Странного бродягу нашли на вокзале, сопротивление патрулю он не оказывал, к прохожим не приставал, но сам вид шатающегося, неприкаянного гражданина, сильно потрёпанного и давно не знавшего мытья, оскорблял площадь трёх вокзалов. Все попытки выяснить его имя не увенчались успехом - гражданин морщил лоб, но ничего не мог толком сказать.
- Тоже мне, Гекльберифин, - сказал сержант, подсаживая гражданина в служебную машину. - Пусть с ним в отделении разбираются.
Именно по поводу этого бродяги и пожаловала в двадцать седьмое отделение Зинаида Кибрит, дежурившая по городу.
- Молчит? - спросила Зинаида лейтенанта, сопровождавшего её до камеры предварительного заключения.
- Почему молчит? Разговаривает, только утверждает, что ничего не помнит.
- Совсем ничего?
- Ага, - кивнул лейтенант. - Якобы первое, что помнит, как наши парни к нему подошли. Врёт, конечно. Я так думаю, что он беглый какой или сумасшедший.
- А, может быть, действительно проблемы с памятью? В медицине бывали случаи.
- Я не врач, не знаю.
Они подошли к камере, лейтенант отпер дверь.
- Гек, с вещами на выход, - позвал милиционер бродягу.
- Почему Гек? - заинтересовалась Зинаида.
- Ребята так его назвали, ну как Гек у Твена, тоже путешественник.
- Тонкий у вас в отделении юмор. Где мне можно его осмотреть?
- Выделим кабинет.
"Гек" вышел из камеры ещё более помятым. Зинаида слегка сморщила нос, заметив на рукаве замшевой куртки неизвестного пятно рвотных масс. Эксперт мысленно вздохнула, настраиваясь на работу.
- Я тут вспомнил, - сказал "Гек", терпеливо сидя на стуле, пока Зинаида осматривала его голову.
- Что?
- Поезд вспомнил, зелёный. Я на нём куда-то ехал.
- А какой вагон? Может быть, место? Что было в поезде?
- Курица варёная, - ответил "Гек".
- Вы давно ели? - Кибрит мельком глянула на замшевую куртку, лежащую на другом стуле.
- Не помню.
- Алкоголь пили?
"Гек" пожал плечами и как-то жалобно посмотрел на женщину, будто она могла прямо сейчас же сказать ему, кто он такой и откуда взялся на Плешке.
В своей лаборатории Зинаида чувствовала себя легко и свободно. Среди реактивов, колбочек и реторт она успокаивалась. Срезанная прядь грязных волос "Гека" ничего особенного не показала, не было в ней никаких остатков отравляющих веществ. Амнезию от удара по голове она исключила ещё при первичном осмотре. Отпечатки пальцев тоже не дали результатов. Но это ни о чём не говорило, потому что ответа из республик ждать дня два-три. Результаты, как ни странно, принёс анализ пятен на куртке.
В рвотных массах присутствовало большое количество этилового спирта, а также следы транквилизаторов. Кто в здравом уме станет мешать алкоголь со снотворным? Мужчину, скорее всего отравили.
Разложив куртку на столе, Зинаида склонилась над ней с лупой. Похоже, куртка - единственный шанс узнать, кто такой "Гек", почему он потерял память и где находился несколько последних дней.
На тёмно-коричневой замше рассмотреть засохшую кровь было практически невозможно. И при беглом осмотре она не бросалась в глаза. Но легенды, ходившие о Зинаиде Яновне Кибрит, имели под собой прочное основание.
- Да, Зиночка, входи, - Знаменский поднялся, отвлекаясь от дел. - Что у тебя?
- Помнишь дело Людмилы Бровкиной?
- Той, что зарубили в подворотне на Сретенке? - вздохнул Пал Палыч.
Дело было глухим, а от того, следователь ненавидел его больше остальных - некого было наказать за зверство. Люсю Бровкину кто-то безжалостно зарубил топором и ограбил. Ей было всего двадцать, студентка, заканчивала педагогический факультет и собиралась стать учителем начальных классов. Первым под подозрение попал дворник, чьим топором и было совершено убийство. Но довольно скоро выяснилось, что дворник в тот вечер совершал иное преступление - пил в своей сторожке с приятелем. И так приятели увлеклись, что на них пожаловались соседи. Прибывший успокоить дебоширов наряд только случайно не обнаружил труп.
- У меня есть новости, - Зинаида заняла предложенный стул. - В двадцать седьмое отделение доставили неизвестного, я проводила ряд исследований и нашла на его куртке пятно крови. Группа четвёртая положительная, совпадает с кровью Бровкиной. И по времени попадания на одежду тоже полное совпадение - две недели назад.
