Келлерман Джонатан : другие произведения.

Алекс Делавэр - 31-35

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
   Крушение (Алекс Делавэр - 31)
   Отель разбитых сердец (Алекс Делавэр, №32)
   Ночные перемещения (Алекс Делавэр, №33)
   Свадебный гость (Алекс Делавэр, №34)
   Музей Желания (Алекс Делавэр, №35)
  
  
  
  
   Крушение (пер. Александр Сергеевич Шабрин) (Алекс Делавэр - 31)
  
  Джонатан Келлерман
  Крушение
  
  Jonathan Kellerman
  
  BREAKDOWN
  
  
  
   «Познания Келлермана в области психологии и его темное воображение – мощная литературная смесь».
  
   Los Angeles Times
  
  Глава 1
  
  Шум был повсюду. И чтобы его избежать, по мнению Тины, нужен был выстрел в голову.
  
  Когда они с Гарри жили на Манхэттене, спозаранку побудкой для них служило скребущее по нервам грохотанье мусоровозов и магазинных фур. Просыпаться и изводиться под их несносную стукотню приходилось Тине; что до Гарри, то ему она шла лишь на пользу: он спал как убитый, а к семи утра ему уже надо было мчаться в метро.
  
  Здесь, в Лос-Анджелесе, среди мнимой безмятежности верхнего Бель-Эйр, по утрам было тихо. Но затем это ощущение сошло: дом местами то вдруг поскрипывал, то постанывал, с хмурой очевидностью давая понять, что базальтовое плато Нью-Йорка они променяли на зыбучие, коварные пески сейсмоопасной зоны.
  
  Гарри, естественно, этого фактически не замечал. На нервную же систему Тины эти толчки и подергивания действовали так, будто с каждым таким мелким рывком на ней облезает кожа.
  
  Для него лос-анджелесские вечера были «расслабленными, как все левое побережье»; на ней они, однако, сказывались сокрушительно. Она изнывала по фыркающему урчанию ночных автобусов, невнятному гудению людских голосов, неразборчивых из-за этажной отдаленности; по нахрапистой перекличке автомобильных клаксонов. По всему, что хоть как-то напоминало, что за пределами ее личного пространства существуют другие люди. После двух месяцев житья на мягком грязевом хребте, омыкающем Лос-Анджелес, Тине начинало казаться, что тягучее дремливое спокойствие вокруг норовит поглотить и удушить ее, словно трясина.
  
  Это когда ее не изводили поскрипывания и постанывания.
  
  Официально соседи, впрочем, существовали. Вокруг места, сданного им внаем фирмой Гарри («мечта средины века», а в действительности безликий одноэтажный дом) стояли такие же строения. Но хозяева обоих из них отсутствовали из-за своего кочевого образа жизни: редактор новостного агентства уехал на работу в Грецию, а веселая вдовушка укатила в круиз.
  
  Насчет этих деталей Тина была в курсе: риелтор, сдавая жилье, не преминул закинуть, как же им повезло жить здесь одним в мире и покое.
  
  Но покой, как известно, может считаться мирным лишь тогда, когда он без червоточины одиночества и непокоя на душе.
  
  Вечера, когда Гарри работал допоздна, наполняли Тину глухим беспокойством.
  
  Даже когда он оказывался дома к ужину, предстояло еще справляться с временем отхода ко сну, когда над кроватью гасятся бра и Гарри в считаные секунды начинает мирно посапывать. Оставляя Тину лежать на спине в тягостных раздумьях, удастся ли ей в кои веки хоть как-то отдохнуть.
  
  Но дело не только в стонах и скрипах. Тут речь о живности.
  
  Если Тина включала свою машинку белого шума недостаточно громко, то все те вкрадчивые шелесты и мелкие суетливые шорохи в кармашке заднего двора вызывали у нее сухость во рту, мурашки на коже и учащенное сердцебиение.
  
  Если же шум полоскался на излишней громкости, она заплывала в зону мигрени.
  
  Что до Гарри, то он, распластавшись на матрасе их дээспэшного ложа, к стрессам жены оставался совершенно бесчувственен. Пожалуй, мог бы продрыхнуть и Армагеддон.
  
  Расслабон и Взвинтушка.
  
  Так он ее добродушно называл, убеждая, что ночной жар у нее от чрезмерной взвинченности нервной системы. У Тины насчет этого имелись свои соображения, но что толку спорить? Она и так знала, что у нее тонкая конституция, а значит, дело здесь исключительно в силе напряжения.
  
  Прежде уже не раз случалось, что, вскинувшись посреди ночи от того, что в саду теперь-то уж точно шарится дикий зверь или маньяк, она тормошила беднягу-мужа с требованием осуществить проверку. Квелый со сна, но с хохотком, тот неизменно подчинялся, однако ничего не находил. В одну из таких ночей, с особого устатку, он сказал, что ей, возможно, следует попробовать медитацию. Или медикаментацию. Реакция Тины на эту мудрость отучила его давать впредь подобные советы.
  
  А потом была та ночь, когда глаза от тех звуков – не то щебета, не то кудахтанья – распахнулись даже у Гарри. Раздернув шторы спальни, он изумленно взирал, как возле мелкого бассейна резвится семейство енотов. Мамаша, папаша и трое детишек. Бойко плещутся, вылезают наружу, отряхиваются и спешат повторить процедуру.
  
  Пятеро! Заражают воду микробами бешенства и бог знает чем еще…
  
  Зачарованный этой сценой, Гарри стоял и смотрел, склабясь от уха до уха. Возмущенная Тина, напротив, требовала, чтобы он стучал по стеклу, пока нарушители не пустятся наутек. На это ушло довольно продолжительное время: наглецы-еноты не выказывали боязни и с побегом не торопились, выказывая чванливое упрямство.
  
  Наутро Тина позвонила в службу по контролю за животными, от которой выслушала целую лекцию насчет вторжения человека в ареал обитания животных; получалось, что у енотов как бы тоже существуют неотъемлемые права.
  
  А потому спустя четверо суток, когда из сада вновь донеслись ночные звуки, она стиснула зубы и допустила, чтобы Гарри их безмятежно проспал. Но после того как он ушел на работу, вышла с бдительной проверкой и, помимо смятой растительности, обнаружила на дворе кучку похожих на виноградины катышков. Поиск в Интернете выявил, что это олений помет.
  
  Что ж, кормежка олененка Бэмби звучала как нечто вполне себе безобидное… Ну а если сюда вдруг возьмет и пожалует за олениной пума или, скажем, койот? О боже! Кто вообще знал, что Бель-Эйр скрывает в себе Звериное царство?
  
  С этого дня к своей машине белого шума Тина присовокупила еще и беруши. От этого у нее при пробуждении побаливала челюсть, зато ей теперь казалось, что оптимальный выход наконец-то найден.
  
  Как оказалось, снова ошибочно.
  * * *
  
  Это был новый уровень шума, на порядок громче и не в пример жутче стрекотни енотов. Какая-то возбужденная тварь? Или хуже того: во гневе…
  
  Безусловно, там снаружи находится нечто; ишь как стучит. А вот теперь протяжно стонет. Как будто удар лапы или когтей по чему-то твердому. Вспышка животной ярости, своей громкостью перекрывающая и машину, и беруши. Как Гарри может при этом не просыпаться?
  
  Тине захотелось набраться смелости и выглянуть самой. Чтобы утром, за завтраком, сообщить ему: мол, не нужно меня больше опекать. Случился прорыв, и я адаптируюсь.
  
  Может, даже начать после этого подыскивать себе работу.
  
  Но не нынче, не в эдакую ночь. Какая околдовывающая своим ужасом симфония… И опять этот стук.
  
  Может, оно ранено? Или, наоборот, пришло наносить раны? Неужто у койотов такие голоса? Кто бы знал… Пальцами ступни она ткнула Гарри. Тот с судорожным всхлипом вздохнул, перевернулся со спины на бок и натянул себе на голову одеяло.
  
  Ну и черт с ним. В самом деле, взять и взглянуть самой…
  
  Постукиванье – тук, тук. Горестный вой, теперь уже высоким голосом. Сердце металось в саднящей груди, но появилась странная целеустремленность. Тина соскочила с кровати, даже и не пытаясь тихушничать, поскольку втайне надеялась, что Гарри все-таки проснется и придет к ней на выручку.
  
  Но тот лишь перекатился с боку на бок и захрапел еще громче.
  
  Хотя не настолько, чтобы перекрыть те страшные звуки снаружи.
  
  Царап-царап-царап. И как будто что-то там заскользило. А затем… хныканье? Их там что, двое? Хищник и его жертва?
  
  Заранее мертвея от того, что увидит, Тина заставила себя отодвинуть штору и сощурилась.
  
  Последнее оказалось излишним: вон оно, сгорбленное в левом углу сада, во всей свой ужасающей явственности.
  
  Голова книзу, а само с натужным придыханьем роет землю, раскидывая во все стороны земляные комья, траву и листья.
  
  Заметить снаружи Тину оно никак не могло. Но вдруг голова поднялась, а их взгляды сомкнулись.
  
  Зрачки зажглись мутноватыми огоньками безумия – холодящая душу смесь ужаса и ярости.
  
  Оно истошно взвыло.
  
  Дуэтом вместе с ним в вопле зашлась и Тина.
  Глава 2
  
  Обычно для получения сообщений психологи и психиатры делают ставку в основном на голосовую почту. Я же предпочитаю сервисную службу: если кто и должен предлагать в помощь страждущим живой человеческий голос, так это именно терапевт.
  
  Тем пасмурным утром, в начале одиннадцатого, на меня вышел оператор связи – кто-то из новеньких, по фамилии Брэдли.
  
  – Доктор Делавэр? У меня на линии Дойл Маслоу.
  
  – Такого не знаю.
  
  – Извините, такая. И судя по тону, вас знает она. Говорит, что речь идет о кризисе психического здоровья или типа того.
  
  – Этот кризис у нее?
  
  – Не сказала. Что ответить, доктор?
  
  – Соединяйте.
  
  – Как вам угодно.
  
  В трубке возник молодой женский голос с сипотцой:
  
  – Доктор Александер Делавэр? Это Кристин Дойл-Маслоу, специалист по вопросам психического здоровья. Участвую в проекте поведенческой и аффективной реинтеграции и услуг по округу Лос-Анджелес.
  
  Что-то новое… А впрочем, округ прирастает программами, как гидра – головами.
  
  – Честно сказать, я не в курсе… – начал я.
  
  – Неудивительно. Мы на гранте Национального института психического здоровья. Можете зайти на наш сайт LACBAR-I-SP.net, ознакомиться… Собственно, я звоню насчет вашего пациента. Точнее, пациентки. Зельды Чейз.
  
  – Моей пациенткой она не является.
  
  – Ну как же… Судя по записям, доктор Делавэр, пять лет назад она ею была.
  
  – Пять лет назад я проводил оценку ее…
  
  – Сына. Овидия Чейза. Официальное заключение так и не было вынесено.
  
  – Консультацию я проводил по просьбе психиатра мисс Чейз, доктора Луиса Шермана…
  
  – Ныне покойного.
  
  – Я в курсе.
  
  – Два с половиной года назад медицинское досье от Шермана перешло к университетской клинике Рейвенсвуда. В документе вы указаны как терапевт-консультант.
  
  – Она проходила лечение в Рейвенсвуде?
  
  – В то время еще нет. Хотя все это к делу не относится. Важно то, что Шерман свое дело завершил, а вот вы, доктор, нет.
  
  Два с лишним года назад Лу умер от рака. Это придавало ее словам оттенок обличительности.
  
  Я задал вопрос:
  
  – Каких конкретно действий вы от меня ждете?
  
  – Свидания с вашим пациентом. Пару дней назад она все же попала в Рейвенсвуд, по коду «пятьдесят один пятьдесят»[1]. Но ее перевели к нам.
  
  Принудительное удержание до трех суток.
  
  – Причина задержания?
  
  – Незаконное проникновение к кому-то на задний двор.
  
  – Место?
  
  – Бель-Эйр. Да какая, в сущности, разница?
  
  – Всего за то, что она куда-то забрела, ей припаяли «пятьдесят один пятьдесят»?
  
  – У нее признано острое психическое расстройство, с угрозой безопасности окружающим.
  
  Зачем разъяснять, если можно сменить ярлыки?
  
  – Прискорбно все это слышать, но мой профиль – дети.
  
  – Доктор Делавэр, – произнесла Кристин Дойл-Маслоу так, будто мое имя звучало диагнозом, – пациентка запросила вас. Или вам предпочтительней, чтобы я сказала ей о вашей полной незаинтересованности?
  
  – Вы психотерапевт?
  
  – Не поняла?
  
  Я повторил вопрос.
  
  – Какое это имеет отношение к делу? – Она фыркнула.
  
  «Потому что навыков работы с людьми у тебя, черт возьми, ни на понюх».
  
  Вслух я сказал:
  
  – Какую помощь мисс Чейз получает через ваше агентство?
  
  – Мы – не агентство. Мы – исследовательская программа, нацеленная на выяснение и оценку фактов. Сюда входит и полномочие присваивать код «пятьдесят один пятьдесят», потому что он относится к оценочной категории. Как и те, кому его присваивают.
  
  – А выяснение фактов?
  
  – Хорошо, мистер Делавэр. Я сообщу ей, что у вас нет желания…
  
  – Где вы располагаетесь?
  
  – В Уилшире, возле Вестерна. И чем раньше вы приедете, тем лучше. Она не из разряда беспечных туристов.
  Глава 3
  
  Полистайте как-нибудь бульварный журнал пятилетней давности – и, возможно, там вам встретится фото Зельды Чейз в сексуальном наряде, экземпляр элитной породы Actressa gorgeousa[2].
  
  Ногастая, фигуристая, блондинистая, вся в стиле и глянце, готовно бликующая на камеру своей высокомерно-томной улыбкой, полной осознания своего генетического превосходства.
  
  Проведите с Зельдой Чейз какое-то время – и все это отшелушится эмоциональной перхотью.
  
  Приплюсуйте сюда ранимого ребенка – и откуда ни возьмись начнут усугубляться проблемы.
  * * *
  
  Консультациями по опекунству я занимаюсь вот уже сколько лет, и многие судьи мне доверяют, но то предложение работы поступило мне от психиатра Зельды.
  
  С Лу Шерманом мы уже не один год состояли в профессиональном знакомстве – обычно родители в ходе процесса отсылались к нему, а их отпрыски – ко мне. Когда он позвонил мне тем июньским вечером, я ожидал чего-то примерно из той же оперы.
  
  – Здесь все не так однозначно, Алекс, – поведал мне Шерман.
  
  – Как это понимать?
  
  – Дело тонкое. Может, пообедаем вместе?
  
  Офис Лу находился в Энсино, но меня он пригласил в «Муссо и Франк» на Голливудском бульваре – замшелый панегирик голливудской славе, храбро держащийся на плаву среди рифов изменчивого, а местами и опасного миража, именовавшегося когда-то Городом Кино.
  
  Прибыл я, по своему обыкновению, вовремя, застав Лу в угловой кабинке на северном конце большого, украшенного по периметру фресками обеденного зала. Перед ним стоял уже изрядно початый бокал мартини, наверняка лучшего во всем Лос-Анджелесе.
  
  Не награжденный от природы высоким ростом, Лу делал себя крупнее на свой манер: сидел с бесстрастным лицом и прямой, как шомпол, со слегка приподнятым подбородком – то ли заслуга армейской выучки, то ли пережиток непокорности притеснениям на школьном дворе.
  
  Казалось, что центром его круглого бронзоватого лица в лучиках морщин служит монументальный нос. Над лысой в крапинках макушкой венчиком пушились жидкие седые прядки.
  
  Рожденный в Нью-Мексико полуеврей-полуиндеец, из всей своей родни Лу был первым, кто пошел в колледж. Отслужив в морской пехоте, он в тридцать пять лет поступил в Колумбию[3], по окончании которой остался в интернатуре Лэнгли Портера и окончил ее с дипломом психоневролога.
  
  Там же, в заведении Сан-Франциско, интерном числился и я; мы вместе посещали одни и те же семинары, пересекались на разных мероприятиях, перебрасывались шутками. Спустя годы встретились снова, теперь уже в почтенном колледже медицины на другом конце города. Лу состоял там на должности; ну а я, по молодости, подвизался ассистентом. Здесь связь между нами окрепла и углубилась: мы оба прониклись друг к другу уважением за успехи в клинической работе.
  
  Для Лу всегда были характерны невозмутимость и спокойная уверенность – черты, исконно необходимые психиатру. Однако, рассказывая мне о Зельде Чейз, он заметно нервничал. Я заказал себе виски «Чивас Ригал» и ждал, когда причина его нервозности разъяснится; может, он озвучит ее сам.
  
  Процедура затянулась до прибытия моего виски и очередного мартини, вслед за которыми на стол церемонно подал салат «Цезарь» престарелый официант.
  
  Наконец, мощно хрустнув гренком и отерев рот салфеткой, Лу сказал:
  
  – Пятилетний мальчик – тебе, психопатка-мать – мне. Кушайте на здоровье.
  
  Для него бокал был третьим по счету; поглядев, он отодвинул его от себя и объявил:
  
  – И, что еще хуже, она – актриса. Не в плане театральности; ее-то она в силу возраста психологически переросла; во всяком случае, я на это надеюсь. А в смысле буквальном: сейчас она играет в телесериале, и за ней стоит студия. Так что на кону весьма и весьма многое.
  
  – Психотик с сохранением дееспособности, – заключил я. – Себя контролирует?
  
  – Как я уже говорил, Алекс: все неоднозначно. Хотя да, пока держит себя в руках. И кто знает, может, в этом бизнесе некоторая эксцентрика даже на руку… Зельда Чейз. Не слышал про такую?
  
  Я повел головой из стороны в сторону.
  
  – Я догадывался, что ты большой любитель ситкомов[4]. У нее сериал, именуется «Субурбия». Уже отснято два сезона и планируется третий, то есть полпути до выхода в прайм-тайм и отбива денег – и больших денег, надо сказать. Для чистоты эксперимента одну серию я все-таки высидел. Суть, если коротко, в следующем: комедия семейного уклада по-голливудски, со швыряниями салата, фриками и нарциссистами; стайка двинутых на всю голову обитает вместе неведомо зачем. Плюс, само собой, извраты, безбашенные питомцы, ну и дубль-трек со смехом – куда же без него. Для моральной поддержки.
  
  – В общем, классика жанра.
  
  – Шекспир от зависти корчится в гробу. – Лу медленно повращал бокал за ножку. – Ты ведь, Алекс, частенько имеешь дело с публикой от шоу-бизнеса? То есть, в твоем случае, с их чадами?
  
  – Скажем так: доводилось.
  
  – Аналогии не напрашиваются?
  
  Я в ответ улыбнулся.
  
  – Изумительная сдержанность, мой юный друг. Ну а я уж лучше сразу нырну вглубь, потому что всего такого понавидался изрядно. У меня ведь страховые договоры со студиями – отдача, кстати, неплохая, – и наличие определенных шаблонов здесь неоспоримо. Приходит к тебе новый пациент и говорит, что пишет или ставит комедию. Сразу можно ставить на то, что перед тобой тип в состоянии депрессии. Иногда присутствует элемент биполярности, но в клоунах обычно преобладает именно депрессивная сторона. Отсюда, сами понимаете, попытки самолечения, а там и пагубная зависимость, да не одна, и бог весть что еще. Если брать так называемых драматических исполнителей, то у них как на подбор инфантилизм, мнительность, «мама, полюбуйся на меня», плюс еще размытые личностные границы. Диагностически более причудливый набор кунштюков, но если приходится на что-то ставить, то адресуемся к пунктам оси номер два, а именно к «глубоко укоренившемуся расстройству личности».
  
  Такая грубоватая прямолинейность для Лу была нехарактерна, и мне подумалось, осознает ли он это. Похоже, что да, – судя по тому, как он неожиданно смолк и мрачновато посмотрел на свой бокал.
  
  – Меня, наверное, несет, Алекс… Скажу одно: мисс Зельда будет поинтересней. Перепады настроения и задумчивости. Но, несмотря на это, она держится. Уже сорок с лишним серий за плечами.
  
  – Что-то, наверное, изменилось, коли она пришла к тебе.
  
  – Со мной связался ее агент, – пояснил Лу. – Насчет имени и цепочки не пытай: вопрос конфиденциальности. Лучше сразу о конкретике. С неделю назад, на ночь глядя, Зельда очутилась под дверью своего старого бойфренда; учинила дебош, терроризировала его семью… Хотя они не встречались уже несколько лет и у него всё слава богу: жена, детишки…
  
  – Тоже актер?
  
  – Нет. Оператор, с которым она встречалась, когда еще снималась в эпизодах. Ты никогда не занимался детьми вспомогательного персонала – скажем, пиротехников, рабочих сцены, каскадеров?
  
  – Приходилось.
  
  – Эдакие мужественные работяги-мачо. Получают хорошо – чек не на «мерс», но на тройку «Харлеев» уж точно. Вот и этот парень из таких. Я ему звонил: душа-человек; не гений, но вполне себе соль земли. И небольшое ранчо у него в Санленде, с лошадями и собаками. Понятно, что не волкодавы, иначе вряд ли среди ночи наша мисс Зельда перелезла бы через забор и стала ломиться в кухонную дверь с воплями, чтобы он перестал быть трусом и вышел к ней; что она знает о его к ней немеркнущей любви, а значит, пора воссоединиться, и точка.
  
  – И это основание диагностировать психоз?
  
  – Хм… Ты думаешь, я кое-что упустил и всё это – эротомания или иное проявление синдрома сталкера? Если б на этом всё, ты был бы прав. Но, к сожалению, налицо были и характерные клинические телодвижения – покачивание, моргание – с периодами избирательного мутизма[5], за которыми шли такие полеты фантазий, что голова кругом. С навязчивой бредовой идеей, что этот самый бойфренд на протяжении лет пробирался к ней ночами, шпарил в анал с пристрастием, а затем уливал шампанским и предлагал жениться, бросить все и двинуть с ним в Европу. Так что назвать ее сумасшедшей язык у меня вполне поворачивается… Ах да, и еще командные галлюцинации: когда копы брали ее в наручники, она им твердила, что это голос матери велит ей «сделаться наконец-то честной женщиной». Матери, которую она именовала не иначе как «кинозвездой», что тоже явно из области иллюзий. А после этого еще и укусила одного из полицейских за руку.
  
  – Я понимаю, о чем ты, Лу.
  
  – Спасибо. Но что это именно – шизофрения или тяжелая маниакальная фаза, – я до сих пор не понял. Может, даже и то и другое разом: ты же знаешь, какими «пушистыми» могут становиться диагнозы. Тем временем на меня давят, чтобы я подобрал нужный медикаментоз: у нее, видите ли, контракт, и вывести ее так просто нельзя, не сломав сюжетных дуг. Третий сезон, не жук чихнул… А тебя я, собственно, позвал ради ее сынишки. Веришь, нет – ей удавалось растить его одной; кто отец, неизвестно. И надо, как видно, для мальчонки что-то предпринять, пока я провожу оценку его матери и, дай-то бог, подыщу ей нужный коктейль для поднятия серотонина. Отдельный вопрос – сохранение за ней статуса родителя. Если б ты присмотрелся к ребенку и вынес какие-то рекомендации – возможно, поработал с органами опеки, если до этого дойдет, – я был бы безмерно благодарен. За компенсацией дело не постоит. Страховая служба телевизионщиков платит действительно не скупясь, и этого же я с гарантией добьюсь и для тебя.
  
  – Договорились.
  
  – Ну вот, собственно. – Шумно вздохнув, Лу развел руками. – Что приятно, с тобой всегда можно сойтись. Я знал, что смогу на тебя положиться… Ну что, еще по одной? Навести, так сказать, лоск на настроение.
  * * *
  
  Позднее возле парковки, где на вип-зоне в окружении полосатеньких конусов стоял его белый «Ягуар», Лу подал парковщику двадцатку, а мне сказал:
  
  – Еще раз спасибо, Алекс. Мы – не лекарство, а всего лишь лекари, но, может, что-то доброе у нас и получится. Завтра я позвоню тебе с деталями, а пока еще один интересный нюанс. Настоящее имя у нее не Зельда, а Джейн. Причину смены имени она не называет, но я вот подумываю: а не из увлеченности ли это женой Фрэнсиса Скотта Фицджеральда? О которой ты наверняка и сам знаешь.
  
  – Она сошла с ума.
  
  – О. В точку.
  Глава 4
  
  Впервые Зельда предстала передо мной спустя два дня – в уютном, с деревянными панелями кабинете Лу Шермана, где мы с ним в удобных креслах сидели к ней лицом. И у него, и у меня за спиной были десятилетия опыта и взаимодействия, так что выглядеть расслабленными и доброжелательными нам ничего не стоило. Только если она считала нас за трибунал, безумия для этого не требовалось.
  
  Не сказать чтобы Зельда замечала меня; пока скудного зрительного контакта она удостаивала исключительно Лу. Глядя на него, как смотрят на отцов подростки при попытке объяснить, откуда на машине вмятина.
  
  – Зельда, – в очередной раз обратился к ней он, – доктор Делавэр – опытный детский психолог…
  
  – Он думает помочь удержать мне Овидия?
  
  – Никто и не сомневается, что он останется у вас.
  
  – Да? – отстраненно спросила Зельда. – Вы знаете…
  
  Лу призывно повернулся ко мне.
  
  – Доктор Шерман попросил меня ознакомиться с Овидием, – пояснил я свое присутствие, – чтобы, если вам насчет него понадобится помощь, я мог бы ее обеспечить.
  
  По-прежнему избегая на меня глядеть, Зельда Чейз сказала:
  
  – У Овидия нет никаких отклонений.
  
  – Уверен в этом. – Лу кивнул. – Но нам нужно задокументировать, что доктор Делавэр будет заниматься Овидием и отчитываться в этом мне.
  
  Зельда Чейз оглядела меня впервые с того момента, как я вошел в кабинет. Под моей улыбкой она невольно моргнула.
  
  – У него… вид у вас приятный, доктор Делавэр… благодарю вас, доктор Лу. Я понимаю, что вспылила с Лоуэллом, но он сам на это напрашивался. Не забывайте, что… Так или иначе, мой ребенок заслуживает, чтобы о нем заботилась родная мать, и так оно и будет, что бы ни случилось.
  
  – Этого мы все и хотим достичь, Зельда. А пока вам, разумеется, нужно держаться с Лоуэллом порознь.
  
  – Да, конечно, это все в прошлом, – сказала она через вздох. – Я – хорошая мать, доктор Лу, вы это знаете. А может быть, и плохая…
  
  Обхватив себя руками, актриса нервно вскинула их и уронила себе на колени.
  
  – Своего мессии я не заслуживаю, – усмехнулась она одной щекой. – Не волнуйтесь, я не об Иисусе. Не такая уж я сумасбродка. Я о своем персональном спасителе. Он спас меня от одиночества.
  
  – Овидий? – уточнил я.
  
  – Ови спас меня, когда сделал мамой. – Лицо у нее мучительно исказилось. – Мамой, но, наверное, не такой хорошей… Ах, как я все испортила!
  
  Лу взял ее ладони в свои.
  
  – Зельда, сейчас не время для негативных мыслей.
  
  – Разве? Ну а когда? Я все безнадежно загубила! Его у меня отнимут!
  
  Потекли слезы. Лу нежно погладил ее по плечу и подал салфетку. Эту слитную в своей последовательности процедуру я сам проделывал множество раз.
  
  Не удержавшись на квелой ладони Зельды, газовый лоскуток спорхнул на ковер. Лу поднял салфетку, кинул в мусорное ведро; следом он подал еще одну, на этот раз вдавив пациентке в пальцы, чтобы удержалась. Зельда комком ткани неуклюже промокнула себе глаза. Луи вынул третью по счету и бережно подтер на ее лице оставшиеся слезинки.
  
  Свободная рука Зельды держала его за запястье. Подавленно сгорбившись, она лбом уткнулась ему в предплечье. Волосы текучей волной закрыли лицо. При этом дыхание было медленным и ровным.
  
  – Не дайте им забрать его, доктор Лу.
  
  – Конечно же, нет, Зельда.
  
  Какое-то время он терпеливо сидел, не меняя позы, затем осторожно отстранился. Поместив палец Зельде под подбородок, нежно поднял ей голову, пока их глаза не встретились.
  
  Она позволяла сгибать и разгибать себя, словно пластмассовая кукла. С подбородка свесилась свежая слюнка. В ход пошла салфетка номер четыре.
  
  – Зельда, – сказал Лу, – я хочу, чтобы вы сконцентрировались на поправке, не изводя себя мыслями об Овидии. Потому сюда и приглашен доктор Делавэр. Детского психолога лучше, чем он, не найти во всем городе. Вы же сможете наконец успокоиться и заняться собой, а в итоге вас с Овидием никто не разлучит.
  
  – Как скажете, доктор Лу… Вы ведь всегда правы… Но я все равно буду беспокоиться, вы же меня знаете: я всегда, всегда беспокоюсь. – Снова кривенькая улыбка: – Все-таки у непорочного зачатия есть свои издержки, правда, доктор?
  
  Он цепко посмотрел на нее.
  
  Зельда Чейз с неожиданной развязностью рассмеялась:
  
  – Да забавляюсь я. Прикидываюсь. А вы уж подумали, что я умалишенная или типа того?
  
  Лу натянуто улыбнулся.
  
  – Зельда, я рад, что вы можете шутить, но крайне важно, чтобы вы все это воспринимали всерьез…
  
  – Ой, какие мы тут все серье-о-о-зные…
  
  Актриса с подмигом цокнула языком, а затем вздохнула так, что бюст чуть не вылез из декольте, и пригоршней откинула волосы.
  
  – Хорошо, хорошо, – сказала она, подавляя смешок, – всё, серьёзнею. Уже в норме.
  
  Потом она еще раз прослезилась, приняла салфетку номер пять и уже твердой рукой размашисто вытерлась. Придирчиво изучая ее, насупила брови:
  
  – Грязь. Надо же, как замаралась…
  
  Мы с Лу посмотрели: ткань была абсолютно чистой.
  
  – Грязь, – повторила Зельда. – Вы не видите, но она здесь. Токсичные отходы. Из-за этой гребаной больничной еды я, наверное, вся сочусь ядом… Доктор Лу, знали б вы, как мне там было тошно. Бе-е-е… Как будто с бодунища слезла с ночного авиарейса, а надо еще читать реплики. Поэтому спасибо вот такущее, что меня выручаете.
  
  Она повернулась ко мне:
  
  – Значит, он лучший… А вот вы, скажу я вам, просто милашка. Будь Ови девочкой, он бы на вас, наверное, запал.
  
  – Зельда… – чутко повысил голос Лу.
  
  – Да понимаю, понимаю, – отозвалась она, по-прежнему изучая меня взглядом. – В башке у меня всё наперекосяк, но человек я неплохой, а вы пытаетесь мне помочь, и за это я вас люблю, дорогой мой доктор Лу. Но вот этому доктору я хочу сказать… Доктору… как там его?
  
  – Делавэр, Зельда. Как штат.
  
  – Как штат, – безупречно пародируя Лу, повторила она. – Штатный расклад с башкою не в лад… Так вот что я хочу вам штатно заявить, доктор Делавэр; прямо-таки реально выразить, втиснуть в вас то, что вам просто необходимо знать… Имейте в виду: неважно, что собой представляю я, но у Овидия с головой всё в порядке, и он абсолютно нормальный мальчик. Вы меня слышите? Уловили?
  
  – Еще как, – ответил я.
  
  – Если даже вы говорите это просто для красного словца, то обязательно будете иметь это в виду, после того как познакомитесь с Ови и скажете: «Вау, какой прекрасный мальчик! Абсолютно собран, сбалансирован и настолько счастлив, что, видимо, проделал огромную работу, а потому обязательно должен остаться при ней, и отнять его никоим образом нельзя, он ее сын, и никто не смеет забирать его к себе – вот вам образчик того, как должна выглядеть психологическая оценка хорошей мамы». Я сейчас вы, слышите, доктор Делавэр?
  
  Она изобразила перелистывание страниц.
  
  – Даже когда пациент Зельда отлучилась выяснить отношения с Лоуэллом, потому что между ними кое-что было и ее в этом обвинили, она заслуживает сострадания и понимания, потому что – послушайте – даже тогда она вначале убедилась, что за Ови обеспечен уход на всех уровнях: при нем все время была няня, а он во время отсутствия матери спал. Вот почему она задержалась там так поздно – чтобы не будить его, чтобы быть хорошей мамочкой. Вот почему она была вынуждена сделать это, пока Ови спал. И ребенок не был ни брошен, ни оставлен без присмотра, доктор… штат Делавэр, и вы, доктор Лу, тоже это знаете, ведь вы же мудрец, магистр всего подряд, вы же меня понимаете – я не какая-нибудь там тупая или нерадивая. Чарующе странная – да. Причудливая – тоже да. Но не тупая и нерадивая, а любой другой с моим крошкой всяко обращался бы хуже, ведь так? Я вас обоих спрашиваю, – голос взвился до крещендо, – ведь так?! Я ясно изъясняюсь с медицинской точки зрения?
  
  Лу вздохнул.
  
  – Мы сделаем для вас все возможное, Зельда.
  
  – Мне нужно большее! Мне нужны заверения!
  
  Он снова взял обе ее ладони. Фыркнув, та попыталась вырваться, но Лу держал крепко.
  
  – Послушайте меня, Зельда: себе вы можете помочь только фокусировкой. Это понятно?
  
  Колебание. Медленный кивок.
  
  – Сфокусируйтесь на настоящем моменте, Зельда. Здесь и сейчас. Больше ни на чем.
  
  Она закусила губу. Отвернулась. Лу поместил ей под подбородок палец и нежно повернул ее лицо к себе, принуждая к глазному контакту.
  
  При такой нестабильности жест достаточно рискованный. Но, вероятно, Лу знал о ней что-то не известное мне: различимое теперь лицо было кротким, как у агнца. Можно сказать, безмятежное.
  
  – Хорошо, доктор Лу. Ваша мудрость не знает границ, вы всегда такой, настоящая фигура отца. Мне просто хотелось увериться, что все будет хорошо. Так себя чувствует Коринна, когда я играю ее на площадке. Я так за нее чувствую. Ей нужно, чтобы все в мире складывалось благополучно.
  
  Сведя плечи, она опустила голову.
  
  – Мне нужно знать, что в конце нас ждет хеппи-энд.
  
  – На все воля божья, – произнес Лу.
  
  Раньше набожности в нем я, надо сказать, не замечал.
  * * *
  
  Вдвоем мы сопроводили ее на стоянку, что позади небольшого офиса Лу на Вентуре, возле Бальбоа. Жест вежливости, хотя на самом деле нам заодно хотелось ее пронаблюдать.
  
  С каждым шагом сбивчивая походка Зельды становилась все уверенней, и вот уже она форменной кинозвездой подошла к черному «Линкольну» (люкс-кар от щедрот продюсеров «Субурбии»), тихо пофыркивающему на местах для инвалидов. С водительского сиденья выскочил шофер в униформе, услужливо распахнул перед Зельдой заднюю дверцу, после чего сел обратно за руль, и «Линкольн» вальяжно тронулся к выезду на шоссе. Между тем заднее стекло приопустилось, и Зельда Чейз на прощание одарила нас воздушным поцелуем.
  
  Когда люкс-кар укатил, Лу удрученно вздохнул.
  
  – И это назначенный пациент, Алекс…
  
  – Давно ты ее лечишь? – полюбопытствовал я.
  
  – Да вот с той поры, как позвонил ее агент. За это время успел снять с нее код «пятьдесят один пятьдесят» и довел связность изложения до получаса.
  
  – Ощущение такое, будто у вас за спиной уже немалая история. Судя по тому, как она себя с тобой ведет.
  
  – Правда? А ты обратил внимание, с какой стоической мудростью психолога я воздерживаюсь от дебатов с ней?
  
  Мы направились обратно в офис.
  
  – Теперь ты понимаешь, с чем я имею дело, дорогой мой Алекс, – сказал Лу. – Непродолжительными периодами общаться с ней можно вполне сносно, и все равно дела идут наперекос, и в когнитивном, и в аффективном смысле. Она упорно отрицает всякое знание об отце, а мужчинам в ее жизни нет места вот уже несколько лет. У меня подозрение, как бы ее псевдопривязанность, приведшая к разрыву с ее бывшим, не спроецировалась на меня. Разница, пожалуй, в том, что я к ней готов, – он улыбнулся, – и профессионально обучен.
  
  – Маг и чародей. – Я усмехнулся. – Вот она на твои чары и запала.
  
  – Запала?.. Мне это нравится. В ординатуре не мешало бы вывесить подобие инструкции: пациентам свойственно невзначай западать. А ты заметил, как она пыталась тебя эдак обаять? Мистер Милашка, всякое такое…
  
  – Доктор Милашка.
  
  – Ну а что, – Лу оценивающе прищурился, – ты и вправду недурен собой. Может, у нас тут налицо некое тестирование реальности? – Вынул из ящика стола бутылку скотча и два стакашка. – Составишь мне компанию для прочистки сосудов?
  
  – Спасибо, воздержусь.
  
  – Рановато для приема внутрь? При обычных обстоятельствах я был бы с тобой солидарен. Но уже одно присутствие на этой эпической драме действует на меня иссушающе.
  
  Плеснув в стаканчик, он сделал мелкий глоток.
  
  – Ну что, коллега: есть ли соображения по диагностике?
  
  Я покачал головой.
  
  – А прогнозы?
  
  – Ей уже два года удается стабильно работать в высокострессовом бизнесе. И ребенок для нее действительно важен. Если ей следить за собой и фокусироваться на мыслях о себе… В принципе, не вижу для нее препятствий.
  
  – Верно, – согласился Лу. – Ей будут давать реплики, она будет их озвучивать, играть. Ты слышал, как она имитировала мой голос? Это дар, сомнения нет. Но убери от нее сценарий и разговори на энный промежуток времени, и ее начинает нести, завьюживать. И чем дальше, тем круче пурга. Поэтому, полагаю, мой план лечения будет таков: свести болтовню к минимуму и сосредоточиться на препаратах.
  
  – Мне кажется, характер ее работы тоже в каком-то смысле тому способствует. И даже подразумевает некоторую «отсебятину».
  
  – То есть, в переводе, сумасшедшину. Я вот рекомендую тебе как-нибудь набраться терпения и посмотреть хотя бы одну с ней серию. Ее персонаж – Коринна – эдакая безбашенная неуемная болтушка, которой сценаристы суют в рот всевозможные словесные ляпы. Непонятно даже, было это там до того, как она попала в игровой состав, или уже постепенно обросло их стараниями. Поймали, так сказать, нужный типаж.
  
  Он допил скотч.
  
  – Сейчас моя цель – выстроить по ранжиру ее дефициты. Если главная проблема у нее в шизе, попробую применить халдол[6]. Если дело в настроении, буду добавлять литий, пока маниакальный синдром не уйдет или, во всяком случае, не сгладится до минимума. Посмотрим.
  
  – А она, по-твоему, не взбунтуется против лечебной дозы?
  
  – На литий – не исключено. Ты же знаешь, как оно бывает: многие с этим прибабахом начинают сетовать. Оно их, дескать, тормозит, опресняет жизнь. Все им становится серым, скучным. А в ее лице перед нами возможный маньяк, для которого, кстати, разыгрывать экзальтацию и глупость – професьон де фуа[7]. В некотором извращенном смысле логика на ее стороне.
  
  Он пристукнул дном стаканчика о столешницу:
  
  – Вижу прямо как наяву: она восстанавливает рассудок, но Коринна из нее уже не получается, и тут мой дом с факелами и вилами обступает камарилья из ее продюсеров, юристов телеканала, всяких там агентов – ату его, ату! Или другое: она не подчиняется указаниям и заблаговременно слетает с катушек, ну а я перестаю получать предложения о работе в своей сфере. Потому, Алекс, буду признателен, если ты посмотришь ее мальчика. Чтобы мне хотя бы этим не заниматься. Даже если б у меня был опыт в этой области, то все равно не было бы времени.
  
  Я поскреб себе щеку.
  
  – А мы как, помещаем его в какое-то другое место, или акцент на том, чтобы помочь ей его у себя оставить?
  
  – Вот ты займись, а потом разберемся.
  
  Ознакомившись с какой-то распечаткой поверх стопки бумаг на столе, он сказал:
  
  – Кстати, один плюс в нашу пользу: в съемочном процессе у них на пару недель затишье, хотя работа со сценариями продолжится. А это значит, что Зельда будет по-прежнему занята, но все же не на полную катушку. И, пока я титрую ее дозу, будет жить отдельно от мальчика.
  
  – Она в курсе?
  
  – В курсе. А еще она знает, что ей нужно следовать указаниям, иначе все развалится. Уговор такой: я ее выравниваю, и как только ты даешь «добро», она возвращается в родное гнездышко.
  
  – Где она останавливается?
  
  – Ну а ты как думаешь? Конечно же, в коттедже отеля «Беверли-Хиллс», под фиктивным именем и заботливым оком медработницы, которой я доверяю. Две тысячи за ночь, но фирма платит. Им нужно, чтобы все было шито-крыто: на кону, сам понимаешь, третий сезон сериала.
  
  – А мальчик, значит, дома?
  
  – С ассистенткой режиссера того же сериала, – Лу сверился с распечаткой, – Карен Галлардо. Это, кстати, твой экземпляр. Тут мои предварительные заметки, адрес, сотовый Галлардо. Все, что нужно для начала, только батарейки, извини, не входят.
  
  Я со смехом взял бумагу, сложил вдвое, и Лу проводил меня к двери, держа в руке наполненный стакан. Не пойму: то ли у него выработалась такая доза, то ли просто это дело его настолько доставало.
  
  – Еще раз тебя благодарю, Алекс.
  
  – Рад помочь, – ответил я. – В чем-то даже интересно.
  
  – В самом деле? – Он прицокнул языком. – Вроде китайского проклятия: «Чтоб ты жил в интересные времена»?
  Глава 5
  
  За время, что я провел в офисе Лу, мой старенький «Кадиллак Севилья» припорошило пылью из долины Сан-Фернандо. В надежде, что машину дорогой обдует ветерок, я бульваром Вентуры поехал на восток, но надежды мои не оправдались. Тогда в итальянском ресторанчике – сразу за Сепульведой – я поел пасты, запил ее чаем со льдом, а попутно прочитал заметки Лу.
  
  Как и я, писаниной он себя не перегружал, а потому, помимо уже сказанного им, я ничего нового для себя не открыл; разве что скупые детали задержания Зельды Чейз. Истцы (имена не указаны) свое заявление в полицию отозвали и согласились не давить при условии, что обидчик пройдет курс «консультаций».
  
  В плане правосудия – счастливая развязка. Хотя, по сути своей, те «консультации» – нечто совершенно бессмысленное, опошленное судебными телепроцессами и объемлющее все, от интенсивной психотерапии до бормотаний новоявленного лайф-коучинга.
  
  В данном случае под «консультациями» подразумевалось, что судебная система с радостью спихивает ответственность за недостойное поведение Зельды Чейз на Лу Шермана, доктора медицины.
  
  Лу за работу взялся, но ему хватало и ума и опыта для понимания, что о панацее здесь речи не идет. Потому как даже четко диагностированный психоз для вылечивания – откровенный вызов, поскольку никто толком не знает, что он собой представляет на самом деле. Или каким образом срабатывают антипсихотические препараты, помимо расплывчатого понятия о их воздействии на нейромедиаторы (химикаты мозга вроде серотонина или допамина, обеспечивающие исправность умственной магистрали).
  
  Умножая пазл, многие люди с серьезными расстройствами вовсе не вписываются в ячейки диагностики так гладко, как нас пытаются убеждать гиганты фарминдустрии и их пишущие фантастику штафирки. Если мозг – это Эверест, то наш самолет в Непале еще и не садился.
  
  Так что Лу оставалось лишь пожелать удачи. А тут еще пятилетний ребенок, так или иначе соотносящийся с делом…
  * * *
  
  Разобравшись с фузилли[8] и влив в себя пару стаканов чая со льдом, я решил позвонить Карен Галлардо. Позвонил: ни ответа, ни автоответчика. По окончании своей трапезы я вернулся в «Севилью» и на слиянии Ван-Найса с Беверли-Глен взъехал вверх на Малхолланд, быстрый спуск с которого вел к моему дому у подножия западной оконечности Глена.
  
  К трем часам я был уже на месте; залитый солнцем дом встретил меня тишиной. На столе Робин оставила для меня записку – художественная каллиграфия на лоскутке синего стикера:
  
  «Милый, отбыла с Джули на ланч, вернусь ок. 2:30. Би со мной».
  
  Джули – это Джулиетт Чармли, ее школьная подруга, прибывшая на семинар стоматологов возле аэропорта Лос-Анджелеса, а Би – это Бланш, наш белый французский бульдожек. Значит, обедают где-то на площадке, куда разрешен вход с животными, – по всей видимости, кафе на Олд-Топанге, с видом на искристую говорливую речку. Когда мы с Робин наведывались туда последний раз, там учила плавать своих детенышей мамаша-койотиха, и тот из них, что помельче, оскалился на нас по-волчьи.
  
  Бланш – создание миролюбивое, на первый взгляд, больше обезьянка, чем волк. Но все равно чувствуется, что собака: постепенно стала узурпировать наш сад у всех живых существ. Интересно было бы поглядеть, как она отреагирует на койотов, если те снова появятся.
  
  Если я прав, ланч у Робин обещает быть насыщенным. Любопытно.
  
  Я подчистил почту, проверил входящие и попробовал еще раз прозвониться к Карен Галлардо.
  
  Десять длинных гудков, без намека на автоответчик. Я уже собирался вешать трубку, когда на том конце неожиданно прорезался молодой запыхавшийся голос:
  
  – Резиденция Чейз!
  
  – Мисс Галлардо?
  
  – Кто звонит?
  
  Я объяснил.
  
  – А, да. Меня предупредили, что вы позвоните.
  
  – Предупредили?
  
  – Извините. В смысле, я ждала вашего звонка. Сэр.
  
  – Обещаю вам, что не кусаюсь, – успокоил я.
  
  – Что?.. Ах да, конечно. Извините. То есть, вы хотите встретиться с Ови? Он до половины четвертого в подготовишке, я за ним туда скоро поеду. Но пока мы доедем домой, он уже может порядком утомиться.
  
  – Как насчет завтра, часа в четыре?
  
  – Прекрасно. Только если до вас далеко ехать, он может устать еще сильнее. Вы где находитесь?
  
  – Давайте лучше в половине пятого, чтобы у Овидия была возможность отдышаться. И к вам приеду я.
  
  – Вы будете осматривать его прямо здесь? – спросила она.
  
  – Так, кажется, удобней всего.
  
  – М-м-м… ну ладно, хорошо. А что мне сказать Ови?
  
  – Сегодня не говорите ничего. А завтра, когда привезете его домой… Он у вас обычно полдничает?
  
  – Здоровое питание, – поспешила сказать Карен Галлардо. – Органический протеиновый батончик и виноград, если он хочет. Или несколько долек апельсина.
  
  – Сначала покормите его, затем усадите, дайте успокоиться и тогда скажите, что с ним заедет поговорить дядя доктор – без уколов и прививок, друг его мамы. Ну а дальше я сам.
  
  – А если он забеспокоится?
  
  – Он легковозбудимый?
  
  – Да вообще-то, нет…
  
  – Если спокойны вы, то и он будет в порядке.
  
  – Ну хорошо…
  
  – Как он ведет себя без мамы?
  
  – Да ничего, – ответила Карен Галлардо, – хорошо ведет. Сегодня, правда, сказал, что немного о ней беспокоится, но не плакал, не капризничал, а я ему сказала, что ей скоро полегчает. Или что-то не так? Я не должна была это говорить? Понимаете, это не совсем мое. Я изучала кино, а не психологию.
  
  – Вы всё говорили правильно, Карен.
  
  – Надеюсь… мне, когда вы будете его смотреть, нужно находиться здесь?
  
  – В доме – да, в комнате – нет.
  
  – Вы какую комнату хотите использовать?
  
  – Давайте мы уточним это по моем приезде.
  
  – То есть мне ничего заранее не готовить?
  
  – Ничего, Карен. Просто будьте там с Овидием.
  
  – Вам указать, как доехать?
  
  У меня было уже помечено: Голливудские Холмы, сверху Сансет, к востоку от Лорел-Кэньон.
  
  – У меня все есть, Карен. Увидимся завтра в половине пятого.
  
  – Мальчик очень славный… Вы хотя бы примерно не знаете, когда вернется домой Зельда? Ови как раз об этом спрашивал.
  
  – Пока точно не знаю. И постараюсь ему как следует все разъяснить.
  
  – Ну хорошо… А вам комната понадобится с диваном или без? Или там с кушеткой?
  
  – Ничего не надо, Карен.
  
  – Еще раз, как вас зовут, сэр?
  * * *
  
  Я сидел у себя в кабинете и раздумывал над подходами, которые мне применить к Овидию Чейзу, когда послышался звук открываемой входной двери и голос, который я так люблю, приветливо пропел:
  
  – А вот и мы-ы!
  
  Я вышел в гостиную, где моя милая стройняшка Робин, в облегающих черных джинсах и того же цвета майке, помахала мне, подошла и нежно чмокнула. Бланш тоже подсеменила, положила мне передние лапы на лодыжку и так стояла, глядя при этом на входную дверь и часто дыша. А возле двери молчаливым столбом застыла Джули Чармли – высокая, рыжая и веснушчатая.
  
  При каждой нашей встрече она напускала на себя скрытно-застенчивый вид; сейчас же он был конкретно неприветливым. И отстраненным. Ей явно не хотелось здесь находиться.
  
  – Джули? Рад тебя видеть.
  
  – Аналогично. Ну я, наверное, пойду.
  
  Робин проводила ее, закрыла следом дверь, а когда вернулась, мы с ней вышли в сад и сели на тиковую скамейку напротив японского прудика. Бланш, блаженно растянувшись у наших ног, в считаные секунды забылась сном праведника.
  
  – Ну вот, разводятся, – со вздохом сообщила о подруге Робин. – Пятеро детишек. Брайс требует полную опеку.
  
  – А что случилось?
  
  – Она ему, как выяснилось, изменяла. Да какая, в сущности, разница?
  
  Муж Джули, пародонтолог, в общении со мной всегда держался с прохладцей и дистанцией. Ни он, ни Джули, при всем своем профессионализме, на звание Родителей Года никак не тянули. Пусть даже с пятерыми детьми.
  
  – Смотря как будут судить. Там долгий роман – или так, на одну ночь?
  
  – Два года. Еще с одним дантистом из клиники Брайса. Даже если б тот и проявил отходчивость, Джули сама себя считает недостойной прощения. Я пробовала как-то взбодрить ее, но получалось только хуже, так что я потихоньку заткнулась.
  
  – Забавный обед, – сказал я. – Кафе «Солар»?
  
  – Ты-то откуда знаешь?
  
  – Разрешен вход с животными. Койоты не показывались?
  
  – Да уж лучше б они, – Робин вздохнула, – хоть какое-то отвлечение. Я потому и прихватила с собой Бланш, когда Джули появилась с таким каменным лицом. Думала: пускай у нас в компании хоть один будет улыбаться. Как это называется у психологов?
  
  – Предусмотрительность.
  * * *
  
  Назавтра во второй половине дня я подошел к дому, который снимала Зельда Чейз, – глинисто-коричневый оштукатуренный короб, торчащий в полумиле над помпезным «Шато Мармон».
  
  Отель этот известен тем, что стремится потрафить самым прихотливым вкусам знаменитостей. Для этого, наряду с прочим, здесь имеются эстетические изыски вроде искусственных газонов в некоторых номерах. Видимо, из соображений практичности: после гульбища накануне уборщица заходит сюда с садовым шлангом, и все дела.
  
  От бара «Шато» до входной двери Зельды оказалось пять минут пешего хода (мне невольно подумалось, что этот выбор был сделан неспроста). Нужная мне дверь представляла собой облезлый щит из фанеры; неплохо хотя бы подкрасить. Перед входом никакого газона, просто асфальт в паутине трещин. Номерные цифры, и те висят косовато. Выше по узкой подъездной дорожке припаркован «Фольксваген»-«жук».
  
  Н-да, таким жильем читателей «Пипл» и «Вог» не прельстишь. Хотя в этом, собственно, и суть Голливуда: на самом деле его не существует. Разумеется, звезды крупного калибра, которым хватает ума держать и взращивать свой капитал в банках, могут позволить себе жизнь небожителей до самой своей смерти. Ну а личики разрядом поменьше, которым сегодня «катит», – у них успех в карьере длится не дольше экстаза мотылька.
  
  Коричневый короб – это все, чего Зельда Чейз достигла на своем пике. Что же произойдет с женщиной, страдающей серьезным психическим расстройством, когда агент перестанет реагировать на ее звонки?
  
  Что станется с ее сыном?
  
  Лу Шерман сказал, что Овидию пять, но дата его рождения в карте, оказалось, отстоит всего на месяц от шести. Будет ли в метриках зафиксирован день рождения, проведенный с мамой?
  
  Ребенок, открывший дверь на стук, едва смотрелся на пять – возраст выдавала лишь осмысленность в глазах. В одной руке он держал кружку с молоком.
  
  – Вы доктор, который не делает уколов? – спросил он с порога.
  
  Голос слегка в нос, дикция четкая. Закрыть глаза, и можно представить, что перед тобой семи- или восьмилетка.
  
  Моя мысленная камера четко фиксировала детали.
  
  Для своего возраста мелковат, худой, ноги короткие, центр тяжести понижен. Длинные темные волосы почти скрывают лоб и костлявые плечики. Возможно, к его чертам причастен латинос.
  
  На нем была черная майка с логотипом какой-то группы, о которой я слыхом не слыхивал. Оливково-серые пятнистые штаны, шнурки высоких кед ослаблены. Совиные очки в черной оправе пришвартованы к голове оранжевой резинкой. Глаза за линзами темнее, чем у Зельды; почти черные, широкие от любопытства.
  
  – А ты – Овод, – сказал я.
  
  – Не Овод, а Овидий. – Он рассмеялся в ответ, подражая моим словам и моей интонации с той же необычайной точностью, что и его мать. Чего-то еще он у нее поднахватался?
  
  – Алекс Делавэр. – Я протянул свою руку. Тонкие хрупкие пальчики схватили ее, энергично сжали и выпустили. Пятилетний аналог крепкого мужского рукопожатия.
  
  – Точно без уколов? – прищурясь, спросил он.
  
  – Точно.
  
  – Крутоооо.
  
  Мальчик ощутимо расслабился, но с места при этом не сошел.
  
  – Гм, Овидий…
  
  – Я спросил у нее, а что за доктор? А она говорит, какой-то там «лог».
  
  – Психолог.
  
  Овидий губами повторил незнакомое слово, беззвучно усваивая.
  
  – Она говорит, не знает, что это такое.
  
  – Она – это кто?
  
  – Карен. Работает с моей мамой. Вы мою маму знаете?
  
  – Совсем недавно виделись.
  
  – А где?
  
  – В кабинете у ее врача.
  
  – Она была в больнице. Ей скоро будет лучше.
  
  – Можно я войду? – спросил я.
  
  Он посторонился.
  
  – У нее сейчас грусть. Но не из-за меня. А просто так, своя.
  
  Именно так поучают детей сочувственные взрослые. Ребенок произносил это вполне осмысленно.
  
  Я хотел было ответить, но меня отвлек окрик откуда-то из глубины дома:
  
  – Ови, бог ты мой! Сколько раз тебе говорить: не открывай посторонним двери!
  
  – Карен, да это психолог!
  
  Затормозившей за спиной у ребенка женщине было лет под тридцать – ширококостная, с полным бледнотным лицом (сгодилась бы, пожалуй, на роль ирландской буфетчицы в сериале, что мелькают на Пи-би-эс). В остальном же вполне двадцать первый век: фиолетовых волос ровно столько, чтобы собрать сзади в ершистый пучок, в ушах примерно семь колечек, над ноздрей искусственный брюлик, на руках непременные тату.
  
  – Вот, была в ванной, – заполошно выдохнула она. – Сказала ж ему подождать, пока выйду… Ови!
  
  Мальчик пожал плечами.
  
  – Алекс Делавэр, – представился я Карен.
  
  – Доктор Алекс Делавэр, – поправил Овидий.
  
  – Уверяю вас, сэр, – никак не унималась Карен Галлардо, – раньше он так никогда не делал! Овидий, пока здесь распоряжаюсь я, надо, чтобы ты меня слушался.
  
  Мальчик хлебнул молока, отчего запачкал подбородок, и, шмыгнув, утерся.
  
  – Ну вот, теперь тебе салфетка нужна, – бдительно заметила Карен.
  
  – Не нужна, – снова используя руку, сказал мальчик. – Он ко мне пришел, разговаривать.
  
  Карен Галлардо поглядела на меня.
  
  По моему кивку она удалилась, а Овидий хозяйски указал:
  
  – Нам туда.
  * * *
  
  Через утлую прихожую он провел меня в гостиную, приподнимающую, казалось, дом над окрестными кротовыми кучами. А всё за счет вида.
  
  В местах вроде Тосканы и Санта-Фе, где архитектурная сдержанность увязана со здравым суждением, основанным на традиции, дома и строения органично сливаются со склонами холмов. В Лос-Анджелесе, напротив, посыл состоит единственно в утверждении своей индивидуальности. Панорама за западным окном Зельды Чейз, от пола до потолка, представляла собой сплошное подернутое дымкой нагромождение бассейнов, угнетенных засухой садов и непомерных числом строений на ограниченной площади.
  
  За это зрелище, по всей видимости, еще и накручивалась втрое аренда, несмотря на то что пол здесь устилал дешевый бурый ковролин, потолок был весь в пупырышках, а разномастная мебель – стянута отовсюду.
  
  Несмотря на это, в доме было прибрано и чисто, какая ни на есть мебель расположена с умом, а на ворсе ковра – полоски от свежего прохода пылесосом. Посредине небольшого обеденного стола стояла чаша с яблоками и грушами (судя по бисерным каплям влаги, недавно помытыми). Неужели стараниями горничной? Или, может, Карен Галлардо позвонили со студии и распорядились создать вид? Если так, то Овидий, открывая дверь, сдал свою няню со всем ее враньем насчет отлучки в ванную. Впрочем, не будем строги. Я ведь сюда прибыл не для придирок, а чтобы как можно больше узнать о мальчике.
  
  – Это я все сделал, – сказал он и пристроился на полу возле причудливого строения из многоцветных полупрозрачных плашек и конусов. Что-то вроде постмодернистской версии средневекового замка с множеством башенок, шпилей, пристроек, пропорциональных дверей и окон, а в придачу еще и горизонтальным отростком спереди – видимо, мостом через невидимый ров.
  
  В совокупности это сооружение занимало весь центр комнаты. Среда, отданная под ребенка? Если так, то малыш воспользовался ею как следует.
  
  – Здо́рово, – похвалил я.
  
  Мальчик без комментариев потянулся к коробке с неиспользованными плашками, ухватил пригоршню и начал что-то добавлять и убавлять, приостанавливаясь лишь затем, чтобы оценить свою работу.
  
  – Овидий, и в самом деле красиво.
  
  – Да это конструктор на магнитах, – пояснил он. – Тут все легко-прелегко, надо только прилеплять и отлеплять.
  
  В качестве примера мальчик в одном месте отодрал конусовидную крышу и двойной шпиль преобразовал в подобие готической арки.
  
  – Как легко ты справляешься, – заметил я.
  
  Еще одно пожатие плеч, чтобы сдержать улыбку, но наконец уголки губ у него приподнялись.
  
  – Ты много времени проводишь за этим строительством? – спросил я его.
  
  – А мне только это и нравится, – ответил Овидий. – Ну еще поесть…
  
  Снова смешок, похожий на фырканье; как будто ему необходимо высвободить некий внутренний жар. Вот он пригасил его и посерьезнел.
  
  Сдержанный ребенок… Глядя за его занятием, я вбирал все больше деталей: одежду без единого пятнышка, чистые ногти. Шнурки на кедах, и те подвязаны. С одинаковой аккуратностью.
  
  Может, это Карен Галлардо так его вышколила за пару дней? Хотя нутро подсказывало, что он привык ухаживать за собой самостоятельно. На уровне инстинкта.
  
  За работой Овидий начал вполголоса напевать; все неспешно, обдуманно, взвешенно.
  
  Психически неорганизованная мамаша, а ребенок застегнут на все пуговицы?
  
  – Овидий, ты тут сказал про еду… А какая еда тебе нравится?
  
  – Такос, буррито. Фо.
  
  – То есть мексиканская и вьетнамская?
  
  – Какая-какая?
  
  – Суп фо, он из Вьетнама.
  
  – А я и не знаю, откуда… Нам готовое привозят. Мне больше всех нравится.
  
  – Фо?
  
  – Нет. То, что привозят. Оно как… вот оно р-раз, и ты его уже ешь.
  
  В тот момент, что он тянулся за очередными плашками, между губ у него высунулся кончик языка.
  
  – Амбар, – сам себе вполголоса сказал он. – Для животных. Будто там животные.
  
  – А какие? – поинтересовался я.
  
  Он насупленно посмотрел снизу вверх.
  
  – А вам какие нравятся?
  
  – Мне? Собаки нравятся.
  
  – Ха. Собаки-то в амбарах не живут.
  
  – Верно подметил, – улыбнулся я. – Тогда как насчет лошадей?
  
  – А может, лучше верблюд? Он харкается. Плохо себя ведет. – Овидий медленно расплылся в улыбке: – Если харкается, значит, его надо держать в амбаре.
  
  Следующие полчаса я сидел, а он все строил. Изумительная концентрация внимания, с растущей потребностью к порядку и деталям. А еще сложности.
  
  Из коробки он вынул все неиспользованные плашки, разложив их на три соразмерные кучки. Наконец, пустив в ход все, задал вопрос:
  
  – Как теперь быть: сломать или просто перестать?
  
  – Решай сам, Овидий.
  
  – Так она мне говорит.
  
  – Карен?
  
  – Мама. Разрешает мне делать, что я хочу, если только я ее слушаюсь.
  
  – Слушаешься в чем?
  
  – Ну-у, – он начал загибать себе пальчики, – чищу зубы, не балуюсь с зубным эликсиром, принимаю ванну, хожу в подготовишку, не делаю проблем.
  
  – Тебе нравится в подготовишке?
  
  – Ну так, ничего. Только я там все уже знаю. Ну почти.
  
  – Молодец. Готов пойти в первый класс?
  
  – Ну да. Наверное.
  
  – Точно не знаешь насчет первого класса?
  
  – Да я там, наверное, тоже все знаю.
  
  – Значит, в школе тебе скучно?
  
  – Да почему. А мама когда домой вернется?
  
  – Пока не знаю, Овидий.
  
  – А узнаешь?
  
  – Как только она будет готова, ее доктор обязательно мне об этом скажет, а я сразу тебе.
  
  – Как его звать?
  
  – Доктора? Шерман. Доктор Шерман.
  
  – Он ставит уколы?
  
  – Да вообще-то, нет.
  
  – Ну хоть иногда?
  
  – Редко. Не думаю, что твоей маме будут ставить уколы.
  
  – А тогда что?
  
  – Ну, может, таблетки.
  
  – Чтобы она стала счастливая?
  
  – Чтобы она в целом чувствовала себя лучше.
  
  – Она обо мне заботится.
  
  – Я знаю.
  
  – А как?
  
  – Когда мы с ней познакомились, по ней сразу было видно, что она тебя любит и о тебе заботится.
  
  Повернувшись к своему сооружению, Овидий сдвинул крышу, смел одну башню. А затем, помедлив, проломил всю середину.
  
  – Ну вот, – объявил он. – Теперь начинать сначала.
  * * *
  
  Из пяти дней, что Зельда Чейз жила в отеле на Беверли-Хиллс, я ежесуточно наведывался к ее сыну. На четвертый день Овидий выглядел усталым. Лишь после полутора часов работы с конструктором он признался, что скучает по маме и «очень, очень готов, чтобы она вернулась». Я вышел наружу, набрал Лу Шермана и сообщил, что результатами осмотра доволен, так что если Зельда в состоянии…
  
  На что он оживленно сказал:
  
  – Представляешь, завтра-послезавтра я сам думал тебе звонить. Халдол дает хорошие результаты. Четкого диагноза у меня все еще нет, но умеренная доза действует на нее благотворно. Если у тебя есть время, то можно обсудить планирование выписки… да хоть завтра, за ужином, часов в девять. А? Сможешь подтянуться в Сан-Фернандо? Жена у меня в отъезде, а студия все еще платит по счетам, так что подыщем местечко посолидней.
  
  – Мысль хорошая. Тогда я скажу Овидию, что через денек-другой его мама вернется домой?
  
  – Ну если не будет каких-нибудь резких перемен… Да, конечно, скажи. Если что, я убавлю дозу или подыщу что-нибудь другое. Нет смысла разлучать их, если он, по-твоему, в порядке; ну а она на свое чадо надышаться не может. Как у него вообще дела?
  
  – Оптимально, – ответил я. – Сообразительный, собранный мальчик, с хорошими внутренними ресурсами.
  
  – Что ж, это обнадеживает. А что за ресурсы?
  
  – Склонен к художественному творчеству, уравновешен, хорошая концентрация внимания… Впрочем, давай-ка я тебя лучше за ужином проинформирую, если ты хорошенько раскошелишься.
  
  – Ресурсы, говоришь? – Он рассмеялся. – Они еще ох как понадобятся…
  * * *
  
  На пятый день я сообщил Овидию приятное известие.
  
  – Хорошо, – невозмутимо сказал тот и продолжил свое строительство.
  
  И лишь затем улыбнулся и начал работать быстрее. Через несколько минут встал и обогнул свой новейший шедевр – нечто, по виду ничуть не хуже дипломной работы Фрэнка Гери[9].
  
  Дойдя до меня, он сунул для пожатия ладошку:
  
  – Поздравляю.
  
  – С чем?
  
  – Вы были здесь, когда я сделал свое самое лучшее здание.
  * * *
  
  Договоренность была завершена за ужином в «Бистро Гарден». Я буду привлекаться по мере необходимости, а Лу продолжит лечение Зельды, регулируя ее курс антипсихотических препаратов с постепенным включением сеансов психотерапии.
  
  – Может, разговоры что-нибудь привнесут; честно сказать, Алекс, я о ней ничего так и не узнал. Даже первичную структуру ее семьи. Она упоминает единственно, что ее мать бесследно пропала и, вероятно, мертва. А затем умолкает или меняет тему разговора. Это адекватно? Да кто его знает… Главное, что хоть не слетает с катушек и не дебоширит.
  
  Прояснились и планы по догляду за Овидием: Карен Галлардо, у которой при мне был всегда измочаленный вид, вернется на свою студию, а Лу через рекомендованное мною агентство организует сиделку с опытом ухода за детьми, которая будет находиться дома в часы работы Зельды. Если есть деньги на оплату, можно и ночного сменщика, который бы оставался на ночь.
  
  – На случай, если ее опять куда-нибудь занесет? Имеет смысл. Я обеспечу, чтобы на это тоже выделили сумму. Стимулов тьма: третий сезон уже вот-вот начнет сниматься. Совсем скоро. Ты из любопытства хоть одну серию глянул?
  
  – Да пока нет.
  
  – Умён. Хитришь, отлыниваешь за слушанием Баха, «Дорз» или чего там еще… А вот и твой чек. – Он подал мне конверт. – Взгляни, чтобы не было вопросов.
  
  Я поглядел: вдвое больше, чем я ожидал.
  
  – Лу, тут даже более чем.
  
  – Вот и держи, далай-лама. Студия считает, что у нас сделка. К тому же ты это заслужил. Мы с тобой. Ну а я, если что, буду на связи, как ты и просил.
  
  Вообще-то просил не я, а он. А я лишь говорил, что буду доступен, если ситуация как-то поменяется. Но на данный момент Овидий ни в каком лечении не нуждался, оказавшись на поверку ярким, талантливым и легко адаптирующимся. Учитель подготовительной группы охарактеризовал его как «редкостно смышленого, особенно в том, что касается строительных дел. Есть у него, правда, склонность играть наедине с собой, но у талантов такое бывает».
  
  Что примечательно: в конце пятого сеанса, за несколько часов до возвращения его матери, я спросил, нужно ли ему, чтобы я пришел к нему еще раз. В ответ Овидий пошерудил свои плашки, отстранился от меня подальше и сказал:
  
  – Вы не делали мне уколов и давали делать то, что я хочу.
  
  – Ну так мы договаривались.
  
  – Теперь я вам верю. – Он перевел взгляд вниз, на плашки. – А теперь можно я буду строить? Со мной всё в порядке.
  
  Более грациозной отставки я еще не получал.
  
  – Договорились, Овидий, – сказал я ему. – Но если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, то могу прийти.
  
  – Мне – нет, – рассеянно сказал он. – Может, к маме когда придете… Если будете ей нужны.
  
  – Ты думаешь, она все-таки может меня позвать?
  
  В ответ – пожатие плеч.
  
  – Иногда ей бывают нужны люди.
  
  Приступая к работе над башней, самой высокой из построенных до сих пор, Овидий произнес:
  
  – Люди, они как бы ничего, но я в них не нуждаюсь.
  * * *
  
  Больше Лу мне никогда не перезванивал. Ни насчет Овидия, ни насчет Зельды, ни по каким другим пациентам. У меня даже закралась мысль: может, то дело как-то повлияло на наши отношения? Или ему просто перестал быть нужен детский психолог. А может, он ушел на пенсию?
  
  Спустя месяц-полтора, все еще любопытствуя насчет состояния Зельды, я набрал ее в «Гугле» и выяснил, что сериал «Субурбия» в начале третьего сезона приказал долго жить. Труппа артистов распалась, кое-кто канул в безвестность.
  
  И лаконичный коммент Зельды: «Это случилось».
  
  Я продолжил поиск, но о продолжении ее актерского ремесла ничего не нашел. Впрочем, как и сведений о ее финале как личности.
  
  Впасть в безвестность: извечный кошмар для актера. Как может с этим справляться такая ломкая натура, как Зельда?
  
  Мою голову осаждали мысли одна хуже другой, и я отметал их как мог. В конце концов, она лечилась у Лу, а не у меня; остается надеяться, что его курс как-то ее выровнял.
  
  Лучший из вообразимых раскладов: его психотерапия все же пошла ей на пользу и он поставил ее на ноги настолько прочно, что разочарование не может ее повалить.
  
  Если б какая-то проблема возникла у Овидия, он дал бы мне знать. На этом и успокоимся.
  
  Вскоре после этого стартовал бракоразводный процесс у супругов Чармли, которые взялись дербанить друг друга на части. Оба – и Джули, и Брайс – делали мне предложения с целью заполучить меня свидетелем в суде на своей стороне. Я со всей возможной тактичностью отказал. Результатом стало ледяное молчание со стороны обоих, а Робин никогда больше не слышала от Джули ни ответа ни привета; мы даже как-то раз из-за этого повздорили.
  
  Вот вам и скромные радости бесчеловечных отношений.
  
  Между тем после оценки Овидия Чейза прошло два с половиной года. И однажды, за беглым просмотром бюллетеня нашего медицинского факультета, я вдруг наткнулся на некролог Лу Шермана. В семьдесят три года, после продолжительной болезни (вот она, причина обрыва нашей профессиональной связи), вдова по имени Морин, детей нет, похоронной церемонии тоже, вместо цветов – пожертвования в фонд борьбы с раком.
  
  Я позвонил с соболезнованиями на его домашний номер, надеясь, что абсолютно не знакомая мне женщина не сочтет меня навязчивым.
  
  Автомат сообщил, что данный номер не обслуживается. Видно, не судьба. После этого я попытался забыть Лу, хотя про Овидия мне время от времени вспоминалось. Умненький, слегка замкнутый мальчик, эксперт-самоучка по строительству своего собственного мира. Может, и цельный как раз из-за того, что его мать была на грани распада.
  
  Или же это все психологические бредни, а мальчугану просто нравилось возиться с конструктором…
  
  В конце концов и он выпал из моей памяти. Пять лет без новостей – само по себе хорошая новость.
  
  И тут все в одночасье переменилось.
  Глава 6
  
  Резиденция «ЛАКБАРа» напоминала ровно то, чем это строение было раньше, – комиссионка в спальном районе убогого пригорода.
  
  Фасад состоял преимущественно из закрашенных окон – не очень разумно для заведения с психически больными людьми в этой разномастной округе. Знак у входа предупреждал, что здесь ведется круглосуточное видеонаблюдение, хотя камера явно отсутствовала. Еще одним курьезом была закрытая, но крайне хлипкая дверь со звонком.
  
  Мне открыли без всякой проверки, и я вошел в пустой вестибюль с еще одним окном, за которым находилась регистратура. Это окно было не закрашено, а лишь припорошено пылью, и за ним виднелась согнутая над клавиатурой компьютера пожилая женщина. Слева от нее находилась дверь с надписью «Вход запрещен». Мое появление женщина заметила, но от работы не отвлекалась.
  
  Я постучал по стеклу, и она отодвинула окошечко.
  
  – Доктор Делавэр, – представился я, – к Зельде Чейз.
  
  Задвинув окошечко, она взялась за телефонную трубку, а затем снова занялась печатанием.
  
  Через какое-то время в регистратуре появилась тощая молодая брюнетка в белом халате и стала о чем-то говорить с регистраторшей.
  
  Вновь прибывшая отличалась короткой стрижкой под машинку и челкой бронзового цвета. Халат был ей велик и обвисал мешком поверх майки и джинсов. Эту особу я видел впервые, но уже знал и имел о ней подробное представление, так как она любила внимание, а ее персональные данные были разосланы по всему киберпространству.
  
  К своим двадцати пяти годам Кристин Дойл-Маслоу успела окончить Вассарский балакавриат в области городских исследований. Единственный ребенок отца, практикующего гештальт-терапию в Ньютоне, штат Массачусетс; мать живет в Бруклайне и преподает биопсихиатрию в университете Тафтса. Любительница экологически чистых коктейлей. Список любимых групп «открывает новые горизонты в неизвестности». Любит эфиопскую кухню, в частности «леф с тыквой»; придерживается убеждения, что государственная политика – это «контактный спорт». Последние пару лет стажируется в Управлении городского развития, занимаясь «разработкой и внедрением позиционных документов по связям с общественностью». Опыт в области психологии или какой-либо другой области психического здоровья отсутствует.
  
  Продолжая разговаривать с печатающей регистраторшей, она повернулась и окинула меня взглядом. Молодая, но уже с отяжеленным, зажатым лицом, которое быстро старится. Не помогают и очки в металлической оправе а-ля «конторские служащие пятидесятых».
  
  Просмотрев несколько распечаток на столе регистратуры, через белую дверь она наконец вышла в вестибюль. Под белым халатом на майке проглядывала зеленая надпись «ЛАКБАР – Служим обществу со стилем» (ну а как же иначе).
  
  К груди был пришпилен непомерно большой бэйдж со всей предназначенной миру информацией, но тем не менее она представилась голосом, соперничающим в звучности с тромбоном:
  
  – Кристин Дойл-Маслоу.
  
  – Очень приятно, – отреагировал я. – Как она там?
  
  – Под словом «она» вы имеете в виду мисс Чейз?
  
  Подавив в себе соблазн ответить что-нибудь вроде «нет, Марлен Дитрих» или «нет, Мэрилин Монро», я ответил:
  
  – Да, ее.
  
  – Особых проблем не возникало.
  
  Веским, демонстративным жестом она извлекла связку ключей, отперла белую дверь и впорхнула в нее, оставляя мне ловить рукой дверное полотно.
  
  Следом за Дойл-Маслоу я прошел в сквозистое безлюдное пространство, разделенное на кабинки, но без всякой мебели или офисного оборудования. В нос шибал запах свежей краски. На задах помещения обнаружилась еще одна белая дверь с табличкой «Посторонним вход запрещен».
  
  – Ваш проект начался недавно? – поинтересовался я.
  
  – Сейчас мы на стадии разработки.
  
  – Но вместе с тем у вас есть стационар?
  
  Дойл-Маслоу остановилась, поправляя очки.
  
  – На данный момент там всего один пациент. Ваш, – бросила она и продолжила свое шествие.
  
  – Постойте, – окликнул я, стараясь говорить спокойно, но тайные пружины противодействия все равно сказались на громкости и жесткости тона.
  
  Плечи Кристин Дойл-Маслоу на ходу вздрогнули, хотя сам ход не сбавился.
  
  – Мне нужно объяснение, что здесь происходит. И немедленно, – припечатал я.
  
  Она остановилась ко мне вполоборота.
  
  – Вы же психолог. Значит, объяснять – это ваша работа.
  
  – Ну а ваша, извините, в чем?
  
  – Я исполнительный директор «ЛАКБАРа»…
  
  – Это что?
  
  – Концепты и организация.
  
  Челюсть у нее выпятилась, но твердости в голосе убыло, а глаза за стеклышками очков беспокойно ерзнули.
  
  – Тогда потрудитесь объяснить, каким образом у вас оказывается человек под грифом «пятьдесят один пятьдесят», а вокруг словно болото. Ничего не делается.
  
  – Не вижу, как это соотносится. У нее обострение, она спрашивала вас, и я связалась.
  
  – С кем?
  
  – Я же говорила. Больница Рейвенсвудского университета. Нетворкинг с местными юр- и физлицами, осуществляющими уход, – один из наших основных рабочих постулатов.
  
  – Ее что, судебным решением перекинули к вам?
  
  – Нас сочли идеальными для данной ситуации.
  
  Я оглядел триста квадратных метров пустующего пространства.
  
  – Я здесь потому, что пять лет назад проводил оценку сына Зельды Чейз, и меня волнует, всё ли с ним в порядке. Где сейчас Овидий?
  
  – Понятия не имею. Единственное о нем упоминание – имя в справке Шермана о переводе.
  
  – Что он указывал про мальчика?
  
  – Только то, что он существует. Ну что, теперь мы можем…
  
  – Мне нужна копия.
  
  – Там в основном даты… Начало проведения, окончание. У вас, кстати, окончания не было.
  
  В ее устах это прозвучало как тяжкое преступление.
  
  – Все равно, мне нужен экземпляр.
  
  – У меня его нет. Всё в электронном виде на сайте головной организации.
  
  – Это где?
  
  – В Бостоне.
  
  – Значит, можно легко найти.
  
  – Можно, – согласилась она, – только там ничего нет.
  
  – Ну а ваш экземпляр справки из Рейвенсвуда?
  
  – Она нам не нужна: ее там не лечили, а просто приняли. И вообще, в дальнейшем не вижу смысла в…
  
  – С того времени, как мисс Чейз поступила сюда, она ни разу не упоминала про Овидия?
  
  – Да она вообще не разговаривала.
  
  – Вы же сказали, что она спрашивала меня.
  
  – В Рейвенсвуде, – Кристин отмахнулась. – И вообще, при чем здесь я? Ну так что, мы можем приступать?
  
  – Когда я сориентируюсь. Я, кстати, до сих пор не понимаю, зачем ее прислали сюда, когда вы – всего лишь сетевая структура.
  
  – Ничего мы не сетевая. Мы – полностью самостоятельная, полномочная организация.
  
  – Меня это почему-то не убеждает.
  
  – Мы полностью квалифицированы и уполномочены федеральным правительством и сотрудничающими местными органами на то, чтобы предлагать комплексные услуги в области психического здоровья. И будем добиваться своих целей, если что-то в этом городе потребует улучшений в данной области.
  
  Бледные веки дрогнули. А с ними и бледные руки.
  
  «Добро пожаловать в Эл-Эй».
  
  – Бюрократия у вас на уровне? – как бы невзначай осведомился я.
  
  – Худшее из зол, – ответила она без тени иронии.
  
  – Сочувствую. В Википедии сказано, что вы сейчас на втором году трехгодичного гранта, то есть начинаете ощущать давление со стороны Национального института здоровья. Ваш мандат затрагивает в основном амбулаторных больных, но для этого вам нужно развить «сеть направлений внутри сообщества», а этого пока не произошло: впечатление такое, что город пытается осложнить вам жизнь. Но не чувствуйте себя ущемленными: нынче в Лос-Анджелесе все, кто пытается начать бизнес, проходят через это.
  
  – Мы – не бизнес, мы…
  
  – Без разницы. Дайте-ка я угадаю: вы арендовали это помещение как раз для того, чтобы привлечь к себе внимание строительного отдела, отдела зонирования, целого списка специальных общественных советов и комитетов, оценщика, плюс с вами наверняка активно взаимодействует департамент здравоохранения. Ну а в какой-то момент вам, с вашим профилем, придется организовывать питание для своего персонала и пациентов, а значит, предстоит пройти регистрацию как учреждение, связанное с общепитом, и сейчас вас прогоняют через все эти бюрократические препоны. Как вы, кстати, пока решаете этот вопрос? Берете еду навынос?
  
  – Навынос, но высокого качества, – не преминула акцентировать Дойл-Маслоу. – Ладно. Могу ли я…
  
  – Из-за волокиты вы вынуждены довольствоваться «краткосрочными кризисными госпитализациями», а лучший способ обеспечить их – это принимать не столь прибыльных «пятьдесят первых», освобождая местных врачей-практиков, нужных вам как источники получения направлений, от малоприятной возни с буйными.
  
  «А при всей конкуренции за денежки министерских фондов, если вы не сдюжите к тому времени, как федералы нагрянут к вам с проверкой, ты лишишься своей титулованной работы, схваченной благодаря связям твоей матери с местным конгрессменом. Который и спроворил тебе должность в службе городского развития. Вуаля».
  
  Кристин Дойл-Маслоу перешла в контрнаступление:
  
  – Если вы отказываетесь в оказании услуги, давайте закончим с этим прямо здесь и сейчас.
  
  – Почему же. Услугу я оказывать буду. Ведите.
  
  Смерив меня подозрительным взглядом, она тронулась дальше.
  
  – А как зовут доктора, который направил ее к вам? – поинтересовался я.
  
  – Неру.
  
  Я оторопело посмотрел.
  
  – Ну что еще? – нетерпеливо воскликнула она.
  
  Ладно, хватит пытать их еще и на предмет мировой истории.
  
  – Спасибо за информацию, Кристин.
  * * *
  
  Зона ограниченного доступа была широкой, не мелкой и подразделялась на сестринский пост и стационарные палаты «A», «B» и «C» – каждая заперта на засов, а в двери глазок с миниатюрной заслонкой. Я прислушался, пытаясь по звуку определить, в которой из них содержится Зельда.
  
  Всюду тишина.
  
  Сестринская смотрелась скорее по-домашнему, чем по-больничному: на месте стойки деревянная столешница, возле журнального столика пара стульев с обивкой, а еще черный диванчик на пузатеньких ножках, еще обернутых магазинной пленкой. Правую стену занимал белый металлический стеллаж с красным крестом по центру. Слева за пустующим столом читал книжку мужчина в белой униформе. На его легкий взмах рукой я тоже ответил взмахом, а Кристин Дойл-Маслоу – нет.
  
  – Вот и доктор, – сказала она. – Наконец-то соизволил прибыть.
  
  Санитар встал и подошел к нам. Вид неброский: лет тридцать пять, лысоватый, с усиками. Бэйдж вдвое меньше того, что у Дойл-Маслоу, но информация на нем правдивая.
  
  «Кевин Брахт, дипломированный медбрат».
  
  Мы обменялись именами и рукопожатием.
  
  – Рады вас видеть, док, – сказал Брахт. – Она сейчас спит. В основном только этим и занимается. – Он поглядел на дверь «А».
  
  Кристин Дойл-Маслоу засобиралась уходить, попутно инструктируя:
  
  – Выставление счета обсудите с Иветтой, на выходе. Вашу пациентку выпустят завтра утром. Оплата вам поступит в течение шестидесяти дней. Если понадобится продлить код «пятьдесят один пятьдесят», то здесь этого сделать не получится.
  
  – Почему?
  
  – Лимит наших полномочий.
  
  – Она находится здесь уже два из трех отведенных дней?
  
  – Полтора. Наш срок удержания – сорок восемь часов, а не семьдесят два.
  
  – Вот как?
  
  – Всего семьдесят два, но этот срок она уже частично отбыла в Рейвенсвуде, так что на удержание нам отводится всего двое суток, а там уже переход к комплексным амбулаторным услугам.
  
  «Оказывать которые ты не обязана. Спасибо, Джозеф Хеллер»[10].
  
  Кевин Брахт вежливо возвел брови.
  
  – Нет проблем, Кристин, – сказал я. – Теперь делом займемся уже мы с мистером Брахтом.
  
  Тишину разбила грохнувшая дверь.
  
  – «Мистер Брахт» – это уже лишнее, – со смехом сказал медбрат. – Лучше просто Кевин. Ну вот, теперь вам посчастливилось составить знакомство с нашей Цаплей.
  
  – Работать с ней, должно быть, сплошное удовольствие.
  
  – Почти такое же, как иметь занозу в глазу. Как только мисс Чейз выйдет, я уйду сразу следом.
  
  – Так быстро все бросите?
  
  – А я и не нанимался. Для меня это временная сделка. Агентство перед трудоустройством ничего толком не разъяснило.
  
  – Вы – фрилансер?
  
  – Я – парень, которому нужна подработка. Три дня в неделю работаю в доме прикладного поведенческого анализа для взрослых аутистов. Недавно купили с женой дом, так что приходится суетиться сверхурочно. В основном сижу со стариками, за которыми нужен догляд по выходным, когда их обычные сидельцы уезжают. Дежурю также где по домам, где по хосписам.
  
  – Непросто. Но всё лучше, чем здесь, – заметил я.
  
  – Со смертью, док, я ладить могу. Это нормально, ожидаемо. А вот здесь, наоборот, сидишь как на вулкане. В психиатрии – да и во всем прочем, если на то пошло – наша Цапля ни ухом ни рылом. И вот как только до меня дошло, что случись какой-нибудь острый кризис, то я здесь окажусь наедине с собой, меня словно током прошибло. Врача-то я вызвать смогу, но что толку? В таких случаях все происходит моментально, и не хватало мне еще, не дай бог, оказаться в такой ситуации крайним.
  
  Он снова указал на дверь «А».
  
  – Пока проблем, тьфу-тьфу-тьфу, не возникало, только я все равно то и дело проверяю, как бы она ничего с собой не учудила. На ней та же одежда, в которой она к нам поступила, только обувь я у нее забрал подальше: тут вон гвозди в каблуках.
  
  Из ящика стола Брахт извлек пару туфель – когда-то черных, теперь грязно-серых.
  
  – Одно хорошо: палата для припадочных оборудована с умом. Так просто там ни обо что не ушибешься. Хотя…
  
  – Спасибо, что пытаетесь держать ее в безопасности.
  
  Улыбка возвратилась на его лицо.
  
  – Мы с вами называем это «безопасность». А Цапля, пожалуй, употребила бы термин «оптимальное сопротивление повреждениям». Словом, пока мисс Чейз ведет себя сравнительно сносно.
  
  – Есть ли какие-то симптомы, которые мне следует учитывать?
  
  – Да в общем-то, нет, не считая беспрерывного сна. Такое, видимо, наблюдается у острых. С выходом всей этой дурной энергии они обычно впадают в спячку. Она действительно поступила к нам в сильном возбуждении – рвалась из своих пут, скрипела зубами, так что я ожидал худшего. Ну а потом тихонько с ней заговорил, и она поуспокоилась, а там вскоре отключилась, как лампочка. Как будто ей нужно было всего лишь услышать человеческий голос.
  
  – Во сколько примерно она прибыла?
  
  – Вчера утром, около восьми. В шесть утра звонят мне из агентства. Жена у меня – она тоже медсестра – как раз собиралась на дежурство в Кайзер, ну а я должен был отвезти сына в подготовишку. И вот они мне говорят: «Кевин, мол, давай собирайся резко». Я им: «Вы чё, мол, с дуба рухнули?» И тут они называют мне ценник, по которому работать, и я тогда ноги в руки: «Сына, а ну рвем в подготовишку прямо сейчас!»
  
  – Щедрое вознаграждение?
  
  – В три раза выше обычной ставки, да еще и питание ресторанное. Только теперь есть ощущение, будто это меня упекли в темницу. Вы только гляньте: это же форменная одиночка! Хорошо хоть, вы тут мне в напарники подоспели.
  
  – А питание – это которое навынос из ресторана?
  
  – Вы здесь видели плиту или хотя бы микроволновку? Здесь вокруг полное смешение народов, кухня на любой вкус, и Цапля во всех таких местах держит открытые счета, что очень даже здорово. У меня может быть марокканская еда на обед, корейская на ужин; сегодня на завтрак, например, были свежие круассаны из пекарни. Я заказал еще и для мисс Чейз, но она всё проспала, и мне в итоге пришлось их выбросить: холодильника здесь нет, а кому нужно пищевое отравление? Если очнется и надумает, я добуду ей свежих. Мне, кстати, удалось влить в нее немного воды – вводил медленно, вливая сквозь губы. Процесс был долгий – вы же знаете, какими дряблыми они становятся после своего буйства; приходилось к тому же остерегаться, как бы ей не попало в дыхательное горло.
  
  – Она пила без сопротивления?
  
  – Сначала немного стонала, но я все говорил ей, что она в порядке, и вроде помогло. Мне подумалось, насыщение влагой пойдет ей на пользу.
  
  – Все верно.
  
  Похоже, медбрат воспринял это с облегчением.
  
  – В какой-то момент мне приходится принимать решения самому. При обезвоживании единственным вариантом для нее была бы капельница, хотя, спрашивается, кому надо до такого доводить? И, кстати, вы здесь хоть где-нибудь видели приспособления под капельницу? Цапля говорит, только по конкретному заказу. То же самое и шприцы, и трубки, и холодильник, и вообще все, что действительно могло бы превратить эту берлогу в медучреждение.
  
  Я указал на шкаф с красным крестом.
  
  – А там у вас что?
  
  Кевин Брахт подошел и отодвинул металлическую дверцу. Помимо коробки с бинтами и пакета с резиновыми перчатками, там было шаром покати.
  
  – Запаса медикаментов тоже нет? – спросил я.
  
  – Даже аспирина. Все должно быть «под конкретного пациента»; то есть лечащий врач должен заказывать даже те препараты, что отпускаются без рецепта. К счастью, мисс Чейз поступила уже под медикаментозом, а фельдшеры оставили мне ее таблетки, они у меня в столе.
  
  Подойдя к столу с другой стороны, он вынул из ящика флакон.
  
  «Ативан, 3 мг, дважды в день».
  
  – Вот. Фельдшер сказал, доктор в Рейвенсвуде предложил при возбуждении нарастить ей дозу в три раза, но мне все эти словесные указания из третьих рук как-то сомнительны.
  
  – Доза чересчур большая, – рассудил я. – Два раза в день – и то серьезно. Пять лет назад она была довольно хрупкого сложения. Сейчас масса тела у нее прибавилась?
  
  – Да нет, худышка. Может, потому и в себя до сих пор не приходит. Значит, этот медикамент свести к минимуму?
  
  – Я – доктор не того профиля, чтобы на это отвечать. – Показал Кевину свою карточку.
  
  – Психоло… Детский психолог? – изумился он. – А Цапля знает?
  
  – Конечно, знает.
  
  – Прошу простить, док, но… как так?
  
  – Она выслуживается перед начальством, документируя лечение. А меня сюда зазвала, сказав, что меня спрашивала лично мисс Чейз. Ты что-нибудь такое слышал?
  
  – Ни слога. Как она вообще вас разыскала?
  
  – Пять лет назад я проводил оценку сына Зельды. Сейчас ему одиннадцать; мать, как видишь, не в себе, а Цапля заявляет, что в медицинской карте про мальчика не значилось ничего, кроме имени. Потому я и решил приехать.
  
  – Дурдом какой-то…
  
  – Согласен. Фельдшер, когда ее доставили, сообщил какую-нибудь информацию?
  
  – Ничего, только лекарство передал.
  
  Кевин подошел к Двери «А», отодвинул с глазка деревянную заслонку и, заглянув в комнату, скрестил пальцы.
  
  – Все спит и спит.
  
  Я подошел и сам приник глазом. Отверстие было небольшим и обзор ограничен, но в целом можно было разглядеть укрытый одеялом силуэт, ничком лежащий на простецкой кровати. Стены горчичного света, из окна на высоте струится дневной свет.
  
  – Что будем делать, док? – спросил за спиной Кевин Брахт.
  
  – Заходить.
  Глава 7
  
  Кевин Брахт отпер дверь и дал ключ мне. Переступив порог, я по возможности бесшумно прикрыл ее, но та все равно стукнула тяжело и гулко, по-тюремному. Сразу видно, что помещение для изоляции.
  
  Фигура на кровати лежала лицом к стене, скрытая одеялом; наружу выбивалось лишь несколько беспорядочных прядей.
  
  – Зельда? – осторожно подал я голос.
  
  В ответ тишина. Я позвал еще раз, чуть громче. Приподнял волосы – сальные, спутанные. От теплой шеи чуть повеивало уксусом. Я нащупал пульс – медленный, ровный.
  
  Отступив на шаг, оглядел изолятор.
  
  Возле кровати располагался стул – сиденье и спинка мягкие, виниловые, а каркас из прочного коричневого пластика. Светодиодные светильники в потоке давали мягкий рассеянный свет. К ним прибавлялся свет солнца, сеющийся из окна наверху. Через припорошенное пылью чумазое стекло апатично, как на любительских акварелях, синело небо.
  
  Я прошелся по периметру. Пол устлан линолеумом под дубовый паркет. Стены для мягкости покрыты слоем пеноплена, какой можно встретить только в подобных учреждениях, а поверх него – обои горчичного цвета, в тон которым и пушистое одеяло.
  
  Поверх кроватных пружин – ортопедический матрас, на удивление добротный и упругий. Кровать, само собой, привинчена к полу.
  
  В левом углу унитаз без крышки и умывальник размером с салатницу – оба из нержавейки, с закругленными краями. Нигде ни единой заостренной поверхности, что, в принципе, не панацея. Для того, кто жаждет самоуничтожения, даже рулон туалетной бумаги или зубная щетка на раковине могут при нужных обстоятельствах сыграть роковую роль.
  
  Подняв глаза, на высоте, доступной разве что тренированному баскетболисту, я разглядел репродукцию в рамке – кустарного качества пейзаж. Спасибо, что хотя бы не мунковский «Крик»[11] (а то с Кристин Дойл-Маслоу, пожалуй, станется).
  
  По больничным меркам место вполне себе приличное, хотя, как и все места заточения, через пару дней после использования оно начинает вонять казематом.
  
  Я нагнулся, чтобы получше разглядеть новоиспеченную узницу. Пряди немытых волос напоминали сточную воду с проседью. Тридцать пять лет; остается лишь догадываться, как у нее после потери работы складывалась жизнь.
  
  Где эта женщина обреталась? Как и чем жила? Что толкнуло ее повторить ту же проделку, после которой она очутилась в «обезьяннике» Санленда? Тот задний двор в Бель-Эйр тоже принадлежал кому-то из ее бывших? Или она его просто себе измыслила?
  
  И где ее сын?
  
  Я уселся на коричневый стул и попробовал подтянуть его к кровати. Не тут-то было: тоже привинчен.
  
  Зельда продолжала спать, а мне невзначай подумалось, каково это – застрять здесь надолго.
  
  Внезапно грудь словно стянуло обручем, а пульс пошел на разгон. Хотя я считал, что с этим вопросом покончил еще годы назад.
  
  Это была клаустрофобия, которую я рассматривал в себе как скверный пережиток детства. Все те часы, проведенные мной в потаенных щелях и сараях, на корточках за кустами или между камней в попытках избежать непредсказуемых вспышек гнева пьяного отца.
  
  С той поры тесные пространства вызывали во мне скрытую неприязнь, хотя я и считаю, что сколь-либо заметное волнение по этому поводу – дело прошлое. Об этом не знает даже Робин. Ей незачем.
  
  И вот опять… Ничего серьезного, я вполне мог с этим совладать. Как и годы назад, когда для этого мне приходилось заниматься самовнушением, прибегая к когнитивным поведенческим приемам.
  
  Для этого я пытаюсь избегать всего, что хоть как-то напоминает заточение, – быть может, потому что не хочу окончательно изгонять свои воспоминания из боязни, что эта свобода смягчит меня, когда вдруг нагрянет следующая волна угрозы.
  
  Я выстроил для себя мир, дающий мне максимум свободного пространства. Я живу в просторном, не загроможденном мебелью доме с видом на каньон, а в погожие дни с террасы виден и лоскуток океана. Моя работа – временная опека и судебная травматология, консультации по убийствам с моим лучшим другом, опытным детективом – позволяет приходить и уходить, когда это нужно мне самому.
  
  Для поддержания формы я бегаю, выбирая время, неурочное для других.
  
  Много времени я провожу наедине с собой, ну а когда начинают донимать непрошеные мысли и мне надо отвлечься от себя, всегда могу себе позволить роскошь помощи другим.
  
  И вот сейчас, в этом абсурдном сюрреалистичном месте человек, которому я пришел помочь, лежит напичканный седативами, а я рвусь отсюда на волю.
  
  Глубокий вдох и выдох. Фокусировка.
  
  Несколько раз проделав это упражнение, я, сидя, склонился над Зельдой и коснулся ее щеки. Разумеется, в этом был определенный риск.
  
  Зельда не шевельнулась. Я тронул ее еще раз, на этот раз легонько похлопав.
  
  Моя третья попытка заставила ее нахмуриться.
  
  – Зельда? – окликнул я.
  
  Она что-то бормотнула, не открывая глаз. А затем села, повела плечами и мутно огляделась. Одеяло скатилось, открывая, как мне показалось, желтую казенную робу, но то оказалась дешевая блузка «тихуана» с грубыми черными швами в рубчик.
  
  – Зельда.
  
  Она снова улеглась, отодвинулась от меня и ушла в сон.
  
  Я сидел, закрыв глаза и делая глубокие вдохи. В уме я пытался создать какую-нибудь приятную картину. В итоге сложился образ маленького мальчика, который строил из плашек замки. Что, впрочем, порождало новые вопросы.
  
  Видение с меня стряхнул женский голос:
  
  – Ты.
  
  Не обличение; просто местоимение, брошенное без всякой интонации. Словно этот возглас существовал в вакууме.
  
  Зельда Чейз снова сидела, собрав вокруг себя одеяло. На этот раз ее глаза были открыты и уставлены на меня.
  
  – Ты, – повторила она.
  
  – Зельда, вы знаете, кто я?
  
  Смятение.
  
  – Я доктор Делавэр.
  
  Ее губы скукожились в куриную гузку. Она поскребла себе подбородок, затем щеку, затем лоб. Громко рыгнула, поскребла себе шею, вращая головой, захрустела суставами пальцев.
  
  Эти пять лет состарили ее на десятилетия: некогда породистый овал лица из-за поведенной скулы и подбородка превратился в скособоченный топорик. Рот ввалился, из чего следовало, что зубы повыпали. Цвет лица сделался землистым (пресловутый «уличный загар»), губы в пузырьках волдырей иссохли и пожухли. Белки глаз сделались розовыми. Неужто ей тридцать пять лет? На вид как минимум пятьдесят пять.
  
  – Зельда…
  
  Она приподняла руки в оборонительной позе, но вяло и неуверенно, как разучившийся боксер.
  
  Я отсел от нее на стуле как можно дальше.
  
  – Я – Алекс Делавэр. Мы с вами виделись несколько лет назад.
  
  Молчание.
  
  – Мне говорили, вы меня спрашивали.
  
  Руки чуть приопустились. Смятение на грани ступора могло объясняться душевным расстройством, однако у меня складывалось мнение, что причиной здесь происки Кристин Дойл-Маслоу. Зельда в таком состоянии позвать меня вряд ли могла. А вот проекту Цапли явно был нужен официально зафиксированный пациент, и я, сердобольный болван, своим визитом совести на это купился.
  
  Тем не менее надо было пробовать.
  
  – Зельда, мы с вами встречались пять лет назад. Когда вы наблюдались у доктора Шермана.
  
  Взгляд без тени мысли.
  
  – Лу Шерман, – напомнил я. – Он был вашим психиатром.
  
  Она кругло моргнула.
  
  – Я – детский психолог. И одно время занимался вашим Овидием.
  
  Моргание.
  
  – С Овидием я работал, пока вы лечились у доктора Шермана. Вы тогда жили в отеле в Беверли-Хиллс.
  
  Понимания во взгляде не больше, чем у обоев за ее спиной.
  
  Я продолжал тараторить как одержимый:
  
  – Мы с доктором Шерманом организовали Овидию няню, чтобы вы могли возвратиться к работе. Точнее, это сделал я. Через агентство по найму.
  
  На губах блуждающая растерянная улыбка, как у больных афазией[12], которые чувствуют, что что-то не так, но не поймут, что именно.
  
  – Зельда, вы знаете, где находитесь?
  
  В ответ – мучительно сдвинутые брови. Я повторил вопрос, уже мало чего ожидая.
  
  – Здесь, – произнесла она.
  
  – «Здесь» – это где, Зельда?
  
  – Это…
  
  – «Это» значит что? Вы знаете?
  
  Она сощурилась. Сплела пальцы и уронила руки перед собой. С одной стороны, хорошо, что она не буянит, но… вообще, что я ей могу сказать? Что она подопытная крыса в грантовом проекте?
  
  «Где же может быть мальчик?»
  
  – Вчера, Зельда, вы были в клинике, – произнес я. – Оттуда вас перевезли сюда, но всего на два дня.
  
  Реакции никакой.
  
  – Вы знаете, какой сейчас день?
  
  – Сейчас.
  
  Мой следующий вопрос был буднично-идиотским:
  
  – В смысле, какой день недели?
  
  Эту фразу я с таким же успехом мог произнести на албанском.
  
  – Вы помните, из-за чего оказались в больнице?
  
  Она закрыла себе ладонями глаза. Сжатые кулаки смотрелись небольшими дугами.
  
  – Зельда, прошу прощения, если эти вопросы…
  
  – Исчезла, – неожиданно громко и резко бросила она.
  
  – Кто исчез, Зельда?
  
  – Мамуля.
  
  – Ваша мать…
  
  – Нет, нет, – сорванным шепотом заговорила она, – нет нет нет нет нет нет…
  
  Все это монотонно, без гневливости; звучало больше как усталая мантра.
  
  Скрючившись, она прижала ладони к вискам.
  
  – Мамуля… – произнес я как подсказку.
  
  – Ушла.
  
  – Когда?
  
  Молчок.
  
  – Вы искали вашу маму.
  
  Она шумно засопела.
  
  – И не нашли.
  
  Она посмотрела на меня как на сумасшедшего:
  
  – Я бы искала, но они меня сюда.
  
  – Конечно. Вы искали вашу маму, когда…
  
  В отчаянии зарычав, она откинулась на матрас и натянула себе на голову одеяло.
  
  – Зельда…
  
  Одеяло приподнялось. Я ждал. На этот раз ее сон перемежался агрессивным, колючим похрапыванием.
  
  Следующие полчаса я провел в ожидании, подавляя в себе напряжение все той же приятной умозрительной образностью. В которую, однако, нередко вторгались тревожные мысли.
  
  «Одиннадцать лет».
  
  Когда дыхание у Зельды замедлилось и стало ясно, что она заснула крепко, я пустил в ход ключ и покинул это узилище.
  * * *
  
  Кевин Брахт поднял глаза от книги.
  
  – Можно с чем-нибудь поздравить?
  
  Я покачал головой.
  
  – Тогда что будем делать, док?
  
  Я дал ему свою визитку.
  
  – Буду здесь завтра перед ее выпиской. Если возникнут какие-нибудь проблемы, дай мне знать.
  
  Он подошел к двери.
  
  – Что же с ней, такой вот, будет?
  
  – Попробую пристроить ее куда-нибудь, где безопасно.
  
  – Но ведь это только с ее согласия. Таков порядок.
  
  Я понимал, о чем он. Правила принудительного удержания категорично гласят: если пациент так или иначе угрожает себе или окружающим, врач обязан это зафиксировать. Если нет, тогда полная свобода без всяких исключений. Это вызывало невольный вопрос: что Зельда сделала такого, что ей изначально присвоили код? Я спросил Брахта, есть ли у него какие-то соображения на этот счет.
  
  – Да нет. Ее просто доставили и сказали, что она была задержана.
  
  – Лично я не видел на ней ни ссадин, ни каких-либо следов борьбы.
  
  – Так ведь и я тоже. Кроме самого эпизода задержания, когда ее брали в наручники, вид у нее был такой же, какой вы только что видели. Мне, кстати, попробовать ввести ей дополнительно еще какой-нибудь препарат? Само собой, неофициально.
  
  – Нет, просто приглядывай за ней.
  
  – Ну а как же, док. Может, даже найду повод, чтобы вернуть ее обратно.
  
  Я покачал головой:
  
  – Не надо. Если в этом будет необходимость, оно само проявится.
  
  – Согласен.
  
  Когда я направлялся к двери, Кевин сказал:
  
  – Надеюсь, я не показался вам самоуправным козлом. Насчет повторного удержания. Мне просто подумалось о ее безопасности. Куда ей, бедняге, деваться, ежели что? Ведь черт-те где окажется.
  
  – Я это именно так и понял, Кевин. И рад, что ты здесь.
  
  – Спасибо, док. – Он рассмеялся. – Мне б так радоваться…
  * * *
  
  На обратном пути я прошел через соты офисных кабинок. Возле ближнего сестринского поста находилась Кристин Дойл-Маслоу, занятая сейчас своим «Айпэдом». Моего приближения она, похоже, не заметила, а потому, когда я был от нее уже в двух шагах, вздрогнула и поспешила выключить планшет. Хотя то, что у нее на экране, я успел заметить. Кино – со щитами, копьями и кровищей.
  
  Я прошел, не сбавляя хода.
  
  – Как там статус? – спросила она.
  
  – Кво, – ответил я.
  
  – Что?.. А, ха-ха… Когда вы думаете вернуться?
  
  – А когда ее выпустят?
  
  Она уже снова была занята «Айпэдом»:
  
  – Завтра в три часа дня.
  
  – Вот я и буду к этому времени.
  
  – А если инцидент?
  
  – В каком смысле?
  
  – Ну какая-нибудь проблема?
  
  «Скажу, пожалуй».
  
  – У вашего санитара есть мой номер. У вас есть какие-то планы на период после выписки?
  
  – А это ваша забота?
  
  Я пошел дальше.
  
  – Это всё? – в спину спросила она.
  
  – А чего еще? – бросил я, не оборачиваясь.
  
  – Если вы знаете других пациентов, подпадающих под нашу программу, то скажите: пусть обращаются.
  * * *
  
  Из своей «Севильи» я набрал медицинский центр университета и спросил доктора Неру.
  
  – У нас их трое. Вам которого?
  
  – Который из психиатрии.
  
  – Прошу подождать. – С минуту в трубке артачилась испанская гитара. – Есть доктор Мохан Неру. Вам дать номер?
  
  Я пометил себе автоответчика отделения психиатрии, а затем снова вышел на оператора и попросил доктора Неру.
  
  – Если вы пациент, то у нас действует строка сообщений…
  
  – Я коллега. Доктор Алекс Делавэр. Речь о нашем общем пациенте.
  
  – Прошу подождать… Да, вы есть в списке… Александер… А, так вы не из нашего района, но… Хотя у вас до сих пор сохранены привилегии. Минутку.
  
  Через пару инструменталов фламенко:
  
  – Спасибо за ожидание. Сегодня у него приемный день, но на звонки он не отвечает.
  
  – Какие именно услуги он оказывает?
  
  – Информацией такого уровня мы не располагаем.
  * * *
  
  Вествуд находился как раз по дороге домой. Через главный южный въезд я свернул на территорию кампуса и возле административного здания медцентра взял влево. От него в обе стороны тянулись лечебные корпуса. Как и свойственно мини-городку, в этот час здесь всюду кипело движение.
  
  Психиатрическая больница Рейвенсвуда располагалась в одном из самых новых и импозантных зданий комплекса – шестиэтажный архитектурный изыск из известняка и меди, проспонсированный и названный в честь магната, чья дочь умерла от осложнений анорексии. Машину я припарковал по своему факультетскому пропуску, на грудь пришпилил корпоративный бэйдж «Западной ассоциации педиатров» и, поднявшись в лифте на пятый этаж, нажал красную кнопку запертой двери с табличкой «Стационар взрослой психиатрии».
  
  Всего в медцентре около тысячи койко-мест, из которых восемьдесят числятся за Рейвенсвудом. Из них двадцать отведены педиатрии, десять – пациентам с Альцгеймером, давшим согласие на подопытность в обмен на надежду, а остальные тридцать входят в университетскую программу для лиц с расстройствами пищевого поведения (услуга, приносящая немалые дивиденды).
  
  Остается пятнадцать коек под общую психиатрию. Они, в свою очередь, подразделяются на восемь в палате добровольцев, не особо отличающихся от своих соседей-реабилитантов, и семь для тех, у кого клеймо «5150».
  
  Неудивительно, что когда сюда привезли Зельду, здесь все было уже под завязку.
  
  «ЛАКБАР» был местом не ахти, но за неимением оного ее, вероятно, переправили бы на другой конец города в психушку окружного подчинения. Так что, может, все сложилось и к лучшему. Если мне удастся пристроить ее туда, где она сможет прожить завтрашний день. Чтобы она там оклемалась, пришла более-менее в адекват и все-таки рассказала, где сейчас находится ее сын.
  
  Пять лет назад она была преданной, обеспокоенной матерью. Вскоре после этого карьера Зельды потерпела крах, а сама она оказалась на улице. Один положительный нюанс: ее продолжал опекать Лу Шерман, возможно, даже после того, как она лишилась страховки. И никуда ее не переводил, пока сам не оказался серьезно болен.
  
  Но ко мне он не обращался…
  
  С той стороны к двери никто не подходил, и я позвонил снова. Спустя некоторое время через дверное окошечко меня оглядела молодая медсестра и сама вышла ко мне наружу.
  
  – Чем могу помочь?
  
  – Мне нужен доктор Неру.
  
  Она взглядом изучила мой бэйдж.
  
  – Майк сейчас в кафетерии.
  
  – Спасибо. Вы прошлой ночью дежурили?
  
  – Нет. А что?
  
  – Я только что от пациента, который поступал сюда под кодом «пятьдесят один пятьдесят», а затем его переправили в другое место, ближе к центру. Процедуру оформлял доктор Неру, и мне хотелось бы заглянуть в сопроводительную карту, посмотреть, не даст ли он мне каких-нибудь клинических советов.
  
  – А в центре что, есть больница?
  
  – Не совсем, – ответил я. – Что-то вроде центра психического здоровья, а при нем небольшой стационар.
  
  – Вон оно что… В общем, Майк сейчас на обеде.
  * * *
  
  Кафетерий, словно улей, гудел ордой людей в белых халатах и зеленоватых хэбэшных «двойках». Все спешили поскорее обслужиться. Бросалось в глаза обилие выходцев из Индии, как минимум десятка два.
  
  Шаг первый: сконцентрируйся на докторах.
  
  Шаг второй: сфокусируйся на тех, кто помоложе, из расчета что у Мохана («Майка») Неру есть американское гражданство.
  
  Всего набиралось пять кандидатур. Взяв себе чашку кофе, я начал неторопливо проходить мимо каждого, стараясь не привлекать к себе внимания чтением их бэйджей.
  
  «М. М. Неру, д. м.» оказался вторым по счету – гладколицый, чисто выбритый мужчина лет тридцати. За столиком он сидел один, рассеянно поедая большущий буррито и запивая его колой из баночки. При этом еще и успевал поигрывать со своим «Айфоном».
  
  Я пристроился напротив. Он заметил меня не сразу; совсем как Дойл-Маслоу со своим фильмом. Все подсаженные на киберзабавы так или иначе слегка «тормозят».
  
  Наконец Неру поднял глаза, а я представился и рассказал, зачем я здесь. Он кинул взгляд на мой бэйдж.
  
  – Да, конечно, я ее помню. Та, которую мы перевели. Как там она?
  
  – По большей части спит. У вас есть время поболтать?
  
  – Разумеется.
  
  Он отодвинул тарелку с недоеденным буррито.
  
  – Не хотелось бы прерывать ваш обед.
  
  – Да я уже поел. На такую дрянь и времени тратить не хочется. Значит, вы работаете с тем администратором… Кирстен, или как там ее? За которой крупные фонды нашей медицины?
  
  – Не совсем так.
  
  Я изложил ему свою историю знакомства с Зельдой Чейз, случившегося стараниями Лу Шермана, а также то, какими судьбами в итоге оказался в «ЛАКБАРе».
  
  – Значит, она и вас обработала. – Он усмехнулся. – Доктора Шермана я знал по медколледжу: хороший преподаватель. А когда увидел ту карту с отметкой, что его больше нет, расстроился. Он ведь, кажется, умер?
  
  – Да, два года назад.
  
  – Вот-вот. Кажется, я про это еще от кого-то слышал.
  
  – А можно мне как-то ознакомиться с его записями?
  
  – Можем подняться и сделать копию, только никаких откровений не ожидайте. Никаких особых комментариев о ней он не оставил. Лишь расписал курс медикаментов.
  
  – И что там?
  
  – Начал с халдола, пару раз повышал дозировку, затем по истечении года переключился на ативан, от чего я и стал отталкиваться. Перед отправкой дал ей серьезную дозу, чтобы она поутихла и при транспортировке вела себя спокойно. – Он посмотрел на меня. – Так, по-вашему, нормально?
  
  – Переезд обошелся без эксцессов, и она мирно спит.
  
  – Ну вот и славно. А у вас какой план?
  
  – Честно сказать, никакого, – ответил я. – Завтра ее выписывают, и пока она не сделала ничего, чтобы продлять ей «пятьдесят один пятьдесят».
  
  – Значит, ее просто выпнут на улицу. История старая как мир.
  
  – Кстати, а каким образом ее вообще задержали?
  
  – Хороший вопрос. Начать с того, что стволами и ножами она ни перед кем не размахивала. По словам копов, «создавала беспорядок» на чьем-то там заднем дворе, а их прибытие встретила агрессивно. И копы – цитирую дословно – «почувствовали перед собой угрозу»; как вам нравится такой вздор? Эдакие великорослые дитяти, которым всюду мерещится спусковой крючок… Они сказали, что дело возбуждать не будут, если только мы ее угомоним; ну я и решил оказать ей услугу. К тому же у нас имелось койко-место, что бывает далеко не всегда. – Неру отхлебнул колы. – Ну и как там то место, куда она перешла?
  
  Я описал ему «ЛАКБАР».
  
  – Вот же показушница. – Майк-Мохан презрительно покачал головой. – А ведь вещала с таким видом, будто у них там как минимум ВИП-центр…
  
  – Из шкурных интересов, – пояснил я. – Хотя палата там довольно сносная, к тому же с толковым дежурным санитаром.
  
  – То есть свое она все же урвала, – рассудил Неру. – Ладно, пусть в следующий раз хотя бы сунется с какой-нибудь просьбой. Я ей сразу укажу, куда ее засунуть.
  
  – Ничто не сравнится с наглядным уроком анатомии.
  
  Он осклабился. А затем посерьезнел.
  
  – Значит, завтра в три часа дня ее выпроводят, и она станет беззащитной. Был бы рад сказать, что удивлен… Я сейчас на последнем курсе, подумываю о магистратуре в медицине или бизнесе. А может, направлю стопы и в социальную политику…
  
  – Лучше быть молотком, чем гвоздем?
  
  – Главное, чтобы эффективно.
  
  Откусив очередной кусок буррито, остальное он с гримасой отодвинул в сторону. Мимо прошла пара его темноглазых соплеменников. Неру рассеянно проводил их взглядом.
  
  – На врача я выучился не для того, чтобы быть тюремщиком, но давайте будем откровенны: кое-кто из людей нуждается в защите от самих себя. Ночь, когда сюда поступила мисс Чейз, выдалась бурной: некоторые из принятых пациентов вели себя беспокойно. И тут ко мне подлетает эта птица и давай втирать, что у нее есть полномочия, бла-бла-бла, и сует мне всякие бланки от официальных инстанций, в том числе и от Института здравоохранения. Там помещение и в самом деле пригодное?
  
  – Если на пару дней, под должным наблюдением.
  
  – Один-единственный пациент в каком-то облезлом заведении… – Майк Неру задумчиво покачал головой. – Ну что, идемте смотреть ту выписку?
  * * *
  
  Пока он разыскивал у себя в компьютере файл, я задал вопрос:
  
  – Когда доктор Шерман начал заниматься Зельдой, он не был четко уверен в ее диагнозе. В его записях он проясняется?
  
  – Нет, но, учитывая назначаемые им препараты, я решил, что он концентрировался больше на тревожности, чем на биполярном… ага, вот оно. Сейчас распечатаю.
  
  Из принтера вылез всего один лист. Имя-фамилия Зельды, без телефона, с давно устаревшим адресом, плюс указание на наличие восьмилетнего ребенка, некогда обследованного мною. И, наконец, в самом низу – правовое заявление, что он более не может нести медицинскую ответственность за пациентку и надеется, что она будет придерживаться назначенного им курса лечения, который начнет проходить с кем-то при университете. В том числе продолжение приема медикаментозных средств: халдол с дальнейшей заменой на ативан.
  
  «Продолжение» подразумевало, что в какое-то время она его прервала – возможно, в нарушение рекомендаций. Упоминание первого медикамента наводило на мысль о предположении Лу Шермана, что пациентке он снова понадобится.
  
  Выбор халдола обычно приходится на случаи, когда на горизонте маячит перспектива тяжелого расстройства.
  
  Нет ничего, что так или иначе подтверждало бы соблюдение Зельдой прописанного ей курса. Единственная причина, по какой она в итоге оказалась в университетской клинике, – это территориальная близость к Бель-Эйр.
  
  – Примечателен адрес, – указал Майк Неру. – Бульвар Сансет, Беверли-Хиллс. Дома там не каждому по карману, а у нее вид явно не богачки.
  
  – Отель «Беверли-Хиллс», – конкретизировал я. – Она там жила в коттедже.
  
  – Вы шутите? Ого… То есть когда-то она в самом деле была при деньгах. Удивительно: я-то думал, это описка… К нам она поступила как «бездомная».
  
  – Сейчас-то она, похоже, ею и является. Как установили ее личность?
  
  – Копы идентифицировали ее по отпечаткам пальцев и указали имя. Опираясь на него, мы подняли наш архив и нашли учетную запись.
  
  – Здесь упомянут ее сын. Она что-нибудь говорила о нем?
  
  – Ничего. Просто голосила, чтобы ее освободили. Как и все, кто подвергается подобному приводу. Тогда я ввел ей ативан, и она подутихла. В отличие, кстати, от некоторых других. Ночка выдалась еще та.
  Глава 8
  
  На пути домой я заехал к себе в офис и разыскал там свои записи по Овидию. В них я нашел название его подготовительной школы, а также имя учительницы – Джанет Робер, – и позвонил.
  
  Мне повезло: она по-прежнему работала там, да еще и сразу нашлась (я попал как раз на перемену). Кто я такой, она понятия не имела, но в ее голосе зазвучали теплые нотки, стоило мне сказать, что я когда-то был психологом мальчика.
  
  – Овидий? Конечно, я его помню: яркие ученики остаются в памяти. Если не секрет, в чем причина вашего звонка?
  
  – Я его ищу.
  
  В общих чертах я описал ей причину, упомянув, что Зельда испытывает проблемы эмоционального плана, о которых я распространяться не могу.
  
  – Проблемы? – Джанет Робер вздохнула. – Честно сказать, доктор Делавэр, меня это не удивляет. Школу она посещала лишь несколько раз, а когда появлялась, у меня было ощущение, что она старается… казаться нормальной. Но это, как бы сказать… не вполне выходило. Вы меня понимаете?
  
  – Ее старание бросалось в глаза.
  
  – А заканчивалось нервозностью. Как будто она сердилась на то, что у нее не получается… Кто-то говорил, что она актриса.
  
  – Да, она действительно ею была.
  
  – Что ж, в таком случае ее исполнительское мастерство меня не впечатляло. Не скажу, чтобы в ней было что-нибудь угрожающее; скорее наоборот. Хрупкое, уязвимое. Красивая и очень ранимая женщина. Вы хотите сказать, что Овидия у нее забрали? Если так, то зачем вам его искать?
  
  – Я не знаю, что с ним, кроме того, что он теперь не с матерью. А сама Зельда не в состоянии ничего мне рассказать.
  
  – Даже так? – Джанет Робер встрепенулась. – Звучит посерьезней эмоциональных проблем.
  
  – Вскоре после того, как я осмотрел Овидия, Зельда лишилась работы. Она дала своему сыну у вас доучиться?
  
  – По всей видимости, да. Но как у него все складывалось после того, как он нас покинул и пошел в первый класс, я вам сказать не могу. Такой уж у нас уклад. Контакты обрываются.
  
  – Вы отправляете ребятишек в какие-нибудь конкретные школы?
  
  – Вовсе нет. Дети поступают к нам отовсюду и расходятся кто куда. Кто в частные школы, кто – в государственные. Если у них есть младшие сестренки и братишки, которые потом тоже приходят к нам, родители иногда шлют нам промежуточные отчеты. Вас, наверное, беспокоит, не привели ли проблемы Зельды к домашнему насилию?
  
  – Вообще-то, намеков не было.
  
  – Намеков, – задумчиво повторила Джанет Робер. – Я надеялась, вы скажете: «Это исключено».
  * * *
  
  Следующая попытка: «Городской центр присмотра и ухода за детьми». Ни телефона, ни ссылок в Интернете. Лос-Анджелес в чистом виде: всё с ограниченным сроком годности.
  
  Перспектива набирать подряд десятки разных школ и что-то врать тяготила, да и успех выглядел сомнительным. Пора было прибегнуть к высшим силам.
  * * *
  
  Майло Стёрджис находился где-то в западной части Лос-Анджелеса; офисный коммутатор соединять меня с ним отказался. Пришлось набирать по сотовому.
  
  – Привет, Алекс.
  
  – Мне нужна твоя помощь.
  
  – Вот это поворот! А какая?
  
  – Давай встретимся?
  
  – Чую, нужен круто… Через пару часов я освобождаюсь. У меня в офисе нормально будет?
  
  – Шикарно.
  
  Без всяких расспросов.
  
  Вот что значит «друг в беде».
  * * *
  
  Статус Майло в полиции Лос-Анджелеса – одна из тех ярких проблесковых точек, которые, сыграв всем на руку, благополучно соскальзывают с экрана.
  
  Несколько лет назад он заключил сделку с шефом полиции – гладким и гибким, как уж, политиканом, метящим в отставку. Условия простые: взамен на повышение в лейтенанты (звание, обычно подразумевающее офисную работу) Майло получает себе свободу действий. А также надбавку к зарплате и пенсии, плюс мандат на продолжение работы в убойном отделе.
  
  Новый шеф – рефлекторный антагонист и властолюбец – к той договоренности относился терпимо при условии, что она не сказывалась на фактически безупречной раскрываемости преступлений, которой мог похвастаться Майло. Ситуация, безусловно, нетипичная, хотя применительно к моему другу вполне себе к месту: он и так всегда значился особняком.
  
  В те дни, когда Стёрджис еще лишь начинал карьеру, офицеров-гомосексуалистов в отделе попросту не существовало, а его коллеги устраивали облавы на гей-бары и размазывали их завсегдатаев по стенке. Самосохранение требовало держать свою частную жизнь глубоко за пазухой; вот Майло и застегивался на все пуговицы в своем психосоциальном гетто.
  
  Когда же общественный уклад начал понемногу меняться, он, соблюдая сдержанность, перестал маскироваться и делать вид, так что вскоре все вышло на поверхность. Тот период был, пожалуй, самым сложным – ехидные усмешки, ядовитые взгляды; его чурались, а иногда откровенно унижали.
  
  Сегодня в департаменте действуют правила против любой дискриминации, и полицейские-геи работают без притеснений. Но Майло по-прежнему держится особняком; думаю, так обстояло бы и в том случае, если б он в своей ориентации был «традиционщиком».
  
  Наряду с прочим, уговор с тем ушлым шефом предусматривал создание «креативного» рабочего пространства. Большинство детективов Западного Лос-Анджелеса обретаются в едином большом помещении, нашпигованном шкафчиками и кофейными автоматами – колготня и скученность, пропитанные пыльным духом службизма, рутины и черного юмора.
  
  Что до Майло, то его владения – это бывшая бытовка без окон; тесный каземат без таблички на двери, расположенный в конце узкого как лаз коридорчика рядом с допросными, где потеют, отпираются и сознаются правонарушители всех мастей.
  
  Честно сказать, незавидная квадратура для человека, ведущего столько важных дел. Тем более что ростом он под метр девяносто, с пивным брюшком и сложением линейного футболиста, перешедшего на сидячий образ жизни. Для такого даже хорошие потягушки чреваты задеванием стен.
  
  Лично я от такой обстановки с ума бы сошел. А ему нравится.
  * * *
  
  На момент моего прибытия дверь у моего друга была распахнута, а сам он, согнувшись перед компьютером, тюкал по клавиатуре, как прилежный носорог. На столе дыбились кипы бумаг, они же занимали соседний стул и топорщились вдоль стен на полу. Майло, не оборачиваясь, смахнул со стула какие-то листы, устелившие линолеум дополнительной снежной заметью.
  
  Я сел.
  
  – Новое дело?
  
  Пальцы перестали настукивать.
  
  – Если бы. Семинар по профразвитию. То есть по колено в словесном поносе.
  
  Снова тюканье, а за ним пауза.
  
  – С восьми утра торчал на семинаре по менеджменту. Для руководства отдела, к которому я, получается, тоже отношусь.
  
  – Поздравляю.
  
  – Да? Ужасно тронут. А виню единственно тот эффект, который твои коллеги налагают на общество.
  
  – Логорея?
  
  – Она самая. Бесчисленные часы словесной межличностной белиберды и трепотни насчет чувствительности. Они к нам даже прислали социальную работницу, рассказать, что, в принципе, мы неплохие существа, несмотря на свои агрессивные замашки. Когда она разбила нас на мелкие группки, я сделал ноги. Но все равно вынужден заканчивать этот компьютерный тест в доказательство, что я присутствовал. – Он нахмурился. – Ты как считаешь, эмпатия в эффективном управлении необходима всегда?
  
  – М-м-м, – протянул я в ответ.
  
  – Не мекай, а то будешь заполнять сам.
  
  – Если там нет варианта «зависит от», лучше пиши «да».
  
  Он тюкнул по клавише.
  
  – Идем дальше: «Является ли разнообразие обогащающим и стимулирующим фактором в связи с культурными изменениями, повлиявшими на правоохранительную деятельность в XXI веке? Или для хорошо функционирующей организации это было выгодно всегда?»
  
  – Тут я ни на шаг не отклонялся бы от «может быть».
  
  Майло рассмеялся, пригнулся ниже и с нарастающим азартом принялся колотить по клавишам. Скоро под компьютером уже с дребезгом дрожала столешница; мне же оставалось единственно сидеть и выжидать, когда он все это завершит.
  
  Выглядел мой друг в целом так же, как и всегда: черные волосы прилизаны, но непослушны; седые баки а-ля «привет полоскам скунса» взлохмачены и неровны по длине – левый на полсантиметра длиннее правого.
  
  Лампы дневного света садистски высвечивали каждую складку, морщину и оспинку на ухабистых просторах его тяжелого лица. Сегодня замах на моду у Майло состоял из некогда белой безрукавки, оранжево-синего галстука без причастности шелкопряда, мятых слаксов с накладными карманами и всегдашних ботинок-дезертов мутно-лилового цвета (вроде туч за больничным окошком Зельды Чейз).
  
  «А что, дезерты нынче в моде», – подумал я, но вслух сказать не решился.
  
  На полу валялась оливковая ветровка со спутанными рукавами. Я поднял ее с пола и перекинул через руку. При резком одновременном вдохе мы с Майло вполне могли стукнуться друг об дружку.
  
  Очистив экран, он с лихостью стритрейсера развернул ко мне свой офисный стул и, охватив взглядом меня и ветровку, воскликнул:
  
  – Персональный слуга? Браво! А окна ты тоже моешь?
  
  – Поможешь – почему бы и нет.
  
  До странности яркие зеленые глаза впились в меня с такой цепкостью, будто мы с Майло были едва знакомы. Когда он так делает, мне становится не по себе, но я с этим свыкся.
  
  – Рассказывай, – сказал Стёрджис.
  
  Слушал он вдумчиво, не перебивая. А затем спросил:
  
  – Стало быть, актриса? Что-то я о такой не слышал… Ладно, найти не составит труда.
  
  Возвратившись к клавиатуре, он открыл базу данных, запретную для всех, кроме правоохранителей и двенадцатилетних хакеров. Бряцая по клавишам, носом нахмыкивал какую-то мелодию.
  
  Полисовский «Каждый твой вздох»…[13] Надо же, как символично.
  
  Экран начал заполняться мелким шрифтом.
  
  – Ну, вот… О, так у твоей девицы есть криминальное досье? В самом деле. Первое правонарушение: четыреста пятнадцатая, плюс пять лет назад незаконное проникновение в Санленде. Дело прекращено. После этого она, похоже, взялась за ум и пару лет не лезла на рожон, пока ее не взяли за нахождение в нетрезвом виде в общественном месте Центрального округа – Бродвей, возле Пятой авеню… Дело опять же прекращено.
  
  Я осторожно заметил:
  
  – Как видно, статья о бродяжничестве не была применена.
  
  – Ты сам знаешь, Алекс, как с этим обстоит. Когда реально на статью не тянет, ограничиваются царапками. Я полагаю, какой-нибудь домовладелец или спонсор-девелопер поднял скулеж насчет побродяжек, вот департамент под видом здравоохранения и борьбы с наркоманией и произвел подобие профилактики… Как бы то ни было, в тюрягу твоя мисс Чейз не попала, и после этого она снова уплывает из поля зрения, пока… э-э… год и три месяца назад не учиняет пьяный дебош снова, и также в Центральном – на Олив-стрит, возле Четвертой авеню. То есть ближе к Скид-Роу[14].
  
  – Вероятно, она обитала где-то в центре.
  
  – Я бы тоже так сказал… Ничего более, пока буквально несколько дней назад, уже в Бель-Эйр… оп! Опять дело замяли. Ты гляди-ка. – Майло повернулся ко мне. – Явно не королева преступного мира. Возможно, свое жилье она сменила на улицы Вестсайда, иначе зачем ей было кочевать из центра аж до Пубаленда всего лишь с тем, чтобы там залезть к кому-то на задний двор. Не иначе как она решила заделаться «дитём природы», облюбовав себе подножье гор?
  
  – Первый раз в Центральном она попала через несколько месяцев после того, как умер ее психиатр. Если б никто не пришел ему на смену, она быстро сошла бы на нет.
  
  – Логично. С полицейского ракурса замечу: как сумасшедшая она ведет себя неплохо. В ее ситуации я видал и таких, на ком аресты висят пачками.
  
  – Там в протоколах о задержании не значатся адреса? – поинтересовался я.
  
  Майло крутнул экранное изображение назад.
  
  – Первый раз, в Санленде, ее взяли на Голливудских Холмах, в Корт-Мадере. Второй раз – на Сансете.
  
  – В Беверли-Хиллс?
  
  – Да ну. Как она могла там очутиться?
  
  – Психиатр договорился со студией, чтобы та оплачивала Зельде коттедж при отеле «Беверли-Хиллс». Может, она соврала, что до сих пор живет там.
  
  – Нет, этот адрес где-то в Восточном Голливуде… Может быть, Эхо-парк.
  
  Майло зашел на интернет-карту и пальцем обозначил место:
  
  – Формально Голливуд, но прямо на границе. Глянем, что нам говорит ОТС…[15] Действующих водительских прав или зарегистрированных транспортных средств не зарегистрировано. Как и удостоверений личности, выданных на основе лицензии. В чистом виде человек с улицы. Дети в документах тоже не фигурируют; видимо, мать утратила права опеки. А отец у ребенка вообще зарегистрирован?
  
  – Насчет этого она не распространялась.
  
  – Понятно. Давай-ка лучше переключимся на поиски ее чада. Твой ум через это успокоится и перейдет на помощь мне в составлении всей этой муси-пусечной хрени.
  
  Майло прошерстил несколько сайтов соцуслуг, включая саму Службу соцобеспечения, для точности дублируя свои поиски звонками. Ни о Зельде, ни об Овидии Чейзе в системе не значилось ровным счетом ничего.
  
  – Ишь ты… – Он озадаченно повел головой. – Ладно. При отсутствии хорошего зайдем от плохого.
  * * *
  
  Я внутренне напрягся: Стёрджис зашел на сайт коронера[16].
  
  Слава богу, ничего.
  
  То же самое по базе данных пропавших детей Лос-Анджелеса, Сан-Диего, Сан-Бернардино, Вентуры и Санта-Барбары.
  
  Затем он прошелся по списку правонарушителей Калифорнийского управления по делам молодежи.
  
  – По крайней мере, плохим парнем он не кажется. Давай теперь в национальном масштабе.
  
  Море пропавших одиннадцатилетних мальчишек по всей стране. Сплошь полудетские лица – из них многие пропали так давно, что уже давно перешагнули порог указанного в файле возраста.
  
  Мука для столь многих семей.
  
  Но Овидия Чейза среди них нет.
  
  Майло, ерзнув резиной колес по линолеуму, совершил подъездной маневр на стуле.
  
  – Тебе, вероятно, приходила мысль, что психическое заболевание может быть и генетическим? В таком случае как насчет педиатрических отделений психбольниц?
  
  – Само собой. – Я безрадостно развел руками.
  
  – Извини, – сказал мой друг, – но тут обзвон уместней делать тебе, а не мне.
  
  Он нашел мне пустующую допросную, откуда я позвонил в педиатрию Рейвенсвуда и отрекомендовался – с нулевым, впрочем, результатом. То же самое ждало меня и в окружной клинике, и во всех прочих государственных больницах, где есть детские психиатрические стационары.
  
  Когда я вернулся и сообщил об этом Майло, тот сказал:
  
  – А нельзя основать на этом вывод, что отсутствие новостей – уже хорошие новости? Что он, например, живет и бед не знает в образцовой приемной семье?
  
  – Если только в совершенном мире… Единственное место, о котором мне думается, это частная психушка, но доступ к их записям нам заказан.
  
  – Частная стоит целое состояние, Алекс. Не представляю, чтобы это мог позволить себе ребенок бездомной женщины. Если только он не в заведении, живущем за счет правительства. Но если б так, его имя по-любому всплыло бы в каком-нибудь списке социальных услуг. То же самое и в государственной школе: его зарегистрировали бы для получения субсидий. Ну а навороченные интернаты я уж и в расчет не беру, верно?
  
  – Верно.
  
  – Тогда что дальше?
  
  На это у меня ответа не было.
  
  Майло задал вопрос:
  
  – Сегодня на вашем свидании она про ребенка не упоминала вообще?
  
  – Я упомянул про него сам, но ненавязчиво. Не думаю, что она вообще могла свободно разговаривать. Единственно, что удалось вытянуть из Зельды, это что у нее исчезла мать. При этом она пришла в возбуждение, и я пригасил тему.
  
  – Это, по-твоему, всплеск безумия или ты задел нерв?
  
  – Понятия не имею.
  
  – Мама исчезает… Слушай: учитывая, что она была актрисой, как насчет какого-нибудь сайта типа «Где они теперь»?
  
  – Пробовал, – ответил я. – «Субурбия» продержалась два с половиной сезона. Там выложены все серии, и Зельда в составе, но ее биографических выкладок нет.
  
  – Может, из них никто дальше и не работал.
  
  – Это наталкивает меня на мысль, здоровяк. Попробую-ка я отыскать ее коллег по съемкам. В любом случае спасибо тебе. – Я встал. – Не подкинешь мне заодно тот адресок в Эхо-парке?
  
  – Лучше я сам с тобой поеду.
  
  – У тебя что, есть время?
  
  – Есть, нет… Все одно лучше, чем сидеть за этим.
  
  Мой друг убрал с экрана тест и, взяв у меня свою куртку, вделся в рукава.
  
  – Большой побег, – назвал это я.
  
  – Расстановка приоритетов, амиго, – поправил Майло. – Как раз этому нас на семинарах и обучали.
  Глава 9
  
  Дорога в Эхо-парк заняла сорок пять минут, на протяжении которых я обзвонил несколько частных психбольниц и диспансеров в слабой надежде, что кто-нибудь там проявит гибкость и отойдет от правил. Эффект нулевой, но я хоть чем-то занимался, а не сидел, погрязнув в пессимизме, в то время как Майло с тихой руганью лавировал в транспортном потоке.
  
  Протокольный адрес Зельды в Восточном Голливуде на поверку оказался облезлой трехэтажкой в зигзагах лестниц столетней давности – один из старожилов спального района, обросшего стрип-моллами, почтовыми ящиками и ресторанами в стиле «латино».
  
  Что это за место, можно было понять безо всяких дипломов и пояснительных надписей. На скамейках у тротуара покинуто сидели люди. Пустые глаза, обвислые рты. При виде анонимно подчалившего авто сонная стайка вздрогнула и зашевелилась. К тому моменту, как мы с Майло вышли из машины, все они скрылись внутри.
  
  На открытой двери три замка. Возле нее – плакат о том, что вход после девяти вечера воспрещен. Вестибюль скудный и унылый, несмотря на бодрые аквамариновые стены; здесь же на подставке доска с правилами и распорядком для обитателей приюта «Светлое утро». Табличка на стене перечисляла источники финансирования: дюжину церквей и синагог.
  
  Пациентов видно не было, хотя с верхнего этажа доносилось шарканье шагов. Резной орнамент на обшарпанном прилавке регистратуры выдавал, что когда-то здесь было, вероятно, вполне приличное заведение вроде отеля.
  
  Я изготовился к штурму очередной неприступной стены и тут обратил внимание, что лицо за прилавком мне, похоже, знакомо.
  
  Может, в этот раз сложится как-то по-иному.
  
  Юная невеличка лет двадцати с небольшим, занятая карточками. Утонченное боттичеллиевское лицо в обрамлении темных кудрей украшено большущими карими глазами. Изящные, по-детски тонкие пальчики. Вся серьезная, сосредоточенная.
  
  Выпускной курс колледжа, где я преподавал. Пару лет назад читал там лекции по детской психологии, а она задавала вопросы, причем по существу. Усердно записывала. Джудит… фамилии не помню.
  
  Наше приближение отвлекло ее от работы (кажется, составление графика питания).
  
  – Доктор Делавэр? – сразу узнала она меня.
  
  Я успел разглядеть ее бэйджик: «Дж. Марс».
  
  – Джудит? Привет. Какая встреча. Ты здесь на стажировке?
  
  – Да нет, просто подрабатываю. Ипотека и всякое такое… Да еще и диссертацию пишу.
  
  – Молодчина. И как продвигается?
  
  – Да так, движется помаленьку. – Она с улыбкой пожала плечами.
  
  В эту секунду ее взгляд упал на Майло.
  
  – Это лейтенант Стёрджис, из лос-анджелесской полиции. Майло, а это Джудит Марс.
  
  – Здравствуйте, лейтенант. Кто-то из наших что-нибудь учудил?
  
  – Да нет, всё в порядке, – успокоил ее я. – Мы пытаемся найти женщину по имени Зельда Чейз. Этот адрес она указала как свое место пребывания.
  
  – Вот как? Похоже, что эта информация слегка устарела, доктор Делавэр. По программе, полтора года назад у нас ввели разделение по полам, и женщины теперь размещаются в Санта-Монике.
  
  – Дистанцирование мужчин от женщин. – Майло понимающе кивнул.
  
  – Я тогда еще не работала, – пояснила Джудит, – но, насколько могу судить, совместное проживание здесь провоцировало вполне понятные проблемы.
  
  – А у вас остались записи с времен до разделения?
  
  – Боюсь, что нет, лейтенант. Все, что относится к женщинам, перешло туда вместе с ними.
  
  В то время как она выписывала нам адрес и телефон приюта в Санта-Монике, с лестницы, держась за перила, начал валко, чуть не падая, спускаться какой-то доходяга. Изможденный, с загнанными, уставленными в никуда глазами. Дряблые губы шевелились, но не произносили ни звука. На вид ему было лет сорок, а может, и все сто. Не обращая на нас внимания, он прошел мимо и пошаркал куда-то вправо.
  
  Джудит Марс подала мне листок с информацией и вздохнула:
  
  – По крайней мере, они получают здесь необходимый уход.
  
  – А какой здесь, интересно, контингент пациентов? – поинтересовался я.
  
  – На лечение у нас нет полномочий, поэтому они не пациенты, а скорее жильцы. Но у всех серьезные умственные заболевания – не врачебный диагноз, а просто наблюдение, констатация. Отчасти это то, чем я здесь занимаюсь, хотя технической данную работу назвать сложно.
  
  – Вы определяете их на вид, – сказал Майло.
  
  – В основном да. – Джудит кивнула. – Цель – обеспечить теплое, по возможности безопасное место тихим невротикам, а также кухню со сносным питанием.
  
  Я поинтересовался:
  
  – Кто-то из них приобретает медикаменты где-нибудь в других местах?
  
  – В идеале, они получают и лекарства, и медпомощь в различных амбулаторных клиниках. Когда у нас есть свободные водители, они их туда отвозят, хотя здесь в пешей досягаемости есть и несколько амбулаторий.
  
  – Послушание пациентов – не вопрос?
  
  – Вопрос, да еще какой. Стараемся быть обходительными, но, сами понимаете, без борьбы ничего не обходится. В целом не давим: этот принцип у нас основополагающий.
  
  – Фондирование у вас частное?
  
  – На сто процентов, – ответила Джудит. – Религиозные организации проявляют себя с наилучшей стороны. Если б не они, ничего не было бы. Одно время тёк мелкий ручеек из госдотаций, но он пересох. «Непростые времена», – песня, которую я от чинуш слышала множество раз.
  
  «Чем меньше вам, тем больше перепадает Кристин Дойл-Маслоу».
  
  – А с ненасилием здесь всё в порядке? – осведомился Майло.
  
  – В целом да.
  
  – Что значит «в целом»?
  
  – Лично у меня проблем не возникало ни разу. Ребята здесь изначально проходят проверку на неагрессивность, а многие из них обо мне пекутся. Или им кажется, что они меня оберегают.
  
  – Даже так?
  
  – По большей части они очень нежны, лейтенант. Для меня это работа по совместительству, и до темноты я здесь не задерживаюсь: в пять за мной приезжает муж. У него в Голливуде работа, так что все удачно срастается.
  
  – Скажите еще, что он вышибала и габаритами может потягаться со мной, – ухмыльнулся Майло.
  
  Джудит рассмеялась.
  
  – Представьте себе, может. Он юрист в «Кэпитол рекордз». И сложения, надо сказать, не мелкого.
  
  Я пожелал ей удачи, и мы тронулись к выходу.
  
  – Вы спрашивали насчет насилия, – сказала вслед Джудит. – Та женщина, которую вы ищете: она совершила что-то криминальное?
  
  – Нет, – ответил я. – На самом деле нас интересует даже не она, а ее сын. Дело в том, что ее нашли одну, на отшибе и в состоянии серьезного психического расстройства. А ее сына, которому сейчас одиннадцать, мы пока найти не смогли.
  
  – В таком возрасте очутиться на улице? – Джудит нахмурилась. – Я наведу справки. Может, кто-то из ребят что-нибудь вспомнит… Но, как вы можете догадываться, большинство из них с памятью дружат не очень, а ее саму из-за давности могут и подзабыть.
  
  – Любые шаги, Джудит, даже небольшие, будут для нас неоценимой услугой.
  
  – Одиннадцать лет… Она отказывается говорить, где он?
  
  – Сейчас она настолько не в себе, что даже вряд ли что-нибудь знает.
  
  – Вот черт… Но мы-то здесь хоть на что-то годны, доктор Делавэр?
  * * *
  
  Мы поехали в Санта-Монику. «Светлое утро – Вестсайд» представляло собой бывший мотель на Пико – подковообразное расположение белых домиков с синими дверями, отделенных от улицы прокаленной солнцем асфальтовой стоянкой. Некогда белая разметка времен мотеля износилась и выцвела, превратившись в шероховатую серую щетину. Соседями парковке приходились магазинчик уцененных шин и склад слесарного оборудования.
  
  Политики открытых дверей здесь не наблюдалось; вход блокировали решетчатые электрические ворота. Майло позвонил и представился. Дверь центрального строения приоткрылась, и из нее наружу высунулась женщина; спустя пару секунд дверь снова закрылась. Прошло около минуты, прежде чем решетчатые ворота заскользили в сторону.
  
  – Наверное, проверяла мою личность, – сказал вполголоса Майло. – Да, атмосфера здесь несколько иная.
  
  К тому моменту как мы выбрались из машины, та самая женщина уже шагала к нам. За пятьдесят, широкоплечая, с военной выправкой и бежевым «ежиком» на голове.
  
  – Шерри Эндовер, – коротко представилась она.
  
  На бэйдже две ученые степени: «магистр социального обслуживания» и «магистр здравоохранения».
  
  – Приятно познакомиться, мэм, – сказал Майло. – А это доктор Делавэр, психолог.
  
  – Я в курсе. Джудит из Голливуда сообщила, что вы заедете навести справки о Зельде Чейз. Она что, опять попалась на чьих-то задворках?
  
  – Она здесь уже была? – осведомился я.
  
  – С месяц, сразу после того как мы открылись. Год с небольшим назад.
  
  – Ее бзиком были задние дворы? – поинтересовался Майло.
  
  – Она действительно исчезала с территории, раза три или четыре. Далеко не убредала, в основном обнаруживалась за жилыми домами южнее Пико. Особых проблем тоже не создавала – ну подумаешь, выкопает несколько корешков, которые можно снова закопать. Положит их перед собой в рядок и заснет, а кто-нибудь поутру заметит ее и вызовет полицию. В отделении Санта-Моники ее знали уже так хорошо, что сразу отвозили сюда к нам.
  
  Справа открылась синяя дверь, и наружу показались две женщины. Одна была болезненно тучной и передвигалась с помощью двух тростей. Второй на вид было едва за двадцать, и она припадала на одну ногу. Шерри Эндовер помахала им, и они вернулись обратно в помещение.
  
  – А где Зельда на этот раз? – спросила Шерри.
  
  – До завтрашнего утра на ней гриф «пятьдесят один пятьдесят».
  
  – Вот как… То есть под замком? Сотворила что-то опасное?
  
  – Попытка незаконного проникновения, только теперь в Бель-Эйр.
  
  – Ах, Бель-Эйр, – женщина понимающе усмехнулась. – Престижный район. На это система, само собой, реагирует по-иному. Но ничего буйного она все-таки не совершила?
  
  – Да вроде бы нет. Завтра ее выпустят.
  
  – И вы хотите пристроить ее сюда?
  
  «Заметьте, не я это предложил».
  
  – А почему бы нет, если у вас найдется место.
  
  Шерри подумала.
  
  – Как раз недавно освободилась пара коек, – сказала она. – По негативным причинам. Одна из наших дам угодила под машину, со смертельным исходом. Другая с неделю назад ушла и напоролась на нож в Лонг-Бич; убийство с особой жестокостью. Долгая семейная драма с жестоким бойфрендом. И что она первым делом вытворяет? Направляется прямиком в проулок, где он ошивается…
  
  – Как они у вас выбираются, при запертых воротах? – спросил я.
  
  – Посредством этой вот кнопки. – Шерри указала на черную точку посередине правого столба. – Мы – учреждение не закрытого типа. Каждый может выходить и приходить когда заблагорассудится. Ворота запираются только снаружи, чтобы удерживать наших постояльцев от проблем.
  
  – В мужском заведении такого нет.
  
  – Если б я командовала, как раз и ввела бы там такой режим. Но при нехватке финансирования руководство распорядилось так. Все психически тяжелобольные люди уязвимы, но быть женщиной – это еще и дополнительный фактор.
  
  Майло сказал:
  
  – То есть женщины уходят когда захотят, но по возвращении вынуждены набирать вас, чтобы их впустили.
  
  – Рассчитываем на это как на сдерживающее средство от того, чтобы уйти. Хотя отдаем себе отчет, что имеем дело с не вполне разумным населением.
  
  – Гребете вверх по течению, – сказал Майло. – Могу это понять.
  
  – Уповаю на ваше понимание, – она повернулась ко мне, – и на ваше тоже. Зельду мы, конечно же, возьмем, если она захочет здесь быть и действительно не представляет опасности для себя и окружающих. Единственная помеха – это если к завтрашнему утру те места забронируют. В таком случае удача, увы, пролетит мимо нее.
  
  – А если такое произойдет, вы не можете подсказать, куда мне лучше ее отвезти?
  
  – Отвезти? Вы что, думаете сделать это лично?
  
  – Похоже, это самый простой способ.
  
  – Она когда-то была вашей пациенткой?
  
  – Моей – нет. Но я консультировал ее психиатра.
  
  – А что же он в этом всем не участвует?
  
  – Ушел из жизни.
  
  – Ах вон оно что… Ладно, я прослежу, чтобы для нее нашлось место. Если вы уверены, что с ее стороны не будет агрессивных действий.
  
  – Гарантировать что-то я, понятно, не могу, но и на подобный риск пока ничего не указывает.
  
  – Ценю вашу честность, доктор. Пойдем старым проторенным путем.
  
  – Вы же сказали, она у вас провела целый месяц.
  
  – Относитесь как хотите, но мы не храним клинических или личных данных.
  
  – Кстати, а почему она вообще ушла?
  
  – Понятия не имею. В один прекрасный день просто взяла и исчезла. Как и многие из них.
  
  – Какие-нибудь проблемы с алкоголем или наркотиками?
  
  – Я бы не сказала. А что, сейчас они есть у нее?
  
  Я покачал головой.
  
  – Есть ли за ней еще что-нибудь, кроме проникновения на территорию?
  
  – Да вроде нет.
  
  – В данный момент она получает какие-то медикаменты? В нескольких кварталах отсюда есть психиатричка, и если понадобится, я могу прикрепить ее туда.
  
  – Врач, который ее принял, ввел ей сильную дозу ативана и прописал недельный курс. Сейчас она в полусонном состоянии. Не знаю, как она себя поведет, когда препарат перестанет действовать.
  
  – История знакомая. – Шерри Эндовер вздохнула. – Ну что, Зельда, добро пожаловать обратно… Приятно познакомиться с вами обоими. Вон ту кнопочку нажмите и сразу выйдете.
  
  – Еще один нюанс, – сказал я. – Зельдой я занимаюсь потому, что по профессии являюсь детским психологом, а ее психиатр в свое время попросил меня провести оценку ее сына. У вас нет никаких соображений, где он может быть?
  
  Шерри Эндовер нахмурилась.
  
  – У нее есть сын? Когда она была здесь, никакой информации на этот счет не имелось. И вообще, мы по профилю детей сюда не принимаем, так что его, наверное, поместили куда-то еще.
  
  – При этом я никак не могу его найти.
  
  – А вас это, извините, волнует потому, что…
  
  – Просто хочу знать, что с ним всё в порядке.
  
  – Не хочу быть мисс Всезнайкой, но вы пробовали обращаться в социальные службы?
  
  Я с ходу перечислил несколько агентств, с которыми созванивался.
  
  – Ничего к этому добавить не могу. – Она развела руками и, глубоко вздохнув, спросила: – Вы ведь не думаете, что она могла применять к нему насилие? Поскольку если да, то на повестку автоматом выносится вопрос. В виде красного восклицательного знака размером с Аляску.
  
  – Пять лет назад она была заботливой любящей матерью, – сказал я, – которая никого пальцем не трогала. Не говоря уже о насилии. Теперь она обитает на улице, и дать ей крышу над головой будет уместнее всего. Мне просто хотелось в этом удостовериться.
  
  – То есть пять лет назад Зельда уже была не в ладу с рассудком, но при этом хорошей мамой?
  
  – У нее получалось работать в полную силу да еще и заботиться о том, чтобы мальчик получал хороший уход. Затем работу она потеряла, а обо всех ее передвижениях известно лишь то, что она гостила в том другом заведении, а затем какое-то время у вас.
  
  – О ребенке она ничего не рассказывала?
  
  – Она и сейчас о нем не заговаривает. Единственно, о чем упоминает, это об исчезновении своей матери. Эта деталь здесь не всплывала?
  
  – Лично я ни о чем таком не слышала. Хотя, может, она делилась этим с кем-то другим из наших дам… У всех наших постоялиц, знаете ли, есть свои истории. И при этом нельзя сказать, что все они сплошь вымышленные, – а вдруг она, скажем, потому и вторгается в чужие дворы, чтобы в каком-то смысле, символически, вернуться к себе домой или еще что-нибудь в этом роде? Ого, как вам моя популярная психология? Может, мне уже пора начать вести свое ток-шоу?
  
  Я ответил улыбкой.
  
  – Шутить не следует, но определенный смысл в этом есть, – сказала она. – Просто я – дурёха, поступившая на эту работу из-за того, что приказало долго жить мое преподавание в Нортридже.
  
  – Вовсе нет, – подал голос Майло.
  
  – Что «нет»?
  
  – Дурёхой, мэм, вы мне вовсе не кажетесь. А что вы преподавали?
  
  – Государственное управление. Вообще я организатор, терапию не практиковала ни минуты. Во всяком случае, официально.
  
  – И все равно вечерами отправлялись домой со знанием, что сделали за день что-то важное.
  
  Шерри Эндовер распахнула на него глаза, а затем зарделась.
  
  – Это наиприятнейшее, что мне от кого-нибудь доводилось слышать. Исключение составляет предложение о замужестве – и я не скажу, чем обернулось оно. Вы сами женаты?
  
  Майло с улыбкой качнул головой.
  
  – Ладно, ставлю зачет, – улыбнулась и она. – А теперь хорошие манеры предполагают, чтобы я ответила, что то же самое относится и к вам. А ведь и в самом деле относится. К вам обоим. – Рассмеялась жестковатым смехом. – Полюбуйтесь на нас, компашку святых.
  * * *
  
  Когда мы отъехали, Майло спросил:
  
  – Зачем ты спрашивал ее о бухле и наркоте?
  
  – Зельду дважды брали именно за пьяный дебош в общественном месте. И меня посещают мысли, не забурится ли она со всей своей неуемностью в какую-нибудь пивнуху.
  
  – Или на чей-нибудь задний двор.
  
  – И это тоже.
  
  – Я бы над этим не парился. Как я уже сказал, правоприменение – форма политики, и людей вроде нее не просят дыхнуть в трубочку, а сразу хвать за шкварник и в обезьянник. Копам, что ее вязали, нужно было лишь обвинение, которое можно на нее навесить, вот они и назвали ее пьяной.
  
  – Значит, по барам мне ошиваться смысла нет?
  
  – Тема отдельной беседы. – Майло рассмеялся. – Какие еще будут предложения, мой собрат по компашке святош?
  Глава 10
  
  Уже по возвращении в участок мы сошлись во мнении, что сделать остается не так-то много.
  
  Майло свяжется с Центральным отделом и попробует выяснить, есть ли там что-нибудь насчет Зельды и Овидия; ну а я двинусь «гламурным маршрутом» в попытке выйти на кого-нибудь из прямо или косвенно связанных с «Субурбией».
  
  После этого останется только отступиться.
  
  Майло говорил начистоту; я слегка кривил душой.
  
  Через считаные минуты после того, как он меня высадил, я принялся составлять список из калифорнийских школ-интернатов, принимающих детей дошкольного возраста. Список получился ничего себе: тридцать девять учреждений с образовательными функциями, начиная от вундеркиндов до детей с «особыми потребностями» (читай, неспособных к обучению) и (или) испытывающих проблемы с весом.
  
  Последних я откинул, что сократило перечень на пятнадцать пунктов.
  
  Почти каждая из школ располагалась там, где земля обильна и живописна. Опубликованные цены за обучение вполне могли потягаться с Лигой плюща[17]. Быть может, Зельда до своего срыва сумела создать некий образовательный фонд и даже наняла для защиты сыновнего благосостояния попечителя?
  
  Или…
  
  Я взялся за работу, прокручивая от администратора к администратору одну и ту же пластинку: дескать, я дядя Овидия Чейза, а его мать только что госпитализирована в связи с острым заболеванием («Овидий знает, каким»), и мне необходимо поговорить с ее сыном. Реакция была неизменно сочувственной, но затем, когда поднимались записи, а имени Овидия не высвечивалось, растерянность сменялась подозрением, и я сразу вешал трубку, благо мой домашний номер пробить было нельзя.
  
  Два с лишним часа полной безнадеги. Я набрал Кевина Брахта и спросил, как там Зельда.
  
  – Да все так же, док. Были бы изменения, я б вам позвонил. Можно было зайти и попробовать заговорить с ней, но уж пусть лучше пациент спит, пока спится.
  
  – Согласен. К завтрашнему утру я подъеду забрать ее в другое место, которое я подыскал. Что-нибудь еще из того, о чем мне следует знать?
  
  – Да так, ничего. Просто жутковато торчать здесь одному ночами. Цапля со своей секретаршей в четыре сматывают удочки, и здание запирается на замок. Ключ у меня есть, но ощущение такое, будто я здесь и есть «пятьдесят один пятьдесят». Поэтому прошу вас, док, выручайте.
  
  – Выручим, – подбодрил его я. – Ну а пока вкусного тебе ужина.
  
  – С этим проблем нет, – сказал Брахт. – Нашел тут в списке несколько ресторанов с едой навынос. Так что будут мне нынче стейк и лобстер, заботами федерального правительства.
  
  – Приятного аппетита.
  
  – Есть вещи и поприятней.
  * * *
  
  Эпизоды «Субурбии» были раскиданы по всему Интернету. Один из них я как раз собирался посмотреть, когда в кабинет вошла Робин и ласково взъерошила мне волосы.
  
  – Могу я тебя немного отвлечь, на ужин?
  
  Я глянул на настольные часы: начало девятого.
  
  – А куда мы идем?
  
  – Десяток метров от дома. Я пожарила курочку на гриле.
  
  – Вот это да! Спасибо. А чего ты меня не позвала? Я бы с удовольствием помог.
  
  Робин улыбнулась.
  
  – Я заглядывала к тебе с час назад, но увидела эдакого одержимого творца.
  
  Честно признаться, я ее не видел и не слышал.
  
  – Уместней сказать не «творца», а «ловца».
  
  – Ловца чего?
  
  – Прогресса.
  
  Фраза больше из лексикона Майло, но у Робин хватило такта на это не указывать. Я встал, привлек ее к себе и поцеловал. Наконец, отстранившись, она, неровно дыша, со смехом произнесла:
  
  – Оценка, конечно, приятная, но может, тебе лучше приберечь ее для курочки?
  * * *
  
  Ужин был отменным, за что я с демонстративным усердием убрал посуду и зарядил ее в посудомойку, а затем приготовил нам по «Сайдкару»[18].
  
  – Давай выпьем возле пруда, красавчик мой. Вечер такой дивный…
  
  Все еще пытается сгладить во мне остроту. Вероятно, подаст перед сном идею насчет расслабляющей ванны. Единственный человек, который настолько обо мне заботится. В ее коктейль я добавил больше сока, а в свой плеснул чуть побольше коньяку.
  
  Мы пристроились возле прудика, потягивая коктейли и наблюдая, как по воде нежно расплываются создаваемые рыбами круги.
  
  Я держал Робин за руку, говорил правильные слова, делал правильную мимику.
  
  По возвращении в дом она сказала:
  
  – А ведь я еще не принимала ванну…
  * * *
  
  Назавтра в восемь утра я поймал Майло на дому и попросил, чтобы он добыл мне детали задержания Зельды в Бель-Эйр.
  
  – Зачем тебе?
  
  – Да вот, как-то въелись вопросы Шерри Эндовер о насилии… Хотелось бы чувствовать под собой твердую почву.
  
  Через час он перезвонил мне.
  
  – Хозяйка дома услышала у себя на заднем дворе шум. Пошла посмотреть и обнаружила там в углу Зельду Чейз. Та сидела на корточках, а затем встала, начала размахивать руками и вопить «как ненормальная». Это разбудило мужа женщины, и он скрутил Зельду, которая пыталась вырваться, в то время как его жена вызывала «девять-один-один». Это что-то меняет?
  
  – Могло быть и хуже, – ответил я, – хотя в сравнении с ее предыдущими арестами это шаг в плохом направлении.
  
  – Кстати, насчет предыдущих: в Центральном ее никто не помнит, и нет никаких сведений о том, чтобы при ней был ребенок. А вот насчет отсутствия проб на алкоголь я ошибался. Во второй раз у нее брали кровь, и результат показывает отметку «два и один».
  
  – Средняя степень опьянения.
  
  – И не только. Она, кроме того, была на «позитиве» по героину и метамфетамину. Судя по отсутствию следов от иглы, нюхала их. Для умственного состояния комбинация скверная.
  
  – Я позвоню Шерри и все ей расскажу. Если она откажется от Зельды, придется подыскивать ей какое-нибудь другое место.
  
  – Не слишком ли ты сильно о ней печешься, Алекс? Может, дело здесь не столько в ребенке, сколько в ней самой?
  
  – Да нет, больше в ребенке, – сказал я. – Но и в ней тоже. Как можно было из той, кем она была, превратиться в то, что она представляет собой сейчас? Вид у нее был шикарный, а теперь Зельда выглядит как старуха.
  
  – Вот что делает из людей улица.
  
  – И что мне теперь, выйти из боя? – спросил я.
  
  – Может. Если ты выяснишь, что с мальчишкой всё в порядке, то оно не так уж плохо.
  
  – Пока получается не очень.
  
  Я рассказал ему о своем обзвоне интернатов.
  
  – Я догадывался, что ты поступишь примерно так, – сказал Майло, – но это не мое дело. Просто учти, что ты проводил поиски в Золотом штате, а ведь есть еще сорок девять остальных. Не говоря уже о заморских странах типа Швейцарии – знаешь, сколько у них там изысканных écoles[19]? Или взять Англию со всеми ее древнезамшелыми грудами кирпича, где учеников для науки хлещут по задам розгами, а потом из них вырастают всякие сэры и пэры с мазохистскими наклонностями.
  
  – Понимаю, звучит нелепо, – сказал я со смехом. – Но ребенку понадобился бы трастовый фонд.
  
  – Это ты говоришь, что нелепо. А думаешь, что Зельда, перед тем как слететь с катушек, обеспечила свое чадо финансово. Всегда можно пофантазировать.
  
  – Я не делал бы на это упор.
  
  – Ну вот. Мое мнение что-то изменит? Короче, удачи.
  * * *
  
  В Википедии «Субурбия» подавалась как «пошловатое шоу для средних умов, с вкраплениями скабрезного юмора». Посредственные рейтинги в течение первого сезона не помешали, впрочем, отснять продолжение, потому как в Сети был спрос на «острую комедию, направленную на привлечение более молодой аудитории». Зрительская аудитория немного расширилась с началом второго сезона, но начала сужаться в его конце. Отмена случилась без предупреждения со стороны Сети.
  
  Сюжет разворачивался в квартире анонимного городишки на Среднем Западе. Сама квартира являла собой мезальянс из разношерстной компании: сварливого вдовца по имени Гораций и двух его чад – борзого недоросля по имени (как бы вы думали?) Хорнер и не по годам заумной семнадцатилетней отвязи по имени (ни больше ни меньше) Вирджиния. Колорит дополняли домашние питомцы, о которых рассказывал Лу Шерман: апатичный бассет-хаунд, вещающий за кадром голосом мудрости, и золотая рыбка, обожающая всплывать в аквариуме вверх брюхом («вы меня так достали, что я тут у вас сдохла»). Дополнительный шарм вносили соседи: нигерийская парочка Марвис и Булски, всегда в чопорных костюмах и толкующая обо всех и вся на свой лад, а также карикатурный пожарный-гей Чэд-Майкл-Энтони, сон которого постоянно разбивался ночным сигналом тревоги. У себя в доме Чэд установил флагшток, чтобы «практиковать ножной замок».
  
  Платоническая соседка гея (непременно заложенная в сериал бомба) – Коринна, которую играла Зельда Чейз – рядилась в костюмы с перекосом в сторону нижнего белья. В каждом эпизоде она проецировала одну и ту же триаду черт: притуманенную яркость остекленелого взора, змеистые телодвижения и идиомы в одно-два слова. Все это делало ее персонаж наиболее частым объектом для колкостей.
  
  Ей же приходилось практиковаться и на флагштоке.
  
  Отсмотрев сцену с участием Зельды, я нашел ее жалкой и вызывающей брезгливое сочувствие; отсмотрев еще одну, испытал примерно то же самое и вышел из Сети. К списку актеров добавил еще и продюсерскую компанию «Х—С Партнерс», а также ассистентку Карен Галлардо, которая сидела с Овидием.
  
  Не распространяясь о дальнейшей судьбе актеров, партнеры «Х—С» пошли дальше и создали более удачный сериал о некоем чокнутном мире, где все вращается вокруг уничтожения вредителей; сериал именовался «А ну опрыскай». Туда оказался перенесен и один из персонажей «Субурбии»: золотая рыбка.
  
  Управляли компанией всё те же «Х» и «С»: Джоэл Хайсон и Грир Стрикленд, а их штаб-квартира в настоящее время располагалась в Калвер-Сити, неподалеку от площадки «Сони». Начав обзвон в алфавитном порядке, я попросил соединить меня с Хайсоном.
  
  – На встрече, – прогнусавил в трубку администратор (судя по голосу, еще подросткового возраста).
  
  – Нет проблем. А с Грир я могу поговорить?
  
  – О чем?
  
  – О Зельде Чейз.
  
  – О ком?
  
  – Она снималась в «Субурбии».
  
  – В «Прыскалке» такой нет.
  
  – Знаю. Просто я один из ее докторов и провожу кое-какие наблюдения.
  
  – Дайте еще раз имя. Я оставлю информацию.
  * * *
  
  Поиски прочих адресов не задались, и только Стивенсон Бил – актер, что играл Чэда-Майкла-Энтони – горделиво всплыл в бизнес-каталоге в своем новом амплуа: риелтор в Энсино.
  
  Его голосовая почта с жаром убеждала, что он реально заинтересован в любом интересном предложении. Артистизм явно тянул на «Эмми», а вот соответствие избранному поприщу – не очень. Воистину мир несправедлив.
  
  Расширив свой поиск до пяти других штатов, я безуспешно продолжал сватать тамошним интернатам свою фиктивную историю. Приберегая лучшее напоследок, в перерыве позвонил Шерри Эндовер и сообщил ей о деталях задержания Зельды в Бель-Эйр.
  
  – Н-да, – вздохнула она, – звучит агрессивнее, чем раньше… А был ли какой-то физический выплеск?
  
  – В полицейском протоколе не отмечено.
  
  – Ладно, так и быть: я ее приму. Но смотреть буду в оба. А вам, доктор, спасибо.
  
  – Это я вам благодарен, Шерри.
  
  – Да перестаньте. Если б я излишне ужесточала критерии, у меня бы здесь было совсем пусто. А это уже безработица.
  * * *
  
  После несколько затяжной пробежки, приняв душ и позавтракав, я поехал в «ЛАКБАР». На этот раз регистраторша Иветта расщедрилась на кивок.
  
  – Босс на месте? – спросил я.
  
  – Ох уж этот мне босс, – страдальчески завела она глаза, – зла не хватает.
  
  И повела меня в глубь помещения.
  
  За зоной кабинок на складном стуле восседала Кристин Дойл-Маслоу, колдуя над группой из шести человек. При виде меня она широко взмахнула рукой. По вольности жеста можно было подумать, что мы с ней на короткой ноге. Я притворился, что не замечаю, и двинулся дальше. Тогда она выкрикнула: «Доктор!» – настолько громко, чтобы исключить мою притворную глухоту.
  
  Я остановился, а она поманила меня пальчиком – мол, иди сюда, мальчонка.
  
  Пришлось глянуть на Дойл-Маслоу как на клоунессу из балагана. Это заставило ее досадливо поморщиться, а в следующую секунду она вскочила со стула и размашисто направилась ко мне.
  
  Когда счет между нами пошел на сантиметры, Кристин натруженным сценическим шепотом выдала:
  
  – Это они. Руководство здравоохранения округа. Контролеры. Они нам нужны. Для продвижения программы. Чтобы мы могли задействовать амбулаторные службы.
  
  – «Мы» – это кто?
  
  – Врачебное сообщество. Подойдите и представьтесь. Говорить ничего не нужно, только меня не облажайте.
  
  Я посмотрел недоуменно.
  
  – Ну прошу, – тихо прорычала Дойл-Маслоу, уничтожая всякий этикет, какой мог быть у этого просительного слова. – Как мы можем помогать пациентам, если не сможем их заполучать?
  
  – Я по должности не могу рекомендовать…
  
  – Да какие, к хренам, рекомендации! Вы только подойдите, а говорить буду я.
  
  На меня пристально взирали шестеро. Следом за Кристин я подошел, улыбнулся и молча слушал, как она витийствует насчет общественных нужд, преимуществ амбулаторного лечения в наступающей новой среде, вызванной к жизни слиянием победной поступи медицины, бюджетного финансирования, а также спонсорства частных лиц, объединяющих свои усилия в «борьбе с психическими заболеваниями, так же как и все мы взаимодействуем и сотрудничаем для того, чтобы адаптировать уход за больными в зависимости от конкретных потребностей на местах».
  
  Затем Дойл-Маслоу вальяжно улыбнулась мне, и я понял, что свое слово она сейчас нарушит.
  
  – Перед вами доктор Делавэр, один из наших местных практиков. Он вызвался сотрудничать с нами в краткосрочном лечении серьезно больного человека, который просочился к нам с улицы и наконец-то получает уход, в котором так нуждается. А все потому, что доктор Делавэр понимает суть нашего общего дела. Фактически он сейчас здесь для того, чтобы вникнуть в общие психосоциальные потребности больного, и я от души надеюсь, что в дальнейшем мы сможем сотрудничать с ним по оптимизации мультимодальной помощи, перспективы которой мы сегодня обсуждаем. Может, у вас есть какие-то вопросы к доктору?
  
  – Что за пациент? – спросила со стула женщина. – Каков его типаж?
  
  – Это я обсуждать не могу, – ответил я.
  
  – А как насчет этнической принадлежности? – задал вопрос мужчина по соседству. – У вас в самом деле многообразный подход?
  
  – И это я не могу обсуждать.
  
  – Скажу одно: речь идет о женщине, – ответила за меня Кристин Дойл-Маслоу. – Она серьезно больна, и да, наши подходы многообразны.
  
  – Она из цветных?
  
  – Не могу сказать.
  
  – Помимо пичканья медикаментами, вы делаете что-нибудь еще? Присутствует ли в лечении элемент культурной сензитивности?
  
  – Безусловно. – Кристин Дойл-Маслоу энергично кивнула. – Конкретно этот пациент…
  
  – Это обсуждать нельзя, – сказал я.
  
  – Ваше уважение к конфиденциальности, доктор, вызывает у меня признательность, – сказала мне женщина, ярясь при этом взглядом на Цаплю.
  
  – Рад, что вы понимаете, – бросил я и ушел, чувствуя себя оскорбленным.
  
  «Благодарю вас, сэры и херы. Может, вам еще прогавкать гимн США с мячиком на носу?»
  
  На подходе к двери я слышал кликушество Кристин Дойл-Маслоу:
  
  – …всё о качественном уходе! С нами работают самые лучшие специалисты этого города!
  
  На мой звонок дверь открыл Кевин Брахт, в той же одежде, что и прошлой ночью; вид у него был помятый. На столе перед ним стояли стоптанные туфли Зельды. Я снял их.
  
  – Ну как там цирк собак и пони, док?
  
  – Навоз кучами.
  
  Его губы расползлись в улыбке.
  
  – Кстати, о навозе: до меня дошло, что еще здесь шиворот-навыворот. У пациентов в палатах отхожие места есть, а у санитаров – нет. Мне повезло, что две остальные палаты пустовали. Если б они были заняты, пришлось бы мне по нужде ковылять наружу или справлять ее через окно. Что еще раз свидетельствует: никто всерьез это место как стационар использовать не собирается. Очковтирательство в чистом виде. Просто анекдот. Так что чем скорее вы ее отсюда вызволите, тем лучше для нас всех.
  
  – Ты прав, Кевин. Давай посмотрим, как у нее дела.
  Глава 11
  
  Зельда все так и лежала на спине в кровати; всклокоченные простыни и подушка прибились к стене. Волосы походили на сероватую паклю; дымно смотрели притухшие полузакрытые глаза.
  
  Я остановился в паре шагов.
  
  – Привет.
  
  В ответ молчание. А затем улыбка – медленная, невнятная.
  
  Я подступил чуть ближе.
  
  – Зельда, я тебя отсюда забираю.
  
  Она мелко моргнула; глаза стали как будто осмысленней. Но искра из них канула, сменившись оцепенением.
  
  – Зельда, нам нужно ехать.
  
  Ее голова, перекатившись с плеча на плечо, повернулась ко мне. С губ слетели едва слышные звуки, которые я не смог разобрать.
  
  – Что-что, Зельда?
  
  Она кое-как оформила из них слово:
  
  – Кон-фет.
  
  – Ты хочешь конфет.
  
  – Ммм…
  
  Детски надутые губы.
  
  – Конечно, конфет мы тебе найдем. Но сначала давай уедем отсюда.
  
  Она откатилась от меня.
  
  – Я отвезу тебя туда, где ты была раньше, – сказал я ей. – «Светлое утро», помнишь?
  
  Реакция нулевая.
  
  – В Санта-Монике. Заведующая там тебя помнит.
  
  – «Баунти», – промямлила Зельда, – с кокосом.
  
  Она употребляла героин, а наркоманы бредят сахаром. Однако за время отсидки симптомы ломки у нее не проявились. Возможно, это отчасти объясняется инъекциями ативана, хотя замаскировать серьезную зависимость он не мог бы.
  
  Быть может, тяга к сладкому – проявление сенсорной памяти?
  
  Или же она просто была сладкоежкой…
  
  Прижав руки к бокам, Зельда неотрывно глядела вверх. Прямоугольник окна над ней приятно голубел. В Лос-Анджелесе погожий день. Хотя вряд ли она это замечала.
  
  – Зельда, тебе пора подниматься. Нам надо уходить.
  
  Она оставалась немой и инертной. Но со следующим повторением этой фразы приподнялась на локти, села, выпрямила спину и выгнулась с изяществом танцовщицы. Скинув с кровати ноги и чуть качнувшись, встала и пошла, неторопливо и обдуманно ставя одну ступню перед другой.
  
  Обратное оригами: плавное, последовательное преображение ощипанного початка в женщину.
  
  Без единого слова Зельда прошла мимо меня босиком. Я, опередив, протянул ей туфли. Она взялась за них, но отпустила, и они шлепнулись на пол. Не успел я их поднять, как Зельда с удивительной ловкостью ступила в них и продолжила свое шествие.
  
  Мы вышли из палаты в коридор. Здесь нас встретил несколько ошарашенный Кевин Брахт.
  
  – Удачи, Зельда, – сказал он ей вслед.
  
  Та, не откликаясь, шла мимо. Кевин занялся приборкой у себя на столе.
  * * *
  
  Поступь Зельды была размеренной и ровной. Я семенил сзади, как нянька за ребенком, недавно научившимся ходить.
  
  Зона кабинок пустовала. Слава богу, обойдется без напутственных речей.
  
  «Вот один из наших пациентов. Мы гарантируем, что все их потребности удовлетворяются клинически ответственным образом…»
  
  Не то чтобы эта пациентка была столь уж яркой иллюстрацией излечения – с пустыми неподвижными глазами, совершенно безразличная к своему виду и окружению.
  
  К тому времени, когда уходит любопытство, многое другое уже исчезло.
  * * *
  
  Шум на Уилшире ударил мне по нервам, но ничего не сделал Зельде. Я подвел ее к своему «Кадиллаку», а когда усадил на переднее сиденье, она безвольно обвисла, как кусок пластилина, на пристегивание ремнем не отреагировав ни единым движением.
  
  Благополучно пристегнув ее, я с полминуты ждал, не встревожится ли она, но Зельда сидела совершенно безучастно, и я, сев за руль, направил машину в поток текущего на запад транспорта.
  
  При езде я обычно слушаю музыку, лавируя между MP3-плеером, олдскульными компашками и даже допотопными кассетами (мой верный «росинант», выпущенный в 1979 году, снабжен кассетной декой). Предпочтения мои колеблются, и я не в ответе за то, какая композиция зазвучит следующей. Иногда ставлю свой MP3 на произвольный режим, и он выдает мне попурри из Сонни Роллинса, Баха, Майлза Дэвиса, Санто и Джонни, Вона Уильямса, Пэтси Клайн, Сати, Гершвина и иже с ними, не считая ярких вкраплений из уличного ду-уопа и породистых гитарных пассажей любого стиля.
  
  Как на музыку реагирует Зельда, я не знал и решил выбрать что-нибудь мелодичное и умиротворяющее: переиздание старой французской записи Иды Прести (возможно, величайшей классической гитаристки всех времен) и ее мужа Александра Лагойя, а следом за ними «Лунный свет» Клода Дебюсси.
  
  Эти несколько великолепных минут почти всегда действуют на меня успокоительно. В такие моменты я явственно чувствую, как мои кровеносные сосуды расширяются, а сердце замедляет ход.
  
  Зельда сидела без шевелений – ни снаружи, ни внутри. Обреталась где-то в другом мире.
  
  Вскоре она начала заваливаться, натягивая ремни безопасности; голова подпрыгивала, как игрушка на приборной панели. На выщербине асфальта ее тело пассивно всколыхнулось. Неужели так эффективно сказывается щедрая доза ативана, на которую не поскупился Майк Неру? Или это типичное для нее поведение, когда она не пробирается на чужие задворки и там пугает хозяев до обморока?
  
  Такого рода экстремальные колебания соответствовали бы варианту биполярного расстройства, хотя шизофрению тоже исключать нельзя. Или сочетание обоих, как предполагал Лу.
  
  А может, какой-то недиагностированный недуг, который не смог бы четко классифицировать никакой психиатр, констатируя лишь деструктивное воздействие вышедшего из строя мозга.
  
  Какими бы ни были детали, забота о ребенке в таком состоянии для нее исключена. Была ли она в достаточно здравом уме, чтобы понять это и отказаться от опеки?
  
  Или же…
  
  Музыка закончилась. Зельда даже ухом не повела.
  
  – Значит, ты любишь «Баунти»? – спросил я, абы спросить.
  
  – Мама, – пролепетала она.
  
  – Что «мама»?
  
  Она зевнула и закрыла глаза.
  
  К тому времени как мы доехали до бульвара Сьенега, Зельда уже похрапывала вольно открытым ртом. На Дохени-драйв шевеление глазных яблок под веками безошибочно указывало на фазу сновидений.
  
  Что может сниться сумасшедшей женщине?
  
  В случае Зельды – что-то приятное: всю дорогу до Санта-Моники она кротко улыбалась.
  Глава 12
  
  При подъезде к «Светлому утру» Зельда проснулась, увидела залитое солнцем небо и сказала:
  
  – Спокойной ночи.
  
  Шерри Эндовер уже была готова к нашему приезду; отомкнув ворота, она указала мне место для парковки. Зельда при извлечении наружу сохраняла квелую податливость.
  
  – Здравствуйте, мисс Чейз. С возвращением, – приветствовала ее Шерри.
  
  Зельда, не говоря ни слова, тронулась к зданию. Шерри припустила вперед и открыла перед ней дверь с цифрой «6».
  
  Пространство внутри было не больше той камеры, из которой только что вызволилась Зельда, и стены были так же окрашены в желтовато-горчичный цвет. Два окна с решетками. Чистый санузел со всем необходимым, а также тумбочка и шкаф-купе; на стене репродукция на тему природы – рябчик среди вереска. На подушке кровати аккуратно выложена смена одежды. В приоткрытом шкафу гостеприимно виднелись несколько других предметов гардероба, включая новые кроссовки.
  
  Снаружи дверь запиралась на ключ, а вот изнутри – ни-ни. Гарантии уединенности нет, но свобода, в принципе, не стеснена.
  
  Зельда улеглась на кровать и тут же закрыла глаза. Считаные секунды – и вот уже глазные яблоки снова заходили под веками.
  
  – Вот и хорошо, мисс Чейз. Легко устроились, – успокоительно улыбнулась Шерри Эндовер, и мы с ней вышли из комнаты.
  * * *
  
  На обратном пути к «Кадиллаку» я рассказал ей о просьбе Зельды насчет конфет.
  
  – Думаете, отходнячок? – знающе поинтересовалась Шерри.
  
  – В принципе, два дня у нее прошли без симптомов ломки, – ответил я. – Возможно, к этому как-то причастен ативан, но скрыть ломку он все равно не смог бы.
  
  – Мы это тоже проходили. Ативан сглаживает симптомы, но если наркоманы всерьез сидят на игле, их все равно рвет на части. Я буду за этим присматривать.
  
  Когда я усаживался в машину, Шерри сказала:
  
  – Что до сластей, то мы здесь стараемся поддерживать умеренно здоровый рацион, поэтому единственные сладости под рукой – это мешок шоколадок «Херши», которые нам на прошлый Хэллоуин презентовал один хороший человек. Сейчас они, вероятно, уже не вполне свежие. Я постараюсь прихватить несколько батончиков «Баунти» по дороге домой или завтра утром. Почему бы лишний раз не сделать наш народец счастливей?
  
  – Шерри, да вам цены нет.
  
  – Смотрите, как заговорил, – усмехнулась она. – Я и сама люблю батончики с кокосом, иногда втихушку себя балую. Я думала, если Зельда будет вести себя как надо, я подыщу ей для комфорта соседку, но потом решила начать с нуля, как будто она новичок, хотя она уже была здесь раньше. Из того, что я только что видела, Зельда не особо в ладу с памятью.
  
  Амнезия – еще одно возможное последствие нахождения бензодиазепина в крови. Или, в той же мере, психоза. Я сказал об этом Шерри.
  
  – Фармацевтика – не мой конек, – сказала она. – Я связывалась с амбулаторией; может, кто-нибудь из добровольцев вызовется принять ее первые пару раз… Ну а потом она будет предоставлена сама себе.
  
  Я еще раз поблагодарил ее и завел мотор.
  
  – Вкусняшки и мамочка, – сказала Шерри. – Думаю, для ребенка они одинаково важны… Вот кем становятся люди вроде нее, не так ли? Если она упомянет про ребенка, я дам вам знать. Овидий – так, кажется? Назван в честь поэта любви. Для этого требуется изрядное воображение.
  
  – Когда-то, – вздохнул я, – она им обладала.
  * * *
  
  Остаток дня я провел за обзвоном частных школ. Потеряв наконец способность убедительно нести чушь, пошел на кухню и налил себе кофе. Кофеин – последнее из того, что мне необходимо, и в конечном итоге меня пробила нервозность, а вместе с ней – желание побыстрее избыть его из организма. Затем я вспомнил, что Лу рассказывал мне о смене имени Зельды, и начал новый поиск.
  
  На поверку оказалось, что в женщинах по имени Джейн Чейз нехватки нет, но Зельде из них не соответствовала ни одна. Затем до меня дошло, что я понятия не имею, меняла ли она еще и фамилию, так что всю эту тему пришлось похоронить.
  
  Ну всё, хватит. Пора снова стать полезным членом общества. Я обставился всем необходимым для приготовления сносного ужина из одного блюда (плечо ягненка, овощи, израильский кускус, все обильно сдобрено тмином, кардамоном и молотым чили). К тому времени, как из студии вернулись Робин и Бланш, горшок кипел, а стол был накрыт.
  
  – Ты просто прочел мои мысли. Тебя что, учили в школе телепатии? Пойду помоюсь, я вся в опилках… Просто сказка, а не мужчина.
  * * *
  
  Той ночью – никаких звонков от Шерри Эндовер или Майло. От всех, кроме социопатов, пытающихся всучить мне страховку, домашнюю сигнализацию или уход за газоном. Я решил истолковать это как нечто обнадеживающее.
  
  Наутро к одиннадцати я взялся за новое дело об опекунстве в верховном суде, оценка по которому была отложена до возвращения двоих детей-фигурантов из Гонконга. Тем временем судья отправлял мне по и-мейлу фоновую информацию, и с момента ее получения начинались мои оплачиваемые часы.
  
  Я только что закончил распечатку файлов, когда мне через оператора позвонили из «Светлого утра».
  
  – Доктор Делавэр? Это Карлос, волонтер от Шерри здесь, в приюте. Вы не видели когда-нибудь недавно вашу пациентку, Зельду Чейз? Дело в том, что она ушла и не вернулась.
  
  – Гм… Когда?
  
  – Наша камера у ворот зафиксировала, как она сегодня утром в пять восемнадцать нажимает на кнопку. Постояльцы у нас могут свободно приходить и уходить, но Шерри решила на всякий случай проехаться и поискать ее, потому как за Зельдой есть история блужданий с проникновением на чужие участки, и Шерри подумала, что знает, где ее можно найти. Но Зельды там не оказалось, а Шерри потом пришлось уехать на встречи, и за рулем по телефону она не разговаривает, поэтому попросила, чтобы вам позвонил я.
  
  – На всякий случай, можно мне номер ее мобильного?
  
  – Шерри вам реально не ответит, доктор. ДТП и три штрафа.
  
  – Я оставлю ей сообщение.
  
  – Ну как хотите…
  
  Своему оператору я поручил немедленно связать меня с Шерри Эндовер. Ровно через час двадцать ему это удалось.
  
  – Успехи не ахти, – сообщила Шерри в трубку. – Вначале все шло сравнительно гладко: вид у нее стал более-менее ожившим, осмысленным. Она по своей воле приняла душ, переоделась в свежее. Уход за собой – всегда хороший знак, но, как видно, не в нашем случае.
  
  – Карлос сказал, что камера засняла ее при уходе. Каково было ее эмоциональное состояние?
  
  – Не могу сказать: дальние изображения сильно размыты, иногда сложно даже определить, кто это. Я узнала ее по одежде, так как сама укладывала ее в шкаф. Тогда и пошла проверить ее комнату. Она даже застелила постель.
  
  – В какую сторону она двинулась?
  
  – Угол объектива этого не фиксирует; только то, что створка ворот по сигналу отъехала.
  
  – Понятно. Спасибо, что пробовали ее отыскать.
  
  – Мне подумалось: если она – существо привычки, то найти ее будет несложно. Не повезло, но кто знает… Как вышла, так может прийти и обратно. Жаль, что не все пошло так гладко, но я хотя бы купила ей батончик. Оставила прямо на тумбочке, а она прихватила его с собой.
  * * *
  
  Я позвонил Майло и все ему рассказал.
  
  – Да, недолго музыка играла, – подытожил он.
  
  – Просить Центральный отдел, чтобы он за ней приглядел, наверное, нереально?
  
  – В принципе, я могу им это сказать, только что толку… Деньги на автобус у нее есть?
  
  – Нет.
  
  – Думаешь, она пешком пройдет всю дорогу от Санта-Моники до центра?
  
  – Психотики могут одолевать большие расстояния, и в центре ее брали уже дважды.
  
  – Предположим, ее найдут где-нибудь возле Скид-Роу. Что тогда?
  
  – Не знаю.
  
  – Люблю тебя за честность. – Майло сухо рассмеялся. – Ладно, буду звонить. Возможно, у нее в башке сидит инстинкт самонаведения, и искать придется где-нибудь в другом месте. Как там последний адрес, куда она влезла, – дом в Бель-Эйр? От Санта-Моники не ближний свет, но все равно на порядок ближе, чем от центра.
  
  – Дельная мысль, – сказал я. – Говори, куда подъехать.
  
  – Не кошерно, амиго. Давай уж сохраним следственный процесс в надлежащем порядке.
  
  – В смысле?
  
  – В смысле, увидимся минут через сорок, и рулить буду я. Ты спасаешь меня от хреновой тучи бумажной работы.
  Глава 13
  
  Есть Бель-Эйр, а есть Бель-Эйр.
  
  Зеленые, пологие улицы в паре миль ниже моего дома вмещают в себя некоторые из величайших поместий мира. Это Бель-Эйр, населенный знаменитостями, наследниками и стяжателями грандиозных состояний. Тот, где всползающие и сползающие по тенистым проулкам автобусы с открытым верхом набиты сощуренными туристами; тот, где гладкие лжецы, сжимая микрофоны, щедро потчуют публику настоем из слухов и историй с несчастным концом.
  
  Возможно, ребята, жить здесь у вас кишка тонка, но вам определенно понравится услышать о злоключениях всех этих богатых ублюдков.
  
  Ну а поверх всего этого располагается Бель-Эйр, что ползет по Малхолланд-драйв и переходит в долину Сан-Фернандо, – район, из которого в семидесятые-восьмидесятые девелоперы нещадно выжимали все соки, стремясь нажиться на его престижном почтовом индексе.
  
  Верхний Бель-Эйр стоит целое состояние, но бо́льшая его часть выглядит как пригородный тракт.
  
  Туристических автобусов видно не было: Майло начал выписывать крюк к западу от Малхолланда, и в итоге мы оказались между двух незаконченных объектов застройки, гадая, куда повернуть, – слева «Бель-Аврора», справа «Ла Бель-Эйр».
  
  Майло сверился с адресом в блокноте, крутнул руль вправо, и мы проехали еще с полмили. Предметом нашего общего поиска была женщина с пустым взором, блуждающая в новеньких кроссовках.
  
  Мимо скользили до безликости похожие кварталы с редкими деревьями, под которыми на узких участках виднелись белые коробки ранчо. Отсутствие тени могло сыграть злую шутку: один поворот не в ту сторону, и ваши глаза моментально отбеливаются лучом свирепого солнца. Переносные баскетбольные кольца на подъездных дорогах сулили подросткам привольный досуг, только самих подростков нигде не было видно. Да и вообще никого; постъядерная тишина – символ прекрасного района Лос-Анджелеса.
  
  Участок, на который проникла Зельда, располагался вдоль проезда Бель-Азура – такое же ранчо, расположенное на южной стороне улицы, откуда вид на окрестности поскромней. Там рядом с масляным пятном стоял старенький серый «БМВ»; шторки задернуты.
  
  Мы поехали дальше, добрались до тупика в нескольких кварталах и вернулись на повторный просмотр.
  
  – Глянь, засов в воротах новый, – указал Майло. – Без него вход ничего особо не преграждает. Понятно, почему она выбрала его.
  
  Он порулил дальше.
  * * *
  
  Мы начали с предположений, каким примерно маршрутом Зельда шла от «Светлого утра» в сторону Бель-Эйр: от Пико к Линкольну, от севера Линкольна до Уилшира, от Уилшира на восток до того самого входа в кампус, через который я попал в больницу Рейвенсвуда; ну а затем, не связываясь с подковой транспортной развязки, скорее всего, поворот на Хилгард и далее на север к Сансету.
  
  После этого оставалось лишь гадать.
  
  Первые несколько миль пути Майло, не чураясь, расспрашивал бомжей, лотошников и заправщиков, а также патрульных копов Санта-Моники. Любой, кто в состоянии замечать приход и уход. Успех нулевой. Пляжный город кишел бездомными; даже такая бескрылая птица, как Зельда, легко смешалась бы с ландшафтом.
  
  При себе Майло держал стопку кэша, с целью развязывать людские языки (все это он именовал не иначе как «мой целевой фонд сбора данных»). Все время, что я его знаю, руку за деньгами он совал непосредственно в свой карман, не утруждая себя запросами о компенсации («это все равно что клянчить у моего старика ключи от машины, когда тот не в духе, а так было всегда»).
  
  Сегодня утром он эту реплику повторил.
  
  Я сказал:
  
  – Согласен, но давай сегодня внесу я.
  
  – Чтобы я потерял статус венчурного капиталиста? Да я лучше босиком пройдусь по стеклу!
  
  Хотя вопрос спорный. Сегодня платить было не за что: Зельды никто не видел.
  * * *
  
  По возвращении в участок он спросил:
  
  – Ну что теперь?
  
  – Двигаться дальше.
  
  – Рад это слышать именно от тебя. Твой ай-кью лучше тратить на реальные вещи. Вроде помощи.
  
  – Интересно чем?
  
  – В данный момент – ничем, но я предпочитаю, чтобы мои консультанты не отвлекались от своей важной работы.
  
  – А, ну это само собой. Но вот если б ты попросил Центральный…
  
  – Уже сделано. А теперь иди домой и прими лекарство от обсессивно-компульсивного расстройства.
  
  – А я думал, виски…
  
  – Что тебе больше по вкусу.
  * * *
  
  Прошло два дня, прежде чем Стёрджис позвонил. На часах было около половины одиннадцатого вечера. Робин уже отправилась спать. Дети – фигуранты нового дела об опеке должны были прилететь из Гонконга на следующей неделе, и я сейчас просматривал их детские и школьные записи.
  
  – Ее нашли.
  
  – Прекрасно.
  
  – Ничего прекрасного. Блин, чтоб я еще хоть раз с кем-то этим занимался, не говоря уже о тебе…
  
  Сердце у меня екнуло.
  
  – Что там?
  
  – Деталей пока нет. Я только что прибыл на место.
  
  – Где оно?
  
  – Думаешь, есть разница? Ты ведь все равно примчишься, где бы оно ни находилось.
  
  – Ну так я поехал?
  
  – Ишь, засобирался, – проворчал он. – А если я скажу «нет»?
  Глава 14
  
  Улочка Сен-Дени отросла как бы после раздумий на западном краю Белладжио-роуд и тянулась ночной почернелой полосой, змеясь между четырехметровых изгородей, защитных стен и монументальных ворот. Никаких уличных фонарей, соперничающих со звездами. Звезды сегодня были скупы.
  
  Любой желающий остаться незамеченным, проходя, остался бы незаметен.
  
  Старейшая и самая величавая часть Бель-Эйр.
  
  Того самого, тихого как морг.
  * * *
  
  Сцену словно рекламировали синие просверки мигалок. Коп в блокирующем дорогу авто был обо мне предупрежден и махнул мне в сторону места для парковки. Уже пешком я прошел мимо еще двух патрульных машин и белого фургона коронера. Створки ворот, привинченные к колоннам из плитняка, были распахнуты. Я переступил порог и двинулся вверх по гравийной дорожке.
  
  Кульминационной развязкой в конце двухсотметрового променада был огромный двухэтажный особняк в испанском колониальном стиле, громоздящийся наверху пары акров газона. Стоящий у входной двери патрульный обо мне не знал, и я ждал, когда он свяжется по рации с Майло. Не знаю, что именно тот ему сказал, но меня для прохода вдоль северной стороны дома снабдили персональным эскортом.
  
  С тыла территория усадьбы упиралась в темное облако леса, о масштабах которого трудно было судить. Низковольтное освещение подсвечивало контуры ажурных изгородей, пышных цветников и многолетние цитрусовые деревья. Уровень ландшафта мягко распределялся на три террасы (сюрприз, рассчитанный на тех, кто спускался по участку). На нижнем ярусе виднелись мраморные скульптуры и бассейн с элементами архаики: доской для ныряния и шестиугольниками подстриженной травы в нишах из выветренного кирпича. Второй уровень являл собой зверинец из животных, вырезанных из зеленой лиственной массы.
  
  Главное действо разворачивалось рядом с гарцующей топиарной лошадкой. Здесь свет был резок от белого света переносных фонарей, расположенных под наспех сооруженным брезентовым навесом. Коронер-следователь Глория, известная мне по другим сценам смерти, стояла, делая заметки, а вокруг нее, присев, трудились криминалисты в комбезах. Майло стоял в сторонке и, похлопывая о бедро зажатым в ладони блокнотом и карандашом, разговаривал с какой-то седовласой женщиной.
  
  Завидев меня, беседы он не прервал.
  
  Я двинулся дальше, смыкая дистанцию с последним из того, что мне хотелось бы видеть.
  * * *
  
  Зельда Чейз лежала на спине, с неестественно согнутыми руками. Рот зиял черной дырой, искаженное лицо застыло маской ужаса и боли. На ней были толстовка и джинсы – те самые, из шкафа в приюте. Дул легкий ветерок, благоухали цветы в ночи, но возле тела уже пованивало тленом.
  
  Снизу под телом разрастались буроватые, желтые и ржавые пятна, а лицо вокруг рта усеивали беловатые сгустки, которые я принял за личинки. Наклонившись, пригляделся внимательней и различил, что эти белые образования – не личинки, а ошметки неусвоенной пищи.
  
  Кокосовая стружка.
  
  Батончик «Баунти», который ей дала Шерри.
  
  Падальные мухи обсиживают труп в течение нескольких часов. Хозяйничанье насекомых не подразумевает недавней смерти. Это значит, что Зельда съела батончик не сразу. Несмотря на свое психическое состояние, она смогла отсрочить удовольствие.
  
  Я подошел к Майло. Тот с легкой чопорностью качнул головой и произнес:
  
  – Доктор.
  
  Формальность была сигналом: держаться нужно официально и делово.
  
  – Лейтенант?
  
  Женщине было под семьдесят – высокая, худая, с прямой осанкой и породистыми чертами лица. Вблизи белые волосы оказались пепельно-седыми – чуть выше плеч, с холодной завивкой в стиле иной эпохи. Темно-зеленая шелковая блузка, черные брюки, зеленые же балетки. В двенадцатом часу, с трупом в саду, одета как для дружеских посиделок. Хотя на лице написано, что это отнюдь не посиделки. И дружбой здесь не пахнет.
  
  – Доктор? Коронер?
  
  Вместо того чтобы возразить, Майло сказал:
  
  – Доктор Делавэр, это миссис Депау, владелица этого прекрасного дома. Вот, имела несчастье обнаружить у себя в саду мертвое тело. Мы как раз повели об этом разговор.
  
  Я протянул руку, удостоившись мимолетного пожатия ухоженных пальцев.
  
  – Энид Депау. Ощущение, скажу я вам…
  
  – Еще раз извините, мэм, – учтиво сказал Майло. – Наверное, это было ужасное потрясение.
  
  Энид Депау взглянула на труп и поморщилась.
  
  – Если кого и жалеть, так вот эту бедняжку. И отвечая на ваш вопрос, лейтенант: я понятия не имею, как она сюда попала. Как сами видите, у меня вокруг и стены, и ворота.
  
  – При всем должном уважении, мэм: стены скорее символические, декоративные, и никаких камер наблюдения я здесь не заметил.
  
  – Их и нет, лейтенант. Я не сочла это необходимым. За все годы у нас ни разу не случалось проблем. В доме у меня есть сигнализация, а за исключением сынишки садовника, который, бывает, подворовывает инструменты, здесь все и всегда было тихо и спокойно. Заметьте, двадцать с лишним лет.
  
  «Я рад, мэм. Но на будущее вам, вероятно, все же придется установить камеры – новые, недорогие, они легко устанавливаются».
  
  – Раньше у меня была собака, – сказала Энид Депау. – Чайный пудель. Сторожевым псом его не назвать, но незнакомцев он не привечал. Сигнализация первоклассная, любая полиция позавидует. Мне бы крайне не хотелось портить свой сад или дом всякой этой технической дребеденью. Холодное бездушие, полный контраст знаковому качеству моего сада. Вы, наверное, не знаете, но в свое время здесь проживала не одна знаменитость, среди них и сама Джин Харлоу[20].
  
  – Я все понимаю, мэм. А теперь не могли бы вы рассказать нам, что конкретно здесь произошло?
  
  Энид Депау прикусила губу.
  
  – Что ж… Я была в отъезде, на своей квартире в Палм-Спрингс, и вернулась оттуда сегодня вечером, сразу как стемнело, с моей экономкой. Как обычно, когда мы возвращаемся из пустыни, я даю моей девочке выходной. Компенсация за задержку допоздна, а потом ей еще и обратно ехать…
  
  – То есть на момент обнаружения тела вы здесь были одна.
  
  – Да. Как и обычно, лейтенант.
  
  Майло оглянулся на особняк.
  
  – Я знаю, – сказала Энид Депау. – Сейчас, с кончиной мужа, он стал для меня непомерно велик. Но проблем у меня никогда не возникало. То же самое и нынче вечером. Когда я вошла, дом был по-прежнему на сигнализации, из вещей ничего не пропало. Я занялась обычными делами. Просмотрела почту, приняла ванну – пыль пустыни, знаете ли, очень клейкая, так и липнет к коже. Что еще… гм… Ах да, сделала себе на ночь коктейль и пристроилась в библиотеке. Любимая комната моего мужа. Забавно: когда он был жив, я никогда не проводила там много времени, но теперь… Иногда жизнь окрашивается в забавные оттенки, не правда ли?
  
  Взгляд на труп заставил ее губы дрогнуть.
  
  – Бедняжка… Она из тех бездомных? Вон и сумочки нет… Хотя и магазинной тележки, которые они обычно с собой возят, я тоже не заприметила. Наверное, та где-то у дороги?
  
  – Нет, мэм. Что было дальше?
  
  – Ой, извините, что-то я разболталась… Я допила коктейль и подумала, не посмотреть ли мне телевизор после небольшой прогулки в саду. Прогулки по саду действуют на меня расслабляюще. Если вы спросите меня, который был час, я вам не отвечу, но могу сказать, что сразу после… найдя ее, я сразу поспешила в дом и набрала «девять-один-один», чтобы сообщить вам.
  
  – Ваш звонок был сделан в начале одиннадцатого, мэм.
  
  – Ну вот, – еще один взгляд искоса, – у нее и зубов всего ничего. Вид такой, будто ей пришлось в жизни помучиться… Как вы думаете, что с ней произошло?
  
  – Пока не знаем, миссис Депау.
  
  – Эти типажи склонны наносить себе увечья, нет? Впрочем, никаких ран я не видела. Хотя опять же времени на разглядывания не тратила, а просто заспешила внутрь, снова поставила дом на сигнализацию и позвонила вам.
  
  Одну руку она опустила себе на левую грудь. Пальцы с наманикюренными ногтями проворно постукивали, словно исполняя фортепианный этюд. Наше внимание к телу привлек звук. Один из криминалистов скреб по кирпичу. Второй стоял рядом, вводя данные на планшете.
  
  – Чтобы закончить вот так, она должна была быть… не в себе? – спросила Энид Депау. – Я имею в виду, в умственном плане.
  
  Майло посмотрел на меня.
  
  – Разумное предположение, – ответил я.
  
  – Ужасно, ужасно, когда такое происходит… – Энид Депау сокрушенно покачала головой. – О таких людях нужно заботиться, а не оставлять их бродить по улицам.
  
  – Вы, кстати, не замечали здесь в окру́ге других бездомных? – поинтересовался я.
  
  – Только одного, пожалуй. Мужчина, черный, толкал перед собой одну из тех магазинных тележек, заваленную бог весть чем. Я уведомила патруль Бель-Эйр, но пока они приехали, его уже и след простыл.
  
  – Как давно это было, миссис Депау? – спросил Майло
  
  – Года три-четыре тому… Точно не припомню. Неуютное было ощущение. Прямо-таки тревожное. Когда я проезжала мимо, он так на меня зыркнул… Я потому патруль и вызвала. Но с тех пор его не видела. Здесь действительно замечательно.
  
  Она нахмурилась.
  
  – А сколько вы думаете здесь находиться?
  
  – Постараемся уйти как можно скорее, но все равно это может занять некоторое время.
  
  – Тогда я, пожалуй, лучше пойду в дом, а вы занимайтесь своими делами.
  
  – Благодарю вас, мэм.
  
  Отходя, она еще раз взглянула на тело.
  
  – Жизнь порою так несправедлива…
  
  Взойдя на верхний ярус, Энид Депау дошла до череды застекленных створчатых дверей, служащих дому задней стеной, приостановилась, еще раз оглядывая место происшествия, помахала нам и вошла внутрь.
  
  – Прости, Алекс, что все так обернулось, – сказал Майло.
  
  – У тебя есть какое-нибудь предположение о причине смерти? – вместо ответа спросил я.
  
  – Что тут скажешь… Ни пулевых отверстий, ни рваных ран, ни отметин на голове от падения или удара, ни четких следов удушения. На данный момент все говорит о естественных причинах. Во всяком случае, для таких, как Зельда.
  
  – Она ставилась героином. Может, передозировка?
  
  – Или просто сердце от такой жизни отказало.
  
  – Выражение лица, – заметил я. – Спокойной ее смерть не была.
  
  – То же самое сказала и Глория; она думает, не было ли припадка. – Майло положил свою лапищу мне на плечо. – Ты езжай, наверное. Чего тебе здесь торчать.
  
  – Мне почему-то кажется, что она умерла не так давно.
  
  – Глория говорит навскидку, в пределах шести часов, но подождем, пока скажет свое слово патологоанатом. Для старухи Энид все обернулось бы еще гаже, вернись она домой пораньше. Представляешь: выходит на прогулку, с мартини в руке, застигает ее в конвульсиях, ее шибает удар или типа того, и в итоге у нас два тела. Представляю, как бы мы тут упирались…
  
  Глория начала собираться. Мы с Майло подошли к ней.
  
  – Джи, что-нибудь новенькое?
  
  – Несколько пятнышек чего-то похожего на рвоту. – Она указала на пятачок в паре метров позади тела, чуть ниже ступеней верхнего яруса. – Как будто она шла, а тут ее вдруг стошнило, и она брякнулась.
  
  К ней делово подбежал один из криминалистов:
  
  – Лейтенант, если труп больше не нужен, я даю добро на транспортировку?
  
  – Давай.
  
  – Спокойной ночи, Майло. – Глория махнула на прощание. – Тебе, наверное, с этим делом хлопот больше не предвидится.
  
  – Твои слова да богу в уши…
  
  Она ушла. Техники принялись паковать свое оборудование и разбирать штативы фонарей.
  
  Место на глазах обезлюдело. Стало тихо, а на душе как-то пусто.
  
  Я направился домой.
  Глава 15
  
  Когда я тайком влезал в постель, Робин все-таки проснулась. Я поцеловал ее в лоб и постарался особо не шевелиться. Наутро рассказал ей о Зельде; она внимательно выслушала и спросила, не нужно ли мне что-нибудь. Когда я убедил ее, что нет, Робин отправилась к себе в студию, а я решил сосредоточиться на людях, которым реально мог помочь.
  
  Все пошло набекрень, когда в начале третьего позвонила моя служба.
  
  – На ваш звонок откликнулся Стивен Бил, – сообщил оператор. – В свое время он играл в сериале… названия не помню, а его самого – да.
  
  – «Субурбия».
  
  – Точно. Он сказал, что сейчас занимается риелторством.
  
  – Я вижу, вы неплохо меж собой потолковали.
  
  – Гм… Доктор, не хочу, чтобы у вас складывалось впечатление, будто я чересчур сближаюсь с вашими пациентами. Просто он очень разговорчивый, а мне было неловко его перебивать.
  
  – Вы все сделали правильно. Вам нравился тот сериал?
  
  – Да нет, не сказать чтобы… Поначалу вроде смотрел, а потом он как-то резко поглупел. Так оно всегда и бывает, верно? Сюжеты выдыхаются, а снимать надо.
  * * *
  
  – Стив Бил. Чем могу помочь?
  
  Густой баритон. Никаких намеков на бабистость, которую он разыгрывал в течение двух с половиной лет.
  
  Я сообщил ему о смерти Зельды.
  
  – Что?! Вот черт… Зельда, бедная… вот же черт. Я думал, вас заинтересовало одно из моих предложений, а это… Это куда важнее. Она что, покончила с собой?
  
  – Когда вы ее знали, она была склонна к суициду?
  
  – Не хочу открыто себе вредить, но если б она это сделала, я был бы не так уж и удивлен. Ваш человек сказал, что вы психиатр. Разве ее проблемы не лежали на поверхности? – Голос Стива вкрадчиво понизился. – Если откровенно, зачем вы мне звоните?
  
  – Я был терапевтом ее сына и сейчас пытаюсь его найти, дабы удостовериться, что он в порядке. Из родственников никто не отыскался, вот я и ищу людей, с которыми она хотя бы работала.
  
  – Вы полагали, что мы в курсе насчет всего, потому как мы ее суррогатная семья? – Стив усмехнулся. – Да, официально всегда звучит именно так: мы неразрывно связаны. Но позвольте угадать: никто, кроме меня, вам не перезвонил.
  
  – Честно сказать, недалеко от истины.
  
  – Спасибо за откровенность, доктор.
  
  – У вас есть мысли, чем Зельда могла заниматься после того, как сериал закрыли?
  
  – Наверняка приуныла и впала в депрессию, как и все мы. Хотя, думаю, для нее все это было гораздо хуже. Из-за ее проблем… Док, извините, мне сейчас на показ в «Тарзане», надо рвать когти. Но если вы настроены, скажем, сегодня встретиться и поболтать о Зельде, почему бы и нет? Это позволит мне хотя бы мысленно вернуться к дням моей славы.
  
  Мы договорились встретиться в четыре в кафе в Шерман-Оукс под названием «Ле Флер». Я сделал пробежку, принял душ и загрузил видео «Субурбии», мысленно отмечая лицо Стива Била, после чего влился в набирающий силу транспортный поток, ползущий вверх по Глену.
  
  В сериале Стив был на исходе третьего десятка – стройный, с коротко стриженными смоляными волосами и бородкой клинышком. На экране он носился эдаким жеманным живчиком, то и дело срываясь на пение зонгов.
  
  Мужчина, ожидавший меня за угловым столиком, был килограммов на двадцать массивней, чисто выбрит, с густой седеющей шевелюрой; одет в костюм овсяного цвета, шоколадную футболку и мокасины от Гуччи.
  
  – Доктор? Приветствую, я Стив Бил.
  
  При этом обе его руки продолжали обнимать кофейную кружку. Он подозвал официантку и спросил, что я буду пить.
  
  – Да то же самое, – ответил я.
  
  – Тогда еще пару круассанов, Тара, – скомандовал Стив официантке. – Мой чтобы с миндалем.
  
  – Само собой, Стив.
  
  – А вы не такой, как я ожидал, док.
  
  – Вы представляли себе джентльмена с сигарой?
  
  Стив рассмеялся.
  
  – Хотите от меня резкости? Психиатры, которых я знал – а мне кое-кто из них знаком, – подавали себя эдакими актерами, которые еще не наигрались вдоволь в своем школьном театре. Да, это навешивание ярлыков, и прошу в этом винить мою бывшую профессию. Актерство – это всегда путь напрямик, но зачастую он не так уж отличается от окольного.
  
  – Актеры склонны быстро принимать решения?
  
  – Актеры телевидения – да, мы всегда под прессингом времени. Никогда не читали сценарий телеспектакля? О-о. Всё по таймеру. Сплошь аббревиатуры, втиснутые фразы, контент сосредоточен вокруг рекламных пауз; то есть чтобы сеть могла выгодней продавать рекламное время. Хотя ладно, вы же здесь для того, чтобы поговорить о Зельде… То, что вы сказали, чертовски меня расстроило. Какая зряшная, бессмысленная потеря…
  
  – Она была талантлива?
  
  – Где у других получалось хорошо, у нее все равно чуточку лучше. Не сказать чтобы совсем уж Мерил Стрип, но была у нее перед камерой та фишечка, с которой нужно родиться. Трансформация в мгновение ока. Люди, которым такое удается, иногда переходят на большой экран – но Зельде после ареста, как видно, было уже не суждено. Хотя другим причуды на пути к успеху не мешали, скорее наоборот. Вы, я думаю, знаете о том ее аресте.
  
  – Да, знаю.
  
  Прибыли круассаны, а заодно мой кофе. Стив Бил поднял свою кружку:
  
  – За Зельду и все прочие истерзанные души, перемолотые индустрией. Звучит горько? По-моему, да, док. Мысли о ней воскресили память о моем собственном рабстве. Мне было всего полгода, когда я получил свою первую работу – ролик с рекламой мыла – ну а затем продолжил жертвовать своим детством, подростковостью и еще много чем, потому что маман у меня страдала маниакальной тягой пролезать во все закулисные двери. Я не получил почти никакого образования, поэтому когда «Субурбия» загнулась и мой агент перестал брать трубку, я стал востребован на рынке не более чем гнутый четвертак. Зато впоследствии это оказалось лучшим из того, что произошло со мною в жизни!
  
  Он азартно щелкнул пальцами:
  
  – Опыт-навыки приобрел, теперь пора реально чего-то достигать. Вы «Субурбию» иногда посматриваете?
  
  – Иногда, на видео.
  
  – Видели меня в действии?
  
  Я кивнул.
  
  – Тогда вы, наверное, удивлены, что я не педик. – Он стукнул себя в грудь. – Внимание, играю специально для вас! «Эксельсиооооор!»
  
  Я рассмеялся.
  
  – Док, мне нравится ваша спонтанная реакция. Видно, Стиви Бил еще на что-то годен… Так что вы хотели узнать насчет Зельды?
  
  – Расскажите мне о ее психических проблемах, – попросил я.
  
  – О’кей… Ну что сказать? Особа с прибабахом, со своими прихотями, как, собственно, и все в нашей индустрии. Но в Зельде это было более ярко выражено. Она могла опуститься ну реально низко, да так быстро, что и глазом не моргнешь. А затем – рраз! И она снова на взлете, аж до стратосферы, и опять так резко, что задаешься вопросом: а не водила ли она тебя за нос, когда была внизу?
  
  – Это вызывало проблемы на съемочной площадке?
  
  – В том-то и дело, что нет. Если нужно было снимать сцену, Зельда была готова на все сто. Как будто она… машина, что ли.
  
  – Откуда вы знали, что она при этом вас не водит за нос?
  
  Стив поставил свою кружку на стол.
  
  – Вы намекаете, что она была кромешной лгуньей?
  
  – Вовсе нет. – Я покачал головой. – Просто интересно. Для саморазвития. Век живи, век учись…
  
  – Откуда мне знать? Хотя я и замечал, как она проделывала те кунштюки. В такие моменты она думала, что на нее никто не смотрит.
  
  – Проделывала? Что именно?
  
  – То безудержно вверх, то безудержно вниз. Как на качелях. Вниз – это когда она сидит и рыдает в гримерке; трясется трясом, как ребенок-аутист. Прячется от съемочной площадки, лицо как у зомби. Вверх – это когда мечется взад и вперед по коридору, аж искрит; глазищи полыхают, даже волосы на себе подергивает. И разговаривает сама с собой, как сбрендивший попугай. Как будто под наксом.
  
  – А это не мог быть как раз он, тот самый накс?
  
  – Хм… Хороший вопрос. Я в свое время знался со многими отвязями, среди них были и нарики. Но у них это протекало как-то по-иному. Хотя вы специалист, вам виднее. То, что она наркоманит, по ней заметно не было: вес стабильный, кожа атласная, да и вся она такая… аппетитная. Честно говоря, переспать с ней я был бы ой как не прочь, но только не было между нами тех самых флюидов… ну вы меня понимаете?
  
  Я кивнул.
  
  – А еще кто-нибудь замечал эти ее «качели»?
  
  Глаза Стива сузились в щелки.
  
  – Вы ищете, кто бы мог подтвердить мои слова?
  
  – Скажем так: просто раздумываю, насколько четко это проявлялось внешне.
  
  – Никакой четкости не было. Я видел все лишь мимоходом; пасти ее мне рабочая этика не позволяла. На съемки я приходил всегда первым, а уходил последним. Спросите кого угодно, превышал ли я хоть когда-нибудь лимит в три дубля.
  
  – Уяснил, – сказал я. – А Зельда никогда не выказывала признаков психического расстройства? Ну там, скажем, галлюцинации, заумные рассуждения о каких-нибудь теориях или идеях…
  
  – В смысле, мерещились ли ей летающие слоны? Лично я от нее об этом ни разу не слышал. Хотя кто знает, что творится в людских головах, – верно, док? Если вы насчет зауми, то определенно да. За ней это водилось. Иной раз всплывает на площадке с опозданием и начинает нести, что у нее, дескать, задержали рейс. Какой, к черту, рейс, если она никуда не уезжала из города? Мы же все там обитали, постоянно были в курсе. Была еще всякая религиозная хрень, много такого…
  
  – Типа, второе рождение?
  
  – И даже не второе, а вообще постоянное, – грустно усмехнулся Стив. – Одну неделю она буддистка, а на другую уже вся в суфизме. Затем – Каббала, и она поводит ручками по книге, чтобы впитать секреты. Назавтра опять – бабах – и она возвращается к Иисусу и ходит вот с такущим крестом. У нас на площадке даже завелась шутка: кто у Зельды сегодня бог дня. Я однажды спросил ее: мол, кто у тебя сегодня в богах ходит? А она на полном серьезе отвечает: «Меня направляет незримый дух». Я спросил: «Типа ангела-хранителя?», а она, помнится, улыбнулась, чмокнула меня в щеку и ушла. Как будто она узрела свет, а я тут дуралей, ничего не петрю…
  
  Он заговорщицки подался вперед.
  
  – Или вот, только что вспомнил: самое странное, что она однажды вытворила. Сказала, что у нее только что случилось озарение: оказывается, она и есть Бог. Мы как раз сидели между дублей, и Зельда это на меня обронила. Я решил, что она дурачится, и брякнул, типа: «А слабо́, Иегова, раскрыть мне выигрышные номера лотереи?» Она вот так вот на меня воззрилась, во все очи, а затем отвернулась и начала напевать что-то безумное. Мне вот с тех пор думается: может, она имела в виду всего-то навсего одну из побасенок нью-эйджа о том, что «Бог живет во всех нас»?
  
  – А не высказывала она когда-нибудь что-то явно бредовое, но не религиозного характера?
  
  Стив Бил хлопнул себя по лбу.
  
  – О! Знаете, вот вы меня размотали на воспоминания, и теперь ведь они ко мне реально приходят. Может, то, что я сейчас сказал, было и не самое безумное. А безумным было другое.
  
  Сколупнув с круассана миндалинку, он медленно ее сжевал.
  
  – Даже не уверен, что хочу вам об этом рассказывать: вдруг подумаете, что это я сумасшедший.
  
  – Обещаю: никаких диагнозов, – подбодрил я с улыбкой.
  
  – Ну, хорошо. Готовы? Ей казалось, что она – ее собственная мать.
  
  – Ого. Это что-то новенькое.
  
  – Даже для вас, правда? Что ж, это обнадеживает: значит, не я один в ауте.
  
  – А что именно она…
  
  – Что ее мать была кинозвездой и исчезла, когда она была еще ребенком, а потом просто объявилась заново, вселившись в нее, Зельду. После того как она, Зельда, родила своего ребенка. Голова еще сильнее шла кругом оттого, насколько спокойно она все это рассказывает. Как омлет заказать. А затем начинает тыкать себе в другую часть живота и говорит: «Мамуля обнимает и согревает меня – здесь, здесь и здесь».
  
  – Она ни разу не упоминала имени своей матери?
  
  – Нет. Просто «мамуля» или «мама», точно не помню. Ах да, и еще говорила что-то о крови и грязи, с эдакими черпающими движениями. Как будто что-то выкапывала. Не буду врать, док, но я тогда струхнул. И после этого стал держать с ней дистанцию.
  
  – Другие артисты на съемках избегали ее?
  
  – Как сказать… Зельда вообще не была инициатором общения. Честно говоря, я не знаю, что было у кого-то из наших в голове. Как я уже сказал, сплоченной командой мы не были.
  
  – Ее поведение никак не могло сказаться на том, что сериал закрыли?
  
  – Конечно, нет. Она работала безупречно, сразу по команде «мотор». Оно бы и дальше все шло. Нас просто бросили, потому что сериал был дерьмом и люди перестали его смотреть, а у Сети были лучшие перспективы. Вы занимались ее ребенком, а потому, наверное, знаете, что у нее был еще и свой психотерапевт, постарше нас возрастом. Он довольно часто появлялся на съемочной площадке, просто держался в тени, ни во что не лез. Зельда никогда не говорила, кто он, но все знали. Сериал – это же одно пространство, секретов ни у кого нет. Все относились к этому с пониманием: она отнюдь не первая, кто приводит на работу своего терапевта. Вам бы, кстати, не мешало с ним и пообщаться.
  
  – Доктор Лу Шерман, – вспомнил я про своего друга. – Как раз он и направил сына Зельды ко мне. К сожалению, Лу ушел из жизни.
  
  – Надо же… Жаль. Получается, я для вас последняя соломина?
  
  – Иногда, Стив, коллеги знают то, чего не знают терапевты. А Зельда когда-нибудь приводила на работу своего сына?
  
  – Нет, ни разу. И роль для него, насколько мне известно, никогда не пыталась выклянчить. Это моя дражайшая маман ломилась во все двери. К индустрии старушка никогда не пробивалась ближе чем на выстрел – сценаристка рекламных роликов, мелкая сошка, – но себе внушила, что я у нее золотой гусь. Вот я им и был, с детства. Хотя мне за это не перепадало ни пенни.
  
  – А как же акт Кугана[21] – не сработал?
  
  – Акт Кугана гласит, что дети получают гарантированный процент. Но он мал, а также может быть потрачен на благо ребенка; то есть на любую хрень, которая взбредет в голову опекуну. Моя матушка решила, что пятилетнему ребенку ужас как нужны поездки на Гавайи, где он сидел один-одинешенек в отелях, пока она гуляла на вечеринках.
  
  Я молча покачал головой.
  
  – Жалеть меня, док, не надо. У меня фантастическая жизнь. – Стив Бил доел свой круассан и указал на мой. – Кушайте, это же ваш.
  
  – Спасибо, не хочу.
  
  – Ничего себе воля… Смотрите, как бы и жизнь не наскучила.
  
  – Вы примерно не знаете, где во время съемок жила Зельда?
  
  – Не-а. Так ведь у копов, наверное, есть ее нынешний адрес? Глядишь, ребенок там и отыщется, вместе с лицом, осуществляющим опекунство.
  
  – Последнее время ее домом была улица, – сказал я.
  
  – Ах вон оно что… – Стив помолчал, соображая. – Черт, вот почему вы переживаете о ребенке: сумасшедшая баба, мало ли на что она способна… Хотелось бы, конечно, сказать: «Что вы, нет, Зельда и мухи не обидит!» Но не могу. Людская душа – потемки, а уж у психов тем более.
  
  – Вы, кстати, в курсе, что Зельдой она назвала себя сама?
  
  – Да? Я и не знал. Хотя чего удивляться: все что-то да придумывают, по-своему себя обновляют… – Его зубы блеснули в улыбке: – Я так и вовсе урожденный Стюарт Генри Рассмайзль.
  
