Новиков Евгений Витальевич : другие произведения.

Закалённый сталью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 9.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В первую очередь, это художественная книга, основанная на реальных событиях. Дописав, поймал себя на мысли, что многие читатели, ознакомившиеся с повестью до конца, не поверят в существование тех событий и фактов, что приведены в повести. Однако, приложив немного усилий, можно найти и воспоминания участников, и документальные источники как наши, так и немецкие, и убедиться в правдивости пересказанных событий. Почему я уверен в том, что найдется множество тех, кто не поверит в реалистичность описываемых событий? Даже в книгах жанра "альтернативная история", где главные герои совершают сотни невероятных подвигов, редко можно встретить что-то подобное тому, что было в конце 1942 года под Сталинградом. И я, как автор, буду рад, если после прочтения найдутся те, кто решит перепроверить события повести, ведь тогда они приоткроют очередную страницу истории Великой Отечественной Войны, с её тяготами и подвигами, которые выходят за грани любой фантазии.
  - Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
  - Обращайтесь!
  - Командир третьей роты, старший лейтенант Арефьев сказал, что вы добровольцев набираете на штурм высоты.
  - Ну, допустим. Вы, что ли, добровольцы?
  - Так точно!
  Три красноармейца стояли перед командиром первой роты Кузнецовым и смотрели на него снизу вверх. Высокий старлей был практически на голову выше их, да еще широкоплечая богатырская фигура, будто, зрительно усиливала эту разницу. Он внимательно осмотрел добровольцев - парни девятнадцати-двадцати лет, молодые еще. Горячие и, скорей всего, безрассудные. Такие с криками "Ура!" на танки не задумываясь пойдут, а в его деле нужна холодная голова.
  - Набрал уже, больше не требуются. Можете возвращаться в расположение своей роты.
  Двое бойцов, было, начали поворачиваться, но один остался стоять неподвижно:
  - Товарищ старший лейтенант, может пригодимся? Много - не мало. - красноармеец говорил с некоторым едва различимым говором, показавшимся Кузнецову знакомым
  - Боец, ты откуда будешь?
  - Почти из этих мест, из Курска, километров 200 отсюда.
  - Кхм, - улыбнулся старший лейтенант, - значит, земляк. То-то я смотрю говор знакомый. Я из - под Горшечного. Слыхал про такое?
  - Никак нет.
  - Вот что, земляк. Давай забирай сослуживцев и бегом в расположение. Доложишь Арефьеву, что группа набрана, больше никого не требуется.
  Двое красноармейцев повернулись, чтобы выполнить приказ, но упрямый красноармеец так и остался на месте:
  - Товарищ старший лейтенант, я именно к вам в группу хочу. Возьмите, не пожалеете. Я и немецкий в школе учил.
  - Soldat - Ich befehle Ihnen, zum Dienstort zu gehen! (Солдат, приказываю вам уйти в расположение!) - с улыбкой сказал Кузнецов
  - ja ( да) - слегка краснея, ответил красноармеец, явно не понявший командира и оставшийся стоять на месте.
  Кузнецов расхохотался. Двое бойцов, пришедших с этим земляком старлея заулыбались, поняв, что их сослуживец опростоволосился, а сам он готов был провалиться сквозь землю от стыда.
  - Как фамилия, красноармеец?
  - Гаврилов, товарищ старший лейтенант!
  Внезапно, командир прекратил улыбаться, посерьезнел и переспросил:
  - Как?
  - Красноармеец Гаврилов!
  Кузнецов задумался, постоял несколько секунд и так же серьезно спросил:
  - У тебя родственники под Брестом не служили в том году?
  - Не могу знать, товарищ старший лейтенант! Братья младшие, - им еще рано, отец давно отслужил, а дядек всех не упомнишь, кто, где и когда службу нес.
  - Ладно, красноармеец Гаврилов, пошли со мной. Остальным - кру-у-у-гом и бегом в расположение своей роты. Старшему лейтенанту Арефьеву скажите, что Гаврилова я забрал.
  
  Шли какое-то время молча. Кузнецов погрузился в свои воспоминания, тяжелые и тревожные, а красноармеец, семенивший рядом, ели поспевая за широкими шагами командира, предавался мечтам.
  Старший лейтенант Кузнецов был известен во всем батальоне как смелый и решительный командир. За своих бойцов всегда стоит горой, а о их подвигах легенды слагают во всей дивизии. Что не выход - так и задачу выполняют, и "языков" приводят, и кучу трофейного оружия приносят. Да не просто "языков", а большей частью офицеров. При этом потери если и есть, то не большие. Раненых не бросают, даже в безнадежной ситуации. У многих бойцов его роты есть медали и ордена. И все заслуженные. Каждому хочется к нему попасть, да не у всех выходит. А его, Гаврилова, взял. Значит приглянулся чем-то.
  Тишину прервал Кузнецов:
  - Майор Петр Михайлович Гаврилов. Лет сорок ему должно быть - не знаешь такого?
  - Никак нет, товарищ старший лейтенант, - немного подумав ответил красноармеец.
  - Жаль. Очень жаль, боец. Я, грешным делом, подумал, может родня. - как-то печально произнес старлей
   - А кем он вам приходится, товарищ старший лейтенант?
  - Просто хороший человек, служили вместе.
  Кузнецов помолчал еще несколько минут.
  - Вот что, Гаврилов, в шесть собираю всех у себя. Объясню задачи. Вон, у костра, мои ребятишки сидят, давай к ним, пообщаешься. Сейчас подведу, познакомлю, чужие у них не в почете, но не теряйся, бойцы все хорошие и люди замечательные. Вам еще пуд соли ночью съесть придется. А как вернемся - так и подумаем, оставлять тебя, или обратно отправить.
  
  
  В восемнадцать часов вокруг костра собралось порядка сорока человек из состава 622-го стрелкового полка. Все добровольцы. Большей частью из роты Кузнецова, лишь восемь человек было из других подразделений, хотя некоторые из них не в первый раз входили в состав его группы.
  Апрель в этом году выдался достаточно прохладным. Местами еще лежал темный снег, поэтому красноармейцы подсаживались поближе к костру. Старший лейтенант Кузнецов осмотрел всех и, поздоровавшись, приступил сразу к делу:
  - Товарищи красноармейцы! Ни для кого не секрет, что атака второго батальона на высоту 175,1 сегодня захлебнулась. Немцы хорошо окопались, имеют в распоряжении несколько минометов и пулеметов, да ко всему еще мобильный резерв, ударивший днем во фланг нашей пехоте. Как итог - второму батальону пришлось отойти с большими потерями.
  Высоту надо взять во что бы то ни стало. Наступление нашего полка остановлено уже более, чем на сутки. Если фрицы подтянут сюда резервы, то мы их потом неделю не выкурим.
  Что я предлагаю? С трех сторон склон достаточно пологий и основные укрепления у них сосредоточены там. С северо-востока же, высотка предстаёт чуть ли не отвесной стеной. Забраться там сложно, тем более по влажной почве, а значит там нас не ждут.
  Разделимся на группы по два-три человека. Выступаем в два часа ночи. С собой берем только трофейные автоматы, благо у меня в роте они есть в избытке. Но огонь открывать только в самом крайнем случае. В окопы надо заползти бесшумно. А дальше - штыки и ножи. Брать их надо тихо. Поэтому оружие и берем немецкое - если придется стрелять, то пусть остальные слышат только свои родные выстрелы. Авдеев?
  - Я, товарищ командир! - отозвался один из бойцов его роты
  - Тебе со своим отделением первыми идти. Я с вами пойду. Ты уже опытный в этом деле. Сработать надо так, чтоб даже часовые умирали бесшумно.
  - Сделаем, командир!
  - Впереди идут бойцы первой роты. Не идут, а ползут. Взлетела осветительная ракета - вжались в землю и ни единого движения. Человека под светом этой ракеты практически не видно, если он неподвижен, а вот шевеление заметно отлично. Да и немцам, чтоб вниз под таким углом посмотреть - придется свешиваться, а к ночи внимание притупится.
  Все остальные выдвигаются только по сигналу. До этого лежите в лесу и прикидываетесь ветошью. Трофейных "шмайсеров" и карабинов у нас достаточно, пойдете тоже с немецким оружием. Авдеев, обучи их как пользоваться, как перезаряжать. У кого какие вопросы?
  - Товарищ старший лейтенант, вопрос не по делу, но, может, молодого оставим?
  Кузнецов посмотрел в сторону Гаврилова, который стал оборачиваться, чтоб рассмотреть лицо того, кто засомневался в нем. Понятно, что под словом "молодой", могли иметь ввиду только его. И виной тому вряд ли возраст. Старлей ненамного старше - двадцати трех еще нет, но сильно уж Гаврилов отличался комплекцией от этих богатырей.
   Во время своего выступления, Кузнецов несколько раз кидал на него взгляд - слушал внимательно, но ни толики страха или сомнения во взоре красноармейца не промелькнуло. Только решимость.
  - Он во второй волне пойдет. Пусть учится, - немного подумав, ответил командир. И продолжил, - Авдеев, если со мной что случится - командовать группой тебе.
  - Есть!
  И это было странно для тех, кто пришел в группу из других подразделений. В группе было несколько сержантов, но за себя Кузнецов оставлял младшего сержанта. Ни один из сержантов даже бровью не повел, то есть такое происходило не в первый раз. Действительно, странные у них порядки.
  Как только командир ушел, один из тех, кто пришел добровольцем, повернулся к Авдееву:
  - Товарищ младший сержант, разрешите обратиться? - Красноармеец Пелипенко.
  - Федор. Видишь, командира нет, можешь по имени обращаться, без чинов и регалий.
  - Понял. А у вас всегда так?
  - Как так? - с недоумением переспросил Авдеев
  - Командир подробно излагает план атаки. А вдруг кто к немцам перебежит и возьмут нас там тепленькими?
   - Радует, что у вас есть понимание осторожности. Тогда не удивитесь и дальнейшим действиям. Все, кто не с первой роты сейчас пойдут вон в ту землянку, - показал младший сержант рукой, - там расскажу по вооружению и после этого у вас отбой. У входа будет стоять караульный. До подъема никто не выходит. Подъем в час. А касаемо того, что он все так подробно разжевывает и в рот складывает - первое время мы тоже дивились. Но со временем поняли, что если каждый боец знает и свою задачу, и задачу группы, и общий план боя, то меньше ненужной суеты и недопонимания на месте. Не просто - бегом в атаку, не отступать и не сдаваться. А что делаем, как, почему и зачем. Перебежчики были, с тех пор и перестраховываемся. Присматриваем за теми, кто у нас недавно.
  - Просто план какой-то, - красноармеец помедлил, подбирая слова, - безумный. Заползти к немцам, взять их в ножи, да еще с трофейным оружием зачем-то... там, где батальон днем не смог...
  - Не дрейфь, боец. Вы до сигнала в лесу полежите, остальное пока не ваша забота. А оружие немецкое - чтоб если стрелять придется, то те немцы, что услышат, думали, что это они по нам стреляют, а нашего оружия звучать не будет. Мало ли куда там фрицы палят ночью, в ответ же никто не стреляет, значит на бой не похоже, может, почудилось. Мы такое уже проворачивали.
  
  Гаврилов слушал и все больше удивлялся. Боялся ли он? Конечно боялся. Еще как... Но непонятный азарт захватил его разум. Ему хотелось непременно быть рядом с теми, кто способен даже в мыслях воплотить план Кузнецова в реальность. А уж на деле... Но было и понимание, почему его не берут в первых рядах на высотку - вот уж, действительно, молодой. И, несмотря на страх, ему хотелось пусть не сегодня, но со временем, начать ходить в рейды в этом подразделении. Юношеский максимализм, помноженный на азарт, уже затмевал страх, отодвигая его все глубже и, видя, как спокойно обсуждали бойцы первой роты план Кузнецова, приходило понимание - эти люди знают, что могут все...
  
  Сорок минут прошло с тех пор, как бойцы первой роты бесшумно ушли в сторону высоты. Гаврилов лежал в какой-то ямке в лесу и пытался вглядываться туда, где сейчас, возможно, уже идет бой. Мокрый снег пропитал всю одежду, но красноармеец боялся даже пошевелиться, будто его движение смогут услышать немцы. Некоторое время назад взлетела очередная осветительная ракета, но бойцы "второй волны", как их назвал Кузнецов, не увидели под ее сиянием абсолютно ничего - поначалу пытались всматриваться, но тот же холм, те же очертания, никаких движений. Лишь на самой высотке несколько раз промелькнули, под светом луны, какие-то фигуры, вероятно, фрицы ходят по окопам, пытаясь согреться. И тишина. Значит пока не обнаружен никто. Иначе б уже стрельбу открыли. Хорошая тишина...
  А в это же время, там, на высоте 175,1, ставшей камнем преткновения в дневной атаке второго батальона, часовые уже лежали на дне окопа. Кто-то уйдя в вечный покой, кто-то же ожидая своей дальнейшей участи, без сознания, связанный и с кляпом во рту. Чуть влажная земля позволяла действовать практически бесшумно. Бойцы первой роты перемещались по окопам как тени. Миновав часовых, практически интуитивно разделились на две группы, после чего одна устремились к землянкам и палаткам, другая же продолжала двигаться вдоль окопов. Несколько человек заведомо выдвигались в немецкой форме и шли теперь впереди группы поверху. Отличное знание немецкого позволяло, в случае чего, отвлечь внимание фрицев каким-нибудь вопросом, после чего основная группа бесшумно делала свое дело. Именно таким образом, Кузнецов уже два раза подходил к замерзшим часовым вплотную, отвлекая их дурацкими вопросами, после чего несколько человек налетали на них и, вырубив сначала прикладами, добивали ножами и штыками.
  То ли от холода, то ли от нервного напряжения, Гаврилова начало колотить. Больше часа минуло со времени ухода Кузнецова. Внезапно короткая автоматная очередь разорвала тишину и эхом пронеслась за горизонт. Тут же, ей в след, ушла еще одна и еще. Разрыв гранаты. Снова короткая очередь. Гаврилов попытался вскочить, чтоб побежать на помощь первой роте, но тяжелая рука, опустившаяся ему на плечо, не дала даже пошевелиться. "Сиди, малой, не дергайся, без нас разберутся" - раздался грозный шёпот у него над головой. "Измайлов" - понял красноармеец, невысокий татарин из первой роты, которого Кузнецов оставил с ними, чтоб координировать их действия, в случае чего. На холме загорелся фонарь и тут же погас. Снова вспыхнул. Так четыре раза. Отлично. Наша высота.
  - А вот теперь бегом! - скомандовал Измайлов.
  Со всех сторон стали подниматься красноармейцы "второй волны" и бегом перемещаться к высотке. "Взяли, все-таки взяли, - крутилось в голове у Гаврилова, - двадцать восемь человек смогли то, что не смог батальон, пусть и недоукомплектованный"
  Поднявшись наверх, Гаврилов увидел сюрреалистическую картину - немецкий солдат командует нашим бойцам, перемешивая русские слова с матом, куда устанавливать захваченные минометы и пулеметы. Присмотревшись, понял - Кузнецов. Несколько человек сводили в кучу немецких солдат, некоторых, не пришедших в сознание, приходилось подтаскивать.
  - Малой, давай в окоп, чего смотришь, - раздался за спиной голос Авдеева.
  Гаврилов спрыгнул вниз, где два красноармейца быстро прижали его к земле и стали объяснять его сектор обстрела. За спиной продолжалась беготня и негромкие окрики, красноармейцы уже подтаскивали к минометам заряды. А впереди все было так же спокойно. С немецкой стороны не было никаких движений или звуков. Наверно, слышали, что стреляли только немецкие автоматы, поэтому не придали этому значения.
  - Бинт есть? - раздался голос сверху
  - Так точно, - ответил полушепотом Гаврилов и потянулся в карман, - перевязать?
  - Давай. - ответил тот же голос и сверху спрыгнул крупный боец в немецкой форме
  Поначалу красноармеец от него отпрянул, но присмотревшись, увидел улыбающееся лицо бойца, который вечером, при постановке задачи, сидел от него неподалеку.
  - Куда ранило? - переспросил Гаврилов, доставая грязный бинт
  - Да не ранило, сам порезался об немецкий штык, - ответил "немец", протягивая руку.
  - Лихо вы их тут...
  - Не переживай, малой, на твою долю тоже хватит, сейчас светать начнет, полезут со всех щелей, только отстреливать успевай
  Справа, метрах в десяти от Гаврилова, еще два человека спрыгнули в окоп. Рассмотреть кто это, было трудно - не видно не зги, но по очертанию формы, красноармеец увидел, что один из них, так же, был в немецкой форме.
  - Авдеев, выдели пятерых, пусть отводят пленных, - раздался оттуда голос Кузнецова, - сколько их, кстати?
  - Тридцать шесть. Два офицера. - ответил ему голос Авдеева
  - Того офицера, что на связь выходил и доложил, что все нормально - оставь, он нам еще пригодится, что по нашим потерям?
  - Один ранен, в плечо, хочет остаться с нами.
  - Пусть он, как раз, в этой пятерке и уходит. У меня тут каждый здоровый боец на счету.
  - Есть.
  - Минометы установили? Работать с них смогут?
  - Все четыре, вроде, в рабочем состоянии. Сложного ничего нет, выделил людей, сообразят.
  - Хорошо, сам к ним подойду, объясню, что к чему. - немного помедлив сказал Кузнецов, - О, Гаврилов!
  - Я, товарищ старший лейтенант!
  - Пленных пойдешь сопровождать?
  - Товарищ старший лейтенант, разрешите на позициях остаться.
  - Авдеев, пусть молодой здесь остается. Давай, иди организуй доставку "языков" и пусть мне связь с полком установят.
  Младший сержант практически бесшумно выполз из окопа, а командир подошел ближе к Гаврилову:
  - Ну что, боец, не боишься? Сейчас попрут дуром на нас
  - Есть немного, товарищ старший лейтенант, но я не подведу, обещаю.
  - Это хорошо, что "есть", а еще лучше, что "немного", - полушутя заметил Кузнецов, - только дурак не боится. Тебя как звать-то?
  - Семен.
  - Вот что, Семен, немецкий автомат освоил?
  - Так точно, вечером попробовал пострелять, перезаряжал, даже разбирал-собирал, младший сержант Авдеев обучил.
  - Мы у немцев парой пулеметов разжились. Пулеметчик у меня есть добротный. Будешь у него ленту набивать. Расспроси его подробно о том, как с него стрелять, как целиться, чтоб, если что, заменить смог и, самое главное, как ствол менять. Есть у немецких пулеметов такая особенность, он расскажет и покажет. Будете на этой позиции, очень уж хорошо она расположена.
  Спустя десять минут над головой Гаврилова раздался басовитый голос:
  - Ты, что ль, у меня заряжающим будешь?
  - Так точно!
  - Иван! - спрыгнул не высокий, но широкий в плечах красноармеец
  - Семен!
  - Вот что, Сёма, давай сразу к делу, а то фрицы придут, не дадут времени разобраться.
  Пулеметчик объяснял все доступно, показывал, заставлял Гаврилова по нескольку раз вынимать и ставить ствол, менять ленту, набивать ее. Когда занятие было закончено, откинулся на стенку окопа и спросил:
  - Сёма, ты как к нам попал-то?
  - Добровольцем. Командир роты вызвал добровольцев, я и вышел.
  - Просто командир обычно не берет таких как ты, щупловат...
  Гаврилов промолчал. Он и сам не понимал, чем так приглянулся Кузнецову. Не объяснять же, что земляк, да и фамилия, почему-то, удачно пришлась... Хотя вряд ли это были истинные причины. Посидели некоторое время молча.
  - Вань, а ты в первой роте давно служишь?
  - Да, почитай, три месяца. Поначалу командир меня не брал на подобные задачи, заслужить надо было. А тебя, вон, в первый раз и сразу сюда, знать приглянулся.
  - Заслужить? - удивленно переспросил Гаврилов
  - Ну да, старлей всех подряд не берет, только проверенных. Как "язык" нужен, так Кузнецова и отправляют. Он шестерых уже лично словил, а группой больше трех десятков доставили. В целости и сохранности, все, как один, разговорчивые, - улыбнулся пулеметчик.
  - Лихо вы высоту взяли. Мы, до автоматной очереди, ни звука не слышали.
  - Лихо было б, если б и очереди не было. Немцы почти сразу звонить потом начали. Благо, Авдеев с Кузнецовым к этому времени сговорчивого фрицевского офицера нашли, тот и передал, что все нормально.
  - Просто я пока ни разу в рукопашной не был. Даже не представляю, смогу ли живого человека заколоть.
  - А тебе пока и не надо. Ленту заряжай проворней - вот и вся наука. Если у нас останешься, то всему научат. Командир у нас хороший. Тяжко с ним, конечно, свободного времени практически не бывает - то упражнения какие затеет, то разборка-сборка немецкого оружия от пистолета до миномета, да стрельбы из всего этого, то немецкие слова заставляет учить, то по тылам бродим. Первое время дико было все это. Взбрыкнуть пытались на его учебу. Но быстро всех к ногтю прижал. На расправу он скор, хотя и справедлив. Ты не смотри, что он со всеми "свой в доску", если надо - мало не покажется.
  - Да меня на собрании удивило, когда он сказал всех автоматами немецкими вооружить, - сказал Гаврилов, - а сейчас понимаю, что не зря, да и сейчас у нас из вооружения пулемет немецкий, а ты, вон, пользоваться уже умеешь.
  - Это еще что. Мы как-то по тылам ходили, так мало того, что всех в немецкую форму одел, так и разговаривать в лесу, где на пару верст никого вокруг, вслух только по-немецки приказал. А я тогда на этом басурманском только и знал "хенде хох" и "я воль", вот и шел, "яволькал" иногда.
  Так и болтали два красноармейца. Лес на горизонте медленно наполнялся светом, предвещая новый день, готовящий очередной бой. Гаврилов расспрашивал словоохотливого Ивана обо всем, для себя твердо решив, во что бы то ни стало, попасть в роту Кузнецова. Насколько он знал, подобные случаи были в полку не редкостью. Командиры переводили в его роту тех, кого он хотел. Непонятно, как он этого добивался, но, если боец приглянулся, глазом не успеешь моргнуть, а уже в первой роте служит. Оставалось только не упасть в грязь лицом и показать себя перед новым командиром достойным этой чести.
  