- Тот неизвестный причастен к убийству?
- Тут я тебе не помощник, кроме того, что он был отравлен, ничего конкретного сообщить не могу.
- Что ж, думаю, Шурик его разговорит.
- А ещё на куртке были волоски, мужские, короткие. Такие, будто из парикмахерской.
- Вот тут отдыхай, матрос, - лейтенант впихнул в камеру Томина.
Шурик огляделся, оттряхнул с плеча невидимую пыль. В камеры находились кроме него двое - "Гек", которого он узнал по описанию, спал, уткнувшись носом в стену, и некто Борис Ковальский.
Борис промышлял тем, что менял талоны на хлеб и сахар на талоны на водку. Шли талоны хорошо - два сахара на одну водку, в преддверии майских праздников, дело выгодное. Только вот талоны Ковальского были отпечатаны в каком-то подвале и силы не имели. А попался он на собственной жадности.
Старушка, к которой он постучал со своим "выгодным" предложением, оказалась бывшей сотрудницей органов. Она с первого взгляда распознала мошенника, но не подала вида. Незаметно пометив свои талоны булавкой, старушка обменялась с приятным молодым человеком.
- А что, милок, ещё такие есть карточки? - спросила пенсионерка. - Сестре бы моей такие, а то у неё юбилей намечается.
Ковальский помялся для вида:
- Ой, бабушка, трудно найти-то.
- Ну хоть пару-тройку?
- Давайте, себе оставлял, но вижу, что вам нужнее.
- Ты часам к пяти подходи, сестра приедет и привезёт.
К пяти часам в квартире старушки сидели оперативники. Бориса взяли на горячем. И вот уже вторые сутки Ковальский находился в камере.
Томин вразвалочку подошёл к нарам, где сидел Ковальский. Протянул ему руку, тот пару секунд рассматривал нового "постояльца" и пожал в ответ.
- Шурик, - представился Томин.
- Борис, - отозвался Ковальский.
- А это кто? Алкаш?
- Да кто его знает? Дрыхнет всё время и блюёт.
Томин уселся рядом с Ковальским, закинул ногу на ногу и вперился в спину спящего.
- И чего его сюда определили? Раз пьяный, то пусть бы в вытрезвитель и везли.
- Согласен, - кивнул Борис. - Мало того, что тип мутный какой-то, так ещё и рвёт его. Куртку мою изгваздал, скотина.
- Да ладно?!
- Я тебе говорю! Меня ж заставили за ним ещё и убирать. Ты меня с тряпкой представляешь? - засидевшись в вынужденной тишине, Ковальский был рад новому соседу, с виду типичному работяге, неизвестно каким ветром занесённого в "обезьянник".
- Не представляю.
- Так и я говорю, мол, сам пусть убирает. А этот лейтенант мне кулак под нос. Пришлось, - Борис брезгливо сморщился. - Так я с психу и куртку этому свою отдал. А считай, что и не носил.
- Так замшевая куртка твоя что ли?
- Моя, - кивнул Ковальский.
- Интересный поворот.
Томин поднялся с наров, подошёл к двери и трижды постучал.
- Не понял, - привстал Ковальский.
- Иди сюда, чего покажу, - напустил на себя загадочный вид Шурик.
Ковальский сидел в кабинете Знаменского и затравлено озирался. Шурик сидел тут же, оказавшись не работягой, а инспектором. Ну и как после этого верить людям?
- Вы подтверждаете, что это ваша куртка? - спросил майор Знаменский.
- Таких курток в Москве целый вагон, - ответил Ковальский. - Может и моя, а может и нет.
- Вот опись вещей "Гека", вот строчка про куртку, - Павел Павлович провёл ногтем по листу, исписанному почерком Зинаиды. - В камере вы сказали, что сами отдали куртку неизвестному.
- Так он её испачкал! Что я после этого её надевать должен?
Майор смотрел на Ковальского и искал в его лице хоть что-то неприятное - бородавку, родинку, следы от юношеских прыщей. Но без толку. Красивое лицо было у мошенника, разве что щетина отросла. Приятная наружность, такому как-то хочется верить. Если не знать, за что он находится в этом кабинете. А тут ещё и пятна крови Люси Бровкиной на его одежде. Злость закипала где-то в глубине души Пал Палыча.
- Моя, моя, что с того? - взвился Ковальский.
- Ты, паря, остынь, а то ж помогу, - тихо, но строго посоветовал Томин.
- Моя, - оглянувшись на инспектора, признал Борис совсем другим тоном.
- Как она у вас появилась?
- Купил.
- Где?
- В магазине, где ж ещё?
- Когда?
- Я помню? Три года назад.