  Он полез за бумажником. Я до своего добрался первым и положил купюры на стол. Судя по кивку, Стив признал, что надлежащая процедура соблюдена.
  
  Из кафе мы вышли вместе, и когда я направился к своей «Севилье», он спросил:
  
  – Классная тачила. Какой год?
  
  – Семьдесят девятый.
  
  – У моей матушки был семьдесят шестой; так она покрасила его в розовый перламутр, а верх – из винила в баклажан. Движок у него «родной»?
  
  – Уже третий.
  
  – Преданность, достойная уважения. – Он энергично потряс мне руку. – Надеюсь, что ребенка вы отыщете в целости и сохранности.
  
  И, оскалясь широкой солнечной улыбкой, добавил:
  
  – Ну а если вы подыскиваете хорошее местечко в «Тарзане»…
  Глава 16
  
  Рассказ Стива соответствовал тому, что я и так уже знал: у Зельды были налицо перепады настроения и психическое расстройство. Но он внес некоторую ясность насчет ее разговоров о маме. Пропавшая актриса, кровь и грязь. Как будто она что-то такое раскапывала. Быть может, те поиски ее давно похороненной матери – матери, чья душа, по мнению Зельды, обитала внутри нее – как раз и толкали ее на вторжение в чужие дворы? Может, ее неодолимо тянуло раскапывать? Не было никаких признаков того, что Зельда нарушила безупречность сада Энид Депау, но этому могла помешать ее внезапная смерть. Когтила ли она землю, когда ее обнаружили на проезде Бель-Азура? Казалось бы, ее первоначальный арест был результатом гораздо более мирского мотива: преследование бывшего. В таком случае какой смысл применять логику к психотическому поведению? Даже если я выдумал «причину» для проникновения Зельды, какое это имеет значение? Единственно стоящей для меня целью было найти того одиннадцатилетнего мальчика.
  
  Шаг первый: возвратиться к корням Джейн Чейз, или как там ее настоящее имя.
  
  Я позвонил одному из осведомителей Майло – Линусу Маккою, клерку из архива округа и известному любителю «помочь с доступом к данным» (в обмен на бутылку элитного виски, хорошего каберне или паюсной икры от Петроссиана). «Мой собрат-гурман», – называет его Майло, хотя сам при этом отдает предпочтение не качеству, а больше количеству.
  
  Маккой сонным голосом ответил по своему офисному телефону:
  
  – Оу? Привет, док. Как поживает Грязный Гарри? Что-то давненько от него ничего не слышно.
  
  – Да вот, всё копает, пока мы тут с тобой беседуем…
  
  Я вкратце изложил свою просьбу.
  
  – Нашли чем теребить, – так же сонно возмутился он. – Это всё в информации общего доступа.
  
  В трубке раздались короткие гудки.
  
  Через минуту он перезвонил.
  
  – Прошу прощения за бестактность. Я теперь с сотового.
  
  – У тебя что, рабочий телефон под колпаком?
  
  – Да вроде нет. Но округ для проверки агентств подсылает ученых соплезвонов, и один из них как раз сейчас проходил мимо моего стола. Стало быть, информирую: сейчас для поиска перемены имени я вам не нужен. Официальных запросов больше не требуется, и люди могут именовать себя как хотят.
  
  – Это я знаю, Линус. Но именно эта перемена произошла еще до того.
  
  – Понял. Новое имя и примерный день подачи заявления?
  
  – Зельда Чейз, минимум пять лет назад. Мне говорили, изначально ее звали Джейн.
  
  – Это когда она была замужем за Тарзаном? Ха-ха. Ладно, погодите… Так, нашел. Возраст: двадцать два года. Зельда Чейз, урожденная… Вау, док. Вас это, наверное, разочарует. Изначальное имя Джейн, инициал второго имени отсутствует, фамилия Смит. За это можете не слать даже пакетик чипсов. Право, мне будет неловко.
  * * *
  
  Мы с Робин отправились поужинать во вьетнамский ресторан. В восемь сорок вечера, заправленные спринг-роллами, супом фо и пивом, уже лежали в постели за чтением, а Бланш свернулась калачиком между нами, когда позвонил Майло.
  
  – Я на вскрытии Зельды, оно сейчас только состоялось. Причины и способ смерти так и не выяснены. Весьма интересно.
  
  – Слово гнусное.
  
  – Гнуснее не бывает. Если у тебя есть время, я бы подъехал кое-что обсудить. Если поздновато, нет проблем: могу быть завтра часам к десяти. Решай, сегодня или завтра.
  
  Я спросил у Робин разрешения.
  
  – Тебе в самом деле нужен мой ответ? – спросила она.
  * * *
  
  Он появился в пятнадцать минут одиннадцатого – в сером костюме, пропахшем смогом и потом. Робин обняла его, после чего вернулась в спальню к своему журналу, а эстафету приветствия приняла на себя Бланш, хвостом обмахнув гостю брюки.
  
  – Ну ты, профурсетка, – почесывая ей голову, ласково рыкнул Майло и плюхнулся на ближайший диван.
  
  На пути к холодильнику.
  
  – Что-нибудь выпьешь? – спросил я.
  
  Он отмахнулся.
  
  – Под словом «интересно» я имел в виду «вот же хрень». То есть я рассчитывал быстро все прояснить, но не тут-то было. В организме ни следа ни наркоты, ни пойла, единственно остатки ативана. По словам патологоанатома, уровень не критический, а уж тем более не смертельный. Он не смог сказать, была она в активной фазе сумасшествия или все же придавленной, потому что дело здесь не только в химии – ему еще и нужно знать ее поведенческие модели. А потому спрашиваю: ты как считаешь, она добиралась из Санта-Моники в Бель-Эйр в бреду – или так, более-менее? Может, сердце у нее обрубилось из-за какого-то маньячного выплеска? Патологоанатом сказал, что если у нее случилась аритмия, то физических доказательств можно и не обнаружить. – Майло молитвенно сложил руки. – Только умоляю: без всяких академических дебрей! Уж лучше сразу скажи, что возможно всё.
  
  Я сказал:
  
  – Изначально Лу Шерман предполагал, что у нее смесь биполярки и шизофрении. И ничто из того, что я видел или слышал, этому не противоречит. Когда я ее видел, она либо спала, либо была сонной, – но что-то заставило ее покинуть приют и одолеть полтора десятка километров, по всей видимости, пешком. Поэтому навскидку я сказал бы, что маниакальное состояние более вероятно, чем депрессия. Я тут составил разговор с одним из ее коллег по съемкам – Стивенсоном Билом, – и тот описал экстремальные и быстрые перепады настроения, которые у нее случались при работе.
  
  – Пожарник-гей?
  
  – Ты смотрел сериал?
  
  – Боже упаси. Помню, как о том персонаже разглагольствовал Рик. Не хватало нам еще одного Степина Фетчита[22] в «голубом» исполнении… Бил еще что-нибудь рассказал?
  
  Я описал бредни Зельды насчет бога и ее матери, а еще поделился раздумьями насчет раскопок в психотическом состоянии.
  
  – Выкапывала на чужих дворах свою маменьку? Интересно… Это я, кстати, в буквальном смысле. А в процессе погрязания она, случайно, не съела какую-нибудь отраву?
  
  – Патологоанатом нашел следы отравления?
  
  – Больше вопросов, чем ответов, Алекс. Печень и кишечник у нее были в плачевном состоянии. Учитывая образ жизни, он первым делом подумал о запущенном гепатите. Но версия не срослась: анализ на токсины оказался отрицательным. Угарного газа тоже нет. Я его спросил – Билла Бернстайна, парень уже в годах, – зачем искать именно это, она ведь не была «лиловой» и умерла на открытом воздухе? Он сказал, что я не установил, где она умерла, а только где ее нашли. Я возразил: дескать, следов, что ее волокли, не найдено. А он: ну и что? Бывают случаи, когда люди на лодках гибнут от углекислоты, элементарно наглотавшись выхлопов; подход у него скрупулезный или я вижу с этим проблемы? Ну, я поклонился, шаркнул ножкой и закрыл рот. Затем он внимательно осмотрел ее кишки и не нашел никаких отдельных повреждений или обструкций, и это его напрягло, учитывая разрушенное состояние ткани. Ее образцы он отправил на дальнейший анализ. Проблема с расширенными поисками в том, что если ты толком не знаешь, чего ищешь, а в списке нет подозреваемых, то ты облажался.
  
  – У Бернстайна есть какие-то догадки?
  
  – Он думает на какой-то там алкалоид, но пока, собственно, и все. Если тесты окажутся отрицательными, дело останется открытым, и до правды мы, возможно, так и не докопаемся.
  
  – Если б она была копальщицей, то могла бы проглотить какую-нибудь гадость – плесень или споры – все, что может обитать в почве.
  
  – Ты видел какие-нибудь свидетельства, чтобы она рылась на клумбах миссис Депау? Я – нет. Там был в чистом виде журнал садоводства, весь как на стероидах.
  
  – Ну а если б она сорвала там случайную поганку? Рытья тоже не было бы заметно. Теперь вот сиди и думай, не имеем ли мы дела еще и с геофагией: поеданием несъедобных веществ вроде стекла, земли или штукатурки. А что, среди психотиков это развито. В доме на Бель-Азура она тоже копала?
  
  Майло почесал себе нос.
  
  – Не знаю, досье не читал. Если она и грызла там кусты, это не причинило бы ей вреда.
  
  – Может, проблема состояла как раз в этом, – предположил я. – Раньше ей это сходило с рук. Легко отделывалась. А теперь вот не вышло. Кстати, геофагия не идет вразрез с ее прежним родом занятий. Образность тела и проблемы с едой сюда вполне вписываются.
  
  – Актриса с расстройством пищевого поведения. Приехали.
  
  Майло встал и нарезал круг; вернулся к дивану, но остался стоять.
  
  – Ладно. Спасибо за гостеприимство и извини, что подпортил тебе вечер. – Он повернулся к Бланш: – К тебе это тоже относится.
  
  Она увязалась за ним к двери.
  
  Я рассказал о звонке Линусу Маккою.
  
  – Старина Линус, – усмехнулся он. – Джейн Смит, значит? Похоже на плохую шутку.
  
  – Есть новые мысли насчет Овидия?
  
  – Извини, дефицит проницательности. Буду мучиться во сне этой мыслью.
  
  – Ты не помог бы мне найти еще кого-нибудь из сериала? А то обычные методы не сработали.
  
  – Просьба о внесудебном вторжении в персональные данные законопослушных граждан? Это же статья! – Майло открыл входную дверь. – Конечно, попробуем. Но не раньше чем завтра, а то глаза уже слипаются.
  
  Он вгляделся в кухню. Принюхался.
  
  – У тебя там, часом, не завалялось каких-нибудь объедков? Что-то я от всех этих разговоров о ядах и геофагии проголодался…
  Глава 17
  
  Майло, верный своему слову, позвонил в десять утра.
  
  – Выцепил для тебя кое-какую информацию о народе из «Субурбии». Ручка рядом?
  
  – Во как. Я же не давал тебе списка актеров?
  
  – Ёшь твою медь… А я тут открыл для себя совершенно новую вещь, Интернет называется. Ну что, готов? Продюсеров ты уже знаешь. Кстати, они супруги. Парень, что играл папашу, в прошлом году преставился: болезнь легких. Двое нигерийцев после закрытия сериала не уплатили в США налоги и оказались не нигерийцами, а уроженцами Ганы. Один из них, Роберт Адьяхо, нынче руководит Новым театром драмы и танца «Ашанти» в Лондоне. Записывай фактологию.
  
  Я записал.
  
  – Жену нигерийца, Диану Хумадо, найти не получилось. Джастин Лемарк – парень, игравший отморозка-сына – теперь первокурсник в Брауне. Настоящее имя Джастин Левин; единственный адрес, который у меня есть, это школьный. Оторва-сестра, Шэй Макнамара, на самом деле и есть Шэй Макнамара. Живет в Эшвилле, Северная Каролина. Там у нее хлопот по горло: занимается пиаром Билтмора, их огромного поместья. О собаке и рыбке никаких известий нет. Записывай офисный номер Макнамары.
  
  Я выразил своему другу признательность.
  
  – При таком уровне достижений, – ответил он, – высылаю сам себе пакетик «Доритос»[23].
  * * *
  
  Шесть двадцать вечера в Лондоне давали возможность прозвониться к Роберту Адьяхо. Но в Новом театре «Ашанти» мне ответила лишь голосовая почта с инструкциями, как покупать билеты. Следующее представление – «Возвращение к Отелло», премьера через три месяца.
  
  По номеру Шэй Макнамары в корпоративном офисе Билтмора мне ответила женщина по имени Андреа.
  
  – Ее сейчас нет на месте, сэр. Могу я чем-нибудь помочь?
  
  – Я звоню насчет одной женщины, с которой мисс Макнамара в свое время работала. Ее звали Зельда Чейз.
  
  – Продиктуйте, пожалуйста, по буквам.
  
  О, как мимолетна слава…
  
  – Она была актрисой, как и Шэй.
  
  – Я все это ей передам, сэр. Всего доброго!
  
  Я сделал вторую попытку набрать продюсеров Хинсона и (или) Стрикленда. В этот раз я едва успел произнести свое имя, как женщина на том конце провода оживленно сказала:
  
  – Доктор Делавэр? Я так рада, что вас поймала!
  
  – Простите?
  
  – Доктор, это Карен Энн Джексон. Вы меня знали как Карен Галлардо.
  
  – Няня Овидия? Вот это да… Привет.
  
  – Тогда еще мелкая сошка из ассистентов. Секретарша сообщила мне, что вы звонили насчет Зельды, и я как раз собиралась перезванивать, да вот закрутилась. Вы, наверное, по поводу медицинской страховки? Полис-то у нее давно истек. Прошу прощения за крючкотворство, но по прошествии такого количества времени дать ей покрытие мы не можем.
  
  – Нет, Карен, я не насчет страховки. Два дня назад Зельда умерла.
  
  – Что?! О боже, какой ужас… Она болела?
  
  – И серьезно.
  
  – Она… это было самоубийство?
  
  Такой же вопрос задавал и Стив Бил.
  
  – Причина смерти пока не установлена.
  
  – Да вы что… Как это воспринял Овидий?
  
  – Насчет Овидия я и звоню. Последнее время Зельда жила на улице, а вот Овидия уже давно никто не видел.
  
  – И вы подумали, что Джоэл и Грир могут быть в курсе? Я уверена, что нет. Они мои начальники, и почти вся их информация проходит через меня, но между компанией и Зельдой не было ровно никаких контактов с тех пор, как прекратились съемки «Субурбии». Вы, наверное, беспокоитесь, как бы чего не случилось с Ови?
  
  – Я чувствовал бы себя спокойнее, если б знал, где он.
  
  – Теперь я чувствую себя ужасно за то, что не связалась с вами раньше… Я просто не хотела быть поставщиком дурных новостей. Но вы меня просто убили.
  
  – У нас сегодня не найдется времени встретиться, побеседовать?
  
  – Признаться, я не знаю, что могу вам сказать.
  
  – Ваши впечатления насчет Зельды – например, заданный вами вопрос о самоубийстве.
  
  – Я единственно имела в виду… проблемы у Зельды действительно лежали на поверхности. И я вправду не вижу, чем могу помочь, но информация о пропаже Ови меня расстраивает. Он был хорошим ребенком… Теперь, когда у меня есть свой, я реально оцениваю, каким он был умницей. Его кругозор, внимательность, те фантастические штуки, которые он строил… Через несколько минут у меня встреча, продлится до полудня. Потом еще две, с трех часов… хотя, наверное, можно втиснуть сюда ланч. Как насчет часа тридцати? Если где-то недалеко от офиса.
  
  – Где скажете.
  
  – На Вашингтоне рядом с Моторс есть местечко, «Брассери Моска».
  
  – Значит, в половине второго там.
  
  – Это меньшее, что я могу сделать, – извиняющимся тоном произнесла Карен Джексон. – Боже, надеюсь, с ним всё в порядке…
  * * *
  
  Годы, столь жестокие к Зельде Чейз, с Карен Галлардо Джексон обошлись весьма милостиво. Можно сказать, с благословляющей улыбкой.
  
  Бледная заезженная штафирка, встреченная мной в съемном доме над «Шато Мармон», вошла в ресторан упругой походкой женщины, знающей себе цену.
  
  Худощавая, но отнюдь не тощая, она была одета в коричневую замшевую куртку, синюю рубашку павлиньего шелка и твидовые брюки, максимально льстящие ее фигуре. Оранжевые сапожки из кожи варана добавляли ей роста. При ходьбе элегантно покачивалась коричневая сумочка, которую она несла на сгибе руки.
  
  Волосы, некогда черные и безжалостно приплюснутые машинной стрижкой, отросли в мягкое, золотисто-коричневое каре до линии скул, что добавляло ее облику деловитости и вместе с тем изысканности. На безымянном пальце мягко поблескивало платиновое кольцо с рубином. В мочках ушей мерцали гармонирующие по цвету и размеру серьги-гво́здики. Никаких следов – да что там, даже микроскопических дырочек – от стальных гирлянд, что некогда оттягивали ей мочки.
  
  После учтивого рукопожатия она села напротив и заказала себе салат и чай со льдом. Я попросил итальянский сэндвич со стейком средней прожарки и стакан воды.
  
  – Вы особо не изменились, – заметила она.
  
  – А вы – да, – рискнул сказать я.
  
  Судя по улыбке, я попал в масть.
  
  – Таков был план, доктор Делавэр. Я однозначно нуждалась в апдейте.
  
  – Чем занимаетесь в Хайсоне-Стрикленде?
  
  Из сумки извлеклась коричневой кожи визитница. Карен подала мне верхнюю карточку.
  
  «Вице-президент по менеджменту».
  
  – Функции больше вратарские. Джоэла и Грир постоянно атакуют по всей площадке. Непросмотренные сценарии, заявки на встречи, инвестиционные проекты… Надо вовремя отфильтровать, кого именно пустить к телу, а тех, кого бортуют, не обидеть.
  
  – Рост впечатляющий. Вы же, кажется, начинали с ассистирования? Откуда такая метаморфоза?
  
  – Я видела, что сериал сворачивается, и буквально умолила их оставить меня. Сказала, что готова заниматься чем угодно, вот они меня на этом и подловили. Заставили ночами делать уборку офиса. Нет худа без добра: это высвободило мне дни. Я восстановилась на учебе, закончила бакалавриат, а затем еще и курсы менеджмента. Думаю, это их впечатлило, и они расширили мой круг полномочий. А заодно и ответственности. – Она сдержанно улыбнулась. – Грир также преподала мне несколько практических советов, как выглядеть и как себя подавать. Одно к другому, другое к третьему – и вот я здесь.
  
  – А откуда вы знали, что сериал закроют? Из того, что я читал, это стало для всех неожиданностью.
  
  – Оййй… Где вы это прочли? На каком-нибудь сайте? Все это чепуха, доктор. Все всё знали. Было ясно, что наши интермедии перестали цеплять, и Сети мы наскучили.
  
  Принесли наш ланч.
  
  – Мне, признаться, так и не ясно, как умерла Зельда, – осторожно заметила Карен, деликатными движениями берясь за вилочку и нож.
  
  – Мне тоже. Ее нашли в чужом дворе, без внешних признаков насилия.
  
  – В чужом дворе? Похоже на ее арест тогда, при проникновении в дом ее бывшего…
  
  – Видимо, это стало шаблоном, Карен. Арест за незаконное проникновение, за несколько дней до смерти.
  
  – Жизнь на улице, – проронила она печально. – Наверное, там может случиться все что угодно. Как долго Зельда пребывала в таком состоянии?
  
  – Я надеялся, мне это скажете вы. Начиная с того, как у нее все складывалось после закрытия сериала.
  
  – Я бы и рада, да не могу.
  
  – А как насчет проблем, о которых вы упомянули? Что, как вы полагаете, могло привести к самоубийству?
  
  – О самоубийстве – это так, фигурально, – сказала Карен Джексон. – Помнится, мне говорили, что она со странностями. Все, кто был на съемочной площадке. Когда она вернулась домой, чтобы снова жить с Ови, не сказала мне ни слова. Ни «спасибо», ни вопросов о том, как у него дела. Просто распаковала свои вещи, откровенно намекая, что мне пора. Ну я и удалилась.
  
  – Нам не удалось найти никого из родственников. Вы не в курсе, есть ли они у нее?
  
  – Простите, не в курсе. Вы общались с кем-нибудь из участников сериала?
  
  – Со Стивом Билом. Он вспоминает, что у нее были сильные перепады настроения.
  
  – Стив. – Ее глаза насмешливо оживились. – Как у него, кстати, дела?
  
  – Нормально. Торгует недвижимостью.
  
  – Всё как надо: он считал себя гением рекламы, особенно что касалось продажи его самого. С закрытием «Субурбии» он усердно охаживал Джоэла и Грир, чтобы те взяли его в новый сериал. – Она язвительно покачала головой: – Подход крайне ущербный: чем ты голодней и настырней, тем энергичней от тебя дают деру. Я рада, что Стив нашел себе другое применение.
  
  – Когда вы наблюдали за Овидием, он хоть иногда упоминал про свою семью?
  
  – Ни разу. А я хочу спросить вот о чем: при психическом заболевании Зельды есть ли реальный шанс, что она могла применять к нему насилие?
  
  – Прямых свидетельств нет.
  
  – Но варианты есть?
  
  – Исключать нельзя ничего, Карен.
  
  – Знаете что? Я думаю вам помочь. И по возвращении первым делом поговорю с Джоэлом и Грир.
  
  – Буду очень признателен. А как остальные актеры? У них с Зельдой были какие-то отношения?
  
  – Вы имеете в виду, романтические?
  
  – Романтические, платонические… Я ищу того, кому она теоретически могла довериться.
  
  – Лично я в этом никого не замечала. Зельда была одиночкой, а сериал снимался в довольно-таки сухой атмосфере, без неформального общения. Доктор Делавэр, а есть ли вероятность, что Ови тоже может быть болен? Я имею в виду, умственно. Ведь генетика – штука такая…
  
  – Опять же, может быть все что угодно, – ответил я. – Но, как вы сами заметили, для пятилетнего он был вполне умным и общительным ребенком.
  
  Ответ весьма обтекаемый. Однако генетика и в самом деле может накладывать свой отпечаток. При этом одни шизофреники проявляют странности уже в раннем возрасте, а другие – нет.
  
  Но Карен Джексон нужна была доскональная уверенность.
  
  – Бьюсь об заклад, что у него все нормально. Где бы он ни находился.
  
  – Карен, я хотел бы заручиться вашей помощью в том, чтобы найти остальной состав актеров.
  
  Я рассказал ей о своих звонках в Лондон и Северную Каролину; спросил, может ли быть толк от разговора с Джастином Левином.
  
  – Джастин сам был ребенком, – сказала она. – Помню, все пытался улучать моменты, чтобы порезвиться на скейтборде. Вы говорите, он поступил в Браун? Даже не думала, что у него столько ума… Роберт был хорошим парнем. Тихий, даже робкий. Он и Диана льнули друг к дружке; тоже тема для разговорцев вне камеры. Шэй держалась хорошо, как и ее героиня; я никогда не видела, чтобы она зависала с Зельдой, но вы можете расспросить. Если она что-то знает, уверена, что умалчивать не будет.
  
  – Как насчет других людей на съемочной площадке? Сценаристы, съемочная группа?
  
  – Это был бы огромный список, доктор. Вы даже не представляете, сколько нужно людей, чтобы раскрутить… – Губы Карен скривила усталая улыбка искушенной. – Создавать. Но опять же сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них знал достаточно. В некоторых сериях взаимодействие между сценаристами и актерами так и кипит: постоянная доработка диалогов, увязка деталей, всякое такое… Джоэл и Грир так не работают. Вы получаете сценарий с достаточным временем на ознакомление, разучиваете ваши реплики и выдаете их.
  
  – Держат стадо под контролем, – сказал я.
  
  – Простите?
  
  – Подход Альфреда Хичкока. Он как-то сказал: «К актерам нужно относиться как к скоту».
  
  – В самом деле? – подняла брови Карен Джексон. – Что ж, он создал немало отличных картин.
  * * *
  
  Я порасспрашивал ее еще немного; несмотря на пылкие возражения, заплатил за наш ланч и проводил ее к новенькому «Лексусу», в котором она прикатила.
  
  – Прежде всего, когда боссы будут в доступности, я поговорю с ними, – пообещала мне Карен.
  
  Я ей поверил. Приятно, когда во что-то верится.
  Глава 18
  
  Непосредственно на входе в дом у меня запиликал мобильный. Ого: Карен Джексон. Верна своему слову.
  
  – Ничего себе оперативность…
  
  – Возможно. Но, к сожалению, доктор Делавэр, без особой пользы. Джоэл и Грир о частной жизни Зельды не знают ровно ничего. Грир сказала, что она была «другая», потому она на кастинге и отобрала ее как Коринну.
  
  – Коринна – это особо эксцентричный персонаж?
  
  – С учетом типажа нашего сериала? Не совсем так. Коринна была эдакой шлюшкой с невысоким ай-кью. Грир углядела, что Зельда умеет мгновенно перевоплощаться в дурочку, – возможно, потому, что она изначально была не вполне в себе. Поэтому они решили извлечь из этого выгоду. Я знаю, звучит цинично, но так оно и есть, доктор. Тот самый «скот», про который вы упомянули.
  
  – Благодарю вас за старания, Карен.
  
  – Это не всё. Я не смогла найти контракт Зельды, но набрела на ее заявление о медицинском страховании, и там она указала своего агента, некоего Стэна Геста. Я о нем никогда не слышала, и он не значится ни в одной нашей базе данных, так что, скорее всего, в нашей индустрии теперь не задействован. Грир его не помнит совершенно, а Джоэл лишь смутно припоминает, что был у них такой «старичок из юниорской лиги». Но, может, у вас получится его найти и он сможет вам что-то рассказать.
  
  – Опять же спасибо.
  
  – И еще одно, касательно тех тревожных звоночков. В анкете, где просят указать членов семьи, Зельда называет «отца своего единственного сына» и приводит его имя: Иосиф Вифлеемский, проживающий по ее адресу. Я на всякий случай проверила, но, конечно же, никого там не было. Получается, себя она видела как Деву Марию.
  
  Ну вот, наконец, и Бог занял свое место.
  
  – Она была так больна, доктор… А никто и не замечал.
  * * *
  
  Стэнов и Стэнли Гестов в киберпространстве набиралось ровно двадцать три. Из троих, что числились в Калифорнии, наиболее оптимальным мне показался Стэнли З.: 71 год, зарегистрирован в Нортридже, адрес выставлен сайтом недвижимости. Номер указан в справочнике; возможно, все еще плавает мелкой рыбешкой в море бизнеса.
  
  – Резиденция Геста. Джамаль, – произнес человек, поднявший трубку.
  
  – Мне, пожалуйста, мистера Геста.
  
  – Насчет чего?
  
  – Я доктор Делавэр. Ищу Стэна Геста, в свое время представлявшего мою пациентку. Мистер Гест когда-то был импресарио на телевидении?
  
  Секундная пауза.
  
  – Ну да. А что?
  
  – Тот пациент недавно умер, и…
  
  – Сэр. Стэн вам ничего не скажет: у него Альцгеймер в последней стадии.
  
  – Сожалею. А нет ли каких-нибудь членов семьи, с которыми я бы мог поговорить?
  
  – Вам дать парня, который был его партнером? Он вышел на свободу под залог, после шести месяцев отсидки.
  
  – А вы…
  
  – А я – работник хосписа на дому.
  
  – То есть мистер Гест не способен разговаривать?
  
  – Мистер Гест не способен ни на что.
  * * *
  
  «Иосиф Вифлеемский».
  
  Лу Шерман недоглядел истинную степень заболевания Зельды, а я вернул под ее опеку пятилетнего ребенка. Дон Кихот прошептал мне на ухо: «Глупец, брось ты это всё. Дальше будет только хуже».
  
  Я проверил сообщения. Два от адвокатов, чьи вопросы я быстро уладил. Оставляя лучшее на десерт: звонок от Майло, несколько минут назад.
  
  – Тут есть кое-кто, с кем ты не прочь встретиться, – сообщил он. – Подъезжай в Калвер-Сити, скажем, через полчаса.
  
  – Да я только что оттуда.
  
  В голове у меня суммировались итоги разговора с Карен Джексон.
  
  – Ничего, – сказал Майло. – Ради такого стоит еще раз мотнуться.
  * * *
  
  Старший патологоанатом Уильям Бернстайн – мужчина на шестом десятке, кряжистый, с широким приплюснутым лицом и шапкой курчавых грязно-седых волос. Квадратики бифокальных очков в стальной оправе смотрелись невыигрышно косметически, но исправно делали свою работу, увеличивая выцветшие синеватые глаза, сохраняющие скепсис даже во время отдыха.
  
  Он сидел за столиком на тротуаре перед магазинчиком сэндвичей для гурманов; магазинчик назывался «Лорен» – буквально в четырех домах справа от нашего места встречи с Карен Джексон.
  
  Лорен – симпатичная брюнетка – была женой Бернстайна, младше его на двадцать лет. В этом местечке она была хозяйкой, а за прилавком работала вместе с пареньком-латиносом. Бернстайн находился здесь потому, что машина у Лорен была в ремонте, и он ушел с работы пораньше, чтобы отвезти ее домой.
  
  – Когда зовет Дикий Билл, тебе остается лишь подчиниться, – пояснил Майло. – Терпения на всякую хреноту у него нет.
  
  Наш приход он встретил едва заметным кивком, минимальным в плане сжигания калорий. Компанию ему составляли полновесная пинта пива и сэндвич – впечатляющее творение из толстенной булки, проложенной мясом, сыром, маринованными огурцами и перцем. С ним он уже наполовину расправился, не озаботившись развернуть салфетку. При этом его черный костюм, белая рубашка и красный галстук были безупречны.
  
  – Это у нас психолог, – определил он при взгляде на меня и, поглядев на Майло, добавил: – А это ты.
  
  Стёрджис, в свою очередь, поглядел на сэндвич.
  
  – «Кубинец»?
  
  – Кубинский экспат: родился во Флориде, где кормил собою торседоров[24]. А она подняла его на новый уровень. Это ее апгрейд: «миксто». Вместо ветчины – телятина, а вместо языка – ломтики сладкого мяса со специями. Всё удовольствие – пятнадцать баксов. Возьми, он того стоит.
  
  – Без вопросов, – сказал Майло, направляясь к прилавку.
  
  Бернстайн вопросительно возвел бровь на меня.
  
  – Я сейчас только отобедал, – пояснил я.
  
  – Много потерял. – Он поднялся, сказал что-то парню за прилавком, вернулся, два раза смачно откусил от сэндвича и, жуя, произнес: – Она – гений.
  
  Не успел Майло вернуться к столику, как сюда с уже готовым сэндвичем подоспел паренек, искоса нервно глянув на Бернстайна. Тот его проигнорировал, а Майло сказал «спасибо», и паренек поспешил восвояси.
  
  – Новый работник, – пояснил нам патологоанатом. – Поглядим. – Кивнул Майло: – Ешь.
  
  Дикий Билл командует – ты глотаешь.
  
  Когда Майло заработал челюстями, Бернстайн как раз запил свой сэндвич пивом, жестом фокусника хлопнул салфеткой и принялся без видимой цели вытирать рот.
  
  Майло опустил свой сэндвич.
  
  – Не останавливайся из-за меня, – сказал Бернстайн. – Я же тебя знаю: наверняка захочешь еще один. – Улыбка была скупой и всеведущей. – Учти, на оптовые закупки скидок не делаем. Хе-хе.
  
  Свернув салфетку в квадрат, тождественный его очкам, он изрек:
  
  – Колхицин. Доставай блокнот, диктую по буквам.
  Глава 19
  
  В то время как Майло записывал, паренек подошел к нам для проверки.
  
  – У вас тут все в по…
  
  Билл Бернстайн небрежно от него отмахнулся.
  
  – Как я и предполагал: алкалоид на растительной основе, добывается из лугового шафрана. Встречается в растительных лекформах, наряду с прочим может использоваться при подагре или другом воспалении, но лично я при боли в пальцах ног, не колеблясь, предпочел бы что-нибудь другое. Чейз не выглядела конкретным кандидатом на подагру, хотя кто его знает, поэтому я проверил. Результат отрицательный. Вы вообще не в курсе, она занималась самолечением травами? Или просто глотала всякую дрянь, абы заглотить?
  
  Майло повернулся ко мне.
  
  – В ее состоянии возможно все, – сказал я.
  
  – Ответ политикана, – прокомментировал мои слова Бернстайн.
  
  – Я тут задумывался насчет геофагии. У нее были случаи проникновения на чужие участки, во дворы, так что она вполне могла съесть что-нибудь в саду.
  
  – Вы знаете ее настолько, что можете констатировать случаи?
  
  – Нет, но если она ела землю…
  
  – Несоотносимо. Колхицин в земле не содержится, для этого ей пришлось бы съесть растение. Бывает так: кретины, свихнутые на единении с природой, замечают что-нибудь похожее на вкусный лучок, приходят домой и жарят его с тофу, органическими одуванчиками или чем-то еще. – Он провел себе пальцем по горлу. – Этой дрянью можно также украсить ландшафт – она еще называется «осенний крокус» и может цвести вам на радость, если вы двинуты на цветах. Как и олеандр – ядовитый убийца, но его за милую душу высаживают для живой изгороди. Всякая гадость, какую только можно представить, имеет приятный вид.
  
  – Клумбы там были, – припомнил Майло, – но я понятия не имею, рос ли на них шафран.
  
  – Шафран – съедобная специя, но из другого типа крокуса. А это шафран луговой. Кол-хи-цин, запиши себе.
  
  – Уже сделал.
  
  – Тогда спроси хозяйку, выращивает ли она его, а если не знает, ознакомься с картинкой в инете и сходи погляди сам.
  
  – Сделаю, – сказал Майло. – Хотя в саду никакого беспорядка не было.
  
  – Мне сказали, сад там огромный.
  
  – Больше похож на поместье.
  
  – Ты мне скажи, – потребовал Бернстайн, – вы прочесали там каждый дюйм?
  
  Молчание.
  
  – Я так и думал, – сказал патологоанатом. – В любом случае моя работа сделана. Причина смерти – отравление колхицином, хотя самоубийство это или стечение обстоятельств, может так и остаться невыясненным, если ты не проделаешь свою работу и не обеспечишь улики.
  
  Дверь в ресторан открылась, и наружу, непринужденно улыбаясь, танцующей походкой вышла Лорен Бернстайн.
  
  – Привет, ребята.
  
  Она чмокнула мужа в макушку и положила ему руку на плечо.
  
  – Ты знаешь, – он поднял голову, – лейтенант Стёрджис просит добавку. Еще один сэндвич.
  
  Глаза у Лорен округлились.
  
  Как и у Майло.
  
  Он сказал:
  
  – Первый был больно хорош. Возьму еще и домой, для собачки.
  
  – Все валят грех своего чревоугодия на бедных безответных тварей, в силу скудоумия не способных ничем возразить.
  
  – Милый. – Лорен погладила мужа по голове. – Конечно, лейтенант, сию минуту.
  
  Бернстайн проводил ее взглядом, бормоча «люблю ее», как будто на него давили, чтобы он это признал. Сняв наконец очки, сказал:
  
  – А вот еще один каламбур вам на разжевывание. Время смерти этой Чейз – от двух до шести часов до того, как было обнаружено тело. Если она приняла большую дозу, смерть могла наступить сравнительно быстро, как раз в пределах указанного времени. Но процесс может быть и затянутым. Тошнота, рвота, диарея, длящиеся несколько дней, на протяжении которых органы постепенно отказывают. Человек словно разваливается на части – смерть крайне болезненная, вот почему у нее на лице была такая гримаса. В ее случае процесс мог протекать ускоренно, потому что, кроме частично переваренного батончика, ее желудок был пуст. Хотя если б на заднем дворе металась бездомная психопатка, ее, наверное, заметила бы хозяйка.
  
  – Хозяйка была в отъезде. В пустыне.
  
  – Меланому зарабатывала? – съязвил Бернстайн. – Ладно, хватит. В любом случае Чейз уходила из жизни тяжело, но все-таки она это над собой проделала, сознательно или не очень. Криминалисты в своей работе пока никак не могут склеить точную картину с растениями, просачивается всякий мусор. У меня однажды была экспертиза отравления, как раз рядом со зданием суда на пересечении Хилла и Вашингтона. Ну вы знаете, за выездом из центра, где в поле зрения ни одного приличного ресторана.
  
  – Одни склады, – согласился Майло.
  
  – И что за кретин построил там суд? – возмущенно спросил Бернстайн. – Однажды я там вздумал прогуляться, в ожидании вызова для дачи показаний. Смотрю, а вокруг шляются всякие идиотские банды, ищут, на ком бы кулаки почесать. И мне как-то случайно подумалось: вот место, где удобно под покровом ночи скинуть труп. В тот раз диагностика показала, что причина смерти – токсичный алкалоид. И сейчас это меня заставляет задуматься насчет бедняги Чейз.
  
  – Та же самая отра… – попытался вставить Майло.
  
  – Я это говорил? – вскинулся Бернстайн. – Отрава совершенно иная! Пару лет назад у меня был еще один случай: четырнадцатилетняя девчонка. Дураки-родители платят целое состояние за обучение в частной школе и покупают ей лекарство от головной боли у придурка с Венис-Бич. А потом оказывается, что в той партии мышьяка было гораздо больше, чем нужно на то, чтобы убить их ребенка. – Он сокрушенно мотнул головой. – Может, у них есть собака, на которую можно свалить вину…
  
  Мы оставили Бернстайна стоять рядом с женой – с благоговейным видом, в то время как она что-то нашептывала ему на ухо.
  
  – Один в своем роде, – сказал Майло.
  
  У меня родилась сентенция:
  
  – Пациенты, которые не отвечают, могут уйти безнаказанными.
  
  Майло хмыкнул, а затем посерьезнел.
  
  – То, что он рассказывал о ее страданиях… Слышать это было невыносимо.
  
  Дураки пишут книжки о безумии как о возвышенном психическом состоянии или альтернативной форме творчества. Это не так; оно – нескончаемая гложущая мука.
  
  Мы молча пошли к своим машинам.
  
  Пакет со вторым сэндвичем Майло положил на пассажирское сиденье.
  
  – Думаю, нам теперь остается единственно сосредоточиться на ребенке. Если ты так решишь.
  
  – Я решаю.
  
  – Надо же, удивил.
  * * *
  
  Дома я с удивлением обнаружил, что мне из Эшвилла отзванивалась Макнамара, а из далекого Лондона откликнулся Роберт Адьяхо – в весьма поздний час, из-за океана. Я решил позвонить сначала ему.
  
  На этот раз, судя по всему, я застал его в театре «Ашанти». Голос, напоминающий Оливье[25] в погожий день, зычно гаркнул в трубку:
  
  – Доктор? Это Роберт. Скорблю известию о Зельде, хотя и не знаю, чем могу помочь. Это было самоубийство?
  
  Один и тот же вопрос, из раза в раз. Все они как будто знали.
  
  – Смерть, похоже, была случайной, – ответил я.
  
  – От чего?
  
  – Яд.
  
  – Она его… приняла?
  
  – По всей видимости, съела не то растение.
  
  – А-а, понимаю… То есть не совсем.
  
  – Последнее время она страдала помутнением рассудка. И проглотила что-то, оказавшееся для нее фатальным. Такие вот дела, мистер Адьяхо.
  
  – Н-да… Насчет суицида я, собственно, упомянул потому, что в период нашей с ней работы она казалась чем-то крайне встревоженной. У меня отец психолог. Не хочу строить домыслов, но, вероятно, какие-то знания от него передались и мне.
  
  – А как, по-вашему, выглядела та встревоженность?
  
  – Начать с того, что у нее резко колебался уровень активности. То, что казалось взлетом, в секунды сменялось упадком, и наоборот. От отца я слышал о биполярном расстройстве – он называл его «маниакальной депрессией», – и, на мой дилетантский взгляд, все это как раз соответствовало Зельде. Кроме того, бывали случаи, когда она впадала в некое оцепенение, сродни прострации. Мы с женой – она тоже снималась в том сериале – подумывали, не употребляет ли Зельда наркотики. За тем баловством мы ее никогда не застигали, но что-то явно было не так.
  
  – А другие участники сериала разговоров об этом не вели?
  
  – Если и вели, то мы с Дианой их не слышали. Мы держались ото всех особняком – молодая влюбленная пара и всякое такое. Хотя меж собой тайком и язвили – что с нас, тогдашних, взять?
  
  – То есть слухов не ходило?
  
  – Я к ним не прислушивался. Странности на работе Зельды не сказывались никоим образом, а это единственное, что учитывается в потогонном съемочном процессе. А теперь позвольте вопрос и мне: с чего бы это психологу звонить за тридевять земель – неужели только для того, чтобы пообсуждать ушедшего из жизни человека?
  
  – Нет. Я ищу Овидия.
  
  – Это кто?
  
  – Сын Зельды.
  
  Я вкратце пересказал ему суть дела.
  
  – Понимаю вашу озабоченность, доктор, но помочь, увы, не могу. Я был в курсе, что у Зельды есть ребенок, но только и всего. Без деталей. Я его даже не видел.
  
  – Разве она не приводила его к себе на работу?
  
  – Если и да, то не при мне. Или я просто не обращал на это внимания.
  
  – Вы не знаете о ком-нибудь еще из ее семьи?
  
  – Хм… Несколько раз я замечал с ней какого-то пожилого мужчину, по возрасту годящегося ей в отцы. Но на Зельду не похож, внешность скорее азиатская.
  
  – Небольшого роста, седоватый?
  
  – Точно.
  
  – Это был ее психиатр.
  
  – Вон оно что… Значит, кто-то действительно был в курсе ее проблем. Ну и что с того? Отец у меня всегда говорил: когда налицо тяжелый психический недуг, о счастливом конце вести речь не приходится. В конечном итоге профессия стала его тяготить, и он перешел на административную должность при Минздраве. Вы, кстати, не пробовали связаться с кем-нибудь еще из того же сериала? Возможно, кто-то знает больше, чем я.
  
  – С парой человек я уже беседовал. Стивен Бил и Карен Джексон. Зельду они обрисовали примерно так же, как и вы.
  
  – Карен я не припомню, – сказал Адьяхо, – а вот Стива, разумеется, да. Как он там?
  
  – Да ничего. Занимается недвижимостью.
  
  – Продажами или девелопментом?
  
  – Продажами.
  
  – Ну это его. Молодец Стив. А вам удачи.
  * * *
  
  – Зельда? О боже! – была реакция Шэй Макнамары. – Это ужасно! Что именно произошло?
  
  Я поставил заигранную пластинку повторно и, предугадывая ее следующий вопрос, сообщил, что разыскиваю Овидия.
  
  – Конечно, я его помню, – сказала она. – Зельда приводила его редко, но мальчик был славный, умничка. Вы ведь не думаете, что Зельда могла его истязать или что-то в этом роде? Из-за ее… ситуации? То есть сама я ничего подобного никогда не видела, и вообще она смотрелась нормальной, любящей матерью.
  
  – Когда я проводил оценку Овидия, так оно и было. Что именно вы о нем можете вспомнить?
  
  – Не так чтобы много. Ребенок был тихий, играл в основном один, строил что-то из кубиков. Зельда подходила к нему и ворковала, улыбалась, чмокала в щечку. Выглядело так, что она действительно его любит, доктор Делавэр.
  
  – Вы что-то говорили насчет ее «ситуации»?
  
  – Да ничего особенного; просто у нее были кое-какие нюансы с психикой, – пояснила Шэй Макнамара.
  
  – Когда вы с ней работали, они тоже проявлялись?
  
  – Как вам сказать… Она бывала… да что там, реально была – гиперактивной. Я тогда была еще совсем девчонкой, и мама меня привозила и увозила с площадки. При этом, наблюдая за Зельдой, она покачивала головой и говорила: «Эта девица здесь буквально повсюду». Лично я на этот счет не задумывалась, а думала единственно, как бы мне не перепутать реплики. По тем временам я не скучаю: атмосфера сама по себе была чистый бедлам.
  * * *
  
  Жизнь Джастина Левина была во всей своей полноте развернута на «Фейсбуке». Многочисленные друзья, фотки с вечеринок, подробные списки любимой музыки и фильмов. Он вырос в симпатичного молодого человека со слабостью к бейсболкам, надетым задом наперед. На фотографиях Джастин спесиво красовался с товарищами и смазливыми подружками, в бравурном настроении и с глазами, чуть подернутыми дымкой хмеля. Специализация – физика, увлекается регби, лакроссом, лыжами, скейтбордингом. Упоминаний о былом актерстве никаких.
  
  Я оставил ему в «личке» пост с просьбой связаться со мной насчет Зельды Чейз.
  * * *
  
  Иногда расчистка дороги к выявлению подразумевает устранение окольных путей. Но единственный мой оставшийся маршрут к поиску Овидия, похоже, был тупиковым из-за того, что основывался на бреднях: россказнях Зельды об исчезнувшей «кинозвезде»-матери. Которая была еще и божеством, угнездившимся во внутренностях дочери.
  
  Но соблазн все бросить упирался в мою неготовность.
  
  Возможно, сам я это отрицал, но жизненный опыт научил меня, что на самом деле безумцы и безумицы – это не умалишенные, сотрясающие решетки в низкопробных фильмах и книжках. Что переход к психозу может быть более тонок и сегментирован, чем сухой щелчок выключателя разума.
  
  Открыл я и то, что истина подчас может гнездиться в хаотичности исковерканных эмоций, нелогичности скомканных суждений, осаждающих распадающийся ум.
  
  Более того: истина и логика сами по себе могут служить трамплином для психоза.
  
  В укромной палате психушки можно встретить вполне разумного на вид человека и задаться вопросом: «А что он здесь, черт возьми, делает?» Сядь с ним рядом, начни беседовать на тему, скажем, географии, и сомнения в тебе начнут лишь нарастать. Перед тобой абсолютно вменяемый, адекватный человек; не более чем узник системы, которая его сюда упекла!
  
  И вот ты сидишь, втайне негодуешь, а в это время мозг этого субъекта начинает коротить, и разговор мало-помалу сходит с рельс, и чем дальше, тем больше, и вот он уже уходит в дебри, все более витиеватые и причудливые: теперь тебе уже вещают о планете, которая на глазах делается плоской, а по ней разгуливают гоблины или кто там еще, которые зловещей морзянкой выстукивают, передают сообщения прямо с датчиков, вживленных твоему собеседнику в голову, – «тук-тук, тук-тук».
  
  Это клиника? Бесспорно. Перекликается ли она чем-нибудь с действительностью? Часто нет, но иногда да. Потому что сумасшедшие, при всех их закидонах, все равно люди, и изучение того, что происходит в их беспокойных умах, иногда может выходить за пределы лекарственной дозировки, что поднимает лечение на новый уровень.
  
  Что, если мать у Зельды действительно исчезла и отслеживание семейных связей может каким-то образом вывести меня к Овидию? Потому что те скудные факты, которыми я располагаю, сопоставимы с ранним оставлением: молодая женщина без родственников.
  
  С другой стороны…
  
  Выяснить это существует всего один способ.
  * * *
  
  «Исчезнувшая актриса». Эта строка в поисковике оживила целую плеяду фан-сайтов и блогов о женщинах, более не задействованных в кино или на телевидении. Причины «исчезновений» варьировались от череды неудач до брака, материнства и бог весть еще каких мотивов.
  
  Не особо перспективное начало, но прокрутка страниц в итоге вывела меня к двум актрисам, которые на самом деле исчезли. И обе в Лос-Анджелесе.
  
  Первая, по имени Джин Спэнглер, в кино играла небольшие роли, а по жизни встречалась с несколькими криминальными авторитетами и была вовлечена в спор об опеке с бывшим мужем.
  
  Заманчиво, но срок давности уже истек: исчезла в 1949 году.
  
  В свою очередь, Зайна Ратерфорд вышла из своей квартиры в Западном Голливуде и растворилась в эфире двадцать девять лет назад, вскоре после своего тридцатилетия.
  
  Зельде в ту пору было пять лет. Достаточно, чтобы помнить.
  
  «Зайна / Зельда».
  
  Интересно, вызвано ли изменение имени Джейн Смит ассоциацией с другой терзаемой молодой женщиной, несчастной миссис Фицджеральд? Или же это была попытка сблизиться с матерью, хотя бы по звучанию?
  
  По имени она значилась как Джейн Смит, а не Ратерфорд. Хотя это можно было истолковать удочерением. Или принятием фамилии родственника, взявшего к себе пятилетнюю девочку.
  
  Я просмотрел все, что удалось найти о Зайне Ратерфорд – в общей сложности отрывочное резюме об одном и том же на четырех сайтах, где перечислялись нераскрытые исчезновения. Никаких зацепок или версий, с описанием Ратерфорд единственно как «начинающей актрисы».
  
  Я кликнул по каждой иконке обратной связи, за что тут же получил в награду четверку сообщений об ошибке.
  
  Поиск по каталогам фильмов не выявил Зайну Ратерфорд ни в одном из титров; получается, дальше «начинающей» она не продвинулась. Вот тебе и «звезда» из галактик, о которых с маниакальным жаром твердила Зельда. Снова бред или потуги выдать желаемое за действительное? А может, она все выдумала и не имела никакого отношения к другой актрисе – ни живой, ни мертвой?
  
  Еще одна попытка: возможно, Голливуд Зайну Ратерфорд проигнорировал, но на нее обратила внимание полиция Лос-Анджелеса.
  * * *
  
  Майло взял трубку на втором гудке.
  
  – Только хотел набрать тебя по паре вопросов, а тут ты сам, как из-за куста… Нет, ты все-таки экстрасенс. А ну-ка быстренько: какой у меня номер кредитки?
  
  – Что там у тебя?
  
  – Первое: в саду у Энид Депау нет никакой мерзкой флоры. Сама она точно сказать не могла, поэтому направила меня к своему ландшафтному архитектору. По-видимому, то поместье является одним из его главных достижений, «классическим, но с обновленным акцентом на розах, азалиях, местных фруктовых деревьях с вензелями флористики», бла-бла-бла. Вероятный виновник смерти, как и полагал Бернстайн, – вещество растительного происхождения. По всей видимости, Зельда что-то не то проглотила. Та пара дней и десяток миль, что разделяют ее уход из приюта и место гибели в саду, – на самом деле масса вариантов нырнуть в мусорный бак и угоститься каким-нибудь неправильным овощем.
  
  – Или она могла набрать лекарственных препаратов в приюте.
  
  – И это тоже.
  
  – Сейчас позвоню Эндовер, все ей скажу. Не хватало, чтобы по ее стопам окочурился еще кто-нибудь…
  
  – Ну вот, на сегодня доброе дело сделано, – сказал Майло. – А что, точки космической благосклонности доступны всем. И вот еще что: я тут разговаривал с одним бывшим патрульным из центра. Сейчас он уже в годах, на кабинетной работе, а раньше дежурил на районе. Так вот, он помнит Зельду и подтверждает, что она в самом деле обитала на улицах. Я сличил время – примерно через полгода после того, как закрыли тот сериал; значит, съехала она довольно быстро. Тот коп как раз брал ее на второй ходке и сказал, что на самом деле она попадалась чаще, но он из жалости ее не брал: мол, такая молодая, а уже пробу ставить негде. Он понятия не имел, что Зельда актриса; был уверен, что концы с концами она сводит, торгуя собой, хотя ни разу ее на этом не ловил. Четкой территории у нее не было, ошивалась то тут то там между Скид-Роу и Маленьким Токио – где бордели, наркопритоны, переходы подземки. Но главное – то, что тебя интересует, – ребенка он с ней ни разу не замечал, и это, видимо, хороший знак: она чувствовала, что разваливается, и по-своему подстраховалась. Вот так. Один из светил психологии как-то сказал мне: позитивное мышление полезно для здоровья. Возьми это на заметку. Кстати, зачем ты мне звонил?
  
  В голове плыло. Кое-как сосредоточившись, я рассказал ему.
  
  – Зайна Ратерфорд? – переспросил он. – Никогда о такой не слышал. Скажу вот что: если она значится пропавшей без вести двадцать пять лет назад, то желаю всем удачи. Ты знаешь, сколько концов ушло в воду при переносе бумажек на компьютер?
  
  – Но все равно, можешь проверить? Ты же сам говоришь, позитивное мышление и всякое такое?
  
  Майло рассмеялся.
  
  – Само собой. А сейчас иди и настраивайся на позитив.
  
  – В смысле?
  
  – Мне тебе рассказывать? – упрекнул он. – Иди, целуй свою хозяйку. Со своей хвостатенькой профурсеткой в придачу. Я ее, кстати, вспоминал, когда уписывал второй кубинский сэндвич из догги-бэга. Твоя плоскомордая мамзелька, кажется, без ума от телятины? Уж я-то помню, как она втихаря подбирала под столом мясные ломтики. А потом на меня же тявкала.
  
  – Ты ей оставил чуток поживиться?
  
  – Ага, сейчас… Ностальгия и реальность – вещи несовместные.
  Глава 20
  
  Перед самым моим уходом из кабинета компьютер пиликнул, указывая на входящий и-мейл.
  
   justincabbalerialbrown.edu
  
   Тема: «чё насчет зельды»
  
   «К сожалению, она ушла из жизни»
  
   «нет! ты ее друг?»
  
   «Психолог. Мы можем поговорить? Я могу тебе позвонить»
  
   «вот номер»
  
  Минуту спустя я излагал детали молодому человеку с кротким голосом.
  
  – Трагично, слов нет, – сказал он. – Зельда была прекрасным человеком.
  
  – Вы хорошо знали друг друга?
  
  – Не так чтобы очень, но она была одной из немногих, кто относился ко мне по-человечески. Чего я вряд ли заслуживал: егозил напропалую и вообще с самого начала не хотел сниматься. У меня родители в детстве были актерами – и даже не актерами, а актеришками; дальше рекламных роликов у них дело не пошло, – так они решили отыграться по жизни за счет меня. Ну а когда сериал загнулся, я решил пойти своим путем и всерьез взялся за учебу.
  
  – Ого. Весьма своеобразное восстание.
  
  Он невесело рассмеялся.
  
  – Они все еще тешатся мечтами, что я стану Ди Каприо и куплю им особняк. К сожалению для них, моя специальность – теорфизика. Ну а Зельда была просто клевой; говорила приятности, подбадривала, улюлюкала, когда я врастопырку рассекал по павильону на доске… Народ орет, жмется по стенкам, а мне в кайф – понтярщик был, вытрепистый. У нее, наверное, нелады с рассудком? Я что-то такое подмечал.
  
  – Ты улавливал признаки?
  
  – Я в смысле, что у нее были проблемы. Хотя ничего экстремального я не наблюдал. Иногда ее просто распирало, и она несла всякую бредятину о Боге, об Иисусе… Но это же актеры, они всегда подпадают под всякую такую заумь. Я на этом вырос, научился с этим обходиться и Зельде отжигал встречно. Для меня она была горячей цыпкой, которая хоть и старше, но я у нее не в игноре. Знаете, как это клево, особенно когда тебе пятнадцать.
  
  – Ты не был знаком с Овидием, ее сыном?
  
  – Она его иногда приводила, но он просто сидел и играл один, я на него реально не обращал внимания. А что?
  
  – Мы никак не можем его найти.
  
  – Может, он со своим отцом.
  
  – А кто это?
  
  – Единственный мужик, которого я с ней видел, – такой уже, в летах. Он иногда приходил в павильон, о чем-то рассуждал с ней, настойчивый такой…
  
  – Невысокий, седой, слегка азиатской внешности?
  
  – Да, точно.
  
  – Это ее психиатр.
  
  – В самом деле? – удивился Джастин. – Хотя я слышал, что у нее есть доктор из психушки. Тогда понятно, почему он такой строгий…
  * * *
  
  В восемь вечера позвонил Майло:
  
  – Ну что: хорошие дела у меня все копятся. Есть кое-что и для тебя, по Зайне Ратерфорд. Не из полиции Лос-Анджелеса, а от одного шерифа. Жила та дама в Западном Голливуде. Один из старожилов вспомнил детектива, который над всем этим работал. Парня звали Отис Отт Второй, или «Дабл-О», как его там называют. Я отправил ему сообщение, не желает ли он с тобой пообщаться. Только что пришел ответ: «Отчего бы и нет». Записывай его координаты.
  
  – Дружище, тебе цены нет.
  
  – На том стоим.
  Глава 21
  
  Я набрал отставного детектива Отиса Отта Второго.
  
  – Даб на проводе. Вы тот психолог?
  
  – Да. Алекс Делавэр.
  
  – Насчет Зайны Ратерфорд? – уточнил Отт. – Эхо из прошлого. Никогда не слышал, чтоб у нее была дочь, так что, наверное, вряд ли вам пригожусь.
  
  – Все равно, мы можем встретиться?
  
  – Хотите сводить меня завтра пообедать?
  
  Третий связанный с делом обед, и третий день кряду.
  
  – Куда идем? – спросил я.
  
  – Ну, скажем, «Спаго», – предложил он и со смехом исправился: – Хотя нет, это гастроном, а нам в закусочную. Лучше «Пико», возле «Робертсона». Как насчет полдвенадцатого? Для меня – разминка перед ужином.
  * * *
  
  Отис Отт прибыл туда раньше меня и занял укромный угловой столик, дающий полный обзор входа. Классический детективный ход.
  
  Аккуратный афроамериканец на седьмом десятке, с бдительными карими глазами и широким ртом, едва шевельнувшимся, когда он с легким наклоном головы представился:
  
  – Даб.
  
  Как умелый чревовещатель. Для запугивания подозреваемых идеально. Одет в черный кашемировый свитер и белое поло. Перед ним стояла чашка кофе. Закусочная наполовину пустовала. В основном здесь сонно сидели над супом пожилые люди, а молодые мамаши пытались что-нибудь съесть, поминутно отрываясь урезонить своих малышей.
  
  – Меню мне не нужно, – сказал Даб. – А вам, наверное, да.
  
  – Как насчет мясного ассорти? Звучит неплохо.
  
  – Лет двадцать назад оно и мне ласкало бы слух. А нынче ограничусь грудкой индейки. Здесь, по крайней мере, у нее вкус не картонный.
  
  К столику с теплой улыбкой подошла смуглокожая официантка.
  
  – Элизабет, радость, мне как обычно, а молодому человеку нарезочку.
  
  – Даб, да ты и сам не стар.
  
  – В сравнении с фараоном Тутанхамоном – всяко. Что будем пить, доктор?
  
  – Я – крем-соду.
  
  – Надо же, и тут мы совпадаем… Элизабет, ты глянь – сплошной унисон.
  
  Официантка со смехом отошла.
  
  Даб отодвинул свой кофе и цепко вгляделся в меня.
  
  – Доктор, объясните мне, в чем ваш интерес к Зайне Ратерфорд.
  
  Мой рассказ занял определенное время. Даб слушал не перебивая (еще один плюс для следователя). Когда я закончил, он после некоторой паузы сказал:
  
  – Значит, психическое заболевание? Что интересно, с учетом вашего рассказа: у Зайны ведь тоже были проблемы. Но, как я уже сказал, ни о какой дочке разговоров не велось. Родственников в Лос-Анджелесе у нее однозначно не было. В розыск ее заявил некий брат из Кливленда.
  
  – Вы помните, как его зовут?
  
  – Какой-то Смит – не то Джон, не то Джим или Джо. А может, Боб; что-то на редкость незатейливое. Вы уж извините, времени прошло много, да и общался я с ним только по телефону.
  
  Потянувшись вниз, Даб выложил на столик кожаную папку, из которой достал нечеткое фото.
  
  Увеличенная копия водительского удостоверения, заметно выцветшая. Зайна Ратерфорд была хороша собой. Но даже в ущербном ракурсе полицейской камеры не шла ни в какое сравнение с красотой Зельды, когда та была еще в себе. Лицензия выдана на следующий день после двадцативосьмилетия Зайны и за два года до ее исчезновения. Откровенно говоря, тридцать лет – не возраст, но в Голливуде он считается уже «закатным».
  
  – Можно я оставлю это себе? – спросил я.
  
  – Это ваш экземпляр, – ответил Даб. – Я в свое время располагал единственно оригиналом, который и пустил на листовку… Ну что, напоминает вашу Зельду?
  
  – Сходства негусто.
  
  – Жаль. Я-то думал лицезреть момент истины. Хотя какая, в сущности, разница… Зайну все равно уже не найти. Дело было просто из рук вон. С таким же успехом ее можно было разыскивать в Пакистане, Польше или Бельгии. Или где-нибудь на пригородной свалке.
  
  Он пристукнул кофейной чашкой о стол.
  
  – Пропажа человека отличается от других расследований, потому что вы даже не знаете, было ли вообще совершено преступление. И подступаться приходится издали, исподволь, обычно с большим опозданием. С другой стороны, в отличие от вашего приятеля Стёрджиса, хорошие новости я приносил семьям чаще, чем могло бы показаться. У меня жена – медсестра, и, по ее словам, в полиции я был кем-то вроде акушера.
  
  Принесли еду.
  
  – Здоровая, – болезненно поморщился Даб и, подняв половинку сэндвича с индюшатиной, откусил и опустил на тарелку.
  
  – Вы говорите, у Зайны были эмоциональные проблемы? – учтиво напомнил я. – Интересно, какие именно?
  
  – Хозяйка дома говорила, что она со странностями. Брат никогда этого детально не описывал, но у меня ощущение, что она всегда была проблемным ребенком. Младшая среди своих братьев и сестер. Сам брат казался довольно консервативным.
  
  – Семья относилась к ее актерству с неодобрением?
  
  – Скорее просто не одобряла желания ею стать. Единственное доказательство актерской игры, которое я нашел, – это пара рекламных роликов, снятых бог весть когда; она там была просто на фоне, без всяких реплик. Полагаю, если б ей удалось пробиться, родня запела бы по-другому. Слава решает все. Я связывался с Гильдией киноактеров, и у них на нее ничего не оказалось. В газете ее назвали «актрисой» единственно с моей подачи, чтобы запустить версию. Что-либо иное не подходило для семейного прочтения.
  
  – Она была потаскухой? – задал я вопрос.
  
  – Может быть… Опять же по словам хозяйки дома.
  
  – Той самой, что считала Зайну странной.
  
  – Старая грымза. – Даб покривился. – Но, может, она что-то такое вынашивала. Рассказывала, что пыталась вызвать Зайну на разговор, но та смотрела бог знает куда пустыми глазами, как не от мира сего. Подозревала хозяйка и наркоту, но при обыске квартиры я ее не нашел. Чего не скажешь о бутылках из-под спиртного. Их там было предостаточно, что подтверждает подозрение хозяйки, будто Зайна в пьяном виде водила к себе парней.
  
  – Свидетельство проституирования?
  
  Даб кивнул с выражением боли, словно признавая эту возможность с крайней неохотой. Ассоциировал себя с жертвой. Что опять же выдавало в нем хорошего следователя.
  
  – Хозяйка рассказывала, что у Зайны не было работы – и я действительно не нашел тому опровержения; что она «дрыхла весь день, а затем уходила на улицу расфуфыренная». Если Зайна действительно проституировала, это делало ее жертвой повышенного риска. Но ни в Западном Голливуде, ни в Лос-Анджелесе полиция нравов ее не арестовывала, а когда я отыскал пару местных баров, где она обычно сидела, мне лишь сказали, что она иногда позволяла себе лишку, но клиентам себя не навязывала. А чтобы ее снимали, такого точно никто не помнит. Скорее сочувствовали ей. – Он отрицательно покачал головой. – Итог, доктор: звание «актрисы» она не порочила, а ее дело попало в газету.
  
  – Все те жалобы от хозяйки, – сказал я. – Она не имела планов ее выселить?
  
  – Нет. При всем брюзжании этой старой грымзы, плату за жилье Зайна вносила вовремя, вела себя в целом тихо, и, за исключением ночных визитов ухажеров, жила, в сущности, одиноко. Это и было для меня основным препятствием. Ни друзей, которых можно найти, ни родни в целом городе, только тот твердолобый брат в Кливленде. Вы мне скажите: может, это и был симптом той психологической проблемы?
  
  – Каким образом брат заявил о ее пропаже?
  
  – Он пытался дозвониться до нее на День благодарения, но не смог. Потом еще выжидал целый месяц и лишь тогда обратился, а когда я спросил, почему так поздно, заерзал. Так что о семейной преданности речи здесь не идет. Самое худшее во всех этих поисках – временной лаг. Сродни рыбалке без наживки.
  
  – Как звали ту хозяйку дома?
  
  – Фрэнсис Байнум. Но о ней можно забыть. Ей уже тогда было за восемьдесят, дышала через кислородную подушку. Вечно брюзжала обо всем и обо всех.
  
  – А соседи Зайны? Что можно сказать о них?
  
  – Насчет образа жизни сказать что-либо сложно, но несколько человек подтвердили, что она как бы дистанцировалась. В целом жила неброско, а значит, не оставила и особого впечатления.
  
  Даб откусил кусочек сэндвича, отер салфеткой рот.
  
  – Миссис Байнум у меня симпатии не вызывала, но в своем предположении о занятии проституцией она, возможно, была права. Никаких записей о работе я не нашел, а текущий счет показывал частые, но нерегулярные поступления – сотня здесь, пара сотен там. Кроме того, в прикроватной тумбочке обнаружились секс-игрушки, заодно с презервативами всех цветов и размеров. Если б найти книжку с телефонами, это была бы роскошь, но не свезло. Ничего личного, и всё на этом. Квартира больше напоминала времянку, хотя жила она там уже довольно долго. Думаю, если ее кто-то убил, то все улики он забрал с собой.
  
  – То есть вы считаете возможным убийство?
  
  – Версия наиболее вероятная, док, но я действительно не знаю. Если это произошло у нее на квартире, то кто-то очень хорошо прибрался, не оставив следов. Может, она отправилась по вызову, да только попала не в ту кроватку, а убийца замел следы… Если б нашлась, скажем, ее сумочка, а в ней записная книжка, права да еще ключ от дома, все было бы легче легкого. И, кстати, для вас: ее никто никогда не видел с ребенком. Я понимаю, вам хочется знать, что ребенок той жертвы в порядке, но неужели вы и вправду полагаете, что какая-то сумасшедшая, что-то бормочущая о маме-кинозвезде, может вывести вас к нему?
  
  – Возможно, что и нет.
  
  Поизучав меня взглядом, Даб переключился на сэндвич.
  
  – Я понимаю вас, доктор. Вы будете делать все, что только можете, пока не убедитесь, что других вариантов больше не остается. Таков был и мой подход. Иногда это срабатывало.
  
  – Урожденное имя Зельды – Джейн Смит, – произнес я.
  
  Он опустил недоеденный сэндвич.
  
  – Вот как? Надо же… Ей и тому парню из Кливленда не мешало назваться Хампердинками – что ни говори, а звучит более впечатляюще. Но давайте пойдем по этому пути; скажем, что ваша Зельда действительно была дочерью моей Зайны. Что мы в итоге получаем? Все тех же двух женщин, с разницей в два десятилетия. Даже если б я мог связать вас с ее родней, чего я сделать не могу, вы вряд ли что-либо для себя открыли бы. Мы говорим не о сплоченной семье, а только о том, что мне удосужился позвонить ее брат, и то всего один раз. И когда он говорил о Зайне, это было что-то вроде… Ну совсем уж холодно. Как о посторонней. Вот почему я почувствовал, что она была для них изгоем. – Он улыбнулся. – Хотя это навевает воспоминания. Иного вряд ли можно ждать, беседуя с психологом…
  * * *
  
  Несмотря на то, что ланч как бы был на мне, Даб сделал попытку заплатить:
  
  – Бросьте, доктор. Мои сведения не стоят выеденного яйца.
  
  Я попросил Элизабет завернуть мне сэндвич и положил долларовых купюр достаточно, чтобы она залучилась улыбкой.
  
  – Ладно, будь по-вашему, – сдался Даб, а я проводил его к маленькой синей «Мазде».
  
  Мы опять пожали друг другу руки, уже несколько более сдержанно.
  
  – Желаю удачи, доктор.
  
  – Спасибо. А вы, часом, не помните адрес Зайны?
  
  – Надо же, какой цепкий. Не отпускает… Уэзерли-драйв, между Беверли и Третьей, за углом «Фор сизнс». Только вы ее хибару не найдете. Пару лет назад там началась стройка, до сих пор идет.
  
  Он озаботился проехать мимо того места.
  * * *
  
  Вернувшись, из своего кабинета я позвонил Шерри Эндовер и рассказал ей про колхицин.
  
  – Травяные препараты? – переспросила она. – Хорошо, спасибо за подсказку. Единственное, что мы здесь находим, – это обычная наркота, а не травка в стиле яппи, но все равно проверю. Джуди до вас дозвонилась?
  
  – Джуди? Какая?
  
  – Джуди Марс, из мужского приюта. Она сказала мне, что хочет что-то вам передать.
  
  – Есть соображения, что именно?
  
  – Понятия не имею, – ответила Шерри Эндовер. – Я не из тех, кто подглядывает.
  
  Джудит Марс на мой звонок сказала:
  
  – Извините, затеряла ваш номер. Его мне повторно дала Шерри, я как раз собиралась звонить.
  
  – Спасибо, ценю. Так в чем дело?
  
  – После вашего визита я тут поспрашивала… До сегодняшнего утра Зельду никто не помнил. И тут пришел один из наших бывших, привез кое-что из одежды. Я спросила, и он сказал, что они вместе, как он выражается, керосинили. И что, наверное, важно для вас, – он утверждает, что встречал ее сына.
  
  – Когда это было?
  
  – Я пытала его насчет времени, но он сказал лишь, что по срокам это примерно когда он здесь жил. То есть, получается, около трех лет назад.
  
  Вскоре после закрытия сериала. Незадолго перед тем, как коп из Центрального увидел, что она обитает на улице.
  
  «Съехала довольно быстро».
  
  – Как зовут того человека и как с ним связаться?
  
  – Нам он известен как Чет Бретт, хотя сомневаюсь, что это его настоящее имя. Заявляет, что норвежец, и действительно разговаривает с деревянным таким акцентом. Найти его не так-то просто: он живет в своей машине. Я спросила, как с ним можно связаться, но он меня проигнорировал и ушел.
  
  – Привез одежду, – повторил я раздумчиво.
  
  – Время от времени он это делает. Подозреваю, что роется в пунктах благотворительности. Хотя альтруизм – это же всегда хорошо, правда?
  
  – Альтруизм – это шаг, – ответил я. – Что у него за машина?
  
  – Старая, зеленая. В марках я, извините, не очень разбираюсь.
  
  – А где он примерно может парковаться?
  
  – Однажды я видела его недалеко от нас, восточнее Сансета. В нескольких кварталах слева, если ехать к центру. Там возле строящегося молла есть пара свободных участков. Я ехала из кампуса и видела, как он сидит там на капоте и дует из горлышка.
  
  – Спасибо, Джудит.
  
  – Есть еще одна вещь, по которой его можно опознать. Он такой… для скандинава не вполне типичный по росту.
  * * *
  
  Сколько может в округе обитать бездомных иммигрантов из Норвегии – чтобы рост метр с кепкой, но при этом рвет тельник, что он служил во флоте?
  
  Я набрал Майло и изложил ему детали.
  
  – Чет Бретт, говоришь? – спросил он задумчиво. – Скандинав из него, наверное, как из меня зуав.
  
  – Ты, наверное, большой ценитель лютефиска[26]?
  
  – Ну да, непревзойденный… Сейчас, погоди. – Тюканье клавиш в трубке. – Вот, есть Честер Эрнест Бретт в Согасе, рост метр восемьдесят шесть, белый… Четли Армандо Бретт, Комптон, восемнадцать лет, черный, метр семьдесят девять… Честер Бретт-Лопес, Малибу, латинос, метр восемьдесят два. Твой парень что, по-хитрому маскируется? Может, ходит на корточках?
  
  – Для выяснения подноготной готов внедриться в цирк.
  
  – Неужели настолько приперло? От Даба Отта новости есть?
  
  – Только что с ним разговаривал.
  
  Я коротко изложил итоги встречи.
  
  – Мясное ассорти, говоришь? – с легкой завистью спросил Майло. – Смотри не разжирей. А впрочем, отставить: ты же там, наверное, только и делал, что считал калории. Разве нет?
  
  – Ты проницателен, как моя Бланш. Только она мастерица вынюхивать.
  
  – Сомнительно, если ей не подкидывать кусочки… Насколько я понимаю, кроме фамилии Смит, между Зельдой и Зайной не проявилось никакой четкой связи?
  
  – Ниточка тонкая, но она хотя бы есть.
  
  – Я реально заинтригован.
  
  – В самом деле?
  
  – Называй это эмпатией, Алекс. Общеизвестный факт: идя над обрывом, будь, по крайней, мере учтив со своими друзьями. Я проверю, может Даб что-то упустил.
  
  Трубку в карман я прятал с невеселой мыслью: пропавшая мать, пропащая дочь. И обе мертвые.
  
  Семейная традиция в худшем из вариантов.
  Глава 22
  
  Ничегонеделание ест меня поедом и способно заводить в гиблые места. Я сидел у себя в кабинете, томясь под гнетом негативных результатов. Когда стало совсем невмоготу, оставил Робин записку и поехал в Эхо-парк, в тайной надежде найти пигмея-норвежца, живущего в горохово-зеленой тыкве под видом драндулета.
  
  Пустырь, который описала Джудит Марс, был огорожен забором со строительной табличкой, сиротливо висящей на своей цепочке. Куда ни глянь в обе стороны Сансета, вокруг ни души и ни одной машины.
  
  Таких выездов я больше не делал, а свою пустопорожнюю энергию переключил на ежедневные пробежки в Нижний Бель-Эйр. Маршрут доходил до Сен-Дени, мимо владений Энид Депау, после чего поворот обратно. И так три дня подряд.
  
  Пятнистые от лиственной тени улицы и пологие склоны способствовали хорошей выкладке и позволяли собраться с мыслями. По пути мне встречались белки, кролики и одичалые кошки, раздобревшие на отходах забегаловок. На третий день мне перепала мимолетная встреча с бродячим псом – судя по всему, помесью собаки и койота. Облезлый и сварливый на вид, какое-то время он мне не уступал, и лишь при моем приближении нырнул в гущу невысоких сосен, выдавая свое присутствие единственно сухим шорохом листвы. Как легко здесь исчезнуть… Интересно, пряталась ли где-то здесь Зельда перед тем, как взобраться на стену Энид Депау?
  
  Живя где и как придется, из пропитания имея при себе лишь батончик, быть может, она проголодалась и потянулась за аппетитной луковицей, торчащей среди зелени?
  
  Боль внутри прорастала медленно, но верно. Сколько времени прошло, прежде чем до ее затуманенного рассудка дошло, что что-то идет до ужаса не так? Настолько, что она была вынуждена искать прибежище на чужом заднем дворе…
  
  Сколько времени ей понадобилось, чтобы умереть?
  * * *
  
  При всем обилии фауны единственными людьми, которые мне попадались, были автомобилисты за рулем европейских машин да горничные в форменной одежде, щебечущие меж собой за выгулом пушистых собачек.
  
  На четвертый день я остался дома, решив подзаняться растяжками, а заодно попробовать вспомнить некоторые из подзабытых приемов карате (трепещи, Чак Норрис!).
  
  Затем, покормив в пруду рыбок, принял душ, переоделся и, оседлав свою «Севилью», снова поехал в направлении переулка Сен-Дени.
  * * *
  
  На этот раз я проехал дальше, мимо поместья Депау. Через сотню метров дорога пошла на сужение, а вместе с тем – на уклон. С продвижением на север все более под крутым углом всползали вверх и домовые участки. Через три неполных мили я уже был в нескольких минутах ходьбы от того ранчо на проезде Бель-Азура.
  
  Те два участка, куда забиралась Зельда, отстояли друг от друга ближе, чем я ожидал. Ее что, тянуло конкретно сюда?
  
  Учитывая ее умственное состояние, говорить о логике или о намеренной цели вряд ли приходилось.
  
  Тем не менее я повернул в ту сторону.
  
  Лысая полоса Бель-Азуры излучала все тот же дремотный белесый зной, от которого выцветают глаза. Я повторил по улице траекторию Майло, доехал до тупика и, сделав разворот, как и он, тронулся мимо участка, куда было совершено проникновение. В этот момент из входной двери дома вышла молодая женщина.
  
  Судя по всему, она собиралась на пробежку: леопардовые леггинсы, черная майка, розовый солнцезащитный козырек и найковские кроссовки с розовой оторочкой. Длинные темные волосы завязаны в «конский хвост», а к лодыжке приторочен шагомер.
  
  При виде меня она заметно напряглась и оглянулась на входную дверь, будто помышляя о побеге.
  
  Нервничает. Оно понятно.
  
  Я опустил окно дверцы и, улыбнувшись, выставил наружу свой давно истекший липовый бэйдж консультанта полиции. До уровня офицера, безусловно, недотягивает, но, по крайней мере, какое-то сходство. Особенно если рукой прикрывать свое имя и звание, а печать департамента выставлять ближе к людским глазам.
  
  Женщина посмотрела куда надо, но ничего не сказала. На вид за тридцать, хрупкого сложения – эдакая ведьмочка, не лишенная приятности. Она посмотрела на бэйдж еще раз, взыскательней.
  
  – Простите за беспокойство, – сказал я, – но мы здесь по следам того дела о проникновении на территорию.
  
  Тоже не плюс к табели о рангах.
  
  Рука женщины подлетела ко рту.
  
  – Ее что, выпустили? Думаете, она может вернуться?
  
  Голос севший, сиплый от напряжения.
  
  Я поспешил успокоить:
  
  – Нет-нет, тревожиться вам совершенно не о чем.
  
  Выбравшись из машины, свой бэйдж я тайком спрятал в карман.
  
  – Откуда вы знаете?
  
  – Знаю. Дело в том, что она умерла.
  
  – Вот как… Каким это образом?
  
  – Трагическая случайность.
  
  – Ужас какой… Она меня чертовски перепугала, но все равно я такого никому не пожелаю. Вы здесь затем, чтобы сообщить мне это?
  
  – Вообще-то нет. Я не детектив. Я психолог.
  
  Нос ведьмочки презрительно поморщился. Скрещенные под грудью руки остались на месте.
  
  – Не понимаю.
  
  – В некоторых случаях мы практикуем психологические вскрытия. Пытаемся собрать как можно больше информации о смерти, для базы данных. В помощь людям со схожими проблемами.
  
  Технически это так; я сам несколько раз выносил рекомендации по подобным случаям. Но никогда для таких, как Билл Бернстайн; у него психологическая чувствительность на уровне лося во время гона.
  
  – А-а, – подобрела она, – это действительно благое дело. Я в колледже сама была волонтером в психдиспансере. У меня просто сердце надрывалось от жалости к этим людям, настолько это было прискорбно.
  
  Одна рука опустилась.
  
  – Тяжесть психического состояния – само собой, но это не облегчает того, что случилось с вами, мисс… – Я снова улыбнулся. – Извините, у меня папка в машине.
  
  – Тина Анастасиу. – Опустилась и вторая рука. – Надо же, умерла… Грустно, но, на мой взгляд, предсказуемо. Такая, как она… Знаете, я воспринимала ее как угрозу, но, по сути, ее впору пожалеть. Да, вы правы, все это ужасно. Мы только недавно переехали сюда из Нью-Йорка, и я сама до сих пор не знаю, что… В любом случае крайне печально слышать о том, как все это обернулось для нее. Так что, вы говорите, случилось?
  
  – На пару дней ее поместили в изолятор, а затем выпустили с переводом в лечебное учреждение. К сожалению, она оттуда ушла.
  
  – Могу себе представить, – вздохнула она. – Я видела таких людей в Бронксе: неприкаянные, ходят-бродят туда-сюда, безо всякой помощи… – Она поправила на лодыжке шагомер. – Ладно, мне пора. А то с этим делом и о пробежке забудешь.
  
  – Тина, вы ничего не добавите к тому, что сказали полиции?
  
  – Что именно?
  
  – Ну что-нибудь, проливающее свет на психическое состояние мисс Чейз. Вот вы, скажем, описывали, как она вопила и рыла грязь. А при этом она что-нибудь говорила?
  
  – Разве этого нет в протоколе? – удивилась она. – Того, что она говорила?
  
  – Нет.
  
  – Поразительно. Я же вроде все им рассказала. Вот так: распинаешься, а они только делают вид, что слушают… Конечно, говорила, да еще как. Одно и то же слово, по нарастающей, до истерического визга. «Мама, моя мама».
  * * *
  
  Еще одно предположение подтвердилось. Еще один нолик без единицы.
  
  На этот раз я действительно положил то дело на полку, хотя мысли об Овидии Чейзе меня нет-нет да покалывали.
  
  Через несколько дней (если точно, то десять после смерти Зельды Чейз) мне позвонил Майло и сказал:
  
  – Есть кое-что. Не с водородную бомбу, но… Если ты не занят, может, пообедаем?
  
  Начало одиннадцатого. Завтракал я всего полтора часа назад.
  
  Не водородная бомба, но если он хочет пересечься…
  
  – Не вопрос, – сказал я. – Говори, где.
  
  – У тебя.
  Глава 23
  
  Майло вошел в обнимку со своим ободранным «дипломатом» из зеленого кожзама. По случаю уик-энда на нем было серое поло, бежевые полиэстеровые слаксы, висящие низко, чтобы не стеснять «бемоль», и извечные тупорылые замшевые ботинки (конкретно эта пара исшоркана до грязно-серого цвета; подошва в районе большого пальца заметно отслоилась).
  
  – Чего? – поймав на себе мой оценивающий взгляд, чутко спросил он. – Рик говорит, сейчас это самый писк.
  
  – При удушении?
  
  Пробурчав что-то, Майло взял курс на кухню и занялся там всенепременным осмотром холодильника.
  
  – Не на дежурстве? – спросил я.
  
  – Почему. Просто день медлительный, не нужно ни с кем встречаться. Что-то их многовато последнее время…
  
  – Скучаешь?
  
  – Да почти в коматозе. Граждане Западного Лос-Анджелеса не выполняют свой норматив по убийствам. – Он выпрямился, пятерней смахнул со лба волосы и с укоризной повернулся ко мне. – Ходят слухи. Преступность ниже своего уровня, детективов расплодилось сверх нормы, пора подсократить штаты.
  
  – Тебе-то что. Ты неприкосновенен.
  
  – Ну да. До определенной точки. Выкинуть меня напрямую они не могут, но могут действовать в обход: возьмут и досрочно спровадят на пенсию. Или попытаются сломать мою и без того хрупкую психику, пихая мне всякие мелочи.
  
  – Нападения, грабежи, кражи со взломом…
  
  – Если бы я любил весь день строчить отчеты, то работал бы на правительство.
  
  – А в противовес этому…
  
  – В противовес продолжаю служить военизированной организации, которая использует мои исключительные навыки, героический характер и индуктивные таланты для привлечения плохих парней к ответственности.
  
  Он, наклонившись, придирчиво обшаривал нижнюю полку.
  
  – Что-то вы у меня нынче скупердяи насчет пожрать… Ага, вот с этого, пожалуй, и начнем.
  * * *
  
  Разбив пять яиц на кусочки оставшегося стейка и торопливо измельченной жареной курицы, Майло добросил туда лук, грибы, болгарский перец, сельдерей и цукини, увенчав все это стручочками кайенского перца, чесночной солью и взбитыми сливками. Этот лоснящийся желтый холм размером с кошку он не мешкая перегрузил на тарелку, заправил себе под подбородок бумажное полотенце и уселся.
  
  – Где твой волкодав? Я – Павлов там, где речь идет о кормлении питомцев. Все лучшее детям. Пускай и ей перепадет кусочек.
  
  – Она на задании, вместе с Робин.
  
  – Так ты у нас, получается, одинокий холостяк? Это я удачно зашел.
  
  – Ты там что-то говорил о «почти водородной бомбе»? Не томи.
  
  – А. Этим я обязан Рампарту[27]. – Майло загрузил в себя кус омлета, жеванул, заглотил и изготовился продолжать. – Черт, забыл про запивку.
  
  Я налил ему стакан воды и поставил вариться кофе.
  
  – Сервис на уровне «люкс». Хотя ты и не актер. – Он поднял глаза. – Ой, напомнил про Зельду? Извини.
  
  – Да не извиняйся. Живем, как-никак, под боком у Голливуда, где всё – игра. А по Зельде я настроен решительно.
  
  – Быть оптимистом в отношении ребенка? Похвально. – Отправляя в рот очередную вилку, Майло вильнул взглядом влево. Что-то утаивает?
  
  – Ну так что там про водород? – нетерпеливо напомнил я.
  
  – А вот что. Я тут делаю одолжение Рампарту – помогаю искать пропавшего человека. Женщину. Пятидесяти восьми лет, зовут Имельда Сориано, живет с семьей своего сына в Пико-Юнионе. Точнее, жила. Всю дорогу работала домработницей – через агентства, чтобы больше времени проводить с внуками. Восемь дней назад отправилась на свою нынешнюю работу и не вернулась; с той поры о ней ни слуху ни духу. Лорри Мендес из второго отдела восприняла ее поиски как свой долг перед семьей; там у них какая-то связь. Мы с Лорри вместе работали; девка просто персик, уж прости за гендерный лексикон. Но в поиске она продвинулась не дальше того, что Имельда, возможно, ехала на работу в первом автобусе из двух, которые обычно туда ходят. Так считал водитель первого автобуса, хотя точно уверен не был. А водителю второго вообще все было по барабану.
  
  Он вытер рот полотенцем.
  
  – Зачем я тебе все это рассказываю? А затем, что работа Имельды находится на моей территории. Выйти на управляющего имением Лорри не смогла, а с агентством разговор вышел короткий: «У нас интенсивная текучка кадров, мы ее уже заменили».
  
  – Что текучка – жизнь с семьей сына? – переспросил я.
  
  – Это эвфемизм, Алекс.
  
  – Чего? Незаконной миграции?
  
  Он кивнул.
  
  – Лорри думала, что, может, я смогу как-то повлиять на Вестсайд.
  
  Я сказал:
  
  – Та часть твоей территории, где сидит управляющий, – как она близко от того места, где умерла Зельда?
  
  Под щекой у Майло вверх-вниз ритмично двигался шишак величиною с киви. А вместе с ним смещался и взгляд: вверх-вниз, вверх-вниз.
  
  – Можно дойти пешком. А отсюда доехать на машине.
  * * *
  
  Он выдул две чашки кофе, и мы отправились, сев в анонимный «Шевроле Импала», который я прежде не видел: цвета ржави, а салон с запахом десяти тысяч елок.
  
  Майло погнал машину к югу по Беверли-Глен, а я между делом полез к нему в «дипломат» и вытащил оттуда лист с заметками от руки и увеличенное цветное фото Имельды Сориано. Пропавшая была седовласой, круглолицей, в очках, без наличия судимости или каких-либо других отягчающих факторов. Уже два с половиной месяца она по четыре дня в неделю работала уборщицей в особняке, переданном в ведение фирмы, обслуживающей семейство неких Азизов. Управляющим там был Джейсон Клегг, тридцативосьмилетний белый с несколькими нарушениями ПДД, однажды пойманный за рулем в состоянии «алкогольно-наркотического опьянения» (данные из досье).
  
  Адрес Майло выписал жирным шрифтом, заглавными буквами: «ПЕРЕУЛОК СЕН-ДЕНИ 1». Узкая холмистая полоса, ответвляющаяся на запад от Сен-Дени-лейн. Как раз там я последние три дня делал свои пробежки.
  
  – Да это еще ближе, чем пешком, – заметил я. – Грудничок, и тот сможет туда доползти.
  
  Майло потер себе лицо.
  
  – Да, странновато. И даже по времени: всего через двое суток после Зельды. Хотя не вижу никакой связи. И если б у меня к Лорри не был должок, я бы на это и внимания не обратил.
  
  – А что она такое для тебя сделала?
  
  – Ха. В прошлом году я взялся за дело о перестрелке одной идиотской банды. Моментально вычислил того говнюка, запеленговал его адрес в Эхо-парке, но его самого найти не смог. Не нашли и маршалы, а это значит, что кролик был серьезный. Лорри в Рампарте не только работает, она там родилась. Оказывается, того засранца она знала еще со школы. Нашла его у троюродного брата и помогла организовать арест, как говорится, «без инцидентов».
  
  – Полицейская взаимовыручка. Так приятно, когда детишки ладят друг с другом…
  
  – Ну а как же, – сказал Майло. – В одном городе живем. Или делаем такой вид.
  * * *
  
  На южной стороне раскинулся особняк «под старину» – в тюдорском стиле, увенчанный коллекцией резных каменных дымоходов ручной работы. Он словно нежился на вершине мшисто-зеленого холма, окаймленного гирляндами цветочных клумб. От дороги особняк отстоял довольно далеко, но открывался взору за открытым пространством железной ограды и ворот; возврат к эпохе, когда кичливость превозмогала осмотрительность.
  
  Поместье Азизов занимало северную сторону дороги, а также ее оконечность в форме ложки. Отсюда в той части ничего не просматривалось; к бордюру примыкал плотный пятиметровый фикус, а ворота такой же высоты вдавались внутрь на две длины автомобиля, обнажая широкий проезд, вымощенный черными шестиугольниками из камня. Ворота и боковые столбы тоже были черными и блестели, как лакированная кожа (вероятно, какой-то высокотехнологичный пластик).
  
  На левом столбе чернела видеокамера. Там же проступал черный короб домофона с единственно красным кружком кнопки. А на коробе – резная фигурка сокола, как будто из черного оникса.
  
  – Тепло и гостеприимно, – буркнул Майло, трижды утапливая кнопку звонка.
  
  Зуммер пропищал восемь раз, прежде чем в динамике ожил мужской голос.
  
  – Да?
  
  – Полиция.
  
  Молчание.
  
  Майло повторил.
  
  – Серьезно? – откликнулся голос.
  
  – Серьезней не бывает.
  
  – Ладно. Только смотри, дружок, потом никаких гарантий.
  
  – У нас гарантия одна: правосудие для всех. Открывай. – В объектив Майло сунул свой бэйдж: – На, смотри.
  
  Прошла секунда.
  
  – Без вопросов, – сказал голос.
  
  Створка ворот гладко отошла.
  * * *
  
  Мы поехали по черному каменному проезду, разделенному полосой безупречно подстриженной травы; до стоянки отсюда было примерно с полкилометра. На ее пространстве могло смело разместиться три десятка автомобилей, но в поле зрения были всего два – черный «Рейнджровер» и потрепанный коричневый пикап с садовым инвентарем в кузове.
  
  Позади двора взору открывалось огромное скопление белых плосковерхих кубов – архитектура, венчающая обложки лос-анджелесских глянцевых журналов.
  
  На фоне таких чертогов дом через дорогу казался карликовым. Поместить эту громаду в центр, и у города будет новая концертная площадка.
  
  Майло припарковался рядом с грузовиком садовников, и мы выбрались наружу. Откуда-то из-за всей этой лепнины просачивалось жужжание газонокосилки. Акры зеленой площади перед нами были уже снивелированы до гладкости бильярдного стола. Границы имения оторачивали четырехэтажные деревья; куда ни глянь, ни единого цветка.
  
  – Что это значит на языке психологии? – вполголоса спросил Майло.
  
  – Наверное, «мы не любим цветы».
  
  – Пожалуйста, напомни, зачем я тебя сюда привел.
  
  Мы направились к входным дверям. Они открылись еще до нашего приближения.
  
  Там, освещенный ровным белесым светом, сеющимся из окна в крыше, стоял мужчина лет тридцати пяти. Бледная щетина на голове переходила в пушистую, более светлую бороду. Снизу под ним был белый мрамор. Заднюю стену образовывало стекло из пола в потолок. Все остальные поверхности тоже были оттенками белого – мебель, абстрактные скульптуры на пьедесталах, огромные картины без рам. Тему закругляли белая сорочка, узкие джинсы и лоферы. Заодно с браслетом и циферблатом «Ролекса».
  
  Волосы и бронзовое лицо сочетались с серыми глазами.
  
  Роста невысокого, но накачанный.
  
  – Вы и в самом деле полиция?
  
  – Да, мистер Клегг, – ответил Майло.
  
  – Манн.
  
  – Не понял?
  
  – Я не мистер Клегг, я мистер Штоллер. Манфред. Вот меня и называют Манном. Как Манфреда[28].
  
  Он терпеливо улыбнулся этой своей, похоже, изрядно заезженной шутке.
  
  – Но вы работаете же с мистером Клеггом?
  
  – Я – ассистент Джейсона. Прошу входить. Но учтите, у меня жесткий регламент. Что именно вас интересует?
  
  – Пропала женщина, которая здесь работала.
  
  – Да вы что? – Штоллер поднял брови. – Кто бы это мог быть?
  
  – Имельда Сориано. Работала почти три месяца, поступила к вам от агентства «Мадлен».
  
  – Не сомневаюсь в этом, – сказал Штоллер. – Их услугами мы пользуемся многие годы. Но вот в чем специфика с агентствами: персонал проверяют они, и нам не нужно стоять с ними рядом, а тем более лично.
  
  – Никаких братаний с прислугой?
  
  – Понимаю, звучит немного снобистски. Но, ребята, у нас тут своих вопросов выше головы…
  
  – А Джейсон Клегг не может быть знаком с персоналом ближе?
  
  Штоллер вышел наружу. Солнечный свет его как будто приглушал, а та штуковина в крыше, наоборот, подпитывала.
  
  – Технически этим объектом собственности управляет Джейсон, но на самом деле он всюду и везде, а на мне здесь каждодневное управление.
  
  – «Всюду» значит…
  
  – Он курсирует между всеми резиденциями семьи. В каждой из них по ассистенту, но Джейсон стоит над всеми.
  
  – О каком количестве резиденций идет речь?
  
  – О семи.
  
  – И где, если не секрет?
  
  Штоллер стал загибать пальцы:
  
  – Кроме этой, у нас есть еще Аспен, Кона, Манхэттен, Лондон, озеро Комо и Сингапур.
  
  Он улыбнулся. Без застенчивости, с толикой самодовольства.
  
  – Я понимаю, ребята, звучит помпезно, но это уже разговор о другом мире. Три частных самолета – ангары на трех континентах – и пара яхт океанского класса, одна для Северного полушария, другая – для Южного.
  
  – Не мешало бы еще и третью, – сказал Майло. – Для синхронизации.
  
  – Не удивлюсь, если это уже обсуждается, – улыбнулся на это Манфред Штоллер.
  
  – Получается, Азизы действительно возвысились над средним классом.
  
  Штоллер рассмеялся:
  
  – Можно сказать и так. Не спрашивайте, каким образом, вдаваться в подробности я не имею права. Скажем так: вложились с умом.
  
  – Это надо уметь предугадывать, – сказал я.
  
  – Надо. Мое же умение предугадывать состоит в том – так держать это место в тонусе, на случай если семья вдруг нагрянет сюда, чтобы недолго погостить.
  
  – Когда это, кстати, было последний раз?
  
  – Шесть-семь месяцев назад. Последнее время они предпочитают Европу.
  
  По ту сторону стеклянной стены началось движение. Трое мужчин в хаки взялись расхаживать с газонокосилками по территории, вполне сопоставимой с посевными площадями, и даже покрупнее. Бассейн, теннисный корт, все та же строгая планировка газона и деревьев.
  
  – Интересно, а какой у семьи временной лаг между уведомлением и фактическим прибытием? – поинтересовался Майло.
  
  – Его как такового нет, – ответил Штоллер. – Иногда они сообщают Джейсону, чтобы тот заполнил холодильник, и он отправляет мне СМС-сообщение. Полгода назад им захотелось в «Макдоналдс».
  
  – Получается, они в основном отсутствуют.
  
  – Все равно техническое обслуживание должно осуществляться постоянно. Свое основное время я провожу здесь: впускаю-выпускаю людей, принимаю и делаю звонки. Приглядываю за коммерческой и промышленной недвижимостью. Не по бизнесу, а так: уборка, ремонт.
  
  – Да, дел по горло.
  
  – Как мост Золотые Ворота[29]. Как только заканчивают его красить, пора начинать сначала. Но не волнуйтесь, мне моя работа нравится. Нет и двух дней, чтобы были одинаковы.
  
  – Такой громадине нужен большой экипаж, – рассудил я. – С кем у вас работала Имельда Сориано?
  
  – На самом деле, – сказал Штоллер, – в день у нас только одна уборщица.
  
  – А какая площадь у дома? – задал вопрос Майло.
  
  – Девять тысяч восемьсот квадратных метров, – с готовностью ответил Штоллер. – Хотите верьте, хотите нет, но опыт показывает, что одного человека на смену достаточно. Звучит прижимисто, но семейство бравирует своей бережливостью. – Он истомленно закатил глаза. – И все так или иначе получается. Автоклининг, высокоэффективные сухие фильтры воздуха и прочие навороты в привязке к системе климат-контроля, к тому же бо́льшая часть комнат не используется.
  
  – А насчет мисс Сориано нам поговорить, получается, и не с кем?
  
  – Увы.
  
  – Кроме вас, – извернулся Майло. – Вы-то видели ее регулярно.
  
  Ровные белые зубы Штоллера закусили нижнюю губу.
  
  – Ощущение такое, что меня допрашивают… Я иду вам навстречу, ребята. Но помочь ничем не могу.
  
  – Манн, вы нас тоже поймите. Вот уже больше недели как исчезла мать и бабушка, а ее семья места себе не находит. Она здесь работала, и вы ведь тоже здесь работаете.
  
  – Вообще я помню одну пожилую женщину, которая перестала появляться. Хотя мы с ней всего лишь так, «здрасьте – до свидания». Работницей она была хорошей. Если б не так, мы быстро указали бы ей на дверь.
  
  Майло показал Штоллеру фото. Тот кивнул.
  
  – Значит, это она пропала без вести? Вот горе-то… Когда она не явилась по расписанию, я, грешным делом, подумал, что она слиняла, и пожаловался агентству.
  
  – Через какое время после ее неявки?
  
  – После двухчасового опоздания.
  
  – С мистером Клеггом разговаривал некий детектив Мендес и сообщил об исчезновении мисс Сориано.
  
  – Может, и так, но мне Джейсон ничего не передавал, – сказал Штоллер. – Ну а теперь, за неимением других тем…
  
  – Прошу вас потерпеть еще немного, – попросил Майло. – Как к вам на территорию попадают люди?
  
  – Так же, как и вы. Я проверяю их и, если всё в порядке, нажимаю кнопку.
  
  – А при выходе?
  
  – Внутри ворот есть кнопка, которую можно использовать. Но мы обычно об этом в известность никого не ставим, и выходом заведую я.
  
  Из кармана он вынул маленький белый пульт, усеянный красными кнопками.
  
  – Ну а садовники?
  
  – Они – как и все остальные. А когда что-нибудь сбоит, как, например, при увольнении мисс Сориано, я меняю на воротах код.
  
  – Предусмотрительно.
  
  – Лучше подстраховаться, чем потом кусать локти.
  
  – То есть мисс Сориано могла свободно выйти, но обратно ей бы уже пришлось звонить в звонок?
  
  То же, что и в «Светлом утре».
  
  – Ну да, – сказал Штоллер. – Если не ставить ворота на режим удержания. Я это обычно делаю при вывозе мусора или продолжительной доставке чего-нибудь.
  
  – Ваши камеры, наверное, подают изображение на компьютер.
  
  – И не на один.
  
  – Включая ваш ноутбук?
  
  – Нет. В центральную систему дома.
  
  – Насчет открывания-закрывания ворот: они кодируются отдельно?
  
  Он потряс головой.
  
  – Движение ворот само по себе не запрограммировано. Разумеется, когда кто-то выходит, камера ухватывает это изображение. Охват панорамы на воротах хоть и небольшой, но покрывает весь проезд.
  
  – Неплохо бы посмотреть на это в действии.
  
  – В смысле?
  
  – Будем признательны, если вы покажете картинку нам в движении: как мисс Сориано приходит и как уходит.
  
  – Приходов-уходов там немного. Сюда она приходила, чтобы работать.
  
  – Разве у нее не было перерывов?
  
  – Перерывы, конечно, были. Два на кофе, полчаса на обед. – Штоллер погладил бороду и еще раз взглянул на фотографию. – Отлучалась ли она с территории? Уверен, что да, но всегда в скором времени возвращалась. Понимаю, это, наверное, звучит обезличенно, но вы должны понять, каково мне здесь. Я ведь не сижу, любуясь красотами, а постоянно занят какими-нибудь вопросами – в основном аренды, – поэтому, когда что-то идет отлаженно, я перестаю обращать на это внимание. С точки зрения того, как часто она уходила на перерыв и куда отлучалась, сказать могу только, что о длительном отсутствии речь не идет. Тем более у нее не было машины. Здесь их ни у кого нет; я ни разу не видел, чтобы горничные здесь парковались. Думаю, она могла совершать небольшие прогулки. Вы же не думаете, что кто-то мог на нее наброситься там?
  
  Растерянный взгляд на ворота. Как будто сама мысль о насилии в здешних пределах казалась ему дикой.
  
  Майло сказал:
  
  – Нам нужно охватить все базы, Манн. Так что если б вы ознакомили нас с видеосъемкой за последний месяц, было бы очень здорово.
  
  Штоллер поцокал языком.
  
  – И рад бы помочь, но осуществить это без разрешения никак не могу.
  
  – А от кого нужно разрешение?
  
  – От Джейсона. Вероятно, и ему необходимо будет заручиться чьим-то согласием сверху.
  
  – Чую, это непросто.
  
  – Вы даже не представляете насколько.
  
  – Сколько, по-вашему, времени это может занять технически?
  
  – Не думаю, что так уж долго. Извините, ребята, но это не мое дело. Как вариант можете дать мне свой и-мейл, и я, как только получится качнуть файл, скину его вам.
  
  – Спасибо, Манн.
  
  Вышло как-то по-хипстерски. Но Штоллеру такая манера, видимо, пришлась по душе.
  
  – Да ладно, парни. Всего и делов-то.
  
  – Агентство прислало кого-то на замену Имельде?
  
  Штоллер посветлел лицом.
  
  – О. Что ж это я сразу не сказал… Она сейчас здесь, подождите.
  
  Он исчез за дверью.
  
  – Ты не находишь его поведение странноватым? – тихонько поинтересовался Майло.
  
  – Да, собственно, нет, – сказал я. – Просто человек печется о работе.
  
  – В самом деле? Если так печься о системе безопасности, то я тебя умоляю.
  
  Дверь открылась, и на пороге появился Штоллер вместе с молодой – лет двадцати с небольшим – женщиной в бледно-голубой униформе и с тряпкой для стирания пыли.
  
  – Это Роза Бенитес, – представил он, словно ошарашенный своим открытием.
  
  Мы с Майло улыбнулись ей. Глаза у женщины были огромные, карие и напуганные.
  
  – Буквально несколько вопросов, Роза.
  
  Никакой реакции.
  
  – Она не говорит по-английски, – пояснил Штоллер, – но я знаю испанский. Хотите, переведу?
  
  – Было бы здорово.
  
  Майло показал Розе фотографию.
  
  – Спросите, знает ли она эту женщину.
  
  Было понятно без перевода. Роза вздрогнула и, чуть заметно поежившись, сказала:
  
  – Имельда.
  
  – Спросите, откуда она ее знает.
  
  Штоллер бойко залопотал на испанском. Роза сдержанно ответила.
  
  – От агентства, – дал ответ Штоллер. – Они несколько раз общались в офисе.
  
  – Почему при виде фотографии она занервничала?
  
  Та же процедура.
  
  – Она слышала, что Имельда исчезла, – сказал Штоллер.
  
  – Слышала от кого?
  
  – От других женщин в агентстве.
  
  – У кого-нибудь есть предположения, что случилось с Имельдой?
  
  Ответ Розы был быстрый, но тихий; Штоллеру пришлось податься к ней ухом.
  
  – Никому ничего не было сказано. Это ее и пугает. Неизвестность.
  
  Майло посмотрел на меня.
  
  – Спросите, есть ли у нее какие-нибудь мысли, догадки о том, что могло случиться с Имельдой? – задал я вопрос.
  
  Пять размашистых движений головой из стороны в сторону. Глаза как блюдца.
  
  Я спросил:
  
  – Она может что-нибудь рассказать нам об Имельде? Каким человеком она была?
  
  Штоллер перевел.
  
  Роза пригладила волосы и поглядела куда-то вдаль. Глаза ее увлажнились.
  
  – Muy amigable.
  
  – Очень доброжелательная, – перевел Штоллер.
  
  Роза сказала еще что-то. Штоллер повернулся к нам. Беззаботность сошла у него с лица.
  
  – Она говорит, что это неправильно. Чтобы кого-то такого хорошего и постигла такая участь.
  Глава 24
  
  Манфред Штоллер открыл черные ворота, и мы выехали из поместья Азизов. Майло подъехал к концу квартала и остановился возле обочины.
  
  – Ее нет уже восемь дней, – объявил он. – Кто-нибудь готов поручиться, что она в порядке? Вопрос в том, где это произошло. Что более вероятно: ее во время обеденной прогулки слямзил на Бель-Эйр маньяк – или она столкнулась с каким-нибудь подонком, пробираясь через кварталы, где пышным цветом цветет преступность?
  
  – С точки зрения вероятности или одно, или другое, – вынес я вердикт.
  
  – И что, совсем никаких «но»?
  
  – Есть логика, а есть интуиция.
  
  – Ты же у нас специалист по чуйке.
  
  – Две мертвые женщины в считаных метрах друг от друга, с разницей в несколько дней. Не перебор?
  
  – Я не вижу между ними ничего общего, а с Зельдой, скорее всего, вышел просто несчастный случай.
  
  – Бернстайн пришел к такому выводу методом исключения. Что, если кто-то специально накормил ее колхицином?
  
  – Ты гляди, какие изощренные маньяки водятся в Бель-Эйр…
  
  – Если вникнуть, то для них здесь идеальная среда. – Я рассказал ему о своей встрече с койотом. – Секунду он был передо мной, а потом – раз, и исчез. То же самое, не более, требуется и зверю в образе человека, чтобы выскользнуть из поля зрения. По иронии судьбы, то, что это элитный район, напичканный охранными прибамбасами, делает его гостеприимным для сквоттеров. Огромные угодья с домами, многие из которых нередко пустуют. Перелез через стену, обманул сигнализацию и живи в свой кайф незамеченным, иной раз и подолгу. А если говорить о плохом парне с навыками выживания, то он может кое-что знать и о свойствах растений, для самых разных целей.
  
  – Или он бомж с подагрой… отставить. Она ведь, кажется, удел богачей?
  
  – Вовсе нет, – сказал я. – Болезнью королей ее раньше называли потому, что чрезмерное употребление мяса и моллюсков могло приводить к приступам, а у простонародья в рационе не было ни того ни другого. Хотя развиться она может у любого, у кого есть к ней склонность. А если вдуматься, то для того, чтобы вызвать в человеке лютость, нет ничего более подходящего, чем хроническая боль.
  
  – Безумец, исходящий от боли в пальцах ног злобой на весь мир, – картинка что надо. – Майло побарабанил по приборной доске. – Ты заметил того койота, потому что был…
  
  – На пробежке.
  
  – Ну ты и выбрал себе место для тренировок…
  
  – Место – самое то, – сказал я. – Хочу тебе кое в чем признаться. Я вернулся туда, чтобы наконец вытравить у себя из организма смерть Зельды и исчезновение Овидия. Получалось не очень, и на четвертый день я поехал на Бель-Азуру. По случайности, женщина, на чей участок забралась Зельда, оказалась снаружи возле дома. Мы поговорили, и она сказала мне кое-что, не фигурирующее в полицейском протоколе: Зельда, когда когтила грязь, кричала о своей матери.
  
  – Значит, твоя гипотеза была верна.
  
  – Верна, но бесполезна. В тот момент я действительно решил отойти от того дела.
  
  – А тут звоню я, рассказываю про Имельду и везу тебя сюда. Ну а для чего, по-твоему, нужны друзья?.. Ладно, давай сматывать отсюда удочки.
  
  – Две женщины, с интервалом в двое суток, – сказал я. – Имельда работала здесь несколько месяцев, что делало ее легкой мишенью. И вот теперь мне интересно, а не могла ли Зельда попасть под прицел, побродив здесь пару дней? У себя на одометре[30] я проверил расстояние между этим местом и Бель-Азурой. Оно короче, чем я предполагал, – меньше трех миль. Это значит, что она могла легко покрыть его пешком. Что же такое они продают в нескольких кварталах от Сансета? Карты домов звезд? На Бель-Эйр она могла зациклиться, внушив себе, что мама была голливудской звездой, а не лузершей, работавшей девушкой по вызову. К сожалению, она навлекла на себя хищника.
  
  – Плохой парень выходит из кустов и предлагает ей мерзкий травяной чай? Быть может, кто-то в состоянии Зельды на это и повелся бы, но как на это могла клюнуть Имельда?
  
  – Ничто не говорит, что она сделала это. Он понял, что ему нравится убивать людей, и решил повторить это дело через пару дней, на сей раз прибегнув к внезапному броску.
  
  – Затащил ее в кусты.
  
  – Это объясняет, почему ее тело до сих пор не найдено.
  
  – Разлагается на одном из этих участков, – повел рукой Майло. – Если он на самом деле существует.
  
  – Может, мы не на правильном пути, – сказал я. – И это не сквоттер с навыками выживания, а тот, кто сливается с толпой.
  
  – Богач-извращенец, живущий за высокими стенами? Теперь мне остается одно: ходить от особняка к особняку и спрашивать у хозяев, выращивают ли они ядовитые растения… Позвоню Лорри Мендес и сообщу ей, что речь идет о сквоте.
  
  – Исповедь без пастырского благословения.
  
  – Принимай искупление где можешь, парень.
  * * *
  
  На следующий день Майло позвонил мне с сообщением, что Манфред Штоллер действительно скинул ему съемку с камеры.
  
  – Я даже не ожидал. Имельда регулярно появлялась там три месяца, но я все отсмотрел. Не так уж и сложно – народ там мелькает нечасто, а она возникает у ворот строго по часам, как оловянный солдатик. Кофе-брейки у нее обычно проходили у особняка, то же самое можно сказать и про обеды. Но восемнадцать раз она брала с собой ланч-бокс за территорию и всегда возвращалась строго в пределах двадцати пяти минут. Камера ловит, как она идет вдоль проезда и поворачивает направо, что вполне логично, так как слева тупик. К сожалению, насчет ограниченного диапазона Штоллер был прав. Выяснить, как далеко она уходила, нет возможности.
  
  – Если оборачивалась за двадцать пять минут, значит, отлучаться далеко не могла.
  
  – Да, но все равно это никуда не ведет. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Лорри согласна. Семье она сочувствует, но свое дело продолжает. Неплохо для всех заинтересованных сторон, верно?
  
  – Совсем неплохо.
  * * *
  
  Едва повесив трубку, я пробежался до Сен-Дени-лейн и замерил там время ходьбы от поместья Азизов до ворот Энид Депау. Даже с учетом того, что свой темп я намеренно замедлял до неспешной походки шестидесятилетней женщины, вышло всего четыре минуты. Остается уйма времени, чтобы послоняться вдоль дороги, перекусить или с кем-нибудь поболтать.
  
  Не замечая, что за тобой вкрадчивой тенью следует провожатый.
  
  А затем привычно возвратиться к месту работы.
  
  До наступления рокового дня.
  
  Опять же трусцой вернувшись домой, я принял душ, переоделся в респектабельную одежду и, сунув в карман свой бэйдж консультанта и фото Имельды Сориано, возвратился к тому месту уже на машине. Припарковавшись возле тюдоровского особняка и пройдя по южной стороне улицы, позвонил в звонок возле ворот соседнего особняка.
  
  – Да? – послышался надтреснутый пожилой голос.
  
  – Извините за беспокойство, сэр, но полиция расследует дело о пропаже человека, и я хотел бы показать вам фотографию. Мы можем поговорить прямо у ваших ворот.
  
  – Кто там пропал?
  
  – Женщина-домработница, через дорогу.
  
  – Ну и народ, – проворчал голос. – Ждите, иду.
  
  Спустя пару минут входная дверь особняка отворилась, и по обсаженной гортензиями дорожке начала осторожно спускаться согбенная седовласая фигура, припадая на пару алюминиевых локтевых костылей.
  
  Потребовалось некоторое время, прежде чем взгляд вобрал детали. Редкие седые волосы, дряблое лицо, глаза в сети морщин. Несмотря на теплый день, на костлявых плечах твидовый пиджак; клетчатая рубашка, зеленый шерстяной галстук с большущим узлом и высокие тупоносые ботинки (один каблук заметно выше другого; предположительный диагноз – перенесенный в детстве полиомиелит, усугубленный возрастом). К тому моменту как старик добрался до меня, он уже тяжело дышал.
  
  – Прошу простить за неудобство, сэр, – сказал я.
  
  – Да нет проблем. Мне всё одно говорят, что нужно движение. Вон те владения, да? Вам удалось побывать внутри? Мне вот так и не удалось.
  
  – Вчера, ненадолго.
  
  – Рука закона… Ну и как там? На что похоже?
  
  – Представьте Пентагон на гормонах роста.
  
  Он рассмеялся:
  
  – Современная крепость, да? А дальше что? Радиоактивный ров, компьютеризованные бойницы и ядерные крокодилы? Я даже не удивлюсь. Когда возводилось это чудище, все обстояло безумно скрытно. Сначала поставили стены и ворота, и лишь потом дом. Грузовики въезжали и выезжали, но ворота никогда не оставались открытыми настолько, чтобы подробно разглядеть, что происходит, кроме растущей кучи снежных кубов. Которые, к сожалению, не тают. Я подозреваю, именно такая скрытность имеет место, когда надругаются над землей.
  
  Он переместил свой вес с одной трости на другую.
  
  – Не вижу смысла сносить хорошую архитектуру… ну да вас это не интересует. – Улыбка обнажила зубы, похожие на зерна кукурузы. – Я бы пожал вам руку, но они мне обе нужны для равновесия. Чарльз Маккоркл. Чем могу вам помочь?
  
  – Как давно вы здесь живете, мистер Маккоркл?
  
  – Да уж сорок два годка, сорок третий пошел. До этого у меня было всего два соседа. Первый – Сидни Лэнскомб, директор фирмы. Он продал дом Эрлу Маггериджу, дилеру «Кадиллака». У обоих только деньги на уме, но семьи были вполне приличные; у Лэнскомба сын, кажется, учился в Йеле… Дети играли друг с дружкой, мы даже держали лимонадные киоски. Не то чтобы что-нибудь серьезное, а так, для потехи домочадцев. Дело в том, дорогой мой, что мы здесь действительно жили одним миром. Кроме того, дом, который теперь снесен, был классическим георгианским особняком в духе Пола Уильямса. Великолепная вещь, такая выверенная, с нормальной кованой оградой и навершиями в виде копий. Воздух свободно перемещался, все продувалось, природа вокруг была свежей. И вот понаехали эти, все запечатали… С какой целью, одному Богу известно. А может, Аллаху… надеюсь, мне так можно выражаться? Или уже есть новое ограничение в Конституции, насчет которого я не в курсе с той поры, как ушел из юриспруденции?
  
  Я просунул между прутьями ворот фото Имельды.
  
  – Конечно, я ее знаю, она из их домашней обслуги. Наши пути, случалось, пересекались; она всегда улыбалась и здоровалась. Я говорю «случалось», потому что на улицу выбираюсь не часто. Дайте мне мои книги, мою «Амати» – скрипка такая, старинная, – и мне этого вполне хватает. Так это ее разыскивают? И давно?
  
  – Девять дней. Она уехала на работу, но здесь не появилась, а потом не вернулась домой.
  
  – О боже, – вздохнул Маккоркл. – Я так понимаю, ничего хорошего не предвидится… Вы полагаете, к этому как-то причастны они?
  
  – Вовсе нет, – ответил я. – Мы просто пытаемся проследить все ее движения.
  
  – А где ее дом, в который она уже не возвратилась?
  
  – В Пико-Юнионе.
  
  – О-о, – скептически протянул Чарльз Маккоркл. – Она была на машине?
  
  – Нет. Ездила на автобусе.
  
  – Вот. То-то и оно. А теперь вдумайтесь, молодой человек: автобус оттуда идет сюда через трущобы, через всякие гетто, или как их там называют. Почему вы считаете, что трагедия произошла именно здесь?
  
  – Мы не считаем, мистер Маккоркл. А просто собираем факты.
  
  Он возвратил фото.
  
  – Извините, помочь ничем не могу. Чертовски жаль. Впечатление она оставляла весьма приятное.
  
  – Вы когда-нибудь замечали, чтобы она с кем-нибудь общалась, разговаривала?
  
  – Никогда, – ответил Маккоркл. – Разве что с остальной прислугой.
  
  Как будто это было не в счет.
  
  – С кем-нибудь из них конкретно?
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Вы знаете, на кого именно они работали?
  
  – С чего бы? Для меня они все на одно лицо. Выгуливают собак, чешут языки с другими выгульщиками… Ее я с собакой вроде ни разу не видел. – Он поглядел на другую сторону улицы. – Их культура собак вообще допускает? – спросил он и подмигнул: – Или они их только едят?
  
  Я спросил:
  
  – Здесь есть какие-нибудь другие проблемные соседи?
  
  – Кроме этих? От личных встреч меня бог уберег. Но все больше и больше доводится слышать о красивых классических домах, которые сносят лишь для того, чтобы заменить их каким-нибудь уродством. – Его выцветшие от старости глаза проплыли мимо меня в сторону той усадьбы. – Вон, полюбуйтесь на те воротца. Герметичные. Пластиковые. Вы там внутри заметили хоть что-нибудь эстетически оправданное?
  
  – Я не специалист, мистер Маккоркл. Спасибо, что уделили мне время.
  
  – Это я должен вас поблагодарить. Теперь я могу сказать своим надоедам-детям, что свою норму упражнений на сегодня выполнил.
  
  Он начал медлительное восхождение обратно к своему дому, а я вернулся в «Севилью». И, лишь тронув рычаг передачи, понял, чего нам не хватало в разговоре.
  
  Его тянуло посплетничать, но он ни разу не упомянул о смерти Зельды.
  
  Слишком пустяковое событие, чтобы гулять на уровне местной молвы? Не сказать чтобы этот район действительно был «миром», о котором он здесь вздыхал. Как известно, уединение – наивысшая роскошь, но, несмотря на ностальгию мистера Маккоркла, сомнительно, чтобы здешний уклад когда-либо имел другое обличье.
  
  Хотя все равно грустно.
  
  Короткая, мучительная жизнь. Миг – и она уже оборвалась.
  Глава 25
  
  Следующие несколько дней, не питая иллюзий насчет успеха, я продолжал бегать по переулку Сен-Дени.
  
  При двух погибших женщинах что уже может помешать спокойно оглядеться?
  
  Само собой, истинная причина была для меня не секрет: моя хроническая хандра, обусловленная незавершенностью дела.
  
  Помогая пациентам с оценкой их проблем, в качестве критерия я нередко использовал жизненные сбои. Если симптомы не нарушают вашу жизнь, то можете о них и не переживать.
  
  Себя я убедил, что отлично справляюсь с поддержанием здорового баланса: уделяю время Робин, нахожу возможность поразмять Бланш, утренние прогулки с которой теперь больше напоминали занятия аэробикой.
  
  Я рассортировал папки с документами, привел в порядок гараж, полдня провел за сменой воды в пруду (что давно не мешало сделать), взял новое направление из семейного суда.
  
  И вроде все шло гладко, если не считать вопросов, которые я оставил при себе.
  
  Утром во время моей восьмой ежедневной пробежки (восемнадцатый день со дня смерти Зельды Чейз) я заметил белый фургон, остановившийся у передних ворот поместья Депау. С водительского сиденья протянулась женская рука и набрала въездной код.
  
  В фургоне как таковом ничего таинственного не было. Наоборот, его назначение наглядно демонстрировала бирюзовая надпись под мордашкой задорной красотки а-ля пятидесятые: блузка заправлена в коротковатые штаники, светлая прическа перехвачена косынкой, в одной руке метелка, в другой – совок.
  
   КЛИНИНГ «БЕЛАЯ ПЕРЧАТКА»
  
   ВАШЕ ЖЕЛАНИЕ ДЛЯ НАС ЗАКОН
  
  А ниже – номер для бесплатных звонков.
  
  Звонко стукнули, открываясь, ворота, и фургон въехал на участок, открывая взгляду дорожку, по которой я поднимался в ночь, когда увидел труп Зельды. Створки сомкнулись – и у меня в мозгу засвербело.
  
  Может, стоит сообщить Майло? Или это просто очередной симптом невротического упорства?
  
  На обратном пути домой я поприкидывал и так, и эдак. Прибежал, принял душ, побрился, оделся, выпил кофе, съел тост, после чего отправился в студию Робин, поболтал с ней, погладил Бланш, а затем расположился у себя в кабинете и пошерстил электронную почту.
  
  Потратил уйму времени, проверяя, унялся в голове тот зуммер или нет.
  
  И поднял трубку телефона.
  * * *
  
  – Клининговая служба? – переспросил Майло. – Тебе бросилось в глаза, что…
  
  – Помнишь, Энид Депау сказала, что у нее есть горничная? Женщина, что ездила с ней в пустыню. Которой она по возвращении в Лос-Анджелес дала выходной. Так зачем ей, спрашивается, при наличии горничной клининговая контора?
  
  – Хозяйство-то большое, – заметил Майло. – Может, помощь дополнительная требуется…
  
  – Ну да, возможно…
  
  – Алекс, – напустился он, – что вообще за хрень? И зачем ты туда все время возвращаешься?
  
  – Понимаешь ли…
  
  – Понимаю, понимаю. Что тебя гложет?
  
  – Мы знаем, что Имельда была общительной и что в обед она иногда отлучалась из поместья Азизов. Единственные люди, которых я обычно вижу во время пробежек, – это домашняя прислуга, занятая разговорами друг с другом. Сосед через дорогу от Азизов – да, я с ним разговаривал – все это подтвердил. С Имельдой он пересекался редко, потому что по здоровью прикован к дому. И если она с кем-то общалась, так это с такой же, как она, домработницей. Там в двух шагах живет Депау, а потому есть большая вероятность…
  
  – Что работница Депау болтала с Имельдой. Ты об этом?
  
  – Что, если Депау вызвала сервис потому, что ее горничная взяла и не появилась? Что, если там и вправду орудует сталкер, намечающий себе женщин в униформе?
  
  Майло издал вздох.
  
  – Опять двадцать пять. Затаившийся псих, маньяк-одиночка… Хочешь сказать, что его вкусы распространяются и на бездомных психопаток? Я ведь говорил с Бернстайном, и тот ясно сказал мне: ему нужны веские доводы в пользу того, что смерть Зельды не была несчастным случаем.
  
  – Да ладно, забудь. Извини, что впустую трачу твое время.
  
  – Впустую ты его никогда не тратишь, – проворчал Майло. – И это печет меня до печенок. Ты делаешь жизнь интересней, и игнорить тебя мне просто боязно. – Он издал смешок. – А все потому, что ты случайно увидел фургон… Твой разум – страшное место, доктор Делавэр.
  
  – Звонок к Депау может легко все прояснить. Дополнительная помощь или все-таки неявка.
  
  – Последнее, что мне нужно, – это пугать местных жителей. У этих людей есть влияние, а их жалобы не суют под сукно. Кроме того, как я могу объяснить свой внезапный интерес к ее кадровым вопросам? Переход от убийства к трудовым отношениям?
  
  – Хороший вопрос, – сдался я. – Надо над ним подумать.
  
  – Как всегда, тебе есть чем заняться.
  * * *
  
  Спустя час ненавязчивый подход к Энид Депау был придуман. Майло, дескать, наводит справки, как там всё после инцидента с Зельдой, – и вот я просто интересуюсь, как идут дела. Не замечал ли кто-нибудь из прислуги что-нибудь по соседству, может, есть что обсудить?
  
  Все во имя незыблемости общественного спокойствия.
  
  Но вместо того чтобы сообщить об этом Майло, я по-дилетантски прикинул, когда примерно «Белая перчатка» закончит работу в доме на Сен-Дени-лейн, и в три сорок пять вернулся в Нижний Бель-Эйр, где припарковался к югу от поместья Депау.
  
  По-дилетантски потому, что я понятия не имел, сколько в фургоне уборщиков и какой у них там фронт работ.
  
  Я прождал тридцать пять минут. За это время вокруг не объявилось ни одной живой души, и я уже начал задаваться вопросом, не шла ли речь об элементарном коротком визите, чтобы смахнуть пыль с мебели и пола. На пять вечера я наметил отъезд и уже собирался заводить мотор, когда ворота в поместье раскрылись и оттуда вынырнула белая морда фургона, направляясь к проезжей части.
  
  Я выскочил из «Севильи» и гуляющей походкой двинулся навстречу. Обозначившись на виду, с улыбкой взмахнул рукой.
  
  Фургон остановился. Водительское стекло было опущено. За рулем сидела молодая латиноамериканка, а рядом – еще более юная, обе с водичкой в бутылках. На обеих розовые рубашки с логотипом, венчающим нагрудный карман: надпись «Белая перчатка» и метелка. Смоляные волосы водительницы кокетливо перехвачены банданой. Хорошенькие, обе. «Тонио» – вещала татушка на шее водительницы.
  
  – Привет! – поздоровалась она.
  
  – Привет-привет. А я тут рядом живу. Иду и думаю, кто бы у меня приборку сделал…
  
  – Так это наш профиль, – сказала она с подмигом. – Делаем все влёт.
  
  – А давно тут работаете?
  
  – Недели две? – Девушка обернулась к своей компаньонке.
  
  – Типа того, – подумав, ответила та.
  
  – Дом-то не маленький, – заметил я.
  
  – Ничего, мы привычные. – Водительница залихватски махнула рукой.
  
  – А миссис Депау даст вам рекомендацию?
  
  В ответ озадаченные взгляды.
  
  – Кто-кто? – переспросила девушка с пассажирского сиденья.
  
  – Хозяйка этого дома.
  
  – Я такой не знаю.
  
  Водительница потянулась назад, подняла сумочку, порылась в ней и протянула мне визитку.
  
   Дж. Ярмут Лоуч
  
   «Ривелл Уинтерс Лоуч Рассо»
  
   Партнер
  
  И адрес пентхауса в даунтауне, на Седьмой улице.
  
  – Этот человек – владелец дома?
  
  – Он нас сюда отправил, дал ключ.
  
  – А миссис Депау дома нет?
  
  – Там никого. Мы от фирмы, поэтому нам доверяют. – Солнечная улыбка. – И вы можете довериться.
  
  Старший партнер в белых туфлях, на побегушках у важного клиента.
  
  – Хорошо, я с ним поговорю.
  
  – Карточку-то нашу возьмите.
  
  Дешевенькая, бежевая. Офис в Западном Лос-Анджелесе на Пико, рядом с Сентинелой. Когда я брал карточку, пальцы девушки вкрадчиво тронули мои, а молодая шея вытянулась, отчего татушка «Тонио» сделалась заметней.
  
  Ресницы зазывно трепетнули.
  
  – Зовите. Не пожалеете.
  
  Дождавшись, когда фургон отъедет, я вынул сотовый.
  
  – Могу себе представить, – сказал Майло.
  
  – Я снова на Сен-Дени. Прошу, воздержись от комментариев, пока я не закончу. Минуту назад я разговаривал с уборщицами из «Белой перчатки». Они здесь работают около двух недель, то есть не больше двух дней после исчезновения Имельды. Это первое. Второе: Энид здесь нет. Участком заправляет ее адвокат.
  
  – Могу теперь я сказать? – сухо спросил он.
  
  – Валяй.
  
  – Может быть, горничная не захотела работать в месте, где обнаружился труп. Или она уже подумывала об уходе, и это стало последней каплей. А может, она сейчас в отпуске. Или, коли уж мы такие дотошные, возможно, Энид решила, что ей нужно развеяться, и прихватила горничную с собой. Типа, обратно в пустыню. Эти персонажи своих чемоданов не носят.
  
  – Адвокат мог бы это подтвердить.
  
  Секундная пауза.
  
  – Как звать того поверенного?
  
  – Ярмут Лоуч.
  * * *
  
  – Ох, как поэтично… Прямо-таки Томас Элиот. Ну-ка, наведем о нем справки… погоди… ага, вот он. Что и говорить, мужчина видный, вальяжный, настоящий директор… Крупная фирма в центре, он в ней старший партнер… специализируется на… доверительном управлении имений. То есть вполне может быть мальчиком на побегушках при богатой госпоже. Теперь тот же вопрос, что я поднимал насчет старухи Энид: под каким благовидным предлогом можно отзвониться?
  
  – Я тут придумал кое-что для нашей миссис, а с ее поверенным, думаю, будет попроще.
  
  Я рассказал.
  
  – Лестное наблюдение. Это потому, что я такой заботливый коп?
  
  – Ты присматриваешь за дворянами. А богатые привычны к тому, что их холят и лелеют.
  
  – Узна́ю я, скорее всего, что горничная выметает песок из шатра своей госпожи, – но позвоню обязательно. Может, тогда уже смогу перейти к более прибыльным занятиям.
  
  – В правоохранении есть какая-то прибыль?
  
  – Определенно. Духовная.
  * * *
  
  Через два часа он мне позвонил.
  
  – Мистер Лоуч оказался недоступен, но я связался с его довольно разговорчивой ассистенткой. Кто такая миссис Ди, она понятия не имела, но когда я сказал, что разыскиваю по полицейской линии ее горничную, это произвело на нее впечатление. Она подняла папку миссис Ди и нашла там имя горничной вместе с адресом. Алисия Сантос. После двух лет работы уволена, на следующий день после смерти Зельды. Причина увольнения не указана. Водительских прав нет, но есть номер телефона. Я позвонил. Трубку взяла опять же женщина, но говорила она только на испанском, поэтому я попросил одного из моих сержантов, Джека Камфортеса, перевести. Зовут ее Мария Гарсия, они вместе с Алисией Сантос снимают комнату. Так вот, она не видела Сантос с тех самых пор, как та ушла на работу в день своего увольнения. Сказала, что обратилась в полицию, но в какой именно участок, ответить затруднилась. Домашний адрес рядом с Альварадо, все в том же Рампарте, поэтому я позвонил Лорри Мендес: никакого заявления о пропаже там не зафиксировано. Может, соседка по комнате что-то сделала с Алисией и пытается скрыть следы? Исключать нельзя, но Лорри и Джек считают, что более вероятна версия нелегальной миграции. Надеюсь, девушка будет еще на месте, когда мы с Лорри к ней заскочим.
  
  – «Когда»? Не «если»?
  
  – За неполных три недели пропадают три женщины. И ты меня подкалываешь насчет грамматики?
  Глава 26
  
  У детектива Лорены Масиас Мендес была кожа цвета корицы, медвяно-светлые волосы, черные глаза и лицо как на ацтекских фресках. Мы встретились с ней на Шестой улице, недалеко от парка Макартура. Вдоль границы парковой зоны слонялись несколько седоватых мужчин. С нашим появлением они довольно быстро ретировались.
  
  – Городское обновление, – выразил мысль Майло.
  
  – Новая стратегия городского совета, – поправила Мендес. – Ну что, вводите меня в курс дела.
  
  Все то время, что мы с Майло говорили, она смотрела на озеро, по нескольку секунд сосредотачиваясь на одном месте, а затем перемещая взгляд на новую цель.
  
  Взгляд был цепким, как камера видеофиксации. При этом Мендес не теряла нити разговора.
  
  Во время очередной паузы Майло спросил:
  
  – Лорри, в парке что-то происходит?
  
  – Что?.. Ой, извините, ребята. Высматривала по привычке наркоманов, как во времена моего здесь патрулирования. – Она с грустинкой покачала головой. – Здесь могла быть такая красота… А вот загадили все, превратили в общую свалку.
  
  – Замечаешь что-нибудь подозрительное?
  
  – Подозрительного хоть отбавляй, только нас сейчас это не касается.
  
  Посередине четвертого десятка, среднего роста, крепко сбитая, Мендес носила серый твидовый пиджачок, черные брюки и красные туфли на низком каблуке, при этом не расставаясь с черной кожаной сумочкой. Одежда сидела на ней ладно, но пистолет под пиджачком все же выделялся. А может, так и было задумано.
  
  Майло завершил рассказ, и Мендес, вздохнув, сказала:
  
  – Кто знал, что с этой пропажей все так обернется? Обычно я так не поступаю, но двоюродная сестра Имельды знает друга кузена моей двоюродной бабушки и так далее. Как только я об этом услышала, у меня появилось дурное предчувствие. Речь идет о женщине, которая, если не работала, редко выходила из дома. Никаких пороков у нее не было, ухажеров тоже. Первым делом я, понятно, поглядела на ее сына и невестку, опросила их и вникла во всякие окольные слухи. Если они симулируют горе, то им впору дать «Оскар», а вообще никто и никогда не замечал между ними и Имельдой ничего, кроме нежной привязанности. Поэтому я действительно хотела бы дать им какой-то ответ. Но чтобы мама была частью какой-то извратной истории на Бель-Эйр… Вы действительно так думаете?
  
  Майло пожал плечами:
  
  – Выводы делать еще рановато, но исчезновение Алисии Сантос поднимает вероятность такого расклада на несколько румбиков вверх.
  
  – Две дамы исчезли фактически из одного района, – сказала Мендес.
  
  – И те дома находятся буквально в нескольких минутах друг от друга.
  
  Мендес тихо присвистнула и еще раз оглядела парк.
  
  – Наркоторговля прямо в открытую, позорище… Я еще могу понять, если что-то такое произошло с Имельдой возле ее дома. Но бедняжка едет в самую безопасную часть города, и там ее хватает какой-то псих? Больше напоминает фильм ужасов. Доктор, а вы усматриваете связь между теми двумя домработницами и вашей пациенткой?
  
  – Пока еще ничего не надумал, – ответил я.
  
  – Хотя кто знает, что движет маньяками, – заметила Мендес. – Ладно, давайте начнем с того, что попробуем вывести за скобки соседку той Сантос.
  
  Мы втроем сели в анонимную машину Майло. Когда тот завел мотор, Лорри позвонила на патрульный пост Рампарта и указала, что им следует искать в парке.
  * * *
  
  Алисия Сантос и Мария Гарсия жили в размалеванной граффити четырехэтажной развалюхе на Хартфорд-авеню, рядом с Четвертой улицей. Просторная комната на втором этаже, которую они занимали, помимо жилой зоны вмещала также незаконно встроенную кухоньку. По закону, права входить в чужое жилье мы не имели. Но здание регулярно инспектировалось санитарным надзором, поэтому, когда Майло попросил дать нам войти, бородатый паренек-консьерж с бежевыми дредами и бэйджем «Х. Гэллоуэй» пожал плечами и дал нам свой универсальный ключ. Не пытаясь даже пригасить гангста-рэп, бубнящий басами из динамика.
  
  Мы поднялись по лестничным пролетам и четверть пути шли по заскорузлому линолеуму коридора, пахнущего несвежими запахами. Из хлипкой двери на другом конце шла волна прогорклого табака и клопомора, вперемешку с фруктовым одеколоном и тальком. Характер запаха зависел от того, в каком месте вы сейчас находитесь.
  
  Домом это назвать сложно, но сама комната содержалась в чистоте: израненный дощатый пол чисто вымыт, кровать безупречно заправлена перламутровым покрывалом, а посередке лежит аляповатая подушка в форме сердца. Пара шатких тумбочек надраена лимонной полиролью, флакон которой стоит тут же на комоде. Туалетные принадлежности и средства гигиены помещены в разделенной надвое нише. Слева стоит четверка фотографий в дешевых рамках.
  
  На двух снимках между пожилой парой стояла худенькая молодая простушка. Мужчина был в раскидистой шляпе; топорща седые усы, он приобнимал женщину в мешковатом платье. На заднем фоне из плоского глинистого рельефа выглядывал глинобитный домишко. На подворье копошились куры, а позади в нескольких шагах стоял ослик с провислой спиной.
  
  На третьем фото представала ширококостная женщина лет сорока, с короткой стрижкой и тяжелой челюстью. Прислонясь к павлиньи-синей оштукатуренной стене, в руке она держала баночку «Дос Эквис». На последнем фото – более крупном, чем остальные – обе женщины у той же стены улыбались и протягивали вперед бокалы с «Маргаритой». В отдалении на заднем фоне виднелась грубая дощатая дверь, а над ней – неоновая вывеска Cerveza[31].
  
  Мендес сфотографировала каждую фотографию со своего телефона, проверила, как все получилось, и посмотрела на комод, а затем на Майло.
  
  Тот кивнул.
  
  – Ничего, мы аккуратно.
  
  Я стоял в сторонке, а они принялись обыскивать ящики. Ничего, кроме одежды, да и ее немного. То же самое в платяном шкафу, громоздящемся слева от кровати.
  
  – Простая жизнь, – едко усмехнулась Лорри Мендес. – Богатые заявляют, что хотели бы жить именно так. Лицемеры, от носа до задницы.
  * * *
  
  Внизу клерк, задумчиво поигрывая со своими локонами, посмотрел фотоснимки с телефона Мендес. Простушкой оказалась Алисия Сантос (она же «тощая»), «толстой» – Мария Гарсия.
  
  – Где проводит время мисс Гарсия? – задала вопрос Мендес.
  
  – Откуда я знаю.
  
  – «Ха» – это что? – спросил Майло.
  
  – Хартли.
  
  – Ты как думаешь, Хартли? Это ее настоящее имя?
  
  – Мне другого не известно.
  
  – У вас должен быть ее номер соцобеспечения.
  
  – Ну.
  
  – У вас его нет?
  
  – Может, у кого-то есть. Но не у меня, – хмуро произнес Хартли Гэллоуэй. – Тут никто этого не делает. Мы не обязаны.
  
  – Где хранятся сведения о жильцах?
  
  – В главном офисе.
  
  – Он где?
  
  – В Хантингтон-парке.
  
  Майло достал свой блокнот.
  
  – Название фирмы?
  
  – «“Прогресс”, недвижимость и развитие», – сказал Гэллоуэй. – Корпорация.
  
  – Управляют твои родственники?
  
  – Если б они, я бы здесь не работал.
  
  – А где б ты работал?
  
  – В Вегасе.
  
  – Значит, не знаешь, куда ходит Мария Гарсия?
  
  – Нет. Лесбиянка она. Они обе.
  
  – У Марии Гарсии и Алисии Сантос любовное сожительство? – уточнила Лорри Мендес.
  
  – Ну да. Наверное.
  
  – «Да» или «наверное»?
  
  – Все время за ручку ходят.
  
  – Значит, дружат крепко.
  
  – Мне не жаловались.
  
  – А на них? – спросил я. – На них никто не жаловался?
  
  – Тут никто в чужие дела не суется.
  
  Словно в подтверждение его слов, в помещение зашел какой-то человек, молча оглядел нас и поспешил вверх по лестнице. Лорри Мендес, глядя ему вслед, поджала губы.
  
  Майло, изучив ее взглядом, возобновил разговор с Гэллоуэем:
  
  – Мария что-нибудь говорила о пропаже Алисии?
  
  – Тощей? Не-а.
  
  – Ни одного слова?
  
  – Когда тощая перестала появляться, я спросил толстую, и та сказала, что она, мол, ушла, и неизвестно куда. Я спросил потому, что они платят за аренду вдвоем, и когда тощая пропала, мне надо было знать, кто теперь будет за нее платить. Когда в квартире живут двое или трое и один сваливает, им вдруг втемяшивается, что они должны оплачивать только свою часть, а не за всех. И вот я спросил толстую, а она… ну вы знаете.
  
  – Мы ничего не знаем, – сказала Мендес.
  
  – Да знаете вы, – отмахнулся Хартли Гэллоуэй. – Глаза. Типа как она… томится, что ли. Типа как будто плакала. Даже она.
  
  – Почему «даже»?
  
  – Ну как. Хиляла типа под мужика, и тут такое…
  
  – Крутая, но вот расплакалась, – подсказал я.
  
  – Ага. Но я все же спросил ее об арендной плате.
  
  – А она что?
  
  – Сказала, что будет тянуть все сама.
  
  – И как, потянула?
  
  – Пока тянет.
  
  – Ты примерно не знаешь, где она работает? – спросил его Майло.
  
  – Да в забегаловке.
  
  – В которой именно?
  
  – Угол Альварадо и Четвертой. – Он неопределенно махнул рукой.
  
  – «Армандос»? – бдительно спросила Мендес.
  
  – Я там иногда беру жрачку. Хоть бы раз скидку сделала.
  
  Мендес на шаг подступила к его пластмассовой стойке:
  
  – Ты же сказал, что не знаешь, куда она ходит?
  
  – Она туда не ходит, а работает.
  
  – Хартли, есть еще что-нибудь, о чем ты нам не говоришь?
  
  – Типа чего?
  
  – Ну, например, что-нибудь нам в помощь, чтобы установить нахождение Алисии Сантос.
  
  – Она сделала что-то, о чем мне надо знать?
  
  – Да ничего, кроме самого исчезновения.
  
  – Что ж, бывает. – Гэллоуэй пожал плечами.
  
  – А люди что, прямо-таки часто здесь исчезают? – спросил Майло.
  
  – Не проходной двор, но входят и уходят, платят понедельно.
  
  – Людской муравейник?
  
  – Типа того. – Гэллоуэй кивнул.
  
  – А по часам или посуточно тоже снимают? – осведомилась Лорри Мендес.
  
  – Это нет, категорически, – мотнул головой Гэллоуэй. – У нас тут не бордель. Только понедельно.
  
  – Значит, Алисия с Марией тоже арендовали на недельной основе?
  
  – Эти – нет, – сказал Гэллоуэй. – Платеж можно вносить и помесячно. Они платили по месяцам.
  
  – И последний месяц Мария проплатила в одиночку?
  
  – Да, пару дней назад. Пока так. Если будет тянуть с оплатой, выселим.
  
  – А оплата только налом? – уточнил Майло.
  
  – Нал всему голова, – изрек Хартли Гэллоуэй.
  
  – Они вообще давно здесь живут?
  
  – Всю дорогу, что я здесь.
  
  – То есть…
  
  – Вот уже года полтора. В основном.
  
  – И за все это время никаких проблем?
  
  – А что? – застроптивился Гэллоуэй. – Тощая что-то такое сделала? Буянов здесь нет. Что бы они раньше ни вытворяли, здесь они этого делать не могут.
  
  – А ты молодец, Хартли, – сказал я. – Хорошо правишь своим кораблем.
  
  Гэллоуэй нахмурил лоб.
  
  – Какой же это корабль. Вы где-нибудь воду видите?
  * * *
  
  За прилавком в «Армандосе» дежурил толсторукий седой усач. Час был неурочный, а за столиком, набивая эсэмэску, сидел всего один клиент – рабочий-строитель в оранжевом жилете, ждущий свой заказ навынос.
  
  Свободного места было не больше, чем в киоске, – эдакая бывшая магазинная тележка без колес. Скудное пространство заполняли деревянные вывески-таблички с рукотворными надписями «завтрак», «обед» и «ужин», висящие на цепочках под потолком. На тех и на других повторялись все те же основные продукты питания: мясо, лепешки, бобы и сыр, плюс средней руки ассортимент безалкогольных напитков из Мексики, Центральной Америки и немного из США.
  
  В нос шибал удушливый аромат, идущий сзади, где над грилем и плитой колдовала одинокая повариха.
  
  Когда работяга ушел с мешком толстых бурритос, его место заняла вошедшая с улицы Лорри Мендес и заговорила с усачом на испанском. Тот взмахом руки поманил к себе повариху.
  
  Мария Гарсия вышла из своего горячего цеха, вытирая руки о фартук. По сравнению с фотоснимком волосы у нее отросли, окружив широкое лицо плотными седыми буклями. Она выглядела старше, чем на фото; глаза и рот безуспешно боролись с силой гравитации, а мясистое лицо покрывали морщинки. Под передником виднелись рубашка в красно-синюю клетку и мешковатые джинсы, закатанные снизу в широкие манжеты. На ногах были растоптанные сапожки на красной подошве.
  
  – Привет, Мария, – поздоровалась Лорри Мендес. – Мы из полиции, насчет Алисии. Что вы можете нам рассказать?
  
  Узкие губы Марии дрогнули.
  
  – Solamente Español?[32] – сказала она высоким, жалобным голосом.
  
  Мендес подошла ближе, вынуждая ее смотреть ей в глаза.
  
  С каждым предложением Мария Гарсия словно становилась немного ниже. Имя Имельды Сориано не пробудило в ней ничего, кроме пустого взгляда, зато каждое упоминание об Алисии вызывало тихий стон. К концу недолгого разговора она шмыгала носом и негромко плакала.
  
  Лорри Мендес начала задавать вопросы. Гарсия отирала глаза передником и отвечала без видимой утайки; сначала сбивчиво, а затем набирая скорость, страсть и громкость. При этом слезы не прекращались, а когда я взял со стойки бумажные салфетки и подал ей, она меня смиренно поблагодарила.
  
  Навыков испанского нам с Майло хватало, чтобы улавливать суть, но обычно основное значение здесь имеют нюансы, так что когда Лорри Мендес наконец дала Гарсии свою визитку и женщина вернулась на свое рабочее место, мы изготовились слушать.
  
  Втроем мы вернулись к машине, но остались стоять на тротуаре.
  
  Мендес достала свой сотовый.
  
  – Извините, ребята, могу я кое-что сделать? Мужик, что прошмыгнул в здание, – один из тех сукиных сынов, что торговали в парке наркотой, так что я сейчас кому-нибудь передам, где у него лежбище.
  
  – Действуй, – сказал ей Майло.
  * * *
  
  Лорри сделала свой звонок, убрала трубку и сказала:
  
  – Мне кажется, она реально в растрепанных чувствах. А вы как думаете?
  
  – Не скажу, что я почувствовал лукавство. А ты, Алекс?
  
  – И я тоже.
  
  – Нас всех можно одурачить, но пока я ей верю, – сказала Мендес. – Вся ее история в том, что она любит Алисию и Алисия любит ее, такой, как Алисия, она никогда не встречала и не встретит, и они неразлучны. Она остается в той комнате и берет на себя всю арендную плату, хотя едва ли сможет тянуть долго. Тем не менее она будет делать это из надежды, что Алисия объявится. Сказала, что даже снова начала молиться.
  
  – При разговоре вид у нее был не очень оптимистичный, – заметил Майло.
  
  – Она эмоционально взлетала и падала, – пояснила Мендес. – То в отчаянии, то вдруг в безудержной надежде, что Алисия непременно вернется из какого-то необъяснимого «отсутствия», хотя сама понятия не имеет, какого и откуда именно. Говорит, что они никогда не расставались надолго. Я спросила, могла ли Алисия отлучиться к родителям. Мария ответила, что нет, ни за что, они насквозь заскорузлые деревенщины – фермеры-пеоны где-то в самой глубинке Мексики, непонятно даже где.
  
  – Они – любовники, и Алисия их об этом не известила? Почему такая скрытность? – задал вопрос Майло.
  
  – По словам Марии, Алисия отдалилась от всей своей родни, потому что уехала, предположительно, чтобы устроиться на работу, а еще потому, что ее в шестнадцать лет хотели выдать замуж. Истинной же причиной ее ухода было то, что она осознала в себе лесбийские наклонности. Так что обратно ни за что не вернулась бы, тем более ни с того ни с сего. Оно и незачем, ведь она была счастлива.
  
  – От родни она, может, и отдалилась, но до сих пор хранит у себя семейные фотографии, – заметил я. – Может быть, это отрицание звучит со стороны Марии. Возвращение же Алисии домой могло означать, что их роман на этом заканчивается.
  
  – Хорошее замечание, доктор. Проблема в том, что у меня нет возможности все это проверить.
  
  – А Мария тоже родом из деревни? – поинтересовался Майло.
  
  – Она из городка к югу от Текате. Там они и познакомились, убирали комнаты в элитном спа-салоне. Полюбили друг друга и решили вместе сменить место жительства, надеясь на большую толерантность в Штатах. При всем мачизме в Мексике, недостатка в ухаживаниях со стороны местных мужчин они не испытывали.
  
  – Они обе незаконные мигрантки? – переспросил Майло.
  
  – Да. Но, я думаю, Мария живет под своим настоящим именем. Честно говоря, я не чувствую в ней ума достаточно, чтобы плести большую интригу. То, что она на следующий день после невозвращения Алисии позвонила в участок, тоже кажется мне правдой. Она признается, что говорила только по-испански и с испуга повесила трубку, не дождавшись ответа. Это случается то и дело, и неважно, как часто мы им говорим, что не сообщаем в «Ла Мигру»; они все равно нервничают. Но со мной она говорила свободно, так что на данный момент исчезновение Алисии для нее важнее всего остального.
  
  – Ходит-бродит в надежде на лучшее, – сказал я.
  
  – Больше похоже на хватание за соломинку, доктор, – сказала Мендес. – В глубине души она должна сознавать, что ничего хорошего не предвидится. Во всяком случае, именно так это чувствую я. Ведь Алисия, как и Имельда, была домоседкой. Находясь у себя в комнате, наружу она выходила редко. Мария даже все покупки делала сама.
  
  – В таком случае у нее нет и причин шарахаться от объяснений, – сказал Майло. – Если только у них с Марией не вышла реально крупная баталия.
  
  – Мария это отрицает. Более того, настаивает, что они отлично ладили. Итак, у нас теперь на руках две дамы, работавшие бок о бок и исчезнувшие с лица Земли почти в одно и то же время.
  
  – Сразу после того, как на одном из их рабочих мест была найдена мертвой Зельда Чейз, – не преминул добавить Майло.
  
  – А утром перед своим исчезновением Алисия сказала Марии, что ей больше не нравится ее работа, но не сказала почему. Мария на объяснении не настаивала; такие выплески были для Алисии типичны. Разговорчивостью она не отличалась. Когда приходила домой с задержкой, с проблемами работы Мария это не связывала. Она до сих пор так считает, рассуждая о засилье скверных мужчин по всему городу.
  
  – Она говорит о ком-то конкретно?
  
  – Да нет, в общем и целом, – сказала Мендес. – Не удивлюсь, если узнаю, что в свое время она стала жертвой изнасилования.
  
  Я задал вопрос:
  
  – А когда ее начало разбирать беспокойство насчет того, что Алисия не пришла домой?
  
  – Не сразу, потому что Алисия обычно приезжала поздно. Часов в девять, иногда даже в десять вечера: то пробки на дороге, то автобус сломался… Около одиннадцати Мария забеспокоилась и попыталась дозвониться до Алисии. Но даже когда та не взяла трубку, она решила, что Алисия все еще в автобусе и, возможно, не слышит звонка. Однако к полуночи она уже не находила себе места, потому как телефон у Алисии был выключен, чего раньше не бывало. К сожалению, связь у них была исключительно по предоплате. Нормальных договоров сотовой связи у обеих, в силу понятных причин, не было, а стационарных телефонов в том клоповнике не имеется. Ночью, около половины первого, Мария отправилась искать Алисию на улицу, начав с площади возле автобусной остановки. Ту ночь она описывает как сущий ад. На следующее утро позвонила в полицию. Она до сих пор расспрашивает, не видел ли кто девушку с приметами Алисии. Думаю, если б она сама призналась себе в правде, у нее случился бы нервный срыв.
  
  – А в Бель-Эйр она искала? – полюбопытствовал я.
  
  – Нет, – ответила Мендес. – Она бы пошла и туда, но только понятия не имеет, где работала Алисия, кроме того, что это где-то «возле Беверли-Хиллс». В городе Мария ориентируется неважнецки; не уверен, что она вообще хоть раз была к западу от Вермонта. Ну так что теперь?
  
  – Хороший вопрос, – усмехнулся Майло.
  
  – Мне вот что сейчас подумалось, – сказал я. – По словам Марии, они с Алисией ни одного вечера не проводили порознь. А работу Алисии Мария описывает как дневную. Однако миссис Депау говорила нам, что та была с ней в Палм-Спрингс и заслужила отгул – что у нее обычно бывает из-за времени, необходимого на возвращение в Лос-Анджелес. Больше похоже на проживание по месту работы.
  
  – В самом деле. – Майло нахмурился.
  
  – А ну погодите, – сказала Мендес.
  
  Она трусцой пробежалась обратно до забегаловки и зашла в нее, а возвратилась через несколько минут.
  
  – Мария божится, что такого никогда не было. При пересечении границы они с Алисией условились: больше никакого житья при работе, как в спа-салоне. И Мария была непреклонна в том, чтобы спали они только вместе. Если она правдива, а я думаю, что да, то ваша богачка вам солгала.
  
  Майло поджал челюсть.
  
  – Старуха Энид путает карты. С чего бы?
  
  – Лично у меня напрашиваются две причины, – сказал я. – Во-первых, у нее появляется алиби: на момент предполагаемой смерти Зельды ее не было в городе. А во-вторых, это выводит со сцены Алисию, чтобы та не путала ей показания.
  
  Лорри Мендес вдумчиво оглядела меня.
  
  – Она увидела что-то, противоречащее рассказу хозяйки? Вы говорили, что эта вдова как-то была связана со смертью Зельды?
  
  – Версия убийства не стопроцентная, – уточнил я. – Предположим, Зельда нашла в саду у Депау колхицин, съела его и окочурилась. Медэксперт Бернстайн сказал, что смерть могла произойти не сразу, а занять некоторое время. Депау прибыла на место раньше, чем заявила нам, и обнаружила Зельду еще живой, в конвульсиях. Поэтому Алисию Депау отстранила, пока не прояснится, что к чему.
  
  – Что тут прояснять, доктор? Вызывайте «девять-один-один».
  
  – По идее, да. – Я кивнул. – Но миссис Депау – женщина со средствами и связями и могла обеспокоиться насчет своей репутации. Запаниковала, переждала лишнего, а Зельда умерла. Тот факт, что Депау уехала из дома и назначила адвоката, говорит о том, что она все еще пытается отмежеваться от того дела.
  
  – Она переживала, что на нее подадут в суд, поэтому пусть лучше кто-то умрет? А кстати, какова будет ее доля ответственности? Ведь Зельда оказалась там не по ее воле.
  
  – Наличие ядовитого растения на ее территории – уже вещь коварная. Люди вправе судиться за что угодно, а глубокие карманы ответчика для истца – огромный стимул. Теоретически иском против Депау можно неплохо приумножить свое состояние.
  
  Майло после паузы сказал:
  
  – Ландшафтный дизайнер Депау сказал, что ничего содержащего колхицин на участке не было. От себя я попросил Мо и Шона сделать снимки, и они не выявили ничего подозрительного.
  
  – Это мог быть просто элемент декора, – предположил я. – Депау могла выращивать ту штуку в горшке на своем патио. Или оно проросло в каком-нибудь дальнем уголке поместья, и она избавилась от него, прежде чем сделать звонок.
  
  – Стоять и спокойно взирать, как в муках исходит другой человек… – Лорри Мендес покачала головой. – Насколько ледяным должно быть сердце!
  
  – Не самая приятная смерть, Лорри, – сказал Майло. – Холодная до жути. – Он повернулся ко мне: – Надо сказать, что если изначально Энид Депау, возможно, и охватила паника, то к моменту разговора с ней она уже давно прошла. Напротив, Алекс, она была чертовски собранна.
  
  – Может, тем промежутком времени она воспользовалась, чтобы обрести душевное равновесие?
  
  – Лгать, чтобы скрыть свое постыдное поведение? – уточнила Мендес. – Но тогда что случилось с Алисией?
  
  – А вот здесь и могла скрываться ее ложь во спасение, – предположил я.
  
  – Алисия могла разрушить алиби своей хозяйки в пух и прах, и поэтому Депау от нее отделалась? При всем уважении, доктор, это чертовски… смелая версия.
  
  – Ты бы знала, какое у него развитое воображение, – сказал ей Майло. – Я научился это учитывать.
  
  – Бог ты мой, – произнесла Мендес. – Мы тут уже с ума сходим.
  
  Я пожал плечами:
  
  – Может, я и блуждаю, но факты говорят сами за себя. Депау солгала насчет Алисии, и та в тот же день сказала Марии, что ей не нравится ее работа, а сама исчезла.
  
  Лорри Мендес переместила сумку на другое плечо.
  
  – Старушенция никогда не нарушала правопорядка, а мы тут рассматриваем версию убийства свидетеля?
  
  – Может, даже не одного, а двух, – сказал Майло.
  
  – Имельда? – переспросила она. – О боже, нет…
  
  – А что, Лорри. Рассматривать нужно все. Имельда была человеком общительным, по возрасту годилась Алисии в матери. Что, если та ей по дружбе все выболтала, а Депау про это узнала? Или просто поймала их за тем разговором и забеспокоилась?
  
  – Мария только что сказала, что Алисия не из болтливых.
  
  – Травма способна менять поведение, – сказал я. – Если Алисия видела смерть Зельды и поняла, что Энид ведет себя жестоко, это могло обеспокоить ее настолько, что она поделилась с Имельдой. Затем Алисия вернулась на работу, но, видимо, с намерением уволиться – вот почему она сказала Марии, что работа ее не устраивает. Подробностей она не сообщила, так уж у них было заведено. Они мало что меж собой обсуждали. Или она просто хотела оберечь Марию.
  
  – Есть и другой вариант, – задумчиво рассудил Майло. – Она вернулась к работе, но попыталась использовать ситуацию.
  
  – Шантаж? – напрямую спросила Лорри Мендес.
  
  – А что. Бедная вымогает у богатой… Тем более веская причина для Депау от нее избавиться.
  
  – А Имельда пропала, потому что оказалась не в том месте не в то время? Надеюсь, что ты ошибаешься. И что мне никогда не придется сообщить семье такое. – Она вздохнула. – Вы заметили в Депау что-нибудь скверное? Помимо того, что она лжет.
  
  – О Зельде она говорила, в принципе, правильные вещи, – припомнил Майло. – «Бедняжка». Хотя особых эмоций там не было. Как раз наоборот: тон нарочито спокойный, даже слегка заносчивый. И ей не потребовалось много времени, чтобы спросить, как скоро мы оттуда уберемся.
  
  – Прекрасно, – сказала Мендес. – Но если играть адвоката дьявола, то можно сказать: а чего вы еще ждали от человека с деньгами и социальным статусом? Из чего, собственно, вполне следует, что она будет выгораживать свою богатую задницу, а не убиваться по Зельде. Однако предосудительная нравственность и двойное убийство – совсем не одно и то же.
  
  – Да, но Алисия и Имельда пропадают примерно в одно и то же время. Это тоже нельзя игнорировать, Лорри.
  
  – Конечно. Но это может быть привязано к твоей первой гипотезе: что какой-нибудь взбесившийся хищник бродит вокруг Бель-Эйр… Бог ты мой, я начинаю звучать как моя зануда сестра – адвокат защиты, всегда со своим «а что, если?». Нет, правда в том, что для меня все это как-то слишком быстро, сумбурно. Весь сценарий зависит от того, говорит ли Мария искренне. Я ведь уже сказала: одурачить можно любого. Что, если Мария совершенно не искренна; что это она убила Алисию, а Имельда здесь совершенно никаким боком – она застряла где-то между своими двумя автобусами? Если виновата Мария, а мы возьмемся трясти какого-нибудь миллионера, не имея на то доказательств, то мы можем серьезно рисковать карьерой. По крайней мере, я; ты-то, Майло, в своем звании спокойно уйдешь на пенсию, а у вас, доктор, есть степень и частная практика. Я, наверное, рассуждаю как конченая эгоистка… боже, у меня начинается мигрень! Я сама не понимаю, что несу.
  
  – Для гонки нет причин, – примирительно сказал Майло, – но нам нужно оперативно вникнуть в суть. Лорри, у тебя есть время взять Марию под наблюдение? Чтобы вывести ее на чистую воду?
  
  – Можно попросить патруль, чтобы он повел ее на длинном поводке… хотя нет, извините. Шеф и без того дышит мне в спину: куча нераскрытых ограблений.
  
  – Ты про своего лейтенанта? Если хочешь, я могу с ним поговорить.
  
  – Э-э-э… ну уж нет. Эффект будет обратный. Он терпеть не может указок со стороны, а нрав у него покруче твоего.
  
  Майло поддернул на себе брючный ремень.
  
  – Но-но. Ты меня еще не знаешь. Хорошо, можем просто продолжать делиться с тобой информацией.
  
  – Если что-нибудь появится, вы будете знать первыми.
  
  Мы вернулись в машину и двинули обратно к парку, где Майло подъехал к авто Мендес без опознавательных знаков. Перекинув в очередной раз сумочку с плеча на плечо, Лорри открыла дверцу и сказала:
  
  – От исчезновений до всей вашей каббалистики. По крайней мере, бумаги будут сыпаться на вашу богачку ворохом.
  Глава 27
  
  К половине четвертого мы в напряженном молчании вернулись в офис Майло, где тот изготовился узнать подробности об Энид Лоретте Депау.
  
  – Должен сказать, – прогружаясь для входа в систему, сказал мой друг, – что ощущение у меня такое же скверное, как и у тебя, но я надеюсь, что это убережет нас от большого крена не в ту сторону. Потому что Лорри права: почтенный подозреваемый со средствами и никаких улик – это отнюдь не рецепт радости.
  
  В криминальных базах данных «почтенному» имиджу Энид Депау не противоречило ничто. Свои первые водительские права в Калифорнии она получила тридцать два года назад, в возрасте тридцати восьми лет. Последнее обновление произошло три месяца назад, в день ее семидесятилетия. В настоящее время зарегистрировано два автомобиля: однолетний черный «Порше Панамера» и коричневый «Роллс-Ройс Силвер Клауд» 1956 года. Регистрация старого автомобиля истекла одиннадцать лет назад, а возобновилась спустя год и два месяца. Никаких взысканий, ордеров, нарушений правил движения или стоянки.
  
  Трастовый договор на дом в Сен-Дени-лейн датирован тем же годом, когда Энид получила права на вождение. Недвижимость была приобретена у студии «Метро Голдуин Майер» и записана на семейный траст Эверилла Д. и Энид Л. Депау. Одиннадцать лет назад был создан новый траст, уже только на имя Энид. Все объясняло наличие свидетельства о смерти Эверилла Данэма Депау, датированное пятью месяцами ранее. Оно же поясняло и просрочку в бумагах на «Роллс-Ройс».
  
  Покойному был семьдесят один год, то есть на момент смерти от «атеросклеротической болезни коронарных артерий» он был на двенадцать лет старше своей ныне вдовствующей супруги.
  
  Майло продолжал наводить справки, ограничиваясь территорией города и округа (добраться до данных о соцобеспечении и подоходном налоге руки были коротки).
  
  Брачное свидетельство Депау насчитывало тридцать семь лет, то есть было выдано за пять лет до покупки поместья. В то время их адресом был арендованный дом в Малибу.
  
  Записей о детях не значилось; равно как о совладельцах, благотворительных фондах или четком источнике дохода у Энид. Войдя в директорий старых бизнес-структур, Майло нашел там несколько, начиная с основанной в шестидесятые «Эверил Депау и партнеры», расположенной вначале на Саут-Беверли-драйв в Беверли-Хиллс, а затем там же, но уже на Норт-Кэнон-драйв. Ареал обитания биржевых брокеров, управляющих активами, финансовых консультантов.
  
  – Парень купил дом у киностудии, – озвучил Майло. – Наверное, заведовал деньгами у звезд?
  
  – Положение вполне себе выгодное, – откликнулся я. – Помнишь, Энид рассказывала, что там жили «интересные люди», такие как, например, Джин Харлоу? В то время студии в качестве люксовых бонусов для актеров премиум-класса держали элитную недвижимость. Активы, которые при нехватке денег выбрасывались на свободный рынок. Если у «МГМ» возникали проблемы с денежными потоками, они, возможно, не хотели предавать их огласке. Частная продажа инсайдеру шла на пользу всем заинтересованным сторонам.
  
  – Ты отслеживаешь эту механику?
  
  – У меня были пациенты из того бизнеса.
  
  – Ага. – Стёрджис поискал сведения о выкупах и конфискациях, но не нашел. – Впечатление такое, что старина Эв вел свои дела хорошо. Посмотрим, подавали ли на него за что-нибудь в суд.
  
  Спустя полминуты он покачал головой.
  
  – Надо же – ни одного искового заявления, которое бы приучило Энид к настороженности в поведении. Следующая остановка: Палм-Спрингс. Если повезет и кто-нибудь подтвердит сомнительность ее жизни в кондоминиуме, мы заставим ее пустить горькую слюну и воссоздадим эпизоды низменных деяний в кустах.
  
  Он заклацал клавишами, сделал несколько звонков, после чего отъехал в кресле от стола.
  
  Никаких сведений об участках, перешедших Энид Депау или ее трасту в Палм-Спрингс. То же самое и в соседних поселениях ближе к пустыне – Палм-Дезерт, Ранчо-Мираж, Ла-Кинта, Индиан-Уэллс.
  
  – Плохо. Я уж надеялся о ней забыть.
  
  – Дома́ она могла арендовать, – сказал я. – Или иметь долю в объекте, таймшер в отеле, где собственность зарегистрирована на корпорацию.
  
  – Закрытый раёк с лужайкой для гольфа? Помнишь, она сказала «мое жилье»? А это на аренду не похоже.
  
  – Как сказать. Выкладывай по месяцам арендную плату, и начнешь чувствовать себя хозяином.
  
  – Если это так, то я облажался.
  
  – Есть и положительный момент, – подбодрил я. – В курортах и отелях значится подробная фиксация приездов и отъездов.
  
  – В такое время суток оптимизм неприличен.
  
  – Конец дня должен быть обязательно мрачным?
  
  – Для мрачности годится любое время суток. На меня тут навалили домашнее задание, так что иди гуляй и наслаждайся нормальной жизнью. Если что-нибудь откопаю, дам тебе знать.
  
  – А давай я останусь и займемся сообща? Ты берешь под себя объекты, я пробую отели. Моя работенка много времени не займет: не думаю, что Депау ночует в дешевых мотелях. А ты можешь позвонить той говорливой ассистентке из адвокатской конторы – посмотрим, сохранилось ли в ней это качество.
  
  – Это было бы замечательно… хотя нет, не хочу на нее давить. Вдруг старуха Энид окажется с подвохом, а ее адвокат расчухает, что я за ней шпионю, и задраит люки наглухо.
  
  Майло повернулся к клавиатуре.
  
  Я продолжал сидеть.
  
  – Ладно, – сдался он. – Считай, что хлопнулись ладошками.
  * * *
  
  Мы спустились вниз, и Майло одолжился ноутбуком у одной из сотрудниц. Звали ее Канеша.
  
  – Доктор будет вести себя прилично с ним, я обещаю. Ну а с меня пир горой, выбирай забегаловку.
  
  – Как насчет вегетарианской кухни? – бойко спросила Канеша.
  
  – Сделаю вид, что могу ее терпеть.
  
  – Секрет счастливой жизни, лейтенант. Когда мы, например, говорим парням, что они идеальны. – Посмотрев на меня, она сказала: – Только осторожно, ладно? Через два часа я ухожу, мне нужно будет взять его с собой. И очень прошу: никаких загрузок макак, похожих на Гитлера. Хватит мне моих собственных оглоедов.
  * * *
  
  Майло работал у себя за столом, а я пристроился на стуле в коридоре под его дверью, шлепал по клавиатуре и перезванивал ему на мобильник.
  
  Я и не представлял, что в пустынях столько роскошного жилья. Прошел час, совершенно безрезультатный для нас обоих.
  
  – Никогда так усердно не работал для подтверждения алиби, – посетовал мне Майло. – Может, и впрямь придется попробовать ту ассистентку, но пока не буду; посмотрю, есть ли какой-то другой способ. Не хочешь по стаканчику? А еще лучше по два или три? В любом случае я себе потворствую. Или, как это у вас называется, самоподкрепляюсь.
  
  Я позвонил Робин. Ее голос состязался с фоновым машинным шумом.
  
  – Привет, солнце. Я еще только включаюсь в работу. Пришлось чинить гончарный круг, и вышла задержка. Мне бы еще побыть здесь час или два, если не возражаешь.
  
  – В самый аккурат. Я как раз буду тусоваться сама знаешь с кем.
  
  – Это лучшее, чего меня удостаивают? – подал голос Майло.
  
  – Я слышу его в трубке. – Робин хохотнула. – Тусоваться неразбавленным думаете? Я-то думала, мы лучше выпьем по бокалу винца у пруда…
  
  – Не, лучше пиво.
  
  – Дело ваше, пижоны.
  * * *
  
  Во время последнего дела, над которым мы с ним вместе работали, Майло водил меня в бар в нескольких кварталах от участка. Однако на этот раз он позвонил в место, где я ни разу не был. С ним там поздоровались, как со своим. Я думал, что знаю все его берлоги. А оказывается – век живи, век учись.
  
  Я думал, что мы поедем вместе, но Майло спрятал ключи от машины в карман и пробурчал: «Раздельная езда экономит время», после чего накорябал на листке адрес в южной части Вествудского бульвара.
  
  – Как раз на пути к тебе. Если будут вопросы, все вали на меня.
  
  Я прибыл первым; ресторанчик под названием «Боско», к северу от Пико. Неоновый триколор над дверью примерно напоминал сапог Италии. Одно из немногих заведений, уцелевших на Вествуде с приходом эры шопинг-моллов. «Счастливый час»[33] длился до трех.
  
  Я знакомился с меню, когда в зальчик вошел Майло и галантно склонил голову:
  
  – Buena sera, Alessandro[34].
  * * *
  
  Мы будто окунулись в мир, основанный на азоте, кислороде и маринаре[35]; укромный, тусклый, душноватый, с угнетающе низким потолком. Изогнутая решетчатая перегородка делила пространство на обитые красной искусственной замшей закутки со столиками и круглые табуреты с такой же обивкой, выстроенные у пошарпанной барной стойки. Все табуреты были заняты преимущественно пожилыми мужчинами, которые словно ждали очереди на кастинг очередного фильма про мафию. В закутках никого; исключение составили мы, заняв место в дальнем из них.
  
  Подбрела едко-рыжая официантка в коротковатом для ее возраста платье. Рот у нее двигался так, будто она жевала жвачку, хотя на самом деле нет. За слово «прислуга» от нее, пожалуй, можно было схлопотать оплеуху.
  
  – Хаюшки, лейтенант.
  
  – Приветик, Мэри.
  
  Майло заказал себе двойной виски, холодный чай и большую пиццу со всем подряд.
  
  – Как обычно, – констатировала Мэри. – А вам?
  
  На мой заказ «Гролша» она отреагировала подмигом и ужимкой.
  
  – Мне так и подумалось, что «Бад» ты не пьешь. Ничего, мы и таких привечаем. – И, обернувшись к Майло: – Какой стильный у тебя друг.
  
  – Чего не сделаешь для улучшения местной среды.
  
  – Налогоплательщики того заслуживают.
  
  Когда она ушла, я спросил:
  
  – Интересно, сколько твоих лежбищ я еще не знаю?
  
  – Да какое это лежбище? Так, привал в пути.
  
  – Куда?
  
  – Я же сказал: прямиком к тебе.
  
  – Поэтому надо заправиться перед визитом?
  
  – Не передергивай. В определенные дни не мешает слегка прочищать организм, из соображений куртуазности перед Робин и профурсеткой. А перед тобой мне все равно.
  
  Принесли выпивку. Мой «Гролш» вкусом подозрительно напоминал «Бад».
  
  Я сидел со своей пинтой, а Майло сделал глоток виски, развязал галстук и колупнул крест из скотча на ручке своего кресла.
  
  Стаканчик с виски он поставил на стол, отследив глазами маслянистую кромку на стекле.
  
  – Допустим, Энид – богатая женщина, к которой, по несчастью, влезла Зельда. Колхицин на ее территории, может, был, а может, нет. Может, она смотрела, как умирает Зельда, вместо того чтобы вызвать помощь, и теперь прикрывает себе задницу всякими сумасбродными историями, – а может, нет. Меня беспокоит следующий поворот: устранение двух ни в чем не повинных свидетелей. Ты можешь представить, чтобы она, скажем, могла транспортировать трупы? Отвезти их в своем «Порше» или «Роллс-Ройсе» и прикопать там, где их не найдут? Альтернатива классическая: Алисию убила Мария Гарсия. Но тут всплывает вопрос с Имельдой. Я знаю, Лорри предположила, что ее дело может быть не связано с Алисией. Но чтобы две женщины, на одной работе, и пропали одновременно?
  
  Я подумал над этим.
  
  – Может быть и еще один ракурс. Имельда и Алисия не мертвы. Они вместе скрылись.
  
  – Имельда тоже лесби, и это вдруг вышло наружу?
  
  – Ну да: встретились, разговорились за обедом, и что-то щелкнуло… Большинство романов начинается на работе.
  
  – Запали друг на дружку так, что Имельда взяла и бросила свою семью, наплевав на все ее беспокойство?
  
  – Раскрыться им показалось ей еще хуже, – сказал я. – Может, она все еще раздумывает, как это сделать.
  
  – Знаете, детки, у мамули есть секре-е-ет… Может даже, не совсем приличный.
  
  Майло взял свой виски и одним махом допил его.
  
  – Эта тема с Алисией и Имельдой может завести нас еще кое-куда: что Мария все узнала и укокошила их обеих. Может даже, нагрянула к ним невзначай на работу. Мы располагаем единственно ее словом, что она не в курсе, где работала Алисия.
  
  – У нее нет водительских прав.
  
  – Ну так наняла машину. Или какого-нибудь подонка из парка, чтобы тот совершил для нее заказное убийство. Учитывая, что мы лишены фактов, возможно все. Черт, за то время, что мы тут с тобой паримся, могли бы уже создать мини-сериал.
  
  Он подозвал Мэри и запросил повтор. Та поглядела на меня; я сказал, что воздержусь.
  
  – Может пробить жажда, когда подадим пиццу. Мы кладем в нее много соли.
  
  Через несколько минут она вернулась со стаканчиком для Майло и массивным диском пиццы, в которой я кое-какие ингредиенты угадывал, но в основном – нет.
  
  – О, морепродукты, – одобрительно рыкнул Майло, цепляя аморфный розоватый кусок, – шикарно.
  
  – Соль улучшает давление, – сказала Мэри. А мне: – Попробуй, посмотри, права ли я.
  
  Я отколупнул кусочек, надкусил. Одним из неопределенных ингредиентов могли быть баклажаны. Или еще один вид океанских беспозвоночных.
  
  – Ну? – требовательно спросила Мэри.
  
  – Ты права.
  
  – Золотые слова. Научи им моего бойфренда.
  
  Когда она снова ушла, я сказал:
  
  – Даже если Энид арендует дом, то какие-то коммунальные услуги она, возможно, оплачивает под своим именем.
  
  – А-а-а, – простонал Майло. – Это же так чертовски очевидно! Сейчас в коммунальные конторы звонить поздно, попробую утром.
  
  Пицца исчезла в его глотке, запитая вторым виски и холодным чаем.
  
  – Хочешь поделиться еще какой-нибудь мудростью? Выбирай любую тему. Можешь и мой гороскоп.
  
  – Ты чувствуешь, что вышел из космического равновесия?
  
  – Оракул в газете говорит, что мой знак в этом месяце должен быть обаятельным и общительным, но я этого что-то не чувствую.
  
  Я улыбнулся, хотя тоже этого не чувствовал. Мучимый навязчивой мыслью, от которой не мог избавиться.
  
  Вне зависимости от того, что случилось с теми тремя женщинами, где-то сейчас находился одиннадцатилетний мальчик.
  
  Так или иначе.
  
  Я допил это паршивое пиво, специально вперемешку с водой, потому что дома готовился выпить вина с Робин. Много.
  Глава 28
  
  В голове у меня все еще пульсировало, а в глаза словно насыпали песка, когда наутро в одиннадцать двадцать пять задребезжал мой мобильник.
  
  Майло.
  
  – По нулям, – сообщил он. – За газ, воду и электричество она платит в Бель-Эйр, а вот в пустыне ничего нет. На случай, если платежи проходили через Лоуча, я позвонил ассистентке. Угадай, что: Бритни там больше не работает, а на подмене сидит какая-то временщица с лоботомией.
  
  – Слишком много болтала, а босс узнал? – спросил я.
  
  – Я решил обязательно на нее выйти. А еще я говорил с Лорри о романе Алисии и Имельды. Она говорит, исключено: Имельда была набожной и к этим вещам щепетильной. Хотя никогда не знаешь наверняка. Итог: Энид свою историю придумала, и это напрягает меня больше, чем вчера. Подозреваемой она не была. Зачем тогда лгать?
  
  – Люди переигрывают, когда нервничают.
  
  – Это точно. Мне также импонирует твоя идея об ответственности. При ее уровне доходов кто-то может пойти на всякое.
  
  – Прикрывает свою за… свое достояние.
  
  Майло рассмеялся.
  
  – Я сегодня как чокнутый бродяга; вместо того чтобы сразу в офис, сначала объехал Сен-Дени и соседние улицы, поговорил с несколькими жителями и горничными, что выгуливают их мопсов. Все в округе счастливы и довольны собой. Один даже поблагодарил меня за мою работу. Я для верности прошерстил отчеты за целый год, о происшествиях во всем старом Бель-Эйр. Несколько краж, но ни одной выходки маньяка, и только один ложный вызов по взлому от покинутой жены, когда ее благоверный явился за своими клюшками для гольфа.
  
  – Хлопотное, гляди-ка, утро… – Я закинул в себя третью таблетку адвила.
  
  – Для меня так просто замечательное, – сказал Майло. – Тем более что ту бывшую помощницу Лоуча я разыскал. Уволенная, негодующая, рассказывает об этом на «Фейсбуке». На ее тираду я отправил лайк, а затем спросил, не желает ли она встретиться для разговорца. В ответ – сразу строчка счастливых смайликов. Она живет в районе Фэрфакса, любит модерновые танцы и тайскую кухню. С первым поделать ничего не могу, зато по второму нашел местечко на Мелроуз. Через пару часов встреча. Ты как?
  * * *
  
  Бритни Ли Фов была двадцати пяти лет, высокая длинноногая блондинка с розоватыми вкраплениями, крайне соблазнительная в своем черном облипонистом платье.
  
  – Мудак, – коротко сказала она, палочками отправляя креветку в свой идеально обведенный рот. – Я этого никак не заслуживала.
  
  – Мистер Лоуч? – уточнил на всякий случай Майло.
  
  – Роуч[36]. В самом деле, напоминал какого-нибудь гнусного жука. Все пялился на мою задницу; думал, я этого не замечаю. Со мной почти и не разговаривал – так, через губу. Как будто я у него… декорация. Я даже не понимала, зачем ему ассистентка: в офисе появлялся раз в неделю, и то в основном дурака валял. Я думала, что все скоро сведется к этому…
  
  – К увольнению?
  
  – К траханью. На прежней работе у меня такого не было. А потом она возьми и умри. Моя первая начальница.
  
  – Тоже юридическая фирма?
  
  – Да нет. Зубная. Доктор Регина Коровник, русская. Пожилая уже, никогда не улыбалась, вся такая деловая. Я у нее начала работать сразу после универа, без малого два года назад. Не совсем то, что намечала для карьеры; по специальности я вообще-то театровед. Но если нет целевого фонда… Доктор Коровник мне доверяла. Я у нее управляла всем офисом, а если день работала допоздна, то назавтра она давала мне отгул на кастинги и прослушивания, когда мне было нужно.
  
  – Хорошая постановка.
  
  – А затем у нее случился инсульт, офис закрылся, и четыре месяца подряд я слонялась без дела, а затем вот попала к нему. Его козлы-кадровики взяли меня на двухмесячный испытательный срок, с окладом в шестьдесят процентов зарплаты, без страховки. А на пятьдесят девятый – три дня назад – просто вышвырнули меня. Мошенничество в чистом виде. Заставляют людей батрачить за гроши, а потом кидают их. У меня парень учится на юридическом; так вот, он говорит, я должна подать в суд. – Бритни посмотрела на нас для подтверждения.
  
  – Лоуч огласил причину вашего увольнения? – спросил я.
  
  – Он не сказал вообще ничего. Просто поступила отписка по «мылу» от его козлов-кадровиков. Ночью, когда они знали, что до утра я ничего не увижу. «Завтра не приходите, чек с выходным пособием вышлем вам на неделе». До сих пор его не получила.
  
  – Нехорошо. – Майло мрачно покачал головой.
  
  – Правда? – Она прихлебнула воды. – Сейчас вот думаю: наверное, этого стоило ожидать. Что-то такое случилось за неделю до этого. Не думала, что оно вернется и начнет меня грызть, но, как видно, это так. – Поковырялась палочками у себя в тарелке.
  
  – Что же случилось, Бритни? – задал вопрос Майло.
  
  Отложив палочки, она театрально вздохнула и устремила на нас свои пронзительно-синие глаза.
  
  – Это было… грязно. Не то чтобы этим нельзя заниматься. Не хочу никого осуждать. Но вы хоть осторожность соблюдайте, верно?
  
  – Они…
  
  – Старики. В принципе, у меня с ними проблем нет. Доктора Коровник я уважала. Почитала и любила свою бабушку, она была классной. Я просто хочу сказать… вы хотите, чтобы я в это углублялась? Это может как-то помочь с судебным иском?
  
  Майло обходительно ответил:
  
  – Мы так или иначе должны знать, что вы подразумеваете.
  
  – Хорошо. Рассказываю. На прошлой неделе мне позвонили с нижнего этажа, чтобы я обработала целую кипу документов, которые запрашивал Лоуч: отксерила, рассортировала, скрепила степлером, а затем вернула вместе с оригиналами. Тонны бумаги, тягомотина – по-моему, какие-то законы о недвижимости. Как обычно, кабинет Лоуча пустовал, и я спустилась вниз разгребать ту гору. Потратила уйму времени. Затем что-то заело в первом ксероксе; я и там провозилась, но все наладила. Наконец закончила, отделила оригиналы от копий и пошла в кабинет к Лоучу, чтобы положить их на стол. Постучала в дверь, никого не думая там застать – так, для проформы, – и вошла.
  
  Улыбка Бритни внезапно сделалась лукавой.
  
  – И тут, доложу я вам… О, это была сцена.
  
  – Лоуч был там?
  
  – Был. – Бритни кивнула. – Да еще и с женщиной. Старуха, может, даже старше, чем он. И они… вы действительно хотите это услышать? Хотя, почему бы и нет? – Со злым озорством блеснув глазами, она облизнула губы. – Короче, вхожу я и вижу перед собой картину: он стоит у себя перед столом, а она перед ним на коленях. И наяривает. Он как завидел меня, сразу побагровел и как-то даже поперхнулся, а она вскакивает и сконфуженно так оборачивается. У меня все бумаги на пол попадали, а я сама выскочила.
  
  – Вот как, – ухмыльнулся Майло. – Пойманы с поличным. Вот и все разговоры о неловкости.
  
  – Сумасшествие, правда? Ну захотелось тебе пошалить, минет поделать – так ты хоть дверь запри! Шон – мой парень – говорит, что это небрежность потерпевшего; готовое дело.
  
  – Н-да. – Я вздохнул. – Лоуч, конечно же, поставил вас в непростое положение.
  
  – Это, наверное, всегда так? Вы кого-то на чем-то ловите, а они потом обвиняют вас, потому что чувствуют дерьмово себя. Так было и с моим парнем, до Шона, – задумчиво сказала Бритни. – Шон другой.
  
  – Поймать кого-то на шалости и оказаться из-за этого виноватым. По сути своей напоминает полицейскую работу, Бритни, – подытожил Майло.
  
  – Да. Похоже, так оно и есть… Мне стало так противно, что я пошла в «Старбакс» и остаток дня не возвращалась. Возможно, они используют это против меня. Меня можно обвинить в нежелании быть рядом, когда он потом выходил из офиса? «Приветик, босс! Ну как, хорошо тебе та бабушка шлифанула шишку? “Шанелью” не пахнет?» Тьфу, гадость…
  
  – Вы раньше видели ту женщину?
  
  – Раз или два. Появлялась в офисе, и они уходили. Может, она ему подруга или типа того. «Милый, если не заперся, я не виновата». Козлина.
  
  – Вы можете ее описать? – спросил Майло.
  
  – Старая, с белыми волосами… А что, она в чем-то подозревается?
  
  – Да нет, просто собираем фоновую информацию на мистера Лоуча.
  
  – Я как раз хотела об этом спросить, – вскинулась она. – Что именно у него происходит? Пожалуйста, очень вас прошу: скажите мне, что у него какие-то серьезные проблемы, реально гадкие адвокатские подлянки!
  
  Майло улыбнулся.
  
  – Нам самим хотелось бы выйти на это, Бритни. Но игра еще только начинается.
  
  Она в ответ улыбнулась идеально ровными зубами:
  
  – По крайней мере, она есть. Хорошо, отлично. Но вы можете кое-что мне пообещать? Если то, что он наделал, как-то поможет мне с моим иском, вы дадите мне знать?
  
  – Непременно.
  
  – Вот спасибо! – с жаром воскликнула Бритни. – То есть если он убийца с топором или типа того, это же мне поможет? – В ее глазах играл смех. – Шон сказал мне, что я могу подать в суд на него, на его контору, а может, даже на агентство, которое меня к нему устроило. Если повезет, можно будет содрать серьезные бабки и наконец-то мотануть в отпуск.
  
  – У вас его давно не было? – полюбопытствовал я.
  
  – Да можно сказать, вообще никогда. Сначала школа, затем работа с учебой, и полный облом начиная со второго курса, когда умер отец.
  
  Майло сказал:
  
  – Вы действительно заслужили отдых, Бритни. Желаю удачно его провести. А вы можете немного подробнее описать ту женщину?
  
  – Старая, – повторила она. – Высокая, худая. Так из себя, пожалуй, ничего; может даже, в далеком прошлом была симпатичной. Про «Шанель» – это я взаправду; в кабинете ими пахло. Белые волосы копной. А еще «лабутены»; когда она ему делала «туда-сюда», я сзади разглядела красные подошвы. Я бы даже подумала, что она его жена, но он сам сказал, что не женат. После того как я проработала там неделю. Сказал с эдаким намеком, облепив липким взглядом мою задницу.
  
  Бритни Ли Фов огладила себе рукою талию. Запустила в волосы ладонь.
  
  – Богатая пожилая леди, – подсказал ей я.
  
  – Ага. Так, что еще… Я сказала именно «белые», а не седые. Такие суперблондинистые, как у элитных путан. Да, еще губищи вот такущие, кораллового цвета, – Бритни чему-то тайком улыбнулась, – помада по щекам размазана. Движения быстрые, грациозные такие, надо отдать ей должное. Может, она раньше занималась танцами? Или йогой, кто ее знает…
  
  Майло показал ей фото Энид Депау с переснятых водительских прав. Имя он предусмотрительно прикрыл рукой.
  
  – Вау! – вскинулась Бритни. – Это она и есть. Только выглядит хуже. – Она покачала головой. – Губы как раз под это дело: «Запри дверь, сучка». Думаю, мне повезло оттуда убраться, иначе он через какое-то время переключился бы на меня.
  
  Она откусила кусочек креветки.
  
  – Одно вам скажу: мне жаль следующего человека, который поступит к ним в эксплуатацию.
  
  – Уже поступил, – сказал я. – Девушка на подмене. Умом, судя по всему, не блещет.
  
  – Могу представить… Хотя в этой работе мозги особо и не нужны. А правда, зачем? Принимать сообщения от его шофера? От портного? Шон говорит, так себя обычно ведут старшие партнеры. Жуируют и эксплуатируют всех нижестоящих. Он называет это современным феодализмом. Они типа феодалы, а те, кто под ними, – новые крепостные. Может, мне даже повезло оттуда вырваться, а работать на Лоуча – плохая карма. У ассистентки, что была до меня, все обстояло куда хуже.
  
  – О ком идет речь?
  
  – Имени я не знаю, – сказала Бритни. – Даже не знаю, «он» это или «она». Но когда я еще только начинала там работать, один чувак внизу, в почтовом отделе, брякнул о колдовстве в офисе тысяча сто. Что-то типа ритуала вуду. А затем: «Удачи; надеюсь, тебе свезет больше, чем твоему предшественнику». Я ему: «Ты вообще о чем?», и он мне рассказал. Довольно по́шло шутить о таких вещах.
  
  Мы ждали от нее продолжения.
  
  – Смерть – это не смешно. – Бритни качнула головой. – Я была еще совсем девчонкой, когда не стало моего отца.
  
  – Предыдущий ассистент Лоуча умер? – осведомился Майло.
  
  – Он так сказал. Подтверждать или выяснять это я и не пыталась; все равно говорить было не с кем, я там наверху куковала, как в одиночке. А когда спускалась вниз, не могла дождаться, когда можно будет оттуда сделать ноги, из-за всех тех химических запахов – тонер, реактивы, всякое такое…
  
  – Вы помните имя того парня?
  
  – Антуан. Он черный, акцент какой-то французский… Или он просто дурил мне голову. Но если нет, то, вы думаете, это может быть существенно, в привязке к моему иску? – Она снова надкусила креветку. – М-м… изумительно. Приведу сюда Шона. Ой, то есть спасибо.
  
  – Нам самим приятно, – сыграл в галантность Майло. – Только это еще не всё. Вам надо взять десерт. А лучше два, за себя и за Шона.
  
  – Очень мило с вашей стороны, но я на десерты как-то не припадаю.
  
  – Учитывая, через что вам пришлось пройти, вам для восстановления просто необходимо. Смелее, оплата за наш счет.
  
  – Вау… Вы правда так думаете?
  
  – Мы не думаем, Бритни. Мы знаем.
  
  – Ну-у… Вообще-то я стараюсь держаться подальше от белого сахара. Хотя, может, они тут используют что-то другое…
  
  Майло затребовал меню. Бритни стала его взыскательно просматривать:
  
  – Кокосовый заварной крем… Кокос мне действительно нравится… Заварные яйца – это протеин; хорошо, годится. Благодарю.
  
  – А за Шона?
  
  – Не уверена, что он это выбрал бы, он в спортзале калории считает… Хм, а вот манго с кокосовой стружкой. Он от манго без ума. Кладет их в блендер для смузи.
  
  Майло сделал заказ, попросив официанта упаковать его вместе с едва тронутой порцией Бритни, и рассчитался наличными.
  
  Официант улыбнулся; улыбнулась и Бритни Фов.
  
  Мы с Майло старались сохранять на лицах сдержанность.
  
  Когда принесли пакет навынос, Бритни встала и невесомо тронула Майло за плечо.
  
  – Ну пока. Вы действительно знаете, как заботиться о людях. – Голос у нее дрогнул. – У меня отец был таким.
  * * *
  
  Мы заказали еще чая. Осчастливленный официант поспешил принести кувшин и тарелку с печенюшками.
  
  – Адвокат и клиент, расширяющие свои отношения, – после паузы изрек Майло. – Тебе это ничего не напоминает?
  
  В прошлом году мы с ним участвовали в расследовании убийства Урсулы Кори – богатой импортерши азиатских товаров, подстреленной возле офиса ее бракоразводного адвоката, прямо на парковке. Тот самый адвокат, Грант Феллингер, помимо прочего, значился ее любовником и стал в деле главным подозреваемым[37].
  
  – Эти двое живы, – заметил я.
  
  – Они-то да. А вот люди вокруг них имеют свойство умирать. Давай-ка поговорим с тем Антуаном из почтового отделения. Черный парень с французским акцентом; сотрудников с такими приметами у них, должно быть, не так уж много.
  
  Он вошел в «Гугл», вбивая имя и название фирмы по буквам. Довольно быстро в «Фейсбуке» появилась страница.
  
  – Хвала Всевышнему за соцсети, – буркнул Майло и начал прокрутку. – Антуан Филипп Бономм. Специалист по ксероксам, но выставляет себя помощником по административным вопросам… Родом из Порт-о-Пренса, Гаити… Во Флориду прибыл ребенком, на лодке… Куча грустных фотографий… Любит мексиканскую кухню и, о-па – легкую оперу… Четыре года назад окончил Колумбийский университет по специальности «антропология»… что-то там по аллельным генам.
  
  – Генетика? – подивился я. – Добро пожаловать в эпоху заниженных ожиданий.
  
  – Что он, что Бритни… Нелегко быть ребенком в наши дни. А с другой стороны – старость, которая, похоже, открывает новые горизонты эротических возможностей. Энид, шалящая в «Шанели» и «лабутенах»… Кто бы мог подумать?
  
  – Принцип удовольствия работает равно в обе стороны.
  
  – Тебя даже не удивляет? – спросил Майло. – Так ведь и соскучиться можно.
  
  – Потому я и принимаю звонки от тебя.
  
  – Будем надеяться, что месье Бономм окажется столь же любезен.
  * * *
  
  Связаться с почтовым отделом юридической фирмы получилось не сразу. Кто-то из сотрудников сказал, что «Тони» Бономм отсутствует по состоянию здоровья. Пробивка через транспортную службу выявила адрес на Фуллер-авеню в Голливуде, а также фото. В телефонном справочнике отыскался домашний телефон, трубку которого никто не взял.
  
  – Давай рискнем проехать мимо, – предложил Майло. – Если что, оставлю ему свою визитку.
  
  Дом оказался приземистым темно-зеленым кубом. Тони Бономм был виден с обочины: сидел за чтением в шезлонге на заднем дворике. По мере приближения на земле стал виден зарядный шнур от ноутбука, стелющийся через открытую дверь более миниатюрной задней постройки. Внутри там находилась миниатюрная кухонька с тарелками, аккуратно составленными на прилавке. Рабочее помещение или гостевой дом.
  
  Книга, которую Бономм держал обеими руками, представляла собой крупноформатный покетбук с канареечной обложкой. Удивительно, но сидящий не заметил нашего приближения.
  
  Тщедушный очкарик с редеющими волосами, в белой майке и джинсах. Наушники, идущие к «Айподу» на коленях, заставили меня переоценить свойства покетбука. Как и его название: «Подготовка к вступительному экзамену в юридическую школу». Подчеркивая что-то желтым маркером, Бономм пожевывал губу.
  
  Лишь когда на него упала тень от надвигающегося силуэта Майло, он посмотрел вверх. Вынул из ушей пуговки наушников, ухватил взглядом бэйдж Майло и расслабился. Не совсем обычная реакция.
  
  – Формуляр был вам отправлен, – с вызовом сказал нам Бономм. – Я его лично пересылал по факсу. Но для согласования их сейчас здесь нет.
  
  – А где они? – непонимающе спросил Майло.
  
  – В Венеции, – ответил Бономм. – Не в калифорнийской, а в итальянской[38]. Только не говорите мне, что ничего не получали.
  
  – Не получали чего?
  
  – Да запрос же. Хорошо, я его снова продублирую.
  
  – А кто в Венеции?
  
  – Вы меня разыгрываете? Владельцы. Чэд и Даррен. Они каждый год ездят туда по путевке. Да бросьте, господа, к чему начинать все заново… Каждый раз, когда от вас появляется кто-нибудь еще, это все равно что по новой изобретать колесо. Притомляет, честное слово.
  
  – Мистер Бономм, – со строгостью в голосе обратился к нему Майло.
  
  – Хорошо, хорошо, – досадливо вздохнул тот, – можно и заново. Как вам угодно. Та печально известная вам кража со взломом. То, о чем вы, видно, не были проинформированы, – это что страховая компания продолжает чинить препоны, настаивая на подробной описи украденных предметов с официальным заверением полиции до того, как Чэд и Даррен смогут запросить внешнюю оценку. Даже если это сертифицированные оценщики антиквариата. Я все дублирую и дублирую вам свой официальный запрос, он постоянно теряется, и в итоге все буксует на месте.
  
  – Кража произошла где – здесь? – Майло округло развел руками.
  
  – Нет, – Бономм прямее сел в своем шезлонге, – в магазине. – До него что-то стало доходить. – Постойте, вы кто?
  
  – Полиция Лос-Анджелеса. Мы здесь для встречи с вами.
  
  – Насчет чего конкретно? – Бономм поднял книгу. – Обучения без лицензии?
  
  – У вас есть проблемы…
  
  – Ну надеюсь, что нет! Что теперь?
  
  – Извините за вторжение, – примирительно сказал Майло. – Мы тут звонили, но никто…
  
  – Когда я занимаюсь, то отключаю телефон. Вы хотя бы представляете, что это?
  
  – Экзамен в юридической школе?
  
  – Да, на следующей неделе. Поэтому мне необходимо сосредоточиться.
  
  – Это не займет много времени, мистер Бономм…
  
  – Бон-хомм. То есть «хороший человек». – Оставалось уповать, что это так. – Вы, видимо, перепутали меня с каким-нибудь случайным темнокожим, который…
  
  – Мы здесь в связи со смертью, произошедшей в фирме «Ривелл, Уинтерс, Лоуч и Рассо».
  
  – А мне об этом якобы известно в связи…
  
  – В связи с тем, что вы сами об этом кое-кому рассказывали.
  
  – Я? Да перестаньте.
  
  – Вы даже шутили. О колдовских обрядах в офисе фирмы.
  
  Бономм снял очки, прищурился, поморщился.
  
  – Вот черт… Блондиночка-синеглазка. Да вы шутите. Она восприняла это настолько всерьез?
  
  – Всерьез она восприняла тот факт, что кто-то умер. А ваш комментарий – как скабрезное легкомыслие.
  
  – Легкомыслие… Ну да, именно этим оно и было. Но чтобы скабрезное? Знаете ли, на вкус на цвет…
  
  – Так что, разве этого в действительности не было? Никто не умер?
  
  – Вообще-то умер, – нехотя признал Бономм. – Но все это было просто глупостью… какое там «проклятие». Ерунда это все. В любом случае, просто несчастный случай. По крайней мере, я так это слышал. А над той девчонкой я просто потешался, потому что она сама на это напрашивалась.
  
  – Какого рода несчастный случай?
  
  – Несчастный случай, и всё. Это единственное, что я знаю. – Он сел прямее. – Вы хотите в этом усомниться?
  
  – Как звали жертву того несчастного случая?
  
  Тони Бономм стрельнул в нас искушенной улыбкой.
  
  – Вы просто копаете вокруг да около, потому что блондиночка вас настропалила. Это было несколько месяцев назад. Шутка, джентльмены. Не более. И, как я уже сказал, она сама меня на нее спровоцировала, своими манерами.
  
  – Какими, интересно?
  
  – Эдакое натянутое превосходство во всем, куда ни ткни. Будто она слишком хороша для того, чтобы здесь находиться. Я, мол, вот какая, а вы тут… Словно специально ставила на вид, что думает стать актрисой. Драматических персонажей можно всегда распознать. Они совершенно неспособны регулировать свои эмоции. Потому я над ней и подшутил. Проклятие? Да это детский лепет, и ей нужно было в этом разбираться.
  
  Майло указал на книгу.
  
  – Вы, я вижу, подумываете об уходе из фирмы?
  
  – При первой же возможности, – ответил Бономм. – И не потому, что считаю ее ниже меня. В Лос-Анджелес я переехал, чтобы получить докторскую степень по физической антропологии, но обнаружил, что ее оседлали и захомутали политкорректные придурки. Понял я и то, что не эволюционировал до такой степени, что не нуждаюсь больше ни в еде, ни в питье. К тому же на сегодня я недоволен результатами моего практического теста. Поэтому могу я спокойно перейти к учебе и стремиться к своей цели: пополнить ряды зажиточного класса?
  
  Майло рассмеялся.
  
  – Как вы сказали, офицер, – легкомыслие? – Бономм скептически сощурился. – Да, только им и спасаюсь. А сейчас, пожалуйста, позвольте мне вернуться к чтению «Пятидесяти оттенков занудства».
  
  – Еще буквально один вопрос, сэр. Как вы узнали о том происшествии?
  
  – Кривотолки в катакомбах – так мы именуем почтовое отделение и все остальное в нашем нижнем этаже. Кто именно об этом пустил, я не помню. Просто ходили шепотки типа: «Бедный парень, ишь как бывает…»
  
  – Бедный парень, – сделал акцент Майло. – Значит, речь о мужчине?
  
  – Хм. – Губы Бономма скривились в ухмылке. – Слово «парень» я, похоже, слышал, так что не исключено. Только не пытайтесь меня на этом подловить. Это было несколько месяцев назад.
  
  – Сколько именно?
  
  – Вы действительно воспринимаете это всерьез?
  
  – Осторожность всегда оправдывается, – сказал Майло. – Если б вашей охраной занимались мы, вещи не пропали бы.
  
  – Браво. – Бономм усмехнулся. – Как давно… Ну месяца два, плюс-минус что-то.
  
  С испытательным сроком Бритни Фов стыковалось просто идеально.
  
  – Опять же, не цепляйтесь к этому, – бдительно сказал Бономм. По всей видимости, он уже мыслил как адвокат.
  
  А Майло мыслил как детектив:
  
  – Вам встретилась Бритни, а не ассистент, который умер.
  
  Бономм о чем-то подумал.
  
  – Да, это интересно. Помощники старших партнеров редко спускаются к нам в подвал. Свои запросы они, как правило, шлют по электронке или в эсэмэсках. Возможно, блондинка просто не была знакома с укладом. Или ее наняли по пониженной ставке. У них это активно практикуется. Затягивание поясов. – Он разгладил книжку. – Еще одна причина заниматься поиском вакансий.
  
  – Желаю вам с этим удачи, – сказал Майло.
  
  – Она нам всем не помешает. – Тони Бономм подмигнул.
  Глава 29
  
  По возвращении к машине я сказал:
  
  – Бритни спустилась туда потому, что Лоуч планировал поразвлечься с Энид, а свою ассистентку загрузил липовым заданием, чтобы она отсутствовала. К несчастью для него, она вернулась раньше времени.
  
  – Да… инцидент. Если это не трактовать как преступление, то делать больше нечего. Но я сверюсь с буквой закона.
  
  – Есть только один способ выяснить это.
  
  – Сделаем, как только вернемся.
  
  У меня соображения были иные. Хотя что толку спорить.
  * * *
  
  Майло вел машину, а я играл со своим смартфоном.
  
  Убийства в Лос-Анджелесе регистрируются в нескольких местах. Существует реестр лос-анджелесской полиции, список коронера, а также дополнительные файлы, в основном для статистических целей, которые ведет и обрабатывает уйма местных и федеральных агентств.
  
  Из которых каждое требует пароля или иных подтверждений официального статуса.
  
  Любой человек с доступом в Интернет может войти в рубрику об убийствах «Лос-Анджелес таймс» – регулярно обновляемый кэш, который предоставляет историю «по каждой жертве» – и, надо сказать, отлично с этим своим обязательством справляется.
  
  Получение имени заняло у меня меньше минуты. Я сказал это Майло и зачитал ему дословно заметку:
  
  «Родерик Солтон (34 года, белый мужчина) был найден мертвым в складском районе недалеко от здания суда на 1945 Саутхилл-стрит, в исторической части Южного Централа. Хотя Солтон значился помощником юриста в юридической фирме в центре города, его работодатели сказали, что вопросы судопроизводства в его ведение не входили. У его семьи не нашлось четкого объяснения, что переселенец из Юты Солтон, планировавший той осенью поступить в юридическую школу, делал ночью в том складском районе. Любого владеющего информацией просим связаться с детективом Роджером Энау из Юго-Западного отдела полиции Лос-Анджелеса».
  
  Внизу прилагалось цветное фото полнолицего молодого человека с короткими темными волосами и открытой улыбкой. Дата смерти: шестьдесят восемь дней назад.
  
  – Удачи тебе, Энау, – пожелал Майло.
  
  – Что, не ас?
  
  – Ты никогда не спутал бы его с тем, кому не все равно. Я давал показания в том суде: помойка, какие поискать.
  
  – Я там тоже выступал, в качестве свидетеля.
  
  – Там разве слушаются дела об опеке?
  
  – Да, когда главный суд перегружен.
  
  – А, ну тогда ты знаешь ту окрестность, как ее корректно именуют, «промышленных и складских помещений». Если там подобным образом умирает якобы «почтенный гражданин», то это обычно от секса, наркотиков или от того и другого. Но на ночь там все вокруг закрывается. Никогда не слышал о скоплении там проституток или наркодилеров.
  
  – Что, по логике, делало его идеальным местом для свалки трупа. Между прочим, сравнительно недалеко от работы Солтона в центре. И адвокату та местность должна быть хорошо знакома.
  
  – Опять эта чертова контора… Скверные дела начинаются там и заканчиваются в нескольких милях к югу. Кстати, я что-то пропустил причину смерти.
  
  Я посмотрел.
  
  – В списке не значится. – В груди у меня напряглось. – Слушай. Сделай одолжение, позвони Бернстайну.
  
  – Чего ради?
  
  Я сказал ему.
  
  Майло побелел лицом.
  * * *
  
  Голос патологоанатома мрачно гудел по громкой связи:
  
  – Правильно, пострадавший Солтон – единственное в округе отравление взрослого неопределенным образом, помимо той вашей Чейз. Я тебе уже говорил, что это не один и тот же токсин, так что не грей голову.
  
  – У тебя есть какие-то чувства насчет методов осуществления?
  
  – Методами и чувствами я не занимаюсь, я занимаюсь фактами. Если б я был спорщиком, то поставил бы на вероятность самоубийства, и только потом – убийства. Но пока у меня нет хоть каких-то доказательств, те самые «методы» останутся неопределенными.
  
  – Делом занимается Энау, а потому хоть что-нибудь близкое к доказательствам ты вряд ли получишь.
  
  – Это я понимаю. Не моя проблема, – припечатал Бернстайн. – Как ты на это набрел?
  
  Майло пояснил, оставляя за скобками Алисию с Имельдой и фокусируясь преимущественно на нити к Ярмуту Лоучу.
  
  – Адвокат Депау? – спросил Бернстайн. – У тебя есть связь между ним и пострадавшей Чейз?
  
  – У них с Депау деловые и личные отношения. В ее отсутствие он управляет ее собственностью.
  
  – Это и есть связь? – голосом скептика спросил Бернстайн. – Ты считаешь, она отсутствует, потому что он того хочет? Мой совет: будь осторожен. Чрезмерная изощренность творчества разъедает душу.
  
  Мы с Майло переглянулись. Такой расклад не приходил нам в голову.
  
  – Все возможно, Билл, – осмотрительно сказал мой друг.
  
  – Надеюсь, что нет, – сказал Бернстайн. – Вселенная возможностей – дефиниция ада. Не сказать чтобы доказательно, но, на мой взгляд, провокационно. Ты усложнил мне жизнь.
  
  – Знал бы ты, как я усложнил свою… Ты не мог бы отправить мне дело Солтона?
  
  – Рассылкой занимается моя секретарша, но она уже ушла домой. Мне тоже, честно говоря, пора… Ладно, закину к тебе в офис, я все равно еду мимо. Учти, везу оригинал, так что сам сделаешь копии и доставишь его обратно.
  
  – Заметано. А когда?
  
  – Ты сейчас у себя?
  
  – Как раз еду.
  
  – Я прибуду первым. Но учти, дожидаться не буду.
  * * *
  
  Майло с удвоенной скоростью рванул в участок. Там мы на всех парах взбежали по лестнице в его кабинет и открыли в инете резюме дела Родерика Солтона.
  
  – Вот. Типичный Энау, – усмехнулся Майло, оглядывая титульный абзац. – Минимум миниморум. Он даже имя этого парня впечатал неправильно – «РОДРИК». Обрати внимание: «Е» значится строкой ниже.
  
  На столе зазвонил рабочий телефон.
  
  – Бегом вниз, – скомандовал в трубке Билл Бернстайн.
  
  Машина коронера урчала на въезде служебной парковки. Сам он красовался все в том же коричневом костюме, из-под которого выглядывал огненный галстук в серебристых сабельках скальпелей; на голове белая бейсболка. Автомобиль – «Корвет» шестидесятых годов, цвет синий «электрик», белый парусиновый верх опущен, хромированные выхлопные трубы мягко пофыркивают.
  
  – Наконец-то, – с укором сказал Бернстайн и наддал педаль газа. Вокруг заклубилось синеватое облако дыма.
  
  Замечу: мы добрались до него за минуту.
  
  Майло протянул ему руку.
  
  – Сейчас все обсудим, – сказал из окна патологоанатом. – Запускайте.
  
  Майло своей карточкой открыл шлагбаум, и Бернстайн вкатился в карман с табличкой «Зам. начальника». Бейсболку он оставил в машине, а наружу вылез с черным портфелем, напоминающим увеличенный докторский саквояж. Держа его под мышкой, продефилировал мимо нас и без всякой видимой опаски пересек проезжую часть.
  
  – Спасибо, что нашел время, Билл, – сказал Майло.
  
  – Вам нужно всерьез проработать вопрос с парковкой. Специальный запрос на въезд – с какой стати? Мне что, моего четырехколесного друга оставлять на улице? Еще чего!
  
  – Классная тачка. Ты прямо вот так катаешься на ней по Восточному Лос-Анджелесу?
  
  – А почему бы нет? У меня там выделенное место на виду у камеры. – Бернстайн поднял свой саквояж и встряхнул. Там внутри подпрыгнуло что-то увесистое. – «Глок» у меня тоже есть, получше, чем у вас, и разрешение на ношение – тоже. Пусть какая-нибудь мразь попробует покуситься на что-нибудь мое.
  
  Майло лукаво подмигнул мне.
  
  – Впору называть тебя Диким Биллом.
  
  – Мои собратья по цеху тебя опередили.
  
  Бернстайн распахнул дверь участка, взошел по лестнице и хозяйски остановился в устье коридора.
  
  – Где здесь твои владения?
  
  Майло подвел его к двери.
  
  – Это? – Бернстайн поднял брови. – Кого ты обидел? Найди себе достойное место обитания.
  
  Майло это уже сделал (в допросной через несколько дверей), но вслух сказал:
  
  – Хорошая идея, Билл. А главное, своевременная.
  
  – То-то, – назидательно сказал Бернстайн. – А то ты вводишь меня в дурное расположение духа.
  
  Мы дошли до раёшника Майло. Оказавшись внутри, Бернстайн сказал:
  
  – Три стула. Это хорошо. – Он брезгливо поморщил нос. – Запах. Недогляд с уборкой.
  
  Обоняние в самом деле улавливало слабую привонь пота. Каким-то образом она успела расползтись по всему помещению.
  
  Бернстайн сел, поставил перед собой черный саквояж и, выложив из него на стол ворох бумаг, придал ему упорядоченную форму.
  
  – Потерпевший Солтон, – объявил он.
  
  На нос водрузились очки. Бернстайн поправил узел галстука, сабельки скальпелей на котором взблеснули.
  
  – Назначение на это дело Энау сопоставимо с дрейфом по морю миазмов.
  
  – Он то ли Роджер, то ли Рожер, – вставил Майло.
  
  – Он у вас фальшивая позолота; вам следует провести внутреннюю чистку своих рядов. Помимо своей обычной некомпетентности, он меня откровенно раздражал. Пытался давить, чтобы я обозначил ту смерть как суицид, а он закрыл бы дело и отправился ловить свою рыбку где-то еще… Представьте, чтобы я кому-то делал такое одолжение? Ага, бегу бегом. – Он криво усмехнулся. – Это мягко выражаясь. Ну а коли уж мы заговорили о приеме внутрь…
  
  – Приеме внутрь чего, Билл?
  
  – Сейчас, подхожу именно к этому. – Бернстайн разложил перед собой листы бумаги и выбрал один из них. – Вот. Аконит. Ядовитое растение. Известное также как «борец», «шлем дьявола», «волчий лютик», «женское проклятие», – он издал смешок, – в общем, кому что нравится.
  
  Лист Бернстайн по столу придвинул к нам. Цветное фото растения с длинным стеблем и броскими лилово-синими цветками.
  
  – Можно сказать, симпатяга, – сказал Бернстайн. – Только не вздумайте высаживать его у себя в саду, если у вас есть собака, маленький ребенок или белочка, о которой вы заботитесь. У этого цветка есть благородная история. С давних пор он слывет орудием крайне неприятной смерти. В этой роли он фигурирует, например, у Шекспира в «Генрихе Четвертом»; Медея пытается опоить им Тесея. А есть еще всякие трёхнутые колдуны, кретины, что верят в оборотней, ведьм, бесов и тому подобную хрень. Даже та детская книжка: Гарри как-там-его…
  
  – Его же можно выращивать легально? – уточнил Майло.
  
  – Почему бы нет? Но вы диву дадитесь, насколько велик бывает потенциал смерти в обыкновенном саду. Аконит на редкость эффективный убийца – пару часов, и пфф… ну, может, чуть дольше, если доза помельче. Принцип действия в том, как вскрываются чувствительные к тетродотоксину нервные клетки… Почему я так вдаюсь с вами в технические детали? Скажем так: он просто губит нервную систему. Вас мутит, вы исходите на рвоту, а внутренние органы кровоточат и буквально лопаются. В итоге человек выключается, на том и сказке конец.
  
  – Похоже на действие колхицина.
  
  – Он гораздо точнее, чем колхицин. У потерпевшего Солтона на одежде обнаружились микроскопические следы рвоты, но в целом он был довольно чистым, поэтому я подозревал, что он отдал концы где-то в другом месте. Я сказал об этом Энау. Ему, как обычно, было поровну.
  
  – Есть ли на теле какие-то внешние следы? – поинтересовался Майло.
  
  – Ни намека. Когда я вижу что-либо подобное, то первый вариант – это наличие не яда, а болезни. Ведь даже молодые, случается, мрут от инсультов-инфарктов, аневризма, закупорки сосудов. Но еще до того, как я его вскрыл, я заметил синюшность ногтевого ложа, а это нестыковка: речь-то идет об острой кислородной недостаточности. Конечно, теоретически что-нибудь связанное с сердечной деятельностью можно и отрезать – например, в конечном итоге рассматривать версию с угарным газом, как у потерпевшей Чейз. Но реакция была отрицательная. А когда я полез внутрь, то там обнаружился полный беспорядок, с кислородом не связанный вообще никак. Я взял сразу несколько образцов для биопсии и в срочном порядке заказал токсикологический анализ. Третья проба выдала аконит. Все это я привел в своем отчете.
  
  – А Энау – нет. Он просто указал: «Отравление».
  
  – Опять же, не моя проблема.
  
  К разговору присоединился я:
  
  – Колхицин, мне помнится, можно использовать как средство от подагры. Его вообще применять разрешается?
  
  – Кое-кто из британских гомеопатов сватает его как диуретик, но, по-моему, это дурь несусветная. Даже в разведенном виде, который они практикуют, зачем брать на себя риск? Если я, скажем, хочу вывести из организма воду, то буду есть спаржу; пусть уж лучше припахивает моя моча, чем лопнет к чертям все тело. Колхицин также в ходу в Китае и Индии – в виде травяных отваров, – но эти ребята, напоминаю, для получения стояка у престарелых измельчают и носорожий рог, от чего пользы ровно как от молитвы, а потому стоит ли удивляться. Предугадываю ваш следующий вопрос: использовался ли он последнее время с целью убийства? Отвечаю: в США нет, а вот в Англии несколько лет назад одна индианка приготовила вкусное карри, которым прикончила своего мужика из-за того, что тот вернулся к своей жене. Пресловутое женское проклятие. Нету ярости в аду.
  
  Он достал чистый льняной платок, вытер очки и снова водрузил их на переносицу.
  
  – Ну ладно, хватит нейробиологии для чайников. Я так понимаю, вы предполагаете некую связь между потерпевшей Чейз и потерпевшим Солтоном через посредство одного этого адвоката? Какая у вас на этот счет гипотеза? Некий тип в белых перчатках покупает у двинутого травника два яда и заваривает на них чаек? Если да, то удачи в поисках. Торговцы дрянью нынче орудуют повсюду, от Вениса до Чайнатауна; хуже того, через Интернет. И ни один из этих идиотов вместе с другими такими же не зарегистрирован в УКПМ[39].
  
  После долгой паузы Майло произнес:
  
  – На самом деле мы подумываем о связи с садом Энид Депау.
  
  Бернстайн молчал.
  
  – Женское проклятие – а, Билл?
  
  – Да понимаю. Но как она связана с Солтоном?
  
  Теперь молчание уже со стороны Майло.
  
  – Вы ничем не располагаете, но готовы усугублять ситуацию.
  
  – Билл…
  
  – Я предлагаю вам держать голову ясной. Единственное общее звено – это адвокат, да и то, в случае с потерпевшей Чейз, в лучшем случае опосредованное. Мы знаем, что колхицин взялся не с участка Депау. Смотрели вы, смотрели мы. – Палец Бернстайна жестко ткнул в фотографию. – А вот это вы там где-то видели?
  
  – Это мы как-то не отслеживали.
  
  – Может, там были какие-то растения в горшках? – неуверенно предположил я. – Или что-то выкопанное из земли?
  
  – Может, не может… В любом случае на столь поздней стадии доказательств вам не найти. А вот вопрос еще более крупный: чего ради тому адвокату – или той женщине – убивать безумную побродяжку и помощника юриста? Какая связь между теми вашими жертвами?
  
  Майло неопределенно пожал плечами.
  
  – Вот именно, – сказал Бернстайн.
  
  – А просто для забавы – это не мотивация? – спросил я.
  
  Майло на своем стуле крутнулся ко мне.
  
  – Вы основываетесь на психологических фактах или, так сказать, пальцем в небо? – воззрился на меня Бернстайн.
  
  – Рассматривать нужно все, – сказал я.
  
  – Вздор. Если б это было правдой, в мире царил бы хаос, – сказал Бернстайн. – Получается, Лукреция Борджиа живет и здравствует в Бель-Эйр? А что же дальше – глаза тритона, язык рептилии?.. Будьте логичны, сузьте фокус до точки, где есть конкретные шаги, которые можно предпринять.
  
  – Какие именно? – спросил Майло.
  
  Бернстайн зарделся.
  
  – Теперь показания должен давать я? Нет уж. Ответа я не знаю. Довольны? – Схватив свой портфель, он встал. – Если узнаете что-то, проясняющее метод действия, давайте мне знать.
  
  Вопрос задал я:
  
  – А семья Солтона не пыталась с вами связаться?
  
  – У вас есть не только ответы, но и вопросы?
  
  – Вопрос уместный, Билл, – вмешался Майло, – поскольку методы все еще не определены, а Роджеру, как ты говоришь, все поровну.
  
  – И вы думаете поступать сообразно им? У меня такого впечатления почему-то не сложилось. Во всяком случае, пока.
  
  Он повернулся уходить.
  
  – Извини, Билл, если моя работа тебя раздражает, – сказал ему вслед Майло, – но мне нужна осмысленность…
  
  Остановившись на полушаге, патологоанатом медленно повернулся. Лицо его по-прежнему рдело.
  
  – Я выше крыши загружен работой, потому что округ – прижимистая сволочь и отказывается адекватно укомплектовывать персонал. Прошлой ночью я торчал там до двух часов ночи и жрал всякую дрянь вместо изысканного ужина, приготовленного моей невестой. Тем не менее отвечаю. Да, контакт со вдовой Солтона был, но минимальный и к вам не имеющий никакого отношения. Она позвонила примерно через месяц после той смерти и хотела получить информацию. На звонок отвечал один из моих помощников, и сообщить ей мы ничего особо не смогли, так что она осталась недовольна. Версия о самоубийстве ей определенно не понравилась.
  
  – А какие-то свои она выдвигала?
  
  – Насколько мне известно, нет. – Бернстайн нащупал в кармане мобильник-«раскладушку», вынул, набил номер. – Энрике! Ты помнишь разговор с женой одного покойного – пару месяцев назад, плюс-минус ерунда, фамилия Солтон?… Помнишь? Отлично, Энрике. Альцгеймер твоей семье не грозит. Скажи, у нее были какие-нибудь предположения о причинах смерти ее мужа?.. Понятно. Ты об этом спрашивал?.. Я понимаю, причин нет, да и нет у нас времени языки чесать с семьями… Нет, скорей всего, нет. Нет, у тебя всё в порядке. Держи свой мозг в здравии, Энрике. Ломись оттуда бегом и прими пару «Маргарит». А еще лучше «Кровавых Мэри». Ты, кстати, знаешь, что «марджи» зародилась в Эль-Пасо? Да, твои корни… Ты так и поступил? Молодец, это тебя красит. Тебе место в команде «Рискуй!»[40].
  
  Бернстайн убрал телефон. Багрянец сошел с его щек, но лицо выглядело скорее усталым, чем расслабленным.
  
  – По всей видимости, она сказала, что причина как-то связана с его работой. Но даже если б мы передали это Энау, где гарантия, что он хотя бы пальцем пошевелил?
  
  – Гарантий ноль, – сказал Майло.
  
  – Меньше нуля, – поправил его Бернстайн.
  
  – В пофигизме Энау есть один положительный момент: я не перейду ему дорогу тем, что свяжусь с женой самостоятельно.
  
  Бернстайн нагнулся, расстегнул свой портфель и порылся там в бумагах.
  
  – Пиши ее телефон.
  * * *
  
  Мы с Майло остались в допросной.
  
  – В сравнении с Биллом я смотрюсь легким и воздушным, – сказал мой друг. – Но даже для него это было сильно.
  
  – Столкновение жесткой личности с новыми возможностями, – рассудил я.
  
  – Не очень хорошая черта для коронера.
  
  – Обычно это не проблема. Ты же знаешь, как выглядит типичное убийство.
  
  – Дырка в голове, нож в брюхе, написание рапорта.
  
  – Смерть Зельды он пометил как случайную, Солтона – как невыясненную, хотя и считал, что тело было перемещено. Теперь Билл вынужден рассматривать оба случая как возможное убийство и задаться вопросом, не упустил ли он чего. Вряд ли, но у него высокая планка требований ко всем, включая себя самого. – Майло вздохнул. – Зельда, Солтон, те горничные… Ты в самом деле думаешь, что это могла быть чья-то забава? Надеюсь, что нет. – Его глаза опустились на телефонный номер, продиктованный Бернстайном. – Посмотрим, есть ли какие-то предположения у вдовы.
  * * *
  
  Указанный адрес Родерика и Андреа-Ли Солтон оказался квартирой в Северном Голливуде. В этот час поездка в долину выглядела бы ползаньем улитки.
  
  Майло переключил телефон на громкую связь и позвонил. Трубку взяла женщина. Не успел он углубиться в разъяснения, как она спросила:
  
  – Что-нибудь по Родди?
  
