две длинных костей были треснуты и расколоты, несомненно, чтобы достать костный мозг, а много мелких костей рук и ног отсутствовали. Все они имели серый хрупкий вид костей, которые долгое время лежали на открытом воздухе.

     Иэн перевел мои вопросы Секвойе, который сидел на корточках рядом с Джейми и что-то пояснял, тыкая пальцем в кости.

     - Он говорит, - перевел Иэн, хмурясь, - что он знал этого человека давно. Они не были друзьями, но временами, когда он находился поблизости, то заходил в его хижину, и они вместе ели. Он приносил что-нибудь – зайца, немного соли.

     Однажды несколько месяцев назад он обнаружил тело старика под деревом недалеко от дома.

     - Никто не убивал его, он говорит, - сказал Иэн, сосредоточившись на быстром потоке слов. – Он просто … умер. Он думает, что старик охотился, с ним был нож и рядом ружье, когда дух его покинул, и он упал на землю, - сопроводил Иэн пожатие плеч Секвойи.

     Не видя причин, что-нибудь делать, он оставил тело и нож вместе с ним на случай, если он понадобится духу. Хотя он не знает, куда уходят духи белых людей и охотятся ли они там. Он отметил, что это был старый нож, и его лезвие под костями совсем заржавело.

     Но он взял ружье, слишком хорошее, чтобы его оставить, и поскольку ему было по пути, то остановился в хижине. У старика было мало вещей, и они не представляли какой-либо ценности. Секвойя взял железный котелок, чайник и кувшин кукурузной муки, которые отнес в свою деревню.

     - Он не из Анидонау Нуа, да? – спросил Джейми, потом повторил вопрос на чероки. Секвойя отрицательно покачал головой, маленькие украшения, вплетенные в косы, издали тоненький звон.

     Он был из деревни в нескольких милях от Anidonau Nuya, в переводе Стоящий камень. Птица-которая-поет отправил сообщение после посещения Джейми в ближайшие поселения, знает ли кто-нибудь о старом человеке и его судьбе. Услышав рассказ Секвойи, Птица отправил его собрать останки и принести их Джейми в доказательство того, что никто не убивал его.

     Иэн задал вопрос, в котором я уловила слово «огонь» на чероки. Секвойя снова покачал головой и ответил потоком слов.

     Он не сжег хижину, зачем ему это делать? Он не думает, что кто-то сжег. Когда он собрал кости стрика – лицо его при этом выразило отвращение к процедуре – он вернулся к хижине. Действительно, она была сожжена, но он ясно видел, что в дерево возле нее ударила молния, которая пожгла еще несколько деревьев рядом. Хижина сгорела только наполовину.

     Он поднялся на ноги с видом закончившего дело.

     - Он останется на ужин? – спросила я, увидев, что индеец собрался уходить.

     Джейми передал приглашение, но Секвойя покачал головой. Он сделал что от него требовали и теперь у него свои дела. Он кивнул другим индейцам и повернулся уходить.

     Тут что-то пришло ему в голову, он остановился и развернулся назад.

     - Циква говорит, - сказал он, тщательно выговаривая заученные слова, - ты помнить оружие. – Решительно кивнул головой и ушел.

     На могиле сложили небольшую пирамиду из камней и установили крест из сосновых ветвей. Секвойя не знал имени своего знакомого, мы понятия не имели сколько ему лет, ни даты рождения, ни даты смерти. Мы не знали, был ли он христианином, но крест показался хорошей идеей.

     Церемония похорон была очень короткая, на ней присутствовали я, Джейми, Иэн, Бри, Роджер, Лиззи со своим отцом и Бобби Хиггинс, который пришел, как я была уверена, только из-за Лиззи. Ее отец, по-видимому, разделял мою уверенность, судя по подозрительным взглядам, которые он бросал на Бобби.

     Роджер прочел короткий псалом над могилой, потом помедлил и произнес:

     - Боже, мы предаем твой заботе душу брата нашего …

     - Эфраима, - прошептала Брианна, скромно опустив глаза.

     Скрытый порыв смеха прошел по нашей маленькой толпе, хотя никто на самом деле не смеялся. Роджер кинул на Бри неодобрительный взгляд, но я видела, как уголки его губ подрагивали.

     - … брата нашего, чье имя тебе известно, - закончил он с достоинством и закрыл книгу псалмов, позаимствованную у Хирама Кромби, который отклонил приглашение на похороны.

     Свет уже погас, когда Секвовйя поведал свой рассказ, потому мне пришлось отложить работу с больным зубом мисс Мышки до утра. Накачанная алкоголем, она не возражала и была препровождена на устроенную на полу кухни постель Бобби Хиггинсом, который то ли влюбленный, то ли нет в Лиззи, все же поддался очарованию мисс Мышки.

     Закончив вытаскивать больной зуб, я предложила ей и ее друзьям остаться, но они, как и Секвойя, имели свои дела, потому со словами благодарности и маленькими подарками удалились, распространяя аромат виски и оставив нас избавляться от бренных останков покойного Эфраима.

     После церемонии все спустились вниз, но мы с Джейми задержались, чтобы несколько минут побыть одним. Прошлой ночью дом был полон индейцев, было много разговоров и обмена различными историями у огня, и к тому времени, когда мы добрались до спальни, мы смогли лишь обняться и уснули, едва обменявшись пожеланиями доброй ночи.

     Кладбище располагалось на небольшом холме недалеко от дома и представляло собой уютное мирное местечко, окруженное соснами, чьи пожелтевшие иглы усыпали землю, а колышущиеся ветви создавали негромкий шелест.

     - Бедное создание, - произнесла я, укладывая последний камешек на могилу Эфраима. – Как, ты думаешь, он оказался в этих краях?

     - Бог знает, - покачал головой Джейми. – Отшельники, не любящие общество себе подобных, существуют всегда. Наверное, он один из них. Или какое-то несчастье загнало его в дикие края, и он … остался. – Он пожал плечами и слегка мне улыбнулся.

     - Иногда я удивляюсь, как так вышло, что мы оказались там, где находимся, сассенах. А ты?

     - Бывало, - ответила я, - но со временем оказалось, что ответа нет, и я прекратила.

     - Да? – он посмотрел на меня и поправил локон моих волос, растрепанных ветром. – Наверное, мне не стоит спрашивать, но я спрошу. Ты не жалеешь, сассенах? Что находишься здесь, я имею в виду. Тебе хотелось когда-либо … вернуться назад?

     Я покачала головой.

     - Нет, никогда.

     И это было правдой. Но иногда среди ночи я просыпалась, думая, не сон ли это? Не проснусь ли я, ощущая густой теплый запах центрального отопления и аромат Олд Спайса Фрэнка? А когда я засыпала снова, возвращаясь к запаху дыма от горящего дерева и мускусу кожи Джейми, с удивлением ощущала какое-то слабое сожаление.

     Если он и увидел мои мысли на моем лице, но не подал вида, а наклонился и легонько поцеловал меня в лоб. Потом взял меня за руку, и мы пошли в лес прочь от дома.

     - Иногда, когда я ощущаю запах сосен, - сказал он, глубоко вдыхая насыщенный смолой воздух, - на мгновение мне кажется, что я нахожусь в Шотландии. Но потом я прихожу в себя и вижу, что здесь нет папоротника-орляка, нет высоких оголенных вершин … нет буйства природы, которые я знал, только незнакомые дикие места.

     - А ты хотел когда-либо … вернуться назад?

     - О, да, - ответил он и засмеялся моему ошарашенному виду. – Но недостаточно, чтобы не хотеть быть здесь, сассенах.

     Он оглянулся на маленькое кладбище с пирамидками и крестами и большими камнями на особых могилах.

     - Ты знаешь, сассенах, что люди верят, что последний покойник является хранителем кладбища? Он остается хранителем, пока не появится новый покойник, и только потом упокоевается в мире.

     - Полагаю, наш таинственный Эфраим страшно удивится, оказавшись в таком положении, - сказала я, улыбнувшись. – Интересно, что хранитель кладбища охраняет и от кого?

     Он рассмеялся.

     - О … от вандалов, может быть, осквернителей могил, или заклинателей.

     - Заклинателей? – удивилась я. Мне всегда казалось, что «заклинатель» - это синоним для слова «знахарь».

     - Есть заклинания, для которых требуются кости, сассенах, - пояснил он, - или пепел сожженного трупа, или земля с могилы. – Он говорил легко, но не шутил. – Да, даже мертвые могут нуждаться в защите.

     - И кто сделает это лучше, чем местное привидение? – заметила я. – Весьма.

     Мы поднимались через рощицу дрожащих осин, которые бросали на нас пятна зеленого и серебряного света, и я остановилась, чтобы соскрести каплю малинового сока с белого ствола. Как странно, подумала я, почему эта капелька заставила меня остановиться, потом вспомнила и резко обернулась в сторону кладбища.

     Нет не память, но сон … или видение. Израненный мужчина, поднимающийся на ноги среди осин на последний, как он знал, бой, оскалив зубы, запачканные кровью, цвета осинового сока. Он был раскрашен черным для смерти, и я знала, в его зубе была серебряная пломба.

     Но гранитный камень стоял мирный и неподвижный, усыпанный желтыми иглами, отмечая последние пристанище человека, которого когда-то звали Зуб выдры.

     Момент возник и исчез. Мы вышли из рощицы на другую поляну, расположенную выше холма с могилами.

     Я удивилась, увидев, что кто-то срубил деревья и расчистил поляну. Большая груда бревен лежала на одном ее конце, а рядом навалены выкорчеванные пни, хотя несколько пней еще торчали между зарослями щавеля и василька.

     - Посмотри, сассенах, - произнес Джейми, разворачивая меня.

     - О. О, боже.

     Мы находились достаточно высоко, чтобы перед нами открылся ошеломляющий вид. Деревья были внизу, и мы могли видеть нашу гору, за ней другую и другую в голубой дали, затуманенной дыханием гор, поднимающимся из расщелин.

     - Тебе нравится? – собственническая гордость в его голосе была ощутима.

     - Конечно, нравится. Что …? – я повернулась и указала на бревна и коряги.

     - Следующий дом будет стоять тут, сассенах, - просто заявил он.

     - Следующий дом? Что, мы строим другой дом?

     - Ну, я не знаю, будем ли это мы, или наши дети … или внуки, - добавил он, изогнув рот. – Но я думаю, если что-нибудь случится – хотя я не думаю, что что-то случится, просто если случится – я буду счастливее, что начал его строить. На всякий случай.

     Я уставилась на него, пытаясь уловить смысл.

     - Если что-то случится? – повторила я медленно и повернулась на восток, где среди деревьев виднелся наш дом, и над зелеными каштанами и елеями белело перо дыма из трубы. – Если он … сгорит, ты имеешь в виду? – Даже просто облачив мысль в слова, я почувствовала, как мой желудок сжался.

     Потом я поглядела на него и увидела, что эта мысль тоже тревожила его. Но будучи Джейми, он просто предпринимал действия, какие мог, на случай бедствия.

     - Тебе нравится? – повторил он вопрос, пристально глядя на меня. – Место, я имею в виду. Если нет, я найду другое.

     - Оно прекрасно, - сказала я, чувствуя жжение в глазах. – Просто прекрасно, Джейми.

     Разгоряченные после подъема, мы сели в тени гигантской тсуги, чтобы полюбоваться местом для нашего дома. Теперь, когда молчание относительно нашего будущего было нарушено, мы обнаружили, что можем обсуждать его.

     - Не очень-то вдохновляет мысль о нашей смерти, - сказала я. – По крайней мере, та часть, где говорится «не оставили живых детей». Это меня нервирует.

     - Я понимаю тебя, сассенах. Хотя мне вообще не нравится идея нашей смерти, и я сделаю все возможное, чтобы этого не произошло, - успокоил он меня. – Они могли … просто уйти.

     У меня перехватило дыхание, и я постаралась унять панику.

     - Уйти. Уйти назад, ты имеешь в виду. Роджер и Бри, и Джемми тоже. Мы видели, он может … может проходить сквозь камни.

     Он серьезно кивнул, обхватив колени руками.

     - После этого случая с опалом? Да, мы должны признать, что он может.

     Я кивнула, вспомнив, как он держал опал и жаловался, что он горячий, пока тот не взорвался в его руках, разлетевшись острыми осколками. Да, подумала я, мы должны признать, что он тоже может путешествовать во времени. Но что, если у Брианны будет еще ребенок? Ведь ясно, что и она, и Роджер его хотят, по крайней мере, Роджер хочет, а она согласна.

     Мысль потерять их была болезненной, но такую возможность нужно предусмотреть.

     - Что оставляет нам выбор, - сказала я, пытаясь быть смелой и разумной. – Если мы умрем, они должны будут уйти, потому что без нас им здесь делать нечего. Но если мы не умрем, они все равно уйдут? То есть, я имею в виду, нужно ли их отослать все равно? Из-за войны. Здесь небезопасно.

     - Нет, - тихо сказал он и склонил голову, темно-рыжие волосы, которые он передал Брианне и Джемми, упали вперед.

     - Я не знаю, - произнес он, наконец, и поднял голову, глядя в даль, где небо и земля сливались в одну линию. – Никто не знает, сассенах. Мы как можем … просто должны встретить то, что грядет.

     Он повернулся ко мне и положил свою ладонь на мою руку с улыбкой, в которой смешались и боль, и радость.

     - У нас обоих достаточно призраков, сассенах. Если прошлое зло не может помешать нам, то не может и страх будущего. Мы должны оставить их позади и продолжать жить.

     Я положила руку на его грудь, просто чтобы почувствовать его. Его кожа была прохладной от пота, но под ней в мускулах, разогретых копанием могилы, тлел жар.

     - Ты был моим призраком, - сказала я, - долгое время. Я пыталась оставить тебя позади.

     - Да? – его рука легко коснулась моей спины, неосознанно поглаживая ее. Я знала это прикосновение, эту нужду дотронуться только для того, чтобы убедиться, что человек действительно присутствует здесь во плоти.

     - Я думала, что я не смогу жить, оглядываясь назад … не могла этого переносить, - мое горло сжалось при этом воспоминании.

     - Я знаю, - сказал он ласково и погладил мои волосы. – Но у тебя был ребенок … был муж. Неправильно было бы отворачиваться от них.

     - Неправильно было отвернуться от тебя, - я моргнула, слезы, собравшиеся в уголках глаз, покатились вниз. Он притянул мою голову и нежно слизнул их, и это так ошеломило меня, что я хохотнула среди рыдания и едва не подавилась.

     - Я люблю тебя, как мясо любит соль, - процитировал он и тоже рассмеялся, очень тихо. – Не плачь, сассенах. Ты здесь, и я здесь. И ничего не имеет значения, кроме этого.

     Я прижалась лбом к его щеке и обняла, гладя ладонями его спину от лопаток до крестца очень легко, лишь прослеживая формы, но не шрамы, которые рассекали ее.

     Он крепко прижал меня и вздохнул.

     - Ты знаешь, сейчас мы женаты в два раза длиннее, чем в предыдущий раз?

     Я отодвинулась и задумчиво посмотрела на него.

     - Разве мы не были женаты между?

     Вопрос застал его врасплох, он задумался тоже и рассеяно провел пальцем по загорелому носу.

     - Ну, это вопрос точно для священника, - сказал он. – Мне думается, что да, но если так, то мы оба являемся двоеженцами, да?

     - Нет, - поправила я его, испытывая легкую тревогу. - Нет, в действительности мы не двоеженцы. Отец Ансельм так сказал.

     - Ансельм?

     - Отец Ансельм, францисканский священник из аббатства святой Анны. Ты, наверное, не помнишь его, ты был очень болен в то время.

     - О, я помню его, - возразил он, - Он приходил и сидел со мной всю ночь, когда я не мог спать. - Он улыбнулся немного кривовато. Это было не то, что он хотел бы вспоминать. – Ты ему страшно нравилась, сассенах.

     - О? А тебе? – спросила я, желая отвлечь его от воспоминания о святой Анне. – Я тебе не нравилась?

     - О, ты мне нравилась тогда, - успокоил он меня. – Хотя, вероятно, сейчас ты нравишься мне больше.

     - Действительно? – я выпрямилась, приглаживая волосы. – Почему?

     Он наклонил голову и оценивающе прищурился.

     - Ну, ты меньше пукаешь во сне, - начал он рассудительно и нырнул со смехом, когда сосновая шишка просвистела мимо его левого уха. Я схватила ветку, но прежде чем я смогла ударить его по голове, он сделал выпад и, обхватив меня руками, без усилий повалил на землю, упав сверху.

     - Слезь с меня, чурбан! Я не пукаю во сне!

     - Откуда ты знаешь, сассенах? Ты спишь так крепко, что не просыпаешься даже, когда храпишь.

     - О, ты хочешь поговорить о том, кто храпит, не так ли? Ты ….

     - Ты горда, как Люцифер, - прервал он меня. Он улыбался, но говорил серьезно. – И ты храбрая. Ты всегда была смелее, чем было безопасно. А сейчас ты свирепая, как маленький барсук.

     - Итак, я высокомерная и свирепая. Это не звучит как перечисление женских добродетелей, - сказала я, отдуваясь и пытаясь вылезти из-под него.

     - Ну, ты также добра, - продолжил он. – Очень добрая. Но на своих собственных условиях. Не то что бы это плохо, заметь, - добавил он, ловко перехватывая мою руку, которую я высвободила, и прижал ее над моей головой.

     - Женских, - пробормотал он, задумчиво хмуря брови. – Женские добродетели …

     Его рука протиснулась между нашими телами и сжалась на моей груди.

     - Кроме этого!

     - Ты очень чистая, - сказал он с одобрением. Он отпустил мою руку и взъерошил мои волосы, которые действительно были чистыми и пахли подсолнечником и ноготками.

     - Я никогда не видел женщину, которая мылась бы так часто, как ты … исключая, наверно, Брианну.

     - Ты не очень хороший повар, - продолжил он, прищурившись. – Хотя ты никого еще не отравила, если не намеревалась сделать это специально. И нужно отметить, что ты хорошо шьешь, правда, тебе больше нравится шить по чьей-либо плоти.

     - Большое спасибо!

     - Скажи мне еще про какие-нибудь добродетели, - предложил он. – Может я что-то пропустил.

     - Хм. Мягкость, терпение … - я заколебалась.

     - Мягкость? Христос, - он покачал головой. – Ты самая безжалостная, кровожадная …

     Я дернулась и почти укусила его за горло. Он увернулся и рассмеялся.

     - Нет, и ты также совсем не терпеливая.

     Я на мгновение перестала бороться и обмякла на траве.

     - И какая же моя самая привлекательная черта? – сердито спросила я.

     - Ты считаешь, что я забавный, - ответил он с ухмылкой.

     - Ты … не … забавный, - пропыхтела я, бешено дергаясь, что выбраться из-под него. Он спокойно продолжал лежать на мне, не обращая внимания на мои тычки и удары, пока я не сдалась и не прекратила.

     - И, - сказал он глубокомысленно, - ты очень любишь, когда я беру тебя. Нет?

     - Э … - мне хотелось отрицать, но честность победила. Кроме того, он чертовски хорошо знал, что мне это нравится.

     - Ты раздавил меня, - сказала я с достоинством. – Будь добр, слезь.

     - Нет? – повторил он, не двигаясь.

     - Да! Хорошо! Да! Ты слезешь наконец?!

     Он не слез, а наклонил голову и поцеловал меня. Я сжала губы, твердо намереваясь не сдаваться, но он тоже был твердо намерен … кожа его лица была теплой, плюш его бороды мягко кололся, а широкий сладкий рот … Мои ноги были широко раздвинуты, и его твердость ощущалась между ними, голая грудь пахла мускусом и потом, сверкающим между жесткими темно-рыжими волосиками. Я все еще была разгорячена после борьбы, но трава под нами была прохладной и влажной … Ну, еще мгновение, и он может брать меня прямо здесь.

     Он почувствовал, что я уступила, и вздохнул, позволив своему телу расслабиться. Он уже не удерживал меня, а просто обнимал. Потом поднял голову и обхватил пальцами мой подбородок.

     - Ты хочешь знать, какая самая привлекательная твоя черта? – спросил он, и по его темно-синим глазам я поняла, что он серьезен. Я молча кивнула.

     - Как никто из всех существа на земле, - прошептал он, - ты верная.

     Я подумала сказать что-нибудь о собаках святого Бернарда, но в его лице была такая нежность, что я только промолчала, глядя вверх на него и моргая от зеленого света, льющегося сквозь хвою.

     - Ну, - сказала я, наконец, с глубоким вздохом, - ты тоже. Вполне хорошая черта. Не так ли?

     Глава 21. СПИЧКИ

     Миссис Баг приготовила на ужин фрикасе из цыпленка, но это не объясняло выражение сдержанного возбуждения на лицах явившихся Бри и Роджера. Они оба улыбались, ее щеки горели, и глаза у обоих ярко сияли.

     Поэтому, когда Роджер объявил, что у них большая новость, миссис Баг тут же сделала очевидный вывод.

     - Вы ждете ребенка! – воскликнула она, уронив от возбуждения ложку. Она сжала руки, сияя, словно надутый на день рождения шар. – Вот радость-то! И как вовремя, - добавила она и погрозила Роджеру пальцем. – А я, молодой человек, уж думала добавлять понемногу имбиря и серы в твою кашу, чтобы расшевелить! Но вижу, что ты все-таки свое дело знаешь. А ты, a bhailach^[38], что думаешь? О маленьком братике для тебя!

     Джемми, к которому она обращалась, с открытым ртом уставился на нее.

     - Ээ … - протянул Роджер, краснея.

     - Или, конечно, это может быть сестренка, - согласилась миссис Баг, - но в любом случае это хорошая новость, да, хорошая новость. Вот, a luaidh^[39], возьми конфетку, а остальные на радостях выпьют!

     Крайне озадаченный, но не имеющий ничего против сладости, Джемми взял кусочек затвердевшей патоки и тут же сунул его в рот.

     - Но ему … - начала Бри.

     - Пашибо, - торопливо произнес Джемми, прикрывая рот руками, дабы из-за его невежливости мать не попыталась забрать запрещенную перед едой сладость.

     - О, немного сладкого ему не повредит, - уверила Бри миссис Баг, поднимая с пола выроненную ложку и вытирая ее фартуком. – Позови Арча, a muirninn^[40], мы расскажем ему радостную новость. Благослови тебя Святая Бригитта, я уже думала, ты никогда не решишься! Женщины гадали, то ли ты охладела к мужу, то ли у него слабое семя, но поскольку …

     - Ну, на самом деле … - перебил ее Роджер, повышая голос, чтобы быть услышанным.

     - Я не беременна! – очень громко сказала Бри.

     Последовало молчание, словно после удара грома.

     - О, - спокойно произнес Джейми, взял салфетку и уселся, заправляя ее за воротник. – Тогда, может быть, приступим к еде? – Он протянул руку Джемми, который забрался на скамью рядом с ним, продолжая сосать конфету.

     Миссис Баг, на мгновение превратившаяся в камень, ожила с раздраженным «Хмпф!» Оскорбленная в лучших чувствах, она развернулась к буфету и со стуком поставила на стол горку оловянных тарелок.

     Роджер, хотя и раскрасневшийся, очевидно, находил ситуацию забавной, если судить по подергивающимся уголкам его рта. Разгневанная Брианна пыхтела, как касатка.

     - Садись, дорогая, - сказала я осторожно, словно обращалась с взрывным устройством. – У тебя … гм … есть новость, не так ли?

     - Неважно! – она стояла прямо, сверкая глазами. – Никому это не интересно, если я не беременна. И вообще, что я могу сделать такого важного? – Она с силой провела рукой по своей голове, ухватила ленту, связывающую волосы, сдернула ее и швырнула на пол.

     - Ну-ну, милая … - начал Роджер. Я могла сказать, что он совершил ошибку. Фрейзеры в ярости не имеют привычки обращать внимания на ласковые слова, предпочитая вцепиться в горло ближайшей персоны, имеющей неосторожность заговорить с ними.

     - Не нукай мне! – рявкнула она, поворачиваясь к нему. – Ты тоже так думаешь! Ты думаешь, все, что я делаю, это пустая трата времени, если я не стираю твою одежду, не готовлю еду и не чиню твои вонючие носки! И ты тоже обвиняешь меня, потому что я не беременна. Ты считаешь, это моя вина! А это не так, и ты это знаешь!

     - Нет! Я так не думаю, я совсем так не думаю. Брианна, пожалуйста … - он протянул к ней руку, но передумал, благоразумно решив, что она может вывихнуть ее.

     - Давай кушать, мама! – заныл Джемми. Длинная, окрашенная патокой слюна свисала с уголков его рта, пачкая рубашку. Увидев это, его мать, словно тигр, набросилась на миссис Баг.

     - Посмотрите, что вы натворили. Вы повсюду суете свой нос! Это его последняя чистая рубашка! И как вы смеете обсуждать нашу личную жизнь при людях, говорить о том, что вас не касается, вы, старая сплетница …

     Видя бесполезность увещеваний, Роджер обхватил ее сзади и, приподняв, понес к задней двери. Их уход сопровождался бессвязными выкриками Бри и выдохами боли Роджера, когда она с замечательной точностью и недюжинной силой пинала его по ногам.

     Я подошла к двери и аккуратно ее прикрыла, обрывая звуки дальнейшей перебранки во дворе.

     - Это у нее от тебя, ты сам знаешь, - с упреком сказала я, садясь напротив Джейми. – Миссис Баг, пахнет замечательно. Давайте кушать!

     Миссис Баг в обиженном молчании наложила фрикасе в тарелки, но сесть за стол отказалась, надела плащ и потопала к передней двери, оставив нас самих разбираться с грязной посудой. Неплохая замена, скажу я вам.

     Мы ели в благословенной тишине, прерываемой иногда звяканьем ложек о тарелки и редкими вопросами Джемми: почему конфетка такая липкая, как молоко попадает в корову, и когда у него появится маленький братик.

     - Как мне извиниться перед миссис Баг? – спросила я в перерыве между его вопросами.

     - Зачем тебе извиняться перед ней, сассенах? Ты ведь ее не обзывала.

     - Ну, да. Но уверена, Брианна не собирается извиняться …

     - Почему она должна извиняться? - Джейми пожал плечами. – Миссис Баг сама напросилась. И я не думаю, что за долгую жизнь ее еще не обзывали старой сплетницей. Она поплачется старому Арчи, и завтра все будет в порядке.

     - Может быть, - с сомнением произнесла я, - но Бри и Роджер …

     Он улыбнулся мне, прищурив темно-синие глаза.

     - Ты не можешь разрешить проблемы всех людей, mo chridhe^[41]. – сказал он и похлопал меня по руке. – Роджер Мак и девочка должны уладить это между собой. И совершенно очевидно, что парень крепко держит проблему в руках.

     Он рассмеялся, и я невольно засмеялась в ответ.

     - Ну, это будет моей проблемой, если она сломает ему ногу, - сказала я, поднимаясь, чтобы принести сливки для кофе. – Похоже, он приползет лечить ее.

     В этот момент раздался стук в заднюю дверь. Удивляясь, почему Роджер вздумал стучаться, я открыла ее и с удивлением уставилась на бледное лицо Томаса Кристи.

     Он был не только бледен, но покрыт потом, а одна рука была обернута пропитанной кровью тряпкой.

     - Я не причиню вам много беспокойства, мистрис, - произнес он натянуто. – Просто я … если вам будет удобно.

     - Глупости, - отрезала я. – Идемте в хирургический кабинет, пока еще есть свет.

     Я постаралась не встретиться глазами с Джейми, но искоса взглянула на него, когда наклонилась подвинуть скамью. Он чуть наклонился вперед и прикрыл мой кофе блюдцем, не спуская с Тома Кристи изучающего взгляда. Такое выражение последний раз я видела у рыси, наблюдавшей за пролетающими утками. Не упорно, но явно взяв на заметку.

     Но Кристи, обеспокоенный лишь своей рукой, ничего не замечал. Окна моего кабинета выходили на восток и юг, чтобы полнее использовать утренний свет, но даже сейчас, к закату, его наполняло солнечное сияние, отраженное от мерцающих листьев каштановой рощи. Вся комната была залита золотистым светом, кроме лица Тома Кристи, которое имело зеленоватый оттенок.

     - Садитесь, - приказала я, торопливо подталкивая под него стул. Колени мужчины подогнулись, и он с силой шлепнулся на него, потревожив руку и издав тихий вскрик боли.

     Я прижала большим пальцем вену, чтобы приостановить кровотечение, и развязала тряпку. Судя по виду Кристи, я ожидала отрезанный палец или даже два, но удивилась, обнаружив лишь небольшой порез, идущий от основания большого пальца к запястью. Он был достаточно глубокий, зиял разошедшимися краями и обильно кровоточил, но ни один крупный сосуд не был задет, и самое страшное могло быть лишь в том, что он повредил сухожилие. В общем, я могла устранить проблему несколькими стежками.

     Я подняла голову сказать ему об этом, но его глаза внезапно закатились.

     - Помогите! – закричала я, бросая руку и хватая его за плечи, когда он стал заваливаться назад.

     Раздался грохот перевернутой лавки и топот бегущих ног; через мгновение Джейми ворвался в комнату. Увидев, что Кристи сбил меня с ног своим весом, он схватил мужчину за воротник и, приподняв, как тряпичную куклу, наклонил головой к коленам.

     - Он очень плох? – спросил Джейми, разглядывая раненную руку, которая лежала на полу, сочась кровью. – Положить его не стол?

     - Думаю, не стоит, - ответила я, помещая пальцы под челюсть мужчины, чтобы проверить пульс. – Рана не тяжелая, просто он упал в обморок. Видишь, он уже приходит в себя. Подержите голову опущенной еще немного, скоро вам станет лучше. – Последнее замечание я адресовала Кристи, который пыхтел, как паровоз, но понемногу приходил в себя.

     Джейми отпустил его воротник и с выражением легкого отвращения вытер руку о килт. Кристи весь покрылся обильным холодным потом, я, почувствовав, что мои ладони стали скользкими, подобрала тряпку и более тактично обтерла руки ею.

     - Может быть, ляжете? – спросила я, наклоняясь, чтобы заглянуть в его лицо. Он все еще был смертельно бледен, но лишь отрицательно покачал головой.

     - Нет, мистрис. Я в порядке, просто на мгновение почувствовал себя плохо, - он говорил хриплым голосом, но достаточно уверенно, так что я ограничилась тем, что прижала тряпку к ране, чтобы приостановить кровотечение.

     Джемми стоял в дверях с широко раскрытыми глазами, но не показывал никаких признаков паники: кровь для него не была чем-то новым.

     - Глоток спиртного, Том? – спросил Джейми, оглядывая мужчину с легким сомнением во взгляде. – Я знаю, ты не употребляешь крепкий алкоголь, но сейчас самое время.

     Губы Кристи шевельнулись, и он отрицательно покачал головой.

     - Н-нет … Пожалуйста, немного вина.

     - «Употребляй немного вина, ради желудка твоего»^[42], не так ли? Хорошо, я принесу, - Джейми ободряюще похлопал его по плечу и быстро вышел, уведя за собой Джемми.

     Кристи недовольно поджал губы. Я замечала это и прежде: Том Кристи, как и все протестанты, считал библию книгой, которая адресована лично ему, и полагал, что задача внедрять ее слово в массы является его прерогативой. Поэтому ему совсем не нравилось, когда католики – типа Джейми – свободно ее цитировали. Я также замечала, что Джейми это понимал и не упускал возможности процитировать что-нибудь из этой книги.

     - Что произошло? – спросила я. Мне хотелось и отвлечь его, и узнать причину ранения.

     Кристи оторвал горящий взгляд от дверного проема и взглянул на свою раненную руку, но тут же отвернулся, побледнев еще сильнее.

     - Несчастный случай, - ответил он хрипло. – Я резал тростник, и нож соскользнул.

     Я обратила внимания на его правую ладонь, пальцы которой были скрючены.

     - Ничего удивительного, - хмыкнула я. – Подержите ее так, - я подняла раненную левую руку над его головой и взяла правую ладонь.

     Она была поражена контрактурой Дюпюитрена, или так она будет называться, когда через шестьдесят или семьдесят лет барон Дюпюитрен опишет эту болезнь. Заболевание, связанное с утолщением и укорочением покрывающей сухожилия фасции, приводит к тому, что безымянный палец и, в тяжелых случаях, мизинец и средний палец утрачивают способность полностью разгибаться. Положение Тома Кристи заметно ухудшилось после моего последнего осмотра.

     - Разве я не говорила вам? – задала я риторический вопрос, осторожно распрямляя его пальцы. Средний палец разгибался только наполовину, а безымянный палец и мизинец едва можно было приподнять от ладони. – Я говорила, будет хуже. Не удивительно, что нож соскользнул. Я удивляюсь, как вы вообще могли его держать.

     Легкий румянец вспыхнул под его подстриженной бородой цвета соли с перцем, и он отвел взгляд.

     - Я могла легко все исправить несколько месяцев назад, - сказала я, разворачивая руку для осмотра. – Тогда это было совсем простым делом. Теперь все заметно усложнилось, но думаю, что все еще могу вылечить вашу руку.

     Не будь он столь флегматичным человеком, я бы описала его состояние, как сильнейшее смущение. Однако внешне это проявилось лишь в дрожании ресниц и более густом румянце на лице.

     - Я … я не хочу …

     - Кого, черт побери, интересует ваше желание? – сказала я ему, кладя когтистую руку мужчины на его колени. – Если вы не согласитесь на операцию, через шесть месяцев ваша рука станет вообще бесполезной. Вы и сейчас едва можете писать, не так ли?

     Его темно-серые глаза испуганно взглянули на меня.

     - Я могу писать, - сказал он, но за воинственностью тона я почувствовала глубоко спрятанное беспокойство. Том Кристи был образованным человеком и работал в Ридже школьным учителем. Многие жители Риджа обращались к нему, когда нужно было написать письмо или составить какой-либо документ. Он очень гордился этим, и я понимала, что угроза потери такого положения является лучшим рычагом давления, который у меня есть. К сожалению, реальная угроза.

     - Недолго, - заметила я, подкрепляя заявление пристальным взглядом. Он тяжело сглотнул, но не успел ответить: появился Джейми с кувшином вина.

     - Лучше послушайся ее, - посоветовал он, поставив кувшин на стойку. – Я знаю, каково это писать с неподвижным пальцем. – Он с грустным видом поднял свою правую руку. – Если бы она могла поправить ее своим ножичком, я тут же положил бы руку на колодку.

     Причина неподвижности пальцев Джейми была совсем иной, чем у Кристи, хотя последствия были одинаковы. Безымянный палец Джейми был так сильно раздроблен, что суставы срослись, и палец не мог сгибаться. Соответственно, два соседних с ним пальца также были ограничены в движении, хотя их суставы не пострадали.

     - Отличие в том, что твоя рука хуже уже не станет, - ответила я Джейми, - а его станет.

     Кристи зажал правую ладонь между ног, словно хотел ее спрятать.

     - Ну, ладно, - пробормотал он. – Я могу ведь подождать с ней немного, да?

     - По крайней мере, до тех пор, пока моя жена лечит твою вторую руку, - заметил Джейми, наливая вино в чашку. – Вот. Ты сможешь держать ее, Том, или мне …? – он протянул чашку, словно собираясь напоить мужчину. Кристи тут же вытащил руку из складок одежды.

     - Я справлюсь, - буркнул он и взял чашку большим и указательным пальцами с неловкостью, которая заставила его покраснеть еще больше. Его левая рука все еще торчала в воздухе. Он выглядел немного глупо, и сам это осознавал.

     Джейми наполнил вторую чашку и протянул ее мне, игнорируя Кристи. Я бы подумала, что это их обычная манера общения, если бы не знала сложную историю их взаимоотношений. Они как будто играли друг у друга на нервах, хотя внешне выглядели доброжелательными.

     Если бы Джейми показал свою покалеченную руку другому мужчине, это означало бы лишь подбадривание и дружескую поддержку. Но что касается Тома Кристи … Джейми, конечно же, хотел подбодрить мужчину, но его слова включали также и некоторую угрозу, хотя, быть может, и не намеренно.

     Люди обращались за помощью к Джейми гораздо чаще, чем к Кристи. Джейми пользовался всеобщим уважением, им восхищались. Кристи же никогда не был особо популярен и мог потерять имеющийся социальный статус, если не сможет писать. И – как я уже бестактно заметила – рука Джейми уже не станет хуже.

     Кристи слегка сузил глаза, глядя поверх чашки. Он вполне заметил угрозу, высказанную намеренно или нет. Будучи недоверчивым по своей природе, он был склонен видеть угрозу даже там, где ее не было.

     - Думаю, достаточно, давайте займемся раной, - я взяла его левую руку и размотала повязку. Кровотечение остановилось. Я поместила ладонь мужчины в кипяченную с чесноком воду, добавила спирта для лучшей дезинфекции и принялась подбирать нужные инструменты.

     Становилось темно, и я зажгла спиртовую лампу, изготовленную для меня Брианной. В ее ярком устойчивом свете я увидела, что румянец гнева на лице Кристи исчез, хотя он уже не выглядел таким бледным, как в начале. Однако вид у него оставался встревоженным, как у мыши-полевки, окруженной барсуками. Он пристально следил, как я выкладываю нить для шва, иголки и ножницы, остро мерцающие в свете спиртовки.

     Джейми оставался в кабинете, опершись на стойку и потягивая вино, очевидно, на случай, если Кристи опять соберется упасть в обморок.

     Легкая дрожь сотрясала руку Кристи, хотя она и лежала на столе. Он снова потел; я чувствовала запах его пота, острый и кисловатый. Этот запах, полузабытый, но знакомый, заставил меня понять, что он боялся. Вероятно, боялся крови и, точно, боли.

     Я не отводила взгляда от своей работы, наклонив голову, чтобы он не видел моего лица. Я не стала бы скрывать выражение, написанное на нем, если бы он не был мужчиной. Его бледность, обморок … не из-за потери крови, а лишь от вида кровотечения.

     Мне часто приходилось накладывать швы мальчишкам и мужчинам; фермерство в горной местности – нелегкая работа, и редкую неделю я не зашивала раны от топора, мотыги, лопаты, укусов собак, рваные раны на голове от падений или других несчастных случаев. И, в основном, мои пациенты вели себя спокойно, стоически выдерживали мое лечение и потом сразу же отправлялись продолжать работу. Но почти все они были горцами, и многие из них - бывалыми солдатами.

     Том Кристи был горожанином из Эдинбурга; он попал в Ардсмуир за поддержку якобитов, но никогда не был бойцом. Он был снабженцем. И фактически, как я с удивлением осознала, никогда не видел и не участвовал ни в одном сражении, не говоря уже о ежедневной борьбе с природой, которую подразумевало занятие фермерством в высокогорье.

     Джейми все еще стоял возле стойки, потягивая вино и с легкой иронией наблюдая за нами. Я мельком взглянула на него; его выражение не изменилось, хотя, встретив мой взгляд, он слегка кивнул головой.

     Том Кристи закусил нижнюю губу и с легким присвистом дышал через нос. Он не мог видеть Джейми, но знал о его присутствии: его напряженная спина говорила об этом. Он мог бояться, Том Кристи, но в некоторой смелости ему нельзя было отказать.

     Боль была бы меньше, если бы мужчина расслабил мускулы руки. Но в данных обстоятельствах я не могла требовать от него такого подвига. Я могла бы настоять, чтобы Джейми вышел, но работа не заняла много времени. Со смесью раздражения и замешательства я завязала последний узел и положила ножницы.

     - Ну, вот и все, - произнесла я, промокая последний раз рану маслом эхинацеи, и потянулась за чистой повязкой. – Держите ее в чистоте. Я сделаю еще масла, отправьте за ним Мальву. Через неделю придете, я сниму швы.

     Я поколебалась некоторое время, глядя на Джейми и не желая использовать его присутствие для шантажа, но это было ради самого Кристи.

     - Я также займусь вашей правой рукой, хорошо? – наконец, твердо заявила я.

     Он все еще потел, хотя бледность ушла, и краски стали возвращаться на его лицо. Он взглянул не меня, потом, не отдавая себе отчета, на Джейми. Тот слегка улыбнулся ему.

     - Давай Том, - сказал он. – Это не должно беспокоить тебя ни на йоту. Мне было хуже.

     Тон, которым были произнесены слова, звучал беззаботно, но они также могли быть начертаны огненными буквами в фут высотой. «Мне было хуже».

     Лицо Джейми находилось в тени, но его слегка прищуренные в улыбке глаза были хорошо видны.

     Том Кристи оставался напряженным и не отводил от Джейми упорного взгляда, держа искривленную ладонь на повязке левой руки.

     - Да, - сказал он. – Хорошо, - глубоко вздохнул. – Я приду.

     Он резко поднялся, уронив стул, и направился к двери, слегка пошатываясь, словно выпил крепкого вина. Возле двери он задержался, нашаривая ручку, и, ухватившись за нее, обернулся, глядя на Джейми.

     - По крайней мере, - сказал он, задыхаясь так, что спотыкался на словах, - по крайней мере, это будет почетный шрам. Не так ли, Мак Дубх?

     Джейми резко выпрямился, но Кристи уже уходил по коридору, ступая столь тяжело, что оловянные миски на кухонной полке дребезжали.

     - Но ты и ссыкун! – произнес Джейми тоном, колеблющимся между гневом и изумлением. Его левая рука непроизвольно сжалась в кулак, и я подумала – хорошо, что Кристи так быстро удалился.

     Я не была уверена, что понимаю, что произошло или происходит, но почувствовала облегчение от того, что мужчина ушел. Я чувствовала себя горсткой зерен между двумя жерновами, который сдирали друг другу поверхность, не замечая несчастные зерна между ними.

     - Никогда раньше не слышала, чтобы Том Кристи называл тебя Мак Дубхом, - осторожно заметила я, убирая хирургические принадлежности. Кристи, конечно, не говорил по-гэльски и никогда не использовал гэльское имя, которым бывшие узники Ардсмуира все еще называли Джейми. Он называл его «мистер Фрейзер» или просто «Фрейзер» в моменты, которые можно было рассматривать, как дружелюбные.

     Джейми издал несмешливый шотландский звук, взял наполовину опустошенную чашку Кристи и бережливо выпил остатки вина.

     - Нет, не называл … сассенахская морда, - и, уловив выражение моего лица, криво усмехнулся мне, - я не имею в виду тебя, сассенах.

     Я знала, что он имел в виду не меня; слово было произнесено с совершенно другой интонацией и напомнило мне что «сассенах» в обычном разговоре ни в коем случае не используется в дружеском смысле.

     - Почему ты его так назвал? – спросила я с любопытством. – И что он подразумевал, говоря о почетном шраме?

     Он смотрел вниз и некоторое время не отвечал; негнущиеся пальцы правой руки выбивали тихую дробь на его бедре.

     - Том Кристи – сильный человек, - произнес он, наконец, - но, боже, какой же он упрямый осел! – Здесь он поднял глаза и взглянул на меня с легкой грустной улыбкой.

     - Восемь лет он провел в одной камере с сорока мужчинами, которые говорили по-гэльски, и не позволил этому варварскому языку осквернить свой рот. Христос, нет. Он говорил по-английски независимо от того, с кем разговаривал, и если его собеседник не знал английского, то молчал, как камень, пока кто-нибудь не переводил для него.

     - Этот кто-нибудь был ты?

     - Иногда, - он взглянул в окно, словно пытаясь увидеть Кристи, но ночь уже вступила в свои права, и в темном стекле смутно отразились лишь кабинет и наши, похожие на призраки, фигуры.

     - Роджер говорил, что Кенни Линдсей упоминал о каких-то … претензиях со стороны Кристи, - тактично сказала я.

     Джейми остро глянул на меня.

     - О, вот как? Значит, Роджера одолели сомнения в разумности его решения принять Кристи в арендаторы. Кенни сам ничего не расскажет, если его не спросить.

     Я более или менее привыкла к тому, как быстро он делает выводы и проникает в суть вещей, и не удивилась и на этот раз.

     - Ты никогда не говорил мне об этом, - сказала я, подошла к нему ближе и положила руки на его грудь, глядя в глаза.

     Он положил свои ладони поверх моих и вздохнул так глубоко, что я почувствовала движение его грудной клетки. Потом он обнял меня и притянул к себе, и я уткнулась лицом в теплую ткань его рубашки.

     - Ну, это было не так важно.

     - И, вероятно, ты не хочешь вспоминать об Ардсмуире?

     - Нет, - тихо произнес он. – Мне хватит прошлого.

     Мои ладони лежали на его спине, и я вдруг поняла, что Кристи мог иметь в виду. Сквозь тонкую ткань я могла ощущать линии шрамов, словно на его спину накинули рыболовную сеть.

     - Почетные шрамы! – воскликнула я, поднимая голову. – Ах, этот ублюдок! Он это имел в виду?

     Джейми слегка улыбнулся моему возмущению.

     - Да, - сказал он блекло. – Вот почему он назвал меня МакДубхом, чтобы напомнить об Ардсмуире, чтобы я точно понял, о чем он говорит.

     - Это … это … - я была так разгневана, что едва могла говорить. – Жаль, что я не пришила ему руку к его яйцам!

     - И это говорит врач, который клялся не вредить? Я шокирован, сассенах.

     Теперь он смеялся, но мне было вовсе не до смеха.

     - Жалкий трус! Ты знаешь, он ведь боится крови?

     - Ну, да, я знаю. Невозможно три года прожить с человеком практически подмышкой и не узнать многое о нем, в том числе и то, чего знать не хотелось бы, - он стал немного серьезнее, хотя легкая усмешка еще дрожала в уголках рта. - Когда после порки меня притащили в камеру, он стал бледным, как кусок сала, убежал в угол, где его вырвало, а потом он улегся и отвернулся лицом к стене. Я не особо обратил на него внимание, только подумал, что я, а не он, представлял собой кусок сырого мяса, тогда почему он ведет себя, как истеричная девица?

     Я раздраженно фыркнула.

     - Не превращай все в шутку! Да как он посмел? И все-таки, что он имел в виду? Я знаю, что произошло в Ардсмуире, и … Черт побери, это действительно почетные шрамы, все об этом знают!

     - Может быть, - ответил он без следа веселья. – Новые шрамы. Но все, кто стоял рядом, видели, что меня пороли и раньше. И не один мужчина ни слова не сказал мне об этом. До сего момента.

     Его фраза заставила меня внезапно осознать.

     Порка – это не только жестокость, но и позор; ее предназначение не только причинить боль, но и нанести неизлечимые увечья, которые указывали бы на преступление так же ясно, как клеймо на щеке или отрезанное ухо. А Джейми скорее бы вырвал себе язык, чем рассказал о причине той порки, даже если это заставило всех предполагать, что его наказали за какой-то позорный поступок.

     Я настолько привыкла, что Джейми никогда не снимал рубашку в чьем-либо присутствии, что мне даже в голову не приходило, что мужчины в Ардсмуире должны знать о старых шрамах на его спине. Он продолжал прятать их, а они делали вид, что их нет … кроме Тома Кристи.

     - Хмф, - произнесла я. – Ну … все равно, черт бы его побрал. Почему он это сказал?

     Джейми издал короткий смешок.

     - Потому что ему не понравилось, что я видел, как он потел. Думаю, ему хотелось огрызнуться.

     - Хмф, - снова произнесла я и сложила руки на груди. – Поскольку ты сам сказал … почему ты это сделал? Я имею в виду: если ты знал, что он не выносит вида крови, почему остался и смотрел на него?

     - Потому что знал, что он не станет хныкать и падать в обморок, пока я здесь, - ответил он. – Он бы не пикнул при мне, даже если бы ты проткнула ему глаза раскаленными иглами.

     - О, значит, ты заметил это.

     - Конечно, сассенах. Иначе, зачем бы я здесь торчал. Не то чтобы я не отдаю должное твоему искусству, но наблюдать, как ты зашиваешь раны, не то занятие, которое способствует моему аппетиту, - он кинул короткий взгляд на грязную тряпку и поморщился. – Как ты думаешь, кофе уже остыл?

     - Я разогрею, - я сложила протертые ножницы в чехол, использованную иглу протерла, вдела в нее новую шелковую нить и сложила кольцом в кувшинчик со спиртом, все еще стараясь понять.

     Уложив все в шкаф, я повернулась к Джейми.

     - Ты ведь не боишься Тома Кристи? – спросила я.

     Он удивленно моргнул и расхохотался.

     - Христос, нет. Почему ты так решила, сассенах?

     - Ну … вы так себя иногда ведете. Как два диких барана бьетесь рогами, чтобы выяснить кто сильнее.

     - О, - он пренебрежительно махнул рукой. – У меня голова тверже, и он это хорошо знает, но не собирается сдаваться и наскакивает на меня, как годовалый ягненок.

     - Вот как? Но что ты тогда делаешь? Ты же не мучаешь его, чтобы доказать, что сильнее?

     - Нет, - ответил он, слегка улыбаясь. – Думаю, мужчина, достаточно смелый, чтобы говорить по-английски в окружении горцев на протяжении восьми лет, достаточно смел, чтобы воевать со мной еще восемь лет. Хотя будет лучше, чтобы он об этом не знал.

     Я сделала длинный вдох и выдохнула, качая головой.

     - Не понимаю мужчин.

     Он издал глубокий смешок.

     - Нет, ты понимаешь, сассенах. Просто хочешь, чтобы это было не так.

     В хирургии теперь был порядок, и кабинет был готов к любым несчастным случаем, которые могут случиться завтра. Джейми потянулся к лампе, но я остановила его, положив ладонь на его руку.

     - Ты обещал мне честность, - сказала я, - но ты уверен, что вполне честен с собой? Ты не травишь Тома Кристи потому, что он бросает тебе вызов?

     Он остановился, глядя на меня своими чистыми глазами, потом взял мой подбородок своей теплой рукой.

     - В мире есть только два человека, которым я никогда солгу, сассенах, - произнес он строго. – Один из них – ты, а другой – я.

     Он легко поцеловал меня в лоб, наклонился и задул лампу.

     - Однако, - донесся до меня из темноты его голос, и я увидела его высокий стройный силуэт, вырисованный в слабо освещенном дверном проеме, - меня можно обмануть. Но я никогда не солгу намеренно.

     Роджер пошевелился и застонал.

     - Я уверен, ты сломала мне ногу.

     - Нет, - ответила его жена, более спокойная сейчас, но все еще склонная к спору. – Но могу поцеловать ее, если хочешь.

     - Было бы прекрасно.

     Набитый сухой кукурузной соломой матрац громко зашуршал, когда она полезла выполнять свое намерение, и в результате оказалась голышом верхом на его груди, открыв ему такой вид, что ему захотелось зажечь свечу.

     Фактически она щекотно целовала его голени, но в данных обстоятельствах он был склонен мириться с этим. Он протянул обе руки. Если нет света, то сгодится и Брайль^[43].

     - Когда мне было четырнадцать лет, - произнес он мечтательно, - в одной из лавок Инвернесса появилась очень скандальная витрина - скандальная, для того времени – женский манекен в одном нижнем белье.

     – Мм?

     - Да, широкий розовый пояс с подвязками и такого же цвета лифчик. Все были шокированы. Были созданы протестующие комитеты, подняты на ноги все священники города. На следующий день манекен убрали, но за день все мужчины города продефилировали мимо витрины, делая вид, что оказались здесь случайно. До сей минуты, я считал, что это самая эротическая вещь, которую я видел.

     Она приостановила свои действия, и он понял по ее движению, что она смотрит на него через плечо.

     - Роджер, - сказала она задумчиво, - я думаю, ты извращенец.

     - Да, и с хорошим ночным зрением.

     Это заставило ее рассмеяться, чего он и добивался, как только она перестала ругаться с пеной у рта. Он приподнялся и поцеловал каждую половинку предмета своего восхищения, потом с удовлетворенным видом откинулся на подушку.

     Она поцеловала его колено и положила голову на бедро, отчего ее волосы рассыпались по его ногам, прохладные и мягкие, как облако шелковых нитей.

     - Я извиняюсь, - произнесла она через некоторое время.

     Он издал пренебрежительный звук и ласково провел рукой по ее бедрам.

     - О, ничего страшного. Только жаль, что не пришлось увидеть их лица, когда они узнали бы, что ты сделала.

     Она коротко фыркнула, и ее нога, овеваемая его дыханием, слегка дрогнула.

     - В любом случае стоило посмотреть на их лица, - сказала она немного мрачно. – После этой сцены мое сообщение вряд ли бы их впечатлило.

     - Ты права, - согласился он, - но ты покажешь им завтра, чтобы они могли оценить.

     Она вздохнула и еще раз поцеловала его коленку.

     - Я совсем не думаю, - сказала она через некоторое время. - Имею в виду, что не считаю, что это твоя вина.

     - Нет, ты так думаешь, - произнес он мягко, продолжая ласкать ее, - но это не важно. Вероятно, ты права.

     Он не собирался притворяться, что те слова не ранили его, но он не позволит себе сердиться. Это им не поможет.

     - Ты этого не знаешь, - она внезапно распрямилась, выделяясь неясным столпом на фоне оконного прямоугольника. Перекинув ногу над его распростертым телом, она скатилась ему под бок.

     - Это могу быть я, или никто из нас. Может быть, просто время еще не пришло.

     В ответ он крепко обнял ее и притянул к себе.

     - Какова бы не была причина, мы не станем обвинять друг друга, ведь так?

     Она издала звук согласия и пристроилась к нему ближе. Хорошо, хотя для него было невозможно не винить себя.

     Факты говорили сами за себя. Она забеременела от одной ночи то ли от Стивена Боннета, то ли от него, никто не знал, но факт остается. И хотя они вовсю старались последние несколько месяцев, все больше стало казаться, что Джем останется их единственным ребенком. Вероятно, у него слабое семя, как решили миссис Баг и ее приятельницы.

     «Кто твой отец?» - прозвучал в его голове насмешливый голос с ирландским акцентом.

     Он взорвался кашлем и откинулся назад, твердо решив выбросить из головы эти мысли.

     - Ну, я тоже извиняюсь, - произнес он, меняя предмет разговора. – Наверное, ты права, я веду себя так, будто предпочитаю, чтобы ты готовила и убиралась, а не наводила беспорядок своими химическими опытами.

     - Но ты, действительно, это предпочитаешь, - сказала она беззлобно.

     - Я возражаю не сколько против того, что ты не готовишь, а против взрывов и поджога вещей.

     - О, тогда тебе понравится мой следующий проект, - сказала она, тыкаясь носом в его плечо. – В основном, он будет связан с водой.

     - Хм … хорошо, - ответил он, хотя в голосе его звучала нотка сомнения. - В основном?

     - Ну, будет немного грязно.

     - Ничего что может гореть?

     - Только дерево. Немного. Ничего особенного.

     Она медленно провела пальцами по его груди. Он поймал ее руку и поцеловал кончики пальчиков; они были гладкими, но твердыми, покрытыми постоянными мозолями от веретена. Ей приходилось много прясть, чтобы одевать семью.

     - «Кто найдет добродетельную жену? – начал он цитировать. – Цена ее выше жемчугов. Она добывает шерсть и лен, и с охотою работает своими руками. Она делает себе ковры; виссон и пурпур — одежда ее.»^[44]

     - Хотелось бы найти красящее растение, которое дает настоящий пурпурный цвет, - произнесла она мечтательно. – Мне не хватает ярких цветов. Помнишь мое платье на нашей вечеринке «человек-на-луне»? Черное, с сияющими розовыми и зелеными полосами?

     - Да, незабываемое, - в глубине души он считал, что приглушенные тона домотканой одежды подходили ей лучше; в ржаво-коричневых юбках, в серых и зеленых жакетах она выглядела, как какой-то милый экзотический лишайник.

     Охваченный внезапным желанием видеть ее, он протянул руку и стал шарить на столе возле кровати. Маленькая коробочка была там, куда она ее швырнула, когда они вернулись. Брианна сконструировала ее так, чтобы можно было пользоваться в темноте; сдвиг крышки вытолкнул одну из навощенных палочек, а шершавая металлическая полоска сбоку холодила его пальцы.

     Чирканье! Сердце его дрогнуло от знакомого звука, и крошечное пламя появилось в облаке магии, пахнущей серой.

     - Не трать их зря, - сказала она, но улыбнулась, несмотря на свой протест, так же довольная эффектом, как и в первый раз, когда показывала ему.

     Ее чистые, только что вымытые волосы были распущены, мерцая на белых плечах, а мягкие пряди, лежащие на его груди, переливались при свете корицей, янтарем и золотом.

     - «Не боится стужи для семьи своей, потому что вся семья ее одета в одежды из пурпура»^[45], - тихо произнес он, обнимая ее свободной рукой и закручивая пальцами локон возле ее щеки движением, которым она пряла шерсть.

     Она полу-прикрыла веки, словно кот, которого гладят, но на мягких губах широкого рта оставалась улыбка – на этих губах, которые ранят, а потом излечивают. Свет сиял на ее коже, золотя маленькую коричневую родинку ниже правого уха. Он мог смотреть на нее вечность, но спичка догорала. Когда пламя почти достигло кончика его пальца, она дунула и погасила его, и в дымной темноте прошептала ему на ухо:

     - «Она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей.»^[46] И только так.

     Глава 22. КОЛДОВСТВО

     Том Кристи не явился, а отправил за мазью свою дочь Мальву. Темноволосая девушка, тоненькая и спокойная, казалась умненькой. Она толково отвечала на мои расспросы насчет вида раны - все нормально, ладонь немного воспалена, но нет гноя, никаких красных полос, распространяющих вверх по руке – и внимательно слушала мои инструкции, как использовать мазь и перевязывать рану.

     - Ну, что ж, хорошо, - сказала я, подавая ей горшочек. – Если у него начнется горячка, приходи за мной. Если нет, то заставь его прийти через неделю, нужно будет снять швы.

     - Да, мэм, - но она не ушла, а задержалась, рассматривая горки сушеной травы на марле и выставленный хирургический инвентарь.

     - Ты что-то хотела еще, дорогая? У тебя какие-то вопросы?

     Кажется, девушка поняла мои инструкции достаточно хорошо, но, может быть, у нее были какие-то личные вопросы. У нее ведь нет матери …

     - Ну, - протянула она и кивнула на стол. – Мне просто интересно … что вы пишите в той черной тетрадке, мэм?

     - Здесь? О, это мои хирургические заметки и рецепты … э … предписания для лекарств. Вот смотри, – я развернула тетрадь к ней и открыла на странице, где зарисовала повреждения зубов мисс Мышки.

     Серые глаза Мальвы загорелись любопытством, и она наклонилась к рисунку, держа руки за спиной, словно боялась случайно дотронуться до тетради.

     - Все в порядке, - сказала я, позабавленная ее предосторожностью. – Ты можешь посмотреть ее, если хочешь, - я подтолкнула к ней тетрадь. Она испуганно отступила назад и взглянула на меня, с сомнением нахмурив брови, но когда я улыбнулась ей, она тихонько вздохнула и протянула руку перевернуть страницу.

     - О, глядите! – страница, которую она открыла, была не моей, а Даниэля Роулингса; на ней было изображено извлечение мертвого младенца из матки с помощью инструментов, используемых для расширения родовых путей и выскабливания. Я взглянула на рисунок и быстро отвела глаза. Роулингс был плохим художником, но обладал безжалостным умением передавать реальность.

     Мальва же не казалась шокированной изображением, ее глаза расширились от интереса.

     Я тоже заинтересовалась, незаметно наблюдая, как она случайным образом переворачивала страницы. Конечно, больше внимания она уделяла рисункам, но иногда останавливалась, чтобы прочитать рецепт.

     - Зачем вы записываете то, что делаете? – спросила она, подняв брови. – Рецепты, я понимаю, чтобы не забыть, но … зачем рисовать картинки и писать, как вы отрезали обмороженный палец? Вы сделаете это по-другому в следующий раз?

     - Ну, иногда может быть, - ответила я, откладывая стебель розмарина, с которого обдирала игольчатые листья. – Человеческие тела различны, и даже если вы делаете одну и ту же процедуру дюжину раз, она будет различаться столько же раз, иногда не сильно, иногда значительно.

     - Но я делаю записи по нескольким причинам, - добавила я, поднялась со стула, обошла стол и встала рядом с ней. Я перевернула несколько страниц, остановившись на той, где записала жалобы старой миссис Макбет, столь многочисленные, что мне пришлось расположить их по алфавиту, начиная от артрита всех членов, к боли в ухе, диспепсии и так далее на двух страницах, заканчивая обмороками и опущением матки.

     - Частично, чтобы я знала, как лечила этого человека, и что с ним произошло. Если понадобится продолжать лечение, я могу всегда посмотреть, каково было его состояние прежде. Чтобы сравнить, понятно?

     Она с горячностью кивнула головой.

     - Понятно, чтобы вы знали, улучшилось или ухудшилось его состояние. И еще зачем?

     - Ну, главная причина в том … - медленно проговорила я, подыскивая верные слова, - чтобы другой врач, который будет читать эти записи потом, мог узнать, что я делала и как. Они покажут ему способы, как сделать то, что он не делал сам, или помогут ему сделать лучше.

     Она сложила губки бантиком.

     - О! Значит, кто-нибудь сможет научиться, - она аккуратно коснулась пальцем страницы, - читая это, как делать то, что умеете вы. Даже не будучи учеником врача?

     - Ну, все-таки лучше, чтобы его кто-то обучал, - ответила я, удивленная ее энтузиазмом. – И потом есть вещи, которые нельзя узнать из книги. Но если учиться не у кого … - я взглянула в окно на дикие горы, покрытые зеленью, - это лучше, чем ничего, - закончила я.

     - Как вы выучились этому? – спросила она с любопытством. – Из этой книги? Я вижу здесь другой почерк. Кто это?

     Я должна была предвидеть этот вопрос, но недооценила сообразительность Мальвы Кристи.

     - Ээ … я училась по многим книгам, - произнесла я, - и у других врачей тоже.

     - Другие врачи, - повторила она, с восхищением глядя на меня. – Значит, вы называете себе врачом? Я не знала, что женщины могут быть врачами.

     У женщин были существенные причины не называться врачами и хирургами в эти времена, да их и не воспринимали в таком качестве.

     Я кашлянула.

     - Ну, это просто название. Большинство людей называют меня лекаркой или знахаркой. Orban-lichtne, - добавила я. – Но в действительности это одно и то же. Имеет значение лишь то, что я могу помочь им.

     - Бан … - она попыталась выговорить незнакомое слово. – Я не слышала его раньше.

     - Это по-гэльски. Язык горцев. Оно означает «женский целитель» или что-то подобное.

     - По-гэльски, - выражение легкой усмешки промелькнуло на ее лице. Полагаю, она переняла отношение своего отца к древнему языку горцев. По-видимому, что-то увидев в моем лице, она мгновенно убрала пренебрежительное выражение и склонилась над тетрадью.

     - Кто же написал эти кусочки?

     - Человек по имени Даниэль Роулингс, - я разгладила лист с привычным чувством симпатии к моему предшественнику. – Он был врачом из Вирджинии.

     - Он? – она подняла на меня удивленный взгляд. – Тот, кто похоронен на кладбище в горах?

     - Ээ … да, это он, - история о том, как он там очутился, не предназначалась для ушей мисс Кристи. Я поглядела в окно, оценивая степень темноты. – Тебе не нужно готовить ужин своему отцу?

     - О! – она резко выпрямилась и с выражением легкой паники тоже поглядела в окно. - Да, нужно.

     Она бросила жадный взгляд на тетрадь, потом огладила юбку, поправила свой чепец, готовясь уйти.

     - Спасибо, миссис Фрейзер, что показали эту книжку.

     - Была счастлива, - уверила я ее. – Можешь приходить и смотреть. В действительности ... – я заколебалась, но поддавшись ее искреннему интересу, внезапно предложила. – Завтра я собираюсь удалять нарост из уха бабули Макбет. Не хочешь ли пойти со мной и посмотреть. Лишняя пара рук будет мне в помощь, - добавила я, увидев, что интерес в ее глазах борется с сомнением.

     - О, да, миссис Фрейзер. Ужасно хочу!- воскликнула она. – Только мой отец … - она выглядела немного встревоженной, произнося последние слова, но потом решилась. – Да … я приду. Уверена, я смогу его уговорить.

     - Может быть, мне отправить записку? Или прийти и поговорить с ним? – мне внезапно захотелось, чтобы она пошла со мной.

     Она покачала головой.

     - Нет, мэм. Все будет в порядке, я уверена, - она широко улыбнулась мне, сверкнув серыми глазами. – Я скажу ему, что поглядела в вашу черную книгу, и там нет никаких заклятий, только рецепты для чая и слабительного. Хотя, наверное, мне не стоит говорить о рисунках, - добавила она.

     - Заклятия? – спросила я, не веря. - Он так думает?

     - Да, - подтвердила она. – Он предупредил меня не трогать ее из-за колдовства.

     - Колдовства, - ошеломленно пробормотала я. Томас Кристи был школьным учителем, в конце концов. А может он был прав, подумала я, заметив, что Мальва, которую я проводила до двери, постоянно оглядывалась на книгу с зачарованным выражением на лице.

     Глава 23. АНЕСТЕЗИЯ

     Я прикрыла глаза и, держа ладонь примерно в футе от своего лица, слегка помахала ею, как делал один парфюмер в Париже, пробуя аромат.

     Запах ударил мне в лицо, как океанская волна в прямом и переносном смысле, ибо колени мои подогнулись, в глазах замелькали черные полосы, и я уже не различала ни верха, ни низа.

     Немного погодя я очнулась на полу хирургического кабинета, и миссис Баг с ужасом смотрела на меня.

     - Миссис Клэр! С вами все в порядке, mo gaolach^[47]? Я видела, вы упали …

     - Да, - прокаркала я, осторожно потрясла головой и приподнялась на одном локте. – Заткните … заткните пробкой, - я махнула на большую открытую бутыль на столе и лежащую рядом с ней пробку. – Только не суйте нос близко к ней!

     Отвернув лицо и сморщившись, она вытянула руку, взяла пробку и заткнула бутыль.

     - Фу, что это такое? – женщина отступила назад, состроив гримасу, и громко высморкалась в передник. – Никогда не нюхала ничего подобного, а я, святая Бригитта знает, нюхала много отвратительного в этой комнате!

     - Это, моя дорогая миссис Баг, эфир, - головокружение исчезло, сменившись эйфорией.

     - Эфир? – она зачаровано уставилась на дистилляционный аппарат на стойке. В большой стеклянной колбе над низким пламенем тихо кипел спирт, а купоросное масло – позже известное как серная кислота – медленно скатывалось по наклонной трубке, распространяя ужасный запах, перекрывающий обычные запахи кореньев и трав. – Подумать только! А для чего он?

     - Он усыпляет людей, и они не чувствуют боли, когда их режут, - объяснила я, пребывая в восторге от успеха своего эксперимента. – И я точно знаю, на ком я его испробую в первую очередь.

     - Том Кристи? – повторил Джейми недоверчиво. – Ты сказала ему?

     - Я сказала Мальве. Она пообещала поработать с ним и уговорить.

     Джейми коротко фыркнул.

     - Ты можешь кипятить Тома Кристи в молоке две недели подряд, и он останется таким же твердым, как жернов. И если ты думаешь, что он станет слушать, как девочка будет лепетать о волшебной жидкости, которая усыпит его …

     - Нет, она не должна говорить ему об эфире; это сделаю я, - заверила я его. – Она просто будет надоедать ему, уверяя, что руку нужно вылечить.

     - Мм, - Джейми выглядел сомневающимся насчет благополучия Тома Кристи. – Этот эфир, который ты сделала, он не убьет его?

     Я сама испытывала некоторые опасения в этом отношении. Мне приходилось часто проводить операции с использованием эфира, и в целом он являлся достаточно безопасным анестетиком. Но эфир, произведенный в домашних условиях, с дозировкой на глаз … а люди умирали от проблем с анестезией даже в благоприятных условиях с обученными анестезиологами и кучей оборудования для реанимации. Я вспомнила Розамунду Линдсей, чья случайная смерть иногда тревожила меня в моих снах. Но иметь надежный анестетик, возможность проводить операции без боли …

     - Может, - согласилась я. – Хотя я так не думаю, но всегда существует риск. И он того стоит.

     Джейми немного скептически поглядел на меня.

     - Вот как? Том думает также?

     - Ну, мы скоро узнаем. Я очень аккуратно все ему объясню, и если он не согласится … значит, не согласится.

     Уголки губ Джейми приподнялись, и он, сдаваясь, кивнул головой.

     - Ты похожа на маленького Джема с новой игрушкой. Будь осторожна, не наломай дров.

     Я собралась возмущенно ответить на его последнее замечание, но мы подошли к хижине Багов, где на крыльце сидел сам Арч Баг, мирно попыхивающий глиняной трубкой. Увидев нас, он вынул трубку изо рта и собрался подняться, но Джейми махнул ему не вставать.

     - Ciamar a tha thu, a charaid?^[48]

     Арч ответил своим обычным «Ммф», выражающим сейчас приветствие и дружелюбие. Приподнятые в моем направлении белые брови и поворот чубука в сторону дороги означали, что миссис Баг находилась в нашем доме на тот случай, если я ее искала.

     - Нет, я просто иду в лес, чтобы кое-что пособирать, - сказала я, приподнимая в подтверждение пустую корзинку. – Хотя миссис Баг забыла дома свое рукоделие, могу я забрать его?

     Он кивнул и улыбнулся уже с трубкой во рту. Приподняв свои тощие ягодицы, он вежливо позволил мне пройти в хижину. За своей спиной я услышала «Ммф?» с нотками приглашения и почувствовала, что доски крыльца прогнулись, когда Джейми уселся рядом с мистером Багом.

     Внутри не было окон, и мне пришлось некоторое время постоять, чтобы глаза привыкли к темноте. Но хижина была очень маленькая, и уже через минуту я могла различить ее содержимое: каркас небольшой кровати, сундук с одеждой и стол с двумя стульями. Мешочек с рукоделием висел на стене, и я подошла взять его.

     Из-за спины доносились мужские голоса, и что необычно, мистер Баг говорил. Он, разумеется, мог говорить и говорил, но из-за многословной миссис Баг его обычный вклад в разговор заключался в улыбке или редких «ммф» одобрения или несогласия.

     - Этот Кристи, - говорил сейчас мистер Баг задумчивым тоном. – Не думаешь ли ты, что он странный, Шеймас^[49]?

     - Ну, он ведь житель низин, - ответил Джейми со слышимым пожатием плеч.

     Веселое «ммф» от мистера Бага, указывающее, что такое объяснение является вполне достаточным, и громкое посасывание трубки, чтобы разжечь ее.

     Я раскрыла мешочек, чтобы убедится, что вязание находится в нем, но его там не было, и мне пришлось тыкаться по всей хижине, напрягая зрение. О, вот оно; темная кучка чего-то мягкого в углу. Вероятно, упало со стола, и его случайно туда запнули.

     - Не кажется ли тебе Кристи более странным, чем обычно? – услышала я вопрос Джейми, заданный небрежным тоном.

     Я выглянула наружу и увидела, как мистер Баг кивнул головой, хотя ничего не сказал, так как был занят борьбой со своей трубкой. Однако он поднял правую руку и помахал ею, показав два обрубка отсутствующих пальцев.

     - Да, - наконец сказал он, выпустив вместе со словом победный клуб белого дыма. – Он хотел узнать, было ли сильно больно, когда я их потерял.

     Лицо мужчины сморщилось, как смятый бумажный пакет – знак безудержного веселья для Арчи Бага.

     - Вот как? И что ты ему сказал, Арч? – спросил Джейми с легкой улыбкой.

     Арч затянулся трубкой, которая сейчас исправно работала, потом вытянул губы и выдул маленькое совершенно круглое колечко дыма.

     - Ну-у-у, я сказал, было не больно, тогда, - он помолчал, посверкивая глазами. – Конечно, может быть потому, что я лежал без сознания, как холодная макрель. Когда я пришел в себя, жгло ужасно, - он поднял ладонь, равнодушно оглядел ее, потом повернулся ко мне. – Вы же не собираетесь использовать топор на бедном Томе, мэм? Он говорит, что на следующей неделе вы намерены лечить его руку.

     - Вероятно, нет. Могу я посмотреть? – я вышла на крыльцо и наклонилась к нему; он с готовностью позволил мне взять его ладонь, переложив трубку в левую руку.

     Указательный и средний пальцы были отрезаны по суставам. Это была старая травма, такая старая, что потеряла свой шокирующий вид, характерный для свежих увечий, когда человеческий мозг все еще видит то, что должно быть, и пытается сопоставить ожидания и реальность. Человеческое тело необычайно пластично и может хорошо компенсировать отсутствующие части. В случае искалеченной руки оставшиеся пальцы подвергаются небольшой, но полезной деформации, чтобы увеличить их функциональность.

     Я с восхищением провела по ладони. Запястные кости отрезанных пальцев были целыми, но ткань вокруг них была сморщена и перекручена, немного стягивая эту часть руки, чтобы оставшиеся пальцы могли легче касаться друг друга. Я наблюдала, как старый Арч управлялся этой рукой с совершенной грацией, держа чашку с чаем или черенок лопаты.

     Шрамы вокруг обрубков сгладились и побелели, образовав гладкую мозолистую поверхность. Суставы оставшихся пальцев были утолщены от артрита, а вся ладонь в целом была так деформирована, что мало чем напоминала человеческую, хотя не производила отталкивающего впечатления. Я ощущала ее силу и теплоту, и что удивительно, было в ней нечто притягательное, как в куске старой коряги.

     - Вы сказали, что это было сделано топором? – спросила я, удивляясь, как он мог получить такую травму, будучи правшой. Соскользнувший топор мог поранить руку или ногу, но отрубить два пальца на одной руке … Внезапно я поняла, и моя хватка на его руке непроизвольно усилилась. О, нет.

     - Да, - ответил он, выдув облачко дыма. Я подняла голову и поглядела прямо в его голубые глаза.

     - Кто это сделал?

     - Фрейзеры, - ответил он и, мягко отняв руку, повертел ею, потом взглянул на Джейми. – Не Фрейзеры из Ловата, - уточнил он. – Бобби Фрейзер из Гленхельма и его племянник по имени Лесли.

     - О, это хорошо, - произнес в ответ Джейми, приподняв брови. – Мне не хотелось бы узнать, что это сделали мои родственники.

     Арч хихикнул практически беззвучно. Его глаза блеснули среди складок сморщенной кожи, но было что-то в его смешке, что внезапно заставило меня захотеть сделать шаг назад.

     - Нет, конечно, вам не понравилось бы, - согласился он. – И мне тоже. Но это произошло в год вашего рождения, Шеймус, или немного раньше. Да и в Гленхельме Фрейзеров сейчас нет.

     Сама рука меня нисколько не волновала, но мысль о том, как она стала такой, заставила меня слегка ослабеть. Я уселась на крыльцо рядом с Джейми, не дожидаясь приглашения.

     - Почему? – выпалила я. – Как?

     Он затянулся и выдул еще одно кольцо. Оно коснулся первого кольца, и они оба исчезли в облачке ароматного дыма. Он немного нахмурился, глядя на свою руку, лежащую на колене.

     - Ну, это был мой выбор. Видите ли, мы были стрелками из лука, - начал он объяснять, – все люди моего септа. Нас учили этому с самого детства. Лук у меня появился в три года, а когда мне исполнилось шесть лет, я мог попасть в сердце гуся с сорока футов.

     Он говорил с простой гордостью, прищурившись на стайку голубей, которые копались под деревьями, словно оценивал, как легко мог подстрелить одного из них.

     - Я слышал, как мой отец рассказывал о стрелках из лука, - заметил Джейми, – в Гленшилзе. Он говорил, что многие из них были Гранты и немного Кэмпбеллов, - он наклонился вперед с осторожным интересом.

     - Да, это были мы, - Арч усиленно пыхтел трубкой, и вокруг его головы образовался дымный ореол. – Мы укрылись ночью среди папоротника в скалах над рекой. Вы могли стоять в футе от нас и ничего не заметить, такой он был густой.

     - Немного неудобно, - добавил он доверительно Джейми. – Нельзя было подняться, чтобы отлить, а мы ужинали с пивом до того, как пробраться на ту сторону горы. Писали на корточках, как женщины. Изо всех сил старались сохранить сухой тетиву, спрятанную на груди под рубашкой, и это при постоянном дожде, который лился с листьев нам за шиворот.

     - Но наступил рассвет, - продолжил он оживлено, - мы поднялись и пустили стрелы в полет. Скажу, это было красивое зрелище, наши стрелы летели вниз с холма на бедных дурней, расположившихся лагерем у реки. Кстати, и твой отец дрался там, Шеймус, - добавил он, указывая черенком трубки на Джейми. – Он был одним из тех у реки, - беззвучный смешок сотряс его тело.

     - Не тогда ли возникла нелюбовь, - сухо спросил Джейми, - между вами и Фрейзерами?

     Старый Арч, совершенно необеспокоенный тоном вопроса, отрицательно покачал головой.

     - Нет, - ответил он и обратил свое внимание на меня, немного утратив веселость. – Когда Фрейзеры ловили Гранта на свой земле, они давали ему выбор. Он мог лишиться правого глаза или двух пальцев правой руки. В любом случае он уже не мог пользоваться луком.

     Он потер искалеченной рукой по своему бедру, потом вытянул ее, как будто его фантомные пальцы истосковались по пению тетивы. Потряс головой, словно отгоняя видение, и сжал пальцы в кулак. Затем повернулся ко мне.

     - Вы же не собираетесь отрезать пальцы Кристи, миссис Фрейзер?

     - Нет, - удивленно ответила я, - конечно же, нет. Надеюсь, он не думает …

     Арч пожал плечами, подняв свои белые кустистые брови почти до линии роста волос.

     - Не уверен, но, кажется, что он очень боится этого.

     - Хм, - произнесла я. – Мне нужно поговорить с Томом Кристи.

     Джейми встал, собираясь уходить, я автоматически поднялась следом, поправляя юбки и стараясь выбросить из головы образ молодого человека, лежащего на земле, и топор падающий вниз.

     - Нет Фрейзеров в Гленхельме, ты сказал? – спросил Джейми задумчиво глядя на мистера Бага сверху. – Лесли, племянник …он был наследником Бобби Фрейзера, не так ли?

     - Да, - трубка мистера Бага потухла, он перевернул ее и выколотил остатки табака о край ступеньки.

     - Оба убиты одновременно, не так ли? Помню, отец как-то говорил об этом. Сказал, что оба были найдены в ручье с проломленными головами, - сказал Джейми.

     Арч Баг взглянул на него, прикрыв веки от солнца, словно ящерица.

     - Ты же понимаешь, Шеймус, - произнес он, - лук, как хорошая жена. Знает своего хозяина и отвечает на его прикосновения. А топор … - он покачал головой. – Топор – шлюха. Любой мужчина может воспользоваться им, он работает в любых руках.

     Он подул в трубку, очищая ее от пепла, протер чашу носовым платком и аккуратно убрал прибор в карман. Потом усмехнулся нам, показав острые остатки зубов, желтые от табака.

     - Иди с миром, Шеймус сын Бриана.

     Позже на неделе я отправилась к хижине Тома Кристи, чтобы снять швы и рассказать ему об эфире. Его сын, Алан, находился во дворе, остря нож на точильном станке. Он улыбнулся мне и кивнул головой, но промолчал из-за хриплого воя станка.

     Как я предположила позже, именно этот звук возродил все опасения Тома Кристи.

     - Я решил оставить руку, как она есть, - заявил он натянуто, когда я перерезала последний стежок и вытянула нить.

     Я положила пинцет на стол и уставилась на него

     - Почему?

     Темно-розовая окраска появилась на его лице, он встал, задрав подбородок и глядя поверх моего плеча, чтобы не встретиться глазами.

     - Я молился и пришел к выводу, если эта немощь ниспослана богом, неправильно исправлять ее.

     Я с большим трудом подавила желание воскликнуть: «Какая чепуха!»

     - Садитесь, - произнесла я, глубоко вздохнув, - и скажите, почему вы решили, что бог хочет, чтобы вы ходили с искалеченной рукой?

     Он с возмущенным удивлением взглянул на меня.

     - Кто я такой, чтобы выяснять намерения Господа нашего!

     - О, даже так? – произнесла я ровным голосом. – А я вот думаю, что же вы делали в прошлое воскресенье. Разве не вас я слышала, когда вы спрашивали Бога, о чем он думал, что позволил всем этим католикам цвести, как лавровое дерево?

     Краска на лице стала существенно ярче.

     - Уверяю, вы не так поняли меня, миссис Фрейзер, - он еще сильнее выпрямился, едва не наклоняясь назад. – Дело в том, что я не нуждаюсь в вашей помощи.

     - Потому что я католик? – спросила я, откидываясь на спинку стула и складывая руки на коленах. – Вероятно, вы опасаетесь, что я воспользуюсь вашим состоянием и окрещу вас в католическую веру?

     - Я был крещен должным образом, - рявкнул он. – И я буду благодарен, если вы придержите свои папистские взгляды при себе.

     - У меня соглашение с папой, - сказала я, также свирепо уставившись на него. – Я не издаю буллы по вопросам веры, а он не занимается хирургией. Что касается вашей руки …

     - Воля Господа … - упрямо начал он.

     - Значит, по воле Господа ваша корова в прошлом месяце свалилась в ущелье и сломала ногу? – прервала я его. – Если это так, то вы должны были оставить корову умирать там, а не звать моего мужа вытаскивать ее, а потом позволить мне лечить ее ногу. Кстати, как она?

     Фактически я могла видеть эту корову сейчас в окно; она мирно жевала травку в конце двора, и, очевидно, ее не беспокоили ни теленок, который тянулся к вымени, ни повязка, которую я сделала, чтобы зафиксировать сломанную берцовую кость.

     - С ней все хорошо, спасибо, - голос его звучал глухо, хотя воротник рубашки оставлял его шею свободной. – Это …

     - Ну, тогда, - перебила я его, - неужели вы думаете, что Господь считает вас менее достойным медицинской помощи, чем корову? Мне кажется, что это не так, учитывая, что он беспокоится о каждой птичке.

     Краснота на его лице расползлась до ушей; здоровой рукой он вцепился в больную, словно хотел спасти ее от меня.

     - Вижу, что вы слышали кое-что из Библии, - начал он напыщенно.

     - На самом деле, я читала ее, - сказала я. – Я читаю очень хорошо, знаете ли.

     Он проигнорировал мое замечание, и в его глазах зажегся триумфальный огонек.

     - Действительно. Тогда я уверен, что вы читали послание святого Павла Тимофею, в котором он говорит: «Жена да учится в безмолвии …»^[50]

     Мне уже приходилось сталкиваться с высказываниями святого Павла, и я имела о нем свое мнение.

     - Полагаю, святому Павлу попалась женщина, которая смогла его переспорить, - сказала я. – Легче заставить молчать всех женщин, чем честно выиграть спор. Я думала о вас лучше, мистер Кристи.

     - Это богохульство! – шокировано выдохнул он.

     - Нет, - возразила я, - если вы не утверждаете, что святой Павел есть Господь бог, а если утверждаете, то я думаю, что это как раз и является богохульством. Но давайте, не будем играть словами, – добавила я, увидев его выпученные глаза. – Позвольте мне … - я встала со стула и подошла к нему на расстояние прикосновения. Он отшатнулся так резко, что налетел на стол, пошатнув его, в результате чего рабочая корзинка Мальвы, кувшин молока и оловянное блюдо с грохотом свалились на пол.

     Я быстро наклонилась и подхватила корзинку, чтобы она не намокла от пролитого молока. Мистер Кристи также быстро схватил тряпку возле очага и наклонился подтереть лужу. Мы едва не ударились головами, но все равно столкнулись, и я потеряла равновесие, упав на него. Он инстинктивно подхватил меня, уронив тряпку, потом отпустил и отпрянул, оставив меня стоять на коленях.

     Он тоже стоял на коленях и тяжело дышал, но теперь на безопасном для него расстоянии.

     - Правда в том, - жестко сказала я, указывая на него пальцем, - вы боитесь.

     - Нет, я не боюсь!

     - Да, вы боитесь, - я встала с колен, поставила корзинку на стол и ногой повозила тряпку по луже. – Вы боитесь, что я причиню вам боль, но я этого не сделаю, - заверила я его. – У меня есть лекарство, которое называется эфиром. Оно усыпит вас, и вы ничего не почувствуете.

     Он моргнул.

     - А может быть, вы боитесь, что потеряете пальцы совсем и не сможете работать рукой как раньше.

     Он все еще стоял на коленях, уставившись на меня.

     - Я не могу абсолютно гарантировать, что этого не случится, - продолжила я. – Хотя не думаю, что так произойдет. Но человек предполагает, а бог располагает, не так ли?

     Он медленно кивнул, но ничего не сказал. Я сделала глубокий вдох, собирая аргументы.

     - Думаю, что смогу вылечить вашу руку, - сказала я, - хотя не могу дать гарантию. Иногда что-нибудь случается. Инфекция, несчастный случай и что-нибудь неожиданное. Но …

     Я протянула руку в сторону его искалеченной ладони, и он, двигаясь, словно загипнотизированная змеей птица, протянул руку, позволив мне взять ее. Я обхватила его запястье и потянула вверх, он легко поднялся и остался стоять рядом со мной, не отнимая руки.

     Я взяла ее обеими руками и стала разгибать скрюченные пальцы, легонько потирая большим пальцем утолщенный ладонный апоневроз, который стягивал сухожилия. Я четко представляла в уме, как решить проблему, где провести скальпелем, и видела, как он рассекает мозолистую кожу. Зигзагообразный надрез, который распрямит его пальцы и сделает руку снова функциональной.

     - Я делала это прежде, - мягко произнесла я, нажимая сильнее, чтобы почувствовать кости под кожей. – Я могу сделать это снова с божьей помощью. Если вы позволите?

     Он был лишь на несколько дюймов выше меня, и я держала его взгляд так же, как и его руку. Его серые глаза были ясными и всматривались в мое лицо с выражением, средним между страхом и сомнением, но было в них еще что-то. Внезапно я осознала, что его теплое дыхание, медленное и равномерное, касается моей щеки.

     - Хорошо, - наконец, хрипло произнес он. Он отнял свою руку, но не резко, а медленно, даже как бы неохотно, и стоял теперь, держа ее здоровой рукой. – Когда?

     - Завтра, - ответила я, - если погода будет хорошей. Мне нужен яркий свет, - пояснила я, заметив удивление в его глазах. – Приходите утром, но не завтракайте.

     Я взяла свои инструменты, неловко поклонилась ему и вышла, ощущая себя несколько странно.

     Алан Кристи приветливо махнул мне и продолжил точить ножи.

     - Думаешь, он придет? – завтрак был съеден, а Том Кристи так и не появился. После беспокойной ночи, когда мне снились, то маски с эфиром, то различные хирургические несчастья, я не была уверена, хочу ли я, чтобы он пришел.

     - Да, он придет, - Джейми читал газету Северной Каролины четырехмесячной давности и жевал последний тост миссис Баг. – Смотри, они напечатали письмо губернатора лорду Дартмуту, в которой он пишет, что все мы мятежники, воры и ублюдки, и просит генерала Гейджа отправить пушки, чтобы заставить нас утихомириться. Интересно, МакДональду известно об этой публикации?

     - Да, неужели? – отрешенно произнесла я, встала и взяла маску, на которую смотрела весь завтрак. – Ну, если он придет, думаю, мне лучше быть готовой.

     У меня была маска для эфира, которую изготовила Бри, эфир в бутылочке в хирургическом кабинете вместе с набором инструментов, которые мне понадобятся для операции. Я неуверенно взяла флакон, вытянула пробку и помахала рукой над его горлышком, направляя летучие пары на себя. Результат получился удовлетворительным: на мгновение мое сознание помутилось. Когда в голове прояснилось, я заткнула флакон и поставила на стол, ощущая больше уверенности.

     Как раз вовремя. Я услышала голоса позади дома и шаги в прихожей.

     Я с надеждой обернулась и обнаружила в дверях мистера Кристи, который, прижав в защитном жесте руку к груди, исподлобья глядел на меня.

     - Я раздумал, - Кристи нахмурил брови, чтобы подчеркнуть свою решимость. – Я подумал, помолился и решил не позволять использовать ваше нечестивое зелье на мне.

     - Вы глупый человек, - произнесла я, совершенно выведенная из себя. Я поднялась и уставилась на него в ответ. – Что с вами такое?

     Он выглядел потрясенным, словно из травы с ним заговорила змея.

     - Со мной все в порядке, - сердито сказал он и задрал подбородок, так что его короткая борода указала на меня.

     - А я считала, что горцы упрямые, как камни!

     Он выглядел оскорбленным таким сравнением, но прежде чем смог продолжить спор, Джейми, которого привлекли наши громкие голоса, сунул голову в двери.

     - Какие-то проблемы? – вежливо спросил он.

     - Да, он отказывается …

     - Да, она настаивает …

     Слова вылетели одновременно, и мы замолчали, уставившись друг на друга. Джейми перевел взгляд от меня на мистера Кристи, потом на приспособления на столе, поднял глаза к потолку, словно ища там ответ, потом задумчиво потер пальцем под носом.

     - Ага, - произнес он. – Том, ты хочешь вылечить руку?

     Кристи продолжал с упрямым видом прижимать калечную руку к груди. Однако через некоторое время он медленно кивнул.

     - Да, - сказал он и очень подозрительно посмотрел на меня, - но без всяких папистских штучек!

     - Папистских? – произнесли мы с Джейми одновременно. Джейми немного удивленно, я очень сердито.

     - Да, и не думай, что сможешь уговорить меня, Фрейзер!

     Джейми кинул на меня «я тебе говорил, сассенах» взгляд, но предпринял попытку.

     - Ну, ты всегда был упрямым ублюдком, - начал он мягко. – Ты можешь, конечно, гордиться этим … но я могу уверить тебя, исходя из собственного опыта, что это нисколько не больно.

     Мне показалось, что Кристи слегка побледнел.

     - Том, посмотри, - Джейми кивнул на поднос с инструментами: два скальпеля, зонд, ножницы, пинцеты, две иголки с нитками из сухожилий, плавающие в склянке со спиртом. Инструменты тускло поблескивали в утреннем свете. – Она собирается резать твою руку, да?

     - Я знаю, - рявкнул Кристи, но отвел взгляд от опасного набора острых лезвий.

     - Да, конечно. Но ты не имеешь ни малейшего понятия, на что это похоже. Я имею. Видишь? – он поднял правую руку и помахал ее перед Кристи. Полностью освещенные утренним солнцем, белые шрамы, пересекающие его пальцы, сильно выделялись на фоне бронзовой кожи.

     - Это чертовски больно, - уверил он Кристи. – Ты же не хочешь испытывать ничего подобного, и у тебя есть выбор … вот здесь.

     Кристи едва взглянул на руку. Конечно, подумала я, ему хорошо знаком этот вид, ведь он жил рядом с Джейми три года.

     - Я сделал свой выбор, - произнес Кристи с достоинством. Он уселся на стул и положил ладонь на салфетку тыльной стороной вверх. Все краски покинули его лицо, а вторая рука сжалась так сильно, что тряслась от напряжения.

     Джейми некоторое время глядел на него из-под нахмуренных бровей, потом вздохнул.

     - Ладно. Подождите немного.

     Очевидно, спорить дальше было бесполезно, и я не стала даже пытаться. Достала бутылку медицинского виски, которую держала на полке, и налила его в чашку.

     - «… употребляй немного вина, ради желудка твоего»^[51], - сказала я и сунула чашку в его руку. – Наш общий знакомый святой Павел. Если можно пить ради своего желудка, уверена, вы можете сделать глоток ради вашей руки.

     Его твердо сжатый рот приоткрылся от удивления. Он перевел взгляд с чашки на меня, потом обратно, глотнул и кивнул головой, соглашаясь.

     Он еще не закончил пить, как явился Джейми с маленькой потрепанной книжкой, которую бесцеремонно сунул в руку Кристи.

     Кристи удивился, но взял ее, прищурившись на зеленую обложку. На ней было напечатано: «Библия. Версия короля Якова"^[52].

     - Полагаю, ты найдешь здесь, что нужно? – немного резковато произнес Джейми.

     Кристи кинул на него острый взгляд, потом кивнул, и очень слабая улыбка, как тень, мелькнула в его бороде.

     - Благодарю, сэр, - он достал очки из кармана сюртука, надел их и, аккуратно открыв книгу, стал листать, очевидно, надеясь найти в ней указание, как перенести операцию без анестезии.

     Я внимательно посмотрела на Джейми, он ответил легким пожатием плеч. Это была не просто библия. Эта библия когда-то принадлежала Александру МакГрегору.

     Она оказалась у Джейми, когда он, будучи совсем юным узником Джонатана Рэнделла, был заточен в форте Уильямс. Его уже подвергли порке один раз, и перед второй экзекуцией избитого и испытывающего сильнейшую боль заперли в одиночную камеру наедине со своими мыслями и этой библией, которую для утешения дал ему гарнизонный хирург.

     Алекс МакГрегор был еще одним юным шотландским узником, который покончил жизнь самоубийством, чтобы избежать нежелательного внимания капитана Рэндалла. Его имя было написано аккуратным почерком на обложке внутри книги. Маленькой книге были знакомы страх и страдания, и я надеялась: она обладала собственной обезболивающей силой.

     Кристи обнаружил нечто, что его успокоило. Он прочистил горло, выпрямился в кресле и возложил свою длань на полотенце с таким решительным видом, что я подумала: не тот ли отрывок он выбрал, где Маккавеи^[53] с готовностью подставляют для ампутации руки и языки палачам языческого царя.

     Но заглянув через его плечо в книгу, увидела, что он остановился где-то среди псалмов.

     - В вашем распоряжении, миссис Фрейзер, - вежливо произнес он.

     Поскольку он будет в сознании, мне потребуется дополнительные приготовления. Мужская сила духа, вдохновенная библией – это очень хорошо, но очень мало людей смогут сидеть без движения, пока его руку режут, и я не думаю, что мистер Кристи – один из них.

     У меня имелось очень много льняных повязок. Я закатала рукав его рубашки и, используя несколько полос, примотала его руку к столу, еще одной полосой я привязала скрюченные пальцы, отогнув их от операционной области.

     Хотя Кристи казался несколько шокированным идеей пить виски и одновременно читать библию, но Джейми – и, возможно, вид скальпелей – убедили его, что обстоятельства позволяют. Он выпил уже две унции к тому времени, когда я надежно обездвижила его руку и обработала ладонь щедрой порцией сырого спирта, и выглядел значительно более расслабленным, чем при появлении в моем кабинете.

     Однако расслабленный вид мгновенно исчез, как только я сделала первый надрез. Его дыхание вырвалось с пронзительным звуком, и он выгнулся вверх на стуле, дернув стол так, что тот со скрипом проехал по полу. Я схватила его запястье, едва успев помешать ему сорвать повязки, а Джейми схватил его за плечи, заставив мужчину усесться на стул.

     - Тише, тише, - произнес Джейми, твердо удерживая его.

     Пот залил все лицо Кристи, а глаза за стеклами очков расширились. Он судорожно втянул воздух, кинул короткий взгляд на руку, которая сейчас кровоточила, потом отвел глаза, бледный, как простыня.

     - Если вас тянет вырвать, мистер Кристи, делайте это сюда, – сказала я, подталкивая пустое ведро к его ноге. Одна моя рука все еще фиксировала его запястье, а вторая крепко прижимала стерилизованную льняную тряпочку к разрезу.

     Джейми продолжал приговаривать, словно успокаивал запаниковавшую лошадь. Кристи застыл, но тяжело дышал, и все его конечности тряслись, включая и ту, с которой я должна была работать.

     - Мне прекратить? – спросила я Джейми, быстро проверив состояние Кристи. Пульс на его запястье стучал молотком в мою руку. Он не был в шоке, но чувствовал себя очень плохо.

     Джейми отрицательно покачал головой, не сводя глаз с лица мужчины.

     - Нет, жалко терять столько виски. И вряд ли ему понравится еще раз проходить через ожидание. Вот, Том, выпей еще глоток, тебе станет лучше, - он прижал чашку к губам Кристи, и тот без колебаний выпил.

     Джейми отпустил плечи Кристи и крепко сжал его предплечье одной рукой. Второй рукой он поднял оброненную библию и открыл ее.

     - «Десница Господня высока, - начал он, вглядываясь в книгу из-за плеча Кристи - десница Господня творит силу».^[54] Ну, это подходит, не так ли? – он взглянул на мужчину, который сидел тихо, прижав к животу свободную руку.

     - Продолжай, - хриплым голосом произнес тот.

     - «Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни, - продолжил Джейми негромким, но твердым голосом. - Строго наказал меня Господь, но смерти не предал меня».^[55]

     Казалось, стихи придали Кристи силу духа; его дыхание немного выровнялось.

     У меня не было времени разглядывать его, и хотя его рука, удерживаемая Джейми, была напряжена, как деревянная, он начал повторять за ним, замолкая через каждые несколько слов.

     - «Отворите мне врата правды … Славлю Тебя, что Ты услышал меня ...»^[56]

     Теперь апоневроз^[57] был доступен мне. Взмах скальпеля взрезал край утолщения, потом уверенное и резкое движение лезвия рассекло пластину фиброзной ткани … и скальпель ударился о кость. Кристи задохнулся.

     - «Бог - Господь, и осиял нас; вяжите вервями жертву, ведите к рогам жертвенника»^[58], - я могла слышать усмешливую нотку в голосе Джейми, когда он читал этот отрывок, и почувствовала движение его тела, когда он взглянул не меня.

     Выглядело так, будто я приносила жертву. Руки при ранении не кровоточат так сильно, как голова, но в ладони расположено множество мелких кровеносных сосудов, и хотя я быстро промокала вытекающую кровь, стол и пол вокруг меня были усеяны красными пятнами.

     Джейми листал библию, выбирая текст случайным образом, но теперь Кристи полностью сосредоточился на нем, повторяя слова следом. Я кинула на него быстрый взгляд; он все еще был бледен, пульс частил, но дыхание выровнялось. Совершенно очевидно, что он повторял слова наизусть, поскольку линзы его очков сильно запотели.

     Теперь утолщенная ткань была полностью вскрыта, и я принялась счищать тонкие волокна с сухожилий. Скрюченные пальцы дергались, и обнаженные сухожилия резко двигались, словно стремительные рыбки. Я схватила трясущиеся пальцы и сильно сжала их.

     - Вы не должны двигать ими, - приказала я. – Мне нужны обе мои руки, я не могу держать еще и вашу.

     Я не могла взглянуть на него, но почувствовала, как он кивнул головой, и отпустила его пальцы. Я убрала последние волокна апоневроза с сухожилий, влажно мерцающих в плоти, спрыснула рану смесью спирта с водой и принялась зашивать разрезы.

     Голоса мужчин были для меня не более чем шепот, шелест, на который я не обращала внимания, поглощенная работой. Теперь, начав зашивать, я снова услышала их.

     - «Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду …»^[59]

     Я оторвала взгляд от ладони, утерев пот со своего лба рукавом, и увидела, что Томас Кристи теперь держал маленькую библию закрытой, прижав ее к телу свободной рукой. Подбородок склоненной головы уперся в грудь, глаза полотно закрыты, а лицо искажено от боли.

     Джейми все еще крепко держал его больную руку, но его другая рука лежала на плече Кристи, и тоже с закрытыми глазами он шептал:

     - «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла …»^[60]

     Я завязала последний узел, обрезала нить, тут же перерезала связывающие руку полосы и выдохнула. Мужские голоса внезапно смолкли.

     Я взяла руку Кристи, наложила на нее повязку и мягко распрямила пальцы.

     Глаза мужчины медленно раскрылись. Его зрачки за стеклами очков были огромными и черными, и он моргнул, глянув на свою ладонь. Я улыбнулась ему и похлопала его по руке.

     - «Так, благость и милость твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни»^[61].

     Глава 24. НЕДОТРОГА

     Пульс Кристи был быстрый, но устойчивый. Я опустила его запястье и приложила ладонь к его лбу.

     - У вас небольшой жар, - сказала я. – Вот, выпейте это, - я подтолкнула руку под его спину, чтобы помочь сесть в кровати, что привело его в ужас. Он резко сел, запутавшись в постельном белье, и резко потянул дыхание, когда ударил больную руку.

     Я постаралась тактично не заметить его замешательства, которое приписала тому, что на нем была лишь рубаха, а на мне – ночная сорочка. Она, разумеется, была скромной, и мои плечи прикрывала легкая шаль, но, думаю, он не видел женщину в дезабилье с тех пор, как умерла его жена. Если вообще видел.

     Я пробормотала нечто неразборчивое и подержала чашку чая с окопником, пока он пил, потом поправила подушки.

     Вместо того, чтобы отправить его в свою хижину, я настояла, чтобы он остался у нас на ночь, и я могла проследить за постоперационными осложнениями. Зная его упрямство, я была совершенно уверена, что он не станет следовать моим инструкциям, а примется кормить свиней, рубить дрова и вообще надрываться, несмотря на больную руку. Я не могла выпустить его из своего поля зрения, пока разрезы не начнут подсыхать, а это произойдет не раньше, чем на следующий день. Если, конечно, все пойдет хорошо.

     Все еще не пришедший в себя после операции, он без возражений позволил мне и миссис Баг уложить его в кровать в комнате Вемиссов. Мистер Вемисс и Лиззи ушли к МакДжиллевреям.

     У меня не было лауданума, но я влила в Кристи большую дозу настойки валерианы и зверобоя, и он проспал почти весь день. Он отказался от ужина, но миссис Баг, благоволившая к нему, весь вечер потчевала его пуншем, силлабабом и другими питательными эликсирами, содержащими большой процент алкоголя. Вследствие чего он, раскрасневшийся и пребывающий в полубессознательном состоянии, позволил мне осмотреть его руку.

     Ладонь распухла, как и ожидалось, но не слишком сильно. Повязка натянулась и врезалась в плоть. Я разрезала ткань и, придерживая медовое покрытие на месте, принюхалась к ране.

     Я ощутила запахи меда, крови, трав и слабый металлический запах свежеразрезанной плоти, но не сладковатый дух гноя. Хорошо. Я осторожно нажала возле раны, проверяя, останутся ли ярко-красные пятна, и ощутит ли мужчина острую боль, но кроме обычной опухоли, я увидела лишь небольшое покраснение.

     И все же его лихорадило, так что требовалось наблюдение. Я взяла свежую полосу ткани, тщательно повязала ее поверх медового покрытия и завязала аккуратный бантик.

     - Почему вы никогда не носите керч^[62] или чепец? – выпалил он.

     - Что? – я удивленно подняла глаза, поскольку на некоторое время забыла о мужчине, прилагавшемуся к больной руке, и дотронулась свободной рукой до моих волос. – Почему я должна их носить?

     Иногда я заплетала волосы, когда ложилась спать, но не на этот раз. Однако я их тщательно расчесала, и теперь они рассыпались по моим плечам, издавая приятный аромат настоя из иссопа и крапивы, который я использовала для расчесывания, чтобы избежать вшей.

     - Почему? – голос его немного повысился. – « … всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая»^[63].

     - О, мы опять вернулись к святому Павлу? – пробормотала я, возвращая внимание его руке – Вам не приходит в голову, что у этого человека была навязчивая идея относительно женщин? Кроме того, в данный момент я не молюсь и, тем более, не пророчествую. Так что …

     - Ваши волосы, - я подняла голову и увидела, что он уставился на меня, неодобрительно поджав губы. – Они … - он сделал неопределенный жест вокруг своего стриженого затылка. – Они …

     Я удивленно приподняла брови, глядя на него.

     - Их слишком много, - закончил он довольно слабым голосом.

     Я глядела на него некоторое время, потом положила его руку и взяла маленькую зеленую библию, которая лежала на столе.

     - Коринфяне, да? Ага, вот, - я выпрямилась и прочитала стих: «Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него, но если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала?»^[64]

     Я с хлопком закрыла книгу и положила ее на место.

     - Не согласитесь ли вы перейти лестничную площадку и объяснить моему мужу, какое бесчестье его волосы? – спросила я вежливо. Джейми уже лег спать, и из нашей комнаты доносился слабый ритмичный храп. – Или вы полагаете, что он уже знает об этом?

     Кристи уже раскраснелся от алкоголя и жара, но сейчас он стал безобразно пурпурным от груди до корней волос. Его рот двигался, беззвучно открываясь и закрываясь. Я не стала дожидаться, когда он найдет слова, и обратила свое внимание на прооперированную руку.

     - Теперь, - твердо произнесла я, - вы должны регулярно разрабатывать руку, чтобы мускулы не усохли во время выздоровления. Сначала может быть больно, но вы должны продолжать. Давайте, я покажу.

     Я взяла его безымянный палец ниже первого сустава и, держа сам палец прямым, согнула его в суставе.

     - Видите? Попробуйте сделать сами. Возьмите его другой рукой и попытайтесь согнуть в суставе. Да, вот так. Чувствуете, как тянет в ладони? Это то, что нужно. Теперь попробуйте с мизинцем … да. Очень хорошо!

     Я поглядела на него и улыбнулась. Багрянец на его лице немного ослаб, но он все еще выглядел сильно смущенным. Он не улыбнулся мне в ответ, а торопливо отвел глаза на свою руку.

     - Хорошо. Теперь положите ладонь на стол, прижмите ее … да, так … попытайтесь поднять только четвертый палец и мизинец. Да, я знаю это нелегко, но продолжайте. Вы голодны, мистер Кристи?

     Его желудок издал громкое урчание, заставив вздрогнуть и его, и меня.

     - Думаю, мне следует поесть, - раздраженно пробормотал он, хмурясь на нежелающую слушаться руку.

     - Я принесу вам что-нибудь. Продолжайте пока упражнения, хорошо?

     Дом притих, поддавшись сну. Поскольку на улице было тепло, ставни были не закрыты, и мне хватало лунного света, льющегося в окна, чтобы ориентироваться без свечи. От темноты в моем кабинете отделилась тень и последовала за мной на кухню. Адсо прекратил свою ночную охоту на мышей в надежде на более легкую добычу.

     - Привет, кот, - сказала я, когда он задел мои лодыжки, проскользнув в кладовку. – Если ты надеешься на кусок ветчины, советую передумать. Хотя можешь получить блюдечко молока.

     Кувшин с молоком, приземистый, белый с синей полосой вокруг горла, неярко светился в темноте. Я налила молоко в блюдце и поставила его на пол, потом принялась собирать легкий ужин, помня, что легкий ужин в понимании шотландца включает такое количество еды, что лошадь осела бы под ее весом.

     - Ветчина, холодная картошка, каша, хлеб и масло, - тихонько приговаривала я, накладывая еду на большой деревянный поднос. – Клецки с кроликом, маринованные помидоры, кусочек пирога с изюмом … что еще? – я посмотрела в сторону, откуда раздавались негромкие лакающие звуки. – Я могла бы дать ему молока, но он не будет его пить. Ну, тогда, мы можем продолжить то, с чего начали; это поможет ему уснуть, - я взяла графин с виски и поставила его на поднос.

     В коридоре слабо повеяло эфиром, когда я направлялась к лестнице. Я подозрительно принюхалась – неужели Адсо перевернул бутылку? Нет, ему бы не хватило сил, решила я, наверное, несколько молекул летучего вещества просочились через пробку.

     Я одновременно почувствовала облегчение и сожаление от того, что мистер Кристи отказался воспользоваться эфиром. Облегчение, потому что не могла предсказать, как это вещество сработает. Сожаление, потому что очень хотела добавить анестезию в мой арсенал умений – ценный дар для будущих пациентов, и для мистера Кристи тоже.

     Не говоря уже о том, что операция причинила ему немалую боль, оперировать на пациенте, находящемся в сознании, гораздо сложнее. Мускулы напряжены, адреналин наполняет тело, сердцебиение ускоряется, от чего кровь скорее мчится по венам, а не течет … В десятый раз с утра я детально вспоминала, что делала, и спрашивала себя: могла ли я сделать лучше.

     К моему удивлению Кристи продолжал делать упражнения; его лицо блестело от пота, рот был мрачно сжат, но он упрямо сгибал суставы.

     - Хорошо, - сказала я, - но сейчас, пожалуйста, остановитесь; я не хочу, чтобы рана открылась. Машинально взяв салфетку, я стала отирать его виски от пота.

     - Кто-нибудь еще есть в доме? – спросил он и сердито дернул головой, уклоняясь от моих прикосновений. – Я слышал, вы с кем-то разговаривали внизу.

     - О, - ответила я, немного смутившись, - нет, просто кот.

     Словно поняв, о ком идет речь, Адсо, который последовал за мной из кухни, вспрыгнул на кровать и стал топтать лапами одеяло, не сводя больших зеленых глаз с тарелки с ветчиной.

     Кристи перевел подозрительный взгляд с кота на меня.

     - Нет, он не мой фамильяр^[65], - произнесла я саркастически, бесцеремонно схватила Адсо и сбросила его на пол. – Он просто кот, и разговаривать с ним не более странно, чем разговаривать с собой.

     Удивление проскользнуло по лицу мистера Кристи – может быть удивление от того, что я прочитала его мысли, или просто удивление от моего идиотского поведения – но морщины вокруг его глаз разгладились.

     Я ловко нарезала еду, но он настоял на том, что кушать будет сам. Ел он неуклюже левой рукой и не сводил глаз с тарелки, хмуря брови от усилий.

     Когда он закончил есть, то выпил виски, словно это была простая вода, поставил пустую чашку и взглянул на меня.

     - Миссис Фрейзер, - очень четко произнес он, - я образованный человек, и я не думаю, что вы ведьма.

     - О, вы не думаете? – насмешливо переспросила я. – Значит, вы не верите в ведьм? Но, знаете ли, ведьмы упоминаются в библии.

     Он удержал отрыжку и с сомнением уставился на меня.

     - Я не говорил, что не верю в ведьм, я сказал, что вы не ведьма.

     - Очень рада слышать это, - сказала я, стараясь сдержать улыбку. Он был совсем пьян, и хотя его речь оставалась ясной, даже более четкой, чем обычно, его акцент усилился. Обычно он подавлял свой эдинбургский говор, как мог, но сейчас он проявлялся в полной мере.

     - Еще немного? – не дожидаясь ответа, я налила еще виски. Ставни были открыты, и в комнате было прохладно, но по его шее стекали ручейки пота. Совершенно очевидно, что он испытывал боль и вряд ли смог бы уснуть без помощи.

     На этот раз он медленно потягивал алкоголь, наблюдая поверх чашки, как я прибирала остатки ужина. Несмотря на виски и полный желудок, он становился все более беспокойным, двигая ногами под одеялом и передергивая плечами. Я подумала, что он нуждается в ночном горшке, и решала – предложить ли ему помощь или оставить его, чтобы он решил проблему сам. Последнее – наконец, решила я.

     Однако я ошибалась. Прежде чем, я смогла удалиться, он поставил чашку на стол и выпрямился.

     - Мистрис Фрейзер, - произнес он, глядя на меня блестящими глазами. – Я хочу извиниться перед вами.

     - За что? – удивилась я.

     Он крепко сжал рот.

     - За мое поведение сегодня утром.

     - О, ну … все в порядке. Я понимаю, идея усыпить вас показалась вам … весьма странной.

     - Я не это имею в виду, - он резко отвел глаза. – Я имею в виду … что мне … не нужно было так дергаться.

     Я снова увидела глубокий румянец на его щеках и почувствовала неожиданный приступ симпатии. Он был по-настоящему смущен.

     Я поставила поднос на стол и присела на стул рядом с ним, раздумывая, что я могу сказать, чтобы успокоить его и не сделать хуже.

     - Но мистер Кристи, - начала я. – Я и не ожидала, что кто-то не станет дергаться, если его руку будут резать.

     Он кинул на меня быстрый яростный взгляд.

     - Даже ваш муж?

