Могавки называли его Тайенданеги, две ставки. Для англичан он был Джозефом Брантом. Иэн много слышал об этом человеке, когда тот жил среди могавков под обоими именами, и его очень интересовало, насколько хорошо Тайенданеги балансирует на коварной почве между двумя мирами. Похоже ли это на мост, задался он вопросом. Тонкий мостик, пролегающий между этим миром и иным, вокруг которого носятся летающие головы с острыми зубами? Когда-нибудь он хотел бы посидеть у костра с Джозефом Брантом и спросить его.
Сейчас он собирался к Бранту домой, но не для того, чтобы говорить с ним. Росомаха сказал ему, что Солнечный лось уехал из Снейктауна к Бранту, и что его жена уехала с ним.
- Они в Унадилле, - сказал Росомаха. - Наверное, все еще там. Ты же знаешь, что Тайенданеги сражается на стороне англичан. Он пытается уговорить лоялистов присоединиться к нему и его людям. Он называет их «добровольцами Бранта». - Росомаха говорил небрежно; его не интересовала политика, хотя время от времени, когда было настроение, он сражался.
- Да? - так же небрежно произнес Иэн. – Ладно.
Он понятия не имел, где находится Унадилла, кроме того что где-то в колонии Нью-Йорк, но это не представляло большой трудности. На следующий день на рассвете он отправился на север.
Большую часть пути у него не было компании, кроме собаки и его мыслей. Однако в какой-то момент он натолкнулся на летний лагерь могавков, и его там встретили гостеприимно.
Он сидел с мужчинами и разговаривал. Через некоторое время молодая женщина принесла ему миску тушеного мяса, и он машинально ел, не разбирая вкуса, хотя живот его, казалось, был благодарен теплой пище и перестал болезненно сжиматься.
Он не мог сказать, что привлекло его внимание, но оторвался от мужской беседы и увидел молодую женщину, которая сидела в стороне у огня и смотрела на него. В ответ на его взгляд она слегка улыбнулась.
Он стал жевать медленнее, тушеное мясо во рту внезапно стало ароматным и вкусным. Жирное мясо медведя. Кукуруза и фасоль, приправленные луком и чесноком. Вкусно. Она склонила голову набок; одна темная бровь изящно приподнялась, затем она встала, словно получила ответ на свой безмолвный вопрос.
Иэн поставил миску и вежливо рыгнул, затем встал и вышел наружу, не обращая внимания на понимающие взгляды мужчин, с которыми трапезничал.
Она ждала, бледное пятно в тени березы. Они разговаривали. Он чувствовал, как его рот произносит слова, чувствовал щекотку ее речи в своих ушах, но на самом деле не осознавал, о чем они говорили. Он держал тлеющий жар своего гнева в сердце, как горячий уголь в ладони. Он не думал о ней, как о воде для своего огня, и не думал о том, чтобы зажечь ее. Он сам был неразумным, как огонь, разгорающийся, когда было топливо, и умирающий, когда его не было.
Он поцеловал ее. Она пахла едой, обработанной шкурой и нагретой солнцем землей. Никакого намека на дерево, ни капли крови. Она была высокой. Он почувствовал ее мягкие торчащие груди, когда обнял, положив руки на ее округлые бедра.
Она с желанием потерлась об него. Отступила на шаг, позволив холодному воздуху коснуться его кожи там, где она прижималась, взяла его за руку и повела в длинный дом. Никто не обратил на них внимания, когда она уложила его в постель и, обнаженная, повернулась к нему в теплой полутьме.
Он подумал, что будет лучше, если он не увидит ее лицо. Анонимно, быстро и, возможно, некоторое удовольствие для нее. Передышка, для него. На несколько мгновений, по крайней мере, когда он потеряет себя.
Но в темноте он увидел Эмили и выскочил из кровати со стыдом и гневом, оставив за собой недоуменное удивление.
Следующие несколько дней он шел один с собакой.
Дом Тайенданеги занимал большой участок и стоял отдельно от деревни, но достаточно близко, чтобы считаться ее частью. Деревня ничем не отличалась от других, за исключением того, что у многих домов возле крыльца находились жернова; каждая женщина молола муку для своей семьи, а не относила ее на мельницу.
