Глава 86. ВЕЛЛИ-ФОРДЖ^[1]

     Уильям надел форму. Это необходимо, сказал он своему отцу.

     - Дензелл Хантер – человек большой совести и принципов. Я не могу убедить его уйти из американского лагеря без разрешения его командира. Но если я смогу получить разрешение – а я думаю, что смогу – тогда уверен, что он приедет.

     Но чтобы получить разрешение на услуги континентального хирурга, ему придется обратиться к его командованию официально. Это означает, что ему придется явиться на новую зимнюю квартиру Вашингтона в Велли-Фордж в красном мундире, независимо от того, что произойдет дальше.

     Лорд Джон на мгновение закрыл глаза, ясно представляя себе, что может произойти дальше, но потом открыл их и сказал: «Ладно. Ты возьмешь с собой слугу?»

     - Нет, - удивился Уильям. - Зачем мне слуга?

     - Заботиться о лошадях, о твоем имуществе … и быть глазами на твоем затылке, - сказал его отец, бросив на него взгляд, показывающий, что он уже должен кое-что понимать. Поэтому он не спросил: «Лошади?» или «Какое имущество?» но просто кивнул и сказал: «Спасибо, папа. Можете ли вы найти мне кого-нибудь подходящего?»

     «Подходящим» оказался некий Коленсо Барагванат, низкорослый юноша из Корнуолла, пришедший с войсками Хау конюхом. Он умел обращаться с лошадьми, Уильям признавал это.

     В результате были подготовлены четыре лошади и вьючный мул, которого нагрузили свиными боками, четырьмя или пятью жирными индейками, мешком картошки с грубой кожурой, еще одним с репой и большим бочонком сидра.

     - Если условия там хотя бы наполовину так плохи, как я думаю, - сказал ему отец, наблюдая за погрузкой мула, - в обмен на это командир предоставит тебе половину батальона, не говоря уже о хирурге.

     - Спасибо, папа, - сказал он еще раз и вскочил в седло; на шее у него был новый капитанский горжет, а в седельной сумке был аккуратно сложен белый флаг перемирия.

     Велли-Фордж выглядела как гигантский лагерь древесных угольщиков. По сути, это место представляло собой большой лесной участок, по крайней мере, таковым был до того, как солдаты Вашингтона начали вырубать все, что попадалось на глаза. Повсюду торчали пни, а земля была усыпана сломанными ветками. В разных местах горели огромные костры, и были сложены груды бревен. Они строили хижины как можно быстрее и не слишком успевали, поскольку снег начал падать часа три-четыре назад, и лагерь уже был покрыт белым покровом.

     Уильяму оставалось только надеяться, что они смогут заметить флаг переговоров.

     - Подними его и поезжай впереди меня, - сказал он Коленсо, вручая парню длинную палку, к которой он привязал флаг. Глаза юноши широко открылись от страха.

     - Что, я?

     - Да, ты, - нетерпеливо произнес Вилли. – Поднимай, или я дам тебе пинок под зад.

     Спина Уильяма чесалась между лопатками, когда они въехали в лагерь, Коленсо согнулся на спине своей лошади, как обезьяна, держа флаг так низко, как только мог, и бормотал незнакомые ругательства на корнуоллском языке. Левая рука Уильяма тоже чесалась, ему хотелось схватиться за рукоять меча, за рукоятку пистолета. Но он пришел безоружным. Если они захотят его застрелить, его застрелят, вооруженный он или нет, а прийти безоружным было признаком доброй воли. Поэтому он, несмотря на снег, откинул плащ, чтобы показать отсутствие оружия, и медленно поехал в бурю.

     *.*.*

     Преддверие переговоров прошло хорошо. В него никто не стрелял, и его направили к полковнику Престону, высокому человеку в поношенной континентальной форме, который косо посмотрел на него, но с удивительной учтивостью выслушал его просьбу. Разрешение было дано, но, поскольку речь шла об американской армии, оно было не разрешением забрать хирурга, а скорее разрешением попросить хирурга пойти с ним.

     Вилли оставил Коленсо с лошадьми и мулом, выдав строгие инструкции держать глаза открытыми, и направился вверх на небольшой холм, где, как ему сказали, вероятно, находился Дензелл Хантер. Сердце его сильно билось и не только от физического напряжения. В Филадельфии он был уверен, что Хантер приедет по его просьбе. Теперь такой уверенности не было.

     Он сражался с американцами, знал многих из них, и они ничем не отличались от англичан два года назад. Но он никогда раньше не проходил через лагерь американской армии.

     Лагерь казался хаотичным, но на ранних стадиях своего существования все лагеря были таковыми, и он смог увидеть порядок, который в действительности существовал среди груд мусора и вырубленных пней. Но в то же время в нем было что-то совсем другое, что-то почти дикое. Люди, мимо которых он проходил, были крайне оборванными; едва ли один из десяти имел обувь, несмотря на погоду, и они, как нищие, толпились группами вокруг костров, закутанные в одеяла, шали, остатки холщовых палаток и мешковины. И все же они не пребывали в жалком молчании. Они говорили.