  Окончательно рассвело. На позицию Гаврилова несколько раз подходил Кузнецов, расспрашивал все ли он понял в работе с немецким пулеметом, заставил несколько раз разобрать и собрать его, набить участок ленты, поменять ствол. Приказал тренироваться заряжать ленту так, чтоб с закрытыми глазами все получалось молниеносно.
  Красноармейцы, которые отводили пленных немцев, давно вернулись и привели подкрепление из состава первой роты. Еще двадцать три человека. Основные силы полка готовятся ударить с севера, а их высота необходима, чтоб отвлечь внимание на себя. Немцы пойдут в атаку на нас, пытаясь вернуть утраченные позиции. Как только максимально сосредоточим внимание на себе, тогда и полк ударит по фрицам с фланга. Оставалось только выманить их.
  Иван, сходив за сухпайком, со смехом рассказал, что на очередной звонок от фрицев ответил уже сам Кузнецов, предложивший им сначала сдаться, а потом, на их возмущение, долго костерил отборной немецкой бранью, где "швайне" было самым мягким из выражений. После фразы о том, что примет у них капитуляцию только после того, как они приползут сдаваться в исподнем, - они отключились. Но он перезвонил... И еще какое-то время объяснял, что они некультурная нация, раз бросают трубку, не дослушав собеседника, что он с удовольствием преподаст им несколько уроков хорошего тона. Потом просил прислать несколько человек, чтоб забрать обгаженные подштанники тех, кто оборонял эту высоту. Немцы отключились после фразы, что подштанники эти они могут использовать вместо своего боевого знамени, и больше на связь не выходили.
  Вероятно, рассказ быстро разлетелся по окопам - то тут, то там, периодически, раздавался хохот красноармейцев. Гаврилов сам от души посмеялся над подробным пересказом Ивана. Насколько рассказ был правдивым, да и были ли на самом деле подобные переговоры с немцами, уже никого не интересовало. От человека к человеку, он, как снежный ком, обрастал все новыми подробностями и новыми выражениями, которые, якобы, заворачивал Кузнецов в адрес немецкого штаба. Да и имеет ли значение правдивость этой байки, если красноармейцы в окопах, будто сбросив тяжеленный груз с души, с улыбками ожидали атаки фрицев.
  Гаврилов с пулеметчиком наскоро перекусили. Минут через двадцать к ним снова подошел Кузнецов. Спрыгнув в окоп, спросил:
  - Не спите?
  - Никак нет, товарищ командир! - бодро ответил Иван.
  - Вань, смотри, пленные утверждают, что с артиллерией у немчуры на этом участке туго. Но начнут, скорее всего, минами накрывать, минометов у них в достатке. Гаврилова научи укрываться. В соседнем селе, вроде, стоит у них танковая рота. При полном штате, это девятнадцать танков. Все на нас, естественно, не кинут, но, может, что и перепадет. Оптимально им на высоту забираться - как раз через твою позицию. Гранат у нас мало, бутылок, так и нет, вовсе. Да и те, что есть, в основном, "колотушки" - толку от них против танков никакого. Если попрут - людей я перекину, но твоя задача - сбивать пехоту. Танки без поддержки - груда металла. Остается только гусеницы гранатами сбивать. На танки не отвлекайся, отсекай пехоту. Постоянно. Чтоб за броней ни один фриц не прошел. Дальше не ваша забота.
  - Понял, командир, сделаем.
  - По пехоте открывай огонь издалека. Наша задача - выманить их как можно больше на себя. Чем яростнее они по рации будут визжать о том, что нуждаются в подмоге, тем нам же и лучше. Позицию меняй постоянно. Не засиживайся. Запоминай еще - вон в том лесочке, - указал Кузнецов рукой направление, - припрятаны у меня полтора десятка бойцов. Как немчура с опушки выйдет, под их огонь попадет. Наступать оттуда немцам не удобно, а для засады по наступающим - самое оно. Не постреляй их ненароком.
  - Понято, товарищ старший лейтенант! - бодро ответил пулеметчик улыбаясь.
  - Ну все, бывайте! - скороговоркой пробурчал Кузнецов и пошел по окопу дальше инструктировать.
  Прошло еще какое-то время. Гаврилов начал дремать на дне окопа с пулеметной лентой в руках, как услышал голос пулеметчика, явно обращенный к нему:
  - Долго немцы молчат. Время уже к десяти близится, а от них тишина. Забыли, что ли про нас?
  - Как же, забудут они, - сурово пробурчал Семен, злясь на себя, что поддался власти сладкой дремоты.
  - И то верно, - зевнув, медленно произнес Иван.
  Ночь забрала массу физических сил и человеческий организм, так или иначе, не может долго находиться в напряжении. Поэтому Гаврилов снова начал дремать, несмотря на озноб, хотя и пытался себя всячески взбодрить. Глаза смыкались, в какой-то момент ловил себя на мысли, что спать никак нельзя, вздрагивал, немного поворачивался, либо занимал иное положение, пытался отвлечь себя мыслями о предстоящем бое, но все повторялось заново.
  
  
  За спиной внезапно ухнуло и раскат разрыва пронесся по высоте. От неожиданности Гаврилов даже подскочил в окопе. Разрывы буквально покатились по позициям то тут, то там. Семен вжался в стенку окопа, накрыв голову руками, как учил пулеметчик. Где-то из-за спины, среди свиста мин и гула разрывов донеслись стоны и крики. Немцы утюжили высоту старательно. За десять-пятнадцать минут, казалось, не осталось и метра земли, не тронутого минами.
  Гаврилову уже приходилось бывать и под огнем артиллерии, и под авианалетом. Страх, естественно был, но не такой, как в первый раз. Хотя и таких плотных разрывов не было - высота сама по себе не такая уж и широкая, поэтому кучность была высокой. Внезапно справа застрочил немецкий пулемет. Семен повернул голову - Иван уже свесился из окопа и прицельно, короткими очередями начал по кому-то стрелять. Гаврилов попытался высунуться посмотреть, но тут же получил удар ногой в бок от пулеметчика: "Сиди, малой, твое дело - ленты заряжать, здесь без тебя разберемся". Семен достал из ящика вторую ленту и приготовился подать. Ленты достаточно короткие - всего на пятьдесят патронов. Иван рассказывал, что у немцев есть специальные станки для их заряжания, но сподручней вручную. Быть может, просто не привыкли. Что интересно, фрицевские ленты можно соединять между собой, но Иван категорически отказался это делать, сказав, что ему так удобней.
  К ногам Гаврилова упала пустая лента с характерным металлическим лязгом. И он, отрешась от хода боя, приступил к привычной работе. Пулеметчик сменил позицию и уже был в пятнадцати метрах от Семена. Разрывы мин прекратились. И справа, и слева трещали немецкие автоматы и несколько пулеметов - пара немецких и еще два "Дегтяря", которые принесло пополнение. Иван рассказывал, что автоматы у немцев еще бОльшая редкость, чем у нас. И достать их было проблемой. Знатно поживились они, когда в разведке нарвались на небольшую колонну. Командир решил вступить в бой, чтоб не возвращаться с пустыми руками, вот там и разжились, да еще и в плен смогли взять какого-то интенданта.
  - Ленту! - раздался бас пулеметчика.
  Иван схватил из ящика целую и, практически на четвереньках, отнес ему. Ту, что Иван сбросил в прошлый раз, набить еще не успел. По пути назад, схватил пустую. Несмотря на тренировки, заряжание ленты дело непростое, требующее определенной сноровки и привычки. Да и патрон не всегда хочет защелкиваться, надо приложить определенные усилия.
  Иван подбежал назад, на старую позицию. Лента снова была пуста, а Гаврилов только заканчивал снаряжать первую. Семен поднял на него глаза, на которые чуть ли не слезы наворачивались от обиды - он пытается все делать максимально быстро, но не получается. Сноровки не хватает. Пулеметчик уже три расстрелял, а он и одну зарядить не может.
  - Ладно тебе, не торопись, - улыбаясь произнес Иван.
  Семен посмотрел по сторонам - выстрелы стихали и раздавались все реже.
  - Отошли?
  - Ну, конечно, они под такой шквал попали, что там любой бы отошел. Без брони им делать нечего. Или минами будут закидывать, пока не перепашут здесь все, или танки будут подтягивать.
  Семен устало откинулся на спинку окопа.
  - Ты забивай, забивай, отдохнуть успеешь, - улыбаясь произнес пулеметчик.
  Присел рядом, достал из кармана портсигар, из него папиросу и, дрожащими пальцами, прикурил.
  - Будешь?
  - Нет, спасибо, не курю
  - Да я тоже не курю. Тряску с рук сбить - буркнул Иван и закашлялся.
  Спустя несколько минут пулеметчик ушел к командиру. Гаврилов же продолжал снаряжать ленты. Его распирало любопытство - хотелось выглянуть из окопа, посмотреть, много ли немцев осталось лежать на подступах, но для себя решил - сначала дело, только потом потешит любопытство.
  Убитых и раненых немцев лежало внизу достаточно много. Все вдалеке, видно, атака захлебнулась на корню - вышли из леса после минометного обстрела и попали под шквальный огонь. Прав был Иван, без поддержки бронетехники подойти им сложно будет. Вся низина была как на ладони. Нам же и лучше.
  Вернулся пулеметчик. Рассказал, что семеро ранены. Пятеро легко, двое тяжелых. Командир приказал им уходить в расположение полка. Кузнецов предполагает, что это была разведка боем и сейчас немцы подтянут основные силы. Высота нужна им как воздух. В их интересах сбить нас отсюда как можно быстрей.
  Ваня поделился немецкими галетами. Ночью затрофеили. Абсолютно безвкусные. Гаврилов съел пару штук, больше не стал. Кусок в горло не лез. Снизу иногда раздавались стоны и крики на немецком. Раненые фрицы пытались позвать на помощь. В их сторону никто не стрелял. Не то, чтобы соблюдали какие-то конвенции, просто никому до них не было никакого дела. Умрут - значит туда им и дорога. Отвлекаться же на них было никому не охота. Можно было б попытаться спуститься, собрать гранаты и оружие, их ротный, Арефьев, вероятно, так бы и приказал сделать, но Кузнецов твердо запретил всем покидать позиции.
  - Ну что, Сем, подкрепились, теперь и повоевать можно?
  - Да разве ж я воевал? Ленту набивал, даже не видел, что там происходит.
  - Погеройствовать еще успеешь. За каждым героем стоит несколько человек, которые выполняют незаметную, на первый взгляд, работу. Но без этой работы и героев не будет.
  - Одни играют на пианино, а другие его носят. Так, что ли?
  - Кхм... хорошо сказал, надо запомнить. По сути, так, - улыбнулся пулеметчик, - твое время играть тоже придет. Не торопись.
  - Да это не я сказал. Слышал где-то. Вспомнилось. Да и не тороплюсь. Я за эти сутки, что с вашей ротой нахожусь, будто за школьной партой себя чувствую. И на войне, вроде, не первый день, но смотрю на вас и диву даюсь. Вроде, в одном полку служим... А будто в разных, все по-другому. И если вчера меня злило обращение "Малой", то сейчас понимаю, что оно очень точное, применительно ко мне.
  - Ладно тебе, Сёма, не обижайся на ребят... Отдохнул и будет. Тренируйся дальше ленту набивать. Без тебя никто пианино не занесет, - засмеялся Иван, - придут фрицы, а нам и сыграть то им не на чем, потому как Гаврилов не донес вовремя инстрУмент.
  
  Ближе к полудню показалось, что земля начала подрагивать, будто небольшое землетрясение пробежало по округе. Чуть позже из лесочка стало доноситься тарахтение танковых двигателей, и почва под ногами начала вибрировать куда ощутимей.
  - Вот и дождались, - буркнул пулеметчик.
  Немцы начали снова с минометного обстрела высотки. Гаврилов с Иваном вжались в дно окопа, обхватив голову руками. Накрывали плотно. Несколько раз казалось, что мины свистят прямо на них, но грохало совсем рядом. Пулеметчик несколько раз выглядывал из окопа и снова падал обратно. Значит, не двинулись пока.
  Со стороны леса взревело несколько двигателей, даже сквозь шум разрывов, было отчетливо слышно, что танки выдвинулись. Ваня подполз к пулемету и прицелился. Замер. Минометный обстрел все не прекращался. Гаврилов уже не пытался встать и выглянуть из окопа. Он достал следующую ленту и приготовился передать ее Ивану, как только потребуется. Пулеметчик ждал. Лязганье гусениц, между грохотом разрывов, доносилось все четче. По звуку казалось, что танки уже в сотне метров перед позициями. Семе жутко хотелось привстать и выглянуть, чтоб своими глазами увидеть происходящее, хотя бы понять, сколько танков на них движется, но четкое осознание того, что каждый должен делать свою работу, удерживало его на месте.
  Застрочил пулемет. Справа еще один. Стали слышны автоматные очереди и одиночные ружейные выстрелы. Минометный огонь же затихал. Боялись немцы своих зацепить. Ваня стрелял короткими очередями. Постоянно переводя ствол то влево, то вправо. Минуты не прошло, как первая лента с лязгом ударила под ноги. Он вырвал из рук Гаврилова следующую и перебежал влево. Сёма уже стал набивать пустую. За спиной ухнуло. Со стен окопа и сверху посыпалась земля. Видно, один из танкистов решил первый снаряд послать как раз по пулеметчику, который одним из первых себя обнаружил. Гаврилову показалось, что шум боя, эта какафония тяжелых и свистящих звуков, наполненная гулом от разрывающихся снарядов, резко стихла. Да, еще слышны были отдельные разрывы, но значительно тише. По ноге что-то ударило. Сёма приподнял голову и увидел, что это очередная пустая лента, которую Иван бросил рядом, конец которой ударил по сапогу Гаврилова.
  Тем временем, пулеметчик с новой лентой устремился значительно правее. Сёма с удивлением обнаружил, что уже набивает вторую ленту, а первая заряженная лежала рядом. За несколько часов тренировок, несмотря на все трудности, он научился набивать ленту не глядя, пальцы автоматически, уже привычно, делали свою работу, при этом глаза смотрели в другую сторону - туда, где строчил пулеметчик. И дальше, ему за спину, где взлетали вверх комья земли, иногда сопровождающиеся ели различимым звуком разрыва.
  Вторая лента тоже набита и уже снаряжается следующая. Слух так и не возвращается. К ним в окоп сползли два бойца. Один в красноармейской форме, другой в немецкой, попытались ему что-то сказать. Он жестами показал, что не слышит их и не понимает. И продолжил набивать ленту, глядя на них. Солдат в немецкой форме перекрестился, сказал что-то второму и выпрыгнул из окопа в направлении немцев, следом за ним последовал и его напарник. Гаврилов вскочил, чтоб узнать, зачем они поползли в ту сторону и увидеть, что происходит, но тяжелая рука пулеметчика придавила его ко дну окопа. Сёма видел, что тот ему что-то говорит, но не различал звуков. Только слабо слышимые взрывы, будто где-то в отдалении... и звон, заполняющий собой все остальное звуковое пространство.
  Очередная лента упала к ногам Гаврилова. Он поднял голову и увидел, что пулеметчик ранен в руку, рукав гимнастерки его уже пропитался кровью, да и перемещается он сильно пошатываясь. Новую ленту он заряжал в пулемет правой рукой, хотя было заметно, что это жутко неудобно и непривычно. Сёма привстал и пригибаясь подскочил к нему, оттолкнул пулеметчика и дозарядил новую ленту. Буквально тут же получил ощутимый удар в бок. Иван что-то говорил ему и показывал на пустую ленту, лежащую на земле, а сам снова прижал приклад, прицелился и дал короткую очередь по противнику. Гаврилов украдкой посмотрел вниз. Буквально в ста пятидесяти метрах от их позиции стоял танк, ворочающий башней, немецкая пехота лежала, отстав от него еще на добрую сотню метров. Живые ли, убитые - непонятно. В двухстах метрах правее стоял еще один. И там тоже пехота залегла намного раньше. Сёма плюхнулся на дно окопа, взял в руки ленту и пальцы старательно стали выполнять уже привычную работу, загоняя патрон за патроном.
  Очередная лента была набита. Сёма повернул голову в сторону пулеметчика и увидел его лежащим на дне окопа. Пулемет так и стоял на бруствере, запрокинув ствол вверх. Гаврилов подбежал к лежащему пулеметчику, шепча про себя "Погоди, Вань, сейчас атаку отобьем и тобой займусь". Зарядил ленту в пулемет и только тогда выглянул из-за бруствера в сторону противника. У одного из танков была сбита гусеница. Неподалеку лежал тот самый солдат в немецкой форме, что еще недавно выпрыгнул из окопа. Значит, все-таки добрались... Второй танк медленно пятился назад. Фрицы отходили, кто-то отползал ногами вперед и давая короткие очереди по укреплениям, кто-то пытался спрятаться за броню оставшейся махины и уже там вставал в полный рост.
  Сёма прицелился. Замер, пытаясь выровнять дыхание. Дал длинную очередь, почти на пол ленты. Один из отползавших немцев тут же обмяк. Попал практически сразу, остальные пули веером разошлись вокруг лежащего фрица. Приклад больно ударил в плечо. Да уж, это не винтовка. Рука чуть ли не мгновенно онемела. "Короткими. Короткими очередями!" - твердил себе Гаврилов, будто молитву. Снова прицелился. В этот раз очередь была значительно короче предыдущей. И снова попал. Еще один фриц остался лежать на склоне. Один из немцев вскочил и изо всех сил принялся бежать вниз, в спасительный лесок. За ним, практически тут же, начали вскакивать остальные. Сёма дал очередь по убегавшим, добив ленту до конца. Новую заряжать не стал. Опустился к Ивану, пытаясь прощупать пульс. Живой. "Ураааа!" - раздалось правее по окопу, и тут же этот крик подхватили сзади, слева, казалось, со всех сторон. "Ураааа!" - что есть мочи хрипло закричал и Гаврилов, не сразу поняв, что слух вернулся.
  
