С момента отплытия из Шотландии Фергюс, мистер Уилоуби, Джейми и я тщательно следили за шестью контрабандистами, но ни один их них не показал ни малейшего признака подозрительного поведения. Моя подозрительность также ослабла, хотя я сохраняла некоторую настороженность к ним, за исключением Иннеса. Я, наконец, поняла, почему ни Фергюс, ни Джейми не рассматривали его, как предателя - имея только одну руку, Иннес, единственный из контрабандистов, не смог бы повесить таможенника на дороге в Арброт.
Иннес был молчаливым человеком. И хотя ни одного шотландца нельзя назвать говорливым человеком, даже по этим высоким стандартам молчаливости он был весьма не разговорчив. И потому я не удивилась, увидев его однажды утром, когда он склонился над трюмным люком, молча гримасничая, словно борясь с сильной болью.
- У вас что-то болит, Иннес? - спросила я, останавливаясь.
- Ох! - он испуганно выпрямился, но тут же присел, схватившись за живот. - Ммфм, - пробормотал он, покраснев всем своим худым лицом.
- Пойдемте со мной, - сказала я, беря его за локоть. Он отчаянно осмотрелся в поисках возможности сбежать, но я твердо потянула его за собой и, несмотря на слабое молчаливое сопротивление, привела в свою каюту, где вынудила его лечь на стол и сняла с него рубашку.
Я пальпировала его худой волосатый живот, чувствуя твердую гладкую массу печени в одном боку, и мягкое вздутие живота в другом. Перемежающаяся боль, которая заставляла его периодически корчиться, как червя на крючке, подала мне мысль, что он страдал простым вздутием живота, но лучше было провести полный осмотр.
Я на всякий случай исследовала желчный пузырь, задаваясь мыслью, что я могла бы сделать, если бы это действительно оказался острый приступ холецистита или воспаление аппендикса. Я мысленно видела полость живота, словно он был вскрыт передо мной, пока мои пальцы переводили мягкие формы под кожей, которых они касались, в видение органов - сложные изгибы кишечника, покрытого мягкой с желтоватым жиром пленкой, глянцевито поблескивающие гладкие доли печени, пурпурно-красные и темные в отличие от ярко-алого цвета сердечного перикарда выше. Резекция брюшной полости была очень рискованной операцией, даже имея современные средства анестезии и антибиотики. Я знала, рано или поздно мне придется столкнуться с этим, но я надеялась, что позже.
- Сделайте вдох, - сказала я, положив ладонь на его грудь, и мысленным взором увидела розовую гранулированную поверхность здоровых легких. - А теперь выдох, - и увидела, как цвет легких стад слегка синеватым. Никаких хрипов, остановок, только чистый поток воздуха. Я потянулась за толстым листом веленевой бумаги, которую использовала в качестве стетоскопа.
- Когда последний раз у вас был стул? - спросила я, скатывая лист воронкой. Худое лицо шотландца стало цвета свежей печени. Пригвожденный к месту моим сверлящим взглядом, он пробормотал что-то невнятное, в котором было различимо только слово "четыре".
- Четыре дня? - переспросила я, предупреждая его попытки убежать, положив руку на его грудь и прижимая к столу. - Не двигайтесь, мне нужно только послушать вас.
Сердечные звуки были нормальные, я слышала, как клапаны открывались и закрывались с характерным мясистым звуком. Я была совершенно уверена в диагнозе - фактически была уверена с самого первого взгляда на него - но сейчас в двери толкались любопытные товарищи Иннеса. И я для пущего эффекта сместила мой импровизированный стетоскоп ниже, вслушиваясь в звуки его живота.
Так, как я и думала, громкое бурчание газа было ясно слышно в верхнем изгибе толстой кишки. Ниже в сигмовидной ободочной кишке были твердые массы и никаких звуков.
- У вас скопление газов в животе, - сказала я, - и запор.
- Я сам это знаю, - пробормотал Иннес, отчаянно ища свою рубашку.
Я положила руку на этот предмет одежды, препятствуя его побегу, в то же время расспрашивая о его диете. Не удивительно, что она почти полностью состояла из соленой свинины и галет.
- А как относительно сушеного гороха и овсянки? - просила я удивленно. Готовясь к плаванию, я позаботилась взять с собой, кроме лимонной кислоты и набора лекарственных трав, триста фунтов сушеного гороха и такое же количество овсянки, предназначенных для нормального питания моряков.
