Путешественница ч.8 гл.50
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
50
Я ВСТРЕЧАЮ СВЯЩЕННИКА
Вода в море казалась теплой ванной по сравнению с ледяными водами шотландских морей. Однако после двух или трех часов, проведенных в воде, мои ноги занемели, а замерзшие пальцы с трудом цеплялись за веревки спасательного плотика, сделанного из двух пустых бочек.
Жена пушкаря была права. Длинная темная полоса, которую я увидела с борта "Порпоса", неуклонно приближалась, и на фоне серебристого неба стали вырисовываться низкие и темные, словно черный бархат, холмы Эспаньолы. Гаити.
У меня не было возможности узнать время, но два месяца на борту судна с постоянными звонами колокола, отбивающими часы, приучили меня приблизительно оценивать его промежутки. Думаю, было около полуночи, когда я оставила "Порпос", а сейчас, вероятно, было уже четыре часа утра, и до берега оставалась еще целая миля. Океанские потоки имеют удивительную мощь, они переносят гигантские массы воды, но они очень медлительны.
Утомленная физическими усилиями и беспокойством, я накрутила веревку на запястье, чтобы не выскользнуть из обвязки и не упустить мой самодельный плот, положила голову на один из бочонков и отдалась на волю течения и сна, вдыхая сильный аромат рома.
Прикосновение чего-то твердого к моим ногам пробудило меня к опаловому рассвету - и небо, и море пылали перламутровыми цветами. Встав на холодный песок, я почувствовала сильное течение, тянувшее за собой бочки. Я выпуталась из обвязки и с большим облегчением позволила бочонкам уплыть от меня, потом, пошатываясь, пошла к берегу.
Мои плечи болели от веревок. Запястье было стерто до крови, я замерзла, выбилась из сил, меня мучила ужасная жажда, а мои ноги подгибались, словно щупальца вареного кальмара.
Но море позади меня было пустынно, и "Порпоса" в поле зрения не наблюдалось. Я сбежала.
Теперь нужно выбраться на берег, найти воду и добраться до Ямайки, где я должна отыскать Джейми и "Артемиду", опередив королевский флот. Надо ли говорить, что реально выполнимым пока был только первый пункт повестки дня.
То немногое, что я знала о Карибском море из открыток и туристических брошюр, рисовало картину пляжей из белого песка и кристально чистые лагуны. В действительности сейчас большую часть ландшафта составляла буйная растительность неприглядного вида, растущая из чрезвычайно липкой темно-коричневой грязи.
Толстые, похожие на кусты растения были, вероятно, мангровыми деревьями. Они простирались во всех направлениях, и не оставалось ничего другого, как пробираться через их заросли. Корни деревьев вылазили из земли большими петлями, похожими на воротца для крокета, и я регулярно запиналась об них, а гладкие серые ветви росли пучками, растопырившись словно пальцы, и цепляли меня за волосы, когда я проходила под ними.
Маленькие фиолетовые крабы в панике удирали при моем приближении. Грязь доставала до лодыжек, и я передумала надевать ботинки. Вместо этого я положила их в подвернутый выше колен подол юбки и вынула нож для разделки рыбы, которым меня снабдила Аннекья. Хотя никакой угрозы я не видела, но чувствовала себя увереннее с оружием в руках.
Поднимающееся солнце сначала было благом, оно согрело мое тело и высушило одежду. Но через час я уже мечтала хотя бы об облачке. Я сильно вспотела, вымазалась в грязи до самых колен и испытывала сильнейшую жажду.
Я попыталась определить, как далеко простирались мангровые заросли, но деревья были выше меня, и все что я могла увидеть - это серо-зеленые узкие листья.
- Этот проклятый остров не может быть весь покрыт мангровыми деревьями, - бормотала я, упорно пробиваясь через заросли. - Где-то должна быть твердая земля.
И вода, надеялась я.
Неожиданный звук, подобный выстрелу из маленькой пушки, заставил меня подпрыгнуть от испуга, и я выронила рыбный нож. Я отчаянно шарила в грязи в его поисках, потом что-то просвистело возле моей головы, и я бросилась лицом в грязь.
Громко зашелестели листья, и раздалось вопросительное "Кварк?"
- Что? - прохрипела я и осторожно села, держа нож в одной руке и отирая грязь с лица другой.
В шести футах от меня на мангровом дереве сидела большая черная птица, рассматривая меня с критическим видом.
Она нагнула голову, изящно прихорашиваясь, как бы подчеркивая свою безупречную внешность по сравнению с моим расхристанным видом.
- Не воображай, - сказала я желчно, - у тебя есть крылья, братец.
Птица прекратила прихорашиваться и презрительно уставилась на меня. Потом она подняла клюв, выпятила грудь и, как бы утверждая свое превосходство в наряде, надула кожаный мешок ярко-красного цвета, свисавший от клюва до середины груди.
- Бум! - произнесла она, повторяя звук, похожий на орудийный выстрел, который так напугал меня до этого. Он и сейчас заставил меня слегка вздрогнуть.
- Перестань, - сказала я с раздражением. Не обращая на меня внимания, птица медленно взмахнула крыльями, удобнее устроилась на ветке и снова бумкнула.
Сверху раздались резкие крики и с громким хлопаньем на мангровое дерево приземлились еще две большие черные птицы. Поощренная присутствием зрителей, первая птица продолжила равномерно бумкать, кожа на ее горловом мешке пылала от возбуждения. Через короткое время сверху свалились еще три черные фигуры.
Я была почти уверена, что они не были стервятниками, но оставаться рядом с ними не хотела. Мне нужно было пройти еще много миль, прежде чем я смогу уснуть - или найти Джейми. О том, каковы шансы найти его, я предпочитала не задумываться.
