Новиков Владимир Александрович. Два сеньора из Вероны

Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Два сеньора из Вероны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Оставить комментарий © Copyright Новиков Владимир Александрович (twowings@mtu-net.ru) Размещен: 13/09/2012, изменен: 13/09/2012. 139k. Статистика. Пьеса; сценарий: Переводы		Ваша оценка:

ДВА СЕНЬОРА ИЗ ВЕРОНЫ

По мотивам комедии В. Шекспира

THE TWO GENTLEMEN OF VERONA

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ГЕРЦОГ МИЛАНСКИЙ, отец Сильвии

ВАЛЕНТИН, ПРОТЕЙ, два франта

АНТОНИО, отец Протея

ТУРИО, недалёкий соперник Валентина

ЭГЛАМУР, помощник Сильвии в организации побега

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ в Милане, где проживает Сильвия

РАЗБОЙНИКИ

СПИД, шутовской слуга Валентина

ЛАУНС, подобие Протея

ПАНТИНО, слуга Антонио

ЮЛИЯ, возлюбленная Протея

СИЛЬВИЯ, возлюбленная Валентина

ЛЮЧЕТТА, служанки Юлии

Прислуга, музыканты

Место действия - Верона; Милан и лес на границе с Мантуи.

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Площадь в Вероне.

Появляются Валентин и Протей.

ВАЛЕНТИН:

И слушать не хочу, мой дорогой Протей, что круг семейный для ума полезен. Да если б не оковы чар любовных, что юности твоей покоя не дают, то предложил бы вместе мир познать, чтоб удивиться всем его богатствам, а не сидеть без дела у камина, сжигая тихо молодость свою. А коль уж любишь, то люби как должно, как сам себе я мог бы пожелать, но нет, увы, пока предмета воздыханий.

ПРОТЕЙ:

Уж коль решил, то поезжай! Прощай, мой славный Валентин! И думай о своём Протее, когда ты, странствуя, случайно вдруг увидишь нечто дорогое взору своему. Но если радость или горе тебя настигнут на пути заморском, то мысленно всегда я рядом, и не устану за тебя молиться, Валентин.

ВАЛЕНТИН:

И за успех моих сердечных дел молись.

ПРОТЕЙ:

Любимой книгою своею восхищаясь, молится буду каждою строкою.

ВАЛЕНТИН:

Не той ли глупой книжицей о смельчаке Леандре, переплывавшим Геллеспонт?

ПРОТЕЙ:

Глубокая история - безмерная любовь, в которой с головою утонул.

ВАЛЕНТИН:

Да, это так. Ведь сам ты по уши в любви и Геллеспонт не в силах одолеть.

ПРОТЕЙ:

Я по уши? Да нет! Ты за уши признанье не тяни.

ВАЛЕНТИН:

И в мыслях нет. Да и пустое это.

ПРТОЕЙ:

Почему?

ВАЛЕНТИН:

Любовь корёжит мир, где охи-вздохи маскируют суть, а томный взгляд в тисках сжимает сердце. Один блаженства миг - на двадцать дней страданья и ночей бессонных. Восторг же может обернуться неудачей, а неудача - продолжением страданий. И тратит разум силы на безумство, и, ослабев, безумству уступает.

ПРОТЕЙ:

Так я по-твоему глупец?

ВАЛЕНТИН:

Увы, всё к этому идёт.

ПРОТЕЙ:

Ты живопишешь про любовь, меня привязывая к ней.

ВАЛЕНТИН:

Ты - раб любви, она тобою правит. А тот, кто в кандалах у помыслов нездравых, не может быть в когорте мудрецов.

ПРОТЕЙ:

И тем не менее, не даром говориться: как червоточина цветок до срока точит, так и любовь умы высокие затмением тревожит.

ВАЛЕНТИН:

Не так же ль говорится: уж, коли червь цветок съедает до цветенья, так и любовь умы в зародыше съедает, не дав им шанса насладиться совершенством. Но что тебе мои советы,

поклоннику и рыцарю любви? Пора мне. Как говорят: адью! Отец мой в ожидании томится, творя напутственные речи по случаю отъезда моего.

ПРОТЕЙ:

Сопровожу тебя я, Валентин.

ВАЛЕНТИН:

Нет, дорогой, Протей, давай простимся здесь. В моё отсутствие прошу тебя писать в Милан о здешних новостях и о победах на любовном фронте. Твои послания я без ответа не оставлю.

ПРОТЕЙ:

Пусть на пути твоём Милан счастливым будет градом!

ВАЛЕНТИН:

Ну а тебе - твой дом. Прощай.

(Уходит.)

ПРОТЕЙ:

Он ищет славы, я - любви. Друзей он бросил, чтоб в разлуке цену им узнать. А я забыл себя и всех любви единой ради. Ты, Юлия, меня перевернула, заставила предать саму науку и о в времени забыть, противоречить здравому уму, и ни во что не ставить целый свет, мышление на глупые остроты тратить, а душу думами любовными тиранить.

(Входит Спид.)

СПИД:

Храни вас бог, синьор Протей. Не привелось вам господина видеть моего?

ПРОТЕЙ:

Он только что отправился на судно для отплытия в Милан.

СПИД:

Давно уж он на корабле, а я плутаю, как во мгле баран без пастуха.

ПРОТЕЙ:

Без пастуха баран блуждает, умом себя не утруждает. Всегда он слеп, всегда он глух, когда отсутствует пастух.

СПИД:

Хозяин мой - пастух, а я - баран ?

ПРОТЕЙ:

Да. Так оно и есть.

СПИД:

Тогда во сне ли, наяву мои рога - его рога.

ПРОТЕЙ:

Мышление на уровне барана.

СПИД:

Как доказательство моей бараньей сути.

ПРОТЕЙ:

Тебя - бараном, господина - пастухом.

СПИД:

Я мс лёгкостью сей довод опровергну.

ПРОТЕЙ:

Тебе иначе это докажу.

СПИД:

Пастух - в погоне за бараном, а не баран - за пастухом, а здесь в погоне за хозяином я сам. Так кто ж баран?

ПРОТЕЙ:

Пастух барану пастбище готовит и тот плетётся вслед за пастухом. Нет пастуху нужды мотаться за бараном. Ты служишь господину за монетку и, как баран, за пастухом бежишь. Не он же - за тобой. Так кто ты есть, как не баран?

СПИД:

Ещё чуть-чуть позволите себе и я готов заблеять: бэ -э.

ПРОТЕЙ:

Ты Юлии письмо, однако, передал?

СПИД:

Конечно же, синьор. Заблудшему барашку уподобясь, потерянной овечке передал письмо. А та заблудшая овца заблудшему барану за труды монетки жалкой пожалела.

ПРОТЕЙ:

На скудном пастбище бараном слишком много.

СПИД:

Не заколоть ли вам овечку, чтоб пастбищу не в тягость было.

ПРОТЕЙ:

И здесь не угадал. Ведь проще поместить тебя в загон.

СПИД:

Да нет, синьор, ваш долг - достойно оплатить доставку адресату важного посланья, на хлеб насущный мой недостаёт мне.

ПРОТЕЙ:

И снова невпопад. При чём здесь хлеб, коль речь о хлеве.

СПИД:

Как ни крути ни хлеб ни хлев, а стоимость послания любви ни чем не оценить.

ПРОТЕЙ:

Но что ж она сказала?

СПИД (сначала кивает головой):

Да.

ПРОТЕЙ:

Кивнула да или казала да?

СПИД:

Не поняли, синьор. Я говорю: она кивнула, а вы: кивнула ли она. Ответил : да.

ПРОТЕЙ:

В итоге - полная балда.

СПИД:

Соединив кивок и да, у вас - сплошная ерунда.

ПРОТЕЙ:

Вот и возьми её оплатой за письма доставку.

СПИД:

Переносить от вас приходится не только письма.

ПРОТЕЙ:

Как переносится тебе?

СПИД:

Да весело, скажу я вам,синьор. Ведь за доставку писем адресату, переносимых мною, переношу я оскорбленья в адрес свой.

ПРОТЕЙ:

Чёрт подери, да ты сметлив.

СПИД:

Но не на столь, чтоб вашему потрафить кошельку.

ПРОТЕЙ:

Не кошелёк ты мой, а свой развязывай язык. Так что она сказала?

СПИД:

Развяжем вместе: я - язык , вы - кошелёк. И все слова её, как на ладони - на слуху у вас.

ПРОТЕЙ:

Вот за твои усилия награда. Так что она сказала?

СПИД:

Синьор, хотите правду? Вам не видать её.

ПРОТЕЙ:

Столь много ты сумел понять?

СПИД:

Какое, сударь, много! Когда дуката за письмо любовное в награду не дала. Так, будучи скупа на благодарность за ваши помыслы в письме любовном том, щедра не будет к вам в ответных чувствах. Так лучше ей послать простой булыжник, пусть сталь свою пытает об него.

ПРОТЕЙ:

Так ничего и не сказала?

СПИД:

Три слова вымолвить не смела: "вот тебе за труд". Не то, что вы: столь щедро с мелкою монетою расстались. За что вам мелкое спасибо. Готов и впредь собственноручно за мелочь мелочные пакости творить. О чём детально я поведаю синьору.

(Уходит.)

ПРОТЕЙ:

Иди, иди. На корабле ты нужен как гарант от всякого крушенья. Пока ты там, стихии обойдут корабль и души - не в море ты погибнешь, а на суше

(Спид уходит.)

Любовь не подвергая риску, найду для нашей переписки не вымогателя-осла, а настоящего посла.

(Уходит.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Там же. Сад при доме Юлии.

(Входят Юлия и Лючетта.)

ЮЛИЯ:

Теперь, когда мы здесь одни, хочу тебя спросить. Не следует ли мне влюбиться?

ЛЮЧЕТТА:ЮЛИЯ:

Любовь таит в себе немалую опасность, госпожа.

ЮЛИЯ:

И кто ж по-твоему достоин быть избранником моим из свиты тех синьоров, что не дают покоя мне?

ЛЮЧЕТТА:

Вы назовите имена, а я смекну, кого вам предложить, используя свой опыт.

ЮЛИЯ:

Что б ты сказала о прекрасном Эгламуре?

ЛЮЧЕТТА:

Достойный рыцарь, речь его прекрасна, опрятен и красив, но будь на вашем месте я предпочтение ему не отдала бы.

ЮЛИЯ:

Что о Меркачио богатом ты мне скажешь?

ЛЮЧЕТТА:

Богатство - да, а сам же - нет.

ЮЛИЯ:

Что о Протее милом скажешь?

ЛЮЧЕТТА:

О, боже, боже! Уже ли глупость может править нами!

ЮЛИЯ:

Вот это новость! Тебя волнует это имя?

ЛЮЧЕТТА:

Прошу прощения, синьора, не смею я возвыситься до уровня столь доблестных господ, вот и подвержена волненью.

ЮЛИЯ:

Но почему же о Протее не можешь ты судить как о других?

ЛЮЧЕТТА:

Да потому что равных нет ему.

ЮЛИЯ:

Чем можешь доказать?

ЛЮЧЕТТА:

Ничем, но сердце женское твердит, что он такой, и я таким его воспринимаю.

ЮЛИЯ:

Ты полагаешь он любви моей достоин?

ЛЮЧЕТТА:

Да, если вы готовы сердце разбудить.

ЮЛИЯ:

Меня он менее других волнует.

ЛЮЧЕТТА:

И все же он в тебе души не чает.

ЮЛИЯ:

Скупой на слово о любви не мыслит.

ЛЮЧЕТТА:

Большой огонь сначала созревает.

ЮЛИЯ:

Любовь не скрыть, когда она любовь.

ЛЮЧЕТТА:

Кто любит менее, тот более речист.

ЮЛИЯ:

Как мыслит он хотелось бы узнать.

ЛЮЧЕТТА:

А вот взгляните-ка, синьора.

ЮЛИЯ:

"Юлии". Но от кого же ?

ЛЮЧЕТТА:

Вам содержимое расскажет.

ЮЛИЯ:

А, ну скажи, кто дал его тебе?

ЛЮЧЕТТА:

Паж Валентина, посланный Протеем. К вам на пути его остановила. Письмо осмелилась забрать для передачи вам. За смелость накажите, но простите.

ЮЛИЯ:

Хорош посредник, скромностью клянусь! Как смеешь ты мне пошлость приносить? Как смеешь юность слухами порочить? И суть твоя, поверь, и ты сама для действа этого по всем статьям подходишь. Верни письмо, сама ж не возвращайся.

ЛЮЧЕТТА:

Помощница любви достойна снисхожденья.

ЮЛИЯ:

Так ты всё здесь?

ЛЮЧЕТТА:

С раздумьем облегчение приходит.

(Уходит.)

ЮЛИЯ:

И всё же не мешало б то послание прочесть. Постыдным было бы Лючетту возвратить и извинения просить за то, что отчитала. Ах, до чего ж она глупа! Отлично зная, что девица я, письмо мне не подбросила случайно. Ведь все девицы в бой пускают "нет", чтоб ранив жертву, исцелить её своим последним "да". Глупа и не обуздана любовь, которая, как малое дитя, устав от ласки, терзает няньку, чтоб обнимать и целовать, забыв капризы. Чем более Лючетту я бранила, тем мене хотела, чтоб ушла. Чем круче брови в ярости взлетали, тем больше сердце радостью томилось. Желая же исправить свой поступок, признав неосмотрительность свою, верну Лючетту. Эй! Лючетта!

(Снова является Лючетта.)

ЛЮЧЕТТА:

Что госпоже угодно?

ЮЛИЯ:

А скоро ли обед?

ЛЮЧЕТТА:

Хотелось бы. Тогда бы не на мне, своей служанке, а на своём желудке упражнялись в красноречии своём.

ЮЛИЯ:

Что подняла ты, кошкой извернувшись?

ЛЮЧЕТТА:

Ничего

ЮЛИЯ:

Зачем же изловчилась, словно, кошка?

ЛЮЧЕТТА:

Бумажка выпала из рук.

ЮЛИЯ:

А та бумажка ничего не значит?

ЛЮЧЕТТА:

Ровным счётом для меня ничто.

ЮЛИЯ:

Тогда оставь её для тех, кому нужна.

ЛЮЧЕТТА:

Пока лежит, она не лжёт, читатель сам её, синьора, возьмёт и исказит.

ЮЛИЯ:

Твой воздыхатель изъясняется в стихах.

ЛЮЧЕТТА:

Могла бы спеть я, только музыки не знаю, вы в этом мастерица вне сомнений, так положите музыку на стих.

