Девочка любила клоуна. Очень любила. Почти так, как в детстве любила Олега Попова из цирка на Цветном бульваре, 13. Почти так, как сам клоун любил аплодисменты. И совершенно так же, как оба они любили мороженое. То есть самоотверженно, беззастенчиво, но с опаской, что все хорошее быстро заканчивается: цирк уезжает, зрители расходятся, а мороженое быстро тает.
Тот, которого Она любила, был до смешного серьезным человеком. Все знают, что клоуны в жизни совсем не такие, как на арене, гораздо печальнее и грустнее. Но этот отличался еще и тем, что с самым серьезным и немного грустным видом все перемешивал: жизнь, клоунаду, законы природы и сцены, любовь, дружбу, смех, слезы, в общем, все. Он взбалтывал эту ядерную смесь с огромным вниманием, искренне опасаясь позабыть о каком-либо важном ингредиенте или положить его недостаточно. И с удовольствием пил невероятный коктейль сам и щедро делился им с окружающими. Выдерживали, надо сказать, немногие. А потому его окружением чаще всего была Она вместе со своей любовью да еще несколько самых близких друзей.
Кстати, он сразу понял, что она выдержит. По лицу догадался, что еще в детстве многие отказывались с ней играть, несмотря на общую привлекательность и даже загадочность. Очень уж странными были порой условия ее игры. Если барьеры, то, по-возможности, самые высокие; если скорости, то желательно сверхзвуковые; если чувства, то самые, что ни на есть настоящие. Постепенно она научилась смягчать свои требования, уж очень одиноко было иногда во дворе одной. Хотя желание поиграть всерьез, без дураков, осталось...
Все началось как всегда с банальности. Ночь. Улица. Фонари. Может, и аптека была где-то поблизости... Одинокий полупустой троллейбус. Он, устало возвращающийся в семью, добытчик средств к существованию. Она со следами очередного разочарования на совсем еще юном лице. Его непроизвольное желание подвинуться, чтобы позволить ей сесть на единственное в полупустом салоне сломанное сиденье, которое занимал сам. И ее немедленно принятое решение плюхнуться рядом.
Они так и сидели рядом всю дорогу, придерживая спинку сиденья своими спинами и крепко упираясь ногами в пол, чтобы не упасть с колченогого троллейбусного диванчика. Однако никто из них этого так и не заметил. Только потом, через много дней, вспоминая первую встречу, они осознали это и долго смеялись.
Оказалось, он занял это сиденье сразу, когда пассажиры на конечной остановке толпой ввалились в троллейбус, потому что на сломанное сидение никто из "нормальных", как он выразился, людей не претендовал. И только при виде Ее у него возникло желание подвинуться. И не даром.
С тех пор, слово "нормальный" применительно к какому-либо человеку стало одним из самых ужасных оскорблений в их совместном лексиконе. Не менее важным словом было слово "эквилибрист", под которым они понимали полную противоположность этому самому "нормальному". Слово это было взято из Его первого вопроса к ней:
- Вы эквилибристка? - возможно, так Он хотел извиниться за сломанное сиденье.
- Нет. Я работаю в более оригинальном жанре, - попыталась сострить она, неожиданно попав в самую точку.
- Надо же! И я в оригинальном! Разрешите представиться, артист оригинального жанра Андрей Петров! В просторечии клоун Петька или Петрушка. Работаю в цирке.
Она посмотрела на него более внимательно: "Да нет, для вранья слишком необычно. Скорее всего, говорит правду. Представиться клоуном Петрушкой, чтобы очаровать кого-то - довольно сомнительная затея. Ну что ж, только клоунов нам и не хватало. А впрочем, может быть это именно то, что мне сейчас и нужно. По-крайней мере, возможно, будет смешно. Все это пронеслось в ее голове с немыслимой скоростью. Вслух же она сказала только:
- Очень приятно. Элла. Почти тезка той, что все время шла в какой-то там изумрудный город.
- Значит, инопланетянка - констатировал он и очень серьезно поинтересовался: а что в изумрудный город теперь проложен троллейбусный маршрут?
- Еще не знаю. Доедем до конца - посмотрим. А почему инопланетянка?
- Это долго объяснять. Как-нибудь расскажу при случае. А вообще я это определяю по глазам.
Она не стала спрашивать, что там у нее с глазами, опасаясь услышать банальные комплименты, которые все испортят.