Спустя полчаса я так мало продвинулась, что все еще могла слышать бумканье моего привередливого знакомого, к вокалу которого присоединились его друзья. Задыхаясь от усилий, я села отдохнуть на толстый корень.
Мои губы потрескались от сухости, и мысль о воде занимала сейчас меня полностью, исключив все другие мысли, даже о Джейми. Я пробиралась через мангровые заросли целую вечность, но все еще могла слышать звук океана. Фактически прилив следовал за мной по пятам. Пока я сидела, волна грязной воды с гребешком пены коснулась пальцев моих ног и схлынула.
- Вода, всюду вода, - сказала я с сожалением, - но ни капли для питья.
Небольшое движение в грязи привлекло мое внимание. Наклонившись, я увидела несколько рыбок неизвестного мне вида. Вместо того чтобы биться, задыхаясь на воздухе, они лежали, приподнявшись на передних плавниках, как если бы тот факт, что они были не в воде, никак на них не влиял.
Заинтересовавшись, я нагнулась ниже, чтобы лучше их рассмотреть. Одна или две рыбки переместились, опираясь на плавники, но в целом они не возражали против моего внимания, и в ответ торжественно таращились на меня выпученными глазами. Приглядевшись, я увидела, что выпученными их глаза были от того, что у каждой рыбы было по четыре глаза вместо двух.
Я смотрела на одну рыбину в течение минуты, чувствуя, как струйка пота стекает между грудями.
- Или у меня галлюцинация, - поведала я ей, - или вы существуете.
Рыба, ничего не ответив, внезапно подпрыгнула и приземлилась на ветку в нескольких дюймах от земли. Вероятно, она что-то почуяла, так как спустя мгновение нахлынула новая волна, которая на этот раз закрыла мои лодыжки.
В воздухе повеяло долгожданной прохладой. Солнце любезно скрылось за облаком, и с его исчезновением мангровый лес совершенно изменился.
Серые листья зашелестели под порывами неожиданного ветра, крошечные крабы, рыбы и москиты исчезли как по волшебству. Очевидно, они знали то, чего не знала я, и я нашла это исчезновение зловещим.
Я взглянула на облако, за которым исчезло солнце, и задохнулось от испуга. Огромная фиолетовая масса кипящих облаков выползала из-за холмов настолько быстро, что было заметно, как передний фронт тучи, освещенный солнечными лучами, надвигался на мне.
Следующая волна пришла на два дюйма выше, чем предыдущая, и отступила не так скоро. Я не была ни крабом, ни рыбой, но и я к этому времени поняла, что надвигается шторм, и очень быстро.
Я огляделась вокруг, но не увидела ничего, кроме бесконечного мангрового леса. Ничего, что можно использовать как убежище. Однако попасть под ливень не было худшим выходом в данных обстоятельствах. Мой язык был сухим и липким, и я облизнула губы при мысли о прохладном, свежем дожде.
Свистящий шум еще одной волны, достигшей середины моей голени, внезапно заставил меня осознать, что я подвергаюсь гораздо большей опасности, чем просто промокнуть. Быстрый взгляд на верхушки мангровых деревьев показал, что их ветви были покрыты засохшими водорослями, значит, прилив доходил туда, и это было значительно выше моей головы.
На мгновение меня охватила паника, и я попыталась успокоить себя. Если я не возьму себя в руки, я пропала. "Держись, Бьючемп", - пробормотала я себе и вспомнила совет, который получила, будучи интерном - "первое, что вы должны сделать при остановке сердца - это измерить свой пульс". Я улыбнулась при этом воспоминании и почувствовала, что паника отступила. Я действительно проверила свой пульс, он бился немного быстро, но сильно и устойчиво.
Так куда же бежать? К горе, единственное, что я могла видеть над мангровыми деревьями. Я бросилась в ее направлении так быстро, как могла, не обращая внимания на то, что юбки рвались, цепляясь за корни и ветки, а волны становились все выше. Ветер дул с моря, подгоняя меня в спину, задувая волосы мне в рот и глаза. Я убирала их снова и снова, громко ругаясь, чтобы только слышать свой голос, но мое горло вскоре так пересохло, что говорить стало больно.
Я шлепала по воде, юбка сползла с талии, я уронила где-то свои ботинки, который тут же исчезли в кипящей пене, которая уже была выше моих колен.
Потом грянул ливень. Он шел сплошной стеной с ревом, в котором утонул шелест листьев, и я мгновенно промокла насквозь. Сначала я напрасно тратила время, поднимая лицо и пытаясь ловить воду открытым ртом. Поняв тщетность этих попыток, я сняла платок, подвязанный на груди, позволила ему промокнуть и отжала, чтобы удалить из него соль. Потом я намочила платок дождевой водой еще раз и стала сосать его. Вода имела вкус пота, морских водорослей и хлопка, и она была восхитительна.
Я продолжала идти, но мангровые заросли все не кончались. Прилив был уже почти по пояс, и ходьба стала более трудной. Жажда немного уменьшилась, и, опустив голову, я пробиралась вперед со всей скоростью, с которой могла двигаться.
Над горами сверкнула молния, и мгновение спустя загрохотал гром. Приливный поток теперь был так силен, что я могла двигаться только тогда, когда очередная волна настигала меня, толкая вперед, и когда она уходила, я цеплялась за ветви, чтобы остаться на месте.
Я начинала жалеть, что так опрометчиво покинула капитана Леонарда и "Порпос". Ветер все усиливался, заливая водой мое лицо, так что я едва могла видеть. Моряки говорят, что седьмая волна - самая высокая. Я считала волны, упорно пробиваясь вперед, и это была девятая по счету волна, которая ударила меня между лопаток и сбила с ног, прежде чем я успела ухватиться за ветку.
Я барахталась, задыхаясь в смеси воды и песка, пока не смогла снова встать на ноги. Волна, едва не утопившая меня, сбила меня с направления. Я больше не видела гору, но в двадцати футах передо мной было большое дерево.