Иннес оставался молчаливым, но вопрос вызвал поток жалоб со стороны зрителей возле двери.
Джейми, Фергюс, Марсали и я питались с капитаном Рейнсом лакомствами, приготовленными Мерфи, и потому я не сознавала, насколько беден рацион моряков. Очевидно, проблема заключалась в самом Мерфи, который поддерживая высокие кулинарные стандарты для капитанского стола, считал обеды для команды не стоящими большого внимания. Он справлялся с готовкой еды для нее быстро и со знанием дела, но стойко отрицал все изменения в меню, которые могли потребовать у него больше времени и труда. Он совершенно отказывался иметь дела с такими проблемами, как замачивание гороха или варка овсянки.
Еще большим осложнением было предубеждение Мерфи против овсянки, грубой шотландской еды, которая оскорбляла его тонкий вкус. Я узнала об этом, когда он бормотал что-то насчет "собачей блевотины" над подносом с завтраком, который включал миски с овсяной кашей для Джейми, Марсали и Фергюса.
- Мистер Мерфи говорит, что соленая свинина и галеты были достаточно хороши для любой команды, которые он кормил тридцать лет, давая так называемый сливовый пудинг и говядину по воскресеньям - хотя если это говядина, то я китаец. И что этого нам достаточно, - горячо вмешался Гордон.
Приученный к многоязычным командам из французских, итальянских, испанских и норвежских моряков, Мерфи также привык, что пища, которую он для них готовил, потреблялась ими с жадным безразличием. Упрямая привязанность шотландцев к овсянке, в свою очередь, пробуждала в нем ирландскую непримиримость, и вопрос, вначале представляющий небольшое разногласие, дошел до точки кипения.
- Мы знали, что овсянка должна быть, - объяснил МакЛеод, - так как Фергюс говорил о ней, когда просил нас приехать. Но ничего кроме мяса и галет мы не видели с тех пор, как уплыли из Шотландии. А это немного плохо для непривыкших желудков.
- Мы не хотели беспокоить Джейми Роя по такому вопросу, - вставил Реберн. - У Джорди есть кастрюлька, и мы варили овсянку над лампой в каюте, но зерно у нас закончилось, а ключи от кладовой у мистера Мерфи, - он застенчиво поглядел на меня из-под белокурых ресниц. - Нам не хотелось просить его, зная, что он думает о нас.
- Вы не знаете, что означает слово "spalpeen"(1), мистрис Фрейзер? - спросил МакРей, приподнимая широкую бровь.
Слушая эти излияния обиды, я выбирала травы из коробки - анис и дягиль, две щепотки шандры и несколько веточек мяты. Завязав их в кусочке марли, я закрыла коробку и вручила Иннесу его рубашку, которую он тут же натянул в поисках убежища.
- Я поговорю с мистером Мерфи, - пообещала я шотландцам. - Тем временем, - сказала я Иннесу, вручая ему марлевый сверток, - заварите это вместо чая и пейте по чашке каждый час. Если завтра вам не станет лучше, попробуем более сильные меры.
Словно в ответ на мои слова, из-под Иннеса, сидящего на столе, раздался высокий пискливый звук, встреченный ироничными приветствиями его товарищей.
- Да, мистрис Фрейзер, возможно, вы испугали его до поноса, - сказал МакЛеод с глупой ухмылкой на лице.
Иннес, алый, как кровь из артерии, взял сверток, слегка поклонился, пробормотав невнятное спасибо, и быстро сбежал. Контрабандисты более неторопливо вышли вслед за ним.
Затем последовали довольно резкие дебаты с Мерфи, которые закончились без кровопролития, и мы пришли к компромиссу, согласно которому готовить утреннюю овсянку для шотландцев буду я сама при условии, что смогу обходиться одной кастрюлей и одной ложкой, не буду петь при готовке и не нагрязню в его прекрасном камбузе.
Только ночью, ворочаясь в своей холодной коробке, я подумала, насколько странным был утренний инцидент. Если бы мы были в Лаллиброхе, никому из арендаторов Джейми не пришло бы в голову колебаться, чтобы подойти к нему со своими проблемами, им даже не нужно было этого делать. Он уже знал бы о проблеме и предпринял шаги для исправления ситуации. Привычная к близости и несомненной лояльности людей Джейми, я нашла эту отчужденность тревожной.
