Дело было дрянь. Игорь Валентинович в первый момент даже растерялся. Зачем Николай окликнул этих людей? Теперь не спросишь, но ошибка дорого ему стоила. Усольцев шел впереди маленького отряда, уводя его прочь от опасности по хорошо знакомым коридорам, и мысленно прокручивал ситуацию. Кто же это был? Если бы их люди - то не стали бы палить, не разобравшись. Армейцы? А им зачем расстреливать всех встречных? Да и армейцы сюда не очень-то нос кажут. Сидят на своих блок-постах. Силовики? Так быстро они не могли пройти до зоны наката. И почему не преследовали, раз уж обстреляли? Это был кто-то еще. Тот, для кого любая встреча здесь представлялась опасной. Он подумал о Володе, но предположение это пока засунул в "длинный ящик". Если ничего более подходящего не найдется, тогда и будет думать эту мысль. Но очень уж непохоже на Володю. При этом Володя был один. А сколько было этих? Игорь Валентинович ясно слышал два голоса.
Ладно, забыли. Есть вопрос позаковыристей. Что делать дальше? В поселок возвращаться нельзя. Участок подпольного производства цилиндриков, если еще не обнаружен, будет найден в ближайшие дни. Ну, если это целенаправленная операция. Допросят арестованных, и вся недолга. Кому надо отвечать за чужие прегрешения? А это означает арест и, возможно, отправка на Землю. Для суда и отбывания уголовного наказания. Укрыться в туннеле? Сколько он сможет продержаться, маневрируя между опорными пунктами? А если там засады? А если будет установлено усиленное патрулирование? Уйти за озеро - значит лишиться доступа к продовольственным схронам. Ну, два месяца, ну три от силы - а потом все равно придется сдаваться. Выход один - уходить с этими дикарями. Ибо им было куда идти.
Кроме здравых размышлений, Игорь Валентинович руководствовался и соображениями стратегическими. Так он был устроен, что чувство самосохранения никогда не подавляло в нем любознательности и стремления совершать действия, помогающие удовлетворять эту любознательность. Он чувствовал, что встреча эта, если ею правильно распорядиться, могучее подспорье в строительстве автономного Марса. Да что там строительства! Если судить по этим молодцам, автономный Марс уже существует. Где-то в катакомбах есть место, где пульсирует жизнь, не нуждающаяся в поддержке извне. Пока он не хотел разбираться, что это за явление и как оно возникло. Эти люди слишком напоминали землян, чтобы предположить их внеземное происхождение. Но с другой стороны - они явно не имели никакого представления о земном. Сейчас надо думать о другом. Надо спасать жизнь. Это был тот редкий случай, когда склонность к авантюре не противоречила инстинкту самосохранения. И короткий разговор между вожаками он истолковал верно. Они, скорей всего, не станут пытаться убить его. Однако и отпускать тоже не станут. Остается увести с собой. И вот здесь требовалось повести себя правильно. Ибо пленение пленению рознь. В положении пленников множество градаций. Почетный плен означает личную неприкосновенность и демонстрацию равенства с пленителями. Но рабство и содержание в кандалах - тоже плен.
Игорь Валентинович, как только его знания местности оказались не нужными, был оттеснен в центр колонны и вместе с этим пропала, растворилась его значимость. Он уже не вел отряд. Теперь отряд вел его. И не было больше ни мэра поселка Марс, ни сверхчеловека, ни лидера... Захваченная ручейком веточка, инородное тело, влекомое течением и не имеющее возможности освободиться от притяжения потока...
Он уже понял, куда шел отряд - к озерам. С этого места все туннели - и прямые и окольные вели именно туда. Эти ходы были изучены им досконально. Он знал путь короче. И у него найдутся силы изменить направление потока. Поравнявшись с боковым ответвлением, Усольцев остановился, тем самым обратив на себя удивленное внимание путников. Получив его в полной мере, сделал приглашающий жест следовать за ним и, согнувшись, пролез в узкую щель. Пошел не оглядываясь, чувствуя, как за спиной возникло замешательство. Но через некоторое время услышал шаги и понял, что поступил верно. Он вновь вел отряда. Игорь Валентинович обернулся: конечно же, следом шел Коут-Я. Вот и первый союзник, - подумал Усольцев, улыбнувшись ему. Коут-Я ответил на улыбку улыбкой.
