Аннотация: Распростёртое тело лежало на сером, недавно подметённом асфальте. Ему было всё безразлично.
После отсиженных 13ти годов на осуждённого Олександра Николаевича Стрижено (или попросту Стрижа) освобождение свалилось совершенно неожиданно. Сначала, в первые годы жизни в лагере, освобождение казалось далёким и потому невероятным, как собственная смерть. Со временем слово ·свободаЋ приобретало всё более размытый смысл - Саня жил, просто жил своей жизнью, своими заботами. За этими заботами как-то забывалось, что есть жизнь по ту сторону забора - тот свет. После смерти матери свобода для Стрижа стала вообще чем-то нереальным, чем-то мистическим. Нельзя сказать, что Стриж не помнил дату освобождения: Ф.И.О., год рождения, статья, срок, начало срока, конец срока - этот ·штрих-кодЋ сопровождает зэка всю отсидку. Этим кодом представляются лагерному начальству, он используется для написания различных заяв и объяснительных.
Конечно, Саня помнил дату 27.03.2000 г., и чем ближе она становилась, тем сильнее он её боялся. В этом Стриж не признавался даже себе, но боялся жутко. Вся его жизнь была здесь, в лагере: его работа, его друзья-приятели, его нары. А там... Там он совершенно никого не знал, не представлял, чем будет заниматься, как жить. Совсем как давным-давно, когда его, двадцатилетнего, ещё только пускающего корни, выдернули и пересадили на скудный лагерный грунт.
Мысли о предстоящем освобождении Стриж гнал от себя. Он суеверно надеялся, что если о чём-нибудь плохом не думать, то оно не случится, стоит закрыть глаза - и всё пугающее исчезнет.
К заветному дню по этой причине Стриж не готовился. И если б не дружки его, Боек, Вовка и Кондрат, так и освобождался бы в фуфайке и ношенных ботинках. Нашли ребята одежонку на первое время, деньжат подсобрали.
Однако время шло, и вот настало то самое, когда-то несбыточно далекое - 27.03.2000 г. ·День ХЋ - как в шутку называл эту дату Боек. С самого утра Стриж полностью ·зомбировалсяЋ - ходил с ошалелыми глазами и делал всё ·на автоматеЋ. Как автомат, последний раз попил с приятелями чифира, последний раз отстоял утреннюю проверку, пожал множество рук, сунул в карман адрес сестры Кондрата, живущей где-то в Чугуеве, и пошёл по коридорам, ещё отделяющим его от свободы. В конце коридора стояли двое в форме возле двери, выкрашенной в чёрный цвет. Это была именно та дверь.
Дверь открылась. Стриж замер, будто окаменел от увиденного. Пространство за дверным проёмом заполнял совершенно невероятный сине-зелёный свет. Это свет не был похож на солнечный свет, свет от лампы или свечи. У этого света не было источника. Сине-зелёный, необыкновенно нежного и вместе с тем насыщенного оттенка, заполнял собой всё. Заполнял до такой степени, что ни для чего другого места не оставалось - за дверями был только этот свет. Головокружительная бездна внизу, умопомрачительная пустота вверху, впереди - необъятный простор абсолютного Ничего, а сзади - равнодушие ментов и зона. Сзади мир, ставший привычным, чуть ли не родным для Стрижа, впереди - сине-зелёная пустота. Даже не мир, а нечто находящееся вне всех миров, вне времени и пространства, вне чего бы то ни было. Нирвана, единственной точкой отсчёта в которой были открытые двери. В дверях, замерев и перестав дышать, стоял Стриж.
Зрелище открывавшейся пустоты пугало и притягивало, вызывало головокружение и тошноту, но вместе с тем завораживало. Саня жадно смотрел в сине-зелёную даль. Но его тело было напугано - оно вцепилось пальцами в дверной косяк с такой силой, что они стали белее мела. Лёгкие боялись вобрать в себя непонятную субстанцию. Мозг будто оцепенел - ни одна мысль не тревожила безмолвное созерцание. Штиль. Полный штиль.
Вдруг Стрижа озарила мысль, именно озарила, непреложная, непререкаемая истина: ·Это и есть СВОБОДА, полная, безграничная, я ни от кого и ни от чего не буду зависеть. Никто и ничто не будет зависеть от меня. Я ничем, совершенно ничем не буду связан. Буду свободным. Просто БУДУ!Ћ