ЮЛИЯ:

Чем вздорней стих, тем незатейливей мотив, возьми, к примеру, "Свет любви".

ЛЮЧЕТТА:

Мотивчик слишком прост для смысловой нагрузки.

ЮЛИЯ:

Нагрузка! Как же вынести её?

ЛЮЧЕТТА:

Коль запоёте вы, её не будет вовсе.

ЮЛИЯ:

А почему не ты?

ЛЮЧЕТТА:

Мне не дано так высоко запеть.

ЮЛИЯ:

Посмотрим, что за песня. Ну-ка!

ЛЮЧЕТТА:

Настройтесь, чтобы правильно пропеть. И всё же в вашем тоне фальшь.

ЮЛИЯ:

Уже ли?

ЛЮЧЕТТА:

Да, госпожа, фальшивите уж слишком.

ЮЛИЯ:

А ты уж слишком мне дерзишь.

ЛЮЧЕТТА:

А здесь сползли вы на бемоль, нарушив стройность пения дискантом. Не лучше ль тенора на помощь пригласить?

ЮЛИЯ:

Всё портишь ты своим скрипучим басом.

ЛЮЧЕТТА:

Я партию Протея исполняю.

ЮЛИЯ:

Меня ты больше не тревожь вот этим свитком с чепухою!

(Рвёт письмо.)

Иди туда, куда намеревалась. Оставь клочки лежать на месте, не прикасайся к ним, и не серди меня.

ЛЮЧЕТТА:

Притворный холод да и только. Ведь будь ещё одно письмо, то внешний гнев бальзамом лёг бы ей на сердце.

(Уходит.)

ЮЛИЯ:

Нет, не резон сердиться на письмо! Слова любви разорваны руками! Как осами растерзаны те пчёлы, кто сладкий мёд убийцам приготовил. Кусочек каждый поцелуем соберу, где начертал он "Доброй Юлии". О, злая Юлия, тебе в отмщение на камни брошено твоё же имя, высокомерие твоё здесь может быть растоптано любым. А вот начертано: "Протей любовью раненый тобою". Несправедливо раненое имя на груди носить я стану, пока оно совсем не заживёт. А поцелуем искренним сниму тупую боль. Который раз встречается "Протей". О, ветер-озорник, не уноси слова на ветер, пока все буквы к букве не сойдутся. Моё же имя унеси на скалы и там с крутых высот обрушь на гребень штормовой волны в ревущем море. Подумать только, в одной строке два имени его: "несчастный и покинутый Протей, Протей влюблённый для ненаглядной Юлии своей".Я имя оторву своё. И всё же не могу: оно так сблизилось с печальным именем Протея. Сложу их вместе: пусть обнимаются, целуются, бранятся и делают, что им двоим угодно.

(Снова появляется Лючетта.)

ЛЮЧЕТТА:

Синьора, подано к столу. Отец вас ожидает.

ЮЛИЯ:

Ну, пойдём.

ЛЮЧЕТТА:

А эти вот клочки сороками болтливыми останутся лежать?

ЮЛИЯ:

Коль дороги, возьми и подними.

ЛЮЧЕТТА:

Меня корили вы за то, что подбирала с пола я клочки, но всё же соберу, чтоб не продуло их на сквозняке.

ЮЛИЯ:

Я вижу: ими очень дорожишь.

ЛЮЧЕТТА:

Вы видите всё то, что вам угодно, и я, синьора, не слепая и вижу более, чем думаете вы.

ЮЛИЯ:

Ну, хорошо. Идём, идём же.

(Уходят.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Там же. Дом Антонио.

(Входят Антонио и Пантино.)

АНТОНИО:

Скажи, Пантино, что мой брат и вы серьёзно так решали в галерее?

ПАНТИНО:

О Протее, племяннике его, о сыне вашем говорили.

АНТОНИО:

Что ж он поведал?

ПАНТИНО:

Он удивлён, что ваша светлость дозволяет сыну прозябать без дела, когда другие менее вельможные особы своих детей определяют строго: одни готовят для сражений в поисках фортуны, другие открывать неведомые земли, а третьи - тернии науки постигать. Задачи эти, полагает он, Протею по плечу. И настоятельно просил Протея дома не томить, чтоб тот не упрекал себя на склоне лет, что света белого не видел по вине отца.

АНОНИО:

В том убеждать меня нужды не существует. Уж месяц голову ломаю. Что время попусту теряет он я вижу. На становлении его как человека нужны и опыт жизни и наука. Их без труда и знаний не обресть. Лишь труд и время ставят человека. Скажи, куда б его нам с пользою отправить?

ПАНТИНО:

Должно быть вам не безызвестно, что юный Валентин, его товарищ, при императорском дворе служить изволит.

АНТОНИО:

Это для меня не новость.

ПАНТИНО:

Туда же и его не плохо бы отправить. Там на турнирах шпагой овладеет, познает светской речи тон, общаясь с благородными мужами. Трудом упорным обретёт он опыт, достойный положенью рода и летам.

АНТОНИО:

Мне твой совет по нраву, мыслишь верно. И в доказательство сего я тут же в жизнь идею воплощу при первом случае удобном. Пусть служит при дворе монарха.

ПАНТИНО:

Извольте ж знать, что завтра Дон Альфонсо с компанией синьоров благородных намерены к монарху обратится с предложением услуг.

АНТОНИО:

Отменная компания. Пусть с нею и отправится Протей . А вот и он. Ко времени явился!

(Входит Протей.)

ПРОТЕЙ:

Высокая любовь! Святые строки! Сладостная жизнь! Её рукой мотив сердечный бьётся и страстью трепетной клянётся в верности своей. О, если бы отцы любовь благословили, своим согласием скрепили наш союз! О, Юлия, посланница небес!

АНТОНИО:

Что за письмо в твоих руках, Протей?

ПРОТЕЙ:

Пустяк, не стоящий внимания, сеньор. Записка в несколько коротких фраз от Валентина знакомым общим передана мне.

АНТОНИО:

Хотелось бы взглянуть, что пишет.

ПРОТЕЙ:

Нет новостей пока, а только впечатленья. Как радостно живёт, как добр к нему весь свет,

как с ним учтив и вежлив император, но жаль, что рядом нет меня порадоваться вместе тем успехам.

АНТОНИО:

А каково твоё на этот счёт сужденье?

ПРОТЕЙ:

Желанье друга и родителей желанье не можно и не должно вровень ставить.

АНТОНИО:

Мои решения созвучны тем желаньям и не дивись, что быстро принял их, решеньям принятым обратного нет хода. Итак, при императорском дворе ты с Валентином поживёшь. В довольстве денежном отказано не будет, с ним наравне получишь всё, что нужно. И завтра будь готов к отъезду, отказов я не принимаю.

ПРОТЕЙ:

О, боже, я же не успею. Дай мне отсрочку дня на два.

АНТОНИО:

В след за тобою нужное прибудет. Нужды в отсрочке я не вижу. И завтра следует отбыть.

Пойдём Пантино, на тебе все сборы.

(Антонио и Пантино уходят.)

ПРОТЕЙ:

Боясь сгореть, огня я избежал, но в море угодил, где и тону без права на спасенье. Стесняясь показать отцу письмо возлюбленной своей, и, не надеясь на его поддержку, дал повод новую преграду для любви воздвигнуть. Весна любви моей подобна дню апреля с ярким солнцем, но стоит тучке набежать и солнца боле не видать.

(Снова появляется Пантино.)

ПАНТИНО:

Отец вас требует к себе, сеньор. Поскольку он спешит, то просит вас поторопиться.

ПРОТЕЙ:

Покорно сердце, но стучит в ответ тысячекратным "нет".

(Уходят.)

АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Милан. Дворец герцога.

(Входят Валентин и Спид.)

СПИД:

Перчатка ваша, господин.

ВАЛЕНТИН:

Нет, не моя. Моя при мне.

СПИД:

Ну, как же - конечно ваша.

ВАЛЕНТИН:

А, ну-ка дай взгляну ещё разок. Конечно же моя. Божественный наряд божественной хозяйки! Ах, Сильвия, ах, Сильвия!

СПИД:

Сеньора Сильвия! Сеньора Сильвия!

ВАЛЕНТИН:

Что это значит?

СПИД:

Она ж не слышит, господин.

ВАЛЕНТИН:

Кто приказал тебе её позвать?

СПИД:

Сеньор, да вы же сами умоляли. Или я не прав?

ВАЛЕНТИН:

Ну, что за торопыга ты.

СПИД:

Не вы ли давеча бранили за медлительность меня?

ВАЛЕНТИН:

Закончим с этим. А скажи, ты сам-то о сеньоре Сильвии слыхал?

СПИД:

Та, от которой ваша милость без ума?

ВАЛЕНТИН:

Откуда знаешь, что люблю?

СПИД:

Тому особые приметы подтвержденье: то, как Протей, рукам покоя не даёте, своё выказывая нервное расстройство, то, как малиновка, поёте, то, как чумной бежите от людей, то хнычете, как школьник, потерявший свой букварь, то слёзы льёте, словно, на поминках, то вдруг поститесь, будто на диете, то не смыкаете опухших глаз, боясь, что вас ограбит кто-то, то, словно, нищий в праздник всех святых монету клянчите. В былые дни вы, как петух задорно оглашали местность смехом, в походке гордой льва просматривалась поступь, постились только меж приёмом пищи, а грусть вас посещала лишь при тощем кошельке. Теперь возлюбленная вас преобразила: смотрю на вас, а вас не узнаю.

ВАЛЕНТИН:

Так это всё во мне заметно?

СПИД:

Помимо вас всё это существует.

ВАЛЕНТИН:

Меня помимо? Этот как?

СПИД:

Помимо вас? Сомнений нет! Помимо вас нет проще чудака. Вы - вне себя, а глупости - внутри. Их можно, как в ночном горшке, любому рассмотреть. И кто б на вас не посмотрел, диагноз недуга ему уже известен.

ВАЛЕНТИН:

И всё же мне скажи: мою возлюбленную Сильвию ты знаешь?

СПИД:

Которую за ужином съедаете глазами?

ВАЛЕНТИН:

Так ты и это подсмотреть успел? Ну, что ж - она.

СПИД:

Нет, господин, не знаю я её.

ВАЛЕНТИН:

Ты знаешь на кого я пялюсь, но её не знаешь?

СПИД:

Не она ль любезностью не блещет?

ВАЛЕНТИН:

Быть может, красотой не блещет, но весьма любезна.

СПИД:

Согласен с вами, господин.

ВАЛЕНТИН:

Согласен с чем?

СПИД:

Не так она прекрасна, как любезна вам.

ВАЛЕНТИН:

Природой писана такая красота, и без цены - любезность.

СПИД:

Не смею возражать, сеньор: одно - малёвано природой, другое - ничего не стоит.

ВАЛЕНТИН:

Как намалёвано? Как ничего не стоит?

СПИД:

Вся красота её румянами сокрыта, а потому не можно оценить.

ВАЛЕНТИН:

Да за кого меня ты принимаешь? Не мне ль судить о красоте её?

СПИД:

Да вы не видели её с момента увяданья.

ВАЛЕНТИН:

И как давно сеньора увядает?

СПИД:

С тех пор, как вы в неё влюбились.

ВАЛЕНТИН:

В неё влюбился, как увидел, с тех пор не блекла красота.

СПИД:

Влюблённый красоты не видит.

ВАЛЕНТИН:

Да как же так?

СПИД:

Влюблённый слеп. О, если б вы моими видели глазами, иль теми вашими, когда Протея ставили на место!

ВАЛЕНТИН:

Что б я тогда увидел?

СПИД:

Безумие своё и сущую дурнушку. Протей, влюбившись, забывал тесьмою подпоясать панталоны, а вы, влюбившись, в них не можете попасть.

ВАЛЕНТИН:

А не влюблён ли сам ты, коль грязь вчера на башмаках сеньора не увидел.

СПИД:

То правда, господин. Влюблён в кровать и за любовь свою от вас не мало получил, что право мне даёт журить и вас за вашу.

ВАЛЕНТИН:

И всё же - ею восхищён я.

СПИД:

Не восхищаться, исцеляться надо.

ВАЛЕНТИН:

Вчера же вечером принудила меня любимому записку срифмовать.

СПИД:

И что же вы?

ВАЛЕНТИН:

Поддался уговору.

СПИД:

Не подкачали вы?

ВАЛЕНТИН:

Похвастал всем, чем я могу. Но тише! Вот она идёт.

СПИД (в сторону):

О, кукольный театр! О, кукла! что будет за неё комедию ломать.

(Входит Сильвия.)

ВАЛЕНТИН:

Сударыня, я вам от всей души желаю, чтоб все на свете дни вам были только в благо.

СПИД (в сторону):

А почему б не просто: "добрый вечер"? Он заготовил тысячи приветствий.

СИЛЬВИЯ:

Вам, мой услужливый и славный Валентин, не меньшего желаю.

СПИД (в сторону):

Пустой взаимностью друг друга ублажают.

ВАЛЕНТИН:

Как приказать изволили исполнил вашу волю и написал письмо безвестному лицу, хоть должен вам признаться удовольствия при этом не имел. Долг перед вами вынудил меня на подвиг сей решиться.

СИЛЬВИЯ:

Благодарю, слуга великодушный. Сработано искусно.

ВАЛЕНТИН:

Но должен вам признаться было не легко, не зная точно адресата, писал я наобум и наугад.

СИЛЬВИЯ:

Болели думами и думами лечились?

ВАЛЕНТИН:

Я в сотни раз снесу больнее пытки, коль снова мне прикажите писать, но всё же...

СИЛЬВИЯ:

Прекрасный стиль. И знаю, что последует за ним. И всё же имени назвать я не решусь, а, впрочем, мне совсем не интересно, да и не надобно письма , но за старание спасибо. Надеюсь больше вас не беспокоить.

СПИД (в сторону):

И всё же вы не сдержитесь от "всё же".

ВАДЕНТИН:

Играя кружевами выражений, хотите мне сказать письмо не то?

СИЛЬВИЯ:

Стихи прекрасны, но с приправой неохоты, поэтому возьмите их назад. Нет. Возьмите.

ВАЛЕНТИН:

Они же писаны для вас.

СИЛЬВИЯ:

Да, вы писали их. Да, по моей же просьбе, но мне их ни к чему, они - для вас. Я б написала их с гораздо большим чувством.

ВАЛЕНТИН:

Лишь пожелайте, напишу другие.

СИЛЬВИЯ:

Пишите и читайте без меня. Понравятся иль нет - судить не мне, а вам.

ВАЛЕНТИН:

А вдруг понравятся, то что же?