     Я удивленно моргнула. Не столько от слов, сколько от тона, полного горечи. Роджер поведал мне немного из того, что рассказал ему Кенни Линдсей об Ардсмуире. Не было тайной, что Кристи завидовал лидерству Джейми, но как это было связано с прозвучавшим вопросом?

     - Почему вы спросили об этом? – спросила я мягко и взяла его больную руку, якобы, чтобы проверить повязку, а фактически, чтобы не смотреть в его глаза.

     - Ведь, правда? Рука вашего мужа, - его бородка с вызовом была направлена на меня. – Он сказал, что вы лечили ее. Он не дергался и не извивался, не так ли?

     Нет. Джейми молился, ругался, проклинал и плакал … и вскрикнул раз или два, но он не двигался.

     Однако рука Джейми не была предметом разговора с Томасом Кристи.

     - С каждым по-разному, - ответила я, стараясь не глядеть ему в глаза. – Я не ожидаю …

     - Вы не ожидаете, что любой мужчина будет похож на него. Да, я понимаю, - темно-красный румянец снова горел на его щеках, и он глядел вниз на забинтованную руку. Вторая руку была сжата в кулак.

     - О, я не это имела в виду, - запротестовала я. – Ни в коем случае! Я зашивала раны и складывала кости у большого количества людей … и большинство горцев очень браво … - немного поздно до меня дошло, что Кристи не является горцем.

     Из горла Кристи раздался рычащий звук.

     - Горцы, - произнес он и хмыкнул таким тоном, что стало ясно: он бы сплюнул на пол, если бы не присутствие леди.

     - Варвары? – сказала я, копируя его тон. Он взглянул на меня, и его рот дернулся, словно мужчина несколько запоздало осознал свои слова. Он отвел глаза, глубоко вдохнул и выдохнул, обдав меня запахом алкоголя.

     - Ваш муж … несомненно джентльмен. Он происходит из благородной семьи, хотя и запятнанной предательством, - звук «р» в слове «предательство» раскатился громом. Мужчина был совершенно пьян. – Но он … также … также … - он нахмурился, подыскивая нужные слова, но не смог. - Один из них. Уверен, вы понимаете, вы ведь англичанка?

     - Один из них, - повторила я, немного позабавленная. – Имеете в виду горец или варвар?

     Он кинул на меня взгляд, полный замешательства и какого-то триумфа.

     - Это одно и то же, не так ли?

     Я невольно согласилась, что где-то он прав. Хотя я встречала состоятельных и образованных горцев, подобных Колуму и Дугласу МакКензи, не говоря уже о дедушке Джейми – предателе лорде Ловате, которого имел в виду Кристи – остается тот факт, что в каждом из них живут инстинкты пиратов-викингов. Это также касается и Джейми.

     - Ну … они, хм, довольно … - начала я слабо и потерла пальцем под носом. – Ну, их растили воинами. Вы это имеете в виду?

     Он глубоко вздохнул и слегка покачал головой, хотя не в знак несогласия, а скорее от неприятия горских обычаев и манер.

     Сам мистер Кристи был хорошо образованным сыном разбогатевшего эдинбургского купца и претендовал – весьма болезненно – на звание джентльмена. Ясно, что он никогда не мог бы стать настоящим дикарем. Я понимала, почему горцы одновременно и озадачивали его, и раздражали. Каково это, задалась я вопросом, для него быть заключенным с ордой неотесанных – по его меркам – буйных, колоритных католических дикарей при том, что обращались с ним, как с одним из них.

     Он откинулся на подушку с закрытыми глазами и сжатым ртом. Не открывая глаз, он внезапно спросил:

     - Вы знаете, что у вашего мужа шрамы от порки?

     Я открыла рот, чтобы ядовито напомнить ему, что живу с мужем почти тридцать лет, когда поняла, что вопрос отражал взгляды Кристи на семейную жизнь, которые я не желала обсуждать с ним.

     - Я знаю, - ответила я коротко вместо этого и кинула быстрый взгляд в сторону открытой двери. – И что?

     Кристи открыл глаза, которые были слегка расфокусированы. С некоторым трудом он сосредоточил взгляд на мне.

     - Вы знаете почему? – несколько невнятно спросил он. – Что он сделал?

     Я почувствовала, как лицо мое загорелось от возмущения.

     - В Ардсмуире, - продолжил Кристи прежде, чем я смогла ответить, и навел на меня палец. Он тыкал им в воздухе почти обвиняющим жестом. – Он заявил, что кусок тартана его. Запрещенный.

     - Да? – произнесла я, сбитая с толку. - То есть, неужели?

     Кристи медленно покивал головой, выглядя, словно большая пьяная сова с неподвижными блестящими глазами.

     - Не его, - добавил он, - одного мальчишки.

     Он открыл рот, чтобы продолжить, но к его собственному удивлению оттуда раздался лишь звук отрыжки. Он закрыл рот, моргнул и попытался снова.

     - Это был акт … необы … необычайного благородства и … смелости, - он посмотрел на меня и слегка покачал головой. – Непо … непости … жимо.

     - Непостижимо? Что он это сделал? – я отлично знала Джейми; он настолько упрям, что доведет задуманное дело до конца, несмотря ни на что, не принимая во внимание, что с ним произойдет при этом. Но, конечно же, Кристи об этом знал.

     - Не «что», - Кристи клюнул носом и с некоторым усилием поднял голову. – Почему?

     - Почему? – мне хотелось сказать, что он проклятый герой и потому не может поступать иначе, но это будет не совсем верно. Кроме того, я не знала, почему Джейми поступил так; он не рассказывал мне, а я не задавалась вопросом – почему?

     - Он сделает все, чтобы защитить своих людей, - сказала я вместо этого.

     Глаза Кристи немного остекленели, но все еще оставались умными; он долго и молча смотрел на меня, и в глазах отражалась мыслительная работа. В коридоре скрипнула половица; я насторожила уши, прислушиваясь к дыханию Джейми. Он дышал негромко и ритмично, спал.

     - Он считает, что я один из его людей? – наконец спросил Кристи. Голос его звучал тихо, но был полон недоверия и возмущения. – Потому что я не его человек, уве … уверяю вас!

     Я начинала подозревать, что последняя чашка виски была серьезной ошибкой.

     - Нет, - произнесла я со вздохом, подавляя желание закрыть глаза и потереть лоб. – Уверена, он так не считает, - я кивнула на маленькую библию. – Я уверена, что это было простое участие. Он сделает тоже самое для любого незнакомца, и вы тоже, не так ли?

     Он тяжело дышал некоторое время, глядя сверкающими глазами, потом кивнул и откинулся назад, словно исчерпал все силы, как оно и было на самом деле. Вся воинственность покинула его, словно воздух из проткнутого шарика, и он стал выглядеть как будто меньше и довольно одиноко.

     - Извините, - произнес он тихо, поднял свою забинтованную руку и уронил ее.

     Я не была уверена, за что он извинялся: за свои ли нападки на Джейми или, как он считал, за отсутствие смелости утром. Но решила не выяснять и встала, разглаживая ночную рубашку на своих бедрах.

     Я подтянула одеяло на мужчине, подтолкнула его по краям, потом задула свечу. Сейчас он был не более чем темной фигурой на подушках; его дыхание было медленным и хриплым.

     - Вы сделали все хорошо, - прошептала я и похлопала его по плечу. – Спокойной ночи, мистер Кристи.

     Мой личный дикарь спал, но, как кошка, сразу же проснулся, едва я заползла в кровать. Он тут же подгреб меня к себе с вопросительным «ммм?»

     Я прижалась к нему, и мои мышцы автоматически стали расслабляться в тепле его тела.

     - Ммм.

     - Ага. И как там наш Том? – он немного отклонился назад, и его большие руки опустились на мою трапециевидную мышцу, разминая шею и плечи.

     - О-о. Неприветливый, колючий, злобный и очень пьяный. Другими словами, с ним все в порядке. Еще, пожалуйста … выше, о, да. О-о-о.

     - Да, похоже, Том в своих лучших проявлениях, исключая пьянство. Если ты так будешь стонать, сассенах, он решит, что я натираю тебе что-то иное, а не шею.

     - Мне все равно, - сказала я, прикрывая глаза, чтобы полнее насладиться прекрасными ощущениями, вибрирующими вдоль моего позвоночника. – Не хочу слышать о нем. Кроме того, уверена, что он без сознания от большого количества выпитого виски.

     Но все же я умерила громкость голоса в интересах отдыха моего пациента.

     - Откуда появилась эта библия? – спросила я, хотя ответ был очевиден. Дженни отправила ее из Лаллиброха; ее последняя посылка прибыла несколько дней назад, когда я была в Салеме.

     Джейми вздохнул, и его дыхание пошевелило мои волосы.

     - Я был взволнован, увидев ее среди книг, присланных сестрой. Я не мог решить, что с ней делать.

     Неудивительно, если она взволновала его.

     - Почему она отправила ее, она не написала? – плечи мои стали расслабляться, боль в них стала затихать. Я почувствовала, как он пожал плечами.

     - Она отправила ее вместе с другими книгами, которые обнаружила в коробке на чердаке. Она также упомянула, что слышала, что вся деревня Килдени эмигрировала в Северную Каролину, а они все МакГрегоры.

     - О, понятно, - Джейми однажды сказал мне, что намеревается когда-нибудь найти мать Алекса МакГрегора и отдать ей библию с сообщением, что ее сын отомщен. Он делал запросы после Каллодена, но обнаружил, что оба родителя МакГрегора умерли. В живых осталась только его сестра, которая вышла замуж и уехала; никто не знал куда, и находится ли она вообще в Шотландии.

     - Думаешь, Дженни, или, скорее всего, Иэн нашли его сестру? Она жила в этой деревне?

     Он снова пожал плечами и в последний раз сжал мое плечо.

     - Может быть. Ты знаешь Дженни; она оставила на мое усмотрение – искать ли мне эту женщину.

     - А ты будешь? – я повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Алекс МакГрегор предпочел повеситься, чем стать жертвой черного Джека Рэндалла. Джек Рэндалл был мертв, убит на Каллоденском поле. Но память Джейми о Каллодене была фрагментарна, разрушенная тяжелым ранением и последующей лихорадкой. Он очнулся, обнаружив тело Джека Рэндалла, лежащее на нем, но не помнил, что произошло.

     И все же, решила я, Алекс МакГрегор был отомщен – либо рукой Джейми, либо другого человека.

     Он некоторое время думал; я чувствовала легкое шевеление, когда он постукивал двумя негнущимися пальцами правой руки по своему бедру.

     - Я поспрашиваю, - наконец ответил он. – Ее звали Майри.

     - Понятно, - сказала я. – Ну, женщин по имени Майри в Северной Каролине не может быть больше, чем … о … три или четыре сотни.

     Мое замечание заставило его рассмеяться, и мы стали погружаться в сон под аккомпанемент громкого храпа Тома Кристи из коридора.

     Может полчаса, может быть часом позже, я внезапно проснулась и прислушалась. В комнате было темно, огонь в очаге погас, и слабо поскрипывали ставни. Я напряглась, пытаясь окончательно проснуться и пойти проверить моего пациента, но потом услышала этот звук – долгий свистящий вдох, за которым следовал раскатистый храп.

     Но не это разбудило меня, поняла я, а внезапное молчание позади меня. Джейми лежал застывший и едва дышал.

     Я медленно протянула руку, чтобы не шокировать его внезапным прикосновением, и опустила на его ногу. У него не было кошмаров уже несколько месяцев, но я узнала эти признаки.

     - Что? – прошептала я.

     Он потянул воздух громче, чем обычно; и на мгновение, показалось, что его тело сжалось. Я не двигалась, не убирая руки с его ноги, и чувствовала, как мускулы под моими пальцами микроскопически напряглись в едва заметной попытке бегства.

     Но он не сбежал. Он повел плечами сильным и быстрым подергиванием, потом выдохнул и расслабился. Он не говорил, но его вес притянул меня ближе к нему, как луну притягивает планета. Я лежала, не шевелясь, моя рука на нем, мои бедра, касающиеся его – плоть к плоти.

     Он смотрел вверх на тени между балками. Я различала его профиль и поблескивание глаз, когда он время от времени моргал.

     - В темноте … прошептал он, наконец. – Там в Ардсмуире мы лежали в полной темноте. Иногда светила луна или звезды, но даже тогда ничего не было видно на полу, на котором мы лежали. Ничего, только чернота, но мы могли слышать.

     Слышать дыхание сорока мужчин в камере, шелест их движения. Храп, кашель, беспокойное шевеление и тихие скрытые звуки тех, кто не спит.

     - Мы неделями ни о чем не думали, - его голос сейчас звучал легче. – Мы были вечно голодны и постоянно мерзли. Мы невероятно уставали. Тут много не надумаешь, лишь переставляешь ноги, шаг за шагом, поднимаешь очередной камень … Очень легко не думать. Временами.

     Но порой что-то менялось. Туман изнеможения внезапно поднимался.

     - Иногда ты знал почему – из-за истории, рассказанной кем-либо, или письма от жены или сестры, но иногда это возникало без всяких причин, словно запах женщины, лежащей рядом, и ты просыпался в темноте.

     Память, тоска … настойчивое желание. Люди горели, разбуженные от унылого существования внезапными и острыми воспоминаниями о потерях.

     - На некоторое время каждый становился немного сумасшедшим. Постоянно возникали драки. А по ночам в темноте …

     По ночам можно было слышать звуки отчаянья, приглушенные рыдания или осторожные шорохи. Некоторые мужчины начинали тянуться к другим мужчинам – иногда только для того, чтобы получить отпор с криками и ударами. Иногда нет.

     Я не совсем понимала, что он пытался сказать мне, и какое это имеет отношение к Томасу Кристи. Или, вероятно, лорду Джону Грею.

     - Кто-нибудь пытался прикасаться к тебе? – спросила я осторожно.

     - Нет, никто не мог даже подумать ко мне прикоснуться, - сказал он очень тихо. – Я был их вожаком. Они любили меня … но им никогда не приходило в голову прикасаться ко мне.

     Он сделал глубокий неровный вдох.

     - А ты хотел бы? – прошептала я, чувствуя, как пульс бился в моих пальцах там, где они касались его кожи.

     - Я жаждал прикосновений, - произнес он так тихо, что я едва услышала его, - больше чем хлеба, больше чем сна. Хотя сна я жаждал также отчаянно и не только из-за усталости. Потому что во сне я иногда видел тебя. Это не была тоска по женщине, хотя, Христос знает, я страдал без этого. Просто … мне хотелось прикосновения руки. Только это.

     Его кожа горела от желания прикосновений, пока у него не возникало ощущение, что она становится прозрачной, и вся боль сердца видна в его груди.

     Он издал тихий грустный звук, не совсем похожий на смех.

     - Ты помнишь те картины с сердцем господнем, что мы видели в Париже?

     Я помнила эти картины эпохи Ренессанса и яркость цветного стекла, сияющего в бойницах собора Нотр-Дам, и Христа с обнаженным и пронзенным сердцем, лучащимся любовью.

     - Я помню, и я думаю, художник, который имел такое видение Господа нашего, сам был очень одиноким человеком, чтобы хорошо понимать его.

     Я очень легко прикоснулась ладонью к центру его груди. Простыня была сброшена, и его кожа была холодна.

     Он закрыл глаза и крепко сжал мою руку.

     - Такие мысли иногда приходили ко мне, и я думал, что знаю, что Иисус чувствовал там … желал, и никто не прикоснулся к нему.

     Глава 25. ПРАХ К ПРАХУ

     Джейми еще раз проверил седельные сумки, в последнее время он делал это так часто, что действие превратилось в ритуал. Однако каждый раз, когда он открывал левую сумку, он начинал улыбаться. Брианна переделала ее, нашив внутри кожаные петли, и в случае необходимости пистолет, который вкладывался в них рукояткой вверх, можно было быстро выхватить. Она также соорудила весьма удобные отделения, в которых хранились мешочек с дробью, рожок с порохом, запасной нож, моток веревки для ужения, моток веревки для ловушек, мешочек со швейными принадлежностями: булавки, иглы, нитки, пакет с едой, бутылка пива и аккуратно свернутая чистая рубашка.

     Снаружи сумки был карман, который Брианна называла аптечкой первой помощи, хотя он не совсем понимал, для какой помощи она предназначалось. Он не мог вообразить несчастный случай, при котором ее содержимое: несколько марлевых пакетиков с горько пахнущим чаем, жестяная коробочка с мазью и несколько полосок лейкопластыря – будет полезно, но и вреда от него не будет.

     Он убрал кусочек мыла, который она положила, вместе с некоторыми ненужными безделушками и тщательно запрятал их под корзину, чтобы она не обиделась.

     Как раз вовремя, поскольку услышал ее голос, убеждающий Роджера положить в мешок еще несколько пар чистых носков. Когда они появились из-за угла сенного амбара, он уже благополучно застегнул все сумки.

     - Готов, a charaid^[66]?

     - Да, - Роджер кивнул и сбросил седельные сумки с плеча на землю, потом повернулся к Бри, которая держала на руках Джемми, и коротко поцеловал ее.

     - Я с тобой, па! – с надеждой воскликнул Джем.

     - Не на этот раз.

     - Хочу увидеть индейцев!

     - Может быть позже, когда подрастешь.

     - Я умею говорить, как индеец! Дядя Иэн научил меня! Хочу ехать!

     - Не на этот раз, - твердо заявила Бри, но мальчик не слушал ее и отчаянно вырывался. Джейми негромко рыкнул и уставился на него суровым взглядом.

     - Ты слышал родителей, - произнес он. Джемми злобно насупился, оттопырив нижнюю губу, но дергаться прекратил.

     - Когда-нибудь вы должны рассказать мне, как вы это делаете, - сказал Роджер, разглядывая своего отпрыска.

     Джейми рассмеялся и наклонился к Джемми.

     - Поцелуешь дедушку на прощание?

     Благородно подавив разочарование, Джемми потянулся к нему и обхватил за шею. Он взял мальчика из рук дочери, обнял и поцеловал. Джем пах кашей, жареным хлебом и медом, уютное, теплое и тяжелое тельце в его руках.

     - Будь умницей и присмотри за мамой, хорошо? А когда ты немного подрастешь, ты поедешь с нами. Ну, иди и попрощайся с Кларенсом; можешь сказать ему те слова, которым тебя научил дядя Иэн.

     И если бог даст, то эти слова подходят для трехлетнего ребенка. Иэн обладал несколько безответственным чувством юмора. А может, подумал он с усмешкой, я вспоминаю те слова на французском, которым учил детей Дженни – в том числе и Иэна.

     Он уже заседлал и взнуздал коня Роджера, и мул Кларенс был полностью нагружен. Пока Роджер пристраивал седельные сумки, Брианна проверила подпругу и кожаные завязки стремян – больше для того, чтобы занять себя, чем по необходимости. Ее нижняя губа была прикушена, и хотя она старалась не выдать своего беспокойства, никого это не обмануло.

     Джейми поднес Джема к мулу, чтобы он погладил того по носу, и чтобы дать девочке и ее мужчине минутку на прощание. Кларенс, имея покладистый характер, перенес восторженное поглаживание и исковерканное произношение слов на чероки с многострадальным терпением, но когда Джем в его руках развернулся к Гидеону, Джейми быстро отступил назад.

     - Нет, парень, не трогай этого злобного ублюдка. Он откусит тебе руку.

     Гидеон, прядающий ушами, нетерпеливо топнул. Огромный жеребец рвался в дорогу, чтобы иметь еще один шанс угробить его.

     - Зачем ты держишь это ужасное существо? – спросила Брианна, увидев, как Гидеон, наморщив длинные губы, зловеще обнажил желтые зубы. Взяв на руки Джемми, она отступила еще дальше от жеребца.

     - Кого? Гидеона? О, мы уживаемся. Кроме того, он составляет половину моего товара.

     - Действительно? – она с сомнением поглядела на гнедого. – Ты уверен, что не развяжешь войну, продав индейцам нечто, подобное ему?

     - О, я не собираюсь продавать его, - заверил он ее, - не в прямом смысле, точно.

     Гидеон был злобным, норовистым жеребцом, к тому же имел железный рот и такое же упрямство. Однако такие антисоциальные качества жеребца пришлись по душе индейцам вместе с его массивной грудью, крепким мускулистым корпусом и хорошими легкими. Когда Спокойный воздух, вождь одной из индейских деревень, предложил ему три оленьи шкуры за возможность случить Гидеона со своей пятнистой кобылой, Джейми внезапно осознал, что так можно извлечь некоторую выгоду.

     - Большая удача, что у меня не нашлось времени, кастрировать его, - сказал он и фамильярно похлопал Гидеона по холке, автоматически уклонившись от зубов жеребца. – Он оправдывает свое содержание и даже больше, как производитель. Об одном я его прошу, чтобы он не отказывался.

     Девочка покраснела, как рождественская роза от утреннего холода, но все же рассмеялась и покраснела еще сильнее.

     - Что значит кастрировать? – с любопытством спросил Джемми.

     - Мама тебе расскажет, - он усмехнулся ей, взъерошил волосы Джемми и повернулся к Роджеру. – Готов, парень?

     Роджер кивнул головой и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло. Под ним был гнедой мерин по имени Агриппа, который дышал немного с хрипом и свистом, но, несмотря на это, был достаточно здоровым и хорошо подходил такому всаднику, как Роджер, достаточно опытному, но не обладающему интуитивным пониманием лошадей.

     Роджер наклонился в седле, чтобы дать Брианне последний поцелуй, и они отправились. Джейми попрощался с Клэр раньше, наедине и основательно.

     Сейчас она стояла возле окна их спальни и помахала им, когда они проезжали мимо. В ее руке был гребешок, а кудрявые волосы беспорядочно вились вокруг головы, сияя в утреннем солнечном свете, как куст осеннего боярышника. Он почувствовал странное чувство, увидев ее, неприбранную и полуодетую, в одной ночной рубашке. Ощутил сильнейшее желание, несмотря на то, что делал с ней всего час назад. И что-то вроде страха, словно он больше никогда ее не увидит.

     Не сознавая, он взглянул на свою правую руку и увидел призрак шрама в основании большого пальца: буква «К» так побледнела, что почти не была видна. Он не замечал и не думал об этой букве годами, но сейчас почувствовал, что ему не хватает воздуха.

     Однако он постарался беззаботно помахать ей, и она, смеясь, послала ему шутливый воздушный поцелуй. Христос, он оставил на ней метку; он мог видеть темное пятнышко любовного укуса слева на ее шее, и горячая волна смущения затопила его. Он резко сжал бока Гидеона, и тот, недовольно взвизгнув, завернул голову, пытаясь укусить его за ногу.

     Отвлекшись на коня, они отъехали. Он обернулся назад только один раз в начале дороги и увидел в окне ее силуэт, обрамленный светом. Она подняла одну руку, словно благословляя, и потом деревья скрыли ее из вида.

     Погода была прекрасная, хотя и прохладная для начала осени; дыхание лошадей вылетало паром, пока они спускались от Риджа через крошечное поселение Куперсвиль вдоль дороги большого буйвола на север. Он постоянно посматривал на небо; для снега было слишком рано, но сильный холодный дождь вполне мог пойти. Однако облака оставались перистыми, так что никаких поводов для беспокойства.

     Они мало разговаривали, погруженные в свои мысли. По большей части Роджер был хорошей компанией. Однако Джейми не хватало Иэна; ему хотелось обсудить с ним возникшую ситуацию с циква^[67]. Иэн понимал индейцев лучше, чем большинство белых, и хотя Джейми вполне понял значение жеста, когда Птица отправил ему кости колибри – они согласны поддерживать хорошие отношения с поселенцами, если король предоставит им оружие – ему хотелось бы знать мнение племянника.

     И в то время как важно было представить Роджера в индейских деревнях ради будущих связей … Он вспыхнул при мысли о необходимости объяснять мужчине о некоторых обычаях аборигенов …

     Проклятый Иэн. Мальчишка просто исчез одной ночью несколько дней назад вместе со своей собакой. Он поступал так и прежде, и без сомнения однажды он также внезапно вернется. Какое бы беспокойство он не принес с собой с севера, временами оно становилось невыносимым, и он исчезал в лесу, возвращаясь молчаливым и замкнутым, но несколько примирившимся сам с собой.

     Джейми хорошо его понимал: уединение является своеобразным лекарством от одиночества. И от какой бы памяти он не убегал … или искал в лесу…

     «Он рассказывал тебе что-нибудь о них? – спрашивала его встревоженная Клэр. – О жене? О ребенке?»

     Не рассказывал. Иэн ничего не говорил о времени, проведенном с могавками, и единственная вещь, которую он принес с севера, был браслет из бело-голубых раковин. Джейми однажды видел его в спорране Иэна, но не достаточно долго, чтобы рассмотреть подробно.

     Святой Михаил защитит тебя, парень, подумал он, молясь за Иэна. И пусть ангелы исцелят твою боль.

     Занятый своими мыслями, он не нашел времени поговорить с Маком Роджером до остановки на обед. Они с удовольствием поели свежие припасы, которые женщины положили им в дорогу. Осталось также на ужин; на завтрашний день их едой будет только кукурузный хлеб и то, что они смогут легко поймать и легко приготовить. А еще через день женщины из клана Рябинника^[68] накормят их по-королевски, как представителей английского короля.

     - Прошлый раз это были утки, фаршированные ямсом и кукурузой, - сказал он Роджеру. – Помни, вежливо есть так много, сколько можешь, не важно что будет подано, и помни - ты гость.

     - Ясно, - Роджер слабо улыбнулся и поглядел вниз на полусъеденный кружок колбасы в руке. – О гостях, я имею в виду. Думаю, тут есть небольшая проблема … с Хирамом Кромби.

     - Хирамом? – удивился Джейми. – В чем проблема с Хирамом?

     Губы Роджеры дрогнули, скрывая улыбку.

     - Ну, вы знаете, что индейские кости, которые мы похоронили, все называют Эфраимом, да? Это все Бри, но так есть.

     Джейми заинтересовано кивнул головой.

     - Ну, так вот. Вчера Хирам пришел ко мне и сказал, что он изучил предмет – молился и все такое – и пришел к выводу, что если некоторые индейцы – родственники его жены, то они достойны спасения.

     - О, да? – в его груди зародилось веселье.

     - Да, и он заявил, что чувствует себя призванным нести этим несчастным дикарям слово Христа. Иначе, как они услышат его?

     Джейми потер согнутым пальцем верхнюю губу, колеблясь между смехом и тревогой при мысли о появлении в деревнях чероки Хирама Кромби с книгой псалмов в руке.

     - Ммфм. Но вы верите, пресвитериане, я имею в виду, что все предопределено? Что некоторые спасутся, а некоторые обречены, и здесь ничего не поделаешь? И поэтому все паписты обречены попасть в ад?

     - Ээ … ну … - Роджер заколебался, не желая полностью соглашаться. – Полагаю, среди пресвитериан существуют различные мнения, но да, именно так Хирам и его друзья думают.

     - Тогда, если он признал, что некоторые индейцы должны спастись, зачем им тогда проповеди?

     Роджер потер пальцем между бровей.

     - Ну, наверное, по той же причине, почему пресвитериане молятся и ходят в кирку. Даже если они уверены, что спасутся, они считают необходимым благодарить Бога за это, и … учиться жить, как желает Господь. В благодарность за их спасение, да?

     - Думаю, бог Хирама Кромби имеет смутное представление об образе жизни индейцев, - сказал Джейми, вспомнив обнаженные тела в полусумраке золотистого сияния.

     - Действительно, - сухо произнес Роджер, копируя тон Клэр так точно, что Джейми рассмеялся.

     - Да, я вижу здесь проблему, - сказал он, хотя все еще находил это забавным. – Значит, Хирам собирается отправиться в деревни чероки проповедовать? Так?

     Роджер кивнул и проглотил кусочек колбасы.

     - Точнее, он хочет, чтобы вы взяли его с собой и представили индейцам.

     - Святый Боже, - он некоторое время обдумывал протест, потом решительно покачал головой. - Нет.

     - Конечно, нет, - Роджер вытащил пробку из бутылки с пивом и предложил ему. – Я просто решил рассказать вам, чтобы вы подумали, что сказать ему, когда он обратится с этой просьбой.

     - Очень заботливо с твоей стороны, - сказал Джейми и, взяв бутылку, сделал большой глоток.

     Опустив ее, он глубоко вдохнул … и замер. Он увидел, как Роджер Мак резко повернул голову, и понял, что тот тоже почуял запах гари в холодном влажном воздухе.

     Мужчина повернулся к нему с нахмуренными бровями.

     - Вы чувствуете, что-то горит?

     Роджер услышал их первым: хриплые крики и карканье, пронзительные, как вопли ведьм. Потом, когда они подъехали ближе, раздалось хлопанье крыльев, и в воздух поднялась стая птиц, в основном, вороны и один большой черный ворон.

     - О, господи, - прошептал он.

     Два тела висели на дереве рядом с домом. То, что осталось от них. Он мог сказать, что одно из них было мужским, другое женским, но только по их одежде. К ноге мужчины был приколот клочок бумаги, такой смятый и грязный, что он увидел его только потому, что его краешек трепетал в воздухе.

     Джейми оторвал бумажку, расправил, чтобы можно было прочитать, и бросил на землю. «Смерть регуляторам» - было написано на ней.

     - Где ребятишки? – спросил он, поворачиваясь к Роджеру. – У них были дети. Где они?

     Пепел уже остыл и почти развеялся по ветру, но запах горения наполнил его, перекрывая дыхание и раздирая горло, и слова шуршали, словно галька под ногами. Роджер прочистил горло и сплюнул.

     - Прячутся, быть может, - прохрипел он и указал в сторону леса.

     - Да, может быть, - Джейми выпрямился и крикнул в сторону леса, потом, не дожидаясь ответа, пошел к лесу, позвав еще раз. Роджер последовал за ним, и они, поднимаясь по склону за домом, продолжали выкрикивать слова заверения, которые тут же поглощала лесная тишина.

     Роджер продирался между деревьями, потея и задыхаясь, не обращая внимания на боль в горле от крика, замолкая лишь на мгновение, чтобы прислушаться – нет ли ответа. Несколько раз краешком глаза он замечал какое-то движение и бросался туда, но обнаруживал лишь движение ветра по зарослям высохшей осоки или висящие плети лианы, которые раскачивались, словно кто-то здесь прошел.

     Он почти вообразил себе Джема, играющего в прятки, и видение мелькающих ножек и солнца, сверкающего в его волосах, давало ему силы звать снова и снова. Наконец, он был вынужден признать, что дети не могли уйти так далеко, и он повернул назад к хижине, время от времени зовя детей хриплым, задушенным голосом.

     Он вошел во двор и увидел, как Джейми наклонился и поднял камень, который запустил в двух воронов, сидевших на дереве с повешенными и уставившихся на трупы яркими блестящими глазами. Вороны каркнули и улетели, но только до соседнего дерева, где снова уселись, наблюдая.

     День был холодный, но оба были мокрыми от пота, влажные пряди волос прилипли к шее.

     - Ск-колько … детей? – Роджер задыхался, горло так саднило, что слова звучали шепотом.

     - Трое, по крайней мере, - Джейми откашлялся и сплюнул. – Старшему, наверное, двенадцать.

     Мгновение он стоял неподвижно, глядя на тела, потом перекрестился и достал дирк, перерезать веревки.

     У них не было ничего, чем можно было выкопать яму, и лучшее, что они могли сделать – расчистить участок в лесу от листьев и сложить над телами пирамиду из камней, чтобы до них не добрались вороны, и просто чтобы не оставить несчастных непогребенными.

     - Они были регуляторами? – спросил Роджер во время погребения, вытирая пот с лица рукавом.

     - Да, но … - голос Джейми затих. – Только дело не в этом. – Он покачал головой и отвернулся, продолжая собирать камни.

     Сначала Роджер решил, что это камень, полускрытый нанесенными в стены сгоревшего дома листьями. Он дотронулся до него, и тот двинулся, заставив его вскочить на ноги и заорать, не хуже любого ворона.

     Джейми в мгновение ока оказался рядом и помог выкопать из пепла и листьев маленькую девочку.

     - Тише, muirninn^[69], тише, - настойчиво проговорил он, хотя девочка не плакала. Ей было, возможно, около восьми лет, ее одежда и волосы обгорели, а кожа была черная и вся покрыта трещинами, так что девочка казалась сделанной из камня, если бы не глаза.

     - О, Боже, о, Боже, - повторял Роджер шепотом, прижимая девочку к груди. Ее глаза приоткрылись, рассматривая его без всякого любопытства или чувства облегчения, только с холодной обреченностью.

     Джейми вылил воду из фляжки на платок и сунул его кончик ей в рот, намочить губы. Роджер увидел, как ее горло рефлексивно дернулось, когда она сглотнула влагу.

     - Все будет в порядке, - прошептал ей Роджер. – Все хорошо, a leannan^[70].

     - Кто это сделал, a nighean^[71]? – мягко спросил Джейми. Роджер заметил, что она поняла; вопрос взволновал поверхность ее глаз, как ветерок воду в луже, но потом это исчезло, оставив их снова безучастными. Она не говорила, что бы они не спрашивали, только смотрела на них равнодушными глазами и продолжала сосать мокрый платок.

     - Ты крещеная, a leannan? – спросил Джейми, наконец, и Роджер почувствовал потрясение от этого вопроса. В шоке от ее обнаружения, он по-настоящему не обратил внимания на ее состояние.

     - Elle ne peut pas vivre^[72], - тихо произнес Джейми, встретив взгляд Роджера. Она не может жить.

     Первой его реакцией было инстинктивное отрицание. Конечно, она могла жить, она должна. Но большая часть ее кожи облезла, и виднелась обнаженная плоть, обгоревшая, но источавшая сукровицу. Он мог видеть белый кончик ее коленной кости, и буквально видел биение ее сердца, красноватую полупрозрачную выпуклость, которая пульсировала между ребрами ее грудной клетки. Она была легкой, как соломенная кукла, и он с болью осознал, что она, казалось, плавала в его руках, словно масляное пятно на воде.

     - Больно, милая? – спросил он ее.

     - Мама? – прошептала она. Потом закрыла глаза и не говорила ничего, кроме бормотания. – Мама? – время от времени.

     Сначала он подумал, что они отвезут ее назад в Ридж, к Клэр. Но это займет целый день пути, она его не вынесет.

     Он сглотнул; осознание, словно аркан, сдавило его горло. Он взглянул на Джейми, увидев в его глазах то же больное знание. Джейми тоже сглотнул.

     - Вы … знаете ее имя? – Роджер едва мог дышать и с трудом говорил. Джейми отрицательно покачал головой, потом собрался.

     Она перестала сосать платок, но продолжала время от времени бормотать: «Мама?». Джейми взял платок из ее губ и выжал несколько капель на ее почерневшую голову, шепча слова крещения.

     Потом они поглядели друг на друга, признавая неизбежное. Джейми был бледен, над верхней губой между рыжей щетиной блестели капли пота. Он глубоко вдохнул, успокаивая себя, и протянул руки, предлагая.

     - Нет, - тихо произнес Роджер. – Я сам.

     Она была его; он не мог передать ее другому, как не мог оторвать себе руку. Он потянулся за платком, и Джейми вложил его ему в руки, грязный, но все еще влажный.

     Он никогда не думал о таких вещах и не мог думать сейчас, но он и не нуждался в этом. Без колебаний он притиснул ее сильнее, закрыл ее нос и рот платком и прижал ладонь поверх ткани, чувствуя влажную выпуклость ее носа между большим и указательным пальцами.

     Ветер шевельнул листья вверху, и золотой дождь упал на них, стуча по его коже, принося холодную влагу на лицо. Она замерзнет, подумал он и захотел укрыть ее, но руки его были заняты.

     Его вторая рука обнимала ее; и он мог чувствовать крошечное сердечко под своей ладонью. Оно дрогнуло, быстро застучало, дернулось, стукнуло еще два раза … и остановилось. Некоторое время оно еще дрожало, пытаясь найти силы для еще одного движения, и Роджер на миг вообразил, что оно не только сделает это, но и сможет пробить хрупкую оболочку ее груди, впрыгнув в его ладонь в своей жажде жизни.

     Но момент прошел, так же как и иллюзия, и наступила глубокая тишина. Рядом закричал ворон.

     Они почти закончили захоронение, когда топот копыт и звяканье уздечек объявили о визитерах, о множестве визитеров.

     Роджер, готовый сорваться в лес, посмотрел на своего тестя, но тот лишь покачал головой, отвечая на невысказанный вопрос.

     - Нет, они не вернуться. Зачем? – он мрачно обвел взглядом дымящиеся руины дома, затоптанный двор и низкие насыпи могил. Маленькая девочка все еще лежала рядом с ними, укрытая плащом Роджера. Он не был готов уложить ее в землю; память о ней, живой, все еще была свежа.

     Джейми напрягся, распрямив спину. Роджер увидел, как он кинул быстрый взгляд, чтобы удостовериться, что ружье находится в пределах досягаемости. Потом расслабился, опершись на обгоревшую доску, которую использовал вместо лопаты.

     Первый из всадников появился из леса; его лошадь фыркала и мотала головой, чуя запах горения. Всадник, умело управляя ею, обогнул развалины, подъехал к ним и наклонился, всматриваясь.

     - Так значит, это ты, Фрейзер? – прорезанное морщинами лицо Ричарда Брауна казалось исполненным мрачной радости. Он оглянулся на почерневшие бревна, потом на своих товарищей. – Никогда не думал, что ты делаешь деньги, лишь продавая виски.

     Мужчины – Роджер насчитал шестерых – завозились в седлах, насмешливо фыркая.

     - Имей немного уважения к мертвым, Браун, - Джейми кивнул в сторону могил, и лицо Брауна заледенело. Он остро взглянул на Джейми, потом на Роджера.

     - Только двое? Что вы здесь делаете?

     - Роем могилы, - ответил Роджер. На его ладонях лопнули мозоли, и он медленно протер руку о свои бриджи. – Что вы здесь делаете?

     Браун резко выпрямился в седле, но ответил его брат Лайонел.

     - Возвращаемся из Овенавизгу, - сказал он, кивнув головой на лошадей. Роджер только сейчас обратил внимание, что с ними были четыре вьючные лошади, нагруженные шкурами, и еще на нескольких животных имелись набитые седельные мешки. – Учуяли дым и приехали посмотреть. – Он посмотрел на могилы. – Тайг О’Брайан, да?

     Джейми кивнул.

     - Вы их знали?

     Ричард Браун пожал плечами.

     - Да, раз или два на пути в Овенавизгу я останавливался и ужинал у них, - он запоздало снял шапку и пригладил жидкие волосы на голове с лысиной. – Пусть покоятся с миром.

     - Кто их сжег, если не вы? – спросил один из молодых людей. Мужчина, из Браунов, судя по узким плечам и длинной челюсти, ухмылялся, полагая, что сказал замечательную шутку.

     Ветерок прокатил по земле клочок бумаги с надписью и прижал его к камню рядом с ногой Роджера. Он поднял его и, сделав шаг вперед, прихлопнул бумажку к седлу Лайонела Брауна.

     - Знаете, что-либо об этом? – спросил он. – Это было приколото к телу О’Брайана.

     Он говорил сердито и знал это, но ему было все равно. Горло его болело, и голос звучал задушенным хрипом.

     Лайонел Браун взглянул на бумагу, приподнял брови, потом передал ее брату.

     - Нет. Сами написали, не так ли?

     - Что? – он уставился на мужчину, моргнув от ветра.

     - Индейцы, - Лайонел Браун кивнул на дом. – Это сделали индейцы.

     -О, да? – Роджер мог слышать в голосе Джейми скрытые нотки недоверия, усталости и гнева. – Какие индейцы? Те, у которых вы купили шкуры? Они сами вам сказали?

     - Не будь дураком, Нелли, - Ричард Браун говорил тихим голосом, но его брат моргнул, услышав это. Мужчина направил лошадь ближе к Джейми, но тот стоял спокойно, хотя Роджер увидел, как его руки сжались на доске.

     - Убили всю семью? – спросил Браун, взглянув на маленький холмик под плащом.

     - Нет, - ответил Джейми. – Мы не нашли двух старших детей. Только маленькую девочку.

     - Индейцы, - упрямо повторил Лайонел Браун сзади своего брата. – Они забрали их.

     Джейми глубоко вдохнул воздух и кашлянул от дыма.

     - Ладно, - сказал он. – Я поспрашиваю в деревнях.

     - Бесполезно, - заметил Ричард Браун. Он скомкал бумажку, резко сжав кулак. – Если индейцы забрали детей, они не станут держать их поблизости. Они продадут их в Кентукки.

     Среди мужчин раздались многочисленные звуки согласия, и Роджер почувствовал, что горячие угли в его груди вспыхнули пламенем.

     - Индейцы не писали этого, - рявкнул он, тыча пальцем на бумажку в руках Брауна. – И если это месть О’Брайану за то, что он был регулятором, они не забрали бы детей.

     Сузив глаза, Браун долго смотрел на него. Роджер почувствовал, как Джейми немного сместился, готовясь к действию.

     - Нет, - негромко произнес Браун. – Они не писали. Вот почему Нелли предположил, что вы написали это сами. Скажем так, индейцы напали и забрали детей, потом являетесь вы и решаете забрать, что осталось. Вы сжигаете хижину, вешаете О’Брайана и его жену, прикрепляете записку, и пожалуйста. Как вам такое объяснение, мистер МакКензи?

     - Я бы спросил вас, мистер Браун, как вы узнали, что они были повешены?

     Лицо Брауна напряглось; Роджер почувствовал, как Джейми предупреждающе сжал его руку, и только теперь осознал, что его кулаки были сжаты.

     - Веревки, a charaid, - произнес Джейми очень спокойным голосом. Слова с трудом достигли сознания Роджера, и он огляделся. Действительно обрезанные ими веревки лежали под деревом, на котором были повешены тела. Джейми продолжал говорить все таким же спокойным голосом, но Роджер не слышал. Ветер оглушил его, и за его завыванием он слышал мягкие неравномерные удары бьющегося сердца. Может быть его собственного или девочки.

     - Слезай с лошади, - сказал он или подумал, что сказал. Ветер, тяжелый от гари, бросился ему в лицо, и слова застряли в горле. Вкус золы, кислый и жирный, наполнил его рот; глаза заслезились, и он закашлялся, сплевывая.

     Смутно он почувствовал боль в руке, и мир снова проявился перед его глазами. Молодые мужчины уставились на него с выражением, колеблющимся от усмешки до настороженности. Ричард Браун и его брат усердно старались не смотреть на него, сфокусировавшись на Джейми, который все еще держал его руку.

     С некоторым трудом он стряхнул руку Джейми и слегка кивнул своему тестю, заверяя, что не собирается становиться берсеркером, хотя его сердце все еще бешено стучало, а ощущение тесной петли на шее не позволяло говорить, даже если бы он смог найти слова.

     - Мы поможем, - Браун кивнул на маленькое тело на земле, и начал перекидывать ногу через седло, но Джейми остановил его жестом.

     - Нет, мы справимся.

     Браун замер в неудобной позе, наполовину спешившись с коня, потом поджал губы и, усевшись назад в седло, без слов прощания отъехал. Другие последовали за ним, с любопытством оглядываясь назад.

     - Это не они, - Джейми взял ружье и держал его, глядя вслед исчезающим в лесу всадникам. – Хотя они знают об этом больше, чем говорят.

     Роджер безмолвно кивнул. Он медленно направился к дереву, отбросил ногой веревки и врезал кулаком по стволу, два, три раза. Потом стоял, задыхаясь и уткнувшись лбом в грубую кору. Боль в разбитых костяшках пальцев помогла, немного.

     Цепочка деловитых муравьев спешила вверх по дереву, направляясь по каким-то своим делам. Он наблюдал за ними некоторое время, пока не смог глотнуть воздух. Потом выпрямился и отправился хоронить ее, потирая огромный синяк на руке.

     ЧАСТЬ 4

     Похищение

     Глава 26. ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ

     Октябрь 9, 1773

     Роджер бросил мешок на землю возле ямы и заглянул внутрь.

     - Где Джем? – спросил он.

     Его жена с измазанным лицом подняла на него глаза и откинула назад свалявшиеся от пота волосы.

     - И тебе привет, - сказала она. – Как поездка? Все хорошо?

     - Нет, - ответил он. – Где Джем?

     Приподняв брови, она воткнула лопату в дно ямы и протянула ему руку, чтобы он помог ей выбраться.

     - Он у Марсали, играет с Германом. С машинками, которые ты вырезал … Ну, или играли, когда я его там оставила.

     Беспокойство, которое последние две недели узлом давило под ребрами, начало медленно ослабевать. Он кивнул головой – внезапный спазм в горле не позволил ему говорить – и, протянув руку, выдернул ее из ямы, сильно прижав к себе, несмотря на ее удивленный вскрик и измазанную одежду.

     Он прижимал ее со всей силы и не отпускал, не мог отпустить, пока она не вывернулась из его объятий и не посмотрела на него, склонив голову набок и держа руки на его плечах.

     - Да, я тоже скучала по тебе, - сказала она. – Что случилось?

     - Ужасные вещи.

     Пожар, смерть маленькой девочки – все это стало призрачным в течение их путешествия, ужас от этих событий стал приглушенным от монотонного ритма езды, ходьбы, постоянного завывания ветра и звуков подошв по гравию, песку, сосновым иголкам, грязи, от поглощающей круговерти зеленого и желтого цветов, в которой они потерялись под бесконечным небом.

     Но теперь он был дома, а не потерян в дикой местности. И память о девочке и ее сердце в его ладони внезапно ожила и стала такой же яркой как в тот момент, когда она умерла.

     - Пойдем в дом, - встревоженная Брианна пристально вгляделась в него. – Тебе нужно поесть чего-нибудь горячего.

     - Я в порядке, - произнес он, но без протеста последовал за ней.

     Он сел за стол и, пока она ставила чайник, рассказал ей все, уткнувшись лбом в руки и глядя на обшарпанную поверхность стола с такими домашними царапинами и пятнами от пролитой жидкости и подпалин.

     - Я все думал, что можно что-то сделать … каким-то образом. Но нет. Даже когда я … я накрыл ее рот рукой … я был уверен, что это не правда, не в действительности. Но в то же время … - он сел прямо и посмотрел на свои ладони. В то же самое время это было самым интенсивным и реальным переживанием в его жизни. Он не мог думать об этом, только мельком, но знал, что не забудет самую мельчайшую деталь произошедшего. Его горло снова сжалось.

     Брианна поглядела на него и увидела, что он прижал ладонь к шраму от веревки на шее.

     - Ты можешь дышать? – с беспокойством спросила она. Он кивнул головой, но это не было правдой. Хотя каким-то образом он мог дышать, ему казалось, что его горло раздавлено гигантской рукой, что гортань и дыхательная трубка превратились в кровавую массу.

     Он махнул рукой, показывая, что все в порядке, хотя сильно сомневался в этом. Она зашла сзади, убрала его руку и слегка прижала свои пальцы к шраму.

     - Все будет хорошо, - мягко произнесла она. - Просто дыши. Не думай, просто дыши.

     Ее пальцы были холодны, и от руки пахло грязью. Влага в глазах мешала ему, и он моргнул, желая четко увидеть комнату, очаг, свечу, тарелки, ткацкий станок, чтобы убедиться, что он дома. Теплая влажная капля поползла по его щеке.

     Он пытался сказать ей, что все хорошо, что он не плачет, но она просто прижалась теснее, обвив одной рукой его грудь и все еще держа прохладные пальцы на болезненном комке в его горле. Ее мягкие груди касались его спины, и он скорее чувствовал, чем слышал, гудение, тихий немелодичный звук, который она издавала, когда беспокоилась или сильно на чем-то концентрировалась.

     Наконец спазм начал ослабевать, и чувство удушения оставило его. Его грудь вздымалась от невероятного облегчения и возможности дышать, и тогда она отстранилась.

     - Что … что ты копаешь? – спросил он, испытывая лишь небольшое затруднение. Он обернулся к ней и улыбнулся. – Яму для бар … бекю или для гипопо … тама?

     Призрак улыбки коснулся ее губ, глаза же оставались темными от беспокойства.

     - Нет, - ответила она. – Это печь для обжига.

     - О, - сказал он, не найдя других слов, и, взяв кружку с мятным чаем, который она налила, уткнулся в нее, согревая нос и лицо ароматным паром.

     Брианна также налила чая для себя и села напротив.

     - Я рада, что ты дома, - тихо произнесла она.

     - Да, я тоже, - он попытался сделать глоток, но напиток все еще обжигал. – Печь?

     Он рассказал ей об О’Брайанах, но не хотел дальше продолжать этот разговор. Не сейчас. Она, казалось, почувствовала это и не стала настаивать.

     - Ага. Для воды, - он, по-видимому, выглядел непонимающим, потому что ее улыбка стала шире. – Ты ведь сам подсказал идею.

     - Я? – сейчас ничего не могло удивить его, но он не помнил никаких идей о воде, которые приходили бы ему в голову.

     Вопрос подвода воды к дому - это вопрос транспортировки. Воды здесь было много, она бежала в многочисленных ручьях, падала в водопадах, стекала с утесов, проступала сквозь болотные пятна под утесами … но заставить ее течь туда, куда нужно, было проблемой.

     - Мистер Вемисс рассказал фройляйн Берич - это его подружка, которую ему нашла фрау Ута - о том, что я делаю, и она сказала, что мужской хор в Салеме работает над этой же проблемой.

     - Хор? – он сделал еще одну попытку, теперь чай можно было пить. – Почему хор …

     - Ну, просто их так называют. У них есть мужской хор, женский хор, смешанный хор … они не только поют вместе. Это скорее социальная группа, и каждый хор выполняет для общества определенную работу. Но в любом случае, - она махнула рукой, - они пытаются провести воду в город, и у них та же проблема: нет металла для труб. Ты же помнишь, что говорил, что в Салеме делают керамику. Они пытались делать трубы из бревен, но это трудно и требует много времени, в бревнах нужно выдолбить середину, и металл все равно нужен, чтобы соединить их между собой. И они гниют. Но потом им пришла в голову та же мысль, что и тебе, делать трубы из обожженной глины.

     Она воодушевилась во время этого рассказа. Ее нос больше не краснел от холода, а щеки наоборот раскраснелись от энтузиазма, глаза сияли от восторга. Она активно жестикулировала, когда говорила, и он с улыбкой подумал, что эту привычку она взяла от матери.

     - … и таким образом мы оставили детей с мамой и миссис Баг и вдвоем с Марсали отправились в Салем …

     - Марсали? Она же не может ездить верхом.

     Марсали была глубоко беременна; он даже находиться рядом с ней боялся, опасаясь, что она станет рожать в любой момент.

     - Она не собирается рожать еще около месяца. Кроме того мы не ездили верхом, мы взяли фургон и обменяли там мед, сидр и оленину на сыр, оделяла и … видишь мой новый чайник? – она с гордостью указала на простой приземистый чайник, покрытый красно-коричневой глазурью и желтыми волнистыми полосами посредине. Это был один из самых безобразных предметов, которые он когда-либо видел, но его вид вызвал в его глазах слезы от острой радости быть дома.

     - Тебе не нравится? – она слегка нахмурила брови.

     - Нет, он великолепен, - ответил он хрипло и, вытащив платок, принялся сморкаться, чтобы скрыть эмоции. – Нравится. Ты говорила … Марсали?

     - Я говорила о водяных трубах. Но и о Марсали тоже, - морщинка между бровей углубилась. – Боюсь, Фергюс ведет себя не очень хорошо с ней.

     - Да? Что он делает? Завел сумасшедший роман с миссис Кромби?

     Предположение вызвало испепеляющий взгляд, который, впрочем, длился недолго.

     - Во-первых, он часто не бывает дома, оставляя бедную Марсали одну заниматься детьми и делать всю работу.

     - Для этого времени года, все нормально, - заметил он. – Большинство мужчин так делают. Твой отец так поступает, я тоже. Ты не заметила?

     - Заметила, - ответила она, кинув на него слегка сердитый взгляд. – Но я не о том говорю. Большинство мужчин делают тяжелую работу, пашут и сеют, а их жены занимаются работой в доме, готовят, прядут, стирают … ну, и так далее. Но Марсали делает все это, плюс ухаживает за детьми и делает работу вне дома, а еще работает на соложении. А когда Фергюс дома, он раздражается и много пьет.

     Это тоже нормальное поведение для отца трех маленьких дикарей и мужа очень сильно беременной жены, подумал Роджер, но ничего не сказал.

     - Я не думаю, что Фергюс - лентяй, - заметил он примеряющим тоном. Бри покачала головой, все еще хмурясь, и добавила чая в его кружку.

     - Нет, он не лентяй. Ему трудно управляться одной рукой, но он не помогает ей с детьми, не готовит, не убирается, пока Марсали занимается работой вне дома. Па и Иэн помогли ей вспахать поле, а он уезжает на несколько дней, иногда он подрабатывает там и здесь, переводит для путешественников, но, в основном, он просто уходит. И … - она заколебалась, бросив на него взгляд, словно сомневалась, стоит ли продолжать.

     - И? – подтолкнул он ее. Чай помог, боль в его горле почти прошла.

     Она глядела вниз на стол, выводя пальцем узоры на дубовой столешнице.

     - Она не говорит … но я думаю, что он ее бьет.

     Роджер внезапно ощутил тяжесть на сердце. Его первой реакцией было оставить это предположение без внимания, но он видел многое, когда жил с преподобным. Слишком много семей, внешне счастливых и уважаемых, в которых жены с вынужденной улыбкой сетовали на свою неуклюжесть, объясняя синяки под глазами, сломанные носы, вывихнутые запястья. Слишком много мужчин, не умея обеспечить семью, обращались к бутылке.

     - Проклятие, - выругался он, внезапно почувствовав опустошение, и потер лоб, где зарождалась головная боль.

     - Почему ты так думаешь? – спросил он. – У нее есть следы побоев?

     Бри кивнула с несчастным видом, все еще на поднимая головы, но перестала выводить узоры.

     - На ее руках, - она обхватила ладонью свое предплечье, показывая. – Маленькие круглые синяки, как отпечатки пальцев. Я увидела, когда она подняла руки, чтобы взять из фургона соты, и рукава съехали.

     Он кивнул и внезапно захотел, чтобы в его кружке было что-то покрепче воды.

     - Мне стоит с ним поговорить, как ты думаешь?

     Она, наконец, взглянула на него, выражение в ее глазах смягчилось, но беспокойство осталось.

     - Ты знаешь, не многие мужчины предложили бы это.

     - Ну, я, конечно, не считаю это забавным, - согласился он, - но нельзя оставлять такие вещи без внимания, надеясь, что все само собой образуется. Кто-то должен что-то сделать.

     Бог знает - что и как. Он уже жалел о своем предложении. Что, черт побери, он скажет? «Фергюс, старик, слышал, ты бьешь свою жену. Будь добр, прекрати это, хорошо?»

     Он допил остатки чая и встал, чтобы поискать виски.

     - У нас закончилось, - сказала Брианна, увидев его намерение. – У мистера Вемисса простуда.

     Он со вздохом поставил пустую бутылку. Она мягко коснулась его руки.

     - Мы приглашены в большой дом на ужин. Мы можем пойти сейчас.

     Это было хорошее предложение. У Джейми всегда была припрятана бутылка прекрасного солодового виски.

     - Хорошо, - он снял плащ с колышка и накинул его на плечи. – Как ты думаешь, мне стоит сказать о Фергюсе твоему па? Или уладить все самому?

     Внезапно он почувствовал недостойную надежду, что Джейми сам разберется с этим делом.

     Но, кажется, этого Брианна и боялась. Она затрясла головой, взметнув полувысохшими волосами.

     - Нет! Па сломает ему шею. И Фергюс ничем не поможет Марсали, если будет мертвым.

     - Ммфм, - он принял неизбежное и открыл дверь. Большой белый дом сиял на холме над ними, мирный в послеполуденном свете. Сзади над домом нависала огромная красная ель, но не угрожающе, а, как Роджер уже не раз отмечал, словно защищая его, и в его теперешнем неустойчивом состоянии это понимание подарило ему ощущение комфорта.

     Они сделали небольшой обход двора, чтобы он мог полюбоваться на яму и услышать все об устройстве печей для обжига. Он не смог ухватить все детали, только понял, что главная задача заключается в том, чтобы внутри ее было очень горячо. Однако он нашел объяснения Брианны очень успокаивающими.

     - … камни для очага, - говорила она, указывая на дальний конец восьмифутовой ямы, которая в данный момент напоминала лишь место для очень большого гроба. Хотя она проделала прекрасную работу; углы были прямые, словно выверенные каким-то измерительным прибором, а стенки тщательно выравнены. Он сказал ей об этом, и она засияла, заправив рыжую прядь за ухо.

     - Она должна быть гораздо глубже, - пояснила она. – Может, еще фута три. И почва здесь подходящая, достаточно мягкая, но не сильно осыпается. Надеюсь, я успею выкопать ее до снега, но не знаю, - она потерла под носом, с сомнением прищурившись на яму. – Мне нужно вычесать и напрясть достаточно шерсти, чтобы связать зимние рубашки тебе и Джему, еще мне нужно делать консервы на следующей неделе и …

     - Я буду копать.

     Она встала на цыпочки и поцеловала его как раз под ухом, он рассмеялся и почувствовал себя гораздо легче.

     - Не этой зимой, - сказала она, беря его под руку, - но со временем … я подумала, можно ли тепло от этой печи провести под полом нашей хижины. Ты знаешь про римский гипокауст^[73]?

     - Да, - он поглядел на их жилище: фундамент из камней, на котором были уложены бревна. От предположения о центральном отоплении в этой простой горной хижине ему захотелось рассмеяться, хотя через мгновение он подумал, что здесь нет ничего невозможного. – Как? Провести трубы с паром между камнями фундамента?

     - Да. Предполагая, что я действительно смогу сделать хорошие трубы. Как ты думаешь?

     Он взглянул на холм в сторону Большого дома. Даже с такого расстояния возле его фундамента была видна куча грязи, свидетельствующая о способностях белой свиньи в деле рытья земли.

     - Боюсь, ты создашь опасную ситуацию: эта педерастка перенесет свое внимание на нас, обрадовавшись теплому логову под нашим домом.

     - Педерастка? – сказала она насмешливо. – Это физически возможно?

     - Это просто метафора, - сообщил он. – И ты сама видела, что она пыталась сделать с майором МакДональдом.

     - Эта свинья действительно невзлюбила майора, - задумчиво сказала она. – Интересно, почему?

     - Спроси свою мать; она тоже его не любит.

     - О, ладно … - она внезапно остановилась, поджав губы, и уставилась в раздумье на Большой дом. В окне хирургического кабинета появилась и исчезла тень, кто-то ходил внутри. – Давай так. Ты с па идешь пить виски, а я в это время расскажу маме о Марсали и Фергюсе. Может быть, она что-нибудь придумает.

     - Я и не знал, что это медицинская проблема, - сказал он. – Однако начать следует с обезвреживания Германа путем общей анестезии.

     Глава 27. ТОК ДЛЯ СОЛОЖЕНИЯ

     Поднималась вверх по тропинке, я чувствовала в ветре кисловато-сладкий запах влажных зерен. Слегка отдающий жареными зернами кофе, он совсем не походил на пьяняще острый запах сусла или дистилляции, но все же ясно говорил о виски. Производство «воды жизни» было очень ароматным делом, потому поляна с виски находилась в миле от Большого дома. Но зачастую случалось так, что я улавливала слабый запах спирта из отрытого окна моего хирургического кабинета, когда ветер дул с той стороны, и сусло созревало.

     Изготовление виски имело свой цикл, и все в Ридже неосознанно подстраивались под него независимо от того, участвовали ли они в процессе или нет. Вот почему я знала, что ячмень в сарае для соложения начал прорастать, и что Марсали будет там, чтобы разравнять слой зерен прежде, чем будет разведен огонь.

     Зерна должны максимально размягчиться, но не дать ростки, иначе сусло будет иметь горький вкус, а виски испорчено. Прорастание не должно длиться более двадцати четырех часов с его начала, а я могла чувствовать его насыщенный влажный запах еще вчера после обеда, когда бродила по лесу. Время заканчивалось.

     К тому же это было лучшее место для разговора с Марсали; поляна виски являлась единственным местом, где она появлялась без шумной своры детей. Я часто думала, что она ценила работу именно из-за уединенности, а не за ту долю виски, которую Джейми ей выделял за работу, насколько бы важно это ни было.

     Брианна рассказала мне, что Роджер благородно предложил переговорить с Фергюсом, но я решила сначала поговорить с Марсали, чтобы узнать, что же в точности происходит.

     Что я должна сказать? Прямо спросить: «Фергюс бьет тебя?» Я не могла в это поверить, несмотря или, скорее, из-за тесного знакомства с последствиями семейных ссор, с которыми сталкивалась, когда работала в скорой помощи.

     Не потому, что я считала Фергюса неспособным на насилие; он видел и испытывал его на себе с самого детства, а взросление среди горцев во время и после восстания вряд ли вселило в него уважение к мирным ценностям. Но с другой стороны к его воспитанию приложила руку Дженни Мюррей.

     Я попыталась и не смогла вообразить мужчину, прожившего рядом с сестрой Джейми хотя бы неделю и способного поднять руку на женщину. Кроме того, из собственных наблюдений я знала, что Фергюс являлся очень любящим отцом, и между ним и Марсали всегда существовало доверие, что кажется …

     Над головой раздались какие-то звуки. Прежде чем я смогла взглянуть вверх, нечто большое обрушилось сквозь ветви дерева, подняв облако пыли и хвойных игл. Я отпрыгнула и в инстинктивной защите замахнулась корзинкой, но тут же сообразила, что на меня никто не нападал. На тропинке передо мной распластался Герман; выпучив глаза, он пытался вдохнуть воздух, выбитый из него при падении.

     - Что, спрашивается … - начала я довольно сердито, но потом заметила, что он прижимает что-то к груди, а именно, гнездо с поздней кладкой из четырех зеленоватых яиц, которые он чудом не разбил во время падения.

     - Для … маман, - выдохнул он, ухмыляясь.

     - Очень хорошо, - произнесла я. У меня был большой опыт общения с молодыми людьми, точнее, с мужскими особями любого возраста, чтобы понимать бесполезность упреков в таких случаях, и поскольку он не сломал ни яйца, ни ноги, я просто взяла гнездо и ждала, пока он отдышится, и сердце его не станет биться в нормальном ритме.

     Придя в себя, он вскочил на ноги, не обращая внимания на грязь, смолу и обломанные иголки хвои, которыми был усыпан с головы до ног.

     - Маман на току, - сказал он, протягивая руку за своим сокровищем. – Вы туда идете, grand-mère^[74]?

     - Да. Где твои сестры? – спросила я с подозрением. – Разве ты не должен приглядывать за ними?

     - Нет, - беззаботно заявил он. – Они дома, где женщины и должны быть.

     - Действительно? И кто же тебе это сказал?

     - Не помню, - вполне оправившись, он запрыгал впереди меня по тропинке, напевая песенку с рефреном: «Na tuit, na tuit, na tuit, Germain!»^[75]

     Действительно, Марсали находилась на поляне виски. Ее чепец, плащ и платье висели на ветвях хурмы, а глиняный горшок, наполненный углями, дымился рядом наготове.

     Ток для соложения теперь был огорожен настоящими стенами, образуя сарай, где влажные зерна сначала прорастали, а потом потихоньку поджаривались на медленном огне, который горел под полом. Пепел и угли были убраны, дубовые поленья для нового костра лежали под приподнятым на сваях полом. Даже без огня в сарае было очень тепло; я почувствовала это уже за несколько футов до него. Когда зерна прорастали, они выделяли достаточно много тепла.

     Ритмичные скребущие звуки доносились изнутри. Марсали разравнивала зерна деревянной лопатой перед тем, как разжечь огонь. Дверь сарая была открыта, но в нем не было окон, потому я могла видеть только движущийся неясный силуэт.

     Звуки скребущей лопаты скрывали наши шаги, и Марсали испуганно вскинула голову, когда наши тела заслонили свет в дверном проеме.

     - Мама Клэр!

     - Привет, - весело произнесла я. – Герман сказал, что ты здесь, и я решила …

     - Маман! Смотри, что у меня! – Герман решительно протолкнулся мимо меня и протянул свой матери подарок. Марсали улыбнулась ему и заправила светлую влажную прядку за ухо.

     - О, вот здорово. Давай выйдем на свет, чтобы я смогла их рассмотреть.

     Она вышла наружу и с наслаждением вздохнула, ощутив прикосновение прохладного воздуха. Она была в одной сорочке, которая так промокла от пота, что я могла видеть не только темные кружки ареол, но и небольшую выпуклость пупка там, где ткань прилипла к громадной выпуклости живота.

     С еще большим наслаждением она вздохнула, когда уселась на землю и вытянула ноги, отекшие, с набухшими венами под полупрозрачной кожей.

     - Ох, как хорошо посидеть! Ну, a chuisle^[76], показывай что там у тебя.

     Я, воспользовавшись случаем, пока Герман показывал свой подарок, обошла вокруг нее, высматривая синяки и другие признаки дурного обращения.

     Она была худой - она была такой по своей природе – исключая большой живот. Ее руки и ноги, довольно тонкие, имели небольшие крепкие мускулы. Под глазами намечались круги от усталости, но, в конце концов, она была матерью троих маленьких детей, не говоря уже о дискомфорте поздней беременности, не дающей ей крепко спать. В остальном ее влажное розовое лицо выглядело вполне здоровым.

     На голени были заметны два маленьких синяка, но я их проигнорировала. Беременные женщины легко их получают, а с учетом проживания в бревенчатых хижинах и постоянного хождения по гористой местности мало кто в Ридже ходил без синяков.

     Или я искала оправдания, не желая признавать того, что предположила Брианна?

     - Один для меня, - объяснял Герман, трогая яйца, - этот для Джоан, этот для Филисити, а этот для Monsieur L’Oeuf^[77]. - Он указала на вытянутый дыней живот Марсали.

     - Ах, какой милый мальчик, - сказала Марсали, обнимая его, и поцеловала. – Ты мой птенчик.

     Радостное сияние на лице Германа сменилось на выражение интереса, когда мать притиснула его к своему животу. Он осторожно погладил выпуклость.

     - Когда из яйца вылупится ребенок, что вы сделаете со скорлупой? – спросил он. – Я могу ее забрать себе?

     Марсали зарозовела от сдерживаемого смеха.

     - Люди не рождаются в яйцах, - сказала она. – Слава богу.

     - Вы уверены, маман? – он с сомнением оглядел ее живот, потом мягко потыкал. – Похоже на яйцо.

     - Ну, да, но это не яйцо. Просто папа и я называем так малыша, пока он не родился. Когда-то ты тоже был «Monsieur L’Oeuf».

     - Да? – Герман казался глубоко пораженным таким откровением.

     - Да, и твои сестры тоже.

     Герман нахмурился; лохматые светлые кончики волос почти касались носа.

     - Нет. Они были Mademoiselles L’Oeufs^[78].

     - Oui, certainement^[79], - ответила Марсали со смехом. – И может быть этот малыш тоже, но «месье» произносить легче. Вот, смотри. – Она немного отклонилась назад и сильно надавила рукой сбоку живота. Потом она взяла руку Германа и приложила его ладонь к этому месту. Даже оттуда, где я стояла, было видно содрогание плоти, когда ребенок энергично среагировал на толчок.

     Пораженный Герман отдернул руку, но потом снова положил на место с зачарованным видом.

     - Привет! – произнес он громко, наклонившись к материному животу. – Как там дела, Monsieur L’Oeuf?

     - С ним все хорошо, - уверила его мать, - или с ней. Но сначала дети не могут говорить. Ты же знаешь. Фелисити все-то не говорит ничего кроме «мама».

     - Да, - мальчик уже потерял интерес к будущему брату и, наклонившись, подобрал камень, привлекший его внимание.

     Марсали подняла лицо, прищурившись.

     - Тебе нужно идти домой, Герман. Мирабель нужно подоить, а я здесь немного задержусь. Иди и помоги папе, хорошо?

     Мирабель была козой, которая появилась в их хозяйстве совсем недавно, и потому еще вызывала интерес, так что Герман обрадовался предложению.

     - Oui, Maman. Au revoir, Grand-mère.^[80] – он прицелился, бросил, промахнулся и, развернувшись, запрыгал к тропинке.

     - Герман! – крикнула вслед ему Марсали. - Na tuit!

     - Что это значит? – с любопытством спросила я. – Это по-гэльски или по-французски?

     - По-гэльски, - ответила она с улыбкой. – Означает «не упади». – Она покачала головой, изобразив шуточный испуг. – Этот парень не сможет держаться подальше от деревьев даже ради спасения своей жизни.

     Герман забыл гнездо. Она осторожно положила его на землю, и я увидела пожелтевшие овальные пятна с внутренней стороны ее предплечья, точно как описывала Брианна.

     - А как Фергюс? – спросила я, словно продолжала разговор.

     - Нормально, - ответила она, и на ее лице появилась настороженность.

     - Действительно? – я со значением поглядела на ее руку, потом ей в глаза. Она покраснела и быстро повернула руку, скрывая отметины.

     - Да, он в порядке! – сказала она. – Он еще плохо справляется с дойкой, но скоро научится. Конечно, это очень неудобно с одной рукой, но он …

     Я села на бревно рядом с ней и, взяв ее запястье, повернула руку.

     - Брианна сказала мне. Это сделал Фергюс?

     - О, - она казалась растерянной и, высвободив руку, прижала ее к животу, чтобы спрятать пятна. – Ну, да. Это он.

     - Хочешь, я поговорю об этом с Джейми?

     Лицо ее ярко вспыхнуло, и она с испугом выпрямилась.

     - Христос, нет! Па свернет Фергюсу шею! И вообще это не его вина.

     - Конечно, это его вина, - твердо сказала я. Слишком много побитых женщин я видела в кабинете скорой помощи, которые уверяли, что их мужья или их дружки не виноваты. Конечно, частенько женщины сами провоцировали драки, но все же …

     - Нет, это не так! – настаивала Марсали. Лицо ее раскраснелось еще больше. – Я … он … то есть, он схватил меня за руку, да, но потому что я … э-э … пыталась разбить ему голову палкой. - Она отвернулась.

     - О, - я растерянно потерла нос. – Понятно. И почему ты пыталась разбить ему голову? Он … набросился на тебя?

     Она вздохнула, и ее плечи немного расслабились.

     - Нет. Просто Джоан пролила молоко, а он на нее накричал, и она плакала, и … - она слегка пожала плечами, испытывая неудобство. – Думаю, меня черт дернул.

     - Не похоже на Фергюса, кричать на детей, не так ли?

     - О, конечно, нет! – воскликнула она. – Он никогда … то есть обычно не кричит, но их так много … ну, я не могу его обвинять за это. Он столько потратил времени на дойку этой козы, и когда молоко разлили … Думаю, я тоже бы орала в таком случае.

     Она не отрывала взгляда от земли, избегая встречаться со мной глазами, и нервно проводила пальцем по шву своей рубашки.

     - Маленькие дети действительно могут вывести из себя, - согласилась я, живо вспомнив случай с двухлетней Брианной, телефонный звонок, отвлекший меня, спагетти с фрикадельками и открытый портфель Фрэнка. Обычно Фрэнк проявлял ангельское терпение по отношению к Бри – если не по отношению ко мне – но в тот раз его гневный рев сотрясал оконные стекла.

     И в ярости, граничащей с истерией, я действительно швырнула в него фрикаделькой, так же, как и Брианна, которая сделала это ради смеха. Если бы я стояла возле плиты в то время, я бы швырнула в него кастрюлей. Я провела пальцем под носом, не зная, смеяться или сожалеть об этом. Я так и не смогла вывести пятна с половика.

     Жаль, что я не могу поделиться воспоминанием с Марсали, поскольку она не знает не только о спагетти и портфелях, но и понятия не имеет о Фрэнке. Она все еще глядела вниз, двигая опавшие листья пальцем ноги.

     - Это только я виновата, - сказала она и прикусила губу.

     - Нет, не ты, - ответила я и пожала ее руку. - Такие вещи случаются, и в этом нет ничьей вины. Люди сердятся … но, в конце концов, все образуется.

     Да, подумала я, хотя не всегда так, как хотелось бы.

     Она кивнула головой, но тень все еще лежала на ее лице.

     - Да, только … - начала она и замолчала.

     Я терпеливо сидела, стараясь не давить на нее. Она хотела, нуждалась, говорить. И мне нужно было ее выслушать прежде, чем решить, что сказать Джейми, если вообще в этом будет необходимость. Определенно, что-то происходило между ней и Фергюсом.

     - Я … вот все думала, пока разгребала зерно. Мне не следовало так поступать. Я не хотела, но это мне сильно напомнило … Просто мне показалось, что это снова происходит …

     - Что это? – спросила я, поняв, что она не хочет продолжать.

     - Я пролила молоко, - выпалила она. – Когда была маленькой девочкой. Мне хотелось есть, я потянулась за кувшином и опрокинула его.

     - О?

     - Да, и он закричал, - она сжалась, словно вспомнила удар.

     - Кто закричал?

     - Точно не знаю. Может быть мой отец, Хью, или второй муж моей мамы, Симон. Я не помню. Только помню, что очень сильно испугалась и описалась, а он рассердился еще больше, - она покраснела и поджала пальцы ног от стыда.

     - Моя мама плакала, так как у нас не было еды, только молоко и хлеб, и вот молоко я пролила. А он орал, что не может выносить шума, так как мы вместе с Джоан завывали … и потом он стукнул меня по лицу. Мама набросилась на него, он толкнул ее, она упала и ударилась о трубу очага … У нее кровь пошла из носа.

     Она шмыгнула и потерла косточкой пальца под носом, моргая и не сводя глаз с листьев.

     - Он выскочил из дома, хлопнув дверью, а мы с Джоан громко плача бросились к маме, потому что думали, что она умерла … но она поднялась на четвереньки и сказала, что с ней все в порядка … хотя ее шатало из стороны в сторону, чепец свалился с головы, а кровь капала с лица на пол. Я забыла про этот случай, но когда Фергюс стал кричать на бедную Джоанни … он так напомнил Хью или Симона, в общем, кого-то из них, - она закрыла глаза и тяжело вздохнула, поддерживая свой большой живот руками.

     Я протянула руку и убрала с ее лба влажные прядки волос.

     - Ты скучаешь по матери, не так ли? – мягко произнесла я. В первый раз я ощутила симпатию к ее матери, Лаогере.

     - Да, - просто ответила Марсали. – Иногда очень сильно. – Она снова вздохнула и, закрыв глаза, прижалась щекой к моей руке. Я притянула к себе голову молодой женщины и стала молча гладить ее волосы.

     Было далеко за полдень, и в дубровнике лежали длинные холодные тени. Она замерзла и слегка дрожала, а на тонких руках появилась пупырышки.

     - Вот, - я встала и сняла свой плащ. – Надень его, не хватало тебе еще простудиться.

     - О, нет, все в порядке, - она поднялась и отерла лицо ладонью. – Осталось доделать совсем немного, а потом я пойду домой готовить ужин …

     - Я доделаю, - твердо сказала я и набросила плащ ей на плечи. – Отдохни немного.

     Воздух в маленьком сарае был очень тяжелый, наполненный мускусным запахом проросших зерен и тонкой пылью ячменной шелухи. Тепло после прохлады снаружи было приятным, но спустя короткое время я вспотела и, стянув платье через голову, повесила его на гвоздь возле двери.

     Она была права, сделать осталось немного. Работа меня согреет, а потом я вместе с Марсали пойду к ней домой. Я приготовлю им ужин, позволив ей отдохнуть, и тем временем, возможно, смогу переговорить с Фергюсом и выяснить что происходит.

     Он мог бы сам приготовить ужин, подумала я, нахмурившись, пока копалась в куче слипшегося зерна. Хотя вряд ли это придет ему в голову. Французский бездельник. Подоить козу – единственное, что он считал для себя возможным из «женской работы».

     Потом я подумала о Джоан и Фелисити и несколько смягчилась по отношению к нему. Джоан - три года, Фелисити – полтора, и любой, кто остается дома наедине с этими двумя детками, достоин сочувствия, не смотря на работу, которую он делает.

     Внешне Джоан походила на милого пушистого воробышка и сама по себе была спокойной и послушной, но до некоторой степени. Фелисити была вылитым портретом своего отца, черноволосая, с тонкими костями скелета, непреодолимым обаянием и бурлящей страстностью. Вместе же … Джейми называл их дьявольскими детками, и когда они оставались дома, совершенно неудивительно, что Герман отправлялся бродить по лесам, а Марсали была рада находиться где-нибудь еще, даже здесь, делая тяжелую работу.

     Тяжелая - действительно подходящий термин, думала я, переворачивая зерна лопатой. Прорастающие семена были влажными, и наполненная лопата весила довольно много. Перевернутые гранулы были покрыты темными влажными пятнами, а неперевернутые слои оставались светлыми даже в увядающем свете. Таких светлых кучек осталось немного в дальнем углу тока.

     Я энергично набросилась на них, осознав, что я очень старалась не думать о том, что рассказала мне Марсали. Я не хотела испытывать симпатию к Лаогере, она мне не нравилась. Я не хотела даже сочувствовать ей, но с этим было труднее.

     Очевидно, жизнь не была легкой для нее. Ну, она не была таковой для всех, кто жил в Высокогорье, подумала я, с кряхтеньем переворачивая зерна. Быть матерью нелегко всюду, но, кажется, она справилась с этим.

     Я чихнула от пыли, вытерла нос рукавом и продолжила свою работу.

     В конце концов, она не пыталась увести у меня Джейми, сказала я себе, стараясь проявить объективность и великодушие. Скорее наоборот, по крайней мере, с ее точки зрения.

     Лезвие лопаты заскрежетало по полу, когда я собирала последние зерна. Я швырнула их в сторону, подскребла зерна в пустые углы и разровняла торчащие кучки.

     Я знала с его слов о причинах, по которым он женился на ней, и я ему верила. Однако одно упоминание ее имени вызывало во мне разнообразные видения, начиная с их поцелуев в нише замка Леох, и кончая его горячими нетерпеливыми руками, которые задирали ее рубашку в темноте их свадебной ночи. Это видение заставляло меня пускать пар, подобно касатке, и кровь начинала горячо стучать в моих висках.

     Вероятно, пришла мне в голову мысль, я не являюсь великодушной особой. Фактически временами я бываю совсем невеликодушной и злопамятной.

     Приступ самобичевания был прерван голосами и звуками движения снаружи. Я вышла из сарая и, прищурившись от лучей низко опустившегося солнца, присмотрелась.

     Я не могла видеть их лиц, даже не могла разобрать, сколько их было. Некоторые на лошадях, некоторые на ногах, темные силуэты на фоне солнца. Уголком глаза уловила движение, Марсали, вскочив на ноги, пятилась к сараю.

     - Кто вы, господа? – спросила она.

     - Томящиеся от жажды путешественники, мистрис, - ответила одна из темных форм, выводя своего коня вперед остальных. – В поисках гостеприимства.

     Слова были вежливы, голос – нет. Я вышла из сарая, все еще сжимая лопату.

     - Добро пожаловать, - сказала я, даже не пытаясь произносить слова приветливо. – Оставайтесь на месте, джентльмены, мы с удовольствием дадим вам выпить. Марсали, будь добра, принеси бочонок.

     На такие случаи поблизости всегда хранился маленький бочонок с виски. Сердце громко стучало в моих ушах, и я так сильно сжимала черенок лопаты, что ощущала трещинки на дереве.

     Видеть в горах так много незнакомцев сразу, было очень необычным делом. Иногда нам встречались группы охотящихся чероки, но это были не индейцы.

     - Не беспокойтесь, мистрис, - произнес второй мужчина, спрыгивая с лошади. - Я помогу ей принести. Хотя думаю, нам нужно больше, чем один бочонок.

     Голос был смутно знакомым без акцента, но с нарочито четким произношением.

     - У нас только один бочонок с готовым виски, - сказала я, сдвигаясь вбок и не сводя глаз с говорящего мужчины. Он был низкого роста и очень худой, а его движения были неестественно дерганными, как у марионетки.

     Он двинулся ко мне вместе с остальными. Марсали в это время подошла к поленнице и стала убирать поленья дуба и гикори. Я могла слышать ее тяжелое рваное дыхание. За поленницей скрывался бочонок, я знала также, что рядом лежит топор.

     - Марсали, - сказала я. – Оставайся там. Я подойду и помогу тебе.

     Топор представлял собой лучшее оружие, чем лопата … но двое женщин против … скольких мужчин? Десять … дюжина … больше? Я моргнула слезящимися от солнца глазами и увидела еще нескольких, выходящих из леса. Этих я могла видеть четко. Один из них ухмыльнулся, глядя на меня, и я едва смогла не отвести глаз. Он ухмыльнулся еще шире.

     Короткий мужчина подошел ближе, я взглянул на него, и чувство узнавания кольнуло меня. Кто он такой? Я знала его, я видела его прежде … но не могла связать с именем эти впалые щеки и узкий лоб.

     Он вонял застарелым потом, грязью, въевшейся в поры, и мочой. Они все так воняли, и это зловоние разливалось в воздухе отвратительное, словно запах хорька.

     Он понял, что я узнала его, и на мгновение поджал тонкие губы, потом расслабился.

     - Миссис Фрейзер, - произнес он, и чувство узнавания усилилось при виде его маленьких хитрых глаз.

     - Думаю, у вас преимущество передо мной, - сказала я, стараясь держать спокойное лицо. – Мы встречались?

     Он не ответил, приподняв один уголок губ, но затем его внимание обратилось на двух мужчин, бросившихся за бочонком, который Марсали выкатила из потайного места. Один уже схватил лежащий рядом топор и собрался выбить у него дно, когда худой мужчина крикнул:

     - Оставь его!

     Мужчина взглянул на него, в непонимании открыв рот.

     - Я сказал, оставь его! – рявкнул худой мужчина, пока другой в смятение переводил взгляд с бочонка на топор.

     - Мы возьмем его с собой; не хватало еще, чтобы вы сейчас напились!

     Повернувшись ко мне, он спросил, словно продолжая разговор:

     - Где остальное?

     - Это все, - ответила Марсали, опередив меня. Она хмуро смотрела на него, испуганная, но сердитая. – Берите его и уходите.

     Он впервые обратил на нее внимание, но лишь скользнул по ней взглядом и повернулся ко мне.

     - Не пытайтесь врать мне, миссис Фрейзер. Я хорошо знаю, что здесь должно быть больше виски, и я получу его.

     - Здесь виски больше нет. Поверьте мне, вы болван! – Марсали выхватила топор у мужчины и оскалилась на худого. – Так вы благодарите за гостеприимство … грабежом? Тогда забирайте все, что можете, и уходите!

     У меня не было иного выбора, чем поддержать ее, хотя в голове у меня звучали тревожные звонки всякий раз, когда я глядела на худого мужчину.

     - Она права, - сказал я. – Смотрите сами. – Я указала на сарай и бродильные чаны, которые стояли рядом, отрытые и пустые. – Мы только начали соложение. Пройдет несколько недель, пока появится первая партия виски.

     Без всякого изменения выражения он сделал шаг вперед и ударил меня по лицу.

     Марсали издала пронзительный крик потрясения и ярости. Я услышала заинтересованный говор мужчин, и они пододвинулись ближе.

     Я приложила ладонь к разбитым губам и отстраненно отметила, что они трясутся. Однако в уме я мгновенно перебирала различные предположения, которые пролетали, как карты при раздаче.

     Кто эти мужчины? Насколько они опасны? Что они хотят сделать? Солнце садится, как скоро нас с Марсали хватятся, и кто-нибудь отправится нас искать? Фергюс или Джейми? Даже если Джейми, если он придет один …

     У меня не было сомнений, что эти люди были те самые, которые сожгли дом Тайга О’Брайана и, вероятно, отвечали за нападения, произошедшие до Линии соглашения. Злобные, но имеющие главной целью грабеж.

     Во рту ощущался медный вкус, металлический привкус крови и страха. Я размышляла не более секунды, и когда я опустила руку, пришла к выводу, что лучше отдать им, что они хотели, и надеяться, что они удовлетворятся виски.

     Однако у меня не было шанса высказать это. Худой мужчина схватил меня за запястье и вывернул его так, что я ощутила треск моих костей и упала на колени, способная лишь производить тихие задушенные звуки.

     Марсали произвела более громкий звук. Бросившись, как нападающая змея, она замахнулась топором и всадила лезвие глубоко в плечо мужчине, стоящему перед ней. Потом она выдернула его, и теплая струя крови брызнула мне в лицо; ее капли застучали, словно дождь, по листьям.

     Она кричала громко и тонко, мужчина орал тоже, и вся поляна пришла в движение; разбойники с ревом набегающей волны бросились на нас. Я качнулась вперед и, обхватив худого мужчину под колени, со всей силы врезала головой ему в промежность. Он задохнулся и упал на меня, прижав к земле.

     Я выползла из-под его корчащегося тела, думая лишь о том, что должна встать между Марсали и этими людьми, но они уже набросились на нее. Крик прервался ударами кулаков по плоти и тупыми стуками тел о стенку сарая.

     Глиняный горшок с углями оказался рядом, я схватила его, не обращая внимания на обжигающий жар, и бросила прямо в толпу разбойников. Он ударился о спину одного и разбился, разбрасывая горячие угли. Мужчины завопили и отпрыгнули в стороны. Я увидала Марсали, которая сидела на земле, прислонившись к стенке сарая; голова ее упала набок, глаза закатились, показывая белки; ноги широко раскинуты, рубашка разорвана от шеи, открывая тяжелые груди, лежащие на выпуклости живота.

     Потом кто-то ударил меня по голове, и я отлетела в сторону, скользя по опавшим листьям, потом застыла, распластавшись на земле, неспособная подняться, двигаться, думать или говорить.

     Огромное спокойствие обуяло меня, и мое зрение сузилось, медленно закрываясь, словно диафрагма объектива. Перед собой на расстоянии нескольких дюймов от носа я увидела гнездо с тонкими переплетенными веточками и четырьмя зеленоватыми яйцами, округлыми и совершенными по форме. Потом каблук раздавил одно яйцо и диафрагма закрылась.

     Меня привел в чувство запах горения. Я была без сознания совсем немного времени; пучок высохшей травы рядом со мной едва начал дымиться от краснеющего кусочка угля. Тонкие струйки дыма поднялись вверх, и пучок травы вспыхнул пламенем, потом меня схватили за руку и вздернули вверх.

     Все еще не пришедшая в себя, я покачнулась и завалилась на схватившего меня мужчину; он бесцеремонно толкнул меня к одной из лошадей и, приподняв, бросил поперек седла с такой силой, что выбил из меня воздух. Я едва успела ухватиться за кожаный ремень стремени, когда кто-то ударил лошадь по крупу, и мы отправились прочь тряской рысью.

     Из-за тряски и головокружения я видела окружающее фрагментарно, словно в разбитом стекле, но смогла заметить Марсали, которая теперь лежала неподвижно, словно тряпичная кукла, среди разбросанных углей, от которых начинала загораться трава.

     Я попробовала позвать ее, но мой полузадушенный голос утонул в бренчании упряжи и громких голосах поблизости.

     - Ты с ума сошел, Ходж? Зачем тебе эта баба? Брось ее.

     - Нет, - голос маленького человека звучал сердито, но сдержанно. – Она покажет нам, где виски.

     - Толку будет от виски, если нас убьют, Ходж! Это же жена Джейми Фрейзера!

     - Я знаю, чья она жена! Двигай!

     - Но он … да, ты понятия не имеешь, что он за человек! Я видел, как он однажды …

     - Хватит болтать. Двигай, я сказал!

     Последняя фраза сопровождалась резким звуком удара и болезненным вскриком. Рукоятка пистолета, подумала я. По лицу, мысленно добавила я, услышав мокрое хлюпающее дыхание через сломанный нос.

     Рука схватила меня за волосы и больно завернула голову. Худой мужчина, задумчиво сузив глаза, уставился на меня сверху. Кажется, он просто хотел удостовериться, что я жива, потому что ничего не сказал и равнодушно отбросил мою голову, словно подобранную сосновую шишку.

     Кто-то вел мою лошадь; еще несколько мужчин также шли пешком. Я слышала, как они громко переговаривались, двигаясь почти бегом, чтобы не отстать от всадников, и с треском и пыхтением, словно стадо свиней, ломились сквозь подлесок.

     Я едва могла дышать, делая мелкие поверхностные вдохи, меня беспощадно трясло, но физический дискомфорт меня волновал мало. Жива ли Марсали? Она выглядела скорее мертвой, но я не видела крови, и это дарило мне небольшое, может быть, временное утешение.

     Если даже она жива, она вскоре может умереть. От побоев, шока или выкидыша … о, боже, о, боже, бедный маленький Monsieur L’Oeuf …

     Мои руки с отчаянием вцепились в ремень стремени. Кто найдет ее … и когда?

     Когда я пришла на ток, до ужина оставалось чуть больше часа. Сколько сейчас времени? Я видела землю под собой, но мои распустившиеся волосы свисали вниз и закрывали мне лицо, когда я пыталась поднять голову. В воздухе ощущалась наступающая прохлада, но свет еще оставался, и я поняла, что солнце еще не село. Через несколько минут оно зайдет за горизонт, и начнет темнеть.

     И что тогда? Когда начнутся поиски? Фергюс спохватится, когда Марсали не появится готовить ужин, но отправится ли он на поиски, имея на попечении двух маленьких девочек? Нет, он отправит Германа. Последняя мысль заставила мое сердце подскочить и сжаться возле горла. Для пятилетнего мальчика найти свою мать …

     Я все еще могла чувствовать запах горения. Принюхалась раз, два в надежде, что мне это кажется. Но среди благоуханий пыли, конского пота, кожаных седел и растоптанной травы я четко ощущала запах дыма. Поляна или сарай, или оба теперь горели. Кто-нибудь увидит дым и придет. Но не поздно ли?

     Я зажмурила глаза, пытаясь отвлечься от картины, которая стояла перед моим мысленным взором.

     Голоса все еще были рядом. Человек по имени Ходж - это, должно быть, на его лошади я ехала - шел за ней следом. Кто-то снова пытался его переубедить, но также без всякого эффекта.

     - Разделимся, - говорил он. – Разделим людей на две группы, Ты поедешь с одной, я поеду с другой. Встретимся через три дня в Браунсвиле.

     Чертов ублюдок. Он ожидал погони и решил затруднить преследование, разделив людей. Я с отчаянием вспоминала, что я могу уронить. Конечно же, я должна оставить что-нибудь, что подскажет Джейми, куда меня увезли.

     Но на мне ничего не было, кроме рубашки, корсета и чулок, обувь я потеряла, когда меня тащили на лошадь. Единственной возможностью оставались чулки, но подвязки, как назло, были крепко завязаны и в данный момент находились вне доступа.

     Поднялся шум, крики и толкотня, когда обе группы разделялись. Потом Ходж хлопнул в ладоши, подгоняя лошадей, и мы стали двигаться быстрее.

     Мои распущенные волосы зацепились за ветку куста, натянулись на мгновение и освободились; оттянутая ветка срикошетила и больно ударила меня по скуле, едва не попав в глаз. Я выругалась, довольно грубо, и кто-то, скорее всего Ходж, ударил меня по заду.

     Я была свидетелем, как Джейми выслеживал маленьких проворных зверьков и больших неуклюжих животных, и видела, как он изучал стволы деревьев и ветки кустарника в поисках ободранной коры и оставленных волос.

     С той стороны, где я свешивалась вниз головой, никто не шел, и я начала торопливо выдергивать волосы из своей головы. Три, четыре, пять … достаточно или нет? Протянув руку, я провела ее над кустом остролиста. Длинные курчавые волосы закружились в ветерке, создаваемом движущейся лошадью, но не улетели, запутавшись в листве.

     Я проделала так еще четыре раза. Конечно же, он должен заметить хотя бы один из пучков и будет знать каким путем следовать, если, конечно, он с самого начала не отправится за второй группой. Мне оставалось только молиться, и я истово принялась за молитву, начиная с Марсали и Monsieur le Oeuf, которым помощь требовалось гораздо больше, чем мне.

     Мы поднимались вверх достаточно долго, и почти стемнело, когда мы достигли вершины хребта. К этому времени я почти потеряла сознание, в голове пульсировало от прилившей крови, а корсет так врезался в тело, что каждую китовую косточку я ощущала как раскаленное клеймо.

     У меня оставалось достаточно сил, чтобы я смогла оттолкнуться от седла, когда лошадь остановилась. Я свалилась на землю помятой кучей и сидела, задыхаясь и испытывая головокружение, потом принялась растирать руки, которые распухли от долгого висения вниз.

     Мужчины собрались тесной кучкой, что-то вполголоса обсуждая, но находились слишком близко от меня, чтобы помыслить отползти в заросли кустарника. Один из них стоял всего в нескольких дюймах и не спускал с меня глаз.

     Я оглянулась назад, на путь, по которому мы пришли, и боясь, и надеясь увидеть отсвет зарева далеко внизу. Огонь привлечет внимание, кто-нибудь увидит его, поднимет тревогу, организует погоню. А с другой стороны … Марсали.

     Неужели она уже мертва вместе со своим ребенком?

     Я сильно вздохнула и со всех сил уставилась в темноту, пытаясь остановить слезы, и в надежде увидеть что-нибудь. Но деревья вокруг нас росли очень густо, и я не увидела ничего, кроме различных оттенков черноты.

     Света не было; луна еще не взошла, звезды мерцали слабо, но мои глаза адаптировались к темноте, и хотя я не обладала кошачьим зрением, могла различить достаточно, чтобы сделать подсчеты. Они о чем-то спорили, время от времени поглядывая на меня. Вероятно дюжина мужчин … Сколько их было сначала? Двадцать? Тридцать?

     Я сжала трясущиеся пальцы. Мои запястья страшно болели, но не это волновало меня в данный момент.

     Я понимала, так же как и они, что они не могут прямо сейчас отправиться к тайнику с виски, даже если бы я смогла отыскать его в темноте. Выжила ли Марсали, чтобы все рассказать, или нет – у меня перехватило в горле при этой мысли – Джейми догадается, что целью налетчиков было виски, и выставит охрану.

     Если бы не случилось того, что произошло, мужчины заставили бы меня найти тайник, забрали бы виски и по-быстрому убрались в надежде скрыться прежде, чем грабеж будет обнаружен. Оставив меня и Марсали в живых, чтобы поднять тревогу и описать грабителей? Вероятно, нет.

     В панике, возникшей после нападения Марсали, первоначальный план поменялся. И что теперь?

     Кучка распалась, хотя спор продолжался. Ко мне приблизились шаги.

     - Я сказал, ничего не выйдет, - сердито говорил один мужчина. Судя по глухому голосу, это был тот самый, которому сломали нос. – Убей ее прямо сейчас. Оставим труп здесь, никто его не найдет, а звери растащат кости.

     - Да? Если никто ее не найдет, то решат, что она все еще с нами, не так ли?

     - А если Фрейзер догонит нас, а ее не будет с нами, кого ему винить…

     Они окружили меня, четверо или пятеро. Я поднялась на ноги, схватив первое попавшее под руку оружие, к сожалению, им оказался небольшой камень.

     - Как далеко мы находимся от виски? – спросил Ходж. Он снял шляпу, и его глаза поблескивали в темноте, словно крысиные.

     - Я не знаю, - ответила я, держа свои нервы в узде и камень в руке. Из-за разбитых губ, распухших от удара, говорить мне было трудно. – Я не знаю, где мы находимся …

     Это было правдой, хотя я могла довольно точно догадаться. Мы двигались несколько часов, в основном, вверх, нас окружали ели и бальзамовые деревья. Я чувствовала запах смолы, острый и чистый. Мы находились вверху, вероятно, возле небольшого прохода, который пересекал склон горы.

     - Убей ее, - настаивал другой мужчина. – От нее не будет толку, а если Фрейзер найдет ее у нас …

     - Заткнись! – Ходж развернулся к нему с такой злостью, что более высокий мужчина невольно отступил назад. Усмирив говорившего, Ходж обратил внимание на меня и схватил за руку.

     - Не играй со мной, женщина. Ты скажешь все, что я хочу знать, - он не стал договаривать «или», что-то холодное скользнуло по моей груди, мгновением позже последовала острая боль от пореза, из которого потекла кровь.

     - Иисус Рузвельт Христос! – вскрикнула я скорее от неожиданности, чем от боли, и выдернула руку. – Я сказала тебе, что даже не знаю, где мы находимся, идиот! Как я могу знать, где находится все остальное.

     Он удивленно моргнул и рефлекторно поднял нож, словно ожидал, что я на него наброшусь. Осознав, что я не собираюсь нападать, он оскалился.

     - Я скажу то, что я знаю, - произнесла я, с отстраненным удовлетворением отметив, что мой голос звучит твердо. – Тайник находится в полумили от тока для соложения примерно на северо-запад. Он хорошо спрятан в пещере. Я могу отвести вас туда от ручья, где вы меня схватили, но это все, что я могу сказать.

     Это было правдой. Я могла его найти оттуда довольно легко, но указать сейчас направление к нему? «Идите через просеку в кустах, пока не увидите дуб, возле которого Брианна застрелила опоссума, возьмите влево к квадратной скале, на которой растут пучки ужовника …»

     Порез был неглубокий, и я вовсе не истекала кровью, хотя мои руки и лицо были ледяными, а перед глазами мелькали крошечные огоньки. На ногах меня держало только желание, если дело дойдет до этого, умереть стоя.

     - Я тебе говорю, Ходж, ты не должен ничего с ней делать, ничего, - большой человек присоединился к группе возле меня. Он взглянул на меня через плечо Ходжа и кивнул головой. В темноте все они казались черными, но это говорил с легким африканским акцентом, бывший раб или, быть может, работорговец. – Эта женщина, я слышал про нее. Она ведьма. Я таких знаю, они настоящие змеюки. Говорю вам, к ней лучше не прикасаться. Она проклянет вас!

     Я выдала звучащий угрожающе смех, и стоящие рядом мужчины отступили на шаг. Я сама удивилась своему смеху, откуда он взялся?

     Но теперь мне стало легче дышать, и искорки в глазах исчезли.

     Высокий мужчина почесал свою шею, увидев кровь на моей рубашке.

     - Ты пролил ее кровь? Черт тебя побери, Ходж, - в его голосе зазвучали нотки паники, и он отступил назад, делая в мою сторону какие-то жесты.

     Совершенно не понимая, почему я это делаю, я выпустила из руки камень, провела пальцами правой руки по порезу и быстрым движением размазала кровь по лицу худого мужчины, снова издав устрашающий смех.

     - Проклятие, не так ли? – произнесла я. – Как тебе такое? Притронешься ко мне еще раз и умрешь в ближайшие двадцать четыре часа.

     Полоски крови выглядели темными на его белом лице. Он находился достаточно близко, чтобы я могла ощутить его кислый запах и увидеть зарождающийся гнев на его лице.

     Ради Бога, чем ты думаешь, Бьючемп, подумала я, страшно удивленная своим поступком. Ходж поднял кулак, чтобы ударить меня, но большой человек с криком ужаса схватил его руку.

     - Не делай этого! Ты убьешь всех нас!

     - Я, к черту, убью тебя прямо сейчас, мудак!

     Взбешенный Ходж сделал неуклюжую попытку всадить нож в большого мужчину, но тот, крякнув от удара, не нанесшего ему сильных повреждений, вывернул руку оппонента, которую держал за запястье, и Ходж пронзительно вскрикнул, как схваченный лисой заяц.

     Тут же рядом с ними оказались все остальные, крича и хватаясь за оружие. Я развернулась и побежала, но успела сделать лишь несколько шагов, как кто-то схватил меня сзади и прижал к своему телу.

     - Вы никуда не убегаете, леди, - пропыхтел он мне в ухо.

     Он был не выше меня, но значительно сильнее. Я вырывалась изо всех сил, но он только крепче обхватил меня руками. Тогда я застыла с бьющимся от гнева и страха сердцем, не желая давать ему повод искалечить меня. Он был возбужден, я слышала громкий стук его сердца и чувствовала острый запах свежего пота за вонью несвежей одежды и немытого тела.

     Я не могла видеть, что происходит позади меня, но не думала, что они дерутся, просто кричат друг на друга. Мой захватчик пошевелился и прочистил горло.

     - Хмм … вы откуда, мэм? – спросил он довольно вежливым тоном.

     - Что? – переспросила я. – Откуда приехала? Э-э … ах, да из Англии, Оксфордшир, сначала. Потом Бостон.

     - О? Сам я с севера.

     Я сдержала автоматическую реакцию в виде фразы «Рада видеть вас», поскольку вовсе была не рада, и разговор прервался.

     Драка прекратилась так же внезапно, как возникла. С оскалом и недовольным рычанием остальные отступили перед ревом Ходжа, который заявил, что является здесь главным, и им лучше исполнять его приказы, или они поплатятся.

     - Да, это так, - пробормотал мой захватчик, все еще прижимая меня к своей грязной груди. – Вам лучше не сердить его, леди, уж поверьте мне.

     - Хмф, - скептически произнесла я, хотя должна была признать, что совет был дан из лучших побуждений.

     - И откуда же приехал сам Ходж? – спросила я. Он все еще казался мне смутно знакомым, я была уверен, что где-то его видела … но где?

     - Ходжпайл? А-а … из Англии, я думаю, - ответил человек с удивлением. – Разве не понятно по его говору?

     Ходж? Ходжпайл? Звоночек, определенно, звучал громче, но …

     Было много разговоров и беспорядочного кружения, но вскоре мы снова отправились в путь.

     Двигались мы очень медленно, хотя присутствовала какая-то тропа, но даже при слабом свете взошедшей луны, движение было затруднено. Ходжпайл больше не вел мою лошадь, ее тянул за узду молодой человек, поймавший меня, с трудом заставляя животное продираться сквозь заросли. Я могла видеть его время от времени, стройного с буйной шевелюрой, которая достигала его плеч, и от этого его силуэт напоминал льва с гривой.

     Угроза немедленной смерти миновала, но мой желудок и мускулы продолжали сжиматься от опасения за мою жизнь. Ходжпайл пока победил в споре, но настоящего согласия между его людьми не было. Те, кто хотели убить меня и оставить мой труп на съедение скунсам и ласкам, могли прекратить всякие разногласия ударом из темноты.

     Я слышала громкий угрожающий голос Ходжа где-то впереди. Кажется, он двигался вдоль колонны взад и вперед, ворча, запугивая и покусывая, словно овчарка, пытающаяся заставить стадо овец двигаться.

     И они двигались, хотя было ясно даже для меня, что кони устали. Лошадь, на которой я ехала еле передвигала ноги, временами раздраженно дергая головой. Бог знает, откуда мародеры явились, и как долго они были в дороге прежде, чем явились на поляну с виски. Люди тоже замедляли шаги, туман усталости постепенно накатывался на них по мере того, как адреналин драки и спора оставлял их. Я чувствовала, что мной тоже овладевает апатия, и боролась изо всех сил, пытаясь не потерять бдительность.

     Все еще была ранняя осень, но на мне были только рубашка и корсет, к тому же мы находились высоко в горах, где воздух быстро остывал после захода солнца. Я постоянно тряслась, и моя рана горела огнем, раздражаясь от дрожи мелких мускулов под кожей. Она не была серьезной, но что если в нее попадет инфекция? Я могла только надеяться, то проживу достаточно долго, чтобы это стало проблемой.

     Как бы я не старалась, я не могла не думать о Марсали, не могла не строить предположения о ее состоянии, начиная с сотрясения мозга с внутричерепным кровоизлиянием и кончая ее удушением в дыму. Я могла что-нибудь сделать, даже кесарево сечение, если бы была там. Никто другой не сможет.

     Я вцепилась в седло связанными руками, натянув веревку. Я должна быть там!

     Но я не была и, вероятно, никогда не буду.

     Ссоры и брань совсем затихли, когда лесная темнота сгустилась вокруг нас, но томительное чувство тревоги висело над всеми. Частично это было из-за страха погони, подумала я, а частично от внутреннего дискомфорта. Драка не завершилась, а была отложена до подходящего времени. Ощущение подспудно бурлящего конфликта висело в воздухе.

     Причиной конфликта являлась моя персона. Не имея возможности видеть во время спора, я не могла сказать, кто кого мнения придерживался, но ясно, что одна группа, ведомая Ходжпайлом, была за то, чтобы оставить меня в живых, по крайней мере, пока я не выведу их на тайник с виски. Вторая группа стремилась выйти из ситуации с минимумом потерь, перерезав мне глотку. И самая маленькая группа, представленная джентльменом с африканским акцентом, была за то, чтобы отпустить меня и чем скорее, тем лучше.

     Очевидно, что мне следовало поддерживать этого джентльмена и попытаться использовать его для своей пользы. Как? Я начала с того, что прокляла Ходжпайла, и я все еще была удивлена своим поступком. Не думаю, что будет умным начать проклинать их всех, это уменьшит эффект.

     Я поерзала в седле, которое стало сильно натирать внутреннюю сторону бедер. Не в первый раз я замечала, что люди отшатывались от меня, испугавшись того, кем я могла быть. Суеверный страх может быть эффективным орудием, но очень опасным в использовании. Если я по-настоящему испугаю их, они убьют меня без малейшего колебания.

     Мы пересекли перевал. Деревьев здесь было мало, и когда мы вышли на склон горы, передо мной открылось небо, необъятное и сияющее множеством звезд.

     Я, должно быть, ахнула, поскольку молодой человек, ведущий лошадь, остановился и поднял взгляд к небу.

     - О, - произнес он негромко, некоторое время смотря вверх. Потом был возвращен к реальности всадником, который проехал мимо нас, пристально уставившись на меня.

     - У вас такие же звезды там, откуда вы приехали? – спросил мой охранник.

     - Нет, - ответила я, все еще находясь под очарованием молчаливого великолепия над нашими головами, - не такие яркие.

     - Нет, не такие, - согласился он, покачав головой, и дернул лошадь за узду. То, что он так ответил, показалось мне необычным, но что с этим делать я не знала. Я могла бы вовлечь его в дальнейший разговор – бог знает, мне нужны все союзники, которых я могу привлечь на свою сторону – но тут впереди раздались крики; вероятно, мы становились на ночевку.

     Я была развязана и стянута с лошади. Ходжпайл протиснулся сквозь толпу и схватил меня за плечо.

     - Попытаешься бежать, женщина, и пожалеешь об этом, - он больно сжал меня, вонзив ногти в плоть. – Ты нужна мне живой … не обязательно целой.

     Продолжая сжимать мое плечо, он прижал нож плоской стороной лезвия к моим губам, задев кончик носа, потом наклонился так близко, что я ощутила его влажное отвратительное дыхание на своем лице.

     - Одну вещь я не хочу отрезать у тебя, это твой язык, - прошептал он. Лезвие медленно скользнуло от моего носа вниз к подбородку, вдоль шеи, к груди, обрисовывая ее выпуклость. – Ты меня поняла, не так ли?

     Он ждал, пока я не смогла кивнуть головой, потом отпустил меня и исчез в темноте.

     Если он хотел вывести меня из себя, то преуспел в этом. Несмотря на прохладу, я вспотела, и меня трясло. Внезапно рядом со мной возникла высокая тень, взяла мою руку и что-то сунула в нее.

     - Мое имя Теббе, - пробормотал он. – Запомни, Теббе. Помни, я хорошо к тебе относился. Скажи своим духам, чтобы они не навредили мне, я тебя не обижал.

     Я машинально кивнула головой и снова осталась одна на этот раз с куском хлеба в руке. Я быстро съела его, отметив, что хотя он был и несвежий, но когда-то, сразу после выпечки был очень приличным ржаным хлебом, какой делают салемские женщины. Эти бандиты напали на усадьбу вблизи Салема или просто купили его?

     Седло было брошено на землю рядом со мной; с его луки свисала фляжка. Я упала на колени и принялась пить из нее. Хлеб и вода, пахнущие холстом и деревом, казались лучшим, что я когда-либо ела. Близость смерти значительно улучшает аппетит, и все же я надеялась на что-то более изысканное в качестве последней еды.

     Ходжпайл вернулся несколько минут спустя с веревкой. Он больше не утруждал себя угрозами, очевидно, решив, что ясно выразил свою позицию. Он просто связал мои руки и ноги и толкнул меня на землю. Никто со мной не разговаривал, но кто-то, поддавшись добросердечному порыву, набросил на меня одеяло.

     Лагерь разбили быстро. Костры не разжигались, ужин не готовился, люди, по-видимому, перекусили всухомятку так же, как и я, затем рассыпались среди деревьев отдыхать. Связанных лошадей оставили неподалеку.

     Я подождала, пока ходьба затихла, прикусила одеяло зубами и, извиваясь, словно червяк, отползла к другому дереву в семи ярдах от места, где лежала.

     У меня не было мыслей о побеге, но если какой-нибудь бандит, пользуясь темнотой, попытается ликвидировать меня, я не собиралась оставаться на месте, как привязанная к столбу коза. Если повезет, то я смогу учуять подкрадывающихся злоумышленников и позвать на помощь.

     Без тени сомнения я была уверена, что Джейми придет. Моей задачей оставалось выжить.

     Задыхающаяся, покрытая потом и обломками сухих листьев с порванными чулками, я свернулась под большим грабом и забилась под одеяло. Спрятавшись таким образом, я зубами пыталась развязать веревку на своих запястьях. Однако Ходжпайл связал их с армейской основательностью. Не имея способности суслика грызть веревки, я ничего не добилась.

     Армейская. Это слово внезапно позволило мне вспомнить, кем он являлся, и где я его видела. Арвин Ходжпайл! Он служил на королевских складах в Кросс-Крике. Я видела его очень коротко, когда мы с Джейми привезли тело убитой девушки в гарнизон.

     Сержант Марчисон был мертв, и я полагала, что Ходжпайл тоже сгорел в пожарище, который полностью уничтожил склады. Значит, дезертир. Или он успел сбежать до пожара, или его просто там не было. В любом случае он воспользовался шансом дезертировать из армии его величества под предлогом своей смерти.

     Что он делал с тех пор, тоже совершенно ясно. Бродил по сельской местности, грабя и убивая, и собирая вокруг себя подобных компаньонов.

     Они не выглядели сейчас единомышленниками. И хотя Ходжпайл провозгласил себя главарем банды, было очевидно, что он не сможет удержать это положение долго. Он не привык командовать, не умел управлять людьми, используя лишь угрозы. В свое время я встречала много военных, хороших и плохих, и видела различие.

     Я могла слышать его даже сейчас, он с кем-то громко спорил. Я видела прежде людей такого сорта; они на время могли подчинить себе окружающих благодаря вспышкам непредсказуемой жестокости, но редко задерживались у власти, и Ходжпайл вряд ли будет исключением.

     Он не сможет верховодить дольше того момента, как Джейми обнаружит нас. Эта мысль успокоила меня, как глоток хорошего виски. Джейми сейчас ищет меня.

     Я сжалась под одеялом теснее, испытывая небольшой озноб. Джейми будет нужно свет, чтобы искать следы, факелы. А они сделают их группу видимой и потому уязвимой, когда они подойдут к лагерю достаточно близко. Сам лагерь заметить будет сложно, костры не горели, люди и лошади рассеялись среди деревьев. Я знала, что были расставлены часовые, я слышала их передвижение и тихие голоса.

     Но Джейми – не дурак, сказала я себе, пытаясь избавиться от мыслей о засаде и резне. Он поймет по свежему навозу, что лагерь близко, и, конечно же, не направится прямо на него с горящими факелами. Если он проследит банду так далеко, то …

     Звук крадущихся шагов заставил меня замереть. Он слышался со стороны того места, где я сначала лежала. Я сжалась под одеялом, словно полевая мышь, которая увидела ласку.

     Шаги звучали то тут, то там, словно кто-то бродил по высохшим листьям и сосновым иголкам в поисках меня. Я задержала дыхание, хотя вряд ли кто мог услышать его за ночным ветром, свистящим в кронах деревьев.

