Розалин Гюнтер не позволяла себе плакать. Только не сегодня, когда ее недавно счастливый дом был заполнен двенадцатью русскими солдатами. К тому же если бы она и хотела - слез больше не было. Ее муж в рядах немецкой армии наступал на одно из русских поселений и погиб в войне за чужие идеи, оставив ее и троих детей без защиты и кормильца. Все слезы она выплакала еще тогда. Сегодня немецкую женщину съедала ненависть к войне, к смерти, к несправедливости века, в котором она жила и теряла.
Они пришли около полудня, осмотрели дом, хозяйство, грубо толкая ее впереди себя и показывая на то, что им хотелось взять, чтобы поесть и выпить. Заметив их, подходящих к дому, ей удалось успеть спрятать детей в дальней комнате, запереть за ними дверь и спрятать ключ в своем ботинке. Солдаты бесцеремонно выстрелили в голову единственной небольшой свинье, не замечая слабых протестов со стороны хозяйки. Им было безразлично, что та была единственной едой для ее семьи. Голодные мужчины хотели не просто жареного мяса, она должна приготовить им колбасу, которая сохраниться дольше, что значило - они заберут все до последнего кусочка.
Она смотрела на вымазанные в свиной крови руки, разделывающие мясо животного. Ей казалось, что ее сердце так же кровоточит от безысходности и горя, а несчастная душа истекает такой же ярко алой кровью. Этой свинины хватило бы ей и детям до следующей зимы, но сопротивление чревато расправой, и Розалин подчинилась.
Русские были в шаге от победы, уничтожая немецкие войска уже в Германии. Они освобождали пленных соотечественников, и полноправно вели себя здесь словно хозяева, смакуя месть и отмщение за всех убитых собратьев. Незваные гости отдыхали от очередного похода, вальяжно расположившись в ее доме, испачкав полы своими грязными сапогами. Она молча выполняла их приказы на неизвестном языке, силясь понять по жестам и сделать все правильно, не вызвав гнева самого высокого мужчины, по форме и поведению которого она определила командира всей группы. Это он отобрал лучшие куски мяса для колбасы, показал, как именно ее следует готовить. Она была уверена, он знал, сколько ароматных колец легло на противень, а значит, ей не удастся припрятать и кусочка.
Розалин проклинала каждый этап своей работы, не замечая порезанных в спешке рук, и как соль со специями попадала в раны. Только покорность и услужливость помогут ей дожить до рассвета. Они хотели тепла, и ей приходилось носить тяжелые поленья, чтобы огонь в печи не ослабевал. Им хотелось есть, и она готовила для них, выкладывая на стол все, что было припасено. Вздрагивая каждый раз от грубого окрика, в котором слышалось ее сокращенное имя, она воспринимала произносимое как ругательство по особой, присущей таким словам интонации.
Сначала волнение и стук собственного сердца мешал ей смотреть на солдат, они все казались одним размытым пятном. Женщина чувствовала панику, страх и не могла унять дрожь в руках, проливая мимо стаканов спиртное и обжигаясь около плиты. Тогда солдаты смеялись над ней, издеваясь над смятением загнанного человека. К вечеру ей стало немного легче. Нет, она не чувствовала безопасности. Просто появилась слабая надежда, что они не тронут ее, напившись и насытившись, что не заметят спрятанных детей и не причинят им вреда. Может тому виной колбаса, которая пришлась им по нраву. И теперь она хотела, чтобы они съели ее как можно больше.
Розалин украдкой вглядывалась в эти чужие лица, уставшие, но веселые, и постаревшие не по годам. Она заметила, что один самый молодой солдат пьет больше других, задерживая ее руку с бутылкой, когда она наполняла опустевшую рюмку. Он был довольно красив, мило улыбался и задорно смеялся, от его бойких реплик смеялись и остальные. Иногда его голубые проницательные глаза останавливались на ней, и женщина поняла, что доброта и отсутствие ненависти в них позволили ей на что-то надеяться. Его русые взлохмаченные волосы, кустистые темные брови и чувственные губы напоминали ей погибшего мужа. Из всех остальных только этот солдат не похлопывал ее по ягодицам и не говорил матерных слов, обращаясь по имени. Но схожесть чужестранца и оплакиваемого любимого человека вызвала лишь негодование с ее стороны. Однако вместе с тем приводила блуждающий взгляд женщины к нему снова и снова.
Мужчины смаковали свежеприготовленное мясо, и пили за предстоящую победу, а она словно служанка суетилась вокруг стола, чувствуя онемение в ногах от усталости и головокружение от голода, и обманчиво тепло улыбалась им одними губами. Чем больше они ели, тем сильнее она теперь радовалась. Хорошо, что спиртного в кладовке было достаточно. Когда они стали читать письма от своих родных, каждое из которых хранилось в нагрудном кармане ближе к сердцу, ни один мускул не дрогнул на ее лице.