СИЛЬВИЯ:

Пусть ваша радость будет вам наградой. Прощайте, мой услужливый сеньор.

(Уходит.)

СПИД:

Как нос невидим на лице, как не узнать, куда покажет флюгер, так и насмешка - гостья ниоткуда. Руки её хозяин ищет, она ж её не подаёт, об этом он в письме ей пишет она же носом не ведёт. Такое не встречал пока нигде я, на славу выдалась бредовая затея! Вот и приходится макушку почесать: хозяин должен сам себе послание писать.

ВАЛЕНТИН:

Что ты бормочешь, будто рассуждая сам с собой?

СПИД:

Да нет. Рифмую. Рассуждать - забота ваша.

ВАЛЕНТИН:

О чем?

СПИД:

Быть выразителем идей сеньоры.

ВАЛЕНТИН:

Кому ж их выражать?

СПИД:

Себе же самому. Она вам объяснилась фигурально.

ВАЛЕНТИН:

Как фигурально?

СПИД:

Иначе говоря - письмом.

ВАЛЕНТИН:

Да полно. Ведь она мне не писала.

СПИД:

В том не было нужды. Она вас самого заставила писать себе же. И вы не разгадали той уловки?

ВАЛЕНТИН:

Поверь мне, нет.

СПИД:

На самом деле вам не верю. Уже ль восприняли всерьёз?

ВАЛЕНТИН:

Упрёка кроме ничего я не заметил.

СПИД:

Она ж вручила вам письмо.

ВАЛЕНТИН:

Письмо, написанное другу.

СПИД:

В итоге то письмо и передано другу.

ВАЛЕНТИН:

Хотелось бы надеяться на это.

СПИД:

Уверен: так оно и будет. Неоднократно вы писали ей, она ж из скромности своей, а может из-за важных дел ответить не могла. Возможно, опасаясь разглашения посланцем тайны переписки, не отвечала вам. И вот любовь заставила её пойти на хитрость: писать любимому любимого рукой. Всё говорю, как писано, а писано всё то, что говорю. Очнитесь же, сеньор. Когда пора поесть, не время думы думать.

ВАЛЕНТИН:

Я сыт.

СПИД:

Послушайте сеньор, хотя любовь, как хамелеон, сыта одной лишь красотою, а я, помимо красоты, желаю и откушать что-то. Не будьте так бездушны, как она и сжальтесь надо мною.

(Уходят.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Верона. Дом Юлии.

(Входят Протей и Юлия.)

ПРОТЕЙ:

Так потерпи же, Юлия моя.

ЮЛИЯ:

Другого средства не имею, приходится терпеть.

ПРОТЕЙ:

Вернусь, как только мне представится возможность.

ЮЛИЯ:

Коль не изменишься, то скоро возвратишься. Пусть это Юлию тебе напоминает.

(Даёт кольцо.)

ПРОТЕЙ:

А это для тебя. Возьми, прошу я.

ЮЛИЯ:

Скрепим же договор печатью поцелуя.

ПРОТЕЙ:

Вот вам рука и преданность моя. И если в череде разлучных дней не вспомню Юлия о вас, вздыхая каждый божий час, то пусть обрушится на голову мою несчастье в наказание за это. Но ждёт меня, увы, отец. Ты можешь мне не отвечать. Пора прилива - не пора для слёз. Приливом слёз отъезд не задержать, прощай же, Юлия, мне надо отбывать.

(Юлия уходит.)

Ушла ни слова не сказав? Всё так в любви и должно. Любовь не словом, а молчанием красна, делами украшая путь к блаженству.

(Входит Пантино.)

ПАНТИНО:

Вас ждут, сеньор Протей.

ПРОТЕЙ:

Иду же я, иду. Ступай.

Увы, разлука любящих лишает дара речи.

(Уходят.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Там же. Улица.

(Входит Лаунс с собакой.)

ЛАУНС:

Нет, конечно же не хватит мне и часа, чтобы вдоволь нареветься. Все Ланусы всегда на мокром месте. Как блудный сын, я получил своё наследство и ко двору монарха я с Протеем вместе отбываю. А вот и Краб, моя собака, из всех бесчувственных собак на свете самая жестокая собака. Рыдает мать, отец рыдает, сестра в слезах, вопит служанка, увидев, как расстроен дом,смахнула скромную слезинку лапой кошка. И только злющая дворняга слезы своей не обронила. Как камень, как булыжник, и капли состраданья не имея, хуже, чем собака. Еврей бы даже не преминул разреветься, разлуки муки осознав. Меня не видя, бабушка моя слепая плакала навзрыд, меня в дорогу провожая. Да вот, как было всё на самом деле: представьте, что один башмак - отец, нет левый всё-таки отец, нет-нет, пусть левым будет мать, да нет же снова всё не так и всё не эдак, а , впрочем, так оно и есть: ведь он с истасканной подошвой. Моя мамаша - с дыркою башмак. Два башмака - родительская пара. А эта жердь - сестра моя, белее лилии, скромнее нищеты. Над головой не шляпа, а - служанка. А я - собака, нет собака - по себе сама. Собака - я, нет по себе - я сам. Собака пусть останется собакой. Вот так оно вернее. И вот я подхожу к отцу, прошу благословить. Башмак же бессловесен, весь в слезах, что с башмака возьмёшь. Башмак целую, он реветь не прекращает. Теперь я к матушке иду. Она молчит, как деревяшка! Вот так, вот так её целую, словно, задыхается она. К сестре иду, она вопит, и только пса не раздирают муки, молчит себе, не вымолвив ни слова, взирая равнодушно на потоки слёз моих ручьями, ниспадающих под ноги.

(Входит Пантино.)

ПАНТИНО:

Живей, живей на борт, Лаунс! Хозяин твой уже на корабле, тебе его на лодке догонять придётся. В чём дело? Отчего ревёшь? Ты не дури давай! А то прилив упустишь, медля так и хныча.

ЛАУНС:

Прилив не узел - развязать сумею. Узлом бесчувствия завязана душа, и этот узел не подвластен человеку.

ПАНТИНО:

Я - про прилив, а ты - про узел!

ЛАУНС:

Прилив-то - там , а Краб - мой здесь.

ПАНТИНО:

Спеши, чудак! Прилив упустишь - в море не уйдёшь, хозяин в море, ты - на берегу, а без хозяина не может быть и дела... Что ты мне, мальчишка, зажимаешь рот?

ЛАУНС:

Боюсь язык свой потеряешь.

ПАНТИНО:

Как потерять его могу?

ЛАУНС:

Снесёт его приливом слов.

ПАНТИНО:

Приливом слов!

ЛАУНС:

Прилив, отплытие, хозяин и дела - всё сплёл ты воедино. Но не учёл лишь одного: ведь, если высохнет река, наплачу море слёз, а, если будет полный штиль - своими вздохами наполню паруса.

ПАНТИНО:

Меня послали звать тебя. Давай же поспеши.

ЛАУНС:

Как хочешь можешь звать меня.

ПАНТИНО:

Пойдёшь ли ты в конце-концов?

ЛАУНС:

Иду я наконец.

(Уходят.)

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Милан. Дворец герцога.

(Входят Сильвия, Валентин, Турио и Спид.)

СИЛЬВИЯ:

Сударь!

ВАЛЕНТИН:

Госпожа?

СПИД:

Хозяин, Турио на вас не добро смотрит.

ВАЛЕНТИН:

Всему любовь причина.

СПИД:

Но не к вам.

ВАЛЕНТИН:

К возлюбленной моей.

СПИД:

Задать бы тумака ему.

(Уходит.)

СИЛЬВИЯ:

А что-то вы грустите, сударь.

ВАЛЕНТИН:

Таким, сударыня, должно быть, я кажусь.

ТУРИО:

Вы кажетесь не тем, кем есть?

ВАЛЕНТИН:

Возможно так.

ТУРИО:

Стало быть хитрите.

ВАЛЕНТИН:

Так же, как и вы.

ТУРИО:

И кем же я кажусь, а не являюсь вовсе?

ВАЛЕНТИН:

Умным.

ТУРИО:

Чем это можно доказать?

ВАЛЕНТИН:

Неосмотрительностью вашей.

ТУРИО:

В чём выражается она?

ВАЛЕНТИН:

Её я выражаю в вашей куртке.

ТУРИО:

Она двойная.

ВАЛЕНТИН:

Как вы - неосмотрительны вдвойне.

ТУРИО:

Как это понимать?

СИЛЬВИЯ:

Вы изменились, Турио, в лице, должно быть, осерчали.

ВАЛЕНТИН:

Оставьте, Сильвия, его в покое. Он - из породы хамелеонов.

ТУРИО:

Который думает о крови, а не о счастье подле вас.

ВАЛЕНТИН:

Вы только что сказали, сударь.

ТУРИО:

На этот раз я, сударь, и сказал, и кончил.

ВАЛЕНТИН:

Мотив заигранный, не столь и величав: всегда кончаете дела их не начав.

СИЛЬВИЯ:

Дуэль словесная, сеньоры, накалилась.

ВАЛЕНТИН:

Нет слов благодарить источник!

СИЛЬВИЯ:

И кто ж источник, мой служитель?

ВАЛЕНТИН:

Да вы, сударыня, источник всех накалов и острот. Вот Турио и черпает в них силу, всё мудрое заимствуя у вас, и вам же возвращая.

ТУРИО:

Разя меня своими стрелами из слов, вы можете запас свой обанкоротить, сударь.

ВАЛЕНТИН:

Давно доподлинно известно, что слов в хозяйских закромах у вас всегда в достатке, и, не имея истинных богатств, прислуге платите всё тем же словом, за которое ливреи не купить, страдает бедная прислуга, укрываясь голым словом.

СИЛЬВИЯ:

Довольно, господа, довольно. Отец мой направляется сюда.

(Входит герцог.)

ГЕРЦОГ:

Да ты, дочь Сильвия, в глухой осаде.

Отец ваш в добром здравии, любезный Валентин. Как отнесётесь вы к посланию друзей с благими новостями?

ВАЛЕНТИН:

Любой хорошей весточки из дома был бы рад, мой герцог.

ГЕРЦОГ:

Знакомо ль имя Дон Антонио, к тому же земляка?

ВАЛЕНТИН:

Да, ваша светлость. Известен он богатством и достоинством своим, и оных доблестных высот не покидал.

ГЕРЦОГ:

А нет ли сына у него?

ВАЛЕНТИН:

Есть, мой сеньор. По всем параметрам достойнейший наследник.

ГЕРЦОГ:

А вы имели честь его узнать?

ВАЛЕНТИН:

Его я знаю, как себя. Мы с малых лет воспитывались вместе. И, если я, в плену у лени,

всё время тратил на забавы, ученье стороною обходя, то друг, его зовут Протей, творил из времени дела. Годами юн, но опытом богат. В мышленьи - лёгок , но весом - в сужденьях. Короче говоря, я, не скупясь на похвалы, не мог объять его достоинств в полной мере. Все доблести, которые присущи дворянину от ума до стати, в нём найдёте вы.

ГЕРЦОГ:

Уж если он таков, как описали, вы, то он достоин благосклонности самой императрицы и чести быть назначенным советником моим. Верительные грамоты сей названный сеньор принёс мне от вельмож известных с намереньем остаться здесь на время. Надеюсь эта новость вас не огорчила.

ВАЛЕНТИН:

Кого бы и желал здесь видеть более всего, так это лишь его.

ГЕРЦОГ:

Его достоинствам должна быть равной встреча. Я обращаюсь к Сильвии и Турио сейчас, поскольку Валентина уговаривать не надо. Пришлю немедленно. Встречайте гостя.

(Уходит.)

ВАЛЕНТИН:

О нём я вам рассказывал, сеньора, и он бы непременно был со мною, да вот кристальный взгляд возлюбленной Протея околдовал его волшебной силой и привязал к себе оковами любви.

СИЛЬВИЯ:

Похоже, что оковы пали и он под властью пассии иной.

ВАЛЕНТИН:

Уверен: пленник всё ещё в колодках.

СИЛЬВИЯ:

Слепой любовью путь не различает, идёт, идёт, а вот, куда - не знает. И к вам найти дорогу бы не смог.

ВАЛЕНТИН:

Глаза любви орлиных зорче.

ТУРИО:

Когда б не слепли от любовной порчи.

ВАЛЕНТИН:

Не всем любовь даёт возможность видеть, таких, как Турио способна и обидеть.

СИЛЬВИЯ:

Ну, всё. Ну, всё. А вот и гость явился.

(Турио уходит.)

(Входит Протей.)

ВАЛЕНТИН:

Привет, Протей! Прошу, сеньора, выказать своё гостеприимство известной только вам особою манерой.

СИЛЬВИЯ:

Его достоинство с достоинством и встретим, коль он из тех, кого так высоко и искренне здесь чтили.

ВАЛЕНТИН:

Да, это он, достойная сеньора: мой друг и ваш покорнейший слуга.

СИЛЬВИЯ:

Велик слуга для столь простой хозяйки.

ПРОТЕЙ:

Ну что вы, славная сеньора, такой величественный взгляд божественной особы любого обратит в раба.

ВАЛЕНТИН:

Мы недостойным недостойное оставим, а вас попросим снизойти до позволенья вам служить.

ПРОТЕЙ:

За службу, кроме гордости, иметь иного не желаю.

СИЛЬВИЯ:

Достоин каждый долг награды: добро пожаловать в распоряженье недостойной.

ПРОТЕЙ:

Убил бы всякого, кто б мне сказал такое, кроме вас.

СИЛЬВИЯ:

Добро пожаловать?

ПРОТЕЙ:

В распоряженье недостойной.

(Снова приходит Турио.)

ТУРИО:

Сеньора, ваш отец и повелитель мой желают с вами говорить.

СИЛЬВИЯ:

Его ослушаться не смею. Идёмте, Турио, со мной. Повторно вас приветствую, служитель. Чтоб вспомнили свой дом и обменялись дорогими новостями, оставлю вас. По окончании надеюсь с вами снова повидаться.

ПРОТЕЙ:

По зову вашему мы оба в вашей власти.

(Сильвия и Турио уходят.)

ВАЛЕНТИН:

Поведай мне, как поживают те, кого покинул?

ПРОТЕЙ:

Друзья все живы и здоровы того желают и тебе.

ВАЛЕНТИН:

А как домашние твои?

ПРОТЕЙ:

Да были все здоровы.

ВАЛЕНТИН:

Что о возлюбленной своей ты скажешь? Любовь жива ли?

ПРОТЕЙ:

Мои любовные рассказы гнали скуку на твоё чело, не трогая тебя.