     Я усиленно вглядывалась в темноту, но не могла увидеть ничего, кроме смутного движения среди деревьев в нескольких ярдах от меня. Внезапная мысль пришла мне в голову – быть может это Джейми? Если он подобрался к лагерю достаточно близко, то, скорее всего, он прокрадется сюда искать меня.

     Я потянула воздух от этой мысли и напряглась, натянув веревки. Мне отчаянно хотелось позвать его, но я не осмеливалась. Если это Джейми, то я просто выдам его бандитам. Если я могу слышать часовых, то и они могут слышать меня.

     Но если это не Джейми, а один из бандитов, который хочет потихоньку прикончить меня …

     Я медленно выдохнула, каждый мускул в моем теле дрожал от напряжения. Было довольно прохладно, но я буквально обливалась потом. Я могла ощущать этот запах, и тяжелый дух страха смешивался с более холодными ароматами земли и растительности.

     Движение исчезло из поля зрения, шаги удалились, и мое сердце загремело, словно литавры. Слезы, которые я сдерживала часами, пролились горячим потоком на мое лицо, и я заплакала, беззвучно сотрясаясь.

     Ночь вокруг меня была необъятна, темнота полна угрозой. Над головой сияли яркие настороженные звезды, и в какой-то момент я уснула.

     Глава 28. ПРОКЛЯТИЯ

     Я проснулась перед самым рассветом, вся в поту и с пульсирующей в голове болью. Мужчины уже поднялись и собирались, ворча на отсутствие кофе и завтрака.

     Надо мной, сузив глаза, возвышался Ходжпайл. Он взглянул на дерево, возле которого меня оставил, на глубокую борозду в опавших листьях, которую я сделала, когда, как червяк, ползла на новое место. Он не мог еще больше поджать свои тонкие губы, но рот его был недовольно сжат.

     Он вынул из-за пояса нож, и я почувствовала, как кровь отлила от моего лица. Однако он просто присел и перерезал веревки, а не отрезал мне палец в знак выражения своего недовольства.

     - Мы отправляемся через пять минут, - произнес он, поднимаясь на ноги. Я дрожала, меня немного тошнило от страха. Тело онемело, и я едва могла двигаться. Однако с огромным трудом смогла подняться и, шатаясь, побрела к небольшому ручью, протекающему неподалеку.

     Воздух был сырой, и в своей промокшей от пота рубашке я замерзла. Однако прохладная вода, которой я обмыла руки и лицо, немного помогла, уменьшив боль за правым глазом. У меня едва хватило времени провести туалетные процедуры, снять лохмотья, оставшиеся от чулок, провести мокрыми пальцами по волосам, когда появился Ходжпайл.

     На этот раз меня посадили на лошадь, но славу Богу, не связали. Хотя править мне не разрешили; мою лошадь за узду вел один из бандитов.

     Впервые я смогла ясно рассмотреть моих похитителей, когда они вышли на поляну, поеживаясь, отхаркиваясь и мочась на деревья, не обращая никакого внимания на мое присутствие. Кроме Ходжпайла я насчитала еще двенадцать человек – чертова дюжина негодяев.

     Я легко опознала мужчину по имени Теббе; не говоря уже о том, что его выдавал рост, он был к тому же мулатом. Здесь был также другой метис – помесь негритянской и индейской крови, решила я – но он был приземистый и широкий. Теббе ни разу не взглянул в моем направлении, а продолжал заниматься своими делами, не поднимая головы.

     Это разочаровывало. Я не знала, что произошло между мужчинами ночью, но, очевидно, убеждение Теббе, что меня нужно отпустить, больше не было таким твердым. Платок с порыжевшими пятнами был обернут вокруг его руки, и это, вероятно, имело отношение к его сегодняшнему настроению.

     Также по длинным взлохмаченным волосам легко идентифицировался молодой человек, который вчера вел мою лошадь, но он не подходил близко и тоже избегал глядеть на меня. К моему удивлению он оказался индейцем, не чероки, тускарора, скорее всего. Я такого не ожидала, судя по его разговору и кудрявым волосам. Совершенно ясно, что он также был смешанных кровей.

     Остальные были более или менее белыми, хотя и представляли собой довольно разношерстную компанию. Трое были безусыми мальчишками около пятнадцати лет. Они разглядывали меня, открыв рты и подталкивая друг друга. Я уставилась на одного из них: он встретился со мной взглядом, сильно покраснел и отвернулся.

     К счастью моя рубашка была с рукавами и скромно прикрывала меня от завязок на шее до середины икр, хотя нельзя было отрицать, что я чувствовала себя обнаженной. Влажная ткань липла к телу, обрисовывая груди, и от этого я чувствовала себя неуютно. Хотелось бы, чтобы одеяло оставалось на мне.

     Мужчины медленно кружились вокруг меня, навьючивая лошадей, и у меня появилось смутное и неприятное ощущение, что я являюсь центром этой массы – яблочком в центре мишени. Я могла только надеяться, что выглядела достаточно старой, чтобы мой не совсем пристойный вид выглядел отталкивающим, а не вызывал интереса. Мои распущенные волосы спутались и торчали в разные стороны, словно ведьмин мох, и я была уверена, что выглядела, как смятый бумажный пакет.

     Я сидела в седле, выпрямившись, и отвечала суровым взглядом всем, кто случайно смотрел в мою сторону. Один мужчина сонно уставился на мою голую ногу, в его глазах появился слабый интерес, но тут же угас под моим взглядом.

     Этот эпизод подарил мне недолгое чувство мрачного удовольствия, которое практически тут же сменилось шоком. Лошади двинулись, моя тоже, и в поле моего зрения попали двое мужчин, которые стояли под большим дубом. Я узнала их обоих.

     Харли Бобл завязывал седельный мешок и что-то говорил с ухмылкой другому человеку. Харли Бобл, бывший ловец воров, теперь сам стал вором. Совершенно отвратительный низенький мужичок, он вряд ли испытывал ко мне добрые чувства, особенно с учетом того, что произошло на сборе на горе Геликон некоторое время назад.

     Я вовсе не была рада видеть его, но не удивилась, обнаружив его в этой компании. Но мой желудок сжался, и кожа задрожала, как шкура лошади от надоедливых мух, при виде второго мужчины.

     Мистер Лайонел Браун из Браунсвиля.

     Он поднял глаза, увидел меня и торопливо отвернулся, опустив плечи. Однако сообразив, что я узнала его, он повернул голову и с вызовом уставился на меня. Нос мужчины был разбит и распух, его интенсивная краснота была видна даже в сером свете. Он смотрел на меня некоторое время, потом кивнул головой, словно нехотя признавая, и снова отвернулся.

     Когда мы въехали под деревья, я украдкой оглянулась назад, но не смогла его увидеть. Что он здесь делал? Я не узнала его голос, но теперь поняла, что именно он спорил с Ходжпайлом о неразумности моего похищения. Ничего удивительного! Не только его встревожило наше взаимное узнавание.

     Лайонел Браун и его брат Ричард были отцами-основателями Браунсвиля, маленького поселения в горах в сорока милях от Риджа. Одно дело, если флибустьеры, подобные Боблу или Ходжпайлу, бродили по местности, грабя и сжигая дома; другое дело, если бесчинства творили Брауны из Браунсвиля. Меньше всего Лайонелу Брауну хотелось бы, чтобы по возвращении домой я рассказала Джейми, что он собой представляет.

     И, конечно же, он предпримет какие-то шаги, чтобы предотвратить это, подумала я. Солнце уже поднялось и немного нагрело воздух, но я ощутила внезапный холод, словно упала в колодец.

     Лучи света лились сквозь ветви, золотя остатки ночного тумана и сверкая серебром на мокрых кончиках листьев. В листве распевали птицы; тауи^[81] прыгали по веткам, не обращая внимания на проезжающих под ними людей. Было еще рано для мух и москитов, и мягкий утренний ветерок ласкал мое лицо. И только человеческая подлость портила этот мирный вид.

     Утро прошло достаточно спокойно, но я хорошо осознавала напряженность среди бандитов, хотя не такую сильную, какую испытывала сама.

     Джейми Фрейзер, где ты, думала я, отчаянно всматриваясь в лес перед нами. Каждый отдаленный шорох или треск ветки мог означать спасение, и мои нервы буквально дрожали от ожидания.

     Где? Когда? Как? У меня не было никакого оружия, я не могла править лошадью, и если … то есть, когда начнется атака, то лучшая, точнее, единственная стратегия для меня – это свалиться с нее и бежать. Пока мы ехали, я постоянно осматривала кусты гамамелиса и заросли ели, отыскивая безопасные участки и планируя бег между молодыми деревцами и валунами.

     Я готовилась не только к атаке Джейми и его людей, но не забывала и Лайонела Брауна, который, я знала, находился поблизости. Между моими лопатками свербело в ожидании ножа.

     Глазами я подыскивала возможное оружие: камни подходящего размера, крепкие ветки, которые можно было подобрать с земли. Если и когда я побегу, я не намеревалась позволить кому-либо остановить меня. Но мы продолжали двигаться дальше так быстро, как позволяли лошадиные ноги, и мужчины, держа руки на ружьях, постоянно оглядывались назад. А я раз за разом была вынуждена отказываться от желания схватить потенциальное оружие, как только предмет исчезал из вида.

     К моему разочарованию мы достигли водопада к полудню без всяких происшествий.

     Я была здесь с Джейми однажды. Поток падал с гранитной скалы высотой шестьдесят футов, сверкая радугами и производя грохот, как архангел Михаил. Ветви красной аронии и дикого индиго окаймляли уступы, желтые тополя нависали над рекой, вытекающей из бассейна под водопадом. Они росли так плотно, что сквозь их стволы были видны лишь случайные проблески воды. Ходжпайл, конечно же, не проникся красотой этого места.

     - Слезай, - произнес рядом со мной грубый голос, и, взглянув вниз, я увидела Теббе. – Мы переправляем лошадей через реку. Ты идешь со мной.

     - Я возьму ее.

     Мое сердце подпрыгнуло к горлу при звуках гнусавого голоса. Это был Лайонел Браун, который продирался сквозь лианы, не спуская с меня темного взгляда.

     - Не ты, - Теббе, сжав кулаки, развернулся к Брауну.

     - Не ты, - твердо повторила я за ним. – Я не пойду с тобой.

     Я соскользнула с лошади и укрылась за массивной фигурой мулата, выглядывая из-за его спины.

     У меня не было ни малейших иллюзий насчет намерения Брауна. Он не мог рискнуть и убить меня перед Ходжпайлом, но он легко мог утопить меня, объявив это случайностью. Река здесь была неглубока, но очень быстра; свистящий шум ее потока я могла слышать отлично.

     Браун кинул взгляд сначала направо, потом налево, раздумывая, но Теббе напряг массивные плечи, и мужчина оставил свои намерения. Он фыркнул, сплюнул и утопал, ломая ветви.

     У меня вряд ли будет еще такой шанс. Не дожидаясь, пока утихнут звуки его раздраженного ухода, я сжала локоть большого мужчины.

     - Спасибо, - тихо произнесла я. – За то, что вы заступились за меня прошлой ночью. Вы серьезно ранены?

     Он с опаской взглянул на меня. Мое прикосновение сконфузило его; я чувствовала, как напряглась его рука, пока он пребывал в неуверенности – то ли оттолкнуть меня, то ли нет.

     - Нет, - наконец, сказал он. – Я в порядке.

     Он некоторое время колебался, потом неуверенно улыбнулся.

     Лошадей по одному сводили по оленьей тропе с откоса. Мы находились где-то в миле от водопада, но воздух все еще был наполнен его грохотом. Берег реки круто спускался к воде, пробегающей более чем в пятидесяти футах ниже. Заросший кустарником противоположный берег также круто поднимался вверх.

     Густые заросли скрывали кромку берега, но я видела, что река разливалась здесь шире, становясь более мелкой и спокойной. При отсутствии опасных течений лошадей можно повести по ней и выйти на противоположный берег в любом месте. Если кто-нибудь проследит нас до этого места, дальше потеряет след; найти место выхода на другой стороне будет очень трудно.

     Я с трудом подавила желание оглянуться назад в поисках признаков немедленной погони. Сердце билось часто и неровно. Если Джейми был поблизости, он подождет и атакует, когда группа окажется в воде и станет более уязвимой. Даже если его нет поблизости, переправляться через реку хлопотное дело. Если появится возможность бежать …

     - Тебе не следует идти с ними, - сказала я Теббе спокойным голосом. – Ты тоже умрешь.

     Рука под моей ладонью конвульсивно дернулась. Он взглянул на меня расширенными глазами. Склера его глаз была желтой от желтухи, а радужки рассечены бороздками, и от этого его глаза казались грязными.

     - Я сказала правду, ты знаешь, - я указала подбородком в направлении Ходжпайла, который виделся невдалеке. – Он умрет, и все с ним. Но тебе не нужно умирать.

     Он что-то пробормотал и прижал ладонь к груди. У него что-то висело на веревочке, скрытое под рубашкой. Не знаю, был ли это крест или какой-нибудь языческий амулет, но он, кажется, поддавался внушению.

     - Вода – мой друг, - продолжала я, стараясь придать таинственность голосу. Я не умела лгать, но сейчас я лгала, спасая свою жизнь. – Когда мы войдем в нее, отпусти меня. Водяной конь поднимется из глубины, чтобы меня унести.

     Его глаза не могли открыться шире. Очевидно, он слышал о кельпи или о чем-то подобном. Даже здесь далеко от водопада в его грохоте звучали голоса … для тех, кто хотел слушать.

     - Я не собираюсь ехать на водяном коне, - заявил он. – Я знаю про них. Они топят людей и съедают.

     - Меня он не съест, - уверила я его. – Тебе не нужно подходить к нему. Просто стой в стороне, когда мы войдем в воду.

     И если он сделает так, то я нырну и поплыву под водой изо всех сил; он даже глазом не успеет моргнуть. Я могла поспорить, что мало кто из бандитов Ходжпайла умеет плавать; в горах почти никто не умеет. Я расслабила мышцы ног, готовясь; боль и оцепенение растворились в приливе адреналина.

     Около половины людей уже спустились вниз. Я подумала, что могу задержать Теббе, пока все остальные не окажутся в реке. И если он не поможет мне бежать, подумала я, как только я вырву свою руку, он не станет меня ловить.

     Он вполсилы потянул меня за руку, и я внезапно остановилась.

     - Ой! Подожди, я наступила на колючку.

     Я подняла одну ногу, разглядывая подошву. Учитывая, что она была покрыта грязью и смолой, никто с уверенностью не смог бы сказать, на что я наступила: на репейник, шип ежевики или даже на гвоздь от копыта.

     - Нам нужно идти, женщина.

     Я не знала, моя ли близость, рев ли воды или мысли о водяных конях тревожили Теббе, но он обильно потел, и его обычный мускусный запах стал острым и кислотным.

     - Минуточку, - сказала я, притворяясь, что вытаскиваю что-то из подошвы. – Почти достала.

     - Оставь. Я понесу тебя.

     Теббе тяжело дышал, переводя взгляд с меня на оленью тропу, исчезающую в зарослях, словно боялся, что там появится Ходжпайл.

     Но из кустов появился не Ходжпайл, а Лайонел Браун, на лице которого была написана решимость. За ним два молодых человека с такими же решительными лицами.

     - Я возьму ее, - заявил он без предисловий, схватив меня за руку.

     - Нет! – Теббе сильнее сжал мою вторую руку и потянул на себя.

     Последовало перетягивание каната, Теббе и мистер Браун изо всех дергали меня за руки. К счастью, прежде чем меня сломали, как куриную дужку при загадывании желания, Теббе поменял тактику. Он отпустил мою руку и обхватил меня за талию обеими руками, при этом пиная ногой мистера Брауна.

     В результате такого маневра Теббе и я упали назад, переплетясь руками и ногами, Браун тоже потерял равновесие, хотя сначала я этого не поняла. Я только слышала крик и звук падения, за которым последовал шум катящихся камней.

     Освободив свои руки и ноги, я выползла из-под Теббе и увидела, что остальные мужчины собрались возле дыры в кустарнике, окружающем обрыв. Один или два из них размахивали веревками, выкрикивая противоречивые приказы, из чего я сделала вывод, что мистер Браун действительно свалился в расщелину, но все еще был жив.

     Я быстро поменяла направление, намереваясь нырнуть головой в заросли, но наткнулась на пару потрескавшихся ботинок, принадлежащих Ходжпайлу. Он схватил меня за волосы и дернул вверх, заставив вскрикнуть и ударить его в ответ, прямо под грудину. Он охнул и открыл рот, пытаясь вдохнуть воздух, но не ослабил своей железной хватки.

     Потом с исказившимся от злости лицом он выпустил мои волосы и пинком колена толкнул к краю обрыва, где молодой человек, обвязанный вокруг талии веревкой, держась за кусты, пытался нашарить опору для ног на склоне.

     - Чертова баба! – вопил Ходжпайл, вцепившись в мою руку и наклоняясь над сломанными кустами. – Что ты творишь, сучка?

     Он нависал над обрывом, словно Румпельштильцхен^[82], и сыпал проклятиями частично в адрес своего свалившегося партнера, частично в мой, пока операция по спасению не закончилась. Теббе удалился на безопасное расстояние и стоял там с оскорбленным видом.

     Наконец, издающий громкие стенания Браун был поднят и положен на траву. Все мужчины, которые еще не спустились к реке, собрались вокруг нас.

     - Ты не собираешься лечить его, знахарка? – спросил Теббе, кинув на меня скептический взгляд. Я не знала, хотел ли он выразить сомнение в моих способностях или в целесообразности лечения Брауна, но я кивнула головой и выступила вперед.

     Клятва есть клятва, хотя я сомневалась, что Гиппократ когда-либо попадал в подобное положение. Хотя, возможно, попадал; древние греки тоже были людьми, склонными к насилию.

     Мужчины без слов расступились передо мной. Теперь, когда Браун был поднят наверх, они понятия не имели, что с ним делать дальше.

     Я произвела быстрый осмотр. Кроме многочисленных порезов, ушибов, и толстого слоя пыли и грязи, у мистера Лайонела Брауна была сломана левая нога, по крайней мере, в двух местах, сломано левое запястье и, вероятно, пара ребер. Только один из переломов ноги был открытым, но выглядел ужасно: заостренные осколки бедренной кости проткнули кожу и брюки, и вокруг них образовалось постепенно увеличивающиеся красное пятно.

     К моему сожалению, бедренная артерия не была задета, а иначе он был бы уже мертв. Но все равно, на какое-то время он перестал представлять для меня угрозу, а это было хорошо. Без медицинского инструмента и лекарств, за исключением нескольких грязных шейных платков, сосновой ветки и виски, лечение было весьма ограничено. Я с великими трудностями и благодаря большому количеству алкоголя смогла собрать кость и наложить шину без того, чтобы мужчина умер от шока, и при данных обстоятельствах посчитала это не малым деянием.

     Работа была трудной, и я ругалась себе под нос, сама не замечая того, пока не подняла глаза и не увидела Теббе, который уселся на пятки с другого бока Брауна и с интересом смотрел на меня.

     - О, ты его прокляла, - заметил он одобрительно. – Да, это хорошая мысль.

     Глаза мистера Брауна тут же открылись, выпучившись на меня. Ему было больно, и он был накачан виски, но не настолько, чтобы не понять слова Теббе.

     - Остановите ее, - прохрипел он. – Ходжпайл останови ее. Заставь ее забрать проклятие обратно.

     - Эй, в чем дело? Что ты сказала, женщина? – Ходжпайл немного успокоился, но теперь его ярость снова закипела. Он наклонился и схватил меня за руку, когда я ощупывала пораненный торс Брауна. Сильная боль пронзила мое предплечье, так как он схватил за запястье, которое вчера выкручивал.

     - Если тебе интересно, я сказала: «Иисус Рузвельт Христос»! – рявкнула я. – Пусти!

     - То же самое она говорила, когда прокляла тебя! Убери ее от меня! Пусть не прикасается ко мне! – запаниковавший Браун попытался отползти от меня. Плохая идея для человека с только что сломанными костями. Он смертельно побледнел, и глаза его закатились.

     - Смотрите! Он умер! – закричал один из зевак. – Она сделала это! Она прокляла его!

     Последовал большой шум, состоящий из выкриков одобрения от Теббе и его сторонников, моих протестов и криков волнения друзей и родственников мистера Брауна, один из которых опустился на колени рядом с телом и приложил ухо к его груди.

     - Он живой! – воскликнул мужчина. – Дядя Лайонел! Вы в порядке?

     Лайонел Браун застонал и открыл глаза, вызвав новую волну шума. Молодой человек, назвавший его дядей, вытащил из-за пояса большой нож и наставил его на меня.

     - Отойди! – закричал он. – Не трогай его!

     Я подняла руки.

     - Прекрасно! – рыкнула я. – Не трону!

     По правде говоря, я ничего больше сделать для него не могла. Его следовало держать в тепле и хорошо поить, но что-то говорило мне, что Ходжпайл не пойдет на это.

     Так и было. С помощью яростного рева он прекратил зарождающийся бунт и заявил, что мы пересекаем расщелину прямо сейчас.

     - Положите его на носилки, - нетерпеливо заявил он в ответ на протесты племянника Брауна. – А что касается тебя … - он развернулся ко мне, сверкая глазами. – Разве я не говорил тебе? Никаких штучек, я сказал!

     - Убей ее, - прохрипел с земли Браун. – Убей ее сейчас.

     - Убить ее? Ни черта подобного, - глаза Ходжпайла засветились угрозой. – Для меня она живая опасна не больше, чем мертвая, и более полезна. Но я усмирю ее.

     Нож всегда находился в пределах его досягаемости. Он тут же вытащил его и схватил меня за руку. Прежде чем я смогла ахнуть, он воткнул его в основание моего указательного пальца.

     - Помни, что я сказал, - выдохнул он с предвкушением. – Ты не обязательно нужна мне целой.

     Я помнила, в животе образовалась пустота, а горло пересохло. Кожа горела в месте пореза, боль огнем пронеслась по нервам. И мне с такой силой захотелось оттолкнуть лезвие, что мускулы руки застыли от напряжения.

     Я живо вообразила себе обрубок на месте пальца, сломанную кость, взрезанную плоть, ужас неисправимой потери.

     Но за Ходжпайлом стоял Теббе. Его странный мутный взгляд был зафиксирован на мне с выражением зачарованного ужаса. Я видела, что его ладони сжались в кулаки, а горло дернулось, когда он сглотнул, и почувствовала, что и мое горло наполнилось слюной. Если я хочу, чтобы он был моим защитником, я должна поддерживать его веру.

     Я уставилась на Ходжпайла и заставила себя наклониться вперед. Моя кожа дрожала, а кровь ревела в ушах, заглушая грохот водопада, но я широко распахнула глаза. Глаза ведьмы, или так говорили некоторые.

     Очень, очень медленно я подняла свободную руку, запачканную в крови Брауна, и протянула палец к лицу Ходжпайла.

     - Я помню, - хрипло прошептала я. – А ты помнишь, что сказала я?

     Это вывело его из себя. Я видела, как решимость блеснула в его глазах, но прежде чем он смог нажать на лезвие, молодой индеец с косматыми волосами прыгнул вперед и с криком ужаса схватил его за руку. Ходжпайл отвлекся и ослабил хватку, и я тут же выдернула свою руку.

     В то же мгновение Теббе и двое мужчин рванулись к нам с ножами и пистолетами в руках.

     Худое лицо Ходжпайла исказилось от злобы, но момент неконтролируемой ярости прошел, и он опустил нож.

     Я открыла рот, собираясь, что-нибудь сказать, чтобы разрядить обстановку, но меня прервал панический крик брауновского племянника.

     - Не давайте ей говорить! Она нас всех проклянет!

     - О, дьявол, - ярость Ходжпайла превратилась в раздражение.

     На земле валялся один из шейных платков, которые я использовала для привязки шины. Ходжпайл наклонился и, подобрав его, скатал в комок.

     - Открой рот, - приказал он, подступив ко мне, схватил мой подбородок и, заставив открыть рот, затолкал туда скомканную ткань. Потом сверкнул глазами на Теббе, который дернулся вперед.

     - Я не убью ее. Но она больше не скажет ни слова. Ни ему, - он кивнул на Брауна, потом на Теббе, - ни тебе. И ни мне, - он взглянул на меня, и, к моему удивлению, в его глазах промелькнуло опасение. – Ни кому-нибудь еще.

     Теббе выглядел неуверенным, но Ходжпайл уже завязывал мой рот своим платком.

     - Ни слова, - повторил он, окидывая взглядом компанию. – Теперь, трогаемся!

     Мы пересекли реку. К моему удивлению Лайонел Браун выжил, но переправа заняла много времени, и солнце уже садилось, когда мы разбили лагерь в двух милях от реки.

     Все промокли, и потому огонь был разожжен без всяких возражений. Недоверие и разлад все еще присутствовали среди людей, но ослабли из-за трудностей переправы и усталости. Все были слишком вымотаны, чтобы продолжать конфликт.

     Руки мне связали не сильно, ноги оставили свободными. Полностью истощенная, я еле добралась до бревна возле огня. Я промокла и замерзла, мои мускулы дрожали от изнеможения, так как меня заставили идти пешком от реки, и впервые я задумалась, найдет ли меня Джейми вообще когда-нибудь.

     Может быть, он преследует не ту группу бандитов. Может быть, он догнал их и атаковал, и был ранен или убит в битве. Я закрыла глаза и тут же открыла, испугавшись видения, которое вызвали мои мысли. Я также беспокоилась о Марсали, нашли ее вовремя или нет, но ничего хорошего я не ждала.

     По крайней мере, костер горел хорошо. Холодные и голодные мужчины, жаждущие горячей пищи, натащили много дров. Невысокий молчаливый негр поддерживал огонь. Двое подростков рылись в мешках в поисках еды. На огонь поставили котелок с водой и куском соленой говядины, индеец с львиной гривой засыпал в него кукурузной муки и положил сало.

     Другой шмат сала шипел на вертеле, издавая восхитительный запах.

     Мой рот заполнила слюна, тут же впитавшаяся в кусок ткани, и, несмотря на дискомфорт, запах пищи немного поднял мое настроение. Корсет, который сильно ослаб за последние двадцати четыре часа, снова стал тесным, когда мокрые шнурки высохли и сжались. Кожа под корсетом сильно чесалась, но его тонкие костяные пластинки позволяли мне держаться прямо, что в данный момент было кстати.

     Два племянник Брауна – Аарон и Моисей, как я узнала – притащили в лагерь носилки и с облегчением поставили их возле огня, вызвав громкий стон лежащего на них мужчины.

     Мистер Браун пережил переправу, но она плохо повлияла на него. Да, я сказала им, что ему нужно много воды, но не купать же его в реке. Эта мысль заставила меня фыркнуть.

     Один из мальчиков возле меня протянул руку, чтобы развязать узел на моей повязке, но сразу же опустил ее, когда Ходжпайл рявкнул на него:

     - Оставь!

     - Но … ей нужно поесть, Ходж, - мальчик смущенно взглянул на меня.

     - Не сейчас, еще нет, - Ходжпайл присел возле меня на корточки. – Выучила свой урок, а?

     Я не двигалась. Просто смотрела на него, наполнив свой взгляд презрением. Порез на пальце горел, ладони стали мокрыми от пота, но я продолжала смотреть. Он попытался так же уставиться на меня, но не смог, его глаза все время убегали в сторону.

     Это его рассердило, заставив густо покраснеть.

     - Перестань смотреть на меня!

     Я медленно моргнула и продолжала смотреть, как я надеялась, с бесстрастным интересом. Он выглядел довольно утомленным. Темные круги под глазами, носогубные складки стали резкими, словно вырезанные из дерева. Мокрые пятна под мышками. Постоянное запугивание требовало от него немало сил.

     Внезапно он поднялся на ноги, схватил меня за руку и вздернул вверх.

     - Я отведу тебя туда, где ты не можешь пялиться, сучка, - пробормотал он, толкая меня перед собой. Недалеко от лагеря он нашел понравившееся ему дерево. Развязав мои руки, он связал запястья и примотал их к моему телу. Потом толкнул меня, заставив усесться, сделал грубую петлю со скользящим узлом, накинул ее мне на шею, а свободный конец привязал к дереву.

     - Так ты никуда не денешься, - затягивая конопляную петлю вокруг моей шеи, заявил он. – Не хотелось бы, чтобы ты потерялась. А то сожрет медведь, и что потом? – Последнее предположение его развеселило, и он громко расхохотался и, даже уходя, еще продолжал хихикать. Но потом повернулся и взглянул на меня. Я села прямо и уставилась на него. Веселье тут же исчезло с его лица, он развернулся и ушел, задеревенев плечами.

     Несмотря на голод, жажду и общее плохое состояние, я почувствовала глубокое, хотя и недолгое, облегчение. Я не была оставлена в одиночестве, но за мной никто не наблюдал, и даже такая толика уединения стала бальзамом на душу.

     Я находилась почти в двадцати футах от огня и вне поля зрения большинства мужчин. Я привалилась к дереву, мускулы лица и тела тут же ослабли, и меня охватил озноб, хотя еще не было холодно.

     Скоро. Уверена, Джейми скоро найдет меня. Если нет … я откинула предательскую мысль, словно она была ядовитым скорпионом. Также как и любую мысль о том, что случилось с Марсали, и что случится, если – нет – когда он нас найдет. Я не знала, как он сможет, но он найдет. Он просто не может не найти.

     Солнце почти зашло; тени лужами растеклись под деревьями, и свет медленно таял, стирая цвета и заставляя предметы терять свою глубину. Где-то невдалеке шумел водный поток, на дальних деревьях перекликались случайные птицы, но и их крики затихали по мере похолодания, сменяясь стрекотом сверчков неподалеку от меня. Мои глаза уловили движение, и я увидела серого, как сумерки, зайца, сидевшего под кустом в нескольких футах от меня, шевеля носом.

     От этой такой обычной обстановки мои глаза защипало. Я сморгнула слезу, и заяц исчез.

     Немного успокоив нервы, я провела ряд экспериментов, тестируя пределы своей свободы. Ноги были не связаны. Это хорошо. Я могла подняться на корточки и неуклюжей уткой ковылять вокруг ствола. Даже лучше, я могла облегчиться подальше от дерева.

     Однако я не могла полностью встать на ноги и не могла дотянуться до узла, который находился на противоположной стороне дерева, имеющего три фута в диаметре.

     Между стволом и узлом на моей шее было два фута, что позволяло мне лечь и даже повернуться на бок. Ходжпайл, действительно, знал, как утихомирить пленников; я вспомнила хижину О’Брайанов и два трупа рядом. Двое старших детей исчезли. Мелкая дрожь прошла по моему телу.

     Где они? Проданы индейцам в качестве рабов? Взяты в матросский бордель одного из прибрежных городов? Или отданы на корабль, чтобы использовать на сахарных плантациях Вест-Индии?

     Я не думала, что какая-либо из этих живописных возможностей грозила мне. Я слишком стара, слишком беспокойна и слишком известна. Нет, моя единственная ценность для Ходжапайла заключалась в моем знании о расположении тайника с виски. Как только он почует запах виски из тайника, то тут же перережет мне горло без всякого сожаления.

     Запах жареного мяса распространился в воздухе, вызвав обильное слюноотделение, что, несмотря на голодную боль в желудке, явилось облегчением, так как из-за кляпа во рту у меня пересохло.

     При мысли о кляпе крошечный всплеск паники напряг мои мышцы. Я не хотела думать о нем, или о веревках на моих запястьях и шее. Очень легко можно удариться в панику из-за ограничения свободы движения и потерять в бесполезной борьбе силы, а они – не знаю, как и когда – но понадобятся мне. Я уверена. Скорее бы, молилась я, пусть будет скорее.

     Мужчины приступили к ужину, забыв дневные раздоры. Они находились довольно далеко, и я не могла слышать их разговоры, только отдельные слова или обрывки фраз, доносимые до меня ветерком. Я повернула лицо к ветру, чтобы убрать с него волосы, и увидела длинную полосу неба над далеким ущельем немыслимо глубокого темно-синего цвета, словно здесь слой атмосферы стал таким тонким, что сквозь него просвечивала космическая темнота.

     Стали появляться звезды, одна за другой, и я смогла увлечься, наблюдая за их появлением и ведя их счет, мысленно прикасаясь к ним, словно к бусинкам четок. Я шептала известные мне имена звезд и созвездий, хотя понятия не имела, относятся ли они к тем звездам, которые я видела. Альфа Центавра, Денеб, Сириус, Бетельгейзе, Плеяды, Орион …

     Я смогла так успокоить себя, что задремала, и очнулась некоторое время спустя, чтобы обнаружить, что полностью стемнело. Свет костра мерцал сквозь кусты, раскрашивая мои ноги, находящиеся на открытом месте, розовыми тенями. Я зашевелилась и потянулась, пытаясь изгнать оцепенелость из спины и раздумывая о том, почувствовал ли Ходжпайл себя в безопасности, чтобы позволить такой большой огонь.

     Ветер донес до меня громкий стон. Лайонел Браун. Я поморщилась, но в данном случае ничего не могла для него сделать.

     Я слышала движение и голоса; кто-то ухаживал за ним.

     - … горячий, как пистолет … - произнес один голос, слегка обеспокоенный.

     - … привести женщину?

     - Нет, - решительный голос. Ходжпайл.

     - … вода. Все бесполезно …

     Я слушала так напряженно, пытаясь понять, что происходит возле костра, что только через некоторое время обратила внимание на шум в ближних кустах. Не животные, только медведи могут производить такой шум, но они не хихикают. Хихиканье прекращалось и возникало снова.

     Также слышался шепот, хотя я не могла разобрать практически ни одного слова. Но все это отдавало заговором возбужденных подростков, так что я поняла, что там находятся малолетние члены банды.

     - … дурак! – злой голос, сопровождаемый стуком, показывающим, что кого-то толкнули на дерево. Ответный удар.

     Шуршание сильнее. Шепот, подавленные смешки, сопение. Я села прямо. Что они намереваются делать? Потом услышала.

     - У нее ноги не связаны … - и мое сердце испуганно стукнуло.

     - Но что, если она … - бормотание.

     - Ерунда, она не может кричать.

     Все стало ясно. Я дернула ногами в попытке вскочить, но только заставила петлю на моей шее натянуться. Она врезалась в горло, как раскаленная полоса железа, и я упала, увидев на периферии зрения красные пятна.

     Я трясла головой и судорожно вдыхала воздух, пытаясь избавиться от головокружения. Адреналин мчался по венам. Почувствовав руку на моей ноге, я отпнула ее.

     - Эй! – вскрикнул кто-то удивленно, но руку убрал и сел в стороне. Мое зрение прояснилось, и я теперь могла видеть его. Однако он сидел спиной к огню, так что передо мной явился только силуэт мальчишки.

     - Ш-ш, - сказал он и нервно хихикнул, протягивая ко мне руку. Я произвела рычащий звук за кляпом, и рука его замерла на полпути. За ним в кустах слышалось шуршание.

     Это, кажется, напомнило ему, что его друг – или друзья – за ним наблюдает, и он, снова обретя решимость, погладил меня по бедру.

     - Не бойтесь, мэм, - прошептал он и подполз поближе. – Я не причиню вам вреда.

     Я фыркнула, он снова остановился, но звуки в кустах укрепили его в своих намерениях, и он схватил меня за плечо, пытаясь уложить на землю. Я яростно боролась с ним, пинаясь ногами, он потерял равновесие, отпустил меня и уселся на свой зад.

     Подавленный взрыв смеха из кустов заставил его тут же вскочить на ноги. Он нагнулся, схватил меня за лодыжки и дернул, уронив на спину. Потом упал сверху, пригвоздив меня своим весом к земле.

     - Тише, - сказал он более спокойно. – Просто не дергайтесь, хорошо?

     Я издала негромкие задушенные звуки, которые он воспринял как согласие и ослабил хватку.

     - Я не собираюсь вредить вам, мэм, правда, нет, - прошептал он, придавливая меня одной рукой и шаря другой между нашими телами. – Пожалуйста, лежите спокойно.

     Я не собиралась, потому он положил предплечье на мое горло и надавил. Не так сильно, чтобы я потеряла сознание, но достаточно, чтобы ослабить мое сопротивление. Он был худой и жилистый, но очень сильный и смог задрать мою рубашку и втиснуть колено между ног.

     Он дышал также тяжело, как и я, и от него несло козлиным духом возбуждения. Оставив мое горло, он судорожно схватился за мои груди, и сразу же стало понятно, что единственная грудь, за которую он когда-либо держался, была материнской.

     - Тише, тише, не бойтесь, мэм. Все в порядке, я не … о-о. О, мой … я … о-о, - его руки, которые шарили между моими бедрами, исчезли, он быстро приподнялся и стянул с себя штаны.

     Он тяжело упал на меня, бешено работая бедрами, но только терся об меня, очевидно не имея представления о женской анатомии. Я лежала неподвижная от удивления, потом почувствовала пульсирование жидкости на моих бедрах, когда он излился в экстазе.

     Вся жесткость тут же покинула его тело, и он упал мне на грудь, как сдутый воздушный шар. Я чувствовала бешеный стук его сердца, и его висок, прижатый к моей щеке, был мокрым от пота.

     Я нашла этот близкий контакт, так же как и его мягкий член между моими бедрами совершенно нежелательными и резко перекатилась набок, сбросив его. Он внезапно пришел в себя и поднялся на колени, натягивая штаны.

     Некоторое время он покачивался взад-вперед, потом упал не четвереньки и подполз ко мне.

     - Мне очень жаль, мэм, - прошептал он.

     Я не двигалась, после некоторого колебания он протянул руку и неловко погладил меня по плечу.

     - Правда, мне жаль, - повторил он также шепотом и ушел, оставив меня лежать в луже и раздумывать, будет ли такое некомпетентное изнасилование считаться таковым с правовой точки зрения.

     Шум в кустах с приглушенными восклицаниями восторга заставил меня твердо решить, что, да, будет считаться. Христос, эти отвратительные маленькие твари сейчас нападут на меня. Запаниковав, я резко села, не обращая внимания на веревку на моей шее.

     Мерцание огня от костра было неровным и неярким, едва достаточным, чтобы различать силуэты деревьев и бледный слой листьев и иголок на земле. Достаточным, чтобы разглядеть выступающие под листовым покровом куски гранита и случайные обломки веток. Однако отсутствие потенциального оружия имело мало значения, поскольку руки мои были связаны.

     Вес юного насильника ухудшил дело. Во время борьбы узлы на запястьях натянулись еще сильнее, и теперь мои руки пульсировали от недостатка циркуляции крови. Кончики пальцев онемели. Черт побери. Неужели из-за этой глупости я потеряю несколько пальцев вследствие гангрены?

     На мгновение я допустила возможность вести себя покорно со следующим мальчишкой в надежде, что он вытащит кляп. Тогда я смогу умолять его ослабить веревки, а потом закричать о помощи, и, быть может, Теббе прибежит и остановит дальнейшее насилие из-за страха перед моей сверхъестественной местью.

     Кто-то пробирался сквозь кусты. Я сжала зубами кляп и посмотрела в ту сторону, но темная фигура передо мной не принадлежала мальчишке.

     Единственная мысль, которая пришла мне в голову, когда я узнала посетителя, была – Джейми Фрейзер, ублюдок, где ты?

     Я замерла, как будто недвижимость могла чудесным образом сделать меня невидимой. Мужчина подошел ко мне и присел на корточки, заглядывая в лицо.

     - Что теперь не смеешься, да? – заметил он. Это был Бобл, бывший ловец воров. – Ты и твой муж посчитали очень смешным, что та немецкая баба сделала со мной, не так ли? А потом мистер Фрейзер сказал, что они намереваются сделать из меня фарш для колбасок, и такое лицо сделал, как у христианина, который читает библию. Думала, что это тоже очень смешно, да?

     Сказать по правде, это действительно было смешно. И он был совершенно прав, сейчас мне было не до смеха. Он размахнулся и ударил меня по лицу.

     От удара мои глаза заслезились, но я видела на его, освещенном пламенем костра, толстом лице улыбку. Испуг холодной волной пробежал по телу, заставив меня содрогнуться. Он увидел это и улыбнулся еще шире. Клыки во рту были короткие и тупые, и по контрасту резцы выдавались вперед, длинные и желтые, как у грызуна.

     - Думаю, это ты посчитаешь еще смешнее, - сказал он, поднимаясь на ноги и взявшись за ширинку. – Надеюсь, Ходж не убьет тебя сразу же, чтобы ты успела рассказать мужу. Спорю, что он оценит шутку.

     Семя мальчишки было на моих бедрах все еще влажное и липкое. Я непроизвольно дернулась, пытаясь вскочить на ноги, но была остановлена петлей на моей шее. В глазах потемнело, когда веревка пережала сонную артерию, потом зрение прояснилось, и я обнаружила лицо мужчины в нескольких дюймах от моих глаз, ощутив также его горячее дыхание на своей коже.

     Он схватил меня за подбородок и потерся лицом о мое, кусая мои губы и царапая щетиной щеки. Потом он отстранился, оставив мое лицо мокрым от его слюны, толкнул меня, заставив упасть, и забрался на меня.

     Я ощущала его жажду расправы, пульсирующую, словно открытое сердце, и готовую взорваться. Я понимала, что не смогу избежать или остановить насилие, знала, что он искалечит меня, получив малейший повод. Оставалось единственное – быть неподвижной и терпеть.

     Я не смогла. Я напряглась под ним и перекатилась набок, ударив согнутой коленкой его по бедру. Он размахнулся и резко и сильно ударил кулаком в мое лицо.

     Черно-красная боль, возникшая в центре лица, заполнила мою голову, и я ослепла, неспособная двинуться. Ты полная дура, ясно подумала я, теперь он тебя убьет. Второй удар пришелся в щеку, и моя голова мотнулась вбок. Может быть, я стала сопротивляться, может быть, нет.

     Внезапно он уселся верхом на меня, молотя кулаками. Удары сыпались тяжелые и монотонные, словно океанские волны, набегающие на песок. Я вертелась и сжималась, поднимая плечи и пытаясь закрыть лицо, уткнувшись в землю, потом его тяжесть на мне исчезла.

     Он встал и с проклятиями принялся пинать меня, задыхаясь и подвывая, впечатывая свои сапоги в мои бока, спину, бедра, ягодицы. Я делала короткие вдохи, пытаясь дышать. Мое тело дергалось и дрожало с каждым ударом, скользя по опавшей листве. Я прижималась к земле, страстно желая погрузиться в нее, полностью утонуть в ней.

     Потом все прекратилось. Я слышала, как он задыхался, пытаясь говорить.

     - Черт побери … черт побери … о, проклятие … прокля … проклятая сука …

     Я лежала неподвижно, желая раствориться в темноте, которая окружала меня, зная, что он собирается пнуть меня в голову. Я почти чувствовала, как мои зубы стучат друг о друга, тонкие кости моего черепа ломаются и впиваются в мякоть мозга. Сжав зубы, я напряглась в безуспешной попытке противостоять удару. Звук будет, как от треснутой дыни, тупой и гулкий. Я услышу его?

     Но его не было. Был другой, непонятный для меня звук, быстрое и сильное шуршание. Трение плоти о плоть с ритмичным хлюпающим звуком, а потом он издал стон, и теплые сгустки жидкости оросили мое лицо и плечи, где была сорвана одежда.

     Я замерла. Где-то в глубине сознания отдаленный наблюдатель громко вопрошал, является или это самой отвратительной вещью, с которой мне приходилось сталкиваться? Нет, не является. Я видела ужасные вещи в L’Hôpital des Anges^[83], не говоря уже о смерти отца Александра или чердаке Бердслеев … в полевом госпитале в Амьене … нет, это и не было близко похоже.

     Я лежала, зажмурив глаза, вспоминала все отвратительные происшествия в моей жизни и желала оказаться в тех ситуациях, вместо этой.

     Он наклонился, схватил меня за волосы и, дыша с присвистом, стукнул несколько раз головой о ствол дерева.

     - Покажу тебе … - пробормотал он, отпустил мои волосы и ушел, пошатываясь и шаркая ногами.

     Когда я открыла глаза, я была одна.

     Я осталась одна, маленькая милость небес. Нападение Бобла, кажется, спугнуло мальчишек.

     Я перекатилась на бок и лежала, тихо дыша и чувствуя себя ужасно усталой и несчастной.

     Джейми, думала я, где ты?

     Я не боялась того, что может случиться; я не могла заглядывать дальше момента, в котором находилась, сосредоточившись только на одном глотке воздуха, одном биении сердца. Я знала, что эмоции еще придут, но не сейчас. А пока я просто неподвижно лежала и дышала.

     Очень медленно я стала замечать мелочи. Кусочек коры в моих волосах, который колол щеку. Толстый слой опавших листьев, принявших мое тело. Усилие, с которым поднималась моя грудная клетка при дыхании. С возрастающим усилием.

     Крошечный нерв забился под одним глазом.

     Внезапно я осознала, что с кляпом во рту и распухшим носом, забитым кровью, я вполне могу задохнуться. Я повернулась на бок так далеко, как могла без удушения, и потерлась лицом о землю, потом, с возрастающим отчаянием, уперлась пятками и, приподнявшись выше, принялась тереться лицом о кору дерева в надежде ослабить или сместить повязку.

     Кора ободрала мне губы и щеки, но платок был завязан очень туго, впиваясь в уголки рта, отчего он был приоткрыт, и слюна постоянно смачивала ткань во рту. От щекотки, вызываемой кляпом, у меня случился рвотный позыв; в носу едко загорело.

     Не … не … не … вздумай блевать! Я потянула воздух, булькнувший в моем забитом кровью носу, ощутила густой привкус меди во рту, и согнулась в новом рвотном позыве. Петля на шее затянулась, и в глазах вспыхнул белый свет.

     Я упала назад, со всей силы ударившись головой о дерево. Я этого даже не заметила; веревка ослабла и, хвала Богу, я смогла сделать один, два, три драгоценных глотка воздуха вместе с кровью.

     Мой нос распух и расплылся. Я сжала тряпку зубами и с силой выдохнула через нос, пытаясь очистить его хотя бы на некоторое время. Кровь, смешанная с желчью, вылетела веером, забрызгав мой подбородок и грудь. Я быстро вдохнула воздух.

     Сильный выдох, вдох … сильный выдох, вдох. Выдох … но мой носовые проходы так распухли, что воздух уже не поступал, и я запаниковала.

     Христос, только не плачь! Ты мертва, если заплачешь. Ради бога, не плачь.

     Выдох … выдох … Я из последних сил напряглась и получила ниточку воздуха, чтобы еще раз наполнить легкие.

     Я задержала дыхание, пытаясь оставаться в сознание достаточно долго, чтобы найти способ дышать. Должен быть способ дышать.

     Я не могу позволить, чтобы такой негодяй, как Харли Бобл, убил меня просто так, походя и небрежно. Это не правильно, так не должно быть.

     Я прижалась к стволу, пытаясь ослабить петлю на шее как можно сильнее и опустила голову вниз, чтобы кровь из носа вытекала наружу. Это немного помогло, но ненадолго.

     Мои глаза стали заплывать, нос был определенно сломан, и верхняя часть лица стала опухать, наливаясь лимфой и кровью из разорванных капилляров, еще более ограничивая приток воздуха.

     В агонии отчаяния я закусила кляп во рту и принялась жевать его, перетирая ткань зубами в попытке порвать или сдвинуть ее … Я укусила внутреннюю сторону щеки, но не обратила внимания, ничего не было так важно, как возможность дышать. О, боже, я не могу дышать, пожалуйста, дай мне возможность дышать. Пожалуйста.

     Я прикусила язык и охнула от боли, но обнаружила, что смогла протолкнуть язык сквозь кляп к уголку рта. Со всей силы тыча кончиком языком в ткань, я смогла сдвинуть ее и сделать маленький канал для воздуха. Не более чем тоненькая струйка могла проникнуть по нему, но это было не важно. Я могла дышать.

     Моя голова клонилась на бок, больно прижимаясь к стволу, но я боялась пошевелиться, чтобы не потерять эту тоненькую ниточку жизни, если кляп сдвинется при движении, перекрывая отверстие. Я сидела неподвижно, сжав руки в кулаки, тянула воздух длинными, захлебывающимися и страшно поверхностными глотками и думала, насколько меня хватит. Мускулы шеи уже начали дрожать от напряжения.

     Снова стала ощущаться пульсация в связанных руках, хотя, как я полагаю, она и не прекращалась. Просто у меня не было времени обращать на нее внимание. Теперь я осознала острую боль, которая жидким огнем заливала каждый палец, хотя и отвлекала от смертельного оцепенения, охватывающего мои шею и плечи.

     Внезапно мускулы моей шеи дернулись, я задохнулась, потеряв дыхание, и выгнулась, вцепившись в веревку.

     На мое плечо опустилась чья-то рука. Я даже не слышала приближающихся шагов. Повернувшись, я стукнулась головой о подошедшего. Мне было все равно, кто это был, и чего он хотел, только бы он вытащил этот проклятый кляп. Изнасилование казалось разумной ценой за выживание, по крайней мере, в данный момент.

     Я издавала отчаянные звуки, хныкая, фыркая и извергая из носа кровь вперемежку с соплями, когда трясла головой, пытаясь показать, что я задыхаюсь. С учетом полной сексуальной некомпетентности предыдущего мальчишки можно предположить, что он может даже не понять, что я задыхаюсь, и просто продолжить заниматься своим делом, не подозревая, что изнасилование станет актом некрофилии.

     Он стал шарить по моей голове. Слава Богу, слава Богу! Сверхъестественным усилием я затихла, хотя голова кружилась, и в глазах взрывались огненные шары. Когда полоска ткани была развязана, я рефлекторно вытолкнула изо рта кляп и согнулась с кашлем и рвотными позывами.

     Я не ела, потому лишь струйка желчи оцарапала мое горло и стекла по подбородку. Я задохнулась, сглотнула и задышала, хватая воздух жадными, заставляющими гореть легкие глотками.

     Он что-то говорил настойчивым шепотом, но мне было все равно. Я не слушала. Я слышала только свое свистящее дыхание и стук сердца. Хотя его биение и замедлялось после отчаянной гонки, когда оно пыталось напитать мои органы кислородом, но все равно стучало так сильно, что сотрясало все тело.

     Потом слово или два достигли моего сознания, я подняла голову и уставилась на него.

     - Что? – спросила я глухим голосом, откашлялась, потрясла головой и повторила. – Что вы сказали?

     Он виднелся лишь как оборванный силуэт с львиной гривой и костлявыми плечами на фоне слабого мерцания костра.

     - Я сказал, - прошептал он, наклоняясь ближе, - имя Ринго Старр вам говорит о чем-нибудь?

     К данному моменту меня ничто не могло шокировать, поэтому я осторожно вытерла губы о свое плечо и очень спокойно произнесла:

     - Да.

     Он задерживал дыхание. Я поняла это лишь тогда, когда услышала, как он выдохнул, и увидела, что его плечи ослабли.

     - О, боже, - прошептал он. – О, боже.

     Он внезапно рванулся вперед и прижал меня к себе. Я отшатнулась, задохнувшись, когда петля на шее снова затянулась, но он не заметил, поглощенный своими эмоциями.

     - О, боже, - повторил он и уткнулся лицом в мое плечо, почти рыдая. – О, боже, я знал. Я знал, что вы должны быть, но не мог поверить. О, боже, боже, боже! Я не думал, что когда-нибудь встречу такого же …

     - Ххх, - захрипела я, выгнув спину.

     - Что? О, дерьмо! – он отпустил меня и схватился за веревку, завязанную вокруг моей шеи. Он ослабил петлю и сдернул веревку через голову, едва не оторвав мне ухо при этом, но я не возражала. – Дерьмо! Вы в порядке?

     - Да, - прохрипела я. – Раз … вяжи меня.

     Он шмыгнул, утерев нос рукавом, и оглянулся через плечо.

     - Я не могу, - прошептал он. – Следующий парень это увидит.

     - Следующий парень? – вскричала я сорванным голосом. – Что ты имеешь в виду? Какой следующий …

     - Ну, ты понимаешь … - до него, наконец, дошло, что я могу иметь возражения против того, чтобы покорно ожидать следующего по очереди насильника. – Ээ … я … не важно. Кто ты?

     - Ты прекрасно знаешь, кто я, - яростно проскрипела я, толкнув его связанными руками. – Я Клэр Фрейзер. Кто, черт возьми, ты такой и что здесь делаешь? Если хочешь, чтобы я разговаривала с тобой, развяжи меня сейчас же!

     Он снова с опаской обернулся назад, и я поняла, что он боится своих так называемых товарищей. Я видела очертания его профиля. Это действительно был молодой индеец с лохматой гривой из племени тускарора, как я предположила. Индеец … Какая-то связь щелчком установилась в моих синапсах.

     - Черт побери, - сказала я и утерла струйку крови, которая бежала из уголка моего рта. – Зуб выдры … Ты один из них

     - Что?! – он резко обернулся ко мне, так широко раскрыв глаза, что вокруг радужки показались белки. – Кто?

     - О, дьявол, как же его настоящее имя? Роберт … Роберт такой-то … - я тряслась от гнева, шока, страха и усталости, продолжая рыться в том, что осталось от моей памяти. Какая бы разбитая я не была, я помнила Зуба выдры. Внезапно я ясно вспомнила ночь, подобную этой; я одна, мокрая от дождя, и в моих руках человеческий череп.

     - Спрингер, - подсказал он и схватил мою руку. – Спрингер … да? Роберт Спрингер?

     Я сжала рот, выпятила подбородок и подняла к нему мои связанные руки. Ни одного слова, пока он не перережет веревки.

     - Дерьмо, - снова пробормотал он и, кинув торопливый взгляд назад, вытащил нож. Он не умел с ним обращаться. Если бы я нуждалась в доказательстве, что он не является настоящим индейцем этого времени … Однако он сумел разрезать веревку, не поранив меня, и я со стоном боли от устремившейся в них крови согнулась, засунув ладони подмышки. Они ощущались, как шары, надутые воздухом, и, казалось, были готовы лопнуть.

     - Когда? - потребовал он ответа, не обращая внимания на мое состояние. – Когда вы пришли? Где вы его нашли? Где Боб?

     - В 1946, - ответила я, сжимая мои пульсирующие пальцы. – Первый раз. 1968 во второй. Что касается мистера Спрингера …

     - Второй … вы сказали второй раз? – его голос повысился от удивления. Он проглотил следующие слова и с опаской оглянулся назад, но голоса мужчин, которые спорили и играли в кости возле костра, заглушили его восклицание.

     - Второй раз, - повторил он более тихо. – Значит, вы сделали это. Вы вернулись назад?

     Я кивнула, сжав рот и покачиваясь взад и вперед. Мне казалось, что мои пальцы взрываются с каждым биением сердца.

     - А вы? – спросила я, хотя практически была уверена, что знаю.

     - 1968, - ответил он, подтвердив мои предположения.

     - В каком году вы оказались? – спросила я. – Я имею в виду, сколько лет вы здесь находитесь?

     - О, боже, - он уселся на пятки и провел рукой по своим длинным спутанным волосам. – Шесть лет, если я правильно посчитал. Но вы сказали … во второй раз. Если вы попали домой, зачем вы вернулись? Или подождите. Вы не попали домой, вы попали в другое время, не то, откуда пришли, да? Откуда вы пришли:

     - Шотландия, 1946 год. И нет, я попала домой, - сказала я, не желая вдаваться в детали. – Мой муж оставался здесь, и я вернулась к нему.

     Мудрость такого решения в данный момент представлялась мне сомнительной.

     - И говоря о моем муже, - добавила я, чувствуя, что начинаю обретать толику здравого смысла. – Я не шутила, он идет. Вам не понравится, если он обнаружит, что вы удерживали меня, уверяю вас. Но если вы …

     Он не обратил внимания на мою угрозу, с нетерпением наклонившись вперед.

     - Но это значит, что вы знаете, как это работает! Вы можете управлять перемещениями!

     - Что-то подобное, - нетерпеливо сказала я. – Как я понимаю, вы и ваши товарищи не знали, как управлять перемещением? – Я помассировала одну руку другой, скрипя зубами от толчков крови в них.

     - Мы думали, что знали, - в его голосе звучала горечь. – Поющие камни, драгоценности. Мы использовали их. Реймонд сказал … Но это не сработало. Или быть может … сработало, - добавил он взволнованным голосом.

     - Вы встретили Боба Спрингера, то есть Зуба выдры. Значит, он смог! И если он смог, то, возможно, и другие тоже. Понимаете, я думал, что все они мертвы, что я один.

     Что-то в его голосе заставило меня испытать к нему прилив сочувствия, несмотря на мою отчаянную ситуацию и раздражение, которое он вызывал. Я хорошо знала, какого это чувствовать себя пойманным в ловушку времени.

     Мне не хотелось разрушать его иллюзии, но не было смысла скрывать правду.

     - Зуб Выдры мертв, к сожалению, - произнесла я.

     Он внезапно замер, и в свете костра я видела, что только несколько длинных прядей его волос шевелились под действием ветерка.

     - Как? – наконец, спросил он тихим задушенным голосом.

     - Убит ирокезами, - ответила я. – Могавками. – Моя голова медленно, но начинала работать. Шесть лет назад появился этот человек. Это будет 1767 год. Однако Зуб Выдры, которого раньше звали Робертом Спрингером, умер поколение назад. Они начали переход одновременно, но оказались в разных временах.

     - Дерьмо, - сказал он, хотя печаль в его голосе была смешана с чем-то похожим на благоговение. – Это действительно разочарование, особенно для Боба. Он вроде как идеализировал их.

     - Да, думаю, он был помешан на них, - ответила я довольно сухо. Мои веки распухли и отяжелели, держать их открытыми требовало усилий. Я взглянула в сторону костра, но не смогла увидеть ничего, кроме неясных теней. Если действительно здесь была очередь нуждающихся в моих услугах, по крайней мере, они тактично держались вне поля моего зрения. В чем я сомневалась и молчаливо радовалась, что я не на двадцать лет моложе, тогда очередь точно была бы.

     - Я встречал ирокезов … Христос, не поверите, но я же их сам искал! Это была цель, понимаете, найти ирокезов и заставить их …

     - Да, я знаю, что вы имеете в виду, - прервала я его. – Но видите ли, сейчас не время и не место для разговоров. Я думаю …

     - Эти ирокезы – просто грязные раскрашенные дикари, скажу я вам, - он ткнул меня пальцем в грудь, подчеркивая эти слова. – Вы не поверите, что они делают с …

     - Я знаю, так же как и мой муж, - я уставилась на него таким взглядом, что он моргнул, хотя мне было очень больно сделать это, учитывая состояние моего лица.

     - Сейчас вы сделаете следующее, - приказала я, собрав всю силу убеждения и властности. - Пойдете к костру, подождете там немного, ускользнете, возьмете двух лошадей. Я слышу ручей там внизу, - я махнула рукой вправо. – Я встречу вас там. И как только мы окажемся в безопасности, я расскажу все, что знаю.

     Фактически, я не могла сказать ему ничего полезного, но он-то этого не знал. Я слышала, как он сглотнул.

     - Я не знаю … - неуверенно протянул он, снова оглядываясь. – Ходж, он, типа, бешенный. Он застрелил одного парня несколько дней назад. Даже ничего не сказал, просто подошел, достал пушку и … бах!

     - За что?

     - Он пожал плечами

     - Я даже не знаю. Просто … бах, и все.

     - Я поняла, - уверила я его, сдерживая раздражение. – Давай не станем связываться с лошадьми. Просто сбежим.

     Я, пошатываясь, встала на одно колено, надеясь, что смогу подняться и пойти. Крупные мускулы моих бедер застыли шишками в тех местах, куда пинал Бобл. Попытка встать заставила мускулы дернуться и задрожать, эффективно обезножив меня.

     - Дерьмо, не сейчас! – он с тревогой схватил меня и, дернув, усадил рядом с собой. Я сильно стукнулась о землю одним бедром и вскрикнула от боли.

     - Ты в порядке, Доннер? – донесся голос откуда-то позади меня. Тон был беззаботный, очевидно, один из мужчин отошел от костра, чтобы отлить, но эффект на молодого индейца произвел потрясающий. Он упал на меня плашмя, стукнув головой о землю и выдавив воздух из моих легких.

     - Хорошо … действительно … здорово, - крикнул он своему товарищу, преувеличено громко дыша, очевидно, изображая мужчину в муках похоти. Звучал он так, словно умирал от удушья, но я не жаловалась. Я не могла.

     Меня несколько раз стукали по голове, и я, в основном, видела лишь темноту. Но в этот раз я действительно увидела разноцветные звезды и лежала безвольная и ошеломленная, и мне казалось, что я нахожусь на некотором расстоянии от моего избитого тела. Потом Доннер положил свою руку на мою грудь, и я внезапно пришла в себя.

     - Слезь с меня сейчас же! – прошипела я. – Что ты творишь?

     - Эй, эй, ничего, извини, - торопливо уверил он и убрал руку, но с меня не слез. Когда он немного поерзал, я поняла, что он возбудился.

     - Слезай! – сказала я яростным шепотом.

     - Эй, я ничего не сделаю, то есть я не причиню тебе вреда. Просто у меня давно не было женщины …

     Я схватила горсть волос и со всей силы укусила его за уху. Он вскрикнул и скатился с меня.

     Другой мужчина пошел назад к костру. Услышав крик, он, однако, обернулся и прокричал:

     - Христос, Доннер, неужели она так хороша? Мне стоит попробовать!

     Мужчины возле костра дружно рассмеялись, но к счастью быстро замолкли и вернулись к своим занятиям. Я тоже вернулась к своему, то есть попытке сбежать.

     - Тебе не стоило этого делать, - приглушенно заныл Доннер, держась за ухо. – Я не собирался ничего делать. Христос, у тебя шикарные титьки, но ты же старая, в матери мне годишься!

     - Заткнись! – приказала я, садясь. Это усилие вызвало головокружение, крошечные разноцветные огоньки замелькали на краю зрения, словно новогодние гирлянды. Но, несмотря на это, я начала мыслить ясно.

     Частично он был прав. Мы не могли уйти тотчас. После того сколько внимания он привлек к себе, все ожидали, что он появится возле костра в течение нескольких минут. Если он не придет, то они начнут искать его, а для побега нам нужно больше, чем несколько минут.

     - Мы не можем убежать прямо сейчас, - с укором прошептал он, потирая ухо. – Они заметят. Подождем, когда они уснут, я приду за тобой.

     Я колебалась. Я находилась в смертельной опасности каждую минуту нахождения с Ходжпайлом и его бандой. Если мне нужны были доказательства, последние два часа их предоставили. Доннер может пойти к огню и показать себя, но я могу скрыться. Оправдан ли риск, если кто-то придет и обнаружит, что я исчезла, прежде чем окажусь достаточно далеко от них? Вернее будет подождать, когда они уснут. Но могу ли я ждать так долго?

     И потом оставался сам Доннер. Я хотела поговорить с ним, также как и он со мной. Шанс наткнуться еще на одного путешественника во времени …

     Доннер увидел мои колебания и неверно истолковал.

     - Ты не уйдешь без меня! – он схватил мои руки и, прежде чем я смогла отстраниться, замотал их куском веревки. Я боролась и отталкивала его, шепотом пытаясь заставить его понять, но он, охваченный паникой от мысли, что я могу сбежать без него, не слушал. Неловкая от ран и не желая привлекать внимание шумом, я могла только затруднить, но не помешать ему связать меня снова.

     - Вот так, - он вспотел; капелька пота упала на мое лицо, когда он наклонился проверить узлы. По крайней мере, он не накинул мне петлю на шею, а привязал меня к дереву веревкой, обмотанной вокруг моей талии.

     - Я должен был догадаться сразу, кто ты, - пробормотал он. – Даже раньше, прежде чем ты сказала «Иисус Рузвельт Христос».

     - Что, черт побери, ты делаешь? – рявкнула я, отползая от его руки. – Проклятие, не делай этого … я задохнусь.

     Он собирался затолкать кляп мне в рот, но увидев мою панику, заколебался.

     - О, - произнес он неуверенно. – Я думаю … - он снова оглянулся через плечо, но потом решился и бросил кляп на землю. – Хорошо. Но ты сидишь тихо, поняла? Я имел в виду, ты не боишься мужиков. Большинство женщин здесь бояться. Тебе следует быть осторожнее.

     Похлопав меня по плечу, он поднялся и отряс листья со своей одежды, прежде чем отправиться к костру.

     Приходит момент, когда тело решает, что ему достаточно. Оно погружается в сон, что бы не грозило ему в будущем. Я видела такое: якобиты, спящие в лужах, в которые они свалились, британские пилоты, спящие в кабинах, пока механики заправляли самолет, чтобы мгновенно проснуться, когда наступало время. И женщины, измотанные родами, спящие между схватками.

     Я уснула.

     Этот сон не был глубоким и мирным, и я мгновенно пришла в себя, ощутив руку на моем рту.

     Четвертый мужчина не был неопытным или жестоким. Он был большой с рыхлым телом и любил свою умершую жену. Я поняла это, когда он в конце заплакал, уткнувшись в мои волосы, и назвал меня ее именем. Ее звали Марта.

     Я проснулась позже в полном сознании и со стучащим сердцем. Нет, это не мое сердце, это барабан.

     Испуганный шум раздался со стороны костра – проснувшиеся мужчины вскакивали в панике.

     - Индейцы! – заорал кто-то. Огонь вспыхнул и затух, когда кто-то пинком разбросал горящие ветки.

     Это был не индейский барабан. Я села, прислушиваясь изо всех сил. Барабан звучал, как стук сердца, медленно и размеренно, потом быстро, как падающий молоток, безумный всплеск сердца загнанного зверя.

     Я могла бы сказать им, что индейцы никогда не используют барабан в битве. Кельты используют. Это звучал бодран.

     Что еще? – немного истерично подумала я. – Волынки?

     Это определенно был Роджер, только он мог заставить так звучать барабан. Роджер и рядом Джейми. Я поднялась на ноги, испытывая непреодолимое желание двигаться. Я отчаянно дергала веревку, которой была привязана к дереву, но оставалась на месте.

     Зазвучал другой барабан, не так искусно, но также угрожающе. Звук двигался. Ослабевая и возвращаясь к звучанию в полную силу. Вступил третий барабан, и теперь казалось, что их удары раздаются со всех сторон, то быстрые, то медленные, издевательские.

     Кто-то в панике выстрелил в лес из ружья.

     - Прекратить! – громко и бешено заорал Ходжпайл, но без толку. Выстрелы затрещали непрерывно, но их почти перекрывал стук барабанов. Я услышала, как почти над моей головой срезало ветку, и меня осыпало дождем из иголок, когда она пролетела мимо. Тут до меня дошло, что стоять прямо при такой беспорядочной стрельбе опасно, и я быстро растянулась на земле, вжимаясь в опавшие иглы и пытаясь спрятаться за деревом.

     Барабаны продолжали ткать звуки, то ближе, то дальше, нервируя даже тогда, когда знаешь, что происходит. Они окружают лагерь, или так кажется? Стоит ли мне кричать, если они приблизятся на достаточное расстояние?

     Но мне не нужно было решать; люди возле костра кричали так громко, что вряд ли кто-нибудь услышит мой сорванный голос. Слышались испуганные возгласы, громкие вопросы, приказы, которые, по-видимому, игнорировались, так как паника продолжалась.

     Кто-то ломился сквозь кусты, убегая от барабанов. Один, два … громкое дыхание с отдышкой, спотыкающиеся шаги. Доннер? Мысль внезапно пришла мне в голову, и я села, потом снова упала, когда следующая пуля просвистела над головой.

     Барабаны внезапно замолкли. Хаос возле огня продолжался, хотя я слышала громкий гнусавый голос Ходжпайла, который вопил и угрожал, пытаясь навести порядок. Потом барабаны снова зазвучали, теперь гораздо ближе.

     Они сближались между собой и двигались откуда-то из леса слева от меня. Их издевательский мерный стук прекратился, сейчас они грохотали. Без всякого ритма, просто угрожающе.

     Ружья стреляли непрерывно и достаточно близко, поскольку я видела вспышки и чуяла пороховой дым, горячий и удушливый. Хворост костра был разбросан, но все еще горел, создавая приглушенное свечение между деревьями.

     - Вот они! Я вижу их! – завопил кто-то у огня, и раздался еще один залп мушкетного огня.

     Потом из темноты ночи раздался сверхъестественный вой. Я слышала крики шотландцев, когда они идут в бой, но от этого горского визга волосы на моем теле от копчика до затылка ощетинились. Джейми. Несмотря на опасения, я села и выглянула из-за своего укрытия именно в тот момент, когда из леса повалили демоны.

     Я знала их, я знала, что это они, но все равно испуганно съежилась при виде вымазанных сажей мужчин, визжащих с дьявольским бешенством и размахивающих ножами и топорами, лезвия которых краснели в свете остатков от костра.

     Барабаны резко смолкли с первым криком атаки, и слева раздались новые завывания, когда барабанщики бросились в битву. Я прижалась спиной к стволу дерева с бьющимся у горла сердцем и почти оцепенела от боязни получить удар лезвием в темноте.

     Кто-то с шумом приближался ко мне. Доннер? Я хрипло окликнула его. Худая фигура остановилась, повернулась в мою сторону и после некоторого колебания рванулась ко мне.

     Это был не Доннер. Это был Ходжпайл. Он схватил меня за руку, поднимая на ноги, и одновременно перерезал веревку, которой я была привязана к дереву.

     Я сразу поняла, что он задумал. Он знал, что шанс сбежать у него был невелик, и единственной надеждой для него оставалось взять меня в заложники. Но будь я проклята, если снова окажусь в его власти. Никогда больше.

     Я резко пнула его и попала сбоку по коленке. Он устоял на ногах, но пошатнулся, и я со всей силы ударила головой ему в грудь, отправив его в полет.

     Удар причинил мне сильную боль; я зашаталась, глаза от боли заслезились. Он тут же вскочил и набросился на меня. Я снова пнула, промахнулась и упала на задницу.

     - Давай же, проклятая! – прошипел он, сильно дергая мои связанные руки. Я наклонила голову и рывком упала назад, утягивая его за собой. Я царапалась и каталась по подстилке из листьев, пытаясь сильнее обхватить его ногами в надежде раздавить ему ребра и выбить дух из этого мерзкого скользкого червя. Но он вывернулся, уселся на меня верхом и стал колотить по голове.

     Когда он ударил меня по уху, я моргнула и рефлекторно зажмурила глаза. Внезапно его вес исчез, я открыла глаза и увидела, что Джейми держал Ходжпайла в нескольких дюймах от земли. Мужчина бешено размахивал ногами в безуспешной попытке сбежать, и я почувствовала ненормальное желание рассмеяться.

     И, видимо, я рассмеялась, потому что Джейми резко повернул голову, чтобы поглядеть на меня. Белки его глаз блеснули на мгновение, потом он снова обратил внимание на Ходжпайла. Я увидела его профиль на фоне мерцающих углей, потом он напрягся, склонив голову.

     Джейми держал мужчину, прижав к груди; одна рука его была согнута. Я моргнула; мои глаза заплыли, и я не понимала, что он делал. Потом я услышала негромкое кряхтение и задушенный вскрик Ходжпайла; локоть согнутой руки Джейми резко пошел вниз.

     Голова Ходжпайла отклонялась назад все больше. Я увидела его острый нос, как у марионетки, и нижнюю челюсть, задранную неестественно высоко, и ладонь Джейми под ней. Раздался глухой треск, заставивший мой желудок конвульсивно сжаться, когда шейные позвонки мужчины сломались, и марионетка обвисла.

     Джейми отбросил сломанное тело и, схватив меня, поднял на ноги.

     - Ты жива, ты цела, mo nighean donn^[84]? – взволнованно спросил он по-гэльски. Руки его быстро ощупывали мое тело, в то время как он пытался удержать меня прямо (мои колени превратились в желе) и найти связывающие меня веревки.

     Я смеялась и плакала, смешивая слезы и кровь, и тыкала в него связанными руками, чтобы он мог перерезать веревку.

     Он прекратил хватать меня и прижал к себе так сильно, что я вскрикнула от боли, когда мое избитое лицо уткнулось в его плед.

     Он что-то возбужденно говорил, но я не улавливала смысла. Энергия пульсировала в его теле, горячая и неистовая, как ток в электропроводе, и я поняла, что он все еще находится в состоянии берсерка и говорит не по-английски.

     - Я в порядке, - охнула я, и он отпустил меня. Свет в просвете между деревьями стал ярче; кто-то сгреб рассыпанные угли и бросил в них хворост. Его лицо было темным, а глаза сверкнули синим, когда он повернул голову к огню.

     Местами бой еще продолжался; криков не было, но я слышала резкие выдохи и удары по плоти. Джейми поднял мои руки и, вытащив дирк, перерезал связывающую их веревку. Мои руки упали вниз, словно налитые свинцом. Он некоторое время смотрел на меня, словно пытаясь найти слова, потом покачал головой, провел ладонью по моему лицу, развернулся и исчез в направлении огня.

     В полубессознательном состоянии я буквально упала на землю. Тело Ходжпайла с раскинутыми ногами лежало рядом. Глядя на него, я вспомнила пластиковые бусы, которые были у Бри в детстве. Они назывались бусы-конструктор и распадались, стоило лишь потянуть за бусинку. Почему-то это воспоминание не понравилось мне.

     Худое длинное лицо с впалыми щеками; он выглядел удивленным с широко открытыми глазами. Что-то мне показалось странным, и я прищурилась, всматриваясь. Потом я поняла, что его голова была повернута назад.

     Несколько секунд или, быть может, минут я сидела без всяких мыслей, обхватив свои колени руками и уставившись на тело, пока звук шагов не заставил меня поднять голову.

     Высокая черная на фоне огня фигура Арчи Бага выступила из темноты. Я увидела, что в левой руке он сжимал топор, тоже казавшийся черным, и запах крови, сильный и густой, донесся до меня, когда он наклонился.

     - Тут еще остались живые, - сказал он, и что-то холодное и гладкое коснулось моей руки. – Не хотите ли отомстить им, a bana-mhaighistear^[85]?

     Я взглянула вниз и увидела, что он протягивает мне дирк рукояткой вперед. А потом я стояла прямо, хотя не помнила, как поднималась.

     Я не могла говорить, не могла двигаться, но моя рука без моей воли поднималась, готовая взять кинжал, пока я с легким удивлением наблюдала за ней. Потом появилась рука Джейми и схватила дирк. Словно издалека я увидела, что рука была блестящей от мокрой крови; Случайные красные капли сияли, как темные драгоценности на завитках волос.

     - У нее обет, - пояснил он Арчи, и я поняла, что он все-то говорит по-гэльски, но сейчас я его ясно понимала – Она может убивать, только ради своей жизни и из милости. Я убиваю за нее.

     - И я, - произнесла тихо высокая фигура за ним. Иэн.

     Арч кивнул с пониманием, хотя в темноте его лица не было видно. Кто-то еще был рядом с ним … Фергюс. Я сразу же узнала его, но мне пришлось напрячь память, чтобы связать имя и жилистую фигуру с разукрашенным полосами лицом.

     - Мадам, - произнес он слабым от шока голосом.- Миледи.

     Джейми поглядел на меня, и его лицо изменилось, в глазах появилось осознание. Я увидела, как его ноздри затрепетали, когда он уловил запах пота и семени на моей одежде.

     - Кто из них? – спросил он. – Как много?

     Сейчас он говорил по-английски, и голос его был нарочито прозаичный, словно он спрашивал, сколько гостей ожидается к обеду. Я нашла его тон успокаивающим.

     - Я не знаю, - сказала я. – Они … было темно.

     Он кивнул, сжал мою руку и обернулся.

     - Убить их всех, - сказал он таким же спокойным голосом. Огромные и черные глаза Фергюса горели на лице. Он кивнул головой и положил руку на топорик, заткнутый за поясом. Рубашка спереди была порвана, а конец крюка выглядел темным и блестящим от крови.

     Отстраненно я подумала, что должна что-то сказать, но промолчала. Я стояла, прислонившись спиной к дереву, и ничего не говорила.

     Джейми взглянул на дирк, который держал в руке, как будто хотел убедиться в его хорошем состоянии, вытер лезвие о свое бедро, игнорируя засохшую кровь на рукоятке, и пошел назад на поляну.

     Я стояла неподвижно. Раздались крики, но я обращала на них внимания не больше, чем на шуршание ветра в кроне дерева над моей головой. Это было бальзамическое дерево, и оно дышало чистотой и свежестью, омывая меня запахом смолы, таким сильным, что он ощущался на нёбе, хотя с трудом мог проникнуть через забитые мембраны моего носа. За тонкой вуалью этого аромата я чувствовала запахи крови, сырых тряпок и вонь моей кожи.

     Наступил рассвет. Птицы пели в отдаленном лесу, и мягкий свет лежал на земле, как пепел.

     Я стояла неподвижно и думала только о том, как будет хорошо стоять по горло в горячей воде и тереть кожу, пока она не сойдет с плоти, оставив кровь течь по моим ногам, и образовавшиеся в воде кровавые облака не скроют меня.

     Глава 29. ВСЕ ПРЕКРАСНО

     Потом они уехали. Оставили их не захороненными и без прощальных слов. В какой-то степени это потрясло его больше, чем само убийство. Роджер вместе с преподобным не раз присутствовал у смертного ложа или на месте несчастного случая; он утешал скорбящих, стоял рядом, когда дух покойника отлетал, а старый священник произносил слова милосердия. Это делается всегда, когда кто-то умирает; вы обращаетесь к богу и, по крайней мере, признаете факт смерти.

     И все же … как можно стоять над телом убитого вами человека и смотреть богу в лицо?

     Он не мог сидеть. Усталость заполнила его, как мокрый песок, но он не мог сидеть.

     Он стоял, держа в руке кочергу, и смотрел на потухающие в очаге угли. Припорошенные по краям пеплом с приглушенным жаром внутри, они были совершенны, как черный шелк. Прикоснись к ним, и пламя взовьется лишь для того, чтобы сразу же умереть без топлива. Подбрасывать дрова так поздно ночью – пустая трата.

     Он положил кочергу и стал ходить от стены к стене, как усталая пчела в бутылке, которая все еще продолжала гудеть.

     Но этот вопрос совсем не беспокоил Джейми Фрейзера. Фрейзер перестал думать о бандитах, как только они были мертвы. Все его мысли занимала Клэр, и это было понятно.

     Он вывел ее в утреннем свете на поляну, залитый кровью Адам и израненная Ева, познавшие добро и зло. Потом он завернул ее в плед, взял на руки и ушел к своей лошади.

     Мужчины в молчании последовали за ним, ведя за собой лошадей бандитов. Через час, когда солнце пригрело им спины, Фрейзер повернул лошадь к спуску и привел их к реке. Там он спешился, снял Клэр и исчез вместе с ней среди деревьев.

     Мужчины обменялись озадаченными взглядами, но промолчали. Старый Арч Баг спрыгнул с мула и спокойно произнес:

     - Ну, она хочет вымыться, не так ли?

     В группе раздались понимающие вздохи, и напряжение сразу же исчезло. Люди занялись обычными делами; они спешились, стали прохаживаться, проверять подпруги, кто-то отхаркивался, кто-то пошел отлить. Постепенно они стали общаться друг с другом, испытывая желание высказаться и ища успокоение в обычных вещах.

     Роджер поймал взгляд Иэна, но был не в состоянии разговаривать. Иэн повернулся, обнял Фергюса за плечи, потом оттолкнул с грубоватой шуткой насчет его вони. Француз улыбнулся ему в ответ и поднял темный крюк в знак приветствия.

     Кенни Линдсей и Арч Баг набивали свои трубки из одного кисета и выглядели умиротворенными. Том Кристи подошел к ним, бледный как приведение, но тоже с трубкой в руке, и Роджер не в первый раз отметил ценность курения в социальном аспекте.

     Арч увидел его, бесцельно стоящего возле своей лошади, и подошел поговорить. Голос старика звучал спокойно, и Роджер что-то отвечал ему, хотя понятия не имел, о чем тот говорил. Однако сам факт разговора позволил ему начать дышать, хотя дрожь все еще пробегала волнами по его телу.

     Внезапно мужчина замолчал и кивнул, указывая Роджеру за его плечо.

     - Иди, парень. Ты нужен ему.

     Роджер оглянулся и увидел Джейми, который стоял на дальнем конце поляны, прислонившись к дереву и задумчиво склонив голову. Он подал какой-то знак Арчу? Потом Джейми поднял голову и осмотрелся, встретившись глазами с Роджером. Да, в нем нуждались, и Роджер оказался рядом с ним, даже не заметив, как пересек поляну.

     Джейми схватил его руку и крепко сжал, он ответил таким же пожатием.

     - На одно слово, зять, - произнес Джейми и признался. – Мне не стоило говорить об этом сейчас, но может быть подходящего случая не будет, и ждать нет времени.

     Его голос был спокоен, но не так как у Арча. В нем звучала надломленность; услышав этот тон, Роджер снова ощутил колючую веревку на своей шее и откашлялся.

     - Говорите.

     Джейми глубоко вздохнул и повел плечами, словно рубашка была слишком тесна.

     - Я о ребенке. Неправильно спрашивать тебя, но я должен. Будешь ли ты чувствовать к ребенку то же самое, если точно будешь знать, что он не твой?

     - Что? – Роджер растерянно моргнул, не понимая смысла вопроса. – Ребе … вы имеете в виду Джема?

     Джейми кивнул, не сводя с него пристального взгляда.

     - Ну, я … даже не знаю, что сказать, - произнес Роджер, спрашивая себя, к чему Джейми завел этот разговор. Почему? И почему именно сейчас?

     - Подумай.

     Он думал, удивляясь: «Какого черта?» Очевидно, это отразилось на его лице, потому что Джейми кивнул головой, признавая, что должен объясниться.

     - Я знаю … это скорее всего не случится. Но это возможно. Она может быть беременной после этой ночи, понимаешь?

     Он понял, словно кулак ударил его под дых. Прежде чем он отдышался, чтобы заговорить, Фрейзер продолжил.

     - День или два, быть может, чтобы я… - он отвел взгляд, и краснота проступила на его разрисованном полосами лице. – Могут быть сомнения, да? Как у вас. Но … - он сглотнул, и это «но» красноречиво повисло в воздухе.

     Джейми непроизвольно взглянул в сторону, и Роджер последовал за ним взглядом. Там за экраном из кустов и красноватых лиан на дальнем краю заводи стояла на коленях обнаженная Клэр и рассматривала в воде свое отражение. Кровь зашумела в ушах Роджера, и он торопливо отвел глаза, но изображение уже запечатлелось в его голове.

     Она не походила на человека – первое, о чем подумал он. Все ее тело было покрыто темными синяками, лицо не узнаваемо. Она выглядела как нечто незнакомое и дикое, экзотическое существо из лесного омута. Кроме внешнего вида его поразила ее отрешенность и в выражении, и в действиях. Создавалось ощущение, что она неподвижна, как бывает неподвижным дерево, хотя его ветви колышет ветер.

     Он снова взглянул на нее, не в силах не смотреть. Она наклонилась над водой, рассматривая свое лицо. Одной рукой она убирала от лица мокрые спутанные волосы, с бесстрастным вниманием изучая его разбитые черты.

     Она осторожно тыкала пальцами там и тут, открыла и закрыла рот, ощупывая контур своего лица. Проверяя, подумал он, выбитые зубы и сломанные кости. Она закрыла глаза и провела по линии бровей, носа, челюсти и губ уверенной, как у художника, рукой. Потом она ухватилась за свой нос и решительно дернула его.

     Роджер невольно поежился, когда кровь и слезы побежали по ее лицу, при этом она не произвела ни звука. Его желудок свернулся маленьким болезненным узлом и подступил к горлу к шраму от веревки.

     Она села на пятки, отрывисто дыша и прижимая ладони к середине лица.

     Внезапно он осознал, что она обнажена, а он на нее уставился. Сильно покраснев, он рывком отвернулся и исподтишка посмотрел в сторону Джейми, надеясь, что тот ничего не заметил. Фрейзер не заметил, он исчез.

     Роджер суматошно огляделся вокруг и увидел тестя. Его облегчение от того, что Фрейзер не заметил его разглядывание, сразу же утонуло во всплеске адреналина, когда он увидел, что тот делал.

     Он стоял над телом, лежащим на земле.

     Фрейзер быстро обежал взглядом своих людей, и Роджер почти ощутил усилие, с которым тот подавлял свои чувства. Потом синие глаза Фрейзера сосредоточились на мужчине у его ног, и Роджер увидел, как он очень медленно потянул воздух.

     Лайонел Браун.

     Совершенно не осознавая, Роджер двинулся через поляну и встал справа от Джейми, также сосредоточив внимание на распластанном на земле теле.

     Глаза Брауна были закрыты, но он не спал. Его разбитое лицо с багровыми пятнами лихорадки распухло, но выражение подавленной паники было хорошо заметно. И вполне обоснованной паники, насколько Роджер мог видеть.

     Единственный выживший после ночного происшествия, Браун был жив только потому, что Арч Баг остановил молодого Иэна Мюррея в секунде от того, чтобы разбить тому голову томагавком. Не от того, что испытывал колебания перед убийством больного человека, а из голого прагматизма.

     - У твоего дяди будут вопросы, - сказал Арч, глядя на Брауна с прищуром. – Пусть он поживет, пока не ответит на вопросы.

     Иэн ничего не сказал, только выдернул свою руку из хватки Арча Бага, развернулся и исчез в лесу, словно дым.

     Лицо Джейми было менее выразительно, чем у пленника. Исходя из выражения его лица, Роджер ничего не мог сказать о мыслях тестя, но вряд ли это было нужно. Хотя Фрейзер был неподвижен, как камень, тем не менее, казалось, что тело его медленно и угрожающе пульсирует.

     - Как ты думаешь, друг, - обратился он к Арчу, который стоял у дальнего конца носилок. – Сможет ли он путешествовать дальше, или поездка его убьет.

     Баг наклонился, бесстрастно разглядывая распростертого Брауна.

     - Думаю, он выживет. Лицо у него красное, а не белое, и он не спит. Вы хотите взять его с нами или допросите сейчас?

     На мгновение маска спала, и Роджер, который наблюдал за лицом Джейми, ясно увидел в его глазах, что тот хотел бы сделать. Если бы Лайонел Браун тоже увидел, то вскочил бы с носилок и побежал, несмотря на сломанную ногу. Но глаза у того оставались закрытыми, а поскольку Джейми и старый Арч говорили по-гэльски, то он оставался в неведении насчет их намерений.

     Не ответив на вопрос Бага, Джейми встал на колени и положил руку Брауну на грудь. Роджер видел, как бешено бился пульс на шее последнего, а дыхание было быстрым и поверхностным. И все же мужчина продолжал держать глаза закрытыми, хотя глазные яблоки под веками судорожно двигались.

     Джейми оставался неподвижным длительное время, а для Брауна оно должно было показаться вечностью. Потом он издал тихий шум, который мог быть презрительным смешком или звуком омерзения, и поднялся.

     - Мы возьмем его. Смотри, чтобы он оставался живым, - сказал он по-английски. – Пока.

     Браун продолжал изображать опоссума весь путь к Риджу, несмотря на кровожадные высказывания окружающих в его адрес. Роджер помог отвязать его от носилок в конце поездки. Одежда и покрывающие тряпки мужчины были мокры от пота, а миазмы страха были практически ощутимы.

     Клэр, нахмурившись, сделала движение к больному, но была остановлена Джейми, который положил свою ладонь на ее руку. Роджер не слышал, что он ей сказал, но она кивнула головой и ушла вместе с ним в Большой дом. Через некоторое время появилась необычно молчаливая миссис Баг и взяла заботу о Лайонеле Брауне на себя.

     Мурдина Баг не обладала выдержкой Фрейзера или старого Бага; ее мысли хорошо читались по бледным поджатым губам и сурово сведенным бровям, но Лайонел Браун с открытыми глазами выпил воды из ее рук и смотрел на нее, словно она несла для него спасение. Однако Роджер подумал, что она скорее прибила бы его, как одного из тараканов, с которыми воевала на кухне. Но поскольку Джейми хотел сохранить его живым, он таковым оставался.

     Пока.

     Звук у дверей вернул Роджера в настоящее. Брианна!

     Нет. Когда он открыл двери, то услышал лишь шум ветвей и стук желудей. Он посмотрел вдоль темной дорожки в надежде увидеть ее, но там никого не было. Конечно, сказал он себе, Клэр нуждается в ней.

     Он тоже.

     Он подавил эту мысль, но продолжал стоять возле двери, выглядывая наружу, и ветер свистел в его ушах. Она ушла в Большой дом, как только он приехал и сказал, что ее мать спасена. Он не успел сказать больше, она тут же поняла, что произошло – на его одежде была кровь – и осталась только на то время, за которое могла убедиться, что эта кровь не принадлежала ему.

     Он тщательно закрыл дверь, чтобы сквозняк не застудил Джемми. Он испытывал настоятельную потребность обнять мальчика, и несмотря на извечное родительское опасение разбудить ребенка, достал его из кроватки и обнял.

     Джем, тяжелый и расслабленный в его руках, зашевелился, поднял голову и моргнул голубыми глазами, тусклыми от сна.

     - Все хорошо, - прошептал Роджер, погладив его по спине. – Папа здесь.

     Джем вздохнул, как проколотая шина, и уронил тяжелую, как пушечное ядро, голову на плечо Роджера. На мгновение показалось, что ребенок собрался поднять ее, но потом сунул палец в рот и обмяк, приняв удивительное, словно бескостное состояние, характерное для спящих детей. Его плоть, казалось, уютно растворилась в плоти Роджера; доверие такое полное, словно ему не нужно было сохранять границы своего тела. Папа позаботится об этом.

     Роджер прикрыл глаза, удерживая слезы, и прижался губами к теплым волосам сына.

     Свет огня образовывал темные и красные пятна под его веками, и, глядя на них, он смог сдержаться. Не имеет значения, что он там видел. Сейчас важно только доверие спящего ребенка и эхо его сказанных шепотом слов.

     Было ли это воспоминанием? А может лишь его желанием. О том, что он однажды проснулся, чтобы тут же уснуть в сильных руках, слыша «Папа здесь».

     Он делал медленные вздохи, подстраивая их под ритм дыхания Джема и успокаиваясь сам. Ему казалось очень важным не заплакать, хотя его никто не видел.

     В лесу Джейми вопросительно взглянул на него, когда они отходили от носилок Брауна.

     - Надеюсь, ты понимаешь, что я думаю не о себе? – спросил он тихим голосом. Его взгляд был направлен на кусты, за которыми скрылась Клэр; глаза немного прищурены, словно ему было больно смотреть, но не смотреть он не мог.

     - Ради нее, - произнес он так тихо, что Роджер едва услышал. – Будет ей легче … сомневаться, чем …? Как ты думаешь? Если это произойдет?

     Роджер глубоко вдохнул запах волос сына и понадеялся, что сказал правильные слова тогда среди деревьев.

     - Я не знаю, - сказал он. - Но если у вас … если есть малейшей сомнение, сделайте это.

     Если Джейми расположен последовать его совету, Бри скоро будет дома.

     - Я в порядке, - твердо сказала я. – Все прекрасно.

     Бри прищурилась, глядя на меня.

     - Уверена? - спросила она. – Ты выглядишь так, словно тебя переехал локомотив или даже два.

     - Да, – ответила я и осторожно потрогала потрескавшуюся губу. – Ну, да. Помимо этого …

     - Ты голодна? Садись, мама, я сделаю тебе чай. Потом может быть легкий ужин?

     Я не была голодна, не хотела чая и особенно не хотела садиться, только не после целого дня, проведенного в седле. Брианна уже доставала чайник с полки, и я не могла найти слов, чтобы остановить ее. Казалось, что я внезапно забыла все слова. Я беспомощно обернулась к Джейми.

     Он каким-то образом угадал мои чувства, хотя вряд ли смог что-нибудь прочитать по моему лицу, учитывая его теперешнее состояние. Он выступил вперед и, забрав чайник из ее рук, что-то тихо ей сказал. Она, нахмурившись, посмотрела на него, потом на меня. Затем выражение ее немного изменилось, и она подошла ко мне, внимательно разглядывая мое лицо.

     - Помыться? – мягко спросила она. – Шампунь?

     - О, да, - произнесла я с благодарным облегчением. – Пожалуйста.

     И все-таки мне пришлось сесть и позволить ей обтереть мои руки и ноги и вымыть мои волосы в тазике с теплой водой, нагретой на очаге. Она делала это, не торопясь, мурлыча себе под нос, и я начала расслабляться от успокаивающих движений ее длинных сильных пальцев.

     Я спала – только от сильного изнеможения – часть пути, прислонившись к груди Джейми. Но на спине лошади отдохнуть невозможно, и теперь я клевала носом, отстраненно глядя, как вода в тазике становилась грязной, наполняясь красными облаками, песком и обломками листьев.

     Я надела чистую рубашку; ощутить прохладу и гладкость ношенной материи было настоящим восторгом.

     Брианна продолжала мурлыкать. Это … «Человек с тамбурином»^[86], подумала я. Одна из тех милых и глупых песен шести …

     1968.

     Я ахнула; руки Бри на мгновение замерли.

     - Мама? Все хорошо? Я что-то задела …?

     - Нет! Нет, я в порядке, - ответила я, глядя на завихрения крови и грязи и глубоко дыша. – Все прекрасно. Просто … задремала.

     Она фыркнула, но отпустила меня и отошла взять кувшин с водой, а я осталась сидеть, схватившись за край стола, и пыталась не дрожать.

     «Ты не боишься мужчин. Тебе следует их бояться.» Эти ироничные слова возникли в моей памяти вместе с силуэтом головы молодого человека с львиной гривой, очерченной светом костра. Я не могла ясно вспомнить его лицо, но я, конечно же, могла узнать это гриву?

     Тогда Джейми взял меня за руку и повел от дерева к поляне. Костер был разворошен во время драки, и среди тел виднелись почерневшие камни и пятна опаленной и придавленной травы. Он медленно водил меня от тела к телу. Наконец, он остановился и тихо сказал:

     - Ты видишь, что они все мертвы?

     Я видела и понимала, почему он их показывал. Чтобы я не боялась, что они вернуться, не боялась их мести. Но я не подумала пересчитать их. Или присмотреться к их лицам. Даже если бы я знала, сколько их было … Меня снова передернуло, и Бри, что-то приговаривая, накинула мне на плечи теплое полотенце, но я не слышала, занятая своими мыслями.

     Был ли Доннер среди мертвых? Или он послушался меня, когда я сказала, что если у него есть голова, он должен бежать? Он показался мне весьма умным молодым человеком.

     Хотя он поступил со мной, как трус.

     Теплая вода залила мне уши, заглушив голоса Джейми и Брианны. Я уловила слово или два, но когда я распрямилась с водой, стекающей по шее, и полотенцем на голове Бри с неохотой шла к своему плащу, который висел на колышке возле двери.

     - Ты уверена, что ты в порядке? – встревоженное выражение вернулось на ее лицо, но на этот раз я смогла найти слова, чтобы успокоить ее.

     - Спасибо, дорогая, ты очень мне помогла, - уверила я ее совершенно искренне. – Единственное, что я хочу, это спать, - добавила я менее искренне.

     Я все еще была страшно усталой, но теперь полностью проснувшейся. Что я хотела … ну, я сама точно не знала, чего хотела, но полное отсутствие сочувствующих людей входило в список моих желаний. Кроме того, я мельком видела Роджера, покрытого кровью, белого и пошатывающегося от изнеможения. Не я одна стала жертвой последних событий.

     - Иди домой, девочка, - мягко произнес Джейми. Он снял с колышка плащ и набросил ей на плечи. – Покорми своего мужчину. Возьми его в свою постель и помолись за него. Я позабочусь о твоей матери.

     Бри посмотрела на нас синими тревожными глазами, но я изобразила на лице, как надеялась, уверенное выражение – это причинило лицу не слабую боль – и после некоторого колебания она обняла меня, ласково поцеловала в лоб и ушла.

     Джейми закрыл дверь и стоял, прислонившись к ней спиной, держа руки сзади. Я привыкла к его бесстрастному лицу, когда он скрывал свои мысли, будучи встревоженным или рассерженным. Но сейчас он ничего не скрывал, и выражение его лица меня сильно обеспокоило.

     - Тебе не стоит волноваться обо мне, - сказала я, как можно, более успокаивающим тоном. – Я не травмирована или что-то в этом роде.

     - Мне не стоит? – спросил он сдержанно. – Вероятно, нет, если бы я знал, что ты имеешь в виду.

     - О, - я осторожно промокнула лицо и шею полотенцем. – Ну, это значит … что я не сильно ранена или потрясена. Это по-гречески. От слова «травма», я имею в виду.

     - О, да? И ты … не потрясена? По твоим словам.

     Он сузил глаза, рассматривая меня с критическим вниманием, которое он использовал, когда обдумывал покупку дорогих породистых лошадей.

     - Я в порядке, - ответила я, немного отступая. – Просто … я в порядке. Лишь немного … в шоке.

     Он шагнул ко мне, и я быстро отступила назад, запоздало осознав, что прижимаю полотенце к груди, как щит. Я заставила себя опустить его и почувствовала, как выступившая из ранок кровь неприятно защипала кожу лица и шеи.

     Он стоял совершенно неподвижно, все с тем же прищуром разглядывая меня. Потом он опустил глаза, уставившись на пол между нами. Он постоял некоторое время, словно задумавшись, потом сжал свои большие ладони. Раз, два. Очень медленно. И я будто снова услышала треск, когда шейные позвонки Арвина Ходжпайла отделялись друг от друга.

     Удивленный Джейми резко поднял голову, и я поняла, что стою с другой стороны кресла, прижав полотенце ко рту. Мои локти разгибались с трудом, словно заржавевшие шарниры, но я смогла убрать полотенце от лица. Мои губы были такими же застывшими, но я заговорила.

     - Я немного потрясена, да, - очень четко произнесла я. – Со мной все будет в порядке. Не волнуйся. Я не хочу, чтобы ты волновался.

     Контроль в его глазах внезапно дрогнул, подобно оконному стеклу под ударом камня в момент перед тем, как разлететься, и он закрыл их. Потом сглотнул и снова открыл.

     - Клэр, - сказал он тихо и мягко, и в глазах его ясно отразились острые зазубренные осколки. – Я проходил через изнасилование. И ты говоришь, чтобы я о тебе не беспокоился?

     - О, черт побери! – я швырнула полотенце на пол и тут же пожалела об этом. В своей рубашке я чувствовала себя обнаженной, но больше всего меня ужаснули мурашки на коже от внезапного возбуждения, и мне пришлось хлопнуть ладонью по бедру, чтобы усмирить его.

     - Черт, черт, черт! Я не хочу, чтобы ты даже думал об этом. Не хочу! – хотя с самого начала я знала, что это произойдет

     Я вцепилась в спинку кресла обеими руками и пыталась смотреть ему в глаза, испытывая сильное желание броситься на эти сверкающие осколки и защитить его от них.

     - Послушай, - сказала я, стараясь чтобы голос не дрожал. – Я не хочу … Я не хочу заставлять тебя вспоминать то, что лучше оставить забытым.

     Уголок его рта дернулся.

     - Господи, - произнес он с некоторым удивлением. – Ты думаешь, я забыл все это?

     - Может быть, нет, - признала я, глядя на него глазами, полными слез. – Но … о, Джейми, я так хотела, чтобы ты забыл!

     Он протянул руку и очень осторожно коснулся кончиком указательного пальца моей ладони на спинке кресла.

     - Не бери в голову, - сказал он мягко и убрал палец. – Сейчас это не имеет значения. Может быть, ты немного отдохнешь, сассенах? Или покушаешь?

     - Нет. Я не хочу … нет.

     В действительности я просто не могла решить, чего хочу. Точнее, мне не хотелось ничего. Кроме того, чтобы сбросить с себя кожу и сбежать, но это было невозможно. Я сделала несколько глубоких вздохов, надеясь успокоиться и вернуть прекрасное состояние полного изнеможения.

     Стоит ли спрашивать о Доннере? И что спрашивать? Ты, случайно, не убивал мужчину с длинными спутанными волосами? До некоторой степени они все были похожи. Доннер был – или все еще является – индейцем, но кто мог заметить это в темноте в горячке боя?

     - Как … как Роджер? – спросила я, не найдя ничего другого для разговора. – А Иэн? Фергюс?

     Он выглядел немного удивленным, словно забыл про их существование.

     - Они? Парни в порядке. Никто не пострадал. Мы были удачливы.

     Он поколебался, потом сделал осторожный шаг в мою сторону, внимательно глядя мне в лицо. Я не вскрикнула и не дернулась, и он сделал еще шаг и еще, пока не подошел так близко, что я почувствовала тепло его тела. Уже не испуганная, а просто замерзшая в своей мокрой рубашке, я немного расслабилась и качнулась к нему. Напряженность в его плечах слегка ослабла.

     Он очень нежно коснулся моего лица. Кровь пульсировала прямо под кожей, делая ее очень чувствительной, и я с трудом подавила желание уклониться от его прикосновения. Он заметил это и убрал руку, но оставил ее в миллиметрах от моей кожи, так что я могла ощущать тепло его ладони.

     - Это заживет? – спросил он, проводя кончиком пальца вдоль рассеченной левой брови, вниз по распухшей щеке к царапине на челюсти, где сапог Харли Бобла лишь на немного промахнулся, иначе удар мог бы сломать мне шею.

     - Конечно, заживет. Ты сам знаешь; в сражениях тебе приходилось видеть раны пострашнее, - я хотела уверенно улыбнуться, но, не желая, чтобы губа снова треснула, лишь надула приоткрытые губы, как золотая рыбка, чем заставила его невольно улыбнуться.

     - Да, я знаю, - он быстро кивнул головой, но выражение тревожного беспокойства на лице осталось. – Просто … О, боже, mo nighean donn^[87] - тихо произнес он. – О, Христос, твое прекрасное лицо.

     - Ты не можешь смотреть на него? – спросила я и отвернулась, чувствуя острый укол боли от этой мысли, но пытаясь убедить себя, что это неважно. Оно заживет, в конце концов.

     Его пальцы взяли мой подбородок нежно, но уверенно и подняли лицо, чтобы я смотрела в его глаза. Сжав рот, он медленно скользил взглядом по моему избитому лицу. В свете свечи его глаза были мягкими и темными, в уголках губ лежали горькие складки.

     - Нет, - произнес он, - я не могу смотреть. Твой вид разрывает мое сердце и наполняет меня такой яростью, что хочется кого-нибудь убить, или я взорвусь. Но ради бога, который сотворил тебя, сассенах, я не могу лечь с тобой и не смотреть в лицо.

     - Лечь со мной? – спросило я тупо. – Что … ты имеешь в виду?

     Его рука упала, но он, не мигая, продолжал смотреть на меня.

     - Ну … да.

     Не распухни так сильно моя челюсть, она бы отвалилась от сильного удивления.

     - А-а … почему?

     - Почему? – повторил он и опустил взгляд, поведя плечами, как всегда когда испытывал смущение или неудобство. – Ну … это … необходимо.

     На меня напало совершенно неуместное желание рассмеяться.

     - Необходимо? Ты полагаешь, это так же, как когда тебя сбросила лошадь? Я должна сразу же забраться на нее?

     Он вздернул голову и сердито посмотрел на меня.

     - Нет, - произнес он сквозь зубы, потом сглотнул тяжело и сильно, очевидно беря под контроль свои чувства.

     - Ты … ты сильно повреждена?

     Я уставилась на него заплывшими глазами.

     - Это какая-то шутка? О, - выдохнула я, наконец, сообразив, о чем он говорит. Я почувствовала, как жар бросился мне в лицо, и синяки запульсировали.

     Я глубоко вздохнула, чтобы говорить спокойно.

     - Меня избили до состояния кровавой отбивной, Джейми, меня оскорбляли отвратительными способами. Но только один … один, который действительно … Он … он не был груб, - я сглотнула, но комок в горле не исчез. Слезы затуманили свет, и я не могла видеть его лицо. Я отвернулась и моргнула.

     - Нет! – сказала я громче, чем намеревалась. – Я … не повреждена.

     Он что-то произнес по-гэльски себе под нос, коротко и яростно, и оттолкнулся от стола. Стул с грохотом упал на пол, и он пнул его. Потом он пинал его снова и снова, ударяя по нему с такой силой, что щепки разлетались в разные стороны.

     Я стояла неподвижно, потрясенная и онемевшая, чтобы чувствовать что-нибудь. Мне не нужно было говорить ему, мелькнула смутная мысль. Но он же знал. Он спросил, когда нашел меня: «Как много?», а потом приказал: «Убить их всех».

     Но с другой стороны … знать – это одно, а когда тебе рассказывают в подробностях – другое. Я с виноватой печалью смотрела, как он откинул ногой остатки стула и бросился к окну. Оно было закрыто ставнями, но он остался стоять возле него, сгорбившись и вцепившись в подоконник.

     Я не знала, плакал ли он.

     Ветер усилился, неожиданный шквал налетел с запада. Ставни задребезжали; в приглушенном на ночь очаге взметнулись облачка пепла от влетевшего в дымоход ветра. Потом порыв ветра стих, и не было ни звука, только негромкий треск угольков в камине.

     - Мне жаль, - наконец, произнесла я слабым голосом.

     Джейми резко развернулся и кинул на меня гневный взгляд. Щеки его были мокрые.

     - Не смей извиняться! – проревел он. – Я не вынесу этого, слышишь? – он сделал гигантский шаг к столу и стукнул по нему кулаком со всей силы. Солонка подпрыгнула и свалилась на пол. – Не извиняйся!

     Я рефлекторно зажмурила глаза, потом заставила себя открыть их.

     - Хорошо, - сказала я, снова чувствуя себя страшно усталой и подавляя желание расплакаться. – Я не буду.

     Наступило напряженное молчание. Я могла слышать, как падали сорванные ветром каштаны в роще за домом. Один, другой и еще, настоящий дождь из каштанов, падающих с приглушенным стуком. Джейми судорожно потянул воздух и вытер лицо рукавом.

     Я положила локти на стол и упала на них головой. Она казалась такой тяжелой, что я больше не могла держать ее.

     - Необходимо, - произнесла я более или менее спокойно в поверхность стола. – Что значит «необходимо»?

     - Ты не подумала, что можешь забеременеть? – он уже взял себя под контроль и говорил спокойно, словно спрашивал, намеревалась ли я подать бекон к утренней каше.

     Я пораженно взглянула на него.

     - Я не беременна, - но мои руки инстинктивно легли на живот.

     - Я не беременна, - повторила я громче. – Я не могу.

     Хотя могла, теоретически. Шанс был совсем небольшой, но он существовал. Обычно я использовала какие-то методы контрацепции, чтобы не рисковать, но …

     - Я не беременна, - сказала я. – Я знаю.

     Он просто смотрел на меня, приподняв брови. Я не могла узнать так скоро. Скоро … Если это случилось, и если будет несколько мужчин … сказать точно будет невозможно. Дар сомнения, вот что он предлагал мне … и себе.

     Сильная дрожь родилась у меня в животе и охватила все тело, заставив кожу покрыться пупырышками.

     «Марта», - прошептал мужчина, вжимая мое тело в слой опавших листьев.

     - Черт, черт побери, - тихо выругалась я и прижала руки к поверхности стола, пытаясь думать.

     «Марта». И его несвежий запах, тяжелое давление его голых бедер с колючими волосками …

     - Нет! – мои бедра и ягодицы сжались от отвращения так резко, что я приподнялась на дюйм или больше на скамье.

     - Ты можешь … - упрямо начал Джейми.

     - Нет, - также упрямо повторила я. – Но даже если … Ты не можешь, Джейми.

     Он взглянул на меня, и я уловила искорку страха в его глазах. Вот этого, потрясенно осознала я, он и боялся. Среди всего прочего.

     - То есть, мы не можем, - быстро поправилась я. – Я практически уверена, что не беременна … но я совсем не уверена, что не подцепила какую-нибудь отвратительную болячку. – Об этой возможности я не думала до данного момента, и теперь гусиная кожа снова вернулась. Беременность маловероятна, гонорея и сифилис – нет.

     - Мы не можем, пока я не приму курс пенициллина.

     Говоря это, я уже поднималась со скамьи.

     - Ты куда? – удивился он.

     - В хирургическую.

     В коридоре было темно, в хирургическом кабинете огонь не горел, но это не остановило меня. Я распахнула дверцу шкафа и принялась быстро рыться в нем. Через мое плечо упал свет, освещая ряд поблескивающих бутылок. Это Джейми зажег лучину и пришел следом за мной.

     - Ради бога, что ты делаешь, сассенах?

     - Пенициллин, - ответила я, хватая одну из бутылочек и кожаный мешочек, в котором держала шприцы из змеиных зубов.

     - Сейчас?

     - Да, черт побери, сейчас! Зажги свечу, пожалуйста.

     Он зажег; ее свет, поколебавшись некоторое время, вырос в теплый желтый шар, мерцая на кожаных трубках самодельных шприцов. К счастью, пенициллинового раствора было достаточно. Жидкость в бутылочке была розового цвета; пенициллиновые колонии этой партии были выращены на прокисшем вине.

     - Ты уверена, это поможет? – спросил Джейми из тени.

     - Нет, - ответила я, поджав губы. – Но это единственное, что у меня есть.

     Мысль о спирохетах, с каждой секундой размножающихся в моей крови, заставила мои руки трястись. Я подавила страх, что пенициллин может быть испорчен. Он творил чудеса с большинством инфекций, и нет причин …

     - Давай, сассенах, я сделаю, - Джейми твердо взял шприц из моих трясущихся скользких рук и наполнил его.

     - Давай, сначала мне, - сказал он, отдавая шприц.

     - Что … тебе? Но тебе не нужно … я имею в виду, ты ненавидишь уколы, - закончила я слабо.

     Он фыркнул и нахмурил брови.

     - Послушай, сассенах. Если я намереваюсь бороться со своими страхами и твоими тоже, я не должен бояться какого-то булавочного укола, не так ли? Сделай это! – Он наклонился, опершись локтем о стойку, и поднял один край килта, оголив мускулистую ягодицу.

     Я не знала, смеяться мне или плакать. Я могла бы поспорить с ним, но взглянув на него, стоящего с голым задом и непоколебимого, как Черная гора^[88], осознала бесполезность спора. Он принял решение, и нам придется жить с последствиями его выбора.

     Совершенно внезапно ощутив спокойствие, я подняла шприц и легонько сжала его, выдавливая пузырьки воздуха.

     - Смести свой вес, - сказала я, сильно толкнув его. – Расслабь эту сторону. Не хватало еще сломать шприц.

     Он с шипением потянул воздух; игла была толстой, и в вине было достаточно много спирта, чтобы вызвать острую боль, как я обнаружила позже, когда через минуту сделала себе укол.

     - Ох! Оу! О, Иисус Рузвельт Христос! – воскликнула я, вытаскивая иглу из своего бедра. – Христос, как больно!

     Джейми, потирая свой зад, криво мне ухмыльнулся.

     - Ну, да. Остальное не будет хуже, чем это, я надеюсь.

     Остальное. Я внезапно почувствовала себе опустошенной, голова моя закружилась, словно я не ела неделю.

     - Ты … ты уверен? – спросила я, убирая шприц.

     - Нет, - ответил он, - не уверен. – Он вздохнул, в неверном свете свечи его лицо казалось сомневающимся. – Но я собираюсь попытаться. Я должен.

     Я разгладила ткань рубашки на уколотом бедре, глядя на него. Он уже сбросил маску; сомнение, гнев и страх теперь ясно отражались в его чертах. Впервые, подумала я, мои собственные чувства трудно прочитать по моему лицу, покрытому синяками и ушибами.