     Дружески беседовали, рассказывали анекдоты, спорили, вставали, чтобы поссать в снег, топтались кругами, чтобы разогнать кровь. Он видел деморализованные лагеря раньше, а этот – не был. Что, учитывая все обстоятельства, потрясло его. Он подумал, что Дензелл Хантер разделяет этот дух. В таком случае согласится ли он оставить своих товарищей? Нет другого способа узнать, кроме как спросить.

     Двери, в которую можно было бы постучать, не было. Он обогнул рощу молодых дубков, которые до сих пор не пострадали от топора, и обнаружил Хантера, который, скрючившись на земле, зашивал рану на ноге человека, лежавшего перед ним на одеяле. Рэйчел Хантер держала мужчину за плечи, склонив к нему голову в чепце, и ободряюще разговаривала с ним.

     - Я же говорила тебе, что он сделает все быстро, - говорила она. – Не более тридцати секунд, и так оно и было. Я посчитала, ведь правда?

     - Ты считаешь очень медленно, Рэйчел, - сказал доктор с улыбкой, потянулся за ножницами и обрезал нить. - Человек может трижды обойти собор Святого Павла за одну твою минуту.

     - Чепуха, - заявила она спокойно. - В любом случае, дело сделано. Вот, садись и попей воды. Ты не … - Она повернулась к ведру, стоявшему рядом с ней, и увидела Уильяма. Ее рот открылся от удивления, затем она вскочила и полетела через поляну, чтобы обнять его.

     Он этого не ожидал, но обрадовался и с большим чувством ответил на объятия. Она пахла собой и дымом, и от этого его кровь побежала быстрее.

     - Друг Уильям! Я думала, что больше никогда тебя не увижу, - сказала она, отступая назад с сияющим лицом. - Что ты здесь делаешь? Я думаю, ты пришел не для того, чтобы записаться в армию, - добавила она, оглядывая его с ног до головы.

     - Нет, - ответил он довольно хрипло. – Я приехал просить об одолжении. У вашего брата, - запоздало добавил он.

     - О? Пойдем тогда, он почти закончил, - она провела его к Денни, все еще разглядывая его с большим интересом.

     - Итак, ты действительно британский солдат, - заметила она. – Мы так и думали, но боялись, что ты дезертир. Рада, что ты не дезертир.

     - Действительно? – спросил он с улыбкой. – Но разве вы бы не предпочли, чтобы я оставил военную службу и искал мира?

     - Конечно, я бы хотела, чтобы ты искал мира и нашел его, - ответила она. – Но ты не сможешь найти мир в нарушении клятвы и дезертирстве, зная, что душа твоя погрязла в обмане и опасаясь за свою жизнь. Денни, посмотри, кто пришел!

     - Да я видел. Друг Уильям, рад встрече! - доктор Хантер помог своему пациенту подняться на ноги и, улыбаясь, подошел к Уильяму. - Я слышал, что ты просишь меня об одолжении? Если в моей власти помочь тебе, то я помогу.

     - Я не буду принуждать вас, - сказал Уильям, улыбаясь и чувствуя, как узел у него в груди расслабляется. - Но выслушайте меня, и я надеюсь, что вы сочтете нужным поехать со мной.

     Как он и ожидал, Хантер поначалу не решался покинуть лагерь. Хирургов было не так уж много, а болезней было много из-за холода и тесноты … Могла пройти неделя или больше, прежде чем он смог бы вернуться в лагерь… но Уильям мудро промолчал, лишь взглянув один раз на Рэйчел, а затем прямо посмотрел на Дензелла.

     «Ты бы оставил ее здесь на зиму?»

     - Ты хочешь, чтобы Рэйчел поехала со мной? – спросил Хантер, явно уловив значение его взгляда.

     - Я поеду с тобой, хочешь ты или нет, - указала Рэйчел. – И вы оба хорошо это знаете.

     - Да, - сказал Дензелл мягко, - но воспитанно спросить об этом. Кроме того вопрос не только в твоей поездке. Это …

     Уильям не услышал конца его предложения, потому что большое тело внезапно сунулось ему между ног сзади, и он, издав немужской визг, прыгнул вперед и обернулся, чтобы посмотреть, кто напал на него таким трусливым образом.

     - Ох, я забыла о собаке, - сказала Рэйчел. - Теперь он может ходить, но я сомневаюсь, что он сможет дойти до Филадельфии пешком. Как ты думаешь, сможешь ли ты везти его?

     Он сразу узнал пса. Двоих таких, как он, быть не может.

