Был ноябрь, и значит никаких цветов. Но кусты можжевельника глянцевито блестели темно-зелеными иголками, а ягоды начинали краснеть. Я аккуратно срезала ветку, стараясь не уколоться, добавила более мягкую веточку ели для аромата и поднялась по крутому склону к небольшому кладбищу.
Я ходила сюда каждую неделю, чтобы оставить маленькие знаки внимания и помолиться. Ее и ребенка похоронили без пирамиды из камней, мистер Кристи был против этого языческого обычая, но люди приходили и оставляли на могиле камни. Я чувствовала небольшое утешение от того, что ее помнили.
Я остановилась в начале дорожки. Кто-то стоял на коленях возле могилы. Молодой человек. Я уловила его голос. Он о чем-то негромко говорил. Я повернулась, чтобы уйти, и тут он поднял голову. Ветер взъерошил его короткие волосы, торчащие, словно перья совы. Аллан Кристи.
Он тоже увидел меня и напрягся. Ничего не оставалось, как подойти к нему и заговорить.
- Мистер Кристи, - сказала я. Звуки имени оставили на языке странное ощущение, так я называла его отца. – Сожалею о вашей потере.
Он мгновение смотрел на меня с непонимающим видом, затем в глазах появилось осознание. Серые глаза с черными ресницами, такие же как у его отца и у его сестры, покраснели от слез и недосыпа, если судить по темным кругам под ними.
- Да, - сказал он. – Моя потеря, да.
Я обошла его, чтобы положить мой вечнозеленый букет на могилу, и с шоком увидела на земле рядом с ним заряженный пистолет с взведенным курком.
- Где ты был? – спросила я, притворяясь спокойной. – Мы тебя потеряли.
Он пожал плечами, словно не имело значения, где он был. Он больше не смотрел на меня, а уставился на камень, который мы установили в изголовье могилы.
- В разных местах, - ответил он неопределенно. – Но я должен был вернуться. – Он отвернулся, показывая, чтобы я удалилась. Но я подобрала юбки и опустилась на колени рядом с ним. Мало вероятно, что он размозжит себе голову передо мной. Однако я понятия не имела, что предпринять, и решила занять его разговором в надежде, что кто-нибудь появится.
- Мы рады, что ты вернулся домой, - произнесла я легким тоном.
- Да, - пробормотал он. И снова его глаза уставились на надгробный камень. – Я должен был вернуться. – Его рука потянулась к пистолету. Я схватила ее, и он дернулся.
- Я знаю, ты очень сильно любил свою сестру, - сказала я. – Это страшное потрясения для тебя. – Что еще можно сказать? Есть, наверное, слова, которые говорят людям, собирающимся совершить самоубийство, но какие?
Тому Кристи я сказала, что его жизнь имеет ценность. На что он ответил: «Если не имеет, это неважно». Как я смогу убедить в этом его сына?
- Ваш отец любил вас обоих, - сказала я, задаваясь вопросом, знал ли он, что сделал его отец. Его пальцы в моих руках были холодны, и я сжала их обеими руками, делясь толикой теплоты.
- Не так сильно, как я любил ее, - негромко произнес он, не глядя на меня. – Я любил ее всю жизнь, начиная с рождения, когда мне дали подержать ее. Никого не было, кроме нас двоих. Отец отправился в тюрьму, а мать … - он растянул губы, словно смеясь, но не издал ни звука.
- Я знаю о вашей матери, - сказала я. – ваш отец рассказал о ней.
- Да? – он дернул головой, посмотрев на меня холодными чистыми глазами. - Говорил ли он, что нас с Мальвой заставили глядеть на ее казнь?
- Я … не думаю, что он знал об этом, не так ли?
- Он знал. Я ему рассказал позже, когда он забрал нас. Он сказал, что это хорошо. Мы своими глазами увидели, как наказывается зло. Он приказ мне запомнит урок … и я запомнил.
- Сколько … лет тебе было? – спросила я, ужаснувшись.
- Десять. Мальве - два года. Она не понимала, что происходит. Она кричала и плакала, когда мать привели, и рвалась к ней. – Он сглотнул и отвернулся.
- Я пытался прижать ее голову к своей груди, чтобы она не видела казнь, но мне не позволили. Они держали ее голову прямо, заставляя смотреть, а тетя Дарла, говорила е й, что так случается с ведьмами, и щипала ее ножку, чтобы она плакала. Мы жили с тетей Дарлой шесть лет после этого, - сказал он с отстраненным видом.
- Она не была рада, но говорила, что знает свой христианский долг. Старая сука почти не кормила нас, и о Мальве заботился только я.
Он молчал некоторое время, и я тоже, понимая, что единственная моя помощь заключается в том, чтобы дать ему выговориться. Он вытащил свою ладонь из моих рук и прикоснулся к камню. Камень был просто необработанным куском гранита, но кто-то взял на себя труд вырезать на нем слово «Мальва» грубыми корявыми буквами. Надпись заставила меня вспомнить такие же камни, которые усыпали поле под Каллоденом, с единственным именем на каждом.
