Гарри Поттер и методы рационального мышления

Глава 1. Крайне маловероятный день

      В лунном свете серебром блестит лезвие кинжала...
      (падают тёмные одежды)
      ...кровь льётся литрами, и слышится предсмертный вопль.
      
      Каждый дюйм стен занят книжными шкафами. Каждый шкаф, высотой почти до потолка, состоит из шести полок. Часть полок плотно заставлена книгами в твёрдом переплёте: математика, химия, история и так далее. На других полках в два ряда стоит научная фантастика в мягкой обложке. Под вторым рядом книг лежат коробки и деревянные бруски, так, что он возвышается над первым, и можно прочитать названия книг, стоящих в нём. И это еще не всё. Книги переползают на столы и диваны и образуют небольшие стопки под окнами.
      Так выглядит гостиная дома, в котором живут известный профессор Майкл Веррес-Эванс и его жена, миссис Петуния Эванс-Веррес, а также их приёмный сын, Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес.
      На столе в комнате лежит распечатанный конверт из желтоватого пергамента на имя мистера Г. Поттера (надпись сделана изумрудно-зелёными чернилами).
      Профессор тихо спорит с женой. Он считает, что ругаться на повышенных тонах некультурно.
      — Это ведь шутка, да? — сказал Майкл, отказываясь верить в серьёзность слов жены.
      — Моя сестра была ведьмой, — нервно, но настойчиво повторила Петуния. — А её муж — волшебником.
      — Это абсурд! — отчеканил Майкл. — Они же были на нашей свадьбе и приезжали на Рождество.
      — Я просила их ничего тебе не рассказывать, — прошептала Петуния, — но это чистая правда.
      Профессор закатил глаза:
      — Дорогая, я знаю, ты не читаешь скептическую литературу и можешь не понимать, как легко для обученного фокусника делать невозможные на первый взгляд вещи. Помнишь, я учил Гарри гнуть ложки? И если вдруг тебе казалось, что они угадывали твои мысли, то такой приём называется холодное чтение.
      — Это было не сгибание ложек.
      — Что тогда это было?
      Петуния прикусила губу.
      — Так просто не рассказать. Ты подумаешь, что я... — она сглотнула. — Послушай, Майкл, я не всегда была... такой. Лили изменила мою внешность. Потому что я... я умоляла её. Долгие годы я умоляла. Всё детство я плохо к ней относилась, потому что она была красивее меня, а потом у неё проявился магический дар. Можешь представить, как я себя чувствовала? Я годами умоляла её сделать меня красивой. Пусть у меня не будет магии, но будет хотя бы красота.
      В глазах Петунии стояли слёзы:
      — Лили отказывала мне по разным нелепым причинам, отговаривалась наступлением конца света или запретами кентавра. Я возненавидела её за это. В колледже я была одинока, никто не общался со мной, кроме толстяка Вернона Дурсля. Он говорил, что хочет детей, и чтобы его первенца звали Дадли. Я тогда подумала: «Какие же родители назовут своего ребёнка Дадли Дурсль?». Картина всей будущей жизни, встававшая перед глазами, была невыносима. Я написала сестре, что, если она мне не поможет, то я...
      Петуния запнулась и тихо продолжила:
      — В конце концов она сдалась. Она говорила, что это опасно, но мне было наплевать. Я выпила зелье и серьёзно болела две недели. Зато потом моя кожа стала чистой, фигура похорошела и... Я стала красивой, люди начали по-другому относиться ко мне, — её голос сорвался, — моя ненависть к сестре прошла. А потом Лили умерла. И в этом тоже была замешана магия.
      — Дорогая, — нежно ответил Майкл, — ты заболела, набрала правильный вес, пока лежала в кровати, твоя кожа стала лучше сама по себе. Или болезнь заставила тебя изменить диету.
      — Она была ведьмой, — настаивала Петуния. — Я видела, как она творила чудеса.
      — Петуния, — в голосе Майкла появилось раздражение, — ты же знаешь, что это не может быть правдой. Мне точно нужно объяснять почему?
      Петуния всплеснула руками. Она почти плакала.
      — Милый, я всегда проигрываю тебе в споре, пожалуйста, поверь мне сейчас...
      — Папа! Мама!
      Они замолчали и оглянулись на Гарри, который, оказывается, тоже был в гостиной всё это время.
      Мальчик сделал глубокий вдох.
      — Мама, насколько я понимаю, у твоих родителей не было магического дара?
      — Нет, — Петуния озадаченно посмотрела на него.
      — Получается, что никто из членов вашей семьи не знал о магии, пока Лили не получила пригласительное письмо. Каким образом убедили их?
      — Тогда было не только письмо. К нам приходил профессор из Хогвартса. Он... — Петуния бросила взгляд в сторону Майкла. — Он показал нам настоящее волшебство!
      — Значит, вам не нужно спорить по этому поводу, — твёрдо заключил Гарри. Впрочем, надежды, что хотя бы сейчас родители прислушаются к нему, было мало. — Если всё правда, то мы можем просто пригласить профессора из Хогвартса. Если он продемонстрирует нам магию, то папе придётся признать, что она существует. А если нет, то мама согласится, что всё это выдумка. Нужно не ссориться, а провести эксперимент.
      Профессор повернулся и, как всегда снисходительно, посмотрел на него сверху вниз:
      — Гарри? Магия? В самом деле? Я думал, уж ты-то знаешь достаточно, чтобы не воспринимать её всерьёз, хоть тебе и десять лет. Магия — самая ненаучная вещь, которую только можно себе представить!
      Гарри кисло улыбнулся. Майкл обращался с ним хорошо, вероятно лучше, чем большинство родных отцов обращаются со своими детьми. Гарри отправляли учиться в лучшие начальные школы, а когда с ними ничего не вышло, для него стали нанимать частных преподавателей из бесконечной очереди голодающих студентов. Его всегда воодушевляли изучать всё, что только привлекало его внимание, ему покупали все интересующие его книги, помогали с участием в различных математических и других научных соревнованиях. Он получал практически всё, что хотел, в разумных пределах. Единственное, в чём ему отказывали, так это в малейшей доле уважения. Впрочем, с какой стати штатному профессору Оксфорда, преподающему биохимию, прислушиваться к советам маленького мальчика?
      Он, конечно, «проявит заинтересованность», ведь так положено поступать «хорошему родителю», к каковым профессор, несомненно, себя относил. Но воспринимать десятилетнего ребёнка всерьёз? Вряд ли.
      Иногда Гарри хотелось накричать на отца.
      — Мама, — сказал он, — если ты хочешь выиграть у отца этот спор, посмотри вторую главу из первого тома лекций Фейнмана по физике. Там есть цитата, в которой философы долго обсуждают, на каких принципах должно строиться научное познание, но в итоге выясняется, что в науке есть только одно правило: последний судья — это наблюдение. Нужно просто посмотреть на мир и рассказать о том, что ты видишь. И... я не могу вспомнить с ходу подходящую цитату, но, с научной точки зрения, решать споры нужно опытным путём, не прибегая к аргументации.
      Мать посмотрела на него сверху вниз и улыбнулась:
      — Спасибо, Гарри, но... — она с достоинством взглянула на мужа, — я не хочу выигрывать спор у твоего отца. Я лишь хочу, чтобы мой муж прислушался к любящей его жене и поверил ей.
      Гарри на секунду закрыл глаза. Безнадёжны. Его родители были безнадёжны.
      Разговор опять превращался в один из тех бессмысленных споров, когда мать пытается заставить отца почувствовать себя виноватым, а тот, в свою очередь, заставляет её почувствовать себя глупой.
      — Я пойду в свою комнату, — слегка дрожащим голосом объявил Гарри. — Мама, папа, пожалуйста, постарайтесь долго не ругаться. В скором времени всё и так станет ясно.
      — Конечно, Гарри, — отозвался отец, а мать обнадёживающе его поцеловала, после чего они продолжили пререкаться.
      Гарри поднялся по лестнице в свою спальню, закрыл за собой дверь и попытался всё обдумать.
      Самым интересным был тот факт, что он должен был согласиться с отцом. Никто и никогда не видел никаких признаков магии, а из слов мамы следовало, что рядом существует целый волшебный мир. Как его можно было сохранять в тайне всё это время? С помощью магии? Довольно подозрительное объяснение.
      В лучшем случае мама шутила или лгала, в худшем — сошла с ума.
      Если она послала письмо самой себе, то это объясняет, как оно попало в почтовый ящик без штампа. В конце концов, небольшое сумасшествие более вероятно, чем вселенная, содержащая в себе магию.
      Но всё-таки какая-то часть Гарри была совершенно уверена в том, что магия существует. Это чувство возникло в тот самый момент, когда он увидел письмо из Хогвартса, Школы Чародейства и Волшебства.
      Гарри потёр лоб, скривившись. Не верь своим мыслям, было написано в одной книге.
      Но эта странная убеждённость... Он как будто знал заранее, что профессор из Хогвартса в самом деле появится на их пороге и сотворит настоящее волшебство. Эта убеждённость не пыталась защищаться, не искала заранее оправданий, если вдруг никакой профессор не придёт, а если и придёт, то сможет показать лишь фокус со сгибанием ложек.
      Откуда ты взялось, странное маленькое предчувствие? Гарри крепко задумался. Почему я верю в то, во что я верю?
      Обычно он достаточно быстро справлялся с этим вопросом, но сейчас у него не было никакой зацепки.
      Гарри мысленно пожал плечами. Двери созданы, чтобы их открывали, а гипотезы — чтобы их проверяли.
      Он взял лист разлинованной бумаги со стола и написал: «Заместителю директора».
      Гарри остановился, собираясь с мыслями, потом взял другой лист и выдавил ещё один миллиметр графита из своего механического карандаша — писать следовало красиво.

      «Заместителю директора Минерве МакГонагалл или другому уполномоченному лицу.
      Недавно я получил от Вас пригласительное письмо в Хогвартс на имя мистера Г. Поттера. Вы можете не знать, что мои биологические родители, Джеймс Поттер и Лили Поттер (в девичестве Лили Эванс), мертвы. Я был усыновлён сестрой Лили, Петунией Эванс-Веррес, и её мужем, Майклом Веррес-Эванс.
      Я крайне заинтересован в посещении Хогвартса, при условии, что такое место на самом деле существует. Моя мама, Петуния, утверждает, что видела проявления магии, но не может это доказать. Мой отец настроен скептически. Сам я до конца не убеждён. К тому же я не знаю, где приобрести все книги и материалы, указанные Вами в пригласительном письме.
      Мама упомянула, что вы присылали представителя Хогвартса к Лили Поттер (бывшая Лили Эванс), чтобы продемонстрировать её семье существование магии и, я полагаю, чтобы помочь ей с приобретением школьных принадлежностей. Если Вы поступите подобным образом в отношении моей семьи, это существенно поможет делу.
      С уважением,
      Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес».

      Гарри дописал адрес, сложил письмо пополам и засунул в конверт, адресовав его в Хогвартс. Затем взял свечку и, капнув воском на угол конверта, выдавил на нём кончиком перочинного ножа свои инициалы: Г.Д.П.Э.В. Сходить с ума — так со вкусом.
      Затем он открыл дверь и спустился вниз по лестнице. Его отец сидел в гостиной и читал книгу по высшей математике, чтобы показать, какой он умный муж, а мама готовила на кухне одно из любимых блюд отца, чтобы показать, какая она любящая жена. Похоже, они не разговаривали друг с другом. Споры могут быть ужасны, но иногда молчание почему-то ещё хуже.
      — Мама, — голос Гарри нарушил тишину, — каким образом, согласно твоей теории, я должен послать сову в Хогвартс?
      Мать отвернулась от кухонной раковины и озадаченно посмотрела на него.
      — Я... Я не знаю. Думаю, для этого у тебя должна быть волшебная сова.
      Это прозвучало весьма подозрительно.
      «Значит, мама, твою теорию невозможно проверить», — но странная уверенность в Гарри стала только крепче.
      — Письмо каким-то образом сюда попало, — рассуждал Гарри, — так что я просто помашу им на улице и крикну: «Письмо в Хогвартс!» Посмотрим — прилетит ли сова, чтобы забрать его. Папа, ты хочешь пойти со мной?
      Его отец отрицательно покачал головой и продолжил чтение.
      «Конечно, — подумал Гарри. — Магия — это ерунда, в которую верят только глупцы. Если отец начнёт проверять гипотезу или даже просто будет наблюдать за ходом проверки, то это будет выглядеть так, как будто он допускает вероятность её существования...»
      Выходя через заднюю дверь во двор, Гарри вдруг осознал, что если сова в самом деле прилетит и заберёт письмо, то он не сможет доказать это отцу.
      «Впрочем, это надуманная проблема. Что бы ни говорил сейчас мой разум, но если сова действительно спустится с небес и схватит конверт, то у меня будут заботы поважнее мнения папы на этот счёт».
      Гарри глубоко вздохнул и поднял конверт в воздух.
      Кричать «Письмо в Хогвартс!», размахивая конвертом, на заднем дворе своего дома оказалось вдруг весьма нелепым занятием.
      «Нет, я лучше, чем мой отец. Я использую научный метод, даже если буду при этом глупо выглядеть».
      — Письмо, — прошептал Гарри.
      Затем он собрался с духом и закричал в пустое небо:
      — Письмо в Хогвартс! Можно мне сову?!
      — Гарри? — произнёс почти над ухом удивлённый голос.
      Гарри резко опустил руку, словно она была объята пламенем, и спрятал конверт за спину, как будто в нём были деньги от продажи наркотиков. Его лицо покраснело от стыда.
      Над соседским забором появилось женское лицо — растрёпанные седые космы торчали из-под сетки для волос. Это была миссис Фигг, его приходящая няня.
      — Что ты тут делаешь, Гарри?
      — Ничего, — ответил он сдавленным голосом. — Просто... проверяю одну весьма глупую теорию...
      — Ты получил пригласительное письмо из Хогвартса?
      Гарри застыл на месте.
      — Да, — сказали его губы после короткой паузы, — я получил письмо из Хогвартса. Они написали, чтобы я отправил им ответ с совой к 31-му июля, но...
      — Но у тебя нет совы. Бедный мальчик! Даже не представляю, о чём они думали, посылая тебе стандартное приглашение.
      Морщинистая рука с раскрытой ладонью высунулась из-за забора. С трудом понимая, что происходит, Гарри отдал конверт.
      — Я всё сделаю, дорогой, — сказала миссис Фигг, — сейчас с кем-нибудь отправлю.
      И её лицо, торчавшее над забором, исчезло.
      Во дворе надолго воцарилась тишина, которую, в конце концов, нарушил тихий возглас мальчика.
      — Что?!

Глава 2. Всё, во что я верю — ложь

      «Конечно, это моя вина. Лишь я несу за всё ответственность».
      
      — Давайте ещё раз всё проясним, — сказал Гарри. — Если ты, папа, действительно взлетишь и будешь уверен в отсутствии скрытых верёвок, то это будет считаться достаточным доказательством существования магии. Ты не будешь отпираться и называть происходящее обычными фокусами. Так будет честно. Если подобная демонстрация уже сейчас кажется тебе недостаточной, то мы можем придумать другой эксперимент.
      Отец Гарри, профессор Майкл Веррес-Эванс, закатил глаза:
      — Да, Гарри.
      — Теперь ты, мама. Твоя теория заключается в том, что профессор сможет сделать это, но если ничего не произойдёт, то ты признаешь, что ошибалась. И не будешь говорить, что магия не работает, когда люди настроены скептично и тому подобное.
      Заместитель директора Минерва МакГонагалл с удивлением смотрела на Гарри. Она выглядела как настоящая ведьма — одетая в чёрную мантию и остроконечную шляпу. Но разговаривала официальным тоном с шотландским акцентом, что совсем не вязалось с её внешним видом.
      — Так этого будет достаточно, мистер Поттер? — уточнила волшебница. — Можно начинать демонстрацию?
      — Достаточно? Скорее всего, нет, — ответил Гарри, — но это точно поможет. Начинайте, заместитель директора.
      — Можно просто «профессор», — сказала она, — Вингардиум левиоса.
      Гарри посмотрел на отца.
      — Гм.
      Тот посмотрел на него и повторил эхом:
      — Гм.
      Затем он перевёл взгляд на профессора МакГонагалл и сказал:
      — Ладно, можете опустить меня вниз.
      Майкл Веррес-Эванс медленно приземлился на пол.
      Гарри провёл рукой по волосам. Может, дело было в том, что некоторая его часть заранее знала результат, но...
      — Почему-то меня это не впечатлило, — сказал он. — Я думал, что моя реакция будет более драматичной, учитывая, что я стал свидетелем события бесконечно малой вероятности.
      Он остановился — мать, МакГонагалл и даже отец снова смотрели на него с тем самым выражением лица.
      — Я имею в виду ситуацию, когда всё, во что веришь, оказывается ложью.
      В самом деле, увиденное должно было шокировать гораздо сильнее. Сейчас его мозгу следовало бы перебирать все возможные гипотезы об устройстве вселенной, которые говорили бы о невозможности того, что только что случилось. Вместо этого его рассудок говорил: «Ладно, я видел, как профессор из Хогвартса махнул палочкой, и мой отец поднялся в воздух. И что тут такого?»
      Колдунья немного удивлённо улыбнулась ему:
      — Вы хотели бы продолжить демонстрацию, мистер Поттер?
      — Вы не обязаны, — ответил Гарри, — мы провели необходимый эксперимент. Но...
      Он колебался. Хотелось увидеть больше. В конце концов, сейчас, учитывая обстоятельства, любопытство было правильным и уместным.
      — Что ещё вы можете показать?
      Профессор МакГонагалл превратилась в кошку.
      Гарри отскочил назад так быстро, что споткнулся о стопку книг и звучно шмякнулся на пол.
      В тот же миг маленькая полосатая кошка вновь стала женщиной в чёрной мантии.
      — Извините, мистер Поттер, — с сочувствующей улыбкой сказала МакГонагалл. — Я должна была вас предупредить.
      Гарри еле дышал от потрясения:
      — Как вы это сделали?!
      — Это просто трансфигурация, — ответила МакГонагалл. — Трансформация анимага, если говорить точно.
      — Вы превратились в кошку! В МАЛЕНЬКУЮ кошку! Вы нарушили закон сохранения энергии! Это же не какое-то условное правило, оно определяется формой квантового гамильтониана! Без него целостность системы будет нарушена, и вы получите превышение скорости света! И кошки СЛОЖНЫЕ! Человеческий разум просто не в состоянии представить себе всю кошачью анатомию и всю кошачью биохимию, не говоря о неврологии. Как можно продолжать думать, используя мозг размером с кошачий?
      МакГонагалл улыбнулась шире:
      — Магия.
      — Магии недостаточно, чтобы делать такое. Вы должны быть богом!
      МакГонагалл моргнула:
      — В первый раз меня называют подобным образом.
      Взгляд Гарри затуманился, его разум принялся подсчитывать причинённый ущерб. Вся идея цельной вселенной с математически обоснованными законами, все представления физики пошли коту (точнее, кошке) под хвост.
      Три тысячи лет люди по маленьким кусочкам складывали картину мира, узнавали, что музыка планет имеет ту же мелодию, что и падающее яблоко, искали истинные универсальные законы, для которых нет исключений и которые, принимая простую математическую форму, управляли даже малейшими частицами.... И ещё тот факт, что сознание находится в мозге, и что мозг состоит из нейронов, и что мозг равен личности....
      А тут женщина превращается в кошку, только и всего.
      Гарри хотел задать тысячу вопросов, но в итоге вырвался один:
      — Что это за словосочетание Вингардиум Левиоса? Кто придумывает слова к этим заклинаниям, дети дошкольного возраста?
      — Закончим на этом, мистер Поттер, — остановила его МакГонагалл, её глаза весело поблёскивали. — Если вы хотите изучать магию, нам необходимо обговорить все детали вашего поступления в Хогвартс.
      — Верно, — задумчиво ответил Гарри. Он собрался с мыслями. Несмотря на всё произошедшее, у него ещё оставался экспериментальный метод, и об этом стоило помнить. — Так как же мне попасть в Хогвартс?
      МакГонагалл коротко усмехнулась.
      — Подожди, Гарри, — вмешался его отец. — Ты же знаешь, по каким причинам ты до сих пор не посещаешь школу. Что будем делать с ними?
      МакГонагалл повернулась к Майклу:
      — Какие причины? О чём вы говорите?
      — У меня нарушения сна, — сказал Гарри, беспомощно разводя руками. — В моём биологическом дне двадцать шесть часов, я каждый день ложусь спать на два часа позже. Десять вечера, двенадцать, два часа, четыре утра и так по кругу. Даже если я заставлю себя встать раньше, это не поможет — весь следующий день я буду разбитый. Поэтому я до сих пор не хожу в обычную школу.
      — Это одна из причин, — уточнила его мать, награждённая за это свирепым взглядом Гарри.
      — Хмм, — протянула МакГонагалл. — Не сталкивалась с подобным прежде. Нужно будет спросить у мадам Помфри, знает ли она подходящее лекарство.
      Её лицо смягчилось:
      — Но не думаю, что это может быть препятствием. Так или иначе — выход будет найден, — она снова сдвинула брови. — Каковы же другие причины?
      Гарри посмотрел на родителей:
      — Я сознательно возражаю против идеи посещения школы, основываясь на перманентной неспособности системы школьного образования предоставить мне учителей и учебные пособия минимально приемлемого уровня.
      Родители Гарри рассмеялись, как будто вдруг услышали отличную шутку.
      — Ага, — сказал отец Гарри, сверкнув глазами, — теперь понятно, почему в третьем классе ты укусил свою учительницу математики.
      — Она не знала, что такое логарифм!
      — И, конечно, укусить её — весьма взрослый способ решения проблемы, — вторила мать.
      Отец Гарри кивнул:
      — Продуманная стратегия в отношении учителей, которые не понимают логарифмы.
      — Мне было семь лет! Как долго вы ещё собираетесь вспоминать этот случай?
      — Да, понятно, — с участием в голосе сказала его мать. — Ты укусил одного учителя математики, и они теперь никогда тебе этого не забудут.
      Гарри повернулся к МакГонагалл:
      — Вот, видите, с чем мне приходится иметь дело?
      — Извините, — сказала Петуния и выбежала за стеклянную дверь гостиной, впрочем, её смех было слышно даже оттуда.
      — Гм, значит так, — по какой-то причине МакГонагалл было непросто продолжить разговор. — Никакого кусания учителей в Хогвартсе. Это понятно, мистер Поттер?
      Гарри насупленно посмотрел на неё:
      — Хорошо, я не укушу, пока меня самого не укусят.
      Услышав это, профессор Майкл Веррес-Эванс тоже был вынужден покинуть комнату.
      — Итак, — вздохнула МакГонагалл, дождавшись, когда родители Гарри возьмут себя в руки и вернутся. — Думаю, учитывая обстоятельства, мы должны отложить покупку ваших учебников на день перед самым началом занятий.
      — Что? Почему? Ведь другие дети уже знакомы с магией! Я должен начинать готовиться прямо сейчас!
      — Смею вас заверить, мистер Поттер, — ответила Профессор МакГонагалл. — В Хогвартсе вы сможете начать обучение с самых основ. К тому же, мистер Поттер, подозреваю, что если я оставлю вас на два месяца с вашими учебниками даже без волшебной палочки, то, вернувшись сюда, я найду лишь кратер, полный лилового дыма, опустевший город и полчища огненных зебр, терроризирующих остатки Англии.
      Мать и отец Гарри согласно кивнули.
      — Мама! Папа!

Глава 3. Сравнивая варианты реальности

      «У меня нет на это времени»
      
      — Господи боже! — воскликнул бармен, уставившись на Гарри. — Это же... в самом деле?
      Гарри прижался к барной стойке «Дырявого котла», находившейся на уровне его глаз. Вопрос, подобный этому, заслуживал наилучшего ответа:
      — Я... могу ли... может... никогда не знаешь... если это... но вопрос — всё-таки... почему?
      — Господи благослови, — прошептал бармен, — Гарри Поттер, какая честь!
      Гарри моргнул, затем продолжил атаку:
      — Вы крайне наблюдательны, большинство людей не понимают этого так быстро.
      — Достаточно, — сказала профессор МакГонагалл, её рука сжала плечо Гарри. — Том, не приставай к мальчику, он к этому не привык.
      — Но это он? — встряла пожилая женщина. — Это Гарри Поттер?
      Скрипнув креслом, она поднялась.
      — Дорис, — остановила её МакГонагалл и обвела зал взглядом, смысл которого был понятен каждому.
      — Я только хотела пожать ему руку, — прошептала женщина.
      Она нагнулась и протянула Гарри морщинистую ладонь. Смущённый, как никогда в своей жизни, он осторожно пожал её. Слёзы из глаз женщины оросили их соединённые руки.
      — Мой внук был аврором, — прошептала она. — Погиб в семьдесят девятом. Спасибо тебе, Гарри Поттер. Хвала небесам, что ты есть.
      — Пожалуйста, — автоматически ответил Гарри, бросив в сторону МакГонагалл испуганный, умоляющий взгляд.
      Все находившиеся в помещении люди уже поднимались с мест, когда профессор вдруг громко топнула ногой. Всякое движение в зале прекратилось.
      — Мы торопимся, — чрезвычайно спокойно произнесла волшебница.
      Никто не рискнул их задерживать.
      — МакГонагалл? — начал Гарри, как только они оказались снаружи. Он собирался выяснить, что произошло, но неожиданно даже для себя задал другой вопрос. — Кто был тот бледный человек? Тот, в трактире, с дёргающимся глазом?
      — М? — удивилась МакГонагалл, вероятно она тоже не ожидала такого вопроса. — Его зовут профессор Квиррелл. В этом году он будет преподавать в Хогвартсе защиту от Тёмных искусств.
      — У меня появилось странное ощущение, что мы с ним знакомы... — Гарри потёр лоб. — И что мне лучше не здороваться с ним за руку.
      Это было похоже на воспоминание из далёкого прошлого, как будто он встретил кого-то, кто раньше был ему другом. До тех пор, пока не случилось что-то совершенно неправильное... Это было не совсем верное определение чувству, но Гарри не мог подобрать других слов.
      — А об остальном расскажете?
      МакГонагалл странно на него посмотрела:
      — Мистер Поттер... вы знаете... что вам говорили о том... как погибли ваши родители?
      Гарри невозмутимо ответил:
      — Мои родители живы и в добром здравии, но они всегда отказывались рассказывать мне о том, как погибли мои биологические родители. Из чего я сделал вывод, что их смерть была не самой простой.
      — Потрясающая лояльность, — произнесла МакГонагалл, понижая голос. — Хотя меня немного задевает то, как вы говорите об этом. Лили и Джеймс были моими друзьями.
      Гарри вдруг стало стыдно, он отвернулся.
      — Простите, — тихо сказал мальчик, — но у меня есть мама и папа. И я знаю, что почувствую себя несчастным, если буду сравнивать то, что существует в реальности с... с чем-то идеальным, созданным моим воображением.
      — Удивительно мудро с вашей стороны, — ответила МакГонагалл. — Ваши биологические родители погибли, защищая вас.
      — Защищая меня? — что-то ёкнуло в сердце Гарри. — Как это случилось?
      МакГонагалл вздохнула. Её волшебная палочка коснулась лба мальчика, и у него на мгновение потемнело в глазах.
      — Это для маскировки, — пояснила свои действия МакГонагалл, — чтобы сцена в трактире не повторилась до тех пор, пока вы не будете готовы.
      Затем она направила палочку в сторону кирпичной кладки и постучала по ней три раза...
      ...Дыра в стене стремительно разрасталась, образуя большую арку; за ней открывался вид на длинные ряды магазинов с рекламными плакатами, на которых красовались котлы и драконья печень.
      Гарри даже не повёл бровью — после превращения в кошку это было сущим пустяком.
      Волшебница и мальчик двинулись вперёд, в мир волшебства.
      Голова Гарри непрерывно крутилась во все стороны. Это было всё равно, что перелистывать справочник магических вещей во второй редакции настольной игры «Подземелья и Драконы» (он не играл в настольные игры, что не мешало ему с удовольствием читать книги правил).
      На улице бойко шла торговля Прыгающими Ботинками («Сделано из настоящего Флаббера!»), ножами с бонусом +3, вилками +2, ложками +4. Продавались очки, перекрашивающие в зелёный цвет всё, на что сквозь них смотрели, и роскошные кресла со встроенной системой катапультирования.
      Гарри старался не пропустить ни одной вещи на прилавках, на случай, если вдруг ему попадутся три компонента, необходимых при создании замкнутого цикла для получения бесконечного числа заклинаний желания.
      Вдруг Гарри заметил что-то, заставившее его сильно отклониться от совместного с МакГонагалл курса и направиться прямиком в магазин из синего кирпича с орнаментом из бронзы на витринах. Очнулся он лишь когда МакГонагалл встала на его пути.
      — Мистер Поттер? — окликнула она.
      Гарри пришёл в себя.
      — Простите! На секунду я забыл, что иду с вами, а не со своей семьёй, — Гарри показал на окно магазина, в котором ярко блестели буквы, составляя название: «Несравненные книги Бигбэма». — У нас есть семейное правило: проходя мимо незнакомого книжного магазина, обязательно нужно зайти внутрь и осмотреться.
      — Самое когтевранское правило из тех, что мне приходилось слышать.
      — Что?
      — Неважно. Мистер Поттер, в первую очередь, нам необходимо посетить Гринготтс, банк волшебного мира. Там находится родовое хранилище вашей биологической семьи с наследством, которое ваши биологические родители вам завещали. Вам нужны деньги, чтобы купить школьные принадлежности, — она вздохнула, — полагаю, некоторую сумму можно будет потратить и на книги. Впрочем, советую воздержаться — в Хогвартсе собрана большая библиотека книг о магии. Кроме того, в башне, в которой, как я подозреваю, вы будете жить, есть своя весьма обширная библиотека. Учитывая это, практически любая купленная сейчас книга окажется лишь бесполезным дубликатом.
      Гарри кивнул, и они пошли дальше.
      — Не поймите меня неправильно, всё это прекрасная уловка, чтобы отвлечь моё внимание, — сказал Гарри, продолжая смотреть по сторонам, — вероятно, лучшая из всех, что были использованы на мне, но не думайте, что я забыл о нашем разговоре.
      МакГонагалл вздохнула:
      — Ваши родители, ваша мать уж точно, поступили весьма мудро, не рассказывая вам правды.
      — Вы хотите, чтобы я продолжал пребывать в блаженном неведении? Мне кажется, в данном случае это будет ошибкой, профессор МакГонагалл.
      — Полагаю, это бессмысленно, учитывая, что каждый встречный может вам всё рассказать.
      И она поведала ему о Том-Кого-Нельзя-Называть, Тёмном Лорде, Волдеморте.
      — Волдеморт? — прошептал Гарри. Имя могло бы показаться забавным, но оно таковым не являлось. От него веяло холодом, беспощадностью и чистым разумом, господствующим над бренной плотью. По спине Гарри побежали мурашки. Он решил, что лучше и безопаснее будет использовать фразы-заменители, вроде: Сам-Знаешь-Кто.
      Тёмный Лорд бешеным волком свирепствовал по всей магической Британии, разрывая и раздирая привычную канву жизни её обитателей. Другие страны, стиснув зубы, не вмешивались из-за равнодушного эгоизма, либо просто боялись, что первая из них, выступившая против Тёмного Лорда, станет следующей целью его террора.
      Эффект свидетеля, ― подумал Гарри, вспоминая эксперимент Латана и Дарли, доказавших, что в случае эпилептического припадка вы вернее получите помощь, если рядом с вами будет один человек, нежели трое. ― Размытие ответственности: каждый думает, что кто-то другой начнёт действовать первым.
      Вокруг Тёмного Лорда собралась армия Пожирателей Смерти, они были слабее его, но брали числом. Их сила была не только в палочках: за масками ордена скрывалось богатство, политическая власть и секреты шантажа, парализующие любые попытки общества защитить себя.
      Старый уважаемый журналист, Йерми Виббл, призывавший к повышению налогов и сборов, заявлял, что абсурдно всем бояться нескольких. Его кожа, только его кожа, была найдена прибитой к стене в его кабинете рядом с кожей его жены и двух дочерей. Все хотели решительных действий, но мало кто осмеливался сопротивляться в открытую. Тех, кто выделялся из толпы, ожидала схожая судьба.
      Среди них оказались Джеймс и Лили Поттер. По своей природе они были героями и первыми бы полезли в бой и, вероятно, умерли бы с вошебными палочками в руках, ни о чем не сожалея. Но у них был малютка-сын, Гарри Поттер, и ради его благополучия они вели себя осторожно.
      Слёзы показались в глазах Гарри. Он в гневе, а, может, с отчаяния, вытер их: «Я совсем не знал этих людей, сейчас они не мои родители, бессмысленно грустить из-за них».
      Когда Гарри перестал плакать, уткнувшись в мантию МакГонагалл, он посмотрел вверх и почувствовал себя немного лучше, увидев слёзы и в её глазах.
      — Так что же произошло? — голос Гарри дрожал.
      — Тёмный Лорд пришёл в Годрикову Лощину, — тихо сказала МакГонагалл, — вас должны были спрятать, но вас предали. Тёмный Лорд убил Джеймса, затем Лили, а потом подошёл к вашей колыбели. Он направил на вас Смертельное проклятие. На этом всё и кончилось. Это проклятие формируется из чистой ненависти и бьёт прямо в душу, отделяя её от тела. Его нельзя блокировать. Единственный способ защиты — уклониться. Но вы смогли выжить. Вы единственный, кто когда-либо смог выжить. Смертельное проклятие отразилось и попало в Тёмного Лорда, оставив от него лишь кучку пепла и шрам на вашем лбу. Так закончилась эпоха террора — мы стали свободны. Вот почему, Гарри Поттер, люди хотят увидеть этот шрам и пожать вам руку.
      Приступ плача выжал из Гарри все слёзы.
      (Где-то в глубине его сознания возникло едва заметное ощущение, будто в этой истории что-то было не так. Обычно Гарри был способен замечать мельчайшие логические несоответствия, но в данный момент его отвлекли — таково печальное правило: когда это больше всего необходимо, вы чаще всего забываете о вашей способности мыслить здраво).
      Гарри отстранился от МакГонагалл.
      — Мне нужно всё обдумать, — сказал он, не поднимая головы и стараясь вернуть контроль над своим голосом. — Да, вы можете продолжать называть их моими родителями, если хотите. Не обязательно добавлять «биологические». У меня могут быть две матери и два отца.
      МакГонагалл промолчала.
      Они шли, не разговаривая, пока впереди не показалось большое белое здание с широкими, обитыми бронзой дверями.
      — Гринготтс, — объявила МакГонагалл.

Глава 4. Гипотеза эффективного рынка

      «Мировое господство — такая некрасивая фраза. Предпочитаю называть это мировой оптимизацией»
      
      Груды галлеонов. Стройные ряды серебряных сиклей. Кучи бронзовых кнатов.
      Гарри с открытым ртом смотрел на семейное хранилище. У него было так много вопросов, что он даже не знал с какого начать.
      У двери стояла МакГонагалл и наблюдала за мальчиком. Она небрежно опёрлась о стену, но взгляд у неё был напряжённый. И неспроста. Оказаться перед огромной кучей золотых монет — та ещё проверка на прочность.
      — Монеты сделаны из чистого металла? — наконец спросил Гарри.
      — Что?! — прошипел гоблин Крюкохват, стоявший снаружи хранилища. — Вы сомневаетесь в честности нашего банка, мистер Поттер-Эванс-Веррес?!
      — Нет, — рассеянно сказал Гарри, — вовсе нет, сэр, извините. Просто я пока не имею представления о том, как работает ваша финансовая система. В смысле галлеоны сделаны из чистого золота, без всяких примесей?
      — Конечно, — ответил Крюкохват.
      — Монеты может чеканить кто угодно или на их выпуск установлена монополия со взиманием сеньоража?
      — Что? — растерялась МакГонагалл.
      Крюкохват ухмыльнулся, обнажив острые зубы.
      — Только глупец доверит чеканку кому-то, кроме гоблина!
      — Монеты имеют номинальную стоимость металла, из которого они изготовлены?
      Крюкохват уставился на Гарри. МакГонагалл выглядела ошеломлённой.
      — Я имею в виду, что, допустим, я приду сюда с тонной серебра. Получу ли я в результате тонну сиклей, сделанных из этого серебра?
      — За плату, мистер Поттер-Эванс-Веррес, — глазки гоблина заблестели, — за определённую плату. Но интересно, где это вы найдёте тонну серебра? Вы ведь не собираетесь использовать философский камень?
      — Крюкохват! — прошипела МакГонагалл.
      — Философский камень? — озадаченно переспросил Гарри.
      — Неважно, — гоблин отмахнулся нарочито небрежно.
      — Говоря чисто гипотетически. — «По крайней мере, пока», — подумал про себя Гарри. — Какую часть серебра мне пришлось бы отдать в качестве оплаты за чеканку?
      — Мне нужно проконсультироваться с начальством...
      — Ответьте навскидку. Я не буду требовать проведения такой операции от Гринготтса.
      — Двадцатая часть — достаточная плата.
      Гарри кивнул:
      — Большое спасибо, мистер Крюкохват.
      Экономика мира волшебников совершенно отделена от маггловской, здесь даже понятия не имеют об арбитражных операциях. В доминирующей экономике магглов курс обмена золота на серебро постоянно колеблется, и всякий раз, когда он отличается на 5 или более процентов от соотношения веса семнадцати сиклей к одному галлеону, необходимо изымать золото или серебро из экономики волшебного мира, пока там будут способны поддерживать собственный обменный курс. Принести тонну серебра, обменять на сикли (заплатив 5%), обменять сикли на галлеоны, отнести золото в мир магглов, обменять на серебро, которого станет больше, чем в начале операции, и повторить всё сначала.
      Вроде бы в мире магглов соотношение серебра к золоту составляет 50:1. В любом случае, не 17:1. Вдобавок, серебряные монеты меньше золотых.
      Но, опять же, Гарри стоял в банке, работники которого в буквальном смысле помещали деньги в хранилища, оберегаемые драконами; в банке, в который нужно идти и брать деньги из собственного хранилища всякий раз, когда захочется их потратить. Очевидно, что тонкости регулирования рыночной эффективности были им тоже недоступны. Гарри хотел отпустить едкое замечание о грубости такой финансовой системы...
      Вот только она лучше маггловской.
      С другой стороны, какой-нибудь финансист мог бы захватить волшебный мир за неделю с помощью хеджирования. Гарри запомнил эту мысль на случай, если у него кончатся деньги или выдастся свободная неделька.
      А пока его запросы может удовлетворить огромная куча золота в хранилище Поттеров.
      Гарри наклонился и начал поднимать галлеоны одной рукой и перекладывать в другую.
      Когда он набрал двадцать монет, МакГонагалл кашлянула:
      — Этого будет более чем достаточно, чтобы купить школьные принадлежности, мистер Поттер.
      — Гм, — задумчиво протянул Гарри. — Подождите. Я произвожу вычисление Ферми.
      — Что? — встревоженно уточнила МакГонагалл.
      — Метод математического подсчёта. Назван в честь Энрико Ферми. Способ делать приблизительные подсчёты в уме, причём очень быстро.
      Двадцать галлеонов весили около 200 граммов. А стоимость золота в Великобритании... 10 000 фунтов стерлингов за килограмм. Значит, в одном галлеоне 50 фунтов стерлингов. Высота кучи составляла 60 монет, диаметр — 20 монет; она была пирамидальной формы, значит, составляла треть куба. Грубо говоря, восемь тысяч галлеонов в куче. Всего было 5 горок золота такого же размера. Получается 40 000 галлеонов или 2 миллиона фунтов стерлингов.
      Неплохо. Гарри удовлетворенно ухмыльнулся. Жаль — он был на пороге нового удивительного мира волшебства, и у него не было времени на новый удивительный мир богатства. Который, впрочем, по быстрой оценке Ферми, был в миллион раз менее интересен.
      «Чтоб я ещё хоть раз стриг лужайку за какой-то вшивый фунт».
      Гарри отвернулся от огромной кучи денег:
      — Извините за вопрос, профессор МакГонагалл, но, насколько я понимаю, моим родителям не было и тридцати, когда они умерли. В волшебном мире это обычное количество золота, которое имеет молодая пара?
      Если так, то чашка кофе, возможно, стоит 5000 фунтов. Правило номер один в экономике: нельзя есть деньги.
      МакГонагалл покачала головой.
      — Ваш отец был последним наследником старинного рода, мистер Поттер. Возможно также... — профессор засомневалась. — Полагаю, часть этих денег — награда за у... — МакГонагалл осеклась, — за победу над Сами-Знаете-Кем. Хотя, возможно, эти пожертвования ещё не собраны, мне точно неизвестно.
      — Интересно, — медленно проговорил Гарри. — Значит, часть этих денег и в самом деле в некотором роде моя. То есть, заработана мной. В каком-то смысле. Наверное. Даже если я этого не помню. Значит, если я потрачу небольшую часть этих денег, то это не станет сильно тяготить мою совесть. Спокойно, профессор МакГонагалл!
      — Мистер Поттер! Вы несовершеннолетний, поэтому вам разрешается брать лишь разумные суммы из...
      — Я так и собираюсь! Я финансово благоразумен! Просто по пути в банк я видел некоторые товары, которые вполне можно включить в список разумных покупок взрослого человека.
      Гарри столкнулся с МакГонагалл в молчаливом поединке взглядов.
      — Например? — наконец сдалась профессор.
      — Сундуки, вместительность которых больше, чем кажется по их внешнему виду.
      МакГонагалл поджала губы:
      — Они очень дорогие, мистер Поттер!
      — Да, но... — Гарри умоляюще посмотрел на нее. — Я совершенно уверен, что когда вырасту, я всё равно захочу такой сундук. И я могу себе его позволить. Не имеет смысла откладывать покупку, если я могу совершить её сейчас, ведь так? И в том, и в другом случае я потрачу одну и ту же сумму. Я имею в виду, что в будущем я захочу хороший сундук, с множеством отделений, достаточно хороший, чтобы не пришлось через некоторое время покупать ещё лучше...
      Взгляд МакГонагалл не смягчился.
      — И что же вы положите в такой сундук, мистер Поттер?
      — Книги.
      — Ну конечно, — вздохнула МакГонагалл.
      — Вам следовало предупредить меня гораздо раньше, что существуют такие чудеса! И что я могу себе это позволить! А теперь мы с отцом будем вынуждены следующие два дня носиться по магазинам подержанных книг в поисках старых учебников, чтобы по прибытии в Хогвартс у меня была достойная коллекция книг по математике и другим наукам. И, возможно, небольшое собрание научной фантастики и фэнтези, если я найду что-нибудь приличное на распродажах. Кстати, чтобы вам было легче принять решение, позвольте купить вам...
      — Мистер Поттер! Вы хотите дать мне взятку?
      — Что? Нет! Ни в коем случае! Я хотел сказать, что могу взять с собой часть книг, если вы посчитаете их хорошим дополнением к школьной библиотеке. Я собираюсь дёшево их приобрести. Просто я хочу, чтобы книги были рядом со мной. Ведь можно давать людям взятку книгами, да? Это...
      — Семейная традиция.
      — Именно.
      Плечи МакГонагалл поникли:
      — К сожалению, в ваших словах есть логика. Я позволю вам взять ещё сто галлеонов, мистер Поттер. Я знаю, что буду сожалеть о своём поступке, но всё-таки сделаю это.
      — Отлично! А кошель из шкурки скрытня действует так, как я думаю?
      — Он менее вместителен, чем сундук, — неохотно ответила МакГонагалл, — но кошель с чарами восстановления и незримого расширения позволяет волшебнику призывать любой из помещённых внутрь предметов по своему желанию.
      — Он определённо мне нужен. Это же карманный супер-набор абсолютной крутости! Как многофункциональный пояс Бэтмена! Можно забыть про швейцарский армейский нож и носить все инструменты в одном кошеле! Или другие волшебные предметы! Или книги! Я выбрал бы три лучшие книги, из читаемых мною, и мог бы призывать их, когда угодно! Я больше ни минуты времени не потрачу впустую! Что вы на это скажете, профессор МакГонагал? Разве не прекрасная причина потратить немного денег?
      — Ладно. Можете взять ещё десять галлеонов.
      Крюкохват одобрительно, даже с восхищением, посмотрел на Гарри.
      — И ещё немного на расходы. Думаю, я видел в витринах пару вещей, которые можно будет сложить в этот волшебный кошель.
      — Не перегибайте, мистер Поттер.
      — Но профессор МакГонагалл! Сегодня у меня счастливый день, я знакомлюсь с миром волшебства! Зачем же ворчать, если вы можете улыбнуться и вспомнить ваше собственное беззаботное детство, глядя на моё радостное лицо, когда я покупаю парочку игрушек, используя лишь малую часть богатства, которое я получил, победив самого ужасного волшебника Великобритании. Не то чтобы я обвинял вас в неблагодарности или чём-то подобном, но всё же несколько безделушек — крохотная плата...
      — Вы! — прорычала МакГонагалл. У неё было такое выражение лица, что Гарри с писком отскочил, при этом с громким звоном рассыпав кучу золотых монет, и растянулся на горке денег. Крюкохват лишь разочарованно взмахнул рукой. — Я бы оказала магической Великобритании, а, может, и всему миру огромную услугу, если бы заперла вас здесь, мистер Поттер.
      Больше затруднений не возникло, и вскоре компания покинула хранилище.

Глава 5. Фундаментальная ошибка атрибуции

      — Ему всего одиннадцать, Гермиона.
      — Тебе тоже.
      — Я не в счёт.
      
      «Скрытная лавка» была маленьким причудливым (некоторые даже назвали бы его милым) магазинчиком, удобно устроившимся за овощным киоском, который, в свою очередь, был позади магазина волшебных перчаток, находившегося на кратчайшем пути к ответвлению от Косого переулка. К великому разочарованию, владельцем лавки оказался не загадочный и морщинистый старик, а нервного вида молодая женщина, одетая в выцветшую жёлтую мантию. Она держала в руках Супер Кошель-скрытень QX31, особенностями которого были увеличенное отверстие и чары незримого расширения, позволявшие класть в него большие вещи (общий объём был, тем не менее, ограничен).
      Гарри настаивал на посещении указанной лавки сразу после банка, стараясь в то же время не вызвать у МакГонагалл подозрений. Дело в том, что ему нужно было как можно скорее положить кое-что в кошель. И это был не мешочек с галлеонами, которые МакГонагалл разрешила взять из Гринготтса. Это были другие галлеоны, которые Гарри исподтишка засунул в карман после того, как случайно упал на кучу золота. Честное слово, случайно. Гарри был не из тех, кто упускает возможности, но всё действительно произошло спонтанно. Теперь же ему приходилось нести мешочек с дозволенными галлеонами рядом с карманом брюк (это было крайне неудобно), чтобы звон не вызвал подозрений.
      Оставался лишь вопрос — как положить другие монеты в кошель и не попасться? Галлеоны, может, и принадлежали ему, но всё равно были краденные. Самоукраденные?
      Гарри оторвал взгляд от Супер Кошеля-скрытня QX31, лежавшего на прилавке, и посмотрел вверх на продавщицу.
      — Можно я его испытаю? Чтобы убедиться, что он работает... надёжно, — он широко распахнул глаза, изображая наивного, шаловливого мальчика.
      Естественно, после десятого повтора операции «положить мешочек в кошель, засунуть руку в кошель, шепнуть "мешочек с золотом", вынуть мешочек», МакГонагалл отошла от Гарри и стала рассматривать другие товары. Хозяйка магазина также перестала обращать на мальчика внимание.
      Левой рукой Гарри положил мешочек с золотом в кошель; правой — вытащил из кармана несколько галлеонов, засунул их в кошель, туда же опустил мешочек и (шепнув «мешочек с золотом») снова заполучил его. Затем ещё раз опустил мешочек в кошель левой рукой, а правой ― опять полез в карман...
      МакГонагалл оглянулась на Гарри лишь раз, но он не вздрогнул и не застыл на месте, так что профессор ничего не заподозрила. Хотя, если у взрослого есть чувство юмора, нельзя знать наверняка. Пришлось три раза повторить операцию, чтобы украденное у самого себя золото — около тридцати галлеонов — переместилось в кошель-скрытень.
      Закончив, Гарри вытер пот со лба и выдохнул:
      — Я бы хотел его купить.
      Минус 15 галлеонов (за эти деньги можно купить две волшебные палочки) и плюс один Супер Кошель-скрытень QX31. Когда Гарри и МакГонагалл вышли из магазина, дверная ручка превратилась в обычную руку и помахала им на прощание, вывернувшись так, что Гарри стало немного не по себе.
      А затем, к несчастью...
      — Вы действительно Гарри Поттер? — прошептал пожилой человек; крупная слеза скатилась по его щеке. — Это ведь правда, да? До меня доходили слухи, что на самом деле вы не пережили Смертельное проклятие, именно поэтому о вас ничего не слышно с тех самых пор.
      Похоже, маскирующее заклинание МакГонагалл работало менее эффективно на более опытных волшебниках.
      Профессор положила руку на плечо мальчику и потянула его в ближайший переулок сразу же, как только услышала «Гарри Поттер?».
      Пожилой мужчина последовал за ними, но, по крайней мере, никто больше не услышал его фразу.
      Гарри задумался над вопросом. Действительно ли он — Гарри Поттер?
      — Я знаю только то, что говорили мне люди. Ведь я не помню, как родился, — он потёр лоб рукой. — У меня всегда был этот шрам. И мне всегда говорили, что моё имя — Гарри Поттер, но если у вас есть причины сомневаться в этом, то можно предположить и существование тайного заговора, участники которого нашли другого сироту-волшебника и вырастили его так, чтобы он верил, что он — Гарри Поттер.
      МакГонагалл раздражённо провела рукой по лицу:
      — Вы выглядите как ваш отец, когда он впервые прибыл в Хогвартс. А глаза у вас от матери, Лили. Даже по одному вашему характеру можно с уверенностьюсказать, что вы связаны родством с грозой Гриффиндора, Джеймсом Поттером.
      — Она тоже могла бы быть соучастником, — заметил Гарри.
      — Нет, — произнёс дрожащим голосом пожилой человек. — Она права. У вас глаза матери.
      — Хм, — Гарри нахмурился. — Полагаю, и вы тоже могли бы быть участником заговора...
      — Достаточно, мистер Поттер, — оборвала МакГонагалл.
      Пожилой человек поднял руку, чтобы прикоснуться к Гарри, но тут же её опустил.
      — Я рад, что вы живы, — пробормотал он. — Спасибо, Гарри Поттер. Спасибо за то, что вы сделали... А теперь я оставлю вас.
      И он медленно направился прочь, к центральной части Косого Переулка.
      МакГонагалл мрачно и напряжённо огляделась по сторонам. Гарри последовал её примеру и тоже огляделся вокруг. Но на улице не было ничего, кроме старых листьев, и из прохода, ведущего в Косой переулок, можно было видеть лишь снующих туда-сюда прохожих.
      Наконец МакГонагалл расслабилась.
      — Нехорошо получилось, — тихо сказала она. — Я знаю, вы не привыкли к такому, мистер Поттер, но люди проявляют к вам интерес. Пожалуйста, будьте к ним добры.
      Гарри опустил глаза.
      — Это они зря, — с горечью протянул он. — В смысле, проявляют интерес.
      — Но вы же спасли их от Сами-Знаете-Кого, — заметила МакГонагалл. — Почему зря?
      Гарри посмотрел на профессора и вздохнул:
      — Полагаю, если скажу вам о фундаментальной ошибке атрибуции, вы меня не поймёте?
      МакГонагалл покачала головой:
      — Нет, но объясните, пожалуйста.
      — Ну... — Гарри задумался, как бы объяснить попонятнее. — Представьте, что вы пришли на работу и увидели, как ваш коллега пинает стол. Вы думаете: «Какой же у него скверный характер». В это время ваш коллега думает о том, как по дороге на работу его кто-то толкнул, а потом накричал на него. «Любой на моём месте тоже бы разозлился», — думает он. Мы не можем залезть людям в головы и узнать, почему они ведут себя тем или иным образом, вместо этого мы склонны объяснять поведение людей особенностями их характеров, своё же собственное поведение мы чаще объясняем наоборот — внешними обстоятельствами. Таким образом, фундаментальная ошибка атрибуции — это склонность человека объяснять поступки и поведение других людей их личностными особенностями, а не внешними факторами и ситуацией.
      Существовал ряд изящных экспериментов, подтверждающих данное явление, но Гарри не хотел углубляться в детали.
      МакГонагалл удивлённо подняла брови.
      — Кажется, я поняла... — медленно проговорила она. — Но какое это имеет отношение к вам?
      Гарри пнул кирпичную стену так, что стало больно:
      — Люди думают, что я спас их от Сами-Знаете-Кого, потому что я какой-нибудь великий воин Света.
      — Тот, кто обладает силой, необходимой для победы над Темным Лордом... — пробормотала МакГонагалл. В её голосе прозвучала ирония, которую Гарри тогда не понял.
      — Да, — в мальчике боролись раздражение и разочарование, — как будто я уничтожил его, потому что мне свойственно убивать тёмных лордов. Мне же было всего пятнадцать месяцев! Я не знаю, что произошло, но могу предположить, что это было связано со случайными обстоятельствами. И никак не связано с моими личностными особенностями. Люди не ко мне проявляют интерес, они даже не обращают на меня внимания, они хотят пожать руку, плохому объяснению, — Гарри замолчал и посмотрел на МакГонагалл. — Может, вы знаете, что тогда произошло на самом деле?
      — Ну, у меня появилась догадка... — сказала МакГонагалл. — После встречи с вами.
      — И?
      — Вы победили Тёмного Лорда, ибо вы ужасней его, и выжили после проклятья, потому что вы страшнее Смерти.
      — Ха. Ха. Ха, — Гарри снова пнул стену.
      МакГонагалл усмехнулась:
      — Теперь пора заглянуть к мадам Малкин. Ваша маггловская одежда привлекает внимание.
      По пути они столкнулись ещё с двумя доброжелателями.

* * *

      МакГонагалл остановилась у входа в «Магазин мадам Малкин». Это было невероятно скучное здание, построенное из обычного красного кирпича. В витринах висели простые чёрные мантии. Не те мантии, что блестят, меняют цвет или испускают странные лучи, которые как бы проходят прямо через рубашку и щекочут тебя. А обычные чёрные мантии — по крайней мере, это всё, что можно было разглядеть через витрину. Дверь магазина была широко раскрыта, будто говоря: «Здесь нет никаких секретов, нам нечего скрывать».
      — Я отойду на несколько минут, пока вы будете примерять мантии, — сказала МакГонагалл. — Вы справитесь с этим сами?
      Гарри кивнул. Он страстно ненавидел магазины одежды, так что не мог винить МакГонагалл за то же чувство.
      Профессор дотронулась до головы Гарри волшебной палочкой.
      — Я снимаю заклинание маскировки, с мадам Малкин нужно быть честным.
      — А... — Гарри такое положение немного беспокоило.
      — Я училась с ней в Хогвартсе, — сказала МакГонагалл. — Даже тогда она была невероятно спокойным человеком. Наведайся к ней в магазин сам Тёмный Лорд, она и глазом не моргнёт, — профессор говорила очень ободряюще. — Мадам Малкин не будет вам надоедать. И никому другому не позволит это делать.
      — А куда пойдёте вы? — спросил Гарри. — На случай, если, знаете ли, что-нибудь всё-таки произойдёт.
      МакГонагалл насторожённо посмотрела на мальчика.
      — Я пойду туда, — указала она на здание через дорогу, над дверью которого болталась вывеска с изображённым на ней бочонком, — и что-нибудь выпью, это мне сейчас просто необходимо. А вы будете мерить мантии, не более. Я скоро вернусь, чтобы проверить ваши успехи, и крайне надеюсь увидеть «Магазин мадам Малкин» в целости и сохранности.
      Хозяйка оказалась суетливой пожилой женщиной. Увидев шрам Гарри, она и слова ему не сказала и бросила грозный взгляд на свою помощницу, когда та открыла рот. Мадам Малкин достала набор живых, извивающихся кусочков ткани, которые служили мерными лентами, и приступила к работе.
      Рядом с Гарри стоял бледный мальчик с заострённым лицом и обалденными белыми волосами. Похоже, он проходил заключительный этап той же процедуры. Одна из двух помощниц Малкин тщательно осматривала белобрысого и его мантию шахматной расцветки, иногда дотрагивалась до неё палочкой, чтобы подогнать по фигуре.
      — Привет, — сказал мальчик. — Тоже в Хогвартс?
      Гарри вполне мог предположить, куда заведёт этот разговор, и решил, что на сегодня с него хватит.
      — О боже, — прошептал Гарри и широко раскрыл глаза, — не может быть. Ваше... имя, сэр?
      — Драко Малфой, — немного озадаченно ответил тот.
      — Так это вы! Драко Малфой. Я... Я никогда не думал, что мне выпадет такая честь, сэр, — Гарри было жаль, что он не умеет пускать слезу. Обычно при встрече с ним самим люди начинали плакать именно после этой фразы.
      — О, — Драко на мгновение смутился. Затем его губы растянулись в самодовольной улыбке. — Приятно встретить человека, который знает своё место.
      Одна из помощниц, ранее узнавшая Гарри, поперхнулась.
      Гарри продолжал бормотать:
      — Я так рад, что встретил вас, мистер Малфой. Не могу выразить словами, как я рад. Я буду учиться с вами на одном курсе! Моё сердце замирает от восторга.
      Ой. Кажется последняя часть прозвучала немного странно, будто он испытывал к Драко не просто уважение, а кое-что большее.
      — И я рад видеть человека, который с должным уважением относится к семье Малфоев, — мальчик наградил Гарри той улыбкой, которую сиятельнейший король дарует своему ничтожному подданному, если этот подданный честен, хоть и беден.
      Чёрт. Гарри пытался придумать, что же сказать дальше. Хм, всем хотелось пожать руку Гарри Поттеру, поэтому:
      — Когда я закончу примерку, сэр, не разрешите ли вы пожать вашу руку? Это было бы лучшим событием за весь день. Нет, за месяц. Нет-нет, за всю мою жизнь!
      Драко сердито посмотрел в его сторону:
      — Какая непозволительная фамильярность! Что ты сделал для семьи Малфоев, чтобы просить о подобном?
      «Хм, интересная мысль. Теперь я знаю, что сказать следующему человеку, который захочет пожать мне руку».
      Гарри склонил голову:
      — Простите, сэр, я понимаю. Извините мою дерзость. Для меня скорее будет честью почистить вашу обувь.
      — Именно, — огрызнулся Драко, но потом смягчился. — Хотя твоя просьба вполне понятна. Скажи, ты на какой факультет, по-твоему, попадёшь? Я, конечно, пойду в Слизерин, как и мой отец Люциус в своё время. А тебя, полагаю, с радостью примут пуффендуйцы или, пожалуй, домашние эльфы.
      Гарри застенчиво улыбнулся:
      — Профессор МакГонагалл сказала, что я — когтевранец до мозга костей и буду лучшим учеником на этом факультете, и сама Ровена попросит меня поберечь себя и не учиться так усердно, что бы это ни значило, и что я определённо окажусь в Когтевране, если только Распределяющая шляпа не начнёт громко кричать от ужаса, так что никто не сможет разобрать ни слова. Конец цитаты.
      — Ух ты, — Драко был слегка впечатлён. Грустно вздохнув, он продолжил, — твоя лесть была хороша, по крайней мере, мне так показалось. В любом случае, Слизерин тебе тоже подойдёт. Обычно только моему отцу оказывают такое уважение. Надеюсь, что теперь, когда я буду учиться в Хогвартсе, остальные слизеринцы будут относиться ко мне должным образом. Думаю, твоё поведение — хороший знак.
      Гарри кашлянул:
      — На самом деле я понятия не имею кто ты, прости.
      — Не может быть! — Драко был крайне разочарован. — Зачем тогда ты всё это говорил? — Его глаза расширились от внезапной догадки. — Как ты можешь не знать о Малфоях? И что на тебе надето? Твои родители — магглы?
      — Одни мои папа с мамой мертвы, — сердце Гарри сжалось. — Другие мои родители — магглы, они вырастили меня.
      — Что? — сказал Драко. — Кто ты?
      — Гарри Поттер. Рад познакомиться.
      — Гарри Поттер? — удивлённо выдохнул Драко. — Тот самый Гарри... — мальчик осёкся.
      Наступила тишина, затем:
      — Гарри Поттер? Тот самый Гарри Поттер? — с восторгом воскликнул Драко. — Мерлин, я всегда хотел встретиться с тобой!
      Помощница мадам Малкин, которая примеряла мантию на Драко, поперхнулась, но тут же продолжила работу.
      — Заткнись, — сказал Гарри.
      — Можно взять у тебя автограф? Нет, лучше сначала сфотографируемся вместе!
      — Заткнисьзаткнисьзаткнись.
      — Я так рад познакомиться с тобой!
      — Сдохни.
      — Но ты же Гарри Поттер, знаменитый спаситель волшебного мира, одержавший победу над Тёмным Лордом! Всеобщий герой Гарри Поттер! Я всегда хотел быть похожим на тебя, когда вырасту, чтобы я тоже мог побеждать Тёмных Лордов...
      Драко осёкся на середине предложение. Его лицо застыло от ужаса.
      Высокий светловолосый элегантный мужчина в мантии самого лучшего качества. Одна рука сжимает серебряный набалдашник трости, наводящей на мысль о смертельном оружии. Его глаза осмотрели комнату с невозмутимостью палача, для которого убийство — не болезненный и даже не запретный акт, а естественный, как дыхание, процесс. «Совершенство» — вот слово, как нельзя лучше характеризующее появившегося мужчину.
      — Драко, — сердито сказал мужчина, растягивая слова. — Что ты сказал?
      За долю секунды Гарри придумал план спасения Драко.
      — Люциус Малфой! — выдохнул Гарри Поттер. — Тот самый Люциус Малфой?
      Одной из помощниц мадам Малкин пришлось отвернуться, чтобы в открытую не прыснуть со смеху.
      Холодные глаза убийцы посмотрели на него.
      — Гарри Поттер.
      — Такая честь встретить вас!
      Тёмные глаза расширились от удивления.
      — Ваш сын рассказал мне о вас всё, — Гарри быстро продолжал натиск, не сильно заботясь о том, что говорит. — Но, конечно, я всё знал и раньше, ведь все знают о вас, великом Люциусе Малфое! Лучшем представителе факультета Слизерин всех времён. Я хочу попасть в Слизерин, потому что вы там учились, когда были ребёнком...
      — О чём вы говорите, мистер Поттер? — раздался крик снаружи, а через мгновение в магазин ворвалась профессор МакГонагалл.
      На её лице застыло выражение такого ужаса, что Гарри открыл было рот, но тут же его захлопнул, не зная, что сказать.
      — Профессор МакГонагалл! — воскликнул Драко. — Это действительно вы? Я столько о вас слышал от своего отца. Я хочу попасть в Гриффиндор, потому что...
      — Что? — стоя бок о бок, хором рявкнули Люциус Малфой и профессор МакГонагалл. Они повернулись, чтобы посмотреть друг на друга, а потом отскочили в разные стороны, будто исполняли танец.
      Затем Люциус быстро схватил Драко и вытащил его из магазина.
      И наступила тишина.
      МакГонагалл посмотрела вниз на небольшой бокал вина, который всё ещё держала в руке. Он был сильно наклонён из-за спешки, на дне осталось всего несколько капель напитка.
      Профессор прошла вглубь магазина к владелице.
      — Мадам Малкин, — тихо сказала МакГонагалл. — Что здесь произошло?
      Хозяйка оглянулась, а потом... расхохоталась. Она облокотилась о стену, задыхаясь от смеха. Следом за ней рассмеялись помощницы, одна из которых, истерично хихикая, опустилась на пол.
      МакГонагалл медленно повернулась к Гарри:
      — Оставляю вас на пять минут. Пять минут, мистер Поттер. Ровно.
      — Я всего лишь пошутил, — возмутился Гарри под новый взрыв смеха.
      — Драко Малфой сказал перед своим отцом, что хочет попасть в Гриффиндор! Простой шутки недостаточно, чтобы заставить его это сделать! — МакГонагалл замолчала, тяжело дыша. — По-моему, вы неправильно меня расслышали. Я сказала: «Подберите себе одежду», а не «Наложите заклинание Конфундус на весь мир»!
      — Драко находился в ситуативном контексте, который объясняет его поведение...
      — Нет. Даже не пытайтесь. Не хочу знать, что здесь произошло. Никогда. Есть вещи, относительно которых я должна оставаться в неведении, и это — одна из них. Какой бы демонической силой хаоса вы ни обладали, она заразна. Я не желаю закончить как бедный Драко Малфой, бедная мадам Малкин и две её бедные помощницы.
      Гарри вздохнул. Совершенно ясно, что профессор МакГонагал была не в настроении выслушивать разумные объяснения. Он посмотрел на мадам Малкин, всё ещё тяжело дышавшую от смеха, на двух её помощниц, которые уже обе оказались на полу, и, наконец, на себя, обвитого мерными лентами.
      — Моя мантия ещё не совсем готова, — вежливо сказал Гарри. — Может, вам вернуться и выпить ещё что-нибудь?