  - Привал! - громко скомандовал Авдеев и практически обессилев плюхнулся в грязь, не выбирая куда присесть.
  Гаврилов посмотрел по сторонам и сказал впереди идущему бойцу:
  - Давай, сюда, возле тропинки положим.
  Импровизированные носилки, изготовленные из плащ-палатки и двух веток, опустили в грязный, практически растаявший сугроб. Сами плюхнулись рядом. Красноармеец, переносивший Ивана вместе с Сёмой, молча предложил немецкую папиросу. Гаврилов покачал головой, отказываясь.
  Пулеметчик так и не приходил в себя. Много крови потерял.
  После того, как атаку отразили, Кузнецов приказал всем раненым уходить в расположение полка. Троих, включая Ивана, несли на носилках. Остальные с трудом, но могли идти сами. Некоторые держась друг за друга. Гаврилов был один из четверых, кому было приказано сопровождать раненых. Он хотел сказать командиру, что останется, но только поднял голову, как увидел взгляд Кузнецова, который не потерпел бы никаких возражений. Старлей сам был ранен в ногу и передвигался с огромным трудом, однако, позиции покидать отказался. Было еще несколько человек, кто с ранениями оставался там, на высоте 175,1. Для себя Сёма твердо решил, что, доставив раненых до расположения, тут же вернется назад. Немцы не прекратят попыток вернуть такую удачную точку под свой контроль. А там каждый человек был на счету. Восемнадцать бойцов оставалось. Не такой уж и крупный был этот счет.
  Спустя час, колонна раненых вышла на передовые позиции. К ним тут же подбежали несколько бойцов, перехватили носилки.
  - Что там, мужики?
  Гаврилов узнал голос своего ротного - старшего лейтенанта Арефьева.
  - Держимся, - устало ответил ему Авдеев.
  - Гаврилов!
  - Я, товарищ старший лейтенант!
  - Живой? Молодец! Не ранен?
  - Никак нет.
  - Пойдем расскажешь, что у вас там происходит!
  - Товарищ старший лейтенант! Командир первой роты, старший лейтенант Кузнецов, приказал вернуться на высоту после доставки раненых. - не моргнув глазом, соврал Гаврилов.
  Арефьев посмотрел на Авдеева. Тот едва заметно улыбнулся и кивнул, подтверждая слова Сёмы.
  - Товарищ младший сержант, пойдем, доложишь комбату что там и как, после доклада, если он даст добро, пойдете назад. - приказал Авдееву командир роты.
  Сёма сел на бруствер окопа, уперев голову руками, чувствуя, что сил не просто не остается, а они давно закончились. Кто-то толкнул его в плечо. Повернулся. Марат, татарин из его роты, подавал ему кусок хлеба и фляжку. Гаврилов молча взял предложенное, махнул головой, в знак благодарности, и принялся медленно жевать.
   - Ну что там? - тихо спросил Марат, подождав, когда Сёма доест предложенное, - держитесь?
  - Держимся.
  - Два батальона выдвинули куда-то. Только они не в вашем направлении ушли.
  - Да, у них другая задача, - ели слышно ответил Сёма.
  У него не то, чтобы не было желания отвечать на вопросы, скорее, не оставалось сил. Хотелось упасть, закрыть глаза и провалиться в небытие.
  - Сём... - позвал Марат, желая еще что-то спросить. Но Гаврилов уже провалился в сон.
  Татарин присел рядом с товарищем, уснувшим сидя, будто замершим в одном положении, и стал скрупулёзно сворачивать самокрутку.
  
  - Малой! Хватит сугроб давить! - раздался громкий голос Авдеева.
  - Я не сплю, товарищ младший сержант! - выпалил почти мгновенно вскочивший Гаврилов.
  - Ну, и дурак! Пока время есть - отдыхать надо!
  - Товарищ младший сержант, что командиры сказали?
  - Сказали, чтоб брал тебя и пинками гнал на высоту, мужиков выручать, а то без тебя не справятся.
  - Так я ж с радостью, - улыбнулся Гаврилов.
  - Дадут нам в помощь одно отделение с третьей роты. Но самое главное - бутылки с горючей жидкостью и гранат пару десятков. А большего тебе знать не надо.
  Вот уже двадцать минут группа бойцов в одиннадцать человек быстрым шагом возвращалась к высоте 175,1. Поначалу бежали, но, спустя несколько сотен метров, выдохлись и перешли на быстрый шаг. За лесом грохотало все сильнее. Были слышны и разрывы мин, и не стихающие пулеметы с винтовками, и тяжелые раскаты танковых выстрелов. Взялись, видимо, немцы за высоту по серьезному. Ничего. Еще пара километров и придем. Какая-никакая, а подмога. Только продержитесь.
  Гаврилов смотрел себе под ноги и пытался выровнять дыхание, хотя ноги уже давно перестали его слушаться. Подремав там, в расположении полка, казалось, силы вернулись, но ощущение было обманчивым. Стоило ускориться при выдвижении, как ноги снова стали чугунными, перестали слушаться, да еще голова раскалывается. То ли от утренней контузии, то ли от усталости. В какой-то момент даже показалось, что он слышит немецкую речь. Да ну, откуда тут немцам взяться?
  - Товарищ младший сержант, - полушёпотом обратился Сёма, подбежав к командиру, - может, показалось, но я слышал немцев.
  Авдеев поднял руку вверх, приказывая остановиться. Бойцы его не поняли, после чего он зашикал, приложив палец к губам. Видимо, больше из любопытства, красноармейцы остановились, радуясь возможности отдышаться.
  - Гаврилов, Фаизов, со мной, остальные - схоронились возле тропы и ни звука!
  - Товарищ младший сержант! Может, мне показалось, больше ничего не слышал, - все так же шёпотом напомнил Сёма.
  - Показалось ему, - пробубнил Авдеев и уже громче - возьми Дегтярь и пару гранат, сходим осмотримся.
  - Втроем, не мало? - тихо спросил Фаизов
  - А кого еще брать? Малой хоть день с нами провел, исполнительный мальчишка, да и голова варит, а остальные как табун лошадей топочут, пол леса переполошат, пока дойдем...
  Фаизов лишь покачал головой, оставаясь при своем мнении. Авдеев быстро объяснил как передвигаться - от дерева к дереву, прощупывая почву под ногами, чтоб ветки не ломать. Говорил больше Гаврилову. Дегтярь взял себе. Раздал по паре гранат каждому.
  Выдвинулись. Несколько раз Сёма неудачно наступал на ветки и казалось, будто хруст разносился на многие километры вперед. Авдеев на это лишь злобно оборачивался и беззвучно сплёвывал себе под ноги. Гаврилов стал наступать осторожней, как учил командир - с пятки на носок, прощупывая все под ногами.
  Прошли с сотню метров. Бой на высоте был слышен уже отчетливо, а вот вблизи посторонних звуков не было. Сёма уже жалел, что подошел к Авдееву с этими голосами. Вероятно, показалось, а из-за него, вместо того, чтоб бежать на помощь погибающей группе Кузнецова, они топчутся в этом лесу. Авдеев поднял вверх руку. Замерли. Жестом показал, чтоб Фаизов к нему подошел. Тот, как тень, мелькнул среди деревьев и, спустя несколько секунд, стоял рядом с младшим сержантом. Гаврилов остался на месте, вслушиваясь. Все так же гремел бой на высоте. Отчетливо был слышен рёв танковых двигателей, барабанили пулеметы и автоматы, только минометы стихли. И больше ничего.
  Теперь Авдеев подозвал Гаврилова, приложив палец к губам, мол, подходи, но тихо. Сёма начал перемещаться неспешно, просматривая поверхность под ногами, чтоб не ступить ненароком снова на ветки.
  - Прав ты был, малой, есть здесь немцы. Сейчас левее разговаривали. Перед нами тропа, по которой мы ночью с командиром заползали на высотку. Они, наверно, ей же хотят воспользоваться.
  Блеснули глаза у Гаврилова, знать, не зря он всполошил, а Авдеев продолжал:
  - Фаизов пойдет чуть правее, я по центру. Ты немного отстанешь, прикроешь нам спину и смотри за левым флангом. Большую группу они не могли выслать. А с маленькой, если нас раньше времени не обнаружат, должны справиться. Ввяжемся в бой - гранат не жалей, как и патронов. Немцы должны поверить, что нас здесь много.
  Гаврилов махнул головой, подтверждая услышанное.
  Выдвинулись. Не прошло и двух минут, как показались два немца в серых шинелях. Шли, тихо беседуя о чем-то, по сторонам не смотрели. Сёма плавно лег на землю. Никаких резких движений, как говорил Авдеев. Достал дополнительный магазин из подсумка и обе гранаты, прицелился. Казалось, что они вот-вот услышат предательский стук его сердца, эхом разносившийся по округе. Из-за деревьев вышли еще несколько человек. И еще. Шли как-то расслабленно, будто по своей территории. Один из немцев на ходу смотрел в карту.
  Раздалась длинная пулеметная очередь Авдеева. Немцы упали на землю. Кто-то снимал карабин из-за плеча, кто-то пытался отползти за какое-нибудь укрытие. В это время откуда-то из глубины леса стала слышна автоматная очередь Фаизова. Значит пора. Гаврилов прицелился по тылу колонны и стал стрелять короткими очередями, как инструктировал Авдеев. Жаль, гранату отсюда докинуть не получится. Взрыв. Авдеев смог закинуть гранату примерно в середину колонны.
  - Хенде Хох!
  Услышав это, Гаврилов вздрогнул. Команда прозвучала как раз в перерыве между его очередями. Стал переводить ствол в сторону кричащего. И увидел... Фаизова. Пулемет Авдеева смолк. Лишь короткие очереди направлял Фаизов над головами фрицев и продолжал что-то командовать по-немецки. Один из немцев отбросил карабин в сторону и стал поднимать руки. Его примеру последовал еще один и еще. Из-за деревьев вышли несколько немцев с поднятыми руками. Их Гаврилов даже не видел.
  - Гаврилов, бегом, собирай оружие и в сторону! - раздалась команда Авдеева.
  Сёма вскочил, держа фрицев на прицеле, подбежал к ним, поднял один карабин, второй, отнес подальше, откинул в сторону, вернулся. Руки дрожали. Да что там руки, все тело колотило, будто в ознобе. Поднял автомат и несколько карабинов. Свой автомат не опускал, держа их на прицеле. Фрицы же стали собираться в кучу. Авдеев по-прежнему лежал на месте, водя ствол пулемета из стороны в сторону.
  Из леса послышались шаги.
  - Не стрелять, свои! - громко скомандовал Авдеев.
  И как догадался, что это наши? Гаврилов, услышав торопливые шаги успел внутренне напрячься. Показалось несколько человек из приданного им отделения. Подбежав ближе, замерли. Перед ними стояло восемь немцев, с поднятыми руками. На земле лежало еще шесть человек. Сёма мог представить их состояние - три красноармейца против почти полутора десятков фрицев не просто вышли победителями, но еще и пленных захватили. Да он и сам был немного шокирован скоротечностью этого столкновения и его итогом.
  - Что уставились? Ты, ты и ты. Собрали оружие, немцев на прицел и уводите в расположение полка. Кто дернется - стреляйте без предупреждения! - скомандовал Авдеев, не вставая с места и продолжая осматривать все что происходит вокруг. И тише добавил - по-хорошему, пристрелить бы их всех, каждый человек нужен, и так времени вагон потеряли. Ну да ладно, пусть отцы-командиры разбираются, что с ними делать.
  Спустя несколько минут, оставшиеся красноармейцы собрались вокруг Авдеева. Он объяснил, что на высоту сможем попасть только по отвесному склону. Если по нему сейчас ползут немцы, на выходе из леса, сразу открывать по ним огонь. Первые выходить будут он, Фаизов и Гаврилов. Сёма, услышав это, чуть не подпрыгнул. Значит, не заметил командир, как его колотило, когда к немцам вышел, как он испугался. Дальше объяснил, как взбираться на холм. Как страховать друг друга.
  Выдвинулись. Выйдя из леса, увидели, что бой сместился почти на самый верх. Сёма посмотрел на Авдеева и вздрогул. Взгляд окаменелый, только зубами скрипит. "Бегом!" - не скомандовал, - прошипел командир и ринулся с пулеметом наперевес на высотку.
  
  Ноги постоянно предательски соскальзывали и несколько раз Сёма даже скатывался на метр-другой вниз, но упирался ногой глубже в землю и продолжал карабкаться. Дополз. Авдеев с Фаизовым уже давно были наверху, посмотрели вниз, махнули рукой следовать их примеру и скрылись.
  Гаврилов выглянул. Бой кипел уже практически наверху. Рассмотреть что-либо было достаточно сложно - позиции заволокло дымом. Сплошная какофония звуков не позволяла понять, что происходит. Взрывы, выстрелы, стоны, крики на русском и немецком. Причем несколько команд на немецком звучало уже из наших окопов. Переведя дыхание, Сёма начал приподниматься, чтоб перебежать к ближайшему окопу, как отчетливо услышал хриплый голос Кузнецова: "Малой, давай бегом за пулемет, туда же, где утром был!" и тут же, тот же голос стал кричать что-то по-немецки... По-немецки!!! Кому? Зачем? Да что здесь происходит? Все эти мысли стаей витали в голове Гаврилова, пока он на четвереньках перемещался на то место, где еще утром вел бой с Иваном.
  Спрыгнул. В окопе лежал боец из первой роты. Убит. Положение тела не допускало иных вариантов. На бруствере лежал перевернутый пулемет. Сёма бегло осмотрел - вроде, цел, пол ленты. Еще одна заряженная лежит под ногами. Выглянул из окопа. Левее на высоту накатывал танк. Позади него несколько человек в серых шинелях, прячась за броней поднимались наверх. Прицелился. Выровнял дыхание. Короткая очередь. Один человек упал. Остальные, кажется, так и не поняли, откуда ведется огонь. Снова прицелился. Затарахтел МГ. Еще пару человек упало. Но теперь фрицы поняли, откуда стреляют. Часть залегла. Несколько человек стали целиться в его направлении. Пора менять позицию. Поднял пулемет, юркнул за бруствер и побежал немного правее. Над головой засвистели пули. Не видят они его. Стреляют неприцельно. Не могут видеть. За спиной снова немецкая речь, вперемешку с выстрелами. На мгновение Гаврилов остановился и замер, не понимая, что происходит. Но вспомнив, что и Кузнецов отдавал какие-то команды на немецком, решил просто делать свое дело, стараясь не обращать на это внимание.
  Еще одна очередь. Теперь чуть длиннее. И, вслед ей, короткая, добившая ленту до конца. Скрылся в окопе. Перезарядил пулемет. Снова сменил позицию. Выглянул. Танк уже был наверху. Перевалился через один из окопов и устремился к центру высотки. Но пехоты за ним не было. После очередей Гаврилова залегли они и не пошли за броней. Сёма прицелился по одному из фрицев, которого было видно. Выдохнул. Палец на спусковом крючке.... Стоп. Внизу какое-то шевеление. Даже не увидел, - почувствовал красноармеец... Осторожно перевел взгляд вниз - так и есть. Прямо на его позицию ползло несколько фрицев. Присмотрелся - да даже не несколько, не менее десятка. Упустили их из виду. Они и воспользовались. Тихо, без стрельбы, незаметно. Решение пришло мгновенно. Достал одну гранату, вторую. Мгновение и одна за другой полетели вниз. И тут же длинная пулеметная очередь. Хорошо попал. Одно из тел даже подбросило взрывной волной. Ещё один немец вскочил, чтобы перебежать от упавшей неподалеку гранаты, но тут же упал, скошенный очередью пулемета.
  За спиной ревел танковый двигатель, прозвучало несколько раскатов разрыва, но Гаврилов, немного сменив позицию, всматривался вниз, пытаясь разобрать, кто из подползавших фрицев еще жив. Прицелился. Снова длинная очередь. Все. Пустая лента. Сполз вниз. Начал бегло осматривать окоп на предмет наличия ящика с патронами. Почувствовал, что земля дрожит. Со стенок окопа стала все быстрее осыпаться земля. Посмотрел наверх - прямо над головой, закрывая часть неба появилась дно немецкого танка, и земля стала уходить из-под ног.
  Кто сказал, что немцы не способны на подвиги? Механик-водитель направил уже горящий танк на окоп, где сидел пулеметчик. Потянул рычаг, поворачивая свой Panzerkampfwagen, и засыпая землей красноармейца, буквально, хороня его заживо. Минута и танк застыл. Огонь уже давно перекинулся внутрь, загорелся моторный отсек, а вместе с ним и немецкие танкисты.
  
