Аннотация: Воспоминание о нашей жизни в глубине Вятских лесов
Не важно, какого цвета кошка.
Важно, чтоб она мышей ловила.
Ден Сяопин
Это кошка Маша. Сейчас ей десять лет, но на чёрно-белой фотографии года три, не больше. Машу нам подарил Михаил Вертунов, старый мой друг и коллега по поискам "снежного человека" на Памиро-Алае.
Я хорошо помню, как вёз от него из Ижевска маленького котёнка, и всем встречным непременно хотелось взглянуть повнимательней на этот комочек шелковистой бело-кремовой шерсти с яркими небесно-бирюзовыми глазищами.
В те годы мы жили всем своим семейством вдали от цивилизации, в глубине вятских лесов. Фактически - в скиту, словно старообрядцы. Это был небольшой заброшенный населённый пункт, выполнявший когда-то, в годы Великой Отечественной войны, посильные оборонные заказы (люди скипидар гнали, изготовляли сбрую для кавалерии и т.д.), откуда и название пошло - Оборона. Жили мы там совершенно одни с 1991 по 1996 год, но скучно не было, так как трёх своих сыновей до шестого класса учили сами. Да и летом из столицы и других городов частенько наведывались одуревшие от бензина и телевизора сторонники единения с природой, в стиле Порфирия К. Иванова и Генри Д. Торо. Впрочем, иногда и летом никого не было. До ближайшего жилья - километров десять разбитой лесной дороги. Проехать по ней можно только на гусеничном ходу.
Как только Маша немного подросла - сразу проявила характер. До неё у нас был кот Кузя, привезённый с Полярного Урала. Так вот, Маша его не потерпела и, несмотря на свой малый рост, стала всячески третировать. Кузя, бедняга, не знал, что делать, как адекватно реагировать? - кошка всё же, да ещё и мелкая, а ведёт себя нагло и наступательно... Смотреть на это было тягостно - своего кота мы любили, - но и вмешиваться не хотелось. Да и как? Кончилось тем, что Кузя стал пропадать подолгу, а однажды и вовсе исчез. Для нас это была большая потеря. Зато Маша воцарилась в доме окончательно, и характер свой начала демонстрировать уже на собаках.
Тогда же у нас подрастали две кавказские овчарки - Грета и Багира. Обычные для своей породы злыдни с типичным отношением к кошачьему племени. Но я не помню ни одного случая, чтобы Маша хоть раз перед ними "потеряла лицо". Даже если надо было уйти под угрозой целиком оказаться в собачьей пасти, то и тогда кошка делала это в форме одолжения, генерируя в окружающее пространство вполне осязаемое презрение. И видно было, что собаки в этот миг тоже не знали, что делать... - ведь нарушались "правила игры"! Так, даже уступая, кошка побеждала собак. Но со временем между ними возник полный "консенсунс": овчарки приняли Машу в свою воображаемую стаю, а кошка делали вид, что собак не существует в природе.
Странной особенностью кошки является то, что она почти не умеет мяукать. Делает это как-то сдавленно, тихо. Но зато мурчит отменно, включая под настроение свой гортанный "моторчик". С хозяйкой они могут подолгу разговаривать интонациями, и всё понимают.
Одно время у нас было настоящее нашествие крыс. Крупные, с огромными отвратительными хвостами... Маша с ними лихо расправилась. По утрам я собирал во дворе до пяти штук, разумеется, мёртвых и обезглавленных.
Смелость кошки была безгранична. Покончив с крысами, она начала осваивать лесные просторы. Иногда я с удивлением встречал свою красавицу в нескольких километрах от дома - она охотилась и смотрела на меня, как на чужого. Но лес у нас был самый настоящий: с волками, лисами, медведями, бобрами и прочей живностью. Одно время мы на протяжении нескольких суток слышали рёв медведя, случайно угодившего в лосиную тросовую петлю рядом с Обороной. Пока его не убили охотники. А в пяти минутах ходьбы от дома вовсю хозяйничали бобры на нашей маленькой речке Незнайке. И вот в таких-то местах Маша утоляла свою охотничью страсть. Наверное, имела место своеобразная "кошачья сублимация" - единственного своего спутника - Кузю - кошка "свела на нет", а другие у нас в округе не появлялись. В общем, банальная феминистcкая история.
И всё же нашей кошке пришлось стать осторожной. На шестом году жизни с ней случилось большое несчастье. Однажды в начале лета Маша приковыляла из какой-то далёкой охоты на трёх лапах, четвёртая - правая задняя - волочилась плетью. С трудом прошла через подпол в горницу своей обычной дорогой и улеглась на полу. Осмотр показал, что лапка выше коленного сустава напрочь сломана, и косточки торчат наружу из раны... Смотреть на это было тяжело. Но что делать? Решили отвезти кошку в Киров, к ветеринару, чтобы наложить гипс. Я нашёл подходящий ящик, затем не без трудностей поместил в него больное животное, и мы отправились в путь.