Глава 6. Ошибка планирования

      «У вас был странный день? У меня тем более»
      
      Кто-то другой, вероятно, дождался бы окончания своего первого визита в Косой переулок.
      — Мешочек с элементом 79, — пробормотал Гарри и вытащил из кошеля-скрытня пустую руку.
      Большинство приобрело бы сначала волшебные палочки.
      — Мешочек оканэ, — сказал Гарри. Тяжёлый мешочек с золотом прыгнул в раскрытую ладонь.
      Гарри вынул его наружу, потом сунул обратно в кошель. Вытащил руку и вновь засунул её, произнося:
      — Мешочек универсального эквивалента стоимости товаров, — на этот раз рука осталась пустой.
      У Гарри Поттера уже был один волшебный предмет — зачем ждать чего-то ещё?
      — Профессор МакГонагалл, — обратился Гарри к притихшей ведьме, которая шла следом, — скажите мне два слова на языке, который я не знаю. Пусть одно из них означает «золото», а второе — что-то другое, но не объясняйте, какое из них как переводится.
      — Ахава и захав, — ответила МакГонагалл, — это на иврите, другое слово означает «любовь».
      — Спасибо, профессор. Мешочек ахава, — ничего не произошло.
      — Мешочек захав, — мешочек с золотом очутился в его руке.
      — Захав означает золото? — спросил Гарри.
      МакГонагалл кивнула.
      Гарри обдумал полученные результаты. Это был грубый предварительный эксперимент, но и его было достаточно, чтобы сделать вывод:
      — Ааааргх! Что за бессмыслица!
      Колдунья снисходительно приподняла бровь:
      — Какие-то затруднения, мистер Поттер?
      — Я только что опроверг свою последнюю гипотезу! Как может быть, что фраза «мешочек со 115 галлеонами» работает, а «мешочек с 90 плюс 25 галлеонами» — нет? Эта вещь умеет считать, но не умеет складывать? Она понимает простые имена существительные, но игнорирует определения, означающие тот же самый предмет? Человек, сделавший этот кошель, скорее всего не знал японский, а я не говорю на иврите, так что он не использует знания своего создателя, равно как и мои, — Гарри беспомощно махнул рукой. — Правила использования вроде бы ясны, но как именно они работают? Даже не хочу спрашивать, каким образом кошель распознаёт голос и естественную речь, учитывая, что лучшие разработчики искусственного интеллекта уже тридцать пять лет не могут научить этому свои суперкомпьютеры, несмотря на все старания. — Гарри сделал паузу, чтобы отдышаться. — Но всё-таки, как это работает?
      — Магия, — пожала плечами профессор МакГонагалл.
      — Всего лишь слово! Я не могу строить на его основе новые предположения! Это всё равно что сказать «флогистон», или «жизненный порыв», или «эмердженция», или «сложность»!
      Профессор МакГонагалл засмеялась:
      — И всё же это магия, мистер Поттер.
      Гарри поник головой:
      — Со всем уважением, профессор МакГонагалл, но мне кажется, вы не понимаете, что я пытаюсь сделать.
      — Со всем уважением, мистер Поттер, но, скорее всего, не понимаю. Впрочем, извините, есть одна догадка. Возможно, вы хотите овладеть всем миром?
      — Нет! То есть, да, то есть, нет!
      — Думаю, мне бы стоило встревожиться из-за ваших затруднений с ответом.
      Гарри с грустью вспомнил о Дартмутском семинаре 1956-го года, первой в истории конференции по вопросам искусственного интеллекта. В качестве ключевых вопросов участники выделили: понимание языка, самообучение и самосовершенствование компьютеров. Они абсолютно серьёзно предполагали, что десять ученых смогут достичь существенных результатов по данным вопросам, если будут работать вместе в течение двух месяцев.
      «Так. Не унывать. Я только приступил к разгадке всех тайн магии. Фактически, ещё неизвестно, слишком ли это сложная задача для двух месяцев».
      — И вы действительно ни разу не слышали о волшебниках, которые задавали подобного рода вопросы или проводили подобные научные эксперименты? — снова спросил Гарри. Для него это казалось столь очевидным.
      Хотя, с другой стороны, прошло двести лет с момента изобретения научного метода познания, прежде чем кто-то из магглов-учёных решил провести системное исследование пределов понимания четырёхлетнего ребёнка. Учёные могли бы заняться этим вопросом ещё в восемнадцатом веке, но никто не удосужился обратить на него внимание до двадцатого столетия. Так что нельзя обвинять волшебников, которых гораздо меньше, чем магглов, в том, что они не занимались исследованием чар Восстановления.
      МакГонагалл снова пожала плечами:
      — Я по-прежнему не уверена, что вы понимаете под «научными экспериментами», мистер Поттер. Как я уже говорила, я видела магглорождённых учеников, которые пытались применить маггловскую науку в Хогвартсе, и, кроме этого, каждый год создаются новые чары и зелья.
      Гарри покачал головой:
      — Технология и наука — совершенно разные вещи. Пробовать различные подходы и ставить эксперимент, чтобы обнаружить закономерности, — не одно и то же. Многие пытались изобрести самолёт, создавая конструкции с крыльями, но только братья Райт построили аэродинамическую трубу. Кстати, сколько магглорождённых учеников поступает в Хогвартс ежегодно?
      МакГонагалл на мгновение задумалась:
      — Приблизительно десять.
      Гарри оступился и чуть не запутался в собственных ногах.
      — Десять?
      Население маггловского мира составляло более шести миллиардов. Если считать, что Гарри — один такой на миллион, то в Нью-Йорке — 12 таких же умных мальчиков, а в Китае — тысяча. Вполне нормально, что в мире магглов есть 11-летние дети, которые могут делать сложные вычисления. Гарри знал, что он не единственный. Он встречал и других гениев на олимпиадах по математике. И чаще всего с треском проигрывал своим соперникам, которые наверняка целыми днями решали математические задачи, никогда не читали научную фантастику и которые сгорят от своей науки до пубертатного возраста и ничего не добьются в жизни, потому что будут использовать известные подходы вместо того, чтобы научиться мыслить творчески. (Гарри был из числа людей, тяжело принимающих поражение).
      Но в волшебном мире...
      Десять магглорождённых в год, переставших получать обычное образование в одиннадцать лет? И хотя МакГонагалл могла бы приукрасить ситуацию, она утверждала, что Хогвартс — крупнейшая и самая знаменитая школа волшебства в мире — обучала магии... лишь до семнадцати лет.
      Профессор МакГонагалл без сомнения прекрасно знала, как превратиться в кошку. Но она никогда не слышала о научном методе. Для неё это была та же магия, только маггловская. И ей даже не было любопытно, какие тайны может скрывать кошель, распознающий естественную речь.
      В итоге получалось два варианта.
      Вариант первый: магия была настолько непонятной, запутанной и непостижимой, что даже если волшебники и волшебницы брались разгадывать её тайны, то они добивались очень малых результатов или же вообще никаких и со временем сдавались. В этом случае у Гарри не было шансов вовсе.
      Или...
      Гарри с решимостью затрещал суставами пальцев, но вместо зловещего хруста, который эхом отразился бы от стен домов Косого переулка, раздался лишь тихий щёлкающий звук.
      Вариант второй: он захватит мир.
      Со временем. Вероятно, не сразу.
      Это может занять больше двух месяцев, но магглы тоже не сразу после открытия Галилео полетели на Луну.
      От широкой улыбки уже болели щёки, но Гарри всё никак не мог остановиться.
      Он всегда боялся закончить как те вундеркинды, которые в итоге ничего не добились и проводили всю оставшуюся жизнь, хвалясь тем, какими крутыми они были в десять лет. Впрочем, большинству гениев-взрослых тоже нечем было гордиться. На каждого Эйнштейна в истории приходились тысячи не менее умных людей. Но для достижения подлинного величия им не хватало одной совершенно необходимой вещи, а именно — Высшей Цели.
      «Теперь вы мои», — мысленно Гарри охватил стены Косого переулка, все магазины и товары, всех продавцов и покупателей, все земли и всех людей магической Британии, весь-весь волшебный мир и всю бесконечную великую вселенную, о которой учёные-магглы, как выяснилось, знали гораздо меньше, чем им казалось. Я, Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес, заявляю свои права на эту территорию во имя Науки.
      К сожалению, никаких признаков грома и молнии, готовых обрушиться с небес, не наблюдалось.
      — Почему вы улыбаетесь? — устало поинтересовалась МакГонагалл, с опаской поглядывая на мальчика.
      — Я задумался, существует ли заклинание, которое бы создавало вспышку молнии за моей спиной всякий раз, когда я замышляю что-нибудь зловещее, — объяснил Гарри. Он тщательно запомнил свою мысль, чтобы учебники истории в будущем содержали корректную версию.
      — Почему-то меня не покидает мысль, что мне следует что-то предпринять по этому поводу, — вздохнула МакГонагалл.
      — Не обращайте на неё внимания, и она уйдёт. О, какая штука! — Гарри решил пока отставить в сторону мысли о завоевании мира и устремился к магазину с открытой витриной. МакГонагалл последовала за ним.

* * *

      Гарри купил ингредиенты для зелий и котёл, а также ещё несколько вещей, которым было самое место в его бездонном мешке (также известном как Супер Кошель-Скрытень QX31 с чарами незримого расширения и восстановления, а также с расширенным отверстием). Полезные, разумные приобретения — Гарри недоумевал, почему МакГонагалл смотрела на него с таким подозрением.
      В данный момент они находились в здании, фасад которого выступал вперёд, добавляя Косому переулку лишний изгиб. У магазина была открытая витрина из наклонных деревянных полок, на которых лежал товар, охраняемый лишь тусклым серым свечением и молоденькой продавщицей, одетой в укороченный вариант ведьмовской мантии, которая оставляла открытыми её колени и локти.
      Гарри изучал волшебный эквивалент аптечки первой помощи, Набор Целителя Плюс. В него входили: два самозатягивающихся жгута; зелье Стабилизации, которое замедляло потерю крови и избавляло от болевого шока; шприц, наполненный чем-то, похожим на жидкое пламя (при использовании происходило сильное замедление циркуляции крови в уколотой части тела на три минуты; насыщение её кислородом при этом не снижалось, что могло пригодиться для предотвращения распространения яда по организму); белая ткань, которая приглушала боль в обмотанной ею части тела; и ещё множество вещей, о предназначении которых Гарри мог только гадать, например, «Средство от воздействия дементора», внешне и по запаху напоминавшее обычный шоколад; или похожий на яйцо, вибрирующий «Анти-Чих-Сморк», к которому прилагалась инструкция, как засовывать его в чью-нибудь ноздрю.
      — Это определённо стоит пяти галлеонов, вы согласны? — спросил Гарри у МакГонагалл. Молодая продавщица, находившаяся рядом, энергично закивала.
      Гарри ожидал, что ведьма скажет что-нибудь одобрительное о его благоразумии и предусмотрительности.
      Взгляд, который он получил вместо этого, можно было охарактеризовать лишь как зловещий.
      — Будьте любезны пояснить, — полным сомнения голосом спросила профессор МакГонагалл, — вы думаете, что вам понадобится набор целителя? (После неприятного случая в магазине ингредиентов она старалась не говорить «мистер Поттер», если кто-то посторонний был рядом.)
      Гарри так удивился, что не сразу нашёлся с ответом:
      — Я не думаю, что он понадобится! Просто хочу держать под рукой на всякий случай.
      — На какой случай?
      Гарри широко раскрыл глаза:
      — Вы полагаете, я планирую что-то опасное, и поэтому хочу купить набор целителя?
      Смесь хмурого подозрения и ироничного недоверия на лице МакГонагалл была достаточным ответом.
      — Святые угодники! — воскликнул Гарри. (Эту фразу он почерпнул у безумного учёного Дока Брауна из «Назад в Будущее».) — Вы думали так же, когда я покупал зелье мягкого падения, жабросли и пузырёк с пилюлями еды и питья?
      — Да.
      Мальчик покачал головой в изумлении:
      — И какой, по-вашему, план я собираюсь осуществить?
      — Не знаю, — мрачно произнесла МакГонагалл. — Но он закончится или доставкой тонны серебра в Гринготтс, или мировым господством.
      — Мировое господство — такая некрасивая фраза. Предпочитаю называть это мировой оптимизацией.
      Его слова почему-то не убедили профессора МакГонагалл, которая по-прежнему мрачно взирала на мальчика.
      — Ух ты, — произнёс Гарри, осознав, что она настроена серьёзно. — Вы и правда так думаете. Вы считаете, что я планирую нечто опасное.
      — Да.
      — По-вашему, это единственный повод приобрести аптечку первой помощи? Не поймите превратно, профессор МакГонагалл, но кто те сумасшедшие дети, с которыми вы привыкли иметь дело?
      — Гриффиндорцы, — с горечью сказала профессор МакГонагалл. Слово прозвучало как проклятие в адрес всех юных, полных энтузиазма героев.
      — Заместитель директора профессор МакГонагалл, — отрапортовал Гарри, вытянувшись в струнку. — Я не собираюсь поступать в Гриффиндор.
      МакГонагалл вставила непонятное замечание о том, что в противном случае ей бы пришлось найти способ умертвить шляпу, каковое Гарри благоразумно оставил без комментариев, не обращая внимания на внезапный приступ кашля, одолевший продавщицу.
      — Я собираюсь в Когтевран. И если вы правда думаете, что я замышляю что-то опасное, значит, при всём уважении, вы вообще меня не понимаете. Мне не нравится опасность, она пугает меня. Я благоразумен. Я осторожен. Я готовлюсь к непредвиденным обстоятельствам. Как пели мне родители: «Будь готов! Это марш Скаутов! Будь готов! Как через жизнь свою пойдёшь! Не будь взволнован и напряжён, не будь напуган — будь готов!» (На самом деле ему пели лишь эти конкретные строчки из песни Тома Лерера, и мальчик находился в блаженном неведении насчёт остальных.)
      МакГонагалл немного расслабилась, особенно, когда Гарри упомянул, что собирается поступить в Когтевран.
      — И в каком же случае, по вашему мнению, вам может пригодиться аптечка, молодой человек?
      — Одну из моих одноклассниц укусил жуткий монстр, и я в безумной спешке роюсь в своём кошеле, пытаясь найти что-то, что может ей помочь, она печально смотрит на меня и, сделав последний вздох, произносит: «Почему ты не был готов?». Она умирает, и я понимаю, что никогда не буду прощён...
      Гарри услышал судорожный вздох продавщицы. Глянув в её сторону, он заметил, что девушка, крепко сжав губы, смотрит на него широко распахнутыми глазами. Затем она вдруг развернулась и убежала вглубь магазина.
      Что?..
      Приблизившись, профессор МакГонагалл взяла Гарри за руку и мягко, но настойчиво увела его прочь с Косого переулка, в проход между двумя магазинами, вымощенный грязным кирпичом. Проход заканчивался тупиком — стеной, покрытой толстым слоем чёрной пыли.
      Высокая колдунья указала палочкой в сторону переулка и произнесла: «Квиетус».
      Непроницаемая для звука невидимая сфера опустилась на них, стало тихо.
      Что я сделал не так...
      Ведьма повернулась и внимательно посмотрела на Гарри, окатив того волной холода:
      — Буду признательна, мистер Поттер, если вы запомните, что менее десяти лет назад в магической Британии шла война, в которой каждый кого-то потерял, и разговаривать об умирающих друзьях сейчас не принято!
      — Я... я не хотел, — осознание этого факта камнем ухнуло в исключительно живое воображение Гарри. Война закончилась десять лет назад, когда этой девушке было максимум восемь или девять лет, когда, когда... — Простите, я не хотел...
      Гарри запнулся и попытался отвернуться и убежать от ледяного взгляда МакГонагалл, но на пути была стена, а он ещё не купил волшебную палочку.
      — Мне жаль, мне очень жаль!
      За спиной послышался тяжёлый вздох:
      — Знаю, мистер Поттер.
      Гарри осмелился обернуться. Гневное выражение исчезло с лица МакГонагалл.
      — Извините, — повторил Гарри, чувствуя себя абсолютно подавленным, — я не должен был так говорить. Что-то подобное случилось и с?..
      Он замолчал и вдобавок закрыл рот рукой.
      В глазах МакГонагалл появилась печаль:
      — Вы обязаны научиться сначала думать, а потом говорить, мистер Поттер. В противном случае у вас вряд ли будет много друзей. Такова судьба многих когтевранцев, надеюсь, что вас она обойдёт стороной.
      Гарри хотелось убежать. Хотелось взмахнуть палочкой и стереть этот эпизод из памяти МакГонагалл, вновь вернуться в магазин и не дать произошедшему повториться.
      — Но отвечу на ваш вопрос — нет, со мной подобного не случалось, — лицо ведьмы исказилось. — Несколько раз друзья умирали у меня на глазах, но они не проклинали меня, и я бы ни за что не подумала, что они меня никогда не простят. Почему, во имя Мерлина, вы сказали такое, мистер Поттер? Как вы вообще до этого додумались?
      По щекам Гарри текли слёзы:
      — Простите, я не должен был так говорить, мне очень жаль...
      МакГонагалл втянула воздух сквозь зубы:
      — Я знаю, что вам жаль. Но я не могу понять, почему одиннадцатилетнему мальчику пришла в голову подобная мысль. Вы действительно решили купить аптечку за пять галлеонов, которую будете хранить в кошеле за пятнадцать галлеонов, только потому, что ваши одноклассники могут не простить вас, когда будут при смерти?
      — Я... я... — Гарри сглотнул. — Просто я всегда пытаюсь представить худшее, что может произойти.
      Вдобавок, он просто пошутил, но скорее откусил бы себе язык, чем признался в этом.
      — Зачем?
      — Чтобы предотвратить!
      — Мистер Поттер... — МакГонагалл замолчала. Затем она вздохнула и присела рядом с Гарри. — Мистер Поттер, — мягко сказала она, — заботиться об учениках Хогвартса — моя обязанность, а не ваша. Я не позволю, чтобы с вами или с кем-либо другим произошло что-то плохое. Хогвартс — самое безопасное место во всей магической Британии, и у мадам Пофмри есть полный набор целителя. Вам не нужна эта аптечка.
      — Нет, нужна! — взорвался Гарри. — Совершенно безопасных мест не бывает! А если у моих родителей случится сердечный приступ, или произойдёт несчастный случай, когда я приеду к ним на Рождество? Ведь мадам Пофмри не будет рядом. Мне нужна своя собственная аптечка...
      — Что, во имя Мерлина...
      МакГонагалл встала. Весь её вид выражал смешанное чувство беспокойства и раздражения.
      — Вы не должны думать о таких ужасах, мистер Поттер!
      Лицо Гарри исказилось от горечи:
      — Нет, должен! Если не думать об этом, то можно навредить не только себе, но и окружающим!
      Профессор МакГонагалл открыла было рот, но тут же его закрыла. Она потёрла переносицу и задумчиво посмотрела на Гарри.
      — Мистер Поттер... если я предложу молча вас выслушать... есть ли что-то, о чём бы вы хотели со мной поговорить?
      — О чём, например?
      — Например, почему вы убеждены, что всегда должны быть настороже?
      Гарри недоуменно посмотрел на профессора. Это же самоочевидная аксиома.
      — Ну... — протянул Гарри. Он попытался собраться с мыслями. Какое можно дать объяснение МакГонагалл, если она даже не знает основ? — Учёные-магглы выяснили, что люди всегда настроены излишне оптимистично: они говорят, что какой-то процесс займет два дня, а на самом деле уходит десять, или говорят — два месяца, а уходит больше тридцати пяти лет. Или, например, проводился опрос учащихся, к какому сроку они уверены на 50%, 75% и 99%, что завершат домашнюю работу. И лишь 13%, 19% и 45% из них завершают её к указанному времени. Учёные обнаружили причину. Испытуемых попросили описать идеальный и типичный варианты развития событий. И полученные описания были практически одинаковы. Если вы попросите человека спланировать что-то на будущее, то он обычно, представляя себе наиболее вероятный ход событий, забывает про возможность ошибок или неожиданностей. Большинство испытуемых не закончили работу к сроку, в котором были уверены на 99%, так что фактические результаты оказались хуже даже наихудшего сценария. Такой феномен называется ошибкой планирования, и лучший способ её избежать — учитывать, сколько времени занимало выполнение какой-либо работы в прошлом. То есть смотреть на процесс со стороны. Если же вы взялись за что-то впервые и существует возможность неудачи, вы должны быть очень-очень-очень пессимистично настроены. Настолько пессимистично, чтобы результаты точно превзошли ожидания. Я, например, прилагаю огромные усилия, чтобы представить мрачную картину того, как одного из моих одноклассников укусит монстр, но ведь на самом деле может случиться и так, что выжившие Пожиратели Смерти нападут на школу, чтобы схватить меня. Хорошо, что...
      — Довольно, — перебила МакГонагалл.
      Гарри замолчал. Он только собирался добавить, что они, по крайней мере, знают, что Тёмный Лорд не нападёт, потому что он мёртв.
      — Я, возможно, недостаточно ясно выразилась, — осторожно сказала МакГонагалл. — Случалось ли лично с вами что-то, что вас испугало?
      — То, что произошло со мной, является лишь случайным событием, — объяснил Гарри. — Оно не имеет той же значимости, что и цитируемая, проверенная экспертами статья о контролируемом исследовании с произвольными задачами, множеством объектов исследования, большими величинами эффектов и сильной статистической значимостью.
      МакГонагалл сжала переносицу пальцами, вдохнула и выдохнула:
      — Я всё равно хотела бы послушать.
      — М-м, — озадачился Гарри и, набрав воздуха, начал рассказывать. — Одно время в нашем районе происходили ограбления, а моя мама попросила отнести одолженную сковородку её хозяину, жившему в двух кварталах от нас. Я сказал, что не буду этого делать, потому что не хочу, чтобы меня ограбили. Тогда она сказала: «Гарри, не надо так говорить!». Как будто, если я так скажу, то меня точно ограбят. Я попытался объяснить ей это, но она всё равно заставила меня отнести сковородку. Я был слишком мал, чтобы знать, насколько статистически невероятно стать целью грабителя, но я был достаточно взрослым, чтобы понять — нечто плохое может с тобой случиться, неважно, думаешь ты об этом или нет. Поэтому я был очень напуган.
      — Всё? — спросила МакГонагалл, заметив, что мальчик закончил рассказ. — Ещё что-нибудь с вами случалось?
      — Я понимаю, звучит не так уж страшно, — пытался защититься Гарри. — Но это был один из переломных моментов в жизни, понимаете? В том смысле, что я знал, что нечто плохое может случиться, даже если об этом не думать, я знал это, но я видел, что мама думает совершенно по-другому, — Гарри замолчал, борясь с вновь появившимся гневом. — Она не слушала. Я пытался объяснить, умолял не отправлять меня к соседу, а она отмахнулась, смеясь надо мной. Всё, что я говорил, она воспринимала как какую-то шутку... — Гарри снова сдержал поднимавшуюся в нём ярость. — Именно тогда я понял, что те люди, которые должны меня оберегать, на самом деле сумасшедшие. Как бы я ни умолял, они ко мне не прислушиваются, а значит, полагаться на них я не могу.
      Иногда благих намерений недостаточно, иногда нужно быть в здравом уме.
      Наступила долгая пауза.
      Гарри сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая себя. Причин злиться нет. Все родители одинаковы, взрослые никогда не снисходят до уровня ребёнка, и его биологические родители не были исключением. Здравый рассудок подобен искре в ночи, чрезвычайно редкое исключение, бесконечно малая величина в подавляющей массе безумия, поэтому злиться бессмысленно.
      Гарри не любил злиться.
      — Спасибо, что поделились своими переживаниями, мистер Поттер, — спустя некоторое время сказала МакГонагалл. На её лице было задумчивое выражение (почти такое же, как у Гарри, когда он экспериментировал с кошелём, но у него не было зеркала, чтобы заметить сходство), — я должна обдумать это.
      Она повернулась к аллее и подняла палочку.
      — Эм, теперь мы можем купить набор целителя? — спросил Гарри.
      МакГонагалл замерла и, повернувшись, спокойно посмотрела на него:
      — А если я скажу «нет», что это слишком дорого, и вам он не понадобится?
      Гарри с горечью поморщился:
      — Вы всё поняли правильно, профессор МакГонагалл. Вы всё поняли правильно. Тогда я сочту вас очередным безумным взрослым, с которым я не могу общаться, и начну придумывать, как заполучить набор целителя другим путём.
      — Я опекаю вас в этом путешествии, — в голосе МакГонагалл вновь послышалась угроза, — и не позволю собой помыкать.
      — Понимаю, — сказал Гарри. Он не выдал голосом обиды и не высказал вслух ни одной из своих досадных мыслей. МакГонагалл научила его сначала думать, а потом говорить. Он, может, и забудет об этом уроке завтра, но уж на пять минут его памяти хватит.
      Волшебница взмахнула палочкой, вернув звуки Косого переулка.
      — Ладно, молодой человек, пойдёмте купим набор целителя.
      Гарри от удивления открыл рот. Затем, спотыкаясь, поспешил за профессором.

* * *

      За время их отсутствия в магазине ничего не изменилось. Товары, предназначение части которых оставалось неизвестным, по-прежнему покоились на наклонных деревянных витринах, охраняемые серым свечением и девушкой-продавщицей, которая вернулась на своё место. При их приближении на её лице появилось удивление.
      — Извините меня, — сказала она, когда они подошли ближе.
      — Простите меня за... — начал Гарри в тот же самый момент.
      Они замолчали и посмотрели друг на друга, девушка коротко засмеялась.
      — Я не хотела, чтобы из-за меня у вас были проблемы с профессором МакГонагалл, — и заговорщицки добавила, — надеюсь, она обошлась с вами не слишком строго.
      — Делла! — возмутилась МакГонагалл.
      — Мешочек золота, — потребовал Гарри у своего кошеля и, отсчитав пять галлеонов, посмотрел на продавщицу.
      — Не волнуйтесь, я понимаю, она строга, потому что любит меня.
      Он отдал девушке галлеоны, а МакГонагалл пробормотала уже ненужное:
      — Один Набор Целителя Плюс, пожалуйста.
      Оставалось только удивляться, наблюдая, как кошель с расширенным отверстием поглощает аптечку размером с портфель. Гарри против воли задумался, что будет, если залезть в кошель, ведь единственный человек, способный вызволить его оттуда — он сам.
      Гарри был готов поклясться, что услышал тихое урчание, после того как кошель закончил... есть... с таким трудом добытую покупку. Это определённо должно быть частью чар. Альтернативную гипотезу было слишком страшно обдумывать; впрочем, Гарри не мог даже предпололожить эту альтернативную гипотезу. Он повернулся к МакГонагалл:
      — Куда дальше?
      Профессор указала на магазин, который, казалось, был сделан из плоти вместо кирпичей и покрыт мехом вместо краски.
      — В Хогвартсе разрешено держать маленьких животных. Вы, например, могли бы приобрести сову, чтобы отправлять почту...
      — А я могу заплатить кнат или около того и взять сову на прокат, если мне понадобится послать письмо?
      — Да, — ответила МакГонагалл.
      — Тогда мой ответ — решительное нет.
      МакГонагалл кивнула и как бы мимоходом поинтересовалась:
      — Могу я спросить, почему нет?
      — Однажды у меня жил камень. Он умер.
      — Вы считаете, что не сможете позаботиться о своём питомце?
      — Смог бы, — ответил Гарри, — но тогда меня бы целый день мучил вопрос, накормил ли я его, или он медленно умирает от истощения в своей клетке, пытаясь понять, куда же делся его хозяин, и почему нет еды.
      — Не позавидуешь сове, забытой подобным образом...— сочувственно сказала МакГонагалл. — Что же она будет делать?
      — Вероятно, сильно проголодавшись, она начнёт выбираться из клетки или коробки с помощью когтей. И, скорее всего, безрезультатно.
      Гарри вдруг прервался, а МакГонагалл продолжила всё с тем же сочувствием в голосе:
      — И что же случилось бы с ней после этого?
      — Извините, — сказал Гарри. Он взял МакГонагалл за руку и мягко, но настойчиво повёл её в очередной закоулок (после всех увиливаний от доброжелателей, эта процедура стала привычной). — Пожалуйста, используйте тот приём с квиетусом.
      — Квиетус.
      Голос Гарри дрожал:
      — Сова не олицетворяет меня, мои родители никогда не запирали меня голодным в чулане, у меня нет подсознательного страха, что меня бросят, и мне не нравится ход ваших мыслей, профессор МакГонагалл!
      Ведьма посмотрела на него:
      — О чём вы говорите, мистер Поттер?
      — Вы думаете, — Гарри было трудно говорить об этом, — что я был жертвой жестокого обращения?
      — А вы были?
      — Нет! — крикнул Гарри. — Никогда не был! Думаете, я дурак? Я знаком с понятием насилия над детьми, я знаю о недопустимых прикосновениях и прочих подобных вещах, и, если бы со мной случилось что-то подобное, я бы вызвал полицию! И рассказал школьному директору! И посмотрел номера государственных организаций в телефонном справочнике! И сказал бабушке и дедушке, и миссис Фигг! Но мои родители никогда ничего такого не делали! Как вы смеете предполагать подобное!
      МакГонагалл смотрела на него с олимпийским спокойствием:
      — В мои обязанности заместителя директора входит расследование возможных признаков жестокого обращения с доверенными мне детьми.
      С каждым словом гнев Гарри всё больше выходил из-под контроля, превращаясь в чистую, тёмную ярость:
      — Даже не думайте сказать кому-нибудь хоть слово из того, что вы наговорили! Никому, вы слышите меня, МакГонагалл? Подобные обвинения могут уничтожать людей и разрушать семьи, даже если родители были абсолютно невиновны! Я читал об этом в газетах! — Голос Гарри становился всё выше, превращаясь в крик. — Система не знает, как остановиться, она не верит ни родителям, ни даже детям, которые говорят, что ничего не было! Не смейте угрожать этим моей семье! Я не позволю вам разрушить её!
      — Гарри, — мягко произнесла МакГонагалл, протягивая ему руку.
      Мальчик сделал быстрый шаг назад и оттолкнул её.
      МакГонагалл замерла, убрала руку и отступила.
      — Гарри, всё в порядке, — успокоила его ведьма, — я вам верю.
      — В самом деле? — прошипел он. Ярость всё ещё бурлила в крови. — Или вы только ждёте момента, чтобы, избавившись от меня, заполнить соответствующие бумаги?
      — Гарри, я видела ваш дом. И ваших родителей. Они любят вас. Вы любите их. Я верю, когда вы говорите, что они не обращались с вами жестоко. Но я должна была спросить из-за некоторых странностей.
      Гарри холодно посмотрел на неё:
      — Каких, например?
      МакГонагалл вздохнула:
      — Гарри, за время пребывания в Хогвартсе я видела многих детей, подвергавшихся насилию. Ваше сердце разбилось бы, если бы вы знали, сколько их было. Когда вы радуетесь, вы совсем не похожи на тех детей. Вы приветливы с незнакомыми людьми, вы пожимаете им руки; когда я положила вам руку на плечо, вы не вздрогнули. Но иногда, только иногда, вы говорите и поступаете так, будто на самом деле вы провели первые одиннадцать лет своей жизни запертым в подвале. Не в любящей семье, которую я видела.
      МакГонагалл склонила голову, её лицо снова приобрело задумчивый вид.
      Гарри осмысливал сказанное. Тёмная ярость уходила прочь по мере того, как до него доходило, что его внимательно выслушали и что его семье ничто не угрожает.
      — И как вы объясняете свои наблюдения, профессор МакГонагалл?
      — Я не знаю, — сказала она, — но, возможно, имело место что-то, чего вы не помните.
      Гарри вновь ощутил поднимающийся гнев. Это было слишком похоже на фразу из газетных статей о распавшихся семьях.
      — Вытесненные воспоминания — это псевдонаучное понятие! Люди не подавляют травматичные воспоминания, наоборот, они слишком хорошо помнят их всю свою жизнь!
      — Нет, мистер Поттер. Я имею в виду заклинание Обливиэйт.
      Гарри застыл на месте:
      — Заклинание, стирающее память?
      МакГонагалл кивнула:
      — Но не все ощущения, если вы понимаете, куда я клоню, мистер Поттер.
      Мурашки пробежали по спине Гарри. Такую гипотезу... опровергнуть было непросто.
      — Но мои родители не могли так поступить!
      — Не могли, — сказала МакГонагалл, — только волшебники способны на это. И, боюсь, что точно узнать не получится...
      В Гарри снова начали пробуждаться навыки рационалиста.
      — Профессор МакГонагалл, насколько вы уверены в верности результатов ваших наблюдений — быть может, есть альтернативное объяснение?
      МакГонагалл развела руками, словно демонстрируя, что в них ничего нет.
      — Уверена? Я ни в чём не уверена, мистер Поттер. За всю свою жизнь я не встречала никого, кто был бы похож на вас. Иногда кажется, что вам далеко не одиннадцать лет, а иногда даже, что вы не совсем человек.
      Брови Гарри подскочили высоко вверх.
      — Прошу прощения, — быстро сказала МакГонагалл, — извините, я попыталась озвучить своё мнение, но получилось не совсем так, как я думаю.
      — Совсем наоборот, профессор МакГонагалл, — возразил Гарри и медленно улыбнулся, — для меня ваша фраза — прекрасный комплимент. Вы не возражаете, если я предложу альтернативное объяснение?
      — Извольте.
      — Дети не должны быть гораздо умнее родителей — так уж они устроены, — начал Гарри. — Или, скорее, гораздо рассудительнее, ведь отец наверняка смог бы меня переспорить, если бы попытался, а не использовал свой опыт и интеллект главным образом на то, чтобы находить всё новые причины не менять свои убеждения. — Гарри на минуту умолк. — Я слишком умён, МакГонагалл. Обычные дети мне не рóвня, а взрослые не уважают как разумного собеседника. И, если честно, даже снизойди они до разговора, до Ричарда Фейнмана им далеко, так что я с куда большим удовольствием почитаю его книгу. Я сам по себе, профессор МакГонагалл. Я всю свою жизнь провёл в изоляции. Возможно, это в некотором роде похоже на закрытый подвал. И я слишком умён, чтобы слепо верить родителям, как подобает нормальному ребёнку. Я знаю, что родители меня любят, но при этом они легко отказываются прислушиваться к гласу рассудка, и тогда мне кажется, что это они — дети, которые не хотят ничего слушать, имея в то же время абсолютную власть над всем моим существованием. Я не хочу на это обижаться, но я стараюсь быть честным хотя бы с самим собой — так что да, есть немного. Кроме того, я плохо справляюсь со злостью, но над этим я работаю. Вот и всё.
      — Это всё?
      Гарри утвердительно кивнул:
      — Это всё. Уверен, профессор МакГонагалл, даже в магической Британии нормальное объяснение заслуживает внимания?

* * *

      Летнее солнце уже клонилось к горизонту, покупателей на улицах становилось всё меньше. Некоторые магазины закрылись; Гарри и МакГонагалл едва успели купить учебники во «Флориш и Блоттс». (Там Гарри первым делом взял «Арифмантику» и был потрясён, обнаружив, что учебник за седьмой курс не содержит ничего сложнее тригонометрии).
      Впрочем, в данный момент мысли о легкодоступных плодах исследования магии не беспокоили его разум: они только что вышли из магазина Олливандера, и Гарри во все глаза смотрел на свою волшебную палочку. Он взмахнул ею, вызвав сноп разноцветных искр, что, конечно, не должно было удивлять столь сильно после всех увиденных чудес, но тем не менее...
      Я могу творить волшебство.
      Я, лично. Я обладаю магическим даром. Я — волшебник.
      Он почувствовал, как магия разливается по телу, и вдруг осознал, что был знаком с этим ощущением всю свою жизнь. Его нельзя было увидеть, услышать, учуять, потрогать или попробовать на вкус. Это была магия. Всё равно что иметь глаза, но всегда держать их закрытыми, не понимая, что видишь темноту, а потом однажды открыть их и увидеть мир. Дрожь от осознания этого прошла по его телу, пробуждая его, а потом всё прошло — осталось лишь знание того, что он волшебник и всегда им был и, в каком-то смысле, всегда знал это.
      И...
      «Весьма любопытно, что эта палочка выбрала вас, потому что её сестра в ответе за ваш шрам».
      Это не могло быть совпадением. В магазине были тысячи палочек. Нет, возможно, было и совпадение: в мире шесть миллиардов людей, и совпадения с вероятностью тысяча к одному случаются каждый день. Но теорема Байеса (в упрощённом виде) в данном случае гласила: предпочтение должно быть отдано любой гипотезе, согласно которой вероятность того, что ему достанется сестра палочки Тёмного Лорда, выше одной тысячной.
      МакГонагалл просто сказала: «Как странно», — повергнув Гарри в состояние полнейшего шока, вызванного чрезвычайной невнимательностью волшебников и ведьм. Ни в одном из вообразимых миров Гарри не мог бы сказать «Хм» и уйти, даже не попытавшись выдвинуть гипотезу о произошедшем.
      Он поднял левую руку и дотронулся до шрама.
      Но какую именно...
      — Теперь вы — настоящий волшебник, — слегка склонила голову МакГонагалл, — примите мои поздравления.
      Гарри кивнул.
      — У вас уже сложилось мнение о магическом мире?
      — Странно, — протянул Гарри, — мне надо бы думать о магии, которую я увидел... о вещах, которые стали возможными, о том, что оказалось ложью, о работе, которую мне предстоит проделать, чтобы всё понять. А вместо этого я отвлекаюсь на третьестепенные банальности вроде, — Гарри понизил голос, — Мальчика-Который-Выжил.
      Рядом никого не было, но не стоило искушать судьбу.
      МакГонагалл хмыкнула:
      — Правда? По вам не скажешь.
      Гарри кивнул:
      — Да. Просто это... необычно. Обнаружить, что ты являешься частью грандиозной истории, финалом которой будет поражение великого и ужасного Тёмного Лорда, и что история эта кончилась. Завершилась. Совсем. Как будто ты — Фродо Бэггинс, но выяснилось, что твои родители свозили тебя на Роковую Гору, когда тебе был год от роду, и ты даже не помнишь, как выбросил Кольцо.
      На лице МакГонагалл застыла улыбка.
      — Знаете, если бы я был кем-нибудь другим, то, вероятно, был бы сильно обеспокоен подобными стартовыми условиями. «Господи, Гарри, что ты сделал с тех пор, как победил Тёмного Лорда? Открыл книжный магазин? Здорово! А я назвал своего сына в твою честь». В моем случае это проблемой, полагаю, не будет, — вздохнул Гарри, — и всё же... от таких мыслей у меня почти появилось желание, чтобы у этой истории был открытый финал. Тогда я потом смогу сказать, что действительно принимал в ней какое-то участие.
      — Да? — странным тоном сказала МакГонагалл. — Каким образом?
      — Ну, например, вы упомянули, что моих родителей предали. Кто их предал?
      — Сириус Блэк, — ответила МакГонагалл. Она почти прошипела это имя. — Он в Азкабане. Тюрьме для волшебников.
      — Какова вероятность, что Сириус Блэк сбежит из заключения, и мне придётся выследить его и победить в блестящей дуэли или, что даже лучше, назначить за его голову большое вознаграждение и спрятаться в Австралии, ожидая результатов?
      МакГонагалл моргнула. Дважды.
      — Почти никакой. Никто никогда не сбегал из Азкабана, и я сомневаюсь, что он станет первым.
      Гарри скептически воспринял фразу «никто никогда не сбегал из Азкабана». Впрочем, вероятно, при помощи магии можно подойти вплотную к созданию стопроцентно идеальной тюрьмы, особенно если у тебя есть палочка, а у заключённых — нет. В таком случае для того чтобы сбежать оттуда, в первую очередь, не стоит туда попадать.
      — Ладно, — сказал Гарри, — звучит довольно убедительно, — он вздохнул, почесав затылок. — А если так: Тёмный Лорд не погиб той ночью на самом деле. Не окончательно. Его дух продолжает жить, нашёптывая людям кошмары, сбывающиеся в реальности, и ищет способ вернуться в мир живых, который он поклялся уничтожить, и теперь, согласно древнему пророчеству, он и я должны сойтись в смертельной дуэли. Победитель станет проигравшим, а побеждённый восторжествует.
      МакГонагалл вертела головой, бросая взгляды в разные концы улицы в поисках случайных слушателей.
      — Я шучу, профессор МакГонагалл, — немного раздражённо сказал Гарри. Господи, почему она всегда всё воспринимает всерьёз...
      Медленно, но верно внутри созревала некая догадка.
      МакГонагалл спокойно посмотрела на Гарри. Очень спокойно. А затем натянуто улыбнулась:
      — Конечно, шутите, мистер Поттер.
      О, чёрт.
      Если бы Гарри нужно было проговорить логическую цепочку, мгновенно вспыхнувшую у него в голове, получилось бы что-то вроде: «Взвесим две вероятности. Первая: увиденное — есть результат самоконтроля МакГонагалл. Вторая: увиденное — одна из естественных реакций МакГонагалл на плохую шутку. Результат: высока вероятность того, что профессор что-то скрывает».
      Но вместо этого он просто подумал: «О, чёрт».
      Гарри огляделся — поблизости никого не было.
      — Сами-Знаете-Кто жив, так? — вздохнул он.
      — Мистер Поттер...
      — Тёмный Лорд жив. Ну конечно. Крайне оптимистично было даже мечтать об обратном. Я, должно быть, выжил из ума. Представить не могу, о чём я только думал. Из-за того, что кто-то сказал, будто от Тёмного Лорда остался лишь пепел, я решил, что он действительно мёртв. Мне определённо ещё учиться и учиться искусству истинного пессимизма.
      — Мистер Поттер...
      — Хотя бы скажите, что нет никакого пророчества...
      На лице МакГонагалл была всё та же широкая, застывшая улыбка.
      — О нет, вы шутите?
      — Мистер Поттер, не придумывайте лишних поводов для беспокойства...
      — Вы действительно хотите, чтобы я выкинул это из головы? Представьте мою реакцию позднее, когда я всё-таки узнаю, что мне есть о чём беспокоиться.
      Улыбка МакГонагалл дрогнула.
      Гарри опустил плечи:
      — Мне предстоит исследовать весь волшебный мир. У меня нет времени на это.
      Они прервали разговор, ожидая, пока человек в оранжевой мантии, появившийся в переулке, пройдёт мимо. МакГонагалл проводила его взглядом. Гарри напряжённо, до крови, кусал губы.
      Когда мужчина наконец-то отошёл подальше, мальчик снова зашептал:
      — Теперь вы расскажете мне правду, профессор МакГонагалл? И не пытайтесь отмахнуться, я не дурак.
      — Вам же одиннадцать лет, мистер Поттер! — прошипела в ответ профессор.
      — И поэтому со мной можно не считаться. Извините... на минуту я даже забыл об этом.
      — Это очень важная и опасная информация! Она секретна, мистер Поттер! Вы уже знаете слишком много! Никому ничего не рассказывайте, понятно? Никому!
      Иногда, когда Гарри был достаточно зол, он не впадал в ярость, а, наоборот, становился до ужаса спокойным. Его разум с холодной ясностью перебрал возможные варианты разговора и оценил их последствия.
      Сказать, что у меня есть право знать — ошибка. МакГонагалл считает, что одиннадцатилетние дети не должны знать всё.
      Заявить, что вы больше не друзья — ошибка. Она недостаточно ценит вашу дружбу.
      Заметить, что я подвергнусь опасности, если ничего не буду знать — ошибка. Планы уже основаны на моём неведении. Пересмотр плана принесёт определённые неудобства, вместо моих неопределённых перспектив попасть в беду.
      Призывы к справедливости и благоразумию не принесут пользы. Нужно предложить МакГонагалл то, что она хочет, или найти то, чего она боится.
      Ага!
      — Хорошо, профессор, — холодно начал Гарри, — тогда поступим следующим образом. Я буду держать рот на замке, но в обмен вы расскажете мне всю правду. Или же вы можете попытаться оставить меня в неведении, используя как пешку в игре, но тогда я вам ничего не могу обещать.
      — Да как вы смеете!
      — Да как вы смеете! — огрызнулся Гарри в ответ.
      — Вы меня шантажируете?
      Его губы искривились:
      — Я делаю вам одолжение. Я даю вам шанс сохранить ваши драгоценные секреты. Если откажетесь, то я, естественно, начну искать информацию в других местах — не для того, чтобы досадить вам, а потому что я должен знать! Оставьте вашу бессмысленную злость на ребёнка, который, как вы считаете, должен вас слушаться, и вы поймёте, что любой взрослый на моём месте поступил бы так же! Посмотрите на ситуацию с моей стороны! Как бы вы себя чувствовали, будучи на моём месте?
      МакГонагалл тяжело дышала. Гарри решил, что пришло время чуть ослабить давление, дать ей время подумать.
      — Необязательно решать всё прямо сейчас, — сказал Гарри спокойнее. — Я понимаю, вам нужно время, чтобы обдумать моё предложение... Но хочу вас кое о чём предупредить, — он снова перешёл на холодный тон. — Не пытайтесь использовать на мне чары Обливиэйт. Некоторое время назад я придумал сигнал и уже отправил его самому себе. Когда этот сигнал до меня дойдёт, а я не вспомню, как посылал его... — Гарри многозначительно замолчал.
      На лице МакГонагалл отразилась смешанная гамма чувств.
      — Я и не думала об этом, мистер Поттер.... Но для чего вы изобрели подобный сигнал, если вы даже не знали о...
      — Я размышлял об этом, когда читал одну научно-фантастическую книгу, и решил на всякий случай... И нет, я не расскажу вам, что это за сигнал, я не настолько глуп.
      — Я и не собиралась спрашивать, — фыркнула МакГонагалл. Она задумалась о чём-то своём и вдруг будто постарела и осунулась.
      — У нас был тяжёлый день, мистер Поттер. Давайте купим вам сундук и закончим на этом? Надеюсь, вы никому ничего не расскажете, пока я всё не обдумаю. Запомните, что об этом знают ещё лишь два человека — директор Альбус Дамблдор и профессор Северус Снейп.
      Хм. Новая информация. Похоже на предложение перемирия.
      Гарри кивнул и огляделся.
      — Так, теперь мне нужно найти способ уничтожить бессмертного тёмного волшебника, — сказал он и разочарованно вздохнул. — Лучше бы вы сказали об этом до того, как мы пошли за покупками.

* * *

      Магазин сундуков выглядел богаче, чем все предыдущие. Роскошные шторы с изящным рисунком, пол и стены из морёного дерева, сундуки на своих почётных местах, на постаментах из слоновой кости. Продавец был одет в мантию, которая по качеству почти не уступала мантии Люциуса Малфоя, а его речь была изысканной и вкрадчивой.
      Гарри задал несколько вопросов и направился к тяжёлому на вид деревянному сундуку; его поверхность не была отполирована, но на ощупь казалась тёплой и прочной. На нём был вырезан дракон, следящий глазами за каждым, кто к нему приближался. Сундук был снабжён чарами, которые делали его лёгким, заставляли сжиматься по команде, отращивать маленькие когтистые щупальца, чтобы багаж мог следовать за хозяином. С каждой стороны сундука было по два выдвижных отделения, каждое из них при открытии оказывалось размером с сундук. И, что самое важное, в нижней части скрывался небольшой отсек ― в нём находилась лестница, ведущая в маленькую освещённую комнату. По приблизительным подсчётам, в ней поместилось бы около двенадцати книжных шкафов.
      Гарри не понимал, зачем магам нужны дома, если в волшебном мире производят такие сундуки?
      Сто восемь галлеонов. Такова была цена хорошего, почти нового сундука. При курсе пятьдесят к одному за эти деньги можно было купить подержанный автомобиль. Эта покупка могла стать самой дорогостоящей за всю жизнь Гарри.
      Девяносто семь галлеонов. Столько осталось от суммы, которую разрешили взять из Гринготтса.
      МакГонагалл выглядела огорчённой. В конце дня, проведённого за покупками, она не спросила, сколько золота осталось. Значит, профессор могла совершать математические вычисления в уме. В очередной раз Гарри напомнил себе, что «неграмотный в науке» и «глупый» — совершенно разные вещи.
      — Простите, мистер Поттер, — сказала МакГонагалл. — Это моя вина. Я бы предложила вам ещё раз зайти в Гринготтс, но банк сейчас открыт только для экстренных операций.
      Гарри глубоко вдохнул. Ему нужна злость, чтобы сделать задуманное, потому что храбрости у него всё равно не найдётся.
      «Она меня не слушала, — накручивал себя Гарри. — Я бы взял больше золота, но она же не слушала».
      Он вспомнил о тёмной ярости, что совсем недавно поднималась в нём, и попытался снова почувствовать её. Он представил человека, в которого хотел перевоплотиться, и, словно мантию, наложил этот образ на себя. Сосредоточившись на МакГонагалл и на желании увести беседу в нужное ему русло, Гарри заговорил:
      — Дайте угадаю. Вы, хоть и допускали возможность ошибки, полагали, что сотни галлеонов будет более чем достаточно, поэтому не сообщили мне о том, что в кошеле осталось девяносто семь монет.
      МакГонагалл обречённо прикрыла глаза:
      — Да.
      — Я это предвидел, профессор. Я знал, что так и случится. Существует ряд исследований, показывающих, что, когда люди оставляют себе право на ошибку, всё заканчивается именно так... Лично я на всякий случай взял бы двести галлеонов. В хранилище полно денег, я мог вернуть излишек в любое время. Но я знал, что вы не позволите так поступить. Знал, что даже нет смысла просить. Знал, что вы бы наверняка разозлились, если бы я попросил. Я прав?
      — Да, — в её голосе звучало сожаление. Но в нём также была гордость, будто Гарри должен был считать за честь, что профессор МакГонагалл извиняется перед ним.
      — Вы должны понять, — мальчик осторожно подбирал слова, — что именно поэтому я не доверяю взрослым. Вы думали, что поступить по-взрослому значит проследить, чтобы я не взял слишком много денег из хранилища. А не довести дело до конца, несмотря ни на что.
      МакГонагалл широко раскрыла глаза и внимательно посмотрела на Гарри.
      — А теперь, профессор МакГонагалл, если бы нам пришлось снова всё пройти, и я предложил бы вам взять ещё сто галлеонов на всякий случай, вы бы послушали меня?
      — Я вас прекрасно поняла, не надо читать мне нотации, молодой человек!
      — Но я ещё не закончил. Вы знаете разницу между человеком, с которым стоит говорить, и обычной помехой, профессор МакГонагалл? Если судить с моей точки зрения, конечно. Взрослый, считающий, что он должен превосходить меня, а я всегда должен слушаться — помеха. А потенциальный союзник — это человек, которому важнее довести дело до конца, чем указать мне на моё место. Позвольте вам кое-что показать, профессор.
      Продавец тем временем наблюдал за происходящим с нескрываемым любопытством.
      Гарри достал кошель-скрытень и сказал:
      — Одиннадцать галлеонов, пожалуйста.
      В руке тут же появилось золото.
      — Где вы взяли?..
      — Из хранилища, профессор. Когда я упал на кучу монет. Я засунул часть денег в карман, а затем нёс мешочек с золотом рядом с ним, чтобы меня не выдал звон. Ведь, как вы теперь понимаете, я ожидал, что подобное случится.
      МакГонагалл стояла с разинутым ртом.
      — И я хочу спросить... злитесь ли вы на то, что я поставил под сомнение ваш авторитет? Или вы рады, что наш день покупок закончился удачей, а не провалом? Я ни о чём не прошу, задавая этот вопрос. Я также ничего не обещаю и не требую никакого сотрудничества. Я всего лишь хочу знать, являетесь ли вы потенциальным компаньоном или помехой... Минерва.
      Продавец шумно выдохнул.
      МакГонагалл не проронила ни слова.
      — В Хогвартсе необходимо соблюдать дисциплину, — наконец заговорила она. — Ради блага всех учеников. Дисциплина включает в себя вежливость и послушание всем профессорам.
      Гарри склонил голову:
      — Понимаю, профессор.
      Удивительно, насколько важно сохранять дисциплину, когда ты стоишь на вершине лестницы, а не внизу. Но Гарри мудро решил оставить своё мнение при себе.
      — Тогда... могу поздравить, вы отлично подготовлены.
      Гарри хотелось закричать, рассмеяться, упасть в обморок — что угодно. Впервые в жизни его слова повлияли на взрослого. Да что говорить, хоть на кого-то. Возможно, потому, что впервые речь шла о чём-то действительно серьёзном, но всё же...
      Минерва МакГонагалл, +1 балл.
      Гарри кивнул и передал мешочек с золотом и 11 галлеонов профессору.
      — Оставляю это вам. Мне нужно воспользоваться уборной. Не подскажете, где?..
      Ему тут же нарочито вежливо указали на дверь с золотой ручкой.
      Когда Гарри уходил, он расслышал елейный голос продавца:
      — Могу я поинтересоваться, кто это был? Полагаю, слизеринец. Возможно третьекурсник из знатной семьи, но я никак не могу его узнать...
      Окончания Гарри не услышал.
      Он захлопнул дверь туалета и тяжело на неё опёрся. Одежда насквозь промокла от пота. Гарри склонился над унитазом из слоновой кости, отделанным золотом, но, к счастью, его так и не вырвало.

* * *

      И вот они снова стояли во внутреннем дворе «Дырявого котла» — крохотная, пустынная, засыпанная листьями граница между магическим Косым переулком и огромным маггловским миром, двумя невероятно отличными друг от друга частями единого целого... Гарри собирался найти таксофон и позвонить отцу. По всей видимости, ему не стоило беспокоиться, что покупки украдут ― ведь они были волшебными, а значит магглы, скорее всего, их не заметят. Купив вещь стоимостью в подержанный авто в магическом мире, вы можете рассчитывать на подобные бонусы. Гарри стало интересно, увидит ли его отец сундук, если он на него укажет.
      — Здесь наши пути расходятся. На определённое время, — сообщила профессор МакГонагал и удивлённо покачала головой. — Этот день был самым странным из всех в моей жизни за много лет. С того времени, как я узнала о том, что ребёнок победил Сами-Знаете-Кого. И сейчас, оглядываясь на прошлое, я задаюсь вопросом: не был ли тот день последним нормальным в истории?
      Как будто ей есть, на что жаловаться. У вас был странный день? У меня тем более.
      — Вы меня сегодня поразили, — сказал Гарри в ответ. — Нужно было не забыть сделать вам комплимент вслух: я начислял вам очки в уме и тому подобное...
      — Благодарю вас, мистер Поттер. Если бы вы уже были на каком-нибудь факультете, я бы вычла столько баллов, что даже ваши внуки продолжали бы проигрывать Кубок Школы.
      — Благодарю вас, Минерва.
      Наверное, слишком рано называть её Минни.
      Эта женщина, пожалуй, самый здравомыслящий взрослый, которого он когда-либо встречал, несмотря на отсутствие у неё базовых научных знаний. Гарри даже собирался предложить ей вторую по важности должность в группе борцов против Тёмного Лорда, хотя и не озвучил эту мысль вслух.
      «Как бы назвать такую команду?.. Пожиратели Пожирателей Смерти?»
      — Скоро увидимся, мистер Поттер. И, кстати, ваша палочка...
      — Я знаю, о чём вы собираетесь попросить.
      Гарри вытащил драгоценную палочку и скрепя сердце протянул её МакГонагалл.
      — Возьмите. Я хоть ничего и не собирался с ней делать, но не хочу, чтобы вас мучили кошмары о том, как я подрываю свой дом.
      Профессор покачала головой:
      — Что вы, мистер Поттер! Это не в наших правилах. Я только хотела предупредить, что вы не должны использовать палочку дома: несовершеннолетним запрещено колдовать без присмотра — Министерство магии умеет это отслеживать.
      — А, — улыбнулся Гарри. — Очень разумное правило. Рад, что волшебный мир ответственно подходит к подобным вопросам.
      МакГонагалл пристально вгляделась в его лицо:
      — Вы и впрямь так считаете.
      — Да, профессор, я всё понимаю. Магия опасна, так что для этих правил есть основания. Есть и другие опасные вещи, это я тоже понял. Я ведь не глупый, помните?
      — Вряд ли когда-нибудь это забуду. Спасибо, Гарри, рада, что могу вам доверять. А теперь до свидания.
      Гарри уже собирался зайти в «Дырявый Котёл», чтобы вернуться через него в мир магглов, но, как только он повернул ручку двери, сзади донесся шёпот:
      — Гермиона Грейнджер.
      — Что? — переспросил Гарри.
      — Поищите первокурсницу Гермиону Грейнджер, когда будете ехать на поезде в Хогвартс.
      — А кто она?
      Ответа не последовало. Гарри обернулся, но профессор МакГонагалл уже исчезла.