  Минуло три недели с событий, развернувшихся на злополучной высоте. Поезд с шестью деревянными вагонами бежит, постукивая колесами, на восток.
  Гаврилов с трудом повернулся на бок. Движения уже не отдавались нестерпимой болью, как раньше, обжигая, будто ошпаривая кипятком все тело, но и приятного в них было не много. Скорее бы остановка... Даже не потому, что есть хотелось, шутка ли, почти сутки голодают, а хотя б просто открыть вагон, вдохнуть свежего воздуха. Запах душистого сена, которым были устланы двухэтажные нары с ранеными, перемешался с запахом пота, гноя, бинтов и непонятно чего еще, образуя тошнотворную смесь, которую приходится вдыхать вот уже третьи сутки пути.
  - Братцы!!! - раздался вопль откуда-то с другой стороны вагона, - кликните сестру!
  - Нет ее, что тебе надо? - пробасил кто-то
  - Рана чесалась ужасно, хотел под бинтом почесать, а там вот!!!
  Гаврилов переборол желание повернуться и посмотреть, что же такого обнаружил несчастный. Любопытно, конечно было, но понимал, что даже это простое движение, снова разольется по телу обжигающей болью.
  - У меня черви в ране завелись, - продолжил все тот же голос - перевязать бы, да обработать....
  - Да хватит тебе уже орать-то так, - ответил все тот же бас, - это полезные черви, они рану от гноя чистят. Тут у каждого почти такие были.
  Сёма содрогнулся от одной мысли, что сейчас по его телу тоже могут ползать какие-то черви. Желая отвлечься, Гаврилов закрыл глаза и погрузился в воспоминания последних недель.
  Как он выбрался из-под немецкого танка - сам не знал. Когда земля начала осыпаться - активно греб руками, чтоб его не засыпало с головой, пытался отталкиваться ногами, но каждое движение давалось все тяжелее, а наверху был жар, нестерпимый жар, будто его живьем отправили прямиком в ад. До последнего Сёма пытался бороться с неизбежным, дышать становилось невозможно, каждый глоток воздуха обжигал горло... А дальше будто провал... Ничего не помнил. Уже потом, в госпитале, мужики рассказали, что гусеница танка остановилась в метре от его едва торчавшей из земли макушки.
   Спас Кузнецов, который похромал к нему, едва только танк направился в сторону пулеметчика. Каким-то непонятным чутьем он понял, что последует в ближайшие минуты. Авдеев рассказывал, что командир руками начал отгребать в сторону землю, пытаясь откопать голову Семена. Огонь перекинулся на шинель Кузнецова, но он, будто, не замечал этого, только активней и активней вгрызался в землю, несмотря на то, что сам имел ранения в руку и ногу. Подбежал еще кто-то из бойцов, набросил какой-то брезент на командира, сбивая пламя, а в это время загорелся ватник на Гаврилове, и тут же Кузнецов упал, сбитый с ног шальной пулей.
  В медсанбате, куда принесли раненых, минуя медицинский санитарный пункт, помимо Гаврилова, был и Авдеев, и сам Кузнецов, и еще несколько бойцов с первой роты. Первые сутки Сёма не приходил в сознание, над ним колдовал Иван Маркович, военврач третьего ранга. Именно так, по имени и отчеству, его и звали все раненые, хотя он был ненамного старше Гаврилова, либо же просто "Доктор".
  На соседней с Семеном кровати лежал младший сержант Авдеев и к ним частенько заходил на костылях старший лейтенант Кузнецов. Подолгу общались. Гаврилову было тяжело говорить, поэтому он больше слушал командиров. Высоту удержали. Последнюю атаку отбили из последних сил, а больше фрицы не совались. Полк ушел наступать дальше, а местоположение медсанбата менять пока не стали. Здесь до этого был немецкий госпиталь, остались и кровати, и инструменты, и даже постельное белье. Говорят, когда наши взяли его, здесь оставались и немецкие раненые, не успели вывезти.
  Судьба Ивана неизвестна. В медсанбате его нет. Фаизов погиб. Вообще, в живых на высоте осталось лишь одиннадцать человек, не считая тех раненых, которых успели отнести в расположение. И все одиннадцать имели ранения различной степени тяжести.
  На пятый день, когда Гаврилов смог хоть как-то членораздельно говорить, он обратился к подошедшему Кузнецову:
  - Товарищ старший лейтенант! - помолчал немного и, набравшись сил продолжил, - я спасибо сказать хотел, за то, что вытащили.
  - Семён, я смотрю голос прорезался? - улыбнулся командир, - не за что. Сочтемся.
  Гаврилов заметил, что в госпитале, говоря о нем, уже никто не называл его "Малой" - либо по фамилии, либо по имени. До этого момента почему-то не обращал на это внимания, а тут как осенило. Кузнецов же продолжил:
  - Как себя чувствуешь?
  - Будто все тело продолжает гореть.
  - Ну, и напугал же ты меня... Думал и второго Гаврилова потеряю...
  - Вы про Петра Михайловича?
  - О! Я смотрю и имя запомнил, - рассмеялся старлей. И уже обращаясь к Авдееву - Федь, я ж тебе говорил, сообразительный красноармеец.
  - Да я уже заметил, - отозвался тот, - когда с подкреплением из расположения возвращались, без лишних вопросов, на лету схватывал все, что ему говорили.
  - Да, про Петра Михайловича, - чуть помолчав, сказал Кузнецов уже Семену. - Войну я встретил на границе, в Бресте. Он был моим командиром. Даже не командиром, - учителем. Вырваться из ада, что там творился, мы смогли только благодаря ему, - он с небольшой группой бойцов прикрывал наш отход. Они в контратаку пошли, а я в это время выводил группу раненых. Не знаю, жив ли сейчас твой однофамилец...
  В последующие дни Гаврилов уже активнее принимал участие в беседах Авдеева и Кузнецова. Они общались с ним на равных, как заправские приятели, которые знают друг друга не первый год. Иногда со смехом рассказывали подробности операций, что вытворяли за линией фронта. Немцы - опытные, грозные вояки, которых очень многие боялись, сидя в окопах, представали в их рассказах обычными людьми, со своими недостатками и проявлениями трусости. Быть может, Семен и посчитал бы эти рассказы байками, но он сам был свидетелем и захвата высоты, и захвата пленных при возвращении из расположения полка, и телефонным переговорам, которые устроил Кузнецов с немецким начальством.
  Еще через несколько дней, Гаврилов, наконец решился:
  - Товарищ старший лейтенант, заберите меня к себе, в первую роту, после выписки?
  - Заберу, Сём, постараюсь, ты главное выздоравливай. Тем более, сталь тебя уже закалила, наш человек! - рассмеялись Авдеев с Кузнецовым одновременно. И пояснил - мы до войны с Федей на металлургических заводах работали, хотя и на разных, сталь закаляли. Я прокатчиком был, а он литейщиком, но иногда шутим, что до войны мы сталь закаляли, теперь она нас.
  Семен улыбнулся, вспомнив тот разговор. Из-за вагона послышался свист, поезд начал медленно останавливаться.
  Иван Маркович отправил его на лечение в сталинградский госпиталь, предупредив, что в его случае, процесс выздоровления затянется. Где находился этот Сталинград, насколько далеко от Харькова, который уже, наверно, взяли бойцы 124-й стрелковой дивизии, Семен не знал, как и не знал, удастся ли еще свидеться с Кузнецовым и Авдеевым, к которым он прикипел всей душой.
  
  Выписали Гаврилова только в августе. Фронт приближался к Сталинграду, хотя и в госпитале, и в самом городе было еще достаточно спокойно. Распределили в родную 124 стрелковую дивизию, даже в родной 622-й стрелковый полк. Вот только попал он в транспортную роту хозяйственной части. По состоянию здоровья.
  Командиром у него был старшина Иван Черных. Невысокий, смуглый мужичок, чуть старше сорока с усами, как у Буденного. Его люто ненавидела вся транспортная рота. И было за что. В любой армии мира, хозяйственная часть - самое хлебное место. Но только не в его полку. Как пример, прием пищи подразделения Черных могли начать только после того, как весь полк был накормлен. Вещевое снабжение - та же песня. Самое старое, рваное и изношенное оставалось тыловикам. Гаврилову в первый же день рассказали, что уже больше десятка человек отправил Черных под трибунал. За расхищение. Хотя проступки их были не серьезны - то проспали и не доставили продукты в одну из рот, в результате чего те остались голодными, то гимнастерки новенькие припрятали для "своих" на складе, то почтальон один, так же вошедший в подчинение к Черных, подворовывал продукты из присланных посылок... И хотя командовать по штату транспортной ротой должен был один из старших командиров, но начальство держало на этой должности старшину. И менять не собиралось. Более того, подчинили ему и мастерские боепитания, и мастерские обозно-вещевой службы.
  По прибытию, Семен, как положено, доложился новому командиру. Тот порасспросил о том, где служил, с чем в госпитале лежал так долго, покачал головой, похмыкал в усы, да определил Семена на заготовку дров. В пару еще к одному красноармейцу.
  Возвращаясь в родной полк, Гаврилов хотел во чтобы то ни стало, попасть в роту к Кузнецову. Старший лейтенант обещал забрать его к себе, а слово свое он держит. Когда определили в хозчасть, решил, что это не беда, всегда сможет свидеться, а там командир заберет к себе. Вот только окончательно здоровье поправит. Движения до сих пор отдавались болью по всему телу, и Семен понимал, что сейчас из него боец никакой.
  С утра до вечера Сёма был на заготовке дров. Напарник, Володька, как он сам себя называл - мужичок в годах, но топором и пилой орудовал так, будто с пеленок с ними не расставался. Дни тянулись за днями. В шесть подъем и на заготовку. К десяти привезли первую партию, позавтракали и снова в лес. Немец был за Доном и в их сторону, похоже, наступать пока не намеревался. Если в августе еще периодически выли сирены "лаптежника" и звучали раскаты разрывов в районе передовой, то к началу сентября все стихло.
  11 сентября дивизия была переброшена на другой берег, в район юго-западней Серафимовичей, на смену 304-й стрелковой дивизии. В конце августа, наши войска захватили здесь плацдарм, шириной порядка пятидесяти километров. И этот кусочек земли стал костью в горле немецкого командования. Все силы к тому времени были брошены на Сталинград. А с этого пятачка, в будущем, советские войска могли перейти в наступление. Правый берег Дона, что до конца августа был под контролем немецких войск, намного выше левого. Поэтому и стремилось наше командование закрепиться на этом берегу хоть небольшим плацдармом, несмотря на потери.
  Однако, Гаврилов старался не вникать в тактические и стратегические замыслы командования. Переправились и переправились. Лес от расположения хозяйственной части был на большем расстоянии, а потому и ездить теперь приходилось значительно дальше. Но теперь и здоровье Семена, кажется, стало приходить в норму. Физические нагрузки, которые в первое время отражались бессонными ночами от нестерпимой боли, обжигающей с головы до ног, теперь сказывались лишь на усталости ближе к закату, да крепким богатырским сну ночью. Гаврилов уже несколько раз подходил к Черных, с просьбой перевести его в боевое подразделение, напомнить о нем Кузнецову, или Арефьеву, да в любую роту, только на передовую, выздоровел он, не время в тылу отсиживаться, немцы вот-вот в Сталинграде будут. Старшина же обещал, при случае, передать им, но не горел желанием терять добротного и честного красноармейца.
  
  
  20 сентября Семен с Володькой вернулись с заготовки поздно. Солнце практически спряталось за горизонт и над землей тянулась белая дымка тумана.
  - Гаврилов, ты что ли? - раздался голос Фильки, красноармейца, что был на побегушках у командира
  - Я!
  - Давай бегом к старшине, он тебя уже давно дожидается.
  Сёма чертыхнулся, попрощавшись с мыслями о скором беспробудном сне и побрел в сторону штабной землянки.
  - Товарищ старшина! Красноармеец Гаврилов по вашему приказанию прибыл!
  - Заходи, садись.
  За столом, помимо Черных сидел младший сержант, с любопытством осматривающий Семена.
  - В общем, забирают тебя у меня, Гаврилов. Вот приказ. Поступаешь в распоряжение младшего сержанта Богалий. Все подробности у него по дороге узнаешь, некогда мне тут с вами рассиживаться.
  - Есть! - только и смог ответить Семен, с удивлением посмотрев на младшего сержанта. А у того во взоре огоньки озорные, так и бегают.
  А Черных продолжил:
  - Давай, Семен! Спасибо за службу! Что надо будет - обращайся, постараюсь помочь. - встал, подошел к красноармейцу, вскочившему с места, и крепко пожал руку.
  Как только Гаврилов и Богалий вышли, Черных перекрестил их вслед и, затянувшись папиросой, долго смотрел в сторону выхода. Хороший парень Гаврилов - искренний, без гнилья за пазухой, к такому быстро прикипаешь всей душой. И Кузнецов, к которому он отправился, тоже мужик хороший. Дружили они. Но про Гаврилова Черных ему не рассказывал. Знал, что если старлей обещал к себе забрать, то всеми правдами и неправдами заберет. А отпускать Семена не хотелось. Замену найти ему не сложно. Вот только в роте у Кузнецова - это даже не на передовой. Хоть и бережет он каждого бойца как зеницу ока, но постоянно по лезвию ходят. Черных прекрасно помнил бойцов у старлея и в ноябре 41-го, и в апреле 42го, и в августе 42-го.... Большей частью, это все разные бойцы. И нет в том вины их командира, как раз он принимает, зачастую, единственно верные решения. Вот только ношу берет непосильную, или дают таковую, помня о былых заслугах. И самое страшное не это. Куда ужасней, что Кузнецов в каждой потере винит себя, терзается душой... А посему, при выполнении любой задачи, стремится все сделать сам, пытаясь, как бы, защитить этим своих бойцов. Вот только чем тяжелее мы взваливаем груз себе на плечи, тем быстрее и спину надорвем. А любая ошибка в его деле - это смерти таких молодых пацанов, как Гаврилов - искренних, с душой нараспашку. Верят они в Кузнецова, безоговорочно верят.
  Именно это и пытался донести вчера Черных в разговоре с старлеем. Откуда только тот прознал про Семена... На том и разругались друзья. А сегодня после обеда прибежал этот Богалий с письменным приказом, оформленным чин-чинарем. Обычно на это до недели уходит, а тут на тебе, и суток не прошло.
  Гаврилов быстро собрал в вещмешок все свои скудные пожитки, попрощался с сослуживцами и вышел к младшему сержанту.
  - Ну что, Вальтер, пошли, путь не близкий, - улыбнулся Богалий
  - Почему Вальтер?
  - Твой перевод Кузнецову в немецкий пистолет "Вальтер" обошелся, с дарственной надписью какого-то ихнего генерала, - засмеялся младший сержант.
  - Так меня в роту Кузнецова переводят? - удивленно спросил Гаврилов
  - Да. Тебя, вроде, Семеном зовут?
  - Так точно!
  - А меня Серегой.
  Пожали друг другу руки.
  - Ну, давай, Семен, рассказывай, путь не близкий, откуда командира знаешь, и за какие заслуги тебя с хлебного места к нам сослали?
  Так за беседами, да за расспросами младшего сержанта дошли до костра, где грелись красноармейцы, неподалеку от наскоро возведенных шалашей.
  - Вот что, Сёма, командир на "передке" сейчас, вернется поздно. Утром ему доложишься. Знакомься пока с теми, кто есть. Авдеев погиб недели три тому назад, даже схоронить не смогли - уходили к своим от облавы. Иван, про которого ты рассказывал - не знаю такого. Я сам здесь с июня только. Подъем в шесть, доложишься командиру и на тренировку.
  - Куда?
  - На тренировку. Будем из тебя героя делать. - засмеялся Богалий.
  Семен пока, даже мысленно, называл его по фамилии, не привык он к обращению по имени со старшими по званию. А Младший сержант уже обращался к сидевшим у костра:
  - Это чем таким ароматным тянет?
  - Бульон куриный, свойский.
  - Бабушкин аттестат?
  - Так точно, товарищ младший сержант.
  - Если узнаю, что силой забрали - лично расстреляю!
  - Да что вы, товарищ младший сержант! Ни в коем разе. Обменяли на хуторе на немецкие штыки. Ходовой товар в деревне!
  - А им-то они зачем?
  - Порося колоть! - дружно захохотали сидящие у костра
  - Ладно, бойцы, принимай пополнение! Есть те, кто с командиром в апреле служил, под Харьковом?
  - Я, - отозвался голос неподалеку, - но его не помню.
  Семен присмотрелся - лицо не знакомое.
  - Это этот, чтоль, Вальтер? - раздался еще один смешок
  - Он самый.
  - Щупловат как-то, максимум на карабин потянет, да и то с доплатой от Черных
  Вокруг раздался взрыв смеха. Гаврилов подсел поближе к костру, дождавшись, когда смех стихнет, представился: "Семен!"
  - Ну, давай, Семен, рассказывай, каким ветром к нам занесло.
  