     - Это же собака Иэна Мюррея? - спросил он, осторожно протягивая кулак огромному зверю, чтобы он обнюхал. - Где его хозяин?

     Хантеры обменялись короткими взглядами, и Рэйчел с готовностью ответила.

     - В Шотландии. Он уехал в Шотландию по срочному делу вместе со своим дядей Джеймсом Фрейзером. Вы знаете мистера Фрейзера? - Уильяму показалось, что оба Хантера пристально смотрят на него, но он лишь кивнул и сказал: - Я встречал его однажды, много лет назад. Почему пес не отправился в Шотландию вместе со своим хозяином?

     Снова переглядывание между ними. Что-то случилось с Мюрреем, подумал он.

     - Пес был ранен, как раз перед их отъездом. Друг Иэн был так добр, чтобы поручить своего товарища моей заботе, - спокойно ответила Рэйчел. - Ты можешь обеспечить повозку? Думаю, твоей лошади не понравится Ролло.

     *.*.*

     Лорд Джон вставил кожаный ремень между зубами Генри. Мальчик находился в полубессознательном состоянии из-за дозы лауданума, но все еще достаточно осознавал окружение, чтобы сделать попытку улыбнуться дяде. Грей чувствовал, как страх пульсирует в Генри, и разделял его. В его животе шевелился клубок ядовитых змей, движение которых периодически перемежались приступами паники.

     Хантер настоял на том, чтобы привязать руки и ноги Генри к кровати, обеспечив таким образом его неподвижность во время операции. День был ясный. Солнце сверкало из-за намерзшего на окнах льда, и кровать была передвинута, чтобы лучше использовать это преимущество.

     Доктору Хантеру рассказали о лозоходце, но он вежливо отказался пригласить этого человека, заявив, что это попахивает ворожбой, и если он решит просить помощи у бога в этом начинании, не следует вмешивать сюда колдовство. Это весьма оскорбило Мерси Вудкок, которая немного надулась, но промолчала, слишком обрадованная и слишком взволнованная, чтобы спорить.

     Грей не был суеверен, но обладал практичным складом ума и сделал тщательную запись о местонахождение найденной лозоискателем пули. Он показал запись Хантеру и с его неохотного согласия достал линейку и провел измерения на впалом животе Генри, нанеся на это место кусочек черной свечи, чтобы отметить его.

     - Полагаю, мы готовы, - сказал Дензелл, подойдя поближе к кровати, возложил руки на голову Генри и кратко помолился о руководстве и поддержке для себя, о выносливости и исцелении для Генри и закончил, заявив о присутствии бога среди них. Несмотря на свой рационализм, Грей почувствовал, что напряжение в комнате несколько ослабло, и, сев напротив хирурга, почувствовал, что змеи в его животе немного успокоились.

     Он взял безвольную руку и спокойно сказал: «Держись, Генри. Я не отпущу тебя.»

     *.*.*

     Все произошло довольно быстро. Грей видел за работой армейских хирургов и знал, на что они способны, но даже по этим стандартам скорость и ловкость Дензелла Хантера были поразительны. Грей потерял всякое чувство времени, сжимая пальцы Генри, слушая его пронзительные крики сквозь кожаный кляп и наблюдая за движениями доктора, то быстрыми и резкими, то мелкими и тщательными, когда тот деликатно выбирал, промакивал и зашивал.

     Когда последние швы были наложены, Грей вздохнул, как ему казалось, впервые за несколько часов, и по часам на каминной полке увидел, что прошла едва четверть часа. Уильям и Рэйчел Хантер стояли в стороне у каминной полки, и он с некоторым интересом увидел, что они с белыми лицами держатся за руки.

     Хантер проверял дыхание Генри, поднимал веки, чтобы рассмотреть зрачки, вытирал слезы и сопли с лица, трогал пульс под челюстью. Грей видел его, слабый и неравномерный, но все же бьющийся, на крошечной синей нити под восковой поверхностью кожи.

     - Довольно хорошо, довольно хорошо, и спасибо Господу, который укрепил меня, - бормотал Хантер. - Рэйчел, принеси мне перевязочные материалы.

     Рэйчел сразу же оторвалась от Уильяма и принесла аккуратную стопку сложенных марлевых повязок и рваных льняных полосок вместе с какой-то клейкой массой, пропитавшей зеленую ткань, в которой она находилась.

     - Что это? – спросил Грей, указывая на сверток.

     - Примочка, рекомендованная мне моей коллегой, миссис Фрейзер. Я убедился, что она имеет хороший эффект для любых типов ран, - заверил его доктор.

     - Миссис Фрейзер? – удивился Грей. – Миссис Джеймс Фрейзер? Где, черт … Где вы столкнулись с этой леди?

     - В форте Тикондерога, - был шокирующий ответ. – Она и ее муж были с континентальной армией во время битвы при Саратоге.