  – Миссис Солтон, мы хотели бы обсудить это дело лично.
  
  – У вас так ничего и нет.
  
  – Мы рассматриваем его в ином ракурсе. Так сказать, свежим взглядом. Если б вы могли уделить нам немного времени…
  
  – Свежим. – Она усмехнулась. – Ну а тот ваш предшественник был, понятно, несвежим? Хорошо, приезжайте. Почему бы и нет.
  
  – Сейчас большое движение, мэм. Что, если мы подъедем немного позже – часов в семь, в половине восьмого? Вы еще будете на месте?
  
  – Конечно. Я его и не покидаю.
  Глава 30
  
  Прежде чем отправляться в Северный Голливуд, Майло бегло навел справки по Андреа-Ли Солтон. Полнолицая, как и ее муж; песочного цвета волосы стрижены под «шведского мальчика». В свои сорок на шесть лет старше мужа. Машину водит аккуратно, приводов в полицию нет. Куда ни глянь, всюду благонадежные граждане; только вот четверо погибли…
  
  Следующий шаг – надлежащий звонок в Юго-Западный отдел. Роджер Энау до конца дня был на выезде, но Майло вызнал номер его сотового у дежурного сержанта.
  
  – Вас слушаюуут, – томным баритоном пропела трубка.
  
  На заднем плане музыка; что-то из наследия восьмидесятых.
  
  – Привет, Родж, это Майло. Нужно поговорить с тобой о деле.
  
  – Рабочий день окончен.
  
  – Да я на секунду. Родерик Солтон, помощник юриста, найден рядом со зданием суда…
  
  – Кто? А, этот, – с ленцой протянул Энау. – Суицид. Спрашивается, чего Западному отделу здесь ловить?
  
  – Это может быть связано с одним из моих дел.
  
  – Опять, что ли, суицид? – Энау поперхнулся смехом. – Да там просто эпидемия. Звони сразу в карантин.
  
  – У меня не самоубийство, Родж.
  
  – А у меня – да. Хотя если хочешь погонять мяч в игре, которая закончена, то милости просим.
  
  – Ты что-нибудь можешь рассказать мне о Солтоне?
  
  – Самоубийство. Парняга был мормоном.
  
  – А мормоны что, склонны к суициду?
  
  – Как и все, кто двинут на боге, – сказал Энау. – Все они ждут прекрасной жизни, а она вдруг дает им отсосать, и они разваливаются, как мешок влажного дерьма.
  
  – А что такого не сложилось в жизни Солтона, что он вдруг…
  
  – Повторяю для тех, кто в танке: это было самоубийство. У меня сразу возникла чуйка, возникла и застряла. А я своему чутью верю.
  
  Короткие гудки.
  
  Майло убрал телефон.
  
  – Бедная женщина: иметь дело с этим… Думаю, нас она полюбит.
  
  «Травить колодец», – подумал я. Фраза из обихода таких, как Билл Бернстайн. Вслух этого лучше не произносить.
  * * *
  
  Андреа-Ли Солтон жила в престижной части Северного Голливуда, недалеко от озера Толука, где во избежание встреч со своими вестсайдскими коллегами обитали Боб Хоуп, Уильям Холден и другие голливудские знаменитости.
  
  Дом представлял собой консервативную трехэтажку в квартале элитных многоквартирных домов. В нужных местах здесь неусыпно бдели камеры наблюдения, о чем вас предупреждали знаки, специально размещенные на виду. Входная дверь с согласия жильцов запиралась на два замка. При нажатии звонка немедленно зажужжал зуммер.
  
  – Береженого бог бережет, – усмехнулся Майло.
  
  По плюшевому ковролину лестницы, гасящему звук шагов, мы поднялись на второй этаж. Отсечки «A» и ««B, по одной двери с каждой стороны. Андреа-Ли Солтон ждала слева; ее открытая дверь отбрасывала на ковер узкий ромб света.
  
  Рост метр семьдесят, пышнотелая в духе Ренессанса, Андреа стояла в белых джинсах, черном льняном топе и черных мокасинах. Безымянный палец венчало обручальное кольцо с брюликами.
  
  – Хорошее начало, – встретила она наше появление. – Вы хотя бы не он.
  * * *
  
  Квартира была просторной, с мебелью пятидесятых годов (дорогой и, по всей видимости, оригинальной, включая стул «Имс»[41] из черной кожи). Кувшин с ледяной водой, приправленной лимоном, стоял на стеклянно-латунном столике в гармоническом ансамбле с кубками, льняными салфетками и тарелкой шоколадного печенья (по виду – домашней выпечки).
  
  Андреа стояла перед своим «Имсом» и ждала, пока мы сядем, после чего тоже уселась, скрестив лодыжки. Непосредственно позади нее висела живопись в стиле «вестерн»: ковбои, лошади, каньоны и бизоны. Слева три фотографии в рамках: счастливая пара молодоженов, смотрящих друг другу в глаза, и еще две со скоплениями лиц – белых, смуглых, раскосых и темнокожих.
  
  – Это все родня, моя и Рода, – перехватив мой взгляд, сказала Андреа-Ли Солтон. – На снимке едва уместилась. И да, мы из Церкви Святых Последних Дней – то есть мормоны, – но никакого отношения к смерти Рода это не имеет. А то, что мы якобы со странностями – голимый вздор, как бы к этому ни относился он.
  
  – Детектив Энау… – начал Майло.
  
  – Предвзятый дуралей.
  
  – Он предположил, что к этому может быть причастна ваша религия?
  
  – Если б только это… При одном лишь произнесении слова «мормон» он всякий раз закатывал глаза. И тут же склабился, показывая, что он хороший парень. К этому мы уже привычны. Недавний бродвейский мюзикл, основанный на нашем высмеивании, собрал немыслимую кассу. Попробуйте проделать что-либо подобное с мусульманами. – Она снова скрестила лодыжки. – Вы заново открываете дело Рода?
  
  – Закрыто оно, собственно, никогда и не было.
  
  – Причина смерти не установлена, а серьезного расследования не проводилось. То есть, по сути, оно было закрыто, а теперь что-то изменилось – так, лейтенант Стёрджис? Всплыло какое-то похожее убийство, которое и привело вас в действие?
  
  Майло, откинувшись на спинку стула, вдумчиво оглядел ее.
  
  – Что, в точку? – Солтон усмехнулась. – Я привыкла все осмысливать, делать выводы. Как-никак, работала биржевым аналитиком, а затем в инвестиционно-банковской сфере, пока не вышла на докторскую диссертацию в университете. В следующем году защита. Тема философская: качественный и количественный анализ неопределенности. А потому как насчет некоторых деталей?
  
  – Не хотелось бы вдаваться в подробности, мэм.
  
  – Но все же. Нашелся какой-то аналогичный случай? Не пытайтесь отрицать. Просто дайте знать, как и чем я могу вам помочь.
  
  Майло покосился на меня.
  
  – Расскажите нам о вашем муже, – попросил я. – Каким он был человеком?
  
  – Честным, надежным, преданным, трудолюбивым. Если у него и были недостатки, в чем я сильно сомневаюсь, то разве что… Ну, скажем, иногда он бывал упрям. Но даже это обуславливалось крепким моральным ядром. Он был блестящим студентом, отличником. Планировал стать адвокатом, но для начала решил несколько лет поработать ассистентом, подкопить денег, чтобы не брать в долг.
  
  – Предпочитал обходиться без кредитов? – уточнил я.
  
  Андреа-Ли Солтон на секунду отвела глаза, а затем посмотрела на меня в упор.
  
  – Заметьте, не брать в долг ему, а не нам. У моей семьи деньги есть, а у его – не очень. Кто-то ухватился бы за возможность воспользоваться этим. Но для Рода богатство моей семьи было своего рода препятствием, которое надо преодолеть. Я это в нем уважала, хотя нищенкой жить не собиралась. Вот почему мы поселились в этой квартире, а не в студенческой халупе. И езжу я на новом «БМВ», а не на дрянном бэушном «Додже», на котором он настаивал, хотя мой брат предлагал ему свой «БМВ», когда купил новый «Ягуар». Кстати, что вы думаете о том, как был найден «Додж»? Для меня это полная несуразица.
  
  – Энди, вообще-то… – несколько растерялся Майло.
  
  – Вы ничего об этом не знаете. – Она кисло улыбнулась. – Хорошо, не буду строить домыслов. Так вот, по автомобилю я услышала не от Энау, а от какого-то детектива по автоугонам, который позвонил мне и проинструктировал, как забрать его со стоянки эвакуатора. О Роде он, разумеется, понятия не имел. Мы договорились, что он свяжется с Энау. А чтобы не было «глухого телефона», я через несколько дней перезвонила ему сама, и знаете, что? Они за это время и словом не перемолвились. Не думаю, что они вообще хотя бы раз созванивались. Энау сказал, что автомобиль здесь ни при чем. Сомневаюсь, что для него вообще хоть что-то бывает «при чем», кроме себя, любимого.
  
  – Где обнаружили машину?
  
  – В трех кварталах от места, где был найден Род. И только три недели спустя. Кто-то бросил «Додж» на огромной промышленной стоянке за складом; потребовалось время, чтобы понять, что ему там не место. Энау говорит: времени прошло столько, что искать какие-то улики бессмысленно, и даже если б машина была помещена туда вскоре после происшествия, то это лишь доказывает, что Род туда приехал, а затем пешком отправился к месту…
  
  С края глаза скатилась слезинка, которую Андреа поспешно вытерла.
  
  – Мне все равно, что он говорит; он или кто-то еще. Сама мысль о самоубийстве абсурдна и отвратительна. Чтобы Род и проглотил яд? Это полностью уничтожает его духовно и бьет наотмашь по тому, кем он был. Вот вы тут спрашивали… о’кей, больше никаких разглагольствований. Род был счастливым, уравновешенным, оптимистичным и руки на себя не наложил бы никогда. Энау выспрашивал, тяготели ли мы к травяным препаратам, кристаллам, были ли приверженцами субкультуры. Я сказала «конечно, нет», а он мне, мол, «о’кей, мне просто надо было спросить». Ощущение такое, что он разговаривал со мной с покровительственным высокомерием. У него такая манера – начинает эдак непринужденно, даже дружески, а потом сходит на ехидство. Как будто каждый держит в себе гнусный секрет, а его задача – выводить всех на чистую воду и выносить суждение. Я знаю, что вы, ребята, всю дорогу сталкиваетесь с худшей стороной человечества, но Род к ней точно не принадлежал. Никоим образом. В крайнем случае мог попасться по наивности.
  
  – Это как? – спросил я.
  
  – Излишняя доверчивость, идеализм.
  
  – Вы, кажется, звонили коронеру…
  
  – Я была в отчаянии. Энау перестал отвечать на мои звонки. Ну а мне хотелось поговорить со специалистом: тема яда звучала полной бессмыслицей. Род в них совершенно не разбирался, не говоря уже о том, чтобы применять к себе. Человек, с которым я разговаривала, был не врачом, а простым лаборантом. Милым, общительным, но сказать ничего внятного мне не смог. Я оставила сообщение коронеру, передав примерно то же, что и Энау: может, им следует поискать что-нибудь у Рода на работе. Хотя просьба мне перезвонить осталась без ответа.
  
  – Давайте поговорим о ситуации на работе, – предложил Майло.
  
  – Давайте. – Она кивнула. – Рода изначально взяли на заведомо ложных условиях. Ему, по крайней мере, обещали стажировку по трастам и поместьям. Его интерес лежал в сфере работы с недвижимостью; он чувствовал, что она менее конфронтационна, чем большинство других аспектов права. Я тоже это поощряла. Думала, что в семье полезно иметь кого-то с такими навыками. – Вздохнула. – Род всегда называл меня наследницей. Шутил, что я наследная принцесса, а он нанят решать за меня вопросы.
  
  Внезапно она вскочила и выбежала из гостиной в коридор; резко закрытая дверь негромко хлопнула. За время ее отсутствия Майло успел хапнуть и сжевать три печеньки. Возвратилась Андреа с нарочито прямой спиной и распущенными по плечам волосами (видно, что умывалась над раковиной). Я впервые разглядел ее глаза: серые, острые, подвижные.
  
  – Простите, – она слабо улыбнулась, – что-то не полегчало. Хуже всего ощущение, что я уже никогда не узнаю.
  
  После того, как Андреа устроилась и отпила глоток воды, я с осторожной участливостью заметил:
  
  – Вы что-то говорили о ложных условиях?
  
  – Ах да. Изначально предполагалось, что это будет стандартная работа ассистента по правовым вопросам – всякая текучка в обмен на то, что он по согласованию сможет подменять старшего юриста. И первые дни Род действительно чувствовал себя востребованным. Лоуч позвал его на ужин в «Уотер Гарден» – казалось бы, что может быть лучше… Но на следующий день не появился в офисе. Как и три последующих. А когда наконец объявился в пятницу, то пробыл всего час и не дал Роду никаких поручений. Тот с ума сходил от безделья, но Лоуч как будто ничего не замечал. Или ему не было до этого дела. Просто прошел мимо его стола, хлопнул Рода по плечу и ушел.
  
  Другой, наверное, руки потирал бы, что ему платят за дуракаваляние. Но для Рода это была пытка. Он был вроде как из породы служебных собак, которым нельзя без дела. На вторую неделю Род попытался поговорить с Лоучем, на что тот сказал, что это временное затишье, а потом все завертится. Но этого не произошло; Лоуч продолжал без объяснений отсутствовать. Через месяц всего этого Род попытался поднять данный вопрос с другим адвокатом фирмы, но получил ответ, что поскольку он подчиненный своего начальника, то и все решения за начальником.
  
  – Лоуч вообще виделся с клиентами?
  
  – Только с одним, – ответила Энди Солтон.
  
  – С кем именно?
  
  – Род сказал единственно, что с одним, а подробностей не сообщил из-за конфиденциальности.
  
  – Ассистенты что, связаны конфиденциальностью? – спросил Майло.
  
  – Именно такой вопрос я и задала Роду. Он ответил, что это не буква закона, а его интенция, которая так или иначе распространяется на все происходящее в рамках фирмы. Меня это, помнится, задело, и мы даже немного повздорили. А те, кто припарковался на местах конторы, – они тоже должны тихушничать? А сантехник, который пришел починить унитаз? Род тогда рассмеялся и посоветовал мне вставить это в диссертацию.
  
  – Тем не менее он озвучил, что «всего один клиент» у Лоуча есть.
  
  – Однажды он проговорился, что чувствует себя отвратно. «Ты можешь представить, Энди? У него в распоряжении роскошный угловой офис, шикарная зарплата с премиальными, и все это ради одного-единственного клиента». А затем взял с меня обещание, что я об этом никому не проговорюсь. Порой он бывал чересчур… Знаю, вам это может не понравиться, но иногда я говорила ему, что он слишком законопослушный. Как если б кто-нибудь сам себя штрафовал за неправильную парковку.
  
  – Из-за таких, как он, я сел бы на пособие по безработице. – Майло сдвинул брови.
  
  Энди Солтон озорно рассмеялась:
  
  – Благодарю вас, лейтенант. Впервые за долгое-долгое время меня охватило что-то вроде легкомыслия.
  
  – Род был человеком правил, – сказал я. – Это тем более не вяжется с той нелогичной ситуацией, в которой он оказался.
  
  – Совершенно верно.
  
  – Почему он тогда не уволился?
  
  – Он опасался, что если уйдет слишком рано, это не лучшим образом отразится на его резюме. Мы с ним обсуждали минимальный срок, на который он мог бы остаться, не показавшись летуном. Мне думалось, что трех-четырех месяцев достаточно, но Род считал, что нужно больше. Сошлись на полугоде: дескать, как-нибудь справимся. То время он использовал, чтобы заранее проштудировать свои книги по юриспруденции за первый год, заполучить фору, а затем, возможно, высвободиться и заняться исследованиями с профессором. – Пригладив волосы, она задумчиво покачала головой. – Шесть жалких месяцев… Которые он так и не протянул.
  
  – Вы сказали помощнику коронера, что его смерть, возможно, была связана с работой? – спросил я.
  
  – Конкретно так я не говорила. Пыталась довести до него, что о самоубийстве не может быть и речи: дома у нас все обстояло идеально, а единственным стрессом в жизни Рода была работа. Он усердно старался зарекомендовать себя как работника, но чувствовал, что все как-то не складывается, будто по злому умыслу. Я в шутку сказала, что, может, тем злым колдуном является Лоуч. Некто со связями, идущими на пользу бизнесу, а потому ничего предпринимать и не надо. У меня с таким парнем отец играет в гольф.
  
  – Нам нужно знать что-нибудь еще?
  
  – Ели б да, я с удовольствием поделилась бы. На всякий случай извините, если мое замечание о работе было вырвано из контекста.
  
  – Извиняться не за что, – сказал Майло. – Не могу обещать, что мы распутаем это дело, но, во всяком случае, относиться к вам будем не так, как Энау.
  
  – Я это знаю… Возьмите в дорогу печенюшек. Иначе я съем их сама, а мне этого крайне не хотелось бы.
  
  Печеньки она пересыпала в пакет и отдала нам. Мы поблагодарили и направились к двери.
  
  – Если появятся мысли о чем-нибудь, что могло беспокоить вашего мужа, звоните, – сказал Майло. – Да и в целом, коли на то пошло.
  
  Неожиданно Энди Солтон замерла на месте.
  
  – Мэм?
  
  – Одна штука и в самом деле произошла. Только я не вижу ее в привязке к тем событиям.
  
  – А вы попробуйте, – подбодрил Майло.
  
  – За несколько дней до… до того события он пришел домой мрачнее обычного. Я спросила почему, ожидая, что он, как обычно, отмахнется: мол, всё в порядке. Но он вместо этого сказал, что день выдался интересный, хотя и не в приятном смысле. В приемную офиса, где сидел Род, забрела какая-то бездомная и сказала, что ей надо видеть Лоуча. Когда Род сказал, что его нет, она перешла на крик, устроила сцену. Роду пришлось вызвать охрану, и они вывели ту сумасбродку.
  
  В конце дня, когда он вышел из здания и направлялся к своей машине, снова как из ниоткуда взялась та женщина и начала ему что-то кричать, прямо на улице. Как будто специально караулила. Он попытался ее успокоить, но она стала агрессивной, схватила его за руку и стала требовать встречи с Лоучем. Кричала, что ее мать – кинозвезда, а Лоуч-де ее убил, и теперь она требует справедливости, а если Род ее к нему не пустит, то он тоже виновен. В этом районе полно психически неуравновешенных, к Роду несколько раз бесцеремонно приставали попрошайки, но такого с ним еще не бывало. – Энди Солтон невесело улыбнулась. – Конечно, он давал деньги всем, кто просил. Иногда находил и время, чтобы с ними поговорить. То же самое пытался сделать и в тот раз. Спросил, не хочет ли она присесть, рассказать ему о себе. Но та выкрикнула, что он зря тратит ее время, а она, мол, сказала все, что ему нужно знать. Ну а потом развернулась и ушла. Это его обеспокоило. То, в каком она плачевном состоянии. Его неспособность ей помочь. В отличие от многих других, Роду было не все равно. Той ночью я застала его за компьютером; он там что-то читал о психических заболеваниях. Я пыталась увести его в постель, но Род сказал, что должен понять, что заставляет людей быть такими. Таким уж он был. Участливым. А еще богобоязненным и принципиальным.
  
  Ее била дрожь. Она обхватила себя руками.
  
  – Как я уже сказала, с делом это не соотносится. Скорее мне просто хочется показать вам, каким человеком был Род. Когда тот недотепа предположил, что он покончил с собой… мне было просто смешно. У него хватило даже наглости спросить, является ли это грехом в нашей религии. Думая, наверное, что я буду отрицать это, потому что не хочу видеть Рода грешником. Да, наша церковь считает, что самоубийство противоречит заповеди «Не убий». Но относиться к этому нужно с пониманием. Мы не осуждаем человека, который разрушает себя, потому что не предполагаем в его действиях намерения и осознанности. При этом Род был благоразумным и богобоязненным, а что самое главное, он верил в святость жизни. Мы с ним думали создать семью. Начали поздно, потому что я была занята карьерой, а не строила домашний очаг. Может, мы и не наплодили бы огромный клан, но сделали б все возможное, чтобы наверстать упущенное. Вам это, наверное, напоминает депрессию? Он ни за что, ни за что себя не уничтожил бы.
  Глава 31
  
  Сжимая руль обеими руками, Майло ехал на запад по Риверсайд-драйв.
  
  – Бедная женщина… Понятия не имеет, на что вышла, а мы не могли ей сказать.
  
  – Закинули удочку наобум, а выудили связь между Зельдой, Солтоном и Лоучем, – сказал я.
  
  – Мать – кинозвезда… Кто, черт возьми, ожидал такого? Не то чтобы Зайна Ратерфорд была кинодивой. Иллюзия, как ты верно подметил. Или в истории Зельды могла быть доля правды?
  
  – Думаю, особого значения это не имеет. Зельда прониклась этим убеждением, и оно побуждало ее к действиям. Пять лет назад, когда Зельда еще сохраняла рассудок и работала, она рассказывала об этом своим коллегам по цеху. Копаясь на том дворе в Бель-Эйр, вопила это вслух. А в последние свои дни, уже почти немая, произнесла мне всего несколько слов. И среди них было слово «мама». Ну а теперь мы знаем, что за всем этим, по ее убеждению, стоял Лоуч.
  
  – И вот она попадает в поместье подруги Лоуча, где ее жизнь обрывается. Как она увязывала их двоих?
  
  – Энид – единственный клиент Лоуча, она по-свойски навещает его в офисе. Зельда кружила вокруг здания и могла увидеть их вместе.
  
  – И узнать, где живет Энид? – скептически спросил Майло. – Каким образом?
  
  – Понятия не имею, но она это сделала и переключила свое внимание на поместье. И даже психическое расстройство не помешало ей цепляться за свою цель.
  
  – Жажда справедливости, – подытожил мой друг. – Она же месть.
  
  – Когда ативан перестал действовать, Зельда помешалась окончательно, но сонливость у нее прошла. Появилось достаточно энергии, чтобы сбежать из «Светлого утра» и пройти полтора десятка километров до Бель-Эйр. Что, если она заметила, как на территорию въезжает Лоуч, и пошла за ним? Ей даже не пришлось бы перелезать через стену; достаточно просто втиснуться между створками закрывающихся ворот. Ну а затем, как у вас принято говорить, последовала конфронтация, в которой Зельда оказалась проигравшей.
  
  – Умалишенная нарушительница нападает на правозащитника, и он защищает себя… Можно вести речь об отсутствии обвинений, Алекс.
  
  – В чем тогда смысл сокрытия двух преднамеренных убийств?
  
  – Потому что речь, Алекс, не о случайном хуке слева или оборонительном выстреле. Зельда была отравлена, причем с максимальной преднамеренностью.
  
  – Два старых изувера решили между делом позабавиться? А заодно прибрать и пару домработниц? Это уже, знаешь ли, за гранью. Ну а если добавить сюда Рода Солтона, то у меня просто нет слов. Кстати, о Солтоне: его-то с какой стати устранять? Причем за несколько недель до остальных.
  
  – Мы только что слышали его описание как человека, готового самого себя штрафовать за парковку. Это восхитительно, если без перерастания в фанатизм. Солтона встревожила та стычка с Зельдой. Что, если он рассказал о ней Лоучу, думая посмешить его? Но Лоуч не посмеялся; он отреагировал. Может, и исподволь, но настолько, чтобы разбудить в Солтоне любопытство. А у него как у помощника был доступ к бумагам Лоуча; он в них покопался и кое-что нашел. Лоуч об этом прознал и опять же принял меры. На этот раз против самого Солтона. Отравление, – задумчиво произнес он. – Странный выбор… Почему-то к нему тяготеют в основном женщины. Из которых мы знаем одну, с фантастическим садом.
  
  – Здесь они вместе, – рассудил я.
  
  – Зельда умерла у Энид на участке, Алисия была у Энид служанкой.
  
  Какое-то время мы ехали молча. Паузу прервал я:
  
  – Все это заставляет задуматься о первичном звене между Зайной и Энид, при которой Лоуч – всего лишь верный помощник. Эврелл Депау ворочал серьезными деньгами и имел связи по отрасли. Народ в Голливуде любит поразвлечься, а что может быть лучше для вечеринки высокого класса, чем закрытое поместье в Бель-Эйр, где зажигает сама Джин Харлоу? Вечеринки, как известно, требуют развлечений. Ну а на некоторых из них в ходу и развлечения сомнительного толка.
  
  – Неудавшиеся актрисы, развлекающие ночных гостей, – произнес Майло. – Какие у тебя, однако, извивы мысли…
  
  – Даб Отт рассказывал, что у Зайны при отсутствии работы был доход, а домохозяйка утверждала, что она торгует собой. Телефонной книжки или свидетельств, что она работала в близлежащих барах, Даб не нашел. Хотя если ты на вольных хлебах обслуживаешь вечеринки, в них нет особой надобности. Что, если она однажды пришла по вызову в любовное гнездышко Энид и Эврелла и там что-то пошло не так? Если брать Лоуча с его многолетним стажем миньона, то тогда он был молодым амбициозным адвокатом.
  
  – И ее по-тихому стерли с лица земли, – сказал Майло. – Дозналась ли об этом Зельда? Была ли она действительно дочерью Зайны? Бороться с нешуточными демонами и одновременно быть заправским детективом… – Он со смешком указал на меня пальцем. – Только не говори, что все заранее было известно.
  
  – Мне это и в голову не приходило.
  
  – А вот здесь ты, вижу, честен и правдив.
  
  В Малхолланде мы попали на красный светофор и приостановились.
  
  – Сколько было Зельде, когда исчезла Зайна? – спросил Майло.
  
  – Пять лет, – ответил я. – Но Отт не нашел никаких свидетельств, что те два года, которые она жила на квартире, с ней был ребенок. Поэтому Зельда, если от нее отказались, было тогда не старше трех.
  
  – Я верно понимаю, что дети в таком возрасте еще не имеют четкой памяти?
  
  – Как правило, нет. Ты думаешь, кто-то должен был указать ей направление поиска?
  
  – Это единственно логичное предположение, – сказал Майло. – Ведь она все разузнала, решила вплотную этим заняться и уже тогда пошла куролесить по Бель-Эйр… хотя нет, это не объясняет происшествия на Бель-Азуре. Пускай она была зациклена на Сен-Дени, но даже в ее диком состоянии нельзя было спутать два совершенно разных дома. Я знаю, они расположены примерно в одном районе, но все равно речь идет о милях, а не о метрах, и внешне они не имеют меж собой ничего общего. Что-то у меня в голове плывет, амиго…
  
  Загорелся зеленый. Мы начали спуск по Глену.
  
  – Останови у моего дома, – сказал я.
  
  – Привет. У тебя машина в участке.
  
  – Знаю. Хочу кое-что проверить. В смысле, чтобы это сделал ты.
  
  – Это не может подождать минут десять?
  
  – В это время суток может оказаться не десять, а пятнадцать-двадцать, – возразил я. – А мы тут в двух шагах. Так что сделай одолжение.
  
  Я пояснил суть.
  
  Майло лукаво покосился на меня.
  
  – Гипотетически это интересно.
  * * *
  
  У себя в кабинете я притулился на пошарпанном диванчике для пациентов, а Майло тем временем колдовал за моим рабочим столом.
  
  Вскоре перед нами было то, что мы искали: полный архив записей о собственности на дом по проезду Бель-Азура.
  
  Исходный возраст постройки: сорок три года. Первые приобретатели – чета Макэндрюс.
  
  Спустя восемь лет – сразу после рождения Зельды – собственность перешла к Зайне Джейн Смит (первоначальный взнос от семейного траста Дж. С. Смит из Шейкер-Хайтс, штат Огайо; погашение ипотеки лежит на мисс Смит).
  
  Через восемнадцать месяцев – взыскание о неуплате, обращенное на агентство «Амансон: займы и сбережения».
  
  В последующие годы дом несколько раз перепродавался. Внешне никакой привязки к фирме Ярмута Лоуча или Энид Депау.
  
  Неожиданно Майло округлил глаза:
  
  – Гляди-ка. Она совершала паломничество в дом своего детства – или того, что считала домом своего детства. – Он поморщился. – Вскапывала грязь.
  
  – Вскапывала, взывая к своей матери, – дополнил я.
  
  Стёрджис отъехал на метр от стола и повернулся в кресле ко мне:
  
  – Ты думаешь, она считала, что Зайна погребена там? Тогда почему не вернулась туда для выяснения?
  
  – Ее могли отпугнуть арест и принудительное лечение. Или психическое ухудшение помешало следовать намеченному плану… Я действительно не знаю и, возможно, не узнаю уже никогда.
  
  – Я вот пытаюсь представить, каково это – быть ею, – вздохнул Майло. – Пробираться ощупью по городу, слушая гуденье головы, как в непрерывном кислотном трипе… Неужели с такими людьми действительно ничего нельзя сделать?
  
  – Кто-то из них поддается лечению, кто-то – нет, а некоторым становится еще хуже. Оценить перспективы успехов или неудач толком не может никто.
  
  Майло еще раз просмотрел документы о взыскании.
  
  – Семья состоятельна настолько, чтобы иметь трастовый фонд, и допустила, чтобы Зайна лишилась жилья.
  
  – Даб сказал, это была самая пофигистская семья, с какой он когда-либо сталкивался, – припомнил я. – Никто ей не звонил и даже не справлялся, кроме одного брата, который звякнул разок через месяц после того, как не смог связаться с ней на День благодарения. Он намекнул, что Зайна всегда была проблемным ребенком.
  
  – Им надоело подпитывать ее финансово.
  
  – И – или – их отталкивал ее образ жизни. В том числе внебрачный ребенок, если Зельда действительно была ее дочерью. О своем отце она даже не заговаривала. Ни разу.
  
  – Все это, плюс ее разгульная жизнь. Я так и вижу, как гнутся носы о замочную скважину, – произнес Майло. – Мы оба со Среднего Запада; между «здесь» и благопристойным Огайо лежит огромная дистанция. – Он отложил бумаги в сторону. – Семья могла сделать ей ручкой, если б узнала, что у нее ребенок?
  
  – Ребенок, появление которого они не приветствуют? Да кто ж его знает. Брат не выразил Дабу никакой обеспокоенности.
  
  – Неужели Зельда в самом деле бредила? Или совсем иначе: у Зайны были проблемы, из-за которых она вместе с домом лишилась и ребенка… Ведь психоз способен охватывать целые семьи, верно?
  
  – Генетика – не судьба, – сказал я, – но быть фактором может.
  
  – Тогда не исключено, что серьезные проблемы с психикой могли быть у самой Зайны. Проблемная тусовщица подряжается на вечеринку, выкидывает там какой-нибудь фортель с угрозой для того, кому оскандалиться недопустимо, и исчезает. Класс. Можно продавать как сценарий. Но, убей, не вижу способа все это доказать.
  
  – Давай-ка наведем справки о Смитах в Шейкер-Хайтс, – предложил я.
  Глава 32
  
  Сайт города Шейкер-Хайтс выдал неформальное резюме уклада местной бюрократии. Персональный просмотр доступен в рабочие часы, письменных запросов на копирование не требуется, хотя подробное описание «облегчит» процесс; запрошенная информация предоставляется «в разумные сроки». Желающим получить данные обращаться к менеджеру по архивным записям городского департамента, который, скорее всего, сохранит их учетную запись.
  
  Телефонов и адресов электронной почты не указано.
  
  Майло перешел на домашнюю страницу полиции Шейкер-Хайтс, вслед за чем позвонил в следственное бюро и поговорил с сержантом Антоном Бахом, который уточнил:
  
  – То есть речь не о подозреваемых?
  
  – Нет, просто фоновая информация.
  
  – Если это Смиты, о которых я думаю, то ни о каких проблемах с ними не слышал.
  
  – Траст на имя Дж. С. Смита.
  
  – Минуту.
  
  Через несколько секунд:
  
  – Ага. Тут говорят, это как раз те самые Смиты, о которых я подумал. «Дж. С.» означает Джордж Сьюард; основал фирму еще во времена Гражданской войны. Мой дед работал у него во время Второй мировой. «Машиностроительный завод Смита»: детали для кранов, подвесные мосты и всякое такое. Закрылся, когда сталелитейная промышленность рухнула. Не уверен, что из семьи здесь кто-то еще остался.
  
  – А есть какие-то конкретные имена?
  
  – Сейчас, минуту…
  
  Через полминуты:
  
  – Мне тут говорят, помочь ничем нельзя. О какой именно фоновой информации идет речь, лейтенант?
  
  – Один из их возможных потомков – жертва убийства.
  
  – Возможных?
  
  – Я это как раз пытаюсь прояснить.
  
  – А, понял, – сказал Бах. – Посмотрим по именам, сможем ли мы найти этот траст.
  
  – Было бы очень здорово, сержант.
  
  – Можно просто Энди. Честно говоря, толком не знаю, куда с этим податься, трастами раньше никогда не занимался… Дайте мне свой номер, если вдруг займет время.
  
  Я призывно махнул рукой.
  
  – Да-да, конечно, Энди. Тут еще вопрос от моего партнера. Секунду.
  
  Я сказал Майло:
  
  – Если траст владел недвижимостью, это было бы зафиксировано в перечне налога на имущество.
  
  Майло это передал.
  
  – Хм, неплохая идея, – отреагировал Бах. – Сейчас ставлю телефон на паузу; если все пройдет быстро, сразу выйду на вас.
  
  Эфир смолк.
  
  Майло забарабанил по моей столешнице; потом вынул из стакана карандаш и завертел его между пальцами.
  
  – Прошло вроде гладко, – рассудил я. – Сейчас бы только связь нащупать…
  
  – Эх, выдайте мне приватную сделку на угодья для вечеринок! И я начну ощущать свою важность.
  
  Снова всплыл голос Энди Баха:
  
  – По недвижимости вы меня верно сориентировали. Траст владел кучей разного имущества, но не так давно все распродал. Хотя я выявил аккаунт, привязанный к определенным транзакциям – один и тот же, и в нем значатся имена. Город у нас перешел на PDF, так что давайте ваш и-мейл.
  
  – Вот спасибо так спасибо, Энди. Приезжай к нам в Лос-Анджелес. Таким стейком угостим – своих позабудешь.
  
  – Ха. Был я у вас года три назад, с женой и детьми. Диснейленд, «Космическая Гора», кошмарные фастфуды… У огурчиков вид, будто их мариновали в космосе. Спешка такая, что ни присесть, ни поесть спокойно. Но может, даст бог, когда и вырвусь…
  * * *
  
  Информация поступила к тому моменту, как Майло переключился на свою ведомственную электронную почту.
  
  Шестнадцатая итерация семейного траста Дж. С. Смита была создана шестьдесят четыре года назад, на имена детей Олетты Элизабет Смит и Уэстона Осмонда Смита.
  
  Несовершеннолетние дети: Уэстон Абель Смит (14 лет); Джеймс Финбар Смит (11 лет); Сара Олетта Смит (8 лет); Энид Лоретта Смит (6 лет).
  
  Отдельная страница семнадцатой итерации (четыре года спустя) добавляла еще одного бенефициара: Агату Зайну Ратерфорд, новорожденное дитя Олетты и Мартина Ратерфордов.
  
  – Ну вот, – проронил Майло. – Энид и Зайна. Наконец-то боги подустали от случайностей.
  
  Он сделал распечатку, и мы отправились на кухню, где я заварил кофе, а он ухватил кусок холодного ростбифа и пару неубедительных крендельков, достаточных ему всего на пару жевков. Едва мы сели за стол, как в дом вошли дамы: Робин и Бланш.
  
  Объятия, поцелуи, притворная ворчливость Майло, который, впрочем, тут же нагнулся погладить и угостить Бланш обрезками. Та приостановилась возле его брюк, пару раз нюхнула и жадно накинулась на съестное, после чего пристроила голову на ботинок Майло и блаженно прикрыла глаза.
  
  – Совет да любовь, – подтрунила с улыбкой Робин.
  
  – Ничего не могу с собой поделать. Меня опять пробивает животный магнетизм.
  
  – То-то я чувствую, Земля кренится на своей оси… Что вы тут затеваете?
  
  Я налил ей кофе, вытянул из-под стола стул и жестом пригласил садиться.
  
  – Спасибо, солнце, я лучше постою, – сказала Робин. – Весь день сидела на скамейке.
  
  Я начал рассказывать, а она стояла рядом, потягивая кофе и свободной рукой поглаживая мне волосы.
  
  – Смешанная семья. Где сложности день ото дня усугубляются.
  
  – Ну да. – Я кивнул. – А тут еще вторгается сводная сестра, на десять лет моложе самой младшей из всего потомства.
  
  – Ребенок был перемещен из семьи?
  
  – Если мистер Ратерфорд увел маму у мистера Смита, причин для враждебности было гораздо больше. Это также давало Энид веские основания не желать знаться с потомством узурпатора. Если Зельда действительно была дочерью Зайны. Или хотя бы претендовала на это.
  
  – Откуда ни возьмись появляется некто и объявляет себя членом семьи, – сказала Робин. – Сюрприз, мягко говоря, не из приятных.
  
  – Эмоции никто не отрицает, – вставил реплику Майло, – но главный разговор здесь о деньгах. Родство в этой семье подразумевало наследство. Причем такое, которое составляло серьезную сумму, пусть даже поделенную на четверых.
  
  – А если б кто-то из них скончался, то и еще бо́льшую, – заметил я.
  
  – Чем больше кусок пирога, – заметила Робин, – тем больше стимул им не делиться.
  
  – Теперь, с наличием имен, выяснить, кто является нынешними бенефициарами, довольно легко. Да, мадемуазель? – Майло сверху вниз глянул на Бланш и почесал ей за ушами. Та заурчала, как кошка. – Тебе известно, как устроен Интернет?
  
  – Пока нет, – ответила за нее Робин. – Мы сейчас осваиваем курс арифметики.
  
  Бланш в подтверждение накренила голову и улыбчиво зевнула. Когда мы с лейтенантом пошли обратно в кабинет, она увязалась следом и опять размякла у Майло возле ног.
  
  Свидетельства о смерти трех братьев и сестер Энид Депау подтверждали, что весь пирог в итоге достался ей.
  
  – Не могу перестать быть психологом, – пробурчал я и влез в массивный платный архив светской хроники, где на страницах кливлендской «Плэйн дилер» поднял репортаж о бракосочетании Олетты Элизабет Барнаби с Уэстоном Осмондом Смитом. За четырнадцать месяцев до рождения Уэстона-младшего, так что все уместилось в Книгу браков № 1. Торжественный светский раут, правильный оркестр, правильные гости, церемония в пресвитерианской церкви, прием в «пышном, утопающем в цветах» саду родового поместья Смитов.
  
  Используя в качестве ориентира дату рождения Зайны Ратерфорд, я поискал освещение союза Олетты с Мартином Ратерфордом.
  
  По нулям.
  
  – Время позондировать списки переписи, – сказал я.
  
  Мартинов Ратерфордов в Огайо числилось несколько. Но сужение к Шейкер-Хайтс и оценка временных рамок выявили то, что я искал.
  
  Мартину Филиппу Ратерфорду было двадцать шесть, когда он из Кливленда перебрался в богатый пригород. До этого успел поработать на бензозаправке и автомехаником, а после – парковщиком и водителем.
  
  На момент корректировки траста Ратерфорд уже в течение шести лет работал у Смитов.
  
  Его новой жене было сорок пять.
  
  – «Роман с шофером». По-моему, звучало бы трендово, – съязвил Майло. – Клише в духе классики.
  
  – Это объясняет глухоту со стороны прессы, – заметил я. – И это наверняка взбудоражило остальных детей. Не говоря уже о первом муже, который оказался брошен.
  
  – Променян на жеребца, знающего толк в смазке оси… Ну где ты, Уэстон О? Покажись!
  
  Мы вернулись к переписи. Уэстон Осмонд Смит в период после второго замужества жены в списке не фигурировал. Я прокрутил назад и наконец отыскал его, за пять лет до рождения Зайны Ратерфорд.
  
  Спустя год после того, как Мартин Ратерфорд устроился семейным шофером.
  
  – Даже если он умер до ее зачатия, – сказал Майло, – на шуры-муры остается еще триста шестьдесят пять дней.
  
  Повторное погружение в газетные архивы обнаружило объемистый некролог Уэстона в «Плэйн дилер». Промышленник, спортсмен, филантроп. В возрасте пятидесяти четырех лет, от естественных причин.
  
  – То есть он… на четырнадцать лет старше Олетты, – прикинул Майло. – Почти такая же разница, как между ней и Мартином. Поднять свой статус и бабло, выскочив за богатого перца в летах, а затем перекинуться на молодого со страстным взором и твердым жезлом. Вот это я понимаю, дать гари!
  
  – Прибавь сюда втайне прижитого ребенка, и налицо серьезная питательная среда для измен, – в такт ему подбавил я.
  
  – Олетта, должно быть, была дама еще та. Так и представляю себе прерывистые ахи-охи на заднем сиденье их семейного «Паккарда»… Насколько нам известно, с Олеттой Мартин познакомился еще до того, как стал у них шофером. Знакомство произошло на заправке. Вот она приезжает за маслом для… А ну, стоп.
  
  Он смахнул со лба прядь, встал, зашагал из угла в угол, снова сел.
  
  – Удивительно, как много можно извлечь всего из пары дат. Или у нас все же излишний полет креативности?
  
  Я сказал:
  
  – Независимо от конкретики, легко понять, почему Зайна в семействе Смитов не прижилась. А ее образ жизни, как уже сказано, лишь усугубил ситуацию.
  
  – Проблемное дитя приезжает в Голливуд, – продолжил мой друг. – Хорошо, отверженность я разглядеть могу. Но как Зайна могла быть лишена права собственности и в конечном итоге вынуждена зарабатывать себе на жизнь? Ведь она была бенефициаром траста, у нее был свой автономный кэш.
  
  – Это могло зависеть от того, как структурирован траст. Если там была оговорка – скажем, расточительство, моральная распущенность, – она вполне могла остаться на бобах.
  
  – У Олетты в зрелые годы появляется ребенок, и она при этом допускает такую оплошность?
  
  – Если третьей стороной присутствовал попечитель – банкир, адвокат, старый друг Уэстона, не одобрявший выбор Олетты, – то непредвиденные обстоятельства могли быть введены без ее ведома. В принципе, они изначально могли быть неотъемлемой частью траста. Такие виды рестрикций довольно стандартны в безотзывных трастах, а речь идет о документе, охватывающем несколько поколений. Для того чтобы что-то в нем изменить, Олетта должна была вникнуть в детали. А женщин в те дни часто отодвигали от финансовых вопросов. – Я еще раз взглянул на лицевую страницу траста. – Интересно то, что сюда добавлена Зайна, но не внесен Мартин. Может, для него был создан другой фонд? Или он просто недотянул до того дня?
  
  Я проверил данные следующей переписи. Если верить федеральному правительству, Мартина Филипа Ратерфорда не существовало.
  
  Как и Олетты.
  
  – Они что, оба недотянули? – удивился Майло.
  
  Записи о смерти это подтвердили: пара погибла в один и тот же день, через несколько месяцев после включения в траст малышки Зайны. Причина смерти не указана.
  
  – Это мог быть несчастный случай, – предположил я.
  
  – Шофер разбился на своем «Паккарде»?
  
  – Оставив пятерых детей, от восемнадцатилетних до младенцев.
  
  – Младенец, пришедшийся не ко двору… Да, детство у Зайны было не сахар.
  
  Вернулись к газетным архивам. Никаких некрологов, посвященных Мартину и Олетте Ратерфорд.
  
  – Тот же бойкот, что и со свадьбой, – отметил я. – Олетта унаследовала состояние, но социальный статус у нее обнулился.
  
  – Если это был несчастный случай на местном уровне, в Шейкер-Хайтс все равно может быть об этом запись; попытаю Баха. Но сначала давай сосредоточимся на том, что нам известно о Зайне. Осталась ребенком на попечении людей, ненавидевших ее всеми фибрами. Скорее всего, ее передали какому-нибудь слуге. А позже, возможно, в интернат. Мне так и видится, как ее тянуло убраться к чертям из Огайо. Поэтому она переезжает сюда и строит жизнь на новый лад.
  
  – Женщиной она была симпатичной, – продолжил я, – пыталась связать себя с кинематографом. Но вместо этого забеременела и встала на путь, который привел ее к безденежью.
  
  – Прощай, дом в горах. – Майло вздохнул. – Таким образом, она занимается всем чем придется, чтобы свести концы с концами… Опа, а ну стой. Это же полностью ломает сценарий с домом увеселений. Ты как-то видишь, чтобы Зайна отжигала на гульбищах своей сестренки Энид? Которая, кстати, тоже перебралась на запад. Что весьма любопытно: может, у нее тоже имелись устремления в Голливуд?
  
  – Еще одна высокая блондинка, – усмехнулся я. – Она была на десять лет старше Зайны, но все равно еще достаточно молода. Или считала себя таковой. Конечно, почему бы нет?
  
  – На экраны ни одна из них не попала, зато Энид урвала себе мужа со связями. Думаешь, на какой-то период у сестер могли сложиться нормальные отношения? Если так, то Зайна могла там бывать в качестве приглашенной.
  
  – Это мысль, – согласился я.
  
  – И даже если б они не ладили, Зайна все равно могла попадать к Энид на вечеринки: скажем, прорываться в нетрезвом виде… И вот случилось это. Или же мы совсем сбились с курса, и она умерла каким-то другим образом…
  
  Майло снова встал и принялся расхаживать, а потом остановился. Бланш какое-то время на него смотрела, а затем подлезла в расчете на ласку. Он ее не замечал, и та обидчиво засопела.
  
  – Ничего, ничего, расслабься, тебя здесь ценят… Алекс, чего я до сих пор не пойму, так это как Зельде в ее состоянии удалось склеить все это воедино.
  
  – Как я уже сказал, возможно, мы об этом никогда не узнаем, – ответил я. – А вот ее психическое состояние, похоже, было здесь не столь важно. Срыв Зельды был процессом, а не вспышкой. Пять лет назад при нашей встрече она вела себя странновато, но исправно настолько, что вполне справлялась со своей работой. И не просто справлялась, а была взята во второй сезон. Ну а до этого, скорее всего, ее вменяемость и вовсе не вызывала вопросов.
  
  – То есть она была в себе настолько, что могла шпионить. Так?
  
  – Скорее, в состоянии кого-то для этого нанять.
  
  – Прекрасно. Но для того чтобы начать действовать, дождалась, пока свихнется и окажется на улице. А уже затем вломилась к Энид и объявила себя законной наследницей.
  
  – Может, у нее это была не первая попытка…
  
  – Она уже какое-то время допекала Энид? Глянь, кто пришел, тетушка. Твой худший кошмар.
  
  – И весьма дорогой, – отметил я.
  
  – Если от наследства оказалась отрезана Зайна, то могла ли на что-то претендовать Зельда?
  
  – Одной угрозы подать в суд могло быть достаточно. Помимо денег, на кону оказывалась и репутация Энид. Богатая тетка в Бель-Эйр – и нищая беспомощная племянница на улице. Представляешь, если б такое попало в «Таймс»?
  
  Майло вернулся на диван.
  
  – Мысль здравая, но может ли это являться мотивом для серии убийств?
  
  – Подержи кого-то под достаточно сильной угрозой, и кто знает, во что все выльется, – ответил я. – Ты и сам, наверное, понавидался цепных реакций, когда одно приводило к другому.
  
  – Это так, но что-то можно отнести и на твой фактор развлекаловки. Для устранения сложных моментов есть ведь и более быстрые и аккуратные способы, чем пичкать кого-то ядом и смотреть, как тот издыхает. Это говорит о ненависти… Эгей, друг мой, нам ведь еще нужно выяснить, как умерли Олетта и Мартин. Помнишь, что писали газеты об их первой свадьбе? «Роскошные сады, утопающие в цветах». Если у них тогда после домашнего консоме разболелись животы, это делает всю нашу историю куда более интересной.
  
  – Энид тогда было девять, – напомнил я.
  
  – Ты не веришь в дурное семя? Фигурально выражаясь.
  
  – Преднамеренное двойное отравление? Звучит как-то очень уж… преждевременно.
  
  – Не она, так кто-нибудь из братьев. Или все дети сговорились меж собой; семейка, где вместе убивают, вместе праздники встречают…
  
  Майло набрал Энди Баха.
  
  – Это я, лейтенант, смогу выдать прямо здесь и сейчас, у нас все отражено.
  
  – Энди, ты просто принц.
  
  – Скажи это моей жене, а то она смотрит на меня больше как на лягушку. У нас хорошо поставлен учет ДТП; федеральный грант за организацию, так что сиди смирно… Ага, вот оно: ДТП с одиночной машиной, лед на дороге, основной занос… Машина врезалась в тутовое дерево. Двое погибших, водитель и пассажир. Мистер и миссис Ратерфорд.
  
  – Автомобиль «Паккард»?
  
  – Нет, «Линкольн».
  
  – Вот черт, – расстроился Майло. – Я-то решил, что тяну на Пинкертона!
  
  Он еще раз поблагодарил Баха и возвратился за компьютер.
  
  – Ну что, время для семинара по юрисконсульту Лоучу.
  * * *
  
  Джаррелл Ярмут Лоуч – мужчина шестидесяти семи лет; любитель полихачить на своем «Ауди», но без судимостей. На сайте фирмы фото: широкое квадратное лицо в белоснежных сединах и очках без оправы. За линзами глаза с прищуром, а также кривая улыбка – когда-то, вероятно, озорная.
  
  Майло окрестил его «господином директором». Мне показалось, что он чем-то смахивает на Кэри Гранта (брат, только более простецкая версия)[42].
  
  Выпускник Беркли и Гастингса, вхож в адвокатуру штата. На сайте представлено портфолио с впечатляющим перечнем организаций, а также лекций на юридическом факультете.
  
  – Ты гляди-ка, – Майло указал глазами, – вел курс «Деловая этика в имущественном праве».
  
  – Чистой воды академизм, – сказал я. – Не знаешь практики – иди преподавать.
  
  Налог на недвижимость в Калифорнии Лоуч выплачивал по двум адресам: дом на Тайер-авеню в Вествуде и апартаменты в Арройо-Бланко, Палм-Спрингс.
  
  Майло взялся пролистывать свои записи.
  
  – Черт. Так и думал. Одно из мест, куда я звонил, когда наводил справки по Энид.
  
  Он сделал звонок дежурному менеджеру и, используя свой вкрадчиво-дружеский тон, позволяющий добиваться своего, о чем-то с ним поговорил и повесил трубку с довольным видом.
  
  – Лоуч платит за место, но сам им никогда не пользуется. Но думаешь, что? Им пользовалась Энид. Ее имя не всплыло потому, что учет велся по книге владельцев, а постояльцы вносились в журнал гостей.
  
  – Организованно, – похвалил я.
  
  – Соображения безопасности и всякое такое. Гостям необходимо предварительно согласовывать это с администрацией. У них также система карт-ключей, которая подается напрямую в их центральный компьютер, поэтому они могут сказать, есть ли там кто-то и каково точное время их прихода и ухода. Последний раз Энид туда приезжала – вообще кто-то приезжал – три месяца назад. Самостоятельно, без горничной: апартаменты предоставляют свою прислугу.
  
  – Три месяца назад – примерно то время, когда умер Род Солтон.
  
  Майло нахмурился, перелистнул несколько страниц.
  
  – Интересно. Энид прибыла за два дня до того, как нашли тело Солтона, а спустя два дня уехала. Думаешь, это имеет важность?
  
  – Это обеспечивает ей подобие алиби, – сказал я. – Возможно, умысел состоял как раз в этом.
  
  – То есть?
  
  – Она готовит партию аконита и отдает ее Лоучу, а ее пребывание в другом месте не имеет значения. Энди говорила, что Лоуч приглашал Рода на обед. Якобы снова решил сдружиться. Лоуч точно не был с ней в тех апартаментах?
  
  – По словам менеджера, уверенность стопроцентная. На входе и выходе фиксируется каждый человек – без исключений, жильцы сами того требуют. А Лоуч, как я уже говорил, из породы тех «отсутствующих владельцев», которые как бы и есть, и вместе с тем их нет; менеджер сидит там уже два года – и в глаза его не видел.
  
  – Апартаменты в Палм-Спрингс, – сказал я. – Имитация реальности. Энид: вводный курс гладкой лжи. Так где эти двое сейчас?
  
  – Насколько нам известно, опять там, у нее. Или у него: смотря как на это смотреть.
  * * *
  
  Мы отправились на Сен-Дени, подъехали к воротам Энид Депау, и я нажал на кнопку звонка. На три попытки ни единого ответа. В поисках просвета в деревьях Майло прошелся вдоль каменной стены, где нашел нишу для опоры. Приподнявшись, сорвался; ругнувшись, повторил попытку – и продержался на весу достаточно, чтобы наспех оглядеть дом.
  
  – Свет везде выключен. Получается, их там нет, если только в восемь они не устраивают пижамную вечеринку.
  
  Мы двинулись дальше на юг, через Сансет, в ту часть Вествуда, что огибает с востока университет. Дом Ярмута Лоуча представлял собой скромную традиционную двухэтажку. На подъездной дорожке дремал «Ауди», почты перед дверью не было, свет горел по минимуму.
  
  Майло выбрался на обочину.
  
  – «Порше» или «Роллс-Ройса» Энид не видно, а правдоподобной истории для ночного вторжения у меня нет. Может, ты чего придумаешь?
  
  Я не смог.
  
  – Ладно, – устало сказал он. – Заеду завтра с утра, постараюсь поймать его до отъезда на работу. А может, в загородном клубе или где он там еще зависает, учитывая, что работает он по настроению… Ну а ты давай забирай свою тачку, езжай домой и расцелуй там обеих дам своего сердца.
  * * *
  
  У моей двери Майло появился наутро, в восемь тридцать.
  
  – Общался с горничной Лоуча. Señor no acqui[43], отбыл с двумя чемоданами.
  
  Куда именно, она без понятия, но два места багажа показывают, что не на одну ночь. Я позвонил менеджеру в Аррайо Бланко, попросил уведомить, если они там объявятся. На случай, если они решили дать деру за границу, я решил задействовать свой контакт в службе нацбезопасности; попробуем выйти на следующий виток.
  
  Плюхнувшись на диван в гостиной, он переключился на автонабор и активировал номер из списка контактов.
  
  Сухое потрескиванье в трубке, а затем сонный голос:
  
  – Привеет…
  
  – Ирен? Наконец тебя изловил. Это Майло.
  
  – Ты звонишь мне домой?
  
  – В офис уже пробовал.
  
  – Хм. – Она кашлянула. Прочистила горло.
  
  – Болеешь, что ли?
  
  – Ты, наверное, провидец. Да, какой-то вшивый грипп. Всю прошлую неделю торчала в зале прилета. У таможни была наводка на плутишек, пытавшихся пронести змей и птиц, но нас они не провели. Между тем в аэропорт прилетают целые орды бог знает кого, откуда и с какими болезнями. Надо было, наверное, ходить в маске, но я ее терпеть не могу на своей физиономии.
  
  – Прости, Ирен. Когда у тебя появится время…
  
  – Ты уже отвлек меня от супа. Что там у тебя?
  
  Майло рассказал.
  
  – Есть какая-то причина, по которой эти двое включают сигналку?
  
  – Наоборот, – ответил Майло. – Оба пожилые, респектабельные, при деньгах. По вашей части никаких проблем, Ирен.
  
  – То есть улица с односторонним движением. – Она хмыкнула и шмыгнула носом. – Они что, не нравятся тебе?
  
  – Не хотел бы, чтобы они были в списке моих друзей, – уклончиво ответил Майло.
  
  – Старые и богатые, – задумчиво произнесла Ирен. – Это дает некоторое представление. Дай-ка я приготовлю суп и тогда посмотрю, что можно сделать. – Звучно чихнула. – А вот это тебе, чтобы ты чувствовал себя виноватым.
  * * *
  
  Через десять минут она перезвонила.
  
  – Как я и думала, они оба зарегистрированы в «Глобальном входе»[44], нашей программе для пассажиров с низким уровнем риска.
  
  – Плата, чтобы не маяться в длинных очередях?
  
  – А что. Тем, у кого нет симпатий к джихаду, это нравится. Иногда мы даже позволяем им оставаться в обуви. В любом случае так легче отслеживать их приезды и отъезды. Три дня назад мисс Депау и мистер Лоуч забронировали соседние места в бизнес-классе на рейс «Алиталии» в Рим. Туда и обратно, вернуться должны через шесть дней.
  
  – Спасибо весом в тонну, Ирен.
  
  – В переводе grazie.
  
  Майло убрал сотовый.
  
  – Думаю разложить все это по полочкам и глянуть, найдется ли время поболтать у Джона Нгуена. Если да, то буду уламывать его выдать ордер на обыск владений Энид.
  
  – При отсутствии домовладельца, которого вообще нет в стране? – Я покачал головой. – Сложновато будет.
  
  – Дом пока трогать не будем; так, ненавязчиво оглядим территорию. Джон известен своей изобретательностью.
  
  – Можешь устроиться на полставки в «Белую перчатку» и с ними проникнуть на территорию.
  
  – Ну да, с тряпкой и щеткой, присвистывая при работе…
  
  Собрав свои бумаги, Майло направился к двери, по дороге и в самом деле насвистывая.
  
  – Под «оглядеть» ты имеешь в виду поиск субстанций растительного и животного происхождения? – спросил я вслед.
  
  – Ты забыл про минералы, – сказал он в ответ.
  Глава 33
  
  Оставшись у себя в кабинете, я предался размышлениям о Зайне Ратерфорд, рожденной в холоде враждебности и неприятия, а затем, уже вскоре, оказавшейся в положении отлученной. Можно было лишь представить ее детство. Каким-то образом она уцелела и переехала в Лос-Анджелес, чтобы начать новую жизнь, но та оказалась к ней немилостива, и Зайна, как ни барахталась, потерпела неудачу. В то время как ее старшая сестра, ни в чем себе не отказывая, жила и красовалась в Малибу, в Беверли-Хиллс, в Бель-Эйр.
  
  Сестра, презиравшая ее настолько, чтобы погубить?
  
  Затем Зельда, принявшая смерть от рук той же женщины.
  
  Сломленная мать, сломленная дочь?
  
  И вот теперь следующее поколение – сын, которого я никак не мог найти.
  
  Знание о том, что случилось с Овидием, ощущалось чем-то далеким, вне фокуса и досягаемости; одной из тех движущихся целей, которые бесконечно и безуспешно преследуешь в снах с тревожным пробуждением.
  
  А потом мне подумалось вот о чем. Опять о деле Урсулы Кори. Бракоразводный адвокат ее мужа Эрл Коэн – восьмидесятилетний старик с Беверли-Хиллс – нарушил конфиденциальность и тем самым помог раскрыть дело, объясняя этический провал праведным деянием смертельно больного доходяги.
  
  Хилого и хрупкого, кожа да кости. «Мне отпущены месяцы, а не годы».
  
  Прошел год. Это можно вычеркнуть.
  
  Я еще немного посидел, отыскал у себя в книге номер Коэна и уже собирался его набрать, когда со мной связалась моя служба со срочным сообщением от Джудит Марс.
  
  Я позвонил в голливудский приют «Светлое утро».
  
  – Приветствую, доктор, – сказала в трубку Джудит. – У нас сейчас здесь Чет Бретт; говорит, что не возражает побеседовать о Зельде Чейз. Но вы же знаете, это может перемениться в любую секунду. Вы где-то рядом?
  
  – В сорока минутах езды. Уже мчусь.
  
  – Вау, – сказала она. – Постараюсь его удержать. Он всегда голодный – может, угощенье поможет… Только вы постарайтесь уложиться в сорок.
  * * *
  
  Я уложился в тридцать четыре. Джуди за столом работала над своим ноутбуком. В задней части вестибюля сидели в креслах двое пустоглазых мужчин, но полутораметровым норвежцем ни один из них явно не был.
  
  При виде меня Джудит развела руками:
  
  – Вы уж извините, но внутри он не остался. Вернулся к своей машине. Пять минут назад был еще там, на парковке. – Она указала в восточном направлении. – Приближаться лучше медленно, чтобы не всполошить его. Вашего имени он может не помнить.
  
  Я поспешил наружу. Машина стояла на виду, но я намеренно прошел мимо. Горохово-зеленый «Плимут» был по возрасту не моложе моей «Севильи», только гораздо менее ухожен. Задний отсек по самую крышу забит сложенной одеждой и картонными коробушками. На водительском сиденье сидел мужчина. В каждой руке он держал по половинке «Орео»[45] и увлеченно слизывал с них крем. Я медленно тронулся вперед.
  
  Несмотря на теплый день, окна машины были закрыты. Я приблизился к переднему пассажирскому окну, выжидая, повернется ли он в мою сторону. Когда он этого не сделал, я тихонько постучал по стеклу. В этот момент мужчина убрал обратно в рот загнутый язык, а затем повторно высунул его и плотоядно лизнул печенюшку. Чтобы привлечь внимание, я помахал рукой. Лишь когда постучал по стеклу еще раз, мужчина повернулся и изучил меня взглядом.
  
  На вид бездомный был без возраста (можно дать любой, от пятидесяти до восьмидесяти); усохшая головенка с волосами, напоминающими паклю. Желтая фуфайка «Лейкерс»[46] не по размеру велика; из-под нее выглядывают лиловые мешковатые треники.
  
  Насчет его карликового роста я был в курсе, но он сидел на водительском сиденье и смотрелся вполне нормально.
  
  Продолжая нализывать печенюшку, он неотрывно на меня таращился.
  
  – Алекс Делавэр, – представился я через стекло так, чтобы он услышал.
  
  Мужчина указал на пассажирскую дверцу, а его губы беззвучно произнесли: «Открывай».
  
  В машине было жарко, влажно и пованивало мусорным баком, полным спелых отходов. По мере того как я пристроился на сиденье, меня объяла еще одна волна ароматов. Винтажная корзина для белья и крезоловое мыло с примесью забродившей мускусной дыни. Ноги норвежца были пропорциональны туловищу, но всё в миниатюре. Зад снизу подпирали две подушки. Педали под кроссовками были нарощены (удивительный в своей неожиданности акцент высоких технологий).
  
  На коленях у него лежали пакеты с крекерами, лакричными палочками, а также еще одна пачка «Орео».
  
  – Спасибо, что согласились со мною встретиться, мистер Бретт.
  
  – Полное имя Матиасс Бреккен Карлссон. Два двойных «с», одно двойное «к». У китайцев двойные буквы – символ удачи.
  
  Голос высокий, предполагающий специфику полового созревания.
  
  – Спасибо, мистер Брек…
  
  – Эй-эй, не нужно формальностей. Для мира я досточтимый Четли Бретли, а меня самого вполне устраивает Чет Бретт. – Потрескавшиеся губы разъехались, обнажив беззубую пасть. – Это тебе для науки. Не хочу ни с кем бреттировать.
  
  – Это от слова «бретёр»[47]? – поняв игру слов, вполне искренне рассмеялся я.
  
  – Уж такой я человек, – отозвался он, – все еще сумасшедший после всех этих лет. А ты врач. И знаешь Зельду.
  
  Усложнять тему прошедшим временем не было смысла.
  
  – Да. – Я кивнул. – Знаю.
  
  Он начал негромко напевать, на удивление приятным баритоном:
  
  – Если б ты знал Зельду, как знал ее я… О-о, что за феерия… Так что там у нее?
  
  Я на секунду замешкался, но этого оказалось достаточно.
  
  – Что-то плохое, – сделал он вывод. – Нынче никто мне не приносит хороших новостей. Даже китайцы.
  
  – Боюсь, у меня новости самые худшие.
  
  – В самом деле? – Бретт перестал напевать. – Неужто? Ой как скверно… Когда?
  
  – Несколько недель назад.
  
  – Даже так? И каким образом?
  
  – Съела что-то ядовитое.
  
  – Голимый вздор! – вскинулся Бретт. – Она была стройняшкой, ела как птичка, без всякого аппетита. А уж яд и подавно.
  
  Он сгрыз шоколадную половинку «Орео», откалывая кусочки деснами, пока та не исчезла в пасти.
  
  – Эти актрисы, – проворчал он, – извечно следят за своим весом. Сам я был режиссером в Осло, снимал фильмы в стиле «ар нуво». Снял «Гражданина Кейна»[48], но неудачно, и тогда переключился на документальное кино. О депрессивном синдроме при королевском дворе. Нужны были серьезные деньги, поэтому я направил свои стопы в Гётеборг – Швеция, если не знаешь. После этого работал в Копенгагене. Знаешь ту скульптуру Русалочки в бухте? Моя работа.
  
  На скандинавский акцент ни намека.
  
  – Вау, – притворно изумился я.
  
  – Вот тебе и «вау». – Бретт сосредоточенно оглядел оставшуюся половину печенюшки, повращал маленький шоколадный диск в пальцах и сказал: – Может быть солнцем на чужой планете. Я ж раньше астрономом был. Потом переключился на инженерию. – Правой ступней он постукал по наращенной педали газа. – Вот, сработано в Калифорнийском технологическом. Каждый пристает: «Сделай, сделай мне такую», но я держу формулу при себе.
  
  Я сидел и ждал, пока Бретт справится с другой половиной печенюшки. Сосредоточенно, дотошно, без единой упавшей крошки. Когда он ее сгрыз, я попробовал вернуть его к нити разговора:
  
  – Так вы с Зельдой были друзьями?
  
  – Знакомыми, – поправил Бретт. – Два корабля, дрейфующих по улице. Как там ее мальчик? Джудит сказала, что ты знаешь мальчика, что он тебе интересен.
  
  – Я видел его пять лет назад. Хотелось бы знать, что с ним всё в порядке.
  
  – Ей очень не хотелось от него отказываться, но я сказал ей, что так будет правильно. А почему бы ему не быть в порядке?
  
  – Ну как. Зельда жила на улице, а теперь вот умерла…
  
  – Нет проблем. – Бретт махнул рукой. – Она бросила его до того, как отправиться на улицу.
  
  – Вот как?
  
  – Как, да так, да распротак. Я встретил ее вскоре после того, как она обосновалась на улице. Его там с ней не было, я его никогда не видел.
  
  – И где же он был?
  
  – Она все говорила, как она по нему скучает, думала о том, как бы его заполучить, чтобы быть с ним. А я ей сказал не делать этого, это не сработает, детям нужен телевизор, а ей некуда подключиться.
  
  – Как давно это произошло?
  
  – Есть такой журнал, «Тайм» называется. Он же «Время». Это было… когда она обитала на улице. Рядом с ночлежкой на Четвертой и Эл-Эй, я как раз ел бобы из банки, порезал при открывании палец, кровища попала в бобы, и все думали, что это кетчуп.
  
  – Рядом с ночлежкой?
  
  – Ну да, не внутри, – сказал Бретт. – Если подкопить, то там можно наскрести на комнату с клопами. Я так и делал. А Зельда никогда этого не делала, но я все равно сидел снаружи, ел красную фасоль. Она показалась, стройненькая такая, реально как актриса, и положила одеяло рядом с моим спальным мешком. Для нее это было неправильно, слишком уж она была молода и чиста для авантюрной жизни. Я когда узнал, что она актриса, то сразу сказал ей пойти на прослушивание. Мало ли что. Может, она так и сделала. Ее по нескольку дней не было, а возвращалась она с таким видом, как будто что-то потеряла.
  
  – Вы не припоминаете, когда…
  
  – Давай прикинем. Когда, стало быть, я построил это чудо техники? – Он даванул на педаль газа. – Где-то между двумя мировыми войнами. В Скандинавии, под всем этим Северным сиянием, мы используем другую систему календарных вычислений. Календарь не григорианский, не юлианский, а олафианский. Это затрудняет прогнозы, но одновременно смягчает в них жесткость.
  
  – А-а-а…
  
  – Вот тебе и «а-а», – передразнил Бретт. – По-китайски означает «а ну-ка, сёгун, дай мне двойную букву».
  
  Он потянулся к пачке сырных крекеров и аккуратно ее вскрыл.
  
  – Значит, с сыном Зельды вы ни разу не встречались.
  
  – Никогда. Но он в порядке. Я это чувствую прямо вот здесь. – Бретт похрустел пустой пачкой «Орео». – По тому, как крошатся печеньки.
  
  – Зельда когда-нибудь говорила об Овидии?
  
  – Его так звали? – удивился он. – Она называла его просто «мой сын». Что еще должна знать мать? Иногда она плакала. Безутешно. Однажды я сказал, что ей нужно выговориться обо всем, что ее беспокоит, чтоб можно было расслабиться. Зельда сказала, что рассталась с ним, потому что у нее не было денег на его содержание, но она хотела бы его вернуть. Я сказал, что она поступила правильно: зачем обрекать ребенка на голод? Ей от этого, похоже, не полегчало. Но она слушала.
  
  Он долго чесал голову, затем зашуршал пачками и пакетами у себя на коленях.
  
  – Обычно я могу вызывать у людей улучшение самочувствия. В следующем году, пожалуй, стану психиатром. Может, это поспособствует.
  
  Он занялся крекером.
  
  – Зельда когда-нибудь рассказывала о своей матери?
  
  – Матери? Я и не знал, что она у нее была.
  
  – А сестра?
  
  – И сестра.
  
  – Она упоминала кого-нибудь из своей семьи?
  
  – Упоминать она вообще не любила. А вот поплакать – на это была мастерица. Наверное, износилась. Эмоционально. От таких вещей смазки нет.
  
  – Верно сказано. Больше ничего не желаете добавить?
  
  – Мне вот нравится твоя рубашка. Подходит к цвету лица.
  
  – Спасибо.
  
  – Двадцать баксов.
  
  Я потянулся за портмоне.
  
  – Да шучу я, – отмахнулся Бретт. – Денег принять не могу. Пока не сдам экзамен. Вот в следующем году уже буду брать.
  * * *
  
  Я отъехал, мысленно принуждая себя успокоиться. При этом было ясно, что услышанные мной сейчас слова надежны не более, чем предвыборные обещания.
  
  Пора пошевелить Эрла Коэна.
  
  – Сумасшедший. Возможный покойник. Кто дальше?
  
  Оказывается, я произнес это вслух. Разговариваю сам с собой. Пока не шевелишь губами и не подносишь ко рту мобильник, чувствуешь себя хоть в мало-мальском порядке.
  * * *
  
  На следующем красном светофоре я набрал номер.
  
  – Офис Эрла Коэна, – послышался голос секретарши.
  
  – Доктор Алекс Делавэр. Могу я слышать мистера Коэна?
  
  – Мистер Коэн на встрече. Желаете оставить голосовое сообщение?
  
  – Было бы хорошо. А он… в порядке?
  
  – Простите… А, вы об этом. – Она хохотнула. – В полном.
  
  Записанный голос Коэна, более сильный, чем год назад, произнес:
  
  – Эрл слушает. Говорите.
  
  Я заговорил.
  Глава 34
  
  Моя частная линия зазвонила буквально через минуту после того, как я вошел в дом.
  
  Эрл Коэн:
  
  – Надеюсь, вы не нуждаетесь в моих услугах?
  
  – В браке не состою.
  
  – Ваша выгода – моя потеря.
  
  – Хорошо рассуждаете, мистер Коэн. Здраво.
  
  – Намек на то, почему я не умер? Что вам сказать? Вовремя ставьте определенные запчасти. Так что вы там задумали?
  
  – Я ищу информацию кое о каких людях, примерно тридцатилетней давности…
  
  – Тридцатилетней? Ну и дела… Мир тогда писал на глиняных табличках. Вы что, тщитесь дотянуться до Мафусаила? Кто эти пещерные люди?
  
  – Энид и Эврелл Депау.
  
  – Понятно. – Тон Коэна изменился: стал более скрытным. – Никогда не представлял ни одного из них.
  
  – Но вы же их знаете.
  
  – Хотелось бы понять причину вашего интереса.
  
  – Тут в двух словах не объяснишь, – сказал я. – Есть сложные моменты.
  
  – Сложности – предмет моей работы.
  
  – Мы могли бы встретиться? Напитки или ужин за мой счет.
  
  – Я не пью, а в настоящее время не голоден. Вы ведете это расследование для себя или для того здоровяка из полиции, Стёрджиса?
  
  – Это соотносится с работой полиции.
  
  – Кто-нибудь еще замешан?
  
  Странный вопрос.
  
  – Нет, – ответил я.
  
  – Я веду к тому, доктор, что как бы это не обернулось осложнениями для меня самого. Идет официальное расследование, я разговариваю с вами, и вдруг мне начинают звонить представители госслужб…
  
  – Нет, ничего подобного. Стёрджис даже не в курсе, что я вам звоню.
  
  – И у меня со Стёрджисом этого разговора быть не может, потому что…
  
  – Я провожу собственное исследование. Если ничего не проявляется, то втягивать его и смысла нет.
  
  – Вы хотите для начала убедиться, могу ли я что-нибудь предложить? Чтобы он зря не тратил свою энергию? Судя по внешности, в нем ее непочатый край… Хорошо. Помните, где я разговаривал с вами двумя в прошлом году? Я не о своем офисе, а о нашей встрече на свежем воздухе.
  
  – Парк в Доэни и Санта-Монике. В нескольких минутах ходьбы от вашего дома.
  
  – Какая у вас память… А ведь вам за тридцать! Я могу там быть через час с небольшим. Полагаю, наружность у вас не претерпела изменений. В отличие от моей.
  * * *
  
  Коэн появился минут через пять после того, как до парка добрался я, и так же, как в прошлый раз, шел с запада. Своему слову он оказался верен: изменился настолько, что я его, возможно, и не узнал бы.
  
  Жидкие седины – непростая смесь смоли и меди, отчего лишь видней становились пятнышки на голове, откуда росли волосы. Коэн успел изрядно раздобреть, из костлявого став по меньшей мере средним; костистое лицо пополнело и округлилось.
  
  Год назад он теплым днем носил пальто. Сегодня было прохладно, но на Коэне были щегольская канареечная рубашка, абрикосовые слаксы с коричневым поясом и бордовые лоферы. При каждом шаге обнажались бледные тощие лодыжки. Поступь казалась несколько шаткой, но когда он, приблизившись, с возгласом «доктор!» ухватил меня за руку, пожатие его оказалось весьма энергичным.
  
  – Я вижу, запчасти у вас функционируют исправно.
  
  – Медицина творит чудеса. Несколько шунтированных артерий, избавление от пары опухолей, восстановлен шейный диск, тонус подбадривают гормоны щитовидки. При такой бодрости впору подумать и о «Виагре». Жена тревожится, как бы я сослепу не начал щупать посторонних женщин.
  
  Единственными посетителями парка, помимо нас, были две роскошные дивы в костюмах для йоги. В зазывных позах они раскорячились возле обода неработающего фонтана; неподалеку общались меж собой их собаки. Секунду-другую Коэн с тайным восторгом созерцал эти позитуры, после чего с шумным вздохом развернулся и неторопливо тронулся в сторону лужайки. Эдакий престарелый киборг в режиме экономии топлива. Чтобы он от меня не отставал, я слегка замедлил ход.
  
  – Так вы теперь Шерлок на постоянной основе? – полюбопытствовал Коэн. – Проблемы пациентов больше не выслушиваете?
  
  – Почему же. Выслушиваю.
  
  – Совмещаете, значит. – Он кивнул. – Ну да, так жизнь интересней… Ладно, выкладывайте мне вашу запутанную историю.
  
  Алисию, Имельду, Рода Солтона и Лоуча я в повествование не включил; описал лишь Зельду, не называя ее по имени. Бездомный нарушитель, проникший на территорию Энид Депау и умерший у нее в саду; причина смерти до сих пор «не установлена».
  
  – Но вам хотелось бы ее установить.
  
  Равнодушный, даже скучливый голос человека, которому все это не в диковинку.
  
  Мне подумалось о странном вопросе, который он задал: «Кто-нибудь еще замешан?»
  
  – Определенность всегда лучше, мистер Коэн.
  
  – Вы считаете, что это может быть нечестной игрой? Со стороны Энид?
  
  Вопрос, в принципе, логичный. Я пожал плечами.
  
  Коэн посмотрел колким взглядом, хорошо мне знакомым по работе в качестве свидетеля-эксперта. Адвокат, готовящийся атаковать и обороняться.
  
  После паузы он тоже пожал плечами.
  
  – С Энид я был косвенно знаком, так как она была замужем за Эвом. А вот последнего я знал хорошо. Было время, когда нас можно было назвать приятелями. Умный парень, с юридическим образованием, но практикой никогда не занимался: ему было выгоднее крутить деньгами. Познакомились мы с ним сорок с лишним лет назад, когда он обратился по делу в фирму, где я работал перед выходом на самостоятельную стезю. Меня направили в его компанию, и мы с ним довольно быстро сошлись.
  
  – В то время вы тоже занимались семейным правом?
  
  – Это все, что я когда-либо практиковал, доктор.
  
  – Дело, с которым он обратился, касалось развода богатых людей, да?
  
  – Богатые люди, как известно, на фоне эмоций создают сложные ситуации. Слишком уж много стимулов для каверз. Для клиентов Эва я проделывал то, что сегодня именуется судебно-бухгалтерской экспертизой. Бухгалтером был еще мой отец, так что со сложением и вычитанием у меня обстояло нормально.
  
  – Поиск скрытых активов? – уточнил я.
  
  Коэн улыбнулся.
  
  – Вы не единственный, кому нравится докапываться.
  
  – Каким, по-вашему, человеком был Эв?
  
  – Дружелюбный, общительный. Как я уже сказал, смекалистый, хотя точнее будет сказать «умный». Зная то, что ему необходимо, не трудился копать дальше.
  
  – Поверхностный интеллект.
  
  – Шириной в милю, глубиной в дюйм, как и все политики, которых я встречал, – сказал Коэн. – Его талантом был разговор. Говорить он мог о чем угодно, но если тема для него становилась слишком углубленной, то переходил на слушание. Или для вида поддакивал. Он мне нравился: отличная компания, всегда позитивный настрой. Мы были примерно одного возраста, в свободные деньки играли с ним в теннис в Роксбери-парке. Не в гольф: тот был делом клубным. Из языческих убеждений он играл за Уилшир, а я – за Хиллкрест. Помнится, Эв хорошо бил с левой. Встречались и по деловым вопросам, обычно за ужином с возлияниями. Тогда мажоры из Беверли-Хиллс частенько посещали одни и те же места. – Коэн поднял вверх палец. – Могу даже на память сказать, что он пил. «Московский мул»[49], в таких вот маленьких медных кружечках. Любил еще острое имбирное пиво.
  
  Одна из роскошных див оторвалась от фонтана, плавно разогнулась и взяла на поводок свою собаку. Коэн посмотрел на нее и тоскливо вздохнул.
  
  – Да, мой друг. Как быстро все проходит… А ведь когда-то я так пасся на наших общих водопоях… «Поло Лонж», «Чейсенз», «Скандия» – в восьмидесятых и девяностых все они позакрывались. Если б мы не были такими снобами и пофигистами, то, глядишь, что-нибудь и уберегли бы под себя. Работает же до сих пор «Трэйдер Викс», хотя там уже все по-другому… Или, скажем, «Луау» на Родео – он принадлежал мужу Ланы Тернер, но ушел в подполье еще раньше. Эврелл, помнится, щедро раздавал чаевые, не чурался поболтать с официантками и барменами. В его компании отличный сервис был тебе гарантирован. Что еще… Симпатичный парняга в духе Боба Каммингса[50].
  
  – Какая у него была специальность?
  
  – Идеальная для управления деньгами богатых людей. Подготовительная школа на Восточном побережье. Затем – Браун, юриспруденция в Вирджинии. Я-то сам насквозь гарвардский и всю дорогу подтрунивал над его лигой. Ну а он пошучивал, как тяжек труд под гнетом крайней плоти.
  
  Коэн взглядом вожделенно послеживал за оставшейся принцессой йоги.
  
  – Ты гляди, какого они нынче достигают совершенства… В общем, таким был Эврелл. Энид появилась позже; он женился на ней, когда ему было уже за сорок, а ей – за тридцать как минимум.
  
  – Я тут узнал, что у него были связи с киностудиями…
  
  – Вот как?
  
  – Свой дом Эврелл купил на частных торгах у «Метро Голдуин Майер». Он действительно был плотно завязан с киноиндустрией?
  
  – В те дни все мало-мальски заметные дельцы стремились быть впритирку с этой отраслью. – Коэн улыбнулся. – Был ли Эв действительно ас в инвестициях? Нет, просто грамотный специалист по паям и инвестициям; осторожные стратегии, сбережение богатства. Если у него и были корпоративные клиенты, то я никогда о них не слышал. Не придавайте излишнего значения частным продажам, доктор. Люди держали ухо востро, потому что студии всегда стремились по-быстрому обогатиться, сбывая недвижимость, взятую когда-то по дешевке. И не только в Золотом треугольнике. Мы говорим также об огромных площадях в Бербанке, переставших быть нужными для съемок вестернов; о Тысяче Дубов, о Долине Антилоп. Частные продажи были на руку всем: маклер мог дисконтировать на сумму брокерской комиссии, которую они сообща обходили. В итоге суммы занижались, чтобы уменьшить налог на имущество, а разница рассовывалась по карманам – кому какое дело?
  
  – И тем не менее, – заметил я, – угодья на Сен-Дени впечатляют.
  
  – В вас говорит возраст, доктор. – Коэн усмехнулся. – Точнее, его отсутствие. По сегодняшним меркам это и впрямь Шанду[51]. Я не говорю, что когда-то это стоило гроши, но в те дни, если у вас имелись деньги – не обязательно как у Баффета или Гейтса, а просто солидный шестизначный доход, – то вы могли приобрести действительно серьезный кус земли, потому что цены на недвижимость взлетели только с середины девяностых. Моя дочь работает со мной, поэтому я знаю, сколько она получает. Ей пришлось взять большую ипотеку, чтобы купить себе хороший, но не шикарный дом на участке в семь тысяч футов к югу от Уилшира. За три миллиона. За мой участок на Сьерра – это двадцать тысяч квадратов[52] – я в шестьдесят восьмом отдал сто тысяч.
  
  От дуновения ветерка буроватые прядки на его черепе встали дыбом.
  
  – Долгосрочный прирост капитала – одно из преимуществ динозавров, среди коих пока что ковыляю и я. Хотя нас таких осталось уже всего ничего.
  
  – Значит, Эврелл купил поместье на свои деньги? – уточнил я.
  
  – Разве я это говорил или хотя бы подразумевал? Я лишь обозначил, что человеку с приличным доходом нужно было не так уж много, чтобы обзавестись такими угодьями. Я сам мог купить участок еще более крупный, чем у него: девять акров на Белладжио. Но зачем он мне? Слишком много трат на содержание.
  
  То, что я слышал, но не могу подтвердить, – продолжал разговор Коэн, – это что Энид вложилась по-крупному; может даже, заплатила за все из своих собственных средств. На Запад она приехала с большими деньгами. Наследственный капитал. Семья у нее производила тракторы или что-то в этом роде.
  
  – Семья из Кливленда. Производила детали и запчасти.
  
  – Вы, я вижу, неплохо осведомлены. Так чего же вам нужно от меня?
  
  – Что вы думаете об Энид?
  
  – А вы что о ней думаете?
  
  – Я ее видел всего раз, – ответил я. – Несмотря на мертвое тело у себя в саду, смотрелась она вполне спокойной и собранной.
  
  – Вы всерьез думаете, что она имела к чему-то отношение?
  
  – А вы считаете это маловероятным?
  
  Волосы Коэна снова вздыбились. Он не попытался их пригладить.
  
  – Вы мне что-то недосказали, доктор? Если под «сложностью» имеется в виду ваш короткий рассказ, то лично моя крайняя плоть отнесется к этому индифферентно.
  
  – То, что я вам скажу, должно остаться между нами.
  
  – Считайте меня могилой, – Коэн рассмеялся, – пока что в переносном смысле. При прошлом нашем разговоре я, помнится, пролил сведений больше, чем пьяный кок – супа при корабельной качке. Тогдашнее мое поведение объяснялось тем, что я думал умереть в порыве альтруизма. Теперь же, поняв, что буду жить вечно, вернулся к тому, чтобы держать рот на замке.
  
  – Женщина, умершая на участке Энид, представлялась дочерью Зайны Ратерфорд, сводной сестры Энид.
  
  – Представлялась? – спросил он. – В смысле, бредила?
  
  О психическом недуге я умолчал.
  
  Не дождавшись ответа, Коэн продолжил:
  
  – Вы доктор, вам виднее. Кто-то вон представляет, что видит зеленых человечков, розовых слонов…
  
  По мере перечисления уверенность в его голосе убывала.
  
  Слов Коэна я не оспаривал. А помолчав, сказал:
  
  – У нее было психическое расстройство, но это не значит, что ее заявление было бредовым.
  
  – Дочь Зайны, – задумчиво повторил он. – Никогда ее не встречал, а уж тем более ее дочь.
  
  – Что за женщина была Энид?
  
  – Первый раз я увидел ее в «Скандии», у них там в конце зала была решетчатая беседка. Мы ужинали там всем сборищем, и тут Эврелл вошел с женщиной, на которую все сразу же обратили внимание. Была ли она красавицей? Ну если вы из тех, кому нравится Бетт Дэвис[53]. Высокая блондинка, красивые плечи, шикарные бедра – на ней было такое алое платье, специально все это подчеркивающее. – Он руками изобразил песочные часы.
  
  – Женщина-манифест, – понял я.
  
  – Точно. В те дни каждая женщина со средствами подавала себя, проецировала класс. Как, собственно, и парни: в «Чаще роз» мы все присутствовали в костюмах и галстуках.
  
  – Бетт Дэвис, – подумал я вслух. – Такая… с жесткой огранкой?
  
  – Ну да, с характером. Вроде Джоан Кроуфорд, Барбары Стэнвик, Иды Лупино… Некоторые парни на это клюют, хотя у меня вкусы больше в сторону мягких, эмоционально податливых, вроде Мэрилин Монро. Мне, кстати, доводилось разок с ней встречаться. Такая хрупкая, уязвимая… – Коэн хохотнул. – Не сказать, чтобы мне попалась из этой породы. Жена у меня японка. Я-то думал, что залучаю к себе гейшу, а проснулся утром с самураем. Хотя до сих пор симпатичная. А как, интересно, нынче выглядит Энид?
  
  – Блюдет себя. Элегантная. Есть и бойфренд.
  
  – Вот как? И кто же?
  
  – Ярмут Лоуч.
  
  – Ого. Так он младше ее.
  
  Я выжидающе молчал.
  
  – Лет, наверное, на десять? – спросил Коэн.
  
  – На три.
  
  – Я думал, больше. В ту пору он смотрелся пацаном.
  
  – Откуда он вам известен?
  
  – Он работал у Эва. Я его считал мальчишкой, но, полагаю, ему тогда было уже под тридцать. Значит, Ярми с Энид? Что ж, по-своему логично. Он во всем подражал Эву – и узлом галстука, и словечками. Если у Эва сегодня «эскот»[54], значит, через несколько дней он появится на Ярми. Эв, бывало, посмеивался: «Если я Пит, то он Рипит»[55]. Беззлобно так. Это подражание ему, похоже, импонировало. Нравилось выдавать себя за образцового аристократа.
  
  – Лоуч был более скромного происхождения.
  
  – Можно судить уже по имени, – сказал Коэн. – Дж. Ярмут; что там за «дж», я и не знаю. Начинал он без всякой денежной подпорки: помню, как-то за разговором насчет «Пита и Рипита» Эв пробросил: «Гляньте, как при ладной одежонке может продвинуться простачок из Бейкерсфилда». Я тогда, помнится, призадумался, а что на самом деле он может думать про меня. Кем считать. Родители у меня всю жизнь прожили в съемном жилье; я окончил научную школу в Бронксе, поступил в Гарвард на стипендию и многое там терпел от лицемеров. При этом я твердо решил держать свою марку и ни под кого не подлаживаться. Вот почему я перебрался сюда. Лос-Анджелес исконно был открыт для всех с мозгами и драйвом. Вот вы, например, откуда?
  
  – Из Миссури.
  
  – Семья денежная?
  
  – Да куда там…
  
  – А вот гляньте на себя: симпатичный, утонченный, целитель умов. И одновременно Шерлок в своем обличье.
  
  – Чем Лоуч занимался у Эва?
  
  – Тоже был адвокатом, но фактически им не работал. Вместо того чтобы сидеть за рабочим столом, шнырял стажером на мизерной зарплате. Что из этого всего выросло, ума не приложу. – Словно свыкаясь с мыслью, он язвительно покачал головой. – Нет, ты гляди-ка. Малыш Ярми с мамочкой Энид. Кто бы знал…
  
  – У него сейчас юридическая практика.
  
  – Где?
  
  – В фирме. «Ривелл Уинтерс Лоуч Рассо».
  
  – Так он поименован партнером? – удивился Коэн. – Молодец Бейкерсфилд, далеко пошел. О такой фирме я не слышал и дел с ней никогда не имел. Наверное, где-нибудь в центре, не на Вестсайде?
  
  – Седьмая улица.
  
  – Прямо самый-самый центр… И на чем он теперь специализируется?
  
  – Поместья и трасты.
  
  – О. Получается, стажировка у Эва не прошла даром. Пригодилась.
  
  – По моим данным, на работу он не налегает, – сказал я. – Больше ждет у моря погоды.
  
  – Вы и тут провели дознание? – Коэн кольнул меня взглядом. – Подозреваете, что оба они к чему-то причастны? Что та сумасбродка действительно была отпрыском сестры? При всем своем безумии взяла и выставила Энид на серьезные деньги, а Ярми в попытке защитить свою милую переступил черту?
  
  Я посмотрел на него испытующе пристально.
  
  – Многолетняя дедукция, долгие годы, – сказал Коэн, отводя глаза. Бывает, что пытливости не выдерживают даже старые адвокаты.
  
  – Дедукция и только?
  
  – А что еще это может быть?
  
  – При всем уважении, мистер Коэн: чертовски много информации, если она сыплется на вас с неба. Любопытным мне кажется и ваше замечание о бреде, ведь я ни разу не упоминал про психическое заболевание.
  
  Он ответил после секундной паузы:
  
  – Хрустального шара, доктор, у меня нет. А дедукция – лишь обыкновенная логика. Вы сказали, что она бездомная и влезла к Энид на территорию. Я воспринимаю это как безумие.
  
  Правдоподобно, но в голосе нет никакой убежденности.
  
  «Кто-нибудь еще замешан?»
  
  – Мистер Коэн, у меня ощущение, что я не первый, кто задает вам такие вопросы.
  
  – Почему вы так думаете?
  
  – Вы спрашивали меня, замешан ли здесь кто-то еще, помимо лейтенанта Стёрджиса. И, несмотря на ваше разъяснение, этот вопрос о бреде был существенным концептуальным скачком.
  
  – Вы вели речь о бездомной. А разве они по большей части не подвинуты рассудком, причем серьезным образом?
  
  Я ответил улыбкой.
  
  – И с кем я, по-вашему, разговаривал? – продолжал наседать он.
  
  – Остается лишь догадываться, мистер Коэн. Возможно, с кем-то, кто тоже интересовался «психологическими» вопросами. Это не мог быть психиатр Лу Шерман?
  
  Замерев на ходу, он запнулся и растопырил руки, чтобы не упасть.
  
  Я осмотрительно подхватил его, но он сердито стряхнул с себя мои ладони.
  
  – Бросьте, я в порядке. Это что, игра? Вы знаете ответы, но специально меня зондируете? Так поступают с подозреваемыми копы – и я – при перекрестных допросах. Сдав свой последний экзамен, я однажды сказал: «Всё, больше никаких тестов». Вам понятно?
  
  – Я просто пытаюсь докопаться до истины, мистер Коэн.
  
  Как раз в эти секунды на солнце нашло облако, кинув блики, под которыми крашеные волосы Коэна багряно взблестнули, как будто вся его голова была залита кровью. Но длилось это всего несколько секунд; следующее облако вернуло все на места, и его волосы опять подернулись маскировочным слоем краски.
  
  Я сказал:
  
  – Лу Шерман был бы определенно «за», если б мы с вами поговорили на эту тему. Мы с ним были друзьями и коллегами; именно он и познакомил меня с Зельдой. Это ее имя. Зельда Чейз. Но вы ведь уже об этом знаете, не так ли?
  
  – Пусть доктор Шерман снимет с меня печать конфиденциальности. Тогда можно будет о чем-то разговаривать.
  
  – К сожалению, он умер.
  
  Коэн поежился.
  
  – Запасные части на пользу не всем, – заметил я.
  
  – Это я понял, – колюче бросил Коэн и тронулся дальше. – Если вы играете на моем чувстве вины выжившего, то вам это удается. Когда он умер?
  
  – Чуть больше двух лет назад. А когда вы с ним встречались?
  
  Коэн вздохнул.
  
  – Хороший был человек доктор Шерман. Он производил впечатление психоаналитика, действительно заботящегося о своих пациентах. Нынче такое встретишь нечасто.
  
  Он снова остановился и, едва удержав в резком повороте равновесие, пытливо сузил глаза.
  
  – Вы и в самом деле были коллегами?
  
  – Если хотите, я пришлю вам его карту на Зельду. Там мое имя. Именно через это мне удалось снова с ней встретиться.
  
  – Да нет, я вам верю… Он приходил ко мне года четыре назад. В чем была ваша сопричастность?
  
  – Лу попросил меня провести оценку сына Зельды. Осмотреть и на основе поведения выяснить, в состоянии ли Зельда о нем заботиться. В то время она еще могла это. Сейчас мальчику одиннадцать. Если он еще жив, мистер Коэн. С тех пор как Зельда начала жить на улице, его никто не видел. И я пытаюсь выяснить, в порядке ли он.
  
  – А если окажется, что нет? – спросил Эрл Коэн. – Слышать такое будет малоприятно.
  
  – Уж лучше это, чем безвестность.
  
  – Чудесно. Теперь вы докидываете еще и вину за благополучие ребенка. Вам, безусловно, понятно мое нежелание связываться. Вы уже видели, какой люфт я допускаю в своих этических нормах, но не уверен, что хочу повторения этого. Почему-то мне не все равно, что вы обо мне подумаете.
  
  – Я бы не…
  
  – «Тю-тю-тю», как сказал бы Ленни Брюс[56]. Я с ним, кстати, тоже встречался. Трагичный мальчуган, весь на допинге. Люди уже забывают, каким смешным он был. Н-да, Шерман ушел… Какая жалость.
  
  Со своей собачкой на поводке удалилась оставшаяся красавица-йогиня.
  
  – Давайте снимем груз, – предложил Коэн и направился к фонтану. Здесь он сел ровно на то место, где отдыхал красавицын зад, а я умостился рядом.
  
  – Что ж, – Эрл Коэн хлопнул себя по худым ляжкам, – с уходом Шермана у меня появляется возможность высказаться. Да, он приходил ко мне, потому что уже начал свое собственное исследование и, как и вы, думал, что я могу ему помочь. Почему? Потому что в газетных колонках, посвященных Энид и Эву, упоминалось в том числе и мое имя. Светская хроника – рауты, турниры по теннису, сборы средств на благотворительность. Как я уже сказал, мы состояли в приятельских отношениях. – Он широко улыбнулся. – Не то чтобы мое имя было там единственным, но все остальные, кого искал Шерман, уже откочевали на тот свет. Я ему ответил, что не знаю, чувствовать мне себя польщенным или встревоженным. Он рассмеялся, эдак от души. Он не был похож на других знакомых мне мозгоправов, большинство из которых вели себя так, будто вдоволь не нарезвились в студенческие времена. Ну а вы-то, держу пари, в свои молодые годы дамам спуску не давали.
  
  Я улыбнулся.
  
  – Вам известны сорта «Энигматик» или «Монте Лиза»? – осведомился Коэн и, закинув ногу на ногу, оглядел свою тощую лодыжку. – Шерман знал толк в хорошем односолодовом виски. Мы с ним присели в баре «Фор сизнс» и с удовольствием распили бутылку «Обана». Про Энид и Эва он рассказывал в привязке к личному делу, которое требовало профессиональной конфиденциальности. При этом настойчиво предлагал мне аванс, хотя я заверял, что в этом нет необходимости. Суть истории заключалась в том, что у него есть пациентка, адекватность которой нельзя принимать за чистую монету из-за проблем психического свойства. Она вбила себе в голову, что ее мать – кинозвезда, которая исчезла, и Лу хотелось знать, есть ли в этом хоть доля правды, чтобы он мог обращаться с ней соответствующим образом. Я был впечатлен, доктор Делавэр. Он действительно делал максимум из того, что мог. – Повернувшись, Коэн мне положил руку на плечо. – Я понимаю, почему вы оба ладили.
  
  – Спасибо.
  
  – Можете считать это комплиментом. Учтите, что я раздаю их совсем не как конфеты на Хэллоуин.
  
  Его рука вернулась обратно на колени.
  
  – Он спросил, знаю ли я о каких-нибудь исчезнувших звездах кино, и я развел руками. Он сказал, что и ему тоже ничего об этом неизвестно; единственным примером была некая фанатка по имени Зайна Ратерфорд, поиски которой вывели его на чету Депау; вероятно, он нашел какие-то документы из другого города.
  
  Мы предприняли аналогичные шаги. Великие умы. Я вдруг почувствовал тоску по Лу. Можно себе представить, каково оно: быть Коэном, последним из своего племени.
  
  – В отличие от вашей ситуации, – сказал он, – никаких предположений о нечестной игре не звучало. Единственно, насчет чего доктор Шерман пытался навести справки, это родственная связь между Зайной и Энид, которые я ему дал. Вот и всё. Доказал ли он, к своему удовлетворению, что его пациентка – та самая Зельда – была в сознании или бреду, я не имею понятия.
  
  – Вы знали Зайну?
  
  – Я знал о ней. Она намного младше и еще красивее своей сестры. На самом деле это произошло в тот первый вечер, когда Энид явилась в «Скандию» в своем красном платье. Кто-то тихо присвистнул и сказал, что Эв, мол, закадрил себе красотку. А кто-то еще – не спрашивайте кто, я все равно понятия не имею – сказал: «Думаешь, она действительно отпад? Тебе лучше отведать ее младшую сестренку; уверен, что Эв это уже сделал. А теперь, наверное, решил перекинуться на более зрелую».
  
  – Эв встречался с ними обеими?
  
  – Из того, что я слышал, обе девушки приехали в Лос-Анджелес, ставя цель прорваться в киноиндустрию. Энид полагала, что сможет пробить себе дорогу деньгами, и сумела получить несколько эпизодов без реплик, в основном чтобы потешить свое тщеславие: массовки, всякое такое… Суровая правда в том, что на четвертом десятке ей уже ничего не светило. Одной Бетт Дэвис для Голливуда было вполне достаточно.
  
  Коэн покачал головой.
  
  – Остряки среди нас говаривали: «Бюст бюстом, но нужен и талант». У Энид его не было совершенно. Зайна была моложе, приятней и, по крайней мере, немного компетентней. Ей выпадали мелкие роли в малобюджетках. Но и ее карьера кончилась ничем.
  
  Зельда превзошла их обеих. Бросила ли она это Энид в лицо? Вряд ли: слишком разбита и сломлена для составления сложной мысли.
  
  – Неудавшиеся актрисы, им бы воздвигнуть памятник, – вздохнул Коэн. – В виде бедной девушки, что бросается с вывески «Голливуд». У тех двоих, по крайней мере, были деньги, на которые можно опереться.
  
  – У них, помимо этого, был также интерес к одному и тому же мужчине. Который в итоге достался Энид.
  
  – В отместку. – Коэн кивнул. – Вы думаете, та злобность засела в ее душе и оказалась направлена на Зельду?
  
  – Думаю, Зельда могла грозить ей напрямую, объявив себя наследницей.
  
  Коэн улыбнулся.
  
  – Вы только гляньте… Я начинаю рассуждать как психолог, а вы – как финансист.
  
  – Это все взаимосвязано.
  
  – Да, это так. Считаю ли я, что Энид была способна на убийство? Сложно сказать. Мы болтали с ней на вечеринках, но только и всего. Мне она помнится эдакой «снежной королевой». Ну а лицензия на анализ – это ваша прерогатива.
  
  – Ваши компаньоны по ужину в «Скандии» о Зайне ничего больше не рассказывали?
  
  – Вообще да, но… не на рыцарский манер, доктор. Скорее на площадной.
  
  – Что-нибудь насчет ее сексуальных талантов? – усмехнулся я.
  
  Коэн закашлялся, а потом сказал:
  
  – Термин, который я, кажется, слышал, был «безумно сексуальная». А кто-то еще выразился: «Безумие и сексуальность – идеальное сочетание; по отдельности с ними можно делать все что угодно». И все как жеребцы заржали. Что я могу сказать? Времена были другие.
  
  – Есть соображения, что случилось с Зайной после того, как Энид переманила ее парня?
  
  – Доктор Шерман сказал, что перед своим исчезновением она уже изрядно опустилась.
  
  – Лу ничего не говорил о том, кто воспитывал ее дочь?
  
  – Он не был уверен, что Зельда действительно была ее дочерью. Сказал, что ее удочерили, а впоследствии она отправилась в одно из тех странствий, чтобы узнать о своих корнях, но разочаровалась, потому что не смогла воссоединиться с женщиной, которая исчезла.
  
  – Кто ее удочерил, вы не знаете?
  
  – В подробности он не вдавался; сказал лишь, что они тоже умерли, и не… как он там выразился… «не идеальным образом». Намек на то, что смерть женщины была тяжелой.
  
  Коэн скорбно махнул рукой.
  
  – Он был еще и щедрым, заплатил за всю бутылку. И вот теперь его нет… Только такие вести мне нынче и доводится слышать. Звонишь кому-нибудь, пригласить отобедать, а его, оказывается, уже и на свете нет. Наверное, я единственный, кто клеймен бессмертием.
  Глава 35
  
  Отказавшись от предложения его подвезти, старик-юрист поплелся домой.
  
  На пути к «Севилье» я миновал пару бездомных, кативших свои магазинные тележки к сухому фонтану. Два человеческих свертка в тряпье из грязной ткани, с разбитыми ногами в измочаленных рваных кроссовках. Губы мужчины шевелились. Женщина брела с приоткрытым ртом.
  
  Амбулаторная психиатрия в двадцать первом веке. В двадцатом это было лишение свободы и спонтанный уход.
  
  Я представил себе Зельду после отмены ее сериала: агент болен и неизвестно где, а она ощупью пробирается через город, который ценит внешность и доступность.
  
  «Безумие и сексуальность – идеальное сочетание; по отдельности же с ними можно делать все что угодно».
  
  Узнав, как гнусно обошлись с матерью ее родственники, характер своих поисков Зельда изменила. Больше никаких поисков корней; лишь желание поквитаться. Чувствуя, что ум ее распадается, она изо всех сил пыталась держаться, цепенея от ужаса предстоящей разлуки со своим ребенком.
  
  Первоклассным детективом она не стала, а всю информацию добыла через своего безмерно сердобольного терапевта.
  
  Добропорядочный, участливый Лу понятия не имел, к чему приведет его сострадание.
  * * *
  
  Я позвонил Майло.
  
  – Поздравь меня. Я выяснил, как Зельда узнала подноготную о своей родне.
  
  – Да? А я выяснил, что с чертовым ордером у меня облом.
  
  – Джон Нгуен не впечатлился?
  
  – Хуже, – мрачно ответил Майло. – Излагая все это, не был впечатлен я. Итог: без веских оснований я не могу войти, даже если ворота там открыты.
  
  – А что, простите, считается вескими основаниями?
  
  – Разлагающийся труп было бы неплохо, но вообще «четкое свидетельство правонарушения» – это оперативный термин. Как будто мне для этого требовались разъяснения Джона. Я был слишком увлечен, амиго. Нам бы, дуракам, подловить той ночью Энид за выращиванием конопли… А еще лучше мака.
  
  – Можно нанять птицу, чтобы скинула там семена.
  
  – Ну да, ворон-вороненок, опиат-опенок… Так как Зельда стала детективом?
  
  – Эту работу за нее проделал Лу Шерман. Он пытался выяснить, была ли ее история насчет матери достоверной или нет.
  
  – Кто тебя в это посвятил?
  
  – Эрл Коэн.
  
  – Да ты что! Он еще жив?
  
  – Чудеса медицины.
  
  – А почему именно к нему?
  
  – В те времена он вращался вблизи.
  
  Я привел описание четы Депау, какими их видел Коэн. А также то, что старик слышал о Зайне.
  
  – Пара девок, метивших в актрисы, – рассудил Майло. – Вдобавок ко всей остальной семейной хрени, еще и сестринская конкуренция.
  
  – Ни одна из них своего не добилась, но Зайна села в лужу все же не столь явно.
  
  – И Энид отомстила ей тем, что увела парня. Вообще довольно примитивно.
  
  – Коэн назвал это «злобностью». Хотя мне больше глянется твое описание.
  
  – Увела бойфренда, а заодно умыкнула наследство, если мы правы насчет пункта о запрете. И сексуально, и безумно, да?
  
  – В те дни психическое заболевание могло стать легким спусковым крючком. И та шуточка приятелей Коэна подразумевала: Зайну считали легкой добычей. Добавить сюда выпивку, и тогда у нее можно легко отнять все, в том числе и ребенка. Шерман также сказал Коэну, что ситуация с усыновлением у Зельды была не идеальной.
  
  – Coup de grâce[57] от сестрицы Энид, – сказал Майло. – Низведение Зайны к нулю. Она держится, барахтается, делает все возможное, но вот однажды… пуфф. Ты же знаешь, что скажет мне Джон: «Женщина с таким уровнем проблем… Есть тьма путей, способных в конце концов привести к ее исчезновению».
  
  – Само собой, – согласился я. – Но ее дочь, скорее всего, и вправду была убита. Вместе с…
  
  – Тремя невинными людьми. Я в курсе. Джон был этим впечатлен. Это ж столько крови. Меня он заверил, что, если дело дойдет до суда, он первым встанет на сторону обвинения. Что неудивительно: такой суд мостит карьеру, как ничто другое.
  
  – Так чего б не пойти нам навстречу?
  
  – Он сказал так: «Жена мне плешь проела, чтобы я свозил ее на Мауи. Отъезд через два дня: мне теперь что, билеты сдавать?»
  * * *
  
  «Четкое свидетельство правонарушения».
  
  В голове теснились фантазии на тему, как быть.
  
  Можно, в принципе, позвонить в «Белые перчатки» и за какие-нибудь коврижки втереться в компанию тех двух милашек.
  
  Или, скажем, узнать, когда на Сен-Дени приезжают садовники, и как-нибудь пробраться вместе с ними.
  
  На худой конец, просто перемахнуть через стену и порыться там чисто от себя. Назовите это фрилансом.
  
  Хотя все это, стоит мне там найти какие-нибудь улики, обернется против дела. Официально я частное лицо, но даже адвокату третьего звена не составит труда убедить судью, что я агент полиции.
  
  Несмотря на истекший срок моего бэйджа.
  
  Энид Депау и Ярмут Лоуч располагают деньгами, чтобы нанять себе реального аса адвокатуры.
  
  К черту все мысли. На замок.
  * * *
  
  Это заставило меня призадуматься о главных подозреваемых. Даже делая на пару грязные дела, семидесятилетняя бабка и ее великовозрастный мальчик вряд ли занимались бы перевозкой тел и их захоронением.
  
  Если Алисия и Имельда стали жертвами, их, скорее всего, отвезли куда-нибудь и скинули в отдаленном глухом месте, где прикапывать нет необходимости.
  
  Пустыня.
  
  История Энид о Палм-Спрингс – была ли она скверной частной шуткой?
  
  Если да, то нет смысла и вдаваться. К востоку от города на сотни миль тянулись песчаные, пропеченные солнцем овраги; альтернативная вселенная, где в яростном стремлении выжить жадно и сосредоточенно плодились хищники и мусорщики всех мастей: гиены, грифы, огненные муравьи. Любая плоть пожиралась там жадно, а кости растаскивались, очищались и выбеливались на солнце в считаные дни.
  
  Когда мысли об этом придавили меня вконец, я вернулся к более обнадеживающему сценарию: а почему б не где-нибудь на территории поместья? В самом деле: нет необходимости вгрызаться глубоко, потому что это частные владения, к тому же защищенные отсутствием четких свидетельств правонарушений.
  
  Я вспомнил расположение участка. Живые изгороди, террасы, ухоженные сады со скульптурами и лесистой порослью позади. Зельда обнаружилась в ухоженной зоне, без всякой попытки укрывательства.
  
  «Можно делать все что угодно».
  
  Если два других тела спрятаны на территории, то, вероятно, где-то сзади.
  
  Проблема та же: серьезный вызов для пары пожилых граждан; тем более дуэта, словно сошедшего с рекламы круизного лайнера.
  
  Разве что если орудовать с помощью тачки. Хотя само закапывание потребует изрядных физических усилий.
  
  Я зашел на «Гугл-Землю».
  
  И что бы вы думали?
  
  Вот уж действительно: век живи, век учись.
  Глава 36
  
  Чудеса техники.
  
  Считаные секунды, и я уже смотрел на полноцветные, годичной давности спутниковые снимки поместья (трехмерные, в разных ракурсах), а в задней части представала лесная зона в высоком разрешении.
  
  Реликтовые сосны, секвойи, кедры, кипарисы – все оттенки лесной зелени. В нескольких метрах оттуда, между обхватистыми стволами, начинался центральный проход. Дополнительный доступ обеспечивали более узкие боковые отрезки. За всем этим возвышалась каменная стена (метра три, не ниже) со смещенной вправо деревянной дверью. С земли все это виделось задней границей поместья.
  
  Но вид сверху показывал, что это не так.
  
  За стеной взгляду открывался бежевый прямоугольник голой земли, шириной с половину участка, отороченный по бокам столбчатыми соснами с Канарских островов. А за ним еще одна стена, сплошная и еще выше.
  
  Перед соснами полоса кустарника с соцветиями. В отличие от вылизанного сада, этим насаждениям оставлена грубоватая естественность.
  
  Я увеличил масштаб, сделал сканы, распечатал их в нескольких экземплярах, после чего, отодвинувшись, еще на раз оценил общий вид.
  
  Почва леса была темной и на вид влажной, а в кармашке сада бледной и сухой из-за листьев и хвои. Прямо за центром, возле двери, земля была чистой. Хорошо утоптанный вход.
  
  На конце чистого участка в земле чуть выделялись цветом две укромные продолговатые ложбинки.
  
  Это я тоже распечатал, сохранил в виде файлов, после чего нашел нужный адрес электронной почты и отправил сообщение с «прицепом».
  
  Доктор Элизабет Уилкинсон, доцент судебной антропологии в медицинской школе, где я преподавал, ответила без проволочек.
  
  Вдобавок к своему академическому званию, Лиз входила в сообщество коронеров, до сих пор консультировала полицию Лос-Анджелеса, а также была подругой детектива Мозеса Рида.
  
   Привет, Алекс. Я в Сан-Франциско на конференции. Да, теоретически даже скрытая могила может быть видна как небольшое потемнение почвы. Но это трудноразличимо из-за естественных неровностей вроде следов рытья животных или других совершенно невинных раскопок. Время суток, когда делалось фото, тоже имеет значение. Наименьшее искажение – при раннем утреннем свете, из-за угла наклона.
  
   «Спасибо за быстрый ответ, Лиз. Есть ли какой-то способ это выяснить, но чтобы там при этом не присутствовать и не копать?»
  
   Речь о недавнем захоронении?
  
   «Примерно три недели. Возможно, неглубокое».
  
   И то, и другое в твою пользу. Мелкое по очевидным причинам, а недавнее означает, что разложение все еще будет активным, повышая температуру поверхности достаточно для того, чтобы это ловилось на инфракрасную камеру. Если необходимо углубляться, то можно использовать георадар и/или собак».
  
   «Как я могу организовать инфракрасную фотосъемку?»
  
   Ты сам думаешь это финансировать?
  
   «Да».
  
   Удовольствие не из дешевых. Я бы вместо самолета выбрала вертолет, потому что они хороши на медленных скоростях. Реактивный может стоить тысячу в час. Те, что поменьше, вероятно, обойдутся в сотни, но они тесные и имеют ограничения по весу. Это, видимо, не официальное дело?
  
   «Может так оказаться».
  
   Понятно. Чтобы ты знал: у полиции Эл-Эй есть классные вертолетчики, набившие руку на ИКС. В прошлом году кто-то сообщил о массовом захоронении в Чатсворте, и департамент совершил облет. Действительно оказался могильник, но, слава богу, для лошадей. Ничего зловещего, просто хозяйка терпеть не могла отправлять своих старых животных на переработку; они с сыновьями их сами стреляли и закапывали. Годами этим занимались.
  
   «Грустная история».
  
   Твоя, небось, еще грустнее.
  
   «Да не просто. Трагическая. Можешь к кому-то направить?»
  
   Навскидку приходит только одно имя – Клинт Бострум. Уволился из полиции Лос-Анджелеса, занимался в основном транспортом – пробки с воздуха и всякое такое. Теперь проводит связь на участки; не знаю, соотносится ли это с ИКС. Если хочешь, могу поговорить с ним вместо тебя.
  
   «Было бы замечательно, Лиз. Спасибо!»
  
   Если что-то будет срастаться, пжлст дай мне знать. Встреч здесь столько, что уже притомили; не терпится на волю из офиса, хоть немного покопаться в земле. С лицензией нет проблем, могу сама контролировать процесс: новый аспирант все еще не обвыкся, ладошки потеют. Мягко говоря.
  
  Спустя несколько минут:
  
   Алекс – Клинт ИКС делает. Вот его номер.
  
  На втором гудке в трубке обозначился резкий прокуренный голос:
  
  – Клинт.
  
  – Алекс Делавэр. Меня к вам направила Лиз Уилкинсон.
  
  – Да. Кое-что о вас слышал. Вы иногда работаете со Стёрджисом, верно?
  
  – Верно.
  
  – Он сам в этом деле не участвует? Мертвяки вроде его епархия…
  
  – Дело его, но версия исходит от меня, – ответил я. – И мне, прежде чем привлекать департамент, нужно иметь что-то существенное.
  
  – А в департаменте менжуются, давать ли вертолетное время без веских оснований для ордера?
  
  – Я их пока не спрашивал.
  
  – Умно. Даже если Стёрджис отправит запрос, его еще надо будет пробить. Я сам в департаменте двадцать пять лет отлетал. Одно дело, если кинозвезда захочет снять днюху своего ребенка – это еще может срастись. А вот у обычного чела шансы под вопросом. Координаты дадите?
  
  – У меня есть конкретный адрес.
  
  – Это хорошо, к нему можно привязать координаты. Теперь о деньгах. Обычно я беру тысячу сто баксов в час, два часа минимум, плюс двести за ИКС. Лиз сказала, что вы парень надежный, а от себя я думаю, что человек, готовый выкладывать такое бабло из своего кармана, должен быть или чокнутым, или со сверхвысокой моралью. Поэтому сумму урезаю до семисот баксов за все про все. Это если вы не летите со мной. У меня на борту установлена камера, которой я управляю во время полета. А вот пристегивать к себе ответственность за пассажира не хочу.
  
  – Годится.
  
  – И еще: никому об этих скидосах не рассказывать.
  
  – Могила, Клинт. Никому.
  
  – Оплата сразу, как только повесим трубку; я скину свой счет на «Пэй Пэле»[58]. Погода прояснится только через несколько дней, но я все равно уже в аэропорту, так что рискну и вылечу сегодня в ночь. Все равно заняться больше нечем: подруга уходит играть в бридж в идиотском клубе, который я терпеть не могу. Теперь скажите, что именно вы ищете. А еще – до которого часа не спите. Хотя все равно выяснится вскоре после того, как я взлечу. Можете и не укладываться.
  * * *
  
  Робин легла спать, а я следующие несколько часов провел за изучением интернетных фотоснимков, а также пообщался по телефону с другом, который подтвердил мои подозрения.
  
  Я как раз занимался сопоставлением, когда незадолго до полуночи последовал звонок от Клинта Бострума.
  
  – Там определенно есть две горячие точки. Пара хороших красных пятнышек, я вам их скину по и-мейлу. Не могу сказать, что это от людей, но готов поспорить на деньги: что-то там гниет.
  
  – Спасибо, Клинт.
  
  – Да не за что. Обращайтесь в любое время, лишь бы оплата шла. Лично мне удовольствия куда больше, чем бассейны с воздуха щелкать.
  Глава 37
  
  – На Гавайи я все-таки лечу, – отрезал заместитель окружного прокурора Джон Нгуен.
  
  – Ты не впечатлился?
  
  – Впечатлился. Я также думаю, что на сбор всех деталей понадобится время. И хотя штат вообще-то не выносит смертных приговоров, Шеннон за него ратует и прибьет меня, если я наложу вето. Держите меня в курсе, пока я там загораю и потягиваю «Май-тай».
  
  – Можно рассчитывать на ордер?
  
  Нгуен покрутил на столе бейсбольный мяч с эмблемой «Доджерс», который использовал как пресс-папье.
  
  – Конечно, почему бы нет. Тем более с учетом, что наш гражданский волонтер отыскал тела и сделал красивые снимки растений. – И мне: – Вы действительно заплатили за вертолет из своего кармана? Надеюсь, вы не рассчитываете на компенсацию?
  
  – Я над этим работаю, – сказал за меня Майло.
  
  – Да? – Нгуен поглядел на него. – Ну тогда удачи. Алекс. А насколько этот ваш приятель-ботаник уверен, что эти… – он сверился со своими записями, – луговой шафран и аконит действительно там произрастают?
  
  – На сто процентов, – ответил я.
  
  – Прямо так, по снимкам?
  
  – Он – профессор ботаники в университете.
  
  – Прекрасно. А вот эти, другие? Ландыш, наперстянка, шпорник, пурпурный паслен… Они что, все ядовитые?
  
  – Все до единого. – Я кивнул. – Можно сказать, карманный садик ядов.
  
  Нгуен поежился.
  
  – Н-да… И это было упущено. Дважды.
  
  – Легко было не заметить, из-за той первой стены.
  
  – А за второй что находится?
  
  – Участок соседа. Финансиста из хедж-фонда.
  
  – По расстоянию он к этому месту ближе, чем Депау.
  
  – Джон, здесь стена три с половиной метра, и все плохое на ее участке.
  
  – Да-да. – Нгуен торопливо кивнул. – Это я так, к слову. Хорошо, я выпишу ордер и передам его хорошему судье. Но все равно сегодня я улетаю.
  
  Мы сидели в его офисе – гигантском инкубаторе посреди города, известном как «Центр уголовного правосудия Клары Шортридж-Фолц». Недавно Нгуен получил повышение по службе, то есть немного больше квадратов и вид на смог сбоку. Множество распакованных коробок на полу, а на казенном столе – лишь ноутбук и бейсбольное пресс-папье.
  
  Майло сказал:
  
  – Тогда мы пошли, а ты спокойно делай дело.
  
  – Еще один нюанс, касается проведения обыска. Ваши подозреваемые все еще в Италии, верно?
  
  – В Риме, – ответил Майло. – Отель «Хэсслер».
  
  – Наверное, роскошный люкс, – сказал Нгуен. – Черт бы их побрал… На мой взгляд, проблема в том, что, если вы приведете команду копателей и об этом узнает Депау, она может остаться за границей и в конечном итоге засядет в каком-нибудь месте, где есть проблемы с экстрадицией.
  
  – Это где? – поинтересовался я.
  
  – В основном там, куда вам не захотелось бы ехать – Афганистан, Сомали, – сказал за него Майло. – Но в их числе есть и вполне достойные, такие как Андорра или один из островов Микронезии. Или вон Черногория, где строится большая гавань для яхт. Как раз недалеко от Италии.
  
  – Ты и в это вник, – сказал Джон.
  
  – У нас был случай в прошлом году: один наркоман осел на Мальдивах, вылез в «Инстаграм» и показал нам пальчик. Но даже не трогая экзотики, люди со средствами могут укрыться в Центральной Европе – и с концами. И в этом мы должны действовать на опережение.
  
  – Есть несколько аргументов в нашу пользу, – сказал я. – Местность там нелюдная, с большим расстоянием между участками, и визуально не просматривается никем из соседей.
  
  – Включая финансиста?
  
  – У него шесть акров земли. Если только ему не взбредет в голову забраться на задворки и влезть по лестнице на стену…
  
  – Он сейчас в Южной Корее, – успокоил Майло, – заключает сделки.
  
  – Вперед, «Самсунг», – усмехнулся Нгуен. – Как нам, по-вашему, соблюсти секретность?
  
  – Для въезда и выезда можно использовать служебные машины, – рассудил я. – Уборка, садовые работы. Удобно для прикрытия.
  
  – Узнаем их расписание, – продолжил Майло, – убедимся, что с ними не пересекаемся, и нацепим на пару фургонов фальшивые таблички.
  
  – Людей задействуйте по минимуму, – наказал Нгуен, – только самый основной костяк криминалистов… Честно сказать, чувство приличия во мне страдает: вы действительно платили из своего кармана, Алекс?
  
  – Да ничего страшного, – отмахнулся я.
  
  – Вот что значит успешная частная практика, а? Извините, просто вспомнились мои студенческие дни, когда все на вечеринку, а мне пахать на сверхурочных. Зато теперь я почтенный госслужащий. Возможно, настало время что-то менять.
  
  – В таком случае буду по тебе скучать, Джон, – сказал Майло. – Думаешь с отставкой выйти на пенсию?
  
  – А ты?
  
  – Нет, черт возьми.
  
  Нгуен подкинул мяч и поймал его.
  
  – Как насчет того, чтобы отправиться ночью?
  
  – На служебных машинах – нет, Джон. Это может привлечь лишнее внимание.
  
  – Точно… Будьте осторожны, мы не можем допустить никаких ошибок. Единственное, что у вас там есть, – это некое захоронение. И если оно окажется человеческим, но при этом улику сочтут несостоятельной, я серьезно облажаюсь.
  
  – Это как: два тела, и могут быть признаны несостоятельными?
  
  – Маловероятно, – согласился Нгуен, – но надо предусматривать любой расклад. На данный момент мы уязвимы, потому что яд был уже дважды пропущен, а гипотетически какой-нибудь туз от защиты может заявить, что его подбросили. Ха-ха… Отстой, конечно, но присяжные у нас верят в голливудские сценарии. Когда приезжают ваши подозреваемые?
  
  – Через пять дней.
  
  – Люксовая прогулочка в Рим, – рыкнул Нгуен. – Крысиные выблядки, чтоб им там пармезаном подавиться…
  Глава 38
  
  В начале двенадцатого прибыл ордер: двое подозреваемых в убийствах трех жертв. Рода Солтона Нгуен исключил, сочтя его «недостаточно связанным».
  
  Разрешение на вход и обыск внутренних помещений, а также всего участка площадью 5,23 акра.
  
  – Так как думаешь, днем или ночью? – спросил меня Майло.
  
  – Наверное, лучше все-таки днем. Ночная возня с большей вероятностью привлечет внимание.
  
  – Согласен. Расписание уборщиков и садовников я раздобыл: завтра все чисто. Надеюсь, обслуга бассейна не появится. Посмотрим, сможет ли присоединиться Лиз.
  * * *
  
  Наш антрополог должна была вернуться из Сан-Франциско сегодня, попутно настраиваясь на готовность к работе.
  
  Майло рассказал ей о плане перелепить ярлыки на гражданских фургонах.
  
  – Сколько вам понадобится транспортных средств и о каком персонале идет речь? Вообще, чем меньше, тем лучше.
  
  – Если удастся на денек отвлечь нового аспиранта, справиться с раскопками мы можем и вдвоем. Оснастка не тяжелая. На данной фазе речь идет о колышках, веревках, стамесках, мастерках, лопатах, камерах, щетках, дистиллированной воде и флаконах для проб. Одного хорошего фургона должно быть достаточно.
  
  – Организуем два.
  
  – Все это тайно: мы же не хотим возвращать все это подозреваемым.
  
  – Да уж наверно.
  
  – Все это нормально для начала исследования, а вот затем, если мы что-то найдем, возникнет проблема. Морг не допустит перевозки останков иначе как в своих фургонах, а вот их-то замаскировать сложно.
  
  Майло издал тягостный стон. Видимо, представил те лайбы, так же как и я: вензеля штата, разлет голубых полос по бокам, а над ними в тон надпись «Коронер». Ну а для тех, кто не разглядел, сзади аршинная надпись: «Закон и наука на службе общества».
  
  – Я поговорю с Бернстайном; посмотрю, проявит ли он гибкость.
  
  – Могу и я. Думаю попросить его одолжить нам Грегора, ассистента. Иначе придется оперативно искать среди стажеров и стараться, чтобы они держали рот на замке.
  
  – Позвольте, я это сделаю, Лиз. Надеюсь, он не пошлет нас подальше.
  
  – Скорее всего, нет. Не из мягкотелости; просто у него тот же посыл, что и у тебя. Патологи терпеть не могут неопределенность.
  * * *
  
  Бернстайн сказал:
  
  – Ваши гении пропустили целый, язви его, кус двора? После того как мои гении сделали то же самое?
  
  – Там высокая стена, Билл, которую легко спутать с границей участка.
  
  – Бла-бла-бла… Ладно, поздно ныть. Что у вас за план?
  
  Майло его посвятил.
  
  – Не страшно, – подвел черту Бернстайн. – Ладно, бери Грегора. Меня уже притомил его акцент, а занимается он только тем, что правит искривление в пальцах, чтобы изящней строчить отчеты о наших потрошеных гостях.
  
  – Если мы что-то найдем, понадобится помощь с транспортом. Автомобили без спецмаркировки.
  
  – В самом деле? – переспросил Бернстайн. – Ты что, никогда не изучал экономику? Потребностей нет, есть только предпочтения.
  
  – О’кей, но я предпочитаю…
  
  – Все потому, что вы не желаете вспугнуть распрекрасных граждан, которые в данный момент резвятся в Риме.
  
  – Они богатые, социально благополучные…
  
  – Но всё еще за тысячи миль отсюда. Я думаю, твое беспокойство ни о чем.
  
  Майло промолчал.
  
  – Пассивное сопротивление? – съязвил Бернстайн. – Хорошо, возможно, я могу снять твою проблему. Один из наших фургонов готовится на перекраску. Он уже ободран до грунтовки, смотрится как дерьмо, но мы его все равно используем, потому что отказаться от него нельзя: тебе это что-то говорит о нашей рабочей нагрузке и бюджете? Его мы отправляем в социально неблагополучные районы, а знаки прилепливаем на магните. Типа того, как себя именуют эти идиоты… Гот.
  
  – Спасибо, Билл.
  
  – Погоди. Я сказал «возможно». Может, его уже успели отвезти на покраску. Сейчас.
  
  Через считаные секунды:
  
  – Сегодня определенно твой день. Эта рухлядь по-прежнему на бегу, в настоящее время делает рейд по Уиллоубруку, должна вернуться через пару часов. Если нужно – приезжай, забирай. Отвратительная груда металлолома. Тебе не кажется, что кто-то в Бель-Эйр будет презрительно морщить нос?
  
  – Это лучше, чем везти у всех на виду, Билл.
  
  – Твой ход, – объявил Бернстайн. – Больше не желаю об этом ничего слышать, пока не будет во что вогнать скальпель.
  * * *
  
  Какое-то время ушло на то, чтобы зайти на веб-сайт «Белой перчатки», скачать их логотип и в магазинчике вывесок в Западном Лос-Анджелесе изготовить шесть увеличенных копий. Я стоял там возле входа и смотрел, как Майло, одетый в футболку и джинсы, расплачивается налом в расчете, что парень за прилавком не будет задавать вопросы.
  
  Тот даже не поднял глаз. Люди в большинстве своем не очень подвержены любопытству – одна из черт, отделяющих неуемных и креативщиков от остальной стаи.
  * * *
  
  Назавтра в полдень белый «Форд Эконолайн», управляемый Лиз Уилкинсон, и синий «Рэм Промастер» с Майло за рулем выехали с крытой стоянки в сторону Бель-Эйр. На обоих красовался логотип «Белой перчатки». Если не замечать трех пулевых отверстий в заднем бампере синей машины, то никакой мысли в голову не придет.
  
  Да и думать было особо некому. За всю дорогу по Сен-Дени нам встретилась единственно гувернантка, которую сопровождал мастиф размером с пони. Собака нас заметила, служанка – нет.
  
  По прибытии к поместью Депау ребром встал вопрос, как проникнуть на участок, не привлекая внимания и не нанося заметного ущерба.
  
  Майло первым подогнал фургон к воротам, вылез и подошел к окну Лиз.
  
  – Я перелезу, там с другой стороны наверняка есть кнопка. Если нет, что-нибудь придумаем.
  
  – Давайте я, – сказал Грегор Поплавский, ассистент из морга; мускулистый, с солдатским бобриком доктор философии и медицины из Варшавы.
  
  Не успел Майло возразить, как он выскочил из машины и махнул через стену. Спустя считаные секунды створки ворот распахнулись.
  
  Поплавский расцвел улыбкой.
  
  – Правильная гипотеза, лейтенант. – И указал на красную кнопку справа от ворот, где крепился мотор.
  
  – Приятно слышать, Грегор.
  
  – Да, мне тоже нравится, – сказал Поплавский. – Мир хоть иногда бывает рациональным.
  * * *
  
  Дорожка в полторы сотни метров, по которой я поднимался в ночь смерти Зельды, для машин была дистанцией плевой. Фургоны встали перед домом, а мы вчетвером выбрались наружу и в перчатках, как уже когда-то, вошли в сад с северной стороны. Шаг первый: осмотреть заднюю лоджию дома на предмет комнатных растений. Семь больших, в синих и белых фарфоровых горшках. Четыре пальмы, три папоротника. Майло через застекленные створчатые двери заглянул в дом и сказал:
  
  – Милое местечко. Двигаемся дальше.
  
  При свете дня террасный сад был великолепен: безупречно четкие живые изгороди зеленели изумрудом, единообразной высоты деревья кичились апельсинами, мандаринами и лимонами. Воздух был пряным от аромата цитрусов и богатства.
  
  Несмотря на это, где-то сзади в моих пазухах затаился прогорклый дух зла; впрочем, его вряд ли чувствовали другие.
  
  Понятно, ничего рационального; место, где лежала Зельда, было безупречно чистым. Как будто ее там никогда и не было.
  * * *
  
  Лиз, Грегор, Майло и я медленно спускались, осматривая по дороге цветы. Шипастые чайные розы цвели на шестиугольных кирпичных клумбах, поверх бегоний и барвинок. Последние имели терапевтические свойства (есть такой противораковый препарат винкристин). Ничто здесь не было нацелено на уничтожение жизни.
  
  Дальше путь шел мимо статуй античных богинь-воительниц, за которыми открывался неожиданно невзрачный бассейн. Топиарный зверинец был, напротив, антиподом воинственности: кролики, белочки, котята, птицы.
  
  – Я единственная, кому это кажется извратом? – подала голос Лиз.
  
  – Маленький Диснейленд, – отреагировал Грегор Поплавский.
  
  – Крипиленд[59], – проронил Майло.
  
  Продолжив путь, мы приблизились к стене леса, где с утоптанным грунтом смешивались осколки кирпича. Раздвигая ветви, выбрались к центральному проходу, который я видел в Интернете. Примерно метр в ширину. Ответвления были поуже – не дорожки, а зазоры между деревьями.
  
  Майло сделал ладонь козырьком и вгляделся внутрь. Земля под ногами здесь была бледнее, рыжевато-серая, а нависающие сверху ветви пресекали солнечный свет. Грунт был твердый, вероятно, с примесью разложившегося гравия.
  
  Мой друг указал рукой. Мы сгрудились у него за спиной и увидели то, что привлекло его интерес: колея, бороздой проходящая через центральный проход.
  
  – Тачка? – произнес я.
  
  – Доктор Уилкинсон, что скажете?
  
  Лиз пригляделась.
  
  – Что-то с одним колесом, но груженное так, что врезалось в грунт, это точно.
  
  – Если только это был не циркач на моноцикле, – пошутил Грегор. – Конечно, тачка.
  
  Лиз, опустившись на колени, указала на малоразличимые ромбики по обе стороны от колеи.
  
  – Вот, вот и вот. Это отпечатки обуви, но слишком нечеткие для конкретных выводов.
  
  Майло сделал снимки на телефон и что-то черкнул в блокноте.
  
  – Лиз, вы захватили материалы для гипсовых слепков?
  
  – В фургоне, – указала она. – Хотелось бы для начала сделать общий обзор. Если не отыщется ничего получше, то и гипс расходовать нет смысла. Хотя и можно сделать несколько, для более детального просмотра. Интересный отпечаток колеса. В идеале, он будет идти в самый конец, и тогда останется четкое свидетельство транспортировки. Если там есть человеческие останки. Давайте держаться подальше от этого участка – и попробуем один из тех окольных путей. Надеюсь, есть хотя бы один, которым последнее время не пользовались.
  
  Мы проверили зазоры. Три неровных полосы, все на вид нехоженые. Ни у одной нет ширины достаточной, чтобы пройти не задевая ветвей.
  
  Майло оглянулся на колею.
  
  – Однополосное шоссе.
  
  – Мне нравится, как земля выдает истории, – улыбнулась Лиз.
  * * *
  
  В глубину лес был примерно шестьдесят метров, становясь плотнее по мере приближения к стене, символизирующей якобы границу участка. Кусочки лазурного неба искрились сквозь черно-зеленые опахала старых деревьев. Здесь было ощутимо прохладней, а терпковатый аромат летних фруктов сменился смолистым ароматом сосен и елей, дрожжевым привкусом сухой хвои и шишек, рассыпавшихся в пыль.
  
  Сразу перед стеной тянулся пояс из сухой глины, метра два в длину и столько же в ширину. Деревянная дверь была необычайно высокой, уходя вверх на все три метра. Крепкая, из толстых дубовых досок с тремя поперечинами. На досках шелушились следы зеленой краски.
  
  Мощный засов из бронзы, ручная работа старого мастера.
  
  Замка нет.
  
  – Никаких волнений, что кто-нибудь догадается, – усмехнулся я.
  
  – Спишем это на самоуверенность, – сказал Майло.
  
  Он внимательней оглядел пятачок непосредственно перед дверью. Здесь борозда от колеса вильнула на полшага вправо, а затем вернулась к прежней траектории. Майло осторожно шагнул – приподнявшись, чтобы не повредить отпечатка, – и отодвинул засов. Тот скользнул гладко, без усилия. Лейтенант наклонился и понюхал.
  
  – Машинное масло, свежее.
  
  Он мягко толкнул дверь. Из-за нее пахнуло запахом совсем иного рода.
  
  – А вот этот нам известен досконально, – потянув носом, сказал Грегор.
  
  – Вернись, пожалуйста, к фургону, – сказала ему Лиз, – и захвати кофры с литерами «А» и «Б». «A» – мелкие инструменты, «Б» – камера и материалы для слепков.
  
  – Колышки и зажимы тоже там? – спросил Грегор.
  
  Кого-то такое гадание, возможно, поставило бы в тупик, но никак не Лиз.
  
  – Умный вопрос, – сказала она. – Да, это часть набора для слепков.
  
  – Слушаюсь, босс.
  
  Грегор повернулся и двинулся тем путем, которым мы сюда пришли; раздвигая ветви, он грациозно ступал след в след. Мускулы на нем играли.
  
  – Он был борцом на одной из Олимпиад, – сказала нам Лиз и повернулась обратно к открытому дверному проему. – Там на засове могут быть отпечатки. Забыла сказать ему про набор для отпечатков… ну да мы можем заняться ими позже. Надо будет насобирать их до съемок, чтобы никто не мог сказать, что кадры постановочные.
  
  Стёрджис достал телефон и начал щелкать.
  
  – Это годится для резервного копирования, Майло, но я собираюсь задействовать свою «Лейку», для максимально высокого разрешения.
  
  – Мне очень хочется поговорить с садовниками, – произнес лейтенант. – А еще с ландшафтным архитектором, черт ее подери. Она заявляла, что ничего содержащего колхицин здесь нигде нет.
  
  – Это могло быть правдой на тот момент, – сказала Лиз. – Повторно сюда она никогда не наведывалась?
  
  – Нет никаких признаков, чтобы кто-то ухаживал за поместьем вне его официальных пределов. Там скопление хвои и листьев, деревья давно не стрижены. Это может оказаться вам на руку: сложнее заявить о случайном нарушителе.
  
  Позади нас зашуршали ветки.
  
  – Лучше, чем спортзал, – добродушно проворчал Поплавский. В каждой руке у него было по большому черному кофру, а под мышкой – коробка поменьше.
  
  – Я еще захватил набор для отпечатков пальцев. Мало ли что там на двери, и вообще…
  
  – Хорошая мысль, – похвалила Лиз.
  
  – Надо же как-то проявить себя.
  * * *
  
  Десятки фотографий, снятых под разными ракурсами; липкое сладковатое зловоние становилось все сильней.
  
  В одном из кофров были плотно сложенные белые бумажные комбезы и пинетки, которые мы вчетвером натянули на себя вместе с латексными перчатками. Цвет приятно контрастировал с шоколадной кожей Лиз. Все остальные смотрелись как призраки.
  
  Грегор хотел опробовать свои навыки снятия отпечатков, но Майло неумолимо сказал:
  
  – Дай я.
  
  Он – мастер в обнаружении скрытых улик; иногда берет на себя работу криминалистов, когда те перегружены или слишком медленно шевелятся. Несколько отпечатков Майло снял с засова, но ни одного – с дверного полотна или бордюрного камня.
  
  – Готовы, доктор Уилкинсон?
  
  – Как никогда, – ответила Лиз.
  * * *
  
  Вблизи у прямоугольника был вид миниатюрного, обнесенного стеной кладбища. Мы начали с изучения окаймляющих кустарников, используя цветные фотографии, которые для сравнения прислал мне доктор Бен Хароюси. Изящные, похожие на крокусы сиреневые цветы лугового шафрана росли в передней части клумб, наряду с прекрасными пурпурно-синими соцветиями волчьего аконита. На обоих концах проросли эфемерные белые ландыши, а сзади надменно возвышались стебли мальвы. Встречались также наперстянка с ярко-розовыми блюдцевидными цветками и разноцветие шпорника в белых, синих и лиловых тонах.
  
  – Красиво, – оценил Грегор. – Со вкусом обустроено.
  
  – Ну да, садовый вернисаж, – усмехнулся Майло. – Только смотри не ешь.
  
  Лиз, стоя посередине прямоугольника, указала на вдавленности в земле:
  
  – Сейчас пойдет быстро.
  * * *
  
  Пара небрежных куч рыхлой комковатой грязи, раскиданной поблизости; колея из леса шла прямо к ближайшей из них. Множество отпечатков обуви, более глубоких, чем в лесу, буквально испещряли данный пятачок земли.
  
  – Два комплекта, один крупнее другого, оба похожи на теннисные туфли, – деловито сказала Лиз. – Вот эта пара чистая, хорошо годна для слепка. Отлично!
  
  Под ее руководством Грегор заливал и делал слепки. Как только он вошел в темп, она переключила внимание на комья. Стоило ей смахнуть щеткой землю, как вонь сделалась сильнее; Лиз сморщила нос и надела маску.
  
  – Хорошая идея, – сказал Майло и взял сразу три.
  
  – Я в порядке, – отказался от маски Грегор. – Хочу все испытать.
  
  Лиз с медленной скрупулезностью начала затирать поверхность почвы.
  
  Майло вернулся в ядовитый сад, где присел на корточки и принялся царапать в блокноте, Грегор продолжал делать слепки отпечатков обуви, лишь один я стоял без дела.
  
  Неожиданно мой блуждающий взгляд подметил среди комьев клочок бумаги; я указал на него. Лиз потянулась и ухватила его.
  
  – Обертка от жвачки, – сказала она, оглядывая обрывок на свету. – О, вы меня интригуете – «Луи Виттон»[60] делает жвачку?
  
  – Свежее дыхание для привилегированных особ, – сказал Грегор.
  
  – Что-то необычное, надо прикарманить… Упакуйте. Полагаю, бумажка могла припорхнуть сама собой, может даже, от того соседа по хедж-фонду. Хотя последнее время погода не ветреная, и ничего сюда больше не нанесло.
  
  – Жевали при работе, – сказал Майло, беря обертку и бережно ее пакуя в пластиковый пакетик.
  
  – Как будто им все это было фиолетово… – Грегор качнул головой. – Ну как, по-вашему?
  
  Лиз изучила слепки следов обуви.
  
  – Замечательно. Ну а теперь помоги мне докопаться до, так сказать, сути.
  * * *
  
  «Мелкая могила» – даже не то слово. Трупы просто прикопали на пару лопатных штыков, да так и бросили.
  
  Два тела, оба женских. Раздутая кожа, розовато-белая пятнистость; отдаленно похоже на салями, если б не зеленушный цвет. Плоть сошла с костей и осела в отвратительных складках. Глубокое изменение цвета, до черноты, на кончиках пальцев и носу. Ноги более кожистые, особенно там, где переходят в ступни.
  
  Темные волосы у трупа, что ближе, седые у того, что дальше. У обоих расплывшиеся бедра. Даже при всей гнилости различалось, что оба тела женские.
  
  – Что-то личинок не видно, – заметил вслух Майло.
  
  – Они появляются на ранней стадии, – сказала Лиз, – примерно на первой неделе. Мухи слетаются уже в первые часы. Разложение на ранней стадии. При такой сухости и температуре может занять месяцы.
  
  – Повреждений тоже не вижу.
  
  – Пока нет, но давай посмотрим.
  
  Она приблизилась к темноволосому телу, с осторожной почтительностью приподняла череп.
  
  – Вот, теперь вижу одно, в затылке. Отверстие чистое, небольшое, малозаметное. Ставлю на пулю малого калибра.
  
  То же самое Лиз проделала со вторым трупом.
  
  – Здесь то же самое.
  
  – Казнь, – произнес Майло. – Столько яда, но для этих двоих они использовали ствол.
  
  – Билеты в Рим, – сказал я, – времени в обрез.
  
  – Или, – рассудил Майло, – с другими они позабавились уже вдоволь, но то было личное. А эти бедняги были занозой, которую надлежало вырвать быстро.
  
  Лиз потыкала могилу колышком.
  
  – Здесь что-то чувствуется. Если это то, о чем я думаю… Грегор, иди сюда, помоги. – Она кивнула на седовласый труп.
  
  Под тело просунули пластиковую простыню, и антропологи без усилий ее приподняли. На свету тело выглядело мельче и очень жалостно.
  
  Мне подумалось о родных Имельды Сориано. О том, что им скоро предстоит узнать. Эту мысль прогнало то, что произошло следом.
  
  Под Имельдой обнаружилось еще одно тело – третье. Фактически скелет, с высохшими сухими костями, без намека на мумифицированные ткани. И пыльным колтуном желтоватых волос на черепе.
  
  – Это, видимо, пролежало здесь довольно долго, – рассудила Лиз Уилкинсон.
  
  – Тридцать лет, – произнес я.
  
  – Тебе известно, кто она?
  
  – Суть реальности одной сумасшедшей женщины, – ответил за меня Майло. – Я звоню Дикому Биллу.
  Глава 39
  
  Двое «важных подозреваемых», прибывающих через трое суток обратно в страну, значились как «сложные», а «сложные» означает, что у каждого на этот счет есть мнение.
  
  С одной стороны давил начальник Майло, по званию капитан. То же самое и замначальника, претендующий, что он тут самый главный. Джон Нгуен хотя и был вызван с Гавайев, но выторговал себе еще несколько дней с женой («иначе мне самому светит неглубокая могила»), а связь осуществлял по телефону («Да какой, к черту, “Скайп”, Майло! У меня тут одни гавайские рубашки!»).
  
  Результатом всего этого ажиотажа стало решение «ускорить» расследование, но никакой расшифровки того, что это означает, начальством Стёрджису предложено не было. Он делал то, что планировал все это время сам, при ворчливом содействии доктора Уильяма Бернстайна.
  
  Тело Имельды Сориано было быстро идентифицировано с помощью дентальной карты, предоставленной ее семьей. Подлинность закрепил анализ ДНК из образца, взятого из костного мозга Имельды, а также соскоб со щеки ее убитого горем сына (результат был предоставлен лабораторией Министерства юстиции).
  
  Мария Гарсия съехала из комнаты, где сожительствовала с Алисией Сантос. Лорри Мендес сумела ее пристроить в ночлежке Восточного Лос-Анджелеса и после своего личного вмешательства в семейный кризис выяснила, что Алисия с момента прибытия из Мексики ни разу не посещала стоматолога. Но незадолго до начала работы на Сен-Дени-лейн ее однажды видели в амбулаторной клинике, куда она пришла с вывихом запястья. Сделанный рентген показал зажившую нитевидную трещину в ее лучевой кости – дефект, выявленный и на правой руке темноволосого трупа.
  
  Генетический материал из давно погребенного скелета под Имельдой получить было сложнее, но доктор Грегор Поплавский, в паре с опытным судебным медиком Селеной Мертон, не отступался и сумел извлечь изнутри левой бедренной кости крупицы ткани, получив таким образом небольшое количество митохондриальной ДНК. Это, а также ткань, взятая из тела Зельды – все еще невостребованного и незахороненного, – также было отправлено в Министерство юстиции.
  
  – Результаты вернутся никак не раньше этих сволочей, но я держу пари, что это Зайна, – сказал Майло. – Если только они не убили кого-нибудь еще, а она по-прежнему там.
  
  – А о других телах ты не думал? – спросил я.
  
  – Да кто их знает… Кому-то все сходит с рук годами, зачем же останавливаться на трех? Я тут искал подробности о смерти брата и сестры Энид и несколько часов назад наконец-то до них добрался. Обе совершенно естественные: старший брат умер от рака легких, сестра – яичников. Однако в эпикризе Джеймса Финбара – того, что потрудился позвонить Отту – указана «кровопотеря от язвы, связанной с гастритом», а это не настолько уж отличается от того, что случилось с Зельдой. И еще Род Солтон, говоря о котором, Джон Нгуен непреклонен: в ордере на арест фигурируют только три имени; на Солтона доказательств недостаточно.
  
  – Два отравления растительной субстанцией, найденной в саду Энид, его не впечатляют?
  
  – Джон знает правду, как и его босс, но ты же знаешь этих адвокатов. На выпускном им вместе с дипломом выдаются комплекты для зашивания задниц. Если б колхицин применялся также на Солтоне, это, может, еще удалось бы приобщить к делу, но два разных яда – реальная зацепка для акул защиты. Сегодня позже я проведу обыск дома. Если повезет и найдутся какие-нибудь письменные рецепты Энид насчет двух сортов ее ведьмина варева, это один расклад. Ну а если нет, то сгодятся и дневники, финансовые документы, какие-нибудь письменные свидетельства.
  
  – Четыре человека, а возможно, что и ее брат, – сказал я. – Единственный из родни, кто хоть немного сочувствовал Зайне, так что о нем надо было позаботиться.
  
  – Или Энид просто положила глаз и на его долю наследства. У бедняги Джимми не было ни жены, ни детей; «неисправимый холостяк», как таких обычно называют.
  
  – Его завещание не предусматривало передачу доли кому-нибудь другому?
  
  – Завещания в доступе пока нет. Богатый парень, жил-красовался за счет трастового фонда, не чая беды… Мысли о смертном часе наверняка его не грызли, мог с ними не спешить.
  
  – Давая Энид шанс прикончить его до оформления документов.
  
  – Или, может, он сказал ей, что у него есть планы сделать завещание, за что и получил от нее дозу «лекарства».
  
  – Когда он умер?
  
  – Через несколько месяцев после звонка Отту.
  
  – У него могли быть подозрения насчет исчезновения Зайны.
  
  – Хотел бы я, чтобы Кливленд провел его эксгумацию? Бесспорно, когда-нибудь. Но в данный момент я сосредоточен на местных трупах. Хотя со службой нацбезопасности контакт держу.
  
  – Насчет чего?
  
  – Насчет того, кто защелкнет наручники на этой злобной суке.
  * * *
  
  Наутро у нас был разговор. Никаких дневников или финансовых документов при обыске обнаружено не было, однако Майло улыбался.
  
  – Документы могут быть в офисе Лоуча или в ее сейфе; все еще ждем кого-то, кто может туда проникнуть. Но главное, предостаточно других вкусняшек. У нее в тумбочке я нашел блок жвачки «Луи Виттон», а в шкафу кроссовки «Гуччи», совпадающие с одним из слепков. Вместе с тремя сотнями других пар обуви. Старина Эврелл имел хорошую коллекцию оружия – в основном итальянские и британские дробовики, из которых давно не стреляли. А среди них я нашел старый, но недавно смазанный револьвер «Смит-и-Вессон», который только что отправил на баллистическую экспертизу. Завершающий штрих: в библиотеке обнаружилась целая коллекция книг по ядам – и романы, и спецлитература. Их было легко заметить, потому что все остальное на полках – сплошь кожаные фолианты, которые специально устанавливают декораторы, для мебели.
  
  – Раз уж речь зашла о декораторах, от дизайнерши сада ничего не было?
  
  – Она сейчас в Англии на большом шоу, так что сообщение ей я оставлять не буду. Что до садовников, то они утверждают, что в лес никогда не углублялись. «Белая перчатка» должна проводить уборку сегодня, так что я позаботился провернуть все за вечер. Действовал аккуратно. Если они не пересчитают свои «пушки», то даже не заподозрят, что я там был.
  
  – С нацбезопасностью разобрался?
  
  – Вопрос на стадии рассмотрения, – ответил он. – Ты же знаешь федералов. В процесс вовлечены все.
  Глава 40
  
  «Процесс» был выработан после интенсивного межведомственного чесания затылков и оформлен в виде двухстраничного, с интервалом в одну строку, протокола о намерениях.
  
  Должностные лица из таможенно-пограничной охраны США (ТПО), действуя по согласованию с администрацией аэропорта Лос-Анджелеса (АЛА), в зале таможенного досмотра международного терминала Тома Брэдли будут осуществлять «операцию целенаправленного задержания и взятия под стражу» с утвержденными представителями полиции Лос-Анджелеса и окружного прокурора, при соблюдении законодательства, совместно с единым назначенным консультантом обвинения (НКО), уполномоченного полицией и окружным прокурором. После того как статус безопасности арестованных будет обеспечен, к удовлетворению ТПО, официальное содержание под стражей перейдет от ТПО полиции Лос-Анджелеса в утвержденном месте, которое еще предстоит определить.
  
  Беспосадочный рейс № 62 Рим – Лос-Анджелес авиакомпании «Алиталия» (время прилета 13:28) задерживался на полтора часа. В два часа дня Майло, Джон Нгуен и я (имеющий честь зваться НКО) выехали в аэропорт на анонимной машине Майло, за которой хвостом следовали три черно-белых автомобиля участка Западного Лос-Анджелеса.
  
  Полицейские машины въехали на парковку через дорогу от Брэдли и остались там. Мы втроем вошли в зал терминала, ожидая, что там нас встретит сержант полиции аэропорта Макартур Дэвис, но увидели лишь измученных путешественников, из которых кто-то прилетал, а кто-то улетал.
  
  Несколько звонков наконец увенчались появлением офицера по имени Фред Бэрфут, который сказал, что Дэвис на больничном, и отвел нас вниз, в офис национальной безопасности, где уже находилась группа вооруженных агентов ТПО в синих униформах. Командовала ими полутораметровый сержант Мэри Доббс, фломастером начертившая на белой доске план-схему.
  
  – Графически выглядит неплохо, – сказал Майло.
  
  – Надеюсь. – Доббс кивнула. – Мы над этим работали.
  * * *
  
  В два тридцать два на таможне зазвонил телефон, извещая собравшихся, что самолет подкатил к рукаву выхода несколько раньше планируемого.
  
  В два тридцать восемь пограничные «униформы» и привилегированные гости вошли в огромный зал таможенного досмотра. На ремонт здания было потрачено около миллиарда долларов, но на рабочую силу это не распространялось. Стоек работало меньше половины, а зал был забит извилистыми очередями вновь прибывших, в совокупности напоминающими отходы организма.
  
  Исключение составляли пассажиры, которые заранее зарегистрировались и проплатили свое участие в программе «Глобальный вход», что позволяло им миновать очередь к одной из будок паспортного контроля (АПК) на специальном автоматизированном пропускном пункте, разработанном совместно с Международной компанией оборудования терминала Брэдли (МКОТБ). Здесь они предъявляли свои паспорта и прикладывали большой палец к аппарату сканирования, получая от него разрешение следовать к багажной карусели. Получив багаж, проходили далее к таможенникам, которые взмахом пропускали их без всякого досмотра.
  
  – Надо же, какое доверие, – усмехнулся Майло.
  
  – Это если люди ведут себя нормально, – сказала Мэри Доббс. – А если нет, то можно и под откос, с включением в черный список.
  
  – А такое часто бывает?
  
  – На прошлой неделе один шутник пытался провезти гитару, всю как есть отделанную слоновой костью, а это прямое нарушение Конвенции о природе[61]. – Она взмахнула ладонью, как дирижер палочкой: – Пока-пока, игрунок.
  * * *
  
  В два пятьдесят три Энид Депау в черной викуньевой шали, черной шелковой блузке и серых брюках в елочку сошла с самолета первой и двинулась скорым шагом, неся на сгибе руки маленький черный клатч с золотой застежкой. Сразу за ней спешил Ярмут Лоуч в двубортном бирюзовом блейзере, кремовых слаксах и белой шелковой рубашке; при нем был кейс «Луи Виттон» из крокодиловой кожи, а за собой он катил такой же масти чемодан на колесиках.
  
  Лоуч был мужчиной рослым, но, чтобы не отставать от Депау, был вынужден напрягать свои длинные ноги. В движение Энид вкладывала все четыре конечности; подойди слишком близко, и почувствуешь удар локтем.
  
  – Они, – указал Майло.
  
  – В последний раз пересекают эту черту, – сказала сержант Доббс.
  * * *
  
  На опережение пары, притормозившей сейчас у будок паспортного контроля, выдвинулись шесть копов погранслужбы. Нам с Майло и Нгуеном велели встать от будок справа, но это выставляло нас на обозрение, и когда Майло сказал, что Энид Депау может ненароком увидеть и узнать нас, Доббс тихо ругнулась и поторопила нас вперед:
  
  – Вон туда, там они вас не заметят.
  
  Для наблюдения мы пристроились за каруселью по соседству с той, что обслуживала римский рейс. Лоуч, все еще нагоняющий свою спутницу, вкатил багажную тележку и уместил ее возле люка подачи багажа. Энид стояла в нескольких шагах, припудривая нос.
  
  Несколько секунд они были единственными, кто стоял возле карусели. Затем к ним присоединились еще несколько пассажиров бизнес-класса. Первой из багажного люка выпала неброская черная сумка, которую Лоуч водрузил на тележку. Депау продолжала свое занятие, но тут опрокинулся крокодиловый чемодан, накрыв собою кейс, и тележка дернулась вперед. Энид сказала Лоучу что-то резкое, отчего тот метнулся исправлять оплошность. После этого, взыскательно оглядев багаж, она повернулась к спутнику спиной и направилась к стойке таможни.
  
  – Крокодил, однако, – подметил Нгуен. – Не жук чихнул.
  
  – Рептилия-убийца, расставшаяся с жизнью, – сказал Майло. – Звучит в каком-то смысле символично.
  
  Толстый усач-таможенник, назначенный в операцию захвата, при любой проверке на обман непременно провалился бы: глаза у него бегали, а на Лоуча и Депау он избегал смотреть.
  
  – Ишь, нервничает, – едко сказал Нгуен. – Да, мужик, это тебе не гитарки конфисковывать.
  
  Теряя терпение от чересчур долгого разглядывания документов, Энид начала нетерпеливо пристукивать ступней и оглаживать волосы. Вот усач указал на тележку и произнес что-то, от чего она нахмурилась.
  
  Ярмут Лоуч все это время молчал. Надо же, какая смиренность. Это делало его предпочтительной мишенью для допроса. Впрочем, об этом потом.
  
  Сейчас он – видимо, по требованию – поднял свой кейс на стойку, а офицер взял его и потряс. Ступня Энид Депау заходила быстрее, резче. Вид у нее был разъяренный. Не привыкла ждать, а тем более кому-то подчиняться.
  
  Наконец усач вернул кейс Лоучу, и Энид резко двинулась вперед. В тот момент, когда Лоуч укладывал кейс обратно на тележку, пару обступили подручные Доббс.
  
  Сама сержант подошла к Энид и что-то ей сказала. За что схлопотала от нее увесистую оплеуху.
  
  У Ярмута Лоуча отвисла челюсть. Он пассивно подставил руки под наручники. С Депау обстояло иначе. Она сжала руку в кулак и снова замахнулась на Доббс, используя свой рост на то, чтобы удар по голове был прицельным и внавес.
  
  Доббс, все еще удерживая одну руку у себя на горящей щеке, другую оттянула и врезала Энид в живот, отчего та пригнулась к полу.
  
  Обоих подозреваемых выволокли из зала.
  
  Уходя, я краем уха слышал чей-то возмущенный голос:
  
  – Чтобы со стариками, и вот так? Нет чтобы настоящих террористов ловить…
  Глава 41
  
  Одна полицейская машина повезла Лоуча в Центральную мужскую тюрьму в Лос-Анджелесе, вторая – Энид Депау в Центральную женскую, расположенную в Линвуде.
  
  Третья, за руль которой со словами «повезло же мне» сел офицер, повезла багаж.
  
  В считаные часы после задержания за обоих подозреваемых стеной встали маститые адвокаты.
  
  – Большой сюрприз – большое дело, – выразился Джон Нгуен. – Но у нас есть трупы.
  * * *
  
  Осмотр багажа ничего не дал. Иное дело – обыск кабинета Лоуча, проведенный Майло.
  
  Когда он прибыл в фирму с ордером на обыск, двумя понятыми, спецом по сейфам, а также детективами Лорри Мендес, Мозесом Ридом и Шоном Бинчи, на пути у них встал администратор, «один из тех напыщенных кретинов» Роберт Мэлли.
  
  Он устроил шоу с блокировкой двери Лоуча, сначала настаивая на том, что вход сюда невозможен, а затем долгое время вчитывался в ордер, распинаясь при этом о вопиющем нарушении конфиденциальности клиентов.
  
  На все это Майло сказал:
  
  – Его единственный клиент – моя вторая подозреваемая.
  
  – А если вы всего не знаете? – не унимался Мэлли. – Как вы можете разобрать, что здесь соотносится, а что нет?
  
  – Разберусь я прямо сейчас, а вот вы здесь точно не соотноситесь. Ну-ка, в сторонку.
  * * *
  
  Сортировать ничего особо не пришлось: бумаги и папки в стилизованном под викторианскую эпоху бюро красного дерева имели отношение единственно к Энид и Эвреллу Депау.
  
  Прочесывание восьми извлеченных из офиса ящиков заняло некоторое время; этот процесс Майло вершил в пустом конференц-зале участка, а я здесь выступал добровольным помощником. Большинство документов, как и ожидалось, имели отношение к вращению больших денег: ограниченная ответственность в приобретениях недвижимого имущества, проспекты эмиссий, инвестиционные отчеты, налоговые формы, приглашения к участию в корпоративных голосованиях, бланки доверенностей.
  
  Некоторые из них излагали вполне связную историю.
  
  За три месяца до потери права выкупа дома на Бель-Азура в суд было подано ходатайство о признании психической недееспособности Зайны Ратерфорд (заверено психиатром Робертой Уотерс, одобрено судьей высшей инстанции Артуром Эрнестом).
  
  По закону добиться этого было не так-то просто, но все же возможно, если пациент страдал достаточно серьезным ухудшением. Или же при надлежащих связях.
  
  Поиск доктора Роберты Уотерс выявил, что несколько лет спустя из-за проблем со злоупотреблением психотропными веществами ее лишили лицензии.
  
  При поиске судьи Артура Эрнеста выяснилось, что через восемь месяцев после вердикта против Зайны свою судейскую мантию он поменял на должность консультанта в юридической фирме Лоуча.
  
  Уотерс уже двадцать три года как не было на свете, Эрнеста – семнадцать. Назначенный в то время судом адвокат Зайны, новичок в юриспруденции Дональд Пкач, сейчас сам держал практику в Такоме, штат Вашингтон. Майло связался с ним в офисе и задал вопросы.
  
  – Вы думаете, я из того что-нибудь помню? – сказал тот и повесил трубку.
  
  По результатам решения Эрнеста, Зайну перевели в частное заведение в Денвере, долгое время закрытое. Больше о ней ничего известно не было, пока о ее пропаже не заявил брат, после чего Даб Отт сделал попытку ее разыскать.
  
  С момента принятия того судебного решения юридическая и физическая опека над «несовершеннолетним ребенком Джейн З. Ратерфорд» перешла к заявителям Энид и Эвреллу Депау.
  
  Майло произнес:
  
  – Передана злой тетке. Какой кошмар…
  
  – Пяти лет от роду. – Я вздохнул. – Возвращение на Сен-Дени не было психозом. Она там проживала.
  
  Он передал мне еще один распечатанный лист.
  
  – Это длилось недолго.
  
  В пределах полугода после разлучения с матерью попечительство за несовершеннолетней Джейн З. Ратерфорд перешло к системе патронатного воспитания округа, а заявители Депау обратились с просьбой о прекращении опеки из-за «неисправимых поведенческих проблем».
  
  На этот раз деловые вопросы супругов улаживал сотрудник юридической фирмы мистер Дж. Ярмут Лоуч.
  
  О последующем усыновлении некими преходящими Чейзами в досье ничего не указывалось. Где-то они теперь? Поди сыщи…
  
  Я сказал:
  
  – Энид уничтожает Зайну, делает шоу из усыновления ее дочери, а затем, немного выждав, отбрасывает и ее.
  
  – При этом забирая все ее наследство, – процедил Майло. – Какое мерзкое гребаное чудовище…
  * * *
  
  Вдвоем мы долго собирали цифры. Деньги, ценные бумаги и недвижимость Энид Депау, в том числе от нескольких фирм, разбросанных по пяти штатам. Набралось около ста миллионов долларов – и сорок процентов от этого имущества было вложено в Сен-Дени.
  
  – Даже мелкая часть этого сделала бы Зельду состоятельной.
  
  Мне свело живот. Я поднялся и выбрался из кабинета; гулял какое-то время по коридору, а затем вернулся, чувствуя, как меня льдисто покалывает озноб.
  
  – Ты в порядке? – насторожился Майло.
  
  – Где-то там сейчас одиннадцатилетний мальчуган… Если он жив, то был бы богат.
  
  – Эй. Присяжные своего слова еще не выдвигали. А тот мелкий швед сказал, что ребенка она с собой по трущобам не водила.
  
  – Тот мелкий норвег – психопат. Спецы думают вскопать ту ядовитую делянку?
  
  – Думают, через несколько часов, – ответил он. – Там как раз будет твой приятель-ботаник. А что?
  
  – Прежде чем отправишься, позаботься снять копии со всех этих документов, связанных с Зельдой.
  
  – Зачем?
  
  Я сказал ему.
  
  – Интересно… – Майло повел головой. – Как и всегда, когда речь идет о твоих подходах.
  Глава 42
  
  Скрывать масштаб раскопок от соседей больше не было необходимости. Вытащенные из домов потоком полицейского спецтранспорта, они маячили на расстоянии поодиночке и по нескольку, таращась и обмениваясь слухами.
  
  – Пешеходов здесь больше, чем за все времена, – сказал Майло.
  
  – Пора бы выпить за знакомство, – отозвался я.
  
  Публика была разношерстная: местные обыватели в дорогой неформальной одежде, прислуга в униформах, а также пестрая разнокалиберная стая собак. Из них две успели поцапаться, а их хозяева – огрызнуться меж собой.
  
  – Идиллия в логове, – заметил я.
  
  Мы с Майло собирались зайти в ворота, когда к нам, горя алчным любопытством, подлетела дама со впалыми щеками; бархатный черный свитер на ней переливался под килограммом золота и драгоценных камней.
  
  – Офицеры, мне нужно знать, что здесь происходит.
  
  – Полицейские мероприятия, – сказал на ходу Майло и прошел внутрь.
  
  – Какой кошмар, какие манеры! – возмутилась вслед дама. – Как его зовут?
  
  – Коломбо[62], – ответил я и поспешил войти, пока не сомкнулись створки ворот.
  
  Бригада копателей состояла из шести аспирантов под началом Лиз Уилкинсон. Бен Хароюси, в хаки и пробковом шлеме, действовал особняком в сторонке – фотографировал растения, что-то бережно отрезал, упаковывал в мешочки, помечал. По окончании своих деяний он подошел ко мне.
  
  – Спасибо за предоставленную возможность, Алекс. Тут тянет на целую лекцию, да еще какую…
  
  – По смертельному садоводству?
  
  – В садоводстве вообще многое смертельно, только я никогда это не афиширую, – сказал Бен. – Но видеть все скопом в одном месте, это, знаешь ли… аура. – Он скорбно усмехнулся. – Цитировать эти мои слова нет необходимости, не хочу слыть новатором. Но игнорировать тоже нельзя, ты как считаешь?
  * * *
  
  Тащить сюда собак не было смысла: запах из двух могил на ограниченном пятачке в считаные секунды перебил бы им нюх.
  
  Георадар ничего не выявил. Как и визуальный осмотр почвенного слоя.
  
  Лиз сказала:
  
  – Если там что-то есть, то лежит глубоко. Мы начнем с исследования поверхности и пойдем медленно.
  
  Майло и я, а также пара полицейских сосредоточились вокруг и снимали на сотовые, в то время как аспиранты помечали участок колышками, просеивали, а затем брались за свои ручные инструменты. Отработка стипендии соразмерно пролитому поту. Хотя процесс не имеет значения; важен результат. И через некоторое время бесполезность этого потения стала очевидна.
  
  Первый метр земли не содержал в себе никаких останков, кроме скелетов мелких животных – кротов, сусликов, какой-то рассеченной костной веточки, обозначенной Лиз как землеройка.
  
  В следующем ярусе – то же самое.
  
  – Это уже два метра, – заметил Майло. – Идем глубже?
  
  – Давайте еще на полметра, – сказала Лиз. – Чтоб душа была чиста.
  
  Когда дневной свет пошел на убыль, а студенты подкрепили силы спорт-дринками, сникерсами и эсэмэсками, она провозгласила участок «чистым».
  
  Признаться, я был в смешанных чувствах.
  * * *
  
  Энид Депау и Ярмут Лоуч оставались без связи с внешним миром в своих тюремных камерах. На отказ в освобождении под залог их адвокаты отреагировали показным возмущением, шумя о подаче иска за незаконный арест. Всем им был предъявлен лишь базовый ордер. Будь они в курсе, что за ним стоит, они, скорее всего, запели бы по-иному. В отношении Зельды Чейз и скелета, захороненного под Имельдой Сориано, Министерство юстиции подтвердило связь «мать – дочь». Лаборатория также четко удостоверила личности Имельды Сориано и Алисии Сантос; обе получили смертельные ранения пулями, нарезы на которых совпадали с нарезами в канале ствола «Смит-и-Вессона», найденного в доме Энид Депау. Единственный набор отпечатков на оружии принадлежал ей.
  
  – Она даже не удосужилась его вытереть, – сказал Майло. – Или избавиться от тех документов на Зайну и Зельду.
  
  – А зачем ей, собственно, было этим озадачиваться? – спросил я.
  
  – Жить в своем обнесенном стеной мире и оставаться безнаказанной все эти годы? Ну да, пожалуй… Кстати, я позвонил в офис окружного прокурора Кливленда. Джима Смита там выкапывать не торопятся, но и «нет» не говорят.
  
  – Для тебя это, вижу, вишенка на торте – создать для них хлопоты… А с Оттом ты не разговаривал?
  
  – Как раз перед твоим приходом. Он сказал: «Супер», хотя сам был расстроен, что в свое время отступился, не завершил этого дела. Тем не менее разговор с ним стал одним из самых приятных, что были у меня за последнее время. Еще раз прошелся по тем семьям, вместе с Лорри. Хуже всего было с Энди Солтон. Можешь себе представить, как она восприняла то, что Рода не включили в обвинительное заключение… – Он пятерней отер себе лицо. – Между тем чувствую себя козлом за то, как вынужден себя с ней вести. Боже, ненавижу чувствовать себя бюрократом.
  
  У него зазвонил мобильный.
  
  – Привет, Джон… Да ты что? Шутишь! Вот это экспромт так экспромт… Хорошо, хорошо, рад, что получилось. И когда? О’кей, понял.
  
  Майло убрал трубку в карман.
  
  – Ну всё, карты под жилеткой держать больше не надо. Нгуен взял на себя посвятить адвоката Лоуча в суть дела. А спустя час звонок: старина Ярми просится на разговор. – Майло пожал плечами. – Видимо, желает высунуть концы из воды.
  
  Съехавший набок галстук он подтянул к центру, зафиксировав его пуговками на воротнике; собрал документы, проверил кобуру и встал, вдевая руки в рукава куртки.
  
  – Ну как, презентабельно?
  
  – Просто лицо закона, – одобрил я. – Ты сейчас в тюрьму?
  
  – У Джона, по-видимому, свой график. Если хочешь, поехали вместе. Будешь при мне типа консультантом.
  * * *
  
  Пистолет Майло сунул в один из шкафчиков, предусмотренных мужской тюрьмой, после чего нас рутинно обыскали двое скучливых помощников шерифа. Нгуен ждал, когда мы пройдем через металлодетектор и турникет, после чего радушно устремился к нам – эдаким щеголем в полуночно-синем костюме, со звездно-полосатым значком на лацкане, в броско-синей рубашке и красном галстуке с узорчиками в виде скрещенных мушкетов.
  
  Упруго подскочив, он кулаком шибанул воздух.
  
  – Выглядишь счастливым бодрячком, Джон, – сказал ему Майло.
  
  – Расколол подлеца, джентльмены! Это было больше, чем импровизация. Я бы сказал, дедукция, основанная на логике.
  
  Я подытожил:
  
  – Лоуч взял линию на непротивление, и так как веских доказательств против него нет, вы, ввиду этого, предложили ему признать себя соучастником.
  
  Вид у Нгуена был такой, будто я съел его именинный торт.
  
  – На самом деле, – рассерженно оправдываясь, сказал он, – насчет признания или непризнания я ему предложений не делал: это было бы дилетантизмом, Алекс. А вот что я до него довел, так это то, что моя доказательная база с каждой минутой становится все крепче из-за неназванных биологических свидетельств, а его время, соответственно, истекает. Адвокат Лоуча начал мямлить о сотрудничестве в обмен на смягчение статей до ненадлежащего обращения с трупом и нарушения общих правил захоронения. – Он поднял и выставил средний палец. – Вот им на это!
  
  С каждой фразой его голос звучал все звонче. Два помощника по ту сторону турникета переглянулись.
  
  Майло подался ближе к Нгуену и что-то тихо произнес – что именно, неизвестно, но от этих слов судебный чиновник заметно напрягся.
  
  – И когда ты об этом узнал?
  
  – Пару часов назад.
  
  – И ты собирался мне сказать…
  
  – Всего лишь поделиться, Джон. У тебя было много работы.
  
  – Ну да, оно так… О’кей, по всей видимости, это меняет ситуацию, – сказал Нгуен, играя со своим галстуком. – Ладно… хорошо… Хотя, в сущности, это не меняет общего темпа моего натиска… Это все, что мне нужно знать?
  
  – Да, Джон. Как там Лоуч, обвыкается в тюрьме?
  
  Нгуен надул губы и стряхнул с лацкана невидимую соринку.
  
  – Безутешные слезы. Постоянные словесные оскорбления и унижения от здешних уголовников. Порядочному немолодому гражданину здесь, дескать, каждый день как месяц. В это я, собственно, могу поверить, хотя он все же не престарелый инвалид. Потому я и определил его на усиленный режим. Ты можешь себе представить, как долго он продержится в общей массе? А вот мадам Депау, согласно моему источнику в Линвуде, держится совсем неплохо. В «строгач» она не попала, но уже зарекомендовала себя в банде синих роб[63]. И даже пользуется там популярностью.
  
  – Наверное, учит жизни молодых, – пошутил я.
  
  – Да поможет нам Бог, – сказал Нгуен. – Ну ладно, давайте пообсуждаем стратегию мистера Нытика.
  * * *
  
  Через одностороннее зеркало я наблюдал, как Майло и Нгуен заходят в комнату и усаживаются напротив Лоуча и его защитника – выпускника Йеля, судебного адвоката из Беверли-Хиллс Фахриза Мофти-заде («зовите меня просто Флип»).
  
  Майло в порядке подготовки позвонил Эрлу Коэну и запросил сведения и насчет него, и насчет защитницы Энид Депау – выпускницы Колумбийской адвокатуры, чья безупречная карьера преодолела экзотичность даже такого имени, как Шивон Маларки.
  
  Коэн навел справки и оперативно доложил:
  
  – Она умна, но, как правило, идет широким ходом и пропускает детали. Он как раз хорош в деталях, но иногда становится излишне самоуверен. Общий балл – пять с минусом. Ваши подозреваемые могли сделать выбор и хуже.
  
  На встречу Мофти-заде явился в костюме индпошива с угольно-коричневой оторочкой и золочеными пуговицами, а также в сорочке со стоячим воротничком такой белизны, что даже девственный снег в сравнении показался бы грязным. А еще на нем сиял жаккардовый галстук такого великолепия, что мушкетики на красном лоскутке Нгуена, казалось, стыдливо поникли.
  
  Его клиент сидел, сгорбившись, в не по размеру большой оранжевой робе – цвет заключенных, отличающихся буйным нравом или неуживчивостью среди общей массы. Лишение свободы сказалось на лице Лоуча, сделав его морщинистым и землисто-серым; отяжелило веки, лишило блеска волосы и скруглило плечи. Ковыряя заусенцы, он нервно качал ногой. На сходство с Кэри Грантом уже ни намека. В лучшем случае актеришка мелкого пошиба, играющий роли пьяниц и попрошаек.
  
  – Доброе утро, – поздоровался Флип Мофти-заде. – Как насчет того, чтобы установить основные правила… Джон – это вы?
  
  – Джон – это я, – подтвердил Нгуен. – А правило одно: клиент правдиво отвечает на вопросы, а я решаю его судьбу.
  
  Лоуч зябко поежился.
  
  – Позвольте уточнить, – деликатно вставил Мофти-заде. – Вы подаете обвинения, а судьбу моего подзащитного будут решать присяжные, не так ли? Вы говорили, что есть некие биологические факторы, которые…
  
  – У меня достаточно улик, чтобы обвинить мистера Лоуча в убийстве первой степени. А учитывая фактор жестокости, я могу применить пункт «особых обстоятельств».
  
  Мофти-заде настороженно затаил дыхание, но сумел выдавить снисходительную полуулыбку.
  
  – Мой клиент – не жестокий человек, Джон.
  
  – Посмотрим, как рассудят присяжные.
  
  – Не будем усугублять, – примирительно сказал Мофти-заде. – Ведь мы собрались здесь, чтобы обменяться идеями. Посмотрим, как все будет развиваться.
  
  Лоуч пожевал губу, одернул на себе оранжевую блузу, почесал пальцем за ухом.
  
  Нгуен посмотрел на часы.
  
  – Если мистер Лоуч желает что-то сказать, давайте его послушаем.
  
  – Да бросьте, Джон, к чему нам нулевая сумма… Народ может ладить меж собой, находить компромисс даже в данном контексте.
  
  – Народ? – Нгуен ухмыльнулся. – Звучит как предвыборная речь.
  
  Лоуч, невзначай рыгнув, стыдливо прикрыл себе рот ладонью.
  
  – Здешняя кухня требует привыкания, – заботливо сказал ему Нгуен. – Ничего, у вас будет уйма времени, чтобы ее расчувствовать.
  
  – Джон, – призывно обратился Мофти-заде.
  
  – Мы с вами были знакомы?
  
  – Нет. Но теперь – да.
  
  – Интересно… У меня такое ощущение, будто вы меня знаете. Фахри-и-из.
  
  – Лучше просто Флип.
  
  – «Флип» да, а вот легкомысленное «флип-флоп» – нет, Фахриз. Давайте без вихляний. Мы будем это делать или нет?
  
  Мофти-заде повернулся к своему клиенту и похлопал его по руке.
  
  – Вы готовы?
  
  Лоуч в ответ что-то мыкнул низким голосом.
  
  – Мне воспринимать это как «да»? – спросил Нгуен. – На тюремном жаргоне я не разговариваю.
  
  – Джон, – сказал Мофти-заде, – я здесь, чтобы упростить вам жизнь. Мистер Лоуч составил заявление, которое я, с вашего позволения, зачитаю. Вам понравится.
  * * *
  
  Читка заявления, напечатанного на фирменном бланке Мофти-заде, заняла четыре минуты. За вычетом канцелярских оборотов с обилием наречий и причастий, суть была проста и сводилась к следующему.
  
  Тридцать лет назад Энид Депау убила Зайну Ратерфорд без всякого ведома Ярмута Лоуча, сказав ему, тогдашнему работнику ее мужа, что ее сводная сестра в состоянии помешательства нарушила границы ее участка и попыталась на нее напасть. Полагая, что это была самооборона, Лоуч захоронил тело в задней части территории Энид.
  
  – То есть фактически не преступление, а ошибка в суждении, – приостановившись, пояснил Мофти-заде.
  
  Нгуен и Майло хранили каменное молчание. Мофти-заде продолжил свой нарратив.
  
  Годы проскочили как в кино. Энид, издавна привыкшая полагаться на Лоуча (теперь ее адвоката по недвижимости), позвонила ему в панике, сообщив, что дочь Зайны – «в шокирующе психическом состоянии, до ужаса напоминающем ее мать» – «изощренно, нагло и ничем не спровоцированно» попыталась вторгнуться на ее участок и «свирепо» на нее напасть. У Лоуча не было оснований подвергать сомнению утверждения о психическом заболевании, потому как он помнил, что в детстве Зельда жила у Энид с Эвреллом, и пара «делала все возможное, чтобы адекватно и мудро осуществлять родительскую опеку», но в конце концов сдалась, потому что «ребенок демонстрировал бешено непредсказуемое поведение – истерики, вспышки гнева и разрушительное неповиновение».
  
  Смерть Зельды, настаивала Энид, была естественной – припадок, сердечный приступ или инсульт прямо у нее на глазах. Вероятно, в результате «маниакального перевозбуждения».
  
  На этот раз Лоуч порекомендовал другой подход: вместо того, чтобы спрятать тело, он предложил Энид позвонить и описать происшествие как незаконное вторжение на частную территорию. Представьте себе его шок, когда спустя несколько дней Энид позвонила снова – и опять в панике объяснила, что осматривала пистолет, который хранила для самозащиты, и со «случайным смертельным исходом» выстрелила в свою экономку.
  
  Что еще хуже, подруга экономки, еще одна «латиноамериканская горничная», как раз в это время была у нее в гостях, а потому, совершив «продиктованный паникой неразумный шаг», Энид застрелила и ее.
  
  – По одной пуле в затылок обеим – это паника? – спросил Майло. – Я уже не говорю о случайности.
  
  Мофти-заде сохранял невозмутимость:
  
  – Мой клиент знает только то, что ему сообщили на словах.
  
  – Он видел раны.
  
  – Он видел те два тела и был невероятно шокирован. Я хотел бы продолжить, Джон.
  
  Намеренно игнорируя Майло, в попытке вбить клин между копом и окружным прокурором. Это не укрылось от Нгуена, который сказал:
  
  – Любые вопросы лейтенанта Стёрджиса представляют для меня важность. А эти два, которые он сейчас задал, важны для вас, Фахриз. – Нгуен понюхал воздух. – Вот сижу я здесь и недоумеваю: вроде бы не конюшня вокруг. Отчего же я чувствую запах навоза?
  
  – Джон.
  
  – Что-нибудь еще, Майло? – задал вопрос Нгуен.
  
  – Да нет. Я готов еще немного поразвлечься.
  
  – Хм-м, – уткнувшись глазами в страницу, протянул Мофти-заде, – где я тут остановился?
  
  Он дочитал историю до конца. Энид опять же обратилась к своему доверенному советнику, а тот совершил еще одну «обусловленную поспешностью серьезную ошибку в суждении», предав «этих женщин» земле. Ошибка, которую он осознал и теперь вынужден нести за нее ответственность.
  
  Мофти-заде опустил бумажный лист.
  
  Майло и Нгуен пытливо смотрели на Лоуча. Лоуч изучал щербинки и пятна на столешнице.
  
  – Господа, – воззвал Мофти-заде. – У нас есть понимание?
  
  – И это все серьезно? – перевел взгляд на адвоката Нгуен.
  
  – Что касается моей веры в правдивость изложения мистером Лоучем его мотивов и действий, предельно серьезно. Особенно учитывая тот факт, что потерпевшая Чейз умерла от естественных…
  
  – Ее отравили, Фахриз.
  
  – Вы знаете, что это…
  
  – Вне сомнения, Фахриз.
  
  – Э-э-э… Не вижу, какое это имеет отношение…
  
  Нгуен взял распечатку со стола, сложил и сунул в карман пиджака, после чего встал.
  
  – Вы назначили нам встречу единственно для этого? Пойдемте, лейтенант.
  
  Майло встал.
  
  – Ну-ну-ну, – встрепенулся Мофти-заде. – Прошу вас, Джон, позвольте мне продолжить объяснение.
  
  – Лучше всего, если это сделает ваш клиент.
  
  – В сущности, я и есть мой клиент, – вывернулся Мофти-заде. – Мы пытаемся сотрудничать с вами, искать компромисс. Если предполагаемое отравление – ваш дополнительный аргумент, то мой клиент признать его таковым не может. Я в своей практике слышал доводы куда более убедительные. Самоуверенность может вводить в заблуждение, Джон.
  
  Критика, которую слышал в свой адрес Коэн, была теперь направлена против него.
  
  Нгуен похлопал себя по карману.
  
  – Если вы уверены в этой кучке дерьма, то для вас это чревато большими проблемами.
  
  Мофти-заде отвердел лицом.
  
  – По телефону я сказал, что мы перестроили свою позицию. Вы готовы слушать или нет?
  
  – Если к мистеру Лоучу вернулся голос. Имеет смысл услышать все это от него.
  
  – Я не понимаю, с какой стати… Хорошо, я проявлю гибкость, Джон. Но надеюсь, что и вы ответите взаимностью при предъявлении обвинения.
  
  Нгуен остался стоять.
  
  Мофти-заде призывно кивнул в сторону Лоуча, и тот заговорил:
  
  – Я был глупцом. Что верил ей. Она меня использовала, так было всегда. В данном вопросе, очевидно, это была ее вина…
  
  – В каком именно вопросе? – спросил Нгуен.
  
  – Ну… Насчет химического реагента.
  
  – Давайте называть его просто ядом, – предложил Нгуен. – Колхицин. Я полагаю, вы о нем наслышаны?
  
  – Я не садовод, – заартачился Лоуч. – Как бы то ни было, задним числом я понимаю, что те двое были убиты преднамеренно.
  
  – «Те двое» – это кто? – безжалостно уточнил Майло.
  
  – Прислуга.
  
  – У них есть имена, – напомнил Нгуен. – Алисия Сантос, Имельда Сориано.
  
  – Их имен я отродясь не знал, – махнул рукой Лоуч. – А той женщины, которая отравилась, никогда не видел. Все это, конечно, ужасно. И за всем этим стоит Энид. Когда она об этом рассказала, во мне все оборвалось. – Он нервно провел себе руками по вискам. – Я-то думал, что знаю ее, а она оказалась совсем не такой. Все это настолько разочаровывает… В моем возрасте, и быть таким доверчивым дураком…
  
  Мофти-заде ободряюще похлопал его по руке.
  
  – Ничего, мы пройдем через это. – И, повернувшись к Нгуену: – Мой клиент готов дать показания против миссис Депау, в обмен на рассмотрение…
  
  – С такой историей – нет, – отрезал Нгуен.
  
  – Это история в том виде, в каком ему ее представили. Она и сформировала его мнение. Теряет ли она достоверность при отступлении от контекста? Разумеется. Но речь идет о человеке уже немолодом. Восприятие у него затруднено. Чтобы все обдумать и отфильтровать, требуется время.
  
  Адвокат явно сеял семена защиты человека с ограниченной дееспособностью. Дальше, без сомнения, последует выбор экспертов, готовых подтвердить, что Лоуч страдает деменцией.
  
  Мофти-заде вкрадчиво подался вперед.
  
  – Кроме того, сама нелепость истории миссис Депау может сыграть на руку и нам, и вам.
  
  – Вот как? Мы теперь в одной команде?
  
  – А разве нет, Джон? Вы хотите наказать расчетливую, вопиюще жестокую убийцу – если к кому и применим случай «особых обстоятельств», так это именно к ней. Но счеты к Энид есть и у мистера Лоуча. Он жестоко травмирован нанесенным ему моральным уроном и теперь хочет исправить положение.
  
  – То есть он потерпевший?
  
  – Ну а как же, Джон! Это не означает, что он совсем уж не виноват. Но он скорбит и кается.
  
  – Скорбит и кается, – размеренно повторил Нгуен. – Даже на его взгляд, Имельда Сориано была хладнокровно убита. Но он наспех прикопал ее в ямке, а сам отправился отдыхать в Рим.
  
  – Это не отдых, – указал адвокат. – Им нужно было снять стресс. Как-то расслабиться.
  
  – Им, – покачал головой Майло.
  
  – Ну а что? – не моргнув глазом сказал Мофти-заде. – Ездили-то вдвоем, так что коллективное местоимение здесь вполне уместно.
  
  – Какой вы отменный крючкотвор, Фахриз, – усмехнулся Нгуен. – Когда вы баллотируетесь в Конгресс?
  
  – Мне нужно было за ней приглядывать, – вставил реплику Лоуч и вскользь глянул на своего адвоката. – Признаться, это сбивает с толку. Я чувствую себя все более и более запутанным… Проблемы с памятью.
  
  – У нас на подходе ЭЭГ, Фахриз? Не утруждайте себя ответом, мне все равно. Можете темнить и юлить сколько угодно. Мы говорим о трех убийствах – вы думаете, присяжные будут рассматривать вашего клиента как доброго дядюшку Джо? Разговор идет как минимум о последующем соучастии, и не думаю, что дело исчерпывается только этим. На самом деле ничего из того, что я слышал, не изменило моего мнения о первостатейном убийстве.
  
  Лоуч опустил лицо.
  
  – Я понимаю, Джон, куда вы гнете, но искренне убежден, что с вашей стороны это будет ошибкой, – сказал Мофти-заде. – Вы знаете, что происходит с парой подсудимых – особенно с подсудимыми, способными вызвать сочувствие. Она будет винить его, мы будем винить ее, присяжные будут теряться, а у вас произойдет размывание вердикта по всем статьям. Если отравление и было, то совершила его она. Она же нажала на спусковой крючок, оба раза. Ну а вы? Вам действительно хочется видеть, как ее осудят за убийство, но чтобы при этом непременно был распят и мой клиент?
  
  Нгуен направился к двери, Майло – за ним.
  
  – Это неправильно, Джон! – воскликнул Мофти-заде. – Взгляните на объективный расклад. Учитывая нехватку вещдоков против моего клиента, первое убийство маловероятно. Он никого не убивал, а орудовал всего лишь лопатой. Человек без криминального прошлого и вряд ли с криминальным будущим. Жертвовавший на благотворительность для городских…
  
  Нгуен обличающе взмахнул рукой.
  
  – А о надругательстве над трупом вы забыли? Меньшее, что я готов рассмотреть, – это пособничество до преступления.
  
  – Опять же неточность, Джон. Он действительно был проинформирован после.
  
  – Это его версия.
  
  – Эта версия правдива.
  
  Нгуен вытащил из кармана сложенную бумагу и помахал ею в воздухе.
  
  – Вот. Ему ни в коем случае не избежать серьезного обвинения по Имельде Сориано. Даже если я поверю, что он проглотил нелепую историю Депау – а я ему не верю, – то даже по его собственным словам, он знал, что Сориано была хладнокровно убита. И не оскорбляйте мой интеллект всем этим дерьмом насчет паники. Сантос была застрелена из-за наличия компрометирующей информации об убийстве Зельды Чейз, а Сориано погибла потому, что ее видели за разговором с Сантос. Это уничтожение свидетелей – чисто и ясно. Что как раз и является особыми обстоятельствами.
  
  – Дайте я кое-что скажу, – подал голос Ярмут Лоуч.
  
  – Постой, – упреждающе выставил руку Мофти-заде.
  
  – Я могу сказать вам, как и что. Первая прислужница была… она знала, что там с ней произошло. Она знала, что Зельда не скопытилась на улице. Энид заперла ее в доме и держала два дня. Внизу, в подвале. Кормила ее супом. Прислуга не должна была этого видеть, но та девица ослушалась Энид и спустилась вниз подмести ступеньки, услышала там что-то и вынула ключ.
  
  – Значит, суп, – проронил Майло.
  
  Лоуч кивнул.
  
  – Овощной, консервированный. Она его… кое-чем приправила.
  
  – Чем именно?
  
  – Чем-то из ее сада, – ответил Лоуч. – Ей нравится этим заниматься. Разрабатывать свои собственные пестициды.
  
  Нгуен и Майло сели обратно на стулья.
  
  – Если мистер Лоуч готов записать то, что сейчас сказал, наряду со своей осведомленностью о том, что Имельда Сориано стала жертвой преднамеренного убийства, которое он помог сокрыть, то я отражу это как факт добровольного признания.
  
  – Ценю ваше предложение, Джон, – криво усмехнулся Мофти-заде, – но нам в самом деле нужно больше.
  
  – Как только он будет осужден, а вы подадите прошение о смягчении приговора в связи с нездоровьем, я не буду чинить вам препятствий. И в сравнительно короткий срок он сможет выйти на свободу.
  
  – Годится. – Лоуч тряхнул головой.
  
  – Ярми, – строго сказал ему Мофти-заде.
  
  – Какого черта! Всё, принимаю. Я не могу здесь оставаться, – и он развел руками так, будто речь шла о выписке из отеля с плохим сервисом.
  
  – У вас в кейсе еще есть листы? – поинтересовался Нгуен.
  
  – Безусловно, Джон.
  
  – Доставайте. А вы, мистер Лоуч, приступайте к сочинительству.
  * * *
  
  Рукописное добавление было рассмотрено и согласовано. Две страницы тряским почерком Лоуча, с датой и подписью внизу.
  
  Исписанные страницы Нгуен сложил и сунул в карман.
  
  – Учитывая смягчение обвинений, – приглаживая волосы, сказал Мофти-заде, – давайте вернемся к вопросу залога. Озвучьте мне что-нибудь разумное.
  
  – Под «разумным» имеется в виду…
  
  – Сумма, подъемная для мистера Лоуча в качестве уплаты. Это в ваших же интересах, Джон. Он будет для вас гораздо полезнее, если выйдет из этой ужасной среды.
  
  Нгуен улыбнулся.
  
  – Я мог бы последовать этой логике, если б жертв было только три, Фахриз.
  
  – Простите? – не понял Мофти-заде.
  
  – Я сказал что-то непонятное? У нас есть история вашего клиента о трех убийствах. Но ведь есть и четвертое.
  
  – Я не по…
  
  – Три плюс один равняется четырем, Фахриз.
  
  Мофти-заде повернулся к Лоучу. Глаза у того полезли из орбит.
  
  – Что, черт возьми, происходит, Джон? – спросил, накаляясь, адвокат.
  
  – Свежее свидетельство, – сказал Нгуен. – Горячее, только что из печки. Посвятите их, лейтенант.
  
  Слово взял Майло.
  
  – Еще до трех других убийств, – сказал он, – погиб через отравление некто Родерик Солтон, помощник вашего клиента. Это преступление произошло вдали от поместья миссис Депау; ее самой даже не было в городе. В отличие от мистера Лоуча, который в тот день для оплаты ужина в ресторане «Уотергарден» использовал свою корпоративную кредитку. Еда на двоих, вино на одного. Оно и понятно, ведь мистер Солтон был мормоном.
  
  – Это предположение…
  
  – Персонал ресторана опознал мистера Лоуча и мистера Солтона как вместе ужинавших в тот вечер. Один из официантов описывает атмосферу как непринужденно дружескую в начале трапезы, но напряженную к ее концу. Учитывая склонность миссис Депау к ядам, мы проверили ее местонахождение; оказалось, что она была в отеле «Гранд Хайятт» на озере Тахо. Прилетела туда на частном самолете, а через два дня вернулась в Лос-Анджелес коммерческим рейсом.
  
  – Конечно, она смоталась, – бросил Лоуч. – Ей нужно было алиби!
  
  – Это был план, который вы испекли вдвоем? – осведомился Нгуен.
  
  – Я…
  
  – Тихо, Ярми! – гаркнул Мофти-заде.
  
  Лоуч уткнул голову в руки и плаксиво замяукал.
  
  Лицо его адвоката не выражало никакого сочувствия, только мрачное любопытство.
  
  – Я уверен, что мистер Лоуч прав, – сказал Майло. – Миссис Депау отправилась в Тахо, чтобы обеспечить себе алиби, но перед этим снабдила мистера Лоуча токсичным веществом из своего сада, под названием аконит. Смертельная штука. Мистер Лоуч подсыпал его мистеру Солтону в еду. К концу дня тот был мертв, а его тело с наступлением темноты оставлено возле здания суда у пересечения Хилл и Вашингтон.
  
  – И район, и объект хорошо известны мистеру Лоучу, поскольку он, от имени миссис Депау, не раз подавал туда документы по различным спорам о недвижимости, – сказал Нгуен.
  
  Кадык Мофти-заде скользнул вверх-вниз.
  
  – Не признавая этого… мифа, спрошу: чего ради моему клиенту понадобилось убивать этого самого Солтона? Каков мотив? И какие у вас есть доказательства, хотя бы отдаленно поддерживающие столь причудливую…
  
  – Сол-тон, – произнес Майло по слогам. – Мотив, схожий с убийством Сориано и Сантос. Мистер Солтон слишком много знал. Но, в отличие от бедных горничных, он мог дать событиям определенный ход.
  
  – Каким таким образом…
  
  – Послушайте меня, советник. Нам досконально известно, что Зельда Чейз вошла в офис мистера Лоуча и сделала заявление о том, что мистер Лоуч энное количество лет назад убил ее мать.
  
  – …что было принято за психотический бред, но на поверку оказалось правдой, – довершил фразу Нгуен.
  
  – Это, – Мофти-заде задохнулся, – это абсолютная ложь. Мы просто…
  
  – Ниточку на веретене закрепили вы. – Нгуен шутливо погрозил пальцем. – У нас это зафиксировано на бумаге.
  
  – Это абсолютно…
  
  – То, что Родерик Солтон узнал от Зельды Чейз, вызвало у него достаточно любопытства, чтобы вникнуть в суть ее претензий. У нас есть его отпечатки пальцев на документах, взятых из бумаг мистера Лоуча на миссис Депау. В частности, документах, касающихся Зельды Чейз. Будучи человеком высоконравственным, мистер Солтон поднял этот вопрос перед мистером Лоучем. А мистер Лоуч, будучи человеком безнравственным, предложил обсудить все это за ужином и оперативно связался с миссис Депау. Которая и выступила в роли плохого повара.
  
  – Остальное, – сказал Нгуен, – обернулось для бедного мистера Солтона бедой. Ужасная смерть, полная страданий. Что бы ни случилось с Чейз, Сориано и Сантос, ваша клиентка озаботилась уничтожить еще и Солтона. Попробуйте скажите, что это не «особые обстоятельства».
  
  – Вздор какой-то, – выговорил Мофти-заде, глядя на своего онемевшего, сгорбленного клиента с растерянным ужасом. – Скажи им, Ярм. Что еще за веретено? Такого в моей практике еще не случалось.
  
  Ярмут Лоуч медленно выпрямился на стуле. Мутно оглядел каждого из нас. Рыгнул еще раз.
  
  И заблевал весь стол.
  Глава 43
  
  Энид Депау и Ярмут Лоуч оставались в тюрьме. Последний начал отказываться от пищи, и его пришлось интубировать в медицинском отделении. Флип Мофти-заде упорно подавал основанные на различных теориях петиции для выхода под залог. На все с такой же исправностью поступал отказ.
  
  Заключенная Депау, некогда популярная самозваная «наставница обездоленных девочек», стала ощущать, как респект к ней стремительно пополз вниз, когда стало известно, что двое из ее жертв были латиноамериканками и что одна, Имельда Сориано, была отдаленно связана с соседом бандита из «Чикас локас». На тринадцатый день своего заключения она была избита и оказалась в лазарете. После поправки ее перевели в одиночную камеру и заставили носить оранжевую робу.
  
  Досудебные процедуры затягивались, но Джон Нгуен хранил по этому поводу безмятежность.
  
  Майло сказал:
  
  – Я на диете оптимизма, но скоро начну тратить деньги на еду.
  
  Я держался на подпитке энтузиазма, но внутри ощущение было такое, будто ткани и кровь заменили сухие камни. Для Овидия Чейза наиболее вероятным исходом была трагическая участь – несмотря на то, что рассказывал мне полоумный Чет Бретт, этот ходячий призрак улицы.
  
  Или, что еще хуже, что-то холодное и ужасное от рук Депау и Лоуча.
  
  При любом из этих раскладов он давно захоронен там, где его никогда не найдут.
  
  Так что нужно перестать тешить свое воображение.
  * * *
  
  Я работал над этим с переменным успехом, когда позвонил Джон Нгуен и попросил меня дать интервью репортеру «Лос-Анджелес таймс». Те четыре убийства привлекли внимание общественности, и газета хотела «быть на волне человеческого интереса».
  
  – Это с ней разговаривал Майло? – поинтересовался я.
  
  – Мирна Стрикленд. Она общалась с нами обоими.
  
  – Он сказал, что ее манеры раздражают.
  
  – Она – журналист, Алекс.
  
  – А что конкретно ей нужно?
  
  – Твое имя всплыло в судебной хронике, и у нее вызывает любопытство взгляд психолога – вся эта тема психического здоровья, угнетенности беспомощных… Мой тебе совет: не откажи ей, побеседуй, иначе она найдет кого-нибудь, кто наболтает ей то, что она хочет услышать. Стрикленд попросила твой сотовый, но я сказал, что сначала поговорю с тобой. Ты как в целом, согласен? Давать ей номер?
  
  – Ну дай. А что я ей не должен говорить, Джон?
  
  – Ничего, кроме сути дела.
  
  – То есть?
  
  – Постарайся не впадать в эмоции, ну ты знаешь. Газетчики – инопланетяне-зомби, которые крадут наши мысли и трансформируют их во что-то, удобоваримое для них самих.
  * * *
  
  Мирна Стрикленд позвонила мне в тот же день и сказала:
  
  – Телефонное интервью, доктор, будет идеально.
  
  Она пояснила свою цель: я должен буду порассуждать насчет «мажористых белых преступников на фоне жертв из цветной бедноты и инвалидов».
  
  – А куда отнести Рода Солтона? – задал я вопрос.
  
  Секундная пауза.
  
  – Он же мормон? Значит, тоже из меньшинств. По крайней мере, за пределами Юты. Но я думаю сконцентрироваться на других.
  
  Я плутал вокруг да около, что в итоге вызвало у нее скуку.
  
  – На этом всё, доктор. Спасибо.
  
  – Есть еще одна жертва, о которой никто не говорит.
  
  – Какая же именно?
  
  – Самая уязвимая из всех. Ребенок.
  
  – В сведениях, полученных мной от прокурора, никакой ребенок не фигурирует.
  
  – У Зельды Чейз был сын, которому сейчас было бы одиннадцать, если б он был жив.
  
  Секундная пауза.
  
  – Вы хотите сказать, что его нет?
  
  – Его не видели несколько лет. Помимо всего, он считался бы наследником поместья Депау. А значит, убить его у кого-то имелись и мотив, и основания.
  
  – Вау, – с придыханием сказала Стрикленд. – Я снова включаю диктофон.
  
  Когда я закончил, она подвела резюме:
  
  – Принц и нищий. Полностью соответствует моей теме.
  * * *
  
  Материал вышел через два дня, с главным фокусом на «тайне и трагедии брошенного ребенка, неоднократно становившегося жертвой системы».
  
  А назавтра после обеда мой оператор передала мне лаконичное сообщение: позвонить Морин Болт.
  
  Имя незнакомое, предмет разговора не указан, номер на «310». Я только что закончил сеанс с одним из детей в последнем споре об опеке и сейчас собирал мысли в попытке выяснить, что мне записать, а что можно оставить. Еще пара часов ушла на отчет. Был уже ранний вечер, когда я наконец перезвонил.
  
  – Алло, – послышался в трубке мелодичный женский голос.
  
  – Это доктор Делавэр, с ответом на звонок мисс Болт.
  
  – Здравствуйте, Алекс. Если позволите по имени. Мы с вами не знакомы, но я о вас знаю. Вы работали с моим мужем, Лу Шерманом.
  
  – О. Я действительно пытался с вами связаться. В медицинской школе вы значились как Морин Шерман.
  
  – В клинике, где мы с Лу познакомились, я работала под своей девичьей фамилией. А теперь, с выходом на пенсию, менять ее уже нет смысла. Надо же, только теперь я вам звоню… Хотя, подозреваю, по той же причине, по которой и вы меня разыскивали. Мы можем встретиться? По времени я фактически не ограничена, а территориально недалеко от вас: Студио-Сити, сразу за холмом, в полумиле к востоку от Беверли-Глен.
  
  – Действительно близко.
  
  – Лу рассказал мне о вашем доме в долине; говорил, что у вас там великолепный вид. Он сам всегда хотел иметь дом с красивым видом, да вот не сложилось… Так вы не могли бы приехать, скажем, завтра?
  
  – Могу хоть сегодня вечером, ненадолго.
  
  – Нет, – ответила Морин, – завтра было бы лучше. Часа в четыре?
  
  – Обязательно буду.
  
  – Я так и думала, – сказала она. – Лу говорил, вы один из самых надежных людей, с какими он когда-либо имел дело.
  Глава 44
  
  Десять минут езды; окольный проулок, который я проезжал тысячи раз.
  
  Пропустишь один случайный обрывок информации – и в итоге оказываешься словно на другой планете.
  
  Окрестности начинались с неброских домиков на приятных, плавно извилистых улочках. Предоставленный Морин Болт адрес завел меня еще на милю восточней, в квартал более старых и крупных строений.
  
  Пунктом назначения был колониальный белый особняк в два этажа, с зелеными ставнями и булыжной автостоянкой внизу. На стоянке бок о бок стояли серебристый «Порше 911» и «Вольво»-универсал в медную искру. За домом возвышалась зубчатая гряда черно-зеленых алеппских сосен, чем-то напоминающая лесистый закуток ядов Энид Депау.
  
  Подумалось непроизвольно, но как-то сразу.
  
  На стоявшей в дверях женщине была белая шелковая туника с розовым цветочным узором, черные леггинсы и серебристые сандалии. Лет шестидесяти; стройные бедра, лицо разрумяненного эльфа под шапкой сталисто-седых волос. Рост средний, на каблуках она возвышалась бы над Лу.
  
  Женщина протянула руку еще до того, как я вылез из «Севильи». Кожа мягкая, но достаточно упругая на ощупь.
  
  – Спасибо, что приехали, Алекс. Приятно видеть лицо, соответствующее имени.
  
  Она провела меня в двухэтажный холл, увенчанный бронзовой люстрой. Тремя ступенями ниже находилась гостиная, заставленная мебелью и стульями с тростниковой спинкой – все развернуто в сторону камина с полкой, заставленной книгами. Коллекция искусства состояла из нескольких дождливых парижских пейзажей (примерно такие выдвигаются в качестве финальных лотов малопонятных аукционов). Задняя стена была задернута шторами в малиново-оливковую полоску, закрывающими единственные окна, отчего весь дом пребывал в затенении.
  
  Несколько траурно; странный выбор для жизнерадостной женщины. Этой мыслью я задавался в то время, как Морин Болт вела меня по короткому коридору. Еще пара картин – цветы в вазах. Такая традиционность декора тоже удивляла.
  
  Хотя чего я, собственно, ожидал? Керамики «Акома» и ханукальных светильников?
  
  Морин остановилась у первой открытой двери:
  
  – Ну, вот мы и пришли.
  
  Посторонившись, она взмахом руки пригласила меня войти в кабинет с березовыми панелями и книгами, книгами. Еще один камин, облицованный зеленым мрамором, а на нем – коллекция японских ваз. Письменный стол стоял на старинном персидском ковре, а на потертой поверхности стола виднелись пресс-папье и в углу полочка для курительных трубок. Жалюзи были опущены. От двух торшеров исходил мягкий свет. Красное кожаное кресло, вальяжное и пухлое, красовалось перед бурой кушеткой вроде той, что у меня. По всей видимости, Лу принимал здесь пациентов.
  
  Посередине кушетки сидел какой-то человек. В голове у меня мелькнула и пропала нелепая мысль, не заманили ли меня сюда, чтобы кого-то лечить.
  
  Человек встал, посмотрел прямо на меня и изобразил улыбку.
  
  – Алекс, это Дерек Шерман, племянник Лу, – сказала Морин Болт. – Дерек, это доктор Делавэр. Я вас оставляю.
  
  Как только она вышла и закрыла дверь, офис словно ужался в размерах.
  
  – Приятно познакомиться, доктор, – сказал Дерек Шерман. Короткое рукопожатие влажноватой ладони.
  
  – Аналогично, – сказал я, оглядывая его. Уже сама его внешность давала множество ключей к догадкам.
  
  Сорок или около того, небольшой и худощавый, как Лу, с бронзовым гладким лицом под густым смоляным пробором. За дужкой круглых очков увеличенные линзами черные глаза. Миниатюрная, подернутая проседью бородка выгодно оттеняла твердый подбородок. Высокие скулы четко очерчены. Черное поло, зауженные штаны-сирсакеры, коричневые замшевые ботинки на свежей белой подошве. На правом запястье золотые часы (судя по виду, дорогие – как и обручальное кольцо с бриллиантами на левой руке). Ладно сложенный мужчина, выглядящий опрятным и собранным без особых усилий. Сейчас, впрочем, возле носа у него виднелись бисеринки пота, а губы едва заметно подрагивали.
  
  – Наверное, вам лучше будет в этом кресле. На нем обычно сидел дядя.
  
  – При встречах с пациентами, – уточнил я.
  
  – Да, но не только. Когда я был моложе и приходил сюда по семейным праздникам, он обычно шутил: «Есть проблемы, парень? А ну, снимай нагрузку, садись. Получай бесплатную терапию». У него было отличное чувство юмора.
  
  – Это да.
  
  Дерек Шерман поморщился.
  
  – Он – мой единственный дядя. Был. Мой отец – его младший брат. Не врач, водитель грузовика. Теперь его тоже уже нет. Как и мамы.
  
  Плечи его поникли, словно придавленные внезапным воспоминанием об утрате. Он сел обратно на то самое место, где находился в момент моего прихода. Я занял место в кресле.
  
  – Звонок тети наверняка был для вас сюрпризом. Но та статья в газете привела меня к мысли, что нужно что-то делать…
  
  Дерек сделал глубокий вдох, затем резко выдохнул.
  
  – Я – отец Овидия. Он в порядке. Мне хотелось, чтобы вы знали.
  
  Я сидел, но с ощущением, будто стремглав куда-то падаю. Тщетно собирая разлетевшиеся мысли, не сразу, сквозь гулкий шум в ушах произнес:
  
  – Какое облегчение это слышать. Благодарю вас.
  
  – Похоже, с ним все хорошо. Я имею в виду, в смысле смерти его матери. Может, я что-то упускаю. Может, вы скажете, чего мне следует остерегаться, а к чему, наоборот, идти. Я знал о вас, должен был, наверное, связаться с вами раньше, но как-то не находилось причины… все очень сложно.
  
  Прижимая ладони одна к другой, он сел прямее.
  
  – Дядя был верным своей профессии психиатром, но теперь вы понимаете, что его интерес к Зельде и Овидию выходил за рамки этого. Вот почему он все те годы консультировался с вами – наверное, мне следует возвратиться к этому… Если вы хотите знать всю ту историю целиком.
  
  – Да, если вам удобно об этом говорить.
  
  – Нормально, – сказал Дерек Шерман, – иначе бы я этого не делал. Вообще я человек достаточно замкнутый, но дядя заставлял меня рассуждать об этом спокойно. Настаивал, чтобы я справлялся взвешенно. И он был прав. Так что, конечно, я расскажу. Вам это, должно быть, довольно тяжело. Извините. Но вы заслуживаете, чтобы все это понимать.
  
  Он встал, подошел к письменному столу, снял там с полочки вересковую курительную трубку, сел обратно и взялся натирать и без того отшлифованную деревянную чашечку и чубук.
  
  – Раньше я приходил сюда, и он позволял мне это делать; мне нравилось чувствовать эти штуковины на ощупь. Запах самого этого места, когда дядя еще курил. Однажды – мне было тогда лет, наверное, восемь – все были на заднем дворе, а я прокрался сюда внутрь, набил трубку табаком и попытался раскурить. Когда дядя меня нашел, меня выташнивало от дыма, которого я наглотался… Ладно, коротко: я – отец Овидия, но отношений у нас с Зельдой никогда не было.
  
  Он отвел взгляд, переложил трубку из одной ладони в другую и начал шлифовать чашечку мелкими концентрическими кругами.
  
  – Секс на одну ночь. Как-нибудь по-иному, более благозвучно, это не назвать.
  
  Его взгляд вернулся на меня.
  
  – Бывает, – произнес я.
  
  – Я ценю, что вы – профессионал. Как дядя, способный приостанавливать судебные решения.
  
  За медленным вдохом последовал быстрый выдох.
  
  – Я – архитектор, работал в фирме возле Залива, и вот получил назначение на проект здесь. Дегустационный зал в Малибу, для большой винодельни в Напе. Мотался туда-обратно, а когда вечерами не успевал на поезд, то оставался в одноместке в Санта-Монике, специально снятой для меня боссами. От пляжа далеко, внутри все по минимуму, довольно убого. Был я одинок и свободен. По барам никогда особо не тусовался, но здесь начал пробовать различные, так сказать, варианты. Грезил о встречах с женщинами, хотя бы просто для компании. Особым успехом я не пользовался, рисовка – не моя сильная сторона. В ту ночь, что я встретил Зельду, настроение у меня было паршивое. Перегруз по работе, нелады с самодуром-начальником, нереальный бюджет. Я решил слегка взбодриться и отправился в салон-бар отеля «Лёвс» – недалеко от моей квартирки, хотя слегка напрягает по размаху и цене. Зельда сидела за соседним столиком, тоже одна. Звучит до пошлости банально, но наши глаза встретились, и между нами проскочила какая-то искра. Она была великолепна, совсем не по моей зарплате, но что-то в ее улыбке меня расслабило. Нежность. И одета она была не как тусовщица. Простые блузка и юбка; я принял ее за офисного работника. В общем, наши глаза продолжали встречаться, и я наконец набрался смелости пригласить ее за мой столик, и Зельда не возразила. Разговорчивостью она не отличалась, а что еще лучше, не принуждала к болтовне меня. Милая и тихая, немного рассеянная – я что-то говорю, а она словно и не слышит. Но главным моментом была ее искренность. А я тогда был несколько скован. Вообще рос запуганным: отец у меня на дядю Лу похож не был, характер имел грубый…
  
  Дерек Шерман отложил трубку на кожаную подушку кушетки.
  
  – Впрочем, я отошел от темы. Мы с Зельдой выпили по паре коктейлей. Про себя она рассказала, что актриса, ищет работу, но не уверена, есть ли у нее необходимые данные. Я сказал, что, конечно, есть, и для нее это, судя по всему, действительно представляло важность: она вдруг обняла меня и поцеловала в щеку. Не сексуально, скорее из благодарности. Но затем мы взялись за руки, и я спросил, хочет ли она пойти ко мне, и, к моему удивлению, она кивнула. Мы… нет смысла вдаваться в подробности. Когда я проснулся, ее не было, и я ощутил разочарованность, но потом успокоился: это же Лос-Анджелес, а актрисы – народ переменчивый. Она была великолепна. Какое-то время я думал о ней, но в конце концов выкинул ее из головы.
  
  Дерек взял трубку, повращал ее. Оттуда выпала какая-то крупинка. Он поднял ее с подушки, встал и бросил в кожаную мусорную корзину.
  
  – Пять лет спустя она неожиданно позвонила мне. Прямо в офис – к тому времени я уже устроился здесь, управлял собственной фирмой в Энсино, в штате, кроме меня, еще два сотрудника. Во время знакомства я оставил свое имя и координаты, да и вообще меня нетрудно было найти по телефонной книге.
  
  – Должно быть, для вас это был в некотором роде сюрприз.
  
  – Сюрприз? Да я чуть со стула не упал. Моя ситуация была иной. Я уже два года как был женат на женщине, которую очень любил и люблю до сих пор. Энн тоже архитектор, мы познакомились с ней на торгах; начали как друзья, а со временем это переросло в нечто большее.
  
  Он снова вдохнул и выдохнул.
  
  – Когда Зельда позвонила, Энн была на шестом месяце. Совсем скоро нашей дочке исполнится четыре. Дороти пошла в маму Энн; мы зовем ее Долли… Что я хочу сказать, доктор: моя жизнь тогда как раз выровнялась, пошла на лад – и тут вдруг этот звонок… И хотя с Зельдой все тогда вышло случайно, мне отчего-то показалось, что она желает закрутить все по новой. Я выслушал ее рассказ, что она состоялась как актриса, играет в сериале, и сказал: «Отлично». А потом она сообщила мне, что я стал отцом. После той ночи, что мы были вместе. Мальчик, пять лет, звать Овидием, в честь античного поэта. На связь она никогда не выходила, считая, что вся ответственность лежит на ней. Но сейчас она чувствует себя не лучшим образом и переживает за Овидия, ну а поскольку я его отец…
  
  Он отвел взгляд.
  
  – После этого Зельда извинилась. Затем долго плакала. Я был в шоке. Как нужно себя вести с чем-либо подобным? Я ничего не сказал – был слишком ошеломлен, – и это ее расстроило; она заявила, что лучше об этом забыть, она что-нибудь придумает; и внезапно я сказал, что тоже должен взять на себя ответственность. А сам при этом думал, что она, видимо, что-то напутала; у такой красавицы ухажеров, должно быть, пруд пруди; надо просто сдать тест на ДНК, и это все разъяснит. Я взял ее номер и сказал, что буду на связи. А после этого задумался, как мне объяснить все это Энн. Решил этого не делать: зачем обременять ее, все как-нибудь само собой рассосется…
  
  Но вести себя нормально по возвращении домой было не так-то просто, доктор. Я подождал, пока Энн уснет, и заглянул в Интернет узнать, правда ли то, что Зельда рассказала мне о своей игре в сериале. Возможно, в душе я надеялся, что она лжет. Но вот она во весь экран, да и играет неплохо. Наутро я позвонил дяде Лу, и мы отправились к нему в кабинет. Не этот, а тот, что у него в здании клиники, тоже в Энсино.
  
  – Я там бывал.
  
  – Знаю. Именно к дяде я всегда обращался, и он помогал мне во всем разобраться. Первым шагом он сам назвал тест на отцовство, который я должен был оплатить. Овидий напрямую не вовлекался, а дядя сказал, что обязательно добудет соскоб у него со щеки. Еще хотел, чтобы его посетила Зельда и он провел бы ее оценку. Дядя также сказал, что к ней нужно отнестись с уважением: независимо от того, каков будет результат, она прежде всего человек. Особенно с учетом того, что она, по ее словам, больна.
  
  Дерек Шерман помолчал и добавил:
  
  – Вот такой он был, мой дядя.
  
  – Знаю. – Я кивнул.
  
  – Через несколько дней дядя устроил, чтобы у Овидия на приеме у педиатра взяли соскоб – они придумали для этого какой-то предлог. Взятый образец доставили в лабораторию, где находились мы с Зельдой. Она была еще красивее, чем обычно, и очень мила, но нервничала. Честно говоря, нервничали мы оба, но нам удавалось соблюдать приличия. Мы разговаривали. Дядя Лу тоже с ней беседовал, и они как будто питали друг к другу симпатию. Он спросил, есть ли у нее фотоснимки сына; оказалось, что есть несколько на телефоне. Едва я увидел лицо Овидия, как сразу понял: тест не нужен.
  
  Эта мысль во мне мелькнула при первом же взгляде на него.
  
  – Сходство оказалось налицо?
  
  – Не то слово, – воскликнул Дерек. – Было даже как-то странно видеть кого-то с такой же внешностью, как у тебя в детстве. Но все равно нам с Зельдой и дядей Лу предстояло дождаться результатов и уже тогда определяться, как быть. – Он снова надел очки. – И теперь я уже должен был рассказать Энн.
  
  – Непростое, видимо, ощущение, – посочувствовал я.
  
  – На самом деле сложнее всего оказалось переживать на этот счет. Сама Зельда была великолепна. Она сказала ровно то, что минуту назад сказали вы: «Бывает». Тем не менее я волновался. А она… Вот-вот должна быть утверждена принадлежность ее собственного ребенка; особый, казалось бы, момент. Но оказалось, что он так и не наступил. Из-за болезни Зельды. Кончилось тем, что родителями Овидия были признаны мы с Энн, и жена буквально расцвела от этой любви – что она теперь мать двоих детей.
  
  – Когда вам открылась природа болезни Зельды?
  
  – После того, как пришли результаты теста, Зельда сделала разворот на сто восемьдесят градусов и заявила, что не желает «видеть меня в кадре». Я был здорово расстроен, ведь в мыслях уже считал себя отцом Овидия. Дядя Лу сказал, что попытается это уладить. Но тут я возразил, что теперь это мои дела и с какого-то момента мне нужно самому в них впрягаться. И вот тогда он рассказал мне о болезни Зельды. Она обратилась к нему, и он, проведя с ней несколько сеансов, понял, что с ней происходит и к чему ведет. Ничего наружного; она знала, что распадается изнутри, психически. Дядя согласился и сказал, что мне нужно готовиться к возможности того, что ей станет хуже и мне в конечном итоге придется брать на себя заботу об Овидии вне независимости от того, что она говорит сейчас. Между тем Зельда была настолько хрупка, что бросать ей вызов было откровенно плохой идеей.
  
  – То есть надежд он не питал.
  
  – Он сказал, что сделает все возможное, что у нее есть шансы на улучшение, но вероятность просчитать нельзя. Дело в том, что в тот период, на разрыве между работой и заботами об Овидии, хлопот у нее было и так по горло; между тем битва за опеку обещала быть жестокой и бесчеловечной. Поэтому я поговорил с Энн, и мы решили сосредоточиться на собственной жизни. Честно сказать, меня угнетало, что вначале у меня был сын, а затем меня от него как бы оттерли. Но затем появилась Долли, и мы оказались заняты выше крыши: у малышки были колики.
  
  Он сжал трубку обеими руками так, что костяшки пальцев побелели. Чубук, хрустнув, сломался пополам.
  
  – О нет! Эта была его любимая! – Глаза Дерека были мокры от слез.
  
  Я взял кусочки трубки, положил их на стол, придвинулся в кресле поближе.
  
  – Да, Дерек. Пройти через такое испытание… Лу держал вас в курсе насчет психического состояния Зельды?
  
  – Я периодически интересовался, но он отказывался отвечать: вопросы конфиденциальности. Это меня угнетало, но я знал, что он прав. – Дерек облизнул губы. – Думал я и об Овидии, но все шло прежним чередом – думай, не думай… И вот однажды дядя позвонил мне и сказал, что срок, похоже, близится.
  
  – Когда это произошло?
  
  – За пару месяцев до его смерти, чуть больше двух лет назад. А потом он слег и ему стало не до этого, так что насчет Зельды я ничего не слышал и не видел ее вплоть до дядиных похорон. На которые ее не пригласили: был лишь узкий круг родных, кремация. Но каким-то образом она прознала. И стояла там, откровенно чокнутая, в сторонке, обряженная в странное тряпье и бормоча что-то себе под нос. Я пробовал с ней заговорить, но она понесла околесицу. Что-то там о своей матери, о сговоре против нее злых людей чуть ли не с самого ее рождения. Я заподозрил откровенную паранойю, и это вызвало во мне тревогу о безопасности Овидия. Поэтому я сказал Энн, что мне нужно с ней разобраться, и заставил Зельду поехать со мной на другую сторону кладбища, в тихое место, где мы все же поговорили. Я думал, она взбесится, когда я расскажу ей о своих опасениях. Но она, напротив, поблагодарила меня и даже попыталась обнять и расцеловать.
  
  От нее не очень хорошо пахло. И выглядела она не лучшим образом. Положение было нелепым, но я понимал, что не могу ее отвергнуть. Поэтому позволил ей себя поцеловать. Не в губы, а просто в щеку; от нее действительно пованивало. Мы договорились, что она приведет с собой Овидия вместе с вещами. В мой офис, на следующий день. Я хотел сделать это прямо там, но Зельда отказалась. Не хотела, чтобы я видел, где она живет, так что у меня не было выбора.
  
  Он неловким движением вытер глаза.
  
  – Я места себе не находил. Был уверен, что она наверняка обо всем забудет, – и что тогда? Нанимать частного детектива, применять силу? Дяди рядом больше не было, не к кому обратиться за советом. Я ждал ее у себя в офисе, и она неожиданно появилась. Это был первый раз, когда я увидел Овидия во плоти. Вещички его были в двух больших мешках для мусора. Зельда смотрелась как бездомная, но его одела в чистое. Волосенки нестрижены, растрепаны, вид такой ошарашенный; стоит, глаза округлил и ни гугу. Позже мы узнали, что зубы у него запущены, что ему нужны прививки, да еще стригущий лишай. Он попросился в туалет, и я его туда отвел. А когда вернулся, Зельды уже не было. Бедный малыш, он просто стоял там, такой маленький, напуганный… Но все же позволил мне забрать себя домой. Где и живет по сей день.
  
  – Боже мой, – вымолвил я.
  