На улице в тени фургонов и стен дремали собаки. Все они испуганно вскочили, когда Ролло оказался поблизости. Некоторые рычали или лаяли, но нападать никто не спешил.
Другое дело мужчины. Несколько мужчин, облокотившихся на забор и наблюдающих за лошадью в поле, бросили на него взгляды, наполовину любопытные, наполовину настороженные. Большинства из них он не знал. Однако одним из мужчин был человек по имени Пожиратель черепах, которого он знал в Снейктауне. Другим был Солнечный лось.
Солнечный лось моргнул, вздрогнув, как собаки ранее, а затем вышел на дорогу, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
- Что ты здесь делаешь?
На долю секунды он подумал, не сказать ли правду, но это была не та правда, которую можно было сказать перед незнакомцами.
- Не твое дело, - спокойно ответил он.
Солнечный лось заговорил с ним на могавке, и он ответил на том же языке. Он увидел, как приподнялись брови у остальных, а Черепаха поспешил поприветствовать его, явно давая понять, что сам Иэн был канхиен-кехака. Он ответил на приветствие Черепахи, и остальные отошли в сторону, озадаченные и заинтересованные, но не враждебные.
Солнечный лось же … Ну, в конце концов, Иэн не ожидал, что этот человек со слезами упадет ему на грудь. Он надеялся, что он будет где-то в другом месте, но он был здесь, и Иэн криво улыбнулся, вспомнив о старой бабушке Уилсон, которая однажды дала описание своего зятя Хирама, что он выглядит так, будто «и медведю дорогу не уступит».
Это было подходящее описание, и настроение Солнечного лося не улучшилось ни от ответа Иэна, ни от последовавшей за ним улыбки.
- Что тебе надо? - спросил Солнечный лось.
- Ничего твоего, - как можно спокойнее ответил Иэн.
Глаза Солнечного лося сузились, но прежде чем он успел что-то сказать, вмешался Черепаха и пригласил Иэна зайти к нему в дом, поесть и попить.
Он должен. Отказываться невежливо. И он может позже наедине спросить, где Эмили. Но нужда, из-за которой он проехал триста миль по дикой местности, не признавала требований вежливости. И не терпела задержки.
Кроме того, подумал он, он знал, что это необходимо. Нет резона откладывать.
- Я хочу поговорить с женщиной, которая была моей женой, - сказал он. – Где она?
Несколько мужчин моргнули, сбитые с толку, но он увидел, как взгляд Черепахи метнулся к воротам большого дома в конце дороги.
К чести Солнечного лося, он решительно встал посреди дороги, готовый противостоять даже двум медведям, если придется. Ролло это не впечатлило; он приподнял губу и зарычал так, что двое мужчин резко отступили. Солнечный лось, который лучше их знал, на что способен Ролло, не сдвинулся ни на дюйм.
- Ты собираешься натравить эту тварь на меня? – спросил он.
- Конечно, нет. Sheas, a cù[1], - сказал он Ролло. Пес некоторое время упрямился, только чтобы показать, что делает это по своему желанию, а затем отошел и лег на землю, продолжая тихо ворчать, как отдаленный гром.
- Я пришел не забрать ее у тебя, - сказал Иэн Солнечному лосю. Он пытался говорить примирительно, но в действительности не ожидал, что это сработает. Так оно и было.
- Ты думаешь, что сможешь?
- Если я не хочу, какое это имеет значение? – раздраженно произнес Иэн, переходя на английский.
- Она не пойдет с тобой, даже если ты меня убьешь!
- Сколько можно тебе говорить, что я не хочу забирать ее?
Солнечный лось некоторое время смотрел на него мрачными глазами.
- Много, пока твое лицо не скажет то же самое, - прошептал он, сжимая кулаки.
Среди мужчин раздалось заинтересованное, но не враждебное бормотание. Они не станут вмешиваться в драку из-за женщины. Это хорошо, смутно подумал Иэн, наблюдая за руками Солнечного лося. Мужчина был правшой, он знал об этом. На поясе висел нож, но его рука не тянулась к нему.
Иэн раскинул руки в мирном жесте.
- Я только хочу поговорить с ней.
- Зачем? – пролаял Солнечный лось. Он находился достаточно близко, чтобы Иэн почувствовал капли слюны на своем лице, но он не стал их вытирать. Он также не стал отступать и просто опустил руки.
