Поздно вечером Брианна пошла в кабинет Роджера. Унылая тяжесть навалилась на нее, ужас дня притупился усталостью. Она сидела за столом, пытаясь почувствовать присутствие мужа, но комната была пуста.
Мэнди спала; на удивление тревожные чувства родителей ее не беспокоили. Конечно, она привыкла к периодическому отсутствию Роджера, который уезжал в Лондон или в Оксфорд, ночевал в Инвернессе. Вспомнит ли она его, если он никогда не вернется, подумала Брианна с болью.
Не в силах вынести эту мысль, она встала и беспокойно бродила по кабинету в поисках непонятно чего. Она не могла ничего есть, чувствовала себя вялой, в голове было пусто.
Она взяла змейку, находя хоть какой-то комфорт в извилинах ее гладкого тельца, взглянула на шкатулку, подумав, стоит ли ей искать утешения в компании родителей, но мысль о чтении писем, которые Роджер, возможно, никогда не прочитает вместе с ней … Она положила змейку на место и слепо уставилась на книги на нижних полках.
Помимо книг об американской революции, заказанных Роджером, были книги ее отца из его старого офиса. «Франклин В. Рэндалл» гласили надписи на аккуратных корешках, она достала одну из них и села, прижав ее к груди.
Когда-то она просила его присмотреть за дочерью Иэна. Конечно же, он присмотрит за Джемом.
Она переворачивала листы, чувствуя утешение от прикосновения к бумаге.
«Папа», - подумала она, не находя других слов и не нуждаясь в них. Сложенный лист бумаги среди страниц совсем не явился сюрпризом.
Письмо на листе было черновиком. Она могла это видеть по перечеркиваниям, заметкам на полях, словам в кружечках со знаком вопроса. Оно не имело ни даты, ни приветствия, но совершенно очевидно предназначалось для нее.
«Ты только что покинула меня, дорогой мой Меткий глаз, после нашего чудесного дня у Шермана (заведение с глиняными тарелочками, помнишь это название?) В моих ушах все еще звенит. Каждый раз, когда мы стреляем, я разрываюсь между огромной гордостью за твои способности, завистью к ним и страхом. Я не знаю, когда ты прочтешь это письмо и прочтешь ли. Может быть, у меня хватит смелости сказать тебе это прежде, чем я умру, или я сотворю что-то настолько непростительное, что это сделает твоя мать … Нет, она не сделает этого. Я никогда не встречал никого столь благородного, как Клэр. Она сдержит свое слово.
Какое странное чувство – писать это. Я знаю, что со временем ты узнаешь, кем (или, может быть, чем) являешься ты. Но я понятия не имею, как ты придешь к этому знанию. Я собираюсь открыть тебе правду о тебе, или это будет устаревшая новость, когда ты найдешь письмо? Я могу только надеяться, что мне в любом случае удалось спасти твою жизнь. И что рано или поздно ты его поймешь.
Прости, дорогая, это ужасно мелодраматично. И последнее, чего я хочу, это встревожить тебя. Я полностью доверяю тебе. Но я твой отец и поэтому являюсь жертвой страхов, которые терзают всех родителей: что с их ребенком произойдет что-то ужасное и невозможное, и они будут бессильны защитить его. А правда в том, что ты не по своей вине …»
Здесь он несколько раз передумал, написал «человек в опасности», исправил это на «всегда в какой-то опасности», затем вычеркнул это, добавил «в опасном положении», вычеркнул это и обвел «человек в опасности», хотя и с вопросительным знаком.
- Я поняла, папочка, - пробормотала она. - О чем ты говоришь? Я …
Звук заморозил слова в ее горле. В коридоре послышались шаги, медленные и уверенные. Мужские. Каждый волосок на ее теле встал дыбом.
Свет в холле был включен. Он на мгновении померк, когда в дверях кабинета вырисовалась фигура.
Она ошеломленно уставилась на нее.
- Что ты здесь делаешь? - поднимаясь со стула, она автоматически нащупывала что-нибудь, что можно было использовать в качестве оружия. Ее разум далеко отставал от тела, будучи не в состоянии проникнуть в туман ужаса, охвативший ее.
- Я пришел за тобой, курочка, - сказал он, улыбаясь. - И за золотом. - Он положил на стол первое письмо ее родителей. - «Скажи Джему, что его охраняет испанец», - процитировал Роб Кэмерон, постукивая по нему. - Я подумал, может быть, тебе лучше сказать Джему, чтобы он показал мне, где этот испанец. Я имею в виду, если ты хочешь сохранить ему жизнь. Впрочем, решать тебе. - Улыбка мужчины стала шире. - Босс.