     Что-то мягкое с тихим мяуканьем прошлось по моей ноге, и я глянула вниз. Адсо принес мне мертвую полевку, без сомнения, в знак симпатии. Улыбка стала проявляться на моих губах, и их защипало, потом я поглядела на Джейми и широко улыбнулась, отчего губы треснули, оставив во рту привкус теплой крови.

     - Ну … ты приходил всегда, когда я нуждалась в тебе, и я думаю, что и на этот раз ты поступишь также.

     Мгновение он выглядел совершенно непонимающим, не уловив моей хилой шутки. Потом он понял, и кровь бросилась ему в лицо. Его губы дернулись раз и два то ли от шока, то ли от смеха.

     Я подумала, что он отвернулся, чтобы скрыть лицо, но как оказалось, он достал из буфета бутылку моего лучшего муската. Прижал ее к телу локтем одной руки, вторую протянул ко мне.

     - Да, - сказал он, беря мою руку. – Но если ты думаешь, что мы сделаем это на трезвую голову, то ты ошибешься, сассенах.

     Порыв ветра из открытой двери выдернул Роджера из тяжелого сна. Он уснул на скамье, спустив ноги на пол; Джемми, тяжелый и теплый, прижимался к его груди.

     Он только дезориентировано моргнул, когда Бринна взяла малыша из его рук.

     - Дождь на улице? – спросил он, уловив запах влаги и озона от ее плаща. Он сел и, чтобы проснуться, потер рукой лицо, ощущая щетину четырехдневной бороды.

     - Нет, только собирается, - она уложила Джемми назад в кроватку, укрыла его и повесила плащ на колышек, прежде чем подойти к нему. Она пахла ночью, и ее руки были холодными на его щеках. Обхватив ее руками, он со вздохом прислонился к ней.

     Он был бы счастлив остаться так навсегда или, по крайней мере, на ближайшие час или два. Она погладила его голову и отошла, чтобы зажечь свечу от очага.

     - Ты должно быть голоден? Мне что-нибудь приготовить?

     - Нет, то есть … да. Пожалуйста.

     Когда сонливость исчезла, он ощутил, что страшно голоден. После привала у ручья они ехали без остановок; Джейми торопился попасть домой. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз, но до последней минуты голода не чувствовал.

     Он с жадностью набросился на хлеб с маслом и джемом и был так поглощен едой, что, только проглотив последний сладкий кусок, спросил:

     - Как твоя мать?

     - Прекрасно, - ответила она, в совершенстве подражая английскому говору Клэр. – Просто прекрасно. – Она состроила ему гримасу, и он тихо хохотнул, инстинктивно кинув взгляд на кроватку.

     - Точно?

     Бри приподняла брови.

     - А ты как думаешь?

     - Нет, - грустно признал он. – Но я не думаю, что она скажет тебе об этом. Она не хочет, чтобы ты беспокоилась.

     Она довольно грубо фыркнула в ответ на его замечание и отвернулась, приподняв свои длинные волосы от шеи.

     - Расшнуруешь меня?

     - Ты фыркаешь, как твой отец, только более высоко. Практиковалась?

     Он встал и, распустив шнурки, снял корсет, потом импульсивно запустил руки под ее рубашку и положил ладони на теплый изгиб ее бедер.

     - Каждый день. А ты? – она прислонилась к нему, и его ладони тут же поднялись вверх, обхватив ее груди.

     - Нет, - признался он. – Больно.

     Это была идея Клэр, чтобы он каждый день пытался петь то слишком высоко, то слишком низко, чтобы разработать связки и, возможно, вернуть первоначальное звучание его голоса.

     - Трус, - сказала она, но ее голос был почти также мягок, как ее волосы, касающиеся его щеки.

     - Да, - согласился он таким же мягким тоном. Было больно, но не физическая боль останавливала его. Воспоминание о своем голосе, легком и сильном, живущее в его костях, делало невозможным слушать неуклюжие звуки: хрипы и взвизги, рождающиеся в его горле. Словно свинья, пожирающая ворону, подумал он уничижительно.

     - Это они трусы, - произнесла Бри тихо, но со сталью в голосе. Она напряглась. – Ее лицо … ее бедное лицо! Как они могли? Как кто-то может сотворить такое?

     Роджер внезапно вспомнил обнаженную Клэр у запруды, молчаливую, как камень, и кровь на ее груди из вправленного носа. Он отшатнулся, отдернув руки.

     - Что? – удивилась Брианна. – В чем дело?

     - Ничего, - он вытащил руки из-под ее рубашки и отступил назад. – Я, э-э … есть у нас немного молока?

     Она с удивлением взглянула на него, но вышла под навес позади дома и принесла кувшин с молоком. И пока он с жадностью пил, она не сводила с него внимательного кошачьего взгляда все время, пока переодевалась в ночную рубашку.

     Потом она села на кровать и принялась расчесывать волосы, собираясь заплести их на ночь. Он подошел, взял гребень и без слов приподнял рукой ее волосы, убирая их от ее лица.

     - Ты прекрасна, - прошептал он, и слезы снова навернулись ему на глаза.

     - Ты тоже, - она опустила руки на его плечи и медленно надавила вниз, заставив его встать на колени. Она пытливо смотрела в его глаза, и он старался не опускать их. Потом она улыбнулась и развязала шнурок на его волосах.

     Волосы упали на его плечи темной пыльной волной, пахнущей дымом, несвежим потом и лошадьми. Он запротестовал, когда она забрала гребень, но она проигнорировала его и, заставив склонить голову над ее коленями, стала выбирать из волос сосновые иголки и песчинки и медленно распутывать колтуны. Его голова клонилась все ниже, пока он не прижался лбом к ее коленям, вдыхая ее запах.

     Он напоминал средневековую картину, грешник на коленях, склонивший голову в исповеди и раскаянии. Пресвитериане не становятся на колени во время исповеди, католики - да, подумал он. В темноте, как сейчас, и в анонимности.

     - Ты не спросила меня, что произошло, - наконец, прошептал он. – Твой отец рассказал тебе?

     Он услышал ее вздох, но голос был спокоен, когда она ответила.

     - Нет.

     Она больше ничего не сказала, и в комнате установилась тишина, нарушаемая лишь шелестом гребня по волосам и усиливающимся ветром снаружи.

     Каково это будет для Джейми, внезапно подумал Роджер. Он действительно сделает это? Попытается … Он отбросил мысль и вспомнил Клэр, выходящую на рассвете на поляну с лицом, словно распухшая маска. В себе, но далекая, как удаленная планета, отправляющаяся по своей орбите в глубокий космос. (Когда она снова появится в виду?) Наклоняясь, чтобы по настоянию Джейми прикоснуться к мертвецам и увидеть воочию цену своей чести.

     Нет, это не возможность ее беременности, внезапно подумал он. Это страх, нет, не то. Это страх Джейми, что он потеряет ее, что она уйдет, погрузившись в темное пустынное пространство, и оставит его, если он не сможет как-то привязать ее к себе. Но, Христос, это такой риск … с женщиной, испытавшей шок и насилие, как он рискнет?

     А как он сможет не рискнуть?

     Брианна положила гребень, но не убирала руку, поглаживая. Он тоже знал этот страх, помнил пропасть, что однажды пролегла между ними, и сколько потребовалось смелости, чтобы преодолеть ее. Обоим.

     Возможно, он был трусом, но не таким.

     - Брианна, - произнес он, чувствуя комок в горле под шрамом от веревки. Она поняла его нужду в ней и поглядела на него, когда он поднял голову. Он схватил ее руку, прижался к ней щекой и потерся.

     - Брианна, - сказал он снова.

     - Что? Что? – спросила она тихо, чтобы не разбудить ребенка, но голос был настойчив.

     - Брианна, ты меня выслушаешь?

     - Ты знаешь, что да. Что? – ее тело было так близко, и ему так сильно захотелось найти в нем утешение, что он был готов уложить ее на половик перед очагом и зарыться головой между ее грудей. Но не сейчас.

     - Просто … послушай меня, и потом, ради бога, скажи, что я был прав.

     Скажи, что все еще любишь меня, имел он в виду, но не мог сказать.

     - Ты не должен говорить мне ничего, - прошептала она. Ее глаза, темные и нежные, были полны прощения, еще не заслуженного. И каким-то образом за ними он увидел другие глаза, полные нетрезвого изумления, которое превратилось в страх, когда он поднял руку для убийственного удара.

     - Я должен, - произнес он негромко. – Погаси свечу, хорошо?

     Нет, не в кухне, до сих пор наполненной эмоциональным потрясением, и не в хирургической с острыми воспоминаниями. Джейми колебался, потом, приподняв одну бровь, показал головой в сторону лестницы. Я кивнула и последовала за ним в спальню.

     Она казалась и знакомой, и незнакомой одновременно, как бывает с каким-либо местом, когда отсутствуешь некоторое время. Вероятно, из-за моего сломанного носа, но в ней странно пахло – или мне только показалось – холодным затхлым воздухом, хотя в спальне было вымыто, и пыль вытерта. Джейми потыкал кочергой огонь; на деревянных стенах заплясали всполохи света, наполнив пустоту комнаты запахами дыма и смолы.

     Мы оба старались не глядеть в сторону кровати. Он зажег подсвечник на умывальнике, потом поставил два стула возле окна и открыл ставни в беспокойную ночь. Поставил на широкий подоконник две оловянные кружки и бутылку, которые принес с собой.

     Я стояла в дверном проеме, наблюдая за его приготовлениями, чувствуя себя довольно необычно.

     Меня раздирали совершенно противоречивые чувства. С одной стороны, он казался мне совершенно незнакомым человеком. Я даже не могла представить, не то что бы вспомнить, каково это непринужденно прикасаться к нему. Его тело больше не было привычным продолжением моего, но чем-то чуждым, неприкасаемым.

     В то же самое время неожиданные волны похоти, ужасающие меня, прокатывались по моему телу. Это происходило весь день. Это не было медленное горение привычного желания и не внезапная вспышка страсти. И даже не периодически возникающий бессознательный инстинкт чрева, нужды в мужской особи, целиком принадлежащий телу. Это пугало.

     Он наклонился, чтоб подложить дров в очаг, и я почти пошатнулась от того, что кровь отлила от головы. Свет сиял на волосках его рук, темные провалы на его лице …

     Это жадное обезличенное чувство телесного голода, которое овладело мной, но мне не принадлежало, ввергало меня в ужас. И именно оно заставляло меня бояться его прикосновений, не отчуждение.

     - Ты в порядке, сассенах? – он уловил боковым взглядом выражение на моем лице и, нахмурившись, шагнул ко мне. Я подняла руку, останавливая его.

     - Прекрасно, - сказала я, задыхаясь, на подгибающихся ногах подошла к окну и, сев на стул, взяла одну из кружек. – Хм … за нас.

     Он приподнял брови, но подошел и сел напротив.

     - За нас, - сказал он негромко и прикоснулся своей кружкой к моей. Вино пахло густо и сладко.

     Пальцы на моих руках, ногах и кончик носа были холодными. Через минуту я, возможно, буду задыхаться от жары, потеть и краснеть, но сейчас я дрожала от холодного влажного ветерка, влетающего в окно.

     Аромат вина был достаточно сильный, чтобы пробиться сквозь поврежденные мембраны моего носа, а его прекрасный вкус приносил утешение нервам и желудку. Я быстро выпила первую кружку и тут же налила вторую, изо всех сил стремясь построить стену забвения между собой и реальностью.

     Джейми пил более медленно, но также налил себе вторую кружку. Кедровый сундук для одеял нагрелся и наполнил комнату своим знакомым запахом. Джейми глядел на меня время от времени, но не говорил ни слова. Молчание не было совсем неловким, но напряженным.

     Мне нужно что-нибудь сказать, подумала я. Но что? Я потягивала вино и рылась в своей голове.

     Наконец, я протянула руку и медленно коснулась его носа там, где белела тонкая полоска давно излеченного перелома.

     - Ты знаешь, - сказала я, - что ты никогда не рассказывал мне, как сломал нос? Кто вправлял его?

     - Ах, это. Никто, - он улыбнулся и немого смущенно коснулся своего носа. - Просто повезло, что перелом был аккуратный, мне тогда было не до него.

     - Понятно. Ты сказал … - я прервалась, внезапно вспомнив, что он сказал. Когда я нашла его снова в печатной лавке в Эдинбурге, я спросила, когда он сломал нос. Он ответил: «Через три минуты после того, как в последний раз видел тебя, сассенах». Значит, накануне Каллодена, на том каменистом холме под кругом из стоячих камней.

     - Мне жаль, - произнесла я слабым голосом. – Ты, вероятно, не хочешь вспоминать об этом.

     Он схватил мою руку, глядя на меня.

     - Ты можешь спрашивать обо всем, - сказал он. Он говорил тихо, но глаза смотрели твердо. – Обо всем. Все, что произошло со мной. Если хочешь, если это тебе поможет, я проживу все заново.

     - О, Джейми, - тихо произнесла я. – Нет, мне нет нужды знать. Мне достаточно того, что ты пережил это. Что ты теперь в порядке. Но … - я заколебалась. – Мне рассказать тебе?

     Что со мной сделали, имела я в виду, и он это понял. Он отвел взгляд, хотя продолжал держать мою ладонь обеими руками, покачивая ее и поглаживая мои разбитые суставы.

     - Тебе нужно?

     - Я думаю, да. Когда-нибудь. Но не сейчас, если ты … не хочешь, - я сглотнула, - сейчас.

     - Не сейчас, - прошептал он. - Не сейчас.

     Я забрала свою руку и залпом выпила остаток вина, крепкого и горячего с прикусом кожуры винограда. Меня перестало бросать в жар и холод, теперь я чувствовала только тепло и была страшно рада этому.

     - Твой нос, - напомнила я, наливая еще вина. – Расскажи мне, пожалуйста.

     Он слегка пожал плечами.

     - Ладно. Два английских солдата осматривали холмы. Я думаю, они не ожидали найти кого-нибудь; их мушкеты не были заряжены, иначе я был бы мертв.

     Он говорил совершенно спокойно, но небольшая дрожь пробежала по моему телу и совсем не от холода.

     - Они увидели меня, а потом один заметил тебя высоко на холме. Он крикнул и побежал за тобой, так что мне пришлось броситься на него. Меня не заботило, что случится со мной, если ты будешь в безопасности, потому я без раздумий воткнул в него дирк. Однако лезвие наткнулось на коробку с патронами и застряло в ней… - он криво усмехнулся. – Пока я вытаскивал кинжал, его товарищ подбежал и ударил меня прикладом мушкета в лицо.

     Его рука непроизвольно сжалась, словно на рукоятке кинжала.

     Я прищурилась, очень хорошо представляя его ощущения. Мой нос болезненно запульсировал. Я шмыгнула, осторожно потрогала его ладонью и налила еще вина.

     - Как ты сбежал?

     - Я вырвал у него мушкет и забил их до смерти.

     Он говорил спокойно, почти без выражения, но был странный оттенок в его голосе, от которого у меня в желудке что-то неприятно шевельнулось. Воспоминание о каплях крови, мерцающих на волосках его рук в утреннем свете, было еще свежо. Слишком свежо, и этот оттенок – что это, удовлетворение? – в его голосе.

     Внезапно я почувствовала себя слишком беспокойной, чтобы сидеть. Всего лишь момент назад я была такой усталой, что казалось, кости в моем теле расплавились, а теперь я нуждалась в движении. Я встала, опершись на подоконник. Гроза приближалась, ветер усиливался, развевая мои волосы, вдалеке блистали молнии.

     - Я сожалею, сассенах, - произнес Джейми с беспокойством. – Мне не стоило тебе говорить. Тебя это расстроило?

     - Расстроило? Нет, нет, не это.

     Я говорила немного раздражено. Зачем, ради бога, я спросила про его нос? Почему сейчас, когда я спокойно прожила в незнании столько лет?

     - Тогда что тебя беспокоит? - спросил он мирным тоном.

     По правде говоря, меня расстроило то, что вино сделало хорошую работу, почти заставив меня забыть, а теперь я все испортила. Все воспоминания о прошлой ночи ожили в моей голове яркие, как фильмы Техниколор^[89], от одного простого заявления «Я вырвал у него мушкет и забил их до смерти». И оставшееся невысказанным «Я убиваю за нее».

     К горлу подкатила тошнота. Я, не чувствуя его вкуса, быстро глотнула вина, чтобы унять рвотный позыв, и, неясно услышав вопрос Джейми о том, что меня беспокоит, повернулась и уставилась на него.

     - Что меня беспокоит?! Какое глупое слово! Что бесит меня до сумасшествия, так это то, что я могла быть кем или чем угодно, даже просто удобным теплым местом. Боже, для них я была просто дыркой!

     Я ударила кулаком по подоконнику, рассердившись на бессильный удар, развернулась и швырнула кружку в стену.

     - С Черным Джеком Рэндаллом было не так, не правда ли? – потребовала я ответа. – Он тебя знал. Он видел тебя, когда использовал. Ему было не все равно, кто это был … он хотел тебя.

     - Боже, ты думаешь, мне было легче от этого? – выпалил он, глядя на меня широко открытыми глазами.

     Я молчала некоторое время, тяжело дыша и чувствуя головокружение.

     - Нет, - я упала на стул и закрыла глаза, чтобы не видеть кружащейся вокруг меня комнаты. – Нет, я так не думаю. Джек Рэндалл был маньяк и первостатейный извращенец, а эти … эти … - я махнула рукой, подыскивая слово, - они были просто … мужчины.

     Я произнесла последнее слово с ненавистью, очевидной даже для себя.

     - Мужчины? - сказал Джейми со странной интонацией в голосе.

     - Мужчины, - повторила я и, открыв глаза, взглянула на него. Глаза мои горели, наверное, они светились красным, как у опоссума в свете факела.

     - Я пережила проклятую мировую войну, - сказала я низким голосом. – Я потеряла ребенка. Я потеряла двух мужей. Я умирала от голода вместе с армией, была бита, ранена, предана, заключена в тюрьму, подвержена насилию, и я, черт побери, выжила!

     Мой голос звучал все пронзительнее, но я ничего не могла с этим поделать.

     - И что, мне теперь пребывать в отчаянии от того, что эти жалкие подобия мужчин совали мне между ног свои грязные маленькие отростки? – я встала и, ухватившись за край умывальника, перевернула его, отправив на пол все, что на нем было: тазик, кувшин, свечу, которая тут же погасла.

     - Нет, я не стану, - сказала я уже спокойнее.

     - Грязные маленькие отростки? – ошеломленно переспросил он.

     - Не твой, - ответила я. – Твой я вполне обожаю, - потом села и заплакала.

     Его руки медленно и нежно обняли меня. Я не дернулась и не отстранилась, и он прижал мою голову к себе, приглаживая мои влажные спутанные волосы.

     - Христос, ты маленькая храбрая женщина, - прошептал он.

     - Нет, - сказала я, закрывая глаза. – Нет, я не храбрая, - схватила его руку и прижала к своим губам.

     Я провела своими разбитыми губами по его пальцам. Их костяшки тоже были разбиты, я лизнула его плоть, ощущая вкус мыла и пыли, и серебряный привкус от ран и царапин, произведенных осколками сломанных костей и зубов. Нажала пальцами на вены на его руке, упругие под его кожей, нащупала твердые линии костей под ними. Я ощущала биение крови в его венах, и желала одного – нырнуть в этот поток, раствориться в нем и найти убежище за толстыми стенками его сердца. Но я не могла.

     Я провела выше под рукавом, исследуя и заново привыкая к его телу, дошла до подмышки и погладила там волосы, удивившись их мягкости и шелковистости.

     - Ты знаешь, - заметила я, - ты не поверишь, но я никогда не дотрагивалась до тебя здесь.

     - Да, думаю, никогда, - ответил он с нервным смешком. – Я бы запомнил. Ох! – пупырышки разбежались по его коже, и я прижалась головой к его груди.

     - Хуже всего то, - сказала я, уткнувшись в его рубашку, - что я знала их. Каждого. И не забуду. И буду чувствовать себя виноватой в их смерти.

     - Нет, - сказал он тихо, но твердо. – Они мертвы из-за меня, сассенах. И из-за своей собственной злобности. Если здесь есть вина, то она на них. Или на мне.

     - Не только на тебе, - сказала я, все еще не открывая глаз. В темноте было спокойнее. Я слышала свой голос, далекий, но ясный, и откуда-то пришли слова. – Ты кровь от моей крови, кость от моей кости. Ты так сказал. Что делаешь ты, ложится также на меня.

     - Тогда пусть твоя молитва спасет меня, - прошептал он.

     Он поднял меня на ноги и прижал к себе, словно портной, который собирает длинное шелковое полотно складку за складкой, пронес через комнату и нежно положил на кровать.

     Он намеревался быть нежным. Очень нежным. Тщательно планировал каждый шаг весь длинный путь домой. Она разбита, он должен быть осторожным, аккуратным, склеивая осколки.

     А потом он обнаружил, что она совсем не хочет нежности и ухаживания, а только прямоту, краткость и силу. Если она разбита, она порежет его своими острыми краями, отчаянная, как пьяница с разбитой бутылкой.

     Мгновение, два он боролся, пытаясь держать ее и нежно целовать, но она, извиваясь в его руках, словно угорь, оказалась сверху и стала тереться и кусать его.

     Он думал расслабить ее, их обоих вином; он знал, какой раскованной она становится, когда выпьет. Однако он просто не понимал, что она сдерживала в себе, мрачно подумал он, пытаясь удержать ее, не причиняя боли.

     Он, как никто другой, должен был знать. Не страх, не печаль, не боль, но ярость.

     Она вцепилась в его спину; он почувствовал царапанье ее обломанных ногтей и отстраненно подумал, что это хорошо. Она борется. Это была его последняя осознанная мысль, потом собственное безумие охватило его. Ярость и желание забурлили в крови, словно гром над черной горой, туча, которая спрятала все от него и его от всего, и он остался один в незнакомой темноте.

     Он схватил ее шею или чью-то другую? Ощущение маленьких выпирающих костей и пронзительные крики убиваемых им кроликов. Он поднялся, как ураган, задыхаясь от грязи и потоков крови.

     Гнев бурлил в его яйцах, и он вонзился в нее. Пусть его молнии сверкают и вытравят все следы захватчика в ее чреве, и если это сожжет их обоих до костей и пепла, то так тому и быть.

     Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на ней, вдавливая ее в постель. Дыхание со всхлипыванием вырывалась из его горла, а руки с такой силой сжимали ее запястья, что он чувствовал кости, как палочки, готовые сломаться под его хваткой.

     Он потерял себя, не был уверен, где кончается его тело, запаниковал, что не сможет собраться с мыслями. Внезапно он почувствовал холодную каплю на своем плече, и разбитые осколки его сущности тут же слились, как капли ртути, оставив его дрожащим и ужаснувшимся.

     Он все еще находился в ней. Ему хотелось сорваться, как испуганному перепелу, но он смог сдержаться и, медленно двигаясь, ослабил пальцы один за другим из мертвой хватки на ее руках, мягко приподнял свое тело, хотя это было сродни попытке поднять луну и планеты. Он почти ожидал увидеть на простыне ее раздавленное и безжизненное тело. Но арки ее ребер упали и поднялись, успокаивая его.

     Другая капля упала на его шею, и он изумленно сгорбил плечи. Уловив его движение, она взглянула на него, и он с потрясением встретил ее взгляд. Она тоже ощущала это, потрясение двух незнакомцев, обнаруживших себя голыми в одной постели.

     - Крыша протекает, - прошептала она. – Черепица промокла.

     - О, - он даже не понял, что идет дождь. Хотя в комнате было темно, и по крыше барабанили капли воды. Этот звук, казалось, был в его крови, словно бой бодрана в ночи, стук сердца в лесу.

     Он передернулся и за неимением другого решения поцеловал ее в лоб. Ее руки внезапно поднялись и с силой потянули его вниз на себя. Он тоже схватил ее, прижав ее к себе так сильно, что почувствовал, как она коротко выдохнула, но не смог отпустить. Он смутно вспомнил, как Брианна рассказывала ему о гигантских небесных светилах, кружащихся в пространстве под действием удивительной силы, которая называется гравитацией. Прямо сейчас он хорошо понял про эту силу, столь великую, что она могла удерживать без всякой опоры немыслимо огромные тела в пространстве без воздуха или столкнуть их в сокрушающем взрыве.

     Он наставил ей синяки. На запястьях, где он держал ее, были темно-красные пятна. Завтра они потемнеют. Отметки других мужчин цвели черным и пурпурным, синим и желтым, ужасные лепестки на ее белой коже.

     Его бедра и ягодицы были напряжены, охватившая их судорога заставила его стонать и извиваться, пытаясь избавиться от нее. Его кожа, как и ее, была влажной, и они с медленной неохотой отлипли друг от друга.

     Глаза опухшие с синяками под ними, цвета дикого меда в дюйме от него.

     - Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила она.

     - Ужасно, - ответил он совершенно честно. Голос его хрипел, словно он долго кричал, боже, может, так оно и было. Ее губы снова были в крови, на подбородке красные пятна, у него во рту металлический привкус.

     Он прочистил горло и хотел отвести взгляд от нее, но не смог. Вместо этого провел большим пальцем по ее подбородку, неловко стирая кровь.

     - Как ты? – спросил он, и слова оцарапали его горло. – Как ты себя чувствуешь?

     Она немного подалась назад от его прикосновения, но не отвела глаз. У него было такое ощущение, что она глядит мимо него, сквозь него, но затем взгляд ее сфокусировался, и она прямо взглянула на него впервые, как он привез ее домой.

     - Безопасно, - прошептала она и закрыла глаза, глубоко вздохнула, и тело ее тут же расслабилось, став тяжелым и неподвижным, как у умирающего зайца.

     Он держал ее, обняв обеими руками, словно спасал от утопления, но чувствовал, что она все равно тонула. Ему хотелось позвать ее, попросить, чтобы она не уходила, не оставляла его одного. Она погрузилась в глубины сна, и он стремился последовать за ней, страстно желая, чтобы она излечилась, боясь, что она сбежит. Он наклонил голову, зарывшись в ее волосы и в ее запах.

     Ветер стукнул открытой ставней, в темноте ухнула сова, и ей ответила другая.

     Потом он заплакал, беззвучно, напрягая мускулы, чтобы не трястись и не разбудить ее. Он плакал до ощущения пустоты и рваного дыхания. Потом он в истощение лежал на подушке, мокрой от его слез, за границей усталости и сна, даже не помня, что это такое – спать. Его единственным утешением был маленький, такой хрупкий вес, который тепло лежал на его груди и дышал.

     Потом ее руки поднялись и легли на него; слезы на его лице застыли, как молчаливый снег, который покрыл угли и кровь и вдохнул в мир успокоение.

     Глава 30. ПЛЕННИК

     Было тихое теплое утро, конец бабьего лета. В лесу поблизости стучал дятел, и какие-то насекомые производили в траве за домом скрежещущий металлический звук. Я медленно спускалась по лестнице, чувствуя себя немного бестелесной, и мечтала, чтобы это было так на самом деле, поскольку мое тело болело практически во всех местах.

     Миссис Баг в это утро не пришла, быть может, нехорошо себя чувствовала. Или, вероятно, не знала, как вести себя со мной или что мне говорить. Я сжала рот и поняла это только потому, что губу зажгло, когда корка, покрывшая немного поджившую рану, лопнула.

     Я заставила лицо расслабиться и стала доставать с полки посуду для кофе. Вдоль полки тянулась цепочка крошечных черных муравьев, а на жестяной банке, где я держала сахар, их было целое полчище. Я смела их несколькими взмахами фартука и сделала себе заметку поискать бадьяна, чтобы использовать его в качестве репеллента.

     Это решение, незначительное само по себе, заставило меня успокоиться. С того момента, как Ходжпайл и его люди появились возле навеса для соложения, я зависела от чьей-то милости и не имела возможности для самостоятельных действий. В первый раз за несколько дней – а мне казалось гораздо дольше – я могла сама решить, что делать. Воистину, драгоценная свобода.

     Очень хорошо, подумала я. Что же мне делать? Пожалуй … выпью немного кофе. Съесть тост? Нет, я осторожно провела языком во рту; несколько зубов с одной стороны шатались, а челюсти болели так, что о жевание не могло быть и речи. Только кофе, и пока пью, я определюсь с делами на день.

     Ободренная этим планом, я убрала простую деревянную кружку и достала единственную пару из фарфора: раскрашенные фиалками чашку и блюдце, которые мне подарила Джокаста.

     Джейми ранее разжег огонь, и чайник уже кипел. Я плеснула кипяток в кофейник, прополоскала и открыла заднюю дверь, чтобы выплеснуть воду. К счастью, я сначала выглянула.

     На крыльце, скрестив ноги, сидел Иэн с оселком в одной руке и ножом в другой.

     - Доброе утро, тетушка, - приветливо поздоровался он и провел оселком по лезвию, произведя тот самый металлический звук, который я слышала ранее. – Чувствуете себя лучше?

     - Да, прекрасно, - сказала я. Он с сомнением приподнял брови, оглядывая меня.

     - Надеюсь лучше, чем выглядите.

     - Не так хорошо, - кисло сказала я. Он рассмеялся и, положив оселок и нож, встал. Он намного выше меня, почти как Джейми, но тоньше. Он унаследовал тонкую кость отца, также как и его чувство юмора, его прочность и основательность.

     Он взял меня за плечи, развернул к свету и осмотрел, поджав губы. Я моргала, глядя на него, и представляла, как я выгляжу. Мне еще не хватало смелости поглядеться в зеркало, но я знала, что синяки должны превратиться из черных и красных в набор голубых, зеленых и желтых цветов. Добавить сюда различные шишки и припухлости, черную корку на разбитой губе, и я, несомненно, представляла собой картину «совершенного» здоровья.

     Мягкие карие глаза Иэна пристально вглядывались в мое лицо без видимого потрясения или неловкости. Потом он отпустил меня и легонько похлопал по плечу.

     - Все хорошо, тетя, - сказал он. – Это все еще ты, не так ли?

     - Да, - сказала я, и тут без всякого предупреждения пришли и пролились слезы. Я знала, что он имел в виду, и почему он это сказал. И это было правдой.

     Мне показалось, что середина меня неожиданно стала жидкой и пролилась, но не от горя, а от облегчения. Это все еще была я. Слабая, избитая, больная и настороженная, но я. Только осознав это, я поняла, как боялась, что, оправившись от потрясения, я обнаружу себя бесповоротно изменившейся, потерявшей жизненно важную часть себя.

     - Я в порядке, - заверила я его, торопливо вытирая глаза кончиком фартука. – Просто немного …

     - Да, я знаю, - сказал он и, взяв кофейник, выплеснул воду на траву. – Немного странно, да? Возвращаться?

     Я взяла у него кофейник и со всей силы пожала его руку. Он дважды возвращался из плена: был избавлен от ужасной компании Джейлис Дункан на Ямайке, чтобы выбрать ссылку к могавкам. Он превратился в мужчину в этом путешествии, и я раздумывала, какую часть себя он потерял на этой дороге.

     - Хочешь позавтракать, Иэн? – спросила я, шмыгая и осторожно прикасаясь к распухшему носу.

     - Конечно, - ответил он с улыбкой. – Идите и садитесь, тетушка, я сам соберу еду.

     Я последовала за ним внутрь, наполнила кофейник и поставила его кипятиться, потом села за стол спиной к солнечным лучам, вливающимся через открытую дверь, и наблюдала, как он роется в кладовой. Мой разум казался неповоротливым и неспособным мыслить, но чувство покоя, легкое, как колеблющийся свет сквозь каштаны, окутало меня. Даже небольшая боль, возникающая тут и там, казалась приятной, и я ощущала себя полностью здоровой.

     Иэн свалил на стол охапку случайно набранных продуктов и уселся напротив меня.

     - Все хорошо, тетушка? – спросил он, приподняв отцовские лохматые брови.

     - Да, хотя будто сижу в мыльном пузыре. Не так ли? – ответила я, глядя на него, пока наливала кофе, но он был сосредоточен на куске хлеба, на который намазывал масло. Мне показалось, что его губ коснулась едва уловимая улыбка, но могла ошибиться.

     - Немного похоже, - спокойно ответил он.

     Тепло от кофе через фарфор согрело мои руки и смягчило боль в носу и пазухе. Я чувствовала себя так, словно кричала несколько часов, хотя ничего подобного не помнила. Кричала ли я прошлой ночью с Джейми?

     Мне не хотелось думать о прошедшей ночи, и это являлось частью моего состояния мыльного пузыря. Джейми уже ушел, когда я проснулась, и я не знала, рада ли я была этому или нет.

     Иэн больше не разговаривал, увлекшись едой, и съел полбулки хлеба с маслом и медом, три кекса с изюмом, два толстых куска ветчины и выпил кружку молока. Утреннюю дойку делал Джейми. Он всегда использовал голубой кувшин, в то время как мистер Вемисс – белый. Я отстраненно заинтересовалась, где находится последний; я не видела его, и дом без него казался пустым, но по-настоящему меня это не волновало. Может быть, Джейми сказал им: и мистеру Вемиссу, и миссис Баг – держаться подальше, полагая, что некоторое время я буду нуждаться в уединении.

     - Еще кофе, тетушка?

     На мой кивок Иэн встал и, взяв с полки бутылку, налил в мою чашку добрый глоток виски, прежде чем налить кофе.

     - Мама всегда говорила, что это помогает, когда что-то беспокоит, - прокомментировал он.

     - Твоя мама права. Хочешь виски?

     Он вдохнул ароматный пар, но отрицательно покачал головой.

     - Нет, не думаю. Этим утром мне нужна ясная голова.

     - Да? Зачем? – каша в горшке не совсем испортилась, но находилась там уже три или четыре дня. Неудивительно, ведь есть ее было некому. Я критически посмотрела на цементно-подобную массу на моей ложке, но потом решила, что она достаточно мягкая и положила в нее меда.

     Иэн тоже жевал эту субстанцию, поэтому некоторое время молчал, чтобы очистить рот.

     - Дядя Джейми собирается задавать вопросы, - ответил он, бросая на меня осторожный взгляд, и потянулся за хлебом.

     - Да? – удивилась я, но прежде чем я смогла попросить разъяснений, раздался звук шагов и появился Фергюс.

     Он выглядел так, словно ночевал в лесу, хотя, конечно, так оно и было. Или скорее не спал, мужчины практически не делали остановок во время преследования банды Ходжпайла. Фергюс побрился, но его обычная ухоженность отсутствовала, его прекрасное лицо исхудало, а вокруг глубоко сидящих глаз залегли тени.

     - Миледи, - пробормотал он и ожидаемо чмокнул меня в щеку. - Comment vas-tu?^[90]

     - Tres bien, merci^[91], - ответила я, осторожно улыбаясь, чтобы не тревожить рану на губе. – Как Марсали и дети? И наш герой Герман? – Я спросила Джейми о Марсали по пути домой и знала, что с ней все в порядке. Герман, словно мартышка, тут же залез на дерево, как только услышал приближающихся Ходжпайла и его людей. Оттуда он увидел все, что произошло, а когда банда уехала, слез с дерева, оттащил мать, находящуюся в полубессознательном состоянии, от огня и побежал за помощью.

     - Ах, Герман, - слабая улыбка мгновенно убрала с его лица признаки изнеможения. - Notre petit guerrier^[92]. Он говорит, что Grand-père ^[93] обещал ему пистоль, чтобы стрелять в плохих людей.

     Grand-père действительно мог это обещать, подумала я. Справиться с мушкетом Герману было не под силу, так как он больше его самого, но пистоль – другое дело. В моем нынешнем состоянии тот факт, что Герману было только шесть лет, не казался важным.

     - Ты завтракал, Фергюс? – спросила я, подталкивая к нему кофейник.

     - Нет. Мерси, - он положил себе хлеба с ветчиной и налил кофе, но ел без аппетита.

     Мы сидели молча, попивая кофе и слушая птиц. Крапивники свили гнездо под свесом крыши, и теперь родители летали взад и вперед над нашими головами. Я слышала пронзительный писк голодных птенцов, а на крыльце валялись веточки и яичная скорлупа. Они были готовы опериться, как раз перед холодной зимой.

     Вид скорлупы с коричневыми пятнышками напомнил мне о Monsieur le Oeuf^[94]. Да, вот что я сделаю, решила я с чувством облегчения от своего решения. Я пойду и навещу Марсали и, вероятно, миссис Баг.

     - Ты видел миссис Баг сегодня утром? – спросила я, поворачиваясь к Иэну. Его хижина, не более чем крошечный навес с травяной крышей, находилась недалеко от жилища Багов. Он должен был пройти мимо их, когда шел к нам.

     - Да, - несколько удивленно ответил он. – Она убиралась у себя, когда я шел сюда, и предложила мне позавтракать, но я сказал, что поем здесь. Я знал, что у дяди Джейми есть ветчина, - он ухмыльнулся, подняв четвертый кусок ветчины для иллюстрации.

     - Значит, она в порядке? Я думала, что она заболела. Обычно она приходит очень рано.

     Иэн кивнул головой и откусил солидный кусок ветчины.

     - Да, думаю, она занята с ciomach^[95].

     Мое хрупкое чувство благополучия разбилось, как яйцо крапивника. Ciomach значит пленник. В своей наркотической эйфории я совсем забыла о существовании Лайонела Брауна.

     Замечание Иэна о том, что этим утром Джейми собирался проводить допрос, внезапно стало понятным, так же как и приход Фергюса. И нож, который точил Иэн.

     - Где Джейми? – спросила я ослабевшим голосом. – Вы его видели?

     - Да, - Иэн проглотил и указал подбородком на дверь. – Он в лесу, делает дранку, говорит, что крыша протекает.

     Сразу же после его ответа сверху раздался стук молотка. Конечно, подумала я, сначала главное. А Лайонел Браун никуда не денется.

     - Вероятно … мне следует навестить мистера Брауна, - сказала я, сглотнув.

     Иэн и Фергюс обменялись взглядами.

     - Нет, тетушка, не стоит, - сказал Иэн спокойно, но с властным видом, который я раньше в нем не замечала.

     - Почему? – я уставилась на него, но он просто продолжал есть разве что немного медленнее.

     - Милорд говорит, вам не следует ходить к нему, - подтвердил Фергюс, кладя ложку меда в кофе.

     - Он это сказал? – не веря спросила я.

     Ни один из них не посмотрел на меня, но казалось, что они как-то подобрались, выражая молчаливое сопротивление. Я знала, что каждый из них, сделает все, что я попрошу, если, конечно, это не запретит Джейми. Если Джейми считает, что мне не следует видеть Брауна, я не могу рассчитывать на их помощь.

     Я бросила ложку с недоеденной кашей в миску.

     - Он случайно не упоминал, почему я не могу видеть мистера Брауна? – спросила я холодно.

     Оба мужчины казались удивленными и обменялись длительными взглядами.

     - Нет, миледи, - нейтральным тоном ответил Фергюс.

     Последовала короткая пауза, во время которой они о чем-то раздумывали. Потом Фергюс взглянул на Иэна и пожал плечами, сдаваясь.

     - Ну, видите ли, тетушка, - начал Иэн осторожно. – Мы собираемся допросить этого мужика.

     - И мы намерены получить ответы на свои вопросы, - добавил Фергюс, не спуская глаз с ложечки, которой он помешивал кофе.

     - А когда дядя Джейми получит ответы, он сказал, что …

     Иэн взял наточенный нож, который он положил на стол рядом со своей тарелкой, и медленно разрезал сосиску. Она широко раскрылась, источая аромат шалфея и чеснока. Иэн поднял глаза и прямо встретил мой взгляд. И тут я поняла, что, если я все еще оставалась собой, Иэн уже не был тем мальчиком, каким был когда-то.

     - Вы его убьете? – спросила я внезапно онемевшими губами.

     - О, да, - мягко произнес Фергюс. – Думаю, мы должны. – Он тоже встретил мой взгляд. Его лицо было хмурым, а глаза твердыми, как камни.

     - Он … я имею в виду … это был не он, - сказала я. – Этого не может быть. Он уже сломал ногу, когда … - я замолчала, не имея смелости продолжать. – А Марсали. Это … я не думаю, что он …

     Иэн понял меня, и что-то в его взгляде изменилось. Он на мгновение сжал губы, потом кивнул.

     - Тем лучше для него, - коротко произнес он.

     - Лучше, - отозвался эхом Фергюс, - но не думаю, что это имеет значение. Мы убили остальных, почему он должен жить? – Он оттолкнулся от стола, оставив кофе недопитым. – Думаю, мне нужно идти, кузен.

     - Да? Я тоже иду, - Иэн отодвинул тарелку и кивнул мне. – Скажите дяде Джейми, что мы ушли вперед, тетушка, хорошо?

     Я скованно кивнула, и они один за другим исчезли за большим каштаном, ветви которого нависали над тропой, ведущей к хижине Багов.

     Я действительно не была уверена в своем отношении к мистеру Брауну. С одной стороны, я в принципе не одобряла пытки и хладнокровное убийство, с другой … Хотя он не избивал и не насиловал меня, и даже пытался заставить Ходжпайла меня отпустить, позже он пытался убить меня. И у меня не было ни малейшего сомнения, что он утопил бы меня в потоке, если бы не вмешался Теббе.

     Нет, подумала я, тщательно споласкивая свою чашку и вытирая ее фартуком, меня не особо интересует судьба мистера Брауна. Что меня волнует, поняла я, это Иэн и Фергюс. И Джейми. Убить человека во время битвы – это совсем другое, чем казнить его, я знала это. А они?

     Джейми знал.

     «И пусть твоя молитва спасет меня». Так он прошептал мне прошедшей ночью. Это была его последняя фраза, которую я запомнила. Пусть так, но, в первую голову, я бы предпочла, чтобы он не нуждался в спасении. Что касается Иэна и Фергюса …

     Фергюс сражался в битве при Престонпансе в возрасте десяти лет. Я все еще помню лицо маленького французского сироты в грязи и саже, полное шока и усталости, когда он глядел на меня с захваченной пушки. «Я убил английского солдата, мадам, - сказал он мне. – Он упал, и я воткнул в него мой нож».

     И Иэн, пятнадцатилетний подросток, плачущий от сожаления, потому что думал, что убил мужчину, залезшего в печатную лавку Джейми в Эдинбурге. Бог знает, что он делал с тех пор; он не говорил. Я внезапно вспомнила крюк Фергюса весь в крови и темный силуэт Иэна. «И я, - эхом за Джейми произнес он, - убиваю вместо нее».

     Был 1773 год. А в апреле семьдесят пятого … Пушка, звук от выстрела которой разнесется по всему миру, уже заряжена. В комнате было тепло, но меня внезапно охватил озноб. Как, во имя бога, подумала я, я могу защитить их. Их всех.

     Внезапный рев с крыши заставил меня отвлечься от размышлений.

     Я вышла во двор и взглянула наверх, прикрыв ладонью глаза от утреннего солнца. Джейми сидел верхом на коньке крыши, прижимая руку к животу.

     - Что происходит наверху? – крикнула я.

     - Я занозил палец, - пришел краткий ответ, очевидно, сквозь сжатые зубы.

     Мне хотелось рассмеяться, чтобы немного избавиться от напряжения, но я сдержалась.

     - Спускайся тогда, я ее вытащу.

     - Я еще не закончил!

     - Мне все равно! – внезапно рассердилась я. – Спускайся сейчас же. Я хочу поговорить с тобой.

     Мешок с гвоздями внезапно упал на траву, следом за ним последовал молоток.

     Что ж, сначала главное.

     Технически, это действительно была заноза, двухдюймовая кедровая щепка, которую он полностью загнал под ноготь среднего пальца, почти до первого сустава.

     - Иисус Рузвельт Христос!

     - Да, - согласился он, выглядя немного бледным. – Ты права.

     Выступающий кончик был слишком короткий, чтобы ухватить его пальцами. Я увела его в хирургическую и выдернула занозу пинцетом, прежде чем можно было произнести «Джек Робинсон»^[96]. Хотя Джейми успел произнести многое на французском – языке, очень подходящим для ругани.

     - Ноготь отвалится, - заметила я, погружая пострадавший палец в маленькую чашечку спирта с водой. Кровь расплылась в ней, как чернила из осьминога.

     - Черт с ним, с пальцем, - проговорил он, сжав зубы. – Отрежь его, и покончим с этим. Merde d’chevre.^[97]

     - Китайцы использовали … хотя я думаю, и до сих пор используют занозы под ноготь в качестве пытки.

     - Христос! Tu me casses les couilles.^[98]

     - Видимо, очень эффективно, - сказала я, вытаскивая его палец и тесно обвязывая тряпкой. – Ты попробовал на себе, прежде чем использовать на Лайонеле Брауне? – Я пыталась говорить легко, не поднимая глаз от его руки. Он фыркнул.

     - Что, во имя всех святых, сказал тебе молодой Иэн, сассенах?

     - Что ты собираешься допросить человека … и получить ответы.

     - Да, и я получу, - сказал он коротко. – И что?

     - Фергюс и Иэн, кажется, думают, что … ты будешь вынужден использовать все меры, - сказала я деликатно. – Они желают помочь тебе.

     - Думаю, да, - острая боль прошла, и он стал дышать более ровно; цвета возвратились на его лицо. – Фергюс имеет право. Напали на его жену.

     - Иэн кажется … - я замешкалась в поисках верного слова. Иэн казался таким спокойным, устрашающе спокойным. – Ты не позвал Роджера помочь … с допросом?

     - Нет, еще нет, - уголок его рта приподнялся. – Роджер Мак – хороший боец, но не тот человек, которого боятся. Если его не рассердить. В нем нет коварства.

     - Тогда как у тебя, Иэна и Фергюса …

     - О, да, - сухо произнес он. – Большинство из нас коварные, как змеи. Ты только посмотри на Роджера Мака и увидишь, как у них все хорошо, у него и у нашей девочки. Это утешает, - добавил он.

     Я видела, как он пытается изменить предмет разговора, что не являлось хорошим знаком. Я негромко фыркнула, но это отозвалось болью в моем носе.

     - И ты в действительности не рассержен, это ты хочешь сказать?

     Он фыркнул более успешно, но не ответил. Наклонив голову, он наблюдал, как я, расстелив кусок марли, начала втирать в нее сухие листья окопника. Я не знала, как сказать, что беспокоит меня, но он отчетливо видел мое беспокойство.

     - Вы убьете его? – выпалила я, глядя на кувшин с медом. Он был из коричневого стекла, и свет, проходя сквозь него, делал его похожим на кусок янтаря.

     Джейми все еще глядел на меня. Я могла ощущать его задумчивый взгляд, хотя и не поднимала головы.

     - Думаю, да, - ответил он.

     Мои руки затряслись, и я прижала их к поверхности стола, чтобы унять дрожь.

     - Не сегодня, - добавил он. – Если я убью его, то сделаю это должным образом.

     Я не была уверена, желаю ли знать, что значит убить должным образом в его понимании, но он все равно пояснил.

     - Если он умрет от моей руки, это будет в открытую перед свидетелями, которые знают правду. Не хочу, чтобы говорили, что я убил беспомощного человека, каким бы ни было его преступление.

     - О, - я сглотнула, чувствуя себя немного больной, и взяла щепотку растертого корня лапчатки, чтобы добавить в мазь, которую я готовила. У нее был слабый вяжущий запах, который помог мне прийти в себя. – Ты … ведь можешь позволить ему жить?

     - Вероятно. Допустим, я могу потребовать выкуп у его брата … как вариант.

     - Знаешь, ты говоришь, как твой дядя Колум. Он бы думал также.

     - Да? – уголки его губ приподнялись. – Следует ли мне считать это комплиментом, сассенах?

     - Полагаю, можешь.

     - Хорошо, - произнес он задумчиво. Неподвижные пальцы стукнули по столу, и он моргнул, когда это движение вызвало боль в пораненном пальце. – У Колума был замок. И вооруженные родичи за спиной. А мне защитить дом от набега будет трудно.

     - Что ты имел в виду, говоря «как вариант»? – я ощутила тревогу. Мысль о набеге на наш дом вооруженных бандитов не приходила мне в голову, и я поняла, что намерение Джейми держать мистера Брауна у себя, вероятно, было связано не только с желанием пощадить мою чувствительность.

     - Многое.

     Я смешала немного меда с растертыми травами, потом добавила в ступу ложечку очищенного медвежьего жира.

     - Полагаю, - сказала я, не сводя глаз с моей работы, - выдать его властям не имеет смысла?

     - О каких властях ты говоришь, сассенах? – спросил он сухо.

     Хороший вопрос. В этой части дикой местности власть еще не сформировалась, и наши земли еще не присоединилась к округу, хотя процесс шел. Если Джейми передаст мистера Брауна шерифу ближайшего округа для расследования … Нет, вероятно, это не очень хорошая идея. Браунсвиль как раз лежал в границах ближайшего округа, и его шерифом в данный момент был некто Браун.

     Я в раздумье прикусила губу. Надо признать, я продолжала действовать, как цивилизованная англичанка, привыкшая полагаться на правительство и закон. Джейми был прав. В двадцатом веке были свои опасности, но кое-что улучшилось. Сейчас наступал 1774 год, и колониальное правительство показало свои слабости; повсюду появились признаки краха.

     - Полагаю, нам следует отвезти его в Кросс-Крик, - Фаркард Кэмпбелл был там мировым судьей, и также другом Джокасты Камерон, - или в Нью-Берн. – Губернатор Мартин и основная часть королевского совета находились там, в трехстах милях от нас. – Может быть, в Хиллсборо? – Там располагался окружной суд.

     - Ммфм.

     Этот звук выражал твердое нежелание терять несколько недель, чтобы представить мистера Брауна этим органам правосудия, не говоря о том, чтобы доверить такое важное дело крайне ненадежной, и зачастую коррумпированной судебной системе. Я подняла голову и встретила его взгляд, ироничный, но мрачный. Если я действовала как та, кем являлась, Джейми поступал также.

     Джейми был горским лэрдом, привычным следовать собственным законам и вести свою битву.

     - Но … - начала я.

     - Сассенах, - сказал он мягко, - а как другие?

     Другие. Я замерла, парализованная внезапным воспоминанием: множество темных фигур, выходящих из леса с солнцем за спиной. Но банда разбилась на две группы, намереваясь встретиться в Браунсвиле через три дня, то есть сегодня.

     В данный момент, по-видимому, в Браунсвиле еще никто не знает, что произошло, что Ходжпайл и его люди мертвы, или что Лайонел Браун – пленник в Ридже. Но учитывая скорость, с которой новости распространяются в горах, это станет общеизвестным в течение недели.

     Из-за последствий стресса я как-то упустила тот факт, что осталось еще много бандитов, которых я не знала, но которые хорошо знали, кто я и откуда. Поймут ли они, что я не смогу опознать их? И рискнут ли они этим?

     Очевидно, Джейми не хотел подвергать риску Ридж, чтобы сопроводить Лайонела Брауна куда-либо, не зависимо – решит он или нет оставить мужчину в живых.

     Мысль о других бандитах, однако, заставила мне вспомнить о Доннере. Наверное, был не лучший момент упоминать о нем, но с другой стороны, вряд ли он наступит.

     Я глубоко вздохнула, собираясь с духом.

     - Джейми.

     Тон моего голоса мгновенно вырвал его из задумчивости, он остро взглянул на меня, приподняв одну бровь.

     - Мне … мне нужно сказать тебе кое-что.

     Он немного побледнел и быстро взял меня за руку. Издав в свою очередь глубокий вздох, кивнул головой.

     - Да.

     - О, - сказала я, поняв, что он решил, будто я собираюсь поведать ему ужасные подробности моего пленения. – Нет … не это. Не совсем. – Я сжала его руку и держала ее, пока рассказывала о Доннере.

     - Еще один, - сказал он немного ошеломленно. – Еще один?

     - Еще один, - подтвердила я. – Дело в том … я, хм, я не помню, что бы видела его среди мертвых.

     Жуткое ощущение того рассвета вернулось ко мне. Резкие четкие детали, но не соединенные в целостный поток, фрагменты, не дающие полной картины. Ухо. Я вспомнила ухо, толстое и круглое, как древесный гриб, раскрашенное во все цвета пурпурного, коричневого и индиго, с тенью во внутренних завитках, почти прозрачное по краям в солнечных лучах, пробивающихся сквозь траву.

     Я вспомнила это ухо так живо, что казалось, я могу протянуть руку и дотронуться до него, но я понятия не имела, чье было это ухо. Были ли волосы, заправленные за него, коричневыми, черными, рыжеватыми, прямыми, волнистыми? А лицо … я не помню. Если я смотрела, я не видела.

     Он кинул на меня внимательный взгляд.

     - Ты думаешь, что он мог убежать?

     - Мог, - я сглотнула, прогнав вкус пыли, сосновых иголок и крови и вдохнула уютный запах пахты. – Я предупредила его. Я сказала, что ты идешь, и когда вы атаковали лагерь, он, видимо, сбежал. Он, конечно, стукнул меня, как трус. Но я не знаю.

     Он кивнул и тяжело вздохнул.

     - Ты можешь … вспомнить, как ты думаешь? – спросила я неуверенно. – Когда ты показывал мне мертвых. Ты глядел на них?

     - Нет, - сказал он мягко, - я глядел только на тебя.

     Он смотрел на наши соединенные руки. Сейчас он поднял глаза и взглянул в мое лицо с беспокойством и вопросом. Я подняла его руку и прижалась щекой к его пальцам, на мгновение прикрыв глаза.

     - Со мной все будет в порядке, - сказала я. – Дело в том … - я замолкла.

     - Да?

     - Если он убежал, куда он направился, как ты думаешь?

     Он прикрыл глаза и потянул воздух.

     - В Браунсвиль, - с неохотой признал он. – И если так, то Ричард Браун уже знает, что произошло с Ходжпайлом и его людьми … а также думает, что его брат мертв.

     - О, - я сглотнула и изменила предмет разговора.

     - Почему ты сказал Иэну, что мне не позволено видеть мистера Брауна?

     - Я не говорил этого, но думаю, лучше тебе его не видеть.

     - Потому что?

     - Потому что у тебя обет, - сказал он, слега удивленный моей непонятливостью. – Ты не сможешь увидеть раненного человека и не помочь ему, не так ли?

     Притирание была готова. Я развязала его палец, который перестал кровить, и втерла под ноготь как можно больше мази.

     - Вероятно, нет, - произнесла, не поднимая взгляда от работы, - но почему …

     - Если ты будешь лечить его, ухаживать за ним … а я решу, что он должен умереть? – его вопросительный взгляд сосредоточился на моем лице. – Как ты себя будешь чувствовать?

     - Ну, это будет несколько неудобно, - ответила я, выдохнув, чтобы успокоиться. Я обвязала палец тоненькой полоской ткани и сделала аккуратный узелок. – Но все же …

     - Ты хочешь ухаживать за ним? Почему? – его голос был любопытным, но не сердитым. – Твой обет так силен?

     - Нет, - я положила обе руки на стол, собираясь с духом, колени мои внезапно ослабли.

     - Потому что я рада, что они мертвы, - прошептала я, глядя вниз. Мои руки были в ранах, и из-за распухших пальцев я делала работу неуклюже, на запястьях все еще оставались пурпурные пятна. – И я очень … - Что? Боюсь? Боюсь мужчин, себя? Потрясена этим фактом? – Мне стыдно, - наконец, выговорила я. – Ужасно стыдно, - я взглянула на него. – Я ненавижу это.

     Он ждал, протянув ко мне руку. Он знал, что не должен прикасаться ко мне, сейчас я не смогла бы этого вынести, хотя страстно хотела ухватиться за его руку. Я отвела взгляд и быстро продолжила в сторону Адсо, который материализовался на стойке и рассматривал меня бездонными зелеными глазами.

     - Если я … я все думаю … если я увижу его, помогу ему … Христос, я не хочу этого делать, совсем не хочу! Но если я смогу … может быть, это как-то поможет … загладить вину.

     - За радость потому, что они мертвы, за желание им смерти? – подсказал Джейми.

     Я кивнула, чувствуя, что выговорив эти слова, я немного уменьшила груз на душе. Я не помнила, чтобы брала его руку, но обнаружила, что сильно сжимаю ее. Кровь из пальца просочилась через повязку, но он не обращал внимания.

     - Ты хочешь убить его? – спросила я.

     Он смотрел на меня долгое время перед тем, как ответить.

     - Да, - сказал он очень спокойно. – Но сейчас его жизнь – гарантия твоей жизни. Может быть, всех наших. Так что он живет. Пока. Но я допрошу его и получу ответы.

     Я сидела в хирургической еще некоторое время, когда он ушел. Утром, медленно оправляясь от потрясения, я чувствовала себя в безопасности в окружении дома, друзей, Джейми. Теперь я должна была осознать, что ничего не было в безопасности - ни я, ни дом, ни друзья и. точно, ни Джейми.

     - Но ты никогда и не был в безопасности, чертов шотландец, не так ли? – произнесла я вслух и нехотя рассмеялась.

     Как бы ни слабо было утешение, я почувствовала себя лучше. Я с решимостью поднялась и стала наводить порядок в шкафу, расставила бутылочки по размеру, вымела крошки засохших растений, выбросила просроченные или подозрительные растворы.

     Я намеревалась пойти к Марсали, но Фергюс сказал мне за завтраком, что Джейми отправил ее с детьми и Лиззи к МакДжилливреям, где о ней позаботятся, и где она будет в безопасности. Если безопасность означает множество людей, то дом МакДжилливреев являлся как раз подходящим местом.

     Расположенный возле Вуламс-Крик, дом МакДжилливреев соседствовал с бондарной лавкой Ронни Синклера и всегда был полон сердечными людьми, включая, кроме Робина и Уты, их сына Манфреда, дочь Сенгу и Ронни, который столовался у них. Периодически это общество пополнялось женихом Сенги, Генрихом Штрассе, его немецкими родственниками из Салема, Ингой и Хильдой с мужьями и детьми, и родственниками их мужей.

     Добавьте сюда мужчин, которые ежедневно собирались в лавке Ронни, удобное расположение для остановки по пути к вуламской мельнице и обратно, и будьте уверены, никто не заметит среди этой толпы Марсали и ее семью. Конечно, никто не станет ее искать, чтобы навредить, но для меня пойти повидать ее …

     Горский такт и деликатность – одно дело. Горское гостеприимство и любопытство – другое. Если я останусь дома, скорее всего, меня оставят в покое, по крайней мере, на некоторое время. Если же появлюсь у МакДжилливреев … Я побледнела от этой мысли и тут же решила, что навещу Марсали завтра. Или послезавтра. Джейми заверил меня, что она в порядке, просто несколько синяков и шок.

     В доме царило спокойствие. Никаких звуков центрального отопления, вентиляторов, водопровода, холодильников. Никакого мигания световых индикаторов или гудения компрессоров. Только случайные скрипы половиц и негромкое жужжание ос, построивших гнездо под свесом крыши.

     Я оглядела упорядоченный мир моего хирургического кабинета – ряды сияющих банок и бутылок, льняные полотнища, на которых сушатся аррорут и лаванда, висящие над головой пучки крапивы, тысячелистника и розмарина. Бутылка эфира, в которой сияет солнечный свет. Адсо, свернувшийся на стойке с полуприкрытыми глазами.

     Дом. По спине пробежал холодок. Я не хотела ничего иного, как быть одной в безопасности в собственном доме.

     В безопасности. У меня, вероятно, день или два, когда дом будет оставаться безопасным. А потом …

     Внезапно я поняла, что стою, уставившись на коробку с желтыми ягодами паслена, круглыми и сверкающими, как бильярдные шары. Очень ядовитые, обеспечивающие медленную и мучительную смерть. Я посмотрела на эфир – смерть быстрая и милосердная. Если Джейми решит убить Лайонела Брауна … Нет. Открыто, сказал он, перед свидетелями. Медленно я закрыла коробку и поставила ее назад на полку.

     Еще многое нужно было сделать, но ничего срочного, никто не требовал еды, одежды или еще чего-то. Чувствуя себе немного не в себе, я побродила по дому и, наконец, забрела в кабинет Джейми, где, порывшись на полке с книгами, выбрала «Тома Джонса» Генри Филдинга.

     Я не могла вспомнить, как давно я читала художественное произведение. Да еще и днем! Испытывая приятное чувство грехопадения, я села возле окна в хирургическом кабинете и погрузилась совсем в другой мир.

     Я потеряла счет времени, отвлекаясь только для того, чтобы отгонять влетающих в окно насекомых или погладить Адсо, когда он терся об меня. От случайных мыслей о Джейми и Лайонеле Брауне я отмахивалась, как от мошек и кузнечиков, падающих на мою страницу. Что бы не происходило в хижине Багов или произошло, или будет происходить, я просто не могла думать об этом. Пока я читала мыльный пузырь, наполненный совершенным спокойствием, снова образовался вокруг меня.

     Солнце уже наполовину спустилось к горизонту, когда я почувствовала легкую голодную боль. И когда я подняла голову, раздумывая, осталась ли еще ветчина, я увидела мужчину, стоящего в дверях кабинета.

     Я вскрикнула и вскочила на ноги, уронив том на пол.

     - Прошу прощения, мистрис! – воскликнул Томас Кристи, выглядя почти таким же испуганным, как и я. – Я не подумал, что вы меня не слышали.

     - Нет. Я … я читала, - я зачем-то указала на книгу на полу. Сердце мое сильно билось, кровь неслась по телу, так что мое лицо раскраснелось, в ушах стоял шум, в руках покалывало.

     Он наклонился и подобрал книгу, погладив обложку, как человек, ценящий книги. Хотя том был сильно потрепан, на обложке остались круги от мокрых стаканов и бутылок, которые ставили на него. Джейми выторговал книгу, как часть платы за телегу дров, в таверне в Кросс-Крике, где ее оставил какой-то посетитель за несколько месяцев до этого.

     - Здесь никого нет, чтобы позаботиться о вас? – спросил он, хмуро оглядываясь. – Может, мне сходить и прислать мою дочь?

     - Нет, то есть не нужно. Я в порядке. Как вы? – спросила я, предупреждая дальнейшие расспросы о моем самочувствии. Он взглянул мне в лицо, потом торопливо отвел глаза. Старательно держа взгляд в районе моей ключицы, он положил книгу на стол и протянул правую руку, завернутую в тряпицу.

     - Я прошу прощения, мистрис. Я не стал бы мешать вам, если бы …

     Я уже разбинтовывала его руку. У него, вероятно, разошелся шов на правой руке во время стычки с бандитами, поняла я, ощутив легкий укол вины. Сама рана не была опасной, но в нее попала грязь, ее края покраснели и разошлись, а поверхность была покрыта пленкой гноя.

     - Вы должны были прийти сразу же, - сказала я, но без всякого упрека. Я прекрасно знала, почему он не приходил, и, кроме того, я была тогда не в том состоянии, чтобы заниматься его раной, если бы даже он пришел.

     Он слегка пожал плечами, но отвечать не стал. Я усадила его на стул и принялась собирать необходимое. К счастью, осталась антисептическая мазь, которую я приготовила для Джейми. Она, спирт для промывки, чистые бинты …

     Он медленно переворачивал страницы Тома Джонса, сосредоточенно поджав губы. Очевидно, Генри Филдинг подойдет в качестве анестезирующего средства, и мне не нужно искать библию.

     - Вы читаете романы? – спросила я, не желая быть грубой, но очень удивленная, что он может читать нечто столь фривольное.

     Он запнулся.

     - Да, я … да.

     Он задержал дыхание, когда я погрузила его руку в миску, но в ней были только вода, мыльный корень и совсем немного спирта, и он с негромким звуком выдохнул.

     - Вы читали Тома Джонса прежде? – спросила я, занимая его разговором, чтобы он расслабился.

     - Не совсем, хотя знаю сюжет. Моя жена … - он внезапно замолк. Никогда раньше он не упоминал о своей жене. Я думаю, что облегчение от отсутствия боли сделало его разговорчивым. Он, однако, понял, что должен закончить фразу, и продолжил, - моя жена … читала романы.

     - Да? – пробормотала я, сосредоточившись на обработке раны. – Они нравились ей?

     - Полагаю, что должны были.

     Что-то странное в его голосе заставило меня взглянуть на него. Он поймал мой взгляд, вспыхнул и отвернулся.

     - Я не одобрял чтение романов. Тогда.

     Он молчал некоторое время, потом выпалил:

     - Я сжег ее книги.

     Вполне ожидаемая реакция от него.

     - Ей вряд ли это понравилось, - заметила я и получила от него удивленный взгляд, словно вопрос о чувствах его жены настолько не имел значения, что не стоил и упоминания.

     - Э-э … что заставило вас изменить свое мнение? – спросила я, сосредоточившись на кусочках мусора, которые вытаскивала из раны пинцетом. Щепочки и кусочки коры. Что это он делал? Размахивал дубинкой или суком? Я старалась дышать спокойно и не думать о телах на поляне.

     Он слегка засучил ногами, когда я причинила ему боль.

     - Я … в Ардсмуире.

     - Что? Вы читали в тюрьме?

     - Нет, у нас там не было книг, - он вздохнул, взглянул на меня, потом отвел взгляд, сосредоточившись на углу комнаты, где предприимчивый паук, воспользовавшись отсутствием миссис Баг, принялся плести сеть.

     - Фактически, я никогда их не читал. Однако мистер Фрейзер обычно пересказывал истории заключенным. У него великолепная память, - нехотя добавил он.

     - Да, - согласилась я. – Я не буду зашивать рану, лучше, если она заживет сама по себе. Боюсь, шрам будет не очень аккуратный, - добавила я с сожалением, - но думаю, все заживет хорошо.

     Я распределила по ране мазь толстым слоем, потом стянула ее края так туго, как могла, не нарушая кровообращения. Бри экспериментировала с лейкопластырями и произвела нечто полезное из накрахмаленного льна и сосновой смолы.

     - Значит, вам понравился Том Джонс? – спросила я, возвращаясь к предмету разговора. – Никогда бы не подумала, что вам понравится этот характер. Не самый лучший пример морали, я имею в виду.

     - Нет, не понравился, - заявил он безапелляционно. – Но я понял, что это произведение, - он произнес последнее слово очень осторожно, словно оно было чем-то опасным, - не является, как я думал, лишь побуждением к безделью и нечестивым причудам.

     - О, да? – произнесла я, стараясь не улыбаться из-за моей губы. – И что же конкретно заставило вас сделать такой вывод?

     - Ну, - он в раздумье нахмурил брови. – Я нашел, что оно замечательное. Бывает, то, что по существу является набором лжи, каким-то образом умудряется принести благоприятный эффект. Этот роман сделал так, - закончил он с удивленным видом.

     - Действительно? Каким образом?

     Он наклонил голову, раздумывая.

     - Отвлечение. В таких условиях отвлечение не является злом, - заявил он. – Хотя лучше находить утешение в молитвах.

     - О, конечно, - пробормотала я.

     - Кроме отвлечения … он сплотил мужчин. Вы же не думаете, что такие люди – горцы и арендаторы – что им понравится такое … такие персоны? – он махнул свободной рукой на книгу, по-видимому, имея в виду под персонами сквайра Олверти и леди Белластон.

     - Но они могли разговаривать о романе часами, и если мы на следующий день работали, то они обсуждали, почему Эсайн Норсертон так поступил по отношению к мисс Уэстерн, и спорили, поступили ли бы они таким же образом, - его лицо немного просветлело при каком-то воспоминании. – И неизменно каждый мужчина качал головой и говорил: «По крайней мере, со мной так не обращались». Он мог голодать, страдать от холода и болячек, был оторванным от семьи и привычных условий, но все же он находил утешение в том, что никогда не испытывал превратности судьбы, выпавшие на долю этих воображаемых существ!

     Он улыбнулся, покачав головой, и я подумала, что улыбка весьма улучшила его внешний вид.

     Я закончила работу и положила его руку на стол.

     - Спасибо, - сказала я тихо.

     Он удивился.

     - Что? Почему?

     - Я так понимаю, что рана воспалилась из-за сражения с бандитами, когда освобождали меня, - сказала и легко коснулась его руки. – Я, э-э … - я глубоко вздохнула, - я благодарна вам.

     - О, - он выглядел совершенно смущенным и растерянным.

     - Я … эм … хм! – он оттолкнулся от стола и встал с покрасневшим лицом.

     Я тоже поднялась на ноги.

     - Вам нужно накладывать мазь каждый день, - сказала я, принимая деловой вид. – Я сделаю еще. Вы можете прийти за ней или отправить Мальву.

     Он кивнул, но ничего не сказал, очевидно, исчерпав весь запас общения на этот день. Однако я увидела, как его взгляд задержался на обложке книги, и импульсивно предложила:

     - Не хотите взять ее на время? Думаю, вам следует самому ее прочитать. Уверена, Джейми не помнит всех деталей.

     - О, - он выглядел ошеломленным и поджал губы, словно подозревал какую-то ловушку. Но когда я настояла, он взял книгу с выражением сдержанной алчности, и я задалась вопросом, как долго он не читал ничего, кроме библии.

     Он с благодарностью кивнул мне, нахлобучил шляпу и повернул к выходу. Поддавшись внезапному порыву, я спросила:

     - У вас был шанс извиниться перед женой?

     Это было ошибкой. Его лицо напряглось, выражение стало холодным, а глаза невыразительными, как у змеи.

     - Нет, - произнес он коротко. На мгновение я подумала, что он положит книгу на стол, отказавшись брать ее. Но вместо этого он сжал губы еще сильнее, сунул том подмышку и вышел без дальнейших слов прощания.

     Глава 31. А ТЕПЕРЬ СПАТЬ

     Больше никто не пришел. К тому времени, когда наступила ночь, я чувствовала беспокойство, вздрагивала от шума и вглядывалась в углубляющиеся тени под каштанами в поисках скрывающихся людей. Я подумала, что мне следует что-нибудь приготовить. Ведь Джейми и Иэн намеревались прийти домой на ужин? Или мне лучше пойти в хижину к Роджеру и Бри?

     Но при мысли о сочувствии, с какими бы благими намерениями оно не выражалось, я скривилась. К тому же, хотя я еще не имела смелости взглянуть на себя в зеркало, я была уверена, что мой вид может напугать Джемми или, по крайней мере, вызвать массу вопросов с его стороны. Мне не хотелось объяснять ему, что со мной произошло. Я была вполне уверена, что Джейми попросил Брианну некоторое время оставаться в стороне, и это было хорошо. Я была совершенно не в состоянии притворяться, что со мной все в порядке.

     Кружа по кухне, я бесцельно брала вещи и клала их на место, выдвинула ящики из буфета и снова их задвинула, потом снова выдвинула тот, в котором Джейми держал пистолеты.

     Пистолетов там не было, кроме одного с позолоченной рукояткой, изысканный дуэльный пистолет со сбитым прицелом.

     Трясущимися руками я зарядила его и насыпала немного пороха на ударник. Несколько пуль и рожок с порохом лежали в этом же ящике.

     Когда немного позже задняя дверь открылась, я сидела за столом, направив пистолет на нее и держа его обеими руками. Передо мной лежал томик «Дон Кихота».

     Иэн на мгновение замер.

     - Вы никогда не попадет из него на таком расстоянии, тетушка, - сказал он спокойно и вошел.

     - Но они-то этого не знают, не так ли? – я аккуратно положила пистолет на стол. Ладони мои вспотели, и пальцы болели.

     Он кивнул и сел.

     - Где Джейми? – спросила я.

     - Моется. Вы в порядке, тетушка? – его мягкие коричневые глаза осмотрели меня.

     - Нет, но все образуется, - я немного помялась. – А … мистер Браун? Он … сказал что-нибудь?

     Иэн издал презрительный звук.

     - Описался, когда дядя Джейми достал дирк, чтобы почистить себе ногти. Мы не тронули его, тетушка, не беспокойтесь.

     Вошел Джейми, чисто выбритый, холодный и свежий от колодезной воды, с мокрыми волосами на висках.

     Несмотря на это, он казался до смерти уставшим; на лице глубоко прорезались морщины, вокруг глаз залегли тени. Мрачность в его глазах немного уменьшилась, когда он увидел меня и пистолет.

     - Не беспокойся, a nighean^[99], - сказал он ласково и притронулся к моему плечу, садясь рядом. – Я поставил мужчин наблюдать за домом, просто на всякий случай. Хотя не думаю, что в ближайшие несколько дней возникнут какие-либо проблемы.

     Я выдохнула с громким звуком.

     - Ты мог бы сказать мне об этом.

     Он с удивлением взглянул на меня.

     - Я думал, ты знаешь. Ты же не подумала, что я оставлю тебя без защиты, сассенах?

     Я покачала головой, не находя слов. Если бы я была способна мыслить логически, я бы так не подумала, но в данном случае я провела почти весь день в состоянии тихого и совсем необязательного ужаса, воображая и вспоминая …

     - Мне жаль, девочка, - сказал он мягко и положил большую прохладную ладонь на мою. – Мне не следовало оставлять тебя одну. Я думал …

     Я покачала головой и положила другую ладонь сверху на его руку, сильно ее сжав.

     - Нет, ты был прав. Я не смогла бы вынести ничьей компании, кроме Санчо Пансы.

     Он взглянул на «Дон Кихота», потом на меня, приподняв брови. Книга была на испанском языке, который я не знала.

     - Ну, некоторые слова очень близки к французским, и я хорошо знаю роман, - сказала я и глубоко вздохнула, ощутив комфортное чувство защищенности от присутствия двоих мужчин, больших, надежных, уверенных и, по крайней мере, внешне невозмутимых.

     - Есть что-нибудь покушать, тетушка? – спросил Иэн и встал, чтобы поискать еды. Не имея никакого аппетита, и слишком нервная, чтобы сфокусироваться на чем-либо, я не обедала и ничего не приготовила на ужин. Но в этом доме еда была всегда, и без всякой суеты Джейми и Иэн быстро достали себе холодный пирог с кашей, несколько сваренных вкрутую яиц, миску острых пикули и полкаравая хлеба, который они нарезали и, насаживая на вилку, поджарили над огнем. На часть кусочков было намазано масло и их сунули мне, не взирая на мое сопротивление.

     Горячий тост с маслом явился большим утешением, даже несмотря на то, что пришлось жевать с израненной челюстью. С пищей в желудке, я стала чувствовать себя гораздо спокойнее и смогла спросить, что они узнали от Лайонела Брауна.

     - Он все спер на Ходжпайла, - сказал Джейми, кладя пикули на кусок пирога. – Конечно, ничего удивительного.

     - Ты не встречал Арвина Ходжпайла, - заметила я, слегка вздрогнув. – Э-э … не разговаривал с ним.

     Он кинул на меня острый взгляд, но не стал продолжать эту тему, позволив Иэну изложить брауновскую версию событий.

     История началась с него и его брата Ричарда, образовавших комитет безопасности. Комитет, как он настаивал, был организован с благородными целями. Джейми на это фыркнул, но не стал вмешиваться.

     Часть мужского населения Браунсвиля присоединилась к комитету, но большинство поселенцев и мелких фермеров – нет. Сначала все было в порядке. Комитет разбирался с мелкими делами, верша правосудие в случаях нападения, воровства и тому подобное, а если они и присваивали себе тушу свиньи или оленя, то никто не жаловался.

     - До сих пор много волнений, связанных с регуляторами, - пояснил Иэн, сосредоточено намазывая маслом еще один кусок хлеба. – Брауны не присоединились к регуляторам, но у них и не было нужды. Один их кузин - шериф, а половина членов суда – это или Брауны, или женаты на Браунах. – Другими словами, вовсю пользовались коррупцией.

     Регуляторские настроения все еще были сильны в нашей отдаленной местности, даже несмотря на то, что главные лидеры, такие как Хермон Хасбанд и Джеймс Хантер, покинули колонию. После поражения при Аламансе большинство регуляторов умерили свой пыл, но несколько регуляторских семей, проживающих близь Браунсвиля, довольно громогласно выражали недовольство влиянием Браунов на политику и бизнес.

     - Тайг О’Брайан был одним из них? – спросила я, чувствуя, что кусок хлеба в желудке превратился в твердый комок. Джейми рассказал мне, что произошло с семьей Тайга О’Брайана, и я видела лицо Роджера, когда он вернулся оттуда.

     Джейми кивнул, не поднимая голову от пирога.

     - И тут в игру вступил Арвин Ходжпайл, - сказал он, со зверским видом кусая пирог. Ходжпайл, который избежал застенков британской армии, инсценировав свою смерть во время пожара склада в Кросс-Крике, зарабатывал на жизнь различными отвратительными делами. И, в конце концов, собрал небольшую банду таких же, как он, головорезов.

     Банда начала с грабежей всех и вся, что попадалось у нее на пути.

     Ясно, что она привлекла внимание ряда констеблей, шерифов и комитетов безопасности, так что ей пришлось удалиться с предгорий, где они начинали, и подняться в горы, где они могли грабить уединенные дома и фермы. Они также стали убивать жертв нападений, чтобы избежать опознания и преследования.

     - Или большинство из них, - пробормотал Иэн. Он посмотрел на полусъеденное яйцо и положил его на стол.

     Служа в британской армии в Кросс-Крике, Ходжпайл имел много дел с речными торговцами и контрабандистами. Некоторые занимались мехами, другие - всем, что приносит прибыль.

     - Им пришло в голову, - продолжил Джейми, глубоко вздохнув, - что от девушек, женщин и мальчиков можно получить больше прибыли, чем от чего-либо другого, исключая виски. – Уголок его рта дрогнул, но это была не улыбка.

     - Наш мистер Браун настаивает, что не имеет ничего общего с этим, - добавил Иэн со скепсисом в голосе. – И не его брат, и не их комитет.

     - Но как мистер Браун оказался в банде Ходжпайла? – спросила я. – И что они делали с похищенными людьми?

     Ответ на первый вопрос заключался в том, что это явилось «счастливым» последствием неудачного ограбления.

     - Ты помнишь дом Аарона Бердслея, да?

     - Да, - я невольно сморщила нос, вспомнив убогое местечко, потом издала недовольный звук, приложив обе руки к своему животу.

     Джейми взглянул на меня и насадил еще кусочек хлеба на вилку.

     - Ну, так вот, - сказал он, не обращая внимания на мои протесты, что я сыта, - Брауны прибрали его, когда удочерили девочку. Они там вычистили, завезли свежие товары и продолжили использовать для торговли.

     Чероки и катоба, привыкшие посещать это место – каким бы ужасным оно не было - для обмена товаров, когда там действовал Аарон Бердслей, продолжали делать это и при новых хозяевах. Выгодное дело с обеих сторон.

     - Ходжпайл пронюхал про это, - продолжил Иэн. Его банда, привыкшая действовать жестоко и грубо, напала на дом, убила проживающую там супружескую пару и принялась обыскивать место. Одиннадцатилетняя дочка пары, к счастью, находившаяся в амбаре, когда они явились, смогла незаметно оседлать мула и сломя голову помчалась в Браунсвиль за помощью. По дороге ей повезло встретиться с комитетом по безопасности, возвращавшимся после какого-то дела, и те отправились разбираться с разбойниками.

     В результате возникла ситуация, которая позже получила название мексиканское противостояние^[100]. Брауны окружили дом, однако у Ходжпайла была Алисия Бердслей Браун, двухлетняя легальная наследница собственности, удочеренная Браунами после смерти ее предполагаемого отца.

     У Ходжпайла было достаточно амуниции и запасов еды, чтобы выдержать осаду в течение нескольких недель. В свою очередь, Брауны не могли поджечь дом, дабы не рисковать ценным имуществом, не могли они также брать его штурмом, поскольку могла пострадать девочка. После дня или двух такого положения, когда стороны обменивались единичными выстрелами, а членам комитета надоело стоять лагерем в лесу, из верхнего окна появился белый флаг, и Ричард Браун отправился на переговоры с Ходжпайлом.

     Результатом переговоров явилось некое подобие договора о взаимодействии. Банда Ходжпайла продолжает грабить, держась, однако, подальше от поселений, находящихся под защитой Браунов, но товары доставляет в их торговую точку, где есть возможность сбыть их за хорошие деньги, при этом Ходжпайл получает значительный кусок прибыли.

     - Товары, - сказала я, принимая новый кусок хлеба с маслом от Джейми. – Это … это пленники?

     - Иногда, - он поджал губы, наливая в кружку сидр, потом подал ее мне. – Все зависит от того, где они их захватили. Когда они берут пленных в горах, то часть продают индейцам через торговую точку Браунов. Если в предгорье, то продают их речным пиратам или ведут на побережье, откуда с большой выгодой могут продать их в Вест-Индии. Парень в четырнадцать лет может принести, по крайней мере, сто фунтов.

     Губы у меня онемели, и не только от сидра.

     - Как долго? – потрясено спросила я. – Как много?

     Дети, молодые люди, юные женщины вырваны из родного дома и проданы в рабство. Даже если им удастся сбежать, нет дома, куда они могут вернуться.

     Джейми вздохнул, он выглядел страшно уставшим.

     - Браун не знает, - сказал Иэн. – Он говорит … Он говорит, что не имеет никакого отношения к этому.

     - Как же, черт возьми, не имеет! - вскричала я, вспышка ярости затмила ужас от услышанного. – Он был с Ходжпайлом, когда они сюда явились. Он знал, что они собирались забрать виски. И он, конечно, был с ними, когда они … занимались другими делами.

     Джейми кивнул.

     - Он заявил, что пытался уговорить их не брать тебя.

     - Да, - резко согласилась я, - а потом пытался заставить их убить меня, чтобы я не рассказала тебе о нем. И еще намеревался утопить меня! Полагаю, он не сказал тебе об этом.

     - Нет, не сказал, - Иэн с Джейми обменялись быстрыми взглядами, и я поняла, что они пришли к какому-то молчаливому согласию. Мне пришло в голову, что, быть может, сейчас я решила судьбу Лайонела Брауна. Если так, то я не чувствовала своей вины.

     - Что … что вы собираетесь делать с ним?

     - Думаю, что, скорее всего, повешу, - ответил Джейми после момента молчания.- Но у меня еще много вопросов, на которые хочу получить ответы. И мне нужно хорошо продумать, как вести дело. Не беспокойся, сассенах, ты его больше не увидишь.

     С этими словами он встал, потянулся, хрустя суставами, потом повел плечами, испустив вздох усталости. Подал мне руку и помог встать на ноги.

     - Иди, ложись спать, сассенах, я скоро буду. Нам с Иэном нужно немного переговорить.

     Горячий тост с маслом, сидр и разговор привели меня в более спокойное состояние. Но я так устала, что едва поднялась по лестнице и была вынуждена усесться на кровать, покачиваясь и надеясь найти в себе силы, чтобы раздеться. Прошло некоторое время, прежде чем я заметила Джейми, стоящего в дверном проеме.

     - Э-э … – невнятно произнесла я.

     - Я не знаю, хочешь ли ты спать сегодня со мной, – сказал он неуверенно. – Если ты хочешь отдохнуть одна, я могу поспать на кровати Джозефа или, если хочешь, я буду спать здесь возле тебя на полу.

     - О,- произнесла я растерянно. – Нет. Оставайся, то есть ложись со мной. – Из глубин смертельной усталости я смогла вытащить улыбку.- По крайней мере, ты можешь согреть постель.

     Какое-то странное выражение мелькнуло на его лице, и я моргнула, не уверенная, что видела его. Хотя кое-что я уловила: смущение и неловкость пополам с усмешкой, спрятанные за тем выражением, которое принимало его лицо, когда дело принимало серьезный оборот.

     - Что, черт побери, ты сделал? – спросила я, удивленная настолько, что вышла из своего ступора.

     Смущение на его лице проступило отчетливее, кончики ушей покраснели, а румянец на щеках был виден даже в неярком свете тонкой свечи, которую я поставила на стол.

     - Я не собирался говорить тебе, - пробормотал он, избегая моего взгляда. – Я заставил Иэна и Роджера Мака поклясться, что они будут молчать.

     - О, они будут молчать, как могилы, - уверила я его. Хотя последняя фраза, по-видимому, объясняла странные взгляды, которые в последнее время иногда бросал на меня Роджер. – Что происходит?

     Он вздохнул и шаркнул ботинком по полу.

     - Ну, видишь ли, это Циква. Он посчитал это знаком гостеприимства, в первый раз, но когда Иэн сказал ему … ну, это была не лучшая идея говорить об этом … но … Когда мы приехали в следующий раз, они снова пришли, только две другие, а когда я пытался заставить их уйти, они сказали, что Птица велел им сказать, что это в честь моего обета, потому что чего стоит обет, если его легко исполнить. И, будь я проклят, если я знаю, имел ли он в виду именно это, или он думал, что я поддамся, и он победит, или что я достану ему ружья, чтобы положить конец этому … или он просто развлекался за мой счет. Даже Иэн не понял, что он задумал.

     - Джейми, - сказала я. – О чем ты говоришь?

     Он кинул меня быстрый взгляд, потом отвел глаза.

     - Э-э … голые женщины, - выпалил он и покраснел, как свежеокрашенная фланель.

     Я мгновение пялилась на него. В моих ушах все еще немного звенело, но слышала я хорошо. Я осторожно, поскольку мои пальцы распухли и болели, указала на него.

     - Ты, - произнесла я размеренным тоном, - иди ко мне. Садись сюда, - я указала на место рядом с собой, - и связанно расскажи, что произошло.

     Он рассказал, через пять минут я лежала на кровати, хрипя и задыхаясь от смеха, постанывая от боли в треснутых ребрах, и слезы бежали по вискам, затекая в уши.

     - О, боже, о боже, - постанывала я. – Я не могу, я действительно не могу. Помоги мне сесть.

     Я вытянула руку, вскрикнула от боли, когда он ухватил меня за пораненное запястье, но все же, наконец, села и привалилась к подушке, прижав руки к животу. Я прижимала их все сильнее каждый раз, когда мной овладевал очередной приступ смеха.

     - Я рад, что ты считаешь это забавным, сассенах, - очень сухо произнес Джейми. Он взял себя в руки, хотя лицо все еще горело. – Ты уверена, что это не истерика?

     - Ничего подобного, - фыркнула я, промокнула глаза носовым платком и снова фыркнула. – Оу! Боже, как больно!

     Вздохнув, он налил стакан воды из кувшина с прикроватного столика и протянул мне. Вода была прохладной, но немного затхлой, и я подумала, что она стояла там с тех пор, как …

     - Ладно, - сказала я, отказываясь от воды. - Я в порядке, – я дышала неглубоко, ощущая, как замедляется биение сердца. - Ну, ладно. По крайней мере, я поняла, почему ты явился от чероки в таком состоянии … - я почувствовала, что смех снова поднимается во мне и со стоном наклонилась, подавляя его. – О, Иисус Рузвельт Христос. А я-то думала, что мысли обо мне так воспламенили тебя.

     Он тоже фыркнул, хотя и негромко, поставил стакан и отвернулся. Когда он взглянул на меня, его глаза были ясны и беззащитны.

     - Клэр, - сказал он очень нежно, - это ты. Это всегда была ты и всегда будешь. Ложись и потуши свечу. Как только я закрою ставни, притушу очаг и запру дверь, я приду и согрею тебя.

     - Убей меня, - глаза Рэндалла лихорадочно блестели. – Убей меня, - сказал он, – желание моего сердца.

     Он дернулся и проснулся, слыша в голове эхо этих слов, видя глаза, видя прибитые дождем волосы и лицо Рэндалла, мокрое, как у утонувшего человека.

     Он сильно потер ладонью лицо, удивившись, что кожа сухая, и нет никакой бороды. Ощущение мокроты на лице и зудящей месячной поросли на нем оставалось таким сильным, что он встал, бесшумно двигаясь, и подошел к окну. Лунный свет пробивался сквозь щели в ставнях. Он налил немного воды в тазик, поднес его к свету и заглянул внутрь, чтобы избавиться от томительного ощущения, что он был кем-то другим и находился где-то в другом месте.

     Лицо в воде представляло собой лишь овал, лишенный всяких черт, но было видно, что оно гладко выбрито, распущенные волосы лежали на плечах, а не были перевязаны для битвы. И все же оно казалось лицом незнакомца.

     Постояв в неуверенности некоторое время он оставил тазик с водой и подошел к кровати.

     Она спала. Он даже не подумал о ней, когда проснулся, но сейчас ее вид придал ему устойчивости. Это лицо, даже избитое и опухшее, он знал.

     Он положил ладони на головку кровати, почувствовав комфорт от ощущения твердого дерева. Иногда, когда он просыпался, его сны оставались с ним, и реальный мир вокруг него казался ему призрачным. Иногда он начинал бояться, что сам является лишь призраком.

     Но простыни прохладно прикасались к его телу, а теплое присутствие Клэр дарило успокоение. Он потянулся и обнял ее, она повернулась в его руках и с довольным вздохом прижалась к нему спиной. Она тут же уснула, практически она и не просыпалась. Ему захотелось разбудить ее, заставить говорить с ним только затем, чтобы увериться, что она может видеть и слышать его. Но он только сильнее прижал ее к себе, наблюдая поверх ее кудрявой головы за дверью, словно она могла открыться, и в дверном проеме встанет Джек Рэндалл, промокший с капающей с него водой.

     «Убей меня, - сказал он, - желание моего сердца».

     Его сердце билось медленно, отдаваясь эхом в ухе, прижатом к подушке. В некоторые ночи он мог уснуть, слушая это биение, успокоенный этим монотонным глухим звуком. В другие ночи, подобные сегодняшней, он прислушивался к паузам между ударами, маленьким кусочкам мертвого молчания, которое ожидает всех людей.

     Он стащил с себя одеяло, и теперь укрытой осталась только Клэр, а его спина была голой, неприкрытой от прохлады в комнате, чтобы он не мог расслабиться в тепле и уснуть, вернувшись к своему сну. Пусть сон борется с холодом до тех пор, пока не сможет стянуть его в пропасть бессознания, в глубины черного забытья.

     Потому он не хотел знать, что Рэндалл имел виду, говоря эти слова.

     Глава 32. ПОВЕСИТЬ - СЛИШКОМ ХОРОШО ДЛЯ НЕГО

     Утром миссис Баг снова хозяйничала на кухне, и воздух был наполнен теплом и ароматом готовящейся еды. Она выглядела совершенно обычно и не стала поднимать шума, лишь коротко взглянула на мое лицо и сочувственно цыкнула. Или она обладала гораздо большим чувством такта, чем я полагала, или Джейми с ней поговорил.

     - Вот, a muirninn^[101], покушай, пока горячее, - миссис Баг положила рагу из индейки на мою тарелку и увенчала его жареным яйцом.

      Я кивнула, поблагодарив ее, и с некоторым отсутствием энтузиазма принялась за еду. Мои челюсти все еще болели, и процесс жевания доставлял мучения.

     Яичница прошла хорошо, хотя запах жареного лука показался слишком сильным и маслянистым для моих ноздрей. Я откусила маленький кусочек картофеля, раздавила языком о небо вместо того, чтобы жевать, и смыла его глотком кофе.

     Более для того, чтобы отвлечься, чем действительно интересуясь, спросила:

     - А как мистер Браун этим утром?

     Она поджала губы и пристукнула лопаточкой по жареной картошке, словно это были мозги Брауна.

     - Нет ничего самого худшего, чего бы он ни заслужил, - ответила она. – Повешение слишком хорошо для него, да он просто куча дерьма, кишащая червями.

     Я выплюнула кусочек картошки, который мямлила во рту, и торопливо отпила кофе. Жидкость упала в желудок и стала подниматься вверх. Я оттолкнула скамью и бросилась к двери, едва успев выбежать, чтобы выплеснуть съеденное на смородиновый куст.

     Краем глаза я увидела, как миссис Баг неуверенно мялась в дверях, и махнула ей рукой уйти. Он поколебалась немного, но вошла в дом; я выпрямилась и направилась к колодцу.

     Во рту стоял вкус кофе и желчи, а в носу ужасно жгло, словно он снова начал кровоточить. Осторожно дотронувшись до него, обнаружила, что крови нет. Полоскание водой немного уменьшило противный привкус во рту, но ничего не могло убрать панику, появившуюся вместе с приступом рвоты.

     У меня появилось сильное и яркое ощущение, что моей кожи нет. Ослабев ногами, я уселась на чурку, на которой кололи лучины для растопки, не обращая внимания на занозы.

     Я не могу, подумала я, я просто не могу.

     Я сидела, не имея ни сил, ни желания подняться. В самом низу живота я могла отчетливо ощущать свою матку, маленькую округлую тяжесть, казавшуюся слегка распухшей и очень болезненной.

     Ничего, подумала я с решимостью, которую могла собрать. Все нормально. Так было всегда в определенные дни моего цикла. А после того, что мы с Джейми вытворяли той ночью, совершенно неудивительно, что я ощущаю ее. Хорошо еще, что мы ничем не занимались прошлой ночью; мне не хотелось ничего, только его объятия. С другой стороны, я едва не надорвалась от смеха. Даже сейчас я хихикнула, вспомнив признание Джейми. Смех отозвался болью, но я прижала руки к ребрам и почувствовала себя немного лучше.

     - Ну, и черт с этим, - сказала я. – У меня есть дела.

     Воодушевленная своим решением, я взяла корзинку и нож, сказала миссис Баг, что ухожу, и направилась к дому Кристи.

     Я проверю руку Тома, потом приглашу Мальву пойти со мной на сбор корня женьшеня и всего полезного, что мы сможем найти. Она была хорошим учеником, наблюдательным и сообразительным, и имела отличную память на растения.

     Я собиралась научить ее выращивать пенициллиновые колонии. Копание во влажной почве принесет мне успокоение. Я проигнорировала возникающее временами сжатие горла и подняла свое избитое лицо к утреннему солнцу.

     И я не собиралась волноваться по поводу того, что Джейми намеревается сделать с Лайонелом Брауном.

     Глава 33. В КОТОРОЙ МИССИС БАГ БЕРЕТ ДЕЛО В СВОИ РУКИ

     На следующее утро я чувствовала себя вполне сносно. Желудок мой успокоился; эмоции стали более жизнерадостными. И это было хорошо, так как указания, которые Джейми дал миссис Баг относительно ее суеты и оханья, потеряли силу, если они, конечно, были.

     Все болело меньше, даже мои руки приобрели вполне нормальный вид, но я все еще чувствовала страшную усталость, и потому было так комфортно устроиться на стуле, положив ноги на скамью, и позволить принести мне чашку кофе – чая оставалось очень мало, и шансов, что его будет достаточно в ближайшие несколько лет, никаких – а также рисовый пудинг с изюмом.

     - Вы уверены, что ваше лицо будет выглядеть по-прежнему, а? – Миссис Баг подала мне горячую булочку, сочащуюся маслом и медом, при этом внимательно разглядывая мое лицо.

     На мгновение я почувствовала искушение спросить ее, как выглядит мое лицо, но была совершенно уверена, что ничего хорошего она не ответит. Вместо этого, я ограничилась коротким «Да» и попросила еще кофе.

     - Я когда-то знала одну женщину из Киркалди, которую корова ударила копытом в лицо, - сказала она, все еще критически рассматривая меня, пока наливала кофе. – Потеряла передние зубы, бедняжка, а нос после этого остался свернутым набок. Вот так, - она указательным пальцем ткнула вбок свой маленький круглый нос и при этом засунула верхнюю губу под нижнюю, изображая беззубость.

     Я осторожно потрогала свой нос, который казался совершенно прямым, хотя и распухшим.

     - И еще в Балговни был Уильям МакКри, он участвовал вместе с моим Арчем в битве при Шерифмуре^[102]. Напоролся на английскую пику, и ему снесло половину челюсти и часть носа! Арч говорил, что сквозь дыру на его лице можно было мозги видеть, но он выжил. И питался, в основном, кашей, - добавила она, - и виски.

     - Какая хорошая мысль, - заметила я, кладя булочку на стол. – Думаю, я пойду и налью себе немного.

     Взяв с собой чашку с кофе, я торопливо направилась в хирургический кабинет, сопровождаемая громкими воспоминаниями о некоем Доминике Малрони, который наткнулся лицом на церковную дверь в Эдинбурге, притом будучи тогда трезвым, как овца …

     Я закрыла за собой дверь хирургической, открыла окно и выплеснула остатки кофе наружу, потом достала бутылку виски с полки и наполнила чашку до краев.

     Я намеревалась выяснить у миссис Баг о состоянии здоровья Лайонела Брауна, но, вероятно, это подождет. Я обнаружила, что мои руки снова тряслись, и прижала ладони к поверхности стола, чтобы их успокоить прежде, чем взять в руки чашку.

     Я глубоко вдохнула воздух и сделала глоток виски, потом еще. Да, это лучше.

     Маленькие волны бессмысленной паники все еще пытались овладеть мною. С утра я ее не ощущала и стала надеяться, что она окончательно прошла. Как оказалась, не совсем.

     Я потягивала виски, утирая холодный пот с висков, и оглядывалась в поисках занятия. Мальва и я вчера начали процесс получения нового пенициллина, приготовили свежую настойку из посконника и форелевой лилии, а также гентианский бальзам. В конце концов, я стала листать мой большой черный журнал, перечитывая записи о различных осложнениях при родах.

     Когда я осознала, что делаю, то не нашла в себе силы остановиться. Я не была беременна. Я была уверена в этом. И все же моя матка была чувствительна и воспалена.

     О, вот интересная запись. Ее сделал Даниэль Роулингс, в ней он описывал рабыню средних лет, которая страдала от ректо-вагинальной фистулы, в результате которой у нее через вагину постоянно истекал небольшой поток фекальных масс.

     Такие фистулы часто возникают при травмах во время родов обычно у молодых женщин, которые занимались тяжелым физическим трудом, или у женщин постарше, когда ткани становятся менее эластичными. Кроме того, у старших женщин это может сопровождаться опущением органов в промежность, когда матка, уретра и даже анус выпадают сквозь тазовое дно.

     - Как удачно, что я не беременна, - громко произнесла я, резко закрывая журнал. Может быть, продолжить читать «Дон Кихота»?

     И когда Мальва Кристи постучала в двери, я почувствовала значительное облегчение.

     Она быстро взглянула на мое лицо, но, как и вчера ничего не сказала, приняв мой вид без комментариев.

     - Как рука твоего отца? – спросила я.

     - О, все хорошо, мэм, - ответила она. – Я посмотрела, как вы говорили, никаких красных полос, ни гноя, только небольшое покраснение возле пореза. Я заставила его шевелить пальцами, как вы сказали, - добавила она, показав на мгновение ямочки на щеках. – Он не хотел и вел себя так, словно я втыкаю в него шипы, но пальцами шевелил.

     - Молодец! – сказала я и похлопала ее по плечу, отчего она зарозовелась.

     - Думаю, мы заслужили бисквит с медом, - добавила я, обратив внимание на аромат выпечки, который доносился из кухни на протяжении последнего часа. – Идем.

     Однако когда мы вышли в коридор, я услышала довольно странный звук позади нас, как будто большое животное топталось по доскам переднего крыльца.

     - Что это? – спросила Мальва, испуганно косясь через плечо.

     В ответ ей раздался громкий стон и грохот передней двери, словно что-то об нее стукнулось.

     - Мария, Иосиф и Святая Бригитта! – миссис Баг выглянула из кухни, осеняя себя крестом. – Что это?

     Мое сердце громко застучало, и во рту пересохло. Нечто громоздкое и темное блокировало свет за дверью, отчетливо слышалось хриплое дыхание, прерываемое стонами.

     - Не знаю что это, но оно больно или ранено, - сказала я. – Отойдите назад. – Я обтерла руки о передник, сглотнула и, выйдя вперед, открыла дверь.

     Мгновение я не узнавала его. Он был не более чем горой плоти на крыльце с растрепанными волосами и порванной грязной одеждой. Но потом он приподнялся на одно колено и поднял голову, показав мне смертельно бледное лицо, покрытое синяками и лоснящееся от пота.

     - Мистер Браун? - не веря своим глазам, произнесла я.

     Его глаза стеклянно блестели, и я не была уверена, что он вообще меня видит, но он, очевидно, опознал меня по голосу и рванулся навстречу, едва не сбив с ног. Я вовремя отступила назад, но он схватил меня за ногу и завопил:

     - Милости! Мистрис, пожалейте меня! Умоляю!

     - Что за … пустите. Пустите, я сказала! – я трясла ногой, пытаясь сбросить его руку, но он вцепился в нее, как клещ, и хриплым голосом монотонно вскрикивал: «Помилуйте!»

     - Мужчина, прекратите шуметь, - сердито сказала миссис Баг. Теперь отойдя от шока при его появлении, она казалась скорее рассерженной, чем встревоженной.

     Лайонел Браун не замолкал, продолжая умолять меня о пощаде, несмотря на мои попытки успокоить его.

     Этот шум был прерван миссис Баг, которая выскочила из-за моей спины с большой колотушкой и стукнула ею мистера Брауна по голове. Глаза его закатились, и он, смолкнув, упал ничком.

     - Я извиняюсь, миссис Фрейзер, - сказала она, оправдываясь. – Представить не могу, как он смог вылезти, да еще и прийти сюда.

     Я тоже не знала, как он вылез, но как он пришел, было совершенно очевидно. Он полз, волоча сломанную ногу. Его руки и ноги были поцарапаны и окровавлены, брюки висели лохмотьями, и весь он был покрыт грязью и облеплен травой и листьями.

     Я наклонилась и вытащила лист вяза из его волос, лихорадочно размышляя, что же с ним делать. Очевидное, я полагаю.

     - Помогите занести его в хирургическую, - сказала я и, вздохнув, наклонилась, чтобы взять его под руку.

     - Вы не можете это сделать! – воскликнула скандализированная миссис Баг. – Сам очень рассердится. Он сказал, что этот негодяй не должен вас беспокоить, вы даже не должны видеть его!

     - Ну, боюсь, что не видеть его уже поздно, - заметила я и потянула тяжелое тело. – Мы же не можем просто оставить его лежать на пороге, не так ли? Помогите же мне!

     Миссис Баг, очевидно, не имела ничего против, чтобы оставить его лежать на пороге, но когда Мальва, которая до этого с широко распахнутыми глазами прижималась к стене, подошла к нам, она со вздохом сдалась, положила свое оружие и протянула руку.

     Он пришел в себя только тогда, когда мы затащили его на стол, и застонал:

     - Не давайте ему убить меня … пожалуйста, не давайте ему убить меня!

     - Вы можете помолчать? – прикрикнула я раздраженно. – Мне нужно осмотреть вашу ногу.

     Никто не занимался ею после того, как я наскоро сделала шину из веток, а путешествие из хижины Багов не улучшило ее состояние. Сквозь повязку проступала кровь. Я была удивлена, что он хорошо переносил свое состояние, учитывая другие раны. Его кожа была холодная и липкая, а дыхание поверхностным, но лихорадки не было.

     - Будьте добры, принесите горячей воды, миссис Баг, - попросила я, аккуратно нажимая на сломанную ногу тут и там. – И, возможно, немного виски? Он нуждается в этом, чтобы отойти от шока.

     - Нет, - заявила миссис Баг, уставившись на нашего пациента с сильной неприязнью. – Мы должны избавить мистера Фрейзера от беспокойства, которое доставляет ему этот придурок, если ж у него не хватило ума умереть самому. – Она все еще держала колотушку и сейчас взмахнула ею, от чего мистер Браун съежился и вскрикнул, когда это движение потревожило сломанное запястье.

     - Я принесу воды, - сказала Мальва и ушла.

     - Не позволяйте ему убить меня, - произнес он хрипло, уставившись на меня налитыми кровью глазами. – Пожалуйста, я умоляю вас!

     Я замешкалась. Я не то чтобы забыла о существовании мистера Брауна, но до последнего дня более или менее успешно подавляла это знание. Я была бы рада вообще не думать о нем.

     Он увидел мои сомнения и, облизав губы, начал снова.

     - Спасите меня, миссис Фрейзер … Я умоляю вас! Вы единственная, кого он послушается!

     С некоторой трудностью я убрала его руку с моего запястья.

     - Почему вы, вообще, думаете, что кто-то хочет убить вас? – настороженно спросила я.

     Браун не засмеялся, но его рот искривился с горькой иронией.

     - Он сказал, что убьет. Я не сомневаюсь в этом, - он казался теперь спокойнее и, сделав глубокий дрожащий вдох, тихо произнес: - Пожалуйста, миссис Фрейзер, я умоляю вас … спасите меня.

     Я взглянула на миссис Баг и прочитала ответ в ее сложенных руках и поджатых губах. Она знала.

     В этот момент появилась Мальва с кувшином в одной руке и стаканом виски в другой.

     - Что я должна сделать? – спросила она, запыхавшись.

     - Ээ … в шкафу, - пробормотала я, пытаясь сфокусировать внимание. – Знаешь, как выглядит окопник? – Я держала его запястье, машинально считая пульс. Пульс галопировал.

     - Да, мэм. Положить его в воду? – она поставила стакан и кувшин на стол и уже рылась в шкафу.

     Я, стараясь держать невозмутимый вид, встретила взгляд Брауна.

     - Если бы вы могли, вы бы убили меня, - сказала я спокойно, хотя мой пульс бился также быстро, как и у него.

     - Нет, - сказал он, но его глаза скользнули в сторону, немного, но скользнули. – Нет, никогда!

     - Вы сказали Х-Ходжпайлу убить меня, - мой голос слегка дрогнул на имени мерзавца, и внезапная вспышка гнева затопила меня. – Не отпирайтесь, вы говорили!

     Его левое запястье было сломано, и никто не позаботился о нем; плоть распухла и потемнела от кровоизлияния. Даже такой рукой, он сжал мою руку, стремясь убедить меня. Его запах был гнилостный и горячий, как у животного.

     Я выдернула руку, отвращение проползло по моей спине, как орда многоножек. Я с силой обтерла руку о передник, пытаясь удержать рвоту.

     Это не мог быть он. Я знала это. Он сломал ногу после обеда и никоим образом не мог прийти ко мне ночью. Я не могла чувствовать его неумолимую тяжесть, толчки и вонь его тела. И все же мне показалось, что он был там. Я сглотнула желчь, и голова моя закружилась.

     - Миссис Фрейзер? Миссис Фрейзер! – закричали одновременно Мальва и миссис Баг, и прежде чем я смогла понять, что происходит, миссис Баг посадила меня на стул, а Мальва настойчиво прижала к моим губам чашку с виски.

     Я, прикрыв глаза, пила, пытаясь потеряться в его чистом остром запахе и жгучем вкусе.

     Я вспомнила ярость Джейми в ночь, когда он привез меня домой. Если бы Браун был тогда с нами, он бы убил его. Сделает ли он это теперь в более хладнокровном состоянии? Я не знала. Браун был уверен.

     Я слышала, как он плакал, издавая низкие безнадежные звуки. Я проглотила последний глоток виски, оттолкнула чашку и выпрямилась, открыв глаза. К моему удивлению, я тоже плакала.

     Я встала и вытерла лицо фартуком. Он приятно пах маслом, корицей и свежим яблочным соусом. Этот запах убрал мою тошноту.

     - Чай готов, миссис Фрейзер, - прошептала Мальва, коснувшись моего рукава и не спуская глаз с Брауна, с несчастным видом съежившегося на столе. – Будете пить?

     - Нет, - ответила я. – Дай ему. Потом достань мне тряпки для перевязки … и иди домой.

     Я не имела понятия, что Джейми намеревался делать; я не представляла, как реагировать, когда узнаю его намерения. Я не знала, что делать и что чувствовать. Единственное, что я понимала, что передо мной находится раненый человек. Пока этого достаточно.

     На некоторое время я смогла забыть, кем этот человек являлся. Запретив ему говорить, я сжала зубы и погрузилась в задачу, которая передо мной стояла. Он хлюпал носом, но не шевелился. Я чистила и перевязывала раны, сумев отвлечься от его личности, но к концу работы я все больше ощущала отвращение от каждого прикосновения к нему.

     Наконец, я закончила и принялась вытирать руки тряпкой, вымоченной в скипидаре и спирте, тщательно вычищая под каждым ногтем. Я вела себя так, внезапно осознала я, словно он был поражен отвратительной инфекцией. Но я не могла остановиться.

     Лайонел Браун с опаской наблюдал за мной.

     - Что вы намереваетесь делать?

     - Я еще не решила.

     Это было правдой, более или менее. Мое решение еще не оформилось, хотя Джейми – черт его побери – был прав. Однако я не считала разумным говорить Брауну об этом. Пока.

     Он открыл рот, без сомнения, чтобы умолять дальше, но я остановила его резким движением руки.

     - С вами был человек по имени Доннер. Что вы знаете о нем?

     Он совершенно не ожидал этого вопроса и уставился на меня, раскрыв рот,

     - Доннер? – неуверенно произнес он.

     - Только не говорите, что не помните его, - сказала я резким от волнения голосом.

     - О, нет, мэм, - торопливо заверил он меня. – Я помню его … очень хорошо. Что, - он коснулся языком уголка своего воспаленного рта, - вы хотите о нем знать?

     Главное, что я хотела знать, был ли он жив или убит, но Браун, конечно же, этого не знал.

     - Начнем с его полного имени, - предложила я, садясь рядом с ним, - и далее.

     Как оказалось, Браун знал немного больше о его имени, которое было Вендиго.

     - Что? – недоверчиво спросила я, но Брауну, по-видимому, имя не казалось странным.

     - Он сам так сказал, - обиделся он на мое недоверие. – Индейское, кажется, да?

     Да. Или точнее, это было имя монстра из мифов северных индейских племен, я не помнила каких. Однажды класс Брианны получил задание по американским народным мифам; каждый ребенок должен был рассказать и проиллюстрировать какой-либо миф. Бри выбрала Вендиго.

     Я вспомнила о нем только потому, что картинка, которой она сопроводила свой рассказ, произвела на меня впечатление. Она была выполнена в технике негатива, белым карандашом на угольном фоне. Оголенные ветви деревьев раскачивались под ветром и снегом, между ним чернела ночь. Картина была полна энергии и движения. И только через некоторое время среди этих ветвей можно было заметить лицо. Это было так неожиданно, что я даже взвизгнула и уронила картинку к большому удовольствию Бри.

     - Надо полагать, - сказала я, решительно подавляя воспоминание о лице Вендиго. – Откуда он появился? Он жил в Браунсвиле?

     Он прожил в Браунсвиле всего лишь неделю, его откуда-то привел Ходжпайл вместе с другими мужчинами. Браун не замечал его тогда, он не создавал никаких проблем.

     - Он жил с вдовой Бодри, - поведал он, загораясь внезапной надеждой, - может быть, он что-нибудь рассказал ей. Я могу разузнать для вас, когда вернусь домой. – Он кинул на меня взгляд, как он полагал, верного пса, но который скорее напоминал взгляд подыхающего тритона.

     - Хм, - я подарила ему взгляд полный скептицизма. – Посмотрим.

     Он облизал губы, пытаясь изобразить жалобный вид.

     - Можно мне немного воды, мэм?

     Я не думала, что смогу позволить ему умереть от жажды, но едва могла выносить общение с ним. Я жаждала, чтобы он исчез из моей хирургической, из поля моего зрения, и как можно, быстрее. Я резко кивнула головой и, выйдя в коридор, крикнула миссис Баг принести воды.

     День был теплый, я чувствовала себя неприятно потной после работы с Лайонелом Брауном. От внезапного жара, поднявшегося от груди к шее и лицу, даже за ушами выступили бисеринки пота. Извинившись, я оставила больного на попечение миссис Баг и поспешила на благословенный чистый воздух.

     Снаружи был небольшой колодец, представлявший собой мелкую ямку, аккуратно обложенную камнями. Ковш из тыквы был воткнут между двумя камнями. Я вытянула его, набрала воды, выпила и сполоснула лицо.

     Приливы жара сами по себе не доставляли неприятности, только вызывали интерес к этому странному чувству, когда тело совершает что-то неожиданное, неподдающееся сознательному контролю. Я на мгновение задумалась, мужчины чувствует то же самое при эрекции.

     В данный момент прилив жара казался обнадеживающим. Конечно же, сказала я себе, если я беременна, то никаких приливов не может быть. Или может? Я хорошо знала, что гормональная перестройка на начальной стадии беременности могла вызывать различные феномены, схожие с признаками менопаузы. У меня действительно наблюдались признаки истерии, характерные, как для беременности, так и для менопаузы, или, быть может, это связано с изнасилованием.