Воспользовавшись моментом, она выскользнула из гостиной и прокралась в комнату к запертым детям. Ей удалось принести им немного хлеба с маслом и воды. Мать настойчиво приказала детям не шуметь и громко не разговаривать, чтобы как можно дольше не привлекать внимания непрошеных гостей. Двое сыновей, видя серьезное и напуганное выражение лица матери, проявляли завидное спокойствие и послушание. И только маленькая Бьянка постоянно просила кусочек колбасы, аромат от которой проникал в дальнюю комнату, щекотал нос и заставлял урчать от голода детские животики. Розалин попросила их потерпеть и попытаться уснуть, сказав, что русские заметят, если она возьмет со стола мясо и понесет сюда. Бьянка плакала, вытирая слезки маленькими грязными кулачками и порождая в женщине еще больше злобы.
Вернувшись в гостиную, переполненную смешанной вонью от военных людей, застолья и выпивки, она отметила про себя, что ее отсутствия никто кроме того молодого парня не заметил. По спине заструились капельки холодного пота, выражение ужаса и мольбы застыло у нее на лице. Солдат опустил глаза на немой вопрос в перепуганных глазах женщины и не подал виду, что ее исчезновение заинтересовало его. Он знал, что никто не тронет хозяйку и кого бы она там не прятала - это не взрослый немецкий мужчина. Они не остались бы здесь на ночевку, позволив себе выпивку без предварительной проверки. Скорее всего - там дети. Женщина зря волновалась, он не станет заострять на ее отсутствии внимания. Война заставляла людей, защищая себя и других, делать ужасные вещи, когда это было необходимо - за честь, за Родину, чтобы выжить. Каждому из их роты хватало этого в бою. Он не выдал женщину потому, что был уверен, никто из его товарищей не станет вешать на душу неисправимый грех.
Но этого поступка было слишком мало, чтобы заглушить всю ту ненависть, что переполняла Розалин, затмив собой здравый рассудок. Далеко за полночь почти все солдаты уснули, расположившись, где только было возможно. Некоторые похрапывали прямо за столом, уронив потяжелевшие головы на сложенные руки. Другие заняли лавки и диван. А голубоглазый солдат все еще пил, напевая унылую песню. На нее уже никто из оставшихся не обращал внимания, и Розалин заняла себя неспешной уборкой, боясь присесть и уснуть. Ей необходимо было продержаться, чтобы потом совершить задуманное.
Глаза слипались от бессонницы, руки отнимались от многочасовой работы, ноги уже не просто ныли, а горели огнем. Спать было нельзя, ей нужно собрать вещи и покинуть дом, пока еще не рассвело. Вскоре все двенадцать чужаков провалились в сон. Розалин подумала, как незаметно вывести детей. Она решила, что самое лучшее - это высадить их через окно. Какой дорогой бежать, она не знала, но на улице было тихо и темно, что позволяло надеяться на успех. Может, удастся добраться до родственников на соседней улице незаметно для других русских, наверняка патрулирующих местность. Перед тем, как зайти к детям, женщина еще раз посмотрела на спящих врагов и позволила себе злорадно восторжествовать. Она ликовала, ощутив вдруг силу и независимость.
Собрав необходимые теплые вещи и документы, она повернула ключ в комнате, где спрятала детей.
Розалин не сразу заметила их неестественные позы, отсутствие дыхания, вымазанные жирной свининой щечки и ручки. Осознание случившегося боролось с отрицанием действительности. Ведь дверь была заперта, а единственный ключ все время находился у нее. Женщина не могла знать, что интерес голубоглазого солдата приведет его к окну той комнаты, где голодали дети. А доброе сердце русского человека не позволит проигнорировать этого. Тогда он вернулся в дом, незаметно для остальных взял свежеиспеченную колбасу и отнес им, просунув ее через окно. Он навсегда запомнил, как детские глазенки светились благодарностью, а губы растянулись в робкой улыбке.
На негнущихся ногах Розалин вошла в гостиную, вытащила из кобуры командира пистолет и приложила к виску холодный ствол. Только один солдат из двенадцати проснулся от звука выстрела. Сквозь пелену на глазах он успел заметить падающую женщину и неподвижных товарищей, прежде чем скорчиться от жгучей боли в животе. Его вырвало, и он потерял сознание.
...Три недели в коме, выздоровление, выписка. Он хотел знать, что произошло, и ему рассказали: "Крысиный яд в колбасе..., месть..., лишняя рюмка..., повезло..."
Направившись к выходу из госпиталя, солдат остановился. Его ноги ослабели, в глазах снова стало темно, тело взмокло от пота, а лицо - от слез. Послышался детский смех, напоминающий множество колокольчиков. Солдат опустился на колени и произнес охрипшую от боли молитву:
- Господи, прими в свое царство каждое убиенное дитя...