Лишь на другой день удалось через знакомых найти единственного на весь город ветеринара, который согласился поставить кошке гипс. Тогда нам это представлялось возможным. Машу усыпили, приготовили всё и, собрав как надо косточки, загипсовали лапку. Прошло необходимое время, мы все вздохнули с облегчением, распрощались было, но... Что тут началось! Видимо, действие усыпляющего укола прекратилось, и кошка, увидев на своей больной ноге какую-то "блямбу", тут же пришла в неистовство и начала рвать её с остервенением. Через две-три минуты все наши труды пошли прахом, а разорванные остатки бинтов и гипса валялись вокруг операционного стола.
Тогда нами была предпринята ещё одна попытка с усиленной дозой усыпляющего препарата. Гипс наложили вторично. После чего я с кошкой отправился в обратный путь, смутно надеясь на благоприятный исход дела.
Но всё было тщетно. История с разорванным гипсом повторилась уже дома, на русской печке, куда мы поместили больное животное. Сила бешенства была такова, что, разрывая гипс, кошка из положения лёжа на боку каким-то невероятным образом подбрасывала себя почти на метровую высоту. А нам оставалось лишь пассивно наблюдать за происходящим.
После того, как приступы затихли, я осмотрел многострадальную заднюю лапу. Вид её был удручающий. Всё болталось на каких-то жилках и кусочках кожи. В один момент я решил просто взять и отрезать эту конечность, чтоб уменьшить мучения. Но удержался - ведь у кошки девять смертей! - и дальнейшее показало, что это был верный ход.
Примерно неделю Маша не прикасалась к пище, и чуть меньше - к питью. Лежала, свернувшись клубком, на холодной русской печке. В первые дни у неё частенько случались рецидивы прежнего болевого бешенства от неосторожных движений. Но частота приступов день от дня уменьшалась. И вот наступил день, когда Маша, к нашей радости, приковыляла, наконец, к плошке с питьём. Мы перевели дух. Кошка начала поправляться.
А дальше - всё лучше и лучше. Постепенно, в течении многих месяцев, больная лапка стала обретать функции полноценной конечности. Сперва, лишь касаясь земли, затем - вполне ощутимо принимая на себя четвертушку кошачьего веса. Сегодня кошка почти не хромает, лишь коленный сустав немного вывернут наружу. Очевидно, косточки или срослись внакладку, или обволоклись соединительной сухожильно-мышечной тканью, и тем самым скрепились, тоже внакладку (это вероятнее). Но лапка от этого стала немного короче.
И по сей день мы не знаем, как и где она покалечилась. Я больше склоняюсь к мысли, что это был бобровый или лисий капкан, и кошка каким-то образом сумела из него выбраться. А может, её освободил сам охотник. Маша на сей счёт молчит, предпочитая не вспоминать о случившемся. Но с тех пор она больше не совершает дальних охот.
Сейчас мы живём в обычной современной квартире на первом этаже. Маша с лоджии может в любой момент пойти погулять куда угодно, но она предпочитает сидеть на бордюре, дожидаясь соседских котов. Изредка приносит потомство. Но, видимо, из-за "дворянской" бирманской крови тут есть проблемы. Предпоследний свой помёт она сама ликвидировала, съев поочерёдно четырёх котят. А недавно принесла всего лишь одного, но вполне сильного и задорного пучеглазого котёнка тёмно-сталистого цвета. Старая стала. Десять лет - для кошки срок немалый. Но собак наших она пережила.
КОШКА МАША...
Первая глава была написана довольно давно и даже опубликована по случаю в одном замечательном издании для любителей животных, которое называется ЗООНОВОСТИ, а сама статья "Кошка Маша из Обороны" (Москва, 2002).
Теперь, по прошествии ряда лет, мне хотелось бы побольше рассказать о нашей жизни в вятских лесах, что-то дополнив и уточнив.
На самом деле Маша ненамного пережилà последнюю из наших кавказских овчарок, и вышло так, что к моменту публикации рассказа в 2002 году кошки уже не было. Я прикопал её трупик рядом с Гретой в сосновом бору Коровьего хребта - древнего Ладожского берега и древней дороги, что проходила некогда от Санкт-Петербурга в сторону Архангельска и ныне почти заброшена. Место хорошее, лесное. Думаю, в чертогах Скотьего бога им вместе будет столь же хорошо, как и с нами.
Примечательна история написания этого рассказа.
Где-то в начале текущего столетия, приехав в Москву, я заглянул с очередной рукописью к Николаю Непомнящему в издательскую башню на Новодмитровской и по случаю рассказал о проявлениях тихого квартирного полтергейста. Началось всё с осени 1997 года, примерно через год после нашего очередного семейного переезда, на сей раз в район Ладоги, когда феномен впервые был замечен женой, а затем и остальными домочадцами.
Редактор оживился и спросил:
- А кошек в доме нет? Кошки очень часто бывают причиной полтергейста.
Я ответил, что кошка как раз имеется: бирманка с голубыми отметинами и довольно необычной судьбой. Затем вкратце рассказал историю Маши.
- Напишите об этом. Тут есть небольшое издание про домашних животных, и они с радостью опубликуют.
Признаюсь, я без восторга отнёсся к его предложению - совсем не моя тема, - и вскоре забыл про тот мимолётный разговор.