- Это между мной и ею, - сказал он спокойно. – Думаю, потом она тебе расскажет. – Эта мысль причинила вспышку боли. Но фраза, кажется, не удовлетворила Солнечного лося, потому что он без предупреждения ударил.
Кулак с хрустом врезался в его верхнюю челюсть, а вторым Солнечный Лось нанес скользящий удар по скуле. Иэн встряхнул головой, чтобы прояснить ее, слезящимися глазами увидел размытое движение и скорее по счастливой случайности, чем намеренно, сильно пнул Солнечного лося в промежность.
Он стоял, тяжело дыша, капая кровью на дорогу. Шесть пар глаз переместились от него к Солнечному лосю, свернувшемуся в пыли и издающему тихие стоны. Ролло встал, подошел к упавшему и с интересом обнюхал его. Все взгляды обратились к Иэну.
Он сделал легкое движение рукой, подозвав Ролло, и пошел по дороге к дому Бранта, шесть пар глаз уставились ему на спину.
Двери открыла молодая белая женщина, которая ахнула, и ее глаза округлились, как пенни, при виде его. Он в это время вытирал кровь из разбитого носа подолом рубашки. Он закончил и вежливо склонил голову.
- Будьте так добры, спросите Вакьо-тейехснонсу, согласится ли она поговорить с Иэном Мюрреем.
Молодая женщина дважды моргнула, затем кивнула и стала открывать двери, помедлив на полпути, чтобы еще раз взглянуть на него и убедиться, что в действительности видит его.
Чувствуя себя странно, он вступил в сад. Это был обычный английский сад с розовыми кустами, лавандой и выложенными камнем дорожками. Его запах напомнил ему о тетушке Клэр, и он мимолетно подумал, не привез ли Тайенданеги садовника из Англии.
В саду на некотором расстоянии от него работали две женщины. Одна была белой женщиной в чепце и, судя по ее сутулым плечам, не молодой. Вероятно, жена Бранта, подумал он. А молодая женщина, открывшая ворота – их дочь? Вторая женщина была индианкой, в ее волосах, заплетенных в косу, блестели белые пряди. Ни одна из женщин не поглядела на него.
Когда он услышал за спиной стук задвижки, он выждал мгновение, прежде чем повернуться, готовя себя к разочарованию от того, что ему скажут, что ее здесь нет, или что она отказалась встретиться с ним.
Но она была здесь. Маленькая и стройная, с округлыми грудями, вырисовывающимися под голубым миткалевым платьем, с длинными волосами, перевязанными сзади, но не покрытыми. Ее лицо было испуганным … и предвкушающим. Ее глаза радостно засияли при виде его, и она шагнула к нему.
Он бы схватил и прижал ее к себе, если бы она сделала еще шаг, подала ему какой-нибудь ободряющий знак. И что потом? – подумал он отстраненно, но это не имело значения, потому что после первого импульсивного шага она остановилась. Некоторое время ее руки трепетали, словно ощупывая воздух между ними, затем она сжала их и спрятала в складках юбки.
- Брат волка, - произнесла она мягко на могавке. – Мое сердце радо увидеть тебя.
- Мое тоже, - ответил он на том же языке.
- Ты пришел поговорить с Тайенданеги? – спросила она, наклонив голову в сторону дома.
- Может быть, позже, - никто из них не упомянул о его носе, хотя он распух почти в два раза, а перед рубашки был запачкан кровью. Он оглянулся; от дома шла дорожка, и он кивнул на нее. – Ты пройдешься со мной?
Она мгновение колебалась. Огонь ее в глазах не потух совсем, но сейчас едва горел. В них были и другие эмоции: осторожность, немного беспокойства и, как он решил, гордость. Он удивился, что может видеть их так ясно. Словно она была сделана из стекла.
- Я … дети, - выпалила она, поворачиваясь к дому.
- Не имеет значения, - сказал он. – Я только … - Струйка крови из одной ноздри остановила его, и он прервался, чтобы вытереть ее ладонью. Он сделал два шага, подойдя на расстояние прикосновения, но стараясь не касаться ее.