На следующее утро Джейми отсутствовал, отправившись с двумя моряками на маленькой лодке за снетками, но я встретила его после возвращения в полдень, загорелого, веселого и покрытого рыбьей кровью.
- Что ты сделала с Иннесом, сассенах? - спросил он, усмехаясь. - Он не слазит с правой галереи в голове судна и говорит, что ты сказала, чтобы он не выходил оттуда, пока не облегчится.
- Ну, я не говорила ему точно так, - объяснила я. - Я только сказала, что если у него не будет стула до сегодняшнего вечера, я сделаю ему клизму.
Джейми взглянул через плечо в направлении носа судна.
- Надеюсь, что он найдет общий язык со своим кишечником, или, с такой угрозой висящей над его головой, он проведет остаток путешествия в гальюне.
- Думаю, уже все в порядке. Теперь, когда овсянка вернулась в их рацион, их кишечник сам позаботиться о себе без моего вмешательства.
Удивленный Джейми быстро взглянул на меня.
- Овсянка вернулась в их рацион? Что ты имеешь в виду, сассенах?
Я рассказала о происхождении овсяной войны и ее завершении, пока он набирал воды в тазик, чтобы вымыть руки. Когда он закатывал рукава, брови его хмурились, почти сходясь вместе.
- Они должны были прийти ко мне с этим, - сказал он.
- Я думаю, они пришли бы раньше или позже, - сказала я. - Я узнала случайно, когда увидела Иннеса, издающего стоны за крышкой люка.
- Ммфм.
Он стал стирать кусочком пемзы чешую со своих пальцев.
- Эти мужчины не похожи на твоих арендаторов в Лаллиброхе, не так ли? - сказала я, озвучивая свои ночные мысли.
- Нет, - сказал он спокойно. Он опустил руки в тазик, и маленькие блестящие кружочки чешуи заблестели на дне. - Я не их лэрд, только человек, который платит им.
- Тем не менее, они привязаны к тебе, - возразила я, затем вспомнив рассказ Фергюса, поправилась. - По крайней мере, пятеро из них.
Я вручила ему полотенце. Он взял его с коротким поклоном и вытер руки. Смотря вниз на полосу ткани, он покачал головой.
- Да, МакЛеод и остальные доверяют мне - или пятеро из них, - повторил он иронически. - И они поддержат меня, если будет необходимо - пятеро из них. Но они не знают меня хорошо, а я их, кроме Иннеса.
Он выплеснул грязную воду за борт и, сунув пустой тазик под мышку, повернулся идти вниз, предложив мне свою руку.
- Слишком многие умерли в Каллодене, сассенах, - сказал он. - А теперь не пойти ли нам к обеду?
Я до следующей недели не понимала, почему Иннес был особенным. Возможно, ободренный успехом слабительного, который я дала ему, через неделю Иннес добровольно навестил меня в моей каюте.
- Интересно, мистрис, - спросил он вежливо, - есть лекарство для того, что не существует?
- Что?
Я, должно быть, выглядела изумленной, потому что он поднял пустой рукав рубашки в качестве иллюстрации.
- Моя рука, - пояснил он. - Ее нет, как видите, и все же она иногда ужасно болит.
Он немного покраснел.
- Я долго думал, что я немного сумасшедший, - сказал он доверчивым тихим голосом, - но я говорил с мистером Мерфи, и он сказал, что также происходит с его ногой, и Фергюс говорит, что иногда просыпается ночью, чувствуя, что залазит отсутствующей рукой в чей-то карман, - он коротко улыбнулся, блеснув зубами под нависшими усами. - И я подумал, что если все чувствуют несуществующую конечность, то, может быть, с этим можно что-нибудь сделать.
- Понятно, - я потерла подбородок, раздумывая. - Да, это распространенное явление, называется фантомная конечность. Что касается того, можно ли с этим что-то сделать ..., - я нахмурилась, вспоминая, слышала ли я что-нибудь о терапевтическом лечении в таком случае. Чтобы выиграть время, я спросила. - Как вы потеряли руку?
- О, это было заражение крови, - сказал он небрежно. - Я проткнул руку гвоздем, и она загноилась.
Я уставилась на рукав, пустой от плеча.
- Полагаю, что загноилась, - слабо сказала я.
- О, да. Но это было удачей, из-за нее меня не отправили вместе с остальными.
- С кем с остальными?