     - Не будь смешной, Бьючемп, - вслух произнесла я. – Ты прекрасно знаешь, что не беременна.

     Эти слова заставили меня испытать странное чувство, на девять десятых – облегчение, и на одну десятую – сожаление. Или скорее, девять тысяч девятьсот девяносто девять частей облегчения на одну сожаления, но все равно оно было.

     Однако обильный пот, сопровождающий приливы, был тем, без чего я могла бы обойтись, и хотя мое лицо было освежено великолепной прохладной водой, мои грудь, шея и скальп были покрыты тонкой пленкой пота. Половину ковша я вылила за лиф платья и вздохнула от наслаждения, когда вода пропитала мое платье, скользнув между грудей, вниз по животу и между ног, проливаясь на землю.

     Я выглядела, как неряха, но миссис Баг вряд ли станет возмущаться, а на мнение Лайонела Брауна мне наплевать. Протерев виски передником, я направилась к дому.

     Дверь была приоткрыта, как я ее и оставила. Я распахнула ее, впустив внутрь яркий полуденный свет, который осветил миссис Баг, изо всех своих сил прижимающую подушку к лицу Брауна. Я мгновение стояла, моргая глазами, настолько пораженная, что не могла даже осознать увиденное, потом с криком метнулась к женщине и схватила ее за руку.

     Но она была так сильна и так целеустремлена, что даже не пошевелилась. Вены на ее лбу вздулись, а лицо покраснело от усилий. Я дергала ее руку, но не могла оттянуть ее от подушки. Тогда в отчаянии я со всей силы толкнула женщину.

     Она отшатнулась, и я, ухватившись за угол подушки, сдернула ее с лица мужчины. Восстановив равновесие, женщина рванулась вперед с твердым намерением закончить свое дело.

     Я отступила назад и бросилась на нее всем телом. Мы с грохотом свалились, ударившись о стол, перевернув скамью, и оказались на полу среди фаянсовых осколков и лужи, пахнущей мятным чаем и содержимым ночного горшка.

     Боль в сломанных ребрах на мгновение парализовала меня, откатившись, я пыталась вдохнуть воздух. Потом, сжав зубы, оттолкнула женщину, выпуталась из вороха юбок и с трудом поднялась на ноги.

     Рука Брауна безвольно свисала со стола; я схватила его за подбородок, задрав его вверх, и прижала свой рот к его рту. Вдохнула в его легкие столько воздуха, сколько могла, отдышалась и снова вдохнула, и все это время отчаянно пытаясь нащупать пульс на его шее.

     Он был теплым, его челюсти и кости плеч ощущались нормально, но его плоть была вялая и безжизненная, губы безвольно плющились, когда я прижималась к ним ртом и выдыхала воздух. Кровь из моей треснутой губы разлеталась брызгами во все стороны, и я была вынуждена сосать губу, когда отрывалась, чтобы втянуть воздух уголками рта, заставляя мои ребра расширятся.

     Я почувствовала кого-то за своей спиной – миссис Баг? – и пнула ее. Она попыталась схватить меня за плечо, но я уклонилась и, развернувшись, со всей силы ударила ее кулаком в живот. Она упала на пол с громким шлепком. Не обращая больше на нее внимания, я наклонилась к Брауну.

     Грудь под моей рукой поднималась, когда я вдувала в него воздух, и опадала, когда я останавливалась. Я распрямилась и ударила обоими кулаками в его грудину так сильно, что могла посадить еще больше синяков и себе, и ему, если бы на его теле еще было бы место для них.

     Он не дышал. Я вдувала воздух и наносила удары снова и снова до тех пор, пока пот не потек по моему телу рекой, в ушах не зазвенело, а от гипервентиляции перед глазами замелькали черные пятна. Наконец я прекратила бороться и стояла, издавая свистящее дыхание, мокрые волосы прилипли к моему лицу, а мои руки дрожали в одном ритме с колотящимся сердцем.

     Проклятый человек был мертв.

     Я вытерла руки о передник, потом вытерла им лицо. Мой рот распух, и в нем чувствовалась кровь. Я сплюнула на пол. В воздухе разлилось особое ощущение неподвижности, которое зачастую сопровождает тихую смерть. Из ближайшего леса раздались громкие трескучие крики крапивника.

     Я услышала негромкий шуршащий звук и повернулась. Миссис Баг поправила скамью и уселась на нее. Она сидела, наклонившись вперед и сложив руки на коленях, ее круглое морщинистое лицо слегка хмурилось, когда она напряженно смотрела на тело, лежащее на столе. Рука Брауна безвольно свисала, пальцы ее были немного согнуты, удерживая тень внутри ладони.

     Простынь, покрывающая тело мужчины была испачкана, и я поняла, что явилось источником запаха из ночного горшка. Значит, он был мертв еще до того, как я начала свои попытки реанимировать его.

     Еще одна волна жара поднялась вверх по моему телу, покрывая кожу горячим воском. Я ощутила запах собственного пота, на мгновение прикрыла глаза, потом открыла их и повернулась к миссис Баг.

     - Какого черта, - спросила я спокойным голосом, - вы сделали это?

     - Что она сделала? – Джейми непонимающе уставился на меня, потом на миссис Баг, которая сидела за кухонным столом, опустив голову и сжав руки на животе.

     Не ожидая моего повторения, он быстро прошел в хирургическую. Я слышала, как его шаги внезапно замерли, потом после некоторого затишья, раздалось гэльское ругательство. Миссис Баг вдавила голову в пухлые плечи едва ли не до ушей.

     Шаги повернули назад, уже медленнее. Он вошел и встал перед ней.

     - Женщина, как ты посмела поднять руки на мужчину, который принадлежал мне? – негромко спросил он по-гэльски.

     - О, сэр, - пролепетала она, боясь поднять на него глаза, которые прятала под полями чепца. – Я … я не хотела. Правда, сэр, не хотела.

     Джейми взглянул на меня.

     - Она задушила его, - повторила я, - подушкой.

     - Думаю, ты не могла бы сделать этого, если бы не хотела, - сказал он с резкостью в голосе. – Почему ты это сделала, a boireannach^[103]?

     Округлые плечи миссис Баг задрожали от страха.

     - О, сэр, о, сэр! Я знала, что нельзя … но у него такой поганый язык. Все время пока я ухаживала за ним, он трусил и дрожал, когда приходили вы или молодые люди, даже Арча боялся … а меня … - она сглотнула, и показалось, что плоть на ее лице внезапно обвисла. – Я же только женщина, и он мог говорить со мной, не таясь. И он говорил, угрожал, сэр, и проклинал самыми страшными словами. Он сказал … он сказал, что скоро явится его брат с людьми, чтобы освободить его, и тогда они убьют нас всех и сожгут крышу над нашими головами.

     Ее подбородок дрожал, когда она говорила, но она имела смелость поднять глаза и встретить взгляд Джейми.

     - Я знала, сэр, что вы никогда не допустите, чтобы это случилось, и старалась не обращать на него внимания. А когда он меня совсем достал, сказала ему, что он умрет прежде, чем брат узнает, где он находится. Но этот злыдень каким-то образом сбежал, хотя не понимаю, как он смог, клянусь, он находился в таком состоянии, что с кровати не мог встать, не то чтобы пойти так далеко. Но он сбежал, явился сюда и стал умолять вашу жену, а она подняла его. Сама бы я уволокла его проклятое тело куда подальше, но она не позволила. – Здесь она кинула в мою сторону быстрый обиженный взгляд и снова уставилась на Джейми с просительным видом.

     - И она, чистая милосердная леди, стала его лечить, и когда я увидела ее лицо, я поняла, что если она его лечит, то не сможет позволить убить его. И он тоже это увидел, потому что, когда она вышла, он, собачье дерьмо, стал издеваться надо мной и говорить, что теперь он в безопасности, что он обманул ее и заставил лечить, и потому она никогда не позволит, чтобы его убили, а когда он освободится, тотчас отправит дюжину бандитов, чтобы отомстить нам, и потом … - она прикрыла глаза, покачнувшись, и прижала ладонь к груди.

     - Я не могла это вынести, сэр, - просто произнесла она. – Я просто не могла.

     Джейми слушал ее с сурово нахмуренными бровями. На этом месте он резко взглянул на меня и, очевидно, увидел подтверждение в чертах моего побитого лица. Он сжал губы.

     - Идите домой, - приказал он миссис Баг, - расскажите вашему мужу, что вы наделали, и отправьте его ко мне.

     Он развернулся и направился в свой кабинет. Не глядя на меня, миссис Баг неловко встала на ноги и вышла, шагая, как слепая.

     - Ты был прав. Я извиняюсь, - я напряженно стояла в дверях кабинета, схватившись за наличник.

     Джейми сидел, положив локти на стол и опустив голову на руки, но, услышав меня, поднял ее и моргнул.

     - Разве я не говорил тебе, сассенах, чтобы ты не извинялась? – произнес он и криво улыбнулся. Потом его взгляд прошелся по мне, и на его лице появилось встревоженное выражение.

     - Христос, Клэр, ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь, - сказал он, торопливо вставая. – Иди сюда, садись.

     Он усадил меня в кресло и встал рядом.

     - Я бы сказал миссис Баг принести тебе чего-нибудь, но я отослал ее прочь … принести тебе чаю, сассенах?

     Мне захотелось расплакаться, но вместо этого я издала смешок, загоняя слезы назад.

     - У нас нет чая. У нас его нет уже несколько месяцев. Я в порядке. Просто … немного в шоке.

     - Да, я понимаю. У тебя кровь, - он вытащил из кармана мятый платок, наклонился и, нахмурив брови от беспокойства, стал промокать мои губы.

     Я сидела, не шевелясь, борясь с внезапным чувством истощения. Прямо сейчас я не хотела ничего, только лечь, уснуть и никогда не просыпаться. И если я проснусь, хочу, чтобы этого мертвого мужчины не было в моей хирургической. Мне также хотелось, чтобы крыша над нашими головами не горела.

     Но еще не время, внезапно подумала я, и эта мысль, глупая, быть может, немного успокоила меня.

     - Случившиеся сильно осложнит твои дела, – спросила я, отчаянно борясь с усталостью и стараясь мыслить разумно, - с Ричардом Брауном?

     - Не знаю, - признался он. – Хотелось бы, чтобы мы были в Шотландии, - сказал он с легкой грустью, - Я хорошо бы знал, как поступит Браун, если бы он был шотландцем.

     - Действительно? Предположим, что ты имеешь дело с Колумом, - сказала я. – Что сделал бы он в таком случае, как ты думаешь?

     - Попытался бы убить меня и освободить своего брата, - ответил он тут же. – Если бы он знал, что его брат у меня. И если твой Доннер заявился в Браунсвиль, Ричард уже знает.

     Он был полностью прав, от этого понимания маленькие мурашки страха пробежали по моей спине.

     Очевидно, обеспокоенность отразилась на моем лице, потому что он улыбнулся, успокаивая меня.

     - Не беспокойся, сассенах, - сказал он. – Братья Линдсеи отправились в Браунсвиль на следующее утро после нашего возвращения. Кенни приглядывает в городке, а Эван и Мурдо ждут в разных местах дороги. Как только Ричард Браун и его проклятый комитет спасения отправятся в нашу сторону, мы тотчас узнаем об этом.

     Это звучало обнадеживающе, и я уселась прямее.

     - Это хорошо. Но … даже если Доннер там появится, он не знает, что ты захватил Лайонела Брауна. Ты просто мог убить его в схватке.

     Он блеснул на меня синим цветом глаз, но лишь кивнул головой.

     - Я бы желал, чтобы так оно и было, - сказал он с легкой гримасой. – Было бы меньше беспокойства. Но тогда я бы не узнал, чем они занимаются, а мне нужно это знать. Если Доннер вернулся, он расскажет о случившемся и отведет их туда забрать тела. Ричард увидит, что тела брата там нет.

     - После чего он сделает логический вывод и явится сюда искать его.

     Стук задней двери на этом месте заставил меня подпрыгнуть, но следом послышались мягкие шаги одетых в мокасины ног, и появился молодой Иэн, заглядывающий в кабинет с озадаченным видом.

     - Я только что встретил миссис Баг, которая торопилась домой, - сказал он, нахмурившись. – Она не остановилась поговорить со мной и выглядела довольно странно. Что произошло?

     - Лучше спроси, что не произошло, - сказала я и рассмеялась, заставив его остро взглянуть на меня.

     Джейми вздохнул.

     - Садись, - сказал он, подтолкнув ногой стул в направлении Иэна, - я все тебе расскажу.

     Иэн слушал внимательно, хотя рот его непроизвольно приоткрылся, когда Джейми дошел до эпизода, где миссис Баг прижала подушку к лицу Брауна.

     - Он еще здесь? – спросил он в конце рассказа. Он напрягся и подозрительно оглянулся через плечо, словно ожидал, что Браун может войти в двери в любой момент.

     - Ну, вряд ли он мог куда-нибудь уйти на собственных ногах, - едко заметила я.

     Иэн кивнул и поднялся взглянуть на труп. Он скоро вернулся и выглядел задумчивым.

     - Никаких следов на нем, - сказал он Джейми, усаживаясь на свое место.

     Джейми кивнул.

     - Да, и ему недавно сделали перевязку. Твоя тетя позаботилась о нем.

     Они обменялись взглядами, очевидно, подумав об одном и том же.

     - По его виду никто не сможет сказать, что он был убит, тетушка, - пояснил мне Иэн, увидев, что я не поняла их. – Он мог умереть сам по себе.

     - Полагаю, мог бы. Если бы он не стал терроризировать миссис Баг … - я слегка потерла лоб, где уже начинала пульсировать боль.

     - Как вы себя … - начал Иэн обеспокоенным голосом, но мне уже надоело, что люди спрашивают меня, как я себя чувствую.

     - Не знаю, - резко прервала я его, уставившись на руки, сжатые в кулаки на моих коленях.

     - Он … он не был совсем плохим человеком, я думаю, - сказала я. На переднике было пятно крови. Чьей, его или моей? – Просто … страшно слабый.

     - И лучше мертвый, - добавил Джейми спокойным голосом без всяких злобных ноток в голосе. Иэн кивнул в знак согласия.

     - Ну, что ж, - вернулся к предмету обсуждения Джейми. – Я говорил твоей тетушке, что, если бы Браун был шотландцем, я бы знал, как с ним поступить, но потом я подумал, что хотя он и не шотландец, но ведет свои дела по-шотландски. Он и его комитет. Они, как дозор.

     Иэн кивнул, приподняв лохматые брови.

     - Да, так и есть, - он выглядел заинтересованным. – Я никогда не видел их, но мама рассказывала, как тебя арестовал дозор, а она и тетя Клэр отправились следом. – Он ухмыльнулся мне, и внезапно на его длинном худощавом лице блеснул призрак мальчишки, каким он когда-то был.

     - Ну, тогда я была моложе и смелее, - сказала я.

     Джейми насмешливо фыркнул.

     - Они не особенно усердствовали, - заметил он, - в убийстве и поджогах, я имею в виду.

     - В отличие от упомянутого комитета, - я начинала понимать, что он хочет сказать. Иэн родился после Каллодена; он никогда не видел дозоров, вооруженных банд, которые разъезжали по стране и получали плату от глав кланов, чтобы защищать арендаторов, их земли и скот, а если плату не получали, просто грабили сами. Я видела. И слышала, что они иногда убивали и сжигали для того, чтобы проучить других и заставить платить.

     Джейми кивнул.

     - Ну, Браун - не шотландец, но дело есть дело, не так ли? – задумчивое выражение появилось на его лице, и он слегка откинулся назад, сцепив руки на колене. – Как быстро ты сможешь добраться до Анидонау Нуа, Иэн?

     Когда Иэн ушел, мы остались в кабинете. Нужно было убраться в моей хирургической, но я еще не была готова заниматься этим. Исключая замечания о том, что, к сожалению, он не успел сделать ледник, Джейми тоже ничего не говорил на эту тему.

     - Бедняжка миссис Баг, - сказала я, сжимая руки. – Я понятия не имела, что он так с ней обращался. Он, должно быть, думал, что она слабачка. – Я слабо хихикнула. – Это была ошибка. Она ужасно сильная, я очень удивилась.

     Хотя не должна была. Я сама видела, как миссис Баг прошла целую милю со взрослой козой на плечах, но как-то не связала проявление ее силы в повседневной фермерской жизни с возможностью убивать.

     - Я тоже, - согласился Джейми. – Но не тому, что она оказалась достаточно сильной, чтобы убить, а тому, что она осмелилась это сделать. Почему она ничего не сказала Арчи или мне?

     - Полагаю, она считала, что не ее дело говорить об этом. Ты попросил ее присмотреть за ним, а она землю сдвинет, чтобы выполнить любую твою просьбу. Думаю, она считала, что хорошо справляется с задачей, а когда он стал вести себя подобным образом, она … просто сломалась. Это случается, мне приходилось видеть такое.

     - Мне тоже, - пробормотал он, нахмурясь. Глубокая складка между его бровей заставила меня задуматься, о каких случаях он вспомнил. – Но мне не стоило думать …

     Арч Баг вошел так тихо, что я не услышала его шагов. Я поняла это только, когда увидела, что Джейми поднял глаза и замолчал. Я развернулась и увидела Арча с топором в руках. Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, но он, не обращая на меня внимания, направился к Джейми.

     Подойдя к столу, он осторожно положил на него топор.

     - Моя жизнь за ее, о, вождь, - спокойно произнес он по-гэльски. Отступив назад, он встал на колени и опустил голову. Тонкая белая косичка торчала вверх, так что его шея оставалась неприкрытой. Темно-коричневая кожа на ней была покрыта глубокими морщинами, но она была все еще крепкая и мускулистая над белой полоской воротника.

     Негромкий шум у двери заставил меня отвернуться от захватывающей сцены. Миссис Баг стояла там, бессильно прислонившись к косяку. Ее чепец сполз набок, и влажные пряди седых волос прилипли к лицу цвета прокисшей сметаны.

     Она мельком взглянула на меня, когда я повернулась, и тут же ее взгляд вернулся к стоящему на коленях мужу, потом к Джейми, который встал, глядя на нее, затем на Арча.

     - О, да, - произнес он мягко. – Я должен снести тебе голову, не так ли? Здесь в моем кабинете, и заставить твою жену замывать кровь, или сделать это во дворе и подвесить твою голову за волосы над моим очагом, как предупреждение для Ричарда Брауна? Поднимайся, старый мошенник.

     На некоторое время в комнате все замерло, я успела заметить крошечную черную родинку прямо посредине шеи Арча, а потом пожилой мужчина очень медленно поднялся.

     - Это твое право, - произнес он по-гэльски. – Я твой арендатор, a ceann-cinnidh^[104], я клялся тебе на железе, и это твое право. – Он стоял прямо, но веки были полуопущены, глаза смотрели на топор, который блестел острым лезвием на столе.

     Джейми вдохнул воздух, чтобы что-то сказать, но остановился, пристально глядя на старика. Что-то в нем изменилось, появилось осознание чего-то.

     - A ceann-cinnidh? – спросил он, и Арч Баг молча кивнул.

     Воздух в комнате внезапно сгустился, и я почувствовала, что волосы на моем затылке шевельнулись.

     - A ceann-cinnidh, - повторил Арч. Вождь клана. Одно слово, и мы оказались в Шотландии. Легко было заметить разницу между новыми арендаторами и мужчинами из Ардсмуира . Верность последних носила более древний и глубокий характер. Эта верность правила в Горной Шотландии тысячи лет, скрепленная клятвой на крови и железе.

     Я видела, Джейми сопоставил прошлое и настоящее и определил место Арчи Бага. Я увидела это по его лицу, когда его выражение изменилось от раздражения до осознания, и увидела, как его плечи слегка опустились, когда он признал клятву старика.

     - По твоим словам я имею право, - мягко произнес он тоже по-гэльски. Он выпрямился, взял со стола топор и протянул его ручкой вперед. – И по этому праву я возвращаю тебе жизнь твоей жены и твою тоже.

     Миссис Баг со всхлипом выдохнула. Арч не оглянулся на нее, но протянул руку и взял топор, склонив голову. Потом он повернулся и молча вышел, хотя я заметила, как проходя мимо жены, он ласково провел пальцами изуродованной руки по рукаву ее кофты.

     Миссис Баг выпрямилась и трясущимися пальцами стала торопливо заправлять волосы под чепец. Джейми, не взглянув на нее, снова уселся и взял перо и бумагу, хотя я не думала, что он собрался что-нибудь писать. Не желаю смущать ее, я взяла с книжной полки змейку из вишневого дерева и притворилась, что внимательно ее рассматриваю.

     Поправив чепец, она вошла в комнату и присела перед ним.

     - Принести вам поесть, сэр? Есть свежие пресные лепешки, - она говорила с большим достоинством, высоко подняв голову. Джейми поднял голову от бумаги и улыбнулся ей.

     - Буду рад, - сказал он. - Gun robh math agaibh, a nighean.^[105]

     Она браво кивнула головой и развернулась, но в дверях остановилась и оглянулась. Джейми приподнял брови.

     - Я была там, - сказала она, уставившись на него. – Когда сассенахи казнили вашего деда на Тауэр-Хилл. Было много крови. - Она поджала губы, рассматривая его своими покрасневшими глазами, потом расслабилась.

     - Он мог бы вами гордиться, - добавила она и вышла, взмахнув юбками и завязками фартука.

     Изумленный Джейми поглядел на меня, я пожала плечами.

     - Это не обязательно комплимент, ты же понимаешь? – сказала я, и его плечи затряслись от молчаливого смеха.

     - Я знаю, - наконец, произнес он и провел согнутым пальцем под носом.- Ты не поверишь, сассеннах, но иногда я скорблю по старому ублюдку. – Он покачал головой. – Когда-нибудь я спрошу миссис Баг, правда ли, что он сказал перед казнью эту фразу. Точнее, говорят, что он сказал.

     - И что он сказал?

     - Он дал палачу деньги и сказал: «Сделай свою работу хорошо, иначе я очень рассержусь».

     - Звучит похоже, он мог так сказать, - сказала я с улыбкой. – Как ты думаешь, что Баги делали в Лондоне?

     Он снова покачал головой и развернулся ко мне, подняв лицо. Солнечные лучи из окна облили его скулы, словно водой.

     - Бог их знает. Ты думаешь, она права, сассенах? То, что я похож на него?

     - Не по внешнему виду, - улыбнулась я. Последний Симон, лорд Ловат, был короткий и приземистый, хотя и довольно крепкий для своего возраста. Он также сильно напоминал злобную, но очень умную жабу.

     - Нет, - согласился Джейми. – Слава богу. А по-другому?

     Я молча рассматривала его. В его облике не была ни следа крови Старого лиса. Четко вырезанные черты лица, наследие его матери от клана Маккензи, высокая стройная фигура с широкими плечами, но иногда за синими слегка раскосыми глазами мне виделось слабое отражение глубокого взгляда лорда Ловата, сверкающего интересом и сардоническим юмором.

     - В тебе есть немного от него, - признала я, - и временами даже не немного. В тебе нет самоуверенных амбиций, но … - я, прищурилась в раздумье, - Я собиралась сказать, что в тебе нет такой жестокости, как в нем, - продолжила я, - но, по правде говоря, ты можешь быть жестоким.

     - Да? – он не казался пораженным или расстроенным моим высказыванием.

     - Можешь, - сказала я и как наяву услышала хруст ломающейся шеи Арвина Ходжпайла. Был теплый полдень, но по моей коже внезапно пробежал озноб и быстро исчез.

     - Как ты думаешь, я такой же коварный? – серьезно спросил он.

     - Не знаю точно, - задумчиво ответила я. – Но ты не такой интриган, как он, но это от того, что у тебя есть честь, которой не было у него. Ты не используешь людей, как он.

     Он улыбнулся, но не так весело, как прежде.

     - Я использую их, сассенах, - произнес он, - просто стараюсь этого не показывать.

     Он некоторое время сидел, глядя на змейку в моих руках, но не думаю, что он видел ее. Наконец, он тряхнул головой и посмотрел на меня, приподняв уголки губ.

     - Если есть рай, и мой дед там – хотя я сильно в этом сомневаюсь – сейчас он от смеха потерял бы голову. Или потерял бы, если бы не держал ее под рукой.

     Глава 34. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ПО ДЕЛУ

     Несколько дней спустя мы ехали в Браунсвиль. Джейми со всеми регалиями горского наряда, на поясе кинжал с золотой насечкой, ранее принадлежавший Гектору Камерону, и перо ястреба на шляпе. На Гидеоне, который, как обычно, прижимал уши и косил налитыми кровью глазами.

     Рядом с ним Птица-которая-поет-по-утрам, вождь черокского племени Снежной птицы. Иэн сказал мне, что Птица из племени длинноволосых, и мужчина вполне соответствовал этому названию. Его волосы были не только длинными и лоснящимися от медвежьего жира, но и собраны в причудливую богато украшенную прическу. Его высокий хвост на конце разбивался на дюжину косичек, увешанных маленькими ракушками, стеклянными бусинами, медными колокольчиками, перьями попугая и китайскими монетами, бог знает, где он только их взял. На ремне с седла свешивалось его новейшее и наиболее ценное приобретение – ружье Джейми.

     С другой стороны Джейми ехала я – экспонат номер один. На своем муле Кларенсе в плаще и капюшоне цвета индиго, который подчеркивал мою бледность и прекрасно оттенял желтые и зеленые цвета подживающих синяков на лице, на шее для моральной поддержки ожерелье из речных жемчужин.

     Иэн ехал позади нас с двумя молодцами, которых Птица взял в качестве своей свиты. Благодаря вытатуированным полукружьям из точек на загорелых щеках, длинным темно-каштановым волосам, забранным назад и закрученным в узел, в который было вставлено перо индейки, он выглядел больше индейцем, чем шотландцем. По крайней мере, он не выбривал волосы на голове, как могавки; он и без того выглядел достаточно грозно.

     И наконец, на волокушах, тащившихся за конем Иэна, ехал экспонат номер два – труп Лайонела Брауна. Мы держали его в кладовке над родником вместе с маслом и яйцами. Для поездки Бри и Мальва постарались обложить тело большим количеством мха, чтобы он впитал жидкость, добавили в него все найденные сильно пахнущие травы, потом все это завернули в оленью шкуру и перевязали сыромятными ремнями в индейском стиле. Несмотря на все их усилия ни один конь не хотел подойти к вонючему тюку, и только лошадь Иэна мрачно уступила и теперь каждые несколько минут громко фыркала и трясла головой, от чего уздечка звонко звякала, создавая контраст к мягкому топоту копыт.

     Мы почти не разговаривали.

     Приезжие в любом горном поселении вызывают сильный интерес, и наш маленький кортеж не стал исключением, заставляя людей выглядывать из своих домов с открытыми ртами. К тому моменту, когда мы достигли дома Ричарда Брауна, который по совместительству являлся местной таверной, за нами тянулась небольшая толпа, в основном, из мужчин и мальчишек.

     На созданный нашим приездом шум на крыльцо вышла женщина, миссис Браун – я узнала ее. Посмотрев на нас, она прижала руки ко рту и бросилась назад в дом.

     Мы в молчании ждали. Был прохладный ясный осенний день, и ветерок шевелили волосы у меня на затылке. По совету Джейми я забрала их назад и не одела чепец, так что мое лицо было выставлено на всеобщее обозрение.

     Они уже знали? Чувствуя себя отстраненно, я словно издалека разглядывала лицо за лицом в толпе.

     Они не могли знать, Джейми уверял меня в этом, я знала это сама. Если, конечно, Доннер не сбежал и не явился сюда с рассказом о той ночи. Но он не появлялся здесь, иначе Ричард Браун явился бы к нам.

     Мое лицо – единственное, что дало им подсказку. И этого было достаточно.

     Кларенс ощутил истерику, которая, как ртуть, трепетала под моей кожей, стукнул копытом и затряс головой, словно отгоняя мух.

     Дверь отрылась, и вышел Ричард Браун. За ним несколько мужчин, все вооруженные.

     Браун был бледен и имел неряшливый вид с торчащей бородой и засаленными волосами. Его глаза покраснели и опухли, а миазмы пива окружали его коконом. Он был мертвецки пьян, но изо всех сил пытался собраться, чтобы иметь дело с любой угрозой, которую мы могли представлять.

     - Фрейзер, - произнес он и замолчал, моргая.

     - Мистер Браун, - Джейми подвел коня ближе, так что теперь его глаза были на уровне с глазами мужчины на крыльце не более чем в шести футах от него.

     - Десять дней назад, - продолжил Джейми ровным голосом, - банда разбойников напала на мою землю. Они украли мою собственность, напали на мою беременную дочь, сожгли мой ток для соложения, уничтожили мое зерно, похитили и надругались над моей женой.

     Половина мужчин уже глазела на меня, после этих слов на меня уставилась вся толпа. Я услышала негромкий металлический клик взводимого курка, но продолжала с ничего не выражающим лицом смотреть на Ричарда Брауна.

     Его рот шевельнулся, когда он собрался заговорить, но Джейми поднял руку, требуя тишины.

     - Я погнался за ними со своими людьми, настиг их и убил, - заявил он все таким же ровным голосом. – Я нашел с ними твоего брата и взял его пленником, но не убил.

     Раздался всеобщий вздох и угрюмое бормотание вокруг нас. Глаза Ричарда Брауна метнулись к волокуше, и его лицо под всклоченной бородой стало белым.

     - Ты … - прохрипел он. – Нелли?

     Настал мой черед. Я глубоко вздохнула и послала Кларенса вперед.

     - Ваш брат пострадал в результате несчастного случая до того, как мой муж нашел нас, - сказала я хрипловатым, но вполне четким голосом. Я усилила его, чтобы слышали все. – Он сильно поранился, когда упал в расщелину. Мы позаботились о его ранах, но он умер.

     Джейми позволил моменту потрясенной тишины продлиться, прежде чем продолжить.

     - Мы привезли тело сюда, чтобы вы могли похоронить его, - он коротко махнул рукой, и Иэн, который уже спешился, перерезал постромки волокуши. Он и двое чероки подтащили ее к крыльцу и, оставив там, в молчании вернулись к своим лошадям.

     Джейми резко кивнул головой и развернул Гидеона. Птица, невозмутимый, как Будда, последовал за ним. Я не поняла, знал ли он достаточно английский, чтобы понять речь Джейми, но это не имело значения. Он понимал свою задачу и свою роль и играл ее великолепно.

     Брауны могли иметь выгоду от убийств, работорговли и грабежа, но главный доход им приносила торговля с индейцами. Своим присутствием рядом с Джейми вождь ясно показал, что чероки считают отношения с английским королем и его агентом более важным, чем торговлю с Браунами. Навреди они еще раз Джейми или его собственности, и выгодное сотрудничество будет прервано.

     Я не знала, как Иэн убедил Птицу приехать, но думаю, что кроме всего прочего было негласное соглашение, что Корона не станет делать запросы по поводу пленников, попавших в руки индейцев.

     В конце концов, это просто бизнес.

     Я пнула Кларенса по ребрам и последовала за индейцем, не спуская глаз с китайской монеты, болтавшейся на его спине на красной нитке. Я испытывала почти непреодолимое желание оглянуться и изо всех сил сжимала поводья, вонзив ногти в ладони.

     Неужели Доннер мертв? Его не было среди людей вокруг Ричарда Брауна, я видела.

     Я не знала, желала ли я, чтобы он был мертв. Хотелось бы узнать о нем как можно больше, но желание навсегда забыть ночь у подножия гор было сильнее.

     Я услышала, как Иэн и два чероки присоединились к нам, и через короткое время Баунсвилл исчез из поля зрения, хотя запах дыма и пива еще долго держался в ноздрях. Я подогнала Кларенса к Джейми. Птица отстал, поравнявшись со своими людьми и Иэном. Они разговаривали и смеялись над чем-то.

     - Все закончится на этом? – спросила я. Мой голос был негромок, и я не была уверена, что он услышит. Но он услышал и покачал головой.

     - Такие дела никогда не заканчиваются, - сказал он тихо, - но мы живы, и это хорошо.

     ЧАСТЬ ПЯТАЯ

     Большие ожидания

     Глава 35. ЛАМИНАРИЯ

     Благополучно вернувшись из Браунсвиля, я предприняла решительные шаги для возобновления нормальной жизни. И первым среди них было посещение Марсали, которая вернулась от МакДжилливреев. Я видела Фергюса, который уверил меня, что она оправилась после побоев и чувствует себя хорошо, но мне было необходимо увидеть самой.

     Двор их содержался в порядке, хотя наблюдались определенные признаки обветшалости. Несколько дранок слетели с крыши, один угол навеса над крыльцом провис, промасленная бумага, закрывающая единственное окно порвалась, и дыра была заткнута тряпкой. Мелочи, но их нужно исправить до снега, а он уже близко. Я чувствовала его в воздухе; синее бриллиантовое небо поздней осени померкло до туманной серости наступающей зимы.

     Никто не вышел встретить меня, но я знала, что они дома; из трубы шел дым и вырывались искры. Саркастично подумав, что Фергюс, по крайней мере, смог обеспечить семью дровами, я крикнула: «Привет!» и толкнула дверь.

     И сразу же почувствовала что-то неладное. В данный момент я не доверяла большинству моих предчувствий, но это пронзило меня до костей. Такое чувство возникает у доктора, когда он входит в смотровую и мгновенно понимает, что все плохо. Прежде чем задать вопрос, прежде чем увидеть важные признаки болезни. Это происходит не часто, и вам хочется, чтобы этого не случалось никогда, но так случается. Вы знаете, и с этим ничего не поделаешь.

     Я поняла это, увидев детей и все остальное. Марсали сидела у окна и шила, две девочки молча играли на полу возле ее ног. Герман, что удивительно, был дома. Он сидел на столе, покачивая ногами, и рассматривал помятую картинку, которую Джейми привез ему из Кросс-Крика. Они тоже знали.

     Марсали подняла голову, и я увидела шок в ее глазах при виде моего лица, хотя оно стало гораздо лучше.

     - Я в порядке, - коротко сказала я, останавливая ее восклицание. – Только синяки. Как ты?

     Я опустила на пол мешок и, обхватив ладонями ее лицо, повернула его к свету. Одна щека и ухо посинели и распухли, на лбу небольшая шишка, но порезов не было, а глаза, взглянувшие на меня, были чистыми и здоровыми. Кожа нормального цвета, ни желтухи, ни слабого запаха почечной дисфункции.

     Она в порядке. Что-то с ребенком, подумала я и положила руку на ее живот. Мое сердце замерло, когда я мягко сжала выступ, а когда маленькое колено дернулось в ответ на мое прикосновение, я едва не прикусила язык от удивления,

     Я страшно обрадовалась, так как боялась, что ребенок может быть мертв. Быстрый взгляд на Марсали уменьшил мою радость. Женщина разрывалась между страхом и надеждой и, замирая, ждала, что я опровергну ее опасения.

     - Ребенок много двигался в последние дни? – спросила я, стараясь говорить спокойно и доставая стетоскоп. Мне его сделал уилмингтонский кузнец из сплава олова и свинца – небольшой колокольчик с плоским дном на верхушке, примитивный, но эффективный.

     - Не так много, как обычно, - ответила Марсали, откидываясь назад, чтобы я прослушала ее живот. – Но они ведь не сильно двигаются перед родами, не так ли? Джоани не шевелилась, словно мерт… как камень, всю ночь перед тем, как отошли воды.

     - Да, так часто бывает, - согласилась я, сделав вид, что не заметила ее оговорку. – Отдыхают перед работой, я полагаю.

     Она улыбнулась в ответ, но ее улыбка исчезла как снег на жаровне, когда я, приложив широкий конец металлической трубки к ее животу, прижалась ухом к плоскому дну.

     Только через некоторое время я уловила биение сердца, но оно было необычайно медленным с редкими резкими скачками. Кожа на моих руках покрылась мурашками, когда я услышала этот стук.

     Я продолжала обследование, задавая вопросы, иногда шутила, отвечала на вопросы детей, которые сгрудились вокруг нас, и все это время мой мозг напряженно работал, оценивая возможности, увы, все плохие.

     Ребенок двигался, но как-то странно. Сердцебиение присутствовало, но было неправильным. Все в этом животе казалось мне неправильным. Но что это? Возможно, пуповина обмоталась вокруг шеи, что очень опасно.

     Я задрала кофту выше, желая прослушать лучше, и увидела огромные синяки – безобразные желто-зеленые пятна с темно-красными центрами, которые, словно мертвые розы, расцветали на ее животе. Я закусила губу при виде их; ублюдки, они пинали ее в живот. Удивительно, что у нее не случился выкидыш прямо там.

     Гнев наполнил мое сердце, которое колотилось так, что готово было разорвать грудную клетку.

     У нее было кровотечение? Нет. Ничего не болит, только синяки. Ни судорог, ни сокращений матки. Кровяное давление нормальное, насколько я могла судить.

     Пуповина вокруг шеи - вполне возможно. Но также могло иметь место частичное отслоение плаценты. Разрыв матки? Или нечто более редкое, мертвый близнец, абнормальный рост … Единственное, что я четко понимала, ребенок должен как можно скорее попасть в мир, дышащий воздухом.

     - Где Фергюс? – спросила я спокойным голосом.

     - Не знаю, - ответила она также же спокойно. – Его нет дома с позавчера. Не клади это в рот, сердце мое, - она протянула руку к Фелисити, которая грызла заглушку для свечи, но не смогла дотянуться до нее.

     - Да? Ну что ж, мы найдем его, - я забрала заглушку у Фелисити, которая не стала протестовать, очевидно, чувствуя, что что-то происходит. В поисках утешения она схватила ногу Марсали и попыталась взобраться на ее несуществующие колени.

     - Нет, bébé^[106], - сказал Герман и, обхватив сестру за талию, оттащил назад. – Идем со мной, a piuthar^[107]. Хочешь молока? – добавил он, уговаривая. – Пойдем за ним в кладовку.

     - Хочу к маме! – Фелисити размахивала руками и ногами, пытаясь вырваться, но Герман держал крепко.

     - Вы, девочки, идете со мной, - приказал он и неуклюже вывалился в двери с извивающейся Фелисити в руках. Джоани выскочила следом, на мгновение остановившись в дверях и взглянув на Марсали расширенными испуганными глазами.

     - Иди, a muirninn^[108], - крикнула она вслед с улыбкой, - отведи их к миссис Баг. Все будет хорошо.

     - Какой милый мальчик, Герман, - прошептала Марсали, прижимая руки к животу, и улыбка ее поблекла.

     - Очень милый, - согласилась я. – Марсали …

     - Я знаю, - просто сказала она. – Он будет жить, как вы думаете? – она ласково провела по животу.

     Я вовсе не была уверена, но в данный момент он был жив. Я колебалась, взвешивая в уме возможности. Все, что я могла сделать, содержало огромный риск для нее, для ребенка или их обоих.

     Почему я не пришла раньше? Я ругала себя, что поверила словам Джейми и Фергюса, что она в порядке, но сейчас было не время для упреков, и к тому же от этого не было проку.

     - Ты можешь идти? – спросила я. – Нам нужно в Большой дом.

     - Да, конечно, - она осторожно поднялась, держась за мою руку, потом обвела глазами хижину, словно запоминая, потом ясно и остро взглянула на меня. – Мы поговорим по дороге.

     Все, что я прокручивала в голове, было ужасно. Если произошло отслоение плаценты, то я могу сделать кесарево сечение и спасти дитя, но Марсали умрет. Если провести стимуляцию матки, ребенок не выдержит долгих родов и умрет, но Марсали останется жива. И не стоит забывать, что стимуляция матки несет риск кровотечения. Если это произойдет …

     Вероятно, я смогу остановить кровотечение и спасти Марсали, но не смогу помочь ребенку. У меня есть эфир … соблазнительная идея, но я с неохотой отказалась от нее. У меня не было опыта его использования, не было понятия о дозах и его эффективности, и я не была анестезиологом, чтобы спрогнозировать его действие в такой рискованной ситуации, как осложненные роды. Для небольших операций я могла начать с малых доз эфира и прекратить его использование, если что-то пойдет не так. Но если проблемы возникнут во время кесарева сечения, пути назад не будет.

     Марсали казалась неестественно спокойной, словно прислушивалась к тому, что происходит у нее внутри, не прерывая мои размышления и предположения. И лишь когда мы подошли к Большому дому и встретили молодого Иэна со связкой убитых кроликов, которых он держал за уши, она очнулась.

     - Эй, кузина! Как дела? – приветливо поздоровался он.

     - Мне нужен Фергюс, Иэн, - сказала она без лишних слов. – Ты можешь найти его?

     Улыбка на его лице померкла, когда он увидел ее бледность и то, что я поддерживаю ее.

     - Христос, ты рожаешь? Но почему … - он взглянул за наши спины, удивляясь, что мы ушли из хижины Марсали.

     - Иди и найди Фергюса, - резко прервала я его. – Сейчас же.

     - О, - он сглотнул, внезапно выглядя очень юным. – О, да. Я иду, прямо сейчас! – Он начал поворачиваться, но потом шагнул ко мне и сунул в мои руки кроликов, затем прыгнул на тропу и помчался вниз по склону, огибая упавшие стволы. Ролло, не желая отставать, мелькнул мимо нас серой тенью и бросился за своим хозяином.

     - Не волнуйся, - сказала я, погладив Марсали по руке. – Они найдут его.

     - О, да, - произнесла она, глядя им вслед. – Если они не найдут его вовремя …

     - Найдут, - сказала я твердо, - идем.

     Я отправила Лиззи за Брианной и Мальвой Кристи – думаю, мне нужны будут дополнительные руки – и оставила Марсали с миссис Баг на кухне, пока готовила хирургическую. Свежие подушки и простыня на операционном столе. На кровати было бы лучше, но мне нужно, чтобы все мое оборудование было под рукой.

     И само оборудование: медицинские инструменты, укрытые чистым полотенцем, маска для эфира из нескольких слоев марли, бутылка с изогнутым горлом – могу ли я доверить Мальве работу с эфиром, если мне придется проводить срочную операцию? Думаю, что могу; девушка была очень молодой и совершенно не обученной, но она в совершенстве владела собой и не боялась крови. Я наполнила бутылку эфиром, тщательно отворачиваясь от резкого запаха, поднимающегося от жидкости, и заткнула носик куском ваты, чтобы испаряющийся эфир не отравил нас и не вспыхнул от огня. Я быстро взглянула на очаг, но огонь был потушен.

     А что если работа продлится долго, и дела пойдут плохо, если мне придется делать операцию ночью при свете свечей? Я не могу использовать эфир, он очень воспламеняемый. Я с ужасом вообразила, как делаю кесарево сечение в полной темноте на ощупь.

     «Если у вас есть немного времени, сейчас как раз время, чтобы обратить сюда свое внимание», - пробормотала я, обращаясь сразу и к святой Бригитте, и к святому Раймонду, и к Маргарите Антиохийской, которые все считались покровителями рождения и беременных женщин, а также ко всем ангелам-хранителям: моему, Марсали, ребенка, которые могут парить поблизости.

     Очевидно, кто-то из них прислушался. Когда я уложила Марсали на стол, то с облегчением увидела, что шейка матки начала раскрываться, но признаков кровотечения не было. Это ни в коем случае не устраняло риск кровотечения, но означало, что этот риск гораздо меньше.

     Ее давление, насколько я могла судить по внешнему виду, было в норме, сердцебиение ребенка стабилизировалось, хотя он отказывался реагировать на толчки.

     - Спит без задних ног, - сказала я, улыбаясь Марсали. – Отдыхает.

     Она слабо улыбнулась в ответ и повернулась на бок, кряхтя, как свиноматка.

     - Я бы сама поспала, - вздохнула она, прижимаясь щекой к подушке. Адсо, уловив ее движение, вспрыгнул на стол и улегся на ее груди, ласково потираясь мордой о ее лицо.

     Я собралась согнать его, но Марсали, кажется, находила какое-то утешение в его присутствии, поглаживая его за ушами, пока он с громким мурлыканьем не свернулся калачиком под ее подбородком. Ну что ж, мне приходилось принимать роды и в более антисанитарных условиях. К тому же это долгий процесс, Адсо сбежит задолго до того, как его присутствие станет помехой.

     Я чувствовала себе более уверенной, хотя и не полностью. Слабое чувство неправильности все еще присутствовало. Я мысленно перебирала все возможности. Учитывая небольшое раскрытие шейки матки и устойчивое сердцебиение, можно использовать консервативное стимулирование, чтобы не подвергать лишнему стрессу ни мать, ни дитя. Если возникнет срочная ситуация … ну, мы займемся ею, когда она возникнет.

     Мне еще не представился случай открыть эту бутылочку, и я лишь надеялась, что ее содержимое можно использовать. «Ламинария» было написано размашистым почерком Даниэля Роулингса. Бутылочка была маленькая из темно-зеленого стекла, плотно заткнутая пробкой и необычайно легкая. Когда я открыла ее, из нее заструился слабый запах йода и, слава бога, никакого запаха разложения.

     Ламинария – морская водоросль. Высушенная она представляла собой лишь тонкий слой коричневато-зеленого цвета. Но в отличие от других высушенных растений, она почти не крошилась. И она обладала уникальной способностью поглощать воду.

     Вложенная в шейку матки, она поглощала жидкость из слизистых оболочек и разбухала, медленно растягивая отверстие и таким образом стимулируя роды. Я видела, как использовали ламинарию даже в мое время, хотя, в основном, для того, чтобы помочь в изгнании мертвого плода из матки. Я затолкала эту мысль подальше и выбрала хороший кусок водоросли.

     Это было очень простое действие, и, сделав его, оставалось только ждать. И надеяться. В хирургической было уютно, полно света, и под стрехой шуршали ласточки.

     - Надеюсь, Иэн найдет Фергюса, - произнесла Марсали после длительного периода молчания.

     - Уверена, найдет, - ответила я, отвлекшись на разжигание жаровни с помощью кремня и огнива. Нужно было сказать Лиззи, чтобы Брианна принесла спички. – Ты говорила, что Фергюса не было дома?

     - Нет, - ее голос звучал приглушенно, и я, подняв голову, увидела, что она наклонилась к Адсо, спрятав свое лицо в его шерсти. – Я почти его не видела с тех пор … с тех пор, как бандиты явились на ток для соложения.

     - А-а.

     Я не знала, что сказать. Я понятия не имела о том, что Фергюс скрывался, хотя зная мужчин восемнадцатого столетия, могла сказать, что понимаю – почему.

     - Он стыдится, французский дурак, - заявила Марсали, подтверждая мою мысль. Она чуть повернула лицо, сверкнув голубым глазом над головой Адсо. – Думает, что это его вина. Я имею в виду, что я оказалась там. Думает, что, если бы он мог лучше обеспечить семью, я бы не стала работать на току.

     - Мужчины, - вздохнула я, качая головой, и она рассмеялась.

     - Да уж, мужчины. И вместо того, чтобы поговорить об этом, он сбегает и оставляет меня справляться с тремя дикими детьми! – Она закатила глаза.

     - Да, они такие, эти мужчины, - согласилась миссис Баг, входя с зажженной свечой. – Совсем никакого ума, хотя намерения благие. Я слышала, как вы тут стучали огнивом, словно сверчок, миссис Клэр. Почему вы не пошли и не взяли огня, как любая разумная женщина? – Она дотронулась свечой до растопки в жаровне, и щепки тут же загорелись.

     - Практикуюсь, - ответила я, добавляя в огонь еще щепок. – Я надеюсь, что научусь разжигать огонь менее чем за четверть часа.

     Марсали и миссис Баг одновременно фыркнули.

     - Благослови тебя, ягненок, четверть часа – это совсем ничего! Я частенько тратила час и больше, чтобы высечь искру на мокрый трут в Шотландии, особенно зимой, когда ничего сухого не было. Почему, вы думаете, люди тратят столько времени для поддержания огня в очаге?

     Последовала горячая дискуссия, как лучше сохранить огонь ночью, включающая спор по поводу того, какие молитвы следует при этом говорить. Тем временем я смогла получить в жаровне устойчивое пламя и поставила на него маленький чайник. Чай из листьев малины стимулируют сокращения матки.

     Упоминание о Шотландии, казалось, что-то напомнило Марсали, поскольку она приподнялась на локте.

     - Матушка Клэр, как выдумаете, па не станет возражать, если я возьму у него бумагу и чернила? Мне хочется написать маме.

     - Думаю, это прекрасная идея, - я пошла за бумагой и чернилами, и сердце мое застучало сильнее. Марсали была совершенно спокойна, я нет. Я наблюдала такое и раньше. Не уверена, что это такое, фатализм, вера или что-то физическое, но рожающие женщины часто теряли всякое чувство страха или опасения, они погружались в себя, выказывая такую поглощенность вселенной, ограниченной их чревом, что казались безразличными ко всему прочему.

     Но пока мое томительное чувство страха ослабло, и два или три часа прошли довольно спокойно. Марсали написала письмо Лаогере, а также коротенькие записки каждому своему ребенку. «Так просто, на всякий случай», – пояснила она, подавая мне свернутые листы. Я обратила внимание, что она не написала Фергюсу, но ее взгляд обращался к двери всякий раз, как оттуда раздавались какие-либо звуки.

     Вернулась Лиззи с сообщением, что не смогла найти Брианну, но Мальва Кристи явилась и выглядела весьма возбужденной. Ей тут же нашли работу, заставив читать «Приключения Перегрина Пикля» Тобиаса Смоллета.

     Пришел Джейми, покрытый дорожной пылью, поцеловал меня в губы, а Марсали в лоб. Он сразу же уловил необычность ситуации и слегка приподнял брови, взглянув на меня.

     - Как дела, a muirninn^[109], - спросил он Марсали.

     Она скривила лицо и высунула язык, он рассмеялся.

     - Ты видел Фергюса? – спросила я.

     - Да, - ответил он, немного удивившись вопросу. – Он вам нужен? – Вопрос предназначался нам обеим.

     - Да, - заявила я твердо.- Где он?

     - В Вуламс-Милл. Его нанял французский путешественник, который интересуется птицами.

     - Птицами? – рассердилась миссис Баг, которая отложила свое вязание и выпрямилась. – Наш Фергюс разговаривает по-птичьи? Идите и приведите этого парня сюда. Ваш француз пусть сам разбирается с птицами.

     Джейми, выглядя несколько смущенным горячностью женщины, позволил мне вытолкать его в коридор к передней двери, где, вне пределов слышимости, он остановился.

     - Что с девочкой? – спросил он шепотом и взглянул в сторону хирургической, где Мальва своим ясным высоким голосом продолжила чтение.

     Я рассказала, как могла.

     - Надеюсь, ничего страшного, но … ей нужен Фергюс. Она говорит, что он держится в стороне потому, что чувствует себя виноватым за то, что случилось на току.

     Джейми кивнул головой.

     - Да, он винит себя.

     - Винит? Почему, ради бога? – спросила я раздраженно. – Это не его вина!

     Он поглядел на меня, словно я не понимаю чего-то совершенно очевидного даже для тупого ума.

     - Да, какая разница, кто виноват. А если бы девочка умерла … или что-нибудь случилось с ребенком? Ты думаешь, он не стал бы себя обвинять?

     - Он не должен, - возразила я. – Но обвиняет. Ты не … - Я замолкла, потому что он тоже винил себя. Он сам сказал мне очень ясно в ночь, когда привез меня домой.

     Он понял, о чем я подумала, и намек на улыбку, кривую и болезненную, появился в его глазах. Он протянул руку и провел пальцем по моей брови, которую пересекал подживающий шрам.

     - Ты думаешь, я не чувствовал вины? – спросил он тихо.

     Я покачала головой не в знак отрицания, а от беспомощности.

     - Мужчина обязан защищать свою жену, - сказал он просто и повернулся. – Я пойду и найду Фергюса.

     Ламинария выполнила свою медленную терпеливую работу, и у Марсали начались пока редкие и слабые схватки. Начинало темнеть, когда явился Джейми вместе с Фергюсом и Иэном, которых он встретил по пути.

     Фергюс был небрит, покрыт пылью и не мылся несколько дней, но лицо Марсали засветилось от радости при виде его. Не знаю, что Джейми сказал ему; он выглядел мрачным и встревоженным, но к Марсали он бросился, как стрела к мишени, и прижал ее к себе с таким пылом, что Мальва от удивления уронила книгу на пол.

     Я немного расслабилась впервые с того момента, как вошла в дом Марсали.

     - Ну, - произнесла я, глубоко вздохнув. – Может быть, мы немного перекусим.

     Мы оставили Фергюса и Марсали одних и поели на кухне, а когда вернулись в хирургическую, обнаружили, что они, склонив головы друг к другу, тихо разговаривали. Мне не хотелось их прерывать, но это было необходимо.

     С одной стороны, шейка матки открылась достаточно, и не было признаков кровотечения, что очень обнадеживало. С другой стороны … сердцебиение ребенка снова стало неровным. Все-таки большая вероятность, что имеет место удушение пуповиной, подумала я.

     Я ощущала на себе пристальный взгляд Марсали, пока прослушивала ее живот стетоскопом и прилагала все усилия, чтобы не показать свои мысли.

     - Ты все делаешь правильно, - успокоила я ее, убрала ей волосы со лба и улыбнулась. – Думаю, настала пора немного помочь.

     Существовал ряд трав, которые могли усилить родовую деятельность, но большинство из них я не рискнула бы использовать из-за опасности кровотечения. Однако в данный момент я была обеспокоена настолько, что желала, чтобы роды прошли как можно быстрее. Чай из листьев малины мог помочь, не вызывая резких схваток. Может добавить воронец, задумалась я.

     - Ребенку нужно родиться быстрее, - со спокойным видом пояснила Марсали Фергюсу. Очевидно, я не столь успешно скрывала свою озабоченность, как мне казалось. Она обмотала четки вокруг руки. - Помоги нам, mon cher^[110].

     Он взял ее руку с четками и поцеловал ее.

     - Oui, cherie^[111], - он перекрестился и принялся за работу.

     Первые десять лет жизни Фергюс провел в борделе, где родился. Соответственно он очень много знал о женщинах, а с некоторых сторон даже больше, чем все мужчины, которых я знала. Но даже понимая это, я была удивлена, когда он развязал ворот рубашки на жене и спустил с плеч, оголив ее груди.

     Марсали не выглядела удивленной, она откинулась назад и слегка повернулась к нему.

     Он оперся коленом на стул и, осторожно положив ладонь на вздымающийся живот Марсали, наклонился к ее соску. Потом он, очевидно, заметил мой изумленный взгляд.

     - О, - улыбнулся он мне. – Вы не … я думаю, вы еще не видели такого, миледи?

     - Не могу сказать, что видела, - я разрывалась между желанием смотреть и неловкостью. – Что … ээ …?

     - Когда родовые схватки слишком слабые, их можно усилить, если пососать грудь роженицы, - пояснил он и неосознанно погладил пальцем темно-коричневый сосок, который тут же поднялся, круглый и твердый, как молодая вишня. – В борделе, когда les filles^[112] не могли разродиться, другие женщины помогали таким образом. Я делал так для ma douce^[113] раньше, когда она рожала Фелисити. Это помогает, вот увидите.

     И без дальнейших слов он обхватил грудь жены обеими руками, взял сосок в рот и стал нежно сосать его, прикрыв глаза.

     Марсали вздохнула и расслабилась, как это могут делать беременные женщины, как будто кости ее растаяли, а плоть превратилась в желе.

     Я чувствовала себя очень смущенной, но выйти из кабинета не могла из опасения, что может произойти что-либо неожиданное.

     Поколебавшись мгновение, я подтянула стул и уселась, стараясь быть незаметной. На самом деле, ни одного из них не волновало мое присутствие, если они вообще сознавали его. Однако я все же немного отвернулась, стараясь глядеть в сторону.

     Я была удивлена и заинтересована техникой Фергюса. Он был совершенно прав; сосание груди ребенком вызывает спазмы матки. Повитухи в L’Hôpital des Agnes^[114] в Париже говорили мне, что ребенка следует сразу же после родов отдать кормилице, чтобы уменьшить кровотечение. Однако никто из них не упоминал про использование этой техники для стимулирования родов.

     «В борделе, когда les filles не могли разродиться, другие женщины помогали таким образом», - сказал он.

     Его мать была одной из les filles, хотя он никогда не видел ее. Я вообразила себе молодую темноволосую девушку, которая стонала в родах, и других женщин, которые, встав на колени, мягко сосали ее набухшие груди и шептали подбадривающие слова, в то время как из-за дверей доносились довольные крики клиентов.

     Она умерла? Давая жизнь ему или следующему ребенку? Задушенная пьяным клиентом или избитая охранником мадам? Или она просто не хотела его, не желала быть ответственной за ублюдочное дитя и оставила его на милость других женщин, как одного из безымянных уличных детей, ничейного ребенка?

     Марсали зашевелилась на кровати, и я взглянула на нее, чтобы убедиться, что все в порядке. С ней все было хорошо. Она только обняла Фергюса за плечи, прижавшись головой к его щеке. Свой чепец она сняла, и ее золотистые волосы сияли на фоне его черных волос.

     - Фергюс … я думаю, может быть, я умру, - прошептала она еле слышным голосом.

     Он выпустил сосок и провел губами по ее груди.

     - Вы всегда думаете, что умрете, p’tite puce^[115]. Все женщины так думают.

     - Да, и многие из них умирают, - ответила она немного резко и открыла глаза. Он улыбнулся, не открывая глаз, и нежно провел языком по ее соску.

     - Не ты, - произнес он мягко, но с большой уверенностью. Он провел рукой по ее животу сначала очень легко, потом сильнее. Я увидела, как ее живот затвердел, как глыба, и Марсали резко потянула воздух. Фергюс сильно нажал ладонью внизу прямо на лобок и держал ладонь там, пока сжатие матки не прекратилось.

     - О, - простонала она, задыхаясь.

     - Tu ... non^[116], - прошептал он тихо. – Не ты. Я не позволю.

     Я сжала руки под передником. Схватка была хорошая и сильная. Ничего страшного не произошло.

     Фергюс возобновил свои усилия, прерываясь время от времени, чтобы прошептать Марсали какие-то глупости на французском. Я встала и осторожно приблизилась к столу. Нет, ничего плохого не происходило, но я бросила быстрый взгляд на инструменты, чтобы увериться, что все было готово.

     Вероятно, все обойдется. На простыни была видна полоска крови, но совсем немного, что вполне нормально. Оставалось, правда, неравномерное сердцебиение ребенка, возможность того, что пуповина обвилась вокруг его шеи, но сейчас я ничего не могла сделать. Марсали приняла свое решение, и оно было правильное.

     Я, тихо ступая, вышла в коридор и прикрыла дверь, давая им уединение. Если у Марсали начнется кровотечение, я буду рядом.

     Кувшин с листьями малины все еще был в моих руках. Полагаю, я могу пойти и сделать чаю, чтобы хоть как-то быть полезной.

     Не обнаружив свою жену дома, старый Арч Баг явился в дом вместе с детьми. Фелисити и Джоан крепко спали на скамье, а Арч курил трубку возле огня, выдувая из нее кольца дыма на радость Герману. В то время как Джейми, Иэн и Мальва Кристи казались поглощенными обсуждением литературных достоинств Генри Филдинга, Тобиаса Смоллета и …

     - Овидий? – переспросила я, уловив кончик разговора. – Действительно?

     - Пока ты счастлив, у тебя множество друзей, - процитировал Джейми. - Когда времена омрачаются, ты остаешься один. Вы согласны, что это относится к Тому Джонсу и Перри Пиклю^[117]?

     - Но настоящие друзья не оставят человека только потому, что он оказался в трудных обстоятельствах, - возразила Мальва. – А то, какие они друзья?

     - Обычные, - сказала я. – К счастью, есть и другие.

     - Да, есть, - согласился Джейми и улыбнулся Мальве. – Из горцев получаются самые настоящие друзья, может быть, потому, что они могут стать самыми худшими врагами.

     Она слегка порозовела, когда поняла, что над ней подшучивают.

     - Хм, - произнесла она и уставилась вниз. – Мой отец говорит, что горцы от того такие свирепые, что в горах мало ценностей, и самые кровавые битвы разыгрываются из-за пустяков.

     Все рассмеялись, а Джейми поднялся и подошел ко мне, оставив Мальву и Иэна продолжать пререкания.

     - Как девочка? – спросил он, наливая горячую воду из чайника в кувшин с листьями.

     - Не уверена, - ответила я. – Фергюс … э … помогает ей.

     Джейми приподнял брови.

     - Как? – спросил он. – Не представляю, что мужчина может сделать в таком случае, кроме того, как только положить начало.

     - О, ты будешь удивлен, - заверила я его. – Я определенно была удивлена.

     Он выглядел заинтригованным, но от дальнейших вопросов его удержала миссис Баг, которая потребовала, чтобы все оставили обсуждать людей из книг, которые ничему хорошему не учат, а сели ужинать.

     Я уселась за ужин, но не могла есть, волнуясь за Марсали. Чай из малиновых листьев настоялся, пока мы ели, и, взяв его, я ушла в хирургическую, негромко постучав в дверь, прежде чем войти.

     Фергюс раскраснелся и запыхался, глаза его сияли, и он отказывался пойти и поесть, уверяя, что должен оставаться с женой. Его усилия принесли плоды, теперь схватки стали регулярными, хотя и с большими перерывами между ними.

     - Как только воды отойдут, все произойдет быстро, - сказала мне Марсали. Она тоже раскраснелась и как бы прислушивалась к себе. – Так всегда бывает.

     Я снова проверила сердцебиение ребенка, никаких заметных изменений, все еще неровное, но не слабое. Извинившись, вышла. Джейми был в своем кабинете напротив, я вошла и села возле него, чтобы быть неподалеку в случае необходимости.

     Он, как обычно, писал свои вечерние заметки для сестры, прерываясь время от времени, чтобы потереть правую руку. Вверху миссис Баг укладывала детей спать. Я слышала, как всхлипывала Фелисити, а Герман пытался успокоить ее песенкой.

     Из кабинета напротив слышалось тихое бормотание, передвижение и поскрипывание стола. А в глубине моего внутреннего уха, отдавалось эхом тихое частое биение сердца ребенка. Оно так легко могло прерваться.

     - Что ты делаешь, сассенах?

     Я удивленно дернулась.

     - Я ничего не делаю.

     - Ты так уставилась на стену, словно видишь сквозь нее, и тебе не нравится то, что ты видишь.

     - О, - я опустила взгляд и обнаружила, что неосознанно мяла юбку; на желтовато-коричневом домотканом полотне образовалось большое помятое пятно. – Вспоминаю свои неудачи.

     Он мгновение смотрел на меня, потом поднялся из-за стола, подошел и, встав сзади, стал массировать мне плечи теплыми сильными прикосновениями.

     - Какие неудачи? – спросил он.

     Я закрыла глаза и склонила голову, стараясь не застонать от боли в зажатых мышцах, и в то же время испытывая облегчение.

     - Ох, - вздохнула я. – Пациентов, которых я не смогла спасти. Ошибки. Несчастные случаи. Мертворожденные дети.

     Последнее слово повисло в воздухе, его руки замерли на мгновение, потом возобновили массаж более сильно.

     - Есть случаи, когда ты ничего не можешь поделать. Ты или кто-либо другой. Когда исправить что-либо ни в чьих силах.

     - Ты так не считаешь, когда это касается тебя, - заметила я. – Почему я должна.

     Он прекратил массаж, и я повернула голову, чтобы взглянуть на него. Он открыл рот, чтобы возразить, но не смог, тряхнул головой и вздохнул, сдаваясь.

     - Да, наверное, это так, - произнес он довольно сухо.

     - Это то, что греки называли гибрисом^[118], не так ли?

     Он негромко фыркнул, что можно было посчитать знаком веселья.

     - Да. И ты знаешь, к чему это ведет.

     - К одинокой скале под палящим солнцем и стервятнику, терзающему твою печень, - сказала я и рассмеялась.

     Джейми тоже рассмеялся.

     - Ну, одинокая скала под палящим солнцем – это хорошее место для встречи. И я не имею в виду стервятника.

     Его руки нажали в последний раз, но он их не убрал. Я откинула голову назад, прислонившись к нему и ощущая уют от его близости.

     В наступившей тишине мы слышали негромкие звуки из хирургической: приглушенное постанывание Марсали, тихие вопросы Фергюса на французском.

     Я подумала, что мы не должны слушать, но никто из нас не мог придумать, что сказать, чтобы заглушить звуки их разговора.

     Неясные слова Марсали, пауза, потом Фергюс что-то неуверенно произнес.

     - Да, как мы делали перед рождением Фелисити, - донеся голос Марсали, приглушенный, но отчетливый.

     - Да, но …

     - Подопри чем-нибудь дверь, - сказала она несколько нетерпеливо.

     Мы услышали шаги, и дверь открылась. На пороге появился Фергюс, черные волосы растрепались, рубашка была наполовину расстегнута, а его красивое лицо горело темным румянцем. Он увидел нас, и необычное выражение промелькнуло на его лице. Гордость, замешательство и что-то неуловимо … французское. Он криво ухмыльнулся Джейми и, с совершенно галльской беззаботностью пожав одним плечом, решительно закрыл дверь. Мы услышали скрип передвигаемого столика и мягкий звук удара, когда он стукнулся о дверь.

     Джейми и я обменялись озадаченными взглядами.

     Из-за закрытой двери раздалось хихиканье, сопровождаемое громким скрипом и шуршанием.

     - Он же не собирается … - начал Джейми и замолчал, выглядя потрясенным. – Он?

     Очевидно, да, если судить по равномерному поскрипыванию из хирургической.

     Я почувствовала, что покраснела от шока, но еще больше мне хотелось рассмеяться.

     - Ну … ээ… я слышала … хм … что иногда это усиливает родовую деятельность. Если ребенок долго не выходит, повитухи в Париже иногда советуют мужьям напиться и ээ … хм.

     Джейми уставился на дверь хирургической с недоверчивым видом, смешанным с толикой уважения.

     - И он даже ни глотка не выпил. И если он это делает, у маленького ублюдка железные яйца.

     Иэн, вышедший в коридор, услышал последние слова и остановился. Он прислушался к звукам, доносящимся из хирургической, поглядел на Джейми, на меня, на двери, покачал головой и, развернувшись, вернулся на кухню.

     Джейми протянул руки и тихонько прикрыл дверь кабинета.

     Без слов он снова уселся за стол, взял перо и продолжил писать. Я подошла к книжной полке и уставилась на потертые корешки книг.

     Выдумки иногда являются только выдумками. Иногда нет.

     Меня редко посещали личные воспоминания, когда я занималась пациентами; у меня на них не было времени. Но сейчас его было в избытке, и было яркое воспоминание о ночи перед рождением Бри.

     Часто говорят, что женщины забывают, что собой представляют роды, иначе никто снова не решился бы на них. Что касается меня, я все отлично помнила.

     Чувство всеобщего замедления, в особенности. Бесконечно тянущееся время до конца, когда кажется, что он никогда не наступит, когда ощущаешь себя погруженной в доисторическую яму со смолой, и любое сопротивление обречено на провал. Каждый сантиметр кожи кажется истончившимся, как и нервы.

     Нет, ты не забываешь, что такое роды. Просто ты подходишь к такому состоянию, когда тебе все равно, как они пройдут, и хочется лишь как можно быстрее избавиться от беременности.

     Я достигла такого состояния за две недели до срока. Срок пришел … и прошел. Неделей позже я находилась в состоянии хронической истерии, если кто-то мог быть одновременно и в истерике, и в полнейшей апатии.

     Фрэнк физически был в лучшем состоянии, чем я, но нервы были не лучше. Мы оба испытывали страх, не от родов, а от того, что может последовать за этим. Фрэнк, будучи самим собой, отреагировал на страх, став внешне еще более спокойным и углубленным в себя, где он мог все контролировать, и куда ничего не впускал.

     Но я была не в настроении уважать чьи-либо барьеры и разразилась слезами, когда радостная акушерка сообщила, что у меня шейка не открыта, и, вероятно, нужно еще несколько дней или даже неделя.

     Чтобы успокоить меня, Фрэнк стал растирать мне ноги. Потом спину, шею, плечи, все до чего я позволила ему прикоснуться. Постепенно я устала от слез и лежала спокойно под его прикосновениями. И … мы оба были напуганы, страшно нуждались в утешении, и оба не находили слов, чтобы дать его друг другу.

     И он занялся со мной любовью, медленно и нежно, и мы уснули в объятиях друг друга, чтобы в панике проснуться через несколько часов, когда у меня отошли воды.

     - Клэр! – по-видимому, Джейми окликал меня уже несколько раз. Я настолько погрузилась в воспоминания, что забыла, где нахожусь.

     - Что? – я развернулась с бьющимся сердцем. – Что-то случилось?

     - Еще нет, - он смотрел на меня, сведя брови, потом встал и подошел.

     - Ты в порядке, сассенах?

     - Да. Я просто … задумалась.

     - Да, я вижу, - сухо произнес он. Он заколебался, затем, когда из хирургической донесся довольно выразительный стон, взял меня за локоть.

     - Ты боишься? – спросил он мягко. – Что сама можешь быть беременной?

     - Нет, - ответила я и услышала в своем голосе нотку опустошения также ясно, как и он. – Я знаю, что не беременна. – Я подняла на него взгляд, затуманенный непролитыми слезами. – И мне грустно, что это не так, что я никогда не буду беременной.

     Я моргнула и увидела такие же эмоции на его лице: грусть и облегчение, смешанными в такой пропорции, что невозможно было сказать, чего больше.

     Мы некоторое время стояли молча. Потом звуки из хирургической изменились. Сначала был негромкий удивленный вскрик, более громкое восклицание на французском, звук ног, стукнувшихся о деревянные половицы, и всплеск, несомненно, амниотических вод.

     Далее все случилось быстро. Через час я увидела верхушку черепа, покрытую черными волосами.

     - У него много волос, - сообщила я, втирая в промежность масло. – Аккуратнее, не тужься так сильно! Еще рано. – Я обхватила голову ладонью. – У него очень большая голова.

     - Я даже не думала про это, - сказала раскрасневшаяся и запыхавшаяся Марсали. – Спасибо, что сказала.

     У меня не было времени рассмеяться, потому что вся голова оказалась в моей ладони лицом вниз. Пуповина обвилась вокруг шеи, но, слава богу, не туго. Я подтолкнула под нее палец, освободила шею ребенка, и не успела сказать: «Тужься!», как Марсали издала крик, долетевший, наверное, до Китая, и выстрелила ребенка прямо мне в живот.

     Я словно держала в руках смазанного жиром поросенка. Отчаянно боясь его выронить, перевернула существо вниз головой, чтоб проверить дышит ли он.

     Тут раздались взволнованные восклицания Мальвы и миссис Баг, и звуки тяжелых шагов в коридоре.

     Я ощупала лицо младенца, торопливо очистила его ноздри и рот, вдохнула воздух в рот и постучала пальцем по подошве одной ноги. Нога рефлекторно дернулась, рот открылся в голодном реве.

     - Bon soir, Monsieur L’Oeuf^[119], - сказала я, быстро убедившись, что это действительно месье.

     - Месье? – лицо Фергюса растянула улыбка от уха до уха.

     - Месье, - подтвердила я и, торопливо завернув дитя в пеленку, сунула его в руки отца, а сама взялась за обработку пуповины и уходом за матерью.

     Его мать, слава богу, чувствовала себя хорошо. Усталая и покрытая потом, но улыбающаяся. Как и все в комнате. Пол был затоптан, постель промокла, воздух пропитан острыми запахами рождения, но в волнении никто этого не замечал.

     Я мяла живот Марсали, побуждая матку сжаться. Миссис Баг принесла ей огромную кружку пива.

     - Он в порядке? – спросила она, жадно проглотив пиво. – Правда, в порядке?

     - Ну, у него две руки, две ноги и голова, - ответила я. – У меня не было времени посчитать пальчики на его руках и ногах.

     Фергюс положил ребенка на стол рядом с Марсали.

     - Посмотри сама, ma cher^[120], - сказал он и откинул край пеленки, потом моргнул и, нахмурившись, наклонился ближе.

     Иэн и Джейми замолчали, увидев это.

     Внезапная тишина наполнила комнату. Мальва удивленно переводила взгляд с одного на другого.

     - Маман?

     Полусонный Герман стоял на пороге.

     - Он здесь? Monsieur L’Oeuf?

     Не ожидая ответа или разрешения, он подошел ближе и наклонился над залитой кровью постелью, уставившись на новорожденного брата.

     - Он смешно выглядит, - сказал он и немного нахмурился. – Что с ним?

     Фергюс, который стоял застывший, также как и мы все, взглянул на Германа, потом на дитя и снова на первенца.

     - Il est un nain^[121]. Он карлик.

     Фергюс не закрыл дверь, и порыв ветра задул свечи, оставив нас в полусумраке, освещаемым лишь мерцанием жаровни.

     Глава 36. ЗИМНИЕ ВОЛКИ

     Маленький Генри-Кристиан казался совершенно здоровым, просто был карликом. Хотя присутствовала небольшая желтушность. От слабого золотистого оттенка его круглые щечки, казалось, сияли, как лепестки нарцисса. С густым волосяным покровом черного цвета на голове он мог бы казаться крошечным китайчонком, если бы не большие голубые глаза.

     В какой-то степени я должна была быть благодарной ему. Ничто, кроме рождения карлика, не смогло бы отвлечь внимание Риджа от меня и событий последнего месяца. А теперь люди уже не глазели на мое подживающее лицо и не заикались, пытаясь найти слова в разговоре со мной. У них и так было что сказать – мне, друг другу и, зачастую, самой Марсали, если я или Бри не могли вовремя их остановить.

     Полагаю, у них нашлось бы что-нибудь сказать и Фергюсу, если бы они увидели его. Он вернулся три дня спустя после рождения ребенка, молчаливый с мрачным лицом. Он остался лишь на то время, чтобы узнать имя мальчика, которое ему дала Марсали, коротко переговорил с ней наедине. И снова исчез.

     Если она знала, где он, она не говорила. Некоторое время она и дети оставались в Большом доме. Она улыбалась и уделяла внимание детям, как любая мать, но все время словно к чему-то прислушивалась. К шагам Фергюса?

     Одно хорошо: Генри-Кристиан всегда был рядом с ней; она или носила его на слинге, или держала в корзинке возле себя. Я видела родителей, у которых рождались дети с дефектами, и зачастую они отдалялись от них, неспособные справиться с ситуацией. Марсали же наоборот защищала его изо всех сил.

     Посетители якобы приходили за советом к Джейми, за настойками или мазями ко мне, но в действительности хотели поглазеть на Генри-Кристиана. Поэтому неудивительно, что Марсали напряглась и прижала ребенка к груди, когда задняя дверь открылась, и на порог упала тень.

     Но потом она расслабилась, когда увидела, что посетителем был Молодой Иэн.

     - Привет, кузина, - сказал он, улыбаясь. – Как ты, как ребенок?

     - Очень хорошо, - твердо произнесла она. – Пришел навестить своего нового кузена? – Она пристально поглядела на него.

     - Да, и принес ему небольшой подарок, - он прикоснулся широкой ладонью к выпуклости на своей рубашке. – Вы, надеюсь, тоже в порядке, тетушка Клэр?

     - Привет, Иэн, - сказала я и поднялась, отложив в сторону рубашку, которую зашивала. – Да, в порядке. Хочешь пива? – Я была рада видеть его. Я составляла компанию Марсали, или точнее стояла на страже, отгоняя наиболее неприятных посетителей, пока миссис Баг кормила цыплят. Но в хирургической кипел отвар из крапивы, и мне нужно было его проверить.

     Оставив их с закусками, я сбежала в свой кабинет и провела приятные четверть часа среди резковатого запаха и уюта трав, процедив настой и перебрав кучку розмарина для сушки. Такое уединение было очень редким в эти дни, особенно, когда дети выскакивали из-под ног, словно грибы. Я знала, что Марсали стремилась вернуться домой, но я не хотела отпускать ее без Фергюса, который помогал бы ей

     - Проклятый мужлан, - пробормотала я. – Эгоистичная тварь.

     Очевидно, не я одна так думала. Когда я, воняющая розмарином и корнем женьшеня, возвращалась назад, то услышала подобные высказывания от Марсали, которая разговаривала с Иэном.

     - Я знаю, что он расстроен, кто бы не расстроился? – говорила она голосом, полным боли. – Но почему он убежал и оставил нас одних? Ты с ним разговаривал, Иэн? Он что-нибудь сказал?

     Вот в чем дело. Очевидно, Иэн в одном из своих таинственных путешествий натолкнулся на Фергюса и рассказал об этом Марсали.

     - Да, - ответил он после секундного колебания, - немного. – Я отступила назад, не желая прерывать их, но могла видеть его лицо со свирепой татуировкой, противоречившей сочувствию в его глазах. Он перегнулся через стол и протянул руки. – Могу я подержать его, кузина? Пожалуйста.

     Марсали застыла от удивления, но затем протянула ребенка, который заворочался в пеленках, но быстро успокоился, прижавшись к плечу Иэна и чмокая ротиком. Иэн с улыбкой наклонил голову и поцеловал большую круглую голову Генри-Кристиана.

     Он что-то ласково произнес ребенку, на языке могавков, подумала я.

     - Что ты сказал? – полюбопытствовала Марсали.

     - Что-то вроде благословения, - он мягко погладил спинку ребенка. – Призвал ветер ему в помощь, небо, чтобы дать укрытие, землю, чтобы приносить ему пищу.

     - О, - произнесла растрогано Марсали, - это так мило, Иэн. – Но затем снова вскинула голову, не желая отвлекаться от интересующей ее темы. – Ты сказал, что говорил с Фергюсом?

     Иэн кивнул, не открывая глаз, прижавшись щекой к голове ребенка. Он некоторое время молчал, но я видела, как дернулось адамово яблоко, когда он сглотнул.

     - У меня был ребенок, - прошептал он так тихо, что я едва услышала его.

     Марсали замерла; иголка, которую она взяла, блеснула в ее руке. Потом двигаясь очень медленно, она положила ее назад.

     - Да? – произнесла она также тихо, как и он. Затем встала, обошла стол, шурша юбками, и села на скамью рядом с ним, положив свою маленькую руку на его локоть.

     Он не открыл глаза, но потянул воздух и, прижав ребенка к сердцу, начал говорить голосом, едва ли более громким, чем треск огня в очаге.

     Он проснулся с ощущением, что происходит что-то очень плохое. Он перекатился по платформе к краю, где лежало его оружие, но прежде чем смог схватить нож или копье, снова услышал звук, который, по-видимому, его разбудил. Звук слышался позади него, похожий на тихое резко прерывающееся дыхание, но он услышал в нем и боль, и страх.

     Огонь почти прогорел; он мог видеть только силуэт головы Вако’текехнонсы, очерченный красноватым мерцанием очага, и две выпуклости под мехом: плечи и бедро. Она не двигалась и больше не задыхалась, но что-то в этих темных изгибах ударило его прямо в сердце, как томагавк в центр мишени.

     Он с силой схватил ее за плечо, желая убедиться, что с ней все в порядке. Ее маленькие кости были жесткими под слоем плоти. Он не мог найти подходящие слова; все слова на кахиен-кехака вылетели у него из головы, и он сказал первое, что смог:

     - Девочка … любимая … что с тобой? Святой Михаил защити нас, ты в порядке?

     Она не повернулась; что-то, словно рябь от брошенного в воду камня, прошло по ее телу, и она снова сухо всхлипнула.

     Он, как был обнаженный, выскочил из-под шкур и позвал на помощь. В дымном свете длинного дома к нему с вопросами подбежали люди. Он не мог говорить, и в этом не было нужды. Через несколько мгновений здесь была Тевактеньон с суровым выражением в резких чертах старого лица, и несколько женщин оттолкнули его, унося Эмили, завернутую в оленью шкуру.

     Он вышел с ними наружу, но они проигнорировали его, скрывшись в женском доме на конце деревни. Двое или трое мужчин тоже вышли на улицу, посмотрели вслед женщинам, пожали плечами и зашли внутрь. Было очень холодно и темно и, совершенно, ясно, что дело касалось только женщин.

     Спустя короткое время он тоже вошел в дом, но только для того, чтобы одеться. Он не мог оставаться в длинном доме, не рядом с пустой постелью, пахнущей кровью. На нем тоже была кровь, но он не остановился смыть ее.

     Звезды уже померкли, но небо все еще было черным. Было очень холодно и очень тихо.

     Шкура, висевшая на дверном проеме, шевельнулась, и из дома серой тенью, словно призрак, выскользнул Ролло. Большой пес потянулся, поскуливая от холода, потом потряс мохнатым загривком и, выпустив облако белого пара, потрусил к своему хозяину. Он со смиренным видом уселся рядом с Иэном и привалился к его ноге.

     Иэн постоял, вглядываясь в дом, куда унесли Эмили. Его лицо горело от беспокойства, его тело горело, словно раскаленный уголь, но он мог чувствовать, как тепло постепенно изливалось из него в холодное небо, а его сердце чернело. Наконец, он хлопнул себя по бедрам и быстрыми шагами направился в лес; большой пес беззвучно бежал рядом.

     - Пресвятая дева, милосердная … - он не обращал внимания, куда идет, молясь вслух, чтобы найти утешение в звуках собственного голоса в этой темноте.

     Может ему стоит помолиться одному из духов могавков, подумал он. Рассердятся ли они, что он молится своему богу и его матери? Не отомстят ли они за такое пренебрежение его жене и ребенку?

     Ребенок уже мертв. Он понятия не имел, откуда пришло к нему это знание, но он точно знал, что это так, словно кто-то сказал ему об этом. Это знание было отстраненным и пока не несло горя, просто факт, который, он знал, был правдой.

     Он шел дальше и дальше в лес, шагом, потом бегом, останавливаясь, чтобы отдышаться. Холодный неподвижный воздух, пахнущий гнилушками и скипидаром, резал кожу, но деревья что-то тихо шептали, когда он проходил мимо. Эмили могла слышать их; она знала их тайные голоса.

     - Да, и что хорошего? – пробормотал он, поднимая лицо к беззвездной пропасти между ветвями. – Вы не скажите ничего, что нужно знать. Вы не знаете, что с ней сейчас, не так ли?

     Временами он мог слышать шуршание собачьих лап по мертвым листьям прямо за своей спиной и глухое постукивание когтей на участках голой земли. Иногда он запинался, не видя в темноте дорогу, один раз упал, поранившись, неуклюже встал на ноги и побежал. Он перестал молиться; его мозг уже не мог формулировать предложения из обрывков слов на языках, которые он знал, и он, задыхаясь, продолжал бежать.

     Он мог ощущать ее тело, прижавшееся к нему, ее полные груди в своих ладонях, ее маленькие круглые ягодицы, неистово бьющиеся о его тело, когда он с силой в нее вколачивался. О, боже, он знал, что не должен был это делать, он знал! И все же он делал это, ночь за ночью, безумно желая ее влажную тесную глубину, хотя день, когда он должен был прекратить, давно прошел. Эгоистичный, не о чем не думающий, сумасшедший и свирепый от похоти …

     Он бежал, и ее деревья обвиняли его, когда он пробегал под ними.

     Ему нужно остановиться, чтобы отдышаться. Небо утратило черноту, приобретя цвет, который бывает перед рассветом. Пес ткнулся в него носом, тихо поскуливая.

     Пот струился по его телу под кожаной рубашкой, промокая брюки между ног. Его интимные места замерзли и сморщились, прижимаясь к телу, он мог чувствовать свой запах, едкий и острый запах страха и потери.

     Ролло поднял уши, взвыл и сделал шаг назад и еще назад, и еще, нервно виляя хвостом. Идем, говорил он также ясно, как и словами. Идем.

     Самому же Иэну хотелось улечься на сухие листья, зарыться в них лицом и больше не вставать. Но привычка обращать внимание на пса взяла свое.

     - Что? – пробормотал он, утирая рукавом мокрое лицо. – В чем дело?

     Ролло рыкнул глубоко в горле. Он застыл, шерсть на загривке поднялась. Иэн увидел его позу, и это помогло ему вынырнуть из тумана отчаяния. Его рука потянулась к поясу и не нашла там ничего. Христос, у него нет даже ножа!

     Ролло зарычал громче, предупреждая. Иэн осмотрелся, но увидел лишь темные стволы кедров и сосен, тени у их подножий и туман между ними.

     Торговец-француз, который посетил их, называл такой час и такой свет l’heure du loup^[122] - час волка. И очень обоснованно, это было время охоты, когда ночь тускнеет, поднимается легкий ветерок, как всегда бывает перед рассветом, и приносит запах добычи.

     Его рука потянулась к другому боку на поясе; здесь должен был висеть мешочек с мазью: гусиный жир, смешанный с листьями мяты, предназначенный для сокрытия запаха охотящегося мужчины … или мужчины, за которым охотятся. Но и здесь было пусто; его сердце забилось сильно и часто, когда холодный ветер высушил пот на его теле.

     Пасть Ролло была оскалена, а рычание напоминало перекаты грома. Иэн наклонился и поднял с земли сосновый сук. Он был достаточно длинен, но не так крепок, как хотелось бы, и громоздкий, расщепляющийся на две ветви.

     - Домой, - прошептал он псу. Он понятия не имел, где находится, и в какой стороне деревня, но Ролло знал.

     Пес попятился, не спуская глаз с темных теней. Они движутся, эти тени?

     Он пятился, чувствуя подъем почвы под подошвами мокасин, ощущая присутствие Ролло по шуршанию, которые производили его лапы, и тихому подвыванию, издаваемому им время от времени. Вот. Тени двигались! Серая форма, слишком далеко и быстро, чтобы распознать, но, тем не менее, узнаваемая лишь от одного своего присутствия.

     Где одна тень, там и другие. Они не охотятся поодиночке. Он повернулся и почти побежал. Не паникуя, несмотря на страх, сжимающий желудок. Быстрая ровная трусца, пробежка горцев, которой научил его дядя, и которая позволяет поглощать бесконечные мили крутых шотландских гор без истощения. Он должен поберечь силы для драки.

     Он криво усмехнулся при этой мысли, отламывая отростки со своей дубинки. Некоторое время назад ему хотелось умереть и, вероятно, еще захочет, если Эмили … Но не сейчас. Если Эмили … Кроме того, есть еще пес. Ролло не оставит его, они должны защитить друг друга.

     Где-то поблизости была вода, он мог слышать ее булькающие под ветром звуки. Но ветер донес и другой звук, длинный сверхъестественный вой, от которого на его лице снова выступил холодный пот. Ему ответил второй, с запада. Все еще далеко, но они охотились, а на нем была ее кровь.

     Он развернулся в поисках воды. Это был небольшой ручеек не более чем несколько футов в ширину. Он бросился в него, не раздумывая, разбив лед у берега. Холод куснул его ноги и ступни, когда ледяная вода намочила брючины и налилась в мокасины. Он на мгновение остановился, чтобы снять их, боясь, что их может унести течением. Мокасины из лосиной шкуры сшила для него Эмили.

     Ролло преодолел поток в два гигантских прыжка и остановился на другом берегу, отряхиваясь от воды. Иэн остался по колено в воде. Волки улавливают запах в воздухе и на земле, не стоит облегчать им задачу.

     Он засунул мокасины за пазуху, ледяные капельки побежали вниз по груди и животу, промокая брюки между ног. Его ноги онемели от холода; круглые камни под его ступнями были скользкими от водорослей, и время от времени он поскальзывался и балансировал, чтобы сохранить равновесие.

     Он мог слышать волков уже ясно, что было плохо. Ветер поменялся, и уже дул в его сторону, принося их голоса. Или сейчас они просто были ближе?

     Ближе. Ролло бешено метался по берегу, воя и рыча, торопя его короткими взвизгами. Дрожа и задыхаясь, Иэн выбрался из воды на оленью тропу, спускающуюся к ручью. Потребовалось несколько попыток, чтобы надеть мокасины. Промокшая кожа задубела, а его руки и ноги отказывались работать. Ему пришлось положить дубинку на землю, чтобы задействовать обе руки.

     Он как раз надел второй мокасин, когда Ролло бросился вдоль берега, угрожающе рыча. Он развернулся на подмерзшей грязи и схватил дубинку, как раз вовремя, чтобы увидеть серую форму размером с Ролло на противоположном берегу. Он вскрикнул и рефлекторно метнул дубинку; она перелетела через ручей и ударилась о землю рядом с волком, и в то же мгновение существо исчезло. На некоторое время он потрясенно застыл. Он же не вообразил себе это?

     Нет. Ролло бесновался и рычал, оскалив клыки, клочья пены срывались с его пасти. На берегу были камни; Иэн схватил один, другой, набрал горсть, другую, больно ударяя пальцы о камни и замерзшую почву, поднял подол рубашки, делая своеобразный мешок для них.

     Вдалеке завыл волк, ему ответил другой так близко, что волосы на его затылке поднялись. Он запустил камнем в сторону этого воя, повернулся и побежал, камни в подоле ударяли его по животу.

     Небо осветилось зарей. Сердце и легкие разрывались от нужды в крови и воздухе, и все же ему казалось, что он бежит медленно, плывя над лесной подстилкой, словно облако. Он мог видеть каждое дерево, каждую иголку на ели, короткую и толстую, серебристо-зеленую в утреннем свете.

     Он дышал с трудом, его зрение туманилось и прояснялось, когда он смаргивал слезы, появляющиеся в его глазах от усилий. Ветка ударила его по лицу, на мгновение ослепив.

     - Можжевельник, спаси меня! – выдохнул он на кахниен’кехака, словно никогда не говорил на английском и не молился Христу и его матери.

     Сзади. Это был тихий голос, наверное, голос его инстинкта, он мгновенно развернулся и запустил камнем, потом другим и еще другим изо всех своих сил. Прозвучал звук удара и взвизг, Ролло бешено перебирал ногами, пытаясь развернуться и атаковать.

     - Идем, идем, идем! – он схватил пса за загривок, развернул и потянул за собой.

     Сейчас он мог слышать их или думал, что слышит. Ветер, пришедший с рассветом, шелестел среди деревьев, и они шептали над его головой, указывая путь, когда он бежал. Он не видел ничего, только сливающиеся цвета, но ощущал их присутствие в своей голове, колючее прикосновение игл елей и пихт, коры белой осины гладкой, как у женщины, скользкой от крови.

     Беги туда, теперь сюда, казалось, слышал он и следовал за свистом ветра.

     Вой раздался у него за спиной, за которым следовали короткие взвизги. Близко, так близко! Он швырял камни назад, когда бежал, не глядя, не имея возможности развернуться и прицелиться.

     Потом камни закончились, он бросил пустой подол рубашки; в ушах стучало то ли его дыхание, то ли собаки … или тварей позади него.

     Сколько их? Сколько еще бежать? Он начинал пошатываться, красно-черные полосы мелькали перед его глазами. Если до деревни далеко, ему конец.

     Он пошатнулся, заваливаясь набок, натолкнулся на упругую ветку дерева, которая согнулась под его весом, потом распрямилась, сильно толкнув его, и он смог удержаться на ногах. Однако он потерял импульс и направление.

     - Где? – вопросил он у деревьев, задыхаясь, - Куда?

     Если ответ и был, он его не услышал. Сзади него раздалось рычание и глухие звуки ударов, безумная драка, сопровождаемая рычанием и взвизгами дерущихся собак.

     - Ролло! – он развернулся, бросился назад, продираясь сквозь заросли, и обнаружил сцепившихся в драке пса и волка.

     Он с криком рванулся вперед, дико колотя и пиная, испытывая радость от того, что, наконец, нашлось кого бить, даже если это будет его последняя битва. Зубы рванули брюки на ноге, но он почувствовал только сотрясение от удара, когда впечатал коленом в бок волка. Тот взвизгнул и откатился в сторону, но тут же вскочил, развернувшись к нему.

     Потом волк прыгнул, ударив его лапами в грудь. Иэн упал на спину, ударился вскользь головой обо что-то и на мгновение потерял дыхание, очнувшись, обнаружил, что удерживает руками слюнявую пасть, чтобы челюсти не сомкнулись на его горле.

     Ролло прыгнул волку на спину; руки Иэна подогнулись, и его похоронило под вонючим мехом и оскаленными зубами. Он вытянул руку, слепо ища что-нибудь, что можно использовать в качестве оружия, или точку опоры, за которую можно схватиться и вылезти из-под тел, и схватил что-то твердое. Он вытащил это изо мха и ударил волка по голове. Осколки выбитых зубов полетели в воздухе и ударили его в лицо. Он ударял снова и снова, рыдая.

     Ролло подвывал, издавая высокие ноющие звуки … нет, это он сам. Он еще раз ударил камнем по разбитой голове волка, но тот уже прекратил драться. Хищник лежал поперек его ног, суча ногами, и его глаза стекленели, прощаясь с жизнью. С яростным отвращением он столкнул тело со своих ног. Ролло, вцепившийся в горло волка, разорвал его; брызги теплой крови и плоти разлетелись во все стороны.

     Иэн закрыл глаза и сидел неподвижно. Казалось невозможным двинуться или начать думать.

     Через некоторое время он смог открыть глаза и начать дышать. За его спиной было большое дерево, он упал на него, когда волк напал, а теперь оно стало ему опорой. Среди искривленных корней была видна ямка, откуда он выцарапал камень.

     Он все еще держал его, казалось, тот прирос к его коже, и невозможно было разжать руку. Когда он пригляделся, то увидел, что камень раздробился; острые края порезали его ладонь, и высыхающая кровь приклеила к ней осколки. Используя другую руку, он распрямил согнутые пальцы и сбросил остатки камня с ладони. Соскребя с корней мох, он сделал из него комок, положил его на ладонь и сжал пальцы.

     Невдалеке раздался волчий вой. Ролло, лежащий рядом с ним на земле, поднял голову и негромко тявкнул. Вой повторился, казалось, в нем слышались вопросительные беспокойные ноты.

     Впервые он посмотрел на тушу волка. На мгновение ему показалось, что тело двигается, он потряс головой и снова взглянул.

     Оно шевелилось. Набухший живот слегка приподнялся, и в утреннем свете он увидел среди меха небольшие розовые соски. Не стая, пара. Хотя уже не пара. Волк в отдалении снова завыл; Иэн наклонился вбок, и его вырвало.

     Немного времени спустя его нашел Черепаха. Он сидел возле мертвого волка, прислонившись спиной к стволу кедра, рядом лежал Ролло. Черепаха присел на корточки неподалеку и, покачиваясь на пятках, стал ждать.

     - Хорошая охота, брат волка, - наконец, произнес он, приветствуя. Иэн почувствовал, что узел внутри его ослабевает. В спокойном тоне голоса Черепахи не было грусти. Значит, она жива.

     - Та, с кем я делю очаг, - начал Иэн, тщательно избегая называть ее по имени, чтобы не привлечь к ней злых духов, - она в порядке?

     Мужчина закрыл глаза и приподнял брови и плечи. Он жива и не в опасности. Но не дело мужчины рассказывать об этом. Иэн не упомянул о ребенке, Черепаха тоже.

     Черепаха принес ружье, лук и, конечно, его нож, который он вынул из-за пояса и протянул Иэну.

     - Тебе будет нужны шкуры, - сказал он, - завернуть сына, когда он родится.

     Дрожь прошла по телу Иэну, словно шквал холодного дождя по обнаженной коже. Мужчина увидел выражение на лице Иэна и отвернулся, избегая его взгляда.

     - Дитя была девочкой, - сказал он спокойно. – Тевактеньон сказала моей жене, когда пришла за кроличьей шкуркой, чтобы завернуть тело.

     Мускулы его живота напряглись и задрожали, на мгновение Иэну показалась, что его кожа сейчас лопнет. Он сглотнул пересохшим горлом, выбросил кусочек мха и, взяв нож пораненной рукой, наклонился над волком.

     Черепаха заинтересованно потыкал осколки окровавленного камня, но раздавшийся вой заставил его настороженно вскочить.

     Вой, полный потери и одиночества, эхом метался среди деревьев, и кроны деревьев над ним беспокойно шумели. Нож быстро прошелся по бледному животу, разделяя два ряда розовых сосков.

     - Ее муж рядом, - не поднимая головы, произнес брат волка. – Иди и убей его.

     Марсали смотрела на него, широко открыв глаза и едва дыша. Грусть в ее глазах все еще оставалась, но померкла, перекрытая состраданием. Гнев покинул ее; она взяла Генри-Кристиана на руки и, прижав сверток обеими руками к груди, уткнулась щекой в круглую головку ребенка.

     - О, Иэн, - тихо произнесла она. - Mo charaid, mo chridhe.^[123]

     Он сидел, уставившись на тесно сжатые руки, лежащие на его коленях, и, кажется, не слышал ее. Наконец, он шевельнулся, словно пробуждаясь от сна. Не поднимая головы, он вытащил из-за ворота рубашки круглый сверток, перевязанный косичкой из волос, украшенной ракушками.

     Он развязал косичку и, подавшись вперед, накинул на плечи малыша выделанную шкурку нерожденного волчонка. Его большие костистые ладони разгладили бледный мех, на мгновение пожав руку Маросали там, где она держала ребенка.

     - Поверь мне, кузина, - сказал он. – Твой муж горюет, но он вернется. – Потом он встал и вышел молчаливый, как индеец.

     Глава 37. ХОЗЯИН СМОРЧКОВ

     В маленькой известковой пещере, которую мы использовали в качестве хлева, сейчас находилась одна коза с двумя недавно родившимися козлятами. Всех животных, появившихся на свет весной, выпроводили кормиться в лес вместе со своими матерями, и лишь коза все еще пользовалась объедками с кухонного стола и маленькими потрескавшимися початками кукурузы.

     Дождь шел уже несколько дней, и это утро родилось таким же облачным и сырым. С каждого листа стекали капли влаги, воздух был наполнен запахами смолы и прелой листвы. Положительным было то, что тучи заставили утихомириться птиц. Сойки и пересмешники быстро соображали, когда люди несли еду, и когда я поднималась на холм с тазиком в руках, они налетали на меня, словно бомбы.

     Сейчас я была настороже, но даже при этом какая-то смелая сойка голубой молнией упала с ветки и приземлилась на тазик, испугав меня. Прежде чем я смогла отреагировать, она схватила кусок кукурузной булочки и взлетела так быстро, что я могла бы засомневаться – видела ли я ее, если бы не мое колотящееся сердце. К счастью, я не уронила тазик и, заслышав триумфальные крики в ветвях, поспешила в пещеру, чтобы товарки этой нахальной птицы не повторили ее маневр.

     Я была удивлена, обнаружив, что щеколда на верхней половине голландских дверей была отодвинута, а створки были приоткрыты на один или два дюйма. Конечно, коза не могла сбежать, но лисы или еноты могли легко подняться по нижней половине, и потому они обе закрывались на ночь. Вероятно, щеколду забыл закрыть мистер Вемисс; это была его работа убирать старую солому и загонять стадо на ночь.

     Как только я толкнула створки, я поняла, что мистер Вемисс не виноват. У моих ног сильно зашуршала солома, и что-то большое задвигалось в темноте.

     Я издала громкий крик и на этот раз выронила тазик, который со звоном упал; остатки еды рассыпались по полу, а коза испуганно заблеяла.

     - Пардон, миледи!

     Прижав руку к сердцу, я отошла от двери, и свет из ее проема упал на Фергюса, который свернулся на полу. Соломинки торчали из его волос, словно у безумной из Шайо^[124].

     - О, значит, ты здесь, - холодно произнесла я.

     Он моргнул и сглотнул, проведя рукой по отросшей щетине.

     - Я … да, - кажется, ему больше нечего было сказать. Я постояла некоторое время, уставившись на него сердитым взглядом, потом наклонилась собрать картофельные очистки и другие объедки, рассыпавшиеся из тазика. Фергюс двинулся, чтобы помочь мне, но я остановила его взмахом руки.

     Пока я собирала, он сидел неподвижно, обхватив колени руками, и наблюдал за мной. Внутри пещеры было сумрачно, и с растений на откосе скалы постоянно капало, так что в дверном проеме образовался своеобразный занавес из капелек.

     Коза, признав меня, замолкла и, просунув голову между жердями, принялась тянуться синим, как у муравьеда, языком к подкатившемуся к загону огрызку яблока. Я подняла его и протянула козе, раздумывая, с чего начать разговор.

     - С Генри-Кристианом все хорошо, - сказала я, так и не придумав, что сказать. – Набирает вес.

     Я замолчала и перегнулась через жерди, чтобы высыпать корм в деревянное корыто.

     Мертвое молчание. Я подождала секунду, потом повернулась, уперев руку в бок.

     - Он очень милый малыш, - сказала я.

     Я слышала его дыхание, но он молчал. С громким фырканьем я подошла к двери и пинком распахнула створки ее нижней половины; неяркий свет дождливого утра высветил фигуру Фергюса. Он сидел, упрямо отвернув голову. Даже на расстоянии я могла ощущать его резкий запах; он пах горьким потом и голодом.

     Я вздохнула.

     - Такие карлики обладают вполне нормальным разумом. Я тщательно проверила его, и у него совершенно обычные рефлексы. И нет никаких препятствий для него, чтобы получить образование и работу … где-нибудь.

     - Где-нибудь? – откликнулся Фергюс голосом, полным горького сарказма. – Где-нибудь. – Он, наконец, повернулся ко мне лицом, и я увидела отчаяние в его глазах. – Со всем уважением, миледи … но вы понятия не имеете, что такое жизнь карлика.

     - А ты имеешь? - спросила я скорее с любопытством, чем с вызовом.

     - Да, - прошептал он и сглотнул. – В Париже.

     Бордель в Париже, в котором он вырос, был очень большим, имел самую разнообразную клиентуру и славился тем, что мог удовлетворить любые запросы.

     - В доме были женщины и, конечно, дети. Это основные обитатели борделя. Но всегда были те, кому хотелось … экзотики, и они платили за это. Время от времени мадам посылала за теми, кто занимался такими вещами. La Maоtresse des Scorpions—avec les flagellantes, tu comprends? Ou Le Maоtre des Champignons.^[125]

     - Хозяин грибов? – удивилась я.

     - Oui^[126]. Хозяин карликов.

     Его лицо осунулось, глаза впали и словно смотрели внутрь. В своей памяти он видел сцены и людей, о которых не вспоминал многие годы. И эти воспоминания не радовали его.

     - Les chanterelles^[127], мы называли их так, - тихо произнес он. – Женщин. А мужчины, они были les morels^[128].

     Сморчки, экзотические грибы, ценимые за их причудливые формы и странный вкус.

     - С ними не обращались очень плохо, - отстраненно произнес он. – Их ценили. Хозяин покупал таких детей у родителей или подбирал на улицах. В борделе однажды родился карлик, и мадам очень радовалась такой удаче.

     Он взглянул вниз на свои руки; его длинные пальцы беспокойно перебирали ткань бриджей.

     - Подбирали на улицах, - повторил он. – Кто не попадал в бордель, становились бродягами. Я был знаком с одним. Его звали Люк. Иногда мы помогали друг другу. – Легкая улыбка коснулась его губ, и он сделал жест здоровой рукой, словно лез в карман.

     - Но он был один, - продолжил он. – У него не было хозяина, и однажды я нашел его на улице с перерезанным горлом. Я сказал об этом мадам; она послала привратника подобрать тело и продала его ближайшему врачу.

     Я не стала спрашивать, зачем врачу понадобилось тело Люка. Я видела широкие высушенные руки карликов, которые продавали для гадания и защиты. И другие части тела.

     - Я понимаю, почему в борделе было безопаснее, - начала я, сильно сглотнув. – Но все же …

     Фергюс, который сидел, опустив голову на руки, взглянул на меня.

     - Я раздвигал свои ягодицы за деньги, миледи, - просто сказал он. – И не особенно расстраивался из-за этого, если не было больно. Но потом я встретил милорда и обнаружил мир вне борделя и улиц. То, что мой сын может вернуться в те места … - он резко замолк, не способный говорить дальше. Закрыв глаза, он медленно покачал головой.

     - Фергюс, дорогой. Ты не можешь думать, что Джейми … что мы позволим, чтобы это случилось, - потрясенная до глубины души воскликнула я.

     Он сделал длинный дрожащий вдох и смахнул пальцем слезинку с ресниц, потом открыл глаза и улыбнулся мне с бесконечной грустью.

     - Нет, не позволите, миледи. Но вы не будете жить вечно, и милорд тоже. И не я. А мальчик навсегда останется карликом. А les petits^[129] не могут защитить себя. Его найдут, кому надо, и используют. – Он вытер нос рукавом и немного выпрямился.

     - И это будет еще удача, - добавил он более жестким голосом. – Их ценят только в городах. Крестьяне считают, что рождение карлика – доказательство греха его родителей. – Глубокие тени пересекли его лицо, и губы тесно сжались. – Может быть, это так. Мои грехи … - он внезапно замолчал и отвернулся.

     - В худшем случае … - его голос звучал тихо, словно он шептал какие-то секреты теням в пещере. – В худшем случае их считают монстрами, детьми рожденными женщиной от демона. Люди забивают их камнями, сжигают … иногда и женщин тоже. В горных французских деревнях детей-карликов оставляют на съедение волкам. Но вы знаете такие вещи, не так ли, миледи? – спросил он, повернувшись ко мне лицом.

     - Я … наверное, - произнесла я и оперлась ладонью на стену, как будто нуждалась в поддержке. Я имела представление о таких вещах, в основном, как об обычаях аборигенов и дикарей, людей, которых вы никогда не встретите, и которые безопасно остаются в книгах по истории и географии.

     Он прав, я знала. Миссис Баг перекрестилась, увидев дитя, а затем сделала пальцами знак рогов, как защиту от зла, а ее лицо было бледным от страха.

     Мы были шокированы, потом беспокоились о Марсали и отсутствии Фергюса. Я не выходила из дома неделю или больше и не имела понятия, что говорили об этом в Ридже. Фергюс очевидно знал.

     - Они … привыкнут к нему, - заявила я так уверено, как могла. - Люди увидят, что он не монстр. Это займет некоторое время, но я обещаю тебе, они привыкнут.

     - Да? И если они позволят ему жить, что он будет делать потом? – он внезапно поднялся на ноги и резким жестом сорвал кожаную полоску, которая удерживала его крюк. С глухим стуком крюк упал в солому, обнажив узкую полосу запястья с бледной кожей, пересеченной красными полосами, натертыми крюком.

     - Я не могу охотиться, не могу делать настоящую мужскую работу. Я не могу ничего, только тянуть соху, как мул! – его голос дрожал от гнева и презрения к себе. – Если я не могу работать, как настоящий мужчина, как сможет карлик?

     - Фрегюс, это не …

     - Я не могу содержать свою семью! Моя жена должна работать днями и ночами, чтобы прокормить детей. А я … даже если бы я был в Париже, я слишком стар и изувечен, чтобы стать шлюхой. – С искаженным лицом он потряс обрубком руки, развернулся и врезал им по стене, потом снова и снова.

     - Фергюс! – я схватила его руку, но он выдернул ее.

     - Какую работу он сможет делать? – крикнул он; слезы катились по его лицу. – Как он будет жить? Mon Dieu! Il est aussi inutile que moi!^[130]

     Он наклонился, поднял крюк и изо всех сил швырнул его в известковую стену. Он звякнул при ударе и упал в солому, испугав козу с козлятами.

     Фергюс выскочил, распахнув двери. Коза проводила его длинным недовольным блеянием.

     Я держалась за жердину загона, будто она была единственной устойчивой вещью в кружащемся мире. Когда я смогла, я нагнулась и нашарила в соломе крюк, все еще теплый от тела мужчины, тщательно отерла его от соломы и навоза фартуком, а в голове все звучали последние слова Фергюса: «Боже мой! Он такой же бесполезный, как я!»

     Глава 38. ДЬЯВОЛ В МОЛОКЕ

     Генри-Кристиан скосил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на кисточке из пряжи, которую Брианна раскачивала над его лицом.

     - Я думаю, его глаза останутся голубыми, - сказала она, разглядывая малыша. – Как ты думаешь, куда он смотрит? – Ребенок лежал на ее коленях, задрав ноги почти до подбородка и уставившись голубыми глазами куда-то мимо нее.

     - Новорожденные видят небеса, так говорила моя мама, - Марсали пряла шерсть, опробывая новую прялку Брианны с колесом и педалью, но улучила момент, чтобы с улыбкой взглянуть на своего сына. – Может быть, на твоем плече сидит ангел. Или святой стоит за твоим плечом.

     Брианне, к ее удивлению, действительно показалось, что за ее спиной кто-то стоит, и от этого она ощутила не пугающее, а наоборот какое-то теплое чувство поддержки. Она открыла рот, чтобы сказать, что это возможно ее отец, но вовремя спохватилась.

     - Какой святой покровительствует стирке? – вместо этого спросила она. – Он-то нам и нужен.

     На улице шел дождь; он шел уже несколько дней, и все поверхности в комнате были устланы мокрыми пеленками на разных этапах сушки. Кроме того повсюду лежали кучки грязных вещей, ждущих стирки при улучшении погоды, кучки вещей не таких грязных, но нуждающихся в чистке и выбивании пыли, а также горка вещей для починки.

     Марсали рассмеялась, ловко вытягивая нить.

     - Лучше спроси у па. Он знает всех святых, больше чем кто-либо. Это колесо просто удивительно! Я никогда такого не видела. Как ты до него додумалась?

     - А-а … где-то видела похожее, - Брианна махнула рукой, не желая отвечать на вопрос. Она видела его … в музее народного творчества. Чтобы сделать прялку, потребовалось довольно много времени. Для начала ей пришлось соорудить что-то вроде токарного станка, потом вымочить и согнуть в колесо дерево, но на самом деле в этом не было ничего особо трудного. – Ронни Синклер здорово помог, он знает, как обращаться с деревом. Не могу поверить, как ловко ты с ней управляешься, а ведь ты села за нее в первый раз.

     Марсали фыркнула, не принимая комплимента.

     - Я пряду с пяти лет, a piuthar^[131]. Только и отличие, что я могу сейчас сидеть, а не ходить взад-вперед, пока не упаду от усталости.

     Ее ступни в теплых носках покачивались, нажимая на педаль. Вращающееся колесо производило приятный шелестящий звук, который был едва слышен из-за шума, производимого из другого угла комнаты, где Роджер вырезал еще одну машинку для детей.

     Р-ры, как называли их дети, пользовались большой популярностью и спросом у детворы. Брианна с улыбкой наблюдала, как Роджер, отгородившись от любопытного Джема локтем, сосредоточено хмурился над работой. Кончик языка виднелся между зубов, а стружки засыпали пол и одежду, и, конечно же, одна застряла в его волосах, светлый завиток на фоне черных прядей.

     - Что это? – спросила она, повышая голос, чтобы ее услышали. Он поднял голову и взглянул на нее зелеными, как мокрый мох, глазами.

     - Думаю, это шевроле пикап 57 года, - ответил он с ухмылкой. – Вот, a nighean^[132], это тебе. – Он смахнул остатки стружек с машинки и протянул ее Филисити, у которой от восторга были широко открыты глаза и рот.

     - Это р-ры? – спросила она, прижимая квадратную деревяшку к животу. – Мой р-ры?

     - Это грузовик, - снисходительно пояснил ей Джем. – Так говорит папа.

     - Грузовик – это р-ры, - уверил Роджер Филисити, увидев в глазах девочки сомнение. – Просто большой.

     - Это большой р-ры, видишь? – Филисити пнула Джема по голени. Тот вскрикнул и схватил ее за волосы, и тут же получил удар в живот от Джоан, всегда готовой защитить сестру.

     Брианна напряглась, готовая вмешаться, но Роджер быстро погасил зарождающийся конфликт, разведя Джема и Филисити на расстояние размаха рук и уставившись на Джоан предупреждающим взглядом.

     - Прекратите. Никаких драк, иначе я уберу р-ры до завтра.