  Утром Гаврилова разбудили еще до рассвета. Казалось, он только сомкнул глаза, как уже кто-то начал толкать в плечо:
  - Семен, давай к командиру!
  Спустя несколько минут, Гаврилов обнимался со старшим лейтенантом Кузнецовым. Тепло, будто старые друзья свиделись, спустя несколько месяцев разлуки. В натопленной землянке было жарко и душно. Командир, вероятно, лишь недавно вернулся и до сих пор спать так и не ложился. Налил обоим чаю и последующие пол часа прошли в очередных пересказах Гавриловым перипетий своей судьбы в последние месяцы.
   - Вот что, Сём, извини, что не спросил тебя, хочешь ли ты ко мне вернуться или нет, а забрал без предварительного согласия...
  - Хочу! - перебил Гаврилов командира.
  Тот лишь улыбнулся и продолжил:
  - Вот и славно. Я уж думал, грешным делом, больше не свидимся. Обещать, что легко будет не могу. Трудно будет, Семён, очень трудно. Каша здесь заварилась такая, что даже мне страшно иногда становится. Несмотря на то, что мы с тобой давно знакомы, извини, но обучение в роте ты будешь проходить с нуля, не обессудь.
  Гаврилов лишь кивнул.
  - С младшим сержантом Богалий познакомились?
  - Так точно!
  - Он и будет тебя натаскивать. Там еще с десяток человек есть. Завтра познакомишься с замполитом Бойко. Хороший мужик. Будет расспрашивать - говори все как есть, ничего не скрывай. Любую ложь или недосказанность он нутром чует, как зверь. А сейчас давай, иди досыпай, я тоже часик подремлю. - Кузнецов встал, подошел к красноармейцу и крепко пожал руку.
  Гаврилов заметил, что при рукопожатии у командира на мгновение по лицу, будто судорога пробежала. Промолчал.
  - Да, и еще, Сём, ни на какие поблажки даже не надейся, спрашивать с тебя буду так, как ни с кого другого.
  - Я и не надеюсь, товарищ старший лейтенант!
  - Слишком дорого ты мне обошелся, - улыбнулся Кузнецов, - я этот Вальтер хотел детям подарить.
  - Я вам другой добуду, товарищ старший лейтенант, сочтемся, - на шутку шуткой ответил Гаврилов, - с дарственной надписью самого Гитлера.
  - Значит, уже рассказали, стервецы, - засмеялся командир.
  До подъема Семен так и не уснул. Ворочался. Вот и сбылась мечта. Попал в роту к Кузнецову. Десятки раз слышал, что это верная смерть. Знал на что шел. Только ленивый ему об этом не повторял. Но он не один такой был. Многие шли. Знали, что там опасней, чем на передовой, но шли. Зачем? Этого не мог объяснить Семен. Он знал, почему пошел добровольцем на фронт - Родину защищать. Именно так. Дом родной, который сейчас под фрицами, родных, друзей, братьев... Что с ними сейчас - кто ж знает? Кем он был до апреля сорок второго? Обычный красноармеец. Как все. Пушечное мясо. А те сутки, на высоте, будто перевернули его сознание - Семен понял, что можно воевать по-другому. И бить немца можно. Да еще как бить! Загляденье! От одних воспоминаний того боя, кровь начинала бурлить по венам. Да, в роте Кузнецова в разы опасней, чем в любой другой роте полка, но здесь он ощущал себя не пушечным мясом, а бойцом Красной Армии! Непобедимой, которая вот-вот погонит фрица прочь со своей земли.
   - Ты, что ли, Гаврилов? - вывел его из состояния полудрёма резко раздавшийся грозный голос
  - Так точно!
  - Пойдем, побеседуем. Замполит Бойко. - каждое слово, будто резал, а не говорил.
  Они отошли немного от расположения, на небольшую полянку. Замполит закурил, предложил Семену. Тот отрицательно покачал головой.
  - Садись рядом, боец, рассказывай, как и, главное, за что, тебя нелегкая к нам занесла...
  Семен, уже привычно, начал рассказывать историю своих похождений и знакомства с командиром. Бойко сидел молча, слушал, ничего не записывал, выкурил две самокрутки подряд, неожиданно спросил, совсем другим тоном, про другое:
  - Семья под Курском?
  - Так точно!
  - Да не вытягивайся ты так. Видишь же, вдвоем сидим, по душам общаемся, не как командир с подчиненным... Братья под призыв попали?
  - Никак нет. По возрасту не подходили.
  - Это они сейчас на оккупированной территории?
  - Да, - с грустью ответил Гаврилов.
  - Печально. Мои тоже. Жену с сыном успел вывезти, а родители там остались и сестренка. Уже больше года, как от них ни слуху ни духу.
  Замолчали, задумавшись каждый о своем. Гаврилов все не мог понять, к чему замполит клонит. А тот добавил:
  - Ты коммунист?
  - Никак нет. В партию пока не вступал.
  - Это завсегда успеется. Пропагандой заниматься не буду. Личное дело каждого. Пошли, Семен, готовиться. Нам с тобой жить надо, чтоб гнать фрицев со своей земли и родных освобождать. А чтобы жить, надо быть лучше немца на две головы, или даже на три. Но пока что фриц нас гонит, до Волги ужо догнал. Значится, плохо готовы. Слабо. Вот и пойдем тренироваться.
  К этому времени младший сержант Богалий уже объявил построение. Семен чуть ускорил шаг и заметил, что Бойко идет в ту же сторону. Увидев, что все снимают гимнастерки, без лишних вопросов, скинул и свою. Стал в строй за секунду до того, как прозвучала команда "Равняйсь!". Повернул голову направо и застыл - рядом с ним, с голым торсом стоял замполит Бойко, при том, что командовал группой младший сержант!!!
  
  - Товарищи! - шёпот среди сидящих красноармейцев мгновенно стих, как только слово взял Кузнецов, - сегодня ночью мы выдвигаемся к хутору Селютино. Фрицы построили там сеть укреплений из дзотов, в которую, вот уже который день, мы бьемся, как в закрытую дверь...
  Прошло две недели, как Семен был в роте Кузнецова. Он не ходил еще ни на одно задание. С утра и до вечера Богалий нагружал их тренировками так, что было лишь желание заползти на нары и забыться до следующего утра. Тело ныло от боли. Помимо обычных физических нагрузок, каждый боец по два раза в день участвовал в боях по рукопашному бою. И для Семена каждый из таких боев заканчивался лишь новыми тумаками и синяками. Да, пока они отрабатывали приемы, а так же удары штыком и ножом - проблем не было, он быстро учился, но как только его выставляли против кого-нибудь "в круг", максимум через минуту, силы окончательно покидали его и он пропускал удар деревянным колышком, заменявшим нож, либо был нокаутирован руками и ногами.
  Тем временем, чуть ли не каждую ночь несколько бойцов уходили за линию фронта. Только за эти две недели привели порядка десятка пленных, из них, троих офицеров. Поговаривают, что на личном счету командира, уже больше двух десятков "языков", не считая тех, кого брали группой.
  Кузнецов раскрыл карту и, показывая Бойко и Богалий, продолжил, указывая им, но говоря так, чтоб слышали все:
  - Вот эти два дзота расположены немного поодаль от других. Первый вчера пытались взять силами усиленной третьей роты, но даже на триста метров подойти не смогли. Второй же стоит ближе к Дону и на него пока никто не выдвигался. Общее наступление батальона начнется завтра днем. Наша задача - расчистить им путь, чтоб они смогли просочиться за линию укреплений и ударить фрицам в спину. Дзоты выстроены таким образом, что могут вести огонь со станковых пулеметов во всех трех направлениях, да еще между ними чуть больше трехсот метров. Таким образом, они перекрестным огнем помогают друг другу.
  Идея моя такова - делим роту надвое. Первую группу возглавляю я. По берегу Дона ночью пробираемся к тому дзоту, который ближе к реке. Постараемся взять тихо, без лишнего шума. Если все получится, то с их же станкового пулемета, открываем огонь по второму дзоту. Местность у реки заболоченная, нас там меньше всего ожидать будут.
  Вторая группа в это время заляжет вот в этом овражке. Их задача - второй дзот. Но только после того, как фрицы выдвинут подкрепление на нас, да еще со своей стороны штурмовать пойдут. Они захотят во чтобы то ни стало вернуть первый дзот себе. Начало штурма - когда их "станкач" целиком и полностью на нас сосредоточится. И ни секундой раньше, чтобы там не происходило. Вторую группу ведет Богалий.
  - Есть!
  - Бойко!
  - Я!
  - Пойдешь в моей группе. Если что со мной - за командира останешься!
  - Есть!
  - У кого какие вопросы?
  Вопросов не было. Командиры остались совещаться, а красноармейцев распустили готовиться.
  Через несколько минут к Гаврилову подошли несколько красноармейцев из числа тех, кто тренировался у Богалий:
  - Сём, говорят, командир уже проворачивал что-то подобное?
  - Да, в апреле, под Харьковом.
  - А расскажи подробней...
  Семен хотел было послать их куда подальше, да заняться своими делами, пока появилась минута отдыха, но, всмотревшись в напряженные лица подошедших красноармейцев, решил, что с него не убудет. Пожал плечами и приступил к рассказу.
  Бойцы вслушивались в каждое слово Гаврилова, будто, примеряя на себя. Ряды слушающих пополнялись и в какой-то момент среди них мелькнул даже замполит. Когда рассказ дошел до звонка немцев Кузнецову и его ответу, Семен, поначалу планировавший опустить этот момент, понял, что как раз здесь стоит, наоборот, дать больше подробностей, даже приукрасить. И расстарался вовсю. Хотя сам разговора командира с фрицами не слышал, но в его версии вышло куда занимательней и веселее. Рассказ пришлось прерывать несколько раз из-за взрывов хохота среди бойцов. Предложение забрать грязные подштанники и использовать их вместо знамени, заставило несколько человек даже закашляться от непрекращающегося смеха. Бойко уже не прятался за спинами, а сидел в первом ряду и заливался хохотом, как бы не громче всех.
  - Ну ты и сказочник, Вальтер! - сквозь смех обронил один из бойцов
  Сёма покраснел и промолчал, не зная, что сказать в ответ.
  - Вообще-то, примерно так, дело и было, - повернулся к не верящему один из красноармейцев, - я тоже эту историю слышал, когда сюда пришел
  - И я! Я в апреле в госпитале лежал, а по возвращению, мужики рассказывали. - подтвердил еще один из бойцов.
  Погуторили еще минут двадцать, некоторые красноармейцы рассказали свои смешные случаи, которые случались с ними в роте Кузнецова, а также вспомнили многочисленные байки, которые доходили до них. Бойко приказал расходиться, а сам подсел к Гаврилову:
  - Спасибо, Семен!
  - За что?
  - За то, что за меня всю работу сделал, - рассмеялся Бойко.
  Гаврилов недоуменно посмотрел на замполита, а тот продолжил:
  - Сделал ты больше, чем представить себе можешь, Сём... Доброе слово способно творить чудеса. Но только правильно подобранное слово. И это тебе удалось так, что ни прибавить - ни убавить. Вот за это и спасибо!
  
  С вечера влил дождь. Да что там дождь, - низверглись небеса и опустили на землю такой шквал воды, будто накапливали его до этого в течении месяца. Уже через два часа полы в землянке были затоплены по щиколотку. К моменту подъема, все уже были на ногах- одни вычерпывали воду котелками, другие просто пытались укутаться в плащ-палатку под каким-нибудь деревом. Поспать не удалось никому.
  Группа Кузнецова, составом в пятнадцать человек выдвинулась чуть раньше и сразу ушла в направлении Дона. В распоряжении у Богалий оставалось чуть меньше пятидесяти человек, из которых треть были добровольцами из других рот.
  Спустя сорок минут, группа младшего сержанта была на "передке" - на передней линии укреплений. Шли туда долго - грунтовка, и без того вспаханная грузовиками, размокла так, что ноги проваливались и застревали в грязи будто в болоте. Пару человек умудрились даже потерять сапоги, выдергивая ноги из образовавшейся трясины. А это лишняя потеря времени - пока нащупали, пока достали. В окопы спрыгнули злые как черти. К Богалий сразу вызвали старшину.
  - Все-таки поползете, сержант?
  - Ну, а куда деваться? Кузнецов со своими уже выдвинулся.
  - Тогда запоминай... Дзот отсюда метрах в семистах, - показал рукой направление старшина, - в своих заграждениях мы вам проход подготовили. Дам пару саперов, они проведут. У гансов тоже мины натыканы, но мои саперы с вами дальше не пойдут.
  - У меня есть пара, справимся
  - Вот и славненько. Чаю горячего глотнешь?
  - Не откажусь.
  - В землянку не зову, там воды чуть ли не по колено. Держи, - протянул кружку и продолжил, - метрах в ста пятидесяти от дзота есть несколько воронок. Имей в виду, немец их с пулемета пристрелял, не суйся.
  - Вот за это спасибо, только не видно сейчас ни зги. Даже от осветительных ракет толку не будет. Да и задача у меня немного иная. Подскажи, там лощинка должна быть перед дзотом, мне бы до срока в ней отлежаться...
  - Есть такая. Но в ней человек пятнадцать заляжет, не больше.
  - И как же нам схорониться тогда поближе к фрицу?
  - Трупов много осталось в поле после атаки. Ни мы своих забрать не смогли, ни немцы. Вот за ними и хоронись. Шевелиться не будете - чай не заметят.
  - Понял, старшина, спасибо!
  Богалий быстро объяснил красноармейцам что и как делать. Снова плюхнулись в грязь и поползли. Каждый метр давался с огромным трудом - руки постоянно проваливались в лужи и грязевую жижу, ногами невозможно было отталкиваться, потому как хоть сколь-нибудь твердой поверхности не осталось. При каждом взлете осветительной ракеты плюхались лицом в грязь, не успевая даже набрать воздуха в легкие. Снова поползли, пытаясь выплюнуть бесшумно землю изо рта. Пара минут и снова небо озаряется белым светом. И снова лицом в грязь. Замерли.
  Гаврилов давно сбился со счета времени. Двадцать минут прошло, час, либо же два, - уже не имело значения. Шесть-семь отталкиваний от земли и замереть, уткнув лицо в грязь. Переждал - и следующие отталкивания, пытаясь нащупать хоть какую-то твердую поверхность.
  Все понимали, что шум непрекращающегося дождя прекрасно глушит звуки от их плесканий в грязевой ванне, но чем ближе подползали к дзоту, тем выше был шанс допустить ошибку и любым случайным звуком рассекретить группу для фрицев. Из-за этого скорость перемещения, и без того не самая высокая, с каждой минутой, становилась все медленнее и медленнее. Богалий шепотом остановил группу. Саперы приступили к делу. Лежа на пузе, пытались щупом определить наличие мин на путях и расчистить пару проходов для перемещения группы. Остальные неподвижно застыли на местах, периодически прячась от осветительных ракет и потом приподнимая голову, давая дождю смыть с лица налипшую грязь.
  Доползли. Ближе нельзя. До немецких позиций осталось не более ста пятидесяти метров. Одни скатились в неглубокую ложбинку, вместе с Богалий, другие расползлись по открытой местности - либо просто легли недалеко от погибших днем солдат, либо накрылись нашими и немецкими телами. Противно, мерзко, но в этой ситуации выбор не так уж и велик.
  Гаврилов лежал в ложбинке, рядом с младшим сержантом. Тот сам ему приказал занять место возле себя. Дождь все не прекращался. Одежда давно прилипла к телу и превратилась в комок грязи так, что тяжело было пошевелиться из-за тяжести налипшей земли. Время шло. Бесконечно долго. Только сердце, будто метроном отсчитывало секунду за секундой, минуту за минутой. Начал колотить озноб. Удивительное дело - пока шли, пока ползли и плюхались в лужи, холода не ощущалось. Кровь, разгоняемая бурлившим адреналином, согревала тело. Стоило остановиться и тут же все органы оказались скованы холодом.
  - Сём, как думаешь, возьмем? - раздался ели слышный шепот Богалий
  - Должны, товарищ младший сержант, - отозвался Гаврилов.
  - Мало людей у командира. Если раньше времени их обнаружат, то даже подойти не дадут, парой очередей всех положат. И мы здесь на виду...
  - Сплюньте. Наверно, потому он и взял с собой только пятнадцать человек, чтоб риск минимальным был. Если смогут заползти - то ему и этого хватит. А если не смогут.... Смогут. Там все те, с кем он уже и огонь и воду прошел.
  Прошло еще минут двадцать. Лежали молча, каждый думал о своем. Гаврилова уже, буквально, лихорадило, все тело неестественно колотилось от холода. Тишину разорвала длинная автоматная очередь.
  - Началось, - раздался шепот Богалий.
  - Очередь немецкая, не наша. Обнаружили их, наши с ППШ выдвигались, - заметил Семен.
  Младший сержант тихо выругался. Буквально тут же раздался короткий треск из ППШ, после чего по равнине раскатом прокатился звук разрыва гранаты. Следом за ним еще один. И перестрелка возобновилась с новой силой. Уже несколько автоматов перестреливались как с одной, так и с другой стороны. Загремели гранаты. В небо взлетела красная сигнальная ракета. У нас ракет не было, значит фрицевская. В дзоте, перед которым лежала группа Богалий раздались крики на немецком и румынском языках. Даже сквозь шум дождя было слышно, что по лужам забегали тяжелые сапоги. Прямо над головами бойцов взлетело сразу несколько осветительных ракет. Не успели первые догореть, как в небо взлетели следующие. И так несколько раз.
  В первом дзоте бой затихал. Выстрелы раздавались все реже и понимания за кем осталась позиция не было. В дзоте напротив Гаврилова, так же возникла пауза - фрицы готовы были выдвинуться на помощь своим, но не понимали, что сейчас происходит. Видно, связи с первым дзотом не было. Семен видел при взлетах осветительных ракет, как в окопах перемещались туда-сюда немецкие каски, но вперед пока не выдвигались.
  Постепенно бой затих. Тишина. И неизвестно в чью пользу играет эта тишина, кто сейчас владеет первым дзотом. Семен гнал от себя дурные мысли. Если атака первой группы захлебнулась, то и они практически обречены. С немецкой стороны раздался голос, раздающий какие-то указания.
  - Сейчас группу отправят проверить что, да как, - раздался шёпот Богалий рядом, - тогда и поймем, что там.
  - Угу, - задумчиво ответил Семен.
  - Я тут что подумал, Сём... Если выживем, то завтра все с ангиной сляжем, у меня даже внутренности промокли.
  Богалий тоже пытался гнать от себя дурные мысли и переключиться на что-нибудь иное.
  - Не сляжем, Серёг, - решил обратиться по имени Гаврилов, - я за год на фронте еще ни одного простуженного не видел почему-то.
  - Твоя правда, как-то не задумывался об этом.
  Группа немцев выдвинулась вперед. Численность рассмотреть не получалось - перестали фрицы небо освещать. Боятся, что дзот сейчас у наших и тем самым своих бойцов подсветят.
  - Серёг, если б дзот за немцами был, то они б уже прислали кого, доложить и сообщить, что позиции удержаны.
  - Точно, Сем! Я и не подумал.
  И, буквально, тут же тишину разорвало тарахтение пулемета и нескольких автоматов со стороны первого дзота. Взяли! Значит, взяли дзот! Автоматы еще стреляли вдоль поля, а пулеметчик уже перенес свой огонь по второму дзоту. Засуетилась немчура. Забегали. Снова крики на немецком и румынском. Пулеметчик второго дзота стал отвечать длинными очередями. Осветительные ракеты больше не запускали. Да и автоматный огонь затих. Только пулеметная дуэль разрывала тишину, да крики какого-то немецкого офицера, раздающего указания.
  - Сейчас еще одну группу выдвинут. - снова раздался шёпот Богалий.
  - Командир, может попытаемся ползком для начала? Пока полторы сотни метров пробежим - себя точно обнаружим.
  - Здраво, Сём. Передай по цепи, по команде переползаем к дзоту. Огонь раньше времени не открывать.
  Прошло еще несколько минут. Пулемет в первом дзоте затих, только немецкий продолжал огрызаться. Правильно рассчитал Кузнецов - во что бы то ни стало, попытаются они позиции вернуть. Выдвинулась большая группа. И, практически сразу, исчезла во тьме. Молчит первый дзот.
  - Командир, может пора? - спросил Гаврилов
  - Да, давай, передавай по цепи.
  Семён толкнул бойца справа от себя и показал, что надо выдвигаться. Сам попытался оттолкнуться, но нога предательски соскользнула, и он скатился вниз, распластавшись в луже. Попытался привстать, как тут же получил удар пяткой в плечо - сверху на него скатился еще кто-то.
  Подняться удалось с трудом. Ноги упрямо не хотели находить твердую поверхность и скользили при каждом движении. Впереди никого не видно и не слышно. Семён понимал, что звук непрекращающегося дождя глушит все звуки вокруг, но, с одной стороны, не хотелось отстать, с другой же, каждое движение давалось все с большим трудом от прилипающей грязи и шума от такого переползания становилось все больше и больше. Уже никого не видел и не слышал вокруг, но продолжал двигаться в направлении дзота. Вот уже немецкие команды слышны отчетливо. Значит совсем рядом. Ни справа, ни слева не видит никого из наших.
  "Руссен!" - раздался пронзительный крик справа. Тут же последовала длинная очередь. Пора. Гаврилов вскочил на ноги и побежал в сторону дзота. Ноги постоянно стремились соскользнуть куда-то в сторону. Сделав три-четыре шага, увидел бруствер. Не так уж и далеко он был от позиций. Спрыгнул в окоп. Под ногами была огромная лужа, из-за чего он, поскользнувшись, тут же упал на спину. Отругал себя мысленно за неуклюжесть. Плеск воды, казалось, услышала вся округа. Аккуратно встал, чтоб не шлепнуться в воду вновь. Справа снова застрочил автомат. И еще один, на этот раз немецкий.
   Пошел влево. Пройдя несколько шагов мелкой поступью, увидел прямо у своих ног немецкого солдата, который мирно спал, облокотившись спиной на стенки окопа и укутавшись в какой-то брезент. Вокруг бой начинает разгораться, стрельба то тут, то там, а он спит и хоть бы хны... Гаврилов тихо достал нож и изо всех сил воткнул его спящему в бок. И еще раз. Как тренировался, как учили. Дальше по окопу раздались тяжелые шаги и громкий плеск воды - бежит кто-то. Сел рядом с убитым, прикрываясь его телом, прицелился по направлению окопа. Вот они. Длинная очередь и два немца упали, уткнувшись лицом в воду.
  Со стороны первого дзота раздалась длинная очередь. Значит подпустили группу максимально близко. Немецкий пулеметчик так же стал огрызаться в ту сторону. Дзот!!! Надо к нему. Срочно! В первую очередь, основная опасность и нам, и бойцам Кузнецова, грозит от "станкача", что там укрыт. Семен выпрыгнул из окопа и, по-пластунски, пополз в сторону дзота. Сзади бой уже разгорался не на шутку. Огрызались и немецкий карабины, и автоматы, в ответ им, строчили несколько ППШ то тут, то там.
  Дополз. Пулемет работает уже длинными очередями в сторону первого дзота, практически не останавливаясь. Семен достал единственную гранату, которую брал с собой. Подполз к амбразуре вплотную. Движения отработаны до автоматизма. Мгновение и граната залетает внутрь, сам же делает пару шагов от дзота и плюхается лицом в лужу. Взрыв. Вскочил, на ходу загоняет новый диск в автомат, длинная очередь, до последнего патрона, внутрь дзота. Теперь точно никого остаться не должно было. Зашел внутрь. Даже здесь на полу вода. Первым делом подошел к пулемету. Проверил. Даже в темноте было видно, что пользы от него не будет - сильно погнут ствол. Выглянул через амбразуру в сторону первого дзота - то тут, то там раздавались вспышки выстрелов. Отвечал им только один пулемет. Совсем там туго.
  - Дзот чей? - раздался голос снаружи.
  - Свои - громко крикнул в ответ Семён, - Гаврилов!
  Выбежал, поскальзываясь на улицу.
  - Мужики, где Богалий?
  - Не знаю, вроде, говорили, что ранен.
  - Там группе Кузнецова совсем туго, давай, за мной, внизу немчура еще осталась. Здесь и без нас разберутся.
  До немцев оставалось меньше сотни метров. Можно подойти и ближе, но тогда рискуем нарваться на свой же пулемет, который в темноте не разберет, кто свои и кто чужие. Как же обозначиться, чтоб там поняли, что это подмога идет?..
  - Ураааа! - во все горло закричал Гаврилов.
  - Урааа! - ответили ему голоса справа и слева.
  И тут же короткие очереди туда, где еще недавно вспыхивали огни выстрелов. Дрогнули немцы, побежали. Немудрено. Впереди пулемет работает, сзади русские идут в атаку. И непонятно сколько их. Побежал один, за ним еще. И еще. Может, кто и оставался лежать, не видно ни зги, но только никак себя не обозначал.
   Гаврилов дал несколько очередей по убегающим и нелепо поскальзывающимся фрицам. По тем, кого видел. Попал - не попал, роли уже не играло. Главное - добежать до первого дзота. Пулемет уже молчал. Вероятно, услышал крики и перестал стрелять, чтоб своих не зацепить.
  Добежал. Зашел внутрь, пытаясь хоть немного отдышаться. Нога начала соскальзывать в сторону, но уткнулась в лежащее тело. Чуть в сторонке, прямо в луже, сидел Кузнецов, обхватив голову руками и уставившись в одну точку. Семен молча сел рядом.
  - Гаврилов, ты?
  - Так точно, товарищ старший лейтенант.
  - Никого не осталось, Сём, вообще никого. Один только я выжил. Понимаешь?
  Семён молчал. Не знал, что сказать. Слова утешения этому железному человеку сейчас не нужны. Он сделал все, что мог. Потери - они каждый день потери. Вчера, при штурме этих дзотов, батальон не досчитался больше сотни человек. А дзоты за немцами так и остались.
  - Почему я выжил? Тут каждый боец десятерых стоил. Все полегли. А мне теперь еще и с этим жить. - уже шептал Кузнецов.
  Семен продолжал молчать. Нечего ему было ответить командиру. Смерть каждого он воспринимал как личную утрату. Это Гаврилов еще в госпитале увидел.
  - Живые в дзоте есть? - раздался голос снаружи.
  - Есть! - ответил Семен.
  - Бойцы, занять круговую оборону! Рассредоточиться! Кто за старшего? - внезапно приободрился голос Кузнецова. В мгновение он превратился в командира, который ни на секунду не теряет нитей управления подразделением.
  - Богалий ранен, остался во втором дзоте, - тихо отозвался Семен.
  - А кто подмогу привел?
  - Я.
  - Вот и пошли людей расставлять по позициям. Я здесь займусь, ты лети ко второму дзоту, там командуй.
  Кузнецов немного помешкался, встал, протянул руку и тихо произнес: "Спасибо, Сём!..", после чего обнял ошарашенного бойца, молча развернулся и вышел из дзота.
  