Но вышло так, что через несколько месяцев кошка Маша умерла вслед за овчаркой Гретой непонятно отчего, а феномены в квартире продолжались. То есть связь полтергейста с животным никак не подтвердилась. Вместе с тем потеря любимого члена семьи невольно воскресила в памяти забытый разговор с Непомнящим, и я решил-таки написать про кошку, допустив лишь одну романтическую неточность. Чтоб избежать печальной нотки, в тексте кошка ещё жива, как бы, и сидит на бордюре, дожидаясь соседских котов.
Теперь немного о природе тех феноменов, что невольно стали причиной написания рассказа про Машу.
Никаких классических "стуков" и прочих громких шумов мы не слышали. Мебель тоже не падала, и посуда не летала. Если сказать кратко, то по характеру проявлений наблюдалось нечто среднее между тиканьем метронома и морзянкой. Частота переменная, от двух до трёх герц. Громкость тоже варьировала во время сессий, да и центр звука дрейфовал в пространстве, вначале хаотично, а затем фокусируясь в основном по верхним углам комнат. Довольно часто доносилось из подлокотников кресел, из стенок диванов и с глубины подушек. Иногда одновременно в нескольких местах и разных комнатах.
В целом феномен постепенно снижал свою активность год от года. Последние редкие, но выразительные его проявления я неоднократно слышал ещё зимой 2013-го, что непосредственно связано с Ниной. Пробуждаясь внезапно часа в два или три ночи, я с удивление успевал услышать самый удивительный "оркестрик" этих... словно бы маленьких существ, находившихся в районе её головы. Стрекоток негромкий, но очень насыщенный в разнообразии оттенков и интонаций, похожий на электростатическое потрескивание коронного разряда. Жену старался не будить - она в этот момент продолжала спать самым глубочайшим сном без сновидений, что выяснялось утром. Пожалуй, эти позднейшие эпизоды были наиболее странными во всём многолетнем опыте наблюдений нашего домашнего полтергейста. Успевая "застать ИХ врасплох", я субъективно успевал осознать и разумность этих маленьких сущностей, и даже индивидуальность каждого "тика" по отдельности. Иногда они о чём-то оживлённо спорили и даже ругались! Я же в эти краткие моменты лежал, затаив дыхание, чтобы не спугнуть. Продолжалось моё прослушивание всегда недолго. Заметив концентрацию чужого внимания, "оркестрик" постепенно стихал и пропадал. Умолкал не оттого, что громкость всех тиков снижалась равномерно, а от того, что из их коллектива начинали убывать, как мне казалось, самые пугливые, и так до полной ночной тишины.
Из животных кошка Маша на тики вообще никак не реагировала (или мы не заметили?), а вот её последний котёнок Джерик изредка шипел и ершился во время сессии. Овчарка Грета проявляла интерес лишь в самом начале, когда активность феномена была высока, а центр звука перемещался по объёму комнат. Собака водила носом вослед и беззвучно лаяла, неловко раскрывая пасть, как это бывает у них на насекомых, - но быстро потеряла к тому интерес. Осознав, видимо, что реальной угрозы здесь нет.
Наш домашний феномен мог начаться в любой момент дня или ночи и при любом составе домочадцев, что исключает версию о причастности феномена к кому-либо конкретно, в смысле медиумизма. Но с определённого времени мы стали замечать, что тики реагируют на интенсивную умственную работу, сопровождаемую полётом воображения и вдохновения, когда теряется ощущение времени. В этот период над текстами много работал не только я, но и наш старший сын Илья, впервые обративший внимание на данную корреляцию.
Забавно, что эти тики, никогда не вызывая у нас отрицательных эмоций, постепенно стали восприниматься чем-то вроде невидимых домашних существ. И порой, если они пропадали надолго, я ловил себя на мысли, что даже скучаю по ним немного.
И всё же: могут ли кошки быть источником паранормальных явлений?
Думаю, что такой возможности исключать нельзя. Вместе с тем я абсолютно уверен, что они способны к восприятию некой сверхчувственной субстанции. Поделюсь одним длительным наблюдением, впервые замеченным ещё во время нашей жизни в глубине вятских лесов (Кировская область, участок Оборона).
Частенько, работая над последним экземпляром рукописи, мне приходилось многократно перепечатывать один и тот же текст, добавляя, исправляя или убавляя абзац или всего лишь одно предложение, что было довольно изнурительно и накладно. Запас хорошей бумаги буквально таял на глазах, в обратной зависимости от моих литературных стремлений. Эти муки творчества, стиснутые ограниченным запасом сырья, мною же доставляемого издалёка в наш уединённый скит, превращали конечный продукт - рукопись - в объект почти сакральный... Аккуратные стопочки приготовленной рукописи складывались на столике рядом с пишущей машинкой и я, взирая на них с чувством исполненного долга, давал себе слово: больше никогда и ничего там не исправлять! Однако, чего греха таить, слово часто нарушалось после очередного прочтения "конечного продукта". Полагаю, здесь нет оригинальности, и любой литератор проходит через схожее горнило в процессе становления мастерства или навыка. Суть не в этом. Подхожу к главному. С некоторых пор я стал замечать, что наша красавица-бирманка испытывает подозрительную слабость к моим текстам, конкретно - к "конечному продукту". Проявлялось это в том, что она частенько с самым настоящим сладострастием припадала к стопочкам отпечатанного текста и тут же, сощурив небесно-бирюзовые глазки, включала свой гортанный "моторчик", сжимая-разжимая попеременно кулачки передних лапок. Качество бумаги не имело какого-либо значения в этой таинственной мистерии, - существенным было другое: кошку привлекала только та рукопись, над которой я уже достаточно потрудился, и Маша совершенно игнорировала точно такие же нетронутые стопки бумаги А-4, лежащие рядом. Порой страсть животного к завершённой рукописи была столь велика, что стоило немалого труда оторвать её от этого таинственно-самозабвенного занятия... Я аккуратно приподнимал вдруг отяжелевшую кошку, приговаривая: "Машенька, ну как тебе не стыдно? Ведь надо что-то и редакторам оставить на драку собаку!"