  – Испытания предстояли серьезные, доктор Делавэр. Но Овидий, благослови его Господь, облегчил задачу. Никаких слез, никаких истерик, а когда он увидел Долли, то улыбнулся, а она подбежала прямо к нему – она у нас девушка общительная, вся в маму… так вот все и состоялось. Энн в первые минуты была шокирована, но очухалась быстро, как всегда. И вот теперь мы – семья. Овидий ходит в местную школу, успеваемость у него фантастическая; ум у парня действительно цепкий. Но насчет его невредимости я не обольщаюсь. Улыбается он лишь тогда, когда рядом Долли. А со мной или с Энн – ни разу. Послушный, но уж прямо-таки слишком. И с друзьями у него не особо; просто нравится быть одному, что-нибудь строить или рисовать… Хотя, помнится, и я был таким.
  
  – Что вы рассказывали ему о смерти Зельды?
  
  – Мы с Энн оба присаживались с ним, разговаривали. О том, что ее убили, мы не рассказывали; только то, что она заболела и умерла. Он выслушал и сказал, что она болела долгое время. Как будто он этого ожидал. Но ведь одиннадцатилетние не должны ждать такого, доктор Делавэр? Когда-нибудь он узнает о случившемся всю правду. Но когда это произойдет, я не загадываю, Энн тоже. Однако теперь, с уходом дяди… нам нужна помощь, доктор Делавэр. Дядя в вас верил, а мне надо было поговорить с вами раньше. Я упоминал про вас Овидию. Он вас помнит. Говорит, что вы ему не надоедали. А от него это высокая похвала.
  
  – Буду рад помочь, – сказал я.
  
  – Невероятно любезно с вашей стороны, доктор. Он же наш сын – нас обоих, – и мы любим его.
  
  – Что ж, давайте займемся подготовкой.
  
  – В принципе… оно уже в целом подготовлено, доктор. Если вы не возражаете.
  
  – Против чего?
  
  Дерек Шерман встал.
  
  – Пожалуйста, ступайте за мной.
  Глава 45
  
  Морин Болт сидела в своей полутемной гостиной, с сигаретой в одной руке и напитком янтарного цвета в другой.
  
  – Чуть рановато, – она с робкой улыбкой приподняла бокал, – но сами понимаете…
  
  В голосе уже нет былого энтузиазма. Даже некоторая тревожность.
  
  – Все хорошо, тетя, – успокоил ее Дерек Шерман.
  
  Она поставила бокал, подошла к портьерам, драпирующим заднюю стену, и потянула за шнур, открывая застекленную створчатую дверь. Комнату залил солнечный свет, от которого я невольно сощурился.
  
  Двор за стеклом представлял собой цементную плоскость в четверть акра; огражденный бассейн, прямоугольник газона. Одинокое абрикосовое дерево, по виду старое-престарое. Сосны, что высились над домом, принадлежали соседнему участку.
  
  Открытое пространство, прятать нечего.
  
  За пластиковым столом посреди двора сидел Овидий и что-то рисовал в альбоме.
  
  Его отец, открыв дверь, окликнул:
  
  – Эгей! Глянь, кто пришел!
  
  Мальчик поднял глаза.
  
  Для своих одиннадцати все еще мелковат, но черты лица упрочились, оформившись в портрет человека, которым он со временем станет. В пять лет Овидий носил длинные волосы. Теперь они были подстрижены и причесаны набок, как у Дерека. Одет тоже как Дерек: черное поло, джинсы, замшевые туфли с чистыми белыми подошвами. Нынешние дети не связаны с часами, проводя свою жизнь и досуг в смартфонах. Однако этот мальчуган носил наручные часы.
  
  – Привет, Овидий, – сказал я.
  
  – Привет, – ответил он с мимолетной улыбкой.
  
  Рисунок в альбоме для эскизов был нарисован мастерски – с передачей тонов и полутонов, четкими карандашными штрихами. Автомобиль. Точнее, его фантазийный образ на основе тестостерона и мотивов ретро: парящие крылья, хвост обтекаемой формы, по бокам стелется пламя, а сзади из пушечных выхлопных труб рвется дым. Типичная фантазия мальчишки, но поднятая талантом гораздо выше среднего.
  
  – Это потрясающе, – сказал я.
  
  – Он сейчас весь в машинах, – с гордостью сообщил Дерек Шерман. – Мой «Порше» водит с закрытыми глазами. Думаем посетить с ним автомобильную студию в «Кэл артс». Там готовят лучших дизайнеров.
  
  Глаза у мальчика радостно расширились, а уголки губ приподнялись.
  
  – Можно мне присесть? – спросил я.
  
  – Конечно. – Секундная пауза. – Только можно я буду дальше рисовать?
  
  – Еще бы. Если б у меня так получалось, я бы ни за что не останавливался.
  
  Он изучил свое творение, начал заполнять пространства. А затем перевернул лист и начал другой рисунок, на этот раз крупный и помпезный – идеальное исполнение нового «Роллс-Ройс Фантом».
  
  На протяжении следующего часа Овидий увлеченно рисовал, а я просто сидел и смотрел с благодушным удовольствием. Когда поднялся уходить, он кивнул, как будто мой выход был заранее запланирован. Положив карандаш, пожал мне руку и снова обратился к своему творчеству.
  
  Я чувствовал себя лучше, чем за долгое-долгое время.
  
  Домой я приехал в желании поговорить с Робин. Неважно о чем, просто так. Меня ждала записка: «В магазин, скоро вернусь».
  
  Я заварил кофе, проверил сообщения. Пара новых ходатайств на опекунство; семьи продолжали распадаться, и занятости мне последнее время прибавилось.
  
  Одно сообщение было иного рода: звонок от доктора Салли Абрамсон, с неизвестным мне кодом города. С Салли мы вместе стажировались в Лэнгли-Портере. Она тоже знала Лу Шермана. Еще одно откровение? Увязка с делом, в котором еще предстоит разобраться?
  
  Я набрал указанный номер.
  
  – Алекс, спасибо, что так быстро отзвонился. Как у тебя в целом?
  
  – Да все хорошо. А у тебя?
  
  – Грех жаловаться: четверо ребят, универ Вашингтона, нас с Диком недавно бессрочно закрепили на кафедре.
  
  – Класс. Так в чем дело?
  
  – А вот в чем. Я тут консультирую по линии правительства. Национальный институт здоровья, службы здравоохранения, в основном грантовые программы. И меня попросили взглянуть на проект, территориально в твоей лесной глуши; я только что закончила просмотр их резюме. В их списке ты значишься как «клинический партнер» и некто, кто может замолвить за них словечко. Что мне немного… В общем, пишет довольно фамильярно некая…
  
  – Стоп. Цитирую по памяти. Кристин Дойл-Маслоу, проект по поведенческой и аффективной реинтеграции и услуг округа Лос-Анджелес. Так? – спросил я.
  
  – Ого… Так ты в курсе. Ну и каково твое мнение о ней?
  
  Я безудержно расхохотался. И хохотал довольно долго.
  
  А когда наконец перестал, Салли сказала:
  
  – Я надеялась, что ты именно так и отреагируешь.
  Примечания
  1
  
  5150 – полицейский код, обозначающий сбежавшего опасного психбольного.
  (обратно)
  2
  
  Шикарная актриса (искаж. лат.).
  (обратно)
  3
  
  Колумбийский университет.
  (обратно)
  4
  
  Ситком (ситуативная комедия) – разновидность комедийных телепрограмм с постоянными персонажами и местом действия.
  (обратно)
  5
  
  Мутизм – в психиатрии состояние, когда больной не отвечает на вопросы, при этом сохраняя способность разговаривать и понимать речь окружающих.
  (обратно)
  6
  
  Халдол – нейролептик с сильным антипсихотическим действием.
  (обратно)
  7
  
  От фр. profession de foi – жизненное кредо.
  (обратно)
  8
  
  Фузилли – сорт макаронных изделий спиралевидной формы.
  (обратно)
  9
  
  Фрэнк Гери (р. 1928) – один из крупнейших архитекторов современности.
  (обратно)
  10
  
  Джозеф Хеллер (1923–1999) – американский прозаик, автор сатирического романа «Уловка-22».
  (обратно)
  11
  
  «Крик» – знаменитая картина Э. Мунка (1863–1944) с безликим силуэтом, издающим вопль отчаяния.
  (обратно)
  12
  
  Афазия – психическое нарушение, характеризующееся утратой способности понимать чужую речь.
  (обратно)
  13
  
  Композиция группы «Полис» со словами: «Каждый твой вздох, каждое твое движение… я буду за ними следить».
  (обратно)
  14
  
  Скид-Роу – один из неблагополучных районов Лос-Анджелеса.
  (обратно)
  15
  
  Отдел транспортных средств.
  (обратно)
  16
  
  Коронер – должностное лицо, разбирающее дела о насильственной или внезапной смерти при сомнительных обстоятельствах.
  (обратно)
  17
  
  Лига плюща – ассоциация восьми престижнейших частных американских университетов.
  (обратно)
  18
  
  «Сайдкар» – коктейль из коньяка, апельсинового ликера и лимонного сока.
  (обратно)
  19
  
  Школ (фр.).
  (обратно)
  20
  
  Джин Харлоу (1911–1937) – американская актриса, кинозвезда и секс-символ 1930-х гг.
  (обратно)
  21
  
  Акт Кугана – закон в США, препятствующий родителям детей-актеров присваивать их заработки.
  (обратно)
  22
  
  Степин Фетчит (1902–1985) – американский актер-комик.
  (обратно)
  23
  
  «Доритос» – популярный американский бренд ароматизированных чипсов.
  (обратно)
  24
  
  Торседор – профессиональный крутильщик сигар.
  (обратно)
  25
  
  Лоуренс Оливье (1907–1989) – знаменитый британский актер театра и кино.
  (обратно)
  26
  
  Лютефиск – традиционное рыбное блюдо, популярное в Норвегии.
  (обратно)
  27
  
  Рампарт – район и участок департамента полиции Лос-Анджелеса, известный своим подразделением по борьбе с уличными бандами.
  (обратно)
  28
  
  Манфред Манн – популярный рок-композитор и музыкант; лидер одноименной группы.
  (обратно)
  29
  
  Мост Золотые Ворота (Сан-Франциско) – самый большой подвесной мост в мире с момента открытия (1937) и до 1964 г. Общая длина 2737 м.
  (обратно)
  30
  
  Одометр – счетчик пробега.
  (обратно)
  31
  
  «Пиво» (исп.).
  (обратно)
  32
  
  Только на испанском? (исп.)
  (обратно)
  33
  
  «Счастливый час» – время действия скидок на алкогольные напитки в магазинах и барах.
  (обратно)
  34
  
  Добрый вечер, Александер (ит.).
  (обратно)
  35
  
  Маринара – итальянский соус из томатов, чеснока, пряных трав и лука.
  (обратно)
  36
  
  Roach (англ.) – таракан.
  (обратно)
  37
  
  Об этом рассказывается в романе Дж. Келлермана «Жертвы».
  (обратно)
  38
  
  Имеется в виду Венис (что и означает «Венеция») – район на западе Лос-Анджелеса.
  (обратно)
  39
  
  УКПМ – Управление по контролю за пищевыми продуктами и медикаментами (США).
  (обратно)
  40
  
  «Рискуй!» (англ. «Jeopardy!») – американская телевикторина.
  (обратно)
  41
  
  Модель дизайнерских стульев из пластика, вошедших в обиход с начала 1950-х гг.
  (обратно)
  42
  
  Кэри Грант (1904–1986) – англо-американский актер, дважды номинант на премию «Оскар».
  (обратно)
  43
  
  Господина нет (исп.).
  (обратно)
  44
  
  «Глобальный вход» (Global Entry) – программа таможенно-пограничной службы США для ускорения процедуры въезда в США лиц, прошедших предварительную проверку.
  (обратно)
  45
  
  «Орео» – марка печенья из двух шоколадных черных коржиков-дисков и кремовой начинкой между ними.
  (обратно)
  46
  
  «Лос-Анджелес лейкерс» – профессиональный баскетбольный клуб, выступающий в Национальной баскетбольной ассоциации.
  (обратно)
  47
  
  Бретёр – заядлый дуэлянт, готовый драться по любому, даже самому ничтожному поводу.
  (обратно)
  48
  
  «Гражданин Кейн» (1941) – драматический кинофильм режиссера и актера Орсона Уэллса.
  (обратно)
  49
  
  «Московский мул» – коктейль-лонгдринк на основе водки, имбирного эля и лайма; подается в медной кружке.
  (обратно)
  50
  
  Боб Каммингс (1910–1990) – американский актер, режиссер и продюсер.
  (обратно)
  51
  
  Шанду – легендарная летняя столица монгольского завоевателя Хубилай-хана, императора-основателя династии Юань в Китае.
  (обратно)
  52
  
  2133 кв. м.; 6100 кв. м.
  (обратно)
  53
  
  Бетт Дэвис (1908–1989) – знаменитая голливудская актриса.
  (обратно)
  54
  
  Т. е. эскотский галстук со свободными концами, завязывающийся на манер шарфа.
  (обратно)
  55
  
  От англ. repeat – «повторять».
  (обратно)
  56
  
  Ленни Брюс (1925–1966) – американский комик и сатирик.
  (обратно)
  57
  
  Решающий удар (фр.).
  (обратно)
  58
  
  PayPal – электронная платежная система.
  (обратно)
  59
  
  От англ. creepy – ползучий, вызывающий страх.
  (обратно)
  60
  
  Французский дом моды, специализирующийся на производстве одежды, парфюмерии и аксессуаров класса «люкс».
  (обратно)
  61
  
  Конвенция по международной торговле исчезающими видами флоры и фауны.
  (обратно)
  62
  
  Лейтенант Коломбо – популярнейший киногерой, главный персонаж одноименного американского детективного телесериала.
  (обратно)
  63
  
  Синие робы – в тюрьмах США одежда заключенных, совершивших незначительные преступления.
  (обратно)
  Оглавление
  Глава 1
  Глава 2
  Глава 3
  Глава 4
  Глава 5
  Глава 6
  Глава 7
  Глава 8
  Глава 9
  Глава 10
  Глава 11
  Глава 12
  Глава 13
  Глава 14
  Глава 15
  Глава 16
  Глава 17
  Глава 18
  Глава 19
  Глава 20
  Глава 21
  Глава 22
  Глава 23
  Глава 24
  Глава 25
  Глава 26
  Глава 27
  Глава 28
  Глава 29
  Глава 30
  Глава 31
  Глава 32
  Глава 33
  Глава 34
  Глава 35
  Глава 36
  Глава 37
  Глава 38
  Глава 39
  Глава 40
  Глава 41
  Глава 42
  Глава 43
  Глава 44
  Глава 45
  Отель разбитых сердец (Алекс Делавэр, №32)
  
  
  Название: Отель разбитых сердец: роман Алекса Делавэра / Джонатан Келлерман.
  
