Лев Евграфович, удобно расположившись в глубоком старинной работы кресле - креслах, как, пребывая в благодушном настроении, называл любимое пристанище для своего благородно-вальяжного тела - безучастно внимал докладу. И безучастное выражение его лица по шкале эмоций соответствовала легкому недовольству на среднестатистической начальственной физиономии руководителя его ранга. Докладывал Митрич - сухонький старичок, подвижный телесно и мимически, с чуть плутоватым взглядом, в котором, впрочем, время от времени вдруг прорезалось жёсткое, холодное выражение. Оба они были не так просты, как могло бы показаться стороннему наблюдателю. Оба знали это, поскольку общались уже без малого полвека.
Митрич с молодых лет для близкого окружения был только Митричем. Лев Евграфович же был Львом Евграфовичем лишь в прямом общении с подчинёнными и соратниками, за глаза же его с подачи того же Митрича, называли не иначе, как Граф. Причиной тому было не только созвучие титула и отчества. Внешне профессор Бестужев (фамилия, кстати, тоже работала в пользу титульного нома) и породистой внешностью, и манерами очень напоминал киношных графьёв. Вот и теперь, совершенно не играя, а, подчиняясь естественным влечению, он величаво и вальяжно посасывал мундштук незаряженной трубки. Тоже древней и уже давно не действующей. Старик по-настоящему не курил уже лет двадцать.
- И что из этого следует? - спросил он, не поднимая глаз на собеседника.
- А следует из этого, Лёва, непреложный факт, что пайдза существует. Неучтённая. Так сказать, не оприходованная. Но каким образом она оказалась в наших краях одному только Будде, или кто у них там, известно.
- Про колебания эфира и прочую мистическую абракадабру я выслушал. Что по существу? Её кто-то видел? В руках держал?
- Наверняка, держали. Я правда, этого не наблюдал. Но если на шею вешали, то руками. А как ещё? Нет другого способа... - Увидев однако, что Лев Евграфович насупил брови, поспешил объяснить:
- Фотография имеется. Вот эта. Пляжный снимок. Так вот на шее этого товарища не что иное, как наша пайдза.
- Была бы наша, и разговора бы не было. - Лев Евргафович снял с полки тяжёлые очки, надел их, аккуратно расправив пышную седую гриву за ушами, и всмотрелся в изображение.
- Наша в том смысле, что это именно тот предмет, о котором мы ведём речь. - Уточнил Митрич.
- Это самый веский довод. Как вы остроумно выразились "колебания эфира и прочая абракадабра". И форма точь-в-точь, как в вашем манускрипте изображена. Но главное - снимок. Фон снимка.
- Снимок-то выкрал! - буркнул Лев Евграфович. И невозможно было определить интонацию этого бурчания - осуждал он поступок Митрича или же одобрял. То ли эта фраза была произнесена так умышленно, то ли случайно, однако профессор посчитал необходимым добавить: "Уголовщиной занимаешься, Митя!" Впрочем, вновь интонационно сказанное никак не было оформлено.
- Ну что значит выкрал, Лев Евграфович! - возмутился Митрич, - взял на время. Чтобы так сказать предъявить вам как доказательство моего усердия в розыске. А больше ничего! Ни-ни. Даже наоборот, оставил хозяевам за беспокойство энную сумму. Небольшую. В размерах заначки руководителя заводской лаборатории. Чтобы, так сказать, вопросов не возникало. Но, должен с восхищением заметить, что вы со свойственной вам проницательностью совершенно правильно обратили внимание на состояние фона изображения. Выдержка при съёмке ухватила момент флюктуации. Человеческий глаз этого фиксировать не успевает, а вот объектив поймал. Случайно, конечно. И бывший владелец пайдзы это увидел. И понял.
- Думаешь, понял? - Граф пропустил мимо ушей шутовскую фразу по поводу проницательности, видимо, посчитав, что сейчас не время отвлекаться на одергивания разошедшегося компаньона. Понимал его возбуждённое состояние, вызванное несомненным успехом в этом важном деле.
- Наверняка. Снимок хранился не в альбоме, а был засунут под ящик с инструментом на даче. Спрятан, короче говоря. Да и как он мог не понять, если носил пайдзу?
- Почему бывший? - вдруг вернулся Граф, к предыдущей фразе.
- Погиб он. Несчастный случай в горах. Поехал в отпуск покататься на лыжах. Лавина... Тело так и не нашли.
- А пайдза?
Митрич пожал плечами.
- Ну, если погиб, - проговорил он осторожно, - то скорей всего был без пайдзы. Иначе как?
- А иначе так: она не мистический амулет, чтобы давать стопроцентную гарантию. Да и он вряд ли до конца понимал с чем имеет дело... Не он ею владел, а она им. - Но вдруг замолчал, задумался и продолжил, - А ты прав, пожалуй, погибнуть бы она ему, скорей всего, не дала... Не ради него, конечно. Не допустила бы она, чтобы её под завалом замуровало. Значит, дома?
- Обыскал всё, Лев Евграфович. Нет дома. След остался - была. А самой нет.
Лев Евграфович поморщился, - то ли не нравился ему криминальный аспект происходящего, то ли не нравилось то, что Митрич, не выезжая из Москвы, шарил в яви за сотни километров от своего физического пребывания. Подумал, что слишком близко допускает его к себе... И что этим он пользуется. Но тему развивать не стал. Может быть, сам как-то изловчился. Без помощи личного Льва Евграфовича арсенала. Спросил недовольно:
- Домашние что говорят?
- Жена во время сеанса подтвердила, что видела. А сын... Не пробился я к нему.
- Как так? Ты - и не пробился?