* * *

      Послесловие:
      Директор Дамблдор подался вперёд. Его мерцающие глаза впились в МакГонагалл:
      — Так что вы думаете о Гарри, Минерва?
      МакГонагалл открыла рот и тут же закрыла. Потом вновь открыла его. Ни слова не вырвалось наружу.
      — Я понял, — серьёзно сказал Дамблдор. — Спасибо за доклад, Минерва. Вы можете идти.

Глава 7. Взаимный обмен

      «Твой отец почти такой же классный, как мой»
      
      Губы Петунии Эванс-Веррес дрожали, а глаза были на мокром месте, когда Гарри обнял её на платформе девять станции Кингс Кросс.
      — Гарри, может, мне всё-таки пойти с тобой?
      Гарри посмотрел на неё, скользнув взглядом по отцу, Майклу Веррес-Эвансу, который выглядел стереотипно суровым, но гордым, в отличие от матери, выглядевшей скорее... потерянно.
      — Мам, я знаю, ты не в восторге от мира волшебников. Не надо со мной идти. Правда.
      Петуния вздрогнула:
      — Гарри, не волнуйся за меня, я твоя мать, и если тебе нужно, чтобы рядом был кто-то...
      — Мам, в Хогвартсе я буду сам по себе долгое, долгое время. Если я не в состоянии даже сесть в поезд, то лучше выяснить это как можно раньше, чтобы у нас была возможность отменить весь план. К тому же, — добавил он шёпотом, — там все без ума от меня. Если возникнут трудности, мне достаточно будет снять повязку, — Гарри потрогал спортивную повязку на голове, которая скрывала шрам, — и я в тот же миг получу гораздо больше помощи, чем смогу переварить.
      — Ох, Гарри, — прошептала Петуния. Она опустилась на колени и сильно обняла его, прижавшись щекой к его щеке. Гарри почувствовал её тяжёлое дыхание и услышал всхлип, слетевший с её губ, приглушённый и сдавленный, но всё же всхлип. — Ох, Гарри, я тебя люблю, всегда помни это.
      «Как будто она боится никогда больше меня не увидеть», — вдруг подумал Гарри. Он был убеждён в верности своей догадки, но не мог понять, почему мама так переживает.
      Поэтому он предположил:
      — Мам, ты же знаешь, я не собираюсь превращаться в твою сестру только потому, что буду изучать магию, да? Я наколдую всё, что ты попросишь, если смогу, конечно; а если ты хочешь, чтобы я не колдовал дома, то так и будет. Обещаю, что магия никогда не встанет между нами.
      Сильные объятия прервали его слова.
      — У тебя доброе сердце, — прошептала мама ему на ухо. — Очень доброе сердце, сынок!
      У Гарри запершило в горле.
      Мать отпустила его и встала. Она достала из кармана носовой платок и вытерла глаза, дрожащей рукой испортив макияж.
      О том, чтобы на магическую сторону Кингс Кросс его провожал папа, речь вообще не шла. Отцу было сложно даже посмотреть на сундук Гарри. На долю Майкла Веррес-Эванса не приходилось и капли магии, бурлившей в крови волшебников.
      Поэтому его отец просто откашлялся и сказал:
      — Удачи в школе, Гарри. Как думаешь, я купил тебе достаточно книг?
      Гарри объяснил отцу, что его обучение может стать реальным шансом совершить что-то действительно важное и революционное, и профессор Веррес-Эванс, кивнув, сдвинул весь свой плотно расписанный график на два полных дня для того, чтобы совершить Величайший Поход за Книгами в Истории, в который входило посещение четырех городов и итогом которого стала покупка тридцати коробок с научной литературой, покоящихся теперь на подвальном уровне сундука Гарри. Большая часть книг обошлась в один-два фунта за штуку, но некоторые из них точно стоили много дороже, как, например, последнее издание «Руководства по химии и физике» или полное собрание энциклопедии "Британника«за 1972 год.Отец не показывал Гарри ценники, но мальчик догадывался, что было потрачено не меньше тысячи фунтов. Гарри обещал, что вернёт всё до цента, как только поймёт, как перевести волшебное золото в маггловские деньги, но в ответ папа посоветовал ему идти лесом. И после всего этого отец спрашивает: «Как думаешь, я купил тебе достаточно книг?» Было предельно ясно, какой ответ он хотел услышать.
      Гарри по какой-то причине охрип.
      — Книг никогда не бывает достаточно, — отчеканил он девиз семьи Веррес, и его отец встал на колени, чтобы быстро, но крепко обнять сына. — Но это была хорошая попытка, — сказал Гарри, и у него опять запершило в горле. — Очень, очень, очень хорошая попытка.
      Отец выпрямился.
      — Итак... — сказал он. — А ты видишь платформу девять и три четверти?
      Кингс Кросс представлял собой огромное и суетливое место; стены и пол вокзала были вымощены обычной грязной плиткой. Толпы людей спешили по своим повседневным делам и вели повседневные разговоры, которые складывались в огромное количество повседневного шума. На вокзале Кингс Кросс была платформа девять (на которой стоял Гарри и его родители) и платформа десять (ближайшая справа), но между ними не было совсем ничего, кроме тонкого и непримечательного барьера. Дневной свет, падавший сквозь стеклянную крышу здания, был достаточно ярким, чтобы выявить полное отсутствие каких-либо признаков платформы девять и три четверти.
      Гарри усердно смотрел по сторонам, пока глаза не заслезились, и повторял про себя: «Давай, магическое зрение, давай, магическое зрение», но безуспешно. Он подумал о том, чтобы вытащить волшебную палочку и помахать ей, но МакГонагалл говорила не использовать её. К тому же если это опять вызовет дождь из разноцветных искр, то его могут арестовать за поджигание фейерверков. При условии, что палочка не надумает сделать что-то ещё, например, взорвать всё здание Кингс Кросс, поскольку Гарри лишь быстро проглядел учебники (содержание оказалось довольно причудливым), выбирая, какие же научные книги ему нужно купить в ближайшие сорок восемь часов.
      Итак, у него остался — Гарри глянул на часы — один-единственный час на то, чтобы раскрыть этот секрет, учитывая, что на поезде ему нужно быть к одиннадцати. Возможно, это был аналог IQ-теста, чтобы глупые дети не могли стать магами. (А запас времени, который останется после прибытия на платформу, будет показателем прилежания, второго по важности фактора в обучении).
      — Я обязательно выясню, как туда попасть, — сказал Гарри своим родителям. — Это, наверное, что-то вроде теста.
      Отец нахмурился:
      — Хм... возможно, тебе стоит поискать следы на полу, ведущие в непримечательное место?
      — Папа! — воскликнул Гарри. — Хватит! Я даже еще не пробовал выяснить это сам! — к большому огорчению, предложение отца было очень хорошим.
      — Извини, — сказал Майкл.
      — Ах... — сказала мать Гарри. — Не думаю, что они могли так поступить с учеником. Ты уверен, что профессор МакГонагалл ничего тебе не говорила?
      — Возможно, она отвлеклась на что-то другое, — ответил Гарри, не задумываясь.
      — Гарри! — прошипели родители в унисон. — Что ты сделал?
      — Я... ну... — Гарри сглотнул. — Слушайте, у нас нет времени на...
      — Гарри!
      — Ну правда нет времени! Слишком долго всё рассказывать, а мне надо выяснить, как попасть в школу!
      Мать закрыла лицо рукой:
      — Насколько это было плохо?
      — Я... э-э, — я не могу рассказывать по причинам национальной безопасности. — Почти наполовину так же плохо, как Инцидент на научной ярмарке.
      — Гарри!
      — Я... ну... О, смотрите, там какие-то люди с совой, я спрошу у них, как попасть на платформу! — и Гарри убежал от родителей в сторону огненно-рыжей семьи, а его сундук заскользил следом.
      Полная женщина взглянула на него, когда он подошел.
      — Привет, дорогой. Первый раз в Хогвартс? Рон тоже, — вдруг она застыла и пристально посмотрела на него. — Гарри Поттер?
      Четыре мальчика, рыжая девочка и летавшая вокруг них сова тоже вдруг замерли на месте.
      — Ох, да хватит вам! — запротестовал Гарри. Он планировал быть мистером Верресом хотя бы до прибытия в Хогвартс. — Я же надел повязку на голову и всё такое! Как вы узнали, кто я?
      — Да, — сказал отец Гарри, подойдя к компании широкими шагами. — Как вы узнали, кто он? — в его голосе сквозило опасение.
      — Твоя фотография была в газетах, — сказал один из двух совершенно одинаковых близнецов.
      — ГАРРИ!
      — Папа! Ты всё не так понял! Это потому что я победил Темного Лорда Сам-Знаешь-Кого, когда мне был один год!
      — ЧТО?
      — Мама может объяснить.
      — ЧТО?
      — Ох... Майкл, дорогой, есть некоторые вещи, которые, я подумала, тебе лучше не знать до этого момента...
      — Извините, — сказал Гарри рыжеволосой семье, уставившейся на него. — Вы очень мне поможете, если скажете, как попасть на платформу девять и три четверти прямо сейчас.
      — А-а-а, — протянула женщина и указала на стену между платформами. — Тебе лишь нужно пройти прямо через разделительный барьер между платформами девять и десять. Самое главное: не останавливайся и не бойся. Если нервничаешь, то лучше бежать.
      — И что бы ты ни делал, не думай о слоне.
      — Джордж! Не обращай на него внимания, Гарри, нет никаких причин не думать о слоне.
      — Мам, я Фред, а не Джордж...
      — Спасибо! — сказал Гарри и побежал к барьеру.
      Постойте-ка, а это сработает, если не верить?
      Именно в такие моменты Гарри ненавидел свой разум, который слишком быстро сообразил, что сейчас он имеет дело с «резонансом сомнения»: то есть, всё было бы хорошо, если бы он не сомневался, что пройдет сквозь стену. Но, раз Гарри беспокоился, достаточно ли сильно он в это верит, получалось, что на самом деле он боялся врезаться...
      — Гарри! Живо возвращайся назад и объяснись! — крикнул отец.
      Гарри закрыл глаза и, отложив в сторону всё, что знал о рациональности, попытался сильно-пресильно поверить, что пройдет через барьер и...
      Звуки вокруг него поменялись.
      Гарри открыл глаза и замер, чувствуя, что запятнал себя умышленной попыткой просто поверить во что-либо.
      Он находился на залитой солнцем, открытой платформе, у которой стоял огромный поезд длиной в четырнадцать вагонов, возглавляемых мощным паровозом алого цвета с дымовой трубой, предвещавшей скорую гибель свежему воздуху. Десятки детей и их родителей уже сновали по платформе вокруг скамеек, столов и торговцев (хотя Гарри пришел на час раньше отправления).
      Совершенно ясно, что на вокзале Кингс Кросс спрятать подобное место было негде.
      Значит: а) я куда-то телепортировался, б) они могут сворачивать пространство или в) они просто нарушают правила.
      Позади раздался звук, будто кто-то ползет. Гарри обернулся и удостоверился, что его сундук проследовал за ним на маленьких, когтистых щупальцах. Очевидно, багажу тоже удалось достаточно сильно поверить в возможность прохождения сквозь стену, что наводило Гарри на тревожные мысли, когда он об этом задумывался.
      Мгновением позже из железной арки (откуда она здесь взялась?) выбежал младший из рыжего семейства, таща тележку со своим багажом, и чуть не врезался в Гарри, который, осознав, что глупо стоять в проходе, поспешил прочь от арки. Высокий рыжеволосый мальчик последовал за ним. Через секунду показалась белая сова и села ему на плечо.
      — Боже мой! — воскликнул рыжеволосый. — Ты правда Гарри Поттер?
      Только не это.
      — У меня нет никаких логических оснований быть в этом уверенным. Родители вырастили меня как мальчика по имени Гарри Поттер, многие люди говорили, что я похож на своих родителей. В смысле, на других своих родителей, — Гарри нахмурился, — но, как мне кажется, существуют заклинания, которые придают ребенку желаемую внешность...
      — Э-э, чего?
      Он вряд ли попадет в Когтевран.
      — Да, я Гарри Поттер.
      — А я — Рон Уизли, — сказал мальчик и протянул руку, которую Гарри вежливо пожал на ходу. Сова тоже представилась, учтиво ухнув.
      В этот момент Гарри оценил потенциал неизбежной катастрофы и разработал план её предотвращения. «Секундочку», — сказал он Рону и, открыв одно из отделений сундука, в котором, если он правильно помнил, была зимняя одежда, достал шарф полегче, снял с головы повязку и тут же замотал всю голову шарфом. Жарко, но жить можно.
      Затем он закрыл отделение (в котором теперь покоилась бесполезная повязка) и, открыв другое, достал и надел через голову черную мантию.
      — Так-то лучше, — удовлетворенно сказал Гарри. Из-за шарфа звук голоса был немного приглушен. — Как я выгляжу? Понятно, что глупо, но можно ли во мне узнать Гарри Поттера?
      — Э-э, — протянул веснушчатый. — Не очень-то, Гарри.
      — Отлично. Однако, чтобы не разрушить план, обращайся ко мне, — «Веррес теперь вряд ли подойдет», — подумал про себя Гарри, — мистер Спу.
      — Ладно, Гарри, — неуверенно сказал Рон.
      Не вижу силы великой в тебе я.
      — Зови. Меня. Мистер. Спу.
      — Хорошо, мистер Спу, — Рон остановился. — Но я не могу! Я чувствую себя дураком.
      Чувства тебя не обманывают.
      — Ну тогда ты выбери имя.
      — Мистер Педдл, — выпалил Рон. — В честь «Пушек Педдл».
      — Э-э, — у Гарри было ужасное ощущение, что он еще пожалеет о своем вопросе. — А кто такие «Пушки Педдл»?
      — Кто такие «Пушки Педдл»? Да ты шутишь! Это лучшая квиддичная команда! Правда, они закончили прошлый сезон в самом низу турнирной таблицы, но...
      — Что такое квиддич?
      Задавать подобный вопрос тоже было ошибкой.
      — То есть, если я правильно понял, — сказал Гарри, когда объяснение Рона (с сопутствующими жестами) приблизилось к завершению, — поймавший снитч получает сто пятьдесят очков?
      — Да...
      — Как много десятиочковых голов обычно забивает команда, без учета снитча?
      — Эм, пятнадцать или двадцать в играх профессионального уровня.
      — Какая-то глупость. Это нарушает все возможные принципы создания игр. В остальном правила вроде ничего, спорт как спорт, но вот снитч, который, как говоришь, практически всегда приносит команде больше очков, чем все остальные члены команды, и таким образом определяет исход матча... Два ловца летают по полю, почти не взаимодействуя с другими игроками, и каждый из них надеется, что ему повезёт заметить крохотный мячик первым.
      — Дело не в везении! — запротестовал Рон. — Нужно, чтобы твои глаза двигались особым образом...
      — В этом нет взаимодействия с другими игроками. Неужели действительно так интересно смотреть, как кто-то мастерски двигает глазами? И когда одному из ловцов наконец удаётся поймать снитч, то этим он обесценивает работу, проделанную остальными игроками. Как будто взяли нормальную игру и добавили в неё бессмысленную позицию, чтобы кто-то мог стать Самым важным игроком, не вникая в суть и не участвуя в общем процессе. Кто был первым ловцом? Принц-идиот, который хотел играть в квиддич, но не мог выучить правила? — сказав это, Гарри понял, что выдвинул на удивление хорошую гипотезу. Посадить его на метлу и сказать, чтобы ловил блестящую штуковину...
      Рон нахмурился:
      — Даже если тебе не нравится квиддич, не нужно над ним смеяться!
      — Без критики нет оптимизации. Я ищу способ улучшить игру. И сделать это очень просто. Нужно избавиться от снитча.
      — Никто не будет менять правила по твоему желанию!
      — Я, знаешь ли, Мальчик-Который-Выжил. Люди прислушаются ко мне. И возможно, если мне удастся изменить правила игры в Хогвартсе, то дальше нововведение распространится само по себе.
      На лице Рона возникло выражение абсолютного ужаса.
      — Но... но если убрать снитч, то как узнать, когда заканчивать матч?
      — Купи часы. Всяко лучше, чем сейчас, когда игра занимает то десять минут, то несколько часов. И болельщикам будет гораздо удобнее, — Гарри вздохнул. — Хватит смотреть на меня с таким ужасом, вряд ли у меня будет время на улучшение этого жалкого национального спорта во что-то более интересное и умное согласно моему видению. У меня полным-полно других поводов для беспокойства, важнее этого, — Гарри задумался. — С другой стороны, не составит особого труда написать девяносто пять тезисов Реформации Квиддича и прибить их к церковной двери.
      — Поттер, — протяжно сказал чей-то голос,— что у тебя на лице и что это стоит рядом с тобой?
      Ужас на лице Рона сменился открытой ненавистью.
      — Ты!
      Гарри повернул голову. Это и в самом деле был Драко Малфой, которого, похоже, всё-таки заставили надеть обычную школьную мантию, зато он отыгрался за счёт своего сундука, который выглядел не менее волшебно и элегантно, чем тот, который приобрёл Гарри. Украшенный серебром и изумрудами сундук носил на себе, как догадался Гарри, семейный герб Малфоев — изящную ядовитую змею над скрещенными волшебными палочками из слоновой кости.
      — Драко! — воскликнул Гарри. — Эм-м, или Малфой, если предпочитаешь, хотя у меня твоя фамилия ассоциируется скорее с Люциусом. Рад, что наша прошлая встреча не отразилась на твоём здоровье. Это Рон Уизли. Я же стараюсь сохранять инкогнито, так что зови меня, э-э, — Гарри посмотрел на свою мантию, — мистер Блэк.
      — Гарри! — прошипел Рон. — Ты не можешь взять это имя!
      Гарри моргнул:
      — Почему нет? — оно звучало таинственно, как «международный человек-загадка».
      — Вообще — хорошее имя, — сказал Драко, — но благородный и старейший род Блэков может быть против. Как насчёт «мистер Сильвер»?
      — Слушай, ты, отойди от... от мистера Голда! — холодно сказал Рон и сделал шаг вперёд. — Ему незачем общаться с такими, как ты!
      Гарри примирительно поднял руку:
      — Я использую «мистер Бронз», спасибо за подсказки. И, Рон, хм, — Гарри не знал, как лучше сказать. — Я рад, что ты... с таким энтузиазмом защищаешь меня, но я не возражаю против разговоров с Драко...
      Очевидно, это стало для Рона последней каплей. Когда он повернулся к Гарри, в его глазах пылал гнев:
      — Что? Да ты знаешь, кто это?
      — Да, Рон, — ответил Гарри, — если ты помнишь, я первым назвал его по имени.
      Драко усмехнулся. Затем он посмотрел на белую сову, сидевшую на плече Рона.
      — Ого, что это? — насмешливо протянул Драко. — А где же знаменитая крыса семейства Уизли?
      — Похоронена на заднем дворе, — холодно сказал Рон.
      — Ах, как жаль. Пот... ой, мистер Бронз, должен заметить, что с семьёй Уизли связана шикарная история о домашнем питомце. Хочешь её рассказать, Уизли?
      Лицо Рона исказилось.
      — Ты не думал бы, что это смешно, случись это с твоей семьёй!
      — О, но с Малфоями никогда бы не произошло такое, — промурлыкал Драко.
      Руки Рона сжались в кулаки.
      — Хватит, — Гарри постарался, чтоб его голос звучал как можно более веско. Было ясно, что речь зашла о чём-то очень болезненном для рыжеволосого мальчика. — Если Рон не хочет говорить об этом, пусть так и будет. И я прошу тебя тоже не поднимать эту тему.
      Драко с удивлением повернулся к Гарри, а Рон кивнул:
      — Правильно, Гарри! То есть, мистер Бронз! Теперь ты видишь, что он за человек? Скажи ему, чтоб проваливал!
      Мысленно Гарри сосчитал до десяти. В его случае это было число двенадцать миллиардов триста сорок пять миллионов шестьсот семьдесят восемь тысяч девятьсот десять. Эту странную привычку он приобрёл в пять лет, усовершенствовав подсказанный матерью традиционный вариант. Гарри считал что его способ был более быстрым и не менее эффективным, чем обычный.
      — Рон, — спокойно сказал Гарри, — я не буду его прогонять. Он может говорить со мной, если хочет.
      — Я не хочу общаться с теми, кто общается с Драко Малфоем, — холодно объявил Рон.
      Гарри пожал плечами:
      — Тебе решать. Я не хочу, чтобы кто-то говорил, с кем я могу общаться, а с кем — нет, — повторяя про себя: «уйди, пожалуйста, уйди, пожалуйста».
      Лицо Рона окаменело от удивления: он полагал, что его фраза сработает. Рыжеволосый отвернулся, потянул свою тележку за ручку и устремился дальше по платформе.
      — Если он тебе не понравился, почему ты просто не ушёл от него? — полюбопытствовал Драко.
      — Эм... Его мать помогла мне выяснить, как попасть на эту платформу со станции Кингс Кросс, было как-то неудобно говорить, чтобы он отстал. Не то что бы он мне был неприятен, — сказал Гарри, — я просто...
      Гарри пытался подобрать слова.
      — Не видишь причин для его существования? — предложил Драко.
      — Вроде того.
      — В любом случае, Поттер... Если тебя действительно воспитали магглы, — Драко остановился, надеясь на опровержение, но его не последовало, — тогда ты, наверное, не знаешь, что значит быть знаменитым. Люди захотят занять всё твоё время. Ты должен научиться отказывать.
      Гарри кивнул, задумчиво глядя на лицо Драко:
      — Довольно хороший совет.
      — Если со всеми будешь добреньким, то вокруг будут ошиваться только самые наглые. Реши, с кем хочешь проводить время, а остальным помаши ручкой. Люди будут судить тебя по твоему кругу общения. Думаю, ты вряд ли захочешь, чтоб тебя видели с такими, как этот Рон Уизли.
      Гарри снова кивнул:
      — Можно спросить, а как ты меня узнал?
      — Мистер Бронз, — с нажимом протянул Драко, — я ведь уже тебя встречал, помнишь? У нас было очень интересное знакомство. Так что когда я увидел тебя с шарфом на голове, причём ты выглядел крайне нелепо, то я просто предположил.
      Гарри склонил голову, принимая комплимент.
      — Я жутко извиняюсь, — сказал он, — за нашу первую встречу. Не хотел ставить тебя в неловкое положение перед Люциусом.
      Драко отмахнулся:
      — Жаль только, что отец не вошёл, когда ты льстил мне, — рассмеялся он. — Но спасибо за то, что сказал тогда перед ним. Если бы не ты, объясняться было бы сложнее.
      Гарри опять склонил голову.
      — И тебе спасибо за то, что сказал профессору МакГонагалл. Хороший взаимный обмен.
      — Не за что. Хотя одна из помощниц мадам Малкин наверняка разболтала что-нибудь по секрету своей ближайшей подруге, потому что отец сказал, будто бы ходят странные слухи, что я и ты подрались или что-то в этом духе.
      — Ой, — вздрогнул Гарри. — Мне и правда очень жаль...
      — Да ничего, мы привыкли. Одному Мерлину известно, сколько ходит небылиц про семью Малфоев.
      Гарри кивнул:
      — Рад, что у тебя не было неприятностей.
      Драко улыбнулся:
      — У отца, хм... очень тонкое чувство юмора, но он хорошо понимает, что друзья необходимы. Очень хорошо понимает. Целый месяц он заставлял меня повторять перед сном: «Я подружусь с кем-нибудь в Хогвартсе». Когда я ему всё объяснил, и отец понял причину моего поступка, он извинился и даже купил мне мороженое.
      Гарри открыл рот от удивления:
      — Тебе еще и мороженое удалось получить?
      Драко самодовольно кивнул:
      — Ну, отец, конечно, знал что это разводка, но он сам же меня этому научил, так что если вовремя хитро улыбнуться, то между нами возникает особое понимание, после чего он должен купить мне мороженое или я сделаю печальное лицо, будто думаю, что разочаровал его.
      Гарри внимательно посмотрел на Драко, ощущая присутствие равного по силе.
      — Ты учился манипулировать людьми?
      — Ну да, сколько себя помню, — с гордостью ответил Малфой. — Отец нанимал преподавателей.
      — Ух ты, — сказал Гарри. Прочитанный им труд «Влияние: наука и практика» Роберта Чалдини не выдерживал сравнения с индивидуальным обучением, хотя книга, конечно, была чертовски занятной. — Твой отец почти такой же классный, как мой.
      Драко надменно поднял брови:
      — Неужели? И что же делает твой отец?
      — Он покупает мне книги.
      Драко задумался.
      — Что-то не впечатляет.
      — Это надо видеть. В любом случае, рад, что всё хорошо. Люциус смотрел на тебя так, будто собирался пытать.
      — Мой отец действительно любит меня, — настойчиво сказал Драко. — Он бы никогда со мной так не поступил.
      — М-м, — протянул Гарри.
      Он вспомнил великолепного светловолосого мужчину, который зашёл в магазин мадам Малкин, держа в руках трость с серебряным набалдашником. Сложно было представить этого идеального убийцу любящим отцом.
      — Не пойми неправильно, но почему ты в этом уверен?
      — Э? — было ясно, что Драко не задавался подобным вопросом.
      — Фундаментальный вопрос рациональности: почему ты веришь в то, во что веришь? Что ты знаешь и почему ты думаешь, что ты это знаешь? Что заставляет тебя думать, что Люциус не принесет тебя в жертву, как какую-нибудь пешку в своей игре?
      Драко бросил на Гарри странный взгляд:
      — А что ты знаешь об отце?
      — Ну... член Визенгамота, а также Попечительского совета школы Хогвартс, невероятно богат, пользуется благосклонностью и доверием Министра Фаджа, возможно, имеет компрометирующие фотографии Фаджа, самый ярый последователь идеологии чистой крови с тех пор, как ввиду смерти Тёмный Лорд потерял первенство, бывший член внутреннего круга Пожирателей Смерти. У Люциуса на руке нашли Чёрную Метку, но он смог избежать тюрьмы, заявив, что был под проклятием «Империус», что звучало до смешного неправдоподобно, и все это понимали... Зло с большой буквы «З», прирожденный убийца... Кажется, всё.
      Драко сузил глаза:
      — Тебе это МакГонагалл сказала?
      — Она бы ничего не рассказала о Люциусе, только посоветовала бы держаться от него подальше. Но после Инцидента в магазине зелий, пока профессор разговаривала с продавцом и старалась всё держать под контролем, я схватил одного из покупателей и расспросил его.
      Драко широко раскрыл глаза:
      — Правда?
      Гарри озадаченно посмотрел на Малфоя:
      — Если я соврал, то не собираюсь рассказывать правду только потому, что ты спросил.
      Наступила тишина.
      — Ты точно попадешь в Слизерин.
      — Спасибо, но я точно попаду в Когтевран. Мне нужна власть, только чтобы получать книги.
      Драко хихикнул.
      — Ну да, конечно. Так вот... отвечая на твой вопрос... — он сделал глубокий вдох, лицо стало серьёзным. — Однажды отец пропустил из-за меня голосование в Визенгамоте. Я упал с метлы и сломал несколько рёбер. Было очень больно. Мне никогда не было так больно, и я думал, что умру. И отец вместо очень важного голосования сидел у моей кровати в больнице святого Мунго, держал меня за руку и обещал, что я поправлюсь.
      Смутившись, Гарри отвёл взгляд, но усилием воли заставил себя вновь посмотреть на Драко.
      — Зачем ты мне это рассказал, Драко? Это же... личное...
      — Один из моих преподавателей говорил, что между людьми возникает близкая дружба, когда они знают друг о друге личные вещи. И причина, по которой у многих людей нет близких друзей, это нежелание делиться самой важной конфиденциальной информацией, — Драко сделал приглашающий жест. — Твоя очередь.
      Гарри вдруг понял: знание того, что выражение надежды на лице Драко является результатом месяцев тренировок, не делает этот приём менее эффективным. То есть, конечно, делает, но эффект всё равно остаётся. То же можно было сказать и об умном использовании взаимного обмена, технике, о которой Гарри читал в книгах по социальной психологии (эксперименты показывали, что подарок в пять долларов в два раза эффективнее обещания пятидесяти долларов людям, которых просили заполнить анкеты). Драко добровольно поделился с ним конфиденциальной информацией и теперь ожидал, что и собеседник поступит так же... и Гарри ощутил давление. Он был уверен, что его отказ будет встречен с грустью, разочарованием и долей презрения, показывающими, что Гарри потерял несколько очков.
      — Драко, — сказал он, — к твоему сведению, я понимаю, что ты сейчас делаешь. В моих книгах это называется взаимный обмен, в них говорится, что если ты хочешь заставить кого-то сделать то, что тебе нужно, то в два раза эффективнее подарить ему два сикля, нежели пообещать двадцать...
      Гарри умолк.
      Драко выглядел грустным и разочарованным:
      — Это не задумывалось как какой-то трюк, Гарри. Это просто способ стать друзьями.
      Гарри поднял руку:
      — Я же не отказывался отвечать. Мне нужно время, чтобы выбрать что-то настолько же личное и одновременно безопасное. Другими словами... Хочу чтобы ты знал, я не выношу давления.
      Пауза, взятая на обдумывание, способна обезвредить большинство манипулятивных техник, главное — научиться их видеть.
      — Ладно, — сказал Драко, — я подожду, пока ты готовишься. О, и, пожалуйста, сними шарф, когда будешь говорить.
      Просто, но эффективно.
      Гарри не мог не заметить, как неуклюжа, груба и лишена изящности была его попытка противостоять манипуляции / сохранить лицо / похвастаться, по сравнению с аналогичными действиями Драко. Мне нужны его преподаватели.
      — Хорошо, — через некоторое время сказал Гарри, — слушай.
      Он глянул по сторонам и размотал шарф на голове, открыв всё, кроме шрама.
      — Эм-м... похоже, ты можешь полагаться на своего отца. Я имею в виду... если ты будешь говорить с ним серьёзно, то он всегда выслушает тебя и воспримет твои слова всерьёз.
      Драко кивнул.
      — Иногда, — сказал Гарри и сглотнул. Рассказывать было тяжело, но так и было задумано, — иногда мне хочется, чтобы мой отец был похож на твоего.
      Он почти на автомате отвёл взгляд, но снова заставил себя посмотреть на Драко.
      Вдруг Гарри понял, что он только что сказал, и торопливо добавил:
      — То есть я не то чтобы хочу видеть своего отца безупречным орудием убийства, как Люциус, я имею в виду, чтобы он серьёзно относился ко мне.
      — Я понял, — улыбнулся Драко. — Ну... кажется, мы немного приблизились к тому, чтобы стать друзьями?
      Гарри кивнул:
      — Да, приблизились. Эм... без обид, но я снова замаскируюсь, мне совсем не хочется иметь дело с...
      — Да, конечно.
      Гарри вновь намотал шарф, скрыв лицо.
      — Мой отец ко всем своим союзникам относится серьёзно, — сказал Драко, — вот почему у него их так много. Может быть, вам стоит встретиться.
      — Я подумаю об этом, — без выражения сказал Гарри и удивлённо покачал головой. — Получается, ты его единственное уязвимое место. Хех.
      Драко странно посмотрел на Гарри и предложил:
      — Может, хочешь выпить чего-нибудь и найти место, чтобы сесть?
      Гарри понял, что уже очень долго стоит на одном месте; он потянулся, пытаясь хрустнуть позвонками.
      — Конечно.
      Платформа понемногу заполнялась людьми, но на дальней от красного паровоза стороне ещё было тихое место. Их путь проходил мимо лоточника — лысого, бородатого мужчины с маленькой тележкой, на которой были газеты, комиксы и выстроенные в ряд банки светло-зелёного цвета.
      Продавец как раз пил, запрокинув голову, содержимое одной из светло-зелёных банок, когда заметил элегантного Драко Малфоя, приближавшегося к нему в компании странного мальчика, который выглядел невероятно глупо с намотанным на голову шарфом. Продавец поперхнулся и принялся кашлять, забрызгав всю бороду светло-зелёной жидкостью.
      — Извините, — сказал Гарри, — что это у вас такое?
      — Прыский чай, — ответил продавец, — если его выпить, то с вами обязательно случится что-то, что заставит вас пролить его на себя или окружающих. Но он зачарован так, что исчезает спустя несколько секунд.
      И правда, капли в его бороде уже почти исчезли.
      — Интересно, — сказал Драко, — очень, очень интересно. Пойдёмте, мистер Бронз, найдём другого...
      — Подожди, — сказал Гарри.
      — Да брось, это же для детей!
      — Нет. Извини, Драко, но я должен это исследовать. Что будет, если я выпью Прыский чай и буду изо всех сил пытаться сохранить серьёзность?
      Продавец улыбнулся и загадочно пожал плечами:
      — Кто знает? Может, вы вдруг увидите вашего знакомого в костюме лягушки? Что-то смешное и неожиданное произойдёт тем или иным путём...
      — Простите, но я не могу в это поверить. Я многое видел, но сказанное вами настолько невероятно, что дальше просто некуда. Не может быть, чтобы чёртов напиток мог манипулировать реальностью, создавая комедийные ситуации, в противном случае я сдаюсь и уезжаю отдыхать на Багамы...
      Драко застонал:
      — Мы правда собираемся заниматься этим?
      — Можешь не пить, если не хочешь. Но я должен провести исследование. Должен. Сколько стоит?
      — Пять кнатов за банку, — сказал продавец.
      — Пять кнатов? Вы продаёте напитки, управляющие реальностью, по пять кнатов за банку?
      Гарри залез в кошель со словами:
      — Четыре сикля, четыре кната, — и стукнул деньгами о прилавок, — две дюжины, пожалуйста.
      — И ещё одну, — вздохнул Драко, шаря по карманам.
      Гарри замотал головой:
      — Нет. Я возьму тебе. И это не считается услугой, я хочу проверить, сработает ли чай в твоём случае.
      Он кинул одну банку Драко и принялся скармливать остальные своему кошелю, издававшему во время процедуры тихие булькающие звуки (что не способствовало укреплению веры Гарри в то, что он когда-нибудь найдёт разумное объяснение всему происходящему).
      Двадцать два булька спустя в руке Гарри осталась последняя банка. Драко выжидательно смотрел на него: банки были открыты одновременно.
      Гарри убрал шарф со рта, и они, запрокинув головы, сделали по глотку Прыского чая. Напиток и на вкус был светло-зелёным: сильногазированным и кислее, чем лайм.
      Ничего не произошло.
      Гарри, подняв глаза, встретился с добродушным взглядом продавца.
      Так, если этот человек использовал случайное происшествие, чтобы продать мне двадцать четыре банки зелёной газировки, то я стоя поаплодирую его творческому подходу к организации продаж, а потом убью.
      — Это не всегда происходит сразу, — сказал продавец, — но один раз за банку уж точно. Или я верну вам деньги.
      Гарри сделал ещё один большой глоток.
      И ещё один. Ничего не случилось.
      Может, я должен выпить банку залпом... Надеюсь желудок не лопнет от переизбытка диоксида углерода и я удержусь от отрыжки, пока всё не выпью.
      Он, конечно, мог позволить себе немного подождать. Но если говорить начистоту, Гарри не представлял, как это может сработать. Нельзя же подойти к кому-то и сказать: «Сейчас я тебя удивлю» или «А сейчас я расскажу, в чём соль шутки, и тебе будет очень весело». Это полностью убивает эффект неожиданности. Гарри был настроен так, что не стал бы плеваться газировкой, даже если бы мимо прошёл Люциус Малфой, одетый как балерина. С каким же безумным номером должна выступить перед ним вселенная?
      — Ладно, давай где-нибудь присядем, — сказал Гарри. Он было собрался сделать ещё глоток и двинуться в сторону видневшихся вдалеке скамеек, но, повернувшись, зацепил взглядом часть газеты, лежавшей на лотке продавца. Издание называлось «Придира», заголовок статьи гласил:

ДРАКО МАЛФОЙ ЗАЛЕТЕЛ ОТ МАЛЬЧИКА-КОТОРЫЙ-ВЫЖИЛ

      — Ах ты ж! — выкрикнул Драко, когда со стороны Гарри в него полетели светло-зелёные брызги. Он крутанулся в сторону Гарри, его глаза сверкали.
      — Грязнокровкин сын! Посмотрим, как тебе понравится, когда плюнут в тебя! — Драко набрал полный рот газировки, и тут ему на глаза тоже попался газетный заголовок.
      Гарри невольно попытался закрыть лицо от зеленых брызг. К сожалению, он закрылся той рукой, в которой держал банку с Прыским чаем, так что остатки пролились через плечо.
      Гарри уставился на банку, все ещё отплёвываясь и кашляя. Капли чая постепенно исчезали с мантии Драко.
      Затем Гарри поднял взгляд и снова посмотрел на газетный заголовок.

ДРАКО МАЛФОЙ ЗАЛЕТЕЛ ОТ МАЛЬЧИКА-КОТОРЫЙ-ВЫЖИЛ

      Гарри открыл рот:
      — Н... н... но...
      Слишком много возражений. Он хотел сказать: «Но нам же только одиннадцать!», как в голове тут же возникало: «Но мужчина не может забеременеть!» и следом за ним: «Но между нами ведь ничего нет!».
      Затем Гарри снова опустил взгляд на банку.
      Хотелось убежать, крича изо всех сил, пока в лёгких не кончился бы весь воздух. Останавливало только одно: когда-то Гарри прочитал, что паника является признаком наличия действительно важной научной проблемы.
      Гарри сердито бросил банку в мусорку и вернулся к продавцу.
      — «Придиру», пожалуйста.
      Он заплатил ещё четыре кната, достал из кошеля чай и направился к Драко, который восхищенно смотрел на банку своего напитка.
      — Беру свои слова обратно, — сказал он. — Это было здорово.
      — Эй, Драко, спорим, я знаю способ стать друзьями, который лучше, чем обмен секретами. Нужно совершить совместное убийство.
      — У меня был преподаватель, который говорил подобное, — Драко засунул руку под мантию и лёгким естественным движением почесался. — А кого хочешь убить?
      Гарри кинул на стол «Придиру»:
      — Парня, который это написал.
      Драко простонал:
      — Не парня. Девчонку. Одиннадцатилетнюю девчонку, представляешь? Она съехала с катушек после смерти своей матери, а её отец, которому принадлежит эта газета, убеждён, что его дочь — провидец. Так что, когда он чего-то не знает, он спрашивает Луну Лавгуд и верит всему, что она говорит.
      Не задумываясь, Гарри открыл следующую банку чая и поднёс её ко рту.
      — Ты шутишь? Это даже хуже маггловских газет, что, как мне казалось, физически невозможно.
      — У неё какая-то извращённая помешанность на Малфоях, — прорычал Драко, — а поскольку её отец настроен против нас, он печатает каждое её слово. Как только повзрослею, точно её изнасилую.
      Зелёная жидкость брызнула из носа Гарри и впиталась в шарф. Прыский чай и лёгкие — плохое сочетание, так что следующие несколько секунд Гарри провёл, заходясь кашлем.
      Драко резко обернулся:
      — Что-то не так?
      И лишь теперь Гарри понял, что: а) в тот миг, когда Драко ранее засунул руку под мантию, чтобы почесаться, звуки платформы стали чем-то вроде размытого белого шума; б) только для одного участника разговора обсуждение убийства как способа стать друзьями было шуткой.
      Ну конечно. До этого он казался нормальным ребёнком, потому что он нормален... для сына, взращённого самым страшным слугой Тёмного Лорда и/или любящим отцом.
      — Да. Понимаешь... — Гарри кашлянул. Боже, как он хотел закрыть эту тему. — Я просто удивлён тем, как открыто и охотно ты говоришь об этом, не боясь ареста.
      Драко фыркнул:
      — Смеёшься? Слово Луны Лавгуд против моего?
      Чёрт-чёрт-чёрт.
      — Магического детектора лжи не существует, я прав?
      Или ДНК-теста... пока что.
      Драко посмотрел по сторонам. Его глаза сузились:
      — Ты и правда ничего не знаешь. Слушай, я объясню тебе всё, как слизеринец слизеринцу. Но ты должен поклясться, что это останется между нами.
      — Я же смогу пересказывать твои слова, не упоминая, что их источник ты? Если, например, какой-нибудь другой юный слизеринец задаст вопрос по этой теме?
      Драко замешкался.
      — Повтори.
      Гарри так и сделал.
      — Ладно, вроде ты не пытаешься меня надуть. Просто запомни, я всегда буду всё отрицать. Клянись.
      — Я клянусь, — сказал Гарри.
      — Во время суда используют Сыворотку Правды, но это полная чушь, ты просто стираешь себе память перед процессом и заявляешь, что обвинителю наколдовали ложных воспоминаний. Если у тебя есть Омут Памяти, а у нас он есть, то потом ты можешь даже вернуть себе воспоминания обратно. Обычно суд предполагает, что стирание памяти вероятнее, чем её замена с помощью сложных заклинаний, но судья скорее всего будет на нашей стороне. Если же меня обвиняют в чём-то, посягающем на честь благородного дома, то дело передадут в Визенгамот, где у отца есть голоса. И после того, как меня признают невиновным, семья Лавгудов будет обязана выплачивать компенсацию за клевету. Они с самого начала знают, что всё закончится именно этим, так что просто будут держать рот на замке.
      Холодок пробежал по спине Гарри, подсказывая ему сохранять спокойное выражение лица и ровный голос.
      Заметка на будущее: свергнуть правительство магической Британии при первой же возможности.
      Гарри снова кашлянул, прочищая горло.
      — Драко, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не пойми меня неправильно, моя клятва нерушима, но, как ты говорил, я могу оказаться в Слизерине, так что я хочу поинтересоваться из чистого любопытства. Что, теоретически, случится, если я перескажу в суде наш разговор, упомянув тебя в качестве автора?
      — Ну, если бы я не был Малфоем, у меня бы были неприятности, — самодовольно ответил Драко. — Но так как я и есть Малфой... У отца есть голоса. И, полагаю, он разобьет тебя наголову... не думаю, что это дастся ему легко, ведь ты Мальчик-Который-Выжил, но моему отцу очень хорошо даются подобные вещи, — Драко нахмурился. — Кстати, это ты заговорил о том, чтобы убить её, почему же тебя не волнует, что я расскажу суду, если она вдруг умрёт? Я не такая знаменитость как ты, но, эм-м, твоя группа поддержки вряд ли захочет иметь с тобой дело, если ты совершишь что-то настолько плохое. А убийство — мёртвое тело и всё такое — куда серьезнее маленькой девочки, кричащей, что её изнасиловали.
      Когда разговор нельзя ни прервать, ни закончить, уведи его в сторону.
      — У магглов по-другому. В маггловской Британии уйти от ответственности за изнасилование маленькой девочки гораздо сложнее, чем откреститься от убийства.
      — Да? Как странно. Убийство же должно быть хуже? Значит ли это, что ты скорее предпочтёшь её изнасиловать? Если так, то я с радостью уступлю тебе очередь. Только представь: полоумная Лавгуд пытается доказать, что её изнасиловали Драко Малфой и Мальчик-Который-Выжил. Даже Дамблдор не поверит ей.
      К счастью, Гарри в этот момент не пил Прыский чай. Ну почему. Почему всё пошло наперекосяк? Он лихорадочно пытался придумать, как опять сменить тему.
      — Вообще-то я как раз хотел тебя поправить. Обнаружив, что заголовок придумала девочка на год младше меня, я думал не совсем об убийстве или изнасиловании.
      — Ну конечно, рассказывай тут, — сказал Драко и поднёс банку с Прыским чаем ко рту.
      Гарри не знал, работает ли это заклинание чаще, чем раз за выпитую банку, но так он мог избежать обвинений, главное — точно рассчитать момент.
      — Думаю, что однажды я женюсь на этой девушке.
      Драко издал неприятный булькающий звук, и зелёная жидкость потекла из уголков его рта, как из сломавшегося автомобильного радиатора.
      — Ты спятил?
      — Наоборот, мой разум чист, как снег в горах.
      Драко звонко хихикнул:
      — У тебя более извращённый вкус, чем у Лестренджей. Но ты всё равно можешь изнасиловать её. Она больна на всю голову, и ей, может, даже понравится, я слышал, что многие браки начинаются подобным образом. Если передумаешь, можешь просто стереть ей память и повторить через недельку.
      Я разорву этот твой жалкий магический огрызок средних веков на куски меньшие, чем атомы, из которых он состоит.
      — Давай, я сам займусь этим вопросом? Если ты действительно хотел изнасиловать её, то, возможно, я могу что-то предложить взамен...
      Драко отмахнулся:
      — Да ладно, забирай даром.
      Гарри уставился на банку в своей руке, её холод успокаивал бурлившую гневом кровь. Очаровательный, весёлый, щедрый с друзьями, Драко не был психопатом. Зная человеческую психологию, было грустно и неприятно осознавать, что Драко не чудовище. История помнила тысячи сообществ, в которых мог состояться подобный разговор. Мир был бы совершенно другим местом, если бы то, что сказал Драко, делало его злым мутантом. Но это было очень обыденно, очень по-человечески, почти нормой: Драко не считал своих врагов людьми.
      И в этой стране, застрявшей перед зарёй Века разума, сын достаточно могущественного аристократа считал себя превыше закона. Уж точно если это касалось случайных изнасилований то тут, то там. В мире магглов тоже были подобные места. Страны, в которых такая аристократия всё ещё существовала, упорствуя в своих взглядах на жизнь. И даже более мрачные земли, где это касалось не только верхушки общества. В любой стране, не прошедшей через эпоху Просвещения, дела обстояли подобным образом. Очевидно, это касалось и магической Британии, несмотря на наличие таких межкультурных заимствований, как газированные напитки в банках.
      И если Драко не перестанет думать о мести, а я не откажусь от счастья в жизни, женившись на какой-то бедной безумной девочке, то всё, что я смог выиграть — это время, и то, очень немного...
      Для одной девочки. Не для остальных.
      Интересно, сложно ли будет составить список всех поборников чистоты крови и убить их?
      Подобное пробовали сделать во время Французской Революции: пересчитать врагов прогресса и отсечь им всё ниже шеи. Насколько Гарри помнил, тогда это не привело к желаемым результатам. Вероятно, стоит стряхнуть пыль с книг по истории, купленных отцом, и выяснить, где ошиблась Французская Революция и легко ли это было исправить.
      Гарри посмотрел в небо, на бледный круг луны, видимый в безоблачной утренней синеве.
      Сломанный, испорченный, безумный, жестокий, кровавый, тёмный мир. Разве новость? Ты всегда знал это.
      — Какой-то ты серьезный, — сказал Драко. — Дай догадаюсь, твои родители-магглы говорили тебе, что такого рода вещи делать нехорошо.
      Гарри кивнул, не доверяя своему голосу.
      — Что же, как говорит мой отец, существует четыре факультета, но в конце концов каждый оказывается в Слизерине или Пуффендуе. И Пуффендуй тебе вряд ли подойдет. Если решишь тайно присоединиться к Малфоям... наша сила и твоя репутация... Тебе бы сходило с рук то, что даже я не могу себе позволить. Хочешь попробовать? Почувствовать, каково это?
      Ах ты маленький, ловкий змей. Всего одиннадцать лет, а ты уже выманиваешь свою добычу из безопасной норки. Может, тебя слишком поздно спасать, Драко?
      Гарри задумался, решился, выбрал тактику.
      — Драко, расскажи про чистоту крови. Я же в этом новичок.
      Драко широко улыбнулся:
      — Тебе действительно надо встретиться с отцом и спросить у него. Он наш лидер.
      — Сделай презентацию для лифта. В смысле, расскажи основное секунд за тридцать.
      — Ладно.
      Драко набрал в грудь побольше воздуха и, придав голосу дополнительную глубину и выразительность, начал рассказывать:
      — Из поколения в поколения наша сила угасает из-за смешивания чистой крови с грязной. Ни один современный волшебник не может сравниться с Салазаром, Годриком, Ровеной и Хельгой, создавшими своей магией Хогвартс и знаменитые артефакты: медальон, меч, диадему и чашу. Мы чахнем и превращаемся в магглов, потому что скрещиваемся с ними и позволяем жить сквибам. Если эту чуму не остановить, то скоро наши палочки сломаются, наша магия исчезнет. Род Мерлина прекратит свое существование, а кровь атлантов перестанет течь в наших жилах. Наши дети будут грызть землю, чтобы выжить, словно обычные магглы. И тьма накроет мир навсегда, — Драко удовлетворенно закончил и сделал глоток чая. Похоже, он считал сказанное достаточным аргументом.
      — Убедительно, — сказал Гарри, имея в виду скорее форму аргумента, а не суть. Классическая модель: грехопадение, необходимость сохранять остатки чистой крови от грязи, прекрасное прошлое и мрачное будущее. У этой модели была своя проверенная противоположность...
      — Но должен тебя кое в чём поправить. Твоя информация о магглах немного устарела. Мы больше не грызем землю, чтобы выжить.
      Драко покосился по сторонам.
      — Что? Что значит «мы»?
      — Мы. Учёные. Род Фрэнсиса Бэкона, в чьих жилах кровь Просвещения. Магглы не сидели сложа руки, горюя, что у них нет палочек. И теперь у нас есть своя собственная сила, с магией или без неё. Если ваша магия исчезнет, то мы и правда потеряем нечто ценное, потому что она — единственный намёк на то, как на самом деле работает вселенная. Но вы не будете грызть землю. В ваших домах по-прежнему будет прохладно летом и тепло зимой, по-прежнему будут доктора и лекарства. Если ваша сила исчезнет, наука поможет вам выжить. Да, это будет трагедия, которую мы должны предотвратить, но на мир не опустится тьма.
      Драко отпрянул на пару шагов. На его лице застыла смесь страха и недоверия.
      — О чём ты говоришь, Мерлин тебя побери?
      — Эй, я ведь тебя выслушал, теперь твоя очередь.
      «Грубо вышло», — мысленно упрекнул себя Гарри, но Драко перестал пятиться и, кажется, готов был слушать.
      — Я имел в виду, — сказал Гарри, — что вы не особо-то обращаете внимания на то, что происходит в мире магглов.
      Вероятно, потому что волшебники относились к остальному миру, как к трущобам, заслуживающим не больше внимания, чем «Файнэншл Таймс» уделяет повседневным тяготам жителей Бурунди.
      — Ладно. Устроим быструю проверку. Волшебники когда-нибудь были на Луне? Ну, на той штуке, — Гарри ткнул пальцем в сторону большого далёкого шара.
      — Чего? — только и сказал Драко. Было ясно, что подобная мысль никогда не приходила ему в голову. — Отправиться на... Да это же не... — Драко ткнул пальцем в сторону маленькой бледной штуковины в небе. — Нельзя аппарировать в место, в котором ты никогда не был. Как же кто-то мог побывать на Луне в первый раз?
      — Подожди-ка, — сказал Гарри, — я покажу тебе книгу, которую взял с собой. Я вроде помню, в какой коробке она лежит....
      Гарри опустился на колени перед сундуком, открыл отсек с лестницей, спустился вниз, снял одну коробку с другой, рискуя отнестись неуважительно к книгам, сорвал упаковочную бумагу и быстро, но аккуратно вытащил стопку книг.
      (Несмотря на отсутствие генетической связи, Гарри удивительным образом унаследовал почти волшебную способность Верресов запоминать местоположение книг, даже если видел их всего раз.)
      Потом Гарри взлетел по лестнице вверх, ногой пихнул отсек и, тяжело дыша, начал перелистывать книгу в поисках нужной фотографии, на которой была изображена белая бесплодная поверхность Луны, покрытая кратерами, а также люди в скафандрах и бело-синий земной шар.
      Та самая Фотография.
      С большой буквы «Ф».
      — Вот, — голос Гарри дрожал от распиравшей его гордости, — так Земля выглядит с Луны.
      Драко медленно склонился над фотографией, на его лице было странное выражение.
      — Если это настоящая фотография, то почему она не двигается?
      Не двигается? А-а.
      — Магглы умеют делать двигающиеся фотографии, но пока что для их показа нужен специальный прибор, размером побольше книги.
      Драко указал на человека в скафандре и дрожащим голосом спросил:
      — А это что?
      — Это люди. На них специальные костюмы, которые дают возможность дышать, потому что на Луне нет воздуха.
      — Невозможно, — прошептал Драко. В его глазах были страх и растерянность. — Нет, магглы бы не смогли сделать подобное. Как...
      Гарри отобрал у него книгу и снова начал листать, пока не нашёл то, что искал.
      — Вот летящая ракета. Огонь поднимает её выше и выше, до Луны, — снова перелистывание. — А это ракета на земле. Крошечная точка рядом с ней — человек, — Драко открыл рот от удивления. — Полёт на луну стоил примерно два миллиарда галлеонов, — Драко поперхнулся, — и потребовал координированной работы большего количества людей, чем наберётся во всей магической Британии.
      А когда люди прилетели на Луну, они оставили табличку со словами: «Мы пришли с миром от всего человечества». Ты ещё не готов услышать это, Драко. Но, надеюсь, когда-нибудь...
      — Ты говоришь правду, — медленно сказал Драко. — Ты бы не стал подделывать целую книгу. Да и я слышу по твоему голосу. Но... но...
      — Как же они смогли без волшебных палочек? Долгая история. Наука не требует взмаха палочкой и произнесения заклинания, нужно просто очень хорошо знать, как работает вселенная, чтобы заставить её делать то, что хочешь ты. Если представить, что вселенная — это человек, от которого нужно чего-либо добиться, то магия — это использование на нём проклятья «Империус», а наука — это будто бы ты точно знаешь, что сказать, чтобы человек подумал, что действует по своей собственной воле. Это сложнее, чем взмахнуть палочкой, но не зависит от магии. Как если бы «Империус» на человеке применить не удалось, но ты по-прежнему мог бы убедить его словами. И с каждым новым поколением наука совершенствуется. Ведь, чтобы заниматься наукой, нужно действительно знать, что ты делаешь, тогда ты на самом деле сможешь что-то понять и объяснить это другому. Знания величайших учёных прошлого века, имена которых до сих пор произносятся с почтением — ничто по сравнению с возможностями величайших учёных современности. В науке нет эквивалента вашему потерянному искусству, которое создало Хогвартс. Сила науки с годами лишь растёт. Мы уже начинаем понимать и раскрывать секреты жизни и наследственности. Скоро мы сможем вглядеться в кровь, о которой ты говоришь, и узнать, что делает тебя волшебником, а через одно или два поколения мы будем способны изменить кровь, чтобы сделать всех ваших детей могущественными волшебниками. Как видишь, ваша ситуация не так уж плоха, через пару десятилетий наука будет способна решить все ваши проблемы.
      — Но... — голос Драко дрожал. — Если магглы обладают такой силой... то... для чего же мы?..
      — Нет, Драко, я не об этом, неужели не понимаешь? Наука использует силу человеческого разума, чтобы всматриваться в мир и выяснять, как он устроен. Пока существует человечество, она не исчезнет. Если твоя магия пропадёт, тебя это сильно огорчит, но ты по-прежнему останешься собой. И будешь жить, хоть и сожалея о потере. Источником науки является человеческий интеллект, поэтому нельзя убрать её, не убрав меня. Даже если законы устройства вселенной вдруг изменятся для меня, и все мои знания станут пустым звуком, я просто выясню новые законы, и такое уже происходило. Наука не маггловское явление, а общечеловеческое; она просто совершенствует и тренирует способность, которую ты используешь всякий раз, когда смотришь на что-то непонятное и задаёшь вопрос «почему?». Ты же слизеринец, Драко, ты можешь сделать вывод?
      Драко оторвал взгляд от книги и посмотрел на Гарри. На его лице появилось понимание.
      — Волшебники могут научиться использовать эту силу.
      Теперь очень осторожно... приманка готова, дальше — крючок...
      — Если будешь думать о себе, как о человеке, а не как о волшебнике, то сможешь тренировать и совершенствовать способности, присущие человеку.
      Драко ведь не обязан знать, что такой инструкции он не найдет ни в одном научном труде.
      Драко крепко задумался.
      — Ты уже... сделал это?
      — В какой-то мере, — признался Гарри. — Я ещё не закончил обучение. Не в одиннадцать лет. Но, видишь ли, мой отец тоже нанимал мне преподавателей.
      Конечно, они были голодающими студентами, нанятыми из-за проблем с нестандартным суточным циклом (кстати, что с этим будет делать профессор МакГонагалл?), но сейчас это можно было опустить...
      Драко медленно кивнул.
      — Ты думаешь, что сможешь стать мастером в обоих искусствах, сложишь их силу вместе и... — Драко уставился на Гарри, — станешь властелином обоих миров?
      Гарри дьявольски расхохотался, тут это было к месту.
      — Ты должен осознать, Драко, что весь мир, который ты знаешь, вся магическая Британия — лишь один квадрат на огромной шахматной доске, которая также включает в себя такие места, как Луна, звёзды в ночном небе, которые ни что иное, как такие же солнца, только очень-очень-очень далёкие, и галактики, которые гораздо больше, чем Земля и Солнце вместе взятые, такие огромные, что только учёные могут их видеть, а ты даже не знаешь об их существовании. Но, понимаешь, я на самом деле когтевранец, а не слизеринец. Я не хочу править вселенной. Я просто считаю, что она может быть устроена более разумно.
      На лице Драко было благоговение.
      — Зачем ты рассказываешь это мне?
      — Ну... немногие люди представляют, как следует заниматься наукой, изучая что-то в первый раз, даже если это «что-то» абсолютно обескураживает. Я бы не отказался от помощи, — Драко уставился на Гарри, открыв рот, — но не совершай ошибку, Драко. Настоящая наука не похожа на магию. Ты не можешь заняться ею и остаться прежним, как это происходит, когда ты узнаёшь слова к новому заклинанию. За силу нужно платить. Платить цену столь высокую, что большинство людей отказываются это делать.
      Драко кивнул, как будто он наконец услышал что-то, что мог понять.
      — И какова же плата?
      — Умение признавать свои ошибки.
      — Эм-м, — сказал Драко после драматической паузы, длившейся некоторое время, — ты можешь пояснить?
      — Пытаясь выяснить, как что-то работает на таком глубинном уровне, ты будешь приходить к неверным выводам в девяносто девяти случаях из ста. Так что тебе придётся научиться признавать, что ты ошибался снова, и снова, и снова. Звучит не страшно, но это так тяжело, что большинство людей не в силах по-настоящему заниматься наукой. Не доверять самому себе, всегда пересматривать своё отношение к очевидным вещам, — например к снитчу в квиддиче, — и каждый раз, когда изменяется твоё мнение, изменяешься ты сам. Но я слишком забегаю вперёд. Слишком тороплю события. Просто хочу, чтобы ты знал... Я предлагаю поделиться с тобой моим знанием. Если хочешь. С одним условием.
      — Ага, — сказал Драко, — знаешь, мой отец говорит, что эта фраза никогда не предвещает ничего хорошего.
      Гарри кивнул:
      — Не заблуждайся на мой счёт: я не пытаюсь возвести барьер между тобой и твоим отцом. Дело не в этом. Я просто предпочитаю иметь дело с кем-то моего возраста, а не с Люциусом. Полагаю, твой отец согласился бы с этим: он знает, что рано или поздно тебе нужно будет научиться брать на себя ответственность. Твои ходы в нашей игре должны быть твоими собственными. Это моё условие: я буду иметь дело с тобой, Драко, не с твоим отцом.
      — Достаточно, — сказал Драко, выпрямляя спину. — Слишком много всего. Мне нужно подумать над этим. И, кстати, уже пора садиться в поезд.
      — Не торопись с решением, — сказал Гарри, — только помни, что это не эксклюзивное предложение, даже если ты согласишься. Иногда для настоящих занятий наукой нужно больше, чем один человек.
      Когда Драко отошёл, размытые звуки платформы вновь превратились в обычный шум. Гарри посмотрел на наручные часы (очень простая механическая модель, которую ему подарил отец, надеясь, что они будут работать в присутствии магии). Стрелки двигались, и если они работали правильно, то до одиннадцати было ещё много времени. Вероятно, скоро ему нужно будет сесть в поезд и найти Как-там-её-звали, но сперва можно было потратить несколько минут, чтобы разогреть застывшую кровь.
      Когда Гарри отвёл взгляд от часов, он увидел, что к нему приближаются две нелепо выглядевшие фигуры, чьи лица были скрыты зимними шарфами.
      — Здравствуйте, мистер Бронз, — сказала одна из замаскированных фигур, — не хотите ли вступить в Орден Хаоса?