   ГЛАВА 1
  
  Я веду двойную жизнь.
  Часть своего времени я трачу на использование полученной мной докторской степени: оценку психического здоровья травмированных, заброшенных или травмированных детей, составление рекомендаций по вопросам родительской опеки, предоставление краткосрочного лечения.
  Мое собственное детство часто было кошмарным, и мне нравится думать, что я что-то меняю. Я держу свои гонорары в разумных пределах, и счета оплачиваются.
  А есть еще кое-что, инициированное моим лучшим другом, сотрудником полиции Лос-Анджелеса.
  Лейтенант отдела убийств. Время от времени мое имя просачивается в новости.
  В основном я держусь подальше от публики. Сомневаюсь, что хоть одна из семей, с которыми я встречаюсь, знает об убийствах, над которыми я работаю. Они никогда не комментировали это, и я думаю, что они бы это сделали, если бы знали.
  Когда мои счета наконец-то пройдут через полицию Лос-Анджелеса
  бюрократии, я могу получать почасовую ставку, намного ниже моей офисной ставки.
  Иногда эти счета игнорируются или отвергаются напрочь. Если мой друг узнает, он поднимет шум. Его успех в раскрытии убийств — первоклассный. Мне платят за мое время, не так уж много.
  С точки зрения бизнеса, остальное не имеет особого смысла. Мне все равно.
  Мне нравится видеть, как плохие люди расплачиваются.
  То, что началось в понедельник утром в начале июня, казалось, не имело никакого отношения ни к одной из сторон моей жизни.
  Иди и узнай.
  —
   Оператором службы ответа был новый сотрудник по имени Джеймс, с дрожащим голосом и манерой превращать утверждения в вопросы, которые подразумевали проблемы с самооценкой. Либо его не обучали обрабатывать неэкстренные звонки, либо он был плохим студентом.
  «Доктор Делавэр? У меня на линии кто-то есть, мисс Марс?»
  «Я ее не знаю».
  «Это ее имя? Марс? Как шоколадный батончик?»
  «Это срочно?»
  «Эм... я не знаю, доктор Делавэр? Она звучит как-то... слабовато?»
  «Наденьте ее».
  «Вы уверены, доктор Делавэр? Хорошего вам дня?»
  —
  Слабый голос, сухой, как листовая пыль, произнес: «Доброе утро, доктор. Это Талия Марс».
  «Что я могу для вас сделать, мисс Марс?»
  «Я полагаю, что вы не принимаете вызовы на дом, но я добавлю вам гонорар, если вы увидите меня у меня дома».
  «Я детский психолог».
  «О, я знаю это, доктор Делавэр. Я прекрасно знаю о замечательной работе, которую вы проделали в Западном педиатрическом медицинском центре. Я большой поклонник этой больницы.
  Спросите доктора Игла».
  Рубен Игл работал с беднейшими пациентами Western Peds в качестве руководителя амбулаторного отделения и постоянно игнорировался сборщиками средств для больниц, поскольку повседневные недуги незастрахованных не могли конкурировать за заголовки новостей с операциями на сердце, трансплантациями почек и высокотехнологичными исследованиями в области клеток.
  Он послал эту женщину ко мне, чтобы погладить одного из немногих доноров, которые у него были? Это было не похоже на Рубена — заниматься политикой, не спросив меня сначала.
  «Доктор Игл направил вас ко мне?»
  «О, нет, доктор. Я сам себя направил».
  «Мисс Марс, я не совсем понимаю, чего вы хотите...»
   «Как вы могли бы? Я бы объяснил по телефону, но это отнимет у вас слишком много драгоценного времени. Как только мы встретимся, мой чек будет включать в себя любую плату, которую вы сочтете подходящей для этого звонка».
  «Это не вопрос выставления счетов, мисс Марс. Если бы вы могли дать мне простое объяснение того, что вам нужно...»
  «Конечно. Ваша работа говорит о том, что вы аналитический и сострадательный человек, и мне бы пригодилось и то, и другое. Я не псих, доктор Делавэр, и вам не нужно будет далеко ехать. Я в отеле Aventura на Сансет, в нескольких минутах езды от вас».
  «Вы едете в Лос-Анджелес?»
  «Я живу в Авентуре. Это само по себе история. Успокоит ли вас первоначальный гонорар, скажем, в пять тысяч долларов? Я бы предложил перевести его вам напрямую, но для этого пришлось бы запросить ваши банковские данные, и вы бы заподозрили какую-то финансовую аферу».
  «Пять тысяч — это слишком много, и нет необходимости в предоплате».
  «Разве вы не берете гонорары, когда работаете в судах?»
  «Похоже, вы изучили мою историю, мисс Марс».
  «Я стараюсь быть доскональным, доктор, но обещаю вам, что ничего зловещего не происходит. Отель — полуобщественное место, и на стойке регистрации меня хорошо знают. Есть ли возможность встретиться со мной сегодня, скажем, в три часа дня?
  Вы избежите пробок в час пик».
  «А что, если я скажу, что у меня назначена предварительная запись?»
  «Тогда я бы попросила другое время, доктор. А если это не удастся, я бы умоляла вас». Она рассмеялась. «Есть проблема со временем. У меня его не так много».
  «Ты болен...»
  «Никогда не чувствовала себя лучше», — сказала Талия Марс. «Однако в следующий день рождения мне исполнится сто».
  "Я понимаю."
  «Если вы мне не верите, когда мы встретимся, я покажу вам свои последние действующие водительские права. Я провалил экзамен, когда мне исполнилось девяносто пять, и с тех пор зависел от доброты других и их двигателей внутреннего сгорания».
  Теперь моя очередь смеяться.
  «Итак, у нас три, доктор Делавэр?»
   "Все в порядке."
  «Великолепно, вы аналитичны, сострадательны и гибки. На ресепшене вас направят».
   ГЛАВА
  2
  Как только линия освободилась, я позвонил в Aventura.
   Мисс Марс здесь. Не могли бы вы соединить вас?
   Нет, спасибо.
  Мой следующий звонок был Рубену. На конференции в Мемфисе. Интернет ничего не сказал о Талии Марс. Ничего удивительного, я полагаю. Она прожила большую часть своей долгой жизни, прежде чем техно-гики решили, что конфиденциальность не имеет значения.
  Остаток утра я провел за написанием отчетов, прервался в час дня, наскоро сделал пару сэндвичей с индейкой и заварил холодный чай, вынес поднос в сад. Остановившись у пруда, я бросил гранулы кои, продолжил путь в студию Робина.
  На ее рабочем столе находились два проекта: великолепная двухсотлетняя итальянская мандолина, отреставрированная для Метрополитен-музея, и электрическое приспособление, напоминающее гигантского садового слизняка.
  Эта штука, похожая на личинку, была отчасти виолончелью, отчасти гитарой, и была названа Alienator стареющим британским рокером, который ее заказал. Вынужденный учиться классической скрипке в детстве, вечно пьяный Клайв Ксено хотел попробовать свои силы в игре смычком в стиле хэви-метал. По его настоянию инструмент был покрыт автомобильной краской с металлическими чешуйками цвета прудовой грязи. Под мостом торчал портрет Яши Хейфеца из эмалевой плитки, показывая скептический взгляд маэстро.
  Робин, с повязанными волосами, в черной футболке и комбинезоне, подносила чудовище к световому люку и качала головой.
  Я сказал: «Клиент всегда прав».
   «Тот, кто это придумал, никогда не встречался с Клайвом. А, обед. Ты умеешь читать мысли».
  Бланш, наш маленький белокурый французский бульдог, вылез из своей корзины, подошёл и потёрся головой о мою лодыжку. Я положил сэндвичи на стол и принёс ей палочку вяленого мяса из пакета с угощениями.
  Робин снова взглянул на слизняка. «Пятьсот часов моей жизни, и вот что у меня получилось » .
  «Думайте об этом как об авангардном шедевре».
  «Разве «авангард» по-французски не означает «странный»?» Вымыв руки, она поцеловала меня, набросила тряпку на оба инструмента, распустила волосы и распустила каскад каштановых локонов. «Это после того, как я убедила его сбавить обороты».
  «Больше никаких головок грифа в форме пениса».
  «Это и Хейфец, делающий что-то мерзкое. Как проходит твой день?»
  «Закончил несколько отчетов и через пару дней уеду».
  «Майло поманил?»
  «Я собираюсь встретиться с женщиной, которая утверждает, что ей почти сто лет, и хочет поговорить».
  «Выдает себя за таковую? Как будто ей всего девяносто восемь, и она ведет себя претенциозно?»
  Я рассмеялся. «Нет причин сомневаться в ней».
  «Она так представилась? Мне почти сто».
  «Она включила это в разговор».
  «Почему бы и нет?» — сказала она. «Если продержишься так долго, то захочешь выпендриться.
  Моя двоюродная бабушка Мартина прожила до девяноста восьми лет и рекламировала это в каждом разговоре. «Кто-нибудь хочет консервированную зеленую фасоль? Ем ее уже девяносто восемь лет, и я все еще дышу».
  Она взяла сэндвич, откусила кусочек, положила его на стол. «Вкусно, ты идеальный мужчина... так почему же столетняя цыпочка позвонила тебе ?»
  «Она не стала вдаваться в подробности».
  «Но вы согласились приехать на дом?»
  «Она — один из доноров Рубена Игла».
   «Итак, ты делаешь доброе дело и можешь сбежать из офиса. Прошло некоторое время с тех пор, как Большой Парень звонил. Я все думал, когда же он до тебя доберется».
  «Я был беспокойным?»
  Она поцеловала меня в нос. «Нет, милый, но я тебя знаю. Уровень преступности падает, это хорошо для общества, скучно для тебя».
  Она откусила еще кусочек сэндвича. «Сто лет, да?
  Представьте себе, что она видела».
  —
  Когда вы живете в городе годами, вам не нужно много знать о гостиницах. Мы с Робин иногда ели или пили в Bel-Air, а когда я лежал в больнице, я ходил на благотворительные мероприятия в Hilton и тому подобное. Мое знакомство с Aventura началось, когда я ехал на запад по Sunset и проезжал указательный знак, установленный у входа, обрамленного пальмами. Все было в первый раз.
  Отверстие вело к мощеной дороге. Пальмы были заросшими, граничащими с неуправляемыми. Второй знак узаконивал 5 миль в час. Лежачие полицейские, размещенные каждые двадцать футов, гарантировали соблюдение правила. В сочетании с булыжниками это делало ползание по почкам невыносимым.
  Прекрасный солнечный день в Лос-Анджелесе. Разве не всегда? Но когда к растительному миксу присоединился эвкалипт, ветви, достаточно густые, чтобы образовать крышу, создали искусственный сумрак. Десять сотрясений позвоночника в течение, я достиг развилки, отмеченной пучком огромных банановых растений. Парковщик и самостоятельная парковка справа, вход в отель слева.
  Я заехал на Seville на удивительно убогую асфальтовую стоянку, с трех сторон окруженную бледно-розовыми оштукатуренными стенами и пятидесятифутовыми канарскими соснами. Преобладали номера других штатов и арендованные машины. Пара гольф-каров в зарезервированных местах. Никаких парковщиков в поле зрения.
  Я припарковался, немного погулял и, наконец, добрался до строения, которое, возможно, спроектировал Клайв Ксено во время пьянки: двухэтажная фазенда с черепичной крышей того же бледно-розового цвета, прикрепленная к четырехэтажному стеклянному цилиндру из стали и бронзы.
  Трещины образовались в штукатурке старого здания, где она соединялась с башней. Испанская колониальная мамаша изо всех сил пытается родить гигантского инопланетного ребенка.
  Единственным указанием на идентичность отеля была ржавая железная буква А над стеклянными дверями, центрирующими новое дополнение. Когда я был в двух шагах, панели с шипением открылись, создав пасть, которая вела в трехэтажный атриум — трубу в трубе. Фоновой музыкой была электронная мантра, разрушающая мозг, перемежаемая случайными птичьими писками. Потолок был матово-черным со светодиодными лампами звездной ночи. То, что могло быть настоящими созвездиями, но я не астроном.
  Справа водопад длиной более тридцати футов стекал по стеклянной стене из гальки. Россыпь кожаных стульев в стиле возрождения декора, окрашенных в странный печеночно-красный цвет, была окружена кусками смолы, притворяющимися валунами. Пустые стулья, за исключением пары хипстеров лет тридцати, стоящих друг напротив друга и работающих с разными iPhone. Девочка лет пяти стояла рядом с женщиной, в ее руке была безвольная кукла, большой палец был во рту.
  «Возрождение Ранчеро» встречается с «Матрицами Шахты», «Париж двадцатых» встречается с «Фредом Флинтстоуном» через Пекин.
  С видом на планетарий Гриффит-парка.
  Возможно, ежедневная работа с этим помогала мозгу столетнего человека оставаться в форме.
  Слева пара хромированных лифтов предшествовала стеклянным дверям, ведущим в старое крыло. В центре приемная и консьерж делили стойку из литого бетона. На дежурстве находились три бледных человека в возрасте двадцати с хвостиками, женщина и двое мужчин, все одного роста, около пяти-шести футов, одетые в азиатские туники, которые подкрашивали печеночный оттенок стульев.
  Никаких бейджиков, никакого уведомления о моем приближении, хотя тридцать пальцев продолжали стучать по ноутбукам.
  Когда я подошел к стойке, один из мужчин улыбнулся с удивительной теплотой, продолжая печатать. «Чем могу помочь?»
  «Я здесь, чтобы увидеть мисс Марс».
  «Талия», — сказала женщина. Теперь три бледных лица нашли меня очаровательными.
  «Мы любим Талию», — сказал другой мужчина.
  Женщина сказала: «Вы ее врач. Она сказала, чтобы вас немедленно прислали».
   «Она в бунгало Уно», — сказал первый мужчина.
  Женщина посмотрела на стеклянные двери. «Если вы пройдете туда, вы окажетесь в Эль-О-ри-хин- нале. Просто продолжайте идти и выходите на улицу, и вы увидите указатель, ведущий к The Green».
  Я сказал: «О-ри…»
  Первый мужчина сказал: «Ori-hi- naaal. По-испански «оригинал».
  Второй сказал: «То, что осталось от старого отеля. Aventura верит в сохранение и синтез».
  Женщина сказала: «Уно — последнее бунгало».
  Первый сказал: «Мы любим Талию».
  —
  По другую сторону стекла был коридор с розовым ковром, выложенный дубовыми дверями с номерами. Первые несколько комнат были переоборудованы под компьютеризированный вход с помощью карточек. В остальных сохранились тяжелые литые бронзовые ручки и замочные скважины.
  Частично ори-хи- наал.
  Коридор опустел в гулкую лоджию, которая вела наружу. Воздух пах свежескошенной травой. Грин был широкой каменной дорожкой, пролегающей через еще больше пальм, папоротников и бромелиевых. Как и подъездная дорога, затемненная зарослями.
  Первое бунгало появилось в пятидесяти футах, обшитое белой вагонкой, с крышей из смолы, окутанное зеленью. Надпись над дверью гласила: Ocho: 8. Отсчет продолжался серией идентичных строений до Dos: 2.
  Затем мы пробирались через джунгли, пока в поле зрения не показалось большое здание, окруженное высокой розовой стеной.
   Uno: 1 стоял на возвышенном фундаменте с тремя ступенями, ведущими к крытому крыльцу. Крыша была выше, кирпичная труба и черные ставни отличали его от других бунгало. Краска отслаивалась от досок, крыша была залатана смолой там, где отвалилась черепица.
  Когда-то давно VIP-люкс?
  Местоположение обеспечивало уединение, высокая стена безопасности. Но расстояние от парковки означало бы серьезный поход для пожилого человека. Может быть
   Талия Марс была одним из таких суперобразцов.
  Дверь на крыльцо была открыта. Когда я поднимался по ступенькам, сухой голос, который я слышал по телефону, сказал: «Доктор Делавэр! Кто знал, что вы будете таким красивым?»
  Восемьдесят фунтов или около того винтажной человечности в платье цвета голубого мингского цвета сидели в кресле из ротанга с павлиньим узором и улыбались мне. Кресло выглядело точь-в-точь как трон Сидни Гринстрит, который она занимала в Касабланке. Актер был в четыре раза тяжелее и переполнял трость. Нынешний житель напоминал малыша, играющего во взрослого.
  «Мисс Марс». Я протянула руку и получила быстрое, крепкое пожатие пальцев, которые ощущались как палочки для еды. Кольцо с огромным аметистом ударило меня по костяшкам пальцев.
  Широкий удивленный рот Талии Марс был увеличен тщательно нанесенной коралловой помадой. Ее глаза были чисто карими. Волосы до плеч, отливающие слоновой костью старых клавиш пианино, были взбиты в безе волн. Почти столетие гравитации сделало свое неизбежное дело с ее подбородком, но тонкое, как кинжал, лицо под облаком волос сохранило достаточно целостности, чтобы указать на некогда твердый подбородок и выступающие скулы.
  Синее платье было шелковым с длинными, зауженными рукавами, подчеркивающими руки-ершики, и подолом до колена, открывающим короткие сегменты прошитых чулок. Желтые босоножки на каблуках-кошечках высоко висели над полом. Красные ногти на ногах, серебряный маникюр, бриллиантовая крошка в мочках ушей, жемчужное ожерелье, свисающее с высокого выреза платья далеко за талию худого торса.
  Она глубоко вздохнула, сказала: «Спасибо, что пришли», уперлась руками в боковины стула и потянула некоторое время, чтобы выпрямиться и поставить ноги. Она пошатнулась, и я двинулся к ней, но она тихо рассмеялась и отмахнулась от меня.
  Снова вдохнув, она выпрямилась.
  Может быть, пять футов ростом, включая каблуки. Несмотря на ее попытку выпрямиться, ее спина оставалась горбатой, ее голова наклонена вперед. Она несколько раз взмахнула руками и объявила: «Хап два марш».
  Сначала никакого движения. Потом она начала подчиняться собственной команде.
   —
  Я последовал за ней, пробираясь через крыльцо, в маленькую гостиную, расширенную за счет продуманной планировки и естественного освещения. Потолок был из белых балок, пол из широких сосновых досок, отполированных до цвета старого виски, где его не скрывал потертый персидский ковер сиренево-оливкового цвета.
  Мохеровое кресло сливового цвета стояло напротив известнякового камина.
  Перпендикулярно очагу, серые бархатные диванчики стояли друг напротив друга на черном лакированном китайском столике. Шелковые подушки были разбросаны с псевдохаотичностью, требующей осторожности. Маленькие журнальные столики были увенчаны лампами со стеклянными абажурами, одна из которых была украшена мотивом стрекозы и могла быть Тиффани. Напольная лампа слева от камина, ее основание было покрыто зеленой эмалью, ее купол был усеян пузырьками красного стекла и увенчан граненым красным навершием размером с коктейльную оливку, выглядела грубой по сравнению с ними и, вероятно, не была таковой.
  Скудные оставшиеся квадратные футы были заняты обеденным столом с двумя стульями и скудной кухней. Задняя дверь намекала на темный холл.
  Талия Марс устроилась в мохеровом кресле и указала мне на левый диван. «Спасибо, что побаловали меня, доктор. Может, чего-нибудь выпить или перекусить?»
  Я сказала: «Нет, спасибо», — как раз в тот момент, когда раздался тихий стук в дверной проем, и вошла симпатичная молодая филиппинка в платье цвета печени, катя поднос на тележке. «Время чаепития, мисс М. На двоих, как вы и просили».
  «Пунктуальна, как всегда, Рефугиа. Спасибо, моя дорогая».
  Поднос поставили на китайский стол. Сэндвичи без корочки, булочки, шоколадные вафли, сыр, виноград.
  Горничная украдкой взглянула на меня. «Приятного аппетита, мисс М».
  «Возьми себе булочку, дорогая».
  «О, нет, спасибо».
  «Побалуй себя, дорогая, ты в идеальной форме. Поверь мне, дорогая: наслаждайся аппетитом, пока он у тебя есть. Я едва чувствую запах и вкус, еда превратилась в сено и солому».
  «О, я уверена, что с тобой все в порядке», — сказала Рефугиа.
  «Прекрасно, но бесчувственно, дорогая». Карие глаза поднялись вверх. Маленькое тело покачнулось. «Иногда мне снится, что я могу попробовать мидии во Франции, помидоры в Италии. Потом я просыпаюсь с языком, сделанным из войлока». Тихий смех. «По крайней мере, я просыпаюсь».
  «О, мисс М, с вами всегда будет все в порядке».
  «Спасибо, Рефугиа. На этом пока всё».
  «Когда мне следует вернуться, чтобы забрать поднос?»
  «Скажем, два часа, дорогая».
  Освободившись от груза, тележка грохотала всю дорогу до лестницы. Когда наступила тишина, Талия Марс сказала: «Чая тоже не чувствую, но я старательно пью. Не могли бы вы налить мне чашку, доктор? Один кусок, но только наполовину, мои запястья уже не те, что раньше. И возьмите что-нибудь для себя. Если это не нарушает профессиональные правила».
  «Я в порядке, мисс Марс».
  «Довольно справедливо, но не могли бы вы обойтись без половины формальностей? Я обещаю придерживаться обращения «Доктор», но я бы предпочла, чтобы вы обращались ко мне Талией. Мои родители были водевилистами, которые возлагали на меня большие надежды и назвали меня в честь комедийной музы. К их великому разочарованию, я взбунтовалась и стала бухгалтером, но мне всегда нравилось это прозвище».
  «Конечно, Талия».
  Я налил и протянул ей чашку. Она обеими руками поднесла ее к губам, лакала, как котенок, и улыбнулась поверх края. «Услышать мое имя из уст молодого человека — это довольно обидно — разве это неуместно? Если так, то простите меня. У меня никогда не было личного опыта общения с психологом».
  «Что изменило ваше мнение?»
  «У меня случился нервный срыв?» Улыбка стала шире. «Насколько я могу судить, нет».
  Медленно, старательно она опустила чашку на стол. «Так почему же я навязалась вам? Я полагаю, честность — лучшая политика, поэтому я собираюсь прямо признаться в отсутствии полной откровенности по телефону».
  Поглаживая волосы, она скрестила ноги на уровне щиколоток. «Когда я сказала, что знаю о вашей работе в больнице и восхищаюсь ею, это было искренне.
   Однако я не поэтому вам позвонил. Мне стало интересно ваше участие в... менее пикантных делах.
  Я сидел там.
  «Вы не понимаете, к чему я клоню, доктор?»
  «Почему бы тебе не рассказать мне?»
  Она потянулась к чашке, промахнулась, потеряла равновесие. Я схватил ее за руку и стабилизировал.
  «Проклятье», — сказала она сдавленным голосом. «То, что раньше было моим телом, стало предателем».
  «Могу ли я передать вам чашку?»
  «Просишь разрешения?» Она ухмыльнулась. «Ты беспокоишься, что я выйду из себя из-за какого-то предполагаемого неуважения».
  «Некоторые люди предпочитают делать что-то сами».
  «Старики».
  «Разные люди».
  Карие глаза устремились на меня. «Да, пожалуйста, наливай».
  Я налил еще полстакана.
  Она сказала: «Сделано с изяществом, доктор. Есть ли дома кто-то, кому вы регулярно наливаете...» Рука взлетела к ее губам. «Упс, это был явный faux pas. Боже, я чувствую себя дураком».
  «Тебя не проверяют, Талия».
  «Правда?» — сказала она. «Мы уверены в этом?»
  "Я."
  «Ну», — сказала она, — «это очень мило с твоей стороны — полагаю, в этот момент ты задаешься вопросом, не совсем ли я чокнутая . Возможно, мне стоит откопать водительские права, чтобы доказать, что я не лгала о своем возрасте».
  «Я приму это как факт», — сказал я. «Хотя вы выглядите значительно моложе».
  «Всегда. Не то чтобы есть стандарты того, как должны выглядеть артефакты. Но тщеславие в сторону, ты встречал других девушек моего возраста?»
  «Я этого не сделал».
   «Я полагаю, новизна имеет значение». Она нахмурилась. «Зачем я иду дальше ?»
  «Это новая ситуация, Талия».
  Она уставилась на свои колени. «Это сложнее, чем я думала».
  «Почему бы нам не начать с того, почему вы думаете, что я могу вам помочь?»
  «Ну», — сказала она, — «я большой любитель чтения, всегда им была. Всегда была поклонницей публичной библиотеки. Теперь, когда я не вожу машину, ходить туда стало сложнее.
  Рефугия и некоторые другие дети, которые здесь работают, подталкивают меня попробовать компьютер. Я уверена, что он бы пригодился в эпоху плейстоцена, когда у меня была работа. Но сейчас? Она высунула язык.
  Я спросил: «Какой вид бухгалтерского учета вы вели?»
  «Ничего впечатляющего, доктор. Я вел бухгалтерские книги для нескольких правительственных департаментов, в итоге оказался окружным оценщиком, пока не вышел на пенсию».
  «Как долго этот отель является вашим домом?»
  «Немного», — сказала она. Подняв чашку обеими руками, она молча отпила. Мизинец правой руки вытянут. Ногти идеальны, каждый волосок на месте. Легкая дрожь охватила ее руки, но ей удалось поставить чашку. «Не будете ли вы так любезны передать мне одно из тех шоколадных печений?»
  Я подчинился, и она дважды откусила кусочек, прежде чем покачать головой. «Как будто ешь ворс. Раньше я любил шоколад… ну, в общем, как я тебя нашел. За исключением библиотеки, мне время от времени приносят копии газеты сотрудники.
  В основном, когда появляется желание разгадать кроссворд или судоку».
  Она повернулась к полуоткрытой двери. «У меня в спальне стоит шестидесятидюймовый телевизор, высокой четкости, все дела. Я записываю фильмы и шоу о рыбаках-краболовах на Аляске — вы видели его? Бедные люди рискуют своей жизнью, просто ходя на работу каждый день —
  Я пытаюсь сказать, доктор Делавэр, что я не полный луддит. Мне нравится быть на связи .
  Я сказал: «Вы встретили мое имя в газете».
  «Не раз, хотя я бы не сказал, что часто. Несвязанные уголовные дела, но нет объяснений, в чем была ваша причастность. Я нашел это интригующим».
   Она снова скрестила ноги. «Вот тут я признаюсь, что была не совсем точна в отношении Интернета. Как только вы возбудили мое любопытство, я попросила одного из младенцев поискать вас — как это называется, погуглить? Выяснилось, что вы работали в больнице, и это меня еще больше заинтриговало. Преступления и помощь детям? Я подумала про себя: вот интересный человек. Western Pediatric — это действительно учреждение, которым я восхищаюсь —
  Не могли бы вы помочь мне сменить положение? Просто возьмите меня и потяните вперед немного.
  Она протянула обе руки. Ее кожа стала ледяной. Используя меня как противовес, она медленно подвинулась вперед, наконец отпустила меня, тяжело дыша.
  «Спасибо. Теперь у меня к вам вопрос: какова современная психологическая мудрость относительно чувства вины?»
  «На самом деле его нет».
  "Почему нет?"
  «Для некоторых людей чувство вины может быть губительным. Для других оно полезно».
  «Хм… как насчет примера, когда это полезно?»
  «Люди, не способные к самоанализу, способны на ужасные вещи. Чувство вины помогает обществу поддерживать себя».
  «О каких людях идет речь?»
  «Крайним примером являются психопаты».
  «Сумасшедшие люди».
  «Нет, психопаты нормальны, но они эгоистичны, лишены эмпатии и могут быть жестокими и импульсивными».
  «То, что мы привыкли называть плохими яйцами», — сказала она. Она замолчала, посмотрела в сторону. «Можно ли изменить полных негодяев? Или хотя бы направить на что-то продуктивное?»
  «Если это соответствует их целям».
  «Так что, не совсем. Плохие яйца неизбежно эксплуатируют хорошие яйца?»
  «Опять же, Талия, если это в их интересах».
  «Большая собака съедает маленькую собаку, когда голодна».
  Я кивнул. «Психопаты хорошо вынюхивают жертв. Психопаты с мозгами и харизмой могут добиться большого успеха».
  «Вы могли бы описать политиков».
   Я улыбнулся.
  Она сказала: «Я работала в округе, не заставляйте меня начинать. Хорошо, еще один вопрос: когда они ищут своих жертв, есть ли какой-то тип, на который они ориентируются?»
  «Тот, кого они почувствуют, удовлетворит их потребности».
  «Хищники с нюхом на добычу».
  "Точно."
  «Они специализируются? Воры бегают с ворами, взломщики — со взломщиками?»
  «Раньше криминалисты так считали. Теперь мы знаем, что это неправда».
  «Плохо — это просто плохо».
  «Существует психопатический диапазон поведения, но он уже, чем у морально нормальных людей».
  «Но теоретически, — сказала она, — любой негодяй способен на все.
  Насилие, например».
  «Более умные психопаты склонны избегать насилия, поскольку это обычно проигрышная стратегия. Но в конечном итоге все зависит от того, могут ли их цели быть достигнуты ненасильственным путем».
  «Если дело дойдет до критической ситуации, их ничто не остановит», — она провела рукой по пищеводу.
  «Ты спрашиваешь о ком-то конкретном, Талия?»
  «О, нет... какую удручающую картину мы нарисовали человечеству, доктор. Полагаю, я надеялся на лучшее. Все равно хотел бы думать о нашей планете как о эволюционной жемчужине, а не как о вращающемся куске отходов. Несколько лет назад, когда я увидел фотографии, сделанные с того далекого телескопа — Хаббла, — я был рад. Вселенная казалась прекрасной.
  Похож на драгоценный камень. Но, полагаю, чтобы увидеть его таким, нужно находиться за световые годы отсюда».
  Я сказал: «Талия, контекст важен. Психопаты могут быть разрушительными, но они составляют очень небольшой процент населения».
  «Большинство людей нравственно здоровы».
  «Я так думаю».
   «Вы верите?» — спросила она. «Что об этом говорит наука психология?»
  «Это недостаточно изученная тема».
  «Понимаю... это было очень полезно, доктор Делавэр. Наше время уже истекло? Я больше не ношу наручные часы, они слишком тяжелые. А единственные часы, которые у меня есть, висят над плитой и на тумбочке у кровати, так что, если вы не против, у вас на запястье винтажный Rolex?»
  «Girard-Perregaux». Подарок от двоюродного деда, героя битвы в Арденнах, который обменял его на шоколадные батончики в послевоенной Франции и вернулся домой, желая забыть об этом.
  «Очень шикарно, доктор. Который час они показывают?»
  «У нас осталась четверть часа».
  «Правда?» Она подавила зевок. «Извините , очень жаль. Вы не будете против, если мы начнем пораньше? Я теряю волю».
  «Нет проблем», — я встал.
  Она протянула руку. Я дал ей свою. Она держалась.
  «Вы придете ко мне завтра, доктор Делавэр? Может быть, немного пораньше, чтобы я мог сэкономить силы, скажем, в одиннадцать утра? Ой, я чуть не забыл. Ваш гонорар. Вы найдете чек у синего Тиффани, того, со стрекозами. Разве они не милые создания, такие эфемерные? Не могли бы вы сами его принести?» Похлопывая по коленям. «Петли скрипят».
  Я подошел к лампе. Из-под бронзового основания, отлитого в форме стебля лилии, выглядывал уголок кремовой бумаги.
  Прижав лампу, я вытащил конверт семь на пять, плотная бумага, без персонализации. Внутри был чек, выписанный на личный счет Талии М. Марс, выписанный любезной, но дрожащей рукой.
  Шесть тысяч долларов.
  «Это уже слишком, Талия, и, как я уже сказал по телефону, гонорар не нужен».
  «Считайте это отчетом, который следует использовать».
  «Вот это определение гонорара».
  «Это когда авансовый платеж нужен для удобства получателя » , — сказала она. «Однако в этом случае вы помогаете мне упростить ситуацию».
   «Даже если так, Талия, шесть тысяч…»
  Коралловая улыбка оживила ее лицо. «Ты сомневаешься, что я продержусь достаточно долго, чтобы исчерпать весь запас? Если так, то в чем проблема? Ты пожнешь неожиданную прибыль».
  «Талия...»
  «Просто шучу, доктор Делавэр. Смотрите, чек уже выписан, давайте не будем торговаться. Делая это по-моему, вы действительно помогаете мне избежать постоянных расчетов, записей, записей».
  Она сдула малину. «Бухгалтерские книги были моей жизнью десятилетиями, я видела их во сне, с меня хватит, спасибо. И если вы окажетесь в плюсе, ничто не помешает вам пожертвовать излишки на благотворительность. Я уверена, доктор Игл это оценит».
  Я сказал: «Даже если отбросить вопрос оплаты, я все еще не понимаю, в чем цель наших сессий».
  «Ты не? Я думал, что я ясен как алмаз. Ладно, позвольте мне подвести итог: то, что я хочу от вас, это именно то, что вы только что предоставили.
  Разъяснение возникающих вопросов, а также открытые уши и открытый ум».
  Она зевнула, прикрыла рот. « Простите , я действительно выдыхаюсь. Завтра в одиннадцать?»
  Прежде чем отправиться в путь, я проверил свой календарь. Открытая телефонная конференция по делу об опеке над тремя детьми в девять утра, новая оценка в двенадцать тридцать.
  «Я не буду свободен большую часть завтрашнего дня, Талия».
  «Нет, конечно, нет, с чего бы вам, вы же востребованный человек. Хорошо, есть ли у вас время, которое вы могли бы мне втиснуть?»
  Она подмигнула. «Как я уже говорила, у меня приближается довольно знаменательный день рождения».
  «Я, вероятно, смогу быть здесь между десятью и десятью тридцатью, но если более ранняя встреча затянется, нам придется ее перенести».
  Она хлопнула в ладоши. «Замечательно! Десять!»
  «Я все еще хотел бы узнать больше о целях наших сессий».
  «Моя ближайшая цель — дышать, доктор».
  «Серьёзно, Талия».
   «О, так и должно быть? Я думала, меня не проверяют». Она погрозила пальцем.
  «Попался!»
  Я боролся со смехом и проиграл.
  «Ага! Я тебя развеселила !» — сказала она. «И чтобы показать, какая я славная девчонка, я даже не буду просить скидку».
  —
  Я ехал домой, зная, что меня разыграл маленький, сморщенный человек. Почему меня это не смутило?
  Потому что мне показались интересными намеки, которые она мне дала: чувство вины, преступные схемы, выбор жертвы, неисправимость.
  Вселенная как драгоценность, а не хлам.
  Несмотря на то, что она сказала, люди не ходят к психологам для теоретических дискуссий. Так что последние полчаса были посвящены самообороне и, возможно, отрицанию.
  Что-то личное, что она не была готова обсуждать?
  Женщина с прошлым? Приближается к концу своих лет и ищет искупления?
  Отбросив все это в сторону, она была вне зоны моего терпения на протяжении многих веков. Разве открытые уши и открытый ум являются допустимым использованием моего профессионального времени? Была ли оправдана любая оплата, не говоря уже о шести тысячах гонорара?
  Я бы назначил ей еще один сеанс, а там уже будет видно.
  Пока что я бы воздержался от обналичивания чека.
  —
  Робин знает, что лучше не спрашивать меня о пациентах. Но когда я пришла домой и увидела ее на кухне, кормящей Бланш ужином, она сказала: «Развлекаешься со своей новой девушкой?»
  «Все было по-другому».
  «После того, как ты ушел, я немного покинет кибернетику. Ты знаешь, что треть долгожителей живет самостоятельно? Высшая протоплазма, я полагаю».
   Я налил себе кофе, предложил ей, но она сказала: «Нет, спасибо, во мне достаточно кофеина, чтобы заняться скалолазанием с завязанными глазами».
  Она разделила последний кусочек собачьей кухни и села напротив меня. «Я спросила о веселье, потому что ты выглядела довольно бодро, когда пришла».
  Я улыбнулся и пожал плечами.
  Она провела пальцем по губе. «Больше никаких любопытных девчонок. Но все, что поднимает тебе настроение, меня устраивает».
   ГЛАВА
  3
  Утренний звонок следующего дня закончился в девять тридцать пять. Без пяти десять я заехал на парковку Aventura. Парковщик курил в гольф-каре. Два водителя в черных костюмах болтали возле своих Town Cars.
  Я направился к Зелёной. Путь преграждала красная масса.
  Красный грузовик скорой помощи пожарной охраны Лос-Анджелеса. Пара горничных отеля и одна из девушек с хвостиками на стойке регистрации стояли и смотрели, но никто не сказал ни слова, пока я обходил машину и торопливо шел по дорожке.
  Ничего в Очо, Сите, Сейс.
  Может быть, в Синко, Куатро, Трес. Я мог бы надеяться.
  Девяносто девять лет; надежда казалась абсурдной.
  —
  Прямо за ступенями застекленного крыльца Уно стояла молодая служанка, которая вчера подавала чай — Рефугиа. К ее рту была прижата ватная салфетка. Глаза ее были мокрыми, а грудь тяжело вздымалась.
  Увидев меня, она яростно замотала головой.
  Я спросил: «Как давно?»
  «Я только что ее нашел. Принес завтрак в девять, как всегда, но дверь ее спальни была закрыта, и она не ответила. Я подумал, может, она хочет еще поспать. Потом я подумал, что она всегда рано встает, но мне все равно не хотелось ее будить».
  Она глотнула воздуха. «Я ушла и отнесла в Cinco, и они попросили меня также принести бумагу, поэтому я пошла за ней, а затем вернулась сюда. Девять тридцать четыре, я
   посмотрел на часы, подумал, что, может, стоит проверить. Она была в постели, выглядела такой умиротворенной. Но потом я не смог ее разбудить».
  Поток слез. «Я знаю, что она старая, но в ней было много жизни. Глупо удивляться. Но я удивлялась. Я позвонила в 911».
  В дверях бунгало появился фельдшер в синей форме. Высокий, мускулистый, молодой, с бритой головой и узкими глазами. Когда я приблизился, он сказал: «Сэр, вам туда нельзя».
   Р. Баркер на своей бирке.
  «Я доктор Делавэр. У нас с мисс Марс была встреча».
  «Вы ее врач?» — сказал он. «Извините, слишком поздно».
  "Что случилось?"
  "Она умерла, вероятно, во сне. Она выглядит довольно старой".
  «Через три недели ей исполнилось бы сто».
  "Действительно?"
  Рефугиа фыркнула, и Баркер взглянул на нее. «Жаль, это было бы важной вехой. В любом случае, Док, мы заканчиваем».
  Он спустился по ступенькам крыльца. «Я направляюсь в туалет в отеле. Мой партнер там, дежурит, пока не приедет фургон коронера».
  После того, как он ушел, я поднялся по лестнице на крыльцо. Услышал ропот и оглянулся.
  В поле его зрения на тропинке стояли Баркер и Рефуджиа и разговаривали.
  Несмотря на зов мочевого пузыря, он выглядел мягким. Она уставилась на него, восхищенным учеником. Он похлопал ее по плечу. Она перестала плакать.
  Я вошел внутрь.
  —
  На китайском столике стоял поднос с завтраком, чашка кофе и стакан с апельсиновым соком были накрыты бумажными салфетками, тарелки были скрыты серебряными куполами, тосты — на подставке.
  Дверь в заднюю часть бунгало была приоткрыта.
  Десять футов золотого плюша хлюпали под моими шагами. Цветочные принты на стене; справа — ставни на дверях шкафа, затем старая ванная комната с белой плиткой.
   Дверь спальни была заклинена. Портативный дефибриллятор и набор для оказания неотложной помощи лежали на полу. Второй фельдшер стоял у подножия кровати с балдахином, достаточно широким, чтобы загородить большую часть обзора.
  Я сказал: «Я доктор Делавэр», и он повернулся. Высокий, как Баркер, вполовину шире, с лунообразным лицом упитанного малыша. Глаза у него были черные. Колючие волосы были перекисью желтого цвета. К. Гусман.
  «В отеле вызвали врача? Вы больше ничего не можете сделать, извините».
  «У меня была встреча с покойным. Я психолог».
  «Ага», — сказал Гусман. «У нее были проблемы с психикой?»
  «Я встретил ее вчера, но мало что о ней знаю».
  «Как, вы сказали, вас зовут, сэр?»
  «Алекс Делавэр».
  «Без обид, но не могли бы вы показать мне удостоверение личности?»
  Я выудил свой кошелек, отступив в сторону, чтобы я мог видеть вокруг него. Он был стеной плоти, но несколько деталей были отмечены.
  Кровать из красного дерева, слишком большая для комнаты, нижняя часть балдахина складывается из золотого шелка. Едва хватает места для ночного столика. Черное шелковое одеяло было расписано крошечными азиатскими фигурками. Черные атласные подушки создавали уступ у изголовья.
  Тело Талии осталось вне поля зрения.
  Я отдал Гусману свою государственную водительскую карточку и наклейку консультанта полиции Лос-Анджелеса.
  Читая карточку, он немного пошевелился, и я окинул взглядом большую часть комнаты. Южная стена: книги от пола до потолка; на северной стене ничего, кроме простого кленового комода. На комоде зеркальный поднос, маникюрный набор с ручкой из оникса, лосьоны, пудры, духи.
  Большой флакон Chanel № 5. Соответствующий аромат, смешанный с чем-то кислым.
  Телевизор, который Талия Марс с гордостью описывала, стоял в углу, на старом чемодане Vuitton.
  Гусман переключился на прищепку, снова переместил вес, обнажив центр комнаты.
  Талия лежала на спине, ее тело было таким маленьким, что едва накрывало одеяло.
  Одеяла закрывали ее до середины туловища. Глаза ее были закрыты, рот полуоткрыт.
   открытая. Волосы цвета клавиш пианино разбросаны по черной подушке. Пальцы-веточки покоились на животе. Пальцы выглядели жесткими. Возможно, окоченение; мертвая на некоторое время.
  Никаких явных нарушений. Аметистовое кольцо было на месте, а блеск драгоценностей исходил от тумбочки. Мне показалось, что я увидел розоватые пятна вокруг ее носа, но в остальном оттенок смерти — тот зеленовато-серый, который отмечает отступление клеток — овладел ее кожей.
  Гусман сказал: «Ты из полиции? Кто-то что-то подозревает?»
  «Я консультирую полицию, но в основном работаю в частном порядке. Талия была частной пациенткой».
  «Начиная со вчерашнего дня».
  "Это верно."
  «Хм». Гусман постучал ногой. Половицы завибрировали. «Слушай, Док, я не совсем понимаю, что происходит, поэтому вынужден попросить тебя уйти. Извините, если это оскорбительно, но мне нужно исправить свой первый вызов».
  "Как?"
  «Сэр, я правда не могу обсуждать. Я вызываю полицию — настоящую полицию, без обид, сэр, но процедура должна быть соблюдена».
  Я спросил: «Есть ли какие-то доказательства убийства?»
  Он не ответил.
  Я сказал: «Отсюда кажется, что началось окоченение. А как насчет трупных пятен? Есть ли скопления ниже талии?»
  "Сэр!"
  Я достал телефон и набрал номер.
  Майло прорычал, как дог: «Стерджис».
  «Лейтенант, это доктор Делавэр».
  «Алекс? Что случилось?»
  «Да, лейтенант».
  «У тебя какие-то проблемы?»
  "Я на месте смерти, лейтенант. Пациент, которого я пришел осмотреть, неожиданно скончался. У первого спасателя есть подозрения, позвольте мне его позвать".
  Я протянул ему телефон. Гусман уставился на него.
  Я сказал: «Лейтенант Стерджис — старший детектив по расследованию убийств в Западном Лос-Анджелесе. Мы исключаем посредников».
  Гузман взял трубку. «Сэр, это фельдшер LAFD Гузман... да, сэр... нет, сэр, я не говорю определенно, это не моя область знаний, сэр, но я не мог не заметить... да, я действительно так считаю, сэр... хотите, чтобы я рассказал вам, почему... конечно, это имеет смысл... отель «Авентура», сэр, «Сансет» и
  — вы делаете? Отлично, да, сэр, я полностью сохраню это, но вы говорите, что нет необходимости следовать процедуре... извините, сэр, да, сэр, прямо сейчас. Ах да, о докторе.
  Делавэр…"
  Он послушал еще немного, вернул мне телефон и удостоверение личности. На его лице отражалась странная смесь негодования и почтения.
  «Чувак, у тебя, должно быть, что-то происходит с копами. Я должен тебе все рассказать » .
  —
  Протянув мне латексные перчатки, Гусман нашел себе еще один комплект, прежде чем указать мне на правую сторону кровати. «Уверен, мне не нужно говорить вам, чтобы вы ничего не трогали, доктор. Но... в любом случае, взгляните на это».
  Два огромных пальца раздвинули правое веко Талии, а затем и ее второй глаз.
  Обе склеры были розовыми с лопнувшими кровеносными сосудами.
  Я сказал: «Петехиальное кровоизлияние».
  «Сначала я этого не заметил, Док, потому что, когда мы пришли, глаза были чуть приоткрыты, и, если подумать, у нее в возрасте, она в постели, не сопротивляется, почему бы этому не быть естественным? Но после того, как Роб — мой партнер — ушел, примерно за секунду до того, как вы пришли, я заканчивал, наклонился и приблизился к ее глазам, увидел красноту и покраснение».
  Я сказал: «Асфиксия или удушение».
  «Я не вижу никаких признаков удушения», — сказал Гусман. «Я имею в виду, что ее шея выглядит чистой. Но я не врач, и у такого старого человека, возможно, тело может что-то делать, верно? Например, что-то лопнуло в ее мозгу, и кровь попала в глаза? Но потом я увидел это, посмотрите».
   Он указал, но я уже заметил. Краснота, которую я видел вокруг ноздрей. Вблизи, незаметные розовые пятна.
  «Опять же, Док, может, и ничего, но в сочетании с глазами? Так вот, теперь мне действительно любопытно».
  Я наклонился ближе, вдохнул Chanel № 5 и поднимающийся сусло. «Передняя часть носа у нее распухла».
  «Я не знаю, как выглядел ее нос раньше, док».
  «Да. Определенно есть отек». Я слегка пошевелил хрящ. «Похоже, что он не сломан, скорее след от давления. Может, кто-то сжимает обе ноздри».
  «О, боже, вот еще что».
  Он поднял голову Талии одной рукой и указал другой.
  Под подбородком виднелся овальный синяк длиной менее дюйма, багрового цвета.
  Я сказал: «Размером с большой палец. Кто-то силой зажал ей рот и нос».
  «Этого бы хватило», — сказал Гусман. «Бедняжка. Если с ней что-то и сделали, надеюсь, она это проспала».
  Вчерашние вопросы о криминальных наклонностях звучали у меня в голове.
  Неисправимость. Психопаты.
  Кого-то конкретного она имела в виду? Кого-то, кого она впустила в бунгало, несмотря на свои подозрения?
  Гусман сказал: «Возможно, я ошибаюсь и этому есть какое-то объяснение, док.
  Я бы очень хотел ошибиться. А ты как думаешь?
  «Я думаю, вы поступили правильно, обратив внимание».
  Он пожал плечами, сорвал перчатки, бросил их на пол, где они приземлились, как мертвые мотыльки. Передумав, он поднял их, смял в комок.
  «Это жалко, Док. Она напоминает мне мою прабабушку».
   ГЛАВА
  4
  Гузман поднял свое снаряжение, и мы вдвоем вышли наружу. Роб Баркер и Рефугиа стояли на том же месте. Теперь она говорила, а он слушал.
  Оба выглядели расслабленными.
  Гусман покачал головой. «Вот он».
  Я сказал: «Общение».
  «У него действительно хорошая девушка, но он собака».
  «Пришло время рассказать ему о своих подозрениях?»
  «Возможно, стоит, но какой смысл? Все, чего он хочет, это подцепить цыпочек. Он думает, что я слабак, потому что я не срезаю углы. Но он хороший партнер, очень хорош в реанимации... Док, могу я спросить, зачем вы пришли посмотреть на умершего?
  —Мисс Марс?
  «Извините, я не могу сказать».
  «О. Конечно. Я к чему веду, была ли серьезная психическая проблема?
  Но этим это не объяснишь».
  «Объяснить что?»
  «Ну», сказал он, «мы видим гораздо больше самоубийств, чем убийств, но, полагаю, это не относится к данному случаю, мне не следует разглагольствовать». Мгновение спустя:
  «То есть, ты же не сможешь зажать себе нос и рот достаточно надолго, верно? Это было бы похоже на попытку задержать дыхание, тебе пришлось бы сдаться».
  «Это не было самоубийством, Крис».
  «Нет, конечно, нет. Но если у нее были проблемы, возможно, она знала кого-то еще, кто был готов ей помочь».
  «Помощь в самоубийстве».
  «В некоторых местах это законно, Док. Некоторые люди не считают это неправильным».
   Я ничего не сказал. Гусман был одним из тех людей, которые плохо переносят тишину. Ему не потребовалось много времени, чтобы сказать: «Дело в том, что горничная — та, с которой болтает Роб — сказала нам, что она обнаружила дверь незапертой. Так что она — мисс Марс
  — вероятно, впустила кого-то, кого знала. Мне не показалось, что была какая-то борьба, и со всеми этими драгоценностями, антиквариатом, это точно не похоже на ограбление. Так что это заставляет меня задуматься, Док. Она была старой, ей нужен был психотерапевт, я думаю, может, у нее что-то психологическое».
  Я вернулся к вчерашнему сеансу, прощупывая память на предмет намеков на самоубийство. Что-нибудь хоть отдаленно депрессивное.
  Напротив, она казалась воодушевленной.
  Но обмануть можно кого угодно.
  На этот раз тишина заставила Гусмана отойти на несколько футов. Он посмотрел на часы. Бедра Баркера и Рефугии сблизились, пока они продолжали болтать.
  Гусман сказал: «Мы действительно видим некоторые странные самоубийства. Вы, вероятно, тоже, работая с полицией».
  «Еще бы».
  «Я имею в виду, Док, что вы видите сцену, в которой вы уверены, что это убийство, а затем обнаруживаете, что это не так».
  «Что-то постановочное».
  «Точно. Как эта женщина, которая была у нас в прошлом году, должно быть, действительно презирала кишки своего мужа. Она связывает себе руки за спиной клейкой лентой, но только после того, как кладет рукоятку его охотничьего ножа так, чтобы лезвие торчало между перекладинами стула. Лицом наружу, понимаете? Затем она опускается на колени, прямо перед ножом, и вонзает себе нож в голову».
  Он поморщился. « Большое лезвие, тяжелое. Проходит прямо через кость в мозг, говоришь о боли. Удар заставляет ее отшатнуться, она падает достаточно сильно, чтобы унести нож с собой, мы находим его таким, торчащим из нее.
  Вдобавок ко всему, она постаралась привлечь внимание к мужу, написав в своем дневнике, что он собирается убить ее, и оставив дневник на столе, где его невозможно было не заметить».
  «Слишком очевидно», — сказал я.
   «Это первое, что вызвало подозрения у копов. Но были и вещественные доказательства. Пыль на ее коленях, а форма пятен крови не соответствовала тому, что ее кто-то рубил сверху. Решающим фактором стало то, что она использовала перчатки, когда прикасалась к ножу, так что на нем остались только его отпечатки.
  Но она забыла о том, что внутри, единственная ДНК там была ее. Кроме того, у мужа было полное алиби. Он трахал свою девушку в мотеле».
  Я сказал: «Все эти хлопоты напрасны».
  «Именно так, док. Хотя, полагаю, она получила то, чего хотела, а именно, очевидно, умереть. Видя что-то подобное, начинаешь сомневаться в собственной реальности. Но, полагаю, здесь произошло не это, верно? Вы же не говорите, что мисс Марс была в серьезной депрессии или расстройстве».
  «Я ничего особенного не говорю, Крис».
  «Я знаю, знаю, извините», — сказал Гусман. «Но если она была в депрессии и напугана или слишком слаба, чтобы покончить с собой, она могла бы попросить кого-то другого сделать это за нее безболезненным способом».
  «Заставить ее закрыть рот и нос?»
  «Ладно, да, может это и смешно, но почему бы просто не проглотить несколько таблеток?»
  Он пожал плечами. «Такой уж я есть. Слишком любопытный».
  «Вот так ты и учишься, Крис».
  «Может, мне стоит рассказать Робу, потому что, по-моему, обед уже не в расписании». Он сделал пару шагов в сторону Баркера, передумал и вернулся ко мне. «Нет, он просто будет меня дразнить. Если он начнет нервничать, пусть приходит сюда » .
  Он хрустнул костяшками пальцев. «Тебе нравится работать с копами?»
  "Я делаю."
  «Я и сам думал подать заявку. Может, когда-нибудь стану детективом».
  «Любопытство — хорошая черта для детектива».
  «Вот что я думаю. Проблема в том, что в пожарной части хорошо платят, а моя жена не хочет, чтобы я носил оружие. Плюс мне нравится то, что я делаю. Иногда мне даже удается немного заняться психологией — увидеть людей в разных видах стресса».
  «Я готов поспорить».
  «Как на прошлой неделе — о, чувак, посмотри на эту собаку » .
   Баркер вытащил свой телефон и делал селфи с Рефугией. Потом еще одно. Последовала целая серия снимков, его рука обнимала ее плечо, ее — его талию.
  Гусман сказал: «Вы не поверите, сколько всего у него на телефоне.
  Однажды, Тоня, это его девочка, она заподозрит неладное и проверит. Когда это случится... — Он провел пальцем по горлу.
  Тот же жест Талия сделала вчера.
  Гусман потер свое обручальное кольцо. Золотое, с выгравированными двумя сердцами.
  «Как вы думаете, сколько времени понадобится лейтенанту Стерджису, чтобы добраться сюда?»
  «Обычно он действует быстро».
  «Я спрашиваю, потому что если мы получим еще один вызов, это будет сложно, нам придется объяснять диспетчеру... поэтому вы обслуживаете в основном пожилых людей».
  «Вообще-то я специализируюсь на детях».
  Он нахмурился. «Вы хотите сказать, что она впала в какое-то второе детство?»
  «У тебя есть свои дети, Крис?»
  «Один. Анабелла, восемь месяцев, ползает как сумасшедшая».
  «Есть фотография?»
  «Как ты и просил». Широкая улыбка. « У моего телефона рейтинг G».
  Он прокрутил первые два десятка снимков пухлого светловолосого ребенка, когда какое-то движение на дороге отвлекло нас от крошечного экрана.
  Баркер и Рефугиа сдвинулись ближе друг к другу, между ними не было воздуха. Они отодвинулись, когда большая, широкая фигура в сером костюме направилась к ним.
  Ноги аиста человека казались слишком хрупкими для арбузного ствола, который они поддерживали. Длинные руки свободно качались при каждом быстром шаге.
  Баркер и Рефугиа двинулись к противоположным краям каменной дорожки. Выпуклый живот, который был вступительным актом Майло, заявил о себе, когда он подбежал к ним. Его большая, черноволосая голова была низко опущена и вытянута вперед, словно сражаясь со встречным ветром.
  Такую же позу вы видите у быков на родео, жаждущих причинить боль.
  Выпрямившись во весь рост, Майло посмотрел на каждого из них, показал значок и начал говорить. Рефугиа задвинул салфетку
  Снова к ее губам. Баркер выглядел ошеломленным. Майло сказал что-то, что заставило Баркера повернуться к Гусману и мне. Он показал своему партнеру ладонями вверх сигнал «что за история».
  Гусман проигнорировал его.
  Майло продолжил свой марш.
  «Это он?» — сказал Гусман. «Он что, немного зол или что-то в этом роде?»
  «Это его фишка».
  «Вы злитесь?»
  «Заставлять людей удивляться».
  —
  Приветствие Майло было комбо из кивка и хрюканья, за которым последовало вытаскивание его маленького блокнота. Дневной свет подчеркивал шрамы от прыщей и шишки, украшающие его лицо.
  Вблизи серый костюм был неприятно серебристым. Притворяясь акульей кожей, но в итоге оказываясь ближе к кефали. Воротник его белой рубашки wash-n-wear задрался с одной стороны и загнулся с другой. Узкая полоска оливково-зеленого полиэстерового галстука заканчивалась намного выше его пояса. Внизу ног-ходулей были ритуальные ботинки для пустыни, эта пара, коричнево-загрязненная до коричневого, с красной резиновой подошвой.
  Баркер и Рефугиа наблюдали за нами. Он наклонил голову к Гусману и снова протянул руки. Гусман сделал вид, что не заметил.
  Майло сказал: «Доброе утро, пожарный Гусман. Что означает «С»?»
  "Кристофер."
  «Итак, Кристофер. Ты первый заподозрил что-то необычное».
  «Да, сэр».
  «Так почему же твой партнер там ничего не понимает? Прямо удивлен, увидев меня».
  «Мы с фельдшером Баркером еще не совещались, сэр».
  "Потому что…"
  Гусман покраснел.
   Майло сказал: «Ты весь в делах, а он в делах, да? Кажется, он очень хочет отсюда выбраться. Есть какая-то особая причина?»
  «Сэр, фельдшер Баркер, вероятно, немного голоден, потому что мы на связи с пяти, это как раз наш обеденный перерыв. Если нам не позвонят еще раз».
  «Голодный? Да, это не самое приятное чувство. Ладно, посмотрим, сможем ли мы вытащить тебя отсюда вовремя, чтобы съесть буррито или что-нибудь в этом роде». Появилась ручка.
  «Что именно подсказало вам, что это может быть неестественная смерть, Кристофер?»
  «Как я и сказал доктору, первым делом было глазное петехиальное кровоизлияние, сэр. Это заставило меня искать другие признаки асфиксии, и я обнаружил подозрительные синяки на лице вокруг носа и под подбородком. Доктор.
  Делавэр согласен, что это подозрительно».
  «Перекрываем дыхательные пути».
  «Мне так показалось, сэр. Хотите, я вам покажу?»
  «Я сам посмотрю. Кто жертва?»
  «Зовут Теда Марс, сэр. Столетняя белая женщина».
  Майло уставился на него.
  Я сказал: «Талия Марс».
  «Упс», — сказал Гусман. «Извини, да, Талия».
  Ярко-зеленые глаза Майло переместились на меня. «Сотня?»
  Я сказал: «Она бы умерла через три недели».
  «И она была вашей пациенткой?»
  Гусман изучил мой ответ. Вернулся в режим мистера Любопытного.
  Я сказал: «Я видел ее один раз, вчера. Пришел на повторный прием около десяти утра и обнаружил у тела фельдшера Гусмана».
  Гусман нахмурился. Я не ответил на вопрос. Но Майло сказал:
  «А», как будто это все объясняло. «Там служанка сказала, что обнаружила тело. Кто-нибудь из вас узнал о ней что-нибудь подозрительное?»
  Я покачал головой.
  Гусман сказал: «Я тоже, но, думаю, все возможно».
  «Хочешь предположить время смерти, Кристофер?»
   «Это не моя компетенция, сэр...»
  «Вот почему я сказал «угадай».
  «Ну, сэр, наступило окоченение, и в комнате не особенно холодно».
  «Так что, наверное, от трех до восьми часов», — сказал Майло. «Логично, если бы я собирался что-то сделать, я бы сделал это в темноте. Я не заметил никаких камер на тропе.
  Видите ли вы какую-либо охрану в самом бунгало?
  «Нет, сэр. Но я не смотрел».
  «Может, мне повезет, и отель их спрячет». Блокнот постучал себя по бедру. «Ладно, Кристофер, если ты больше ничего не хочешь мне сказать, я сам все сделаю, пойду поем».
  «Спасибо, сэр». Гусман поднял футляр и дефибриллятор и направился к Баркеру. Баркер приветствовал его прибытие быстро двигающимся ртом. Элементарное чтение по губам прояснило приветствие: «Какого хрена?»
  Гусман продолжил идти. Баркер бросил последний взгляд на Рефугию и последовал за напарником, скрывшись из виду.
  Рефугиа начала уходить. Майло согнул палец, и она поспешила к нему.
  Когда она подошла к нам, он немного сгорбился. Сделавшись меньше, как он это делает, когда пытается не запугать. Судя по взгляду в глазах молодой служанки, не преуспел.
  Он сказал: «Спасибо, что вы остались, мисс Рамос». Как будто у нее был выбор.
  Она выдавила из себя грустную улыбку. Темные глаза затуманились.
  Майло сказал: «Должно быть, тяжело было войти и увидеть это».
  «О, Боже, как ужасно, сэр. Она была прекрасным человеком. Вот, я имею в виду».
  Похлопывая себя по левой груди.
  «Вы хорошо ее знали».
  «О, да. Я занимаюсь ее уборкой и обслуживанием номеров с тех пор, как начала здесь работать».
  «Сколько это времени?»
  «Три года, немного больше», — сказал Рефугиа.
  «Она здесь так долго?»
  «Дольше. Она живет здесь, сэр».
   Майло посмотрел на меня.
  Я сказал: «Она описала это как «навсегда».
  Рефугиа Рамос сказала: «Я получила ее случайно — они отправили меня сюда с ее завтраком, и я ей понравилась, поэтому она попросила меня на следующий день. Они не сделали этого сразу, но она продолжала спрашивать, и график сработал, так что они назначили мне постоянную доставку завтраков и чая в The Numbers».
  «Числа?»
  Я сказал: «Бунгало».
  «Уно», — сказал Майло. «Но это не Лос Нумерос?»
  «Нет, сэр, во время ориентации нам сказали, что это Числа.
  «Континентальный завтрак в Cuatro». «Коктейли в Ocho».
  «Значит, она была здесь вечно».
  «Все так говорят, не только она. Она говорила: «Я — неотъемлемая часть, Рефугиа. Как один из кранов». А потом смеялась. Ей нравилось смеяться».
  «Счастливый человек».
  "О, да."
  «Является ли долгосрочное проживание в отеле обычным явлением?»
  «Нет, сэр, она единственная».
  Он повернулся и посмотрел на тропинку. «Других старожилов в The Numbers или где-либо еще нет?»
  «Numbers не пользуются большой популярностью», — сказал Рефугиа. «В них нет кондиционеров, и они находятся далеко от парковки. Wi-Fi отсутствует, все хотят Wi-Fi».
  «Мисс Марс было все равно».
  «Она любила читать и смотреть обычные телевизоры».
  «В остальной части отеля есть Wi-Fi?»
  «Не во всем El Ori-hi-nal — в старом крыле — только в некоторых. В основном люди останавливаются в The Can».
  Майло улыбнулся. «Это похоже на вспышку кишечного гриппа».
  «Простите, о, нет, нет, сэр, «Баночка» — это новое крыло. Большая башня, похожа на банку? Отель так ее не называет, но персонал так называет из-за
   форма».
  «Бунгало, испанский, The Can. Интересное место», — сказал Майло.
  «Эль Ори-хи-нал — это то, что осталось от старого отеля, большая его часть рухнула во время землетрясения давным-давно. Думаю, они сохранили его, потому что…» Она нахмурилась. «Не знаю, почему».
  Майло сказал: «Поскольку The Numbers не пользовались популярностью, у мисс Марс было бы достаточно уединения. Была ли она счастлива, оставаясь здесь одна?»
  «Очень счастлива, сэр. Это ее дом».
  «Сколько ей это стоило?»
  «Я не знаю, сэр».
  «Кто управляющий отелем?»
  «Мистер ДеГроу», — сказала она. «Мне его позвать?»
  «Через минуту. Во сколько вы заступаете на смену?»
  «Семь утра»
  «И ты уходишь…?»
  «Если я работаю в одиночном, то в три. Если в двойном, то остаюсь до одиннадцати».
  «Вы часто делаете дубли?»
  «Может быть, пять-шесть в месяц».
  «Довольно плотный график».
  «Мне нравится работать. Я приехал в Америку работать».
  "От?"
  «Манила».
  «Есть ли здесь в Лос-Анджелесе родственники?»
  «О, да, моя сестра и ее муж. Они дипломированные медсестры. Я живу с ними».
  «Где, мисс Рамос?»
  «Северный Голливуд». Пока Майло записывал адрес, Рефугиа скривил рот. «Где я живу, это важно, сэр?»
  «Возможно, нет, но еще несколько вопросов. Как долго вы находитесь в США?»
  Рефугиа моргнула. «Четыре года. Сначала я работала помощником по уходу за больными в доме престарелых, а потом у меня появилось это. Мне это нравится больше».
   «Более приятно».
  «Работать со здоровыми людьми лучше, сэр. Вот почему, когда меня назначили к мисс Талии, она была такой старой, я не был таким... но она была великолепна.
  Не то что люди в доме».
  «В хорошей форме».
  «Ей было немного трудно передвигаться, но ее мозг был молод, она была умной и веселой».
  «Почти сотня», — сказал Майло. «Довольно впечатляет».
  Рефугиа шмыгнула носом и промокнула глаза. «Могу ли я задать вопрос, сэр?»
  "Конечно."
  «Вы здесь, потому что считаете, что кто-то что-то с ней сделал?»
  «Пока не знаю».
  «Роб, мистер Баркер сказал мне, что у его партнера безумное воображение, он везде видит что-то плохое».
  «Может быть», — сказал Майло. «То есть все остальные номера сейчас свободны?»
  «Нет, в Синко остановилась пара, откуда-то из Европы — Биркен-что-то там — Биркенхерр, Биркенхарр, что-то в этом роде. Сегодня утром я принесла им кофе, потом они позвонили, чтобы им принесли газету, но, должно быть, снова легли спать, потому что не ответили. Поэтому я позвонила в звонок и оставила его перед дверью».
  «Синко», — сказал Майло. «Больше никого».
  «В Досе была семья. Туристы из Кореи, но они съехали два дня назад. Семь человек. Они спали на диванах, а спальные мешки клали на пол. Они жаловались на неработающий кондиционер, и я сказал им, что его нет, и они начали говорить по-корейски. На следующий день мне пришлось убрать все место».
  «Они ушли вместо того, чтобы перейти в The Can?»
  «Я не знаю, сэр, я работаю только на первом этаже The Can, если бы они были на верхнем этаже, я бы понятия не имела». Слезы навернулись на глаза. «Она выглядела такой мирной, но потом я не смогла ее разбудить».
  Майло сказал: «Извините, что вам пришлось через это пройти. Мисс Марс оставила входную дверь незапертой?»
   «Только дверь на крыльцо».
  «Но не главная дверь».
  «Нет, сэр».
  «Вы нашли его запертым?»
  Широко раскрытые глаза. «Нет, сэр, он был открыт».
  «Вас это не смутило?»
  «Я подумал, что она открыла его, как обычно».
  «Хорошо», — сказал Майло. «Что-нибудь еще ты хочешь мне сказать?»
  « Нет, сэр», — напряженный голос.
  «Тогда сейчас самое время позвать мистера ДеГроу».
  «Его добавочный номер —»
  «Не могли бы вы подойти и сказать ему это лично?»
  «Ладно. Конечно». Она сделала несколько шагов, остановилась и развернулась. «Если кто-то причинил ей боль, это несправедливо » .
  Она поспешила скрыться из виду.
  Я сказал: «Эти вопросы о прошлом. Ты о ней думаешь?»
  «Она нашла тело, и она дежурит уже четыре часа, что может быть в пределах срока. Иногда те, кто эмоционально вовлечен, вовлекаются , верно? Она вас беспокоит?»
  «Вовсе нет. Когда я приехала, она была довольно подавлена».
  «Она не казалась расстроенной, когда флиртовала с Баркером».
  «Хорошее замечание».
  «Я говорю, что она социопат с поверхностными эмоциями, Алекс? Как ты всегда мне говоришь, недостаточно данных. Но да, я проверю ее на предмет криминального прошлого».
  Он осмотрел окружающую зелень, затем высокую стену за бунгало. «Числа. Звучит как рэкет — так что вы делали, леча столетнего старика?»
  Я ему рассказал.
  Он сказал: «Впечатлены тем, что мы делаем? Вы не просто скучающий затворник, желающий поговорить с обходительным психоаналитиком?»
   «Вчера это могло быть разумным предположением», — сказал я. «Можем ли мы войти внутрь?»
  Он рассмеялся. «Это переключатель».
  «Что такое?»
  «Ты первым приезжаешь на место происшествия».
   ГЛАВА
  5
  Я ждала у двери спальни, пока он надевал перчатки и входил. Он осмотрел пространство, осмотрел глаза Талии, затем синяки вокруг ее носа и подбородка.
  «Да, это неправильно. Золотая звезда для старины Криса. Хотя любой CI
  заметила бы это — Господи, она же прутик » .
  На его челюсти образовались шишки размером с вишню. «Что-нибудь не так со вчерашнего дня?»
  «Вчера меня здесь не было. Разговаривал с ней на крыльце и в гостиной».
  «Рамос сказала, что ей трудно передвигаться. Я не вижу ни трости, ни ходунков».
  «Она справилась», — сказал я. «Оставалась, но двигалась. Несколько раз теряла равновесие, и я ей помогала».
  «Сто лет через три чертовых недели», — сказал он. «И какой-то придурок решает испортить ей день рождения».
  «Гусман размышлял об оказании помощи в самоубийстве».
  Он посмотрел на меня. «Ты?»
  «Нет, насколько я видел. Она была в хорошем настроении».
  «Но теперь вы задаетесь этим вопросом, потому что…»
  «Просто быть внимательным».
  Он снова осмотрел комнату. «Опрятно и чисто, все на месте.
  Делает это еще более жутким... может, она действительно заплатила кому-то, чтобы тот безболезненно ее прикончил. Посмотрим, что выйдет после того, как КИ очистит тело, а технари перетряхнут комнату. А пока давайте подышим свежим воздухом, и вы можете рассказать мне подробности вашего единственного сеанса с моей жертвой.
   —
  Перед крыльцом Майло атаковал свежий воздух дешевой панателой. Он так делает, когда от тел воняет, но в спальне Талии не было никаких серьезных запахов, кроме легкой кислинки, подкрепляющей французские духи.
  Я рассказал ему все, что смог вспомнить, и вслух поинтересовался, не имела ли Талия в виду какого-то конкретного психопата.
  Он бросил сигару на землю, затушил ее. «Ее неготовность выложить все сразу могла означать, что кто-то был ей дорог. Например, родственник. Но если мы правы, что это произошло среди ночи или рано утром, вы видите, как она открывает дверь для кого угодно? Особенно если она не могла хорошо двигаться».
  Я спросил: «У кого-нибудь есть ключ?»
  «Отсюда мой интерес к мисс Рефугиа и всем остальным, кто здесь работает».
  «Или кто-то, кому Талия дала ключ, потому что у них были более близкие отношения».
  Он сказал: «Как потенциальный наследник с очевидным мотивом».
  «Может быть , поэтому она мне и позвонила. В ее возрасте вопрос наследства не был теоретическим. Она беспокоилась о том, что оставит активы бедняку».
  «Возможно, серьезные активы, Алекс. Мы говорим о ком-то, кто способен жить полный рабочий день в шикарном отеле. Первое, что я собираюсь искать, — это завещание».
  Некоторое время мы стояли молча.
  Я сказал: «Всякий раз, когда мое имя появляется в газете, вы получаете чернила. Если бы она беспокоилась о криминальных родственниках, я мог бы быть просто ее подставной лошадью, а ее настоящей целью было установить контакт с вами».
  «Почему бы вам не связаться со мной напрямую?»
  «Звонит вам столетняя женщина и говорит, что беспокоится о отвратительном психопатическом наследнике? Что бы вы сделали?»
  «Предложил ей нанять охрану... Ладно, если за этим стоит какой-то негодяй, это дает мне повод задуматься... в ее возрасте сыну или дочери было бы за семьдесят, а младшему — под шестьдесят. Зачем ждать так долго, а потом прикончить мамочку?»
   «Обстоятельства меняются», — сказал я. «Семидесятилетний сын женится на молодой женщине, она хочет браслеты. Но, конечно, мы могли бы искать внука среднего возраста».
  «Чёрт, Алекс, мы могли бы говорить о злом правнуке . Иди до конца: пра- пра». Он нахмурился. «Или просто о милой маленькой горничной, которая убирает за ней уже четыре года и знает, где припрятаны вкусности».
  Его взгляд метнулся мимо меня. «Вот наш менеджер, почему они носят этот дурацкий цвет, он напоминает мне о старой крови».
  Мужчина в печеночно-красном блейзере и серых брюках шел в нашу сторону, сцепив руки перед собой, словно разминая больные запястья. Среднего роста, худой и косолапый, с вялыми песочного цвета волосами и козлиной бородкой, он имел сутулую осанку человека, на которого возложена слишком большая ответственность.
  Это заставило меня задуматься о Талии, сгорбленной столетием ответственности. Что скрывала ее бодрость духа?
  Песочного цвета человек подошел к нам. «Офицеры? Курт ДеГро». Легкий акцент, резкий, тевтонский. Борода была аккуратно подстрижена, заостренной.
  Майло вручил ему визитку и представил меня как «Алекса Делавэра», не объяснив ничего.
  ДеГроу не жаждал этого. Будучи корпоративно подкованным, он сосредоточил свое внимание на боссе.
  «Лейтенант, могу ли я предположить, что мисс Марс умерла?»
  "Вы можете."
  «Горничная, которая пришла за мной, сказала, что случилось что-то плохое, вызвали полицию, но когда я спросил ее о подробностях, она выбежала, плача». Дегроу посмотрел на бунгало. «Грустно, но не удивительно. Ты знаешь, что ей было сто лет?»
  «Через три недели», — сказал Майло.
  «Мы бы испекли ей торт», — сказал Курт ДеГроу. «Как мы всегда делаем.
  А теперь, если можно, скажите, когда мы сможем убраться в квартире...
  «Пока нет, мистер ДеГроу».
  «О? Какие-то проблемы?»
   «Есть основания полагать, что смерть мисс Марс не была естественной».
  ДеГроу уставился. Дернул за галстук, топнул ногой. «Неестественно с точки зрения…»
  «Возможное убийство».
  «Вы не можете быть серьезны».
  «Ничего серьезного, сэр».
  «Ей было сто лет, лейтенант. Зачем кому-то…
  Зачем им это делать?»
   Зачем кому-то это нужно?
  Майло спросил: «Почему, в самом деле?»
  «По какой причине вы считаете, что это было неестественно?»
  «Это мы не можем обсуждать, сэр, и я полагаю, вы не хотите, чтобы распространялись слухи».
  «Нет, нет, конечно, нет». ДеГроу снова взглянул на бунгало. «Хорошо, делайте, что считаете нужным, но если бы вы могли дать мне достаточно точную оценку того, когда мы сможем начать...»
  «Как долго мисс Марс жила здесь?»
  «Давно, лейтенант».
  «Не могли бы вы быть более конкретными?»
  «Ну», — сказал ДеГроу, — «я здесь уже два года, и к тому времени она уже хорошо зарекомендовала себя. Мне о ней рассказала моя предшественница. Уникальная ситуация».
  «Постоянное место жительства».
  «Именно так, лейтенант. Обычно мы этого не позволяем».
  «Зачем ты это сделал для мисс Марс?»
  «У нее был контракт».
  «Заявляя?»
  «Я не знаком с подробностями», — сказал ДеГроу.
  «Вы не ведете записей?»
  «Что касается текущих данных, то мы ведем превосходные компьютерные записи, но произошли информационные изменения».
  "Значение?"
   «Обновленные системы. Информация удаляется».
  «А в кладовой нет старых бухгалтерских книг?» — спросил Майло.
  Выражение лица ДеГроу говорило о том, что Майло предложил ему проколоть собственную мошонку. «Пыль, плесень, насекомые? Не могу себе представить, чтобы нам хотелось чего-то подобного».
  Майло перевернул страницу блокнота. «Кому принадлежит отель?»
  «Aventura находится в переходном состоянии».
  «От чего к чему?»
  ДеГроу вздохнул. «Я не имею права обсуждать это, но в настоящее время рассматривается возможность продажи».
  «Кто продает?»
  «Материнская компания — Altima Hospitality».
  «Где находится штаб-квартира корпорации?»
  «Дубай».
  «Кому он принадлежал до Altima?»
  «Еще одна корпорация», — сказал ДеГроу.
  "Который из?"
  «Франко-швейцарская компания Château Limited».
  «А до этого?»
  «Я не могу вам сказать».
  «Сколько заплатила мисс Марс за проживание здесь?»
  «Она получила скидку», — сказал Курт ДеГроу. «Тот, кто изначально согласился на это, должно быть…» ДеГроу покачал головой. «Ей платили фиксированную ставку с учетом роста стоимости жизни, но она все равно получила скидку. Сто девяносто шесть долларов и немного мелочи в день. С учетом налогов она платила чуть больше семи тысяч долларов в месяц, и это включает полный пансион и услуги горничной».
  «Восемьдесят четыре тысячи в год, плюс-минус».
  «Выгодная сделка», — сказал ДеГроу. «Полный пансион плюс послеобеденный чай, если она этого хотела? И она всегда этого хотела. Текущие суточные на бунгало класса люкс составляют четыреста восемьдесят долларов».
  «Отсутствие кондиционера — это роскошь».
  «Лейтенант. Многие гости, особенно наши искушенные путешественники с континента, предпочитают свежий воздух, и мисс Марс никогда не жаловалась».
  «Вы понятия не имеете, с кем она подписала первоначальное соглашение?»
  «Это было несколько десятилетий назад».
  «Вы пытались заставить ее двигаться?»
  ДеГроу отвернулась. «Когда мы взялись за дело, изначально было предположение, что ей будет комфортнее в другом месте. С компенсацией за переезд, вложенной в пакет».
  «Она тебе отказала».
  Кивок.
  «Сделка была нерушимой», — сказал Майло.
  У ДеГро был такой вид, словно он проглотил стакан теплой слюны.
  "Видимо."
  «Когда был построен отель?»
  «Авентура была построена в 1934 году».
  «Эль Ори-хи-нал», — сказал Майло.
  ДеГроу моргнул. «Что от него осталось? Мы бы с удовольствием его снесли, но защитники памятников… наш приоритет — Башня».
  «Сколько всего гостей вы можете разместить?»
  «Башня обслуживает сто сорок пять, старое крыло — около сорока».
  «Плюс цифры».
  «Заполняемость в The Numbers намного ниже, чем в остальной части отеля. На самом деле, не редкость, когда она равна нулю».
  «За исключением мисс Марс».
  «Ее ситуация была уникальной».
  «Люди выбирают кондиционер»
  «Люди выбирают все электронное. Wi-Fi, Bluetooth», — сказал ДеГроу.
  «Современному путешественнику нужна мгновенная связь».
  Это прозвучало как рекламная фраза. Я сказал: «Кстати, о технологиях, где ваши камеры наблюдения?»
  «У нас нет камер».
  Майло сказал: «Правда».
   «Вы удивлены», — сказал ДеГроу с ликованием фокусника, показывающего свой трюк. «Franco-Swiss начала установку системы. Когда мы взялись за дело, было принято решение о демонтаже».
  "Почему?"
  «Мы решили не полагаться на ложное чувство безопасности, которое обеспечивает электронное наблюдение. Вместо этого мы нанимаем первоклассную команду безопасности».
  «Охранники патрулируют».
  «Сотрудники службы безопасности в курсе».
  «Как часто патрулируются бунгало?»
  Пальцы ДеГроу дрогнули. «Когда есть причина для освещения, она происходит».
  «Нет официального расписания».
  «Лейтенант. Мы гордимся человеческим подходом. Решения, основанные на реальной потребности, а не на механике. У нас никогда не было проблем».
  Майло указал пальцем на Уно. «Пора исправить это утверждение».
  ДеГроу выдохнул. Мята вела проигрышную битву с чесноком. «Наша миссия основана на конфиденциальности и конфиденциальности. Гостеприимный дом вдали от дома, где путешественник может остановиться, не опасаясь преследований».
  «Кто притеснял?»
  «Нежелательные наблюдатели».
  «Папарацци?»
  «Это Лос-Анджелес, лейтенант».
  «Камеры тут не помогут?»
  Театральный вздох. ДеГро облизнул губы. «Если я скажу тебе что-то по секрету, так оно и останется?»
  «Если это не касается мисс Марс».
  «Не вижу, чтобы это было так, поэтому, пожалуйста, будьте осмотрительны». Веки ДеГроу то закрывались, то открывались снова, как неуправляемая камера. Он наклонился ближе. «Одной из наших специализаций является послеоперационный уход».
  «Слегка перевернитесь, а затем ложитесь спать».
  «Мы разработали специальную программу, лейтенант, которая помогла многим очень важным людям в трудную минуту.
   Врачи здесь бывают часто, медсестры тоже, но никто не носит униформу, и медицинское оборудование не выносится открыто».
  «Как это транспортируется?»
  «В багаже».
  «Тайная клиника», — сказал Майло.
  «Вы понимаете, почему камеры нежелательны, лейтенант».
  Я сказал: «У вас нет ворот или будки охраны. На территорию довольно легко попасть».
  «На первый взгляд так и есть, — сказал ДеГроу. — Это часть иллюзии».
  «В смысле?» — спросил Майло.
  «Как только что сказал ваш помощник, кажущаяся легкость».
  Я этого не сделал.
  Майло сказал: «Объясни».
  Еще один вздох. «Чем плотнее вы что-то закрываете внешне, тем привлекательнее это становится для этих людей».
  «Сотрудники службы безопасности выглядывают из-за деревьев».
  ДеГроу подошел поближе. «Я приведу вам пример, и, надеюсь, вы поймете. Очевидный часовой, будка охраны — и то, и другое будет кричать об уязвимости. Вместо этого на стойке регистрации всегда находится триада сотрудников, один из которых — высококвалифицированный специалист по безопасности » .
  Я вспомнил о хвостиках. Не знаю, какой из них был глазами и ушами.
  «Тонко», — сказал Майло.
  «Именно так, лейтенант. Даже горничная может оказаться одним из наших сотрудников службы безопасности».
  «Рефугиа Рамос — один из ваших сотрудников службы безопасности?»
  «Обычно я не имею права вам об этом рассказывать», — сказал ДеГроу. «Но, учитывая обстоятельства, нет, она не имеет права. Я пытаюсь донести, что наши гости заслуживают исцеления без домогательств, и мы видим, что они его получают. Чтобы камеры наблюдения были эффективными, их нужно компьютеризировать, а компьютеры можно взломать».
  «Никаких ринопластических операций на Gawker не загружалось».
   ДеГроу испустил чесночно-мятный порыв. «Я рад, что ты понимаешь».
  «А как насчет WiFi, открывающего электронные двери?»
  «Мы настроили нашу систему так, чтобы у каждого путешественника была своя индивидуальная ссылка на киберпространство. Как только они входят в систему, включается несколько брандмауэров. У нас нет возможности узнать схемы подключения наших гостей, и мы не хотим этого делать».
  «Но вы же знаете, когда они заказывают обслуживание номеров».
  «Это совсем другое. Крайне ограничено».
  «Сколько среди ваших гостей перенесли операцию?»
  «Я не имею права говорить».
  «Они когда-нибудь остаются в The Numbers?»
  «Никогда», — сказал ДеГроу, — «всегда в Башне. Охрана регулярно проверяет каждый этаж. И, пожалуйста, лейтенант, никаких намеков на то, что то, что случилось с мисс Марс — если что-то случилось — может быть связано с нами. Она была счастлива здесь, имела все возможности уйти, если передумает».
  «Понял, мистер ДеГроу. Вы уверены, что нигде нет старых бухгалтерских книг?»
  «Боюсь, что нет». Курт ДеГро криво улыбнулся. «Хотя, очевидно, мы придержали старого жильца».
  Мы с Майло уставились на него.
  «Ну, — сказал он, — это, возможно, прозвучало неправильно, но разве вы, люди, не делаете то же самое? Постарайтесь смягчить грустную ситуацию? Теперь, пожалуйста, скажите мне, что произойдет».
  —
  Произошло прибытие армии смерти.
  Шестерым полицейским в трех патрульных машинах было поручено охранять место происшествия.
  Следователь-коронер Гидеон Гулден согласился, что синяки указывают на подозрительную смерть, и приступил к работе.
  Наслаждаясь свежим воздухом, двое дюжих водителей-криптоманов убивали время, разговаривая по телефону и ожидая транспорт.
  Лабораторная группа уже в пути.
  Майло и я пошли обратно к отелю, проверяя каждое бунгало, не получая никакого ответа. Желтая лента была натянута у входа в
  Тропинка. На месте пожарной машины стоял парк служебных автомобилей, блокируя выход из лоджии испанского крыла.
  Любопытное отсутствие зевак, только Курт ДеГроу с телефоном и женщина с хвостиком, которую я видел вчера за столом. Сегодня утром у нее были оценивающие глаза и более жесткое выражение.
  Я указал на нее Майло, и она ушла.
  Он сказал: «Эксперт, я проверю ее позже».
  «Как-то тихо, если учесть все обстоятельства».
  «Странно-тихо. Думаю, они хорошо справляются с любопытными взглядами».
  «Или, может быть, все в Башне находятся под действием успокоительных средств, пока восстанавливаются».
  «Клиника, маскирующаяся под отель», — сказал он. «Потрясающая бизнес-модель, если подумать. Жидкие диеты по завышенной цене, никаких диких вечеринок.
  И все же, можно было бы подумать, что какой-нибудь сплетник это раскусит».
  «Несмотря на то, что утверждает ДеГроу, попасть туда было легко. Может быть, потому что The Numbers и Талия считаются помехами. Она отказалась уходить, поэтому ей дали минимум».
  «Она дала вам понять, что была недовольна условиями проживания?»
  «Нет», — признался я. «Как раз наоборот, она казалась непринужденной».
  «За исключением, может быть, случаев, когда она думала о нечестивом наследнике. Что приводит меня к другому вопросу: если целью было заполучить ее бабло, зачем ждать так долго? Обстоятельства меняются, но все же».
  У меня не было ответа на этот вопрос.
  Майло сказал: «Восемьдесят четыре тысячи в год. Сделка для ДеГро, но все равно серьезные деньги. Откуда у государственного служащего, который занимается подсчетами, были средства платить их год за годом? Плюс те лампы Тиффани, ее драгоценности, все, что она припрятала в комнате».
  Мой телефон зажужжал в кармане. Автоответчик передал сообщение от особенно дотошного семейного адвоката. Мистер Баньян хотел подтвердить мою оценку через пятнадцать минут. Двое детей, пяти и семи, были вовлечены в борьбу за опеку. Оба прожили во Франции большую часть своей жизни, пока их мать не решила увезти их от отца. Очень немного английского. Их будет сопровождать переводчик.
   Если бы я ушел сейчас, я бы успел. «Надо идти, Большой Парень».
  Майло сказал: «Что посмотреть, кем заняться? Развлекайтесь, что-нибудь прояснится, я дам вам знать».
   ГЛАВА
  6
  Когда я приближался к дому, мне позвонила служба. Мистер Баньян сообщил, что сегодняшняя консультация отменена, родители помирились.
  Мне бы заплатили за дневную работу.
  Моя карма складывалась странно; при таком раскладе мне следовало бы поискать субсидируемую культуру, которую не хотелось бы выращивать.
  Я вернулся домой, выпил кофе, пошел в студию и рассказал Робину о Талии.
  Она ахнула. В детстве она много плакала, сейчас старается этого избегать.
  Но теперь слезы хлынули, и она попыталась отвлечься, смахивая опилки со своей скамейки.
  Она убрала венчик. «Это было глупо, я никогда не встречала эту женщину.
  Майло уверен, что это было убийство?
  «Вот как это выглядит».
  Она вздрогнула, схватила меня за руку и положила голову мне на плечо.
  «Ни одна жизнь не ценнее другой. Но разве не должно быть больше заслуг за выносливость?»
  —
  Я вернулся в свой кабинет, открыл ящик и нашел необналиченный чек Талии.
  Получать деньги за то, что не работаешь, мне не подходит. Я бы что-нибудь придумал.
  А пока пришло время узнать больше об Авентуре.
  —
   Интернету было что сказать. Построенный в 1934 году консорциумом частных инвесторов, которым удалось заработать деньги во время Великой депрессии, отель был задуман как «шедевр испанского возрождения, который мог бы соперничать с 23-летним отелем Beverly Hills, относительно новым Beverly Wilshire, построенным в 1928 году, и почтенным Bel-Air, занимающим 60 акров в двух милях к востоку от бывшей бобовой фермы, где было возведено четырехэтажное строение на триста номеров».
  Готовый продукт включал в себя три бассейна, один из которых
  «терапевтическая лагуна», наполненная соленой водой, привезенной из Санта-Моники, плюс полдюжины теннисных кортов. Ламы, страусы и экзотические попугаи содержались в клетках в частном зоопарке. Aventura Slim, давно забытый коктейль на основе абсента, подавался в баре Agua Caliente.
  На старой черно-белой фотографии изображено внушительное сооружение с «Эль Ори-хи-налем» — всего лишь придатком, ведущим к «тропическим садам и уединенным местам для медитации».
  Вскоре после строительства Aventura бизнес-план дал сбой, что привело к роспуску консорциума и продаже его «теневой группе инвесторов, предположительно связанных с организованной преступностью, включая бывшего бутлегера и гангстера Лероя Хоука. Ходили слухи, что Хоук также был членом первоначальной группы, которая взяла под контроль компанию, оказывая давление на своих партнеров».
  Под новым руководством отель приобрел репутацию места, где любовники могут рассчитывать на уединение, игроки могут открывать однодневные казино, а богатые девушки могут делать нелегальные аборты.
  По слухам, операции проводились в ряде бунгало, спрятанных на западном краю собственности. Известные как The Numbers, скрытые от глаз густой растительностью и доступные по охраняемой тропинке, хозяйственные постройки служили отелем в отеле, идеально подходящим для тайной деятельности.
  Происхождение названия вызвало споры: некоторые летописцы предполагали, что оно буквально относится к цифрам на дверях дощатых конструкций, а другие утверждали, что оно отражает использование цифр и других мошеннических операций.
  Все согласились, что к концу тридцатых годов Авентура стала фаворитом полусвета, а отсутствие полицейских рейдов свидетельствовало о тесных связях.
  тем, кто у власти.
  14 декабря 1941 года, через неделю после вступления США во Вторую мировую войну, Лерой Хоук был осужден за рэкет и уклонение от уплаты налогов и отправлен в Сан-Квентин. Aventura была закрыта и передана в аренду армии США в качестве офицерского жилья, а после войны служила краткосрочной военной психиатрической больницей, специализирующейся на «контузии».
  К 1948 году право собственности перешло к третьему синдикату, который объявил о намерении снести здание и построить недорогое жилье для рабочих, обслуживающих бурно развивающийся высший класс Бел-Эйра и Брентвуда.
  Этот план натолкнулся на протесты предполагаемых пользователей бытовых услуг. Затянувшиеся судебные тяжбы сопровождались жалобами на то, что заброшенные территории отеля стали «убежищем для бродяг».
  9 августа 1950 года Уильям Паркер стал новым начальником полиции Лос-Анджелеса, открыв эру железного кулака в обеспечении правопорядка. Одним из первых указаний Паркера было провести рейд на ныне запущенную территорию Авентуры и «убедить» транзитных жителей освободить ее.
  Паркер, возможно, сыграл свою роль в требовании города, чтобы все еще спорящие владельцы убрались за своим беспорядком в течение нескольких дней или столкнулись с уголовным преследованием. Продажа в декабре 1950 года передала собственность отельеру из Сент-Луиса по имени Конрад Грэммар, который обещал скорую реабилитацию и возвращение к «славным дням роскошного гостеприимства».
  Грамматик сдержал свое слово, но его расточительные траты обременили Aventura сокрушительным долгом. Не сумев избавиться от своей сомнительной репутации, отель оказался неспособным конкурировать с конкурентами высокого класса и в конечном итоге стал предлагать пакетные предложения семьям, путешествующим на автомобиле.
  Растущий высший класс ворчал по поводу «трейлерного парка, совершенно не соответствующего новому облику Брентвуда».
  В 1957 году Grammar вышла из гостиничного бизнеса, переключившись на производство автофургонов, а Aventura начала десятилетия непрерывного иностранного владения.
  Британская группа попыталась сделать ход. Затем итальянцы, франко-итальянцы, франко-швейцарцы, франко-британцы, все швейцарцы.
  2 февраля 1971 года исландская корпорация объявила о планах строительства крупнейшего в мире «оздоровительного спа-комплекса», включающего сорок сборных аутентичных
   Исландские сауны, разбросанные по территории, обеспечивают «импульсное термическое омоложение».
  Соседи начали роптать.
  9 февраля 1971 года Земля расправила плечи.
  Подземные толчки, начавшиеся в предгорьях гор Сан-Габриэль, переросли в катастрофу магнитудой 6,5. Большая часть ущерба от землетрясения Сильмар была сосредоточена в долине, но пострадали и более старые строения по всему бассейну Лос-Анджелеса, включая четыре опасно провисающих этажа штукатурки в стиле испанского возрождения, покоящиеся на незакрепленном фундаменте, установленном на мягкой земле, которая когда-то питала бобы. Как ни странно, несколько деревянных домиков на участке сохранились нетронутыми.
  К тому времени, как подземные толчки прекратились, исландцы прекратили свою деятельность, и базирующийся в Макао концерн выкупил недвижимость на аукционе, на котором было мало участников.
  Грандиозный проект по строительству самого роскошного в мире шестизвездочного отеля был сорван из-за необходимости сноса главного здания, возникшей вопреки требованиям защитников памятников архитектуры о том, чтобы «все структурно надежные компоненты исторического места были оставлены на месте».
  Результатом стали годы дополнительных судебных разбирательств, очередная конфискация и поспешное решение Палаты представителей об использовании денег налогоплательщиков для финансирования сноса всего, кроме «устойчивого западного крыла, лоджии и дополнительных хозяйственных построек».
  На это ушло полдесятилетия, после чего молодой шейх из Дубая, падкий на суперкары с семизначными суммами, купил участок по еще более низкой цене. Он нанял «передового» архитектора, который спроектировал «постмодернистскую башню, сливающуюся с психоструктурным предложением оригинального крыла как образец стилистического инцеста».
  С тех пор ничего.
  Какую часть парада Талия увидела? Курт ДеГроу утверждал, что она заключила выгодную сделку, и, возможно, так и было. Но пережить перемены, чтобы в итоге оказаться задушенной в постели, казалось слишком высокой ценой.
   ГЛАВА
  7
  Мило позвонил в четыре двадцать три вечера.
  «Я на месте преступления, только что обыскал бунгало. Никаких доказательств того, что у нее был сейф, но я нашел чуть меньше трех тысяч наличными в ее ящике с нижним бельем, так что это не похоже на кражу со взломом. Она также не подвергалась сексуальным домогательствам. Я открыт для предположений о мотиве».
  Я сказал: «Может быть, кому-то нравится превзойти Бога».
  «Псих, который любит пожилых людей? Пришло мне в голову, поэтому я проверил, нет ли чего-то похожего за последние десять лет. Ничего даже отдаленно похожего на Талию. Каждая жертва пожилого возраста была либо сопутствующим ущербом в проезжающей машине, либо отправлена на тот свет любящим родственником. Многие семейные дела были ссорами, которые обострялись, остальные были испорченными детьми, пытающимися рано получить наследство. Денежные преступления, как правило, были инсценированными кражами со взломом. Этот случай — полная противоположность, все мирно, никаких ложных указаний, даже ящик не вытащили. С такими синяками убийство было бы обнаружено достаточно скоро. Почему бы не попытаться замаскировать его под кражу со взломом?»
  «Возможно, плохой парень был слишком самоуверен, посчитал, что замаскировал это под естественную смерть. Или демонстрация убийства была для него волнением».
  «Как одна из тех проверенных медсестер, отключающих респираторы или вливающих дерьмо в капельницы? Вы знаете, к чему это приводит».
  «Рефугиа или другой сотрудник».
  «Рефугия, — сказал он, — считается порядочной всеми, с кем она когда-либо работала. Что еще важнее, у нее есть алиби на прошлую ночь до шести утра, когда она ушла на работу. По словам ее сестры и зятя, но нет ничего, что говорило бы об их лжи. Я спросил ДеГроу, сколько еще людей регулярно общались с Талией, и он сказал, что понятия не имеет. Я предложил ему сделать все,
   в его власти ускорить расследование, потому что СМИ с удовольствием сделают ироничную историю об убийстве беспомощной старушки. Он посчитал, что я высказала отличную точку зрения, и пообещал мне перезвонить. Очевидно, нам нужно знать о завещании, если оно у нее было. Я нашла чековую книжку в ящике ее тумбочки с двумя визитками, прикрепленными к обложке. Юрист и финансовый менеджер, позвоните обоим. Ее баланс впечатляет, Алекс. Более четырехсот тысяч».
  «Пять лет аренды в запасе. На что еще она потратилась?»
  «За последний год ничего особенного, кроме чека, выписанного вам пару дней назад».
  Накануне я ее встретил. Уверенная в себе женщина. «Шесть тысяч гонорара».
  «Зачем так много сразу?»
  «Нет веской причины», — сказал я, — «вот почему я их не обналичил. Я сказал ей, что это слишком много и неуместно. Она утверждала, что я делаю ей одолжение, упрощая ее бухгалтерию. Затем она пошутила, что если она не проживет достаточно долго, я получу прибыль, и если меня это беспокоит, я могу пожертвовать излишки на благотворительность».
  «Вы уверены, что она шутила, говоря, что не дошла до конца?»
  «Так казалось, но теперь я не уверен».
  «Ну», — сказал он, — «не понимаю, почему вам не должны платить за ваше время.
  Особенно теперь, когда мы знаем, насколько щедр этот департамент».
  «Я подумаю об этом».
  «В смысле, не лезь в чужие дела». Он рассмеялся. «Что еще... Я приказал нашему слесарю установить навесные замки на крыльце и двери, а один из наших плотников должен в любую минуту забить окна гвоздями. Дегроу пытался отговорить меня от всего этого, обещал «сохранять бдительность».
  «То, как он заботился о Талии».
  «Точно. Я разместил униформу на день или два, но мой капитан говорит, что это может закончиться, если ему понадобится персонал. Я отдал приказ о том, чтобы вещи Талии были отправлены на хранение в криминалистическую лабораторию, директор делает мне одолжение, но это также ограничено по времени, так что было бы неплохо узнать, есть ли наследники».
  Я сказал: «Я подобрал несколько фактов», и пересказал историю Aventura. «Самое раннее, когда она переехала, это, вероятно, 50 или 51 год, после того, как сквоттеры
  выселили, и он снова стал отелем. Ей было около тридцати, цены упали, она этим воспользовалась. Но даже хорошие предложения имеют эскалаторные условия, так что в конечном итоге цена выросла до восьмидесяти четырех тысяч в год».
  «Сделка или нет», — сказал он, — «если она смогла найти такие деньги, почему бы не вложиться в хорошую квартиру с полным спектром услуг? Вместо этого она спит в своем маленьком кусочке рая, даже когда земля трясется и все вокруг нее рушится?»
  Я сказал: «Давайте послушаем, что это за халтура. Она была явно женщиной со своим собственным видением, манипулировала мной так искусно, что я не возражал».
  «Потому что она была старой и очаровательной», — сказал он.
  «Это, а также навыки общения, с которыми она, вероятно, родилась».
  «Ну», сказал он, «я рад, что у нее были свои моменты на солнце, смотреть, как они увозят ее, было жалко. Один из парней из склепа пошутил о том, что хотел бы, чтобы они все были такими легкими — погодите, кто-то пытается дозвониться».
  Через несколько секунд: «Адвокат Талии, совсем разбитый, готов ко мне прийти. Я дам плотнику еще пятнадцать, и если он не появится, я пойду к нему. Полагаю, вы захотите присоединиться ко мне».
  «Имя и адрес».
  «Ришелин Сильвестр, называет себя Рики. Олимпийский бульвар к западу от Сепульведы».
  —
  Здание представляло собой восьмиэтажное здание из стекла цвета загара, на трех нижних уровнях располагалась парковка.
  Плавный, бесшумный лифт доставил меня в кабинет Ришелин Сильвестр на седьмом этаже. На двери было только ее имя.
  Майло сидел в зале ожидания, проверял телефон и пил что-то цвета посудомойки из замерзшего стакана. Минимальная комната ожидания: белые стены, угольный ковер, никаких окон, один пятнистый синий цветочный принт.
  Бородатый мужчина лет двадцати в клетчатой рубашке и красном галстуке сидел за прозрачным пластиковым столом. Он улыбнулся, как будто знал меня, и указал на кувшин, стоящий на подносе. «Холодный жасминовый чай? Свежезаваренный».
   "Нет, спасибо."
  Майло сказал: «Попробуй, это очень вкусно».
  Молодой человек просиял. Его телефон запищал. Он поднял трубку, послушал, сказал: «Конечно». Нам: «Босс ждет вас, справа, ребята».
  Единственным возможным путем к двадцати футам коридора был поворот направо.
  Двери слева были обозначены как Припасы, Туалет, Библиотека. Правая стена пропускала пару окон, но тонированные стекла размывали и без того туманную восточную панораму.
  Это как смотреть на мир сквозь мутную воду пруда.
  Последнюю дверь держала открытой женщина лет пятидесяти с пышными светлыми волосами, уложенными в нелестную чашу. Она носила ржаво-коричневую имитацию черепахи поверх загорелой юбки до колен и белые сандалии на плоской подошве.
  Бирюза в ушах и на шее, никакого макияжа, очки для чтения на цепочке.
  Она осмотрела нас обоих, остановилась на Майло. «Лейтенант? Рики Сильвестр». Он представил меня, и она одарила меня более пристальным взглядом. «Вы тоже детектив?»
  Кто-то достаточно любопытный, чтобы спросить. Или, может быть, я просто не производил впечатления копа.
  Майло сказал: «Доктор Делавэр — наш консультирующий психолог».
  «Есть что-то психоделическое в том, что случилось с Талией?» Она поморщилась. «Не уверена, что хочу об этом слышать».
  «Ничего ужасного, мисс Сильвестр. В некоторых случаях мы стараемся быть особенно тщательными».
  «Что означает «определенный»?»
  «Очевидного мотива нет. Можете ли вы придумать хоть один?»
  «Я бы хотела». Она жестом пригласила нас внутрь. «Я рада, что вы так тщательно подходите к делу, Талия заслуживает ваших лучших усилий. Не то чтобы все этого не заслуживают. Но она была…» Ее голос сорвался. «Нет, я не могу придумать мотива. Какой монстр мог уничтожить такого удивительного человека?»
  —
  Размеры ее офиса компенсировали скудную прелюдию, легкие шестьсот квадратных футов со стеклянной стеной, через которую открывался вид на город, бурлящий деятельностью. Массивный резной стол из розового дерева, достаточно старый, чтобы носить его за позолоченное основание, занимал большую часть пространства. Винтажный красный кожаный диван с пуговицами выглядел так, будто он был в комплекте со столом. Дешевый на вид черный твидовый диван с тремя соответствующими стульями — нет. То же самое и с круглым столом для совещаний под дерево в углу.
  Как будто комнату собрали на скорую руку из ценных вещей, оставшихся от хозяев, и дешевых распродажных вещей.
  Две другие стены были пустыми. На той, что за столом, висела ожидаемая бумага: бакалавр из Пенна, юридическая степень из U., сертификат специалиста по трастам и поместьям. Никаких фотографий близких, ничего личного на столе, кроме папки, толстой как словарь, пустого стакана и такого же кувшина с жасминовым чаем, к которому никто не прикасался.
  Рики Сильвестр сказал: «Кто-нибудь из вас хочет этого? Джаред раньше был бариста, я его угождаю».
  Она села за стол. «Я все еще не могу прийти в себя. Ты хоть представляешь, кто это?»
  Майло сказал: «Пока нет, именно поэтому мы здесь».
  «Я сделаю все, чтобы помочь». Она похлопала по папке. «Это копия всего, что у меня есть на Талию, вы можете ее взять».
  «Признателен, мисс Сильвестр. Как долго вы занимались делами мисс Марс?»
  «За всю мою профессиональную жизнь. Мой дедушка управлял практикой по управлению имуществом и трастами, и я начал работать на него сразу после того, как получил право адвокатской практики. Моим первым контактом с Талией были небольшие поручения — нотариальное заверение, составление бланков. Когда дедушка умер три года спустя, я унаследовал практику. Так что тридцать лет назад, если вы спрашиваете, когда я фактически начал работать ее адвокатом. Большинство клиентов того времени уже умерли, но Талия держалась. Вы же знаете, сколько ей было лет».
  «Почти сто».
  Рики Сильвестр покачала головой. «Женщина казалась бессмертной. Она никогда не болела, я не могу вспомнить, когда она в последний раз выставляла счет за лечение. Помню, я спросила, в чем ее секрет. Она засмеялась и сказала: «Оставайся здоровой».
   Однажды я сказал ей: «Талия, болезнь проиграла, а ты выиграла». Она ответила: «Счастливый бросок генетических костей».
  «Кстати, — сказал Майло, — что вы можете рассказать нам о ее семье?»
  «Когда я приняла на себя управление, она не успела написать завещание...
  Дедушка сказал, что предлагал это несколько раз, но она откладывала. Когда я предложил, она согласилась. Может быть, потому что ей уже было семьдесят. Я спросил о наследниках, и она сказала, что их нет, у нее вообще нет семьи. Когда я выразил удивление, она рассмеялась и сказала: «Откуда ты знаешь, что я родилась?
  Может быть, я пророс, как гриб».
  Майло спросил: «Какие юридические вопросы вы для нее решали?»
  «Не так уж много, на самом деле. Завещание, периодические изменения, чтобы не отставать от закона. Она была сертифицированным бухгалтером, поэтому сама платила налоги, когда работала. К тому времени, как я взялась за дело, она уже вышла на пенсию, и ее налоги были минимальными».
  «Была ли она вовлечена в какие-либо судебные процессы?»
  «Вы задаетесь вопросом, не затаил ли кто-то на нее обиду? Абсолютно нет. Она никогда ни с кем не судилась и не была объектом судебных разбирательств».
  «Возвращаясь к твоему дедушке», — спросил я, — «есть ли какая-то особая причина, по которой государственному служащему может понадобиться юрист по наследству?»
  Глаза Рики Сильвестр поднялись и опустились. Она поиграла цепочкой очков. «Это распространенное заблуждение, доктор, что только очень богатые люди нуждаются в консультациях по вопросам имущества. Любой, у кого есть активы, о которых можно говорить, получает выгоду от консультаций».
  «Они, должно быть, уже превратились в довольно крупные активы», — сказал Майло. «Как отставной госслужащий мог найти восемьдесят с лишним тысяч в год, чтобы жить в Авентуре?»
  Цепь звякнула, когда Рики Сильвестр слегка вздрогнула. Ее глаза снова заиграли. «Я понимаю ваше замешательство, но все сводится к простой математике. Читайте файл».
  Она подтолкнула его ближе. Майло взял его.
  «Я обязательно прочту это, Рики, но не могли бы вы подвести итог?»
   «Ладно, я буду проще. Когда я сменил дедушку, Талия уже была женщиной со средствами, с чистым капиталом чуть меньше четырех миллионов долларов. К тому времени большая часть ее денег была в муниципальных облигациях, и она зарабатывала более двухсот тысяч в год без налогов. Она вложила большую часть процентов обратно в муниципальные облигации, заставив свои деньги работать на себя. По данным на сегодняшнее утро, по словам Джо Мануччи, ее брокера в Morgan-Smith, ее капитал составлял чуть более одиннадцати миллионов, а доход составлял около полумиллиона в год».
  Она улыбнулась. «Как она добилась этого, работая в государственном секторе? Если вы думаете нечестно, ребята, подумайте еще раз. Талия Марс действовала по старинке: быстро поднималась по служебной лестнице, чтобы получать достойную зарплату, жила ответственно и делала надежные инвестиции в течение очень долгого времени. Это как собирать качественную коллекцию произведений искусства, люди, которые покупали Пикассо, когда он был дешевым. Начните с хорошего вкуса и состарьтесь».
  Майло спросил: «Какие инвестиции?»
  «Каждый пенни, на который ей не нужно было жить, вкладывался в качественные акции и недвижимость. Например, она смогла обналичить целую кучу IBM
  которые делились миллионы раз. Джо Мануччи может рассказать вам больше подробностей, но, насколько я понимаю, большинство ее акций были самыми голубыми из голубых фишек. Переход к муниципальным акциям начался около пятидесяти лет назад. Она продала всю свою недвижимость, исправно заплатила налоги на прирост капитала и начала новую фазу своей жизни, вырезая купоны».
  «Какой недвижимостью она владела?»
  «В основном пустыри и конфискованное имущество. Ее должность в оценочной компании и других агентствах давала ей доступ к информации. В то время земли в Долине и Санта-Монике можно было купить за бесценок. Она держалась, пока не получила предложение, которое ей понравилось, а затем торговалась — то, что мы называем 10–31'ing, так что не было налогового бремени или амортизационных отчислений, пока она полностью не обналичила деньги. Она не была магнатом трастовых фондов, мы говорим о небольших шагах. Но это складывается, если вы живете по средствам и продержитесь почти столетие».
  Она приложила кончик пальца к кувшину, нарисовала неровный круг на инее. «Если бы я все еще преподавала трастовое право, я бы использовала ее как наглядный урок. Не важно, что ты делаешь, важно, что ты сохраняешь. Это была философия дедушки, и он передал ее мне».
   Она махнула рукой. «Я практикую то, что проповедую. Мне нравится это место. Я могла бы заплатить в три раза больше, чтобы жить в паре миль к востоку в Беверли-Хиллз, не говоря уже о непомерной ежемесячной плате за парковку. Я могла бы снять показной номер, чтобы потешить свое эго, нанять персонал, который мне не нужен. Кому нужны сложности? Это была сильная сторона Талии. Она знала, как сосредоточиться на том, что было важно, и она сохраняла простоту».
  Включая выписку слишком щедрого чека на гонорар.
  Майло сказал: «Мне показалось, что она живет довольно стильно».
  «Я не говорю, что она была скрягой. Когда ей что-то было нужно, она это покупала. И она ценила качество. Но она никогда не ходила по магазинам ради самого шопинга. Она сказала мне несколько лет назад: «Живи достаточно долго, и все становится винтажным». Она также сказала: «Живи достаточно долго, и твои интересы сужаются».
  «Что интересовало Талию?»
  Она нахмурилась. «Я полагаю, она делала то, что ей хотелось».
  Майло сказал: «Она получала полмиллиона в год, тратила шестую часть на проживание и питание. Куда ушло остальное?»
  «Возвращаемся в мунис, оставив немного на благотворительность. А благотворительность — это то, куда направлено все ее имущество, как вы увидите, когда прочтете это».
  Я спросил: «Где она родилась?»
  «Где-то на Среднем Западе, по-моему, в Миссури».
  «Мой родной штат».
  Рики Сильвестр сказал: «Вы любитель показывать? Думаю, это было бы полезно для психолога. Что именно вы делаете для полиции?»
  Майло сказал: «У него интересный мозг, и нам нравится его развивать. Так что, нет никаких идей о корнях Талии?»
  «Лейтенант, повторение одного и того же вопроса не изменит ответа».
  «Понял, мэм. Просто знание жертвы — важная часть закрытия дела, и после всех этих лет я задавался вопросом, не выскользнуло ли что-нибудь».
  Рики Сильвестр нарисовал треугольник на кувшине. «Позвольте мне прояснить мои отношения с Талией. Я обожал ее и, думаю, нравился ей. Но мы не особо общались. С некоторыми клиентами нужно принимать более практический подход
  Подойди, вмешайся в их личную жизнь. Некоторые даже хотят, чтобы ты парил. Не Талия, она скользила просто отлично.”
  Ее губы дрожали. «До сих пор. Кто бы мог такое сделать ? И что именно произошло? Все, что вы сказали по телефону, это то, что вы подозреваете неестественную смерть».
  «Пока не могу обсуждать детали. Могу сказать, что никакой значительной боли не было».
  «Значительное? Значит, было что-то?»
  «Нет оснований полагать, что что-то было», — сказал он.
  «Ну, это облегчение».
  «А как насчет ее общественной жизни?»
  «Я не знала, что у нее есть такой, — сказала она. — Но, как я уже сказала, наши личные контакты были редкими. В ее поместье было нечем заняться, и точка. Она никогда не упоминала друзей или знакомых. Раньше она путешествовала, но потом перестала. Не интересовалась вступлением в клубы или ассоциации. Она сказала мне об этом недвусмысленно, когда я предположила, что ей, возможно, захочется время от времени выбираться».
  «Когда это было?»
  «Лет назад… около десяти?»
  «Ты беспокоился о ней».
  «Как я уже сказал, я редко ее видел, но когда я это делал, меня поражало, как много времени она проводила в своем номере. Лежа, как королева фей, в своей гигантской кровати, никуда не выходя, кроме как ходить из своего бунгало на стойку регистрации и обратно. Так было не всегда, она раньше совершала роскошные круизы по всему миру. А потом просто перестала. Когда ей исполнилось девяносто…
  Думаю, это было ровно десять лет назад».
  «Есть идеи, почему она остановилась?»
  «Она сказала, что увидела все, что хотела увидеть».
  Я спросил: «Она путешествовала одна?»
  «Всегда. Забронировал дешевый номер, сказал, что для сна это не имеет значения».
  «Люди могут заводить друзей, путешествуя».
   «Вы спрашиваете, встретила ли она в море серебристую лисицу и немного поиграла? Это хорошая мысль». Она намотала цепочку очков на палец. «Но, насколько мне известно, никаких длительных отношений не сложилось».
  Майло сказал: «Нет человека, который был бы островом, но Талия была им».
  Рики Сильвестр покачала головой. «Я понимаю, куда ты клонишь с этими вопросами: кто-то из ее знакомых покончил с собой? Я просто не вижу этого. Да, Талия была в основном одиночкой, но не в том смысле, что она была робкой или асоциальной. Как раз наоборот, она была дружелюбной, имела отличное чувство юмора.
  Она просто предпочитала свою собственную компанию. Так почему бы не исследовать другие пути, лейтенант? Что остановит какого-нибудь грабителя или случайного психа от проникновения в ее бунгало? Она хранила наличные на чаевые и все такое, и если вы их не найдете, вот вам и мотив.
  «Что-нибудь еще могло привлечь грабителя?»
  «Там были некоторые украшения — бриллиантовые серьги, кольцо с гигантским аметистом. Это полудрагоценный камень, но кто-то из этих наркоманов-отщепенцев выбрал бы что-нибудь показное, верно?»
  Ее глаза округлились. «Я только что подумала об одном. Несколько лет назад она выбросила свой старый телевизор и купила огромный плоский экран. Она им очень гордилась. Если его больше нет...»
  Майло сказал: «Оно все еще там, Рики, как и кольцо и ее деньги».
  «Тогда я не знаю, что вам сказать».
  «Какие благотворительные организации получают ее деньги?»
  «Основным получателем является детская больница Western Pediatric.
  Помощь детям была ее приоритетом, все остальное достается агентствам, которые с ними работают».
  Майло постучал по файлу. «Ты ее душеприказчик».
  «Мне действительно платят и платят хорошо за это, как вы увидите из моих счетов. С этого момента я буду делать это бесплатно, потому что с имуществом все просто. Никаких залогов или долгов, никаких ссорящихся истцов, никакого налога на имущество. Так зачем же обсчитывать больных детей? Теперь, если больше нечего делать, у меня есть несколько более сложных клиентов, о которых нужно позаботиться».
  «Еще несколько вопросов, если вы не возражаете».
  Вымученная улыбка. «Конечно».
   «Почему Талия решила жить в отеле?»
  «Хороший вопрос, понятия не имею. Я спрашивал ее об этом однажды. Она сказала, что это то, что она предпочитает».
  Я сказал: «Учитывая ее опыт инвестора в недвижимость, почему бы ей не купить квартиру, где она могла бы накопить некоторый капитал?»
  «Возможно, в этом и был смысл. Она всю жизнь работала и хотела расслабиться и не беспокоиться об инвестициях. Если вы предполагаете, что она подвергала себя опасности, живя там, это меня действительно расстраивает. Потому что, признаюсь, меня это беспокоило, ее бунгало было таким уединенным, и ей становилось все труднее и труднее передвигаться. Пару раз я приезжал после наступления темноты и находил его совершенно жутким — о, нет, вы подозреваете кого-то из персонала ?»
  Майло сказал: «У нас нет никаких зацепок. Кто-нибудь из персонала вызвал у вас плохое предчувствие?»
  «Нет, но я чувствовал, что там не было особой безопасности — ни сигнализации, ни камер, и бывали случаи, когда я появлялся, а обе двери были открыты — и крыльцо, и главная. Конечно, Талия меня ждала, но все же. Я что-то говорил, а она это не замечала. С Талией не придирались».
  «Сильная воля».
  «Титановая воля. Кажется, это сработало для нее. Теперь, если...»
  Я сказал: «Вы нечасто ее видели, но когда это случалось, это происходило лицом к лицу».
  Она покраснела. «Именно так. Качество, а не количество. Я чувствовала, что Талия этого заслуживает.
  Она была такой милашкой, я никогда не верила, что такое может произойти».
  «Несмотря на отсутствие безопасности».
  Она моргнула. «Я должна была настоять?»
  «Похоже, это не имело бы значения».
  «Нет, не будет». Ее плечи поднялись и опустились. Веки затрепетали.
  Она шмыгнула носом, скривила его, словно пытаясь подавить чихание. Схватила салфетку, прикрыла глаза и то лицо, что осталось внизу.
  Когда она подняла глаза, на ее лице появилась болезненная улыбка. «Я думаю, мы достигли всех целей. Мне действительно нужно вернуться к работе».
   —
  Мы пронеслись мимо Джареда, попивавшего свой чай.
  В лифте Майло сказал: «Одиннадцать миллионов долларов, по ее словам. А что, если на самом деле больше, и Талия узнает?»
  «Хищение?»
  «Или просто вопиющее завышение счетов».
  «Талия не похожа на человека, которого можно обмануть».
  «Опять же, по Сильвестру. Талия, обнаружившая, что ее обманули, вписывается в тот разговор, который у нее был с тобой. Не с родственником-преступником, а с адвокатом, которому она доверяла годами. Да, это цинично. С другой стороны, я только что видела, как увозили старушку».
  Дверь лифта с грохотом открылась.
  Когда мы проходили через парковочный уровень, Майло сказал: «Давайте посмотрим, что скажет этот парень с деньгами — Мануччи». Он прокрутил страницу до номера брокера.
  «Мертвая зона, решеток нет».
  Через несколько шагов он попробовал снова. «Вот так...голосовая почта. Думаю, банкиры соблюдают банковские часы».
  Я сказал: «Тем временем вы можете проверить коллегию адвокатов на предмет жалоб на Сильвестра».
  Он запустил поиск прямо там, нахмурился. «Нет, чисто. Я возвращаюсь в отель, напомню ДеГроу о списке сотрудников. Я также хочу поговорить с тем, кто выдает себя за охранника».
  Я сказал: «Давайте начнем с той женщины на ресепшене».
  Он посмотрел на меня. «Ты никогда его не выключаешь».
  "Ты?"
  «Иногда, когда сплю. Может быть».
  «Еще один момент: в бунгало не так много людей, поэтому любой, кто там проезжает, может оказаться в центре внимания».
  «Как Рики, наносящий незапланированный визит. Ладно, давайте спросим Понитейла».
  «Рефугиа сказал, что единственные другие гости были в Синко. Европейцы с длинным именем, Биркен-что-то там. Они тоже могли бы нам что-то рассказать».
   «Мы. Старый командный дух».
  Я сказал: «Ура-ра».
   ГЛАВА
  8
  Он проводил меня до дома, где я высадил «Севилью», и мы продолжили путь до отеля на его машине без опознавательных знаков.
  Вестибюль был пуст. На стойке регистрации работало то же трио.
  Женщина увидела, что мы идем, и поняла, почему. Прежде чем мы прошли половину вестибюля, она достала большую черную сумку из-под гранитной стойки и жестом пригласила нас выйти.
  Когда мы добрались туда, она продолжила путь к парковке, оказалась в заднем углу, затененном пальмами, которым требовалась подрезка. Расстегнув сумочку, она достала пачку «Мальборо» и прозрачную пластиковую зажигалку, наполовину заполненную жидкостью.
  Когда мы покачали головами в ответ на ее предложение закурить, она закурила, глубоко затянулась и распустила волосы.
  Плотная коричневая простыня хлопала ее по плечам. Красивая женщина с острыми чертами лица, веснушчатым носом и узкими темными глазами. При дневном свете ее кожа выглядела более обветренной, и я пересчитал ее возраст на конец тридцати.
  Она курила так сильно, что образовалось довольно много пепла, и стряхнула его на землю. «Что я могу для тебя сделать?»
  Майло сказал: «Ты — охранник».
  Она улыбнулась. «Я раскрыла свое прикрытие, да? Или ДеГроу тебе сказал?»
  Я сказал: «Когда это стало местом преступления, вы наблюдали».
  «А. Хорошо: имя, звание и т. д. Алисия Богомил, предполагаемый консультант по безопасности здесь». Она произнесла это по буквам. Майло записал.
  Она сказала: «У меня раньше был такой — маленький блокнот. Семь лет я провела в полиции Альбукерке, четыре года в патруле, затем специальные задания по борьбе с пороками и бандитизмом. Я думала пойти в детективы, но в итоге пошла по
   Мой парень здесь. Он занимается поиском мест для ТВ, шоу, в котором он работал в Нью-Мексико, заглохло, у него не было альтернатив, поэтому мы переехали».
  «Нет ничего лучше преданности», — сказал Майло.
  «И иногда он даже ценит это. В любом случае, убийство здесь — это последнее, чего я ожидал».
  «Когда вы узнали, что это убийство?»
  «Когда ты приехал сюда и задержался. Потом ты поговорил с ДеГро, и он мне рассказал. Он очень напуган».
  «В целом это безопасное место?»
  «До такой степени, что становится скучно», — сказала Алисия Богомил. «Моя работа — это просто смешно, в основном стоять без дела. Да, полотенца и вешалки срываются, время от времени кто-то проделывает дыру в стене дверной ручкой, но в какие неприятности могут попасть софтболы?»
  «Софтболы?»
  Улыбка Богомила была кривоватой и понимающей. «Комковатые штуки, все зашитые?»
  Я сказал: «Пациенты пластической хирургии».
  «Точно, софтболы. Это то, что мы здесь делаем, это девяносто процентов заполняемости. ДеГроу сказал, что он вам об этом рассказал».
  «Он не назвал номер».
  «Ну, вот это число, девяносто», — сказала она. «Это место на самом деле не отель, это учреждение послеоперационного ухода для тщеславных богатых людей. Не то чтобы я оскорбляла кого-то, кто хочет улучшить себя, это ваши деньги, ваш болевой порог. Я веду к тому, что мы должны закрывать глаза на все, кроме серьезного преступления. Например, когда пациент психует и крушит имущество, потому что он слишком много принимает наркотиков. До сих пор у нас не было ни одного серьезного преступления».
  Она покурила еще. «Это точно убийство?»
  Майло кивнул.
  «Жаль, что это была Талия, она была очень милой женщиной». Мне: «Когда я сказала тебе это в первый раз, когда ты появился, я имела это в виду. Я общалась с ней только тогда, когда она гуляла, видела меня и разговаривала. Она была веселой, с прекрасным чувством юмора. Было видно, что у нее есть класс».
   «Как часто это случалось?»
  «Когда я только начала, чуть больше года назад, это было один, иногда два раза в день. У нее была регулярная зарядка, прогулки утром, потом днем. Но недавно — несколько месяцев назад — это стало уменьшаться. Вероятно, потому что она становилась слабее и теряла равновесие. Иногда я видела, как она останавливалась и держалась за что-то. Думаю, ей бы пригодилась трость, но она не хотела. Одна из тех гордых».
  Она посмотрела на свою сигарету. «Мое лучшее предположение — она стала полной затворницей где-то месяц назад».
  Я сказал: «Отличное чувство юмора».
  «Лучшее, — она махнула печеночным лацканом. — Как эта дурацкая штука.
  Цвет отстой, Талия назвала его желчным. Сказала, что слово произошло от слова «желчь», и по мнению греков или кого-то еще, желчь была отвратительной жидкостью тела, изначально плохим юмором. Она сказала, что если они будут продолжать заставлять нас носить его, мы станем неизлечимо раздражительными».
  Еще больше смолы попало в ее легкие. Она затянулась глубже.
  Майло сказал: «Десять процентов гостей — не игроки в софтбол».
  «Время от времени попадается какой-нибудь простак, который нашел место в Интернете и рассчитывает получить роскошь по выгодной цене».
  «Цены низкие», — сказал я.
  «И все ниже. Комнаты в The Can скучные, по сути, коробки с круглой стеной. Дайте мне выбор, я хочу углы».
  «В софтболы вводят лекарства, чтобы они ничего не заметили».
  «Они приезжают совершенно не в себе», — сказала Алисия Богомил. «В основном в два, три часа ночи. Никакой регистрации, все заранее оговорено».
  Майло спросил: «Кто их приносит?»
  «Иногда это скорая помощь, но никогда с сиреной, иногда это лимузин или частная машина. Всегда есть медсестра, одетая как гражданское лицо, но они редко остаются дольше первой ночи. Всегда можно понять, когда им становится лучше и они готовы уйти, потому что срабатывает отношение».
  Майло посмотрел на меня. «Терапевтическая противность, вот тебе диагноз».
   Богомил снова ухмыльнулась. Тонкие морщинки образовались у ее глаз и рта.
  «Эй, может, я смогу стать врачом». Мне: «Какой ты? Никогда не видел мисс Марс больной».
  "Психолог."
  «Правда? Она была последним человеком, у которого я бы предположил эмоциональные проблемы».
  Майло сказал: «Это была консультация».
  «Ладно», — сказал Богомил. «Так почему же он сейчас с вами, лейтенант?»
  «Долгая история. Что еще вы можете рассказать нам о Талии?»
  «Просто мы все ее любили. И я никогда не называл ее Талией, всегда Мисс Марс — так же, как я бы обращался с любым стариком, меня правильно воспитали».
  «У нее когда-нибудь были проблемы с персоналом?»
  Узкие глаза превратились в щелки. «Никогда». Она изучала Майло, но знала, что лучше не допытываться.
  Я сказал: «Мы слышали, что в Намберсе очень мало охраны».
  «В The Numbers нет никакой охраны. ДеГроу ясно дал понять, что мы туда не пойдем, не стоит тратить на это время и деньги. Может быть, поэтому он так напуган. Думаю, он сейчас закроет The Numbers. Софтболисты не могут ими пользоваться, потому что им нужен контроль температуры и беспроводная связь с врачами в случае чрезвычайной ситуации».
  Майло сказал: «ДеГроу считает The Numbers помехой».
  «Точно», — сказал Богомил. «Он первоклассный придурок. Однажды он пошутил о том, что еще одно землетрясение было бы неплохо, все, кроме «The Can», рухнуло бы».
  «Он был обижен на Талию?»
  «Ты думаешь, он мог что-то сделать? Серьёзно?»
  «Маловероятно?»
  «Он придурок, но я никогда не испытывал на нем большого гнева. И он не терял на ней денег, она сама платила за себя. И это не похоже на то, что люди ломятся в двери, вы спросите меня, весь отель в конечном итоге закроется».
  «Почему ты так говоришь, Алисия?»
  «Потому что арабы, которые им владеют, всегда выглядят очень несчастными, когда появляются. ДеГроу звонят из Дубая, он выглядит так, будто только что наглотался рвоты».
  «Как часто они приезжают?»
  «С тех пор, как я был здесь, я был здесь дважды. Во второй раз это было где-то... четыре месяца назад.
  Какой-то принц или эмир, кто угодно, со свитой. Парень, судя по всему, небритый, подъехал на оранжевом Lamborghini, за которым следовала куча лимузинов, прошел мимо нас, пообщался с ДеГро. После этого ДеГро был похож на человека, который только что уронил мыло в тюремном душе. Он подождал около часа и пошел домой. На следующий день сказался больным».
  «Неуверенность в работе и плохое обращение», — сказал Майло. «Это может вызвать негодование».
  «Он всегда обижен, наверное, таким родился», — сказал Богомил. «Думаю ли я, что он бы бросил Мисс Марс? Честно говоря, я этого не вижу. Он слабак, не особо склонен к действиям, и точка. И какой у него мотив? С ней или без нее, место все равно будет бороться».
  «Что вы думаете о Рефугии Рамос?»
  «Тихо, занимается своими делами. Она была постоянным клиентом мисс Марс, так что я понимаю, почему вы спрашиваете. Но, извините, ничего странного в ней нет. Я полагаю, вы провели все проверки».
  «Мы сделали. Чисто».
  «Меня это не удивляет», — сказала Алисия Богомил. Она затушила сигарету. «Я бы хотела приготовить вам что-нибудь пикантное, но это место очень скучное, вы видите только мячи и медсестер, которые приходят и уходят, и слышите только стоны за дверями в The Can. Это не те стоны, которые вы слышите в других отелях. Я говорю о том, что обезболивающие закончились».
  «Кто-нибудь из персонала трогал вашу антенну?»
  «Моя антенна». Она улыбнулась. «Мне это нравится, буду пользоваться ею с этого момента.
  Нет, никто не выделяется, люди просто тратят свое время. Была кража со взломом?
  «Не похоже».
  «Но может быть?»
  Майло улыбнулся.
  «Понял. В любом случае, без взлома, я не вижу смысла в том, чтобы кто-то из персонала что-то делал. Персонала осталось не так много, арабы продолжают сокращать
   расходы. Но никаких новых сотрудников, и я думаю, что знаю всех довольно хорошо, и я никогда не видел, чтобы кто-то хвастался».
  Майло перевернул страницу. «А как насчет посетителей мисс Марс? Кто-нибудь выделяется?»
  «Никогда не видел ни одного посетителя».
  «К ней приходил адвокат, женщина по имени Рики Сильвестр».
  «Не знаю ее», — сказал Богомил, «но это ничего не доказывает. Я либо на стойке регистрации, либо патрулирую The Can, либо заказываю еду в номер, все это идет с кухни, теперь никаких ресторанов. На вкус как больничная еда, жаль, что нет грузовиков, проезжающих мимо, ничего похожего на уличный тако.
  Как выглядит этот адвокат?»
  «Среднего возраста, немного тяжеловатые, вьющиеся светлые волосы, возможно, очки на цепочке и портфель».
  «Знаешь, — сказал Богомил, — кажется, я видел кого-то похожего, где-то неделю назад. Понятия не имел, что она направляется к Мисс Марс. Я был здесь, перекурил перед уходом на смену в семь, то есть в четыре тридцать вечера, плюс-минус. Стоянка была почти пуста, как обычно, даже водители ливреев сдаются. Подъезжает этот паршивый старый Бьюик, из него выходит женщина, которая подходит под это описание. Я подумал, что это медсестра или помощница какого-нибудь богатого человека, разносящая лекарства, мы часто это видим. Она юрист, да?
  Вызов на дом? Думаю, это имеет смысл».
  «Как же так, Алисия?»
  «Персональное обслуживание клиентов банка».
  «У мисс Марс были большие деньги».
  «Это была бы моя ставка. Проживание здесь на постоянной основе и то, как она себя вела, как она говорила. Она напомнила мне богатых старушек, которых я встречала, когда работала официанткой в загородном клубе, когда училась в старшей школе в Цинциннати. Дамы, которые обедают, понимаете?»
  «Что-нибудь еще вы можете придумать?»
  "Неа."
  Майло протянул ей свою визитку.
  «Это напоминает мне Альбукерке», — сказала она. «Работа остается с тобой даже после того, как ты ее покидаешь. Если я когда-нибудь захочу попробовать себя в полиции Лос-Анджелеса, может быть, ты мог бы дать
   мне рекомендацию — шучу».
  Она вытащила вторую сигарету. «А может и нет».
   ГЛАВА
  9
  Лиция Богомил сказала: «Я возвращаюсь к стойке регистрации». Мы застряли с ней. Мужчина в форме ждал снаружи стеклянных дверей в двухрядном гольф-каре.
  Богомил сказал: «Мэтт».
  «Алисия».
  Двери открылись, и из машины вышли два человека.
  Тридцатилетний хипстерский дуэт, который я видел в вестибюле. Там, где бинты не закрывали лицо женщины, ее кожа была раздутой и блестящей, цвет которой чередовался между баклажановой и банановой кожурой. Она пошатнулась и схватила мужчину за локоть. Он выглядел торжествующим.
  Никаких признаков маленькой девочки. Интересно, что ей сказали.
  Женщина с трудом залезла в заднюю часть гольф-кара. Мужчина сел спереди, и машина рванула с места.
  Алисия Богомил сказала: «Подтяжка глаз и липосакция шеи в ее возрасте? К пятидесяти годам у нее будут глаза по бокам головы, как у золотой рыбки».
  Майло сказал: «То, что мы делаем ради любви».
  «Любовь, да? Она там на обезболивающих, а он спускается в вестибюль, говорит мне, что он крутой музыкальный продюсер, и предлагает нам как-нибудь встретиться».
  Я сказал: «Искатель талантов».
  Она рассмеялась. «Я не могу петь мелодию. Что-нибудь еще вам нужно?»
  Майло спросил: «Где мы можем найти ДеГроу?»
  Она набрала на телефоне четырехзначный код. Через несколько секунд он издал звуковой сигнал в цифровом формате: «Я люблю рок-н-ролл», и она ответила. «Полиция здесь для вас».
  Она отключилась. «Он сказал, что спустится, когда закончит. Но вам, ребята, нет смысла тратить время. Он проверяет комнату на третьем этаже».
  —
  Лифт остановился на втором этаже, но никто не вошел, и мы получили краткий обзор бежевых стен, дверей и серого коврового покрытия, а также тишины. На третьем этаже обстановка была идентичной.
  Одна дверь, широко открытая. Прежде чем мы дошли до нее, Курт ДеГроу вышел.
  «Я сказал Алисии, что приеду».
  Майло сказал: «Мы решили избавить вас от хлопот. Как у нас дела с этим списком сотрудников?»
  «О, — сказал ДеГроу. — Как только смогу, даю слово».
  «Нам также нужны имена всех, кого уволили за последние пару лет».
  «Правда? Ты не думаешь — о, нет, я не могу представить, чтобы кто-то выдвигал вопрос о трудоустройстве на беззащитную старушку».
  «Будьте внимательны, мистер ДеГроу».
  Я подобрался поближе к двери. Комната была того же пресного оттенка, что и коридор, вероятно, результат маркетингового исследования. Больничная койка была приподнята на сорок пять градусов. Использованные бинты, наматрасники и бумажные полотенца валялись на полу, вместе с резиновыми трубками, которые выглядели как макароны, усиленные гормонами. Большая часть бумаги была заляпана кровью и другими жидкостями организма. Человеческая утечка, достойная места преступления.
  Ничего подобного не было в нетронутой комнате, где была убита Талия.
  Курт ДеГроу увидел, как я смотрю. «Еще одно успешное восстановление. Это будет совершенно стерильно в течение пары часов».
  Много лет назад я видел, как в «чистых» больничных палатах брали анализы на наличие микробов. Ничего подобного.
  Он позвонил по телефону и сказал кому-то, чтобы «обработали три шестнадцать».
  затем кивнул в сторону лифта.
  Майло сказал: «Нам также нужно поговорить с семьей в бунгало Синко».
  ДеГроу сказал: «Пфф. Удачи с этим».
   «В чем проблема?»
  «Их больше нет, лейтенант».
  «С каких пор?»
  «Насколько я могу судить, вчера».
  «Вы не уверены?»
  «Люди вольны приходить и уходить. Чего они не имеют права, так это на бесплатную комнату». Он нажал кнопку лифта. «Возмутительный пример Уголовного кодекса пять тридцать семь».
  «Обмануть хозяина гостиницы», — сказал Майло. «Как они это сделали?»
  «Поддельные паспорта и кредитные карты», — сказал ДеГроу. «В наши дни каждый может получить что угодно. Нашим медицинским гостям платят заранее, и они настоящие, я продолжаю говорить им , что нам следует прекратить пытаться привлечь кого-то еще » .
  ««Они» — это люди из Дубая».
  Язык ДеГроу скользнул между губами, прежде чем снова втянуться и раздуть одну щеку. «Я бы не назвал их людьми. Они — знать».
  «Какое имя назвали мошенники?»
  «Не помню — Биркен что-то».
  «Откуда были паспорта?»
  «Австрия. Несомненно, чтобы выглядеть респектабельно » .
  «Австрийцы — уважаемые люди».
  «Разве это не тевтонский образ, лейтенант?» Он улыбнулся. Маленькие зубы, большие десны. «Я из Швейцарии, все в Швейцарии считают, что унаследовали респектабельность. Мой отец был сборщиком налогов, он знал, что это не так».
  «Как долго эти Биркен-какие-то там оставались здесь?»
  «Вы говорите, что поможете мне вернуть деньги? Отлично! Сколько времени они здесь пробыли? Три ночи».
  Лифт прибыл. ДеГроу держал дверь открытой, пока мы заходили.
  Майло спросил: «Они просили, чтобы их включили в The Numbers?»
  Брови ДеГроу неровно изогнулись, правая поднялась выше левой. «Вы не можете серьезно думать, что есть связь. Право, лейтенант, какая ужасная мысль. Нелогичная мысль. Если кто-то был
  ничего хорошего, зачем им привлекать к себе внимание, обманывая меня?»
  «Если бы они дали вам настоящие документы и мы захотели бы с ними поговорить, что бы сейчас происходило, мистер ДеГроу?»
  «А, я понимаю. Но нет, я этого не вижу. Какая тут может быть связь?»
  «Может, и нет», — сказал Майло. «Но мне понадобятся копии паспортов и кредитных карт».
  «Мы не делаем копий, мы перечисляем номера».
  «Почему это?»
  «Безопасность наших гостей».
  «Почему копии могут помешать безопасности?»
  «Это наша политика», — сказал ДеГроу. «Чем меньше у нас информации о наших гостях, тем они счастливее».
  «Я понимаю, что это работает для пациентов, но это немного небрежно, не так ли?»
  ДеГроу выпрямился. «Мне жаль, что вы не одобряете наш протокол, лейтенант. У нас никогда раньше не было такой проблемы».
  «Когда вы обнаружили, что вас обманули?»
  «Утром горничная пошла убираться и увидела, что номер был освобожден. Освобожденные номера требуют другого протокола, чем ежедневная уборка.
  Горничная уведомила стойку регистрации, и они выставили счет. Сначала не было причин для беспокойства, гости часто уезжают без формальной выписки, мы просто снимаем деньги с их карт. Но когда на стойке регистрации попытались это сделать, они обнаружили, что карта Amex в файле недействительна. Затем меня уведомили, и, конечно, моим следующим шагом было подтверждение номера паспорта в австрийском консульстве».
  ДеГроу развел руками. «Мне следовало последовать совету отца и стать государственным служащим».
  «О каком количестве Birken идет речь?»
  «Хм», сказал ДеГроу, «я думаю, три».
  «Родители и ребенок».
  «Трое взрослых. Женщина и двое мужчин. Один из мужчин был личным помощником, который спал на раскладушке в гостиной. Его имя мы так и не узнали. Предполагалось, что его работодатели оплачивали расходы».
  Лифт остановился на первом этаже.
   ДеГроу сказал: «Больше никаких гостей в The Numbers. Как только вы мне позволите, ее блок будет выведен из эксплуатации».
  Он вышел, шагая впереди нас.
  Майло спросил: «Есть ли кто-нибудь из сотрудников стойки регистрации, которые регистрировали Birkens, на смене?»
  ДеГроу остановился и внимательно посмотрел на двух мужчин за стойкой регистрации.
  Ни одного из клерков, которых я видел с Алисией Богомил, не было. Слева — черные волосы, смуглая кожа и пышный конский хвост, справа — коллега, голова которого была вся из кожи. Я представил себе корпоративную книгу правил. В случаях недостаточное количество фолликулов, сотрудники могут выбрать полное бритье черепная область.
  ДеГроу сказал: «Это Мэлоун, нет, его здесь не было — Бреттер... может быть».
  Он погрозил пальцем лысому клерку. «У полиции есть к вам вопросы относительно ситуации в Number Cinco».
  Клерк сказал: «Хорошо», как будто это было последнее, что он имел в виду.
  Майло сказал: «Мистер ДеГроу, спасибо, что уделили нам время, дальше мы сами разберемся».
  «Удачи, лейтенант. У меня есть кузен в Цюрихе, полицейский.
  Крайне несчастный человек».
  Он ушел. Лысый клерк остался стоять, постукивая ногой.
  Майло указал ему на место для сидения в углу вестибюля. Из-под ног Майло высунулся кадык лысого клерка.
  «Полное имя, пожалуйста».
  «Макс Эдвард Бреттер. Он что, винит меня? Я следовал правилам».
  «Никто никого не винит».
  «Они устанавливают правила», — сказал Бреттер. «Мы делаем то, что нам говорят».
  «Правила вроде запрета хранить паспорта».
  «Глупый», — сказал Бреттер. «Он такой: «Конфиденциальность — это то, что мы продаем».
  «Но вы же записываете цифры».
  «Что это даст, если они мошенничают? То же самое касается и сохранения этих чертовых вещей, если уж на то пошло».
  «Какое имя назвали мошенники?»
  «Биркенхаар. Две «а».
   «Было ли у вас какое-то плохое предчувствие, когда они заселились?»
  «Если бы это было так, — сказал Бреттер, — разве вы не думаете, что я позвонил бы ДеГро?»
  "Я понимаю-"
  «Я едва помню, нам также предписано не слишком часто смотреть друг другу в глаза. Из-за софтболов…» Он запнулся. «Пациенты. Мы не должны заставлять их чувствовать себя неловко».
  «Что вы помните о Биркенхаарах?»
  Бреттер потер голову. «У них был акцент. У них был помощник, который носил сумки. Я был готов положить их в The Can, но они хотели The Numbers».
  «Они запросили «Числа».
  «Они называли их бунгало. Я им сказал, что кондиционера нет, что это далеко от стоянки, что обслуживание может занять больше времени. Им было все равно».
  «Кто говорил, мужчина или женщина?»
  «Хм», — сказал Бреттер. «Он, я думаю, да, он, я ее вообще не слышал.
  Она просто стояла там и смотрела... — Он покраснел. — Симпатичная женщина.
  Он установил достаточный зрительный контакт для этого суждения. Майло спросил: «Блондинка, брюнетка?»
  "Брюнетка."
  "Что еще?"
  Бреттер пожал плечами. «Хорошее тело».
  «Сколько лет?»
  «Хм… Я скажу сорок? Я правда не смотрел».
  «А как насчет него?»
  «Я его не особо замечал», — сказал Бреттер. «И не заметил того пухленького с сумками».
  «Цвет волос?»
  «Понятия не имею».
  «Во что они были одеты?»
  Бреттер покачал головой.
  «Помощник был пухлым».
  «Короче, немного тяжеловат».
   "Возраст?"
  «Понятия не имею, может быть, то же самое, что и они», — сказал Бреттер. «Не заставляйте меня ни за что из этого».
  «Обычная проверка».
  «Полностью. Имя, паспорт и номера карт для копирования».
  «В какое время суток?»
  «Ночь. Это я помню, потому что темно, трудно найти. Я предложил, чтобы кто-нибудь показал им комнату».
  «Кто показал им комнату?»
  «Никто», — сказал Бреттер. «Они сказали, что найдут его сами».
  «Они приехали на собственном автомобиле?»
  «Не могу вам сказать».
  «Ни один водитель не подошел к стойке вместе с ними».
  «Нет. Ты думаешь, они причинили вред мисс Марс?»
  «Мы только начинаем».
  «Может, и так», — сказал Бреттер. «Просили цифры? Такого никогда не бывает. А потом они мошенничают? Это для меня предел, как только я что-то найду, я отсюда уйду». Он взглянул в сторону выхода ДеГро. «Я уверен, что они все равно его продадут, отпустите нас всех».
  «Почему ты так говоришь?»
  «Они продолжают закрывать службы — больше нет ресторанов. Это ощущение, вы можете это просто почувствовать».
  «Удачи», — сказал Майло. «Ты сказал ДеГроу, что у них немецкий акцент».
  «Немецкое», — сказал Бреттер. «Одна из моих бабушек приехала из Германии, и когда он начал меня расспрашивать, я сказал ДеГро, что он говорил именно так. Но я не специалист по языкам».
  Майло просмотрел свой блокнот. «У него акцент, она красотка, ассистент — толстушка».
  «Этого достаточно», — сказал Бреттер. Его рот сложил букву «О». «Извините, я ошибся в чем-то, я слышал помощника. Он что-то сказал ей, женщине. Я не расслышал большую часть, но я расслышал «фрау». Значит, они должны быть немцами, верно?»
   ГЛАВА
  10
  Мы с Мило прошли через старое крыло и попали в лоджию. В конце коридора Алисия Богомил курила и терзала пальму в горшке пепельными хлопьями.
  Он спросил ее о Биркенхаарах.
  Она сказала: «Понятия не имею, никогда с ними не встречалась».
  «У вас есть ключ от бунгало?»
  Она полезла в карман. «У меня есть хозяин. Что-то не так с этими людьми?»
  «Они запросили «Цифры», предъявили поддельные паспорта и заплатили поддельной кредитной картой».
  «Это довольно преступно», — сказал Богомил. «Вы думаете, они могли преследовать мисс Марс? Было ли ограбление?»
  «Пока мы не можем подтвердить, что что-то было украдено. Парень на стойке регистрации, который их регистрировал, похоже, тоже не знал о них многого».
  "Кто это?"
  «Макс Бреттер».
  «Макс, — сказала она, — неплохой парень, но мимо может пройти пускающий слюни зеленый шимпанзе, и он его не заметит. Я узнаю, с кем он работал в тот день, и дам вам знать, если это будет улучшение».
  «Спасибо, Алисия. Могу я одолжить этот ключ?»
  "Конечно."
  «Где ты будешь, чтобы я мог его вернуть?»
   «Не беспокойтесь, оставьте его себе», — сказала она. «В офисе службы безопасности есть ящик с мастерами. По сути, это шкаф на первом этаже The Can».
  «Правда», — сказал Майло. «Жесткая система».
  «Хуже того, Лу, тебе, вероятно, даже не понадобится ключ, в бунгало старые паршивые замки, шпилька сработает».
  «Замечательно», — сказал Майло.
  «Да, мы не Форт-Нокс, я говорила ДеГроу, что ему следует подтянуться». Она делала угловатые движения одной рукой, говорила как робот: «Слова. Удар. Стена.
  Отскочи. Прочь. Эти подозреваемые, они привозят свои собственные колеса?
  «Бреттер не знал».
  «Я спрашиваю, потому что если они использовали одного из водителей, который ошивается поблизости, есть конкретный парень, который мог бы вам помочь. Леон Крич, он работал военным в свое время, любит думать, что у него зоркий глаз».
  «Он не такой?»
  «Ну, ты знаешь», — сказала она. «Он немного староват. Он возил мисс Марс, когда она хотела, чтобы ее возили, так что это может быть бонусом».
  «Есть ли у вас идеи, куда он ее отвез?»
  «Никогда не видела никаких пакетов с покупками, но она приносила десерт обратно для персонала, так что ужин. Милая женщина, того, кто это сделал, должны повесить сами-знаете-кто».
  Я спросил: «Почему она перестала выходить из дома?»
  «Она не выглядела подавленной, если вы это имеете в виду», — сказал Богомил.
  «Может, она просто устала, понимаешь? В любом случае, Леону понравилась мисс Марс, так что если он увидит что-то подозрительное в твоих подозреваемых, он тебе скажет».
  «Где мы можем его найти?»
  «Раньше он бывал здесь регулярно», — сказала она. «В последнее время он то приходит, то уходит, потому что дел не так много. Но я видела его пару дней назад.
  Вот почему я думаю, что, возможно, он возил ваших подозреваемых».
  «Он работает в компании?»
  «Э-э, независимый, водит старую таун-кар, ему уже лет тридцать, но он держится молодцом. Пойду посмотрю, смогу ли я найти его номер».
  «Большая помощь, Алисия. Если хочешь эту рекомендацию, она твоя».
  Она ухмыльнулась. «Кто знает, может, я и воспользуюсь твоим предложением, Лу».
   —
  Когда мы приблизились к Синко, Майло надел перчатки. Шпилька не потребовалась, дверь была разблокирована.
  «Столетняя женщина с дверями, которые может открыть ребенок», — сказал он. «Насколько нам известно, она оставила свои двери открытыми. Думаю, она чувствовала себя в безопасности».
  Я последовал за ним внутрь. Планировка была похожа на планировку Талии, но в меньших масштабах, с наполовину отколотой столешницей из пластика Formica вместо кухонного уголка, без камина, дешевой на вид мебелью из семидесятых и низкой, тусклой спальней, в которой едва помещалась двуспальная кровать.
  Ощущение бюджетной летней аренды стало затхлым. Но запах был каким угодно, но не затхлым: ацетоновый запах после укуса, усиленный поддельной сосновой эссенцией.
  Какой-то супермощный дезодорант/очиститель промышленного назначения, любимый в индустрии гостеприимства, кто знает, какие токсины там циркулируют.
  Кровать была раздета. Туалет был заклеен одной из тех бумажных штук, которые должны были подразумевать гигиену. Майло открыл выдвижной диван; внутри ничего. Он обыскал ящики и шкафы. «Ничего. Никаких отпечатков, кроме Талии и Рефугии в ее комнате, и они обработали это место, но давайте посмотрим, появится ли что-нибудь».
  Он позвонил в лабораторию. Доступ будет только сегодня вечером.
  «Какая дыра», — сказал он. «У меня глаза слезятся, давайте выбираться отсюда».
  —
  Прогулка до Уно была короткой, и я так и сказал.
  Он сказал: «Чтобы лучше выследить, убить и ограбить тебя, Красная Шапочка?
  Допустим, она была целью. Откуда эти предполагаемые австрийцы могли ее знать?
  Я сказал: «Один из них или все они могли иметь личную связь с Талией».
  «Я тоже так думаю, только она сказала, что у нее нет семьи».
  «Возможно, она не хотела признавать наличие у себя родственника-паршивца.
  И если бы появился один или несколько, это могло бы ее достаточно обеспокоить, чтобы она позвонила мне».
   «Вы, а не мы, потому что мы бы посоветовали ей установить систему безопасности и завести шумную собаку или просто съехать к чертям».
  «Или», — сказал я, — «она хотела получить заверения, что беспокоиться не о чем. К сожалению, она ошибалась».
  «Противная родня», — сказал он. «Если это Биркены, то их может быть один, два или три».
  «Командная работа облегчила бы задачу, — сказал я. — Тот, кто ее не душил, мог поискать деньги».
  «Такая хрупкая, у нее нет ни единого шанса защитить себя. Жаль, что она не назвала имя того, кто ее беспокоил».
  «Она, вероятно, намеревалась это сделать», — сказал я. «Мы только начинали».
  —
  В Уно не было охранников в форме, но желтая лента не была тронута.
  Майло выдернул его, попробовал дверь на крыльцо, обнаружил, что она заперта, и использовал главный ключ. Неукрашенное Талией, павлинье кресло выглядело потрепанным, тростник был расколот и покрыт пятнами.
  Майло отпер дверь бунгало и встал на пороге. Мебель и лампы Талии были завернуты в толстые пластиковые брезенты, закрепленные клейкой лентой.
  Я сказал: «Если есть время, мы могли бы проверить ее литературу».
  "Почему?"
  «Это могло бы нам что-то рассказать о ней».
  «Конечно, сделай это. Я начну отсюда, с перепроверки шкафов, ее холодильника, всего этого добра».
  Предпочтения Талии в чтении в основном были научно-популярными. Путешествия, мода, ландшафтный дизайн, еда и вино, музыка, биографии исторических личностей с акцентом на президентов и известных женщин.
  Несколько дополнительных полок были отданы городским бухгалтерским книгам и руководствам по зонированию, томам по законодательству о недвижимости, закрученным копиям журнала для арендодателей под названием Apartment Age. Ниже был небольшой раздел художественной литературы. Несколько классических произведений, но в основном коллекция криминальных романов сороковых и пятидесятых годов. Не только Чандлер и другие обычные подозреваемые.
   Авторы, которых читала Талия — Хорас Маккой, Дэвид Гудис, Джонатан Латимер, Фредрик Браун — свидетельствовали о глубоком интересе к этому жанру.
  Или воспоминания, уходящие корнями в тот период?
  В любом случае, похоже, она не питала никакого интереса к настоящему злу; ни единого тома о настоящих преступлениях.
  Возможно, ее опасения относительно настоящего психопата возникли недавно.
  Или несуществующий.
  —
  Я прочитал корешки всех книг и стоял возле книжного шкафа, не в силах представить себе даже малейшего предположения, когда в комнату ворвался Майло, громко дыша.
  "Ничего."
  Он начал искать что-то за и под тумбочками, переворачивать углы ковров, заглядывать под кровать с балдахином, проверять, вращаются ли резные столбики, приподнимать матрас.
  Опустошая ящик за ящиком, я лишь затем, чтобы всхлипнуть и перейти к следующему бесполезному шагу.
  Некоторые копы разбрасывают комнаты с развязностью ненормальных подростков. Прическа моего друга может показаться наспех собранной, но он расставляет вещи точно так же, как и нашел.
  Внимательный детектив. Больше всего уважения он оказывает мертвым.
  Его трудолюбие побудило меня пересмотреть книги, вынимая каждый том, раскрывая его веером и встряхивая, чтобы вытряхнуть все, что было спрятано между страницами.
  Никаких скрытых сокровищ я не обнаружил, но, приближаясь к концу раздела с тайнами, заметил почерк на титульном листе небольшой книги в кожаном переплете.
  Маленький, потому что это было оригинальное издание — дешевая книга в мягкой обложке, сохранившая свою кричащую обложку под панелями из тисненого черного сафьяна.
   «Судьба разбойника» писателя Олдена Смити.
  Надпись была сделана синими печатными буквами, чернила были нанесены неровно нетвердой рукой.
  К МИДЖЕТУ ЭЙ ЭТОТ ПАРЕНЬ
   ПОНЯЛ, ЛЮБЛЮ МОНАРК
  Я читал много бульварной фантастики, занимаясь между выступлениями, пока учился в колледже, играя на гитаре в группах, которые брали с собой на свадьбу. Все было взято у старого, ревматичного саксофониста. Стэна, выздоровевшего алкоголика, который обошел стороной методы других музыкантов, чтобы убить время — курить травку и опустошать бутылки из-под водки из самолетов.
  Мне нравился резкий синтаксис и затянутые сюжеты, вызывающие ассоциации с телефильмами, которые мой отец смотрел поздним вечером, когда его собственная алкогольная зависимость мешала ему спать.
  Но я никогда не видела эту и не слышала об авторе. Я провела пальцем в перчатке по коже. Прочная и шероховатая, окаймленная все еще ярким золотом.
  Кто-то нашел время, чтобы придать дешевому роману изысканный новый переплет.
  Я начала листать эту жесткую, настойчивую прозу, и совсем не тонкая сюжетная линия приобрела форму: кража драгоценностей обернулась неудачей, типичное для нуара сочетание соблазнения, предательства и насильственной смерти.
  Была ли надпись как-то связана с Талией? Насколько я знаю, она купила книгу в комиссионном магазине.
  Я по третьей попытке перечитала каждую вторую книгу в ее коллекции. Никакой дополнительной кожи или надписей.
  Лилипут. Легко представить, что кто-то ее размера получит это прозвище.
  Если да, то кем был Монарк?
  Я показал сообщение Майло, который потирал спину и выглядел готовым плюнуть.
  Он сказал: «Король, который не умеет писать? Когда это было опубликовано?»
  Я открыл страницу с авторскими правами. «Пятьдесят три. Вероятно, вскоре после того, как она переехала сюда».
  «Да, ну, я надеялся на что-то более свежее. Давайте попробуем найти этого водителя, Крич».
  —
  Когда мы приблизились к The Can, Алисия Богомил поспешила к нам, размахивая ярко-зеленым стикером. «Адреса у Леона нет, но вот его номер, он указан».
   Майло быстро обнял ее, заставив обоих покраснеть.
  Департамент транспортных средств предоставил адрес Леона Крича на Вустер-стрит, к югу от Олимпика, и когда Майло позвонил, Крич ответил.
  «Алисия мне сказала. Я думал, вы позвоните, ребята. Я ведь чертовски хорошо знаю мисс Талию».
  «Мы были бы признательны за возможность поговорить с вами, мистер Крич. Не могли бы мы зайти к вам домой прямо сейчас?»
  «Почему нет? Я никуда не пойду. Ты в отеле?»
  "Мы."
  «Двадцать три минуты в хороший день», — сказал Леон Крич. «Дольше, если люди едут как идиоты».
   ГЛАВА
  11
  Всего несколько идиотов; мы справились за двадцать девять минут.
  Традиционный дом Леона Крича с мятно-зеленой штукатуркой был одним из немногих сохранившихся отдельных домов в квартале дуплексов и многоквартирных домов.
  Большая часть переднего двора была бетонной. Машина, накрытая специально подобранным всепогодным темно-синим чехлом, нежилась на двух парковочных местах.
  Майло поднял крышку. Вощеная темно-синяя краска, хром, отполированный до зеркального блеска, округлый зад Lincoln Town Car. На сине-золотой табличке конца семидесятых было написано I DRYV U.
  Входная дверь открылась. Высокий сгорбленный мужчина лет семидесяти, одетый в коричневый кардиган поверх красной рубашки для гольфа, сказал: «Это мое детище. Ford запер рынок и прекратил их производство, корпоративные идиоты».
  «Мистер Крич. Майло Стерджис и Алекс Делавэр».
  «Господа. Заходите».
  —
  Гостиная была забита хрустальными лампами, сувенирными тарелками, пушистыми покрывалами и мягкими сиденьями. Сувениры из Диснейленда, Грейсленда, Карлсбадских пещер, горы Рашмор. Календарные пейзажи отдавали предпочтение оленям Бэмби в осенне-красных лесах. Черно-белая фотография изображала молодую пару в день их свадьбы.
  Как бунгало Талии, не менявшееся десятилетиями. Менее бюджетное, чем у Талии, но столь же тщательно ухоженное.
  Цвет лица Крича был бледным с землистыми краями. Та же цветовая гамма для волос, достаточно тонких, чтобы развеваться в день с небольшим ветром. Он сделал жест
   нам сесть, осторожно устроившись по другую сторону шестиугольного журнального столика. На столе стояла миска с ореховой смесью, кувшин с водой и три стакана. В воде плавали ломтики лимона.
  «Без соли, надеюсь, ты не против. Давление».
  Майло сказал: «Для меня это тоже, наверное, хорошая идея».
  Крич оценил его. «Осторожность не повредит».
  Майло выбрал бразильский орех, стер его в порошок и скрестил ноги.
  Крич тоже скрестил ноги. Коричнево-коричневые носки с узором «ромбик», черные кроссовки New Balance.
  «Спасибо, что уделили время, мистер Крич».
  «Его много, сэр. Трудно поверить, что кто-то мог так поступить с мисс Талией. Если кто-то и был классным, так это она. Можете рассказать, что случилось?»
  «Боюсь, что нет».
  «Я понял. Работал в армии по задержанию преступников».
  «Уголовное расследование?»
  «Нет, просто депутат в Сеуле, Южная Корея. База была огромной, прямо в центре города. Двадцать тысяч молодых парней, вечно кто-то в беде. В любом случае, я понимаю, что это надо держать в тайне. Но вы точно думаете, что ее кто-то убил?»
  «Да, мистер Крич».
  «Черт, — сказал Леон Крич. — Это просто непристойно».
  «Как долго вы ее возили?»
  «Примерно два года, сэр. Начал карьеру водителя восемь лет назад, когда вышел на пенсию из объединенного школьного округа — раньше руководил техническим обслуживанием в некоторых неблагополучных районах. Я начал с крупных компаний — CLS, Music Express — решил сократить свои часы и работать на себя. Aventura была идеальна, я знал, что мне будет легко».
  «Там не так уж много дел».
  «Место всегда борется. Ты знаешь, что они в основном делают сейчас, да?»
  «Послеоперационный уход».
  «Шикарные отели не хотели этим заниматься. Слишком большая ответственность, и я представляю, что на обивке будут всевозможные неприятные пятна и тому подобное. Шикарные хирурги хотят оставить все деньги себе, поэтому они в основном занимаются транспортом, но иногда они этого не делают или не могут. Идеально для меня, я хотел работать неполный рабочий день. Я приношу свой обед, слушаю большие группы на Sirius, кому-то нужно подвезти, я их отвожу. Они не делают этого, я не делаю этого, кого это волнует, у меня есть пенсия».
  «Как часто мисс Марс хотела, чтобы ее подвезли?»
  «Нечасто», — сказал Крич, потянувшись за миндалем. Он изучал его некоторое время, прежде чем откусить уголок и медленно жевать. «С течением времени становилось все реже, а потом это прекратилось».
  «Когда?» — спросил Майло.
  «Примерно два месяца назад. Она как гром среди ясного неба вышла на парковку и сказала: «Леон, извини. Больше никаких экскурсий для меня, я уже видела все, что хотела увидеть в этом мире». Она шла очень медленно, я, наверное, не замечала, потому что она всегда казалась в порядке. Потом она пожала мне руку, вручила конверт и ушла».
  Впалые щеки Крича затряслись. «Я рассчитывал на хорошие чаевые, сотню баксов, если повезет».
  Он положил частично съеденный миндаль на стол. «Это был чек на пять тысяч долларов».
  Майло присвистнул.
  «Я подумал, не ошиблась ли она, поэтому вернулся к ее бунгало. Она была на крыльце в том большом кресле, которое ей нравилось. Улыбаясь, словно ожидала меня. Прежде чем я успел что-то сказать, она сказала: «Леон, не спорь.
  Это гонорар на случай, если я передумаю и захочу возобновить экскурсии». Я спросил, понимает ли она, сколько времени потребуется, чтобы прожевать пять тысяч с пятидесятью баксами за час вождения? Она сказала: «Предоставь бухгалтерию мне, Леон». Затем она сказала, что устала, и пошла внутрь. После этого я ее больше не видел».
  Крич взял миндаль, посмотрел на него, положил в рот и быстро прожевал. Его глаза были водянистыми и карими, его лоб бледным и на удивление гладким. «Я внес деньги. Это было не совсем правильно, но она не была готова к спорам».
   Я спросил: «Она делала кому-нибудь еще крупные подарки?»
  «Я не знаю, сэр. Единственное, что я видел, это как она регулярно возвращалась с десертами для персонала отеля. Обычно она приносила мне бургер или сэндвич. Единственным человеком, который так заботился о моем желудке, была моя жена, но она умерла двадцать один год назад».
  «Хороший человек».
  "Лучшее."
  «Но никаких других денежных подарков вы никогда не видели».
  «Вы думаете, она сама поставила себя в положение, сверкнув деньгами?» — сказал Крич. «Если она это и сделала, я этого никогда не видел».
  Майло спросил: «Она ест одна или с компанией?»
  «Всегда одна. Всегда в Беверли-Хиллз. Cheesecake Factory, La Scala Boutique, Spago, E Baldi».
  «А потом она перестала выходить из дома, и точка».
  «Люди устают, сэр. Мне семьдесят два, и бывают дни, когда мне ничего не хочется делать».
  «Знакомое чувство, мистер Крич. За два года вождения, что вы узнали о ее прошлом?»
  «Ничего. Она никогда не переходила на личности. Она часто спала. Что меня вполне устраивало, я люблю концентрироваться на дороге».
  Я спросил: «Значит, никаких упоминаний о семье или других людях в ее жизни?»
  «Нет, сэр».
  «Мы спрашиваем, потому что, как вы знаете из своего опыта депутата, самое главное — понять жертву».
  «Жертва», — сказал Крич. «Ужасно использовать это слово по отношению к ней. Я знаю, что она была очень старой, но она также была очень живой. Я знал, что никогда не проживу так долго, как она, факт в том, что с моими семейными генами я прекрасно справляюсь, дожив до семидесяти двух. Но сколько бы я ни продержался, я сказал себе: «Учись у нее. Наслаждайся каждой минутой». Скажу вам одно: мне нравилось ее водить. Этот город, когда незнакомец садится в твою машину, они хотят, чтобы ты стал психиатром».
  Он покачал головой. «Пятьдесят баксов в час этого не покроют».
  «Кстати, о незнакомцах», — сказал Майло. «Мы слышали, что вы были в Авентуре пару дней назад».
  «Мне стало не по себе, и я подумал: «Что за черт?»
  «Вы случайно не возили людей по прозвищу Биркенхаары?»
  Крич стиснул челюсти. «Ты говоришь, что они как-то связаны с
  —”
  «Вовсе нет, мистер Крич. Они были единственными, кто остановился возле бунгало мисс Марс, поэтому мы хотели бы спросить их, видели ли они что-нибудь. Пока нам не удалось их найти».
  «Они. Это именно тот тип, о котором я говорил».
  Я сказал: «Хочу психотерапию».
  «С ними это было больше похоже на секс- терапию», — сказал Крич. «Отвратительно. Я был близок к тому, чтобы остановиться и сказать им, чтобы они вызвали Uber или что-то в этом роде».
  Он поерзал на стуле. «Я был воспитан меннонитом. Больше не практикую, но это останется с тобой».
  Я сказал: «Моральный кодекс».
  «Еще бы, и правильно, и неправильно. И эти люди просто ошибались». Он посмотрел на свои колени, подтянул брюки.
  Я спросил: «Они занимались сексом на заднем сиденье твоей машины?»
  «На самом деле нет…делает. Скорее, играет?» Зелёные края порозовели. «Смеётся, как будто это шутка. Она достаёт свои сами знаете что, и они оба… отвратительны». Качает головой. «Я не то чтобы вышел посмотреть, когда я за рулём, я за рулём».
  «Но такие вещи трудно игнорировать».
  «Именно так, сэр. Кто-то издает эти звуки, вам придется проверить зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что там сзади не происходит безумие. Так оно и было, я был так близко».
  Он создал щель между большим и указательным пальцами. «Возможно, они поняли, что нужно вести себя хорошо, потому что они остановились. Но они продолжали смеяться, и время от времени кто-нибудь из них украдкой прикасался к ней».
  Майло спросил: «Они разговаривают друг с другом на иностранном языке?»
  «Зачем им это, они же американцы».
  «Они сказали дежурному, что они австрийцы».
  «Тогда они солгали».
  «Какие имена они использовали друг для друга?»
   «Никогда не слышал никаких имен, все было шепотом. Им не потребовалось много времени, чтобы... сделать то, что они сделали. Например, они хотели оказаться в лимузине, чтобы покрасоваться. Даже другой парень, должен признать, удивил меня».
  «Другой парень».
  «Те, что симпатичные, я считал парой. Казалось, что они подходят друг другу. Скользкие, понимаете? Как актеры. Другой парень был ниже ростом и плотнее, и у него было лицо, как у бородавочника. Я думал, что он тот парень, который ходит за мной по пятам. Но потом она — он тоже — я действительно не хочу об этом говорить, это то, что я забыл, когда перестал работать в больших компаниях, сумасшедшие выпускные, дети, которые ведут себя как сумасшедшие».
  «Ничего страшного», — сказал Майло. «Где ты их взял?»
  «House of Blues on Sunset», — сказал Крич. «Я слышал, что там нет мест, приходится стоять, можно даже сказать, что у вас болит спина».
  «Кто играл?»
  «Обыщите меня, сэр. Я не искал. Я просто хотел оставить их и пойти домой».
  «Им не нужен был обратный транспорт».
  «Не от меня. Я бы сказал «нет», если бы они это сделали. Вдобавок ко всему, никаких чаевых».
  «Как они заплатили?»
  «Наличными», — сказал Крич. «Но только пятьдесят минимум. Никакого класса, вообще».
  —
  Вернувшись в машину, Майло сказал: «Трое на заднем сиденье, какой-нибудь личный помощник».
  «Американцы», — сказал я. «Они лгали обо всем».
  «А теперь на них охотятся». Он сделал второй звонок в криминалистическую лабораторию, сказал, что потребность в печатнике в Bungalow Five была срочной. Это перенесло расчетное время прибытия на раннее завтрашнее утро.
  Я сказал: «Мы могли бы попробовать House of Blues, может, кто-то их помнит. Если нет, то вот рестораны, которые посещала Талия».
  «Крич сказала, что она ела одна».
  «Он в машине, мог что-то пропустить».
  «Талия ужинала с ними?»
  «Давно потерянные родственники выходят на связь, она проявляет любопытство, соглашается встретиться, но что-то ее тревожит, и она не приглашает их к себе домой».
  «Но они все равно добрались. Ладно, давайте выясним».
  —
  В тот вечер House of Blues был зарезервирован для частной вечеринки. Небольшое собрание VIP-персон, воротилы звукозаписывающего бизнеса и их близкие. Менеджер был абсолютно уверен, что никого, кто соответствовал бы резвому трио, там не было.
  В Cheesecake Factory, La Scala Boutique, Spago и E Baldi мы нашли хозяев и официантов, которые знали и обожали Талию. Постоянная. Не еженедельно, но, может быть, раз в месяц. Такая милая. Слово «классика» все время всплывало в голове. Ее предпочтения были белым вином или Sapphire Martini со льдом с изюминкой, оливками в качестве гарнира, за которым следовал какой-то салат и основное блюдо из морепродуктов, к которому она едва притронулась. Никогда не брала десерт для нее, но всегда покупала сладости на вынос для своих «друзей».
  Видя персонал отеля как свой круг общения. Живя во все более сужающемся мире, две комнаты ее вселенная.
  И она прекрасно с этим справлялась, пока худшие стороны человеческой натуры не выплеснулись через ее порог.
   ГЛАВА
  12
  Обескураженный тем, что Биркенхаары и Талия так и не появились, Майло отвез меня домой в семь двадцать вечера.
  Я сказал: «Талия была большой любительницей гонораров».
  «Возможно, именно так она и сказала, просто. Спасибо за ваше время, наслаждайтесь своей прекрасной жизнью».
  Я сказал: «Заходи перекусить».
  «Нет, спасибо, слишком много домашней работы». Он взглянул на заднее сиденье, где лежало досье Рики Сильвестра на Талию.
  «Рад разделить с вами работу».
  «Против правил».
  Я рассмеялся.
  Он сказал: «Верно, но, как я уже сказал, это домашнее задание, поэтому я забираю его домой». Он завел мотор. «Если что-то появится от печатника, я дам вам знать».
  «С уважением, Рик».
  «Он на смене, и это прекрасная возможность для меня проявить себя».
  Когда я вышел из безымянного, входная дверь открылась, и Робин вышла на террасу. Она помахала рукой и спустилась по лестнице, распущенные волосы, вымытое лицо и великолепная.
  «Это видение», — сказал Майло. «Следовательно, твоя прекрасная жизнь».
  «Привет, ребята. Длинный день?»
  Майло сказал: «Веселье и игры. Я вернул Ромео в работоспособную форму».
   Она поцеловала меня. «Он не требует много работы. Я приготовила немного пасты из остатков еды. Почему бы тебе не остаться на ужин?»
  «Ой», — сказал он. «Это звук, когда мою руку выкручивают».
  —
  «Случайные остатки» означали телячье жаркое, генуэзскую салями, артишоковые сердца, вишневый перец, грибы, лук, фенхель, курицу. В сопровождении бутылки Бароло и Бланш, просящей милостыню у ног Мило.
  Робин сказал: «Пожалуйста, Большой Парень, не давай ей курицу. Ее животик этого не любит».
  «Остальное в порядке?»
  «И не лук».
  Бланш отреагировала на это кивком головы. Майло накормил ее куском телятины, поел, вытер рот. «Это фантастика. Как ты это называешь?»
  Робин сказал: «Используй или потеряешь. Спасибо за помощь».
  Он бил себя в грудь. «Общественная служба. В том же духе, передайте миску, пожалуйста».
  —
  Робин пошла принимать ванну, я помыла посуду, Майло вытерлась.
  Когда мы закончили, я сказал: «Иди и принеси файл, и мы его поделим».
  «Я же сказал: домашнее задание».
  «Это дом».
  —
  Майло разделил массивную папку с тремя кольцами примерно на две половины, отдал мне верхнюю часть, а остальное забрал себе. Большую часть того, что я получил, составили десятки ежемесячных брокерских отчетов, фиксирующих богатство Талии, и напоминания от 1 февраля от Рики Сильвестр о необходимости предоставить информацию о налогах штата и федерального правительства, чтобы она могла подать декларацию в апреле от имени Талии.
  Учитывая, что Талия прошла обучение на CPA, а большая часть ее денег поступала из не облагаемых налогом облигаций, короткая форма была проще простого. Единственным другим
   С тех пор как Сильвестр начал управлять поместьем, доходом стали две окружные пенсии, которые выросли примерно до пятидесяти тысяч в год, плюс восемнадцать тысяч от социального обеспечения с вычетами на Medicare.
  Записка от Сильвестра, приходящая ежегодно 1 марта, подтверждала намерение Талии пожертвовать каждый цент своего налогооблагаемого дохода на благотворительность, «ради своей цели — избавить себя от необходимости обременительной бухгалтерии».
  Все было отправлено в качестве копии Джозефу А. Мануччи, сертифицированному финансовому планировщику, в офисе Morgan-Smith в Энсино. Никакой личной переписки от Мануччи, но на отчетах его имя стояло сверху, как и на стопках шаблонных анализов фондового рынка из главного офиса брокерской конторы в Нью-Йорке.
  Учитывая размер счета Талии, он, вероятно, также отправлял праздничные открытки и календари. Она, вероятно, их выбросила.
  Никаких записей с того времени, когда дед Сильвестра был главным. Вероятно, в партии Майло.
  Я продолжил, наткнулся на страницы фотокопий пенсионных и социальных чеков вместе с письмами от Сильвестра, подтверждающими прямой перевод ежегодных пожертвований в Western Pediatric Medical Center в Лос-Анджелесе и в больницу Shriners Hospital for Children. В последующих письмах перечислялись более мелкие пожертвования в St. Jude's Children's Research Hospital в Мемфисе и другие педиатрические учреждения в округе Ориндж, Сан-Диего, Бостоне, Хьюстоне и Филадельфии.
  На последней странице пустой белый конверт бизнес-размера, лежащий в пластиковом пакете. Когда я вытащил его, бумага оказалась крахмалистой и жесткой.
  Внутри было письмо от 14 декабря 1950 года, напечатанное на тисненом бланке
   Джон Э. МакКэндлесс, эсквайр, адвокат.
  МакКэндлесс руководил единоличной операцией из офиса на Грин-стрит в Пасадене. Адрес получателя не указан.
  Дорогая Талия,
   Прилагаю контракт с Grammar. Надеюсь, вы найдете условия приемлемыми.
  Бетти передает наилучшие пожелания.
  Ваш, как всегда,
  Джек
  ДЖЭМ: тг
  К письму был прикреплен простой белый лист с описанием договора аренды между мисс Талией Марс и отелем The Conrad Aventura Grande Deluxe, вступавшего в силу 1 января 1951 года. Материнской компанией отеля была Conrad G. Grammar, Inc., Сент-Луис, штат Миссури, которая вела бизнес в Калифорнии и Аризоне под названием Conrad Hotels and Banquet Services, Ltd.
  Рики Сильвестр сказал нам, что Талия из Миссури. Личная связь между арендатором и владельцем отеля позволила заключить сделку, о которой жаловался Куртис ДеГроу?
  Условия контракта разнесли эту догадку в пух и прах.
  Плата за проживание в «Делюкс-бунгало VIII» была установлена в размере одной тысячи долларов в месяц, с добавлением платы за обслуживание, что дало годовую арендную плату в размере 12 667,67 долларов, плюс трехпроцентный эскалатор, который будет применяться каждую годовщину.
  «по усмотрению владельца недвижимости».
  Двенадцать тысяч долларов в 51-м году были огромными деньгами, недоступными неженатому муниципальному служащему.
  Я зашел в Интернет и убедился в этом: средний доход семьи в США в том году составил три тысячи семьсот долларов.
  Каким-то образом Талия сумела выложить почти в четыре раза большую сумму за привилегию жить в двух комнатах на участке, недавно очищенном от бродяг.
  Возможно, она уже накопила наличные от сделок с недвижимостью. Возможно, эти записи также были в доле Майло в файле.
  Я рассказал ему о своей находке.
  Он сказал: «Да, все передачи собственности здесь, но если это все
  'em, она не начала крутить и торговать до '53. Ее последняя сделка была в семидесятых. Она продала шестьсот акров пустыни около Палмдейла
   Киноранчо. Заплатил пять штук и загреб шестьсот двадцать пять тысяч. Неплохо, да? Все так, огромные прибыли на протяжении многих лет.
  «Но не в 51-м», — сказал я. «Джек МакКэндлесс занимался сделками?»
  "Ага."
  «Рики Сильвестр напоминает ей о необходимости подать налоговую декларацию. То же самое и с ним?»
  Он сказал: «Нет. Ты думаешь, она тогда не платила налоги?»
  «Или кто-то занимался ими за нее. Занимался не только налогами».
  «Содержанка, — сказал он. — Прикрывающая чужое бабло».
  «Как еще она могла бы зарабатывать двенадцать тысяч в год? Если ты законопослушный, то в прикрытии нет нужды. Может, эта надпись на книге важна. Монарк финансировал Миджет, поселил ее в уединенном бунгало отеля, потому что она была его развлечением на стороне».
  «Маленькая мисс Молл», — сказал он. «Конечно, почему бы и нет. Но это большой скачок от того, чтобы убить семьдесят лет спустя».
  «Если только Миджет и Монарк не объединились и не создали одного или двух маленьких Монарков, которые оказались не такими уж хорошими. Талия никогда не признавала никаких потомков. Но это не значит, что их не существует. Может быть, приближаясь к концу своей жизни, она решила убедиться, что они не получат куска. Есть ли там завещание?»
  «Пока нет». Он перебрал оставшуюся часть своей стопки, покачал головой и, наконец, вытащил еще один белый конверт. Единственная страница внутри была датирована началом этого года и напечатана на фирменном бланке Рики Сильвестра.
  Краткий документ, такой же простой, как подход Талии к налогам. Половина ее имущества была завещана Западному педиатрическому медицинскому центру, а именно амбулаторному отделению, которым руководит Рубен Игл, доктор медицины
  «Твой приятель целуется как бандит», — сказал Майло. «Эй, может, мне стоит присмотреться к твоему приятелю».
  Я сказал: «Не стесняйтесь, но по шкале нравственности он где-то между Матерью Терезой и Далай-ламой».
  В остальной части завещания указывалось, что еще двадцать процентов отойдут больнице Шрайнерс, а оставшиеся тридцать будут поровну разделены между оставшимися учреждениями, которым она долгое время оказывала поддержку.
   Майло сказал: «У нее была слабость к детям».
  «И ничего не оставил ни одному родственнику».
  «И что, кучка негодяев-потомков прокралась, задушила ее и скрылась с наличными? Еще один тайник, а не те три найденных солдата?»
  «Они взяли большую заначку, торопились и упустили троих».
  «Сколько, десять, двадцать, пятьдесят? По сравнению с ее чистым капиталом, это мелочь. Не разумнее ли было бы попытаться ее подмазать и сорвать большой куш?»
  «Ты берешь то, что можешь», — сказал я. «Кроме этого, ты можешь выразить свои чувства».
  «И как они узнают, что их исключили?»
  «Хороший вопрос».
  «У меня их много», — сказал он. «На сегодня хватит, у меня изжога — не от ужина, а от моего хрупкого эмоционального состояния».
   ГЛАВА
  13
  того , как он ушел, я сел за компьютер.
  Monark оказался популярным брендом, связанным с велосипедами, лодками, оборудованием для гольфа, автозапчастями и пивом. Множество групп, также многие из Скандинавии.
  Сочетание ключевого слова со словом «гангстер» заставило поисковых богов поинтересоваться, действительно ли я имел в виду слово «гангста» , и отправило меня обратно к группам.
   Monark и Midget указали несколько сайтов, специализирующихся на винтажных игрушках.
  Мотоциклы Monark обычно объединяли с малолитражными автомобилями, но никогда они не пересекались.
  Час с лишним ничего не дал. Майло был прав. На сегодня хватит.
  —
  На следующее утро я встретился с Рубеном Иглом в больнице и рассказал ему о Талии.
  Он сказал: «О, нет! Она была замечательным человеком, кто, черт возьми, мог это сделать ?»
  «Как вы с ней познакомились?»
  «Однажды она зашла в клинику и спросила меня. Я был завален делами и понятия не имел, кто она такая. Мне потребовалось некоторое время, чтобы до нее добраться, но она терпеливо ждала. Я выхожу, вижу эту милую старушку, она улыбается и вручает мне чек на десять тысяч долларов. Я был ошеломлен. Заставить отдел развития обратить на меня внимание всегда сложно, а донор просто заходит? Она не просила об экскурсии, не хотела, чтобы ее гладили, как большинство из них. Кто-то убил ее, Алекс? Ужас. Какой испорченный мир».
   «Как часто вы с ней общались?»
  «Мы приглашали ее на свидания, но она так и не появилась. Раз в год, перед Рождеством, она приносила сумки с игрушками для детей и давала мне чек.
  Вторая меня просто сразила. Пятьдесят тысяч. И так продолжалось в течение следующих нескольких лет. Это изменило всю нашу бюджетную систему, по сути, она стала нашей святой покровительницей. Теперь она — кто, черт возьми, мог сделать что-то подобное? Ей было почти сто, ради бога, в следующем месяце был ее день рождения, мы собирались сделать ей сюрприз в виде торта».
  «Знаете ли вы кого-нибудь, с кем у нее были проблемы?»
  «Здесь никого нет, это точно», — сказал Рубен. «Мои сотрудники обожали ее. Это отвратительно, Алекс. Я знаю, что плохие вещи могут случиться с кем угодно, но только не с тем, кто продержался так долго, и тогда… это полный пиздец » .
  Впервые услышал, как он ругается. «Есть идеи, как она узнала о тебе?»
  «Когда она дала мне второй чек, я проводил ее до лимузина и спросил. Она сказала, что ее порекомендовала Белинда Войик. Знаете ее?»
  "Я не."
  «Она была одним из моих резидентов, проработала несколько лет в штате, а затем занялась частной практикой. Когда я позвонила Белинде, чтобы поблагодарить ее, она, казалось, удивилась. Сказала, что рассказала о своей работе, но не настаивала на пожертвовании.
  Но дареный конь и все такое. Я правда не могу в это поверить , Алекс.
  —
  Майло позвонил в 11 утра, его голос звучал на удивление радостно.
  «Сегодня утром рано пришла техник по печати. Место было вытерто, но она вытащила пару скрытых следов на дверном косяке, и там был AFIS
  Подходит, мошенник по имени Джерард Уотерс. История денежных преступлений, но без насилия. Физически он подходит мистеру Пуджи. Получил водительские права в прошлом месяце, на самом деле жил там, где сказал. Я только что говорил с его арендодателем.
  Уотерс вырубили несколько дней назад, задолжали арендную плату. Западный Лос-Анджелес, не ваш почтовый индекс социально-экономически, но не так уж и далеко географически. Я еду туда, к вам, но если вам захочется...
  «Ты знаешь ответ».
   «Не совсем», — сказал он. «В основном я все еще пытаюсь разобраться в вопросах».
  —
  Адрес был в нескольких минутах от станции West LA, поэтому я оставил Seville на парковке для персонала, а Майло поехал. Когда он свернул на Butler Avenue, он протянул мне листок бумаги. «Вот кого мы ищем».
  Джерард Брайан Уотерс был сорока трех лет, пять футов семь дюймов, двести четыре фунта, с седыми волосами и карими глазами. Татуировка Даффи Дака на левой икре, грубое изображение скрещенных сабель на правой лопатке.
  Нанесены в местах, просмотр которых необязателен.
  Не то лицо, которое камера любила, даже с учетом унижений ареста и задержания. Широкое, мешковатое, кожа грубая и зернистая, неровный нос, торчащие волосы, жидкая бородка на подбородке без усов.
  Фотография была семилетней давности, но Джерард Уотерс выглядел скорее на пятьдесят, чем на тридцать шесть. Жизнь в заключении может сделать это с вами, и он провел четверть своей жизни в различных исправительных учреждениях. Обвинения варьировались от кражи в магазине до хранения наркотиков и воровства. Большинство мест заключения были местными тюрьмами, но последнее пребывание Уотерса составило четыре года в федеральной тюрьме в Колорадо за передачу недействительных чеков.
  «В его послужном списке не было ни крови, ни кишок», — сказал Майло, — «поэтому его поместили в тюрьму минимальной безопасности. Образцовый заключенный, пока не ушел от рабочего отряда, сгребающего листья в парке. Это удвоило двухлетний срок».
  «Насколько близко он был к освобождению?»
  «Шесть месяцев».
  «Ради полугода он теряет два», — сказал я. «Нетерпеливый малый.
  Есть идеи, чем он занимался с тех пор?
  «Кроме того, как обмануть хозяина гостиницы и не платить ему арендную плату? Нет.
  Его полностью освободили, без права условно-досрочного освобождения, поэтому он ни перед кем не отчитывался».
  Я подумал о вопросе Талии о криминальной специализации. Мой ответ, что это заблуждение.
  «В его прошлом не было крови и кишок», — сказал я. «Но вы же знаете, как это бывает».
  «О, да», — сказал Майло. «За некоторые из них их ловят, за некоторые им ничего не остается».
  —
  Последний известный адрес Джерарда Уотерса был в квартале к востоку от Сотелл и на таком же расстоянии к северу от Олимпика. Район скромных одноэтажных домов, где когда-то процветали элегантные японские питомники вместе с трудолюбивыми людьми, которые ими управляли. Редкими напоминаниями о том времени были несколько суши-баров на Сотелл и разбросанные прелести ландшафтного дизайна: подстриженные хвойные деревья, клумбы с травой дзен, бамбуковые колышки для обозначения границ. Но большинство передних участков регрессировали до сорной травы и невдохновляющих посадок.
  В доме, который мы искали, не было никаких азиатских элементов, но за ним хорошо ухаживали: с пышным газоном, цветущими розами, давно укоренившимися райскими птицами и гортензией.
  Мужчина стоял впереди со шлангом в руке, поливая траву, которая не могла стать зеленее. Шестидесятилетний, среднего роста и узкоплечий, он был совершенно лысым с пятнами от солнца на макушке и белыми усами-крокетами, которые выходили под прямым углом за тонкую нижнюю губу. Одетый для работы на открытом воздухе в футболку Catalina Jazz Club , шорты-карго и пластиковые сандалии.
  Он выключил воду и пошёл к обочине со шлангом в руке.
  Майло спросил: «Мистер Дьюк?»
  «Да, я Фил». Резонирующий радиобаритон. «Не знаю, что еще я могу рассказать вам об этом бродяге».
  «Мистер Уотерс снимал комнату в этом доме».
  «Была дополнительная спальня, раньше она принадлежала моей дочери, потом она вышла замуж. Хорошая комната, включая душ и отдельный выход на задний двор. Я никогда раньше не снимал, подумал, почему бы и нет, и выставил на Craigslist. Век живи, век учись».
  «Не идеальный арендатор».
  «В первый месяц он заплатил вовремя, во второй раз он опоздал, и так продолжалось все дольше».
  «Он заплатил чеком?»
  «Нет, наличными», — сказал Фил Дьюк. «В прошлом месяце он вообще не платил. Я позвонил адвокату, он сказал, что выселение — это настоящая морока, все в пользу арендатора. Поэтому я попытался поговорить с Уотерсом. Так что извините, я не это имел в виду, какой-то банковский
   проблема, я заплачу тебе к концу месяца. Вместо этого, однажды ночью, когда меня не было, он собрался и ушел. Забрал несколько моих тарелок и чашек, в придачу.
  В последний раз я так делаю».
  «Вы подали заявление в полицию?»
  Губы Фила Дьюка сделали что-то, что заставило калитку для крокета сжаться с обеих сторон. «Адвокат сказал, что это пустая трата времени, если только он не взял что-то ценное. Посуда стоила двадцать, пятьдесят баксов. Почему вы спрашиваете о нем? Он обманул кого-то другого?»
  «Его имя всплыло в ходе расследования».
  «Мне это ни о чем не говорит».
  «Извините, сэр. Мы не можем разглашать. Когда Уотерс начал снимать жилье и когда он уехал?»
  «Все в тайне, да? Фигуры», — сказал Дюк. «Давайте посмотрим... начало было пять
  — нет, полгода назад, отпуск был три недели назад. Дочь возвращается, так что все получилось». Еще одно сжатие. «Развод, никогда не нравился этот парень».
  «Какую работу, по словам Уотерса, он выполнял?»
  «Продажи и маркетинг. Не знаю, что он продавал или рекламировал, не спрашивал. Даже не получил депозит за последний месяц или залог на случай порчи имущества, это показывает, какой я был глупый».
  «Это может случиться с каждым», — сказал Майло.
  «Могло бы, если бы они были глупыми», — сказал Фил Дьюк. «Я должен был прислушаться к себе».
  «Можете ли вы рассказать нам что-нибудь об Уотерсе, что могло бы помочь нам его найти?»
  «С удовольствием помогу тебе, уважаю то, что ты делаешь, несколько копов в моей семье. Но нет». Он потер непокрытую голову. «Честно говоря, неплохой парень, когда вы впервые его встречаете. Дружелюбный, приятный, говорил мягко. Никаких плохих привычек, которые я мог бы заметить.
  Ни курить, ни пить он не стал».
  «Какой у него был рабочий график?»
  «Нормально. Вышел в восемь, вернулся в шесть или семь. Как обычная работа».
  «Он когда-нибудь кого-нибудь развлекал?»
   «Нет, держался особняком. Что, я думаю, странно, он такой дружелюбный, можно было бы ожидать какого-то друга. Но с людьми никогда не знаешь наверняка. Вот почему мне нравятся растения».
  Он пошевелил шлангом. «Если больше ничего не останется, я пойду смотреть, как растет моя трава».
  —
  Возвращаясь на станцию, я сказал: «Поверхностное обаяние, плохой контроль импульсов, криминальное прошлое. Уотерс мог быть причиной того, что Талия позвонила мне. И/или его соседи по бунгало».
  «Они появляются на пороге ее дома, «Привет, тетя»? — сказал он. — Это как воссоединение семьи».
  Я сказал: «В моей голове это складывается расчетливо. Глава первая — дружеский визит. Глава вторая — возвращение в отель и регистрация, просьба о бунгало неподалеку, чтобы они могли преследовать ее и выбрать момент. Если они родственники, то никаких загадок в мотиве нет. Как вы сказали, они рассчитывали на то, что их укажут в завещании. Или возмущались тем, что их исключили, и либо мстили, либо искали легкие деньги. В любом случае, усилия были минимальными, а выплата потенциально высокой».
  «Чтобы кто-то мог рассчитывать на наследство, должны были существовать какие-то отношения».
  «Возможно, он был, но мы его не нашли».
  «Или мы совсем не в теме, и Уотерс и его приятели остались там по другой причине. Например, чтобы иметь возможность заниматься сексом втроем в уединении. Большая проблема в том, что мы до сих пор ни черта не знаем о Талии. Когда ты поговоришь со своим приятелем-педиатром, как его там — Иглом?»
  «Только что сделал. Один из бывших пациентов Рубена мимоходом упомянул Талии о его работе, и она вошла в его клинику с чеком на десять тысяч».
  Он свистнул.
  Я сказал: «На следующий год она дала ему пятьдесят. С тех пор это ее ежегодное пожертвование».
  Мы проехали квартал. Он сказал: «Ты хорошо знаешь Орла».
  "Я делаю."
  «Безупречный и окруженный нимбом».
   Я уставился на него. «О, да ладно».
  «Эй», сказал он, «следи за деньгами, надо спросить».
  «Какую связь может иметь Рубен с Уотерсом и двумя другими?»
  «Солидный гражданин нанимает? Как будто этого никогда не происходит?»
  «Не в этом случае».
  «Ладно, он святой, но я все равно должен спросить».
  "Справедливо."
  «Вам было бы мучительно встретиться с ним лицом к лицу? Проверьте невербальные сигналы, а затем, может быть, поговорите с ординатором, посмотрите, подтвердится ли история Игл? Если я ставлю вас в плохое положение, сделайте Нэнси Р. и просто скажите «нет». А если вы хотите умыть руки от всего этого чертового беспорядка, нет проблем».
  «Зачем мне это делать?»
  Он улыбнулся.
  Когда мы приблизились к станции, я спросил: «Пока я буду изучать невербальные сигналы Рубена, что ты будешь делать?»
  «Звоню копам, которые арестовали Джерарда Уотерса, и тюремщикам, которые давали ему комнату и еду, пытаюсь выяснить, кто были его приятели. Может, мне повезет, и я опознаю эту симпатичную пару».
  «Смело отправляемся в прошлое», — сказал я.
  «А где же еще?» — сказал он. «Если разобраться, мы оба историки».
  ГЛАВА
  14
  Я доехал до больницы, припарковался на стоянке для персонала, прикрепил свой преподавательский значок и пошел в поликлинику на первом этаже главного здания.
  Бедные люди часто используют отделения неотложной помощи как врачей общей практики. Это перегружает отделение неотложной помощи, усложняет сортировку и подрывает бюджеты больниц. Но врачи и медсестры не просят финансовые отчеты, когда дело касается больных детей.
  Ruben Eagle был попыткой Western Pediatric Medical Center решить эту проблему, где практикующие медсестры работали в качестве скринеров первой линии, а интерны и ординаторы выполняли большую часть диагностики и лечения. Но спрос всегда превышает предложение, и в Western Peds результатом может стать человеческий затор.
  Приемная Рубена была заполнена маленькими людьми и теми, кому было поручено заботиться о них. Не было четкого пути к окну приема, но я протиснулся сквозь насморк, кашель и крики и, наконец, добрался туда. Женщина с измотанным видом была кем-то, кого я никогда не встречал, но мой значок заставил ее кивнуть.
  «Доктор Игл, пожалуйста».
  «Он с пациентом. Что мне сказать, доктор?»
  «Продолжение Талии Марс».
  «Мисс Марс», — сказала она, разглядывая значок. «Психология. Она тоже была вашим донором? Мы все будем скучать по ней». Она нажала кнопку, поговорила, послушала, повернулась ко мне. «Я ошибалась, он на самом деле поворачивает на Четыре Вест. Он говорит, чтобы вы встретились с ним в столовой для врачей через пять минут, он должен быть на завтраке».
   Часы за ее спиной показывали час дня.
  Она рассмеялась. «Он любит завтракать, но у него никогда нет на это времени, поэтому они оставляют ему овсянку».
  —
  Столовая врача — это уголок спокойствия, обшитый дубовыми панелями, затерянный в углу больничного подвала. Остальной пол пропитан химикатами, а морг находится в нескольких шагах. Аппетит, похоже, ни у кого не пострадал.
  Единственный свободный столик был около ящиков с серебряными приборами. Я налил себе турбо-кофе и сел. Пять минут Рубена превратились в пятнадцать, и я пил вторую чашку, когда дверь открылась, и он ворвался в комнату, белый халат развевался, очки-бутылки с колой сползли на аристократический нос. Он оглянулся, увидел меня, одними губами пробормотал: «Извините», и поспешил ко мне.
  Рубен — худой, тонкокостный мужчина с жесткой седой бородой. Его родители сбежали из коммунистической Венгрии в 56-м. Рубен родился в Лос-Анджелесе, но пару старших сестер вывезли из Будапешта в упаковочных ящиках.
  Одна из них была умственно неполноценной от рождения, и во время путешествия ей давали хлоралгидрат.
  Рубен рассказывает эту историю с удивлением, но без горечи. Его родители ушли, и он был главной эмоциональной и финансовой поддержкой Магды с тех пор, как я его знаю. Она живет с ним и его женой, чилийским стоматологом, и двумя младшими из их пяти детей в слишком маленьком ранчо в Шерман-Оукс. Рубен ездит на старой помятой Toyota и умудряется выглядеть ухоженным, несмотря на отсутствие интереса к одежде. Он бегает марафоны, чтобы собрать деньги для своей клиники, поднимает тяжести в выходные дни и никогда не работает меньше ста часов в неделю, разделяя их между лечением бедных и обучением студентов-врачей. Он регулярно получает награды за преподавание. Все его любят.
  Он не может не нравиться.
  Давайте посмотрим, что он сегодня покажет с помощью невербальных сигналов.
  Он пожал мне руку и сел. «Алекс, рад тебя видеть.
  Учитывая обстоятельства, конечно».
  Официант принес ему чайник горячего чая и спросил: «Как обычно, доктор?»
  «Да, пожалуйста. Это овсянка для меня, Алекс, я еще только собираюсь завтракать. Что я могу тебе принести?»
   «Салат подойдет».
  Официант сказал: «Один обычный, один зеленый» — и ушел.
  Рубен сказал: «Дорис сказала мне, что ты хочешь узнать подробности о Талии. Думаю, я тебе все рассказал».
  Спокойный, пристальный взгляд, кожа над бородой гладкая, лоб без морщин.
  «Просто пытаюсь понять, не придет ли мне на ум что-нибудь еще».
  «По просьбе твоего друга-полицейского? Не думай, что у тебя есть время бегать туда-сюда».
  «Это сложный вопрос, он старается действовать тщательно».
  «Ну», — сказал он, — «после того, как мы поговорили по телефону, я попытался выяснить, смогу ли я придумать что-нибудь, что могло бы быть полезным. Я не смог, Алекс. Талия была одним из наших лучших доноров, но я провел с ней очень мало времени».
  «Ей не нужно было, чтобы ее гладили».
  «Только что принёс чек».
  «Она могла бы отправить его по почте», — сказал я.
  «Она хотела какого-то личного контакта? Думаю, да. Но не чаще раза в год. Мы все равно продолжали отправлять ей приглашения. В последний раз, когда она пришла, я спросил ее, беспокоит ли ее получение почты от нас. Она ответила, что нет, но она не верит, что это двусторонняя сделка. Я сказал, что ценю это, но если она передумает, мы все будем рады видеть ее здесь. Она сказала, что это маловероятно, ее дни развлечений закончились. А затем она подмигнула».
  «Когда она была моложе, у нее было много вечеринок».
  «Я так и понял, Алекс. Может, это поможет?»
  «В данный момент у всего есть потенциал. Она что-нибудь рассказывала вам о своем прошлом?»
  «Кроме этого комментария и подмигивания, никаких намеков».
  « Бери деньги и беги».
  Он рассмеялся. «Я уверен, что большинство руководителей подразделений посчитали бы ее донором мечты. Но сейчас, оглядываясь назад, я жалею, что не был более настойчив, пытаясь узнать ее. Не из благотворительности, у нее, должно быть, была интересная жизнь, не так ли? Тот возраст, вся история, которую она пережила».
  Принесли еду. Рубен добавил в овсянку коричневый сахар, молоко и изюм. Отложил ложку. «Мысль о том, что кто-то может ее убить, выходит за рамки, но я полагаю, что все возможно. Пару недель назад у нас была семья, мама отравила всех четверых детей жидкостью для мытья стекол в их соке. Потому что отец бросил ее ради другой женщины».
  Я покачал головой. Он съел ложку овсянки.
  «Мы не нашли ни одной семьи».
  «Возможно, она была последней женщиной, которая выстояла», — сказал он. «У меня была двоюродная бабушка, которая никогда не была замужем и не имела детей, переехала в Рим и осталась там, а не приехала в Штаты с остальной частью нашей семьи. Она прожила сто два года, безумно здоровая почти до конца, одна по собственному выбору. Когда моя мать позвонила ей, тетя Ирма дала ей почувствовать, что она вмешивается. У вас, вероятно, был бы диагноз для этого. Мама сказала, что она была последней женщиной, которая выстояла, потому что она никогда ни от кого не подхватила микробов».
  Я сказал: «Изоляция как метод оздоровления».
  «Это не сработало бы для меня, но для всех типов, верно? Хотя несколько раз, когда я видел Талию, она была дружелюбной, ничего асоциального в ней нет».
  Я сказал: «Врач, который послал к вам Талию...»
  «Белинда Воджик. Понятия не имею, откуда она ее знает. Ваш звонок меня заинтересовал, но я не пытался с ней связаться, не хочу мешать расследованию. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что что-то связанное с шоу-бизнесом.
  Мне кажется, Талия могла бы стать актрисой, нет? У нее была театральная сторона — яркая одежда, непринужденные манеры. Это подмигивание?
  А Белинда до того, как стать врачом, имела какое-то отношение к кино».
  «От сценариев к педиатрии?»
  Он улыбнулся. «Происходит нечто противоположное тому, что обычно происходит, не так ли? Все эти врачи думают, что могут разбогатеть на сценариях. Белинда вернулась в колледж, чтобы получить степень бакалавра в свои сорок, а затем в медшколу».
  "Впечатляющий."
  «Она супер-умная, Алекс. Проработала год со мной, потом стажировалась по кардиологии в округе, я думал, что она сосредоточится на исследованиях. Потом у нее появился шанс взять на себя практику в Беверли-Хиллз — Саймон Вебстер».
   «Педиатр для звезд», — сказал я. «Связь в шоу-бизнесе помогла бы заполучить что-то подобное».
  Он немного поел. «Мне только что пришла в голову одна мысль. У Талии есть деньги, Белинда работает в BH. А что, если один из ее пациентов — праправнучатая племянница или племянник Талии или что-то в этом роде?»
  У него зазвонил пейджер. Он позвонил, послушал, встал. «Боюсь, настоящий. Коклюш у шестимесячного ребенка, так много людей не прививаются, вектор инфекции испорчен». Глядя на свою миску, он наклонился и взял еще одну ложку. «Приятно было тебя видеть, надеюсь, ты найдешь того, кто убил Талию. Она мне очень понравилась. Такая утонченная женщина » .
  Я сидела там, пока он со свистом выбегал из комнаты, и гадала, как он отреагирует на огромные деньги, которые ему предоставят.
  Если только он этого еще не знал.
  Нет причин думать иначе, ничего из того, что я только что видел или слышал, не заставило меня беспокоиться о нем. Я написал Майло об этом, не получил ответа, нашел номер офиса Белинды Воджик, доктора медицины, и позвонил.
  Голосовая почта, доставленная знойным женским голосом, предлагала массу возможностей. Я нажал 0, чтобы поговорить с человеком, и был развлечен саундтреком из «Энни» , прежде чем женщина с русским акцентом сказала: «Офис доктора Воджика».
  «Это доктор Делавэр, звонит доктору Воджику».
  «В отношении какого пациента?»
  «Талия Марс, но она не пациент».
  «О, — сказала она. — А потом что?»
  «Мисс Марс — общая знакомая доктора Воджика и меня».
  «Это личное?»
  "Да."
  «Я скажу ей, но она, возможно, не сможет вернуться до конца дня. Как там это называется?»
  —
  Как только я вернулся домой, на мой телефон пришло сообщение.
  Майло: позвони мне в офис.
  Я сказал: «Вы получили мое сообщение о Рубене».
  «Нет. Что, ты только что узнал, что он — верный серийный убийца, мы закрываем дело? — ах, вот оно. Ничего сомнительного, да? Жаль. Причина, по которой я позвонил, — результаты вскрытия Талии только что пришли. Определенно асфиксия, патологоанатом сказал, что она была на удивление здорова для любого возраста, не говоря уже о ее. Единственное, что он нашел, — это синяки по обеим сторонам ее туловища, как будто ее сдавили. Достаточно сильные, чтобы сломать одно из ее ребер. Которые он описал как «палки для пикапа». Лучше всего предположить, что тот, кто закрыл ей нос и рот, сделал это, сидя на ней верхом».
  «О, чувак. Ты знаешь, что я собираюсь спросить».
  «Нет, никаких доказательств сексуального насилия. Патологоанатом также сказал, что есть большая вероятность, что она так и не проснулась, потому что синяки были слабыми, в крови не было большого количества гормона стресса и не было никаких признаков борьбы».
  «Неплохой шанс», — сказал я.
  «Знаете этих ребят, проблемы с обязательствами. В любом случае, это нам мало что говорит, и пока я не могу найти никого из прошлого Джерарда Уотерса, кто соответствовал бы этой парочке, просто несколько мелких негодяев и пьяниц, запертых в местных тюрьмах в то же время, что и он».
  «А как насчет его тюремного срока?»
  «Все еще жду обратного звонка. Все еще жду много обратных звонков. Так что, Игл и вправду святой, да?»
  «Вы бы согласились на порядочного человека?»
  «Думаю, их несколько».
  Я рассказал ему о комментарии Талии по поводу «развлекательных дней» и подмигнул.
  Он сказал: «Похоже, она с ним флиртовала».
  «У нее действительно было это качество».
  «Ты тоже, да?»
  «Это может что-то значить», — сказал я. «Белинда Воджик — врач, который направил ее к Рубену — раньше работала в кино, а теперь у нее большая практика в BH. Он задавался вопросом, была ли Талия когда-то актрисой. Его другая догадка заключалась в том, что одна из ее правнучатых племянниц или племянников была пациенткой Воджик, и вот так они и познакомились».
   «Наша девочка была старлеткой, прежде чем перейти в бухгалтерию? Поговорим о переключении передач».
  «Мой первоначальный поиск по ней ничего не дал в этом направлении. Ничего, и точка. Но если ее работа появилась на десятилетия раньше Интернета, и она никогда ни в чем не снималась, это могло бы объяснить».
  «Она, похоже, из тех, кто любит пофлиртовать».
  «У нее было присутствие», — сказал я. «Встреть ее, и ты не подумаешь,
  «муниципальный служащий».
  «Думаю, мне следует поговорить с доктором Воджиком».
  «Я оставил сообщение ее секретарю».
  «Спасибо», — сказал он. «Как насчет того, чтобы начать с нее, у нее есть что-то пикантное, дайте мне знать. Я собираюсь снова проверить тюрьму, кто-то должен знать, кто были КА Уотерса. Все вещи Талии были упакованы и увезены несколько часов назад. Когда место опустело, я сделал третью попытку. Никаких потайных шкафчиков, люков или зарытых сокровищ. Единственное, что, как я думаю, стоило многого, — это те несколько ювелирных изделий и лампы Тиффани, если они настоящие».
  «Я видела только одну Тиффани, синюю со стрекозами».
  «Там еще стоял один, такой красный, симпатичный».
  Абажур с пузырями, на мой взгляд, выглядит грубовато по сравнению с лампой-стрекозой.
  Сейчас не время обсуждать декоративно-прикладное искусство.
  Я спросил: «Когда ее можно будет похоронить?»
  «Рики Сильвестр только что звонил, чтобы спросить то же самое. Я сказал, что это придется подождать. Как и окончательное оформление имущества. Она приняла это, но я вру, могу только отложить до определенного момента. Так что в конечном итоге доктор Большая Птица и все эти другие благотворительные организации получат неожиданную прибыль. Жаль, что он не задел твою антенну».
   ГЛАВА
  15
  К концу дня я так и не получила никаких известий от доктора Белинды Войик.
  Я использовал время, чтобы исследовать ее, нашел действующую медицинскую лицензию в штате Калифорния, никаких жалоб или нарушений и четыре с половиной звезды оценки пациентов на двух рейтинговых сайтах. Единственный придирка: доктор Воджик была всегда занята, и иногда время ожидания затягивалось.
  Никаких следов связи с промышленностью или какой-либо другой деятельности Вуджика, кроме медицинской практики.
  Майло позвонил в три тридцать вечера: «Нашел еще одного тюремного надзирателя, который помнит Уотерса, говорит, что он был хитрым ублюдком. Когда я спросил его о насилии, он сказал: «Не-а, ласка, а не волк».
  Федеральная тюрьма в Колорадо наконец-то выдала последнего сокамерника Уотерса, но никакой дополнительной информации не поступало.
  Я спросил: «Это хорошо для парня, который делит бунгало с Уотерсом?»
  «Судите сами. Я вам сейчас отправлю информацию».
  Секундой позже, тюремные фотографии пронеслись сквозь облако. Генри Адам Бакстром, тридцать восемь, шесть футов один, сто семьдесят шесть фунтов, имел точеное лицо, благословенное четкими, симметричными чертами. Сильный подбородок, прямой нос. Длинная, крепкая шея вырастала из мускулистых плеч.
  Жизнь склонна в пользу красивых людей, и я мог бы увидеть подчищенного Бакстрома, проходящего мимо хорошего отеля. Как только вы прошли мимо щетинистого черного ирокеза, стреловидной заплаты на дне влажных, смутно алчных губ, ледяных голубых глаз, пытающихся смотреть в камеру.
  С глазами можно было бы сделать немногое, но они привлекли бы определенный тип женщин, а также корпоративных покупателей модной мужской одежды. Вылейте на
   привести себя в порядок, и он будет готов к GQ.
  Я сказал: «Приличный парень, он бы подошел».
  «Так же, как и его предшественники. Этот знает, как быть агрессивным».
  Криминальное прошлое Бакстрома было более впечатляющим, чем у Джерарда Уотерса: большую часть его двадцати- и тридцатилетнего возраста он отсидел три серьезных срока в тюрьме.
  Нападение, вымогательство с применением насилия, восьмилетний срок за соучастие в вооруженном ограблении банка в Боулдере. Последнее привело Бакстрома в то же учреждение, которому было предоставлено право содержать Джерарда Уотерса.
  «За много лет до прибытия Уотерса», — сказал Майло.
  «Когда он вышел?»
  «За четыре месяца до Уотерс, досрочное освобождение за хорошее поведение. Насколько я могу судить по тюремному сайту, это было что-то вроде посещения церкви и занятий по «тренингу интуиции», может быть, изготовление симпатичных маленьких фанерных скворечников для тюремного сувенирного магазина».
  «По крайней мере, у него был заказной билет»
  «Можно было бы подумать, что это поможет. К сожалению, в отделении по условно-досрочному освобождению в Денвере не хватает персонала до такой степени, что Бакстрому даже не назначили офицера на шесть недель. Он получил комнату и питание в реабилитационном центре за счет налогоплательщиков, но начальник полиции понятия не имел, о ком я говорю, и мне пришлось назойливо просить ее поднять его досье. Он пришел на два визита, а потом больше не появлялся. Конечно, она все проверила, то есть пошла в реабилитационный центр, подтвердила, что он сбежал, и сделала запись об этом в досье. Я позвонил туда, надеясь на что-то. Парень, который им управляет, сказал: «Они приходят и уходят, все, что мы можем сделать, — это помешать им украсть мебель».
  Я спросил: «Откуда родом Бакстром?»
  «Никаких связей с Лос-Анджелесом, если вы это имеете в виду. Родился в Луизиане, провел время в Джорджии и Мэриленде, затем, насколько я могу судить, перебрался на запад. У нас нет никаких сведений о нем на месте, но путь из Колорадо в Калифорнию — логичный путь, если он воссоединился с Уотерсом».
  «Иди на Запад, Молодой Преступник».
  Майло сказал: «Каждый хочет переосмыслить ситуацию, как только почувствует запах смога, верно? Мой следующий шаг — попытаться выяснить, подал ли Бакстром заявку на публичное
   помощь на месте, получил кредитную карту, водительские права, телефон или, не дай Бог, легальную работу. Хотите сделать ставки на что-нибудь из этого?
  «Уотерс получил лицензию».
  «И ничего больше, что есть в записях». Щелкает на своем конце. «Подождите секунду».
  Молчание, затем: «Это был Крич, водитель лимузина. Он что-то вспомнил. Помимо того, что он водил Талию на ужин, он также водил ее на кладбище в Голливуде. Пару раз в год, но не в последний год. Он понятия не имеет, к кому она ходила, потому что она всегда заставляла его ждать снаружи».
  Я сказал: «Единственное место, которое я знаю, — это Hollywood Legends. Я проезжал мимо него по дороге в больницу. Там похоронено много людей из индустрии».
  «Возвращаемся к тем временам, когда наша девочка Талия работала в сфере развлечений?» — сказал он.
  «Я зайду и попробую узнать. У меня завтра днем пациенты, но утром я свободен. Как насчет того, чтобы отправить по электронной почте последнюю фотографию Талии из DMV, чтобы мне было что им показать».
  «Думаешь, это стоит твоего времени?»
  «Знай свою жертву».
  «Может, она просто навестила Рудольфа Валентино или еще кого-то из ее эпохи, но, конечно, ценю это. Взамен я могу выгуливать твою собаку, чистить твою духовку или снабжать тебя дорогими дистиллированными спиртными напитками».
  «Чивас подойдет», — сказал я. «Как только мы добьемся некоторого прогресса, мы поднимем тост».
  «Мне нравится этот оптимизм», — сказал он. «Blue Label в красивой коробке подойдет вам?»
  «Обычный подойдет».
  «Ты не некрасивая».
   ГЛАВА
  16
  Знай теперь твое кладбище.
  То, что начиналось как Hollywood Memorial Park and Spiritual Gardens, расположено на пятидесяти городских акрах в паре кварталов к востоку от студии Paramount. Когда Голливуд был Голливудом, несколько студий обосновались в этом районе, окружив кладбище и сделав его предметом шуток.
  Куда уходят умирать старые актеры?
   Если есть такси — Forest Lawn, если нет — Hollywood Memorial.
  Или:
   Место унылое.
   Как же так?
   Агенты затаскивают бесполезных клиентов. А потом роют себе дополнительные ямы. и прыгай.
  Как и Авентура, место пришло в упадок, пока не было продано по бросовой цене десять лет назад. В отличие от Авентуры, переполненной, в гостинице больше нет комнат.
  История нового владельца по созданию парков развлечений и переименование в Hollywood Legends подогрели слухи о том, что в разработке находится «болезненный Диснейленд». Это вызвало ожидаемое возмущение защитников природы, а также панику в семьях, чьи близкие были похоронены в богато украшенных склепах, мавзолеях и отмеченных гранитом могилах, заполонивших разрушающееся сооружение.
  Были поданы иски, создана арбитражная комиссия, достигнут компромисс, в ходе которого покупатели заверили, что не намерены менять основной характер кладбища, и пообещали вложить миллионы долларов в реконструкцию.
  Пять лет спустя дефекты были устранены, и семьи получили уведомление о том, что их плата за обслуживание увеличивается в пять раз. Вторая волна исков привела к Компромиссу 2.0: владельцы согласились удвоить плату на пять лет, затем добавить еще двадцать процентов на следующие пятнадцать лет, при этом обязавшись проводить обязательный арбитраж для любых будущих повышений. Взамен им будет разрешено предлагать «вкусные дополнительные услуги на территории, которые сохранят достоинство этого почтенного, священного места, столь богатого культурной историей Лос-Анджелеса».
  Примерами «вкусных» мероприятий были концерты классической музыки и сборы средств на благородные цели.
  На самом деле, последовал постоянный поток рок- и хип-хоп-концертов, частных вечеринок, съемок фильмов и рок-клипов. Был построен сувенирный магазин, увековечивающий «высоких и могущественных, которые решили доверить свои вечные останки голливудским легендам». Каждый Хэллоуин демонстрировался кинематографический шедевр под названием « Ведра крови» , а туристическим автобусам предлагалось сделать парк частью своего маршрута. Маркеры на дорожках направляли зевак к могилам ушедших звезд. Сувенирный магазин процветал.
  Первоначальное возмущение по поводу откровенной коммерциализации стихло, как это всегда бывает в Лос-Анджелесе, прибыль от «добавок» позволила сохранить разумные сборы за обслуживание, все остались довольны.
  Идеально подходит для города, где окружной коронер управляет сайтом розничной торговли, а гиды за рулем навороченных катафалков проезжают мимо поместий умерших богачей, раздавая злорадство.
  В Лос-Анджелесе смерть — та смерть, которая привлекает туристические автобусы — это постановка, не больше и не меньше.
  —
  Я приехал на кладбище сразу после его открытия в девять утра, припарковался на Мелроуз и прошел под каменной аркой в стиле рококо, увенчанной угрожающей кроной глицинии.
  Чудесное утро, теплое, ароматное, медовое.
  Пройдя мимо флорентийского фонтана и длинного узкого зеркального бассейна, пахнущего хлоркой, первым, что вы увидите, будет сувенирный магазин.
  Фотография Талии, которую Майло отправил по электронной почте, была настолько точной, насколько это вообще возможно для DMV-снимка. Одна бровь выгнулась выше другой. Удивленно.
  Я показал его девушке на кассе, молодой латиноамериканке с нежным голосом и готовой улыбкой. Рядом с ней стояла коллекция кофейных кружек с шелкографией лиц кинозвезд. Отдельная пирамида выставляла пивные кружки с презрительным, акромегалическим выражением лица покойного панк-рокера по имени Билли Стинк. Среди других товаров были снежные шары, футболки, чучела животных, ветровки, пушистые шапки с надгробными логотипами. Настольная игра под названием Six Feet Wonder.
  Слишком рано привлекать покупателей ко всему этому сокровищу. Я привлек внимание клерка.
  Она сказала: «Извините, я ее не знаю».
  «Могу ли я спросить, как долго вы здесь работаете?»
  Она колебалась.
  Я сказал: «Её не было здесь больше года».
  «О. Тогда я бы ее не видел. Десять месяцев».
  «Есть ли кто-нибудь, кто мог бы мне помочь?»
  «Она твоя бабушка?»
  «Двоюродная бабушка, только что ушла», — сказал я. «Она сказала мне, что приехала сюда, чтобы навестить кого-то, и я бы очень хотел узнать, кого именно. Это своего рода корни, понимаете?»
  Это ее смутило.
  «Исследование семьи. Я из Миссури, пытаюсь узнать о своих родственниках из Калифорнии».
  «О, — сказала она. — У меня в роду есть ковбои из Техаса — может быть, Педро знает».
  Она взяла телефон, позвонила, повесила трубку. «Он скоро приедет».
  Через девяносто секунд вошел пожилой мужчина в серой рабочей одежде и парусиновой шляпе.
  Он посмотрел на меня, потом на клерка. «Тина?»
  «Этот джентльмен хочет знать, приезжала ли сюда его тетя, чтобы увидеть кого-нибудь, и он мог бы найти какую-нибудь семью».
  Она подняла фотографию.
  Педро сказал: «Да... Я думаю, но не в ближайшее время».
   Я сказала: «Тети Талии не было здесь больше года. Она сама только что умерла».
  Он был невозмутим. Неудивительно, учитывая его работу. «Она твоя тетя, ты не знаешь свою семью?»
  «Я из Миссури, не был в калифорнийском филиале много лет. Гости расписываются в реестре или в чем-то еще, что сообщает, кого они посещают?»
  «Нет».
  Он еще раз взглянул на фотографию. «Хотите осмотреться, сейчас самое время. Через час или около того мы заставим людей смотреть на него».
  Указывая на чашки Билли Стинка. «Фиолетовые волосы, зеленые волосы, они всегда проводят какую-то церемонию. Вы не поверите, что они оставляют на его могиле».
  Девушка сказала: «Фак».
  Я заговорщически нахмурился.
  Он сказал: «Да, это отвратительно. Хотел бы помочь тебе, но мы никого не преследуем, смотрим, куда они идут. Наше правило — не совать нос в чужие дела, пока не увидишь что-то противозаконное. Как и туристические автобусы, они скоро подъедут, после того как посмотрят Китайский театр, Рипли и всю эту ерунду». Тине: «Скажи ему, что они покупают».
  Она сказала: «В основном это шляпы, но они всегда просят еду».
  Педро сказал: «Как будто это место возбуждает у них аппетит. В общем…»
  «Хорошо, спасибо», — сказал я. «Я просто пройдусь».
  Педро сказал: «Я могу сказать вам, где не стоит беспокоиться. Выйдя отсюда, вы увидите большие мавзолеи, а затем часть, которая раньше была прудом для разведения рыбы, пока ее не снесли, чтобы освободить место для таких людей, как он » .
  Я сказал: «Мертвые музыканты».
  «Передозировки», — сказала Тина.
  Педро сказал: «Эта сумасшедшая девчонка Пэтси, которая принимала героин и разрисовала свою машину таблетками и листьями марихуаны? Люди оставляют наркотики возле ее камня. Раньше я звонил в полицию, они говорили выкинь это, так что теперь я просто выкидываю это. Твоя бабушка связана с кем-то вроде этого? Ты?»
  Я улыбнулся. «Насколько мне известно, нет».
   «Тогда вы можете избежать всего этого. После этого — Большой Мавзолей, в котором все комики из далекого прошлого, затем Мавзолей Регентства, в котором находятся продюсеры, режиссеры и руководители студий. У них не так много посетителей. Вы связаны с кем-то из таких людей?»
  "Неа."
  «На юго-западе также есть еврейская часть».
  Я покачал головой.
  «Евреи оставляют камни», — сказал Педро. «Настоящие старые могилы, с того времени, как мы открылись — 1892 год, — находятся у задней стены. Вы ищете что-то настолько старое?»
  «Маловероятно».
  «Ладно, дальше дело за тобой, приятель». Он взял карту кладбища со стойки возле кассы, достал из банки сувенирную ручку и обвел ею перечисленные им территории.
  Тина прочистила горло.
  Я сказал: «С радостью заплачу».
  «Карта стоит пять долларов, ручка — четыре».
  Я дал ей наличные.
  Педро сказал: «Ты должна заплатить мне комиссионные, Тина».
  Она покраснела.
  Я сказал: «Спасибо за помощь, сэр».
  Он наклонился, понюхал и сделал вид, что рассматривает мои волосы. «Не вижу никаких зеленых или фиолетовых корней, ты не оставишь ничего отвратительного — в прошлый раз это была мертвая летучая мышь». Он усмехнулся. «Если только у тебя нет татуировок под этой красивой одеждой».
  «Ни одного».
  «Я был в морской пехоте, никогда не трогал свою кожу, даже семпер фи. Кто-то никогда не воевал, зачем им это?»
  Он ушел.
  Я сказал: «Какой-то парень».
  Тина сказала: «Расскажи мне об этом. Он мой отец».
  —
  Я прошел мимо мавзолеев и ужасно выкованной бронзовой скульптуры Билли Стинка, рокера, держащего микрофон в двух руках и морщащегося, словно у него разъела толстая кишка. Остальная часть секции мертвых музыкантов была небольшой, всего пара рядов, и когда я подошел ближе, то понял, что маркеры были не каменными, а из какой-то смолы. И они не отмечали настоящие места упокоения. Джим Моррисон был похоронен в Париже, Джими Хендрикс в Рентоне, штат Вашингтон, Кит Мун в Уэмбли, Англия, все факты подтверждены надписями на мемориалах.
  Виртуальное погребение. Знамение времени.
  Когда я прошел через все это и оказался перед акрами настоящих маркеров, правда о резервациях Педро сильно ударила меня. Сотни могил. Если только я не наткнулся на Марс, чего я мог надеяться достичь?
  Даже при этом у меня был бы только предок столетней женщины.
  Я собирался уходить, когда заметил мужчину, который тащил грабли и огромный мусорный бак к задней части кладбища. Та же рабочая одежда, что и у Педро, но его головной убор представлял собой пробковый шлем. Моложе Педро, но не намного.
  Я догнал его.
  Ярко выраженный, грузный парень с носом бостонского терьера и массивными предплечьями.
  "Ага?"
  Я сказала: «Моя двоюродная бабушка приезжала сюда, и я пытаюсь выяснить, к кому она приезжала». Я показала ему фотографию.
  Он сказал: «Милая дама, она всегда ходила в одну и ту же секцию. Она давала мне чаевые просто так. Я ее давно не видел».
  «Она скончалась на прошлой неделе».
  «О, — сказал он. — Мне жаль это слышать. Она хорошо одевалась, могла нормально ходить для своего возраста. Давай я тебе покажу».
  Он посмотрел на двадцатку, которую я предложил. «Это больше, чем она дала. У тебя хорошая семья».
  Он положил купюру в карман, провел меня в один ряд по направлению к центру кладбища и ушел.
   Сильно обветренные надгробия, даты смерти от сороковых до начала шестидесятых годов.
  Самый высокий маркер привлек мое внимание. На добрый фут выше остальных, в трех участках от конца, черный гранит с золотыми вкраплениями и увенчанный изящно вырезанной короной из красного гранита.
  Лемюэль Лерой Хоук-младший.
  31 июля 1892 г. – 9 августа 1954 г.
   «Мое Царство от мира сего».
  Гангстер, который купил «Авентуру» в тридцатые годы и превратил ее в пристанище для игроков, прелюбодеев и других искателей развлечений, прежде чем его поймали за уклонение от уплаты налогов.
  Я погуглил по телефону. Имя Хоука оказалось в списке головорезов до Билла Паркера. Осужден и приговорен в 1941 году.
  Умер тринадцать лет спустя, не указано, находился ли он в заключении или после освобождения.
  За четыре года до смерти Хоука отель был куплен Конрадом Граммаром. Вскоре после этого Талия стала постоянным резидентом, платя гораздо больше, чем мог себе позволить государственный служащий.
  Покупка недвижимости с использованием тайных фондов.
   Мое королевство.
  Самопровозглашенный монарх. Неправильное написание Монарк?
  Был ли переезд девушки Хоука частью соглашения с Граммаром? Милая сделка для милой?
  В 1941 году Талии было двадцать три года, Лерою Хоуку — около пятидесяти.
  Деньги и власть, как всегда, тянутся к молодости и красоте?
  Год смерти Хоука напомнил мне еще кое-что. Я посмотрела подарочную книгу в кожаном переплете в библиотеке Талии.
  Что-то Смити… Судьба разбойника.
  Опубликовано в 1953 году, незадолго до смерти Хоука.
   Этот парень понял. Человек, умирающий за решеткой, вспоминает?
  Или посылает предупреждение своей юной возлюбленной?
   Надгробие Хоука было пыльным. Никаких цветов, никаких признаков недавнего визита, но корона на могиле говорила обо всем. Как и надпись, переворачивающая заявление Иисуса.
  Самопровозглашенная королевская особа.
   Монарк любит Миджета.
   ГЛАВА
  17
  Мило сказал: «Наша милая старушка действительно была любительницей оружия?»
  Я сказал: «Или, по крайней мере, любовный интерес гангстера».
  «Это с надгробия».
  «Могила, которую она регулярно посещала, пока не ослабела. Хронология совпадает. Как и прежнее владение отелем Хоуком и возможность Талии позволить себе остановиться там после его продажи. Он отправился в Сан-Квентин, но это не значит, что он прекратил заниматься бизнесом, а то, что Талия была его внешним агентом, объясняет ее покупки недвижимости. Ее ранние знания о конфискациях и других сделках были бы идеальной синергией. А когда Хоук умерла десять лет спустя, она могла бы унаследовать все, не по книгам».
  «Хок когда-нибудь выходил из Q?»
  «Еще не проверял. Хотел сначала позвонить».
  «Девушка гангстера… даже если это правда, вы видите в этом связь с ее смертью семьдесят лет спустя?»
  «Может быть, она не беспокоилась о психопате в своей семье. А что, если потомки Хоука навестили ее и покопались в теме прадедушкиных денег?»
  «Это звучит как пугающий визит», — сказал он. «Вы не описали ее как напуганную».
  «Верно, но если она смогла скрыть длительный роман с Хоуком, значит, она была экспертом в сокрытии своих чувств».
  «Столетняя сирена беспокоилась о плохом семени Плохого Семени», — сказал он.
  «Мистер Уотерс и/или мистер Бакстром».
  «Или женщина, которую они, судя по всему, делят».
   «Хорошо, это место, куда можно пойти, спасибо. Давайте посмотрим, ведут ли Сан-Квентин приличные записи, поговорим позже».
  —
  Вернувшись домой, я сел за компьютер. Ничего о Лерое Хоуке, кроме упоминания в списке старых гангстеров Лос-Анджелеса, опубликованном в академической статье о полиции Лос-Анджелеса до и после Паркера. Автор, профессор истории в университете по имени Максин Драйвер.
  Я позвонил ей в офис.
  Она сказала: «Хок? Никто никогда не спрашивал меня о нем, он был довольно неизвестен. Обычно они хотят узнать о Багси Сигеле или Микки Коэне».
  «Хок не добился успеха?»
  «Насколько я могу судить, он был там по уровню преступности. Но в отличие от Багси и Микки, он избегал всеобщего внимания. Кто вы на самом деле и почему вы спрашиваете о нем?»
  «Я психолог, работающий в полиции Лос-Анджелеса. Это долгая история».
  «Я историк, мы к этому привыкли. Может ли кто-то поручиться за вас в полиции?»
  «Еще бы».
  Она позвонила Майло, перезвонила мне.
  «Я буду свободен через час. На час. Пицца Маньяк в деревне».
  —
  Ресторан представлял собой пивную забегаловку для студентов с кирпичными стенами, а пицца была на втором плане. Я пришел туда первым и, следуя инструкциям Максин Драйвер, заказал небольшой белый пирог с грибами и кувшин Bud. Пиво мне пришлось отнести к столику. Пиццу подал рассеянный на вид ребенок, и тут женский голос сказал: «Идеальное время».
  Максин Драйвер была в конце тридцатых, высокая, гибкая, азиатка, с короткой блестящей стрижкой, которая напоминала эпоху флэпперов. Обтягивающие черные брюки и соответствующий свитер подчеркивали ее разреженность. Она несла огромную черную сумку. На ее левом безымянном пальце сверкал большой бриллиант.
  «Доктор Делавэр? Максин». Ее рукопожатие было крепким, сухим, деловым.
  «Спасибо, что встретились».
  Она отломила полумесяц пиццы и откусила уголок. «Хорошее время для ужина. Мой муж практикует гастроэнтеролога в больнице Санта-Моники.
  Колоноскопия до восьми вечера»
  Она улыбнулась. «Надеюсь, это не испортит вам аппетит».
  Упоминание своего семейного положения для установления границ? Камня на пальце было бы достаточно. С другой стороны, внимание к деталям послужило бы ей хорошую службу в ее профессии.
  Я сказал: «Много лет проработал в больнице, никаких проблем».
  "Который из?"
  «Западные пешеходы».
  «Дети», — сказала она. «Я не могла вынести, как они болеют». Она сделала надрез еще на миллиметр. «Ты не балуешь?»
  «Маленький пирог», — сказал я. «Все для тебя».
  Максин Драйвер рассмеялась. «Мне нужно помнить о мужских аппетитах.
  Дэвид — мой муж — мог бы съесть три штуки и заявить, что он сидит на диете.
  Так или иначе, Лерой Хоук: я просмотрел свои записи, не нашел ничего особенного, но сделал для вас копию того, что у меня есть.
  Из сумки вытащили конверт из манильской бумаги. Аккуратные черные буквы на клапане: HOKE, LL.
  Я поблагодарил ее, предложил налить ей пива.
  Она сказала: «Только если вы. Еда — это одно, а вот выпивка в одиночку вызывает странное ощущение алкаша».
  Я наполнил две кружки. Она продолжала работать над куском пиццы, изящно, но неуклонно. Хирургический скальпель против циркулярной пилы Майло.
  Когда она закончила жевать, я поднял конверт. «Я прочитаю каждое слово, но если что-то будет между строк...»
  «Вы хотите что-то психологическое?» — сказала она. «Анализ личности? Я не из тех историков, которые думают, что они Фрейд. Но даже если бы я была им, о Лерое мало что известно, кроме того, что он был плох до мозга костей. Характер грубый. Думаю, в этом он отличался ».
   «От других мафиози».
  «В Лос-Анджелесе преобладали городские жители — выходцы с Восточного побережья.
  Микки и Багси оба были родом из Нью-Йорка, как и многие ребята, которые приехали сюда, чтобы исследовать свои возможности. Лос-Анджелес считался открытой территорией. До того, как Багси придумал Вегас, все думали, что мы станем следующим Содомом. Дикий Билл Паркер в конечном итоге разубедил их в этом представлении, но до того, как он появился на сцене, организованная сцена процветала. Кинобизнес помог, потому что между актерами и плохими парнями была естественная близость. Есть какие-нибудь мысли по этому поводу? С психологической точки зрения?
  «Творческие люди любят видеть себя аутсайдерами», — сказал я.
  «Творческие люди и мошенники», — сказала Максин Драйвер. «Это было темой моей докторской диссертации: позеры и прихлебатели, привлеченные краткосрочным удовлетворением преступления как развлечения. Мой основной тезис был таким: чем более неоднозначен продукт, тем больше возможностей для художников-бредников и преступников в него вторгнуться».
  «Гангстеры на голливудских вечеринках», — сказал я.
  «И наоборот. Но это вышло за рамки общения. Грязные деньги регулярно отмывались через производственные сделки, потому что студии нуждались в быстрых деньгах и брали краткосрочные займы из сомнительных источников. Конечным результатом стал парень вроде Джорджа Рафта, гангстер, который на самом деле стал актером».
  Она улыбнулась. «О связанных с мафией певцах мы даже говорить не будем».
  Я сказал: «Хок был частью этой сцены».
  «Нет, в том-то и дело, что его там не было. За все время моих поисков я не нашел ни одного снимка с ним у Чиро, ни слова о его якшании со звездами. Когда я сказал вам, что он был неизвестен, я имел это в виду».
  «Он держался подальше от глаз общественности».
  «Он, конечно, не играл на прессу, как другие. И я не нашел никакой связи между ним и другими гангстерами».
  «Одинокий волк».
  «У него была своя банда, и как сольный артист он не сможет заниматься тем, в чем его подозревают».
   «Какого рода работа?»
  «Его подозревали в ограблении бронированного автомобиля, похищении людей с целью получения выкупа и крупной краже драгоценностей».
  «Подозреваемый, но не арестован».
  «Его имя упоминалось в полицейских отчетах, но никаких дальнейших действий мне обнаружить не удалось».
  «Связи вне шоу-бизнеса?»
  «Кто знает? Он начинал в Калвер-Сити, и там было очень коррумпировано — местная полиция предупреждала бутлегеров о рейдах».
  Она взяла второй ломтик. «Несколько его сообщников исчезли навсегда».
  «Милый парень».
  «Полагаю, у него было свое обаяние. В конце концов, его поймали за налоги, как Капоне».
  Она отхлебнула пива. «Что мне интересно, просматривая свой материал, так это то, что хотя Лерой, похоже, не был связан ни с какими другими серьезными негодяями, он не вызывал явной враждебности или конкуренции. Если бы он это делал, он бы не продержался так долго».
  «Никто меня никогда не выдавал», — сказал я.
  «В меня никогда не стреляли», — сказала Максин Драйвер.
  «Исчезновение соратников помогло бы».
  «Это бы отбило охоту болтать, но не остановило бы одного из боссов, который пошел за ним, они были совершенно безжалостны. Багси получил свое прозвище, будучи убийцей бешеных собак, но помоги вам Бог, если вы его так назвали. Его все равно вытащили, в доме Вирджинии Хилл в Беверли-Хиллз.
  Дом Микки в Брентвуде подвергся бомбардировке, но он выжил».
  Имя в основе с ее субъектами. То же самое место, куда Майло неизбежно попадает с жертвами.
  Она сказала: «На Микки напали, когда он был в тюрьме. Он выжил, был освобожден и мирно умер во сне. Но, насколько я слышала, никто не избивал Лероя в Сан-Квентине. Он умер там».
  «Откуда он родом?»
  "Оклахома."
   «Классическая история Пыльной бури?»
  «Если это так, он не оставался бедным очень долго. Его первый адрес был в Калвере, как я уже сказал. Но его второй адрес был большой дом на холмах около Hollywood Bowl. Снесен много лет назад — все это есть в файле».
  Я сказал: «Возможно, его сельские корни заставили его держать язык за зубами».
  Глаза Максин Драйвер расширились. «Интересно, что вы так говорите, это еще одна из моих тем: несмотря на то, что преступники гордятся своим отклонением от социальных норм, они консервативны, когда дело касается расы и этнической принадлежности. Как и современные банды. Иногда встречаются расовые пересечения, но в основном люди остаются со своими. Моя семья из Сеула, и я, наконец, достигла точки, когда могу изучать корейские банды отстраненно. Та же история. Люди даже остаются верными своим деревням в старой стране. А теперь как насчет того, чтобы рассказать мне, почему психолог, работающий с полицией, интересуется Лероем».
  «Жертва убийства могла его знать».
  «Это должно быть совершенно нераскрытое дело».
  «Совершенно новое убийство», — сказал я.
  Она нахмурилась. «Лерой умер шестьдесят лет назад. Мы говорим о жертве, которая тогда была ребенком?»
  «Молодая женщина. Возможно, подружка».
  Она отложила пиццу. «Математика — не моя сильная сторона, но ей все равно придется быть довольно старой».
  «Ей было почти сто».
  «Ух ты», — сказала Максин Драйвер. «И кто-то убил ее? Это ужасно.
  Как вы думаете, почему она знала Лероя?
  «Она регулярно посещала его могилу, и его имя встречалось в ее личных вещах».
  «Подружка Лероя», — сказала она. «Ну, это были бы хорошие новые данные. И что, она прожила столетие, и кто-то ее забрал? Странно. Но я не могу себе представить, чтобы это касалось Лероя».
  «Возможно, нет, но копы за всем следят. Что вы можете рассказать мне о личной жизни Лероя?»
   «Ничего. Если он и был женат, то я не нашла никаких записей об этом. То же самое касается общения с тусовщицами, стриптизершами, актрисами, обычными гангстерскими штучками. Твоя жертва была одной из них?»
  «Пока не знаю».
  Красные ногти снова выщипали кусок пиццы. «Я ищу интересные темы, а Лерой не был до сих пор. Что вы можете рассказать мне об этой женщине?»
  «Больше ничего, извините».
  «О, да ладно».
  «Расследование продолжается».
  Максин Драйвер нахмурилась. «Я приму это на данный момент, но когда копы закроют это, вы должны предложить некоторую взаимность, я хочу получить от этого хорошую сочную публикацию».
  "Справедливо."
  «Более чем справедливо. Я серьезно, я заставлю тебя это сделать».
  —
  Она выпила полпива, забрала большую часть пиццы с собой и ничего не сказала, когда я расплачивался.
  Выйдя из ресторана, мы обменялись коротким, но крепким рукопожатием.
  Я еще раз поблагодарил ее.
  Она сказала: «Чтобы отблагодарить меня, сдержи свое слово».
  "Обещать."
  «Психолог, копающийся в прошлом для копов, ты этого толком не объяснил, но мне пора бежать. Одно могу сказать: Дикий Билл не стал бы связываться с психотерапевтами. Он предпочитал сбрасывать гангстеров со скал».
  «Изящество», — сказал я.
  «Эй, это сработало. Он очистил город, и толпа так и не смогла снова закрепиться. Конечно, всегда есть компромисс. Порядок против личной свободы. Мои приоритеты меняются в зависимости от заголовков».
  «И у меня тоже».
  Она сказала: «Я действительно ожидаю, что вы свяжетесь со мной, как только сможете быть более откровенным».
   «Честь скаута».
  Морозная улыбка. «Я был Брауни. И, кстати, я тоже знаком с вашей областью. Двойная специализация, психология и история. Ненавидел математику, все эти курсы статистики для психологов, поэтому выбрал гуманитарные науки».
  Она изучала меня. «Похоже, ты увлекаешься гуманитарными науками . Может, у нас есть что-то общее».
   ГЛАВА
  18
  Я открыл конверт в машине.
  Щедрый сосуд, скудное содержимое.
  Максин Драйвер включила тот же список, который я вытащил из Интернета, с именем Лероя Хоука, обведенным желтым. Затем шли фотокопии черно-белой фотографии Хоука из Сан-Квентина и карточка данных. На фотографии был светловолосый мужчина с темными задумчивыми глазами. Волосы были волнистыми и высоко уложены, а статистика прояснила цвет. Красный. Более светлые участки на висках, которые, вероятно, были седыми; заметные веснушки на лбу и щеках.
  Пять футов одиннадцать дюймов, сто сорок шесть фунтов соответствуют костлявому, как лезвие ножа, лицу, пристально смотрящему на тюремного фотографа. Челюсть-фонарь, неровный боксерский нос, узкий рот, узкие несмешные губы. Глаза, указанные как черные, были узкими и обвиняющими, глубоко посаженными и затененными выступом бровей.
  Шрам шёл по диагонали через мясистый ямчатый подбородок. Одно ухо было посажено выше другого, немного выдавалось вперёд и не хватало части мочки.
  Несмотря на неидеальные детали, неожиданный результат для целого. Неплохой парень.
  В карточке были указаны шрамы на подбородке, руках, спине и ягодицах. Никаких татуировок, никаких предупреждений о склонностях к насилию, только запись о том, что заключенный вел
  «преступное предприятие».
  Псевдонимы: Оклахома Ред, Талса Ред, Дабл-Л, Оки Кинг, Сэр «Х»,
  Монарк.
  Остальное содержимое состояло из двух листов бумаги с фотокопиями фрагментов статей из LA Herald-Express, Mirror и Times , на которых имя Хоука снова было выделено желтым цветом.
   Каждая вырезка сообщала о нераскрытых преступлениях, начиная с ограбления бронированного автомобиля средь бела дня на Шестой улице в центре города, которое осталось нераскрытым.
  «таинственный» после года расследования. Полиция расследовала «преступные группировки, возглавляемые «итальянцами» и другими гангстерами», включая Микки Коэна, LL
  «Талса Ред» Хоук и «цветной главарь банды Джулиус «Папа Блю» Карпентье».
  Похожие последствия были описаны в случае кражи драгоценностей с разгромом из шикарного магазина в Пасадене, ограблений банков в Калвер-Сити, Мид-Уилшире и Сан-Габриэле, а также «загадочного исчезновения» грузовика с мехами, предназначенными для Bullocks Wilshire.
  Последним преступлением стала еще одна кража драгоценностей в 1938 году, на этот раз в Беверли-Хиллз, совершенная глубокой ночью.
  Стена, разделяющая магазин платьев Elena's Dress Shoppe на Родео-драйв от ювелирного магазина Frederick LaPlante Fine Jewelers, была взломана, вероятно, с помощью ручных инструментов. В результате кражи были украдены «бесчисленные браслеты, ожерелья, кольца и другие женские украшения». По неподтвержденным слухам, часть блеска была отложена для десятого ежегодного гала-вечера «Оскара», который состоялся в отеле Biltmore.
  В этом случае «избегающий публичности» Хоук был описан как «лицо, представляющее серьезный интерес», а затем процитирован как «недвусмысленно отрицающий свою причастность через представителя и предлагающий железное алиби: во время ограбления он находился в дальнем углу ресторана Perino's, «обедав на виду у многочисленных граждан, включая светскую публику».
  Mirror с радостью добавила, что это утверждение «было подтверждено нашими журналистами».
  Никаких упоминаний о предполагаемом владении Хоуком отелем «Авентура».
  Никаких фотографий Монарк с кем-либо, не говоря уже о миниатюрной молодой девушке по имени Миджет.
  Я поехал домой и поработал на компьютере, используя информацию о водителе.
  Ничего, пока в 1940 году я не наткнулся на серию фотографий, запечатлевших шестидесятичетырехлетнюю историю Perino как заведения высокой кухни.
  Черно-белое фото охватывает три группы обедающих. Киношники по обе стороны, поэтому снимок был заархивирован.
  Меня заинтересовала средняя банкетка.
   В центре светловолосый, темноглазый эктоморф в широкоплечем смокинге, с полусъеденным куском кремового пирога перед собой, потягивал то, что выглядело как чашка кофе. Слева от него был неуклюжий мужчина с лицом мопса, вдвое шире Лероя Хоука, его напиток — хрустальная кружка пива с пенной шапкой.
  Справа от Хоука сидела миниатюрная белокурая красавица лет двадцати. Устроившись под рукой гангстера, ее нежные пальцы покоились около бокала с мартини.
  Лицо пикси, большие глаза, темно накрашенные губы. Черное платье на тонких бретельках оттеняло бледные плечи и лебединую шею. Достаточно молодая, чтобы быть дочерью Хоука, но ничего дочернего в озорной полуулыбке, которой она его одарила.
  Ничего отеческого в том, что его рука свисала через ее плечо, а мизинец лениво обвивал ремешок.
  Нет никакой уверенности, что она была молодой Талией. Ничто не говорило, что она не была ею.
  Я изучал фотографию и подумал, что нахожу что-то знакомое в огромных живых глазах и в тонком веселье.
  Моя ставка — «да». Я бы принял почти любые шансы.
  Я просидел за своим столом еще полтора часа, разыскивая информацию о преступлениях, связанных с Хоуком. В статье Mirror не было освещения более ранних тяжких преступлений , но ограбление Фредерика ЛаПланта было достаточно крупным делом, чтобы заслужить чернила во всех четырех газетах Лос-Анджелеса. Та же история, что и в Mirror, почти слово в слово, что означало перепечатку пресс-релиза полиции Лос-Анджелеса.
  Исследование ювелирного магазина привело к истории о его открытии за четыре года до ограбления в The Beverly Hills Monitor, бесплатном еженедельнике, ныне несуществующем, с гибким подходом к синтаксису и стилю. Шрифт выглядел так, будто его напечатали и отпечатали на мимеографе.
   Изысканные европейские драгоценности стекаются на зеленые холмы Беверли.
  Существуют значительные восхищения дарами и талантами графа Фредерика Шарля Норманди Этьена де Лапланта, эмигранта из Парижа, Франция, после Первой мировой войны, который постоянно и последовательно ослеплял нас благодаря своей уважаемой истории как известного desinatrace de bijoux , который ранее и видным образом консультировал Cartier и других галльских гениев гламура. Таким образом, приобретая из первых рук экспертные знания как об изысканно редких предметах, так и о ювелирных изделиях Olde Worlde haute —
  артистизм на самом взыскательном и изысканном уровне.
   Среди недавних ценных приобретений графа, которые теперь доставлены на наши умеренные берега Калифорнии под предлогом благоразумия и вкуса, более 15
  безупречный бриллиант в карат, который, как говорят, носила Мария-Антуанетта в течение нескольких часов после того, как ее обезглавили кровожадные и беспощадные мятежники, а также огромный изумруд богини инков из перуанских Анд, представленный в своем оригинальном футляре, отделанном кожей гуанако — животного, которое обитает только на самом высокогорном уровне гор Анды.
  Глаза загорались, когда я смотрел на многие другие, включая 57-каратный рубин «Вино Нила», который, как говорят, был найден отважными исследователями и ориенталистами недалеко от древней египетской пирамиды.
  Но это еще не все: в святилище сказочных граней графа ЛаПланта есть экспонаты, способные удовлетворить вкусы любого уровня.
  На снимке вверху изображен человек с накрашенными воском усами, точная копия Эррола Флинна, если бы Флинн набрал вес в среднем возрасте.
  Я ввел в поисковик полное имя и должность ЛаПланта и нашел статью в New York Post, датированную шестью годами позже ограбления.
  Этот был совсем не напыщенным:
  Мошенник с фальшивыми лягушками разоблачен как граф-перехититель Фальшивый французский дворянин, выдававший себя за консультанта по искусству для богатых, знаменитых и доверчивых людей, оказался типичным американским мошенником, который годами наживался на глупости богатых людей.
  Фред Буллард Дрэнси, родившийся в рабочем квартале Бостона и осужденный в молодости за многочисленные мошенничества, аферы и мошенничества, сумел несколько лет оставаться почти чистым, когда работал водителем-экспедитором в компании Shreve, Crump and Lowe в Бинтауне. Несколько лет спустя он переехал в Калифорнию, выдавал себя за галльского хулигана с громоздким прозвищем граф Фредерик Норманди Де ЛаПланте.
  Полиция утверждает, что Дранси использовал свою фальшивую аристократию, чтобы сбывать дорогие драгоценности у других торговцев без первоначального взноса. Затем эти предметы перепродавались и сбывались легкомысленным наследникам и наследницам.
  Несмотря на хронические задержки с выплатами поставщикам, Дранси в конечном итоге справился, и схема сработала настолько хорошо, что
  он смог открыть ювелирный магазин на Родео-Драйв, самой шикарной торговой улице в Беверли-Хиллз. Там он продолжал повышать ставки, «инвестируя» во все более дорогие безделушки, которые он продолжал впаривать наивным знаменитостям Западного побережья. Только когда ограбление опустошило запасы Дрэнси и выявило отсутствие у него страховки, разъяренные торговцы драгоценностями начали копаться в его прошлом и раскрыли его темное прошлое. Дрэнси убежал из Ла-Ла-Лэнда, затаился на некоторое время, а затем набрался наглости переименовать себя в эксперта по Старым Мастерам на Манхэттене, даже не меняя своего псевдонима.
  Готэмская схема Дрэнси наконец-то рухнула, когда хранилище картин в Лонг-Айленд-Сити, где он «одолжил», было взломано и разграблено. В настоящее время Дрэнси находится в The Tombs, ожидая предъявления обвинения по нескольким обвинениям, хотя ходят слухи, что он, возможно, сможет кататься на коньках, поскольку модные торговцы произведениями искусства из Верхнего Ист-Сайда не захотят подвергать себя насмешкам, будучи облапошенными профессиональным мошенником с образованием в шесть классов.
  Никаких упоминаний о подозреваемых в краже произведений искусства. В то время Лерой Хоук проживал в Сан-Квентине.
  Я связал Хоук с рядом ключевых слов: laplante, drancy, midget, thalia, mars. Последний собрал миллиарды просмотров о радостях астрономии и достоинствах шоколадных батончиков.
  Отсутствие чего-либо еще соответствовало характеристике Хоука, данной Максин Драйвер, как человека, стесняющегося публичности. Если он был организатором работы ЛаПланте, то доверить его своей законно нанятой девушке с целью получения взятки тоже подходило. То же самое можно сказать и о ее использовании в качестве агента во время тюремного заключения.
  Путь Талии к богатству был еще одной интересной схемой: превращение украденных драгоценностей в законную покупку недвижимости было азбукой отмывания денег.
  Милая маленькая городская бухгалтерша могла бы избежать критики, если бы покупала постепенно и медленно. Она, конечно, избежала критики из-за проживания в роскошном гостиничном номере, арендная плата за который намного превышала ее зарплату.
   Дань ее уму? Или она унаследовала связи от Хоука в допаркеровские времена, когда коррупция была муниципальным развлечением?
  Если ее богатство коренилось в преступности, не стала ли она чувствовать себя виноватой, приближаясь к концу удивительно долгой жизни? Пытаясь искупить вину спонтанными актами благотворительности, но, не довольствуясь этим, решив, что пришло время поговорить об этом с кем-то?
  Майло любит говорить, что психологи — это те, кто говорит «да» нашего времени. Кто лучше психолога, который работал с копами и знал кое-что о преступном мышлении, сможет успокоить бывшую шлюху?
  Или, возможно, Талию просто устраивал тот образ жизни, который она прожила, а потомок человека, чьи соратники имели обыкновение исчезать, появился, желая поговорить об этой жизни.
  Какой-то потомок генеалогического древа Монарка выясняет связь Талии со своим предком и считает, что имеет право на то, что осталось от состояния Хоука.
  Отросток или отростки.
  Биркенхаары из Австрии. Фальшивый акцент, скорее всего, фальшивое имя.
  Вымышленные имена, как и раздутые биографии знаменитостей и политиков, часто придумывались, чтобы произвести впечатление. Показательный пример: Фред Дрэнси, он же граф Фредерик и так далее ЛаПланте.
  Может быть, это почка его генеалогического древа, которая пыталась пустить корни в жизни Талии?
  Много возможностей, но нет фактов. Я даже не мог быть уверен, что девушка у Перино была Талией.
  Монарк и Карлик.
  Я снова изучил фотографию. Сделал прогресс, убеждая себя.
  Думал позвонить Майло, но решил не делать этого: нет смысла нагружать его целой серией предположений на столь раннем этапе игры.
  —
  В девять вечера Робин читала в постели, а я играл на гитаре в кресле в углу. Бразильская музыка, которую она любит по ночам, прекрасное сочетание простоты, которая убаюкивает слушателя, и сложности, которая бросает вызов исполнителю. Я пробовал новые инверсии аккордов в «Corcovado», когда зазвонил телефон.
  Майло сказал: "Мистер Уотерс больше не отсутствует. Ой, неудачный выбор слов.
  Он здесь, но его больше нет».
   ГЛАВА
  19
  Свалка находилась в Пасифик-Палисейдс, выше шоссе Пасифик-Кост, сразу за виллой Гетти и на узкой улочке.
  Непримечательные дома стояли на слишком маленьких участках. Воздух был прохладным, соленым и дорогим. Между скудным пространством, разделяющим дома, мелькали проблески океана, звездный оникс. Я ехал, пока коп, прижавшийся к патрульной машине, не остановил меня.
  Мое имя заставило меня помахать рукой в сторону конца квартала. Строительная площадка, которая, судя по всему, была началом строительства огромного особняка.
  Блочный фундамент, деревянный каркас, крыша из искусственной черепицы, все это выглядело изношенным. Кучи мусора заполняли большую часть участка. Энди Гамп с открытой дверью и плохо ухоженный арендованный забор дополняли картину: над проектом некоторое время не работали.
  Ворота для въезда были заперты на цепь, но забор, высокий и с колючей проволокой наверху, имел отверстие размером с человека. Майло просветил меня, пока я ехал.
  Тело было обнаружено случайно: пара неразлучников, которым едва исполнилось тринадцать, выскользнув из своих домов в нескольких кварталах к востоку, поспешила на место преступления, строя планы страсти, среди ржавой арматуры, покоробленной фанеры и гниющей черепицы.
  Обычная вещь для детей, как оказалось. Приятно знать, что эта штука с соседскими девчонками/мальчиками оказалась долговечной.
  На этот раз вонь заставила их остановиться, любопытство превзошло настоящую любовь и гормоны.
  Прослеживая запах, дети обнаружили что-то сгнившее хуже, чем черепица. Охваченные ужасом, но очарованные, они осветили тело
   фонарик, который девочка всегда брала с собой, потому что занималась балетом и не хотела «упасть и испортить себе тело в темноте».
  Ромео и Джульетта теперь стояли в стороне, рядом с офицером, рассеянно работающим со своим мобильным телефоном. Оба были светловолосыми, симпатичными, худыми, девушка была выше и на удивление сдержанной. Мальчик съежился рядом с ней, его глаза были затуманены огромными дизайнерскими очками в красной оправе.
  Майло сказал: «Шон и Шона. Очаровательно, не правда ли? Все четверо родителей — доктора медицины и друзья, и они были на ужине. Сейчас они возвращаются и очень раздражены. Мне, возможно, придется предложить малышам некоторую полицейскую защиту».
  Его улыбка была мрачной. «Маленький Лотарио выглядит напуганным, не так ли?
  Может быть, ты ему тоже понадобишься».
  Я сказал: «Ничего похожего на погоню за машиной скорой помощи. Это точно Уотерс?»
  «Мы проверим по отпечаткам пальцев, но да, осталось достаточно, чтобы сказать, что это так».
  «Где тело?»
  Он указал на одну из куч мусора. Я двинулся к ней.
  Он сказал: «Конечно, почему бы и нет».
  Обнаженное тело Джерарда Уотерса было покрыто предметами, взятыми из мусорки, каждый из которых был помечен маркером для улик: обрезки древесины, сломанные блоки, кусок черного пластикового брезента, испещренный маленькими неровными дырками, которые, как заверил меня Майло, были делом рук Микки и Минни. «Они его тоже немного пожевали. Вот здесь. И здесь».
  Указывая на оборванные кончики пальцев рук. И ног. Затем на кучу рвоты.
  «Предоставлено Шоном. После того, как Шона откинула брезент и обнажила лицо».
  Я сказала: «Крутая девчонка».
  Майло сказал: «Кровь ее не волнует, она хочет стать хирургом, как папа и мама. У них пластическая практика в Малибу. Уколы и подтяжки не помогут мистеру Уотерсу».
  Еще один момент: шея дряблая и шелушится. Кусок плеча в пятнах, как перезрелый сыр.
  Я спросил: «Он что-нибудь носит?»
  «Раздетая догола».
   Я наклонился и присмотрелся. Лицо было раздутым и разлагающимся, складки и морщины были заполнены жидкостью и газом, натянутыми, как швы слишком узких брюк. Освещение криминалистической лаборатории подчеркивало повреждения, но не смогло прояснить точный цвет кожи. Я предположил, что она серая. Может быть, с наложением фиолетового.
  Может быть, даже немного зелени.
  Темное пятно почти скрыло татуировку на левой икре. Потерто, но я все еще мог ее разглядеть. Даффи Дак.
  Я сказал: «Слишком много разложения, несмотря на то, как круто было».
  «КР предполагает, что его держали в тепле в другом месте, прежде чем переместить».
  Я спросил: «Есть ли у вас идеи, что его убило?»
  «Одиночная пуля, вот здесь». Тыкая в затылок. «Никакой гильзы, никакого выходного отверстия, а наши жевательные друзья увеличили входное отверстие. Но если поковыряться, туннель достаточно узкий, чтобы сказать, что это малый калибр».
  «Ты засунул туда палец?»
  «После того, как CI одобрил это». Он ухмыльнулся и протянул руку. «Пожми это, приятель».
  «Я поверю вам на слово».
  «Отвечая на ваш следующий вопрос, пока патологоанатом не выскажет свое мнение, наилучшей оценкой времени будет неофициальное предположение СИ. Дни, а не часы».
  «Вскоре после того, как Уотерс сбежал от своего арендодателя», — сказал я. «Он отправился на встречу со своими партнерами, возможно, решив, что они все будут путешествовать, и получил сюрприз. Если бы бунгало Талии принесло серьезные деньги, пирог сократился бы до двух кусков».
  «Мисс Хотча-Хотча и мистер Красавчик», — сказал он. «Вот такую сцену я себе и представляю. Сегодня я вернулся в отель и показал рожу Генри Бакстрома Рефугии и паре портье. Они все с трудом видели дальше ирокеза, но никто не сказал, что это не может быть Бакстром. Потом я показал ее Алисии Богомил, и она сказала, что на девяносто процентов это был он».
  «Глаза копа».
  «Или она хочет угодить. Специалисты будут искать отпечатки на теле или около него, и, учитывая, что пуля все еще находится в голове Уотерса, возможно, это что-то даст».
   Я сказал: «Зачем сбрасывать тело здесь, когда вдоль побережья есть тропы и каньоны?»
  «Вы думаете, кто-то хорошо знаком с районом. Бакстром и Плохая Девочка берут высокую плату?»
  «Не обязательно. В Санта-Монике и Венеции есть недорогие мотели.
  Я предполагаю, что это не случайно, потому что плохие парни, как правило, остаются недалеко от дома, и они также известны тем, что работают фрилансерами, например, строят пикапы».
  «Возможно, Бакстром был здесь, забивая гвозди или заливая бетон», — сказал он.
  «Хорошее замечание, я поговорю с подрядчиком. Наверное, это бывший подрядчик, ребята говорят, что тут давно никто не работал».
  «Люди ходят в походы по сельской местности, а не по свалкам», — сказал я. «Если мистер и мисс
  Cute спешили разойтись и знали, что работа заброшена, это было бы идеальным местом для свалки. Дайте им фору, пока не начнется разложение и не затруднит идентификацию. Может быть, они надеялись, что останки в конечном итоге окажутся на каком-нибудь предприятии по переработке. К несчастью для них, вмешались Ромео и Джульетта».
  «Преимущество», — сказал он. «Так что они уже на ветру».
  «Я был преступником, которому неожиданно досталось состояние, и я бы не стал задерживаться».
  Шум по ту сторону забора привлек наше внимание. Квартет хорошо одетых людей лет сорока прошел мимо и устремился к молодым влюбленным. За потоком объятий последовали гневные речи взрослых и аллегро-махание пальцами.
  Шона стояла на своем; Шон попытался спрятаться за ней, но мать выдернула его за руку и быстро заработала ртом.
  Полицейский, делающий вид, что наблюдает за детьми, посмотрел на Майло. Майло выставил ладонь вперед. Разрешение уйти. Полицейский что-то сказал, родители забрали детей с собой.
  Когда семьи расходились, Шона помахала Шону пальцем, а Шон послал ему воздушный поцелуй.
   ГЛАВА
  20
  Мило сказал: «Рим и Джул спасают положение, и теперь их посадят под домашний арест».
  «Отправьте им утешительные призы», — сказал я. «Фонарики LAPD для будущих исследований».
  Он рассмеялся. «Я провожу тебя до машины».
  Я спросил: «Может ли ваше психическое состояние справиться с чисто теоретическими данными?»
  «Я сделан из крепкого материала. Что?»
  Я рассказал ему все, что узнал о Лерое Хоуке, ограблениях ЛаПланте/Фреда Дрэнси, о симпатичной молодой блондинке в заведении Перино, приютившейся под мышкой у Хоука.
  «Ты думаешь, она Талия».
  «Каково твое мнение?» Я показал ему фотографию на своем телефоне.
  Он сказал: «Может быть. Это Хоук, да? Типа страна… кто у них Халк?»
  «Понятия не имею».
  Он вернул трубку. «Предположим, наша девчонка заработала состояние, отмывая деньги, полученные за грех. Как это поможет раскрыть ее убийство?»
  «Хока так и не арестовали за ограбление ЛаПланте, и я не нашел никаких записей о том, что драгоценности были возвращены. Но вскоре после этого его посадили за уклонение от уплаты налогов. А что, если его предал инсайдер? Не Талия. Если бы она выдала Хоука, она бы не продержалась и недели. Но за год до своей смерти он отправил ей книгу об ограблении, которое пошло не так из-за предательства. «Эй, этот парень получил это». Это могло быть предупреждением об еще одном потенциальном ударе в спину».
  «Зачем предупреждать ее через десять лет после того, как его посадили?»
  «Возможно, потому что это произошло вскоре после того, как Талия начала проявлять финансовую активность, до этого она затаилась. Подумайте об этом: она только что переехала в Авентуру и покупала недвижимость. Может быть, Хоук активировал ее, потому что его приоритеты изменились. Он заболел, понял, что у него не так много времени, и захотел позаботиться о Талии. Или, наоборот, он собирался уйти и хотел позаботиться о себе. В любом случае, налоговый преступник, сидящий на незаконном состоянии, рисковал быть обнаруженным и конфискованным. Поэтому он использовал Талию в качестве теневого инвестора. Но повышение ее статуса влекло за собой собственный риск, поэтому он отправил ей книгу с закодированным сообщением, чтобы она была осторожна».
  «Говорил ей, чтобы она остерегалась другого бандита. Сообщник Хоука не успел исчезнуть».
  «Или», — сказал я, — «сам жертва ограбления, не совсем добропорядочный гражданин».
  «Считай кого угодно».
  «Он же Фред Дрэнси».
  Он вытащил панателу, сунул ее в рот, не зажигая. Когда его челюсти сжимались и разжимались, сигара покачивалась, как рея.
  «Талия не могла подвергаться серьезному риску, Алекс. Она прожила еще шестьдесят с лишним лет».
  «Что подтверждает то, что мы говорили: Хоук позаботился о непосредственной угрозе, но она перешла через поколения».
  «Плохие семена третьего, четвертого поколения».
  «Один из них мог бы лгать прямо здесь. Войны велись на основе тысячелетних обид, то же самое касается и семейных распрей. Может быть, есть клан, который передал историю о том, как его обманули, лишив большого куш, и один из отпрысков наконец решил что-то с этим сделать. Талия сказала мне, что выбрала меня, потому что я работал с тобой. Ее план состоял в том, чтобы убедиться, что мне можно доверять, а затем привлечь тебя. Даже рискуя стать соучастницей целого ряда давно забытых преступлений. Что кто-то мог сделать ей в ее возрасте? К сожалению, она не вовремя».
  Он достал спичечный коробок, оторвал спичку, согнул ее, сунул в карман. Сигара последовала за ней. «Так что все, что мне нужно сделать, это найти какого-нибудь негодяя, который тусовался с Хоуком в плохие старые времена, и проследить его генеалогическое древо».
  «Или начните с Уотерса и Бакстрома и двигайтесь в обратном направлении».
  «Естественная история гадостей... дайте-ка мне еще раз взглянуть на эту картинку».
  Я восстановил снимок Перино.
  «Другой парень», сказал он, «центральный кастинг, болван, нет? Узнаем, что его звали Мус Бакстром или Бифф Уотерс, я куплю тебе ящик Чиваса.
  Синий, зеленый, назови свой цвет».
  Я сказал: «Мы могли бы начать с оригинальных материалов дела о налоговом рейде Хоука и ограблении ЛаПланте».
  «Такие старые документы не подлежат компьютеризации, а бумажные файлы сбрасываются в каком-то захолустном месте, которое департамент называет архивом».
  «Завтра я позвоню Максин Драйвер, может, она что-нибудь посоветует».
  «Вот и все», — сказал он.
  Когда мы направились в «Севилью», он нашел спичку и панателу и закурил. «История — это прекрасно, но я немного пристрастен к текущим событиям».
  —
  Я добрался до Драйвера в десять утра.
  «Ты хочешь мне что-то сказать?»
  «Скорее это еще один вопрос».
  Тишина. «Понятно».
  «Как только дело будет решено, вы будете первым человеком, которому я позвоню».
  «Ты напоминаешь мне парня, с которым я встречалась в аспирантуре. Очень серьезный, много обещаний».
  «Он оставил себе хоть одну из них?»
  "Несколько."
  «Я сделаю лучше».
  «Ха. Что теперь?»
  «Я хотел бы отправить вам по электронной почте фотографию Хоука с мужчиной. Попробуйте опознать его».
  Я нажал кнопку. Она сказала: «Где ты это взял?»
  «Интернет-статья о Перино».
  «Чёрт, жаль, что я не подумал об этом. Девушка — твоя столетняя жертва?»
   «Может быть. Есть идеи, кто этот хулиган?»
  «Нет, извини. Похоже на телохранителя».
  «Можете ли вы назвать кого-нибудь, кто мог бы знать больше о Хоуке?»
  «Сомнительно, исследование гангстеров — не самая горячая тема для историков»,
  сказала она. «Грантовые деньги идут на борьбу с гендерным неравенством и колониализмом —
  Подожди секунду, может, кто-то есть. Джанет Питкэрн в Принстоне, я вижу ее на конференциях. Она в мафии Восточного побережья, зарабатывает деньги, выдавая это за исследование этнических схем иммиграции. Может, она кого-то знает, я ей позвоню.
  «Спросите ее о Фреде Дрэнси — настоящее имя графа ЛаПланта. Он был родом из Бостона, но переехал в Нью-Йорк после ограбления и попал в большие неприятности».
  Я рассказал ей о краже произведения искусства.
  Она сказала: «Тот же МО, другой товар. Может быть, Дранси был соучастником в деле с драгоценностями, а не жертвой?»
  «Я об этом не думал, но конечно, почему бы и нет? Если бы не грузоотправители, его доля была бы больше, чем если бы он действовал законно.
  Отличная идея, профессор. Спасибо.
  «С Максин все в порядке, и ты знаешь, как меня благодарить — да, я зацикленная лента».
  «Упорство», — сказал я. «Идеально для исследования».
  «Гораздо продуктивнее, чем тратить весь день на то, чтобы расставлять ботинки так, чтобы они смотрели в одну и ту же сторону. Это не значит, что я не был идеальным ребенком».
  «Я действительно ценю уделенное мне время, Максин».
  «Наверное, мне не стоит в этом признаваться, — сказала она, — но это оказывается забавным. Мои родители хотели, чтобы я стала ортодонтом. Они до сих пор не понимают, почему я делаю то, что делаю».
  —
  Я оставил сообщения для Майло. Он позвонил вскоре после двух часов дня.
  Я рассказал ему догадку Драйвера о Дранси. «Если это правда, добавьте его потомство в список плохих семян».
  «Мне это нравится», — сказал он. «Если бы он был в этом замешан, работа была бы проще простого.
  Сигнализация выключена, сейфовая дверь разблокирована. Что мне не нравится, так это расширенный список подозреваемых, но да, это определенно стоит рассмотреть. Между тем, у меня есть еще несколько фактов о Хоуке. Он был приговорен к одиннадцати годам, заболел раком за несколько месяцев до даты освобождения и умер в тюремной больнице.
  Тюремный историк нашел только один журнал посещений, охватывающий последние три года. Один человек для Хоука, Рождество, Пасха, Четвертое июля, День труда. Женщина, которая зарегистрировалась как Тельма Майерс, никаких других подробностей. Она также появляется после смерти Хоука как хранитель его тела. Без нее он оказался бы в безымянной могиле на территории тюрьмы».
  «Тельма, Талия».
  «Майерс, Марс. Каждый изобретает себя заново, Алекс. Я не могу найти никаких записей, насколько нам известно, ее настоящее имя — Лола Монтез».
  Я сказал: «Ограничение ее визитов четырьмя разами в год соответствует сохранению сдержанности. То же самое касается и появления на праздниках, когда она может затеряться в потоке посетителей и ее не будут замечать на работе».
  «Я позвонил в Фоллмер — в архив — чтобы получить файл об аресте Хоука и все, что касается драгоценностей. Это займет некоторое время, все запросы обрабатывает только один парень, какой-то дикарь, которому удалось скатиться с убийства на транспорт, на поедание пыли и плесени. Он сказал, что будет искать вручную, может, даже так и будет.
  С подрядчиком по строительству свалки тоже не повезло, не могу получить ответа от владельцев, имущество является предметом спора при разводе».
  «Пришлите мне фотографию Бакстрома, я вернусь и посмотрю, узнает ли кто-нибудь его там работающим».
  «Не трать время, Алекс, мы уже опросили окрестности».
  «Хоть раз дай мне попробовать».
  "Настойчивый."
  «Это лучше, чем расставлять игрушечных солдатиков так, чтобы они смотрели в одну сторону».
  "Что?"
  «Отправьте фотографию. Что-нибудь о пуле в голове Уотерса?»
  «Слишком запутано для баллистики, все, что они могут сказать, это то, что это .22. Это как сказать, что жертва наезда столкнулась с машиной. Патологоанатом сказала, что она нашла разложение впечатляющим, учитывая дату, которую мы знаем Уотерс
   его хозяин вырезал его, поэтому, вероятно, его хранили в каком-то жарком и влажном месте».
  Я сказал: «Убийство Уотерса вскоре после убийства Талии могло означать, что он был пешкой с самого начала».
  «Мистер и мисс Милашки — это что угодно, но не так? Может, кому-то из них стоит беспокоиться. Зачем вообще резать пирог?»
  «Уотерс и Бакстром были сокамерниками. Если Бакстром уже знал эту женщину, она могла быть в его журнале посетителей».
  «Так что она могла... этот твой ум, который говорит, что нет вечного двигателя — ладно, фотография летит к тебе. На самом деле, даже лучше, я попросил технического парня зафотошопить ирокез и стереть его в небытие. Вернулся в отель, теперь Рефугиа говорит, что, возможно, а Богомил говорит, что, конечно. Я объявил его в розыск».
  Изображение получилось.
  Я сказал: «Отлично».
  Он сказал: «Вот и все, я снова повышаю свою самооценку».
  —
  В тот день было уже слишком поздно, но на следующий день, вооружившись подчищенным лицом Генри Бакстрома, я поехал в Пасифик-Палисейдс.
  Голубое небо и золотистое солнце могут украсить что угодно, но незаконченное сооружение плохо держалось при дневном свете, дерево покрылось пеплом и потрескалось от яркого света, трещины на блоках напоминали раны, изрытая земля была жидкой и сухой в равной степени.
  Входа нет, поврежденный участок забора заменили. Но место, куда бросили Уотерс, было очевидно: пустой прямоугольник грязи. Я повернулся, готовый начать обход от двери к двери, когда заметил женщину, спускающуюся с гребня и направляющуюся в мою сторону. Быстрый темп, продиктованный маленькой собакой, которая ее выгуливала.
  Она увидела меня и перешла улицу. Мое ожидание заставило ее нервно на меня посмотреть. Сорок лет, брюнетка, крепкое тело в джинсовой куртке, черных леггинсах, желтых кроссовках.
  Когда она проходила мимо, я улыбнулся и сказал: «Извините».
  Она продолжала идти, но собака резко остановилась и принялась изучать меня. Она потянула; скривилась, когда ее босс-собака остался на месте. Коренастая коричнево-белая дворняга, вероятно, тяжелее, чем можно было бы предположить по ее размеру. Стаффордширский терьер, помесь чего-то невысокого, вроде корги или таксы.
  Женщина сказала: «Чёрт, Пити! Пошёл! »
  Пити расставил ноги и продолжал меня оценивать.
  Я сказал: «Он милый».
  Женщина наконец-то посмотрела мне в глаза. Дергая теперь уже натянутый поводок и беззвучно ругаясь. Ее взгляд говорил, что это все моя вина.
  Нет смысла торопиться. Я пошёл.
  «Подожди, там!» Я оглянулся. Она перешла улицу и рванула ко мне. Выхватила телефон и начала на ходу тыкать кнопки. Ошиблась, выругалась, попробовала еще раз и выронила телефон.
  Пити выглядела удивленной. Я подняла его и передала ей. Она схватила его. Пити послушно сел.
  «Теперь ты ведешь себя хорошо?» Нахмуренное и покрытое солнцем, но не плохое лицо.
  Возможно, даже способен на миловидность, когда не сжат гневом.
  Я спросил: «Что-то случилось?» Я показал свой значок консультанта полиции Лос-Анджелеса.
  "Что это такое?"
  «Я работаю в полиции».
  «С? Что это значит?»
  «Меня зовут Алекс Делавэр. Не стесняйтесь звонить лейтенанту Стерджису на станцию West LA». Я назвал номер.
  Она сказала: «Почему я должна тебе верить?»
  «Тебе не обязательно», — сказал я. «Позвони и удостоверься». Я улыбнулся Пити. Он издал звук, который начался как тихое рычание, но закончился дружелюбным мурлыканьем.
  Я сказал: «Эй, малыш».
  Никакой агрессии, но и никакой улыбки; Бланш — единственная известная мне собака, которая может поразительно имитировать человеческую радость.
  Женщина дернула поводок без всякой видимой причины. Пити оскалил зубы. Большие зубы для маленькой собачки. Он поднял ногу и издал впечатляющий
   Перднул. Отряхнулся с гордостью. Я рассмеялся.
  Женщина сказала: «Я не вижу, что тут смешного. Особенно здесь. Это ужасное место».
  «Убийство. Меня вызвали на место».
  «Хм… назовите мне ваше имя еще раз».
  «Алекс Делавэр».
  Она уставилась на свой телефон, но ничего не сделала с ним. «Никто нам ничего не говорит, и мы не чувствуем себя в безопасности. Дай мне еще раз взглянуть на эту штуковину».
  Она прищурилась, глядя на значок. Нужны очки, но я их не ношу.
  «Поведенческая наука?»
  «Я консультант-психолог».
  «О, черт», — сказала она. «Вы составляете профиль? Здесь сумасшедший серийный убийца?»
  «Определенно нет. Я здесь, чтобы провести проверку...»
  "О чем?"
  «Я разговариваю с людьми, которые здесь живут и, возможно, смогут...»
  «Полиция уже ходила по домам. Не очень вежливо, учитывая, что им нужна была моя помощь. А теперь они присылают психолога? Чтобы что? Чтобы наши головы уменьшились».
  Я вздохнул.
  Она спросила: «Я вызываю у тебя стресс?»
  Я положил значок в карман и пошёл в «Севилью».
  «Что?» — сказала она. «Это происходит, и я должна быть вежливой?
  Что хорошего в том, что кого-то убивают? В этом куске дерьма. — Указывая на конструкцию.
  «Проект?»
  «Кусок абсолютного дерьма. Они сносят прекрасный испанский дом и планируют построить кусок в десять тысяч квадратных футов, я-не-знаю, все там мило-мило, по ее словам, а между тем все знают, что он приводит домой цыпочек, пока она путешествует. А когда он уезжает, она уезжает с подрядчиком. Они негодяи. Из Европы!»
  «Где в Европе?»
   «Швеция, Дания, что-то вроде того. Не спрашивайте меня, как они заработали свои деньги, я знаю, что они принесли сюда плохую карму, когда разрушили Испанию. А потом кого-то убивают? Не-вероятно. Кто был жертвой?»
  «Никто отсюда», — сказал я.
  «Это мне ни о чем не говорит».
  «Извините, мисс...»
  «Как будто я собираюсь назвать вам свое имя? В прошлый раз, когда я назвал свое имя, мне вручили бумаги. Крысо-ублюдок».
  «Твой бывший».
  «Не называй его так. Он для меня никто».
  Пити посмотрел на нее и выпустил еще больше воздуха.
  Она сказала: «Посмотрите-ка, вы задержали его опорожнение кишечника, теперь его график будет полностью нарушен».
  «Могу ли я на секунду показать вам фотографию?» Прежде чем она успела ответить, я показал ей изображение Бакстрома.
  «Чёрт! Он это сделал?»
  «Ты его знаешь».
  «Он был одним из них, притворялся, что работает здесь, в основном они стояли вокруг вагона для тараканов по миллиону раз в день, и нам приходилось слушать «La Cucaracha» снова и снова».
  Я спросил: «Кем он занимался?»
  "О чем ты говоришь?"
  «Он был плотником, каменщиком,...»
  «Откуда мне знать? Я никогда не видела, чтобы он что-то делал . Он точно ничего не делал, когда приставал ко мне».
  Она ждала.
  Я сказал: «Правда».
  «Что, думаешь, я выдумываю? Я прохожу мимо, не с Пити, просто иду, чтобы размяться, он на тротуаре, пьет какой-то сладкий напиток. Курит». Она высунула язык. «Как будто я бы дала ему время
  день. Он попробовал это и на следующий день. Здравствуйте, мэм. Двигая бедрами. Да, верно, я должен быть впечатлен рубашкой без рукавов? Грязные ногти?
  Она еще раз взглянула на изображение. «Низшая жизнь».
  Я спросил: «Он выглядел вот так?»
  «Это твоя фотография. Ты что, не знаешь, как он выглядит? Это именно он, думает, что он Божий дар. А чего ты о нем спрашиваешь?»
  «Он знал жертву, поэтому копы хотят поговорить...»
  «Боже, меня это пугает. Это было сексуальное преступление — они даже не говорят нам, была ли это женщина или мужчина, все ставят на женщину, женщины всегда становятся жертвами».
  «Это не было сексуальным преступлением».
  «Мужчина или женщина?»
  "Мужчина."
  «Еще один негодяй с работы или кто-то невиновный?»
  «Извините, я не могу...»
  «Бла-бла-бла. Психолог. Одни вопросы, никаких ответов, как и доктор.
  Монтэг, а знаешь, что мы о нем думаем, Пити?
  Собака была уклончива.
  Она сказала: «Зачем мне с тобой возиться?» и ушла.
  —
  Майло сказал: «Звучит как забавная беседа. Есть имя для этой карги?»
  «Нет, но она была уверена, и я уверен, что кто-нибудь в районе сможет ее опознать».
  «Согласен. Итак, вы застали Бакстрома на месте, muchas gracias. Мой следующий шаг — Мануччи, финансист Талии. Я просматривал свои заметки, понял, что он так и не перезвонил, а когда я пытаюсь дозвониться до него, то попадаю на корпоративную голосовую почту. Так что я думаю, что нужно зайти на прием. Хотите поучаствовать? Думаю, в понедельник утром».
  «Я чист».
  «Скорее ясно».
   ГЛАВА
  21
  Джозеф А. Мануччи, CPA, CFP, был одним из двадцати трех брокеров, работающих в офисе Morgan-Smith Financial Services в Энсино. Руководящая должность, его имя в верхней части списка в вестибюле.
  Двухэтажное здание из белого мрамора в стиле греческого возрождения располагалось между дилерским центром Jaguar и частной больницей.
  Майло сказал: «Акции идут хорошо, купи себе горячие колеса. Они падают, положи в кардиологическое отделение».
  Охранник перед дверью поднял бровь, но продолжал смотреть прямо перед собой. Майло показал значок и спросил Мануччи.
  Охранник сделал звонок. Сказал: «Хорошо» — аппарату, а нам: «Первый этаж, туда».
  Мужчина ждал в тепло освещенном коридоре с мраморным полом. Конец сороковых или начало пятидесятых, короткие и тонкие, туго завитые волосы невероятного цвета экрю. Белая на белом рубашка, закатанная до локтей, была заправлена в темно-синие брюки. Коричневые мокасины, бледно-желтые подтяжки, ярко-желтый галстук с рисунком из маленьких толстых уточек.
  «Джо Мануччи, извини, что не ответил тебе, в дороге, стол завален сообщениями. Пожалуйста. Заходи».
  Сильная дрожь, мягкая кожа, подавленное выражение лица.
  Он сказал: «Рики Сильвестр только что позвонил и сказал мне. Невероятно. Пожалуйста, заходите».
  Он отступил в угловой номер. Три окна выходили на куст каучуковых деревьев, блестящие зеленые листья почти скрывали парковку. На стене
   были степень бакалавра Калифорнийского государственного университета в Нортридже, сертификат Мануччи в качестве финансового консультанта, его квалификация бухгалтера-ревизора.
  Книжный шкаф был забит томами финансовых ученых. Диван был завален бумагой. На столе не было видно ни одного дерева; пространство было занято квартальными отчетами, коллекцией пресс-папье, двумя парами очков и горой разрозненных бумаг.
  Среди всего этого, словно брошенные лепестки роз, мелькали розовые записки.
  Это заставило меня поверить в искренность Мануччи.
  «Простите за беспорядок, ребята. Мне нравится думать об этом как об управляемом хаосе».
  Он надел очки, поморгал, взял другие, поморгал еще. «Только что начал носить бифокальные очки, окулист дал мне два варианта, не могу ни один. Со временем приспособлюсь, какой выбор, никто не молодеет».
  Майло сказал: «Талия Марс знала об этом».
  «Бедная Талия». Мануччи пожевал нижнюю губу. То же самое выражение лица у неумелых танцоров, когда они пытаются притвориться крутыми. «Что именно с ней случилось, ребята?»
  «Кто-то убил ее, сэр».
  «Я знаю. Это было ограбление?»
  «Есть ли какая-то причина, по которой это могло произойти?»
  «Я просто не вижу никого, кто хотел бы причинить боль Талии просто так. У вас есть подозреваемые?»
  «Мы собирались спросить вас о том же, сэр».
  Мануччи ткнул себя в грудь. «Как будто я знаю? Я занимался инвестициями и подавал ее налоговые декларации, и это заставляет все казаться сложнее, чем было на самом деле».
  Я сказал: «Простой счет».
  «Крупный счет, но к тому времени, как я начал работать с Талией, она вложила большую часть своего портфеля в мунис — облигации без налогов, это типичная инвестиция для тех, кто хочет сохранить богатство. Единственными другими продуктами, которыми она владела, были несколько акций голубых фишек, в основном привилегированные, которые на самом деле ближе к облигации, чем к акции, мы не говорим о большом количестве сделок. Иногда она продавала что-то с прибылью и либо уравновешивала прибыль против убытка, либо жертвовала на благотворительность.
  Я хочу сказать, что работы было не так уж и много».
   Он снял вторую пару очков. «Я также подавал за нее налоговую декларацию. Бесплатно, нет причин не делать этого, это было элементарно».
  Майло сказал: «На ее счету не так много движений».
  «Ее счет был близок к инертности», — сказал Мануччи. «Иногда облигации отзываются и требуют замены, но даже это было просто. Талия уполномочила меня покупать лоты до определенной суммы, не консультируясь с ней».
  «Какая это была сумма?»
  «Пятьдесят тысяч. Это в основном покрыло все, потому что она избегала владеть большими выпусками какого-либо одного продукта. Яйца в одной корзине и все такое».
  «Значит, у вас был карт-бланш».
  «Я не смотрел на это таким образом», — сказал Мануччи. «Я всегда думаю о клиенте как о боссе. Я дал ей лучший продукт, который был доступен, она никогда не жаловалась.
  В последнее время она начала жертвовать погашенные облигации на благотворительность вместо того, чтобы пополнять их».
  «Как давно?»
  «Три или четыре года. У нее не было наследников, зачем ждать, пока она умрет, и отдавать огромную часть налога на наследство дяде Сэму?»
  Я сказал: «Значит, она была клиентом, не требующим особого ухода».
  «Клиент мечты», — сказал Мануччи. «Когда я только начал работать с ней, я приезжал к ней домой в конце каждого года и отчитывался о ходе работы.
  Через несколько лет я пришел, и она сказала: «Сегодня это будет последний раз, Джо». Это меня сбило с толку, я подумал, что меня увольняют. Она похлопала меня по руке и сказала: «Мне не нужно шоу с собаками и пони, просто поддерживайте платежеспособность».
  Затем она подмигнула и сказала: «Я узнаю, если ты этого не сделаешь». Это звучит как угроза, но это не так, она имела в виду наш предыдущий разговор. Когда я начала ею управлять, она сказала мне, что сама была сертифицированным бухгалтером, раньше сама занималась налогами, и считала это утомительным».
  «Информированный клиент».
  «Она читала проспекты, иногда у нее возникали идеи. «Ищи проблемы с аэропортами, Джо, аэропорты никогда не обанкротятся». Было приятно иметь с ней дело.
  У нее была… аура, я думаю, вы бы это назвали. Элегантности, как будто из другой эпохи».
   Он нахмурился. «Полагаю, она была из другой эпохи. В потрясающей форме для человека такого возраста, я никогда не думал, что она будет... какой ужас. Вы спрашиваете о ее финансах, потому что там были замешаны деньги?»
  Майло сказал: «Будет дотошным. Есть идеи, кто мог хотеть ее убить?»
  "Конечно, нет."
  «Как долго она была вашим клиентом?»
  «Восемнадцать лет. Я только начал здесь работать, был рад ее получить».
  «Из-за размера ее счета».
  «Конечно, — сказал Мануччи. — Но также потому, что ее рекомендовали. Умная, с ней легко работать».
  «Кем рекомендовано?»
  «Мой начальник в то время. Я унаследовал Талию от него после того, как он заболел.
  Сердечный приступ, прямо здесь, в офисе. Все были ошеломлены. Пятьдесят семь, отличная форма».
  «Как его звали?»
  «Фрэнк Гвидон».
  Достал блокнот Майло. «Пожалуйста, напишите это по буквам».
  «GUID-включен».
  «Как долго мистер Гвидон работал с мисс Марс?»
  «Все, что я могу вам сказать, это то, что она была его клиентом, когда меня наняли».
  «Ваше имя есть во всех ее документах».
  «Так и было бы», — сказал Мануччи. «После слияния компаний — New Bank с Allegiant, а затем Allegiant с Morgan-Smith — все документы были адаптированы».
  «Пятьдесят семь», — сказал Майло. «Так что он, вероятно, унаследовал от кого-то другого. Кто-нибудь здесь знает, от кого?»
  «Сомневаюсь. На данный момент я один из старожилов».
  Майло сказал: «Те вызовы на дом, которые ты делал раньше. После того, как ты перестал, как часто ты ее видел?»
  «Если накапливалось много бумаг, я иногда отдавал ей документы лично, а не почтой. Я живу в Западном Лос-Анджелесе, она как раз в пути».
  «Что вы думаете об обстоятельствах жизни мисс Марс?»
   "Значение?"
  «Жить в отеле».
  «Место казалось немного уставшим, но Талия выглядела счастливой».
  «Когда вы видели ее в последний раз?»
  Мануччи вытащил iPad из ящика стола, прокрутил, нахмурился. «Потерпи... нет... нет... ладно, поехали».
  Он показал нам экран. Календарь девятимесячной давности. TM в поле понедельника. Три часа дня. Обозначение BQR .
  «Напоминание себе», — сказал Мануччи. «Приносите квартальные отчеты. В главном офисе любят документацию».
  Майло сказал: «Возможно, в главном офисе нам сообщат имя мистера...
  Предшественник Гвидона, как насчет того, чтобы попытаться это выяснить?»
  Мануччи надел очки, набрал номер, позвонил человек по имени Род, изложил свою просьбу и стал ждать.
  Через несколько мгновений: «Правда? Ого».
  Записав в блокноте, он сказал: «Иди и узнай».
   Из бюро
  Джозеф А. Мануччи, CPA, CFP
  вице-президент
  Предшественник Фрэнка: Уильям П. Войик.
   ГЛАВА
  22
  К тому времени, как мы покинули офис Мануччи, было уже почти пять, и на бульваре Вентура уже образовались комки.
  Майло сказал: «Вожик. Доктор, который отправил Талию в Игл. Еще один дедушка?»
  Без видимой заботы он вошел в дымящуюся массу и рассмеялся в ответ на хор гудков. «Скажите спасибо, что я не включаю сирену и не замораживаю ваши задницы на месте».
  Продолжая блаженно вплетаться в сюжет, он сказал: «Сильвестр, Войджик, Талия была как будто активом, переданным молодому поколению».
  Я сказал: «Сильвестр унаследовал клиента. Я не вижу, чтобы педиатр получал пользу от знакомства со старой женщиной».
  «Она отправила донора боссу и заработала баллы за брауни».
  «Рубен ей не начальник».
  «Как бы то ни было, Алекс, это сделало ее более привлекательной для больницы. Она ведь там работает, да?»
  Он выехал на чистую полосу, прибавил скорость. «Я не говорю, что она грязная, но, может быть, она расскажет нам что-нибудь о прошлом Талии. Где ее офис?»
  «Бедфорд Драйв».
  «Золотой берег», — сказал он. «Располагает нас против движения, отлично».
  —
   В кабинете доктора Белинды Войик на втором этаже было две комнаты ожидания: для здоровых пациентов и для больных.
  Майло сказал: «Немного преувеличено, но я утверждаю, что это «здоровье».
  Beverly Hills practice, но спартанская комната ожидания. Белые стены, моющийся виниловый пол, восемь синих пластиковых стульев. Настенная стойка хранит выпуски Jack and Jill, Scholastic, Sesame Street Magazine и книги доктора Сьюза.
  На настольном стенде были разложены брошюры о целесообразности вакцинации.
  Пустой зал ожидания. Кроме странной смеси запахов цвибека и грязного подгузника в воздухе, никаких признаков присутствия педиатрии.
  Из-за стены, отделявшей нас от Сика, послышался кашель, за которым последовал приглушенный женский голос и еще больше хрипов.
  Майло пробормотал: «Здоровье сегодня в дефиците», и постучал в стеклянные двери, защищающие регистратора от микробов. Перегородка отъехала, и женщина спросила: «Чем я могу вам помочь?»
  Русский акцент, с которым я столкнулся по телефону, принадлежал женщине лет тридцати, скулы которой были настолько острыми, что ими можно было резать сыр, и с таким количеством волос, которое я никогда не видел на человеческой голове. Коричнево-черные, за исключением пурпурной челки. Обтягивающая белая униформа. На ее бирке было написано «Татьяна» .
  Майло сказал: «Полиция, мы хотели бы поговорить с доктором Воджиком».
  «По-ли-зи… Доктор с пациентами».
  «Мы подождем».
  «Это может занять много времени».
  "Без проблем."
  «Могу ли я узнать, о чем идет речь?»
  «Талия Марс».
  «Мисс Марс?»
  «Ты ее знаешь».
  «Она иногда навещает нас — ненадолго. Она в порядке?»
  «К сожалению, нет».
  «О. Правда?» Голубые глаза затуманились. «О, нет».
  «Как часто она приходила?»
  «Иногда», — сказала Татьяна. «Она ходит пить кофе с Доктором».
   «Когда это было в последний раз?»
  «Не знаю, может быть…месяцы? С ней все будет в порядке?»
  «Боюсь, что нет», — сказал Майло.
  Рука Татьяны взлетела ко рту. «Полицейский». Как будто этот факт только что осознался. «Я пойду за ней. В палате только один пациент, это вирус, жидкости и покой, она скоро выздоровеет».
  Стекло захлопнулось. Майло перелистал «Кота в шляпе». Раздалось еще два крупозных кашля. «Могут ли вирусы проникнуть сквозь гипсокартон?»
  Он переключился на Oh, the Places You'll Go! Слабо улыбнулся, словно вспомнив что-то. Дверь открылась, и оттуда вывалилась женщина лет пятидесяти, с красными глазами и шмыгая носом.
  Белые волосы были небрежно подстрижены под пажа. Белое пальто на несколько размеров больше, чем нужно, нависало над серо-голубым платьем. Поддерживающие чулки, разумные туфли, круглое лицо без морщин. Немолодое, но странно детское.
   На ее бирке изображен доктор Б. и ромашка, нарисованная красным маркером.
  «Мой помощник сказал, что Талия мертва», — шепчущий голос, странно лишенный интонаций.
  «К сожалению, доктор», — Майло протянул свою визитку.
  Белинда Воджик смотрела в пол и не замечала этого. Пальцы ее правой руки выбивали быструю татуировку на подбородке. Губы ее опустились.
  Ноздри пульсировали. Щеки начали трепетать, когда она медленно выдохнула.
  «Талия», — сказала она. Пальцы на ее подбородке поднялись ко лбу, мягко шлепая. Затем поднялись к ее волосам, царапая, дергая.
  Она тяжело опустилась на стул.
  За все это время ни мгновения зрительного контакта. Не, я чувствовал, уклонение виновного. Это было что-то другое.
  Майло сказал: «Можем ли мы немного поговорить, доктор?»
  «Вы детектив по расследованию убийств», — сказала она. «Вы доктор Делавэр?»
  "Я."
  «Знаю о вас. Читал ваши работы по онкологии. Извините, что не перезвонил вам. Не понял, почему вы хотели поговорить о Талии. Я хотел спросить ее разрешения. Собирался спросить. Но не спросил. Извините».
  Обрезка фрагментов речи, как звеньев колбасы.
  Она подняла голову. Близко посаженные карие глаза пытались сориентироваться, не смогли и устремились вниз, в пол. «Очень грустно слышать об этом.
  Кто преступник?»
  «Именно это мы и пытаемся выяснить, доктор».
  «Думаешь, я могу тебе рассказать?»
  «Мы общаемся со всеми, кто знал Талию».
  Быстрое кивание. «Я знал ее. С тех пор, как был ребенком. Мой дедушка…»
  Она зажала рот рукой. «Не имеет значения. После того, как ты уйдешь, я пойду в больницу, чтобы осмотреть бедняжку с муковисцидозом. Я не пульмонолог. Я занимаюсь общими проблемами совместно с пульмонологом».
  Майло посмотрел на меня.
  Я сказал: «Разумеется».
  Она медленно вдохнула. «Я знаю. Просто я показалась тебе странной. Я знаю.
  Дай мне секунду. Я объясню.
  Еще несколько вдохов. «У меня неоднозначный диагноз, но, скажем, спектр. Мне нравится думать, что он мягкий. Я хорошо функционирую на профессиональном уровне. Не Аспергер, я даже не уверен, что считаю Аспергер настоящим диагнозом.
  Даже если это не я, никаких навязчивых увлечений, мне нравятся люди, просто не... Я люблю свою работу, детей. Они не против.
  Жалобное выражение. «Это объяснило или я вас еще больше запутал?»
  Я сказал: «Вы прекрасно объяснили».
  «С моими самыми маленькими пациентами мне не нужно ничего объяснять. Со взрослыми — лишь бы дети были счастливы. Когда я сталкиваюсь с раздражителями, вызывающими тревогу, мне приходится работать усерднее. Как сейчас. Это вызывает тревогу. Я могу быть более обычным, когда не тревожусь. Это… Я нахожусь в состоянии отрицания, на первой стадии, как и любой другой».
  Я сказал: «Извините, нам пришлось вам сказать...»
  «У вас есть свои работы, как у меня свои. Я не могу вспомнить никого, кому бы не нравилась Талия».
  Майло сказал: «Твой дедушка был ее финансовым менеджером. Насколько далеко они зашли?»
  «Уильям П. Войик», — сказала она. «Вот как ты меня нашел».
   Я сказал: «Вообще-то, Рубен сказал мне, что ты отправил Талию к нему».
  «Она попросила меня о достойном деле. Рубен хороший человек, делающий доброе дело».
  Майло сказал: «О твоем дедушке...»
  «Я не люблю говорить о своем дедушке. Он любил меня. Но он общался с преступниками».
  Мы с Майло переглянулись. Белинда Войик продолжала смотреть на винил.
  «Это было давно», — сказал я.
  «Так и было», — сказала она. «Он сам не был преступником. По крайней мере, я не знаю ничего, что противоречило бы этому. Если есть кто-то, кому я даю аналитическую осторожность, так это дедушка. Он всегда был добр ко мне. Хотя я и сбивала его с толку. Я сбивала с толку всех, но только дедушка уделял время... мне нужно говорить о нем?»
  Я сел рядом с ней. «Если бы вы могли, мы были бы вам признательны. Мы так мало знаем о Талии, что любая ссылка может оказаться ценной».
  Долгое молчание. Одна нога начала качаться вверх-вниз. Она скрестила руки.
  «Талия считала дедушку хорошим другом. Она сказала мне. После того, как я сказал ей, что он милый. Хотя я его и смутил. Он был общительным. То, что вы называете очаровательным. Он прожил девяносто пять лет. Умер одиннадцать лет назад во сне. Это хороший способ. Даже когда он был старым, он был общительным. Он отрастил бороду, стал похож на худого Санту. Когда я был ребенком, он наряжался Сантой и подкладывал под свой костюм подушки. Потому что я боялся идти в Буллокс-Уилшир. Где был настоящий Санта. Настоящий поддельный Санта».
  Она нахмурилась.
  Я сказал: «Твой дедушка тебя понял».
  «Мне сказал мой отец. Мой отец не одобрял его отца.
  Они не ладили. Отец и я не ладили. Дедушка и я ладили. Дедушка всегда говорил: «Общий враг, Белль». Потом он смеялся и давал мне конфету. Он давал мне больше, когда отец говорил, что нет сладостей».
  Я сказал: «Бунтарь».
  «Тебе придется быть таковым», — сказала она. «Общаться с преступниками».
   Майло спросил: «Какие преступники?»
  Она покачала головой. Забарабанила быстрее. «Я не знаю, но мой отец никогда не лгал. Он был стоматологом и очень честным. Он работал на студии.
  Лечил зубы звездам, и он не лгал. Хотя он и говорил, что бизнес — это сплошная ложь. Он был религиозным, пресвитерианцем, думал стать священником, но выбрал стоматологию. После смерти матери, я ее не помню, он меня вырастил. Доктор.
  Уильям Вуджик, младший. То же имя, что и у дедушки, но другое. Это произошло из-за конфет. Дедушка дал мне немного, и он разозлился. Вытащил меня из дома дедушки и отвез домой. В машине он сказал: «Ты думаешь, он отличный парень, Белль? Он связался с преступниками, ясно?» А потом он поехал слишком быстро».
  Ее руки легли на колени. «Вот так я и узнала об этом. Мне было любопытно, поэтому я спросила Талию об этом. Потому что она знала его долгое время.
  Знала меня через дедушку. Это было здесь, в офисе. Она приходила выпить кофе, она иногда приходила, когда ходила по магазинам в Беверли-Хиллз. Я закончила своего последнего пациента. Приступ астмы, я прописала альбутерол плюс комплексные аллергические тесты у доктора Эпштейна, он мой консультирующий аллерголог. У пациентки была реакция третьего уровня на конский волос, и она ездила на лошадях. Реакция проявилась не сразу. Аллергическая нагрузка должна была нарастать, но потом она нарастала, и все хрипы, сужение и заложенность увеличились. Я заставила ее прекратить ездить верхом, и все было хорошо... в тот день Талия зашла выпить кофе. Я помню это так, Талия-астма. Это как закладка. Это было также на следующий день после годовщины смерти дедушки. Мне было грустно, вспоминая.
  Я рассказал Талии. Потом я рассказал ей, что сказал мой отец. Он тоже умер, попал в аварию, катаясь на лыжах. Надеясь, что она возразит отцу и скажет «нет», Билл никогда ничего подобного не делал. Она улыбнулась и сказала: «У людей есть прошлое, Белль. Если я расскажу тебе о своем, ты, возможно, не захочешь пить со мной кофе». Потом она подмигнула. В следующий раз, когда я ее увидел, она спросила меня о достойном деле, и я сказал: «Доктор Рубен Игл». Он делает хорошую работу».
  Я сказал: «Ты познакомился с Талией через своего дедушку».
  «В доме дедушки. Несколько раз, когда я приезжал к дедушке, она была там. Часто у нее был с собой портфель. Когда я заходил, она всегда говорила: «Я дам вам двоим ваше особое время». Она улыбалась мне, гладила меня по голове, говорила, что я милый, а затем уходила. Позже, когда я был подростком, она не гладила меня по голове».
   «Портфель», — сказал Майло.
  Белинда Войик сплела руки. «Дедушка был общительным, но, вероятно, это был бизнес. Дедушка инвестировал деньги для людей. Из своего офиса, но также и из своего дома. У него был огромный дом в Хэнкок-парке с кабинетом, полным книг».
  «Где был его офис?»
  «Энсино. Я не верила отцу. Но Талия не отрицала этого, а намекала и подмигивала о себе. Вот тогда я и начала верить. Это меня беспокоило. Но я любила его. Я до сих пор не знаю, как это пережить».
  Она посмотрела на нас. «Талию убили из-за того, что сделал дедушка?»
  Майло сказал: «Нет причин верить этому».
  «Надеюсь, вы правы, лейтенант. На похоронах дедушки Талия подошла ко мне и сказала, что если мне понадобится кто-то, с кем можно поговорить, то звоните. Поэтому я позвонил ей на следующей неделе, и мы выпили кофе. Я поговорил с ней о том, чтобы стать врачом. Это казалось безумной идеей, но я не мог от нее избавиться. Талия подбадривала меня. Я все равно отказался от этой идеи. Спустя годы я вернулся к ней. Мне было сорок один, и я не думал, что попаду в медицинскую школу. Я все равно попытался, потому что не хотел больше работать секретарем у крайне враждебного кинопродюсера Марвина Редмана».
  Слеза потекла по ее щеке. «Я это сделала. Я рассказала Талии. Она поцеловала меня в щеку, и мы выпили кофе».
  Я сказал: «Кладбище, которое вы посетили...»
  «Голливудские легенды. Это недалеко от Западного педиатрического медицинского центра. Я захожу туда на годовщину дедушки. В другое время я туда не хожу. Может, это войдет у меня в привычку. Мне нужно придерживаться четкого графика. Например, когда вы закончите со мной, я поеду прямо в больницу и посмотрю на своего пациента с муковисцидозом. Я проеду мимо кладбища, но не остановлюсь».
  «Когда Талия сказала вам, что участвовала в преступной деятельности, каков был ее отклик?»
  Ее взгляд снова опустился в пол. «Распознавать эмоции других людей сложно. Это как иностранный фильм. Если я не обращаю пристального внимания и не смотрю субтитры, это проходит мимо меня».
  «Она, кажется, отнеслась к этому легкомысленно?»
  «Она не смеялась», — сказала Белинда Войик. «Она также не плакала. Она была… где-то посередине. Потом она отвернулась. Я интерпретировала это как желание сменить тему. Потом она сказала, что ищет достойное дело. О, я кое-что помню: она сказала, что ищет дело, потому что она такая же старая, как жена Мафусаила, и хотела бы творить добро со своими деньгами. Могу я теперь идти?»
  Майло сказал: «Скоро, доктор. Вы узнаете кого-нибудь из этих людей?»
  Показываю ей фотографии Уотерса и Бакстрома.
  Она сказала: «Очевидно, они преступники». Она вздрогнула. «Их глаза пусты. Они пугают меня. Ты хочешь сказать, что Талия связана с ними?»
  Майло сказал: «Не обязательно».
  «Вы показываете мне эти фотографии не просто так».
  Он улыбнулся.
  Белинда Войик сказала: «Ты невербально говоришь мне заткнуться, и я заткнусь. Могу ли я теперь уйти?»
  —
  Когда мы вышли на Бедфорд Драйв, Майло сказал: «Это было по-другому. Какого черта она работает с детьми?»
  «Она не осуждает других и ведет себя как ребенок».
  «Родителям из Беверли-Хиллз это понравилось бы?»
  «У нее, вероятно, скудная внешняя жизнь, и она доступна двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю».
  «Раб с докторской степенью? Да, это сработает», — сказал он. «Так что дедушка мог перевести деньги для головорезов, а Талия «призналась, что была плохой девочкой».
  Я сказал: «Это началось давно. Пора узнать больше о дедушке. И о Рики Сильвестре тоже».
  Он сказал: «Ваше место. Более быстрый компьютер плюс питание».
   ГЛАВА
  23
  Двадцать минут спустя мы были в моем офисе. Я ожидал, что Майло захватит клавиатуру, но он рухнул на старый кожаный диван. «Давай».
  Уильям П. Войик упоминался в нескольких газетных статьях 1940 и 1941 годов, все они были связаны с судебным процессом по делу об уклонении от уплаты налогов Лероя Хоука. Как и Хоук
  «бухгалтер», его вызвали повесткой для дачи показаний, но никаких записей его показаний не сохранилось.
  Несколько газет добавили еще один ярлык: «известный мафиози-финансист».
  «Reputed» для того, чтобы избежать иска о клевете. Я продолжал прокручивать, не нашел никаких доказательств того, что Wojik когда-либо был обвинен в совершении преступления. После осуждения Хоука он избегал публичного внимания до 1975 года, когда его вместе с другими выпускниками чествовали на гала-вечере Йельского клуба в Лос-Анджелесе.
  Новый тег: «уважаемый финансовый консультант и филантроп».
  На фото с вечеринки был седовласый мужчина с усами щеточкой и легкой улыбкой. Полненькая девочка схватила его за руку и пристально посмотрела на него. Одиннадцать или двенадцать, косички, очки, розовое платье с оборками, которое грозило поглотить ее.
  Круглое, озадаченное лицо молодой Белинды Войик.
  Майло сказал: «Его собеседница. Как он ей и сказал, общий враг».
  Я ввел ключевое слово jack mccandless.
  Еще больше о нем упоминаний. «Адвокат мафии». «Известный» не обязательно, потому что факты были ясны. Раньше МакКэндлесс из Чикаго защищал «солдат Капоне и других деятелей организованной преступности», прежде чем переехать в Сан-Франциско, где он служил «юридическим рупором профсоюзных боссов и политических деятелей, обвиняемых в коррупции».
  Живя в Лос-Анджелесе к середине тридцатых, МакКэндлесс столкнулся с «потенциальным конфликтом интересов из-за своей работы в интересах как жертвы кражи драгоценностей графа Фредерика ЛаПланта, так и главного подозреваемого в этом деле, гангстера Лероя Хоука. Однако, поскольку никто не был обвинен в ограблении, необходимость делать выбор была устранена».
  Я продолжил прокручивать.
  Подобно Уильяму Воджику, общественное внимание к МакКэндлессу угасло вскоре после заключения Лероя Хоука. Я наткнулся на несколько повторов суда о годовщине, а затем ничего, пока не появился некролог двадцатилетней давности в американском Журнал Ассоциации адвокатов.
  МакКэндлесс был восхвален в память о нем как давний член Американской ассоциации юристов, который работал в многочисленных комитетах, включая несколько комитетов, которые занимались профессиональной этикой. Еще один «известный филантроп». Он умер в возрасте девяноста шести лет «мирно, во сне». Похороны в Мемориальном парке легенд Голливуда, вместо цветов любое благотворительное пожертвование приветствовалось. Умер раньше своей жены и сына Марка МакКэндлесса. Пережила его внучка Ришелин Сильвестр, также член Американской ассоциации юристов.
  Майло сказал: "Мафиозный финансист зарабатывает девяносто пять, мафиозный адвокат приносит ему год, Талия толкает сотню. Может быть, хорошие умирают молодыми, потому что они рожают Бога".
  Я рассмеялся, переключился на поиск по картинкам. «Ну, что ты знаешь».
  Полдюжины цветных снимков, как у Вуджика, все в официальной одежде. Благотворительный взнос Planned Parenthood, столько же для павильона Дороти Чендлер, три для художественного музея, зоопарк.
  Даже в старости Джек МакКэндлесс имел отталкивающую внешность, намного выше шести футов ростом и весом в триста фунтов или больше, с безволосой головой-пулей и смятыми чертами лица. Маленькие свиные глаза, нацеленные как пистолеты, намеревались уничтожить объектив. Или фотографа.
  Один черно-белый снимок, десятилетней давности, был знаком: Перино, Хоук и крошечная блондинка. МакКэндлесс — громила, которого мы приняли за телохранителя.
  Тот был связан с аукционом eBay, на котором демонстрировались «классические изображения ресторанов Лос-Анджелеса», а этот продавался как «Богатые люди, наслаждающиеся светской жизнью в Беверли-Хиллз».
   Не совсем так; Perino's занимал участок в Уилшире в пяти милях от BH. Неудивительно, что в любой день на eBay можно было сделать ставку на скрипку Страдивари за пятьсот долларов.
  Майло сказал: «Даже будучи старикашкой, он выглядел как гангстер».
  Я сказал: «Это могло бы сработать для него в суде, сила запугивания. В случае Хоука было дополнительное преимущество: по сравнению с адвокатом, ответчик выглядел безобидным».
  «Это не принесло ответчику никакой пользы».
  «Однако, очевидно, Хоук не был убежден в виновности МакКэндлесса.
  Продолжал нанимать его, используя Талию в качестве суррогата, как он это делал с Воджиком. Что мне кажется интересным, так это то, что МакКэндлесс работает и на Хоука, и на ЛаПланте, он же Дранси.”
  Он сказал: «Это подтверждает сценарий сотрудничества».
  «Большое дело. Дрэнси и Хоук спланировали все вместе, драгоценности были спрятаны или проданы другим покупателям с вольными стандартами, комитенты понесли убытки. Если мы правы, что Хоук продолжал действовать из-за решетки, он мог быть замешан в нью-йоркской схеме Дрэнси по продаже произведений искусства. То же самое касается и Талии. Но эта схема не сработала для Дрэнси, его арестовали. Может быть, его потомки считают, что он продался. Или не получил справедливой доли прибыли».
  «Преступная генетика», — сказал он. «Семьдесят лет спустя Талия расплачивается».
  Я сказал: «Связать ее с чем-либо из этого будет сложно, если только вы не связаны с криминальным авторитетом и не слышали историй о девушке номер один Хоука.
  Человек, которому он доверил свое состояние».
  Майло подошел к компьютеру. «Найдите связь между Дранси, Бакстромом и Уотерсом. Это не сработает, добавьте МакКэндлесса и Воджика.
  Да приготовьте вы гуляш».
  Я перепробовал все комбинации. Ничего.
  «Моя удача», — сказал он, — «неизвестная мисс Кьюти окажется убийцей… ладно, я положусь на Льва — парня из архива».
  «А что насчет списка посетителей Бакстрома и Уотерса?»
  «Все еще ищу».
   «Квентин выдал Тельму Майерс, а они ничего не могут тебе дать?»
  «Данные „в движении“. Они получили федеральный грант на полную цифровизацию, но что-то пошло не так, большой сюрприз».
  Он снова сел.
  Я сказал: «Уотерс и Бакстром уже некоторое время живут в Лос-Анджелесе, но, кроме работы Бакстрома по сборке пикапов, ни у кого из них, похоже, не было стабильной работы. А что, если они работали фрилансерами? Ничего насильственного. Мошенничество, мошенничество, что-то, что поддержит их, пока они планируют большую работу. Используя то же имя, что и отель».
  «Братья Биркенхаар», — сказал он. «Это должно откуда-то взяться — может быть, это настоящее имя Гирли».
  «Мы уже искали и ничего не нашли. Но имя подозреваемого в текущем расследовании может не попасть в Сеть».
  «Я поспрашиваю о мошенничестве». Он взглянул на свои Timex. «Дедушки и маленькие девочки, которые ими восхищаются. Доктор Войик — странная птица, я не вижу, чтобы она общалась с серьезными негодяями. Рики Сильвестр, с другой стороны, — юрист, что, по моему мнению, является как минимум одним ударом против нее. Давайте сообщим ей, что мы узнали о старине Джеке, посмотрим, что она скажет».
   ГЛАВА
  24
  В четыре сорок пять мы отвезли немаркированную машину в офис Рики Сильвестра. Когда мы были в нескольких минутах ходьбы, я получил сообщение.
  Максин Драйвер. Питкэрн понятия не имеет, кто такой палука. Она будет искать в Дранси. Заинтригован. Как и я.
  Майло сказал: «Палука? Это как на профессиональном жаргоне? Ладно, вот мы и здесь».
  Заходящее солнце изменило цвет стеклянных стен здания на желто-серый, что наводило на мысль о хроническом заболевании печени. Свет в зале ожидания без окон был выключен, а бородатый администратор исчез. Майло попробовал дверь. Заперто.
  Он позвонил Сильвестру.
  «Это Рики».
  «Снова лейтенант Стерджис. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?»
  «Завтра будет довольно много».
  «А как насчет сейчас? Мы за твоей дверью».
  «О, боже... погоди».
  Через несколько мгновений она появилась в серой куртке и с сумочкой в руках. Отперев дверь, она щелкнула выключателем, включив свет в зале ожидания.
  «Надеюсь, это быстро. Я устал и немного проголодался».
  Майло сказал: «С удовольствием составлю тебе компанию во время обеда, за мое угощение».
  Она махнула рукой. «Давайте сделаем это прямо здесь».
  Она села в кресло администратора. Мы остались на ногах.
  Майло сказал: «Мы узнали о твоем дедушке».
   Румянец, охвативший ее лицо, был мгновенным и сильным. «А как насчет моего дедушки?»
  «Кажется, он вел интересную...»
  «Э-э-э, даже не вздумайте туда заходить , лейтенант. Это слухи, намёки, и я не обязана их слушать». Она встала. «Вы тратите моё время на древнюю историю? Конец обсуждения».
  «Без обид», — сказал Майло. «Не то чтобы я понимал, почему ты так…»
  «Конечно, я оскорблен. Ты приходишь сюда в первый раз, я делаю все, чтобы помочь тебе, передаю всю имеющуюся у меня информацию о Талии, а ты отплачиваешь мне тем, что намекаешь, что один из самых важных людей в моей жизни был преступником. Он им не был. Это невежественный взгляд на это, и ты, как офицер по поддержанию порядка, должен знать лучше. Дедушка защищал тех, кто этого заслуживал».
  «Мэм, я никогда не хотел сказать...»
  ««Мы узнали о твоем дедушке»? Как будто это должно меня встревожить. С какой целью? Я уже рассказал тебе все, что знаю».
  Она улыбнулась. «Дай-ка угадаю: никакого прогресса по Талии, поэтому ты начал вынюхивать все, что с ней связано, нашел что-то о дедушке в документах, которые я тебе дала, поискал его в Интернете. Если бы я пыталась защитить дедушку, ты не думаешь, что я бы потратила время, чтобы удалить все упоминания о нем?»
  Она покачала головой. «Интернет — это свалка».
  Майло сказал: «Извините, если я задел больную тему. Хотя я не уверен, почему это больная тема».
  «Это больной вопрос», — сказала она, — «потому что я много с этим сталкивалась в юридической школе и не хочу повторять этот опыт. Пожалуйста, уходите».
  Я спросил: «Что случилось в юридической школе?»
  «Слухи, высказанные самодовольным ублюдком, приглашенным профессором, каким-то идиотом по имени Галлико, я до сих пор помню его имя, потому что он был полным придурком».
  «Он оскорбил твоего дедушку?»
  Она посмотрела сердито.
  Я спросил: «Лекция о расширении моральных границ юридического представительства?»
   У нее отвисла челюсть. «Это почти дословно. Какого черта?»
   Потому что я знаю академическую среду.
  Я сказал: «Удачная догадка».
  Она сказала: «Он принес слайд -шоу, показал нелестные фотографии. Рой Кон, люди такие. И да, Дедушка. Он выделил Дедушку.
  «Этот даже похож на кружку». Лекционный зал взорвался смехом. Несколько дней спустя один из моих однокурсников-идиотов раскопал тот факт, что я был связан с «кружкой». Конечно, это распространилось и стало горячей темой. Не только студенты, преподаватели развлекались этим. Пялились на меня, едва скрывая свое веселье. Я думал, что умру. Набрался смелости и выступил против Галлико, глупого меня, думая, что он пожалеет. Вместо этого он сказал мне «взять себя в руки» — я «якобы» учился на юриста, а не на кормилицу. И, конечно, на своей заключительной лекции он постарался уделить особое внимание Джеку МакКэндлессу и продолжал многозначительно на меня смотреть. Так что вы понимаете, почему мне не хочется разгребать эту грязь годы спустя. Наша система гарантирует право на представительство для всех, а Джек МакКэндлесс представлял самых разных людей. Вот в чем суть криминальной работы. Со святыми не работают».
  «То же самое касается и работы в полиции», — сказал Майло.
  «Но вас, люди, не ругают за то, что вы делаете свою работу».
  Он улыбнулся.
  Рики Сильвестр сказал: «Ладно, у тебя есть свои проблемы, тем больше причин поступать так, как я говорю. Дедушка не заслуживает унижения, его следует чтить за службу Конституции».
  Майло сказал: «Мы здесь не для того, чтобы унижать кого-либо. Но поскольку вы унаследовали практику мистера МакКэндлесса, и мы с тех пор узнали, что у Талии были некоторые связи с преступниками, мы пытаемся выяснить, связано ли это с ее убийством».
  Логичный вопрос: какие преступники?
  Рики Сильвестр сказал: «Я не унаследовал его криминальную практику. Он уже переключился на работу с недвижимостью».
  Майло сказал: «Ты знаешь о преступных связях Талии».
  Моргание. Сдвиг вправо. «Я не имею ни малейшего представления о том, о чем ты говоришь».
   «Она была девушкой человека по имени Лерой Хоук».
  «Я его не знаю».
  «Он был гангстером в тридцатых и сороковых годах. Мистер МакКэндлесс представлял его в суде по делу об уклонении от уплаты налогов в 41-м, который закончился тем, что Хоук отправился в тюрьму».
  «Никто не выигрывает все дела».
  «Дело в том, что криминальные связи Талии, даже если они уходят корнями в далекое прошлое, необходимо расследовать».
  «Все, что я знаю о Талии, было в файле, который я тебе дал. Для меня она была милой старушкой — что, ты думаешь, она была какой-то шлюхой?
  Десятилетия назад? Как это вообще может быть актуально?»
  Она направилась к двери. «Я что, защищаюсь? Еще бы. Потому что некоторые вещи заслуживают хорошей защиты. Пошли».
  Майло сказал: «Потерпите нас несколько минут, пожалуйста». Он порылся в своем кейсе.
  Рики Сильвестр сказал: «Когда ты так делаешь, ты выглядишь как один из тех неудачливых адвокатов, которые околачиваются возле здания суда».
  Он показал ей фотографию Джерарда Уотерса.
  «И это…»
  Вместо ответа он показал тюремную фотографию Генри Бакстрома.
  « Он похож на музыканта из прошлого. Зачем ты мне это показываешь ?»
  «Это известные преступники, которые могли иметь контакт с Талией».
  «Ты думаешь, они ее убили?»
  «Мы этого не говорим...»
  «Что бы вы ни говорили, я не могу вам помочь. А теперь будьте так любезны и позвольте мне поужинать».
  «Конечно. Извините».
  Она выключила свет, и мы втроем ушли. Когда она запирала дверь, Майло спросил: «Имя Уильям Воджик тебе что-нибудь говорит?»
  «Конечно, это так. Он управлял деньгами Талии до Джо Мануччи, его имя тоже было в этом файле. Что, у него тоже есть криминальные связи?»
   Майло ответил: «Просто пытаюсь понять, мэм».
  «Удачи вам в этом».
  —
  Неприятно тихая поездка на лифте закончилась, когда Сильвестр вышел этажом выше.
  Когда она ушла, Майло сказал: «Даже «пока-пока»? Я чувствую себя микроагрессией».
  Его темп к немаркированной дороге был почти бегом, и я ему соответствовал. Выехав с парковки, он расположился на темном участке квартала с хорошим обзором выезда.
  Он сказал: «С точки зрения неспециалиста, это была невероятно чрезмерная реакция.
  Что говорит специалист по поведенческому поведению?»
  «Невероятно чрезмерная реакция».
  «Вы все в шоке из-за того, что произошло в юридической школе?
  Вы видели, как двигались ее глаза? Она знает больше, чем показывает, и наши вопросы о прошлом напугали ее».
  «Что еще важнее», — сказал я, — «имени Воджика в файле не было . А между ним и Мануччи был еще один посредник — Гвидон».
  «Она знала Воджика лично, хочет держаться подальше от чего-то.
  Думаете, доктор Белинда использовала все эти странности спектра, чтобы дурачить нас?
  «Моя интуиция говорит нет, но я спрошу Рубена о ней». Я написал. Несколько вопросы о Белинде В.
  Его ответное сообщение: Безумная клиника. Мы можем поговорить завтра?
  Майло сказал: «Скажу тебе одно: со стороны Рики не было умным поступком поддаваться эмоциям. Если бы она сохраняла спокойствие, я бы, наверное, забыл о ней. Можно подумать, адвокат должен знать лучше».
  «Ее специальность не требует сохранять хладнокровие под давлением. Она сидит в офисе, перебирает бумаги».
  «В отличие от МакКэндлесса, до того как он стал шаффлером».
  Я сказал: «МакКэндлесс мог бы поменяться, потому что так хотел важный клиент. Хоук накопил огромное богатство и знал, что он
  не выйдет из тюрьмы. Поэтому его акцент сместился с уголовной защиты на сохранение богатства».
  «То есть отмывание денег», — сказал он.
  «С Талией, контролирующей моющее средство».
  «Смотрите, наша обидчивая девчонка показалась».
  Десятилетний бледно-голубой Buick LeSabre выехал со стоянки, за рулем был Рики Сильвестр. Она доехала до Олимпика и повернула направо. Мы последовали за ней.
  На Сепульведе она пересекла несколько полос и въехала на левоповоротный участок. Между ней и немаркированной дорогой было три машины.
  Напевая «Call Me Irresponsible», Майло повернул после того, как янтарная стрела умерла. Он следовал за «Бьюиком» до Уилшира, где тот проехал квартал, свернул налево на боковую улицу, затем снова налево и вернулся. Правое направление привело Сильвестра на запад по Уилширу и под странную металлическую арку, которая отмечает границу с Санта-Моникой.
  Тихий район Уилшира, большинство магазинов закрыты на вечер. Исключением был кирпичный бар и гриль High Steaks. Продленный счастливый час, отборная говядина, специальное предложение surf-and-turf.
  Рики Сильвестр заняла парковочное место перед рестораном, щелкнула брелоком сигнализации и вошла.
  Майло проехал два квартала, и мы вернулись пешком. У входа в закусочную он сказал: «Подождите здесь, дайте мне осмотреть ее». Через несколько мгновений дверь приоткрылась, и он поднял большой палец.
  Впереди был оживленный бар с тремя телевизорами, настроенными на ESPN, отделенный от обеденной зоны отдельно стоящей перегородкой. Все было приятно приглушенным, не было много разговоров от местных выпивающих. Когда бармен не наливал, он мыл стаканы. Мы заняли табуреты в дальнем правом конце. Он заказал Boilermaker, я попросил Chivas со льдом. Пока готовились напитки, он встал и украдкой заглянул за перегородку. Снова сел и сказал: «Давайте».
  Держа в руке скотч, я рискнул заглянуть.
  Не нужно быть таким осторожным. Рики Сильвестр расположилась в дальней кабинке, которая выставила ее затылок в поле нашего зрения. Ее внимание было приковано
   на чем-то зеленом и молочном в большом бокале для мартини и сложенной газете.
  В течение следующих двадцати минут мы с Майло попеременно пили, делали вид, что смотрим футбольный матч где-то в Чили, и по очереди проверяли, как там Сильвестр.
  «Все еще одинок», — сообщил он. «Второй стакан пенного ополаскивателя для рта».
  «Есть ли что-нибудь еще, кроме салата с креветками?»
  «Нет, но она съела все, так что, возможно, она ждет кого-то, прежде чем съесть свое основное блюдо. Давайте сделаем пул. Я говорю, что-то вроде курицы или небольшого стейка».
  Я сказал: «Звучит разумно».
  «Не будь любезным. Тебе придется делать ставки».
  «Я вас слышу и поднимаю одну конкретику. Жареная курица».
  Он усмехнулся. «Ты не веселый».
  Следующая очередь была моя.
  Я сказал: «Мы оба проиграли, она только что заплатила. Хорошие новости — лицо официанта.
  Не очень довольный турист».
  Мы менялись местами, держась спиной ко всем, кто приближался со стороны ресторана.
  Футбольный матч закончился вничью. Камера показала панораму арены, полной скучающих лиц. Часы показывали почти час ничего. Может быть, поэтому игра спровоцировала беспорядки.
  Майло повернулся на четверть оборота. «Вот она. Пару минут, и мы болтаем с недовольным джентльменом в красной куртке».
  Он дал бармену бумажные деньги.
  Парень сказал: «Возвращайся в любое время».
  —
  Официанту было лет семьдесят, он был крепкого телосложения, с лицом, выбритым так впечатляюще, что оно светилось, и с головой волнистых белых волос. Официант был
   убирая очередной стол, Clean-Shave принял на себя скудные остатки еды Рики Сильвестра.
  Мы подождали, пока он не вышел из столовой и не направился в закуток, ведущий в кухню со стеклянными стенами. Двое мужчин в колпаках и одна женщина ушли.
  В стороне несколько тележек были завалены посудой и столовыми приборами. Официант пополнил коллекцию. Когда он повернулся, мы приблизились.
  «Сэр», — сказал Майло, одарив его лучшей улыбкой государственного служащего и своим значком.
  Официант сказал: «Да?». Медная табличка с именем. Артуро.
  «Не могли бы вы уделить мне минутку, пожалуйста?»
  Внезапное появление полиции, но Артуро спокойно пожал плечами.
  Хвастовство невиновности. «Что я могу сделать для вас, офицер?»
  «Женщина, которой вы только что служили...»
  Серенити вышла. Возмущение вышло на сцену. «Её», — сказал он. «Она сделала что-то не так?»
  «Она — лицо, представляющее интерес».
  «Не для меня», — сказал Артуро. «С другой стороны, она же юрист, они способны на все».
  Мы рассмеялись. Он присоединился. Это сделало его моложе.
  Майло спросил: «Она ведь там завсегдатай, да?»
  «Не слишком регулярно, слава Богу. Может быть, раз в месяц. Дважды, если я оскорбил Господа».
  «Не так уж много чаевых».
  «Пять процентов?» — сказал Артуро. «Кто это делает ? Даже когда я начинал, было десять».
  «Пять», — сказал Майло. «Это безумие ».
  «Орехи и дешевка. Плюс, она скучная, одно и то же каждый раз, два Grasshoppers — кто это сейчас пьет ? — и салат из креветок».
  Он подмигнул. «Замороженные креветки, это не наш тур-де-форс. У нас есть отличный стейк, иногда отличная свежая рыба. Много лет назад, до того, как я узнал ее, я пытался отвадить ее от креветок. Попробуйте камбалу Дувра, кроме воскресенья. Никакой рыбы в воскресенье, и точка. Никаких поставок с пятницы. Вам нужно иметь моллюсков, сделать крабовый салат, он сначала свежий, он очень холодный. Замороженный
   Креветки? Мы размораживаем и добавляем кучу специй и масла. Так что же она заказывает?
  «Не авантюрный тип».
  «Два кузнечика, ты когда-нибудь пробовал один из них? Даже для женщин есть все эти хорошие бренди и фруктовые штуки, или просто бросают туда простой сироп. Мои дочери пили эту дрянь, когда учились в колледже, она как будто живет в старые времена».
  Он покачал головой. «Пять процентов. Когда кто-то делал пять? Так что ты хочешь знать о ней, я даже не могу сказать тебе ее имени, она платит наличными. Все эти годы, можно подумать, она представилась сама. Я думаю о ней как о Пудельной Волосе».
  Майло сказал: «Ты же знаешь, что она юрист».
  «Она иногда читает юридические журналы. Или она одна из тех...
  помощники юристов?»
  «Она юрист».
  «Вот и все», — сказал Артуро.
  «Она когда-нибудь приходит с кем-нибудь?»
  «Только один раз, с парнем. Я помню, потому что это был единственный раз, когда, я думаю, кто-то был настолько глуп, чтобы встречаться с ней?»
  «Не деловой ужин?»
  «Не могу поклясться, что это не так, сэр, но у меня сложилось иное впечатление».
  «Они были такими милыми».
  «То, как они говорили — близко друг к другу. Тихо, храня большой секрет. А еще, однажды он положил руку ей на бедро».
  «Большой секрет», — сказал Майло.
  «У меня пятеро детей, я знаю, когда кто-то что-то скрывает. Но что именно, я не могу вам сказать».
  «Кто заплатил?»
  «Ему чаевые дали десять, это не здорово, но это лучше. И наличными тоже.
  Я думаю, что они что, члены клуба, где принимают только наличные?»
  Майло спросил: «Как давно это было?»
   Артуро поправил галстук-бабочку. «Месяцы — может, два. Или три. Не четыре. Так что же она сделала? Обманула клиента?»
  «Извините, не могу сказать», — сказал Майло. «Можете ли вы описать парня, с которым она была?»
  «Не совсем, я не обращал внимания».
  «Черный, белый...»
  «Белый. Старше ее, моложе меня. Мне семьдесят девять».
  «Ни в коем случае», — сказал Майло.
  «Генетика», — сказал Артуро. «И правильное питание. Когда она дотянет до семидесяти девяти на замороженных креветках и зубной пасте, мы будем говорить о карге в пакете, верно?»
  «Что с парнем? Хорошая форма?»
  «Я честно говоря не помню. Хочешь, он снова зайдет, я тебе позвоню».
  Майло протянул ему карточку и двадцатку.
  «Вам не нужно этого делать, сэр».
  «Наслаждайся, друг».
  «Цени это», — сказал Артуро. «Сегодня ты — лотерея».
  —
  Возвращаясь к немаркированному месту, я сказал: «Бывшие супруги и недовольные официанты, давайте выскажем свое негодование».
  Майло сказал: «Пять процентов. Он прав, кто это делает?»
  «Тот, кто не силен в социальных отношениях».
  «По-своему, как доктор Белинда? Два общительных дедушки, и в итоге у них сомнительный продж».
  «Это генофонд » , — сказал я. «Все виды вещей, плавающих под поверхностью».
  Мы сели в машину без опознавательных знаков. Я сказал: «Сильвестр ест сама, за исключением одного ужина с пожилым мужчиной. На первый взгляд, не так уж много, но вы знаете, что меня интересует».
  «Взрыв из прошлого появляется и соединяется с ней», — сказал он.
  У меня зазвонил телефон. Рубен звонит в ответ на мое сообщение.
  Я переключился на громкую связь.
  Он сказал: «Да, она довольно уникальна. Я не рассказал тебе многого, потому что решил, что ты должен составить собственное впечатление». Пауза. «Кроме того, она мне нравится, не хотел низводить ее до странной личности».
  Я спросил: «Как она обращается с пациентами?»
  «Очень хорошо, Алекс. Когда она была резидентом, она была среди детей
  фавориты. Супер-нежный, уделил время, чтобы выслушать, бесконечное терпение.”
  «А как же родители?»
  «Поначалу некоторые из них думали, что она странная. Но она была так хороша в диагностике и лечении, что это сошло на нет. Кроме того, она работает усерднее, чем кто-либо, кого я когда-либо обучал. Никто не принимает вызовы для нее, она доступна двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю». Пауза. «Полагаю, это проще, когда ты одиночка. Ты же не собираешься говорить мне, что она сделала что-то не так, правда?»
  "Нет."
  «Какое облегчение. Я всегда считал ее настоящей невинной, Алекс. Ученым, я полагаю».
  «Что вы знаете о ее прошлом?»
  «Точно то, что я тебе говорил, что-то в шоу-бизнесе. Я очень рад, что у нее нет проблем».
  Я поблагодарил его и повесил трубку.
  Майло сказал: «У матери Терезы проблемы с характером. Ты забыл спросить его, дает ли она хорошие чаевые».
  «Вы в это не верите».
  «Я генетически запрограммирован на подозрительность. Но если вы скажете мне, что он праведник, я поверю».
  Квартал спустя. «Если только я не научусь чему-то другому».
   ГЛАВА
  25
  два дня, но никакого прогресса. Плохо для Майло, смешанное благословение для меня, потому что пришла юридическая консультация, с которой можно было справиться быстро: просмотр материалов дела девятилетнего мальчика, который упал с неисправного велосипеда, сломал несколько костей и получил закрытую черепно-мозговую травму.
  Год спустя у ребенка зажили большеберцовая, малоберцовая и бедренная кости, а также был перелом черепа. Но психологическое тестирование выявило незначительные нарушения обучаемости, и мне было поручено оценить качество этой оценки — как оказалось, первоклассной — и высказать свое мнение о стойкости проблем.
  Честный ответ был: «Никак не узнать».
  Судья, который направил дело, сказал: «Вы не можете сделать лучше?»
  «Если кто-то другой говорит, что может, он лжет».
  «О, Боже. Ладно, Алекс, двусмысленность придется свести на нет. Но мне нужен кто-то вроде тебя, чтобы ее обеспечить».
  Утром третьего дня мы с Майло просматривали слишком тонкую книгу об убийстве Талии Марс в поисках скрытых крупиц данных, которые могли бы придать импульс расследованию.
  Час спустя: ничего.
  Бланш устроилась рядом с Милоном, последовав за мрачным ответом с подобающим серьезным выражением лица.
  «Найти зацепку в этом деле — все равно что искать Бигфута», — сказал он. «Знаешь, что это безнадежно, но хочешь верить».
  У меня зазвонил телефон.
   Судья на велосипедной экспертизе, заявив, что получил мой отчет, больше ничего не требовал. На данный момент. Но он оставляет за собой право внести поправки. При необходимости.
  Бланш выбежала из кабинета, прошла на кухню и вышла к задней двери, где села, безмятежная и женственная. Я отвела ее в сад, и она с вниманием отдала предпочтение особенно гостеприимному кусту азалии.
  Когда мы вернулись, Майло был на ногах. «Только что получил сообщение от патологоанатома, который делал вскрытие Талии. Что-то, что я должен увидеть, никаких подробностей.
  Мне не удалось с ней связаться, поэтому я поеду туда».
  «Столько времени прошло, а на токсикологическом тесте что-то есть?»
  «Это мое предположение. Мне нужно увидеть это самому».
  «Хотите компанию?»
  «Ты или пес?» Он наклонился и погладил Бланш по голове.
  «Вам придется довольствоваться двуногим».
  «Если бы она умела водить, я бы не стал. Давайте возьмем Caddy».
  Я отвел Бланш к Робину, и мы сели в машину.
  Майло сказал: «Надо отдать тебе должное: ты уже давно водишь эту старинную машину, а кожа все еще пахнет великолепно».
  «TLC и верность». Я ехал на юг к Сансет, пока он снова отправлял смс патологоанатому. К тому времени, как я добрался до Беверли-Хиллз, ответа все еще не было.
  Он сказал: «Может быть, где-то поблизости бродит большой волосатый парень».
  —
  После восхода солнца нет гладкого пути в Восточный Лос-Анджелес из Бель-Эйр. Поездка до Мишн-роуд заняла час и десять минут. Патологоанатома, нового сотрудника по имени Лора Робер, в склепе не было. Никто не знал, когда она вернется или о чем говорилось в тексте.
  Мы вышли из здания, прогулялись по парковке. Майло пытался звонить и писать смс, ругался, курил сигару, подошел к Seville и тупо уставился в окно.
  Я ходил и потягивался. Белые фургоны въезжали и выезжали из зоны погрузки. Скоростной транзит для мертвых.
   Я отошла от него и избегала смотреть на пару среднего возраста, которая тащилась к северному концу здания. Деловая часть здания; вероятно, забирая вещи любимого человека.
  Майло помахал мне. Я подбежал.
  «Шестой чертов раз она ответила. По пути сюда. Якобы».
  Десять минут спустя гоночно-зеленый Jaguar S-type въехал на зарезервированное место, и из него вышла женщина лет тридцати с волосами цвета меда. Рост пять футов два дюйма, вес, может, сто фунтов. Гибкая походка, слишком молодое для доктора медицины лицо.
  Она быстро улыбнулась. «Лейтенант?»
  Майло сказал: «Доктор».
  «Надеюсь, вам не пришлось долго ждать».
  «Только что приехал».
  Лора Робер надела трикотажный топ того же цвета, что и ее машина, узкие джинсы и ярко-зеленые балетки. Ее глаза были настолько светлыми, насколько это возможно для зеленого, но не серыми. Ее лак для ногтей был цвета соснового леса в сумерках. Какое-то эко-заявление? Или ей просто нравился зеленый цвет.
  Она сказала: «Пришлось читать лекцию через весь город, вышла из комнаты и увидела все ваши тексты. Извините, мой был загадочным, но я хотела, чтобы вы сами это увидели и смогли составить собственное впечатление. Потому что я не уверена, что у меня есть что-то, что вы действительно можете использовать. Тем не менее, если бы это была я, я бы хотела быть в курсе».
  Мы последовали за ней к южной стороне склепа, спустились по лестнице и оказались в холодном, большом чулане, где тела были завернуты в пластик и сложены на полках.
  Тело, которое хотел Робер, было близко к верху. «Я позвоню Марселю, он ростом шесть футов четыре дюйма».
  Майло сказал: «Я справлюсь».
  «Я уверен, что вы могли бы, лейтенант, но вам все равно понадобится помощь, чтобы положить его на стол, правила есть правила, и в этом случае они разумны. Вы знаете, как это бывает, когда их разбирают. С перерезанными сухожилиями и связками внутренняя структура меньше, мы не хотим, чтобы что-то провисало и соскальзывало на пол».
  «Это было бы невежливо», — сказал Майло.
  «Самый бедный». Она сняла пейджер с пояса и нажала кнопку. «Пока мы ждем Марселя, я вам расскажу. Этот пришел вчера утром, не в вашей юрисдикции, даже не в Лос-Анджелесе, Калвер-Сити. Но как только я его увидела, я поняла, что должна с вами связаться».
  «Кто там главный?»
  «Детектив Готтлиб», — сказал Робер. «Я никогда раньше с ним не имел дела, но, с другой стороны, я не имел дела со многими людьми здесь, только что переехал из Детройта».
  «Там склеп?»
  «Еще бы».
  «Оживленное место».
  «Вы тут молодцы, но да, я оказалась очень занята в Детройте. Я жила там, потому что у моего мужа была стипендия по урологии. Восстановление полового члена».
  «Ой».
  Она рассмеялась. «Извините. Но все эти огнестрельные ранения дали ему опыт. В любом случае, детектив Готтлиб счел его случай самоубийством, и я понимаю, почему. Никаких внешних ран, ничего на рентгене, я даже не думала об обязательном вскрытии, но возраст покойного заставил меня задуматься об этом. Обычно я бы просто провела токсикологию. У меня также есть резидент-бобр, который следит за мной, поэтому я позволила ему порезаться. Внутренне, никаких сюрпризов. Но потом, когда мы использовали бритву — привет, Марсель».
  В дверях стоял подтянутый молодой чернокожий мужчина. «Эй, Док».
  «Мне нужно преимущество вашего превосходства в росте», — указала она. «Лейтенант Стерджис поможет вам опустить его на каталку, которая стоит прямо снаружи».
  «Конечно», — сказал Марсель. «Если мне понадобится помощь».
  Он этого не сделал. Когда тело было погружено, Майло сказал: «Я поведу», и покатил тележку в ближайший прозекторский зал.
  В помещении пахло рубленой печенью, медью, испорченными продуктами, антисептиком. Чисто, если не считать красно-коричневого пятна возле раковины, которое заставило меня вспомнить о печеночной форме Авентуры.
  Все в перчатках. Майло и Марсель опустили труп на стол из нержавеющей стали и начали поднимать его, следуя инструкциям Робер, пока она
   распутал пластик. Прочная пленка, намотанная в несколько слоев, которые были почти непрозрачны. Безжизненная плоть сверкнула слоновой костью сквозь молочную оболочку.
  Когда лицо открылось, Майло сказал: «Вот дерьмо».
  Если бы глаза Курта Дегроу были открыты, он бы уставился в потолок.
  Робер спросил: «Ты его знаешь ?»
  «Он управлял отелем, где была убита жертва Марса».
  «Ух ты. Невероятно. Спасибо, Марсель, можешь идти».
  Когда служащий ушел, Майло достал свой блокнот.
  Лора Робер сказала: «Вчера утром его уборщица нашла его в квартире, он лежал в постели с пластиковым пакетом на голове. Пакет был закреплен обычной упаковочной веревкой. Предполагаемое время смерти — где-то ночью. Не имея никаких повреждений кожи и признаков насильственного проникновения, борьбы или обыска, фельдшеры скорой помощи предположили самоубийство, как и мои следователи. Вскрытие показало застой в легких и других органах, соответствующий асфиксии, но ничего не сказало нам о характере. Я учила своего ординатора важности практического подхода, а не полагаться только на лабораторные анализы. Для примера я провела пальпацию, и когда я добралась до подбородка, то почувствовала, что он опух. Поэтому мы сбрили ему бороду».
  Она запрокинула голову ДеГроу. «Вот здесь — синяки, очень похожие на те, что я обнаружила у вашей жертвы Марса. В отличие от Марса, нет сломанных ребер или глазного кровотечения, поэтому я все еще не считала это драматичным доказательством, есть множество способов получить синяк. Но это заставило меня задуматься, поэтому я провела токсикологию, и когда опиаты, алкоголь или любые другие очевидные подавители ЦНС дали отрицательный результат, я поняла, что самоубийство — менее вероятный сценарий. В тот момент я сделала два звонка, детективу Готтлибу и вам. Даже без связи я думала, что вы двое должны поговорить. Я ожидаю, что вы услышите от него. И теперь, когда вы установили реальную связь между жертвами, я уверена, что он будет рад поговорить с вами».
  Я сказал: «Самоубийство маловероятно, потому что люди, использующие пакеты, принимают лекарства заранее».
  «Я никогда не видел другого, доктор Делавэр. Подумайте, что это повлечет за собой: вы не готовитесь к чему-либо, чтобы отключиться, просто надеваете пакет на голову и лежите там, ожидая, когда задохнетесь? Независимо от того, насколько эмоционально подавлен человек, желание дышать сработает.
   Они начинали задыхаться, и даже если они пытались бороться, то были все шансы, что они сорвут сумку. Вы наблюдали что-то другое?
  Я покачал головой.
  Она сказала: «Я просто не вижу никого, кто бы морил себя кислородным голоданием в течение пятнадцати минут без признаков какой-либо борьбы, не говоря уже о том, чтобы на самом деле это делать. Слава богу, я нашла время, чтобы побрить его. По моему мнению, его закопали, поэтому манера поведения определенно будет классифицирована как убийство».
  «Бёрк?» — спросил Майло.
  «То же самое, что было сделано с вашей жертвой Марсом».
  «Вы не использовали этот термин в разговоре с ней».
  «Это не медицинское, это идиоматическое», — сказал Робер. «В отчетах я придерживаюсь технической терминологии».
  "Что это такое?"
  «Способ убийства, возникший в Шотландии в 1820-х годах. То, что один из моих профессоров назвал «Дело двух мерзких Билли».
  «Команда?»
  «Смертоносный дуэт, лейтенант. Уильям Берк и Уильям Хэр были парой ирландцев, которые переехали в Эдинбург и зарабатывали на жизнь поставками трупов в университетскую медицинскую школу в период, когда ощущалась острая нехватка тел. Другие поставщики вели себя непослушно, но только до такой степени, что выкапывали трупы, которые не были пожертвованы науке — похищение тел.
  Берк и Хэр пошли еще дальше и ускорили процесс на живых людях. Они работали в команде: один парень сидел на жертве, чтобы обездвижить ее, а другой зажимал ей нос и держал рот закрытым. Они выбрали асфиксию, потому что она создавала более свежее тело, которое имитировало обычные естественные причины того времени — пневмонию, бронхит и другие респираторные заболевания».
  Майло сказал: «Биркенхаар».
  Лаура Робер сказала: «Правильно».
  «Это что-то другое. Birken haar ». Он произнес это по буквам. «У нас есть подозреваемые, которые зарегистрировались в отеле под этим именем».
  «О, боже», — сказала Лора Робер. «Это леденит ». Ее красивое лицо нахмурилось от сосредоточенности. Она улыбнулась. «Так что я действительно придумала
  что-нибудь."
  —
  Мы вышли из склепа, ошеломленные. Первым заговорил Майло.
  «Бёркинг. Они сделали из этого шутку, предумышленные ублюдки. Я что, имею дело со студентами-историками?»
  Я сказал: «Пара сокамерников, у которых много свободного времени? Все эти книги в тюремной библиотеке».
  «Вероятно, настоящее преступление», — сказал он. «Заключенные любят такие штуки».
  «Талия этого не сделала».
  "Что ты имеешь в виду?"
  «В ее коллекции нет ни одного тома, только художественная литература».
  «Да, ну, эти ребята в реальности. Или Красотка — читательница, и она им об этом рассказала».
  «Командная работа», — сказал я. «Убийство Талии было совместным с самого начала. Они превзошли Берка и Хэра, сделали его трехсторонним. Один — обездвижить, другой — перекрыть дыхательные пути, третий — искать сокровища.
  Как Берк и Хэйр, они хотели, чтобы смерть казалась естественной. Жертва такого возраста, кто бы мог заподозрить? Как Берк и Хэйр, они потерпели неудачу».
  «Четверо в команде, — сказал он, — если бы ДеГро был в деле. Видите ли вы другие причины, по которым они могли бы его убить?»
  Я сказал: «Это объясняет, как они проникли внутрь. Кто лучше менеджера может предоставить мастер-ключ?»
  «Мудак. Никогда его не любил».
  Я сказал: «Было бы интересно взглянуть на записи его телефонных разговоров и его компьютера».
  Он позвонил в полицию Калвер-Сити и попросил детектива Готтлиба. Секретарь спросил: «Патриция или Леонард?»
  "Леонард."
  Молчание. Затем: «Его нет, сэр, я передам ему сообщение».
  Мы вернулись в машину. Я сказал: «Эти трое могли бы подумать, что им это сошло с рук, пока ты не появился, и ДеГроу не рассказал им. Он
   Он казался легковозбудимым типом, и втягивание в расследование убийства могло бы его ввергнуть в панику. Его ошибкой было то, что он показал это остальным. Возможно, даже давил на них, чтобы получить свою долю. Поэтому они исключили его из команды. Или, как мы сказали об Уотерсе, это был вопрос экономики, и ДеГро был обречен в ту минуту, когда он ввязался.
  «Пирог делится на две части», — сказал он. «Или только на одну, если кто-то другой делает неправильную ставку».
  Я выехал со стоянки. Он сказал: «Эта концепция команды может выйти из-под контроля. А как насчет Рики С. и ее компаньона по ужину?»
  «Все, что мы знаем, это то, что она сидела в одной кабинке с кем-то».
  «Да, но она была слишком чувствительна к дедушке, и, возможно, это потому, что она тоже была в этом замешана. То, о чем мы говорили раньше. Выкачивание денег из поместья Талии, и Талия об этом узнала».
  «Талия не предприняла бы никаких действий?»
  «Может быть, она начала, Алекс. Шаг первый, она звонит тебе и начинает говорить о криминальных наклонностях — Рики, который такой же скрюченный, как дедушка Джек. Она не сдала Рики сразу, потому что они были знакомы давно, она знала Рики еще ребенком. Целью найма тебя было расставить собственные приоритеты. Но что, если после твоего первого сеанса она почувствует ясность и встретится с Рики?»
  «Что же тогда?» — спросил я. «Рики случайно знает троицу убийц, которая уже остановилась в отеле?»
  «Правда», — сказал он. «Это не работает».
  «Если Рики была замешана, это должно было произойти задолго до того, как Биркенхаары обратились в суд. Если вы найдете что-то, связывающее ее с ними, вы будете в полном порядке».
  «Ни один из них не похож на парня в ресторане».
  «Насколько нам известно, это было свидание вслепую».
  «У нее больше никогда не было ни одного».
  «Не в High Steaks».
  «Да... Я не могу здраво мыслить... Я попрошу Шона или Мо понаблюдать за ней хотя бы пару дней. Если к ней на пороге появится какой-нибудь парень постарше, мы хотя бы узнаем, кто он».
   —
  Обратный путь был автомобильным атеросклерозом на протяжении десяти миль. Сто минут спустя мы подъезжали к моему дому, когда телефон Майло просигналил о новом сообщении. «Надеюсь, это Готтлиб».
  Он прочитал, сделал глубокий вдох, ослабил галстук, набрал номер и сказал: «Это все? Ты уверен? Черт. Хорошо, спасибо».
  Он повесил трубку. «Это был Джейк Лев, архивный зомби. Ничего по Лерою Хоуку, кроме папки по ограблению ЛаПланте, да и та тонкая. Он делает копию, завтра отправит по факсу».
  Он позвонил детективу Мозесу Риду, попросил установить слежку за Сильвестром и сообщил подробности.
  Рид сказал: «Конечно, лейтенант».
  Щелчок. «Отличный парень».
  Я выключил двигатель. Он посмотрел на свой Timex. «На один день хватит.
  Позвольте мне пригласить вас на ужин».
  «Почему у нас здесь ничего нет?»
  «Мы потратили целый день, и я уверен, что Gorgeous тоже. Назовите кухню
  — Я даже могу попробовать Рика, посмотреть, свободен ли он.
  «Если Робин готов, то конечно».
  Когда мы поднимались по лестнице на мою террасу, он позвонил доктору Ричарду Сильверману в отделение неотложной помощи Cedars-Sinai. Произошло лобовое столкновение автомобилей в районе Фэрфакс, Рик и двое других хирургов были заняты ремонтом.
  Майло сказал: «Ничего страшного, нас трое. Добродетельная команда».
  —
  Робин была на кухне и читала American Art Review. Бланш храпела у ее ног.
  «Привет, ребята. Я пошел в Trader Joe's и купил три огромных стейка, потому что подумал, что вы будете измотаны после поездки. Давайте пожарим барбекю».
  Бланш открыла один глаз и замурлыкала. Робин улыбнулась. «Мы только что закончили долгую прогулку, она вся в кустах, но я уверена, что она не откажется от ребрышка, чтобы пожевать».
  Бланш поднялась на ноги.
  Майло спросил: «Она разбирается в кулинарии?»
  «И многое другое. Алекс, как насчет того, чтобы разжечь гриль?»
  Я сказал: «Он предложил нам куда-нибудь сходить».
  Майло сказал: «Серьёзное предложение».
  «Это очень мило с твоей стороны, Большой Парень, но я уже начал мариновать, и о чем мы говорим — о том, чтобы положить мясо на утюг?»
  «Подумай об этом, малыш. Как часто я бываю щедрым?»
  Она поцеловала его в щеку. «Как всегда — ладно, ты приготовишь салат, Алекс займется грилем, а я посижу здесь и выпью «Гимлет» со своей девушкой».
  «Снасти? У твоего гриля электростартер, это не совсем мудрость бойскаутов».
  «Иногда что-то заклинивает», — сказала она.
  Я сказал: «Я всегда могу найти две палки или кусок кремня».
  Зазвонил телефон. «Стерджис. О, привет… да, это безумие… да… имеет смысл… когда?… конечно, спасибо, полчаса максимум, может, меньше».
  Щелчок. «Извините, дети, мне не нужно есть и бежать».
  Я спросил: «Готлиб?»
  «Ничего другого».
  Робин спросил: «Кто такой Готлиб?»
  «Детектив из Калвер-Сити. Менеджера отеля Талии убили там так же, как и ее».
  «У кого-то есть зуб на отель?»
  «Я хотел бы сказать тебе — извини за барбекю».
  «Позволь мне сделать тебе сэндвич».
  Он обнял ее. «Ты идеальный человек».
  «Так утверждает Алекс». Она повернулась ко мне. «Вот где я говорю, чтобы ты пошла с ним и притворилась, что не хочешь. Я сделаю вам обоим сэндвичи».
  ГЛАВА
  26
  Курт ДеГроу арендовал небольшой дом с плоским фасадом на улице, затененной джакарандой, недалеко от бульвара Палмс. Honda Accord, арендованная ДеГроу, была поддержана Impala, которая могла быть сестрой безымянной машины Майло. Лента с места преступления перекрывала дверной проем, но дверь была приоткрыта.
  Майло крикнул: «Детектив? Майло Стерджис».
  Голос сзади сказал: «Подожди». Через несколько мгновений появился долговязый седовласый мужчина в строгом синем костюме, белой рубашке и красном галстуке. Из кармана пиджака торчала подушечка, как у Майло. На узком носу сидели очки для чтения с полулинзами.
  "Лейтенант? Лен Готлиб.
  На первый взгляд Готтлиб больше походил на генерального директора, чем на копа. Вблизи стрижка немного не в моде, щетина на подбородке и отвратительный шрам, спускающийся по правой щеке, стерли часть лака.
  Мы пожали друг другу руки. Майло представил меня.
  Лен Готтлиб сказал: «Одна из моих дочерей — школьный психолог.
  Не могу сказать, что мне когда-либо выпадала честь работать с кем-то из вас».
  Майло сказал: «Тебе стоит попробовать».
  «У нас есть бюджет, в любом случае, это странно, если этот милый маленький патологоанатом прав насчет сделки под подбородком».
  Майло сказал: «Она определенно права, Лен. Твоя жертва знала нашу жертву. Моя рабочая гипотеза — он помог убить ее».
  «Вот так? Расскажи мне?»
  Милон говорил, Готлиб слушал.
  «Почти сотня, да? Это позор. Так что, может, к черту мою жертву за то, что она была плохим парнем, и мне стоит заняться тем, кто заслуживает, чтобы за него говорили. Проблема в том, чтобы попытаться найти кого-то вроде него. Мои последние двое были бандитскими отбросами, по которым никто не будет скучать».
  Готтлиб откинул назад кончик седого волоса. «С вами, ребята, мне не нужно притворяться, что все одинаковы».
  Он посмотрел на меня.
  Я кивнул.
  Готлиб улыбнулся. «Я тебя не обидел?»
  Майло сказал: «Он уже давно перешел черту, на которую можно обидеться».
  «Тебя развратили, Док? Поздравляю. Так куда мы пойдем с этим, Майло?»
  «Как насчет того, чтобы мы делились информацией и регулярно общались?»
  «Звучит как план», — сказал Готлиб. «Если я пойду в тот отель, узнаю ли я что-то, чего вы еще не знаете?»
  «Вероятно, нет, Лен».
  «Так что нет смысла дублировать. Твоя невинная жертва — и тот другой злодей…
  Уотерс, если ты все это прояснишь, это прояснит и мою жертву. Тем временем, мне нужно заняться другим делом, не убийством, пропажей. Пропала хорошая девушка, девятнадцатилетняя девушка, которая ходит в клуб на Вашингтон, с тех пор ее никто не видел, никакой активности на ее мобильном телефоне, никаких контактов с родителями. Которые, как оказалось, друзья моего босса.
  «Понимаю, что ты имеешь в виду».
  «Босс согласен, что это то, что я должен сделать приоритетным», — сказал Готтлиб. «Я слушаю ее, потому что она моя жена, и она старше меня по званию — лейтенант, как и вы. Мы оба согласны, что девочку вряд ли найдут живой, но родители сойдут с ума, если они никогда не получат хоть какое-то разрешение».
  «Разумно, Лен».
  «Что касается коммуникации, то сейчас я могу вам передать только то, что я видел.
  Судя по всему, моя жертва жила здесь одна. Чистоплотный чудак, что облегчало шпионаж. Никакой системы безопасности, сигнализации или камер. Даже пожарная сигнализация не работает из-за севших батареек. Я вижу, что он думает, что это безопасный район, потому что, по сути, так оно и есть, пока это не так. Никакого взлома
   спереди, но задняя дверь была не заперта. Оставил ли он ее так или впустил кого-то, понятия не имею. Вход через задний двор был бы проще простого.
  Паршивые ворота, просто задвижка, которую можно дотянуться и открыть. Мы проверили на отпечатки пальцев, ничего не нашли. То же самое здесь, ничего, кроме жертвы. Я уверен, Робер сказала тебе — она красотка, не так ли? Склепу не помешало бы немного приукрасить — ее теория.
  Двое убийц, где-то ночью, закопали его».
  «Вы знали этот термин?»
  «Нет, пока Робер не рассказал мне об этом. Она училась в Гарварде, мозги плюс эта внешность?» Он присвистнул. «По-моему, та, у кого такие галочки, должна быть замужем за очень богатым парнем, может, так и есть».
  Майло сказал: «Она замужем за врачом».
  «Не так хорошо, — сказал Готтлиб, — но неплохо. В любом случае, вчера мы опросили соседей, никто ничего не слышал и не видел. В некоторых районах они бы вас разыграли. Здесь, вероятно, говорят правду. Это не бульвар Вашингтона со всеми этими клубами, которые у них сейчас есть. В этой части Калвера после наступления темноты тротуары закатывают».
  «Никаких местных сплетен о ДеГроу».
  «Хотелось бы, сплетни — это наш сырой материал, верно? Нет, он пошел на работу, поздоровался бы, если бы вы сказали это первым. Пара человек сказала, что он носил какую-то форменную куртку — мы нашли три в шкафу, такого странного бордового цвета, каждый из которых был подвешен к паре серых брюк. Одна дама приняла его за официанта или кого-то, кто работает на круизном лайнере. Никто никогда не видел, как он возвращался домой, так что, возможно, он работал допоздна или останавливался где-то, чтобы сделать снимок. Если да, то это может быть зацепкой, я постараюсь выяснить».
  «Во что он был одет, когда его нашли?»
  «Его детский костюм», — сказал Готтлиб. «Есть доказательства взлома — в кошельке нет денег, нет компьютера, нет мобильного телефона, и что-то пропало, что стояло на тумбе в спальне, должно быть, телевизор. Давайте, я вам покажу».
  —
  В доме было шесть небольших комнат: гостиная/столовая, кухня двадцатых годов, спальня, ванная, крошечное свободное пространство сзади. Слева от неиспользуемого
   Комната была прачечной, но без приборов. Хлипкая панельная дверь с простым поворотным засовом вела в заднюю часть.
  Готтлиб сказал: «Это было открыто», и продемонстрировал. Снаружи было скудное, темное пространство, окруженное блочными стенами, ничего органического, кроме клочковатой травы.
  Мы вернулись внутрь и еще раз обошли вокруг. Мебели было немного, а то, что там было, выглядело арендованным. Кровать, на которой умер Курт Дегроу, была двуспальной, без изголовья. Смятое постельное белье было свалено в кучу, как безе.
  Серое полиэстеровое одеяло упало на потертый деревянный пол.
  «Похоже на борьбу, но ее не было», — сказал Лен Готтлиб. «Скорая помощь сказала, что они нашли его лежащим там, простыня была плотной, как у военных. То, что вы видите, это то, что они видели, когда пытались с ним работать. Я бы показал вам мешок на голове и шпагат, но, очевидно, они в лаборатории. Техник, с которым я говорил, сказал, что оба случая общие, никаких отпечатков или ДНК, пока. Итог: ничего доказательного.
  Если бы вы не участвовали, я бы, наверное, никогда его не закрыл».
  Рот Майло скривился.
  Я вложил слова в его уста. Может быть, и здесь то же самое, амиго.
  Я сказал: «Его нашла экономка ДеГро».
  «Нашла его и испугалась, доктор. Милая женщина, но не говорит по-английски, она приходила раз в неделю, когда ДеГроу уезжал, так что она его толком не знает. Я попросил испанского полицейского поговорить с ней, чтобы она была осторожна. Никаких проблем с ДеГроу, в общем, она отработала пару часов и ушла, он оставил ей деньги. Он всегда был аккуратным, она сказала, что здесь как будто никто не живет».
  Мы переместились на кухню. Дешевая утварь и посуда на одного, несколько кастрюль и сковородок, большинство неиспользованных, некоторые еще с бирками. Золотисто-бежевый холодильник вмещал бутылки Stella Artois и Fiji Water. Увядшие овощи, пахнущие как мусорный бак для продуктов, занимали так называемый отсек для овощей и фруктов. В морозильнике стопки Lean Cuisine делили пространство с банками концентрированного апельсинового сока.
  Скорее остановка в пути, чем дом.
  Я спросил: «Есть ли у вас какие-либо соображения, как долго он здесь живет?»
  Лен Готтлиб сказал: «Арендодатель говорит, что почти два года он платил аренду вовремя, никаких проблем не было».
  «Не похоже, чтобы он пустил корни».
   «Нет, не так, доктор. Может, он ночевал в той гостинице, где работал, и считал ее своей настоящей хатой».
  Майло сказал: «Интересная мысль».
  «Время от времени я придумываю что-нибудь. Это не очень похоже на место преступления, верно? Визуально и микроскопически, ни одного странного волоска или отпечатка. Это меня озадачивает, потому что серьезная уборка не идет со взломом, который стал зловещим.
  Но теперь, когда ты сказал мне, что это может быть что-то другое, я могу это увидеть, если мы говорим о психопатах-убийцах. В любом случае, не стесняйтесь, делайте все, что хотите, я делал это дважды, но я не обижусь. Что-нибудь еще... ах да, парень не читал и не слушал музыку. Там даже нет, вы знаете, секс-игрушки, так что я не могу сказать, натурал он или гей, или что-то среднее. Или не в теме. Моя жена утверждает, что есть такие люди, которые вообще не интересуются. Хотя я никогда не встречал ни одного.
  Майло спросил: «Есть какие-нибудь финансовые документы?»
  «Я отнес их в свой офис», — сказал Готтлиб, — «но их не так уж много, парень не был серьезным инвестором. Мы говорим о зарплатных квитанциях, налоговых декларациях и счете в Ameritrade с двадцатью тысячами на нем. Куда ушли его деньги, я вам не могу сказать. Он неплохо справлялся, ему платили девяносто в год».
  «Он был швейцарцем, возможно, он отправил его домой», — сказал Майло.
  Готтлиб нахмурился. «Вот это интересно, паспорт не появился. Но, опять же, может быть, серьезные вещи остались в отеле».
  «Мы проверим и дадим тебе знать, Лен».
  «Девяносто в год — это неплохо, но если бы он мог обналичить мегабаксы с твоей жертвы, у него был бы стимул. Ты думаешь, они получили от нее большой улов?»
  Майло сказал: «В ее комнате было три тысячи, но это могла быть та маленькая кучка, которую они пропустили, мы просто не знаем. Она была очень богата, и если мы правы насчет четырех человек, то денег хватило бы на всех».
  Готтлиб сказал: «Я видел, как глотки перерезали за двадцать баксов. В основном, когда я работал в западной части Филадельфии, в гетто. Но в Брентвуде, может, ты и прав, это должны быть серьезные деньги».
  Он щелкнул красным галстуком. «Столетняя, живущая одна, она разве оставит кучу зеленого цвета валяться вокруг?»
  Майло сказал: «Она была там долгое время, Лен. Может быть, она чувствовала себя в безопасности.
  Но, как я уже сказал, это пока на стадии предположений, я на самом деле ничего не знаю».
   «Кто-нибудь, наше проклятье». Готлиб достал свой блокнот. «Расскажи мне, что ты знаешь о своих трех подозреваемых».
  Мило заполнил его, а Готтлиб делал заметки, печатая скрупулезно, как чертежник. Делал это быстро, впечатляющее зрелище.
  Когда Майло закончил, он сказал: «Тюремные приятели плюс цыпочка, она мутит с ними обоими. Звучит так, будто она может быть мотиватором». Он ухмыльнулся. «Но, может быть, я предвзят, имея женщину-начальника».
  «Предвзято или нет, Лен, мы думаем об одном и том же».
  Готтлиб сказал: «Давайте посмотрим правде в глаза, красавцы добиваются своего, потому что у них есть чем поделиться. Моей второй женой была мисс Дауни, пока она не стала огромной и неряшливой, не спрашивайте».
  « Моя главная проблема в том, — сказал Майло, — что я до сих пор не распознал этого красавца».
  Готтлиб оглядел безликую гостиную Курта Дегроу. «Менеджер, принимающий гостя, — это как в отеле «Ад». Если он это сделал, то он полный ублюдок. Ты его когда-нибудь встречал?»
  «Мы», — сказал Майло. «Не мистер Чарминг».
  «Ублюдок и заноза в заднице? Не люблю отели, никогда не любил. Не люблю путешествовать, и точка, но моя жена постоянно этим занимается, будучи начальником, на конференциях и тому подобном. Она может позаботиться о себе, но те места, где она останавливается, те, что рядом с аэропортом? Каждый раз, когда она пакует чемодан, я говорю ей, будь осторожна, а она напоминает мне о том, кто лучше стреляет в тире. Она моя третья жена, но я все еще беспокоюсь о ней, она же девчонка, верно? И милашка».
  Он покачал головой. «Аэропорты всегда привлекают отбросов, у нас было время рассказать вам о Филли, но мы не будем. Тем не менее, в Брентвуде вы ожидаете большего. По крайней мере, элементарной безопасности. Что-нибудь еще мне следует знать?»
  Майло сказал: «Ничего не могу придумать». Он посмотрел на меня.
  Я сказал: "Никакого компьютера, никакого телефона, но и взлома не было. Может быть, они искали именно эти данные".
  «Вы правы, доктор. Грабители находят вас, они могут застрелить вас или ударить по голове, они не делают эту жуткую культовую штуку с пластиковым пакетом.
  — помните этих психов-комет в Сан-Диего, Хейл-Боба, как их там. Так что это меня задело. Теперь это имеет больше смысла. И вы предлагаете мне узнать, на чье имя зарегистрирован его телефонный счет. Уже в разработке, доктор, я планирую вызвать его повесткой.
   Майло. «Если узнаю что-нибудь пикантное, ты будешь вторым».
  «Кто будет первым, Лен?»
  «Кто же еще? Я».
   ГЛАВА
  27
  К девяти утра следующего дня мы вернулись в Aventura. Парковка была еще более одинокой, возможно, это была одна гостевая машина плюс водитель лимузина, спящий с открытым ртом в своей машине.
  Мы с Майло вышли из машины без опознавательных знаков, и он подошел к водителю.
  Не Леон Крич. Молодой бородатый латиноамериканец в черной рубашке-поло и джинсах в тон. iPad на пассажирском сиденье. Angry Birds на экране.
  Он храпел.
  Майло осторожно его разбудил. Парень проснулся, закашлялся, выглядел испуганным.
  Майло сказал: «Полиция, но никаких проблем. Просто хочу спросить, почему так тихо».
  Водитель потер глаза. «Да, совсем мертвые, как будто они выходят из бизнеса. Не знаю, зачем компания меня сюда послала. Вообще-то знаю.
  У них контракт, фиксированная плата. А нас обманывают, никаких чаевых, это отстой».
  «Дерьмо», — сказал Майло. «Как давно это продолжается?»
  «Парень, которого они прислали вчера, сказал, что это то же самое». Он посмотрел на блокнот, как ребенок, желающий съесть еще кусочек печенья.
  «Спасибо, удачи вам».
  «Мне это понадобится».
  —
   Когда мы приближались к отелю, из-за листвы вышла Алисия Богомил с сигаретой в руке.
  Майло сказал: «Ничего особенного не происходит».
  «Три дня нет, сэр. Никаких проверок, кроме трех подтяжек, все женщины».
  «Есть ли идеи, почему произошло замедление?»
  «Четыре дня назад группа арабов прошла маршем вместе с ДеГро, и они выглядели еще более разозленными, чем обычно, а он выглядел еще более напряженным, чем обычно. Кто-то сказал, что им нужна земля для чего-то другого, конец близок. Я спросил об этом ДеГро, и он отшил меня, но я мог сказать, что его что-то беспокоило».
  «Когда это было, Алисия?»
  «Утро после того, как ушли арабы, то есть три дня назад», — сказала она.
  «Послушайте: они владеют этим местом, но не останавливались здесь. Я слышал, как какой-то водитель сказал, что везет их обратно в Beverly Wilshire. Вот вам и рекомендация».
  «Хорошо, спасибо».
  «Одну вещь вы, возможно, захотите знать, сэр. Есть уведомления о демонстрациях по всем The Numbers, которые появились вчера. Я собирался позвонить вам на случай, если вам все еще нужно будет сохранить место преступления. Но потом я взглянул, увидел, что все было вычищено, никакой ленты, я решил, что вы уже контролируете ситуацию».
  Ее плечи напряглись.
  «Ты права, Алисия, нечего сохранять».
  «Ну, это хорошо. Я больше думаю о том, чтобы вернуться на работу».
  «Отлично», — сказал Майло. «Кстати, о ДеГро, у него есть здесь комната для сна?»
  «Конечно, прямо за его кабинетом. Я думал, это его главная хлева. Ты хочешь сказать, что у него есть еще один?»
  «Он всегда здесь спит?»
  «Каждый раз, когда я задерживался на работе, я видел, как он уходил туда на ночь.
  Вы спрашиваете о нем, потому что думаете, что он был частью чего-то?»
  «Просто уточняю, Алисия».
   «О, ладно. Хотите, чтобы я вызвал его на пейджер?»
  «Не обязательно, Алисия. Хорошего дня, Алисия».
  Когда мы уходили от нее, Майло сказал: «Невежество, блаженство, почему бы и нет?»
  —
  Офис Курта ДеГроу был на первом этаже, за дверью за стойкой регистрации. Одна печурка на дежурстве у бетонной стойки, молодая женщина, которую мы раньше не видели. Молодая, в прыщах, с подстриженными светлыми волосами, пронизанными розовыми и лавандовыми прядями.
  На лацкане у нее была бумажная бирка с надписью «Келли» , сделанной черным маркером.
  Майло показал значок и сказал: «У нас назначена встреча с мистером...»
  ДеГроу».
  «Извините, господа, его пока нет».
  «Мы подождем в его офисе».
  К тому времени, как она сказала: «Ну, наверное», мы уже зашли за стойку.
  Она побежала за нами по пустому пятифутовому коридору. В конце была дверь с надписью «Управляющий». Майло повернул ручку. Никакого сопротивления. Он опустил руку, оставив дверь закрытой.
  Келли сказала: «Эм, может, тебе не стоит заходить? Я могу ему позвонить, э-э, не могу, не знаю его номера». Озадаченная.
  Майло донес одно из своих классических неоднозначных посланий: Нависая огромным, он надевает самую мягкую улыбку. Редко навещающий дядя, который вам нравится, но которого вы также боитесь.
  Келли выбрала страх.
  Майло сказал: «Ты можешь идти».
  «Эм, я не занята», — сказала она.
  «У нас все хорошо, Келли».
  «Я не хочу облажаться. Я всего лишь временный работник » .
  «Когда вы начали?»
  «Примерно три дня назад».
  «Все это время было тихо?»
  «Как будто ничего не происходит. Это отель , но ничего не происходит».
  «Даже если так, Келли», — сказал Майло, «ты единственная, кто там работает на стойке регистрации. Лучше возвращайся на свою станцию».
  «Если вы просто подождете, я найду его номер и отправлю ему сообщение».
  «Не обязательно, Келли. Как я уже сказал, у нас назначена встреча».
  Она сказала: «Ну ладно».
  «Мы — полиция, Келли. Никто не будет тебя ни за что донимать».
  «Правда? Ладно, круто».
  Все следы беспокойства были стерты, и она убежала.
  —
  Офис Курта Дегроу был таким же большим, как его спальня в Калвер-Сити, обставленный с такой же апатией. Дверь без видимого замка находилась в центре дальней стены. Майло надел перчатки, открыл ее, заглянул внутрь и закрыл.
  «Его пристанище. Сначала самое главное».
  Он осмотрел офис. iMac на столе вызвал улыбку на его лице. Нажатие на клавиатуре вызвало запрос на пароль. Он попробовал варианты Kurt и DeGraw, ничего не добился и начал искать в другом месте.
  На столе стоял стационарный телефон, но мобильного телефона не было ни в одном ящике стола, ни в отделениях подходящего комода, ни в черном металлическом картотечном шкафу с тремя ящиками, дверцы которого легко открывались.
  Я сказал: «Он не был из тех, кто следит за безопасностью, как и его дом. Может быть, он действительно оставил заднюю дверь незапертой».
  «Хотелось бы, чтобы здесь было что-то сомнительное», — сказал Майло. «Мне нравится, когда они думают, что им есть что скрывать». Он посмотрел на ноутбук.
  Я сказал: «Может, попробовать что-нибудь с Авентурой в качестве пароля?»
  Его шестая попытка сработала. КД Авентура.
  «Voilà», — сказал он. А затем «Черт», когда он столкнулся с пустым экраном за пустым экраном. «Стерт начисто. Может, он был готов сбежать. Так где же этот чертов паспорт?»
  Он снова открыл ящики с файлами, осмотрел содержимое, присел в самом нижнем отделении, наконец встал, потирая поясницу. «Много рабочих вещей, но ничего сочного».
   Я изучил документы. Платежные ведомости и страховая информация о хирургических пациентах, ничего о гостях, которым не делали коррекцию лица.
  Майло сказал: «Может, все это идет в Дубай или куда-то еще». Его улыбка была кривой, озорной. «Черт, может, он небрежно отнесся к безопасности, потому что он швейцарец. Все эти столетия нейтралитета — неужели кто-то собирается объявить войну?»
  Прислонившись к стене, он позвонил помощнику окружного прокурора Джону Нгуену, догнал его и попросил ордер на обыск офиса ДеГроу, сделав вид, что он еще не входил.
  После долгих размышлений он сказал: «За кабинетом есть еще комната, где он спит, и это явно личное пространство, Джон, так что давайте не будем его исключать».
  Он нахмурился, послушал еще немного, произнес пару «правда» и несколько «угу», прежде чем отключить связь.
  Я сказал: «Джон ведет себя как юрист».
  «Как обычно. Офис — запретная зона, поскольку он принадлежит владельцам отеля и содержит деловые записи, не имеющие отношения к моему расследованию. Следовательно, мне нужно получить согласие кого-то, кто может дать его на законных основаниях. Такие обстоятельства особенно срочные, поскольку «мы имеем дело с шишками с Ближнего Востока», и мы ни за что не хотим таких проблем».
  Я сказал: «Упс».
  Он рассмеялся. Указал на заднюю дверь. «Но это нормально. Это то, чего я хотел в первую очередь».
  «Джон рекомендовал судью дня , готового к сотрудничеству ?»
  «Лучше того, он сам принимает решение, я могу предположить, что он ответил «да», и действовать дальше».
  «Хитроумно, лейтенант».
  «Делай, что можешь. Посмотрим, будет ли хоть какая-то разница».
  —
  Он заставил меня тоже надеть перчатки, и мы вошли в заднюю комнату.
   Помещения Курта ДеГроу в его доме были роскошью по сравнению с его арендованным домом. Полностью оборудованная мраморная ванная комната с высококачественными бритвенными принадлежностями, множеством гостиничного мыла и шампуня, пушистыми белыми гостиничными полотенцами.
  Площадь в добрых четыреста квадратных футов, что в так называемой индустрии гостеприимства можно назвать «номером повышенной комфортности».
  Кровать была размера «king-size» с латунным изголовьем и соответствующим изножьем, обтянута небесно-голубым хлопком высокой плотности и покрыта пуховым одеялом персикового цвета с этикеткой Pratesi.
  В верхнем ящике прикроватной тумбочки, сделанной из орехового дерева и декорированной под старину, лежала небольшая книга в ярко-красном кожаном переплете с тисненым белым крестом.
  На первый взгляд, мини-Библия с улучшенным переплетом. Пять строк белого текста говорили об обратном.
  Перевал Швейцер
  Паспорт Швейцарии
  паспорт швейцарский
  Пассапор свиззер
  швейцарский паспорт
  Самые последние визовые штампы были датированы четырьмя годами ранее. Дубай, Абу-Даби, Бахрейн, Гонконг, Сингапур, Шанхай.
  Одна поездка в Европу годом ранее, не требующая визы: шестидесятидневное пребывание на родине, въезд в Цюрих.
  «Семья, вероятно, живет там», — сказал Майло. «Я скажу Готлибу, он может попытаться их найти».
  Я проверил все даты. «Ни одна поездка не длилась больше шести дней. Должно быть, это была командировка».
  В шкафу были две синие и две белые рубашки, темно-синий костюм, пара комбинаций ливер-красный-пиджак-серый-слак. На верхней полке два дорогих серебристых чемодана Rimowa оказались пустыми. На полу — полированные коричневые и черные кроссовки и две пары кроссовок Nike. Выпуклый комод, также подражающий двадцатым, вмещал аккуратно сложенные кашемировые свитера, нижнее белье Sunspel из Англии, темные кашемировые носки, свернутые и рассортированные по цвету.
  Внизу комода было два полуящика. Еще одно приседание «вот и мои колени» для Майло. «Где WD-40, когда он так нужен?»
  В левом ящике он нашел вибратор, два тюбика смазки Good Clean Love и стопку цветных скандинавских порножурналов тридцатилетней давности. Слишком яркие фотографии, загорелая кожа, желтые волосы. Прямой секс, ничего сверх основ.
  Болезненно добродушные нордические лица в ситуациях, не требующих глупого веселья, заставили меня смеяться.
  Майло спросил: «Что?»
  «В старших классах это было запретным плодом. Теперь это кажется странным».
  «А, юность. По крайней мере, твоя была предсказуемой». Он пролистал. «Дерзайте, Бьорн и Бригитта, а потом мы отпразднуем с селедкой для всех».
  Последняя остановка: правый ящик. «Вот и все !»
  Второй iMac лежал рядом с зарядным шнуром. Он вынул оба, нашел розетку и включил. Мертвый.
  «Чёрт». Положив компьютер на кровать рядом с паспортом и порно, он задумался, убрал журналы обратно в ящик, уставился на Мак. «Ублюдочная машина. Может, наши гики смогут извлечь из неё что-нибудь».
  Моя первая мысль была: вряд ли. Отсутствие заряда предполагало, что это не было важно для ДеГро. Или даже в рабочем состоянии.
  Отсутствие мобильного телефона на территории говорило о том, что территория не имела для ДеГро особого значения, все, что представляло интерес, было спрятано на его квартире за пределами офиса и забрано его убийцами.
  Плохой выбор. Он сделал их много.
  Я держал все это при себе и думал о слухах о закрытии отеля. Персонал узнал об этом недавно, но ДеГро, вероятно, знал об этом уже давно.
  Я так и сказал Майло.
  Он сказал: «Работа Гая заканчивается, поэтому у него есть дополнительный мотив, чтобы потребовать свою долю прибыли».
  «Это также может объяснить, почему он их впустил. Встреча была ожидаемой. Он думал, что они будут ему платить».
   Я указал на паспорт. «Все, что ему нужно для плавного выхода, здесь».
  Майло сказал: «Забирай деньги, возвращайся сюда, бери свои хорошие шмотки и отправляйся в страну Йодля. Да, это разумно. Но разве их столь легкое согласие не вызовет у него подозрений?»
  «Большие деньги порождают оптимизм», — сказал я. «Подумайте о лотерее».
  Он немного походил, еще раз проверил ящики и шкаф, покачал головой.
  «Идиот рассчитывает на серьезные деньги, а вместо этого его вышвыривают. Хороший глагол, это так. Есть ли это жесткое чувство... хорошо, если это то, что произошло, почему нет никаких признаков борьбы, когда они на него напали? Как сказал Робер, в организме Дегроу не было никаких депрессантов, нормальным рефлексом было бы бороться за свою жизнь».
  «Возможно, была какая-то борьба, и ее сгладили.
  Не драка, просто смятые покрывала. Двое здоровых мужчин, используя элемент неожиданности, могли бы быстро его одолеть. Особенно если бы его отвлекли. Как в вампире от мисс Кьюти. В порно говорится, что он был прохожим и гетеросексуалом. Она была бы отличной приманкой. Может, она пришла одна, чтобы вручить оплату, ДеГроу не ожидал остальных.
  «Уотерс и Бакстром используют ее как приманку, а затем портят вечеринку».
  «Деньги и горячий секс? Это бы снизило его бдительность намного ниже рациональности. Он, вероятно, думал, что умер и попал на небеса.
  К сожалению, он оказался прав лишь наполовину».
  Он еще немного походил. Засунул компьютер под мышку, поднял паспорт, зажал его между двумя пальцами и направился к двери.
  Когда мы проходили через офис ДеГроу, он сказал: «Она — закуска, большие деньги — основное блюдо, вы правы, он бы открыл дверь. Широко».
   ГЛАВА
  28
  Вернувшись в участок, мы направились в комнату хранения вещественных доказательств, где Майло заполнил формы, зарегистрировал компьютер и паспорт в качестве вещественных доказательств, но не стал их сдавать.
  Сотрудник, рассматривающий доказательства, спросил: «Вы не оставите их здесь?»
  «Это ты можешь забрать», — протягивая ей паспорт.
  Она сказала: «Швейцарец? Довольно симпатичный».
  Он сказал: «Обязательно попросите о приоритетной посадке».
  —
  Мы поднялись наверх в коридор, ведущий в его кабинет. В нескольких ярдах впереди нас, мимо комнат для интервью, прошел мужчина, неся что-то синее.
  Некуда идти, кроме кабинета Майло и подсобного помещения.
  Мужчина остановился у двери Майло и постучал.
  «Сюда, друг».
  Посетитель обернулся.
  Чуть за тридцать, высокий, темные волнистые волосы, несколько дней щетины. Он был одет в черную футболку с длинными рукавами, синие джинсы и коричневые вентилируемые туфли с креповой подошвой, потертой на носках.
  Симпатичный, несмотря на старые глаза. Смутно развратный вид одного из тех помятых артистов , которых можно увидеть сгорбленными над ноутбуками в кофейнях, делающими вид, что пишут сценарии.
  Значок и кобура на поясе говорили об обратном.
  Значок детектива II уровня.
   Он улыбнулся, но усилие показалось болезненным. «Лейтенант Стерджис?»
  "Это я."
  «Яков Лев. Я принес вам копию файла, который вы просили».
  «Доставка от двери до двери?» — спросил Майло, взяв синюю папку. «Думал, ты собираешься отправить ее по факсу».
  «Факс сломался», — сказал Лев. Мягкий голос, мальчишеский, но глубокий.
  «Оценю ваши усилия, детектив», — Майло пожал ему руку.
  Лев сказал: «Извините, я не смог придумать больше. Вы знаете, как это бывает».
  «Плохое ведение записей в архивах».
  «Общее отношение», — сказал Лев. «Презрение к прошлому».
  Заставив себя улыбнуться на миллиметр шире, он повернулся и ушел.
  Майло сказал: «Вот парень, которому нужны твои услуги. Если я попаду в такую паршивую ситуацию, значит, я натворил что-то серьезное».
  Он отпер свой кабинет, сел, осмотрел папку.
  Синие, тканевые картонные переплеты с пятнами плесени и укусами грызунов. Несмотря на прочную внешнюю часть, внутри было всего два листа бумаги, каждый из которых был защищен пластиковым конвертом, который выглядел совершенно новым.
  Джейкоб Лев делает больше, чем нужно. Когда застрял на паршивой работе, угодить начальнику — неплохая идея.
  Майло снял оба листа и положил их на стол. Он никогда не возражал, чтобы я читал через его плечо, поэтому я завис.
  Бумага формата Legal, когда-то белая, состарилась до карамельного цвета и стала лохматой по краям. Неровные точки нажатия ручной пишущей машинки создавали буквы, выступающие как шрифт Брайля. Множество опечаток, каждая из которых была зачеркнута автором.
  Его имя вверху: командующий полиции Лос-Анджелеса Р. Г. Демарест, подразделение не указано.
  Дата: май 1939 года.
  Заголовок, не по центру:
  Кража ювелирных изделий в LaPlante Jewelers
  1938 года: возможные последствия.
   А дальше были абзацы чрезмерно словесной полицейской прозы. Это свой собственный язык, которому никто не учит и который не выполняет никакой функции, но который сохраняется на протяжении поколений.
  Выбор темы меня озадачил. Почему преступление в Беверли-Хиллз было задокументировано полицией Лос-Анджелеса? По мере того, как я читал дальше, причина становилась ясной.
  Беспокойство коммандера RG Демареста было не в годовой краже со взломом, как таковой. Департамент был заинтересован в «главном подозреваемом Хоуке в общем и оптимально доказательном порядке относительно, в частности, предыдущего и предстоящего расследования SI, предпринятого в сотрудничестве с и с последствиями для общения с федеральными субъектами».
  Дело об уклонении от уплаты налогов было возбуждено задолго до кражи оскаровской подвески из сейфа Фредерика ЛаПланта.
  Демарест повторил свои слова несколько раз, давайте послушаем Роже и синонимы, но в конце концов его акцент стал ясен.
  Теоретизируя о том, «какой эффект, положительный или отрицательный, окажет Prm. Susp.
  Подозрение на соучастие Хоука в этой тайной краже ювелирных изделий высокого уровня, которая в конечном итоге была доказана , сопровождавшейся обвинениями в ночном рытье туннелей и взломе сейфов серьезного «яичного» уровня, относится к вышеупомянутому расследованию?»
  Его вывод в конце первой страницы: «Окончательного ответа нет, поэтому риски высоки, серьезны и непредсказуемы».
  Его совет: «Минимизировать участие в сотрудничестве и разведывательных данных, запрошенных полицейским управлением Беверли-Хиллз в отношении ЛаПланта, Хоука и т. д., чтобы избежать добавления ненужного открытого прокурорского акцента к делу ЛаПланта, чтобы подозреваемый Хоук не был излишне встревожен и не скрылся в неизвестных юрисдикциях, то есть в Тиа Хуану, где он, как известно, часто бывал, или в районах ниже».
  Майло поднял глаза. «Департамент подставил BH, чтобы продолжить работу с федералами по налоговому делу».
  Я сказал: «Политика как обычно, и она удалась. Кто получил заслугу за то, что посадил Хоука? Не БХ»
  Он перевернул бумагу, на обороте ничего не нашел, открыл вторую страницу.
  Список, также плохо центрированный.
   Известные сообщники или лица, подозреваемые в совершении преступления подозреваемого Хоука
  Такой.'
  1. Джон Дж. «Джек» МакКэндлесс, адвокат и так называемый рупор мафии.
  2. Уильям П. Войик, сертифицированный бухгалтер, так называемый мафиози
  «денежный человек».
  3. Талия Марс, урожденная Тельма Мейер, предполагаемая подруга принца Сьюза Хоука (
  «молл»), а также известный курьер мафии и бухгалтер, последнее предположение подтверждается набором на комплексные курсы бухгалтерского учета, на которые записался указанный субъект в городском колледже Лос-Анджелеса, кампус 855 Норт Вермонт Авеню.
  Кроме того, впоследствии сдала экзамен на получение сертификата бухгалтера-ревизора и успешно его прошла.
  4. Фред Дрэнси, он же граф Фредерик ЛаПланте, ювелир и поставщик дорогих ювелирных изделий, а также подозреваемый в соучастии в вышеупомянутом «ограблении», а не в его невинной жертве.
  5. Возможные и потенциальные соучастники предыдущих преступлений с Prm. Sus.
  Предполагается, что Хоук, возможно, был причастен или обладал знаниями о Prm. Sus.
  Предыдущая преступная деятельность Хоука включала, помимо прочего, вышеупомянутое «ограбление».
  Все такие лица должны оставаться неназванными.
  Никаких телефонных номеров или адресов ни у кого. Перечисление адреса колледжа было странным отклонением, и я так и сказал.
  Майло сказал: «Толкуны пристрастились к посторонним деталям, Демарест не мог от них отказаться».
  «Возможно, но я думаю, что это было нечто большее. Вбросив немного конкретики, он говорит, что у департамента есть факты, но он предпочитает не разглашать большую их часть».
  «Кому это сказать?»
  «Любой, кто может столкнуться с этим отчетом».
  «Прикрытие задницы один-ноль-один».
  «Почему тогда было по-другому?» — спросил я.
  Я снова продираюсь сквозь пустословие Демареста. «Послание ясно: не вмешивайтесь в ограбление. Фактически, сделайте все возможное, чтобы затормозить расследование. Цель была поставлена задолго до ограбления: арестовать Хоука за уклонение от уплаты налогов, поскольку это сработало с Капоне и другими гангстерами и позволило конфисковать незаконно полученные активы. Возвращенные драгоценности
   не вписывались в эту стратегию. Их можно было идентифицировать и открыть для претензий грузоотправителей. Но как только драгоценности были переведены в наличные, их уже невозможно было отчитаться. Вот почему департамент ждал, пока товары не будут проданы. Вот почему IRS разрешила Дранси переехать в Нью-Йорк, хотя они знали, что он грязный. Он получил свободу, а правительство получило свои деньги. И, возможно, они знали, что Дранси грязный, потому что он был их информатором».
  «Они перевернули его, и он сдал Хоука», — сказал он.
  «Он и/или один из неназванных сообщников в пункте пять. Налоговая служба США наполняет свои сундуки хорошей кучей денег, департамент избавляется от раздражающе неуловимого крупного преступника; кого волнует, что неисправимый мошенник станет проблемой Нью-Йорка?»
  Он перевернул вторую страницу. Опять пустая.
  Я отвернулась, когда он сказал: «Подожди».
  Опустив голову к бумаге, он указал на нижний правый угол.
  Едва заметный, едва заметный след от карандашного курсива.
  Он прищурился, покачал головой и поднес листок прямо под настольную лампу.
  Надпись немного прояснилась, на старой бумаге проступил едва заметный серый оттенок.
   Вин Ни 57
  Он прочитал это вслух. «Звонит ли что-нибудь?»
  «Может быть, запланированный рейд?» — спросил я. «Зимняя ночь, где-то с цифрой пятьдесят семь в адресе?»
  «Думаю, черт возьми, это может быть китайская еда на вынос. Ладно, вернемся к сценарию Дранси-крысы. Вы поняли, что это значит: официальные агентства сбывали краденое и грабили законных владельцев на серьезные деньги».
  «Это называется принудительное отчуждение частной собственности».
  Он рассмеялся, стал серьезным. «Опасная игра для Дранси».
  Я сказал: «Альтернативой было сесть в тюрьму и оказаться еще более уязвимым. Интересно, был ли он осужден за мошенничество с искусством». Я набрал предустановку на своем телефоне.
   —
  Максин Драйвер сказала: «О, привет. Я собиралась позвонить тебе, но, боюсь, не с хорошими новостями. Джанет не смогла ничего найти о Хоуке, а о Дранси она нашла только некролог».
  «Когда он умер?»
  «Погодите-ка… Февраль 1942 года, но подробностей нет».
  «Не могли бы вы отправить мне его по электронной почте?»
  «Это важно?»
  "Кто знает?"
  «Как продвигается дело?»
  «Приближаемся».
  "И…"
  Я ничего не сказал.
  «Это все, что вы можете мне сказать».
  «Обещание остается в силе, Максин».
  «Ладно, я буду первым, кто узнает... ладно, вот оно».
  —
  Вложение пришло через несколько секунд.
  Единственная платная строка в Daily News, напечатанная мелким шрифтом.
  Дрэнси, ФБ, 57 лет, оплакивает семья. «Ты была драгоценностью. Пусть ты сияешь вечно».
  Майло сказал: «Папа — драгоценность? У семьи было чувство юмора? Если бы они заплатили за вторую линию, он был бы многогранным?»
  Я улыбнулся, но подумал, что это была шутка. Что-то еще о драгоценном камне…
  Ничего не приходило мне в голову, и я сидел там, пока Майло звонил судмедэксперту Нью-Йорка, узнал, что записи о смерти с 1918 по 1950 год хранятся в муниципальном архиве города. Клерк там сообщил ему, что даже источники в правоохранительных органах должны заполнять заявление, хотя десятидолларовый сбор может быть отменен. А может и нет.
   «Сколько времени займет обработка заявления, мэм?»
  "Зависит от."
  "На?"
  «Всякие разные вещи».
  «Пожалуйста, соединитесь с вашим руководителем».
  Женщина по имени Летисия согласилась забрать дело и прочитать его краткое содержание по телефону, потому что «мой муж и оба брата — полицейские.
  Но если вам нужен ксерокс, лейтенант, вам нужно сделать это официально.
  «Давайте сначала посмотрим, что там написано».
  Она вернулась через мгновение. «Знаешь, это довольно интересно».
  Она прочитала краткое содержание. Майло сказал ей, что ему определенно нужна копия, и он свяжется с ней.
  Он повесил трубку, широко раскрыв глаза.
  Фред Буллард Дрэнси получил массивное внутреннее кровотечение и травму от удара тупым предметом в результате падения с десятого этажа пустующего здания на Ист 65-й улице около Второй авеню. Здание находилось на реконструкции в течение нескольких месяцев, вход в него считался небезопасным для всех, кроме уполномоченного персонала. Что Дрэнси делал там ночью, так и не было установлено. Семьдесят лет спустя способ смерти остался неопределенным.
  Майло сказал: «Я собираюсь рискнуть и определить, что его толкнули.
  Иисус."
  Я сказал: «Сдать Хоука было рискованным шагом. И, возможно, быть драгоценностью было не семейным бахвальством, а скорее горькой шуткой для своих. Они знали, что его убили».
  Я указал на дату некролога. «Вскоре после того, как Хоук начал отбывать наказание. За решеткой, но далеко не бессильным».
  «Длинная рука беззакония», — сказал он.
  «Босс был заключен в тюрьму, но его приспешники были на свободе. Включая его настоящую любовь, живущую в комфорте в Авентуре, работающую законным бухгалтером и умудряющуюся избегать внимания правоохранительных органов. Я предполагал, что опасения Талии по поводу преступного поведения были связаны с кем-то другим. Но что, если она говорила о себе? Не только потому, что
   отмывания денег для Хоука. А что, если она помогла организовать убийство Дранси? Или знала о контракте и ничего не сделала, чтобы его остановить?
  «Спустя все это время ее мучает чувство вины?»
  «Конец жизни, самоанализ», — сказал я. «Это довольно распространено. И ее потребность искупить вину объяснила бы, почему она оставила все на благотворительность».
  «Тогда почему ее убили?»
  «Потому что кто-то другой признал ее виновной».
  Он нахмурился. «Отродье Дранси».
  «Толчок с десятого этажа мог бы стать семейным преданием. Это то, что со временем может перерасти в возмущение. Появляется нужный отпрыск, принимается решение все исправить и извлечь выгоду из этого процесса».
  Он отъехал от стола, резко вильнул, чтобы не столкнуться с моим коленом. Это происходит постоянно, когда мы сосуществуем в пространстве, предназначенном для болонки. Никаких травм на сегодняшний день; он мастер близкого промаха.
  «Я не знаю насчет интроспекции», — сказал он. «Если Талию посетили родственники Дранси, я могу представить, что она хочет обсудить генетику уголовных преступлений с экспертом. Особенно с тем, у кого есть связи в полиции».
  «Ты можешь быть права», — сказал я. «Но, оглядываясь на ее настроение, когда мы говорили, я вижу, что не было никакого сильного страха. В лучшем случае любопытство с изюминкой, а может быть, и того меньше».
  «Это было достаточно остро, чтобы заставить вас задуматься, чего она на самом деле хотела, амиго. Допустим, этот конкретный кусочек ДНК Дранси показался вам неугрожающим. Как симпатичная цыпочка, утверждающая, что просто хочет узнать больше о дедушке Фреде. Но Талия не была дурочкой, она знала, что случилось с дедушкой Фредом, и это заставило ее насторожиться. Поэтому она немного подумала, решила подготовить вас как приятеля по чату. Подождите, если все станет страшнее, вы свяжете ее со мной. Проблема была в том, что все происходило слишком быстро, и ее застали врасплох».
  Он встал, потянулся, снова сел. «Как бы то ни было, все еще остается большой вопрос: зачем так долго ждать, чтобы свести счеты? Если только клан D не узнал что-то новое».
  «Подтверждение причастности Талии к убийству».
   «Или сильно подслащенный горшок, Алекс. Я не могу отказаться от мотива наживы, девять раз из десяти в таких делах речь идет о деньгах. А что, если Кьюти появился в бунгало Талии, узнав о — или просто заподозрив — о серьезном запасе наличных?»
  Он перечитал отчет Демареста, положил два листа обратно в синюю папку, нашел в архиве онлайн-форму заявления и распечатал ее.
  Бормоча: «Пустая трата времени, но расставим все точки над «т». Давайте выпьем кофе».
  Мы были на десять шагов ближе к лестнице, когда зазвонил его телефон. Все еще на громкой связи.
  «Майло? Лен Готлиб».
  "Эй, как жизнь?"
  «На самом деле, что-то», — сказал Готлиб. «Иногда парню везет. А я такой святой, что поделюсь».
  ГЛАВА
  29
  Мы забрали немаркированные автомобили со стоянки, поехали на запад в Сентинелу, затем на юг, сразу за Джефферсоном, к кварталу с потрепанными на вид небольшими предприятиями, ресторанами и барами.
  Лен Готлиб ждал на тротуаре, куря сигарету и подпрыгивая на каблуках перед таверной с каменным фасадом под названием «Виндджам».
  Майло спросил: «Что, у них закончились письма?»
  Я сказал: «Может быть, они увлекаются музыкой. Тяжелые гобои».
  Мы вышли, нас встретили удары кулаков Готлиба. «Угадай, сколько мест я перепробовал, прежде чем нашел это заведение?»
  "Пять."
  «Один. Это был номер два».
  «Невероятно, Лен».
  «Может быть, Бог действительно любит меня. Вот что означает мое имя, Бог-любовь». Он вдохнул дым. «Может быть, Он даже защитит меня от результатов этой грязной привычки. В любом случае, это то место, где ДеГроу поливал себя после работы.
  Бармен говорит, что им приходилось подрезать его несколько раз, и тот факт, что он был за рулем, заставлял их нервничать».
  «Столько блеска и лоска», — сказал Майло, — «а оказалось, что он был неряшливым пьяницей».
  «Не неряшливо-агрессивный», — сказал Готлиб. «Он никогда не создавал проблем, просто засыпал, и его было трудно разбудить».
  Я спросил: «Что же ему понадобилось, чтобы дойти до этого?»
  "Значение?"
   «Нужно ли ему было испытывать стресс, чтобы утопить свою печаль? Он когда-нибудь выражал себя?»
  «Хм», — сказал Готлиб. «Давайте выясним».
  —
  Никаких парусных мотивов внутри Windjam. И ничего музыкального. Самый суровый питейный притон, который я когда-либо видел к северу от центра города: одна анорексичная комната, в основном состоящая из бара с лакированной столешницей, боковины из черного кожзаменителя с ромбовидной строчкой, приклеенного неровно.
  Прикрученные табуреты были из дерева и синего винила. Чаны для хорошего спиртного занимали больше места, чем бутылки с дешевым спиртным. На противоположной стороне — пара столов, пустых.
  Ни бильярдного стола, ни музыкального автомата, ни сцены, ничего на сосновых стенах, выдержанных в лучшем цвете бурбона, чем бутылки. Винтажные Beach Boys хрипели через жестяные динамики, расположенные в двух углах. «Don't Worry Baby» заслуживает лучшей точности.
  Двое любителей пива в дальнем конце бара, похоже, не возражали против этой обстановки. Множество пустых бутылок и пенных пятен говорили о том, что трудовая этика тучного бармена пошла на спад.
  Когда мы приблизились к нему, он отдал честь и жестом велел нам отойти от пьющих. Редкие волосы, небольшая бородка Буффало Билла, под которой красовались два дополнительных подбородка. На нем была загорелая рабочая рубашка с закатанными до локтей рукавами.
  Один из тех крепких-толстых парней, плотно сбитых, с мощными плечами и костлявыми предплечьями. Татуировки на обеих руках: Semper Fi, белоголовый орлан, Дядя Сэм хочет кого-то, Мама в крылатом сердце. Традиция процветала.
  Лен Готтлиб сказал: «Это Стэн, он очень помог».
  Майло сказал: «Я ценю это, Стэн».
  Стэн сказал: «Swissair погибает? Единственное, что остается сделать , это помочь вам, ребята».
  «Swissair».
  «Никогда не знал его имени, сэр, но когда я спросил его, откуда он, он сказал, что из Берна. Я подумал, что он придурок, говоря мне, чтобы я ставил светлее
   жидкость на мне или что-то в этом роде. Я чуть не выгнал его. Думаю, ему не понравилось выражение моего лица, поэтому он сказал мне, что это город в Швейцарии, оттуда он родом. Поэтому я стал называть его Swissair, это их авиакомпания».
  Не в течение десятилетия. Нет смысла придираться.
  Готтлиб постучал по барной стойке. «Стэн говорит, что ДеГроу приходит уже около двух лет. Время от времени, но когда приходит, то три-четыре раза в неделю, всегда вечером».
  «Мне показалось, что это сделка после работы, у нас их много», — сказал Стэн. «Он носил этот темно-бордовый пиджак и галстук. Пара снимков — и галстук слетал. Еще несколько — и его голова шла в этом направлении».
  Одна рука показала, как медленно спускается. «Я не хотел ни одного из этих судебных исков, поэтому я следил за ним, сказал жене делать то же самое, когда она была рядом.
  Мы разработали систему. Галстук снимается, он получает еще три, максимум. Он никогда не спорил. Никогда ничего не говорил, просто сидел сам по себе и убирал это».
  «Что ему было приятно?» — спросил Майло.
  Стэн сказал: «Скотч».
  Готтлиб сказал: «Вот что самое главное: Дегроу всегда приходил один, пока три недели назад у него не появился компаньон».
  «Правда», — сказал Майло.
  Стэн сказал: «О, чувак». Толстые руки образовали фигуру в форме песочных часов.
  Майло сказал: «Мило, да?»
  «Более чем мило, сочно. Я думаю, что он делает с чем-то таким?»
  «Они становятся такими милыми?»
  «Нет», — сказал Стэн. «Но он пытался произвести на нее впечатление. Раньше он никогда не заказывал бренд, на этот раз он хотел Crown Royal. Пустая трата времени, ей не нравился коричневый, заказала Stoli».
  Щербатая улыбка. «Они получили Canadian Mist и Smirnoff.
  И никакого хучи-ку, все, что они делали, это пили и разговаривали».
  "О чем?"
  «Откуда мне знать? Я здесь, они там».
  Готтлиб сказал: «Стэн говорит, что она носила светлый парик».
   «Я мог сказать, что это парик, потому что он был слишком идеальным. Как Фарра в те времена, с этими крыльями и прочим?» Он выдохнул, вытер руки о рубашку. «На ней было какое-то тело, что Swissair с этим делает? Но потом я понял, что они не такие».
  Я сказал: «Ничего физического не происходит».
  «Нет, они просто разговаривали, и он помахал своей маленькой книжкой, потом она ушла, а он, как обычно, принялся за дело до упаду».
  Готлиб спросил: «Какая книга?»
  «Эта маленькая книга», — сказал Стэн. «Красная. Он показывает ее ей, она смотрит на нее один раз, а затем уходит».
  Майло сказал: «Может быть, паспорт?»
  Стэн пожал плечами. «Боже мой, у меня никогда не было ни одного. Они красные? Это как-то по-коммунистически».
  Готлиб сказал: «Наши синие». Он посмотрел на Майло.
  Внимание Стэна переключилось на мужчин у бара. «Что-то?» — крикнул он.
  Голова качается.
  Готтлиб спросил: «Что еще ты можешь сказать об этой горячей штучке, Стэн?»
  Бармен обрисовал еще одни песочные часы. «Что-то похожее на настоящие сиськи, красивые и высокие. Уверенные сиськи, понимаешь?»
  Майло сказал: «А что если мы пригласим художника-скетчера?»
  Стэн потер подбородок. «Никогда раньше этого не делал».
  «Может быть, пришло время для приключений, мой друг?»
  «Хм. Конечно, почему бы и нет, жить опасно. Но я не клянусь ни в чем. Я мог бы увидеть ее топлес, я бы запомнил гораздо лучше».
  «Не нужно ругаться, Стэн. Просто сделай все, что в твоих силах». Готтлибу: «Ничего, если я использую одну из своих картин Рембрандта?»
  «Лучше, чем нормально».
  «Я передам ему это». Он вытащил визитную карточку и показал ее Готлибу.
  Готлиб сказал: «Будьте любезны, он уже получил мое».
  Стэн положил карточку в карман, не читая ее.
  Майло сказал: «Если Hot Stuff снова появится, пожалуйста, позвоните детективу Готтлибу или мне. И если вы сможете поймать номерной знак, вы будете героем».
  «Она плохая новость, да?»
  «Она нас интересует».
  «Hot Stuff, да, это она», — сказал Стэн. Он лизнул тыльную сторону ладони.
  Вытащил его и сказал: «Ссссссс».
  —
  Мы вышли из бара.
  Готтлиб сказал: «Если с ДеГро покончено, зачем ей возвращаться сюда?»
  «Надежда умирает последней, Лен».
  «Возможно, в вашем мире. В любом случае, по крайней мере, мы получили подтверждение: ДеГро был с вашими подозреваемыми и хотел уйти. Она пришла сюда, чтобы обсудить это, он показывает ей свой паспорт, уверяет, что уйдет немедленно, как только заплатит. Она говорит, что это сделка, они договариваются о встрече у него дома, она отвлекает его, я даже не хочу знать, как. Когда он не обращает внимания, ваши двое других входят и выходят из него».
  Майло сказал: «Он становится таким же, как Swissair. Больше не занимается бизнесом».
  «Тяжело ему, — сказал Готлиб. — Сделай это со старушкой». Он закурил еще одну сигарету. «Итак. Мы получили подтверждение нашей теории, но, опять же, я не вижу ясного пути к моему делу, пока вы не закроете свое и, может быть, кто-то заговорит».
  «Согласен, Лен, я понесу мяч. Но если ты чему-то научишься — как сегодня —»
  «Конечно», — сказал Готтлиб. «Но вам нужно знать, что у меня скоро отпуск. Если, конечно, жена-босс сможет сохранить свой график свободным. Так что я могу быть не в строю пару недель».
  «Куда вы направляетесь?»
  «Мексика, может быть, Кабо», — сказал Готтлиб. «Может быть, Пуэрто-V. В лучшем случае — пляж с горячими штучками в бикини, которые не хотят никого убивать».
  —
   Мы смотрели, как он уезжает. Я сказал: «Он просто отключился от дела».
  «Все в порядке, он прав, все зависит от меня». Потирая лицо, Майло проверил свой телефон. «Мо смотрел Рики С. вчера вечером, она пошла домой, осталась там. Сегодня вечером будет Шон, посмотрим».
  «Сохраняйте эту вечную надежду».
  «Спасибо, что не рассмеялись, вот это настоящий друг».
  Он легонько похлопал меня по спине и вернулся к телефону. «Посмотрим, найдется ли у маэстро Шимоффа время нарисовать рисунок».
  Детектив Алекс Шимофф, художник, получивший образование в России, и человек, которого Майло называет «другим Александром», расследовал дело о краже со взломом в районе, где продаются игрушки.
  Он сказал: «Неужели в Калвер-Сити нет никого, кто мог бы это сделать?»
  «Если кто-то еще находится на стадии контурного рисунка, то ты — мастер».
  «Правильно», — сказал Шимофф. «Когда вам это нужно?»
  «Лучше раньше, чем позже, малыш».
  «Конечно... ладно, мы только что переехали в Вестчестер, Калвер по пути домой. Этот бармен работает допоздна?»
  «Ты можешь сделать это сегодня вечером?»
  "Вероятно."
  «Дай-ка я его спрошу».
  Мы вернулись в Windjam. Пара выпивох пополнила свою коллекцию бутылок, а барная стойка осталась заляпанной. Музыка, однако, изменилась. Сэмми Хагар, плохая точность воспроизведения заставила его шепелявить.
  Стэн, опустив веки, сидел, дурачась со своими кутикулами. Когда он увидел нас, веки остались опущенными, но сферы за ними закатились вверх.
  — спросил его Майло.
  Он сказал: «Вероятно».
  «Как-нибудь можно изменить это на «да», Стэн? Если я скажу детективу Шимоффу, чтобы он предупредил вас за час?»
  «Детектив? Он же коп, тоже рисует?»
  «Многогранный талант», — сказал Майло.
   «Есть ребенок, который рисует. В школе учится плохо, но делает комиксы, всякую ерунду. Говорят, он хорош. Думаешь, этот детектив сможет его образумить?»
  «Давайте стремиться к этому, Стэн».
  «Тогда, да. Во сколько?»
  Майло снова набрал Шимоффа. Стэну: «Между восемью и девятью».
  «Я буду здесь», — сказал бармен. «Приведи сюда ребенка, может, принеси комикс, который он нарисовал. Он любит сидеть в своей комнате, я его притащу».
  —
  Вернувшись на улицу, Мило снова дозвонился до Шимоффа. «Оцени это, царь Алексей.
  Кроме того, свидетель может привести своего ребенка посмотреть, как вы работаете», — пояснил он.
  Шимофф сказал: «Так что теперь я консультант по карьере?»
  «Ты всегда хорошо справлялся с многозадачностью».
  «Ходить и жевать жвачку, а?»
  "Я у тебя в долгу."
  «Ты всегда так делаешь».
  —
  На следующее утро снимок экрана с рисунком пришел мне на электронную почту.
  Шимофф — Майло — мне, заголовка темы нет.
  Прекрасно выполненный портрет типичной роскошной блондинки. Монро, если вы прищурились. Чуть более угловатый, если вы не прищурились.
  Я не увидел в этом особой ценности, оставил это при себе и отправил сообщение: Бинчи видел что-нибудь вчера вечером?
  Вместо того, чтобы ответить тем же, позвонил Майло. «Ничего. Кстати о Рики С., криминалистическая лаборатория спрашивает, когда я заберу вещи Талии со склада и поговорю с ее исполнителем. Они держат их в автоотсеке, кто-то разобьется во время стрельбы или в него выстрелят, им понадобится место. Учитывая, кто исполнитель, я, очевидно, хочу подождать. Тем временем я возвращаюсь в отель, посмотрю, есть ли у кого-нибудь история, которую можно рассказать о милой блондинке».
  "Удачи."
   «Я собирался заскочить и забрать тебя».
  «Конечно», — сказал я.
  «Бутерброды не понадобились, я плотно позавтракал».
  —
  Алисия Богомил сказала: «Да, это она. Наверное. Видела ее всего пару раз. С парнями, а потом одну. Она шла впереди, вот это подмена. У нее было тело, она его выставляла напоказ». Образуя два воздушных шара на своей плоской груди.
  Я спросил: «Обтягивающая одежда?»
  «Обтягивающая одежда и осанка». Она выпрямилась, выгнула спину, подчеркнула торс. «Уверенность в себе, понимаешь? Как будто ей нравилось, когда на нее смотрели».
  Майло сказал: «Артист».
  Богомил сказал: «Хм. Да. Так что, может быть, она актриса или что-то в этом роде».
  "Может быть."
  «Вы хотите сказать, что она — они — определенно имели к этому какое-то отношение?»
  «Пока нет», — солгал он. «Ты когда-нибудь видел ее с ДеГроу?»
  «Нет, а почему?»
  «Его только что убили».
  Ее рот открылся. «Ни хрена себе! О, чувак, так вот почему его не было рядом. Ты шутишь — дерьмо! Как?»
  «Не могу вникнуть, извини».
  «Ого», — сказал Богомил. «Еще один клюнул. Ходят слухи, что его уволили арабы, место определенно закрывается. Черт. Это место похоже на Heartbreak Hotel».
  Майло сказал: «Позвольте мне спросить вас еще кое о чем. Адвокат Талии, она всегда появляется одна?»
  «Грустная, унылая блондинка? Да, каждый раз, когда я ее видел, она летала одна». Ее лицо напряглось. «Ты говоришь, что она также...»
  «Я ничего не говорю».
  Богомил посмотрел на него.
  «Я бы хотел сказать, Алисия. Это чертов детектив».
  «Поняла. Извините», — сказала она. «Но место закрывается , верно? Как я уже говорила, новых гостей нет, а теперь и складки стали реже».
  «У меня нет фактов на этот счет, но это звучит логично».
  Ее руки сжались. «Черт, мне пора начинать искать. Наверное, придется довольствоваться еще одним скучным личным делом, чтобы я могла платить по счетам. Но это временно, работа с тобой показала мне, что мне снова нужен настоящий значок.
  Лучше вы, ребята. Если я не смогу этого получить, то Сан-Диего, Санта-Барбара, что-нибудь с теплым климатом и реальными случаями».
  «То, что я сказал, правда. Как только подашь заявку, дай мне знать, Алисия».
  «Ты можешь рассчитывать на это, Лу, спасибо». Ее руки начали то, что могло бы быть объятием, но затем опустились. «Тем временем, я буду торчать здесь, пока мне платят, держать глаза открытыми для тебя. Не то чтобы я чего-то ждала, место — могила».
  —
  Та же самая временная работница за столом — Келли. Нет смысла показывать ей рисунок. Мы нашли Рефугию, пылесосящей коридор в оригинальном крыле, толкающей машину по медленным дугам и выглядящей побежденной.
  Она изучила рендеринг. «Да, это тот, что в Синко».
  «Что вы можете нам о ней рассказать?»
  «Она выглядит вот так — может, немного уже, вот здесь». Указывая на левую линию подбородка. «Она плохой человек?»
  «Мы все еще ведем расследование, Рефугиа».
  «Она была нехорошей».
  "Как же так?"
  «Я зашла убраться, она уходила, я поздоровалась, она прошла мимо меня. Я знаю, что она услышала. Она сделала вид, что меня там нет. Иногда они так себя ведут».
  «Гости».
  «Богатые люди», — сказала она. «Не все, я знаю несколько хороших. Но вы знаете».
   «Она производила впечатление богатой дамы».
  «Хорошая одежда», — сказала она. «Кошелек Chanel».
  «Это так».
  «Может быть, это поддельный Chanel, я не знаю».
  «Какого цвета?»
  «Черный шелк, эта штука». Формируя ромб. «Этот узор вшит в него».
  «В тот раз», — спросил Майло, — «она была одна?»
  «Да, и место было очень грязным. Бутылки, стаканы, еда, скомканная кровать. И выдвижной ящик тоже».
  Ее цвет стал более интенсивным.
  Я сказал: «Большой беспорядок».
  Она отвернулась. «Пахло. Кровать и выдвижной ящик».
  "Из…"
  «Знаешь, — сказала она. — Как это там произошло? Делать это повсюду?»
  «Секс».
  Быстрый кивок. Она поиграла с ручкой пылесоса.
  «Они говорят, что мы теряем работу».
  Майло спросил: «Кто сказал?»
  «Все. И еще, ДеГроу здесь нет, было чем заняться, он был бы здесь, но говорят, что он уволился. Это правда, сэр? Мне поискать другую работу?»
  «Не знаю фактов, Рефугиа, но это может быть хорошей идеей».
  Ее плечи опустились. «Я так и думала. Не еще один отель, я хочу заботиться о старом человеке. Мне нравятся старики».
  Ее глаза затуманились. «Мне понравилась мисс Марс».
   ГЛАВА
  30
  Я поехал домой и поработал за компьютером, ища какую-либо родственную связь с Фредом Дранси. Никаких успехов в его родном штате Массачусетс, то же самое в Нью-Йорке и Калифорнии. Люди, с которыми я общался в нескольких соседних штатах, были сбиты с толку. Мой последний звонок был мужчине в Берлине, Нью-Гемпшир, который сказал: «Вы из того журнального агентства с большим чеком?»
  «Извините, нет».
  «Какая разница, я все равно не читаю».
  Я пытался придумать следующий шаг, когда вошла Робин, волосы завязаны сзади, футболка заляпана опилками. За ней подпрыгивала Бланш в глазури из древесной стружки.
  Робин провела пальцами по моим волосам, спустилась к шее и размяла их.
  «Никакого прогресса, да?»
  «Моя шея говорит тебе об этом?»
  «Вы все мне это говорите».
  «У нас есть хорошее представление о мотиве и нескольких мертвых подозреваемых.
  Проблема в том, чтобы найти живых».
  Я рассказал ей о ДеГроу.
  Она сказала: «Еще один? Эти люди беспощадны и жадны. Думаешь, они украли огромную сумму денег Талии?»
  «Вот как это выглядит».
  «Хорошо», — сказала она, усиливая давление на кончики пальцев.
  «Вы так не думаете?»
   «Я в стороне, дорогая, но зачем кому-то в ее ситуации хранить при себе значительные суммы денег?»
  «Майло нашел три тысячи».
  «Это я понимаю», — сказала она. «Чаевые, подарки, покупки. Но вы сказали, что она перестала выходить из дома, и ее основные потребности удовлетворяются отелем. Вы не описали ее как накопительницу или какую-то другую чудаковатую личность. Она успешно инвестировала в течение многих лет, не была из тех, кто прячется под матрасом».
  Ценность свежего взгляда.
  Я сказал: «Это верное замечание».
  Она надавила сильнее. Мышцы, о напряжении которых я и не подозревал, начали расслабляться.
  «Еще одна вещь, Алекс, когда-то давно у нее был парень, который крал драгоценности. А что, если он оставит ей сувенир или два? Что-то действительно ценное, но маленькое, что вор мог бы положить в карман и уйти?»
  Я сказал: «Невероятно».
  «Разве это не имеет смысла?»
  «Это имеет смысл. Ты невероятен».
  «Вы нашли какие-нибудь драгоценности в ее комнате?»
  "Пара приличных вещей. Кольцо с аметистом".
  Она сказала: «Полудрагоценные — так делают некоторые женщины. Оставьте дешевые вещи, спрячьте хорошие. Если бы была высшая лига побрякушек, я бы выбрала их».
  Я повернулся. Она улыбнулась. «Если бы у меня были криминальные наклонности, конечно. Драгоценности с ограбления в Беверли-Хиллз когда-нибудь были найдены?»
  «Нет никаких записей о возврате. Но мы подозреваем, что они были обналичены, и деньги были изъяты IRS, а возможная доля досталась департаменту».
  Я рассказал ей об отчете Демареста.
  Она сказала: «Даже с этим Хоук мог бы оставить своей малышке одну-две безделушки в знак своей привязанности». Улыбка стала шире. «Ты был хулиганом, а я — шлюхой, я этого и ожидала».
  «Ты гениальна». Я встал и поцеловал ее.
   Она сказала: «Это и есть моя комиссия за то, что я умная?»
  «Авансовый платеж». Я нашел свои заметки по делу, наткнулся на то, что искал. Прочитал и сел обратно.
  «О, — сказал я. — Ты гений!»
  Никакого ответа. Я снова повернулся.
  В офисе только я.
  Из кухни доносился напев, который Робин использует, когда обсуждает с Бланш важные темы.
  Ответный тявканье. Стук кусков корма по фарфору собачьей миски.
  Я вошел, размахивая листком бумаги. «Посмотри, что ты натворила, Эйнштейния».
  Она снова запечатала пакет с едой и ухмыльнулась. «Признаю ваши слова, но сегодня был неудачный день с волосами, может, вы сможете придумать более девчачью аналогию?»
  «А как насчет Ады Лавлейс?»
  «Похоже на порноактрису».
  «Она была дочерью лорда Байрона, гением математики и, вероятно, первым программистом».
  «Теперь мы говорим — откуда вы знаете все эти вещи?»
  «Злокачественное любопытство».
  «Ха. Ладно, что я натворил?»
  Я показал ей статью в Beverly Hills Monitor о графе Фредерике ЛаПланте и указал на последние две строчки.
  Она сказала: «Вино Нила? Пирамиды?»
  «Большой рубин — это чертовски хороший мотив».
  «Конечно, но почему вы сосредоточились именно на этом, а не на других?»
  «Из-за карандашной пометки на обороте отчета полиции Лос-Анджелеса: «Победа».
  Ни. 57.' ”
  «Вино, Нил», — сказала она. «Ты думаешь, она должна оставить себе рубин?»
  Я указал.
  «Ага», — сказала она. «Пятьдесят семь карат, вот это валун».
  «А что, если Демарест сделал заметку, поскольку ее так и не нашли?»
  «Тот, который сбежал? Потому что Талия хранила его все эти годы?»
   «Диверсифицированные инвестиции», — сказал я. «Давайте посмотрим, сможем ли мы найти фотографию этой безделушки».
  —
  Проще, чем я ожидал. Рубин был указан в активах египетского банкира по имени Адель Фаузи Сайед, чья коллекция была предоставлена Британскому музею для выставки 1929 года под названием « Сокровища фараонов».
  Око за око: рыцарское звание Саида за месяц до открытия шоу.
  Вскоре после закрытия сэр Фаузи продал большую часть своих денег и на вырученные деньги купил особняк в Белгравии.
  Размытые черно-белые фотографии включали снимок «57-каратного овального рубина цвета голубиной крови, который, как говорят, был найден в одной из пирамид Гизы. Однако бирманское происхождение камня и стиль огранки девятнадцатого века ставят под сомнение это утверждение. Тем не менее, это драгоценность необычайного размера, красоты и редкости».
  «Отлично», — сказала Робин. «Я думаю, брошь. Что-то, ниспадающее прямо над декольте».
  Она продемонстрировала.
  «Теперь ты меня отвлекаешь».
  «Я? Никогда».
  Я отвлекался всю дорогу до спальни. Сосредоточился без усилий.
  —
  Потом, лежа на кровати, пока Робин принимала душ, я прокручивала в памяти время с Талией. Возникали трудности с созданием образов. Затем они пришли ко мне, как будто ментальная водосточная труба была заперта.
  Так же как и фрагмент разговора.
  Лапидарная ссылка, которая ускользнула от меня.
  Талия спрашивает меня о моих преступных наклонностях, а затем выражает тревогу.
   Я надеялся на лучшее. Все равно хотел бы думать о нашей планете как о эволюционная жемчужина.
   И снова, несколько мгновений спустя, описывая снимки, сделанные телескопом Хаббл.
  Я был рад. Вселенная казалась... драгоценной.
  Играет в игры? Или репетирует историю, которую она планировала рассказать мне позже.
  Никакого «позже» не было.
  Робин начала напевать, вытираясь. «Кармелита» Уоррена Зевона.
  Я вернулся к тому первому разу в бунгало. Почти поймал изображение, но потерял его — одно из тех разочарований, которые всплывают на кончике сознания.
  Я сдался. Сел. Это пришло ко мне, ясно, как цифровое фото.
  Робин вошла, закутанная в полотенце. «Привет, детка… ты чего-то ждешь? Люблю страсть, но если ты не против…»
  «Дорогая, мне кажется, я это видела».
  «Что увидел?»
  «Рубин». Я сказал ей, где.
  «Хитрость», — сказала она. «Вот это и может быть мотивом».
  —
  Я оделся и позвонил Майло. «Ты не поверишь».
  «На данный момент я открыт для любых убеждений, включая экологически оправданный каннибализм. В какую религию вы хотите, чтобы я обратился?»
  «Церковь осторожного оптимизма», — объяснил я ему.
  Он сказал: «Вин. Ни».
  «Пятьдесят семь карат, это должно быть оно».
  «Вы только что это придумали?»
  «Робин привела меня к этому», — повторила я ее логику.
  «Вот какая умная у тебя девочка».
  «Лорд Байрон был бы горд».
  "Что?"
  «Неважно. Почему бы вам не позвонить в криминалистическую лабораторию и не выяснить?»
  «Никакого звонка, что-то вроде этого, цепочка доказательств должна быть прочной, я проверю это лично. Можешь встретиться со мной перед вокзалом, скажи
   немедленно?"
  «Я буду там раньше».
   ГЛАВА
  31
  Лос -Анджелес — это шестиэтажное здание белого цвета с акцентами красного кирпича и стекла, расположенное у входа в кампус Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.
  Поездка по шоссе 10 East проходила по безымянному участку, куда не заезжают туристические автобусы: со скоростью шестьдесят пять миль в час мимо крупных дискаунтеров, автостоянок и поставщиков промышленной крошки.
  Когда мы съехали с автострады и поднялись на холм к кампусу, все было солнечно и свежо. Никакой увитой плющом старины Большой Двойки города здесь.
  Это была неприхотливая функциональность, разбросанная по слегка холмистой местности.
  Спустя почти десятилетие криминалистическая лаборатория все еще сверкает. Сегодня утром небо, вычищенное до голубого цвета горячими сухими ветрами, добавило дополнительную мощность. Парковка была вместительной. Несколько студентов и сотрудников прогуливались. Вид на запад был кристально чистым, знак Голливуда был виден в тридцати милях.
  Приятное место; никогда не скажешь, что смерть оплатила счета.
  Мы зарегистрировались у застекленной стойки регистрации и стали ждать. Мимо проходили белые халаты и копы в синей или коричневой форме. Преступностью в Лос-Анджелесе занимаются два гиганта: полиция Лос-Анджелеса занимается четырьмя миллионами людей, живущих и ведущих себя неподобающе в пределах города, шериф имеет власть над восемью миллионами, которые проживают в остальной части округа.
  В Hertzberg это приводит к любопытному соглашению: лаборатории и офисы разделены и разграничены зелеными и синими табличками. Две комнаты для вещественных доказательств, отдельные микроскопы, но некоторые помещения общие. Потенциал хаоса кажется очевидным, но все, похоже, ладят. Это ученые и техники, которые относятся к работе серьезно.
   Нас вышла встретить начальница лаборатории, стройная блондинка по имени Норин Шарп.
  Она сказала: «Вы здесь, чтобы организовать передачу собственности на Марсе.
  Спасибо."
  Майло улыбнулся и сделал это шаркающее «ой-ё-ё-ё». «Вообще-то…»
  «Ты не такой», — сказал Шарп. «Что происходит, Майло?»
  «Норин, клянусь, я сделаю это как можно скорее, но сейчас мне нужно проверить одно конкретное доказательство».
  «В марсианской группе».
  "Да."
  "Как что?"
  Он объяснил.
  Норин Шарп сказала: «Я бы хотела, чтобы кто-нибудь мне сказал, мы бы зарегистрировали это отдельно».
  «Кто-то не знал».
  Она улыбнулась. «Поняла. Ну, если его здесь нет, значит он так и не прибыл. Я сама контролировала первоначальную загрузку из-за объема объектов, и мой код — единственный, который открывает отсек. Сколько именно он стоит?»
  «Пока не знаю, Норин».
  «Но, очевидно, мы говорим о чем-то грандиозном. К счастью для тебя, я сохранил свой моральный компас».
  Мы спустились на лифте и вошли в белый коридор. Тихо, как в траппистском монастыре; все здание было таким. Каждый раз, когда я там был, было так. Святилище науки.
  Норин Шарп взяла видеокамеру и провела нас мимо затемненных лабораторий и оружейной библиотеки к автобоксам. Остановившись у одного из них, она использовала левую руку, чтобы скрыть правую, пока набирала код в пронумерованной сетке.
  Скрывая комбинацию, но делая это небрежно. Без обид, все как обычно.
  Дверь щелкнула, открываясь. Внутри было помещение размером с двойной гараж с высоким потолком, блочными стенами, цементным полом и гидравлическим подъемником, спрятанным в углу.
  Холодно. Норин Шарп сказала: «Да, прохладно, будь любезен с вином». Она указала на заднюю дверь. «Ты знаешь, куда это ведет».
   Майло сказал: «Зона погрузки».
  «Надо как-то загнать машины», — сказала она. «Ты когда-нибудь там был?»
  "Неа."
  Она подошла, толкнула такую же сетку на дальней стене, и задняя дверь открылась. Дневной свет над асфальтом, достаточно большой для флота.
  «Полностью огорожено, ребята. Никто не войдет, если мы этого не захотим. Я говорю вам это, чтобы, что бы вы ни обнаружили, не было никаких недоразумений.
  Имущество мисс Марс прибыло на одном из наших грузовиков, который остановился прямо снаружи, пока разгружалось содержимое».
  Она закрыла дверь. «Ладно, все это каталогизировано, но не упорядочено, так что вам придется поискать».
  «Все это» относилось к массе фигур в центре отсека, завернутых в прочный пластик, который напоминал тела в склепе, и закрепленных клейкой лентой. Наряду с этим, несколько картонных коробок были помечены как Mars, T, вместе с номером дела, датой смерти и наклейкой с надписью « Личные вещи умершего».
  Крупные предметы представляли собой пару диванов, матрас и разобранный балдахин. Даже с ними имущество Талии занимало жалкое маленькое пространство.
  Столетие жизни, увековеченное менее чем в половине холодной серой комнаты.
  Майло повернулся ко мне. «Видишь?»
  «Вот там», — я указал на вертикальный пакет, зажатый между коробками и тем, что я распознал как приставной столик.
  «Может ли он пойти туда, Норин?»
  «Конечно». Она подняла камеру. «Но учитывая то, что мы ищем, я собираюсь записать вас на видео, доктор. Для документации».
  Я направился к вертикальной форме. Напольная лампа со стеклянным абажуром.
  То, что Майло назвал «Тиффани», но я знал, что это невероятно грубо для такого рода вещей.
  Абажур — купол, усеянный пузырьками красного стекла.
  В последний раз, когда я его видел, на нем красовалось красное навершие. Овальное, граненое, такого размера, что я предположил, что это граненое стекло.
  «Могу ли я потрогать его?»
   Норин Шарп сказала: «Сначала укажи, потом коснись».
  Я потрогал верхнюю часть жалюзи, надавливая на тугой пластик, чтобы убедиться.
  Не нужно разворачивать. Я достаточно нащупал и увидел.
  Там, где раньше стоял наконечник, теперь осталось только гнездо.
  Я сказал: «Его больше нет».
  Норин Шарп выдохнула и заговорила в камеру. «Доктор Александр Делавэр, полицейский консультант, только что идентифицировал то, что, по его мнению, является отсутствующим компонентом того, что, по-видимому, является торшером. Упомянутая лампа была доставлена нам упакованной точно так же, как и все останки жертвы Т.
  Личные вещи Марса. Никто не был в этой зоне хранения с момента прибытия этих объектов и последующего запирания автоотсека, в котором мы сейчас находимся.
  Она направила объектив в сторону Майло.
  Он сказал: «Это лейтенант Майло Стерджис, отдел убийств полиции Лос-Анджелеса, Западный Лос-Анджелес.
  Подразделение. Я присутствовал на месте преступления потерпевшего Т. Марса и лично наблюдал за упаковкой и транспортировкой всех личных вещей потерпевшего Т. Марса».
  Шарп сказал: «Теперь мы собираемся развернуть рассматриваемый объект, чтобы проверить восприятие доктора Александра Делавэра».
  —
  Она достала лампу, ловко перерезала ленту перочинным ножом и не спеша разворачивала ее, пока Майло поддерживал основание для устойчивости.
  Восприятие проверено.
  Норин Шарп опустила камеру. «Очевидно, какой-нибудь адвокат защиты всегда может сказать, что кто-то из ваших парней или кто-то из наших парней украл его. Я думаю, что мы выглядим довольно солидно, поэтому я всегда играю по правилам. Но вы знаете, как это бывает после OJ».
  «Один из способов избежать этой ерунды, Норин, — это найти чертов рубин и раскрыть чертово дело. Так что давайте сохраним это в тайне».
  «Что-то вроде этого пропало?» — сказала она. «Мне нужно подать документы».
  «Я знаю, но держи их в столе, пока я тебе не скажу».
  "Как долго?"
   «Хотел бы я знать».
  "Хм."
  «Пожалуйста, Норин».
  Она оглядела комнату, покачала головой. «Я сделаю все, что смогу. И вам обоим нужно будет заполнить отчеты об инцидентах, плюс у нас еще есть другая проблема: что, если мне понадобится бокс для настоящей машины?»
  «Можешь ли ты найти другое место для этого добра?»
  «Возможно, но, возможно, придется разделить. И учитывая то, что произошло, мы добавляем еще один уровень сложности».
  «Пусть все пойдет как надо, Норин. Я сделаю так, чтобы это была моя проблема, а не твоя».
  «Понимаю твои чувства, Майло, но это не всегда зависит от людей с нашей зарплатой. Тем временем я меняю код на отсек. Собираюсь найти своего заместителя, чтобы он засвидетельствовал это и записал на видео».
  Она позвонила на добавочный номер. «Отсек три, Арни, A-sap». Невозмутимые голубые глаза снова окинули взглядом пространство, остановились на лампе из пузырькового стекла. «Нам нужно некоторое представление о том, с чем мы имеем дело в плане стоимости, так что, если бы вы могли получить оценку? Я понимаю, что это будет без личного осмотра и не будет стоить ни копейки, но важно документировать хотя бы на теоретическом уровне».
  «Ты читаешь мои мысли, Норин».
  «Ясновидящая?» — сказала она. «Мы пока не установили это разделение».
  —
  Написав и подписав отчеты, мы сели в машину и направились обратно на автостраду.
  Майло сказал: «Она права, нам нужна оценка». Глядя на свои Timex. «Не совсем моя область знаний».
  Я сказал: «Я знаю одного парня».
  Он посмотрел на меня. «Ты всегда так делаешь».
  —
  Эли Аронсон продавал высококачественные бриллианты и ювелирные изделия на заказ из офиса, похожего на хранилище, в здании на Хилл-стрит в центре города. Судья, который любил свою жену, порекомендовал мне Эли как источник информации о «Когда вы действительно имеете это в виду, или вам придется искупить свою вину».
  Я купил у него несколько вещей для Робина. В прошлом году мы делали страховую оценку. Все от Эли оценили.
  Мы приближались к центру города, когда я добрался до его мобильного телефона. Он спросил: «Что ты ищешь?»
  «Информация», — объяснил я.
  «Я обедаю, когда ты хочешь прийти?»
  «Я буду там через десять».
  «В пятнадцать я закончу с шаурмой, едем медленно. Потом нам нужно ехать быстро, через двадцать пять у меня встреча. Я жду тебя снаружи, ладно, и мы делаем это чик-чок » .
  —
  Он стоял справа от охраняемых латунных дверей здания, одетый в белую рубашку, отглаженные джинсы и красные мокасины из телячьей кожи. Мускулистый израильтянин лет пятидесяти с гладким лицом, пышной массой волнистых седых волос и пронзительными черными глазами. Никаких следов побрякушек на нем, даже цифровых часов.
  Майло подъехал к обочине, и я высунул голову из пассажирского окна.
  Эли огляделся и сел на заднее сиденье машины без опознавательных знаков.
  «Полицейская машина», — сказал он. «Похоже, меня арестовывают. Как дела, доктор?»
  «Хорошо. А ты?»
  «Не могу жаловаться. Все равно не поможет».
  Он посмотрел на Майло. Пока я представлялся, движение проносилось мимо.
  Майло сказал: «Благодарю за консультацию, сэр».
  «Эй», сказал Эли, «вы, ребята, защищаете меня, я не должен вам помогать? Хорошо, покажите мне фотографию этой штуки».
  Я протянул ему черно-белую фотографию с музейной выставки.
  Он быстро взглянул на него и вернул обратно. «По этому не могу сказать».
   Майло спросил: «Можете ли вы дать общее представление?»
  «Я даю вам кое-что, но не обещаю, слишком много сомнений. Во-первых, подлинное ли оно? Во-вторых, бирманское ли оно? Оно было подвергнуто термической обработке? Есть ли у вас серьезные включения? Даже с этим это сложная вещь. Что-то такого размера, это становится сложным. Но... настоящее, бирманское, никаких проблем... это миллионы. Сколько?» Он пожал плечами. «Может быть два, может быть восемь, может быть десять, может быть двадцать, если цвет и чистота супер-хорошие. Но есть еще рынок, еще одна сложность».
  «Рынок нестабилен?» — сказал Майло.
  «Есть колебания», — сказал Эли. «Кроме того, чем больше камень, тем меньше становится круг покупателей, нет никаких стандартов, все подлежит обсуждению. Вдобавок ко всему, если его украдут, он уйдет по дешевке, процентов за десять от стоимости. Но все же, этот размер, настоящий бирманский камень... Я не вижу, чтобы он не стоил миллионов».
  Я спросил: «А как насчет происхождения?»
  «Какой-то парень показывал это в музее сто лет назад? Большое дело.
  Если только вы не найдёте коллекционера исторических вещей, у которого также есть большие деньги. Никому нет дела до ста лет, этим вещам миллиарды лет».
  Майло спросил: «Есть ли у вас предположения, где это может закончиться?»
  «Если я делаю ставку, то ставлю на Азию, номер один, нефтяное государство, номер два, Россию, номер три. Может быть, Россия даже два, у них есть олигархи, они хотят всего большого и яркого для двенадцати подружек».
  Майло спросил: «В Штатах нет покупателей?»
  «Я не говорю нет, лейтенант, но это не моя ставка. Кто-то покупает такой большой и горячий камень и хочет оставить его здесь, ему придется его спрятать. Ни за что его девушка не пойдет на вечеринку с ним, висящим на цепочке. Азия, Абу-Даби, Россия — им все равно».
  «Это значит, что его уже могло не быть».
  «Я бы хотел сообщить вам хорошие новости, но это моя другая ставка. Кто в ней участвовал?»
  «Старушка, которую убили».
  «Ох», — покачал головой Эли. «Это ужасно, мне жаль ее. Если хочешь, я могу поспрашивать, но не думаю, что я что-то узнаю».
  Майло сказал: «Мы будем очень признательны, если вы сделаете что-нибудь полезное».
  «Еще бы». Он потянулся к дверной ручке. «Убит из-за куска углерода. Та же старая история».
   ГЛАВА
  32
  Когда мы приближались к Западному Лос-Анджелесу, Майло сказал: «Миллионы долларов на кону заставляют меня нервничать. Следовательно, я голоден. Хотите пиццы?»
  "Что вы хотите."
  «Как вы это делаете? Контролируйте аппетит».
  Большую часть поездки я думал о том, что Талия погибла.
  Визуализация деталей. Отличное подавляющее средство.
  Я сказал: «Я буду есть, мне все равно, что именно».
  Милю спустя он сказал: «Забудьте о пицце, слишком празднично. Что-нибудь ирландское было бы уместно мрачным — содовый хлеб и бой-ялд подэй-дос, а? С другой стороны, именно поэтому мои предки покинули старую гнилую землю, так что как насчет мексиканского в качестве компромисса?»
  Я сказал: «Оле».
  —
  Он промчался мимо выезда Overland на станцию, съехал с двух пандусов позже в Санта-Монике и въехал на парковку фальшивой асьенды под названием El Matador. Большая, почти пустая комната, теплый воздух, насыщенный сыром, фасолью и кукурузными чипсами. Тяжелые светильники из не совсем кованого железа, кафельный пол, неуклюжая мебель из Тихуаны. Плакаты с боями быков на стенах — вот вам шок.
  Мы устроились в угловой кабинке. Майло сказал: «Мы были прямо возле Boyle Heights, можно было бы что-то аутентичное, я не вовремя».
  Официантка с милым личиком приняла наш заказ. Бутылка «Текате» и фирменный коктейль для него, холодный чай и фахитас с говядиной для меня.
   Она сказала: «С фахитас сковорода очень острая — по закону, мы должны вас предупредить».
  Я сказал: «Юристы, гоняющиеся за сковородками».
  Это ее смутило.
  Майло сказал: «По крайней мере, кто-то о нас заботится».
  Она озадаченно улыбнулась и ушла.
  Он сказал: «Мне нужно перегруппироваться, давайте выложим все по полочкам. Хоук оставил Талии рубин и, возможно, другие вещи с ограбления, и ее убили за это десятилетия спустя».
  «Может, и не было ничего другого», — сказал я. «Единственным пунктом, отмеченным в отчете Демареста, был рубин. Тот факт, что он был нацарапан на обороте, может означать, что его не обнаружили до тех пор, пока отчет не был написан. Спрятать один камень было бы легко. Спрячь слишком много добычи, и они бы пришли за ним».
  "Ты ведешь себя терапевтически, да? Говоришь мне, что есть только одна безделушка, о которой стоит беспокоиться".
  «Нет, я серьезно».
  «Ладно... так федералы получили большую часть добычи, а Талия оставила себе рубин. Так что, она прятала его на виду все эти годы?»
  «Я предполагаю, что она спрятала его и достала спустя годы, когда почувствовала себя в безопасности».
  «Что-то, что напомнит ей о Любовнике».
  «Она была женщиной с чувством юмора». И тут я кое-что вспомнил. «Или это, или она считала рубин чем-то особенным. Мы знаем, что она отвечала за похороны Хоука. На его надгробии красная мраморная корона. Похоже на драгоценность, ничего похожего я не видел ни на одном другом надгробии.
  Хоук была рыжей, но я готов поспорить, что она отмечала что-то другое».
  Принесли наши напитки. Он осушил половину пива. «Проклятая навершие на проклятой лампе » .
  Я сказал: «Ввинчен в приспособление. Индивидуальная работа, которую кто-то должен был изготовить и установить».
  Он поставил стакан. «И что, я поспрашиваю о столетнем ремесленнике-преступнике?»
  Я достал телефон, переключил на громкую связь.
   Татьяна, позвонившая по номеру Белинды Войик, сказала: «Кабинет врача».
  «Это Алекс Делавэр, я был там с лейтенантом Стерджисом...»
  «Доктор занят».
  «В любом случае, надень ее».
  «Она занята...»
  «Мы можем приехать, или она может ответить на быстрый вопрос по телефону».
  «Хм».
  Через несколько мгновений раздался ровный голос: «Привет, это Белинда».
  Одно из преимуществ ее личных причуд: нет нужды в пустых разговорах. «Это снова Алекс Делавэр. У твоего дедушки были какие-нибудь хобби?»
  «Ты думаешь, он сделал что-то не так», — сказала она. «Я думаю, это бы меня обеспокоило, если бы он это сделал. А может, и нет. Он всегда был со мной чудесен».
  Я сказал: «Вовсе нет. У него были какие-нибудь увлечения?»
  «Как коллекционирование марок или прикалывание бабочек». Пауза. «Раньше я ловил жуков и прикалывал их к пробковой доске. Дедушка сказал мне, что это жестоко, поэтому я перестал».
  Я сказал: «Значит, никаких посторонних интересов».
  «Никаких коллекций», — сказала она. «Он возился с антиквариатом, это считается?»
  «Какого рода антиквариат?»
  «Его отец был мебельщиком, поэтому он знал, как чинить мебель. Это подходит?»
  «Конечно. Что-нибудь еще?»
  «Дедушка был очень ловким», — сказала она. «Он мог обшить стул, нанести патину на металл, починить ручки. У него была мастерская на заднем дворе. Могу ли я спросить, почему вы интересуетесь?»
  «Точно то, что я сказал, округляя...»
  «Всё кончено. Думаю, для тебя это что-то значит, для меня — нет».
  «Извините, но пока мы не узнаем, кто убил Талию...»
  «Ты должен быть осторожен. Теперь, когда я вспомнил, дедушка тоже работал с кожей. Он сделал мне хороший ремень. Кожаную шляпу для себя и
   Он сам переплетал свои книги в кожу. Он держал в своей мастерской банки с клеем и шкуры, они воняли. Отец был совсем неуклюжий».
  Я поблагодарил ее и повесил трубку.
  Майло спросил: «Что заставило тебя вспомнить Воджика?»
  «Я подумал, что это должен быть кто-то, кому доверяют Хоук и Талия. Джек МакКэндлесс был бы столь же хорошим выбором, но каковы шансы, что Рики Сильвестр поговорит с нами?»
  «Ты знал, что Вуджик так сделает».
  «Она бесхитростна и в значительной степени чиста душой», — сказал я. «Честна, потому что не знает другого пути. То, что она сказала, не очень помогает, но это подтверждает картину».
  «Тельма и другие строят заговор в интересах Хоука», — сказал он.
  «Вам предъявлено обвинение: пособничество и подстрекательство путем подделки».
  Он вытащил фотографию Британского музея. «На этом это клякса. А как она выглядит в реальной жизни?»
  «Большой, красный, блестящий. Я думал, что это стекло, поэтому не обратил внимания. Никто не обращал внимания до недавнего времени».
  «Пятьдесят семь карат на виду. Так как же плохие парни узнают, где их найти?»
  «Зная, как это выглядит, было бы проще. Человек, находящийся внутри, сделал бы это проще простого».
  Принесли еду. Он ел быстро, без явного удовольствия, допил пиво, вытер рот так сильно, что губы покраснели, снова посмотрел на фотографию. «Какое-то отродье Дранси отправляется на поиски мести плюс мега-выкупа, находит Талию, подтверждает, что эта штука в ее комнате, через своего человека».
  «Теоретически», — сказал я, — «это мог быть любой, кто был в бунгало».
  «Любой сотрудник отеля, но, скорее всего, ДеГро», — сказал он. «Ублюдок проверяет местонахождение рубина, идет в Синко, информирует плохих парней и дает им ключ. Они проводят день или два, наблюдая за Талией, зная ее расписание. Возвращаются после наступления темноты, прикончат ее, откручивают эту чертову штуку и выписываются».
  «Не заплатив по счету».
   «ДеГроу был полон возмущения по этому поводу. Двуличный придурок».
  «Все эти планы», — сказал я. «Если бы они просто рассчитались с ДеГро, они бы привлекли меньше внимания. То же самое касается шоу, которое они устроили в машине Крича. Но это психопатия. Низкий контроль над импульсами и поиск острых ощущений».
  Я откусил несколько кусочков опасной фахитас. «ДеГроу был бы хорошим источником ключа, но я думаю, что это кто-то с более глубокими знаниями от ее деда. Который стал очень оборонительным, когда вы упомянули его».
  «Сильвестр. Мои ребята все еще на ней, ничего».
  «Я бы не удивился, если бы узнал, что у нее в офисе есть сейф».
  «Рубин с ней? Удачи в получении доступа к нему».
  Несколько укусов спустя он сказал: «Тот же зуд все еще беспокоит меня. Если мы говорим о давних семейных преданиях и мегабаксах, почему так долго не действовать?»
  «Может быть, меняются жизненные обстоятельства», — сказал я. «Кто-то обеднел. Или вышел из тюрьмы и решил заняться охотой. Карантин может привести вас к разного рода исследованиям. Интернет давным-давно изнасиловал конфиденциальность».
  «Праздные руки», — сказал он. «Так кто же мстящий дьявол, Уотерс или Бакстром?»
  «Может быть и то, и другое», — сказал я. «Или ни то, ни другое, и потомок Дранси — это тот, кто знал преступника, который готовился к насилию и собирался выйти на свободу».
  «Блонди и Бакстром», — сказал он. «Связан с Бакстромом больше, чем с Уотерсом, потому что старый Генри красивее и все еще жив».
  Я положил вилку. «Еще одним меняющимся обстоятельством было бы прибытие члена семьи, который действительно готов что-то с этим сделать. Это как терроризм. Вся деревня может таить обиду, но не все готовы надеть пояс смертника».
  «Блондиночка, опять», — сказал он. «Мне нужно найти реальную связь между ней и любым из этих зеков. Проблема в наших федеральных друзьях в Колорадо. Последнее, что больше нет списка посетителей. Ничто не датируется более месяца назад, старый компьютерный глюк».
  Он допил свое пиво, заказал еще одно. «Знаешь, что меня действительно беспокоит? Талия, такая беспомощная, думает, что обо всех ее нуждах позаботятся. Это
   как будто этот чертов отель — сообщник».
  Мы закончили, заплатили, пошли обратно к безымянному. Когда он сел за руль, его телефон зазвонил, прислали сообщение.
  Он пожал плечами. «Ну, это , возможно, не бесполезно». Его рука взмахнула, показывая мне экран: Может быть, есть что-то на hc Mel.
  «Мел Хоу», — сказал он. «Она одна из наших D, занимающихся сексуальными преступлениями».
  Я сказал: «Хк? Твой тяжелый случай?»
  Он рассмеялся. «Хорошая догадка. Горячая цыпочка. Так я называл Блонди, когда просил их проверить».
  «Возможно, не бесполезно» — этого было достаточно, чтобы заставить его помчаться обратно на станцию.
  —
  Детектив II Мелани-Энн Хоу работала в большой комнате, где каждый Д
  но Майло действовала. Ее стол был в центре, аккуратно организованный, как и она сама: среднего роста брюнетка лет сорока с круглым веснушчатым лицом, губами-луками Купидона и карими глазами, слегка затуманенными хипстерскими очками в черной оправе.
  Она сказала: «Извините, что не ответила раньше. Я была в отпуске, просто прочитала сообщения».
  "Веселиться?"
  «Круиз в Диснейленд с Бобом и тремя детьми? За всю неделю мне удалось выпить две «Маргариты», одну из которых я не смогла допить, потому что у ребенка началась рвота сразу после того, как она легла спать».
  Она сморщила нос и взяла синюю папку, лежавшую рядом с ее компьютером.
  Тонкий файл; очень жаль. Майло нахмурился.
  Хоу сказал: «Да, к сожалению, не очень — здесь слишком шумно, давайте найдем место».
  —
   На тротуаре было место, где Хоу закурил сигарету. «По сути, я бросаю. По сути, я жульничаю. Как три затяжки, и вы выбываете, мистер Уинстон».
  Она продемонстрировала, бросив дым на тротуар и раздавив его носком туфли на среднем каблуке. «Когда я вернулась, я нашла твою записку и подумала, может быть. Хотя мое дело так и не сдвинулось с мертвой точки, а мы говорим о двухмесячной давности».
  Ее руки сжались. «Воспоминания моей жертвы изначально были туманны, и она не была ангелом. Официально это не имеет значения, но бла-бла-бла, мы знаем, как это на самом деле, попробуйте найти окружного прокурора, который хочет вызвать стриптизершу на допрос в порядке «он сказал-она сказала». Вдобавок ко всему, когда я говорил с ней во второй раз, она полностью изменила тон, замкнулась и отказалась сотрудничать. Я попытался в третий раз, и она ушла в самоволку, телефон не работал, не было ни домашнего адреса, ни рабочего».
  Я спросил: «Добровольно?»
  Брови Хоу поднялись. «Да, она жива и здорова. Буквально.
  Перешел из клуба в Коммерсе в клуб возле аэропорта, но больше туда не пойду».
  Майло сказал: «Новая работа, новый телефон. Думаешь, она отключилась, потому что испугалась?»
  «Она напугана, Майло, но не так, как ты думаешь. Я был с ней нежен, как женщина с женщиной, она была полностью готова подать иск, если дело дойдет до этого. Потом, без всяких сомнений, она рассказала мне, почему. То, о чем она забыла упомянуть в начале: у нее есть богатый парень, какой-то компьютерный гик, которому она танцевала на коленях, ничего об этом не знает. В перерывах между интервью она переехала к нему, боится, что он узнает».
  Майло сказал: «Танец на коленях приводит к настоящей любви, а он думает, что она поет в хоре?»
  Хоу сказал: «С гиком, кто знает? Они могут быть как сырое мясо для девушек, которые знают. У вас, наверное, есть технический термин для этого, доктор».
  Я сказал: «Сырое-мясо-ит».
  Мелани Хоу рассмеялась. Затем она рассказала нам историю.
  —
   Вики Елена Васкес, 22 года, выступает под псевдонимом «Фатима»,
  «Селена» или «Мадрилена» приехала в Лос-Анджелес тринадцать месяцев назад после юности, проведенной в Техасе и Луизиане. Аресты за вождение в нетрезвом виде, кражи в магазинах и мелкие кражи, но чистая с тех пор, как она стала калифорнийкой и начала зарабатывать приличные деньги, снимая одежду в потных свалках, ошибочно обозначенных как джентльменские клубы.
  Чуть больше двух месяцев назад, отработав двойную смену в торговом центре City of Commerce, она поехала в хипстерский бар Brave Losers к западу от центра города, где она уже бывала однажды с «другими девушками, я не помню кто и когда».
  В два зомби раннего утра она завязала разговор с «горячей блондинкой и горячим парнем», имен которых она не могла вспомнить.
  Она также не помнила, как ушла с этой парой.
  «Они накачали меня чем-то вроде этого».
  Она проснулась в неизвестном месте в неизвестное время, привязанная к столбикам незнакомой кровати, с мужским пенисом в анусе и органом «толстяка, сидящего на мне» во рту. В то же время блондинка делала ей кунилингус, «но делала это грубо, как зубами, ей было больно Я. Все они это сделали. Я думал, что умру».
  В этом месте повествования, как задокументировала Мелани Хоу, «V — это плач и проявление признаков крайней тревожности: подергивание, моргание, морща лицо».
  Когда Васкес поняла, что происходит, она попыталась протестовать и получила сильную пощечину в лицо. Затем чья-то рука, она не могла понять, чья именно, схватила ее за шею и сдавливала ее до тех пор, пока она не начала терять сознание.
   «Я не хотел умирать, поэтому позволил им делать то, что они хотят».
  Тройное изнасилование продолжалось «долго», пока нападавшие не слезли с нее и не сказали ей забыть о них, если она не хочет умереть. Красивый мужчина затем ударил ее по лицу несколько раз, женщина ущипнула ее за соски, а толстяк шлепнул ее по попе и сказал: «Хорошее место для посещения, но я бы не хотел там жить». Затем ей плотно завязали глаза и потянули
   в душ, где несколько рук терли ее, «глубоко протыкая и растирая» Внутри везде. Болело».
  Ее зрение все еще было затруднено, ее вытерли. Кусок ткани упал ей на плечо, и ей приказали одеться. Ткань оказалась черным микроплатьем Zara, в котором она пошла в бар, и после долгих усилий ей удалось в него влезть. Ее нижнее белье, чулки и обувь остались позади, когда ее вытащили наружу и засунули на заднее сиденье автомобиля. Последовала молчаливая поездка неизвестной продолжительности, пока автомобиль не остановился, и ее не вытолкнули на твердую поверхность.
  Она лежала там, оглушенная, ошеломленная и напуганная, пока не услышала, как уехала машина, и не смогла снять повязку с глаз — ее собственные черные чулки. Она была в переулке. Ее кошелек лежал в нескольких футах от нее. Двести долларов, ее доля чаевых, которые она заработала этим вечером, исчезли, но ее кредитные карты и мобильный телефон были на месте.
  «Внимательные насильники», — сказал Майло.
  Я сказал: «Самодовольство. Они говорят ей: давай, зови на помощь, нам все равно».
  Мелани Хоу сказала: «Это меня озадачило, зачем что-то оставлять? Но теперь, когда я это слышу, вы, вероятно, правы, доктор. В любом случае, она вызвала 911, и поскольку это был переулок, потребовалось некоторое время, чтобы ее найти».
  Майло спросил: «Алли, где?»
  «Вот в чем дело, она не знала. Dispatch наконец-то заставил ее воспользоваться телефоном и GPS. Восточный Брентвуд, жилой район, Вествуд, к северу от Уилшира. Ее отвезли в медицинский центр в U. Я был там в ту ночь, к тому времени, как я добрался туда, тест на изнасилование был готов. Полностью отрицательный результат на сперму, чужеродную кровь, любую жидкость. Поэтому они использовали презервативы или душ. Это было разочарованием, но я был воодушевлен, потому что поначалу она казалась хорошей жертвой, способной описать их достаточно, чтобы составить эскизы. Кроме того, способ был довольно специализированным, мы не часто видим смешанные групповые трахи. Учитывая это и то, насколько расчетливым и бессердечным это было, я подумал, что где-то появится что-то похожее. К счастью, рисунки были сделаны. К сожалению, она передумала».
  Она открыла файл, показала нам три лица.
  Грубые и нечеткие рендеры, намного ниже качества Шимоффа и в другом контексте, вероятно, бесполезные. Но как только вы увидели фотографии Джерарда Уотерса и Генри Бакстрома, связь была простой.
  Подозреваемая женщина — это уже другая история, просто еще одна прото-блондинка. Не такая красивая, как в исполнении Шимоффа. Этот художник нарисовал ее немного неровно, возможно, непреднамеренно.
  Майло показал Хоу фотографии.
  Она сказала: «О, Боже. Если бы у меня были эти вещи, чтобы показать ей, она, возможно, осталась бы со мной. С другой стороны, с Geeky на заднем плане, вероятно, нет».
  «Думаешь, если показать их ей сейчас, можно будет получить больше информации, Мел?»
  «Может быть, если вы вообще сможете к ней добраться, кто знает, в каком она психологическом состоянии? Есть какие-нибудь предложения, доктор?»
  Я сказал: «Попытка не пытка».
  Майло сказал: «Вот что мне в нем нравится — практичность».
  Хоу сказал: «Если вы считаете, что это поможет, я с радостью пойду с вами. Но я думаю, это может навредить, она ассоциирует меня с очень плохими воспоминаниями, и второе собеседование прошло не так хорошо. Не то чтобы я ее подталкивал, но она стала очень враждебной, как будто я был врагом».
  «После того, как она ушла в самоволку, как вы ее нашли?»
  «Она проговорилась, как зовут ее парня, Чарли, и, решив, что он был постоянным посетителем клуба в Коммерсе, я поговорил с владельцем. Парень больше не заходил, так что он был рад услужить. Чарльз Руффало. В DMV указано лицо спаниеля, но он ездит на Aston Martin и у него есть дом на холмах, адрес здесь. Не могу сказать, с ним ли еще Вики. Если да, я бы поостерегся портить ее отношения, так что тебе стоит убедиться, что Aston там нет. Так что ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?»
  Майло сказал: «Я понимаю твою точку зрения, думаю, я попробую сам».
  «В любом случае», — сказала Хоу. Но в ее голосе слышалось облегчение. Она вытащила пачку «Винстонов», подбросила ее на бедре.
  Майло сказал: «Спасибо, Мэл. Может, это устроит нас обоих».
  «Оценю твою мысль, Майло, но я не в теме. Отсутствие сотрудничества со стороны Вики, течение времени, любые синяки заживают. Даже если бы у меня были
   мои подозреваемые, защита всегда могла заявить, что все было по обоюдному согласию.
  Особенно учитывая ее род занятий и степень опьянения».
  Я спросил: «Даже если тебя выбросят на улицу?»
  «Это ее история. Они скажут, что высадили ее, и она была в порядке, забрела в переулок и была ограблена».
  «Она ехала с работы в бар. Что случилось с ее машиной?»
  «Нигде ее не найти. Если бы дело дошло до этого, прокурор мог бы пригрозить добавить GTA к обвинениям, но этого бы не произошло. Адвокат защиты сказал бы, что нет машины, нет доказательств кражи, плюс потеря юрисдикции над ее собственными колесами просто доказывает, насколько она была пьяна. И угадайте, с кем согласился бы судья? Она действительно была пьяна, ребята. Выстрелила .24 в больнице, не имея никаких доказательств наличия других наркотиков в ее организме, включая рогипнол. Если бы они ее накачали, это могло бы сойти на нет, но ее уязвимость могла быть вызвана исключительно слишком большим количеством выпивки».
  Я сказал: «Она познакомилась с ними в баре. Бармен, есть что сказать?»
  «Оживленная ночь, шумно, многолюдно, он, возможно, помнил, что видел Васкеса, но не остальных троих. Я не сомневаюсь в ней, я уверена, что это произошло, бедняжка. И я ничего против нее не имею, это ее жизнь».
  Она изучала фотографии. «Подозреваемые в убийстве. Она не знает, как ей повезло. Так что теперь тебе предстоит искать троих действительно плохих людей».
  «Двое», — сказал Майло. «Нашел уродливого». Он описал место преступления Уотерса.
  Хоу сказал: «Палисейдс? Место, где они выбросили Вики, не очень близко, но и не так уж далеко. Тот факт, что они подобрали ее на Истсайде и выбросили всю дорогу на запад, был интересен. Теперь я нахожу это захватывающим».
  Майло сказал: «Их хлев находится в нашей юрисдикции».
  «Нам повезло», — сказала Мелани Хоу. «Удачи. Я бы сказала, передай привет Вики, но это тебе не поможет».
  —
  Мы оставили ее смотреть на вторую сигарету, вернулись в участок и поднялись по лестнице. Когда мы достигли коридора, ведущего в кабинет Майло, он
  сказал: «Готлиб отдаляется, она делает то же самое. Я начинаю чувствовать себя прокаженным».
  «Воспринимай это как вотум доверия», — сказал я. «Когда ты у власти, зачем беспокоиться?»
  Он простонал. «О, чувак, есть дружба, а есть патологическое потакание».
  «Чему я даю возможность?»
  Он покачал головой, отпер дверь, сел на стул так, что это угрожало его целостности. Сложив ладони вместе, он слегка поклонился.
  «Пожалуйста, доктор терапевт, сэр, больше никаких вопросов, у меня голова взорвется».
  Просматривая досье Васкеса, он спросил: «Какова вероятность, что Вики предоставит какую-либо важную информацию?»
  Я молчал.
  «Я сказал, никаких вопросов, амиго. Ответы — это хорошо».
  Я улыбнулся.
  «Монти Лиза», — сказал он. «Как раз то, что мне нужно».
   ГЛАВА
  33
  Звонок в Smooth Operator Gentleman's Club в Сити-оф-Коммерс подтвердил, что Вики Васкес больше там не танцует. Звонок в Brave Losers Cocktail Lounge к западу от центра города вызвал тупое невежество трех отдельных сотрудников относительно ее покровительства.
  Майло позвонил в дом Чарльза Руффало на Кредо Лейн. Не работает. Тот же результат с сотовым Васкеса.
  «Насколько нам известно, он перевел ее в Кремниевую долину». Он встал. «Есть только один способ узнать».
  Он изучил карту, используя GPS-навигатор Credo Lane.
  «Высоко. По крайней мере, мы можем увидеть».
  Я сказал: «Вот и все», но сетка улиц на экране значила для меня больше, чем случайная попытка найти свидетеля.
  Всего в нескольких шагах от дома актрисы, чей расстроенный разум заставил меня в прошлом году заняться поисками пропавшего ребенка.
  Майло увидел, что я смотрю на него. «Что?»
  «Зельда».
  «А, да, это. Что-то про Голливуд, холмы, да?»
  «Люди думают, что могут там спрятаться».
  «Мы знаем лучше».
  —
  Чарльз Руффало, «независимый ИТ-консультант и менеджер по данным»,
  согласно его странице в LinkedIn, жил на вершине мучительной дороги
   которая истончалась по мере развала к северу от Сансет.
  Мы пронеслись мимо Chateau Marmont, как будто отель был второстепенным. Знаменитости там развлекались и умирали. Обычные люди тоже, но кто об этом узнает или кого это будет волновать?
  Индустрия гостеприимства основывалась на странной концепции, если задуматься. Приемные дома для взрослых, которые редко бывали домашними. Обещания комфорта и безопасности невозможно гарантировать.
  Я все еще перебирал это, когда Майло припарковался возле дома. Хромированные цифры адреса Чарльза Руффало были размещены чуть не по центру на восьмифутовой стене серой штукатурки. Трещины от напряжения прорастали снизу и паутиной тянулись вверх. Низкая плоская линия крыши дома едва касалась барьера.
  Слева виднелись широкие ворота из пластика, пытавшиеся выдать себя за стекло.
  Хромированная отделка входной двери, та же отделка клавиатуры.
  Майло сказал: «Маленькая крепкая крепость, даже не можешь проверить, там ли Aston».
  «У меня был такой, я его ставил в гараж».
  «Если она там с Гико или без него, и я скажу, кто я, каковы шансы, что она откроется?»
  Шум сзади спас меня от печального, правдивого ответа. Большая масса коричневого цвета, пыхтящая вверх по холму.
  Грузовик UPS. Он прогрохотал мимо нас, двигатель работал на холостом ходу, водитель выскочил с посылкой, положил ее перед дверью, нажал кнопку и рванул обратно за руль. Совершив резкий поворот в три приема, изуродовав часть кустов соседа, он умчался.
  Прежде чем звук двигателя грузовика затих, хромированная дверь открылась, и из нее вышла женщина, протирая глаза. Молодая, бледная и пышногрудая, в черном топе с капюшоном, который болтался на спине, и ярко-розовых штанах для йоги с серебряными полосками. Волосы на полфута ниже талии были завиты на концах, как у королевы конкурса красоты. Белоснежный сверху, красное дерево в центре, черный снизу. Косметическое парфе.
  Она наклонилась и подняла посылку. К тому времени, как она закончила читать этикетку, мы уже были там.
  Даже несмотря на двойные улыбки и самое мягкое слово Майло: «Мисс Васкес? Полиция Лос-Анджелеса, не о чем беспокоиться, мы просто хотели бы связаться», Вики Васкес отреагировала с самым чистым ужасом, который я видела за долгое время.
   Сдавленный хрип, за которым следует вздох. Электрические глаза подпрыгивают, а ее и без того бледное лицо теряет цвет.
  Она отступила от нас, дрожащими руками выпустив посылку. Я поймал ее. Что-то адресованное C. Ruffalo из Net-a-Porter. Судя по размеру и грохоту, вероятно, обувь.
  Вики Васкес сказала: «Мои туфли Jimmy Choo» и разрыдалась.
  Я сказал: «Вот, пожалуйста».
  Вместо того, чтобы взять коробку, она скрестила руки на груди. «Я-я-я...»
  «Извините, что вмешиваюсь», — сказал Майло. Я никогда не видел его таким любезным.
  Это, как и его ненавязчиво предложенный значок, не смогли ее успокоить.
  Она сказала: «Я не хочу об этом говорить ».
  Я сказал: «Мы тоже этого не хотим».
  Она разинула рот. Хорошие зубы. Даже несмотря на стук.
  Я осторожно приблизился к ней, стараясь говорить тихо и успокаивающе, а речь медленной и ритмичной.
  Гипнотический индукционный голос. Когда я помогал детям справляться с болью, я мог делать десять индукций в день, выходить из больницы сонным и умиротворенным.
  Вики Васкес, похоже, не впечатлилась, но секунду спустя она все же потянулась за коробкой. Прижала ее к груди, и, возможно, этого было достаточно, чтобы временно успокоиться, потому что она перестала отступать.
  Я сказала: «Нет никакой необходимости говорить о том, что с тобой случилось, Вики. Это что-то другое».
  Она продолжала смотреть. Наконец: «Что?»
  Нет смысла быть абстрактным. «Люди, которые напали на вас, подозреваются в убийстве».
  Изогнутые брови Майло говорили: «Это психология?»
  Вики Васкес сказала: «Чарли прав».
  "Чарли-"
  «Моя родственная душа. Он говорит, что мне повезло».
  «Он прав, ты, конечно, прав».
  «Кого они убили?»
  «Кто-то, кто участвует в деловой сделке», — сказал я.
   «Это не имеет ко мне никакого отношения».
  «Абсолютно ничего. Но если бы мы могли показать вам несколько фотографий...»
  Вики Васкес посмотрела на дорогу. «Здесь?»
  «Если вы позволите, мы с радостью войдем внутрь...»
  «Дайте мне еще раз взглянуть на этот значок».
  Майло подчинился и тоже показал ей свою визитку.
  Она сказала: «Убийство. Ладно, это не моя проблема. Заходите».
  —
  Дом был больше серой штукатурки внутри и снаружи, плоская крыша из белой гальки. Внутри было одно раскинувшееся пространство, подпертое стеклом и выложенное сланцем. Несколько хаотично размещенных предметов ярко-красной и синей мебели, вырезанных из пенопласта, соседствовали со столами из формованной смолы. Итальянский современный, вероятно, неудобный, вероятно, дорогой.
  Стекло пропускало небо и склон холма, а также мечты о недвижимости домовладельцев, расположенных ниже в иерархии склона холма, большинство из которых довольствовались участками размером с почтовую марку. Высота уменьшила садовую мебель до спичек. Газоны и бассейны были окрашены мозаичной плиткой.
  Вики Васкес пересекла половину комнаты, положила свой пакет на один из столов, снова сложила руки на груди. Никаких произведений искусства, никаких книг, никаких кухонных принадлежностей на кухне не было видно. Семидесятидюймовый плоский экран занимал самую большую каменную стену, провода свисали. Единственная фотография стояла на другом столе. Васкес в самом простом черном бикини стояла рядом с тощим парнем лет сорока, одетым в мешковатые плавки. У Руффало были тонкие темные волосы, седые виски, виноватое лицо, не смягченное улыбкой Баки Бивера, такой широкой, что она грозила рассечь ему голову.
  Возвращение в дом, похоже, укрепило уверенность Вики Васкес.
  Она откинула волосы, уперла руки в бедра и повернулась так, что ее тело приняло форму песочных часов, обрамленных стеклом.
  Панорамная драма.
  Она сказала: «Покажи мне, что у тебя есть».
  Фотографии Джерарда Уотерса и Генри Бакстрома заставили ее прищуриться.
  Она перевернула птицу, а другой рукой сделала гребковое движение.
   «Ублюдки. Поймайте их и убейте».
  Майло показал ей рисунок блондинки, нарисованный Алексом Шимоффом.
  Ноздри ее раздулись. Откуда-то из глубины ее души вырвался визг.
  «Ты ее знаешь, Вики?»
  «Герцогиня. Чертова сука, я ее больше всего ненавижу».
  «Герцогиня».
  «Так они ее называли».
  «Как она их назвала?»
  «Я никогда не слышал их имен».
  «Но мужчины называли ее герцогиней».
  «Это вообще не имя», — сказала Вики Васкес. «Правда? Это как…
  а…”
  Я сказал: «Название».
  «Да, гребаный титул. Как будто она королева или что-то в этом роде. Да пошло оно все, она не королева. Она гребаная сука».
  Я сказал: «Ты особенно ненавидишь ее, потому что...»
  «Она же девочка. Она должна быть на моей стороне».
  Это вызвало бурю непристойностей и быстрый марш через панорамное окно и обратно. Когда она вернулась, Майло сказал: «Что еще ты можешь нам рассказать о них?»
  «Вы не нашли мою машину?»
  "Еще нет."
  «Мне плевать», — сказала она. «Это было дерьмо, Чарли покупает мне «Мустанг».
  «Молодец. Что-нибудь еще помнишь?»
  «Им нужно умереть». Она пронзила воздух. «Чарли знает кикбоксинг, он мог бы разбить их гребаные мозги и засунуть их им в задницы».
  «Рад, что у тебя есть кто-то, кто тебя защитит».
  «Чарли любит меня».
  «Есть ли что-нибудь, что вы можете…»
   «Если бы я что-то знала, я бы рассказала. Я хочу, чтобы ты их поймала». Она усмехнулась. «Чтобы ты могла делать то, что делаешь ».
  Майло спросил: «Что нам делать ?»
  «Вы, ребята ? — сказала она. — Полиция ? Найдете их, расстреляете».
  Она показала знак банды. «Полиция Лос-Анджелеса. Самые крутые парни в районе».
  Мы оставили ее позировать в дверном проеме, где она пила «Фреску» из банки и играла со своими волосами.
  Когда мы вышли за пределы слышимости, я показал тот же знак: «Йоу, Хоуми».
  Майло сказал: «Приятно, что тебя оценили. Может, она что-то поняла.
  Блонди всем заправляет, считает себя королевской особой».
  Мы вернулись в машину.
  Я сказал: «То, как они напали на Васкеса, похоже на то, как его закопали, не так ли?»
  «Командная работа трое на одного, беспомощное тело», — он высунул язык.
  «Все, что я видел, и ты все еще можешь меня напугать». Он завел двигатель. «Да, ты можешь быть прав».
  «Командная работа, — сказал я, — но никакого командного духа. Сначала Уотерс вычеркнули из списка, потом ДеГроу. Герцогиня и Бакстром — это ядро, они режиссируют и продюсируют. Остальные, вероятно, были расходным материалом с самого начала».
  Он сделал тот же трехочковый поворот, что и водитель UPS, но избежал атаки ландшафта. «Та же старая история. Красивые популярные дети рулят».
   ГЛАВА
  34
  Когда мы проезжали через Стрипп, Эли Аронсон позвонил мне на мобильный.
  «Никто не говорит о большом рубине, доктор, краденом или легальном. Но это ничего не значит, если его быстро вывезли из страны. Я разговаривал с армянином, он специализируется на цветных камнях. Он говорит то же самое, что я вам сказал.
  Такого размера, если только это не мусор, наверняка миллионы».
  «Спасибо, Эли».
  «Армянин», — сказал он. «Он говорит, что мог бы справиться с чем-то подобным, если его когда-нибудь найдешь, и его можно законно продать».
  «Я буду иметь это в виду, Эли».
  «Просто передаю».
  —
  Через сорок минут после того, как мы расстались с Вики Васкес, мы вернулись в офис Майло.
  Он бросил пиджак на пол и быстро подкатил кресло к клавиатуре.
  В досье по кличке фигурируют несколько «герцогинь», все молодые девушки из банды, за исключением профессионального грабителя ростом шесть футов и шесть дюймов по имени Кларенс Бирден, по непонятной причине получившего прозвище Герцогиня С.
  NCIC и другие команды выдали еще пару десятков претендентов на дворянство, но ни один из них не приблизился к Blondie.
  Майло сказал: «То, что ты сказал раньше, это постановка. Может быть, я ищу плохое не там, где надо. А как насчет актрисы?»
  «В Вестсайде их хватает».
   «Особенно те, кто не дотягивает и сильно голодает».
  —
  Нет недостатка в театральных постановках и фильмах с «Герцогиней» в названии или ролями, в которых участвуют дворянки. Старая английская пьеса «Герцогиня Мальфи» была насыщена насилием, но не имела очевидной связи с делом.
  Появилась современная актриса — герцогиня Элла, звезда в индустрии, известной как Нолливуд.
  Нигерийское кино. Не блондинка.
  Майло сказал: «Вот что мне нравится в моей работе — узнавать что-то новое каждый день».
  Он перепроверил свои заметки и сообщения. Шон Бинчи вчера вечером посмотрел Рики Сильвестра, был на выпускном вечере своей дочери.
  Нуттин. Она пошла на работу в девять.
  Откинувшись на спинку стула, Майло сцепил руки за головой и вытянул ноги. Даже фальшивая расслабленность не соответствовала его настроению; он повел плечами, раскрыл книгу об убийствах Талии и изучил старую фотографию рубина.
  «Куча долларов красного углерода. Твой приятель-ювелир прав, за такую плату Кен и Барби могли бы загорать в Абу-Даби». Он закрыл файл. «Приклеен к абажуру и нелегален. Удачи в доказательстве того, что он там был изначально».
  Я сказал: «Может быть, рубин был частью того, почему Талия позвонила мне. Она была готова обналичить его и оставить на благотворительность, вместе со всем остальным. Я обязан хранить конфиденциальность и имею связи с Western Peds. Она могла надеяться, что я помогу ей разработать план, как подарить его, не привлекая слишком много внимания».
  «Это похоже на то, что вас втягивают в преступный сговор», — сказал он.
  «Психоаналитик в качестве консультанта по стирке. Разговор о психопатии действительно был о ней?»
  «Ее, Хоук, жизнь, которую они разделили много лет назад. Не вина, обязательно. Она была легкомысленной, манипулятивной. Скорее, она шла на цыпочках в прошлое, чтобы
   рационализировать».
  «Плата за грех идет на благое дело. Если бы дело дошло до этого, что бы вы ей посоветовали насчет рубина?»
  «Что я был не в своей тарелке».
  «Так что никакого риска для нее нет», — сказал он. «Да, я это понимаю. Она старая и очаровательная, хочет помогать больным детишкам, кто ее арестует, не говоря уже о судебном преследовании после всех этих лет?»
  «Я не уверен, что кого-то можно привлечь к ответственности», — сказал я. «Все, что сказала Талия, — это то, что это был подарок, она понятия не имела. И как только департамент начал копать и нашел отчет Демареста, я предполагаю, что они ошиблись в сторону благоразумия».
  «Как они его найдут?»
  «Вы, как офицер по поддержанию порядка, отдадите им это».
  «А я бы?» Он улыбнулся. «Я думаю, она хотела от тебя большего, чем просто помощи с пожертвованием».
  "Как что?"
  «То, чего мы все хотим. Отпущение грехов».
  Он зевнул, закрыл глаза и открыл их. Отряхнулся, как мокрая собака, и вскочил на ноги. «Здесь больше нет кислорода, мне нужно запустить метаболизм».
  —
  Мы вышли со станции и пошли на запад по бульвару Санта-Моника, направляясь за кофе, который можно было сварить где угодно, но только не в большой комнате детектива. Первое место, которое мы нашли, было кварталом выше, забитым бездельниками с щетиной на лицах лет двадцати и бездомным парнем, который выпросил достаточно денег на латте. Пару кварталов спустя мы купили что-то тепловатое коричневого цвета в месте, которое специализировалось на жирном мороженом. Никакого эффекта на мой метаболизм, но кокосовый ванильный рожок и высокая чашка, казалось, заменили летаргию Майло на зеленоглазую ярость.
  Когда мы возвращались, он раздавил пустую чашку и продолжал давить, словно пытаясь уничтожить каждую молекулу бумаги усилием воли.
  Когда мы проходили мимо первого кафе, бездомный сидел на тротуаре, беззубо ухмыляясь и протягивая грязную руку. «Панини для гурманов? Мне нравятся трюфели».
  Взгляд Майло заставил его замолчать. Пятерка, которую Майло ему вручил, едва не коснулась его глаз.
  Мы ускорили шаг.
  Он сказал: «Больше всего меня беспокоит Сильвестр, если она в этом замешана.
  Неважно, насколько ты скрытен, ты должен кому-то доверять. Твой собственный адвокат тебя продает... может быть, старый Рики не сошел с ума из-за юридической школы.
  Воспоминания о прошлом пугают ее до чертиков, потому что она знает, кто она на самом деле».
  «Все эти визиты на дом», — сказал я. «Много возможностей обнаружить рубин.
  Но кое-что из того, что она сказала, когда вы сообщили ей, что Талия мертва, заставляет меня задуматься, знала ли она о масштабах плана. Что-то вроде «никогда не верила, что такое может произойти». Может, я переиначиваю, но «я никогда не верила» отличается от «я не могу поверить».
  «Она знала, что что-то произойдет».
  «Ограбление, а не убийство. Легче объяснить, ведь Талия богата и рубин ей явно не нужен».
  Он выбросил теперь неузнаваемую чашку в мусорное ведро. «Может быть, но все же. Все эти праведные разговоры о том, чтобы не брать плату за услуги исполнителя? Больше похоже на услуги исполнителя . Насколько я знаю, у нее свои финансовые проблемы, и она запустила дело».
  Мы повернули за угол на Батлер. Когда станция показалась в поле зрения, он сказал:
  «Давай еще раз попробуем с Рики. Подожди здесь, я соберу свои вещи. Твоя очередь вести, я хочу подумать».
  —
  Джаред, бородатый администратор, был одет в бирюзовую рубашку-поло и кожаный галстук-боло и сидел, занятый своим телефоном, а его чайник и чашка стояли на полотенце с узором «мадрас».
  Игнорируя нас, когда мы подошли к пластиковому столу. Притворяясь удивленными, когда мы пришли. «О, привет».
   Майло сказал: «Пожалуйста, передайте боссу, что мы здесь».
  «С удовольствием бы это сделал, но ее нет».
  «Когда она должна вернуться?»
  «Хотел бы я знать, извини».
  Майло выхватил у него из руки телефон. Джаред выглядел так, будто ему оторвало конечность. «Зачем ты это сделал...»
  «Тот же вопрос, друг».
  «И тот же ответ, сэр. Я ничего не скрываю, ее не было здесь, когда я приехал, и ее до сих пор нет. Я звонил ей несколько раз, но она не отвечает».
  «Это типично?»
  "Нет."
  «Вас это беспокоит?»
  «Нет. Она взрослая».
  «Значит, она берет отпуск».
  «Я работаю здесь всего несколько месяцев. Она всегда здесь, но люди меняются, верно?»
  «Она в последнее время казалась другой?»
  «Нет. Почему ты спрашиваешь...»
  «Когда ты появился сегодня утром? Джаред, да?»
  Кивнуть. «Около десяти».
  «Когда обычно приходит начальник?»
  «Раньше меня, где-то в девять тридцать. Ей нравится проводить время в тишине для себя».
  «Медитация?»
  «Я не знаю, что она там делает. Могу ли я получить свой телефон обратно?
  Разве вам не нужен ордер?
  «Только если я прочитаю ваши сообщения и они станут вирусными».
  Джаред покраснел. Майло сказал: «Шучу», и положил телефон на стол. Джаред схватил его и поднес к груди. Прижимая к себе крошечного электронного младенца.
  «Джаред, скажи ей, чтобы позвонила, когда приедет».
  "Конечно."
   Снаружи Майло сказал: «Нам даже не предложили чаю».
  —
  Когда я уезжал, он перевел свой динамик в режим конференц-связи и позвонил Бинчи.
  «Извините, что прерываю вечеринку, Шон».
  «Все кончено, Лут. Что случилось?»
  «Во сколько Сильвестр въехал на ее парковку?»
  «Около десяти, но я не видел, как она вошла, Лут. Ты сказал, что нужно ослабить наблюдение, не злись. Я следовал за ней, пока она не оказалась прямо на стоянке, и продолжал идти».
  "Хорошо."
  «Я облажался, Лут?»
  «Вовсе нет, Шон. Хорошего тебе дня, иди поцелуй ребенка».
  «Правда, Лут. Я что, облажался? Если хочешь, я могу подняться туда, притвориться курьером или кем-то в этом роде и спросить, дома ли она».
  «Её нет, я только что там был».
  «Ох», — сказал Бинчи. «Я действительно облажался».
  «Ты этого не сделал, Шон. На ее парковке есть камеры, если мне понадобится, я посмотрю запись».
  «Чёрт, — сказал Бинчи. — Мне следовало оглянуться. Я просто...»
  «Все в порядке, Шон. Дай мне ее домашний адрес».
  «Ладно... ищу... черт, Лут».
  Бинчи прочитал. Майло скопировал. «Ты действительно хочешь меня расстроить, Шон?»
  «Не дай Бог, Лут».
  «Тогда больше никаких извинений и поддерживайте свою самооценку. Поцелуй и жену».
  Он повесил трубку.
  Я сказал: «Впечатляющие терапевтические навыки».
  «Должно быть, я сбиваюсь». Он проверил написанное. «Недалеко отсюда. Но я все равно положу тебе талон на топливо. Веди, Дживс».
   ГЛАВА
  35
  Рики Сильвестр жила в двухэтажном доме цвета горчицы на восточной окраине Санта-Моники, к югу от Уилшира. В квартале было несколько оригинальных построек, как у нее, остальные — замены McMansion.
  Стены были покрыты отслаивающейся штукатуркой, подоконники нуждались в покраске, на коричневой композитной крыше кое-где отсутствовала черепица, ландшафт представлял собой чахлое лимонное дерево без плодов и газон, превратившийся в серый пух.
  Самый убогий адрес в квартале. Место, о котором шепчутся соседи.
  Майло сказал: «Может быть, она планирует обналичить его, думает, что его снесут, в любом случае, нет нужды его поддерживать. Я думаю, что внутри будет куча кошек и, возможно, куча дерьма».
  Мы вышли и пошли к входной двери. Последовал звонок, и наступила тишина. Так же, как и постепенно усиливающийся полицейский стук Майло. Мы обошли вокруг, заглядывая в окна. Большинство из них были закрыты шторами. Те, которые не были открыты, не имели никаких щитов, как раз наоборот.
  Минимум мебели, монастырская простота.
  Никаких кошек, разбуженных присутствием незнакомца, внутри или снаружи. Неподстриженная изгородь из эвгении огораживала серую землю. Там, где должен был стоять гараж, на участке потрескавшегося цемента виднелись масляные пятна.
  Я сказал: «Не так уж много имущества для юриста по наследству».
  «Один кусочек этого рубина может изменить все».
  Я ничего не сказал.
  Мы вернулись к машине. Он сказал: «Я не прав?»
  «Она много лет занимается юридической практикой и могла бы жить гораздо лучше, так что я не уверен, что проблема носит экономический характер».
  «Что же тогда?»
  «В ней есть депрессивный элемент. Мужчина появляется, тратит время на ухаживания за ней, она становится уязвимой. Кто-то вроде Бакстрома идеально подошел бы для этого задания, но он не подходит под описание, которое дал официант».
  «Еще один член команды, о котором мы не знаем».
  «Или больше, чем один человек», — сказал я. «Как мы уже говорили, это может быть семейный проект».
  «Клан наносит ответный удар». Он взглянул на дом Сильвестра. «Думаешь, с ней случилось что-то плохое? Еще больше выбраковки?»
  «У них действительно есть такой послужной список».
  Он объявил Сильвестра и «Бьюик» в розыск. «Что теперь?»
  Я сказал: «Тюрьма в Колорадо должна быть ключевой. Бакстром и Уотерс были сокамерниками, и у Дачесс были какие-то отношения с одним из них или с обоими. Может быть, это что-то вроде переписки или у нее есть собственное криминальное прошлое».
  «Она убивает, она насилует», — сказал он. «Маловероятно, что это ее девственный выход.
  Но без имени, что мне делать? Лететь в Колорадо и просить милостыню?
  Даже если бы они хотели помочь, их система полностью испорчена».
  Я сказал: «Почему бы не работать снизу вверх? Забудьте о надзирателях и менеджерах по обработке данных, найдите охранника, который будет говорить».
  «Власть народу», — пробормотал он. «Как, черт возьми, я это сделаю?»
  «Старомодный способ».
  «О, Иисусе».
  —
  Мы вдвоем сидели в «Севилье», когда он начал празднество звонков, минуя тюремную администрацию и начав с самого низшего по рангу человека, указанного на сайте, капитана охраны по имени Потреро. Он отсутствовал, но его секретарь выполнил просьбу с ближайшим подчиненным Потреро. И так далее.
  Чем ближе сотрудники тюрьмы были к делу, тем более сотрудничающими они были. Даже при этом Майло пришлось бороться с многочисленными задержками и задержками.
   Все это разочарование и погода подняли жару в машине. Пока он кипел, я вышел и прогулялся по кварталу.
  Через три дома к северу от дома Рики Сильвестра молодой длинноволосый мужчина в облегающих темно-серых бархатных спортивных штанах собирал листья с живой изгороди из самшита.
  Перед изгородью росли ароматные кусты гардении. Затем — бархатистый газон, пара сливовых деревьев с красными листьями и полдюжины огромных саговых пальм, каждая из которых стоила сотни долларов.
  Структура, стоящая за всем этим, была испанской ретро-гасиендой персикового цвета, которая пыталась выглядеть аутентично, но не была близка к этому. Слишком много архитектурных изменений, примененных слишком пышно. То, что вы видите, когда молодые девушки впервые наносят макияж.
  Когда я проходил мимо, ощипыватель остановился и с подозрением на меня посмотрел. Такой уровень бдительности плюс благоустройство и тщательное жилище говорили о потенциальном зануде. Я отступил, он напрягся.
  Я показал ему устаревший значок консультанта полиции Лос-Анджелеса.
  Он сказал: «Есть проблема?» — средиземноморский акцент.
  «Мы ищем одного из ваших соседей в качестве возможного свидетеля».
  «Какой сосед?»
  «Мисс Сильвестр. Дом горчичного цвета».
  «Она. Блех. Она что-то задумала?»
  «У тебя были с ней проблемы?»
  «Проблема в доме. У нее нет денег? Ладно, продай и пусть кто-нибудь сделает его красивым».
  «У нее есть деньги. Она адвокат».
  "Ни за что."
  Я кивнул.
  «Сумасшествие», — сказал он. «Мой муж — адвокат. Зачем ей так жить?»
  "Кто знает? Что-нибудь еще, что мне следует знать о ней, мистер...?"
  «Массимо Бари».
  «Из какой части Италии вы родом?»
  «Я с Мальты», — сказал он.
   «А, так есть что-нибудь о…»
  "Она? Ничего. Она не разговаривает".
  «Недружелюбно».
  «Я говорю привет, ничего, Роберт говорит привет, ничего. Она садится в эту мусорную машину и уезжает. Роберт и я весь день гадали, куда она делась.
  Адвокат? Мы думали, она сидит в парке».
  «У нее есть офис».
  "Невероятный."
  «У нее есть какая-нибудь общественная жизнь?»
  «Кто захочет общаться с таким человеком?»
  «А как насчет посетителей?»
  «Ничего — о, да, один раз, давно — месяцы — была другая машина, Роберт и я сказали, может, нам повезет, и она съедет».
  «Машина на подъездной дорожке».
  «Она паркуется сзади, полностью заезжает», — сказал Массимо Бари. «А потом это случилось снова, несколько ночей спустя. Роберт и я так счастливы, наконец. Но потом это уходит, никогда не возвращается, ничего не меняется, она все еще здесь, портя квартал».
  «Как долго там находилась другая машина?»
  «Не знаю, все, что я могу вам сказать, утром его уже не было. «Есть что-то, о чем стоит беспокоиться? Больше, чем уродливый дом?»
  «Абсолютно нет. Какая машина?»
  «Минивэн, они все выглядят одинаково».
  "Цвет?"
  «Темновато». Он поморщился. «Я люблю цвет, но это ночью, я не обращаю внимания. Темновато».
  «Вы заметили, кто был за рулем?»
  «Никогда никого не видел, только минивэн, Роберт и я надеялись, что к нам переедет хорошая семья. Вы что-то мне не договариваете, сэр? Она совершила что-то преступное?»
  «Не о чем беспокоиться, мистер Бари. Это как раз то, что я вам сказал».
  «Она свидетель. Чего?»
   «Ни о чем не стоит беспокоиться».
  Он изучал мое лицо. «Ты выглядишь честным, надеюсь, так оно и есть. Это отличный район, поэтому мы вложили деньги. Мы с Робертом думали.
  Может, нам стоит начать «Соседский дозор». Как у нас было, когда мы жили в Долине. Что ты думаешь?»
  «Не повредит».
  «Вы могли бы помочь с этим, не так ли?»
  «Я могу порекомендовать вам кого-нибудь».
  «Отлично! Пусть ваши люди позвонят мне». Он полез в карман своих спортивных штанов, вытащил бумажник, извлек визитку из пачки наличных и кредитных карточек. Жесткий картон, матово-черный, надписи персикового цвета.
  Дизайн Массимо
  Консалтинг в сфере моды и образа жизни
  Gmail, нет телефона или почтового адреса.
  Он сказал: «Я создаю великолепную официальную и деловую повседневную мужскую одежду. Вы женаты?»
  Я покачал головой.
  Он окинул меня взглядом с ног до головы. «У тебя приличный вкус, легко влезаешь, ладно, сделаю тебе скидку».
  «Оценю предложение».
  «Я серьезно, сэр. Женитесь, я сделаю вас шикарно. Наряжаться — хороший способ начать отношения». Еще один взгляд на коробку цвета горчицы. «Вы хотите, чтобы я за ней присматривал?»
  «Это было бы здорово». Я похлопал себя по карманам. «У меня нет своей карты, не могли бы вы поделиться другой?»
  «Еще бы».
  Я написал на обороте имя, должность и номер Майло и вернул ему.
  Он прочитал. «Лейтенант». Хитрая улыбка. «Для тебя я мог бы разработать что-то с небольшим оттенком униформы, понимаешь?»
  «Будем официальны», — сказал я.
  «Весело, лейтенант. Все дело в веселье».
   —
  Майло тоже вышел из машины, но не отошел от пассажирской двери.
  Судя по выражению его лица, ничего веселого не произошло.
  Я спросил: «Еще больше каменной стены?»
  «У Северной Кореи нет ничего по сравнению с этими ребятами, кроме некоторого прогресса».
  Он вернулся. Я завел двигатель.
  Он сказал: «Я наконец-то узнал имя охранника, который работал в этой зоне для посетителей последние несколько лет. Конечно , они не могут гарантировать, что он что-то знает. Конечно , он в отпуске. Я звонил, оставил сообщение. Давайте вернемся в офис, может, я смогу найти о нем больше информации и помешать его отдыху. Что вы делали?»
  «Выдавая себя за сотрудника полиции».
  Я проехал мимо Массимо. Он помахал мне.
  «Я оставлю тебя одного на минуту, и ты заведешь нового друга?»
  «Может быть, полезный друг. Мальтийская Майна». Я рассказал ему о фургоне на подъездной дорожке Сильвестра. «Месяцы назад, вписывается в временную линию официанта».
  «Колеса старика. Ладно, еще один шажок ближе. Если это что-то значит. Спасибо».
  Квартал спустя он сказал: «Мини, но все равно фургон. Ты знаешь, о чем я думаю».
  «Идеально подходит для перевозки тел».
  «Но давайте не будем мрачными». Пауза. «С другой стороны, давайте».
   ГЛАВА
  36
  Охранника звали Герман Монтойя. На его странице в Facebook было размещено объявление о восемнадцати приятелях, все члены семьи. Тринадцать из которых отдыхали с ним в Седоне, штат Аризона, на праздновании восемьдесят пятого дня рождения матриарха, бабушки Монтойи, Эстреллы.
  Подробности поездки были любезно изложены.
  Майло сказал: «Теперь все на планете знают, что их дома пустуют.
  Он целый день работает с негодяями и становится таким беспечным?»
  Все также знали, каким способом семья Монтойя передвигалась из Колорадо в Аризону: караван арендованных автофургонов с живописными остановками по пути.
  Дата прибытия, вчера. Одна из дочерей Монтойи была настолько любезна, что перечислила парк мобильных домов, где размещался караван, а также удобства, которые он предоставлял.
  Закусочная и даже WiFi-подключения!!! для потоковой передачи
  Оранжевый — это хит сезона для Патти и
  Лорна и я, «Во все тяжкие» и спорт для парней, Ник для детей!!! Да!!!.
  Майло сказал: «Если информационный век продолжит развиваться, детективы станут ненужными».
  «Ты всегда будешь нужен», — сказал я. «Личное обаяние и все такое».
  Он хмыкнул и позвонил на стойку регистрации кемпинга Red Rock RV Lodge.
  —
  Менеджер была приятной женщиной, без проблем подошла, чтобы проверить участок асфальта Германа Монтойи. После того, как Майло заверил ее, что никто из клана ни в чем не подозревается.
  «Соль земли», — сказал он. «Он в правоохранительных органах».
  «Потрясающе», — сказала она. «Мы любим правоохранительные органы. Хорошо, это не займет много времени, я вам перезвоню».
  Пять минут спустя мобильный телефон Майло заиграл марш Соузы.
  Мягкий, настороженный голос произнес: «Герман Монтойя. Это действительно полиция Лос-Анджелеса?»
  Майло повторил свое имя и звание, и Монтойя спросил: «Ладно, что случилось?»
  «Спасибо, что перезвонили. Извините, что прерываю ваш отпуск».
  «Отпуск», — сказал Монтойя. «На сколько красного камня я могу смотреть? Кроме того, драгоценности возмутительны, но, конечно, они все должны иметь что-то. Вы меня заинтриговали. Что я могу сделать для полиции Лос-Анджелеса?»
  Майло ему рассказал.
  Он сказал: «Конечно, я ее помню. Ее звали ДиДи, в прошлом году или около того она приезжала туда каждые пару месяцев, чтобы увидеть Бакстрома».
  «Не Уотерс».
  «Просто Бакстром».
  «ДиДи что?»
  «Хм... это были ее инициалы, Ди как-то так, Ди как-то так...
  Извините, я так помню, она называла себя по инициалам. Привет, я ДиДи. Веселая, типа того. Она вся шевелилась, бедрами, понимаете? У нее была пара сисек, ух ты. Но мне все равно. Мне все равно, дорогая, чтобы ты не подсунула ему что-нибудь, что причинит мне боль.
  «Бакстром был жесток?»
  «Нет», — сказал Герман Монтойя. «Если говорить в общем, то каждый посетитель — потенциальная проблема. Но она была в порядке, за исключением слишком дружелюбной манеры общения с персоналом. Мне не нравятся слишком дружелюбные люди, обычно это означает, что они что-то скрывают».
  «Дружелюбный и подвижный».
  «Бог дал ей тело, и она, конечно, им пользовалась», — сказал Монтойя. «Премиальное тело. Лицо тоже. Симпатичная цыпочка. Не то, что мы обычно получаем». Он рассмеялся.
   «Под этим я подразумеваю, что у нее были все зубы. Ди... как, черт возьми, ее звали...?»
  «Что-то на букву «Д», — сказал Майло. «А как насчет Дранси?»
  "Неа."
  Слишком быстрый ответ. Майло поник. Его губы сложились в безмолвную непристойность.
  Герман Монтойя сказал: «Ди... у меня сейчас момент старшеклассника... может, Диана, может, Дина... Дебби. Что-то с чертовой буквой «Д».
  Майло спросил: «Герцогиня?»
  «Ха», — сказал Монтойя. «Теперь ты шутишь. Это было давно, извини».
  Я спросил: «Демарест?»
  Майло уставился на меня.
  Герман Монтойя спросил: «Кто это был?»
  Майло сказал: «Коллега, вы на громкой связи».
  «О. Не расслышал, что он сказал».
  «Может ли быть фамилия Демарест?»
  «Вот так ! Демарест. Теперь я вспомнил. Черт, я теряю контроль. Я шутил про себя, когда она откидывала волосы, подмигивала и шевелилась и говорила, что мне не нужно приводить женщину-охранника, чтобы обыскать ее. Я говорил себе: «Отдохни , Демарест. Мне все равно, какая ты милая, дорогая. Мой торг — уйти к концу смены, а не на каталке».
  На заднем плане послышался шум. Монтойя сказал: «Подожди секунду».
  Несколько секунд мертвого воздуха, прежде чем он вернулся. «Жена, сестра, дочери и внучка хотят показать мне драгоценности. Могу ли я еще чем-то вам помочь?»
  «ДиДи посещала кого-нибудь еще, кроме Бакстрома?»
  «Только он. Его сокамерник, Уотерс, никто к нему не приходил. Они оба постоянно что-то обсуждали. Бакстром и Уотерс».
  «Есть ли у вас какие-либо соображения о чем они говорили?»
  «Знаете, козлы», — сказал Монтойя, «слишком много свободного времени. Насколько я знаю, они создавали политическую партию и планировали баллотироваться на выборах».
  «Есть ли у кого-нибудь из них проблемы с дисциплиной?»
   «Нет», — сказал Монтойя. «Они отсидели свой срок и накопили баллы за поведение, а теперь вам, ребята, придется иметь с ними дело — Деандра! Это ее первое имя, просто до меня дошло».
  «Деандра Демарест».
  «Ага, Д и Д».
  «Превосходно, офицер Монтойя. Большое спасибо».
  Монтойя спросил: «И что же эти шутники делали в Лос-Анджелесе?»
  «Убил кучу людей».
  «Убили? Кучу? Боже», — сказал Монтойя. «Убили…» Тихий свист.
  «У нас ничего подобного, как я уже сказал, никаких проблем ни с тем, ни с другим. Но мы как отдельное общество, умные выясняют правила и приспосабливаются.
  А потом они выходят и нарушают ваши правила».
  —
  У тридцатидевятилетней Деандры Катрин Демарест было два ареста, которые были зафиксированы в NCIC.
  Возраст девятнадцать, вооруженное ограбление в Луисвилле, Кентукки.
  Двадцать девять лет, выписываю необеспеченные чеки в Оссининге, штат Нью-Йорк.
  Я сказал: «Каждые десять лет. Она должна была родить».
  «Вот за эти два ее и поймали», — сказал Майло. Он поискал подробности, прочитал, распечатал, передал информацию.
  Ограбление ювелирного магазина совершили двое бывших заключенных.
  Один из них, парень Демарест, размахивал оружием и грабил, другой был за рулем машины для побега. Диандра, сидевшая на заднем сиденье, утверждала, что ничего не знала об угоне машины или планах ограбления. Она признала себя соучастницей еще до преступления, получила год тюрьмы, большую часть которого она отсидела.
  Из-за этого фальшивого чека ей был назначен испытательный срок и общественные работы в местном детском саду из-за «отсутствия предыдущих арестов и чрезвычайных обстоятельств».
  Майло сказал: «Для нее и малышей это разумный ход».
  Я спросил: «Разве Оссининг не там, где Синг-Синг?»
  «Конечно. Еще один кон-роман, да?»
  «Хорошая ставка», — сказал я. «С учетом того, что в ее послужном списке Луисвилл, почему нет никаких прецедентов?»
  Он сказал: «Отстойное ведение записей, никто не разговаривает друг с другом. Также
  «Неотложные обстоятельства» на языке прокуроров означает «Я отпускаю тебя, дорогая».
  Может, она зашевелилась и произвела впечатление на какого-нибудь прокурора. Детский сад.
  Великолепно».
  Он указал на пару фотографий. «У нее есть все необходимое, чтобы произвести впечатление».
  Кружка выявляет худшее в своих объектах; даже кинозвезды кажутся отчаявшимися и изношенными. Улыбка Деандры Демарест говорила, что процесс бронирования был просто очередной сессией моделирования.
  Оба раза она высоко держала голову, поворачивала лицо, чтобы создать лестный контур, расправляла плечи, сверкала идеальными зубами. Ее улыбка была странной смесью здорового и греховного.
  Тип беспечности, которая приходит, когда слишком долгое время удается слишком многого избежать. В ее случае биология помогла: идеальное овальное лицо, милая ямочка на подбородке, широко расставленные голубые глаза с огромными радужками, которые заставляли ее выглядеть привлекательно смущенной, когда она была кем угодно, но не такой. Все это увенчано кремовой копной волнистых волос — брюнетка в девятнадцать, блондинка в двадцать девять.
  Говорят, глаза — истинные зеркала души, но глаза Деандры Демарест излучали мягкость, которая ничего не делала, кроме лжи. Такая серьезность и подразумеваемая уязвимость, которая могла продать что угодно.
  На фотографиях не было видно ее тела, над которым она работала, чтобы произвести впечатление на Монтойю, но статистика говорила многое: никаких изменений за десятилетие: рост пять футов и пять дюймов, рост сто девятнадцать дюймов, «стройное телосложение».
  Гибкое телосложение без шрамов, татуировок и особых примет.
  Она избегала чернил, потому что знала, что у нее есть, и хотела сохранить их в первозданном виде.
  Майло сказал: «На обоих снимках она выглядит моложе своих лет».
  Я сказал: «Легко сохранить себя, когда другие делают грязную работу».
  «Никаких псевдонимов или прозвищ, она, должно быть, добавила «герцогиня» немного позже».
  Он провел поиск в DMV; нет ни прав, ни зарегистрированных транспортных средств. Нет трудовой книжки, согласно социальному обеспечению. «Полагаю, дошкольные учреждения не отчитываются».
   Я сказал: «Насколько нам известно, она делает здесь то же самое под вымышленным именем».
  Он покачал головой. «ДиДи Демарест. Вот вам и гипотеза Дранси».
  Я сказал: «Не та семья, но правильная теория. Интересно, как она проросла на генеалогическом древе копа».
   ГЛАВА
  37
  Информацию о командире полиции Лос-Анджелеса Рэйнарде Гордоне Демаресте было легко найти.
  В 1951 году, в возрасте пятидесяти лет, бывший «высокопоставленный полицейский и бывший водитель мэра Фрэнка Шоу» был арестован, предан суду и на следующий год отправлен в тюрьму. Каждая местная газета освещала эту историю.
  Майло сказал: «Дерево с гнилыми корнями».
  Против Демареста был выдвинут целый ряд обвинений, создав юридическое цунами, которое привело его в Сан-Квентин, где он был приговорен к тринадцати годам лишения свободы.
  Заметное отсутствие характеристик, как до, так и после осуждения, в том числе со стороны членов семьи.
  Никакое упоминание о семье, точка, и характеристика Демареста недавно назначенным шефом Уильямом Паркером как «именно того морально разложившегося персонажа, которого мы стремимся искоренить из нашей среды» не помогли.
  Не было и череды жертв с обидами, уходящими корнями в ранние дни Демареста в качестве патрульного Центрального дивизиона и шофера Шоу, самого коррумпированного мэра в истории Лос-Анджелеса.
  «Многочисленные владельцы бизнеса» вспоминали, как Демарест принуждал их к выплате денег за защиту. «Граждане-свидетели, дававшие показания за ограждениями из-за страха перед взаимными обвинениями», вспоминали, что им угрожали физически и запугивали. Несколько «цветных и мексиканцев» обвинили Демареста в избиениях на расовой почве.
  Насилие не фигурировало ни в одном из обвинительных заключений, но в совокупности они были изобличающими. Кража, мошенничество, лжесвидетельство, воспрепятствование, ложный отчет
   блюститель порядка, ложное заявление, неправомерное поведение блюстителя порядка, неуважение к суду, сговор.
  Я сказал: «Обжалование всего этого займет годы. Кто-то хотел, чтобы он ушел».
  «Классический Билл Паркер», — сказал Майло. «Честный и беспощадный. Шоу олицетворял все, что он ненавидел, а Демарест, имевший хоть какое-то отношение к Шоу, делал его очевидной мишенью».
  Я сказал: «Это тот тип дегенератов, которые согласились бы схватить драгоценности».
  "Легко."
  «Демарест, вероятно, был выбран для написания отчета, потому что он был вовлечен в конфискацию. Почерк на обороте мог быть запиской, которую он написал себе, потому что рубин пропал, и он намеревался его найти. Первым шагом было бы давление на Тельму. К счастью для нее и к несчастью для него, Паркер пошел за ним первым».
  Он сказал: «Если этот ублюдок и отправился на поиски, то он оказался не в своей тарелке».
  "Как же так?"
  «Слишком много времени уделяется силовым методам, но недостаточно — обучению их обнаружению».
  —
  Последняя статья о Демаресте была посвящена дню его отправки в Сан-Квентин. Одинаковая фотография полиции Лос-Анджелеса в каждой газете: высокий, широкий, светловолосый мужчина в тюремной одежде, с опущенной головой и в наручниках, сопровождаемый двумя людьми в штатском к фургону, который должен был доставить его в Северную Калифорнию.
  Незадолго до Рождества 1952 года. Какой-то праздник.
  Майло сказал: «Давайте узнаем, что с ним случилось».
  Эту историю рассказали записи округа.
  Не в Марине, где находилась тюрьма. В Лос-Анджелесе, где тело заключенного Рэйнарда Гордона Демареста было отправлено в морг в Бойл-Хайтс.
  Из тринадцати он отсидел меньше года и скончался в тюрьме из-за «черепно-мозговой травмы в результате падения».
  Я сказал: «Тюремные души могут быть скользкими. Особенно, когда это тюрьма, в которой содержится Хоук. Если Демарест стоял за конфискацией драгоценностей и пытался
  «Дави Талию, это не понравилось бы ее настоящей любви».
  «Длинная рука Лероя», — сказал Майло. «Да, я это вижу».
  «Тени Дранси падают с этого здания».
  «Но его клан не заботился о мести. Или о рубине».
  «Или у него не было семьи, о которой можно было бы говорить. Но родственники Демареста передали басню: дедушка не был продажным хулиганом, он был странствующим рыцарем, который отправился на поиски бесценного драгоценного камня, и которого посадили. Маринуй это в течение достаточного количества поколений, и они начнут верить, что имеют право на рубин в качестве возмещения».
  Я постучал по фотографиям Деандры Демарест. «Как я уже сказал, потребовалось время, чтобы появился нужный потомок. Даже с этим Деандре нужно было созреть в преступном плане. Ей также нужно было выследить Талию. Нелегко — даже если бы у нее была копия отчета Демарест, она бы искала Тельму Майерс.
  Все встало на свои места, как только она узнала имя адвоката Хоука. Это привело ее к внучке Джека МакКэндлесса, которая либо поддалась давлению, либо была завербована добровольно».
  Он перечитал протокол ареста Деандры Демарест. «Ее первый арест. В девятнадцать лет у нее была страсть к драгоценностям».
  Я сказал: «И она сделала это с парой зеков, которые в итоге приняли на себя основной удар. Звучит знакомо?»
  «С другой стороны, — сказал он, — история с недействительными чеками была сольным выступлением».
  «Так что она многогранна. Или записи неточны. В любом случае, она развила в себе талант манипулировать мужчинами и бросать их».
  «Никаких ставок на долголетие Бакстрома, да?»
  «Не страховой полис, который я бы написал. То же самое касается Рики Сильвестра.
  Мы видели, насколько эмоциональной она может быть, и это делает ее ненадежной. Если бы она пожаловалась Деандре, что вы снова пришли, и проявила беспокойство, она могла бы уже уйти».
  Он сказал: «Манипулирование мужчинами... тем парнем постарше, с которым Сильвестр ужинал.
  Он может оказаться просто свиданием вслепую или еще одним поршнем в двигателе ДиДи. Эта женщина уже давно не роковая.”
  Он вышел в холл, прошелся взад-вперед, вернулся. «Теперь я представляю, как Кьюти Пай летит в одиночестве на этом Гольфстриме в Аравию. Черт, она
  может иметь виды на какого-нибудь эмира — о, черт, владельцев отеля. Думаешь, план мог бы включать их? Кто лучше купит такой камень?
  Я подумал об этом. «Сомневаюсь. У них не было бы причин рисковать убийством старушки ради драгоценного камня, когда они могли бы просто купить его. Это не исключает подпольную продажу. Но поведение ДеГроу...
  рыщет, готовится покинуть страну — говорит, что делает это за спиной у своих боссов. Он знал, что скоро останется без работы, пытался увеличить выходное пособие».
  «Надеюсь, ты прав, амиго. Дело распространяется на властителей, я готов. В отличие от Герцогини, которая хотела бы думать, что она тупица, но ее вполне можно арестовать».
  У меня от этого голова закружилась. «Кто ходит с герцогиней?»
  «Мужской пиба…»
  «Герцог».
  «Я не понимаю».
  «Хозяин Уотерса, Фил Дьюк. Пожилой парень. Может быть, я тянусь, но
  —”
  Он так быстро повернулся, что его стул наклонился, и ему пришлось приложить усилия, чтобы удержать его в устойчивом положении.
  Ударив по клавиатуре большими руками с побелевшими костяшками пальцев, он сказал: «О, боже».
   ГЛАВА
  38
  Филип Демарест Дьюк воображал себя актером.
  Это, несмотря на отсутствие киноработ и лишь разрозненные роли в общественных театрах, ни одна из которых не была снята позднее, чем десять лет назад. В восьмидесятых он появлялся в эпизодических телесериалах, но, опять же, выбор был невелик: несколько камео в пилотах, которые так и не стали сериалами, одна в роли статиста в забытой полицейской драме.
  «У него действительно есть голос», — сказал я.
  Майло спросил: «Правда?»
  «Звонкий».
  «Я буду внимательнее следить за ним, когда он окажется в маленькой комнате без окон».
  В резюме, которое Дюк разместил на своей странице в Facebook, указана дата рождения, которая делает его шестидесятичетырехлетним. Записи DMV добавили два года, Social Security — шесть.
  Социальное обеспечение также предоставило его трудовую книжку. За последние сорок пять лет он работал в сфере дальних грузоперевозок, страховых продаж, неуказанных розничных продаж, управления недвижимостью, обслуживания бассейнов, строительства, ландшафтного дизайна. Все это увенчалось работой в крупных питомниках и торговых центрах стройматериалов.
  Два года он жил на социальное обеспечение и пособие по инвалидности. Одна часть недвижимости, дом в Западном Лос-Анджелесе, где мы с ним встретились. Где у нас не было причин сомневаться в его рассказе о передвижениях Джерарда Уотерса.
  Его зарегистрированный автомобиль — серый минивэн Ford Windstar 2003 года выпуска.
  Майло сказал: «Понял! Думаешь, он папа ДиДи?»
   Я сказал: «Возраст подходит, и он упоминал, что его дочь переезжает обратно».
  Мы вернулись в социальную сеть Фила Дьюка. Скорее асоциальная: нет друзей, подписчиков и семьи.
  Портрет на вершине анемичной актерской истории показал Дюка на вид около сорока и в костюме. Постановка, Король Лир, некоммерческий театр в Ла Хабре. Дюк играл «Рыцаря из поезда Лира».
  Он выбрал снимок, на котором он выглядел как комическая пародия на самого барда: пышная красная бархатная туника, огромный воротник, который, казалось, был сделан из картона, приклеенный руль поверх того, что выглядело как настоящий вандейк, на голове — нелепая кожаная шапка, имитирующая лысину, с бахромой до плеч.
  Майло сказал: «Звезда родилась. Это лучшее, что он мог сделать?»
  Я сказал: «Живет прошлым. А теперь ждет богатства и вечного блаженства».
  Он зашел на страницу оценщика и нашел запись о покупке дома Дьюка. Первоначальная покупка, тридцать лет назад. Квартет почти конфискованных ипотечных кредитов, все предотвращенные в последнюю минуту.
  Майло понюхал воздух. «Что это витает? О, да, Eau de Loser».
  Я спросил: «Одеколон или удобный лосьон после бритья?»
  «Больше похоже на туалетную воду. Ладно, давайте уточним личность этого принца...
  Забудьте об этом, герцог.
  Он позвонил в High Steaks. Артуро не работал, но менеджер дал полное имя и номер официанта.
  «Никакой ерунды типа «у тебя есть ордер», — сказал Майло. — «Должно быть, я начинаю в этом преуспевать». Он нажал на кнопки. «Мистер Де Ла Круз? Лейтенант Стерджис. Мы как-то говорили в ресторане о леди, которая оставляет чаевые в размере пяти процентов».
  «Ты ее за что-то поймал?»
  «Мне было интересно, могу ли я показать вам фотографию и посмотреть, совпадает ли она с мужчиной, которого вы видели с ней».
  «Конечно, заходи».
   "Где вы живете?"
  «Реседа», — сказал Де Ла Круз. «Движение будет жестким, но я не уйду».
  Майло сказал: «А что если я отправлю его тебе по электронной почте?»
  «У меня нет ни одного из этих телефонов, принимающих электронные письма».
  «У тебя есть компьютер?»
  «Моя жена любит, но ее нет дома».
  «А как насчет того, чтобы я провел вас через это?»
  «Хм, наверное», — сказал Артуро Де Ла Круз. «Второе самое захватывающее событие за весь месяц».
  «Что первое?»
  «На прошлой неделе какой-то парень подавился, и мне пришлось сделать прием Геймлиха».
  "Повезло тебе."
  «Так ему лучше. Ладно, я иду к ее столу для шитья, там она все это держит, больше не шьет с тех пор, как занялась йогой».
  —
  Проведение Де Ла Круза через тонкости электронной передачи заняло некоторое время. Как только изображение пришло, вердикт официанта был мгновенным.
  «Да, это он».
  «Никаких сомнений, сэр?»
  «Никогда не забывай лица, лейтенант. На самом деле, это ложь, я забываю много лиц и много чего еще, в придачу. Например, имена, места, почему я захожу в комнату. Но его я помню. Потому что он был единственным человеком, которого я когда-либо видел с ней » .
  «Понял», — сказал Майло. «Очень ценю».
  Де Ла Круз сказал: «И что же они провернули? Какую-то аферу с адвокатами?»
  «Пока нет полной картины».
  «Но они что-то провернули. Я знал, что с ней что-то не так.
  Когда-нибудь ты захочешь мне рассказать, я не буду спорить. Кто знает, может, это свалит удушающего парня на второе место».
   —
  Майло дозвонился до Шона Бинчи дома в Лонг-Бич. На заднем плане слышны голоса детей.
  «Все еще занимаешься отцовскими делами?»
  «Вечеринка закончилась, но девчонки веселятся, Лут. Я как раз собирался сделать несколько дырок, но это неважно, если я тебе нужен».
  «Сколько времени вам понадобится, чтобы добраться сюда?»
  «Я попробую в течение часа».
  Бинчи прибыл через сорок три минуты.
  Майло сказал: «Привет, Лид-фут».
  Молодой детектив ухмыльнулся. Он наложил гель и уложил свои ржавые волосы, надел свою обычную рабочую одежду: темный костюм, синюю рубашку и галстук. Начищенные до блеска Doc Martens, единственное напоминание о его дополицейских днях в качестве ска-панковского басиста.
  Майло сказал: «Мы в большой комнате внизу, пойдем познакомимся с остальными».
  «Не просто Мо, а команда?» — сказал Бинчи.
  «Этот человек того требует».
  Пока Бинчи ехал, Майло общался с капитаном по кадровым вопросам, его дело облегчала возможность горы жертв. Мы втроем спустились в конференц-зал, который он реквизировал, полный длинного, внушительного стола и белой доски. На столе — указка, папка с делом и полдюжины раций.
  В комнате больше никого не было. Бинчи осмотрел фотографии, приклеенные к доске. Поморщился, когда дошел до Рики Сильвестра.
  «Боже мой, меня это все еще бесит...»
  Он оборвал себя, поняв, что Майло снова разговаривает по телефону.
  Первый вызов: стол Мо Рида в большой комнате D. Двое дополнительных: пара новичков, отпущенных капитаном и ожидающих в режиме ожидания.
  Патрульные Эрик Мончен и Эшли Бергойн прибыли вместе, одетые в черные футболки с изображением рок-концерта, джинсы и кроссовки, и выглядели нервно.
  Ему было двадцать два, ей на год больше. Оба были достаточно милы, чтобы быть моделями для полезного продукта. Оба просили штатское
   заданий, несмотря на скудный и бесплодный опыт работы с жалами.
  Monchen's, нарконадзор около U., который ни к чему не привел; Burgoyne's, проституция Пико-Робертсона, столь же бесполезная. Они не знали друг друга, но выглядели так, будто они были вместе.
  Рид прибыл последним, извинившись за задержку, вызов о вооруженном ограблении, на который ушло время, чтобы подсунуть. Блондин, стриженный ежиком, с детским лицом и сложенный как тяжелоатлет, он был одет в белую рубашку с короткими рукавами, которые пытались скрыть его бицепсы, серый шерстяной галстук-прищепка, черные джинсы и черные полицейские оксфорды, которые блестели ярче, чем доки Бинчи.
  Оба молодых детектива в основном работали над своими собственными делами, в основном нападениями и ограблениями, поскольку поздние убийства в Вестсайде были в дефиците. Когда Майло звал, это часто означало много сидеть и наблюдать, занятие, которое нравится немногим детективам. Бинчи и Рид никогда не упирались, и оба преуспели в том, чтобы оставаться в форме на протяжении долгих, утомительных отрезков времени.
  Кто сказал, что молодое поколение не может концентрировать внимание?
  Не потрудившись представить меня новичкам, Майло подошел к доске с указкой в руке. «Это отвратительное дело, связанное с множественными убийствами, и нет никакой гарантии, что слежка окупится, но мы должны попытаться».
  Направляя предисловие к новичкам. Они сидели прямо и смотрели прямо перед собой.
  Майло нажал на увеличенные фотографии Деандры Демарест и Генри Бакстрома. «Вот те самые неисправные граждане, за которыми мы охотимся».
  Он приступил к быстрому и эффективному изложению событий, начав с убийства Талии и перейдя к убийствам Джерарда Уотерса, Куртиса Дегроу и, возможно, Рики Сильвестра.
  Следующая тема: рубин. Упоминание о пятидесяти семи каратах и изображение драгоценного камня заставили всех четверых широко раскрыть глаза.
  Шон Бинчи сказал: «Супершикарно, как в кино».
  Майло сказал: «Забавно, что ты так говоришь. Этот парень думает, что он актер».
  Касание десятилетнего кадра Фила Дьюка из DMV. «Он вовлечён на каком-то уровне, но подробности неизвестны, за исключением романа с Сильвестром. Что мы знаем, так это то, что он родственник Деандры и по возрасту подходит ей в отцы.
  Однако в его записях не указано ни детей, ни браков».
   Мо Рид сказал: «Он закрутил роман с Сильвестром, чтобы заставить ее подыграть ему?»
  «Это рабочая гипотеза, Мозес». Он рассказал о роли Сильвестра как исполнителя, о ее частых визитах на дом, о роли, которую ее дед играл в преступном предприятии Лероя Хоука. «В общем, она посвящена в тонны инсайдерской информации, касающейся Талии».
  Рид сказал: «А теперь ее части неизвестны. Так что либо кролик, либо плохие новости для нее».
  Майло кивнул. «ДиДи и Генри любят убираться в доме, в обоих вариантах есть логика. Есть еще вопросы?»
  Голова качается.
  «Вперед, детишки, под наблюдение». Тик-так, тик-так на доме Фила Дьюка.
  Майло зачитал адрес.
  Бинчи сказал: «Это совсем близко отсюда».
  «Пятнадцать минут максимум. Это хорошие новости. Плохие новости в том, что если бы вы могли выбрать цель для наблюдения, эта была бы в самом низу вашего списка. Респектабельный район с низким уровнем преступности, тихий, без большого количества деревьев или других укрытий, и правила парковки работают против нас: никакой парковки на улице в утреннее время езды — с семи до девяти — затем снова с шести до восьми вечера. После этого есть короткий период «одобрено» с восьми до девяти вечера. Почему они беспокоились, я не знаю, потому что в девять часов все возвращается к запрету на ночь до пяти утра. Очевидно, мы не можем рисковать, чтобы нас застали врасплох, поэтому мы ограничены проездом и не можем быть заметными».
  Он вернулся во главе стола и сел. «Проезжая мимо на одной и той же машине снова и снова, вы привлечете нежелательное внимание.
  Даже не думайте о прохожих. И хотя Фил Дьюк грязный, он не наш приоритет, по крайней мере пока. Так что если он появится — а он, вероятно, появится, как и ухаживая за своим садом, он придирчив к своему переднему двору — мы отмечаем это, но продолжаем идти. Он анчоус, мы охотимся на акул».
  Вытащив листы бумаги из папки, он раздал их, как игральные карты.
  У меня тоже есть такой, но мне не нужно никакого образования, я помогал собирать содержимое.
  График наблюдения, организованный в виде сетки. Два наблюдателя на двухчасовую смену, едут последовательно с интервалом в несколько минут, каждый проход
   требующая смены транспортного средства.
  Автопарк, двенадцать конфискованных автомобилей, срочно привезенных с стоянки в Западном Лос-Анджелесе.
  Майло пил кофе, пока четверо молодых полицейских читали. Когда все подняли глаза, он сказал: «Кто-нибудь не водит палку?»
  Голова качается.
  «Хорошо, у нас есть грузовик Ford с тройкой в колонке. Команды — детектив Рид и офицер Бергойн, детектив Бинчи и офицер Мончен. Это в обратном порядке, после того, как закончит ведущая команда, в которую входят я и доктор Делавэр».
  Мой титул вызвал любопытство у Бергойна и Мончена. Они изучали меня.
  Майло сказал: «Вы меня правильно поняли. Доктор. Психолог, он наш поведенческий консультант и слишком высокообразован для такого рода вещей. Но вы знаете кадровую ситуацию, и он предложил, и много лет назад он прошел курс гоночного автомобиля, так что я уверен, что он сможет справиться».
  Бинчи спросил: «А ты можешь пользоваться своим Кэдди, Док?»
  Глаза новичков расширились.
  Я сказал: «Я хотел бы».
  Майло сказал: «Ладно, вы все только что прочитали упражнение, а теперь я его повторю.
  Когда наступает ваша очередь вести машину, вы выезжаете отсюда по одному из трех заранее определенных маршрутов к цели и проезжаете мимо на средней скорости — без лишней езды, без спешки. Увидели ДиДи или Бакстрома, немедленно выходите на связь, но продолжаете ехать. Ничего не видите, возвращаетесь сюда, ваш напарник уезжает, вы берете новый комплект колес и едете по другому из трех маршрутов. Мы стремимся к постоянному, но не очевидному потоку наблюдений. Понятно?
  Кивает.
  «Ваша смена длится два часа, в течение которых вы, вероятно, совершите от семи до девяти кругов. После этого вы отсутствуйте в течение двух часов, и другая команда берет на себя обязанности, но вы остаетесь здесь, просто на случай, если ситуация станет интересной и потребуется подкрепление. Оставаясь здесь, вы получаете еду и воду, но никаких личных телефонных звонков, вы на связи и не можете позволить себе пропустить сообщение.
  Разумеется, речь не идет о круглосуточном режиме, если только кто-то из вас не придумал, как выжить без еды, воды и сна».
   Шон Бинчи сказал: «Я слышал, что есть парень, из Массачусетского технологического института или что-то в этом роде, который работает над расширением человеческих возможностей с помощью гормонов».
  «Если бы он не был в Бостоне, Шон, я бы пригласил его присоединиться к нам».
  Нервный смех новичков, легкая улыбка Мо Рида.
  «Учитывая наши смертные ограничения», — сказал Майло, — «я начинаю с четырнадцатичасового периода наблюдения. Я не говорю, что в этом временном периоде есть что-то магическое, но нам нужно расставить приоритеты, а плохие парни любят темноту, и это лучшее, что я придумал, благодаря вкладу доктора Делавэра. Пара дней этого окажутся бесполезными, может быть, я изменю свое решение и перейду на что-то совершенно другое. Вопросы?»
  Тишина.
  «Каждый из вас получит двустороннее оружие и будет носить выданное вам огнестрельное оружие.
  Связь останется открытой между всеми нами. Когда я не за рулем, я командный пункт. Когда я за рулем, детектив Бинчи и детектив Рид возьмут управление на себя».
  «Это своего рода алгоритм», — сказал Эшли Бергойн, изучая сетку.
  «Доктор Делавэр сообщает мне, что в долгосрочной перспективе возможны целые кучи комбинаций. Сейчас я согласен на то, чтобы никто не пострадал и не пострадал».
   ГЛАВА
  39
  День 1, смена 1, 16:35
  Майло, уезжавший на грузовике Ford, заметил Фила Дьюка, идущего от своего дома.
  К тому времени, как я проехал мимо на вонючем Audi, Дюк уже собирал листья со своих клумб. Та же футболка Catalina Jazz Club , мешковатые шорты, резиновые стринги. Ограниченный гардероб? Ждете большой куш, чтобы пойти от кутюр?
  Я замедлился достаточно, чтобы увидеть его лицо. Вязкое, ничего скрытного. Может, он был холодным ублюдком. Может, мы ошибались на его счет.
  К тому времени, как Майло проехал свой второй круг на Toyota Tercel, Дьюк уже уехал.
  —
  Никаких дальнейших наблюдений до конца моей третьей смены в пять утра.
  Майло сказал: «Завтра ты пойдешь последним, так что не торопись, доберись сюда, скажем, в семь тридцать».
  Я поехал домой, попытался выбросить все из головы и немного поспать. Когда я пришел в конференц-зал на следующий вечер в шесть тридцать, Рид и Бинчи были за рулем, а новички сидели на дальнем конце стола и смотрели видео на своих телефонах.
  Мое приветствие было встречено медленными, унылыми кивками. Мончен и Бергойн выглядели так, будто собирались сдавать экзамен.
  Майло отвел меня в сторону. «Им скучно. Если так пойдет и дальше, они, вероятно, сменят карьеру».
   «Найдите что-нибудь более захватывающее», — сказал я. «Например, сидение в пункте взимания платы».
  Он включил радио. Спокойный голос Мо Рида не привлек внимания новичков.
  «Мы с Шоном видели его целый час, но он вернулся в дом, а фургон все еще там».
  Майло отключил связь.
  Я спросил: «Занимаетесь садоводством?»
  «Кажется, это его любимое занятие. Может, это пустая трата времени, и худшее, что он делает, — это переливает воду».
  —
  Следующие полтора часа я провел, составляя отчеты об оценке на своем iPad, забрал свою новую тачку, прекрасный черный Camaro, незадолго до восьми, и подождал, пока Майло не вернется на еле дышащем Datsun в восемь тридцать.
  Контур один, ничего. То же самое для двух.
  К тому времени, как я начал пить третий напиток в девять тридцать пять, я уже задавался вопросом, поможет ли мне уснуть стаканчик-другой скотча по возвращении домой или помешает.
  Мое внимание привлек большой фургон, медленно едущий по улице Фила Дьюка. Надпись на задней части гласила, что Rapid-Rooter доступен 24/7 для экстренных сантехнических работ. Бесплатный номер, карикатура на сияющего мужчину в галстуке-бабочке, который мог бы быть подстриженным братом Уорда Кливера.
  Фургон остановился и тронулся с места.
  Я сообщил об этом Майло.
  Он сказал: «Похоже, мы бы так и поступили. Боже, помоги мне, если в этом замешано какое-то другое агентство, и мы пересечем связи».
  Фургон снова остановился. Я сдержался. Внезапно он ускорился, проехал несколько домов мимо Duke's и въехал на подъездную дорожку. Мужчина с чемоданом для инструментов подошел к одному из соседей Фила Дьюка. Его поприветствовала симпатичная молодая женщина в футболке и шортах.
  Настоящая чрезвычайная ситуация.
  Я рассказал Майло.
  Он сказал: «Или кто-то снимает порнофильм».
   Я рассмеялся. «Никаких камер поблизости — ладно, я подъезжаю к дому Дюка».
  «Зевок-зевок».
  Я проехал мимо прекрасной лужайки, готовый к полному ничегонеделанию.
  Вместо этого я получил что-то. Входная дверь была открыта. В дверном проеме стояли две фигуры, одна частично скрытая косяком, другая полностью видимая и подсвеченная сзади.
  Женские контуры. Большая копна волос. Одна нога кривая. Вялое запястье.
  Искры посыпались. Стряхнула сигарету.
  Застигнутый врасплох, я сделал любительский ход и убрал ногу с газа. Фигуры в дверях, казалось, не заметили. Стоя близко друг к другу. Лицом друг к другу.
  Я поехал дальше, проехал мимо сантехнического фургона. Внутри дома горит свет, а канализация забита. В конце квартала я связался по рации.
  Майло сказал: «Правда», — и нарушил собственные правила, сев на разбитый Dodge Ram и прибыв раньше запланированного срока.
  «Понял! Стройная блондинка».
  Я сказал: «Я вернусь и сделаю еще один круг».
  «Нет, подождите, кто там, ребята?»
  Мо Рид сказал: «Шон и я, малыши зевали, поэтому мы отправили их выпить кофе. Я могу взять следующего».
  «Сделай это, Моисей».
  К тому времени, как Рид проехал мимо, дверь уже закрылась.
  —
  На следующее утро команда собралась вновь в семь утра.
  Майло и молодые D были в свежей одежде и побриты. Новобранцы прибыли немного позже, с рюкзаками и мутными на вид.
  Майло сказал: «Все знают о прошлой ночи. Могу ли я доказать, что самка — прекрасная Деандра? Пока нет, а самец был частично спрятан, не знаю, Бакстром это или Дюк, они примерно одного размера. Но я объявляю об успехе и пытаюсь получить ордера. Есть какие-нибудь мысли?»
  Я сказал: «Насколько мы можем судить, она никогда не выходила из дома. Это больше похоже на то, что она пряталась, чем на то, что она просто жила там».
  «Или», — сказал Мо Рид, — «она занимается своими делами в течение дня, и мы ее пропустили».
  Майло сказал: «Это возможно, Моисей, хотя я не понимаю, зачем ей это делать, когда ночь даст ей лучшее прикрытие. В любом случае, мы переключаемся на дневной режим, и вы двое начинаете».
  Указание на новичков.
  Эрик Мончен спросил: «То же самое, сэр?»
  «Немного по-другому», — сказал Майло. «Будет время езды, так что вы двигайтесь в том направлении, в котором вы находитесь, но, очевидно, не привлекайте к себе внимания...
  таращиться, делать то, что не стал бы делать обычный пассажир. Частью моего ордера будет прикрепление GPS к днищу фургона Дьюка, с установкой сегодня вечером. Вы готовы?
  Монхен: «Всегда, сэр».
  Эшли Бергойн: «Да, сэр. Кто пойдет первым, я или он?»
  «Подбросьте монетку».
  Они переглянулись и направились к двери.
  Бергойн остановился. «Сэр, вы предвидите, что в конечном итоге помещение будет прорвано?»
  «Вы спрашиваете, сможете ли вы наконец сделать что-то захватывающее?»
  «Нет, сэр...» Медленная улыбка. «Вообще-то да, сэр».
  «Цель — прорыв, офицер Бергойн. А пока оставайтесь в безопасности, пока занимаетесь неинтересными делами».
   ГЛАВА
  40
  В девять двадцать три утра Фил Дьюк вышел из дома, сел в свой минивэн и выехал задним ходом с подъездной дорожки. Рид и Бинчи к тому времени уже были на месте, и Майло сказал Бинчи следовать за ним, а Риду — продолжать кружить.
  Новобранцы только что вернулись со смены и выглядели измотанными.
  Эрик Мончен сказал: «Чёрт, я просто пропустил это».
  Эшли Бергойн сказала: «Может быть, в следующий раз мы увидим эту стерву».
  Майло собрал запас смеси из сухофруктов, пончиков и бутилированной воды.
  «Питание, дети».
  Мончен сказал: «Эм, сэр, есть ли время для полезного белкового завтрака?»
  «Сахар и масло вам не подходят?»
  Оценка Монченом телосложения Майло была быстрой, но показательной. «Я бы предпочел что-нибудь белковое, сэр».
  «Большая кость».
  «Слишком жирно, сэр. Я думал об омлете, в соседнем квартале есть такое местечко».
  «Я знаю это место», — сказал Майло. «Конечно, если вы сможете проглотить и переварить пищу и вернуться через сорок пять минут».
  «Благодарю вас, сэр».
  Эшли Бергойн сказал: «Меня полностью устраивает то, что вы здесь предлагаете, сэр».
  Она взяла медвежий коготь, откусила большой кусок и вытерла рот.
   Я хороший ребенок.
  Мончен бросил на нее нервный взгляд, взглянул на смесь. «Думаю, я мог бы ограничиться орехами и получить белок».
   Майло сказал: «Ешьте омлет, офицер».
  "Сэр-"
  «Они там делают огромный Денвер, сынок. Как раз размером с Денвер. А еще что-то с чили кон карне. Думай обо мне, когда ешь».
  "Сэр-"
  «Вайя кон яйца, детка».
  Мончен скривился и ушел.
  Когда он ушел, Бергойн сказал: «Он, вероятно, займется яичными белками».
  —
  Бинчи последовал за фургоном в Ralph's на Olympic. Фил Дьюк вышел с тремя пустыми тканевыми сумками для покупок, зашел в супермаркет и вернулся через двадцать четыре минуты. Три полных сумки отправились в заднюю часть автомобиля.
  Больше внутри ничего нет.
  Майло сказал: «Собственные сумки, экологически чистые. Трогательно. А как он себя ведет, Шон?»
  "Нормальный."
  Я сказал: «По крайней мере, мы знаем, что там нет тела».
  «Три сумки», — сказал Майло. «Он может покупать одну или две, или черт знает сколько. Оставайся с ним. А ты, Моисей?»
  «Проезжал мимо второй раз», — сказал Рид. «Ничего. Растениям хорошо на солнце».
  —
  Десять минут спустя Рид снова связался по радио. Вторая остановка Дьюка была в питомнике на Сотелле, где он купил три больших желтых пластиковых мешка с чем-то, что, по всей видимости, было верхним слоем почвы. Они оказались на заднем сиденье фургона.
  Далее: Макдоналдс в нескольких кварталах к югу на Пико. Покупка в автокафе. Две небольшие сумки.
  Майло сказал: «Тот же вопрос, еды на одного, двоих или троих?»
   Вмешался Мо Рид. «Я вижу ее, лейтенант, курящую в дверях. Расслабленная
  — как будто она позирует, как будто знает, что она горячая. Это определенно она».
  «Кто-нибудь наблюдает за ее позой?»
  «Насколько я могу судить, нет, лейтенант».
  Я сказал: «Это действительно не имеет значения. Она хочет угодить себе».
  —
  Фил Дьюк вернулся на «Олимпик» и сделал четвертую остановку на трассе Union 76
  заправку, где он заправил свой фургон и сам вытер лобовое стекло.
  «Как обычный парень», — сказал Бинчи.
  Мо Рид сказал: «Только что прошел мимо дома. Дверь закрыта, никаких признаков ее присутствия.
  Не могу поклясться, что она вернулась, но на улице ее не видно».
  Я сказал: «Я не домосед, это определенно убежище».
  Майло сказал: «Отстань пока, Мозес. Шон останется с Дьюком».
  Через десять минут Бинчи заговорил, как ребенок на собственном дне рождения.
  «Он пошел домой, руки были заняты сумками, и угадайте, кто открыл ему дверь? Я рискнул и замедлился, надеясь, что они не заметят. Я уверен, что они не заметили, они были слишком заняты, Лут. Целовались, прямо там, на открытом воздухе. Он стоит там с Макдональдсом, она одета в черный купальник и Daisys, и она вовсю сосёт его лицо, Лут. Хочешь, я сделаю еще один круг?»
  Майло сказал: «Нет, передай это Моисею и возвращайся сюда».
  Мне: «Отец и дочь, конечно». Потом: «Боже, надеюсь, что нет».
  Я сказал: «Может быть, они целуются с кузенами».
  Эшли Бергойн подняла взгляд от своего глазированного пончика. «Отвратительно».
  «Превосходно», — сказал Майло, размахивая кулаком.
  Бергойн уставился на него.
  «Не самая грубая часть, офицер. Та часть, что она не нервничает. Знаете почему?»
  «Нет, сэр».
  «Нам нравится, когда плохие люди устраиваются поудобнее».
   ГЛАВА
  41
  Несмотря на то, что целью был добродушный судья по имени Рональд Маркетт, получить ордер на обыск помещения Фила Дьюка оказалось проблематично. Никаких даже близких улик на Дьюка, не говоря уже о множественных убийствах.
  "Судить-"
  «Он занимается садоводством и ходит по магазинам? Это преследуется по закону, я заставлю вас арестовать мою жену».
  «Женщина, живущая там...»
  «Из того, что ты мне сейчас рассказал, в ней нет ничего, кроме сексуальности. Почему ты приходишь ко мне с жидкой кашей? Это на тебя не похоже».
  «Это был тяжелый случай, судья».
  «Если это лучшее, что вы придумаете, оно останется прочным», — сказал Маркетт.
  «Извините, они внимательно изучают каждый клочок бумаги, который мы подписываем. Я не собираюсь быть одним из тех дураков, которых лишают прав из-за очевидной ошибки. Дайте мне еще и возвращайтесь».
  «Судья, я готов выдвинуть изнасилование в качестве основного обвинения. Подозреваемая Деандра Демарест была явно опознана жертвой, как и подозреваемый Бакстром. Это было групповое изнасилование, крайне жестокое, и жертва была на сто процентов верна опознанию».
  «Давай подробности. Быстрее, у меня дело через час».
  Майло начал рассказывать историю Вики Васкес.
  «Почему ты мне этого сразу не сказал? Женщина насилует другую женщину? Даже левые найдут это отвратительным, попробуйте найти дружелюбных присяжных. Ее надолго посадят, убийство не получится, будьте довольны».
   «Я счастлив, судья».
  «Нет, не будешь. Ты никогда не будешь. Отправь факс в течение пятнадцати, иначе я буду недоступен до обеденного перерыва. Во время которого я буду есть и не буду отвечать на звонки».
   ГЛАВА
  42
  Отправил по факсу, подписал, вернул. Несмотря на всю свою сварливость, Маркетт одобрил широкий поиск.
  Следующий шаг: как туда попасть и выполнить работу безопасно.
  Измененный план: в течение оставшейся части дня и части вечера проезды к дому Фила Дьюка будут происходить чаще, но на большем расстоянии: четыре машины будут последовательно двигаться по улице, перпендикулярной дому Дьюка.
  Слишком далеко и слишком далеко, чтобы разглядеть детали, но достаточно близко, чтобы следить за основным вопросом: был ли фургон Дьюка на месте.
  Если Дюк или кто-то еще сядет в машину и уедет, за ними последует ближайший полицейский, в то время как трое других продолжат визуальное наблюдение.
  Если не будет дополнительных драм, вход в дом состоится в девять вечера, команда, дополненная двумя ветеранами патрульных офицеров, которых Майло наконец выпросил у своего капитана. У обоих был опыт SWAT, но это будет больше скрытность, чем боевая миссия. Да — бронежилетам и полностью черной одежде, нет — каскам, тяжелой артиллерии или BearCat, грохочущему по тихой улице и наводящему панику на соседей или, что еще хуже, предупреждающему цели.
  «В наши дни, — сказал Майло, — это уже было бы на YouTube, прежде чем мы дошли бы до двери».
  Он продолжил излагать подробности.
  Предполагалось, что в доме находятся трое вооруженных и опасных подозреваемых: пара, которую все называли целующимися кузенами с тех пор, как я отказалась от этого термина, и Генри Бакстром, хотя его никто не замечал.
  До сих пор никаких подробностей об отношениях между Филипом Демарестом Дьюком и Диандрой Демарест не появилось, за исключением общей фамилии.
  Майло закончил и предложил задавать вопросы.
  Мо Рид сказал: «Учитывая ее отношения с Дьюком, вы действительно думаете, что Бакстром все еще в этом замешан? Особенно в свете того, что случилось с Уотерсом».
  Майло сказал: «Возможно, это не так, но романтика сама по себе нам ничего не говорит.
  Подумайте о тройничке с Вики Васкес».
  «Хм. Хороший вопрос, лейтенант»
  «Главное, о чем я хочу, чтобы вы все помнили, — это то, что независимо от того, сколько людей мы там найдем, следует считать каждого из них убийцей и непредсказуемым и быть готовым к худшему».
  Новички переглянулись: Мончен заёрзал, Эшли Бергойн приятно оживился.
  Шон Бинчи сказал: «Поскольку Рики Сильвестр все еще не появился на радарах, может быть четверо подозреваемых или еще одна жертва».
  Майло сказал: «Вот почему мы сделаем так, как я тебе только что сказал».
  Никто не спорил.
   ГЛАВА
  43
  В девять тринадцать вечера Мо Рид, одетый в коричневый костюм United Parcel Service, подъехал на фургоне UPS к обочине и припарковался в неположенном месте. Достав картонную коробку, он проверил Glock в кармане пиджака, вышел через водительскую дверь, снова остановился, чтобы изучить входную дверь Фила Дьюка, прежде чем подойти и позвонить в звонок.
  Я находился в задней части пустого грузового отсека фургона вместе с офицером Эриком Монченом и одним из ветеранов, игроком с тремя полосами и бывшим полузащитником Калифорнийского университета в Лонг-Бич по имени Тайрелл Линкольн.
  Мы трое были в радио-берушах. Мончен выглядел отвлеченным и встревоженным. Я чувствовал себя беспокойным и скованным, сидел неподвижно, чтобы скрыть это.
  Тайрелл Линкольн был столь же инертен, но казался по-настоящему безмятежным, сидя у раздвижной грузовой двери, обращенной на улицу.
  Майло, Бинчи, Эшли Бергойн и другой ветеринар, суровый мужчина по имени Марлин Морони, пробрались к задней части дома, чему способствовало отсутствие наружного освещения и серебристая луна, затуманенная ночной дымкой.
  Микрофон Рида передавал его шаги, грохот одной проезжающей машины, затем другой. Тайрелл Линкольн выпрямился на дюйм, но остался бесстрастным.
  Несколько секунд ничего не происходило.
  Затем: женский голос, еле слышный, приглушенный деревом двери. «Да?»
  Рид: «UPS».
  Скрип. Более громкий и четкий голос: «Ну, привет. Немного поздновато для вас, ребята, чтобы выйти». Гортанный голос, растянутые слоги, дружелюбный. Более того.
   Сливочный.
  Брови Линкольна поднялись. Он выглядел удивленным.
  Рид: «Доставка, мэм, должна быть подтверждена подписью».
  «Ух ты. Который час ? »
  «Девять пятнадцать, мэм».
  «Они заставляют вас усердно работать?»
  «Разве это не правда? Я не против».
  «Спорим, что нет». Хихиканье. «Для кого это?»
  «Эм... здесь написано П. Дьюк».
  Новый голос, мужской. Громкий. «Кто там, детка?»
  «UPS для тебя, папочка».
  «Я ничего не заказывал в UPS».
  Рид: «Вы P. Duke? Доставка из Zappos?»
  Дюк: «Что, черт возьми, такое Zappos?»
  Деандра Демарест: "Это одежда, папочка. У них есть крутые вещи".
  «Я не заказывала никакой одежды».
  Рид: «Здесь указан адрес, П.—»
  Дюк: «Я знаю, что там написано, но это не мое » .
  Рид: «Вы отклоняете груз, сэр?»
  «Я, черт возьми, ничего не заказывал...»
  Деандра Демарест: «Папа, а почему бы нам не посмотреть, что там? Может, это симпатичная футболка или что-то в этом роде».
  Еще один смешок.
  Фил Дьюк, мягче: «Ты купил мне рубашку?»
  «Ну... разве ты не любишь сюрпризы, папочка?»
  «Я имею в виду, конечно, детка, но...»
  Рид: «Сэр, если бы вы могли просто расписаться здесь, на этом экране, у меня еще куча доставок».
  «Да, конечно, но я не буду платить за то, чего не заказывал».
  «Сэр», — сказал Рид, — «как и сказала леди, это может быть подарок».
   Голова Тайрелла Линкольна поднялась, словно его шею поднял механический подъемник. Он присел. Одной рукой он взялся за дверную ручку.
  Жду кодового слова.
  Дюк: «Где мне расписаться?»
  Рид: «Вот здесь, эта маленькая машинка».
  Дюк: «У всех есть тупой компьютер — эй, куда ты идешь, детка? Мы должны проверить, действительно ли ты —»
  «Мне нужно что-то, чтобы открыть его, папочка».
  Рид: «Пожалуйста, распишитесь и здесь, сэр».
  «Вам нужно два?»
  «Да, сэр».
  Ворчание. «Как будто мне нужна рубашка » .
  «Эй, сэр», — сказал Рид. «Думайте об этом как о раннем Рождестве » .
  Линкольн запер фургон.
  Мы с Монхеном поспешили вперед, щурясь, поскольку сидели у пассажирского окна.
  Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но беруши говорили о многом, издавая хриплые, прерывистые звуки.
  Дюк: «Эй, что за…»
  Деандра Демарест, используя новый голос, пронзительный, как крик совы. «Отпусти От него, ты, блядь! Отпусти ты, ты, блядь, — Даааа-дииии!»
  Я опустил стекло.
  Мончен сказал: «Это нормально? Разве вам не нужно разрешение?»
  Говорит прямо мне в ноздри. Полное дыхание тако от его обеда в фургончике с едой.
  Меня заставило высунуть голову не только желание подышать свежим воздухом.
  Мончен подошел ближе, пробормотав: «О, чувак, это происходит».
  Тайрелл Линкольн расположился в пяти футах от входной двери, полусогнувшись и вытянув руки вперед, словно готовясь принять пропуск.
  Он неподвижно наблюдал за безумным балетом в дверном проеме.
  Мо Рид борется с Филом Дьюком. Короткая борьба. Массивная правая рука Рида схватила запястье Фила Дьюка, отбросив здоровенного мужчину в сторону с легкостью, с которой кто-то стряхивает одуванчик.
  Тело Дюка двинулось прямо к левой руке Тиррелла Линкольна. Линкольн, не двигая никакой другой частью тела, схватил Дюка, как бегун в эстафете хватает палочку. В один миг руки Дюка были согнуты за спиной, и он лежал лицом вниз на своем идеальном газоне, в наручниках.
  Рид, которого больше не было видно, вошел в дом.
  Из его телеграммы: «Полиция! Стоять! Полиция! Не двигаться!»
  "Уходите!"
  «Положи это сейчас же » .
  «Ты гангстер, иди на хуй !»
  «Положи это...»
  «Иди на хуй...»
  «Положи его и не двигайся, нет, не подходи ближе».
  «Гангстер! Лжец! Ублюдок!»
  «Положи это! Замри!»
  Вмешался новый звук. Стена шума, которая прозвучала как множество голосов.
  Слов не разобрать, только гул лесопилки, становящийся громче.
  Ночь саранчи.
  Голос Рида стал громче: «Брось это немедленно!»
  «Блядь…»
  Рев перешел в крики. Рид, Майло, Диандра Демарест.
  Рид, самый громкий: «Брось это! Брось это! Брось это сейчас же!»
  «Я, блядь, отрежу...»
  Грохот выстрела.
  Еще пять.
  Майло: «Вот дерьмо».
  Тишина. Скрипучий шум.
  Рид: «Она ушла?»
  Майло: «Да».
   Бас Марлина Морони: «Для канцелярского ножа. Тупая сука».
  Бинчи: «Это то, что использовали террористы 11 сентября. Главное, что ты в порядке, Мо».
  Длительный слышимый звук дыхания.
  Майло спросил: «Кто стрелял?»
  Тишина.
  И тут новый голос. Девичий, дрожащий.
  Эшли Бергойн сказал: «Я сделал что-то не так?»
   ГЛАВА
  44
  Я вышел из фургона.
  Эрик Мончен сказал: «Эй, подожди», но последовал за мной.
  Мы прошли мимо Тайрелла Линкольна, стоявшего над лежащим на земле Филом Дьюком.
  Дюк заныл. «У меня руки болят, как ублюдок».
  Не беспокойтесь о Ребенке.
  Линкольн сказал: «Просто держи себя в руках, мужик».
  Мончен спросил: «Мне нужно присмотреть за ним, сержант?»
  "Я в порядке."
  Мы с Монченом продолжили путь к входной двери. Он сказал: «Я не понимаю, как вы имеете право делать все это».
  Я сказал: «Удача и коммуникативные навыки».
  —
  Мо Рид бесстрастно стоял перед дверью, свесив большие руки.
  Он сказал: «Извините, док, входа нет, они все еще зачищают комнату за комнатой».
  Мончен встал передо мной. «Я помогу убрать».
  Рид не двинулся с места. «В этом нет необходимости, у всех есть оружие, нам не нужны сюрпризы».
  «О», — сказал Мончен. «И что мне делать?»
  «Никто пока не звонил. Ты ведь знаешь код, да?»
  «Конечно», — сказал Мончен. Далеко не уверен. «Мне позвонить из фургона?»
  Рид сказал: «Хорошая идея».
   «Эшли действительно застрелила ее?»
  «Она это сделала».
  «Черт, — сказал Мончен. — Это тяжело».
  Рид посмотрел на фургон.
  «Роджер», — сказал Мончен. Отдав честь, он убежал.
  Рид сказал: «Завтра это ударит по нему. Не говоря уже о ней».
  Очевидный вопрос: а как насчет вас?
  Очевидно, что ничего.
  Может быть, Рид был тактичен, может быть, он неосознанно переместил вес влево. В любом случае, пространство, которое он создал, позволило мне увидеть тело Деандры Демарест.
  Безжалостно освещенная верхним светильником, она лежала лицом вниз на коричневом ковре, запятнанном красным. Одетая в то, что Бинчи описала ранее: черный топ, который мог бы быть от бикини, но мог быть и бюстгальтером, и обрезанные джинсовые шорты, открывающие полумесяцы ягодиц. Босые ноги. Чистые ноги. Светлые волосы развеваются веером. Черный лак на ногтях. Даже ни единого скола.
  Когда я наклонился немного ближе, Рид не остановил меня. Подробности просочились.
  Красный поддон у основания черепа.
  Пять дополнительных кровавых цветков сгруппировались около центра ее позвоночника.
  Новичок или нет, Эшли Бергойн был первоклассным стрелком.
  Судя по всему, на пленке оправдание стрельбы казалось очевидным.
  Хотя повреждение, расположенное на задней стороне, может стать проблемой, если кто-то пожалуется.
  Я услышал шаги с задней стороны дома, крики: «Полиция, покажись». Потом: «Здесь чисто».
  "Прозрачный."
  "Прозрачный."
  Черно-белый припарковался за фургоном UPS. Тайрелл Линкольн увел Фила Дьюка.
  Рид покачал головой. «Я пытался сохранить ей жизнь, Док. Даже с резаком я бы с ней справился».
  Я сказал: «Эшли приняла трудное решение».
   «Если бы она действительно приняла решение».
  «Рефлекторное движение?»
  «Случается. Ей придется иметь дело». Он оглянулся через плечо. «ЛТ отпустит ее. Может, терапия, а?»
  Бергойн вышел из задней части дома, выглядя слишком молодым и подавленным.
  Рид спросил: «Ты в порядке?»
  «Угу». Дрожащий голос. «Эм... все чисто. Мне теперь придется ждать в фургоне».
  «Тогда вот что ты делаешь».
  Она посмотрела на Рида, ее нижняя губа дрожала.
  «Спасибо, что поддержали меня», — сказал он.
  Сдерживая слезы, девушка, застрелившая женщину, побежала к фургону.
  «Вот и все», — произнес голос, почти такой же глубокий, как у Фила Дьюка. Марлин Морони вышел вперед, убирая свой «Глок». «Я здесь, дежурю. Майло говорит, что вы должны встретиться сзади, он думает, что нашел что-то, но не сказал, что именно».
  Рид сказал: «Возможно, большой рубин».
  «Рубин? Как драгоценный камень?»
  "Ага."
  «Правда», — сказал Морони. «А есть ли шанс найти зарытые сокровища?
  Комиссия для преданного государственного служащего?»
  «Если бы только», — сказал Рид.
  «Всегда только если бы», — сказал Морони. «Это называется реальной жизнью».
  —
  Мы с Ридом направились по подъездной дорожке. Несколько шагов привели нас на крошечный задний двор. Внешние осветительные приборы в форме тюльпанов на стеблях были на месте, но не использовались. Единственным источником света был узкий, отскакивающий луч фонарика Майло.
  Он сказал: «Не могу понять, как включить приборы», и провел лучом по коробке предохранителей на стене, а затем по крошечному квадратику газона.
   Идеальный, как трава перед домом и аккуратно подстриженные клумбы, усыпанные цветами.
  За всем этим, куда можно было попасть по короткой кирпичной дорожке, находилась теплица, которая охватывала всю заднюю часть поместья. Впечатляющая конструкция из дерева и стекла, добрых восемь футов высотой, с заостренным концом, украшающим гонтовую крышу. Более богато украшенная, чем дом, слишком большая для этого пространства.
  Тусклый свет и отсутствие звука создавали сенсорную депривацию. Но третье чувство было начеку.
  Причина, по которой Майло нам перезвонил, была ясна.
  Запах, который вы никогда не забудете.
  Рука Мо Рида метнулась к носу. «О».
  Нос Майло был незащищен, когда он мыл стекла теплицы своим фонариком, высвечивая пятна конденсата на внутренней поверхности стекла, пятнышки грязи, контуры растений, прижимающихся к стеклам, словно любопытные дети.
  Дальнейшее сканирование выявило цветы, посеревшие ночью. Мясистый цветок, настолько интенсивно оранжевый, что цвет пробивался сквозь ночные ретинальные клетки.
  Тем временем вонь усиливалась, проникая в мои носовые пазухи, забираясь в голову, овладевая мозгом, а затем и кишечником.
  Мерзкая вонь, что-то большее, чем гниль. Варка и выкипание.
  Я подавил рвотный рефлекс.
  Мо Рид, обычно сохранявший хладнокровие, выглядел так, будто его вот-вот стошнит.
  Майло повернулся к нам. «Насколько я могу судить, эта чертова штука плотно закрыта, и она все еще проходит».
  Рид отступил назад, с трудом сдерживая речь. «Довольно чин, лейтенант».
  «Ты мастер преуменьшения, Моисей. Ладно, я вижу два варианта. Самый простой способ — позвонить в склеп и предоставить все веселье информаторам. Или, на тот случай, если там есть кто-то, кого нужно спасти, мы сами пойдем и посмотрим».
  «Рики Сильвестр», — сказал Рид. «Спасение адвоката».
  Майло рассмеялся. «Не говори никому, Моисей».
  Рид выдавил из себя улыбку и отступил еще дальше.
   Майло вытащил носовой платок, сложил его вдвое, прижал к носу.
  Вата показалась ему ненадежной защитой; обычно он носит с собой ментоловую мазь для смазывания носовых ходов.
  Все эти планы, всего не учесть.
  Он сказал: «Давайте попробуем не дышать», и пошел к теплице.
  Я собрал пиджак, прижал лацкан к носу, решил, что это неловко и бесполезно, и зажал ноздри пальцами.
  Когда я шагнул вперед, Мо Рид спросил: «Ты действительно этого хочешь, Док?»
  Но он не остановил меня, и через несколько секунд я услышал звук его шагов, удаляющихся следом.
   ГЛАВА
  45
  Я был прямо за Майло, когда он распахнул дверь теплицы, выпустив наружу влажное тепло и гниение, которые отпугнули бы даже Сатану.
  «О Боже, что я делаю для Бога и страны», — сказал он, входя в помещение.
  —
  Пол был кирпичный, а центральная дорожка проходила между рядами деревянных столов.
  Вонь, казалось, приобрела плотность, превращая воздух в студенистый и отравляющий.
  Огромное количество визуальной красоты усугубило ситуацию, хотя я не могу сказать почему.
  В горшках на столах, блестящих и узорчатых, размещались пальмы, папоротники, бромелии и другие ананасоподобные растения. Растения с мясистыми листьями, ложкообразными листьями, колючими листьями, другие — нитевидные и нежные, как кукурузные рыльца.
  Я заметил одну из тех красных, в форме сердца, штук, которые продают в гавайских сувенирных магазинах. Оранжевые цветы, которые я видел через окно, принадлежали приземистому, раскидистому существу с волосатыми кожистыми листьями.
  Растение, напоминающее голову птицы.
  Лоза, тянущаяся к потолку, присоски, цепляющиеся за стекло, травянистый осьминог.
  Что-то, не похожее ни на что, что я мог бы классифицировать.
  Все здоровое, пышное, процветающее.
  Пока мы медленно шли, в мой нос ударил аромат. Сладкий, экзотический, тропический, противостоящий вони, но быстро исчезающий.
  Еще один взрыв: имбирный. Он тоже не выдержал токсичности окружающей среды.
  Майло остановился, его вырвало, он закашлялся. Немного согнулся, выпрямился и продолжил свою работу.
  Я обнаружил, что шатаюсь. Потянулся за опорой в виде деревянного стола, передумал и заставил себя идти дальше.
  Никого позади меня. Я полуобернулся, увидел убегающую фигуру Рида. Я посочувствовал, но нашел в этом извращенное удовольствие. Хорошо знать, что что-то может его задеть.
  Майло сделал еще пару шагов. Его фонарик нашел что-то, и он остановился, указал, закрыл все лицо платком, а затем отпустил его ровно настолько, чтобы открыть глаза.
  У дальней стены теплицы были аккуратно сложены несколько больших желтых мешков.
  Почвенная смесь, которую Бинчи видела у Фила Дьюка, принесенного из магазина садовых принадлежностей.
  Слева от мешков была огромная куча рыхлой земли. Пять футов высотой, по форме напоминавшая неуклюже нарисованную первоклассником гору.
  Странно беспорядочно для такого точного гербария.
  Фонарик искал, барахтался.
  Нашел что-то.
  Прорастает сверху кучи. В форме дыни.
  Большая дыня.
  Мы подошли поближе. Вонь нещадно била нас.
  Дыня с глазками...влажная, отслаивающаяся кожура.
  Столько раздутости и гнили, что на первый взгляд ничего не скажешь.
  Второй взгляд улучшил восприятие.
  То, что когда-то было человеческой головой. Рот деградировал до черного О, глазницы превратились в крошечные пещеры, ведущие в никуда.
  Майло блеванул. «Я теряю контроль». Он пробежал мимо меня и выбежал.
   Что заставило меня задержаться еще на несколько секунд, я никогда не пойму.
  Что-то было не так с этой Геенной. И тут до меня дошло: тишина. Никаких мух. Никаких личинок, которым суждено стать мухами.
  Внезапно тишина исчезла, сменившись звоном в голове, металлическим, настойчивым.
  Я бросил последний взгляд на голову и вышел. Медленно, неторопливо.
  Все под контролем. Меня ничто не торопило.
  Когда я вышел, Майло стоял наверху подъездной дорожки и глотал воздух.
  Я сделал то же самое. Думая о теле Джерарда Уотерса, которое хранилось в теплом, влажном месте, прежде чем его сбросили в Палисейдс.
  Майло пришел в себя достаточно, чтобы говорить, но его голос был слабым. «Информационные центры и техники уже в пути. Я их предупредил. Идите в опасное место».
  «Внимательно», — сказал я.
  «Когда видишь что-то подобное, стремишься к любой добродетели, которую можешь заполучить».
   ГЛАВА
  46
  Фил Дьюк временно содержался в тюрьме на западе Лос-Анджелеса, а Тайрелл Линкольн завершил оформление документов и отправился домой с благословения Майло.
  Марлин Морони стоял на страже у дома и говорил: «Я не против, у меня четыре выходных, собираюсь поехать в Лагуна Сека на двухколесный день, покататься на своем Indian по трассе».
  Мо Рид вел коричневый фургон обратно на станцию, оба пассажира были новичками. Эшли Бергойн скоро будет отвечать на вопросы. Мы все будем.
  Армия по расследованию преступлений прибыла на место происшествия не сразу, поскольку была занята расследованием трех других убийств: одного в Ланкастере и двух в Южном Централе.
  Мы с Майло еще раз обошли дом Дьюка в поисках рубина, но безуспешно.
  «Как ты и сказал, у Рики есть сейф. Насколько нам известно, она — главный победитель, взяла его и рассталась».
  Я спросил: «Вы считаете ее вдохновителем?»
  «Я не знаю, что я вижу, кроме этого… то, что в мульче, должно быть, Бакстром. Это значит, что все остальные мертвы, а она, возможно, нет».
  Мы вышли на улицу, он выкурил сигару, а я позволил своим мыслям успокоиться.
  Я сказал: «Я все еще вижу Деандру как босса. Рубин был важен для нее. Она могла бы держать его близко».
  "Значение?"
  Морони закрыл входную дверь. Я указал на нее.
  «Что?» — спросил Майло.
  «О ней».
  Он тяжело запыхтел. Подошел к Морони, который отошел и позволил ему открыть дверь. Заглянув внутрь, он вернулся, взял трубку и позвонил в ночной стол в склепе. «Педро? Мило. Сколько времени займет твой следователь? Можешь посмотреть, смогут ли они немного его перехватить... Я знаю, но о чем ты говоришь, парочка бандитских штучек, мои гораздо интереснее... мы все этим занимаемся уже давно, Педро. Это все еще может случиться, то, чего ты никогда раньше не видел, поверь мне».
  Двадцать минут спустя подъехал белый, сине-полосатый фургон для крипты с двумя водителями, готовый к обычной стоянке, пока CI не одобрит транспорт. Через несколько минут — фургон побольше, мобильная криминалистическая лаборатория.
  Последним прибыл синий седан с двумя следователями: одну я знала как Глорию, бывшую медсестру, а другую, как я узнала, звали Тиш, бывшую терапевтку-пульмонолог.
  Оба были одеты в трикотажные топы, джинсы и кроссовки. Глория сказала: «Где ситуация разложения?»
  Майло сказал: «Сзади, теплица. Сначала займись той, что в доме, она чистая».
  Он сказал им, что ему нужно.
  Тиш сказала: «Педро сказал, что это может быть интересно. Я могу начать думать, что он заслуживает доверия».
  Они подошли к телу так, как это делают опытные информаторы. Надев перчатки и уделив время осмотру, затем устно и визуально зафиксировали место происшествия, Тиш использовала свой мобильный телефон, чтобы сделать фотографии, запечатлевая каждую рану, Глория говорила в мини-диктофон.
  Она пересчитала гильзы из табельного оружия Бергойна и сказала:
  «Это будет весело для технарей».
  Возвращаясь к ранам. «В причинах нет особой тайны».
  Вплоть до шорт. «Не так уж много одежды, и я не вижу никаких выпуклостей в карманах, но давайте попробуем».
  Она похлопала по одежде, пока Тиш продолжала снимать.
  В четырех карманах шортиков ничего не оказалось, то же самое было и в чашках топа, который оказался бюстгальтером от Trashy Lingerie.
  «Нет, извини», — сказала Тиш. «Есть ли причина, по которой нам не следует говорить ребятам о транспортировке?»
   Я спросил: «Можно ли снять шорты прямо здесь?»
  Все посмотрели на меня.
  Я повторил логику, которую изложил Майло.
  Он сказал: «О».
  Тиш сказала: «Ты думаешь, это может быть из-за нее? Фу».
  «Просто мысль».
  Глория сказала: «Протокол гласит, что их следует раздеть в склепе». Пауза.
  «Почему бы и нет, лучше, чем если бы что-то выпало и мы этого не увидели».
  Тиш сказала: «Эй, мы все взрослые».
  —
  Шорты плавно соскользнули вниз после первого рывка.
  Никаких трусиков.
  Тонкая золотая цепочка опоясывала самую широкую часть прекрасных, пышных бедер Деандры Демарест. Стянутая в центре небольшим весом.
  Красный камень размером с большую коктейльную оливку свисал точно по центру вертикальной полоски крашеных в блондинистый цвет лобковых волос. Частично скрытый волосами, но резкий верхний свет нацелился на рубин и зажег искры.
  «Ого», — сказала Тиш. «Мы бы увидели это в склепе, подумали бы, что это подделка, одна из тех стриптизерш, мы бы, наверное, спрятали ее в каком-нибудь шкафчике».
  Она посмотрела на меня. «Ты умный человек. Или ты понимаешь женщин».
  Кривая улыбка. «Обе возможности меня пугают».
   ГЛАВА
  47
  Рубин был сфотографирован, зарегистрирован, помещен в конверт для вещественных доказательств и передан специалистам по расследованию преступления. После звонка Норин Шарп от Майло, который точно очертил.
  Она сказала: «К нам, а?»
  «Самый безопасный маршрут».
  «Единственный маршрут, Майло. Я сейчас туда еду, найди для него подходящее место».
  Вскоре тело Деандры Демарест упаковали в мешок, погрузили на каталку и отвезли в сине-полосатый фургон.
  Информационный агент ушёл.
  Один из техников спросил: «И что теперь?»
  Майло сказал: «Грязная работа. Извините».
  «Мы делаем много опасного».
  «Я попросил две дополнительные маски».
  «Их я тоже получил».
  "Будьте здоровы."
  «Мы слышим это постоянно», — сказал техник.
  "Вы делаете?"
  "Нет."
  Он и его партнер рассмеялись.
  Что бы ни помогло.
  —
   Герметичная теплица не позволила мухам проникнуть внутрь, а сжатие кучи почвы частично сохранило тело. Но природу не остановишь, и бактерии и крошечные клещи, мигрирующие с растений, сделали свое дело, хотя и гораздо медленнее, чем личинки мясных мух.
  Разложение распространилось вниз, сосредоточившись на открытой голове, оставив ноги ниже колен и ступни нетронутыми. Руки и кисти были где-то в середине спектра, и все десять пальцев все еще могли оставлять приличные отпечатки.
  Была проведена проверка личности, а также установлен маршрут, по которому погибший мужчина отправился в вечность.
  Две пули вошли в затылок мозга Генри Бакстрома. Позже в тот же день в криминалистической лаборатории было получено баллистическое совпадение: то же самое оружие убило Джерарда Уотерса. Местонахождение так и не было установлено.
  Майло пришел ко мне домой и все мне рассказал. «Грязный конец для грязного парня».
  Я спросил: «Как долго Бакстром был там?»
  «Полагаю, около недели».
  «Он также был расходным материалом с самого начала».
  Он кивнул. «Куча мульчи ДиДи и Фила. Не то чтобы Дюк в чем-то признался. Адвокат пришел после того, как я задал ему несколько вопросов. Я узнал о его родственных связях с ней. Дальние родственники, троюродные или четвероюродные, он не был уверен. Он едва знал ее, когда она появилась и рассказала ему историю».
  Я спросила: «До или после того, как ты его соблазнила?»
  «Кто знает? Не то чтобы молчание ему помогло, засуньте тело в теплицу и дайте ему разложиться, даже присяжные Лос-Анджелеса поймут. Другие новости — никаких новостей о Рики Сильвестр. Ни дома, ни в офисе, так что она либо еще один спрятанный труп, либо сбежала из курятника».
  Я сказал: «Вот и всё».
  Но мы ошибались.
  —
  Вскоре после десяти вечера на станцию West LA поступил звонок. Майло был не на службе, но дежурный сержант был достаточно умен, чтобы вспомнить и позвонить ему.
  Он заехал ко мне домой, и мы одновременно прибыли в Авентуру.
  Проезд был перекрыт сетчатым ограждением, но ворота шириной с машину, на которых висела запрещающая табличка, были распахнуты.
  У отеля был свой запах: сухая, затхлая аура заброшенности. Как в испорченной сауне.
  Одна машина на парковке, Saturn с вывеской частной охранной фирмы. Две черно-белые припаркованы у входа в лоджию, ведущую в The Green. Окна The Can были черными, места для озеленения такими же нерабочими, как и на заднем дворе Фила Дьюка. Но вестибюль был ярко освещен и открыт стеклянными стенами.
  За стойкой сидел нанятый полицейский в форме, средних лет, с брюшком, и играл со своим телефоном.
  Майло сказал: «Подожди здесь», вошел и поговорил с охранником.
  Короткий разговор. «Это он его нашел, обычный патруль».
  Я сказал: «Кажется, он невредим».
  «Двадцать лет на работе в Питтсбурге, говорит, что видел все. Он смотрит на обнаженку на своем телефоне, ему все равно».
  —
  Обе полицейские машины были пусты. Их крыши освещали дорогу красным и синим светом.
  После первого поворота мы наткнулись на четыре униформы.
  Один сказал: «До самого конца».
  «Спасибо за сохранение этой сцены».
  «Конечно, сэр. Здесь ничего нет, кроме насекомых».
  Мы с Майло надели перчатки.
  Полицейский сказал: «Дайте мне знать, когда будете готовы, сэр».
  —
  Уно вскоре приобрел вид заброшенного дома: сетки с крыльца были сняты, входная дверь приоткрыта и неисправна, оконные ставни расколоты.
  Ступеньки крыльца протестующе замяукали. Палуба была усеяна листьями, пылью и обрывками бумаги. Майло посмотрел на каждого из них, сказал: «Мусор», и повернулся направо.
  Гляжу на большое ротанговое кресло в павлиньем стиле, где сидела Талия, когда я впервые ее встретил.
  Никакого Сидни Гринстрита, громилы, нагружающего трость, никакой тощей столетней старушки, затмеваемой пышным троном.
  Что-то среднее.
  Полненькая женщина с немодными вьющимися желтыми волосами, одетая в слишком обтягивающее платье с цветочным принтом, которое задралось, когда она скользнула вниз, обнажив ямочки на коленях и развернутые в разные стороны ступни, неуклюжие и похожие на утиные.
  Голова Рики Сильвестр откинулась назад. Кожа ее была зеленовато-серой. Сухая дорожка слюны полосовала ее подбородок.
  На полу справа от нее стояла пустая бутылка водки «Сведка». Рядом с ней — маленькая янтарная бутылочка из-под таблеток. Крышка с защитой от детей.
  Правила говорят, что нужно ждать, пока CI не освободят тело. Майло взял Рики Сильвестр за подбородок и осторожно поднял ее лицо.
  Почти закрытые глаза, едва заметная полоска серого стекла.
  Рот расслаблен, язык свисает вправо.
  Он опустил ее, все так же нежно. Присел и посветил фонариком на этикетку пузырька с таблетками.
  Шестьдесят таблеток препарата Перкоцет, официально назначенных врачом в Санта-Монике.
  «Все это и бутылка выпивки», — сказал он. «Не совсем крик о помощи».
  Я сказал: «У нее сбоку застрял конверт», и показал ему.
  «Протокол говорит: ждите CI. Я уже нарушил правила».
  «Еще бы».
  «Чёрт, — сказал он и вытащил конверт. — Если кто спросит, мы нашли его на полу».
  На всякий случай он протер им пол и собрал грязь.
  Конверт делового размера с именем Рики Сильвестра, его степенью и адресом офиса в верхней части.
  Закрыт, но не заклеен. Он поднял клапан.
   Та же информация на единственном листе бумаги, сложенном внутри.
  Под бланком изящный почерк ярко-оранжевыми чернилами.
  «Нестандартный цвет, выглядит как перьевая ручка», — сказал он. «Давно такого не видел».
  Мы читаем вместе.
  Для тех, кто случайно меня найдет, я делаю это добровольно. и с миром. Боль была всегда, но теперь она возросла до еще один уровень, и мне нужно уйти.
   Талия Марс была мне дорога, а я ее подвел. Хуже того, я подвел себя, поддавшись эмоциям, которые превратились оказывается пустым. Филип Дьюк — злой, манипулятивный убийца.
  Он притворился, что заботится обо мне, и завел меня в темное место. где я сделал немыслимое. Хотя я понятия не имел, абсолютно НИКАКИХ, что это зашло бы так далеко, как это произошло. (Подробности доступны в нижний правый ящик стола в моем офисе, (адрес которого указан выше.)
   Моя последняя воля и завещание также находятся в этом ящике, как и список рекомендаций другим адвокатам для моих замечательных клиентов которого я покидаю с глубоким сожалением.
   Но это должно было произойти.
   С теплом, Рики.
   ГЛАВА
  48
  Доступ к ящику удалось получить только на следующий день. Майло уведомил Джареда, что его услуги больше не потребуются .
  Секретарь сказала: «О чем вы? Вы не можете меня уволить».
  Майло объяснил.
  Джаред взял свой чайник, телефон, куртку из кожзаменителя, которую он накинул на стул, и поспешил выйти.
  Майло повернулся ко мне. «Вперед, мы знаем маршрут».
  —
  Завещание было именно там, где сказал Рики Сильвестр.
  Никакой авторучки, кроме ее подписи. Она печатала на компьютере кратко и четко. Такой адвокат, какой вам нужен, если вы можете доверять ей.
  Большую часть своей жизни, начала она, честность была ее «притчей во языцех». Традиция, переданная мне моим дедом, известным адвокатом Джоном Э. «Джеком»
  МакКэндлесс».
  Грандиозное исключение из ее моральной позиции произошло во время
  «состояние алкогольного опьянения». Согласие на поиски и в конечном итоге подтверждение наличия «рубина в 57 карат» в комнате Талии.
  По просьбе ее «соблазнителя» Филиппа Дьюка.
  Я не буду лгать и говорить, что не ожидал ничего, что могло бы произойти с драгоценным камнем. Филип Дьюк ясно дал понять, что он по праву принадлежит его семье и что он будет владеть им. Но я
   отклонила его просьбу забрать драгоценный камень во время одного из моих визитов к Талии на дом.
  Полагаю, я знал, что он попытается заполучить рубин тайно, однако я рационализировал это как минимальную потерю для Талии, учитывая, что она десятилетиями оставляла его на виду и никогда не включала его в свое имущество, когда перечисляла его мне, как ее душеприказчику. Фактически, только после того, как Фил Дьюк предупредил меня о визуальных характеристиках камня, я смог найти его, служащим навершием наверху лампы, использование, которое я решил охарактеризовать как юмористическое принижение камня Талией.
  Я не оправдываюсь, однако подчеркиваю, что я никоим образом не ожидал, что моя передача информации о камне Филиппу Дьюку приведет к убийству. Когда я узнал о смерти Талии, я был потрясен не меньше всех. Талия была мне дорога. Мне потребовалось много времени, чтобы осознать ужасные факты и осмыслить их. Я наконец понял, что кто-то такой бессердечный, как Филипп Дьюк, вероятно, попытается совершить со мной подобный поступок. Испугавшись, я отправился в гостиницу Ojai Valley Inn, где провел два дня, размышляя о своем будущем.
  В конце концов, осознав, что это будущее смутно и безнадежно, в дополнение к тому, что я годами страдал от невралгии и других источников физической боли, и в духе полного искупления, я решил установить для себя наказание в виде смертной казни.
  В том же духе, находясь в здравом уме и здравом уме и не имея прямых наследников, я настоящим завещаю все свое имущество тем же благотворительным организациям, которым выгодно имущество Талии Марс, в тех же пропорциях.
  Искренне,
  Ришелин (Рики) Сильвестр, доктор права, эсквайр.
  Ниже — описание ее имущества. Акции, облигации, недвижимость. Не сильно отличается от имущества Талии. Меньше, но все равно существенно.
  «Шесть миллионов», — сказал Майло. «Большая Птица будет парить».
   ГЛАВА
  49
  Гарольд Сароян посмотрел на Эли Аронсона. Эли посмотрел на Майло и меня. У обоих мужчин было грустное выражение лиц родителей, вынужденных наказать обычно хорошо воспитанного ребенка.
  Сароян, седовласый, усатый мужчина лет восьмидесяти, покупал и продавал цветные драгоценные камни в офисе в здании Elie's в центре города. Он пришел на встречу в черном костюме, безупречной белой рубашке и экстравагантном желтом галстуке, неся черный кожаный футляр, из которого он вытащил ювелирную лупу и стереоскопический зум-микроскоп.
  Встреча проходила в комнате с высоким уровнем безопасности в зоне собственности криминалистической лаборатории, доступ к которой осуществлялся с помощью кодированной карты Норин Шарп. Норин там не было, ее вызвали за несколько минут до этого на одну из погрузочных площадок, куда только что прибыли две машины, помятые и залитые кровью из-за смертельной аварии на 101-й трассе.
  Только Майло, я и торговцы драгоценностями, расположившиеся вокруг простого серого стола. В центре сверкающий кусочек великолепного граненого красного камня лежал на черном бархатном мешочке, предоставленном Норин. («Хвастается цветом, не так ли?») Сароян начал с того, что поднес рубин к свету и повернул его между пальцами. Затем с помощью лупы, затем телескопа, прежде чем вернуть рубин на место.
  Он вздохнул. Снова посмотрел на Эли.
  Эли сказал: «Хочешь что-то рассказать? Расскажи».
  Сароян повернулся к нам. «Прошу прощения за то, что мне пришлось вам это сказать. Это шпинель».
  Майло сказал: «Что есть…»
  Эли сказал: «Это не рубин».
   «Это подделка?»
  «Если вы скажете кому-то, что это рубин, это подделка. Но это не стекло, это другой камень, называемый шпинелью. ШПИНЕЛЬ».
  Гарольд Сароян сказал: «Я понял это в ту минуту, как поднял его, но чтобы вам стало легче, я заглянул внутрь. Без сомнения».
  Я спросил: «А что дало то, что я его поднял?»
  «Мне показали, что у него нет плеохроизма — он не преломляет свет, как рубин. Рубины обладают двойным лучепреломлением, свет разделяется с двумя разными скоростями. Шпинели обладают одинарным лучепреломлением, призматического эффекта не возникает. Взгляд внутрь показал то же самое. У шпинели восьми-, иногда двенадцатигранные кристаллы. У рубинов их шесть. У этого — двенадцать».
  Майло спросил: «Сколько это стоит?»
  Сароян: «Хорошая шпинель, такого размера? Несколько тысяч долларов. Может, пять можно будет купить».
  "Тысяча."
  Эли сказал: «В этом-то и суть. А не в миллионах».
  Майло откинулся на спинку стула. Он побледнел. Я знал, о чем он думал.
  Все эти жизни ради этого.
  Он сказал: «Очевидно, Британский музей не был обманут, так что, вероятно, его подменили рубином некоторое время спустя».
  Сароян дернул за узел галстука. «Не обязательно, лейтенант.
  Торговцы в Азии поняли это давно, но европейцам потребовалось больше времени, чтобы получить образование. Много лет назад красивый голубой камень был сапфиром, красивый красный камень был рубином. В Британской императорской государственной короне есть большая шпинель, которую все считали рубином. Было много других подобных ситуаций».
  Эли сказал: «Цари и короли думали, что знают, что получают.
  Они этого не сделали».
  Сароян поднял камень, потер его между пальцами. «Немного мягче рубина, семь с половиной, восемь по шкале Мооса вместо девяти для рубина, но это все равно довольно твердо. Еще больше запутывает то, что шпинели встречаются там же, где и рубины. На самом деле они встречаются реже, чем рубины. Так почему же они не более ценны?»
   Он пожал плечами. «Это драгоценные камни, это все о мистике. Как и с женщинами — моделями. Фотограф хочет блондинку, симпатичных брюнеток не берут».
  Майло сказал: «Но иногда требуются брюнетки».
  Сароян сказал: «Правда. Но пока рынок хочет только блондинок».
  Я сказал: «Значит, не обязательно была замена».
  «Я посмотрел фотографии музейной экспозиции, сэр. По старой фотографии невозможно сказать наверняка, но я не спеша ее изучил и нашел грани, идентичные этому камню. Если бы мне пришлось делать ставку, это был бы тот, который принадлежал египтянину».
  Майло сказал: «Никто не заметит разницы, пока не попытается это продать».
  «Возможно, даже после того, как они попытались продать его, лейтенант. Иногда люди не осторожны. Иногда они лгут».
  «Хорошо, спасибо, джентльмены», — сказал Майло. «Признателен за то, что вы пришли, и сожалею, что это была пустая трата времени».
  «Не зря», — сказал Сароян. «Это интересная история. В моем возрасте начинаешь больше коллекционировать истории, чем деньги».
  —
  Мы вчетвером вышли из Херцберга. Сароян сел в блестящий черный Mercedes S300, Эли — в не менее изящную серебристую версию той же модели.
  Я сказал: «Столько возможностей для мошенничества. Тот, кто продал его египтянину, и кто знает, скольким еще до этого, а затем ювелиру, который сдал его на комиссию Дранси, Дранси, Хоук, Талия».
  «Не Демарест», — сказал Майло. «Идиот. Ты думаешь, Талия прикрепила то, что она считала состоянием, на лампу?»
  Я сказал: «Вот с таким предположением я хочу жить».
  "Почему?"
  «У нее есть чувство юмора».
  —
   Мы дошли до машины. Я спросил его, когда я смогу выйти на публику.
  Он сказал: «Какого черта, больше нечего скрывать».
  «Тогда подождите секунду».
  Я набрал номер на своем сотовом. Максин Драйвер ответила из своего офиса.
  «О, привет», — сказала она. «Сейчас начнутся приемные часы. Ноющие второкурсники, желающие, чтобы их оценки изменились».
  «Заставьте их подождать в холле, у меня для вас есть история».
  Я рассказал ей основы. Удивительно короткая история.
  Она сказала: «Этого определенно стоило ждать. Вы восстановили мою веру в человечество».
  Я повесил трубку без комментариев. Но когда я выезжал с парковки криминалистической лаборатории, я подумал: какой неправильный способ выразиться.
   ГЛАВА
  50
  В начале года после убийства Талии Марс меня пригласили на празднование в амбулаторном отделении Western Peds. Обычно я отговариваюсь от таких вещей. На этот раз я надел костюм и галстук и попросил Робина составить мне компанию.
  Последние одиннадцать месяцев я пытался оставить Талию позади себя с довольно большим успехом. После того, как я организовал перевозку ее крошечного тела из склепа в морг в Форест-Лоун в Бербанке, я выбрал участок на склоне холма с видом на крупную телестудию, съемочные площадки и малоэтажную застройку.
  Было бы здорово, если бы ей дали место рядом с любовью всей ее жизни, но в Hollywood Legends ей места нет.
  В этом месте нет надгробий, так что мне не нужно было заказывать один. Каждый получил обычную латунную табличку, установленную на изумрудном дерне.
  Я составил текст, сделал его простым. Имя, даты рождения и смерти, указывающие на невероятно долгую жизнь, цитата из лорда Байрона. Потому что он породил гения и был таким же хорошим поэтом, как и любой другой.
   Я знала, что это любовь, и чувствовала, что это слава.
  И это было всё.
  —
  «Хорошее дело», — сказал я Робину. «А еще я увидел тебя в этом красном платье».
  Она спросила: «Почему ты думаешь, что я надену красное платье?»
  "Почему нет?"
   Она рассмеялась. «Почему бы и нет, в самом деле. Я в нем выгляжу горячо».
  —
  Вечеринка откладывалась несколько раз, задерживалась на месяцы, поскольку имущество Талии было тщательно проверено IRS и государственным Налоговым советом по франшизам. Каждая благотворительная организация, указанная в завещании, проверялась многократно и многократно в надежде найти что-то некошерное и подлежащее конфискации.
  Рики Сильвестр отлично справилась с работой юриста по наследству, но ее причастность к убийствам дала обоим агентствам дополнительный повод прочесать завещание на предмет признаков ненадлежащего поведения. Затем возник вопрос о завещании Сильвестра и ее указании, что оба документа следует рассматривать как «единое целое». После этого — встречи, меморандумы, целая куча головоломок на все более высоких уровнях государственной власти.
  Я ничего не знал о заторе и наслаждался бутылкой Chivas Blue из ящика, который Майло прислал мне сразу после закрытия ящика, когда позвонил Рубен Игл.
  Я сохранил подарочную карту Майло с надписью «Раннее Рождество».
  С ним это никогда не прекращается.
  Звонок Рубена был о получении направления к нейропсихологу для ребенка с трудно поддающимся категоризации эпилептическим расстройством. Я назвал три имени замечательных людей, затем спросил, каково это — быть хорошо профинансированным.
  Он сказал: «Еще нет».
  «Что его задерживает?»
  «Понятия не имею».
  Я позвонил главному юристу больницы по вопросам развития, рассказал ему об ограблении в Дранси и вероятной незаконной конфискации федеральными властями частной бижутерии.
  «Возможно, это то, что я смогу использовать», — сказал он. «Я полагаю, вы не хотите, чтобы вас цитировали».
  «Хорошая догадка».
  «Хм… ну, я не уверен, как я могу это использовать… но спасибо».
  Две недели спустя средства были выплачены в полном объеме. Включая шпинель, которую продали брокеру по драгоценным камням в Атланте за четыре с половиной тысячи долларов.
   Что с ним случилось потом, я понятия не имею.
  То же самое касается и того, имел ли мой звонок какое-либо отношение к освобождению имущества Талии.
  Что я знал, так это то, что Филу Дьюку, утверждавшему, что он никогда в жизни не стрелял из оружия, и что Генри Бакстром застрелил Джерарда Уотерса, а затем был застрелен Диандрой Демарест, разрешили признать себя виновным в непредумышленном убийстве.
  Восемнадцать лет. В его возрасте это может оказаться пожизненным сроком.
  Его единственная просьба: тюрьма, «где будет театральная программа».
  —
  Мы с Робином прибыли на вечеринку с опозданием на десять минут.
  Торт, газировка, бутилированная вода для добродетельных — все это было установлено в комнате рядом с больничной часовней.
  Рубен Игл, прекрасный врач и безупречный человек, не был оратором.
  Но то, чего не хватало его речи в динамизме, компенсировалось искренностью. Его глаза увлажнились, когда он поднял гигантское факсимиле чека, созданное отделом по связям с общественностью больницы. Впечатляющая вещь, полная нулей, подпись Талии — точная репродукция.
  Рубен говорил немного дольше, чем нужно, информируя аудиторию
  — члены правления больницы, руководители развития, работавшие на него педиатры, ординаторы и внештатные сотрудники, несколько деканов медшкол, Робин, Майло и я — каким благословением Талия была для отделения. Как это благословение будет расти в последующие годы. Как все это так сильно изменилось.
  Несколько детей — давно выздоровевших пациентов — также были приглашены вместе с их родителями. Персонализация добрых дел, которые амбулаторное отделение делало каждый день. Они стояли в стороне, запуганные костюмами и белыми халатами.
  Но двое детей, мальчик и девочка, получили возможность держать гигантский чек, а вторая девочка отвечала за то, чтобы поднять увеличенную фотографию Талии.
  Черно-белое изображение, снятое в ресторане Perino’s.
  Лерой Хоук и Джек МакКэндлесс. Бокал мартини выпал, оставив нетронутое, с яркими глазами лицо эльфа прекрасной, счастливой молодой
   женщина.
   Маше
   Особая благодарность Дорин Хадсон и Лоре Йорстад
   Книги Джонатана Келлермана
  ВЫМЫСЕЛ
  РОМАНЫ АЛЕКСА ДЕЛАВЭРА
   Отель разбитых сердец (2017)
   Разбор (2016)
  Мотив (2015)
   Убийца (2014)
   Чувство вины (2013)
   Жертвы (2012)
   Тайна (2011)
   Обман (2010)
   Доказательства (2009)
   Кости (2008)
   Принуждение (2008)
   Одержимость (2007)
   Унесенные (2006)
   Ярость (2005)
  Терапия (2004)
   Холодное сердце (2003)
   Книга убийств (2002)
   Плоть и кровь (2001)
   Доктор Смерть (2000)
   Монстр (1999)
   Выживает сильнейший (1997)
   Клиника (1997)
   Интернет (1996)
   Самооборона (1995)
   Плохая любовь (1994)
   Дьявольский вальс (1993)
  Частные детективы (1992)
   Бомба замедленного действия (1990)
   Молчаливый партнёр (1989)
   За гранью (1987)
   Анализ крови (1986)
   Когда ломается ветвь (1985)
   ДРУГИЕ РОМАНЫ
   Дочь убийцы (2015)
   «Голем Парижа» (с Джесси Келлерманом, 2015) «Голем Голливуда» (с Джесси Келлерманом, 2014) «Настоящие детективы» (2009)
  «Преступления, влекущие за собой смерть» (совместно с Фэй Келлерман, 2006) «Искаженные » (2004)
   Двойное убийство (совместно с Фэй Келлерман, 2004) Клуб заговорщиков (2003)
   Билли Стрейт (1998)
   Театр мясника (1988)
  ГРАФИЧЕСКИЕ РОМАНЫ
   Молчаливый партнёр (2012)
   Интернет (2012)
  ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
  With Strings Attached: Искусство и красота винтажных гитар (2008) Savage Spawn: Размышления о жестоких детях (1999) Helping the Fearful Child (1981)
   Психологические аспекты детского рака (1980) ДЛЯ ДЕТЕЙ, ПИСЬМЕННО И ИЛЛЮСТРИРОВАНО
   Азбука странных созданий Джонатана Келлермана (1995) Папа, папочка, можешь ли ты дотронуться до неба? (1994)
   Об авторе
  ДЖОНАТАН КЕЛЛЕРМАН — автор бестселлеров № 1 по версии New York Times , автор сорока одного криминального романа, включая серию об Алексе Делавэре, «Театр мясника», «Билли Прямой, Клуб заговорщиков, Извращенный, Настоящие детективы и Убийцы Дочь. Со своей женой, автором бестселлеров Фэй Келлерман, он написал книгу «Двойной Убийство и тяжкие преступления. Вместе со своим сыном, автором бестселлеров Джесси Келлерманом, он написал «Голем Голливуда» и «Голем Парижа». Он также является автором двух детских книг и многочисленных научно-популярных произведений, включая «Дикое порождение»: Размышления о детях, склонных к насилию, и о том, что связано с этим: искусство и красота Винтажные гитары. Он выиграл премии Goldwyn, Edgar и Anthony и был номинирован на премию Shamus. Джонатан и Фэй Келлерман живут в Калифорнии, Нью-Мексико и Нью-Йорке.
  jonathankellerman.com
  Facebook.com/ Джонатан Келлерман
  
