После того, как Лёшка получил посылку от покойной бабы Веры, он стал опасаться входить в сон через калитку на даче. А вдруг? Это в реальности она мертвая, во сне же вполне может быть, что и нет. Жутковато ему было от такой мысли. Так и казалось, что окликнет. Потому на этот раз к домику пробирался по тропинке, ведущей от озера. На середине подъёма сделал вид, что напился из ключа. Вот уж типичное навождение (через О) ручей есть - плещется, блестит, а воды-то нет! Ни вкуса, ни пронзительного до ломоты в зубах холода. Одна видимость. Но видимость замечательная! Телевизор отдыхает. К тому же телевизор - чёрно-белый, а тут в цвете. Говорят, что в Европе уже и цветные телевизоры есть, просто у нас ещё делать не научились, а у Лёшки - вот он!
Выбрался наверх, отодвинул доску - Флинт уже тут: сидит, бьёт землю от нетерпения хвостом. Здоров, однако! Может, попробовать его уменьшить? Или лучше не трогать? Каким появился, таким пусть и остаётся... Ещё испортишь что-нибудь, как уменьшать начнёшь! А такого его как скаковую лошадь можно использовать. Тем более, что во сне, если специально не обозначено, никакого веса! Можно сказать, условная невесомость. Вернее, обезвешенность.
Рубен надавал множество заданий, но Лёшке ничем заниматься не хотелось. Снова задумался о странностях последних дней. Во-первых, конечно, Иринка. Телеграмма от неё совсем с толку сбила. Не договаривались ни о чём таком, а вот прислала. Стоит за этим что-то, или просто чудит девчонка, развлекается? Вряд ли... Зачем бы ей зря деньги тратить? Подумал про деньги и чертыхнулся, вот ведь закваска жлобовская, карадищенская! Всё на деньги переводить. Да и какой он Карадищенский? Только что дача здесь. Мама вот коренная Карадищенская, а не скупая совсем. И бабушка тоже. Вспомнил про бабушку, подумал, что надо будет завтра заехать по пути на дачу - воды натаскать. Два дня уже не был. И рублик сохранённый специально для этого ей отдать. Зачем ему деньги? Иринка уехала, а одному по кафе ходить - никчемная роскошь.
Перенёс себя на третий этаж, к книжной полке. Легко получилось. Натренировался с Рубеном. Сел так, чтобы случайно не взглянуть на соседский огород: так и казалось, что старуха там - стоит, дожидается. Рубен вроде бы успокоил. Не зловещий иконка знак, как он считает, а что-то вроде напутствия. Надо будет завтра её захватить и бабушке показать. Она верующая, растолкует что к чему. Во всяком случае о том, кто изображён на ней, расскажет. Всё понятней станет. Взял наугад с полки книгу, оказалось, что не книга это вовсе, а тетрадь отцовская с тайнописью. Вот ещё одна загадка. Как к ней подобраться? Открыл посредине и вдруг, неожиданно для себя, довольно легко стал разбирать текст. Не то, чтобы с лёту, но примерно с той скоростью, что первоклассник к концу третьей четверти букварь читает. А там было:
"... три отверстия. Зачем три? Если украшение, то смысла в них нет. А если не украшение? Тогда я перецепил цепочку. На тренировке вдруг стал играть так, что все удивлялись. Брал нижние в падении, подавал так, что Сашку Брыля чуть с ног не сбивал, а у него первый разряд. Ни одной ему загасить не удалось. Потолок аж звенел. Терентьев диву давался. Сказал, что включает меня команду от ИТР производства. А вчера забыл надеть свой медальончик - и обманул все ожидания. Хотя играл, конечно, много лучше, чем обычно - но игрок-то я средний, так что снова все диву давались, только по другому поводу. Сказал, что на дне рождения у друга выпил лишнего, потому не в форме. Есть связь с медальоном или нет? Не может её быть, это очевидно, однако, как это объяснить? Надо поэкспериментировать с медальоном".
Лёшка пролистал пара страничек.
"Снова я произвёл фурор на площадке. Да что тут темнить? Ведь сразу же заподозрил неладное... Как это объяснить? Почему раньше не проявлялось? Перевесил цепочку на третий луч... Посмотрим, что будет..."