И уже тогда, в Обороне, мне невольно приходила в голову мысль, что страсть коллекционеров к оригинальным картинам и рукописям, имеющая вполне рациональный аспект в смысле вложения средств, столь же объяснима и с магической точки зрения. Но мы пока ещё далеки от понимания тех тончайших энергий, что остаются на предметах в результате творческой работы автора.
...ИЗ ОБОРОНЫ
Населённый пункт Оборона не считался обычной деревней и в документах официальных проходил как "участок Оборона", что и отмечено в печатях нашей паспортной прописки тех лет. До этого, покинув Полярный Урал и работу в умирающей советской геологии, мы со второй половины 1990 года и до весны девяносто второго прожили в другом доме, который находился в малонаселённой вятской деревне Васенёво, Шабалинского района. Но тот дом я вскоре продал, а семью с небольшим хозяйством и приличной библиотекой перевёл в более уединённое место.
Здесь надо уточнить. История с нашествием огромных крыс, ловко обезглавленных Машей, происходила именно в Васенёво. Из-за частичной обитаемости данной деревни, крысам было чем поживиться. И у нас в том числе. В первые зимние месяцы они почти полностью уничтожили запас картошки в подполе. Причём, уничтожили оригинально, заботливо сохранив витрину верхнего слоя, специально для взора нерадивых хозяев. А топинамбур, посаженный нами по недоразумению, был уничтожен ещё ранней осенью; и вместо лечебных диабетических клубеньков, названных в честь южноамериканских людоедов, мы, отправившись на жатву, обнаружили в глубине грядок лишь протяженные крысиные норы. Вот Маша и показала им холодной вятской зимой, кто теперь в доме "топинамбур"... Да и в Обороне, с её песчаной почвой, однажды жарким летом она отличилась масштабной охотой на мелких чёрных гадючек, словно не кошка бирманская, а самый настоящий бирманский мангуст.
Наш дом в Обороне. 1995 год.
Переселившись из Васенёво в Оборону, мы сразу оказались в Берендеевом царстве. Здесь не было колхозно-совхозных "пахотных площадей", неумолимо зарастающих бурьяном и наводящих смертельную тоску-безнадёгу... Здесь не было сквозных просёлочных дорог, вдоль которых стоят рядком наклонившиеся избы убитых деревень русского "нечерноземья"... Но кое-что от прежней советской системы сделало нашу жизнь на новом месте вполне комфортной: необитаемый лесной посёлочек не был обесточен! - и я смог использовать по назначению небольшую пишущую машинку "Ивица-М". Да и проигрыватель "Арктур 006" с хорошим запасом виниловых дисков почти не умолкал. Правда, радио, телевидение и телефонная связь у нас отсутствовали, а о домашнем интернете в те годы никто и не думал.
Отчасти переселение было продиктовано возросшими литературными опытами, и отчасти тем, что сам дом в Обороне имел бóльшие перспективы для благоустройства. Постепенно я превратил чердак в спальню и кабинет одновременно, тщательно утеплив крышу изнутри, - а дети, уже подраставшие, расположились в просторной горнице. Так у жены появилась возможность полноценнее организовать для всех троих школу домашнего обучения, с первого по шестой класс. Обучение началось ещё в Васенёво, но там стало тесновато. Наша домашняя школа была официально зарегистрирована в городе Кирове, и жена даже денежки за это получала, совсем скромные и относительно недолго. Экзамены сдавали раз в полгода в ближайшей начальной школе посёлка Новая Указна, выбираясь туда всем семейством за десять километров, словно в скаутский поход.
А однажды к нам пешком наведалась делегация самих учителей во главе с директором, чтобы принять экзамен. Экзамен у детей они приняли, напились зелёного чая с земляничным вареньем и, тяжело вздохнув (директор), отправились обратно: путь-то неблизкий... Опыт домашнего обучения для местных был вдвойне интересен, поскольку школа в Новой Указне стремительно упразднялась и вскоре, как показала жизнь, совсем прекратила своё существование из-за отсутствия обучаемых. Из разговора с учителями выяснилось, что всё их детство прошло именно в Обороне, тогда ещё большом и бойком посёлке. Теперь школьные руины пустыми глазницами смотрели на своих бывших учеников. Думаю, директор вздохнул перед уходом не только от предстоящей длинной лесной дороги. Жизнь в российской глубинке из любого человека может сделать философа или поэта.
Нина с нашими детьми: 1988, 1984 и 1983 г.р. Позади руины местной школы. Оборона, лето 1994 года.
Старший сын в тщетной попытке заставить Машу смотреть в объектив. Оборона, лето 1994 года.