ВАЛЕНТИН:

Да, было, мой Протей, но время изменилось, с ним - и жизнь. Любовью я пренебрегал, меня она жестоко наказала постом великим, стоном покаяний, ночными слезами и вздохами дневными. В отместку за презрение к себе она глаза мои ночами не смыкает, чтоб бдели за страданием истерзанной души. О, славный мой Протей, признать я должен, что Любовь всесильна и всевластна, нет равной мастерицы на земле, которая на крыльях поднимает в небеса иль сбрасывает, не жалея, в ад. На завтрак, на обед и ужин мне кроме истиной любви никто не нужен.

ПРОТЕЙ:

Твои глаза достаточно сказали. Не ту ли, что была ты так боготворишь?

ВАЛЕНТИН:

Её, её. Не правда ли, божественна она?

ПРОТЕЙ:

Не хуже и не лучше остальных.

ВАЛЕНТИН:

Нет, назови её небесной.

ПРОТЕЙ:

Хвалить её не буду.

ВАЛЕНТИН:

Хвали меня. Хвалою тешится любовь.

ПРОТЕЙ:

Я болен был, пилюлей горькою меня лечил ты. Теперь я долг свой отдаю тебе.

ВАЛЕНТИН:

Так будь правдив. Уж коли не божественна она, то всех существ земных и царственней и краше.

ПРОТЕЙ:

Не более, чем милая моя.

ВАЛЕНТИН:

Божественнее всех. За исключением любого исключенья.

ПРОТЕЙ:

Моя же - исключительнее всех..

ВАЛЕНТИН:

Твоей любви я исключительно позволю моей возлюбленной нести от платья шлейф, чтоб и Земля сама не смела лобызать края одежды гостьи с неба, иначе, возгордившись, про своё забудет назначенье: дарить нам вечное цветенье, а не зимы суровой бесконечный бег.

ПРОТЕЙ:

Что за бахвальство, Валентин?

ВАЛЕНТИН:

Прости меня, Протей, но всё - ничто в сравененьи с нею, всё рядом с нею меркнет. Она - одна.

ПРОТЕЙ:

Вот пусть одна и будет.

ВАЛЕНТИН:

Нет, ни за что на свете. Она - моя. Лишь с нею я богат. Богат как океан, где каждая песчинка - жемчуг, вода - божественный нектар, а скалы острые и нежные кораллы из злата чистого отлиты. Прости, что в помыслах моих тебе нет места. Всё смыто паводком нахлынувшей любви. Соперник мой, довольно глупый малый, отца её богатством покоривший, сейчас увёл её, а это значит - идти за ними вслед необходимо, куда зовёт меня снедающая ревность.

ПРОТЕЙ:

Любим ли ты?

ВАЛЕНТИН:

Сердца уже обручены. И больше даже: мы сговорились тайно обвенчаться. Я украду её через окно, по лестнице верёвочной забравшись. Всё решено до мелочей во имя торжества блаженства. В таких делах необходим совет, надеюсь на тебя, Протей. Идём же.

ПРОТЕЙ:

Иди, иди. Тебя найду я позже. А мне необходимо в гавань забрать вещицы, без которых мне не обойтись. Тогда всё и обсудим.

ВАЛЕНТИН:

Надеюсь, медлить ты не будешь?

ПРОТЕЙ:

Да, надейся.

(Валентин уходит.)

Как пламя пожирает пламя,

Как клином вышибают клин,

Так новая любовь

Даёт отставку старой.

Кто б не хвалил её достоинств:

С ума сошедший Валентин,

Иль я уже во лжи погрязший,

Рассудок мой, похоже, в тупике.

Она , как Юлия, прекрасна,

Которую люблю...

Любил,

Поскольку плавиться любовь,

Как воск от сильного огня.

Однако, вдруг и к Валентину

Моё усердие остыло.

Люблю его не так, как должно,

Его невесту страстно полюбив,

Что и явилося причиной

Охлаждения к нему.

Но что со мною сотворит любовь,

Случись её узнать поближе!

Увидел раз и обезумел,

Когда ж все прелести увижу,

То тогда: ослепну раз и навсегда.

Коль одолеть начертано сие, то - одолею,

В противном случае - я сил не пожалею.

(Уходит.)

СЦЕНА ПЯТАЯ

Там же. Улица.

(Входят Спид и Лаунс.)

СПИД:

Клянусь вам, Лаунс, честью, в Милане вы достойный гость!

ЛАУНС:

О, юноша, не раздавайте клятвы понапрасну. Достоинство моё мне самому не ясно. Пока ты не повешен, ты - живой, пока кошель пустой и нечем оплатить постой - добро пожаловать не скажут, а скорей - на дверь укажут.

СПИД:

Ах. сумасброд, шагай вперёд, тропа в кабак нас приведёт, где за гроши для всех мы будем хороши. Любой чудак "добро пожаловать" там купит за пятак. Там и обсудим, как хозяин с Юлией расстался.

ЛАУНС:

Серьёзно целились, а выстрел - холостой.

СПИД:

Так и остался холостым?

ЛАУНС:

Конечно.

СПИД:

И что ж теперь? Не женится на ней?

ЛАУНС:

Сказал же, нет.

СПИД:

Разбитые сердца?

ЛАУНС:

Да нет, целёхоньки.

СПИД:

Так в чём же дело, расскажи.

ЛАУНС:

А дело просто: раз ему отлично, то и ей - не хуже.

СПИД:

Ну, ты и задница! Тебя мне не понять!

ЛАУНС:

Ну ты и дуб! Моя дубинка тоже деревяшка, а понимает с одного удара.

СПИД:

Ну, что ты мелешь!

ЛАУНС:

Не мелю, а утверждаю: я упираюсь в палку, а она - в меня. Вот так и понимаем мы друг друга.

СПИД:

На самом деле - палка под тобой.

ЛАУНС:

Что палка подо мной, что я под палкой - всё едино.

СПИД:

Скажи под палкой: будет брак иль нет!

ЛАУНС:

Не каждая собака это знает. Спроси-ка у моей. Ответит "да", то будет. Ответит "нет" - так нет. А,если просто хвостиком махнёт и ничего не скажет, значит будет.

СПИД:

Значит будет.

ЛАУНС:

Такой секрет не выбьешь из меня, иного и не скажешь.

СПИД:

Иного мне не говори, а только это. Не правда ль, Лаунс, мой хозяин-то любовничек, что надо.

ЛАУНС:

Таким его всегда и знал.

СПИД:

Каким?

ЛАУНС:

Как ты и обозвал его - "что надо".

СПИД:

Ты снова, сукин сын, меня не понимаешь.

ЛАУНС:

Дурак - не ты, а твой хозяин.

СПИД:

Да говорю ж тебе - хозяин мой сгорает от любви.

ЛАУНС:

Да пусть в любви сгорает твой хозяин. А ты пойдёшь со мной в кабак, а не пойдёшь, то значит ты - еврей, меня, христианина, не достоин.

СПИД:

А почему?

ЛАУНС:

Любови к ближнему тебе не достаёт на то, чтобы в кабаке гулять с христианином. Так ты идёшь?

СПИД:

Ну, если так, то да!

(Уходят.)

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Там же. Дворец герцога.

(Входит Протей.)

ПРОТЕЙ:

Оставить Юлию - кощунство,

И Сильвию любить - кощунство.

Подставить друга - большее кощунство.

А клятву первую предать - тройное вероломство.

Любовью клялся и любовью предаю.

О страстию разящая любовь,

Бреду в твоём греховном лабиринте,

Открой мне к свету путь.

Звездою малою влекомый прежде,

Сегодня солнцем ярким ослеплён.

Коль, присягнув, ты недомыслил,

Домысли и забудь присягу.

Всегда есть умному, что выбрать.

Как может повернуться мой язык

Дурнушкой называть невесту,

Чью над собою власть боготворил,

И в клятвах верности бесчисленных божился.

Не смея бросить, всё же бросил.

И разлюбил, где должно мне любить.

Теряю Юлию, теряю Валентина.

А сохраню, то - изменю себе.

Их потеряв, найду замену тут же:

Себя - за Валентина, Сильвию - за Юлю.

Я сам себе - дороже друга.

Любовь к себе самой не знает меры.

Пред Сильвией, свидетель небо, породившее её,

Простушка Юлия - подобна эфиопке.

Забуду Юлию, а помнить только буду,

Что не было несчастной той любви.

Коль друга Валентина я врагом поставил,

То в Сильвии я друга обрету.

Себе быть верным не могу,

Не изменяя Валентину.

Сегодня ночью к ней в окно

По лестнице верёвочной взберётся,

А я советником сопернику назначен.

Придётся мне немедля рассказать

О тайных планах дерзкого побега.

Отец разгневанный прогонит Валентина,

А Турио, глупца, что Сильвии отец в мужья наметил,

Я обойду смекалкой и уменьем.

Так дай же крылья мне, любовь,

К заветной цели устремиться,

Подобно разуму, которым наградила.

(Уходит.)

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Верона. Дом Юлии.

(Входят Юлия и Лючетта.)

ЮЛИЯ:

Ах, посоветуй, милая Лючетта , самой любовью заклинаю, тебя, мою хранительницу сокровенных дум, что можно было бы придумать, не возбуждая любопытных сплетен, отбыть мне к ненаглядному Протею.

ЛЮЧЕТТА;

Путь изнурителен, увы, и долог.

ЮЛИЯ:

Ведь верою ведомый пилигрим не устаёт бродить по белу свету, так и я, крыла любви расправив, к прекрасному, бесценному Протею полечу.

ЛЮЧЕТТА:

Не лучше ль подождать, когда вернётся?

ЮЛИЯ:

Душа моя его питалась взором. Тебе не жаль, что чахну я, так долго не имея этой пищи. Да если б знала ты любови зов призывный, не стала бы ты снегом засыпать огонь, а словом пламя вспыхнувшей любви тревожить.

ЛЮЧЕТТА:

Огонь любви тушить не собираюсь, но пожар всегда опасен, который может разум в одночасье уничтожить.

ЮЛИЯ:

Чем больше мы его гасили, тем больше он противился насилью. Ручей журчащий зареветь способен, на пути преграду встретив. Кода же путь его свободен, он ухо музыкой ласкает, по гальке весело шагает и стебли нежно обнимает, целуя каждую травинку. И, как бы не был путь извилист, и, как бы долог не был он - от океана не уйти. Позволь и мне мой курс не править, и терпеливо, как ручей, к любви, что больше океана, стремиться, всё преодолев. Чтоб там, достигнув врат блаженства, душа отдохновение нашла.

ЛЮЧЕТТА:

В кого ж обрядитесь, пускаясь в долгий путь?

ЮЛИЯ:

Во избежанье встреч с распутными мужами, в мужское платье обряжусь. Лючетта, милая,

достань мне платье, в которое рядятся благородные пажи.

ЛЮЧЕТТА:

Лишитесь вы тогда волос своих шикарных.

ЮЛИЯ:

Упрячу их под шёлковые ленты замысловатых двадцати бантов, на что способны юноши сегодня годами более солидными, чем я.

ЛЮЧЕТТА:

Какой фасон для бриджей предпочтёте?

ЮЛИЯ:

То всё равно, что спрашивать меня: "Какой каркас под юбку господин желает?". На безупречный вкус твой полагаюсь.

ЛЮЧЕТТА:

И бант на них быть непременно должен.

ЮЛИЯ:

Нет, нет, Лючетта. Это не по моде.

ЛЮЧЕТТА:

Ну, что за бриджи без банта? - булавку некуда пришпилить.

ЮЛИЯ:

Лючетта, коли любишь ты меня и ценишь, то сделай всё по высшему разряду. И всё же: как воспримет свет мою безумную затею? Не оскандалиться бы мне.

ЛЮЧЕТТА:

Тогда забудем всё и оставайтесь дома.

ЮЛИЯ:

Теперь уж нет.

ЛЮЧЕТТА:

Оставьте думы о плохом и направляйтесь в путь. Ведь если сам Протей вас не осудит, какое дело до того, что скажут люди. Сдаётся мне, однако, не порадует затея молодца.

ЮЛИЯ:

Как раз об этом я не думаю, Лючетта. Суммируя бесчисленные клятвы и океаны пролитых им слёз, в любови бесконечной уверенья, убеждена: он будет рад приезду моему.

ЛЮЧЕТТА:

Весь этот перечень и в арсенале ловеласов.

ЮЛИЯ:

Чем ниже человек, тем ниже цель! Но звёзды, под которыми Протей родился лгать не могут: слова - булат, присяга - щит, любовь - богиня , мысли - светлы, а слёзы - сердца праведного влага. Как небо от земли далёко, так помыслы его далёки от обмана.

ЛЮЧЕТТА:

Молите бога, чтобы всё так и случилось.

ЮЛИЯ:

Не очерняй его, в недобрых помыслах не обвиняй, коль любишь ты меня и уважаешь, тогда и я тебе взаимностью отвечу. Теперь же в комнату ко мне идём и приготовим всё необходимое в дорогу счастья. Всё, чем владею, отдаю тебе: и земли, и имущество, и честь. Взамен прошу одно - собрать по чести. Не надо слов и возражений. И так теряем время золотое.

(Уходят.)

АКТ ТРЕТИЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Милан. Дворец герцога.

(Входят Герцог, Турио и Протей.)

ГЕРЦОГ:

Прошу вас, Турио, оставить нас на время. Нам надо пообщаться по секрету.

(Турио уходит.)

И что ж, Протей, хотели вы сказать?

ПРОТЕЙ:

Законы дружбы мне не позволяют открываться, но молчать, великий герцог, я не смею. В ответ на вашу благосклонность к моей персоне заурядной считаю я необходимым вас посвятить в такую тайну, открыть которую я никогда бы не решился при обстоятельствах иных. Так знайте ж, ваша светлость, друг мой Валентин намерен этой ночью вашу дочь похитить и мне поведал тайного побега план. Известно мне: отдать за Турио вы дочь свою решили, хотя красавица к нему душою холодна. Но рассудив, чем может обернуться для отца на склоне лет побег, счёл своим священным долгом расстроить планы друга своего и упредить удар на вашу голову седую.

ГЕРЦОГ:

За благородный жест, Протей, благодарю. Пока живу - всегда к твоим услугам. Ведь я и сам влеченье их частенько замечал, случайно притворяясь спящим. Тогда и возникала мысль сеньора Валентина от дел дворцовых отстранить, не дав возможности им более встречаться, но, будучи противником беспочвенных и гнусных подозрений, людей невинных без причин разящих, я сделать это не решался. Моя любезность к Валентину должна была раскрыть мотивы замыслов его, о чем вы и поведали сегодня. И, опасаясь безрассудных в юности поступков, покои дочери устроил я в высокой башне, а ключ заветный - у меня в кармане. Побег оттуда просто невозможен.