     Змеи в животе Грей внезапно активизировались.

     - Вы хотите сказать, что миссис Фрейзер сейчас находится в Велли-Фордж?

     - О, нет, - Хантер покачал головой, сосредоточившись на перевязке. - Не мог бы ты немного приподнять его, друг Грей? Мне нужно провести эту повязку снизу … да, совершенно верно, благодарю тебя. Нет, - возобновил он, выпрямляясь и вытирая лоб, в комнате было очень тепло при таком множестве людей и пылающем огне в очаге. - Нет, Фрейзеры уехали в Шотландию. Хотя племянник мистера Фрейзера любезно оставил нам свою собаку, - добавил он, когда Ролло, которого заинтересовал запах крови, поднялся со своего места в углу и сунул нос под локоть Грея. Он с интересом обнюхал забрызганные простыни, разбросанные по обнаженному телу Генри. Затем громко чихнул, покачал головой и отошел назад, где улегся и быстро перевернулся на спину, расслабившись и задрав лапы вверх.

     - Кто-то должен остаться с ним на следующий день или дольше, - говорил Хантер, вытирая руки тряпкой. - Его нельзя оставлять одного, он может перестать дышать. Друг Уильям, - сказал он, обращаясь к Вилли, - можно ли найти место, где мы могли бы остановиться? Я должен быть рядом несколько дней, чтобы иметь возможность регулярно осматривать его.

     Уильям заверил его, что об этом уже позаботились: самая респектабельная гостиница и – здесь он взглянул на Рэйчел – совсем рядом. Может ли он проводить туда Хантеров? Или только мисс Рейчел, если ее брат еще не закончил?

     Грею было очевидно, что Вилли ничего не хотелось бы больше, чем пройтись по сверкающему снегом городу наедине с этой миловидной квакершей, но миссис Вудкок вставила палки в колеса, заметив, что сейчас ведь Рождество. У нее не было ни времени, ни возможности приготовить большой обед, но джентльмены и леди ведь не откажутся почтить ее дом в этот день и выпить бокал вина за выздоровление лейтенанта Грея?

     Все согласились, что это хорошая идея, а Грей вызвался остаться с племянником.

     Когда все ушли, в комнате стало заметно холоднее, и Грей прикрыл перевязанный желудок Генри двумя простынями.

     - С тобой все будет в порядке, Генри, - прошептал он, хотя глаза племянника были закрыты, и он подумал, что юноша спит. Надеялся на это.

     Но он не спал. Глаза Генри медленно открылись. Зрачки расширены от лауданума, морщины вокруг глаз показывали боль, с которой не справлялся опиум.

     - Нет, не будет, - произнес он слабым, но ясным голосом. – Он достал только одну. Вторая пуля меня убьет.

     Его глаза снова закрылись. Снизу донеслись рождественские поздравления. Пес вздохнул.

     *.*.*

     Рэйчел Хантер приложила одну руку к желудку, другую ко рту и подавила отрыжку.

     - Чревоугодие – грех, - сказала она, - но оно же и само наказывает. Думаю, меня сейчас вырвет.

     - Все грехи несут в себе наказание, - рассеяно заметил ее брат, макая перо в чернила. – Но ты не обжора. Я видел, как ты ела.

     - Но мне кажется, что я лопну! – запротестовала она. – И кроме того я не могу не думать о голодном рождестве в Велли-Фордж по сравнению с … декадансом нашего ужина сегодня.

     - Ну, это вина, а не грех чревоугодия, и притом вина ложная. Ты ела не больше того, что можно считать нормальным. Просто ты не ела нормально уже несколько месяцев. И я думаю, что жареный гусь – это, пожалуй, не высшая степень разложения, даже если он фарширован устрицами и каштанами. Вот если бы это был фазан, фаршированный трюфелями, или кабан с позолоченным яблоком во рту … - Он улыбнулся ей поверх своих бумаг.

     - Ты видел такие вещи? - спросила она с любопытством.

     - Да, когда я работал в Лондоне с Джоном Хантером. Он много бывал в обществе и время от времени брал меня с собой по делам, а иногда я сопровождал его и его жену на какое-нибудь торжественное мероприятие. Но, ты знаешь, мы не должны судить лишь по внешнему виду. Даже тот, кто кажется самым пустым, расточительным или легкомысленным, тем не менее имеет душу и ценен перед Богом.

     - Да, - произнесла она неопределенно, не особо прислушиваясь. Она отдернула занавеску на окне, рассматривая белую улицу снаружи. У двери гостиницы висел фонарь, отбрасывавший небольшой круг света, но снег все еще падал. Ее собственное лицо, худое и большеглазое, плавало в темном стекле окна, и она нахмурилась, заправляя выбившуюся темную прядь назад под чепец.

     - Как ты думаешь, он знает? – внезапно спросила она. – Друг Уильям?