Нина с детьми, я и кошка Маша. Фотографировал младший сын Саша. Оборона, лето 1994 года.
"Всё равно смотреть в объектив я не буду"
Выше я упомянул про наше небольшое хозяйство, и надо бы уточнить, что "небольшим" оно было по меркам местных жителей, а для нас вполне достаточным, почти на пределе возможностей. Уже в первый год переезда в Кировскую область была куплена корова Умница, снабжавшая семью молоком, необходимым для здоровья детей. Нина практически сразу освоилась с процессом доения. Я же, со своей стороны, овладел косой-литовкой на всю ближайшую пятилетку. Дети помогали ворошить сено. Истосковавшись на крайнем Севере по свежей зелени, мы развели ещё с Васенёво теплицы, высаживая высокорослый сорт помидоров Де Барао, и буквально заваливались от собранного урожая. Одной картошки выкапывали по осени до 40 мешков. Отдельная тема - разнообразные дары леса. Много чего ещё было, удачного и неудачного, но деньгами в эти тяжелейшие годы семью реально обеспечивали лишь кавказские овчарки, в основном старшая Грета. Для этого мне приходилось регулярно возить их на вязку в одну из воинских частей города Кирова, а затем продавать щенков. Благо, спрос на боевых собак в 90-х держался на дóлжном уровне.
Нина с нашими кавказками. Девчонкам меньше года, почти щенки. Ушки так и не обрезали. Весна 1992 года.
Решение уехать с Севера и поселиться именно в вятской лесной глуши определилось отчасти и нашим давним интересом к проблеме "снежного человека". Из разных мест Кировской и Нижегородской области периодически поступали (и ныне поступают) сигналы о наблюдениях реликта. Вместе с тем экономическая ситуация в стране стремительно ухудшалась, резко снижая экспедиционные возможности. Так и возникла авантюрная мысль совместить идею поисков йети с опытом семейного выживания в лесу. И всё же в 1990 году, несмотря на хлопоты связанные с переездом, я смог ещё вырваться в серьёзную экспедицию на Ямал, заселив Нину с детьми в один из купленных домов в Васенёво, убедившись в их безопасности и обеспечив всем необходимым. Но уже в следующем году мы решили перебраться в более уединённое место жительства.
В Обороне интересы криптозоологические, практически не оправдавшиеся, трансформировались естественным образом в интерес к истории и этнографии. Пожалуй, нигде мне не работалось столь продуктивно как там. То ли магия места, то ли увлечение интегральной йогой и оздоровительной системой Порфирия Иванова, но я совершенно определённо "получил доступ"... К сожалению, скорость прихода информации намного превосходила возможности её материальной фиксации и воплощения на бумаге. А место там действительно непростое.
ВАРАКША
Населённый пункт Оборона был приписан к Вятке по результатам последнего административного передела ("крымского") во времена Хрущёва, но прежде посёлок относился к Нижегородской области. Здесь близко сходятся три обширных области России: Кировская, Нижегородская и Костромская. Теоретически, двигаясь по маленькой речке Незнайке, протекающей через Оборону, можно доплыть до самого Каспийского моря по рекам: Большая Какша, Ветлуга и Волга. Однако интересно другое. В дремучих истоках великой русской реки, где мы тогда поселились, находилась северная окраина легендарной исторической местности, называемой самими жителями Вятки - Варàкшей. На современных картах топоним можно найти лишь в названии небольшой реки да её малого притока - Варàкошки. Но это лишь остаточный реликт чего-то бóльшего, территориального, что незримо присутствует в памяти местных жителей, причём столь сильно, что невольно действует на воображение. Согласно преданию, именно сюда - в Варакшу - ушли последние участники народного восстания Степана Разина, спасаясь от царской расправы в Арзамасе, где среди многих была казнена через сожжение в срубе отважная старица, монашка Алёна Арзамасская, русская Жанна Д'Арк эпохи Раскола. Ещё ранее, во времена татаро-монгольской неволи, в дремучих верхневолжских дебрях успешно действовали на своих лёгких судах отважные новгородские ушкуйники, настоящие русские варяги, фактически расшатавшие всесилие жестокой Орды, что стало основой казачества... Возникло ли название Варакша в связи с этим? Или оно имеет ещё более древние корни?
Вопросы не праздные. Дело в том, что весь комплекс местных топонимов резко отличен от топонимов финно-угорских. Проницательный кировский краевед и историк Дмитрий Мартинианович Захаров соотносил его с древневедийской традицией, чудом уцелевшей в глубине вятско-нижегородских лесов. В своей книге "Серебряная Вятка" он писал:
"...Два гнезда индийских названий отмечаются для этой территории, одно из них занимает верховья и среднее течение Ветлуги, его представляют такие речные названия, как Какша, Сява, Вахтана, Урень, Арья и т.д. Другое расположено по реке Чепце, это городища Дондыкар, Иднакар, Варна, река Сома, воршудное название Дурга и прочие..." (Д. М. Захаров "Серебряная Вятка". - Киров, 1990).