Интересно, а на каком луче у него эта штука прицеплена? Лёшка машинально потянулся к медальону и, только ощутив под руками твёрдость металла, сообразил, что не воссоздавал его здесь и потому взяться ему было неоткуда. Одежда во сне появляется сама-собой. И вопрос ещё, как она выглядит. Конечно, снодизайнеры могут себе позволит одеться от кутюр. Но большинство ходит в чём-то таком, что не бросается в глаза. Лёшка снял медальон - тот самый. И знаки видны ясно, как наяву. Подумал и прикрепил цепочку к другому отверстию... И мир изменился.
Ну, в общем-то, не очень и изменился. Просто стал отчётливей и уступчивей. Так что, скорее, это он сам как-то изменился. В нём самом что-то произошло. Настроение изменилось. Что-то тревожило его, беспокоило. Да так, что не усидел на месте. И связана эта тревога каким-то образом была с Иринкой. Переместился во двор, кликнул собаку. Она появилась с улицы, перемахнув через двухметровый забор. Села рядом.
- Что-то происходит, барбос, а вот что, не пойму.
Флинт смотрел с пониманием и сочувствием и всем своим видом выражал желание действовать. Лёшка огляделся. Чтобы такое... Нет, ничего она, кажется, не оставляла. А если? Он вспомнил похищенный-подаренный платочек. Напрягся, припоминая, как он выглядит и даже тонкий запах духов уловил. Протянул платочек Флинту.
- Ищи, Флинт!
Флинт взглянул на хозяина недоверчиво. Как искать в мире без запахов? Но платок обнюхал добросовестно. Обнюхав, развернулся и пошёл крупной рысью к дальнему забору, через щель в котором Лёшка прошёл сегодня к себе. Лёшка бросился за ним. Пёс пересёк участок, перепрыгнул через изгородь, чудом удержался на узком откосе, и ломанул по тропинке вниз - мимо родника, через поле к озеру. Порыскал влево-вправо по берегу и, остановившись возле огромного валуна, оглянулся на Лёшку, словно ожидая какой-то команды.
- А я знаю? - ответил тот. И добавил, - давай!
Пёс влетел на камень и бултыхнулся в воду. Лёшка, не задумываясь, спрыгнул следом. И... погрузился во мрак. Никакой воды не было и в помине. Темно и сухо. Только яростные всполохи носились в вышине, выхватывая из чернильной темноты собачий силуэт. Где это они? Ну да - межсонье. Вчера в таком "охотились". Флинт лёг, подставляя спину. Лёшка взобрался на него, ухватился за шерсть. Вот и образ скаковой лошади сработал. Некоторое время пёс бежал, то и дело порыкивая по сторонам. Видно, отгонял тварей, которых Лёшка не успевал воссоздавать в узнаваемом обличии. И вдруг встал. Резко, словно наткнулся на преграду.
- Вот, молодой человек, мы и встретились, - послышалось из темноты, и как актёр, на которого внезапно направили свет, возник перед ним человек - тощенький старичок. Очень знакомый старичок. Митрич! Пёс угрожающе рыкнул и оскалился, но старичок слегка щёлкнул его по носу - и словно выключил.
- Посиди, псина, спокойно, пока люди разговаривают.
Лёшка сполз с собачьей спины. Смотрел и ждал. Понимал, что будет разговор. Важный. И нечего суетиться и торопить события - сам всё скажет.
- Вы позволите? - спросил Митрич и как-то очень быстро, одним ловким движением вытянул из-за пазухи у Лёшки медальон. Всмотрелся, кивнул, - она родимая. Пайдза. И подвешена правильно. И взведена. Вижу - нашли общий язык. Ладно, пусть будет так... Зовут-то тебя как, юноша?
- Алексей, - произнёс Лёшка негромко.
- Мне, Алексей, по долгу службы тебя бы сейчас остановить, удержать от нарушения. Но не стану. Потому что... Добрый я. И любопытный. Надеюсь, ты добро помнишь? Если придётся, уважишь старика ответной любезностью?
Не дожидаясь ответа, сделал быстрое движение рукой, и перед Лёшкой в темноте вдруг открылся просвет, в котором виднелся розовый домик и клумба с крупными яркими цветами.
- Иди. Только... - Вдруг как-то странно улыбнулся и добавил, - только не горячись сильно. А собачку я, с твоего позволения, отправлю назад. Там она ни к чему. И кошка опять же...