Еще четыре волны, четыре броска вперед, четыре попытки не быть унесенной отхлынувшей волной, и я была на берегу маленького ручейка, бегущего к морю. Я заползла на берег, скользя и падая, и, наконец, вскарабкалась в дружественные объятия дерева.
С высоты двенадцати футов я могла видеть позади меня мангровые болота и дальше открытое море. Я снова пересмотрела свое отношение к побегу с "Порпоса", не важно, что меня ждало на земле, оставаться там было еще хуже.
Молния ударила в поверхность кипящей воды, где ветер и приливное течение боролись за контроль над волнами. Дальше в проходе Мушар прилив был так велик, что походил на вздыбившиеся горы. Ветер издавал пронзительный свист, пролетая возле меня и пробирая меня холодом до костей. Звуки грома раздавались теперь одновременно со вспышками молний, гроза проходила как раз надо мной.
"Артемида" была более медленным судном, чем военный корабль, и я надеялась, что она все еще находиться в безопасности в Атлантике.
Я видела, как на расстоянии ста футов от меня молния ударила в группу мангровых деревьев, вода зашипела и испарилась, на мгновение открыв сухую землю, потом набежавшие волны закрыли ее и потопили черные обгоревшие ветви. Я обхватила ствол моего дерева руками, уткнулась лицом в кору и молилась. За Джейми и "Артемиду". За "Порпос", Аннекью Йохансен и Томаса Леонарда. За губернатора и за себя.
Когда я проснулась, солнце светило в полную силу. Моя нога застряла между двумя ветвями и оцепенела вниз от колена. Я полусползла, полуупала с дерева, приземлившись в мелкую воду ручейка. Я выкопала в нем ямку и попробовала воду, которую тут же выплюнула. Не соленая, но слишком солоноватая, чтобы пить.
Моя одежда была влажная, но я сама горела. Шторм давно ушел, и все вокруг выглядело мирным и обычным, за исключением почерневших мангровых деревьев. Где-то гудели большие черные птицы.
Солоноватая вода ручейка давала надежду, что дальше она станет пресной. Я потерла ногу, пытаясь избавиться от иголок в ней, и захромала вдоль берега.
Растительность вокруг меня стала изменяться от серо-зеленых мангровых зарослей до пышных зеленых кустов с обильной травой и мхом под ними, из-за чего мне пришлось идти по воде. Усталая и измученная жаждой, я прошла совсем немного, прежде чем была вынуждена сесть и отдохнуть. Пока я сидела, несколько странных рыб выскочили на берег и таращились не меня с неодобрительным любопытством.
- Ну, ты тоже выглядишь довольно специфически, - сказала я ближайшей рыбине.
- Вы англичанка? - спросила рыба недоверчиво. Я глупо хлопала глазами, чувствуя себя Алисой в Стране чудес. Потом подняла голову и увидела мужчину.
Его лицо было обветренным и загорелым до цвета красного дерева, но его волосы и брови были густыми и без единого седого волоска. Он осторожно выступил из-за мангрового дерева, как если бы опасался напугать меня.
Ростом он был чуть выше среднего, с мощными плечами и широким лицом с резкими чертами лица, выражавшими естественную дружественность, смешанную с осторожностью. Одежда его была бедна и потрепана, тяжелый парусиновый мешок висел на плече, а не поясе болталась фляга из козьей шкуры.
- Vous êtes Anglaise? - спросил он, повторяя на французском свой первоначальный вопрос. - Comment ça va(1)?
- Да, я англичанка, - сказала я хрипло. - У вас есть немного воды, пожалуйста?
Он широко открыл глаза светло-орехового цвета, но ничего не сказал, только отвязал кожаную флягу с пояса и подал мне.
Я положила нож для рыбы на колени, в пределах быстрой досягаемости, и, захлебываясь, стала жадно пить.
- Осторожно, - сказал он. - Опасно пить слишком быстро.
- Я знаю, - ответила я, опустив флягу и восстанавливая дыхание. - Я доктор.
Я приложила флягу ко рту и пила сейчас более медленно, делая небольшие глотки.
Мой спаситель рассматривал меня с насмешливым любопытством. Вымокшая в соленой воде и высохшая на солнце, с засохшей повсюду грязью, вся в поту, с волосами, сосульками свисающими на лицо, я походила на нищенку и, вероятно, к тому же сумасшедшую.
- Доктор? - спросил он по-английски, показывая, что его мысли текут в том направлении, которое я подозревала. - Доктор чего, могу я спросить?
- Медицины, - ответила я, делая паузу между глотками.
Он поднял черные брови почти до линии волос.
- Действительно, - произнес он после значительной паузы.
- Действительно, - повторила я за ним тем же самым тоном, и он рассмеялся.
Он склонил голову в вежливом поклоне.
- В таком случае, мадам врач, позвольте представиться. Лоренс Штерн, доктор естественной философии, Общество натурфилософии, Мюнхен.
Я, моргая, смотрела на него.
- Натуралист, - уточнил он, указывая на парусиновый мешок на его плече. - Я искал фрегатов, надеясь увидеть их брачные обряды, и услышал, как вы разговаривали ... э ...
- С рыбой, - закончила я. - Да, ... у них действительно четыре глаза? - спросила я, надеясь сменить тему.
- Да ... или это так выглядит, - он мельком взглянул на рыбу, которая, казалось, с интересом следила за нашим разговором. - У них, кажется, особое строение глаза, при погружении в воду верхняя половина смотрит над водой, а нижняя под водой.
Он посмотрел на меня с намеком на улыбку.
- Могу я иметь честь узнать ваше имя, мадам врач?
Я колебалась, не зная, что сказать. Я перебрала в уме набор псевдонимов и выбрала правду.