   Что дальше?
   Ваш список чтения?
  Откройте для себя ваш следующий
  отличное чтение!
  Получайте персонализированные подборки книг и последние новости об этом авторе.
  Зарегистрируйтесь сейчас.
  
  Структура документа
   • Титульный лист
   • Авторские права
   • Содержание
   • Глава 1
   • Глава 2
   • Глава 3
   • Глава 4
   • Глава 5
   • Глава 6
   • Глава 7
   • Глава 8
   • Глава 9
   • Глава 10
   • Глава 11
   • Глава 12
   • Глава 13
   • Глава 14
   • Глава 15
   • Глава 16
   • Глава 17
   • Глава 18
   • Глава 19
   • Глава 20
   • Глава 21
   • Глава 22
   • Глава 23
   • Глава 24
   • Глава 25
   • Глава 26
   • Глава 27
   • Глава 28
   • Глава 29
   • Глава 30
   • Глава 31
   • Глава 32
   • Глава 33
   • Глава 34
   • Глава 35
   • Глава 36
   • Глава 37
   • Глава 38
   • Глава 39
   • Глава 40
   • Глава 41
   • Глава 42
   • Глава 43
   • Глава 44
   • Глава 45
   • Глава 46
   • Глава 47
   • Глава 48
   • Глава 49
   • Глава 50
  
  
  Джонатан Келлерман.
  Ночные перемещения (Алекс Делавэр, №33)
  
  Ледяной дом. Если отбросить реальность.
  Бульвар Сансет в воскресенье в десять тридцать вечера был легкой прогулкой, прохладный апрельский воздух смягчал интерьер Севильи. Чтобы добраться сюда из моего дома в Беверли-Глен, я проехал через Бель-Эйр и Брентвуд, повернул на юг на четверть мили в Пасифик-Палисейдс, продолжил путь через обсаженные деревьями участки архитектурного возрождения: колониальный, испанский, средиземноморский, греческий, неопознанный.
   Предупреждения о непроходимости на большинстве поворотов; спланированное сообщество, отпугивающее случайных посетителей. Повороты, проложенные GPS, привели меня на улицу под названием Evada Lane, которая через три квартала заканчивается тупиком.
  Построенный в семидесятых годах участок, палисады, но никаких палисадов не видно.
  Это была ровная местность, географически ничем не примечательная, слишком далекая от океана, чтобы кто-то мог почувствовать запах соленой воды.
  На Среднем Западе респектабельная недвижимость среднего класса. В Лос-Анджелесе нет ни одного строения стоимостью менее миллиона.
  Дом, привлекший всеобщее внимание, расположился на конце тупика, словно вишенка на пломбире. Один из амбициозных колониальных домов, возвещаемый белыми колоннами, его кирпичный фасад был подсвечен красным и синим от патрульных машин полиции Лос-Анджелеса. Такое же световое шоу было на черном Range Rover и сером седане Lexus на подъездной дорожке.
   Вся эта мощность любезно предоставлена полудюжиной полицейских машин, кружащих вокруг белого фургона для перевозки. Фургон криминалистической лаборатории стоял рядом, фары выключены, пуст. Никаких признаков следователей коронера; пришли и ушли.
  Офицеры в форме стояли вокруг, ничего не делая. Радиостанции рявкали полицейские вызовы, голоса диспетчеров были безличны, когда они вели хронику злобы и несчастий этого вечера.
  Легкий весенний ветерок; желтая лента развевалась.
  Сразу за лентой, грязно-серая Impala, которая, как я знал, была нынешней машиной детектива Мозеса Рида, стояла рядом с белым Porsche 928, в котором я не раз был пассажиром. Поездка вне службы, которую разделили лейтенант Майло Стерджис и его напарник, хирург-травматолог по имени Ричард Сильверман.
  Рид приехал всего два часа назад, посмотрел и позвонил боссу. Майло, страдающий от благотворительного ужина для работодателя Рика, Cedars-Sinai ER, примчался из Beverly Hilton и позвонил мне.
  «Что случилось?» — спросил я.
  «Сложно, посмотрите сами. Пожалуйста».
  —
  Он встретил меня прямо у входной двери, одетый в бумажный костюм с капюшоном, ботинки и перчатки.
  «Да, я знаю, я похож на гигантский сперматозоид. Тебе не нужно унижаться, технологии почти закончены». Он снял костюм, обнажив обвислый черный костюм с лацканами, оставшимися со времен строительства дома, белую рубашку и серебристый галстук, который, должно быть, принадлежал Рику.
  «Очень GQ » .
  «Почти смокинг?» — сказал он. «Проклятый банкет, мне пришлось выпустить штаны на три дюйма, на четыре было бы лучше — хватит моих проблем, пойдем посмотрим на настоящую».
  Бумажный наряд заставил меня ожидать ужаса и хаоса. Майло открыл дверь на удивление спокойно.
  Двухэтажный вход с полом из вощеного ореха был в центре стола из красного дерева, на котором стояла ваза с шелковыми розами. Бронзовая люстра отбрасывала успокаивающий свет. Слева, вкрадчиво приятные пейзажи заполняли
  белая стена; справа лестница, устланная синим ковром, вела на небольшую площадку.
  Майло продолжал идти прямо, к другой стене, украшенной бра и прерываемой открытым дверным проемом.
  В щель двинулась фигура. Мо Рид, молодой, румяный, все еще в бумажном костюме, но без капюшона. Розовая кожа виднелась сквозь его светлый ежик.
  Местами костюм был тесным, руки тяжелоатлета проверяли прочность древесной массы на разрыв.
  «Лейтенант, док», — отходит в сторону.
  Я последовал за Майло в скромно пропорциональную, красиво обставленную гостиную, которая заканчивалась рядом французских дверей. Сквозь стекло виднелись садовая мебель, трава, деревья. Слева — столовая, а за ней — еще один открытый дверной проем, ведущий в белую кухню.
  Когда людей убивают в их домах, это почти всегда происходит в спальне или на кухне. Майло продолжил идти, пересекая гостиную и поворачивая направо, к закрытой двери.
  Он постучал.
  Женский голос сказал: «Подождите».
  «Это снова я».
  «Одну секунду, лейтенант».
  Дверь открылась, и вошел лаборант в бумажном костюме с бейджиком под именем «И». Йонас. Маска была сброшена, открыв молодое женское лицо цвета какао.
  В одной руке пинцет, в другой — пузырёк, в пузырёк — что-то чёрное и червивое.
  Она сказала: «Еще несколько секунд, и я уйду, сэр, но вы можете войти».
  «Спасибо», — сказал Майло. «Я хочу, чтобы доктор Делавэр посмотрел».
  Я. Йонас посмотрел на меня. «Патоморфолог действительно приехал на место происшествия?»
  Майло сказал: «Другой патолог. Псих».
  Техник окинул меня более пристальным взглядом. «Инес Джонас, доктор. Я бы пожала вам руку, но, очевидно,». Она переместилась вправо, давая мне более полный обзор.
  Комната была уютной и обшитой сосновыми панелями. То, что выглядело как библиотека/кабинет/офис, с заполненным книгами репро-викторианским шкафом и соответствующим столом. Верх стола из тисненой кожи был голым, за исключением зеленого-
   Затененная лампа и стеклянная банка, наполненная леденцами, завернутыми в разноцветную фольгу. Слева от стола была открытая зона. Клетчатый диван и пуфик стояли напротив шестидесятидюймового телевизора.
  Это оставило достаточно места для мужчины, лежащего на деревянном полу между диваном и экраном.
  Если бы у него было лицо, он лежал бы лицом вверх.
  Разрушения, нанесенные всему, что было выше его шеи, свидетельствовали о нападении с применением дробовика, и я спросил, так ли это.
  Инес Джонас сказала: «Вы уверены, доктор, там тонны гранул». Она нахмурилась, когда ее взгляд скользнул туда, где должны были быть руки мужчины. Я уже добралась туда.
  Двойная ампутация запястий, чистые и прямые края. Скованность в конечностях.
  Я ответил: «Все еще в окоченении».
  Майло кивнул. «CI говорит, что в зависимости от температуры, он, вероятно, был убит в течение двадцати часов, возможно, меньше. Она также уверена, что руки были отрезаны посмертно, потому что на культях не было большого кровотечения».
  «Крови было немного, и точка».
  Инес Джонас сказала: «Без шуток. Я нашла несколько маленьких капель на дереве прямо под ним, никаких брызг ни с высокой, ни с низкой скоростью, просто крошечный кусочек стекания отсюда». Указывая на шею, которая наклонилась вправо. Тонкая полоска цвета розового вина тянулась вниз по серой плоти.
  Она протянула пузырек Майло. «Еще одна вещь, которую я нашла, была вот эта, как раз перед тем, как ты вернулся. На полу, под его задницей».
  Он прищурился. «Пластик?»
  «Да, сэр», — сказал Джонас. «Возможно, это просто случайная грязь, которая уже была здесь, и его штаны ее подобрали. Но я думаю, что это похоже на мусорный мешок, и это могло бы объяснить, как они его сюда доставили, не так ли? Потому что его точно не убили здесь. Или не порезали здесь».
  Майло сказал: «Сделано где-то в другом месте, тщательно очищено и упаковано. Как только он здесь, плохой парень делает некоторые тонкие настройки и забирает сумку.
  Да, мне нравится, хорошая мысль».
   Джонас просиял. «Психо-сумасшедшее мышление, но логичное, если ты на этой орбите».
  От взгляда на труп у меня заболели глаза и зубы, поэтому я переключился на визуальное сканирование комнаты. Но труп был таким же безупречным, как и весь остальной дом.
  Я снова посмотрел на бедную безликую душу, стараясь не обращать внимания на кровь и сосредотачиваясь на обыденных деталях, которые порой говорят о многом.
  Не сегодня.
  Средний рост, среднее телосложение, возраст определить невозможно, но редеющие песочные волосы и лысина предполагали средний возраст. Как и одежда: бледно-голубая рубашка с воротником на пуговицах, загорелая ветровка, плиссированные синие джинсы, притворяющиеся брюками, белые носки, белые кроссовки Nike. Карманы джинсов были вывернуты наизнанку.
  Я спросил: «Он так и остался?»
  Джонас сказал: «Нет, доктор. Инспектор пошел искать удостоверения личности и вывернул их. Они были пусты. То же самое и с карманами куртки».
  Майло сказал: «Нет лица, нет рук, нет удостоверения личности, совершенно очевидно, какова была цель. Теперь главный вопрос: как, черт возьми, он оказался здесь, если домовладельцы говорят, что понятия не имеют, кто он?»
  Я спросил: «Где владельцы?»
  «Рядом». Он уставился на тело, нахмурился и поиграл мочкой уха.
  Его большое, бледное, покрытое прыщами лицо напряглось, когда он откинул черные волосы с бугристого лба. Пятнышко какой-то еды с прерванного ужина расположилось прямо над его верхней губой, левее центра. Беловатое, может быть, резиновая курица. Или сыр. В другой раз я бы указал на него.
  Инес Джонас снова посмотрела на меня. «Это странно, лейтенант».
  «Следовательно, психолог. Есть ли какие-нибудь первые впечатления, Алекс?»
  Я спросил: «Кто владельцы?»
  Мой неответ заставил Майло нахмуриться. «Семья, Корвины. Они уехали на семейный ужин в шесть пятнадцать, по воскресеньям, они делают это раз, два в месяц. Обычно они остаются на месте. На этот раз они проехали всю дорогу до Ла-Сьенеги, Лоури, Ресторанного ряда. Они вернулись около девяти, все поднялись наверх, кроме папы, который пришел сюда, чтобы записать шоу на
   его большой экран и находит это. Через несколько мгновений мама спускается вниз, чтобы спросить его, почему он так долго, и кричит, и это заставляет детей спуститься, и теперь это семейное дело».
  Инес Джонас сказала: «Поговорим о добро пожаловать домой».
  Я спросил: «Сколько детей и какого возраста?»
  Майло сказал: «Пара подростков, или молодой — твинер. Они поступили умно и выбежали к черту и постучались в дверь соседа.
  Он тот, кто совершил 911. Если вы уже достаточно насмотрелись, я бы хотел, чтобы вы с ними познакомились».
  Я сказал: «Давайте сделаем это».
  Инес Джонас сказала: «Удачи, лейтенант». Выражение ее лица говорило: « Вы он нам понадобится.
  —
  Мо Рид все еще стоял в дверях, работая со своим телефоном. «Что-нибудь, лейтенант?»
  «Нет, идите домой, патруль может охранять место происшествия».
  «Ты уверен? У меня есть время».
  «Положительно, Моисей», — сказал он Риду о куске пластика. «Может означать что-то или ничего».
  Рид сказал: «Жаль, что эти сумки довольно однообразны».
  «Окровавленный — нет, Мозес. Когда будешь уходить, пусть группа этих людей в форме обыщет сумку в шести кварталах — на предмет чего-нибудь кровавого. Маловероятно, что тот, кто потратил время на то, чтобы отрезать руки и забрать документы, будет настолько беспечен, чтобы выбросить улики напоказ, но мы не можем этого предположить».
  «Я проведу с ними опрос», — сказал Рид. «По пути не заметил никаких переулков или мусорных баков, но в нескольких кварталах к западу есть торговый район, и там должно быть много потенциальных мест для свалок».
  «Отличная идея».
  Рид снял свой бумажный костюм. Его дежурная гражданская одежда состояла из серой футболки Gold's Gym и белых спортивных штанов. Пару раз подпрыгнув на каблуках, он выбежал из дома.
   «Ах, молодость», — сказал Майло.
  Когда мы вышли из дома, я спросил: «Сколько точек доступа?»
  «Если не считать окон, входной двери, служебной двери из прачечной рядом с кухней и тех французских дверей. Когда Корвины вернулись домой, все было заперто, но дверь прачечной выглядит довольно изящно».
  «Есть ли какая-нибудь система безопасности?»
  «Они почти уверены, что не устанавливали сигнализацию».
  «Небрежное отношение к личной безопасности», — сказал я.
  «Хороший район», — сказал он. «Люди убаюкиваются. Система шла вместе с домом, датчики на первом этаже, но не на втором. Как будто плохие парни не могут принести лестницы. Мы искали доказательства наличия лестницы, любого рода помех, но ничего не нашли, а окна на втором этаже были все закрыты.
  Я склоняюсь к тому, что точкой входа будет служебная дверь».
  «Кто-то знает это место? Знает, что замок был изящным?»
  «Это бы все объяснило», — сказал он. «Еще одна причина сыграть в «Знакомство с семьей». Он нахмурился.
  Я сказал: «Эти люди тебя беспокоят».
  «Пока что ничего не говорит о том, что они грязные. Но что-то в них, Алекс...
  Я позволю вам судить».
  
  « Вот тот», — сказал он, указывая на дом справа от дома Корвинов. К югу от вершины тупика, начинающая асьенда, с небольшим обнесенным стеной двориком.
  Серебристый Ford Taurus был припаркован как можно дальше по дороге, упираясь носом в кованые садовые ворота. Ворота были заперты на замок, не освещены, просто черное пространство между завитушками.
  Это заставило меня сделать крюк, чтобы взглянуть на забор Корвинов. Белые деревянные штакетники высотой в три фута.
  Я сказал: «Никакого замка. Символично».
  Майло подошел, чтобы осмотреть, вернулся, качая головой. «Просто протяни руку и отцепи защелку. Не помню, чтобы когда-либо был здесь из-за чего-то неприятного, так что, полагаю, я не могу их винить».
  Мы вошли во двор. Вымощенный речным камнем; очаровательно. Но вблизи экономия, достигнутая при строительстве дома, была очевидна: отслаивающаяся штукатурка, дешевые окна с металлическими рамами, литая дверь из какого-то материала, похожего на дерево, пытающаяся сойти за резную.
  Стоявший на страже в форме открыл дверь Майло и внимательно посмотрел на меня.
  Она должна была оставаться любопытной. Как и в случае с домом смерти, я последовал за своим другом внутрь.
  —
  Этот вход был выложен мексиканской плиткой, потрескавшейся и отколотой на швах затирки. Две ступеньки вели в гостиную, обставленную не совсем белыми сиденьями и разномастными приставными столиками. На стене висел только венок из сухих цветов. Раздвижные стеклянные двери патио представляли собой прямоугольники из черного дерева.
  Крупный, цветущий мужчина с седыми волосами, зачесанными назад и гладко прилизанными, сидел в кресле напротив входной двери. Ему было за пятьдесят, в темно-синей рубашке-поло, брюках цвета хаки, коричневых парусиновых туфлях.
  Диван, перпендикулярный его креслу, содержал худую, рыжевато-белокурую женщину того же возраста, симпатичную, веснушчатую, с раскосыми, мешковатыми глазами, которые, казалось, привыкли к стрессу. Ее одежда еще больше сужала ее: черный кашемировый круглый вырез и сшитые на заказ брюки, черные лакированные балетки, черная сумочка.
  В футе от нее сгорбился и ковырял кутикулу мальчик лет тринадцати или четырнадцати. Длинноногий и веснушчатый с ржавым искусственным ястребом. Его вечерний наряд состоял из сине-белой перфорированной футболки Dodgers, белых шорт для серфинга, высоких кроссовок цвета консервированной зеленой фасоли.
  На самом дальнем конце дивана сидела девочка постарше, может, выпускница старших классов, может, первокурсница колледжа. Мягкая и пухлая, с рыхлым лицом, из которого выглядывали темные глаза, словно изюминки в невыпеченной булочке, она была одета в странно старую цветочную блузку с рукавами-фонариками, узкие джинсы и походные ботинки. Волосы у нее были каштановые, до плеч, гладкие. Пухлые руки, покоящиеся на коленях, подергивались каждые несколько секунд.
  Здоровяк подскочил, сверкнул наносекундной улыбкой и сказал: «Привет, лейтенант», голосом радиодиктора. «Есть что-нибудь о ситуации?
  Ты ведь скоро уберешься и впустишь нас обратно, да?
  Мы с Майло продолжали приближаться.
  «Скоро?» — сказал мужчина. «Нам нужно вернуться».
  Женщины нахмурились и сказали: «Чет».
  «Что?» Мужчина повернулся к ней, улыбка исчезла. «Они не против вопросов. Верно, лейтенант? Информированные граждане — ценный актив для правоохранительных органов». Взгляд на меня. «Новый парень усиливает команду? Отличная идея, чем больше, тем веселее, давайте проясним это безумие, A-sap».
  Он протянул руку. «Чет Корвин».
  «Алекс Делавэр».
   «Приятно познакомиться, Алекс», — он крепко сжал мою руку.
  Он сказал: «Может, стоит представить детектива Алекса, верно, лейтенант? Я Чет Корвин, парень, который платит ипотеку по соседству.
  Видение в черном — моя невеста Фелис, рядом с ней — Бретт, наш звездный игрок первой базы».
  Подмигнул мальчику; ответа нет.
  Чет Корвин взглянул на девушку, словно задумавшись. «На краю дивана со стороны Сибири — дочь Челси».
  Фелис Корвин бросила на дочь быстрый взгляд. Как и Бретт на ее отца, Челси проигнорировала ее. Оба ребенка выглядели так, словно вращались по орбите в далекой галактике. Неспособность их отца заметить это была ошеломляющей.
  Пятый человек вошел в комнату слева — это была столовая и кухня, если такая планировка соответствовала дому Корвинов.
  Невысокий, худощавый мужчина лет сорока, в очках без оправы и с щетиной выходного дня. Лысый, но с коричневыми перьями по бокам узкого лица. Одет для домашнего комфорта в белую футболку, шорты-карго, резиновые пляжные шлепанцы.
  «Пол Вейланд», — сказал он устало.
  Майло сказал: «Спасибо за это, сэр».
  «Конечно», — Вейланд сел в угловое кресло.
  Майло повернулся к Чету Корвину. «Я хотел бы сообщить вам лучшие новости, но боюсь, ваш дом останется местом преступления по крайней мере еще один день, а может и дольше».
  «Дольше? Почему?»
  «Нам нужно действовать тщательно, сэр».
  «Хм», — сказал Корвин. «Не понимаю, зачем это нужно — ладно, у тебя есть работа. Но потом ты сделаешь тщательную уборку».
  Майло сказал: «Есть частные компании, специализирующиеся на...»
  Руки Корвина хлопнули его по бедрам. Он наклонился вперед. «Ты не справишься с этим?»
  «Мы не можем, сэр, но я могу дать вам несколько рекомендаций, а средства можно получить через службу помощи жертвам. Также можно получить компенсацию за временное жилье, но, боюсь, эта сумма не покроет ничего роскошного».
   «Забудьте об этом, мы не являемся получателями государственной помощи», — сказал Чет Корвин.
  «У нас есть жилье в Эрроухеде, так что копите деньги для людей в Комптоне или где-нибудь еще».
  Майло указал на кресло. «Возможно, вы захотите сесть, сэр».
  Корвин остался на ногах. «Я все еще не понимаю, почему — давайте сохранять ясность ума, лейтенант. Произошло что-то безумное, не имеющее никакого отношения к семье Корвин».
  Майло сказал: «Как я уже сказал, сэр...»
  «Если вам нужно действовать тщательно, почему бы вам не собрать достаточное количество персонала, чтобы сделать это своевременно?»
  Фелис Корвин смотрела прямо перед собой. Пол Вейланд достал телефон и прокрутил страницу. Дети затерялись в пространстве.
  Майло кивнул в сторону кресла. Чет Корвин сел. «Ну, я полагаю, ты знаешь, что делаешь».
  Бретт Корвин, все еще играя ногтями, сказал: «Это было похоже на убийство, папа. Они не могут просто так валять дурака».
  Чет уставился на сына. Его взгляд стал жестким. «Конечно, отбивающий».
  Фелис Корвин сказала: «Мы не можем пойти в Эрроухед, у них школа».
  Майло: «Сколько платит эта группа жертв, лейтенант?»
  Майло сказал: «Я не уверен, мэм, но я прослежу, чтобы вы получили правильную контактную информацию».
  "Большое спасибо."
  Чет Корвин сказал: «Что? Какой-то дрянной мотель в паршивой части города? Я думаю, что нет. Что касается школы, дети могут получить свою домашнюю работу и взять ее с собой».
  Фелис Корвин сказала: «Мы это обсудим».
  Бретт Корвин сказал: «Arrowhead было бы круто, мы туда никогда не ходим, я могу там делать домашнюю работу».
  Его мать сказала: «Хорошая попытка».
  Чет хмыкнул и хрустнул костяшками пальцев.
  В ходе обмена репликами Челси не прокомментировала ситуацию. Руки на ее коленях дергались быстрее. Пол Вейланд посмотрел на нее, как будто с жалостью, но ни один из родителей не обратил на нее внимания.
   Чет Корвин сказал: «Назад к основам. Кто этот бедняга в моей берлоге?»
  «Понятия не имею, сэр».
  «Какой псих мог сделать это с домом ?» Мне: «Мы возвращаемся домой, отличный ужин, первоклассные ребрышки, я все еще чувствую вкус пирога. Все выглядит нормально, мы могли бы так и не найти его до завтрашнего утра, но я оставил свои очки для чтения в библиотеке, спустился туда и нашел его».
  Своей жене: «А потом ты спускаешься и кричишь».
  Фелис Корвин сказала: «Вы пробыли там так долго, что я забеспокоилась».
  «Это была не совсем мертвая мышь», — сказал ее муж. «Мне нужно было время, чтобы осознать это, кому бы не понадобилось? Что-то вроде этого, прямо из нашей чертовой гостиной ?»
  «Умирающая комната», — сказала Челси Корвин.
  Все посмотрели на девушку. Она пробормотала.
  Бретт понимающе ухмыльнулся: странная сестра ведет себя предсказуемо.
  Чет и Фелис покачали головами. Единый в недоумении, их странный ребенок.
  Девочка наклонилась и заплакала.
  Пол Вейланд выглядел не в своей тарелке. Хозяин, чьи гости злоупотребили гостеприимством.
  Фелис Корвин подошла к Челси и коснулась плеча девушки.
  Челси отшатнулась. «Все будет хорошо, дорогая».
  «Легко сказать, трудно сделать», — сказал Чет Корвин, глядя на свою дочь и жену с любопытной отстраненностью. «Но мы справимся, Корвины сделаны из крепкого материала, верно, банда?»
  «Полная мерзость», — сказал Бретт Корвин, без особой страсти. Он шмыгнул носом, сглотнул. Улыбаясь, он издевался над сестрой.
  Его мать сказала: «Бретти...»
  Мальчик сделал хриплое движение. «Я видел, рук нет. Блех. Облажались » . Майло: «Может, их выбросили в мусор».
  Фелис сказала: «Бретт Корвин!»
  Челси заскулила. Бретт сказал: «Плакса».
  «Сынок, — сказал Чет, — это действительно немного не по правилам».
   Мальчик развязал кроссовок, закрутил шнурок. «Его лицо было как то, что ты ел на прошлой неделе, итальянская еда. Тар -тар. Блех » .
  Челси Корвин издала рвотный звук, зажала рот рукой и пошатнулась. Панические черные глаза остановились на Поле Вейланде. «Ба-ру?»
  Ее отец спросил: «Что?»
  Вейланд подошел к ней и указал. «Вон там ванная». Правая дверь по пути в его логово. Может быть, в доме Корвинов была соответствующая комната. Я смотрел на другие вещи.
  Рука, которой Челси прикрывала рот, была белой и напряженной. Она запнулась, снова подавилась.
  Чет Корвин сказал: «Иди! Туда же, куда и наш порошок — иди, гвон, не испорти ковер Пола и Донны».
  Девочка убежала, распахнула дверь, захлопнула ее. Сразу же последовали рвота и позывы на рвоту. Смыв в туалете. Еще больше желудочного шума. Еще один смыв.
  Бретт Корвин сказал: «Отвратительно. Это была целая отвратительная ночь » .
  Майло сказал: «Мистер и миссис Корвин, с точки зрения того, где вы хотите остановиться сегодня вечером...»
  Пол Вейланд сказал: «Если это поможет, они могут остаться здесь». Предварительное предложение, но далекое от обязательств. «Моя жена навещает свою мать, у меня три спальни. В двух есть кровати, для другой у меня есть футоны в гараже».
  Фелис Корвин сказала: «Это невероятно любезно с вашей стороны, Пол, но мы не могли навязывать».
  Чет Корвин сказал: «Великодушно с твоей стороны, сосед, глубоко признателен. Но поскольку Arrowhead снят с повестки дня, у меня есть идея получше. Моя корпоративная карточка от компании позволит нам остановиться в приличном отеле». Майло: «По крайней мере на день, который потребуется, чтобы вернуть нашу усадьбу».
  «Мы сделаем все возможное, но не обещаем, сэр».
  «Вы говорите так, будто это место принадлежит вам».
  «На месте преступления, мистер Корвин, мы действительно становимся смотрителями».
  Чет повернулся к Вейланду. «Спасибо, но нет, спасибо, Пол. Дальше мы сами».
  «Конечно», — с облегчением сказал Вейланд.
   Бретт сказал: «Отель, круто. Давайте сделаем тот, что возле Magic Mountain?»
  Фелис сказала: «Что мы будем делать с одеждой, зубной пастой, пижамами. Твоим средством от храпа, Чет?»
  Упоминание об этом приборе заставило ее мужа напрячься. «Есть такая вещь, как багаж, дорогая. Лейтенант, я уверена, что вы найдете способ сопровождать нас по соседству, чтобы мы могли взять несколько необходимых вещей, не нарушая ваши процедуры».
  «Боюсь, что нет, сэр. Нам нужно строго сохранить место преступления. Если вам нужно что-то купить, фонд жертв также...»
  «Мы не жертвы». Жене: «Хорошо. Мы купим все, что нам нужно, и я обещаю не пилить дрова».
  «Да, конечно», — сказал Бретт, открыв рот и влажным голосом шмыгнув носом.
  Его мать схватила его за руку. «Прекрати».
   «Что?» — сказал он.
  Дверь туалетной комнаты открылась, и Челси, шатаясь, вышла из нее. Лицо ее было мокрым, пряди волос прилипли к щекам.
  «Это тебе подходит?» — сказал ее отец. «Мы не хотим аварии».
  Девушка опустила голову.
  Молчание матери.
  Челси снова села, отвернувшись от всех.
  Чет Корвин сказал: «Можем ли мы хотя бы взять наши машины?»
  «Их уже проверили, мистер Корвин, это точно».
  «Оооо, CSI », — сказал Бретт. «Эй, пап, ты что, серийный убийца?»
  Провел пальцем по горлу и вытаращил глаза.
  «Сынок, тебе, пожалуй, стоит остыть».
  "Почему?"
  «Я ценю твой юмор, чемпион, но...»
  «Это отвратительно», — сказал мальчик, выпятив нижнюю челюсть. «Вы не можете сделать это не-отвратительным».
  
  "Сын-"
   «Прекратите!» — сказала Фелис. «Все, прекратите. Мы тут болтаем, как будто ничего не произошло, и нас волнует только зубная паста. Это трагедия.
  Бедняга » . Майло: «Я очень надеюсь, что ты узнаешь, кто он. Ради его семьи».
  Пол Вейланд кивнул.
  Фелис улыбнулась ему.
  Чет Корвин наблюдал за обменом репликами. «Хорошо, у нас есть консенсус по поводу сочувствия. Так что теперь мы можем идти?»
  Майло сказал: «Мы хотели бы поговорить с каждым из вас индивидуально».
  «Правда», — сказал Чет.
  «Ненадолго, сэр, достаточно, чтобы получить некоторые основные показания».
  «А сколько это будет «ненадолго», лейтенант?»
  «По несколько минут каждый».
  «Ну», сказал Чет, «лично я не против, не то чтобы мне есть что добавить. Но дети, их должен сопровождать взрослый, верно?»
  «Я не слабак», — сказал Бретт.
   «Бретти», — сказала Фелис.
  Нижняя челюсть высунулась. «Что? Я могу сделать это сам. Я хочу это сделать».
  Она посмотрела на мужа. Он пожал плечами.
  Она сказала: «Я полагаю, если это будет кратко, и вы обещаете быть деликатным, лейтенант».
  «Честь скаута», — сказал Майло.
  «Ты был разведчиком?» — спросил Чет. «Я сделал Орла, самого молодого в моем отряде, рекордным по количеству значков. Ладно, вперед, детишки. Сильная штука, Корвины, вплоть до короля Ричарда».
  Никто не спросил Челси, как она себя чувствует. Майло подошел к ней. «Ты не против поговорить с нами наедине?»
  Его голос был мягким, нежным. Девушка подняла глаза.
  они не нужны », — сказала она. «Я даже могу пойти первой».
  
  Бретт оспорил предложение Челси, и началась перепалка: мальчик ругался, когда осмеливался ругаться, а его сестра молча ухмылялась .
  Фелис Корвин сказала: «Очевидно, они не в состоянии. Я передумала, лейтенант».
  Майло сказал: «Конечно». Он поручил женщине-полицейскому ждать снаружи с детьми и Фелис, пока мы разговариваем с Четом.
  Место встречи было в нескольких шагах, кухня Пола Вейланда, смесь девяностых с обычными белыми шкафами и черным гранитом. Прилавки были завалены коробками из-под пиццы на вынос, ведрами KFC, пустыми банками из-под газировки.
  Чет Корвин спросил: «Замешиваешь, Пол?»
  Вейланд слабо улыбнулся. «Уберусь до возвращения Донны».
  «Она не лезет в твое дело, да?»
  Вейланд нахмурился, указал на круглый кухонный стол с четырьмя стульями. «Это вам подойдет, лейтенант?»
  Майло сказал: «Отлично, мы это очень ценим».
  «Никаких проблем». Вейланд подавил зевок. «Извините. Что-нибудь еще я могу сделать? Что-нибудь выпить?»
  Чет Корвин спросил: «У тебя есть Macallan Twenty-Four?»
  Вейланд слабо улыбнулся. «Выше моей зарплаты, Чет».
  «Школьный совет становится скупым…»
   Майло сказал: «Нет, спасибо, мистер Вейланд. Можете свободно идти куда угодно в вашем доме или на улицу».
  Чет сказал: «Он свободный агент, а мы... какая система».
  Вейланд сказал: «Я пойду в свой кабинет и разберусь с бумагами».
  Чет сказал: «Донна...»
  Майло прервал его взмахом руки. «Еще раз спасибо, сэр».
  Чет Корвин сказал: «Повезло тебе, Пол. Твой дом — не место преступления » .
  Вейланд ушел, поджав губы и выдохнув.
  Майло достал блокнот и ручку.
  Чет выгнул бровь. «Вы, ребята, не перешли на карманный компьютер?»
  Майло улыбнулся. «Давайте пойдем сегодня вечером, мистер Корвин».
  «Нечего обсуждать. Мы вышли из дома в шесть пятнадцать, семейный ужин, как я и говорил».
  «Вы делаете это регулярно».
  «Еще бы, семья, которая обедает вместе...» Корвин искал остроту, не смог, нахмурился. «Мы стараемся два воскресенья в месяц, иногда пропускаем, когда я в отъезде, но мы прикладываем усилия».
  «Каким бизнесом вы занимаетесь?»
  «Старший вице-президент и руководитель западного региона в Connecticut Surety, Auto, Home and Transport».
  "Страхование."
  «Перестрахование. Не жизнь, не медицина, ничего сомнительного. Я занимаюсь только страхованием от несчастных случаев, за исключением страхования автомобилей владельцев домов. Крупные грузоперевозки, судоходство, железнодорожные перевозки, междугородние грузоперевозки. Я отвечаю за Калифорнию, Орегон и Вашингтон, Аляску, когда наш канадский представитель не может приехать. Безумное место, Аляска, транспортные самолеты падают в снежные бури».
  «Похоже, предстоит много путешествовать».
  Чет откинулся назад и скрестил ноги, воодушевляясь темой. «Да, я везде устраняю неполадки. Сейчас немного меньше, кое-что можно сделать с помощью фейстайминга». Заговорщицкая ухмылка. «Больше времени для гольфа, в этом году я отработал свой гандикап на два пункта ниже. И все же, да, я много путешествую. Помимо прямых дел есть и вспомогательные — съезды, встречи в
   «Главный офис в Хартфорде. Я занимаюсь огромной зоной обслуживания. Одни только грузовики — это три четверти миллиона миль в год».
  Я сказал: «Много ответственности».
  «Ты прав, Алан. Широкие плечи».
  Майло сказал: «Итак, ты сегодня ходил на семейный ужин».
  «Как я уже говорила в первый раз, обычно мы идем куда-нибудь поближе, невеста любит легкую еду, вы знаете женщин. Дети выбирают пиццу, итальянская подходит для этого, потому что она может получить салат, много итальянских ресторанов поблизости. На этот раз я сказала, что пришло время перемен, это будет мясо, отборное, без ограничений, чем краснее, тем лучше. Мне нужно было топливо, верно? Должно было быть Lawry's, верно? Если невесте это не понравилось, она могла заказать салат. В конце концов она заказала хвосты лобстера, а все остальные заказали мясо, железо в крови».
  Он усмехнулся. «Холестерин-эрама».
  Майло сказал: «До Ла-Сьенеги ехать долго».
  «Еще бы», — сказал Корвин. «Воскресенье, неизвестно, с чем можно столкнуться. Поэтому мы выехали пораньше. Оказалось, что мы спокойно доехали до Западного Голливуда, а потом начались какие-то строительные работы, перекрытые полосы. Но мы успели точно в срок, я рассчитал время идеально».
  «И ты вернулся…»
  «То же самое, что я сказал тебе в первый раз», — сказал Корвин.
  Майло улыбнулся.
  «Ладно. Что я сказал — около девяти, да? Все еще говорю это, не могу сказать ничего более конкретного, потому что я не проверял, зачем мне это? ETD я могу вам сказать, потому что я установил расписание, так что, очевидно, мне нужно было проверить старый Roller».
  Сверкнув стальным «Ролексом», он вытянул голову вперед. Его шея была мясистой, тауриновой. «Это работа для вас, лейтенант? Точное ETD, приблизительное ETA обратно на базу? Не то чтобы я понимал, почему все это имеет значение».
  Майло нацарапал: «Итак, ты вернулся домой около девяти и пошел в свою берлогу
  —”
  «Чистая случайность», — сказал Корвин. «Первоначальный план был наверстать упущенное по телевизору, записанному на DVR, единственное, в чем мы с невестой сошлись во мнении, — это Даунтаун Эбби, я
   как история, она в одежде и все такое. У нас было два эпизода, записанных на пленку».
  «Ты пошёл искать свои очки для чтения».
  «У меня их не было в ресторане, но поскольку я заранее знал, чего хочу, меню не имело значения. За исключением оплаты счета, для этого я одолжил очки невесты». Он рассмеялся. «Розовые девчачьи очки, Бретт подумал, что это был провал, к счастью, в помещении было темно...»
  «Итак, ты спустился вниз...»
  «Спустился вниз, увидел это, и бум», — сказал Чет Корвин, ударив кулаком по ладони. «Не было никакого запаха, ничего, что могло бы меня предупредить, это просто было там. Я был немного сбит с толку, кто бы, черт возьми, не был? Ты в своем собственном доме и находишь это ? Я имею в виду, это безумие. Это абсолютное безумие » .
   Это. Это. Не он.
  Деперсонализация тела по какой-то причине? Или просто Чет есть Чет?
  Майло сказал: «Вы были там достаточно долго, чтобы ваша жена успела спуститься».
  «Это, — сказал Корвин, — это была моя вина, лейтенант. Мне следовало не пускать ее, но, честно говоря, я все еще был немного сбит с толку. Она увидела и начала кричать во весь голос, и это сбило с толку детей, и теперь они это видят. Она отталкивает их, бежит к входной двери, я говорю, куда ты идешь, а она не отвечает. Поэтому я следую за ней, она оглядывается и направляется сюда, к Полу и Донне. Мы звоним в звонок, он подходит к двери, Фелис совершенно напугана, она что-то тараторит, я беру на себя ответственность и четко объясняю, что готов вам позвонить, ребята. Потом я понимаю, что не взял свой телефон. Так что Пол звонит вам, ребята».
  Перемещая вес. «И вот мы здесь, команда».
  Майло сказал: «Мистер Корвин, некоторые из вопросов, которые мы вам задаем, могут показаться глупыми, но нам все равно нужно их рассмотреть. Начнем с того, можете ли вы назвать кого-нибудь, кто мог бы за этим стоять?»
  «Отрицательно».
  «Есть ли кто-то, кто хотел бы нацелиться конкретно на ваш дом?»
  «Тот же ответ», — сказал Корвин. «Какой целью мы были бы?
  Выбросить тело? Это же не навредило нам напрямую».
  Майло сказал: «Это может быть психологическое нападение».
   «Да, ну, это не имеет к нам никакого отношения, мы это переживем и пойдем дальше. Никаких этих посттравматических расстройств, которые я всегда слышу от водителей».
  «Ладно... есть идеи, как тот, кто это сделал, проник внутрь?»
  «Если бы мне пришлось угадывать, лейтенант, я бы сказал, что это служебная дверь. Всегда напоминайте невесте запираться, она становится беспечной. То же самое и с сигнализацией, она умная девчонка, но рассеянная, как профессор, которой она была раньше».
  «Профессор чего?»
  «Начальное образование. До этого она была учителем. Потом заместителем директора. Сейчас она работает в LA Unified, разрабатывает учебную программу.
  Важная работа, всякие обязанности. Видно, как она запуталась».
  «Она находится в главном офисе округа, в центре города?»
  «Нет, спутник, Долина, Ван-Найс. Пол в офисе в центре города, вот как они с Донной узнали о доме — они арендуют его, а не владеют.
  Феличе им рассказала.
  «Чем мистер Вейланд занимается в округе?»
  «Обыщите меня», — сказал Корвин. «Они не учителя, какие-то бумажники — он и Донна, оба. Пару лет назад они познакомились с невестой на симпозиуме или что-то в этом роде, она сказала им, что соседняя дверь освобождается».
  «Кто владелец?» — спросил я.
  «Понятия не имею. С тех пор, как мы переехали, его сдавали в аренду».
  «Как давно это было?»
  «Шесть лет». Корвин коснулся груди. «Купил свой, когда меня перевели из Bay Area, пришлось уменьшить размер собственности в этом прекрасном месте в Mill Valley, но нам повезло, грянула рецессия, и мы украли это место».
  «Итак, — сказал Майло, — ваша задняя дверь могла быть не заперта, а сигнализация отключена».
  «Я уверена, что сигнализация была выключена, иначе компания прислала бы мне сообщение. Что касается двери, я уверена, что она оставила ее открытой». Подмигивание и улыбка. «Не говори ей, что я это сказала, иначе ты пособничаешь и подстрекаешь мужа к насилию».
  Майло улыбнулся в ответ, проверил свои записи. «Твоя жена сказала мне, что заперла его».
   Корвин пожал плечами. «Знаете, как это бывает, ребята. Выбирайте свои битвы».
  Майло перевернул страницу. «Какие-нибудь странные события были в последнее время, сэр?»
  "Как что?"
  «Повешенные телефонные звонки, необычные транспортные средства, припаркованные на улице или проезжающие по ней».
  "Неа."
  «Кто-нибудь, кто не выглядел как чужак?»
  «Ничего», — сказал Корвин. «Абсолютно ничего».
  Я спросил: «Были ли какие-нибудь конфликты между соседями?»
  "Как что?"
  «Споры по любому поводу».
  «Нет, тут тихо, ладно, вот, я просто кое-что вспомнил».
  Он поднял палец. «С другой стороны от нас живет чудак, сосед.
  Я не говорю, что он что-то сделал, но, чувак, он другой».
  Майло взял ручку. «Кто это?»
  Корвин взглянул в сторону. «Может, мне не стоило ничего говорить. Я не хочу, чтобы это дошло до него».
  «Не будет, сэр», — сказал Майло. «Мы собираемся опросить всех ваших соседей, так что разговор с кем угодно станет обычным делом».
  «Да, но мне нужно — как я уже сказал, он странный».
  «У тебя были с ним проблемы?»
  «Не как таковой».
  "Но…"
  «Ничего», — сказал Корвин. «Он просто странный, так что не вмешивай меня». Полуулыбка. «Честь скаута?»
  Майло перекрестился.
  «Ладно. Его зовут Тревор Битт, он пишет комиксы или что-то в этом роде».
  «Чем он странен?»
  «Живет сам по себе, держится особняком, никаких посетителей я не видел. Он никогда не выходит, кроме как чтобы вынести свои канистры на обочину или когда уезжает на шумном пикапе — Dodge. Если вы случайно окажетесь там и поздороваетесь, он сделает вид, что не слышит».
   Я сказал: «Не общительный парень».
  «В своем мире, Алан», — сказал Корвин. «Встретишься с ним, увидишь.
  Но мы никогда не давали ему повода докучать нам. Однажды мы получили его почту, и я ее принесла. Он ее взял, даже сказал спасибо. Но я видела, что он не это имел в виду. В следующий раз, в день банок, он меня проигнорировал. Странно».
  «Комиксы», — сказал Майло.
  Корвин сказал: «Вот что они говорят: я читаю документальную литературу».
  «Кто сказал?»
  «Я не знаю, я просто услышал — погуглите его. Может, я неправильно расслышал, и он глава Финляндии или что-то в этом роде».
  «Как долго мистер Битт живет здесь?»
  "Ты им интересуешься? Слушай, я не хотел открывать какую-то банку с червями".
  «Вы этого не сделали», — сказал Майло, «но на данном этапе нам нужно разобраться во всем. Как долго мистер Битт был вашим соседом?»
  Корвин нахмурился. «Он переехал, я хочу сказать, через два года после нас.
  Итак, четыре года, плюс-минус? Я принесла ему бутылку вина. Никто не ответил у двери, поэтому я оставила бутылку на пороге. На следующий день ее уже не было, но не было ни единого слова благодарности. Когда мы получили его почту во второй раз, ее принесла невеста. Я предупредила ее, что он будет пренебрегать ею. Она чувствительна, синяки как персик. Я называла ее так. Моя персиковая Джорджия, она провела некоторое время в Атланте в детстве, отец преподавал в Эмори.
  Я спросил: «Битт ее оскорбил?»
  «Она не сказала, что он не тема для разговоров. Это все, что я могу вам о нем рассказать».
  «Еще на кого в этом районе нам стоит обратить внимание? Даже если это кажется маловероятным».
  «Ни одного, Эл. Все это маловероятно. Что это случится с нами».
  —
   Майло сделал обычное повторение вопросов, которое часто вытягивает информацию. С Корвином этого не произошло, и мы проводили его из кухни. Бретт сидел ближе к матери, дурачась со своим телефоном. Челси стояла в конце комнаты, уставившись на черное стекло.
  Майло сказал: «Я знаю, что уже поздно, так что давайте поговорим с детьми прямо сейчас, миссис».
  Корвин. Давайте начнем с Челси».
  Фелис покачала головой. «Вы слышали, что я сказала раньше, лейтенант. И на самом деле, мы с детьми это обсуждали, и им совершенно нечего предложить. Извините, но так оно и есть».
  Майло спросил: «Сколько тебе лет, Бретт?»
  "Четырнадцать."
  «Челси?»
  Нет ответа.
  Фелис сказала: «Ей семнадцать. Они оба несовершеннолетние, поэтому я беру на себя ответственность. Они ничего не знают, и я не хочу, чтобы их страдания усугублялись».
  Майло сказал: «Справедливо, мэм. Но дети, если вы что-то придумаете, расскажите родителям...»
  Челси пробормотала: «Чушь собачья». Повернувшись, она посмотрела на нас, сосредоточившись на своей матери, сверля взглядом. «Я могу говорить, мне все равно, что говорят другие».
  Чет Корвин сказал: «Следите за своим тоном, юная леди».
  «Чушь».
  Фелис Корвин сказала: «Чельц...»
  «Чушь, я могу говорить». Дрожание нижней губы лишило заявление силы.
  «Чельц, ты сказал, что тебе нечего им сказать».
  «Но если бы я это сделал, я бы смог».
  «Но если бы я это сделал, я бы смог», — сказал Бретт детским голосом. «Оооох».
  Его сестра повернулась к нему. «Отвали, маленький подтиратель задницы...»
  Бретт покачал головой и замахал руками в джазовом стиле. «Ооооох...»
  Челси плюнула на пол. « Ант -дик. Я видела это, и ты тоже».
   Теперь ее очередь ухмыльнуться. Бретт побагровел и начал подниматься. Мать удержала его, положив руку ему на плечо. Он извивался. Ткнул в воздух одним пальцем в салюте.
  « Карлики », — сказала Челси.
  Мальчик изо всех сил пытался оторвать руку Фелис.
  Она удержала его обеими руками. «Не смей, Бретт Корвин».
  Бретт откинулся на спинку дивана, рыча. Вспышки красного и синего, когда он оскалил зубы. Дизайнерская ортодонтия.
  Челси сказала: «Не годится гонада».
  Чет Корвин, ошеломленный, ничего не сделал во время обмена репликами, переводя взгляд с одного своего отпрыска на другого.
  Фелис оттолкнула Бретта и погрозила пальцем Челси. Вскочив на ноги, она выдавила слова сквозь сжатые губы. «Оба. Тебя. Заткнись.
   Вверх!"
  Мгновенное выполнение.
  «Бар -бар -ианы!» Она повернулась к нам, сверкнув ледяной улыбкой. «Очевидно, я доказала свою точку зрения. Вот что произойдет: я сейчас с тобой поговорю, и тогда мы закончим». Мужу: «Понаблюдай за ними как следует и найди приличный отель. Убедись, что там хороший Wi-Fi».
  Лицом к нам, спиной к нему.
  «Дорогая», — сказал он, взглянув на Челси, затем на Бретта.
  Девочка задрожала, мальчик закипел.
  Фелис Корвин сказала: « Ты займись ими. Для разнообразия » .
  
  Фелис Корвин пошла впереди нас на кухню Вейландов. Мы сели, но она осталась на ногах. «Я целый день за столом. Мой мануальный терапевт говорит мне, чтобы я поднимала задницу, когда у меня есть возможность. Что вы хотите знать?»
  Майло сказал: «Давайте пойдем сегодня вечером. Твой муж сказал, что ты ушла на ужин в шесть пятнадцать».
  «Если он это сказал, значит, это правда».
  Мы ждали.
  «Извините», — сказала она. «Я на грани. По понятным причинам. Да, это звучит правильно».
  «Вы прибыли в Lawry’s в…»
  «Когда бы Чет ни сказал. Я не смотрю на часы».
  «Вышел на обычный воскресный ужин».
  «Нормально. Интересное слово». Она тряхнула волосами. «Извините, еще раз. Да, это был просто очередной прием пищи, никакого особого случая. Мы стараемся выходить куда-то с ними двумя». Она рассмеялась. «Цивилизация и все такое. Честно говоря, я в ужасе от того, что вам только что пришлось увидеть».
  Я сказал: «Они испытывают большой стресс».
  «Конечно, они такие, но я не буду вас обманывать, это началось давно, они никогда не ладили. Ничего общего, но это не объясняет этого». Она пожала плечами. «Бретт отличный спортсмен, он в целом неплохо справляется со школой.
   Челси...» Она вздохнула. «Ей семнадцать, но она все еще учится в десятом классе. У нее есть проблемы с моторикой, а также когнитивные и перцептивные проблемы, поэтому спорт отменяется, а учеба — это вызов. Это делает ее очевидной мишенью, а Бретт может быть недобрым — не знаю, зачем я тебе это говорю». Она всплеснула руками. «Вероятно, как раз то, что ты сказал, стресс».
  Майло сказал: «Мы ценим, что вы нашли время...»
  «Конечно. Мы можем продолжить?»
  «Конечно, мэм... значит, вы поужинали и вернулись около девяти.
  Расскажите нам, что произошло потом.
  «Мы все поднялись наверх, затем Чет спустился вниз за своими очками, и я услышал этот безумный шум. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он кричит.
  Как будто у него что-то болело. В последний раз я слышал об этом, когда у него был простатит».
  Этот факт Чет предпочел опустить, подчеркнув эмоциональность своей жены.
  «Моей первой мыслью было: у него сердечный приступ. С его весом и всем мусором, который он вводит в свой организм. Поэтому я побежал вниз, увидел, как он стоит там и смотрит на что-то. Потом я понял, что это было».
  Она покачала головой. «Бедный, бедный человек. Он все еще не может прийти в себя. Наш дом? Насколько это безумно?»
  Мы дали ей время. Она заполнила его ничем.
  Майло посмотрел на меня.
  Я сказал: «После того, как ты увидел...»
  «О, Боже», — сказала она, закрыв глаза, а затем снова открыв их. «Я действительно не хочу об этом думать. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь выкинуть этот образ из головы».
  Ее веки затрепетали. Красивые карие ирисы остановились на мне. «Как вы, люди, делаете это, день за днем?»
  «Время имеет тенденцию...»
  «Так они говорят, я надеюсь, что это правда». Она постучала себя по лбу. «Потому что сейчас он просто сидит здесь, как… я даже не хочу засыпать сегодня ночью, боясь того, что мне приснится».
  Она села, выдохнула, заправила волосы за левое ухо. Заметив коробку с салфетками Kleenex, она схватила салфетку, скомкала ее и передала из руки в руку.
  «Все звенит » .
   Я сказал: «Это ужасно».
  «Думаю, мне нужна вода».
  Майло нашел стакан, ополоснул и наполнил его.
  «Спасибо». Неуверенные глотки, затем глубокий глоток. Она моргнула.
  "Извини."
  «Не за что извиняться», — сказал я. «Можем ли мы продолжать?»
  "Конечно."
  «Итак, вы с мистером Корвином стояли там...»
  «Мы оба в панике. Цвет лица Чета мне кажется отвратительным, багровым, у него проблемы с давлением. Я думаю: « О, черт, будет двое мертвых» тела, что, черт возьми, мне делать? »
  Она выпила еще воды, промокнула пот с боков носа. «Если бы мы оба были предусмотрительны и вели себя тихо… но мы не были, и это расстроило детей, и как только я их увидела, я перешла в режим мамы, не желая, чтобы они это видели. Но я была недостаточно быстрой. В этот момент начался полный хаос, Бретт кричал и кричал, как это отвратительно, Челси просто стояла там.
  Между тем, Чет, как обычно, инертен — то, что вы только что видели. Прирос к месту, и я пытаюсь вытолкнуть детей из комнаты, и теперь Бретт получил удовольствие, и он белый как привидение. Они оба, Челси была ошеломлена с самого начала. Как вы видели, Бретт пришел в себя, он не из тех, кто... медлит.
  С другой стороны, Челси... это последнее , что ей нужно».
  Я сказал: «Мы можем дать вам направление на терапию».
  «А ты можешь?» — сказала она. «Это мило, может быть, в какой-то момент. Но не сейчас, Челси ненавидит терапевтов, мы пробовали пару, они с треском провалились.
  Что я могу сказать? Я выбираю свои битвы».
  То же самое сказал ее муж о дебатах с ней.
  Семья, которая воспринимала жизнь как зону военных действий?
  Я спросил: «Значит, вы понятия не имеете, кто может быть жертвой?»
  «Конечно, нет! Зачем мне это?»
  «Нам нужно спросить».
  «Правильная процедура?» — сказала Фелис Корвин. «Я поняла, я работаю в Лос-Анджелесе
  «Единый, все дело в процедурах, многие из которых просто глупые. Нет, я понятия не имею. И я не могу сказать вам, почему они бросили его в нашем доме».
   Она закусила губу. «То, что они сделали с его руками, — это было для того, чтобы скрыть его отпечатки пальцев?»
  «Может быть».
  «Я надеюсь, что это так. Потому что если это какая-то безумная сатанинская штука, то это напугает меня до смерти».
  Я сказал: « Наиболее вероятная причина — сокрытие улик».
  «Но ничего не гарантировано». Странная улыбка. «Учитывая сегодняшний вечер, это довольно очевидно».
  Я посмотрел на Майло, и он взял на себя инициативу, затронув ту же тему, что и с Четом. Повешенные звонки, странные машины, все необычное.
  Идентичные отрицания от Феличе. Первый признак согласия между ними.
  Они никогда не узнают.
  Майло закрыл свой блокнот. «Так что это довольно тихий район, миссис».
  Корвин».
  «Не уверен, что назвал бы это районом. Это подразумевало бы соседство».
  «Недружелюбное место».
  «Не дружелюбные и не недружелюбные, лейтенант. Просто куча домов, примыкающих друг к другу. Я вырос в Индиане и Джорджии, у нас были квартальные вечеринки, никаких заборов между дворами. Даже позже, на севере — мы жили в Милл-Вэлли, прежде чем приехали сюда — мы знали людей вокруг нас, вместе ездили на лошадях — у нас было конное зонирование, это было прекрасно».
  «Не здесь», — сказал Майло.
  «Вряд ли», — сказала Фелис Корвин. «Здесь редко видишь людей, и точка.
  Выходные мертвы». Она покраснела вокруг своих веснушек. «Извините, это было...
  Я слышал, что у многих владельцев есть вторые дома. А некоторые — арендаторы».
  Я сказал: «Как Вейланды».
  Фелис Корвин прищурилась, глядя на меня.
  Я сказал: «Это всплыло в разговоре с вашим мужем. Вы помогаете им найти место».
  «Он назвал меня назойливым человеком, как в тот раз?»
  «Он сказал, что вы были полезны». Всегда терапевт.
   «Ну», — сказала Фелис Корвин, — «я рассказала им о вакансии. Я знала Донну, потому что она работает в бухгалтерии в центре города, приходила к нам в офис, чтобы доставить документы, мы поболтали, она сказала мне, что ищет место. Пола я встретила только после того, как они переехали. Милые люди, но мы их нечасто видим, у них нет детей, они много путешествуют».
  Майло сказал: «В разговоре с вашим мужем появился еще один сосед. Мистер Битт, с другой стороны».
  Голова Фелис Корвин откинулась назад. «А что с ним?»
  «Ваш муж сказал, что он немного странный».
  Она постучала по гранитной стойке. «С этим не поспоришь. Была ли причина, по которой Чет поднял эту тему? Как что-то, о чем он знает, но решил мне не рассказывать?»
  «Нет, мэм», — сказал Майло. «Мы проверяли на предмет чего-то необычного, как и с вами, и мистер Корвин сказал, что мистер Битт немного отличается».
  «Ладно. Мне бы не хотелось думать, что Чет скрывает от меня что-то важное. Да, Тревор немного странный. Держится особняком, мы редко его видим, хотя, насколько я знаю, он появляется, когда мы на работе. Я как-то раз принесла ему почту, и он поблагодарил меня, но на этом все и закончилось. Как я уже сказала, здесь никто не отличается особой общительностью. Кроме Чета, конечно, он никогда не встречал незнакомцев».
  Ее улыбка была кривоватой и не имела никакого отношения к счастью.
  «Никогда не встречал незнакомца, Чет», — повторила она. «Полагаю, теперь он это сделал».
  —
  Мы проводили ее обратно в гостиную Вейландов. Три человека работали с телефонами. Дети не подняли глаз, а Чет поднял.
  «Нас разместили в Circle Plaza, это удобно и близко к 405-му шоссе, так что добираться до работы будет легко».
  «Сойдет», — сказала Феличе. «Мы все равно не останемся надолго». Майло:
  «Можете ли вы дать мне хотя бы обоснованное предположение, когда мы сможем вернуться домой?»
  «Как я уже сказал, мэм, скорее всего, это место преступления останется открытым до завтра, а может быть, и до послезавтра».
   «Хорошо, если я знаю, я могу спланировать», — сказала она. «Что касается компании по уборке, то в этом нет необходимости, мы поручим это нашей домработнице. Купите ей прочные перчатки».
  Чет сказал: «Не знаю, это довольно интенсивно».
  « Я знаю. Я не видел много крови. Верно, лейтенант?
  Это то, с чем мы можем справиться».
  "Вероятно."
  «Никаких гарантий, да?» Она рассмеялась. Мужу: «С нами все будет хорошо.
  Это всего лишь одна комната».
  «Моя комната».
  « Умирающая комната», — сказал Бретт, не потрудившись поднять взгляд от своего крошечного экрана. Одна рука помахала пальцем. «Оооо, страшно!»
  Челси написала ему сообщение и проигнорировала его.
  Фелис сказала: «Мы заберем все необходимое в круглосуточном магазине «Ральф» в Брентвуде, поскольку он находится недалеко от… ой, есть еще кое-что, лейтенант.
  Могу ли я дать моим детям рюкзаки, чтобы у них были учебники?»
  «Конечно», — сказал он. «Офицер будет сопровождать одного из вас, чтобы получить их».
  « Я буду этим человеком», — сказала она. «Спасибо».
  Бретт сказал: «Книги на один день? Мне они не нужны».
  Его мать сказала: «Хватит с тебя брать». Но она улыбнулась, и ее сын ответил ей той же любезностью.
  Челси вновь уставилась в ночное небытие.
  —
  Майло связался по радио с Мо Ридом, который пришел проводить Фелис, пока остальные ждали снаружи.
  Оба семейных автомобиля были обработаны и отпущены. Никаких следов крови, единственное нестандартное обнаружение — серебряная фляга виски в бардачке черного Range Rover.
  Чет Корвин сказал: «Я беру его с собой в клуб, угощаю ребят пивом Oban».
  Майло сказал: «Я бы оставил его в другом месте, сэр». Он вернул бутылку и перерезал ленту, перекрывавшую подъездную дорожку.
  «Принято к сведению, лейтенант», — сказал Корвин. Ни тени искренности.
  Майло сказал: «Как только вернется ваша жена, вы сможете идти, сэр».
  Теперь я в порядке . Вы, ребята, ждите маму». Забравшись в Rover, он слишком быстро сдал назад, дернул машину, когда переключился на Drive, и умчался. Бретт и Челси, завороженные своими телефонами, похоже, не заметили его отъезда.
  Как и их мать, которая тащила два рюкзака. Крича: «Выключите эти штуки, наши бары пустеют, а счет безумный», она направилась к серому Lexus.
  Когда седан скрылся из виду, Майло осмотрел здание в стиле Тюдоров слева.
  Неуклюже построенный дом с преувеличенным уклоном крыши, имитирующей шифер, со слишком большим количеством перекрещивающихся деревянных конструкций, штукатурки и кирпича.
  Ландшафт не соответствовал средневековой Англии: кактусы, алоэ и другие острые, колючие растения, граничащие с С-образной мощеной дорожкой и окаймляющие нижнюю часть дома. Дружелюбный к засухе, но также недружелюбный к человеку. Черный пикап Ram, которому было, наверное, лет двадцать, стоял так, что загораживал вид на входную дверь.
  Он сказал: «Слишком поздно иметь дело с соседями, не говоря уже о жителях-одиночках.
  Давайте посмотрим, что происходит с технической точки зрения».
  Голос позади нас спросил: «Могу ли я запереть дверь?»
  Пол Вейланд вышел из дома. Он надел халат. Его входная дверь осталась открытой.
  Майло сказал: «Продолжайте, сэр. Спасибо за гостеприимство».
  Вейланд потер лысую голову. «Не могу сказать, что мне это доставляло удовольствие.
  Но им нужно было куда-то идти — какая ужасная ситуация. С ними все в порядке?»
  «Хорошо, как и ожидалось».
  Вейланд зевнул, поднял руку, чтобы прикрыть рот. «Извините».
  Думаю, я попробую немного поспать».
  Майло сказал: «Пока ты с нами, можем ли мы задать несколько вопросов?»
  Вейланд поправил очки. «Конечно».
   Майло повторил контрольную работу, которую он дал Корвинам. Те же ответы.
  Он указал на Тюдора. «Насколько хорошо вы знаете своего соседа, мистер Битт?»
  Вейланд нахмурился. «Не очень... его нельзя назвать дружелюбным».
  «Одиночка».
  Кивнул. Вейланд пожевал губу. «Вы хотите сказать, что у вас есть доказательства проблемы с ним?»
  «Вовсе нет, сэр», — сказал Майло. «Корвины описывали его как одиночку.
  Мы поговорим с ним вместе со всеми остальными в этом районе».
  «Ну, удачи в общении с ним», — сказал Вейланд. «Он действительно немного асоциален. Вскоре после того, как мы переехали, моя жена случайно застала его идущим к своему грузовику. Донна дружелюбна, она поздоровалась. Битт просто проигнорировал ее и уехал. Она сказала, что он заставил ее почувствовать, что ее не существует. Она была немного расстроена».
  «Могу себе представить».
  Губы Вейланда сжались вовнутрь. «Если вы его подозреваете, я бы хотел знать. Посмотрите, как близко он к нам. К ним тоже. Думаю, привезти тело с его стороны было бы возможно — не то чтобы вы подозревали об этом. Конечно…»
  Вейланд покачал головой. «Я не хочу ввязываться в то, о чем ничего не знаю... но разве не так иногда бывает? Тихие?»
  Я сказал: «Похоже, он более чем тихий».
  «Ну да, я уверен, что это ничего не значит. Пожалуйста, не цитируйте меня ни в чем».
  «Конечно, нет», — сказал Майло.
  Вейланд снял очки. «Я на самом деле не видел, что произошло. С тем человеком. Но Чет это описал. Не то чтобы я хотел, чтобы он это сделал, но Чет как-то…»
  «Он делает все по-своему», — сказал я.
  «Именно так. В любом случае... удачи, ребята».
  Майло сказал: «Спасибо, что уделили нам время, сэр. Постарайся поспать».
  Вейланд улыбнулся и потуже затянул пояс халата. «Акцент на «попробовать».
  —
  Инес Джонас вышла из дома, и два водителя-коронера вкатили каталку внутрь, обернули, упаковали и вывезли тело. Они были техниками в своем роде, перевозя с впечатляющей скоростью и изяществом.
  Джонас сказал: «Приятно познакомиться, доктор, надеюсь, вы найдете что-то психологическое. Потому что это, конечно, безумие».
  Я сказал: «Сделай все, что в моих силах. Спокойной ночи».
  «У меня только начинается ночь, меня вызвали в Пико-Юнион, обычно это не мой район, но там больше никого нет».
  Майло спросил: «Бандитские разборки?»
  «Мне не говорят, но да, наверное. Стрельба по проходу, звучит как что-то простое. Относительно говоря».
  —
  Мы встретились с Мо Ридом на верхней площадке.
  Он сказал: «На втором этаже три спальни, две ванные комнаты. Ничего интересного, кроме порно в одном из ящиков комода Мистера и под матрасом Джуниора. Похожая хрень, похоже, Джуниор ее одолжил. У Миссис нет ничего тяжелее любовного романа на тумбочке».
  «Бумажно-чернильная порнография?» — сказал Майло.
  «Ты понял, LT Old-school. Потрепанные журналы, которые выглядят старыми, ничего кровавого, садистского или жуткого. Младший может получить доступ к чему угодно в сети, но, возможно, он посчитал тайник отца странным. Если папа увидит, что чего-то не хватает, он точно не будет жаловаться».
  Майло рассмеялся. «Говоря об Интернете, о скольких компьютерах идет речь?»
  «Ноутбуки для мамы, папы и мальчика».
  «Для девушки ничего?»
  «Нет. Мама хотела их забрать, у меня не было оснований сказать нет. Я не подцепил от нее ничего подозрительного, просто она хотела вернуться к нормальной жизни».
  Майло повернулся ко мне. «Ребёнок без компьютера, какой диагноз?»
  Я сказал: «Она не очень-то прилежная ученица, ей достаточно телефона».
   Рид сказал: «Я облажался, позволив ей забрать все? Я действительно не видел оснований».
  «Это потому, что их нет, Моисей. На данный момент они второстепенные жертвы, а не подозреваемые. Я предполагаю, что здесь нет оружия».
  «Нет. Миссис сказала «нет», и она была права».
  «Проверьте внизу».
  Рид спустился, и Майло вошел в главную спальню. Кукурузно-желтые стены, соответствующая ванная комната, благоухающая лавандовым попурри. Корвины делили неуклюжее исполнение кровати-сани в эдвардианском стиле, бледно-голубое постельное белье, немного потертое по углам, даже близко не соответствующее остальной мебели: почти деко из девяностых.
  Я стоял рядом, пока Майло ловко обыскивал ящики и шкафы, убеждаясь, что все было возвращено на место в точности так, как он это нашел. Не то чтобы он не доверял Риду. Активность поднимает ему настроение.
  Мы перешли в комнаты Бретта и Челси. Обе были маленькими и просто обставленными, пространство мальчика еще больше сужали темно-синие стены, нагромождения спортивного инвентаря и кучи скомканной одежды.
  Белая комната Челси была аккуратной. Исключением была только верхняя часть ее стола, покрытая карандашными рисунками.
  Страница за страницей заполнены грубыми, повторяющимися геометрическими фигурами.
  Перекрывающиеся круги напоминали сошедшую с ума мыльную трубку. Параллельные линии были так плотно нарисованы, что бумага выглядела как лен. Пятиконечные звезды и зубцы, которые могли быть молниями, напоминали схлопывающуюся вселенную.
  Майло спросил: «Она что, аутистка, спектр или что-то в этом роде?»
  «На данный момент диагнозов нет».
  Он пролистал иллюстрации. «Никакой кровавости. Ладно, она просто чудачка».
  Мо Рид поднялся по лестнице. «Никакого оружия или боеприпасов, ни здесь, ни в гараже. Ничего там, что могло бы быть использовано на этих руках, например, ленточная пила. Единственные инструменты, которые они хранят, — это основные: отвертка, молоток, торцевой ключ, набор шестигранных ключей. Остальная часть гаража была завалена коробками. Примерно две трети пространства — это коробки. Я проверил
  «Немногие. Те, что отмечены как одежда , имеют одежду, то же самое касается кухонных принадлежностей и книг. Похоже, они переехали и никогда не удосужились разобраться с этим».
  «Книги оказываются книгами», — сказал Майло. «Разве ты не ненавидишь честность?»
  «Худшее, что может быть на свете», — сказал Рид.
  —
  Мы проводили его до его безымянного номера. «Во сколько завтра, лейтенант?»
  «Ты сможешь в семь утра?»
  «Я могу сделать шесть».
  «Но я не могу, малыш. Встретимся здесь в семь, мы опросим Шона и всех, кого я смогу реквизировать. Прежде чем мы поговорим с кем-либо, давайте посмотрим на камеры видеонаблюдения. У нас довольно точное время, и на улице не будет большого движения, так что держим пальцы крестиком. В какой смене Шон?»
  «Не уверен», — сказал Рид. «Я знаю, что он только что завершил нападение».
  «Тогда давайте вознаградим его более честным трудом, Моисей. У него дети, ему в любом случае рано вставать. Капитан Бразилия сегодня на связи, с ней все будет в порядке.
  Я приведу веские доводы в пользу шести униформ. Она доставляет мне неприятности, мы справимся. Но я не думаю, что она это сделает. Знаете почему?
  Рид посмотрел на дом смерти. «Престижный район».
  Майло похлопал его по плечу. «Ты социоэкономически проницателен, Мозес».
  Молодой детектив улыбнулся и уехал.
  Я сказал: «Я хотел бы увидеть служебную дверь».
  Майло сказал: «Это можно устроить».
  —
  Мы надели перчатки и пошли по пустой подъездной дорожке к воротам Корвинов.
  Майло просунул руку через край, отстегнул защелку, включил фонарик.
  Задний двор представлял собой прямоугольный бассейн, окруженный деревянной террасой и еще чем-то. Вода была черной как масло, когда на нее попадал луч фонарика
   луч, невидимый в противном случае. Серьёзная опасность, если вы не были знакомы с этим местом.
  Я так сказал.
  Майло хмыкнул и продолжил идти. Я последовал за ним, пытаясь разглядеть детали в темноте. Три стены изгороди из фикуса загородили соседей со всех сторон. Сетка для бассейна и пылесос стояли в дальнем левом углу террасы. Ничего, кроме пары складных стульев и пластиковой совы для отпугивания голубей, примостившейся около мелкого конца бассейна.
  Деревянные доски вели к французским дверям, которые я видел в задней части дома. Легкий доступ. Майло попробовал каждую дверь. Закрылись плотно.
  «Достойные защелки, открыть их не составит труда, не разбив стекло». Он продолжил путь к стене дома, где бетонные ступени вели к простой белой двери.
  Никаких кусков черного пластика на асфальте, никаких следов волочения или отпечатков ног. Он посветил фонариком в два боковых окна. «Заколочены гвоздями, похоже, надолго. Пожарным бы это понравилось».
  Я подошел к двери. Никаких следов взлома.
  Майло постучал по дереву. Пусто. «Хлипкий кусок дерьма, старый Чет решил, что так будет лучше всего. Он может быть шутом, но мужик знает свой дом».
  Достав бумажник, он достал кредитную карту, наклонился и покрутил ее в руках.
  Никакого мгновенного успеха; это было не кино. Он просунул карту в пространство между дверью и косяком, пошевелил, наклонил. Наконец, раздался щелчок, и дверь распахнулась. Процесс занял около минуты.
  «Немного работы», — сказал он, — «но никаких Гудини-сделок. А поскольку семья уехала, времени и уединения было предостаточно».
  Он толкнул дверь. Она скрипнула и качнулась на пару дюймов. «Это шутка, и они не ставят сигнализацию».
  Я сказал: «Ты что, не слышал Чета? Это все ее вина».
  Он рассмеялся. «Да, он принц. Хотел бы я сказать, что беспечность — это большая подсказка, Алекс, но когда я занимался кражами со взломом, это было обычным делом, а мы говорим об эпохе высокой преступности. То, что я говорил раньше о том, чтобы не заморачиваться с окнами второго этажа. Люди платят хорошие деньги за
   система, а затем не использует ее. Даже когда граждане думают, что они осторожны, есть непоследовательность, уязвимые места, например, сломанные экраны сигнализации».
  Я постучал в левое окно. «Эти коробки в гараже говорят, что их устраивает статус-кво. Вероятно, их заколотили гвоздями до того, как они переехали».
  «Излишняя самоуверенность», — сказал он. «От этого зависит моя работа».
  Он широко распахнул дверь, и мы вошли в бежевое крыльцо. Стиральная машина, сушилка, корзина для белья, дешевые сборные шкафы, большинство из которых висели криво.
  Пол был виниловый. Чистый и блестящий, никаких намёков на то, что что-то грязное протащили.
  Я сказал: «Отвечая на вопрос, почему тело было брошено где-то в доме, почему бы просто не оставить его здесь, а не тащить его через весь дом в логово Чета?»
  «Он цель?»
  «Преступление кажется ему личным, а обаяние, как вы сказали, ему не свойственно».
  «Это чертовски обидно, Алекс. И если кто-то его так ненавидит, почему бы не сделать это с ним ? Зачем вымещать злость на каком-то другом бедолаге?»
  «Это может быть предупреждением», — сказал я. «Или у бедняги были отношения с Четом».
  «Чет был весьма убедителен в том, что не знает этого парня. Он настолько хороший актер?»
  «Если бы на карту было поставлено сокрытие его участия, он был бы мотивирован», — сказал я. «Возможно, вся эта болтовня была прикрытием».
  «Хм. Ладно, предположим, Чет кого-то сильно разозлил. Его бизнес — транспортное страхование. Ну и что, кто-то потерял поезд с чем-то, не получил вовремя денег? Я не вижу, чтобы это привело к тому, чтобы снести лицо и отрубить руки».
  «Возможно, это было личное, а не деловое».
  Он посмотрел на меня. «В смысле?»
  Я сказал: «Может быть много чего».
  «Стреляйте в меня».
   «Афера с разгневанной жертвой. Роман на стороне — или даже сексуальное насилие.
  Чет все время в разъездах, может, командировка совсем плохая. Или это как-то связано с личной жизнью Фелис, и убийца бросает это в лицо Чету. Или они оба замешаны. Я могу продолжать, Большой Парень, но суть в том, почему был выбран этот дом? И опять же, зачем тащить тело?
  «Вопросы», — сказал он. «У меня голова болит. Но спасибо». Ухмыляясь.
  «Я имею в виду, что вы стимулируете серые клетки».
  Мы прошли через дом, достигли логова. Очищенного от своего отвратительного содержимого, на удивление чистого и безмятежного.
  Вернувшись на улицу, я спросил: «Что тебя беспокоило в семье?»
  «Не могу понять, — сказал он, засовывая руки в карманы пиджака. — И все равно не могу. Они не совсем счастливые ребята, но кто из них счастлив?
  Они просто казались... — Он покачал головой. — С того места, где я сидел, она его терпеть не могла. И готов поспорить, что он называет ее как-то иначе, чем «невеста», когда разговаривает со своими приятелями? Или с собой. А еще есть дети, пара шакалов, рвущих друг друга на части. Какая здесь тема?
  «Они разъединены», — сказал я. «Это не функционирующая единица, а четыре человека, работающих независимо друг от друга».
  Он вытащил руки из карманов. В одной он держал панателу и коробок спичек. Другой потер щеку. «Я знал, что есть причина, по которой я тебе позвонил. Вот именно, они друг другу незнакомы. Если это семья будущего, то нам пиздец».
  Палец поднялся к виску. Еще больше массирования. «Не то чтобы это обязательно имело значение».
  «Может быть», — сказал я. «Изоляция — идеальная среда для тайн».
  «Значит, мне нужно больше копаться в их прошлом?»
  «Я бы. Начну с Чета, потому что это его комната. Если ничего не появится, перейду к Феличе».
  «А как же дети?»
  «Бретт слишком мал, чтобы быть вовлеченным. Челси достаточно взрослая, чтобы иметь плохих друзей, но если бы она или ее сверстники были вовлечены, сцена была бы намного более кровавой и грязной. Это была тщательная постановка».
   «А как насчет парня постарше, Алекса? Один из тех недовольных сценариев?»
  «Мама и папа не одобряют, поэтому Ромео выходит из себя? Это девочка , отец которой, похоже, игнорирует ее, поэтому я вижу, как она ищет замену и тянется к мужчине постарше. Каждый раз, когда мы видим недовольных, мишенью становятся родители, а не какой-то суррогат. Но, конечно, не помешает проверить Челси».
  «Эти ее рисунки», — сказал он, разворачивая сигару. «И то, что она сказала — комната умирающих. Может быть, она слышала это раньше.
  Может быть, поэтому она выбежала и зарыдала, она что-то знает. Мне так и не удалось поговорить с ней, благодаря маминой защите. Может быть, потому что мамочка тоже что-то знает.
  Он посмотрел на черную воду бассейна. Закурил, выпустил кольца дыма.
  «Что-нибудь еще здесь вас интересует?»
  "Неа."
  «Тогда давайте убираться отсюда к черту».
  —
  Он проводил меня до «Севильи». Лента на месте преступления осталась. Пара человек в форме развалилась.
  Я сел в машину и опустил стекло.
  «Спасибо, что пришел так поздно, амиго».
  «Я все равно ничего особенного не делал».
  Гладкая ложь. Я только что закончил заниматься любовью с красивой женщиной, с нетерпением ждал долгой ванны и раннего сна. Пока текла вода, Робин и я лежали в постели, ее голова была на моей груди, ее кудри щекотали мое лицо. Она ответила на звонок, сказала: «О, привет, Большой Парень», и передала трубку.
  Зная Майло и расшифровывая его тон: Серьёзное Дело.
  Одеваясь, я сказала: «Извини, дорогая».
  Робин рассмеялась над формальностью, поцеловала меня, взяла меня под руку и проводила до двери.
  Я задавался вопросом, спит ли она еще. Если спит, что я ей скажу.
   Майло спросил: «Какое у тебя расписание на завтра?»
  «Утром телефонная конференция с юристами, днем ясно».
  «Если к тому времени я получу ответы, я дам вам знать. Если нет, я, вероятно, позвоню вам. Особенно если доберусь до него». Указывая на Тюдора Тревора Битта. «Из того, что все говорят, резервное копирование психического здоровья — хорошая идея. Может, он плохой парень, и это закроется хорошо и надежно. С другой стороны, когда оптимизм был обоснованной концепцией?»
  