О чём это он? Но разбираться было некогда. Беспокойство усилилось: быстрей, быстрей. Он сунулся в брешь, но получил в грудь такой толчок, что чуть было не повалился на спину. Однако устоял. Старичок, никуда не девшийся, озабоченно покрутил головой.
- Не проводник ты, Алексей, ясное дело. А вот давай-ка я тебе подсоблю малость. Лезь опять. Только потихоньку.
Лёшка послушался: видно было, что старичок разбирается в происходящем больше его. Осторожно сунулся в просвет и на этот раз удара не получил, а словно бы упёрся в упругую, наподобие резиновой, невидимую оболочку. Она, поддаваясь, прогибалась под руками, но держала крепко. И вдруг получил толчок в спину. Не сильный такой, но плёнка лопнула, и он влетел внутрь освещенного пространства. Оглянулся - ничего. Никакой щели или даже трещины: голубое небо и зелёная трава, сходящиеся на далёком горизонте.
Вроде бы на участке было всё, как раньше, да не так... Мрачное напряжение, словно перед грозой, пронизало пространство. Цветы на клумбах поникли и потеряли яркость, домик потускнел, входная дверь была распахнута настежь. В домике непривычно мрачно, и только от зеркала - того, что Лёшка когда-то создал - струился тусклый тревожный свет. Возле зеркала, ощетинившись, зло мяучил кот. Лёшка подбежал к зеркалу, заглянул в него и не увидел своего отражения. А в мутных глубинах бились неясные тени, и контрастом их напряжённому противоборству с равнодушной методичностью вспыхивал и гас где-то за верхней границей стекла невидимый отсюда источник света. Во время вспышки на какое-то мгновение возникали очертания человеческих фигур, но рассмотреть, что происходит не получалось. Лёшка приник к стеклу и вдруг понял, что стекла нет, и что голова его уже там, где биение теней и всполохи света не отражение, а реальность. Прямо перед ним вырисовалась бугристая спина в полосатой майке, а за ней - девичья фигура. В очередном сполохе света Лёшка узнал Иринку. Она выкручивалась, пыталась вырваться, но тот в майке удерживал её запястья. Не выкручивал и не заламывал руки, а просто держал, почти без напряжения, не причиняя боли, а демонстрируя силу и превосходство, данное ему природой. Иринка, несколько раз дернувшись и поняв, что вырваться не удастся, смирилась, но страха в её лице не было - только злость и ненависть. Наверное, он что-то говорил при этом и, наверное, улыбался - мерзко, нагло. Лёшка не видел этой ухмылки, но ясно представил её. Переполненный ненавистью, перегнулся через бортик рамы, дотянулся до полосатой спины и вцепился в крутые накачанные плечи. Горячая волна, словно плеснули из ведра кипятком, ударила ему в лицо, обожгла руки. Но хватку он не ослабил. Хотя, что он мог сделать с этим амбалом? Однако результат оказался неожиданным. Полосатая туша отчаянно задергалась, мускулистые руки метнулись к плечам, чтобы сбросить что-то, причиняющее невыносимую боль. Лёшка почувствовал, что силы оставляют его. Он ещё успел увидеть в последнем всполохе света устремлённый на него взгляд Иринки, и откинулся назад, погрузившись в темноту.
Очнулся от едкого запаха нашатыря. Услышал испуганный голос матери:
- Лёша, что с тобой?
- Сон страшный приснился, - ответил он, почти не соврав. - Всё хорошо, мама, иди спать.
- Ты так бился, а потом затих, я не могла тебя добудиться. Может скорую вызвать?
- Не надо скорую. Всё хорошо. Это просто сон.
- Я посижу с тобой...
- Ну посиди, - разрешил он, представляя, что соглашается только ради её спокойствия и, скрывая от себя, что остаться одному ему было бы невыносимо. Сердце постепенно успокоилось, но слабость осталась, и руки горели, будто их опустили в кипяток. Он посмотрел на ладони - красные. Ожог? Почему такой горячий медальон? Медальон? Как назвал его старик? Пайдза. Что за слово такое? В нём скрыт какой-то особый смысл. Подумал что-то вроде этого: "К миру на изнанке ты уже почти привык, парень, привыкай и к волшебным амулетам, которые помогают выворачивать мир туда и обратно".