- Фрейзер, - сказала я, - Клэр Фрейзер. Миссис Джеймс Фрейзер, - добавила я, надеясь, что мое семейное положение поможет выглядеть мне более респектабельно, несмотря на мой ужасный вид. Я убрала прядь волос, свисающую над левым глазом.
- Ваш слуга, мадам, - сказал он с поклоном и глубокомысленно потер переносицу, глядя на меня.
- Вы потерпели кораблекрушение? - предположил он. Это, казалось, самым логичным - если не единственным - объяснением моего присутствия здесь, и я кивнула.
- Мне нужно добраться до Ямайки, - сказала я. - Вы можете помочь мне?
Он уставился на меня, немного хмурясь, словно я была экземпляром, который он затруднялся классифицировать, но потом кивнул головой. У него был широкий рот, предназначенный для улыбок, и он слегка улыбнулся, подавая мне руку, чтобы помочь подняться.
- Да, - ответил он. - Я могу помочь. Но сначала, я думаю, вас нужно покормить и дать какую-нибудь одежду, а? У меня есть друг, который живет недалеко от сюда. Я отведу вас туда, хорошо?
Мучимая жаждой и находясь под прессом событий, я мало обращала внимание на нужды моего живота. Однако при упоминании о пище, он возродился к жизни и громко заявил о себе.
- Это, - громко сказала я, надеясь заглушить бурчание живота, - будет очень хорошо.
Я, как могла, пригладила пальцами свои волосы и, нырнув под веткой дерева, последовала за моим спасителем.
Когда мы вышли из рощи пальметто, перед нами открылось место, похожее на луг, за которым поднимался широкий холм. На холме находился дом, или скорее его развалины. Его желтые оштукатуренные стены были испещрены трещинами и увиты розовыми бугенвиллиями, вокруг тут и там росли гуавы. На оловянной крыше имелось несколько дыр, и все место создавало впечатление унылого упадка.
- Гасиенда де ла Фуэнта, - сказал мой новый знакомый, кивая на нее головой. - Вы выдержите подъем на холм, или ... - он заколебался, оценивая мой вес. - Я мог бы нести вас, - добавил он с нелестным для меня сомнением в голосе.
- Я справлюсь, - уверила я его. Мои ноги болели, они были поранены и исколоты упавшими ветками пальметто, но путь наверх выглядел относительно гладким.
Склон холма был пересечен слабыми следами овечьих копыт. И сами животные мирно паслись на склоне под горячим гаитянским солнцем. Когда мы вышли из-за деревьев, одна из овец увидела нас и издала слабое удивленное блеяние. И тут же все овцы в унисон подняли головы и уставились на нас.
Чувствуя себя довольно неуютно под их немигающими подозрительными взглядами, я подобрала свои юбки и последовала за доктором Штерном по большой тропинке, ведущей на холм.
Был прекрасный яркий день, над травой мелькало множество оранжевых и белых бабочек. Временами они садились на цветы, разбросанные тут и там, и тогда желтые бабочки сияли, как маленькие солнца.
Я глубоко вдохнула, ощущая прекрасный аромат травы и цветов с легкой примесью запаха овец и нагретой солнцем пыли. Коричневое пятнышко село на мой рукав и оставалось там достаточно долго, чтобы я могла разглядеть бархатные крылышки и крошечный изогнутый хоботок. Тонкий живот пульсировал, дыша в такт со взмахами крыльев, потом бабочка улетела.
Возможно обещание помощи, вода, бабочки, все это вместе привело к тому, что бремя страха и усталости уменьшилось. Правда, у меня еще оставалась проблема найти транспорт до Ямайки, но утолив жажду, обретя друга и имея впереди перспективу обеда, я не считала задачу такой не выполнимой, как в мангровых зарослях.
- А вот и он!
Лоренс остановился, поджидая меня, потом указал вверх на легкую худую фигуру, осторожно спускающуюся по склону. Я смотрела, как она проходила между овцами, которые не обращали на нее ни малейшего внимания.
- Иисус! - сказала я. - Это святой Франциск Ассизский.
Лоренс с удивлением взглянул на меня.
- Нет, он англичанин, - он поднял руку и крикнул, - ÁHola! Señor Fogden(2)!
Одетая в серые одежды, фигура застыла, запустив руку в шерсть ближайшей овцы.
- ÀQuien es (3)?
- Штерн, - прокричал Лоренс. - Лоренс Штерн! Идемте, - сказал он и потянул меня вверх по крутому склону.
Овца попыталась вырваться из рук своего защитника, и это отвлекло его от нас. Это был стройный мужчина чуть выше меня ростом с худым лицом, которое было бы привлекательным, если бы не красная борода, торчащая, словно швабра, вокруг его подбородка. Его длинные редкие волосы имели седые пряди и постоянно падали на глаза.
- Штерн? - сказал он, убирая волосы свободной рукой и моргая по-совиному. - Я не знаю никакого ... о, это вы! - его худое лицо прояснилось. - Почему сразу не сказали, что вы тот, кто ищет червей в дерьме, я бы вас сразу узнал!
Штерн выглядел несколько смущенным и пояснил мне извиняющимся тоном.
- Я ... э ... нашел несколько интересных паразитов в экскрементах овец, когда последний раз был у мистера Фогдена.
- Ужасно большие черви! - отец Фогден сильно передернулся при воспоминании. - Некоторые даже до фута длиной!
- Не больше, чем восемь дюймов, - поправил его Штерн с улыбкой. Он оглядел ближайших овец, положив руку на свою сумку, словно ожидая от них дальнейших вкладов в науку. - Средство, которое я предложил, помогло?
Отец Фогден выглядел несколько нерешительно, словно пытаясь вспомнить про средство.
- Скипидар, - напомнил натуралист.