ПРОТЕЙ:

Но знайте, герцог благородный, они придумали свой способ, которым он окна достигнет, а там по лестнице плетёной они опустятся на землю. Любовник юный лестницу готовит и намерен сюда её доставить вскоре. Момент удобный заговорщика схватить. Но мне хотелось бы, мой герцог, мою причастность к этому сокрыть. Не к другу ненависть, а к вам благоволенье меня заставило решится на поступок.

ГЕРЦОГ:

Клянусь вам честью: ни словом, ни намёком не позволю вас открыть.

ПРОТЕЙ:

Прощайте ж, герцог, Валентин идёт.

(Уходит.)

(Входит Валентин.)

ГНРЦОГ:

Никак спешите, благородный Валентин?

ВАЛЕНТИН:

Да, ваша светлость, ждёт меня гонец, ему я должен кучу писем для друзей вручить, вот и спешу их передать.

ГЕРЦОГ:

А письма те важны?

ВАЛЕНТИН:

Мотив их прост - и жив я и здоров и чтим при герцогском дворе.

ГЕРЦОГ:

Всё это пустяки. Останься. Хочу поведать сокровенное тебе. Давно уж всем известно о желании моем отдать за Турио единственную дочь.

ВАЛЕНТИН:

Конечно, герцог, мне известно. К тому ж уверен: партия в богатстве и почёте не имеет равных. А кроме прочего набор иных достоинств позволяет быть ему хорошим мужем вашей дочери прелестной. И всё ж: не каждый праздник песнею венчают.

ГЕРЦОГ:

Да, не до песни. Она капризна и упряма, горда несказанно и своевольна, ей незнакомо чувство долга. Не признает над ней отцовской власти, родительского гнева не страшится.

И гордость непомерная, скажу я, во мне убила прежнюю любовь. А, разуверясь в том, что в старости она опорой будет, решил жениться сам, её же выдать замуж за любого. Пусть красота послужит ей приданым, коль ни меня и ни моих богатств не признаёт.

ВАЛЕНТИН:

И чем же я полезен быть могу?

ГЕРЦОГ:

На свете есть одна прелестная особа, к которой я дышу неровно, но красота её и гордость к моим летам и комплиментам глухи. Хотел бы вас просить моим наставником в подобном деле быть. Ведь я давно забыл искусство обольщенья, а к тому ж давно сменились нравы. Как мне в глазах её лучистых не оплошать и выгодно себя преподнести?

ВАЛЕНТИН:

Уж коль не действуют слова, подарком сердце растопите. Немая красота колец и самоцветов заворожить способна женский ум сильнее самых страстных слов.

ГЕРЦОГ:

Она с презрением подарок мой отвергла.

ВАЛЕНТИН:

Отвергнув жестом, сердцем - женщина желает. Дарите снова и надежды не теряйте. Презрение с любовью ходят рядом. Её притворная сердитость - ширма, за которой прячется любовь: бранит - не гонит, а привязывает крепче. Ушёл - обидел , чувства осквернил. Что женщина твердит, всегда - пустое, не слушать, ей не отвечать - и мудрое и самое простое. Закрыв глаза на всё, ей льстите, коль победить действительно хотите. И, коли лестью ваш язык владеет, то женщину любую одолеет.

ГЕРЦОГ:

Та, о которой говорю, обещана другому богатому и молодому. От глаз мужских её оберегают, и днём содержится под строгим наблюдением она.

ВАЛЕНТИН:

Коль днём нельзя, проникнуть можно ночью.

ГЕРЦОГ:

Дверь заперта, ключи в надёжном месте. И нет возможности проникнуть даже ночью.

ВАЛЕНТИН:

Зачем же в дверь, когда в окошко можно?

ГЕРЦОГ:

Её покои от земли вознесены высоко, а стены так отлоги, что до окна добраться, не рискуя жизнью невозможно.

ВАЛЕНТИН:

Тогда по лестнице верёвочной, наброшенной на два крюка надёжных, взлететь на башню к новой Геро для бесстрашного Леандра - пустяки.

ГЕРЦОГ:

Ты, отпрыск знатного семейства, советом награди, где эту лестницу достать.

ВАЛЕНТИН:

Скажите, ваша честь, когда она понадобиться вам?

ГЕРЦОГ:

Сегодня ночью подвиг совершу. Любовь, подобно малышу, ручонки тянет ко всему, что видит.

ВАЛЕНТИН:

К семи часам достану лестницу такую.

ГЕРЦОГ:

Туда намерен добираться я один. Смогу ли сам я лестницу доставить?

ВАЛЕНТИН:

Труда вам это не доставит, ваша честь.. Она легка и может разместиться под любым плащом.

ГЕРЦОГ:

К примеру, под таким, как ваш возможно спрятать?

ВАЛЕНТИН:

Да, ваша светлость.

ГЕРЦОГ:

Позвольте мне взглянуть. Такой же надо мне достать достаточной длины.

ВАЛЕНТИН:

Для этой цели всякий плащ пригоден, ваша светлость.

ГЕРЦОГ:

Как буду выглядеть в таком плаще я? Прошу вас, дайте мне его примерить. Смотри-ка: здесь письмо? Кому же? Сильвии! А вот и лестница, которая мне так необходима. Печать же на письме осмелюсь в этот раз взломать.

(Читает.)

"Все помыслы мои в твоей томятся власти,

Они - рабы на службе у тебя,

Какое было бы несказанное счастье

На тех же крыльях унести себя.

Пусть помыслы мои на грудь твою ложатся,

Ах, как завидую приласканным рабам,

А я - король, всё вынужден скитаться

Страдая в одиночестве, стремясь душою к вам."

А здесь что?

"Я ночью, Сильвия, тебя освобожу."

Так вот зачем вам лестница нужна!

Ах, Фаэтон, Меропса сын презренный, ты смеешь колесницею небесной править и прихотью своею хочешь мир спалить? Звезда сияет, но достать её не можно. Прочь, самозванец! Самонадеянный поганец! Себе подобных обольщай улыбкой. Поступок низкий твой сурового достоин наказанья, но снисхождение моё тебя лишь отлучает от двора. Будь более за это благодарен, чем за щедроты, что сыпал так обильно в адрес твой.

Но если ты немедленно владений не покинешь, то ,небом я клянусь, мой гнев порушит всё, что я любил. Пошёл же прочь! Ни слова - в оправданье. Спеши, коль жизнею своею дорожишь.

(Уходит.)

ВАЛЕНТИН:

Не лучше ль умереть, чем жить под этой пыткой? Ведь умереть - себя оставить.

А Сильвия - я сам. Её оставить - самого себя покинуть. Смертельный круг! Зачем мне свет, коль Сильвии не вижу? Нет Сильвии - и радости мне нет. Одно видение её не лечит сердце: не слышу песен соловья ночного, не вижу яркого сияния дневного. Она - вся суть существованья моего и без её животворящих благ мне не прожить. Он смертный приговор не зачитал, однако, перед выбором поставил: останусь здесь - лишусь я головы, уйду же - с жизнью попрощаюсь.

(Входят Протей и Лаунс.)

ПРОТЕЙ:

Беги, беги и отыщи его.

ЛАУНС:

Ату его. Ату!

ПРОТЕЙ:

Кого ты видишь?

ЛАУНС:

Того, кого исками мы. Весь с головы до пят наш славный Валентин.

ПРОТЕЙ:

Уже ли Валентин?

ВАЛЕНТИН:

Нет.

ПРОТЕЙ:

А кто ж тогда? Видение его?

ВАЛЕНТИН:

Пустое место.

ЛАУНС:

Пустое место говорить не может. А, может, попусту ударить?

ПРОТЕЙ:

Ударить попусту кого?

ЛАУНС:

Пустое.

ПРОТЕЙ:

Ну, хватит, дуралей.

ЛАУНС:

Не хватит, а хватить пустое. Ну. Прошу вас...

ПРОТЕЙ:

Сказал же, прекрати! Дружище Валентин, послушай.

ВАЛЕНТИН:

Вестями гадкими мои забиты уши, иных вестей они не признают.

ПРОТЕЙ:

И я свои в молчанье упакую, что толку их в лохани полоскать.

ВАЛЕНТИН:

Скончалась Сильвия?

ПРОТЕЙ:

Нет, Валентин.

ВАЛЕНТИН:

Да, Валентина нет для Сильвии прекрасной. Мне изменила?

ПРОТЕЙ:

Нет, Валентин.

ВАЛЕНТИН:

Не Валентин, а Сильвия забыла. Какие приготовил новости ты мне?

ЛАУНС:

Двору объявлено , сеньор, что вас изгнали.

ПРОТЕЙ:

Новость такова: от Сильвии, от друга и отсюда изгнан ты.

ВАЛЕТИН:

В глубоком горе я тону, последняя волна меня накроет. Известно ль Сильвии, что двор меня презрел?

ПРОТЕЙ:

Да. Да. Она на этот приговор, не приведённый в действие пока, но неизменный, жемчужин целый океан потратила напрасно. Они растаяли у ног её сурового отца и превратились в слёзы. Она ж стояла на коленях перед ним, заламывая в горе руки, которые белее воска от страданий стали. Ни согбенных колен, ни вздохов тяжких и ни стонов, ни рук заломленных плетьми, ни серебра звеневших слёз он не учёл, но заметил, коль Валентин промедлит, то умрёт. Он так взбешён заступничеством был, что дочь свою в темницу заточил, грозя её оставить там навеки.

ВАЛЕНТИН:

Довольно слов. Ещё одно, подобное мечу, на голову мою, и я - казнён. Шепни же мне его как смертный приговор перед последним вздохом.

ПРОТЕЙ:

Нельзя печалится о том, что не поправишь, печалься о своих печалях и время вылечит тебя, надежду снова возродив. Здесь - не любить тебе, не жить. Любовь, на посох свой надежду опираясь, тебя обережёт от скорбных мыслей. Твоим посланиям преграды здесь не будет, все как одно прильнут к груди любимой, когда их передам я адресату. У скорби есть конец, давай его приблизим. Идём же, провожу тебя к воротам. Есть время до момента расставанья поговорить нам о делах твоих любовных. И ради Сильвии твоей, а не тебя мы ради должны отсюда быстро удалиться.

ВАЛЕНТИН:

Лаунс, коль встретишь моего слугу. Пусть поспешит найти меня у северных ворот.

ПРОТЕЙ:

Иди и разыщи его. Идём же, Валентин.

ВАЛЕНТИН:

Бедняжка Сильвия! Несчастный Валентин!

(Уходят Валентин и Протей.)

ЛАУНС:

Пусть я дурак, но не такой, чтоб не понять, что господин, которому служу, к разряду негодяев отнесён, а это всё равно, что негодяй он настоящий. И этот плут не знает, что влюблён я. Представьте - я влюблён. И даже сотней лошадей не вытащить ту новость из меня. И это - женщина. Но что за женщина не знаю я и сам. А может - девушка, а может быть и нет, по сплетням судя, и всё же - девушка она, иначе не платил бы ей хозяин денег. Она резвей любой собаки, что выше похвалы для девушки простой.

(Вынимает лист бумаги.)

Вот перечень её достоинств: "Прежде всего: она может приносить и доставлять удовольствия". Что ж и от лошади не более получишь. Нет, не может лошадь приносить, а только - доставлять. Поэтому она ценнее клячи. "Кроме того: и много молока давать." Смотри-ка: редкое достоинство девицы с чистыми руками.

(Входит Спид.)

СПИД:

Ну, здравствуй, Лаунс. Новости какие в мире?

ЛАУНС:

Мир - в мире, значит миру - мир.

СПИД:

Всё словом тешишься и словом поражаешь. Тогда, что нового в послании твоём?

ЛАУНС:

Да новость чёрная, что мир чернит бедою.

СПИД:

Действительная черна?

ЛАУНС:

Чернил чернее.

СПИД:

Так дай прочту её.

ЛАУНС:

Стыдись, болван, ты грамоты не знаешь!

СПИД:

Не ври. Я знаю.

ЛАУНС:

Сейчас тебя я испытаю. Кем ты рождён?

СПИД:

Да сыном деда я рождён.

ЛАУНС:

Вот, неуч, и не смог ответить на вопрос. Ведь это сын был - бабушки твоей. А говоришь, что грамотой владеешь.

СПИД:

Давай же, идиот, давай прочту бумагу.

ЛАУНС:

Ну, на, читай. Пусть Николай святой тебе поможет.

СПИД (читает):

Прежде всего - и много молока даёт.

ЛАУНС:

Да, да, может.

СПИД:

Кроме того - варит прекрасное пиво.

ЛАУНС:

Не даром говорится: "Кто пиво варит - тот добро всем дарит."

СПИД:

Кроме того - она умеет шить.

ЛАУНС:

Шить, да не людей смешить.

СПИД:

Кроме того - умеет и вязать.

ЛАУНС:

Не дать, не взять, и по ногам и по рукам мужей научена вязать.

СПИД:

Кроме того - и мыть умеет и скоблить.

ЛАУНС:

И голову намылит, и острым словом шкуру отскоблит.

СПИД:

Кроме того - и прясть она умеет.

ЛАУНС:

Сучит словечком нитку лжи - не опровергнешь, не порвёшь её.

СПИД:

Кроме того - имеет много и других достоинств, доселе неизвестных никому.

ЛАУНС:

Ни более ни менее, чем кучу деток, которым не известны имена отцов.

СПИД:

И о пороках пару слов.

ЛАУНС:

Буквально по пятам всех добродетелей её.

СПИД:

Статья - не целоваться натощак, иначе попадаешь впросак и задохнёшься воздухом отрыжки.

ЛАУНС:

Закроем тему - исправим завтраком проблему. Дальше.

СПИД:

Статья - сластёна данная матрёна.

ЛАУНС:

Да это - просто красота: исправит горечь изо рта.

СПИД:

Статья - Во сне, порою, говорит.

ЛАУНС:

Надеюсь, говоря, не спит.

СПИД:

Статья - и днём не много говорит.

ЛАУНС:

Да разве можно это ставить в ряд пороков женщин! Немедленно из списка убирай и ставь в число достоинств.

СПИД:

Статья - высокомерна.

ЛАУНС:

И это - вон из списка! Высокомерие - наследство женщине от Евы. Его у женщин не отнимешь.

СПИД:

Статья - она беззуба.

ЛАУНС:

И слава богу - корки все мои.

