.....Тогда, в 20 лет, лежа на больничной койке, я впервые решила взяться за мемуары. ( Я становлюсь знатной мемуаристкой). Именно так я мысленно это называла - "Мемуары". В ход пошла толстая "общая" тетрадь, компьютера у меня тогда не было, да и сейчас бы не рискнула брать ноутбук в больницу - были случаи воровства у пациентов, пока те в перевязочной или на лучевой.
Сейчас я пишу, видимо, вторую серию мемуаров. Мемуар Онкологический, через восемь лет, прошло уже восемь лет после операции. Итак, в онкологической больнице был Мемуар о детстве. Назывался он "Палестинское танго". Дело в том, что я очень люблю песни Александра Вертинского, и эта, "Палестинское танго" - одна из моих любимых.
Я и услышала ее впервые там, в онкологическом центре. Еще была жива моя бабушка, она дала мне в больницу деньги, и я так вдруг захотела услышать в своей больничной палате Вертинского, что вышла, поменяла пять долларов в каком-то обменнике и купила себе запись.
"...И люди там застенчивы и мудры,
И небо там как синее стекло.
И мне, уставшему от лжи и пудры,
Мне было с ними тихо и светло...".
И правда. Эти строки идеально подходили. Никто больше не называл меня лентяйкой, разиней, плохим работником, дурочкой, и далее по списку.
Я так устала быть "должна", "обязана" и "виновата".Наконец-то мне удалось "Достучаться до небес", кстати, очень мне нравится этот фильм, докричаться до людей - это много сложнее.
Оказалось, что меня можно жалеть, а не только подгонять и понукать. В онкологическом центре я прожила три месяца настоящего счастья.
Оказывается, я - не виновата, не знаю, в чем, да и не важно, просто - не виновата. Я не хуже других , просто мне немного не повезло. Я это поняла только в Онкоцентре.
Не нужно никуда спешить, никто не достанет. Мои бабушка и дедушка знали, конечно, где я, но не говорили моей матери. Она не знала моего настоящего адреса и телефона, а врачам было обо мне известно больше, чем ей, женщине, родившей меня совершенно неожиданно для себя.
Она, судя по всему, ожидала через девять месяцев увидеть кого-то другого, а это оказалась я.
Мне не хотелось омрачать свое больничное счастье ее физиономией и визгливым презрительным голосом. Но главное было не это. Она могла наговорить "сорок бочек арестантов" и узнать мой домашний адрес. А дома меня ждал муж. Моя мать его никогда не видела, я конспирировалась. Я боялась.
Моя больница - моя крепость...
...."Может быть, мне помогло выжить именно это отсутствие страха перед смертью. Я была спокойна и весела, даже когда мое лицо окривело после операции, а затем распухло от облучения. Юношеские прыщи размером с виноград были намного хуже, вулканические чирьи и фурункулы, из-за которых мой нос был похож на диковинный овощ и жил, казалось, своей отдельной жизнью -это было много хуже. Я это пережила, отвращение и ненависть к самой себе, а кривой рот и распухшая щека -такая ерунда. Я обнаружила, что нравлюсь мужчинам.
Я боялась жизни, в которой снова нужно будет что-то доказывать, толкаться локтями и вгрызаться зубами, чтоб не затоптали и не отшвырнули. Обратно в жизнь, которую я ненавидела - как неохота! Но в конце апреля я об этом и не думала.
На день рождения пришел мой тогдашний муж и бывший наследник, принес коньячку, недолго посидел и ушел. Через пару дней он уедет в Крым до поздней осени. За год до того для меня его отъезд был трагедией. Как это сейчас забавно и даже не верится, я выходила замуж по любви, и когда он уехал, я выла в пустой квартире. Но прошел год, мы расписались, я уже два месяца находилась в Онкологическом центре, и теперь его отъезд не вызвал у меня особых эмоций. Оказалось, есть много других мужчин, а я умру и не успею...не успею. Об этом тоже думать не хотелось, но думалось упрямо и настойчиво.
Супруг уехал, на следующий год он выскажет мне претензии, что я ему в дорогу даже пирог не испекла, чем вызовет у меня таращенье наивных глаз и опускание растерянных рук...."