Разговор в подобном духе мог продолжаться довольно долго. Однако конечная остановка была уже близка. Как артист, он вовремя понял, что сегодняшний спектакль приближается к концу и скоро придется прощаться со зрителями. Быстро достал контрамарку:
- Приходите завтра вечером, в цирк, я буду работать. А потом найдите меня, пожалуйста. Спросите у кого угодно. Вам любой скажет, где меня найти. Он посмотрел умоляюще, и на мгновение ей показалось, что сейчас из его глаз в три ручья брызнут слезы. Она видела такое в детстве, когда в последний раз была в цирке с отцом. Только успела пообещать: "Приду", как он исчез в темноте дверного проема. Тогда она еще не знала, что появляться и исчезать внезапно, было одним из искусств, которыми он владел в совершенстве. Зато она точно знала, что обязательно выполнит свое обещание, и завтра начнется цирк.
Следующий день удавался с самого утра. Все у нее получалось, все, вплоть до самой незначительной мелочи. Это и удивляло, и радовало одновременно. Тем более, что время года было довольно унылым. Новый год уже отсверкал и отзвенел бокалами, а до весны было еще далеко. В доме царил мир и покой. Короче, все складывалось так, что в цирк она сегодня обязательно попадет, даже, несмотря на предательское желание остаться дома, которое всегда мучило ее в подобных случаях.
Цирк встретил ее праздничными огнями и озадачил огромным количеством детей и суетящихся вокруг них взрослых. Она уже забыла, как все это выглядит. Тем более что в детстве все казалось другим, более значительным и ярким. Она с трудом пробралась сквозь толпу родителей с малолетними отпрысками и бронебойный контроль билетеров. Место оказалось во втором ряду, в самом центре. Это радовало. Она решила спокойно посмотреть представление, а уж потом подумать, что делать дальше. Правда, перед самым началом она на всякий случай заглянула за боковую кулису. Но лица и морды людей и животных, которых она увидела, были до того озабоченными и сосредоточенными, что она поспешила ретироваться на свое место.
И вот, наконец, представление началось. На какое-то время все остальное утратило свое значение. И странное знакомство в троллейбусе; и то, почему она сегодня здесь. Цирк покорил обаянием детства, обаянием сильных и красивых людей, которые, казалось, прибыли прямо оттуда. Казалось никакие временные рамки им не помеха. Цирк не изменился. И в этом была вся прелесть. Только костюмы стали чуть ярче, да несколько рекламных щитов украсили оркестровую ложу. Это, пожалуй, было все, к чему удалось приложить руку сумасшедшему времени. Остальное, как и прежде, было самым, что ни на есть настоящим, и именно таким, каким она любила. В том числе и ее клоун. Он в этот момент как раз появился на сцене. Его наряд, правда, очень отдаленно напоминал клоунский. Разве что, совсем чуть-чуть гротеска. А так - белый фрак и высокий белый цилиндр, добавляющий ему несколько сантиметров роста. Очень светлый грим лишь подчеркивал бледность его полупрозрачного лица. Никаких клоунских атрибутов, вроде размалеванных щек и красного носа из теннисного шарика. Что-то женское внутри нее тихо порадовалось. От этого стало смешно.
Он произносил какие-то слова, а она рассматривала его. Соседнее сиденье оставалось пустым, но это не насторожило ее. Казалось, он говорил стихами, но она уловила только "Не привыкайте к чудесам!" и "Ничто не повторится!". Когда же она заинтересовалась сказанным, было поздно. Каким-то непостижимым образом он оказался прямо у ее места и через минуту они вдвоем уже парили под куполом... вместе с креслами.
- Не волнуйтесь! И не обижайтесь! Вы же эквилибристка! Эту репризу я выдумал специально для Вас! Я был уверен, что Вам понравится. Разве Вы не знали, что в цирке отведены специальные места для так называемых "подсадок"? А у клоунов, к сожалению, контрамарки только на такие места...
- Я страшно боюсь высоты! Но мне нравится! Всю жизнь мечтала о чем-то подобном, хотя сама никогда не решилась бы, - при этом она судорожно вцепилась в его руку и не отпускала ее вплоть до их успешного приземления.
Ей казалось, что они летали очень долго. Но внизу прошло не более минуты. Было темно, вокруг мелькали блики от света прожекторов, отражающегося в зеркальных мозаичных шарах. Это очень напоминало ей что-то из прошлого. Но что именно, она никак не могла вспомнить. Стояла странная вакуумная тишина. Однако когда они приземлились, зрительный зал взорвался аплодисментами. Тогда она впервые увидела его счастливую улыбку. Улыбку ребенка, которого неожиданно угостили мороженым.
- Спасибо Вам! Я так люблю аплодисменты, хотя на самом деле их заслужили Вы. Больше не буду Вас мучить. Увидимся после представления..., - и он исчез с арены так же внезапно, как и появился.