СПИД:

Статья - она сварлива.

ЛАУНС:

Браниться - не кусать, да, если и захочет, беззубой нечем мужа укусить.

СПИД:

Статья - винцо своё похваливать горазда.

ЛАУНС:

Пусть хвалит, коль оно недурно, а, если не похвалит, то сам и выпью и хвалу воздам.

СПИД:

Статья - она щедра.

ЛАУНС:

Не на язык ,я полагаю, ибо - мало говорит, и не на деньги - кошелёк в моём кармане, а коль на прочее щедра, так здесь поделать я не смею ничего, да и не буду. Что дальше у тебя?

СПИД:

Статья - волос - долог, ум - короток, пороков больше, чем волос, достатков больше недостатков.

ЛАУНС:

Довольно. Я её беру. По статье последней была она моей и не моей уже три раза. А ну-ка повтори статью.

СПИД:

Статья - волос - долог, ум - короток.

ЛАУНС:

Волос - долог, ум - короток? Такое может быть. Смотри-ка: крышка от солонки прикрывает соль, выходит - крышка больше соли. За волосами кроются мозги, выходит - волосы мозгов гораздо больше, не будешь спорить,что за большим меньшее таится. Что там ещё?

СПИД:

Статья - пороков больше, чем волос.

ЛАУНС:

Вот это не годится никуда. Не лезет ни в какие, брат, ворота.

СПИД:

И достатков больше недостатков.

ЛАУНС:

Пороки за достатками не видно. Я её беру. А так как невозможного на свете не бывает...

СПИД:

То что?

ЛАУНС:

А то, что ждёт тебя у северных ворот твой господин.

СПИД:

Меня?

ЛАУНС:

Тебя! Бывало ждал и не таких, как ты. Сейчас же ждёт лишь одного тебя.

СПИД:

Советуешь идти?

ЛАУНС:

Бежать, а не идти. Ты столько здесь торчишь, что,только высунув язык, догнать его успеешь.

СПИД:

Ну, что ж ты раньше не сказал? Побрал бы чёрт твои любовные записки!

(Уходит.)

ЛАУНС:

Достанется ему по первое число за эту читку. Не суйте, господа, свой нос в секреты, не будете наказаны за это. Пойду-ка посмотрю, как по носу дают тому, кто насмехался надо мною тут.

(Уходит.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Там же. Дворец герцога.

(Входят Герцог и Турио.)

ГЕРЦОГ:

Смелее, Турио, она полюбит вас, ведь Валентин теперь её не отвлекает глаз.

ТУРИО:

Изгнание его презрение ко мне усугубило. Отгородилась от меня, моей компании не терпит. Надежду всякую теряю на взаимность.

ГЕРЦОГ:

Её любовь к нему не более, чем льдинка, готовая растаять от тепла. И холод чувств её утонет в прошлом, а вместе с ним никчёмный Валентин.

(Входит Протей.)

Приветствую, сеньор, Протей! Отбыл ли ваш земляк в соответствии с велением моим?

ПРОТЕЙ:

Да, ваша милость.

ГЕРЦОГ:

Печалью дочь моя омрачена.

ПРОТЕЙ:

Печаль любую время быстро лечит.

ГЕРЦОГ:

На это и надеюсь. Лишь Турио не может согласиться с этим. Поскольку вы, Протей, доверие высокое монарха оправдали, хотел бы снова ваше мнение узнать.

ПРОТЕЙ:

Умру, но докажу вам преданность свою.

ГЕРЦОГ:

Наверное ты знаешь, как хочу я свадьбы Турио и дочери моей.

ПРОТЕЙ:

Да, ваша светлость.

ГЕРЦОГ:

И знаешь, как противится она отцовской воле.

ПРОТЕЙ:

Противилась, сеньор, пока здесь находился Валентин.

ГЕРЦОГ:

Но и теперь она полна протеста. Как вытравить любовь из сердца к Валентину на Турио же - взоры обратить?

ПРОТЕЙ:

Нет способа надёжней, чем Валентина очернить. Три главных козыря у нас. Любая женщина не терпит обмана, трусости и низкого происхожденья.

ГЕРЦОГ:

Как ненависть мою к нему она оценит это.

ПРОТЕЙ:

Да, если скажет враг. Но если Валентина друг ей скажет это, оценка будет у неё иная.

ГЕРЦОГ:

И карты в руки вам: идите клевещите.

ПРОТЕЙ:

Противно, мой сеньор, такое вытворять, и в дворянина статусе и друга.

ГЕРЦОГ:

Нет смысла вам терзаться понапрасну: ни добрых и ни бранных слов он не оценит. Услугу другу окажите.

ПРОТЕЙ:

Ну, что ж - вы убедили. Я дело сделаю и сердце девы заражу презрением к нему. Но Валентина вытеснив из сердца, не значит Турио туда внедрить сумею.

ТУРИО:

Его любовь из сердца вымывая, оставьте в нем местечко для меня. Ведь чем чернее он, тем я белее хвалою ваших уст.

ГЕРЦОГ:

Мы полагаемся на вас, Протей. И знаем из рассказов Валентина о вечной верности предмету ваших воздыханий. А потому вам доступ к Сильвии свободный представляем.

Она подавлена и вся ушла в себя. Открыться может только другу Валентина. Используя доверие её, своим искусством убеждать убьёте Валентина в памяти девицы, воздвигнув Турио на этом пьедестале.

ПРОТЕЙ:

Все силы приложу и сделаю, как надо. А вы же, Турио, и сами не плошайте. Ловите все её капризы, в сонеты воплощая, где ритм и тон строки любовной ложатся на сердце бальзамом.

ГЕРЦОГ:

Величие небес поэзию питает.

ПРОТЕЙ:

Всё положите на алтарь её достоинств: и сердце, и стенанья, и потоки слёз. Доколе не испишется перо и не закончатся чернила пишите ей, слезами ставя точки там, где сердце надо тронуть. Певец и музыкант Орфей всего лишь звуком лютни и сталь, и камень чувством наделял, смирял зверей, морских чудовищ из глубин на пляски приглашал. А после ваших жалобных элегий ступайте ночью под её окно, вплетая свой любовный лейтмотив в мелодию поющего оркестра. И ночь, аккомпанируя душе, дуэтом с вами жалобно споёт. Ничто иное сердце девушки не тронет.

ГЕРЦОГ:

Да, опыта в любви тебе не занимать.

ТУРИО:

Так я и поступлю сегодня ночью. Сейчас же, дорогой Протей, наставник мой, отправимся мы в город и наймём достойных музыкантов. Да и сонет уже готов на этот уникальный случай.

ГЕРЦОГ:

Ну, что ж за дело, господа!

ПРОТЕЙ:

К услугам вашим мы до ужина, сеньор, затем займёмся нашим делом.

ГЕРЦОГ:

Я отпускаю вас. Немедля принимайтесь-ка за дело!

(Уходят.)

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Граница Мантуи. Лес.

(Входят разбойники.)

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Тише, ребята. Вижу странника.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Будь их десяток и тех перебьём.

(Входят Валентин и Спид.)

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Стой или сядь, но всё отдай, что есть отдать, не то всё силой отберём.

СПИД:

Сеньор, конец! Мы набрели на тех, о ком идёт дурная слава по округе.

ВАЛЕНТИН:

Послушайте, друзья...

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Быть может кто-то, но не я. Мы - ваши недруги, а вовсе не друзья.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Замолкни! Пусть он говорит.

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Клянусь своею бородой, он - парень, вроде, не плохой. Так что ты хочешь нам сказать?

ВАЛЕНТИН:

Друзья, мне нечего терять. Я потерял свои надежды, а всё богатство - лишь одежда. И, если оную мне снять, то больше нечего отдать.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Путь держите куда?

ВАЛЕНТИН:

В Верону.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

А откуда?

ВАЛЕНТИН:

Из Милана.

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Как долго были там?

ВАЛЕНТИН:

Шестнадцать месяцев почти. Но если б не судьба-злодейка, остался бы на больший срок.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Выходит, что изгнали вас?

ВАЛЕНТИН:

Да.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Что ж натворили вы?

ВАЛЕНТИН:

Меня терзает память за проступок этот: убил я человека там. О том, конечно, пожалел не раз я, но бой был честным, в котором не было ни вероломства и ни фальши.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Коль так произошло - нашёл, о чём жалеть. Как можно за такое изгонять?

ВАЛЕНТИН:

Судьба ко мне благоволит.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Владеете ли языками вы?

ВАЛЕНТИН:

Мотаясь в юности по свету, я многое познал и получил за счёт владения чужими языками.

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Клянусь я лысиной монаха Фраир Така , что этот парень мог бы стать главою шайки нашей!

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Берём его. Зову вас всех на слово.

СПИД:

Хозяин, соглашайтесь. Есть в шайке этой доля благородства.

ВАЛЕНТИН:

Молчи, негодник!

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Осталось что-нибудь у вас отдать?

ВАЛЕНТИН:

Кроме удачи, ничего.

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Так знайте ж: многие из нас в недавнем времени - дворяне, но юность бесшабашная толкнула на поступки, несовместимые с законом и общество отвергло нас. Я сам был изгнан из Вероны, пытаясь даму знатную похитить , наследницу и близкую по крови королю.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

А я из Мантуи, где в сердце самое сеньора знатной крови заколол в порыве гнева.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

И я наказан был за те же самые проступки, но к делу перейдём. В своих деяниях мы вам открылись, чтоб оправдали вы наш вынужденный грех занятия разбоем. К тому же, оценив и внешность, и богатый опыт в иностранных языках, решили, что вы тот, который нам по всем статьям подходит.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Ну да! Вы изгнаны и мы. Вот и решили мы вступить в переговоры с вами. Готовы стать вы нашим главарём? И жить и быть в лесах дремучих с нами, необходимости жестокой покорившись?

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Что скажешь нам на это? Ты наше общество приемлешь? Коль скажешь да, ты с нами, парень, навсегда. В почёте будешь и во власти, и удостоим чести короля.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Откажешь - здесь навеки ляжешь.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Чтоб нашим предложением бахвалиться не мог.

ВАЛЕНТИН:

Согласен я и вами остаюсь, но при условии одном - коль будет мне завет обещан не трогать бедняков и слабых женщин.

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Мы сами крепко держим наше слово - не трогать ни больного, ни простого. Идём-ка с нами познакомим с шайкой и покажем все богатства , которые теперь тебе принадлежат, равно как и каждый из разбойников в лесу.

(Уходят.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Милан. Внешняя часть дворца герцога под окном Сильвии.

(Входит Протей.)

ПРОТЕЙ:

Пришлось мне друга Валентина обмануть, сейчас же должен Турио надуть. Используя его знамёна, иду на штурм любви своей. Помогут ли ничтожные подарки поколебать её и чистоту и святость? Когда торжественно ей в верности клянусь, измену другу в этом видит. Когда же красоту её боготворю, в измене обвиняет к Юлии, которую я некогда любил. Но несмотря на все остроты, которые любовника разят, моя любовь, как собачонка: чем больше дразнят, тем она настырней. Но вот и Турио идёт. Пора нам под окно слух Сильвии ласкать чудесной серенадой.

(Входит Турио с музыкантами.)

ТУРИО:

Вот это да, сеньор Протей! Как вы сюда пробрались раньше нас?

ПРОТЕЙ:

Любовь проникнет там, где не пройдёт никто, мой Турио любезный.

ТУРИО:

Надеюсь я, сеньор, что ваша-то не здесь.

ПРОТЕЙ:

Конечно, здесь. Иначе б не был здесь и я.

ТУРИО:

Кто? Сильвия?

ПРОТЕЙ:

Да, Сильвия, и ради вас.

ТУРИО:

Спасибо вам. Ну, господа, настройтесь и - за дело.

(Входят и останавливаются в отдалении Хозяин гостиницы и Юлия в мальчишеской одежде.)

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

И что вас, юноша, так сильно огорчило?

ЮЛИЯ:

Да что-то мне, хозяин, всё не по душе.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Я уверяю: вы развеселитесь. Здесь много музыки, а главное - тот господин, которого желали так увидеть.

ЮЛИЯ:

Смогу ли я его услышать?

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Не может быть сомнений в этом.

ЮЛИЯ:

Я лучшей музыки и не желаю.

(Играет музыка.)

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Слушайте, слушайте!

ЮЛИЯ:

Он среди них?

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Да, но помолчим! Давайте слушать.

Песня.

Кто ж эта Сильвия, скажите?

И нет числа её хвалам.

Чьей красотою дорожите,

И кто всего дороже вам.

Она, как горлица, порою,

И голосок из серебра,

Так хороша она собою

И так несказанно добра,

Она во всём великолепна

И богом прислана сюда.

От красоты её я слепну,

И вряд ли вылечусь когда.

И этот гимн её заслугам

Её несказанным чертам,

И все мы - преданные слуги,

И все цветы - к её ногам.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Да что ж такое! Вы мрачнее тучи. Что с вами, сударь? Музыка не та?

ЮЛИЯ:

Не музыка плоха, а музыкант негодный.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

А от чего ж?

ЮЛИЯ:

Уж очень он фальшивит.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Не той струны коснулся по ошибке?

ЮЛИЯ:

Он струны сердца моего фальшивой темой бередит.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Вы так мелодией ранимы?

ЮЛИЯ:

Уж лучше быть глухим, чем сердце фальшью ранить.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Похоже, вы до музыки охотник не большой.

ЮЛИЯ:

Не слышу музыки - один сплошной разлад.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Вы слышите нюанс прекрасный в теме?

ЮЛИЯ:

Нюансов-то как раз и не терплю.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Так вы хотите музыки унылой?

ЮЛИЯ:

Я не унылой, гармоничной музыки хочу .А что, хозяин, господин Протей, упоминали о котором, частый гость у этой дамы?

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Как говорит его слуга: он голову теряет от любви к особе этой.

ЮЛИЯ:

А где слугу найти?

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Пошёл искать свою собаку, которую хозяин подарить намерен завтра даме сердца своего.

ЮЛИЯ:

Они расходятся. Давайте отойдём.

ПРОТЕЙ:

Не бойтесь, Турио, я так устрою всё искусно, что вы останетесь довольны.

ТУРИО:

Где встретимся теперь?

ПРОТЕЙ:

Фонтан Георгия Святого.

ТУРИО:

Пока.

(Турио и музыканты уходят.)

(В окне появляется Сильвия.)

ПРОТЕЙ:

Сеньора, добрый вечер вам.

СИЛЬВИЯ:

За музыку спасибо, господа. А кто со мною говорит?