  К полудню Семен вышел из "своего" дзота. Обошел выставленные посты, проверил бойцов. На удивление, когда он вернулся ночью и стал отдавать распоряжения, никто не задавал лишних вопросов - все подчинились и разошлись выполнять поставленные задачи. А деятельность он развернул кипучую. Не прошло и часа, как все раненые были отправлены в расположение, бойцы собрали трофейное оружие и укрепляли размытые и разбитые позиции. К семи утра, из запасов квартировавших в дзоте фрицев, был организован горячий завтрак, даже включивший кофе, и распределен всем, находящимся на позициях.
  Далеко на юге громыхал бой. Несколько часов назад мимо их позиций прошли передовые части и устремились на юго-запад, намереваясь обойти оставшиеся дзоты и зайти немцам в тыл. Дождь затих только к десяти часам. Семен ждал, что скоро на их позиции должны перекинуть какую-нибудь роту, а они отправятся в расположение полка, но смены все не было.
  - Где Гаврилов? - раздался голос Кузнецова откуда-то из-за дзота.
  Семен не слышал, что ему ответили и уже устремился быстрым шагом встречать командира. Подошел. Левая рука Кузнецова была перебинтована. Ночью он и не заметил, что тот был ранен.
  - Докладывай, что тут у вас?
  Семен коротко, без лишних разглагольствований доложил обстановку.
  - Сём, пойдем в дзот. Там поговорим.
  Спустя пару минут, они зашли внутрь. Гаврилов налил командиру кофе еще из горячего чайника, предложил перекусить. Сели на деревянные нары.
  - Ситуация такова. Заменить нас смогут, в лучшем случае, к вечеру. Как у тебя с боеприпасами и продовольствием?
  - Всего хватает.
  На удивленный взгляд командира, Семён пояснил:
  - Свои сухпайки пока не трогали, немецкими перебиваемся. Собрали трофейное оружие и боеприпасы к нему. Несколько человек умели пользоваться, да и я еще не забыл. Объяснили остальным, распределили по позициям.
  - Никто не возмущался, что ты командуешь?
  - Никак нет. Даже сержант Саркисян никаких вопросов не задавал. Получил задачу - пошел выполнять.
  Посидели молча. Выпили по паре глотков горячего кофе.
  - Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос?
  - Давай.
  - Из вашей группы никто не выжил?
  - Четверо с тяжелыми ранениями. Фрицы почти дорвались до дзота. Максимов подорвал вместе с собой несколько человек буквально в пятнадцати метрах от пулемета. Бойко до последнего со мной был. Ленту набивал. Его пулеметчик с вашего дзота достал, когда тот ко мне подошел ленту передать, буквально, на секунду в амбразуре мелькнул... Вовремя ты в атаку повел бойцов. Еще б немного и взяли б они меня. Там справа слепая зона, ни черта не видно... Что у тебя с потерями?
  - Девять убиты. Одиннадцать ранены. Раненых отправил в расположение.
  - Вот и осталось от роты опять чуть меньше взвода. Ничего, Семён, повоюем.
  - Те, кто с нами добровольцами с других рот пришли, просятся, чтоб вы их к нам, в первую роту забрали.
  - Еще одни. Арефьев, в свое время, нас "ротой смертников" звал. А так оно и есть. У греков, вроде, по легенде был какой-то человек на лодке, он души людей в царство мертвых доставлял. Не помню, как его звали. Вот и я себя этим лодочником ощущаю...
  - Я их понимаю, товарищ старший лейтенант...
  - А я нет. Давай по существу, кто из них нам необходим?
  - Я ж сам у вас без году неделя...
  - Гаврилов, я тебя не спрашиваю, сколько ты у нас. Я спрашиваю, кто нам необходим? У нас уже завтра людей даже на взвод не хватит. И никого это не будет интересовать. Задач нам нарисуют таких, что и ротой не разгребемся.
  - Филиппов... Горадзе... Милевский... За остальных не могу сказать - как воевали не видел. Эти же трое вам на выручку побежали с нашей ротой, не задавая никаких вопросов, подстроились под нас так, будто не первый месяц с нами бок о бок воюют. Когда вернулся сюда, Горадзе дал несколько рекомендаций толковых по распределению людей.
  - Что по сержанту Саркисяну скажешь?
  Гаврилов задумался.
  - Да говори, что думаешь, - через пару секунд раздраженно произнес командир, - я у тебя спрашиваю, мне твое мнение нужно, ты с ним в атаку ходил. Тебя то я знаю, а что он за птица - не представляю.
  - Сержант Саркисян... - немного помедлив, начал Семён, - исполнительный. Но, как мне кажется, безынициативный. Все, что ему поручал - было выполнено точно и в срок. Но именно так, как я поручил. Людей на восточной стороне расставил, но даже не приказал им позиции укрепить. Кто захотел - сам себе укрепил, но приказа бойцам такого не было. В обычной роте такой командир на вес золота.... Вы же, по-моему, на другое обычно смотрите...
  Разлитый по чашкам кофе давно остыл, а Гаврилов с Кузнецовым еще долго беседовали, обсуждая и бойцов приданных подразделений, и красноармейцев первой роты, и планы на будущее.
  Еще через несколько часов пришла обещанная смена и первая рота вернулась в расположение полка. Командир полка, майор Бабич, вечером на построении, в очередной раз, привел в пример старшего лейтенанта Кузнецова и сообщил, что в ходе ночного захвата дзотов первой ротой, было уничтожено более семидесяти немецких солдат и офицеров, при этом сам командир роты только из станкового пулемета уничтожил более тридцати человек. В течении дня, вся линия из пяти дзотов была захвачена.
  Гаврилов стоял в первом ряду значительно поредевшего подразделения. Чувствовал ли он себя героем? Нет. В его понимании, то, что они смогли сделать ночью - было еще одним шагом на пути к долгожданной победе. Даже не шагом, шажком... В тот день, когда он подошел к Кузнецову с просьбой взять его в первую роту, да, он мечтал втайне, о медалях и орденах, он хотел вернуться домой героем, чтобы родные и близкие могли гордиться им. Сегодня командир пообещал представить его к награде. Вот только мечты его уже изменились. Семён в очередной раз увидел, что бить фрицев можно. Они такие же люди. И мечтал он теперь о другом - чтоб как можно больше подразделений Красной Армии научились бить немцев именно так, как делает это Кузнецов - не числом, а уменьем. Тогда и потерь будет значительно меньше, и погоним мы эту нечисть куда быстрей. Мечтал максимально передать свои знания тем, кого отберет командир в первую роту, чтоб не было напрасных потерь. Чтобы каждый его боец не десятерых стоил, а, как минимум, сотни. Именно его боец. С сегодняшнего дня, именно он, красноармеец Гаврилов, исполняет обязанности командира отделения. А так как ни одного взводного в роте сейчас нет, то и обязанности командира взвода.
  
  - Смирнааааа! Товарищ майор, личный состав 622-го стрелкового полка по вашему приказанию построен!
  - Вольно! Товарищи красноармейцы и командиры! Приказом Народного Комиссара обороны за номером 360, от 17 ноября 1942 года, за проявленную отвагу в боях с фашистскими захватчиками, за стойкость и мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава, 124-я стрелковая дивизия преобразована в 50-ю гвардейскую стрелковую дивизию!
  Отгремело дружное троекратное "Ура!", а младший сержант Гаврилов все прокручивал в голове мысль: "Гвардия!!! Мы теперь гвардейцы! Как звучит-то!". Из размышлений его вывел болезненный толчок в бок, а майор Бабич повторил: "Младший сержант Гаврилов!"
  - Я! - будто проснувшись, выпалил Семен
  - Выйти из строя! - дождавшись, когда красноармеец выйдет, Бабич продолжил, - за проявленные личное мужество и отвагу, младший сержант Гаврилов награждается Орденом Красной Звезды!
  Кроме него, наградили орденом и Кузнецова. Еще семь красноармейцев первой роты, были награждены медалями. Но дальнейшее Гаврилов помнил с трудом - мозг будто погрузился в туман. Гвардеец, орденоносец, разве не об этом он мечтал в сопливой юности? Сейчас, по сути, исполняет обязанности командира взвода. Двумя взводами командуют молодые лейтенанты, еще одним - он. При этом лейтенанты к нему прислушиваются, советуются, а на тренировках подчиняются беспрекословно. За полтора месяца, что прошли с памятного боя у Селютино, Семен восемь раз ходил "за передок", привели пятерых "языков" в офицерских чинах. Да, в роте очень много сейчас новеньких, но зато доукомплектованы почти до сотни бойцов. Как закончим подготовку, это будет силища!
  Спустя два часа Кузнецов собрал командиров подразделений в штабе - избе на окраине села.
  - Товарищи командиры! Ни для кого уже не секрет, что сегодня началось наступление на немецкие позиции, с целью их окружения под Сталинградом. С нашего плацдарма удалось прорвать передовые позиции и советские танковые части, на данный момент, углубились на пятнадцать-двадцать километров вглубь немецких позиций. Фрицы пытаются в экстренном порядке залатать брешь и, насколько известно командованию, перебрасывают сюда всех, кого только могут.
  Кузнецов разложил на столе карту и, ткнув карандашом в точку пояснил:
  - Вот здесь расположен хутор Средне-Царицынский. Задача нашей роты сквозь проход, который образовался при наступлении, к исходу завтрашнего дня, разведать что там и как. По неподтвержденной информации, там расположен штаб пехотного полка. Насколько я понимаю, сейчас в том районе полная неразбериха, поэтому предлагаю действовать нагло - перемещаемся вдоль этой дороги, таким образом, значительно сократим время выхода на место. Если встречаем небольшие заслоны - опрокидываем. Все, что крупное - обходим. Основная цель - Средне-Царицынский. Наступление нашего полка будет направлено как раз на него. Дабы люди не полегли зазря, мы должны там знать каждый куст. Вопросы?
  - Товарищ старший лейтенант, выдвигаемся всей ротой? - первым спросил Гаврилов
  - Нет. Твой взвод и несколько человек со взвода лейтенанта Панина, из тех, что поопытней.
  - Товарищ командир, мне разрешите с вами? - спросил молодой летёха, часть подразделения которого Кузнецов планировал взять в рейд.
  Старший лейтенант задумался и посмотрел на Гаврилова. Тот ели заметно махнул головой, подтверждая, что, по его мнению, можно брать. Лейтенант Панин хорошо себя показал на тренировках, да и в целом, производил впечатление толкового командира. Кузнецов придерживался того же мнения, но основу группы составляли бойцы Гаврилова и слушаться они будут, в первую очередь, его. А потому, командиру было важно понять мнение младшего сержанта.
  - Хорошо, лейтенант. Мне с твоего взвода нужны, помимо тебя, одиннадцать человек, - Кузнецов перечислил фамилии, - Остальные остаются.
  Среди названных, четверо были старослужащими бойцами первой роты, вернувшимися из госпиталя. Остальные семеро - молодые, показавшие себя хорошо на тренировках.
  - Товарищи командиры, через тридцать минут все, кто выдвигается в рейд, должны прибыть сюда. Лично объясню им задачи. Попов, - обратился Кузнецов ко второму лейтенанту, - остаешься здесь за старшего. Все занятия по расписанию. Узнаю, что хоть один из гвардейцев выпил - лично отправлю под трибунал и их, и тебя. Ты меня знаешь, не пожалею никого.
  Лейтенанты ушли, за столом остались Кузнецов и Гаврилов. Долго молча всматривались в карту, после чего командир спросил:
  - Я что думаю, Сём, а может, нам попробовать не обходной дорогой, а вот здесь, прямо напрямую пойти? Рискованно, конечно, движение здесь будет активней, но и узнать сможем куда больше.
  - Вам решать, товарищ старший лейтенант.
  - Да решать то мне, но твое мнение хотелось бы услышать.
  - Как по мне, эта дорога идет от передовой к штабу напрямую. Любое неосторожное действие - можем засветить всю группу. И задание провалим, и погибнем зазря.
  - Твоя правда, вот только узнав о перемещениях на ней, мы получим куда больше информации. Да и противник на ней нас меньше всего ждать будет. Сейчас им не до этого. Дыры б залатать. Движение там, предполагаю, будет активное, а где народу много, там и по сторонам меньше смотрят. Тем более у себя в тылу. У тебя во взводе сколько человек по-немецки разговаривают?
  - Семеро. Еще один по-румынски.
  - Не на твоем уровне по-немецки хоть? - улыбнулся Старлей
  - Нет, вроде, справно.
  - Тогда одевай их в немецкую форму. В случае чего, пригодится.
  Обсудили детали. К концу диалога, Гаврилову план уже не казался таким уж безумным. Выдвигаться решили рано утром, чтоб все опасные участки проскочить затемно, а ближе к рассвету оказаться подле дороги.
  