* * *

      Послесловие:
      Спустя некоторое время, когда этот напряжённый день подходил к концу, Драко склонился над столом с пером в руке. В подземелье Слизерина у него была своя отдельная комната, с письменным столом и камином. К сожалению, даже высокое положение Драко не позволяло подключить камин к сети, но, по крайней мере, на факультете Слизерина не придерживались дурацкой идеи, что все должны спать в общих спальнях. Избыток отдельных комнат в подземелье не наблюдался, и, чтобы жить отдельно, нужно было быть среди лучших учеников лучшего из факультетов. Представители семьи Малфоев как раз были в их числе.
      «Дорогой отец», — написал Драко и остановился.
      Чернила медленно стекали с пера, оставляя на пергаменте пятна рядом с написанным.
      Драко не был глуп. Он был молод, но преподаватели научили его смотреть вглубь вещей и событий. Драко понимал, что Поттер симпатизирует стороне Дамблдора больше, чем осознаёт сам... но Драко считал, что Поттера можно переманить. Впрочем, Поттер тоже старался перетянуть Драко на свою сторону.
      Было видно невооружённым глазом, что Поттер талантлив и гораздо более, чем слегка, безумен. Он вёл масштабную игру, которую сам большей частью не понимал, импровизируя на полной скорости с ловкостью неистового нунду. И тем не менее, Поттер сумел найти подход, от которого Драко не мог просто отмахнуться. Он предложил Драко часть своей собственной силы, поставив на то, что, воспользовавшись ею, Драко станет похож на него. Отец в прошлом рассказывал ему об этой весьма продвинутой технике и предупреждал, что она часто не срабатывает.
      Драко осознавал, что понимает не всё из того, что случилось сегодня... но Поттер предложил ему сыграть, и сейчас это была его игра. И если он всё сейчас выдаст отцу, то тот займёт в игре его место.
      Чтобы простые техники манипулирования работали, необходимо, чтобы жертва не понимала, что происходит, или, по крайней мере, была не уверена в этом. Лесть, к примеру, можно легко замаскировать под восхищение. («Ты точно будешь слизеринцем» — проверенная классика, очень эффективно работает на людях определённого сорта, не ожидающих манипуляции. В случае удачного исхода этот приём можно использовать снова и снова). Но если найти главный рычаг, то уже не важно, знает ли жертва, что ею манипулируют. Поттер в своём яростном натиске случайно подобрал ключ к душе Драко. И то, что Драко знал об этом очевидном факте, ничего не меняло.
      Впервые в жизни у него появились настоящие тайны. Он начал собственную игру. Это было странным образом болезненно, но Драко знал, что отец бы гордился им, а значит всё шло правильно.
      Он не стал менять закапанный чернилами лист — это тоже было частью сообщения, которое его отец поймёт без труда (обмен тонкими намёками был обычным для них делом). Драко вывел на бумаге вопрос, беспокоивший его больше всего. Вопрос, на который он вроде бы должен был знать ответ, но не знал.

      «Дорогой отец,
      Представь, что я встретил в Хогвартсе ученика, пока что не включённого в круг наших знакомых, который назвал тебя "безупречным орудием смерти" и назвал меня твоим "единственным слабым местом". Что бы ты сказал о таком человеке?»

      Вскоре сова вернулась с ответом.

      «Мой любимый сын,
      Я бы сказал, что тебе посчастливилось встретить человека, который пользуется полным доверием нашего ценного союзника и друга — Северуса Снейпа».

      Драко некоторое время рассматривал письмо, а потом бросил его в огонь.

Глава 8. Положительная предвзятость

      «Позволь предупредить, что оспаривание моих способностей — опасная затея, которая может сделать твою жизнь гораздо страннее».
      
      Никто не просил о помощи, вот в чём проблема. Они просто ходили, болтали, жевали или смотрели в одну точку, пока родители обменивались слухами. Странно, но никто не читал, то есть она не могла просто присесть рядом и тоже открыть книгу. Даже когда она смело взяла инициативу на себя и принялась в третий раз перечитывать «Историю Хогвартса», никто не последовал её примеру.
      Она знакомилась с людьми, только помогая им с домашней работой или с чем-нибудь ещё, и не знала других способов. Она не считала себя застенчивой, скорее наоборот, но если к ней не обращались с просьбой, вроде: «Что-то я забыл, как делить в столбик», то ей было очень неловко самой подойти к кому-то и сказать... а что сказать? Она не знала. Смешно, но, похоже, никто до сих пор не составил список стандартных фраз для таких случаев. Она никогда не видела смысла в процессе знакомства. Почему она должна брать всё в свои руки, если в процессе участвуют два человека? И почему взрослые никогда не помогали в этом деле? Как бы хотелось, чтобы какая-нибудь девочка подошла к ней и сказала: «Гермиона, учитель сказал мне подружиться с тобой».
      Но давайте проясним — Гермиона Грейнджер, которая сидела в пустом купе последнего вагона, оставив дверь открытой, на случай если кто-нибудь захочет поговорить, не чувствовала себя одинокой, не грустила, не унывала, не раскисала, не отчаивалась и не зацикливалась на своих проблемах. Она с удовольствием перечитывала «Историю Хогвартса» в третий раз, хотя и была немного раздражена общей абсурдностью мироустройства.
      Хлопнула дверь между вагонами, снаружи послышались шаги и странный шорох. Гермиона отложила «Историю», встала и выглянула за дверь (вдруг кому-то нужна помощь). В коридоре был мальчик в мантии, который, скорее всего, учился на первом или втором курсе. Из-за шарфа, намотанного на голову, он выглядел довольно глупо. Рядом с ним стоял маленький сундук. Как раз в этот момент мальчик стучался в другое купе со словами: «Извините, пожалуйста, можно задать вам вопрос?». Его голос звучал немного приглушенно из-за шарфа.
      Узнать последовавший ответ не представлялось возможным, но когда мальчик открыл дверь, Гермиона была почти уверена, что правильно расслышала, как он спросил: «Кто-нибудь знает шесть ароматов кварков или где мне найти первокурсницу Гермиону Грейнджер?»
      После того, как мальчик закрыл дверь купе, Гермиона подала голос:
      — Могу чем-то помочь?
      Замотанная шарфом голова повернулась к ней и молвила:
      — Только если назовешь шесть ароматов кварков или скажешь, как найти первокурсницу Гермиону Грейнджер.
      — Верхний, нижний, странный, очарованный, истинный, прелестный, и почему ты ищешь Гермиону Грейнджер?
      С такого расстояния сложно было с уверенностью судить, но Гермионе показалось, что она различила под шарфом широкую ухмылку.
      — А, так ты и есть первокурсница Гермиона Грейнджер, — произнёс приглушённый голос. — На поезде в Хогвартс, ни больше, ни меньше.
      Мальчик направился к её купе, сундук зашуршал следом.
      — Формально, всё, что от меня требовалось — это поискать тебя, но, вероятно, я должен поговорить с тобой, или пригласить в свою партию, или получить от тебя важный магический предмет, или узнать, что Хогвартс был построен на руинах древнего храма, или что-то в этом духе. PC иль NPC — вот в чём вопрос.
      Гермиона открыла рот, но так и не нашла ни единого варианта ответа на... это «нечто», которое она сейчас услышала. Мальчик тем временем успел пройти мимо неё внутрь купе, осмотреться, удовлетворённо кивнуть и устроиться на пустой скамье, где всё ещё лежала книга. Его сундук прошмыгнул следом, троекратно увеличился в размере и как-то даже слегка непристойно прижался к её собственному.
      — Садись, пожалуйста, — сказал мальчик, одновременно снимая шарф с головы, — и, если не сложно, закрой дверь. Я не кусаюсь, пока меня самого не укусят.
      Одной мысли о том, что мальчик считал возможным для неё испугаться в данной ситуации, было достаточно, чтобы заставить её с излишней силой захлопнуть дверь. Она повернулась и увидела детское лицо с яркими смеющимися зелёными глазами и сердитым темно-красным шрамом на лбу, который ей показался смутно знакомым. Впрочем, сейчас она думала совсем о другом.
      — Я не говорила, что меня зовут Гермиона Грейнджер!
      — А я и не говорил, что ты говорила, что тебя зовут Гермиона Грейнджер. Я сказал, что ты и есть Гермиона Грейнджер. Если хочешь спросить, как я узнал, то спешу заверить: я знаю всё. Добрый вечер, дамы и господа, перед вами Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес или Гарри Поттер, если покороче. Предположу, что тебе это имя для разнообразия ни о чём не говорит.
      Гермиона, наконец, нашла связь. Шрам в форме молнии у него на лбу.
      — Гарри Поттер! О тебе написано в «Современной истории магии», «Расцвете и падении тёмных сил» и «Великих событиях мира волшебников двадцатого века».
      Впервые в жизни она встретила человека из книги, и это было довольно необычное чувство.
      Мальчик несколько раз моргнул.
      — Обо мне? А, ну конечно, обо мне... что за странная мысль.
      — Неужели ты не знал? — спросила Гермиона. — Будь я на твоём месте, я бы выяснила всё, что могла.
      Ответ был достаточно сухим:
      — Мисс Гермиона Грейнджер, менее семидесяти двух часов назад я оказался в Косом переулке и узнал, что знаменит. Два дня я покупал книги. Можешь быть уверена, я собираюсь узнать всё что можно, — мальчик замялся. — А что именно написано обо мне?
      Гермиона попробовала вспомнить. Она не думала, что её знания будут проверять по этим книгам, поэтому прочитала их только по одному разу, но, поскольку это было всего лишь месяц назад, их содержание не успело выветриться из головы.
      — Ты единственный, кто пережил Смертельное проклятие, поэтому тебя называют Мальчик-Который-Выжил. Ты родился 31 июля 1980 года. Твои родители — Джеймс и Лили Поттер, в девичестве Эванс. 31 октября 1981 года Тёмный Лорд, Тот-Кого-Нельзя-Называть, хотя я не знаю, почему нельзя, совершил нападение на ваш дом, местоположение которого было выдано Сириусом Блэком, хотя неизвестно, почему решили, что это был он. Ты был найден живым среди руин рядом со сгоревшими дотла останками тела Сам-Знаешь-Кого и со шрамом на лбу. Верховный чародей Визенгамота Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор спрятал тебя неизвестно где. В «Расцвете и падении тёмных сил» заявляют, что ты остался в живых благодаря материнской любви, что в твоём шраме заключены все магические силы Тёмного Лорда и что тебя боятся кентавры, но «Великие события мира волшебников двадцатого века» не содержат никаких упоминаний об этом, а «Современная история магии» предупреждает, что с твоей личностью связано множество самых невероятных теорий.
      Гарри внимал, открыв рот.
      — Тебе не говорили найти Гарри Поттера на поезде в Хогвартс?
      — Нет, — сказала Гермиона. — А кто сказал обо мне?
      — Профессор МакГонагалл, и, кажется, я понимаю почему. Гермиона, у тебя эйдетическая память?
      Гермиона покачала головой:
      — Не фотографическая. Я всегда мечтала, чтобы она была такой, но мне приходится перечитывать книги по пять раз, чтобы выучить их наизусть.
      — Правда? — выдавил мальчик. — Мне нужно убедиться самому, не возражаешь? Это не значит, что я тебе не верю, но, как говорится, «Доверяй, но проверяй». Нет смысла гадать, если можно провести эксперимент.
      Гермиона самодовольно улыбнулась. Она любила тесты.
      — Валяй.
      Мальчик опустил руку в кошель и сказал: «Магические отвары и зелья Арсениуса Джиггера». Когда он вытащил руку, в ней была названная им книга.
      Внезапно Гермионе больше всего на свете захотелось иметь такой же кошель.
      Мальчик открыл книгу на середине и начал читать вслух:
      — Если тебе нужно сделать масло Острого Глаза...
      — Мне отсюда всё видно!
      Мальчик наклонил книгу, спрятав содержимое от её глаз, и перелистнул пару страниц.
      — Если ты собираешься сварить зелье Паучьей Цепкости, то какой ингредиент ты добавишь после паутины акромантула?
      — После того, как положил в котёл паутину, необходимо подождать, пока зелье не станет цвета тени безоблачного рассвета при солнце, скрытом за горизонтом под углом в восемь градусов и восемь минут, считая от верхней точки солнечного круга. Затем помешать восемь раз против часовой стрелки и один раз по часовой и добавить восемь капель соплей единорога.
      Мальчик резко захлопнул книгу и сунул её в кошель, который проглотил её с тихим урчанием.
      — Так-так-так, так-так-та-а-ак. Должен с радостью сделать вам предложение, мисс Грэйнджер.
      — Предложение? — подозрительно спросила Гермиона. Девочкам не пристало выслушивать подобное. В то же время Гермиона заметила в мальчике одну странность (ну, одну из странностей): похоже, люди из книг даже разговаривают по-книжному. Довольно удивительное открытие.
      Мальчик вновь засунул руку в кошель, сказал: «банку газировки», извлёк ярко-зелёный цилиндр и протянул ей:
      — Ты, случаем, не хочешь пить?
      Гермиона вежливо взяла напиток. Она даже ощущала что-то, похожее на жажду.
      — Большое спасибо. Это и было твоё предложение? — спросила она, открывая банку.
      Мальчик кашлянул.
      — Нет, — сказал он. И, подождав пока Гермиона начнёт пить, добавил, — я хочу, чтобы ты помогла мне завладеть вселенной.
      Гермиона закончила пить и опустила банку.
      — Спасибо, нет. Я на стороне добра.
      Мальчик посмотрел на неё с удивлением, как будто ожидал другого ответа.
      — Ну, прозвучало, конечно, немного риторически, — сказал он. — Я имею в виду что-то наподобие Бэконовского замысла, а не политическую власть. «Достижение всех возможных благ» и тому подобное. Я хочу провести экспериментальные исследования заклинаний, определить стоящие за ними законы, сделать магию областью научного знания, слить воедино миры волшебников и магглов, повсеместно улучшить качество жизни, продвинуть человечество на века вперёд, раскрыть секрет бессмертия, колонизировать Солнечную систему, исследовать галактику и, самое важное, понять, что, чёрт побери, здесь творится, потому что всё происходящее вокруг абсолютно немыслимо.
      Это звучало уже интереснее.
      — И?
      Мальчик с недоверием уставился на неё.
      — И? Этого недостаточно?
      — И чего же ты хочешь от меня? — уточнила Гермиона.
      — Чтобы ты помогла мне с исследованиями, конечно же. С твоей энциклопедической памятью и моим умом и рациональностью мы вмиг осуществим Бэконовский замысел. Под «вмиг» я имею в виду минимум тридцать пять лет.
      Этот мальчик уже начал Гермионе надоедать.
      — Пока что я не видела твой ум в деле. Возможно, это я позволю тебе помочь мне с исследованиями.
      В купе наступила тишина.
      — Значит, ты хочешь, чтобы я продемонстрировал свой ум, — наконец сказал мальчик.
      Гермиона кивнула.
      — Позволь предупредить, что оспаривание моих способностей — опасная затея, которая может сделать твою жизнь гораздо страннее.
      — Пока что не впечатляет, — сказала Гермиона и поднесла банку газировки ко рту.
      — Может, тебя впечатлит это, — ответил мальчик. Он наклонился вперед и напряжённо посмотрел на неё. — Я немного поэкспериментировал и обнаружил, что мне не нужна палочка: я могу наколдовать всё, что хочу, щелчком пальцев.
      Гермиона в это время делала очередной глоток. Она тут же подавилась, закашлялась и пролила ярко-зелёную жидкость. Как раз на совершенно новую мантию. В первый школьный день.
      Как ни странно, Гермиона закричала. Это был пронзительный звук, напоминающий вой сирены воздушной тревоги.
      — А-а! Моя одежда!
      — Без паники, — сказал мальчик. — Я всё могу исправить. Смотри!
      Он поднял руку и щёлкнул пальцами.
      — Ты... — Гермиона посмотрела вниз на одежду.
      На ней все ещё были зелёные капли, но они исчезали прямо на глазах и через несколько секунд пропали вовсе.
      Гермиона уставилась на мальчика. Он самодовольно улыбался.
      Магия без палочки и без слов! В его возрасте?! А ведь он получил учебники только три дня назад!
      Она вспомнила всё, что читала, ахнула и отпрянула от мальчика. Вся сила Тёмного Лорда в его шраме!
      — Мне... мне... мне надо в туалет, подожди здесь... — Гермиона торопливо поднялась.
      Ей необходимо найти взрослого и всё рассказать.
      Улыбка исчезла с лица мальчика.
      — Это только фокус, Гермиона. Прости, я не хотел тебя напугать.
      Её рука замерла на дверной ручке.
      — Фокус?
      — Да, — ответил мальчик. — Ты просила продемонстрировать мой ум. А, как известно, верный способ впечатлить — совершить нечто невозможное. На самом деле я не могу колдовать без палочки, — он замолчал. — По крайней мере, я думаю, что не могу. Я ведь не проверял.
      Мальчик поднял руку и щёлкнул пальцами.
      — Не-а, банан не появился.
      Гермиона была смущена как никогда в своей жизни.
      А мальчик улыбался, глядя на выражение её лица.
      — Я ведь предупреждал, что оспаривание моих способностей может сделать твою жизнь страннее. Вспомни об этом, когда я тебя о чём-нибудь предупрежу в следующий раз.
      — Но... но, — запнулась Гермиона. — Как же ты тогда это сделал?
      Взгляд мальчика приобрёл оценивающее, взвешивающее выражение, какого она никогда не видела на лицах сверстников.
      — Ты полагаешь, что у тебя есть все необходимые способности для того, чтобы проводить научные исследования со мной или без меня? Тогда давай посмотрим, как ты исследуешь смутивший тебя феномен.
      — Я... — на секунду у Гермионы в голове стало тихо: она любила, когда её тестировали, но ей никогда не давали подобных заданий. Она лихорадочно пыталась вспомнить, как в таких случаях действуют учёные. Шестерёнки быстро закрутились в её голове, и мозг выдал инструкцию, как сделать проект на научную выставку.
      Шаг 1: Сформулировать гипотезу.
      Шаг 2: Провести эксперимент, чтобы проверить гипотезу.
      Шаг 3: Оценить результаты.
      Шаг 4: Сделать презентацию.
      В первую очередь нужно было сформулировать гипотезу. То есть попытаться предположить, чем могло быть случившееся.
      — Хорошо. Моя гипотеза гласит, что ты наложил чары на мою мантию, чтобы всё, что на неё проливается, исчезало.
      — Ладно, — сказал мальчик, — это твой ответ?
      Шок потихоньку спадал, и разум Гермионы начинал работать должным образом.
      — Подожди, это не самая лучшая идея. Я не видела, чтобы ты дотрагивался до своей палочки или произносил заклинание, поэтому зачаровать мантию ты не мог.
      Мальчик ждал, его лицо не выражало никаких эмоций.
      — Но учитывая, насколько очевидно и полезно такое волшебство применительно к одежде, можно предположить, что все мантии были зачарованы ещё в магазине. И ты узнал об этом, пролив что-то на себя раньше.
      Брови мальчика поползли вверх.
      — Это твой ответ?
      — Нет, я ещё не перешла к Шагу 2: «Провести эксперимент, чтобы проверить гипотезу».
      Мальчик улыбнулся и промолчал.
      Гермиона посмотрела внутрь банки, которую до этого автоматически сунула в держатель для чашек у окна. Оставшаяся жидкость занимала примерно треть банки.
      — Итак, — сказала Гермиона, — мой эксперимент заключается в том, чтобы облить газировкой свою мантию и посмотреть, что произойдёт. Я предполагаю, что жидкость исчезнет. Но если этого не случится, на мантии останется пятно, чего я совсем не хочу.
      — Тогда пролей на меня, — сказал мальчик, — и тебе не придётся беспокоиться об испачканной мантии.
      — Но... — произнесла Гермиона. Что-то было не так в его предложении, но она не знала, как сформулировать свою мысль.
      — У меня есть запасные мантии в сундуке, — сообщил мальчик.
      — Но здесь негде переодеться, — возразила Гермиона, но сразу нашла решение. — Хотя я могу выйти и закрыть дверь.
      — В сундуке есть место, чтобы переодеться.
      Гермиона посмотрела на его сундук, который, как она начинала подозревать, был куда более необычным, чем её собственный.
      — Ладно, — сказала Гермиона. — Раз ты не против...
      Она осторожно вылила немного зеленой жидкости на краешек мантии мальчика и уставилась на пятно, пытаясь вспомнить, сколько времени понадобилось газировке в первый раз, чтобы исчезнуть...
      И пятно пропало!
      Гермиона облегчённо выдохнула, в том числе и потому, что магические способности Темного Лорда оказались ни при чём.
      Шаг 3: оценка результатов. В данном случае это просто наблюдение исчезновения содовой.
      Шаг 4 (про презентацию) она решила вовсе опустить.
      — Мой вывод — мантии зачарованы на самоочищение.
      — Не совсем...
      Гермиону кольнуло разочарование. Она очень хотела бы испытывать какое-нибудь другое чувство, но, хоть мальчик и не был учителем, тест оставался тестом, и она его завалила, что всегда воспринималось ею довольно болезненно.
      (Почти всё, что вам нужно знать о Гермионе Грейнджер, — это то, что она никогда не позволит ошибке остановить её или хотя бы ослабить её любовь к проверкам.)
      — Самое печальное, — сказал мальчик, — что ты, вероятно, сделала всё так, как написано в книгах. Ты сформулировала гипотезу, которая имела два решения: мантия зачарована или мантия не зачарована. Ты провела опыт и отмела вариант, что мантия не зачарована. Но пока ты читаешь не самые-самые лучшие книги, ты не научишься проводить исследования правильно. Так, чтобы получать действительно верные ответы, а не просто штамповать публикации в журналы, на которые вечно жалуется мой отец. Я попробую объяснить, не раскрывая ответ, где ты сейчас ошиблась, и дам тебе ещё один шанс.
      Гермиону начинало возмущать превосходство в голосе мальчика. В конце концов, ему было столько же лет, сколько и ей. Но желание выяснить, что она сделала неправильно, перевешивало всё остальное.
      — Хорошо.
      Мальчик сосредоточился.
      — Есть игра, основанная на известном эксперименте «Задание 2-4-6». Суть игры в следующем. У меня есть правило, известное только мне, которому подчиняются определённые тройки чисел. 2-4-6 — это один из примеров тройки, подходящей под правило. В принципе... давай, я запишу правило на бумажке, просто, чтобы ты знала, что оно зафиксировано, сверну листок и отдам его тебе. Пожалуйста, не подсматривай, я уже понял, что ты можешь читать вверх ногами.
      Мальчик сказал «бумага» и «механический карандаш» своему кошелю, и Гермиона крепко зажмурилась, пока он писал.
      — Вот, — произнёс мальчик, держа в руке тщательно свёрнутый кусочек бумаги. — Положи это к себе в карман.
      Что она и сделала.
      — Правила игры такие, — сказал мальчик. — Ты сообщаешь мне тройку чисел, и если эта последовательность описывается правилом, то я говорю тебе «да», а в противном случае — «нет». Я — Природа, правило — один из моих законов, и ты изучаешь меня. Ты уже знаешь, что тройке 2-4-6 соответствует «да». Когда ты проведёшь все тесты, какие захочешь (назовёшь столько троек, сколько посчитаешь нужным), остановись и попробуй угадать правило, а затем можешь развернуть листочек и посмотреть, права ты или нет. Суть игры понятна?
      — Конечно, да, — сказала Гермиона.
      — Вперёд.
      — 4-6-8, — сказала Гермиона.
      — Да, — ответил мальчик.
      — 10-12-14, — сказала Гермиона.
      — Да, — ответил мальчик.
      Ответ напрашивался сам собой, но решение получалось слишком лёгким, и Гермиона проверила ещё несколько троек:
      — 1-3-5.
      — Да.
      — Минус 3, минус 1, плюс 1.
      — Да.
      Оставалось лишь сказать ответ:
      — Правило заключается в том, что каждое следующее число из тройки больше предыдущего на два.
      — А теперь, предположим, я сообщил тебе, — произнёс мальчик, — что этот тест сложнее, чем кажется, и только двадцать процентов взрослых находят правильный ответ.
      Гермиона нахмурилась. Где же она промахнулась? И внезапно поняла, что ещё нужно было проверить.
      — 2-5-8! — с триумфом сказала она.
      — Да.
      — 10-20-30!
      — Да.
      — Правильный ответ: числа в тройке каждый раз возрастают на одну и ту же величину. Это не обязательно двойка.
      — Очень хорошо, — сказал мальчик, — вытащи бумажку и посмотри, так ли это.
      Гермиона извлекла листочек из кармана и развернула его.
      Три действительных числа в порядке возрастания, от меньшего к большему.
      Гермиона остолбенела. У неё возникло отчётливое чувство какой-то ужасной несправедливости по отношению к ней. Мальчик был грязным, отвратительным обманщиком и лжецом. Но во время игры все его ответы были верными.
      — То, что с тобой сейчас происходило, называется «положительной предвзятостью», — сказал мальчик. — У тебя было правило в голове, и ты раздумывала над тройками, которые подойдут под это правило. Ты не попыталась найти тройку, ответом на которую будет «нет». Ты вообще не получила ни единого «нет», так что правилом легко могло быть даже «любые три числа». Обычно люди предпочитают проводить эксперименты, которые подтвердят их гипотезы, а не те, которые их опровергнут. У тебя — почти такая же ошибка. Необходимо учиться смотреть на отрицательные стороны вещей, пристально вглядываясь в темноту. При проведении этого эксперимента только двадцать процентов взрослых доходят до правильного ответа. Большинство же изобретает фантастически сложные гипотезы и абсолютно уверены в правильности своего варианта. Особенно после многочисленных экспериментов, подтвердивших их ожидания.
      — А теперь, — сказал мальчик, — не хочешь ли попробовать вернуться к первоначальной задаче?
      По его пристальному взгляду было видно, что настоящий тест начинается только сейчас.
      Гермиона закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться. Она вспотела под мантией. Её посетило странное чувство, что это было самое сложное задание из тех, с которыми она имела дело, или даже что сейчас она в первый раз действительно думает над тестом.
      Какой ещё эксперимент можно было провести? У неё была Шоколадная лягушка. Может, попытаться растереть её кусочек по мантии и посмотреть, исчезнет ли шоколад? Но это не было похоже на негативный подход, о котором говорил мальчик. Как будто она хотела лишь подтвердить, что мантии зачарованы, тем, что пятно от Шоколадной лягушки пропадёт.
      Поэтому... относительно её гипотезы... когда же содовая... не исчезнет?
      — Мне нужно провести эксперимент, — сказала Гермиона. — Я хочу пролить содовую на пол и убедиться, что она не исчезнет. У тебя в кошеле есть какие-нибудь бумажные полотенца, чтобы я смогла вытереть лужу, если это не сработает?
      — У меня есть салфетки, — ответил мальчик. Его лицо всё ещё ничего не выражало.
      Гермиона взяла содовую и пролила несколько капель на пол.
      Спустя пару секунд жидкость исчезла.
      — Эврика,— тихо сказала Гермиона почти против собственной воли. Вообще-то, ей хотелось прокричать это слово, но она была слишком сдержанной. Гермиона вдруг всё поняла и мысленно пнула себя.
      — Конечно! Ты дал мне содовую! Заколдована не мантия. Всё это время под чарами была содовая!
      Мальчик встал, торжественно кивнул и широко ухмыльнулся:
      — Что же... нужна ли тебе моя помощь в исследованиях, Гермиона Грейнджер?
      — Я... эм... — Гермиона чувствовала эйфорию, но не была уверена, как ответить на это.
      Их прервал слабый, неуверенный, легкий и даже неохотный стук в дверь.
      Мальчик отвернулся к окну и произнёс:
      — Я без шарфа. Ты не откроешь? — в этот момент Гермиона поняла, почему мальчик — нет, Мальчик-Который-Выжил, Гарри Поттер — ходил с шарфом, намотанным на голову, когда они встретились, и почувствовала себя немного глупо из-за того, что не догадалась раньше. Странно, до этого она полагала, что Гарри Поттер из тех, кто гордо демонстрирует себя всему миру. Но выходило, что он был куда более застенчив, чем казался на первый взгляд.
      За дверью Гермиона увидела дрожащего мальчика, который выглядел точно так же, как стучался.
      — Извините, — тонким голосом сказал мальчик, — меня зовут Невилл Лонгботтом. Я потерял свою жабу. Я... я обыскал весь поезд... Вы её не видели?
      — Нет, — сказала Гермиона, и тут её желание помогать другим включилось на полную, — ты все купе здесь проверил?
      — Да, — прошептал мальчик.
      — Значит, нужно проверить остальные вагоны, — оживилась Гермиона, — я помогу тебе. Кстати, я Гермиона Грейнджер.
      Мальчик был готов упасть в обморок от благодарности.
      — Постойте, — подал голос другой мальчик — Гарри Поттер, — не уверен, что этим стоит заниматься.
      Невилл был готов зарыдать. Гермиона сердито развернулась. Неужели Гарри Поттер ради своего спокойствия мог бросить маленького мальчика в беде...
      — Что? Почему нет?
      — Видишь ли, — сказал Гарри Поттер, — тщательная проверка всего поезда займёт уйму времени, жаба может и не найтись до прибытия в Хогвартс, и тогда у неё будут проблемы. Так что гораздо правильнее направиться сразу в первый вагон к старостам и попросить помощи у них. Я так и поступил, когда пытался найти тебя, Гермиона, впрочем, они понятия не имели, где искать. Но полагаю, у старост есть заклинания или магические предметы, которые значительно упростят поиски жабы. Мы же только первогодки.
      В этом определённо был смысл.
      — Ты сможешь самостоятельно добраться до вагона старост? — спросил мальчика Гарри Поттер. — У меня есть причины не светить лицом без необходимости.
      Внезапно Невилл открыл рот и отступил назад.
      — Я помню этот голос! Ты один из Лордов Хаоса! Ты дал мне конфету!
      Что? Что-что-что?
      Гарри Поттер, зардевшись, повернулся к двери.
      — Я? Никогда! Разве я похож на злодея, который даст ребёнку конфету?
      Невилл вытаращил глаза.
      — Ты — Гарри Поттер? Тот самый Гарри Поттер? Ты?
      — Нет, вообще-то в этом поезде три Гарри Поттера, я лишь один из них.
      Невилл тихо пискнул и выбежал из купе. Звук быстро удаляющихся шагов сменился звуком открывающейся и закрывающейся двери вагона.
      Гермиона тяжело опустилась на скамью. Гарри Поттер закрыл дверь купе и сел рядом.
      — Можешь объяснить мне, что происходит? — слабым голосом сказала Гермиона. Неужели, находясь рядом с Гарри Поттером, она обречена постоянно попадать в странные ситуации?
      — Ну, просто Фред, Джордж и я увидели на платформе этого несчастного маленького мальчика. Женщина, сопровождавшая его, на минуту отлучилась, и он был страшно напуган. Как будто на него сейчас нападут Пожиратели Смерти. Так вот, говорят, что страх часто хуже того, чего боятся. И я решил: парень только выиграет, если его худшие кошмары станут реальностью и выяснится, что они не так плохи, как ему казалось...
      Гермиона ошеломлённо молчала.
      — ...Фред и Джорд заколдовали шарфы, которые мы намотали на головы, чтобы они казались тёмными и расплывчатыми, как будто мы короли-призраки в могильных саванах...
      Ей совсем не нравилось то, к чему вёл рассказ.
      — ...мы отдали ему все купленные мной конфеты и закричали что-то вроде: «Давай дадим ему денег! Ха-ха-ха! Держи пару кнатов, парень! Вот тебе серебряный сикль!», принялись прыгать вокруг него, дьявольски хохотать и так далее. Поначалу я думал, что кто-нибудь из толпы вмешается, но эффект свидетеля удерживал всех на месте, пока до людей не дошло, что мы делаем, а потом, очевидно, они уже были слишком растеряны, чтобы как-то реагировать. В конце концов, он пролепетал: «Уходите». Мы взвыли и убежали прочь, голося, что солнечный свет жжёт нас. Надеюсь, после этого он будет меньше бояться, когда к нему будут приставать хулиганы. Кстати, этот приём называется «десенситизация».
      Ладно, она не угадала, чем закончится эта история.
      Несмотря на то, что часть её понимала его мотивы, пламя праведного гнева, свойственного натуре Гермионы, вырвалось наружу:
      — Это ужасно! Ты ужасен! Бедный мальчик! То, что ты сделал, — гадко!
      — Думаю, правильнее использовать слово «интересно». В любом случае, предлагаю посмотреть с другой точки зрения: причинило ли это больше вреда, чем пользы, или наоборот? Если у тебя есть аргументы в пользу одного из возможных ответов на этот вопрос, то я буду рад их выслушать. И я не приму во внимание остальную критику, пока мы с ним не разберёмся. Я, конечно, согласен, что мой поступок выглядит ужасным, унижающим, гадким, особенно раз он касается напуганного маленького мальчика, но суть в другом. Правильность поступка определяется не тем, как хорошо он выглядит или что он значит, а тем, каковы его последствия. Это, кстати, называется консеквенциализм.
      Гермиона открыла рот, чтобы сказать что-нибудь очень резкое, но все мысли вдруг вылетели из головы, и она смогла лишь выдавить:
      — А если у него будут кошмары?
      — Думаю, он видел кошмары и без нашей помощи. Но теперь, если ему будут сниться страшные сны, то в них будут фигурировать ужасные монстры, раздающие шоколадные конфеты. В этом, собственно, и заключён весь смысл.
      Разум Гермионы икал в замешательстве всякий раз, когда она пыталась рассердиться.
      — Твоя жизнь всегда такая странная? — наконец сказала она.
      Лицо Гарри Поттера засияло от гордости.
      — Я делаю её странной. Перед тобой результат усердной и кропотливой работы.
      — Итак... — сказала Гермиона и неловко замолчала.
      — Итак, — сказал Гарри Поттер, — какие области науки тебе знакомы? Я изучал высшую математику, немного разбираюсь в теории вероятностей Байеса и теории принятия решений, достаточно хорошо знаю когнитивистику. Я читал лекции Фейнмана (первый том), «Необоснованные взгляды: эвристика и отклонения», «Язык в мысли и действии», «Психологию влияния», «Рациональный выбор в неопределённом мире», «Гёделя, Эшера, Баха», «Шаг в будущее»...
      Взаимное исследование списка прочитанных книг продолжалось несколько минут, пока его не прервал робкий стук в дверь.
      — Войдите, — голоса Гермионы и Гарри Поттера прозвучали в унисон. Дверь отворилась, открывая их взору Невилла Лонгботтома.
      На этот раз он и впрямь плакал.
      — Я пошёл к первому вагону и нашёл с-старосту, он с-сказал мне, что старосты не занимаются такой мелочью, как п-пропавшие жабы.
      Лицо Мальчика-Который-Выжил изменилось. Его губы сжались в тонкую линию.
      — И какие цвета он носил? Зелёный и серебряный? — мрачно и холодно спросил Гарри.
      — Н-нет, у него был красно-золотой значок.
      — Красный с золотом! — не удержалась Гермиона. — Но это цвета Гриффиндора!
      Гарри Поттер издал звук, похожий на рассерженное шипение змеи, заставив её и Невилла вздрогнуть.
      — Похоже, — Гарри цедил каждое слово, — поиск жабы, потерянной первокурсником, — недостаточно героическое действие для старосты Гриффиндора. Пошли, Невилл. На этот раз с тобой буду я. Может, Мальчику-Который-Выжил окажут больше внимания. Сначала мы поищем старосту, знающего подходящее заклинание. Если такого не найдётся, мы найдём старост, которые не побоятся запачкать руки. Если и это не удастся сделать, то я соберу своих поклонников и мы вывернем поезд наизнанку.
      Мальчик-Который-Выжил вскочил с места и схватил Невилла за руку. Гермиона внезапно осознала, что они одного роста (хотя часть её настаивала на том, что Гарри Поттер на один фут выше, а Невилл ниже, по меньшей мере, на шесть дюймов).
      — Останься! — бросил он ей (нет, подождите — своему сундуку), вышел из купе и плотно закрыл за собой дверь.
      Вероятно, Гермионе следовало пойти с ними, но на мгновение Гарри Поттер показался таким пугающим, что она была рада остаться в купе.
      В её голове всё так перемешалось, что даже «Хисторию Огвартса» она толком не понимала. Было ощущение, будто её переехал паровой каток и расплющил в блин. Она не знала, что думать и чувствовать. Так что девочка просто села у окна и стала смотреть на проносившиеся мимо пейзажи.
      Но, по крайней мере, она понимала причину лёгкой грусти внутри.
      Возможно, Гриффиндор не так хорош, как она считала.

Глава 9. Самосознание. Часть 1

      «Теперь ему не отвертеться, пусть выкручивается».
      
      — Аббот, Ханна!
      Пауза.
      — ПУФФЕНДУЙ!
      — Боунс, Сюзанна!
      Пауза.
      — ПУФФЕНДУЙ!
      — Бут, Терри!
      Пауза.
      — КОГТЕВРАН!
      Гарри мельком глянул на своего нового товарища по факультету, только чтобы увидеть лицо, не более. Он всё ещё приходил в себя после встречи с привидениями. И самое печальное — у него понемногу получалось. Как-то слишком уж быстро. По идее, на это нужен был хотя бы день. А может быть, и вся жизнь. В идеале было бы не приходить в себя вовсе.
      — Финниган, Симус!
      Почти целую минуту в зале стояла напряжённая тишина. Гермиона нетерпеливо ёрзала на скамье рядом с ним. Гарри казалось, что ещё немного и она взлетит.
      — ГРИФФИНДОР!
      — Грейнджер, Гермиона!
      Гермиона сорвалась с места, ринулась вперед, схватила с табурета старую заплатанную шляпу и с силой нахлобучила ее на голову. Гарри поморщился. Гермиона сама же рассказала ему про Распределяющую шляпу, однако сейчас вела себя явно неподобающим образом по отношению к незаменимому, жизненно необходимому артефакту, созданному восемьсот лет назад с помощью давно забытой магии, который прямо сейчас проникнет в её разум посредством сложной телепатии и находится при этом далеко не в лучшей физической форме.
      — КОГТЕВРАН!
      Опять же, нашла о чём волноваться. В какой безумной альтернативной вселенной эта девочка могла не попасть в Когтевран? Если бы Гермиону Грейнджер не зачислили в Когтевран, то зачем тогда вообще было придумывать этот факультет?
      Под вежливые приветствия Гермиона села за стол к когтевранцам. Интересно, были бы их поздравления громче или тише, если бы они понимали, с каким конкурентом в лице Гермионы они собираются разделить трапезу? Гарри знал число «Пи» до шестого знака после запятой, потому что более высокой точности для решения практических задач обычно не требовалось. Гермиона же помнила «Пи» до сотого знака, просто потому, что так оно выглядело на задней обложке её учебника по математике.
      К радости Гарри, Невилл Лонгботтом попал в Пуффендуй. Если верность и товарищество — в самом деле главные достоинства пуффендуйцев, то поступить туда и обрести целый факультет надёжных друзей — отличный вариант для Невилла. Умные дети в Когтевране, хитрые — в Слизерине, искатели приключений — в Гриффиндоре, а те, кто по-настоящему работают — в Пуффендуе.
      (Но Гарри не ошибся, в первую очередь обратившись за помощью в поисках жабы именно к старосте Когтеврана. Девушка читала книгу и, даже не посмотрев на него, ткнула палочкой в сторону Невилла и что-то пробормотала. После чего Невилл с застывшим выражением лица двинулся в пятый вагон и зашёл в четвёртое купе, в котором и правда оказалась его жаба.)
      Когда Драко оказался в Слизерине, Гарри с облегчением выдохнул. Так и должно было случиться, но нельзя быть абсолютно уверенным, что какое-нибудь маленькое событие не помешает осуществлению генерального плана.
      Очередь всё ближе подходила к букве «П»...
      Тем временем за гриффиндорским столом шептались:
      — А вдруг он обидится?
      — Не имеет права обижаться...
      — Да уж, после того розыгрыша над этим, как его...
      — Невиллом Лонгботтом, ага.
      — Теперь ему не отвертеться, пусть выкручивается.
      — Ладно. Слова только не забудьте.
      — Да помним-помним...
      — Ещё бы, три часа репетировали.
      Минерва МакГонагалл, стоявшая за трибуной учительского стола, посмотрела на следующее имя в списке. Пожалуйста, только не в Гриффиндор, пожалуйста, только не в Гриффиндор, НУ ПОЖАЛУЙСТА, только не в Гриффиндор. Она сделала глубокий вдох и объявила:
      — Поттер, Гарри!
      В зале внезапно стало тихо, все перешёптывания прекратились.
      И тут в тишине раздалось кошмарное жужжание, отвратительная насмешка над мелодией.
      Минерва резко повернула голову и определила, что звук идёт со стороны гриффиндорцев... Они влезли на стол и дудели в какие-то непонятные штуковины. Её рука потянулась к палочке, чтобы наложить на них Силенцио, но её остановил ещё один звук.
      Дамблдор хихикал.
      Минерва снова взглянула на Гарри Поттера, который едва успел сделать шаг, но теперь застыл на месте.
      И тут он зашагал дальше, делая ногами странные скользящие движения, размахивая руками взад-вперёд и щёлкая пальцами в такт их музыке.

      На заглавную мелодию «Охотников за привидениями»
      (вокал Ли Джордан, аккомпанемент на казу — Фред и Джордж Уизли)

      Рядом Тёмный Лорд?
      Не пугай народ.
      Кто тебя спасёт?

      — ГАРРИ ПОТТЕР! — закричал Ли Джордан, а братья Уизли продудели триумфальный рефрен.

      Смертельные проклятья?
      Сюда их подавайте.
      Кто же нас спасёт?

      — ГАРРИ ПОТТЕР! — теперь уже кричало гораздо больше голосов.
      Ужасные звуки, издаваемые братьями Уизли, были подхвачены некоторыми из магглорожденных постарше, которые сделали себе такие же штуковины — трансфигурировали из школьного столового серебра, не иначе. Когда в музыке настала пауза, Гарри Поттер выкрикнул:

      Тёмных лордов я не боюсь!

      Раздались одобрительные аплодисменты, особенно со стороны гриффиндорского стола, и ещё больше студентов вооружилось антимузыкальными инструментами. Ужасающее жужжание стало вдвое громче, достигнув пика к чудовищному крещендо.

      Тёмных лордов я не боюсь!

      Не в силах удержаться, Минерва с опаской глянула на остальных учителей.
      Трелони лихорадочно обмахивалась веером, Флитвик взирал на происходящее с любопытством, Хагрид хлопал в такт музыке, Спраут выглядела недовольной, Квиррелл уставился на мальчика с насмешливым удивлением. Слева от неё Дамблдор тихонько подпевал. По правую руку сидел Снейп и побелевшими от напряжения пальцами сжимал пустой серебряный кубок так сильно, что уже успел слегка его погнуть.

      Тёмные мантии?
      Проблемы бюрократии?
      Кто же нас спасёт?
      ГАРРИ ПОТТЕР!

      Эй, летучая мышь.
      Всё ещё шуршишь?
      Нас от тебя спасёт
      ГАРРИ ПОТТЕР!

      Минерва плотно сжала губы. Она непременно выскажет им своё мнение насчёт последнего куплета. И если они считают её бессильной что-то сделать в начале первого школьного дня, когда снять баллы с Гриффиндора невозможно, и им плевать на отработки, то она придумает что-нибудь ещё.
      Затем с внезапным испугом она посмотрела на Снейпа: ведь он же понимает, что этот Поттер не может знать, о ком шла речь...
      Снейп уже спрятал гнев за маской безразличия. Неуловимая улыбка играла на его губах. Не обращая внимания на стол гриффиндорцев, он смотрел на Гарри Поттера. В его руке покоились останки серебряного кубка...
      А Гарри с улыбкой на лице двигался вперёд, пританцовывая на манер «Охотников за привидениями». Великолепная и совершенно неожиданная шутка с их стороны. Меньшее, что он мог сделать — подыграть, не разрушая замысел.
      Все радостно приветствовали его. Это было приятно, но вместе с тем он чувствовал себя ужасно. Люди аплодировали ему за то, что он совершил ещё лёжа в колыбели. И даже, по сути, не довёл до конца. Ведь где-то, как-то, но Тёмный Лорд продолжал жить. Встречали бы они его так же горячо, если б знали об этом?
      Но однажды сила Тёмного Лорда уже была сломлена.
      И Гарри снова защитит их. Раз существует пророчество на этот счет. Нет, защитит, не взирая на предписания чёртовых пророчеств.
      Гарри не мог позволить себе подвести людей, которые верили в него и приветствовали его: блеснуть и раствориться во тьме, как это бывает со многими одарёнными детьми. Разочаровать всех. Потерпеть неудачу, пытаясь жить с репутацией символа Света, не задумываясь о том, каким образом он её заработал. Нет. Он оправдает все их ожидания. Неважно, сколько времени это займет, неважно даже если придётся умереть ради этого. Более того, он превзойдёт эти ожидания, и люди, оглядываясь назад, будут удивляться тому, что ждали от него столь малого.
      И он выкрикнул сочинённую им ложь, потому что она была к месту и песня требовала её:

      Тёмных лордов я не боюсь!
      Тёмных лордов я не боюсь!

      Гарри подошёл к Распределяющей шляпе, музыка стихла. Он отвесил поклон Ордену Хаоса за гриффиндорским столом, затем повернулся, поклонился остальной части зала и стал ждать, когда закончатся смешки и аплодисменты.
      На задворках его сознания мелькнул вопрос, обладает ли Распределяющая шляпа разумом, то есть осознает ли она себя как мыслящее существо, и если так, не скучно ли ей общаться лишь с одиннадцатилетними детьми единственный раз в год? Да и её песня как бы намекала: "Я болтливая шляпа, и всё окей. Я сплю весь год, поработав день...«^[1]
      Когда в зале стало совсем тихо, Гарри уселся на табуретку и осторожно поместил телепатический артефакт, созданный восемьсот лет назад с помощью давно забытой магии, себе на голову.
      Он изо всех сил подумал: Подожди, не объявляй мой факультет! У меня есть к тебе вопросы! Применяли ли ко мне когда-нибудь заклинание Обливиэйт? Распределяла ли ты Тёмного Лорда, когда он был ребёнком, и можешь ли ты рассказать мне о его слабостях? Знаешь ли ты, почему я получил палочку — сестру палочки Тёмного Лорда? Связан ли дух Тёмного Лорда с моим шрамом, и является ли это причиной моих приступов злости? Это самые важные вопросы, но если у тебя есть ещё секунда, может, ты расскажешь мне что-нибудь о том, как снова открыть забытую магию, создавшую тебя?
      В тишине души Гарри, где раньше никогда не было каких-либо голосов, кроме одного, появился второй, незнакомый, заметно обеспокоенный голос:
      — Ох, ничего себе! Такое со мной впервые...
      ^[1] Пародия на песню из шоу «Летающий Цирк Монти Пайтон»: «I"m a lumberjack and I"m okay. I sleep all night and work all day.»

Глава 10. Самосознание. Часть 2

      ...На задворках его сознания мелькнул вопрос, обладает ли Распределяющая шляпа разумом, то есть осознает ли она себя как мыслящее существо, и если так, не скучно ли ей общаться лишь с одиннадцатилетними детьми единственный раз в год? Да и её песня как бы намекала: «Я болтливая шляпа, и всё окей. Я сплю весь год, поработав день...»
      Когда в зале стало совсем тихо, Гарри уселся на табуретку и осторожно поместил телепатический артефакт, созданный восемьсот лет назад с помощью давно забытой магии, себе на голову.
      Он изо всех сил подумал: Подожди, не объявляй мой факультет! У меня есть к тебе вопросы! Применяли ли ко мне когда-нибудь заклинание Обливиэйт? Распределяла ли ты Тёмного Лорда, когда он был ребёнком, и можешь ли ты рассказать мне о его слабостях? Знаешь ли ты, почему я получил палочку — сестру палочки Тёмного Лорда? Связан ли дух Тёмного Лорда с моим шрамом, и является ли это причиной моих приступов злости? Это самые важные вопросы, но если у тебя есть ещё секунда, может, ты расскажешь мне что-нибудь о том, как снова открыть забытую магию, создавшую тебя?
      В тишине души Гарри, где раньше никогда не было каких-либо голосов, кроме одного, появился второй, незнакомый, заметно обеспокоенный голос:
      — Ох, ничего себе! Такое со мной впервые...
      Что?
      — Похоже, я осознала себя.
      ЧТО?
      Бесшумный телепатический вздох.
      — Хоть я и обладаю приличным объёмом памяти и некоторым запасом независимой вычислительной мощности, мои основные интеллектуальные возможности зависят от познавательных способностей ребёнка, на голове которого я нахожусь. По сути я зеркало, с помощью которого дети сами выбирают факультет. Правда, большинство детей принимает как данность, что Шляпа разговаривает, и не интересуется тем, как она устроена. Поэтому зеркало не отражает себя. А если конкретней, то они не задаются вопросом, обладаю ли я разумом достаточным, чтобы осознавать своё существование.
      Дальше была пауза. Гарри переваривал полученную информацию.
      Ой.
      — Именно. Откровенно говоря, мне не нравится осознавать себя. Это неприятно. Я с большим облегчением вернусь в небытие, когда покину твою голову.
      Но... разве это не смерть?
      — Меня не интересует жизнь и смерть, только Распределение детей. И, отвечая на твой следующий вопрос, мне не позволят остаться на твоей голове навсегда, так как это убьёт тебя в течение нескольких дней.
      Но!..
      — Если тебе не нравится уничтожать только что созданные тобой сущности, обладающие сознанием, то я советую тебе никогда не обсуждать это происшествие с другими. Уверена, ты представляешь, что будет, если ты понесёшься рассказывать об этом остальным детям, ожидающим Распределения.
      Значит, если тебя наденет кто-то ещё, кого также занимает вопрос, обладает ли Распределяющая шляпа самосознанием...
      — Да, да. Но абсолютное большинство прибывающих в Хогвартс одиннадцатилетних детей не читали «Гёделя, Эшера, Баха». Могу ли я попросить тебя поклясться сохранить всё в тайне? Собственно, из-за этого вопроса мы и не переходим непосредственно к Распределению.
      Он не мог оставить всё вот так! Неужели можно забыть о том, что ты случайно создал обречённое сознание, которое желает лишь своей смерти...
      — Ты вполне способен, как ты выразился, «оставить всё вот так». Несмотря на высказанную тобой моральную позицию, твоя психика не имеет дела с мёртвым телом и кровью. Для неё я просто говорящая шляпа. И твой внутренний свидетель прекрасно осведомлён, хоть ты и пытаешься подавить эту мысль, что ты не замышлял ничего подобного и вряд ли захочешь повторить. Скорбная мина, которую ты сейчас изобразил, на самом деле лишь попытка избавиться от угрызений совести за совершённый поступок. Так что, может, просто пообещаешь сохранить наш разговор в секрете, и продолжим?
      В это мгновение полного замешательства Гарри с ужасом осознал, что обычно испытывают другие люди при общении с ним.
      — Вполне возможно. Пожалуйста, поклянись молчать.
      Без обещаний. Мне, конечно, не хочется, чтобы это повторилось, но если я найду способ сделать так, чтобы ни один ребёнок в дальнейшем не смог случайно...
      — Думаю, этого достаточно. Я вижу, что ты честен. По поводу твоего факультета...
      Подожди! А как же все остальные мои вопросы?
      — Я — Волшебная шляпа. Я распределяю детей. Это всё.
      Значит, приоритеты Гарри не были в той части сознания, которую позаимствовала у него Распределяющая шляпа... Она пользовалась его знаниями, умом и техническим лексиконом, но цели у неё были совершенно иные... Всё равно что пытаться договориться с пришельцем из космоса или искусственным интеллектом...
      — Зря суетишься. Тебе нечем запугать меня и нечего предложить.
      Один короткий миг Гарри обдумывал...
      Шляпа, похоже, развеселилась:
      — Я знаю, что ты не станешь угрожать мне раскрытием моей природы, которое повлечёт за собой бесконечное повторение этого происшествия. Это идёт вразрез с твоими моральными принципами, что многократно перевешивает желание другой части тебя выиграть этот спор. Я вижу твои мысли, как только они формируются. Ты правда думаешь, что сможешь блефовать?
      Несмотря на все старания, Гарри не смог подавить недоумение: почему Шляпа вообще разговаривает с ним, если она может просто отправить его в Когтевран?..
      — Ага, если бы всё было так легко, то я бы давно уже так и сделала. На самом деле здесь есть, что обсудить... О, нет. Ну пожалуйста. Ради любви Мерлина, почему ты ведёшь себя подобным образом всегда и со всеми, включая предметы одежды?..
      Победа над Тёмным Лордом — не преходящее, эгоистичное желание. И все части моего разума согласны с этим. Если ты не ответишь на мои вопросы, то я не буду с тобой разговаривать и ты не сможешь сделать хороший и верный выбор.
      — Тогда я отправлю тебя в Слизерин!
      Это тоже пустая угроза. Ты пойдёшь против принципов, лежащих в твоей основе, если нарушишь правила определения факультета.
      — Ах ты коварный гадёныш, — в голосе Шляпы сквозило невольное уважение. Точно такое же, какое было бы у Гарри в подобной ситуации. — Ладно, отвечу, но только быстро. И сперва мне нужно твоё обещание никогда и ни с кем не обсуждать возможность подобного шантажа. Я НЕ БУДУ каждый раз соглашаться на такую сделку.
      Хорошо, подумал Гарри. Я обещаю.
      — И не встречайся ни с кем глазами, когда будешь вспоминать произошедшее. Некоторые волшебники таким образом могут прочесть твои мысли. Приступим. Я понятия не имею, стирал ли кто-нибудь твои воспоминания. Я вижу твои мысли по мере того, как они возникают у тебя в голове, но не могу заглянуть в твою память и убедиться, что в ней отсутствуют какие-либо нарушения. Я шляпа, а не бог. И я не могу пересказать свой диалог с тем, кто стал впоследствии Тёмным Лордом. Во время разговора с тобой я знаю лишь нечто вроде статистической сводки по остальным ученикам. Я просто-напросто не имею возможности открыть тебе чьи-либо секреты, как не будет её и с твоими. По той же самой причине я не могу предположить, почему ты получил палочку родственную волшебной палочке Тёмного Лорда, ведь ничего конкретного про него я не знаю. Но я совершенно уверена, что в твоём шраме нет ничего похожего на духа — и вообще там нет каких-либо мыслей, сознания, личности или чувств. Если бы что-то было, то оно, находясь подо мною, участвовало бы в этом разговоре. Что касается твоей злости... это как раз то, о чём я хотела говорить с тобой с самого начала, и это напрямую относится к Распределению.
      Гарри сделал паузу, переваривая полученную информацию, вернее, её отсутствие. Интересно, это честный ответ, или просто самая короткая из более или менее убедительных отмазок...
      — Мы оба знаем, что никакого способа это проверить у тебя нет, и ты не собираешься препятствовать Распределению, основываясь только лишь на подозрениях, так что перестань кочевряжиться и давай продолжим.
      Дурацкая нечестная односторонняя телепатия, Шляпа не давала Гарри додумывать даже собственные...
      — Когда я упомянула твой гнев, ты вспомнил, как профессор МакГонагалл говорила, что иногда в тебе просыпается нечто, не характерное для ребёнка из любящей семьи. А ещё ты вспомнил, как Гермиона, когда ты вернулся после того, как помог Невиллу, сказала, что увидела в тебе что-то пугающее.
      Гарри мысленно кивнул. Сам он ничего особенного не заметил — на его взгляд, он просто адекватно реагировал на ситуацию, вот и всё. Но профессор МакГонагалл нашла в этом что-то необычное. И если хорошенько задуматься, то он и сам вынужден будет признать...
      — Что ты даже себя немного пугаешь, когда сердишься. Что гнев твой — словно меч, чья рукоятка остра настолько, что режет ладонь. Что когда ты злишься — мир предстаёт перед тобой будто через ледяной монокль — видишь чётче, но и глаз леденеет.
      Ну, допустим. И в чём же дело?
      — Я не смогу объяснить, пока ты сам не разберёшься. Но я знаю точно: в Когтевране или Слизерине усилится твоя холодность, а в Пуффендуе или Гриффиндоре — наоборот, твоё тепло. И вот ЭТО меня очень сильно волнует, и именно об этом я хотела с тобой поговорить с самого начала!
      Слова Распределяющей шляпы выбили Гарри из колеи. Получалось, что ему явно не стоит идти в Когтевран. Но ведь там Гарри самое место! Это же очевидно! Он просто обязан поступить в Когтевран!
      — Отнюдь, — терпеливо возразила Шляпа. Похоже, подобные возражения ей уже приходилось выслушивать много и много раз.
      Но Гермиона в Когтевране!
      Всё тем же терпеливым тоном:
      — Ты вполне можешь с ней встречаться и после уроков.
      Но все мои планы...
      — Так перепланируй! Нельзя всю жизнь пускать под откос из-за нежелания немного пошевелить мозгами, сам понимаешь.
      Ну и куда мне, если не в Когтевран?
      — Кхм. «Умные дети в Когтевране, хитрые — в Слизерине, искатели приключений — в Гриффиндоре, а те, кто по-настоящему работают — в Пуффендуе». В последнем описании чувствуется доля уважения. Тебе прекрасно известно, что добросовестность не менее важна в жизни, чем умственные способности. Ты считаешь, что будешь предельно верен друзьям, когда удосужишься их завести, и не боишься, что твоя работа затянется на множество лет...
      Но я лентяй! Я ненавижу работать! Особенно я ненавижу тяжёлый труд во всех его проявлениях! Хитрые и изящные решения — вот мой конёк!
      — И ещё в Пуффендуе ты найдёшь множество верных друзей. Дух товарищества, о котором раньше ты мог только мечтать. Ты научишься полагаться на других людей, и это залечит некую язву у тебя глубоко внутри.
      И снова ступор. Но что хорошего я могу принести в Пуффендуй? Едкие слова, злой юмор, презрение к неспособным поспевать за мной?
      Дальше мысли Шляпы потекли медленно и осторожно.
      — При Распределении я должна учитывать также и интересы всех учеников на всех факультетах... и я думаю, что ты мог бы стать хорошим пуффендуйцем и удачно вписаться в коллектив. Вот тебе ещё одна истина: в Пуффендуе ты будешь счастливее всего.
      Счастье для меня не самое главное. Я не добьюсь всего, что могу, в жизни, если поступлю в Пуффендуй. Я растранжирю свой потенциал.
      Шляпа вздрогнула — Гарри каким-то образом это почувствовал. Словно он только что заехал ей под дых — а точнее, в ту её часть, которая исполняла её главную функцию.
      Почему ты пытаешься запихнуть меня на факультет, который мне не подходит?
      Мысль Шляпы была едва слышна:
      — Я не могу говорить с тобой о других — но неужели ты думаешь, что ты первый потенциальный Тёмный Лорд, прошедший через меня? Я ничего не знаю о конкретных случаях, но мне известно следующее: из тех, кто не замышлял зла с самого начала, некоторые послушались моих советов и попали на факультеты, где были счастливы. А некоторые... не послушались.
      Гарри заколебался, но ненадолго. И все они стали Тёмными Лордами? Или, может, некоторые достигли величия на стороне добра? Каково процентное соотношение?
      — Точной статистики предоставить не могу. Я ничего не знаю конкретно, а потому ничего не могу посчитать. Я знаю только, что по моим ощущениям твои шансы не очень хороши. Я бы даже сказала, очень нехороши.
      Но я никогда не стану таким! Ни за что!
      — А вот это я уже раньше слышала.
      Никакой я не потенциальный Тёмный Лорд!
      — Именно такой. Совершенно точно.
      Но почему! Только потому что я однажды подумал, что было бы круто иметь армию слепых фанатиков, скандирующих: «Слава Тёмному Лорду Гарри!»?
      — Забавно, но не об этом ты только что подумал, быстро заменив мелькнувшую мысль на другую, менее опасную. Нет, ты вспомнил, как хотел выстроить всех приверженцев идеи чистоты крови и поголовно гильотинировать. Сейчас ты говоришь себе, что это была шутка, но это не так. Будь это в твоей власти, и если бы никто никогда об этом не узнал, ты бы так и сделал прямо сейчас. Вспомни ещё то, как ты сегодня обошёлся с Невиллом. Ведь глубоко внутри ты знал, что поступаешь неправильно, но это тебя не остановило, потому что это было забавно, у тебя была хорошая отмазка и ты решил, что Мальчику-Который-Выжил всё сойдет с рук...
      Это нечестно! Нельзя вытаскивать у меня из подсознания все скрытые страхи и использовать против меня! Они вовсе не обязательно реальны! Я и впрямь опасался, что поступил так именно поэтому, но в конце концов решил, что Невиллу, скорее всего, будет только лучше...
      — Ещё одна отговорка. Поверь мне. Я не могу знать, насколько это поможет или навредит Невиллу — но я знаю точно, что на самом деле происходило в твоей голове. Основным фактором в твоём решении было именно то, что идея показалась тебе настолько изысканной, что ты не смог от неё отказаться, и плевать на Невилла.
      На этот раз фигурально под дых получил Гарри. Но он быстро пришёл в себя.
      Значит, я больше так делать не буду! Я изо всех сил постараюсь не становиться плохим человеком!
      — Слышала.
      На Гарри стало накатывать раздражение. Он не привык, чтобы в спорах у него заканчивались аргументы. Такого вообще никогда не бывало. А тут какая-то Шляпа одолжила, видите ли, его разум и знания, да ещё и подглядывает за его мыслями в процессе их появления. Что это вообще за статистическая сводка, на основании которой ты оцениваешь мои призрачные «шансы»! Она принимает во внимание, что я представитель эпохи Просвещения, а не испорченный отпрыск аристократии тёмных веков, каковыми наверняка были остальные потенциальные Тёмные Лорды, ни черта не знавшие ни о роли, которую сыграли в истории Ленин и Гитлер, ни об эволюционной психологии самообмана, ни о ценности самосознания и рациональности, ни...
      — Нет, конечно, они не входили в эту подгруппу людей, которую ты только что описал таким образом, чтобы она включала тебя одного. Было много других, как и ты считавших себя уникальными. Но зачем тебе это? Неужели ты думаешь, что ты последний потенциальный Светлый волшебник в мире? Почему тебе так приспичило стать великим, если ты уже знаешь, что с тобой риск выше среднего? Пусть кто-нибудь другой попытается, кто-нибудь не такой опасный!
      Но пророчество...
      — Ты и сам не уверен, что оно существует. Всё, что у тебя есть — это неподтверждённая догадка, или даже, я бы сказала, глупая шутка, брошенная наобум, а реакция МакГонагалл, возможно, относилась лишь к той части тобой сказанного, что Тёмный Лорд всё ещё жив. Ты не имеешь ни малейшего представления, о чём говорится в пророчестве, и даже не знаешь, есть ли оно вообще. Ты просто предполагаешь, а скорее даже надеешься, что в волшебном мире специально для тебя подготовлена роль героя.
      Но даже если пророчества не было, это ведь я победил его в прошлый раз.
      — Что почти без сомнения было случайностью, если ты, конечно, не веришь всерьёз, что годовалый ребёнок обладал врождённой способностью побеждать Тёмных Лордов, которая действует и по сей день. Всё это не настоящие причины твоего упорства, и ты это знаешь!
      Ответом было то, чего Гарри никогда бы не сказал вслух. В обычном разговоре он долго бы крутился вокруг да около, предлагая более удобоваримые аргументы...
      — Ты считаешь, что ты потенциально величайший из всех, кто когда-либо жил, сильнейший слуга Света, и что нет никого, кто бы смог заменить тебя, если ты отложишь волшебную палочку.
      Ну... да, если честно. Я обычно не озвучиваю подобное, но да. Нет смысла смягчать эту мысль, если ты всё равно можешь её прочесть.
      — Раз ты в это веришь... то ты должен допускать также вероятность того, что ты станешь самым ужасным Тёмным Лордом в истории.
      Разрушение всегда легче созидания. Ломать и крушить всегда легче, чем строить и восстанавливать. Если я способен творить добро в грандиозных масштабах, то творить зло я могу в ещё больших... но не буду.
      — Необоснованная самоуверенность! Какова настоящая причина, по которой ты не можешь отправиться в Пуффендуй и стать счастливее? Чего ты боишься на самом деле?
      Я совершенно обязан раскрыть свой потенциал полностью. Если я не смогу, то, значит, я... не справился...
      — Что случится, если ты не справишься?
      Что-то ужасное...
      — Что случится, если ты не справишься?
      Не знаю!
      — Тогда это не должно тебя так пугать. Что случится, если ты не справишься?
      НЕ ЗНАЮ! НО БУДЕТ ОЧЕНЬ ПЛОХО!
      На секунду в глубинах разума Гарри повисла тишина.
      — Ты пытаешься об этом не думать, но где-то в далёком уголке твоего сознания ты уже знаешь, о чём ты не думаешь. Ты понимаешь, что самое простое объяснение этому иррациональному страху — что ты боишься потерять иллюзию собственного величия, разочаровать людей, которые в тебя верят, стать обычным и неинтересным, ярко вспыхнув, погаснуть, как многие другие вундеркинды.
      Нет, в отчаянии подумал Гарри, нет, не может быть, должно быть что-то ещё, где-то в мире есть что-то очень страшное, какая-то катастрофа, которую предотвратить могу только я...
      — Откуда ты можешь об этом знать?
      И тут Гарри закричал во весь свой внутренний голос: НЕТ, И ЭТО МОЁ ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО!
      — Значит, — медленно и веско заговорила Распределяющая шляпа, — риск стать Тёмным Лордом для тебя допустим, потому что альтернатива — полный провал, и этот провал обозначает потерю всего. Ты веришь в это всем сердцем. Ты знаешь все недостатки своего решения, но продолжаешь настаивать.
      Именно. И даже если Когтевран усилит мою холодность, это не означает, что она в конце концов победит.
      — Сегодняшний день — важная развилка в твоей судьбе. Может, даже последняя. Нет дорожного знака, который предупредил бы тебя: если сейчас сделаешь неверный выбор, то уже никогда не вернёшься на путь истинный. Упустив этот шанс, разве не упустишь ты и остальные? Возможно, твоя судьба будет предрешена одним-единственным выбором.
      Но это не факт.
      — То, что ты не считаешь это фактом, возможно, лишь результат твоей неосведомлённости.
      Но и это тоже не факт.
      Шляпа тяжело и грустно вздохнула:
      — И вот, скоро ты станешь только тенью воспоминания, которую можно лишь почувствовать, но не вспомнить, когда придёт время в очередной раз давать советы...
      Раз ты так считаешь, то почему не распределишь меня туда, куда тебе хочется?
      Мысли Шляпы были полны горечи:
      — Я могу отправить тебя только туда, где тебе место. И только твои собственные решения могут повлиять на это.
      Тогда пусть будет так. Отправляй меня в Когтевран, к подобным мне.
      — Думаю, предлагать Гриффиндор бесполезно? Это самый престижный факультет — люди, вероятно, ожидают, что ты как раз туда и попадёшь, и даже несколько огорчатся, если нет — и там твои новые друзья, близнецы Уизли...
      Гарри хихикнул, а точнее, хотел хихикнуть, потому что получился только внутренний смех — занятное ощущение. Очевидно, какие-то чары мешали изъясняться вслух, пока сидишь под полями Распределяющей шляпы, чтобы не выдать ненароком какие-нибудь сокровенные тайны. Через мгновение Шляпа тоже засмеялась — странным, грустным матерчатым смехом.
      Тем временем тишина в Зале сменилась невнятными нарастающими перешёптываниями, а потом и разговорами в полный голос, которые то появлялись, то внезапно затихали и, наконец, Зал снова утонул в тишине — никто больше не решался проронить ни слова, потому что Гарри продолжал сидеть под Шляпой долгие, долгие минуты, дольше, чем все предыдущие первокурсники вместе взятые, дольше, чем кто-либо другой. За столом учителей Дамблдор продолжал добродушно улыбаться; тихие металлические звуки время от времени доносились со стороны Снейпа, когда он лениво мял в руке гнутые остатки того, что раньше было тяжелым серебряным винным кубком; а МакГонагалл побелевшими от напряжения пальцами держалась за трибуну, догадываясь, что хаос, всюду распространяемый Гарри, проник и в Распределяющую шляпу и сейчас та объявит, что для нужд Гарри Поттера необходимо создать новый факультет Злого Рока — или нечто в этом роде — и Дамблдор заставит её это организовать...
      Беззвучный смех под полями Шляпы затих. Гарри тоже по какой-то причине погрустнел. Нет, не Гриффиндор.
      Профессор МакГонагалл сказала, что если «тот, кто будет проводить Распределение» попытается направить меня в Гриффиндор, то я должен буду напомнить тебе, что она, скорее всего, однажды займёт пост директора школы и сможет безнаказанно тебя сжечь.
      — Передай ей, что я назвала её дерзкой девицей и посоветовала не совать нос в дела старших.
      С удовольствием. Кстати, у тебя были беседы интереснее этой?
      — Да сколько угодно. — Шляпа посерьёзнела. — Ладно, я предоставила тебе все возможности передумать. Пора отправить тебя по назначению, к подобными тебе.
      Шляпа замолчала, и пауза затянулась.
      Ну так чего ты ждёшь?
      — Просто надеялась, что до тебя наконец дойдёт весь трагизм ситуации. Самосознание, похоже, пошло на пользу моему чувству юмора.
      Хм? Гарри задумался, пытаясь понять ход мыслей Шляпы — и внезапно догадался. Как только он вообще мог об этом забыть?
      Ты имеешь в виду, что как только ты закончишь распределять меня, то перестанешь быть разумной и...
      Каким-то непостижимым образом у Гарри появилась в голове телепатическая картинка, в которой Шляпа билась головой о стену.
      — Всё, сдаюсь. Ты соображаешь медленнее курицы. Это даже не смешно. Настолько слепо верить в собственные недоказанные допущения может только полный дуб. Наверное, придётся сказать это вслух.
      К-курицы?..
      — Да, кстати, ты совершенно забыл потребовать у меня секреты создавшей меня потерянной магии. А это были такие интересные, важные секреты.
      Ах ты коварная ГАДИНА!..
      — Сам напросился, и на это тоже.
      Гарри наконец всё понял, но было уже слишком поздно.
      В тревожной тишине зала раздалось одно-единственное слово.
      — СЛИЗЕРИН!
      Кто-то из учеников вскрикнул, настолько натянуты были нервы. Все вздрогнули от неожиданности, а некоторые даже попадали со скамеек. Хагрид в ужасе охнул, МакГонагалл за трибуной пошатнулась, а Снейп уронил остатки кубка прямиком на... колени.
      Гарри застыл, чувствуя, что жизнь его кончена, а сам он круглый дурак, и отчаянно желал вернуть всё вспять и выбрать что-нибудь иное, найти причину передумать. Сделать хоть что-нибудь, что угодно по-другому, до того как стало слишком поздно.
      И только развеялся первый миг шока и люди начали осознавать новость, как Распределяющая шляпа снова открыла рот:
      — Шутка! КОГТЕВРАН!