- Чего ты заливаешь? - Шурик отвесил Ковальскому подзатыльник. - Не слушай его, Пал Палыч, такие куртки появились у нас зимой. У нас пол-отделения купили.
- Я ж и говорю, что не помню, когда покупал. И вообще, какое это имеет значение? - Ковальский инстинктивно вжал голову в плечи, опасаясь нового удара.
- Врёт, - заключил Томин.
- И я вижу, что врёт. Но раз признал куртку своей, то пусть объяснит, откуда на ней кровь девушки, убитой две недели назад в подворотне на Сретенке.
- Чего? Какая кровь? Какая девушка? - Ковальский крутил головой, заглядывая то на одного, то на другого. - Вы мне мокруху не пришьёте!
- А мы не пошивочное ателье, чтобы тебе что-то пришивать, - сказал Шурик.
- Экспертиза точно доказала, что на рукаве и кармане вашей куртки кровь потерпевшей Людмилы Бровкиной. За что вы ударили девушку топором? Куда дели её серьги?
- Никого я не убивал! Не моя куртка! Не моя! Подставили!
- Не ори, пупок развяжется, - посоветовал Томин, с ленцой прохаживаясь по кабинету.
- Эту куртку я в карты выиграл. У Антоши Четыре пальца. Честно выиграл, без дураков. Дня четыре назад. Не моя. Ей Богу не моя, гражданин начальник!
От страха сесть за чужое преступление Ковальский не только назвал адрес, где собирались для игры в карты, но и назвал всех, кто там регулярно собирался. Своя шкура оказалась ближе к телу, чем пресловутая воровская честь.
Антоша Четыре пальца промышлял изготовлением ключей и отмычек. В этом деле ему не было равных. Он и мизинца лишился, можно сказать, на производстве. По пьяной лавочке решил на спор доказать, что может час высидеть, зажав палец в тисках. Тисочки закрутили так, что мизинец побагровел, но Антоша даже не пикнул. А потом и вовсе уснул, сморенный третей бутылкой. Когда же очухался и раскрутил тиски, палец уже было не спасти. Но ловкость из-за травмы не потерял, получив звучную кличку.
Оказавшись в кабинете Знаменского, Антоша не паниковал, приходилось уже бывать у следователя. Он сидел, развязно закинув ногу на ногу.
- А что, начальник, не может советский человек к другу прийти в картишки ради интереса перекинуться? - спросил Антоша.
- Отчего же не может? Может, кивнул Пал Палыч. - Или в лото сыграть. Только у вас ведь там не на копейку играли.
- Честные деньги куда хочу, туда и трачу. У меня ни жены, ни детей нет, чтобы их содержать надо было.
- И часто вы так на интерес играете?
- Когда как. А что, начальник, тоже хочь в компанию?
- Четыре дня назад играли?
- Ну, было дело, - прищурился Антоша, прикидывая в уме, что такого за ним могло быть четыре дня назад.
- Много проиграли?
- Э нет, ты на понт не бери. За этот раз отвечу, а больше у тебя на меня ничего нет.
Знаменский улыбнулся Антоше. Хорошо улыбнулся, по-отечески даже. Такому, как Антон доверия нет, исходит от него что-то подозрительное. Потому с ним легче допрос вести, знаешь, что за человек. Майор выглянул за дверь, распахнул её.
- А вот товарищ Ковальский утверждает, что выиграл у вас куртку, - Знаменский посторонился, пропуская в кабинет Томина и Бориса.
Антоша засопел, уставившись на нервничающего Ковальского. Тот на ватных ногах, поддерживаемым Томиным за локоть, прошёл внутрь. Шурик силой усадил его на стул напротив допрашиваемого.
- Не знаю я этого хмыря, - сказал Антоша.
- Не знаете или не играли с ним?
- В первый раз вижу его, гражданин начальник. И если он вам про меня чего-то наговорил, то это всё брехня.
- Товарищ Ковальский, с этим человеком вы играли и выиграли замшевую тёмно-коричневую куртку?
- Да, - кивнул Борис, глядя на Знаменского, как на заступника.
- Чё ты языком своим трепешь? Я тебя не знаю, - стоял на своём Антоша.
- Выиграл в "тысячу". Честно, без подкидок! У него. Его эта куртка!
- Чем докажешь, сопля? - Антоша потянул четырёхпалую руку, чтобы схватить Бориса.
- А ну тихо мне здесь! - Томин стукнул кулаком по столу.
- Слово против слова, - сказал Знаменский.
Обоих подозреваемых, стоявших каждый на своём, увели. В кабинете сразу стало как-то просторно.
- Что думаешь делать? Как колоть будем? - спросил Шурик.