  Привал. Уставшие красноармейцы плюхнулись от усталости на отсыревшую от мелкого мерзопакостного дождя землю. Ночь выдалась холодной и ветренной. Идти было тяжело. Несколько раз приходилось высылать дозор в немецкой форме, чтоб проверили подозрительные, удобные для засад, места. К дороге вышли незадолго до рассвета. Отошли чуть в сторону. В небольшую посадку, проходившую в полу-километре от разбитой техникой грунтовки, там и получили приказ на отдых. Курить командир запретил перед выходом, хотя дымнуть хотелось до жути. Командиры расселись возле карты, пытаясь сориентироваться, где находится подразделение и как лучше продолжить перемещаться. Бойцы же лежали, наслаждаясь каждой секундой покоя.
  По карте выходило, что вышли достаточно удачно. До хутора было с пяток километров. До передовой чуть больше десятка. Оставшийся путь проходил по похожим посадкам, небольшому лесу и вдоль небольших холмов. То есть, можно было передвигаться подразделением достаточно скрытно. Но при этом контролировать все, что происходит на дороге. Второй приятной новостью было то, что в месте их перехода, не было встречено ни одного вражеского подразделения. Вполне возможно, что и наши войска при наступлении здесь смогут зайти прямо в тыл к фрицам. Для принятия подобного решения, есть командование, но информацию "наверх" по рации передали, с точными координатами прохода.
  - Командир, по дороге немцы движутся. В направлении хутора, - подбежавший наблюдатель показал на северо-запад.
  Кузнецов долго всматривался в приближающуюся колонну через бинокль, после чего подозвал командиров:
  - Фрицы артиллерию перебрасывают к хутору. Видать, подальше от передовой. Шестнадцать стволов. Времени на совещание у нас нет, поэтому предлагаю быстро принимать решение. Группу делим на две части. Впереди дорога проходит меж холмов. По их склонам, располагаете бойцов. Когда голова колонны дойдет до засады, открываете массированный огонь на поражение. Гаврилов, я с твоими архаровцами, что в немецкой форме, попробую зайти в хвост колонне и влиться незаметно в их ряды. Как только срабатывает засада, мы изнутри открываем огонь. Там, в основном, артиллеристы. Они к ближнему бою не приучены, не их это стихия. Главное - это плотность огня со всех сторон. Если дадим колонне уйти, то при наступлении эти стволы против наших же танков повернут. Получится захватить - подорвем их к чертовой матери и валим отсюда. Пусть ищут ветер в поле.
  - Товарищ старший лейтенант, сколько, приблизительно, фрицев в колонне, - спросил лейтенант, у которого от услышанного, в процессе переваривания информации, глаза становились больше и круглее
  - Думаю, около сотни. Плюс-минус.
  - Командир, нас чуть больше сорока. Плюс у них артиллерия, стоит развернуть - и поминай как звали.
  - Лейтенант, ее надо еще развернуть. А это время. Вот твоя задача - не дать им этого времени. И мою группу в их тылу не положите. Гаврилов, твое мнение?
  - Командир, я за. Дерзко, нагло, но, думаю, может сработать.
  - Может? - перебил лейтенант, с нескрываемым возмущением.
  - Сработает, Панин! - грубо осёк его Кузнецов, - Гаврилов, объясни бойцам задачу. Две минуты на все про все и выдвигайтесь. До холмов чуть больше километра, да еще дорога крюк делает, а вам напрямки. Бегом туда. Замаскироваться так, чтоб вас даже полевые мыши на местности за своих принимали.
  Не прошло и минуты, как красноармейцы быстрым шагом выдвинулись вперед. Задачу ставил Гаврилов на ходу. Наскоро объяснив общую задумку. Увеличили темп, перейдя на бег. Вышли к холмам. Со стороны колонны было тихо. По разбитой дороге передвигаться быстро не получится. Но не это интересовало Семёна. Понятно, что позиции занять они успеют. Лишь бы не началась стрельба с той стороны - вдруг в колонне обнаружат засланных казачков? Форма на Кузнецове была офицерская. У него даже и документы какие-то были. Задумка хороша, лишь бы все сработало. Сейчас в стане немецком полная неразбериха - подразделения перемещаются постоянно, уследить кто и где находится практически невозможно. Наши войска массировано прорвали фронт и устремились на юг. Только успевай дыры в обороне латать.
  Отлично холмики расположены. Хотя и не высокие, но расстояние между ними небольшое. Вся дорога как на ладони.
  - Товарищ лейтенант, давайте я с первым отделением на дальний холм. Вы с остальными здесь. Огонь открываем сразу после меня. Когда колонна дойдет почти до выхода из этого ущелья. Растянуть оборону необходимо на максимальную ширину, дабы одновременно под огонь попало как можно больше фрицев.
  Панин махнул головой соглашаясь. Несмотря на то, что он был старше по званию, лейтенант не питал иллюзий и понимал, что опыта у этого младшего сержанта несоизмеримо больше. Он же, в первый раз принимает участие в подобной операции. Да и бойцы слушаются Семёна беспрекословно. Значит, заслужил. Рота достаточно специфическая, Кузнецов здесь царь и бог, а Гаврилов сейчас его правая рука. Пусть младший сержант и моложе Панина на год, но на войне возраст не играет никакой роли. Опыт, реальный боевой опыт, здесь куда важнее.
  Расположились. Потянулись долгие минуты ожидания. Впереди дорога делает небольшой изгиб. И колонна фрицев покажется из-за него на достаточно большом расстоянии. Только сейчас Гаврилов понял, что сам не видел эту колонну и не знает, что она из себя представляет. Командир сказал про шестнадцать стволов. Но артиллерия есть разная. Это могли быть и 38-ми миллиметровые противотанковые пушки, и тяжелые дивизионные гаубицы... Откуда-то издалека послышалось лошадиное ржание. Идут. Несколько красноармейцев попытались вытянуть головы, чтоб посмотреть, что им предстоит, но тут же получили оплеухи и тычки от более опытных товарищей. Да, рассмотреть на таком расстоянии фрицы вряд ли бы их смогли, но и лихо будить незачем.
   Гаврилов всматривался в приближающуюся колонну... Да сколько же их тут... Каждый ствол тянуло по шесть запряженных лошадей. Это были не обычные 38-ми миллиметровые пушки, которые он видел уже много раз. И даже ни чета нашим 76-ти миллиметровым. Раза в два крупнее. Семён все всматривался в растянувшуюся колонну, пытаясь увидеть в ней Кузнецова. Да вот же он! Идет рядом с другим немецким офицером в хвосте колонны и со смехом ему что-то рассказывает. Вот где нервы! Фриц хохочет уже в голос, а старлей его приобнял дружески за плечо и продолжает свой рассказ. Будто приятели идут вечером со смены в рюмочную. Остальные бойцы распределились так, чтоб быть на небольшом отдалении друг от друга. Один даже напросился в телегу, где везут ящики с боеприпасами. Вот же артисты!
  Гаврилов отложил бинокль в сторону и принялся ждать. Из-за дальнего холма несколько раз высовывалась голова лейтенанта, который заметно нервничал. В какой-то момент даже достал ППШ и стал прицеливаться в кого-то, но Семён отрицательно покачал головой, и Панин убрал оружие. "Ближе, ближе, пусть подойдут еще ближе" - думал про себя младший сержант. Вот уже сто метров осталось до передовой повозки. Кузнецов, продолжая что-то рассказывать оберст-лейтенанту (теперь погоны в бинокль были видны отлично), мимоходом пробежал взглядом по верхушкам холмов, пытаясь понять, когда его подопечные начнут карусель...
  
  "Понеслась!" - решил Семён, когда лошади практически поравнялись с выходом из-за холмов. Прицелился и дал длинную очередь по трём фрицам, которые шли справа от первой повозки. Тут же, со всех сторон, обрушился шквал свинца вниз. Лошади, что шли в первой повозке дернулись и попытались ускакать вперед, подальше от творящегося за их спиной ада, но прямо перед ними выскочил Павленко, потянувший за вожжи в сторону. Гаврилов продолжал переносить огонь вглубь колонны. Немцы практически не стреляли в ответ. Попадали на землю, отбросив оружие. Это нельзя назвать боем, скорее, похоже на расстрел. Спустя минуту, несколько бойцов, что уходили с Кузнецовым, начали сгонять в кучу сдавшихся, крича им что-то по-немецки.
  - Отставить огонь! - приказал Семён.
  По рядам продублировали его команду. Гаврилов на ходу приказал троим продолжать прикрывать сверху, остальным сгонять немцев в одну кучу. Сбежали с холма. Некоторых фрицев приходилось поднимать с земли силой, другие - вставали сами. Но все были до смерти напуганы, что немудрено - немцы попали в огненный мешок, где шквальный огонь со всех сторон не позволил им прийти в себя и разобраться в чем дело. Позже стало известно, что группа, которая выдвигалась с Кузнецовым, первыми нейтрализовала офицеров, из-за чего остальные оказались предоставлены сами себе, команд не поступало и оставалось только поднимать руки, либо плюхаться на землю, в ожидании своей участи.
  Через десять минут все пленные были согнаны в одну кучу. Оружие собрано и сложено в многочисленные телеги. Кузнецов подозвал к себе командиров:
  - Молодцы! Я уже заждался, думал, что выскользнут из засады, казалось слишком далеко пропускаете.
  - Товарищ командир, я ждал, когда вся колонна между холмов окажется, чтоб максимально захлопнуть, - стал оправдываться Гаврилов.
  - Все правильно сделал, Сём! Панин, ты как?
  - Отлично. Командир, признаюсь, до последнего не верил в твой план. И не поверил бы, коли б сам не увидел. - с улыбкой произнес лейтенант
  - Ну, пока даже половины не сделали. Что дальше делать будем, отцы-командиры?
  - Как что? Взрывать, вы же сами предложили, - удивленно произнес летёха
  - Да, но обстоятельства немного изменились, - загадочно улыбнулся командир.
  - На штаб пойдем? - начал понимать Гаврилов
  - Молодец, Сёма, соображаешь. Такого случая больше может не представиться. Я тут немного с их командиром пообщался... Ситуация такова - остатки артиллерийского дивизиона перебрасывают в Средне-Царицынский. Это он, собственно, и есть. В хуторе расположен штаб полка. Гарнизон не особо большой. Оберст-лейтенант жив, думаю, я с ним договорюсь, чтоб он нам подробную карту хутора нарисовал. Мирных на хуторе нет... прогнали. Больше всего меня смущало наличие мирных.
  - То есть план созрел давно, командир? - с улыбкой спросил Гаврилов
  - Ага, - в тон ему усмехнулся Кузнецов, - подтаскиваем стволы к штабу на километр, может, чуть меньше. Выставляем практически на прямую наводку. Две группы уходят окружать хутор. Даем залп. Пока неразбериха, то да сё, - заходим внутрь и берем всех тепленькими...
  - Товарищ старший лейтенант, - снова начал возмущаться Панин, - у нас артиллеристов нет, да и кто штаб атакует таким количеством?
  - Как это нет? - снова улыбнулся Кузнецов. - Вон, стоят, человек пятьдесят, не меньше. По душам поговорить, убедить их, что наше дело правое, может, согласятся помочь...
  Гаврилов посмотрел на Кузнецова. Добродушная улыбка не сходила с его лица, но в глазах бушевало пламя. И непонятно в чью сторону оно было обращено - молодому лейтенанту, который не поверил в его план, либо же в сторону немцев.
  - Лейтенант, в эфире я доложу командованию, что мы идем на хутор. У нас такая задача и была. Если получится разворошить это осиное гнездо при проведении разведывательных мероприятий - нашему полку будет проще при наступлении. Уж нервишки-то мы им пощекочем. Ты берешь с собой тех, кто захочет уйти, отводите пленных в расположение. Никого неволить не буду, дальше пойдут только добровольцы. Раненых своих, фрицы пусть несут сами. В случае чего - стреляй не жалея. Выносишь всю захваченную документацию. Рассказываешь командованию детально, что и как. Покажешь проходы, по которым мы шли. Оттуда им дорога открыта что в сторону передовой, что в сторону хутора. Если все удастся, то штаб они смогут взять тепленьким после нашей разведки.
   Спустя пять минут, Кузнецов собрал вокруг себя бойцов роты, за исключением пятерых, которые охраняли пленных и контролировали дорогу:
  - Товарищи! У нас был приказ разведать, что происходит на хуторе. Общие сведения получены уже сейчас - штаб там пехотного полка, даже схема расположения есть. Наша задача выполнена. Да еще разжились артиллерией. Да документацию получили. Но... мы тут мило побеседовали по дороге с оберст-лейтенантом, подполковником артиллерийским, если по-нашенски, он поведал увлекательную историю про то, как они расстреляли всех жителей хутора, восемнадцать человек, дабы работе штаба не мешали... У нас шестнадцать крупнокалиберных стволов. Куча немецких артиллеристов, которых, я уверен, мы сможем убедить оказать нам неоценимую помощь в разгроме штаба, а также, за себя скажу, жгучее желание не оставить от штаба камня на камне. Со мной идут только добровольцы. Остальные отводят пленных в расположение, рассказывают о нашем геройском разгроме артиллерийского дивизиона и отдыхают. Времени лясы точить с вами нет. На дороге в любой момент может появиться противник. Кто возвращается - шаг вперед!
  Гаврилов, стоя рядом с командиром, осматривал строй. Ни один боец не шевельнулся. Стояли мрачнее тучи и пожевывали желваками, смотрели прямо на командира, ни один взгляд не отвел.
  - Братцы! - продолжил командир, - нас для захвата штаба слишком мало. Скорее всего, там и поляжем. Я бы не полез туда, если б не было уверенности, что как только наши прорвут переднюю линию укреплений, а артиллерия так и не появится, - штабисты дадут такого стрекача, что догнать их не сможем. А я не хочу, чтоб они ушли. Ни один. И жизнью за это готов пожертвовать. Обещаю, что никто не осудит тех, кто хочет вернуться.
  И снова тишина. И лишь злее взгляды стали.
  - Командир, сам сказал, что нет времени лясы точить. Все остаемся, никто назад не пойдет, - раздался голос Павленко из строя, - так чего время терять?
  - Мужики! Пленных отвести надо. И документы надо передать. Кто-то должен вернуться. - уже попросил Кузнецов и повернулся в сторону Панина, - товарищ лейтенант!
  - Товарищ старший лейтенант, разрешите остаться?
  - Не разрешаю! Я рядового с документами такой важности отпустить не могу. А ты командир. Тебе в любом случае идти, здесь даже не обсуждается! Назначай человек пять с собой и вперед!
  - Много пятерых, командир. Двоих достаточно. Уж поверь, не сбегут, обещаю!
  - Хорошо, действуй!
  Лейтенант подошел к строю, а люди опускали глаза. Ни один не хотел уходить даже по приказу. Выбрал двоих.
  - Товарищ командир, разрешите обратиться? Красноармеец Калюжный!
  - Давай!
  - Я в сорок первом наводчиком был на КВ. После ранения зрение ни к черту стало, меня и списали в пехтуру. Навести стволы их, думаю, смогу. Тем более на таком расстоянии. Мне бы несколько бойцов в помощь, так и немчура не понадобится, сами справимся.
  - Хорошо, Калюжный, одобряю. Гаврилов, дай ему десять человек в помощь. Да десяток фрицев, все-таки выделим, не жалко. Пусть черновую работу они делают. Хватит, Калюжный, или еще надо?
  - Достаточно, командир! Я так понимаю, по одному залпу даем? - уточнил наводчик
  - Да. А дальше уже мы в хутор ворвемся. Бахнули и тут же орудия минируйте. При появлении противника, рвите их к чертовой матери. - и снова обратился к строю, - Все, включая новопреставленных артиллеристов, переодеваемся в немецкую форму. Выдвигаемся в обход хутора и сразу после бомбежки врываемся туда подковой, двумя группами. Перед атакой каждый на предплечье наматывает пару слоев бинта. Так будем своих от чужих отличать. Гаврилов, приставь артиллеристам пару бойцов, говорящих по-немецки. Если вдруг по дороге кто перемещаться будет, чтоб побалакать смогли. Да оберста пусть заберут. Парень он теперь сговорчивый. Лицом, если что, поторгует. Вопросы у кого есть?
  Вопросов ни у кого не было. На том и порешили. Командиры разошлись выполнять поручения, красноармейцы - раздевать фашистов. Холодно им, конечно, будет во второй половине ноября в исподнем, ну, дык, быстрее до расположения бежать будут, согреваясь. Добровольных помощников нашли достаточно быстро - повлияло и то, что они остались одетыми, что по такому холоду немаловажный фактор, и то, что им жизнь была обещана, но самым сильным аргументом, наверно, были лица лейтенанта и двух сопровождающих его бойцов, которые смотрели на пленных с нескрываемой ненавистью. Помимо того, что сказанное командиром о мирных жителях и без того заставило кровь закипать в венах, так еще и назначены они были конвоировать... этих, вместо того, чтобы бок о бок с товарищами, разнести фашистский штаб ко всем чертям.
  