В первом перечне топонимов речь у исследователя идёт как раз о тех местах, где мы поселились в Обороне, и было бы грех его не дополнить. Ведь действительно, название "Варакша", являясь фактически неискажённым словом "варягша", вместе с тем напоминает нам о древнем море Ворукаша, упоминаемом в Авесте. Именно с Ворукашей древних индоевропейцев связано исконно русское слово "варяг", что сразу выбивает последний костыль из германофильской гипотезы о "призвании варягов на Русь", в смысле "призвания викингов". Если бы призвали викингов, то так бы и написали в древних летописях. Но там сказано о призвании варягов. Варяги намного древнее викингов! Их традиция имеет гиперборейский исток. Это были воины и купцы одновременно, носители уникального древнерусского колонизаторского землепроходчества, сохранённого впоследствии в среде поморов, казаков и русских былин. Помните богатого новгородского гостя Садко?
Авестийское море Ворукаша изначально являлось одним из имён центрального арктического водоёма Гипербореи, ставшего впоследствии ведийским Океаном Семизвездия, известным ныне как Северный Ледовитый.
Тот город, стоящий вне области нагов,
Называется Патали; дайтьи, данавы его населяют.
Его достигает тот, кто может ходить по водам,
Войдя ж, начинает кричать, мучимый страхом.
Здесь постоянно блещет асура Агни, пожирая воды;
Здесь твердый духом постигает, что он связан делами. /.../
Здесь по полугодиям встает златокудрое солнце. /.../
(3десь) ниспадающие воды красивые образы принимают.
В этом отрывке из главы 98 эпоса "Махабхарата" ("Путешествие Бхагавана", перевод Б. Л. Смирнова), речь идёт полярных областях ("Здесь по полугодиям встает златокудрое солнце"), и данный текст удивительно созвучен по смыслу с отрывком из пятого яшта "Авесты" ("Ардвисур-яшт", перевод И. М. Стеблин-Каменского), где поэтически описан механизм образования Арктического ледника:
Молись великой, славной,
Величиною равной
Всем водам, взятым вместе,
Текущим по земле.
Молись текущей мощно
От высоты Хукарья
До моря Ворукаша.
Из края в край волнуется
Всё море Ворукаша
И волны в середине
Вздымаются, когда
Свои вливает воды,
В него впадая, Ардви
Всей тысячью протоков
И тысячью озёр.
И четырёх ей создал
Ахура жеребцов,
Те кони - Дождь, и Ветер,
И Облако, и Град.
Они ей постоянно
Льют влагу, о Спитама,
Поят её росою,
Числом неисчислимым
Ей сыплют снег и град.
[ О разрушении Арктического щита в результате тектоники и вулканизма - в моей статье "Гиперборея, Мальстрим и тайна полярной свастики", впервые изданной в 1999 году на основе лекции, прочитанной мною же в РГО, Санкт-Петербург, 14 мая 1998 года ]
После гибели Арктического материка и утраты своей метрополии протоскифы-гипербореи основали несколько новых континентальных центров, сохранив прежние названия. Так и появилась Варакша верхнего течения Ветлуги, в окружении других типично ведийских топонимов.
Родственный топоним мы можем обнаружить и в далёкой Средней Азии, где в районе бывшего Бухарского оазиса с 30-х годов прошлого века были начаты раскопки Варахши, древнего города, процветавшего в доисламский период на маршруте Великого шёлкового пути. Ранние археологические памятники данной местности, обнаруживая родство с сарматскими памятниками Поволжья, восходят к эпохе бронзы, т. е. к III тысячелетию до н.э. Раскопки среднеазиатской Варахши проводились под руководством профессора В. А. Шишкина, по странному стечению обстоятельств - уроженца Кировской области.
В Шабалинском районе негласный статус уроженцев Варакши - "варакшат", как их называют, - отличен от "вятских", признающих за варакшатами врождённое превосходство, вежливо и сдержанно разделяемое самими варакшатами, ведущими своё происхождении от сподвижников Степана Разина. Мне не раз доводилось слышать от них полушутливые замечания типа: "У них, у вятских, нет своего Я, они даже слово 'пряник' не могут правильно сказать, и говорят через Е - 'прееник'..."
Эта шутка про "прЯники-прЕники" имеет там широкое хождение и особых обид не вызывает. Здесь, возможно, отголосок аграрной неволи с царских времён. Невероятно жирные глины Вятской губернии больше подходили для занятий земледелием, по сравнению с песчаниками Варакши, где народ, помимо ушкуйного лихого промысла, издревле занимался речным извозом, лесосплавом и деревообработкой, как и по всему Русскому Северу. Варакшата слыли людьми предприимчивыми и свободолюбивыми, не в пример вятским - основательным, но склонным к оседлости, к земле.
В этническом сопоставлении варакшат и вятских можно усмотреть результат двух различных типов русской колонизации Севера: вольной новгородской и московской подневольной. Новгородская колонизация, более древняя, по преимуществу основывалась на личном интересе участников масштабных промысловых или торговых экспедиционных предприятий, и была подвижна в своих импульсах; действия поморов в Арктике яркий тому пример.
Более поздний московский тип колонизации, в основном аграрного направления, чаще всего являлся следствием принудительного вывода населения, перемещённого с других княжеств, уже захваченных Москвой, что началось ещё с великого князя Ивана III, а закончилось мегапроектами ГУЛАГа времён Сталинизма. Чтобы яснее понять, о чём речь, надо сначала прочитать рассказы Джека Лондона про жизнь на Клондайке, а затем - рассказы Варлама Шаламова про жизнь на Колыме. И там, и там цель у людей, казалось бы, одинаковая - добыча золота, только подходы разные.