Митрич смущённо, но с достоинством развёл руками, словно бы жестом говорил: "Даже я!" А на словах добавил:
- Да вот так. То ли закрыто надежно, то ли вообще нет ничего.
- Ну этого быть не может! Хотя... А он случайно не из наших?
- А как проверишь? Я же говорю - нет его в Аите.
- Оставим пока это. Что ты предлагаешь?
- Надо ожидать извлечения тел. Тогда можно будет что-то предпринять. Выкупить пайдзу у родственников, если она с ним. Ну и поискать здесь ещё. Вот бы ты сам, Лёва, пацаном занялся.
- А паренёк-то этот где?
- Да есть один городишко областного значения.
- Заелся ты, Митя. Областной центр для тебя уже городишко. Что за город?
Митрич, предвидя эффект, скромно потупил взор и назвал город. На некоторое время наступило молчание.
- Постой, - наконец откликнулся Граф, - это не там ли наш Рубен пребывает?
- Именно так-с...
- Что же выходит? Не специально ли он именно туда переместился? Ведь откуда спать безразлично, а он...
- Вот и я подумал. Этот город даже на карте прогноза погоды по телевизору не всегда показывают. Пустое место, так сказать. А он не в родные горы, не в бескрайние просторы Сибири, не в одну из заграничных диаспор, а именно туда.
- А ты куда смотрел, риттер высшей категории, проводник золотого уровня? Тебя обошли как пацана. Ох, избаловал я тебя, избаловал. А может ты знал, но умалчивал?
- Лёва, побойся бога!
- Т-с-с! - Встрепенулся Граф. - Не касайся сакрального! Говори, что про Рубена знаешь?
- Ну ничего такого-особенного. Работает. Добросовестно работает. За два года отделил и адаптировал пять человек. Провёл с ними начальное обучение. Так он докладывает.
- Ты их видел?
- Нет, не смотрел пока. Вот поедем осенью с инспекцией и посмотрим.
- Посмотрит он. Не просмотри в очередной раз, смотрящий. А через снопространство почему не проверил?
- Кого, Лёва? Тех, что он нам показать собирается? Только время терять. Он нам и так в полном раскладе подал: аттестации, биографии-фотографии и всё-такое.
- Думаешь, прячет?
- Прячет. Не знаю, того ли, кого мы ищем, или ещё кого, но прячет определённо.
- Ты же великий и ужасный! Ты же у нас самый-самый! И не проник, не пробился? Мне что ли на старости лет по чужим снам шастать, как подростку по амурным видениям?
- Самое стариковское занятие! - хихикнул Митрич, но тут же осёкся.
- Дима, ты знаешь, что такое пайдза, и как важно её найти. Дело тут даже не в престиже. У меня есть, вторая мне не нужна. Тебе я пайдзу не доверю. Не обижайся. Я её никому не доверю. Надо её срочно найти и изъять из яви. Пока бед не натворила...
- Ну почему бед? Не всякому она подчинится.
- Она-то не всякому, но и ей мало кто противостоять сможет!
- Я, например, смогу. - Митрич посмотрел вызывающе.
- Потому тебе она и не достанется. - Отрезал Лев Евграфович. - И хватит пустословить. Отвечай по существу. Ты воспитанников Рубена в деле видел?
- Никак нет! По самоволкам не ходят, сидят в сносекторах, грызут науки. Об их существовании известно только по отчётам Рубена Михайловича с невыговариваемой армянской фамилией, отчисленного в прошлом году из вверенного вам института за нарушение производственной дисциплины и превышение служебных полномочий, и частично ущемленного Советом меридиана, который вы имеете честь и удовольствие возглавлять в правах снохождения и ограниченного вышеназванным Советом в пространстве снонахождения...
- Трепло, - отвечал односложно Лев Евграфович. Помолчал и добавил уже совсем другим тоном, - Дима, пойми ты, Рубен, наверняка, не успокоился. Он просто сменил тактику. Он нам явно втирает очки. Демонстрирует лояльность и работоспособность. Пять человек за год подготовить! Это что? Ты сколько за свою жизнь привёл в Сетторий сноходцев?
- Человек десять...
- А он за год пять. И всех ли он нам показывает? Короче, ищи. Всех проверь, а не только тех, кого он нам показывает. Перед тобой сейчас две задачи - проверка деятельности филиала. Это главное. Ну и поиски пайдзы, что тоже очень важно. Но первое важней. Если он осуществит то, что мы ему не дали сделать год назад, да ещё вооружившись пайдзой...
- Понял. Я ищу, Лёва. Ночами не сплю...
Этой фразе они оба улыбнулись. Старая тема для шуток, но всегда востребованная.
- Говорю же, нет их за пределами личных снопространств. А туда мне как проникнуть? В нарушение третьего пункта устава Сеттория? Вы же меня Советом своим сошлёте, куда Рубен телят не гонял. Да и как найти? Сносекторов почти семь миллиардов.
- А третий пункт вспомнил вдруг... Не для тебя он писан, Дима. А то мы с тобой этого не знаем. Что ты мне тут голову морочишь? Как найти... Рубену на хвост сядь.
- У него сто хвостов. Он, как ящерица, их время от времени сбрасывает. У меня уже целая коллекция собралась.
- Вот и скверно, что у тебя, как у плохого студента, одни хвосты в зачётке. Ты, Дима, о золотом браслете, небось, мечтаешь... Да. Пора бы уже. Вот только совокупности заслуг пока не накапливается. Подвиг бы тебе совершить.
- Намёк понял, вашбродь! Рад стараться. Не изволите ли чайку?
- Паяц... Не изволю. Хочу перед сном отдохнуть. Работы там много. Вот ведь парадокс: бодрствуя отдыхаем, во сне работаем.