     Бунт был успешно подавлен, и Брианна по тому, как прялка возобновила свое ритмичное движение, почувствовала, что Марсали тоже расслабилась. Дождь мягко и монотонно стучал по крыше; в такой день хорошо находиться внутри, несмотря на трудности с поиском занятия для соскучившихся детей.

     - Почему бы вам не поиграть во что-нибудь тихое и спокойное? – предложила она, улыбнувшись Роджеру. – Например … о, вот … Индианаполис 500^[133]?

     - Хм, твоя помощь неоценима, - саркастически сказал он, даря ей раздраженный взгляд, но послушался и принялся с детьми рисовать мелками трассу для гонок на прикаминном камне.

     - Жаль, что нет Германа, - заметил он. – Куда он мог пойти в такой дождь, Марсали?

     Р-ры Германа, который по словам Роджера был Ягуаром ИксКей 61 года, хотя по мнению Брианны являлся, как и другие, просто деревянной болванкой с рудиментарным кузовом и намеком на колеса, стоял на каминной полке в ожидании своего хозяина.

     - Он с Фергюсом, - ответила Марсали спокойным голосом, продолжая прясть, хотя губы ее поджались, а в голосе можно было легко заметить напряжение.

     - И как Фергюс? – Роджер по-доброму, но очень внимательно взглянул на нее.

     Нить в руке Марсали дернулась и обмоталась вокруг пальца. Она нахмурилась и не отвечала, пока нить опять не потянулась ровно.

     - Ну, скажем так, он очень хорошо дерется для мужчины с одной рукой, - наконец, сказала она сухим тоном, не спуская глаз с пряжи.

     Брианна взглянула на Роджера, который ответил ей поднятием брови.

     - С кем он дерется? – спросила она как бы между прочим.

     - Он не всегда рассказывает мне, - ответила Марсали ровным голосом. - Но вчера он дрался с мужем женщины, которая спросила его, почему он не удавил Генри-Кристиана сразу после рождения. Он оскорбился, - добавила она, не поясняя, кто оскорбился Фергюс, муж женщины или оба. Приподняв нить, она перекусила ее.

     - Понятно, - пробормотал Роджер. Он наклонил голову, рисуя линию старта, и его волосы упали вперед, закрывая лицо. – Думаю, не только этот мужик.

     - Не только, - Марсали принялась наматывать пряжу на веретено. Между ее бровей пролегла заметная морщинка. – Хотя лучше такие, чем те, кто показывают пальцем и шепчутся. Те, кто считают Генри-Кристиана … дьявольским отродьем, - закончила она смело, хотя голос ее дрогнул. – Они сожгли бы малыша и меня, и других моих детей вместе с ним, если бы могли.

     Брианна почувствовала, как желудок ее резко сжался, и она судорожно прижала к себе предмет разговора.

     - Какие идиоты могут даже думать о таком? – сердито спросила она. – Не говоря уже о том, чтобы говорить.

     - Не говоря уже о том, чтобы сделать это. Ты это имеешь в виду? – Марсали встала, убрала пряжу и, наклонившись, забрала Генри-Кристиана. С задранным коленками его тело было почти вполовину меньше тела нормального ребенка, а с большой круглой головой, покрытой густой черной порослью, он действительно выглядел странно. Брианне пришлось признать это.

     - Па говорит с ними, - сказала Марсали. Она, закрыв глаза, покачивала малыша, прижатого к ее груди. – Если бы не он … - ее горло дернулось, когда она сглотнула.

     - Папа, папа, давай играть! – Джем, полный нетерпения и не понимающий взрослых разговоров, стал дергать Роджера за рукав.

     Роджер, который с обеспокоенным лицом смотрел на Марсали, моргнул и, взглянув вниз на своего совершенно нормального ребенка, кашлянул, прочищая горло.

     - Да, - сказал он и взял машинку Германа. – Ну, смотрите. Это линия старта …

     Брианна положила ладонь на руку Марсали. Рука ее была тоненькая, но с крепкими мускулами, с кожей, позолоченной солнцем и с мелкими крапинками веснушек. Вид этой женщины, такой маленькой и такой смелой, заставил сердце Брианны сжаться.

     - Они перестанут, - прошептала она. – Они поймут …

     - Может быть, - Марсали сильнее прижала Генри-Кристиана к груди. Ее глаза все еще были закрыты. – Может быть, нет. Но если Герман будет с Фергюсом, тот будет драться осторожнее. Я бы хотела, чтобы он оставался живым.

     Она наклонилась к малышу, ясно показывая, что не желает больше говорить об этом.

     Брианна немного неуклюже похлопала ее по руке и села к прялке.

     Она, конечно, слышала разговоры. Или какую-то их часть. Особенно сразу же после рождения Генри-Кристиана, которое вызвало волну шока в Ридже. Кроме первоначального выражения сочувствия, было много разговоров о недавних событиях и о том, какое пагубное влияние они могли вызвать. От нападения на Марсали и сожжения тока для соложения до похищения ее матери, резни в лесу и рождения карлика. Она слышала, как одна глупая девица, довольно громко прошептала: « … колдовство, а что вы хотели?» Она развернулась и сердито уставилась на девицу; та побледнела и вместе с двумя подружками заторопилась прочь. Однако, уходя, они оглянулись и злобно захихикали.

     Но еще никто не обращался к ней или к ее матери без уважения. Ясно, что часть арендаторов боялись Клэр, но больше всего они боялись ее отца. Время и привычка играли свою роль … до рождения Генри-Кристиана.

     Прядение успокаивало, жужжание крутящегося колеса сливалось с шумом дождя и голосами спорящих детей.

     По крайней мере, Фергюс вернулся. Когда родился его сын, он ушел и не возвращался несколько дней. Бедная Марсали, подумала она, мысленно ругая ее мужа. Оставить ее одну после такого потрясения. Они все были потрясены, включая и ее саму. Может, ей не стоит обвинять Фергюса.

     Она сглотнула, вообразив, каково это родить ребенка со страшным уродством. Ей иногда встречались такие дети – с расщепленной губой вследствие врожденного сифилиса, умственно отсталые, и каждый раз она крестилась и благодарила бога, что Джемми был нормальный.

     Но с другой стороны нормальными были и Герман, и его сестры. Такое могло произойти без всякой причины. Она невольно взглянула на полку со своими вещами и на темно-коричневый кувшинчик, в котором держала семена дикой моркови. Она стала использовать их снова после рождения Генри-Кристиана, хотя ничего не сказала Роджеру. Знал ли он, задумалась она. По крайней мере, он ничего не говорил.

     Марсали что-то тихонько напевала. Винит ли она Фергюса, подумала Брианна. Или он ее? Марсали, кажется, не винит, она сказала, что не хочет, чтобы его убили. И все же оставалось ощущение какого-то отчуждения, когда она говорила о нем.

     Нить внезапно стала слишком толстой, и Брианна стала крутить колесо быстрее, чтобы сделать ее тоньше, но добилась лишь того, что нить порвалась. Тихо ругнувшись, она прекратила педалить и стала ждать, когда колесо остановится, и тут же услышала, что кто-то стучит в двери и, видимо, уже некоторое время. Стук не был слышен из-за шума внутри хижины.

     Она открыла дверь и обнаружила ребенка из какой-то рыболовецкой семьи. Он промок насквозь и был костляв и дик, как лесной кот.

     - Эйдан? – предположила она. – Эйдан МакКоллум?

     - Добрый день, мистрис, - маленький мальчик наклонил голову, признавая, что она угадала верно. – Священник дома?

     - Свя … О, да. Проходи, пожалуйста, - подавив улыбку, она распахнула двери шире. Мальчик был сильно изумлен, увидев, что Роджер на полу играет с Джемми, Филисити и Джоан. Все они увлеченно рычали и визжали, так что не заметили вновь пришедшего.

     - У тебя посетитель, - сказала она, повышая голос, чтобы перекрыть бедлам. – Ему нужен священник.

     Роджер оторвался от игры и вопросительно поднял голову.

     - Что? – он сидел на полу, скрестив ноги и держа в руках машинку. Потом заметил мальчика и улыбнулся. – О, Эйдан. В чем дело?

     Эйдан наморщился, собираясь с мыслями. По-видимому, послание он заучил наизусть.

     - Мать говорит, не будете ли вы так добры прийти к нам, - произнес он скороговоркой, - чтобы изгнать дьявола из молока.

     Дождь лил не слишком сильно, но они все равно промокли, пока достигли резиденции МакКоллумов. Если ее можно было так назвать, подумал Роджер, отряхивая воду со шляпы, пока следовал за Эйданом по узкой скользкой тропе к хижине, расположенной высоко и неудобно в расщелине на склоне горы.

     Орем МакКоллум успел воздвигнуть лишь ее стены, когда месяц спустя после прибытия в Ридж поскользнулся и свалился в каменистое ущелье, сломав себе шею и оставив беременную жену и маленького сына.

     Другие мужчины торопливо возвели крышу, но все равно Роджеру хижина напоминала нагромождение гигантских соломин, ждущих лишь весеннего наводнения, чтобы скатиться вниз по склону следом за своим строителем.

     Миссис МакКоллум была юной и бледной и такой худой, что платье болталось на ней, как пустой мешок. Христос, подумал он, что у них есть из еды?

     - О, сэр, я так благодарна, что вы пришли, - она сделала реверанс. – Мне жаль, что пришлось звать вас в такой дождь, но я не знаю, что еще я могу сделать!

     - Ничего страшного, - успокоил он ее. – Ээ … Эйдан сказал, что вы хотели священника, но я не священник.

     Она засмущалась.

     - О, ну, может быть не совсем, сэр. Однако говорят, ваш отец был священником, и вы много знаете из библии и вообще.

     - Кое-что, да, - настороженно признал он, удивляясь, что за событие потребовало знание библии. – Ээ … хм … дьявол в молоке, не так ли?

     Он украдкой перевел взгляд с ребенка в люльке на ее грудь, опасаясь, не имела ли она в виду грудное молоко. С этой проблемой он определенно ничего поделать не мог.

     К счастью, дело касалось деревянной бадейки, которая стояла на расшатанном столе. Кусок муслина, углы которого были придавлены камнями, закрывал ее от мух.

     - Да, сэр, - миссис МакКоллум кивнула на нее, очевидно боясь подходить ближе. – Лиззи Вемисс принесла его прошлым вечером из большого дома. Она сказала, что хозяйка велела поить Эйдана и пить самой. – Она беспомощно поглядела на Роджера. Он понимал ее неуверенность, даже в его время молоко считалось напитком для детей и больных, а женщина, которая прожила всю жизнь в рыболовецкой деревушке Шотландии, похоже, даже не видела коров до приезда в Америку. Он был уверен, что она знала про молоко и про то, что оно съедобно, но вряд ли пробовала сама.

     - Все в порядке, - успокоил он ее. – В моей семье все пьют молоко, от него детишки растут высокими и сильными. – И для кормящей матери, находящейся на скудном рационе, это будет хорошим подспорьем. Без сомнения, Клэр это и имела в виду.

     Она неуверенно кивнула головой.

     - Ну … да, сэр. Я была не совсем уверена, но сын был голодный и сказал, что выпьет его. И я хотела налить ему немного, но оно … - она посмотрела на бадью со страхом. – Если не дьявол, но все равно там кто-то есть. Там призраки, я уверена!

     Он, сам не зная почему, взглянул на Эйдана и заметил, как на лице мальчика мелькнуло выражение интенсивной заинтересованности, которое быстро сменилось показным безразличием.

     Поэтому к бадье он наклонился готовый к неожиданностям, но осторожно приподняв край тряпки, он все равно вскрикнул и отбросил тряпку, которая, отлетев, стукнулась о стену.

     Злобные зеленые глаза уставились на него из ведра, потом исчезли, и молоко выплеснулось наружу, как миниатюрный вулканчик.

     - Дерьмо! – сердито пробурчал он. Миссис МакКоллум отскочила подальше и с ужасом глядела на бадью, закрыв рот обеими руками. Эйдан тоже прижал ладонь ко рту и также выпучил глаза, однако из-под ладони доносились тихие шипящие звуки.

     Роджер с бьющимся сердцем и сильным желанием свернуть тощую шею Эйдану МакКоллуму тщательно вытер забрызганное молоком лицо и, сжав зубы, осторожно засунул руку в бадейку.

     Ему потребовалось несколько попыток, чтобы схватить существо, которое ощущалось как мускулистый шар из ожившей слизи, и только на четвертый раз он с триумфом вытащил очень большую и очень недовольную лягушку-быка.

     Лягушка, яростно оттолкнувшись задними лапами от его скользкой руки, за один прыжок преодолела половину расстояния до двери, заставив миссис МакКоллум громко вскрикнуть. Проснулся испуганный малыш и добавил еще больше шума, в то время как лягушка быстро допрыгала до двери и выскочила под дождь, отставив на своем пути желтые пятна.

     Эйдан с замечательной быстротой последовал за ней.

     Миссис МакКоллум сидела на полу, накрыв голову передником и визжала. Ребенок орал, молоко медленно капало с края стола, вторя стуку дождя. Роджер увидел, что крыша пробегает; длинные мокрые полосы виднелись между неотесанными бревнами, а сама женщина сидела прямо в луже.

     С тяжелым вздохом он вынул ребенка из люльки, тем самым сильно удивив его, так что он захлебнулся и перестал плакать, уставившись на него и сунув в рот кулак. Он понятия не имел, какой пол у ребенка; это был просто анонимный сверток из тряпок со сморщенным лицом и испуганными глазами.

     Держа его в одной руке, он присел и осторожно похлопал по плечу миссис МакКоллум в надежде прекратить ее истерику.

     - Все в порядке, - сказал он. – Это просто лягушка.

     Женщина завывала, словно банши, иногда вскрикивая, и продолжала делать это, несмотря на уговоры, хотя вскрики становились все реже, а завывание постепенное переходило в более или менее нормальные рыдания, но фартук с головы она все же не снимала.

     Мускулы его бедер начало сводить судорогой, и поскольку он все равно был мокрый, то со вздохом уселся в лужу рядом с ней и сидел, иногда поглаживая ее по плечу, чтобы она знала, что он здесь.

     По крайней мере, ребенок теперь совсем успокоился и счастливо грыз свой кулак, не обращая внимания на истерику матери.

     - Сколько ребенку? – спросил он в перерыве между ее криками. Он приблизительно знал его возраст, поскольку тот родился через месяц после гибели Орема МакКоллума, но нужно было что-то говорить. Для своего возраста дитя было слишком маленькое и легкое, по крайней мере, по сравнению с Джемми в его возрасте.

     Она что-то промямлила, но рыдания прекратились, сменившись на иканье и всхлипы.

     - Что вы сказали, миссис МакКоллум?

     - Почему? – прошептала она из-под старенького фартука. – Зачем бог привел меня сюда?

     Да, чертовски хороший вопрос; он не раз задавал его себе, но у него все еще не было вразумительного ответа.

     - Ну … мы верим, что у него есть какой-то замысел, - сказал он немного нескладно. – Мы просто не знаем - какой.

     - Хороший замысел, - сказала она и всхлипнула, - привести нас в это ужасное место, забрать моего мужа и оставить меня умирать с голоду.

     - О … это не такое ужасное место, - сказал он, не имея возможности опровергнуть другие ее утверждения. – Лес и все … ручьи, горы … это прекрасно. Когда не льет дождь.

     Очевидная беспомощность попытки утешить ее заставила женщину хохотнуть, но смех тут же сменился еще более сильным плачем.

     - Что? – он обнял ее за плечи и притянул ближе к себе и для того, чтобы утешить и чтобы слышать ее лучше.

     - Я скучаю по морю, - прошептала она и уронила свою обмотанную ситцем голову на его плечо, как будто сильно устала. – Я никогда больше его не увижу.

     Скорее всего, она была права, и он не нашел, что ей сказать в ответ. И таким образом они сидели некоторое время в молчании, прерываемом причмокиванием ребенка, сосущего свой кулачок.

     - Я не позволю вам голодать, - наконец, мягко произнес он. – Это все что я могу обещать, но я обещаю. Вы не умрете с голоду. – Со сведенными судорогой ногами он с трудом встал и взял ее маленькую загрубевшую ладонь. – Ну же, вставайте. Покормите малыша, пока я тут приберусь.

     К тому времени, когда он пошел домой, дождь прекратился, и облака стали расходиться, открывая участки бледно-голубого неба. Он остановился на повороте крутой и скользкой тропинки, чтобы полюбоваться на радугу, которая аркой протянулась от одного края неба до другого; ее размытые цвета на концах утопали в темной зелени окружающих гор.

     Было тихо, слышались лишь бульканье капель, падающих с листьев, и журчание воды в каменистом ущелье.

     - Обязательство, - пробормотал он негромко. – Не горшок с золотом на конце радуги. – Покачал головой и отправился дальше, хватаясь за ветки и кусты, чтобы не скатиться вниз с горы. Он не хотел закончить, как Орем МакКолум, кучкой костей на дне ущелья.

     Он поговорит с Джейми, а также с Томом Кристи и Хирамом Кромби. Они посоветуют, как обеспечить вдову МакКоллум и ее детей достаточным количеством еды. Люди готовы поделиться, только кто-то должен их об этом попросить.

     Он оглянулся назад; неровная труба едва виднелась над деревьями, и из нее не шел дым. Они могут собрать достаточно дров, но дерево промокло от дождей, и пройдет несколько дней, пока у них появится возможность что-нибудь зажечь. Им нужен навес для дров, и большие чурки, которые смогут гореть весь день, а не хворост и упавшие ветки, которые может собрать Эйдан.

     Словно призванный его мыслями, в поле зрения появился сам мальчик. Он ловил рыбу в тридцати футах ниже. Сидел на корточках спиной к тропинке, и его острые лопатки торчали под изношенной тканью рубашки, словно крошечные ангельские крылья.

     Шум воды заглушал шаги Роджера, когда он спускался вниз. Очень мягко он положил ладонь на худую бледную шею мальчика, и тот испуганно втянул костлявые плечи.

     - Эйдан, - сказал он. – Нужно поговорить.

     В канун Дня все святых мы легли спать в темноте под завывание ветра и проливной дождь, а проснулись в День всех святых в белом мире с большими пушистыми снежинками, в абсолютной тишине падающими вниз. Нигде нет так такого совершенного спокойствия как в сердце снежной бури.

     Это неуловимое время, когда умершие люди, которых вы любили, находятся ближе всего. Мир погружается в себя, и холодный воздух наполняется снами и тайнами. Холодное ясное небо с миллионами сияющих звезд затягивается розовато-серыми облаками, обнимающими землю и обещающими снег.

     Я достала спичку из коробки Бри и зажгла ее, восхитившись мгновенно вспыхнувшим пламенем, потом наклонилась и подожгла лучины для растопки. Снег падал, пришла зима, наступил сезон огня. Свечи и огонь в очаге, прекрасный и разрушающий, чарующий и неукрощенный, согревающий теплом, но всегда пахнущий опасностью.

     Воздух наполнен сладким ароматом обожженных тыкв. Теперь судьба этих фонарей из тыкв, простоявших всю ночь с огнями внутри, стать пирогами или компостом, присоединившись к зимнему сну земли до нового возрождения. В своем саду я перекопала землю вчера, посеяв зимние семена спать и видеть сны о своем рождении.

     Сейчас мы все погружаемся в чрево мира, чтобы видеть сны о снеге и тишине. Чтобы потом проснуться к замерзшим озерам под лунным светом, к холодному низкому солнцу на голубом небе, видимому сквозь покрытые льдом ветви деревьев, к теплу огня в темноте.

     Вокруг огня в темноте вся правда может быть рассказана и услышана.

     Я натянула шерстяные чулки, тяжелые нижние юбки, самую теплую шаль и спустилась вниз разворошить огонь в очаге на кухне. Я стояла, наблюдая за ароматными струйками пара, поднимающимися из котелка, и погружалась в себя. Мир изменится, и мы излечимся.

     Глава 39. Я ЕСМЬ ВОСКРЕШЕНИЕ^[134]

     

     Ноябрь 1773 г.

     Перед самым рассветом Роджера разбудил громкий стук в дверь. Брианна рядом с ним произнесла нечто невразумительное, что его опыт позволил интерпретировать, как настоятельную просьбу открыть двери, а если он не встанет и не откроет, то встанет она, и тогда он пожалеет об этом, а с ним и тот, кто стучится.

     Смирившись, он откинул одеяло и провел рукой по спутанным волосам. Воздух, в котором ощущалось ледяное дыхание снега, обдал холодом голые ноги.

     - В следующий раз, когда я буду жениться, то выберу девушку, которая будет с радостью просыпаться по утрам, - сказал он свернувшейся под одеялом фигуре.

     - Открывай, - приглушенно донеслось из-под подушки. Голос, несмотря на неразборчивость, звучал довольно враждебно.

     Стук повторился, Джемми, который по утрам всегда просыпался в хорошем настроении, встал в своей кроватке, и его рыжая головка торчала, как одуванчик в траве.

     - Кто-то стучит, - проинформировал он Роджера.

     - Да? Ммфм, - подавляя стон, он поднялся и пошел открывать двери.

     Снаружи стоял Хирам Кромби, выглядя еще более кислым в молочном полусвете раннего утра. Очевидно, он тоже не любит вставать рано, подумал Роджер.

     - Мать моей жены преставилась сегодня ночью, - сообщил он без всякого предисловия.

     - Кому представилась? – с интересом спросил Джемми, выглядывая из-за ноги Роджера. Мальчик потер глаз кулачком и широко зевнул.

     - Теща мистера Кромби умерла, - сказал Роджер, положив ладонь на голову сыну, и кашлянул. – Мне очень жаль, мистер Кромби.

     - Да, - мистер Кромби с совершенно равнодушным видом принял соболезнование. – Мурдо Линдсей говорил, что вы знаете молитвы для погребения. Жена спрашивает, не придете ли вы сказать несколько слов на могиле.

     - Мурдо сказал …? О! – Семья голландцев. Джейми тогда заставил его говорить над их могилой. – Да, конечно. – Он рефлекторно прочистил горло; его голос был ужасно хриплым, как всегда по утрам, пока он не выпьет чего-нибудь горячего. Неудивительно, что Кромби смотрел на него с сомнением.

     - Конечно, - повторил он более твердо. – Мы … э-э … можем чем-нибудь помочь?

     Кромби отрицательно покачал головой.

     - Думаю, женщины уже приготовили ее, - сказал он, кинув быстрый взгляд на холмик, образованный Брианной на кровати. – Мы начнем рыть могилу после завтрака. Если повезет, мы похороним ее до снега. – Он указал острым подбородком на небо серого цвета, как шерстка на брюхе Адсо, потом кивнул головой, развернулся и удалился без дальнейших церемоний.

     - Папа, смотри! – Роджер взглянул вниз. Джем засунул указательные пальцы в уголки рта и оттянул их вниз, образуя дугу, привычное выражение на лице Хирама Кромби. Красные бровки изо всех сил нахмурились, делая сходство еще более удивительным. Роджер от неожиданности хохотнул, но захлебнулся и закашлялся, почти согнувшись пополам.

     - Ты в порядке? – Брианна выкопалась из одеял и села с полузакрытыми со сна глазами, но с встревоженным видом.

     - Да, в порядке, - почти беззвучные слова вышли из горла вместе с хрипом. Он сделал вдох и с силой отхаркнулся, сплюнув кусок мокроты в ладонь за неимением носового платка.

     - Фу! – сказала его нежная жена с отвращением.

     - Папа смотри! – закричал его сын и наследник, толкая его. – Ф-у-у!

     Роджер вышел на улицу и обтер руку о мокрую траву возле двери. Было холодно, и Кромби без сомнения прав; снег будет. В воздухе ощущалась его мягкая влажность.

     - Значит, старая миссис Уилсон умерла? – Брианна вышла вслед за ним и стояла, кутаясь в шаль. – Какая жалость. Вообрази, уехать так далеко и потом умереть в незнакомом месте, даже не успев обжиться.

     - Ну, по крайней мере, она была со своей семьей. Думаю, она не захотела бы остаться одна лишь для того, чтобы умереть в Шотландии.

     - М-м, - Брианна убрала от лица пряди волос. На ночь она заплела их в толстую косу, но теперь коса сильно растрепалась, и пряди развевались вокруг ее лица в холодной влажном воздухе. – Как ты думаешь, мне следует туда пойти?

     - Отдать дань уважения? Он сказал, что ее уже приготовили.

     Она фыркнула; белые струйки ее дыхания тут же заставили его подумать о драконах.

     - Сейчас нет и семи часов; на улице совсем темно! И я ни на минуту не поверю, что его жена и сестра обмывали старую леди при свечах. Хирам вряд ли разрешит тратить свечи. Ему было неловко просить об одолжении, поэтому он старался показать тебе, что твоя жена ленивая засранка.

     Очень проницательно, подумал Роджер, забавляясь, особенно, если учесть, что она не видела красноречивого взгляда Кромби на ее лежачую фигуру.

     - Что значит засранка? – встрял Джемми, мгновенно подхватывающий неприличные слова.

     - Это женщина, которая не является леди, - пояснил ему Роджер, - и плохая хозяйка в придачу.

     - Это такое слово, за которое миссис Баг вымоет тебе рот с мылом, если услышит, что ты его говоришь, - поправила его жена, не вдаваясь в грамматические тонкости.

     Роджер был все еще в одной рубахе, и его ноги и ступни сильно мерзли. Джем прыгал вокруг них, тоже голоногий, но не ощущал ни малейшего холода.

     - Мама не такая, - твердо сказал Роджер, взяв Джема за руку. – Пойдем, дружок, до уборной, пока мама готовит завтрак.

     - Благодарю за доверие, - сказала Брианна, зевая. – Я отнесу Кромби кувшин меда или еще чего-нибудь попозже.

     - Я тоже пойду, - заявил Джемми.

     Брианна мгновение колебалась, потом взглянула на Роджера, приподняв брови. Джем еще никогда не видел мертвого человека.

     Роджер пожал одним плечом. Это была мирная смерть, просто один факт жизни в горах. Он не думал, что увидев мертвое тело миссис Уилсон, ребенок заработает ночные кошмары. Хотя, зная Джема, можно быть уверенным, что это приведет лишь к многочисленным и не всегда удобным вопросам. Стоит ему кое-что объяснить перед походом к Кромби, подумал он.

     - Конечно, - сказал он Джему, - но сначала нам нужно подняться к большому дому и взять у деда библию.

     Он обнаружил Джейми за завтраком. Теплый запах свежей овсянки окутал его, как одеяло, когда он переступил порог кухни. Прежде чем он успел объяснить причину своего прихода, миссис Баг усадила его за стол, поставила перед ним миску с кашей, банку с медом, тарелку с пожаренным беконом, горячие тосты, сочащиеся маслом, и чашку чего-то ароматного и темного, похожего на кофе. Джем, сидящий рядом с ним, уже запачкался медом и маслом до самых ушей. На мгновение в его голову закралась предательская мысль о том, что Брианна, возможно, немного ленива, но определенно не засранка.

     Потом он взглянул на сидящую напротив Клэр с нечесаными волосами, торчащими во все стороны, и сонно моргающую глазами, и великодушно решил, что, скорее всего, Бри не виновата. Это все генетика.

     Однако Клэр тут же поднялась, как только он рассказал, зачем пришел.

     - Старая миссис Уилсон умерла? – спросила она с заинтересованным видом. – От чего она умерла, мистер Кромби сказал?

     Роджер покачал головой, сглотнув овсянку.

     - Только то, что она умерла ночью. Думаю, они просто нашли ее мертвой. Может быть, сердце … ей, кажется, не меньше восьмидесяти.

     - Она старше меня всего на пять лет, - сухо сказала Клэр. – Она говорила мне.

     - О, ммфм, - прочистив горло, он глотнул темной горячей жидкости из своей кружки. Это был напиток из цикория и жареных желудей, но совсем не плохой.

     - Надеюсь, ты не говорила ей сколько тебе лет, сассенах, - Джейми потянулся и взял последний тост. Бдительная миссис Баг тут же схватила пустую тарелку, чтобы наполнить ее снова.

     - Я не так опрометчива, - ответила Клэр, аккуратно тыкая пальцем в мед и облизывая его. – Они уже и так поговаривают, что я продала душу дьяволу, а когда узнают мой возраст, то уверятся в этом.

     Роджер хихикнул, но про себя подумал, что она права. Следы тяжелого испытания почти исчезли, синяки побледнели, перелом носа зажил, оставив его прямым. Даже не причесанная и с припухшими от сна глазами, она была просто прекрасна с восхитительной кожей, густыми кудрявыми волосами и элегантными чертами лица, что немыслимо среди рыбацкого народа. Не говоря уже о ее удивительных глазах цвета золотистого шерри.

     Добавьте сюда дары от практики питания и гигиены двадцатого века – у нее были все зубы, белые и ровные – и она выглядела, по крайней мере, лет на двадцать моложе других женщин ее возраста. Эта мысль показалась ему комфортной; вероятно Бри унаследовала от своей матери искусство красивой старости. А завтрак он и сам может приготовить.

     Джейми закончил есть и отправился за библией. Вернувшись, он положил книгу рядом с тарелкой Роджера.

     - Мы пойдем с тобой на похороны, - сказал он, кивнув на книгу. – Миссис Баг, может быть, вы соберете небольшую корзину для Кромби?

     - Уже собрала, - ответила она и плюхнула на стол большую корзину, накрытую салфеткой и топорщащуюся продуктами. – Вы ее возьмете? Мне нужно пойти к Арчу и взять мою новую шаль. Мы встретимся у могилы, хорошо?

     Вошла зевающая, но прилично одетая Брианна и принялась приводить в порядок Джема. Клэр поднялась наверх за шляпой и шалью. Роджер взял библию, чтобы поискать подходящий случаю псалом, скорбный, но дающий надежду.

     - Может быть двадцать третий? – пробормотал он себе под нос. – Милый и короткий. Классика. И в нем упоминается о смерти.

     - Ты собираешься говорить краткую речь, - заинтересовалась Брианна, - или прочтешь проповедь?

     - О, Христос, я не думал об этом, - ответил он смятенно и прочистил горло, пробуя голос. – Есть еще кофе?

     Он был на множестве похорон с преподобным и хорошо знал, что родственники умершего считали это событие полным провалом, если проповедь не длилась хотя бы полчаса. Конечно, беднякам не приходится выбирать, и Кромби не ожидают, что …

     - Па, откуда у тебя протестантская библия? – Бри прекратила вытаскивать из волос сына кусочек тоста и заглянула через плечо Роджера.

     Он удивился и закрыл книгу, чтобы посмотреть обложку. Она была права; «Библия короля Якова» было написано на ней почти стертыми буквами.

     - Мне ее дали, - ответил Джейми спокойно. Однако Роджер заметил нечто странное в его голосе. Брианна услышала тоже; она кинула на отца короткий пронзительный взгляд, но он с невозмутимым лицом доел кусочек бекона и вытер губы.

     - Хочешь спиртного в кофе, Роджер Мак? – он кивнул на чашку Роджера, словно пить по утрам виски было самой обычной вещью в мире.

     Хотя предложение прозвучало заманчиво, Роджер отрицательно покачал головой.

     - Нет, спасибо. Я справлюсь.

     - Уверен? – Брианна перевела пронзительный взгляд не него. – Может, выпьешь. Для горла.

     - Все в порядке, - коротко сказал он. Он сам волновался насчет своего голоса, и ему не нужна была забота рыжеголовых родственников, которые, все трое, задумчиво уставились на него, что он интерпретировал как большое сомнение в его способности говорить. Виски могло помочь его горлу, но он сомневался, что оно поможет молитве, и к тому же, меньше всего он хотел появиться с запахом спиртного перед строгими трезвенниками.

     - Уксус, - посоветовала миссис Баг, наклонившись забрать его тарелку. – Горячий уксус – это то, что нужно. Избавляет от мокроты.

     - Может быть, - ответил Роджер и улыбнулся, несмотря на опаску. – Но думаю, я не буду, миссис Баг. Спасибо. – Он проснулся с легкой болью в горле и надеялся, что завтрак вылечит его. Но завтрак не помог, и мысль о том, чтобы выпить уксус, заставила его миндалины сжаться.

     Он протянул чашку за добавочной порцией кофе из цикория и принялся обдумывать предстоящую задачу.

     - Кто-нибудь что-нибудь знает о миссис Уилсон?

     - Она умерла, - уверено заявил Джемми. Все рассмеялись, Джем смутился, но тут же присоединился к смеху, хотя не имел ни малейшего понятия о том, что же смешного он сказал.

     - Хорошее начало, малыш, - Роджер потянулся и отряхнул крошки с рубашки сына. – Можно оттолкнуться от этого. У преподобного была подходящая проповедь о том, что смерть – плата за грехи, но Бог дарует вечную жизнь. Я слышал ее не раз. Как ты думаешь? – Он взглянул на Брианну, приподняв бровь; та пожала плечами и взяла библию.

     - Может быть. Здесь есть оглавление?

     - Нет, - Джейми поставил на стол свою чашку. – Оглавление в католической библии. Хотя посмотри в шестой главе. – Он слегка покраснел, уловив удивленные взгляды, направленные на него, и кивнул в сторону книги.

     - Эта книга была у меня в тюрьме. Я прочел ее. Иди сюда, a bhailach^[135].

     Погода хмурилась, облака грозили или ледяным дождем, или первым в этом сезоне снегом, а порывы холодного ветра трепали плащи и юбки, надувая их парусами. Мужчины придерживали свои шляпы, женщины натягивали капюшоны, и все шли, низко опустив головы, как овцы, упорно бредущие против ветра.

     - Отличная погода для похорон, - пробормотала Брианна, закутываясь в плащ после одного из таких порывов.

     - Ммфм – машинально среагировал Роджер, очевидно не поняв, что она говорит, а лишь услышав ее голос. Его брови были нахмурены, губы сжаты, а лицо побледнело. Она положила ладонь на его руку и ободряюще сжала ее. Он взглянул на нее со слабой улыбкой, и лицо его расслабилось.

     Внезапно воздух прорезал ужасающий вопль. Брианна вздрогнула, вцепившись в руку мужа. Вопль поднялся до визга, потом разбился на серию коротких отрывистых звуков, спускающихся все ниже, словно мертвое тело, скатывающееся по лестнице.

     Мурашки пробежали по ее позвоночнику, и желудок сжался. Она взглянула на Роджера; он выглядел таким же бледным, как она себя чувствовала, но успокаивающе пожал ее руку.

     - Это, должно быть, the ban-treim^[136], - спокойно сказал ее отец. – Я не знал, что у нас они есть.

     - Я тоже, - заявила ее мать. – Как ты думаешь, кто это? – Она вздрогнула, когда раздался вопль, но теперь выглядела просто заинтересованной.

     Роджер, задерживающий дыхание, выдохнул с негромким хрипящим звуком и прочистил горло.

     - Плакальщица, - произнес он. Слово застряло в горле, и он снова прочистил его. – Они идут. За гробом.

     Голос снова поднялся над лесом, на этот раз более человеческий. Брианне показалось, что в вопле есть слова, но не смогла разобрать их. Вендиго. Слово неожиданно пришло ей в голову, и она конвульсивно дернулась. Джемми захныкал, пытаясь залезть деду под куртку.

     - Не бойся, a bhailach, - он похлопал внука по спине, но Джем не успокоился и с круглыми глазами, засунув большой палец в рот, уткнулся в грудь Джейми.

     - Пожалуй, пойдем, посмотрим на нее, - Джейми свернул в сторону и направился в лес в сторону голоса.

     Не осталось ничего, как пойти следом. Брианна пожала руку Роджера и отошла к своему отцу, чтобы Джемми видел ее и не боялся.

     - Все в порядке, парень, - сказала она мягко. Воздух становился холоднее; ее дыхание вылетало изо рта облачками белого пара. Кончик носа и глаза по краям у Джемми покраснели. Он тоже простудился?

     Она протянула руку потрогать его лоб, но тут снова раздался голос. На этот раз он изменился, он звучал высоко, но без причитания. И неуверенно, словно подмастерье привидения, подумала она с невольной усмешкой.

     Действительно подмастерье, хотя и не привидения. Ее отец нырнул под ветку сосны, и она последовала за ним. Выйдя на полянку, они увидели двух удивленных женщин, или скорее, женщину и девушку-подростка с накинутыми на голову шалями. Она знала их, но не помнила их имена.

     - Maduinn mhath, maighistear^[137], - поздоровалась старшая женщина, делая низкий поклон. Доброе утро, сэр.

     - И вам, мистрис, - ответил он тоже по-гэльски.

     - Доброе утро, миссис Гвилти, - хрипло поздоровался Роджер. – И вам, a nighean^[138], - добавил он, вежливо поклонившись девушке. Оланна, вспомнила ее Брианна, девушка с таким же круглым лицом, как первая буква ее имени. Она была дочерью миссис Гвилти … или племянницей?

     - Ах, какой милый мальчик, - заворковала девушка, протягивая палец к круглой щеке Джема. Он отпрянул и стал сильнее сосать палец, подозрительно разглядывая ее из-под шерстяной голубой шапки.

     Женщины говорили по-английски, хотя гэльского Брианны было достаточно, чтобы понимать разговор, если не свободно разговаривать на нем. Как пояснила миссис Гвилти, она показывала племяннице, как правильно причитать.

     - Уверен, это будет великолепная работа, - вежливо заметил Джейми.

     Миссис Гвилти фыркнула и пренебрежительно посмотрела на племянницу.

     - Ммфм, - сказала она. – Голос, как пуканье летучей мыши, но она единственная женщина в нашей семье, кроме меня, а я не буду жить вечно.

     Роджер хихикнул, но тут же замаскировал это громким покашливанием. Милое круглое лицо Оланны, и так раскрасневшееся от холода, пошло ярко-красными пятнами, но она промолчала, опустив глаза вниз и плотнее закутавшись в домотканую коричневую шаль. Брианна заметила, что у миссис Гвилти шаль была из прекрасной шерсти черного цвета, и хотя она была немного потерта по краям, женщина носила ее с достоинством, приличествующим ее профессии.

     - Очень жаль, – посочувствовал ей Джейми. – Умершая …? - Он замолк, не закончив деликатный вопрос.

     - Сестра моего отца, - ответила миссис Гвилти. – Какое горе, что ее похоронят среди чужаков. – У нее было худое лицо с впавшими щеками и темные круги под глазами, похожие на синяки. Она посмотрела глубоко посаженными глазами на Джемми, и тот просто потянул поля шапки, закрывая свое лицо. Брианна почувствовала желание сделать то же самое, когда женщина обратила взор своих темных бездонных глаз на нее.

     - Надеюсь … ее душа найдет успокоение … поскольку ваша семья находится здесь, - сказала Клэр на ломанном гэльском. Учитывая ее английский акцент, фраза прозвучала довольно необычно. Брианна заметила, как ее отец прикусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

     - Она не останется одна надолго, - выпалила Оланна, потом, поймав взгляд Джейми, покраснела и зарылась носом в шаль.

     Отец, казалось, это странное заявление понял, потому что просто кивнул.

     - О, вот как? Кто еще? – он вопросительно поглядел на ее мать, но она лишь покачала головой. Если кто-нибудь и болел, к ней никто не обращался.

     Миссис Гвилти поджала морщинистые губы, закрывая ужасные зубы.

     - Шеймус Бакен, - заметила она с мрачным удовлетворением. – Он лежит с лихорадкой, и она убьет его еще до конца недели, но мы его опередили.

     - Что? – удивленно спросила Клэр.

     Миссис Гвилти посмотрела на нее, сузив глаза.

     - Последний похороненный человек становится хранителем кладбища, сассенах, - пояснил Джейми на английском, - до тех пор, пока не похоронят другого.

     Переключившись на гэльский, он продолжил:

     - Ей повезло, и еще больше ей повезло, что в последний путь ее провожает такая плакальщица. – Он вытащил из кармана монету и протянул женщине; она взглянула на нее, моргнула и снова посмотрела.

     - Ох, - сказала она с благодарностью. – Мы уж постараемся, я и девочка. Давай же, a nighean, мне нужно послушать тебя.

     Оланна, вынужденная выступать перед большой компанией, выглядела испуганной, однако под пристальным взглядом своей тетушки сбежать не могла. Закрыв глаза, она надула грудную клетку, откинула назад плечи и издала пронзительное: «ИИИИИИиииииИИИИИ-у-и-у-и-у», пока не прервалась, хватая ртом воздух.

     Роджер вздрогнул, словно звуки были бамбуковыми щепками, которые ему загоняли под ногти, а Клэр изумленно приоткрыла рот. Джемми втянул голову в плечи и вцепился в куртку деда, как маленький голубой репей. Даже Джейми выглядел впечатленным.

     - Не плохо, - произнесла миссис Гвилти. – Вероятно, это не станет полным провалом. Я слышала, что Хирам просил вас сказать слово? – добавила она с пренебрежительным взглядом на Роджера.

     - Да, - ответил Роджер, все еще хрипло, но как можно увереннее. – Я польщен.

     Миссис Гвилти ничего не сказала на это, но смерила его взглядом с головы до ног, покачала головой и, отвернувшись, подняла руки.

     - АаааааАААААААааааААААААаааИИИееее, - завопила она голосом, от которого Брианна почувствовала в своей крови кристаллики льда. – Горе, горе, гоооооооорееее! ААааяааААхааааахааа! Горе пришло в дом Кромби, горе!

     Оланна, повернувшись спиной к ним, покорно присоединила свое сопрано к причитанию тетушки. Клэр весьма не тактично, но очень практично заткнула свои уши пальцами.

     - Сколько ты им дал? – спросила она Джейми по-английски.

     Плечи Джейми коротко дрогнули, и он, взяв ее под руки, твердо отвел в сторону.

     Роджер рядом с Брианной сглотнул, но этот звук был еле слышен среди причитаний.

     - Тебе нужно было выпить, - сказала она ему.

     - Я знаю, - прохрипел он и чихнул.

     - Ты когда-нибудь слышал о Шеймусе Бакене? – спросила я Джейми, когда мы пробирались через раскисшую землю двора Кромби. – Кто это такой?

     - Да, знаю, - ответил он, обхватив меня за талию, чтобы помочь перескочить через зловонную лужу, образованную, по-видимому, козьей мочой. – Уф, ты тяжеленькая штучка сассенах.

     - Это из-за корзины, - ответила я рассеяно. – Мне кажется, миссис Баг наложила в нее свинцовые пули. Или кексики с изюмом. Кто же он? Один из рыбаков?

     - Да, он двоюродный дедушка Мэйси МакАрдл, той, которая замужем за бывшим корабельщиком. Ты помнишь ее? Рыжие волосы, очень длинный нос и шестеро детей.

     - Смутно. Как ты запоминаешь все эти вещи? – спросила я, но он лишь улыбнулся и предложил мне свой локоть. Я взялась за него, и мы размеренно зашагали по грязи и по соломе, наложенной поверх ее. Лэрд и его леди прибыли на похороны.

     Дверь хижины, несмотря на холод, была открыта, чтобы дух мертвеца мог выйти. К счастью, это также позволяло свету проникнуть в нее, поскольку она была построена без окон. Также в ней скопилась толпа людей, большинство из которых не мылись все четыре предыдущих месяца.

     И хотя я не была непривычной к переполненным хижинам или немытым телам, зная, что в ней находится одно вероятно чистое и определенно мертвое тело, я начала дышать через рот еще до того, как одна из дочерей Кромби в шали и с красными от слез глазами пригласила нас войти.

     Бабушка Уилсон лежала на столе со свечой в голове, завернутая в саван, который, несомненно, она соткала, еще будучи невестой. Льняная ткань, украшенная по краям простой вышивкой из виноградных листьев, пожелтела от возраста, но выглядела чистой и приятной в свете свечи. Саван бережно хранился и был привезен из Шотландии к новым берегам.

     Джейми задержался в дверях, снял шляпу и пробормотал слова официального сочувствия, которые Кромби, и мужчины, и женщины, приняли кивками и звуками уважительного одобрения. Я отдала корзину с едой и кивнула, как я надеялась, с подходящим видом сдержанной симпатии, не спуская глаз с Джемми.

     Брианна, как могла, объяснила ему про смерть, но я понятия не имела, как он воспримет ситуацию … или труп. Он дал уговорить себя снять шапку и теперь оглядывался вокруг круглыми от интереса глазами и задорно торчащим хохолком на голове.

     - Это мертвая леди, да, бабушка? – прошептал он, указывая на тело.

     - Да, дорогой, - ответила я, осторожно рассматривая старую миссис Уилсон. Она выглядела совершенно прилично в своем лучшем чепце с повязкой, поддерживающей нижнюю челюсть, и прикрытыми чем-то глазами. Я не думала, что Джемми видел ее когда-либо в своей жизни, и у него совсем не было причин расстраиваться, увидев ее мертвой. Кроме того, он часто присутствовал на охоте с тех пор, как только начал ходить, и был знаком с концепцией смерти. К тому же труп выглядел не очень впечатляюще по сравнению с недавно встреченными плакальщицами. Но все же …

     - Теперь мы окажем уважение, малыш, - негромко сказал ему Джейми и опустил его на пол. Я поймала взгляд Джейми, направленный на дверь, где Роджер и Бри в свою очередь выражали соболезнование, и поняла, что он поджидал их, чтобы они, глядя на него, смогли узнать, что нужно делать.

     Он повел Джемми сквозь толпу, которая уважительно расступалась перед ними, к столу, где положил руку на грудь покойницы. О, так это своеобразный похоронный ритуал.

     На некоторых горских похоронах было в обычае прикоснуться к телу, чтобы мертвец не являлся к живым. Я сомневалась, что старая бабушка Уилсон захочет явиться ко мне, но береженного бог бережет. Я помнила череп с серебряными пломбами в зубах и встречу в темноте горной ночи с чем-то, что могло быть прежним хозяином черепа. Невольно я взглянула на свечу, но она казалась совершенно обычной из коричневого воска, приятно пахнущей и немного искривленной в глиняном подсвечнике.

     Собравшись с духом, я осторожно положила руку на саван. Глиняное блюдце с кусочком хлеба и горкой соли было поставлено на грудь покойницы, деревянная кружка, наполненная чем-то темным – вино? – стояла рядом на столе. Хорошая свеча, соль и плакальщицы, очевидно Хирам Кромби решил достойно проводить в последний путь свою тещу, хотя я не удивлюсь, если он рачительно использует соль после похорон.

     Но что-то казалось не правильным; беспокойство ощущалось в воздухе, как сквозняк из дверей среди потресканных башмаков и обернутых в тряпье ног. Сначала я подумала, что это из-за нашего присутствия, но нет; все одобрительно вздохнули, когда Джейми подошел к телу.

     Джейми что-то прошептал Джемми, потом поднял его, чтобы он прикоснулся к покойнице. Джемми не стал сопротивляться, а с интересом уставился на восковое лицо женщины.

     - Это зачем? – громко спросил он, протягивая руку к хлебу. – Она будет его есть?

     Джейми перехватил его руку и положил на саван.

     - Это для пожирателя грехов, a bhailach^[139]. Не трогай его.

     - Что такое по…

     - Потом, - никто не смел спорить с Джейми, когда он говорил таким тоном, и Джемми затих, затолкав палец в рот, когда дед поставил его на пол. Бри подошла и взяла его на руки, не забыв прикоснуться к трупу и прошептать: «Покойся с миром».

     Затем вперед выступил Роджер, и толпа с интересом зашевелилась.

     Он выглядел бледным, но владел собой. Его лицо худое и обычно даже аскетичное не казалось суровым из-за мягкого света его глаз и подвижных губ, готовых улыбаться. Однако сейчас было не до смеха, и в тусклом свете его глаза потеряли свой блеск.

     Он положил руку на грудь женщины и склонил голову. Я не знала, молился ли он за упокой ее души или искал вдохновения, но он стоял так более минуты. Люди с уважением смотрели на него, тишина нарушалась только покашливанием и чиханием. Роджер не единственный, кто простудился, подумала я и внезапно вспомнила про Шеймуса Бакена.

     «Он лежит с лихорадкой, и она убьет его еще до конца недели», - так сказала миссис Гвилти. Вероятно, пневмония или бронхит, или даже туберкулез. И никто мне не сказал.

     От этого я почувствовала боль, а также раздражение, вину и беспокойство. Я знала, что новые арендаторы еще не доверяли мне. Я должна дать им время привыкнуть ко мне, прежде чем начну заглядывать в их дома. Многие из них никогда не видели англичан до того как прибыли в колонии, и я хорошо понимала каково их отношение к сассенахам и католикам.

     Но сейчас человек умирает, можно сказать, на пороге моего дома, а я даже не знаю про его существование, не говоря уже о его болезни.

     Следует ли мне пойти к нему, сразу же после похорон? Но где, черт побери, он живет? Это не очень близко; я знала всех рыбаков, живущих на этой стороне горы. МакАрдлы, должно быть, живут за хребтом. Я украдкой бросила взгляд на дверь, пытаясь понять, когда беременные тучи разродятся снегом.

     Снаружи доносились шарканье ног и негромкий разговор; подошли еще люди из ближайших долин. Я уловила слова «dèan caithris»^[140], произнесенные с вопросительной интонацией, и внезапно поняла, что было странного в нынешней ситуации.

     Не было бдения. Обычно тело обмывали и укладывали на день или два, чтобы у всех соседей была возможность прийти и проститься с покойником. Внимательно прислушавшись, я уловила отчетливые нотки недовольства и удивления, соседи посчитали такие срочные похороны неприличными.

     - Почему не было бдения у гроба? – спросила я шепотом у Джейми. Он приподнял одно плечо, но кивнул на дверь и затянутое тучами небо снаружи.

     - Ночью будет большой снегопад, Сорча^[141], - сказал он. – И, похоже, он продлится несколько дней. Не хотел бы я копать могилу в такую погоду, и куда им деть тело на это время?

     - Верно, Мак Дубх, - согласился Кенни Линдсей, услышав его. Он кинул взгляд на людей, стоящих рядом с нами, и подвинулся ближе, понижая голос. – Но верно также, что Хирам Кромби не слишком любил старую кар… э-э свою тещу. – Он, слегка приподняв подбородок, указал на тело. – Некоторые говорят, что ему не терпится закопать старуху в землю, чтобы она не передумала. – Он коротко ухмыльнулся, а Джейми опустил глаза, пряча улыбку.

     - К тому же сэкономит на еде, я думаю.

     Репутация Хирама, как скряги, была хорошо известна, а это многое означало среди бережливых, но гостеприимных горцев.

     Всплеск суеты возник на улице при появлении новых посетителей. В дверях возникло нечто вроде столпотворения, когда кто-то попытался пройти внутрь, хотя дом был уже переполнен; свободное место находилось только под столом, на котором лежала миссис Уилсон.

     Люди возле двери нехотя потеснились, и в хижину прорвалась миссис Баг в своем лучшем чепце и лучшей шали. Следом вошел Арч Баг.

     - Вы забыли виски, сэр, - проинформировала она Джейми, протягивая закупоренную бутылку. Оглянувшись, она, наконец, заметила семью Кромби и церемонно поклонилась им, бормоча слова сочувствия. Распрямившись, она поправила сползший на бок чепец и с ожиданием посмотрела вокруг. Очевидно, обряд теперь мог начинаться.

     Хирам Кромби оглянулся и кивнул Роджеру.

     Роджер немного выпрямился, кивнул в ответ и начал. Он говорил в течение нескольких минут общие слова о ценности жизни, о тяжести смерти и о важности восприятия ее родными и близкими. Все это, казалось, понравилось присутствующим, которые кивали с одобрением и, по-видимому, ожидали достойного представления.

     Роджер остановился откашляться и высморкаться, потом перешел к пресвитерианской похоронной службе, как он ее помнил из его жизни с преподобным.

     Это тоже, кажется, было принято. Бри расслабилась и опустила Джемми на пол.

     Все шло хорошо, но все же я ощущала легкое беспокойство. Частично от того, что я могла видеть Роджера. От возрастающей духоты в хижине из его носа побежало; он держал в руках носовой платок, которым украдкой вытирал пот и время от времени высмаркивался так прилично, как мог.

     Однако мокрота забивала горло, и это влияло на его уязвимое горло. Задыхающиеся звуки, всегда присутствующие в его голосе, стали значительно сильнее. Ему приходилось прочищать горло, чтобы иметь возможность говорить.

     Джемми нетерпеливо задвигался, и уголком глаза я уловила, как Бри успокаивающим жестом положила руку на его макушку, но ее тревожное внимание было сосредоточено на Роджере.

     - Возблагодарим Бога за жизнь этой женщины, - произнес он и прочистил горло … снова. Я обнаружила, что делаю то же самое из нервного сочувствия к нему.

     - Она слуга господа, истинная и верная, и теперь славит Его перед Его троном вместе с … - я увидела, что в его глазах мелькнуло сомнение, примет ли его новая паства концепцию святых или сочтет ее романской ересью. Он кашлянул и продолжил: - с ангелами.

     Очевидно, упоминание об ангелах было безобидным, лица вокруг меня выглядели серьезными, но не оскорбленными. С видимой отдышкой Роджер взял маленькую зеленую библию и открыл на отмеченной закладкой странице.

     - Давайте прочтем псалом по славу Его … - он взглянул на страницу и слишком поздно осознал трудности перевода на ходу английского псалма на гэльский.

     Он с шумом прочистил горло, и полдюжины глоток рефлекторно повторили за ним. Джейми рядом со мной молитвенно произнес: «О, Боже».

     Джемми потянул материну юбку, что-то прошептав, но был категорично утихомирен. Напрягшаяся Бри вся устремилась к мужу в страстном желании помочь хотя бы телепатически.

     Не имея альтернативы, Роджер начал с запинками читать. Половина присутствующих, восприняв его слова буквально, читали псалом по памяти в несколько раз быстрее, чем он успевал переводить.

     Я прикрыла глаза не в состоянии смотреть, но не могла не слышать, как люди прочли псалом и замолчали, дожидаясь с кислым видом, когда Роджер дойдет до конца. Что он и сделал, проявив упорство.

     - Аминь, - произнес Джейми громко и в одиночестве. Я открыла глаза и обнаружила, что все уставились на нас с выражениями, варьирующимися от легкого удивления до враждебности. Джейми потянул воздух и медленно выдохнул.

     - Иисус Христос, - очень тихо произнес он.

     Капельки пота стекали по щеке Роджера, и он вытер их рукавом куртки.

     - Кто-нибудь желает сказать несколько слов о почившей? – спросил он, переводя взгляд от лица к лицу. Молчание и завывание ветра было ему ответом.

     Он прочистил горло, и кто-то хихикнул.

     - Баба … - прошептал Джемми, дергая меня за юбку.

     - Ш-ш.

     - Но баба … - острая необходимость в его голосе заставила меня наклониться к нему.

     - Хочешь в туалет? – прошептала я. Он замотал головой с такой силой, что его золотисто-рыжие локоны разлетелись во все стороны.

     - О, Господь наш, Отец наш Небесный, ведущий нас через изменения времени к успокоению и блаженству вечности, будь рядом с нами сейчас, чтобы утешить и поддержать нас.

     Я подняла глаза и увидела, что Роджер положил руку на тело, очевидно решив завершить церемонию. Из того, какое облегчение отразилось на его лице и в его голосе, я поняла, что он решил вернуться к молитве из Общего молитвенника, хорошо знакомой ему, чтобы он мог легко произнести ее по-гэльски.

     - Дай нам понять, что дети Твои – отрада глаз Твоих … - он остановился; мускулы его шеи напряглись, когда он попытался тихо избавиться от комка в горле, но бесполезно.

     - Кх-х … кх-х … ХРР! – нечто похожее на смех раздалось в толпе, и Бри издала тихий урчащий звук, словно вулкан перед извержением лавы.

     - Баба!

     - Ш-ш!

     - … глазах Твоих. Что они будут жить вечно под сенью …

     - Баба!

     Джемми вертелся так, словно в его штанах поселилась колония муравьев, на лице написано выражение ужасной срочности.

     - Я есмь воскрешение и жизнь, говорит Господь, верующий в Меня, если и умрет … хм … оживет …- Роджер завершил молитву, форсируя голос за пределы его возможностей, хриплый, надтреснутый, но твердый и сильный.

     - Подожди минутку, - прошипела я, - и я выведу тебя …

     - Нет, баба! Гляди!

     Я проследила за его вытянутым пальцем и сначала решила, что он показывает на своего отца. Но нет.

     Старая миссис Уилсон открыла глаза.

     Мгновенно наступила тишина, взгляды всех присутствующих были прикованы к миссис Уилсон. Потом был коллективный вздох и инстинктивный шаг назад, крики страха и боли, когда кому-то оттоптали пальцы или сильно прижали к грубым необработанным стенам.

     Джейми подхватил Джемми с пола как раз вовремя, чтобы его не затоптали, и во всю мощь легких проревел: «Sheas!»^[142]. И такова была сила его голоса, что все моментально замерли. Он сунул мальчика Брианне и стал проталкиваться к столу.

     Роджер держал бывший труп, усаживая его в сидячее положение. Руки женщины слабо царапали повязку, поддерживающую ее нижнюю челюсть. Я пробралась следом за Джейми, без церемоний расталкивая людей со своего пути.

     - Отойдите, дайте ей воздуха, - сказала я, повышая голос. Ошеломленное молчание сменилось возбужденным бормотанием, которое стихло, когда я развязала и сняла повязку. Комната ждала с волнением, пока тело в молчании работало оцепеневшими челюстями.

     - Где я? – спросила, наконец, женщина дрожащим голосом. Она с изумленным видом обвела взглядом комнату, остановившись на лице своей дочери.

     - Майри, - нерешительно произнесла она; миссис Кромби бросилась к матери, упала на колени и с рыданием схватила ее руку.

     - A Mаthair! A Mаthair!^[143] – плакала она. Старая женщина положила дрожащую руку на голову дочери с таким видом, словно не была уверена в ее реальности.

     Тем временем я, как могла, исследовала ее жизненные показатели, хотя и не всегда полные витальности, но достаточно хорошие для того, кто был мертвым некоторое время назад. Дыхание очень поверхностное, затрудненное, цвет как у овсянки недельной давности, холодная липкая кожа, несмотря на духоту в комнате, и я совсем не могла обнаружить у нее пульса, хотя, конечно же, он у нее должен быть.

     - Как вы себя чувствуете? - спросила я.

     Она положила дрожащую руку на свой живот.

     - Немного плохо, - прошептала она.

     Я положила руку на ее живот и тут же почувствовала его. Пульс, где его не должно быть! Он был неровный и спотыкающийся, но он был здесь.

     - Иисус Рузвельт Христос, - пробормотала я. Я не говорила громко, но миссис Кромби ахнула, и я увидела, как шевельнулся ее передник. Она, без сомнения, сделала под ним знак рогов из пальцев.

     У меня не было времени беспокоиться об извинениях, я встала и, схватив Роджера за рукав, потянула в сторону.

     - У нее аневризма аорты, - прошептала я очень тихо. – Некоторое время у нее было внутреннее кровотечение, достаточное, чтобы она потеряла сознание и стала холодной. Аневризма скоро лопнет, и тогда она умрет на самом деле.

     Он громко сглотнул, лицо его стало очень бледным, но он только спросил:

     - Вы знаете, как скоро?

     Я взглянула на миссис Уилсон; ее лицо было таким же серым, как затянутое тучами небо, а глаза постоянно теряли фокус, как свеча, мерцающая на ветру.

     - Понятно, - сказал Роджер, хотя я не произнесла и слова. Он глубоко вздохнул и прочистил горло.

     Толпа, которая шумела, как стая сердитых гусей, тут же замолкла. Глаза всех присутствующих были прикованы к живописной картине перед ними.

     - Это наша сестра, которая была возвращена к жизни, также как будем и мы все в день милости Господа нашего, - произнес Роджер негромко. – Это знак для нас, знак надежды и веры. Она вскоре снова уйдет к ангелам, но вернулась к нам на время, чтобы донести до нас уверенность в любви и милости Бога. – Он на мгновение замолчал, очевидно, в поисках дальнейших слов, потом откашлялся и наклонил голову к миссис Уилсон.

     - Вы … хотели бы что-нибудь сказать, мать? – спросил на гэльском.

     - Да, - миссис Уилсон, казалось, набралась сил и вместе с ними ощутила негодование. Слабая розовая окраска выступила на ее восковых щеках, и она окинула толпу сверкающим взглядом.

     - Что это за бдение у гроба, Хирам Кромби? – сердито спросила она, буравя зятя глазами. – Я не вижу ни выставленной еды, не выпивки … а это что? – ее голос прозвучал взбешенным писком, когда ее взгляд упал на блюдце с хлебом и солью, которое Роджер отставил в сторону, когда поднимал ее.

     - Да это же … - она с диким видом оглядела собравшуюся толпу и осознала правду. Ее ввалившиеся глаза выпучились. – Это же … ты бесстыдный скупердяй! Это совсем не бдение! Ты собирался похоронить меня лишь с коркой хлеба и каплей вина для пожирателя грехов, и удивительно, что ты не пожалел еще и этого! Не сомневаюсь, ты украдешь саван с моего трупа, чтобы сделать одежду для своих сопливых детей! И где моя лучшая брошь, с которой я завещала похоронить меня? – Одна костлявая рука сжалась на впалой груди, захватив в горсть потертое полотно.

     - Майри! Моя брошь!

     - Вот она, мама, вот она! – Бедная расстроенная миссис Кромби принялась рыться в кармане, безудержно рыдая. – Я убрала ее для сохранности … я собиралась пристегнуть ее вам перед … перед … - Она вытащила безобразную вещицу, усеянную гранатами, которую ее мать схватила и прижала к груди, с ревнивым подозрением оглядываясь вокруг. Было совершенно очевидно, что она подозревала всех присутствующих в намерении украсть ее драгоценность. Рядом со мной оскорбленно выдохнула женщина, но я не имела времени повернуться и взглянуть, кто это был.

     - Ну, ну, - произнесла я успокаивающим голосом профессиональной сиделки. – Я уверена, все будет в порядке.

     Кроме того, что вы умрете через несколько минут, подумала я, подавляя истерический приступ неуместного смеха. Или даже через несколько секунд, если ее давление поднимется выше.

     Я держала пальцы на сильном пульсе ее живота, который указывал на фатальное повреждение брюшной аорты. Кровь уже должна была истекать из сосуда, чтобы женщина потеряла сознание до такой степени, что ее сочли мертвой. В конце концов, аневризма лопнет, и все будет закончено.

     Роджер и Джейми делали все, чтобы успокоить ее, говоря что-то по-гэльски и по-английски и ласково поглаживая ее. Она, кажется, успокаивалась, но все еще пыхтела, как паровая машина.

     Джейми достал из кармана бутылку виски, и это помогло еще лучше.

     - Вот это больше похоже на бдение! – немного смягчилась миссис Уилсон, когда он вытащил пробку и провел бутылкой перед ее носом, чтобы она могла оценить качество виски. – А еду вы принесли? – Миссис Баг рванулась вперед, выставив впереди себя корзину, как таран. – Хмф! Никогда не думала, что доживу до того, когда паписты выказали больше доброты, чем родные люди! – Последнее замечание было адресовано Хираму Кромби, который открывал и закрывал рот, не зная, что сказать в ответ на тираду его тещи.

     - Но … но … - он в ярости замолчал, разрываясь между потрясением, гневом и необходимостью оправдаться перед соседями. – Больше доброты, чем ваши родные люди? Разве я не давал вам кров все двадцать лет? Не кормил и не одевал вас, словно родную мать? Годами т-терпел ваш ехидный язык и злобный х-характер, и никогда …

     Джейми и Роджер бросились утихомиривать его, но перебивали друг друга, и в этой неразберихи Хираму было позволено высказать все, что он думает. Миссис Уилсон, которая не была новичком в брани, ответила тем же.

     Пульс в ее животе бился под моей ладонью, и мне приходилось с силой прижимать руку, чтобы женщина не вскочила и не набросилась на Хирама с бутылкой виски. Соседи с возбуждением наблюдали.

     Роджер взял дело – и миссис Уилсон – в свои руки, схватив ее за костлявые плечи.

     - Миссис Уилсон, - произнес он хрипло, но достаточно громко, чтобы перекрыть возмущенное опровержение Хирама на характеристику, данную ему тещей. – Миссис Уилсон!

     - Э-э? – она замолкла, взглянула на него и заморгала глазами, внезапно смутившись.

     - Прекратите. И вы тоже! – он свирепо уставился на мистера Кромби, который снова открыл рот. Мужчина закрыл рот, не произнеся ни слова.

     - Я не потерплю этого, - заявил Роджер и с хлопком положил библию на стол. – Это неправильно, и я не потерплю этого, слышите меня? – Он обжег взглядом воюющие стороны, свирепо нахмурив брови.

     В комнате наступила тишина, только слышалось тяжелое дыхание Хирама, тихие всхлипы миссис Кромби и слабая астматическая отдышка миссис Улсон.

     - А теперь, - Роджер, все еще сердито глядя вокруг, чтобы никто не прервал его, положил свою ладонь на худую, покрытую старческими пятнами и морщинами руку женщины.

     - Миссис Уилсон, вы понимаете, что в эту минуту вы почти стоите перед Господом? – он кинул на меня взгляд, и я кивнула. Она действительно умрет. Ее голова покачивалась на тонкой шее, и следы гнева исчезали с лица, по мере того, как он говорил.

     - Бог рядом с нами, - произнес, поднимая голову и адресуя эти слова всем собравшимся. Он повторил их по-гэльски, и в комнате раздалось что-то похожее на коллективный вздох. Он прищурил глаза.

     - Мы не станем осквернять это святое таинство гневом и злостью. А теперь … сестра, - он мягко сжал ее руку. – Успокойтесь душой. Бог …

     Но миссис Уилсон больше не слушала; ее сморщенный рот в ужасе открылся.

     - Пожиратель грехов! – воскликнула она, дико оглядываясь вокруг. Она схватила стоящее рядом с ней блюдце, просыпав соль на саван. – Где пожиратель грехов?

     Хирам дернулся, словно его ткнули раскаленной кочергой, и стал проталкиваться к выходу. Люди расступались перед ним. Вопросительное бормотание было неожиданно прервано пронзительным воплем снаружи. Когда он затих, последовал другой вопль.

     Благоговейное «Ах!» раздалось в толпе, а миссис Уилсон стала выглядеть более удовлетворенной; плакальщицы начали отрабатывать свои деньги.

     Потом возле дверей зашевелились, и толпа расступилась, как Красное море, образовав узкий проход к столу. Миссис Уилсон, смертельно бледная и едва дышащая, села прямо. Пульс в ее животе бешено прыгал под моими пальцами. Роджер и Джейми поддерживали ее под руки.

     Полное молчание упало на комнату; единственными звуками были завывание плакальщиц и медленное шарканье ног, глухое по земле снаружи и затем громкое по половицам внутри. Прибыл пожиратель грехов.

     Это был высокий мужчина или был таковым когда-то. Невозможно было сказать, сколько ему лет: возраст или болезнь истощили его плоть. Его широкие плечи ссутулились, спина сгорбилась, голова, увенчанная редкими седыми волосами, клонилась вперед.

     Я, приподняв брови, взглянула на Джейми. Я никогда не видела этого мужчину прежде. Джейми слегка пожал плечами; он его тоже не знал. Когда мужчина подошел ближе, я увидела, что его тело было искривлено, один бок, казалось, был вдавлен в тело. Вероятно, он сломал ребра в результате кого-то несчастного случая.

     Взгляды всех присутствующих были сфокусированы не нем, но он не смотрел ни на кого, уставившись в пол. Люди отшатывались от него, когда он шел по узкому проходу, чтобы ненароком не коснуться его. Только подойдя к столу, он поднял голову, и я увидела, что один глаз у него отсутствовал, вероятно, выдранный медведем, если судить по обширным рубцам на лице.

     Второй глаз у него видел. Мужчина замер в удивлении, увидев живую миссис Уилсон, и огляделся по сторонам, очевидно, не зная, что теперь делать.

     Женщина вырвала руку из ладони Роджера и подтолкнула блюдце с хлебом и солью к мужчине.

     - Делайте свое дело, - произнесла она высоким и немного испуганным голосом.

     - Но вы живы, - голос пожирателя грехов был мягкий и сильный и выражал лишь удивление, но толпа среагировала так, будто зашипела змея, и отодвинулась еще дальше, если это вообще было возможно.

     - Ну, и что? – миссис Уилсон дрожала от возбуждения. Я ощущала небольшую постоянную вибрацию, проходящую через стол. – Вам заплатили, чтобы вы съели мои грехи, делайте же это! – Тут ей в голову пришла какая-то мысль, она резко выпрямилась, с подозрительным прищуром уставившись на своего зятя. – Ты же заплатил ему, Хирам?

     Хирам, красный еще от предыдущей ссоры, при этих словах стал багровым и схватился за грудь. Схватился скорее за свой кошелек, подумала я, а не за свое сердце.

     - Я не собираюсь ему платить, пока он не сделал свою работу, - рявкнул он. – Кто же так делает?

     Увидев, что стычка набирает новые обороты, Джейми отпустил руку миссис Уилсон и, быстро порывшись в спорране, вытащил серебряный шиллинг, который сунул пожирателю грехов, хотя, как я заметила, стараясь не касаться его.

     - Теперь вам заплатили, - сказал он хрипло и кивнул ему. – Делаете свое дело, как можно, лучше, сэр.

     Мужчина медленно огляделся, и от толпы раздался вдох, слышимый даже среди причитания «ГОООООРЕЕЕЕ в доме КРООООМБИИИИ» снаружи.

     Он стоял не более чем в футе от меня, достаточно близко, чтобы я могла ощутить его кисло-сладкий запах: застарелый запах пота и грязи на его обносках, и еще что-то, некий слабый аромат, говорящий о гнойной сыпи и неизлеченных ранах. Он повернул голову и посмотрел прямо на меня; его глаз был светло коричневый, янтарный и поразительно похожий на мои глаза. Встретив его взгляд, я ощутила странное чувство в своем желудке, словно на мгновение взглянула в кривое зеркало и увидела искаженное лицо вместо своего собственного.

     Выражение на его лице не изменилось, но я почувствовала, будто между нами что-то произошло. Потом он отвернулся и, протянув длинную, обветренную и очень грязную руку, взял кусочек хлеба.

     Нечто вроде вздоха пронеслось по комнате, когда он начал есть, медленно мусоля хлеб, так мало у него осталось зубов. Я почувствовала, что пульс миссис Уилсон стал мельче и быстрее, как у колибри. Она почти безвольно повисла на руках мужчин, прикрыв изнеможденные глаза морщинистыми веками.

     Он взял кружку с вином обеими руками, словно это была чаша, и выпил, прикрыв глаза. Поставив пустую кружку на стол, он с любопытством посмотрел на миссис Уилсон. Полагаю, он никогда прежде не встречался с живыми клиентами и теперь не знал, сколько ему еще исполнять свою странную службу.

     Миссис Уилсон с безмятежным, как у ребенка, лицом уставилась ему в глаза. Ее брюшной пульс прыгал, как камешек, несколько быстрых мелких ударов, пауза, потом стук, который ударял в мою ладонь, как кулак, и снова мелкие частые скачки.

     Пожиратель грехов очень медленно поклонился ей, потом развернулся и пошел к двери с удивительно высокой скоростью для больного человека.

     Несколько мальчишек и молодых дверей с криками выбежали следом за ним; один или два схватили поленья из корзины возле очага. Другие разрывались между противоположными стремлениями; они посматривали на открытую дверь, за которой крики и удары камней смешивались с причитанием плакальщиц, но взгляды их неотвратимо возвращались назад к миссис Уилсон.

     Она выглядела … умиротворенной. Это было единственно верное слово. И неудивительно, так как ее пульс под моей рукой прекратился. Где-то внутри, в самой своей глубине я почувствовала начало кровоизлияния, головокружительно горячий приступ втянул меня в него, заставил черные пятна закружиться в глазах и вызвал звон в ушах. Я понимала, что она фактически умерла. И поверх этого шума в моей голове я услышала ее тихий, но спокойный и ясный голос.

     - Я прощаю тебя, Хирам, - произнесла она. – Ты был хорошим мальчиком.

     У меня потемнело в глазах, но я все еще могла слышать и смутно осознавать происходящее. Что-то схватило меня и утянуло прочь. Через мгновение я пришла в себя в углу, прислонившись к Джейми, который обнимал меня.

     - Ты в порядке, сассенах? – настойчиво спрашивал он, слегка потряхивая меня и хлопая по щекам.

     Плакальщицы в черном подошли к самой двери, и я могла видеть их снаружи, стоящих как два столпа темноты. Пошел снег, закружившись вокруг них; холодный ветер влетел внутрь, занося с собой маленькие твердые снежинки, которые покатились по полу. У стола Хирам Кромби пытался пристегнуть на саван тещи брошь; руки его тряслись, а узкое лицо было мокро от слез.

     - Да, - слабо произнесла я, потом громче, - Да. Теперь все в порядке.

     ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

     На горе

     Глава 40. ВЕСТНИКИ ВЕСНЫ

     Март 1774 года

     Наступила весна, и длинные месяцы зимнего уединения растаяли в бегущих с холмов потоках воды и в миниатюрных водопадах, прыгающих с камня на камень.

     Воздух был наполнен гомоном разнообразных птиц, целой какофонией звуков, которая сменила одинокий зов гусей, пролетающих над головой.

     Птицы улетают зимой одна за другой, или в грохоте крыльев стаей поднимаются в небо и с криками кружатся в вышине, словно пригоршня подброшенного вверх молотого перца, стремясь к далекому и проблемному выживанию.

     Зимой нет певчих птиц, хищные птицы не образуют пары, и все разнообразие цветов птичьего мира сводится к жесткому противостоянию хищника и жертвы; серые тени, пролетающие над головой, и яркие капельки крови, падающие на землю там и тут - знак ушедшей жизни, оставившей лишь перышки, уносимые ветром.

     Но когда наступает весна, птицы пьянеют от любовных песен. Ночью темнота приглушает их песни, но не заставляет умолкнуть полностью, и их мелодичные разговоры возникают в любой час, удивительно интимные в глухой ночи, словно слышишь, как незнакомцы занимаются любовью в соседней комнате.

     Заслышав чистую красивую песнь дрозда на большой красной ели за домом, я теснее придвинулась к Джейми. По ночам все еще было холодно, но не пронизывающей зимней стужей, а скорее сладким свежим холодком тающий земли и проклевывающихся листьев, холодом, который заставляет кровь звенеть, а тела искать близости.

     Через площадку раздался грохочущий храп – еще один предвестник весны, майор МакДональд, который явился прошлой ночью обветренный в грязи с головы до ног, принеся нежелательные вести из внешнего мира.

     Джейми немного шевельнулся от этого звука, застонал, коротко пукнул и затих. Вчера он долго развлекал гостя, если это можно было назвать развлечением.

     Я слышала Лиззи и миссис Баг внизу на кухне, которые разговаривали, гремели кастрюлями и стучали дверью в надежде разбудить нас. Соблазнительные запахи завтрака начали подниматься по лестнице, горьковатый аромат жареного цикория и густой теплый запах каши с маслом.

     Звук дыхания Джейми изменился, и я поняла, что он проснулся, хотя и оставался лежать с закрытыми глазами. Не знаю, означало ли это желание еще поспать или нежелание вставать и иметь дело с майором МакДональдом.

     Он разрешил свои сомнения, перекатившись ко мне, обнял и стал тереться бедрами. Сразу же стало ясно, что хотя он и стремился к удовольствию, но все еще продолжал спать.

     Он тыкался носом мне в ухо и производил горлом негромкий вопросительный шум. Ну, что ж, майор все еще спал, и кофе – какой бы он ни был – еще некоторое время будет вариться. Я мурлыкнула в ответ и, потянувшись к прикроватному столику, взяла немного миндального крема, а потом стала медленно и с наслаждением рыться в простынях и ночной рубашке, чтобы нанести его.

     Через некоторое время фырканье и топанье в зале известило нас о воскрешении майора МакДональда, а восхитительные запахи жареной ветчины и картофеля с луком присоединились к ряду обонятельных стимулов. Однако свежий запах миндального крема был сильнее.

     - Скользкая молния, - произнес Джемми с сонным удовлетворением. Он все еще лежал в постели на боку и наблюдал, как я одеваюсь.

     - Что? – я повернулась от зеркала и взглянула на него. – Кто?

     - Полагаю, что я. Разве ты не была поражена громом в конце? – он рассмеялся почти беззвучно, лишь только простыни зашуршали.

     - О, ты снова разговаривал с Бри, - заметила я и отвернулась к зеркалу. – Эта фигура речи – метафора для обозначения высокой скорости, а не для блеска смазки.

     Я улыбнулась ему в зеркале, расчесывая путаницу своих волос. Он расплел их, пока я его смазывала, и в результате дальнейших упражнений они торчали во все стороны. Надо признать, это немного напоминало удар электрическим током.

     - Ну, я тоже могу быть быстрым, - сказал он, садясь и проводя рукой по своим волосам, - но не по утрам. Бывают и худшие способы проснуться, да?

     - Да, гораздо худшие, - через площадку от нас доносились звуки зевания и харканья, за ними последовал громкий и отчетливый звук, когда мужчина с хорошей функцией мочевого пузыря использовал ночной горшок. – Он надолго останется, он говорил?

     Джейми покачал головой. Медленно поднявшись, он потянулся, как кот, потом подошел и обнял меня. Я еще не разожгла огонь в очаге, и в комнате было холодно, а его тело изучало приятное тепло.

     Он упер подбородок в мою макушку, рассматривая наше совместное отражение в зеркале.

     - Я должен уехать, - тихо произнес он. – Наверное, завтра.

     Я застыла с гребнем в руках.

     - Куда? К индейцам?

     Он кивнул, не сводя с меня глаз.

     - МакДональд привез газеты с текстами писем губернатора Мартина к разным людям, в том числе Трайону в Нью-Йорк и генералу Гейджу, с просьбой о помощи. Он теряет контроль над колонией – как будто бы когда-то его имел – и всерьез подумывает вооружить индейцев. Хотя последней информации в газетах, слова богу, нет.

     Он отпустил меня и потянулся к комоду, где лежали свежие рубашки и носки.

     - Это хорошо, - заметила я, свернув волосы на затылке и ища ленту, чтобы связать их. Мы мало видели газет зимой, но и без этого разногласия между ассамблеей и губернатором были очевидны. Последний прибег к тактике постоянных откладываний, распуская ассамблею, чтобы не дать принять ей законы, противоречащие его желаниям.

     Могу себе вообразить, каков будет отклик общества на его намерение вооружить чероки, катоба, криков и направить их против собственного народа.

     - Думаю, на самом деле он не собирается делать ничего подобного, - сказала я, найдя искомую голубую ленту, - потому что если он это сделает, то революция произойдет здесь и сейчас в Северной Каролине, а не в Массачусетсе или Филадельфии два года спустя. Но, ради бога, зачем он опубликовал эти письма?

     Джейми рассмеялся и тряхнул головой, откидывая волосы с лица.

     - Он не публиковал. Вероятно, губернаторскую почту перехватили. Как говорит МакДональд, он очень рассержен этим фактом.

     - Надо думать.

     Почта небезопасна и всегда была таковой. Когда-то в Париже Джейми нанял Фергюса для того, чтобы тот воровал письма.

     - Как Фергюс? – спросила я.

     Джейми слегка скривился, натягивая чулок.

     - Лучше, я думаю. Марсали говорит, что он больше времени остается дома, и это хорошо. И он немого подрабатывает, учит французскому Хирама Кромби. Но …

     - Хирама? Французскому?

     - О, да, - он усмехнулся мне. – Хирам утвердился в мысли проповедовать среди индейцев и полагает, что дело у него пойдет лучше, если он будет знать французский. Иэн учит его понемногу цалаги, но индейских говоров так много, вряд ли он сможет выучить все.

     - Чудеса никогда не прекращаются, - пробормотала я. – Как ты думаешь …

     Меня прервал громкий крик миссис Баг снизу:

     - Если некоторые персоны хотят, чтобы прекрасный завтрак был испорчен, то так тому и быть.

     Тут же, словно кукушка из часов, из своих дверей выскочил майор и торопливо застучал каблуками вниз по лестнице.

     - Готов? – спросила я Джейми. Он взял мой гребень, быстро причесал свои кудри, потом подошел и открыл дверь, с церемонным поклоном пропуская меня вперед.

     - Ты говорила, сассенах, - сказал он мне, следуя за мной по лестнице, - о том, что все начнется через два года. Но это уже началось. Ты понимаешь?

     - О, да, - ответила я немного угрюмо. – Но я не хочу думать об этом на пустой желудок.

     Роджер выпрямился, измеряя глубину ямы. Край ямы для печи находился как раз под его подбородком. Глубина в шесть футов придется ему до глаз, значит, осталось еще несколько дюймов. Это отрадно. Прислонив лопату к стенке, он взял деревянное ведро, полное земли, и выставил его на край ямы.

     - Земля! – крикнул он, но ответа на его крик не последовало. Он привстал на носки, сердито высматривая своих так называемых помощников, Джемми и Германа, которые должны были освобождать ведра и передавать ему пустые, но очень часто исчезали в неизвестном направлении.

     - Земля! – завопил он, как мог, громче. Маленькие ублюдки не могли убежать далеко, он наполнял емкость не более двух минут.

     На крик ответили, но не мальчишки. Прохладная тень упала на него, и, прищурившись, он различил силуэт своего тестя, который наклонился взять ведро. Джейми отнес ведро на два шага и вывалил его на медленно растущую гору, потом вернулся и запрыгнул в яму.

     - Хорошую яму ты выкопал, - сказал он, оглядываясь вокруг. – В ней можно зажарить быка.

     - Хорошо бы, я умираю от голода. – Роджер стер пот со лба рукавом; весенний день был прохладным и свежим, но он вспотел.

     Джейми взял лопату и с интересом стал рассматривать ее лезвие.

     - Никогда не видел такой. Это работа девочки?

     - Да, с небольшой помощью Дая Джонса. – Брианне хватило тридцати минут работы с лопатой восемнадцатого века, чтобы убедиться в необходимости модернизировать ее. Потребовалось три месяца, чтобы найти кусок железа, из которого можно было сделать лезвие нужной формы, и убедить Дая Джонса, который был уэльсцем, а, значит, по определению был упрямым, выковать его. Обычно лопата была деревянной и выглядела как кровельная черепица, приделанная к палке.

     - Можно попробовать? – очарованный Джейми воткнул новую лопату в землю.

     - Добро пожаловать.

     Роджер выбрался в более мелкую часть ямы. Джейми остался в части, в которой в соответствии с проектом Брианны должен гореть огонь. Сверху будет воздвигнута труба. Топливо же будет располагаться в длинной, относительно мелкой части. После недели рытья Роджер был менее склонен считать, что отдаленная перспектива водяного отопления стоила затраченного труда, но Бри этого хотела и подобно своему отцу добивалась своего, хотя и другими методами.

     Джейми копал быстро, бросая землю в ведро с тихими восклицаниями восторга и восхищения от того, с какой легкостью лезвие врезалось в почву. Несмотря на скептическое отношение к занятию, Роджер почувствовал гордость за жену.

     - Сначала спички, - сказал Джейми весело, - теперь лопаты. Что она придумает в следующий раз?

     - Боюсь спрашивать, - ответил Роджер искренне, и Джейми рассмеялся.

     Наполненное ведро Роджер вытащил наверх и освободил от земли, пока Джейми наполнял второе. И потом без лишних слов они продолжили работать, Джейми копал, Роджер относил и высыпал землю, и, кажется, прошло всего ничего времени, а работа была закончена.

     Джейми выбрался из ямы и встал на краю рядом с Роджером, с удовлетворением разглядывая дело рук своих.

     - Если она не будет хорошо работать, как печка, - заметил Джейми, - можно сделать из нее погреб.

     - В хозяйстве все пригодится, - согласился Роджер. Они стояли, глядя вниз в яму, и ветерок холодил их сквозь мокрые рубашки теперь, когда они не работали.

     - Как ты думаешь, вы сможете вернуться назад, ты и девочка? – спросил Джейми таким небрежным тоном, что Роджер сначала не уловил смысла вопроса, потом увидел лицо тестя, непроницаемо спокойное, каким он обычно прикрывал свои сильные эмоции.

     - Вернуться? – повторил Роджер изумленно. Нет, он же не думает … или думает. – Сквозь камни, вы имеете в виду?

     Джейми кивнул, с деланно заинтересованным видом рассматривая стенки ямы, где свисали подсыхающие корни травы и торчали острые края камней.

     - Я думал об этом, - произнес Роджер после паузы. – Мы думали. Но … - он замолчал, не находя слов для объяснений.

     Джейми снова кивнул, словно все понял. Роджер предполагал, что они с Клэр обсуждали эту возможность, также как он и Бри, проигрывая все «за» и «против». Опасности путешествия сквозь время. Он не переоценивал их в свете того, что рассказала Клэр о Доннере и его друзьях. Что если он пройдет сквозь камни, а Бри и Джем нет? Думать об этом было невозможно.

     Кроме вопроса, выживут ли они во время перехода, оставалась возможность разделения, и это тоже плохо. Несмотря на ограничения и неудобства, Ридж был их домом.

     С другой стороны оставались опасности настоящего времени, ибо четыре всадника Апокалипсиса уже разъезжали по стране. Не составляло труда заметить признаки приближающихся голода и мора, а бледный конь и его всадник стали появляться неожиданно и часто.

     Это и имел Джейми в виду.

     - Из-за войны?

     - О’Брайаны, - спокойно произнес Джейми. – Это будет происходить и дальше, ты понимаешь? И часто.

     Сейчас была весна, а не осень, но его до костей пробрал тот же ледяной ветер, который бросал золотые и коричневые листья на лицо маленькой девочки. Роджеру внезапно представилось, что он и Джейми стоят в скорби перед разверстой могилой. Он повернулся спиной к яме, глядя на зеленые почки каштанов.

     - Вы знаете, - произнес он после некоторого молчания, - когда я впервые узнал про Клэр, что она из себя представляет … ну, все мы представляем, я подумал: «Как интересно!» Увидеть, как творится история, я имею в виду. Честно говоря, я бы пришел сюда ради этого, не только ради Бри. В то время.

     Джейми коротко хохотнул, тоже разворачиваясь.

     - Ну, а как сейчас? Интересно?

     - Больше, чем я мог себе представить, - сухо подтвердил Роджер. – Но почему вы спрашиваете сейчас? Я говорил вам год назад, что мы остаемся.

     Джейми кивнул, поджав губы.

     - Да. Дело в том … я думаю, что нужно продать один из камней.

     Роджер испытал немного странное чувство. Он никогда не думал об этом, но знание того, что эти камни в случае нужды были под рукой … Он не осознавал до этого момента, какое чувство безопасности давало это знание.

     - Они ваши, - ответил он осторожно. – Хотя, почему сейчас? Проблемы?

     Джейми немного покривился.

     - Проблемы, - повторил он. – Да, можно сказать так. – И приступил к краткому изложению ситуации.

     Мародеры уничтожили не только созревающий виски этого сезона, но и сожгли сарай для соложения, который только теперь начали восстанавливать. Это означало отсутствие в этом году излишков ходового товара, используемого для продажи и обмена на необходимые вещи. Стоило также позаботиться о двадцати двух семьях новых арендаторов, большинство из которых попали в места, о которых раньше представить себе не могли, и были вынуждены заниматься совершенно незнакомой работой. Все что они могли сейчас делать – это пытаться выжить.

     - И потом, - мрачно добавил Джейми, - есть еще майор МакДональд … Ну, вот, упомяни черта.

     Майор собственной персоной появился на крыльце в сияющем на солнце красном мундире. Он был одет для путешествия – в сапогах со шпорами, в парике и со шляпой в руке.

     - Быстрый визит, как я вижу.

     Джейми вполголоса произнес что-то довольно грубое.

     - Достаточно долгий, чтобы объявить, что мне следует приобрести тридцать мушкетов с пулями и порохом – за мой счет, заметь – расходы на которые Корона возместит со временем, - добавил он скептически, показывая, каким далеким он полагал это «со временем».

     - Тридцать мушкетов, - Роджер беззвучно присвистнул. Джейми даже не мог себе позволить возместить винтовку, которую он отдал Птице за помощь в Браунсвиле.

     Джейми пожал плечами.

     - И потом я обещал приданое Лиззи Вемисс, она нынче летом выходит замуж. И мать Марсали, Лаогера … - он украдкой взглянул на Роджера, неуверенный, насколько тот в курсе относительно Лаогеры. Больше, чем Джейми хотел бы, чтобы я знал, подумал Роджер и тактично сделал непонимающее лицо.

     - Я должен выделить немного денег на ее содержание. Мы, конечно, можем прожить на то, что имеем, но для остального … Я должен продать землю, или камни. Но землю я не продам, - его неподвижные пальцы выбили нервную дробь на бедре, потом он остановился и махнул рукой майору, который направлялся к ним через двор.

     - Понятно. Ну, тогда … - очевидно, что это должно быть сделано. Глупо сидеть на драгоценных камнях просто потому, что в один день они могут понадобиться в сомнительном и рискованном деле. Тем не менее, от этого решения Роджер почувствовал в себе пустоту, словно ему перерезали страховку при спуске со скалы.

     Джейми выдул воздух.

     - Хорошо. Я отправлю один камень с Бобби Хиггинсом в Вирджинию. Лорд Грей, по крайней мере, даст за него хорошую цену.

     - Да, это … - Роджер замолк, отвлеченный сценой, разворачивающейся перед ними.

     Майор, в хорошем настроении и хорошо накормленный, спустился с крыльца, направляясь к ним и совсем не подозревая о белой свинье, которая вылезла из своей норы в фундаменте дома и теперь трусила вдоль него в поисках своего завтрака. Через несколько секунд она заметит майора.

     - Эй! – взревел Роджер и почувствовал, что в его горле что-то порвалось. Боль была такой сильной и острой, что он замолчал и схватился за горло.

     - Осторожно, свинья! – кричал Джейми, размахивая руками и указывая на животное. Майор вытянул шею и приложил ладонь к уху, потом уловил многократно повторенное «Свинья!», дико заозирался вокруг и увидел, как белая свинья перешла на тяжелую рысь, мотая клыками из стороны в сторону.

     Ему следовало развернуться и бежать к крыльцу, но паника охватила его, и он бросился прочь от свиньи в сторону Джейми и Роджера, которые помчались в разные стороны.

     Оглянувшись назад, Роджер увидел, что майор длинными прыжками уходит от свиньи, имея целью их с Брианной хижину. Однако между хижиной и майором находилась яма, замаскированная высокой весенней травой, через которую тот несся.

     - Яма! – прокричал Роджер единственное слово, вышедшее из его глотки. Тем не менее, МакДональд, кажется, что-то услышал, ибо его ярко-красное лицо с выпученными глазами повернулось в его сторону. Однако он не разобрал, что ему кричат, и оглянулся на свинью, которая ускорилась, уставившись на него маленькими розовыми глазками, полными кровожадных намерений.

     Это оказалось почти фатальным, ибо майорские шпоры зацепились за что-то, и он плашмя растянулся на траве, выпустив из рук шляпу, с которой все это время не расставался. Вращаясь, шляпа, взлетела в воздух.

     Роджер, поколебавшись мгновение, с задушенным проклятием бросился на помощь мужчине. Джейми тоже бежал назад, держа лопату наперевес, хотя даже ее металлическое лезвие казалось жалким оружием против пятисотфунтовой свиньи.

     Однако прежде чем они добежали до него, МакДональд вскочил на ноги и помчался, словно за ним гнались черти. Размахивая руками, с решимостью на красно-коричневом лице, он мчался большими прыжками, как заяц, спасая свою жизнь … потом исчез. Вот только что он был там, а через мгновение исчез, словно магически растворился в воздухе.

     Джейми выпученными глазами посмотрел на Роджера, потом на свинью, которая затормозила на дальнем краю ямы. Потом осторожно двигаясь, и не спуская одного глаза со свиньи, он подобрался к яме, искоса заглядывая в нее, словно боясь увидеть, что там лежит на дне.

     Роджер подошел и встал рядом, заглядывая вниз. Майор МакДональд лежал на дне в глубокой части ямы, свернувшись, как ежик, и прикрывая руками парик, который на удивление оставался на месте, хотя весь был в грязи и обрывках травы.

     - МакДональд, - позвал Джейми, - вы не ранены?

     - Она здесь? – дрожащим голосом спросил майор, не делая попыток подняться.

     Роджер взглянул через яму на свинью, которая отошла немного подальше и зарылась мордой в траву.

     - Ээ … да, здесь, - к его удивлению голос прозвучал легко, хотя и немного хрипло. Он прочистил горло и заговорил громче. – Но не беспокойтесь. Она занята поеданием вашей шляпы.

     Глава 41. ОРУЖЕЙНИК

     Джейми проводил МакДональда до Куперсвиля, где направил его по дороге в Солсбери, снабдив едой, шляпой с печально свесившимися полями и маленькой бутылкой виски для поддержания его пораненного духа. Потом с внутренним вздохом повернул к дому МакДжилливреев.

     Робин работал в кузнице, окруженный запахами горячего металла, древесной стружки и ружейного масла. Долговязый молодой человек с грубоватыми чертами лица раздувал кожаные меха; мечтательное выражение на его лице свидетельствовало об отсутствии рвения в работе.

     Уловив тень вошедшего Джейми, Робин поднял голову, коротко кивнул и продолжил свое занятие.

     Он бил молотком по металлическим полоскам. Железный цилиндр, вокруг которого он собирался их оборачивать, чтобы формировать ружейные дула, ждал, зажатый между двух блоков. Джейми, двигаясь вне досягаемости летящих искр, уселся на корзину и стал ждать.

     Меха раздувал жених Сенги … Генрих. Генрих Штрассе. Он безошибочно вытащил имя из сотни имен, находящихся в его памяти, а вместе с ним автоматически все, что знал о его семье и связях. В его воображение эти социальные связи представлялись, как некое созвездие вокруг длинного лица молодого человека, упорядоченные и сложные, как узор снежинки.

     Он всегда видел людей подобным образом, хотя редко задумывался об этом. Но было что-то в чертах лица Штрассе, что подстегнуло его воображение; удлиненные лоб, нос и подбородок, подчеркнутые лошадиной верхней губой, горизонтальные размеры короче, но не менее выразительно подчеркнутые длинными узкими глазами и широкими темными бровями.

     Он мог видеть всю информацию о парне – средний из девяти детей, но старший из сыновей, сын властолюбивого отца и матери, противостоящей ему хитростью и тихой злобой. Тонкая поросль волос на довольно остроконечной макушке, религия лютеранская, но не усердствует в ней, отношения с Робином дружественные, но не панибратские, как полагается зятю, являющемуся в то же время учеником, смесь страха и полной растерянности по отношению к Уте.

     Последнее наблюдение сильно позабавило Джейми, и он был вынужден перевести взгляд на работу Робина, чтобы не глазеть на парня и не смущать его.

     Кузнечное дело не предполагает чистоты; куски дерева и металла валялись среди нагромождения гвоздей, обрывков бумаг, молотков, грязных тряпок и кусочков угля. Несколько бумаг были придавлены оружейными прикладами, испорченными в процессе производства. Он не обратил бы на них внимания, если бы не распознал стиль рисунка, эти твердые четкие линии он узнал бы повсюду.

     Нахмурившись, он поднялся и взял бумаги. Чертежи ружья, выполненные под разными углами; внутренность ствола с нарезкой, но очень необычной. На одном рисунке ружье целиком, почти знакомое, за исключением странного выроста наподобие рога на стволе. Но на следующем … ружье выглядело так, словно его переломили пополам о колено; приклад и дуло, направленные вниз и соединенные только … что это за шарнир такой? Он прищурил один глаз, рассматривая.

     Прекращение грохота и громкое шипение горячего металла в поддоне заставило его отвлечься от рисунка.

     - Твоя дочь показывала их тебе? – с усмешкой спросил Робин, кивая головой на бумаги. Вытянув подол рубахи из-под кожаного фартука, он вытер пот с лица.

     - Нет. Что она хотела? Чтобы ты сделал ей ружье? – он передал листы оружейнику, который с интересом стал их перебирать.

     - О, у нее нет денег для этого, Мак Дубх, если Роджер Мак не нашел горшок с золотом на прошлой неделе. Нет, она лишь поделилась своими идеями в искусстве оружейного дела и спрашивала, сколько будет стоить, чтобы сделать такое ружье, - скептическая улыбка Робина стала шире, и он сунул бумаги Джейми. – Могу только сказать, что она дочь своего отца, Мак Дубх. Какая еще девушка будет тратить время на ружье, а не на платья и детишек?

     В этом замечании прозвучала не малая доля критики – Брианна, действительно, была независима, более чем подобало – но он пропустил ее мимо. Робин был ему нужен.

     - У каждой женщины свои причуды, - заметил он спокойно. – Даже у маленькой Лиззи. Манфред, я уверен, с ними еще столкнется. Он сейчас в Солсбери или в Хиллсборо?

     Робин МакДжилливрей ни в коем случае не был глупым. Внезапный поворот разговора заставил его выгнуть одну бровь, но он ничего не сказал. Вместо этого он отправил Генриха принести пива и, дождавшись, когда парень выйдет, повернулся к Джейми с вопросительным видом.

     - Мне нужно тридцать мушкетов, Робин, - заявил тот без предисловий. – И быстро, в течение трех месяцев.

     На мгновение на лице оружейника появилось комично глупое удивление, потом он моргнул и захлопнул рот, приняв свой обычный вид ироничной доброжелательности.

     - Формируешь свою армию, а, Мак Дубх?

     Джейми просто улыбнулся, не отвечая. Если разнесется слух, что он вооружает арендаторов и создает свой Комитет безопасности в противовес бандитам Ричарда Брауна, это не повредит ему и даже сыграет на руку. А если появятся слухи о том, что губернатор вооружает дикарей, чтобы подавить брожение в колонии, и что он, Джейми Фрейзер, замешан в этом деле, то он будет приговорен к смерти, а его дом сожжен, не говоря уже о возникновении множества иных проблемах.

     - Сколько ты сможешь достать, Робин? И как скоро?

     Оружейник в задумчивости прищурился, потом искоса взглянул на него.

     - Деньги?

     Джейми кивнул головой, и Робин сложил губы в беззвучном удивленном свисте. Он, как и все, хорошо знал, что у Джейми нет денег, особенно, в размере небольшого состояния, требуемого для покупки такого количества оружия.

     Джейми видел, как в глазах Робина мелькали размышления о том, где он планирует раздобыть деньги, но оружейник ничего не сказал, только прикусил нижнюю губу зубами, потом расслабился.

     - Могу найти шесть, может быть, семь между Солсбери и Салемом. Брюгге, - имя моравского оружейника, - достанет один или два, если узнает, что для тебя … - увидев едва заметное покачивание головы Джейми, кивнул. – Ладно, может быть, семь. Манфред и я можем сделать еще три, если тебе нужны простые мушкеты, а не фантазии, - он с усмешкой кивнул на рисунки Брианны.

     - Никаких фантазий, - с улыбкой ответил Джейми. – Значит, десять. – Он выжидающе замолчал. Робин вздохнул.

     - Я поспрашиваю, - произнес он. – Но это нелегкое дело. Особенно, если ты не хочешь, чтобы звучало твое имя, а я так понимаю, что не хочешь.

     - Ты человек редкого ума и осмотрительности, - подтвердил его предположение Джейми, заставив Робина рассмеяться. Это было правдой; Робин МакДжилливрей сражался рядом с ним в Каллодене и три года был заточен вместе с ним в Ардсмуире. Джейми мог доверить ему свою жизнь и доверял. Он начинал жалеть, что свинья все-таки не съела МакДональда, но отбросил недостойные мысли и потягивал пиво, болтая о всяких мелочах, пока не представилось вежливым уйти.

     Он провожал МакДональда на Гидеоне, но собирался оставить жеребца на конюшне Дая Джонса. В соответствии с рядом договоров Гидеон должен был покрыть пятнистую кобылу Джона Вулама, которую тот должен был привести с Медвежьего ручья, а после уборки урожая Джейми отдаст Даю центнер ячменя и бутылку виски за услугу.

     Поговорив немного с Даем – он никогда не мог понять, то ли мужчина действительно был немногословным человеком, то ли он отчаялся, что шотландцы когда-либо смогут понять его неразборчивый уэльский говор – Джейми похлопал Гидеона по шее и оставил питаться зерном и нагуливать бока до появления пятнистой кобылы.

     Дай предложил ему поесть, но он отказался. Хотя он и был голодным, но предвкушал пятимильную прогулку до дома. День был прекрасен, небо бледно-голубое, весенние листья шептались над головой, и немного уединения – это то, что ему было нужно.

     Он принял это решение, когда просил Робина достать ружья. Ситуация требовала осмысления.

     Насчитывалось шестьдесят четыре деревни чероки, каждая со своим вождем и своим главнокомандующим. Лишь пять из этих деревень находились в зоне его влияния – три деревни с людьми Снежной птицы и две с оверхилл-чероки. И последние, подумал он, будут следовать за своими главарями, не считаясь с его словами.

     Роджер Мак знал не очень много о чероки и о их роли в надвигающейся битве. Он лишь мог сказать, что чероки не действуют en masse^[144]; некоторые деревни выбирают битву, некоторые нет, одни сражаются на одной стороне, другие – на противоположной.

     Итак. Похоже, что все, что он скажет или сделает, не повлияет на наступление войны, и это давало утешение. Но он не мог не понимать, что его время крутиться, как уж на сковородке, наступает. Сейчас он известен, как человек, лояльный королю, тори, действующий в интересах Джорди^[145], вооружающий дикарей и подстрекающий их к подавлению волнений регуляторов, вигов и будущих республиканцев.

     В какой-то момент этот фасад с неизбежностью рухнет и раскроет его как закоренелого мятежника и предателя. Но в какой? Он лениво поразмышлял, назначат ли за его голову плату и насколько большую.

     Не так трудно будет с шотландцами, какими бы упрямыми и трудно управляемыми они не были. Он один из них, и личная привязанность уменьшит их негодование, когда в нужный момент он превратится в мятежника.

     Нет, его беспокоили индейцы, так как он пришел к ним как агент короля. Как объяснить им внезапные изменения своих намерений? И более того, сделать так, чтобы они поняли его? Они, конечно же, сочтут это предательством в худшем случае и очень подозрительным поведением – в лучшем. Нет, они не убьют его, но как, во имя бога, убедить их присоединиться к восстанию, когда их отношения с королевской властью стабильны и успешны?

     О, боже, есть еще Джон. Что он скажет своему другу, когда настанет время? Убедить его логикой и красноречием сменить цвет мундира? Он прошипел сквозь зубы и покачал головой, попытавшись – и полностью провалившись в этом – представить Джона Грея, давнего солдата и бывшего королевского губернатора, само воплощение верности и чести, внезапно объявившим себя мятежником и республиканцем.

     Он шел, некоторое время раздраженно обдумывая мысль, но постепенно осознал, что ходьба успокоила его ум, и мирный день облегчил тяжесть на сердце. Перед ужином будет время взять малыша Джема на рыбалку, подумал он. Солнце светило ярко, но под деревьями в воздухе ощущалась влажность, что обещало первый вылет мух над водой. Он кожей чувствовал, что на закате форель поднимется к поверхности.

     В таком более приятном расположении духа он встретил дочь на некотором расстоянии от Риджа. Его сердце наполнилось радостью при виде волос, стекающих по ее спине сияющим кудрявым потоком.

     - Ciamar a tha thu, a nighean?^[146] – поприветствовал он ее, поцеловав в щеку.

     - Tha mi gu math, mo athair,^[147] - сказала она и улыбнулась, но он заметил небольшую морщинку на ее гладком лбу, как след от поденки на водной поверхности.

     - Я ждала тебя, - продолжила она, беря его за руку. – Хотела поговорить с тобой перед твоей поездкой к индейцам. – И в ее голосе было что-то такое, что тут же заставило его забыть все мысли о рыбалке.

     - Да?

     Она кивнула, но, казалось, не могла подобрать слова, и это еще больше обеспокоило его. Но он не мог помочь ей, пока не поймет в чем дело, и потому просто шел рядом, даря молчаливую поддержку. Поблизости практиковался в своем репертуаре пересмешник. Этот пересмешник жил на красной ели возле их дома; он знал это, потому что птица, замолкая на некоторое время, между своим щебетанием и трелями вставляла превосходную имитацию полночного воя Адсо.

     - Когда ты разговаривал с Роджером об индейцах, - наконец, начала Брианна и поглядела на него, - он не упоминал тебе о Дороге слез?

     - Нет, - ответил он. – Что это?

     Она покривилась, передернув плечами каким-то обескураживающе знакомым жестом.

     - Я так и думала. Он рассказал тебе все, что знал об индейцах и революции – он не слишком много об этом знает, это не его специальность – но это случилось … то есть случится после революции. Так что, наверное, он решил, что это не важно. Может быть, так оно и есть.

     Она заколебалась, словно хотела, чтобы он сказал ей, что это не важно, но он выжидающе молчал, и она вздохнула, глядя вниз. На ногах у нее были сандалии без носков, и ее длинные пальцы были покрыты мягкой дорожной пылью. Вид ее ног всегда наполнял его странной смесью гордости от их элегантной формы и легкого чувства стыда за их размеры, но поскольку он был ответственен и за то, и за другое, то решил, что у него нет оснований для жалоб.

     - Через шестьдесят лет, - сказала она, не поднимая глаз, - американское правительство сгонит чероки с их земли и переселит в Оклахому. Это в тысяче миль отсюда, и сотни и сотни индейцев умрут от голода во время этого переселения. Поэтому они назвали этот путь … назовут его Дорогой слез.

     На него произвело впечатление, что появится правительство, способное совершить такое, и он сказал ей об этом. Она стрельнула в него сердитым взглядом.

     - Они обманут их. Они уговорят некоторых вождей чероки заключить с ними соглашение, пообещав многое, но не выполнят его.

     Он пожал плечами.

     - Так действуют все правительства, - заметил он добродушно. – Зачем ты рассказал мне об этом, дочка? Я, слава богу, к этому времени буду благополучно мертвым.

     Он увидел, как дрожь прошла по ее лицу, и пожалел, что своим легкомыслием вызвал у нее боль. Но прежде чем он смог извиниться, она расправила плечи и продолжила.

     - Я сказала тебе, потому что думаю, ты должен знать. Не все чероки были угнаны; часть из них ушли дальше в горы, где их не нашли.

     - Да?

     Она взглянула на него его собственными глазами, трогательными в своей искренности.

     - Ты не понимаешь? Мама рассказала тебе, что произойдет при Каллодене. Ты не смог предотвратить его, но спас Лаллиброх, своих людей и арендаторов. Потому что ты знал.

     - О, Христос, - с шоком произнес он, осознав, что она имела в виду. Воспоминания нахлынули на него, наполнив ужасом и отчаянием того времени … отупляющая безнадежность, которая сопровождала его в тот роковой день. – Ты хочешь, чтобы я рассказал об этом Птице.

     Она потерла лицо и покачала головой.

     - Я не знаю. Я не знаю, нужно ли тебе говорить ему, не знаю, послушает ли он тебя. Но Роджер и я говорили об этом, когда ты спросил его про индейцев. И я думала об этом все время … и мне кажется неправильным знать и ничего не делать. Так что я решила рассказать тебя.

     - Да, я понимаю, - сказал он безрадостно.

     Ему пришла в голову мысль, что люди с чувствительной совестью возлагают необходимость принятия решения на кого-нибудь другого, чтобы избежать душевного дискомфорта, но воздержался от ее озвучивания. Вряд ли она сама может поговорить с Птицей.

     Как будто ситуация с чероки для него не была достаточно сложной, подумал он сухо. И теперь ему еще нужно озаботиться спасением будущих поколений дикарей. Внезапно почти возле его уха с кудахтаньем наседки взлетел пересмешник, заставив его нервно дернуться.

     Это было так нелепо, что он рассмеялся и неожиданно понял, что делать нечего. Не сейчас.

     Брианна с любопытством взглянула на него.

     - Что ты собираешься делать?

     Он медленно с наслаждением потянулся, чувствуя, как натягиваются мускулы спины, ощущая их все, налитые жизнью и силой. Солнце спускалось к горизонту, ужин начал готовиться, и сейчас на одну единственную ночь ему не нужно ничего делать. Еще нет.

     - Я иду на рыбалку, - ответил он и улыбнулся своей прекрасной, невероятной дочери. – Приведи малыша, хорошо? Я возьму удочки.

     «Джеймс Фрейзер, эсквайр, из Фрейзерс-Риджа

     Милорду Джону Грею, Плантация Маунт-Джосайя

     Милорд,

     Завтра утром я отправляюсь с визитом к чероки и оставляю это письмо своей жене с тем, чтобы она переслала его Вам. А сверток, приложенный к нему, отправлю с мистером Хиггинсом в его следующий приезд.

     Я полагаюсь на Вашу доброту и Ваше доброе отношение к моей семье и прошу Вашей помощи в продаже того, что я Вам отправил. Думаю, что Ваши связи могут помочь Вам получить за него лучшую цену, чем могу получить я, и произвести продажу тайно.

     Я надеюсь, что после моего возвращения смогу поведать Вам причины моего решения также как и некоторые философские размышления, который Вы можете счесть интересными. А пока прошу вас верить мне.

     Всегда Ваш верный друг и покорный слуга,

     Дж. Фрейзер.»

     Глава 42. ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ

     Бобби Хиггинс с тревогой посмотрел на меня поверх кружки с пивом.

     - Прошу прощения, мэм, - сказал он, - но вы не собираетесь практиковать на мне какие-нибудь процедуры, да? Я уверен, глистов у меня нет. А другое … - он вспыхнул и поерзал на скамье, - тоже в порядке. Я кушаю много бобов и регулярно хожу по-большому, и никаких раскаленных ножей при этом!

     Джейми всегда говорил о прозрачности моих эмоций на лице, но у Бобби это было нечто удивительное.

     - Я в восторге, - сказала я, на время оставив вопрос без ответа. – Ты выглядишь довольно здоровым, Бобби.

     Это было так, заморенный вид молодого человека исчез, плоть окрепла, а глаза засияли. Слепой глаз не побелел; у него сохранилась остаточная способность улавливать свет и форму, что подтверждало мой первоначальный диагноз о частичном отслоении сетчатки.

     Он осторожно кивнул и глотнул пива, не сводя с меня глаз.

     - Я действительно в порядке, мэм, - сказал он.

     - Великолепно. Ты случайно не знаешь, сколько весишь, Бобби?

     Настороженный вид исчез, сменившись умеренной гордостью.

     - Случайно знаю, мэм. В прошлом месяце я отвозил овечью шерсть в речной порт, и там был торговец, у него были весы, чтобы взвешивать табак, рис, коробки с индиго и все такое. Некоторые из парней поспорили, кто сколько весит, и … ну, десять стоунов и четыре фунта, мэм.

     - Очень хорошо, - одобрительно сказала я. – Повар лорда Грея тебя хорошо кормит. – Когда он впервые появился у нас, я подумала, что он весит не более сто десяти фунтов, что слишком мало для человека ростом около шести футов. Мальчик хорошо поправился, и как удачно, что он знал свой вес.

     Конечно, даже если бы я ничего не делала, он набрал бы стоун или два. Миссис Баг твердо вознамерилась превзойти индийского повара лорда Джона (о котором мы слышали очень много), и щедро накладывала на тарелку Бобби яйца, лук, оленину, куски пирога со свининой, не говоря уже о корзинке с ароматными кексами, всегда стоящей перед ним.

     Лиззи, сидящая рядом со мной, взяла кекс и намазала его маслом. Я с удовлетворением отметила, что она тоже выглядела более здоровой, и сделала себе заметку взять образец ее крови и проверить наличие малярийных паразитов. К сожалению, узнать ее точный вес не представлялось возможным, но, худенькая и тонкокостная, вряд ли она весила больше семи стоунов.