ПРОТЕЙ:

Да тот, чьё трепетное сердце не трудно было бы узнать, хозяина услышав голос.

СИЛЬВИЯ:

То, кажется, Протей.

ПРОТЕЙ:

Протей - слуга покорный ваш, сеньора.

СИЛЬВИЯ:

Что вы хотите?

ПРОТЕЙ:

Вашего вниманья.

СИЛЬВИЯ:

Так внемлете желанью моему: идите спать! Вы, гнусный, лживый, вероломный тип!

Уже ли я слаба умом настолько, что не вижу фальши всех любовных излияний , не раз обещанных другим? Домой немедленно вернитесь, покайтесь пред невестою своей. А я, клянусь царицей ночи, порывы вашей страсти не приемлю и, кроме прочего, жалею время, что потратила на разговоры с вами.

ПРОТЕЙ:

Любил, любил признаюсь честно, но нет её уже в живых.

ЮЛИЯ (в сторону):

Как жаль - на эту фальшь ответить не могу. И всё же - рано хоронить меня.

СИЛЬВИЯ:

И даже, если это так, то друг твой Валентин, с которым я обручена, чему свидетель сам ты, пока не умер. Тебя такой поступок не коробит?

ПРОТЕЙ:

И Валентин, по слухам судя, - не жилец.

СИЛЬВИЯ:

А коли так, то и любовь моя - в могиле, погребена со мною вместе.

ПРОТЕЙ:

Позволь на свет её извлечь.

СИЛЬВИЯ:

Ступай-ка на могилку милой и поплачься там, а лучше - схорони в могилке той тобой убитую любовь.

ЮЛИЯ (в сторону):

Такого он ещё не слышал.

ПРОТЕЙ:

Уж коли так жестокосердны вы, сеньора, то хотя бы для любви моей пожертвуйте портрет, висящий в ваше спальне. Я буду плакать перед ним и душу изливать. Поскольку ваше существо другому отдано во власть, то тень моя, сойдяся с тенью вашей, займутся настоящею любовью.

ЮЛИЯ (в строну):

Что тень тебе, что существо, а для тебя всё - баловство. Пусть тень моя примером всем послужит.

СИЛЬВИЯ:

Быть вашим божеством желанья не имею, но коли ваша фальшь молиться тени жаждет, то завтра поутру портрет вам передам. Итак, спокойной ночи.

ПРОТЕЙ:

Какая ночь спокойной может быть, коль поутру исполнен будет смертный приговор.

(Уходит Протей. Сильвия отходит от окна.)

ЮЛИЯ:

Пора и нам, хозяин.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

О, господи, а я уж и вздремнул.

ЮЛИЯ:

Не будете ль добры назвать Протея адрес.

ХОЗЯИН ГОСТИНИЦЫ:

Да у меня ж он и живёт. Смотри-ка: день уже занялся.

ЮЛИЯ:

Длинней и тягостней я ночи не знавала.

(Уходят.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Там же.

(Входит Эгламур.)

ЭГЛАМУР:

Просила Сильвия явиться в этот час, и, зная нрав сеньоры оной, уверен: не простое дельце затевает госпожа. Сеньора, где ж вы?

(В окне появляется Сильвия.)

СИЛЬВИЯ:

Кто меня зовёт?

ЭГЛАМУР:

Слуга и друг, который быть полезным жаждет.

СИЛЬВИЯ:

Поклон вам низкий, Эгламур.

ЭГЛАМУР:

И вам нижайший, госпожа. Согласно пожеланиям сеньоры с рассветом вместе я у ваших ног, готовый к поручениям любым.

СИЛЬВИЯ:

Я вам не льщу и это правда. Вы, Эгламур, галантны и точны как подобает дворянину. Вам достаёт ума и чести, о чём известно всей дворовой знати. Для вас, должно быть, не секрет, как обожаю Валентина, который изгнан со двора, а мой отец в мужья мне прочит Турио, тщеславного и гадкого мальчишку. Любили сами вы когда-то и мне поведали о том, как были вы потрясены кончиной собственной невесты, дав на могиле клятву о безбрачии своём. Я в Мантую отбыть желаю, Эгламур, где Валентин, как мне сказали, нынче обитает. Однако, путь туда опасен и нужен мне надёжный проводник. На вашу честь вполне я полагаюсь, Эгламур. Пусть гнев родителя печаль моя заслонит и ваше горе о возлюбленной своей, а оправданием побега - будет избавление от брачного союза, противного и мне и небесам. От сердца самого, наполненного горем до краёв, как море, прошу не отказать в сопровождении меня. А если не судьба, то в путь самостоятельно отправлюсь, но тайну нашу обещайте сохранить.

ЭГЛАМУР:

Не смею не сочувствовать, сеньора, вся мука на лице отражена. Ни сколько не заботясь о последствиях поступка, готов вас к счастью я сопровождать. Когда же мы намерены отбыть?

СИЛЬВИЯ:

Сегодня вечером.

ЭГЛАМУР:

Назначьте место встречи.

СИЛЬВИЯ:

Сегодня я на исповедь пойду. Там в келье Патрика и встретимся с тобой.

ЭГЛАМУР:

Не подведу, сеньора. А пока прощайте.

СИЛЬВИЯ:

До встречи, Эгламур.

(Расходятся.)

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Там же.

(Входит Лаунс с собакой.)

ЛАУНС:

Когда слугу собакой заставляют быть, замечу вам, что это неприятно. Ведь воспитав его с пелёнок, как щенка, оберегал от бед и непогод, в то время, как щенки другие гибли от невзгод. Я так его усердно обучал, что зависть у других в глазах читал как будто, видя это, завистники твердили хором: "Вот так и следует всех псов учить." Теперь же, в качестве подарка, сеньоре Сильвии я псину отведу. Зашли в столовую, а псина скок! и у сеньоры со стола стащила курочки кусок. Но пёс манерам не обучен, такой, увы, курьёзный случай. Сказал бы я, как говориться, собаке в обществе собакой быть не надо, а просто быть собакою и всё. Я, взяв вину собачью на себя, пса от расправы спас, как верно то, что я пока живу. Всё тот же пёс в компании собак из высших сфер залез под королевский стол и там (прости мне господи) оправился при всех, заставив общество в свои платки уткнуться. "Собаку вон!": вопит один, "Откуда пёс?": кричит второй, а третий: "Выпороть его!", а герцог громче все орёт: "На эшафот! На эшафот!" Учуяв запах мне знакомый, я тотчас осознал, что это пёс мой Краб изволил обозначить право первым быть. Тогда я вынужден был обратится к мастеру собачьих наказаний и спросил: "Ты хочешь выпороть собаку?" "Да", говорит, "хочу". А я ему в ответ: "На пса не справедливо, друг мой, ополчился: не пёс, а сам я помочился". Не долго думая, меня он, как собаку и отхлестал и выгнал вон. Найдёте ль вы пример такой, когда слуге прислуживает барин. Клянусь вам - нет! Хотя бы вспомнить случай, когда не он, а я в отсидке был за пудинг, что утащил мой пёс, а у позорного столба стоял я за гусей, которых придушил он, за что его бы самого давно бы придушили. Ты ж , пёс сейчас об этом не припомнишь. А я вот не забуду, как ногу некрасиво приподняв, когда с сеньорой Сильвией прощался я, на юбке госпожи ты след неизгладимый свой оставил. Я вытворял когда-нибудь такое?

(Входят Протей и Юлия.)

ПРОТЕЙ:

Ты говоришь, что Себастьяном величают? Приходишься по нраву мне ты, а вот и поручение к тому ж.

ЮЛИЯ:

Готов исполнить.

ПРОТЕЙ:

Надеюсь

(обращается к Лаунсу):

Ну, сукин сын! И где ты шлялся целых двое суток?

ЛАУНС:

К сеньоре Сильвии я шлялся, господин, по вашей просьбе. Водил собаку к ней.

ПРОТЕЙ:

Как отнеслась она к сокровищу такому?

ЛАУНС:

Она его дворняжкой назвала и благодарность выразила тем же уличным жаргоном, достойным этого подарка по её словам.

ПРОТЕЙ:

Но всё же мой подарок приняла?

ЛАУНС:

Ну, что вы в самом деле! Конечно нет. Привёл её назад.

ПРОТЕЙ:

Да как ты смел ей это предлагать от имени меня?

ЛАУНС:

Пушистик ваш, сеньор, украден у меня мальчишкой палача на рынке. Был вынужден сеньоре предложить свою собаку по размерам больше в десять раз, чем ваша, а значит в десять раз ценнее и подарок.

ПРОТЕЙ:

Пошёл же вот искать мою собаку! И без неё ко мне на дух не появляйся. Сказал же, прочь! Не раздражай меня. Презренный раб, меня срамишь ты только!

(Лаунс уходит.)

Тебя я нанял, Себастьян, по той причине, что мне помощник молодой необходим, способный выполнять мои распоряженья в срок и с толком. А этот деревенский олух не способен ни на что. Как понимаю я: ты и лицом и поведением достойным, а равно как и светским воспитаньем наделён. И знай, что это главные причины, почему беру тебя на службу. А сейчас: возьми кольцо и передай сеньоре Сильвии. Самой любовью было мне даровано кольцо.

ЮЛИЯ:

Похоже, не было любви. А, может, просто умерла?

ПРОТЕЙ:

Нет, кажется, жива..

ЮЛИЯ:

Увы!

ПРОТЕЙ:

Как понимать "увы"?

ЮЛИЯ:

Не вправе быть судьёй, но все же жаль её.

ПРОТЕЙ:

И по какой причине?

ЮЛИЯ:

Сдаётся мне: она любила вас не менее, чем вы сеньору Сильвию сейчас. Она в мечтах о том, кто более не помнит, а вы мечтах о той, кто безразличен к вам. Бывают у любви такие повороты! Как не воскликнуть здесь "увы"?

ПРОТЕЙ:

Довольно разговоров. Вот кольцо, а вот письмо в придачу. Там комната её. Скажи красавице моей, что жду её небесный лик, обещанный мне ею. По завершении задания к сеньоре вернись ко мне в обитель, где и найдёшь меня в унынии и грусти.

(Уходит.)

ЮЛИЯ:

А много ль женщин, кто способен на такое? Увы, несчастный мой Протей, лисицу нанял ты пасти своих ягнят. Но что ж я, глупая, жалею так того, кто ранил сердце мне обманом? Любя её, меня он презирает, а я, его любя, должна жалеть. Кольцо при горестной разлуке на память добрую о пламенной любви ему вручила. А вот теперь, несчастному гонцу, роль уготована любовного посла от имени того, кто предал, от имени того, кто осуждён. Нет преданней любви, чем та, что в сердце я ношу, но не могу быть истинным слугой владельца сердца моего, пока не докажу я ложь предавшего меня. Стараться, тем не менее, я буду, хоть видит бог: с прохладою и неохотой.

(Входит Юлия в сопровождении служанки.)

День добрый, госпожа. Скажите, где сеньору Сильвию могу я отыскать для разговора.

СИЛЬВИЯ:

Положим - я. Так что сказать хотите?

ЮЛИЯ:

Коль вы, тогда терпения прошу меня послушать. Я прислан к вам особым пор ученьем.

СИЛЬВИЯ:

Кто ж вас послал?

ЮЛИЯ:

Хозяин мой сеньор Протей.

СИЛЬВИЯ:

Да, да. Прислал он, видно, за портретом.

ЮЛИЯ:

Да, госпожа.

СИЛЬВИЯ:

Урсула, принеси портрет мой.

Отдав портрет хозяину, скажи, что образ Юлии, который он забыл, его бы скрасил жизнь гораздо лучше тени этой.

ЮЛИЯ:

Прочтите-ка письмо, сеньора. Ах, извините - это не для вас. Вам предназначено другое. Вот оно.

СИЛЬВИЯ:

Хотелось бы на первое взглянуть.

ЮЛИЯ:

Я права не имею вам показывать его.

СИЛЬВИЯ:

Так забери же ты и это! Мне нет нужды его читать. Ведь кроме клятв и уверений в нём ничего я не найду. А клятвы он на ветер все бросает, как я клочки его бездумного письма.

ЮЛИЯ:

Он и кольцо, сеньора, посылает вам.

СИЛЬВИЯ:

Он сотни раз твердил мне, что кольцо ему невеста на прощанье подарила. И как же смеет он кольцо мне посылать? Его неверная рука кольцо носила, моя же Юлию не смеет оскорбить.

ЮЛИЯ:

Она тебя благодарит.

СИЛЬВИЯ:

Что говоришь ты?

ЮЛИЯ:

Благодарю вас за сочувствие, сеньора, мой господин жестоко обошёлся с ней.

СИЛЬВИЯ:

Так ты её, выходит, знаешь?

ЮЛИЯ:

Как самого себя. И плакал сотни раз, когда страдания несчастной вспоминал.

СИЛЬВИЯ:

Поди, узнала, что Протей ей изменил.

ЮЛИЯ:

Уверен, что узнала и страдает.

СИЛЬВИЯ:

А хороша ль собой?

ЮЛИЯ:

Когда любил её, была прекрасна, сказал бы: наравне с красою вашей. Теперь же зеркало её лица не видит и солнце лик её без маски оскверняет, а ветер на лице рисует грубые узоры и розы щёк давно уже увяли. Черней меня она сегодня ходит.

СИЛЬВИЯ:

А высока ли ростом?

ЮЛИЯ:

Со мною наравне. Когда на Троицу гуляли и представление давали, мне выпало играть девицу и наряд прекрасной Юлии пришёлся впору мне: как будто на меня его и шили. Об этом все мужчины говорили. Вот и выходит, что мы роста одинакового с нею. А, кроме прочего, расстроил я её своею ролью. Играя Ариадну, та, что брошена изменником Тезеем, я так искусно роль исполнил, что Юлия слезами обливалась. И, вспоминая роль несчастной Ариадны, я Юлию всё время представляю и снова за неё переживаю.

СИЛЬВИЯ:

Она вам, юноша, должно быть благодарна. Ах, бедняжка, покинутая, брошенная всеми!

Твои слова меня растрогали до слёз. Вот кошелёк, возьми его себе. Путь это будет, юноша, наградой за сострадание к покинутой сеньоре. А теперь прощай.

(Уходит в сопровождении служанки.)