- Ах, да! - солнце брызнуло на его худое лицо, и он засиял нам улыбкой. - Конечно, конечно! Да, помогло. Несколько овец умерли, но остальные излечились. Превосходно, просто превосходно!
Внезапно отцу Фогдену показалось, что он был не очень гостеприимен.
- Вы должны зайти ко мне! - сказал он. - Я настаиваю, чтобы вы разделили мою полуденную еду, - он повернулся ко мне. - Это миссис Штерн, не так ли?
Упоминание о восьмидюймовых червях несколько подавило муки голода, но при приглашении на обед они снова вернулись, громко заявив о себе.
- Нет, но мы будем рады принять ваше гостеприимство, - вежливо ответил Штерн. - Позвольте представить вам мою знакомую ... миссис Фрейзер, вашу землячку.
Светло-голубые, слегка слезящиеся от солнца глаза Фогдена широко открылись и с любопытством уставились на меня.
- Англичанка? - произнес он недоверчиво. - Здесь?
Взгляд оценил грязь и разводы соли на моем помятом платье, и общий беспорядок моего внешнего вида. Он коротко моргнул, но подошел и с большим достоинством склонился над моей рукой.
- Ваш покорнейший слуга, мадам, - сказал он. Он распрямился и широким жестом указал на развалины на холме. - Mi casa es su casa(4).
Он резко свистнул, и маленький дружелюбный кавалер-кинг-чарльз-спаниель вопросительно высунул голову из кустов.
- У нас гости, Людо, - сказал священник с сияющим видом. - Разве не прекрасно?
Он твердо положил мою руку на свой локоть, другой рукой ухватил овцу за клок шерсти на голове и потащил нас обеих к Гасиенде де ла Фуэнта, кивнув головой Штерну следовать за ним.
Название гасиенды стало понятно, как только мы вошли в обветшалый внутренний дворик, патио. Небольшое облако стрекоз колебалось над прудиком в одном углу, который был выложен камнями, по-видимому, еще при строительстве дома. Около дюжины кустарниковых куриц выскочили из-под разрушенного основания и суматошно бросились мимо нас, оставив маленькое облако пыли и перьев за собой. Следы показали, что деревья, нависающие над двориком, служили для них насестом довольно долго.
- И таким образом этим утром мне посчастливилось столкнуться с миссис Фрейзер среди мангровых деревьев, - закончил Штерн. - Я подумал, возможно вы могли бы ... О, посмотрите на эту красоту! Какая великолепная одоната(5)!
С этим восхищенным восклицанием он без церемоний протиснулся мимо нас туда, где в тени крыши из пальмовых листьев плясала огромная стрекоза длиной, по крайней мере, в четыре дюйма, ее тело вспыхивало синим пламенем, когда она попадала в лучи света, проникающие через дыры в крыше.
- О, вам нравится? Будьте моим гостем, - наш хозяин милостиво махнул рукой стрекозе. - Теперь, Бекки, иди на свое место, я посмотрю твое копыто позже.
Он загнал овцу во внутренний дворик, хлопнув ее по заду. Овца фыркнула, подпрыгнула несколько раз и занялась фруктами, упавшими с огромной гуавы, которая нависала над древней стеной.
Фактически деревья росли вокруг патио так густо, что переплетались ветвями, образуя над ним своеобразную крышу, так что он казался туннелем, ведущим к входу в жилище.
Волны пыли и розовые лепестки бугенвиллии лежали возле порога, но дальше мерцал темный деревянный пол, чистый и тускло поблескивающий. В комнате было темно после солнечного света, но, привыкнув, я с любопытством оглянулась.
Это была очень просто обставленная комната, длинный стол, несколько табуретов и стульев и маленький буфет, над которым висела отвратительная картина в испанском стиле - изнуренный Христос, бледный с козлиной бородкой, указывающий одной костлявой рукой на кровоточащее сердце в своей груди.
Эта ужасная картина так приковала мой взгляд, что я не сразу поняла, что в комнате был еще кто-то. Из теней в углу комнаты вдруг появилось маленькое круглое лицо, которое имело выражение интенсивной злобности. Я моргнула и сделала шаг назад. Женщина - а это была женщина - шагнула вперед, уставившись на меня черными глазами, немигающими, как у овцы.
Она была не больше четырех футов ростом и такая толстая, что походила на большой чурбан, без всяких выступов и углублений. Ее голова представляла собой маленькую круглую шишку с еще меньшей шишкой серых волос, убранных назад в пучок. Кожа ее была цвета красного дерева - я не могла сказать, то ли от солнца, то ли это был ее естественный цвет - и она больше всего походила на вырезанную из дерева куклу. Куклу, которую используют для вредоносных наговоров.
- Мамачита, - сказал священник, - какая удача! У нас гости, которые будут у нас обедать. Ты помнишь сеньора Штерна? - добавил он, показывая на Лоренса.
- Sí, claro(6) - ответила статуя невидимыми деревянными губами. - Христоубийца. А кто эта puta alba(7)?
- А это сеньора Фрейзер, - отец Фогден продолжал сиять, как если бы она ничего не говорила. - Бедная леди попала в кораблекрушение, и мы должны помочь ей, как можем.
Мамачита внимательно осмотрела меня с головы до ног. Она ничего не сказала, но ее широкие ноздри трепетали от бесконечного презрения.
- Ваша еда готова, - сказала она и отвернулась.
- Великолепно! - счастливо произнес священник. - Мамачита приветствует вас и сейчас принесет поесть. Присаживайтесь, пожалуйста.
На столе уже стояла большая треснутая тарелка и деревянная ложка. Священник достал еще две тарелки и ложки из буфета и положил их на стол, призывая нас жестами садиться.
Большой коричневый кокос лежал на стуле во главе стола. Фогден нежно поднял его и положил рядом со своей тарелкой. Волокнистая кожура кокоса потемнела от времени, и местами волосы были вытерты почти до блеска.