- Я хотел сказать, что мне очень жаль, - сказал он на могавке, - что я не мог дать тебе детей. И что я рад, что они у тебя есть.
Прелестный румянец вспыхнул на ее щеках, и он увидел, что гордость в глазах перевесила беспокойство.
- Могу я увидеть их? – спросил он, удивив себя так же, как ее.
Она мгновение колебалась, но затем повернулась и пошла к дому. Он в ожидании сел на каменную ограду, и она вернулась через некоторое время с двумя детьми: мальчиком, вероятно, лет пяти и девочкой трех лет, которая с серьезным видом смотрела на него, затолкав в рот кулак.
Кровь потекла в его горло, отдавая болью и железом.
Время от времени в своем путешествии он раздумывал над объяснениями, которые дала ему тетушка Клэр. Не для того, чтобы рассказать об этом Эмили; эти объяснения ничего не могли значить для нее. Он сам едва понимал их. Только как некий щит от этого мгновения, когда он увидел ее с детьми, которых он не мог ей дать.
«Назовем это судьбой, - сказала Клэр, глядя на него взглядом ястреба, который видит далеко сверху. Так далеко сверху, что кажется безжалостным, но на самом деле полным сострадания. - Или назови это невезением. Но это не твоя вина. Или ее.»
- Иди сюда, - сказал он на могавке, протягивая руку маленькому мальчику. Мальчик посмотрел на мать, но потом подошел к нему, с любопытством взглянув на его лицо.
- Я вижу тебя в его лице, - мягко сказал он ей по-английски. - И в руках, - добавил он на могавке, беря руки ребенка, такие удивительно маленькие, в свои ладони. Действительно, руки у мальчика были тонкие и гибкие; они свернулись в его ладонях, как спящие мыши, потом пальцы выпрямились, как лапки паука, и мальчик захихикал. Он тоже засмеялся, быстро накрыл ладони мальчика, как медведь, проглотивший пару форелей, заставив ребенка завизжать, а затем отпустил.
- Ты счастлива? – спросил он ее.
- Да, - мягко ответила она. Она опустила глаза, не глядя на него, и он понял, что она ответила честно, но не хотела видеть, как ее ответ ранит его. Он взял ее за подбородок – кожа ее была такая мягкая! – и приподнял ее лицо.
- Ты счастлива? – снова спросил он и слабо улыбнулся.
- Да, - снова ответила она, но тихонько вздохнула, и ее рука, наконец, коснулась его лица легко, как крыло мотылька. – Но иногда я скучаю по тебе, Иэн. – У нее не было никакого акцента, но шотландское имя прозвучало, как нечто весьма экзотическое. Так было всегда.
Он почувствовал комок в горле, но удержал на лице слабую улыбку.
- Ты не спросишь, счастлив ли я? – спросил он и захотел пнуть себя за этот вопрос.
Она посмотрела на него прямым, как кинжал, взглядом.
- У меня есть глаза, - сказала она просто.
Возникло молчание. Он глядел в сторону, но чувствовал ее. Ее дыхание. Женскую зрелость. Мягкость. Он чувствовал, как она сильнее смягчается, открываясь. Да, она поступила мудро, отказавшись идти с ним в сад. Здесь с ее сыном, возящимся в земле, было безопасно. По крайнее мере, для нее.
- Ты собираешься остаться? – спросила она, наконец, и он покачал головой.
- Я отправляюсь в Шотландию, - сказал он.
- Ты возьмешь жену из своих людей, - в ее голосе слышалось облегчение, но и сожаление тоже.
- Я больше не принадлежу к твоим людям? – спросил он со вспышкой гнева. – Они вымыли мою белую кровь водой. Ты была там.
- Да, я была там.
Она глядела в его лицо долгое время. Словно она больше никогда его не увидит и хочет запомнить его или что-то ищет в его чертах, подумал Иэн.
Наверное, последнее. Она внезапно развернулась, махнув ему рукой подождать, и исчезла в доме.
Девочка побежала за ней, не желая оставаться с незнакомцем, но мальчик задержался.
- Ты Брат волка?
- Да. А ты?
- Меня зовут Суслик.
Это было детское имя, которое давали на время, пока не появится настоящее. Иэн кивнул, и некоторое время они с интересом рассматривали друг друга, не ощущая никакой неловкости между ними.