  Время артудара приближалось неумолимо. Гаврилов лежал на позиции и в бинокль осматривал местность, которую через несколько минут предстояло штурмовать. Свой отряд он расположил в трёхстах метрах от хутора. Есть риск, что артиллерия зацепит, но сейчас время перемещения играет ключевую роль. Главное - не дать фрицам опомниться, свалиться как снег на голову. Каждый боец уже знает, куда бежит во время атаки, сложность представляли только две вышки с пулеметами на окраине, но Павленко обещал снять их еще во время артудара. К собственному удивлению, Семён не чувствовал волнения или страха. Нет, тут было другое... Он не задумывался о том, что может не выжить, что фрицев в несколько раз больше, что сама атака на превосходящие силы противника была безумием. Нет, он хотел лишь одного - чтоб не один фашист из хутора не выбрался.
  Снова посмотрел на часы. Прошла минута, показавшаяся вечностью. Фрицы уже давно проснулись. Кто-то умывался из старого рукомойника, кто-то пробежал из землянки в избу с кипой документов, какое-то подразделение прошло вглубь хутора, вероятно, завтракать. Какой-то офицер сидел на крыльце одного из домов и мирно читал книгу. Вот кто-то проехал на мотоцикле куда-то в сторону передовой... А это уже не хорошо. Но помешать ему никак бы не смогли. Будем надеяться, что артиллеристы на месте разберутся. Артиллеристы... Танковый наводчик и десяток добровольцев...
  Спустя минут пять, где-то вдалеке что-то громыхнуло. Секунды не прошло, как раздался взрыв в центре хутора. Не просто взрыв, показалось, что земля содрогнулась от этого разрыва. Тут же заржали какие-то лошади, раздались крики на немецком... Еще взрыв. Практически тут же, еще один. Очень удачный - снаряд прилетел точно в дом, бревна которого разлетелись вместе с землей на добрые пару десятков метров. И еще. И еще. Земля содрогалась, как при сильном землетрясении, несмотря на то, что до хутора было достаточно далеко. Один из снарядов попал недалеко от вышки, с которой в это время уже падал убитый пулеметчик. Разрывы Семен не считал, но обратил внимание, что снаряды рвались с небольшим разлетом - Калюжный старался не затронуть окраину хутора, дабы не зацепить своих. А что там второй пулеметчик? Не видно. Семён повернул голову в сторону Павленко - тот улыбнувшись махнул головой, подтверждая, что тот теперь тоже не помеха.
  Еще несколько разрывов, но Гаврилову показалось, что немцы куда-то бегут. Присмотрелся - на руках полоски бинта - Кузнецов, не дожидаясь, когда стихнет артиллерия, повел свою группу в атаку.
  - Мужики! Вперед! - закричал что есть мочи Семён, прекрасно понимая, что фрицы при всем желании его услышать не смогут, да и не до этого им сейчас.
  Вскочил. Мимо пробежали несколько бойцов, да так быстро, будто на соревнованиях. Молча, не издавая ни единого звука. Гаврилов торопился в сторону дома, на крыльце которого он видел офицера, читавшего книгу. Этот дом он заприметил, как только пришли на позицию. С ним еще двое. После захвата избы, бойцы переместятся к землянке, а он остается неподалеку, руководя теми, кто выполнит свои задачи. Подопечные Гаврилова подбежали к дому первыми и не дожидаясь командира, с ходу, закинули в окна две гранаты, после чего, дождавшись взрывов, тут же ворвались внутрь, поливая все перед собой длинными очередями. Когда Семен подбежал, бойцы уже выбежали назад, показав, что живых там больше нет и устремились к землянке. Гаврилов побежал дальше, вдоль домов, со стороны огородов. На другой стороне хутора раздавались крики по-немецки, но Семён узнал голос Кузнецова. Значит у них пока тоже порядок.
  Семён подбежал к очередному дому. Перед крыльцом стояли два бойца и по очереди давали короткие очереди внутрь. В ответ раздавались одиночные пистолетные выстрелы. Видно, кто-то выжил после взрыва гранаты. Осторожно заглянул через окно - за стеной стоял какой-то офицер, раненый в левую руку. Прицелился. Короткая очередь и немец сполз по стене. Выглянул, крикнул бойцам, что могут заходить и огородами побежал дальше. Мимоходом взглянул через дорогу, туда, где орудовала группа Кузнецова. Перед Приходько стояли с десяток фрицев на коленях, с заведенными за голову руками. А командир продолжал что-то кричать. Прислушался - что-то про нападение партизан, тревога... и приказывает выходить на позиции, для отражения атаки. Они и выходят, орднунг, понимаешь ли. Стрельба раздается редко, да и то, в основном в воздух.
  А на въезде в хутор, группа фрицев решила покинуть самовольно расположение и драпанула в сторону от гремящих взрывов и пальбы. "Уйдут, уйдут!" - думал про себя Гаврилов, но бежать за ними было верхом безумия. Еще половина хутора даже не была зачищена. Неожиданно раздался голос Кузнецова, усиленный рупором. Говорил по-немецки, насколько понял Семён - предлагал сдаться, мол, хутор окружен, сейчас подойдут танки и живого места здесь не оставят. Никакого времени на размышление - или сейчас выходят с поднятыми руками, или он отдает приказ пленных не брать, а расстрелять хутор издалека, а потом добить уцелевших. И тогда пощады ждать точно не стоит. Сработало. Из оставшихся домов и землянок стали появляться фрицы. Кто без оружия, кто отбрасывая карабины в сторону. Гаврилов назначил несколько человек контролировать со стороны огородов выходящих, остальным приказал сбивать в кучу пленных. Какой-то офицер, видя, что его пытаются поставить на колени, начал возмущаться, за что сразу получил удар прикладом в затылок и упал на землю. К удивлению Семёна, ни один из пленных даже не попытался помочь лежащему командиру.
  Откуда-то из-за хутора раздалась длинная пулеметная очередь. Семён бегом рванул в ту сторону. Очередь не смолкала... "Да это ж Дегтярь!- значит, наши!" Спустя минуту перед ним развернулась живописная картина - из-за кустов выходил Калюжный с пулеметом наперевес. Рядом вставали еще несколько красноармейцев из числа тех, что выделили в артиллерию. Возле дороги стояли немцы, которые несколько минут назад пытались ретироваться из хутора.
  - Товарищ младший сержант, как там? - озабоченно спросил Калюжный.
  - Все отлично!
  Семён приказал вести пленных в общую кучу, а сам, дождавшись Калюжного, чуть отстал:
  - Вы как здесь оказались?
  - Мы по хутору дали по залпу, орудия заминировали. Оставил несколько человек в охранении, а сам сюда рванул, вам в помощь. Глядь - эти бегут. Ну, мы их и встретили, как подобает.
  - Молодец, красноармеец! Все до снаряда как в копеечку положил.
  - Своих не зацепили?
  - С моего фланга нет. Что у Кузнецова не знаю, но, вроде, тоже не должны были. Там незадолго до этого мотоциклист в вашу сторону проезжал...
  - Было дело. Стоим, все заряжено, выжидаем время, тут он едет. Ну, думаю, все пропало. Двое спрятались, прицелились и ждут, что он делать будет. Фриц остановился, подошел к Ваньке и начал на него кричать. А Ваньку вы знаете, рост под два метра и сажень в плечах, по-немецки не бельмес. Он какое-то время послушал, пожал плечами, да как саданет тому по морде... - уже сквозь смех рассказывал Калюжный, - Фриц метра на два отлетел. Упал и не шевелится. Думали помер. А Ванька поворачивается к переводчикам нашим, мол, чего этот черт от меня хотел? Я ж ни хрена не понял!
  Семен захохотал. Он живо представил себе эту картину. Ванька был с деревни, откуда-то из-под Горького. Амбал, каких поискать. Но добрейшей души человек. Неуклюжий, вяловатый, простецкий, Кузнецов его поначалу брать не хотел, ну, куда такого за линию фронта? Но посидел с ним, пообщался, потом подошел к Гаврилову: "Оставляем! Наш человек! Такой не продаст. А уж поднатаскать его сможем." Вот поднатаскать, как раз, его и не получалось, но человек был, действительно, с большой буквы. Старался, выполнял все упражнения, но настолько неуклюже, что смотреть смешно было.
  Прозвучал ели слышный пистолетный выстрел и тут же автоматная очередь.
  -Командира убило! - раздался крик со стороны хутора.
  Со всех ног Семён рванул в ту сторону. Подбежал. Кузнецов сидел, держась за правый бок. Недалеко лежал труп какого-то фрица. Выдохнул - жив командир. Кто кричал? Отвесить бы хорошую затрещину, чтоб сначала думал, а потом орал как резаный.
  - Товарищ старший лейтенант, вы как?
  - Нормально, Сём! Сам виноват, расслабился, что все так легко получалось, вот и упустил этого унтера. В следующий раз умнее буду. Слегка зацепило, сейчас перевяжут и в строй вернусь. Распределяй людей для круговой обороны хутора.
  
  Гаврилов с Кузнецовым обходили посты. Десять человек пришлось выделить для охраны пленных, остальных красноармейцев распределили по периметру хутора. Артиллерию разминировали и подтянули поближе. Доложили руководству о захвате штаба. Комбат несколько раз переспрашивал, поверить не мог. Полк пошел в атаку на передовые позиции по двум направлениям - отвлекающий удар в лоб и через проход, по которому они ночью пробирались, в тыл.
  Семён пересказывал командиру, как на позиции артиллеристов выехал мотоциклист. Неожиданно Кузнецов остановил его жестом, поманил за собой и пошел за один из домов. Подошли бесшумно. Выглянули. Напротив друг друга, сидели красноармеец Милевский и какой-то немецкий лейтенант. Оба мрачные смотрели куда-то вниз.
  - Товарищ красноармеец, это что у вас за посиделки? - грозно спросил командир.
  - Да так, товарищ старший лейтенант, старого знакомого встретил, - со злобой ответил Милевский, не попытавшись даже встать.
  Не похоже на Сашку. Кузнецов подошел ближе. Присел рядом.
  - Сань, давай по порядку, что за фриц, и чего тебе от него надо? - уже беззлобно спросил командир
  - Да я даже не знаю, с чего начать. Пристрелить рука не поднимается. А меньшего он не заслуживает...
  - Так начни с начала, - улыбнулся Кузнецов
  - Зовут его Саньком, тезка мой. Фамилия Кох. Отец немец, мать русская. Жили с ним в одной деревне, в одном классе учились, дружили. Даже пионерами оба были. В тридцать седьмом отец его погиб на шахте, инженером там работал. Он в шестнадцатом в плен попал, да так и остался потом. В гражданскую за красных добровольцем пошел. Мать с Сашкой, после смерти отца, переехали к родне, в Саратов. Матери наши переписывались, общались. Дружны были. Когда фрицы пришли, я добровольцем ушел. Родня переехала к ним в эвакуацию. Приютили. Сейчас мать с сестрой у его матери живут. Писали, что его призвали в сороковом куда-то на границу, но с тех пор ни привета-ни ответа. Считался пропавшим без вести. А вон оно как. Мать его верит, что живой, думает, что родину освобождает...
  - Я - немец, в моих венах арийская кровь! - злобно и почти беззвучно произнес лейтенант на чистейшем русском.
  - Сам в плен сдался в сорок первом? - обратился Кузнецов теперь к "немцу"
  - Я не сдавался. С апреля сорок первого с немцами работал, сам на них вышел.
  - Видите, товарищ старший лейтенант, - ели слышно произнес Милевский. - Мать его теперь враг народа, получается, как ни крути.
  - Во мне отцовская кровь! - снова оживился лейтенант.
  - Ну, это дело поправимое, - улыбнулся Кузнецов, похлопав по плечу Милевского.
  С той же улыбкой достал из кобуры пистолет и выстрелил лейтенанту в лоб. Как ни в чем не бывало, спрятал пистолет обратно, повернулся к Милевскому:
  - Матери его напишешь, что встретил его на передовой, на нашей передовой. Когда атаковали немецкие позиции, геройски погиб на твоих глазах, сражаясь за нашу, Советскую Родину! Документы его сожги.
  Милевский и Гаврилов смотрели на командира ошарашенно, а тот продолжил:
  - Похоронен в братской могиле. Сын её герой. А это не её сын. Фашистское отродье, которое пыталось сбежать, а я пристрелил, при попытке к бегству.
  Подбежали три красноармейца, слышавшие выстрел. Кузнецов, вставая, обратился к ним:
  - Прикопайте его где-нибудь, отдельно от остальных, Милевский вам поможет. Ничего не видели, ничего не слышали, глупые вопросы оставьте при себе!
  - Есть, товарищ старший лейтенант!
  И уже обращаясь к Милевскому, напомнил:
  - Про документы не забудь. Красноармеец Александр Кох погиб в бою за нашу Советскую Родину! А это не он! Обознался ты, Саш!
  Командир закурил, махнул рукой Гаврилову, зовя за собой и продолжил путь. С минуту помолчали.
  - Осуждаешь? - спокойно спросил Кузнецов.
  - Нет! Все правильно сделал, командир!
  - Еще б совести моей объяснить, что так оно правильно...
  
  За столом расположились командир полка, майор Бабич, начальник штаба, Кузнецов и младший сержант Гаврилов. Совещание проводили в той же избе, в которой еще утром квартировал командир немецкого полка. Семёна на совещание вызвал начальник штаба, хотя Гаврилов не понимал, зачем он там нужен. Кузнецов быстро и четко доложил о действиях роты.
  - Миш, тебя послушать, так все случайно получилось - и на артиллеристов случайно свалились, наспех засаду поставили, а в штаб, так, фрицы вас сами, практически, пригласили... - командир полка улыбался.
  - Товарищ майор, доложил все как было. В рапорте будет отражено тоже самое.
  - Да не кипятись ты, старлей! Товарищ младший сержант, все так и было? - обратился начальник штаба к Гаврилову.
  - Так точно!
  - Стоило ли сомневаться, что он подтвердит, - засмеялся Бабич. - Молодцы! Честно, пока сам не увидел - не верил. Да что там, до сих пор в голове не укладывается. Что по потерям?
  - Семеро убиты, одиннадцать ранены, товарищ майор! - так же четко отрапортовал Кузнецов.
  - Ты лучше доложи о пленных и о том, что захватить удалось, - улыбнулся начальник штаба, - я пока сам не убедился, докладывать не спешил.
  - Ну-ка, ну-ка, интересно, - Бабич повернулся в сторону старлея.
  Гаврилов и сам расплылся в улыбке. Цифры он видел, сам с командиром их составлял, перепроверял, чтоб не упустить чего. А Кузнецов достал лист из нагрудного кармана гимнастерки и начал перечислять:
  - Захвачено в плен 197 человек, из них 24 офицера, включая командира полка и его заместителей, а также, командира артиллерийского дивизиона. Уничтожено при столкновении с артиллерийским дивизионом 56 человек, при захвате штаба более 170 человек, в основном, от артудара. Более точно посчитать не представляется возможным, от некоторых мало что осталось.
  - Сколько? - вскрикнул Бабич не дослушав
  - Суммарно, с пленными, до батальона фрицев...
  Начальник штаба сидел улыбаясь. Он ждал подобной реакции от командира полка. Именно поэтому ничего не докладывал, не веря в цифры, полагая, что они сильно преувеличены. Бабич достал папиросу, закурил.
  - Товарищи командиры, закуривайте! Кузнецов, продолжай...
  - Захвачено 43 артиллерийских орудия, из них 16 калибром 150 мм, 196 лошадей, 27 ручных пулеметов, 4 миномета, 7 автомашин и склад с боеприпасами, суммарно, более 1500 снарядов.
  За столом, буквально, повисла тишина. Семён ели сдерживал улыбку. Он бы сам никогда не поверил в достоверность данных, если б не участвовал лично.
  - Миш, вас сколько было, напомни?
  - Сорок семь человек.
  Помолчали. Гаврилов и начальник штаба уже открыто улыбались, Кузнецов же сидел с видом нашкодившего ученика. С одной стороны, он отправлялся разведать, что находится вокруг штаба. С другой, проявил разумную инициативу. Да, сейчас она стала казаться разумной, хотя и он сам, и все подчиненные понимали, что атака на штаб была спонтанной и вызвала её слепая ненависть, затмившая разум, после того, как узнали о расправе над местными жителями. Подобные сведения о зверствах фашистов доходили до передовой не единожды. Но вот так, когда виновники в паре километров от тебя и есть возможность расплатиться сполна - впервые.
  - Слушай, Миш, - наконец прервал тишину Бабич, - я тут подумал, может мы здесь с полком посидим, а ты сам на Берлин пойдешь? Зачем мы тебе? Только мешаем.
  После того, как все присутствующие отсмеялись, Бабич обратился к Гаврилову:
  - Товарищ младший сержант! Как вы смотрите на то, чтобы отправиться на ускоренное обучение в училище? Кузнецов не единожды ходатайствовал, утверждает, что вы будете хорошим командиром. А через пол годика вернетесь к нам, младшим лейтенантом.
  Семён посмотрел на старлея. Тот едва заметно махнул головой.
  - Надо подумать, товарищ майор...
  - А вы расценивайте не как предложение, а как приказ. Нам сейчас ой как не хватает толковых командиров. А вы уже практически готовый лейтенант, а все еще в сержантах сидите...
  - В младших сержантах, товарищ майор, - улыбнулся Гаврилов
  - В сержантах. Этот вопрос после ваших сегодняшних приключений уже решеный.
  По окончании совещания, когда командование уехало, разрешив остаться в бывшем немецком штабе полка еще на сутки, отдохнуть и привести себя в порядок, Кузнецов вызвал Семёна к себе.
  - Сём, не в обиде, что я тебя в училище сосватал?
  - Нет, командир, просто неожиданно.
  - Так будет правильно. Ты этого заслуживаешь. И я на самом деле считаю, что командир взвода, а потом и роты будет из тебя образцовый.
  - Товарищ старший лейтенант, держите, - Гаврилов протянул Кузнецову немецкий пистолет "Вальтер", - этот без подарочных надписей, но как другой добуду, поменяемся.
  Старлей расхохотался.
  - Сём, тот "Вальтер", что я на тебя "обменял", у меня валялся без дела. Плевать, кто его и кому там дарил. Я его и оставил на случай, если у штабных что-то пробивать придется. Они такое любят, пофорсить друг перед другом. Поэтому отдал его без толики сожаления. И не жалею. Выгодный обмен получился.
  Взял в руки подарок, повертел в руках, протянул обратно:
  - Оставь себе, может, на что-то полезное поменяешь. Я себе еще достану. А тебя жду обратно. Младшим лейтенантом.
  
  
  За доблестное участие в Сталинградской битве гвардии старшему лейтенанту М.А. Кузнецову Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза.
  К тому времени капитан Кузнецов, доставил из-за линии фронта 64 "языка", не считая тех, что пленили группой. В марте 1943-го, уже командуя батальоном, был тяжело ранен. Лечение проходил в Новосибирске. В мае 1943-го в полк вернулся младший лейтенант Гаврилов, ставший сначала командиром взвода, а спустя месяц, командиром первой "кузнецовской" роты.
  Полученные раны не позволили Михаилу Арсентьевичу Кузнецову вернуться на фронт, однако он остался на нестроевой службе, получив должность заместителя начальника политотдела по комсомолу, эвакуированного в Сибирь, Киевского военного училища связи. В сентябре 1944 года стал слушателем Высших всеармейских военно-политических курсов Главного политуправления РККА в Москве. Уволен в запас в 1974 году, в звании полковника.
  9 мая 1945-го года именно Кузнецову была поручена важная миссия - выступить по Всесоюзному радио с праздничным обращением к народу, по случаю Победы в Великой Отечественной Войне, а 24 июня принимал участие в Параде Победы на Красной Площади в Москве.
  Скончался 30 октября 2005 года.
  
Оценка: 9.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"