     - Что знает?

     - Про его удивительную схожесть с Джеймсом Фрейзером, - сказала она, опуская занавеску. – Конечно же, ты не считаешь это просто совпадением?

     - Я думаю, это не наше дело, - заметил Денни, почесываясь пером.

     Она раздраженно вздохнула. Он был прав, но это не означало, что ей запрещено наблюдать и задаваться вопросами. Она была счастлива снова увидеть Уильяма, и хотя он оказался британским солдатом, как она и подозревала, она была чрезвычайно удивлена, обнаружив, что он офицер довольного высокого ранга. Еще больше удивилась, узнав от разбойного вида денщика из Корнуолла, что Уильям является лордом, хотя парень и не знал, каким именно.

     И все же не может быть двух мужчин, столь похожих друг на друга, которые не имели бы в какой-то степени общей крови. Она много раз видела Джеймса Фрейзера и восхищалась его высокой, полной достоинства фигурой, немного волновалась при виде жесткого выражения на его лице, и практически всегда ощущала легкое узнавание, когда видела его, но только когда Уильям внезапно появился перед ней в лагере, она поняла почему. Но какое отношение английский лорд мог иметь к шотландскому якобиту, помилованному преступнику? Иэн рассказал ей кое-что из истории своей семьи, хотя и совсем недостаточно.

     - Ты снова думаешь об Иэне Мюррее, - заметил ее брат, не поднимая головы от своих бумаг. Голос его прозвучал так, словно он смирился.

     - Я думала, ты отрицаешь колдовство, - сказала она саркастически. – Или ты не считаешь чтение мыслей колдовством?

     - Я заметил, ты не отрицаешь этого, - он поднял голову и сдвинул очки пальцем, уставившись на нее.

     - Нет, я не отрицаю, - сказала она, поднимая подбородок. – Как ты догадался?

     - Ты глядела на пса и вздыхала, что обычно не указывает на эмоции между собакой и женщиной.

     - Хмф! – смущенно произнесла она. – И что, если я думаю о нем? Это же мое дело, не так ли? Как он, как приняла его семья в Шотландии? Чувствует ли он себя там как дома?

     - Вернется ли он? – Денни снял очки и протер лицо рукой. Он устал, она видела это в его чертах.

     - Он вернется, - сказала она ровно. – Он не оставит пса.

     Ее брат рассмеялся, что ее сильно рассердило.

     - Да, он вернется из-за собаки, - согласился он. – А если он вернется с женой, Сисси? – его голос был сейчас мягок, и она снова отвернулась к окну, чтобы он не увидел, как вопрос расстроил ее. Хотя ему не нужно было ее видеть, чтобы знать это.

     - Это будет лучше для тебя и для него, если так и будет, Рэйчел, - голос Денни все еще был мягок, но содержал предупредительную нотку. – Ты знаешь, что он проливает кровь.

     - Что, по-твоему, я должна тогда делать? – рявкнула она, не оборачиваясь. – Выйти замуж за Уильяма?

     За столом возникло короткое молчание.

     - За Уильяма? – наконец, спросил с удивлением Денни. – Ты испытываешь к нему чувства?

     - Я … конечно, я испытываю к нему дружбу. И благодарность, - добавила она торопливо.

     - Я тоже, - заметил брат, - хотя мысль выйти за него замуж мне в голову не приходила.

     - Ты самый раздражающий человек, - сказала она и обернулась, уставившись на него. – Можешь ты удержаться хотя бы один день, чтобы не дразнить меня?

     Он открыл рот, чтобы ответить, но звук снаружи отвлек ее внимание, и она снова повернулась к окну, отдергивая тяжелую занавеску. Темное стекло от ее дыхания запотело, и она нетерпеливо потерла его рукавом как раз вовремя, чтобы увидеть внизу портшез. Дверь портшеза открылась, и в клубящийся снег вышла женщина. Она была одета в меха и спешила; всучив кошелек одному из носильщиков, она бросилась в гостиницу.

     - Как странно, - сказала Рэйчел, повернувшись сначала к брату, а затем к маленьким часам в комнате. - Кто ходит в гости в девять часов в рождественскую ночь? Это ведь не может быть Друг? - Друзья не праздновали рождество и не считали этот праздник препятствием для поездок, но у Хантеров пока не было связей с Друзьями ни в одном собрании в Филадельфии.

     Топот шагов на лестнице помешал Дензеллу ответить, и мгновением позже дверь комнаты распахнулась. На пороге стояла женщина в мехах, белая, как ее меха.

     - Денни? – произнесла она сдавленным голосом.

     Ее брат, опрокинув чернильницу, вскочил, словно кто-то насыпал горячих углей на его стул.

     - Доротея! – вскричал он, в один шаг пересек комнату и обнял женщину в мехах.