- Привет, - сказал священник, нежно похлопывая по нему. - Как поживаешь в такой прекрасный день, Кокос?
Я взглянула на Штерна, но он изучал изображение Христа, немного нахмурив широкие черные брови. Я поняла, что разговор придется поддерживать мне.
- Вы живете здесь один, ми ... ой, отец Фогден? - спросила я своего хозяина. - Вы и ... э, Мамачита?
- Да, боюсь, что так. Именно потому я так рад видеть вас. У меня нет никакой компании, кроме Людо и Кокоса, видите ли, - пояснил он, похлопав по волосатому ореху еще раз.
- Кокоса? - вежливо сказала я, думая, что уж кокосов то здесь предостаточно. Я бросила второй взгляд на Штерна, который выглядел немного позабавленным, но не встревоженным.
- По-испански гоблин - кокос, - объяснил священник. - Хобгоблин. Видите, носик пуговкой и черные глазки?
Фогден внезапно ткнул двумя длинными тонкими пальцами в углубления на кокосе и отдернул их со смехом.
- Ах-ах! - вскричал он - Не должен пялиться, Кокос, ты знаешь, это не воспитанно!
Светло-голубые глаза остро глянули на меня, и я с некоторым трудом отпустила закушенную нижнюю губу.
- Такая симпатичная леди, - произнес он, как бы про себя. - Не такая как моя Эрменгильда, но очень хорошенькая тем не менее, не так ли, Людо?
Пес, к которому он обращался, совершенно проигнорировал меня, но с радостным лаем подпрыгнул, толкаясь головой в руку хозяина. Тот нежно потрепал его уши, потом снова обратил свое внимание на меня.
- Интересно, вам подойдет одно из платьев Эрменгильды?
Я не знала отвечать ли мне на этот вопрос. Вместо этого я вежливо улыбнулась, надеясь, что мои мысли не отражаются у меня на лице. К счастью тут вернулась Мамачита, неся глиняный горшок, накрытый полотенцем. Она хлопнула в каждую тарелку по большой ложке его содержимого и вышла, почти не двигая ногами - если они у нее были - под бесформенной юбкой.
Я размешала массу на своей тарелке, которая, казалось, была растительного происхождения, и, осторожно попробовав, нашла ее удивительно вкусной.
- Жареные бананы с маниокой и красными бобами, - объяснил Лоренс, видя мои колебания. Сам он ел, не останавливаясь даже, чтобы остудить пищу.
Я ожидала, что сейчас начнутся расспросы о моем появлении здесь, моей идентификации и намерениях. Вместо этого отец Фогден тихо напевал себе под нос, отбивая ритм ложкой по столу между порциями еды.
Я бросила взгляд на Лоренса. Он просто улыбнулся и слегка пожал плечами, потом вернулся к своей пище.
Никакого разговора во время еды не было, пока Мамачита - "неулыбчивая" казалось преуменьшенным эпитетом для выражения ее лица - не убрала тарелки, заменив их блюдом с фруктами, тремя чашками и большим глиняным кувшином.
- Вы когда-нибудь пили сангрию, миссис Фрейзер?
Я открыла рот, чтобы сказать "Да", но передумала и сказала.
- Нет, что это?
Сангрия была популярным напитком в 60-е годы двадцатого века, и мне много раз приходилось пробовать ее на неофициальных встречах в больнице. Но я была уверена, что сейчас сангрия была не известна в Англии и Шотландии, и вряд ли миссис Фрейзер из Эдинбурга слышала о ней.
- Смесь красного вина и апельсинового и лимонного соков, - объяснил Лоренс Штерн, - со специями. Подается горячим или холодным в зависимости от погоды. Самый приятный и здоровый напиток, не так ли, Фогден?
- О, да. О, да. Очень приятный.
Не дожидаясь никого, священник выпил свою чашку и потянулся за кувшином, прежде чем я сделала первый глоток.
Это был тот же сладкий, царапающий горло вкус, и я испытала неожиданное чувство, что я на вечеринке в компании с накурившимся марихуаны аспирантом и профессором ботаники.
Эта иллюзия укреплялась рассказом Штерна о своей коллекции и поведением отца Фогдена. После нескольких чашек сангрии он поднялся, порылся в буфете и вытащил глиняную трубочку, которую набил сильно пахнущей травой из бумажного пакета, и принялся курить.
- Гашиш? - спросил Штерн. - Скажите, он стабилизирует пищеварительный процесс? Я слышал, что это так, но трава недоступна в большинстве европейских городов, и я не мог наблюдать за эффектом, который она оказывает.
- О, она благоприятно и успокаивающе действует на кишечник, - уверил его отец Фогден. Он сделал глубокую затяжку, потом длительно выдохнул, мечтательно глядя на мягкий белый дым, поднимающийся к потолку.
- Я дам вам с собой большой пакет травы, дорогой друг. А теперь скажите, что вы собираетесь делать, вы и леди, которую вы спасли?
Штерн рассказал, что после ночного отдыха мы намеревались идти в деревню Сент-Луис-ду-Норд, чтобы найти там рыбацкую лодку, которая могла бы отвезти нас в Кеп-Гаитин, ближайший порт в тридцати милях от деревни. Если мы не найдем лодку, придется добираться до порта по суше.
Короткие брови священника сошлись на переносице.
- Мм? Я полагаю, у вас нет большого выбора. Однако вы должны быть очень осторожны, особенно если пойдете по суше. Мароны(8), знаете ли.
- Мароны? - я с недоумением поглядела на Штерна, тот кивнул, хмурясь.
- Да, я встречал две или три маленькие группы, когда шел на север вдоль Артибонита(9). Они не тронули меня, хотя, должен сказать, я выглядел не лучше их. Мароны - это беглые рабы, - объяснил он мне. - Сбежав от жестоких хозяев, они находят убежище в джунглях на дальних холмах.