ЮЛИЯ:

Благодарить она вас будет, коль сойдётесь с ней. Как дама эта обходительна, мягка и миловидна. Хозяин мой, надеюсь, не увидит это, лишь холод глаз её прекрасных, пронизывающих сердце из-за сочувствия к моей покинутой сеньоре. Не предсказуема любовь в своих уловках! А вот портрет. Рассмотрим же его. Коль мне приладить все её уборы, и я б смотрелась так же, как она. И всё ж польстил натурщице художник, а, может, я сама себя превозношу. Она - брюнетка, я - блондинка и, если в этом весь секрет любовный, то я парик себе достану в том же тоне. По цвету глаз мы с нею схожи, лишь лбами, вроде, не похожи: её - пологий, мой - высокий. Что он увидел в ней и не нашёл во мне? Ужели же любовь есть божество без глаз? Пойдём же, тень, соперница моя. О, ты, бесчувственная форма, как можно целовать, боготворить тебя! И если б был какой-то смысл в подобном поклоненьи, хотел б я в статую превратиться. Но ради доброй госпожи не буду спорить, иначе бы такое сотворила, что господин, взглянув на образ с мёртвыми глазами, клянусь Юпитером, тебя не захотел бы больше видеть.

(Уходит.)

АКТ ПЯТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Милан. Аббатство.

(Входит Эгламур.)

ЭГЛАМУР:

Уж солнце позолотой запад красит, настало время Сильвии прибыть в обитель Патрика и встретиться со мною. Быстрее времени влюблённые летят, поспеть к свиданию хотят всегда до срока. Вот и она.

(Входит Сильвия.)

Сеньора, добрый вечер.

СИЛЬВИЯ:

Аминь, аминь! Пойдём скорее, добрый Эгламур, проходом чёрным чрез аббатства стену во избежание за мною тайной слежки.

ЭГЛАМУР:

Напрасны страхи: рядом лес, а под зелёным кровом нас погоня не достанет.

(Уходят.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Там же. Дворец Герцога.

(Входят Турио, Протей и Юлия.)

ТУРИО:

Сеньор Протей, пришлась ли Сильвии моя затея по душе?

ПРОТЕЙ:

Она оттаяла слегка, но недовольство вами ей преодолеть не удалось.

ТУРИО:

Не ноги ли длинны?

ПРОТЕЙ:

По-моему тонки.

ТУРИО:

Я спрячу ноги в сапоги и недостаток скрою.

ЮЛИЯ (в сторону):

Нет смысла спорить: нет силы, чтоб могла любовь пришпорить.

ТУРИО:

Что о лице моём она сказала?

ПРОТЕЙ:

Довольно бледное лицо.

ТУРИО:

Да это просто ложь, на нём оттенок светлого загара.

ПРОТЕЙ:

Прекрасен жемчуг. Ведь не даром говориться: в глазах любви и чёрный муж жемчужиной блистает.

ЮЛИЯ (в сторону):

И это правда. Лучше уж закрыть глаза.

ТУРИО:

Мой дар оратора, надеюсь, оценила?

ПРОТЕЙ:

Коль говорите о войне - нисколько.

ТУРИО:

Другое дело - когда о мире и любви я говорю.

ЮЛИЯ (в сторону):

Замолк бы с миром - был бы мир во всём.

ТУРИО:

Что говорит о мужестве моём?

ПРОТЕЙ:

На этот счёт сомнений не имеет.

ЮЛИЯ (в сторону):

Где трусость - мужеству нет места.

ТУРИО:

А древность рода моего?

ПРОТЕЙ:

Достойно вами он продолжен.

ЮЛИЯ (в сторону):

От знатных предков до балды в камзоле.

ТУРИО:

Как ценит состояние моё?

ПРОТЕЙ:

Она его жалеет.

ТУРИО:

Почему же?

ЮЛИЯ (в сторону):

Что всё ослу принадлежит.

ПРОТЕЙ:

Что вожжи не умеете держать.

ЮЛИЯ:

Сам герцог направляется сюда.

(Входит Герцог.)

ГЕРЦОГ:

Приветствую, сеньоры, вас! Не проходил ли здесь недавно Эгламур?

ТУРИО:

Нет, не видел.

ПРОТЕЙ:

И я не видел.

ГЕРЦОГ:

А дочь мою никто не видел?

ПРОТЕЙ:

Нет, не видел.

ГЕРЦОГ:

Выходит, что сбежала к Валентину, а Эгламур её сопроводил. Сам брат Лоренцо видел их, когда по лесу проходил молясь. Его он сразу опознал, но не её - она под маскою была. К тому ж - вчера на исповеди в келье Патрика она не появилась. Всё это о побеге говорит. Не тратя времени на разговоры, седлайте быстро лошадей и встретимся на горном перевале , что к Мантуе ведёт. Не тратьте время, господа, скорей за мною.

(Уходит.)

ТУРИО:

Вот вздорная девчонка! Бежит от счастья, а оно - за ней. Не за любовью Сильвии бездумной я спешу, а за отмщением сеньору Эгламуру.

(Уходит.)

ПРОТЕЙ:

Не ненависть к сеньору Эгламуру, а любовь меня влечёт.

(Уходит.)

ЮЛИЯ:

Нисколько к Сильвии претензий не имея, хочу собою от неё я заслонить Протея.

(Уходит.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Граница Мантуи. Лес.

(Входят Сильвия и разбойники.)

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Иди, иди и наберись терпенья. Тебя доставить главарю должны мы.

СИЛЬВИЯ:

Имея тысячи несчастий , одно всегда перенесу.

ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК:

Ведите же, ведите.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Где дворянин, который с нею был?

ТРЕТИЙ РАЗБОЙНИК:

Проворен больно - убежал от нас. Валерий с Моисеем следуют за ним. Веди её на запад леса к главарю, а мы - в погоню вслед за беглецом. Бежать здесь некуда ему.

ПЕРВЫЙ РАЗБОЙНИК:

Идём, веду тебя в пещеру главаря. Но ты не бойся - он собою благороден и беззащитность женскую ни чем не оскорбит.

СИЛЬВИЯ:

Из-за тебя мне, Валентин, такие пытки!

(Уходят.)

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Другая часть леса.

(Входит Валентин.)

ВАЛЕНТИН:

Привычка быстро человека побеждает. Под сенью леса, в первозданной тишине забыл я шум когда-то мной любимых городов. Уидинясь, я с соловьём на пару пою про чувства сокровенные свои. И ты, что поселилась в сердце, не уходи,чтоб не разбить его и не убить былого. Присутствием своим меня ты воскреси. Ты, нимфа славная, утешь же пастушка.

Но что за шум и что за крики в этот день? Разбойники мои, что беззаконие законом называют, несчастных по лесу гоняют. Меня они, конечно, уважают, но удержать от грубости и буйства их я часто не могу. Но стой-ка, Валентин: похоже, кто-то пробирается по лесу.

(Входят Протей, Сильвия и Юлия.)

ПРОТЕЙ:

Я, жизнью собственной рискуя, услугу оказал, сеньора, не дав насильнику и вору вас обесчестить, а вы к слуге остались равнодушны. За мой подарок удостойте добрым взглядом, о меньшем думать не желаю, хотя на меньшее вы просто не способны.

ВАЛЕНТИН (в сторону):

Подобно сну и слышу я и вижу. Дай силы мне, любовь, подобное снести.

СИЛЬВИЯ:

О, боже, как же я несчастна!

ПРОТЕЙ:

Несчастны были до прихода моего. А мой приход явил собою счастье.

СИЛЬВИЯ:

Усугубил несчастье твой приход.

ЮЛИЯ (в сторону):

Как и моё, когда к тебе он ближе.

СИЛЬВИЯ:

Уж лучше львом растерзанною быть, кровавою добычей став, чем помощи просить мне от лжеца Протея. О, небеса, люблю я Валентина и жизнь его дороже мне своей! С такой же силою Протея ненавижу за лживость и предательство его. Уйди же прочь, и не мозоль глаза.

ПРОТЕЙ:

Я б всё отдал, не исключая жизни, за взгляд приветливый один! В любви всегда и есть и было: любая женщина невыносима, когда не любит, но сама любима!

СИЛЬВИЯ:

И ты любим, Протей,а сам любить не можешь. Ты в сердце Юлии попробуй заглянуть, в нём строки первые любви тобой писались и в клятвы верности слагались, но ты все клятвы в клочья разорвал и бросил мне под ноги. Нет веры у тебя. А, может, есть,но две, но это даже хуже! Уж лучше ни одной, чем много их иметь в лице едином. Ты предал веру друга!

ПРОТЕЙ:

Любовь сильнее дружбы.

СИЛЬВИЯ:

У всех, за исключением Протея.

ПРОТЕЙ:

Но,если сила трепетного слова не может вас подвигнуть на поступок, придётся в корне тактику сменить и действовать настырно, по-солдатки. И, вопреки взаимности в любови, вас грубой силою возьму.

СИЛЬВИЯ:

О, небо!

ПРОТЕЙ:

Заставлю силой быть моею.

ВАЛЕНТИН:

Прочь руки, негодяй презренный! Не прикасайся к ней, фальшивый друг!

ПРОТЕЙ:

Валентин!

ВАЛЕНТИН:

Вульгарный друг без веры, без любви. Таких друзей сегодня время дарит. Ты, подлый человек, надежды обманул и это так - глаза мои не лгут. Был друг когда-то, только помер. Меня ли можно в этом опровергнуть? Как может правая рука свою же левую предать? Не верю более, Протей, я ни тебе, ни миру. Страшнее раны не бывает, когда она не заживает. Безумный век, где друг - презренный человек.

ПРОТЕЙ:

Вина и срам меня с землёй ровняют. Я выше, Валентин, подняться не могу. Прости, я этот крест нести теперь намерен.

ВАЛЕНТИН:

Ну. что ж, неси! Неси и честь, которую тебе я возвращаю. Тот, кто ещё прощать не научился ни небу, ни земле не пригодился. У них мы учимся прощать. И в доказательство того - что было в Сильвии моим, тебе передаю.

ЮЛИЯ:

О, несчастная я!

(Падает в обморок.)

ПРОТЕЙ:

Что с мальчишкой?

ВАЛЕНТИН:

Ну, ну-же, мальчик, не дури! В чем дело? Открой глаза, скажи же что-то.

ЮЛИЯ:

О, добрый господин, хозяин поручил мне передать кольцо сеньоре Сильвии, а я по глупости не выполнил указа.

ПРОТЕЙ:

И где ж кольцо?

ЮЛИЯ:

Да вот оно.

ПРОТЕЙ:

Как может быть такое? Коль это Юлии отдал.

ЮЛИЯ:

Меня, сеньор, простите - я ошибся. Вот кольцо, которое вы Сильвии просили передать.

ПРОТЕЙ:

Как то кольцо к тебе попало? Его отдал я Юлии, прощаясь с нею.

ЮЛИЯ:

Мне Юлия сама его дала. Сама же Юлия сюда и принесла.

ПРОТЕЙ:

Как! Юлия!

ЮЛИЯ:

Смотри на ту, кому давал ты клятвы, кто в сердце глубоко их бережно хранил. Не раз ты с корнем их извлечь пытался! Да пусть, Протей, тебя охватит стыд! Любовь заставила меня в такое платье, недостойное для женщин, обрядиться. И всё ж - мужчина женщине скорее изменяет, чем платье женщина меняет.

ПРОТЕЙ:

Да, мужчины лживы - это правда. О, боже, если б все мужчины были честны, они бы были верхом совершенства. Один порок - и все грехи наружу! Увидев Сильвию - по Юлии скучал и безнадёжно обознался. Не знает красота сравненья и в этом божие знаменье.

ВАЛЕНТИН:

Давайте ж ваши руки, позвольте мне благословить союз счастливый. Вражде - конец настал, возводим мы любовь на пьедестал.

ПРОТЕЙ:

Господь - свидетель: желание исполнилось моё.

ЮЛИЯ:

Как и моё!

(Входят разбойники, Герцог и Турио.)

РАЗБОЙНИКИ:

Вот это уж действительно добыча!

ВАЛЕНТИН:

Приказываю вам не торопиться! То - Герцог, мой светлейший повелитель. Вас, Герцог, я имею честь принять, лишённый милости и чести Валентин, кто изгнан был по вашему указу.

ГЕРЦОГ:

Валентин!

ТУРИО:

А вот и Сильвия. Она теперь моя.

ВАЛЕТИН:

Останься, Турио, на месте, коль смерти заглянуть в глаза ты не желаешь. Меня напрасно не гневи и Сильвию своею больше не зови, а, если снова назовёшь, Милана больше не увидишь. Ты не касаться, не дышать не смеешь на мою любовь.

ТУРИО:

О ней я вовсе не пекусь, мой сударь. Один дурак рискует за девицу головой, когда ту голову она совсем не ценит. Я с поля боя ухожу и вам её охотно уступаю.

ГЕРЦОГ:

Какой же ты дегенерат, какой же ты мерзавец! Ведь ради взгляда одного из кожи вон ты вылезал и на коленях ползал, и, всё забыв, вдруг - уступил! Клянусь же честью праотцов я твой поступок, Валентин, ценю, достоин он любви императрицы. Забудем нашу неприязнь и похороним дрязги, тебя я снова призываю ко двору. Тебе за доблесть, Валентин, всё возвращается сполна: и дворянин ты родом знатный и Сильвии супруг достойный.

ВАЛЕНТИН:

Подарок, осчастлививший меня, преподнесли вы, ваша светлость. Но есть желание одно, которое исполнить ради вашей дочери прошу.

ГЕРЦОГ:

Да ради вас, готов сейчас любое я исполнить.

ВАЛЕНТИН:

Речь об изгнанниках пойдёт, с которыми я жил. Они, поверьте мне, наделены добрейшими чертами. Вы их помилуйте и отпустите с богом. Они невзгодами грехи все искупили и верностью клянутся вам служить.

ГЕРЦОГ:

Ты одержал победу. Их я прощаю и тебя. По их способностям им должности назначишь. Теперь же - в путь! Путь трубы разнесут благую весть по свету, пусть торжество все горести развеет.

ВАЛЕНТИН:

Осмелюсь позабавить вас весёлыми рассказами в дороге. Как вы находите того молоденького пажа, мой сеньор?

ГЕРЦОГ:

Приятный мальчик, но уж очень он краснеет.

ВАЛЕНТИН:

Для мальчика он слишком уж прекрасен.

ГЕРЦОГ:

Что вы имеете в виду?

ВАЛЕНТИН:

Дорогою я всё вам расскажу, чему вы несказанно удивитесь. А ну, Протей, за нами следуй и слушай в наказание историю о собственной любви. Историю мы свадьбой завершим:

единый праздник, дом единый, единое блаженство на двоих.

(Уходят.)

Оставить комментарий
Размещен: 13/09/2012, изменен: 13/09/2012. 139k. Статистика.
Пьеса; сценарий: Переводы

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"