Цирковое шоу продолжалось. Но она уже почти ни на что не обращала внимания. Полет произвел на нее странное впечатление. Ей казалось, что она должна вспомнить что-то очень важное, что все время почему-то ускользало от нее. Гимнасты, акробаты, дрессированные животные сменяли друг друга. Он также несколько раз выходил на сцену. То с какими-то фокусами; то, жонглируя самыми неожиданными предметами. Произносил какие-то шутки, но в ее сторону больше ни разу даже не глянул. И только в самый последний свой выход, прощаясь со зрительным залом, махнул рукой, и желтая роза с как-будто опаленными оранжевым пламенем краями упала прямо ей на колени. Он по обыкновению печально улыбнулся и исчез за кулисами.
Огни погасли. Зрители начали расходиться. Сжимая в руках розу и улыбаясь со стороны, наверное, глупой улыбкой, она отправилась на поиски. Найти нужную дверь не составило труда, а роза служила чем-то вроде пропуска. Через несколько минут она уже сидела в его гримерной и рассматривала десятки забавных предметов, разбросанных тут и там. В голове навязчиво звучала строчка из детской песенки: "Где сцена есть, там есть за ней мир клоунов и добрых фей".
Все это время он суетился вокруг, пытаясь одновременно, навести какой-то одному ему известный порядок, снять грим и быть гостеприимным.
- Как Вам у нас нравится? Цирк - это мой дом. Здесь я провожу почти все свое "сознательное" время жизни. Кстати, для некоторых из цирковых - это вообще единственный дом, не в переносном, а в прямом смысле.
- А почему здесь так много разнообразного реквизита. У вас, что одна общая комната на всех? - поинтересовалась она.
Он засмеялся:
- Вы наблюдательны. Да нет, грим-уборная - моя собственная. Просто в цирке очень низкие заработки и артистов не хватает. Поэтому я здесь и за Енгибарова, и за Купперфильда. Это я так себя тешу, сравнивая с Мастерами. А вообще-то, как в старой песенке поется: "мною заполняют перерыв". Я просто шут. Но Вы не подумайте, я не жалуюсь, я совершенно искренне считаю, что заполнять паузы - есть самое важное занятие на свете. Жизнь людей коротка и простоев быть не должно.
- А Вы рациональны!
- О да, я самый рациональный человек на свете после президента.
- Почему после президента? И после какого президента?
- Да после любого. Все знакомые мне президенты очень рациональны, судя по тому, как экономно живут их сограждане.
- Да уж, с этим поспорить трудно.
- Со мной вообще трудно спорить. Так уж получается, что я почти всегда прав.
- И еще скромен.
- Скромность - признак ума, если нет других признаков.
На это она не нашлась что ответить, и разговор на время угас.
- Может, полетаем по городу? - скромно предложил он, нарушая повисшую тишину.
- А Вы умеете летать?
- Вы еще спрашиваете? Неужели я недостаточно продемонстрировал Вам это свое умение?
- Ну, я имею в виду...- растерялась она от его уверенности, - не под куполом цирка, а без трапеций, страховки и прочего.
- Вы правы, без страховки, действительно, летать проблематично. Можем упасть, и никто не компенсирует затрат на наше лечение или достойные проводы. Но сегодня мы не будем подниматься высоко и обойдемся без лишних сложностей. Я просто покажу Вам свой город и познакомлю кое с кем из наших. Согласны?
- Конечно. Хотя, вообще-то, я до сих пор считала, что знаю этот город достаточно хорошо. Я живу здесь с детства...
- У каждого свой город, как и дом. Я хочу показать Вам свой.
- Хорошо. Тогда еще один вопрос? Кто такие "наши"?
- А Вы подозрительны! - засмеялся он. Ну да ладно, имеете право. После сегодняшнего успеха я перед Вами в долгу. Помните, в самом начале я назвал Вас инопланетянкой. Вы тогда еще не стали меня расспрашивать, боясь, вероятно, нарваться на пошлые комплименты своим глазам. Это только подтвердило мою догадку. Так вот, это не комплимент, скорее констатация. Вы инопланетянка, как и я, и кое-кто еще. Большинство, так называемых "нормальных" людей, не понимают, кто они, откуда и куда направляются. И только единицы серьезно относятся к своему происхождению и предназначению. Вот собственно их я и называю инопланетянами, дабы отличать от всех остальных. Пока все понятно?
- Более чем.
- Вот видите, я же говорил, что всегда прав. Вы таки инопланетянка. Позже я расскажу Вам больше. Полетели! Или поехали, как говорил один космонавт, тоже из наших.