     Рэйчел застыла на месте. Чернила капали со стола на ковер, и она подумала, что должно что-то с этим сделать, но не двинулась с места. Рот ее бы открыт, и она подумала, что должна закрыть его, и закрыла.

     Внезапно она поняла мужчин, которые предавались несдержанным ругательствам.

     *.*.*

     Рэйчел подобрала с пола очки брата и держала их, ожидая, пока он освободится. Доротея, подумала она про себя. Но эта женщина – ведь двоюродная сестра Уильяма? Уильям упомянул о своей кузине, когда они ехали из Велли-Фордж. Действительно, женщина была в доме, когда Денни делал операцию, но тогда Генри Грей, должно быть, брат этой женщины! Она скрывалась на кухне, когда в доме были Рэйчел и Денни. Почему ... Конечно, это была не брезгливость и не страх, а нежелание встретиться лицом к лицу с Денни, когда он собирался провести опасную операцию.

     За это она несколько улучшила мнение об этой женщине, хотя еще не была расположена прижать ее к груди и назвать сестрой. Она сомневалась, что женщина тоже испытывала к ней подобные чувства, хотя на самом деле она, возможно, даже не заметила Рэйчел, не говоря уже о том, чтобы составить о ней какое-то мнение.

     Денни отпустил женщину и отступил назад, хотя, судя по выражению его сияющего лица, он едва сдерживался, чтобы не прикоснуться к ней.

     - Доротея, - произнес он, - что ты делаешь …

     Но его опередили. Молодая женщина – она была очень хорошенькая, как теперь увидела Рэйчел – отступила назад и с мягким стуком уронила на пол свой элегантный горностаевый плащ. Рэйчел моргнула. На молодой женщине был мешок. Никакого другого слова для этого подобрать было невозможно, хотя взглянув, она заметила, что у него есть рукава. Сделано это платье было из какой-то грубой серой ткани и висело на плечах молодой женщины, едва касаясь ее тела.

     - Я стану квакером, Денни, - сказала она, немного приподняв подбородок. – Я решилась.

     Лицо Денни дрогнуло, и Рэйчел подумала, что он не может определиться: засмеяться ли ему, заплакать или накрыть свою возлюбленную плащом. Не вынеся вида пренебрежительно брошенной на пол прекрасной вещи, Рэйчел наклонилась и подняла плащ.

     - Ты … Доротея, - произнес он беспомощно. – Ты … уверена? Думаю, ты ничего не знаешь о Друзьях.

     - Знаю. Вы – я имею в виду тебя – видите бога во всех людях, любите мир, отвергаете насилие и носите невзрачные одежды, чтобы не отвлекаться на тщеславные вещи. Правильно? – спросила Доротея с беспокойством. Леди Доротея, поправила себя Рэйчел. Уильям говорил, что его дядя – герцог.

     - Ну … более или менее, да, - сказал Денни, с дрогнувшими губами осмотрев ее с ног до головы. – Ты … сама сделала это платье?

     - Да, конечно. С ним что-то не так?

     - О, нет, - ответил он несколько задушено. Доротея остро взглянула на него, затем на Рэйчел, казалось, только что заметив ее.

     - Что с ним не так? – обратилась она к Рэйчел, и на ее белой шее забился пульс.

     - Ничего, - сказала та, борясь со смехом. – Хотя Друзьям позволено носить подходящую одежду. Я имею в виду, необязательно специально уродовать себя.

     - О, понятно, - леди Доротея задумчиво посмотрела на аккуратные жакет и юбку Рэйчел, хотя и пошитые из домотканой материи цвета серого ореха, но подогнанные по фигуре и даже украшавшие ее.

     - Хорошо тогда, - сказала леди Доротея. – Я просто уберу немного здесь и здесь. – Оставив этот вопрос, она шагнула вперед и взяла Денни за руку.

     - Денни, - мягко сказала она. – О, Денни. Мне казалось, я никогда не увижу тебя снова.

     - Я тоже также думал, - сказал он, и снова Рэйчел увидела на его лице борьбу на этот раз между долгом и желанием. Ее сердце наполнилось болью за него. – Доротея … ты не должна оставаться здесь. Твой дядя …

     - Он не знает, что я уехала. Я вернусь, - успокоила его девушка. – Как только мы все порешаем.

     - Порешаем? – повторил он и с некоторым трудом освободил свои руки. – Ты имеешь в виду …

     - Может быть, налить тебя вина? – вмешалась Рэйчел, протягивая руку к графину, оставленного слугой.

     - Да, спасибо. И ему тоже, - ответила Доротея, улыбнувшись Рэйчел.

     - Полагаю, он в нем нуждается, - пробормотала Рэйчел, кинув взгляд на брата.

     - Доротея … - беспомощно произнес Денни, проводя рукой по своим волосам. - Я понимаю, но это не только вопрос о том, чтобы стать квакером, если … это возможно.