     Что касается Бри и Роджера … Роджер должен весить не менее ста восьмидесяти пяти фунтов; Бри, вероятно, около ста пятидесяти. Я взяла кекс, раздумывая, каким образом выполнить мои намерения. Роджер согласится, если я попрошу, но Бри … Мне нужно быть аккуратной. Ей удалили миндалины под наркозом в возрасте десяти лет, и операция ей не понравилась. Если она узнает, что я намереваюсь делать, и станет громко выражать свое мнение, то может вызвать панику среди других моих морских свинок.

     Увлеченная моим успехом в деле производства эфира, я недооценила трудности с поиском добровольцев, на которых смогла бы использовать его. Мистер Кристи, может быть, и был упрямым ублюдком, как его иногда называл Джейми, но он был не единственным, кто сопротивлялся погружению в бессознательное состояние.

     Я думала, что притягательность обезболивания универсальна, но не для людей, никогда не испытавших его. Они не могли найти место этому понятию в своем мировоззрении и хотя, по-видимому, не считали эфир папистским изобретением, рассматривали предложение убрать боль, как нечто противоречащее божественному видению вселенной.

     Однако Бобби и Лиззи находились под моим сильным влиянием, и я могла уговорить их или запугать и провести над ними небольшой эксперимент. Если они расскажут о нем в положительном ключе … Но, увы, общественное мнение было только половиной дела.

     Необходимо испытать эфир на различных людях и тщательно проанализировать результаты. Паника при рождении Генри-Кристиана показала мне, как удручающе я была не готова. Мне нужно определиться, сколько использовать вещества на единицу веса, как долго определенная доза будет действовать, и насколько глубоким должно быть бесчувственное состояние. Менее всего мне нужно, чтобы во время, когда я по локоть засуну руку во внутренности, больной с криком пришел в себя.

     - Вы опять это делаете, мэм, - Бобби нахмурил лоб и подозрительно прищурился не меня.

     - Что? Что я делаю? – я изобразила невинность и положила себе кусок пирога.

     - Наблюдаете за мной. Как ястреб за мышкой прежде, чем броситься на нее вниз. Правда же? – обратился он к Лиззи.

     - Да, - согласилась та, улыбнувшись мне, - только она всегда такая. А ты, Бобби, такая большая мышка.

     Бобби рассмеялся и подавился кексом.

     Миссис Баг прекратила носиться и сильно постучала его по спине, оставив его багровым и задыхающимся.

     - С ним что-то не в порядке? – спросила она, обходя Бобби и критически уставившись в его лицо. - У тебя снова понос, парень?

     - Снова? – спросила я.

     - О, нет, мэм, - прохрипел он. – Ничего подобного! Просто поел неспелых яблок. – Он сел прямо и откашлялся.

     - Пожалуйста, не будем говорить о моих кишках, мэм, - произнес он умоляюще. – По крайней мере, не во время завтрака.

     Я чувствовала, как Лиззи тряслась от сдерживаемого смеха, скромно уставившись в свою тарелку, чтобы не смущать его еще больше.

     - Да, конечно, - ответила я с улыбкой. – Надеюсь, ты задержишься у нас на несколько дней, Бобби? – Он явился вчера с обычным комплектом писем и газет от лорда Джона и с чудесным подарком для Джемми, музыкальным чертиком из коробки, который специально для него отправил из Лондона офицер Его величества, сын лорда Джона, Вилли.

     - О, да, мэм, - заверил он меня с набитым кексами ртом. – Его лордство сказал, что я должен привезти письмо от мистера Фрейзера, так что мне его нужно подождать, да?

     - Конечно.

     Джейми и Иэн отправились к чероки неделю назад и, скорее всего, вернуться еще через неделю. Достаточно времени для проведения моего эксперимента.

     - Я могу чем-нибудь помочь вам, мэм? – спросил Бобби. – Поскольку я все равно здесь, а мистера Фрейзера и мистера Иэна нет. – В его голосе прозвучало удовлетворение; у него сложились неплохие отношения с Иэном, но все же он предпочитал не делить ни с кем внимание Лиззи.

     - Да, - ответила я, набирая картошку ложкой. – Поскольку ты упомянул об этом …

     К тому времени, когда я закончила объяснять, Бобби все еще выглядел здоровым, но намного менее цветущим.

     - Усыпить меня? – повторил он с сомнением и взглянул на Лиззи, которая тоже выглядела немного неуверенно, но привыкшая к моим безрассудным требованиям не протестовала.

     - Ты только уснешь на короткое время, - успокоила я его. – Ты, может быть, даже не заметишь.

     Его лицо выразило сильный скепсис, и я видела, как он подыскивает какие-нибудь извинения. Однако я предвидела такое развитие событий и сыграла своей козырной картой.

     - Мне просто нужно определиться с дозой, - заявила я. – Я не могу оперировать и давать эфир в одно и то же время. Мне будет помогать Мальва Кристи; ей нужна практика.

     - О, - задумчиво произнес Бобби. – Мисс Кристи. – Мечтательное выражение разлилось по его лицу. – Ну, конечно, я не должен подвести мисс Кристи.

     Лиззи произвела в горле один из коротких шотландских шумов, сумев в двух гортанных звуках выразить презрение, насмешку и сильное неодобрение.

     Бобби вопросительно поглядел на нее.

     - Ты что-то сказала?

     - Кто, я? Конечно, нет, - она резко встала, подошла к огню и стряхнула в него крошки с подвернутого передника, потом повернулась ко мне.

     - Когда вы собираетесь сделать это? – сердито спросила она и запоздало добавила. - Мэм.

     - Завтра утром, - ответила я. – Процедуру нужно проводить на пустой желудок, поэтому сделаем ее до завтрака.

     - Прекрасно, - сказала она и вышла, чеканя шаг.

     Бобби поморгал ей вслед, потом с изумлением повернулся ко мне.

     - Я что-то не то сказал?

     Миссис Баг с понимающим видом посмотрела на меня.

     - Нет, ничего, парень, - сказала она и положила еще омлета в его тарелку. – Кушай. Сила тебе понадобится.

     Брианна, обладая умелыми руками, сделала по моему описанию маску из дубовых щепок. Она была довольно простая и представляла собой клетку из половинок, соединенных петлями таким образом, чтобы они могли раскрываться и внутрь вкладывался толстый слой ваты; по форме она немного напоминала маску кэтчера и закрывала нос и рот пациента.

     - Сильнее намочи шерсть эфиром, - инструктировала я Мальву. – Нам нужно получить быстрый эффект.

     - Да, мэм. Фу, он очень странно пахнет, - она осторожно принюхалась, отвернувшись в сторону.

     - Да. Будь аккуратна, не вдыхай его, - предупредила я, - а то еще свалишься во время операции.

     Она рассмеялась, но послушно отодвинула маску подальше от себя.

     Лиззи храбро вызвалась быть первой с совершенно ясным намерением отвлечь внимание Бобби от Мальвы. И это сработало; она расслаблено лежала на столе, без чепца, мягкие светлые волосы красиво уложены на подушке, а Бобби сидел рядом и с искренней заботой держал ее за руку.

     - Итак, внимание, - я держала в руках крошечные песочные часы на одну минуту (лучшее, что у меня было для точного отсчета времени). – Положи маску на лицо. Лиззи, дыши глубже и считай вместе со мной. Один, два … о, боже, уже все?

     Она сделала один глубокий вдох, выдохнула и обмякла, как дохлая камбала. Я торопливо перевернула песочные часы и подошла проверить ее пульс. Все в порядке.

     - Подожди немного; ты почувствуешь, когда она начнет приходить в себя, появится что-то похожее на дрожь, - инструктировала я Мальву, поглядывая одним глазом на Лиззи, вторым – на песочные часы. – Положи руку на ее плечо. Вот, ты чувствуешь это?

     Мальва кивнула головой, трепеща от возбуждения.

     - Еще две или три капли, - она, задержав дыхание, капнула еще эфира, и Лиззи со вздохом, как из проколотой шины, обмякла снова.

     Голубые глаза Бобби стали абсолютно круглыми, и он еще крепче сжал руку Лиззи.

     Я подождала еще два таких пробуждения, потом Мальва ввела девушку в более глубокий сон. Я взяла ланцет и уколола палец Лиззи. Бобби ахнул, когда выступила кровь, изумленно переводя взгляд с ангельски спокойного лица девушки на красную каплю.

     - Она ничего не почувствовала! – воскликнул он. – Смотрите, у нее ни один мускул не дрогнул.

     - Так оно и есть, - сказала я с глубоким чувством удовлетворения. – Она ничего не будет чувствовать, пока не придет в себя.

     - Миссис Фрейзер говорит, что мы можем резать людей, - важно проинформировала Мальва юношу, - и они ничего не почувствуют!

     - Ну, до тех пор, пока не проснутся, - уточнила я. – Боюсь, что потом они почувствуют. Хотя это и вправду удивительная вещь, - добавила я, глядя на бессознательное лицо Лиззи.

     Я оставила ее без сознания, пока брала новый образец крови, потом велела Мальве снимать маску. Через минуту веки Лиззи дрогнули. Она с любопытством оглянулась вокруг, потом повернулась ко мне.

     - Когда вы собираетесь начать, мэм?

     Несмотря на попытки Бобби и Мальвы убедить ее, что она выглядела, словно мертвая последние пятнадцать минут, она отказывалась верить, с негодованием утверждая, что этого не может быть, хотя и не могла объяснить, откуда у нее укол на пальце и пятнышко свежей крови.

     - Ты помнишь маску на своем лице? – спросила я. – И как я сказала дышать глубже?

     Она неуверенно кивнула.

     - Да, помню, и даже на мгновение мне показалось, что я задыхаюсь, а в следующий момент вы все смотрите на меня.

     - Что ж, полагаю, единственный способ убедить ее – это показать на примере, - сказала я, улыбнувшись трем раскрасневшимся юным лицам. – Бобби?

     Стремясь доказать правдивость своих слов Лиззи, он с готовностью улегся на стол, хотя пульс на его тонкой шее бился, сильно и быстро, пока Мальва капала эфир на маску. Он сделал конвульсивный вздох, когда она положила маску на его лицо. Нахмурившись, он вдохнул один раз, другой ... и обмяк.

     Лиззи, расширив глаза, зажала рот руками.

     - Иисус, Иосиф и Мария! – воскликнула она. Мальва хихикнула, довольная впечатлением.

     Лиззи с широко открытыми глазами посмотрела не меня, потом снова на Бобби. Наклонившись, она позвала его, но без всякого эффекта, потом взяла его руку и осторожно потрясла. Рука юноши вяло дернулась, и она, издав тихое восклицание, опустила ее.

     - Он может не проснуться?

     - Не проснется, пока мы не уберем маску, - пояснила ей Мальва с несколько самодовольным видом.

     - Да, но не следует держать ее дольше, чем необходимо, - добавила я. – Не очень хорошо долго находиться под анестезией.

     Следуя моим указаниям, Мальва несколько раз приводила Бобби к выходу из бессознательного состояния и снова погружала в него, пока я записывала время и дозу. Делая последние записи, я подняла взгляд и увидела, что она уставилась на Бобби с пристальным вниманием, очевидно, сосредоточившись на какой-то мысли. Лиззи, которой не понравилось видеть Бобби без сознания, отошла в угол и, усевшись на стул, стала заплетать косы.

     Я встала и, взяв маску из рук Мальвы, убрала ее в сторону.

     - Ты проделала хорошую работу, - сказала я ей. – Спасибо.

     Она покачала головой и засияла.

     - О, мэм! Это было … я никогда не видела ничего подобного. Такое удивительное чувство, словно мы убили его и оживили снова, - она вытянула руки, глядя на них, словно удивлялась, как они могли сделать такое чудо, потом сжала маленькие кулачки и с видом заговорщика улыбнулась мне.

     - Думаю, я понимаю, почему отец говорит, что это работа дьявола. Если бы он увидел, что мы делали, - она взглянула на Бобби, который начал шевелиться, - он бы сказал, что это может делать только бог.

     - Действительно, - произнесла я довольно сухо. Судя по блеску глаз девушки, главная притягательность эксперимента для нее заключалась в реакции ее отца. Неожиданно, мне стало жаль Тома Кристи.

     - Хм … тогда, наверное, тебе лучше ничего не говорить ему, - предложила я. Она улыбнулась, показав маленькие острые белые зубки, и закатила глаза.

     - Не волнуйтесь, мэм, - успокоила она меня. – Он запретит мне приходить сюда, если …

     Бобби открыл глаза, повернул голову набок, и его вырвало. Наше обсуждение таким образом было прервано. Лиззи вскрикнула и, бросившись к нему, стала вытирать ему лицо, а потом принесла бренди. Мальва с видом превосходства стояла рядом и позволяла ей хлопотать над юношей.

     - Ох, так странно, - повторил Бобби едва ли не в десятый раз, вытирая рот ладонью. – Я видел нечто ужасное … только на секунду, потом мне стало плохо, а через мгновение все закончилось.

     - Что же ужасное ты видел? - заинтересовалась Мальва. Он неуверенно взглянул на нее.

     - Сказать по правде, мисс, я не уверен. Это было нечто … темное. Какая-то форма. Думаю, это была женщина, но … ужасная, - закончил он беспомощно.

     Мда, это было очень плохо. Галлюцинации не были редким побочным эффектом анестезии, но я не ожидала, что они будут при таких малых дозах и коротких периодах.

     - Думаю, это просто был страшный сон, - произнесла я успокаивающим тоном. – Ты же понимаешь, что ты сейчас как бы спал и неудивительно, что видел сон.

     К моему удивлению Лиззи отрицательно покачала головой.

     - О, нет, мэм, - сказала она. – Это совсем не сон. Когда вы спите, вы вручаете свою душу ангелу, чтобы нечисть не тронула вас. Но это … - нахмурившись, она посмотрела на бутылку с эфиром, сейчас безопасно заткнутую пробкой, потом на меня.

     - Я не знаю, - сказала она, - куда уходит душа?

     - Э-э … - промямлила я. – Ну, думаю, она просто остается с телом. Я имею в виду, что вы не умерли.

     Оба, и Лиззи и Бобби решительно покачали головой.

     - Нет, не остается, - сказала Лиззи. – Когда вы спите, вы еще здесь. Когда делаете это, - она указала на маску, - нет.

     - Это правда, - поддержал ее Бобби.

     - Как вы думаете, может быть, в это время вы попадаете в чистилище, как некрещенные младенцы? – спросила Лиззи с тревогой.

     Мальва ответила ей фырканьем, неподходящим для леди.

     - Нет никакого чистилища, - заявила она. – Это только выдумка папистов.

     Лиззи открыла рот от такого богохульства, но к счастью ее отвлек Бобби, которого снова затошнило.

     Мальва, кажется, собиралась продолжить спор, но кроме нескольких повторов слова «паписты» ничего не сказала и стояла, слегка покачиваясь с приоткрытым ртом. Я взглянула на Лиззи и обнаружила, что ее глаза тоже остекленели. Она широко зевнула и заморгала слезящимися глазами.

     До меня дошло, что и я сама чувствую небольшое головокружение.

     - Боже! – я выхватила маску из рук Мальвы и усадила ее на стул. – Давайте избавимся от нее, иначе у всех закружится голова.

     Я раскрыла маску, вытащила мокрый кусок ваты и вынесла его наружу, держа на вытянутой руке. По дороге открыла оба окна, чтобы провентилировать помещение, но эфир коварен. Будучи тяжелее воздуха, он опускается к полу, где накапливается, и избавиться от него можно лишь с помощью вентиляторов или других подобных устройств. Я должна оперировать на открытом воздухе, подумала я, если буду использовать эфир.

     Положив вату сохнуть на камень, я вернулась, надеясь, что они отвлеклись от философских размышлений. Я не хотела, чтобы они продолжали думать в таком же духе. Если по Риджу расползется слух, что эфир лишает людей души, я никогда не смогу его использовать, какой бы отчаянной ни была ситуация.

     - Ну, спасибо всем за помощь, - сказала я с улыбкой, когда вошла в комнату и с облегчением обнаружила, что они выглядели довольно бодрыми. – Вы сделали нечто очень полезное и ценное. Теперь можете идти и заняться своими делами. Я приберусь здесь.

     Мальва и Лиззи поколебались мгновение, не желая оставлять юношу наедине с соперницей, но повинуясь моим прогоняющим жестам, поплелись к двери.

     - Когда ваша свадьба, мисс Вемисс? – спросила Мальва небрежным тоном, но достаточно громко, чтобы Бобби услышал, хотя, без всякого сомнения, она знала дату свадьбы так же, как и весь Ридж.

     - В августе, - холодно ответила Лиззи, приподняв свой маленький носик. – Сразу после сенокоса, мисс Кристи.

     «И я стану миссис МакДжилливрей, - говорило ее довольное выражение, - а у вас, мисс Кристи, даже поклонника нет». Не то, чтобы Мальва не привлекала молодых людей, но ее отец и брат усердно всех разгоняли.

     - Желаю вам счастья, - сказала Мальва и взглянула на Бобби Хиггинса, потом назад на Лиззи и улыбнулась со скромным видом.

     Бобби еще некоторое время сидел на столе, глядя вслед девушкам.

     - Бобби, - сказала я, пораженная глубокой задумчивостью на его лице, - фигура, которую ты видел под анестезией … ты узнал ее?

     Он поглядел на меня, потом его взгляд снова скользнул к двери, словно он не мог не смотреть туда.

     - О, нет, мэм, - сказал он с таким честным видом, что я сразу поняла, что он лжет. – Ничего подобного!

     Глава 43. ИЗГНАННЫЕ

     Они остановились напоить коней на берегу маленького озера, которое индейцы называли Камышовым. Был теплый день; они стреножили лошадей, разделись и вошли в воду, насыщенную весенними потоками и потому восхитительно холодную. Холодную настолько, что все их ощущения испытали шок, и хотя бы на мгновение Джейми оставил мрачные размышления о записке, которую МакДональд передал ему от Джона Стюарта, индейского суперинтенданта Южного департамента.

     Оно содержало комплименты и похвалы его рвению и успехам в деле вовлечения чероки из племени Снежной птицы в сферу британского влияния, но Стюарт продолжал призывать к еще более активным действиям, ссылаясь на свой удачный опыт по выбору лидеров среди племен чокто и чикасо на конгрессе, который он собрал два года назад.

     «… Конкуренция и ажиотаж среди кандидатов на медали и вознаграждения были так велики, что сравнились с борьбой самых честолюбивых амбиций в больших странах. Я изучил со всех сторон кандидатуры и заполнил вакансии самыми достойными, способными навести порядок и установить приверженность племен британским интересам. Я призываю вас стремиться к такому же результату среди чероки.»

     - О, да, - громко произнес он, выныривая среди камышей и стряхивая воду с волос. – Я должен сместить Цикву, конечно же, убив его, и подкупить племя выбрать трубочника – самого маленького и самого скромного индейца, которого Джейми когда-либо встречал – вождем. Эх! – Он снова нырнул в облаке пузырей, забавляясь тем, что ругал Стюарта и его наставления, и наблюдал, как слова поднимались вверх колеблющимися шариками ртути и магически исчезали в ярком свете на поверхности.

     Он вынырнул снова, глотнул воздух и задержал дыхание.

     - Что это за звук? – удивленно произнес голос рядом. – Это они?

     - Нет, - решительно ответил низкий голос. – Их только двое. Я вижу обоих вон там, видишь?

     Он открыл рот и легко, словно ветерок подул, выдохнул, пытаясь расслышать за стуком своего сердца.

     Он понимал их, но не мог сразу определить язык. Индейцы, да, но не чероки, это … тускарора. Да, они.

     Он не разговаривал с тускарора несколько лет. Большинство из них ушли на север после эпидемии кори, которая уничтожила множество индейцев, ушли, чтобы присоединиться к своим «отцам» могавкам на земли, управляемые союзом ирокезов.

     Эти двое разговаривали шепотом, но находились достаточно близко (в нескольких футах от него, скрытые зарослями камыша и рогоза), чтобы он расслышал почти все, что они сказали.

     Где Иэн? Он услышал плеск с дальнего конца озера и, слегка повернув голову, уголком глаза заметил Иэна и Ролло, барахтающихся в воде. Пес, высунув голову, плавал взад-вперед. Если не знать наверняка, и если пес не почует чужих и не залает, то выглядело так, словно в воде плавали два человека.

     Индейцы пришли к такому же заключению: две лошади, два человека, и оба достаточно далеко. С громким шуршанием они стали пробираться к лошадям.

     Джейми на мгновение испытал искушение позволить им сделать попытку забрать Гидеона и посмотреть, как далеко они смогут продвинуться в этом деле. Но они могли обойтись только лошадью Иэна и вьючным мулом, а Клэр будет в бешенстве, если он позволит забрать Кларенса. Чувствуя себя не очень уютно, он пробрался сквозь тростники, морщась, когда они царапали его голую спину, и пополз среди рогоза по берегу, покрытому грязью.

     Если бы они оглянулись, они бы обязательно заметили шевеление рогоза – и он наделся, что Иэн заметит – но они были поглощены своей целью. Теперь он мог их видеть, прячущихся в высокой траве на окраине леса и оглядывающихся по сторонам, но только не туда, куда нужно.

     Только двое, теперь он был в этом уверен, очень молодые и не совсем уверенные в себе. Он только не мог сказать, были ли они вооружены.

     Обмазанный грязью, он пополз дальше на брюхе, торопясь в укрытие под кустом сумаха. Ему нужна была дубинка, и быстро.

     И как обычно бывает в таких ситуациях, ему попадались лишь тонкие веточки и сгнившие ветви. Не имея выбора, он подобрал увесистый камень, но тут обнаружил искомое: большую ветку кизилового дерева, обломанную ветром и все еще прикрепленную к стволу. Индейцы уже приближались к пасущимся животным. Гидеон заметил их и резко вздернул голову. Конь продолжал жевать, но настороженно прижал уши. Общительный Кларенс тоже заметил их и поднял голову, возбужденно прядая ушами.

     Джейми, воспользовавшись моментом, когда Кларенс издал приветственный рев, оторвал ветку от дерева и бросился на пришельцев с громким криком «Tulach Ard!»^[148]

     Мужчины обернулись к нему с широко раскрытыми глазами, один бросился бежать прочь. Второй последовал за ним, но он прихрамывал и, споткнувшись обо что-то, упал на одно колено, поднялся, но не достаточно быстро. Джейми яростно ударил веткой по его ногам, и когда индеец упал, прыгнул ему на спину, безжалостно впечатав коленом по почкам.

     Мужчина издал задушенный звук и замер, парализованный болью. Джейми бросил камень, но передумал, подобрал его и для пущей уверенности стукнул индейца по голове. Потом он вскочил и помчался за другим индейцем, который направлялся к лесу, но был вынужден свернуть из-за ручья, пересекающего его путь. Теперь он бежал через заросли осоки, бросая испуганные взгляды на воду, где Иэн и Ролло, словно бобры, плыли в его направлении.

     Индеец мог добраться под укрытие леса, но поскользнулся на грязи, зашатался, и Джейми, прокатившись по грязи, схватил его.

     Мужчина был молодой и жилистый и крутился, как угорь. Джейми, превосходя его размерами и весом, смог уронить его, и они покатились по осоке и грязи, колотя и пиная друг друга. Индеец схватил Джейми за длинные волосы и дернул с такой силой, что у того брызнули слезы. Он ответил резким ударом под ребра, заставив его таким образом отпустить волосы, затем ударил головой по его лицу.

     Их лбы столкнулись с глухим звуком, и ослепляющая боль пронзила голову Джейми. Он откатился в сторону и встал на колени с кружащейся головой и слезящимися глазами, пытаясь что-нибудь рассмотреть.

     Промелькнула серая тень, раздался крик ужаса, и Ролло, издав один глубокий рык, продолжил злобно ворчать. Джейми прикрыл один глаз, прижал ладонь к пульсирующему лбу и смог увидеть, что его оппонент лежит на земле, а над ним стоит Ролло, ощерив черную пасть и оскалив зубы.

     Звук шагов, бегущих по мелководью, и появился Иэн, хватающий воздух открытым ртом.

     - Ты в порядке, дядя Джейми?

     Он отнял руку ото лба и посмотрел на пальцы. Крови нет, а он был уверен, что разбил себе голову.

     - Нет, - сказал он, - но все же лучше, чем он. О, Иисус.

     - Ты убил другого?

     - Скорее всего, нет. О, боже!

     Встав на четвереньки, он отполз в сторону, и его вырвало. Сзади слышался голос Иэна, который на чероки допрашивал индейца, кто они, и есть ли с ними другие.

     - Они тускарора, - сказал он. В голове гудело, но он чувствовал себя лучше.

     - Да? – удивился Иэн и тут же перешел на кахниен-кехака. Юный пленник, уже запуганный Ролло, казалось, был готов умереть от страха, увидев татуировку Иэна и услышав, что он говорит на могавке. Язык кахниен-кехака относился к той же языковой группе, что и тускарора, и очевидно, что молодой человек понял Иэна, так как, заикаясь от страха, ответил. Они были одни. Его брат мертв?

     Джейми прополоскал водой рот и умыл лицо. Ничего страшного с его лицом, хотя над левым глазом набухла шишка размером с утиное яйцо.

     - Брат?

     Молодой мужчина подтвердил, брат. Если они не собираются убивать его сейчас, может ли он пойти и посмотреть его? Его брат ранен.

     Иэн взглянул на Джейми, спрашивая разрешения, потом одной командой отозвал Ролло. Пленник с трудом поднялся на ноги и направился по берегу, за ним следовали пес и два голых шотландца.

     Другой мужчина, действительно, был ранен; кровь пропитала неумело сделанную повязку на ноге. В качестве повязки использовалсь рубашка, и с голой грудью парень казался истощенным. Джейми перевел взгляд с одного на другого; оба были не старше двадцати лет, а, скорее, даже моложе, просто лица их осунулись от голода и плохого обращения, а одежда стала настоящим рваньем.

     Лошади, напуганные дракой, отошли подальше, но одежда, которую шотландцы оставили висящей на кустах, оставалась на месте. Иэн натянул брюки и отправился за едой к седельным сумкам. Джейми медленно одевался и расспрашивал индейца, который с беспокойством склонился над своим братом.

     Да, они тускарора, подтвердил юноша. Его длинное имя означало примерно: «блеск воды на воде в ручье», а его брат – «гусь, который ободряет вожака в полете», а чаще просто Гусь.

     - Что с ним случилось? – Джейми натянул рубашку через голову и кивнул, коротко поморщившись, на глубокую рану на ноге Гуся, очевидно, от топора.

     Блеск-на-воде глубоко вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. На его голове тоже была большая шишка.

     - Цалаги, - ответил он. – Нас было два десятка. Остальные или мертвы, или взяты в плен. Не выдавайте нас им, господин? Пожалуйста.

     - Цалаги? Какие?

     Блеск покачал головой; он не может сказать. Его группа решила остаться, когда племя ушло на север. Однако им пришлось трудно; мужчин было недостаточно, чтобы защищать деревню и охотиться, а без защитников другие племена крали их запасы и забирали их женщин.

     Они тоже были вынуждены воровать, чтобы пережить зиму. Многие умерли от холода и болезней, оставшимся пришлось постоянно кочевать, время от времени находя подходящее место, где они оседали на несколько недель, но откуда их неизбежно прогоняли более сильные чероки.

     Несколько дней назад они наткнулись на воинов чероки, которые напали на них, убив всех мужчин и забрав несколько женщин.

     - Они забрали мою жену, - с дрожью в голосе произнес Блеск. – Мы пришли … вернуть ее.

     - Они, конечно, убьют нас, - сказал Гусь на удивление бодрым голосом, - но это неважно.

     - Конечно, нет, - Джейми невольно улыбнулся. – Вы знаете, куда они ее увели?

     Братья знали, куда отправились воины, и проследили по следам до их деревни. Они указали на север. Иэн взглянул на Джейми и кивнул головой.

     - Птица, - преположил он, - или Лис, скорее всего. – Бегущий лис был военным вождем деревни, хороший воин, но, в отличие от Птицы, не обладал воображением.

     - Поможем им? – спросил на английском Иэн, вопросительно приподняв кустистые брови. Однако Джейми понимал, что вопрос был задан лишь для проформы.

     - Думаю, да, - он осторожно потер лоб; кожа над шишкой болела. – Но сначала поедим.

     Вопрос был не в том, следует ли это делать, а в том – как. И Джейми и Иэн сразу же отказались от того, чтобы братья украли жену.

     - Они вас убьют, - убеждал их Иэн.

     - Пусть, - упрямо заявил Блеск.

     - Разумеется, - сказал Джейми. – Но что станет с твоей женой? Она останется одна и далеко не в лучшей ситуации.

     Гусь кивнул.

     - Он прав, - сказал он своему брату.

     - Мы можем попросить отдать ее, - предложил Джейми. – Как жену для тебя, Иэн. Птица хорошо к тебе относится и, скорее всего, удовлетворит просьбу.

     Он шутил лишь наполовину. Если еще никто не взял молодую женщину в жены, можно уговорить мужчину, взявшую ее в качестве рабыни, отдать ее Иэну, которого в племени сильно уважали.

     Иэн лениво улыбнулся, но отрицательно покачал головой.

     - Нет, лучше мы выкупим ее или … - он задумчиво посмотрел на двух индейцев, жадно поглощающих еду. – Мы можем попросить Птицу усыновить их?

     Это была хорошая мысль. Даже если бы они каким-то образом вернули женщину, она и братья будут также бродяжничать и голодать.

     Братья, однако, нахмурились и отрицательно затрясли головами.

     - Еда хорошо, - сказал Гусь, облизывая пальцы, - но мы видели, как они убили нашу семью, наших друзей. Если бы не видели это своими глазами, можно было. Но …

     - Да, понятно, - согласился Джейми и сам себе удивился. Видимо, он провел с индейцами больше времени, чем полагал, и усвоил многое из их обычаев.

     Братья обменялись взглядами, очевидно, что-то решив, и Блеск сделал жест уважения Джейми.

     - Мы твои рабы, - указал он с некоторой неуверенностью. – Ты можешь распоряжаться нами как пожелаешь. – Он замолчал, ожидая.

     Джейми потер лицо и подумал, что все-таки провел с индейцами не так уж и много времени. Иэн не улыбался, но весело фыркнул.

     МакДональд рассказывал ему истории из французско-индейской войны. Солдаты, которые брали индейцев в плен, или убивали их из-за скальпов, за которые платили деньги, или продавали в рабство. После этой войны прошло не более десяти лет. С тех пор мир так и не восстановился, и индейцы продолжали брать пленников, превращая их в рабов, если по каким-то индейским загадочным мотивам не усыновляли их или не убивали.

     Джейми захватил двух индейцев тускарора; следовательно, они были его рабами.

     Он хорошо понял, что предложил Блеск. Чтобы он усыновил братьев и, конечно же, молодую женщину, когда освободит ее. И как, во имя бога, он попал в такое положение?

     - Ну, скальпы нынче не в цене, - указал Иэн. – Хотя полагаю, ты можешь продать их Птице. Правда, они много не стоят, тощие и слабые.

     Братья бесстрастно смотрели на него, ожидая решения. Блеск внезапно рыгнул и сам удивился этому звуку. Иэн рассмеялся тихим хрипловатым смехом.

     - Я не сделаю ничего подобного, и вы трое это хорошо знаете, - сердито сказал Джейми. – Мне следовало ударить тебя сильнее, и меньше было бы забот, - сказал он Гусю, который улыбался ему беззубым ртом.

     - Да, дядя, - сказал он, поклонившись с глубоким уважением.

     Джейми недовольно фыркнул.

     Значит, медали. МакДональд привез ему сундучок, набитый медалями, позолоченными пуговицами, дешевыми латунными компасами, стальными ножами и прочим блестящим мусором. Так как сила вождей была в их популярности, а их популярность находилась в прямой зависимости от возможности раздавать подарки, британско-индейские агенты укрепляли влияние, раздавая щедрые дары тем вождям, которые склонялись к союзу с Короной.

     Он привез с собой только два маленьких мешочка подобных подарков, оставив большую часть дома на будущее. Того, что у него было, хватило бы выкупить миссис Блеск, но потратив их, они останутся с пустыми руками, им нечего будет одаривать других вождей, а это плохо.

     Он мог бы отправить Иэна домой привезти еще, но только после того, как договорится о выкупе. Ему нужна помощь Иэна в этом деле.

     - Хорошо, - произнес он, вставая и борясь с приступом головокружения. – Но я не усыновляю их. – Меньше всего в данный момент он нуждался в трех голодных ртах.

     Глава 44. ШОТЛАНДЕЦ

     Выкуп, как он и полагал, стал легким делом. Миссис Блеск оказалась достаточно дешевой, цена за нее составила шесть медалей, четыре ножа и компас. Это при том, что он не видел ее до заключения сделки, а не то ему следовало предложить еще меньшую цену. Она была худенькой девушкой лет четырнадцати с оспинами на лице и небольшим бельмом на глазу.

     Однако, подумал он, о вкусах не спорят, а оба индейца, и Блеск, и Гусь, были готовы умереть за нее. Без сомнения, она обладала добрым сердцем или иными превосходными чертами характера, включая таланты в постели.

     Он сам был шокирован направлением своих мыслей и присмотрелся к ней внимательнее. Это было совсем не очевидно, но теперь, когда он пригляделся, то обнаружил, что она излучала странную привлекательность; этот удивительный дар, которым обладали лишь немногие женщины, и который превосходил такие очевидные характеристики, как внешность, возраст или ум, и заставлял мужчин желать просто схватить ее и …

     Он задушил возникшее воображение на корню. Он знал немного таких женщин, в основном, француженок. И не раз думал, что, вероятно, французские корни его жены были ответственны за то, что она обладала этим притягательным, но очень опасным даром.

     Он видел, как Птица задумчиво разглядывал девушку, без сомнения сожалея, что продешевил. К счастью, его отвлекли; вернулась группа охотников и привела с собой гостей.

     Гостями были чероки из племени оверхилл, обитающего далеко в Больших туманных горах. И с ними был человек, о котором Джейми часто слышал, но еще не встречал, Александер Камерон, которого индейцы называли шотландцем.

     Камерон, загорелый пожилой мужчина, отличался от индейцев только густой бородой и длинным носом. Он проживал среди индейцев с пятнадцати лет, имел жену чероки и обладал среди них большим авторитетом. Он также являлся индейским агентом, связанным с Джоном Стюартом. И его присутствие здесь, в двухстах милях от своего дома, заставило длинный нос Джейми подергиваться от любопытства.

     Интерес оказался взаимным. Камерон с интересом рассматривал его глубоко посаженными темными глазами, в которых светились ум и твердая воля.

     - Рыжий убийца медведей, ух-ты! – воскликнул он и горячо потряс руку Джейми, потом обнял его на индейский манер. – Я слышал о тебе такие рассказы, что умирал от желания убедиться, правдивы ли они.

     - Я сомневаюсь, - ответил Джейми. – Последняя байка, которую я слышал, приписывала мне убийство трех медведей зараз. Причем последнего я убил на дереве, куда он меня загнал после того, как отгрыз мне ногу.

     Камерон невольно взглянул на ногу Джейми, потом задрал голову и разразился громким смехом. При этом черты его лица искривились в таком непреодолимом веселье, что Джейми почувствовал, как внутри него самого забулькали пузыри смеха.

     Разумеется, говорить о делах было рано. Охотники вернулись с тушей лесного буйвола, и готовился большой пир. Печень сразу же вынули, чтобы поджарить и съесть, полоски нежного мяса со спины зажаривались с цельными луковицами, а сердце, как пояснил Иэн, будет разделено между четырьмя мужчинами: Джейми, Камероном, Птицей и Бегущим лисом, как знак чести.

     После того, как печень была съедена, они ушли в дом Птицы, где пили пиво час или два, пока женщины готовили другую еду. Отдавая дань природе, он вышел наружу и мирно поливал дерево мочой, когда сзади послышались негромкие шаги, и Александер Камерон, встав рядом, расстегнул свои брюки.

     Казалось естественным после этого пройтись немного вдвоем, наслаждаясь прохладным вечерним воздухом, а не дымом внутри хижины, и поговорить о вещах, интересующих их обоих. В частности о Джоне Стюарте и о политике Южного департамента, и об индейцах, сравнивая мнения о персонах, гадая, кто станет вождем, и будет ли собран конгресс в течение этого года.

     - Думаю, тебе интересно, - сказал Камерон спокойным тоном, - почему я оказался здесь?

     Джейми слега повел плечами, признавая свой интерес, но одновременно показывая намерение не вмешиваться в дела Камерона.

     Камерон хихикнул.

     - Ну. Это совсем не секрет. Из-за Джеймса Хендерсона. Ты, может быть, знаешь его?

     Он знал. Хендерсон был главным судьей Высшего суда Северной Каролины, пока из-за регуляторов не был вынужден вылезти в окно здания суда и бежать, спасая свою жизнь от разъяренной толпы.

     Богатый человек, ценящий свою безопасность, Хендерсон отказался от публичной деятельности и направил усилия на увеличения своего состояния. С этой целью он собрался купить земли у чероки в Теннесси и основать там город.

     Джейми сразу же оценил сложность ситуации. Во-первых, эти земли лежали внутри Линии соглашения. Чтобы провернуть эту сделку, Хендерсон должен быть уверен, что положение Короны значительно ослабло. Очевидно, Хендерсон не собирался пренебрегать договором с Его величеством, но и не ожидал вмешательства в свои дела.

     Во-вторых, чероки владели землей сообща, как и все индейцы. Вожди могли и продавали земли белым без таких юридических тонкостей, как необремененный правовой титул, но постфактум продажа могла быть одобрена или не одобрена их людьми. Такое одобрение не повлияет на сделку, которая уже будет завершена, но может повлиять на положение вождя, которого могут свергнуть, а также доставить большие проблемы для тех, кто купил землю за приличную цену, ну, или за цену, которая считалась приличной в таких сделках.

     - Джон Стюарт, конечно, знает об этом, - сказал Джейми, и Камерон кивнул.

     - Не официально.

     Естественно, нет. Суперинтендант по индейским делам вряд ли официально одобрит продажу земель. В то же время он посмотрит сквозь пальцы на эту сделку, так как она сыграет на руку департаменту в его стремлении еще сильнее подчинить индейцев британскому влиянию.

     Джейми мельком подумал, не имел ли Стюарт личную выгоду от этой продажи. У Стюарта была хорошая репутация, и он не был замечен в коррупции, но, тем не менее, у него мог быть тайный интерес в деле. Или все-таки он не имел никаких корыстных целей и попустительствовал продаже земли только в интересах департамента.

     Однако Камерон … Джейми, конечно, не скажет этого, но будет сильно удивлен, если Камерон не поимеет что-нибудь от этой сделки.

     Он не знал, чьи интересы Камерону ближе – индейцев, среди которых он жил, или Британии, где он родился. Он сомневался, что кто-либо знал это, даже сам Камерон. Не принимая во внимание его насущные интересы, сегодняшние цели Камерона вполне ясны. Он хотел, чтобы продажа земли была одобрена или, по крайней мере, не вызвала недовольство окружающих племен чероки и таким образом не рассорила его прикормленных вождей с их народом, а также позволила Хендерсону осуществить свои планы в регионе без проблем с индейцами.

     - Я, конечно, ничего не буду говорить день или два, - сказал ему Камерон, и он кивнул. В таких делах существовал определенный порядок. Но ему Камерон рассказал, чтобы заручиться его поддержкой, когда возникнет вопрос о продаже.

     Камерон считал само собой разумеющимся, что он поможет. Ему не было явного обещания куска пирога от этой сделки, но в этом и не было необходимости. Назначение индейским агентом уже считалось лакомым кусочком.

     Учитывая то, что Джейми знал о ближайшем будущем, он ничего не ожидал и не интересовался покупкой Хендерсона, но возникла хорошая возможность получить услугу за услугу.

     Он слегка кашлянул.

     - Ты знаешь малышку тускарора, которую я купил у Птицы?

     Камерон рассмеялся.

     - Да. И он сильно озадачен насчет того, что ты собираешься с ней делать. Он говорит, ты не взял ни одну девушку из тех, что он посылал греть твою постель. А она и выглядит не очень, хотя …

     - Не в этом дело, - перебил его Джейми. – Она замужем. Я привел с собой двух парней тускарора, и один из них ее муж.

     - Да? – кончик носа Камерона дернулся от интереса. Джейми, воспользовавшись его любопытством, поведал ему их историю и добился удовлетворительного результата. Камерон согласился взять трех бездомных индейцев и помочь им устроиться в племени оверхиллов.

     - Это не единичный случай, - сказал он Джейми. – Их все больше и больше, жалкие остатки деревень, даже целых племен, которые голодные бродят по стране без всяких средств к существованию. Слышал о догашах?

     -Нет.

     - Тебе не понравится, - сказал Камерон, качая головой. – Их осталось всего десять человек. Они явились к нам прошлой зимой и предложили себя в качестве рабов только для того, чтобы пережить холода. Нет, не волнуйся, - успокоил он Джейми, уловив выражение его лица. – Твои парни и девушка не будут рабами, даю слово.

     Удовлетворенный результатом, Джейми кивком поблагодарил мужчину. Они отошли на некоторое расстояние от деревни и теперь стояли на краю ущелья, где между расступившимися деревьями виднелись гряды гор, одна за другой, словно борозды на бесконечном поле богов с темными мрачными вершинами под звездным небом.

     - Разве кто-то может жить среди такой дикой природы? – произнес он, впечатленный видом. Однако в воздухе висели сильные запахи костров и готовящегося мяса. Люди жили среди этой дикой природы, хотя были малочисленны и разбросаны по огромным просторам.

     Камерон задумчиво покачал головой.

     - Люди прибывают, - сказал он, - и будут прибывать. Мой народ приезжает из Шотландии. Вы приехали, - добавил он, сверкнув зубами в короткой улыбке. – И не собираются возвращаться, я уверен.

     Джейми улыбнулся, но не ответил, хотя желудок странно сжался при этой мысли. Он не собирался возвращаться назад. Он сказал «прощай» Шотландии, стоя возле перил «Артемиды» и хорошо сознавая, что это его последний взгляд на родные берега. И, тем не менее, мысль о том, что он никогда не ступит на эту землю, до этого момента не вставала перед ним с такой беспощадной ясностью.

     Крики «Шотландец, шотландец!» призывали их, и он, развернувшись, последовал за Камероном к деревне, все время ощущая великолепную и устрашающую пустоту за спиной и еще более устрашающую пустоту внутри себя.

     Этой ночью после пира они курили, отмечая сделку Джейми с Птицей и приветствуя Камерона. Когда трубка два раза обошла по кругу, они начали рассказывать истории.

     Истории о набегах и битвах. Джейми, уставший от событий дня, все еще с больной головой, осоловевший от еды и пива и слегка одурманенный дымом, намеревался только слушать. Вероятно, из-за мыслей о Шотландии, вызванных замечанием Камерона, но в нем пробудилась память, и когда возникла пауза в ожидании следующего рассказчика, он с удивлением услышал собственный голос, повествующий о Каллодене.

     - И возле стены я увидел знакомого мужчину по имени МакАллистер, которого окружили враги. Он дрался ружьем и мечом, но оба подвели его – меч переломился, щит разлетелся на куски.

     Трубка достигла его, он взял ее и глубоко затянулся, словно пил воздух шотландских торфянников, наполненный дождем и дымом того дня.

     - Враги нападали на него, тогда он схватил дышло и убил им шестерых, - он поднял обе ладони для иллюстрации, - шестерых, прежде чем они смогли убить его.

     Удивленные возгласы и одобрительное прищелкивание языков сопроводили подвиг мужчины.

     - А ты сам Убийца медведей, как много ты убил людей в этой битве?

     Дым разъедал его легкие и глаза, и на мгновение он ощутил горький запах дыма от пушечных выстрелов, а не сладковатый запах табака. Он увидел Алистара МакАлистера, мертвого, но стоящего на ногах из-за навалившихся на него тел в красных мундирах, с проломленной головой, с блестящими от пота плечами.

     Он был там, на поле. Холод и влага – лишь дрожание кожи, лицо, умытое дождем, и промокшая насквозь рубашка, парящаяся от жара его ярости.

     А потом он больше не стоял на Друмосси и с запозданием осознал, что все вокруг него пораженно застыли. Он увидел потрясенное лицо старого Роберта Высокое дерево и только потом взглянул вниз, чтобы увидеть, что он показал десять растопыренных пальцев, потом еще четыре пальца на правой руке. Большой палец неуверенно колебался. Он некоторое время с удивлением глядел на них, потом, придя в себя, сжал правую руку в кулак, и накрыл его ладонью левой руки, словно хотел заглушить память, так неожиданно отразившуюся на его руках.

     Подняв голову, он увидел, что Высокое дерево, нахмурившись, пристально разглядывает его темными глазами, потом старик взял трубку, глубоко затянулся и, наклонившись вперед, выпустил на него дым. Он сделал это дважды, и собравшиеся мужчины сопроводили его действия одобрительным приглушенным шумом.

     Джейми взял трубку и повторил этот жест чести, потом передал ее другому, отказываясь говорить дальше.

     Они не стали заставлять его, очевидно, увидев потрясение, которое он испытал, и уважая его чувства.

     Потрясение. Даже не это. Он испытал чистейшее изумление. Он осторожно коснулся воспоминания об Алистаре. Боже, вот в чем дело!

     Он осознал, что задерживал дыхание, не желая ощущать смрад крови и вывалившихся кишок. А теперь он дышал дымом, и медным запахом тел, закаленных суровыми условиями жизни, и мог бы расплакаться охваченный внезапной жаждой вдохнуть холодный чистый воздух шотландского высокогорья, наполненный острым запахом торфа и дрока.

     Александер Камерон что-то сказал ему, но он не мог ответить. Иэн, увидев это, наклонился вперед и ответил вместо него. Все рассмеялись. Иэн кинул на него внимательный взгляд, но промолчал и начал рассказ о знаменитой игре лакросс^[149], в которую он играл с могавками. Джейми, укутанный дымом, остался сидеть неподвижно и молчаливо.

     Четырнадцать человек. А он не помнил ни одного лица. И большой палец неуверенно колебался. Что он имел в виду, делая так? Что был и пятнадцатый человек, но он не был уверен в этом?

     Он боялся даже вспоминать, не зная, что делать с этой памятью. Но в тоже время, ощущал трепет и, несмотря ни на что, был благодарен за вернувшийся кусочек воспоминаний.

     Было очень поздно, и большинство мужчин разошлись по своим хижинам. Иэн ушел от костра и больше не появился. Камерон был все еще здесь и теперь курил свою собственную трубку, делясь ею с Птицей.

     - Я хочу сказать вам одну вещь, - внезапно произнес Джейми, вклинившись в паузу. – Вам обоим. – Птица, осоловевший от табака, приподнял брови в ленивом вопросе.

     Он не знал, почему решил открыться. Он намеревался подождать и решить: нужно ли говорить об этом. Вероятно из-за духоты в доме, интимного полумрака от очага или интоксикация от табака. Вероятно чувство родства к изгнанникам, которых ожидает такая же судьба. Но он заговорил, у него не осталось выбора.

     - Женщины моей семьи … - он замешкался, не зная соответствующего слова чероки, - они видят будущее в своих снах. – Он кинул взгляд на Камерона, который воспринял его фразу без удивления, так как просто кивнул и прикрыл глаза, затянувшись трубкой.

     - У них бывают видения? – спросил он без особого интереса.

     Джейми кивнул: это объяснение было хорошо, как и любое другое.

     - Они видели, что произойдет с Цалаги. И моя жена, и моя дочь.

     Птица, услышав это заявление, стал более внимательным. Провидческие сны – очень важны, а если их видели несколько человек, то это тем более важно.

     - Мне очень жаль, что должен это сказать, - искренне произнес Джейми. – Через шестьдесят лет, цалаги будут согнаны со своих земель и переселены. Во время переселения многие умрут, и дорогу, по которой их гнали, назовут … - он замолчал, вспоминая перевод слова «слезы», но не вспомнил, - дорогой, где плачут.

     Птица поджал губы, трубка осталась дымиться в руке.

     - Кто это сделает? – спросил он. – Кто может?

     Джейми вздохнул; вопрос был трудный. Но все-таки не такой трудный, как он думал.

     - Белые люди, - сказал он, - но не люди короля Георга.

     - Французы? – предположил Камерон с ноткой недоверия в голосе, однако нахмурился, раздумывая, как это произойдет. – Или испанцы? Они ближе, но их не так много. – Испанцы владели округом на юге Джорджии и частью Вест-Индии. Однако позиции англичан в Джорджии были крепкими, и не было никаких шансов для продвижения испанцев к северу.

     - Нет, не испанцы и не французы, - ему очень хотелось, чтобы Иэн был на месте. Но он ушел, и ему одному придется сражаться с языком цалаги, очень интересным, но на нем он мог общаться только по ограниченному кругу тем.

     - Что они рассказали … то, что сказали мои женщины … - он замолк, подыскивая слова. – События, которые они видят в своих снах, произойдут и касаются многих людей. Но они не знают, что может случиться с несколькими людьми или одним человеком.

     Птица непонимающе моргнул, и не удивительно. Джейми с мрачной решимостью попытался объяснить еще раз.

     - Есть большие вещи, есть маленькие. Большие - это такие как великие битвы или появление великого вождя. Пусть это один человек, но он ведет за собой многих. Если мои женщины видят предсказания о таких событиях, то они случатся. Но во всех больших событиях участвуют множество людей. Одни говорят сделать одно, другие – другое. – Он сделал зигзаг рукой.

     - И если большинство людей скажут «сделай это» … - он ткнул пальцами влево, - тогда это произойдет. Но что относительно тех, кто скажет «сделай то»? – Он указал пальцем в другую сторону. – Эти люди выберут другой путь.

     Птица издал удивленный «хм-хм-хм!» звук.

     - То есть некоторые не уйдут? – остро спросил Камерон. – Они могут избежать этого пути?

     - Я надеюсь, - просто ответил Джейми.

     Некоторое время они сидели в молчании, глядя на огонь и видя свои собственные видения о будущем и прошлом.

     - Ты много заплатил за свою жену? – задумчиво спросил Птица.

     - Она стоила почти всего, что я имел, - ответил он с усмешкой, заставив мужчин рассмеяться, - но она того стоила.

     Было очень поздно, когда он отправился в гостевой дом; луна скрылась за горизонтом, на небе, погрузившемся в глубокую безмятежность, ярко сияли звезды. Каждый мускул в его теле болел, он так устал, что споткнулся на пороге. Но его инстинкты не дремали, и он скорее почувствовал, чем увидел, что что-то движется в тени на лежанке.

     Боже, Птица не изменяет себе. Однако сегодня это не имеет значения; сейчас он может лечь обнаженным с юными девушками и крепко уснуть. Слишком усталый, чтобы рассердиться, он попытался проявить к женщине вежливость.

     Она поднялась. Свет от очага показал пожилую женщину со смазанными жиром косами в белом платье из оленьей шкуры, украшенном рисунками и иглами дикобраза. Он узнал Зов-в-лесу, одетую в свой лучший наряд. Чувство юмора Птицы превысило всякую меру; он отправил к Джейми свою мать.

     Выдержка изменила Джейми. Он, открыв рот, изумленно уставился на нее. Женщина слегка улыбнулась и протянула руку.

     - Иди и ложись, Убийца медведей, - произнесла она хрипловатым голосом. – Я пришла вычесать змей из твоих волос.

     Она потянула его к лежанке и заставила лечь, уложив головой на свои колени. Потом расплела его косу прикосновениями, которые утихомирили пульсирующую боль в голове.

     Он понятия не имел, сколько ей было лет, но ее пальцы, которые ритмично двигались кругами по его скальпу, вискам, за ушами и у основания черепа, были сильными и неутомимыми. Она бросила в огонь какие-то ароматные травы; тяга была хорошая, и он видел, как белый дымок поднимался вверх слегка колеблющимся столбом очень спокойно, но с ощущением постоянного движения внутри него.

     Она что-то напевала себе под нос или скорее шептала, слова были неразличимы. Он смотрел на молчаливые формы в поднимающемся вверх дыме и чувствовал, как его тело тяжелеет, ноги немеют, словно его тело – это мешок с песком, помещенный в поток воды.

     - Говори, Убийца медведей, - тихо произнесла она, прерывая песню и водя деревянным гребнем по его волосам.

     - Я не знаю ваших слов, - сказал он медленно, подыскивая каждое слово на цалаги. Она тихонько фыркнула.

     - Слова ничего не значат, так же как и язык, на котором ты говоришь, - сказала она. – Просто говори. Я пойму.

     И он, запинаясь, начал говорить по-гэльски, потому что только этот язык сейчас не требовал от него усилий. Он понимал, что должен рассказать о том, что наполняло его сердце, и начал говорить о Шотландии … о Каллодене. О скорби. О потери. О страхе.

     Постепенно разговор перешел от прошлого к будущему, где он увидел те же три призрака: холодные существа, выходящие к нему из тумана и глядящие своими пустыми глазами.

     И среди них был … Джек Рэндалл. Его глаза не были пустыми, они были живыми и внимательными на туманном лице. Он убил этого мужчину или нет? Если да, то значит ли это, что призрак преследует его? Если нет, то не преследует ли его самого чувство неудовлетворенной мести?

     Ему показалось, что во время рассказа он поднялся над своим телом и увидел себя лежащего с широко отрытыми глазами, устремленными вверх, его волосы, с серебристыми прядями прожитых лет, горели темным огнем вокруг головы. И почувствовал, что отдалился от себя. Одинокий и умиротворенный.

     - Я не держу зла в своем сердце, - сказал он, слыша свой голос откуда-то издалека. – Зло не касается меня. Многое может произойти, но не это. Не здесь и не сейчас.

     - Я понимаю, - прошептала старая женщина и продолжила расчесывать его волосы, и белый дым медленно поднимался сквозь дыру к небу.

     Глава 45. ИНФЕКЦИЯ В КРОВИ

     Июнь 1774

     Я села на пятки и потянулась, усталая, но довольная. Моя спина болела, колени скрипели, как несмазанные петли, под ногти набилась грязь, а влажные пряди волос прилипли к шее и щекам. Но фасоль, лук, репа и редис были посеяны, капуста выполота, а дюжина кустов арахиса выдернуты и сушились на ограде в безопасности от мародерствующих белок.

     Я взглянула на солнце: все еще над каштанами. Значит, есть время еще для какой-нибудь работы. Я встала и оглядела свое маленькое королевство, раздумывая, как с пользой провести оставшееся до ужина время. Выкопать мелиссу и лимонник, заросли которых грозили захватить целый угол огорода? Наносить корзиной созревший навоз из хлева? Нет, это дело для мужчин.

     Растения? Три куста лаванды, усыпанные голубыми мазками цветов, уже достигли моих колен; тысячелистник вовсю цвел кружевными зонтиками белого, розового и желтого цветов. Лаванду и розмарин следует срезать по утрам, когда летучие масла поднимаются вместе с солнцем. Они теряют часть своих целебных свойств, если срезать их позже.

     Тогда разберемся с мятой. Я потянулась к мотыге, прислоненной к ограде, и, увидев лицо над ней, отпрянула с бьющимся в горле сердцем.

     - О! – мой посетитель отпрыгнул, тоже испугавшись. – Bitte^[150], мэм! Я не хотел вас напугать.

     Это был Манфред МакДжилливрей. Он приходил утром, принес Джейми холстяной сверток с мушкетами.

     - Все в порядке, - я наклонилась подобрать выроненную мотыгу. – Ты ищешь Лиззи? Она …

     - А-а, нет, мэм. Я … хотел бы поговорить с вами, - выпалил он. – Наедине.

     - Конечно. Заходи, мы поговорим, пока я буду мотыжить.

     Он кивнул и пошел к калитке. Что ему от меня нужно, подумала я. Он был в пальто и сапогах, покрытых пылью, а его брюки покрывали многочисленные пятна. Значит, он приехал откуда-то не из семейной усадьбы, и он еще не был в доме, иначе миссис Баг заставила бы его почиститься.

     - Откуда ты приехал? – спросила я, подавая ему ковш из тыквы, наполненный водой. Он взял его, с жадностью выпил и вежливо вытер рот рукавом.

     - Спасибо, мэм. Я был в Хиллсборо, чтобы забрать … э-э … вещи для мистера Фрейзера.

     - Да? Это очень далеко, - заметила я.

     На его лице промелькнуло выражение глубокой тревоги. Он был красивым мальчиком, загорелый, как юный фавн, со своими буйными темными кудрями, но сейчас он выглядел напряженным и воровато оглядывался на большой дом, словно боясь, что нас прервут.

     - Я … мм … это, мэм, о чем я хочу поговорить с вами.

     - О? Ну … - я сделала приветливый жест, приглашая его облегчить свою ношу, и отвернулась, принявшись мотыжить землю, чтобы он почувствовал себя более уверенным. Я начала подозревать, о чем он хотел спросить меня, хотя не была уверена, причем тут Хиллсборо.

     - Это … это касается мисс Лиззи, - начал он, заложив руки за спину.

     - Да? – подбадривающе произнесла я, почти уверенная, что права в своих предположениях. Я взглянула в западную сторону огорода, где пчелы счастливо жужжали среди желтых зонтиков дикой моркови. Ну, это, по крайней мере, лучше, чем кондомы восемнадцатого столетия.

     - Я не могу жениться на ней, - выпалил он.

     - Что? – я прекратила работать и выпрямилась, уставившись на него. Его губы были плотно сжаты, и я увидела, что его смущение была попыткой скрыть глубокое несчастье, которое теперь ясно отражалось на его лице.

     - Иди сюда и садись, - я подвела его к маленькой скамье, которую для меня установил Джейми под сенью эвкалипта, нависшего над северной стороной огорода.

     Он сел, опустив голову и зажав ладони между коленами. Я сняла свою шляпу с широкими полями, отерла лицо фартуком и поправила волосы, вдыхая свежий запах елей и бальзамовых деревьев, растущих выше по склону.

     - В чем дело? – мягко спросила я, увидев, что он не знает, как начать. – Ты боишься, что не любишь ее?

     Он удивленно взглянул на меня, потом снова опустил голову, созерцая свои колени.

     - О, нет, мэм. Я имею в виду, что … не люблю. Но это не имеет значения.

     - Нет?

     - Нет. Я думаю, со временем мы полюбили бы друг друга, как говорит meine Mutter^[151]. Да и сейчас она мне нравится, - торопливо добавил он, словно испугавшись, что оскорбил девушку. – Па говорит, что она чистая душа, и мои сестры ее обожают.

     Я неопределенно хмыкнула. С самого начала у меня были сомнения относительно этого союза, и, похоже, они начинают сбываться.

     - Может быть … есть другая? – деликатно предположила я.

     Манфред медленно покачал головой, и я услышала, как он громко сглотнул.

     - Нет, мэм, - очень тихо произнес он.

     - Ты уверен?

     - Да, мэм, - он глубоко вздохнул. – Я имел в виду … была. Но сейчас все кончено.

     Я была сильно удивлена этим. Если он расстался с другой девушкой или из-за страха перед матерью, или по иной причине, зачем ему разрывать помолвку с Лиззи?

     - Другая девушка, она случайно не из Хиллсборо? – ситуация понемногу прояснялась. Когда я впервые встретилась на Сборе с его семьей, сестры обменялись знающими взглядами при упоминании визитов Манфреда в Хиллсборо. Значит, они знали, хотя Ута могла и не знать.

     - Да. Поэтому я ездил в Хиллсборо, то есть должен был поехать … э-э … сказать Мире, что я женюсь на мисс Вемисс и не смогу больше с ней встречаться.

     - Мира? – по крайней мере, у нее есть имя. Я откинулась назад, задумчиво притоптывая ногой. – То есть ты ее не увидел?

     Он покачал головой, и я увидела, как слеза упала на его брюки.

     - Нет, мэм, - произнес он срывающимся голосом, – не увидел. Она умерла.

     - О, боже, - мягко произнесла я. – Мне очень жаль. – Слезы юноши капали на колени, пятная ткань, его плечи тряслись, но он не производил ни звука.

     Я обняла его и притянула к своему плечу. Его волосы были мягкие и упругие, а кожа горячая. Я чувствовала себя беспомощной; он был слишком взрослый, чтобы утешить его просто объятиями, и слишком юн, чтобы найти утешение в словах. Я ничего не могла сделать, только обнимать его за плечи.

     Он обхватил мою талию руками и сидел так несколько минут. Я молча держала юношу и поглаживала его спину, поглядывая сквозь ограду, увитую вьющимися растениями, не идет ли сюда кто-нибудь.

     Наконец, он вздохнул, отпустил меня и сел прямо. Я порылась в карманах в поисках платка, не нашла его, сняла фартук и дала ему вытереть лицо.

     - Тебе не обязательно жениться прямо сейчас, - сказала я, когда он более или менее успокоился. – Тебе просто нужно время, чтобы прийти в себя. Мы найдем способ отсрочить свадьбу. Я поговорю с Джейми …

     Но он затряс головой, и на лице появилось решительное выражение.

     - Нет, мэм, - тихо, но твердо произнес он. – Я не могу.

     - Почему?

     - Мира была шлюхой, мэм. Она умерла от французской болезни.

     Он поглядел на меня, и в его взгляде за слезами я увидела страх.

     - И я думаю, я заразился.

     - Ты уверена? – Джейми опустил копыто, которое он обрезал и взглянул на Манфреда.

     - Уверена, - ответила я резко. Фактически, мне пришлось осмотреть Манфреда; я взяла соскоб с язвы, чтобы исследовать его под микроскопом, и отвела его к Джейми, едва он надел брюки.

     Джейми пристально поглядел на Манфреда, решая, что сказать. Юноша, красный от смущения, опустил глаза перед этим взглядом василиска, уставившись на обрезок черного копыта на земле.

     - Мне жаль, сэр, - пробормотал он. – Я … я не хотел …

     - Не думаю, чтобы кто-нибудь хотел такое, - прервал его Джейми. Он глубоко вздохнул и произвел низкий ворчащий звук, который заставил Манфреда втянуть голову в приподнятые плечи.

     - Он поступил правильно, - указала я, пытаясь найти положительный момент в сложившейся ситуации. – Я имею в виду, сказал правду.

     Джейми фыркнул.

     - Ну, по крайней мере, теперь он не заразит Лиззи. Это было бы хуже, чем гулять с проституткой.

     - Думаю, некоторые мужчины промолчали бы об этом, надеясь, что все само образуется.

     - Да, некоторые так и поступают, - он сузил глаза, глядя на Манфреда, словно искал в нем признаки таких мужчин.

     Гидеон, который не любил, когда что-нибудь делали с его ногами, и потому был в отвратительном настроении, топнул, едва не оттоптав ногу Джейми и, задрав морду, раскатисто фыркнул, словно подражая своему хозяину.

     - Ну, что ж, - Джейми прекратил сверлить юношу глазами и схватил Гидеона за повод. – Иди с ним домой, сассенах. Я закончу здесь, найду Джозефа и посмотрим, что можно сделать.

     - Хорошо, - я заколебалась, не уверенная стоит ли говорить при Манфреде. Мне не хотелось бы давать ему необоснованной надежды, пока не изучу соскоб под микроскопом.

     Сифилисные спирохеты довольно характерны, но у меня не было красителя, который позволит разглядеть их в такой слабенький микроскоп, как у меня. И хотя я полагала, что мой самодельный пенициллин сможет уничтожить инфекцию, я не могу быть уверенной, если не увижу их и не уверюсь, что они исчезли из его крови.

     Я успокоила себе, сказав:

     - У меня есть пенициллин.

     - Я знаю, сассенах, - Джейми перевел мрачный взгляд с Манфреда на меня. Я спасла его жизнь с помощью пенициллина, и даже дважды, но процесс ему сильно не понравился. Отпустив нас с фыркающим шотландским звуком, он наклонился и снова взялся на огромное копыто Гидеона.

     Манфред казался потрясенным и не произнес ни слова до самого дома. Он замешкался на пороге моего кабинета, с опаской переводя взгляд с микроскопа на открытый ящичек с хирургическими инструментами, потом на ряд закрытых банок на стойке, в которых я выращивала пенициллиновые колонии.

     - Входи, - пригласила я, но мне пришлось взять его за рукав и потянуть, чтобы он переступил порог. Мне пришло в голову, что он никогда не был в моем хирургическом кабинете. До усадьбы МакДжилливреев было почти пять миль, и фрау МакДжилливрей сама хорошо справлялась с небольшими болячками.

     В данный момент я не чувствовала себя достаточно терпимой по отношению к Манфреду, но дала ему стул и спросила: будет ли он кофе. Я подумала, что, вероятно, юноше нужен более крепкий напиток, если ему придется говорить с Джейми и Джозефом Вемиссом, но решила, что ему лучше оставаться с ясной головой.

     - Нет, мэм, - отказался он и сглотнул. – Спасибо, нет.

     С бледным лицом он выглядел очень юным и очень испуганным.

     - Тогда закатай рукав, пожалуйста. Я собираюсь взять у тебя немного крови. Это не очень больно. Как ты встретился с … э-э … юной леди? Мирой, да?

     - Да, мэм, - при ее имени слезы снова наполнили его глаза. Бедный мальчик, он действительно ее любил или думал, что любил.

     Он встретил Миру в таверне в Хиллсборо. Она казалась доброй, сказал он, и очень хорошенькой, и когда она попросила юного кузнеца купить ей стакан вина, он послушался, чувствуя себя очень смелым.

     - И мы немного выпили, и она улыбалась мне и … - он, казалось, не мог объяснить, как развивались события дальше, но проснулся он в ее кровати. Ему понравилось, и он пользовался любой возможностью, чтобы съездить в Хиллсборо.

     - Как долго это продолжалось? – спросила я заинтересовано. Не имея настоящего шприца для взятия крови, я просто проткнула вену пинцетом и нацедила крови в маленький пузырек.

     По-видимому, около двух лет.

     - Я знал, что не могу жениться на ней, - объяснил он. - Meine Mutter^[152] никогда не … - он затих, и стал похож на кролика, заслышавшего поблизости гончих. - Gross Gott^[153]! Моя мать!

     Я тоже подумала об этом аспекте проблемы. Ута МакДжилливрей вовсе не обрадуется, узнав, что ее гордость, ее радость, ее единственный сын заразился позорной болезнью, которая, более того, приведет к расстройству ее планов на его женитьбу и вызовет громкий скандал на всю округу.

     - Она меня убьет! – он быстро вскочил со стула и нервно раскатал рукав.

     - Вероятно, нет, - сказала я успокаивающим тоном, - хотя полагаю …

     В этот напряженный момент в доме открылась задняя дверь, и на кухне зазвучали голоса. Манфред застыл, только кудри тряслись от страха. Потом раздались тяжелые шаги, направляющиеся по коридору в сторону хирургической. Юноша метнулся к окну, перебросил ноги через подоконник и через мгновение несся к лесу, словно олень.

     - Вернись сейчас же, задница! – завопила я в открытое окно.

     - Чья задница, тетушка? – я повернулась. Тяжелые шаги принадлежали Иэну, тяжелые, потому что он нес на руках Лиззи Вемисс.

     - Лиззи! Что случилось? Положи ее на стол, - я сразу же поняла, что вернулся приступ малярии. Тело ее было обмякшим, но сотрясалось от мелко подергивающихся мускулов, как желе.

     - Я нашел ее в молочном сарае, - сказал Иэн, аккуратно укладывая девушку на стол. – Глухой Бердсли выскочил оттуда, словно за ним гнался черт, увидел меня и потянул внутрь. Она лежала на полу, а рядом перевернутая маслобойка.

     Это было плохо. У нее не было приступов малярии некоторое время, но вот уже второй раз приступ случался так неожиданно, что она не успевала позвать на помощь и сразу же впадала в коллапс.

     - На верхней полке шкафа, - сказала я Иэну, переворачивая девушку набок и развязывая шнурки на ее ботинках. – Голубой кувшин, нет, большой.

     Он достал кувшин, снял с него крышку и принес мне.

     - Иисус, тетушка! Что это? – он сморщил нос от запаха масла.

     - Чернильный орешек и кора хинного дерева в гусином жиру, кроме всего прочего. Втирай мазь ей в ступни.

     Выглядя озадаченным, он взял солидную порцию серо-пурпурной мази и стал делать, как я сказала. Маленькие обнаженные ножки Лиззи почти исчезли в его больших ладонях.

     - С ней все будет в порядке, тетушка? – он с тревогой взглянул в ее лицо. Этот вид заставил бы встревожиться кого угодно: бледное, как сыворотка, осунувшееся лицо, нежные щеки, сотрясающиеся от озноба.

     - Вероятно. Закрой глаза, Иэн, - я расстегнула ее одежду и теперь снимала с нее передник, платье, нижние юбки и корсет. Я набросила на нее потертое покрывало перед тем, как стянуть через голову рубашку. У нее их было только две, и ей бы не захотелось, чтобы она была испорчена вонючей мазью.

     Иэн послушно закрыл глаза, продолжая втирать мазь в ее ступни. Небольшая морщинка возникла между сдвинутых бровей, и этот беспокойный вид на мгновение придал ему удивительное сходство с Джейми.

     Я подтянула кувшин к себе, зачерпнула мазь и, затолкав руки под покрывало, стала втирать ее девушке подмышки, потом на спине и животе. Я могла ясно ощущать очертания печени, большая, твердая масса под ее ребрами. Набухшая и болезненная, если судить по тому, как она морщилась от моих прикосновений.

     - Я могу открыть глаза?

     - Ох, да, конечно. Втирай мазь выше, в ноги, – толкнув кувшин в его направлении, я уловила движение у дверей. Один из Бердслеев стоял там, прислонившись к косяку и не спуская темных глаз с Лиззи. Должно быть, Кеззи; Иэн сказал «глухой Бердслей».

     - С ней все будет хорошо, - сказала я ему громко. Он кивнул головой и исчез, бросив напоследок на Иэна горящий взгляд.

     - Кому вы кричали вернуться, тетушка Клэр? – Иэн, открывший глаза, смотрел на меня, чтобы не смущать Лиззи. Одеяло было завернуто, и он втирал мазь в ее ногу выше колена, мягко проводя большим пальцем по округлой коленной чашечке, покрытой такой нежной и тонкой кожей, что казалось: сквозь нее была видна кость.

     - Кому …? О, Манфреду МакДжилливрею, - ответила я, внезапно вспомнив про него. – Черт! Кровь! – я торопливо вытерла руки о свой передник. Слава богу, я заткнула пузырек, и кровь внутри него все еще была жидкой. Но это ненадолго.

     - Мажь, пожалуйста, ее ладони и руки, - попросила я Иэна. – Мне нужно кое-что сделать. Я быстро.

     Он послушно передвинулся к голове девушки, а я торопливо капнула крови на несколько стеклянных пластинок, потирая их друг о друга, чтобы размазать жидкость. Какой краситель нужен для спирохет? Не знаю, придется использовать их все.

     Я путано пояснила Иэну в чем дело, пока доставала бутылочки с красителями из шкафа, принимала решение и помещала в них пластинки.

     - Сифилис? Бедный парень. Он должно быть с ума сходит от страха, - он сунул блестящую от мази руку Лиззи под одеяло и аккуратно поправил его.

     На мгновение я удивилась этому сочувствию, но вспомнила, что он сам несколько лет назад, после похищение его Джеллис Дункан, был под угрозой заражения. Я не была уверена, что он заразился, но на всякий случай пролечила его пенициллином, который взяла с собой из двадцатого столетия.

     - Вы не сказали ему, что можете его вылечить, тетушка?

     - У меня не было времени. Хотя, если быть честной, я не совсем уверена, что смогу, - сказала я и, присев на стул, взяла руку Лиззи – посчитать ее пульс.

     - Не уверены? – его широкие брови приподнялись. – Вы сказали, что я вылечен.

     - Ты – да, - заверила я его. – Если, конечно, ты был заражен, - я кинула на него вопросительный взгляд. – У тебя же не было болячек на члене, да? Или еще где-нибудь?

     Он молча помотал головой; темный румянец залили его щеки.

     - Хорошо. Пенициллин, которым я лечила тебя, я принесла с собой из … будущего. Он был очищенный и очень сильный. Я не уверена, что используя это, - я указала на кувшины с культурой на стойке, - я получу достаточно сильное лекарство, и вообще тот ли это штамм … - я потерла ладонью под носом; мазь из чернильных орешков обладала очень резким запахом.

     - Это не всегда работает, - у меня было достаточно пациентов, на которых мои составы не действовали, хотя в таких случаях я частенько добивалась цели другими средствами. В редких случаях пациент выздоравливал сам после первого приема, пока готовилась следующая порция. В одном случае пациент умер, не смотря на то, что я использовала два виду пенициллиновой культуры.

     Иэн, не спуская глаз с Лиззи, медленно кивнул. Первый приступ лихорадки прошел, и теперь она спокойно лежала под одеялом.

     - Значит, вы не уверены … и вы, конечно же, не позволите ему жениться на ней?

     - Не знаю. Джейми сказал, что поговорит с мистером Вемиссом.

     Я встала, достала первую пластинку из розового раствора, стряхнула прилипшие капли и, обтерев ее с обратной стороны, положила на предметный столик микроскопа.

     - Что вы ищите, тетушка?

     - Нечто, называемое спирохетами. Особые микробы, которые вызывают сифилис.

     - Вот как? – несмотря на серьезность ситуации, я улыбнулась, заслышав нотку скепсиса в его голосе. Я показывала ему микроорганизмы раньше, но он, как и Джейми и как почти все, просто не мог поверить, что эти крошечные, практически невидимые существа способны навредить человеку. Единственный, кто полностью уверовал в идею с микробами, была Мальва Кристи, но в ее случае, я думаю, это была просто вера в меня. Если я что-то говорила ей, она верила мне. И это очень утешало после многих лет среди шотландцев, поглядывающих на меня с различной степенью подозрительности.

     - Он ушел домой, как вы думаете? Манфред.

     - Не знаю, - ответила я рассеянно, медленно двигая пластинку взад-вперед. Я могла разглядеть красные кровяные клетки, розовые диски, медленно проплывающие в поле моего зрения в водном растворе красителя. Никаких смертоносных спиралей, но это еще не означало, что их нет; просто краситель, который я использовала, мог их не выявить.

     Лиззи пошевелилась и застонала. Я оглянулась и увидела, что она отрыла глаза.

     - Ну, девушка, - мягко улыбнулся ей Иэн. – Лучше?

     - Лучше? – слабым голосом переспросила она, но уголки ее губ приподнялись, и она вытащила руку из-под одеяла. Иэн взял ее руку и погладил.

     - Манфред, - она повернула голову, ища его. – Манфред здесь?

     - Хм … нет, - ответила я, обменявшись быстрыми испуганными взглядами с Иэном. Как много она услышала? – Нет, он был здесь, но … сейчас ушел.

     - О, - словно потеряв интерес, она снова закрыла глаза. Иэн смотрел на девушку, продолжая гладить ее руку. На его лице было написано глубокое сочувствие, но с оттенком задумчивости.

     - Может быть, мне отнести девушку на кровать? – спросил он тихо, словно она спала. – А потом пойти и найти …? – он кивнул головой в сторону окна, вопросительно приподняв одну бровь.

     - Будь так добр, Иэн, - я заколебалась и встретила его взгляд; в ярких карих глазах светилось беспокойство и воспоминание о прошлой боли. – С ней все будет хорошо, - добавила я, стараясь наполнить эти слова уверенностью.

     - Да, конечно, - твердо сказал он и взял девушку на руки, завернув в одеяло. – Если я что-нибудь понимаю в этом.

     Глава 46. В КОТОРОЙ ДЕЛА СТАНОВЯТСЯ ХУЖЕ

     Манфред МакДжилливрей не вернулся. Вернулся Иэн с подбитым глазом, со сбитыми костяшками пальцев и сообщением, что Манфред заявил о своем намерении сбежать и повеситься, и что это будет хорошим избавлением от блудливого сукина сына, и пусть его гнилые кишки раскачиваются на дереве, как у Иуды Искариота, вонючий мудак. Потом он протопал вверх по лестнице и молча уселся возле кровати, где лежала Лиззи.

     Услышав такое сообщение, я только понадеялась, что заявление Манфреда явилось следствием временного отчаяния, и проклинала себя, что не сказала ему более решительно, что он может вылечиться, правда это или нет. Он, конечно же, не …

     Лиззи находилась в полубессознательном состоянии. Она горела и сотрясалась от лихорадки и, разумеется, была не в том состоянии, чтобы ей рассказали о бегстве жениха и его причине. Я должна деликатно задать ей несколько вопросов, когда она окончательно придет в себя, поскольку существовала возможность, что она и Манфред, будучи обрученными, решили …

     - В этом есть одна положительная сторона, - мрачно заметил Джейми. – Близнецы Бердслеи собирались найти и кастрировать этого сифилитика, а теперь, услышав, что он решил повеситься, успокоились.

     - Благодарю, господи, за малые твои милости, - сказала я, почти падая на стул. – Они это могут. – Бердслеи, особенно Джосайя, были хорошими следопытами и не разбрасывались пустыми угрозами.

     - Да, могут, - согласился Джейми. – Они точили ножи, когда я нашел их. Сказал им, чтобы не дергались.

     Я подавила невольную улыбку, представив себе двух близнецов склонившихся над точильным камнем с худыми, полными мести лицами, но эта вспышка веселья быстро исчезла.

     - О, боже. Мы же должны рассказать все МакДжилливреям.

     Джейми кивнул и немного побледнел от этой мысли, но встал, оттолкнув скамью.

     - Мне лучше пойти прямо сейчас.

     - Нет, пока не перекусите, - миссис Баг решительно поставила на стол тарелку с едой. – Нельзя говорить с Утой МакДжилливрей на пустой желудок.

     Джейми поколебался, но согласился с ее доводами, взял вилку и с мрачной решимостью принялся есть свиное рагу.

     - Джейми …

     - Да?

     - Может быть, ты позволишь Бердслеям найти Манфреда. Не причинять ему вреда, конечно, но его нужно найти. Он умрет от болезни, если его не лечить.

     Он замер с поднесенной ко рту вилкой и посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей.

     - А если они найдут его, то он умрет от этого, сассенах, - он покачал головой и затолкал вилку с рагу в рот. Он пожевал и проглотил, очевидно, придя в это время к какому-то решению.

     - Джозеф в Вифаваре со своей зазнобой. Ему нужно сказать об этом, и было бы лучше, если бы я взял его с собой к МакДжилливреям. Но … - он запнулся, представив мистера Вемисса, самого мягкого и скромнейшего мужчину из всех, и никакого союзника в таких делах. – Нет. Я пойду и расскажу Робину. Может быть, он поищет парня, или Манфред взялся за ум и убежал домой.

     Это была успокаивающая мысль, и я проводила мужа с надеждой, но он вернулся около полуночи молчаливый с мрачным лицом, и я поняла, что парень домой не вернулся.

     - Ты сказал им обоим? – спросила я, отвернув одеяло, чтобы он забрался в постель. Пах он лошадью и ночью, холодно и резко.

     - Я попросил Робина выйти со мной и рассказал ему. Мне не хватило смелости сказать Уте в лицо, - признался он, улыбнулся мне и залез под одеяло. – Ты не считаешь меня ужасным трусом, сассенах, да?

     - Нет, конечно, - успокоила я его и наклонилась задуть свечу. – Благоразумие – лучшая доблесть.

     Мы были разбужены незадолго до рассвета громкими стуками в дверь. Ролло, который спал на лестничной площадке, с угрожающим лаем бросился вниз по лестнице. За ним последовал Иэн, который сидел возле Лиззи, пока я спала. Джейми вскочил с кровати и, схватил заряженный пистолет с комода и присоединился к шумной баталии.

     Не выспавшаяся, с бьющимся сердцем – я спала меньше часа – я села в кровати. Ролло замолчал на мгновение, и я услышал окрик Джейми: «Кто здесь!?»

     Ответом на вопрос стали возобновившиеся удары в дверь, которые эхом разносились вверх по лестнице и, казалось, сотрясали весь дом; их сопровождал крик женщины, голос которой сделал бы честь самым сильным пассажам Вагнера. Ута МакДжилливрей.

     Я начала выпутываться из одеяла. Тем временем беспорядочный шум нарастал, возобновился лай пса, заскрипел поднимаемый засов, голосов стало больше, и они были громче. Я подбежала к окну и выглянула наружу. Во дворе недалеко от дверей стоял Робин МакДжилливрей, держа в поводе пару мулов.

     Он выглядел постаревшим и как будто сдувшимся, словно дух из него вышел, оставив его без сил и воли. Он стоял, закрыв глаза и отвернувшись от происходящего на крыльце. Солнце только что взошло, и чистый свет ясно показал все линии и впадины на его лице, следствия отчаяния и горя.

     Словно почувствовав мой взгляд, он открыл глаза и поднял голову к окну. Он был не брит, глаза покраснели. Увидев меня, он отвернулся и снова закрыл глаза, не ответив на мой приветственный взмах рукой.

     Шум внизу переместился внутрь дома и, казалось, стал подниматься по лестнице на волне шотландских увещеваний и немецких выкриков, перемежающимися с энергичным лаем Ролло, который всегда был рад внести свой вклад в развлечение.

     Я схватила халат с колышка, но только успела засунуть одну руку в рукав, как дверь в спальню распахнулась, стукнулась о стену и, отскочив, ударила в грудь ворвавшуюся женщину. Не обескураженная ни в коей мере, она с силой оттолкнула дверь и со сдвинутым набок чепцом и горящими глазами двинулась на меня, как многотонный грузовик.

     - Ты! Weibchen^[154]! Как ты смеешь врать про моего сына! Я убью тебя, я вырву твои волосы, nighean na galladh^[155]! Ты …

     Она бросилась на меня, я отскочила в сторону, едва избежав ее хватки.

     - Ута! Фрау МакДжилливрей! Послушайте …

     Вторая попытка была более успешной; она ухватила рукав моей ночной рубашки и дернула, с треском разрывая ткань и срывая одежду с моих плеч, второй рукой она оцарапала мне лицо.

     Я отшатнулась с громким криком, с ужасом вспоминая руку, ударяющую меня по лицу, руки, дергающие меня …

     Я стукнула ее; сила, рожденная страхом, заполнила мои конечности, и я снова закричала. Остатки рационального мышления в моей голове наблюдали за сценой с ошеломлением, но я не могла остановить эту животную панику, эту беспричинную ярость, которая фонтанировала из глубокого и неожиданного колодца.

     Я слепо ударяла и кричала, в то же время удивляясь: зачем я это делаю.

     Рука обхватила меня за талию и подняла в воздух. Новый приступ паники охватил меня, а потом я обнаружила, что меня уже никто не держит, и я стою в углу за шкафом, задыхаясь и пошатываясь, как пьяная. Джейми с напряженными плечами стоял передо мной, закрывая от женщины.

     Он говорил очень спокойно, но я потеряла способность понимать слова. Я прижала ладони к стене и ощутила комфорт от ее твердости.

     Стук сердца все еще отдавался в моих ушах, а звук собственного дыхания пугал меня: он был так похож на захлебывающиеся звуки, которые я издавала, когда Харли Бобл сломал мне нос. Я с силой сжала рот, пытаясь успокоиться. Задержка дыхания, кажется, помогла. Я дышала, делая мелкие вдохи теперь уже через работающий нос.

     Я уловила движение рта Уты и сосредоточилась на нем, пытаясь зафиксировать себя во времени и пространстве. Я слышала слова, но не понимала их, тогда я позволила им прокатываться через меня, ощущая их эмоции: гнев, увещевание, уговоры, отчаяние, ненависть, но не смысл.

     Потом я глубоко вздохнула, утерла лицо, удивилось, что оно мокрое, и внезапно все стало нормальным. Я могла слышать и понимать.

     Ута смотрела на меня с выражением гнева и неприязни на лице, приглушенными скрытым страхом.

     - Ты сумасшедшая, - сказала она, покачав головой. – Я вижу. – Голос ее звучал почти спокойно. – Тогда …

     Она повернулась к Джейми, машинально заправляя горсть светлых с сединой волос под свой огромный чепец. Лента на чепце была оторвана, и ее петля смешно висела над одним глазом.

     - Я скажу так: она сумасшедшая, но мой сын … мой сын! Он ушел. – Она повернулась, вперив в меня тяжелый взгляд, потом тряхнула головой и снова обратилась к Джейми.

     - Салем закрыт для вас, - заявила она резко. – Моя семья, все кто знают нас, они не станут с вами торговать. Всем, кого я знаю, я расскажу, какую злобную вещь она сделала. – Ее взгляд под оторванной лентой скользнул в мою сторону, голубой, студеный, а губы искривилась в злобном оскале.

     - Ты отверженная, - сказал она. – Ты не существуешь. – Она развернулась и вышла, заставив Иэна и Ролло торопливо убраться с ее пути. Ее шаги громогласно зазвучали по лестнице, тяжелые и размеренные, как звон погребального колокола.

     Я видела, как постепенно уходит напряжение из плеч Джейми. Он все еще был в своей ночной рубахе, между лопатками проступило влажное пятно, и он все еще держал в руке пистолет.

     Передняя дверь с грохотом закрылась. Все застыли в потрясенном молчании.

     - Ты же не стал бы стрелять в нее? – спросила я, кашлянув.

     - Что? – он развернулся и непонимающе уставился на меня. Потом уловил направление моего взгляда, посмотрел на пистолет в руке, словно удивляясь, как он там оказался.

     - О, нет, - сказал он и, покачав головой, положил пистолет на комод. – Я про него забыл. Хотя, бог знает, мне хотелось бы пристрелить эту ненормальную старую каргу, - добавил он. – Ты в порядке, сассенах?

     Он наклонил голову, разглядывая меня встревоженными глазами.

     - Я в порядке. Я не знаю, что … но все в порядке. Все прошло.

     - А-а, - тихо произнес он и отвел глаза, прикрыв их ресницами. Он это тоже чувствовал? Внезапно обнаружить себя … в прошлом? Я знала, у него это иногда бывало. Помнила Париж, когда я проснулась и увидела его возле окна в лунном свете, схватившегося за раму с такой силой, что мышцы на его руках вздулись.

     - Все в порядке, - повторила я, прикасаясь к нему, и он коротко улыбнулся мне.

     - Ты должен был покусать ее, - на полном серьезе упрекнул пса Иэн. – У нее задница размером с бочку для табака. Как ты мог промахнуться?

     - Вероятно, боялся отравиться, - пошутила я, выходя из угла. – Ты думаешь, она серьезно … Нет, конечно, она говорила серьезно. Но сможет ли она сделать это? Я имею в виду, заставить всех не торговать с нами?

     - Она может заставить Робина, - ответил Джейми, и некоторая мрачность вернулась на его лицо. – Что касается остальных … посмотрим.

     Иэн с хмурым видом покачал головой и провел кулаком с разбитыми костяшками по своему бедру.

     - Я знал, что мне следовало свернуть шею этому Манфреду, - сказал он с сожалением. – Тогда мы могли сказать фрау Уте, что он упал со скалы, и избавились бы от кучи проблем.

     - Манфред? – тоненький голосок заставил всех обернуться на его источник.

     Лиззи стояла в дверях, худая и бледная, как заморенное привидение с большими и стеклянными от лихорадки глазами.

     - Что с Манфредом? – спросила она и опасно покачнулась, схватившись за наличник, чтобы не упасть. – Что с ним случилось?

     - Заразился сифилисом и сбежал, - коротко ответил Иэн. – Ты не отдала ему свою невинность, я надеюсь?

     Как оказалось, Ута МакДжилливрей не смогла полностью исполнить свою угрозу, но принесла много неприятностей. Драматическое исчезновение Манфреда, разрыв его помолвки с Лиззи, причина этого ужасного скандала – и слухи распространились от Хиллсборо и Солсбери, где он иногда подрабатывал кузнецом, до Салема и Хайпойнта.

     Но благодаря усилиям Уты, история казалось еще более запутанной, чем была на самом деле. Некоторые говорили, что он заразился сифилисом, другие – что я злобно и несправедливо оболгала юношу из-за разногласий с его родителями. Другие, более добрые, не верили, что он был заражен, а я, несомненно, ошиблась.

     Те, кто верил, что он заразился, разделялись на тех, кто был уверен, что он заразился от какой-нибудь шлюхи, и тех, кто винил в этом бедную Лиззи, репутация которой от этого сильно пострадала. Иэн, Джейми, близнецы Бердслеи и даже Роджер встали на защиту ее чести с кулаками, отчего люди не перестали сплетничать, но перестали говорить об этом, когда в пределах слышимости находились ее защитники.

     Все многочисленные родственники Уты в Вачовии, Вифаваре и Вифании, конечно же, придерживались ее версии. Весь Салем не прекратил с нами торговать, но многие перестали. И довольно часто я встречала моравских братьев, которых хорошо знала, и которые смотрели мимо меня с каменными лицами или поворачивались ко мне спиной. Лиззи, после первоначального огорчения, казалась не сильно расстроенной разрывом помолвки. Озадаченная, смущенная и сожалеющая о Манфреде, как она сама сказала, но не в отчаянии от его потери. А так как она редко покидала Ридж, то и не слышала, что люди говорили о ней. Что ее по-настоящему тревожило, так это потеря дружбы с МакДжилливреями, особенно с Утой.

     - Вы понимаете, мэм, - задумчиво призналась она мне. – У меня никогда не было матери, она умерла, когда я родилась. А Mutti^[156] - она попросила так называть ее, когда я согласилась выйти замуж за Манфреда – она сказала, что я ее дочь, как Хильда и как Сенга. Она заботилась обо мне и баловала так же, как их. Было так хорошо считать их своей семьей. А теперь я их потеряла.

     Робин, который был к ней искренне привязан, направил ей короткую записку с сожалениями, воспользовавшись услугами Ронни Синклера. Но со времени исчезновения Манфреда ни Ута, ни одна из ее дочерей не поддерживали с ней никакой связи.

     Кажется, в этой ситуации больше всего пострадал Джозеф Вемисс. Он ничего не говорил, не желая расстраивать Лиззи еще больше, но весь поник, словно цветок, лишенный воды. Кроме боли за Лиззи и огорчения от очернения ее репутации, ему тоже не хватало МакДжилливреев, не хватало радости и уюта от ощущения быть членом большой дружной семьи после многих лет одиночества.

     Хуже всего было то, что хотя Ута и не смогла выполнить свою угрозу в полном объеме, она была способна повлиять на своих ближайших родственников, в том числе и на пастора Беррича и его сестру Монику, которой, как мне поведал Джейми, запретили встречаться и говорить с Джозефом.

     - Пастор отправил ее к родственникам своей жены в Галлифакс, - сказал он, грустно покачивая головой, - чтобы она его забыла.

     - О, боже.

     Манфред исчез без следа. Джейми отправил запросы по обычным каналам, но никто не видел его после побега из Риджа. Я думала и молилась о нем ежедневно, преследуемая картинами того, как он скрывается в одиночестве в лесу, а спирохеты в его крови продолжают размножаться день за днем. Или еще хуже, как он направляется на корабле в Вест-Индию и в каждом порту топит свое горе в объятиях случайных шлюх, которым передает смертельную инфекцию, а они в свою очередь …

     Или иногда воображала сущий кошмар: сверток истлевающий одежды, свисающий с сука дерева глубоко в лесу, и рядом никого, чтобы скорбеть, кроме воронов, которые прилетают клевать его плоть. И не смотря ни на что, глубоко в сердце я не могла ненавидеть Уту МакДжилливрей, которой тоже могли приходить в голову такие ужасные мысли.

     Единственным светлым пятном в этой проклятой ситуации был Томас Кристи, который, не оправдывая моих ожиданий, разрешил Мальве продолжать помогать мне с одним только условием, что, если я собираюсь привлекать ее в дела с использованием эфира, то должна сообщить ему заранее.

     - Вот, - я отступила и указала ей на микроскоп. – Видишь их?

     Она сжала губы в молчаливом восхищении. Потребовалось немало попыток, чтобы найти комбинацию красителя и отраженного света, которая выявит спирохеты, но я смогла. Они не были видны четко, но различимы, если знать, что искать, и несмотря на мою полную уверенность в поставленном ранее диагнозе, я почувствовала облегчение, увидев их.

     - О, да! Маленькие завитушки. Я вижу их хорошо! – она, моргая, посмотрела на меня. – Вы хотите сказать, что эти крошечные жучки заразили Манфреда? – Она была слишком вежливой, чтобы открыто проявить скептицизм, но я могла видеть это в ее глазах.

     - Да, конечно, - я много раз объясняла микробное происхождение болезней различным слушателям восемнадцатого столетия, и в свете этого опыта не питала больших иллюзий насчет понимания. Обычным ответом был непонимающий взгляд, снисходительный смех или пренебрежительное фырканье. Я ожидала что-то похожее на эти реакции и от Мальвы.

     К моему удивлению, она, кажется, все поняла с первого раза или, по крайней мере, сделала вид, что поняла.

     - Значит, - она оперлась обеими руками о стойку и снова заглянула в окуляр, - эти крошечные твари – причина сифилиса. Как они это делают? И почему те маленькие жучки из моих зубов, которые вы показали мне, не делают меня больной?

     Я, как могла, объяснила ей понятия о «хороших жучках», «безвредных жучках» и «плохих жучках», что она довольно быстро поняла, но понятие о клетках и концепция тела, состоящего из них, привело лишь к тому, что она с напряженным видом уставилась на свои руки, пытаясь рассмотреть отдельные клетки. Но потом она отмела свои сомнения и, сложив руки под фартуком, вернулась к расспросам.

     Все болезни вызываются этими жучками? Почему пенициллин работает только с некоторыми, а с другими нет? И как жучки переходят от одного человека к другому?

     - Часть передается по воздуху, вот почему ты должна избегать, чтобы люди кашляли или чихали на тебя; часть – по воде, поэтому ты не должна пить из источника, который кто-то использовал, как туалет; а некоторые … ну, другими путями, - я понятия не имела, как много она знала о человеческом сексе. И хотя она жила на ферме и, конечно, знала, как это происходит у свиней, лошадей и других домашних животных, мне не хотелось просвещать ее в данном вопросе. Думаю, ее отец предпочел бы, чтобы она имела дело с эфиром.

     Естественно, она сразу же вцепилась в мою отговорку.

     - Другими путями? Какими другими?

     Внутренне вздохнув, я рассказала ей.

     - Что они делают? – с недоверием спросила она. – Мужчины, я имею в виду. Как животные! Какая женщина разрешит мужчине делать такое с ней?

     - Потому что они животные, - сказала я, подавляя желание рассмеяться. – И женщины тоже. Что касается, чтобы позволить …- я потерла нос, раздумывая над приемлемым ответом, но она опередила меня, сложив два и два.

     - За деньги, - произнесла она, выглядя пораженной. – Вот что делают шлюхи! Они позволяют делать с ними такие вещи за деньги.

     - Ну, да, но не все женщины – шлюхи …

     - Дети, вы сказали, да? - она кивнула, но определенно думала о чем-то другом; ее маленький гладкой лобик наморщился от усиленных раздумий.

     - Сколько денег они берут? – спросила она. – Думаю, мне нужно будет много денег, чтобы позволить мужчине …

     - Не знаю, - ответила я несколько ошеломленно. – Разные суммы, я думаю. В зависимости…

     - В зависимости? О, если он страшный, то можно заставить его платить больше, да? Или если она страшная … - она кинула на меня быстрый заинтересованный взгляд. – Бобби Хиггинс рассказывал мне о шлюхе из Лондона, которой испортили лицо купоросным маслом^[157]. – Она кинула взгляд на шкаф, где я держала под замком серную кислоту и с отвращением передернула худенькими плечами.

     - Да, он рассказывал мне тоже. Купоросное масло – едкое вещество, жидкость, которая горит. Вот почему …

     Но ум девушки уже вернулся к интересующему ее объекту.

     - Подумать только, Манфред МакДжилливрей занимается такими вещами! – она посмотрела на меня распахнутыми серыми глазами. – А Бобби? Он тоже?

     - Думаю, что солдаты …

     - Но библия, - произнесла она, задумчиво прищурившись. – В ней говорится, что нельзя блудодействовать с идолами.^[158] Это значит, что мужчины суют свои члены в … идолов, как в женщин, как вы думаете?

     - Не думаю, что имелось в виду именно это, - торопливо сказала я. – Это больше метафора. Ээ … думаю, это означает вожделеть что-то, а не … ээ …

     - Вожделеть, - задумчиво произнесла она. – Это значит желать что-то греховное, да?

     - Ну, да, - волны жара разливались по моей коже. Мне нужен был холодный воздух, или я покраснею, как помидор, и истеку потом. Я встала, чтобы выйти, но поняла, что не должна оставить ее с убеждением, что секс бывает только ради денег или детей, даже если для некоторых женщин это так и есть.

     - Есть и другая причина для секса, - сказала я через плечо, направляясь к двери. – Когда любишь кого-нибудь, хочешь доставить ему удовольствие. И он тоже хочет доставить его тебе.

     - Удовольствие? – ее голос был полон недоверия. – Вы имеете в виду, что женщинам это нравится?

     Глава 47. Пчелы и розги

     Я стала свидетелем этой сцены совершенно случайно. Один из моих ульев роился, и я искала сбежавших пчел.

     Новые рои пчел, как правило, далеко не улетали и частенько отдыхали в развилке дерева или на ветке, образуя жужжащий шар. Если найти рой до того, как его коллективный разум решит поселиться в каком-либо месте, можно заманить пчел в плетеный улей и таким образом вернуть назад на пасеку.

     Проблема с пчелами была в том, что они не оставляли следов. И вот я с пустой корзиной-ульем через плечо моталась туда-сюда по склонам гор в миле от дома и пыталась, следуя охотничьим наставлениям Джейми, думать как пчела.

     Выше по склону цвели огромные заросли галакса и кипрея, но ниже находилась очень привлекательная – если бы я была пчелой – коряга, выглядывающая из густой травы.

     Плетенка была очень тяжелая, а склон крутой. Легче было спуститься, чем карабкаться вверх. Я поправила веревку, которая уже начала натирать кожу на плече, и начала спускаться вниз через заросли сумаха и калины, упираясь ногами в камни и цепляясь руками за ветки, чтобы не скользить.

     Сконцентрировавшись на почве под ногами, я не обращала особого внимания на местность, когда через пробел в кустах увидела крышу какого-то дома. Чей это дом? Кристи, решила я. Вытерла пот, скатывающийся по лицу; день был жаркий, а я не взяла с собой фляжку с водой. Может быть, мне попросить здесь воды.

     Наконец, достигнув коряги, я разочаровалась, не обнаружив здесь рой. Я стояла, утирая пот, и прислушивалась, надеясь услышать характерное жужжание пчел. Со всех сторон слышался писк и жужжание ряда летающих насекомых, гомон кормящихся поползней, но не пчел.

     Я вздохнула и стала обходить коряжину, но остановилась, уловив взглядом внизу что-то белое.

     На поляне позади дома были Томас Кристи и Мальва. Я уловила мелькание его рубашки, когда он двигался, но теперь он стоял неподвижно, скрестив руки на груди.

     Кажется, его внимание было приковано к Мальве, которая срезала ветки с рябины на краю поляны. Для чего, заинтересовалась я.

     В этой сцене было что-то странное, хотя я не могла понять что. Положение тел? Ощущение напряженности между ними?

     Мальва повернулась и направилась к отцу, держа в руке несколько длинных гибких веток. Она шла неохотно, опустив голову, и когда она передала ветки отцу, я внезапно поняла, что происходит.

     Они были слишком далеко, чтобы услышать их, но он что-то сказал ей, резко указав на пень для колки дрова. Она, встав рядом с пнем на колени, наклонилась над ним и задрала юбки, обнажив голые ляжки.

     Без колебаний он поднял прутья и со всей силы стегнул по ее заду, потом снова, изменив направление, так что на плоти остались яркие пересекающиеся линии, видимые даже издалека. Он повторил удары несколько раз с неторопливой расчетливостью и жестокостью, которая была еще более шокирующей из-за отсутствия видимых эмоций.

     Мне не пришло в голову отвернуться, я неподвижно стояла в кустах, слишком потрясенная, чтобы даже отмахнуться от комаров, роящихся возле моего лица.

     Кристи бросил ветки на землю, развернулся и исчез в доме, прежде чем я смогла моргнуть. Мальва встала, поправила юбки и аккуратно отряхнула их. Лицо ее было красное, но без всяких следов слез или расстройства.

     Она привычна к подобному обращению. Эта мысль пришла мне в голову неожиданно. Я колебалась, не зная как поступить. Пока я решалась, Мальва поправила чепец и, развернувшись, с решительным видом направилась в лес, прямо ко мне.

     Я быстро присела за тюльпанное дерево. Она не была ранена, и я была уверена: ей не понравится, что кто-то стал свидетелем этого эпизода.

     Мальва прошла в нескольких футах от меня, немного запыхавшаяся от подъема, фыркая и что-то бормоча себе под нос. Судя по ее виду, она была очень сердита, но не расстроена.

     Я осторожно выглянула из моего убежища, но увидела только ее чепец, мелькающий между деревьев. Вверх по склону не было ничьих хижин, и у нее не было ни корзины, ни других приспособлений для сбора лесных даров. Вероятно, ей просто хотелось побыть одной и успокоиться. Ничего удивительного, если это так.

     Я подождала, пока она полностью не исчезла из вида, и стала медленно спускаться вниз. Я не остановилась возле хижины Кристи, хотя и испытывала жажду, и меня уже не интересовал поиск улетевших пчел.

     Я встретила Джейми на некотором расстоянии от дома возле перелаза через забор. Он разговаривал с Хирамом Кромби. Я кивнула в знак приветствия и стала с нетерпением ждать, когда Кромби закончит свои дела, чтобы я могла рассказать мужа про эпизод, свидетелем которого стала.

     К счастью, Хирам не задержался: я заставляла его нервничать.

     Я сразу же все рассказала Джейми и была возмущена, что он не разделял моего беспокойства. Если Том Кристи считал необходимым бить свою дочь, это его дело.

     - Но он может … вероятно, это не ограничивается только битьем. Вероятно, он делает … и другие вещи с ней.

     Он кинул на меня удивленный взгляд.

     - Том? У тебя есть причины думать так?

     - Нет, - призналась я с неохотой. Обращение Кристи с домочадцами не нравилось мне, но, вероятно, от того что я не ладила с ним. Я не была настолько глупа, чтобы думать, что постоянное цитирование библии означает, что он не склонен к жестокости, но с другой стороны, это не означает, что он склонен. – Но, конечно же, он не должен хлестать ее таким образом, в ее-то возрасте.

     Он взглянул на меня с легким раздражением.

     - Ты ничего не понимаешь, да? – произнес он, предваряя мою мысль.

     - Я как раз собиралась сказать это про тебя, - ответила я, отвечая ему таким же взглядом. Он не отвел взгляда, а продолжал смотреть на меня, и в его глазах медленно проявлялась усмешка.

     - В твоем мире будет по-другому? – спросил он. Некоторая резкость в его голосе тут же напомнила мне, что я нахожусь не в своем мире и вряд ли буду. Внезапно мои руки покрылись гусиной кожей, и бледные волоски на ней поднялись.

     - Мужчина не бьет женщину в твоем мире? Даже если она заслужила?

     Что я могла сказать? Я не могла лгать, даже если бы захотела; он очень хорошо читал мое лицо.

     - Некоторые бьют, - признала я. – Но это не одно и то же. Там мужчина, бьющий женщину – преступник. Но, - добавила я справедливости ради, - мужчина обычно бьет женщину кулаками.

     На его лице промелькнуло выражение удивленного возмущения.

     - Что за мужчина может бить женщину кулаками? – недоверчиво спросил он.

     - Плохой мужчина.

     - Думаю. И ты не видишь никакой разницы? – спросил он. – Ты посчитаешь это одинаковым, если я ударю тебя в лицо или хлестну плеткой по твоей заднице?

     Внезапно кровь бросилась мне в лицо. Однажды он использовал ремень, и я не забыла. Тогда я была готова убить его, да и теперь сердилась, вспоминая этот случай. В то же время я не настолько глупа, чтобы равнять его действие с избиванием жен современными мужьями.

     Он взглянул на меня, приподнял одну бровь, потом догадался, о чем я подумала, и усмехнулся.

     - О, - произнес он.

     - Действительно, о, - отреагировала я очень сердито. Я смогла изгнать из своей памяти этот унизительный эпизод, и мне совсем не нравилось, когда мне о нем напоминали.

     Он, наоборот, наслаждался этим воспоминанием и, все еще ухмыляясь, глядел на меня очень раздражающим взглядом.

     - Боже, ты вопила, как банши.

     Я начала отчетливо ощущать биение крови в висках.

     - Черт побери, у меня были веские причины для этого!

     - О, да, - сказал он, и усмешка его стала шире. – Заметь, ты была виновата.

     - Я …?

     - Да, - твердо произнес он.

     - Ты извинился! – разгневалась я окончательно. – Ты знаешь, ты извинился!

     - Нет. И это была твоя вина, - заметил он с полным отсутствием логики. – Я бы не стал хлестать тебя так сильно, если бы ты не спорила и стала на колени, как только я сказал …

     - Спорила с тобой! Ты думаешь, я бы смиренно сдалась и позволила …

     - Я никогда не видел, чтобы ты смиренно сдавалась, сассенах, - он взял меня за руку, чтобы помочь перелезть через забор, но я выдернула ее, пыхтя от негодования.

     - Ты грубый шотландец! – я бросила плетеный улей на землю возле его ног, подняла юбки и полезла через забор.

     - Но я же не делал такого больше, - запротестовал он. – Я обещал тебе.

     Я развернулась к нему на обратной стороне забора и уставилась на него.

     - Только потому, что я обещала вырезать твое сердце, если ты попытаешься!

     - Даже если это так, я мог бы … и ты знаешь об этом, сассенах. Да? – он перестал усмехаться, но в глазах горел отчетливый огонек.

     Я сделала несколько глубоких вздохов, пытаясь одновременно взять под контроль свое раздражение и придумать сокрушительный ответ. Потерпев поражения по обоим пунктам, я с гневным звуком «Хмф!» отвернулась и пошла прочь.

     Он подобрал улей, перепрыгнул через забор и в два шага нагнал меня. Я старалась не глядеть на него; мои щеки все еще пылали от негодования.

     Самое возмутительное заключалось в том, что я знала. Я слишком хорошо все помнила. Он использовал ремень, на который вешал меч, так что я не могла сидеть без боли несколько дней, и если он решит сделать это снова, его ничего, абсолютно ничего не остановит.

     Я в большинстве случаев могла игнорировать тот факт, что юридически являлась его собственностью. Но факт оставался фактом, и он знал это.

     - А как насчет Брианны? – сердито спросила я. – Ты будешь считать так же, если вдруг молодой Роджер решить использовать ремень или розги на твоей дочери?

     Он, кажется, нашел мое замечание забавным.

     - Думаю, ему придется с ней повоевать, если он попытается, - ответил он. – Девочка очень милая, но, боюсь, у нее твои понятия о послушании жены. Но, - добавил он, перекидывая веревку улья через плечо, - никогда не знаешь, что происходит в семейной жизни, да? Может быть, ей понравится, если он попробует.

     - Понравится? – я изумленно уставилась на него. – Как ты мог подумать, что женщине …

     - Мог. Например, моей сестре.

     Я остановилась посреди тропинки, удивленно уставившись на него.

     - Твоя сестра? Не хочешь ли ты сказать …

     - Да, - искорки снова появились в его глазах, но он не шутил.

     - Иэн бьет ее?

     - Перестань называть это так, - сказал он примирительно. – Звучит так, будто Иэн дубасит ее кулаками и ставит синяки под глазами. Я хорошо тебя отшлепал, но, ради бога, я не избил тебя до крови. – Он быстро взглянул на мое лицо. Все уже зажило, по крайней мере, внешне; остался только крошечный шрам на одной брови, который можно было увидеть, только раздвинув волоски. – И Иэн этого не делает.

     Я была в полном изумлении. Когда-то я прожила несколько месяцев рядом с Иэном и Дженни Мюррей и никогда не видела ни малейших признаков, указывающих на то, что он имел склонность к насилию. Кроме того, было совершенно невозможно вообразить, чтобы кто-то попытался бить Дженни Мюррей, натуру еще более сильную, чем ее брат.

     - Ну, и что же он делал? И почему?

     - Ну, он лишь использовал свой ремень время от времени, - ответил он, - и только если она вынуждала его.

     Я глубоко вздохнула.

     - Если она вынуждала его? – переспросила я холодно.

     - Ну, ты знаешь Иэна, - сказал он, пожав плечами. – Он не станет этого делать, если Дженни не выведет его из себя.

     - Я никогда не видела, чтобы она ругалась с ним, - я бросила на него сердитый взгляд.

     - Ну, вряд ли она делала это при тебе.

     - Она делала это при тебе?

     - Нет, не совсем, - признал он, - но я редко бывал дома после Каллодена. Временами я появлялся там и видел, что она … сердилась. – Он потер нос и прищурился на солнце, подыскивая слова. – Она выводила его, - сказал он, наконец, и снова пожал плечами. – Нападала на него по мелочам, делала саркастические замечания. Она … - его лицо немного прояснилось, когда он нашел подходящее описание. – Она вела себя, как маленькая испорченная девчонка, которой хочется розог.

     Я нашла такое описание, как совершенно невозможное. Дженни Мюррей обладала острым язычком и не стеснялась использовать его в общении с кем-либо, включая своего мужа. Иэн, добрый по натуре, лишь посмеивался над ней. Но я просто не могла принять мысль, что она могла вести себя в описанной Джейми манере.

     - Я видел это раз или два. Иэн посматривал на нее, но оставался спокойным. Но однажды я охотился на закате и застрелил маленького оленя на холмах за башней. Ты помнишь это место?

     Я кивнула, все еще ошеломленная.

     - До дома было близко, так что я донес оленя до коптильни и оставил там. Вокруг никого не было – позже я узнал, что все дети ушли на ярмарку в Брох Мордху вместе со слугами. Я решил, что дома никого нет, и пошел на кухню перекусить и выпить пахты перед уходом.

     И он был сильно удивлен, когда услышал шум из спальни на втором этаже.

     - Какой шум? – заинтересовалась я.

     - Ну … вскрики, - ответил он, пожав плечами. – Хихиканье. Какие-то негромкие толчки и удары, как будто упал стул или еще что-нибудь. Если бы не голоса, я бы решил, что в дом забрались воры. Но я узнал голос Дженни и Иэна, и … - он замолчал, и его уши порозовели от смущения.

     - Потом голоса стали громче, потом звук ударов ремня по заднице и такой вопль, который можно услышать за шесть полей.

     Он потянул воздух и снова пожал плечами.

     - Сначала я был так изумлен, что не знал, что делать.

     Я кивнула головой, понимая его.

     - Да, ситуация была неудобная. А крики продолжались?

     Он подтвердил кивком головы. Его уши и лицо теперь пылали, но возможно только от жары.

     - Да, - он взглянул на меня. - Понимаешь, сассенах, если бы я был уверен, что он избивает ее по-настоящему, я бы тотчас помчался наверх. Но … - он отмахнулся от назойливой пчелы и покачал головой. – Просто там было … даже не могу придумать, как сказать. Не то, чтобы Дженни действительно смеялась, но я чувствовал по ее голосу, что ей этого хотелось. А Иэн, ну, он смеялся. Не громко, ну просто … это было в его голосе.

     Он выдохнул и утер пот с лица костяшками пальцев.

     - Я стоял, замерев, с куском пирога в руке и слушал. Я пришел в себя, когда мухи стали залетать в мой открытый рот, а к тому времени они … они …- он повел плечами, словно рубашка была ему тесной.

     - Помирились, не так ли? – спросила я сухо.

     - Думаю, да, - чопорно ответил он. – Я вышел из дома, дошел до Фойна и заночевал там у бабушки МакНаб.

     Фойн был маленькой деревушкой в пятнадцати милях от Лаллиброха.

     - Зачем? – спросила я.