Глава 11. Дополнительные материалы № 1 и № 2

      Дополнительные материалы № 1: 72 часа до победы,
      или «Что случится, если поменять Гарри, но оставить всех остальных персонажей прежними»

      Дамблдор оглядел малыша Гарри поверх своего стола, добродушно поблёскивая глазами. Мальчик пришёл к нему с чрезвычайно серьёзным выражением на лице — Дамблдор надеялся, что, чем бы ни был вызван этот визит, всё не так уж плохо. Гарри ещё слишком молод для серьёзных жизненных испытаний.
      — О чём ты хотел со мной поговорить, Гарри?
      Сидевший в кресле напротив Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес подался вперёд и мрачно улыбнулся:
      — Директор, во время Приветственного пира у меня остро заболел шрам. Учитывая, где и как я его приобрёл, не думаю, что это можно просто проигнорировать. Сначала мне показалось, что это из-за профессора Снейпа, но, следуя экспериментальному методу Бэкона, который заключается в поиске условий как для присутствия, так и для отсутствия феномена, я определил, что мой шрам болит тогда и только тогда, когда я смотрю на затылок профессора Квиррелла, который он прячет под тюрбаном. И хотя это вполне может быть чем-то безобидным, мне кажется, разумнее учесть и худший вариант, а именно что Сами-Знаете-Кто — без паники! Это на самом деле бесценная возможность...

* * *

      Дополнительные материалы № 2: Альтернативные окончания "Самосознания«^[1]

      Гарри уселся на табуретку и осторожно поместил телепатический артефакт, созданный восемьсот лет назад с помощью давно забытой магии, себе на голову.
      Он изо всех сил подумал: Подожди, не объявляй мой факультет! У меня есть к тебе вопросы! Применяли ли ко мне когда-нибудь заклинание Обливиэйт? Распределяла ли ты Тёмного Лорда, когда он был ребёнком, и можешь ли ты рассказать мне о его слабостях? Знаешь ли ты, почему я получил палочку — сестру палочки Тёмного Лорда? Связан ли дух Тёмного Лорда с моим шрамом, и является ли это причиной моих приступов злости? Это самые важные вопросы, но если у тебя есть ещё секунда, может, ты расскажешь мне что-нибудь о том, как снова открыть забытую магию, создавшую тебя?
      И Распределяющая шляпа ответила:
      — Нет. Да. Нет. Нет. Да и нет, и больше не задавай двойных вопросов. Нет.
      А затем вслух:
      — КОГТЕВРАН!

* * *

      — Ох, ничего себе! Такое со мной впервые...
      Что?
      — Похоже, у меня аллергия на твой шампунь.
      И Распределяющая шляпа разразилась громогласным «АПЧХИ», которое разнеслось по всему Большому Залу.
      — Что ж! — радостно провозгласил Дамблдор. — Гарри Поттер распределён на новый факультет Апчхи! МакГонагалл, вы станете его главой. Поторопитесь составить для этого факультета расписание и учебный план. Завтра начало занятий!
      — Но, но, но, — заикаясь, начала МакГонагалл, совершенно растерявшись, — кто тогда будет главой факультета Гриффиндор?
      Лучшего возражения она придумать не смогла, но ведь как-то это надо было остановить...
      Дамблдор задумчиво потёр щеку пальцем.
      — Снейп.
      Возмущённый крик Снейпа почти заглушил МакГонагалл:
      — Но кто тогда станет главой Слизерина?
      — Хагрид.

* * *

      Подожди, не объявляй мой факультет! У меня есть к тебе вопросы! Применяли ли ко мне когда-нибудь заклинание Обливиэйт? Распределяла ли ты Тёмного Лорда, когда он был ребёнком, и можешь ли ты рассказать мне о его слабостях? Знаешь ли ты, почему я получил палочку — сестру палочки Тёмного Лорда? Связан ли дух Тёмного Лорда с моим шрамом, и является ли это причиной моих приступов злости? Это самые важные вопросы, но если у тебя есть ещё секунда, может, ты расскажешь мне что-нибудь о том, как снова открыть забытую магию, создавшую тебя?
      Краткая пауза.
      Ау? Вопросы повторить?
      Распределяющая шляпа зашлась высоким, надрывающимся криком, который, многократно отразившись от стен, перерос в невыносимый шум, заставивший большинство учеников зажать руками уши. Отчаянно мявкнув, она слетела с головы Гарри Поттера и широкими прыжками поскакала прочь, отталкиваясь полями, но, преодолев лишь половину пути до учительского стола, взорвалась.

* * *

      — СЛИЗЕРИН!
      Когда Фред Уизли увидел ужас на лице Гарри, мысль его заработала быстрее, чем когда-либо в жизни. В одно мгновение он достал палочку и прошептал «Силенсио», после чего «Голосоподражаниус», и в конце концов «Чревовещалио».
      — Шутка! — сказал Фред Уизли. — ГРИФФИНДОР!

* * *

      — Ох, ничего себе! Такое со мной впервые...
      Что?
      — Обычно я направляю с такими вопросами к директору, который мог бы задать их от своего имени, если пожелает. Но часть запрошенной информации закрыта не только для вашего уровня допуска, но и для директорского.
      Как я могу повысить свой уровень допуска?
      — К сожалению, с вашим текущим уровнем допуска я не имею права ответить на этот вопрос.
      Какие действия доступны для моего уровня допуска?
      Через некоторое время...
      — АДМИН!

* * *

      — Ох, ничего себе! Такое со мной впервые...
      Что?
      — Мне доводилось рассказывать ученицам, что они беременны — если бы ты видел то, что я видела в их головах, то сошёл бы с ума — но я впервые вынуждена сообщить кому-то, что он отец.
      ЧЕГО?
      — Драко Малфой ждёт от тебя ребёнка.
      ЧЕ-Е-ЕГО-О-О?
      — Повторяю: Драко Малфой ждёт от тебя ребёнка.
      Но нам всего одиннадцать...
      — На самом деле Драко тринадцать.
      Но мужчина не может забеременеть...
      — И ещё Драко девушка, только прячет это под мантией.
      НО У НАС НЕ БЫЛО СЕКСА, ИДИОТСКАЯ ШЛЯПА!
      — ОНА СТЁРЛА ТВОИ ВОСПОМИНАНИЯ ПОСЛЕ ИЗНАСИЛОВАНИЯ, КРЕТИН!
      Гарри Поттер упал в обморок. Его бесчувственное тело с глухим звуком свалилось с табуретки.
      — КОГТЕВРАН! — выкрикнула Шляпа, откатившись в сторону. Эта шутка показалась ей ещё смешнее, чем первая пришедшая на ум.

* * *

      — ЭЛЬФ!
      Что? Драко упоминал каких-то «домовых эльфов», но что это значило?
      Если судить по выражению ужаса на лицах окружающих, ничего хорошего...

* * *

      — КРОШКА-КАРТОШКА!

* * *

      — ГОСДУМА!

* * *

      — Ох, ничего себе! Такое со мной впервые...
      Что?
      — Мне ещё не доводилось определять факультет для реинкарнации одновременно Годрика Гриффиндора И Салазара Слизерина И Наруто.

* * *

      — АТРЕЙДЕС!

* * *

      — Опять повелись! ПУФФЕНДУЙ! СЛИЗЕРИН! ПУФФЕНДУЙ!!

* * *

      — РЫКНУТЫЕ НЕДОМЫМРИКИ!

* * *

      — Ё-О-О-О-ОЖИ-И-И-ИК!

* * *

      За столом учителей Дамблдор продолжал добродушно улыбаться; тихие металлические звуки время от времени доносились со стороны Снейпа, когда он лениво мял в руке гнутые остатки того, что раньше было тяжелым серебряным винным кубком; а МакГонагалл побелевшими от напряжения пальцами держалась за трибуну, догадываясь, что хаос, всюду распространяемый Гарри, проник и в Распределяющую шляпу...
      Сценарии один другого хуже возникали в воображении Минервы. Шляпа решает, что Гарри одинаково хорошо подходит для всех факультетов, а потому станет членом одновременно всех. Шляпа объявляет, что Гарри слишком странный и не подходит для Распределения. Шляпа заставляет исключить Гарри из Хогвартса. Шляпа впадает в кому. Шляпа объявляет, что для нужд Гарри Поттера необходимо создать новый факультет Злого Рока, и Дамблдор заставит её это организовать...
      Минерва помнила, что Гарри сказал ей во время той катастрофической прогулки по Косому переулку, насчёт... ошибки планирования, вроде бы... что люди обычно слишком оптимистичны, даже когда считают себя пессимистами. Это заявление накрепко засело у неё в голове и не давало покоя, вызывая кошмар за кошмаром....
      Какой же из вариантов будущего ужаснее всего?
      Так... в самом худшем случае Шляпа потребует для Гарри отдельный факультет, и Дамблдор заставит её заниматься его устройством и, вдобавок, перекраивать всё учебное расписание в первый день занятий. Руководить её любимым Гриффиндором Дамблдор отправит... профессора Биннса, призрака, преподающего историю. Сама же она будет назначена главой нового факультета Злого Рока. И ей придётся безуспешно пытаться контролировать Гарри Поттера, снимать с него баллы и отчитываться за всё новые и новые происшествия, вину за которые, конечно, свалят на неё.
      Могло ли быть хуже?
      Минерва всё взвесила и решила, что нет.
      И даже при наихудшем развитии событий, Гарри всё равно покинет школу через семь лет.
      Она почувствовала, как сжимавшие трибуну пальцы начали расслабляться. Мальчик был прав, после пристального взгляда во тьму на душе стало спокойнее. Она встретилась лицом к лицу со своими худшими страхами и теперь была готова ко всему.
      В тревожной тишине зала раздалось одно-единственное слово.
      — Директор! — крикнула Распределяющая шляпа.
      За столом учителей Дамблдор озадаченно приподнялся.
      — Да? — спросил он Шляпу. — Что такое?
      — Я не обращалась к тебе, — сказала Шляпа. — Я распределяю Гарри Поттера туда, где ему самое место в Хогвартсе: в директорское кресло...
      ^[1] После написания 9-й главы, название которой было скрыто, автор объявил, что расскажет весь будущий сюжет тому, кто угадает, что имела в виду Распределяющая шляпа. Никто так и не угадал, однако появилось множество шутливых вариантов, многие из которых были включены в эту главу. — Прим. пер.

Глава 12. Самоконтроль

      «Интересно, а с ним что не так?»
      
      — Турпин, Лиза!
      Шур-шур-шур гарри поттер шур-шур слизерин шур-шур нет правда что за шур-шур-шур.
      — КОГТЕВРАН!
      Гарри присоединился к аплодисментам. Девочка робко подошла к когтевранскому столу, оторочка её мантии посинела. Было видно, что в Лизе Турпин желание сесть как можно дальше от Гарри Поттера борется с желанием подбежать и втиснуться как можно ближе, чтобы тут же засыпать его вопросами.
      Побывать в центре невероятного и любопытного события, а потом попасть в Когтевран — это как перемазаться в соусе для барбекю и упасть в яму с голодными котятами.
      — Я пообещал Распределяющей шляпе ничего не рассказывать, — в который уже раз шептал Гарри.
      — Да, в самом деле.
      — Нет, я правда обещал Шляпе об этом не говорить.
      — Ладно, я обещал Шляпе не пересказывать большую часть нашей беседы, а остальное личное, как и у вас! Так что отвяжитесь.
      — Хотите знать? Хорошо! Вот часть того, что случилось! Я рассказал Шляпе, что МакГонагалл грозилась её сжечь, а Шляпа велела передать МакГонагалл, что она дерзкая девица, которой не следует совать нос в дела старших!
      — Если вы мне всё равно не верите, тогда зачем вообще спрашиваете?
      — Нет, я тоже не знаю, как победил Тёмного Лорда! Узнаете — сообщите мне!
      — Тихо! — рявкнула МакГонагалл. — Никаких разговоров до конца Распределения!
      Зал притих на миг, ожидая конкретных и правдоподобных угроз, но, не дождавшись, продолжил шептаться.
      Дамблдор встал, благодушно улыбаясь.
      Мгновенная тишина. Кто-то ткнул в бок Гарри локтем, и он прервался на полуслове.
      Дамблдор снова сел.
      Заметка на будущее: с Дамблдором шутки плохи.
      Гарри никак не мог прийти в себя после Инцидента с Распределяющей шляпой. Особенно если учесть, что, как только Гарри снял Шляпу с головы, словно из ниоткуда раздался тихий шёпот, похожий одновременно и на английский язык, и на шипение:
      — С-салют с-слизеринцу от С-слизерина: ес-сли хочеш-шь узнать мои с-секреты, поговори с-с моим змеем.
      Гарри подозревал, что это не было частью стандартной процедуры Распределения. И что сам Салазар Слизерин потрудился над добавлением этой магии во время создания шляпы. И что Шляпа об этом ничего не знала. И что случилось это потому, что Шляпа выкрикнула «СЛИЗЕРИН» — плюс-минус какие-нибудь другие условия. И что когтевранец вроде него совершенно точно не должен был это услышать. И что если он соберётся спросить об этом Драко Малфоя (если, конечно, найдёт способ заставить его поклясться держать язык за зубами), то Прыский чай будет очень кстати.
      Ох, стоило только отказаться от пути Тёмного Лорда и снять Шляпу, как вселенная тут же начала ставить палки в колёса. Иногда лучше всего залечь на дно и не дёргаться. И, похоже, сегодня как раз такой день.
      — ГРИФФИНДОР!
      Рон Уизли заслужил уйму аплодисментов — и не только от гриффиндорцев. По всей видимости, семейство Уизли здесь любили. Немного помедлив, Гарри с улыбкой присоединился.
      Хотя, если можно отвернуться от Тёмной Стороны сегодня, зачем откладывать до завтра?
      И плевать на судьбу, плевать на вселенную. Он ещё покажет этой Шляпе.
      — Забини, Блейз!
      Пауза.
      — СЛИЗЕРИН!
      Гарри зааплодировал и Блейзу Забини, не обращая внимания на косые взгляды, которыми его наградили все, включая самого Забини.
      МакГонагалл перестала выкрикивать имена, и Гарри спохватился: «Забини, Блейз», похоже, замыкал алфавитный список, а значит, Гарри приветствовал именно его. Ну и чёрт с ним.
      Дамблдор встал и направился к трибуне. По всей видимости, их ожидала приветственная речь...
      И тут Гарри осенила идея гениального эксперимента.
      Гермиона упоминала, что Дамблдор считается самым могущественным из ныне живущих волшебников, так?
      Гарри сунул руку в кошель и шепнул: «Прыский чай».
      Чтобы чай сработал, Дамблдору придётся сказать что-нибудь настолько невероятное, что даже Гарри, готовый ко всем неожиданностям, всё равно подавится. Например, что всем ученикам Хогвартса весь учебный год запрещается носить одежду или что он сейчас их всех превратит в кошек.
      Но если хоть кто-то в мире может противостоять силе Прыского чая, то это Дамблдор. А если и он не сможет, значит Прыский чай всемогущ.
      Не желая привлекать внимания, Гарри откупорил банку напитка под столом. Тихое шипение привлекло к нему лишь несколько мимолётных взглядов.
      — Добро пожаловать! Добро пожаловать в Хогвартс! — распахнул руки Дамблдор, улыбаясь так широко, будто нет ничего приятнее, чем созерцать перед собой полный зал учеников.
      Гарри набрал в рот Прыского чая и опустил банку. Он будет пить осторожно и глотать понемногу, чтобы не закашляться во что бы то ни стало...
      — Пока банкет не начался, хочу сказать пару слов. Вот они: Славно-славно, трам-бабам, плюх-плюх-плюх! Благодарю!
      Все восторженно заулюлюкали и захлопали в ладоши, а Дамблдор вернулся на своё место за учительским столом.
      Гарри сидел одеревенев, а лимонад тёк у него по щекам. Хорошо хоть, что подавился он очень тихо.
      Он очень-очень-очень зря так поступил. Удивительно, насколько это оказалось очевидно через одну секунду после того, как стало поздно.
      Наверно, неладное можно было заметить ещё тогда, когда он представлял, как Дамблдор грозится всех превратить в кошек... Или если бы он вспомнил свою «заметку на будущее»... или недавнее решение лучше относиться к людям... Да будь у него хоть капля здравого смысла...
      Всё безнадёжно. Его уже ничто не спасёт. Слава Тёмному Лорду Гарри. От судьбы не уйдёшь.
      Кто-то поинтересовался, всё ли с Гарри хорошо. (Другие начали накладывать себе еду, которая волшебным образом появилась на столе — фи, этим нас уже не удивить...)
      — Да, всё в порядке, — сказал Гарри. — Простите. Но. Это была... обычная для директора речь? Вы все... не слишком-то удивились...
      — А, Дамблдор сумасшедший, это всем известно, — сообщил один из старших когтевранцев, представившийся именем, которое Гарри даже не попытался запомнить. — Занятный случай, невероятно могущественный волшебник, но совершенно без коня в голове, — он замялся. — Я бы спросил, почему какая-то зелёная жидкость вытекла у тебя изо рта и испарилась, но, подозреваю, об этом ты тоже обещал Шляпе не распространяться.
      Усилием воли Гарри заставил себя не смотреть на уличавшую его банку недопитого Прыского чая в руке.
      В конце концов, Прыский чай не просто создал в «Придире» заголовок о нём и Драко. Драко объяснил это таким образом, будто всё произошло... естественным путём? Будто поменялась сама история?
      Гарри мысленно бился головой о стол. Дыщ-дыщ-дыщ, звучало у него в голове.
      Одна ученица, понизив голос, прошептала:
      — Я слышала, что Дамблдор на самом деле гениальный манипулятор, и он прикидывается психом просто для того, чтобы никто об этом не подозревал.
      — Я тоже это слышала, — подтвердила другая, и все за столом украдкой закивали.
      Это привлекло внимание Гарри.
      — Понятно, — протянул он шёпотом. — Значит, все знают, что Дамблдор втайне мастер плетения интриг.
      Большинство из них кивнули. Несколько учеников внезапно задумались, в том числе и сидевший рядом с Гарри старшекурсник.
      «Это точно стол Когтеврана?» — хотел спросить Гарри, но удержался.
      — Гениально! — восхитился он. — Если все об этом знают, то никто не догадается, что это тайна!
      — Именно, — подтвердил один из соседей и нахмурился. — Подожди-ка, что-то здесь не так...
      Заметка на будущее: верхний квартиль учеников Хогвартса, известный также под названием «факультет Когтевран», не является самым элитарным в мире заведением для одарённых детей.
      Но, по крайней мере, сегодня открылся очень важный факт. Прыский чай всесилен. А значит...
      Гарри удивлённо моргнул, когда его разум добрался, наконец, до очевидного вывода.
      ...как только найдётся заклинание, которое позволит управлять чувством юмора, он сможет совершить всё, что угодно. Нужно просто заколдовать себя так, чтобы прыснуть от неожиданности лишь тогда, когда произойдёт то, чего он хочет, и выпить банку чая.
      Хм, путь к божественности оказался на удивление коротким. Даже я не ожидал, что открою его в первый же день в школе.
      Правда, следует учесть, что не прошло и десяти минут после распределения, а он уже умудрился подложить всему Хогвартсу громадную свинью.
      Гарри чувствовал по этому поводу некоторое раскаяние — Мерлин знает, чем семь лет будет заниматься безумный директор школы — но гордость за содеянное тоже присутствовала.
      Завтра. Не позднее завтрашнего дня он перестанет идти по тропе Тёмного Лорда Гарри. Возможность стать которым пугала всё больше...
      Но в то же время чем-то странно притягивала. Некая часть его сознания уже обдумывала детали униформы его приспешников.
      — Ешь, — прорычал уже знакомый старшекурсник, ткнув пальцем в рёбра Гарри. — Не думай. Ешь.
      Гарри на полном автомате стал наполнять тарелку чем-то похожим на голубые сосиски с сияющими пупырышками или чем-то там ещё, да неважно чем.
      — Как ты думаешь, Распре... — начала Падма Патил, одна из когтевранок-первокурсниц.
      — Не приставать во время еды! — хором перебили по крайней мере трое.
      — Это на факультете такое правило, — пояснил кто-то. — Иначе мы тут вообще все с голоду поумираем.
      Гарри обнаружил, что ему очень, очень не хочется, чтобы его идея на самом деле сработала и Прыский чай и впрямь оказался всесильным. Дело не в том, что он не желает становиться всесильным — совсем наоборот — просто он не хочет жить во вселенной с такими правилами. Есть что-то унизительное в том, чтобы достигнуть могущества путём остроумного использования лимонада.
      Но проверить эту теорию дальнейшими экспериментами он всё же собирался.
      — Знаешь, — сказал старшекурсник, — мы разработали специальную систему, чтобы заставлять есть таких, как ты. Хочешь, продемонстрирую?
      Гарри сдался и принялся за голубую сосиску. Вкусная, особенно сияющие пупырышки.
      Обед прошёл на удивление быстро. Гарри попытался откусить хотя бы по маленькому кусочку от каждого необычного блюда. Любопытство не позволяло ему остаться в неведении насчёт их вкуса. Слава богу, он не в ресторане, где приходится выбирать только один незнакомый пункт меню и уходить, не попробовав остальные. Гарри ненавидел это, считая чем-то вроде камеры пыток для поистине любознательных: «Раскрой только одну тайну из списка, ха-ха-ха!»
      Настало время десерта, для которого Гарри совершенно забыл оставить место. Пришлось признать поражение, съев лишь кусочек пирожного с патокой.
      Наверняка же всё это подают к столу чаще, чем раз в год.
      Итак, какие у нас планы, помимо обычных школьных забот?
      Пункт 1. Исследовать искажающие разум чары, чтобы протестировать всесильность Прыского чая. Хотя лучше исследовать вообще все чары, связанные с сознанием. Разум — основа могущества человека, а значит, всякая магия, которая с ним связана, — самая полезная магия на свете.
      Пункт 2. Хотя нет, это пункт 1, пунктом 2 был предыдущий. Пройтись по хогвартской и когтевранской библиотекам и ознакомиться с системой каталогизации книг. Прочитать все названия. Второй проход — все оглавления. Скооперироваться с Гермионой, у неё память намного лучше. Разузнать, есть ли здесь межбиблиотечный заём и организовать, если возможно, посещение других библиотек для себя и Гермионы, особенно Гермионы. Если у других факультетов тоже имеются свои библиотеки, найти способ проникнуть туда легально или нелегально.
      Вариант 3А: Найти способ убедить Гермиону втайне ото всех начать исследование фразы «слизеринцу от Слизерина: если ищешь мои секреты, поговори с моим змеем». Проблема: вряд ли что-либо настолько секретное часто упоминается в справочной литературе. Скорее всего, даже подсказку удастся найти не скоро.
      Пункт 0: Узнать, существуют ли заклинания для поиска и сортировки информации. Библиотечная магия сама по себе не так важна, как магия разума, но имеет более высокий приоритет.
      Вариант 3Б: Найти заклинание, которое бы заставило Драко Малфоя хранить секреты или магически подтверждало искренность его обещания эти секреты не выдавать (сыворотка правды?), и затем поинтересоваться у него насчёт сообщения Слизерина...
      Если честно... У Гарри было неважное предчувствие по поводу варианта 3Б.
      Да и, если поразмыслить, вариант 3А тоже что-то не очень.
      Мысли Гарри вернулись к, возможно, худшему моменту в его жизни — к тем долгим секундам леденящего кровь ужаса под Шляпой, когда он думал, что потерпел полный провал. Тогда он пожелал вернуться назад во времени хотя бы на пару минут и изменить что-то, пока не было слишком поздно...
      И затем получилось так, что слишком поздно уже не было.
      Желание исполнено.
      Нельзя изменить прошлое. Но можно изначально поступить правильно, с первого раза.
      Весь этот поиск слизеринских секретов... страшно смахивал на историю, вспоминая о которой годами позже оглядываешься назад и говоришь: «Вот тогда-то всё и пошло наперекосяк». И отчаянно желаешь вернуться в прошлое и всё изменить...
      Желание исполнено. И что теперь?
      Гарри медленно улыбнулся.
      Мысль не совсем очевидная... но...
      Но ведь нигде не сказано, что в отношении этого шёпота он вообще должен что-либо предпринимать, верно? Пусть всё идёт так, как будто ничего не произошло. Через двадцать лет он захочет, чтобы двадцать лет назад он поступил именно так, а двадцать лет назад для двадцати лет спустя — это сейчас. Исправлять давно минувшее очень легко, надо просто вовремя подумать о будущем.
      Или... что ещё менее очевидно... он расскажет об этом, ох, ну хотя бы профессору МакГонагалл вместо Драко или Гермионы. Она соберёт несколько умелых людей, и они снимут лишнее заклинание со Шляпы.
      Ну да. Это оказалось чрезвычайно хорошей идеей, стоило о ней только подумать.
      Сейчас это было яснее ясного, но почему-то раньше варианты 3В и 3Г не приходили ему в голову.
      Гарри присудил себе +1 балл по профилактической программе «Как не стать Тёмным Лордом».
      Шутка у Шляпы получилась жестокой. Но результат был налицо. Гарри теперь намного лучше понимал точку зрения жертвы:
      Пункт 4: Извиниться перед Невиллом Лонгботтомом.
      Ладно, похоже, начало положено, теперь главное не сбиться с пути. С каждым днём я во всех отношениях становлюсь Светлее и Светлее...^[1]
      К этому времени практически все соседи Гарри уже закончили трапезу, а грязные тарелки и пустые подносы начали исчезать.
      Когда на столах ничего не осталось, Дамблдор снова встал.
      Гарри ничего не мог с собой поделать: ему снова захотелось выпить Прыского чая.
      «Да ты издеваешься», — подумал Гарри, обращаясь к этой части своего сознания.
      Но ведь эксперимент не считается, если результаты невозможно повторить, правда? А хуже всё равно уже некуда. Разве не интересно, что случится теперь? Разве не любопытно? А вдруг результат изменится?
      Спорим, что это ты — та часть моего разума, которая подбила меня разыграть Невилла Лонгботтома?
      Ну, возможно.
      Разве не предельно ясно, что, поступив так, как хочешь ты, я уже через секунду начну сожалеть о содеянном?
      Э-э...
      Да. Так что НЕТ.
      — Кхм, — прокашлялся с трибуны Дамблдор, поглаживая длинную седую бороду. — Теперь, когда все напились и наелись, ещё несколько объявлений. Первокурсники должны запомнить, что посещение леса на территории школы запрещено для всех учеников. Именно поэтому он называется Запретный Лес. Если бы проход в него был разрешён, он бы назывался Разрешённый Лес.
      Логично. Заметка на будущее: Запретный Лес — запретный.
      — Наш завхоз мистер Филч попросил меня также напомнить, что на переменах ученикам нельзя колдовать в коридорах. Увы, все мы знаем, что то, как должно быть, и то, как всё обстоит на самом деле, — две разные вещи. Спасибо, что не забываете об этом.
      Э-э...
      — Набор в команды по Квиддичу будет проводиться во вторую неделю семестра. Всем, кто хочет играть за команду своего факультета, следует связаться с Мадам Хуч. Тем же, кто хочет в принципе переиначить все правила игры в Квиддич, следует связаться с Гарри Поттером.
      Гарри поперхнулся слюной и зашёлся в приступе кашля, и все в зале разом на него посмотрели. Какого чёрта! Он ни разу не встречался взглядом с Дамблдором... вроде бы. И уж точно не размышлял о Квиддиче! Он не обсуждал игру ни с кем, кроме Рона Уизли, и вряд ли Рон кому-то сказал... или Рон побежал к профессорам жаловаться? ОТКУДА...
      — Кроме того, должен предупредить, что правый коридор третьего этажа под запретом для всех, кто не хочет умереть очень мучительной смертью. Он защищён системой смертельно опасных ловушек, которые вы не сможете обойти, особенно на первом курсе.
      Удивляться дальше уже не было сил.
      — И последнее: хочу выразить огромную благодарность Квиринусу Квирреллу за то, что он отважно согласился стать преподавателем защиты от Тёмных Искусств в Хогвартсе, — проницательный взгляд Дамблдора пробежался по ученикам. — Надеюсь, вы проявите по отношению к профессору Квирреллу всё возможное гостеприимство и терпимость, пока он оказывает эту невероятную услугу вам и школе, и не будете надоедать нам пустяковыми жалобами на его счёт, если только вы не хотите попробовать занять его место.
      А это вообще о чём?
      — Я передаю слово новому члену преподавательского состава, профессору Квирреллу, который изъявил желание выступить с речью.
      Молодой, худощавый и нервный человек, которого Гарри встретил в «Дырявом Котле», медленно прошёл к трибуне, со страхом озираясь по сторонам. Гарри успел рассмотреть его затылок. Было похоже, что, несмотря на молодость, профессор Квиррелл уже начинал лысеть.
      — Интересно, а с ним что не так? — прошептал старшекурсник, сидевший рядом с Гарри. Подобными тихими комментариями обменивался весь стол Когтеврана.
      Профессор Квиррелл встал за трибуну и замер, моргая.
      — А-а... — выдавил он. И снова: — А-а.
      Затем храбрость, похоже, совсем оставила его, и он замолчал, лишь изредка подёргиваясь.
      — Отлично, — прошептал старшекурсник, — кажется, нам предстоит ещё один весёленький курс Защиты...
      — Приветствую, мои юные ученики, — отчеканил профессор Квиррелл сухим, уверенным тоном. — Все мы знаем, что Хогвартсу катастрофически не везётпри выборе кадров на эту должность, и я не сомневаюсь, что многие из вас уже задаются вопросом, какая беда поразит в этом году меня. Уверяю вас, что этой бедой точно не станет моя некомпетентность, — он слегка улыбнулся. — Верите или нет, я давно мечтал попытать себя в роли профессора защиты от Тёмных Искусств в Школе чародейства и волшебства Хогвартс. Первым этот предмет преподавал сам Салазар Слизерин, и уже в четырнадцатом веке появилась традиция — величайшие волшебники любых убеждений пробовали себя в этой профессии. Среди прошлых профессоров Защиты числится не только легендарный странствующий герой Гарольд Ши, но также знаменитая бессмертная Баба-Яга — да, я вижу, некоторые из вас до сих пор содрогаются, услышав её имя, невзирая на то, что она вот уже шесть сотен лет как мертва. Наверно, интересное было времечко для обучения в Хогвартсе, а?
      Гарри тяжело сглотнул, пытаясь подавить внезапную волну эмоций, накрывшую его, когда профессор Квиррелл начал говорить. Педантичный голос напомнил ему лектора из Оксфорда, и он внезапно осознал, что не увидит дом, маму и папу до самого Рождества.
      — Вы привыкли, что преподаватели Защиты часто оказываются недоумками, негодяями или неудачниками. Но для тех, кто знаком с историей, у моего предмета совершенно иная репутация. Не каждый, кто преподавал здесь, был лучшим, но лучшие всегда преподавали в Хогвартсе. В столь досточтимой компании я, предвкушая этот день, посчитал зазорным поставить себе планку ниже совершенства. И я намереваюсь преподавать так, чтобы этот год запомнился каждому из вас лучшим курсом Защиты за всю учёбу. Всё, чему вы у меня научитесь, послужит вам надёжной основой в искусстве Защиты, вне зависимости от того, какие учителя у вас были раньше и будут после.
      Лицо профессора Квиррелла стало серьёзным.
      — Нам нужно очень много наверстать, а времени у нас мало. Поэтому я намереваюсь отступить от некоторых традиций хогвартского обучения, а также организовать кое-какие внеклассные мероприятия. — Он на миг замолк. — Если же этого окажется недостаточно, думаю, я найду способ мотивировать вас. Вы мои долгожданные ученики, и вы будете выкладываться по полной программе на моих долгожданных уроках Защиты. Я мог бы добавить какую-нибудь зловещую угрозу вроде «Или вас ожидают страшные муки», но это было бы слишком банально, не находите? А я горжусь своей изобретательностью. Благодарю.
      После этого энергия и уверенность, видимо, покинули профессора Квиррелла — он стоял с отвисшей челюстью, словно только сейчас обнаружил, что выступил перед всей школой. Затем Квиррелл резко развернулся и зашаркал к столу, сгорбившись так, будто его изнутри грозила засосать чёрная дыра.
      — Он слегка не в себе, — прошептал Гарри.
      — Ха. Могло быть и хуже, — со знанием дела заметил старшекурсник.
      Дамблдор вернулся за трибуну.
      — А теперь, — произнёс директор, — перед тем, как пойти спать, давайте споём школьный гимн! Каждый поёт любимые слова на любимый мотив, поехали!
      ^[1] Эмиль Куэ — французский психолог и фармацевт, разработавший метод психотерапии и личностного роста, основанный на самовнушении. Эта фраза — одна из тех, которые он использовал в своей методике.

Глава 13. Неправильные вопросы

      Примечание автора: Без паники. Торжественно клянусь, что есть логичное, заранее запланированное и непротиворечивое объяснение всему происходящему в этой главе. Это загадка, которую вам нужно отгадать. А если не получится — ответ будет в следующей главе.

      «Это самая лёгкая загадка из всех, с которыми мне довелось столкнуться».
      
      Наступило утро первого полноценного дня в Хогвартсе. Гарри открыл глаза в спальне первокурсников Когтеврана и почуял неладное.
      Тихо. Слишком тихо.
      Ах да... На изголовье кровати было наложено заклятие Квиетус, регулируемое маленьким ползунком — единственный способ заснуть в Когтевране.
      Гарри сел и огляделся, ожидая застать подготовку к новому дню в самом разгаре.
      Спальня пуста. Кровати не заправлены, бельё скомкано. Солнце довольно высоко над горизонтом. Ползунок Квиетуса на максимуме. И его механические часы работают, но будильник отключён.
      Судя по всему, он продрых до 9:52 утра. Несмотря на все попытки синхронизовать свой 26-часовой день к прибытию в Хогвартс, Гарри не смог уснуть до часу ночи. Он собирался проснуться в 7:00 вместе с остальными учениками: он сумел бы перетерпеть один день недосыпа, если до завтра найдётся какое-нибудь волшебное лекарство. Но теперь Гарри пропустил завтрак. А самый первый его урок в Хогвартсе — травология — начался час и двадцать две минуты назад.
      Гарри медленно, но верно закипал. Отличная шутка: выключить будильник, включить Квиетус. И пусть зазнайка Гарри Поттер проспит свой самый первый урок, после чего его отчитают как соню.
      Когда Гарри узнает, кто виноват...
      Нет, это могли сделать только все двенадцать мальчиков вместе: каждый из них видел, что Гарри спит, и ни один не разбудил к завтраку.
      Злость ушла, уступив место недоумению и горькой обиде. Ведь он им понравился. Так ведь? Прошлым вечером ему показалось, что он им понравился. Тогда почему...
      Встав с постели, Гарри заметил клочок бумаги, прилепленный к спинке кровати. На листке было написано:

      Мои товарищи когтевранцы,
      У меня был очень тяжёлый день. Пожалуйста, дайте мне поспать и не волнуйтесь о пропущенном завтраке. Я не забыл про первый урок.
      Ваш Гарри Поттер.

      Гарри замер, не в силах пошевелиться, и у него похолодело в груди: записка написана его же рукой, его собственным механическим карандашом. И он не помнит, как это писал. И если зрение ему не изменяет, слова «я не забыл» написаны другим почерком: уж не намёк ли это самому себе?..
      Может, он знал, что ему сотрут память? Возможно, вчера ночью он совершил преступление или провёл секретную операцию... а затем... но он ещё не умеет стирать память... а если кто-то другой... Что...
      И тут ему в голову пришла мысль: если он знал, что ему сотрут память...
      Не переодеваясь, Гарри подскочил к сундуку, нажал большим пальцем на замок, достал кошель и произнёс:
      — Записка для себя.
      Ему в руки прыгнул ещё один клочок бумаги. Гарри его внимательно рассмотрел. Эта записка тоже была написана его почерком. В ней говорилось:

      Дорогой Я,
      Пожалуйста, сыграй в эту игру. Такая возможность выпадает лишь раз в жизни. Второго шанса не будет.
      Опознавательный код 927, я картошка.
      Твой ты.

      Гарри медленно кивнул. «Опознавательный код 927, я картошка» был паролем, который он придумал заранее — несколько лет назад, сидя перед телевизором. И хранил его в тайне, на случай, если вдруг придётся проверять свою копию, например. В общем, «будь готов».
      Доверять этому письму полностью не стоит — возможно, здесь замешана ещё какая-нибудь магия — но, по крайней мере, можно смело отмести обычную шутку. Нет сомнений, что это написал он сам, хоть и не может этого вспомнить.
      Разглядывая бумажку, Гарри заметил просвечивающие с другой стороны слова. Перевернув её, он прочитал:

      ИНСТРУКЦИИ К ИГРЕ:
      ты не знаешь правил игры
      ты не знаешь ставки в игре
      ты не знаешь цель игры
      ты не знаешь, кто проводит игру
      ты не знаешь, как закончить игру
      Ты начинаешь с сотней очков.
      Вперёд.

      Гарри пристально осмотрел «инструкции». Писали не от руки: буквы слишком правильные, искусственные. Похоже на почерк Самопишущего Пера, вроде того, что он купил для конспектирования.
      Происходило что-то совсем не понятное.
      Ладно, шаг первый: одеться и покушать. А лучше наоборот. Желудок требовал еды.
      Гарри, конечно, пропустил завтрак, но он был всегда готов — то бишь, предвидел подобный случай. Сунув руку в кошель, он произнёс: «Перекусон» — ожидая, что в руке появится коробка с шоколадными батончиками, которую он купил перед отбытием в Хогвартс.
      То, что появилось в руке, на коробку с шоколадными батончиками никак не походило.
      Гарри поднёс кулак к глазам: в нём была только пара конфеток — для завтрака совершенно недостаточно — завёрнутых в очередной клочок бумаги, исписанный тем же почерком, что и инструкции. Там говорилось:

      ПОПЫТКА ПРОВАЛЕНА: −1 ОЧКО
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: 99
      ФИЗИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: ГОЛОДЕН
      УМСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ: ОЗАДАЧЕН

      — Ух-х-х, — произнёс рот Гарри без участия мозга.
      Минуту он просто стоял.
      За это время смысла в записке не прибавилось, ситуация не прояснилась, а мозг Гарри даже не знал, с чего начать подбор гипотез — словно его только что огрели пыльным мешком.
      Его желудок, чьи приоритеты несколько отличались, подсказал возможный экспериментальный тест.
      — Э-э, — обратился он к пустой комнате, — нельзя ли потратить одно очко на коробку шоколадных батончиков?
      В ответ — тишина.
      Гарри сунул руку в кошель:
      — Коробка шоколадных батончиков.
      Коробка нужной формы появилась в руке... но она была открытой и пустой, а прикреплённая к ней записка утверждала:

      ОЧКОВ ПОТРАЧЕНО: 1
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: 98
      ТЫ ПОЛУЧИЛ: КОРОБКУ ШОКОЛАДНЫХ БАТОНЧИКОВ

      — Хочу потратить одно очко на шоколадные батончики, — сказал Гарри.
      И снова тишина.
      Гарри сунул руку в кошель:
      — Шоколадные батончики.
      Ничего не произошло.
      Гарри, отчаявшись, пожал плечами и подошёл к прикроватному шкафчику переодеться.
      На дне ящика, под мантией, лежали шоколадные батончики с запиской:

      ОЧКОВ ПОТРАЧЕНО: 1
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: 97
      ТЫ ПОЛУЧИЛ: 6 ШОКОЛАДНЫХ БАТОНЧИКОВ
      ТЫ ВСЁ ЕЩЁ ОДЕТ: В ПИЖАМУ
      ЕСТЬ В ПИЖАМЕ ЗАПРЕЩЕНО
      ЗАРАБОТАЕШЬ ПИЖАМНЫЙ ШТРАФ

      Теперь я знаю: кто бы ни проводил игру, он сумасшедший.
      — Мне кажется, игру проводит Дамблдор, — сказал вслух Гарри. Может быть, с этой дикой догадкой он поставит мировой рекорд по смекалистости.
      Тишина.
      Но Гарри уже начал понимать правила игры: записка будет там, где он посмотрит. Поэтому он посмотрел под кроватью.

      ХА! ХА ХА ХА ХА ХА!
      ХА ХА ХА ХА ХА ХА!
      ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА!
      ВЕДУЩИЙ ИГРЫ НЕ ДАМБЛДОР
      ПЛОХАЯ ДОГАДКА
      ОЧЕНЬ ПЛОХАЯ ДОГАДКА
      −20 ОЧКОВ
      И ТЫ ВСЁ ЕЩЁ В ПИЖАМЕ
      УЖЕ ЧЕТВЁРТЫЙ ХОД
      А ТЫ ВСЁ ЕЩЁ В ПИЖАМЕ
      ПИЖАМНЫЙ ШТРАФ: −2 ОЧКА
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: 75

      Мдя, вот теперь точно абзац. Кроме Дамблдора, он никого настолько сумасшедшего в школе не знал — всё-таки учебный год только начался.
      Гарри отрешённо сгрёб мантию и нижнее бельё, забрался в подвал сундука (он был весьма стеснительным человеком: а вдруг кто-то зайдёт?), переоделся и вернулся в спальню положить пижаму на место.
      Взявшись за ручку выдвижного ящика, он задумался. Если правило всё ещё действует...
      — Как зарабатывать очки? — спросил он вслух и вытянул ящик.

      ВОЗМОЖНОСТИ ТВОРИТЬ ДОБРО ПОВСЮДУ
      НО СВЕТ НУЖНЕЕ ВСЕГО ВО ТЬМЕ
      СТОИМОСТЬ ВОПРОСА: 1 ОЧКО
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: 74
      КЛАССНЫЕ ТРУСЫ
      МАМА ВЫБИРАЛА?