- Они могут вас не волновать, - сказал отец Фогден. Он пососал сильно свою трубку, издав низкий прихлебывающий звук, задержал дыхание и медленно выпустил дым. Его глаза заметно налились кровью. Он прикрыл один глаз, разглядывая меня другим. - Она не выглядит стоящей ограбления.
Штерн широко улыбнулся, глядя на меня, но быстро стер улыбку, почувствовав, что был не тактичен. Он кашлянул и взял чашку сангрии. Глаза священника за трубкой мерцали красным цветом, как у хорька.
- Я полагаю, мне нужно немного свежего воздуха, - сказала я, отодвигая стул. - И возможно немного воды, помыться.
- О, конечно, конечно! - воскликнул отец Фогден. Он встал, немного пошатываясь, и выбил угли из трубки на буфет. - Следуйте за мной.
Воздух в патио казался свежим и бодрящим. Я глубоко вдыхала воздух, наблюдая, как отец Фогден возился с ведром возле источника в углу.
- Откуда бежит вода? - спросила я. - Это действительно ключ?
На каменном дне бассейна лениво шевелились стебельки морских водорослей, очевидно, вода была проточная.
Ответил мне, однако, Штерн.
- Да, таких ручейков здесь сотни. В некоторых их них живут духи, но я полагаю, вы не подвержены таким суевериям, сэр?
Отец Фогден, казалось, задумался. Он поставил наполовину заполненное ведро на бордюр и прищурился, глядя на маленьких серебряных рыбок в воде.
- А? - сказал он рассеяно. - Нет, конечно. В духов не верю. Хотя ... о, да, я забыл показать вам что-то.
Подойдя к шкафу, встроенному в стену, он вытащил из него сверток из грубой небеленой ткани, который осторожно отдал в руки Штерну.
- Это появилось в источнике как-то в прошлом месяце, - сказал он. - Когда солнце достигло полудня, существо умерло, и я достал его оттуда. Боюсь, его немного обглодали рыбы, - добавил он извиняющимся тоном, - но еще можно кое-что увидеть.
В центре ткани находилась маленькая высушенная рыбка, почти такая же, как и рыбки, плавающие в пруду, только совершенно белого цвета. Она была также слепой. С обеих сторон головы вместо глаз были обозначены только припухлости.
- Вы думаете, это рыба-призрак? - спросил священник. - Я вспомнил про нее, когда вы упомянули про духов. Однако я не могу понять, какой грех должна совершить эта рыба, чтобы быть обреченной ... быть безглазой, я имею в виду, - он прикрыл один глаз, - говорят, рыбы не имеют души, но тогда как они становятся призраками?
- Я не думаю, что это призрак, - уверила я его, рассматривая рыбу, которую Штерн исследовал с энтузиазмом натуралиста. Кожа рыбки была тонкой и настолько прозрачной, что сквозь нее были ясно видны пятна внутренних органов и узловатая линия позвоночника. На шкурке имелись чешуйки, хотя крошечные и полупрозрачные.
- Это слепая пещерная рыба, - сказал Штерн, благоговейно поглаживая ее маленькую голову. - Я видел такую лишь однажды глубоко в пещере Абандаве. И она уплыла прежде, чем я смог хорошо рассмотреть ее. Мой дорогой друг, - он повернулся к священнику с глазами, сияющими от волнения, - я могу взять ее?
- Конечно, конечно, - священник махнул с пренебрежительным великодушием. - Мне она не нужна. Слишком маленькая, чтобы съесть, даже если бы Мамачита решила ее приготовить, а она не станет ее готовить, - он огляделся вокруг, рассеяно пнув проходящую курицу. - Где Мамачита?
- Здесь, cabrón(10), где же еще?
Я не видела, как она выходила из дома, но она была здесь, маленькая коричневая фигура, наклонившаяся над источником с ведром.
Внезапно затхлый неприятный запах достиг моих ноздрей, и я поморщилась. Священник, должно быть, заметил, потому что сказал.
- О, не волнуйтесь, это всего лишь бедная Арабелла.
- Арабелла?
- Да, вот здесь.
Священник отодвинул рванную мешковину в другом углу патио, и я увидела, что на высоте примерно в районе моей талии на стене был выступ, на котором лежали черепа овец, белые и блестящие.
- Я не могу расстаться с ними, - отец Фогден нежно погладил ближайший череп. - Это Беатрис ... такая милая и нежная. Она умерла ягненком, бедняжка.
- Арабелла - тоже овца? - спросила я. Запах в этом углу было более сильным, и я подумала, что вряд ли хочу знать, откуда он появился.
- Член моего стада, да, конечно, - священник взглянул на меня своими странными ярко-голубыми глазами, выглядя очень разгневанным. - Она была убита! Бедная Арабелла, нежная, доверчивая душа. Как у них хватило духу, принести такую невинность в жертву своему животу!
- О, Боже, - произнесла я, несколько неадекватно. - Какая жалость. И кто убил ее?
- Моряки, злые язычники! Убили ее на берегу и жарили ее бедное тело на решетке, также как святого Лоуренса-мученика.
- Господи, - сказала я.
Священник вздохнул, его тощая бородка, казалось, обвисла в трауре.
- Да, я должен уповать на Господа нашего. Если Бог обращает внимание на каждого воробышка, то едва ли он оставит без внимания Арабеллу. Она весила почти девяносто фунтов, она была хорошим едоком, бедное дитя.
- Ах, - сказала я, пытаясь придать моему высказыванию выражение симпатии и ужаса. Только потом до меня дошло, что сказал священник.
-Моряки? - спросила я - Когда, вы сказали, это ... это печальное событие имело место?