  В тот момент, когда я прибыл на Эвада Лейн, я переключился на рабочий режим: гиперфокусированный, нацеленный на логику, подавляющий эмоции. Когда я ехал домой, отвратительная реальность того, что я только что увидел, ударила меня.
  Это было больше, чем убийство. Это было стирание. Возмущение началось с отправки, перешло в бойню, закончилось клинической хореографией на этой пресной из сцен, в пригородном доме.
  Огромные размеры и разнообразная география Лос-Анджелеса создали множество мест для свалок.
  Почему Эвада Лейн? Почему Корвины?
  Может быть, к завтрашнему утру правда сведется к странному утёнку на районе — садистскому психопату, запершемуся в своей собственной элитной берлоге.
  Порочный отшельник, который шпионил? Тревор Битт, слегка приоткрыв занавески, наблюдал, как семья уезжает на воскресный ужин, и отправился в личный Гран-Гиньоль?
  Это ничего не говорило о мотиве, но решало множество логистических проблем.
  Короткая прогулка отделяла собственность Битта от собственности Корвинов. Когда он добрался до конца их подъездной дорожки с пакетом в пластиковом пакете, щелчок защелки ворот обеспечил бы ему конфиденциальность благодаря трем стенам непроницаемой изгороди.
  После этого открой хлипкий замок и оскверни ближнего своего.
  Почему Корвины?
   Может быть, потому, что ничто так не порождает обиду, как годы близости.
  Розовые идеалисты любят думать, что сведение людей вместе порождает терпимость и доброжелательность, но часто это приводит к прямо противоположному результату. Корвины не ссылались ни на какой конфликт с Биттом, только на резкие отповеди. Но кто знал, что он чувствовал?
  Враждебность глубоко укоренилась в определенном типе психики. Иногда не нужно было многого, чтобы спровоцировать действие.
  Телевизор по соседству работает слишком громко.
  Дети шумно дерутся.
  Или, если я прав, что целью был Чет, все могло просто свестись к слишком большому количеству оскорбительных комментариев со стороны хвастуна, способного разозлить даже святого.
  Чет насмехается, Битт молчит. Чет продолжает, Битт кипит.
  Воображает. Сюжеты.
  Один из тихих .
  Его ландшафтный дизайн, вся эта флора, которая не пускает. Что, если он держал мир в страхе, потому что ему было что скрывать? Нездоровые аппетиты, гротескно жестокая фантазийная жизнь, которая вылилась в убийство?
  С другой стороны, Тревор Битт мог быть художником, который жаждал изоляции, чтобы развивать свои таланты. Или просто парнем, который наслаждался своей уединенностью.
  Я займусь его исследованием завтра. После того, как решу, что сказать Робину.
  А пока ведите машину и постарайтесь не думать об ужасе в логове Чета Корвина.
  Я включил радио, уже настроенное на KJazz. Повезло, и я услышал первые несколько тактов песни Стэна Гетца «Samba Triste», одного из самых красивых произведений, когда-либо записанных.
  Это помогло, но только до тех пор, пока песня не закончилась. Потом прозвучала куча социальных объявлений, и я снова начал чувствовать себя человеком.
  Ранним утром, переходя дорогу из Палисейдс в Брентвуд, я испытал не самые приятные ощущения.
  
  Робин включил сигнализацию. Я выключил ее, перевооружился, снял обувь и побрел в спальню.
  Она свернулась калачиком под одеялом. Я пошёл на кухню, подумал о теле без лица и рук и наполнил стакан водопроводной водой.
  Из подсобки раздался пронзительный писк.
  Бланш, наш маленький светловолосый французский бульдог, приветствует меня из своей клетки.
  Мы оставляем дверь приоткрытой, но она никогда ее не открывает. Хорошо обученная, мы поздравляем себя. Но я всегда подозревал, что ей нравится привилегия, что мы заботимся о ней по утрам, официально приглашая ее встретить день.
  Теперь она выглядела вполне комфортно, круглая колбаска из медового цвета меха, увенчанная огромной, узловатой головой. Один глаз закрыт, другой открыт. Я протянул руку и погладил ее. Она замурлыкала, выпустила несколько славных пуков, сделала эту свою улыбчивую штуку, зевнула, свернула язык и протянула лапу. Когда я взял ее, она лизнула мою руку и изучала меня одним мягким карим глазом.
  «Что-то нужно, милашка?»
  Она циклопически уставилась на меня. Это у тебя есть потребности, бастер.
  Я почесал ее за ушами. Она потянулась и снова уснула.
  Стоя у раковины и попивая воду, я не мог избавиться от ощущения, что меня успокоили.
   —
  Когда я легла в постель, Робин накрыла голову одеялом и стала тереть мою ногу ботинками шестого размера.
  Два часа спустя она все еще спала, а я был в полном сознании. В какой-то момент я, должно быть, провалился, потому что проснулся в восемь, чувствуя себя так, будто меня бросили в сушилку для белья.
  По ту сторону кровати никого не было. Душ работал.
  Раздевшись догола, я вошел в ванную. Бланш лежала на коврике, жуя вяленую палочку. Душевая кабинка была покрыта туманом, превращая Робин в скользящие куски бронзовой кожи. Она пела, недостаточно громко, чтобы я мог разобрать слова или мелодию.
  Я нарисовал смайлик в тумане. Она открыла дверь, втянула меня.
  Намылив меня, она продолжила свою мелодию: «Свисти, пока работаешь».
  —
  Одетые и чистые, мы сидели за кухонным столом, пили кофе и ели тосты, пока Бланш продолжала есть вяленое мясо.
  Несмотря на душ, я решил пробежаться и был одет для этого. Робин, готовая закончить гитару с арктопом для джазового великого человека, была одета в свою униформу: черную футболку, синий комбинезон, красные кеды. Кудри каштановых волос, удерживаемые банданой, выбились, наделив ее нимбом.
  «Когда ты приехала, дорогая?»
  «Около половины второго».
  «Ничего не слышно». Она откусила корочку, подняла кружку одной рукой, а другой мягко коснулась моего затылка.
  Я сказал: «Ты сильно переиграл».
  Она пощекотала место, где волосы сходились с затылком. «Сложный случай?»
  «Сложно и неприятно».
  «Ах».
  «Как много вы хотите знать?»
  «Столько, сколько ты хочешь мне рассказать».
   Звучало так, будто она имела это в виду. Когда-то давно то, насколько много я раскрывала, было проблемой. Моя защита, ее потребность, чтобы ее воспринимали всерьез.
  Теперь все это решено. Насколько я мог судить.
  Я решил не рассказывать подробностей. В итоге рассказал ей все.
  —
  Она сказала: «Бедняга. Как вы собираетесь опознать такую жертву?»
  «Проверьте файлы пропавших без вести, что-то необычное в вскрытии может помочь. Если ничего из этого не сработает, возможно, СМИ. Но даже без удостоверения личности уже есть человек, представляющий интерес. Ваш типичный враждебный одиночка, живущий по соседству».
  «Страшный парень?»
  «Все, что мы слышали до сих пор, — это угрюмость. Он работает дома, редко появляется, не отвечает, когда к нему обращаются».
  «Работает где?»
  «Художник комиксов».
  Она покрутила тост. «Как его зовут?»
  «Тревор Битт».
  «Господин Назад».
  «Ты его знаешь?»
  «Я знаю его работу», — сказала она. «Моя растраченная попусту юность. Сан-Луис тогда был еще более консервативным. Отставные военные, люди, работающие в тюрьме, мелкие фермеры, рабочие, как мой отец».
  Я спросил: «У тебя был период контркультуры, о котором я никогда не знал?»
  Она усмехнулась. «Скорее, я пыталась угодить всем. Я получала приличные оценки, не перечила родителям, часами проводила время в мастерской отца, обучаясь работе с деревом, держала язык за зубами, чтобы не ссориться с мамой. В то же время я была частью аутсайдерской группы в школе. Мы называли себя Творческим Культом — без насмешек, пожалуйста».
  «Не дай Бог».
  «Бог и я, дорогая. Мы были артистичной кучкой придурков, курили травку, некоторые из самых смелых перешли на что-то потяжелее — некоторые из
   они оказались в тюрьме».
  «Бунтари с незначительной целью».
  «Это слишком большая заслуга. Мы были претенциозными задротами, притворяющимися, что бросаем вызов авторитетам. Так что когда дело касалось музыки и искусства, чем глубже андеграунд, тем лучше, и большую часть этого составляли альтернативные комиксы.
  Крамб, братья Эрнандес, Питер Багге и Тревор Битт. Он сам издавал эти маленькие толстые книжки, которые продавались в первом магазине в городе.
  Мистер Назад был его главным героем. Большое тело, маленькая голова, похотливо выпученные глаза, волосатые руки такой формы».
  У нее образовались когти.
  «Красивый парень», — сказал я.
  «Настоящий Адонис. Главной шуткой было то, что его голова была повернута в противоположную сторону от тела, как будто кто-то сшил его неправильно. В результате он постоянно натыкался на что-то».
  Она закатила глаза. «Натыкаться на людей. Особенно на их гениталии».
  Я сказал: «Удобная инвалидность».
  «Ой, извините, мадам . Ну, хм, э-э, я говорю, мадам , раз уж мы объединили наши тантрические силы, почему бы нам не достичь совершенства …»
  Я рассмеялся.
  «Забавные вещи», — сказала она. «За исключением случаев, когда мистер Б случайно натыкался на свою дочь. Или на свою мать. Или на свою бабушку».
  "Ой."
  «Сверхжутко, Алекс, и Битт, будучи таким искусным художником, усиливали любую реакцию, которую он хотел вызвать, будь то смех или тошнота. Мальчики в группе считали это уморительным и катались, как сумасшедшие обезьяны. Девочки считали это тошнотворным и пытались заставить мальчиков прекратить читать Битта. Это вызвало раскол, одну из причин, по которой мы развалились. Но в основном мы распались из-за короткой концентрации внимания».
  Она положила тост. «Битт теперь живет в Палисейдс? Кто бы мог подумать».
  «В двухэтажном доме в стиле Тюдор».
  «Сейчас ты мне скажешь, что он водит минивэн».
   «Пикап», — описал я дом и ландшафт.
  Она сказала: «Это звучит довольно враждебно».
  «Его мультфильмы были не только сексуальными, но и жестокими?»
  «Они всегда были о насилии. Мистер Бэквордс любил взрывать вещи, натыкаясь на детонаторы, ядерные переключатели, переключатели для электропил.
  Битт воссоздал эти тщательно детализированные сцены в стиле Руба Голдберга.
  Огромные крысы, убегающие от диких кошек, опрокидывающие лампы, которые падают в чаны с маслом и вызывают огромные пожары. Взрывающиеся тела, грибовидные облака — множество грибовидных облаков. Истории обычно заканчивались огромными лужами крови, кучами органов, оторванными конечностями...»
  Она положила тост. «О, боже. Разве это не было бы чем-то. Мы все время думали, что Битт насмехается, и он болен?»
  —
  Я только что принял душ во второй раз и вошел в свой кабинет, когда позвонил Майло.
  «Выспались?»
  «Много. Как прошел опрос?»
  Он сказал: «Этого не было. Никто ничего ни о чем не знает. Как сказала Фелис, это не тот район, где устраивают вечеринки. Только в четырех домах есть системы видеонаблюдения, а в одном установлены фиктивные камеры, как
  «сдерживающие факторы». Остальные три работают, и граждане с радостью позволили нам просматривать трансляции, но у двух были камеры, направленные на входные двери, и не было видно улицу. Это своего рода контрпродуктивно, но у меня возникло четкое ощущение, что никто не ожидал, что на Эваде произойдет что-то плохое».
  «Как они восприняли эту новость?»
  «Правильно обеспокоен. Не то чтобы это привело к какой-то приличной информации, все просто хотят обещаний, что мы поднимемся на патрулирование. Единственная камера с большим обзором была антикварной и плохо обслуживалась, изображения черно-белые и зернистые, все, что вы можете различить, это размытость, когда что-то проходит мимо.
  За время отсутствия Корвинов не появилось ничего похожего на человека, но появились три машины. Первая уезжает от дома Корвинов в шесть шестнадцать, так что это семья уезжает. Еще один кружит
   тупик и уходит, не останавливаясь, должно быть, кто-то заблудился и въехал в тупик. Интересный момент наступает через пятнадцать минут после отъезда Корвинов, и вы больше ничего не видите, пока размытое пятно в противоположном направлении не появляется шестьдесят восемь минут спустя. Так что время правильное, но я понятия не имею о марке или модели, даже не могу доказать, что это те же колеса, которые приходят и уходят, насколько я знаю, один человек припарковался вне поля зрения, а другой уехал позже. Я надеялся на улучшение, но наш видеотехник говорит, что ничего не поделаешь, все, что он может сделать, это оценить размер. Больше, чем компактный, меньше, чем большой внедорожник. Вот вам и технологии».
  «Вы добрались до Битта?»
  «Пока нет. Его грузовик все еще там, но он не ответил на мой звонок. Я не расспрашивал его соседей о нем конкретно, потому что у меня нет на него ничего, и последнее, что мне нужно, это крестьяне, сходящиеся с факелами и вилами. Я расспрашивал о соседских спорах в целом и получил обычную мелочь: собачье дерьмо на клумбах, мусорные баки, оставленные слишком долго.
  Но никаких гнойных распрей. Я расширил агитацию на соседние улицы, Шон все еще работает, но пока ничего.”
  Я сказал: «Я узнал кое-что о Битте». Я подытожил описание книг, данное Робином.
  «Кровь, кишки и инцест», — сказал он. «Ладно, я определенно хочу встретиться с этим принцем. Не отказался бы, если бы ты был здесь, когда я дам ему вторую попытку».
  «К часу я должен быть свободен».
  «Тогда это будет один».
  
  Моя телефонная конференция закончилась раньше времени: пара юристов, работавших над спорным делом об опеке, наконец серьезно задумались об «эмоциональном урегулировании ради детей».
  Я позвонил судье и рассказал ей.
  Она сказала: «Они могут так говорить, но настоящая причина в том, что у обоих клиентов заканчиваются деньги».
  «Что бы ни работало».
  «Для меня важно убрать идиотов из списка дел».
  Я повесил трубку и позвонил Майло. «Я могу приехать сейчас».
  Он сказал: «Проблеск надежды в этот крайне неудачный день».
  —
  Дневной свет был добр к Эвада-лейн, цветы и трава были в тонах драгоценных камней, тени деревьев были красиво испещрены. Несмотря на желтую ленту, дом Корвинов выглядел раздражающе безобидным. Больше никаких полицейских, охраняющих собственность, только Майло, сидящий в своей машине без опознавательных знаков.
  Он вышел, и мы пошли к дому Тревора Битта. Эти садовые ворота были из семи футов черного металла.
  Майло сказал: «Именно так».
   Мы поднялись по трем ступенькам к дубовой двери, которая выглядела вытесанной вручную. Вместо глазка — небольшая раздвижная дверь, забранная решеткой из кованого железа.
  Майло позвонил в колокольчик. Постучал. Позвонил еще дюжину раз. Постучал сильнее.
  Как раз в тот момент, когда мы повернулись, чтобы уйти, маленькая дверь скользнула в сторону, и прямоугольник пространства заполнил карий глаз, окруженный бледной кожей.
  «Мистер Битт?»
  Нет ответа.
  Майло показал свой значок.
  Глаз смотрел, не мигая.
  «Откройте, пожалуйста, дверь, сэр. Мы хотели бы сказать вам несколько слов».
  Ничего.
  "Сэр-"
  Глубокий голос сказал: «Слова о чем?»
  «Произошла такая ситуация — у одного из ваших соседей совершено преступление».
  Никакого ответа.
  Майло сказал: «Серьёзное преступление, мистер Битт. Мы говорим со всеми в квартале».
  Тишина.
  «Мистер Битт...»
  «Не интересно».
  «Было бы проще, сэр, если бы вы открыли дверь».
  "Для тебя."
  «Сэр, у вас нет причин нам мешать».
  «Это не помеха. Это уединение». Крошечная дверь захлопнулась.
  Майло позвонил в звонок еще дюжину раз. Его лицо покраснело. «Никакого любопытства, какое преступление, какой сосед. Может быть, потому, что он уже знает».
  Мы вернулись на тротуар. Он вытащил телефон. «Это будет пустой тратой времени, но».
   На другом конце провода он поймал заместителя окружного прокурора Джона Нгуена, описал ситуацию, спросил, есть ли основания для ордера. Я не расслышал краткого ответа Нгуена, но выражение лица Майло сказало все.
  Он повернулся и уставился на Тюдора Битта. Дневной свет не был добр к колючим растениям. Более угрожающе в полном цвете.
  Майло сказал: «Парень — идиот, все, что он сделает, это заставит меня копать глубже в нем». Он вернулся к своей машине и сел за руль. Модернизированный седан, оснащенный новым стильным сенсорным экраном, с которым он начал работать.
  Но, как и в случае с видеонаблюдением, возможности технологий ограничены.
  Никаких сведений о Треворе Битте нет в базе данных полиции Лос-Анджелеса, в NCIC, в досье сексуальных преступников штата или в национальной базе данных, принадлежащей частному лицу.
  Сидя на пассажирском сиденье, я открыл галерею изображений мультфильмов Битта.
  Наркотики, нагота, кровь, табу, отвергнутые с такой яростью, которая порой кажется вынужденной.
  Мистер Бэквордс был волосатым гротескным тупицей, предпочитавшим рубашки с цветочным принтом, бусы, сандалии и мешковатые расклешенные брюки, чья просторность не могла скрыть частые эрекции невероятных размеров.
  Когда он сталкивался с людьми, один его глаз подмигивал и выпучивался, а из его приоткрытого рта текла слюна, за которой часто следовало обильное выделение других телесных жидкостей.
  В общем, жуткая смесь фарса и угрозы. Как дядя, который, как вы надеетесь, не появится на встречах выпускников.
  На фотографиях Тревор Битт не показал себя человеком необычным.
  Высокий, худой и узкоплечий, карикатурист носил аккуратно подстриженные волосы с пробором налево. Самый последний снимок был сделан десятилетней давности, Битт выглядел как седовласый руководитель, раздающий автографы на Comic-Con International в Сан-Диего. Он сидел чопорно, очки для чтения были надеты на его нос, в окружении фанатов, некоторые из которых были одеты в сшитые вручную костюмы мистера Назад, дополненные грубыми, ухмыляющимися масками. Огромное увеличение слюнявого лица персонажа висело на стене.
  В отличие от восторженных лиц фанатов, которые избегали масок, объект их поклонения выглядел так, словно у него только что вышел камень из почки.
   Болезненно застенчивый? Социальный контакт как пытка? Это могло бы объяснить образ жизни Битта, возможно, даже его отказ сотрудничать с Майло. С другой стороны, он провел десятилетия, создавая извращенные образы и диалоги, и не проявил никакого любопытства к преступлению по соседству.
  Потому что он уже знает?
  Майло вышел из системы. «Даже не проступок. Несговорчивый ублюдок».
  Я показал ему фотографии. Он быстро пролистал их. «Подавленный хандритель. Это соответствует тому, что там произошло?». Разглядывая дом Корвинов.
  «Знаешь, что я скажу, Большой Парень».
  «Да, да, недостаточно данных для диагностики». Он позвонил Бинчи, включил громкую связь.
  «Привет, Лут, заканчиваю. Единственное, что я знаю, это женщина в двух кварталах отсюда, которая видела проезжающий грузовик около восьми-полутора вечера. В прошлом году ее ограбили, она утверждает, что теперь у нее все под контролем, но это, вероятно, неправда, потому что ее не удалось привязать ни к времени, ни к марке, ни к модели.
  Она сказала, что он двигался «подозрительно медленно». Как будто осматривал окрестности. Она хотела позвонить, но забыла».
  «Она присматривалась, но забыла?» — сказал Майло.
  «Ей около девяноста, и она хотела узнать, ведет ли департамент досье на паранормальные явления, и когда я сказал, что, насколько мне известно, она посмотрела на меня так, будто я что-то скрываю. Затем она сказала, что ее улица — цель для «инопланетян», потому что чем ближе к океану, тем легче их кораблям приземляться».
  Я сказал: «Пожалейте бедных жителей Малибу».
  Бинчи спросил: «Это тот самый док?»
  «Привет, Шон».
  Майло сказал: «Идеальный свидетель, да? Теперь ты мне скажешь, что она носит очки размером с бутылку из-под кока-колы».
  «На самом деле, Лут…»
  «Отлично. Угадай что, Шон, восемь вечера соответствуют единственному транспортному средству, которое выглядит интересным».
  «Ух ты», — сказал Бинчи. «Это также соответствует тому, что ее улица не тупиковая, как большинство других. Проедьте по ней четыре квартала на север, и вы снова окажетесь на Сансет, так что это будет хороший маршрут для входа и выхода».
  Майло сказал: «Если ты приземляешь космический корабль, кого это волнует? Она определенно увидит грузовик?»
  «Так она говорит».
  «Странный сосед ездит на старом Ram, и он просто отказался открыть дверь и поговорить со мной. Я собираюсь отправить вам фотографию и посмотреть, заинтересует ли она мисс.
  Память инопланетянина».
  Он сфотографировал на телефон машину Битта, отправил изображение и прошелся по тротуару.
  Бинчи перезвонил. «Она говорит, может быть. Честно говоря, Лут, я не думаю, что она имеет какое-либо представление».
  «Честность — жестокая хозяйка, Шон».
  
  Я поехал домой, пошел в студию Робин и рассказал ей об отказе Битта разговаривать.
  Она сказала: «Я не удивлена. Не ожидала, что он будет общительным».
  «Знаете ли вы кого-нибудь, кто имел с ним личные отношения?»
  «Извините, нет». Она вытерла опилки с рук. Открутив банку с вяленым мясом, она дала палочку Бланш, наполнила две чашки кофе и протянула одну мне.
  Два глотка, и ее карие глаза стали огромными. «Может, я и правда кого-то знаю, детка. Помнишь, как я делала копию Danelectro для Игги Смирча? Думаю, он мог использовать арт Битта как минимум для одной обложки альбома».
  Я сказал: «Альбомы, вот странная концепция».
  Она играла со своим iPad. «Вот, туалет Карла Маркса. Это довольно характерно для творчества Битта, когда он не делал «Мистера Назад».
  Черно-белый городской пейзаж. Одинокая фигура, идущая по грязному переулку в тени небоскребов. Странный маслянистый блеск на зданиях. При более близком рассмотрении они оказались монументальными грудами внутренностей.
  «Отвратительно, но он талантлив, не так ли? Дай-ка я попробую достучаться до Игги». Она подошла к своему столу в углу, свернула свою докомпьютерную картотеку, покачала головой. «Извини, дорогая, прошли века. Я даже не уверена, жив ли он».
  Она поработала со своим телефоном. «Google говорит, что ему... семьдесят четыре года...
  не записывал годами — позвольте мне сделать несколько звонков».
   —
  Она обращалась к музыкантам, агентам, менеджерам, создавая телефонную цепочку, которая в конечном итоге привела ее к возможному домашнему номеру Айзека «Игги Смирча».
  Бирнбаум.
  Последним звеном был пенсионер A&R, живущий в Скоттсдейле. «Иг? Он рядом с тобой, Шерман Оукс. Передай ему, что он все еще должен мне за обед».
  —
  Бывшая икона поднята.
  «Игги, это Робин Кастанья».
  "ВОЗ?"
  «Ты, наверное, меня не помнишь, я построил тебе...»
  " Кто ты?"
  «Мастер. Я сделал тебе копию Danelectro с четырьмя звукоснимателями...»
  «О, да, конечно, этот… о, да, милашка с электроинструментами.
  Да, да, это был отличный топор... это ты? Маленький, пышный, с волшебными руками? Ты хочешь построить мне что-нибудь еще?
  "Конечно."
  «Нет», — сказал Игги Смирч. «Я больше не играю в Axes нигде и ни для кого и не хочу ничего строить, слишком много дерьма накопилось. Но я помню тебя , потому что ты была настоящей… красивой леди».
  "Спасибо."
  «Пожалуйста. Так чему я обязан?»
  Она начала объяснять.
  Он вмешался. «Ты связалась с полицейским-психоаналитиком — он был с тобой, когда мы встретились?»
  «Он был».
  «О, да, у тебя было то место в Глене. Помню, я удивлялся, как ты мог себе это позволить. Так что, ты все еще там?»
  "Мы."
  «Ты и психоаналитик», — сказал он. «Счастливая ситуация?»
  "Это."
  "Робин…"
  «Кастанья».
  «Робин Кастанья, иди сейчас — слушай, я не хотел оскорблять Dano, я не играл на ней. Я врубился в нее, я выступал с ней годами, потом я отдал ее одной из своих внучек, она шредер, думает, что я отстой, и Стив Вай рулит, и эти звукосниматели, которые ты на нее воткнул, могут делать некоторые интересные вещи, когда они напряжены... психиатр, да? Глен. Поговорим о карме, я случайно оказался рядом с тобой, только что прочитал лекцию в U. Искусство как конструктивная ложь, какая-то тупая профессорша думает, что она передовая, студенты выглядят так, будто они все еще в подгузниках. Я сказал им игнорировать всю ее чушь, которую она несет, нахуй искусство и музыку, пойти на нормальную работу, быть ответственными гражданами.
  У Дингбата глаза становятся круглыми, а дети выглядят так, будто им внезапно понадобились подгузники».
  Робин сказал: «Мудрый совет, Иг».
  «Итак, — сказал он. — Ты хочешь поговорить о Битте. Он — человеческая дыра.
  Ты все еще в него влюбилась, а? Не в дыру, а в психоаналитика. Это ты его спрашиваешь.
  «Настоящая любовь, Иг».
  «Точно то же самое я чувствовал и по отношению к пятой жене, но и пятая жена не была для меня обаянием».
  «Могу ли я передать трубку Алексу?»
  «Алекс. У него есть имя — нет, оставайся на месте, я зайду. Это по пути домой, и я уже иду на парковку. Единственная причина, по которой я вообще выступил с речью, — мне дали бесплатную парковку. Когда я был студентом, я не мог себе позволить перерыв».
  «Ты учился в университете?»
  «Не кажись таким шокированным. Бакалавр химии, диплом с отличием. Вот как я начинал, прокладывая себе путь, играя громкую чушь, чтобы заработать на обучение и аренду, кто знал, что это превратится в долгосрочную работу? Освежи свой адрес».
  —
   Четырнадцать минут спустя перед домом с ревом остановился черный Ferrari F430 coupe. Водителю потребовалось некоторое время, чтобы выбраться из низко посаженного спидстера, и когда ему это наконец удалось, он морщился.
  В те времена, когда Игги Смирч был иконой стиля, его сценический наряд состоял из черных кожаных брюк, красных туфель на платформе и голой груди, чтобы лучше продемонстрировать его нежирный торс.
  Брюки и обувь были на месте, но грудь его обвисла и была скрыта черным свитером с V-образным вырезом.
  Маленький человек, но с грудной выпуклостью, все еще худой, с густой копной крашеных черных волос, венчающих огромную голову. Жир — отличный заполнитель морщин, и даже в молодости лицо Игги было костлявым и морщинистым. Теперь это был мятый бумажный пакет, карие глаза уменьшились до пары жирных пятен на загорелой от солнца поверхности.
  Он двигался с легкой хромотой, массировал грудь, обнимал и целовал Робин. Оба жеста длились немного дольше, чем нужно, и когда он отстранился, одна рука задержалась около ее задницы.
  Она грациозно отошла и сказала: «Иг, это Алекс Делавэр».
  Хрупкие пальцы пожали мне руку. «Получили трофейную цыпочку в первый раз, да?» Возвращаясь к Робину. «И что, он дает тебе психологическую поддержку, поэтому ты остаешься с ним?»
  «Что-то вроде того, Иг. Заходи». Она начала подниматься по лестнице на террасу, ведущую ко входу.
  Игги Смирч наблюдал за покачиванием ее ягодиц, затем медленно последовал за ней, держась за поручень. «Доктор психологии получает и оставляет себе трофей. Мне следовало остаться в школе».
  —
  Оказавшись внутри, он увидел Бланш, сидевшую у двери, и замер. «Это что, карликовый питбуль?»
  «Французский бульдог».
  «Оно кусается?»
  Робин сказал: «Нет, Иг. Видишь, она улыбается тебе».
   «Вам нужно следить за теми, кто улыбается, она должна быть агентом. Хорошее место. Давайте посмотрим вашу студию. Я думаю, я ее помню, будьте любезны проверить, не схожу ли я с ума окончательно. А еще мне бы не помешал глоток воды».
  Легко ходил по дому, но тут начал хрипеть.
  «ХОБЛ, курение», — сказал он, как будто привык объяснять. «Играешь — платишь».
  Мы добрались до задней двери и вышли в сад.
  «Эй, классная рыбка. Да, да, теперь я вспомнил. Смотри-ка, они стали больше».
  —
  Осмотрев работу на верстаке Робина, он поднял арктоп. «Отлично, у меня нет силы пальцев для акустики... да, все возвращается — слушай, ты не против, если собака постоит на расстоянии? У меня фобия».
  «Конечно, Иг». Робин указала Бланш на дальний угол, погладила ее, что-то прошептала. Бланш замурлыкала и успокоилась.
  «Что ты ей только что сказал, старик спятил? Не сравнить с Биттом, он был образцом того, что можно вырваться за рамки».
  Я спросил: «Как же так?»
  «Почему вы так им интересуетесь, доктор Алекс? Я погуглил вас по дороге. Никаких полицейских штучек. Никакого веб-сайта или Facebook. Вы вообще работаете или мы говорим о трастовом фонде?»
  Робин сказал: «Иг, он слишком много работает. Он не рекламируется, потому что люди находят способ его найти».
  «Это так... единственное, что я узнал , что ты когда-то был детским психотерапевтом, работал в детской больнице. Я люблю это место, у тебя был внук, они вылечили его сердце, я дал им денег». Его руки сжались. «Ты хочешь сказать, что Битт что-то сделал с ребенком?»
  Я сказал: «Ничего подобного».
  «Потому что его искусство довольно извращенное. Изнасилование, инцест, все это гребаная шутка».
  «Это не имеет никакого отношения к детям».
   «Что же тогда? Почему он тебя интересует?»
  «Извините, не могу сказать».
  «Вы, блядь, ЦРУ?»
  «Вчера ночью произошло преступление», — сказал я. «Нет никаких доказательств, что Битт сделал что-то неправильно, но его имя всплыло в ходе расследования. Хотел бы я сказать больше, но не могу. Робин сказал, что вы могли бы рассказать мне о нем».
  Игги Смирч помассировал грудь и продемонстрировал полный рот слишком больших зубных протезов. «Не хочу тебя огорчать, просто любопытно. Расследование, да? Очевидно, речь идет о чем-то криминальном. Ладно, я расскажу тебе, что я о нем знаю, я строгий сторонник закона и порядка».
  Дохромав до дивана, он сел и посмотрел на Бланш. Она держалась к нему спиной; отточенная интуиция. «Я сделал одну обложку альбома с ним по рекомендации моего продюсера. Мне не показали все его работы — не извращенные вещи — и я был поражен его талантом. Впервые я встретил его в ресторане Duke's в Западном Голливуде. Он рисовал на салфетке, в итоге сделал копию Моны Лизы, настоящий шедевр. Хотел бы я ее оставить, но на ней был соус. Так что в его таланте сомнений нет, но работать с ним оказалось серьезным случаем No Fun».
  «Ненадежный?»
  «Надежная заноза в заднице», — сказал он. «Альбом был концепцией.
  Коммунизм, капитализм, вегетарианство — любой изм — это куча дерьма. Я объяснил это Битту. Он выслушал, ничего не сказал, сказал, что сделает это за правильную сумму денег, заплаченную авансом. Я спросил его, есть ли у него идеи. Он сказал: «Это все, что у меня есть». Тем временем он рисовал, даже не глядя на салфетку. Гонорар, который он запросил, был в два раза больше, чем мы платили другим художникам, а стопроцентный аванс был не в порядке, мы всегда платили половину вперед, половину по факту доставки. Но когда я увидел эту салфетку, я сказал: «Давай, вперед». Он рисует Мону Лизу , черт возьми , во время еды. Гений, как Гигер. Я врубился в Гигера, но мы уже много раз его использовали, пришло время для чего-то нового. Я заплатил Битту прямо там и тогда. Пытался позвонить ему через несколько дней с собственными идеями, он так и не взял трубку. Мы продолжали пытаться с ним связаться. Ничего. Между тем, дедлайн приближается, все остальное на месте, и никакого чертового прикрытия».
  Я сказал: «Он все задержал».
  «Нет», — сказал Смирч. «В том-то и дело, что он уложился в дедлайн. Пришел точно в назначенный день, неся с собой большой портфель. Внутри — рисунок в пластиковой обертке. Он достает его, бросает на стол продюсера и начинает уходить».
  Он развел руками. «Это было совсем не похоже на то, о чем мы говорили.
  Продюсер говорит, Битт останавливается, стоит там, не смотрит в глаза. Как гребаный робот. Продюсер говорит: «Мы обсуждали это подробно». Битт говорит: «Ты говорил, я слушал». Затем он уходит».
  «Вы использовали рисунок».
  «Какой у нас был выбор?» — сказал Игги Смирч. «Кроме того, это было блестяще.
  Альбом отлично продавался».
  «Ты больше никогда с ним не работал».
  «Я по натуре неразборчив, доктор Алекс. Люблю встряхивать вещи. Гигер был исключением, потому что он был совершенно другой вселенной». Взгляд на Робин. Она осматривала заднюю часть гитары Martin девятнадцатого века, отправленной на ремонт тайваньским коллекционером.
  Я сказал: «Тебе бы в любом случае пришлось сменить артиста».
  Игги Смирч сказал: «Это правда, доктор А., даже если Битт был таким же безобидным, как кукурузные хлопья».
  «Ты думаешь, он опасен».
  «Не хочешь?» Он улыбнулся. «Не трудись отвечать, я понял. Дальше ты спросишь меня, видел ли я когда-нибудь, чтобы он делал что-то страшное. Не совсем, но что-то происходило в его мозгу. Как будто он готовил в скороварке.
  Ты говорил, он не отвечал. Тихо, но не по-дзэнски, скорее как латентный вулкан. С другой стороны, я провел с ним, может быть, часа два, в общей сложности.
  «Продюсер, который вас порекомендовал», — сказал я. «Может, он знает больше?»
  «Лэнни Джозеф», — сказал он. «Может, если у него есть работающие мозги. Он даже старше меня, ходячее ископаемое. Последнее, что я слышал, он ушел на пенсию в Аризону. Или во Флориду. Или... куда-то еще... погодите».
  Из него вытащили телефон в черном блестящем корпусе с принтом в виде красных черепов. «Подарок внучки-шреддера. Я предпочитаю Gucci, но не хочу ее обидеть». Он прокрутил номер, набрал номер на скорую руку, поговорил с кем-то по имени Освальд.
   «Ищем Лэнни Джо, он еще дышит?... Что ж, это приятно слышать.
  Ты не знаешь, в своем ли он уме — это по-латыни значит «у него все под контролем», Оз... ха, да, я знаю, чувак, да, мы все тогда немного отвлеклись...
  Ха... так где сейчас хатка Лэнни?... нет, у нас все в порядке с деньгами, Оз, я просто хочу поговорить с ним об общем друге, у тебя есть его номер? Ладно, спасибо, мужик.
  Он повесил трубку и прочитал по памяти семь цифр. «Флорида, Форт-Майерс-Бич».
  Я скопировал и поблагодарил его.
  Он повернулся к Робину. «Что это, старый Lyon and Healy?»
  «Нью-Йорк Мартин».
  «Какой год?»
  «Восемнадцать тридцать пять».
  «Почти такой же старый, как я — этот мост из слоновой кости?»
  «Так и есть, Иг».
  «Хорошо, чертовы слоны наступают на людей, кому они нужны — эй, хочешь сделать мне еще один топор?»
  «Ты снова начинаешь играть, Иг?»
  "Ни за что, детка. Дай мне повод чаще тебя видеть".
  —
  Она проводила Смирча до машины, придерживая его дрожащий локоть своей рукой и доставляя ему самые острые ощущения за этот день.
  Я пошёл в свой офис и позвонил Лэнни Джозефу во Флориду. Женщина с сильным кубинским акцентом спросила, кто я.
  «Друг Игги Смирча».
  «Ладно», — сказала она. «О чем?»
  «Тревор Битт».
  «Он еще и музыкант?»
  «Художник».
  «Я тоже», — сказала она. «Подожди, я поняла».
   Несколько минут царила мертвая тишина, а затем раздался низкий, сдавленный голос: «Это Лэнни, кто ты?»
  Я начал объяснять.
  Он сказал: «Игги. Мой любимый фашист. Он наконец-то пойдет к психотерапевту? Хорошая идея, какое это имеет отношение ко мне? Я как раз искал дельфинов, они прыгают в это время дня».
  Я повторил декламацию. Лэнни Джозеф снова вмешался. «Полиция Лос-Анджелеса? Один Адам Двенадцать, получил звонок на Лексингтон и Пятую, хе-хе. Битт сделал что-то плохое?»
  «Мы просто пытаемся узнать о нем больше».
  «Меня это не удивит, он испортил все. Искусство, которое он создавал. Очень больные вещи».
  «Раньше», — сказал я. «Он на пенсии?»
  «Насколько мне известно, он ушел», — сказал Лэнни Джозеф. «Для него это легко, большие семейные деньги».
  «Откуда его семья?»
  «Не могу тебе рассказать. Игги рассказал тебе о туалете Карла Маркса ?»
  «Битту заплатили больше, чем кому-либо другому».
  «Намного больше. Включая Гигера, которого все хотели. Он получил больше, чем когда мы выложили кучу денег за использование фотографии чертовой картины Иеронима Босха, принадлежащей какому-то чуваку в Германии. Ту, которую мы использовали для Exit к Забвение, я говорю о серьезных деньгах, но Битт получил больше. Он чертовски
  ограбил нас, а потом он выдал что-то совершенно нереальное. Мы использовали его, потому что у нас был дедлайн. Когда я узнал, что он ушел, я сказал: «Повезло всему остальному миру».
  «Откуда вы узнали?»
  «Не могу сказать, Док... кто-то, должно быть, дал мне знать... о, да, парень, которого я знал, продюсировал Томмирот, они хотели использовать Битта, потому что Карл так хорошо продавался. Он узнал, что Битт ушел, позвонил мне и пожаловался, как будто это была моя вина. Хотел, чтобы я попытался уговорить Битта, как будто я имею какое-то отношение к этому психопатическому подтирателю задницы. Почему за ним гонятся копы? Почему у них есть психиатр, потому что он сумасшедший?»
  «Извините, не могу вдаваться в подробности».
   «Забудьте, что я спросил, кого это волнует», — сказал Джозеф. «Любопытство убивает не-модных котов.
  Так Игги сказал тебе, что я нашел ему Битта, да? Он винит меня?
  «Вовсе нет», — сказал я. «Я спросил его, откуда он знает Битта и...»
  «Какая у тебя связь с Игги?»
  «Моя девушка сделала ему гитару».
  «Подруга», — сказал он. «Маленькая красотка со студией на холмах?»
  «Это она».
  «Это твоя девушка». Он присвистнул. «Игги она нравилась».
  «Как вы познакомились с Биттом?»
  «Та же старая история», — сказал Джозеф. «Цыплёнок».
  «Какая цыпочка?»
  «Подруга Битта, интеллектуалка, я познакомился с ней на каком-то благотворительном мероприятии, не могу вам сказать».
  «Здесь, в Лос-Анджелесе?»
  «Сан-Франциско, я там часто бывал, продюсировал кучу групп, снимал плавучий дом в Саусалито, ходил на вечеринки. Как этот бенефис. Для чего-то… обычное скучное дерьмо, я замечаю эту горячую цыпочку, въезжаю, бросаю кучу имен, я думаю, что все идет хорошо. И вдруг этот парень материализуется, никогда не видел, как он приближается, и вдруг он просто там. Как туман. Стоит между мной и цыпочкой, курит косяк, но одет в костюм и галстук. Он бросает на цыпочку смертоносный взгляд, она уходит. Потом он бросает на меня взгляд. Я говорю, кто ты? Он говорит: «Рембрандт этого века» и уходит. Я спрашиваю кого-то, кто этот придурок, и они мне говорят. Я знал его имя, видел его вещи на этой выставке комиксов в какой-то модной галерее, я не думал, что он будет похож на генерального директора. Несколько месяцев спустя появляется кавер на Карла , Иг был в темном месте, я думаю, что Битт мог бы быть идеальным. Я получил номер Битта от кого-то, не могу сказать вам, не спрашивайте. Остальное — то, что Иг вам рассказал. Это было безумное время, когда некоторые ребята из группы Заппы появились в Gold Star Studios и...»
  Я слушал несколько минут воспоминаний в свободной форме, пока Лэнни Джозеф не перевел дух и не сказал: «Конец истории».
  «Что-нибудь еще вы можете рассказать мне о Битте?»
   «Парень мог рисовать как сумасшедший, но это было его единственное хорошее качество. Эй, вот и дельфины. Чао».
  —
  Интернет-исследование Тревора Битта выявило тенденцию вызывать сильные мнения за и против. Оно также подтвердило ярлык богатого мальчика Лэнни Джозефа.
  Богатство карикатуриста досталось ему от прапрадеда, нью-йоркского финансиста и соратника Рокфеллера по имени Сайлас Битт. Никаких упоминаний о профессиональных достижениях других потомков. Возможно, остальная часть семьи пошла по наклонной.
  Я ввел ключевое слово silas bitt. Просто связь с Рокфеллером, поэтому я вернулся к его праправнуку.
  Как и все остальное в жизни карикатуриста, богатство Битта вызывало полярные суждения: он был либо бесполезным орудием Капиталистического Монстра, либо гением, использовавшим свое состояние для создания новаторского искусства.
  Я двинулся дальше, занимаясь серфингом. Битт не проявлял активности почти два десятилетия, и все его книги давно вышли из печати. Цены на секонд-хенде предполагали, что они ушли и забыты.
  Теории, объясняющие его отчисление, включали наркотическую зависимость.
  героин/крэк/мет/так
  твой
  выбрать—или
  а
  пролонгированный
  психиатрический
  госпитализация по поводу шизофрении/маниакальной депрессии/синдрома Винсента Ван Гога, что бы это ни было, или изнурительного физического заболевания (хорея Гентингтона/коровье бешенство), или просто «выгорания».
  Вся эта мудрость предлагается людьми, которые анонимно излагают свои мысли в сети.
  Ничто в истории Битта не указывало на его преступную деятельность.
  Звонить Майло с плохими новостями показалось мне невежливым.
  Лучше двадцатичетырехкаратная тишина.
  
  Три дня спустя позвонил Майло.
  «Пока не опознали моего Джона Доу, только что получил сообщение от патологоанатома. Мозг бедняги был полон дроби и пыжа, и, как мы и предполагали, ампутации были посмертными, вероятно, моторизованной пилой, скорее всего, лентой или джигом. Его артерии были не в лучшем состоянии, но надвигающегося сердечного приступа не было. Но за несколько лет до смерти ему не повезло: селезенка и левая почка исчезли, пара старых переломов в левой бедренной кости, то же самое с левой ключицей и четырьмя ребрами».
  Я спросил: «Автокатастрофа?»
  «Коронер сказал, что это могло быть любое столкновение».
  «Могли ли переломы ног стать причиной хромоты?»
  «Вероятно», — сказал он.
  «Есть ли какие-либо предположения, когда были получены травмы?»
  «Возможно, в течение последних десяти лет. Предполагаемый возраст парня — от пятидесяти до шестидесяти лет, так что мы не говорим о студенческом футболе».
  Я сказал: «Может быть, что-то связанное с работой. Водитель грузовика, тяжелая техника».
  «Или просто неудачник, который упал с лестницы».
  «Пятьдесят-шестьдесят лет — это примерно возраст Тревора Битта».
   «Старый приятель? Конечно, почему бы и нет, теперь давайте докажем это. Итог: никакой магии из склепа, но, возможно, травма будет полезна, если я пойду в СМИ».
  «Если, а не когда?»
  «Да, скорее всего, так и будет», — сказал он. «Но сегодня я снова просматриваю файлы пропавших без вести, может, что-то всплывет, и я смогу избежать тонны ерундовых советов».
  Я сказал: «Джон Доу не вел зачарованную жизнь, а вот Битт вел. Унаследованное богатство, которое уходит корнями в далекое прошлое».
  Я рассказал ему о вкладе Игги Смирча и Лэнни Джозефа.
  Он сказал: «Детка из трастового фонда. Это могло бы объяснить его нахальное отношение. Сегодня утром я снова это увидел. Он приоткрыл дверь и уставился на меня, как на тину. После того, как я закончил свою тираду, он повернулся ко мне спиной и закрыл эту чертову штуку. В такие дни я хотел бы жить в полицейском государстве».
  Я сказал: «Вы с Ким Чен Ыном выламываете двери».
  Он рассмеялся. «Богатый парень уходит на пенсию, переезжает в Палисейдс, это сходится. Но я все еще не могу найти ничего отвратительного в его прошлом. Никакого компромата на Чета Корвина, кроме некоторых закатываний глаз, когда я упомянул его».
  "С кем?"
  «Его секретарь. Вчера я заходил к нему в офис. На табличке на двери написано, что это вспомогательный участок компании на Западном побережье. Это означает две комнаты в посредственном здании на южной стороне Беверли-Хиллз. Только Корвин и секретарь, чопорная леди лет семидесяти. Мне показалось, что это почтовый ящик, может быть, что-то, что дает компании право работать в Калифорнии. Она подтвердила то, что сказал нам Чет, он много путешествует. Сам заказывает себе поездки. Она не удивилась, увидев меня, Чет рассказал ей о теле. В подробностях. Вот тогда она закатила глаза. Она сказала, что ей от этого дурно. Я спросил, кто его приятели, по работе или нет. Еще больше покачивания. «Не знаю, лейтенант, но я уверен, что Чет популярен у всех » .
  «Обаяние босса ослабло».
  «Я подумал, отлично, она его терпеть не может, не будет его защищать. Но когда я спросил ее о ком-нибудь, у кого есть на него зуб, она не знала ни о ком. Не знала многого и точка. Мне кажется, ей платят за то, чтобы она подогревала сиденье и принимала сообщения. И нет, никаких странных сообщений или писем мистеру Корвину не приходило за полтора года, что она на него работала».
   Я сказал: «Он сам заказывает себе поездку. Может быть, чтобы сохранить подробности в тайне».
  «Женщины в каждом порту, разозленные мужья? Я думал об этом, но почему бы не нацелиться непосредственно на Корвина? Зачем безрукий Джон Доу в логове парня?»
  «Что-нибудь на одежде Джона Доу? Мне она показалась довольно обычной».
  «Это потому, что они такие», — сказал он. «Кроссовки — Nike, все остальное — китайского производства, продается в дисконтных сетях и аутлетах по всей стране».
  «Так что, вероятно, не приятель Чета по загородному гольф-клубу», — сказал я. «Или потомок приятеля Рокфеллера».
  «Если только он не один из тех эксцентричных толстосумов, которые живут за счет дешевки
  — эй, может, он один из кузенов старого Тревора , а Биттсы слишком долго занимались инбридингом. Откуда они родом?
  «Первоначальные деньги были заработаны в Нью-Йорке».
  «Сделаешь это там, сможешь сделать это где угодно. Ладно, посмотрю, что смогу найти об этом клане. Если я узнаю, что там идет какой-то крупный спор о наследстве, а от кузена Итта с хромотой ничего не слышно, ты мой новый лучший друг».
  «Новый?» — спросил я.
  «Отлично, обновлённый . Мы выйдем на новый уровень, как на одних из тех уикендов для знакомства. Только вместо «Кумбая» и медитации я куплю ужин. Ты, Робин, дворняжка. Я даже раскошелюсь на корм для рыб».
  —
  Я провел свой собственный поиск. Как и многие получатели старого богатства, Биттсы, похоже, жили невидимо.
  Несколько человек с такой фамилией появились в Интернете, но ни один из них не был родственником карикатуриста. Я выходил из сети, когда мне позвонила моя служба, давний оператор по имени Ленор.
  «Доктор Делавэр, у меня на линии мистер Корвин. Он не сказал, о чем. Я попросил его оставить свой номер, он стал каким-то настойчивым, сказал, что вы
   знаю, о чем речь. Я спросил, была ли это чрезвычайная ситуация, он сказал, что да. Но я не думаю, что это было так — не то чтобы я был психологом».
  «Никакого обычного беспокойства», — сказал я.
  «Как раз наоборот, доктор. Гладко. По правде говоря, он звучит так, будто хочет вам что-то продать. Я его на линии, если хотите, я скажу ему, что вы недоступны…»
  «Нет, я поговорю с ним. Спасибо за осторожность, Ленор».
  «Всегда», — сказала она.
  Щелкните.
  «Это доктор Делавэр».
  «Привет, Док, Чет. Как дела?»
  «С расследованием?»
  «Это. В общем. Фигура речи. Нашел вас, вас зовут Александр, я думал, что это Алан. В любом случае, я могу вас использовать. Моя дочь может».
  «У «Челси» проблемы».
  «Я расскажу вам, что происходит: мы были дома со среды, все было хорошо. Но вчера вечером я услышал, как она встала, посмотрела на часы, было три утра. Потом я услышал, как она спустилась по лестнице, все в порядке, она хочет попить воды.
   Потом входная дверь закрывается, и я думаю, что за? Я выхожу на улицу и вижу, как она ходит. Не в пижаме, одета так, будто куда-то идет, только без обуви. Когда я сказал ей вернуться в дом, она бросила на меня один из тех взглядов».
  «Какой вид?»
  «Знаешь», — сказал он.
  Я ждал.
  Чет Корвин сказал: «То, что ты видела, Алекс. Дерзко. Я сказал: «Это смешно, возвращайся внутрь». Она бросила на меня взгляд и вернулась внутрь».
  «Она, похоже, ходила во сне?»
  «Вы эксперт, Док. Но я бы сказал нет, ее глаза были открыты, и она не была на другой планете. Скорее, она бросала мне вызов.
   Непокорный » .
  «Что ты хочешь сделать?»
   «Может быть, наказать ее? Не знаю, надеялся, что ты мне скажешь. Сколько раз ты видел подобное?»
  «Дети уходят из дома?»
  «В одежде, но без обуви», — сказал он. «Три часа ночи. Думаешь, это какой-то посттравматический стресс?»
  «У нее была с собой сумочка?» — спросил я. «Ее телефон?»
  «Нет, просто ее ходьба».
  «Где гуляете?»
  «В тупике, туда-сюда».
  «Как далеко?»
  «Недалеко, около двадцати футов в одну сторону, потом она разворачивается и повторяет все сначала».
  «Ты за ней наблюдал».
  «Ну, да, конечно, Алекс, я хотел узнать, что происходит. Когда ты сможешь ее увидеть? Это то, что я выставлю счет в фонд жертв».
  Я сказал: «Я могу направить вас, но не могу лечить Челси».
  «Что? Почему?»
  «Я уже консультирую по расследованию и мне нужно связаться с полицией. Поэтому я не могу гарантировать конфиденциальность».
  «Нам плевать на секреты, Алекс. Ты разберись с ней, расскажи ей, что к чему, чтобы она смогла выпутаться из этой ерунды. Расскажи и нам, чтобы мы знали, как с ней обращаться в будущем. Значит, все в порядке?»
  «Это не сработает, мистер Корвин. Я с радостью дам вам направление».
  «Хм», — сказал он. «Ты довольно своенравный парень. Я думал, что терапевтическая игра — это компромисс».
   Речь идет о многих вещах, включая границы.
  «Хотите получить направление?»
  «Нет», — сказал он. «Я не хочу связываться с кем-то еще. И я действительно не понимаю, почему вы не хотите нам помочь. Если это деньги, забудьте о жертвах».
  фонд, я заплачу вам напрямую».
  Я сказал: «Это не деньги».
   «Я постоянно это слышу, Алекс, и обычно оказывается, что дело именно в деньгах».
  Я ничего не сказал.
  Чет Корвин сказал: «Слушай, Алекс, давай подумаем и найдем решение. Поговори с ней один раз, узнай, есть ли повод для беспокойства.
  Есть, мы берем это оттуда. Нет, никакого вреда, никакого фола».
  Я думал об этом.
  Чет Корвин спросил: «Ты все еще со мной, Алекс?»
  Я сказал: «Если лейтенант Стерджис разрешит, я увижу ее один раз».
  «Вам нужно его разрешение?»
  «Мне нужно избегать конфликта интересов».
  "Хм. Ладно. Где твой офис? Твоя девушка мне не сказала".
  «Я приду к тебе домой. Для Челси будет проще, если это будет на ее территории».
  «Терн», — сказал он. «Как гольф. Или банды». Посмеиваясь. «Она... другая, ты видел это. Когда ты сможешь приехать?»
  «Какое время подходит «Челси»?»
  «Алекс, — сказал он, — ей не нужен личный секретарь. Займись этим в любой день — сегодня, если хочешь. После школы она вернется около трех, сделай это в четыре, чтобы не рисковать. Меня там не будет, я буду в дороге, на самом деле по пути в аэропорт. Это не имеет значения, она все равно никогда со мной не разговаривает».
  Намек на грусть. Самый слабый проблеск того, что у него может быть какая-то глубина?
  Затем он сказал: «Я рад, что мы это делаем. Теперь я могу выбросить ее из головы».
  
  Мило сказал: «Давай, ты можешь узнать что-то, что мне пригодится. Но он может тебе не заплатить, старый Чет имеет привычку уклоняться от своих финансовых обязательств».
  «Вы нашли немного грязи».
  «Я убедил парня из банка, который занимается его ипотекой, поговорить со мной неофициально. То же самое и с финансовой компанией, которая владеет правом собственности на его автомобили. Он не дефолтит, он просто тянет время, растягивая его до самого дефолта. Он отправляет уведомления, ему звонят, в последнюю минуту он платит, но игнорирует штрафы и пени за просрочку, и все начинается снова. Финансисты ничего не могут сделать, потому что технически он выполнил свое обязательство».
  Я сказал: «Он играет всех».
  «Как плохая губная гармошка».
  «Есть ли какие-нибудь признаки финансовых проблем?»
  «Вот в чем дело, а не в том, что это очевидно. Он хорошо оплачивается, а работа Фелис в школьном округе — это неплохой второй источник дохода. На двоих они зарабатывают около четырехсот пятидесяти тысяч. Ипотека и выплаты за машину составляют чуть больше пяти тысяч в месяц, что не вода в ванне, но с таким доходом это не тягость.
  Может быть, у него есть какая-то вредная, дорогостоящая привычка, но пока я не могу ее найти».
  «Так что это игра. Он тоже манипулировал мной».
  «Ровно столько, сколько ты ему позволишь, амиго».
   «Правда», — сказал я. «Я подумал, что еще раз взглянуть на «Челси» не повредит.
  Возвращаюсь в дом, теперь, когда первоначальный шок прошел».
  «Как ты думаешь, что происходит с этим ребенком?»
  «Возможно, это расстройство сна, посмотрим».
  Он рассмеялся. «Старая рутина сдержанных суждений. Корвин права в одном: она другая».
  —
  Evada Lane в четыре пятнадцать вечера был просто очередным тупиком. Как и в большинстве так называемых районов Вестсайда, никаких пешеходов, даже бездомных собак. Это оставило легкую добычу для стаи воронов. Птицы нашли что-то посреди улицы, и мне пришлось их объехать.
  Lexus Фелис Корвин стоял на подъездной дорожке. Она открыла дверь в синей блузке, серых брюках, серых туфлях. Она пристально смотрела на меня, протирая очки микрофиброй.
  «Доктор Делавэр?»
  «Привет. Я здесь, чтобы увидеть Челси».
  «Ты что ?»
  «Ваш муж попросил меня оценить ее...»
  «Он что ?»
  Я сказал: «Очевидно, вы не знали».
  «Что именно он хотел, чтобы вы оценили?»
  «Он сказал, что вчера вечером Челси встала и вышла из дома...»
  «Невероятно», — сказала Фелис Корвин. «Челси спит беспокойно, она всегда такой была».
  «Она обычно выходит из дома?»
  «Позвольте мне сказать вам, доктор, если бы Чет был здесь чаще, он бы знал о ее режиме сна и не тратил бы ваше время».
  «Извините за недоразумение».
  «Извините, что вы зря съездили». Она начала закрывать дверь, но остановилась на полпути. «В следующий раз сначала поговорите со мной. Не то чтобы следующий раз будет. Мы прекрасно справляемся».
   «Приятно слышать».
  «Может, и не для тебя», — отрезала она.
  «Простите?»
  «Извините, это было неуместно. Я просто имел в виду, что люди с психическим здоровьем ожидают проблем. Я извиняюсь, доктор».
  "Без проблем."
  Я повернулся, чтобы уйти.
  «Доктор Делавэр, если вам нужно оплатить время, я могу выписать вам чек прямо сейчас».
  «Бесплатно».
  «Ну, это очень мило с вашей стороны, и еще раз извините. Есть новости о бедняге?»
  "Еще нет."
  «Как жаль. Доктор, могу я спросить, почему вы пришли сюда на обследование, а не записались на прием?»
  «Я думала, что Челси будет чувствовать себя более комфортно на родной базе».
  «Да... полагаю, я это вижу». Ледяная улыбка. «Ну, не обязательно видеть ее здесь или где-то еще. У нас все хорошо».
  —
  Вороны перелетели на близлежащую лужайку и глумились, когда я проходил мимо. Один из них держал в клюве что-то розовое и органическое. Самый крупный член банды, проявляющий привилегии.
  Я уехал, думая о том, что только что произошло. Гнилая коммуникация соответствовала моему взгляду на Корвинов как на квартет незнакомцев, живущих под одной крышей. Она также отличалась от того, что я обычно видел, когда родители не соглашались: матери искали помощи, отцы были убеждены, что проблем нет.
  Чуткие отцы бывают, но Чет Корвин, похоже, совсем не такой.
   Я выбрасываю ее из головы.
  Разве его звонок не имел никакого отношения к помощи Челси? Он использовал ее
  — и я — чтобы унизить его жену?
  Посмеивался ли он по дороге в аэропорт?
   Дети с проблемами часто становятся оружием в браке. Когда я обучаю аспирантов, я называю их «виноватыми пушками». Долго ли Челси была тяжелой артиллерией своего отца?
  Чет Корвин знал бы, на какие кнопки своей жены нажимать. Как лучше всего повесить на нее ярлык неполноценной матери, чем вызвать психолога за ее спиной?
  Реакция Фелис показала, что она поняла сообщение.
   Сначала поговорите со мной.
  Я предположил, что я мог недооценивать Корвина, и он по-своему грубо беспокоился о своей дочери. Но тогда почему бы просто не сообщить Феличе?
  И почему настаиваете именно на мне, а не на другом психологе?
  Потому что другой психолог не был представителем полиции, и все дело было в том, что Корвин показывал нос правоохранительным органам?
  Человек, который любит все контролировать и сам себе заказывает себе поездку, а потом просто забавы ради морочит голову кредиторам.
  Или эта последняя манипуляция вышла за рамки этого? Он как-то был причастен к убийству безрукого человека?
  Зачем Корвину пачкать собственное гнездо?
  С другой стороны, если его мало заботила семейная жизнь, то почему бы и нет ?
  Когда я покинул Палисейдс и направился в Брентвуд, я подумал о других его чертах характера: напыщенный, ищущий внимания хвастун, достаточно бессердечный, чтобы вываливать на свою секретаршу кровавые подробности, когда они явно вызывали у нее отвращение.
  Достаточно поверхностно и жестоко, чтобы описать свою дочь как проблему, от которой нужно избавиться.
  Сложите все это вместе, и у вас получится аккуратное описание высокофункционального психопата. А психопаты, особенно садисты, часто наслаждаются последствиями преступления больше, чем самим актом.
  Вот почему поджигатели появляются на пожарах четвертого уровня. Вот почему похитители присоединяются к поисковым отрядам, а убийцы детей кладут плюшевых мишек на мемориалы.
  Чет Корвин прекрасно проводил время, вспоминая человека с изуродованной головой и без рук?
  Я рассматривал его как вероятную цель, потому что его личное пространство было нарушено. Что, если это именно то, чего он хотел — разговор о блефе, хех
   хе-хе. Алан. Э-э, Алекс. Конечно, на дереве будет кровь, но это можно исправить. Факт, который Корвин подчеркнул в самом начале: я предполагаю, вы проведете тщательную уборку.
  Добавьте к этому реакцию Фелис, когда она увидела тело — она просто в шоке от увиденного.
   — и временный беспорядок будет перевешен большим волнением.
  А если детишки немного травмируются, тем лучше.
  То, что Корвин был замешан в убийстве, решило проблему доступа: все, что ему нужно было сделать, это передать ключ от дома своему помощнику. То же самое и с кодом безопасности, на всякий случай, если глупая Фелис не забудет включить сигнализацию. Или же он мог просто выключить систему после того, как остальная семья выйдет из дома.
  Он дал нам понять, что воскресный ужин был его шоу. Переместив место проведения из обычной пиццерии неподалеку в ресторан на другом конце города.
  Еще одна хвастовство? И практичное, потому что это давало сообщнику достаточно времени, чтобы перетащить и разместить труп, убрать его и уйти.
  А затем, для пущей убедительности, отвлеките внимание на асоциального чудака, живущего по соседству.
   Что-то в этих людях есть.
  После трехсот с лишним убийств инстинкты Майло были отточены до совершенства.
  Я позвонил ему в офис.
  Он сказал: «Пока ничего нет ни о каком Нью-Йоркском битте».
  «Ты собираешься пробыть там какое-то время?»
  «Просто перекусил, делаю кое-какую бумажную работу».
  «Я сейчас приду».
  «Челси рассказала тебе что-то пикантное?»
  «Мне так и не удалось с ней поговорить», — сказал я.
  "Так в чем дело?"
  «Не хочу отвлекаться во время вождения, увидимся через двадцать минут».
  
  Майло размером с шкаф находится посередине коридора с холодным освещением на втором этаже West LA Division. Остальная часть коридора отдана под склад и пару комнат для интервью, пропахших тревогой. Скудный удел моего друга выглядит как наказание, но не все так просто.
  Он работает в изоляции от всех остальных детективов в здании, соглашение, навязанное ему много лет назад как часть сделки с коррумпированным, уходящим на пенсию начальником полиции. Начальник рассматривал камеру без окон как последний выпад против гея-полицейского, который заставил его. Он и не подозревал, что Майло приветствовал эту установку.
  Спустя годы он по-прежнему прячется, словно гризли в пещере, с удовольствием избегая шума и пристального внимания большой комнаты детективов.
  Его настоящая работа — лейтенант, который отходит от своего стола и работает —
  еще одна странность. Два последующих начальника полиции были возмущены процедурой взлома и решили ее исправить. Оба изменили свое мнение, когда узнали о его раскрываемости.
  Я прибыл сразу после пяти, получил поклон от гражданского служащего в приемной, взбежал по лестнице и направился к единственной открытой двери.
  Майло ждал меня, сидя на вращающемся стуле, обращенном к металлической прямой спинке, которую он для меня установил. Три фута между нашими носами. Большая жирная пицца
   ящик прислонен к стене. Воздух теплый, душный, пропитанный чесноком.
  Коробка была пуста. Время перекусить.
  Он подышал в ладонь, достал со стола пластинку жевательной резинки и начал жевать. «Тебя это беспокоит, мы можем выйти на улицу».
  Я сказал: «Ничего страшного. У меня для тебя куча теории. Не могу обещать, что тебе понравится этот запах».
  —
  Он прислушался, протер глаза, изучил низкий перфорированный потолок.
  «И все это, — сказал он, — из-за проваленной встречи».
  «Более чем облажался», — сказал я. «Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что Чет хотел унизить Фелис».
  Я продолжил перечислять психопатические симптомы. «Возможно, я перегибаю палку, но я подумал, что вам следует знать».
  Он повернул шею. «Ты правда думаешь, что он будет таким высокомерным? Его собственный чертов дом».
  «Если он презирает свою домашнюю жизнь, то почему бы и нет? С самого начала чувствовалось, что в семье что-то не так».
  «Это было в том смысле, что они были целями, а не участниками. С чем вы согласились».
  Я ничего не сказал.
  Он сказал: «Хорошо, я буду открыт для новых возможностей. Означает ли это, что вы считаете Битта менее приоритетным?»
  «Не обязательно», — сказал я. «Я просто думаю, что Корвина следует рассмотреть».
  «Многозадачность, ура», — сказал он. «Рассмотрели как?»
  «Записи разговоров по мобильному телефону, график его поездок».
  «Это означает повестки. Вы знаете, в чем проблема».
  «Нет оснований».
  «Даже близко нет». Он взял карандаш, повертел его в руках и положил обратно.
  Я сказал: «Есть еще один потенциальный путь. Его жена его ненавидит».
  «Враждебные супруги и бывшие, благо полицейского. Ты считаешь Феличе доступной?»
   "Еще нет."
  «Что же тогда?»
  «Помните о Чете и сосредоточьтесь на опознании Джона Доу».
  Он встал, сумел вертикально потянуться, руки почти касались потолка. «Не очень-то план».
  Он вышел из офиса.
  Я спросил: «Куда?»
  «Когда сомневаешься, подкрепись, время ужина — э-э, э-э, не хочу знать, голоден ли ты. Просто следуй за мной и притворяйся».
  
  Через неделю после убийства безрукого мужчины Майло заставил департамент выпустить пресс-релиз. Мужчина средних лет найден в «месте Вестсайда»,
  отсутствие селезенки и почки, «другие» свидетельства старой травмы.
  Освещение было отклонено филиалами сетевого телевидения, предоставлено двадцать секунд в новостных выпусках в одиннадцать вечера на двух местных станциях. The Times выступила с заметкой в онлайн-файле об убийстве. Как только историю подхватили несколько других сайтов, телефон начал звонить, и наводки поступали от обычной смеси благонамеренных граждан, шутников и визжащего зверинца теоретиков заговора и других тупиц.
  Информация в кибер-эпоху могла бы быть написана невидимыми чернилами. В течение двадцати четырех часов линия доверия отключилась. Затем, во вторник, один-единственный толчок заставил Майло позвонить мне.
  «Возможно, я попал в список хороших парней Санты, женщина, которая на самом деле кажется здравомыслящей, описала физические характеристики и сломанные кости до буквы Т. Ее бывший муж, Хэл Браун, пятьдесят четыре года. Несчастный случай произошел из-за падения во время похода одиннадцать лет назад. Я иду к ней. Ты свободна?»
  «Тебе нужно спросить?»
  «Я должен воспринимать тебя как должное?»
  —
   Мэри Эллен Браун, 51 год, жила в Энсино и продавала сумки в Saks в Беверли-Хиллз. К тому времени, как Майло забрал меня, он уже сделал обычную предысторию. Ее единственное нарушение было три года назад, штраф за невыполнение требования остановки на перекрестке Грегори и Роксбери.
  Я ответил: «В нескольких кварталах от Saks, может быть, спешу на работу».
  «Хорошая трудовая этика», — сказал он. «Я восприму это как позитив». Когда мы подошли к его безымянному: «Боже, надеюсь, она не дура».
  БХ был на юге, но повернул в сторону Долины.
  Я спросил: «Она не работает?»
  «Дома, беру больничный. Думаю, она не хочет, чтобы ее видели с копами. В ее голосе слышалось напряжение. Я восприму это как позитив».
  —
  Мы подъехали к белому трехэтажному зданию кондоминиума с надписью La Plaza , которое занимало четыре участка на тихой улице к западу от Бальбоа и к северу от бульвара Вентура. Камеры видеонаблюдения, предупреждающие знаки и закрытый участок обеспечивали эмоциональную поддержку. В справочнике говорилось, что Браун, штат Мэн, живет в блоке двадцать четыре. За нажатием кнопки последовало шепотное «Подождите», щелчок и жужжание.
  Мы поднялись на лифте на два пролета, вышли в коридор, устланный красной ковровой дорожкой, и направились к шестнадцатой из по меньшей мере вдвое большего количества черных дверей.
  Женщина, которая ответила на нежный стук Майло, была среднего роста, среднего телосложения и средне-карих глаз. Средне-каштановые волосы были подстрижены в непритязательный боб. В ее голосе чувствовалось напряжение, но лицо, округленное средним возрастом, выглядело собранным.
  «Лейтенант? Мэри Эллен».
  «Спасибо, что приняли нас, мэм. Это Алекс Делавэр».
  Улыбка Мэри Эллен Браун длилась столько же, сколько и моргание глаз, которое ее сопровождало. Она протянула холодные кончики пальцев. «Пожалуйста, входите, ребята».
  Ее блок был компактным, ухоженным, с коралловыми диванами и бронзово-стеклянным журнальным столиком с кексами и кофе. Открытая планировка позволяла полностью просматривать кухню с белыми шкафами и приборами из нержавеющей стали.
   На черном граните стояли аптекарские банки, наполненные лимонами, а также пузырьки поменьше с чем-то, похожим на масло, настоянное на травах.
  Мы втроем сели, и Мэри Эллен Браун указала на кексы.
  «Пожалуйста, угощайтесь».
  «Спасибо», — сказал Майло.
  «Позвольте мне налить вам. Вам тоже?»
  Я уже насытился кофеином, но сказал: «Пожалуйста».
  Пока я отпивал понемногу, Майло принялся за шоколадный кекс.
  «Спасибо, что позвонили нам, мисс Браун».
  «Как я уже говорил, я не был уверен, но решил, что должен. Ты принес фотографию?»
  Майло сказал: "Мы этого не сделали, мэм. Фотография не поможет".
  «Почему — о. Ты говоришь, что он… изуродован?»
  «Боюсь, что так».
  «О, Боже», — сказала Мэри Эллен Браун. «Я не должна быть шокирована. Но я шокирована».
  «Вы не должны быть шокированы, потому что…»
  Она вздохнула. «Хэл мог быть безумным любителем риска. Вот как он пострадал.
  Прогулка в одиночестве в Анджелес-Крест. Он сбился с тропы, как всегда, потерял равновесие, упал с тридцати футов и застрял там, не в силах пошевелиться. Ему повезло, что какие-то хиппи искали дикую зелень или что-то в этом роде. Они услышали его стоны и позвали на помощь. Его пришлось вынести на носилках, а затем переправить по воздуху».
  Я ответил: «Путешествует в одиночку».
  «Всегда», — сказала она. «Мне это не нравится, и точка. Я знаю, что это не круто признавать, но скольких деревьев можно пройти, не сделав а?»
  Я улыбнулся. «Хэл не согласился».
  «Мы были разными во многих отношениях. Он делал свое дело, а я — свое».
  «Вы были женаты на момент аварии?»
  «Только что развелись, но мы все еще общались. Дружелюбными мы и остались. Мы расстались двенадцать лет назад, сразу после нашей десятой годовщины».
  Мэри Эллен Браун скрестила ноги. «Это клише, но мы отдалились друг от друга.
  Я не была достаточно авантюрной для Хэла. Я знала это, и он знал это с самого начала. Когда мы впервые встречались, я сказала ему, что я домоседка. Он сказал, что его это устраивает, казалось, на какое-то время. Он не предъявлял ко мне никаких требований, и я не ожидала, что он изменится. Но в конце концов... вы знаете».
  «Различия росли».
  Ее плечи поднялись и опустились. «Никаких ссор, никакой драмы — никаких детей, слава богу. У нас их не было, и в конце концов это упростило ситуацию. Как и наша финансовая ситуация. Ни у кого из нас их не было, поэтому мы смогли пожать друг другу руки и разойтись».
  Я спросил: «У Хэла была рискованная работа?»
  Она рассмеялась. «Если вы называете торговлю обувью рискованной. Мы встретились в Nordstrom, Westside Pavilion. Я была младшим модистом, он — женской обувью. Думаю, я могу понять, почему он хотел немного разнообразить свою жизнь».
  «На какие еще риски он пошел?»
  «Езда на велосипеде ночью без фар. Он плавал в океане, когда были предупреждения о близости моря. Особенно , когда были предупреждения».
  «Навлекая на себя опасность», — сказал я.
  «Он гордился тем, что у него есть метод преодоления течений. Плыть параллельно берегу и пробираться сквозь него. Он любил возвращаться и рассказывать мне об этом. Что еще... всякие безумные вещи. Прыжки с тарзанки, парасейлинг, когда мы могли себе это позволить. Он даже прыгал с парашютом, но это было слишком дорого... ах да, эта штука на тросе — зиплайн.
  Он даже пробовал заниматься скалолазанием в одном из тех спортзалов с фальшивыми горами, но не смог. Слишком не в форме. Хэл не занимался спортом регулярно и не питался правильно. Он был домоседом, за исключением тех случаев, когда ему в голову приходило совершить одно из своих приключений. Так он их и называл: «мои приключения».
  Она потянулась было за кексом, но передумала. «Обычно я их не держу под рукой, стараюсь избегать мучного и молочного. Хэл мог съесть четыре, пять за один присест. Он не был толстым, но мягким. Взобраться на эту стену с маленькими пластиковыми штуковинами внутри было для него выше его сил. С точки зрения характера он тоже был мягким. В общем, милый парень».
  Она коснулась края журнального столика. «Есть ли вероятность, что это он?»
   Майло сказал: «Мы не знаем. Так что вы двое остались друзьями».
  «О, да. Мы виделись на работе, дружелюбие облегчало жизнь», — сказала Мэри Эллен Браун. «Иногда мы обедали вместе. Мне это нравилось, дружба, никакого давления. Потом я перешла в Saks, а он остался в Nordstrom».
  «Он все еще там работает?»
  «О, нет. Он уехал шесть, может быть, семь лет назад. Уехал из города в Вентуру. После того, как женился в третий раз».
  Майло сказал: «Твоя жена номер...»
  «Два. Первое было задолго до того, как мы встретились, Хэл только что окончил среднюю школу, какая-то девушка, которую он знал в Стоктоне — оттуда он родом, но вся его семья уехала. Единственное, что я могу вам сказать, ее звали Барбара, и она умерла. Какой-то вид рака. Хэл не любил об этом говорить, поэтому я не стал его доставать. Он был холостяком уже долгое время, когда мы встретились».
  «Кто третья жена?» — спросил Майло.
  «Тоже Мэри, разве это не круто?» Ее губы опустились. «Мэри Джо.
  Именно с ней вам следует поговорить, если это действительно окажется Хэл».
  "Потому что-"
  «Между ней и Хэлом был конфликт. Она была с ним строга. Он мне рассказал».
  «Как, жестко?»
  «Он не вдавался в подробности, просто сказал мне, что я самая крутая жена, которая у него была, Мэри Джо была с ним нехороша. Это было три года назад, на Рождество. Я помню, потому что в тот год у меня была здесь небольшая праздничная вечеринка, несколько друзей с работы, мы устроили совместный обед. Через час позвонил Хэл, что было полным сюрпризом, я давно от него ничего не слышал. Он сказал, что проводит Рождество один в баре. Я спросил его, почему его нет дома, и он сказал что-то вроде «Знаешь. Всякое случается». Потом он сказал мне, что я самая крутая жена, которая у него когда-либо была. Я видела, что он хотел сойтись, но я ушла, встречалась с кем-то — больше нет, но в то время… в любом случае, я сказала ему, что если он найдет способ переехать, не садясь за руль в нетрезвом виде, он может присоединиться к вечеринке. Он сказал, что может попробовать. Но так и не появился. Это последнее, что я от него слышала».
  «Жаловался ли он раньше на Мэри Джо?»
  «Несколько раз», — сказала она. «Никаких подробностей, только то, что она могла быть сверхкритичной. Когда я спросила его о чем, он сменил тему. Я не пытаюсь никого навлечь на себя, но если это Хэл, разве вы не должны поговорить с ней?»
  Майло сказал: «Мы обязательно это рассмотрим, мэм. Мистер Браун занимался похожей работой, когда переехал в Вентуру?»
  «Насколько мне известно, он остался в продажах, но не в обуви. Магазин в Старом городе, продающий оливковое масло. Он прислал мне пару образцов».
  Я указал на флаконы на прилавке. «Эти?»
  «С чесноком и халапеньо. Я никогда их не открывал, потому что не люблю острые приправы. Хэл должен был это знать, но это Хэл. Если он чем-то увлекается, он не может представить, чтобы кто-то другой не увидел свет».
  «Можете ли вы вспомнить кого-нибудь, кто мог бы желать ему зла?»
  «Никто. Но не мне спрашивать, мы не общались много лет. И все же, когда я услышала описание по телевизору, травмы...» Она покачала головой. «Я очень надеюсь, что это не Хэл. Может, вы найдете его прямо на диване, храпящим. Или занимающимся одним из своих приключений».
  «У вас есть его текущий номер?»
  «У меня есть его телефон трехлетней давности». Она прочитала по памяти. Не на связи, но помнит.
  «Спасибо. Можете ли вы еще что-нибудь придумать, мисс Браун?»
  «На самом деле я миссис Браун», — сказала она. «Никогда не вдавалась в эту тему с мс. Нет, вот и все».
  «У вас есть фотография мистера Брауна? А также все, что ему принадлежало — для ДНК».
  «У меня где-то есть старые фотографии», — сказала она.
  «Если бы мы могли одолжить парочку».
  "Подожди."
  Она встала и пошла в короткий коридор слева от кухни.
  Майло заканчивал есть очередной кекс, когда она вернулась с двумя цветными снимками.
  «Эти фотографии были сделаны вскоре после того, как мы поженились. До появления всей этой цифровой штуки. Нужно было платить Fotomat, поэтому вы фактически хранили их у себя».
   Майло надел перчатки и сделал фотографии. Оба запечатлели одну и ту же сцену. На одном снимке молодая, стройная пепельно-светловолосая Мэри Эллен Браун стояла, держась за руки с песочно-волосым луноликим мужчиной. Оба были в солнцезащитных очках, одинаковых зеленых ветровках, джинсах и кроссовках. На втором Хэл Браун обнимал жену за плечи, а ее пальцы обнимали его за талию. На заднем плане были сосны и горы, настолько темные, что они граничили с черным. Небо было мутно-серым, закрученным белым, с углами, увенчанными черными облаками.
  «Секвойя», — сказала она. «Мы поехали на выходные, остановились в каком-то домике, почти все время шел дождь. Я разгадывала кроссворды, пока Хэл занимался своими делами. Он вернулся мокрым, потому что, конечно, не взял зонтик. Он вытащил меня на улицу, чтобы я могла их взять, прямо перед отъездом. Тебе нужны оба?»
  «Один подойдет, миссис Браун». Он делает снимок с рукой и возвращает ей другой.
  «Если бы вы могли вернуть мне его», — сказала она.
  «Мы сделаем копию и сделаем это. В плане физического объекта г-н.
  Браун мог бы...
  «Нет, извините, здесь я вам ничем помочь не могу».
  Я спросил: «А как насчет бутылок с оливковым маслом?»
  «Хм», — сказала она. «Хэл действительно прислал их мне, так что, полагаю, он их трогал. Если только кто-то другой в магазине их не упаковал. Можно ли получить ДНК из стекла?»
  «Мы можем, мэм», — сказал Майло.
  «Ну, тогда, конечно, я никогда не буду ими пользоваться».
  Он достал бутылки. Коричневая бумажная этикетка от The Olive Branch, Мейн-стрит, Вентура, Калифорния.
  Когда мы шли к двери, Мэри Эллен Браун сказала: «С чесноком и халапеньо. Когда узнаешь, сможешь мне сказать? В любом случае».
  «Абсолютно. И если ты думаешь о чем-то еще...»
  «Я не буду», — сказала она. «До того, как ты пришел, я пыталась придумать что-нибудь, что, как я знала, могло бы тебе помочь. Может, она сможет прояснить ситуацию».
  —
  Снаружи Майло сказал: «Битва Мэри». Он открыл багажник без опознавательных знаков, положил бутылки в пакет для улик и запечатал его. Прежде чем сделать то же самое с фотографией, он снова ее изучил.
  «Размер и возраст соответствуют. Волосы тоже».
  Я сказал: «Рисковый».
  «С подлой женой», — рассмеялся он. «Если нам повезет, Мэри Два станет настоящей Медузой».
  
  Машина работала на холостом ходу, пока Майло звонил.
  У Харгиса Рэймонда Брауна были действующие водительские права Калифорнии. Десятилетний коричневый Jeep был зарегистрирован три года назад. Адрес на Барнетт-стрит в Вентуре.
  Пятьдесят один, тогда, пять футов десять дюймов, сто семьдесят пять, зеленые глаза, песочные волосы, которые он сам описал как светлые. Никаких активных желаний или ордеров, но Браун был арестован за вождение в нетрезвом виде восемь лет назад, без тюремного срока.
  Майло сказал: «Большое дело».
  Я сказал: «Разве это не правда? Робин был присяжным в прошлом году. У семи из двенадцати человек в жюри были случаи вождения в нетрезвом виде».
  Майло сказал: «Это чудо, что кто-то из нас жив. Ладно, давайте узнаем, живет ли там еще Не-такая-Крутая Мэри».
  Дом представлял собой бунгало площадью семьсот семьдесят девять квадратных футов на участке в одну десятую акра в западной части города. Передано Марии Жозефине Браун семь лет назад, оценочная стоимость — двести пятьдесят девять тысяч долларов. GPS закрепил местоположение вдали от пляжа, предгорий, Старого города, миссии Санта-Буэнавентура, любого живописного места. Фотографии Google показали серую коробку, обрамленную белым штакетником.
  Никто из нас не знал никого в полиции Вентуры, но пару лет назад мы работали над делом о множественных убийствах вместе с копами из соседнего города.
  из Окснарда. Майло позвонил главному детективу, яркому, жизнерадостному человеку по имени Франсиско Гонсалес.
  Гонсалес сказал: «Это сложная часть города, но не Лос-Анджелес».
  стандарты. Некоторая джентрификация, некоторые проблемы с бандами, в основном просто рабочий класс пытается выжить».
  Майло поблагодарил его и позвонил по номеру, который дала Мэри Эллен.
  Неактивен. Обратный справочник не предлагал стационарного телефона. Женщина, которая ответила в Olive Branch, понятия не имела, кто такой Хэл Браун.
  Майло спросил: «А кто-нибудь помнит?»
  «Я здесь уже пять лет, у нас никогда не было парней, только девушки».
  «Оливковая ветвь. Слишком мирно для тестостерона, да?»
  «Простите?»
  «Спасибо». Щелкните.
  Он откинулся назад, взглянул на свои Timex. «Один ноль восемь. Если я доеду до лаборатории, оставлю бутылки и фотографию, то к тому времени, как мы отправимся на север, нас ждет трехчасовой кошмар по пути назад, и ничто не говорит о том, что Мэри Два будет дома. С другой стороны…»
  Я сказал: «Если мы сейчас выедем и сядем на 101-ю, это займет час. И если она там, у нее будет одежда Брауна, зубная щетка, может быть, медицинские записи, которые совпадут с данными трупа».
  «Еще одно», — сказал он, — «если ее не будет, мы можем пообедать поздно вечером, я думаю, морепродуктами».
  "Утешительный приз."
  «Тск», — сказал он. «Скорее, удовлетворение базовых потребностей».
  —
  Поездка заняла пятьдесят четыре минуты, ее подстегивал ведущая нога Майло и его частые обвинения в адрес других водителей. («Семь из двенадцати, да?
  Там точно есть пьяный придурок.)
  Съезд с автострады привел нас к смешанной розничной торговле, легкой промышленности, которая в основном была связана с автомобилями, и простыми жилыми домами. Время от времени
   Россыпь граффити, но ничего зловещего. Одноэтажные дома появились через пару кварталов.
  Как и его соседи, дом, в котором жили Харгис и Мария Жозефина Браун, был небольшим, довоенным, просто построенным. Никаких камер или тревожных знаков на квартале, но много решеток безопасности. Деревья на тротуаре были нерегулярно размещены и имели разный размер. Многие страдали от засухи.
  Строение все еще было серой штукатуркой, забор все еще был белой краской, и то и другое было изношено. Пустой подъездной путь был потрескавшимся; крыша крыльца из рубероида боролась с гравитацией. Складной металлический пандус тянулся от вершины трех ступенек до коричневой грязи.
  Майло выехал на пандус. «Возможно, травмы нашего мальчика оказались серьезнее, чем мы думали».
  Мы поднялись, запустив дуэт бонго по металлу. Один из двух винтов, удерживающих кнопку звонка, отсутствовал, и Майло пришлось играть на скрипке, чтобы извлечь звук.
  Резкий прерывистый зуммер. Женский голос сказал: «Наконец-то», и дверь медленно распахнулась, отодвинутая назад изгибом синей алюминиевой трости.
  Тонкая рука на другом конце палки принадлежала темноволосой женщине лет сорока с пышной укладкой, сидевшей в ручном инвалидном кресле.
  Красивое, но бледное лицо. Огромные черные глаза, увенчанные широко изогнутыми татуированными бровями. Чернила создавали вид постоянного удивления. Тело ниже лица было худым и закутано в розовое атласное домашнее платье.
  Когда Майло показал ей свой значок, она отъехала от нас. «Я думала, вы из службы доставки еды».
  «Вы миссис Браун?»
  «Госпожа», — сказала она. «Миссус — это для старых дам». Она посмотрела на улицу.
  «Они опаздывают. Очень долго».
  «Еда на колесах?»
  «Такое же, но из церкви, хотя я туда не хожу. Невкусно, но дважды в неделю готовить не надо. В прошлом месяце плита сломалась, на улице было жарко, ничего страшного. Но иногда не хочется холодной еды».
  Она снова взглянула мимо нас. «Они сказали, что в любую минуту. Так чего хочет полиция? Еще один взлом?»
   Майло сказал: «Если вы Мария Жозефина Браун, мы здесь по поводу вашего мужа».
  «Я ЭмДжей», — сказала она. «А как насчет Хэла?»
  «Когда вы видели его в последний раз?»
  «Как... десять, одиннадцать дней назад? Он отправился в одно из своих приключений.
  Почему, что случилось?»
  «Мы можем войти?»
  «У Хэла проблемы?» Скорее смирение, чем беспокойство.
  Майло сказал: «Лучше нам поговорить внутри».
  Она осталась на месте, преграждая нам вход. Третий отстраненный взгляд. «Конечно, почему бы и нет?» Похлопав по трости, она положила ее на колени и выехала из дверного проема.
  Передняя часть дома представляла собой гостиную двенадцать на двенадцать, выкрашенную в цвет морской волны, и кухню в два раза меньше. Столы на правой стороне кухни были обычной высоты; те, что слева, были низкими. Как и холодильник. Афганцы лежали на двух старых твидовых стульях и черном кожаном диване. Пол был из потертой сосны.
  Никаких столов. Центр комнаты представлял собой открытую полосу к арке, которая вела в коридор. Вторая широкая дорожка вела на кухню.
  ЭмДжей Браун остановила свой стул. «Иди садись», — сказала она. Как раз когда мы начали подчиняться, раздался дверной звонок. Изнутри — скрежет разъяренной пчелы.
  Она сказала: «Наконец-то». Затем: «Нет, я сама его возьму», — и я направился к входной двери.
  Она покатилась, зацепила трость за ручку. Молодая женщина в черной бейсболке стояла снаружи, улыбаясь и держа в руках пластиковый пакет для покупок. Несколько слов обменялись между ней и ЭмДжеем Брауном, прежде чем пакет был передан. ЭмДжей Браун закрыла дверь и побежала на кухню, где выгрузила вещи на низкую стойку, положила несколько вещей в холодильник.
  «Им нравится, когда ты говоришь что-то религиозное, когда они дают тебе еду, например, спасибо за еду, Господи». Она вернулась и повернулась к нам. «Я знаю, что он не заплатил штраф, но разве мы похожи на миллионеров?»
  Майло спросил: «Какой штраф?»
   «Девяносто баксов за то, что он посадил это дерево возле гавани без разрешения, поэтому ты здесь, да? Они также хотели, чтобы он его выкопал, но когда они увидели его ногу, они отпустили это».
  «Мисс Браун, мы из Лос-Анджелеса. Не так-то просто вам сказать, но несколько дней назад было найдено тело. Мы не уверены, но есть основания полагать, что это может быть ваш муж».
  «Может быть? Что это значит?» Никакого шока, только возмущение.
  «Было обнаружено некоторое обезображивание, поэтому мы не можем точно установить личность. Рисунок старых травм совпадает с рисунком мистера Брауна».
  «Кто вам рассказал о его травмах?»
  «Его бывшая жена».
  «Ленивый», — сказала она.
  «Ты ее знаешь?»
  «Хэл рассказывал мне о ней, она никогда не поднимала свою задницу, чтобы что-то сделать. Зачем она совала свой нос в это?»
  «Мы передали информацию в СМИ, и она позвонила. Она посчитала, что описание может соответствовать мистеру Брауну».
  «Описание чего?»
  Майло рассказал ей.
  Ее рот дернулся. «И что? Многие люди страдают».
  «Травмы соответствуют вашим...»
  «Ну и что?» — повторила она.
  А потом она развалилась.
  —
  Задыхаясь и сгибаясь почти вдвое, она опустила голову, схватила обеими руками свои густые волосы, несколько раз фыркнула и продолжала быстро дышать. Рука дрожала. Трость упала на пол. Я поднял ее и удержал.
  Она сказала: «Нет, нет, нет, нет, нет, глупая, глупая, глупая !» Ее правая рука вылетела из волос и начала колотить по колесу своего кресла. Она вытащила
   вытащила какие-то черные пряди, и они завили ее пальцы. Она продолжала бить по резине, и ее ладонь стала серой.
  Ей потребовалось некоторое время, чтобы замолчать. Она держала голову опущенной.
  Майло сказал: «Госпожа Браун, если это мистер Браун, мы очень сожалеем о вашей утрате.
  Но нам нужно знать наверняка».
  «Конечно, это он. Почему бы это не быть ему? Он должен был позвонить неделю назад, но не позвонил, ну и что, это же Хэл, он творит такие безумные вещи».
  Она всхлипнула. Я принесла ей салфетку с кухни. Она схватила ее, втерла мягкую бумагу в оба глаза. «Он такой глупый !»
  Майло сказал: «Мэм, мне не хочется об этом спрашивать, но ДНК-тест точно скажет нам, является ли это…»
  Она подняла глаза. «Когда он ушел, он не сказал мне, что именно, только то, что это было его великое приключение. Я сказала ему, что он глупый, уйдя в одно из своих
  — тупой болван » .
  Она уронила салфетку на колени. «Ты думаешь, я должна была заявить о его пропаже, когда он не позвонил. Но это было не так. Сделка была такова: я заткнулась и ждала, а он вернется с историей. Все, сплошное ЦРУ».
  «Он сказал вам, что работает в ЦРУ?»
  «Нет! Я не это имела в виду!» Глубокий вдох. Щеки надулись, когда она задержала воздух, наконец, выдохнула. «Я сказала, что он получил все ЦРУ — как будто это была секретная миссия. Я знала, что это не так, просто одно из его глупых, глупых, глупых приключений. Я решила, что ему нужно выплеснуть это из своей системы. Как паровая труба, понимаете?
  Да отвали. Иногда ему это было нужно».
  Я сказал: «Он отправился в другие приключения».
  «Некоторое время он чувствовал себя хорошо, а потом начинал беспокоиться и делать глупости»,
  она сказала. «Как дерево. Он решил, что гавани нужен синий эвкалипт, потому что его цвет подчеркивает океан. Поэтому он купил один, пробрался туда ночью и посадил его, а охрана гавани проехала мимо и поймала его.
  Оказывается, у эвкалипта маленькие корни, он мог упасть при сильном ветре. Какое было дело Хэлу? Он говорил за деревья. За несколько лет до этого он сделал то же самое с цветами возле заправки. Никто не жаловался на это, какое им было дело, они получали бесплатные цветы. Но владельцы посмеялись над ним, и цветы завяли через месяц, потому что нет
   один полил их. Хэл идет за бензином, начинает жаловаться, что им нет дела до природы, они выгоняют его, говорят не возвращайся. Так что теперь нам придется ехать дальше за бензином».
  «Для его джипа».
  «Кусок хлама — он не плохой парень, просто делает глупости — например, гуляет ночью по плохим районам, где тусуются банды. Как… вызов, понимаете? Только его никто не подзадоривает. Он лезет в чужие дела, за что его чуть не избили».
  «Кто?» — спросил Майло.
  «Это было несколько лет назад, он проезжал мимо Макдоналдса, парень кричал на женщину. Хэл останавливается, подходит, говорит, что так с леди обращаться нельзя.
  Парень, который был в два раза больше его, схватил его, поднял над землей и отбросил, словно это был кусок пыли».
  «Ты это видел?»
  «Нет, он мне сказал. Как будто это было смешно. Как будто он гордился собой. Я умолял его прекратить это делать, он погладил меня по голове, сказал ЭмДжей, это соблюдение кодекса. Я такой, какой кодекс? Он как будто из тех времен, когда честь имела значение — рыцари и драконы и все такое. Он раньше читал книги о рыцарях. Потом он переключился на книги о ЦРУ, Тома Клэнси, что угодно. Он говорил о том, как было бы здорово, работать скрытно , чтобы никто не знал, кто ты на самом деле».
  Слезы текли по ее щекам. «Я должна была знать. Когда он паковал эту сумку, я должна была задавать вопросы. Но он бы мне не сказал. Он никогда ничего мне не рассказывал, пока все не кончилось».
  Ее рот шевелился. «Когда он не позвонил через неделю, я не буду врать, я была зла. Потом я сказала, что, может быть, у него разрядился одноразовый телефон».
  Майло спросил: «Он использовал оплату по факту использования?»
  «Мы оба, дешевле», — сказал ЭмДжей Браун. «Мы не совсем Билл Гейтс». Она откатила кресло в сторону, показала нам свой профиль. «Почему его нельзя узнать?»
  Майло сказал: «Нет нужды вдаваться в подробности».
  «Так плохо?» — сказала она. «Нет, скажи мне».
  «Было использовано ружье».
   Она поморщилась. «О, Боже... Я надеялась, что, может быть, еще одно падение. Вот как он облажался в первый раз. Поход. Приключение » .
  Она посмотрела на свою руку, на распутанные пряди волос, уставилась на них. «Мне следует быть осторожнее, это единственное, что у меня еще есть, — волосы».
  Мечтательная улыбка. «Я работала моделью. Волосы и руки, иногда даже все тело. Когда мне было около двадцати. Ничего особенного, каталоги скидок, но у меня все было хорошо. У меня было что-то под названием АС, а не МС. Скажешь людям АС, они подумают МС, это совсем не похоже».
  Я сказал: «Анкилозирующий спондилит».
  Она уставилась. «Откуда ты знаешь?»
  Много лет назад я обращался в отделение ревматологии Западной педиатрической больницы и узнал об артрите позвоночника.
  Я сказал: «Я знаю кое-кого».
  «У них все хорошо?»
  "Они есть."
  «Ну, молодцы, я держусь. У меня началось, когда мне было двадцать один, дурацкая боль в спине. Потом все было в порядке, а потом вернулось». Легкий стук по шине. «Я не калека, я могу немного ходить, когда это абсолютно необходимо, но это ужасно больно. Так я познакомился с Хэлом. Физическая реабилитация, он работал над силой ног, а я снова осматривал позвоночник».
  Я сказал: «Это несчастный случай».
  «Это случилось много лет назад, он хромал. Он был в порядке, но потом его мышцы начали слабеть, и они сказали, что ему лучше что-то с этим сделать, поэтому он пошел на реабилитацию. Я сам не был таким уж серьезным, мы начали встречаться.
  Когда мне стало хуже, он остался со мной, я подумал: «Что за парень!»
  Ее лицо сморщилось. «Если отбросить все эти безумства, он милый».
  Она плакала еще немного. Когда она замолчала, я дала ей еще один платок.
  «Эти травмы. Думаю, это действительно он, да?»
  Майло сказал: «ДНК будет...»
  «Конечно, хорошо, что вам для этого нужно?»
  «Зубная щетка, расческа, все, с чем он регулярно контактировал».
  «Он взял с собой расческу и зубную щетку», — сказал ЭмДжей Браун.
  «Набил сумку, бросил ее в багажник джипа и уехал, помахивая рукой.
   на меня и послал воздушный поцелуй. Я не ответил». Качание головой.
  Я сказал: «Он ушёл в хорошем настроении».
  «Вот почему я не волновался. Я подумал, что ему просто нужно уйти одному. Это не совсем особняк, и в основном мы друг с другом двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю».
  Она улыбнулась. «Не буду врать, я не возражала против того, чтобы немного побыть одной. Я планировала немного попутешествовать сама. Может, по магазинам в Камарильо, по магазинам, если это будет достаточно дёшево».
  «У тебя есть машина?» — спросил Майло.
  «У меня есть фургон, оборудованный и все такое, но он сломался, все еще ремонтируется, они продолжают говорить мне в течение нескольких дней. А пока я застрял. Как я уже сказал, я могу ходить, если мне нужно, церковь приносит мне еду, я не хочу больше двух раз в неделю, я хочу быть занятым — не могли бы вы использовать одну из его рубашек для ДНК? Даже если она была постирана».
  «Это может не сработать».
  «Хм», — сказала она. «Я мою все сразу, ничего не остается грязным — как насчет бутылки? Он единственный, кто пьет коньяк, я его ненавижу. Он не большой любитель, только коньяк время от времени. Вот бутылка и эта маленькая рюмочка для бренди, он говорит, что она такой формы, чтобы можно было учуять аромат.
  Я не думаю, что он его моет, говорит, что ему нравится с... как вы это называете, патиной?
  «Это могло бы сработать», — сказал Майло.
  ЭмДжей развернулся и повернул на кухню. «Я принесу это тебе».
  Майло сказал: «Лучше я так и сделаю». Он надел перчатки, достал и развернул бумажный конверт с уликами из внутреннего кармана пиджака.
  ЭмДжей Браун сказал: «Он находится на обычной стороне кухни, где он выше. Шкафчик ближе всего к стене».
  Он вернулся с полной и запечатанной сумкой.
  «Эй, — сказала она, — разве отпечатки пальцев не быстрее ДНК?»
  Если у вас есть руки, которыми можно работать. Майло сказал: «Это будет хорошо, мэм.
  Можете ли вы вспомнить кого-нибудь, кто мог бы желать зла Хэлу?»
  «Просто тот парень в «Макдоналдсе», но я понятия не имею, кто он, и это было много лет назад».
   Я спросил: «Как часто он отправлялся в приключения?»
  «Два раза, может, три раза в год. Обычно это было недолго, день или два, он говорил, что просто ночевал на природе, был наедине с природой — это было его призвание, природа. Как и индейцы чумаши, ему нравились индейцы чумаши, он говорил, что хотел бы иметь индейскую кровь, но его семья была родом из Австрии».
  «Где он вырос?»
  «Стоктон, он сказал, что его семья умерла, он был единственным ребенком, о его родителях нечего было сказать, они не жили долго, поэтому было важно, чтобы каждый день был на счету. Он любил, чтобы я говорил о своих родителях, они были замечательными, я любил их. После их смерти я получил дом.
  Без этого я не знаю, что бы я делал».
  «Хэл не сработал».
  «С момента реабилитации — нет, мы оба на инвалидности». Она сцепила ладони и вытянула их. Напряглась и сделала вид, что собирается встать, подняла ягодицы на дюйм от стула и плюхнулась обратно.
  «Позвольте мне рассказать, каким он был. Однажды он отправился в поход в Дир-Крик и вернулся с дорожным мешком, полным грязного белья, и большим пластиковым мусорным мешком, который пах пиццей. Я типа: вы разбили лагерь и заказали пиццу?
  Он такой: нет, я вытащил его из мусорки. Я такая: «Зачем». Он тыкает в пакет, и он начинает двигаться, а я кричу. Он тянется и вытаскивает змею! Я ору во весь голос, а он такой: «Дорогая, прости, что напугал тебя, но не волнуйся, он не ядовитый. И разве он не красивый?» Он сказал, что нашел его на тропе, совсем один, где на него можно было наступить. Змееножку. Когда он положил его обратно в пакет, я должна была признать, что он был довольно симпатичным, яркие цвета, красный, черный, желтый, весь в полоску. Но он все равно пугал меня, я типа убери его отсюда сейчас же . Он типа уже позвонил в службу контроля за животными, они приедут. Я типа мне все равно, выстави его на улицу. Он сказал: «Эм, я обещаю тебе, что он безвреден, и я боюсь, что он болен, я не хочу, чтобы на него напала какая-нибудь кошка». Он успокоил меня, у него всегда это хорошо получалось. Я позволил ему оставить его при условии, что он поместит его в два пакета и завяжет верх. Он проделал дырки, чтобы он мог дышать, и какая-то женщина в форме пришла и сказала ему, что он сделал доброе дело, это был редкий вид королевской змеи, которая не должна была быть там, где он ее нашел, действительно крутое открытие, биологи были все рады получить ее, они собирались убедиться, что с ней все в порядке, и найти ей хороший дом. Вот я и
  Она благодарит Хэла. Как будто он герой. Он был весь в этом. Делал добро и чувствовал себя хорошо».
  Я спросил: «Какое последнее приключение он пережил до этого?»
  «Хм», — сказала она. «Три недели назад он провел пару ночей в Санта-Барбаре, но я не уверена, что это было приключение. Он сказал, что тусовался там, наслаждался пляжем, спал на пляже под пирсом. Но может быть. Он вернулся домой с таким взглядом в глазах. Горячие глаза, понимаете? Как будто он что-то задумал».
  Майло сказал: «Это то, что мы пытаемся выяснить. Есть ли причина, по которой он мог быть в Лос-Анджелесе?»
  «Я не вижу никаких. Он жил в Лос-Анджелесе, но сказал, что ненавидит его, слишком много города. Он любил природу — каков был ваш — парень, которого вы нашли, во что он был одет?»
  Майло описал одежду.
  ЭмДжей Браун низко опустился. «Эти дурацкие штаны. Я называл их джинсами его дедушки, он купил их в комиссионке — две пары, третья могла бы быть здесь, если бы он ее не упаковал».
  Она повернулась к двери. «У меня тоже есть фотография Хэла. Нас. В спальне. Не вешайте здесь ничего, когда вещи висят криво, это сводит меня с ума, я не хочу вставать и выпрямляться».
  Я спросил: «Когда Хэл был рядом, он выпрямлялся?»
  «Ха. Ему все равно». Улыбаясь. «Может, рыцари не выпрямляются.
  Давайте, сюда».
  Псевдоджинсы лежали на дне двух ящиков, в которых хранилась большая часть гардероба Хэла Брауна. Того же бренда; Майло взял их вместе с парой боксерских шорт и футболкой. Единственными другими предметами одежды в шкафу были темно-синее пальто и вельветовая куртка.
  ЭмДжей поднял стоящую рамку с тумбочки. Небрежно одетая пара на ступенях прекрасного, похожего на собор сооружения.
  «Мэрия Вентуры, день нашей свадьбы».
  Мария Жозефина прислонилась к руке своего нового мужа, улыбаясь, поразительно красивая, ее волосы были собраны в высокую прическу.
   Улыбка Харгиса Брауна оживила то же лунообразное лицо на фотографиях Мэри Эллен и в его водительских правах.
  На нем была та же одежда, что и на трупе в логове Корвинов.
  ЭмДжей Браун сказал: «Мне ведь не обязательно это тебе отдавать, не так ли?»
  Майло сказал: «Нет, мэм. У Хэла был компьютер?»
  «Ноутбук. Он всегда брал его с собой».
  Мы вернулись в гостиную. Майло протянул ей свою визитку. «Если что-нибудь вспомнишь».
  «И ты мне позвонишь ? Как только узнаешь?»
  "Абсолютно."
  Она зажала нижнюю губу между указательным и большим пальцами. Отпустила и показала вмятину в форме полумесяца, совсем рядом с раной. «Вы бы не приехали из Лос-Анджелеса, если бы не были уверены».
  «Г-жа Браун, честно говоря, на данный момент мы не можем сказать».
  «Ладно. Но когда ты узнаешь. Мне нужно будет все устроить. Я не делал этого со времен моих родителей. Они хотя бы отложили деньги на свои похороны, не знаю, как я с этим справлюсь».
  Я спросил: «Хотите ли вы, чтобы мы кому-нибудь позвонили и попросили о поддержке?»
  «Прихожане церкви хорошие, я спрошу их, что они думают».
  Мы пошли к двери.
  Она сказала: «Будут ли у меня неприятности, если я обналичу чек Хэла? Я имею в виду, если вы не знаете наверняка? Я, вероятно, получу что-нибудь в любом случае. Пособие вдовы. Я думаю».
  «Вам лучше уточнить этот вопрос в социальных службах, мэм».
  «Я не хочу делать ничего противозаконного, но мне бы пригодились оба чека».
  «Из-за нас у вас не будет неприятностей, мэм».
  «Это хорошо. Мне нужно то, что я могу получить, теперь все будет по-другому».
  Она сморгнула слезы. «Что я буду делать без него?»
  
  Мило спрятал пакеты с уликами в багажнике машины без опознавательных знаков, сел за руль и принялся изучать маленький серый дом.
  «Рискуя вторгнуться на вашу территорию, — сказал он, — Браун звучит немного сумасшедшим».
  Я сказал: «Я чувствую себя более литературным: как насчет донкихотства?»
  «Борьба с ветряными мельницами?»
  «И кто-то откинулся назад».
  «Идиот ищет неприятностей, есть армия людей, которых он мог бы разозлить. А место преступления потенциально может быть где угодно, куда бы он ни поехал. По крайней мере, у меня есть машина для BOLO, если она появится, может быть, местоположение что-то скажет».
  Он включил радио, включил сигнал тревоги, повесил трубку. «Ничего из того, что мы слышали от Мэри, не объясняет, как он оказался на паркете старого Чета».
  «Мэри Ту сказала, что приключения были нечастыми. Поездка в Санта-Барбару состоялась незадолго до того, как он оказался в Лос-Анджелесе. Возможно, это была часть того же приключения».
  «Что, спасение китов и разгневало Ахава?»
  Я рассмеялся. «Это действительно поднимает вопрос: зачем ехать сорок миль ради песка и серфинга, если он жил в пляжном городке?»
   «Может быть, ему больше нравился дорогой песок». Он повернул ключ зажигания.
  «Боже, надеюсь, ты ошибаешься. Как я смогу справиться с чем-то, что началось в сотне миль отсюда?»
  «Было бы неплохо узнать, есть ли у Корвинов какие-либо связи в Санта-Барбаре».
  «Конечно, я спрошу... спасение змей, желание быть скрытным. Сэр Лэнс-не-мало».
  Из бежевого коттеджа через две двери к югу вышел мужчина.
  Высокий, латиноамериканец, в пудрово-голубой рубашке для гольфа, белых брюках и начищенных коричневых туфлях. Глубоко изборожденное морщинами бронзовое лицо увенчано густыми белыми волосами. Из-под крепкого носа пробились снежные усы.
  Пожилой мужчина, лет семидесяти, но крепкого телосложения и с прямой осанкой.
  Делая вид, что осматривает клумбу с геранью, а не нас.
  Я сказал: «Мы интересуемся соседом».
  Майло повернулся. Движение привлекло внимание мужчины. Он скрестил руки на груди и уставился, словно приглашая к конфронтации. Когда ничего не произошло, он сорвал с клумбы завядший цветок и вернулся в дом.
  «Нищие, выбирающие», — сказал Майло и вышел из машины.
  —
  Краска на бежевом коттедже была свежей, то же самое можно сказать и о полусладкой шоколадной отделке.
  Искусственная трава на газоне сияла изумрудом. Знак «Нет приманки» . Звонка не было. Прежде чем кулак Майло коснулся красной лакированной двери, она открылась.
  Седовласый мужчина сказал: «Я уж думал, ты ленивый.
  Вы, очевидно, на работе. Что случилось с Брауном?
  Майло показал свой значок.
  Мужчина прищурился. «ЛА?» Он посмотрел на безымянного. «Когда я работал, мы использовали такие колеса. У тебя в этой штуке есть кондиционер? У нас не было».
  «Теоретически», — сказал Майло. «Если вы можете уделить мне минутку, сэр...»
  «Прието, Энрике, все зовут меня Генри. Отработал в патруле Окснарда пятнадцать лет, потом в отделе ограблений, когда я достиг обязательного, я стал частным и
   разбушевавшиеся бродяги вокруг гавани».
  «Знаете Фрэнка Гонсалеса?»
  «Франциско», — сказал Генри Прието. «Обожал еду, всегда следил за своим весом».
  «Да, он гурман».
  Прието похлопал себя по плоскому животу, долго смотрел на выпуклость Майло. «Откуда ты знаешь Фрэнка?»
  «Работали с ним над делом об убийстве».
  «Убийство. Ты все еще это делаешь?»
  "Все еще."
  Генри Прието взглянул на дом Браунов. «Вы говорите, что один из них был убит? Просто видел, как она катала свою коляску туда-сюда по подъездной дорожке сегодня утром, так что это должен быть он».
  «Может быть».
  «Может быть?»
  «У нас есть тело, которое необходимо опознать».
  «В чем задержка?» — спросил Прието.
  «Он в плохом состоянии».
  «Разлагаться? Ненавидел их. Однажды я видел брезент в порту, внутри был пьяный, портовые крысы наслаждались им на завтрак, обед, ужин и еще один завтрак. Ты пошел, чтобы задать ей вопросы, посмотреть, сможешь ли ты получить удостоверение личности?»
  «Да. Что вы можете рассказать нам о них двоих?»
  «Пара официантов. Ждут ежемесячного чека. Ее я не беспокою, она давно болеет». Усы дернулись вниз. «Он?
  Небольшая хромота мешает вам получить работу? Он только и делает, что целыми днями бездельничает, если подумать, я его давно не видел, наверное... сколько, неделю? Две? Где в Лос-Анджелесе он появился? В Уоттсе, Восточный Лос-Анджелес?
  «Вестсайд», — сказал Майло.
  «Это переключатель».
  «Что еще вы можете рассказать нам о них, мистер Прието?»
   «Не рассчитывай, что она будет подозреваемой. Не хочу лезть в твои дела, всегда ненавидел, когда люди так со мной поступали. Но я не вижу, чтобы она делала что-то плохое. Она не слишком умна, но она милая девочка, всегда была.
  Я знала ее родителей. Соль земли. Густаво сорок лет работал парковщиком, Дороти убиралась в офисах. Старшая девочка, Софи, у нее не было внешности, но она была умной, училась в колледже, работала помощником юриста или что-то в этом роде. Мэри Джо была красавицей, но не очень умной. Может, она заболела в столь юном возрасте. Может, поэтому она и согласилась на него .
  «Вам не нравится мистер Браун».
  «Я не люблю бездельников и лодырей», — сказал Генри Прието. «Эта страна катится в пропасть, люди, которые работают, субсидируют бездельников. Что такое хромота?
  Нигде не сказано, что нужно играть в защите. Сделай что-нибудь, да?
  «Еще бы».
  «Помимо того, что он бездельник, он еще и чудак. Всегда улыбается, даже когда в этом нет необходимости. Как будто он тебя за что-то умасливает. В моем мире дружбу заслуживают, в него не вступают, как в тапочки. Что с ним случилось в Западном Лос-Анджелесе?»
  «Кто-то застрелил его».
  «Кто-то. Ты не знаешь кто».
  «Мы только начинаем, мистер Прието. Все, что вы нам расскажете, будет полезно».
  «Полезно… единственное, что, возможно, необычно, — это черный Camaro, который приезжал к нему пару недель назад. За день или два до того, как он взял свою сумку и погрузил ее в свой джип. Один человек, водитель.
  Восемнадцать-двадцать, припаркован прямо там, где вы сейчас. Семь утра, я только что принес газету, ждал, пока закипит кофе, слышу рев двигателя, выглядываю и вижу его. Минуту спустя Браун выходит из дома, водитель выходит, и они разговаривают. Водитель возвращается в Камаро и уезжает. Пару дней спустя Браун снова загружает свою сумку в свой Джип и делает то же самое. Заставило меня задуматься о наркоторговле или о чем-то еще темном».
  «Браун когда-нибудь давал вам повод задуматься об этом?»
  «Кто-то не имеет работы, я думаю», — сказал Генри Прието. «Так что Camaro заставил меня задуматься. Я никогда раньше не видел Брауна с кем-то, кроме
   Мэри Джо и несколько церковных благодетелей, которые развозят бесплатную еду. Эти двое просто болтали, но ребенок был хиппи, поэтому я обратил внимание. Ничего не покупалось, не продавалось и не оплачивалось». Разочарован.
  Майло достал свой блокнот. «Что-нибудь еще можешь сказать о хиппи?»
  Генри Прието посмотрел на разлинованные листы. «Тот же блокнот, который мы использовали... среднего роста, худой, длинные волосы, грязно-русый, один из этих пушистых существ здесь».
  Прикасаясь к подбородку. «Тот, кто не может отрастить приличную бороду, не должен этого делать».
  Он пригладил свои собственные пышные волосы над губой. «Ты это убрал?»
  Ручка Майло поднялась. «Да, сэр».
  «Далее одежда: черная футболка, на ней белая надпись, я не смог разобрать, что именно.
  Синие джинсы, белые кроссовки. Никаких видимых татуировок или особых знаков, но сейчас их ставят везде. Очки. Не крутой тип, может быть, студент или еще какой-нибудь бездельник.
  «С Камаро...»
  «Если вы знаете, как работает система, у вас может быть Mercedes», — сказал Прието. «Машина была третьего поколения — с 1982 по 1992 год. У меня была 1970 года, а один из моих сыновей переделал 1978 год и ездил на ней по трассе, пока тормоза не закипели.
  На этой машине нет ничего необычного, обычные диски, никаких полос, наклеек или наклеек на бампер».
  Прието щелкнул зубными протезами. «Слишком далеко, чтобы увидеть метки».
  Майло спросил: «Разговор был дружелюбным?»
  «Не дружелюбный, не недружелюбный. Лейтенант, почему человек вашего ранга занимается настоящей полицейской работой?»
  «Удачное положение».
  «Все лейтенанты, которых я знал, были канцелярскими дельцами. В любом случае, не дружелюбные, не недружелюбные — нейтральные. Пара минут нейтральной болтовни. Может, у Брауна есть сын-бездельник, о котором я не знал. Подходящий возраст, нет?»
  Майло кивнул.
  Прието сказал: «Мне не нужно учить тебя твоему бизнесу, но это зацепка, верно? Кого-то убивают, посмотри на семью».
  «Еще бы. Что-нибудь еще вы можете рассказать нам о Брауне?»
  «Нет, не то чтобы я им интересовался. Я просто знаю, что вижу, когда вижу».
   —
  Майло направился обратно к автостраде, выехав на съезд 101 South.
  Я спросил: «В порту обеда нет?»
  «У вас внезапно появился аппетит?»
  «Просто забочусь о вашем благополучии».
  «Тронут», — сказал он. «Нет, слишком много всего, чтобы думать. Что вы думаете о Camaro Boy? Наверное, ничего, но это единственный контакт с Braun, о котором мы знаем. Жаль, что это не Ferrari или что-то еще из короткого списка».
  Я сказал: «Замечание Прието о сыне было интересным, но возраст от восемнадцати до двадцати лет также делает водителя подходящим для парня Челси Корвин».
  «У нее есть тайный любовник?»
  «Может быть, не настолько секретно, чтобы ее родные не были возмущены. И мы знаем, к чему это может привести».
  «Ситуация Ромео и Джульетты», — сказал он. «Мы говорили об этом, и вы сказали, что преступление было слишком организованным для этого».
  «Появляются факты, и я готов изменить свое мнение. Мы знаем, что Брауну нравилось видеть себя героем-спасителем. А что, если это привело к работе в одной из тех организаций по депрограммированию? К тем добрым родителям, к которым обращаются, когда они пытаются спасти детей от наркотиков, культов и дурного влияния. Или он сделал это сам, действуя как одинокий воин. В любом случае это могло бы объяснить приключения, о которых он не рассказал своей жене».
  Он постучал по рулю. «Хромой Ланселот увеличивает свои чеки на социальное обеспечение. Ты видишь, как Чет и Фелис выбирают кого-то вроде этого?»
  «Отчаяние снижает стандарты».
  «Хм». Пару миль спустя: «Если Брауна наняли, чтобы разлучить Ромео и Джульетту, почему разговор, по мнению Прието, не был враждебным?»
  «Может быть, была заключена сделка», — сказал я. «Парню заплатили, чтобы он держался подальше.
  Но потом что-то пошло не так — Ромео передумал. Или Челси узнала и испугалась, а Ромео решил искупить свою вину, расправившись с врагом. Если так, то Корвины знают больше, чем говорят, и хотят, чтобы все так и оставалось ради Челси. Тем временем она ускользает из дома посреди ночи».
   «Свидание с Ромео». Он пожевал щеку. «Юная любовь пошла совсем плохо. Это теория».
  Я сказал: «Это соответствует твоему первому впечатлению. Что-то в этой семье есть».
  Никакого ответа, пока мы не приблизились к повороту на 405. «Ты думаешь, что попытки Чета связать тебя с Челси были косвенным способом покончить с романтикой? Привлечь кого-то со связями в полиции?»
  «Может быть. Тем временем он едет в аэропорт».
  «Поджигаю фитиль и убегаю с места преступления», — сказал он. «А пока держись от них подальше, ладно? Я высажу тебя и поеду в криминалистическую лабораторию. Если еще останется время, я нанесу визит Корвинам, упомяну имя Брауна, посмотрю, как они отреагируют».
  «Звучит как план».
  «Не очень, но лучше, чем несколько часов назад», — сказал он.
  
  За едой на вынос из индийской кухни мы с Робином беседовали, пока Бланш храпела у наших ног.
  Она сказала: «Бедный мистер Браун. Он звучит как отчаянный человек, желающий оставить свой след или просто жаждущий внимания. У кого-то вроде него может быть свой сайт или какие-то интересные социальные сети».
  «Мы проверили, ничего».
  «Если он считает себя каким-то секретным агентом, возможно, он использует псевдоним».
  «Вы очень милая леди».
  «Кто это, Кэгни?»
  «Я думал о Боги, но Кэгни тоже подойдет».
  Она улыбнулась. «Иди посмотри, я приготовлю десерт».
  —
  Я провел поиск по депрограммистам, нашел схемы, начиная от корпоративных хитрецов, берущих большие деньги за то, чтобы распутать своенравных богатых детей, до некоммерческих религиозных групп, подпитываемых их взглядами на мораль. Несколько одиноких волков, в основном возрожденных трезвенников, ни один из них не Браун.
  Ничего секретного в личностях большинства этих «оперативников». Совсем наоборот: имена, адреса, электронная почта, а иногда и настоящие. Множество
   портреты можно разделить на две категории: мрачно-жесткие и блаженно улыбающиеся.
  Никто не был похож на человека с лунообразным лицом в плиссированных джинсах, который отправлялся на поиски, как он сам себя называл.
  Я вернулся на кухню.
  Робин прочитала мое лицо. «О, ну, возьми себе апельсиновые дольки. Я их сдобрила взбитыми сливками, нет смысла быть слишком добродетельной».
  —
  Майло позвонил в семь утра следующего дня. Кофейник кипел, Робин купался, Бланш свернулась у меня на коленях и грызла жевательную палочку.
  «Я рано встаю», — сказал я.
  «Скорее, неспящий. К тому времени, как я вчера вечером вышел из офиса, кровь снова была в моем пищеварительном тракте, поэтому я остановился поужинать в Pantry.
  Я не буду вдаваться в подробности, но скажу вам, что свиные отбивные — отличный гарнир к стейку на косточке».
  Я подумал: то же самое и с Липитором. «Звучит как трапеза».
  «Разум не функционирует, пока тело не счастливо, амиго. Около десяти мне звонит Рид: джип Брауна появился в Плайя-дель-Рей — скорее, его части, припаркованные в переулке, разобранные местной саранчой, а затем сожженные.
  Я еду туда, нажимаю на технарей, чтобы они быстро стирали отпечатки, они находят частичные отпечатки на пороге водительской двери. Совпадений с AFIS нет, скорее всего, это Браун, но мне нужны его чертовы руки, чтобы проверить. Сейчас уже час ночи
  Вот тут-то и начинается самое интересное».
  «Вы поехали к Корвинам и были чем-то удивлены».
  Тишина. «Что, черт возьми, с тобой?»
  «Я не прав?»
  «Ты испортил мне шутку. Где ты прячешь эту чертову колоду Таро?»
  «Собака съела его».
  «Не твоя собака, она гур -мет. Да, о Дельфийский Оракул, я поехал к Корвинам, чтобы выплеснуть немного энергии и на всякий случай, если я что-то пропустил в прошлые разы. Я припарковался вокруг квартала и пошел пешком,
  избежал камер видеонаблюдения. В это время это город-призрак, большинство домов темные. Когда я приближаюсь к тупику, я вижу, как кто-то выходит из тени и направляется к Корвинам. Слава богу за резиновые подошвы, мне удается мельком увидеть их, прежде чем они ныряют за ту сторону дома, где находятся эти изящные ворота».
  «Тот же путь, по которому шёл убийца».
  «Но это был не незваный гость, амиго. Это была Челси, которая занималась своими ночными переездами. Не с Чин-Фаззом или кем-то еще. Сама по себе, как и описывал ее папа. Обычно я бы сказал, что это большое дело, девчонка странная, у нее расстройство сна, что угодно. Но как только она выскользнула из виду, в одном из домов погас свет. По соседству, у Тревора Битта. Могу ли я доказать, что она действительно была там с ним? За несколько секунд до этого, возможно, и доказал. Но это провокационно, не так ли?»
  «Чрезвычайно», — сказал я. «Челси и мужчина намного старше ее будут гораздо более проблематичными для ее родителей, чем сверстник, которого они не одобряют. Если они не предприняли никаких мер, они не знают».
  «Согласен, но, возможно, Чет что-то подозревает и позвонил тебе, надеясь, что ты мне скажешь, и я пошпионю». Он рассмеялся. «Что только что и произошло. Я знаю, что это не объясняет Брауна. И это оставляет теорию депрограммирования в грязи, если только я не смогу установить связь между Брауном и Биттом. Но все же».
  «Браун, похоже, нигде не связан». Я рассказал ему о бесполезном поиске в Интернете. «Но если он знает Битта по общему сексуальному интересу, он мог использовать глубокое прикрытие».
  «Парочка грязных стариков, которые помешаны на девочках-подростках», — сказал он. «О, чувак».
  «Уязвимые девочки-подростки».
  «Это Челси, все верно. А кто такой Чин-Фазз? Его добыча — и мальчики, и девочки? Или, как сказал Прието, он просто ребенок Брауна, зашедший повидать папу, прежде чем тот отправится на поиски приключений».
  «Или он не имеет значения», — сказал я. «Кто-то продает машину, которую Браун собирался купить».
  «В любом случае, я снова сосредоточился на Битте. Его вмешательство в дела «Челси» объяснило бы, почему он не уделяет мне времени. Я позвонил паре
   судьи об основаниях для ордера, получил ответы, которые ожидал. Есть предложения?
  «Извините, нет».
  «Тогда я пойду по изначальному плану: оброню имя Брауна Чету и Фелис, посмотрим, как они отреагируют. Скажем, сегодня вечером, в шесть часов. Ты готов?»
  «Могу ли я принести колоду Таро?»
  «Нет, оставьте его дома вместе с хрустальным шаром и тюрбаном», — сказал он.
  «Мы будем придерживаться обычного порядка: я обеспечиваю официальное присутствие и личную безопасность, вы отвечаете за такт и деликатность».
  —
  В шесть тридцать вечера я подъехал к немаркированной машине Майло, припаркованной у входа в Эвада-лейн. Когда мы приблизились к дому Корвина, он остановился и указал.
  «Вот там я ее и увидел».
  Узкий участок травы и бетона перед воротами Тревора Битта.
  Я сказал: «В темноте, хорошая ниша. Если бы ее не было внутри, она могла бы украдкой покурить или выпить».
  Он побежал туда, вернулся. «Никаких бутылок, банок или окурков, табака или чего-то еще. Кроме того, я ничего не заметил в ее руках, и если ее не было в квартире Битта, почему его свет погас сразу после того, как она ушла?»
  Не дожидаясь ответа, он повернулся к Корвинам.
  Подъездная дорога. «Обе машины. Чет вернулся домой».
  Я сказал: «Нет ничего лучше, чем проводить время с семьей».
  —
  Фелис Корвин вошла в дверь в зеленом бархатном спортивном костюме, с собранными в пучок и подстриженными волосами, с лица удален макияж, в левой руке она держала банку кока-колы Zero.
  Красиво очерченные брови поднялись. «Да?»
  Майло сказал: «Добрый вечер, мисс Корвин. Если у вас есть время, можем ли мы зайти для продолжения?»
   Она посмотрела на меня. «Это значит работа в полиции или психотерапия?»
  «Первое, мэм».
  Пауза. «Мы только что закончили ужинать, ничего, если это будет коротко».
  —
  Причудливое название для еды на вынос KFC за кухонным столом. Никаких признаков Бретта или Чета.
  Челси стояла у раковины с включенной водой и мыла стакан, который выглядел чистым.
  Прогулка от входной двери привела нас через аккуратное, чистое, идеально скомпонованное пространство. Никакого намека на ужас, который семья пережила десять дней назад. Рядом с тостером динамик Sonos транслировал музыку. Инди-фолк-рок; электронно-измененный, но все еще плаксивый вокал, справляющийся с двумя минорными аккордами.
  Фелис убрала бумажные коробки и спрятала пакетики с кетчупом в ящик.
  Челси продолжала мыть тот же стакан. Она не обернулась, чтобы посмотреть на нас.
  Майло сел за стол без приглашения. Когда я сделал то же самое, брови Фелис снова поползли вверх. «Хочешь чего-нибудь выпить?»
  Майло сказал: «Нет, спасибо».
  «Я пью чай. Ты уверен?»
  «Хорошо, тогда ценю это».
  Она занялась пакетами Earl Grey и кружками с шелкографией, изображающей сцены из национальных парков, повернулась к дочери и тихо сказала: «Чище не станет, дорогая, а мне нужно быстрорастворимое».
  Челси не двинулась с места. Легкий толчок отодвинул ее от крана.
  Ее руки капали, но она не вытирала их. Поставив стакан на стойку, она попятилась, наткнулась на разделочный стол и резко повернулась.
  Лицо рыхлое, глаза-изюминки, волокнистые волосы. Выражение лица трудно прочесть, но ничего радостного в нем нет.
  Мы с Майло улыбнулись ей. Мы могли бы также обнажить клыки.
  Она поспешила выйти.
   Фелис секунду наблюдала за ней, затем принесла чай на стол, натянуто улыбаясь.
  Майло спросил: «Как дела?»
  «Лейтенант, это действительно похоже на терапию».
  Он улыбнулся.
  «Извините», — сказала она. «Адский день на работе, городская бюрократия, затем сумасшедшее движение. В ответ на ваш, я полагаю, вежливый вопрос, все в порядке, спасибо, что спросили».
  «Чет наверху?»
  «Чета нет в городе. В Портленде. Я полагаю». Последние два слова с половиной презрительной усмешки сказали все: я не спрашиваю, он не говорит, никому из нас нет дела.
  «Его машина...»
  «Водитель отвез его в аэропорт. Иногда он так делает, когда у него плотный график и ему приходится работать в пути».
  «А», — сказал Майло.
  «Занятой человек, Чет». Звучит как оскорбление. «Ну как дела в вашем мире, лейтенант? И в вашем, доктор».
  Ее голос поднялся, когда она говорила о своем муже. Теперь она напрягала плавучесть, звучала вдвойне напряженно.
  Майло сказал: «Возможно, нам удалось опознать жертву».
  «Может быть?» — сказала она.
  «Я уверен, вы помните состояние тела».
  «О. Конечно. Кто он?»
  «Человек по имени Харгис Браун».
  Никакого ответа.
  Майло сказал: «Его звали Хэл».
  Продолжение тишины. Затем третья дуга бровей за вечер. «О, ты спрашиваешь, знаю ли я его. Я не знаю. Никогда о нем не слышал. Кто он?»
  Майло показал ей фотографию Брауна из DMV. Она любезно изучила ее. «Нет. Он отсюда?»
  «Округ Вентура».
  «Тогда что он здесь делал?»
  «Хороший вопрос, мэм. У вашей семьи есть там какие-то связи?»
  «Вовсе нет», — сказала она. «В прошлом году я была в Голете на конференции, но никогда не встречала этого человека».
  «А как насчет Чета?»
  «Чет занимается Западным побережьем», — сказала она. «Поэтому я вижу, что у него там дела. Как вы думаете, это может быть связано с бизнесом Чета?»
  Майло сказал: «Жаль, что сейчас я не могу думать ни о чем, мисс Корвин».
  «Хотите, я позвоню Чету и спрошу его?»
  «Это было бы здорово».
  Она достала из кармана спортивных штанов сотовый телефон, быстро набрала номер, отключила его. «Прямо на голосовую почту».
  «Ничего страшного, у меня есть его номер».
  Она помешала чай, посмотрела на фотографию. «Извините, хотела бы я вам помочь».
  Она улыбнулась. «На самом деле, я, наверное, не хочу быть полезной, если это означает, что мне придется продолжать думать о том, что произошло. Но он для меня совершенно незнакомый человек.
  Может ли он быть каким-то торговцем — сантехником, разнорабочим, который работал по соседству и каким-то образом попал... извините, это глупо. Это ничего не объясняет.
  «Он не сделал многого, мэм. По инвалидности».
  «И каким-то образом он оказался в моем доме», — она покачала головой.
  «Безумие. Со временем становится все безумнее. И твое появление с его именем и фотографией как бы возвращает меня к этому».
  "Извини."
  «Все в порядке, ты делаешь свою работу».
  «Можем ли мы показать фотографию Челси и Бретту?»
  «Абсолютно нет. Они же дети, и откуда им знать этого человека?»
  «Я уверен, что ты прав, но, как ты сказал, я делаю свою работу».
  Фелис Корвин повернулась ко мне, нахмурившись. «Ты думаешь, психологически нормально снова втягивать детей в себя?»
  Риторический вопрос, но я ответил. «Зависит от того, как у них дела.
  Настроение, аппетит, режим сна, в школе».
   Она моргнула. «Я думала, ты просто дашь мне официальную версию».
  Майло сказал: «Доктор Делавэр — независимый консультант. Во всех отношениях».
  «По-видимому», — сказала Фелис Корвин. «Как у них дела? На мой материнский взгляд, у них все хорошо. То есть Бретт есть Бретт, эмоционально он сделан из титана. Челси... Челси. Я ничего не буду скрывать, у нее всегда были проблемы. То, что вы только что видели со стеклом, типично. ОКР. По мнению нескольких экспертов. Наряду со всеми видами других ярлыков и диагнозов. Но изменилась ли она с тех пор... с тех пор, как это произошло? Честно говоря, я не могу сказать. С другой стороны, доктор, кто-то с вашей подготовкой может знать лучше».
  «По моему опыту, — сказал я, — никто не знает детей лучше, чем их матери».
  Она уставилась на меня. «Ты действительно говоришь так, как будто это серьезно».
  "Я делаю."
  Фелис Корвин отпила глоток чая и посмотрела на фотографию Харгиса Брауна.
  «Он выглядит достаточно безобидным... никакой крови, не такой, как тот, кого они видели, когда это произошло... ладно, какого черта».
  —
  Она позвала обоих детей у подножия лестницы. Бретт сбежал вниз, шумный, как стадо буйволов. Свободная майка LA Kings обрамляла веснушчатые ноги. Проскочив мимо матери, он дал пять Майло и мне. «Чего? Ты поймал преступника?»
  Майло подавил смех. «Твои уста да Богу в уши, Бретт».
  «Что?»
  Фелис сказала: «Это значит — неважно. У них есть фотография, которую они тебе покажут. Человек, который был — личность».
  «Мертвый парень? Круто » .
  Майло протянул ему фотографию.
  Бретт сказал: «Толстяк».
  «Бретт!»
  «Что? Он такой ». Формирует сферу руками.
  Фелис сказала: «Ты ведь его не знаешь, да?»
   "Ага."
  «Да, то есть ты его не знаешь».
  «Да». Мальчик рассмеялся, подпрыгнул и устроил бой с тенью. Фелис потянулась за фотографией, но он уклонился от нее и помахал ей. Майло.
  "Кто он?"
  «Пока не знаю, Бретт».
  « Толстяк ». Губа Бретта начала кривиться, готовясь к дополнительной остроте. Но его глаза потускнели, и все, что он смог придумать, было: «Толстяк».
  Его мать сказала: «Возвращайся и заканчивай свою домашнюю работу, молодой человек».
  «Скуу ...
  Еще одно копытное бежит вверх по лестнице. Раздается рев «Толстяк!»
  Фелис Корвин посмотрела на меня. «Пожалуйста, скажи мне, что это пройдет со временем».
  Я спросил: «Его чувство юмора?»
  «Его отсутствие эмоциональности. Я пытался заставить его поговорить об этом, но он только шутит».
  Я сказал: «Мальчики его возраста проходят через всякие вещи». Я сделал самое лучшее терапевтическое лицо Сфинкса, думая об отце Бретта.
  Яблоки падают близко к деревьям.
  Фелис сказала: «Надеюсь, это всего лишь сцена», — и выкрикнула имя Челси.
  Девушка вышла из своей комнаты, посмотрела на нас сверху вниз, ёрзая, и наконец спустилась.
  Фелис объяснила, пока Майло передавал фотографию Челси Браун. Ее оценка была краткой и немой: быстрое покачивание головой, а затем поворот к матери, как будто для подтверждения.
  «Спасибо, дорогая», — сказала Феличе. Девушка поплелась обратно по лестнице, держась за перила.
  Майло посмотрел на меня. Я сохранял нейтралитет, и этого ему было достаточно.
  «Еще один вопрос, мэм, и я надеюсь, что он вас не обидит, но мне необходимо его задать».
  Фелис Корвин сложила руки на груди. «Что теперь?»
   «Я уверен, вы понимаете, что наш опыт подсказывает нам, что некоторые ситуации необходимо рассмотреть...»
  «Что, лейтенант?»
  «Это не имеет никакого отношения к вашим детям, мэм, но мы видели случаи, когда отношения молодых людей приводили к насилию».
  «Что ты такое говоришь?»
  «Дети встречаются с людьми, которых не одобряют их родители. Иногда это становится
  —”
  Фелис оборвала его горизонтальным взмахом руки. Ее смех был резким, ведьминским. «Ни один из моих детей не встречается. Я не уверена, что кто-то так делает, в наши дни дети просто тусуются. Но, кроме этого, Бретт слишком мал для отношений». Она вздохнула. «А Челси не вписывается ни в какие эмоциональные… связи. Никогда не входила».
  «Нет парня».
  «Я бы хотела, — глаза Фелис наполнились слезами. — Я бы хотела для нее так многого .
  Это все? У меня дела .
  —
  Она торопила нас к двери. Майло сказал: «Извините за беспокойство».
  «Этот бедняга. Браун. Ты мне ничего о нем не рассказал».
  «Это потому, что мы не знаем ничего, кроме его имени, мэм.
  Когда мы разберемся, обещаю дать вам знать».
  «Когда, а не если», — сказала она.
  «Мы всегда полны надежд».
  «Извините», — сказала Фелис Корвин. «Я не знаю, что на меня нашло...
  У тебя тяжелая работа, я тебе не завидую. Удачи».
  Фары омыли ее лицо. Машина въезжает на подъездную дорожку испанского дома по соседству. Пол Вейланд вышел из своего серебристого Тауруса.
  Неся портфель, лунный свет падает на его лысую голову. Он, казалось, не замечал нас, уперся в крышу машины. Покачивался на ногах.
  Не в порядке? Едва избежавший DUI? Он оттолкнулся, постоял на месте мгновение и сгорбился, маленький человек стал меньше.
   Фелис сказала: «Привет, Пол».
  Вейланд остановился, помахал рукой, увидел нас. «О, привет. Что-нибудь новое?»
  «Продолжение», — сказал Майло.
  «О», — сказал Вейланд. Слабым голосом. Его плечи вздымались.
  Фелис спросила: «С тобой все в порядке?»
  «Не беспокойтесь. По крайней мере, полиция не будет беспокоиться», — его голос дрогнул.
  Она подошла к нему. «Ты что, заболел?»
  «Нет, ладно», — сказал Вейланд. Он поправил очки. «О, черт возьми, нельзя же вечно это скрывать. Ты заметил, что Донны не было рядом».
  «Навещает маму».
  «Правда», — сказал Вейланд. «Но она не вернется — мы расстанемся, Фелис».
  «Пол, мне очень жаль».
  «Так бывает». Он пожал плечами. Сунул палец под линзу и что-то вытер с левого глаза. Нам: «Извините, не хотел прерывать».
  Фелис подошла к нему, раскинув руки.
  Когда мы с Майло уходили, они все еще обнимались.
  —
  На полпути Майло оглянулся. Вокруг никого.
  «Трогательная сцена. Заставляет задуматься».
  «О пригородных интригах?»
  «О будущем Эвада-лейн». Он потер лицо. «Она устала от Чета, кто менее Чет, чем старый Пол?»
  «Может случиться», — сказал я.
  «Тем временем Чет мотается по дороге, Челси, возможно, тусуется с жутким соседом, а у мальчика эмоциональный диапазон как у тритона. Разве кто-то живет без происшествий?»
  Я сказал: «Надеюсь, что нет».
  "Почему?"
  «Никто из нас не готов к пенсии».
   —
  Мы поехали обратно на станцию, где он сфотографировал лицо Брауна на телефон и отправил снимок на мобильный Чета Корвина, а затем отсканировал его сообщения.
  Мусорка, мусорка, мусорка. Затем: «Крипт говорит, что у Брауна был A-отрицательный результат, что не редкость, но и не так уж распространено. Они получили хорошее совпадение между кровью из его тела и пятнышком, которое они нашли на боксерских трусах, которые я получил от ЭмДжея, скорее всего, это был выдавленный прыщ. Некоторые подтесты — HLA —
  также совпадают… базовая ДНК вернется через несколько дней. Как только это подтвердится, я скажу ей то, что она уже знает.”
  Он сунул телефон в карман. «Мэри Эллен тоже, может, кто-то из них вспомнит что-нибудь еще о Счастливом Воине».
  Я сказал: «Была первая жена. Барбара в Стоктоне».
  «Кто умер от рака».
  «Так сказал Браун».
  Он посмотрел на меня. «Хорошее замечание, я проверю ее завтра, на сегодня хватит, Рик отпросился, мы хотим хорошо провести время».
  "Веселиться."
  «Поскольку вы не стали вдаваться в подробности, «качество» означает ужин в новом аргентинском ресторане на Фэрфаксе. Я смягчу свои стандарты и съем стейк из мяса травяного откорма. Он приготовит тилапию, соус отдельно и бросит на меня холестериновый взгляд».
  
  Прежде чем уехать, я проверил свои сообщения. Куча мусора и переадресованный моим сервисом звонок от «мистера Джозефа». Это ничего не значило, пока я не посмотрел код города 239. Флорида.
  Лэнни Джозеф, музыкальный продюсер, который порекомендовал Игги Смирча Битту.
  Я попробовал номер, ответа нет, голосовая почта не работает. Первым делом на следующее утро я сделал вторую попытку и получил женщину с кубинским акцентом.
  «Подожди».
  Несколько минут, затем: «Доктор, доброе утро. Разговор об этом придурке Битте заставил меня задуматься, размышления заставили меня вспомнить, воспоминания всплыли в моей голове. Я говорил с ней вчера, она сказала, что поговорит с вами».
  «Она, будучи…»
  «Давайте предоставим это тому, с кем вы захотите поговорить», — сказал Лэнни Джозеф.
  «Если ты все еще хочешь узнать об этом придурке Битте».
  «Мы делаем».
  "Мы?"
  «Как я уже говорил, я работаю с полицией…»
  «Я понял, доктор, но позвольте мне дать вам совет: не переусердствуйте.
  Она не в восторге от разговора с тобой, единственное, я оказал тебе большую услугу и
   убедил ее. Но она ни за что не будет официально связана с полицией».
  «Понял. Спасибо, что уделили время».
  «Игги сказал, что твоя девушка просто горячая, и ты с ней уже целую вечность.
  Мне нравятся верные люди, а Битт был полным придурком. Вот имя, она прямо рядом с тобой, в Лос-Анджелесе»
  —
  Майо Бернар.
  Я была почти уверена, что майка — это что-то вроде купального костюма — один из тех фактов, о которых вы даже не помните, что когда-либо узнавали.
  Интернет подтвердил это и добавил к этому списку трико танцовщицы.
  Женщина-художница? Я поискала ее в Интернете, ничего не нашла, позвонила.
  —
  Неуверенный голос пропел: «Да?»
  «Г-жа Бернард, доктор Алекс Делавэр».
  "Да?"
  «Лэнни Джозеф дал мне твой номер».
  «Да. Я сказал ему, что он может».
  «Речь идет о Треворе Битте».
  "Да."
  «Можем ли мы поговорить о нем?»
  «Я думаю, — сказал Майо Бернар. — Где-то в основном... на открытом пространстве».
  «Как вам удобнее, мисс Бернард».
  «Лучше всего», — сказала она, словно узнавая новое слово. «Есть место на Мелроуз, Каппа. Там подают завтраки весь день. Я буду там к десяти».
  «Тогда увидимся».
  «Подожди несколько минут, приходи в десять минут», — сказала она. «Чтобы у меня было время решить, что я хочу съесть».
   «Десять десять».
  «Да». Пауза. «Лэнни сказал, что ты полицейский психолог, как по телевизору».
  «На самом деле я не работаю в полиции, скорее, как фрилансер».
  «Как интересно», — сказал Майо Бернар, не слишком убежденный. «Раньше я был танцором-фрилансером. Потом я преподавал танцы детям. Фриланс всегда заставляет тебя задуматься. Когда же придет следующий чек? Теперь я ничего не делаю».
  «Ах».
  «Сделай это в десять пятнадцать», — сказала она. «Я буду в оранжевом».
  —
  Cuppa располагался под двумя этажами ничем не примечательного кирпичного офисного здания.
  С одной стороны магазин абажуров, с другой — китайская прачечная. Фасад ресторана был весь стеклянный.
  Внутри, бумеранговая стойка Formica с золотыми крапинками, обращена к кабинкам из винила цвета шартреза. Плакаты с боями быков и настенное меню служили искусством.
  Молодая женщина за стойкой, в белой униформе, с волосами Люсиль Болл и малиновой помадой, не могла ничего сделать. Сквозь проход на кухню можно было увидеть мужчину в белой кепке, курящего электронную сигарету.
  То, что когда-то было кофейней, превратилось в место, где продавались восьмидолларовые
  мокко
  напитки,
  шесть долларов
  Постум,
  и
  омлеты/скрамблы/фриттаты предлагаются с такими опциями, как рампы, стеклянная рыба, бельгийское пшеничное пиво и зобная железа.
  Дешевая овсянка, однако. Три бакса и с гордостью представлен как
  « не стальная резка».
  Угловую кабинку занимал бородатый, как у раввина, задумчивый хипстер, преклоняющий колени перед крошечным сотовым экраном. Две другие станции занимали седовласые отсылки к эпохе Керуака, читающие газеты и жующие овсянку.
  Женщина в оранжевом платье сидела в самой дальней кабинке, наблюдая за мной и игнорируя стакан красного сока, кружку с чем-то и миску с чем-то, похожим на газонную стружку, посыпанную жареным луком.
   Майо Бернар был бы болезненно худым после месяца обжорства.
  Ей могло быть где угодно от тридцати пяти до шестидесяти; когда наступает истощение, различия размываются. Волосы у нее были длинные, светло-белые, вьющиеся, лицо — стилет с искусственным загаром.
  Я помахал ей рукой, и она болезненно улыбнулась. Огромные зеленые глаза, контуры, которые предполагали давно разрушенную генетическую красоту. Платье выглядело хлипким, со стеклянными бусинами, украшающими вырез-лодочку.
  «Алекс Делавэр».
  «Май-ла». Пальцы, которые она протянула, были быстрозамороженными картофелем. Когда я сел, она сказала: «Кофе? Здесь его делают отлично».
  «Конечно». Я посмотрел на Люси. Она осталась за прилавком и крикнула: «Что я могу вам предложить?»
  «Кофе, любой вид».
  «Будьте осторожны, сюда входит и Jamaican Blue Mountain. Двадцать баксов».
  «Спасибо за предупреждение. Что я могу получить за десять?»
  Ухмылка в багровой оправе. «Мир».
  «У вас есть африканский?»
  «Мы», — сказала она. «Кенийцы всегда великолепны». Майо Бернару: «Умный».
  Бернард сказал: «Он врач».
  «Ух ты», — сказала Люси. Мне: «Я чувствую себя отлично, может, мне и не стоит». Улыбаясь и встряхивая бедрами в румбе.
  Один из стариков поднял глаза. «Чей-то сын доктух? Ты принимаешь Меди-кеах?» Он влажно рассмеялся. Его спутница продолжала есть овсянку.
  Люси принесла кофе, подмигнула и ушла.
  Я сказала: «Май-ла, я очень ценю, что ты уделила мне время».
  «Да», — сказала она. «Лэнни сказал, что копы расследуют Тревора. Я полагаю, это имеет смысл».
  "Как же так?"
  Она покачала головой, поиграла с салатом. «Признание первое: он мне нравился. Больше, чем нравился. Мы были вместе полгода».
  Она потыкала еще немного. Вблизи скошенная трава оказалась ростками люцерны и каким-то чахлым салатом. То, что я принял за лук, оказалось высушенными нитями похожего на бекон вещества, возможно, животного.
  «Тревор был красивым мужчиной», — сказала она. «Может быть, и сейчас».
  «Как давно это было?»
  «Века. Эоны, световые годы... двадцать реальных лет. Я жила в Сан-Франциско, танцевала балет, джаз и современную интерпретацию».
  Ее вилка опустилась. «Это не оплачивало счета, поэтому я также танцевала в клубах Норт-Бич».
  Мекка топлес. Я сказал: «Расширяюсь».
  «Это хороший способ выразиться», — сказала она. «Деньги были хорошими, но решение — нет».
  Она положила руку на плоскую грудь. «Они убедили меня сделать улучшение. Это не только испортило балет, но и испортило меня физически. В те дни это был просто рыхлый силикон, даже не пакеты. Я протекла, заразилась, провела четыре месяца в больнице и в итоге стала такой».
  «Какое испытание».
  «Это было давно», — она протянула руку и коснулась моей руки.
  «Жизнь — это испытание, не так ли?»
  «Это, конечно, может быть».
  «Может, не для тебя? Ты кажешься счастливым человеком».
  «Я работаю над этим».
  «Да, это работа», — сказал Майо Бернар. «Я давно отказался от счастья, стремлюсь к содержанию. Я думаю, это более зрелая эмоция, не так ли?»
  «Есть такая поговорка», — сказал я. «Кто богат? Тот, кто доволен тем, что имеет».
  «Это блестяще, доктор, мне нравится с вами общаться, я не был уверен, как отношусь к повторному визиту к психотерапевту. Но я рад, что согласился. Так что там за история с Тревором?»
  «Это пока не ясно. И даже если бы это было так, извините, я не могу сообщить подробности».
   «Одностороннее движение, да? Никаких проблем, мне на него плевать. Просто поддерживаю разговор».
  Она ковыряла в салате. Я выпил кофе. Хипстер ушел со своим мобильником. Старый шутник посмотрел и сказал: «Все эти чернила на нем, гуляющий и-ро-глиф». Люси рассмеялась. Старушка испачкала лицо овсянкой и вытерла ее.
  Я сказал: «Значит, вы с Тревором были...»
  «Товар, да, мы были», — сказал Майо Бернар. «Когда я впервые встретил его, он показал себя с очень серьезными качествами. Красивый, суперталантливый. Богатый, это никогда не помешает. Но в основном это было его принятие. Меня. После того, как я вышел из больницы, я чувствовал себя искалеченным и изуродованным, а ему было все равно, ему действительно было все равно».
  Еще раз похлопал ее по груди.
  «Я был честен с Тревором, после того как меня покалечили, это был мой подход, сразу же поставить все на карту, ожидая, что они уйдут. Большинство мужчин так и поступали. Тревор — нет. Он сказал, что я ему нравлюсь такой, какая я есть. Думаю, он имел это в виду, но кто знает?»
  «Как вы познакомились?»
  «Где еще? Вечеринка, не спрашивайте где, кто ее устроил, что угодно, потому что я понятия не имею. У меня были серьезные боли, и я принимал серьезные обезболивающие, многое тогда было в размытом виде. Все, что я могу вам сказать, это одна из тех вечеринок, которые, кажется, возникают внезапно, вас приглашают, но вы не можете понять, зачем. Я помню, что это было в каком-то невероятном доме — может быть, в Пасифик-Хайтс?»
  Пожимая плечами. «Удивительный особняк, удивительные наркотики для всех, кто их хотел: кокс, таблетки, героин, конечно же, трава, трава была как коктейли, они подавали косяк на серебряных подносах. Я приехал уже накуренный, только травку и нюхал.
  Это было хорошо, и это полностью меня сбило с ног, и я забился в угол и просто сидел там. Должно быть, я уснул, потому что проснулся и увидел этого высокого симпатичного парня в блейзере и, как ни странно, в аскотском галстуке, стоящего надо мной и улыбающегося. Как будто его это волновало».
  Она подняла пальцами еще одну беконовую нить. Пробормотала: «Бизон, обезжиренный, калорийный, как палтус», откусила половину нити, остальное положила обратно на салат. «Аскот, когда ты последний раз видела такую, кроме как в британском фильме? Я думала, что мне снится, появился какой-то герцог, был
   собирается сказать что-то с акцентом и увезти меня на своем Роллс-Ройсе.
  Он сел рядом со мной, спросил, все ли у меня в порядке без акцента, и мы начали разговаривать, и я не проснулся. Так я понял, что уже проснулся. Я имею в виду?
  «Полный смысл».
  «Надеюсь, ты права». Она взглянула на Люси. «Ты можешь это упаковать, Анджела?»
  «Еще бы». Официантка подошла, взяла миску, бросила на меня заговорщический взгляд. Она всегда так делает.
  Когда она ушла, Майо Бернар сказал: «Где я был?»
  «Ты понял, что проснулся».
  «Да. Он был очень мил. Мягко говорил, предложил отвезти меня домой, и я согласилась. У него не было Rolls, но был хороший Jaguar, и он проводил меня до моей двери, ничего не пытаясь сделать. Поэтому, конечно, я сказала «да», когда он попросил мой номер. Я девушка, которая всегда говорит «да», в общем, у меня всегда были проблемы с «нет».
  Это усложнило жизнь, но я бы предпочел оставаться таким».
  «Сохраняйте позитивный настрой».
  «Сохраняю его послушным, доктор». Она вздохнула. «Ладно, полное раскрытие информации: я сабмиссив. Надеюсь, вы не сочтете это психиатрическим или чем-то в этом роде».
  «Разные удары», — сказал я. «Если только ты будешь в безопасности».
  «Я не всегда уделял достаточно внимания безопасности, но теперь уделяю. Если вы думаете, что Тревор был доминантом и поэтому мы сошлись, то он не был.
  Он был нормальным. В этом отношении, по крайней мере. Никаких проблем с контролем, но он мне все равно нравился. Может быть, это из-за золотого пианино».
  Я сидел там.
  «Конечно, ты не представляешь», — сказала она. «Ладно, в одном из клубов было золотое пианино, подвешенное к шкивам. Девушка садилась на него, и ее опускали на сцену, пока она раздевалась». Улыбаясь. «Мы были экспонатами. Нас подавали как еду. В общем, один из вышибал имел ко мне слабость, и однажды я задержалась с ним допоздна, и он захотел...
  использовать пианино для сами знаете чего. Я сказал, конечно, но пока мы это делали, Билли — так его звали — должно быть, включил выключатель, и пианино начало подниматься к потолку. К тому времени, как мы поняли, что происходит, оно уже подъезжало близко к потолку. Билли был большим парнем, как футбольный мяч
   игрок, и его раздавило между пианино и потолком, пока я наконец не понял, где выключатель. Он не умер, но сломал много вещей внутри и стал калекой. Единственная причина, по которой я был в порядке, это то, что я был намного тоньше его, поэтому все раздавливания происходили на нем.”
  Она стукнула обкусанным ногтем по своей кружке. «После этого я решила всегда быть худой. Пианино меня пугало, я не возвращалась в клуб, хотела другой обстановки, поэтому начала учить маленьких девочек балету за гроши. Я потеряла квартиру, пришлось жить с какими-то… не такими уж хорошими людьми.
  Примерно тогда я и встретил Тревора. Никаких проблем с контролем в отношении сами знаете чего. На самом деле, он не очень этим увлекался, и точка.”
  «Асексуальный?»
  «Скорее, супер-низкосексуально. Что меня вполне устраивало. Мое тело, каким оно было, боль, ощущение деформации, последнее, чего я хотел, это чтобы кто-то прыгал по моим костям».
  Она улыбнулась. «Вдобавок ко всему, у него был потрясающий дом. Викторианский, который он восстановил, достаточно близко к пристани, чтобы дойти пешком. В то время я думала, что он мой спаситель».
  «Это изменилось».
  Она посмотрела в окно, некоторое время наблюдала за проезжающими машинами. «Это все та же старая история, я уверена, вы слышите ее постоянно. Особенно работая в полиции».
  «Не совсем понимаю, что вы имеете в виду».
  «Отношения, — сказала она. — Они портятся. С Тревором это не было драматичным, это просто вкралось. Он становился все более и более собственническим. Не физически, просто — ладно, вот в чем дело: мы никуда не выходили, что меня устраивало поначалу. Я была счастлива иметь убежище. А его дом был большим, красивым и тихим. Тревор рисовал весь день, потом спал, потом еще немного рисовал, потом спал. Сначала я не возражала».
  «Что изменилось?»
  «Мне стало скучно», — сказала она. «Мне захотелось выбраться. Может, время от времени снова начать учить детей, потому что я уволилась с этой работы. Я только и делала, что смотрела телевизор и видео с танцевальными упражнениями. Я сама много спала, и это меня утомляло. Поэтому я спросила Тревора, могу ли я выйти на некоторое время, и он сказал, не делай этого, я уязвима. Я не была готова напрягаться,
  поэтому я согласился. Потом я начал это делать — ускользал, когда знал, что Тревор будет заперт в своей студии. Ничего странного, я гулял. Было такое чувство, будто я приземлился на другой планете. Мне нравилось это чувство. Но потом я спешил обратно, боясь, что он узнает».
  Я сказал: «Похоже на тюрьму».
  «Думаю, так и есть», — сказал Майо Бернар. «Думаю, так и было. Однажды ночью, поздно ночью, Тревор делал один из своих марафонских рисунков. Даже когда он выходил из студии, он был очень тихим, игнорируя меня, когда я с ним разговаривал. Поэтому я вышел и прогулялся дольше, чем когда-либо, и когда я вернулся, он был в дверях, просто стоял там, без всякого выражения на лице. Я подумал, что он не позволит мне вернуться. Но потом он отошел в сторону. И как только я вошел, его лицо изменилось».
  "Злой?"
  «Нет, в этом-то и дело, злость я могу понять. Я с этим вырос».
  Опуская глаза. «Но это уже другая история... нет, Тревор не показал злости, он просто похолодел. Как будто я была там, в его доме физически, но я не имела никакого значения духовно — по-человечески».
  «Увольняю тебя».
  «Точно, доктор. Я знал, что меня наказывают, но думал, что это закончится. Потом, когда я сказал, что готов идти спать, он указал на стул и заставил меня сидеть там, пока он уходил. Потом он вернулся с пистолетом и встал надо мной».
  «Он направил его на тебя?»
  «Нет, он просто держал его сбоку», — сказала она. «Но это был пистолет».
  «Какого рода?»
  «Откуда мне знать? — сказала она. — Я ненавижу оружие».
  «Оно было длинным, как винтовка, или маленьким, как пистолет?»
  «Длинный», — сказала она. «Сделан из дерева».
  Я достал телефон и вызвал изображение «Ремингтона» 12-го калибра.
  Майо Бернар вздрогнул. «Я их ненавижу... может быть».
  Фотография ружья для охоты на оленей вызвала покачивание головой. «Для меня они выглядят одинаково».
  Я сказал: «Тревор просто стоял и держал его».
   «Долгое время», — сказала она. «Ничего не говоря. Потом он ушел, вернулся без пистолета и сказал: «Пора спать», и мы легли спать. И в ту ночь он — мы — он не трогал мою грудь. Он всегда делал это, был очень нежен. Казалось, он посмотрел на меня по-другому».
  "Страшный."
  «Я не мог спать, боялся, что он вернет мне пистолет и застрелит меня. Я дважды просыпался посреди ночи. Один раз я пошел в ванную и меня вырвало. Тревор проспал всю ночь, он всегда спал крепко. На следующее утро он не разговаривает, идет в студию, а я сижу там и смотрю мыльные оперы. На следующий день он наконец ушел, чтобы купить художественные принадлежности. Я собрал вещи и уехал оттуда. Я даже не хотел оставаться в Сан-Франциско, поэтому пошел на станцию Greyhound и купил билет в один конец до Лос-Анджелеса.
  Потому что я тоже танцевал здесь. «Седьмая вуаль», такие места, но я также попал на сцену «Голливуд Боул» на их большой праздник 4 июля. Я был дублером, но это было что-то, у нас были эти звездно-полосатые костюмы».
  «Вы знали здесь людей?»
  «Я думал, что да, но цифры, которые у меня были, уже не были хорошими.
  Единственные деньги, которые у меня были, были в кошельке, около пятнадцати баксов. Я пошла в приют в центре города. Там было безумие, полно наркоманов и психов. Но знаете, там я чувствовала себя в большей безопасности. Несколько дней спустя я вспомнила о своем текущем счете в Bank of America, я забыла о нем, потому что Тревор платил за все. Мне удалось перевести деньги и найти комнату в мотеле на Голливудской улице. Это было довольно подозрительно, наркоторговцы у входа, всю ночь можно было слышать сирены. Наконец, я нашла девушку, которая больше не танцевала и работала на адвоката, который занимался инвалидностью. Он не мог поверить, что я не подала заявление, устроила мне прием у врача, и это помогло мне записаться, и с тех пор я там и нахожусь».
  Она улыбнулась. «Всякое случается, да?»
  «Тревор пытался выйти на контакт?»
  «Я боялась, что он это сделает, но нет, никогда», — сказала она. «Полагаю, он не сталкер, просто был момент».
  «Пистолет», — сказал я. «Это какой-то момент».
   «Я даже не знал, что он им владеет, Доктор. Вот что меня напугало, он что, говорит себе, что пора переходить на новый уровень?»
  Она наклонилась вперед. «Ты не можешь мне сказать? Он что-то действительно плохое сделал с пистолетом?»
  «Могу лишь сказать, что его имя всплыло».
  «Ого. Я не желаю ему зла», — сказала она. «Но разговор с тобой заставил меня почувствовать себя намного лучше. Полиция действительно подозревает его в чем-то. Я не сошла с ума, чтобы волноваться, я поступила умно».
  Она сделала вид, что возражает, когда я оплатил чек, и сказала: «Если вы настаиваете»,
  и сжал мою руку, когда я встал.
  «Спасибо, что уделили нам время, Май-ла».
  «Может, это мне следует поблагодарить тебя», — сказала она. «Может, это была терапия».
  
  Я позвонил Майло на его стол. Он сказал: «Ты и твои догадки только что говорили с первой женой Брауна, Барбарой из Стоктона. Она не самая умная и не является законной женой, они с Брауном прожили вместе три года».
  «Как ты ее нашел?»
  «Мастерское обнаружение. Я искал Барбару Браун в Стоктоне».
  «Они не были женаты, но она использует фамилию Браун».
  «Это тоже ее имя, они троюродные братья и сестры, он был сиротой, некоторое время жил с ее семьей».
  «Так что эта часть его истории была правдой».
  «Но часть о болезни Барбары была смесью правды и чуши.
  У нее был рак, но она его пережила. Химиотерапия, облучение, она даже не смогла сказать мне диагноз. Видимо, Хэл был с ней на каждом шагу, настоящий принц. Что касается того, почему они расстались, все, что она могла сказать, это то, что они в итоге стали другими, и что она была инициатором. Она не сказала «инициатор», просто «я сделала это». Она производила впечатление примитивной, Алекс. Может, даже немного ненормальной».
  «Хэл был рядом с ней, но он утверждал, что она мертва».
  «Я ей этого не говорил, зачем же ее калечить? Она ничего плохого о нем не сказала. Разрыдалась, когда я ей сообщил. На самом деле, винила себя».
  "Почему?"
  «Если бы она не порвала с ним, он бы никогда не уехал из Стоктона и не увлекся грехом большого города. Я спросил ее о годах, проведенных вместе, и в результате получил такую картину: пара бедных детей, еле сводящих концы с концами. Арендованный трейлер, Браун подрабатывал заправщиком, оба собирали урожай по сезонам».
  «От этого к рыцарю в доспехах», — сказал я.
  «Кстати, у Брауна были героические фантазии еще в далеком прошлом. Говорил с Барбарой о вступлении в ФБР, ЦРУ, Секретную службу. Единственное место, куда он действительно подал заявку, была Береговая охрана, но ему отказали. Что-то об аллергии».
  «Попытки стать копом есть?»
  «Она ничего не знала, хотя в старшей школе он был кадетом полиции. Она помнит, что он участвовал в поисковой группе пропавшего ребенка.
  Ничего явно жуткого в его мотивах не было, весь город пришел, и ребенок был найден в целости и сохранности».
  «Может быть, его не грех влек в город, — сказал я. — Скорее расширение его альтруистических горизонтов».
  «Быть героем, но в итоге продавать обувь и потом портить ногу? Конечно, но это не объясняет, как он оказался в команде Корвинов
  hardwood. Я спросил Барбару, проводил ли Хэл какое-то время в Сан-Франциско, пытаясь связать его с Биттом. Это недалеко от Стоктона, но она сказала, что никогда не знала, чтобы он туда ездил.
  «Кстати, о Битте». Я рассказал ему историю Майо Бернара.
  «Длинный пистолет. Но он ей им не угрожал?»
  «Просто держал его и смотрел на нее. Она не может отличить винтовку от дробовика, но разве не было бы интересно, если бы Битт показал ей 12-калиберный пистолет, которым он все еще владеет?»
  «Это было бы легко выяснить, если бы я мог получить ордер на пересечение его чертового порога».
  Я сказал: «Если бы удалось задокументировать, как Челси действительно входила в дом Битта, могли бы вы обосновать необходимость выплаты пособия?»
  «На каком основании?»
  «Психически больной несовершеннолетний проникает в дом человека, подозреваемого в убийстве».
   «Элегантно изворотливо, Алекс. Но если она просто зайдет и выйдет, сомнительно…
  может быть, пара ночей наблюдения помогут. Мне повезет, я увижу, как эти двое действительно совершают неподобающий физический контакт, и я смогу пойти туда без бумаги».
  —
  Ночью он припарковался в квартале от Эвады и наблюдал в бинокль с дальнего конца квартала. Челси Корвин так и не вышла из дома. У Битта не было света.
  Ночью во второй половине дня, сразу после десяти вечера, входная дверь Битта открылась, и художник, что-то неся, сел в свой пикап и уехал. Слишком темно, чтобы разглядеть детали. К тому времени, как Майло добрался до своей машины, грузовик уже скрылся из виду.
  Он завербовал Бинчи и Рида еще на две ночи. Ничего на воскресном дежурстве Бинчи. Прошло две недели с момента убийства. Корвины не ходили на ужин.
  В понедельник вечером, когда приехал Рид, грузовика Битта уже не было.
  «Челси» не замечен.
  Во вторник утром оба молодых детектива были отозваны из-под надзора Майло: Рид разбирался с дракой в баре в Палмсе, Бинчи раскрыл вооруженное ограбление в Пико-Робертсоне.
  Майло сказал: «Вот и все. Нгуен говорит, что это было бы сомнительно без очевидного преступления».
  —
  Я работала долгие дни над двумя оценками опеки, но нашла время, чтобы еще раз проверить сайты социальных сетей на предмет какой-либо информации о Харгисе Брауне и трех женщинах, которые жили с ним.
  Страница Барбары Браун на Facebook была скудной. Несколько родственников, ни одного человеческого друга. Единственные опубликованные фотографии были ее и огромного черного ньюфаундленда.
  Уолли был сертифицирован как собака-терапевт и продемонстрировал свои навыки межличностного общения, ни на шаг не отходя от маленькой женщины с изможденным лицом.
   Барб Браун зависела от пары костылей для предплечья. Добавьте к этому артрит Эмджея, и вам не нужно было быть Фрейдом.
  Мэри Эллен Браун казалась здоровой. Я все равно ее погуглила. Ее листинг в LinkedIn был направлен в розничные магазины, но ничего не говорил о проблемах со здоровьем. Но ее имя появилось в группе поддержки для женщин с синдромом хронической усталости.
  Мужчина, которого привлекает инвалидность.
  Импульсом было пометить это как патологию. Моя подготовка заставляет меня избегать дешевых диагнозов.
  Присоединение к поисковым отрядам. Посадка несанкционированных деревьев. Вмешательство в бытовые конфликты.
  Спасение змеи.
  Насколько я знаю, вкус Хэла Брауна в отношении женщин говорил о редком благородстве. Мужчина с идеалами и целями, пусть и нелепо романтизированными.
  Мальчик с плаката «Никакого доброго дела».
  —
  Голосовая почта на всех линиях Майло. Я оставлял сообщения, но он не перезванивал.
  Может быть, шестнадцать дней бездействия по Брауну ввергли его в уныние. Или его внимание переключилось на более управляемое преступление.
  В тот вечер мы с Робином поздно поужинали в ресторане Grill on the Alley и направлялись в Seville, когда зазвонил мой мобильный.
  Десять десять вечера
  Он сказал: «Садишься, амиго?»
  «В вертикальном положении».
  «Тогда, возможно, вам стоит подготовиться. Вы не поверите » .
  
  В восемь сорок девять вечера патрульные офицеры Голливудского отделения, заканчивавшие ужин в ресторане Tio Taco, отреагировали на анонимное сообщение о
  «415» — неустановленная причина нарушения порядка — и отвезли в гостиницу Sahara Motor Inn на Франклин-авеню, к востоку от Вестерн.
  Припарковавшись на почти пустой стоянке, они постучали в дверь комнаты четырнадцать. Не получив ответа, офицер Юджин Старгилл сделал вид, что смотрит через щель в пластиковых вертикальных жалюзи и не видит ничего необычного.
  «Фальшь», — произнес он. «Давайте бронировать».
  Его партнер, жизнерадостный парень по имени Брэдли Баттонс, только что окончивший академию, настоял на том, чтобы менеджер проверил.
  Пока Старгилл придумывал, как отомстить надоедливому новичку, менеджер Киран «Кит» Сингх открыл дверь.
  В восемь пятьдесят четыре вечера Старгилл позвонил и сообщил о смерти, дав понять, что он поступил добросовестно.
  Голливудские детективы Петра Коннор и Рауль Биро прибыли на место происшествия в девять восемнадцать. К девяти сорока следователь коронера обшарил карманы DB и предъявил удостоверение личности
  Во время короткой поездки от Уилкокс-авеню имя жертвы всплыло в памяти Петры, но она не могла с этим справиться. Одна из тех вещей, которые всплывают на кончике сознания.
   Как только Биро выключил зажигание и она увидела мотель, она поняла это. Просмотр списка убийств и проверка деталей странных из них были для нее ежедневной привычкой, хотя это редко приносило результат.
  На этот раз так и произошло.
  Она позвонила Майло. Он позвонил мне.
  —
  Я прибыл в десять сорок восемь, заметил их обоих прямо за желтой лентой, в ботинках и перчатках. В воздухе пахло дешевым бензином и жареной едой. Планировка мотеля была простой: пятнадцать зеленых дверей, выстроившихся справа, рытвина, но щедрая парковка. Здание было печально серым, с соответствующей перекошенной крышей. Если восточная часть Голливуда когда-нибудь действительно обновится, ценность будет в этом. Очевидная замена, еще один торговый центр.
  Майло отвернулся и не заметил меня. Его одежда была помятой, волосы растрепались. Петра стояла рядом с ним, стройная, элегантная, черный клин, зачесанный назад от изящно вылепленного лица цвета слоновой кости. Она выглядела как светская львица, тусующаяся с дядей, который просадил свое наследство.
  Она помахала рукой. Он повернулся и сказал: «Как и обещал, безумный».
  В десять пятьдесят я уже смотрел на распростертое тело Чета Корвина, лежащее лицом вниз на розовом, пропитанном кровью полиэстеровом ковре.
  —
  Для голливудского мотеля с горячими простынями — неплохой номер. Здесь руководство использовало что-то мятно-свежее для дезинфекции. Аромат не смог конкурировать с медью свежей крови и сернистыми выделениями расслабленного кишечника.
  Стены, покрытые винилом телесного цвета, были испещрены красным на полпути вверх и справа от трупа. Королевское синее вельветовое покрывало, которое выглядело дешевым, но новым, лежало ровно, аккуратно на кровати размера queen-size. Вибрирующая штуковина с поминутной оплатой, в комплекте со считывателем кредитных карт, испускала хромированный блеск.
  Тридцатидюймовый плоский экран, обращенный к кровати, был настроен на платное меню. Развлечения для взрослых. Мужская одежда была накинута на стул,
  Мокасины из телячьей кожи аккуратно выстроились в ряд, каждый из них был набит аккуратно свернутым носком с узором «аргайл». На Чете Корвине не было ничего, кроме боксерских трусов, теперь грязных, как и его бедра. Его голая спина была широкой и безволосой, громоздкие мышцы были покрыты жиром. Одна рука была скрыта под его туловищем. Ногти другой были ухоженными и блестящими.
  Две рубиново-черные дыры образовали аккуратную толстую кишку на затылке, видимую в тонких прядях чуть выше линии роста волос. Одна рана располагалась точно над другой.
  Я сказал: «Искусная стрельба».
  Майло кивнул. «CI говорит, что первый, скорее всего, сразу бы его прикончил...
  прямо в ствол мозга. После этого стрелок мог потратить время на то, чтобы выстроить вторую».
  «Возможно, заявление», — сказал я.
  Петра спросила: «Например?»
  «Я горжусь своей работой».
  Они оба нахмурились.
  Мой взгляд переместился на пластиковую тумбочку, имитирующую дерево, прикрученную к стене слева от кровати. Мужской кошелек из кожи аллигатора лежал рядом с двумя стаканами для воды и бутылкой Шардоне. Долина Сонома, Рашен-Ривер, трехлетней выдержки.
  Лейбл, который выглядел высококлассным, но я не эксперт.
  Я спросил: «Свидание?»
  Майло сказал: «Сильный запах духов в туалете говорит о том, что там какая-то вечеринка.
  Петра сообщила мне, что это Armani, возможно, распыленный — цвета морской волны?
  «Acqua di Gioia», — сказала она. «Я сама иногда им пользуюсь». Улыбаясь.
  «Когда мне нужно разбудить Эрика».
  Я спросил: «Дорого?»
  «Я покупаю их в магазинах, но даже там они недешевы».
  Майло сказал: «Завершая картину, мы также видим несколько длинных темных волос, которые не принадлежат Чету, на полке в ванной. Парень на стойке регистрации утверждает, что номер убрали за несколько часов до того, как Корвин заселился в восемь одиннадцать, и никто им не пользовался в это время, надеюсь, он честный и речь не идет об оставшемся мусоре».
   «Я думаю, он хороший парень», — сказала Петра. «Днем учится в колледже, только что начал здесь работать. Мы не говорим о каком-то уличном и навязчивом лжеце». Мне: «Что-нибудь еще приходит тебе в голову?»
  Я сказал: «Корвин ездил на Range Rover. Я не видел его снаружи».
  «Здесь его не было. Мы проверим местные камеры видеонаблюдения, может, что-то зафиксируем».
  Майло сказал: «Здесь нет видео, кроме как за столом, хороший кадр, где Корвин регистрируется. Он выглядит расслабленным. Использовал свое настоящее имя, расплачивался кредитной картой компании».
  Я сказал: «Еще один человек, который гордился собой».
  «Соответствует тому, что мы видели о старине Чете». Петре: «Как я тебе и говорил, парень был хвастуном».
  Я сказал: «Застрелен через тридцать восемь минут после того, как приехал. Он зарегистрировался один?»
  «На видео больше никого нет», — сказал Майло. «Ждала ли его развлечение на вечер в машине или она приехала отдельно, на данный момент невозможно узнать. Постановка такова, что каждый подъезжает к своей двери, и по понятным причинам на парковке нет камер, за исключением одной в дальнем конце с видом на задний переулок».
  Петра сказала: «Следите за мусорными контейнерами, не дай Бог, кто-нибудь украдет мусор».
  Я сказал: «Он снял одежду, и большая часть вина вытекла, но кровать не выглядит так, будто ею пользовались».
  Майло сказал: «Мы полагаем, что они разминались, но до следующей стадии дело не дошло».
  «Этот кошелек полон?»
  Петра сказала: «Триста с небольшим, плюс все его кредитные карты.
  Фотографии его детей тоже. Но не его жены».
  «Ничего удивительного», — сказал Майло. «Как я уже сказал, дисгармония была его домом».
  Я сказал: «Значит, это не ограбление».
  Петра сказала: «Если только целью не был Ровер».
  «Взять машину и оставить все эти деньги? Выровнять эти пулевые отверстия и убрать гильзы? Больше похоже на казнь».
   Она пожала плечами. «Учитывая тело в его логове, вы, возможно, правы. Но машину угнали ».
  Майло сказал: «Может быть, в качестве бонуса — найди ключи, книга».
  «Так как же убийца сюда попал?»
  Тишина.
  Я спросил: «Вы рассматриваете эту женщину как подозреваемую?»
  Петра сказала: «Может быть. Или на нее и Корвина напали, его подстрелили, она сбежала». Нахмурившись. «Или нет. Если я узнаю, что женщина вызвала его, она получит более низкий приоритет как подозреваемая».
  «Нет записи 911?»
  «Нет, нам позвонили по неэкстренной линии с неуказанным кодом 415.
  У нас есть гражданские, работающие в регистратуре, я поговорю с тем, кто принял вызов. Тело было теплым, когда патруль прибыл сюда, так что, кто бы это ни был, мы позвонили довольно скоро».
  Я сказал: «Отказ от вызова 911 теоретически мог бы замедлить процесс и дать звонящему время отойти на некоторое расстояние от места преступления. Это может соответствовать тому, что компаньон Корвина сбежал, но не захотел вмешиваться».
  Майло сказал: «Это, длинные волосы, духи, этот район, ночная львица — это достойная ставка. Легко понять, почему она не хочет ввязываться».
  Я спросил: «Голливудская проститутка в одежде от Армани?»
  Петра сказала: «Ты удивишься, Алекс. Я видела, как девушки приходили в тюрьму, пропитанные действительно хорошими вещами».
  «Вино тоже не выглядит дешевым».
  «Вы знаете это?»
  «Нет, но Рашен-Ривер — это первоклассный регион Шардоне».
  Майло сказал: «Видишь, почему он такой полезный?» Он взглянул на этикетку, запустил поиск на своем телефоне, присвистнул. «В тот конкретный год семьдесят девять баксов за бутылку».
  Я сказал: «Так что, возможно, это не была коммерческая сделка».
  Петра сказала: «Свидание с девушкой? У него есть счет на расходы и платиновые карты, и он приводит ее сюда?»
  Я указал на меню порно. «Немного пошлости, чтобы придать остроты?»
   Майло ухмыльнулся. «В этом есть психологическое понимание... да, почему бы и нет».
  Тонкие пальцы Петры барабанили по ее предплечью. «Трущобы ради развлечения? Ладно, я это понимаю».
  Она посмотрела на тело. «Это как вечеринка с несчастливым концом.
  Мы проведем опрос среди жителей района, попытаемся выяснить, помнит ли кто-нибудь, что видел его с женщиной».
  Майло сказал: «Мы также будем искать мистера Битта, который рыщет вокруг». Мне: «Я ввел ее в курс дела».
  Петра сказала: «Я также истребую его кредитные карты и телефон».
  «Я могу это сделать», — сказал Майло. «Если вы не возражаете».
  «Почему я должен возражать против того, чтобы иметь дело с телефонной компанией? Пожалуйста, но почему вы хотите этого?»
  «Это твоя территория, малыш. Мне нужны твои мозги на улице».
  «Конечно», — сказала Петра. «Если мы имеем дело с тем же преступником, что и Браун, он суперорганизован, не так ли? Я полагаю, что Битт мог бы быть таким. Его искусство чрезвычайно дотошное».
  Знакомы с карикатуристкой? И тут я вспомнил: до того, как ради забавы поступить в полицейскую академию, она работала художником-графиком. «Знаешь Битт?»
  «Я знаю его , Алекс. Один из парней, с которыми я учился, любил его работы и приносил их нам, чтобы мы ими восхищались. Я видел талант, но я думал, что это было мегакруто».
  Она постучала ногой, приблизилась к телу, отступила. «Но даже так, это не то, что мне интересно, искусство и личность не являются очевидной связью.
  Это его отстранение и история с оружием. С другой стороны, если Чета Корвина сначала выбрали целью, высадив Брауна в его доме, зачем Битту привлекать к себе внимание? И зачем ему идти за Корвином, здесь? Эта сцена и то, что Майло рассказывает мне о жизни Корвина в дороге, может составить длинный список разгневанных мужей и бойфрендов».
  Майло сказал: «Все верно, но я не готов отложить Битта в сторону. Мы следили за ним четыре ночи, и все закончилось ничем, но Шон взял на себя смелость проехать мимо сегодня вечером в восемь тридцать, да благословит Бог парня, и грузовик Битта исчез».
  Так что, возможно, он преследовал Корвина. Нам нужно проверить каждую камеру, которую мы сможем найти, посмотреть, появится ли грузовик. Вот что я имею в виду, когда говорю о том, чтобы держать его локально».
  Петра сказала: «Раулю это понравится. Ты же знаешь, какой он, заставляет компульсивное выглядеть неряшливым. Если там что-то есть, он это найдет. Если мы действительно поймаем Битта поблизости от места преступления, я не могу себе представить, чтобы ты не получил свой ордер».
  «Скрестим пальцы».
  Постучали в открытую дверь. Снаружи стояли двое доставщиков склепа со складной каталкой и мешком для трупов.
  Один из них спросил: «Мы готовы?»
  —
  Мы ушли, когда начался стук и увольнение. Прохладная ночь, редкий трафик на Франклин. Некоторые из окружающих зданий были довоенными и красивыми, задуманными, когда Голливуд был Голливудом. Мотель «Сахара» и другие выглядели как шрамы на актрисе.
  Подошел темноволосый мужчина в кремовом костюме. Детектив Рауль Биро, компактный, склонный к уверенной походке, имел одно из тех лиц, которые не стареют в реальном времени. Его волосы были черными с синим оттенком, густыми и блестящими чем-то, что приглушало каждую свободную прядь, его кожа была гладкой, как у младенца.
  Я видел его на самых жестоких местах убийства. Он всегда выглядел собранным, и сегодня вечером не был исключением: в дополнение к безупречно сшитому костюму, нежно-голубая рубашка, сотканная приятными шелкопрядами, и темно-синие замшевые туфли с золотыми пряжками.
  Сегодня вечером что-то новое: вместо обычного шелкового галстука — плетеный кожаный галстук-шнурок, завязанный полированным овалом из черного оникса.
  Он увидел, как я смотрю на него. «Из Седоны, я думаю, это слишком, но жена — одна двенадцатая Навахо, и ей нравится. Обычно я снимаю его, когда прихожу в офис, и надеваю обычный. Сегодня я забыл».
  Я сказал: «Отличный вид, Рауль».
  "Вы думаете?"
  «Еще бы. Техасский рейнджер приезжает в Лос-Анджелес»
  Он рассмеялся. «Телешоу для тебя. Как дела, Док?»
  «Отлично. А ты?»
   «Лучше, чем отлично, новый ребенок», — сказал он. «Грегори Эдвин. Блондин, как жена, можешь себе представить?»
  "Поздравляю."
  Его улыбка была широкой и яркой. «Первоклассный ребенок, то есть он спит, мы наконец-то сделали это правильно». Он посмотрел на четырнадцатый блок. «Это странно, не так ли?» Петре: «Я достал нам шесть униформ для агитации. Какие параметры, по-вашему?»
  Она сказала: «Давайте начнем с Франклина, пройдем милю на восток и запад. Там ничего не видно, мы можем либо расширить его с севера на юг, либо просто на юг и сосредоточиться на бульваре».
  «На бульваре будет куча камер», — сказал Биро. «Мы можем ехать по нему до тех пор, пока неизвестно когда. И вряд ли Корвин будет ходить пешком, в лучшем случае мы увидим, как его машина проезжает, в лучшем — как он уезжает отсюда».
  «Есть еще одна целевая машина, Рауль».
  Она рассказала ему о черном пикапе Ram Тревора Битта. Описала Битта и тот факт, что он отмалчивался более двух недель.
  Он сказал: «Парень, кажется, сошел с ума». Мне: «Наверное, у тебя есть более подходящее слово для этого».
  Я сказал: «Не сегодня».
  Он снова рассмеялся.
  Петра сказала: «Ты хочешь, чтобы это было нашим делом, Майло? Или мы помогаем тебе в твоем? Я хочу знать с точки зрения организации собственного ума. Например, кто уведомляет жену и детей».
  Майло сказал: «Я сделаю это. Завтра утром семья и так достаточно натерпелась, нет смысла будить их среди ночи».
  Биро сказал: «Вы рассматриваете жену как потенциального подозреваемого? Учитывая, что он связался с другой женщиной?»
  «Ничто не указывает на это, Рауль, но ничто не говорит «нет».
  «Нам повезло, еще одно бытовое убийство по заказу. Не то чтобы это объясняло твое тело в логове».
  Майло сказал: «Алекс всегда говорил, что это указывает на Чета как на вероятную цель».
   Петра сказала: «Очевидно, Алекс была права. И если Браун был связан с Четом каким-то образом, который сводил ее с ума, она могла бы нанять профессионала, чтобы тот сделал их обоих».
  Биро сказал: «Если вы выбросите труп в личное пространство Хаба, вы получите большой средний палец».
  Майло сказал: «Видишь, Алекс?»
  Я сказала: «Я не могу видеть, как Фелис травмирует детей».
  «Достаточно справедливо», — сказала Петра. «Но если у нее есть деньги отдельно от его, давайте попробуем выяснить, тратит ли она их необычно, например, на неопределенные денежные выплаты».
  Майло сказал: «Есть неплохая вероятность того, что счета будут разделены. Эти люди были разделены в течение долгого времени».
  
  Когда мы уходили из мотеля, я заметил молодого человека, стоящего у двери офиса и с невероятной скоростью отдирающего кутикулу. Мальчик, на самом деле, восемнадцати-девятнадцати лет. Когда наши взгляды встретились, он отвернулся.
  «Клерк?» — спросил я.
  «Это он. Кит Сингх».
  «Вы не против?»
  "Действуй."
  Когда мы приблизились к Сингху, он вздрогнул и повернулся, чтобы вернуться внутрь.
  Я сказал: «Секундочку, Кит?»
  Он остановился, повернулся. Пнул одну лодыжку другой. «Да, сэр».
  Долговязый, индиец, с черными волосами до плеч, в желтой футболке с изображением Короля Льва, джинсах и кроссовках. Если он и мог отрастить бороду, то ее не было видно.
  Но глаза его выглядели старыми, с темными полумесяцами под глазами, и в то же время умудрялись быть усталыми и настороженными.
  Я сказал: «Тяжёлая ночь».
  «Полная катастрофа, сэр. Мои родители не хотели, чтобы я здесь работал, а теперь будут настаивать. Один из друзей моего отца владеет этим местом, но папа говорит, что Варис
  — Доктор Уорис Сингх, он стоматолог, но в основном занимается недвижимостью, — не осторожен».
  «О безопасности?»
   «В целом», — сказал он. «Мои родители более религиозны, чем он. Они думают, что он может оказать дурное влияние». Его глаза опустились. «Мне придется уйти.
  Что за чушь, мне все равно придется платить за обучение».
  «В какую школу ты ходишь?»
  «Университет. Я не в своем штате, поэтому плата за обучение сумасшедшая».
  «Конечно».
  «Я поздно поступил, все вакансии по программе «работа-учеба» были заняты. Мне нужно найти другую, но единственное, что я могу с уверенностью сказать, — это ресторан, которым владеет Варис.
  Но это место находится в Пасадене, и там безумно много народу. Здесь я могу много заниматься».
  Каталку выкатили из мотеля. Глаза Кита Сингха округлились.
  Я спросил: «Какая у тебя специальность?»
  «Эконом». Его взгляд метнулся к желтой ленте, которая колыхалась на ночном ветру, словно струна арфы, которую слегка тронули. «Это безумие, сэр, я ничего не слышал».
  Я ответил: «Вряд ли, слишком далеко».
  "Точно."
  «Вы еще что-нибудь вспомнили о мистере Корвине?»
  «Парень?» — сказал он. «Какой?»
  «Он что-нибудь сказал, когда заселился?»
  «Он много говорил», — сказал Кит Сингх, хлопнув указательным и большим пальцами. «Говорил, говорил, говорил».
  "О чем?"
  «Случайная ерунда. Как дела, молодой человек, спокойной ночи. Я как-то заблокировал это. Он увидел мою книгу по экономике, сказал мне, что изучал микро- и макроэкономику в колледже. Сказал мне, что это слишком теоретическое занятие, он специализировался на бухгалтерском учете и управлении бизнесом, а не на экономике, и мне следует делать то же самое, если я хочу зарабатывать серьезные деньги».
  «Он там всего десять секунд и дает вам советы».
  «Я к этому привык», — сказал он. «Папа».
  «Что еще сказал Корвин?»
  «Ничего, сэр. О, да, он показал мне вино».
   «Он принес вино в офис».
  «Да», — сказал Кит Сингх. «В сумке, сказал, что только что получил, это было дорого. Сказал, что это того стоило». Кит Сингх облизнул пересохшие губы. «Он подмигнул, когда сказал это. Что это того стоило».
  «Как ты думаешь, что он тебе говорил, Кит?»
  Ребенок покраснел, каштановая кожа перешла в цвет красного дерева. «Что ты имеешь в виду?»
  «Похоже, он пытался произвести на тебя впечатление».
  «Зачем он это сделал, сэр? Скорее хвастовство. Как будто он к этому привык».
  «Вы видели женщину, с которой он был?»
  «Я никого не видел, сэр. Я был здесь, в офисе, как и положено, он дал свою визитку и поехал. Я не особо на него смотрел. Варис сказал мне это в самом начале. Не смотрите на клиентов, они хотят уединения».
  «Здесь много горячих пар, да?»
  Он нахмурился. «Я имею в виду, люди... вы знаете... я имею в виду, что Варис не сдает жилье по часам, как некоторые другие места, но его расценки невысоки». Он пожал плечами.
  Я сказал: «Многие клиенты предпочитают не ночевать».
  Адамово яблоко Кита Сингха поднялось и опустилось. «Мои родители думали, что это была действительно плохая идея. Уорис убедила их, но не совсем, понимаете?»
  «Они сдались».
  Еще один подъем на элеваторе.
  «Мой отец должен Варису денег. Варис как бы надавил на него». Прядь черных волос упала вперед. Он заправил ее за ухо. «Я бы, наверное, все равно ушел».
  «Не доволен работой».
  «Это отвратительно, понимаешь?»
  Майло сказал: «Мотель, в котором никто не говорит».
  Мальчик моргнул. Он никогда не слышал этой фразы. «Все, что я хочу делать, это учиться, это и так достаточно сложно. Мои родители хотели, чтобы я остался в Тусоне, уехал в Аризону, жил дома. Я думал, что мне придется, но в последнюю минуту я поступил в U.
  из списка ожидания, и он намного выше по рейтингу, поэтому я хотел. У меня есть
   Мой кузен, сертифицированный бухгалтер в Бостоне, сказал им, что важно, куда ты пойдешь, поэтому они в конце концов мне разрешили».
  Я сказал: «Удачи в учебе. Можете ли вы рассказать нам что-нибудь еще о мистере Корвине?»
  «Точно то, что я тебе сказал». Глядя на Майло. «Он использовал платину — не как некоторые люди, они, знаешь ли... смотрят по сторонам, смущаются, используют наличные. Он был как раз наоборот. Какой-то самодовольный, понимаешь? Как будто не ожидал, что случится что-то плохое».
  Я сказал: «Обычно люди так не делают».
  Вероятно, завтра я уйду.
  Может быть, мне придется вернуться в Тусон».
  —
  Мы с Майло продолжили путь к «Севилье».
  Я сказал: «Если Чет принес вино, все еще упакованное, это может означать, что он его только что купил».
  «Я скажу Петре и Раулю, чтобы они проверили ближайшие винные магазины, может быть, у кого-то оживится память».
  Он ослабил галстук. «Я собираюсь поймать Фелис и детей, прежде чем они уйдут в школу, скажем, в семь утра. Ты готов вставать и светиться? Ты не готов, я понимаю».
  Я сказал: «Я буду там. Если хочешь, я могу рассказать детям. Чтобы убедиться, что все сделано правильно, и у тебя будет больше времени оценить реакцию Фелис».
  «Это было бы здорово».
  В «Севилье» он сказал: «Все эти годы я все еще ненавижу смертельные удары. А дети? Спасибо. Увидимся рано и ярко. В моем случае, просто рано».
  —
  Я припарковался перед Corvin Colonial в шесть пятьдесят шесть утра. Немаркированная машина Майло стояла перед Tudor Тревора Битта. Черный Ram был там.
  На улице царит оживление: подъезжают несколько грузовиков садоводов, но ждут, прежде чем пустить в ход газонокосилки и пневматические ружья, соседи уезжают
   работают или берут газеты, некоторые из них смотрят на нас, большинство делают вид, что не смотрят.
  Фелис Корвин вошла в дверь, одетая в твидовый пиджак длиной до бедер, черную блузку и серые брюки. Волосы расчесаны, макияж безупречен, кружка кофе в руке. Никаких признаков детей. Она сказала: «Это сюрприз».
  Майло спросил: «Мы можем войти?»
  Никаких «Доброе утро, мэм», никаких дружелюбных улыбок полицейского.
  «Что происходит, лейтенант?»
  «Внутри было бы лучше».
  Она посмотрела на улицу. «Мне скоро пора идти».
  Майло сказал: «Пожалуйста», и это прозвучало как приказ.
  Она отступила назад, и мы вошли. Шаги сверху определили местонахождение детей. Запахи завтрака — яйца, тосты, кофе — доносились из кухни.
  Майло сказал: «Мне жаль сообщать вам это, мисс Корвин. Тело вашего мужа было найдено вчера вечером».
  Долгий взгляд. Три моргания. «Тело?»
  «Его убили, мисс Корвин».
  «Тело», — повторила она. Она стояла там, не шевеля ни единым мускулом. Потом она покачнулась, и когда Майло схватил ее за локоть, она не сопротивлялась.
  Она прижала руку ко рту, и ее дыхание участилось, когда он повел ее в гостиную. Шаги детей остановились, и Фелис Корвин с паникой посмотрела на лестницу. Затем шум возобновился, и она позволила Майло усадить ее на диван. Мы с ним сели на стулья напротив. Он подвинул свой ближе к ней.
  «Я сожалею о вашей утрате, мэм».
  «Я не понимаю», — сказала она. Сухие глаза, жесткая поза. Каждый волосок остался на месте. «Тело?»
  Ровный голос. Ее лицо потеряло цвет; макияж мог быть только таким.
  «Прошлой ночью мистер Корвин был найден в отеле застреленным».
  «Он всегда в отелях».
   «Это было в Голливуде».
  «Рузвельт?» — сказала она. «Это единственный отель, который я знаю в Голливуде. Говорят, что в нем водятся привидения. Я ходила туда на концерт несколько лет назад. Da Camera Society. Барочная музыка. Мне понравилось, Чет проспал все. Зачем ему поехать в «Рузвельт»?»
  Майло выдохнул. «Это было больше похоже на мотель ».
  Лицо Фелис Корвин резко повернулось к нему. «Почему ты не сказал этого в начале? Почему ты не можешь быть точным?»
  Мы сидели там.
  Она сказала: «Вам действительно нужно быть точным. Точность имеет значение. Если бы система образования была более точной...» Она покачала головой. «Кто убил его в мотеле ?»
  «Мы не знаем».
  « Мотель». Губы кривятся при этом слове. «Ты пытаешься сказать мне что-то неприятное о Чете?»
  «Мы пока мало что знаем, мэм».
  «Кажется, это твоя закономерность», — сказала она. «Не знать многого».
  «Это трудная работа».
  «Также как и у меня. Как и у всех. Жизнь чертовски тяжела. Хотелось бы, чтобы мои дети научились этому, они растут, ожидая, что все будет происходить само собой. По крайней мере, Бретт такой. Он избалован, Челси... для нее все — испытание. Я не уверен, что она действительно понимает, с чем имеет дело... мотель ? Что вы мне на самом деле говорите , лейтенант?»
  «Именно это, мэм».
  «Я знаю о мотелях. Что они означают. Вы это отрицаете?»
  Майло ничего не сказал.
  Фелис Корвин обхватила себя руками и снова взглянула на лестницу.
  «Мэм, вы хотите, чтобы мы рассказали детям?»
  «Мы?» — сказала она. «Вы двое — команда? Или это просто означает, что вы хотите, чтобы доктор Делавэр сказал им? Психологическая чувствительность и все такое».
  Мне: «Вы хотите сделать их пациентами психиатрической больницы? Нет, спасибо, они мои, и я с этим разберусь».
  Сверху раздался стук.
   Фелис Корвин сказала: «Когда я буду готова».
  Мы сидели там.
  Она сжала свои плечи еще крепче. «Я так зла. Одна чертова
  черт возьми, одно за другим — это просто продолжается — ладно, хватит ходить вокруг да около. Он был со шлюхой ?
  Майло спросил: «У Чета была привычка...»
  понятия не имею о привычках Чета. Кроме тех, что он продемонстрировал здесь ». Она фыркнула. «Его все время не было. Бизнес. Я не дура. Я знаю, какие бывают мужчины. Я знаю, каким был Чет. Ему было наплевать на всех, кроме себя».
  «Есть ли конкретная женщина, с которой он был...»
  Она рассмеялась, хватала воздух, дергала себя за волосы. «Почему бы тебе просто не зайти на whores.com или что-то в этом роде и не провести пальцем по списку».
  «Значит, вы знали...»
  «Я знала, что у Чета сексуальные щепетильности, как у росомахи в период течки.
  И что когда он вернулся со своего «дела» — она сделала кавычки — «он уделил мне даже меньше внимания, чем обычно, которое и так было довольно минимальным. Ты понимаешь ? Его потребности были удовлетворены . Некоторое время назад я решила противостоять ему. Чтобы он не заразил меня. Конечно, он это отрицал, но я сказала ему, если ты когда-нибудь заразишь меня чем-нибудь, я убью…»
  Она оборвала себя. Буквально, прикрыв рот рукой. Когда ее пальцы опустились, ее губы сложились в кривую, ледяную улыбку. «Это была фигура речи. Я определенно не оставляла своих детей вчера вечером, не ехала в какой-то отвратительный мотель, о существовании которого я вообще не подозревала, и не стреляла в своего мужа. Я никогда в жизни не стреляла из пистолета».
  Майло кивнул.
  «Ты согласен?» — сказала Фелис Корвин. «Не говори мне, что ты не рассматриваешь это. Разве супруг — это не первый человек, на которого ты смотришь? Я что, один из твоих чертовых подозреваемых ? Ладно, делай свое дело, мне нечего скрывать».
  Она вскочила на ноги, протопала в прихожую, подняла кулак. «Я так, так зла. Это никогда не прекратится » .
  Майло спросил: «А что нет?»
   Кулак взмахнул. « Дерьмо не делает. Бесконечный поток дерьма и… и…
  и …проблемы. Теперь мне придется идти и рассказывать своим детям то, что испортит им жизнь навсегда. Как они вообще смогут верить в будущее?
  Она закрыла лицо обеими руками, боролась со слезами и проиграла.
  Я отвел ее обратно в гостиную. Ее тело напряглось, когда я коснулся ее локтя, но она вернулась со мной и села на то же место.
  Я принесла салфетки из туалетной комнаты. Она вытерла глаза, села, положив руки на колени, как наказанный ребенок.
  Майло сказал: «Мэм».
  Фелис Корвин сказала: «Прошу прощения, доктор Делавэр. Я не из тех людей, которые боятся терапевтов. Я верю в терапию, раньше была учителем, хотела, чтобы многие дети получили помощь, которая никогда ее не получала. Потом у меня была своя собственная и…
  Извините. Я был груб с вами, доктор Делавэр, и я хочу объясниться.
  «Не обязательно…»
  «Это необходимо! Мне нужно, чтобы вы поняли! Ничего личного, я уверен, что вы хороший психолог. Но кучка ваших коллег ничего не сделала для моей дочери, а некоторые из них заставили ее чувствовать себя гораздо хуже. Так что я потеряла веру... Мне жаль. За то, что я была такой злой и за то, что была такой занозой в заднице, а теперь это действительно ударило по вентилятору, и что, черт возьми, я буду делать ?»
  Еще слезы, а затем кривая улыбка. «В трудные времена нужно быть особенно любезным. Моя мать всегда так говорила. Ее мать тоже. Я сказала им, что согласна. Да». Слезы текли по ее щекам.
  «Очевидно, я с треском провалил это испытание».
  Майло сказал: «Это ужасно. Еще раз, нам очень жаль».
  «Я вам верю, лейтенант. Действительно верю».
  «Есть вопросы , которые нам нужно задать о Чете».
  «Чет», — сказала Фелис Корвин. «Кто что-нибудь знает о Чете?» Она пожала плечами. «Может быть, я буду скучать по нему».
  —
  Майло удалось усвоить основы. Может ли она вспомнить какую-либо возможную связь между своим мужем и Хэлом Брауном?
   Насколько мне известно, нет.
  Были ли у Чета какие-либо деловые отношения в Вентуре, Окснарде или Санта-Барбаре?
   Я ничего не знаю о его бизнесе.
  Был ли он вовлечен в исключительно острые деловые конфликты...
  отрицали заявления, которые привели к личным нападкам?
   Не имею представления.
  Я ей поверила, и, судя по всему, Майло тоже.
  Раздельные жизни.
  Чего он не упомянул, так это ночные переезды «Челси» и возможность контакта с Тревором Биттом.
  Мы обсудили возможность поднять эту тему и пришли к единому мнению, что это плохая идея, нет смысла подавлять вдову и полностью отталкивать ее.
  Мы встали, чтобы уйти.
  Фелис тоже встала, протянув руку и коснувшись кончиков моих пальцев. Она застонала,
  «О, доктор Делавэр, я ... не могли бы вы рассказать моим детям?»
  
  Бретт и Челси спустились по лестнице в сопровождении матери.
  Она сказала: «Сядь, ребята», — голосом, слишком хриплым, чтобы звучать спокойно.
  Удивительно, но ни одного из молодых Корвинов это, похоже, не встревожило.
  Челси плюхнулась на сиденье и уставилась в пространство.
  Бретт почесал за ухом и пробормотал: «Что?»
  Фелис сказала: «Заправь рубашку спереди, Бретти, она наполовину внутри, наполовину снаружи».
  "Хм?"
  «Твоя рубашка, дорогая. Заправь ее».
  Озадаченный мальчик подчинился.
  «Спасибо, милая. Хорошо. Поехали». Болезненная улыбка. «Ладно... хорошо, тебе нужно кое-что услышать, и доктор Делавэр, ты помнишь доктора...
  Делавэр, он тебе это расскажет».
  Бретт разинул рот, прищурившись, глядя на меня. Челси не отреагировала.
  Я придвинул свой стул достаточно близко, чтобы смотреть на них обоих одновременно.
  Глаза Бретта подпрыгнули. Глаза Челси были неподвижны, но не сфокусированы. «Мне жаль сообщать вам действительно плохие новости. Ваш отец скончался вчера вечером».
  Губы Бретта растянулись, совершив жуткое эмоциональное путешествие от ухмылки до чего-то зубастого, гротескного и дикого.
  «Что?» — закричал он.
  Я сказал: «Мне жаль, Бретт. Твой отец...»
   Он ткнул в меня кулаком. « Чёрт возьми!»
  «Хотел бы я, чтобы это было так, Бретт».
  «Чёртова чушь! Чёртова чушь !»
  Челси сказала: «Это не так».
  Все посмотрели на нее.
  Она посмотрела на меня. «Ты это сказал. Значит, это правда».
  Ни следа эмоций на ее бледном, мягком лице.
  Ее брат бросился на нее. Я встал между ними.
  «Ты пизда, ебучая хрень!» Мальчик издал бессловесный рев. Его тело вибрировало. Слезы брызнули из его глаз; пуля скорби. Выскочив из гостиной, он взбежал по лестнице, ударяя кулаками по перилам, ругаясь, крича.
  Феличе сказала: «Бедный мой малыш» и пошла за ним.
  Челси сказала: «Плакса».
  —
  Через пару минут Феличе вернулась одна, вся дрожа. «Ему нужно немного личного времени». Мне: «Это нормально, да?»
  Я сказал: «Конечно».
  За время отсутствия матери Челси не произнесла ни слова, а когда я спросила, есть ли у нее какие-либо вопросы, она лишь покачала головой.
  Фелис спросила: «Ты в порядке, дорогая?»
  «Угу».
  «Это ужасно, Чельц».
  Девушка пожала плечами.
  Грохот сверху. Что-то ударялось о штукатурку, снова и снова. Потолок гудел.
  Фелис сказала: «Он бросает свой баскетбольный мяч. Обычно я бы этого не позволила». Ее рот скривился.
  Майло сказал: «Это ненормальная ситуация».
   Фелис повернулась к Челси. «Дорогая, если у тебя есть вопросы к этим джентльменам, сейчас самое время их задать».
  «Угу-угу».
  «Ты уверен».
  «У меня есть вопрос, мама. К тебе».
  «Конечно, дорогая. Что?»
  «Я сегодня все еще пойду в школу?»
  Голова Фелис отдернулась. «Нет, Чельц, почему бы тебе тоже не подняться наверх?
  Но, пожалуйста, не заходи в комнату Бретта, ладно?»
  «Ни за что», — сказала девушка. «Он пахнет».
  Когда она ушла, Фелис сказала: «Это нереально».
  Майло спросил: «Можете ли вы рассказать нам что-нибудь, что могло бы помочь нам разобраться?»
  «Хотел бы я, чтобы было, лейтенант. По крайней мере, одна вещь, о которой мне не нужно беспокоиться, это деньги. У Чета был отличный доход, я готов признать это. Но правда в том, что большую часть средств в брак внес я».
  Она отвернулась. «Мои родители были профессорами, но они очень хорошо инвестировали, а я единственный ребенок. Так что если вам захочется поискать полисы страхования жизни, у нас их нет. По крайней мере, я никогда не оформляла их на Чета. Что он решил сделать, кто знает? Я уверена, вы заметили, что он делал по-своему. Многие мужчины убили бы...» Болезненная улыбка. «Я веду к тому, что мне нечего скрывать, все, что вы хотите в плане документов, — ваше».
  "Признателен, мэм. Нам бы сейчас пригодился доступ к телефонным счетам Чета и его кредитным картам".
  «Дайте мне немного времени, чтобы сообщить вам подробности — скажем, сегодня вечером?»
  «Это было бы здорово. Спасибо за сотрудничество».
  «Почему бы мне не сотрудничать? Я хочу , чтобы ты нашла того, кто это сделал. У нас с Четом были разногласия, но никто не заслуживает...» Она вскинула руки, позволяя одной из них лечь на щеку. «Мотель. Он бы не хотел так закончить, с Четом это было пятизвездочное то, пятизвездочное то, повышение до люкса. Я выросла с трастовым фондом, но мне было все равно».
  Она выдохнула. «Кого позвать... Родители Чета уехали, но у него есть брат в Нью-Джерси. Харрисон. Он окулист. Они не близки, но
  Харрисону нужно знать... Я уверен, что подумаю и о других... проблемах».
  —
  Она проводила нас до двери. Майло вышел, но я сказал: «Минутку, лейтенант?» и остался в прихожей с Феличе.
  Он посмотрел на меня, сказал: «Конечно», и продолжил.
  Фелис Корвин спросила: «Что случилось, доктор?»
  «Если в какой-то момент вы почувствуете, что я могу помочь, пожалуйста, позвоните».
  «Если я чувствую, что так и будет, спасибо, это очень мило», — сказала она. «Сейчас я ничего особенного не чувствую — как будто в голове нечеткость — как будто я в какой-то войлочной смирительной рубашке — это нормально?»
  "Это."
  Я повернулся, чтобы уйти. Она вцепилась мне в рукав. «Доктор Делавэр, а что, если я ничего не почувствую? Это делает меня ужасным или ненормальным? Помешает ли это помогать моим детям?»
  Я сказал: «Нет всему этому».
  Она уставилась на меня.
  Я сказал: «Правда. Просто действуй в своем собственном темпе».
  «Мило с твоей стороны это говорить, но мне интересно. Может быть, я не почувствую. Сейчас я точно не чувствую. Может быть, это что-то говорит обо мне».
  «Фелиса, чтобы почувствовать потерю, должно быть что-то, по чему скучаешь».
  Она вздрогнула. «Ой. Это было так очевидно, да? Да, конечно, это было, я не особо скрывала наши отношения. Так меня воспитали, говори, что у тебя на уме. Некоторые считают меня резкой. Иногда я пытаюсь смягчить, но ты такой, какой ты есть. А с Четом все эти годы…»
  Ее рука сжала мою руку. «Самое безумное, доктор, что я действительно любила его. В начале. Это было не просто что-то незрелое, это была страсть. В тот момент моей жизни я думала, что он идеален. Именно то, что мне было нужно».
  «Парень, который берет на себя ответственность».
  «Взявший на себя ответственность, уверенный в себе, шумный, с чувством юмора. Все то, чем я тогда не был. Он мог говорить с кем угодно и о чем угодно в любое время. Я думал, что это было потрясающе. Это позволяло мне расслабиться и сидеть сложа руки, если мне не хотелось разговаривать. Я вырос, слушая своих родителей и их друзей-профессоров, каждая тема обсуждалась до тех пор, пока из нее не выжималась вся жизнь. Чет был другим, он рисовал широкой кистью. Он считал моих родителей и их друзей претенциозными яйцеголовыми и говорил мне об этом. Поначалу мне это нравилось. То, как он контролировал меня во всех отношениях».
  На ее щеках заиграли яркие пятна.
  «Я не осознавал, что он не будет хорошо носиться. Это не заняло много времени».
  «Но вы остались вместе».
  Она улыбнулась. «Я могла бы сказать, что это было ради детей. И это отчасти правда. Но в основном вы доходите до точки, и это инерция, зачем беспокоиться? Я не общительный человек, доктор. Я нахожу общение с людьми изнурительным, они утомляют меня, когда становятся слишком эмоциональными. Поэтому после стольких лет вместе я просто не видела смысла расстраивать тележку с яблоками».
  Она опустила взгляд, отпустила мой рукав. «Ой, я помяла твою куртку, извини».
  Я улыбнулся. «Я уверен, что он восстановится».
  Она все равно разгладила ткань. «Моя маленькая речь, должно быть, звучала жалко».
  "Нет-"
  «Как скажешь, доктор. Спасибо за предложение, надеюсь, мне не придется им воспользоваться. И я хочу, чтобы лейтенант Стерджис поймал того, кто убил моего мужа. Я буду думать о нем именно так. Моего мужа.
  Я буду думать о нем, как о нем в начале. Может быть, я почувствую .
  