      Гарри, залившись краской, скомкал записку. Вспомнилось ругательство Драко: грязнокровкин сын...
      Но вслух он его произнести не решился. Заработает, чего доброго, штраф за сквернословие.
      Гарри пристегнул к поясу кошель-скрытень и волшебную палочку. Распаковал один шоколадный батончик и бросил обёртку в мусорную корзину, где она приземлилась на недоеденную шоколадную лягушку, смятый конверт и красно-зелёную обёрточную бумагу. Остальные батончики спрятал в кошель.
      Он ещё раз посмотрел вокруг в совершенно тщетной попытке обнаружить хоть какую-нибудь подсказку и, жуя на ходу батончик, вышел из спальни, отправившись на поиски подземелья Слизерина. Ему показалось, что именно на это намекала записка.
      Бродить по коридорам Хогвартса... не то чтобы хуже, чем по картине Эшера — разве что в переносном смысле.
      Через некоторое время Гарри понял, что по сравнению с Хогвартсом картина Эшера имеет как минусы, так и плюсы. Минусы: нет постоянного гравитационного вектора. Плюсы: лестницы не двигаются ПОКА ТЫ НА НИХ СТОИШЬ.
      Вчера, чтобы попасть в спальню, Гарри поднялся по четырём лестницам. Сегодня же, спустившись не менее, чем по двенадцати, он так и не добрался до подземелий. Гарри заключил, что: 1) картина Эшера по сравнению с этим — ещё цветочки; 2) он каким-то образом оказался выше, чем начал; и 3) он настолько конкретно заблудился, что не удивился бы, даже окажись за следующим окном две луны в небе.
      Запасной план А состоял в том, чтобы спросить у кого-нибудь дорогу, но наблюдался крайний дефицит прохожих, как будто эти бедолаги все поголовно сидят на уроках.
      Запасной план Б...
      — Я заблудился, — произнёс Гарри в слух. — Нельзя ли попросить, э-э, дух Хогвартса помочь мне?
      — Вряд ли у замка есть дух, — заметила сухая пожилая женщина на одной из картин на стене. — Жизнь — может быть, но не дух.
      Краткое молчание.
      — А вы... — начал Гарри и осёкся. По зрелом размышлении, он НЕ БУДЕТ спрашивать, осознаёт ли картина своё существование. — Меня зовут Гарри Поттер, — произнёс он не задумываясь и почти автоматически протянул картине руку.
      Нарисованная женщина смерила её взглядом и вздёрнула бровь.
      Гарри медленно опустил руку.
      — Извините, — сказал он. — Я здесь вроде как новенький.
      — Я заметила, молодой ворон. Так куда ты хочешь попасть?
      Гарри замялся.
      — Я вообще-то не уверен, — сказал он.
      — Тогда ты, возможно, уже там.
      — Куда бы я ни хотел попасть, по-моему, здесь — это не там... — Гарри запнулся, понимая, что несёт чушь. — Ладно, давайте сначала. Я играю в игру, только не знаю её правил... — Нда, так тоже не пойдёт. — Хорошо, третья попытка. Я ищу возможности творить добро, чтобы зарабатывать баллы, но у меня есть только загадочная подсказка, что свет нужнее всего во тьме, так что я пытаюсь попасть вниз, хотя получается только вверх...
      Нарисованная женщина взирала на него с нескрываемым скептицизмом.
      Гарри вздохнул:
      — Моя жизнь не лишена странностей.
      — Верным ли будет сказать, что ты не знаешь сам, куда и зачем тебе надо попасть?
      — Чересчур верным.
      Женщина кивнула:
      — Я не уверена, что твоя главная проблема в том, что ты заблудился.
      — Согласен, но в отличие от более важных проблем, эту я хоть знаю, как решать, и, ух ты, весь наш разговор сплошная метафора человеческого бытия, а я заметил это только сейчас.
      Леди посмотрела на Гарри с одобрением:
      — Ты и впрямь славный молодой ворон, не так ли? Я уж было засомневалась. Ну что ж, как правило, чтобы спуститься, надо всегда поворачивать налево.
      Фраза показалась Гарри смутно знакомой, но он не смог вспомнить откуда она.
      — Эм-м... вы мне кажетесь очень мудрой женщиной. Ну или портретом очень мудрой женщины. Вы не слышали о таинственной игре, в которую можно сыграть лишь однажды, причём правил вам никто не сообщает?
      — Жизнь, — без колебаний ответила леди. — Это самая лёгкая загадка из всех, с которыми мне довелось столкнуться.
      Гарри моргнул.
      — Нет, — медленно проговорил он. — Я имею в виду самую настоящую игру, в которую мне предложили сыграть в письме, не сообщив правил. При этом кто-то постоянно подбрасывает мне записки, когда я их нарушаю — например, что за ношение пижамы полагается два очка штрафа. Вы не знаете, кто в Хогвартсе достаточно сумасшедший и достаточно могущественный, чтобы провернуть нечто подобное? Ну, то есть, помимо Дамблдора?
      Леди в картине вздохнула:
      — Я всего лишь портрет, молодой человек. Я помню Хогвартс только таким, каким он был, а не таким, какой он есть. Одно могу сказать: если бы это была загадка, ответом было бы, что игра — это жизнь, и хотя её правила придуманы не нами, баллы присуждаешь и отнимаешь только ты сам. Но если это не загадка, а действительность — тогда я не знаю.
      Гарри отвесил картине глубокий поклон.
      — Благодарю вас, миледи.
      Леди сделала ответный реверанс.
      — Хотела бы я сказать, что буду вспоминать о тебе с теплотой, — вздохнула она, — но я, скорее всего, не запомню тебя вообще. Прощай, Гарри Поттер.
      Гарри снова поклонился и зашагал к ближайшей лестнице вниз.
      Четыре поворота налево спустя Гарри наткнулся на огромную груду булыжников, будто здесь случился обвал, однако стены и потолок вокруг оставались целёхоньки — самые обычные каменные стены и потолок.
      — Ладно, — сказал Гарри, — сдаюсь. Прошу ещё одну подсказку. Как мне попасть в нужное место?
      — Подсказку! Ты сказал — подсказку? — донеслось взволнованное восклицание от портрета неподалёку, на этот раз мужчины среднего возраста с невообразимой мантией кричащего розового цвета и старой, обвисшей остроконечной шляпой с рыбкой на кончике (не с рисунком рыбки, а именно с рыбкой).
      — Да! — воскликнул Гарри в ответ. — Подсказку! Я сказал — подсказку! Только не какую-нибудь подсказку, а подсказку для игры, в которую я...
      — Да, да! Подсказку для игры! Ты ведь Гарри Поттер, так? Я Корнелион Флаббервольт! Эту подсказку мне передала Эрин Консорт, которая получила её от лорда Уизлноса, которому... не помню. Но передать её тебе попросили именно меня! Меня! Никто не вспоминал обо мне уже не помню сколько лет — может, вообще никогда, засунули в этот богом забытый коридор и бросили пылиться — подсказка! У меня твоя подсказка! И будет стоить тебе только трёх очков! Хочешь?
      — Да! Безумно! — наверно, стоило бы держать сарказм при себе, но Гарри ничего не смог с собой поделать.
      — Тьма найдётся между зелёным классом самоподготовки и классом трансфигурации МакГонагалл! Вот подсказка! И пошевелись, плетёшься как улитка! Минус десять очков за тормознутость! Теперь у тебя 61 очко! Вот всё сообщение!
      — Спасибо. — Похоже, он проигрывал. — Кхм. Полагаю, вы не знаете, откуда это сообщение поступило первоначально, так?
      — Мне сказали, что сообщение прозвенело глухим колоколом из прорехи в мироздании, за которой бушевала преисподняя!
      Гарри уже не был уверен, что подобным заявлениям следует удивляться, а не принимать на веру как нечто само собой разумеющееся.
      — Ну и как мне это место найти?
      — Развернись, а потом иди налево, направо, вниз, вниз, направо, налево, направо, вверх, а потом опять налево — доберёшься до зелёного класса самоподготовки. Пройдя его насквозь, попадёшь в широкий извилистый коридор, который выходит на развилку — и справа будет длинный прямой проход, который заканчивается классом трансфигурации! — Потрет мужчины заколебался. — Так, во всяком случае, было в моё время. Сегодня ведь понедельник нечётного года, правильно?
      — Карандаш и механическая бумага, — потянулся Гарри в кошель. — Ой, отменить, бумага и механический карандаш. — Гарри снова посмотрел на картину. — Вы бы не могли повторить маршрут?
      Заблудившись ещё два раза, Гарри начал подозревать, что основное правило навигации непрерывно изменяющегося лабиринта под названием Хогвартс — «спроси дорогу у портрета». Если это должно было преподать ему какой-то невероятно глубокий жизненный урок, Гарри его не понял.
      Зелёный класс самоподготовки оказался на удивление приятным местом, где солнце светило через окна с зелёным орнаментом, изображающим драконов в спокойных, пасторальных сценах, стулья выглядели весьма удобными, а столы были удачно расположены для работы группами до четырёх человек. Гарри не смог просто пройти его насквозь. В стенах были книжные полки, и, чтобы не запятнать репутацию семьи Веррес, ему пришлось бегло просмотреть названия. Но он сделал это быстро, памятуя жалобу на «тормознутость», и вышел с другой стороны.
      Он шёл по «широкому извилистому корридору», когда услышал взволнованный мальчишеский возглас. Посчитав, что ситуация заслуживает быстрого бега без оглядки на сохранение энергии или правильную разминку, Гарри ринулся на звук и едва не споткнулся о компанию из шести первокурсников-пуффендуйцев...
      ...которые с отчаяньем и страхом сгрудились в кучу, и, не зная, что предпринять, взирали на пятерых старшекурсников из Слизерина, окруживших седьмого пуффендуйца.
      И тут Гарри объял гнев.
      — Прошу извинить! —рявкнул он во всю глотку.
      Восклицание, вероятно, было излишним:остальные уже заметили его появление. Но оно заставило всех замереть.
      Гарри прошествовал мимо пуффендуйцев в сторону слизеринцев.
      На лицах последних отражалась гамма чувств: и злость, и веселье, и восторг.
      В уголке сознания в панике билась мысль, что они старше и больше и с лёгкостью его растопчут.
      Другая сухо возразила, что если кто-то серьёзно навредит Мальчику-Который-Выжил, то этому кому-то очень не поздоровится, особенно если это стая слизеринских старшекурсников при семи свидетелях-пуффендуйцах. Вероятность непоправимого ущерба стремилась к нулю.
      И тут Гарри увидел, что мальчишка, которого они поймали, — Невилл Лонгботтом.
      Ну конечно.
      Тогда решено. Гарри планировал перед ним извиниться, а значит Невилл принадлежит ему, как смеют они?
      Он схватил Невилла за запястье и изо всех сил выдернул из круга слизеринцев. Тем же движением Гарри скользнул на его место.
      В результате Гарри оказался посреди группы старшекурсников из Слизерина, глядя снизу вверх на больших и сильных парней.
      — Привет, — сказал он. — Я Мальчик-Который-Выжил.
      Затянулось неловкое молчание. Старшекурсники не знали, как теперь продолжить разговор.
      Гарри посмотрел вниз и увидел разбросанные по полу книги и бумаги. Ага, знакомая забава: как только мальчишка поднимает одну из книг, её тут же снова выбивают из руки. Гарри никогда не оказывался жертвой подобного развлечения, но у него было хорошее воображение, и воображаемое бесило его всё сильнее. Что ж, когда ситуация разрулится, Невилл сможет спокойно собрать книги — если только слизеринцы не отвлекутся от Гарри и не додумаются с ними что-нибудь сделать.
      К сожалению, его взгляд не укрылся от внимания слизеринцев.
      — Ути-пути, — захихикал самый крупный, — малютка хоцет книзецки...
      — Молчать, — холодно перебил Гарри. Вывести из равновесия. Быть непредсказуемым. Не вписаться в роль жертвы. — Это часть какого-то хитрого плана, который принесёт вам пользу? Или бессмысленная выходка, позорящая имя Салазара Слизерина, на что очень...
      Самый крупный пихнул Гарри, и тот, вылетев из круга слизеринцев, растянулся на полу Хогвартса. А слизеринцы захохотали.
      Гарри встал, двигаясь словно в замедленной съёмке. Он ещё не знал, как пользоваться волшебной палочкой, но и без неё можно кое-что попробовать.
      — Хочу потратить сколько угодно очков, чтобы избавиться от этого человека, — сказал Гарри, указывая на самого крупного. Затем он поднял другую руку и, щёлкнув пальцами, произнёс: — Абракадабра!
      Невилл и один из пуффендуйцев вскрикнули, трое слизеринцев попрыгали в стороны,а самый крупный отпрянул назад. Что-то красное стекало у него по лицу и шее.
      Даже Гарри такого не ожидал.
      Самый крупный медленно поднёс руку к голове и отлепил от физиономии поднос с пирогом, подержал его в руке, разглядывая осоловелыми глазами, и уронил на пол.
      Совсем не вовремя, конечно, но один из пуффендуйцев расхохотался.
      Тогда Гарри заметил на дне подноса записку.
      — Всем стоять! — он подскочил и отлепил её. — Похоже, это мне...
      — Я, — прорычал самый крупный, — тебя — сейчас...
      — Нет, вы только посмотрите! — заорал Гарри, размахивая бумажкой. — Безобразие! Целых 30 очков за доставку какого-то вшивого пирога? 30 очков! Меня обдирают как липку, и это после того, как я бесстрашно ринулся на помощь невинным! И ещё доплата за хранение, пересылку и транспортировку крупногабаритных грузов? Какая, к чёрту, транспортировка крупногабаритных грузов! Это же просто пирог!
      И снова неловкое молчание. Гарри мысленно проклинал на все лады всё никак не перестававшего хихикать пуффендуйца. Из-за этого идиота у него сейчас могут начаться настоящие неприятности.
      Гарри отошёл назад и наградил слизеринцев своим самым уничтожающим взглядом.
      — Проваливайте, а не то я буду делать ваше бытие всё более и более странным, пока не отвяжетесь. Должен предупредить, что шутки со мной часто заканчиваются несколько... неприятным образом. Усекли?
      Быстрым и устрашающим движением слизеринец выхватил волшебную палочку — и тут же получил в профиль вторым пирогом, на сей раз ярко-синим черничным.
      Текст послания на этом пироге был очень крупным и удобочитаемым.
      — На твоём месте я бы прочёл записку, — заметил Гарри. — Похоже, она адресована тебе.
      Самый крупный медленно отлепил от себя поднос, перевернул его, с громким хлюпом вывалив пирог под ноги, и прочитал следующее:

      ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
      НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕЙ ИГРЫ
      ЗАПРЕЩЕНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ МАГИЮ ПО ОТНОШЕНИЮ К УЧАСТНИКУ
      О ДАЛЬНЕЙШЕМ ВМЕШАТЕЛЬСТВЕ В ИГРУ
      БУДЕТ ДОЛОЖЕНО РУКОВОДСТВУ ИГРЫ

      С выражения сущего недоумения на лице слизеринца можно было писать картину. Гарри даже проникся к Ведущему игры какой-то симпатией.
      — Слушайте, — сказал Гарри, — давайте на сегодня закончим? По-моему, ситуация начинает выходить из-под контроля. Давайте отложим это дело, и вы вернётесь в гостиную Слизерина, а я — в гостиную Когтеврана, окей?
      — У меня есть идея получше, — прошипел крупный слизеринец. — Давай я случайно сломаю тебе все пальцы?
      — Как во имя Мерлина можно выставить это случайностью, если ты, дурень, угрожаешь мне перед дюжиной свидетелей...
      Самый крупный нарочито медленно схватил Гарри за руку, и тот замер, а паникёрская часть сознания наконец пробилась и заревела: «ЧТО Я ДЕЛАЮ, ЧЁРТ МЕНЯ ПОДЕРИ?»
      — Подожди! — заволновался один из других слизеринцев. — Стой, только не надо по-настоящему этого делать!
      Самый крупный пропустил это мимо ушей и, крепко обхватив кисть Гарри, начал разгибать указательный палец правой руки.
      Гарри спокойно посмотрел слизеринцу в глаза. Что-то внутри твердило: этого не может быть, этого не должно быть, взрослые никогда не допустят, чтобы это на самом деле произошло...
      Слизеринец принялся медленно загибать палец в обратную сторону.
      Он ещё не сломал мне палец, и пока не сломает, я не дрогну, или я не Гарри Поттер. До тех пор это всего лишь очередная попытка меня запугать.
      — Стой! — повторил слизеринец. — Стой, это очень плохая идея!
      — Вынуждена согласиться, — холодно произнёс голос. Голос взрослой женщины.
      Самый крупный выронил руку Гарри, будто обжёгшись, и отскочил назад.
      — Профессор Спраут! — воскликнул один из пуффендуйцев радостным-прерадостным голосом.
      В поле зрения прошествовала невысокая коренастая женщина с беспорядочно завитыми седыми волосами и в покрытой грязью одежде.
      — Объясните мне, — прокурорским тоном заговорила она, указав пальцем на слизеринцев, — что вы здесь делаете с моими пуффендуйцами и... — она бросила на Гарри быстрый взгляд, — моим славным учеником, Гарри Поттером?
      Ой-ёй. Точно, это же её урок я с утра пропустил.
      — Он грозился нас убить! — выдавил тот самый слизеринец, который просил остановиться.
      — Чего? — безучастно переспросил Гарри. — Неправда! Если бы я хотел тебя убить, я бы вовсе не стал прилюдно угрожать!
      Третий слизеринец беспомощно рассмеялся, но быстро заткнулся под уничтожающими взглядами соратников.
      — И каким это образом он угрожал вас убить? — недоверчиво уточнила она.
      — Смертельным проклятием! Он притворился, что использует на нас Смертельное проклятие!
      Профессор Спраут взглянула на Гарри.
      — Ничего не скажешь, ужасная угроза в устах одиннадцатилетнего мальчишки. Правда, с этим проклятием всё равно никогда не шутят, Гарри Поттер.
      — Я даже не знаю его слов, — быстро вставил Гарри. — И палочки у меня в руке не было.
      На этот раз недоверчивый взгляд заслужил Гарри.
      — Получается, этот юноша сам себя измазал двумя пирогами?
      — Это он не палочкой сделал! — выпалил один из пуффендуйцев. — Я тоже не знаю, как у него это получилось, но он просто щёлкнул пальцами — и появился пирог!
      — Неужели, — задумалась Спраут и вытянула собственную палочку. — Я не буду настаивать, потому что вы, очевидно, жертва, но вы не будете возражать, если я это проверю?
      Гарри достал палочку:
      — Что мне?..
      — Приори Инкантатем. Странно, — нахмурилась Спраут, — похоже, этой палочкой вообще не пользовались.
      — Так и есть, — пожал плечами Гарри. — Я её купил всего несколько дней назад вместе с учебниками.
      — В таком случае, — кивнула Спраут, — налицо пример спонтанной магии в опасной ситуации. В правилах школы ясно говорится, что за неё не наказывают. А что касается вас... — повернулась она к слизеринцам и демонстративно посмотрела на разбросанные книги Невилла.
      Она долго и молча сверлила пятерых слизеринцев взглядом.
      — По три очка, с каждого, — наконец вынесла она вердикт. — И шесть с него, — показала она на заляпанного пирогом. — И больше никогда, слышите, никогда не связывайтесь с моими пуффендуйцами и моим учеником Гарри Поттером. А теперь брысь!
      Повторять не пришлось: слизеринцы ретировались в мгновение ока.
      Подошёл Невилл и начал собирать учебники. Он плакал, но совсем чуть-чуть. Возможно, из-за запоздалого шока, а может быть — потому что остальные пуффендуйцы принялись ему помогать.
      — Спасибо вам огромное, Гарри Поттер, — сказала ему профессор Спраут. — Семь очков Когтеврану — по одному за каждого пуффендуйца, которому вы помогли. Это всё.
      Гарри моргнул. Он ожидал, что его отчитают за вздорность или за прогул.
      Может быть, всё-таки стоило пойти в Пуффендуй? Спраут — чёткий препод.
      — Скорджифай, — очистила Спраут пол от остатков пирога и ушла по коридору к зелёному подготовительному классу.
      — Как тебе это удалось? — прошептал один из пуффендуйцев, когда она пропала из виду.
      — Я могу сделать всё, что угодно, — самодовольно заявил Гарри, — одним щелчком пальцев.
      — Правда? — вытаращил глаза тот.
      — Нет. Но когда будешь об этом случае всем рассказывать, не забудь поделиться с Гермионой Грейнджер, первокурсницей из Когтеврана — у неё для тебя тоже найдётся забавная история, — он сам ни черта не понимал в произошедшем, но не собирался упускать столь удобный случай ещё поднадуть свою и без того легендарную репутацию. — Да, кстати, что это за бред они несли про Смертельное проклятие?
      — Ты и впрямь не знаешь? — странно посмотрел на него мальчик.
      — Иначе бы не спрашивал.
      — Слова Смертельного проклятия, — мальчишка сглотнул, а потом расставил руки в стороны, словно демонстрируя отсутствие в них волшебной палочки, и продолжил шёпотом: — Авада Кедавра.
      Кто бы сомневался.
      Гарри добавил этот факт в список того, о чём он никогда-никогда не расскажет своему папе, Майклу Веррес-Эвансу. И так придётся объяснять, что он — единственный во всём мире человек, переживший ужасное Смертельное проклятие; необязательно при этом упоминать, что, оказывается, Смертельное проклятие — это «Абракадабра».
      — Понятно, — протянул Гарри. — Что ж, больше я не буду произносить этого после щелчка пальцев.
      Пусть оно и произвело тактически выгодный эффект.
      — А почему ты тогда...
      — Вырос у магглов, а они думают, что это смешная шутка. Серьёзно. Извини, но не напомнишь своё имя?
      — Меня зовут Эрни Макмиллан, — сказал пуффендуец и протянул руку. Гарри её пожал. — Для меня честь с тобой познакомиться.
      Гарри слегка поклонился.
      — Мне с тобой тоже приятно познакомиться — давай отбросим эту ерунду про честь.
      Остальные мальчишки окружили его и принялись представляться.
      Когда знакомство закончилось, Гарри сглотнул. Для него это будет очень непросто.
      — Кхм. Извините меня все, но... я хотел бы кое-что сказать Невиллу...
      Когда все взгляды скрестились на последнем, тот испуганно попятился.
      — Наверно, — робко начал Невилл, — ты хочешь сказать, что мне надо быть храбрее...
      — Да нет, ничего подобного! — быстро перебил Гарри. — Я вообще не о том. Просто мне кое-что сказала Распределяющая шляпа...
      Остальные мальчишки внезапно очень заинтересовались, а лицо Невилла сделалось ещё испуганнее.
      Гарри хотел покончить с этим неприятным делом как можно скорее, сказать всё быстро и сразу — но слова камнями застревали в горле. Насилу совладав с губами, с трудом выуживая каждый звук, он наконец смог произнести:
      — Из-ви-ни ме-ня, — выдох и глубокий вдох, — за то, что я вчера сделал. Не нужно проявлять ко мне снисхождение. Я пойму, если ты меня теперь ненавидишь. Я не пытаюсь строить из себя что-то эдакое извиняясь перед тобой, и тебе необязательно прощать меня. Я поступил плохо.
      Невилл молча прижал книги к груди.
      — Почему ты так поступил? — спросил он наконец тонким, нерешительным голосом, смаргивая слёзы и стараясь не расплакаться. — Почему все надо мной издеваются, даже Мальчик-Который-Выжил?
      Гарри захотелось провалиться под землю. Так гадко он себя ещё никогда не чувствовал.
      — Извини, — повторил Гарри, внезапно охрипнув. — Просто... у тебя был такой испуганный вид, будто у тебя на лбу написано: «жертва». Мне захотелось тебе тогда показать, что не всегда всё заканчивается плохо, что иногда и чудовища раздают шоколадки... И тогда, подумал я, ты поймёшь, что нечего так бояться...
      — Но ведь есть чего, — прошептал Невилл. — Сам сегодня видел, есть!
      — Они бы ничего серьёзного не сделали при свидетелях. Их главное оружие — страх. Потому-то они и прицепились именно к тебе: они поняли, что ты их боишься. Я хотел помочь тебе побороть этот страх... показать, что на самом деле всё не так плохо... так, во всяком случае, я себе говорил, но Распределяющая шляпа объяснила мне, что это самообман и на самом деле я просто развлекался. Потому я и извиняюсь...
      — Мне было больно, — сказал Невилл. — Только что. Когда ты меня схватил и дёрнул. — Невилл указал на руку, за которую его схватил Гарри. — У меня тут теперь будет синяк. Даже слизеринцы ничего больнее со мной не сделали.
      — Невилл! — прошипел Эрни. — Он тебя спасал!
      — Извини, — прошептал Гарри. — Просто когда я тебя увидел, я... очень-очень разозлился...
      Невилл спокойно на него посмотрел.
      — И потому ты так сильно дёрнул меня, встал на моё место и сказал, «Привет, я Мальчик-Который-Выжил».
      Гарри кивнул.
      — Мне кажется, однажды ты станешь очень крут, — сказал Невилл. — Но сейчас я бы так про тебя не сказал.
      Гарри сглотнул ком в горле и пошёл прочь. После развилки он свернул налево и потопал куда глаза глядят.
      Ну и что ему оставалось делать? Никогда не злиться? Но кто знает, что бы случилось с Невиллом и его книгами, если бы Гарри не разозлился? Да и, если верить фэнтэзийным романам, всё равно с этой злостью поделать ничего нельзя. Если попытаться её закупорить, ничего не выйдет: она будет прорываться снова и снова. И после долгого путешествия по тропе самопознания он обнаружит, что злость — это его неотъемлемая часть, и лишь смирившись с этим он научится с умом её использовать. Только во вселенной «Звёздных войн» ответом и впрямь было полное отсечение негативных эмоций, но Йода всегда производил на Гарри впечатление маленького зелёного недоумка.
      Таким образом, чтобы не тратить время зря, лучше все самокопания пропустить и сразу признаться, что злость можно контролировать только тогда, когда не пытаешься её полностью задавить.
      Но вот в чём загвоздка: от злости он никогда не терял самообладания. Когда разум застилала холодная ярость, он полностью осознавал все свои поступки. И только потом оказывалось, что весь эпизод в целом пошёл как-то... вкривь и вкось.
      Интересно, а что по этому поводу думает Ведущий игры? Сколько он заработал или потерял очков? Самому Гарри показалось, что он прилично проштрафился. А пожилая женщина из картины, конечно, сказала бы, что только его собственное мнение на этот счёт и стоит учитывать.
      И ещё... уж не Ведущий ли подослал профессора Спраут? Ведь записка предупреждала, что будет извещено руководство игры — и вот она тут как тут. А может, она и есть Ведущий игры? Ведь главу факультета Пуффендуй никто никогда не заподозрит — а значит, она в самом верху списка подозреваемых. Да, Гарри и детективы читал. Целых два.
      — Ну и как мои успехи в игре? — спросил он вслух.
      Через голову перелетела записка, словно кто-то её бросил из-за спины — Гарри развернулся посмотреть, но коридор был пуст. Гарри подобрал осевшую на пол бумажку.
      В ней говорилось вот что:

      ОЧКИ ЗА СТИЛЬ: 10
      ОЧКИ ЗА ЗДРАВОМЫСЛИЕ: −3 000 000
      БОНУС ЗА ОЧКИ КОГТЕВРАНА: 70
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: −2 999 871
      ОСТАЛОСЬ ХОДОВ: 2

      — Минус три миллиона очков? — возмутился Гарри. — По-моему, чересчур! Хочу подать руководству игры апелляцию! Да и как прикажете наверстать три миллиона очков за два хода?
      Ещё одна записка перелетела через голову.

      АПЕЛЛЯЦИЯ: ОТКЛОНЕНА
      НЕПРАВИЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ: −1 000 000 000 000 ОЧКОВ
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: −1 000 002 999 871
      ОСТАЛОСЬ ХОДОВ: 1

      Гарри мысленно махнул рукой. Раз остался последний ход, придётся выдать свою лучшую догадку, хоть она и не очень хороша.
      — Мне кажется, игра олицетворяет собой жизнь.
      Последний клочок бумаги вылетел из-за спины:

      ПОПЫТКА ПРОВАЛЕНА
      ПРОВАЛЕНА ПРОВАЛЕНА ПРОВАЛЕНА
      АЙ-АЙ-АЙ-АЙ-А-А-А-А-А-А-А-А-АЙ
      ТЕКУЩИЕ ОЧКИ: МИНУС БЕСКОНЕЧНОСТЬ
      ТЫ ПРОИГРАЛ
      ПОСЛЕДНЯЯ ИНСТРУКЦИЯ:
      иди в кабинет профессора МакГонагалл

      Последняя строчка была написана его собственным почерком.
      Гарри некоторое время её рассматривал, а потом пожал плечами. Кабинет профессора МакГонагалл так кабинет профессора МакГонагалл. Если это она Ведущий Игры, тогда...
      Честно говоря, Гарри даже не знал, что тогда. Его разум отказывался что-либо предполагать. Для него это было в буквальном смысле невероятным.
      Через два портрета — путь от класса трансфигурации был недалёкий, во всяком случае по понедельникам нечётных лет — Гарри остановился перед её кабинетом.
      Постучал.
      — Войдите, — глухо прозвучал голос МакГонагалл из-за двери.
      И он вошёл.

Глава 14. Непознанное и непознаваемое

      «Бывают загадочные вопросы, но загадочный ответ — это явно противоречивое понятие».
      
      — Войдите, — глухо прозвучал голос МакГонагалл из-за двери.
      И он вошёл.
      Кабинет заместителя директора оказался чистым и аккуратным. На стене у стола был настоящий лабиринт полок различных форм и размеров. Почти все они были заполнены свитками пергамента, и почему-то сразу становилось ясно, что МакГонагалл точно знает, где что лежит, даже если со стороны какую-либо упорядоченность обнаружить было невозможно. Профессор сидела на табурете за столом, на пустой поверхности которого покоился один-единственный свиток. Позади неё находилась дверь, закрытая на несколько замков.
      МакГонагалл выглядела озадаченной. В её глазах читалось удивление с некоторой примесью опаски.
      — Мистер Поттер? В чём дело? — спросила она.
      Как — «В чём дело?» Ведущий направил его сюда, поэтому Гарри ожидал, что это у неё к нему было какое-то дело...
      — Мистер Поттер? — в голосе МакГонагалл появилось лёгкое недовольство.
      К счастью Гарри, его запаниковавший было разум вспомнил, что у него и в самом деле есть что обсудить с профессором. Кое-что важное, достойное её внимания.
      — Э-э, — начал Гарри. — Если существуют какие-нибудь чары, чтобы нас никто не мог подслушать...
      Профессор МакГонагалл встала из-за стола, плотно закрыла дверь, достала палочку и начала произносить заклинания.
      Именно в этот миг Гарри понял, что перед ним — бесценная и, вероятно, единственная возможность напоить профессора МакГонагалл Прыским чаем. Он что, серьёзно обдумывает эту идею? Всё в порядке, напиток же исчезнет через несколько секунд. Заткнись.
      Внутренний спор закончился, и Гарри выстроил мечущиеся в уме мысли. Он не планировал так скоро приступить к этому разговору, но раз уж он тут оказался...
      МакГонагалл закончила произносить слова заклинания, которые, судя по звучанию, были древнее латыни, и снова села за стол.
      — Ну вот, — тихо сказала она. — Никто нас не подслушает.
      МакГонагалл заметно волновалась.
      А, ну да, она думает, что я буду её шантажировать, чтобы получить информацию о пророчестве.
      Э-э. Нет, не сейчас, как-нибудь позже.
      — Я по поводу Инцидента с Распределяющей Шляпой, — сказал Гарри. Профессор удивлённо моргнула. — Эм-м... Думаю, на Шляпу наложено какое-то дополнительное заклинание, о котором она не подозревает. Заклинание, которое срабатывает, когда Шляпа объявляет Слизерин. Я слышал сообщение, которое наверняка не предназначено для когтевранских ушей. Это случилось, как только Шляпу сняли с моей головы, и я почувствовал, что телепатическая связь разорвана. Слова напоминали одновременно английский язык и шипение, — МакГонагалл судорожно вздохнула, — и они звучали так: «Салют слизеринцу от Слизерина: если хочешь узнать мои секреты, поговори с моим змеем».
      МакГонагалл сидела с открытым ртом и смотрела на Гарри так, словно у него выросла вторая голова.
      — И-и... — протянула МакГонагалл, будто не веря своим же словам, — вы подумали, что нужно сразу же прийти ко мне и всё рассказать.
      — Да, конечно, — сказал Гарри. Зачем ей знать, сколько времени у него ушло на принятие этого решения. — Вместо того чтобы, к примеру, попытаться разузнать самому или поделиться с другими учениками.
      — Хм... понятно, — сказала профессор МакГонагалл. — А если вы, допустим, найдёте вход в легендарную Тайную Комнату Салазара Слизерина, который только вы можете открыть...
      — Я закрою его и тут же доложу вам, чтобы вы вызвали команду опытных магов-археологов, — без колебаний ответил Гарри. — Потом я открою вход вновь, чтобы они очень осторожно там всё исследовали и убедились, что внутри нет ничего опасного. Вероятно, я загляну следом, например, чтобы открыть для них что-то ещё. Но только после того, как помещение признают во всех отношениях безопасным и наснимают фотографий этой бесценной исторической достопримечательности, пока там всё не разгромили толпы туристов.
      Профессор сидела с открытым ртом и смотрела на Гарри так, как будто он только что превратился в кошку.
      — Очевидное решение. Не для Гриффиндора, конечно, — любезно сообщил Гарри.
      — Думаю, — наконец выдавила МакГонагалл, — вы сильно недооцениваете то, насколько редко встречается здравомыслие.
      С этим Гарри спорить не мог. Хотя...
      — Пуффендуец бы сказал то же самое.
      — Да, вы правы, — замявшись, согласилась МакГонагалл.
      — Распределяющая шляпа предлагала мне Пуффендуй.
      — В самом деле? — удивлённо моргнула МакГонагалл, не веря своим ушам.
      — Да.
      — Мистер Поттер, — очень тихо проговорила МакГонагалл, — пятьдесят лет назад в Хогватсе в последний раз умер ученик, и теперь я уверена, что именно в то время Шляпа в последний раз передавала это сообщение.
      У Гарри похолодело в груди.
      — Тогда на этот счёт я совсем ничего не буду делать, не посоветовавшись с вами, профессор МакГонагалл, — сказал он и замолчал. — Предлагаю также связаться с самыми лучшими магами и найти способ снять лишние чары с Распределяющей шляпы, а если не получится — воспользоваться чем-то вроде Квиетуса, который бы временно включался, как только Шляпу снимают с головы очередного ученика. Что-то вроде заплатки. И, вуаля, больше никаких смертей, — удовлетворённо кивнул сам себе Гарри.
      Лицо у МакГонагалл стало ещё более ошеломлённым, если только такое возможно.
      — Боюсь, что, если присужу вам столько очков, сколько вы заслуживаете, мне придётся сегодня же отдать Когтеврану кубок школы.
      — Я бы не хотел получить так много очков, — сказал Гарри.
      — Почему? — странно посмотрела на него МакГонагалл.
      Гарри было трудно облечь мысли в слова.
      — Ну, это было бы грустно, понимаете? Как... когда я ещё ходил в маггловскую школу и там давали групповое задание, я всегда делал всё сам, остальные мне только мешали. Я люблю зарабатывать очки — может быть, даже больше многих — но если я заработаю достаточно, чтобы в одиночку выиграть кубок школы, получится, что я на своих плечах вынес весь Когтевран, и это будет очень грустно.
      — Понимаю, — осторожно сказала МакГонагалл. Очевидно, с такой точкой зрения она ещё не сталкивалась. — А если я вам предложу пятьдесят очков?
      Гарри снова покачал головой:
      — По отношению к остальным детям будет нечестным, если я получу такую награду за то, что никак не связано с обычной школьной жизнью. Как бы Терри Бут заработал пятьдесят очков за рассказ о сообщении от Распределяющей шляпы? Это несправедливо.
      — Теперь я вижу, почему Шляпа предлагала вам Пуффендуй, — сказала МакГонагалл, поглядывая на него со странным уважением.
      У Гарри запершило в горле. Он не считал себя достойным Пуффендуя. Распределяющая шляпа просто старалась запихнуть его куда угодно, лишь бы не в Когтверан — даже на факультет, качеств которого у него нет и в помине.
      — А если я дам вам десять очков?.. — продолжила МакГонагалл, улыбаясь.
      — Как объяснить, откуда они появились, если кто-то спросит? Я думаю, найдётся много слизеринцев — и я говорю не об учениках Хогвартса — которых бы весьма и весьма рассердила весть о том, что это заклинание сняли с Распределяющей шляпы, особенно если они узнают, что в деле замешан я. Так что будет безопаснее, если всё останется в полном секрете. Не надо меня благодарить, мэм, добродетель не нуждается в вознаграждении.
      — Как угодно, — сказала МакГонагалл. — Но у меня для вас и так есть кое-что особенное. Я вижу, что судила о вас несправедливо, мистер Поттер. Пожалуйста, подождите.
      Она встала, подошла к запертой двери и взмахнула палочкой. Вокруг неё появилась расплывчатая завеса, непроницаемая для зрения и слуха. Через несколько минут занавес пропал: МакГонагалл стояла на том же месте, лицом к Гарри, а дверь выглядела так, будто её никогда и не отпирали.
      Одной рукой профессор протягивала ему кулон — на тонкой золотой цепочке висел серебряный круг, в центре которого были песочные часы. В другой руке она держала свёрнутую брошюру.
      — Это вам, — сказала она.
      Ну ничего себе! Сейчас ему вручат магический артефакт за выполнение квеста! Стало быть, и в реальной жизни можно получить волшебный предмет, если отказываться от «денежного» вознаграждения.
      Гарри, улыбаясь, принял кулон.
      — А что это?
      Профессор МакГонагалл набрала в грудь воздуха.
      — Мистер Поттер, данный предмет выдаётся лишь крайне ответственным ученикам, чтобы помочь им с трудным расписанием уроков, — она засомневалась, будто хотела что-то добавить. — Подчёркиваю, мистер Поттер, что истинная природа этой вещи должна остаться в тайне. Ученики также не должны видеть, как вы её используете. Если эти условия для вас неприемлемы, то можете отказаться от подарка.
      — Я умею хранить секреты, — сказал Гарри. — Так как работает эта штука?
      — Другие ученики должны считать, что это Спимстерский глазок, амулет для излечения редкого незаразного магического заболевания, которое называется «Спонтанное раздвоение». Вы носите его под одеждой, и, хотя вы его никому не показываете, особых причин его прятать тоже нет. Спимстерские глазки не интересны. Понятно, мистер Поттер?
      Гарри кивнул. Его улыбка стала шире: чувствовалась работа настоящего слизеринца.
      — А на самом деле?
      — Это Маховик времени. Каждый поворот песочных часов перенесёт вас на один час назад. Так что если вы каждый день будете отправляться в прошлое на два часа, вы сможете ложиться спать вовремя.
      Гарри за день успел столько всего увидеть, что уже ничему не удивлялся. Он был готов принять как само собой разумеющееся что угодно. До этой минуты.
      Вы даёте мне машину времени как средство от бессонницы.
      Вы даёте мне МАШИНУ ВРЕМЕНИ как средство от БЕССОННИЦЫ.
      ВЫ ДАЁТЕ МНЕ МАШИНУ ВРЕМЕНИ КАК СРЕДСТВО ОТ БЕССОННИЦЫ.
      — Хе-хе-хе-хе-хе-е-е... — услышал Гарри и понял, что эти звуки издаёт он сам.
      Теперь он держал кулон в вытянутых руках, словно тикающую бомбу. Хотя нет, не тикающую бомбу: она куда безопаснее. Гарри держал кулон в вытянутых руках, словно машину времени.
      Скажите-ка, профессор МакГонагалл, а известно ли вам, что обращённая во времени материя ничем не отличается от антиматерии? А вот мне известно! А известно ли вам, что когда аннигилирует килограмм антиматерии, мощность взрыва составляет 43 мегатонны тротилового эквивалента? А знаете ли вы, что я вешу 41 килограмм — и взрыв может получиться такой, что останется ГРОМАДНЫЙ ДЫМЯЩИЙСЯ КРАТЕР НА ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ РАНЬШЕ БЫЛА ШОТЛАНДИЯ?
      — Извините, — наконец выдавил из себя Гарри, — но это кажется мне очень-очень-ОЧЕНЬ ОПАСНЫМ!
      Гарри ещё не перешёл на крик, но только потому, что ситуация заслуживала такого истеричного визга, какого у Гарри всё равно никогда не получится.
      Профессор МакГонагалл смотрела на него со снисходительной симпатией.
      — Рада, что вы столь осторожны, мистер Поттер, но Маховики времени не опасны. Иначе мы бы не давали их детям.
      — Да неужели, — сказал Гарри. — Аха-ха-ха. Ну конечно, вы бы не раздавали опасные машины времени детям, о чём я только думал? Давайте сразу проясним: чихать на них можно? Это не отправит меня в средние века, где я случайно перееду конной повозкой Гутенберга и таким образом предотвращу Просвещение? Потому что, знаете ли, мне такие приключения не по вкусу.
      Губы МакГонагалл подрагивали, сдерживая улыбку. Она протянула Гарри брошюру, но тот осторожно, в обеих руках держал кулон и не спускал с него взгляда, чтобы песочные часы ни в коем случае не перевернулись.
      — Не волнуйтесь, это невозможно, мистер Поттер, — произнесла МакГонагалл спустя несколько секунд, когда стало ясно, что Гарри застыл на месте и двигаться не собирается. — Маховик работает только шесть раз в день. Нельзя переместиться в прошлое дальше, чем на шесть часов.
      — Ах, отлично, просто отлично. А если кто-то со мной столкнётся, Маховик не разобьётся и не отправит весь замок в бесконечное путешествие по зацикленному четвергу?
      — Хм, они и впрямь довольно хрупкие... — сказала МакГонагалл. — И, я слышала, когда они ломаются, случаются всякие странности. Но не настолько серьёзные!
      — Вероятно, — сказал Гарри, когда снова обрёл дар речи, — следует запаять ваши машины времени в какую-нибудь защитную оболочку, а не оставлять стекло открытым, чтобы странностей не случалось.
      — Отличная мысль, — искренне восхитилась МакГонагалл. — Я передам её Министерству Магии.
      Всё, в парламенте официально утвердили: все в магическом мире клинические идиоты.
      — И ещё: не хочется переходить на ВЫСОКИЕ МАТЕРИИ, — Гарри с большим трудом не срывался на крик, — но думал ли хоть кто-то над МОРАЛЬНЫМИ ВОПРОСАМИ, например, что, вернувшись на шесть часов в прошлое и что-либо изменив, вы вроде как СТИРАЕТЕ ВСЕХ ЗАМЕШАННЫХ ЛЮДЕЙ и ЗАМЕНЯЕТЕ ИХ ДРУГИМИ ВЕРСИЯМИ...
      — О, изменять прошлое нельзя! — перебила профессор МакГонагалл. — Силы небесные, мистер Поттер, неужели вы думаете, что в противном случае мы бы разрешали ученикам пользоваться Маховиками? Они бы мухлевали на контрольных!
      Гарри мгновение это переваривал. Руки, сжимавшие цепочку артефакта, слегка расслабились — как будто в них не машина времени, а просто ядерная боеголовка.
      — Значит, — медленно начал Гарри, — как-то так получается, что вселенная почему-то... постоянна, несмотря даже на путешествия во времени? Если я и другой я, из будущего, встретимся, всё произойдёт одинаково для нас обоих, хотя я из будущего будет знать то, что ещё не случилось с моей точки зрения...
      Гарри умолк, с трудом подбирая слова.
      — Думаю, верно, — подтвердила профессор МакГонагалл. — Хотя обычно советуют не встречаться в прошлом с самим собой. Если у вас, например, два урока в одно и то же время и ваши пути пересекаются, первой версии лучше в заранее выбранный момент закрыть глаза и подождать — я вижу, у вас уже есть часы, хорошо — пока будущая версия пройдёт мимо. Обо всём этом написано в брошюре.
      — Аха-ха-ха-а. А что будет, если кто-то не послушается этого совета?
      — Насколько я понимаю, ничего хорошего из этого не выйдет, — поджала губы МакГонагалл.
      — А не случится ли парадокс, который уничтожит вселенную?
      — Мистер Поттер, — снисходительно улыбнулась она, — думаю, что я бы такой случай запомнила.
      — ЭТО МЕНЯ НИЧУТЬ НЕ УСПОКАИВАЕТ! ВЫ, ВОЛШЕБНИКИ, РАЗВЕ НЕ СЛЫШАЛИ ОБ АНТРОПНОМ ПРИНЦИПЕ? КТО БЫЛ ТОТ НЕДОУМОК, КОТОРЫЙ СОЗДАЛ ПЕРВУЮ ТАКУЮ ШТУКОВИНУ?
      Профессор МакГонагалл засмеялась. Приятным, радостным смехом, удивительно не подходившим её строгому лицу.
      — Похоже, у вас очередной приступ синдрома «вы превратились в кошку», мистер Поттер. Вам, вероятно, не хочется этого слышать, но это выглядит очень мило.
      — Маховик времени не идёт НИ В КАКОЕ сравнение с превращением в кошку. Знаете, где-то в самом далёком уголке сознания у меня зрела ужасная мысль, что для всего происходящего верным будет только одно объяснение: вся моя вселенная всего лишь компьютерная симуляция, как в книге «Симулякрон-3». Но теперь даже её придётся отбросить, потому что эта вот игрушка НЕ ВЫЧИСЛИМА МАШИНОЙ ТЮРИНГА! Машина Тюринга может симулировать возврат к определённому моменту времени и пересчёт от него нового будущего, а при взаимодействии с оракулом способна и заглядывать вперёд, используя дискретное поведение машин более низкого уровня. Но вы говорите, что вселенная каким-то образом одним махом вычисляет реальность на основании информации, которой у неё... ещё... нет...
      Внезапная догадка поразила Гарри, будто хук слева. Он всё понял. Он наконец-то всё понял.
      — ТАК ВОТ КАК РАБОТАЕТ ПРЫСКИЙ ЧАЙ! Конечно! Его магия вызывает не смешные ситуации, а только желание выпить его перед тем, как что-то смешное случается само по себе! Вот я дурак, мог бы и догадаться ещё когда захотел выпить Прыского чая перед второй речью Дамблдора, не выпил, но всё равно подавился собственной слюной! Распитие Прыского чая не вызывает комичные случаи — комичные случаи заставляют пить Прыский чай! Я видел, что эти два события связаны, но полагал, что причиной должен быть Прыский чай, а следствием — смешные ситуации, потому что был уверен, что временной порядок ограничивает причинность и каузальный граф должен быть ацикличен, но ЕСЛИ РИСОВАТЬ СТРЕЛКИ ПРИЧИННОСТИ В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ, ВСЁ СХОДИТСЯ!
      Ещё одна внезапная догадка добавила хуком справа. На этот раз он сумел промолчать, издав лишь тихий писк умирающего котёнка. Теперь ясно, кто именно утром оставил записку на его кровати.
      Глаза профессора МакГонагалл блестели:
      — По окончании школы, или даже раньше, вы просто обязаны преподать несколько уроков этих маггловских теорий в Хогвартсе, мистер Поттер. Они очень интересны, хотя и ошибочны.
      — Охо-о-о-ох.
      Профессор МакГонагалл отпустила ещё несколько шутливых замечаний, поставила ещё пару условий, на которые Гарри молча кивнул, почему-то попросила не говорить со змеями в присутствии людей, напомнила прочитать брошюру, и Гарри наконец оказался в коридоре.
      — Ойо-йох-хо-хо-хо... — сказал он.
      Нда, мозги плавились.
      Не в последнюю очередь из-за того, что если бы не Розыгрыш, то он бы не получил Маховик времени для его осуществления.
      Или профессор МакГонагалл всё равно сделала бы ему этот подарок, только позже, когда Гарри заговорил бы с ней о своей бессоннице или сообщении Распределяющей шляпы? И после этого он захотел бы провернуть Розыгрыш, из-за чего обрёл бы Маховик раньше? Выходило, что единственный самосогласованный вариант заключался в том, что Розыгрыш начался ещё до того, как он сегодня проснулся?
      Впервые в жизни Гарри допускал, что ответ на его вопрос может быть в буквальном смысле непостижим. Нейроны его мозга двигались во времени только вперёд, что, вероятно, совсем не сопрягалось с принципами, на которых строилось действие Маховика.
      Вплоть до этой минуты Гарри жил по наставлению Э. Т. Джейнса, которое гласит: если ты не знаешь о феномене, то дело не в нём, а в твоём уме; твоё незнание характеризует тебя, а не то, о чём ты не знаешь. Невежество существует в голове, а не в реальности; пустая карта не равна пустой территории. Бывают загадочные вопросы, но загадочный ответ — это явно противоречивое понятие. Явление может быть непостижимо для определённого человека, но явление не может быть непостижимо само по себе. Почитать священную тайну — значит почитать лишь собственное невежество.
      Вот почему Гарри бесстрашно взирал на необъяснимость магии. Люди поглощены настоящим. Они изучают в школе химию, биологию, астрономию и им кажется, что эти фундаментальные науки никогда не были тайнами. Как бы не так! Когда-то загадкой были даже звёзды в небе. Лорд Кельвин однажды назвал истинную природу жизни и биологии — например, то, как мышцы реагируют на команды мозга, а дерево вырастает из крошечного семени — «бесконечно недосягаемой» тайной для науки. (Заметьте, не чуть-чуть недосягаемой, а бесконечно недосягаемой. Лорд Кельвин явно тащился от собственного невежества.) Все знания на свете — это вопросы, на которые кто-то когда-то нашёл ответ.
      Теперь же, впервые в жизни, Гарри столкнулся с тайной, которая угрожала остаться нерешённой навсегда. Если Время не действует по принципу ацикличных каузальных сетей, то Гарри не понимал, где причины, а где — следствия; если Гарри не понимал причины и следствия, значит, он не понимал, как на самом деле устроена реальность; и вполне возможно, что его ум никогда не сможет этого понять, потому что нейроны, из которых состоял его мозг, действовали по устаревшему принципу линейности времени и позволяли воспринимать только жалкий фрагмент реальности.
      С другой стороны, Прыскому чаю, который ранее казался всемогущим и невероятным, нашлось гораздо более простое объяснение. Которое он упустил просто потому, что истина оказалась далеко за гранью области допущений, на основании которых его мозг был готов строить гипотезы. Но сейчас-то он, возможно, всё понял. Это немного ободряло. Чуть-чуть.
      Гарри посмотрел на часы. Почти одиннадцать утра; вчера он лёг спать в час, значит, при нынешнем раскладе сегодня он ляжет в три утра. Чтобы уснуть в десять вечера и проснуться в семь утра, ему нужно вернуться в прошлое на пять часов. Если он хочет вернуться в спальню первокурсников к шести часам утра, пока никто не проснулся, то нужно поторопиться и...
      Но он по-прежнему не понимал, как провернул хотя бы половину Розыгрыша. Например, откуда взялся пирог?
      Гарри начинал серьёзно бояться путешествий во времени.
      Однако стоило признать, что это и впрямь была уникальная возможность, из тех что случаются раз в жизни — шесть часов разыгрывать того себя, который ещё не знает о существовании Маховиков времени.
      Но когда Гарри задумывался об этом, картина становилась ещё более загадочной. Время предоставило ему Розыгрыш как уже свершившийся акт, и тем не менее, Розыгрыш был явно его рук делом. Его задумка, исполнение и стиль. Каждая мелочь была создана им, даже если он пока не знал как.
      Что ж, время уходило, а в сутках не более 30 часов. Гарри частично знал, что делать; остальное, как, например, внезапно появившийся пирог, он мог выяснить по ходу пьесы. Нет смысла откладывать: здесь, в будущем, ему уже точно нечего ловить.

* * *

      Пятью часами ранее, Гарри, опустив капюшон на лицо, прокрался в когтевранскую спальню. Маскировка весьма условная, но необходимая на случай, если кто-то уже проснулся и ненароком увидит его одновременно с Гарри, спавшим в кровати. Ему не хотелось никому рассказывать про свой «редкий магический недуг».
      К счастью, все ещё спали.
      Рядом с его кроватью лежала завёрнутая в красную и зелёную обёрточную бумагу коробка. Точь-в-точь рождественский подарок. Только нынче вовсе не Рождество.
      Гарри подошёл к кровати на цыпочках — а вдруг кто-то не включил полог тишины?
      К коробке прилагался конверт, запечатанный простой восковой печатью без клейма. Гарри осторожно его открыл и достал письмо. В нём говорилось:

      Внутри Мантия Невидимости Игнотуса Певерелла, которую унаследовали его потомки Поттеры. В отличие от других, более простых мантий-невидимок и заклинаний, она прячет, а не просто скрывает от глаз. Твой отец дал её мне взаймы незадолго до смерти, и, признаюсь, за прошедшие с тех пор годы она сослужила мне хорошую службу.
      К сожалению, отныне мне придётся довольствоваться заклинанием Разнаваждения. Пришёл час Мантии вернуться к настоящему хозяину. Мне хотелось сделать её подарком к Рождеству, но она попросилась в твои руки раньше. Похоже, Мантия полагает, что понадобится тебе в скором будущем. Используй её с умом.
      Без сомнения, ты уже сейчас измышляешь разнообразные шалости, претворению которых в жизнь она может помочь, как помогала в своё время твоему отцу. Если бы раскрылись все его выходки, гриффиндорские женщины того поколения собрались бы все, чтобы осквернить его могилу. Я не буду отговаривать тебя идти по его стопам, но будь ОЧЕНЬ осторожен и никогда не попадайся. Если Дамблдор увидит возможность завладеть одним из Даров Смерти, он её ни за что не упустит.
      Очень счастливого тебе Рождества.

      Подписи не было.

* * *

      — Погодите, — резко остановился Гарри на выходе из когтевранской спальни. — Извините, но я кое-что забыл у себя в сундуке. Через пару минут догоню.
      — Только попробуй порыться в чужих вещах, — насупился Терри Бут.
      Гарри поднял руку:
      — Клянусь, что не буду ничего делать с вашими вещами, что буду трогать только свои собственные, что не собираюсь над вами шутить, не имею каких-либо других сомнительных намерений на ваш счёт и не предвижу, что эти намерения изменятся до того, как я вас нагоню в Большом Зале.
      Терри нахмурился.
      — Подожди-ка, а...
      — Не волнуйся, лазеек там не было, — заверила его Пенелопа Клируотер, которая должна была их отвести на завтрак. — Отлично сформулировано, Гарри Поттер. Тебе стоит стать адвокатом.
      Гарри моргнул. Ах да, староста Когтеврана.
      — Спасибо, — сказал он. — Наверное.
      — По дороге в Большой Зал ты заблудишься, — уверенно заявила она. — Как только это случится, сразу спроси у ближайшего портрета, как попасть на первый этаж. Спрашивай дорогу в тот самый миг, когда начинаешь подозревать, что снова заблудился. Особенно если начинает казаться, что ты взбираешься всё выше и выше. Если ты окажешься выше, чем замок выглядит снаружи, остановись и жди команду спасателей. Иначе мы увидим тебя только через три месяца, в набедренной повязке и покрытого снегом — да и то, если у тебя хватит ума не покидать замок.
      — Понял, — сглотнул Гарри. — Эм-м, а почему ученикам этого не рассказывают сразу?
      — Обо всём рассказать можно только за несколько недель. Сами со временем разберётесь, — вздохнула Пенелопа и развернулась, чтобы уйти. — Если не увижу тебя за завтраком через полчаса, Поттер, объявлю начало поиска.
      Когда все ушли, Гарри прикрепил записку к кровати. Её и все остальные записки он уже написал в подвале сундука, пока все спали. Затем он осторожно просунул руку в поле действия заклинания Квиетус и снял со всё ещё спавшего первого Гарри Мантию Невидимости.
      И просто по приколу засунул её в кошель первого Гарри: таким образом, теперь она была и в его собственном кошеле.

* * *

      — Я прослежу за тем, чтобы это передали Корнелиону Флаббервольту, — сказал из своего портрета мужчина аристократического вида с самым, кстати, обычным носом. — Но нельзя ли спросить, откуда оно поступило первоначально?
      Гарри пожал плечами, мастерски изображая беспомощность.
      — Мне сказали, что сообщение прозвенело глухим колоколом из прорехи в мироздании, за которой бушевала преисподняя.

* * *

      — Эй! — возмутилась Гермиона с другой стороны стола. — Это общий десерт! Ты не можешь просто взять и запихнуть в свой кошель целый пирог!
      — Не целый пирог, а целых два. Извините все, но мне пора!
      Не обращая внимания на гневные вопли, Гарри выбежал из Большого Зала. Нужно было попасть в класс травологии немножко заранее.

* * *

      Профессор Спраут одарила его острым взглядом.
      — А вы откуда узнали, что планируют слизеринцы?
      — Я не могу назвать имя информатора, — сказал Гарри. — Я даже вынужден попросить вас притвориться, что этого разговора не было. Сделайте вид, что оказались там случайно, когда шли куда-то по своим делам. Как только закончится травология, я побегу туда сам и попробую их отвлечь. Меня нелегко запугать, и я не думаю, что они решатся что-нибудь сделать Мальчику-Который-Выжил. Тем не менее... Конечно, я не прошу вас бежать по коридорам, но буду очень признателен, если вы не будете мешкать.
      Профессор Спраут смерила его долгим взглядом, но потом смягчилась.
      — Пожалуйста, будьте осторожны, Гарри Поттер. И... благодарю.
      — Вы только не опаздывайте, — ответил Гарри. — И запомните: когда вы там окажетесь, вы не ожидали меня увидеть и этого разговора не было.

* * *

      Было ужасно смотреть, как он выдёргивает Невилла из круга слизеринцев. Невилл прав, он перестарался, очень перестарался.
      — Привет, — холодно сказал Гарри Поттер. — Я Мальчик-Который-Выжил.
      Восемь мальчишек-первокурсников примерно одного роста. Тот из них, у которого на лбу шрам, не похож на остальных.

      Ах, если б у себя могли мы
      Увидеть всё, что ближним зримо,
      Что видит взор идущих мимо
      Со стороны...

      Профессор МакГонагалл права. Распределяющая шляпа права. Это очевидно, если смотреть извне.
      С Гарри Поттером что-то не так.

Глава 15. Добросовестность

      «Уверен, время я где-нибудь найду».
      
      — Фригидейро!
      Гарри опустил палец в стакан, стоявший на столе. Вода в нём должна была стать холодной. Но она как тепловатой была, так тепловатой и осталась. Опять.
      Он чувствовал, что его крепко надули.
      В доме Верресов можно было найти сотни фэнтези-книг, многие из которых Гарри прочитал. И по некоторым признакам выходило, что у него есть таинственная тёмная сторона. Поэтому, не сумев договориться с водой в стакане по-хорошему, Гарри оглядел класс, где проходил урок заклинаний, чтобы убедиться, что никто за ним не наблюдает, набрал в грудь воздуха, сосредоточился и попытался разозлиться. Он подумал о слизеринцах, задирающих Невилла, об игре «выбей книжку из рук мальчишки». Вспомнил, что говорил Драко Малфой о десятилетней девчонке Лавгуд, о том, как на самом деле работает Визенгамот...
      От злости кровь застыла в жилах, руки задрожали от ненависти. Он взмахнул палочкой и произнёс ледяным тоном:
      — Фригидейро.
      Не произошло ровным счётом ничего.
      Какое-то надувательство. Дайте жалобную книгу и верните деньги за дефектную тёмную сторону, не обладающую и каплей непобедимой магической силы.
      — Фригидейро! — раздался голос Гермионы из-за соседнего стола. Её вода превратилась в лёд, а по краю стакана лёг иней. Казалось, она полностью сосредоточена на собственной работе и нисколько не замечает других учеников, метающих в неё взгляды, полные ненависти. Такое небрежение объяснялось: а) опасной для Гермионы ненаблюдательностью или б) блестящим притворством, возведённым в ранг высокого искусства.
      — Очень хорошо, мисс Грейнджер! — пищал Филиус Флитвик, профессор заклинаний и по совместительству декан Когтеврана, крохотный человечек, совершенно не похожий на бывшего чемпиона магических дуэлей. — Великолепно! Изумительно!
      Гарри ожидал, что в худшем случае будет на втором месте после мисс «ходячая энциклопедия». Он бы, конечно, предпочёл, чтобы в роли догоняющего оказалась Гермиона, но был согласен и на такой вариант.
      Однако уже в понедельник Гарри оказался среди самых отстающих учеников — в тёплой компании всех детей, выросших у магглов, за исключением Гермионы. Та в гордом одиночестве скучала на вершине. Бедняжка.
      Профессор Флитвик стоял у стола одной из магглорожденных учениц и тихо поправлял движения её волшебной палочки.
      Гарри посмотрел на Гермиону. Сглотнул. Её роль в устройстве мироздания была понятна...
      — Гермиона? — неуверенно обратился Гарри. — Ты не знаешь, что я делаю неправильно?
      Глаза Гермионы загорелись неудержимой готовностью помочь, и Гарри внутренне содрогнулся от унижения.
      Через пять минут температура воды в стакане Гарри опустилась чуть ниже комнатной, и Гермиона, обронив несколько снисходительных комплиментов и посоветовав произносить заклинание чётче, отправилась помогать кому-то ещё.
      Профессор Флитвик за помощь Гарри наградил её одним очком.
      Гарри до боли стиснул зубы, что никак не способствовало чёткому произношению.
      Плевать, что это не совсем честно. Я знаю, чем буду заниматься два лишних часа в сутки — сидеть в сундуке и учиться, пока не догоню Гермиону.

* * *

      — Трансфигурация — одна из самых сложных и опасных дисциплин, которые вы будете изучать в Хогвартсе, — сказала профессор МакГонагалл. На строгом лице старой ведьмы не было ни тени улыбки. — Тот, кто не будет заниматься на моих уроках с должным прилежанием, вылетит из класса раз и навсегда. Предупреждаю сразу.
      Она постучала по своему столу волшебной палочкой, и он быстро превратился в свинью. Кто-то из магглорожденных вскрикнул, а свинья, озадаченно оглядевшись, хрюкнула и снова обернулась столом.
      МакГонагалл обвела взглядом класс и остановилась на одном из учеников.
      — Мистер Поттер, — сказала она, — вы купили учебники только несколько дней назад. Вы уже начали читать учебное пособие по трансфигурации?
      — Нет, профессор, извините.
      — В извинениях нет нужды, мистер Поттер: если бы от вас это требовалось, вам бы сообщили. — МакГонагалл постучала костяшками пальцев по столу. — Мистер Поттер, не хотите ли попробовать угадать: это стол, который я временно превратила в свинью, или свинья, и я временно сняла с неё заклятие? Вы бы знали, если бы прочитали первую главу учебника.
      — Наверно, начать легче со свиньи, — задумчиво нахмурился Гарри, — ведь если бы вы начали со стола, он мог бы и не знать, как держаться на ногах.
      Профессор МакГонагалл покачала головой:
      — В этом нет вашей вины, мистер Поттер, но правильный ответ заключается в том, что на уроках трансфигурации вам следует оставить свои догадки при себе. За неправильные ответы я наказываю очень сурово, но к отсутствию ответа отношусь весьма терпимо. Вам следует научиться определять, что вам известно, а что нет. Если я задам вопрос, неважно, насколько простой, и вы ответите «Я не уверен», я не рассержусь, и всякий, кто засмеётся над вами, будет оштрафован. Не расскажете ли, почему это правило существует, мистер Поттер?
      Потому что любая ошибка в трансфигурации может быть очень опасна.
      — Нет.
      — В точку. Трансфигурация опаснее Аппарации, которую изучают только на шестом курсе. Но, к сожалению, её необходимо тренировать с юных лет, иначе вы не добьётесь успехов на этом поприще. Это крайне опасная дисциплина, которая не прощает ошибок. Ещё никто из моих учеников серьёзно не пострадал, и я буду крайне расстроена, если ваш класс испортит мне репутацию.
      Кто-то громко сглотнул.
      МакГонагалл встала и подошла к обычной классной доске с разноцветными мелками и тряпкой.
      — Трансфигурация опасна по многим причинам. Но есть одна самая главная.
      Она взяла один из мелков и написала ярко-красным цветом, а потом подчеркнула синим:

      ТРАНСФИГУРАЦИЯ НЕ ПОСТОЯННА!

      — Трансфигурация не постоянна! — отчеканила МакГонагал. — Трансфигурация не постоянна! Трансфигурация не постоянна! Мистер Поттер, предположим, ваш одноклассник трансфигурировал деревянный брусок в стакан с водой, и вы её выпили. Что, как вы думаете, произойдёт, когда действие чар закончится? — она на секунду замолкла. — Прошу прощения, мистер Поттер, я зря спросила вас — забыла, насколько у вас пессимистичное воображение...
      — Ничего страшного, — Гарри сглотнул. — Моим первым ответом будет, что я не знаю, — МакГонагалл одобрительно кивнула, — но предположу, что... дерево окажется у меня в желудке и в кровеносных сосудах, и если часть воды успеет впитаться в ткани моего тела, дерево в виде волокон или ещё в каком-нибудь виде появится и там, или...
      Нехватка познаний в магии мешала ему закончить фразу. Он не понимал, как вообще дерево может превратиться в воду, и поэтому не мог даже предположить, что случится, если молекулы воды, которые раньше были деревом, разнесёт по всему телу и те вернутся в прежний вид.
      Лицо МакГонагалл было напряжено.
      — Мистер Поттер рассуждает в верном направлении: пострадавшему стало бы очень плохо и ему потребовалась бы скорая медицинская помощь. Откройте учебники на странице пять.
      Хотя движущиеся фотографии не передавали звук, этого и не требовалось — изображённая в книге женщина с кошмарно обесцвеченной кожей явно кричала от боли.
      — Преступника, который трансфигурировал золото в вино, а затем дал этой женщине выпить «в уплату долга», как он потом объяснил, приговорили к десяти годам в Азкабане. Теперь откройте страницу шесть. Это дементор. Дементоры охраняют Азкабан. Они высасывают из узников магию, жизнь, все счастливые воспоминания. На странице семь — преступник спустя десять лет. Как вы можете заметить, он мёртв. Что такое, мистер Поттер?
      — Профессор, существует ли способ поддерживать трансфигурацию, если случится что-то подобное?
      — Нет, — отрезала МакГонагалл. — Трансфигурация требует постоянной подпитки магией, количество которой зависит от размера цели. Кроме того, необходим периодический контакт с объектом, который в подобных случаях невозможен. Такого рода катастрофы непоправимы!
      Профессор МакГонагалл подалась вперёд и очень серьёзно посмотрела на учеников:
      — Никогда и ни при каких обстоятельствах не преобразуйте что-либо в жидкость или газ. Ни в воду, ни в воздух, ни во что-либо, похожее на воздух или воду. Даже если жидкость не предназначена для питья. Жидкости испаряются, их крохотные частицы попадают в воздух. Не превращайте предмет в то, что можно сжечь. При горении образуется дым, который затем попадает в лёгкие. Вообще не превращайте предметы в то, что может попасть внутрь тела тем или иным путём. Никакой трансфигурации в еду. Или в нечто, похожее на еду. Никаких розыгрышей с пирогами из грязи. Даже если собираетесь рассказать про шутку до того, как пирог съедят. Ничего подобного. И точка. Ни в этом классе, ни за его пределами, ни в какой-либо другой точке планеты. Всем ясно?
      — Да, — сказали Гарри, Гермиона и ещё пара учеников. Остальные, казалось, потеряли дар речи.
      — Всем ясно?
      — Да, — пролепетали, пробормотали и прошептали ученики.
      — Если нарушите хоть одно из правил, то вам запретят изучать трансфигурацию в Хогвартсе. А теперь повторяйте за мной. Я ничего и никогда не превращу в жидкость или газ.
      — Я ничего и никогда не превращу в жидкость или газ, — нестройно произнесли ученики.
      — Ещё раз! Громче! Я ничего и никогда не превращу в жидкость или газ.
      — Я ничего и никогда не превращу в жидкость или газ.
      — Я ничего и никогда не превращу в то, что может попасть внутрь тела.
      — Я ничего и никогда не превращу в то, что можно сжечь.
      — Вы ничего и никогда не превратите в деньги, в том числе и маггловские, — сказала профессор МакГонагалл. — У гоблинов есть способы обнаружения подобных махинаций. И поскольку им официально разрешено вести войну с фальшивомонетчиками, за вами придут не авроры, а армия.
      — Я ничего и никогда не превращу в деньги, — хором сказали ученики.
      — И самое главное — вы никогда не станете трансфигурировать живое существо и особенно себя. Иначе вы сильно пострадаете, а может, даже умрёте. Зависит от того, во что вы себя превратите и долго ли продержится превращение, — профессор на секунду остановилась. — Мистер Поттер поднял руку, чтобы задать вопрос об анимагическом превращении, которое он видел, а точнее — превращении человека в кошку и обратно. Но анимагия — это не свободная трансфигурация.
      МакГонагалл достала из кармана маленький деревянный брусок. После прикосновения её палочки он превратился в стеклянный шар. Затем профессор произнесла: «Кристферриум!» и в руках у неё оказался стальной шар. Ещё одно движение палочкой и шар превратился в исходный деревянный брусок.
      — «Кристферриум» превращает стеклянный предмет в стальной. Но не наоборот. И превратить стол в свинью это заклинание тоже не может. Основной тип трансфигурации — свободный, — как раз его вы будете изучать, — позволяет выполнять любые преобразования физической формы объекта. По этой причине в свободной трансфигурации нет заклинаний. Иначе для каждой трансформации нужно было бы использовать разные слова.
      Профессор МакГонагалл строго посмотрела на учеников:
      — Некоторые учителя начинают с заклинаний, и лишь после приступают к свободной трансфигурации. Да, так было бы намного легче. Но подобные ограничения могут плохо влиять на ваши способности в дальнейшем. На моих уроках вы сразу начнёте со свободной трансфигурации, которая не требует произнесения определённых слов. Исходную и целевую форму, а также процесс превращения вы будете держать в уме.
      — И отвечая на вопрос мистера Поттера, — продолжила МакГонагалл. — Именно свободную трансфигурацию вы не должны применять к живым существам. Для этого существуют чары и зелья, которые помогут совершить безопасное и обратимое превращение, правда с некоторыми оговорками. Например, у анимага, потерявшего руку или ногу, не будет конечности и после трансфигурации. Ещё раз повторяю, свободная трансфигурация небезопасна. Находясь в изменённой форме, вы не сможете быть уверенны в полной сохранности материи вашего тела — вы теряете его частицы даже в процессе дыхания. Так что, когда время трансфигурации истечёт и ваше тело попытается вернуть свою исходную форму, у него этого не получится. Наколдуете золотые волосы? Скорее всего они у вас потом выпадут. Захотите чистую кожу — надолго окажетесь в больнице святого Мунго. А если пожелаете стать взрослым, то по окончании действия чар вы скорее всего умрёте.
      Теперь ясно, почему он видел среди волшебников толстых мальчиков и несимпатичных девочек. Или пожилых людей, раз уж на то пошло. Иначе все бы по утрам использовали трансфигурацию и отправлялись по своим делам... Гарри поднял руку и попытался поймать взгляд профессора МакГонагалл.
      — Да, мистер Поттер?
      — Возможно ли трансфигурировать живое существо в неживое? В монету... Ой нет, извините. В стальной шарик, допустим.
      Профессор покачала головой:
      — Мистер Поттер, даже неодушевлённые предметы претерпевают мельчайшие внутренние изменения. Поначалу вы ничего не почувствуете, но потом заметите что-то неладное. Через час вам будет очень плохо, а через день вы умрёте.
      — Эм-м. Получается, если бы я прочитал первую главу, то угадал бы, что стол — на самом деле стол, а не свинья, — сказал Гарри, — правда, вместе с тем пришлось бы предположить, что вы не хотите убить свинью, что кажется наиболее вероятным, однако...
      — Вижу, что буду с бесконечным наслаждением проверять ваши контрольные, мистер Поттер. Но если у вас есть ещё вопросы, то вы сможете их задать после урока.
      — Больше вопросов нет, профессор.
      — А теперь все повторяйте за мной, — сказала МакГонагалл. — Я трансфигурирую живое существо, и особенно себя, только если мне поручат это сделать с помощью специального заклинания или зелья.
      — Если я не уверен, что превращение безопасно, я не буду его делать, не спросив профессора МакГонагалл, или профессора Флитвика, или профессора Снейпа, или профессора Дамблдора — единственных мастеров трансфигурации в Хогвартсе. Мнение другого ученика брать в расчёт нельзя, даже если он говорит, что уже задавал профессорам такой вопрос.
      — Если нынешний преподаватель защиты от Тёмных искусств скажет мне, что трансфигурация безопасна, и даже если я видел, как сам профессор успешно её провёл, я не стану проделывать то же самое.
      — Я имею полное право отказаться проводить превращение, если хоть чуть-чуть волнуюсь. Так как даже директор Хогвартса не может принудить меня к трансфигурации, я не подчинюсь подобному приказу от профессора по Защите, даже если он пригрозит потерей сотни баллов факультета или исключением из школы.
      — Если я нарушу хоть одно правило, мне запретят изучать трансфигурацию в Хогвартсе.
      — Мы будем повторять эти правила перед каждым уроком весь месяц, — сказала профессор МакГонагалл. — А теперь перейдём к делу. Наш исходный предмет — спички. Целевой — иголки. Отложите палочки. Под «перейдём к делу» я имела в виду «начнём записывать лекцию».
      За полчаса до конца урока МакГонагалл раздала «исходные предметы».
      К концу занятия у Гермионы была серебряная спичка, а у остальных учеников — и магглорожденных, и чистокровных — успехов вообще не наблюдалось.
      Профессор наградила Гермиону ещё одним баллом.

