Ооста с интересом поглядывал на них и казалось, прислушивался, словно пытался понять, о чем они говорят. Однако к помощи стоявшей поодаль Лиудау не обращался. Понятно почему - подключить сейчас переводчика было равносильно подслушиванию. Был он в торжественном одеянии - белом и длинном балахоне, идеально чистом, с тяжелой золотой цепью на шее. Древней цепью. Даже не приглядываясь, можно было увидеть, как сильно она потерта.
Наконец Ооста заговорил - негромко, с достоинством. Лиудау переводила. В общем-то, ничего особенного он не сказал - обычная дежурная речь хозяина перед гостями, томящимися в преддверье обеда. Спич перед ланчем. Однако проскользнуло в его словах и кое-что, заставившее Антона насторожиться. А именно благодарственные слова в адрес Неушедшего, который шлет благо мастерам, ничего не требуя взамен. При этом Ооста провел рукой над накрытым для трапезы столом. Антон мысленно хмыкнул по поводу мятых пирожков, которые только таким образом и можно реализовать, но тут же укорил себя, отметив, что экзотические плоды были весьма неплохи. Во всяком случае, на вид. Потом они уселись на каменные тумбы, весьма удобные, кстати, и вкусили, предварительно осушив вместительные каменные кубки. Впрочем, вино было некрепким и употреблялось скорее для удовлетворения жажды. И пирожки, несмотря на неказистый внешний вид, оказались вполне съедобными.
Трапеза затянулась. Ооста, ради общения с неожиданным и, как он подчеркивал всем своим поведением, почетным гостем, отказался от своих ежедневных трудов. Но о работе своей, пусть и довольно сдержано, рассказал. И если он не особенно распространялся о самих изделиях, то горделивое удовлетворение собой не скрывал. Антон слушал перевод и умело скрывал недоумение. Его микропереводчик, вправленный в ухо, излагал ему сказанное мастером в несколько ином варианте, чем тот, который доводила до них Лиудау. С Александ-Я такого никогда не было. Поначалу он объяснял это техническими причинами, но послушав немного, задумался. Что-то здесь не связывалось. Ооста говорил о своих последних удачах. О том, что бессмертные обрели не только удивительное сходство с людьми, но и 'опустели'. Смысла этого слова Антон не уловил, а Лиудау его вообще при переводе не коснулась. А вот Ооста несколько задержался на этом факте, и сообщил, что 'пустота сохраняется недолго', и заполняется помимо его участия. И в этом сказывается милость богов, которые принимают драгоценный сосуд человеческого тела, вылитого мастером из ничего, чтобы заполнить его сокровенным Нечто. Так вышло с Лиудау. Здесь заполнение произошло быстро и удачно. Но до этого были и другие бессмертные, в которых создавалась 'пустота', однако она была не большой, и потому заполнялись они плохо. Словно кувшины с толстыми стенками или плохо освобожденным нутром, куда входит значительно меньше вина, чем в кувшины тонкостенные, искусно обработанные. И этих големов тотчас забрали посланцы Неушедшего, потому показать их Антону он не может.
И это Лиудау перевела не так, как перевел электронный переводчик. Она сказала только о том, что последние работы много удачней и больше похожи на людей и потому действуют как люди. Попивая винцо и кивая в такт словам Ооста в изложении Лиудау, он разыгрывал из себя разнеженного едой и теплом гостя, который внимает хозяину исключительно из вежливости. Затем Ооста сказал несколько слов о Володе. Похвалил его. И тут Лиудау была точна в переводе. Антон узнал, что друг его неплохо осваивает искусство созидания неживой плоти. Так она перевела название профессии Оосты на русский язык. Но после описания успехов сына, которые хотя и начались совсем недавно, однако подают большие надежды, вновь последовал сбой в переводе. Лиудау опустила фрагмент о том, что бессмертные Володи тонкостенны и что это не может не порадовать Неушедшего.
Была в этих сокращениях какая-то система. Но, чтобы разобраться, какая, следовало дополнительно изучить обстановку. И Антон не стал торопиться. Похоже было, что Лиудау пользовалась монополией толмача в каких-то своих целях. А прокололась она потому, что понятия не имела о достижениях современной земной электроники.