Глава шестнадцатая
То, что он привел их к озерам, привел уверенно, сделало его почти своим. Это "почти" было едва уловимой, очень ненадежней ниточкой. Одно неверное движение - и она оборвется. Или выскользнет из рук того, с кем связь возникла. Очень уж они своеобразны!
Берег, озаренный сиянием пронизанных стеклянными жилками валунов, светился словно театральная сцена во время рождественского представления. И действующие лица были под стать антуражу. Усольцев, еще не вышедший за границы возраста, который в литературе принято называть репродуктивным, был несколько сконфужен присутствием дам почти в библейских нарядах. Высокие стройные красавцы с копьями усиливали экзотическое впечатление. Впрочем, к этому архаизму Игорь Валентинович уже привык. Хотя забеспокоился, когда они вдруг, словно ожившие мраморные изваяния, все как один подняли копья. Только было в них еще нечто... Вернее не было.... И в голове его пронеслась мысль об ангелах. Впрочем, демонстрация женских прелестей и отсутствие первичных мужеских признаков у особей, похожих на мужчин, не отвлекли Усольцева от главного. А главным здесь без сомнения был длиннобородый старик, удобно восседавший на плоском валуне в обществе единственной одетой красавицы. Он строго смотрел на Усольцева. Коут-Я поспешил выйти из-за спины Игоря Валентиновича, чтобы разрядить обстановку. Но в это время красавица, сидевшая у ног старика, вдруг легко встала с места и, глядя на Усольцева яркими сияющими глазами, воскликнула, чуть коверкая слова:
- Игор Валентынович!
Она произнесла это уверенно и чуть удивленно, будто бы сама поразилась тому, что знала это имя. Усольцеву стало нехорошо. Перед ним стояла Лида ... Молодая красивая и... живая.
Глава семнадцатая
Даруэт ничего не стал объяснять, а Ооста не стал спрашивать. Спрашивать - не требовать отчета, а именно спрашивать - все равно, что просить. И то, и другое означает надеяться на милость, то есть, обозначить свою зависимость. Но и объясняться, не будучи спрошенным, - поставить себя в такое же положение. Конечно, когда статус определен, то и проблемы такой не встает. А если нет? Ни Даруэт, ни Ооста колебать маятник не собирались. Первенство, несколько раз переходившее от одного к другому, замерло где-то на середине, и любое неверное движение могло столкнуть его с точки неустойчивого равновесия. Ооста отлично понимал Даруэта. Теперь тому не было необходимости хитрить и представляться в их отношениях младшим. Цель его была достигнута. Он побывал в озерном мире. Он видел туннель. Прошел через нее и увидел, как она открывается. Знал, кто может открыть ее. Большего он пока достичить не мог и, понимая это, к большему не стремился. Ооста мог бы обратиться за разъяснениями к Коут-Я, но прилюдно, не унизив достоинства Даруэта, это сделать было невозможно. И тогда кто знает... Такой поступок мог бы спровоцировать честолюбца отдать распоряжение о начале движения к дому. Оно уже было предопределено, все были готовы к отходу. И отданная в этот момент команда, могла быть представлена, как приказ, который Ооста выполнил. На это у Ооста был контрход. Если бы Даруэт решил поступить таким образом, он обратился бы к Коут-Я за подтверждением серьезности ситуации и затребовал бы от него краткий отчет о случившемся за озерами. Такие действия были бы логичными для поведением вождя, который выслушал мнения помощников и теперь принимает решение. Но Даруэт, видимо, понимая весь расклад, молчал, и потому Ооста не стал спрашивать соратника-побратима ни о чем.