     Она гордо выпрямилась, как герцогиня.

     - Ты сомневаешься в моей решительности, Дензелл Хантер?

     - Э-э … не совсем. Просто мне кажется, ты недостаточно обдумала этот вопрос.

     - Ты так думаешь?! – щеки леди Доротеи вспыхнули, и она сердито уставилась на Денни. – Я хочу, чтобы ты знал, я только и делала, что думала с тех пор как оставила Лондон. Как, черт побери, ты думаешь, я оказалась здесь?

     - Ты сделала так, чтобы твоего брата ранили в живот? – спросил Денни. – Это кажется немного безжалостно.

     Леди Доротея два или три раза выдохнула через нос, глядя на него.

     - Видишь, - сказала она разумным тоном, - если бы я не была настоящим квакером, я бы тебя ударила. Но я этого не сделала, не так ли? Спасибо, моя дорогая, - сказала она Рэйчел, взяв бокал вина. - Насколько я понимаю, вы его сестра?

     - Не ударила, - осторожно признал Денни, игнорируя Рэйчел. - Но даже допустив в целях аргумента, - добавил он со своим обычным самообладанием, - что Бог действительно говорил с тобой и сказал, что ты должен присоединиться к нам, это все равно оставляет один маленький вопрос о твоей семье.

     - В ваших принципах веры нет ничего, что требовало бы от меня разрешения моего отца на брак, - огрызнулась она. - Я спрашивала.

     Денни моргнул.

     - У кого?

     - У Присциллы Анвин. Она квакер из Лондона. Ты ее знаешь, я думаю. Она говорила, что ты проткнул фурункул на заднице ее маленького брата.

     На этот момент Денни стал осознавать, что его очков нет. Он протянул палец, чтобы поправить их на носу, затем остановился и стал оглядываться, прищурившись. Вздохнув, Рэйчел выступила вперед и надела очки ему на нос. Потом взяла второй бокал вина и сунула ему в руки.

     - Она права, - сказала она ему. – Тебе нужно выпить.

     *.*.*

     - Понятно, - сказала леди Доротея, - так мы ничего добьемся. - Она не была похожа на женщину, привыкшую ничего не добиваться, подумала Рэйчел, но держала себя в руках. С другой стороны, она даже не была близка к тому, чтобы поддаться настоянию Денни и вернуться в дом своего дяди.

     - Я не уйду, - сказала она разумным тоном, - Потому что, если я уйду, ты ускользнешь в континентальную армию в Велли-Фордж, куда, по твоему мнению, я за тобой не пойду.

     - Ты бы, конечно, не пошла? - спросил Денни, и Рэйчел показалось, что она уловила в этом вопросе нить надежды, но она не была уверена, надежда на что.

     Леди Доротея прошила его взглядом больших голубых глаз.

     - Я последовала за тобой через весь проклятый океан. Ты думаешь, какая-то армия меня остановит?

     Денни потер пальцем переносицу.

     - Нет, - согласился он, - я так не думаю. Вот почему я не уехал, я не хочу, чтобы ты последовала за мной.

     Леди Доротея слышимо сглотнула, но храбро задрала подбородок.

     - Почему? – спросила она немного дрожащим голосом. – Почему ты не хочешь, чтобы я поехала за тобой?

     - Доротея, - сказал он как можно мягче. - Если оставить в стороне тот факт, что это приведет тебя к конфликту с твоей семьей, это армия. Более того, это очень бедная армия, лишенная всех мыслимых удобств, включая одежду, постельные принадлежности, обувь и еду. Кроме того, это армия на грани катастрофы и поражения. Это место не для тебя.

     - А это подходящее место для твоей сестры?

     - На самом деле нет, - ответил он. – Но … - Он остановился, очевидно, понимая, что находится на грани попадания в ловушку.

     - Но ты не можешь помешать мне быть с тобой, - Рэйчел любезно открыла ее для него. Она не совсем была уверена, что должна помочь этой странной женщине, но восхищалась духом леди Доротеи.

     - И меня ты тоже не сможешь остановить, - твердо заявила Доротея.

     Денни с силой потер лоб тремя пальцами и закрыл глаза, словно от боли.

     - Доротея, - сказал он, опуская руку и выпрямляясь. - Я призван делать то, что делаю, и это дело Господа и мое. Рэйчел идет со мной не только потому, что она упряма, но и потому, что она под моей ответственностью; ей больше некуда идти.

     - Я тоже призвана! – горячо возразила Рэйчел. – И ты говорил, что можешь найти мне безопасное место у Друзей, если я захочу. Я не хотела, и не хочу.

     Прежде чем Денни мог сказать что-то еще, леди Доротея подняла руку в драматичном командном жесте и остановила его.

     - У меня идея, - заявила она.

     - Боюсь даже спрашивать, что за идея, - прямо сказал Денни.