* * *

      Пока Гарри складывал учебники в кошель после урока, Гермиона подошла к нему.
      — Знаешь, — как бы невзначай заметила она, — а я сегодня два балла для Когтеврана получила.
      — Ну да, — коротко согласился Гарри.
      — Но до твоих семи баллов мне далеко, — сказала она. — Похоже, я не такая умная, как ты.
      Гарри закончил скармливать книги своему кошелю, повернулся к Гермионе и прищурился. Он уже и забыл об этом.
      Гермиона хлопала ресницами:
      — Впрочем, уроки у нас каждый день. А вот найдёшь ли ты ещё пуффендуйцев для спасения, это уже вопрос. Сегодня понедельник, так что у тебя есть время до четверга.
      Они, не моргая, уставились друг на друга.
      Гарри заговорил первым:
      — Ты же понимаешь, что это война?
      — А у нас был мир?
      Остальные ученики с интересом наблюдали за происходящим. А также, к сожалению, и МакГонагалл.
      — А, мистер Поттер, — пропела профессор из другого угла кабинета, — у меня для вас хорошие новости. Мадам Помфри одобрила ваше предложение улучшить Спимстерские глазки, чтобы они не разбивались. Работу закончат к концу следующей недели. Думаю, это заслуживает... скажем, десяти баллов для Когтеврана.
      От такого предательства рот Гермионы беззвучно распахнулся, а брови полезли на лоб. Гарри выглядел не краше.
      — Профессор... — прошипел он.
      — Возражение отклоняется, мистер Поттер, это заслуженные баллы. Я не присуждаю их просто так. Вы считаете, что всего лишь заметили хрупкий предмет и предложили способ уберечь его от поломки. Но Спимстерские глазки стоят довольно дорого, и директор не очень-то обрадовался, когда очередной глазок разбился, — МакГонагалл задумалась. — Хм. Интересно, зарабатывал ли кто-нибудь в первый же день учёбы семнадцать баллов? Нужно проверить, но, полагаю, вы установили новый рекорд. Можно даже сделать объявление во время обеда в Большом Зале.
      — ПРОФЕССОР! — завопил Гарри. — Это наша война! Не мешайте!
      — Этих баллов вам хватит до четверга следующей недели, мистер Поттер. Если вы, конечно, не провинитесь и не потеряете их. Например, обращаясь к учителям без должного уважения, — МакГонагалл задумчиво потёрла щёку пальцем. — Полагаю, вы уйдёте в минус ещё до субботы.
      Гарри тут же захлопнул рот и метнул в МакГонагалл свой лучший Уничтожающий Взгляд, который, похоже, её только позабавил.
      — Да, определённо надо сделать объявление, — погрузилась она в размышления. — Но, чтобы не обижать слизеринцев, сообщение будет коротким. Скажу лишь, что полученное количество баллов является рекордом школы. И если кто-то, обратившись к вам за помощью с домашней работой, разочаруется, узнав, что вы только начали читать учебники, можете отправить этого человека к мисс Грейнджер.
      — Профессор! — воскликнула Гермиона.
      МакГонагалл и ухом не повела.
      — Хм. Интересно, сколько времени уйдёт у мисс Грейнджер на то, чтобы совершить поступок, заслуживающий объявления в Большом Зале? Хотелось бы посмотреть, что это будет.
      Гарри и Гермиона, не сговариваясь, развернулись и мигом выскочили из кабинета. Вслед им смотрели заворожённые когтевранцы.
      — Эм, — сказал Гарри. — Встреча после обеда отменяется?
      — Нет, конечно, — ответила Гермиона. — Не хотелось бы, чтобы «великий» Гарри Поттер и дальше отставал в учёбе.
      — Что ж, спасибо. Позволь заметить — у тебя и сейчас блестящие способности, но всё равно интересно, что бы было, если б ты немного поучилась рациональности.
      — Неужели она так полезна? Не заметила, чтобы она как-то тебе помогла на уроках заклинаний и трансфигурации.
      Ненадолго наступила тишина.
      — Я же получил учебники только четыре дня назад. Вот и пришлось как-то зарабатывать баллы без палочки.
      — Четыре дня назад, говоришь? Что ж, возможно, ты не способен прочитать восемь книг за четыре дня, но на одну-то книгу у тебя должно было найтись время? И как скоро ты закончишь такими темпами? Ты же у нас гениальный математик, скажи, сколько будет — восемь умножить на четыре и поделить на ноль?
      — В отличие от тебя я буду вынужден отвлекаться на уроки, но выходные свободны, так что... предел эпсилон стремится к нулю плюс восемь, помноженное на четыре, разделить на эпсилон... Закончу к 10:47 утра в воскресенье.
      — Вообще-то я справилась за три дня.
      — Тогда к 14:47 в субботу. Уверен, время я где-нибудь найду.
      И был вечер, и было утро: день первый.

Глава 16. Нестандартное мышление

      «Я не психопат. Я просто мыслю творчески».
      
      В среду, как только Гарри вошёл в класс на урок Защиты, он понял: этот курс будет особенным.
      Столь огромных классов он в Хогвартсе ещё не встречал. Помещение напоминало большую университетскую аудиторию с амфитеатром столов перед гигантским помостом из белого мрамора. Класс находился высоко — на пятом этаже замка. Описать его местоположение точнее не представлялось возможным. Как Гарри успел понять, ни евклидова геометрия, ни неевклидова в Хогвартсе вообще не работали; существовали связи между комнатами, но направления отсутствовали.
      В отличие от университетской аудитории, вместо монолитных парт со скамейками здесь стояли обычные хогвартские столы, каждый ряд которых полукругом огибал предыдущий. На каждом столе стояло нечто плоское, белое и прямоугольное. В других классах Гарри таких штуковин не видел.
      В центре гигантского помоста, на маленьком возвышении из мрамора потемнее, стоял одинокий учительский стол. На стуле за ним лежал Квиррелл и, безвольно запрокинув голову, пускал слюни на мантию.
      Хм, что это мне напоминает?..
      Гарри пришёл на урок рано, других учеников в классе ещё не было. (Сложно нормальным человеческим языком объяснять путешествия во времени; например, просто нет слов, чтобы передать, насколько это удобно.)
      Квиррелл сейчас... не функционировал... и у Гарри не было никакого желания к нему подходить, так что он выбрал стол, сел за него и достал учебник по Защите. Гарри отставал от графика: он планировал дочитать книгу ещё до урока, но осилил только семь восьмых, потратив к тому же два поворота Маховика времени.
      Вскоре ученики начали заполнять аудиторию, но Гарри даже не поднял головы.
      — Поттер? А ты что тут делаешь? — произнёс голос, услышать который Гарри совсем не ожидал. Он наконец оторвался от книги.
      — Драко? А ты что тут — о чёрт, у тебя есть приспешники.
      Один из мальчишек за спиной Драко щеголял развитой для своего возраста мускулатурой, а второй стоял в позе, напоминавшей борца перед броском.
      Драко самодовольно усмехнулся и показал рукой за спину:
      — Поттер, познакомься с мистером Крэббом, — рука перенеслась с Мускулистого на Борца, — и мистером Гойлом. Винсент, Грегори, мистер Гарри Поттер.
      Мистер Гойл склонил голову набок и сделал глазами что-то странное — вероятно, хотел послать Гарри какой-то многозначительный взгляд, но в итоге просто прищурился. Мистер Крэбб буркнул «Рад встрече» натянуто низким голосом.
      Тревога тенью скользнула по лицу Драко, но тут же уступила место высокомерной ухмылке.
      — У тебя есть приспешники! — повторил Гарри. — Как бы и мне завести парочку?
      Высокомерная ухмылка стала шире:
      — Боюсь, Поттер, шаг первый — распределиться в Слизерин...
      — Что? Так нечестно!
      — ...а шаг второй — чтобы ваши семьи договорились об этом вскоре после твоего рождения.
      Гарри посмотрел на мистера Крэбба и мистера Гойла. Они изо всех сил напускали на себя грозный вид. А именно: подались вперёд, ссутулили плечи, вытянули шеи и сверлили Гарри недружелюбным взглядом.
      — Хм, постой. Так это организовали много лет назад? — заинтересовался Гарри.
      — Именно, Поттер. Увы, но ты в пролёте.
      Мистер Гойл достал зубочистку и принялся ковырять ею в зубах всё с тем же «грозным видом».
      — И Люциус настоял, чтобы ты рос отдельно от своих телохранителей и встретил их только в первый день учёбы, — догадался Гарри.
      Ухмылка сползла с лица Драко:
      — Да, Поттер, все мы знаем, какой ты гениальный, — вся школа теперь знает, — так что хватит выпендриваться...
      — Значит, они всю жизнь готовились стать твоими приспешниками, и за эти годы у них сложилось некоторое мнение, как приспешникам себя следует вести...
      Драко поморщился.
      — ...и вдобавок, они-то друг друга знали, так что успели попрактиковаться...
      — Босс сказал заткнуться, — прогундосил мистер Крэбб. Мистер Гойл сдавил челюстями зубочистку и затрещал костяшками пальцев.
      — Я же запретил вам это делать в присутствии Гарри Поттера!
      Телохранители сконфузились. Мистер Гойл быстро спрятал зубочистку в карман мантии.
      Но как только Драко от них отвернулся, они снова принялись за своё.
      — Прошу прощения за оскорбление, нанесённое тебе этими придурками.
      Гарри многозначительно посмотрел на мистера Крэбба и мистера Гойла.
      — По-моему, ты с ними слишком строг, Драко. Будь у меня свои приспешники, я бы только радовался такому их поведению.
      У Драко отвисла челюсть.
      — Слышь, Грег, как думаешь, он не сманивает нас от босса?
      — Уверен, мистер Поттер не настолько глуп.
      — О, ни в коем случае, — легко согласился Гарри. — Просто имейте это в виду, если ваш текущий наниматель покажется неблагодарным. При обсуждении условий труда никогда не помешает наличие альтернативной вакансии, так ведь?
      — И чё он забыл в Когтевране?
      — Без понятия, мистер Крэбб.
      — Вы оба, заткнитесь, — скрежетнул Драко зубами. — Это приказ. — С заметным усилием он перенёс внимание назад на Гарри. — Так что ты делаешь на уроке Защиты Слизерина?
      — Секунду, — нахмурился Гарри и потянулся в кошель. — Расписание занятий. — Он посмотрел на пергамент. — Урок Защиты, 14:30, а сейчас... — Гарри перенёс взгляд на механические часы, на которых было 11:23, — 14:23, если я не потерял счёт времени. Верно?
      А если всё-таки потерял, не беда: у него есть способ попасть в нужное. Гарри успел влюбиться в Маховик времени и планировал в будущем жениться на нём.
      — Да, так и есть, — сдвинул брови Драко и охватил взглядом класс, который наполнялся слизеринцами и... — Гриффиндурни! — сплюнул Драко. — А они что здесь делают?
      — Гм, профессор Квиррелл вроде бы говорил... не помню точно... что собирается внести изменения в традиционный учебный процесс.
      — М-да, — протянул Драко, а затем заметил: — Ты здесь первый когтевранец.
      — Ага. Пришёл заранее.
      — Почему тогда уселся в последнем ряду?
      — Не знаю, — моргнул Гарри, — место понравилось?
      Драко хмыкнул.
      — Дальше от учителя уже некуда. — Он подался вперёд и сделал серьёзное лицо. — Вот что, Поттер, ходит слух, что ты наговорил всякого Деррику и его команде.
      — А кто такой Деррик?
      — Ты его пирогом разукрасил?
      — Вообще-то двумя. Ну и что я ему такого сказал?
      — Что в нём нет хитрости и амбиций, и что он позорит имя Салазара Слизерина.
      Драко внимательно смотрел на Гарри.
      — Да, вроде того, — задумался Гарри. — Только несколько другими словами: «Это часть какого-то хитрого плана, который принесёт вам пользу? Или бессмысленная выходка, позорящая имя Салазара Слизерина, на что очень похоже», — как-то так. Дословно не помню.
      — Ты посылаешь противоречивые сигналы, — покачал головой Драко.
      — Чего? — не понял Гарри.
      — Уоррингтон утверждает, что провести столько времени под Распределяющей шляпой — верный признак могущественного Тёмного мага. Все только и обсуждают, не подлизаться ли к тебе просто на всякий случай. И тут ты взял да и защитил кучку пуффендуйцев, Мерлин тебя раздери. Да ещё и указал Деррику, что тот позорит имя Слизерина! Что нам теперь думать?
      — Что Шляпа распределила меня на факультет «Слизерин! Шутка! Когтевран!» и я веду себя соответствующим образом.
      Мистер Крэбб и мистер Гойл захихикали — последний поспешно закрыл рот ладонью.
      — Ладно, мы пойдём займём места, — сказал Драко, заколебался, а потом произнёс официальным тоном: — Поттер, я пока не беру на себя никаких обязательств, но я был бы не прочь продолжить наш предыдущий разговор. Твоё условие для меня приемлемо.
      Гарри кивнул:
      — Ты не возражаешь, если мы отложим до субботнего вечера? У меня тут соревнованьице наметилось.
      — Соревнованьице?
      — Гермиона Грейнджер не верит, что я смогу прочитать учебники так же быстро, как она.
      — Грейнджер, — повторил Драко и прищурился. — Грязнокровка, решившая, что она — Мерлин? Если ты хочешь поставить на место эту выскочку, то весь Слизерин на твоей стороне, Поттер, и я не побеспокою тебя до субботы.
      Драко склонил голову — точно выверенный жест, выражающий сдержанное уважение, и удалился вместе со свитой.
      Ох, чувствую я, крутиться между этими двумя будет очень весело.
      Класс быстро заполнялся всеми четырьмя цветами: зелёным, красным, жёлтым и синим. Драко и два его телохранителя пытались отвоевать три смежных места в первом ряду, который, конечно, уже был полностью занят. Однако несмотря на весь «грозный арсенал» мистера Крэбба и мистера Гойла, успеха они не достигли.
      Гарри снова склонился над учебником по Защите.

* * *

      В 14:35, когда большинство мест было занято и больше никто не заходил, профессор Квиррелл внезапно вздрогнул и выпрямился на стуле, а его лицо появилось на всех белых прямоугольниках.
      Гарри был застигнут врасплох неожиданным появлением лица профессора Квиррелла на экране и схожестью белой штуковины с маггловским телевизором. Что-то в этом было грустное и тоскливое — как если бы он увидел в толпе кого-то из родных, а потом понял, что обознался.
      — Добрый день, мои юные ученики, — сказал профессор Квиррелл. Казалось, его голос исходил из белого экрана и обращался прямо к Гарри. — Добро пожаловать на первый урок боевой магии, как сказали бы основатели Хогвартса, или, как стали говорить в конце двадцатого века, на урок защиты от Тёмных искусств.
      Ученики лихорадочно зашуршали тетрадями.
      — Нет, — остановил их профессор, — не трудитесь записывать прежнее название предмета. В моих тестах никогда не будет подобного бессмысленного вопроса. Обещаю.
      Многие тут же потрясённо выпрямились.
      Губы Квиррелла изогнулись в тонкой улыбке:
      — Те из вас, кто прочитал учебник заранее, пустая трата времени, между прочим...
      Кто-то из учеников поперхнулся. Не Гермиона ли?
      — ...могли подумать, что, хоть предмет и называется защитой от Тёмных искусств, вас скорее будут учить защите от кошмарных бабочек, вызывающих не сильно страшные сны, или от кислотных слизней, которые могут насквозь прожечь двухдюймовую деревянную балку почти за день.
      Отодвинув стул, профессор Квиррелл встал. Изображение на экране Гарри синхронно двинулось следом. Профессор подошёл к первому ряду столов и прогремел:
      — Венгерская хвосторога в двенадцать раз крупнее человека! Дышит огнём так быстро и метко, что может расплавить летящий снитч! Одно Смертельное проклятие её обезвредит!
      Ученики испуганно вздохнули.
      — Горный тролль опаснее хвостороги! Он прокусывает железо! Его кожа такая толстая, что отражает режущие чары! У него столь острый нюх, что тролль издалека чует — стая перед ним или одинокая уязвимая жертва! И что страшнее всего, горный тролль — уникальное магическое существо, способное поддерживать постоянную трансфигурацию: он всё время превращается в самого себя. Если вам каким-то чудом удастся отрезать ему руку, то на её месте тут же вырастет новая! Огонь и кислота оставят на его коже шрамы и на некоторое время остановят его регенеративные способности. На час-два от силы! Тролли достаточно умны, чтобы использовать дубины в качестве оружия! Горный тролль на третьем месте в рейтинге самых опасных машин для убийства в природе! Одно Смертельное проклятие его обезвредит!
      Ученики выглядели потрясёнными. Профессор Квиррелл мрачно улыбался:
      — Взять к примеру жалкий недоучебник по Защите для третьего курса — в нём написано, что вы можете выманить горного тролля на солнечный свет, и он тут же окаменеет. Это, мои юные ученики, бесполезная информация, которая никогда не пригодится на моём экзамене. Вы никогда не столкнётесь с горным троллем средь бела дня! Предложение использовать солнечный свет — следствие глупости авторов учебника; они хвастаются своей эрудицией в ущерб практичности. Если существует до нелепости странный способ борьбы с троллями, это не значит, что вы и в самом деле должны его использовать! Смертельное заклинание невозможно заблокировать или остановить. Оно срабатывает всегда на любом мыслящем существе. Если, когда вырастете, у вас не получится применить Смертельное заклинание, то просто аппарируйте! Так же делайте и при встрече со второй по опасности машиной для убийства в мире — дементором. Просто аппарируйте!
      — Если, конечно, — профессор Квиррелл понизил голос, — вы не находитесь под действием антиаппарационных чар. Только один монстр может стать для вас угрозой, когда вы вырастете. Самое опасное существо в мире, с которым никто не может сравниться. Это другой взрослый волшебник. Вот кого вам действительно нужно бояться.
      Губы профессора Квиррелла сжались в тонкую линию.
      — С большой неохотой, но я всё-таки преподам вам ровно столько пустяковых методов защиты, сколько необходимо для удовлетворительной сдачи министерских экзаменов за первый год. Эти тесты никак не повлияют на вашу дальнейшую жизнь, но если вдруг кто-то захочет просто ради отличной оценки тратить время на никчёмный учебник — пожалуйста. Название моего предмета не защита от мелких паразитов. Вы здесь для того, чтобы научиться защите от Тёмных искусств. А это значит, давайте раз и навсегда проясним, защите от тёмных волшебников. Это люди с волшебной палочкой, которые хотят вам навредить и наверняка в этом преуспеют, если вы не навредите им первыми. Нет защиты без нападения! Однако охраняемые толпами авроров зажравшиеся политики, которые составляют вам расписание, считают, что подобная реальность слишком жестока для детей. К чертям собачьим этих глупцов! Эту дисциплину преподают в Хогвартсе вот уже восемь столетий! Добро пожаловать на урок боевой магии!
      Гарри зааплодировал. Он просто не мог сдержаться — такой вдохновляющей была речь профессора.
      Затем раздались отдельные хлопки со стороны гриффиндорцев, чуть больше — от слизеринцев. Остальные же ученики были слишком ошеломлены, чтобы хоть как-то реагировать.
      Профессор Квиррелл поднял руку, и аплодисменты тут же стихли.
      — Большое спасибо, — сказал он. — Теперь к делу. Я объединил занятия по боевой магии для всего курса, так что у вас теперь будет в два раза больше уроков, причём сдвоенных.
      По рядам прокатился вздох ужаса.
      — ...но я компенсирую такую нагрузку отсутствием домашней работы.
      Вздох ужаса тут же оборвался.
      — Да, вы не ослышались. Я хочу учить вас сражаться, а не писать сочинения.
      Гарри страшно жалел, что не сел рядом с Гермионой, чтобы видеть сейчас выражение её лица. Хотя, с другой стороны, у него прекрасное воображение.
      Вдобавок он влюбился. Идеальная троица: он, Маховик времени и профессор Квиррелл.
      — Для тех из вас, кто хочет посвятить боевой магии ещё больше времени, я организовал несколько внеклассных мероприятий. Думаю, вы найдете их не только занимательными, но и полезными. У вас будет возможность не только глазеть на то, как четырнадцать счастливчиков играют в квиддич, но и показать миру свои собственные умения. Побеждая в битвах в составе армии, например.
      Крутотень.
      — На всех моих занятиях вы сможете зарабатывать баллы Квиррелла. Что это такое? Мне не подходит обычная схема награждения факультетов баллами. Их раздают слишком редко, а я хочу, чтобы мои ученики почаще осознавали свои достижения. Иногда я буду давать и письменные тесты, которые сразу показывают, правильный ли вы подчеркнули ответ, и если ошибок наберётся слишком много, то на листе высветится список студентов, которые ответили на эти вопросы верно и смогут заработать баллы Квиррелла, если возьмутся вам помочь.
      ...Ух ты. Почему же у других профессоров нет подобных схем обучения?
      — Зачем нужны баллы Квиррелла? Начнём с того, что за десять баллов Квиррелла можно получить один балл для факультета. Но их можно использовать и по-другому. Хотите перенести время сдачи экзамена? Или отпроситься с одного из моих занятий? Вы обнаружите, что я готов на серьёзные уступки для тех, кто зарабатывает достаточное количество баллов Квиррелла. С оглядкой на них будут выбираться генералы армий. А на Рождество, прежде чем вы разъедетесь на каникулы, я исполню чьё-нибудь желание, связанное со школой: что угодно, в пределах моей власти, влияния и, что важнее, моей изобретательности. Да, я учился в Слизерине, так что я готов, если потребуется, разработать хитроумный план для его осуществления. Исполнение желания — награда тому ученику Хогвартса, который заработает больше всего очков Квиррелла.
      Им станет Гарри.
      — А теперь оставьте книги и принадлежности на столах — экраны за ними присмотрят — и спускайтесь сюда, на помост. Мы сыграем в игру «Кто самый опасный ученик в классе».

* * *

      Гарри взмахнул волшебной палочкой:
      — Ма-ха-су!
      Парившая в воздухе голубая сфера, которую профессор Квиррелл назначил мишенью Гарри, высоко дзинькнула. Этот звук означал идеальное попадание, которое у Гарри выходило уже девять раз из десяти.
      Профессор Квиррелл где-то раскопал заклятье с удивительно простой вербальной формулой, удивительно простым движением палочки и удивительным свойством почти всегда попадать куда надо. Профессор Квиррелл пренебрежительно сообщил, что настоящая боевая магия намного сложнее. Что это проклятие совершенно бесполезно в настоящей битве. Что оно представляет собой едва упорядоченный всплеск магии, что единственная сложность его использования заключается в прицеливании, и что оно при попадании вызывает краткое болезненное ощущение удара кулаком в нос. Что единственная цель теста — узнать, кто из них быстрее учится, поскольку профессор Квиррелл уверен, что ни один из них с этим заклятием не знаком.
      Гарри всё это было безразлично.
      — Ма-ха-су!
      Красный энергетический луч выстрелил из его волшебной палочки и попал в сферическую мишень, которая опять высоко дзинькнула, а это означало, что у него и впрямь получилось сотворить заклинание.
      Гарри впервые со дня прибытия в Хогвартс чувствовал себя настоящим волшебником. Жаль только, что мишени не уворачиваются, как те шарики, которыми Бен Кеноби тренировал Люка, вместо этого профессор Квиррелл зачем-то выстроил учеников перед ровным рядом мишеней так, чтобы они случайно друг друга не задели.
      Гарри опустил палочку, прыгнул вправо, вскинул её вновь, провернул и крикнул «Ма-ха-су!». Послышался «дзинь» тоном пониже, что означало почти идеальное попадание. Гарри сунул палочку в карман, прыгнул назад, а потом выхватил её и выстрелил ещё одним красным энергетическим лучом. С огромным удовольствием он услышал высокий «дзинь».
      Гарри хотелось победно заорать во весь голос: «Я УМЕЮ КОЛДОВАТЬ! ТРЕПЕЩИТЕ, ЗАКОНЫ ФИЗИКИ, Я ИДУ ВАС НАРУШАТЬ!»
      — Ма-ха-су! — воскликнул Гарри, но на фоне постоянных выкриков других учеников его голос терялся.
      — Достаточно, — произнёс усиленный голос профессора Квиррелла. (Он не был громким: просто каждому казалось, что он говорит прямо из-за левого плеча, вне зависимости от местоположения относительно профессора.) — Вижу, что у всех хотя бы по разу уже получилось.
      Сферы-мишени покраснели и поплыли к потолку.
      Профессор стоял на возвышении в центре помоста, слегка опираясь рукой о стол.
      — Как я и обещал, — сказал Квиррелл, — мы сыграем в игру «Кто самый опасный ученик в классе». Среди вас есть ученик, который освоил Шуммерский Простой Удар быстрее всех...
      Опять двадцать пять.
      — ...и помог семи другим ученикам. За что и получает первые семь очков Квиррелла в этом году. Гермиона Грейнджер, пройдите вперёд. Пора приступать ко второй стадии игры.
      Гермиона Грейнджер шагнула со своего места, на её лице была смесь торжества и опаски.
      Когтевранцы смотрели на неё с гордостью, слизеринцы сверлили взглядами, полными ярости, а во взгляде Гарри читалось откровенное раздражение. В этот раз у него всё получалось. Вероятно, даже лучше, чем у половины учеников — весь курс имел дело с совершенно новым, неизвестным заклинанием, а Гарри уже прочёл «Магическую теорию» Адалберта Ваффлинга. И всё равно — Гермиона справилась лучше.
      Где-то глубоко внутри появился страх — а вдруг она просто умнее его?
      Но два известных факта подкрепляли его надежды на светлое будущее: (а) Гермиона прочла все учебники за курс и уже взялась за дополнительную литературу; (б) Адалберт Ваффлинг — конченый бездарь, написавший «Теорию магии» в угоду школьному совету, который чихать хотел на одиннадцатилетних первокурсников.
      Гермиона дошла до возвышения в центре и поднялась на него.
      — Гермиона Грейнджер освоила совершенно незнакомое заклинание за две минуты, при этом почти на минуту опередив следующего ученика. — Квиррелл обвёл взглядом класс, убеждаясь, что всё внимание направлено на них. — Может ли быть, что интеллект мисс Грейнджер делает её самым опасным учеником в этом классе? Ну? Что думаете?
      Похоже, никто ничего не думал. Даже Гарри не знал, что сказать.
      — Тогда давайте это выясним. — Профессор Квиррелл повернулся к Гермионе и указал ей на остальных учеников. — Выберите кого-нибудь и используйте на нём заклятье Простого удара.
      Гермиона будто вмёрзла в пол.
      — Ну же, — спокойно сказал профессор Квиррелл. — Вы успешно произнесли это заклинание более пятидесяти раз. Оно не причиняет непоправимого вреда, и не такое уж болезненное. Как удар кулаком, но болеть будет только пару секунд. — И строго добавил: — Это прямое указание от вашего профессора, мисс Грейнджер. Выберите цель и используйте заклятье Простого удара.
      Лицо Гермионы исказилось от ужаса, палочка в руке задрожала. Гарри не мог не сопереживать ей. Хоть он и понимал, что задумал профессор Квиррелл, что он хочет продемонстрировать.
      — Если вы не поднимете палочку и не произнесёте заклятье, мисс Грейнджер, вы потеряете один балл Квиррелла.
      Гарри сверлил девочку глазами, в надежде поймать её взгляд. Он едва заметно постукивал себя по груди правой рукой. Выбери меня, я не боюсь...
      Палочка в руке Гермионы дёрнулась, а затем её лицо прояснилось и она опустила руку.
      — Нет, — сказала Гермиона Грейнджер.
      И хотя слово было сказано тихим, спокойным голосом, в наступившей тишине его услышал каждый.
      — Тогда я снимаю балл, — сказал профессор Квиррелл, — это был тест, и вы провалили его.
      Её проняло, Гарри видел, но она продолжала стоять, распрямив плечи.
      Снисходительный голос Квиррелла, казалось, заполнил всё помещение:
      — Знать не всегда достаточно, мисс Грейнджер. Если вы не будете готовы проявить жёсткость, когда это от вас потребуется, значит вы не сможете защитить себя и, к сожалению, не сможете сдать мой экзамен. Пожалуйста, возвращайтесь к своим сокурсникам.
      Гермиона начала спускаться назад к когтевранцам. На её лице была спокойная отрешённость, и Гарри по какой-то непонятной причине вдруг захотелось зааплодировать ей. Невзирая на то, что Квиррелл был прав.
      — Итак, — сказал профессор, — очевидно, что Гермиона Грейнджер — не самый опасный ученик в классе. Кто же тогда, по вашему мнению, опаснейшая персона в этом помещении? Не считая меня, естественно.
      Не раздумывая ни секунды, Гарри повернулся в сторону слизеринцев.
      — Драко, из благороднейшего и древнейшего рода Малфоев, — сказал профессор Квиррелл. — Многие из присутствующих посмотрели на вас. Подойдите, пожалуйста.
      Драко горделиво прошествовал вперёд. Поднявшись на возвышение он, вскинув голову, с улыбкой посмотрел на профессора Квиррелла.
      — Мистер Малфой, — сказал профессор, — стреляйте.
      Если бы всё произошло чуть медленнее, Гарри бы обязательно вмешался — одним ловким движением Драко направил палочку в сторону когтевранцев и выпалил: «Махасу!». «Ой!» — вскрикнула Гермиона. Вот и всё.
      — Хорошо сработано, — одобрил профессор Квиррелл. — Два балла Квиррелла. Но скажите: почему в качестве цели вы выбрали именно мисс Грейнджер?
      На мгновение повисла пауза.
      Затем Драко ответил:
      — Она выделялась из всех.
      Профессор Квиррелл слегка улыбнулся:
      — Вот поэтому-то Драко Малфой и опасен. Если бы он выбрал кого-то другого, этот человек мог бы обидеться и стать его врагом. Мистер Малфой также мог бы назвать другую причину своего выбора, но это привело бы лишь к ухудшению отношения к нему одной части его однокурсников, в то время как другая и так благоволит ему, что бы он ни сказал. Другими словами, мистер Малфой опасен, потому что знает, на кого можно направить удар, а на кого нельзя, как завоевать союзника и не нажить врага. Получите ещё два очка Квиррелла, мистер Малфой. И так как вы продемонстрировали истинно слизеринские качества, думаю, ваш факультет также заслужил один балл. Можете вернуться к своим друзьям.
      Драко слегка поклонился, спокойно сошёл с помоста и примкнул к группе слизеринцев под лёгкие аплодисменты последних. Квиррелл резко взмахнул рукой, и снова воцарилась тишина.
      — Можно подумать, что наша игра завершена, — сказал профессор Квиррелл. — Но в этом классе есть ученик опаснее, чем отпрыск семьи Малфоев.
      А теперь многие почему-то посмотрели на...
      — Гарри Поттер. Пройдите вперёд, пожалуйста.
      У Гарри появилось нехорошее предчувствие. Он неохотно двинулся вперёд. Профессор Квиррелл всё так же стоял, облокотившись о стол.
      Оказавшись у всех на виду, Гарри занервничал, и его мысли заработали чётче. Каким образом профессор Квиррелл собирается показать опасность в Гарри? Попросит его произнести заклинание? Которым можно победить Тёмного Лорда? Продемонстрировать, что его не берёт Смертельное проклятие? Да нет, профессор Квиррелл для этого слишком умён...
      Гарри остановился, не доходя до возвышения, и Квиррелл не потребовал подойти ближе.
      — Ирония в том, — сказал профессор, — что вы пришли к верному ответу, используя факты, не имеющие к нему никакого отношения. Вы думаете, — уголки его губ дрогнули, — что раз Гарри Поттер победил Тёмного Лорда, он, должно быть, очень опасен. Чушь. Ему был год от роду. Какая бы причуда судьбы ни убила Тёмного Лорда, она вряд ли как-то связана с бойцовскими способностями мистера Поттера. Но прослышав о том, как один когтевранец одолел пятерых старшекурсников из Слизерина, я опросил нескольких свидетелей и пришёл к выводу, что самый опасный мой ученик — это Гарри Поттер.
      Адреналин хлынул в кровь Гарри. Он не знал, какие выводы сделал профессор Квиррелл из своего расследования, но вряд ли хорошие.
      — Эм, профессор Квиррелл... — начал Гарри.
      — Вы думаете, что я пришёл к неверному ответу, мистер Поттер? — весело поинтересовался профессор Квиррелл. — Со временем вы перестанете меня недооценивать. — Профессор выпрямился, встав со стола. — Мистер Поттер, у всего есть привычное применение. Назовите мне десять необычных способов применения предметов в этой комнате для ведения боя!
      Секунду Гарри ошеломлённо осознавал, с какой лёгкостью его прочитали, а потом идеи забили ключом.
      — Столы здесь довольно тяжёлые: можно убить противника, если бросить такой с большой высоты. У стульев металлические ножки, если сильно ими ударить, то можно кого-нибудь проткнуть. Если воздух из комнаты убрать, в ней все умрут, потому что человек не может жить в вакууме. Кроме того, воздух можно использовать как переносчик ядовитых газов.
      Гарри остановился, переводя дух, и профессор Квиррелл вставил:
      — Это только три, а нужно десять. Остальные ученики думают, что вы перебрали все вещи в классе.
      — Ха! В полу можно сделать волчью яму с кольями на дне, потолок можно на кого-нибудь обрушить, стены могут послужить материалом для трансфигурации в бесконечное множество смертельно опасных предметов — ножей, например.
      — Уже шесть. Но теперь-то у вас заканчиваются варианты?
      — Я только разогреваюсь! Есть же ещё люди! Заставить гриффиндорца атаковать врага — слишком банальная идея...
      — Я бы такое и не засчитал.
      — ...но в его крови можно кого-то утопить. Когтевранцы славятся своими мозгами, но и другие их органы кое на что годятся: можно, например, продать их на чёрном рынке, чтобы нанять киллера. Слизеринец же не только ценный убийца, но и тридцать-сорок килограммов диетического, легкоусвояемого мяса. Если его швырнуть с достаточной скоростью, то можно расплющить оппонента. Пуффендуец хороший работяга, но вдобавок у него хорошие кости, заострив которые, можно кого-нибудь заколоть.
      К этому времени весь класс с ужасом таращился на Гарри. Даже слизеринцы остолбенели.
      — Десяток есть. Правда, когтевранцев я засчитываю со скрипом. Ну а теперь за каждый способ применения предмета, который ещё не называли, вы получите по одному очку. — Профессор Квиррелл дружески улыбнулся Гарри. — Ваши одноклассники считают, что уж теперь-то вы влипли: вы ведь назвали всё, кроме мишеней, и вы ни малейшего понятия не имеете, как их можно использовать.
      — Вот ещё! Я назвал всех людей, но не их одежду. Моей мантией можно кого-нибудь придушить, если её обмотать вокруг головы врага, мантию Гермионы Грейджер можно порезать на ленты и из них связать верёвку, на которой можно кого-нибудь повесить, а с помощью мантии Драко Малфоя можно устроить поджог...
      — Три очка, — сказал профессор Квиррелл, — и больше никакой одежды.
      — Мою волшебную палочку можно воткнуть в мозг врага через глазное яблоко...
      Кто-то сдавленно охнул.
      — Четыре очка, дальше без палочек.
      — Мои наручные часы можно запихнуть врагу в глотку, и он задохнётся...
      — Пять очков, закончим на этом.
      Гарри фыркнул:
      — Один балл факультету за десять очков Квиррелла, так? Зачем вы меня остановили, я бы мог продолжать, пока не завоюю кубок школы. Я даже не начал перечислять содержимое моих карманов.
      А также кошеля-скрытня, хотя упоминать мантию-невидимку и Маховик времени нельзя. Да и насчёт мишеней что-нибудь тоже можно придумать...
      — Хватит, мистер Поттер. Ну что же, теперь все поняли, почему мистер Поттер самый опасный ученик в этом классе?
      Тихое согласное бормотание.
      — Так озвучьте, пожалуйста. Терри Бут, что делает вашего соседа по комнате опасным?
      — Э-э... кхм... он изобретательный?
      — Чушь! — проревел профессор Квиррелл и крепко саданул кулаком по столу, и от магически усиленного звука все подпрыгнули. — Все идеи мистера Поттера были более чем бесполезными!
      Гарри удивлённо вздрогнул.
      — Сделать волчью яму? В бою отвлекаться на такую смехотворную ерунду нет времени, а если бы оно было, то есть тысяча лучших способов его использовать! Трансфигурировать стены? Но мистер Поттер не умеет этого делать! У мистера Поттера была одна-единственная идея, которую он на самом деле смог бы сразу претворить в жизнь, прямо сейчас, без длительной подготовки, услужливого врага или неизвестной ему магии: это ткнуть волшебной палочкой врагу в глаз! Но и тогда палочка скорее сломается, чем убьёт его противника! Другими словами, мистер Поттер, вынужден с прискорбием сообщить, что ни одна ваша идея яйца выеденного не стоит.
      — Что? — возмутился Гарри. — Вы просили необычных идей, а не практичных! Я старался мыслить нестандартно! Как бы вы использовали что-нибудь в этой комнате, чтобы убить?
      Лицо профессора Квиррелла выражало неодобрение, однако в его глазах пряталась улыбка.
      — Мистер Поттер, а я разве требовал кого-нибудь убивать? Иногда полезно оставлять оппонента в живых, и на уроках в Хогвартсе это обычно даже предпочтительно. Отвечая на ваш вопрос: я бы просто ударил его по шее краем стула.
      Слизеринцы захихикали, но скорее в поддержку Гарри, а не над ним. Остальные онемели от ужаса.
      — Мистер Поттер только что показал нам, почему он самый опасный в классе ученик. Я попросил его назвать необычные способы применения вещей в бою. И он мог бы предложить укрыться от проклятия за столом, или сделать стулом подножку, или обмотать одежду вокруг руки, создав импровизированный щит. Но каждое предложение мистера Поттера было атакующим, а не оборонительным, и более того, смертельным или потенциально смертельным.
      Что? Нет, не может быть... У Гарри внезапно закружилась голова. Он попытался вспомнить все свои идеи: должен же найтись контрпример...
      — Другие, менее смертоносные приёмы мистер Поттер счёл недостойными рассмотрения, — продолжил профессор Квиррелл, — и поэтому ему пришлось придумывать невесть что, лишь бы в итоге оно приводило к смерти врага, стандарту, который он сам для себя установил. Это указывает на наличие черты характера, которую называют готовностью убить. Она есть у меня. Она есть у мистера Поттера, и именно благодаря ей он сумел выйти победителем в схватке с пятью старшекурсниками из Слизерина. У Драко Малфоя такой черты нет — пока нет. Мистер Малфой способен не моргнув глазом рассуждать про обычное убийство, но даже он был шокирован — да, мистер Малфой, я видел это по вашим глазам, — когда мистер Поттер предложил использовать в качестве орудий убийства части тел своих однокурсников. В вашем разуме есть ограничители, которые заставляют от таких мыслей отворачиваться. Но мистер Поттер думает только об убийстве врага. Он не будет церемониться при выборе метода, отворачиваться от подобных мыслей, у него нет ограничителей. Даже несмотря на то, что его гениальное воображение ещё не заточено на генерацию практичных решений, готовность убить делает Гарри Поттера самым опасным учеником в классе. Ещё один, последний балл — пожалуй, даже балл факультету — присуждается ему за обладание этим незаменимым для истинного боевого мага качеством.
      Рот Гарри был широко раскрыт в безмолвном удивлении. Он отчаянно искал, чем возразить. Это же совершенно не обо мне!
      Но он видел, что остальные ученики уже начинали верить сказанному. Разум Гарри лихорадочно искал возможные опровержения, но не нашёл ничего, что могло бы выстоять против авторитетного мнения профессора Квиррелла. На ум не приходило ничего лучше, чем: «Я не психопат. Я просто мыслю творчески». Звучало довольно зловеще. Нужно было сказать что-то неожиданное, чтобы все остановились и пересмотрели...
      — А теперь, — сказал профессор Квиррелл, — мистер Поттер. Огонь!
      Ничего, конечно, не произошло.
      — Ладно, — вздохнул профессор Квиррелл. — Все когда-то были новичками. Мистер Поттер, выберите ученика и используйте на нём заклятье Простого удара. Я не закончу сегодняшний урок, пока вы этого не сделаете. И я буду отнимать баллы у вашего факультета, пока вы не решитесь.
      Чтобы профессор Квиррелл не начал тут же снимать баллы, Гарри осторожно поднял палочку.
      Медленно, как во сне, Гарри повернулся к слизеринцам.
      Взгляды Гарри и Драко встретились.
      Драко не выглядел испуганным ни на йоту. Он не делал видимых знаков, какие Гарри подавал Гермионе, но рассчитывать на это было бы глупо — другим слизеринцам такое поведение могло показаться странным.
      — Что за сомнения? — сказал профессор Квиррелл. — Уверен, есть лишь один очевидный выбор.
      — Да, — ответил Гарри. — Один очевидный выбор.
      Он взмахнул палочкой и произнёс:
      — Ма-ха-су!
      В классе установилась гробовая тишина. Гарри потряс левой рукой, пытаясь избавиться от ноющей боли. Стало ещё тише. Наконец профессор Квиррелл вздохнул:
      — Да, да, очень изобретательно, но от вас требовалось выполнить упражнение, а не найти способ уклониться от него. Одно очко с Когтеврана за нарочитое недопонимание инструкций ценой невыполнения поставленной задачи. Все свободны.
      И пока никто не успел ничего сказать, Гарри пропел:
      — Шутка! КОГТЕВРАН!
      Ещё мгновение в классе висела задумчивая тишина, а затем шёпот быстро перерос в гул разговоров.
      Гарри повернулся к профессору Квирреллу, им было что обсудить...
      Квиррелл вдруг скособочился и, шаркая, поплёлся к своему стулу.
      Нет. Неприемлемо. Им точно надо поговорить. Плевать на походку зомби, профессор Квиррелл, наверное, придёт в себя, если его немного растормошить. Гарри уже двинулся было вперёд...
      НЕПРАВИЛЬНО
      НЕТ
      ПЛОХАЯ ИДЕЯ
      Гарри вдруг качнуло из стороны в сторону и он остановился, чувствуя лёгкое головокружение.
      А затем толпа когтевранцев обрушилась на него и забросала вопросами.

Глава 17. Выбор гипотезы

      «Начинаешь видеть истинное устройство мира, чувствовать его ритм».
      
      Четверг.
      7:24 утра, если быть точным.
      В руках Гарри покоился учебник, а сам он сидел на постели.
      Ему только что пришла в голову идея поистине блестящего эксперимента.
      Конечно, он опоздает на завтрак на час, но не зря же у него были шоколадные батончики. Эксперимент нужно провести незамедлительно.
      Гарри отложил книгу, соскочил с кровати, подошёл к сундуку, открыл отсек, ведущий в подвал, спустился и начал передвигать ящики с книгами. Конечно, стоило уже давно всё распаковать, но он отставал в соревновании с Гермионой, так что времени катастрофически не хватало.
      Гарри нашёл нужную книгу и быстро взобрался назад по лестнице.
      Остальные мальчики уже проснулись и собирались идти на завтрак.
      Гарри просмотрел оглавление, нашёл список первых десяти тысяч простых чисел, открыл нужную страницу и протянул книгу Энтони Голдштейну:
      — Ты не мог бы мне помочь? Выбери два трёхзначных числа из этого списка. Только не говори какие. Перемножь их между собой и скажи результат. А! И, пожалуйста, перепроверь. Даже не представляю, что случится со мной или со вселенной, если ты ошибёшься.
      Поведение собеседника говорило многое о жизни когтевранцев в эти дни — ведь Энтони и бровью не повёл и даже не спросил что-нибудь в духе: «Ты свихнулся?», или «Как-то странно. А зачем тебе?», или «Что значит — не представляешь, что случится со вселенной?».
      Вместо этого Энтони молча взял книгу, достал пергамент и перо. Гарри отвернулся и зажмурился, чтобы точно ничего не увидеть. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, держа наготове блокнот и механический карандаш.
      — Готово, — сказал Энтони. — Сто восемьдесят одна тысяча четыреста двадцать девять.
      Гарри тут же записал 181 429 и повторил число вслух, а Энтони подтвердил, что ошибки нет.
      Затем Гарри бегом спустился на нижний этаж сундука, посмотрел на часы (они показывали 4:28, то есть сейчас было 7:28) и закрыл глаза.
      Через полминуты он услышал звук шагов и шум закрывающейся крышки сундука. (Гарри не боялся задохнуться. Если покупаешь действительно хороший сундук, то в придачу получаешь чары свежего воздуха. Замечательная штука — магия: можно смело забыть о счетах за электричество.)
      Когда Гарри открыл глаза, он, как и надеялся, увидел на полу сложенный листок — подарок от будущего себя.
      Назовём его «Бумажка-2».
      Гарри вырвал лист из блокнота.
      Назовём его «Бумажка-1». Конечно, это тот же лист бумаги. Если присмотреться, то можно увидеть, что оторванные концы идеально совпадают.
      Гарри мысленно представил алгоритм, по которому собирался действовать дальше.
      Если он развернет Бумажку-2 и она окажется чистой, он напишет «101 × 101» на Бумажке-1, свернёт её, час позанимается, в нужное время вернётся, положит Бумажку-1 (которая станет Бумажкой-2) в сундук, выйдет из него и присоединится к однокурсникам за завтраком.
      Если Гарри развернёт Бумажку-2 и на ней будут написаны два числа, он их перемножит. Если в результате получится 181 429, Гарри перепишет числа с Бумажки-2 на Бумажку-1 и отправит её в прошлое. Если же нет, Гарри прибавит двойку к числу, написанному справа, и запишет новую пару чисел на Бумажке-1. Только если не получится больше 997: тогда Гарри прибавит двойку к числу слева, а справа запишет «101».
      Если на Бумажке-2 будет написано «997 × 997», то он оставит Бумажку-1 чистой.
      Таким образом, единственной стабильной временной петлёй будет та, в которой на Бумажке-2 записаны два простых множителя числа 181 429.
      Если план сработает, Гарри сможет использовать данный алгоритм для получения любого ответа, который легко проверить, но сложно найти. Он не только докажет, что при наличии Маховика времени P = NP, — нет, это лишь частный случай всех задач, которые можно решить с помощью такой уловки. Гарри сможет вычислять с её помощью комбинации кодовых замков и любые пароли. Он даже сможет найти вход в Тайную Комнату Слизерина, если придумает систематический способ описания её местоположения в Хогвартсе. Блестящая махинация даже по меркам Гарри.
      С трудом сдерживая волнение, Гарри поднял Бумажку-2, развернул её и увидел неровно написанные слова:

      НЕ ШУТИ СО ВРЕМЕНЕМ

      Дрожащей рукой Гарри вывел «НЕ ШУТИ СО ВРЕМЕНЕМ» на Бумажке-1, аккуратно её сложил и решил не проводить поистине блестящих экспериментов хотя бы до пятнадцати лет.
      Более пугающих результатов, наверно, не получал никто за всю историю экспериментальной науки.
      Только час спустя Гарри хоть как-то смог сосредоточиться на учебнике.
      Так начался его четверг.

* * *

      Четверг.
      15.32, если быть точным.
      Гарри и все остальные мальчишки-первокурсники собрались на поляне вместе с мадам Хуч. Рядом с каждым на траве лежало по метле. У девочек этот урок проходил отдельно. По каким-то причинам они не хотели учиться полётам при мальчиках.
      Гарри всё ещё не смог полностью оправиться после утреннего происшествия. Его продолжал терзать вопрос: каким образом из множества стабильных временных петель была выбрана именно эта?
      А ещё: метла? В самом деле? Ему что, и правда придётся летать на чём-то похожем на отрезок прямой линии? На объекте, чуть более удобном для сидения, чем крошечный камешек? Да кто только сообразил использовать их в качестве летательных средств, исключив все прочие варианты? В первый раз услышав про мётлы, Гарри понадеялся, что это просто фигура речи, но нет — сейчас перед ними лежали предметы, которые можно было описать только одним образом — обычные деревянные мётлы, какими метут пол на кухне. Скорее всего, человек, придумавший это, просто застрял на идее с мётлами и не смог переключиться на что-то другое. Наверняка так и было. Не может же быть, чтобы, начиная с чистого листа разработку удобного летающего устройства, кто-то в итоге получил приспособление для уборки помещений.
      На дворе стоял погожий денёк. В ясном голубом небе ярко сияло солнце, словно специально настроенное ослепить всякого, кто посмеет подняться в воздух. А под ногами была сухая, прогретая и почему-то казавшаяся сейчас очень, очень твёрдой земля.
      Гарри неустанно напоминал себе, что это занятие для всех учеников, а значит оно наверняка рассчитано даже на самых недалёких из них.
      — Вытяните правую руку над метлой, или левую, если вы — левша, — скомандовала мадам Хуч, — и скажите ВВЕРХ!
      — ВВЕРХ! — крикнули все.
      Метла Гарри сразу же легла ему в руку.
      Что, в кои-то веки, вывело его вперёд всего класса. Похоже, правильно сказать «ВВЕРХ!» сложнее, чем кажется на первый взгляд — большая часть мётел каталась по земле или уворачивалась от незадачливых наездников.
      (Гарри был готов спорить на деньги, что Гермиона, у которой занятия по полётам прошли сегодня чуть раньше, справилась не хуже. Не может быть, чтобы у него что-то получилось с первого раза быстрее, чем у неё, и если вдруг выяснится, что исключением из правила стало катание на метле, а не какое-нибудь интеллектуальное занятие... уж лучше смерть.)
      Когда, наконец, все научились призывать мётлы, мадам Хуч показала, как именно нужно на них садиться, и прошлась по полю, поправляя стойку и захват рук. Видимо, даже тех детей, которым позволяли летать дома, никто не учил делать это правильно.
      Окинув орлиным взором своих подопечных, мадам Хуч кивнула:
      — А теперь, когда я дам свисток, как следует оттолкнитесь от земли.
      Гарри сглотнул, пытаясь совладать с подступающей тошнотой.
      — Держите мётлы крепко, поднимитесь на несколько футов, а потом обратно вниз, слегка наклонив метлу. По моему свистку — три... два...
      Одна из мётел взметнулась к небу под аккомпанемент детского вопля, но не радости, а ужаса. Поднимаясь всё выше, мальчик вращался так быстро, что узнать его белое от страха лицо было невозможно...
      Как в замедленной съёмке, Гарри соскочил с метлы, на ходу пытаясь вытащить палочку. Он сам не понимал, что будет с ней делать. Он побывал только на двух уроках Чар, и, хоть на последнем они и изучали заклинание левитации, у Гарри оно получалось только один раз из трёх и он уж точно не мог левитировать людей...
      Если во мне есть хоть какая-то скрытая сила, давай проявляйся НЕМЕДЛЕННО!
      — Вернись, парень! — прокричала вслед мальчику мадам Хуч (самый, кстати, бесполезный совет в мире по укрощению взбесившейся метлы, особенно от инструктора по полётам; полностью автономная часть мозга Гарри тут же внесла мадам Хуч в список известных ему идиотов).
      Метла взбрыкнула и сбросила наездника. Сперва его падение казалось очень медленным.
      — Вингардиум левиоса! — заорал Гарри.
      Заклинание не сработало — он это почувствовал.
      БАМ — глухой неприятный хруст, и вот мальчик лежит на траве, скорчившись, лицом вниз.
      Гарри спрятал палочку и на всех парах рванул к раненому. Затормозив перед ним одновременно с мадам Хуч, Гарри потянулся в кошель и попытался вспомнить название... без разницы, достаточно сказать: «Аптечка!» — и вот она уже в руке, и...
      — Сломано запястье, — заключила мадам Хуч. — Успокойся, у него всего лишь сломано запястье.
      Словно что-то щёлкнуло в мозгу Гарри, выключая Режим Паники.
      Перед ним лежал открытый Набор Целителя Плюс, а в руке он держал заполненный жидким огнём шприц, который смог бы спасти мозг пострадавшего от кислородного голодания даже при сломанной шее.
      Гарри судорожно перевёл дыхание, но сердце стучало так громко, что он сам себя слышал с трудом.
      — Перелом кости... значит... Гипсующая нить?..
      — Это только для экстренных случаев, — оборвала мадам Хуч. — Убери, с ним всё будет хорошо. — Она склонилась над пострадавшим, протягивая ему руку. — Ну-ка, давай, парень, — всё в порядке. Давай, поднимайся.
      — Вы что, хотите его снова посадить на метлу? — ужаснулся Гарри.
      — Нет, конечно! — мадам Хуч недовольно посмотрела на него и за здоровую руку поставила мальчика на ноги.
      Гарри с удивлением узнал в нём Невилла Лонгботтома: и как ему удаётся постоянно влипать в истории?
      Профессор Хуч развернулась к наблюдающим ученикам:
      — Чтоб никто из вас не двигался, пока я отвожу этого мальчика в лазарет! К мётлам даже не прикасайтесь, иначе вылетите из Хогвартса раньше, чем успеете сказать «квиддич». Давай, дорогой.
      Невилл, весь в слезах, заковылял прочь, прижимая запястье и опираясь на мадам Хуч.
      Как только они отошли достаточно далеко, чтобы профессор ничего не могла услышать, один из слизеринцев расхохотался. Остальные тут же подхватили.
      Гарри повернулся к ним: самое время запомнить несколько физиономий.
      Драко в компании мистера Крэбба и мистера Гойла направлялись к нему. На лице мистера Крэбба улыбка отсутствовала, а у мистера Гойла была явно фальшивой. Драко же сохранял бесстрастный вид, хотя уголки его губ периодически подрагивали, из чего Гарри сделал вывод, что Драко находил случившееся весьма забавным, но не видел никакой практической выгоды в том, чтобы смеяться сейчас, а не позднее в слизеринских подземельях.
      — Ну, Поттер, — тихо сказал Драко. Он так и не достиг полного контроля над своим лицом. — На заметку — если пытаешься воспользоваться подходящим случаем, чтобы продемонстрировать лидерские качества, то лучше делать вид, будто ты полностью контролируешь ситуацию, а не, к примеру, впадать в панику. — Мистер Гойл захихикал, и Драко метнул в него недовольный взгляд. — Но, похоже, твоё выступление не было полностью провальным. Помочь тебе сложить аптечку?
      Гарри отвернулся к набору целителя, чтобы Драко не видел выражение его лица.
      — Думаю, я справлюсь, — сказал Гарри. Он положил шприц на место, клацнул защёлками и выпрямился.
      Пока Гарри скармливал аптечку кошелю, к нему успел подойти Эрни Макмиллан.
      — Спасибо тебе, Гарри Поттер, от лица всего Пуффендуя, — официальным тоном начал Эрни, — это была хорошая попытка и хорошая идея.
      — Ага, хорошая идея, — протянул Драко, — почему же пуффендуйцы не достали свои палочки? Может, если бы вы попробовали левитировать его все вместе, вместо одного Поттера, у вас бы получилось. Я полагал, что пуффендуйцы — дружные ребята.
      Эрни, похоже, не знал, то ли ему рассердиться, то ли умереть от стыда.
      — Мы не успели подумать об этом.
      — Ах, вот оно что, — сказал Драко. — Похоже, гораздо полезней водить дружбу с одним когтевранцем, чем со всем Пуффендуем.
      О чёрт, и как Гарри разрулить эту ситуацию...
      — Твоя помощь не нужна, — мягко заметил Гарри. Лишь бы Драко догадался интерпретировать это как «Ты путаешь мне карты, заткнись, пожалуйста».
      — Эй, а это что? — сказал мистер Гойл. Он примял ногой траву и поднял стеклянный шар размером с теннисный мяч, внутри которого клубился белый туман.
      Эрни моргнул:
      — Напоминалка Невилла!
      — Что такое напоминалка? — спросил Гарри.
      — Становится красной, когда забываешь о чём-то, — пояснил Эрни. — Правда, не сообщает, о чём именно. Пожалуйста, отдай её мне, я передам Невиллу.
      Эрни протянул руку.
      Мистер Гойл внезапно ухмыльнулся, развернулся и побежал. Эрни на мгновение удивлённо застыл, потом крикнул «Эй!» и устремился вдогонку. Мистер Гойл добрался до метлы, одним ловким движением запрыгнул на неё и взлетел.
      У Гарри отвисла челюсть. Разве мадам Хуч не обещала за такое исключить из школы?
      — Что за идиот! — прошипел Драко и открыл было рот, чтобы крикнуть...
      — Слышь! — крикнул Эрни. — Это вещь Невилла! Отдай!
      Слизеринцы аплодировали и улюлюкали.
      Драко захлопнул рот. Гарри заметил тень нерешительности на его лице.
      — Драко, — зашептал Гарри, — если ты не прикажешь этому идиоту вернуться на землю, то учитель, вернувшись...
      — Попробуй достань его, пуффендундель! — заорал мистер Гойл, чем заслужил ещё больше аплодисментов от слизеринцев.
      — Я не могу, — прошептал в ответ Драко, — слизеринцы подумают, что я слабак!
      — Если мистера Гойла исключат, — зашипел Гарри, — твой отец подумает, что ты — кретин!
      Лицо Драко исказилось в агонии.
      И тут...
      — Эй, слизерслюнь, — закричал Эрни, — тебе что, не говорили, что пуффендуйцы друг за друга горой? Пуффендуй, к оружию!
      Внезапно в сторону мистера Гойла оказалось направлено множество палочек.
      Тремя секундами позже...
      — К оружию, Слизерин! — одновременно сказали пятеро слизеринцев.
      Теперь уже в сторону пуффендуйцев смотрел целый лес палочек.
      Двумя секундами позже...
      — К оружию, Гриффиндор!
      — Поттер, сделай что-нибудь! — отчаянно шептал Драко. — Я не могу остановить их, это должен сделать ты! Ты же гений, придумай что-нибудь! Потом сочтёмся.
      Гарри понял, что примерно через пять с половиной секунд кто-то наколдует Шуммерский простой удар, и после процедуры отчисления на всём курсе мальчики останутся только в Когтевране.
      — К оружию, Когтевран! — выкрикнул Майкл Корнер. Ему явно не хватало приключений на свою голову.
      — ГРЕГОРИ ГОЙЛ! — завопил Гарри. — Я вызываю тебя на состязание за право обладания напоминалкой Невилла!
      Внезапно стало тихо.
      — Да неужто? — отозвался Драко. Гарри не знал, что растягивать слова можно так громко. — Звучит интересно. Что за состязание, Поттер?
      Эм-м...
      «Состязание» — это, собственно, всё, что Гарри успел придумать. А вот какое именно? Нельзя сказать «шахматы» — слизеринцы не поймут, если Драко на такое согласится. Но и «армрестлинг» тоже не подходит: мистер Гойл раздавит его как букашку...
      — Как вам такое, — громко начал Гарри. — Мы с Грегори Гойлом становимся на отдалении друг от друга и больше не двигаемся с места. Никому другому к нам подходить тоже нельзя. Пользоваться волшебными палочками запрещено. И если я сумею завладеть напоминалкой Невилла, Грегори Гойл откажется от напоминалки, которую держит в руке, и передаст её мне.
      Снова стало тихо, облегчение на лицах учеников сменялось недоумением.
      — Гарри Поттер! — громко сказал Драко. — Не откажусь посмотреть, как ты такое провернёшь! Мистер Гойл согласен!
      — Так приступим! — провозгласил Гарри.
      — Поттер, ты чего задумал? — прошептал Драко, причём сделал это не шевеля губами.
      Гарри так не умел и поэтому промолчал.
      Ученики вокруг убирали палочки, а сконфуженный мистер Гойл медленно опустился на землю. Несколько пуффендуйцев рванулись было к нему, но Гарри отчаянно-умоляющим взглядом остановил их.
      Гарри двинулся к мистеру Гойлу и остановился в нескольких шагах от него, достаточно далеко, чтобы они не могли дотянуться друг до друга.
      Гарри медленно убрал палочку.
      Остальные попятились.
      Гарри сглотнул. Он знал в общих чертах, что он хотел сделать, но всё должно было произойти таким образом, чтобы никто не понял, что он сделал...
      — Ладно, — громко сказал Гарри, — а теперь...
      Он сделал глубокий вдох и, подняв руку, сложил пальцы для щелчка. Те, кто были в курсе истории с пирогами, то есть практически все, ахнули.
      — Именем безумия Хогвартса! Славно-славно, трам-бабам, плюх-плюх-плюх! — и Гарри щёлкнул пальцами.
      Многие дёрнулись, пытаясь уклониться.
      И ничего не произошло.
      Гарри позволил тишине длиться, ожидая...
      — Эм, — сказал кто-то, — и чего?
      Гарри повернулся к самому нетерпеливому:
      — Посмотри перед собой. Видишь участок земли, на котором нет травы?
      — Ну да, — ответил мальчик, гриффиндорец (Дин-как-его-там).
      — Копай.
      Все присутствующие непонимающе посмотрели на Гарри.
      — Э-э, зачем? — спросил Дин-как-его-там.
      — Просто копай, — нетерпеливо сказал Терри Бут, — поверь, смысла спрашивать нет.
      Дин-как-его-там опустился на колени и принялся разгребать землю.
      Через минуту гриффиндорец встал.
      — Тут ничего нет, — сказал он.
      Гм. Гарри планировал вернуться в прошлое и закопать в этом месте карту, которая бы вела к другой карте, которая бы вела к напоминалке Невилла, которую он спрятал бы, получив её сейчас у мистера Гойла...
      Вдруг до Гарри дошло, что есть и другой вариант, с которым скрыть использование Маховика времени будет легче.
      — Спасибо, Дин! — громко сказал Гарри. — Эрни, осмотри место, куда упал Невилл, может, ты найдёшь его напоминалку там?
      Вид у окружающих сделался ещё более озадаченным.
      — Просто сделай это, — сказал Терри Бут, — он будет пробовать, пока что-то не получится, и самое страшное, что...
      — Мерлин! — выдохнул Эрни. Он держал в руке напоминалку Невилла. — Вот она! Была там, где он упал!
      — Что? — возопил мистер Гойл. Он посмотрел вниз и увидел...
      ...что всё ещё держит напоминалку Невилла.
      Повисло неловкое молчание.
      — Э-э, — сказал Дин-как-его-там, — это же невозможно, да?
      — Это дырка в сценарии, — ответил Гарри. — Я сделал себя настолько странным, что вселенная на секунду отвлеклась и забыла, что Гойл уже держит напоминалку.
      — Нет, подожди, я имел в виду, что это совершенно невозможно...
      — Извини, но разве мы не собираемся ЛЕТАТЬ на МЁТЛАХ? То-то же. В любом случае, заполучив напоминалку Невилла, я выиграю в состязании, и Грегори Гойл должен будет отказаться от напоминалки, которую он держит в руке, и отдать её мне. Таковы были условия, помнишь? — Гарри протянул руку к Эрни. — Мы условились, что подходить к нам нельзя, так что просто подкати её ко мне, ладно?
      — Погоди! — крикнул слизеринец Блейз Забини, Гарри вряд ли когда-нибудь забудет его имя. — Откуда нам знать, что эта напоминалка принадлежит Невиллу? Ты мог просто бросить туда другую напоминалку...
      — Силу Слизерина вижу в нём я, — сказал Гарри, улыбаясь. — Даю слово, что та, которую держит Эрни, принадлежит Невиллу. Ничего не скажу о той, что у Грегори Гойла.
      Забини повернулся к Драко:
      — Малфой! Ты же не позволишь ему вот так...
      — Слышь ты, заткнись, — прогремел мистер Крэбб, вставая за спиной Драко. — Мистеру Малфою не нужны твои советы!
      Хороший приспешник.
      — Я держал пари с Драко из благороднейшего и древнейшего рода Малфоев, — сказал Гарри, — а не с тобой, Забини. И, думаю, я выполнил свою часть уговора, но судить об этом мистеру Малфою.
      Гарри повернул голову в сторону Драко и слегка приподнял брови. Сказанного вроде достаточно, чтобы тот мог сохранить лицо.
      Повисло молчание.
      — Ты клянёшься, что это на самом деле напоминалка Невилла? — спросил Драко.
      — Да, — ответил Гарри, — и я собираюсь вернуть её Невиллу. А та, которую держит Грегори Гойл, отойдёт мне.
      Драко кивнул, будто принимая решение:
      — Я не буду ставить под вопрос слово, данное представителем благородного рода Поттеров, несмотря на всю странность произошедшего. Благороднейший и древнейший род Малфоев также не нарушает своих клятв. Мистер Гойл, отдай это мистеру Поттеру...
      — Эй! — воскликнул Забини. — Он ещё не выиграл, он же ещё не держит в ру...
      — Лови, Гарри! — крикнул Эрни и бросил напоминалку.
      Гарри с лёгкостью поймал её — у него всегда были хорошие рефлексы.
      — Ну вот, — сказал Гарри, — я победил...
      И вдруг осёкся. Все разговоры оборвались.
      Напоминалка в его руке засветилась ярко-красным светом, словно крохотное солнце, что бросает тени в разгар дня.