Кстати, именно красная вятская глина стала ещё одной причиной того, что мы перебрались весной 1992 года в Оборону. Я никогда и нигде больше не встречал столь липучих и жирных глин, как в Шабалинском районе. Даже небольшой дождик делал невозможным не только тренировочные пробежки, но и обычные прогулки по грунтовой дороге. На обувь вмиг цеплялось до нескольких килограммов ярко-красного утяжеления, и вы уже не знали: то ли смеяться, то ли чертыхаться, то ли сворачивать с тропы и пробираться дальше по мокрой траве босиком. Но стоило пересечь незримую границу Вятки и войти на территорию Варакши, как глина сразу куда-то исчезала. В Варакше преобладает песчаная почва, а смешанный лес сменяется сосновыми борами, что растут на гривах, секущих протяжённые торфяные болота, остатки древних водоёмов. По всему видно, что ещё в недалёком геологическом прошлом это был обширный озёрный край с довольно запутанной географией, способствуя укрытию вольных и лихих людей от царских фискалов. Уцелевшие сподвижники Степана Разина знали, куда уходить.
Варакша, уцелевшая только в смутной памяти местных жителей, словно Беловодье, словно невидимый Китеж-град, позволяет серьёзнее отнестись к проблеме Вятской вечевой республики, породившей известную дискуссию среди историков. В частности, академик С. Ф. Платонов писал в своей книге "Прошлое Русского Севера", впервые изданной в Петрограде в 1923 году:
"...Когда именно русские стали пользоваться северным путем на Вятку, точно неизвестно. Пресловутая 'Повесть о граде Вятке' с ее известием, что 'новгородцы-самовластцы' в XII веке основали г. Хлынов [ныне г. Киров] на р. Вятке и в нем 'законы и обычаи новгородские имяху на лета многа', - эта повесть всеми теперь признается баснею XVII века. Мнение, что Вятка стала русскою колонией уже в XII веке, поддерживается, по-видимому, одним А. И. Соболевским, который первых русских насельников на Вятку ведет из Белозерской области. Исторически известно только то, что, начиная с XIV века, когда участились набеги новгородских ушкуйников (речных пиратов) на Волгу, местом их подвигов стала и Вятская земля. Ушкуйники побывали на Волге в 1366, 1371, 1374, 1375, 1391 гг. В 1374 г. они появились на Вятке, по всем вероятиям, с севера, 'пограбиша Вятку', и пошли 'на низ Вяткой' в 90 ушкуях. После грабежей на Волге и Суре они сожгли свои ушкуи и 'сами поидоша к Вятке на конех', по пути ограбив села на р. Ветлуге. В 1391 г. набег повторился: ушкуйники появились на Вятке с севера, пошли 'рекою Вяткою на низ', пограбили Казанские места и 'тако возвратишася во свояси со многою корыстию и богатством'..."
С категоричным мнением знаменитого российского историка трудно согласиться, поскольку в первой главе той же книги, откуда взята цитата, он очень подробно и со знанием дела рассказывает о масштабной и успешной новгородской колонизации Севера, начатой, как минимум, в XI веке и проходившей как по морю на кочах, так и по рекам с помощью более лёгких плавсредств, удобных для преодоления водоразделов посуху. Почему же Вятская земля, открывавшая предприимчивым новгородцам выгодный волжский путь в Персию, была исключена историком из списка их древних опорных пунктов? Да, за период татаро-монгольского ига многое забылось русскими людьми, но даже пересохшие реки помнят свои берега. Так и легенды не возникают на пустом месте.
Вы думаете, Москва освободила Русь от татаро-монгольского ига? Нет, не Москва... Через два года после Куликовской битвы Москву дотла сожгли ордынцы Тохтамыша, и там некому было кого-то освобождать, даже самих себя, уцелевших среди пепла. Зато первый масштабный поход ушкуйников на волжские владения Золотой орды был организован новгородцами за двадцать лет (!) до Куликовской битвы, в 1360 году, и возобновлялись эти вояжи примерно каждую пятилетку на протяжении полувека, до 1409 года. Вот что расшатало Золотую орду на Волге и в конечном счёте позволило освободить Русь от мусульманского ярма, окончательно сброшенного только при Иване Грозном. В самой настойчивости походов ушкуйников нетрудно заметить стремление Великого Новгорода возвратить обратно свои древние торговые маршруты, перехваченные ордынцами. Ведь именно торговые маршруты были ценны для новгородских бояр и капиталистов, а не территории, которых у них и так хватало с избытком. Одну из военно-торговых баз русов на Волге в начале X века описывает арабский дипломат и миссионер Ахмед Ибн-Фадлан в своей книге "Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу". [ Ссылки на этот литературный памятник я использовал в своей статье "Была ли эмиграция русов в Русской истории?" (газета "Волховские огни", сентябрь 1998); опубликованной вариантами в "Новом журнале" (Санкт-Петербург, 1998) под названием "Норманны и Древняя Русь"; затем в журнале "Всемирный следопыт" (Москва, 2001) под названием "Тризна по Олегу". ]
Старой дискуссии о Вятской вечевой республике, основанной новгородцами, явно не хватало какого-то существенного элемента, давно забытого и не попавшего в летописи. Или попавшего, но "отредактированного" промосковскими дьяками. На мой взгляд, этим существенным элементом как раз и является древняя Варакша-Варягша. И кто знает, быть может, именно с этого опорного пункта отважных ушкуйников началось знаменитое русское казачество, сохранившее вечевые традиции в демократизме казачьего Круга. Историк Евграф Петрович Савельев, автор "Древней истории казачества", написанной в 1918 году, был абсолютно уверен в новгородском происхождении Донского казачества и приводил тому весомые аргументы. И он верил в реальность древней вечевой республики на Вятке.