- Мать матери моей матери, - сказал внезапно Суслик, - она говорила мне о тебе.
- Говорила? – изумился Иэн. Это должно быть Тевактеньонх. Важная женщина, глава женского совета Снейктауна, и человек, который отослал его.
- Тевактеньонх еще жива? - спросил он с любопытством.
- Да. Она старше гор, - ответил мальчик серьезно. – У нее осталось только два зуба, но она все еще ест.
Иэн улыбнулся.
- Хорошо. Что она говорила обо мне?
Мальчишка сморщил лицо, вспоминая.
- Она сказала, что я дитя твоего духа, но не должен говорить об этом отцу.
Иэн ощутил удар, гораздо более сильный, чем от отца мальчика, и мгновение не мог говорить.
- Да, я тоже думаю, что тебе не следует говорить об этом, - сказал он, когда речь вернулась к нему. Он повторил это на могавке на случай, если мальчик не понимает английский, и ребенок серьезно кивнул.
- Я иногда буду с тобой? – спросил он, не слишком заинтересованный в ответе. Его взгляд был направлен на ящерицу, которая выползла на каменную стену.
Иэн заставил себя произнести, как можно небрежнее.
- Если буду жив.
Мальчик сужеными глазами наблюдал за ящерицей, его маленькая правая рука слегка дернулась. Однако расстояние было слишком большим; он понимал это и посмотрел на Иэна, который был ближе. Иэн скосил взгляд на ящерицу, затем снова посмотрел на мальчика, и они без слов поняли друг друга. «Не двигайся», - предупредили его глаза, и мальчик, казалось, перестал дышать.
Не раздумывая, он рванулся, и изумленная ящерица оказалась у него в руке.
Мальчик рассмеялся и подпрыгнул, радостно хлопая в ладоши, а затем протянул их к ящерице, которую он принял с большой сосредоточенностью, сомкнув ладони вокруг нее, чтобы она не могла убежать.
- Что ты будешь с ней делать? - спросил Иэн, улыбаясь.
Мальчик поднес ящерицу к лицу, пристально вглядываясь в нее, и задумчиво нахмурился.
- Я дам ей имя, - сказал он, наконец. - Тогда она станет моей и не причинит мне боль, когда я встречу ее снова. - Он поднял ящерицу к глазам, и они, не мигая, уставились друг на друга.
- Тебя зовут Боб, - наконец объявил мальчик по-английски и с большой церемонией опустил руки на землю. Боб выпрыгнул из его рук и скрылся под бревном.
- Очень хорошее имя, - серьезно сказал Иэн. Его отбитые ребра болели от попыток не рассмеяться, но веселье исчезло, когда дверь дома открылась, и вышла Эмили со свертком в руках.
Она подошла к нему и протянула дитя, спеленатого и привязанного к доске, таким же жестом, с которым он протягивал ящерицу мальчику.
- Это моя вторая дочь, - сказала она со скромной гордостью. – Ты выберешь ей имя?
Он был тронут и легко коснулся руки Эмили, прежде чем поставить доску себе на колено и испытующе взглянуть в крошечное личико. Она не могла оказать ему большей чести, попросив его оставить этот постоянный знак чувства, которое она когда-то питала к нему – и все еще может питать.
Но когда он взглянул на девочку – она смотрела на него круглыми серьезными глазами, всматриваясь в это новое явление в своем личном окружении - в нем возникла уверенность. Он не сомневался; это просто было в его душе и было неоспоримо.
- Спасибо, - сказал он и очень нежно улыбнулся Эмили. Он положил свою руку, огромную и шероховатую от мозолей и жизненных невзгод, на крошечную, идеальную головку с мягкими волосами. - Я благословлю всех ваших детей благословениями Брайд и святого Михаила. - Затем он поднял руку и, протянув ее, привлек к себе Суслика. - Но имя этого мальчика принадлежит мне.
Ее лицо стало совершенно озадаченным, и она быстро перевела взгляд с него на сына и обратно. Она заметно сглотнула, неуверенная, но это не имело значения; он был уверен.
- Тебя зовут Быстрейший из ящериц, - сказал он на могавке. Быстрейший из ящериц задумался на мгновение, затем довольно кивнул и с радостным смехом умчался прочь.