- Зиночка проведёт экспертизу волос и Антоши, и Ковальского, сравнит с теми, что нашла на этой клятой куртке. Тогда и узнаем, кто в ней стригся и кому она принадлежит. А ты пока займись проверкой этих типов, где были в момент убийства, что делали, кто может подтвердить.
Анализ был готов уже к вечеру. Зинаида даже отложила текущие дела, чтобы его провести.
- Кто? - Знаменский поднялся навстречу Кибрит, когда та появилась на пороге.
- Антон Иванович Липов. На его волосах, так же, как и на волосах с куртки есть металлическая пыль. Такая же пыль глубоко въелась в его кожу.
- Это понятно, он ключи делает.
- А что у Шурика?
- Сейчас должен прийти и рассказать.
- Умаялся, - довольно улыбнулся Шурик, усаживаясь за стол.
- Рассказывай, - попросила Зинаида.
- Ковальский две недели назад был в Дмитрове, всё с теми же талонами. Его узнали по описанию. А вот у Антоши алиби так себе, хлипкое. Будто бы он у своей новой пассии, Екатерины Пасько, был. А живёт она на Сретенке в восемнадцатом доме, от той подворотни ну шагах в трёх.
- Вот такие дела, гражданин Липов, - припечатал Знаменский. - Так и будете отпираться? Вы ещё можете написать явку с повинной. Суд учтёт ваше сотрудничество со следствием.
- Нет на мне крови, начальник, - на этом допросе Антоша Четыре пальца уже не был таким наглым. - Куртку признаю, хрен с ней. Её я подрезал, а девку не мочил.
- Где подрезал? - Пал Палыч не особо верил сидящему напротив мужчине.
- Да у Катьки в подъезде и подрезал. Я у неё был, вышел покурить, а ниже этажом в квартире гулянка была. Ну, молодёжь, все дела. Вышли оттуда тоже покурить трое парней. Потом зашли, дверь не прикрыли до конца. Ну я туда рыбкой нырнул. Думал, если что прикинусь соседом, мол, давайте завязывайте со своей музыкой, людям завтра на работу. Только меня никто и не заметил. Я в прихожей сразу куртку эту взял и к Катьке. Да вы у неё спросите! В куртке ещё ключи были, я их в колодец выкинул. Могу показать. Вот это на мне есть, а девку я не убивал, тем более топором.
Томину пришлось возвращаться на Сретенку. Катерины дома не оказалось. Зато дома оказалась соседка, из квартиры которой Антоша вынес вещь.
- Знаете, как неудобно получилось, - жаловалась девушка Шурику. - Алёша мне такой подарок хороший сделал, а у него куртку украли. Прямо из моей квартиры. Никогда такого не было. Я иногда даже дверь не закрываю, когда за хлебом бегаю.
- Это вы, Елена, зря. Столько жуликов развелось, а вы одна проживаете.
- Это я только сейчас одна, - улыбнулась девушка, - родители на дачу уехали.
- Понятно. А что за подарок вам ваш приятель подарил?
- Вот глядите! - Елена приподняла густые русые волосы, открывая уши.
Золотые серёжки с крупными рубинами, похожими на капли. В них с первого взгляда угадывалась старина.
- Красивые, правда?
- Очень, - согласился Томин. - Дорогие, наверное?
- Не знаю, - пожала плечами девушка. - Алёша не говорил, сколько они стоят. Наверное, недешёвые.
- В общем, серьги я изымать пока не стал, - сказал Томин Знаменскому. - Взял адрес Алёши этого, вроде как хочу супруге такие серьги купить к юбилею.
- Тогда задерживай его и ко мне.
- За что же он убил Бровкину? - спросила Кибрит. - Неужели из-за серёжек?
- Из-за них, - коротко кивнул Знаменский. - Алексей Задорожный собирался на день рождения к своей знакомой Елене, в которую был влюблён и собирался даже жениться. Но денег на хороший подарок у него не было. Зашёл по пути в продуктовый, чтобы купить торт. И увидел там Люсю Бровкину, и её серьги. Решил, что после такого подарка Елена станет к нему благоволить. Пошёл за Бровкиной, собираясь ограбить.
- Почему же тогда убил?
- Топор, говорит, у дворницкой увидел, - поморщился Павел Павлович. - Вроде, хотел только припугнуть, чтобы сама отдала.
- Врёт. Удар был такой силы, что остриё глубоко вошло в мозговое вещество. Если бы хотел напугать, то не бил бы так сильно.
- Серьги он с трупа снял, - после некоторого молчания продолжил майор. - Не побрезговал прихватить и авоську с продуктами. Ещё похвалялся, мол, вот какой я добытчик.
- Что Елена?
- Как узнала, серьги тут же сняла и сказала, что видеть теперь этого Алёшу не хочет.