Впрочем, что спрашивать, когда и без того ясно: там, в туннелях, произошло что-то серьезное и уходить следует немедленно. Ооста подал незаметный знак воинам. Такой незаметный, что со стороны казалось, будто они действуют по собственному разумению. Бессмертные, еще до того, как он закончил легкое движение пальцами, бегом поднялись по осыпающемуся склону к чернеющему под сводом озерной пещеры входу. Поднялись и словно окаменели, став так, чтобы их нельзя было увидеть снаружи. Даруэт и его люди молча ждали, ничем не выражая нетерпения, когда откроется проход в тунель.
Коут-Я, подошел и подал все еще не пришедшему в себя Усольцеву копье, тот удивился, но, подчинившись интуиции, которая его не подвела и на этот раз, принял оружие. Ооста понял все и усмехнулся: то, что соратник-побратим, вооружив местного, определил его статус, как гостя, Даруэту не понравилось. Коут-Я - человек Ооста, и решение о статусе чужестранца принял, как член группы Ооста, а значит от его имени. Этот факт говорил о лидерстве Ооста, как очевидном факте. Было и еще кое-что. Теперь Ооста, а не Даруэт стал гостеприимцем, а, значит, тому заполучить к себе пленника не удастся. Хотя он имел такое право, потому что его отряд привел в лагерь этого человека. Но теперь уже что-то изменить было невозможно. Ооста прошел меж почтительно расступившимися спутниками, и не спеша стал нажимать камушки на плите. Поспешность не к лицу гранду, кроме того, она может не понравиться и духам перехода. Дверь медленно отошла в сторону. Из проема дохнуло сухой бодрящей прохладой. Они вошли в коридор, и тотчас над головой зажегся квадрат потолка, освещая вокруг них пространство в несколько шагов.
Процессия двигалась в обратный путь в том же порядке, что и пришла. Только в середине ее шел гость - ибо вооруженный чужак в отряде может быть только гость из числа союзников. Воины после купания были бодры и отлично слушались команды. Все, казалось, шло так, как и должно было идти, но тревога не покидала Оосту.
Может быть, виной тому был сон, привидевшийся ему на теплом камне, где он заснул, ожидая возвращения Даруэта с командой. А приснилось ему, что он непостижимым образом воплотился в тело бессмертного и двинулся по туннелю к двери-входу. Он шел, и свет перед ним не зажигался. Но свет и не нужен был Ооста, поскольку весь коридор - и ту его часть, что расстилалась спереди, и ту, что оставалась сзади, - он видел сразу и одинаково хорошо. Он подумал тогда, что смотрит на мир глазами бессмертного. И еще он знал, что опасность поджидает его впереди, при выходе из туннеля. Потому, приблизившись к выходу, Ооста остановился. Некоторое время он стоял без движения, не решался набрать код. Хотя что опасного может случиться во сне? Дверь еще не отъехала до конца, когда сильный удар в грудь откинул Ооста назад. В лабиринт сквозь узкий, медленно расширяющийся проем нетерпеливо лезли вооруженные люди. Ооста отступил и ударил копьем первого. Острый наконечник легко вошел в податливую плоть. Вырвав оружие из раны, ударил второго, того, который пытался разить из-за спины судорожно цеплявшегося за стену воина. Потом он уже не успевал разить, а только отражал удары. Но их было так много, что вскоре он перестал успевать отражать их.
Копья толкали его в грудь, но не причиняли вреда. Видя это, нападавшие сгрудились с той стороны проема, но больше не делали попыток проникнуть в коридор. Дверь, меж тем, пошла назад, закрывая проход. Они стояли друг против друга, сжимая оружие, пока каменный массив окончательно не развел их. Тогда Ооста бросил окровавленное копье на пол. И проснулся...
Возле выхода из тунеля Ооста остановился. Осмотрелся и обернулся к Даруэту. Проговорил тихо:
- Засада.
Тот ответил ему долгим тяжелым взглядом. Но Ооста легко выдержал напор его глаз. Он не стал ничего объяснять, а только кивнул на неведомо откуда взявшееся копье с бурым от засохшей крови наконечником.