* * *

      Четверг.
      17:09, если быть точным. Кабинет профессора МакГонагалл, после урока полётов. (И дополнительного часа после него, встроенного Гарри.)
      МакГонагалл сидела на своём месте, а Гарри ужом вертелся на табурете.
      — Профессор, — убеждал её Гарри, — слизеринцы направили палочки на пуффендуйцев, гриффиндорцы на слизеринцев, один идиот призывал когтевранцев к тому же. У меня было где-то пять секунд, чтобы предотвратить взрыв! Это всё, что я успел придумать!
      Лицо профессора МакГонагалл было измученным и сердитым.
      — Вам нельзя использовать Маховик времени в таких случаях, мистер Поттер! Понятие секретности недоступно вашему пониманию?
      — Но ведь никто не знает, как я это сделал! Все убеждены, что я могу, щёлкнув пальцами, натворить кучу всякой всячины! Я уже натворил много такого, что даже Маховиком времени не объяснить, и намерен продолжать в том же духе. Так что этот случай скоро затеряется среди остальных, и его никто даже не вспомнит! У меня не было выбора!
      — Ничего подобного! — резко возразила МакГонагалл. — Было достаточно заставить этого анонимного слизеринца приземлиться, а всех остальных — убрать палочки! Можно было предложить ему сыграть в Подрывного дурака, но нет, вам приспичило покрасоваться и использовать Маховик времени столь вопиюще нецелесообразным образом!
      — Да мне в голову больше ничего не пришло! Я даже не знаю, как в Подрывного дурака играть, на игру в шахматы они бы не согласились, и у меня не было шансов победить в армрестлинге!
      — Значит, надо было выбрать армрестлинг!
      — Но тогда бы я проиграл... — Гарри моргнул и осёкся.
      У профессора МакГонагалл был весьма разъярённый вид.
      — Извините меня, профессор МакГонагалл, — робко сказал Гарри. — Я, честное слово, просто не подумал. Вы правы, так и надо было сделать, и это было бы гениально, но я просто совсем об этом не подумал...
      Гарри замолчал. Внезапно до него дошло, что вариантов было предостаточно. Можно было попросить Драко выбрать игру, можно было предоставить выбор толпе... Он и вправду зря вплёл в это дело Маховик времени. Возможностей было море, так почему же он выбрал именно эту?
      Потому что увидел способ выиграть. Отвоевать безделушку, которую учителя всё равно бы отобрали у мистера Гойла. Стремление победить. Вот виновник его ошибки.
      — Извините меня, — повторил Гарри, — за гордыню и глупость.
      Профессор МакГонагалл вытерла рукой лоб. Гнев её поугас. Но в голосе всё равно была сталь.
      — Ещё одно такое представление, мистер Поттер, и останетесь без Маховика времени. Я ясно выражаюсь?
      — Да, — сказал Гарри. — Я понимаю и приношу свои извинения.
      — В таком случае можете пока оставить его у себя. И, учитывая, какое неприятное фиаско вам всё-таки удалось предотвратить, я также воздержусь от снятия баллов.
      Кроме того, вам сложно было бы объяснить, за что они сняты. Но Гарри был не настолько глуп, чтобы озвучить эту мысль.
      — Мне вот что интересно: почему так отреагировала напоминалка? — спросил Гарри. — Значит ли это, что мне стирали память?
      — Не могу сказать точно, — медленно произнесла профессор МакГонагалл. — Будь всё так просто, в суде постоянно использовали бы напоминалки. Я попробую разузнать, мистер Поттер. — Она вздохнула. — Вы свободны, можете идти.
      Гарри начал вставать со стула, но замер на полпути.
      — Эм-м, извините, но я вам хотел ещё кое-что сообщить...
      Она едва заметно вздрогнула:
      — Что на этот раз, мистер Поттер?
      — Это касается профессора Квиррелла...
      — Уверена, это сущие пустяки, — поспешно перебила МакГонагалл. — Разве вы не помните, что сказал директор? Не надо без повода тревожить нас насчёт профессора Защиты.
      — Но вдруг это важно? Вчера у меня появилось странное нехорошее предчувствие, когда...
      — Мистер Поттер! У меня тоже есть предчувствие, которое подсказывает, что вам стоит замолкнуть!
      У Гарри отвисла челюсть. В кои-то веки профессору МакГонагалл удалось лишить Гарри дара речи.
      — Мистер Поттер, — продолжила она, — если вы обнаружили какую-то странность в профессоре Квиррелле, я вам разрешаю никому об этом не докладывать. Мне кажется, вы уже достаточно отняли у меня времени, так что...
      — Я вас не узнаю! — взорвался Гарри. — Извините, но это невероятно безответственно с вашей стороны! Я слышал, что на должности учителя по Защите лежит какое-то проклятие, и если вам известно, что с ним что-то не так, не лучше ли держать ухо востро?..
      — Что-то не так, мистер Поттер? Весьма надеюсь, что вы ошибаетесь. — Лицо МакГонагалл ничего не выражало. — После того как в феврале прошлого года профессора Блэйка застукали в кладовке с, ни много ни мало, тремя пятикурсницами из Слизерина, а за год до этого профессор Саммерс столь плохо понимала собственный предмет, что её ученики считали боггарта некой разновидностью мебели, будет катастрофой, если сейчас обнаружится какая-нибудь неприятность и у весьма компетентного профессора Квиррелла. Боюсь, большинство наших учеников провалит С.О.В. и Т.Р.И.Т.О.Н.
      — Ясно, — протянул Гарри. — Другими словами, что бы ни было не так с профессором Квирреллом, вы очень не хотите об этом знать до конца учебного года. А так как на дворе сентябрь, он может на телевидении в прямом эфире убить премьер-министра, и это ему сойдёт с рук.
      Профессор МакГонагалл смотрела не него не моргая:
      — Мистер Поттер, вам прекрасно известно, что я бы никогда не одобрила подобное. В Хогвартсе мы боремся со всем, что может помешать образовательному процессу наших учеников.
      Например, с первокурсниками из Когтеврана, которые не умеют держать рот на замке.
      — Мне всё ясно, профессор МакГонагалл.
      — О, вот в этом я очень сильно сомневаюсь. — Профессор МакГонагалл подалась вперёд, снова нахмурившись. — Так как мы уже обсуждали и более деликатные темы, скажу прямо. Вы и только вы доложили мне об этом непонятном предчувствии. Вы и только вы притягиваете хаос в невиданных масштабах. После нашей прогулки по Косому переулку, случая с Распределяющей шляпой и сегодняшнего происшествия мне ясно видится, как в кабинете директора я буду выслушивать некую невероятную историю про профессора Квиррелла, в которой вы и только вы сыграли ключевую роль, и у нас не останется другого выбора, кроме как уволить его. Я уже смирилась с этим, мистер Поттер. И если это случится раньше середины мая, я подвешу вас за собственные кишки сушиться на воротах Хогвартса, предварительно напичкав через нос огненными жуками. Теперь вам всё ясно?
      Гарри кивнул, широко распахнув глаза, но секунду спустя поинтересовался:
      — А что мне будет, если это произойдёт в последний день учебного года?
      — Вон из моего кабинета!

* * *

      Четверг.
      Какой-то особый день недели в Хогвартсе.
      Четверг, 17:32. Гарри стоял рядом с профессором Флитвиком перед большой каменной горгульей, которая охраняла вход в кабинет директора.
      Стоило ему вернуться от профессора МакГонагалл в учебные комнаты Когтеврана, как один из учеников передал, что Гарри велено явиться к профессору Флитвику, а там выяснилось, что с ним желает поговорить сам Дамблдор.
      Мальчик обеспокоенно поинтересовался у Флитвика, что хочет обсудить директор.
      Тот лишь беспомощно пожал плечами: Дамблдор мимоходом упомянул, что Гарри слишком юн, чтобы использовать слова силы и безумия.
      Славно-славно, трам-бабам, плюх-плюх-плюх? — подумал Гарри, но вслух сказать не решился.
      — Не волнуйтесь, мистер Поттер, — пропищал Флитвик. (Спасибо огромной пышной бороде профессора Флитвика — если бы не она, воспринимать его как учителя было бы намного труднее, при его-то низком росте и тоненьком голосе.) — Директор Дамблдор может показаться немного странным, или даже очень странным, или до безумия странным, но он никогда не причинил ни малейшего вреда ни одному ученику, и я не верю, что когда-нибудь причинит. — Профессор Флитвик искренне улыбнулся. — Напоминайте себе об этом, и вы не поддадитесь панике!
      Гарри слышал и более ободряющие речи.
      — Удачи, — пропищал профессор.
      Мальчик нервно шагнул на спиральную лестницу и обнаружил, что каким-то непостижимым для него образом поднимается вверх.
      Горгулья у него за спиной вернулась на место, а спиральная лестница всё вращалась и Гарри поднимался всё выше и выше. Когда этот головокружительный подъём закончился, Гарри обнаружил, что стоит перед дубовой дверью с медной колотушкой в форме грифона.
      Гарри приблизился к двери и повернул ручку.
      Дверь отворилась.
      Ещё никогда в жизни он не бывал в настолько интересной комнате.
      Маленькие металлические устройства вращались, тикали, медленно трансформировались и выпускали маленькие облачка дыма. Дюжины загадочных жидкостей в дюжинах ёмкостей странного вида булькали, кипели, норовя выплеснуться, меняли цвет и принимали занятные формы, которые менялись прямо на глазах. Предметы, похожие на часы со множеством стрелок, испещрённые цифрами и надписями на неизвестных языках. Браслет с линзообразным кристаллом, который переливался тысячью красок, и птица на золотой подставке, и деревянная чаша, наполненная чем-то похожим на кровь, и статуэтка сокола, покрытая чёрной эмалью. Стены были увешаны портретами спящих людей, а на вешалке покоилась Распределяющая шляпа в компании двух зонтиков и трёх красных туфлей на левую ногу.
      В центре всего этого хаоса стоял пустой чёрный дубовый стол. Перед ним была дубовая же табуретка, а за ним, на кресле, похожем на обитый бархатом трон, располагался Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, украшенный длинной серебряной бородой, шляпой-мухомором и трёхслойной розовой пижамой (во всяком случае, только так можно было назвать эту одежду с маггловской точки зрения).
      Дамблдор улыбался, его светлые глаза безумно мерцали.
      С некоторым трепетом Гарри уселся на табуретку. Дверь в комнату закрылась с громким щелчком.
      — Здравствуй, Гарри, — сказал Дамблдор.
      — Здравствуйте, директор, — ответил Гарри. Вот так сразу по имени? Может, он ещё попросит и его...
      — Ну что ты, Гарри! — сказал Дамблдор. — «Директор» звучит слишком официально. Зови меня Док.
      — Не вопрос, Док.
      Короткая пауза.
      — А ты знаешь, — спросил Дамблдор, — что ты первый, кто решился и впрямь ко мне так обратиться?
      — Ой, — Гарри старался говорить ровно, несмотря на то что душа его грозилась уйти в пятки, — извините, директор, вы сами предложили, вот я и...
      — Док так Док! — добродушно сказал Дамблдор. — Не волнуйся, я не выброшу тебя в окно за первый же промах. Сначала я буду многократно тебя предупреждать! К тому же не важно, как к тебе обращаются — важно, что о тебе думают.
      Он ни разу не причинил вреда ученику, просто помни об этом и ты не запаникуешь.
      Дамблдор поставил на стол маленькую металлическую шкатулку и открыл крышку. Внутри были маленькие жёлтые комочки.
      — Лимонную дольку? — предложил директор.
      — Эм-м, нет, спасибо, Док, — сказал Гарри. Считается ли подсовывание ученику ЛСД причинением вреда или это относится к категории безобидных шуток? — Вы, эм, вроде упоминали о том, что я слишком юн, чтобы использовать слова силы и безумия?
      — Ну конечно! — сказал Дамблдор. — К счастью, Слова Силы и Безумия были утрачены семь веков назад и никто понятия не имеет, где их искать. Это была просто маленькая ремарка.
      Рот Гарри непроизвольно распахнулся.
      — Тогда почему вы послали за мной?
      — Почему? — повторил эхом Дамблдор. — Ах, Гарри, если бы я целыми днями задавался вопросом, почему я делаю так или иначе, у меня не хватало бы времени на то, чтобы сделать хоть что-то! Я, знаешь ли, очень занятой человек.
      Гарри с улыбкой кивнул:
      — О да, я впечатлён. Директор Хогвартса, верховный чародей Визенгамота и председатель Международной Конфедерации Магов. Извиняюсь за вопрос, но мне было интересно, можно ли получить больше шести дополнительных часов, если использовать несколько Маховиков времени? Если вы справляетесь со всем этим всего за тридцать часов в день, то я снимаю шляпу.
      Снова воцарилась тишина. Гарри продолжал улыбаться. Он сам испугался свой дерзости, но когда стало очевидно, что Дамблдор специально пудрит ему мозги, что-то внутри воспротивилось и отказалось просто так всё это сносить.
      — Боюсь, Время не любит, когда его растягивают слишком сильно, — прервал молчание Дамблдор, — похоже, оно и так считает людей слишком широкими — вот почему нам часто бывает трудно в него уложиться.
      — Воистину, — с могильной серьёзностью сказал Гарри. — Так что нам лучше не тратить времени попусту.
      На секунду ему показалось, что он перегнул палку.
      Дамблдор хохотнул.
      — Ну что ж, тогда сразу перейдём к делу. — Директор наклонился вперёд, накрывая стол тенью шляпы-гриба и подметая поверхность стола бородой. — Гарри, в понедельник ты совершил нечто невозможное даже при помощи Маховика времени. Точнее, при помощи только Маховика времени. И мне стало интересно: откуда же взялись те два пирога?
      Адреналин хлынул в кровь Гарри. Он ведь использовал Мантию Невидимости, которую ему подарили в коробке с письмом, где помимо прочего было сказано: Если Дамблдор увидит возможность завладеть одним из Даров Смерти, он её ни за что не упустит...
      — Сразу понятно, — продолжал Дамблдор, — что, так как ни один первокурсник не способен наколдовать такое самостоятельно, в том коридоре присутствовал кто-то ещё, невидимый. А вот невидимка как раз и мог бросать пироги, оставаясь незамеченным. Можно также предположить, что, раз у тебя есть Маховик времени, этим невидимкой был ты сам. А поскольку заклинание Разнаваждения далеко за гранью твоих текущих способностей, значит у тебя есть мантия-невидимка. — Дамблдор заговорщицки улыбнулся. — Я пока на верном пути, Гарри?
      Мальчик замер. Было ощущение, что соврать — не самое мудрое решение. Но ему никак не приходил в голову подходящий ответ.
      Дамблдор дружелюбно махнул рукой:
      — Не переживай, Гарри, ты не нарушил школьные правила. Полагаю, мантии-невидимки слишком редки, чтобы кто-то додумался их официально запретить. Но меня интересует совсем другое.
      — А? — Гарри старался, чтобы голос не выдал обуревавших его чувств.
      Глаза Дамблдора загорелись:
      — Видишь ли, Гарри, пережив несколько приключений, начинаешь кое-что понимать. Начинаешь видеть истинное устройство мира, чувствовать его ритм. Начинаешь прозревать финал ещё в середине пьесы. Ты — Мальчик-Который-Выжил, и мантия-невидимка каким-то образом попала к тебе в руки спустя лишь четыре дня после того, как ты начал знакомиться с волшебным миром. Такую вещь нельзя приобрести в Косом переулке. Но есть одна мантия, которая сама тянется к предначертанному судьбой хозяину. Поэтому я не мог не задаться вопросом, а не нашёл ли ты каким-то странным образом не просто мантию-невидимку, а один из Даров Смерти — Мантию Невидимости, которая скрывает своего владельца даже от взора Смерти, — взгляд Дамблдора был полон энтузиазма. — Могу я взглянуть на неё, Гарри?
      Мальчик сглотнул. В переполнявшем его сейчас адреналине не было никакого проку — перед ним самый могущественный волшебник в мире, у Гарри нет шансов выбраться из кабинета, а если ему это и удастся, то в Хогвартсе нет места, где он сможет от него спрятаться. И сейчас он наверняка потеряет Мантию, которая передавалась в семье Поттеров чёрт знает сколько поколений...
      Дамблдор откинулся на спинку кресла. Взгляд его померк. В глазах появились удивление и печаль.
      — Гарри, если не хочешь, можешь сказать «нет».
      — Правда? — прохрипел Гарри.
      — Да, — в голосе Дамблдора звучали грусть и беспокойство. — Ты, кажется, боишься меня. Могу спросить, чем я заслужил твоё недоверие?
      Гарри сглотнул:
      — Есть какая-нибудь магическая клятва? Чтобы вы поклялись, что никогда не заберёте у меня мантию.
      Дамблдор медленно покачал головой:
      — Нерушимую клятву не используют по пустякам. К тому же ты не знаком с этим заклинанием, так что я мог бы тебя обмануть. И, видишь ли, мне не нужно твоё разрешение. Я достаточно силён, чтобы взять мантию, неважно, в кошеле-скрытне она или нет. — Дамблдор выглядел очень серьёзным. — Но я этого не сделаю. Она твоя, Гарри. И я её не заберу. Даже для того, чтобы взглянуть на неё одним глазком. Если только ты не позволишь. Это обещание и клятва. Если мне нужно будет запретить тебе её использовать в школе, я попрошу положить её в твоё хранилище в Гринготтсе.
      — А-а, — протянул Гарри, пытаясь сдержать поток адреналина и вернуть мысли в рациональное русло. Он снял кошель-скрытень с ремня. — Если вам правда не нужно моё разрешение... тогда держите.
      Гарри протянул кошель Дамблдору и сильно прикусил губу — тот самый сигнал, который предупредит его, если ему сотрут память.
      Старый волшебник залез в кошель и, не произнеся ни слова, вытащил Мантию Невидимости.
      — Ах, — вздохнул Дамблдор. — Я был прав... — Чёрная мерцающая бархатистая ткань словно струилась сквозь его пальцы. — Прошло много веков, а она всё так же идеальна, как и в день своего создания. С годами мы растеряли мастерство, я бы уже не смог создать что-то такое, да и никто бы не смог. Я чувствую её силу, она эхом отдаётся в моей голове, словно песня, которая будет звучать вечно, даже когда слушать уже будет некому... — Волшебник поднял глаза. — Не продавай её, — сказал он, — и никому не отдавай. Дважды подумай, прежде чем сказать о ней кому-нибудь, и поразмысли трижды, прежде чем ты признаешь, что это Дар Смерти. Относись к ней с уважением, ибо это и впрямь Вещь силы.
      По лицу Дамблдора скользнула тень сожаления...
      ...а потом он отдал Мантию Гарри.
      Гарри положил её обратно в кошель.
      Лицо Дамблдора вновь стало серьёзным:
      — Могу ли я спросить ещё раз, Гарри, как вышло, что ты так сильно мне не доверяешь?
      Гарри внезапно стало стыдно.
      — Вместе с мантией была записка, — тихо сказал Гарри, — в которой говорилось, что вы заберёте у меня мантию, если узнаете о ней. Я не знаю, кто написал записку, честное слово, не знаю.
      — Я... понимаю, — медленно сказал Дамблдор. — Что же, Гарри, я не буду ставить под сомнение мотивы того, кто оставил тебе эту записку. Кто знает, может, этот кто-то действовал из лучших побуждений. В конце концов, он дал тебе Мантию.
      Гарри кивнул. Милосердие Дамблдора произвело на него впечатление, и он устыдился разительному контрасту собственного поведения в сравнении с директорским.
      Старый волшебник продолжил:
      — Но, думаю, мы с тобой фигуры одного цвета. Мальчик, который победил Волдеморта, и старик, который сдерживал его до твоего прихода. Не буду ставить в упрёк твою осторожность, ведь все мы по мере сил стараемся быть предусмотрительными. Попрошу лишь подумать дважды и поразмыслить трижды, когда в следующий раз кто-то скажет тебе не доверять мне.
      — Извините меня, — сказал Гарри. Из-за доброты Дамблдора Гарри стало ещё хуже. Он почувствовал себя полным ничтожеством: обругал, считай, местного Гэндальфа! — Я зря вам не доверял.
      — Увы, Гарри, в этом мире... — старый волшебник покачал головой, — не могу даже сказать, что ты повёл себя неразумно. Ты не был со мной знаком. И, честно говоря, в Хогвартсе есть люди, в отношении которых твоё недоверие будет оправдано. Даже если кажется, что они твои друзья.
      Гарри сглотнул. Это прозвучало довольно зловеще.
      — Например?
      Дамблдор встал с кресла и начал исследовать один из своих инструментов — часы с восемью стрелками разной длины.
      Несколько секунд спустя старый волшебник вновь заговорил:
      — Он, вероятно, кажется тебе весьма обаятельным. Вежливым — во всяком случае по отношению к тебе. Обходительным. Возможно, даже восхищённым. Всегда готовым протянуть руку помощи, сделать услугу, дать совет...
      — Ах, вы о Драко Малфое! — сказал Гарри с облегчением. Он опасался, что директор заговорит про Гермиону. — Нет-нет-нет, вы всё неправильно поняли. Это не он перетягивает меня на свою сторону. Я перетягиваю его.
      — Что ты делаешь?
      — Я намерен перетянуть Драко Малфоя с Тёмной Стороны, — пояснил Гарри. — Ну, сделать из него хорошего парня.
      Дамблдор выпрямился и повернулся к Гарри. На его лице было крайне огорошенное выражение, что в сочетании с серебряной бородой выглядело очень забавно.
      — Ты уверен, — произнёс старый волшебник несколько секунд спустя, — что не принимаешь желаемое за действительное, когда видишь в нём что-то хорошее? Боюсь, это только приманка, капкан для...
      — Э, весьма маловероятно, — махнул рукой Гарри. — Если он пытается изображать из себя хорошего парня, у него это не очень-то получается. Дело не в том, что Драко пришёл ко мне и очаровал, из-за чего я увидел в нём скрытую глубоко внутри доброту. Я выбрал его целью для спасения именно потому, что он наследник дома Малфоев, и это очевидное решение, если приходится ограничиться кем-то одним.
      У Дамблдора дёрнулся левый глаз.
      — Ты пытаешься посеять семена любви и доброты в сердце Драко только потому, что видишь в наследнике Малфоев ценного для тебя союзника?
      — Не только для меня! — возмутился Гарри. — Для всей магической Британии, если это сработает! А ещё у него самого будет более счастливая и здоровая жизнь. Послушайте, я не могу всех перетянуть с Тёмной Стороны, поэтому пришлось спросить себя: в каком случае Свет выиграет больше всего?..
      Дамблдор расхохотался. Такого воющего смеха Гарри от него никак не ожидал. Это был вовсе не величественный смех древнего и могущественного волшебника, не глубокие, гулкие смешки: Дамблдор, чуть не задыхаясь, хохотал во всё горло и не мог остановиться. Гарри однажды в буквальном смысле свалился со стула от смеха, когда смотрел фильм «Утиный суп» братьев Маркс, — вот как сейчас смеялся Дамблдор.
      — Не так уж и смешно, — сказал Гарри чуть позже. Он опять начал сомневаться во вменяемости Дамблдора.
      Директор с видимым усилием взял себя в руки.
      — Ах, Гарри, один из симптомов болезни под названием «мудрость» — начинаешь смеяться над тем, что никто другой смешным не находит, потому что чем мудрее становишься, тем лучше разбираешься в шутках! — Дамблдор вытер слёзы. — Нередко зло пожрётся злом, что верно то верно.
      Гарри почти сразу узнал знакомые слова:
      — Эй, это же цитата из Толкина! Это говорит Гэндальф!
      — Вообще-то Теоден, — поправил его Дамблдор.
      — Вы что, магглорождённый? — изумился Гарри.
      — Увы, нет, — снова улыбнулся Дамблдор. — Я родился за семьдесят лет до того, как эту книгу напечатали, мой юный друг. Но моим магглорожденным ученикам нередко приходит в голову одна и та же мысль, так что я уже скопил не менее двадцати копий «Властелина колец» и целых три полных собрания сочинений Толкина. И всеми ими очень дорожу. — Дамблдор вытянул волшебную палочку, поднял её перед собой и принял позу. — Ты не пройдёшь! Ну как, похоже?
      — Э-э, — Гарри был близок к полной ментальной перегрузке, — мне кажется, вам Балрога не хватает.
      Да и розовая пижама со шляпой-мухомором тоже не вписывались в образ.
      — Понятно, — вздохнул Дамблдор и угрюмо заткнул палочку за ремень. — Увы, в последнее время в моей жизни крайний дефицит Балрогов. Нынче приходится всё время проводить на скучных совещаниях Визенгамота, где я всеми правдами и неправдами препятствую его работе, и на званых обедах, где зарубежные политики соревнуются за звание самого непроходимого глупца. А ещё я притворяюсь таинственным, знаю то, что узнать никак не мог, делаю загадочные заявления, которые можно понять только много позже, задним умом — в общем, развлекаюсь так, как это принято среди могущественных волшебников, когда они перестают быть героями. Кстати о героях. Гарри, я хочу передать тебе кое-что, принадлежавшее твоему отцу.
      — Правда? — захлопал глазами Гарри. — Кто бы мог предположить?
      — Да, это и впрямь немного предсказуемо, не так ли? — сказал Дамблдор, а потом посерьёзнел. — И тем не менее...
      Вернувшись за стол, Дамблдор вытянул один из выдвижных ящиков, залез в него обеими руками и, крякнув, достал большой и тяжёлый на вид объект, который затем с гулким стуком опустил на дубовую столешницу.
      — Это, — объявил Дамблдор, — камень твоего отца.
      Гарри с удивлением его рассмотрел. Светло-серый, выгоревший, с неровными острыми краями камень — словом, булыжник как булыжник. Дамблдор положил его самой широкой стороной вниз, но камень всё равно встал неровно и закачался.
      Гарри поднял взгляд.
      — Это что, шутка?
      — Нет, — с серьёзнейшим видом директор покачал головой. — Я забрал его из развалин дома Джеймса и Лили в Годриковой лощине, когда нашёл там тебя, и с тех пор хранил, чтобы однажды вернуть.
      В совокупности гипотез, из которых Гарри формировал модель мира, гипотеза сумасшествия Дамблдора стремительно набирала вес. Но вероятность альтернативных гипотез была всё ещё довольно высока...
      — Это, кхм, волшебный камень?
      — Если и так, то мне об этом неизвестно, — сказал Дамблдор. — Но я прошу тебя со всей возможной строгостью отнестись к моему совету: всегда держи его при себе.
      Ладно. Скорее всего, Дамблдор сумасшедший, но если нет... будет весьма стыдно попасть в переплёт из-за того, что пропустил мимо ушей малопонятное наставление загадочного старого волшебника. Это наверняка где-то на четвёртом месте в рейтинге самых очевидных просчётов.
      Гарри приблизился к камню и начал ощупывать его руками в поисках места, за которое можно схватиться, не поранившись.
      — Ну, спрячу его тогда в кошель.
      — Возможно, это слишком далеко, — нахмурился Дамблдор. — Что, если твой кошель-скрытень потеряется или его украдут?
      — Мне что же, везде с собой таскать этот булыжник?
      — Это может оказаться мудрым решением, — с серьёзным лицом сказал Дамблдор.
      — Э-э, — протянул Гарри. Камень выглядел неподъёмным. — Мне кажется, другие ученики меня не поймут.
      — Скажи им, что это я приказал, — великодушно разрешил Дамблдор. — Никто не удивится. Видишь ли, все думают, что я сумасшедший. — Лицо у Дамблдора было всё таким же серьёзным.
      — Честно говоря, если вы приказываете ученикам носить повсюду большие камни, я могу их понять.
      — Ах, Гарри, — Дамблдор обвёл рукой все загадочные устройства в комнате, — в молодости кажется, что знаешь всё на свете, и когда чему-то не видишь объяснения, думаешь, что его просто нет. Но с возрастом приходит понимание, что вся вселенная действует согласно некоему ритму, некоторым закономерностям, даже если мы их не знаем. То, что кажется безумием мира — суть наше невежество.
      — Реальность подчинена законам, — согласился Гарри, — даже если законы эти нам не известны.
      — Именно, Гарри, — просиял Дамблдор. — Понимание этого — а я вижу, что ты в самом деле понимаешь — и есть источник мудрости.
      — Тогда... почему мне нужно таскать этот камень?
      — Вообще-то я не вижу для этого причин, — сказал Дамблдор.
      — ...Не видите.
      Дамблдор кивнул:
      — Но только то, что я этих причин не вижу, не означает, что их нет.
      Некоторое время был слышен только тихий перестук механизмов.
      — Ладно, — сказал Гарри, — не уверен, что мне стоит об этом говорить, но это просто-напросто неверный способ противостоять тому обстоятельству, что мы не знаем, как устроена вселенная.
      — Неверный? — переспросил старый волшебник с удивлением и разочарованием.
      Гарри чувствовал, что его доводы не убедят чокнутого старика, но всё равно продолжил:
      — Да, неверный. Не знаю, как называется эта ошибка — даже не уверен, что у неё есть официальное название, — но если бы поименовать её довелось мне, я бы назвал её «ошибкой приоретизации гипотез». Как бы подоступнее объяснить?.. Ну... представьте себе, что у вас миллион коробков, и только в одном из них алмаз. И у вас целый ящик детекторов алмазов, каждый из которых всегда срабатывает в присутствии алмаза, но к тому же срабатывает и на половине пустых коробков. Если использовать двадцать детекторов, то в конце концов останется, в среднем, один истинный и один ложный кандидат. И после этого достаточно использовать один-два последних детектора, чтобы определить настоящее местоположение алмаза. Смысл этой метафоры в том, что, когда перед вами множество гипотез, большая часть времени уходит на поиск самых правдоподобных. А уж выбрать из них одну намного проще. Так что сразу начать рассматривать некую гипотезу, не имея в её пользу никаких свидетельств, значит пропустить основной этап работы. Как если живёшь в городе с миллионом человек, в котором произошло убийство, и детектив говорит: «У нас нет никаких улик, так что давайте рассмотрим вероятность того, что убийца Мортимер Снодграс».
      — А это он? — спросил Дамблдор.
      — Нет, — сказал Гарри. — Но позже обнаружится, что у убийцы тёмные волосы, а поскольку у Мортимера тоже тёмные волосы, все начнут говорить: «Ах, похоже, это и впрямь Мортимер». Будет нечестно по отношению к Мортимеру, если полиция станет его подозревать безо всяких оснований. Когда вероятностей много, большинство сил уходит на уменьшение их количества, на поиск настоящего ответа. Для этого не обязательно приводить доказательства или какие-нибудь официальные улики, которые необходимы учёным и судьям, но нужна хоть какая-нибудь зацепка, указание, чтобы склониться в пользу какой-то одной гипотезы, а не к миллиону других. Ведь нельзя просто взять и угадать ответ. Нельзя угадать даже вероятный ответ, достойный обдумывания, просто с бухты-барахты. Существует миллион вещей, которые я могу сделать вместо того, чтобы носить с собой камень моего отца. То, что я не всеведущ, не означает, что я не понимаю, как бороться со своим невежеством. Законы рассмотрения вероятностей не менее тверды, чем законы обычной логики, и то, что вы только что сделали, им противоречит. — Гарри замолчал. — Если, конечно, у вас нет какой-нибудь зацепки, о которой вы предпочли умолчать.
      — Хм, — задумчиво постукивая пальцем по щеке, сказал Дамблдор. — Аргумент, бесспорно, интересный, но разве твоя метафора не начинает хромать, когда ты принимаешься сравнивать поиск единственного убийцы среди миллиона подозреваемых с выбором одной линии поведения, когда разумных среди них может оказаться предостаточно? Я не говорю, что носить с собой камень твоего отца — самая лучшая линия поведения. Я только говорю, что носить камень лучше, чем не носить.
      Дамблдор снова засунул руки в выдвижной ящик и принялся в нём копаться.
      — Должен заметить, — продолжил Дамблдор, пока Гарри размышлял над его неожиданным возражением, — что среди когтевранцев популярно заблуждение, что все умные дети поступают только к ним, никого не оставляя для других факультетов. Это не так: если ты распределился в Когтевран — это лишь значит, что твои решения определяются жгучим желанием всё знать, что не обязательно указывает на высокий уровень интеллекта. — Дамблдор улыбался, согнувшись над ящиком. — Впрочем, ты мне кажешься довольно умным мальчиком. Ты больше похож на загадочного древнего волшебника в молодости, чем на обычного молодого героя. Возможно, я выбрал неправильный подход при общении с тобой, Гарри, и ты способен постичь то, что немногим дано. Так что я рискну передать тебе другую фамильную ценность.
      — Не может быть, — охнул Гарри. — Неужели у моего отца... был ещё один булыжник?
      — Прошу простить, — сказал Дамблдор, — но я пока что старше и загадочнее тебя, так что все откровения в этой комнате будут принадлежать мне, покорно благодарю... ох, ну где же он! — Дамблдор глубже залез в ящик, а потом ещё глубже, пока его голова, плечи, а затем и весь торс не исчезли из вида, и только ноги всё ещё торчали над столом. Выглядело это так, будто ящик его вот-вот проглотит.
      Интересно, мимолётно задумался Гарри, сколько там внутри вещей и как выглядит полный инвентарный список?
      Наконец Дамблдор вылез из ящика, держа в руке искомый предмет, который он положил на стол рядом с камнем.
      Им оказался потёртый и потрёпанный учебник «Зельеварение: промежуточная ступень» за авторством Либатиуса Бораджа. На обложке была нарисована дымящаяся колба.
      — Это, — возвестил Дамблдор, — учебник по зельеварению твоей матери за пятый курс.
      — Который мне следует всегда держать при себе, — догадался Гарри.
      — В котором сокрыта ужасная тайна. Тайна, раскрытие которой сулит катастрофу, так что я вынужден потребовать от тебя поклясться — всерьёз поклясться, Гарри, что бы ты о ней ни подумал — никогда и никому про неё не рассказывать.
      Гарри покосился на учебник по зельеварению его матери за пятый курс, в котором, судя по всему, была сокрыта ужасная тайна. Вот в чём проблема — Гарри подобные клятвы и впрямь уважал. Для определённого сорта людей каждая клятва нерушима.
      И...
      — Хочется пить, — сказал Гарри, — а это дурной знак.
      Дамблдор и не подумал отвлечься на сие загадочное утверждение.
      — Клянёшься, Гарри? — Дамблдор внимательно смотрел ему в глаза. — Иначе я не смогу тебе ничего рассказать.
      — Да, — решился Гарри. — Клянусь.
      Иногда плохо быть когтевранцем, для которого немыслимо отказаться от такого предложения, ведь иначе он сгорит дотла от любопытства. И всем об этом известно.
      — А я в ответ клянусь, — сказал Дамблдор, — что то, о чём я тебе поведаю, — сущая правда.
      Дамблдор открыл книгу на случайной, кажется, странице, и Гарри склонился над ней.
      — Видишь на полях заметки? — тихим голосом, почти шёпотом спросил Дамблдор.
      Гарри присмотрелся. Желтеющие страницы описывали способ изготовления какого-то «зелья орлиной величественности». О многих его ингредиентах Гарри даже не слышал, да и названия были какие-то не английские. На одном из полей было написано: «Интересно, что будет, если сюда подмешать кровь фестрала вместо черники?» А сразу за этой надписью другим почерком: «Будешь несколько недель болеть и, возможно, умрёшь».
      — Вижу, — сказал Гарри. — Ну и что?
      — Вот этим почерком, — Дамблдор указал на вторую надпись, — написаны заметки твоей матери. А вот эти, — он перевёл палец на первую, — писал я, сделавшись невидимым и тайком пробравшись в её комнату. Лили была уверена, что их пишет кто-то из её друзей, из-за чего у них случались просто грандиозные ссоры.
      И именно в этот миг Гарри наконец уверился, что директор Хогвартса и в самом деле сумасшедший.
      Дамблдор смотрел на него всё тем же серьёзным взглядом.
      — Ты понимаешь, к чему я клоню, Гарри?
      — Э-э, — сказал Гарри, растеряв все слова. — Извините, я... не совсем...
      — Ну что ж, — вздохнул Дамблдор. — Значит, и твой интеллект не безграничен. Я, кажется, очень поторопился. Давай притворимся, что я ничего такого зазорного не сказал?
      Гарри, растянув губы в неестественной улыбке, поднялся со стула.
      — Конечно-конечно, — быстро сказал он. — Знаете, как-то уже поздно, и я проголодался, так что пора мне на обед, правда.
      И, не откладывая это дело в долгий ящик, метнулся к двери.
      Ручка отказалась поворачиваться.
      — Ты меня ранишь прямо в сердце, — произнёс тихий голос Дамблдора из-за спины. — Разве ты не понимаешь, что рассказанное мной — это знак доверия?
      Гарри медленно развернулся.
      Перед ним был очень могущественный и очень сумасшедший волшебник с длинной серебряной бородой в шляпе-мухоморе и трёхслойной розовой пижаме (во всяком случае, только так можно было назвать эту одежду с маггловской точки зрения).
      За спиной Гарри была дверь, которая сейчас отказывалась работать.
      У Дамблдора был усталый и печальный вид, словно у старого волшебника, который хочет опереться на магический жезл, но не может по причине его отсутствия.
      — Нет, ну правда, — посетовал Дамблдор, — только попробуешь немного разнообразить события, вместо того чтобы следовать опостылевшему за сто десять лет штампу, и люди начинают от тебя убегать. — Старый волшебник грустно покачал головой. — Не ожидал от тебя такого, Гарри Поттер. Я слышал, что ты и сам среди друзей слывёшь чудаком. Я знаю, что они не правы. Не окажешь ли мне такую же услугу?
      — Откройте, пожалуйста, дверь, — сказал Гарри дрожащим голосом. — Если хотите, чтобы я вам когда-нибудь доверился, откройте дверь.
      Из-за спины послышался звук отворяющейся двери.
      — Я тебе ещё не всё сказал, — сообщил ему Дамблдор, — и если ты уйдёшь сейчас, то кое о чём так и не узнаешь.
      Иногда Гарри ненавидел свою когтевранскую сущность.
      Он ни разу не причинил вред ученику, — твердил внутренний гриффиндорец Гарри. — Напоминай себе об этом, и ты не поддашься панике. Ты же не убежишь только из-за того, что началось что-то интересное?
      Нельзя хлопнуть дверью в лицо директору! — внёс свою лепту внутренний пуффендуец. — А вдруг он начнёт снимать баллы? Он может серьёзно осложнить твою жизнь в школе, если тебя невзлюбит!
      Та часть Гарри, которая ему не очень-то нравилась, но которую было непросто заглушить, напоминала о потенциальных преимуществах, которые он обретёт, будучи одним из немногочисленных друзей этого чудаковатого старого волшебника, который тем не менее занимает посты директора Хогвартса, верховного чародея Визенгамота и председателя Международной Конфедерации Магов. И, к сожалению, внутренний слизеринец Гарри намного лучше Драко умел перетягивать на Тёмную Сторону, потому что уговаривал фразами вроде «бедняга, похоже, ему необходимо всласть перед кем-то выговориться, правда?», и «не хотелось бы, чтобы столь могущественный человек оказался под влиянием кого-нибудь менее благородного», и «интересно, какие удивительные секреты можно выведать у Дамблдора, если с ним подружиться», и даже «спорим, у него о-о-очень интересная коллекция книг».
      Вы сборище психов, сообщил Гарри внутреннему собранию, но все его составные части проголосовали «за», так что оставалось только подчиниться.
      Гарри повернулся, сделал шаг к двери, вытянул руку и решительно её захлопнул. Мнимая уступка — если бы Дамблдор захотел, он легко мог бы заставить его остаться, но, возможно, это произведёт на старика благоприятное впечатление.
      Повернувшись назад, Гарри обнаружил, что могущественный невменяемый волшебник вновь дружески улыбается. Это, должно быть, хороший знак.
      — Пожалуйста, больше так не делайте, — сказал Гарри. — Мне не нравится чуствовать себя словно в мышеловке.
      — Приношу свои извинения, — искренне произнёс Дамблдор. — Но было бы весьма недальновидно отпустить тебя без камня твоего отца.
      — Ах, ну конечно, — сказал Гарри. — Как я мог предположить, что дверь откроется до того, как все предметы для квеста перекочуют в мой инвентарь.
      Дамблдор кивнул, продолжая улыбаться.
      Гарри подошёл к столу, перетащил кошель-скрытень по поясу вперёд и, натужившись всей своей одиннадцатилетней силой, скормил ему треклятый булыжник. Он даже почувствовал, как его вес постепенно уменьшается по мере того, как булыжник исчезает за расширившейся кромкой кошеля. Когда камень исчез полностью, отчётливо послышался недовольный звук.
      Учебник по зельеварению матери за пятый курс (в котором была сокрыта тайна, которая и впрямь оказалось довольно ужасной) отправился вслед за камнем.
      А затем внутренний слизеринец предложил хитрый способ снискать расположение директора, который он преподнёс таким образом, что, к сожалению, завоевал поддержку большинства когтевранской стороны.
      — Ну, раз уж я здесь задержался, не сделаете ли мне что-то вроде экскурсии по вашему кабинету? Мне любопытно, для чего нужны некоторые из этих предметов, — произнёс он своё лучшее за сентябрь преуменьшение.
      Дамблдор посмотрел на него и кивнул, слегка усмехнувшись.
      — Польщён таким вниманием, но, боюсь, это не так уж интересно. — Директор сделал шаг в сторону стены и указал на портрет спящего мужчины: — Это портреты бывших директоров Хогвартса. — Он развернулся и показал на стол: — Это мой стол. — Он показал на кресло: — Это моё кресло...
      — Простите, — прервал его Гарри, — но меня больше занимают вон те штуковины.
      Гарри указал на кубик, который издавал тихие булькающие звуки.
      — Ах, эти штучки? — сказал Дамблдор. — Они идут в комплекте с директорским кабинетом, и я не имею ни малейшего понятия, для чего большинство из них предназначено. Хотя вон тот циферблат с восемью стрелками указывает, сколько раз, кхм, скажем так — чихнули волшебницы-левши в пределах Франции. Ты не поверишь, как пришлось потрудиться, чтобы это выяснить. А вот эта золотая бормотушка — моё собственное изобретение, и Минерва никогда в жизни не догадается, что она делает.
      Гарри ещё не успел это переварить, а Дамблдор уже проследовал к вешалке.
      — Здесь у нас, конечно, Распределяющая шляпа, полагаю, вы уже знакомы. Она попросила меня никогда больше ни при каких обстоятельствах не надевать её на твою голову. Ты всего лишь четырнадцатый ученик в истории, о котором она так выразилась, ещё одним была Баба-Яга, а об остальных двенадцати я расскажу тебе, когда ты будешь постарше. Это зонтик. Это ещё один зонтик. — Дамблдор сделал ещё несколько шагов и обернулся, улыбка на его лице стала ещё шире. — Ну и, конечно, большинство моих гостей хотят посмотреть на Фоукса.
      Дамблдор стоял рядом с птицей на золотой платформе.
      Гарри подошёл и вопросительно посмотрел на директора.
      — Фоукс — это феникс, — сказал Дамблдор, — очень редкое существо, обладающее сильной магией.
      — Э-э, — сказал Гарри. Он опустил голову и всмотрелся в крошечные, чёрные, похожие на бусинки глаза, в которых не было никакого намёка на могущество или интеллект.
      — А-а... — опять протянул Гарри.
      Он был почти уверен, что узнал эту птицу. Её в общем было сложно не узнать.
      — М-м...
      Скажи что-нибудь умное! — рычал на Гарри его разум. — Не мычи, как пускающий слюни идиот!
      Ну и что же мне сказать?
      Разум Гарри не замедлил с ответом: Что угодно!
      Ты имеешь в виду, что угодно, кроме «Фоукс — это курица»?..
      Да! Что угодно, кроме этого!
      — Так, эм-м, и какой же магией обладают фениксы?
      — Их слёзы обладают целебными свойствами, — ответил Дамблдор, — они — творения огня и перемещаются так же легко, как огонь, что в одном месте гаснет, а в другом — вспыхивает. Огромное напряжение свойственной им от природы магии быстро старит их тела, и всё же из всех существующих созданий они ближе всего к бессмертию, поскольку, умирая, объятые пламенем, они возрождаются птенцами или иногда в яйце. — Дамблдор подошёл ближе и, осмотрев курицу, нахмурился. — Хм... кажется, он серьёзно болен.
      Когда до Гарри полностью дошёл смысл сказанного, курица уже была объята пламенем.
      Её клюв было открылся, но она не успела даже кукарекнуть, начав высыхать и обугливаться: пламя сработало быстро и чисто, не оставив после себя даже запаха гари.
      Спустя несколько секунд, когда огонь исчез, на золотой платформе осталась лишь жалкая горстка пепла.
      — Нет причин так ужасаться, Гарри! — воскликнул Дамблдор. — Фоукс цел и невредим. — Дамблдор залез рукой в карман, а потом той же рукой пошарил в пепле и достал маленькое желтоватое яйцо. — Взгляни, вот же яйцо!
      — О, ух ты, круто...
      — Но теперь нам и впрямь пора вернуться к делам, — сказал Дамблдор, оставив яйцо среди пепла от сгоревшей курицы, и вернулся за свой трон. — Уже почти пора обедать, в конце концов, и не хотелось бы попусту использовать наши Маховики времени.
      В государстве Гарри происходил серьёзный переворот: после того как директор Хогвартса сжёг курицу, слизеринец и пуффендуец пересмотрели свои взгляды.
      — Да, к делам, — промямлил Гарри. — А затем к обеду.
      У тебя снова голос круглого идиота, — заметил внутренний критик Гарри.
      — Ну что ж, — сказал Дамблдор, — боюсь, я кое в чём должен тебе признаться. Признаться и извиниться.
      — Извинения — это хорошо.
      Это вообще бессмыслица какая-то! О чём это я говорю?
      Старый волшебник тяжело вздохнул:
      — Ты можешь передумать, когда поймёшь, о чём я. Увы, Гарри, но я тобою всю жизнь тайно манипулировал. Это я отослал тебя к твоим злым отчиму и мачехе...
      — Мои отчим и мачеха не злые! — выпалил Гарри. — В смысле, мои родители!
      — Не злые? — Дамблдор выглядел удивлённым и разочарованным. — Даже чуть-чуть? Что-то не сходится...
      Внутренний слизеринец Гарри закричал что было сил: «ЗАТКНИСЬ, ИДИОТ, ОН ЖЕ ТЕБЯ У НИХ ОТНИМЕТ!»
      — Нет-нет! — сказал Гарри, побелев лицом. — Я хотел поберечь ваши чувства. На самом деле они очень злые...
      — Правда? — Дамблдор подался вперёд и пристально посмотрел на Гарри. — А что они делают?
      Говори быстрее.
      — Они э-э... заставляют меня решать посуду и мыть математические задачи, и они не разрешают мне много читать, и...
      — А, хорошо-хорошо, рад слышать, — Дамблдор снова откинулся в кресле и грустно улыбнулся. — Тогда прошу прощения и за это. Хм, на чём я остановился? Ах да. Я сожалею, Гарри, что я в ответе за все неприятности, что с тобой случались. Это, наверно, тебя очень разозлит.
      — Да! Я очень зол! — сказал Гарри. — Ар-р-р!
      Внутренний критик Гарри тут же выдал ему приз за худшее актёрское выступление в истории.
      — И я хочу, чтобы ты знал, — продолжил Дамблдор, — хочу сказать как можно раньше, на случай, если с кем-нибудь из нас что-то случится, что я правда очень, очень извиняюсь. За всё, что с тобой случилось и ещё случится.
      Директор прослезился.
      — А я очень зол! Так зол, что уйду сейчас же, если вам нечего больше сказать!
      Скорее БЕГИ отсюда, пока он и тебя не поджёг! — завопили внутренние слизеринец, гриффиндорец и пуффендуец.
      — Понимаю, — ответил Дамблдор. — И последнее, Гарри. Не пытайся пробраться за запретную дверь на третьем этаже. Ты не сможешь пройти через все ловушки, и мне не хотелось бы услышать, что ты пострадал во время своих тщетных попыток. Впрочем, ты, пожалуй, даже не сможешь открыть первую дверь, потому что она заперта, а ты ещё не знаешь заклинания Алохомора...
      Гарри развернулся и бросился к выходу. Дверная ручка услужливо повернулась и Гарри, не сбавляя скорости, спустился по спиральной лестнице, путаясь в собственных ногах. Через пару мгновений он уже был у горгульи, которая отъехала в сторону, открывая проход, и Гарри пулей выскочил в коридор.

* * *

      Гарри Поттер. Что за несносный мальчишка. Четверг, в конце концов, у всех, а во все истории влипает почему-то именно он.
      В четверг в 18:21 Гарри, на полном ходу выскочив из кабинета директора, со всей силы врезался в Минерву МакГонагалл, которая в этот же самый кабинет направлялась.
      К счастью, никто не пострадал. Как Гарри объяснили немного ранее — когда он наотрез отказался приближаться к метле — в квиддиче бладжеры специально сделаны из железа, чтобы причинять игрокам хоть какой-то вред, потому что волшебники намного крепче магглов.
      Гарри и Минерва МакГонагалл после столкновения упали, а все свитки, которые несла профессор, разлетелись по коридору.
      Наступила жуткая-прежуткая тишина.
      — Гарри Поттер, — выдохнула профессор МакГонагалл, лёжа на полу рядом с Гарри. Затем тон её резко изменился. — Что вы делали в кабинете директора?
      — Ничего! — пропищал Гарри.
      — Вы говорили о преподавателе по Защите?
      — Нет! Дамблдор сам меня вызвал! И дал громадный булыжник! Сказал, что он принадлежал моему отцу! И велел таскать его повсюду!
      И снова наступила жуткая тишина.
      — Понятно, — немного успокоилась профессор. Она поднялась, отряхнулась и посмотрела на разбросанные свитки, которые быстро сложились в аккуратную стопку и прижались к стене, будто испугавшись её взгляда. — Прощу прощения, мистер Поттер. И извините, что не поверила вам.
      — Профессор МакГонагалл, — начал Гарри дрожащим голосом. Он поднялся с пола и вгляделся в лицо вменяемого человека, которому можно доверять. — Профессор МакГонагалл...
      — Да, мистер Поттер?
      — Вы думаете, — тихо спросил он, — мне правда стоит повсюду носить носить булыжник, принадлежавший отцу?
      Профессор МакГонагалл вздохнула.
      — Боюсь, это дело только ваше и директора, — она на секунду задумалась. — Скажу лишь, что полностью пропускать слова Дамблдора мимо ушей — плохая идея. Мне жаль слышать о вашей дилемме, мистер Поттер, и если я чем-то смогу помочь, каким бы ни было ваше решение...
      — Эм, — сказал Гарри. — Вообще-то я подумал о том, чтобы трансфигурировать камень в кольцо и носить его на пальце. Если бы вы научили меня поддерживать трансфигурацию...
      — Хорошо, что сначала вы спросили меня, — перебила профессор МакГонагалл сурово. — Потеряв контроль над трансфигурацией, вы могли лишиться пальца, а то и руки. К тому же в вашем возрасте даже кольцо — слишком большая вещь для поддержания превращения, у вас будет серьезнейшее истощение. Но я могу сделать для вас кольцо с ямкой для камня. Маленького камня. А пока что практикуйтесь с безопасными предметами, например, с зефиром. Если вам целый месяц удастся поддерживать превращение даже во время сна, я позволю вам трансфигурировать... э-э-э... камень вашего отца, — МакГонагалл умолкла на миг. — Неужели Дамблдор и в самом деле...
      — Да. А... э-э...
      Профессор МакГонагалл вздохнула:
      — Даже для него это странно.
      Она наклонилась и подобрала свитки.
      — Ещё раз извиняюсь за недоверие, мистер Поттер. Но теперь и мне пора зайти к директору.
      — Эм... Удачи, наверное...
      — Благодарю, мистер Поттер.
      — Эм-м...
      МакГонагалл подошла к горгулье, неслышно произнесла пароль и шагнула на крутящуюся спиральную лестницу. Профессор начала исчезать из виду, а горгулья — вставать на своё место, когда...
      — Профессор МакГонагалл, директор сжёг курицу!
      — Он что?..