ЗАПОВЕДНОЕ
А как же "снежный человек" Кировской и Нижегородской области? Неужели наш выбор места оказался изначально неудачен?
В ноябре 2012 года Иван Ожиганов, житель села Старая Рудка, опубликовал в Livejournal интересный и самобытный рассказ о Дúконьком. Так называют таинственное существо типа йети в местности, расположенной к юго-востоку от Варакши, возле реки Рудки, в той же самой системе заболоченного Ветлуго-Вятского водораздела. Автор описывает историю, случившуюся с ним во время поисков заповедного озера, когда он заплутал и чуть было не погиб в трясине, прежде чем столкнулся с Неведомым.... Весь его рассказ можно найти по ссылке на Живой Журнал, где статья называется Дúконькой или немного о криптозоологии. Приведу лишь пару цитат с вводной информацией общего характера:
"Как от Танайки на Пиштань идти, там есть место в тайге, где Диконькой появляется. Он большой, в острой шапке. Людей пугает, лошадей.
Подоплелова З. И., народная сказительница, д. Танайка Нижегородской области". (...)
"...Озеро было моей вожделенной мечтою в течение многих лет. Несколько попыток отыскать его, предпринятые мною и моими друзьями, неизменно оканчивались неудачей. Те немногие, знавшие его расположение, не очень точно его описывали, вероятно, с умыслом. В ответ на мои жалобы на безуспешность поисков, неизменно отвечали: Дúконькой водит...
По местной легенде 'Дúконькой' - это человекообразное существо, скорее дикий человек ростом около двух метров, покрытый волосами. Встречается в лесах между деревнями Танайка, Сысуи и Малым Шудугужем, что на границе Вятских, Нижегородских лесов и Республики Марий Эл. Выходило, что покос располагался как раз в районе обитания этого легендарного существа, по всем признакам похожего на таинственного йети или, проще говоря, снежного человека. Местный йети был существом безобидным: помогал заблудившимся грибникам и ягодникам, чаще женского пола, выйти из леса, но будучи диким и неразумным, заплутавшихся в лесу Сысуевских баб вывел однажды на Отарское поле за пятнадцать километров от дома, но и этому несчастные были безумно рады..."
Случай с личным наблюдением, о чём рассказал далее Иван Ожиганов, произошёл летом 1978 года, оставив у него, по всей видимости, настолько сильные воспоминания, что они не изгладились по прошествии многих лет.
Лаконично описание существа со слов народной сказительницы: "Он большой, в острой шапке. Людей пугает, лошадей".
Остроголовость йети - признак воистину всемирный. Как и то, что он способен на расстоянии вызывать страх у людей и животных.
Увы, должен признать, что за всё время пятилетнего проживания в Обороне у нас не было надёжных наблюдений из числа тех, что могли бы иметь отношение к данной проблеме. Лишь однажды, возвращаясь за полночь пешком через лес, уже приближаясь к посёлку, я вдруг увидел впереди бледный, почти прозрачный силуэт, пересекающий тропу метрах в двадцати. Было темно, но не настолько, чтобы не заметить при полной Луне очертаний обычной человеческой фигуры. Допускаю, что мог ошибиться под влиянием игры теней и собственного утомления: шёл я с тяжёлым рюкзаком и страха не помню. Но вот что удивительно и... трагично. Как раз в этом месте один хороший человек, незадолго пред своей смертью, увидел ночью женщину в белом, которую почему-то принял без колебаний за Богоматерь. Она звала его за собой, манила куда-то в лес... Потрясённый и бледный, он в волнении поведал свою историю, совершенно не зная о моём более раннем наблюдении полупрозрачной фигуры. Что это было: призрак или что-то иное? - однозначного ответа нет и никогда не будет, наверное. Но именно такие случаи и совпадения заставляют нас серьёзнее отнестись к заповедным тайнам бытия.
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/koshka_masha_poltergeyst_i_varaksha/1_etokonshkamasha.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/koshka_masha_poltergeyst_i_varaksha/2_nash-dom-w-oborone.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/koshka_masha_poltergeyst_i_varaksha/3_ninasnashimidetxmi.png){kind=spacer}
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/koshka_masha_poltergeyst_i_varaksha/4_starshijsynwpopytke.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/koshka_masha_poltergeyst_i_varaksha/5_ninasdetxmijaikoshkamasha.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/koshka_masha_poltergeyst_i_varaksha/6_wserawnosmotretxwobxektiwjanebudu.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/koshka_masha_poltergeyst_i_varaksha/7_ninasnashimikawkazkami.png){kind=spacer}