- Она была совершенна, - прошептал он. Его пальцы нежно гладили камень, словно это была ее плоть. – Так совершенна. Ее маленькие губки внизу были, как бутон цветка, такие свежие и мягкие …
В моем желудке образовался холод. Не имеет же он в виду … Да, именно об этот он и говорил. Во мне росло неотвратимое чувство отчаяния.
- Она была моя, - сказал он и, увидев, что я гляжу на него, громко повторил. – Она была моя!
Он взглянул вниз на могилу, поджав рот с горечью и гневом.
- Старик не знал … никогда не догадывался, кем мы были друг для друга.
Да? Подумала я с сомнением Том Кристи мог признаться в убийстве, чтобы спасти того, кого любил больше. Потеряв дочь, или точнее, племянницу, он сделал все возможное, чтобы спасти сына.
- Ты убил ее, - уверенно сказала я, и он не выказал удивления.
- Он бы продал ее, отдал какому-нибудь тупому фермеру. – Аллан сжал кулаки. – Я думал об этом все время, когда она подросла. И иногда, когда лежал с ней, не мог вынести эту мысль и бил ее по лицу от злости.
Он рвано вздохнул.
- Это была не ее вина. Но я думал, что она виновата, а потом я поймал ее с этим солдатом, а затем с грязным Хендерсоном. Я побил ее, она плакала и кричала … что беременна.
- От тебя?
Он медленно кивнул.
- Я никогда не думал об этом. Я, конечно, должен был, но не думал. Она всегда была маленькой Мальвой, красивой маленькой девочкой. Да, я видел, как наливались ее груди, и волосы росли, закрывая ее нежную плоть … но я никогда не думал …
Он покачал головой, словно не мог поверить и сейчас.
- Она сказала, что должна выйти замуж, и что муж должен верить, что ребенок от него. Если она не сможет женить на себе солдата, то должен быть кто-то другой. И поэтому она спала со многими.
- Однако я все это прекратил, - уверил он меня, я и меня слегка затошнило от его самоуверенного голоса. – Я сказал, что я все решу … я найду другой способ.
- И ты заставил ее сказать, что ребенок от Джейми? – Мой ужас от этой истории и мой гнев от того, что он сделал с нами, были затоплены печалью. «О, Мальва, - подумала я с отчаянием. – О, моя дорогая Мальва. Почему ничего не сказала мне?» Конечно же, она бы ничего мне не сказала. Ее единственным наперсником был Аллан.
Он кивнул и снова дотронулся до камня. Порыв ветра зашелестел жесткими ветками можжевельника.
- Это бы объяснило появление ребенка, но она не вышла бы замуж. Я думал, что Сам даст ей денег, чтобы она уехала, и я уехал бы вместе с ней. Мы могли бы уехать в Канаду, или Вест-Индию. – Его голос звучал мечтательно, как будто он видел идиллическую жизнь там, где их никто не знал.
- Но почему ты убил ее? – выпалила я. – Что заставило тебя сделать это? – Горечь переполняла меня, и я сжала кулаки под передником, чтобы не наброситься на него.
- Я должен был, - тяжело произнес он. – Она сказала, что больше не может выносить этого. – Он моргнул, глядя вниз, и я увидела, что его глаза полны слез.
- Он сказала … что любит вас, - сказал он глухим голосом. – Она не может заставить вас страдать. Собиралась сказать вам правду. Чего бы я не говорил, она продолжала твердить, что любит вас и все расскажет.
Он закрыл глаза, по щекам сбежали две слезинки.
- Почему, милая? – выкрикнул он, прижимая руки к животу в спазме горя. – Зачем ты заставила меня сделать это? Ты не должна была любить никого кроме меня.
Он, сжавшись, зарыдал, как дитя. Я плакала тоже, оплакивая потерю и бессмысленность произошедшего, но все же подобрала с земли пистолет. Трясущимися руками я высыпала порох и вытряхнула пулю из ствола, затем затолкала пистолет в карман фартука.
- Уходи, - произнесла я полузадушенным голосом. – Уходи, Аллан. Слишком много людей умерло.
Он, поглощенный горем, не услышал меня. Я потрясла его за плечо и повторила свой приказ громче.
- Ты не убьешь себя. Я запрещаю тебе, слышишь?
- Кто ты, чтобы приказывать мне, - он повернулся ко мне с лицом, искаженным страданием. – Я не могу жить. Не могу!
Но Том Кристи отдал свою жизнь за него, так же как и за меня. Я не могла позволить его жертве пропасть впустую.
- Ты должен, - я встала, ощущая головокружение и неуверенная, что смогу стоять на ногах. – Ты слышишь меня? Ты должен!
Он взглянул горящими глазами, но промолчал. Прозвучал свист, как гудение москита, и следом глухой звук удара. Он не изменил выражение лица, но его глаза умерли. Он мгновение оставался на коленях, затем наклонился вперед, как цветок на стебле, и я увидела торчащую в его спине стрелу. Он кашлянул кровью и упал на бок на могилу своей сестры. Ноги его спазматически дернулись, и он затих.
Я стояла, ошеломленно уставившись на него, потом начала медленно осознавать, что Иэн вышел из леса и встал рядом со мной с луком, висящим на плече. Ролло, подвывая, тыкал носом тело на могиле.
- Он прав, тетушка, - спокойно произнес Иэн. – Он не может.