     - Я должен был, - логично ответил он. – Я же не мог это проигнорировать. Можно было идти и думать или заняться самоудовлетворением. Но я не мог не думать, ведь это моя сестра, в конце концов.

     - Хочешь сказать, что не можешь одновременно думать и заниматься сексуальной деятельностью? – спросила я со смехом.

     - Конечно, не могу, - ответил он, подтвердив, таким образом, мои давние подозрения, и поглядел на меня, словно я была сумасшедшей. – А ты можешь?

     - Да, могу.

     Он приподнял брови, очевидно, не убежденный.

     - Ну, не могу сказать, что делаю так всегда, - признала я, - но это возможно. Женщины часто делают несколько дел за раз; они вынуждены из-за детей. Но возвращаясь к Дженни и Иэну, почему …

     - Ну, я шел и думал. Честно говоря, не мог не думать об этом. Бабушка МакНаб видела, что я чем-то озабочен, и так приставала ко мне во время ужина, что я … все рассказал ей.

     - Да? И что она сказала? – с интересом спросила я. Я знала бабушку МакНаб, довольно бодрую старуху с грубоватыми манерами и большим опытом в деле человеческих слабостей.

     - Она хихикала, как горошины в погремушке, - сказал он, приподняв один уголок рта. – Я подумал, она свалится в очаг от смеха.

     Отсмеявшись и придя в себя, она ему все объяснила добродушно, но так, словно говорила с полным простаком.

     - Она сказала, что это из-за ноги Иэна, - Джейми взглянул на меня, словно хотел увидеть, поняла ли я. – Она сказала, что Дженни все равно, но Иэну – нет. Она сказала, - добавил он и покраснел, - что мужчины понятия не имеют, что чувствуют женщины в постели, но уверены, что знают. От этого все проблемы.

     - Мне нравится эта МакНаб, - пробормотала я. – Что еще?

     - Ну, она сказала, что таким образом Дженни дает понять ему, и себе, наверное, что считает его настоящим мужчиной. С ногой он или нет.

     - Что? Почему?

     - Потому что, сассенах, - очень сухо произнес он, - мужчины должны делать то, что считают правильным, и решать проблемы с другими людьми. Со своими врагами, своими арендаторами, своими детьми и … своей женой. Нет необходимости всегда бить или пороть их, но когда нужно, можно. Это понятно всем, на ком лежит ответственность.

     - Но это совершенно … - начала я, но замолчала, обдумывая слова мужа.

     - А если ты мужчина, то ты отвечаешь за все. Ты должен поддерживать порядок, нравится тебе или нет, - он прикоснулся к моему локтю и кивнул на прогалину в лесу. – Я хочу пить. Остановимся на минутку.

     Я последовала за ним по узкой тропинке через лес к Зеленому ручью, как мы его называли, где пенящийся поток бежал по дну из бледно-зеленого змеевика в тенистом прохладном окружении мха. Мы, встав на колени, сполоснули лица и попили воды, вздыхая с благодарным облегчением. Джейми, блаженно прикрыв глаза, вылил пригоршню воды за ворот рубашки. Я рассмеялась, глядя на него, но сняла косынку, намочила ее в ручье и обтерла себе шею и руки.

     Прогулка к ручью прервала наш разговор, и я не знала, как возобновить его, и стоит ли. Поэтому я просто сидела в тени, обняв колени и зарывшись пальцами ног в мох.

     Джейми, кажется, тоже не испытывал желания говорить. Он сидел, уютно привалившись спиной к скале. Мокрая рубашка прилипла к его груди, и мы сидели, слушая лес.

     Я не знала, что говорить, но каким-то образом поняла, что имела в виду старая МакНаб, хотя не совсем была с ней согласна.

     Я больше думала о том, что сказал Джейми об ответственности мужчины. Это так? Наверное, хотя я раньше никогда не думала об этом. Действительно, он был оплотом и защитой не только для меня и своей семьи, но и для своих арендаторов. И он поступал так, как и говорил? «Мужчины должны делать то, что считают правильным, и решать проблемы с другими людьми»? Думаю, да.

     Между нами существовали границы такие четкие, что я могла нарисовать их по мху. И мы частенько «пересекали» их с разными результатами. У меня была своя защита … и средства принуждения. За «пересечение» его границ он побил меня лишь однажды и лишь в начале нашей совместной жизни. Он полагал это необходимой мерой? Думаю, да, и об этом он пытался сказать мне.

     Его мысли текли по другим путям.

     - Странно, - задумчиво произнес он. – Лаогера регулярно доводила меня, но ни разу мне не пришло в голову побить ее.

     - Как неразумно с твоей стороны, - заметила я, поднимаясь. Мне не нравилось, когда он упоминал о Лаогере, независимо в каком контексте.

     - Да, - серьезно согласился он, не обращая внимания на мой сарказм. – Думаю, меня она не слишком волновала, чтобы думать об этом, не говоря уже о том, чтобы бить ее.

     - Она не волновала тебя достаточно, чтобы бить ее? Разве она не счастливица, а?

     Он уловил раздражение в моем голосе и кинул на меня острый взгляд.

     - Не достаточно не для того, чтобы бить ее, - сказал он, и на его лице промелькнула новая мысль.

     Он слегка улыбнулся, встал и подошел ко мне. Потянул меня за руку, поднял и, взяв мою руку, мягко завел ее за мою голову, прижав к стволу, так что мне пришлось прижаться к дереву спиной.

     - Не достаточно не для того, чтобы бить ее, - повторил он негромко. – Недостаточно, чтобы владеть ею. Я не хотел обладать ею. Она была для меня чужой. Ты, mo nighean donn^[159], только тобой я хочу владеть.

     - Владеть мной? И что ты под этим подразумеваешь?

     - Я уже сказал, - в его глазах светилась улыбка, но голос был серьезен. – Ты моя, сассенах, и я сделаю все, чтобы доказать это.

     - Действительно? Включая мое битье на регулярной основе?

     - Нет, этого я делать не стану, - уголки его губ слегка приподнялись, и рука на моем запястье сжалась сильнее. – Мне это не нужно, потому что я могу, и ты, сассенах, это хорошо знаешь.

     Я попыталась выдернуть руку. Я очень хорошо помнила ту ночь в Дунсберри и то, с каким отчаянием я боролась с ним, хотя и без толку. Ужасное чувство быть пришпиленной к кровати, беззащитной и беспомощной, с осознанием, что он может сделать со мной все, что захочет … и сделает.

     Я задергалась сильнее, пытаясь избавиться и от воспоминания и от его хватки на моей руке, но без успеха. Я смогла лишь повернуть запястье так, что могла вцепиться ногтями в его руку.

     Он даже не поморщился и не отвел взгляда. Другой рукой он очень легко погладил мочку моего уха, но этого оказалось достаточно. Он мог прикоснуться ко мне где угодно и как угодно.

     Очевидно, женщины могут рационально мыслить и испытывать сексуальное возбуждение одновременно, потому что в данный момент у меня так и было.

     Мой разум с возмущением отвергал, по крайней мере, половину из сказанного им в течение последних минут.

     В то же время где-то в нижней части спинного мозга бесстыдно горело возбуждение, колени ослабли от желания, и бедра непроизвольно толкались вперед, прикасаясь к его телу.

     Он по-прежнему не обращал внимания на мои ногти, впившиеся в его ладонь. Другой рукой он перехватил мою вторую руку, чтобы я не смогла использовать ее для отпора, и, переплетя наши пальцы, опустил ее вниз.

     - Если ты попросишь отпустить тебя, сассенах, - прошептал он, - как ты думаешь, я отпущу тебя?

     Я глубоко вздохнула, так глубоко, что коснулась грудью его груди, и только сейчас до меня дошло, что он стоял очень близко. Я стояла, глядя в его глаза, и чувствовала, что возбуждение слабеет, превращаясь в чувство неизбежности.

     Мне казалось, мое тело колебалось в ответ на движения его тела, и так оно и было. В то же время его тело двигалось вместе с моим. Я видела, что пульс на его горле бился в одном ритме с биением моего сердца, отдающемся в моем запястье, и он покачивался вместе со мной, едва касаясь меня, легко, словно листья в едва заметном движении воздуха.

     - Я не стану просить, - прошептала я. – Я скажу тебе, и ты сделаешь, как я скажу.

     - Да? – он все еще крепко держал мою руку, и его лицо было так близко ко мне, что я скорее почувствовала, чем увидела, его улыбку.

     - Да, - сказала я. Я перестала выдергивать запястье, а вместо этого, вытащила свою вторую руку – он не сделал движения, задержать ее – и провела большим пальцем от мочки его уха вниз по шее. Он сделал короткий и резкий вдох и мелко задрожал, а на его коже следом за движением моего пальца побежали мурашки.

     - Да, - повторила я тихо. – Потому что я тоже владею тобой. Не так ли?

     Внезапно он освободил мое запястье и переплел свои длинные пальцы с моими, прижав твердую теплую ладонь к моей.

     - Да, - сказал он также тихо. – Ты владеешь, - он наклонил голову и прошептал, коснувшись губами моих губ, так что я не только услышала слова, но и почувствовала их.

     - И я это хорошо знаю, mo nighean donn.

     Глава 48. ДРЕВЕСНЫЕ ГРИБЫ

     Несмотря на то, что тревога жены показалась ему пустой, Джейми обещал ей подумать и несколько дней спустя нашел возможность поговорить с Мальвой Кристи.

     Возвращаясь от Кенни Линдсея, он наткнулся на свернувшуюся на тропинке змею. Змея была большая и ярко раскрашенная, но не из ядовитых гадюк. Однако не способный преодолеть отвращение, которое внушали ему пресмыкающиеся, он не захотел брать ее в руки или переступать через нее. Вряд ли она бросится ему под килт, но с другой стороны, она может. А змея в это время упрямо оставалась на месте, не реагируя на его крики «Кыш!» и топанье ногами.

     Он отрезал длинную ветку от растущей рядом ольхи и с ее помощью сбросил тварь с тропинки. Рассерженная змея довольно быстро уползла в кусты калины, и спустя мгновение оттуда раздался громкий визг.

     Он бросился за куст и обнаружил там Мальву Кристи, которая без особого успеха пыталась прибить змею корзинкой.

     - Все в порядке, пусть она уползает, - он схватил девушку за руку, из корзины посыпались грибы, а возмущенная змея удалилась в поисках более спокойного места.

     Он присел на корточки и стал собирать грибы, в то время как девушка, задыхаясь, обмахивала лицо передником.

     - О, спасибо, сэр, - произнесла она, тяжело дыша. – Я ужасно боюсь змей.

     - Ну, это всего лишь маленькая королевская змея, - небрежно заметил он. – Хорошие мышеловы, как говорят.

     - Может быть, но они сильно кусаются, - она коротко передернула плечами.

     - Тебя кусала змея? – он встал и ссыпал грибы в корзину. Девушка с благодарностью присела.

     - Нет, сэр, - она поправила чепец. – Мистера Кромби укусила. В прошлое воскресенье Галли Дорман принес на службу в коробке змею. Хотел пошутить, наверно. Он ведь знал, как в библии говорится. «Ибо они возьмут ядовитых змей, и не причинят те вреда»^[160]. Наверное, он хотел выпустить ее во время службы. – Она ухмыльнулась, очевидно, уже придя в себя.

     Мистер Кромби увидел и отобрал коробку. Но Галли уже растряс ее и рассердил змею. Когда мужчина открыл коробку, змея выпрыгнула, как черт из табакерки, и ужалила мужчину в губу.

     Джейми не мог не улыбнуться.

     - В самом деле? Я не помню, чтобы слышал о чем-то подобном.

     - Ну, мистер Кромби был ужасно злой, - сказала она тактично. – Думаю, никто не захотел болтать об этой истории из страха, что он может еще сильнее разозлиться.

     - Понятно, - с иронией произнес он. – И, видимо, поэтому он не пришел лечить укус к моей жене.

     - О, он не придет, сэр, - согласилась девушка, покачав головой, - даже если случайно отрежет себе нос.

     - Нет?

     Она подхватила корзину и кинула на него смущенный взгляд.

     - Нет. Некоторые говорят, что, может быть, ваша жена – ведьма. Вы знали об этом?

     Он ощутил, как неприятно сжалось в животе, хотя не удивился, услышав это.

     - Она сассенах, - спокойно произнес он. – Люди всегда говорят такие вещи про чужаков, особенно, про женщин. – Он глянул на нее, но она скромно опустила взгляд на свою корзину. – Ты тоже так думаешь?

     Она подняла голову и посмотрела на него широко открытыми серыми глазами.

     - О, нет, сэр! Никогда!

     Она воскликнула с такой горячей искренностью, что он невольно улыбнулся.

     - Что ж, думаю, ты бы заметила, учитывая сколько времени проводишь в ее хирургической.

     - О, мне ничего не хочется больше, чем быть похожей на нее, сэр! – с почтительным энтузиазмом заверила она, сжимая ручку корзины. - Она такая добрая и милая и так много знает! Я хочу знать все, чему она меня научит.

     - Она тоже часто говорит, что хорошо иметь такую ученицу, как ты. Ты очень хорошо помогаешь ей, - он прочистил горло, не зная, как перейти от обмена любезностями к трудному вопросу о ее взаимоотношениях с отцом. – А … твой отец не против, что ты проводишь много времени у моей жены?

     Словно облачко набежало на ее лицо, она опустила длинные черные ресницы, прикрыв светло-серые глаза.

     - О, ну … он не говорит, что я не должна.

     Джейми хмыкнул и кивнул головой, показывая ей идти по тропинке, и некоторое время шел рядом, не задавая вопросов, чтобы она пришла в себя.

     - Что твой отец будет делать, - спросил он, постукивая палкой по пучкам льнянки, - когда ты выйдешь замуж и оставишь дом? Есть женщина, на которую он обращает внимание? Думаю, ему нужен кто-то, кто будет заботиться о нем.

     Она поджала губы, и слабый румянец окрасил ее щеки.

     - Я не собираюсь выходить замуж в ближайшее время, сэр. Мы хорошо справляемся.

     Такой короткий ответ заставил его продолжать.

     - Нет? Уверен, у тебя много кавалеров … Парни так и вьются вокруг тебя.

     Румянец на ее щеках стал гуще.

     - Пожалуйста, сэр, не говорите такие вещи моему отцу!

     От этой фразы он почувствовал тревогу, но, быть может, она имела в виду лишь то, что Том Кристи был строгим отцом и заботился о чести дочери. Джейми был бы удивлен до глубины души, если бы обнаружил, что Кристи – очень снисходительный отец, пренебрегающий своими обязанностями.

     - Не буду, - сказал он успокаивающим тоном. – Я лишь пошутил. Твой отец такой строгий?

     Она прямо взглянула на него.

     - Думаю, вы его знаете, сэр.

     Он рассмеялся, и спустя мгновение она присоединилась к нему, звонко хихикая, как маленькая птичка в ветвях дерева.

     - Я знаю, - сказал он, отсмеявшись. – Том – хороший человек, хотя и довольно суровый.

     Он взглянул на нее, проверяя, как она отнесется к его словам. Лицо ее все еще краснело, но на губах появилась улыбка. Это хорошо.

     - Ну, - продолжил он беспечным тоном, - много собрала грибов? Вчера я видел очень много древесных грибов выше по Зеленому ручью.

     - Да? – заинтересовалась она. – Где?

     - Я иду туда, - ответил он. – Пойдем, я покажу.

     Они пошли по склону хребта, болтая о том, о сем. Временами он заговаривал об ее отце и отметил для себя, что тема не заставляла ее напрягаться, она просто отмечала его крутой нрав.

     - А твой брат? – спросил он. - Он доволен здешней жизнью? Или хочет уехать отсюда, например, к морю? Думаю, что в душе он не любит фермерский труд, не так ли?

     Она тихонько фыркнула и покачала головой.

     - Нет, сэр.

     - Он вырос на плантации, не так ли?

     - О, нет, сэр, - она удивленно взглянула на него. – Он вырос в Эдинбурге. Мы оба там выросли.

     Он был немного поражен. И девушка и Аллан говорили, как образованные люди, но он полагал это заслугой Кристи.

     - Но, как? Кристи сказал, что он женился здесь в колониях.

     - Да, сэр, - подтвердила она, - но его жена не была служанкой по контракту и вернулась в Шотландию.

     - Понятно, - пробормотал он. Том говорил, что его жена умерла. Может быть, он имел виду, что она умерла, когда уехала в Шотландию. Такой гордый человек, как Кристи, вряд ли признает, что его бросила жена. Но …

     - Правда ли, сэр, что вашим дедушкой был лорд Ловат? Которого звали Старый лис?

     - О, да, - улыбнулся он. – Я происхожу из древнего рода предателей, воров и бастардов.

     Она рассмеялась и стала очень мило настаивать, чтобы он рассказал о грязной истории своего рода, очевидно, чтобы избежать вопросов относительно ее семьи.

     Однако «но» оставалось в его голове, пока они, беспечно болтая, поднимались вверх по темному лесу.

     Но. Том Кристи был арестован два или три дня спустя после Каллодена и содержался в тюрьме десять лет, прежде чем был отправлен в Америку. Он не знал точный возраст Мальвы, но полагал что ей около восемнадцати лет, хотя зачастую из-за своего уравновешенного характера она казалась старше.

     Она, должно быть, зачата сразу же после приезда Кристи в колонии. Неудивительно, что после стольких лет без женщины он ухватился за первый же шанс жениться. А потом жена бросила его. Кристи сказал Роджеру Маку, что она умерла от инфлюэнцы … ну, у мужчин есть гордость, а в Томе Кристи ее больше, чем у большинства.

     Но Аллан Кристи … откуда он взялся? Молодому человеку за двадцать лет, и, значит, он был зачат до Каллодена, но кто его мать?

     - Ты и твой брат, - внезапно спросил он. – Вы от одной матери?

     - Да, сэр, - удивилась она его вопросу.

     - А-а, - протянул он и оставил эту тему. Значит, Кристи был женат до Каллодена. И потом эта женщина приехала к нему в Колонии. Такой поступок говорит о высокой степени решительности и преданности и заставил его отнестись к Кристи с большим уважением. Однако преданность не выдержала испытания Колониями, или она нашла, что Том сильно изменился со временем, разочаровалась в нем и уехала.

     Он испытал неожиданное сочувствие к Тому Кристи. Он очень хорошо помнил свои чувства, когда Клэр вернулась к нему. Радость, перемешанная с неверием, и страх, пробирающий до костей, что она не узнает человека, которого любила, в нем, стоящим перед ней сейчас.

     Но хуже всего было думать, что она узнает о нем что-то такое, что заставит ее сбежать, и как бы хорошо он не знал Клэр, он все еще не был уверен, что она осталась бы, если бы сразу узнала о его женитьбе на Лаогере. Собственно говоря, если бы Лаогера не стреляла в него, едва не лишив жизни, Клэр могла сбежать и была бы потеряна навсегда. От этой мысли черная бездонная пропасть разверзалась под его ногами.

     Конечно, если бы она ушла, он бы умер, подумал он. И никогда не оказался бы здесь, не получил эту землю, никогда не увидел свою дочь и не подержал на руках внука. Да, в этом отношении быть почти застреленным – не всегда несчастье. Особенно, если ты остался жив.

     - У вас болит рука, сэр? – выдернул его из мыслей вопрос, и он обнаружил, что стоит, как столб, прижимая ладонь к плечу, куда его ранила Лаогера, а Мальва с беспокойством смотрит на него.

     - Нет, - торопливо произнес он, опуская руку, - комар укусил. Рано они нынче. Скажи … - он поискал нейтральную тему, - тебе нравится здесь в горах?

     Несмотря на глупость вопроса, она отнеслась к нему серьезно.

     - Иногда очень одиноко, - сказала она, глядя на лес, где столпы солнечного света разбивались о листья и иглы, кусты и камни, наполняя воздух зеленым мерцающим светом. – Но здесь … - она замешкалась, подыскивая слово, - мило, - и поглядела на него с легкой улыбкой, признавая неадекватность этого слова.

     Они достигли небольшой полянки, где вода, пенясь, сбегала с небольшого уступа, поросшего зеленым мхом, который и дал название ручью. Толстый слой мха покрывал также его берега.

     Он показал ей жестом напиться первой. Она набрала воду в пригоршню и поднесла к лицу, блаженно прикрыв глаза от ее холодной свежести. Потом зачерпнула еще, почти с жадностью глотая жидкость. Она очень милая, подумал он с улыбкой, и это слово очень подходит ей с ее маленьким подбородком и розовыми ушками, выглядывающими из-под шляпы. Ее мать, должно быть, была красивой, подумал он, и к счастью для нее, она не унаследовала угрюмой внешности своего отца, кроме его серых глаз.

     Она села на пятки, глубоко дыша, и отодвинулась в сторону, кивнув ему, наклониться и напиться воды. День не был жарким, но подъем был крутой, и холодная вода пришлась очень кстати.

     - Я никогда не была в Горной Шотландии, - сказала Мальва, утирая лицо платком. – Говорят, что там так же, как здесь. Как вы считаете, сэр?

     Он стряхнул воду с пальцев и вытер рот ладонью.

     - Немного похоже. Частями. Глен-Мор^[161] и лес, да, очень похоже на это, - он указал подбородком на окружающие их деревья, - но, конечно, здесь нет орляка и торфа. Нет вереска, это большое различие.

     - Вы слышали истории о людях, прячущихся в вересках? Вы прятались там, сэр? – она улыбнулась, показывая ямочки на щеках, и он не понял, то ли она поддразнивает его, то ли просто поддерживает разговор.

     - Иногда, - ответил он с улыбкой, поднялся и стряхнул иголки с килта. – Выслеживал оленей. Идем, я покажу тебе грибы.

     Древесные грибы росли на нижней части дуба не более чем в десяти футах от ручья. Некоторые из них уже созрели, почернели и свернулись, усыпав почву темно-коричневым порошком спор. Другие грибы еще были мясистые и сияли глубоким оранжевым цветом.

     Он сердечно попрощался с ней и отправился назад по узкой тропе, раздумывая о женщине, которая любила и бросила Тома Кристи.

     Глава 49. ЯД СЕВЕРНОГО ВЕТРА

     Июль, 1774

     Брианна воткнула острие лопаты в размокший берег и подцепила кусок глины цвета шоколадной помадки. Она может обойтись без пищи, подумала девушка, с кряхтением отбрасывая глину в воду, потом подтянула влажную сорочку и утерла лоб предплечьем. Она не ела с обеда, а уже наступало время чаепития, но она не собиралась останавливаться до ужина. Роджер был в горах, помогал Эми МакКоллум переделать дымоход; малышня ушла в большой дом, где миссис Баг кормила их хлебом с маслом и медом и всячески баловала. Она подождет с едой, нужно еще многое сделать.

     - Нужна помощь, дочка?

     Она прищурилась, прикрыв глаза от солнца. На берегу стоял отец и с веселой усмешкой обозревал ее усилия.

     - Похоже, что мне нужна помощь?

     - Да, похоже.

     Он рыбачил босиком и промок до середины бедер. Прислонив к дереву удилище и сбросив с плеч с корзину, плетеные стенки которой затрещали под весом улова, он ухватился за ветку и стал спускаться по скользкому откосу.

     - Постой! Сними рубашку! – крикнула она и немного запоздало осознала свою оплошность. Замешательство на мгновение промелькнуло на его лице и исчезло.

     - Я имею в виду … грязь … - начала она. – Стирка.

     - А, конечно. – Без колебаний он стянул рубашку через голову и развернулся, подыскивая подходящую ветку.

     Его шрамы не выглядели слишком шокирующими. Она видела их мельком прежде и еще чаще воображала, но реальность не была столь впечатляющей. Шрамы были старые; неяркая серебристая сетка легко перекатывалась по его ребрам, когда он потягивался. Он двигался легко и непринужденно, и лишь напряжение в его плечах говорило об обратном.

     Ее пальцы непроизвольно сжались, ощущая отсутствующий карандаш и рисуя линии, которые отразят еле заметное беспокойство, нотку диссонанса, которая будет притягивать зрителя, пытающегося разглядеть, что скрывается за этой сценой, наполненной пасторальной грации …

     «Не раскрывай наготы отца твоего»^[162], подумала она, а он, развернувшись, уже спускался вниз, не спуская глаз с неровностей и камней под ногами.

     На последних шагах он поскользнулся и подкатился к ней, с улыбкой размахивая руками, чтобы удержать равновесие. Она рассмеялась, как он и планировал. Ей внезапно захотелось сказать что-нибудь, извиниться, но он отвел взгляд.

     - Итак, сдвинуть его или обойти? – его внимание сосредоточилось на большом валуне; он налег на него и попытался сдвинуть с места.

     - Ты думаешь, мы сможем сдвинуть его? – она встала рядом, заправив подол сорочки. – В обход нужно прокопать еще десять футов.

     - Так много? – он удивленно взглянул на нее.

     - Да, мне нужно прокопать канавку здесь, чтобы установить водяное колесо, - она наклонилась, указывая вниз по течению. – Следующее место, подходящее для этого дальше внизу, вон там, где берег поднимается, но здесь лучше.

     - Понятно. Подожди немного, - он вскарабкался на берег и исчез в лесу, откуда вернулся через некоторое время с несколькими крепкими стволами молодых дубков, на которых все еще сохранялись остатки листвы.

     - Нам же не нужно убирать его с берега? – спросил он. – Только сдвинуть на несколько футов в сторону?

     - Да, - ручейки пота, скапливающегося в ее густых бровях, сбегали по вискам. Она копала уже около часа, и ее руки болели от лопаты, а ладони покрылись мозолями. С чувством глубокой благодарности она отдала лопату и вошла в ручей, наклонившись, чтобы сполоснуть раскрасневшееся лицо и горящие руки.

     - Тяжелая работа, - заметил ее отец, с кряхтением закончив подкоп под камень. – Почему не попросила Роджера Мака помочь?

     - Он занят, - ответила она, сознавая резкость своего тона, но не скрывая его.

     Отец кинул на нее острый взгляд, но промолчал, обратив все внимание на деревца, которые он подталкивал под валун. Притянутые присутствием деда, как железные опилки магнитом, непонятно откуда появились Джемми с Германом и стали громко предлагать свою помощь.

     Они помогали ей несколько минут вначале, пока не сбежали, увидев высоко на дереве дикобраза. Сейчас возглавляемые Джейми, они с бешеной энергией принялись рыть землю плоскими деревяшками, толкаясь, хихикая и разбрасывая во все стороны пригоршни грязи, и в результате перепачкали свои штанишки.

     Джейми, не обращая внимания на выходки мальчишек, продолжал работу и, наконец, прогнал их от ручья, чтобы они случайно не попали под камень.

     - Ну, дочка, - сказал он, оборачиваясь к ней. – Берись здесь. – Выкопанный из глины валун возвышался на берегу, три жердины торчали из-под него – два по бокам и один сзади.

     Она взялась за указанную ей жердь, он взялся за две другие.

     - На счет три … раз … два … налегай!

     Джем и Герман, забравшись на высокий берег, скандировали, словно маленький древнегреческий хор:

     - Раз … два … налегай!

     В большом пальце Брианны была заноза, натертую кожу ее рук больно царапала кора деревца, но ей вдруг захотелось смеяться.

     - Раз … два … на…

     Внезапно валун поддался и, разбрызгивая грязь, скатился в ручей, обдал их водой с ног до головы и заставил мальчишек радостно заорать.

     Джейми улыбался от уха до уха, и она тоже разулыбалась, несмотря на мокрую сорочку и грязных детей. Камень лежал почти возле противоположного берега, и, как она и планировала, поток хлынул по спрямленному руслу, закручиваясь в маленькие водовороты и смывая глину.

     - Видишь? – она отерла измазанное лицо о плечо. – Я не знаю, как сильно ручей размоет берег, но если оставить его на день или два, копать придется меньше.

     Отец взглянул на нее с довольным улыбающимся лицом.

     - Ты такая умница, доченька!

     Признание ее достижений немного приглушило чувство обиды на Роджера. А наличие бутылки с сидром, который сохранился прохладным среди форели в корзине, помогло еще больше. Они дружески сидели на берегу, передавая друг другу бутылку, и с удовольствием наблюдали за неустанным бегом воды.

     - Глина кажется довольно хорошей, - заметила она и, наклонившись, подобрала пригоршню почвы. Она сильно сжала кулак, при этом мутная вода побежала по ее руке, потом раскрыла ладонь, показывая, что глина сохранила форму с четкими отпечатками пальцев.

     - Подходит для обжига в твоей печи? – спросил он, прилежно рассматривая кусок.

     - Стоит попытаться.

     Она провела несколько малоуспешных экспериментов с печью, произведя ряд скособоченных тарелок и чашек, большинство из которых трескались или в печи или сразу же после того, как их вынимали оттуда. Один или два выживших предмета, деформированные с подгоревшими обломанными краями, вряд ли годились для использования, но явились маленьким вознаграждением за возню с печью в течение нескольких дней.

     Ей был жизненно необходим совет от того, кто знал о печах для обжига и производстве глиняной посуды. Но в связи с напряженными отношениями между Риджем и Салемом это не представлялось возможным. Уже одно то, что она напрямую заговорила с братом Мордехаем о гончарном деле … папистка, и говорила с мужчиной, который не являлся ее мужем, скандал!

     - Черт бы побрал этого Манфреда, - согласился с ней отец, услышав ее сетования. – Может мне поговорить? Некоторые из братьев все еще разговаривают со мной, и, может быть, через них я смогу поговорить с Мордехаем. Если объяснишь, что тебе нужно и напишешь для меня вопросы.

     - О, па, я люблю тебя! – она с благодарностью чмокнула его в щеку, и он рассмеялся, довольный, что может помочь ей.

     Воспрянув духом, она глотнула сидра, и радужное видение обожженных глиняных труб заплясало в ее голове. Она уже сделала большую деревянную цистерну, несмотря на жалобы и препятствия со стороны Ронни Синклера. Ей лишь осталось доставить ее на место, а потом, если у нее будет двенадцать футов хороших труб …

     - Мама, смотри! – настойчивый голос Джема пробился сквозь туман ее раздумий. С мысленным вздохом она затолкала свои вычисления в уголок в надежде, что там они дойдут до нужной кондиции.

     Она отдала бутылку отцу и спустилась вниз по ручью, ожидая, что ей покажут головастика или утонувшего скунса, или еще какое-либо чудо природы, восхитившее мальчишек.

     - Что? – спросила она.

     - Смотри! – вскочив, Джемми указал на камень возле его ног.

     Они стояли на нависающей над потоком площадке, называемой в народе Плоской скалой. Как и говорило название, площадка представляла собой плоский гранитный выступ, достаточно большой, чтобы на нем могли уместиться три человека, и являлась любимым местом для рыбалки.

     Кто-то разводил на ней костер, на камнях чернело пятно сажи, а посредине находилось что-то вроде обугленных палочек. Костер был слишком маленький, чтобы готовить на нем, и он не показался ей интересным. Однако ее отец, нахмурившись, вглядывался в остатки костра, и она подошла и встала рядом с ним.

     Предметы среди пепла вовсе не были палочками.

     - Кости, - произнесла она и присела, чтобы разглядеть лучше. – Чьи? – Ее мозг выдвигал и отвергал предположения: белка, опоссум, кролик, олень, свинья – не способный идентифицировать кости.

     - Это пальцы, - ответил отец, понизив голос и кинув взгляд на Джемми, но тот уже потерял интерес к костру и теперь скатывался по крутому грязному берегу, нанося дальнейший ущерб своим штанам. – Не трогай их, - добавил он без необходимости, поскольку она уже с отвращением отдернула руку.

     - Человеческие, ты имеешь в виду? – она инстинктивно отерла руку о бедро.

     Он кивнул и присел рядом, изучая обгоревшие кости. В золе также валялись почерневшие куски, которые она посчитала остатками растительного материала. Один кусок, сгоревший не полностью, был зеленоватого цвета и походил на стебель какого-то растения.

     Джейми наклонился ниже, принюхиваясь к останкам. Брианна тоже потянула воздух, потом фыркнула, стараясь избавиться от запаха. Он сбивал с толку: вонь золы смешивалась с чем-то горьковатым и известковым, и в свою очередь на них накладывался острый запах, который напоминал ей лекарство.

     - Откуда они здесь появились? – спросила она вполголоса, хотя Джемми и Герман уже забрасывали друг друга комками грязи и вряд ли обратили на нее внимание, даже если бы она кричала.

     - Я не слышал, чтобы кто-нибудь терял руку, а ты? – Джейми поднял на нее глаза и слегка улыбнулся. Она не ответила на улыбку.

     - Никого не видела без руки, но если так … - она сглотнула, стараясь игнорировать воображаемый запах горьких трав и горения. – Где остальное? Тело, я имею в виду.

     Это слово «тело» внезапно показало всю ситуацию в новом отвратительном свете.

     - Интересно, а где остаток пальца? – Джейми, нахмурившись, пододвинул к темному пятну еще одну косточку; она находилась в более бледном пятне, где слой сажи был сметен. Брианна увидела, что пальцев было три. Два были нетронуты и белели, как серые призраки, среди пепла. Две фаланги третьего пальца исчезли, остался только самый кончик.

     - Животные? – она огляделась в поисках звериных следов, никаких отпечатков лап, лишь пятна от грязных ног мальчишек.

     Мысли о каннибализме забрезжили в ее голове, но она отмела их.

     - Ты не думаешь, что Иэн … - начала она и замолчала.

     - Иэн? – отец с удивлением взглянул на нее. – Зачем Иэну делать такое?

     - Я не думаю, что это он, - сказала она. – Ничего подобного. Я просто подумала … Я слышала, что ирокезы иногда … - она кивнула на обгоревшие кости, не имея сил высказать свою мысль. – Э-э … может быть друг Иэна? Приходил?

     Лицо Джейми потемнело, но он отрицательно покачал головой.

     - Нет, здесь пахнет горцами. Ирокезы могут сжигать своих врагов и, конечно, могут отрезать что-нибудь, но не так, - он подбородком указал на пальцы. – Это тайный ритуал. Ведьма или шаман могут сделать так, но не воин.

     - Я не видела индейцев в последнее время, по крайней мере, в Ридже, а ты?

     Он, хмурясь, некоторое время смотрел на пятно сажи, потом покачал головой.

     - Нет, и пальцы никто не терял.

     - Ты уверен, что они человеческие? – она рассматривала кости, пытаясь найти другое объяснение. – Может быть, маленький медведь или большой енот?

     - Может быть, - произнес он без эмоций, но она поняла, что он сказал это только ради нее. Он был уверен.

     - Мама! – топот босых ног и дерганье за рукав. – Мама, мы хотим есть!

     - Ну, конечно, - сказала она, поднимаясь, но не сводя глаз с обгоревших останков. – Вы ведь не ели почти час. Что вы … - она медленно перевела взгляд на сына и возмущенно охнула при виде двух ухмыляющихся мальчишек, покрытых грязью с головы до ног.

     - Вы только взгляните на себя! – ее тревога на время отступила. – Как можно так испачкаться?

     - О, это легко, - с усмешкой заверил ее отец, поднимаясь на ноги. – И это легко исправить. – Он схватил Германа за рубашку на спине и штаны на попе и сбросил того со скалы прямо в яму в ручье.

     - Меня, меня тоже! Меня тоже, деда! – Джемми нетерпеливо подпрыгивал, разбрызгивая грязь во все стороны.

     - О, да, и тебя тоже, - он наклонился и, обхватив мальчика поперек живота, подбросил его высоко в воздух, прежде чем Брианна могла вскрикнуть:

     - Он не умеет плавать!

     Ее протестующий крик смешался с громким всплеском. Джемми упал в воду и просто пошел ко дну, как камень. Она бросилась к краю скалы, готовясь прыгнуть за ним, но рука отца остановила ее.

     - Подожди немного, - сказал он. – Как ты научишь его плавать, если не позволишь ему попытаться?

     Герман уже плыл к берегу; его светлые волосы потемнели от воды. Джемми показался позади него, размахивая руками и отплевываясь. Герман нырнул, развернулся в воде, словно выдра, и подплыл к брату.

     - Бей ногами! – крикнул он Джемми, породив большой фонтан брызг в качестве иллюстрации. – Ложись на спину!

     Джемми прекратил размахивать руками, перевернулся на спину и бешено забил ногами. Волосы облепили его лицо, и брызги закрывали ему весь вид, но он продолжал отважно бить ногами под одобрительные выкрики Джейми и Германа.

     Яма была не более десяти футов шириной, и через несколько секунд он достиг отмели, пришвартовавшись посредством удара головой об один из камней, находившихся на ней. Он остановился, немного побарахтался и вскочил на ноги, разбрызгивая воду. Когда он отбросил волосы с лица, стало видно, что оно полно восторженного изумления.

     - Я могу плавать! – завопил он. – Мама, я могу плавать!

     - Это прекрасно! - крикнула она в ответ, разрываясь между гордой радостью, желанием побежать домой и рассказать об этом Роджеру, и ужасными видениями, как Джемми безрассудно ныряет в глубокие омуты и каменистые пороги в заблуждении, что он действительно умеет плавать. Однако он уже сделал первый шаг, и пути назад не было.

     - Иди сюда! – она наклонилась и хлопнула в ладоши. – Можешь приплыть ко мне? Давай же!

     Он мгновение смотрел на нее, затем оглянулся на покрытый рябью водоем. Восторг на его лице угас.

     - Я забыл, - сказал он, и уголки его губ опустились от огорчения. – Я забыл, как плавать!

     - Падай в воду и бей ногами! – завопил Герман со своего места на скале. – Ты можешь, брат!

     Джемми сделал два нетвердых шага в воду и остановился, страх и неуверенность стали побеждать. Губы мальчика тряслись.

     - Стой там, a chuisle^[163]! Я иду! – крикнул Джейми и стремительно прыгнул вниз, скользнув в воду длинной белой тенью в вихре пузырей. Он вынырнул перед Джемми, фыркая и мотая головой, потом отбросил с лица пряди рыжих волос.

     - Давай, дружок, - сказал он, становясь на колени спиной к мальчику. Он обернулся и похлопал себя по плечам. – Держись. Мы поплывем вместе.

     И они поплыли на собачий манер, колотя ногами и разбрызгивая воду. Восторженные крики Джемми подхватил Герман, который прыгнул в воду и плыл рядом с ними.

     Забравшись на скалу, все трое с хохотом растянулись у ее ног, не обращая внимания на лужи, образовавшиеся под их телами.

     - Ну что ж, - сказала она, отступая от потоков воды, - признаю, вы стали гораздо чище.

     - Конечно, чище, - Джейми сел и стал выжимать свои длинные волосы, завязанные в хвост. – Я тут подумал, девочка, кажется, есть лучший способ сделать то, что ты задумала.

     - Что … О, ты имеешь в виду воду?

     - Да, - он высморкался и утер нос ладонью, - я покажу тебе, если ты придешь к нам после ужина.

     - Это что, деда? – Джемми с мокрыми торчащими волосами встал на ноги и с любопытством глядел на спину Джейми. Он протянул палец и осторожно провел по длинному искривленному шраму.

     - Что? А … это, - на мгновение лицо Джейми заледенело. – Это … э-э

     - Однажды плохие люди причинили вред дедушке, - твердо вмешалась Брианна и взяла Джемми на руки. – Но это было очень давно. Теперь он в порядке. Ух, ты весишь целую тонну!

     - Папа говорит, что Grand-père^[164] – силки^[165], - сказал Герман, с интересом разглядывая спину Джейми. – Как и его папа раньше. Эти плохие люди поймали тебя, Grand-père, когда ты был в шкуре силки, и хотели ее содрать, да? И он тогда превратился в человека и убил всех мечом, - с уверенностью пояснил он Джемми.

     Джейми с удивлением уставился на Германа, потом моргнул и снова вытер нос.

     - О, - произнес он. – Да, хм. Думаю, так и было. Если твой папа так говорит.

     - Что такое силки? – спросил Джемми, извиваясь в руках матери в попытке спуститься на землю. Она опустила его на скалу.

     - Я не знаю, - признался Герман, - но у них есть мех. Что такое силки, Grand-père?

     Джейми прищурился на опускающееся солнце и потер лицо рукой.

     Брианне показалось, что он улыбается, но не была уверена.

     - Ну, - начал он, садясь прямо и отбрасывая волосы с лица. – Силки – это существо, которое на земле является человеком, а в море превращается в тюленя. А тюлень, - добавил он, опережая Джемми, который открыл рот для вопроса, - это большой скользкий зверь, который лает, как собака, огромный, как вол, и темный, как ночь. Тюлени живут в море, но иногда выходят на прибрежные скалы.

     - Ты видел их, Grand-père? – восторженно спросил Герман.

     - О, много раз, - ответил Джейми. – На берегах Шотландии очень много тюленей.

     - Шотландия, - повторил Джемми, широко раскрыв глаза.

     - Моя мама говорит, что Шотландия – хорошее место, - заметил Герман. – Иногда она плачет, когда говорит о ней. Хотя я не думаю, что мне там понравится.

     - Почему? – спросила Брианна.

     - Там полно гигантов и водяных коней и … разных вещей, - ответил Герман, нахмурившись. – Не хочу с ними встречаться. Там есть овсянка, говорит мама, но она и здесь есть.

     - У нас тоже есть. И я думаю, что нам пора пойти и поесть, - Джейми встал и с блаженным стоном потянулся. Солнце позднего дня заливало скалу и воду золотистым светом, сверкая на мальчишеских щеках и ярких волосиках на руках отца.

     Джемми потянулся и простонал в подражание деду, и Джейми рассмеялся.

     - Ну, давай, рыбка. Хочешь поехать домой? – он наклонился, чтобы Джемми мог забраться ему на спину, потом распрямился, поправил мальчика и протянул руку к Герману.

     Заметив, что внимание Брианны снова вернулось к темному пятну, произнес:

     - Оставь его, дочка. Это какой-то темный обряд. Не стоит его трогать.

     Потом он сошел со скалы и отправился к тропинке, неся Джемми на спине и придерживая Германа за загривок.

     Брианна подобрала лопату и отцовскую рубашку на берегу и догнала их на тропинке к Большому дому. Прохладный ветерок возник среди деревьев, охлаждая ее влажную одежду, но быстрая ходьба не давала ей замерзнуть.

     Герман тихо напевал, держась за руку деда и ритмично покачивая светлой головой.

     Блаженствующий Джемми, обхватив Джейми ногами, прислонился загорелой щекой к покрытой шрамами спине. Потом ему что-то пришло на ум, он поднял голову и с громким чмоком поцеловал деда между лопаток.

     Отец ее дернулся, едва не уронил внука и издал высокий звук, отчего она рассмеялась.

     - Так лучше? – серьезно спросил Джем, подтягиваясь повыше и пытаясь заглянуть деду в лицо.

     - О, да, мальчик, - заверил его Джейми, дрогнув лицом. – Гораздо лучше.

     Комары и мошкара закружились вокруг них. Брианна отмахнулась от них рукой и прихлопнула комара, усевшегося на шею Германа.

     - Ух, - воскликнул он, втягивая голову в плечи, но потом безмятежно продолжил напевать «Аллуэт»^[166].

     Рубашка Джемми, пошитая из старой рубахи Роджера, была тонкой и поношенной. Ткань высохла в форме его тела, солидного и крепкого, с детскими, но уже широкими плечами, повторяющими широкий размах плеч старшего мужчины. Она перевела взгляд от рыжих голов к Герману, который, все еще напевая, грациозно скользил сквозь полосы теней и света, тонкий, как тростинка, и подумала, как отчаянно красивы они были.

     - Кто эти плохие люди, деда? – спросил Джемми, сонно кивая головой в такт шагам Джейми.

     - Сассенахи, - коротко ответил Джеми. – Английские солдаты.

     - Английские свиньи, - добавил Герман, прекратив петь. – Это они отрезали папину руку.

     - Да? – заинтересовавшийся Джемми поднял голову, потом снова уронил, стукнув ею между лопаток деда так, что тот крякнул. – Ты их убил своим мечом, да, деда?

     - Некоторых.

     - Я убью остальных, когда вырасту, - заявил Герман. – Если они еще останутся.

     - Думаю, останутся, - Джейми отпустил руку Германа, чтобы поддержать слабеющие ноги Джемми.

     - Я тоже, - пробормотал Джемми, сонно закрывая глаза. – Я убью их тоже.

     На развилке Джейми передал ей сладко спящего сына и надел рубашку. Пригладив растрепанные волосы, он улыбнулся дочери и легко поцеловал в лоб, положив руку на рыжую голову внука, прижатую к ее плечу.

     - Не беспокойся, дочка, - произнес он мягко. – Я поговорю с Мордехаем. И твоим мужем. Позаботься о ребенке.

     «Это тайный обряд», - сказал ее отец. И смысл его фразы заключался в том, чтобы она оставила это дело в покое. Она так бы и поступила, если бы не две вещи. Первое, Роджер явился домой по темноте, насвистывая песенку, которой научила его Эми МакКоллум. И второе, случайное замечание отца о том, что костер на Плоской скале имеет горский след.

     Брианна с ее чутким носом чувствовала «крысу». Она также, немного запоздало, поняла, что заставило отца сделать такой вывод. Странный запах от кострища, этот лекарственный, йодистый запах сгоревших водорослей. Она помнила такой же запах от костра, сооруженного из морских водорослей, в Аллапуле^[167], куда в свое время Роджер возил ее на пикник.

     Возможно, кто-нибудь привез эти водоросли в Ридж с побережья, также возможно, что кто-то из рыбаков привез их из Шотландии, как, например, изгнанники везут с собой горстку земли как память о покинутой родине.

     «Темный обряд», - сказал отец. И песня, которую Роджер выучил у Эми МакКоллум, называлась по его словам «Обряд по солнцу».

     Все это еще ничего не доказывало, но она упомянула о кострище и его содержимом миссис Баг. Старая женщина знала очень много о горских обрядах.

     Миссис Баг задумчиво нахмурилась и поджала губы.

     - Кости, ты говоришь? Какие … человеческие или животные?

     Брианне показалось, что ее ударили по спине.

     - Человеческие?

     - Да. В некоторых обрядах используются кладбищенская пыль, растертые кости или пепел сгоревшего тела.

     Очевидно, последнее упоминание заставило миссис Баг вспомнить про большую глиняную миску, которая стояла на теплом пепле в очаге. Она вытащила миску и уставилась на ее содержимое. Опара для хлеба закончилась несколько дней назад, и в надежде получить дрожжи была приготовлена смесь из муки, воды и меда.

     Маленькая полная шотландка нахмурилась, покачала головой и вернула миску на место, пошептав что-то по-гэльски. Конечно же, с усмешкой подумала Брианна, это был наговор на получение дрожжей. Какой святой покровительствует этому процессу?

     - Что касается, - миссис Баг вернулась к кромсанию репы и к предмету разговора, - того, что случилось на Плоской скале. Водоросли, кости и плоский камень. Это любовный приворот, дева. Он называется «Яд северного ветра».

     - Какое странное название для любовного приворота, - сказала Брианна, глядя на смеющуюся миссис Баг.

     - Постой-ка, я помню его? – риторически вопросила та, вытерла руки о передник и, уперев руки в бока, несколько театрально начала:

     - Притяну тебя к себе, как воду через соломинку.

     Поднимусь на рассвете на плоский камень побережный.

     Принесу с собой травы: царский корень и наперстянку,

     Угли в переднике, водоросли в лопате,

     Три косточки старика, усопшего под крестом,

     Девять стеблей папоротника, топором срубленных.

     Сожгу их до пепла на костре из хвороста.

     Пеплом посыплю грудь твою, от ветра северного укрою.

     Пять раз повторю и тебя приворожу.

     Без меня тебе маяться, тосковать и другую не ласкать.

     Да будет так.

     Миссис Баг взяла репу, ловкими движением разрубила ее на четыре части и бросила в горшок. – Надеюсь, ты не собираешься использовать этот приворот?

     - Нет, - ответила Брианна, чувствуя пробежавший по спине холодок. – Как вы думаете, рыбаки могут его использовать?

     - Ну, я не могу сказать точно. Многие знают этот приворот, хотя я ни разу не слышала, чтобы его использовали. Есть более легкие способы влюбить мужчину в себя, - добавила старая женщина, уставив на Брианну короткий палец. – Например, приготовить ему пюре из репы с молоком.

     - Я помню, - улыбнулась девушка и, извинившись, ушла.

     Она собиралась пойти домой. Было множество дел, которые нужно делать: прясть шерсть, вязать одежду, ощипать и распотрошить дюжину гусей, которых она настреляла и повесила в амбаре. Но вместо этого ноги понесли вниз с холма в сторону кладбища.

     Конечно же, это не Эми МакКоллум провела обряд, думала она. Ей бы пришлось несколько часов спускаться из своей хижины в горах к ручью, и еще есть маленький ребенок. Но ребенка можно было взять с собой, и никто, кроме Эйдана, не знает - покидала ли она хижину, но он не разговаривал ни с кем, кроме Роджера, которого он боготворил.

     Солнце почти село, и маленькое кладбище имело меланхоличный вид. Косые холодные тени от окружающих его деревьев ложились на усыпанную иглами землю, на которой было рассыпано небольшое количество надгробных камней и деревянных крестов. Сосны и тсуги вокруг тревожно шумели под вечерним бризом.

     Холод, родившийся в глубине ее тела, растекся между лопатками, а вид вырытой из-под деревянного надгробия земли на могиле Эфраима не помог успокоиться.

     Глава 50. ОСТРЫЕ КРАЯ

     Ему следовало знать лучше. Но что он мог сделать? И что еще более важно, что он должен сделать сейчас?

     Роджер медленно поднимался по склону, почти не осознавая его красоту. Почти, но не совсем.

     Серая в зимнем уединении лощинка, где притаилась ветхая хибара Эми МакКоллум, весной сияла яркими цветами, такими интенсивными, что даже беспокойство не мешало ему замечать сверкание розового и красного цветов, прерываемого бежевыми пятнами кизила и полянками незабудок, чьи крошечные голубые цветочки покачивались на стебельках над потоком трав, сбегающим вниз по сторонам каменистой тропы.

     Скорее всего, они выбирали место летом, подумал он. Тогда оно было очаровательным. Он не знал Орема МакКоллума, но вряд ли он был более практичным, чем его жена, иначе они осознавали бы всю опасность отдаленности их жилья.

     Однако существующая ситуация не была виной Эми; он не должен обвинять ее за свое упущение. Он и себя не особенно обвинял, но ему следовало раньше обратить внимание на то, что происходит, и на то, что говорят люди.

     «Все знают, что ты проводишь больше времени у вдовы МакКоллум, чем со своей женой, - так заявила Мальва Кристи, упрямо вздернув подбородок. – Попробуй только рассказать моему отцу, и я всем скажу, что ты целовал Эми МакКоллум. Мне все поверят.»

     Сначала он удивился ее словам, а потом почувствовал гнев. На девушку, на ее глупую угрозу, но больше всего на себя.

     Он работал на поляне соложения и направлялся к себе в хижину на обед, когда за поворотом обнаружил обнимающихся Мальву и Бобби Хиггинса. Они отпрыгнули друг от друга, как два испуганных оленя, широко раскрыв глаза, наполненные смятением.

     Он улыбнулся, но прежде чем смог извиниться и скрыться за кустами, Мальва вышла вперед со все еще распахнутыми, но полными решительности глазами.

     «Попробуй только рассказать моему отцу, и я всем скажу, что ты целовал Эми МакКоллум», - сказала она.

     Он был так изумлен ее словами, что едва замечал Бобби, пока тот не взял ее руку и, что-то шепча, потянул прочь. Она нехотя отвернулась, кинув на него предупреждающей взгляд, и сделала прощальный выстрел, который заставил его покачнуться.

     «Все знают, что ты проводишь больше времени у вдовы МакКоллум, чем со своей женой. Мне все поверят.»

     Черт побери, они, конечно, поверят, и это его проклятая ошибка. Кроме одного или двух саркастических замечаний, Бри не выражала протеста против его визитов; она признавала – или так ему казалось – их необходимость. Кто-то должен был время от времени навещать МакКоллумов, чтобы убедиться, что у них есть еда и дрова, составить им компанию, чтобы скрасить изматывающие монотонные будни.

     Он часто так делал вместе с преподобным, навещал старых, одиноких и больных, принося им еду и слушая об их заботах. Это то, что обычно делается для соседей, сказал он себе. Это просто доброта.

     Но ему следовало быть более осторожным. Теперь он с замиранием сердца вспомнил взгляд Джейми за ужином, когда Роджер попросил у Клэр мазь от сыпи для маленького Орри МакКоллум; как Клэр кинула взгляд на Брианну, а Джейми сжал рот, словно сдержался от каких-то слов.

     «Мне все поверят». Если девушка так сказала, значит, об этом уже говорят. Похоже, Джейми слышал что-то; ему оставалось только надеяться, что слухи не дошли до Бри.

     Скособоченная труба появилась из-за лавров. Дымок из нее был почти прозрачным, и от этого казалось, что воздух на крыше мерцал, словно хижина была зачарована и могла исчезнуть, стоит только моргнуть.

     Хуже всего, он точно знал, как это случилось. Он питал слабость к молоденьким матерям, испытывал к ним невыносимую нежность и желание защитить. И то, что он знал, откуда у него эта потребность – память о своей юной матери, которая погибла при бомбардировке, защищая его – не помогало.

     Эта нежность едва не стоила ему жизни при Аламансе, когда проклятый дурак Уильям Баккли МакКензи принял заботу Роджера о Мораг МакКензи за … Ну, да, он поцеловал ее, но лишь в лоб, и, ради бога, она была его много-раз-прабабушкой … И огромная глупость быть почти убитым своим пра-пра и так далее дедушкой за приставание к его жене … Это стоило ему голоса, и ему следовало лучше выучить свой урок, но он не сделал этого.

     Внезапно рассерженный на себя и на Мальву Кристи, злобную маленькую сучку, он подобрал камень и швырнул его вниз в поток. Камень стукнулся о другой камень в ручье, подпрыгнул два раза и исчез в воде с громким бульканьем.

     Его визиты к МакКоллумам необходимо прекратить. Он ясно понимал это. Нужно придумать что-то другое для них … Но ему придется прийти к ним еще раз, чтобы объяснить. Эми поймет, подумал он, но как объяснить Эйдану, что значит репутация, почему сплетни являются смертным грехом, и почему Роджер не сможет больше приходить рыбачить с ним и учить делать разные вещи …

     Тихо ругаясь себе под нос, он прошел последние несколько метров крутой тропинки и вошел в запущенный, заросший травой дворик. Прежде чем он объявил о своем приходе, дверь распахнулась.

     - Роджер Мак! – рыдающая Эми МакКоллум почти упала со ступенек в его руки. – О, вы пришли, вы пришли! Я молилась, чтобы кто-нибудь явился, но не надеялась. Думала, он умрет, прежде чем кто-то явится, но вы пришли. Слава Богу!

     - Что? Что случилось? Крошка Орри заболел? – он схватил ее за руки, поддерживая, но она так сильно затрясла головой, что чепец почти слетел с головы.

     - Эйдан, - задохнулась она. – Это Эйдан.

     Эйдан МакКоллум, скорчившись, лежал на хирургическом столе, белый, как простыня, и тихонько стонал. Моя первая надежда – зеленые яблоки или неспелый крыжовник – исчезла при более подробном осмотре. Я была достаточно уверена, что происходит, но аппендицит имеет симптомы, схожие с целым рядом других состояний. Классический же случай аппендицита имеет одну характерную особенность.

     - Нельзя ли распрямить его на некоторое время? – я посмотрела на его мать, со слезами нависшую над ним, но к мальчику подошел Роджер. Он кивнул мне и, положив руки на колени и плечи Эйдана, мягко заставил его лечь на спину.

     Я положила большой палец на его пупок, мизинец уперся в правую тазовую кость, и резко нажала на живот средним пальцем, подумав, открыл ли уже МакБерни эту болевую точку. Боль в точке МакБерни являлась особенным признаком острого аппендицита. Когда я прекратила нажатие, Эйдан закричал, выгнулся дугой, а потом согнулся, как складной ножик.

     Воспаленный аппендикс. Я знала, что когда-нибудь столкнусь с ним. И со смешанными чувствами испуга и возбуждения поняла, что, наконец, настало время использовать эфир. Никаких сомнений, никакого выбора – если не удалить аппендикс, он лопнет.

     Я подняла глаза; Роджер за локоть поддерживал худенькую миссис МакКоллум, которая прижимала к груди ребенка, завернутого в пеленки. Она должна остаться, Эйдан будет нуждаться в ней.

     - Роджер … найди Лиззи, чтобы она пришла водиться с ребенком. А потом беги со всех ног к Кристи, мне нужна помощь Мальвы.

     Очень странное выражение мелькнуло на его лице. Я не могла понять его, но оно мгновенно исчезло, а у меня не было времени размышлять об этом. Он кивнул и без слов вышел, а я обратила внимание на миссис МакКоллум, задавая вопросы, ответы на которые должна знать, перед тем как начать резать живот ее сына.

     На громкий стук Роджера двери открыл Аллан Кристи. Более темная и худая версия своего совиноглазого отца, он медленно заморгал на вопрос о местонахождении Мальвы.

     - Ну … она пошла к ручью собирать камыш, она сказала, - он нахмурился. - Что вам от нее нужно?

     - Миссис Фрейзер просила прийти и помочь ей … в одном деле.

     Тут задняя дверь открылась, и вышел Том Кристи с книгой, в которой он заложил пальцем страницу.

     - МакКензи, - произнес он, коротко кивнув головой. – Ты говоришь, что миссис Фрейзер нужна Мальва? Зачем? – он нахмурился, и оба Кристи стали напоминать амбарных сов, рассматривающих подозрительную мышь.

     - Просто Эйдану МакКоллуму плохо, и она будет рада помощи Мальвы. Я пойду и поищу ее.

     Том Кристи нахмурился сильнее и открыл рот, собираясь что-то сказать, но Роджер уже развернулся и заторопился прочь.

     Он нашел ее довольно быстро, хотя каждый момент поиска казался ему вечностью. Через какое время аппендикс лопнет? Она была по колени в воде с подобранной юбкой; плетеная корзинка плавала рядом, привязанная завязками фартука. Сначала за шумом потока она не услышала его. Когда он позвал ее громче, она испуганно дернулась и выставила перед собой нож для резки камыша.

     Испуганное выражение исчезло, как только она узнала его, хотя продолжала смотреть на него настороженно и нож сжимала также крепко. Узнав, что ему нужно, заинтересовалась.

     - Эфир? Она действительно собирается резать его? – восторженно спросила она, подавшись к нему.

     - Да. Идем. Я уже сказал твоему отцу, что ты нужна миссис Фрейзер. Нужно торопиться.

     Лицо ее скривилось.

     - Ты сказал ему? – она нахмурила брови, закусила губу и покачала головой. - Нет, я не могу, - сказала громко, перекрывая шум воды.

     - Ты можешь, - настаивал он, протягивая к ней руку. – Идем, я помогу тебе нести корзину.

     Она покачала головой более решительно и слегка оттопырила розовую нижнюю губу.

     - Нет, отец не разрешит, - она посмотрела в сторону хижины. Он тоже взглянул туда. Ни Аллан, ни Том не преследовали их. Пока.

     Он скинул башмаки и вступил в ручей на скользкие камни. Глаза Мальвы широко открылись, когда он схватил корзину, оборвал завязки и швырнул ее на берег. Потом забрал нож, заткнул его себе за пояс и, обхватив девушку за талию, понес на берег, не обращая внимания на ее визг и пинки.

     - Ты идешь со мной, - пропыхтел он, опуская ее на землю. – Пойдешь сама, или тебя тащить?

     Ему показалось, что она была больше заинтригована ситуацией, чем испугана, но все равно затрясла головой, пятясь от него.

     - Я не могу … правда! Он … он побьет меня, если узнает, что я имела дело с эфиром.

     Роджер сразу же остановился. Он действительно ее побьет? Вероятно. Но жизнь Эйдана важнее.

     - Он не узнает, - сказал он. – А если узнает, я позабочусь, чтобы он не наказал тебя. Идем, ради бога, времени нет!

     Она упрямо сжала маленький ротик. Тогда никакой щепетильности. Он наклонился, уставившись в ее глаза.

     - Ты пойдешь, - прорычал он, сжимая кулаки, - или я расскажу твоему отцу и брату о Бобби Хиггинсе. Говори что хочешь обо мне … мне все равно. Если ты боишься, что отец накажет тебя за помощь миссис Фрейзер, как он поступит, когда узнает, что ты тискалась с Бобби?

     Он не знал, каков эквивалент в восемнадцатом столетии для слова «тискаться», но она поняла его. И если бы у нее оказалось под рукой что-нибудь подходящее, она бы ударила его. По крайней мере, он так интерпретировал опасный свет в ее серых глазах.

     Но после некоторой заминки она наклонилась, отерла ноги подолом юбки и торопливо натянула шлепанцы.

     - Оставь ее, - приказала она, увидев, что наклонился за корзиной. – И верни мне нож.

     Скорее всего, из-за желания держать ее под контролем, пока она не окажется в хирургической, а не из-за опасения он положил ладонь на рукоятку ножа за поясом и сказал:

     - Позже, когда все закончится.

     Она не стала спорить, а быстро побежала вверх по склону впереди него, хлопая шлепанцами по босым пяткам.

     Я держала палец на плечевом пульсе подмышкой Эйдана и считала. Его кожа горела, может быть, 101 или 102 градуса. Пульс был сильный, хотя и частый … замедляясь по мере его погружения в наркоз. Я слышала, как считала Мальва, сколько капель эфира, каков промежуток между … Я сбилась со счета, но это не имело значения. Я настроилась на его волну, чувствуя, как мой собственный пульс начал биться в ритме с его сердцем. И этот ритм был устойчивым.

     Он спокойно дышал. Впалый живот слегка поднимался и опадал под моей ладонью; я чувствовала, как его мышцы постепенно расслабляются, кроме напряженного живота под выпирающими ребрами. Мне внезапно показалось, что я могу засунуть руку прямо ему в живот и дотронуться до воспаленного аппендикса. Я видела его в своем уме, зловеще пульсирующий отросток во мраке обособленного мира. Пора.

     Миссис МакКоллум слабо ахнула, когда я взяла скальпель, и громче, когда я прижала лезвие к бледной коже, поблескивающей от спирта, которым я ее протерла. Словно вспарывала ножом рыбий живот.

     Кожа разрезалась легко, кровь хлынула, словно из ниоткуда. Под ней практически не было жира, только темно-красные мускулы, упругие на ощупь. Я смутно ощущала присутствие в комнате других людей, но не было времени обращать на них внимание. Все мои чувства сконцентрировались на хрупком теле под моими руками. Хотя рядом кто-то стоял. Бри?

     - Дай мне ретрактор. Да … этот.

     Да, это Бри. Ладонь с длинными пальцами, блестящими от дезинфекции, взяла предмет в форме клыка и положила его в мою протянутую левую руку. Мне не хватало опытной хирургической сестры, но мы справимся.

     - Держи его здесь, - протолкала лезвие между фибрами мышц, легко их раздвинув, подцепила поблескивающую брюшину, оттянула и разрезала.

     Внутри брюшины было тепло и влажно. Мягкие хлюпающие кишки, полутвердые кусочки, прощупывающиеся сквозь их стенки, кости, касающиеся моих пальцев. Он был таким маленьким, места внутри было совсем немного. Я прикрыла глаза, сконцентрировавшись на прикосновениях. Слепая кишка должна быть справа. Я чувствовала под своими пальцами ее изгиб; она была неподвижной, но живой, словно спящая змея. За ней? Ниже? Я открыла глаза, вглядываясь в разрез. Крови было немного, но рана была заполнена ею полностью. Стоит ли мне потратить время, чтобы прижечь маленькие источники кровотечения? Я взглянула на Мальву; она, сосредоточено хмурясь, считала пульс, держа пальцы на шее мальчика.

     - Термокаутер … маленький.

     Имея в виду горючесть эфира, я ранее затушила камин и перенесла жаровню в кабинет Джейми. Бри, однако, действовала быстро; через несколько секунд железный термокаутер был у меня в руках. Струйка дыма поднялась над животом мальчика, и запах шипящей плоти вонзился в густой запах крови. Я вернула железку Бри и увидела лицо миссис МакКоллум с расширенными глазами.

     Я промокнула кровь горстью корпии, посмотрела снова … мои пальцы держали …

     - Хорошо, - произнесла я с триумфом. – Поймала тебя! – Очень осторожно подцепила кишку пальцем и вытащила ее сегмент через разрез. Воспаленный аппендикс торчал из нее, как сердитый толстый червяк пурпурного цвета.

     - Нить.

     Я видела пленку на аппендиксе и кровеносные сосуды на ней. Их нужно удалить в первую очередь, потом я могу перевязать отросток у основания и отрезать его. Трудно из-за маленького размера, но не проблема …

     В комнате стояла такая тишина, что я могла слышать шипение и потрескивание углей в жаровне в кабинете напротив. Пот бежал за моими ушами и между грудей, и я неясно осознавала, что впилась зубами в свою нижнюю губу.

     - Пинцет, - я туго затянула нить и отрезала перетянутый отросток прямо возле слепой кишки. Потом, сильно нажав, затолкала кишку внутрь и выдохнула.

     - Сколько, Мальва?

     - Чуть больше десяти минут, мэм. Он в порядке, - она оторвала взгляд от маски, кивнула мне с улыбкой и продолжила счет.

     Остальное прошло быстро. Я покрыла зашитую рану толстым слоем меда, сделала тугую повязку на живот и накинула на тело теплое одеяло.

     - Снимай маску, - приказала я Мальве, распрямляясь со вздохом. Девушка не ответила, и я поглядела на нее. Она сняла маску и держала ее перед собой, как щит, глядя при этом не на Эйдана, а на отца, застывшего в дверном проеме.

     Том Кристи переводил взгляд от маленького обнаженного тела на столе на дочь и обратно. Она неуверенно шагнула назад, все еще держа маску перед собой. Он повернул голову, сверля меня разгневанными серыми глазами.

     - Что здесь происходит? – резко спросил он. – Что вы делаете с этим ребенком?

     - Спасаем ему жизнь, - ответила я саркастически. Я еще вибрировала от эмоций, рожденных операцией, и была не в состоянии выслушивать глупости. – Вы что-то хотели?

     Кристи поджал тонкие губы, но прежде чем смог ответить, мимо него протиснулся Аллан, в два шага достиг Мальвы и схватил ее за руку.

     - Уходи отсюда, дура, - грубо сказал он и дернул ее к двери. – Тебе здесь нечего делать.

     - Отпусти ее, - резко произнес Роджер и, схватив Аллана за плечо, оттянул того в сторону. Аллан развернулся и сильно ударил его под дых. Роджер издал гулкий хекающий звук, но не согнулся, а врезал Аллану в подбородок. Аллан отлетел назад, стукнувшись о маленький столик, на котором лежали инструменты. Лезвия и ретракторы полетели на пол с громким металлическим звуком, банка с лигатурой, замоченной в спирту, упала и разбилась, забрызгав все осколками и алкоголем.

     Мягкий стук заставил меня посмотреть вниз. Эми МакКоллум, надышавшись паров, или из-за сильных эмоций потеряла сознание. У меня не было времени что-либо предпринять. Аллан неистово бросился на Роджера; тот уклонился, обхватил молодого человека поперек туловища. Оба, шатаясь, налетели на подоконник и вылетели в окно, не разжимая объятий.

     Том Кристи низко рыкнул и бросился к окну. Мальва, воспользовавшись моментом, выскочила в двери. Я слышала, как ее шаги торопливо прозвучали по коридору к кухне … и вероятно к задней двери.

     - Что, черт побери …? – Бри вопросительно посмотрела на меня.

     - Не смотри на меня, - ответила я, качая головой. – Я понятия не имею. – Что действительно было так, хотя где-то в глубине я была уверена, что причиной явилось мое решение, привлечь к операции Мальву. Том Кристи и я достигли некоторого взаимопонимания во время операции на его руке, но это не означало, что он изменил свое мнение о нечестивости эфира.

     Бри внезапно выпрямилась и застыла. Звуки за окном – кряхтение, стук и нечленораздельные выкрики – показывали, что драка продолжается. Но вот Аллан громким голосом обозвал Роджера прелюбодеем.

     Брианна кинула быстрый взгляд на лежащую на полу Эми МакКолум, и я грязно выругалась про себя. Я мельком слышала домыслы насчет частых визитов Роджера к МакКоллумам, а Джейми собирался поговорить с ним об этом, но я уговорила его не вмешиваться, пообещав тактично поговорить с дочерью. Но у меня не было удобного случая, и вот …

     Кинув недружелюбный взгляд на женщину, Бри решительно направилась к двери, очевидно намереваясь принять участие в разборках. Я приложила руку ко лбу и громко застонала. Том Кристи резко отвернулся от окна.

     - Вам плохо, мистрис?

     - Нет, - ответила я тусклым голосом. – Просто … Том, я извиняюсь, если я расстроила вас, попросив Мальву помочь мне, но у нее настоящий талант к целительству. Я думаю … но я не собиралась втягивать ее в то, что вы не одобряете.

     Он кисло взглянул на меня, потом повернулся к неподвижному телу Эйдана, и его взгляд внезапно стал острым.

     - Этот ребенок мертв?

     - Нет, - ответила я. – Я дала ему эфир, и он просто спит …

     Слова застряли в мгновенно пересохшем горле, когда я заметила, что Эйдан именно в этот момент решил прекратить дышать. Вскрикнув, я оттолкнула Тома Кристи и упала на мальчика, вдыхая в него воздух своим ртом и резко нажимая ладонью на центр его груди.

     Когда я отстранилась, мое лицо обдало эфиром из его легких, заставив голову закружиться. Я схватилась свободной рукой за край стола и снова припала к его рту. Я не могу потерять сознание, не могу.

     В глазах все плыло; комната медленно вращалась вокруг меня. Я упорно сохраняла сознание, вдыхая воздух в легкие мальчика, и почувствовала, как его грудная клетка немного приподнялась и опала.

     Это длилось не более минуты, но она была наполнена кошмаром, и в этом вращающемся хаосе тело Эйдана было единственным якорем для меня. Эми МакКоллум на полу зашевелилась, шатаясь, встала на колени, потом с громким криком схватила мои ноги, пытаясь оттолкнуть от сына. Я слышала приказной голос Тома Кристи, старающегося успокоить ее. Он, по-видимому, смог оттащить ее, так как ее руки на моей ноге исчезли.

     Я вдохнула в Эйдана еще воздуха, и на этот раз его грудная клетка задрожала. Он закашлялся, захлебнулся, снова закашлял и одновременно стал дышать и плакать. Я распрямилась с кружащейся головой и продолжала держаться за стол, чтобы не упасть.

     Я увидела перед собой две темные искривленные фигуры с разинутыми ртами, наполненными острыми клыками. Я моргнула, пошатнулась и глубоко вздохнула. Еще раз моргнула, и фигуры передо мной превратились в Тома Кристи и Эми МакКоллум. Он удерживал ее, обхватив туловище.

     - Все в порядке, - произнесла я, и мой голос прозвучал странно и отдаленно. – Он в порядке. Пусть она подойдет к нему.

     Она с рыданием упала на Эйдана, прижимая мальчика к себе. Том Кристи и я стояли и смотрели друг на друга. На улице было тихо.

     - Вы сейчас вернули ребенка из мертвых? – спросил он почти спокойным голосом, хотя его лохматые брови были высоко подняты.

     Я отерла рот ладонью, все еще ощущая сладковатый вкус эфира.

     - Думаю, да.

     - О.

     Он уставился на меня с нечитаемым выражением. Комната провоняла спиртом, и слизистая оболочка моего носа, казалось, горела. Мои глаза слезились, и я вытерла их передником. Наконец, он кивнул и повернулся уходить. Я должна позаботиться об Эйдане и его матери, но не могла отпустить мужчину, не попытавшись по возможности защитить Мальву.

     - Том … мистер Кристи, - я догнала его и схватила за рукав. Он обернулся с удивленным и раздраженным видом.

     - Мальва. Это моя вина. Я отправила Роджера привести ее. Вы не должны … - я заколебалась, но не могла найти более тактичные слова. – Вы не станете наказывать ее, не правда ли?

     На мгновение он еще больше нахмурился, но потом расслабился. Слегка покачал головой и с небольшим поклоном отцепил мои пальцы от своего рукава.

     - Ваш слуга, мистрис Фрейзер, - тихо произнес он и с последним взглядом на Эйдана вышел.

     Брианна промокнула уголком носового платка нижнюю губу Роджера, разбитую при соприкосновении с какой-то частью тела Аллана Кристи.

     - Я сам виноват, - повторил он в третий раз. – Мне нужно было сказать им что-нибудь разумное.

     - Заткнись, - рявкнула она, начиная терять терпение. – Если не прекратишь разговаривать, губа будет кровоточить. – Это были первые слова, которые она ему сказала после драки.

     С неразборчивыми извинениями он взял у нее платок и прижал ко рту. Однако все еще взбудораженный он не мог оставаться спокойным и потому подошел к двери и уставился на улицу.

     - Он еще здесь? Аллан? – она подошла и выглянула через его плечо. – Не связывайся с ним, я пойду и …

     - Нет, его нет, - прервал ее Роджер. Все еще прижимая платок ко рту, он кивнул головой в сторону Большого дома. – Это Том.

     Действительно Том Кристи стоял на крыльце, глубоко погруженный в свои мысли. Потом он мотнул головой, как пес, отряхивающий воду, и решительным шагом направился в сторону своего дома.

     - Я пойду и поговорю с ним, - Роджер бросил платок на стол.

     - Нет, ты не пойдешь, - она схватила его за руку, когда он повернулся к двери. – Не лезь к нему, Роджер!

     - Я не собираюсь с ним драться, - он похлопал ее по руке, как он полагал, успокаивающим жестом. – Но я должен поговорить с ним.

     - Нет, - она сильнее сжала его руку и потянула назад к очагу. – Ты только сделаешь хуже. Оставь их.

     - Нет, - на его лице появилось гневное выражение. – Что значит, что я сделаю хуже? Что ты обо мне думаешь?

     Это был не тот вопрос, на который она хотела бы сейчас отвечать. Она дрожала от возбуждения, порожденного операцией Эйдана, дракой и ошеломляющим оскорблением Аллана. Она едва сдерживала себя.

     - Не ходи, - повторила она, заставляя себя говорить спокойно. – Все расстроены. Подожди, по крайней мере, чтобы все успокоились. Лучше подождать, пока не вернется папа. Он может …

     - Да, он все делает лучше меня. Я знаю это прекрасно, - едко парировал он. – Но это я обещал Мальве, что ее не накажут. Я иду, - он так сильно дернул рукав, что она почувствовала, как лопнул шов его рубашки подмышкой.

     - Прекрасно! – воскликнула она и со всей силы ударила его по руке. – Иди! Заботься обо всех на свете, кроме своей семьи. Иди к черту!

     - Что? – он застыл с выражением, средним между гневом и изумлением.

     - Ты слышал меня! Иди! – она топнула ногой, и кувшинчик с семенами дикой моркови, оставленный близко к краю полки, упал и разбился. Темные семена рассыпались по полу, как гранулы перца. – Смотри, что ты наделал! Что я …

     - Неважно! Просто иди отсюда! – она пыхтела, как касатка, стараясь не расплакаться. Ее щеки горели от прилива крови, в глазах жгло, так сильно, что ей казалось, что она может поджарить его своим взглядом. Определенно, ей хотелось бы.

     Он колебался, пытаясь решить остаться ли ему и успокоить недовольную жену или уйти в благородном порыве защитить Мальву Кристи. Он сделал неуверенный шаг к двери, она схватила метлу и с какими-то глупыми пискливыми выкриками обрушила ее на его голову.

     Он уклонился, но она замахнулась второй раз и ударила его по ребрам. Он дернулся от удара, но смог перехватить метлу при следующем замахе. Выдернув оружие из ее рук, он через колено переломил рукоятку, отбросил куски в сторону и взглянул на нее, сердитый, но владеющий собой.

     - Что, во имя бога, с тобой случилось?

     Она распрямилась и уставилась на него в ответ.

     - То, что сказала. Если ты проводишь с Эми МакКоллум так много времени, не удивительно, что все говорят, что у тебя с ней …

     - Что? – его голос звучал возмущенно, но что-то в его ускользающем взгляде выдавало его.

     - Значит, ты тоже слышал, не так ли? – она не чувствовала триумфа от того, что подловила его, скорее испытывала горький гнев.

     - Ты же не думаешь, что это правда, Бри? – произнес он полу-возмущенным, полу-умоляющим голосом.

     - Я знаю, что это не правда, - ответила она, с яростью осознавая, что голос ее дрожит. – Дело не в этом, Роджер!

     - Не в этом, - повторил он, сведя черные брови, под которыми остро темнели его глаза.

     - Дело в том, - продолжила она, задыхаясь, - что ты всегда уходишь. Мальва Кристи, Эми МакКоллум, Марсали, Лиззи … ты даже Уте МакДжилливрей помогаешь.

     - Кто-то должен это делать, - резко сказал он. – Могли твой отец, твой кузен … но они уехали к индейцам. Я здесь, и я не всегда ухожу, - добавил он. – Я каждую ночь дома, ведь так?

     Она закрыла глаза и сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу.

     - Ты помогаешь любой женщине, но не мне, - произнесла она, открыв глаза. – Почему?

     Он уставился на нее длительным тяжелым взглядом, и она тут же подумала, есть ли на свете такая вещь, как черный изумруд.

     - Может быть, я не думаю, что ты нуждаешься в моей помощи, - сказал он и, развернувшись, вышел.

     Глава 51. ПРИЗВАНИЕ

     Вода была неподвижна, словно расплавленное серебро, и лишь тени облаков скользили по ней. Наступила пора массового подъема на поверхность выводка насекомых; это можно было почувствовать. Или, подумал Роджер, это были ощущения его тестя, который припал на берегу форелевого омута, как леопард, готовый оттолкнуться и лететь при первых признаках ряби.

     - Похоже на купальню Бетшесду^[168], - произнес он с улыбкой.

     - Да? – откликнулся Джейми, но не взглянул на него, сосредоточившись на воде.

     - Да. О которой написано в евангелии: «Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью»^[169].

     Джейми улыбнулся, но все равно не повернулся. Рыбалка была очень серьезным делом.

     Это хорошо, Роджеру не хотелось, чтобы Джейми глядел на него. Но ему стоит поторопиться, если он хочет высказаться. Фрейзер уже травил леску, чтобы сделать пробный заброс.

     - Я думаю … - он остановился и поправился, - нет, я уверен. Я хочу … - его дыхание вырвалось полузадушенным хрипом, и это его разозлило. Меньше всего ему хотелось показаться неуверенным в том, что хотел сказать. Он сделал глубокий вдох и выпалил следующие слова, как из ружья. – Я собираюсь стать священником.

     Ну, вот. Он сказал это вслух. Он непроизвольно взглянул вверх, но небо не собиралось обрушиться на него. Оно было покрыто легкими перистыми облаками, сквозь них просвечивала спокойная синева, и призрачный месяц плыл над горами.

     Джейми задумчиво уставился на него, но не казался удивленным или шокированным. Это утешает, подумал Роджер.

     - Священником? Проповедником, ты имеешь в виду?

     - Ну … да. И это тоже.

     Последнее допущение смущало его. Он полагал, что он должен будет читать проповеди, но одно только упоминание об этом страшило.

     - Это тоже? – повторил Фрейзер.

     - Да, я имею в виду, что священник читает проповеди, конечно, - Конечно. Что? Как? – Но я имею в виду, что не это главное. Не из-за этого я должен стать священником.

     Он все больше волновался, пытаясь объяснить то, что сам еще до конца не осознал.

     Он вздохнул и потер лицо.

     - Да, я понимаю. Вы вспомнили похороны бабушки Уилсон. И МакКоллумов?

     Джейми просто кивнул, но Роджеру показалось, что в его глазах зажегся огонек понимания.

     - Я делал … что-то подобное. Когда было нужно. И … - он повертел рукой, не зная как начать рассказ о своей встрече с Херманом Хасбандом на берегу Аламанса или о разговорах глубокой ночью со своим мертвым отцом.

     Он снова вздохнул, собрался бросить в воду гальку, но вовремя остановился, увидев, как Джейми напрягся, вглядываясь в омут. Он кашлянул, чувствуя привычное сжатие и першение в горле, и зажал гальку в кулаке.

     - Проповеди, думаю, я осилю. Но есть другие вещи … боже, это звучит безумно, и мне кажется, я сошел с ума. Но похороны и крестины … может быть, возможность помочь, даже если просто выслушать и помолиться.

     - Ты хочешь заботиться о людях, - тихо произнес Джейми, не спрашивая, а утверждая.

     Роджер горько рассмеялся, прикрыв глаза, ослепленный отблесками солнечного света от воды.

     - Я не хочу, - сказал он. – Это последнее, о чем я подумал, а так как я вырос в доме священника, то знаю, как это делается. Просто, кто-то должен это делать, и я подумал – почему бы не я?

     Некоторое время оба молчали. Роджер открыл глаза и уставился на воду. Водоросли покрывали камни, и их длинные стебли колыхались в бегущей воде, как волосы русалок. Джейми шевельнулся и отвел удилище.

     - Пресвитериане верят в таинства, да?

     - Да, - ответил удивленный Роджер. – Конечно. Вы никогда … - он хотел спросить, говорил ли Фрейзер об этом с кем-нибудь, кроме католиков. – Мы верим, - повторил он. Он окунул руку в воду и провел мокрой ладонью по лбу. Прохладные капли побежали по его лицу и шее вниз за ворот рубашки. Утонувшая муха, плавала в воде маленькой красной точкой.

     - Я имею в виду принятие сана. Тебе не нужно принять сан?

     - А-а, понятно. Да, я приму. В графстве Мекленбург есть пресвитерианская академия. Я поеду туда и решу вопрос. Думаю, это не займет много времени. Я уже знаю греческий и латынь, и даже больше, - он улыбнулся, - я окончил Оксфордский университет. Не поверите, но когда-то я считался образованным человеком.

     Уголки губ Джейми дрогнули; он сделал кистевой бросок, и леска полетела медленной кривой. Роджер изумленно моргнул. Как только мушка коснулась воды, ее поверхность искривилась и задрожала, покрывшись мелкой рябью от понимающегося выводка поденок и стрекоз.

     - Ты говорил об этом со своей женой?

     - Нет, - ответил он, уставившись на воду.

     - Почему? – в голосе тестя не было обвинения, только любопытство. Почему он решил поговорить сначала с тестем, а не со своей женой?

     Потому что ты знаешь, что значит быть мужчиной, подумал он, а она нет. Но ответил, однако, по-другому.

     - Не хотел, чтобы она считала меня трусом.

     Джейми произвел негромкое и скорее удивленное «хмф», но не ответил, сосредоточившись на леске, которую сматывал. Он снял с крючка муху и, подумав над своей коллекцией на шляпе, выбрал нечто деликатное и зеленое с изогнутым черным пером.

     - Ты думаешь, она так посчитает? – не ожидая ответа, Фрейзер встал и, размахнувшись, забросил леску в центр омута, где она стала медленно дрейфовать, словно упавший в воду лист.

     Роджер наблюдал, как он поддергивает леску, отчего она словно плясала над водой. Преподобный тоже любил рыбалку. И вдруг мысленным взором он увидел Несс и ее чистые мерцающие струи, сбегающие с гор. Отец в поношенных болотных сапогах, стоящий по колено в воде, с удочкой в руке. Он почти задохнулся от тоски. По Шотландии. По отцу. По одному, хотя бы одному мирному дню.

     Горы и зеленые леса, дикие и таинственные, возвышались вокруг него; белесое небо, спокойное и залитое солнцем, развернулось над землей, словно крылья ангела. Но все не мирное, никакого спокойствия, не здесь.

     - Ты веришь нам: Клэр, Брианне, мне, что грядет война?

     Джейми коротко хохотнул, не сводя глаз с воды.

     - У меня есть глаза, парень. Не нужно быть пророком, чтобы увидеть, что она стоит на дороге.

     - Очень странно так говорить.

     - Да? Разве не об этом говорит Библия? «Когда же увидите мерзость запустения, стоящую, где не должно, тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы»^[170].

     «Читающий да разумеет»^[171]. Память подсказала ему пропущенную часть стиха, и Роджер с холодком в груди осознал, что Джейми действительно видел войну, стоящую на дороге, и узнал ее. Он не использовал фигуру речи, он просто точно описывал то, что видел. Потому что видел ее прежде.

     Над водой разнеслись радостные крики мальчишек, и Фрейзер повернул голову, прислушиваясь. Слабая улыбка коснулась его губ, потом он, замерев, снова уставился на воду. Пряди волос шевельнулись на загорелой шее, как листья рябины над ними.

     Роджеру внезапно захотелось спросить, боится ли он, но промолчал. В любом случае он знал ответ.

     Не имеет значения. Он глубоко вздохнул и понял, что у него такой же ответ, на такой же вопрос, заданный себе. Он не пришел откуда-то извне, просто был в нем самом, будто он с ним родился, и всегда знал его.

     Не имеет значения. Ты должен сделать это в любом случае.

     Некоторое время они молчали. Джейми еще два раза бросал леску с зеленой мухой, потом покачал головой, что-то пробормотал и, сменив ее на слепня, снова забросил. По противоположному берегу пронеслись хихикающие мальчишки, голые, как угри, и скрылись в кустах.

     Действительно странно, подумал Роджер. Он чувствовал себя хорошо. Хотя все еще не знал, как поступить. Он мысленным взором видел облако, несущееся на них, не имея ни малейшего понятия, что в нем скрывается, но все же чувствуя успокоение.

     У Джейми клюнуло. Он быстро выдернул сверкающую рыбину на берег и пристукнул ударом о скалу, прежде чем положить в корзину.

     - Ты собираешься стать квакером? – спросил он серьезно.

     - Нет, - Роджера вопрос удивил. – Почему вы спрашиваете?

     Джейми слегка передернул плечами, странный жест, который он делал, когда испытывал дискомфорт, и ничего не ответил, пока снова не забросил леску.

     - Ты сказал, что не хочешь, чтобы Брианна сочла тебя трусом. Однажды я дрался рядом со священником, - один уголок его рта приподнялся. – Конечно, монсеньор не был мечником и не мог попасть в стену сарая из пистолета, но он был достаточно воинственным.

     - О, - Роджер поцарапал щетину на челюсти. – Я понял вас. Нет, я не думаю, что буду сражаться в какой-либо армии. - Сказав это, он почувствовал острое сожаление. – Но взять оружие для защиты … тех, кто в ней нуждается … В таком случае я могу договориться со своей совестью.

     - Тогда все в порядке.

     Джейми свернул леску, стряхнул воду с мухи и приколол ее к шляпе. Отложив леску в сторону, он порылся в корзине и вытащил бутылку. Со вздохом усевшись на землю, он зубами вытащил пробку, сплюнул ее на землю и предложил бутылку Роджеру.

     - Время от времени Клэр повторяет одну вещь, - сказал он и процитировал: - «Не может Мильтон – хмелю лишь под силу пути Творца пред нами оправдать».^[172]

     Роджер приподнял брови.

     - Читали Мильтона?

     - Немного. Она, кстати права.

     - А вы знаете следующие строки? – Роджер поднес бутылку ко рту. – «Эль - вот спасенье для парней, с годами думы чьи больней»^[173].

     В глазах Фрейзера отразился смех.

     - Тогда это, должен быть, виски, - сказал он.

     Эль был темный, прохладный и с приятной горчинкой. Они передавали бутылку из рук в руки и молчали, пока эль не закончился. Джейми заткнул бутылку пробкой и положил ее в корзину.

     - Твоя жена, - начал он задумчиво, поднялся и накинул ремень корзины на плечо.

     - Да? – Роджер подобрал поношенную шляпу, усыпанную мухами, и подал ему. Джейми кивнул в знак благодарности и надел ее на голову.

     - У нее тоже есть глаза.

     Глава 52. М-И-К

     Светлячки мерцали на траве, деревьях и зелеными искорками проплывали в густом воздухе. Один присел на колено Бри, и она наблюдала, как он пульсировал, включено-выключено, включено-выключено, и слушала о намерении мужа стать священником.

     Они сидели на крыльце дома в сгущающихся сумерках наступающей ночи. Напротив, через полянку играли дети; их голоса звенели в кустах высоко и радостно, словно писк охотящихся летучих мышей.

     - Ты … э-э … что-нибудь скажешь? – спросил Роджер, глядя на нее. Света еще было достаточно, чтобы увидеть его лицо, ожидающее и слегка встревоженное.

     - Ну … дай подумать. Я как бы не ожидала такого.

     Это было так и не так в то же время. Конечно, осознанно она не думала ни о чем подобном, но теперь, когда он заявил о своем намерении, а он именно заявил, не спрашивая ее мнения, она совсем не удивилась. Уже какое-то время она чувствовала, что происходит нечто непонятное, и теперь испытывала облегчение, когда увидела и узнала что именно.

     - Ну, - продолжила она после короткого размышления, – думаю, это хорошо.

     - Да? – в его голосе прозвучало осязаемое облегчение.

     - Да. Если ты помогаешь всем этим женщинам из-за бога, то это лучше чем, если бы ты предпочитал быть с ними, а не со мной.

     - Бри! Ты не можешь думать, что я …- он наклонился, обеспокоенно заглядывая ей в глаза. – Ты же так не думаешь, правда?

     - Ну, иногда, - признала она. – В худшие моменты. Не всегда.

     Он выглядел таким встревоженным, что она протянула руку и приложила ладонь к его щеке. В сумерках щетина на ней не была видна, но она чувствовала ее, мягкую и щекотливую.

     - Ты уверен? – негромко спросила она. Он кивнул, и кадык на его шее дернулся, когда он вздохнул.

     - Да.

     - Ты боишься?

     Он слегка улыбнулся.

     - Да.

     - Я помогу, - твердо сказала она. – Ты скажешь как, и я помогу.

     Он глубоко вздохнул, и лицо его посветлело, хотя улыбка была грустной.

     - Я не знаю как, - признался он. – Как это сделать, я имею в виду. Я знаю только, что должен. И это меня пугает.

     - Может, и не знаешь, - сказала она, - но ты ведь делал это, не так ли? Тебе нужно оформить это официально? Или ты просто объявишь себя священником, как те проповедники на телевидении, и начнешь пожинать плоды прямо сейчас?

     Он улыбнулся ее шутке, но ответил серьезно.

     - Католики. Вы всегда считаете, что никто, кроме вас, не может причаститься к таинствам, но это не так. Думаю, я отправлюсь в пресвитерианскую академию и посмотрю, что можно сделать, чтобы получить посвящение. Что касается того, чтобы пожинать плоды … думаю, я никогда не разбогатею.

     - Я и не ожидаю этого, - заверила она его. – Не беспокойся. Я вышла за тебя замуж не из-за денег. Если они нам будут нужны, я их добуду.

     - Как?

     - Еще не знаю. Но, вероятно, не торгуя своим телом. Не после того, что случилось с Манфредом.

     - Даже не шути так, - сказал он, положив тяжелую теплую ладонь на ее руку.

     Пронзительный голос Эйдана МакКоллума разнесся в воздухе, и ей внезапно пришла в голову мысль.

     - Твоя … э-э … паства, - слова застряли в ее горле, и она хихикнула, несмотря на серьезность вопроса. – Они не будет против того, что я католичка? – она повернулась к нему, когда еще одна мысль пришла ей в голову. – Ты не будешь просить меня поменять веру?

     - Нет, - быстро и твердо ответил он. – Нет даже за миллион лет. А что они подумают … или скажут, - его лицо дернулось, колеблясь между обеспокоенностью и решительностью. – Если они не захотят принять, ну … тогда они могут идти в ад.

     Она рассмеялась, и он подхватил смех, смеясь хрипло, но свободно.

     - Поповский кот – непочтительный кот,^[174] - поддразнила она. – И как ты скажешь это по-гэльски?

     - Понятия не имею, но поповский кот – успокоившийся кот, - добавил он с улыбкой. – Я не знаю, что ты думаешь по этому поводу.

     - Я не совсем уверена, что думаю по этому поводу, - призналась она и легонько сжала его руку. – Но я вижу, что ты счастлив.

     - Это видно? – он улыбнулся, и последний вечерний свет блеснул в его глазах глубоким искрящимся зеленым цветом.

     - Видно. Ты как бы светишься изнутри, - ее горло сжалось. – Роджер, ты не забудешь меня и Джема, да? Не думаю, что я могу конкурировать с богом.

     Он изумленно уставился на нее.

     - Нет, - он сжал ее руку так сильно, что кольцо на ее пальце врезалось в кожу. – Никогда.

     Некоторое время они сидели молча, и светлячки падали вниз, словно медленный зеленый дождь, освещая своей молчаливой брачной песней темную траву и деревья. Черты лица Роджера стирались с наступлением темноты, но она все еще могла видеть очертания его решительной челюсти.

     - Я клянусь тебе, Бри, - сказал он. – К чему бы меня ни призвал бог, в первую очередь я призван быть твоим мужем. Прежде всего, быть твоим мужем и отцом твоих детей, и так будет всегда. Что бы я ни делал, это будет не за счет моей семьи, я обещаю тебе.

     - Все что я хочу, - тихо произнесла она в темноту, - чтобы ты любил меня. Не потому, что я что-то могу сделать, или из-за внешности, или потому что я люблю тебя, но просто так, потому что я есть.

     - Совершенно безусловная любовь? – также тихо произнес он. – Кто-то скажет, что только бог может любить так, но я постараюсь.

     - О, я верю в тебя, - ответила она и почувствовала, как его свет входит в ее сердце.

     - Надеюсь, ты всегда будешь верить в меня, - он поднес ее руку ко рту и поцеловал пальчик, щекоча кожу теплым дыханием.

     Словно в проверку его объявленной решимости в вечернем бризе разнесся и затих голос Джема.

     - Папа, папа …па-па!

     Роджер вздохнул, наклонился и прикоснулся к ней нежным глубоким поцелуем, затем встал и отправился решать возникшую проблему.

     Она еще немного посидела, прислушиваясь. Звуки голосов доносились до нее с противоположного края поляны, высокий и низкий, требовательный и вопросительный, успокаивающий и возбужденный. Никаких чрезвычайных происшествий. Джем просто хотел, чтобы ему помогли подняться на дерево, на которое он сам не смог забраться. Смех, громкий шелест листьев …о, боже, Роджер тоже забрался на дерево. Они все были там и ухали, как совы.

     - Над чем, ты смеешься, a nighean^[175]? – ее отец, пахнущий лошадями, появился из темноты.

     - Над всем, - ответила она, подвигаясь, чтобы дать ему место. Это было так. Внезапно все вокруг оказалось ярким: свет в окне Большого дома, светлячки в траве, сияние лица Роджера, когда он рассказал о своем желание. Она все еще ощущала прикосновение его рта, оно играло в ее крови.

     Джейми протянул руку и поймал пролетающего светлячка, задержав его на несколько секунд в кулаке, где он мерцал, и холодный свет просачивался сквозь пальцы. Через открытое окно до нее донесся обрывок песни; Клэр пела «Клементин».

     Сейчас мальчишки, и Роджер вместе с ними, выли на луну, хотя она представляла собой не больше, чем бледный серп на горизонте. Бри почувствовала, как тело ее отца затряслось в молчаливом смехе.

     - Это напоминает мне Диснейленд, - сказала она.

     - Да? Где это?

     - Это парк развлечений … для детей, - добавила она, понимая, что если в этом времени и существуют парки развлечений в Лондоне или Париже, они предназначены для взрослых. Никому не приходило в голову развлекать детей, они развлекались сами своими играми и случайными игрушками.

     - Папа и мама возили меня туда каждое лето, - сказала она, без труда возвращаясь к горячим калифорнийским дням и теплым ночам. – Деревья сияют лампочками, как сейчас светлячками.

     Джейми разжал кулак, светлячок, суматошно помигав, расправил крылышки и улетел прочь.

     - «Жил простой шахтер в каньоне и с ним дочка Клементин…»^[176]

     - Что такое парк развлечений? – спросил Джейми с любопытством.

     - О, это чудесно, - ответила она, представляя сверкающие огни Мейн-стрит, музыку, зеркала и красивых деревянных коней на карусели короля Артура. – Там были всадники, лодка, на которой мы плавали по реке сквозь джунгли, где были крокодилы, гиппопотамы и охотники за головами …

     - Охотники за головами?

     - Не настоящие, - успокоила она его. – Там все ненастоящее, но это … Это целый мир сам по себе. Там реальный мир как бы исчезает. Его называют счастливейшим местом на земле, и некоторое время так оно и кажется.

     - «И была она, как фея, башмачки номер один, как сандалии носила две жестянки от сардин.»

     - И там всегда и везде звучала музыка, - сказала она, улыбаясь. – Музыкальные группы, рожки, барабаны, музыканты, марширующие по улице, или играющие в павильонах …

     - Да такое бывает в парках развлечений. По крайней мере, так было там, где я однажды был, - в его голосе она услышала улыбку.

     - М-м-м, а эти мультяшки, которые расхаживают повсюду. Я рассказывала тебе о мультиках? Ты можешь подойти и обняться с Микки Маусом или …

     - С кем?

     - С Микки Маусом, - она рассмеялась. – Большая мышь, размером с человека. Он носит перчатки.

     - Гигантская крыса? – он слегка удивился. – И детям разрешают с ней играть?

     - Не крыса, мышь, - поправила она его. – И это просто человек, одетый в костюм мыши.

     - Вот как? – произнес он, не совсем убежденный.

     - Да, и огромная карусель с разрисованными лошадками, и поезд, которые едет сквозь Радужные пещеры, где огромные драгоценные камни высовываются из стен, и разноцветные потоки воды, красные, голубые … и замороженный апельсиновый сок. О, это нечто! – она тихо простонала, вспомнив холодную, терпкую сладость замороженного сока.

     - Это прекрасно, да? - произнес он нежно.

     - «Потерял тебя навеки, ах, как жалко, Клементин…»

     - Да, - сказала она, вздохнула и замолчала на время. Потом прислонила голову к его плечу и обняла его большую твердую руку.

     - И ты знаешь что? – произнесла она, и он издал тихий вопросительный звук.

     - Это было здорово, великолепно, но что я по-настоящему любила в этом, это то, что мы были там втроем, и все было прекрасно. Мама не беспокоилась о своих пациентах, папа не зарывался в свои бумаги, они не молчали и не сердились друг на друга. Оба смеялись, мы все смеялись все время … пока были там.

     Он не ответил, только прислонился своей головой к ее. Она снова вздохнула.

     - Джемми не попадет в Диснейленд, но у него будет семья. Семья, которая смеется … и миллион маленьких светлячков на деревьях.

     ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

     Вниз по склону

     Глава 53. ПРИНЦИПЫ

     «Фрейзерс-Ридж, Северная Каролина,

     третий день июля, 1774,

     Джеймс Фрейзер, эсквайр

     Его лордству Джону Грею, плантация

     Маунт-Джосайя, Вирджиния

     Мой дорогой друг,

     Я не могу не начать со своей благодарности за Вашу доброту, выразившуюся в отправке переводного векселя, выписанного в Ваш собственный банк в качестве аванса за продажу предмета, который я доверил в Ваше распоряжение. Мистер Хиггинс, передавая документ, был очень тактичен, но, как я понял по его встревоженному виду, Вы, вероятно, полагаете, что мы находимся в страшно стесненных обстоятельствах. Спешу уверить Вас, что это не так. Мы живем вполне обеспечено, что касается вопросов питания, одежды и других жизненных потребностей.

     Я писал, что посвящу Вас в детали дела, и вижу, что обязан это сделать хотя бы для того, чтобы разубедить Вас в том, что моя семья и арендаторы умирают от голода.

     Помимо небольшого юридического обязательства, требующего денег, у меня есть дело, требующее определенного количества ружей. Я надеялся приобрести их через своего друга, но, как оказалось, это не представляется возможным, и мне пришлось искать другие пути.

     Я и моя семья приглашены в Речной поток, плантацию моей тетушки, на барбекю в честь мисс Флоры МакДональд, героини Восстания. Думаю, Вам эта леди известна, не так ли? Я помню, Вы говорили о встрече с ней в Лондоне, где она находилась в качестве пленницы. Так как на эту встречу прибудет множество шотландцев, и некоторые из очень отдаленных мест, я надеюсь, что, имея деньги, смогу приобрести необходимое оружие другими путями. В случае если у Вас есть полезные знакомства, я буду рад услышать о них.

     Я пишу кратко, так как у мистера Хиггинса есть другие дела, но моя дочь настаивает, чтобы я отправил Вам коробку спичек ее собственного изобретения. Она выучила мистера Хиггинса обращаться с ними, и если на обратном пути он случайно не взорвется, то продемонстрирует их Вам.

     Ваш покорный слуга,

     Джеймс Фрейзер.

     P.S. Мне необходимо тридцать мушкетов и как можно больше патронов для них. Они не обязательно должны быть новыми, но хорошо сохранившимися и в рабочем состоянии.»

     - Другие пути? – спросила я, наблюдая, как он посыпает письмо песком. – Ты имеешь в виду контрабанду? Ты уверен, что лорд Джон поймет тебя?

     - Да, именно это я имею в виду, и он поймет, - заверил меня Джейми. – Я знаю несколько контрабандистов, которые работают на Внешних отмелях. Он тоже знает контрабандистов, работающих через остров Роанок, и из-за блокады Массачусетса они там очень активны. Товары попадают в Вирджинию морем и далее распространяются по суше.

     Он взял полусгоревшую восковую свечу и подержал на углях в очаге, потом накапал расплавленный воск на сложенный лист. Я наклонилась и прижала к воску тыльную сторону моей левой руки, оставив на нем отпечаток венчального кольца.

     - Проклятый Манфред МакДжилливрей, - произнес он, но без всякой злобы. – Это обойдется мне в три раза дороже, и придется покупать у контрабандистов.

     - Ты поспрашиваешь о нем? На барбекю, я имею в виду?

     Флора МакДональд, женщина, которая спасла Чарльза Стюарта в Каллодене, переодев его в костюм служанки и переправив на встречу с французами на острове Скай, была живой легендой среди шотландских горцев, и ее прибытие в колонию, слухи о котором достигли и Риджа, вызвало большой ажиотаж. Все известные шотландцы из долины Кейп-Фира и множество из более отдаленных мест будут присутствовать на барбекю, организованном в ее честь. Места для расспросов об исчезнувшем молодом человеке лучше не придумаешь.

     Он с удивлением поглядел на меня.

     - Конечно, я поспрашиваю, сассенах. Как ты можешь сомневаться?

     - Ты очень добр, - сказала я, целуя его в лоб. – Правда, немного безрассудный. И я заметила, что ты не написал лорду Джону, зачем тебе мушкеты.

     Он слегка фыркнул и аккуратно смел песок со стола в ладонь.

     - Я не уверен, сассенах.

     - В чем? – удивилась я. – Ты не собираешься отдавать их Птице?

     Он не ответил, слегка постукивая двумя неподвижными пальцами по столу. Потом пожал плечами и, вытащив бумажку из стопки журналов и хозяйственных книг, подал ее мне. Письмо от Джона Эша, который был заместителем командира милиции, во время войны с регуляторами.

     - Четвертый абзац, - подсказал он, заметив, что я хмуро читаю новости о последних противоречиях между губернатором и ассамблеей. Я послушно перевела взгляд ниже и ощутила, как дрогнуло в предчувствие сердце.

     - «Конгрессу предложили, - читала я, - направить делегатов в каждую колонию. Нижняя палата ассамблеи Коннектикута уже выделила таких людей, действующих через Комитеты по связям^[177]. Некоторые хорошо знакомые Вам джентльмены предложили, чтобы Северная Каролина сделала то же самое до середины августа. Я могу только пожелать, чтобы Вы, мой друг, присоединились к нам, потому что уверен, что Ваше сердце и ум с нами в деле свободы. Такой человек, как Вы, не станете поддерживать тиранию.»

     - Некоторые хорошо знакомые Вам джентльмены, - повторила я, опуская письмо. – Ты знаешь, о ком он говорит?

     - Догадываюсь.

     - До середины августа, он пишет. До барбекю или после, как ты думаешь?

     - После. Один из этих джентльменов назначил мне встречу. В Галифаксе.

     Я положила письмо на стол. Полдень был знойный и душный, моя рубашка и ладони намокли от пота.

     - Один из этих джентльменов, - повторила я снова, и он кинул на меня быстрый взгляд. С небольшой улыбкой он взял письмо.

     - Из комитета по связям.

     - О, конечно, - пробормотала я. – Ты должен был сказать мне.

     Естественно, он найдет возможность войти в комитет по связям Северной Каролины – центр политических интриг, где сеяли семена восстания – в то же время продолжит оставаться индейским агентом для британской короны, вооружая индейцев для уничтожения этих самых семян.

     - Вот я и рассказываю, - ответил он. – Они в первый раз предложили с ними встретиться.

     - Понятно, - тихо сказала я. – Ты поедешь? Уже время?

     Время сделать решительный шаг, открыто объявить себя вигом, если не мятежником. Время публично объявить свою приверженность и рискнуть получить клеймо предателя. Снова.

     Он глубоко вздохнул и провел рукой по волосам.

     - Я не знаю, - наконец, произнес он. – Есть еще два года, да? Четвертое июля 1776 года, так сказала Брианна.

     - Нет, - ответила я. – Два года до объявления независимости. Но, Джейми, борьба начинается уже сейчас. Иначе будет поздно.

     Он уставился на лежащие на столе бумаги и мрачно кивнув головой.

     - Да, значит скоро.

     - Вероятно, это будет достаточно безопасно, - с сомнением произнесла я. – Ты сказал, что Хендерсон покупает землю в Теннесси. Если ему не запрещают, я не думаю, что кто-либо из правительства заинтересуется нами. И конечно не из-за того, что ты встретился с местными вигами.

     Он кривовато улыбнулся мне.

     - Я беспокоюсь не из-за правительства, сассенах, а из-за наших соседей. Это не губернатор повесил О'Брайанов и сжег их дом. И не Ричард Браун, и не индейцы. Это было сделано не из-за политических взглядов или наживы. Это было сделано из ненависти и, вполне вероятно, теми, кто их хорошо знал.

     Его слова вызвали ледяной озноб, пробежавшие по моей спине. В Ридже существовали определенные политические разногласия и споры, но до драк не доходило, не говоря уже о поджогах и убийствах.

     Но это может случиться.

     Я хорошо помнила. Бомбоубежища и хлебные карточки, затемнение и дух объединения против смертельного врага. И рассказы из Германии и Франции. Рассказы о людях, которых СС выбрасывал из своих домов, которые скрывались на чердаках и в амбарах и тайно пересекали границы.

     На войне правительства и их армии подвергались опасности, но именно соседи предавали или спасали вас.

     - Кто? – глухо спросила я.

     - Я могу только гадать, - ответил он, пожав плечами. – МакДжилливреи? Ричард Браун? Друзья Ходжпайла, если у него они были. Друзья любого из убитого нами мужчин? Индеец, которого мы встретили – Доннер? – если он еще жив. Нейл Форбс? Он недоброжелательно относится к Брианне, и ей с Роджером Маком нужно это хорошо помнить. Хирам Кромби и его единомышленники?

     - Хирам? – с сомнением сказала я. – Конечно, он не особо любит тебя, а что касается меня самой … но …

     - Ну, я тоже сомневаюсь, - согласился он, - но это возможно, не так ли? Его люди никогда не поддерживали якобитов, и вряд ли будут рады попыткам изгнать короля с этого берега океана.

     Я кивнула. Кромби и его люди были вынуждены дать клятву верности короне, чтобы им позволили приехать в Америку. Джейми тоже был вынужден дать такую же клятву, чтобы получить прощение. И должен сейчас – из-за большой нужды – нарушить ее. Но когда?

     Он перестал постукивать пальцами по столу, и они застыли возле письма.

     - Я думаю, ты права, сассенах, - сказал он.

     - В чем? В том, что случится? Ты знаешь, что это правда, - сказала я немного удивленно. – Бри и Роджер говорили тебе то же самое. Ты о чем?

     Он медленно провел рукой по волосам.

     - Я никогда не воевал ради идеалов, - произнес он задумчиво и покачал головой. – Только по необходимости. Имеет ли это какое-либо значение?

     Он не казался расстроенным, просто задумчивым, но я все же почувствовала смутное беспокойство.

     - Но в этот раз вопрос в идеалах, - запротестовала я. – Фактически это может быть первая война, которая будет вестись за идеалы.

     - Не за такие низменные, как прибыль от торговли или землю? – Джейми приподнял одну бровь.

     - Я не говорю, что вопросы торговли или земли не играют здесь никакой роли, - парировала я, удивляясь про себя: с каких это пор я стала защитницей американской революции, о которой знала только из школьных учебников Брианны. – Но на самом деле это нечто большее, согласись? «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью.»^[178]

     - Кто это сказал? – спросил он с любопытством.

     - Это напишет Томас Джефферсон от имени новой республики. Называется Декларацией независимости. Будет называться.

     - Все люди, - повторил он. – Как ты думаешь, он подразумевал также и индейцев?

     - Не могу сказать, - возмутилась я такой постановке вопроса. – Я не встречалась с ним. Если встречу, то обязательно спрошу.

     - Неважно, - он поднял руку, прекращая разговор. – Я спрошу его сам, если будет такая возможность. А пока спрошу у Брианны, - он взглянул на меня. – Что касается идеалов, сассенах …

     Он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и прикрыл глаза.

     - «Ибо, пока, хотя бы сотня из нас будет оставаться в живых, - начал он цитировать, - никогда ни при каких условиях мы не будем находиться под английским владычеством. На самом деле, не ради славы, богатства, почести, мы боремся, а ради свободы – ради того единственного, от чего ни один честный человек не откажется, разве, что ценой своей жизни.»^[179]

     - Арбротская декларация, - произнес он, открывая глаза, и криво улыбнулся мне. – Написана четыреста лет назад. Это к вопросу об идеалах.

     Он поднялся, но остался стоять возле стола, глядя на письмо Эша.

     - Что касается моих идеалов … - пробормотал он как бы про себя, потом резко взглянул на меня, словно только что осознал, что я нахожусь здесь.

     - Да, я намереваюсь дать мушкеты Птице, - сказал он. – Хотя я могу и пожалеть об этом, когда через два или три года увижу, как их дула будут нацелены на меня. Но они у него будут, и он сделает с ними все, что может, чтобы защитить своих людей.

     - Цена чести, не так ли?

     Он дал мне намек на улыбку.

     - Назови это грязными деньгами.

     Глава 54. БАРБЕКЮ С ФЛОРОЙ МАКДОНАЛЬД

     Плантация Речной поток

     6 августа 1774 г.

     Что можно сказать иконе? Или мужу иконы?

     - О, я упаду в обморок, я знаю, я упаду, - Рэчел Кэмпбелл яростно обмахивалась веером, создавая ощутимый ветер. – Что я могу сказать ей?

     - Наверное, «Добрый день, миссис МакДональд»? – предположил ее муж, искривив в слабой улыбке обветренные губы.

     Рэчел сильно стукнула его веером, и он с хихиканьем отшатнулся в сторону. Будучи на тридцать пять лет старше ее, Фаркард Кэмбелл в общении с женой отличался легким поддразнивающим поведением, что совершенно не вязалось с его обычным высокомерным видом.

     - Я упаду в обморок, - снова заявила Рэчел, очевидно решив, что это подходящая стратегия поведения в обществе.

     - Ну, ты можешь доставить себе такое удовольствие, a nighean^[180], но тогда поднимать с пола тебя будет мистер Фрейзер, поскольку мои древние члены вряд ли годятся для этого.

     - О! – Рэчел кинула на Джейми быстрый взгляд. Тот улыбнулся ей в ответ, и она прикрыла веером вспыхнувший на щеках румянец. Обожая своего мужа, эта женщина не скрывала своего восхищения моим.