     - Я нет, - сказала Рэйчел. – Что за идея?

     Доротея перевела взгляд между ними.

     - Я присутствовала на собрании квакеров. Фактически, на двух. Я знаю, как это делается. Давайте организуем собрание и попросим Господа направить нас.

     Денни открыл рот, чем очень порадовал Рэйчел, которая редко могла ошарашить своего брата, но которой очень понравилось, как это делала Доротея.

     - Это … - начал он несколько ошеломленно.

     - Это прекрасная идея, - прервала его Рэйчел и подтащила к огню еще один стул.

     Денни не мог спорить. С несколько растерянным видом он сел, хотя Рэйчел заметила, что он оставил ее между Доротеей и собой. Она не была уверена, боялся ли он оказаться слишком близко к девушке, чтобы сила ее присутствия не повлияла на него, или просто потому, что сидя напротив очага, он имел лучший обзор.

     Все они медленно уселись и погрузились в молчание. Рэйчел закрыла глаза, видя теплую красноту огня внутри своих век, чувствуя его комфорт на своих руках и ногах. Она молча поблагодарила за тепло, вспомнив постоянный кусающийся холод в лагере и непрерывную дрожь, которая уменьшалась, но не прекращалась, когда она ночью закутывалась в свои одеяла, и от которой болели ее усталые мышцы. Неудивительно, что Денни не хотел, чтобы Доротея поехала с ними. Она сама не хотела возвращаться туда, отдала бы все, чтобы не ехать. Все, кроме благополучия Денни. Она ненавидела холод и голод, но было бы гораздо хуже, если бы она была в тепле и сытости, и знала, что он страдает там один.

     Имела ли леди Доротея представление о том, на что это будет похоже, подумала она и открыла глаза. Девушка сидела молча и прямо, сложив изящные руки на коленях. Рэйчел полагала, что Денни, как и она сама, представил себе эти руки покрасневшими и обмороженными, это прекрасное лицо, изможденным от голода, покрытым пятнами от грязи и холода.

     Глаза Доротеи были прикрыты веками, но Рэйчел была уверена, что она смотрит на Денни. Доротея серьезно рисковала, подумала она. А что, если Господь говорил с Денни и сказал, что это невозможно, и что он должен отослать ее? Что, если Господь говорит с Доротеей сейчас, вдруг подумала она, или что если он уже говорил? Рэйчел была совершенно ошарашена этой мыслью. Не то что бы Друзья считали, что Господь говорит только с ними; просто они не были уверены, что другие люди прислушиваются к нему.

     Прислушивалась ли она сама? Честно говоря, она была вынуждена признать, что нет. И она знала почему, из-за нежелания услышать то, чего она боялась. Она должна отвернуться от Иэна Мюррея и не думать о нем. Отказаться от мыслей, которые согревали ее тело и дарили жаркие сны в ледяном лесу, так что иногда она просыпалась и думала, что если она протянет руку к падающему снегу, тот зашипит и растает на ее ладони.

     Она тяжело сглотнула и закрыла глаза, пытаясь открыться правде, но дрожа от страха услышать ее.

     Однако все, что она услышала, это пыхтение, и мгновением позже мокрый нос Ролло ткнулся ей в руку. Смущенная, она почесала ему за ушами. Конечно, на собрании так делать нельзя, но он будет продолжать подталкивать ее носом, пока она не подчинится, она знала. Пес полузакрыл желтые глаза от удовольствия и положил тяжелую голову ей на колени.

     Пес любит его, подумала она, нежно поглаживая густую, грубую шерсть. Если это так, может ли он быть плохим человеком? В ответ она услышала не бога, а своего брата, который наверняка сказал бы: «Хотя собаки и достойные существа, я не думаю, что они могут судить о характере человека».

     Но я могу, подумала она. Я знаю, кто он, и я знаю, каким он мог быть. Она посмотрела на Доротею, неподвижно сидящую в своей сером платье-мешке. Леди Доротея Грей была готова отказаться от своей прежней жизни и, скорее всего, от своей семьи, чтобы стать Другом ради Денни. А может, задалась она вопросом, Иэн Мюррей отказаться от насилия ради нее?

     Ну, это гордыня, отругала она себя. Ты считаешь, что обладаешь такой силой, Рэйчел Мэри Хантер? Никто не имеет такой силы, кроме Господа.

     И если Господу будет угодно, все станет возможно. Хвост Ролло мягко двинулся, трижды ударившись об пол.

     Дензелл Хантер слегка выпрямился на табурете. Это было едва незаметное движение, но в полной тишине оно заставило обеих женщин испуганно поднять головы.

     - Я люблю тебя, Доротея, - сказал он. Он говорил очень тихо, но его мягкие глаза за очками горели, и Рейчел почувствовала боль в груди. - Ты выйдешь за меня замуж?