Это не мог быть "Порпос", подумала я. Конечно же, капитан Леонард не считает мою особу настолько важной, чтобы броситься в погоню. Но мои руки повлажнели от волнения, и я незаметно вытерла их о платье.
- Этим утром, - ответил отец Фогден, поглаживая череп ягненка. - Но, - добавил он, с несколько прояснившимся лицом, - я должен сказать, что они хорошо с ней поработали. Обычно требуется больше недели, а сейчас можете сами посмотреть ...
Он снова открыл шкаф, показывая большой сверток из нескольких слоев влажной мешковины. Запах заметно усилился, и было видно, что несколько коричневых жучков удрали вглубь шкафа, спасаясь от света.
- О, это случайно не кожееды(11), Фогден?
Лоренс Штерн, заботливо поместивший трупик пещерной рыбы в бутылку ос спиртом, присоединился к нам. Он смотрел через мое плечо, нахмурив с интересом брови.
В буфете личинки жуков-кожеедов трудолюбиво очищали череп овцы Арабеллы. Съеденная пища тяжело зашевелилось в моем желудке.
- Так вот кто они? Наверное, так, мои маленькие прожорливые друзья.
Священник внезапно качнулся и, наконец, заметил старуху, которая подошла с ведрами в каждой руке и стояла, впившись в него взглядом.
- О, я совсем забыл! Вам же нужно переодеться, не так ли, миссис Фрейзер?
Я посмотрела вниз на мое платье, оно было порвано во многих местах и пропитано болотной грязью, так что я вряд ли выглядела прилично даже в обществе таких нетребовательных людей, как отец Фогден и Лоренс Штерн.
Отец Фогден повернулся к женщине, изображающей идола.
- Не найдется ли чего-нибудь из одежды для этой бедной леди, Мамачита? - спросил он по-испански и на мгновение задумался, слегка пошатываясь. - Может быть, одно из платьев ...
Женщина оскалила зубы, глядя на меня.
- Они будут малы для такой коровы, - сказала она тоже на испанском языке. - Дайте ей свою старую одежду, если хотите.
Она бросила презрительный взгляд на мои спутанные волосы и грязное лицо.
- Идемте, - сказала она мне уже по-английски. - Вы мыться.
Она привела меня в маленький патио позади дома, дала два ведра холодной пресной воды, маленький горшочек с мылом, сильно пахнущим щелоком, и поношенное льняное полотенце. Добавив к этому серую рясу с поясом-веревкой, она снова оскалила на меня зубы, и ушла, заметив радушно по-испански:
- Смой кровь со своих рук, шлюха-христоубйца.
Я с чувством облегчения закрыла за ней ворота, с еще большим облегчением сняла свою грязную потную одежду и привела себя в порядок, как могла, холодной водой и без гребешка для волос.
Одетая прилично, хотя и странно, в запасную рясу отца Фогдена, я расчесывала влажные волосы пальцами и раздумывала о своем странном хозяине. Я не была уверена, страдал ли священник некоторой формой слабоумия, или его странности были следствием алкоголизма и злоупотребления гашишем, но тем не менее он, казалось, обладал нежной и доброй душой. Его служанка - если она была служанкой - была совсем другим человеком.
Мамачита слегка нервировала меня. Мистер Штерн заявил, что спустится к морю искупаться, и я решила не возвращаться в дом до его возвращения. В кувшине оставалось еще много сангрии, и я подозревала, что отец Фогден - если он еще будет в сознательном состоянии - вряд ли сможет служить мне защитой против смертельного взгляда этого василиска.
Однако я не могла оставаться наружи весь день, я очень устала и хотела бы где-нибудь присесть, а еще лучше лечь в кровать и проспать целую неделю. Из патио в дом вела дверь, и я вошла в нее.
Я оказалась в маленькой спальне. Ее интерьер поразил меня, особенно по сравнению со спартанской комнатой, где мы обедали, и запущенными грязными патио. Кровать была заправлена пушистым покрывалом из красной шерсти и пышными перьевыми подушками. Четыре огромных расписных веера, словно крылья гигантских бабочек, висели на выбеленных стенах, а не столе стоял ветвистый медный канделябр с оплывшими свечами.
Мебель была просто, но тщательно сделана и была начищена воском до мягкого глубокого блеска. Занавес из полосатого хлопка висел на одном конце комнаты. Он был немного отодвинут, и я могла видеть за ним ряд висящих на стене шелковых платьев.
Это, должно быть, были платья Эрменгильды, о которых упоминал отец Фогден. Я подошла, тихо шлепая босыми ногами по полу, чтобы рассмотреть их ближе. Комната была чистая без всякого следа пыли, но очень тихая, без человеческого аромата. В этой комнате больше никто не жил.
Платья были красивы, пошитые из шелка, муара и атласа, муслина и бархата. Даже вися безжизненно на крюках, они сохраняли блеск и красоту, некую живую субстанцию, как сохраняет ее мех убитого животного.
Я коснулась лифа одного платья из фиолетового бархата, богато расшитого серебряными анютиными глазками. В центре каждого цветочка были пришиты жемчужины. Она была маленькой, эта Эрменгильда, и худенькой - в некоторых платьях в лифы были вшиты подкладки, чтобы создать иллюзию пышной груди. Комната была уютная, но не роскошная, однако платья были сама роскошь - их, вероятно, носили при мадридском дворе.
Эрменгильда исчезла, но комната, казалось, все еще сохраняла ее присутствие. Я коснулась синего рукава в прощальном жесте и удалилась на цыпочках, оставив платья видеть свои сны.
Лоренса Штерна я обнаружила на веранде позади дома, выходящей на крутой склон, поросший алоэ и гуавой. Вдалеке в мерцающей бирюзовой колыбели моря виднелся маленький горбатый остров. Штерн любезно поднялся при моем появлении, поклонившись с удивленным видом.