Он с удивлением взглянул на меня.
- С другими заключенными из Адсмуира. Мак Дубх не говорил вам об этом? Когда они превратили тюрьму в крепость, всех шотландских заключенных направили в колонии слугами по контракту - всех, кроме Мак Дубха, потому что он был большим человеком, и они не хотели терять его из вида, и меня, поскольку я потерял руку и был бесполезен для физической работы. Мак Дубха увезли куда-то, а меня простили и отпустили. Таким образом, это удачливый несчастный случай, если бы не боль, которая иногда появляется по ночам.
Он поморщился и потянулся, словно собираясь потереть несуществующую руку, потом остановился и пожал плечами, иллюстрируя проблему.
- Понятно. Значит, вы были в тюрьме с Джейми? Я не знала это, - я стала рыться в содержимом моей домашней аптечки, раздумывая, помогут ли общие средства от боли такие, как чай из коры ивы или шандра с фенхелем, от фантомных болей.
- О, да, - Иннес утратил застенчивость и стал говорить более свободно. - Я уже умер бы с голода, если бы Мак Дубх не нашел меня, когда освободился.
- Он искал вас? - уголком глаза я заметила голубую вспышку и позвала мистера Уилоуби, который проходил мимо.
- Да. Когда он освободился, он стал расспрашивать обо всех мужчинах, которые были отправлены в Америку, чтобы узнать, может быть, кто-то из них вернулся, - он пожал плечами, недостающая рука делала жест странным. - Но в Шотландии не было никого из них, кроме меня.
- Понятно. Мистер Уилоуби, знаете ли вы, что можно сделать в этом случае?
Сделав знак китайцу, приблизиться и посмотреть, я объяснила ему ситуацию и была рада услышать, что он действительно знал кое-какие средства. Мы сняли с Иннеса рубашку, и я наблюдала, старательно запоминая, как мистер Уилоуби сильно нажимал пальцами на некоторые точки на шее и торсе, объясняя как можно лучше, что он делал.
- Рука находится в призрачном мире, - пояснял он. - Тело нет, здесь в верхнем мире. Рука хочет вернуться, ей не нравится быть далеко от тела. Это ...Ан-мо(2) ... нажим-нажим - это останавливает боль. Но также мы говорить руке не возвращаться.
- Как вы это делаете?
Иннес заинтересовался процедурой. Большая часть команды не позволила бы мистеру Уилоуби прикоснуться к ним, считая его язычником и грязным извращенцем из-за его пристрастия к ногам, но Иннес знал и работал с ним уже два года.
Мистер Уилоуби покачал головой, испытывая недостаток в словах, и стал рыться в моей аптечке. Он вытащил бутылку с сушенным горьким перцем и осторожно насыпал горстку в маленькое блюдце.
- Есть огонь? - спросил он.
У меня были кремень и огниво, он выбил с их помощью искру, от которой поджег сухой порошок. Острый запах наполнил каюту, и мы, молча, смотрели, как небольшой фонтанчик белого дыма поднялся с блюдца и образовал над ним маленькое облачко.
- Отправил дым в призрачный мир к руке, - объяснил мистер Уилоуби. Он раздул щеки, как рыба-шар, и сильно дунул на облачко, рассеяв его. Потом без остановки он повернулся и плюнул на обрубок руки Иннеса.
- Ты грязный язычник! - закричал Иннес, выпучив глаза от ярости. - Как ты смеешь плевать на меня?
- Слюна на призрак, - объяснил мистер Уилоуби, делая три шага к двери. - Призрак пугается слюны, и не возвращается.
Я предупреждающе положила руку на оставшуюся руку Иннеса.
- Ваша недостающая рука сейчас болит? - спросила я.
Гнев начал исчезать с его лица, по мере того, как он прислушивался к себе.
- Ну ... нет, - сказал он. Потом нахмурился на мистера Уилоуби. - Но это не значит, что ты можешь плевать на меня, когда тебе вздумается!
- О, нет, - сказал мистер Уилоуби весьма прохладно. - Я не плюю. Теперь плюете вы. Испугайте своего призрака.
Иннес поскреб голову, не знаю сердиться ему или удивляться.
- Хорошо, будь я проклят, - произнес он, наконец. Он покачал головой и натянул рубашку. - Тем не менее, - сказал он, - в следующий раз я, возможно, попробую ваш чай, мистрис Фрейзер.