  Верная своему слову, сразу после двух часов дня Фелис позвонила в офис Майло и оставила данные о мобильном телефоне Чета и его кредитных счетах. Я была там, и он включил громкую связь.
  «Спасибо, мисс Корвин».
  «Что бы ни пошло на пользу, лейтенант».
  «Как дети?»
  «Бретт переживает это очень тяжело. Я не видела его плачущим с тех пор, как он был в подгузниках — у них с Четом были эти мачо-замашки. Он перестал, но теперь он хочет побыть один, и я это уважаю. Мне удалось накормить его. Я говорю себе, что это, вероятно, здоровая реакция. Если разобраться с его чувствами, мы разберемся. Надеюсь, эта информация будет полезной».
  «Я тоже, мэм. Как Челси?»
  «Челси есть Челси. Грустная правда в том, что они с Четом никогда не были близки. Не то чтобы он… он был с ней в порядке, он ее принял. Она на самом деле кажется нормальной. По крайней мере, насколько я могу судить, она в порядке, спасибо, что спросили».
  Майло отключился. «Перед тем как отправиться, мы связались с Петрой. Никаких данных по опросу, Чет, похоже, не покупал вино возле мотеля.
  Рауль нашел изображение Range Rover, направляющегося на восток по Франклину за несколько минут до того, как Чет зарегистрировался в Сахаре. Метки не видны, слишком темно, чтобы разглядеть, кто был внутри, это говорит нам о том, что мы уже знаем, но не повредит иметь временную линию. Что касается женщины с ним, по-прежнему ничего».
  Он посмотрел на кредитную информацию, которую предоставила Фелис. «Уже есть одна из этих карт, Amex Platinum, выпущенная Connecticut Surety для деловых расходов их регионального менеджера на Западном побережье. Получил ее от его секретаря.
  Она была соответствующим образом шокирована новостью, понятия не имела, с кем тусовался босс или было ли у него особое место, где он покупал вино. Что еще... не повезло с GPS на Rover. Он оборудован системой, но она не работает. Коррозия, наши ребята из автосервиса говорят, что это случается.
  Я сказал: «Парень, который все время путешествует без электронного путеводителя, потому что не смог его починить. Может, он придерживается привычного. Как женщина, которую он видел регулярно, чей адрес он не хотел записывать».
  «Хорошее замечание. Хорошо, давайте узнаем больше о нашей новой жертве».
  Он звонил с запросами о выдаче повестки, в конечном итоге получил содействие от кредитных компаний, но столкнулся с сопротивлением со стороны телефонного провайдера, требовавшего письменное заявление на «собственных» бланках, предоставленных его собственным юридическим отделом.
  Терпеливый тон голоса, которым он продолжал просить руководителей, не помог, как и достаточное количество «пожалуйста» и «спасибо», чтобы умилостивить богов-льстивцев. Никакого намека на то, что он отдавал салют одним пальцем на протяжении большей части разговора.
  Он повесил трубку, сказал: «Ублюдки. Если Нгуен не может помочь, я приду лично и заполню их чертовы формы. Достаточно информации о Чете, что-то должно сломаться — эй, разве ты не гордишься мной? Все еще веришь в счастливый конец?»
  Я сказал: «Это просто реализм».
  "Что ты имеешь в виду?"
  «Ваша скорость решения. Гораздо больше успехов, чем неудач».
  Он зажал уши руками. «Позитивное мышление? Ирландская ересь!»
  Выбравшись из-за стола, он надел пиджак и завязал галстук.
  «Время для питания, давайте выкопаем подорожник из холодной, твердой земли».
  «Нет сэндвича с солониной?»
  «Хм», — сказал он. «Трехэтажный, дополнительный майонез, три жирных гарнира и хороший морозный лагер? Ты права, гораздо лучше: что-то, из-за чего можно почувствовать себя серьезно виноватым».
  
  Bert 's Deli, расположенный в нескольких кварталах от вокзала.
  Первым делом его привлекли ароматы, доносившиеся из нового итальянского ресторана, расположенного в тридцати футах ближе.
  Интерьер был из жесткой черной кожи и перфорированного металла. Майло сделал заказ, не глядя в меню. Официант сказал: «Конечно, лейтенант Стерджис.
  Вы, сэр?
  Когда он ушел, я спросил: «Вы двое играете вместе в боччи?»
  «Лучшая игра», — сказал он. «Я даю большие чаевые, он платит за аренду».
  —
  Грибная и колбасная пицца, салат, запеченные зити, холодный чай, все на двоих. Когда я с ним, я обычно не ем много. На этот раз я был голоден.
  Когда я взял второй кусок пиццы, он сказал: «Посмотри на себя. Желудочный сок стимулируется чем-то конкретным?»
  «Без завтрака».
  «Хм... позвольте мне спросить вас кое о чем: то, что Челси была безразлична к Чету, это одно, но то, как она высмеивала своего брата, было чертовски жестоко. Она больше, чем просто скучный ребенок? Активно ненавидела папу по какой-то причине?»
  Я сказал: «Чет издевался над ней? Доказательств этому нет, но я думаю, что все возможно».
  «Не очень приятно об этом думать, Алекс, но это могло бы объяснить Брауна. Что, если мистер Доброжелатель скрывал отвратительные наклонности? Что, если они с Четом сблизились из-за них».
  «Чет сводил свою дочь с Брауном?» Я отодвинула еду.
  Он сказал: «Да, это отвратительно, извините, но мне нужно обо всем подумать.
  Может, это было не так уж и явно. Просто фотографии, скрытые видео. Эти придурки любят делиться, верно? А что, если Фелис узнает, разозлится и решит разобраться с делами. Фаза первая заключалась в том, чтобы заманить психа-приятеля мужа куда-нибудь обещаниями чего-нибудь похуже. Вместо этого Браун нанял профессионала, который обезобразил его и лишил руки, а то, что осталось, вывалил в личное пространство мужа. Сообщение Чету, как ты и говорил все это время.
  Я сказал: «Если так, то Чета это не коснулось. Он, похоже, нисколько не испугался».
  «Это потому, что он был нарциссом, поверхностным, психопатом, кем угодно, не мог представить, чтобы кто-то нападал на него. Может быть, он даже не понял, что это был Браун. Вот если бы это было так, и я была бы Фелис, это бы взбесило меня еще больше. Поэтому я организовала Фазу Два и раз и навсегда решила эту проблему. У нее есть деньги на пару серьезных контрактов. Она нам так и сказала».
  «Это теория», — сказал я.
  «Но не так уж много».
  «Если вы найдете доказательства...»
  «Говорим о смене ролей — потеряли аппетит?»
  "Полный."
  «Да, конечно», — сказал он. «Вот идея диеты: метод палео-стресса.
  Сделайте чертовски крутую рекламу».
  —
  К пяти вечера мы вернулись в его кабинет, проверяли сообщения. Жидкая каша для нас обоих.
  Он прочитал, выругался и отключил связь.
  Я спросил: «Ждешь чего-то?»
   «Я попросил Рида проверить наличие страховки жизни. Ничего для Чета или Фелис, хотя компания Чета оформила на него полис, который выплачивает им, если он попытается «разорвать отношения» преждевременно. Интересно, попытаются ли они подать иск.
  Это будет настоящая судебная тяжба, да? Страховая компания от несчастных случаев против компании по страхованию жизни.
  Я сказал: «Годзилла против Родана».
  «Больше похоже на противостояние Гитлера и Сталина».
  —
  В четыре пятьдесят пять Рауль Биро позвонил и сказал, что видео с Ровером нигде не появлялось, но он нашел винный магазин, где Корвину продали вино.
  «Шикарное место, Сансет и Ла-Сьенега, сделка была в шесть тринадцать вечера. Дочь владельца работала на кассе, ей не нужно было искать чек, чтобы запомнить его. Он попросил что-то романтическое. Та же самая подмигивающая сделка, которую он предложил клерку мотеля. Она подумала, что он был в кавычках «немного скользкий». Он также купил сэндвич, ростбиф с ржаным хлебом, они берут их в гастрономе на Стрипе. Коронер потрудился вскрыть его, они могут подтвердить».
  Майло сказал: «Шесть тринадцать — это пара часов до того, как он заселится в мотель. Как он провел время?»
  «Хорошее замечание», — сказал Биро. «Расположение винного магазина говорит, что он направлялся на запад из Западного Голливуда в настоящий Голливуд. Я проверю на Сансет — аптеки на предмет презервативов, что-нибудь еще интересное, посмотрю, смогу ли я заполнить некоторые пробелы».
  «Спасибо, Рауль».
  «Эй, я тут подумал. Магазин Hustler недалеко от винного магазина. Парень весь на взводе и готов тусоваться с цыпочкой, может, он заскочил в магазин за игрушкой или еще чем-нибудь. Не то чтобы я знал о таких вещах».
  «Боже упаси, Рауль. Ты туда на машине или на самолете?»
  «Ха. Кстати о сексе, ни одна из девушек, работающих в районе мотеля, не знает Корвина, пока что. Так что не похоже, что он выбрал это место, потому что был постоянным посетителем. Я знаю, что они лгут, но это соответствует тому, что сказал владелец мотеля
   я вчера. Доктор Уорис, зовите меня Уолли Сингх, управляет дисконтной стоматологической практикой в Кореатауне, а также целой кучей других предприятий, хранит все свои документы на стоматологическом компьютере. Имя Корвина не появляется до вчерашнего вечера.”
  «Алекс предложил устроить вечеринку со своей возлюбленной, немного пикантной, чтобы разнообразить ее.
  Заметили меню на телевизоре?
  « Cock Hungry Housewives как третий вариант?» — сказал Биро. «Нет, никогда не видел. Ладно, я пошел. Не повезло с Hustler, всегда есть Naughty Lingerie и Frederick's. Кстати о милашке Корвина, у меня нет никаких сведений о том, взята ли она живой или мертвой. А у вас?»
  «Кто, черт возьми, знает, Рауль».
  «Это мое ежедневное утверждение, Майло».
  Щелкните.
  Я сказал: «Есть и третья возможность. Ей разрешили уйти, потому что она была частью этого. Как приманка».
  Зазвонил телефон. Он указал на экран. Доктор У. Мэйси, окружной коронер.
  Разговор был коротким. Не нужно было вскрывать Корвина, кроме как проломить ему череп и вытащить две сильно деформированные 9-мм пули. Это часто случается с девятками, потому что они отскакивают, поэтому лаборатория любит гильзы. Без них совпадение с любым предыдущим было маловероятным.
  Что действительно показалось патологоанатому интересным, так это угол входа, свидетельствующий о том, что стрелок находился значительно выше жертвы.
  «Высокая жертва», — сказала Мэйси. «Ковровое волокно на коленях, брызги на четыре фута вверх по стене. Я предполагаю, что он стоял на коленях и был застрелен сзади».
  Майло поблагодарил его, попросил прислать предварительные материалы по электронной почте и повесил трубку.
  Я сказал: «На коленях, застрелен сзади. Добавьте сюда отсутствие взлома, и это будет казнь 101, возможно, осуществленная кем-то, кого он знал и кому доверял».
  Он спросил: «Мисс Армани, это она?»
  «Наживка и крючок».
  "Спускайся, зайка, у меня для тебя сюрприз? Холодно".
  «Если бы у Корвина была такая высокая самооценка, это бы облегчило задачу».
  Снова его телефон. Петра.
   Она сказала: «Никаких корней на волосах из ванной, потому что они синтетические».
  «Парик».
  «Боюсь, что так. ДНК возможна, если с ними достаточно повозились, но в лаборатории говорят, что на это не стоит рассчитывать. Они сняли отпечатки. Четыре набора плюс Чета Корвина, все в ванной, мы говорим о серьезной протирке в спальне.
  Места чистки: стеклянная полка, зеркало, задняя часть раковины у стены и верхняя часть бачка унитаза. Видимо, их не так уж тщательно моют, тьфу.
  Три принадлежат ветеранам Голливуда, проституткам. Одна умерла несколько месяцев назад от передозировки, одна сидит в тюрьме в Вегасе, третья — очаровательница по имени Мисс.
  У Пигги есть алиби».
  «Броненосец?»
  «Боюсь, в титановом облачении. Во время стрельбы один из наших парней в штатском на бульваре заметил, как она сопровождала клиента в забегаловку, по сравнению с которой Сахара выглядит как Беверли-Уилшир. Офицер Джефферсон был там, потому что у нас есть новая профилактическая мера, проводимая городским советом. Пресекайте это в зародыше, а не тратьте время на аресты. Клиент был одним из тех несчастных скандинавских туристов, которые проявили к Джеффу отношение...
  Оскорбленный американской ханжеством, афроамериканец должен знать, что лучше не притеснять».
  Майло сказал: «Жизнь лучше в стране селедки и тьмы?»
  «Ха. Ты заставляешь меня хотеть пойти и купить Volvo. В любом случае, идиот получил лекцию о ЗППП, а Пигги — речь, которую мы произносим перед девочками. Что по сути означает, что в следующий раз ты отправишься в тюрьму, что, как все знают, неправда.
  В любом случае, она была далеко от Сахары, когда Корвина подстрелили. Четвертый набор еще предстоит идентифицировать, в AFIS нет совпадений. Судя по размеру, вероятно, женщина. Так что либо новичок, не заслуживший записи об аресте, либо гражданская девушка.
  Майло сказал: «Быстрое выполнение. Спасибо».
  Петра сказала: «Спасибо тебе. Я использовала твое имя в запросе, звание имеет свои привилегии».
  Он сказал: «Кстати, о подругах», и выдвинул теорию о наживке и крючке.
  Она сказала: «Я думала о ней — мертвой или взятой живой. Не думала об этом. Если четвертый отпечаток ее, то мы говорим о женщине-палаче
  без криминального прошлого».
  «Возможно, она не высовывается, потому что она действительно хороша в своем деле».
  «Как раз то, что нам нужно, выдающийся ум. Это унылая мысль, Майло. Думаю, все возможно, но в моей голове застрял личный аспект: ревнивый супруг или парень. Другое дело, что мой капитан хочет, чтобы Корвин был продолжением Брауна».
  «Пантинг», — сказал Майло. «Никаких проблем».
  «Я обещаю, что мы будем работать над этим, как будто это наше. Что, да, так и должно быть. Но у нас тут ситуация. Компьютерная конвертация наших записей, это полный кошмар. Постоянные зависания, сбои, потеря данных, задроты, шныряющие по станции и сеющие хаос».
  «Как я уже сказал по поводу звонков в телефонную компанию, с радостью займусь бумажной работой».
  «Благодарю, Майло. Еще одно: я нашел человека, который принял звонок по номеру 415. Новый гражданский сотрудник, совершенно ничего не смыслит. Она думает, что звонила женщина, но она не уверена, это мог быть мужчина с высоким голосом. Я не уверен, что она вообще что-то помнит, просто хочет угодить. Если что-то еще всплывет, я дам вам знать».
  «Что вы думаете о теории Рауля?»
  «Какая теория?» — спросила она. «Я с ним целый день не разговаривала, он в поле».
  «Он нашел магазин, где продавалось вино, а время покупки оставляет пару часов на то, чтобы его учесть. Проявив достойную восхищения инициативу, ваш партнер предложил магазин Hustler в качестве возможной остановки для покойного г-на.
  Корвин».
  «Вдохновлено. Рауль сейчас там?»
  «Должно быть».
  «Возможно, именно поэтому он не отвечает на телефонные звонки».
  «Сосредоточься на чем-то одном, малыш».
  «Держу пари», — сказала Петра. «Не могу дождаться, чтобы увидеть, как ты это опишешь».
  
  Больше ничего в тот день, пока Майло не позвонил мне домой, сразу после девяти вечера.
  «Гипотеза Рауля подтвердилась, хитрый дьявол. Корвин купил пару леопардовых трусиков с вырезом в Hustler сразу после семи. Это дает ему час и несколько минут для спокойного круиза на закате в час пик. Он использовал кредитную карту компании и для трусиков, вот это наглость».
  Я сказал: «Учитывая все представленные им квитанции, легко спрятать несколько вещей.
  И я готов поспорить, что магазин не стал уточнять детали в счете».
  «Бинго, они используют цифровые коды, Раулю пришлось их прослушивать, чтобы узнать подробности. Но все равно, это нервирует, не так ли? Сегодня вечером я снова отправил Шона на Эваде, чтобы он четыре часа вел наблюдение. Мисс Челси совершает одну из своих ночных прогулок и на самом деле заходит в дом Битта, я смогу войти, чтобы провести проверку благополучия, согласно обычно услужливому судье Эдгару МакКерри и резервному мнению Джона Нгуена. Но если она просто постучит в дверь Битта, постоит снаружи и поговорит, то это недопустимо. Есть еще две недели, надеюсь, мы закроем этот беспорядок до этого».
  Я спросил: «Что же тогда произойдет?»
  «Челси исполняется восемнадцать, она взрослая, с ней сложнее что-либо сделать. Тем временем я снова пробую Битта. Если его грузовик там, я буду колотить в его чертову дверь, пока у него не начнется мигрень».
   —
  Я сидел в своем кабинете и думал о последних часах Чета Корвина.
  Доминирующий, самовлюбленный. Беззаботно самоуверенный, пока не оказался на коленях на полу дешевого мотеля.
  Опасности чрезмерной самооценки.
  —
  На следующий день, сразу после полудня, Майло зашел с кислым, но целеустремленным видом. Он прошел на кухню, распахнул холодильник, достал яйца и все, что смог найти, и принялся готовить ужасный омлет.
  Я сказал: «С Биттом не повезло».
  «Грузовика там не было. Я все равно постучал, получил ожидаемую тишину». Он помахал деревянной ложкой, с ее помощью переместив желтую гору по сковороде.
  Несколько крошек яйца упали на пол. Бланш подпрыгнула и сожрала их.
  Он сказал: «Вот вам и симбиоз».
  «Больше похоже на эксплуатацию», — сказал я.
  "Хм?"
  «Что она дает тебе взамен?»
  «О, песик, у тебя подлый папа». Бланш улыбнулась ему. «Что она мне дает? Восстанавливающие радости визуальной красоты». Он выключил газ, погладил ее, выложил гору на тарелку, принес на стол и начал есть.
  Бланш вскочил на ноги.
  «Могу ли я дать ей еще?»
  «Пожалуйста, не надо. От яиц у нее газы».
  «Папаша подлый и экологически нечувствительный к достоинствам ветроэнергетики». Низко наклонившись. «Он не был таким уж ворчуном, мы могли бы получить государственную субсидию».
   Выпрямившись, он загреб еду. Бланш устроилась, закрыла глаза и тихонько захрапела.
  Майло сказал: «Что касается перемещений Битта, Шон зафиксировал, как он вышел один раз, около полуночи, проследил за ним до круглосуточной аптеки в деревне Пали. Он вышел с небольшим бумажным пакетом. Шон сказал, что его нос был распухшим, и он не выглядел счастливым. Мне бы хотелось думать, что у него сильная зависимость от кокаина, но, вероятно, простуда и NyQuil. Этот кофе все еще горячий?»
  Я налил ему кружку.
  Он сказал: «Gracias. Шон ушел в четыре утра. Где-то между этим и девятью, когда я появился, Битт снова ушел и не появлялся. Кажется, он стал больше двигаться, но, насколько я знаю, он ходил к врачу, чтобы ему рассверлили пазухи. Мо попробует сегодня вечером, снова. У меня есть силы, я зайду, когда он уйдет. Между тем, мисс Челси не делает никаких ночных движений».
  Его телефон включился. Новый рингтон: несколько тактов из «Babbino Caro» Пуччини. Великолепное музыкальное произведение. Стыдно так его ругать.
  Он сказал: «Эй, Шон. Когда ты успел… молодец… успел? Одно лучше, чем ничего, я у доктора Д., отправь ему по электронной почте, мы распечатаем с его компьютера».
  Полная порция омлета. «Я сказал ему проверять мой компьютер каждый час. Только что пришли остальные записи по корпоративным кредитным картам Корвина».
  «Вы не можете загрузить файлы на свой телефон?»
  «Технически я могу, но это сомнительно с точки зрения регулирования», — сказал он. «Департамент все еще разрабатывает детали взаимодействия с персональными устройствами».
  «С моим компьютером все в порядке?»
  Он ухмыльнулся. «У тебя экран больше».
  —
  Пока он мыл сковороду, я напечатал. Пять страниц мелкого шрифта, охватывающих три расчетных периода, которые я принес на кухню.
  Чет Корвин много путешествовал по побережью, брал билеты бизнес-класса и первого класса, аренду автомобилей, еду и гостиницы от Сан-Диего до Сиэтла. Никаких остановок в Окснарде, Вентуре или Санта-Барбаре или около них, что заставило Майло тихо выругаться.
   Внизу пятого листа: гостиница «Сахара Мотор Инн», вино,
  «товар» в Hustler и то, что Рауль пропустил: «delux.assort»
  Куплено в «Haute Eu. Choco». Девяносто три доллара и немного мелочи.
  Я спросил: «Дорогой десерт?»
  Майло сказал: «Конфеты — это здорово, спиртное — быстрее, а если сомневаешься, выбирай и то, и другое».
  —
  У Haute European Chocolatiers было одно местоположение: северная сторона Sunset, 1.3
  в милях к востоку от магазина Hustler. Открыто три дня в неделю, закрыто вчера, когда Рауль искал.
  «Элитная кондитерская» предлагала дорогой ассортимент французских макарон, швейцарских сладостей и других «континентальных соблазнов».
  Майло сказал: «Девяносто три бакса. Определенно вечеринка. Но почему там?»
  Я сказал: «Может быть, его девушка живет где-то поблизости — в Голливуд-Хиллз, Лос-Фелисе, Сильверлейке».
  «Чет и Мадам Икс», — сказал он. «Он думает, что его ждет веселье, а она оказывается Мисс Убийственной. Или ее похитили, и она закончила так же, как он.
  Давайте узнаем о десерте. Ты водишь».
  —
  Магазин представлял собой пятнадцатифутовую витрину, зажатую между двумя бутиками одежды, в обоих из которых были представлены серые худые манекены и укороченные платья с садо-мазо подтекстом, достаточно обтягивающие, чтобы подчеркнуть поры.
  Напротив, шоколадный магазин выглядел старомодно, с желтым зонтикообразным навесом над окном и стеклянной дверью с позолоченной надписью. В витрине были коробки с разнообразными конфетами, покоящиеся на грядках из мишуры.
  Я сказал: «Мне кажется, рафинированный сахар не очень подходит для людей с нулевым размером».
  «Или это место обслуживает худшие отбросы человечества».
  Я посмотрел на него.
   Он сказал: «Зомби — злая нежить. Они едят то, что хотят, и остаются худыми».
  Он толкнул дверь. Звякнул колокольчик. Внутри воздух был сливочным, сладким и приторным. В витрине лежало еще больше высококачественной сахарозы, укрытой в маленьких коричневых бумажных стаканчиках. Звучала песня Джоан Джетт «I Love Rock 'n' Roll».
  Исполняет струнный квартет.
  Женщина за футляром улыбнулась. «Привет, ребята. Чем я могу вас сегодня соблазнить?»
  Симпатичная, около сорока-пятидесяти, с длинными волосами, светлыми сверху, черными на концах. Татуировка в виде сердца украшала левую сторону ее шеи, увенчанную чернильными азиатскими надписями, которые могли что-то значить. Черные датчики размером с четвертак растягивали ее мочки ушей.
  У детей будущего будут интересные бабушки и дедушки.
  Майло с улыбкой показал свой значок.
  Женщина сказала: «У нас не было никаких проблем в последнее время. Стоит ли мне беспокоиться?»
  "Недавно?"
  «Как обычно, знаете ли. Пьяные и бездомные устраивают беспорядок по утрам, а несколько месяцев назад было ограбление в Адриенн Баллу в соседнем квартале. Стоит ли мне беспокоиться?»
  «Нисколько, мэм. Нам интересно, помните ли вы конкретного клиента».
  «Как далеко назад?»
  "Позавчера."
  «Я не маразматик, ну же! Кто?»
  Он начал описывать Чета Корвина.
  «Да, да, да, господин генеральный директор», — сказала она. «Он получил роскошный ассортимент.
  Почему вы спрашиваете о нем?
  «Он представляет интерес».
  «Ну, он меня не заинтересовал. Вот уж некомпетентный».
  "С точки зрения-"
  «Флирт», — сказала она. «Как будто от него этого ожидали, как будто это было его обычным делом.
  — как вы это называете… априори?
   «Модус операнди».
  Идеальная улыбка. «Вот именно! Он был инструментом! Подмигивал, ухмылялся и хвастался своим брелоком Range Rover, как будто это должно было меня впечатлить. Мой бывший ездил на Bentley, и он был не зацепкой. Что он сделал?»
  «Есть идеи, для кого он купил шоколад?»
  «Он, конечно, хотел , чтобы я знала», — сказала она. «Не сам человек, а то, что они собирались сделать сами знаете что. Подмигнул-подмигнул. Я ожидала, что он начнет пускать слюни».
  Она закатила глаза. «Как будто это что-то особенное. Женщины приходят сюда, потому что ценят изысканные сладости. Что касается парней, то они либо такие же, как он, хотят поиграть, либо пытаются понравиться цыпочке, сделав что-то мерзкое или глупое — без обид, ребята. Я уверена, что вы прекрасно относитесь к своим женщинам».
  Майло улыбнулся. «Ты прав. Он чувствительный парень, и я уважаю свою мать. Так что еще ты можешь рассказать нам о господине генеральном директоре?»
  «Вот и все. Он никогда здесь не был с тех пор, как я купил это место, а это было четыре года назад».
  «Однократный заход».
  «Мы их получаем», — сказала она. «Что-то вроде церкви или храма, понимаете?
  Искупление?»
  Майло показал ей фотографию Харгиса Брауна. «Он тоже один из твоих клиентов?»
  Она изучила изображение. «Нет. Кто он?»
  «Часть расследования».
  «Что, тут происходит что-то вроде белого парня среднего возраста?»
  «Ничего страшного», — сказал он. «Спасибо за уделенное время».
  «Могу ли я дать вам образцы?»
  «Я ценю это, но мы на работе, мисс...»
  «Нола. Ой, да ладно, я не скажу твоим мамочкам. Мягкий центр или твёрдый?»
  Аэробика для ресниц.
  Майло сказал: «Я обожаю карамель».
  «Тогда вам повезло, у нас это как нирвана, мы используем сливочное масло из Альп. А вы, сэр?»
   «Что-нибудь полусладкое».
  Нола встряхнула волосами. « Très sophisti cah- ted». Вытащив из коробки два трюфеля, она положила их в рифленые бумажные стаканчики. «Вот, держите, я подобрала цвет специально для вас, ребята».
  Чашки идеально подходили к коричневой форме шерифов Западного Голливуда. У полиции Лос-Анджелеса она синяя, но Майло сказал: «Отлично, спасибо, Нола».
  «Наслаждайтесь! Попробуйте прямо сейчас, чтобы увидеть вашу реакцию. Мне нравится делать людей счастливыми!»
  Я откусил половину своего трюфеля. Твердая оболочка заключала в себе что-то жидкое, алкогольное и приятно горькое — может быть, Кампари.
  Я сказал: «Отлично» и откусил второй кусочек.
  «Вот и всё!»
  Карамель Майло была покрыта молочным шоколадом, имела форму слезы и была усеяна белым шоколадом. Он засунул все это в рот, челюсти работали над карамелью, пока он снова благодарил ее.
  «Мне нравится, Нола, это потрясающе. Ты не против, если я покажу тебе еще одно фото? Я уверен, что это ничего, но что за черт».
  «Почему я должен возражать? Все для вас, ребята, вы нас охраняете».
  Опубликован снимок Битта из DMV.
  Нола сказала: «Это Тревор-художник».
  «Ты его знаешь?»
  «Я знаю, что его зовут Тревор и что он художник. Он нарисовал мне рисунок — он у меня в архиве, хочешь посмотреть?»
  —
  Она вернулась с карандашным наброском размером пять на семь в тонкой черной рамке. Пара пушистых белых кроликов, одетых в женские образы длинными ресницами. Один из них был вдвое меньше другого. Кролик сонно улыбался, устроившись в убежище свернувшегося тела матери.
  Нола сказала: «Я сказала ему, что у меня есть дочь, и он отлучился на минуту, вернулся с бумагой и карандашом и нарисовал ее прямо здесь, на прилавке.
  Видите ли, он подписал его для меня».
   Надпись была внизу, красиво напечатанная, наклонная вперед. То, что художник комиксов мог бы использовать для акцента.
   Ноле и Шайенн. Пусть все ваши сны будут сладкими. Всего наилучшего, Тревор.
  Она сказала: «Он просто стоял здесь и делал это, пока я смотрела, не стер ни разу. Я подумала, что отдам это Шайенн, но она посчитала это глупым». Пожала плечами.
  «Ей шестнадцать. Поэтому я оставила это себе — ты же не собираешься мне говорить, что он плохой человек, правда?»
  Сжимая ладони вместе.
  Майло сказал: «Вовсе нет».
  «И что потом?»
  «Я бы хотел рассказать вам подробности, но, как я уже сказал, вам не о чем беспокоиться».
  «Я не волнуюсь, но мне любопытно», — сказала Нола. «У тебя есть его фотография вместе с тем парнем. И ты спрашивал об этом подлом директоре. Хм, посмотрим, насколько я хорош в детектировании. Банда белых парней среднего возраста, должно быть, теневая сделка. Что, недвижимость? Понци? Мой бывший был...
  но вы не хотите об этом слышать».
  Выражение ее лица говорило о том, что она надеется на это.
  Майло спросил: «Как часто приходил Тревор?»
  «Всего дважды. Когда он сделал рисунок, это было во второй раз, это было прямо перед прошлым Рождеством. Первый раз это было около года назад. Посмотрите на эти суперплавные линии, это довольно впечатляюще. По крайней мере, для меня».
  Майло спросил: «Есть ли у вас идеи, для кого он покупал шоколад?»
  «Кто-то супер-везунчик, он выложил немного баксов», — сказала Нола. «Да ладно, что случилось, что-то вроде Enron? Мой бывший считал их отличной компанией, вложил в них часть наших сбережений. Вот почему я здесь.
  Хотя, как оказалось, мне это даже нравится».
  «Нет, Тревор — художник, как ты и сказал».
  "Фамилия?"
  «Битт».
  Она погуглила по телефону. «О, с двумя «т »… у него есть биография в Википедии…
  Известный художник комиксов? Это что-то стоит ? Держу пари, что стоит, спасибо, ребята, eBay, вот мы и приехали. Как насчет конфет, они у меня в морозилке, молочный шоколад вместо гуавы, темный вместо малины.
  С явной болью Майло сказал: «Нет, спасибо» и направился к выходу.
  Прежде чем он успел туда войти, дверь с силой толкнули, заставив его отступить в сторону.
  Никаких извинений от мужчины, бросившегося вперед, опустив голову и напрягая плечи.
  Тридцатилетний, такой же тощий, как манекены по соседству, в кроваво-красных узких джинсах, оранжевой футболке с глубоким вырезом и высоких кедах цвета электрик. Волосы по бокам были подстрижены, на макушке были собраны в высокую прическу, борода была черным куском подстриженной бороды.
  Майло пробормотал: «Нежить».
  Новоприбывший помчался к стойке. «Мне кое-что нужно, Нола». Как будто заказывал гроб.
  Она сказала: «О, Ричард. Что ты сделал сейчас ?»
  
  Вернувшись в «Севилью», Майло сказал: «Шоколад. Связь между Корвином и Биттом?»
  Я спросил: «Что заставило тебя показать ей фотографию Битта?»
  «Хотел бы я сказать, что это было блестящее умозаключение, но это просто цепляние». Он вытащил сигару из кармана, покатал ее между пальцами. «Кроме пристрастия к сладкому, что, черт возьми, у них двоих было общего?»
  «Может быть, ничего».
  «Мы что, только что жили в параллельных вселенных, амиго? Магазинчик сладостей, который они оба посещают?»
  «На это можно посмотреть и по-другому».
  Он вздохнул, положил сигару обратно. «Разве не всегда. Что? »
  «Корвин был здесь только один раз, но Битт покупал подарочные коробки дважды. Первый раз это было около года назад. «Примерно» может означать пару недель, плюс-минус. Что произойдет через две недели?»
  «Что — о, черт», — сказал он. «День рождения Челси? Битт купил ей подарок?»
  «Возможно, это и коробка на Рождество. Связь с Четом могла быть не более чем тем, что он увидел шоколад в комнате Челси и спросил ее об этом. Если бы она его просветила, он бы, скорее всего, бросил это. Но что, если бы он сохранил название магазина и заметил его по пути в Сахару? Это всколыхнуло его память».
   «Вы верите в такой уровень совпадений?»
  «Я считаю, что между Биттом и Челси есть связь. Ее ночные вылазки и его беличья пугливость указывают на это. И те рисунки, которые мы видели в комнате Челси — все эти страницы повторяющихся дизайнов
  — возможно, это ее попытка произвести впечатление на настоящего художника».
  «Она влюбляется в Битта, он притворяется, что впечатлен, в студии происходят грязные вещи». Он нахмурился. «Ты правда думаешь, что Корвин не стал бы давить на Челси, если бы увидел дорогие вещи в блестящей коробке? А точнее, Фелис не стала бы этого делать?»
  «Из того, что мы видели, у Чета и Челси не было особых отношений. Он позвал меня к ней, не посоветовавшись с Фелис, использовал девушку, чтобы смутить ее маму и меня. Я не думаю, что он много рассказал Фелис, и точка. Даже если Фелис узнала, она могла бы немного подтолкнуть, но если бы Челси уперлась и отказалась говорить, я думаю, она бы отступила. Если бы это был подарок от парня. Наконец-то».
  Сигара снова появилась. Он откусил кончик и выплюнул его в окно.
  «Возможно все, но я все еще думаю о простом пути. Как только что сказала Нола, банда белых парней. Папа плюс чудак по соседству плюс слишком хороший, чтобы быть правдой парень по имени Хэл».
  Я подумал: Простой маршрут? Все из коробки шоколада? Сказал: «Конечно»,
  и завел машину.
  Мы вернулись в его офис тридцать пять минут спустя. Остальная часть истории кредитных карт Чета Корвина лежала у него на столе. Меньше платежей по оставшимся картам, но та же схема: города вверх и вниз по побережью, еще несколько остановок на юг в Сан-Бернардино, Риверсайде и Сан-Диего. Отели, рестораны, случайные платежи за продукты и мужскую одежду.
  Никакого алкоголя, никакого шоколада, никакого нижнего белья. Последний день жизни Корвина был другим, и я так и сказала. «Может быть, потому, что он собирался что-то изменить. Готовился оставить свою старую жизнь позади и отправиться в путь с новой любовью».
  Он ткнул в стопку записей о платежах. «Это деловые вещи».
  «Но романтика может легко быть похоронена здесь. Забронируйте одноместный номер, кто-то переночует у вас, кто узнает? А с двойной едой
  обвинение, кто может сказать, что он не вывел клиента? Пока он вел себя разумно, никто не стал бы пристально присматриваться».
  Он поместил формы в книгу убийств. «Мне нужны эти записи телефонных разговоров».
  Он поговорил с Бинчи, Ридом, дежурным офицером и клерком внизу.
  Никаких сообщений от телефонной компании, почта пришла и ушла, ничего.
  Схватив телефон, он набрал несколько цифр и покачал головой.
  «Это лейтенант Стерджис из LAPD West LA. Кажется, я все время скучаю по вам. Интересно, что это за журналы, которые я запросил по жертве убийства. Чет.
  Инициал отчества М. Корвин».
  Голос, который можно было бы принять за дружелюбный, если бы вы не видели, как напрягаются мышцы его лица и кости под ним.
  Он бросил трубку. «По крайней мере, я узнал о месте, где можно получить хороший рождественский подарок».
  «Рик любит шоколад?»
  «Аллергия», — сказал он. «Я говорю о самоудовлетворении».
  —
  В восемь тридцать следующего утра он позвонил, и голос его звучал бодро. «Журналы телефонных разговоров пришли мне на почту как раз перед тем, как я собирался уходить вчера вечером. Могу ли я их принести?»
  "Когда?"
  «Я припарковался снаружи».
  Я играл на гитаре в халате в студии с Бланш.
  К тому времени, как я добрался до входной двери, Майло уже стоял в нескольких дюймах от порога, держа в руке оливково-серый виниловый кейс; его массивное тело заслоняло большую часть света.
  Он ворвался, словно порыв ветра, и сел в гостиной.
  Его волосы были почти усмирены каким-то средством, его изуродованное лицо было выбрито настолько гладко, насколько это вообще возможно. Коричневое спортивное пальто, сотканное из ворсистой ткани, которая напоминала дешевый диван, отлично сочеталось с джинсами пшеничного цвета и желтой рубашкой, достаточно новой, чтобы иметь складки.
   Планирую куда-нибудь сходить позже.
  Я сказал: «Нэтти».
  Он хмыкнул, открыл кейс и достал пачку бумаг. Шесть месяцев телефонных звонков на личном счете сотового Чета М. Корвина.
  Каждый из них был отмечен синей шариковой ручкой. Несколько были отмечены полями от руки Майло. Hyatt, Портленд; Embassy Suites, Такома; Firewood Кафе, аэропорт Окленда.
  Два номера были обведены красным кружком. Двадцать восемь звонков на номер 310 и с него за последние два месяца. Одиннадцать звонков на номер 909 были сгруппированы в последнюю неделю жизни Корвина.
  Майло прослушал звонок с двадцати восьми номеров. «Местный, но одноразовый и просроченный, нет возможности отследить. Я надеялся, что Чет воспользуется приложением Burner на своем телефоне, чтобы создать свой собственный временный, но не тут-то было, просто обычный аксессуар для наркоторговцев с ежемесячной оплатой».
  Я сказал: «Есть что скрывать».
  «Твой сценарий с девушкой выглядит лучше. И, может быть, мы сможем ее найти. 909 находится в Сан-Бернардино, это стационарный номер. Я пробовал, нет ответа, нет автоответчика. Но он активен. Есть предположения?»
  «Озеро Эрроухед находится в округе Сан-Бернардино. Когда мы впервые встретились с Корвином, он упомянул там дом для отдыха на выходных».
  Он ухмыльнулся. «Великие умы. Да, я позвонил Феличе, она подтвердила это. Сказала, что семья не пользовалась этим местом с двух зим назад. Она хотела знать, почему я спрашиваю. Я сказал, что Чет, кажется, заходил туда, мне еще предстоит выяснить, почему. Но она поняла, и стала довольно сердитой».
  Я сказал: «Судя по датам звонков, отношения начались не менее двух месяцев назад в Лос-Анджелесе. На прошлой неделе или около того он перевез ее в семейный дом».
  «Готовясь к новой жизни». Он встал, поклонился, снова сел.
  «Гнев Фелис сыграл мне на руку. Она разрешила мне пойти туда и посмотреть. Там есть местный парень, который присматривает за этим местом дважды в месяц, у него есть ключ. Я оставил ему сообщение, но не получил ответа. Но он мне не нужен, Фелис сказала, что оставит ключ под ковриком».
  «Новый друг».
  «Общий враг».
  Я начал уходить.
  «Куда ты идешь?»
  «Побрейтесь, примите душ и т. д.»
  «Прихорашиваешься?» — сказал он. «Хорошо. У меня есть свои стандарты».
  
  манильской бумаги. Пикап Тревора Битта был припаркован по соседству. Майло изучал кактус Тюдор, почесал нос и задумался, затем вернулся к безымянному, который он подобрал сегодня утром. Плавно управляемый сланцево-голубой Dodge Charger, который все еще пах новой машиной. Гораздо выше его обычной езды. Надежда ведет вас во всевозможные места самоутверждения.
  Сев за руль, он размотал веревку на клапане конверта. Внутри был ключ, пристегнутый к брелоку, и сложенный листок белой бумаги. Брелок был пластиковым сувениром из Диснейленда. Белоснежка, целомудренная и не осознающая, что ее презирают. На бумаге были указаны набранные на компьютере указания по проезду к дому Эрроухед, код сигнализации и номер телефона Дэйва Брассинга, случайного смотрителя.
  Программируя GPS автомобиля, Майло сверил его с указаниями Фелис Корвин. «Идеально».
  Большой V-8, мускулистый и плавный.
  Я спросил: «Как ты оценил Hot Wheels?»
  «Получила отличные оценки за домашнюю работу и умоляла папу дать ей ключи». Широкая улыбка.
  «Узнал, что простой сержант из отдела взлома планировал использовать его завтра, и решил воспользоваться своим званием».
  «Что дальше? Вечеринка после церемонии вручения премии «Оскар».
  «На самом деле, я мог бы пойти туда в прошлом году. Одна из пациенток Рика — девчонка-девчонка известного продюсера. Врезалась в столб, делая селфи. Рик положил ей руку и плечо вместе. Достаточно хорошо, чтобы обслужить папочку Filmbucks, потому что он продлил приглашение».
  «Почему ты не пошёл?»
  «Еще больше аллергии. У нас обоих».
  «К чему?»
  «Рак эго и чушь».
  —
  Дорога от Палисейдс до курортных зон Внутренней Империи проходила по шоссе 405
  На север по трассе 134 на восток сливайтесь с трассой 210, государственной трассой 18 до гор.
  Десятилетия назад европейские дорожные архитекторы выяснили, что повороты не дают водителям спать, отсюда и автострада, автобан и тому подобное. Но не так, Caltrans. Результат — тысячи миль гипнотических прямых, которые скальпелем прорезают маргинализированные кварталы. Это непрерывная демонстрация трейлерных парков, домов, которые могли бы быть трейлерами, дисконтных торговых центров, парковок размером с небольшие города, крупных розничных магазинов с изяществом неприкрытого чихания.
  Перекрестки в районах автострад строятся вокруг заправок, ям для смазывания и точек быстрого питания. Менее удачливые граждане Калифорнии борются с токсичным воздухом, шумом, вырывающим мозги, и предприимчивыми преступниками, съезжающими с автострады, чтобы совершить преступление, прежде чем снова въехать на шоссе, чтобы отпраздновать.
  Когда я не за рулем, мне трудно не заснуть на автостраде, и я задремал на полпути, проехав девяносто миль.
  Я проснулся на окраине Сан-Бернардино и посмотрел на часы.
  Поездка, которая должна была занять девяносто минут, растянулась на два часа тринадцать минут.
  "Несчастный случай?"
  Куртка Майло покрылась морщинами. Волосы встали дыбом там, где он потер голову. «Пара полуприцепов танго двадцать миль назад, травмы от скорой помощи. К тому времени, как мы добрались, все было кончено, но это не помешало идиотам таращиться, теперь стало еще хуже, с фотографиями на мобильный телефон. Объясните мне. В чем кайф?»
   Я сказал: "Нью-эйдж-буффонада. Наслаждаюсь тем, что другой парень поскользнулся на банановой кожуре".
  «Жестокий мир», — сказал он. «К счастью для меня».
  Милю спустя: «Ты дремал, амиго. Как, черт возьми, ты так спишь?»
  Я редко это делаю, но откуда ему знать? «Чистая совесть».
  «Черт, — сказал он, хлопнув себя по лбу. — Слишком поздно для этого».
  —
  Окрестности Сан-Бернардино оказались такими, какими их можно было ожидать: из-за смога уровня Пекина здесь было уныло.
  Грязь, поднятая в воздух, исчезла через несколько миль на шоссе 18, главном доступе штата к горам Сан-Бернардино. Четыре полосы, которые постепенно переходят в сложный для переключения передач подъем и виды на вершину мира.
  Восемнадцать змей поднимаются к ряду горнолыжных курортов, прежде чем спуститься на восток и спуститься к пустыне Мохаве. Последняя остановка — Аделанто, город, основанный более века назад как община по выращиванию цитрусовых, переключившаяся на птицеводство, когда это не сработало, и продолжающая бороться, поскольку экономическая привлекательность двух частных тюрем оказалась иллюзорной.
  Я был там несколько лет назад, оценивая пригодность к содержанию под стражей отца, заключенного в тюрьму за крупное мошенничество со страховкой и готовящегося к освобождению.
  Тип парня, который мог легко обмануть полиграф. Мой отчет был беден подробностями, но полон намеков. Судья понял суть.
  Сегодняшняя поездка включала только первые двадцать или около того миль из 18, когда мы въехали в Arrowhead Village. По пути знаки, объявляющие о закрытых, охраняемых поселениях и предостерегающие нарушителей, чередовались с пятнами вида на озеро, которые пронзали полог деревьев случайным образом — россыпи сапфиров в зеленой бархатной коробке. Со стороны воды, где располагались небольшие магазинчики и рестораны коммерческого центра, лес был расчищен, обнажив синее пространство, усеянное белыми лодками.
  Само озеро — чистая Южная Калифорния: театрально великолепное, но искусственное. Созданное как водохранилище, оставшееся незавершенным после того, как его признали незаконным и десятилетиями подвергавшееся смене владельцев, мошенническим передачам земель и
  В конечном итоге, благодаря внутренним сделкам, он превратился в место отдыха на выходных, где особняки у причалов служили местом остановки для кинозвезд и магнатов.
  Мы продолжили путь на запад, повернули на Brewer Road и въехали в полосу скромных жилых домов, разбросанных на щедрых участках. Места для уикенда для финансово обеспеченных. Достопримечательностью здесь было гораздо меньшее озеро Grass Valley и поле для гольфа. Никаких ворот, никаких предупреждений.
  Наш пункт назначения, обозначенный деревенской адресной табличкой на наклонном столбе, был затенен белыми соснами, черными дубами и желтыми деревьями и виден только как пятно кедровой обшивки.
  Майло сказал: «Только Молли и я-я, в нашем коричневом раю», и свернул на длинную грунтовую подъездную дорогу, окаймленную камнями размером с панцирь галапагосской черепахи. Дом наконец появился в поле зрения через несколько секунд, оттесненный от центра группой монументальных елей.
  Одноэтажный А-образный каркас, кедровые доски давно промаслены и посеревшие по краям. Гаража нет, забора нет. Слева стояли два больших пластиковых мусорных бака.
  Мы вышли из машины, нас встретили щебетание птиц и шелест листьев.
  Майло проверил банки. Пустые. Его взгляд метнулся к земле неподалеку. Три мышеловки, в одной из которых находился скелет грызуна. Рядом был участок травы, бросающий вызов своему хозяину — участку гравия. Колеи и следы бежали по лезвиям и продолжались до гравия: дикие животные, скорее всего, белки, бурундуки и еноты. Крышки мусорных баков удерживались на месте металлическими застежками. Следы когтей поцарапали верхушки. Еноты или медведи — молодые особи, которым не хватало навыков и концентрации внимания, чтобы провести длительное нападение.
  Майло вернулся к «Доджу», теперь уже запыленному пыльцой, открыл багажник и достал свой кейс. Из него вышло два комплекта ботинок и перчаток.
  Я спросил: «Ожидаете место преступления?»
  «Ожидал чего угодно». Мы прикрыли обувь и руки, и я последовал за ним к входной двери.
  Крупная неуклюжая фигура грубого коричневого цвета.
  Взрослый медведь, готовый к поиску пищи.
  —
   Панель сигнализации прямо внутри двери завыла. Майло нажал на кнопки кода, который запомнил, создал тишину, осмотрел макет.
  Единое высокое пространство разделено мебелью и техникой на гостиную с дверным проемом слева, столовую и кухню, отделенную от прачечной перегородкой высотой по пояс.
  Открытый балочный потолок. Весь пол был устлан ковром из дешевого синего войлока. Задняя стена была стеклянной, треугольник состоял из нескольких оконных рам и прерывался задней дверью. Снаружи был скудный газон, затем масса черно-зеленого, задняя граница неясна. Люстра со стеклянным абажуром —
  неразумное подобие Тиффани — свисало с центральной балки. Мебель была из скрепленного болтами светлого дерева и пластика, контрастируя с темными морилками на стенах и потолке. Каждая обитая поверхность была коричневой; если Майло садился, он мог исчезнуть.
  Еще в дверях он крикнул: «Полиция. Есть кто дома?»
  Ничего.
  Положив руку на свой «Глок», но оставив его в кобуре, он жестом попросил меня подождать и вошел.
  Через минуту он вернулся. «Все чисто».
  Он поднял свой чемоданчик, понюхал, раздувая ноздри.
  Я сказал: «Именно так».
  Пустой дом, но в воздухе не было грязно-носочного затхлости неиспользования. Вместо этого приятный запах пронесся сквозь, ароматный, знакомый.
  Армани.
  Я указала на коричневый телефон в виде принцессы, стоящий на полу рядом с диваном.
  Винтаж восьмидесятых, максимально приближенный к антиквариату.
  Он достал из чемодана пакет с уликами, отсоединил телефон от шнура, упаковал его. «Если где-то и есть отпечатки, то они здесь. Не то чтобы мы не знали, кто отвечал на звонки Чета. Это решает все, опять же, ты прав. Девушка, не профессионал, в том номере мотеля».
  Я ничего не сказал.
  Он сказал: «Хватит хвастаться. Посмотри, что случилось с Четом».
  Он ходил, открывая и закрывая ящики и шкафы. Дешевая посуда, стеклянная посуда, утварь, кастрюли и сковородки. Обойдя перегородку
  в прачечной он не спеша занялся стиральной машиной с сушкой.
  Пустой, безупречный, сухой. То же самое с пластиковой раковиной и дешевой плетеной корзиной. Хранилище подсобных помещений состояло из моющего средства, спрея от насекомых, свернутого садового шланга, ящика для инструментов, тугой замок которого говорил, что его не открывали некоторое время, четырех мышеловок в запаянных пластиковых пакетах.
  Мы вернулись в гостиную, прошли через левую дверь. Две одинаковые спальни размером девять на девять были затемнены галечными окнами, расположенными высоко в шпунтованной стене, и разделены ванной в стиле Джек-и-Джилл. В аптечке ничего.
  Главная спальня в конце коридора была больше, но далеко не щедрой. Запах духов был сильнее. Прозрачные окна открывали тот же зеленый вид, что и треугольник гостиной. Туалет был смежным, но унылым. Никаких простыней, подушек или чехлов на двуспальной кровати; один комод, также неиспользуемый. Никакой одежды в шкафу, но много аккуратно сложенной перкалевой и махровой ткани.
  Я сказал: «До сих пор пользовалась редко. И она убиралась навязчиво. То же самое, что и в мотеле. То же самое, что и Браун».
  Он уставился на нее. «Она больше, чем просто любовный интерес?»
  «Просто предлагаю идеи».
  Шум, доносившийся со стороны дома, ударил нам в голову.
  Закрывающаяся дверь. Шаги.
  Майло расстегнул пистолет, вытащил его и двинулся к двери.
  Он напрягся на секунду, проскользнул, направил Глок. «Замри!»
  Мужской голос сказал: «О, Господи!»
  —
  Руки мужчины были подняты и дрожали. Ноги тоже. «Пожалуйста, мужик».
  Высокий гнусавый голос. «Бери, что хочешь, и...»
  Майло сказал: «Полиция. Продолжайте сотрудничать». Достав свой значок, он показал его.
  Мужчина сказал: «Иисус Мария Матерь Божия». Мясистое лицо, которое побледнело, начало приобретать цвет, достигнув румянца за считанные секунды. Его
   поза стала расслабленной, но он продолжал дрожать.
  «Можно?» — сказал он, размахивая пальцами. «У меня болит вращательная манжета плеча».
  Майло сказал: «Имя».
  «Дэйв Брассинг».
  «Смотритель».
  «Это я, сэр, клянусь, в моем кармане есть удостоверение личности».
  «Ладно, вольно. Не хотел тебя пугать, но я звонил, а ты не ответил, так что я тебя не ждал».
  «Простите, сэр, я собирался это сделать». Брассинг подождал, пока «Глок» снова уберут в кобуру, прежде чем хрипло вздохнуть и опустить руки по бокам.
  Конец сороковых - начало пятидесятых, коренастый, с широким лицом, ощетинившимся густыми бакенбардами и восьмидюймовой седеющей лопатообразной бородкой. Потрепанная широкополая кожаная шляпа сидела набекрень. Серая рабочая рубашка была в пятнах от пота страха. Мешковатые шорты-карго обнажали мозолистые колени.
  Подошвы походных ботинок были покрыты листьями.
  «О, чувак», — сказал он, приложив руку к сердцу. «Ты меня до смерти напугал». Его щеки затрепетали, а голова качнулась в сторону.
  Майло спросил: «Итак, Дэйв, что привело тебя сюда?»
  «Проверяю», — сказал Брассинг. «Для тебя, на самом деле. Я собирался позвонить, как только увижу, что все в порядке».
  Не понимаю смысла сохранения доказательств.
  Брассинг сказал: «Уф!» Его грудь вздымалась.
  «Хочешь воды, Дэйв?»
  «Нет, я в порядке... могу я сесть?»
  «Конечно. Не хотел тебя пугать, Дэйв».
  «Моя вина, надо было ответить тебе раньше», — сказал Брассинг. «Я увидел твою машину, подумал, что это полиция, но когда ты выскочил с этим обогревателем...» Он выдохнул, его лицо покрылось потом. «Оружие — это моя фишка. Раньше я охотился, и меня ничто не беспокоило. Потом меня задержали несколько лет назад, и когда я увидел,
  их, меня начинает тошнить».
  «Извините за это».
  «Да», — сказал Дэйв Брассинг. «Вооруженное ограбление. Это было грязно».
  Майло спросил: «Такое здесь случается?»
  «В Сан-Берду. Я работал в магазине шин, и тут пришли несколько парней в толстовках, стали тыкать мне в лицо железом и заставили вычистить кассу. Я думал, что сейчас… слава богу, там были деньги».
  Я сказал: «Какое испытание пришлось пережить».
  «Не пожелал бы этого и врагу», — сказал Брассинг. «Я не говорю, что избавился от своего оружия, дело в том, что мне было бы лучше упаковать его, когда они появились. Но теперь я смотрю на оружие по-другому. То, которое они использовали, было .38
  Смит-У. Один из моих был одним из таких, я от него избавился».
  Он закусил губу. «Я даже не хочу смотреть фильмы со стрельбой.
  В любом случае, я должен был крикнуть: «Привет, это Дэйв», или что-то в этом роде, я не сообразил. Уф. Ладно, я снова дышу».
  Майло сказал: «Ты уверен, что с тобой все в порядке? Не хочешь воды?»
  «Я в порядке, спасибо, не беспокойтесь. На самом деле, да, вода звучит неплохо, не возражаете, если я сам ее принесу?»
  «Давай, Дэйв».
  Брассинг прошел на кухню, наполнил стакан водой из раковины и поднес его к свету из окна.
  «В последний раз, когда я проверял, все было хорошо, но зимой там был сток ила.
  Ничего опасного, просто минералы, но на вкус неприятно».
  Он выпил весь стакан, налил еще один, повторил. «Мне потребовалось время, чтобы убедить их это исправить, в конце концов, сделали. Отложения в баке, немалая работа».
  Я сказал: «Они не пользуются домом, не хотят вкладывать деньги».
  «Ты понял».
  «Как долго вы ухаживаете за этим местом?»
  Брассинг поставил пустой стакан и снова сел. «Я не особо забочусь, как будто это большая, детальная сделка. Что это такое, я прихожу раз в месяц, кроме зимы, когда два-три раза, должен убедиться, что трубы не замерзают, и все такое».
  Он указал на заднее окно. «И еще, зимой. Столько стекла, рамы сужаются, клей высыхает, появляются протечки».
  Я сказал: «А еще есть мышеловки».
  «О, да, и это тоже. Маленькие засранцы забирались внутрь, какали по всему месту, это было отвратительно. Я заделывал дыры и трещины, расставлял приманки снаружи, чтобы они не заходили внутрь». Напрягаясь. «Ты же не хочешь сказать, что видел их здесь?»
  «Просто ловушки возле мусорных баков».
  «Это нормально», — сказал Брассинг. «Я также разместил их вдали от границы участка».
  «Где это, Дэйв?»
  «Там, где заканчивается трава».
  «Не деревья», — сказал я.
  «Это сосед, супербогатый парень, компьютеры или что-то в этом роде, у него пятнадцать акров земли, как минимум. Большой каменный дом. Не то чтобы он им пользовался. У нас так принято. Говорят, это инвестиция — он так сказал. Мистер Корвин. Он был неплохим типом. До сих пор не могу поверить, что с ним случилось».
  «Миссис Корвин вам сказала».
  «О ее сообщении. Это было как-то… но я не осуждаю».
  Я спросил: «Безэмоционально?»
  «Да», — сказал Брассинг. «Привет, Дэйв, хочу тебе сообщить». А потом она перекладывает это на меня. Типа, проверь мусорные баки, и, о да, Чета убили».
  «Это ее обычный подход?»
  «Не могу вам сказать, может быть, я видел ее три раза, я всегда имел с ним дело».
  «Можем ли мы услышать сообщение?»
  Брассинг с озадаченным видом достал свой телефон, прокрутил страницу, активировал его.
  Раздался голос Фелис Корвин, холодный, мягкий, членораздельно звучащий. «Дэвид Брассинг, это миссис Корвин. Не уверена насчет вашего расписания, но звоню, чтобы сообщить, что полиция в ближайшем будущем будет осматривать дом. Мистера Корвина застрелили».
  Щелкните.
  Дэйв Брассинг сказал: «Ого, это холоднее, чем я помнил».
  Майло сказал: «Ты встречался с ней трижды».
   «Может быть, может быть, два».
  «А как же дети?»
  Брассинг покачал головой. «Они сказали, что у них есть дети, но никогда их не видели».
  «А мистер Корвин?»
  «Больше», — сказал Брассинг. «Но не намного. Они купили это место где-то два с половиной года назад. Я работал на людей до них, на Либеров. Это была настоящая забота, они были пожилыми людьми, на пенсии, они пользовались этим все время, все еще катались на лыжах, когда им было около восьмидесяти. Они порекомендовали меня Корвинам».
  Я спросил: «Сколько контактов у вас было с мистером Корвином?»
  «О... я бы сказал... восемь, девять? В основном по телефону. Не знаю, правда».
  Майло сказал: «Через три года».
  «Да. Здесь в основном купасетично».
  «А как насчет этого года?»
  «Хм... дважды, три? Последний раз был где-то... месяц назад? Мыши. Думаю, он был здесь и видел помет. Он позвонил мне и сказал: «За что я тебе плачу?»
  «Принимаю позицию».
  «Ну», сказал Брассинг, «не могу сказать, что я его виню, кому это интересно? Я, наконец, понял, что в вентиляционном отверстии ловушки для ворса была маленькая дырочка. Заделал ее, больше никаких маленьких Микки». Он улыбнулся. Множество зубов отсутствовало, а оставшиеся зубы были желтыми и неровными.
  «Проблема решена», — сказал я. «Он был благодарен?»
  «Он никогда не жаловался». Сняв шляпу, он почесал густые седые волосы.
  Майло спросил: «Когда мистер Корвин останавливался здесь, с кем он был?»
  «Кто?» — спросил Брассинг. «Я предполагаю, что она».
  «Миссис Корвин».
  Густые брови Брассинга дрогнули. «Ты говоришь, что нет?»
  «Ничего не говорю, Дэйв. Когда в последний раз пользовались главной спальней?»
  «Хм», — сказал Брассинг. «Не так давно. Я не был здесь месяц, но даже до этого — это не было чем-то регулярным».
  «Как вы могли это сказать?»
  «Они всегда очень хорошо убирались», — сказал Брассинг. «Новые простыни, новые наволочки».
  Я сказал: «В воздухе витает запах духов. Чувствуете?»
  Брассинг фыркнул. «Не могу так хорошо пахнуть — да, я улавливаю запах».
  "Привычный?"
  «Нет, не совсем».
  «Искривление носовой перегородки?» — спросил Майло.
  Брассинг постучал по правой ноздре. «Опухоль. Когда я учился в старшей школе. Играл в футбол, у меня была чудовищная головная боль, все думали, что это из-за жесткого захвата, но это была опухоль. Доброкачественная, они покопались и избавились от нее, у меня были головные боли в течение многих лет, но сейчас все в порядке. Но не очень хорошее обоняние.
  Жена тоже говорит, что это не имеет значения, я же не гурман».
  Щербатая улыбка. «Полагаю, мне повезло».
  Мы с Майло посмотрели на него.
  «Опухоль, затем задержка и выживание?» — сказал Брассинг. «Несколько других вещей между ними, Бог вытащил меня».
  «Я восхищаюсь твоей верой, Дэйв», — сказал Майло.
  «Мой пастор говорит, что легко иметь веру, когда дела идут хорошо, но когда становится тяжело, главное — думать, что я найду себе больше воды».
  Он выпил третий стакан, вернулся.
  Майло спросил: «Значит, вы понятия не имеете, у кого остановился мистер Корвин?»
  «У меня такое чувство, что это была не жена, да? Ты думаешь, это из-за нее его убили?»
  «Давайте не будем забегать вперед, Дэйв, мы просто задаем вопросы».
  «Понял. Хотелось бы иметь для тебя ответы».
  «Понятия не имею, кто мог остаться здесь с мистером Корвином».
  «Извините, нет».
   «А как быть с чем-то, что осталось в мусоре — кредитной квитанцией, чем-нибудь, что имеет удостоверение личности?»
  «Никакого мусора», — сказал Брассинг.
  "Что ты имеешь в виду?"
  «Канистры всегда были пустыми. Думаю, они могли вывезти его на свалку. Это на пике Хип, в нескольких милях ниже по горе, по дороге обратно к автостраде».
  «Они не платят за вывоз мусора?»
  «Они делают это», — сказал Брассинг. «Когда я выбрасываю вещи — мышеловки, что угодно — их подбирают». Он подергал себя за бороду. «Пятьдесят баксов в месяц — это не так уж много, но мне нравится приходить сюда, в любом случае, дышать чистым воздухом».
  «Откуда взялись?»
  «Сан-Бернардино. Я полупенсионер, по выходным хожу по блошиным рынкам.
  Раньше мы занимались другими домами, но теперь остался только этот и еще один, поближе к деревне».
  «Когда мистер Корвин был здесь, на какой машине он ездил?»
  «Когда я впервые его встретил, у него был Jaguar — большой седан. Единственное, что он видел — может, один, может, два раза — у него был Range Rover».
  Брассинг хлопнул себя по лбу. «Блин, я забыл, извини. Неделю назад, после того как я проверил свой другой дом — Палмеров — я решил проехать мимо, просто осмотреть его, ничего серьезного, с чем мне нужно было бы разобраться. А эта машина ехала мне навстречу, казалось, ехала со стороны участка. Я не уверен, но дома довольно далеко друг от друга, казалось, она ехала отсюда. Она уже была на дороге, когда я сюда добрался, и ничего подозрительного не было, поэтому я решил, что это просто кто-то делает поворот в три приема».
  Майло спросил: «Какая машина?»
  « Это я вам скажу», — сказал Брассинг, «Camaro, восьмидесятые. Классный цвет: черный. Он делает их более гоночными, понимаете?»
  Я сказал: «Неделю назад. То есть в прошлую пятницу».
  «Вот тогда я и делаю Palmers. Два раза в месяц. Они играют в гольф, я захожу и проверяю».
  Майло сказал: «Посмотри, кто был за рулем?»
   «Нет, всё происходило довольно быстро».
  Майло протянул Брассингу свою карточку. «Увидишь еще раз, попробуй узнать номерной знак, даже если не получится, позвони мне, ладно?»
  «Это важно? Конечно», — сказал Брассинг.
  Мы втроем встали.
  Брассинг сказал: «Э-э, одно дело, сэр. Я не уверен, что у меня все еще есть работа.
  Я подумал, что дам миссис Корвин немного времени успокоиться, прежде чем спрошу ее».
  «Мой совет, — сказал Майло, — оставьте все как есть. Если вы ничего от нее не услышите, работа будет за вами».
  Брассинг подмигнул. «Не переворачивай тележку с яблоками, а?»
  «Именно так, Дэйв. Когда запланирован твой следующий визит?»
  «Примерно через пару недель».
  «Вы можете проехать мимо, но не заходите внутрь, пока я не разрешу».
  «Почему это?»
  «Мне нужно оставить это место таким, какое оно есть».
  «Для CSI?»
  «Такого рода вещи».
  «Понял», — прочитал карточку Брассинг. «Убийство. Не могу поверить, что это действительно произошло».
  
  Мы с Мило стояли снаружи, когда Брассинг уезжал на старом фургоне «Форд».
  Он сказал: «Браун, Битт, Чет, девушка Чета, а теперь и парень Камаро в доме Брауна и здесь. Так что он определенно замешан, и между Четом и Брауном определенно есть связь. Вся эта шоколадная история... Я уже начал думать, что дело складывается, но это похоже на трюк фокусника.
  Пуф, ничего не материализуется — ты видишь что-то, чего не вижу я?»
  Я ответил: «Хотел бы я быть таким».
  «Жестокая честность», — сказал он. «И что теперь?»
  «Я бы возобновил наблюдение за Биттом и позвонил Генри Прието, чтобы сообщить ему, что он что-то нашёл с Camaro. Он всё ещё считает себя копом, Уилл Игл-Ай. Кто здесь занимается правоохранительными органами?»
  «Шериф Сан-Бернардино, участок Твин Пикс».
  «Будут ли они проводить судебно-медицинскую экспертизу дома?»
  «Без явного преступления? Трудно сказать».
  «Пока мы здесь», — сказал я, — «мы могли бы проверить места, где Корвин тратил деньги. Это могло бы дать нам что-то на его девушку».
  «У него здесь любовное гнездышко, зачем ему отель в Сан-Берду?»
  «Перемещаться, чтобы быть менее заметным, для удобства или просто в качестве новизны. Компания платила за все, так почему бы не воспользоваться этим. По дороге мы можем остановиться в Arrowhead Village и поспрашивать».
   Он надел манжету и посмотрел на свои часы Timex. «Уже четыре, мы вернемся поздно».
  «Меньше трафика».
  Он похлопал меня по спине. «Необузданный оптимизм. Запатентуй его, и у тебя будет собственный самолет».
  —
  Мы сели в «Додж» и изучили недавние расходы Чета Корвина в Сан-Бернардино.
  Шесть остановок в трех отелях, все с тегом «Гостиницы». Три ресторанных счета в двух итальянских и одном мексиканском ресторане. Все близко к автостраде, в деловом центре внутреннего города.
  Звонок в отделение шерифа Твин Пикс вызвал недоумение, когда Майло признал, что дом не является вероятным местом преступления. Его засунули в латунный стержень, и он оказался у капитана по имени Басерра, который сопротивлялся, но в конце концов согласился на «ограниченное сотрудничество»: как только нынешний владелец даст письменное разрешение на вход и будет гарантирован ненавязчивый доступ, А-образная рама «в конечном итоге» будет обработана на предмет отпечатков пальцев, волокон и
  «очевидные» жидкости организма. Имеется в виду визуальный осмотр, но без собак или альтернативного источника света, если только не появится что-то «доказательное».
  Майло сказал: «Спасибо», пытаясь иметь это в виду. «Я могу достать вам ключ для доступа, и там также есть смотритель. Что касается письменного согласия, факс подойдет?»
  «Вероятно», — сказал Басерра. «В любом случае, это займет время. Мы завалены реальными делами».
  —
  В Arrowhead Village, около сорока модных предприятий были на заднем плане у озера. Акцент на одежде и внешнем виде —
  салоны красоты, студия пилатеса, тренажерный зал.
  Мы ходили из магазина в магазин, показывая фотографии Чета Корвина, Хэла Брауна и Тревора Битта, вызывая покачивание головами. Несколько торговцев сказали:
  «Некоторые из приезжающих на выходные вообще не приезжают».
  Полоса неудач была прервана в одном из последних магазинов, Snowbird Jewelers. Чуть больше месяца назад Чет Корвин купил серебряное филигранное ожерелье с аметистами за $612,43, заплатив наличными. Владелец, пожилой иранец в белой рубашке и галстуке, запомнил Корвина, потому что тот был «очень воодушевлен».
  Майло спросил: «О чем, сэр?»
  Мужчина поправил очки. «Покупаю. Все время подмигиваю». Он продемонстрировал, результат получился скорее комичным, чем похотливым.
  «Он пришел один?»
  «Он сделал это», — сказал мужчина. «Это был сюрприз. Ты говоришь, не для жены, да? Я так и думал».
  «Почему это?»
  «Подмигивание. Жены получают подарки, а не подмигивание».
  Мы вернулись в машину и начали спуск по шоссе 18. Чтобы охватить торговый центр, потребовалось время, а небо боролось за то, чтобы оставаться освещенным, застенчивое лимонного цвета солнце пряталось за ватными облаками. Под небосводом лес почернел. С наступлением сумерек повороты дороги стали сложными.
  Майло повернул, не тормозя. Додж протестующе взвизгнул. Он притормозил.
  Через две мили он сказал: «Ожерелье за шестьсот долларов. Значит, он был влюблен или вожделен, или что там еще у таких парней, как он. Давайте проверим местные гостиницы».
  
  нет ничего похожего на гостиницу — просто четырехэтажный бежевый прямоугольник с томатно-красным логотипом.
  Веселая молодая женщина за стойкой потеряла всякое расположение духа, когда Майло показал ей свой значок вместе с фотографией Чета Корвина.
   Саманта.
  «Эм, я не думаю, что могу говорить о гостях».
  «Этот гость умер». Он смягчил тон. Это сделало его звучание хуже, что, вероятно, и было его намерением.
  Саманта отпрянула. «Мертва?»
  Майло сказал: «Убит. Так что если бы вы могли нам помочь, мы были бы очень признательны».
  «Эм... погоди». Отступая, она открыла заднюю дверь и проскользнула внутрь. Несколько минут ничего не происходило. Вестибюль был пуст, никто не регистрировался и не выходил. Сверху лился мягкий рок.
  Из глубины дома вышла серьезная женщина лет тридцати пяти.
  «Чем я могу вам помочь, офицеры?»
   Бриана.
  Майло повторил то, что сказал Саманте.
  Она сказала: «Мне нужно будет проконсультироваться с юридическим отделом, чтобы убедиться, что мы можем это разглашать, а они ушли на сегодня».
   Майло положил руку на стойку и наклонился. «Спасибо за твою осторожность, Бриана, но мы не просим о государственных секретах, просто проверяем, помнит ли кто-нибудь здесь мистера Корвина».
  Она отвернулась. Поиграла со своим бейджиком. «Вообще-то, да. Он был здесь несколько раз».
  «Три раза, между пятью и восемью неделями назад», — сказал Майло. «У нас есть история его кредитной карты».
  «О», — сказала Бриана. «Ну, я не могу рассказать вам больше. Я помню его только потому, что он был как бы…» Она втянула воздух. «Я не хочу… никого принижать. Уж точно не покойника».
  «Конечно, нет, Бриана. Но это было особенно отвратительное хладнокровное убийство, так что все, что вы нам расскажете, будет оценено по достоинству».
  Ее глаза метнулись вверх. «В один из таких случаев я его регистрировала. Не то чтобы у меня были сильные воспоминания об этом, но твоя фотография напомнила мне об этом».
  «Он выделялся».
  «Ну», — сказала Бриана. «Скорее, он был... слишком дружелюбен? Я ничего особенного для него не сделала, но он сказал мне, что я A-one, сказал, что теперь будет спрашивать обо мне лично».
  «Кокетливая?»
  «Он не допускал неподобающих прикосновений и не использовал непристойные выражения и жесты».
  Кто-то, кто посетил корпоративный семинар.
  Я сказал: «Но…»
  «Он вел себя так, будто мы уже были знакомы. И теперь, когда я об этом думаю, я думаю, что он действительно использовал двусмысленный жест. Подмигивание».
  «Он показался вам жутким?»
  "Не совсем, скорее раздражает. Слишком много того, что моя бабушка называет "напором". Мне как-то неловко говорить о нем, теперь, когда он..."
  Майло спросил: «Он остался здесь один?»
  «Это было одноместное бронирование. Все три раза». Ее глаза снова переместились вверх, затем влево.
  Майло сказал: «Это не совсем то, о чем я спрашивал, Бриана».
  «Прошу прощения, лейтенант. Я не могу разглашать такие вещи».
   «Даже не для протокола?»
  «Я слышал, что в правоохранительных органах такого понятия не существует».
  «От кого?»
  «Мой дедушка был шерифом в Фонтане».
  «Может быть, в его дни», — сказал Майло. «Теперь это точно не для протокола». Он перекрестился.
  «Хм. Наверное, мне стоит попросить дедушку убедиться». Внезапная ледяная улыбка. «Шучу, я тебе верю. Ладно. Не для протокола».
  Она огляделась.
  «В третий раз, когда он был здесь, он тоже зарегистрировался один. Но позже тем вечером я видела его с кем-то, и они были довольно дружелюбны. Она поднялась с ним на лифте. Я не могу сказать, осталась ли она на ночь. Не потому, что я не хочу, потому что я не знаю. Но она определенно поднялась с ним, и они были как-то… ласковы».
  Она покраснела. Приятно видеть, что это все еще возможно.
  Я сказал: «Только один раз».
  «Я не был в ночной смене во время двух других, поэтому не могу вам сказать, что произошло».
  Майло сказал: «Если бы вы взглянули на стоимость обслуживания номеров, возможно, мы смогли бы это выяснить».
  «Вы сказали, что у вас есть его кредитные обязательства».
  «Они не уточняют». Он открыл свой чемодан, достал записи, показал ей.
  Она сказала: «О. Это имеет смысл, для конфиденциальности гостей мы не детализируем...
  Извините, я определенно не могу показать вам наши документы без разрешения юридического отдела». Хитрая улыбка. «Но я думаю, я мог бы сам убедиться».
  Она улыбнулась. «Дедушка сказал бы мне перестать ходить вокруг да около и помочь тебе. Он вечно ворчит из-за ACLU. Подожди».
  Дверь вестибюля с шумом распахнулась, впустив в помещение доплеровскую волну шума транспорта и встревоженную пару лет пятидесяти.
  Оба были одеты в мешковатые футболки, шорты, белые носки и кроссовки и толкали к стойке одинаковые красные сумки на колесиках.
  Когда они оказались в десяти футах от него, мужчина объявил: «Регистрация».
   Бриана сказала: «Буду с вами, сэр», — и вошла в дверь, за которой ушла Саманта.
  Женщина сказала: «Она исчезает, вот это и есть служение».
  Саманта снова появилась. «Привет! Я могу позаботиться о вас здесь». Она указала паре на дальний конец стойки.
  «Не так уж и плохо», — пробормотал мужчина.
  «Посмотрим», — сказала женщина.
  Процесс регистрации начался. Одна кредитная карта была отклонена, затем вторая. Недоверчивые взгляды пары. Карта номер три была очарованием. Множество хмурых взглядов, закрывающих лица, пока они мчались к лифтам.
  Саманта печатала на компьютере, избегая смотреть на нас. Бриана вернулась и сказала ей вернуться в офис и проверить «ежемесячные».
  Когда дверь кабинета закрылась, она сказала: «Хорошо. Могу сказать, что во второй и третий раз у вашего мистера Корвина либо был большой аппетит, либо с ним кто-то был».
  «Два стейка и так далее», — сказал Майло.
  Бриана прочитала по памяти. «На ужин был один серф-энд-терф, один куриный салат, два садовых салата, два мороженых сандей и бутылка вина.
  Завтрак состоял из двух омлетов, двух апельсиновых соков и тостов на двоих. Плюс они использовали две мини-рюмки водки из холодильника самообслуживания.”
  «Сытный завтрак плюс отвертки», — сказал Майло. «Вино было Шардоне?»
  Ее глаза округлились. «Откуда ты знаешь?»
  «Удачная догадка. Так как же выглядела эта женщина?»
  «Не могу сказать, сэр. Я ее едва успел разглядеть».
  «Что ты помнишь?»
  «Честно говоря, не так уж много».
  "Возраст?"
  «Думаю, как он, но не могу поклясться. Может, немного моложе».
  «Тяжелый, тонкий?»
  «Я бы сказал, средний».
  «Высокий, низкий?»
   Бриана покачала головой. «Ничего выдающегося. Наверное, опять средненький.
  Извини."
  «У тебя все хорошо. А как насчет цвета волос?»
  Она улыбнулась. «Это я могу тебе сказать. Темный и какой-то длинный. По правде говоря, они оба быстро шли. Прямо туда». Разглядывая лифты.
  «Я в основном видел ее спину». Еще более глубокий румянец. «Его рука была на ее... попке».
  «Приятно», — сказал Майло.
  «Простите?»
  "Дружелюбно."
  «Если это так называется», — сказала Бриана. «Я просто подумала, что они все разгорячились и рвутся в бой».
  «Она не убрала его руку».
  «О, нет», — сказала Бриана. «Она как бы пошевелилась».
  —
  Ее реакция на фотографии Хэла Брауна и Тревора Битта была быстрой и спокойной.
  Легкие вопросы теста.
   Никогда его не видел. И его тоже.
  Майло снова поблагодарил ее. «Что-нибудь еще?», которое иногда преподносит приятные сюрпризы, вызвало покачивание головой.
  Когда мы уходили, она сказала: «Дедушка будет мной гордиться».
  —
  Гостиница Hilton Garden Inn была окрашена в те же бежево-красные цвета, что и ее двоюродный брат.
  Опять же, четыре этажа. Ничего похожего на гостиницу или сад.
  Майло проделал ту же процедуру с жизнерадостным молодым человеком по имени Кук, который с нетерпением ждал возможности сообщить нам, что он проработал на работе уже пять дней.
  Достаточно времени, чтобы узнать, что делать: он подошел к начальнице, женщине, которая могла быть сестрой Брианы. Лара.
  Может быть, где-то есть машина, штампующая персонал для корпоративной гидры.
  Лара не помнила Чета Корвина, но она была более откровенна, чем Бриана: проверила свои записи без подталкиваний и подтвердила, что расходы на обслуживание номеров шестинедельной давности «конечно, выглядят как два человека. Но я не могу сказать, с кем он был».
  Никакого признания Брауна или Битта.
  Она вернулась в свой офис.
  Кук стукнул кулаком воздух, когда мы уходили. «Удачи, ребята».
  Когда мы отошли на безопасное расстояние, Майло сказал: «С таким именем парень должен работать на кухне».
  —
  Третья остановка — Residence Inn Marriott, где Корвин остановился чуть больше месяца назад. Бежевая штукатурка и огромный творческий скачок в сторону белых букв.
  За исключением корпоративного логотипа — большой шок — красного цвета.
  Более приятные молодые люди, то, что теперь превратилось в рутину отказов, попрошаек, за которыми следовал тонкий ручеек информации.
  Ужин на двоих, никаких особых воспоминаний о Корвине, непонимающие взгляды в ответ на фотографии Битта и Брауна.
  Остались рестораны.
  
  P apa Giorgio закрыли на реконструкцию, и это продолжалось два дня с тех пор, как Чет Корвин забронировал ужин. Кафе San Remo и Mexicali были оживленными, толпы голодных посетителей выходного дня толпились на станциях-хозяевах. Люди за станциями выглядели измотанными и рассеянными и делали вид, что не замечают нас.
  Майло пробрался сквозь толпу, подошел к каждому из них и объявил: «Речь идет об убийстве», — достаточно громко, чтобы его было слышно сквозь шум.
  Несколько человек рядом с ним отшатнулись.
  Уилсон Р. из Сан-Ремо сказал: «О, чувак, подожди секунду».
   Лурдес Брисено из Мехикали сказала: «Боже мой, конечно, конечно, пожалуйста, просто подождите».
  Два быстрых перетасовывания в компьютерах выдали чеки Чета Корвина в обоих ресторанах. Ужин на двоих, объединяющий фактор, красное мясо: в Сан-Ремо, спагетти Болоньезе и феттучини с говяжьими щеками; Комбо Grande at Mexicali — шедевр для двоих, приготовленный на основе карне асада.
  Две бутылки дорогого Шардоне.
  Странный вкус Корвина в вине или желание угодить своему спутнику?
  Майло спросил каждого из ведущих, могут ли они вспомнить пару, которая ела эти блюда.
  Уилсон Р. сказал: «Нет, если только они не постоянные клиенты...», изучая чек.
  «Нет». В очередь: «Бейнбридж, группа из четырех человек?»
  Лурдес Брисено сказала: «Я действительно хотела бы вам помочь, ребята, но я действительно не помню. Правда. Мне так жаль». Она ушла со следующими счастливчиками.
  Мексиканское заведение было нашей последней остановкой. Мы прибыли сразу после восьми вечера, и нас заставили ждать, пока население истекающих слюной граждан увеличивалось.
  Много семей, много детей.
  Майло сказал: «После голода бэби-бум».
  Он прикрывает рот ладонью, чтобы его было слышно среди людской болтовни, звона столовых приборов и музыки мариачи.
  Вернулась Лурдес Брисено, явно удивленная нашим появлением.
  Майло сказал: «Ты не слышал мой последний вопрос. Ты помнишь вечеринку?»
  «О. Нет, не знаю, правда, извини».
  «Ничего страшного». Он слегка навис, усмехнулся. «День выдался долгий.
  Не могли бы вы пригласить нас на ужин?
  «Я…» Она посмотрела мимо нас. «Конечно. Конечно. Мы действительно ценим то, что вы делаете».
  Взяв два меню, она повела нас в дальний конец ресторана, вызывая недовольное ворчание.
  Майло пробормотал: «Несите вилы и фонари».
  Лурдес Брисено, звуча совершенно неубедительно, крикнула: «Одну секунду, люди. У них забронирован столик».
  Она поспешила к столу, стоявшему в углу. Скорее, это была стойка с напитками, едва ли достаточно широкая для двух человек, если держать локти на расстоянии.
  Я подумал: «Точно как в его офисе».
  Майло расправил плечи и скользнул внутрь.
  Лурдес Брисено сказала: «Я знаю, что здесь очень тесно, но это все, что я могу сделать, мне очень жаль».
  Когда она ушла, Майло сказал: «Я действительно ей верю».
  Он изучал свое меню, как монах, которому поручено читать иллюстрированную рукопись. «Все звучит довольно хорошо — место пахнет хорошо, наконец-то
   что-нибудь, чтобы перебить этот чертов запах духов».
  Он начал раскладывать меню. Оно бы покрыло его половину стола, поэтому он его и оставил. «Комбо — то, что заказал Чет — на самом деле звучит довольно хорошо».
  «Это на двоих».
  «Вы снова стали аскетами?»
  "Действуй."
  «Отлично», — сказал он. «Как только я получу свою долю здесь», — похлопывая себя по животу
  — «Может быть, у меня будет один из тех мистических опытов в стиле нью-эйдж».
  Я спросил: «Прозрение, вызванное коровой?»
  «Почувствуйте, что сделала жертва, и вызовите сочувствие».
  «Лучше, чем проглотить жертву».
  Он рассмеялся.
  Лурдес Брисено вернулась с портативным устройством. «Мы действительно застряли, поэтому я позабочусь о вас, ребята. Вы знаете, чего хотите?»
  Майло отдал ей приказ.
  Она сказала: «Отличный выбор, он действительно популярен. Выпить?»
  «Сердце говорит: «Cerveza», работа говорит: «Холодный чай».
  Она надулась. «Ох, бедняги. Ладно, через секунду принесут чипсы и сальсу».
  Она отскочила. Никакого упоминания о том, что мы заказали то же самое, что и Корвин. Она, вероятно, не заметила.
  Так и происходит с большинством людей: детали — это вторжение. А есть еще и остальные из нас, лежащие в постели в три часа ночи и пролистывающие тома мысленного мелкого шрифта.
  Я сказал: «Корова и Шардоне».
  Майло кивнул. «Не говорите гендерной полиции, но я думаю, выбор женщины. Это, ожерелье, кто бы она ни была, у них было больше, чем порно в мотеле. И тот факт, что они вместе уже два месяца, указывает против наемной убийцы. Так что вопрос в том, что случилось с ней в Сахаре.
  А если она сбежала и заботилась о Чете, почему бы не заявить об этом?»
   «Страх», — сказал я. «Это соответствует тому, что именно она вызвала его.
  Избегала вызова 911, чтобы сохранить анонимность и не допустить записи своего голоса».
  Помощник официанта принес мини-корзинку кукурузных чипсов, суповую миску, полную сальсы, пивные кружки, наполненные холодным чаем. Используя комично изящное хватание пальцев, Майло извлек чипс, обмакнул, попробовал, отпил, повторил и удовлетворенно вздохнул. «Качество, но не за счет количества. Ключ к успеху в Доме храбрых».
  Дюжина измельченных чипсов спустя: «Чет и Мадам Икс встречаются на озере и здесь, в городе. Может, она местная. А что насчет Камаро?»
  Я сказал: «От Вентуры до Эрроухеда многое покрывается. Сильные эмоции могут это сделать».
  «Ненависть как реактивное топливо души. Разве не сказал это какой-то психолог?»
  «Никогда не слышал».
  Он ухмыльнулся. «Это потому, что я только что это выдумал. Да, ты говоришь логично. У хиппи были какие-то претензии к Брауну и Корвину. Его возраст, это может отбросить нас назад к тому, что ты сказал раньше: запретный парень Челси. Он преследовал обеих своих жертв, сначала позаботился о Брауне, заметил Чета, когда тот ехал сюда, а затем обратно в Голливуд».
  Я сказал: «Может быть, ЭмДжей Браун что-то вспомнила с тех пор, как мы с ней поговорили».
  Он позвонил жене номер три. Она по-прежнему не знала никого с черным Camaro.
  Майло послушал немного, сказал: «Насколько мне известно, нет… нет, честно говоря, мэм, мы просто задаем вопросы… именно… хорошо, я… я обязательно подам запрос. Берегите себя».
  Он повесил трубку. «Она теперь будет все время смотреть на машины в своем квартале и сходить с ума. Вдобавок ко всему у нее мучительный приступ артрита. Я определенно должен чувствовать себя виноватым».
  Он разбил еще несколько фишек. «Мое искупление — я звоню в полицию Вентуры и прошу о нескольких поездках к ней домой».
  Он довел дело до конца, получил направление по цепочке, как обычно, и в итоге получил прохладное «Посмотрим» от кого-то его же ранга.
   Он сказал: «Пока мы в колеи Вентуры», — и позвонил Генри Прието. На этот раз он повесил трубку, смеясь. «Он уже навострил глаза, разве я не думаю, что он дал бы мне знать, если бы что-то знал?»
  Две горы маринованной говядины, каждая из которых была окружена ломтиками авокадо и редиски, прибыли. В качестве гарнира были жареные бобы, рис и рагу посоле, дополненные грубой, черной каменной миской гуакамоле и блюдом глазированных, натертых перцем свиных ребрышек.
  «Ого», — сказал Майло.
  «Она говорит mucho gusto », — сказал официант, указывая на Лурдес Брисено, держащую в руках охапку меню, пока она вела группу из восьми человек через зал. Ворчливый октет, прищуренный взгляд выживших в авиакатастрофе, оценивающих пищевую ценность своих друзей.
  Майло помахал ей рукой.
  Она устало ответила тем же.
  «По крайней мере, кто-то меня любит», — сказал он. «Жаль, что она действительно неактуальна».
  —
  Я был голоден и взбудоражен, съел больше еды, чем обычно, прежде чем наткнулся на стену насыщения. Я отодвинул тарелку. Внимание Майло было приковано к его собственному ужину, его руки были турбинами, поглощающими еду. Я пил чай, когда он вынырнул, чтобы глотнуть воздуха.
  Взгляд на мою частично съеденную гору. « Вероятно, она это сделала. Г-жа.
  Армани».
  «Что сделал?»
  «Сидел там, как ты, самодовольный и худой, пока старый Чет все это упаковывал».
  Я спросил: «Вы проявляете кулинарный снобизм?»
  «Просто указываю на грех умеренности. Это крест, который я несу. Не только ты, Рик. Весь остальной неразумно разумный мир».
  Он сгорбился над едой и вернулся к делу. Еще один авокадо услышал от.
   Его замечание заставило меня вспомнить о Чете Корвине и его любовнице, встречающихся, обедающих, тусующихся в нескольких местах. Это вызвало еще одну мысль.
  Я сказал: «Это неправдоподобно, но что, если Донна Вейланд — женщина, которая только что ушла от мужа — брюнетка примерно того же возраста, что и Чету, или моложе?»
  Он отложил приборы. «Что вызвало это?»
  «Мысленные блуждания. Я вспомнил ту сцену, которую мы видели несколько ночей назад, Пол Вейланд, подъезжающий, весь подавленный, говорит Фелис, что его брак распался.
  За все это время мы ни разу не видели Донну. Новые отношения объяснили бы это, а где люди находят любовников? На работе и недалеко от дома».
  «Старая соседская игра», — сказал он. Его глаза сверкнули. «Эй, Фелис была довольно чувствительна с Вейландом. В остальном она была ледяной королевой. А что, если неверность была обоюдной?»
  «Чет и Донна, Фелис и Пол».
  «Похоже на фильм, но почему бы и нет, ваш обычный жаркий пригород. Черт, весь этот чертов тупик может быть гнездом греха — Битт и Челси с одной стороны, супружеские неурядицы с другой».
  Он нахмурился. «Отлично для прайм-тайма, но как впишется Black Camaro? Не говоря уже о Braun... черт, есть одна вещь, которую я могу сделать».
  Он позвонил, набрал в Google запрос по картинке и передал мне телефон.
  Пять Донн Вейланд, трое из них в возрасте двадцати с небольшим лет. Великолепная чернокожая чирлидерша из Хьюстонского университета была поймана в воздухе, бортпроводница Alaska Air из Ванкувера, Британская Колумбия, позировала в бикини на безымянном пляже, разработчик игрового шоу из Уильямсбурга, Бруклин, щеголяла на лице большим количеством железа, чем мощный магнит, Донна Этелина Вейланд из Патерсона, Нью-Джерси, скончалась в 1937 году.
  Донна А. Вейланд, сотрудница Объединенного школьного округа Лос-Анджелеса, появилась однажды на групповом снимке образовательной целевой группы, собравшейся в Рино.
  Среднего возраста, полное лицо и пышнотелый, волосы, которые могут быть седыми или светлыми, подстрижены в строгую прическу, большие очки, неуверенная улыбка.
  Майло сказал: «Возможно, она разбила сердце Полу, но я не собираюсь покупать Armani, дорогой шоколад и вино у кого-то вроде Чета».
   Я вернул телефон. Он вытер рот салфеткой, подозвал официанта и заказал кофе.
  Майло выпил две чашки, поднял свою массу и бросил деньги на стол. Не нужно ждать чека, он всегда превосходит.
  Я сказал: «Давайте поделим».
  «Как будто это произойдет».
  Вычерпнув еще щепок из миски, он кивнул в сторону входной двери. «Вилы исчезли, давайте вернемся к предполагаемой цивилизации».
  
  Ни слова от Майло на следующий день. Ничего в моем субботнем календаре, кроме ужина с Робин. Тем временем она работала.
  Я доехал до Палисейдс, припарковался в четверти мили от дома Корвинов и пошел пешком.
  Использование ног в Лос-Анджелесе без собаки заставляет людей нервничать. Когда я был в квартале отсюда, я вырезал свой просроченный LAPD
  Значок консультанта на моем поясе. Он не дает мне никаких прав, но может приглушить беспокойство.
  В начале Эвада-Лейн это подверглось испытанию.
  Когда я въехал в тупик, мимо меня проехал старый бледно-голубой BMW 6, остановился на мгновение, затем въехал на подъездную дорожку второго дома на северной стороне квартала. Номера Иллинойса, краска в соляных пятнах и грязная.
  Из машины вышел мужчина с сумкой для покупок, сплетенной из макраме. Сороковые, густая копна седых волос, такая же борода. На нем был твидовый пиджак, отутюженные джинсы, синяя рабочая рубашка, коричневые с коричневым кончики ботинок. Стоя у водительской двери, он прижал палец к подбородку, словно обдумывая варианты.
  Я продолжил идти, расположившись так, чтобы значок было легко заметить.
  «Полиция?» — спросил он.
  Я остановился. Он поставил сумку. «Если я прав, я заметил еще одного из вас, ребята, похожего на тяжелоатлета? Я возвращался домой после выходных, рано утром, увидел его за углом. Когда он увидел
   Я, он начал бегать трусцой, что казалось странным в тот час. Надеюсь, он один из вас, а не какой-нибудь мускулистый грабитель».
  Я улыбнулся.
  Он сказал: «Так и знал! Я весьма впечатлен тем, как вы, ребята, придерживаетесь этого. Сколько времени прошло — несколько недель».
  "Точно."
  «Похвала. Там, откуда я родом, удачи в получении продолжения».
  «Где это?»
  «Южная часть Чикаго».
  "Профессор?"
  «Это настолько очевидно?»
  «Ты не похож на гангстера».
  Он усмехнулся. «Саут-Сайд — это все бандиты и ученые? Это немного поверхностно. На самом деле, вы правы. На самом деле, есть значительный переток между бандитами и учеными».
  Я рассмеялся и подошел к нему. Сумка из макраме была заполнена продуктами. Сверху лежал упакованный стейк; травяной откорм, органический, Whole Foods.
  Я протянул руку. «Алекс Делавэр».
  Его хватка была крепкой. «Барт Табачник. Я в университете на семестре преподаю экономику. Надеюсь, я не собираюсь переоценивать то, что я наблюдал.
  Я действительно не думал, что это важно, и до сих пор не думаю, но, увидев тебя, я подумал: «А почему бы и нет?» Раз уж это все еще не решено».
  Я сказал: «Мы будем признательны за все, что вы можете предложить».
  «Это было за пару недель до того, как все произошло», — сказал Барт Табачник.
  "Несмотря на это."
  «Ладно. Я уверен, вы знаете, что парень, который живет слева, — художник по имени Битт. После убийства люди шептали о нем, видимо, они считают его странным. Я не общался с ним, но мне стало любопытно, поэтому я поискал его работы, и его работы довольно необычны. Обычно я предполагаю, что здесь имеет место столкновение норм — это довольно консервативный район, я бы не хотел никого навлекать на себя. Но потом я увидел его лицо и я
   понял, что видел его раньше. Только один раз, но это может быть существенно. А может и нет.”
  Он погладил бороду. «Извините, я склонен многословить, профессиональный риск, мне платят за то, чтобы я читал лекции, короче говоря: Примерно через неделю после убийства я видел, как Битт и еще один мужчина ссорились. Я подумал, не Корвин ли это
  —на всякий случай, я никого здесь не знаю, но это был его дом—
  В любом случае, я поискал его имя, и это был Корвин».
  Пауза. «Если он уже рассказал вам об этом, мне нечего добавить».
  Понятия не имею, что Корвин умер. Чтобы породить сплетни, нужна целая деревня. Жители Эвады, похоже, общались на эмоциональном уровне банок на полке в кладовке.
  Я спросил: «Что ты видел?»
  «Я бы назвал это встречей между Биттом и Корвином. Я бы не назвал это обменом, потому что говорил только Корвин. Довольно много говорил. Его язык тела казался несколько напористым». Он продемонстрировал это, наклонившись вперед.
  Я спросил: «Как отреагировал мистер Битт?»
  «Вовсе нет, он просто стоял там. Я чувствовал, что может назревать напряжение, хотя у меня не было явных признаков этого. Но живя на Саут-Сайде, ты начинаешь чувствовать это. Я чувствовал, что что-то может произойти».
  «Физическое насилие».
  «Мне это показалось возможным. Я не хотел в этом участвовать, поэтому я вошел внутрь, убрал свои вещи, вернулся к окну. Что бы ни началось, оно уже закончилось. Корвин шел обратно к своему дому, а Битт перешел улицу и направился в противоположном направлении. Я вышел, чтобы выкурить сигару — мой домовладелец не разрешает курить в доме. И женщина, которая живет прямо там», — указывая налево, «вышла и спросила, видел ли я «суету». Я сказал, что видел, она обозвала их парой глупых мальчишек, разразилась тирадой о том, что нужно платить огромные налоги на недвижимость, чтобы жить в хорошем районе, и все равно иметь дело с глупостью».
  Он улыбнулся. «Она немного чокнутая».
  Я спросил: «Имя?»
  «Не знаю. Если вы собираетесь с ней поговорить, пожалуйста, не вмешивайте меня в это».
  «Еще бы. Битт и Корвин живут на другом конце квартала, но они привезли свои проблемы сюда».
  «Я действительно об этом думал», — сказал Барт Табачник. «Возможно, они гуляли, столкнулись друг с другом, и возникла какая-то предыдущая проблема. Что это могло быть, извините, понятия не имею».
  «Благодарю за вклад, профессор. Что-нибудь еще вы хотели бы мне сказать?»
  «Нет, и, пожалуйста, не упоминайте мое имя нигде. Мне интересно отслеживать микротенденции, я, как правило, более наблюдателен, чем большинство. Но я действительно не хочу, чтобы кто-то попадался мне на глаза».
  "Конечно."
  Подняв сумку с покупками, он подбежал к входной двери, повернулся ко мне, ударил кулаком по воздуху и вошел внутрь.
  Он даже не взглянул на мой значок.
  
  Нет ничего лучше, чем соседский чудак, когда тебе нужны подробности.
  На коврике перед домом, примыкающим к Табачнику, было написано: «Не покупай то, что продаешь». Никакого ответа на мой стук или звонок в дверь.
  Я вернулся в «Севилью», позвонил на рабочий телефон Майло и передал рассказ Табачника.
  Он сказал: «Этот парень вчера вечером сделал Мо. Черт. Встреча, да?»
  «Это звучит недружелюбно», — сказал я, — «поэтому взаимный интерес к шоколаду может не означать товарищества».
  «Ладно, приятно слышать. Я собирался тебе позвонить, Мо заметил Челси, которая делала один из своих ночных трюков в час ночи. Она проскользнула через эти шуточные ворота, то есть вышла через заднюю дверь. Она направилась прямо к дому Битта, закурила сигарету, посмотрела в окно Битта и вернулась домой.
  У Битта не было света, так что, возможно, она не хотела его будить. Или я ошибаюсь, что происходит что-то жуткое, она просто хочет тайком покурить.
  Еще одна мелочь — отсутствие отпечатков пальцев или ДНК на телефоне, который я поднял у А-образной рамы, а неопознанный телефон из мотеля слишком неполный для анализа».
  Мимо меня проехала машина. Старый серый дизельный Mercedes цвета оружейного металла, сосредоточенная седовласая женщина хмурилась и ползла вперед, обеими руками сжимая руль. Она свернула на подъездную дорожку, граничащую с Табачником.
   Я сказал: «Перезвоню», — и наблюдал, как машина резко остановилась, взбрыкнула и повторила это отрывистое выступление несколько раз.
  Женщина с белыми волосами, крошечная, худенькая, с хвостиком, одетая в черные трикотажные штаны и топ и черные балетки, обошла машину и направилась к пассажирской стороне. С усилием открыв дверь, она вытащила черную сумочку, повесила ремень на узкое плечо. Затем последовал бумажный пакет для покупок — Джелсона — и положила его на землю. Чтобы закрыть тяжелую дверь «мерса», потребовалось две попытки.
  Она вручную заперла машину с обеих сторон, достала сумку и, держа ее двумя руками, подошла к входной двери.
  Я был бойскаутом в детстве, имел этот импульс помогать, но враждебный коврик убил любую идею рыцарства. Я подождал, пока она не занесла свои продукты внутрь и не закрыла входную дверь. Засов щелкнул. Я дал ей дополнительное время, чтобы успокоиться, прежде чем позвонить в звонок.
  Хриплый голос спросил: «Кто там?»
  "Полиция."
  «Докажи это».
  Я отстегнул свой значок и поднес его к глазку.
  «Хмф», — сказал голос. Несколько мгновений ничего не происходило, и я задался вопросом, не звонит ли она на станцию. Без предварительного уведомления Майло это могло бы усложнить ситуацию. Но дверь открылась, и она уставилась на меня, затем на значок.
  «Дай-ка мне взглянуть».
  Один из немногих. Я передал. Она прищурилась. Может, дальнозоркость меня спасет.
  «Ты симпатичный парень, это тебе ничего не дает... Доктор наук? Что это за полиция такая?»
  «Я психолог, работающий с полицией».
  «У меня племянница-психолог. Она тоже татуированная сумасшедшая».
  Окидывая меня быстрым взглядом. «Что я могу для вас сделать? Думаю, это Доктор».
  «Мы проводим расследование инцидента в доме Корвинов».
  «Это их имя, да?» — фыркнула она. «Что за инцидент? Просто выйди и скажи это, псих порезал кого-то и оставил части тела в его доме».
  «Это еще один способ выразить это», — сказал я, улыбаясь. Она не ответила взаимностью.
   «Не смягчай ради меня, я тридцать лет проработала медсестрой в отделении неотложной помощи. До этого я была в армии». Костлявая рука метнулась вперед.
  «Эдна Сан Фелипе».
  Она крепко сжала мою руку, отшвырнула ее, как использованную салфетку. «Знаешь что-нибудь о больницах?»
  Странный вопрос. «Работал в Western Peds».
  «Детская больница», — сказала Эдна Сан Фелипе. «Даже так. Название
  «Горацио Сан Фелипе» вам о чем-нибудь говорит?»
  «Извините, нет».
  «Мой брат был величайшим кардиохирургом, который когда-либо жил. Замена клапана Pig при пневмонии, он придумал, как сделать ремонт с минимальным вмешательством. Наш отец был послом США в Гондурасе. Наши дед и прадед выращивали больше бананов, чем Доул».
  Она покачала головой. «Никто больше не изучает историю. Так что я могу сделать для вас, доктор ?». Моя степень звучит как шутка о заочном обучении.
  «Если вы хотите мне что-то рассказать об убийстве...»
  «Труп незнакомца оказывается в чьем-то доме? Это не случайно.
  Как он туда попал? Почему они? Это все еще не решено, они должны что-то скрывать».
  «Есть ли в них что-то такое...»
  «Нет, я просто рассуждаю логично».
  «У вас остались какие-нибудь впечатления о них?»
  «Значит, я права», — сказала она.
  "В этот момент-"
  «Нет, у меня нет никаких впечатлений», — сказала она. «Никогда не имела с ними дел, за исключением того, что время от времени я видела его — мужа — и он пытался поболтать. Он скользкий тип, притворяется, что мы знаем друг друга, когда это не так.
  Как политик».
  «Есть ли связь с миссис Корвин?»
  «Она типичная», — сказала Эдна Сан Фелипе. «Окрашенные волосы, одежда, маникюр». Демонстрация собственных ногтей, тупых и неотполированных.
   «В отделении неотложной помощи вы по локоть в чьих-то внутренностях, вы не шутите с когтями».
  «Один из моих друзей — хирург отделения неотложной помощи».
  "Где?"
  «Кедры. Доктор Ричард Сильверман».
  «Что он латает?»
  «Он хирург-травматолог».
  «Держу пари , что у него короткие ногти». Она начала закрывать дверь.
  Я сказал: «Значит, о Корвинах вы ничего не можете...»
  «Жена работает, я отдаю ей должное. Я знаю это, потому что вижу, как она загружает детей утром и не возвращается до позднего вечера, когда привозит их домой — вот это да, это пара...» Наконец, не находя слов.
  «Дети».
  «Мальчик кажется мне потенциальным негодяем», — сказала Эдна Сан Фелипе.
  «Однажды я услышал, как мои мусорные баки с грохотом упали на землю, а когда я вышел проверить, тот самый бак ехал на скейтборде по кварталу».
  «Вы жаловались?»
  «Какой толк от этого, дисциплины больше нет». Она криво улыбнулась. «Что я сделала, так это выложила крышки своих банок пастой хабанеро, это перец чили, способный проделать дыру в вашей толстой кишке. Если бы этот негодяй попробовал еще раз и потрогал свое лицо, он бы понял».
  Она выдержала мой взгляд. «Ты думаешь, это насилие над детьми? Я называю это образованием.
  То же самое касается чьей-то собаки, которая нюхает вокруг, хабанеро в траве, пусть дворняга учится на опыте. И не беспокойтесь о риске для мусорщиков, у них есть эти автоматические грузовики, садитесь на свои кейстеры и используйте лебедку.”
  Она сложила руки на тощей груди, бросая мне вызов спорить.
  Когда я этого не сделал, она сказала: «А вот и девочка. С ней явно что-то не так. Она умственно отсталая или аутистка? Либо одно, либо другое, этот пустой взгляд в ее глазах. Она бродит по ночам. Я поздно возвращалась домой со своего места на пляже, видела ее. Ночью. Поздно. Где родительский надзор?»
   Дверь распахнулась на несколько дюймов шире. «Полиция понятия не имеет, поэтому они вызвали тебя на психоанализ?»
  «Что-то вроде того», — сказал я. «Я хотел бы спросить о другом вашем соседе...»
  «Здесь никто не сосед», — сказала Эдна Сан Фелипе. «Мы живем вместе, но нет никакого общения. В Гондурасе все было не так. Наши рабочие были счастливы, как моллюски, собирать бананы, все общались, на всех уровнях социальной лестницы. Кто?»
  Я сказал: «Тревор Битт».
  «Это было моей первой мыслью, когда я услышал об этом».
  «Почему это?»
  «Элементарная логика. Происходит что-то странное, ищите странного человека».
  «Вы имели с ним дело?»
  «Никаких. Но он также ненормальный, в этом нет никаких сомнений».
  «Один из жителей квартала стал свидетелем возможной ссоры между мистером Биттом и мистером Корвином».
  Она взглянула на дом Табачника. «Он послал тебя ко мне?»
  «Нет, мэм».
  «Я случайно это увидел, я не зеваю. В отличие от него, как его называют эти люди, шпионы — йенты. Как в фильме Стрейзанд. Обожаю ее голос, но никогда не покупал ее как мужчину».
  «Что вы можете рассказать мне о встрече Битта и Корвина?»
  «Я видел, как двое взрослых мужчин вели себя как дети на детской площадке».
  «Агрессивный».
  «Сталкиваются», — сказала Эдна Сан Фелипе. «Как дети».
  «Есть ли у вас какие-либо соображения по поводу сути конфликта?»
  «Понятия не имею».
  «Профессор Табачник сказал, что все разговоры делал мистер Корвин».
  «Он был».
  «А мистер Битт просто стоял там».
  «Как Сфинкс», — сказала она. «Он не был счастлив, это было очевидно из того, что вы, люди, называете языком тела. Я бы долго и пристально посмотрела на него. Как
  Я сказал, не случайно, и этот человек явно не в себе. Сутулится, как робот. Делает вид, что не слышит, когда ты говоришь «привет». Что я и сделал всего один раз, поверь мне.
  Я сказал: «По крайней мере, он не опрокинул ваши банки».
  Она посмотрела на меня. Если бы лица были инструментами, то ее лицо было бы филейным ножом. «Это что, шутка?»
  Дверь закрылась.
  Чудачка, но ее инстинкты были хороши: ничего случайного в свалке тел, сосредоточиться на необычном соседе. Теперь, когда я узнал о том, что Битт впитал гнев Чета Корвина, он заслуживал дальнейшего наблюдения.
  
  Эвада Лейн, час ночи. Беззвездное небо провисло, словно промокший от дождя брезент, истощенная луна отбрасывала анемичный свет.
  В первый раз, когда я был здесь после наступления темноты, светодиоды на столбах и мигающие полосы на крышах патрульных машин превратили тупик в миниатюрный театральный район.
  Сегодня вечером никого не было; тишина была напряженной, как у жертвы с кляпом во рту.
  Я припарковался на квартал дальше, чем сегодня днем, желая избежать пробежки по памяти какого-нибудь беспокойного жителя. Мои кроссовки скрипели от долгого износа; мои спортивные штаны и рубашка были черными. Меня можно было принять за грабителя. Если бы Мо Рид или Шон Бинчи были на страже, он бы разобрался.
  Никаких признаков детективов, пока я шел. Может, потому, что они были профессионалами. Или бюджет сверхурочных закончился.
  Когда мои глаза привыкли к темноте, я начал различать контуры крыш.
  Там, где улица не была такой же чернильной, как моя одежда, пятна фиолетового и сиреневого цвета были видны, как уколы булавкой. Свет горит перед домом Барта Табачника, но его машина уехала. Если бы я был грабителем, мне было бы интересно.
  Освещение появилось только в трех других резиденциях, одна из которых была тюдоровской, принадлежавшей Тревору Битту, где единственное окно на втором этаже, выходящее на улицу, образовывало прямоугольник телесного цвета.
  Свет у Корвинов выключен. Интересно, как там дети.
  Я прошел треть квартала, чувствуя себя бродягой. Прошел половину пути, но так и не увидел ни одного молодого D. Стволы уличных деревьев
   были слишком редкими, чтобы обеспечить укрытие, и я не видел очевидных мест для укрытия, если только не подходить слишком близко к домам.
  Не на вахте.
  Я продолжил идти, планируя дойти до конца тупика, вернуться назад и повторить путь, прежде чем вернуться домой в надежде поспать.
  Звук, раздавшийся где-то в квартале, заставил меня замереть на полпути.
  Звуковой дуэт: удар, затем щелчок.
  Я съехал с тротуара на чей-то царапанный засухой газон, прищурился и сосредоточился на источнике шума. Фиолетовые пятнышки помогли мне, стробируя движение со стороны дома Корвина.
  Едва заметный намёк на человеческую форму появился, прежде чем исчезнуть из виду.
  Я подбежал ближе.
  Фигура направилась к дому Битта и остановилась под уличным окном Битта.
  Челси Корвин стоит, слегка сгорбившись.
  Она что-то сделала руками. Желтый язык дернулся, появилась оранжевая точка, и пламя превратилось в россыпи земных звезд, падающих на землю.
  Зажженная спичка, брошенная на землю. Окурок сигареты вспыхнул от долгой затяжки.
  Челси выкурила его, выбросила окурок, дала ему догореть и ничего не делала некоторое время. Затем она двинулась, направляясь к той стороне дома Битта, которая граничила с ее домом.
  Я занимался спортивной ходьбой и остановился через два дома.
  Скрип ног, шаркающих по цементу.
  Она закашлялась. Сигнал? Или табак пробирается сквозь молодые легкие?
  Она уже делала это раньше. Насколько нам известно, Битт понятия не имел, что она предпочла его собственность для тайного подросткового бунта.
  Скорее всего, она проберется домой.
  Еще два покашливания, которые звучали намеренно. Затем: слабый, похожий на барабанный стук.
   Бритье и стрижка стоят шесть бит.
  Скрип вращающихся петель.
  «Ты здесь», — сказал мужской голос. «Хорошо».
  Визг, шипение, хлопок, когда дверь закрылась.
  Я подождал несколько секунд, прежде чем подкрасться. Окурок приземлился около участка агавы, проиграв битву за выживание суккулентам, покрытым ночной росой.
  Уличное окно Битта потемнело. Другой прямоугольник на стороне дома засветился, как будто в качестве компенсации. Окно, выходящее на дом Корвина.
  Спальня Челси.
  Я постоял там некоторое время, и когда девушка не вышла, я вышел оттуда. Подождал, пока не пройду мимо дома Барта Табачника, прежде чем позвонить.
  —
  Полусонный голос Майло был забитой слюной тубой. Он быстро пришел в себя; все эти годы ночных звонков об убийствах. «Подожди, я пойду в другую комнату».
  Через несколько мгновений он вернулся, тромбон без слюны. «Мы следим, ничего не получаем, ты появляешься один раз. Хранишь свой лотерейный билет в надежном месте?»
  «Новичкам везет», — сказал я. «Я не заметил Мо и Шона».
  «Мо только что раскрыл свое собственное убийство, а Шон начал раскапывать нераскрытое дело. Так что она определенно пошла внутрь».
  "Без сомнения."
  «Я знал , что мы правы, он подонок. Ладно, что теперь...» Приглушенный зевок. «Налетать на это место только потому, что она там, плохая идея, к тому времени, как я приму меры, она, вероятно, уйдет. И слишком много непредсказуемых вещей. Но этого должно быть достаточно для ордера, должно быть, я поговорю с Нгуеном или сразу пойду искать чертового судью. Единственный глюк, который я вижу, это твое присутствие, тебя, возможно, придется назвать субагентом полиции или что-то в этом роде». Он рассмеялся. «Тебе заплатят раньше».
  Я сказал: «Меня это устраивает, но есть еще одна проблема. Как психолог я обязан сообщать о подозрениях в жестоком обращении с детьми».
   «Как определили?»
  «В этом-то и проблема», — сказал я. «Нет четких определений
  «подозреваемый», правила постоянно меняются, и всякий раз, когда я пытаюсь получить разъяснения от государственного совета, они дают мне тарабарщину. Если вы будете действовать быстро, я смогу сделать звонок в то же время. И я думаю, Фелис должна сразу узнать. Она расстроится, может быть, сможет раскрыть Челси».
  «Сложности», — сказал он, — «но в целом вы сделали мою жизнь проще».
  
  В десять утра следующего дня я позвонил на рабочий номер Фелис Корвин.
  В ее голосовом сообщении говорилось, что она вернется в офис во второй половине дня. Я попросил ее позвонить мне.
  Она не позвонила, я попробовал снова, тот же результат. Ни на ее личном мобильном, ни на стационарном телефоне ответа нет. В пять пятнадцать она позвонила в мою службу, и меня соединили.
  «Что это, доктор?»
  «Я хотел бы зайти и поговорить с вами».
  «А что насчет?»
  «Это лучше обсудить лично».
  "Я не понимаю."
  «Я уточню, когда мы встретимся».
  «Это… это что-то про Чета?»
  «Связано с Четом».
  «Связано», — сказала она. «Я только что пришла, тренировка по баскетболу Бретта. Ты не можешь мне сказать, в чем дело?»
  «Я бы предпочел этого не делать».
  «Хорошо, приходи в течение следующих пары часов. Но я буду готовить ужин».
   —
  Она встретила меня у двери, держа в руках кухонное полотенце, с распущенными волосами, в зеленой футболке с надписью «Lake Tahoe» , белых штанах для йоги и со свежим макияжем.
  «Это было быстро», — сказала она. «Вы мотивированный парень, доктор».
  Я улыбнулся. Она отошла в сторону, настороженно посмотрела на меня и повела на кухню.
  На центральном острове стояло пустое ведро из-под KFC, недоеденное печенье, контейнер с капустным салатом, бумажные салфетки и пластиковые приборы.
  Никаких признаков детей.
  Она сказала: «Кофе? Это без кофеина, после трех я не могу пить настоящий».
  Она подпрыгивала на ногах, в ее голосе слышалась мелодичность, напряжение, возникающее из-за вынужденной небрежности.
  Я сказал: «Конечно, спасибо».
  Очистив остров, она налила две кружки, принесла молоко и сахар.
  Когда я устроился, она села слева от меня, расположившись так, чтобы при желании можно было избегать зрительного контакта.
  Распустив волосы, она позволила им качаться и отпила. «Ты действительно заставляешь меня любопытствовать».
  Я сказал: «Расследование смерти Чета включало наблюдение за вашей улицей».
  Ее брови изогнулись. «Даже если это произошло где-то в другом месте?»
  «Наблюдение предоставило некоторую информацию, которая может быть связана или не связана с каким-либо из убийств. В любом случае, я твердо уверен, что вам нужно знать. Мое решение, а не полиции. Как мы оба знаем, Челси уходит из вашего дома поздно ночью. Вчера вечером она ушла вскоре после часа ночи и вошла в дом Тревора Битта. Я обязан сообщить о подозрении на жестокое обращение с детьми».
  Я приготовился к шоку, ужасу и гневу.
  Фелис Корвин покачала головой, как будто я сказал что-то глупое, и пронзительно рассмеялась. «О, боже». Она поставила чашку, сделала глубокий вдох, отвернулась. «Во-первых, это не насилие над ребенком, потому что она не ребенок. Ей скоро исполнится восемнадцать. Через несколько дней, между прочим».
  «Юридически она все еще...»
   «О, пожалуйста. Правда? »
  «Тебя это не беспокоит».
  «Вы, очевидно, убедили себя, что происходит что-то отвратительное».
  «Вы не согласны».
  «О, Господи». Она вернулась к раковине, рывком открыла ящик, закрыла его. «Я знаю, что ты хочешь как лучше. Но это не поможет Челси».
  Я ничего не сказал.
  Она вернулась на остров, на этот раз повернувшись ко мне лицом, но оставаясь на ногах.
  «Я не сомневаюсь, что вы думаете: « Она ужасная мать » .
  На ее глазах появились слезы.
  Я сказал: «Если есть что-то, что мне следует знать».
  «О, там что-то есть». Оглядев комнату, словно голодное животное, выискивающее объедки, она схватила сумочку и достала ее. «Там много чего есть».
  Достав свой мобильный телефон, она набрала заранее запрограммированную однозначную цифру. «Привет.
  У нас ситуация... — Взглянув на меня. — Не могу. Нужно сейчас... да, пожалуйста.
  Она села и выпила еще кофе.
  Раздался звонок в дверь. Не спереди, а из хозяйственной двери, ведущей с заднего двора в прачечную.
  Маршрут выхода Челси. Маршрут боди-драга.
  Фелис Корвин крикнула: «Открыто!» Повернулась задвижка. Шаги. Мужчина вошел на кухню, шаркая ботинками по полу.
  Высокий и поджарый, с узким бледным лицом, испещренным морщинами.
  Белые волосы, аккуратно зачесанные набок. Одежда мешковатая, щеки ввалились, морщины углубляются к низу, словно их тянут вниз маленькие рыболовные крючки.
  Стрижка для руководителя, одежда для руководителя в свободное время, словно сошедшая с рекламы круизного лайнера: серый кашемировый свитер с V-образным вырезом, белая рубашка-поло, отглаженные брюки цвета хаки, темно-красные пенни-лоферы, на каждой из которых — блестящее медное изображение Линкольна.
  Выцветшие аквамариновые глаза с коричневыми вкраплениями, вложенными в креп телесного цвета. Никакого интереса ко мне. Он посмотрел на Фелис и произнес ее имя.
   Его голос был слабым карканьем. Он выглядел готовым заплакать.
  «Это тот психолог, о котором я тебе рассказывал».
  Мужчина посмотрел на меня, судорожно моргая, губы дрожали. Она отодвинула стул. Он сел. Она положила руку ему на плечо. Он задрожал.
  «Доктор. Делавэр, Тревор Битт.
  Никаких новостей. То же лицо, что и в Интернете, постаревшее, измученное.
  Я сказал: «Алекс Делавэр».
  Битт сказал: «Психолог. Я знал нескольких». Он сгибал пальцы.
  Паучьи, изящные, беспокойные пальцы, ногти удлиненные и гладко подпиленные. Чернильные пятна на правом большом пальце и мясе правой руки.
  Фелис держала его за плечо. Рука, испачканная чернилами, медленно поползла вверх, собираясь коснуться ее пальцев, когда шаги слева заставили нас троих обернуться.
  Челси вошла, босиком, держа в одной руке миску, в другой — ложку. На ней была бесформенная серая толстовка и джинсы.
  Ее глаза метнулись к Битту. «Ты здесь». Миска выпала из ее рук, ударилась об пол и разбилась. Ложка последовала за ней мгновением позже, подпрыгивая и звеня.
  Тревор Битт встал, взял прибор. «Где твоя метла?»
  Фелис Корвин сказала: «Я разберусь с этим, Трев».
  Челси Корвин сказала: « Я сделаю это, папочка!»
  Она подбежала к Битту, обняла его за талию и положила голову ему на грудь.
  «Позволь мне это сделать», — сказал он. «Я не хочу, чтобы твои красивые руки были порезаны».
  «Я смогу это сделать , папочка».
  Битт наклонился и взял ее за правую руку. «Спаси их. Тебе нужно создать искусство».
  Все еще обнимая его, она сказала: «Дай мне хотя бы метлу».
  "Конечно."
  Она отпустила, пошатнулась, убежала и вернулась со Swiffer, который она вручила Bitt, как церемониальный меч. В другой руке совок. Они вдвоем принялись за уборку, работая в явной гармонии.
   Фелис наклонилась ближе и прошептала: «Теперь ты знаешь. Так что мы можем двигаться дальше, хорошо — Трев, Челц, когда закончите, почему бы вам не заняться каким-нибудь проектом».
  Челси повернулась к матери. Радость на ее широком, бледном лице. Первый раз такое видела.
  «Правда?» — сказала она. «Когда еще светло?»
  «Если Тревор не против».
  «Более чем нормально», — сказал Битт. Он выпрямился, как будто от боли, и протянул совок. «Куда мне это выбросить?»
  
  Отец и дочь ушли, шагая в ногу, как дуэт.
  Когда дверь хозяйственного помещения закрылась, я сказал: «Он впервые в твоем доме».
  Фелис Корвин кивнула. «Это должно было случиться, в конце концов. Я не была уверена, как это сделать». Ван улыбнулась. «Полагаю, ты позаботился об этом... ты не притронулся к своему кофе. Я выпью еще — на самом деле я бы хотела двойной мартини».
  "Действуй."
  «И сделать себя уязвимым? Не думаю, доктор».
  Она подошла к кофеварке, долго делала простую работу, вернулась на остров. Она расположилась так, чтобы ей пришлось смотреть мне в лицо.
  «Ладно. Вот так». Ее ладонь опустилась на левую грудь.
  «Ладно. Девятнадцать лет назад я жил в районе залива, получал степень магистра в Калифорнийском университете и встретил Тревора на вечеринке. Я только что закончил токсичные отношения — с профессором, не спрашивайте».
  «Интеллектуальная подруга», о которой упоминал Лэнни Джозеф.
  Она играла со своими волосами. «Тревор был андеграундной знаменитостью, но я ничего не знала о нем или его искусстве. Я просто думала, что он был милым, тихим парнем, а это именно то, что я искала. Оказалось, что он также закончил интрижку с какой-то стриптизершей с подземным IQ».
   Неснисходительная оценка Биттом Майо Бернара. Без сомнения, он обошел стороной инцидент с пистолетом.
  Я ждал.
  Фелис Корвин сказала: «Вот и все, в принципе. Мы что-то начали, это длилось год, это закончилось».
  «В принципе» — любимое слово лжецов и уклонистов.
  Я сказал: «Продолжай».
  «О, Иисусе». Она поправила волосы. «Все закончилось с Тревором, потому что я встретила Чета, и он сразил меня наповал, понятно? Тревор был красив, но и Чет был таким же, по-другому. То, что я тогда считала супер-мужественным. Он был... совсем не таким, каким его видели вы. Правда. Я долго думала о нем как о фрукте, который не созрел как следует. Думаю, мы все меняемся, но Чет действительно изменился. Когда я его встретила, он был учтивым, внимательным. Пресловутый сразил меня наповал, ничто не было достаточно хорошо для меня. Мне это нравилось».
  «Тревор этого не предоставил».
  «Тревор был тихим и безобидным. Ему нужно было время побыть одному, много времени.
  После профессора, который был полным социопатом с безумными перепадами настроения, меня привлекала тишина и покой. Но потом это стало... Я не горжусь этим, но мне стало скучно с Тревором, а встреча с Четом усилила это. Он был стимулирующим, общительным, мы все время смеялись, нам всегда было о чем поговорить. Когда я была с Тревором, было много тишины. Сначала я была довольна, но потом поняла, что никогда не была радостной. Через некоторое время я почувствовала себя обремененной
  — необходимость нести мяч в обществе».
  «Если ты не говорил, никто не говорил».
  Она потянулась, как будто хотела коснуться моей руки. Отстранилась. Опущенные вниз глаза ребенка, пойманного на месте преступления.
  «С Четом, — сказала она, — я была зрителем, могла просто сидеть и развлекаться. Мне это нравилось. Я любила его довольно долго. А потом — хватит, ладно? Тебе не нужно знать обо всем этом мусоре в наших отношениях».
  Я спросил: «Вы видели Чета и Тревора одновременно?»
  Она напряглась. «Ого. Кто-то ведет себя жестоко и прямолинейно. Я была двуличной шлюхой?»
  «Это не мой вопрос».
   «Я знаю, я знаю, ты рассуждаешь логично. Да, было совпадение. И во время этого совпадения что-то произошло».
  Она прикоснулась к своей кружке. «Мне нужно это проговаривать?»
  «Беременность».
  «Чего я не осознавала некоторое время. Я никогда не была регулярной и не набирала много веса до шестого месяца. К тому времени, что-то с этим делать, казалось... я просто не могла. Я боялась сказать Чету, он сказал, никаких проблем, давай поженимся».
  «Челси принадлежала Тревору, но Чет никогда не знал об этом. А Тревор?»
  Ее щеки вспыхнули. Остальная часть ее лица последовала за ней, румянец распространился под ее декольте. «К тому времени я уже была с Четом. Для вас это, возможно, звучит хладнокровно, но я не хотела причинять ему боль».
  Отвечая на один вопрос, нет смысла давить. «Откуда вы узнали, что Челси принадлежит Тревору?»
  «Я всегда это подозревала», — сказала она. «Время. Группа крови это доказала. У Челси группа крови AB, как и у меня. У Тревора группа A, так что он мог быть донором. Я знала группу Тревора, потому что мы сдавали кровь вместе. Какое-то пособие в Беркли для Африки или где-то еще, куда я его подтолкнула».
  Улыбка. «Когда-то я был идеалистом. Когда меня типировали, со мной обращались как с большой звездой, редкость AB. Когда игла вошла в руку Тревора, он чуть не потерял сознание».
  «Тип Чета — это…»
  «О-положительный. И нет, он никогда не имел ни малейшего понятия. Медицинские подробности не были его коньком. Когда дети болели, он всегда умудрялся исчезнуть. Это был его подход к жизни в целом. Все, что не увлекало его лично, он игнорировал».
  Ее ногти стучали по ее кружке. «Как Челси. В тот момент, когда стало ясно, что она другая, он бросил ее эмоционально. Бретт, с другой стороны, был его парнем. Обычный, конкретный, спортивный. Он никогда не был груб с Челси, она была для него просто большим нулем. Он говорил хорошие вещи с посторонними, но от него не исходило ничего настоящего, и она это знала».
  «Она говорила об этом?»
   «Челси ни о чем не говорит, но это повлияло на нее, мать это видит. Вот почему я так разозлилась, когда Чет позвонил тебе. И вдруг он стал обеспокоенным родителем? Ну -ну . Теперь ты поняла?
  Его скрытый мотив?»
  «Он подозревал, что между Челси и Тревором происходит что-то неподобающее, и хотел указать мне на это, чтобы я разнюхала».
  Она кивнула. «Это меня разозлило, но также и напугало».
  «Он узнал правду».
  «Совершенно не вовремя, доктор. В конце концов, мы собирались развестись — обоюдное решение. До сих пор обсуждение было цивилизованным. Но есть финансовые проблемы, как я уже говорил, большая часть из них моя. Я не хотел, чтобы он использовал это против меня».
  «Когда вы начали говорить о разводе?»
  «Некоторое время назад. Год, по крайней мере. Мы поднимали этот вопрос, соглашались, занимались делом и забывали об этом. Наши разговоры всегда были дружескими, расставание было одним из немногих вопросов, в которых мы с Четом могли сотрудничать».
  Она разрыдалась. Никаких салфеток не было видно. Я оторвал бумажное полотенце от рулона на стойке и протянул ей.
  «Спасибо», — сказала она. «Извините за сентиментальность, но я только что вспомнила кое-что. То, что вы думаете, что забыли».
  Она шмыгнула носом, промокнула уголки глаз. «Не знаю, заметил ли ты, но одна из многих отвратительных вещей, которые делал Чет, — это называл меня своей невестой».
  Я кивнул.
  «Я не могла этого вынести. Но однажды, когда мы говорили о разводе, на его лице появилось выражение. Обеспокоенное. Что на самом деле выглядело как глубокая эмоция, что для Чета было редкостью. Он потянулся через стол и взял меня за руку, как раньше. Нежно массируя костяшки пальцев. Раньше мне это нравилось . Когда он хотел, он мог расслабить меня . Потом он сказал: «Полагаю, ты больше не будешь моей невестой». И его голос сорвался».
  Еще слезы. «Если бы он был таким все время…»
  Ее прервали шаги. Бретт вбежал на кухню, изображая прыжки.
  Фелис вытерла следы от слез. Не нужно. Взгляд мальчика был устремлен на холодильник.
  «Проголодалась, Бретти?»
  Дрожь в голосе. Никаких доказательств, что Бретт заметил. Он сказал: «У Челси был Ben and Jerry's. Я хочу немного».
  «Давай, дорогая».
  «Сам понял?»
  «Это было бы здорово, дорогая».
  Мальчик хмыкнул, распахнул дверцу морозильника, нашел контейнер с пивом и суповую ложку и ушел.
  «Моя чувствительная душа», — сказала Фелис Корвин. «Может быть, это и хорошо — быть такой. Может быть, его жизнь станет легче».
  «Как он справляется с уходом отца?»
  «В последнее время он, кажется, хандрит, но в целом с ним все в порядке».
  «Челси» никак не отреагировала».
  «Теперь ты понимаешь».
  «Когда она узнала, что Тревор — ее отец?»
  «Нам действительно нужно в это вникать?»
  «Мы делаем».
  «Для нее это в новинку, доктор. Я рассказала ей об этом на следующий день после того, как вы с лейтенантом пришли сообщить нам о Чете. Я действовала быстро, потому что она не... типичная девушка. Да, она ходила к Тревору, но по искусству, как репетитор-ученица. Я не хотела потерять контроль над ситуацией, чтобы у нее случился какой-то срыв».
  «Вы уверены, что она еще не знала?»
  «Я не был уверен, поэтому, прежде чем встретиться с Челси, я спросил Тревора, и он поклялся мне, что никогда ничего не говорил. Такова была наша сделка.
  Выбор темпа был за мной».
  «Вашей конечной целью было официально оформить их отношения».
  «После развода», — сказала она. «Не в смысле усыновления или чего-то законного, просто чтобы Челси могла чувствовать себя... частью чего-то. Ей было здорово быть с Тревором. Они вместе занимаются искусством, он говорит ей, что она талантлива».
   «Как давно она ходит к нему домой?»
  «С прошлой осени. И не часто. И да, ночью, потому что нам нужно было это скрывать. Для другого ребенка я бы волновалась, что это помешает ее школе. Но школа никогда не была коньком Челси».
  «Тревор живет здесь уже много лет. Почему только недавно?»
  «Мое решение было принято после того, как я узнал, что мы с Четом расстанемся. Челси всегда увлекалась рисованием. Я показал некоторые ее работы Тревору, и он просиял так, как я никогда не видел. Поэтому я пошел к Челси и сказал ей, что мистер...
  Битт хотела увидеть больше. Она приходила, когда Чета не было в городе, и мы могли быть уверены, что Бретт не заметит. Он крепко спит, это помогло.
  Тревор — полная противоположность, у него полная бессонница, поэтому он довольно долго не ложился спать».
  «В конце концов Чет узнал».
  «Случайность», — сказала она. «Несколько месяцев назад у него был какой-то вирус, парень никогда не болел, обычно говорил о микробах, которые боятся вторгнуться в священный храм, которым было его тело».
  Она покачала головой. «В любом случае, он что-то подхватил, встал среди ночи, чтобы принять таблетку, услышал, как закрылась боковая дверь, пошел проверить и увидел ее. Она не стучала в дверь Тревора, но подошла к боковой стороне дома Тревора, выкурила сигарету и вернулась. Может быть, она почувствовала, что за ней следят, а может, ей просто хотелось курить. И да, я знаю, что это ужасная привычка, и нет, я понятия не имею, как она начала это делать, и да, я пыталась поговорить с ней. Вы сами выбираете свои битвы».
  Ее плечи опустились.
  Я спросил: «Тревор курит?»
  «Вы спрашиваете, плохо ли он влияет? Нет, доктор. Раньше он так делал, но уже много лет не влияет».
  «Итак, Чет ее заметил».
  «И я разозлился, и я убедил его, что это не проблема, дети так делают. Я думал, что успокоил его, но оказалось, что когда он был дома, он следил за ней и снова видел, как она вышла. Он поступил логично и рассказал мне? Нет, он держал все при себе и ничего не сделал. Что показывает мне, что ему на самом деле было все равно — ему никогда не было дела до Челси. Он просто хотел устроить неприятности, поэтому позвонил тебе».
  «Манипуляция».
   «Больше похоже на саботаж. Я думала, что мы расстались мирно, но это заставило меня задуматься. Может быть, он выставил меня плохой матерью, чтобы получить больше денег, я правда не знаю».
  Она только что предложила мне множество мотивов для убийства, хотя сама, похоже, не подозревала об этом.
  Я спросил: «Чет когда-нибудь видел, как Челси на самом деле заходила в дом Тревора?»
  «Слава богу, нет. Он сосредоточился на курении. Даже он любит иногда покурить сигару».
  «Когда Челси начала называть Тревора «папочкой»?»
  «То, что ты сейчас увидел, было в первый раз. Я был удивлен не меньше тебя».
  «Тревор, похоже, не удивился».
  «Тревор другой, доктор. У него другие реакции», — сказала она. Общее объяснение Челси распространилось и на ее отца.
  Я спросил: «Как он оказался по соседству?»
  «О, Боже», — сказала она. «Я чувствую, будто вся моя жизнь выставлена напоказ — какого черта, это была моя вина. Кажется, все так». Она промокнула уголки глаз скомканным полотенцем.
  «После того, как мы переехали сюда, я был в упадке сил. Скучный район, скучная работа, эта женитьба, я был в полном упадке сил. Не знаю, что на меня нашло, но примерно через год, как гром среди ясного неба, я позвонил Тревору.
  У меня все еще был его номер. Я все еще думал о нем. Он был рад услышать от меня. Сказал, что скучал по мне. Это задело меня, доктор. Я немного потерялся и выпалил ситуацию с Челси. Одна из тех вещей, которые ты делаешь, но на самом деле не понимаешь.
  «Конечно», — сказал я. «Как отреагировал Тревор?»
  «Не то, что я ожидал. Он сказал: «Правда? Это здорово». Я сказал: «Трев, ты меня слышал?» Он сказал: «Я отец, и мне никогда не приходилось менять подгузники. Звучит как выгодная сделка». Я был ошеломлен, он поблагодарил меня за то, что я дал ему знать, никому из нас больше нечего было сказать, поэтому я повесил трубку. Я сразу же решил, что только что совершил огромную ошибку, которая может обернуться против меня. Но этого не произошло. Я так и не получил от него никаких известий. Пару лет спустя соседний дом был выставлен на продажу».
  Еще один тычок полотенцем. «Это было на рынке долгое время, уродливая куча кирпичей, эти сумасшедшие кактусы. И вот однажды там был Продан
   знак, я вижу агента по недвижимости, и она говорит мне, кто мой новый сосед. Я думал, у меня случится инсульт.”
  Она использовала полотенце, чтобы вытереть чистый угол разделочной доски. «Я все ждала, когда увижу его. Боялась, но также…» Пожала плечами. «Однажды у входа стоял грузовик, но его не было видно. Шли недели. Я обычно бегала по две мили в час после ужина, как по часам, пока не повредила мениск. Однажды вечером дети были заняты чем-то, а Чет был на дороге, как обычно. Я бежала обратно, замедлилась, чтобы передохнуть, и увидела его стоящим перед дверью. Я чуть не споткнулась и не упала. Моей первой реакцией был гнев. Какого черта он натворил, это было так навязчиво. И почему он не потрудился подойти и поговорить об этом? Я спросила его, о чем, черт возьми, он думает. Он сказал, что мой звонок изменил его жизнь. Он устал от Сан-Франциско, и, услышав от меня, он помог ему взглянуть на вещи по-другому».
  «О Челси».
  «Вот что я понял, и я ясно дал ему понять, что ему нужно держать рот закрытым. Он поклялся, что будет. Я видел, что он был искренен. В Треворе нет двуличия, что видишь, то и получаешь».
  Я спросил: «Как он нашел дом?»
  «Он искал мой адрес в Интернете и использовал сайты недвижимости, чтобы найти доступную недвижимость поблизости. Когда он нашел одну прямо по соседству, он воспринял это как знак. Огромная доза кармы, как он это назвал. Увидев его, я расстроилась, но что я могла сделать? Я повторила, что ему запрещено что-либо говорить Челси или кому-либо еще, он испортит ее и мою жизнь, и я никогда его не прощу. Он снова поклялся, что не простит».
  Я спросил: «Как долго он болеет?»
  Ее глаза скользнули вправо, снова устремились на меня, снова поплыли. «Что ты имеешь в виду?»
  «Он двигается как больной».
  «Правда ли это, доктор?»
  Она отпила глоток кофе, пробормотала: «Холодный» и отодвинула кружку.
  «Ладно, нет смысла скрывать реальность. У него ситуация. Никто в его семье не доживает до шестидесяти, это проблема сердца, у них застойная недостаточность, они угасают.
  Тревору пятьдесят девять, и, если учесть все обстоятельства, у него все в порядке, но он слабеет.
  Поэтому он пытается жить легко. Деньги для него не проблема, у него их много.
   Мог бы жить в огромном поместье с видом на океан, но он выбрал это и обогатил жизнь Челси. Как я могу не почтить это?»
  «И теперь он может улучшить свою карму», — сказал я.
  «Простите?»
  «После смерти Чета он может свободно стать отцом Челси».
  Она уставилась на меня. «Ты говоришь то, что я думаю?»
  Я молчал.
  Она сказала: «Вы так неправы, доктор Делавэр. Тревор никогда бы ничего подобного не сделал, и я действительно не хочу продолжать этот разговор. На самом деле, я бы хотела, чтобы вы ушли прямо сейчас».
  «Нет проблем», — сказал я. «Но Тревор сделал себя подозреваемым, и это никуда не денется».
  «Смешно. Что именно он сделал?»
  «Лейтенант Стерджис пытался поговорить с ним с тех пор, как тело Харгиса Брауна было подброшено в ваш дом, но он упорно сопротивлялся».
  «Браун не имеет никакого отношения к Тревору. Если это и имеет отношение к кому-то, так это к Чету, это его пространство было нарушено».
  «Кого вы подозреваете?»
  «Я никого не подозреваю! Я просто говорю, что это может быть связано с бизнесом. Внешняя жизнь Чета. В которую я не посвящен, и Тревор тоже.
  За все эти годы, что я провела с Четом, я полный профан в том, что он делал, когда уходил из дома».
  Я сказал: «В случае убийства опрос жителей района является частью рутины.
  Все остальные в квартале сотрудничали. Тревор — нет».
  «Я же говорил, что он другой. И он болен, ему нужно беречь энергию».
  Я не ответил.
  Она сказала: «Чтобы понять Тревора, нужно его знать».
  «В этом-то и суть, Фелис. Чтобы узнать его, нам нужно провести с ним время. Он предотвратил это, и чем дольше он держится, тем хуже это выглядит.
  Особенно сейчас, когда Чет убит. Соседи видели, как Чет и Тревор ссорились».
  Она, казалось, искренне удивилась. «О чем?»
   «Мы пока не знаем, но отцовство Челси дает мотив. Может быть, Чет знал больше, чем вы думали».
  «Я в это не верю, даже если так, это не имеет значения, Тревор никогда никому не причинит вреда».
  Я сказал: «Возможно, причиной конфронтации стал шоколад».
  Ее глаза округлились.
  Я сказал: «Две коробки, на день рождения и на Рождество. В форме сердца».
  Она ахнула. Прижала руки к лицу, сжимая черты. Глаза ее зажмурились. Когда она заговорила, я едва мог ее расслышать.
  «Ты знаешь об этом. Боже мой».
  «Мы говорим о двух убийствах, Фелис. Копы не сидят сложа руки».
  «Ладно», — сказала она. «Да, это произошло, да, это... усложнило ситуацию».
  "Что случилось?"
  «Тревор был глуп, дать ей конфеты было абсолютным идиотизмом с его стороны. Я так и не узнал о первой коробке, Челси съела все и спрятала. Но вторую, вскоре после Брауна, она оставила прямо на своем столе. Вместе с рисунком, который он подписал. Маленький олененок, как Бэмби».
  «В подписи было его имя или «папа»?»
  «Его имя, часть про отца так и не прозвучало, уверяю вас, Чет понятия не имел. Он просто подумал, что Тревор был... слишком внимателен. Даже после того, как я объяснила, что показала ему рисунки Челси, и он подумал, что она талантлива. Просто пытался подбодрить ее конфетами».
  Я сказал: «Это не вся история».
  Она грустно покачала головой.
  «Чет был обжорой и большим любителем лакомств. Каждый из нас ел что-нибудь вкусненькое, а он просто подходил и брал без спроса.
  Он считал это забавным, дети это ненавидели, и мне это тоже не очень нравилось. Я снова и снова говорила ему, чтобы он уважал их границы, но он просто смеялся и говорил, что платит по счетам, что все принадлежит ему. То же самое произошло с шоколадом. Он прошел мимо комнаты Челси, заметил коробку, подошел, чтобы украсть, и увидел рисунок».
  Ее правый кулак ударил ее по левой ладони.
  «Все пошло наперекосяк. Чет сказал мне, что я доверчивый идиот, Тревор, вероятно, извращенец, нельзя дарить дорогие подарки ребенку без скрытых мотивов. Он начал допрашивать Челси. Она полностью от него отгородилась, не сказала ни слова. Это его взбесило, и он начал ее обзывать. Космический кадет, идиот, дебил. Это было ужасно, я никогда его таким не видел. Бретт вышел в коридор, я его прогнал. Чет продолжал, Челси просто сидела там и продолжала его игнорировать. Мне удалось вытащить Чета оттуда, он держал коробку в руках. Я дал ему свое… ограниченное объяснение. Он посмотрел мне в глаза, вынул каждую из шоколадок и раздавил их пальцами, прежде чем бросить обратно в коробку. Кроме последней. Он ухмыльнулся и сказал: «Шоколадная мята, моя любимая», и сунул ее в рот. Затем он выбросил коробку в мусорку. В ту ночь Челси плакала так, будто я никогда ее не слышал. Я чувствовал себя дерьмом, потому что не смог ее защитить. Потому что ничего плохого не произошло, но я не мог сказать Чету правду.
  Тем временем он угрожает вызвать полицию на Тревора. Или, что еще лучше, пойти к соседям и выбить дерьмо из Тревора. Я умолял его не делать этого. Обещал ему, что Челси разорвет отношения, я буду более бдительным».
  Еще одна виноватая глазная капля. «Той ночью я даже занимался сексом с Четом.
  Все, что угодно, чтобы успокоить его. Я думал, что мне это удалось, но вчера Тревор сказал мне, что Чет приходил несколько раз и стучал в его дверь. Он был напуган и не ответил. Так что вы можете понять, почему, когда копы — в общем, Чет бросил это. Это был Чет, короткая концентрация внимания, и не то чтобы его действительно волновала Челси, он просто хотел возмутиться».
  Пауза. «Что, по словам соседей, они видели?»
  «Чет разговаривает с Тревором, Тревор слушает».
  «И все? Слава богу, на этом все закончилось».
  «Не со стороны Тревора», — сказал я. «Челси продолжала его навещать».
  «То, что я вам говорил, доктор, только в те дни, когда Чета не было в городе, и то нечасто — знаете, я думаю, что ваше появление и вызвало враждебность Чета. Психолог, которого он мог использовать как оружие против меня. Вот почему он вас вызвал».
  "Я согласен."
  «Ты сделаешь это? Так ты бросишь все это? Скажешь копам, чтобы забыли о Треворе?»
   «К сожалению, я не могу».
  Ее правая рука сжалась в кулак. «Ты неразумен. Разве эта семья не достаточно натерпелась?»
  «Если Тревору нечего скрывать, он может легко все прояснить».
  «Пожалуйста», — сказала она. «Он — единственное позитивное, что есть в жизни Челси, и Челси заслуживает счастья».
  Я сказал: «Я это понимаю, и решение простое: когда полицейские позвонят в дверь, он должен подойти к двери, поприветствовать их и оказать содействие».
  «Все просто», — сказала она. «Я думала, что человек с вашей подготовкой сможет увидеть, что жизнь никогда не бывает простой».
  Я встал. Она осталась на месте.
  Я сделал четыре шага, когда она сказала: «Увидь себя».
  
  Я позвонил Майло на сотовый из Севильи. Он взял трубку после одного писка.
  «Как все прошло с Фелис? Дай мне что-нибудь для ордера?»
  Я говорил, он молчал, за исключением редких невнятных звуков и бессловесного рычания.
  Когда я закончил, он сказал: « Это просто невероятно. Суть в том, что я тот грек, Тантал, с висящим фруктом. Никаких возможных оснований для ордера на растление малолетних, а Битт — еще более сильный подозреваемый в убийстве».
  «Я сказал Фелис, что в его интересах сотрудничать. Она сопротивлялась, но, может быть, она успокоится и убедит его».
  «Надежда оживает, как в аду. Этот парень — папочка ребенка Челси, переезжает в соседний дом и живет там два года, а Фелис скрывает это от Чета?
  Ты ей веришь?
  «Да, но я не уверен, что Чет не догадался».
  «То, что было на улице, было не только шоколадом, а? Ты чувствуешь сильную химию между Фелис и Биттом?»
  «Не в ту минуту, когда я видел их вместе», — сказал я. «Ты думаешь, это просто еще одно домашнее убийство?»
  «Почему нет, Алекс? Может, она лжет, и они снова вспыхнули. Может, они трахаются с тех пор, как он въехал. Она дает ему ключ, войти не составит труда».
   Это не объясняло Braun. Или Camaro. Пока я раздумывал, стоит ли это ему указать, он сказал: «Или Челси дала ему ключ. Она хотела, чтобы ее настоящий отец...
  или ее лучший друг, кем бы Битт ни был для нее в тот момент — чтобы защитить ее от Фальшивого Папы, которому было на нее наплевать. И он украл ее конфеты.
  Мы знаем, что Битта не было дома в ту ночь, когда Чета подстрелили. Он мог последовать за Четом в мотель, совершить преступление, забрать Ровер и девушку, сделать с ней что-то в другом месте и поселиться в отеле. На следующее утро он возвращается и продолжает игнорировать меня. Знаешь, Алекс, с отцовством и конфронтацией я чувствую, что могу собрать ордер, собираюсь отправиться на охоту за судьями.
  «А как насчет Брауна и мистера Камаро?»
  «Я не Моисей на горе, только одно дело за раз…»
  Последнее слово было прервано звуком, похожим на отрыжку.
  Он сказал: «Жду звонка. Подождите, это может быть Джон Нгуен. Я позвонил, чтобы поговорить о том, что Битт — педофил, посмотрим, что он скажет по этому поводу » .
  Он отключился на несколько минут, но быстро вернулся.
  «Не Джон, Петра. Мои звезды и планеты, должно быть, странно выстроились, посмотрите на это».
  Моя очередь слушать.
  Я сказал: «Граждане, которые делают все возможное».
  «Очевидно, ты хочешь там быть».
  «Не пропустил бы это».
  —
  Имя женщины было Сарабет Сарсер. Ее уличные прозвища были: Сейди, Самманта, Самантали, Беттисам и, по непонятной причине, Бини Бэби.
  Она работала на улице пятнадцать из своих тридцати одного года, меняя личности, чтобы сбивать с толку правоохранительные органы, путешествуя по штату и в Неваду и обратно. Последние семь лет она сосредоточила свои усилия в Голливуде, энергия для дороги угасала из-за употребления полинаркомании.
  Больше никого не обманывала: она пыталась подкупить, не прибегая к уловкам, была арестована, заплатила штрафы и продолжила работать.
  Ее уже в сороковой раз забрал полицейский по имени Гарри Бакстин. Бакстин разозлил начальника, его сняли с приятной бумажной работы и перевели в программу по профилактике проституции, которую описала Петра. Вместо того чтобы следовать директиве раннего вмешательства, он пошел по обычному пути: ждал, пока девушки завершат транзакции с клиентами, а затем вмешивался и преследовал оба конца кривой спроса и предложения секс-торговли.
  «Веришь в это?» — сказала Сарабет Сарсер. «Ленивый жирный ублюдок полностью нарушил правила».
  Петра сказала: «Тебе повезло, что он ленивый. Теперь у тебя есть чем торговать».
  «Я собирался позвонить тебе в любом случае. Это правильно», — сказал Сарсер.
  «Мэм».
  У нее было хорошо сформированное, идеально овальное лицо, испорченное подтеками от метамфетамина под глазами и ужасными высыпаниями на коже, которые не могли скрыть слои макияжа. Черное коктейльное платье из полиэстера, серьги-череп, пластмассовые жемчужины и белые сапоги до колена составили ее вечерний ансамбль. Длинные светло-белые волосы, которые, вероятно, выглядели неплохо при ночном освещении, превратились в солому под ярким светом кофейни.
  Магазин был грязным местом под названием Happy Losers, переименованным в прошлом году его последними владельцами, потому что у Джоан и Билла не было этого кольца. Никакого изменения в декоре за десятилетия; это и завышенная цена на кофе объясняли хипстеров-бездельников, потягивающих треснувшие кружки арабики и изучающих свои телефоны. Кофе также объяснял остальных сегодняшних клиентов: торговцев, сводников, других уличных проституток и полицейских, которые играли с ними в легальный пинг-понг.
  Двое сотрудников полиции в угловой кабинке на седьмом коде узнали Сарсер, когда мы вошли, и помахали ей пальцем.
  Она сказала: «Привет, мальчики», — и покачала бедрами так, что ее плечи засияли.
  Полицейские рассмеялись, увидели Майло и вернулись к своим сэндвичам.
   Петра выбрала кабинку в противоположном углу. «Сядь здесь, Бин». Постукивание по синему винилу. Когда Сарсер подчинилась, она скользнула рядом с ней. Майло и я сели напротив.
  Сарсер сказал: «Я чувствую себя таким популярным».
  «Ты», — сказал Майло. «Спасибо, что помогаешь нам».
  «Конечно, сэр. Я немного голоден».
  —
  Двадцать минут спустя она отодвинула несколько кусочков чизбургера, которые ей удалось съесть. Ее глаза были пинбольными. Черное платье мешковалось и перекручивалось, когда ее торс постоянно двигался.
  Она посмотрела на бургер с тоской брошенной возлюбленной.
  Много досягаемости, но нет хватки. Все эти ночи амфетамина убивают аппетит и сон.
  «Дерьмо, — сказала она, — но мы рады, не так ли?»
  «Что за дерьмо?» — спросил Майло.
  «Парня убили, сэр».
  «Ты его знаешь?»
  «Нет, сэр, я его даже не видел». Сарсер рыгнул. «Упс».
  «Никогда не видел его до того, как его убили».
  «Никогда его не видел, сэр. Только слышал». Щелкает серьгой-черепом. «Выстрелы. А потом я увидел то, что увидел, и понял, что должен вам помочь, потому что у вас, ребята, есть работа, и я это полностью понимаю. Сэр».
  «Вы сделали первый анонимный звонок на наш стол», — сказала Петра. «Почему не 911?»
  «Знаете, мэм».
  «Знаете что?»
  «Конфиденциальность?» — спросил Сарсер.
  «Ага», — сказала Петра.
  «В чем разница, я же вам сказал, мэм».
  «Так ты и сделал, Бини. Как сказал лейтенант, мы все ценим твой шаг вперед».
   Сарсер улыбнулась и поиграла с кусочком вялого салата. Ее ногти были дюймовыми виниловыми, цвета артериальной крови.
  Никто не разговаривал, и это, похоже, ее расстроило. «Знаете, ребята, я накопила».
  «Что спасли?» — спросила Петра.
  «Что случилось. В моей голове это все еще там. Мне бабушка всегда говорила, что мысли надо копить, как деньги».
  «Да», — сказала Петра. «Где живет Грэм?»
  «Теперь она на кладбище, мэм».
  «Мне жаль это слышать».
  Бледные, прыщавые плечи Сарсера поднялись и опустились. «Все в порядке, она была старой».
  Майло спросил: «Она тебя воспитывает?»
  «Ну, нет, мама сделала. Потом мама попала в тюрьму, потом она умерла, и меня взяли на воспитание, но я навещала бабушку. У нее были все ее деньги, потому что она их копила».
  Ее лицо окаменело. Воспоминания.
   И во время ваших визитов вы решили позволить ей поделиться невольно.
  Майло сказал: «Ладно, давай повторим еще раз, Бин».
  «Я уже рассказал ей — рассказал вам все, мэм, верно?»
  «Правильно», — сказала Петра. «Лейтенант — босс, повтори еще раз».
  «Босс», — сказала Сарабет Сарсер. Она бросила на Майло рваную улыбку. «Можно мне пирог, сэр?»
  «Все еще голоден?» Он указал на едва тронутый бургер.
  «Пирог — это другое, сэр. Это как будто что-то другое».
  «Понял, Бин. Как только закончим, будет пирог. Повтори еще раз».
  «Я был там и слышал это, а потом увидел». Еще одна усмешка.
  Майло сказал: «Это не пирог, малыш, это крошки».
  Сарсер рассмеялся. «Ладно. Ладно. Ладно. Я был там...»
  «В комнате тринадцать Сахары».
  «Не знаю номер».
  «Было тринадцать», — сказала Петра.
   «Правда? Это чертовски несчастливое число», — сказал Сарсер. «Может быть, поэтому».
  «Почему что?»
  «Произошло что-то плохое».
  «В комнате четырнадцать».
  «Ну… похоже, что вся эта история была плохой сделкой».
  Майло спросил: «Ты хорошо знаешь Сахару?»
  Сарсеру потребовалось некоторое время, чтобы ответить. «Немного».
  «Нам совершенно плевать на твою работу, Бин».
  «Работа» заставила ее сесть прямее. Подтверждено. «Да, я там иногда».
  «Кто был вашим клиентом в ту ночь?»
  «Мы просто разговаривали, сэр».
  «Как угодно. Кто?»
  «Клянусь, я разговариваю, сэр».
  «Отлично, Бин. Расскажи нам о своем клиенте».
  «Разговаривает», — сказала она в третий раз. «Он был маленьким парнем, я его не понимала, потому что он был испанцем». Рваные зубы, метовая ухмылка. «Маленький чувак. Милый. Мы разговаривали и услышали это. Маленький чувак испугался и спрятался в ванной».
  Она хлопнула в ладоши. Слабое движение, производящее слабый, опухший звук; в ее руках не осталось много мышц.
  Майло сказал: «Ты слышал выстрелы. Малыш прячется в ванной, где ты?»
  «В передней комнате, готов описать мои трусики. Маленький Чувак выходит, одевается очень быстро». Хихикая. «Он как будто застрял ногами в штанах, и его штука машет. Он открывает дверь и книги, я закрываю ее и ложусь на пол».
  Она спрятала голову и закрыла ее обеими руками. Школьница во время одной из тех бессмысленных учений по десантированию времен Холодной войны.
  Я сказал: «Должно быть, было тяжело ждать».
   Ее руки опустились, и она посмотрела на меня. Лента страха извивалась по ее лицу, рябью покрывая участки пепельной кожи. «Я испугалась, сэр. Жду большего».
  «Еще выстрелы».
  «Зачастую их больше. Верно?»
  «Правильно», — сказал Майло. «А что случилось потом, Бин?»
  «Ничего не произошло, сэр», — сказала Сарсер. «Поэтому я посмотрела». Расправив воздух руками, она создала двухдюймовое пространство по центру своего лица.
  Я сказал: «Через жалюзи».
  «Что?»
  «Оконное покрытие».
  «О, — сказала она. — Я думала, ты говоришь, что я слепая. Раз не вижу большего».
  Я повторил это раздвигающее движение.
  «Да, сэр. Я немного это сделал и подглядел».
  «И увидел…»
  «Парень».
  Впервые об этом вспомнил.
  Майло посмотрел на меня, потом на Петру. Никто не произнес ни слова.
  Сарабет Сарсер сказала: «Вот и все. Можно мне пирог?»
  «Парень», — сказал Майло.
  «И девочка». Беззаботно, как будто одно неизбежно следовало за другим.
  «Из комнаты четырнадцать».
  "Ага."
  «Что они сделали, Сара?»
  «Забронировано».
  «Они сбежали вместе?»
  Пауза. «Он, должно быть, толкнул ее, она как бы... споткнулась немного? Но она не упала».
  «И что потом?»
  «Он посадил ее на заднее сиденье «Ровера» и зарегистрировал».
   Абсолютно новый материал.
  Петра спросила: «Она сопротивлялась?»
  «Э-э-э, нет. Но как я уже сказал, она как бы... упала, когда шла. Но не вниз. Так же, как она была... я не знаю».
  Я сказал: «Она споткнулась».
  "Ага!"
  Петра сказала: «Хорошо, это важная часть, Сара. Как выглядели эти два человека?»
  «Не знаю, мэм. Было темно, я испугался до чертиков».
  «Высокий? Низкий?»
  Качание головой. «Я не видел ничего, кроме фигур, и они быстро двигались».
  «Черный, белый, испанский?»
  Качает головой. «Если бы они были фиолетовыми, я бы не смог вам сказать, мэм, клянусь».
  Мне: «Наверное, я был немного слеп».
  Петра спросила: «Возраст?»
  «Не могу разглядеть ».
  Майло сказал: «Ни малейшего представления о возрасте или расе?»
  «Извините, сэр».
  «А как насчет одежды?»
  «Извините, сэр, я не занимался пиаром».
  «Пиар?»
  « Проект-Ранвейс -инг», — сказала она. «Как когда изучаешь творения?»
  Нахмурился. «Я посмотрел несколько серий, а потом у меня украли iPad».
  Петра сказала: «Бин, в своем первом звонке в участок ты ничего об этом не упомянул. И ты не сказал мне, когда я разговаривала с тобой несколько часов назад».
  «Я испугался».
  «Но теперь вы нам это рассказываете».
  «Я так и подумал».
  «Откладываю деньги на черный день», — сказал Майло.
  «Дождь не идет», — сказал Сарсер. «Не весь год, мне это нравится».
   "Как что?"
  «Когда нет дождя». Еще один смешок. «Меньше одежды, сэр».
  «Понимаю, о чем ты говоришь», — сказал Майло. «Значит, ты приберегал информацию до того момента, когда она тебе пригодится».
  «Вот что я делаю, сэр. Я слушаю Грэма».
  Петра сказала: «Давайте еще раз все обсудим».
  Сарсер надулся. «Правда?»
  "Действительно."
  Надувая щеки и разрывая салат на клочки, Сарсер пересказала свою историю. Ничего нового.
  «После того, как они уехали и не вернулись, я забронировал. Избавился от своих трусиков, сэр. Как я уже сказал, я был напуган до чертиков».
  Она рассмеялась. «Можно мне пирог с пеканом ?»
  —
  Мы оставили ее перед гигантским куском пирога с орехами пекан, глазированные орехи, кристаллизованные после оптимальной свежести, клин, увенчанный жидкой кучей ванильного мороженого. Улучшение, взрыв щедрости Майло.
   Как в моде, Бин?
   Я же говорил, сэр. Я не говорю по-испански.
   Пирог с мороженым?
   Это было бы здорово, сэр.
   Буквально.
   Хм?
  
  На тротуаре Петра сказала: «Извините, что вытащила вас на улицу.
  Она все время намекала, что у нее есть что-то большее, но, очевидно, она просто обманула меня, чтобы аннулировать свой талон на привлечение клиентов».
  В кофейне к Сарсер подошел мужчина. На десять лет старше ее, смуглый, ленивые веки, лицо ящерицы. На нем была черная кожаная куртка, яркая рубашка в цветочек, бриллиантовые серьги в обеих мочках ушей.
  Татуировки тянулись по его шее, перекликаясь с сонной артерией.
  «Посмотрите на эту зомби-мерзость», — сказала Петра. «Сколько, по-вашему, у него судимостей?»
  Майло почесал подбородок. «Двадцать, минимум».
  «Я говорю тридцать». Она уставилась на вошедшего, прищурившись и сжав челюсти.
  Надеясь, что он ее заметит. Но не заметил. Продолжал говорить в левое ухо Сарсера.
  Руки Сарсера лежали на столе.
  Петра сказала: «Жалко. В следующий раз, когда я услышу о ней, она может стать моим клиентом». Она отвернулась. «Ладно, ребята, давайте немного поспим. Хотелось бы, чтобы это что-то изменило».
  Майло сказал: «Не за что извиняться, малыш. Мы многому научились».
  «Что?» — сказала она.
  «Женщина с Четом не звонила, что делает ее вероятным сопутствующим ущербом, возможно, выброшенной вместе с Range Rover, так что давайте не будем отводить глаз
   из-за машины. И ничего из того, что мы только что услышали, не скрывает Битта от радара.
  Вся эта история с Биттом и Фелисом — бред. Старый бойфренд переезжает по соседству?
  Движение внутри кофейни привлекло наше внимание. Человек-Игуана обхватил одной рукой плечо Сарабет Сарсер. Улыбаясь вяло, с чувством собственного достоинства.
  Его рот оказался достаточно близко к ее левому уху, чтобы просунуть туда язык. Может, он так и сделал. Может, он просто заговорил. В любом случае, она извивалась.
  Другая его рука двигалась, свисая над ее сморщенной от метамфетамина грудью.
  Он начал есть ее пирог.
  Петра вошла и что-то ему сказала. Он ощетинился, но выскользнул из кабинки и покинул кофейню. Стараясь избегать Майло и меня.
  Петра вернулась с телефоном, прочитала сообщение и улыбнулась. «О, Эрик утверждает, что скучает по мне. Я прямиком домой, ребята».
  Она ушла, настороженная, грациозно спортивная. Внешне симпатичная женщина, слишком стильная для этой части Hollyweird. Одна рука покоилась около пистолета под ее курткой. Мы наблюдали, как ее стройная фигура растворяется в темноте, а затем направились к нашим машинам.
  —
  В «Севилье» Майло сказал: «Больше никаких глупостей, завтра, перед тем как Фелис отвезет детей в школу, я позвоню ей, чтобы узнать, сможет ли она убедить Битта поговорить со мной. Она не хочет сотрудничать, я сообщу ей, что полиция будет стучать в его чертову дверь изо дня в день, пресса узнает, весь Вестсайд узнает, что у нее были тайные отношения с кем-то, кто рисует непристойные, жестокие карикатуры».
  «Это повлияет на детей».
  «Есть что-нибудь получше?»
  «Позвольте мне позвонить и спросить ее».
  «Это сработает, потому что…»
  «Сегодня утром я начал кое-что делать, возможно, я смогу это развить».
  «Построение взаимопонимания посредством психологической чуткости», — сказал он.
  «На это можно надеяться».
  «А не стихийное вторжение вестготов-монголов-гуннов, известных как я».
  Я рассмеялся. «Да, Аттила».
  Он провел рукой по лицу. «Хорошо. У тебя есть одна попытка. И еще, спасибо.
  Из глубины моего бесчувственного сердца».
  
  На следующее утро Робин поднялась, как обычно, рано утром, в шесть, и через полчаса была готова приступить к работе. Обычно она опережает меня. Сегодня утром я пила с ней кофе, выгуливала собаку, принимала душ и одевалась, была готова позвонить Фелис Корвин в семь пятнадцать.
  Прежде чем я добрался до своего офисного телефона, он зазвонил. «Доктор Делавэр, у меня г-жа...»
  Корвин на связи».
  Я сказал: «Как удобно».
  «Простите, доктор?»
  «Пожалуйста, поставьте ее на место».
  «Доброе утро, Феличе».
  «Я знаю, что еще рано, но я хотел тебя застать. Я много думал над тем, что ты сказал, подошел к Тревору и поговорил с ним, и он поговорит с тобой».
  «Главное — поговорить с полицией».
  «Я имел в виду «вы» во множественном числе. Я бы предпочел, чтобы было просто вы, но я реалист.
  А вы могли бы там быть? Чтобы следить?
  «Я не слежу, Фелис».
  «Что бы ты ни делал, — сказала она.
  «Иногда я ничего не делаю».
  «Ну, просто сам факт вашего присутствия. Вместо… не знаю, обычной полицейской штуки. Что-то… военное».
  Я подбирал слова. «Если мне разрешат там быть, я буду. Но это дело о двойном убийстве, и это будет обычным полицейским делом».
  Пауза. «Я пытаюсь донести, что вопросы деликатные. Они требуют особого подхода».
  Честная обеспокоенность? Попытка манипулировать?
  Я сказал: «Конечно. Я передам это лейтенанту Стерджису».
  «Думаю, это все, на что я могу надеяться», — сказала она. «Сегодня в пять вечера подойдет?»
  «Я дам ему знать, и кто-нибудь с вами свяжется».
  «Кто-то», — сказала она. «По правилам».
  «Боюсь, что да».
  «Я думаю, я понимаю это, доктор. Люди мертвы».
  —
  Люди. Отстраненный способ поговорить об убитом супруге, даже если вы планировали развестись.
  Я позвонил Майло.
  Он сказал: «Пять сегодня? Да, я могу это сделать, если Шон, Мо и еще несколько человек могут».
  «Сила в численности», — сказал я.
  «Парень — псих, и известно, что он размахивает огнестрельным оружием. Она может говорить, что хочет».
  «Она хочет, чтобы я был там».
  «Для чего, для группы встреч? Если как только мы внутри, все пройдет гладко, да, вы можете наблюдать. Похоже, она пытается вмешаться в его дела.
  Или вмешаться, чтобы контролировать ситуацию».
  «Мне пришла в голову такая мысль».
  «Хорошо. Я позвоню тебе, если все прояснится. Очевидно, ты не будешь доктором.
  Разрушитель дверей».
  «Что-нибудь еще происходит?»
  «Нет, если не считать двух ложных наблюдений Range Rover Чета и того, что шерифы Сан-Берду не спешили к А-образной раме. Мне звонили
   Дэйв Брассинг. Он проезжал вчера вечером, никакого Камаро или чего-то еще.
  «Давайте послушаем это от имени граждан».
  «Отношения любви-ненависти», — сказал он. «Мило, когда это любовь».
  —
  Подъезд к дому Тревора Битта начался в четыре тридцать. Машина Майло без опознавательных знаков шла впереди двух черных внедорожников на полпути по Эвада-лейн, три машины припарковались в ряд.
  Прихожу раньше, потому что «это мое расписание, а не их».
  Для непосвященных это может показаться мелочным. В Planet Cop все, что вы можете контролировать, повышает ваши шансы остаться в живых.
  Солнечный день, негде спрятаться, но никакой очевидной реакции на колонну со стороны соседних домов. BMW Барта Табачника
  не было на его подъездной дорожке, то же самое было и с Mercedes Эдны Сан Фелипе. Фактор назойливости ослаб.
  Майло достал из багажника машины два черных тактических жилета, пристегнул один, отдал другой мне и убедился, что я закрепил его как следует. Мягкая броня, но я чувствовал себя как черепаха с панцирем. Уязвимая черепаха, нет возможности убрать голову и конечности.
  Такую же экипировку носили Шон Бинчи, Мо Рид и два крепких сержанта, которых Майло завербовал в качестве дополнительной помощи. Тайрелл Линкольн и Марлин Морони работали с ним над захватом в прошлом году. Кто-то погиб, но не по их вине. Оба были ветеранами, внимательными и невозмутимыми.
  Оба любили сверхурочную работу по одной и той же причине: алименты.
  Мы стояли сзади заднего внедорожника, и Майло начал инструктаж. Указывая на Tudor Битта, черный грузовик, припаркованный спереди. Соседнюю подъездную дорожку, где Lexus Фелиса принял на себя пыль.
  Рид спросил: «Она на своем месте или на его?»
  Майло сказал: «Она должна была остаться в своей, судя по нашему разговору с ней сегодня утром. План такой: я звоню ей, она отвозит нас в Битт, якобы для того, чтобы уладить ситуацию. Но я не доверяю ни одному из них. Он папа ее дочери, много лет жил по соседству, а муж об этом не знал».
  «До недавнего времени, может быть», — сказал Бинчи. «А потом муж умирает».
   "Точно."
  Морони сказал: «Годы, это чертовски манипулятивно».
  Линкольн сказал: «Леди может хранить секреты так долго, что никогда не получит государственную работу».
  Кругом смешки. Нотки напряжения.
  Майло сказал: «Как я уже говорил вам всем, Битт известен тем, что стреляет из длинноствольного оружия, и он, возможно, 5150».
  Ссылаясь на государственное регулирование, которое допускает недобровольное заключение. Это также радиокод полиции Лос-Анджелеса для психически больного подозреваемого. «Если только доктор Делавэр не видит иного».
  Я сказал: «Стоит предполагать худшее».
  «Чувак с оружием», — сказал Морони, пожимая могучими плечами.
  Рид сказал: «Длинный ствол, и лицо Брауна было полно пуль».
  Майло сказал: «Как только мы убедимся, что Битт под контролем, приоритетной задачей станет зачистка его дома от оружия. У меня есть ограниченный ордер на обыск на предмет огнестрельного и холодного оружия, включая электропилы, поскольку руки Брауна были отрублены».
  Рид сказал: «Поэтому мы проверяем все гаражи и рабочие помещения».
  Морони сказал: «5150, руки могли бы быть в банке с соленьями».
  «Если банка на виду, мы ее тоже берем».
  Больше смеха, мужского, становящегося все более резким.
  Тайрелл Линкольн посмотрел на меня. «С учетом безумия, ты сегодня самый УМНЫЙ парень, Док?»
  Это не комплимент, а муниципальная анаграмма: Группа реагирования на системную оценку психических расстройств.
  Майло сказал: «Да, сегодня у нас настоящий смарт вместо обычного SMART».
  Он рассказал им о неделях сопротивления Битта, подробно изложил подробности оружейной выставки карикатуриста с Майо Бернаром.
  Больше никакого легкомыслия.
  Марлин Морони сказал: «Он не подходит к двери, мы вламываемся силой?»
  Майло сказал: «Я бы хотел, чтобы мы могли это сделать, но ордер не является запретным».
  "Почему нет?"
  «В дело вмешался окружной прокурор».
  Линкольн сказал: «Осторожные засранцы».
  «Он сопротивляется, — сказал Рид, — и мы все идем домой».
  "К сожалению."
  Морони сказал: «Это чушь. DA должно быть 5150».
  «Мне пришла в голову эта мысль, Марлин. Проблема в том, что на этом уровне соседи параноидально боятся, что что-то пойдет совсем плохо».
  Рид сказал: «Подозреваемый в убийстве с пистолетом? Ты думаешь?»
  Майло сказал: «Мы имеем дело с реальностью, ребята. Вот почему я согласился работать с Фелис Корвин, хотя она и дергает мою антенну. Она стучится в дверь».
  Мороний сказал: «Открывайте, милашки. Плю-ли-из».
  Линкольн сказал: «Предположим, мы проникнем внутрь, обезвредим психа, а затем начнем поиск».
  Морони сказал: «Конечно, тайно, Тай. Этот район, не хочется портить внутреннее убранство». Он взглянул на Тюдора. «Мультипликация может это купить?»
  Майло сказал: «Есть семейные деньги».
  «Чокнутый и богатый? Просто добавь воды, и ты получишь суп с правами. Я предполагаю, что Битт получит наручники».
  «Как можно скорее», — сказал Майло.
  «Если мы войдем в чертову дыру».
  «Думай позитивно, Марлин. Одну уступку я все-таки получил: если есть серьезные основания подозревать что-то скверное, мы можем использовать таран. Он у меня в машине».
  Линкольн сказал: «У нас тоже есть свои. Что такое отвратительность?»
  «Подозреваемый демонстрирует явно угрожающее поведение или захватывает заложников».
  Мороний сказал: «Или взорвется ядерная бомба».
  Линкольн сказал: «Нет, это бомба, нам нужно ее обезвредить с помощью ACL-Yooo».
  Майло сказал: «Если, не дай Бог, ничего не случится, нам придется входить с парадного входа, потому что доступ к задней части дома заблокирован
   серьезные ворота.”
  Линкольн спросил: «А как насчет соседа сзади?»
  «Высокая стена».
  Морони снова увидел дом Битта. «Хорошо, если я взгляну на ворота?»
  Майло подумал: «Сделай это быстро».
  Морони пробежал квартал, втиснулся в пространство, где курила Челси Корвин. Крупный, плотный мужчина лет сорока, но он сохранил некоторую скорость студенческого футбола. Он вернулся через несколько секунд. «Кто-то меня подтолкнул, я закончил».
  Линкольн поднял руку. «Ты не носишь бутсы для гольфа, поэтому я вызываю добровольца.
  Может быть, я смогу сделать это, просто швырнув тебя».
  «Большой разговор, Стифф Кни», — сказал Морони. «Если внутри есть поворотный болт, я, возможно, позволю тебе заковылять внутрь».
  Из дома в греческом стиле, расположенного двумя домами дальше, вышла светловолосая женщина в небесно-голубой одежде для йоги, скрестив руки на груди и держа в одной руке мобильный телефон.
  Когда она подняла его, Майло сказал: «Шон, скажи ей, чтобы она пошла в дом и никому не звонила.
  Скажите ей, что мир во всем мире зависит от нее».
  Выбор Бинчи обусловлен его самым мягким подходом.
  Бинчи подбежал и одарил женщину своей улыбкой Born Again. Его жилет и пистолет заставили женщину напрячься. Он ссутулился и изо всех сил старался не выглядеть копом. Та же расслабленная поза, которую я видел на старых фотографиях его ска-панк-группы: бас-гитара Fender низко прижата к паху, когда он обеспечивает низ.
  К концу короткой беседы женщина уже улыбалась, кивала и возвращалась в дом.
  Бинчи вернулся. «Милая леди, никаких проблем».
  Морони сказал: "Горячая маленькая задница. Ты взял ее номер? Не хочешь, я возьму".
  Бинчи покраснела.
  Рид сказал: «Если говорить о плохом исходе, как насчет видов из окон Битта?»
  Майло сказал: «К сожалению, Моисей, полностью избежать контроля невозможно. Как только мы отъедем на расстояние, давайте сместимся на север, будем держаться как можно ближе к строениям, чтобы угол обзора был ограничен. Когда мы доберемся до дома Битта,
   «Держись поближе к фронту. Тогда ему придется наклонить любое оружие через подоконник и стрелять прямо вниз. И как только мы окажемся в этой нише над дверью, он не сможет добраться до нас, если только не выстрелит через дверь из АК».
  Тишина.
  «Я знаю, что это не оптимальная ситуация, но это то, что у нас есть».
  Мороний сказал: «Мы делаем это днем, а не ночью, потому что…»
  «Слишком много переменных после наступления темноты. По крайней мере, так мы можем видеть, что происходит».
  «Хм... ладно».
  «Еще вопросы? Тогда я ей звоню».
  —
  Ни мобильный, ни стационарный телефон Фелис Корвин не отвечают.
  Рид сказал: «Вот вам и сотрудничество. Мне не нравится это ощущение».
  Майло сказал: «План Б. Мы все равно пойдем. Если только не будет других предложений».
  Головой качает. Никто не шутит.
  «Еще одно», — сказал он, возясь с ремнями на жилете. «Постарайся не упасть в кактус».
  Прикоснувшись к своему оружию, он пошел — генерал, ведущий небольшой батальон из четырех вооруженных людей в неизвестность.
  Один безоружный мужчина стоит в стороне, чувствуя себя чужим.
  Когда мы проходили мимо дома йога-блондинки, занавеска колыхнулась. В остальном тихо и спокойно. Морони и Линкольн расположились в противоположных углах дома Битта, пока Майло, Рид и Бинчи толпились в крытой нише с оружием в руках.
  Я ждал около крыльца Cape Cod Revival. Почтовый мусор скапливался возле двери, никакого сознания безопасности.
  Майло постучал в дверь Битта. Она тут же открылась. Это отбросило его назад, и он отступил. Затем, держа в руке Glock, он вошел.
  За ними последовали молодые D. Какое-то время ничего не происходило, затем вышел Бинчи и показал большой палец вверх.
  Линкольн и Морони вышли вперед с флангов. Бинчи сказал: «Ты тоже, Док».
  —
  На ТВ и в кино, когда кризис угасает, полицейские-хот-доги выражают сожаление, потому что жаждут действий Рэмбо. Плечи Марлина Морони и Тайрелла Линкольна опустились, когда они вложили оружие в ножны. Лица у обоих были скользкими от пота, и когда я присоединился к ним, пульс на их толстых, крепких шеях все еще бился.
  Когда я последовал за ними, Мороний сказал: «Аминь, Иисус».
  
  Тревор Битт сидел на стеганом диване в гостиной, руки его были скованы наручниками спереди.
  Майло стоял над ним, Рид — позади. Бинчи был слева, рядом с Фелис Корвин. Справа стояли Морони и Линкольн.
  Битт казался спокойным. Лицо Фелис было напряжено от гнева, руки напряжены, ладони сжаты в кулаки.
  Комната находилась сразу за пустым вестибюлем — темное пространство со сводчатым потолком, пересеченным балками из псевдостаринного дерева.
  Майло бросил взгляд на ветеранов-полицейских, и они направились к лестнице в задней части помещения.
  Фелис сказала: «Куда они идут? Челси там».
  Битт сказал: «В студии».
  Майло спросил: «Где это?»
  «Прямо здесь наверху».
  Майло сказал: «Ребята, ей семнадцать. Будьте вежливы».
  Морони сказал: «Штурмовики всегда милы».
  Он и Линкольн поднялись по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Через несколько секунд сверху раздался голос Морони: «Привет, меня зовут Марлин, никто тебя не тронет, нам нужно спуститься вниз, чтобы ты могла побыть со своей мамой... ты хорошая девочка».
  Челси, одетая в заляпанный краской халат художника, появилась на площадке. В одной руке она держала блокнот для рисования, в другой — черный карандаш художника, который использовала Робин. Морони и Линкольн закрепили ее спуск. Когда она достигла дна, она посмотрела на Битта. Увидела наручники, споткнулась и издала рвотный звук.
  «Все в порядке, дорогая», — сказала ее мать. «Скоро все это прояснится». Она посмотрела на Майло, ожидая подтверждения.
  Он сказал: «Все сотрудничают, таков план».
  Челси закричала: «Папа!» и бросилась на Майло с карандашом.
  Ему удалось уклониться от нее, правый глаз едва избежал заостренного кончика. Инерция толкнула девушку вперед. Она приземлилась на пол, на спину, блокнот и карандаш в нескольких футах от нее.
  Фелис Корвин сказала: «Посмотрите, что вы натворили».
  Майло коснулся внешнего края глазницы. Морони встал над Челси и протянул руку. Ее голова мотнулась из стороны в сторону, и она выкрикнула маниакальное «Нет!» Морони приблизился к ней, но не стал ее толкать.
  Все остальные копы смотрели на Майло.
  Он сказал: «Фелиса, вам с Челси нужно пойти к тебе домой».
  Фелис повернулась к Тревору.
  « Сейчас, мисс Корвин. Или вашей дочери будет предъявлено обвинение в покушении на нападение».
  Фелис сказала: «Зачем ты пришел пораньше? Все это можно было предотвратить».
  Майло сказал: «Ты мог бы ответить на звонок».
  «У меня был виброзвонок, я не слышал».
  Челси издала жалкий птичий звук. Птенец, которому угрожала сова.
  Битт спросил: «Тебе больно, Тамара?»
  Девочка шмыгнула носом и потянулась за карандашом.
  Марлин Морони оттолкнул ее, схватил ее за одно запястье, схватил другое и крепко держал. Она боролась мгновение, затем обмякла.
  «Надеть на нее наручники?» — спросил он.
  Фелис Корвин сказала: «Она же ребенок, не будь глупцом!»
   Майло, все еще массируя край глазницы, сказал: «Глупо, когда кто-то получает травму. Мы собираемся связать ее, пока не убедимся, что она успокоилась. Любой, кто не будет сотрудничать, будет сдержан. Офицер Линкольн, отведите их в соседнюю комнату и оставайтесь с ними».
  Фелис сказала: «Тревор...»
  Битт сказал: «Я в порядке».
  Челси сказала: «Папа».
  Битт сказал: «Тамара, пожалуйста, послушай этих ребят».
  Магическое заклинание: Девочка расплылась в улыбке, которую можно увидеть у спящих младенцев. Никакого сопротивления, когда Линкольн связал ее.
  Фелис сказала: «Это позор». Мне: «В вашем случае это врачебная халатность».
  Мо Рид встал перед ней. «Было бы стыдно, если бы твоя дочь ослепила лейтенанта».
  Фелис вздрогнула. «Это не... он в порядке, да? Очевидно».
  Рид бросил на нее убийственный взгляд. То же самое и от Морони. Даже Бинчи выглядел суровым.
  Челси сказала: «Пойдем домой, мамочка».
  Линкольн вытолкнул их за дверь.
  Я повернулся к Битту. «Почему ты называешь ее Тамарой?»
  «Тамара де Лемпицка была великой художницей».
  «Укрепляя ее уверенность в себе».
  Предложение, казалось, озадачило Битта. «Я хочу ее подбодрить».
  Майло спросил: «Что вы двое делали до того, как мы сюда пришли?»
  «Живопись», — сказал Битт. «Мы только что перешли на акрил».
  Он посмотрел на свои связанные руки. Некоторые ногти были почти покрыты пигментом. Остальная часть его тела была бледной. Он был одет так же, как и в последний раз, когда я его видел: зеленый кашемировый свитер с круглым вырезом, коричневое поло, те же навязчиво выглаженные брюки цвета хаки, коричневые туфли на платформе с белой подошвой.
  Я спросил: «Как «Челси» к этому относится?»
  Пауза. «Она расстраивается».
  Он сел ниже, как будто его предал резиновый позвоночник. Мебель вокруг нас была темной, тяжелой, набитой. Обноски, унаследованные от девицы
  тетя. Картины на стене были совсем другого вкуса. Абстракции, скудно развешанные на белых оштукатуренных стенах, притворяющиеся ручной затиркой английского поместья.
  Хорошая вещь. Я встал и проверил подписи. Джуди Чикаго, Билли Эл Бенгстон, Ларри Белл, Эд Руша. Члены художественного мозгового треста, которые работали в Лос-Анджелесе в шестидесятые и семидесятые. Раньше, когда они были доступны по цене, я не мог себе позволить.
  Тревор Битт повернулся и наблюдал, как я осматриваю. Когда я вернулся, его взгляд снова упал на руки.
  Я спросил: «До того, как вы сюда переехали, вы жили в Лос-Анджелесе?»
  "Никогда."
  «Тебе просто нравятся артисты из Лос-Анджелеса».
  Битт улыбнулся. «У меня в спальне комната французских фовистов, в запасной комнате — пейзажисты долины Гудзона. Искусство — это простой способ увидеть мир».
  Рука Майло покинула глазницу. Он помахал листком бумаги перед Биттом. «Это ордер на обыск на предмет огнестрельного и холодного оружия на вашей территории. Хотите его прочитать?»
  "Нет, спасибо."
  «Если вы с самого начала расскажете нам, что у вас есть, мы сможем сделать это быстрее».
  «У меня не так уж много», — сказал Битт.
  Майло топнул ногой.
  Битт сказал: «К обрезным относятся столовые приборы и мастихины — это инструменты, используемые для нанесения краски на холст».
  «Если это может кому-то навредить, это включено».
  «У меня есть алюминиевые столовые приборы, один мясницкий нож, который все еще острый, потому что я редко им пользуюсь, и три мастихина».
  "Расположение."
  «Кухня, кухня, студия».
  «Огнестрельное оружие», — сказал Майло.
  «Оружие в единственном числе», — сказал Битт. «Винтовка Holland and Holland, которую я унаследовал от отца. Он стрелял из нее тетеревов. Или перепелов, какую-то беззащитную маленькую птичку. Я никогда не ходил туда, мне это было неинтересно».
   «Но он оставил тебе оружие».
  «Может быть, он решил, что я передумаю».
  «А ты?»
  «Он никогда не был заряжен».
  «Ты в этом уверен?»
  «Думаю, я бы запомнил, лейтенант».
  «Вы никогда не размахивали им перед кем-либо?»
  Битт откинулся на спинку стула и уставился на свои руки.
  Майло повторил вопрос.
  «Это я уже видел, лейтенант. И не раз».
  «При каких обстоятельствах?»
  Битт сказал: «Быть идиотом. Давным-давно».
  «Что значит долго?»
  «Десятилетия. Я был контркультурным притворщиком и иногда использовал его для драматического эффекта. Реквизит. Он никогда не был заряжен».
  «Зачем это делать?»
  Битт поднял руки, чтобы образовать кавычки, вызвав звон и треск. «Я не был „хорошим парнем“. Мое искусство тоже не было хорошим. Я думал, что я умный и в курсе, но теперь все это кажется устаревшим».
  Я спросил: «Изменилось ли ваше искусство?»
  «В той мере, в какой я это делаю», — сказал Битт.
  «Что ты сейчас рисуешь?»
  «Сейчас я берусь за орхидеи и птиц в стиле Мартина Джонсона Хида. Он был странствующим художником, который продавал свои работы от двери к двери. Я восхищаюсь этим духом предприимчивости».
  Майло сказал: «Раньше тебе нравилось пугать людей своей винтовкой».
  «Когда я был под кайфом, пьян или просто вел себя как придурок».
  «Мы не найдем в вашем доме никаких боеприпасов».
  "Никто."
  «А как насчет гаража?»
   «В гараже ничего нет», — сказал Битт. «Буквально».
  Майло подал знак Риду, и тот направился в заднюю часть дома.
  «Где винтовка, мистер Битт?»
  «В ящике из орехового дерева в глубине шкафа в моей спальне».
  «Хотите что-нибудь еще рассказать нам, прежде чем мы начнем поиск?»
  «В том же шкафу есть самурайский меч. Туристический хлам. Я получил его в качестве оплаты за иллюстрацию в... наверное, в 67-м, 68-м? Концертный плакат, какая-то группа. Когда я попытался его продать, то узнал, что он бесполезен».
  Майло сделал знак Морони и Бинчи. Они пошли.
  Тревор Битт заявил: «Я не имею никакого отношения к человеку, убитому в «Фелисе».
  Браун был убит в другом месте. Притворялся, что не знал, или вводил в заблуждение?
  Майло сказал: «Мы имеем дело с двумя мертвецами».
  Битт кивнул. «Чет».
  «Что ты об этом думаешь?»
  «Людей убивают? Это ужасно».
  «Может, и не для тебя», — сказал Майло.
  Битт моргнул. «Я не понимаю, лейтенант».
  «После ухода Чета Корвина ты можешь быть свободна и быть с Фелис».
  Никаких эмоций на сероватом лице.
  «Мистер Битт?»
  «Полагаю, я могу понять, почему ты так думаешь».
  «Это неправда?»
  «Не было бы… Фелис и я не связаны романтическими отношениями. Не с тех пор, как у нас были отношения в Сан-Франциско».
  Я сказал: «Тот, который привел к зачатию Челси».
  Впервые поведение Битта изменилось. Он моргнул полдюжины раз, бровь образовала V-образную складку, а губы сжались вовнутрь. «Да. Но к тому времени, как я узнал, между нами уже все было кончено».
  «Когда это было?»
  «Когда Феличе позвонила мне пять лет назад».
   «И вы решили переехать в соседний дом».
  «Это потребовало некоторых размышлений», — сказал Битт. «Я переехал на следующий год».
  Майло сказал: «Жить рядом со своей бывшей девушкой, матерью ребёнка и твоей тайной дочерью».
  Плечи Битта поднялись и опустились. «Это произошло в то время, когда я был готов к переменам. Я рассматривал Венецию. Италию, а не Калифорнию. У моей тети есть ветхая вилла на Гранд-канале».
  «Звонок Фелис изменил твое мнение».
  «После некоторых раздумий».
  Я сказал: «Готов к отцовству».
  «Я не ставил себе такой высокой цели, — сказал Битт. — Я надеялся на какие-то отношения».
  «Челси называет тебя «папочкой».
  «Последние два дня».
  «До этого?»
  «Она звала меня Тревором. Я старался быть ее другом. Вдохновлять ее творчество».
  «Но вы надеялись на большее».
  Битт моргнул. Шаги сверху заставили вибрировать потолок.
  Я спросил: «Как быстро развивались отношения?»
  «Совсем не быстро», — сказал Битт. «Сначала я ничего не сделал. Потом я спросил Фелис, могу ли я что-нибудь сделать. Она сказала, что категорически нет. Она была недовольна моим присутствием, изо всех сил старалась меня игнорировать, и я держался особняком. В прошлом году она пришла, сказала, что передумала, и я могу заняться искусством с Челси, если Челси согласится, и я поклялся быть сдержанным».
  «Просто так».
  «Вот именно так, доктор».
  «Импульсивно», — сказал я. «Как будто позвонил, чтобы рассказать тебе о Челси».
  «Она может быть такой. Это отчасти то, почему она привлекла меня еще в Сан-Франциско. Мне трудно быть спонтанным».
  «Из-за своей сдержанности Челси никогда не знала человека, которого считала своим отцом».
  «Он и все остальные, включая Челси», — сказал Битт.
   «Есть ли у вас идеи, что заставило Фелис передумать?»
  Пальцы Битта двигались, словно печатая на невидимой клавиатуре. «Она сказала мне, что сказала тебе. Ее брак катился под откос».
  "Почему?"
  «Вам придется спросить Феличе».
  «Она так и не объяснила».
  «Именно это», — сказал Битт. «Я не люблю говорить о таких вещах».
  «Эмоции».
  «Отрицательные».
  "Такой как?"
  Битт вздохнул. «Неверность».
  «Феличе узнала, что Чет был ей неверен».
  «Она обнаружила какие-то счета по кредитным картам. Я сказал ей, что не хочу знать, и на этом все закончилось».
  Майло сказал: «Немного поболтаем».
  "Вот и все."
  «Просто поговорить?»
  Битт выглядел удивленным. «Если ты спрашиваешь о сексе, то я больше им не занимаюсь». Он похлопал себя по груди. Наручники звякнули.
  «Обет целомудрия?»
  «Проблемы с сердцем. Во многих отношениях».
  "Значение?"
  «Я никогда не был эмоциональным человеком, меня называли эмоционально безэмоциональным.
  С годами я еще больше выровнялся».
  Майло сказал: «Ты упрямый человек. Я пытался поговорить с тобой неделями. Почему ты меня игнорируешь?»
  «Мне нечего было тебе сказать».
  «Вот и ответ».
  «Ладно», — сказал Битт. «Я склонен к одной эмоции». Мне: «Кто-то в вашей профессии назвал это свободно плавающей тревогой. Лечение будет включать лекарства, поэтому я пас».
  Майло сказал: «Ты не принимаешь наркотики».
   «Больше нет, лейтенант. Результат — подспудный страх. Я живу с ним, и он толкает меня внутрь».
  «Живу отшельником».
  «В Сан-Франциско я выходил и занимался светскими делами по работе. Мне это никогда не нравилось».
  Еще один взгляд на меня: «Это не агорафобия, а какая-то фобия. У меня нет панических атак, и когда мне нужно выйти из дома, я могу это сделать. Мне это просто не нравится, поэтому я ограничиваю свои прогулки».
  Я спросил: «К чему?»
  «Ходить по магазинам, когда не могу что-то получить с доставкой. Короткие прогулки, чтобы избежать тромбов, как сказал мой врач. Визиты к врачу. Вот где я был в ночь, когда умер Чет».
  Пассивный выбор слова.
  Я спросил: «Ночной визит к врачу?»
  «Посещение больницы», — сказал Битт. «В больнице Св. Иоанна, для обследований. Они надели на меня пояс, который отслеживал мое сердцебиение. Это нужно было сделать ночью, чтобы они могли наблюдать за моим сном и убедиться, что моя система не выйдет из строя, когда я не осознаю этого».
  «У вас были симптомы».
  «Я просыпался с одышкой. Я позвонил своему кардиологу, он назначил мне тест».
  Майло достал блокнот. «Имя?»
  «Доктор Джеральд Вайнблатт», — сказал Битт. «Иногда я вижу его партнера, доктора Прита Ачарью. Ни одного из них там не было, процедуру проводил техник. Афроамериканский джентльмен, я не знаю его имени».
  Я спросил: «Когда вы узнали об убийстве Чета Корвина?»
  «Фелиса пришла на следующий день и рассказала мне, что произошло».
  «Каково было ее поведение?»
  "Ее поведение? Она была расстроена. Израсходовала полкоробки Kleenex".
  Шон Бинчи спустился вниз, держа в руках в перчатках деревянный ящик с бронзовой отделкой и дешевую на вид серую картонную коробку, скрепленную большой резинкой. Поставив оба на пол, он расстегнул защелки на ящике и осторожно поднял крышку.
   Винтовка лежала в обтянутом зеленом бархате. Тот же прекрасно обработанный орех, что и футляр, с потускневшим, вручную гравированным металлическим тиснением.
  «Ручная гравировка, Лут, выглядит как тридцатые или сороковые».
  Битт сказал: «Вероятно, тридцатые или даже двадцатые. Отец получил его еще мальчиком».
  Майло сказал: «Мистер Битт говорит, что он никогда из него не стрелял».
  Бинчи поднял оружие, понюхал конец ствола. Чихнул.
  Кашлянул и чихнул еще три раза. «Там полно пыли и всего такого, Лут».
  Битту: «Это ценная винтовка, сэр. Вы не верите в необходимость заботиться о ней?»
  Битт покачал головой.
  Бинчи развязал резинку. Никакого бархатного внутреннего слоя для этого сосуда, просто больше картона. Внутри было тупое на вид лезвие, изъеденное и проржавевшее вдоль режущей кромки, ручка была обмотана белой бечевкой, которая неравномерно потемнела.
  Бинчи сказал: «Похоже на горшечный металл». Он всмотрелся в коррозию.
  «Крови не вижу, но…»
  Битт сказал: «Ничего нет».
  Майло сказал: «Проверьте это — отнесите в лабораторию, сейчас же».
  Бинчи ушел с обоими видами оружия.
  Тревор Битт сказал: «Когда закончите испытывать меч, выбросьте его.
  Я забыл, что он у меня есть, и держал его только для того, чтобы напомнить себе, что не стоит быть таким доверчивым».
  Майло сказал: «Ты вообще доверчивый парень».
  «Когда я принимал галлюциногены, я был таким. За исключением случаев, когда я переусердствовал и стал параноиком».
  «Паранойя и размахивание винтовкой», — сказал Майло.
  «Мне нечем гордиться, лейтенант».
  «Больше никакой запрещенной химии для тебя. Даже для твоей свободно плавающей тревоги?»
  «Для этого я использую одиночество».
  «Оказание сопротивления полиции имело терапевтический эффект».
  «Я и не ожидал, что вы поймете. Мне жаль, что я доставил вам неудобства».
   Майло коснулся места, которое пропустил карандаш Челси. Его глаза сузились, а челюсть стала как у носорога.
  Чувственная память, приводящая к гневу.
  Битт сказал: «Я знал, что не смогу тебе помочь».
  Майло спросил: «Где вы были в ту ночь, когда тело бросили в доме Корвинов?»
  «Выбросил?» — сказал Битт. «Что ты имеешь в виду?»
  «Это не сложное слово, мистер Битт».
  «Кто-то его туда поместил?»
  «Вы этого не знали».
  «Я знала, что сказала мне Фелиция».
  «Что было?»
  «Они вернулись домой и обнаружили мертвого человека в логове Чета. Я предположил, что его там убили».
  «Что еще она тебе сказала?»
  «Вот и все. Как я уже сказал, мы мало разговариваем».
  «Никаких отношений».
  «Только если это касается «Челси», — сказал Битт. «Феличе позволяет мне проводить время с «Челси», пока она видит, что это полезно для «Челси».
  Я сказал: «Вы на испытательном сроке».
  Он посмотрел на меня. Пустое лицо, застывшие глаза. «Думаю, можно так сказать, доктор».
  Майло спросил: «Почему вы с Фелис расстались?»
  «Она инициировала. Думаю, я был неприятен, ей это надоело».
  «Об этом вы тоже не говорили».
  Качает головой. «Она перестала отвечать на мои звонки. Я не звонил очень долго».
  Я спросил: «Как ты отреагировал, когда она рассказала тебе о Челси?»
  «Сюрприз», — сказал Битт. «И, признаюсь, некоторое беспокойство. Я долго переживал. Что это значило? В конце концов, я начал задаваться вопросом, может ли развиться что-то позитивное».
  «Тебя беспокоило, что Фелис будет выдвигать какие-то требования?»
   Битт сказал: «Она заверила меня, что ее не интересуют деньги. Затем она сказала, что была неправа, втягивая меня в это, и что мне следует забыть об этом».
  «Ты этого не сделал».
  Губы Битта шевелились. То, что началось как хмурый взгляд, закончилось улыбкой. «Как вы видели, я не всегда готов к сотрудничеству».
  Вернулся Мо Рид. «В гараже ничего нет, лейтенант». Взгляд на Битта.
  «Как он и сказал, буквально. Ни машины, ни инструментов, только пыль. Под кухонной раковиной ящик с инструментами, пара крестовых ключей, один гаечный ключ, измерительная лента. Что касается лезвий, у него есть столовые приборы на двоих, выглядят довольно хлипкими, и один нож Henckels без видимой крови, но я его упакую».
  «Крови не будет, я вегетарианец», — сказал Битт.
  Майло сказал: «Сделай это. Я сказал Шону ехать в лабораторию. Если он будет достаточно близко, пусть вернется и добавит нож».
  «Крови нет», — повторил Битт. «Я обещаю».
  
  Через несколько мгновений после ухода Рида Марлин Морони с грохотом спустился по лестнице. «Могу ли я говорить в его присутствии?»
  «Иди», — сказал Майло.
  «Сделал вторую прочистку, вжик». Битту: «Эта картина на мольберте, это ты сделал?»
  «Работа продолжается».
  «Ты очень хорош».
  «Я стараюсь».
  Майло сказал: «Марлин, иди к соседу и посмотри, как дела у Тайрелла».
  Я сказал: «Просто подумал кое о чем — сын, Бретт, тоже может быть там».
  Мороний сказал: «Проверьте это» и вышел.
  Тревор Битт сказал: «Я думаю, что мальчику приходится нелегко».
  Майло спросил: «Почему это?»
  «Чет был его отцом».
  «Как Бретт относился к вам?»
  «Если мы проходили мимо на улице, он иногда корчил мне рожу. Я думал, Чет рассказал ему обо мне что-то. Или, может быть, он просто такой ребенок».
  Я сказал: «Вас видели в конфликте с Четом Корвином».
  «Я был?» — сказал Битт.
  «В квартале выше, вскоре после того, как сбросили тело».
  Битт прищурился. «А, это. Кто-нибудь видел?»
  "Что случилось?"
  «Это было ничто».
  Майло сказал: «Все равно расскажи нам».
  «Я купил Челси шоколадные конфеты. Во второй раз, первый раз был на ее день рождения, Рождество. Я сказал ей спрятать коробку по понятным причинам. В первый раз она была осторожна, но во второй раз забыла и оставила ее на столе. Чет запугал ее, и она сказала ему, что я купила ее. Я гуляла, и он пошел за мной».
  "Потому что…"
  «У него сложилось неверное впечатление».
  "Значение?"
  «Мне нужно это продиктовать?»
  Майло сказал: «Ты делаешь».
  «Он намекнул, что происходит что-то неподобающее. Я заверила его, что это не так, я просто помогаю Челси с ее искусством, шоколад был наградой за ее старания. Он сказал мне, что это звучит как чушь, у нее нет таланта. Я заверила его, что это не так. Он угрожал мне. Если что-то когда-нибудь случится, я пожалею. В тот момент я ничего не сказала. Я думала, он собирается меня ударить, мое сердце колотилось — билось слишком быстро. К счастью, он ушел, и я попыталась отойти от этого. Мы больше не разговаривали, и Фелис сказала мне, что мое общение с Челси будет ограничиваться тем, когда Чета не будет в городе больше, чем на день или два. Она сказала, что Челси плакала».
  Майло спросил: «Почему ты выбрал шоколад в качестве подарка?»
  «Потому что мне это нравится», — сказал Битт. «Этот бренд особенно высокого качества, я купил его в бутике в Западном Голливуде. Это одна из вещей, которая заставила меня выйти из дома. Она доела все части первой коробки. Вот почему я купил ей вторую коробку».
  Я спросил: «Как часто ваш контакт с Челси происходил поздно ночью?»
  Битт вздохнул. «Это. Мы думали, что она поняла, но она начала улизнуть, даже когда Чет был дома. Иногда она пинала бок моего
   дома, иногда она просто стояла рядом».
  Я спросил: «Как ты отреагировал, когда она пнула?»
  «Я старался ничего не делать, доктор. Иногда я слышал, как она тихо плачет, и если этого было недостаточно, я беспокоился, что Чет найдет ее, и все пойдет к черту. К счастью, этого не произошло, но я старался избегать любых встреч с ней лицом к лицу, когда Чет был в городе. Вплоть до того, что не уходил утром, пока Фелис не отвезла детей в школу».
  «Ты никогда ее не впускал?»
  «Я так и делал», — сказал Битт. «Несколько раз. Она хотела заняться искусством, но я сказал, что у нас нет времени. Поэтому мы сидели и пили чай, а потом она возвращалась домой».
  Майло сказал: «Я сейчас позвоню этому кардиологу. Если вы мне солгали, сэр, сейчас самое время признаться».
  «Я не видел. Поговорите с техником. Двадцатилетний, афроамериканец, резкие черты лица, особенно скулы. Он был бы прекрасным объектом для портрета».
  Майло достал телефон и перезвонил Морони.
  «Все в порядке?»
  «Девочка все еще застегнута, но молчит, мама убирается на кухне, мальчик наверху, когда я посмотрела на него, он показал мне средний палец».
  «Дети», — сказал Майло.
  «Мой так сделал, вы знаете, что произошло бы».
  Битт не следил за разговором. Закрыв глаза, он положил шею на верхний валик дивана. Через несколько мгновений его нижняя челюсть опустилась, и он храпел с открытым ртом.
  Морони и Мило переглянулись, потом я. Допрос 101: Виновные, скорее всего, дремали.
  Майло вытащил телефон и пошел в другую комнату. Он вернулся с таким видом, будто выпил пунш с слюной. Подойдя к Битту, он сильно топнул ногой. Битт проснулся. Его глаза попытались сфокусироваться.
  «Ваш счастливый день, мистер Битт, благодаря кардиологу Антонио Дженкинсу».
  Он расстегнул наручники Битта. Битт спросил: «Мы закончили?»
   «Не совсем», — сказал Майло. «Ты прикрыт за ночь убийства Чета Корвина, но это не значит, что ты не был в этом замешан».
  "Я не понимаю."
  «Вы состоятельный человек, мистер Битт».
  Битт прищурился. «Ты хочешь сказать, что я заплатил кому-то, чтобы тот убил Чета?»
  «А ты?»
  «Конечно, нет. Зачем мне это делать?»
  «Он напугал тебя, он был жесток с Челси, ты хотела помочь Фелис освободиться от него».
  «Я так не поступаю», — сказал Битт.
  «Что тебе нравится?»
  «Отступайте», — сказал Тревор Битт. Его пальцы затрепетали на коленях. «В глубине души я трус».
  Я сказал: «Собаки иногда кусаются из-за страха».
  «Я никогда в жизни не причинял никому и ничему физического вреда. Вот почему я отказался охотиться с отцом. Вот почему меня избивали в подготовительной школе».
  Майло сказал: «Вегетарианец». Оставив свою любимую остроту о плотоядном животном невысказанной: Гитлер тоже был таким. «Давайте поговорим о теле, оставленном по соседству. Где вы были той ночью?»
  "Здесь."
  «Что делать?»
  "Рисунок."
  «Новый мультфильм?»
  «Я больше не рисую карикатуры», — сказал Битт. «Набросок для картины. Пара попугаев — продолжение берилловых колибри, над которыми я работаю. То, что увидел на мольберте тот другой офицер».
  «Мне бы самому хотелось это увидеть».
  Битт выглядел озадаченным. «Это подтвердит мое местонахождение?»
  «Нет, но я увлекаюсь искусством».
  —
   Битт неуверенно поднялся, держась за перила, останавливаясь каждые несколько шагов, чтобы перевести дух. Когда мы достигли площадки, его грудь вздымалась. Если это не было театром, он был не в состоянии переносить тело и тащить его через дом.
  Майло спросил: «Вы в порядке, сэр?»
  «Я в порядке». Битт облокотился на перила. «В ночь первого убийства я увидел кое-что. Я думал, что это неважно. Возможно, так оно и есть. Мимо окна моей студии проехал грузовик».
  Он указал на открытую дверь. Мольберт был обращен к фасаду дома, пропитанного дружелюбным южным светом.
  Майло спросил: «Во сколько?»
  «До гвалта — может быть, за час до этого? Не могу сказать точно. Звук двигателя — вот что привлекло мое внимание. Я красил, выглянул наружу и увидел его. Сначала я подумал, что меня ограбили».
  Майло спросил: «Что украли?»
  «Мой грузовик, лейтенант. Он был похож на мой».
  «Додж Рам».
  «Я не говорю, что это была та же марка, просто общее сходство.
  Примерно такого же размера и темного цвета, возможно, черного, как у меня. Я спустился вниз, увидел, что мой грузовик все еще там, и забыл о нем».
  Майло посмотрел на меня. Мы оба вспомнили свидетеля Бинчи, который заметил пикап, выезжающий из района.
  Он сказал: «Убийство по соседству, но вы решили, что это неважно».
  «Поможет ли еще одно извинение?» — спросил Битт, голос его звучал подавленно.
  «В какое время это произошло?»
  «Не носите часы», — сказал Битт. «Не обращайте внимания на время. Все, что я могу вам сказать, это задолго до возвращения Корвинов. Я слышал, как грохочет их двигатель, как грохочет внедорожник, на котором он ездит. Я видел, как они вышли, зашли в дом и вернулись к работе. Через некоторое время свет в моей студии изменился, окно стало полосатым. Эти полосы на крышах ваших полицейских машин чрезвычайно насыщены цветом. Потом те другие огни на столбах. Люди разговаривают».
  «Тебе не хватило любопытства выйти и проверить?»
   «Когда я увидел, как Челси вышла из дома, как и остальные, я предположил, что это кража со взломом. На следующий день Фелис рассказала мне, что произошло».
  Майло спросил: «Есть ли у Челси приятель, который водит темный грузовик такого же размера, как твой?»
  Голова Битта повернулась к нему. «Ты не можешь быть серьезным».
  «Мы учитываем все».
  «Челси нежная».
  Майло коснулся уголка глаза. Битт поморщился.
  «Я ничего не знаю о друзьях Челси. Она никогда не говорила, что у нее есть друзья. Но она не имела к этому никакого отношения».
  «Вы знаете это, потому что…»
  «Я знаю свою дочь».
  «Вы готовы предоставить свои финансовые отчеты для проверки?»
  Смена темы бросила Битта. Классический детективный трюк. Когда он перестал моргать, он сказал: «Какая инспекция?»
  «Необычное снятие наличных».
  «За что, в самом деле, лейтенант?» — спросил Битт. «Как будто я знаю, как нанять какого-то убийцу?»
  «Просмотр ваших записей мог бы прояснить этот вопрос».
  «Пожалуйста, лейтенант, но здесь нет никаких записей, всем занимается попечитель».
  "Кто это?"
  «Управляющая фирма в Пало-Альто. Swarzsteen Associates, они работали с нами на протяжении поколений. Исполнительный директор моего счета — Дон Сварцстин».
  Майло сказал: «Произнесите это по буквам, пожалуйста».
  Битт медленно прочитал.
  «И как это работает?»
  «Полагаю, мне понадобится освобождение. Дайте мне форму, и я ее подпишу».
  Майло сказал: «Я имел в виду, как вы оплачиваете свои счета?»
   «Шварцстин платит им — счета по кредитным картам, коммунальные услуги, налоги. На всякую всячину они присылают мне ежемесячное пособие».
  "Сколько?"
  «Две тысячи в месяц».
  «Бюджет ограничен», — сказал Майло.
  «Для меня этого достаточно», — сказал Битт. «В конце года я отправляю часть обратно, а Дон реинвестирует. Это я могу вам показать».
  Мы последовали за Биттом, когда он открыл дверь в спальню, обставленную китайской свадебной кроватью, викторианским комодом, тремя картинами на трех стенах и ничем больше. Он порылся в ящике и протянул Майло компьютерную распечатку.
  Годовой отчет под фирменным бланком инвестиционной компании, большая часть деятельности совместно управляется офисом Chase Private Client в Пало-Альто. Текущий баланс на «счете внешних расходов», $12,356.13, ежемесячные депозиты $2,000.00 третьего числа каждого месяца, чуть больше половины на обратный рейс.
  Битт сказал: «Мои потребности просты. Я использую его для еды и художественных принадлежностей».
  Я сказал: «Кстати об искусстве», и направился в студию.
  —
  Не один мольберт, а пара, второй стоял напротив безоконной части западной стены, невидимой из дверного проема. Тот, что выходил на улицу, подпирал картину с двумя светящимися, прекрасно прорисованными птицами с изумрудной грудью, парящими в воздухе. На другом был холст того же размера, заполненный грязными пятнами.
  Битт вытащил из папки блокнот и показал нам карандашный набросок двух попугаев ара. «То, над чем я работал в ту ночь».
  Я спросил: «Почему ты больше не рисуешь мультфильмы?»
  Битт сказал: «Я пришел, чтобы увидеть, что это такое. Подлое, цепляющееся за уродство и преувеличивающее. С меня хватит». Он указал на картину Челси.
  «Интересно, не правда ли? Наведение порядка в хаосе. Для меня эта более бледная часть здесь представляет собой зарождающуюся ясность».
  Это прозвучало как чушь, выражаясь языком искусства. Я видел пятна.
   Любовь не знает границ.
  Битт воспринял наше молчание как спор.
  «Это концептуально», — настаивал он. «Она — единственное, что я когда-либо действительно задумал».
  
  Мы оставили Битта в его студии и собрались на тротуаре. День уступал вечеру, деревья зебровыми полосами раскрашивали тротуары, горчичное сияние освещало крыши.
  Майло сказал: «Пожалуйста, скажи мне, что ты не согласен».
  "О чем?"
  «Битт чист».
  Я спросил: «Кардиолог подтвердил его алиби?»
  «Пристегнутый и подключенный на восемь часов, не покидал лабораторию сна».
  Дверь дома Битта открылась, и художник высунул голову. «Я только что говорил по телефону с Доном Шварцстином. Никаких форм не требуется, позвоните ему, когда вам будет удобно».
  Майло сказал: «Мой новый приятель. Черт возьми».
  «Твой уровень обаяния тебя удивляет?»
  Еще одна дверь открылась через несколько домов. Еще одна голова, выглядывающая на мгновение и исчезающая. Пригородный кротобойный промысел.
  Короткий телефонный разговор с Дональдом Шварцстином III заставил Майло покачать головой, когда он убрал свой телефон в карман. «У парня такое поведение, как у людей, живущих за счет богатых».
  Я сказал: «Думает, что он больше, чем просто нянька».
   «Вы, должно быть, психолог. Да, он заносчивый засранец. Он также подтверждает заявление Битта о том, что других денег нет».
  Мы вошли в дом Корвина. Марлин Морони стоял на часах на верхней площадке. Он спустился вниз, выглядя скучающим.
  «Девушка в своей спальне рисует сумасшедшие рисунки. Я подумал, что это нормально, у нее есть идеи по поводу ее чертового карандаша, я справлюсь».
  Я спросил: «В смысле, ударить?»
  «Надеюсь, вы не хотите, чтобы я попал в больницу, док. Бейте по маленьким квадратикам снова и снова. Но что я знаю об искусстве? У нее также есть наушники. Подключенные к — представьте себе — CD-плееру, Country Joe and the Fish, мой старший брат увлекался всей этой цветочной ерундой».
  Я сказал: «Сан-Франциско, эпоха ее отца».
  Мороний спросил: «Ты его оправдал?»
  «Отвратительное алиби», — сказал Майло. «А как насчет мальчика и миссис С?»
  «Он в своей комнате, играет в видеоигры, она за кухонным столом, притворяется, что ничего не произошло. Я посмотрел на ее экран, что-то про учебную программу».
  «Она работает в школьном округе».
  «Ну, у нее есть аура злой учительницы. Что-нибудь еще нужно?»
  Майло сказал: "Нет, можешь идти. Спасибо, Марлин".
  «Спасибо за сверхурочную работу», — сказал Морони. Он взглянул на водолазные часы с резиновым ремешком. «Смена официально не окончена, но я предполагаю, что мы не собираемся работать дробно».
  Майло сказал: «Я положу его полностью, наслаждайся жизнью».
  Морони повел плечами и надел зеркальные очки. «Этот день можно назвать удачным. Мне изначально нечего было делать, и я ухожу здоровым».
  —
  Фелис Корвин сидела за кухонным столом и печатала. Она увидела нас, но продолжила работать.
  Майло сказал: «Давайте поговорим о «Челси».
   Пальцы Фелис легли на клавиши. Ее глаза были обращены к экрану. «Разве мало стресса было для одного дня?»
  «Не так много, как могло бы быть, мэм, в смысле, мне не нужна белая трость».
  «Это было прискорбно».
  «Мне повезло, мэм».
  «Конечно. Мне жаль. Челси сожалеет».
  «Она может искупить свою вину, сотрудничая».
  «Ей нечего предложить, лейтенант».
  «Я не узнаю этого, пока не поговорю с ней».
  «Я ее мать, поверьте мне».
  Майло ничего не сказал.
  Фелис закрыла свой ноутбук. «Она несовершеннолетняя».
  «Через несколько дней она станет совершеннолетней».
  «Правила есть правила». Это прозвучало так, как будто она привыкла говорить.
  «У меня нет проблем с правилами», — сказал Майло. «В уголовном кодексе есть положение о попытке нападения на сотрудника полиции».
  «О, пожалуйста! Она даже не прикоснулась к тебе».
  «Не из-за отсутствия попыток, мисс Корвин. Ее могут арестовать прямо сейчас за серьезное преступление. Я предполагаю, что вы предпочтете, чтобы я поговорил с ней».
  «Это вымогательство».
  «Нет, мэм. Вымогательство — это преступление, а я не преступник. Я излагаю непредвиденные обстоятельства».
  Она не ответила.
  Он сказал: «Будь по-твоему». Запустив руку под пиджак, он достал манжеты.
  Фелис вскочила на ноги. «Пожалуйста!»
  Майло посмотрел ей в глаза. Она сжала кулак, но быстро разжала его.
  "Ты тратишь время, но ладно, пойдем поговорим с ней. Увидишь, ей нечего сказать".
  «Извините, нет».
  Она прищурилась. «Нет, что?»
   «Я поговорю с ней, а ты останешься здесь».
  «Вам нельзя, она несовершеннолетняя».
  «Мне разрешено, если ты так говоришь». Кончик его пальца начал медленно подниматься к глазу.
  «Прекрати, я понял».
  Майло улыбнулся. «Интересный выбор слов».
  Фелис Корвин стиснула зубы. «Ты мстительна».
  «Я расследую два убийства».
  «О чем Челси ничего не знает».
  «Надеюсь, ты прав».
  Она скрестила руки на груди. «Не понимаю, почему я не могу быть с ней».
  «Я хочу поговорить с ней, когда она не находится под чьим-либо влиянием».
  «Это полный идиотизм».
  «Вы имеете право на свое мнение, мэм. Если вы предпочитаете, Челси могут задержать, осудить и посадить в камеру предварительного заключения. Вы наймете дорогого адвоката, который выйдет за нее под залог и заблокирует доступ к ней. Но процесс будет продолжаться, а это означает предъявление обвинения и либо сделку, либо суд».
  «Это... Оруэлл — как вы можете с этим мириться, доктор Делавэр?
  Так называемый специалист в области здравоохранения».
  Я сказал: «Никто не собирается причинять вред Челси. Мы понимаем, что ее воспитание было непростым испытанием».
  «О, вы даже не представляете».
  «Теперь, когда она знает, кто ее отец, перед ней встанут новые проблемы.
  Чем быстрее ее удастся исключить из расследования, тем лучше».
  Ее грудь поднималась и опускалась. «Вы гарантируете ей эмоциональное благополучие?»
  «Никто ничего не может гарантировать. Я могу вас заверить, что к ней будут относиться с чуткостью».
  «Тогда почему я не могу там быть?»
  «Потому что важно, чтобы к Челси относились как к личности».
  «О, конечно, это для ее же блага » .
  «Может быть», — сказал я. «Когда в последний раз ее воспринимали всерьез?»
   Ее щеки покраснели. «Ты не имеешь права так говорить, она всегда...
  ладно, делай любую бесполезную вещь, которую считаешь нужной. Но я считаю тебя ответственной. Тебя обоих. Я также пойду с тобой к лестнице и останусь там. Если я услышу что-то хоть немного неподобающее, я вмешаюсь».
  Майло сказал: «Меня это устраивает».
  Он поманил ее к двери взмахом руки. Она села там. Пренебрежительно помахала рукой. «О, забудь, я останусь здесь, ответственность на тебе».
  Когда мы пересекали столовую, Майло прошептал: «Ты не одобряешь мои методы?»
  Я сказал: «Она действительно пыталась ослепить тебя».
  Он ухмыльнулся. «Друг в беде».
  
  Когда мы дошли до лестницы, он сказал: «Как насчет того, чтобы взять это?»
  «На чем вы хотите, чтобы я сосредоточился?»
  «Друзья, светская жизнь, Camaro, ее личная жизнь — черт, все, что она захочет сказать. Не то чтобы я на что-то надеялся».
  «Я — суд последней инстанции, да?»
  «Вот почему вы получаете большие деньги».
  —
  Челси Корвин сгорбилась за своим столом, наушники взъерошили ее волосы. Она заполнила четверть листа аккуратными рядами овалов размером с изюм. Кончик языка торчал между ее губ.
  Майло отступил назад. Я встал перед девушкой, убедившись, что меня видно.
  Она перехватила карандаш, держа его в согнутом кулачке, как ребенок. Я стоял там. Ее линия оборвалась, и она переключилась обратно на взрослую хватку и продолжила работать. Как мама...
  Не сводя глаз с графитового наконечника, я снял наушники.
  Никакой реакции. «Привет, Челси. Я хотел бы поговорить с тобой».
  Она переместила руку, приступила к новому ряду овалов. Грязные пальцы с короткими ногтями сжали карандаш.
   «Челси...»
  "О чем?"
  «Прежде всего, я хочу сообщить вам, что с Тревором все в порядке».
   "Папа."
  «С папой все в порядке».
  Кончик карандаша завис над столом.
  Я пододвинула стул к ней. «Узнать, что он твой отец, — это большая перемена».
  «Угу-угу».
  «Это не большая перемена?»
  «Нет», — закончила она ряд.
  «Челси, можешь ли ты что-нибудь рассказать о мужчине, оставленном в твоем доме?»
  «Мертвый парень», — сказала она. «Угу».
  «А что случилось с… как мне называть Чета?»
  Тишина. Новый ряд.
  «Может, нам называть его Четом, мистер Корвин…»
  Ухмылка растянула ее губы. «Раньше-был-папой».
  «Это бывший папа».
  Она вздрогнула. Пробормотала себе под нос.
  Я сказал: «Простите?»
  Она полуобернулась. Горячие черные глаза; дырки от сигарет на бумаге. «Он никогда меня не любил».
  "Никогда?"
  «Ему нравился Бретт».
  «Есть идеи, кто его убил?»
  «Кто-то его разозлил».
  «Как кто?»
  Она снова посмотрела на меня. «Кто-то его разозлил. Наверное, поэтому мертвый парень оказался в его комнате».
  «Вы думаете, что Бывший-Папаша был целью?»
   «Он их разозлил».
  «Они», — сказал я.
  «Кто угодно». Пожимает плечами. «Что угодно».
  «Не знаете, кто это может быть?»
  «Он не мой отец », — сказала она.
  «Я знаю. Так кто же мог на него нацелиться?»
  «Он не мой отец ». Нытье. «Откуда я знаю?»
  Раздражение, потом безразличие. Но никакого напряжения, никаких подсказок. Я выждал еще два ряда.
  «Челси, ты знаешь кого-нибудь, кто водит Camaro?»
  «Нет».
  «Черный Камаро?»
  «Нет».
  «Никто из твоих друзей не водит черный Camaro».
  «У меня нет друзей». Сугубо факт, никаких видимых сожалений.
  Телефон Майло запищал, пришло сообщение. Она оглянулась на него и сказала: «Извини. За то, что было раньше».
  «Никаких проблем, малыш», — он прочитал сообщение и нахмурился.
  Я сказал: «Никто из твоих знакомых не водит Camaro».
  «Нет».
  «Папа водит пикап».
  «Э-э-э, Range Rover».
  «Я имел в виду Тревора».
  Она побагровела. Рука ее дрогнула. «Да».
  Я спросил: «Знаешь ли ты кого-нибудь, кто водит грузовик, как у папы?»
  «Он», — он отводит большой палец влево.
  "Ему?"
  «Он», — сказала она.
  «Кто это, Челси?»
  Еще один удар слева.
  «Я не понимаю, Челси».
   «Он. В том доме».
  Я сказал: «Мистер Вейланд водит такой грузовик? Я видел его в Таурусе».
  «У него есть автомобиль и грузовик».
  «Мистер и миссис Вейланд».
  "Ага."
  «Какого он цвета?»
  "Серый."
  «Тьма или свет?»
  «Темно». Закончив еще один ряд, она разгладила бумагу руками. Осудила себя и нахмурилась.
  «Ты хочешь мне что-нибудь еще сказать, Челси?»
  Два глубоких вдоха, прежде чем положить карандаш. Она неуклюже повернулась на стуле и повернулась к Майло. «Извините. Правда».
  Он сказал: «Забудь об этом, малыш, ничего страшного».
  Она одними губами прошептала: «Малышка». Улыбнулась. Посерьезнела. «Извините. Правда-правда ».
  «Это действительно не проблема, Челси. Просто будь осторожна в будущем».
  «Вы не посадите меня в тюрьму?»
  «Никаких шансов».
  «Мама сказала…» Девочка вздрогнула.
  «Мама говорила, что я посажу тебя в тюрьму?»
  «Если я не приду в себя в ближайшее время, у меня будут неприятности». Слезы навернулись на глаза.
  «Я этого не делаю ».
  "Что делать?"
  «Причинять боль людям».
  Как отец…
  Руки ее дрожали. Открыв ящик стола, она достала листок и протянула ему. Ряды бриллиантов.
  "Для тебя."
  «Оригинальное искусство? Спасибо, малыш. Хотя мне вообще-то не положено принимать подарки на работе».
  «Эээ... Мама могла бы отправить его тебе по почте?»
   Майло сказал: «Нет необходимости, Челси, все будет хорошо».
  Она опустила голову, положила ладони на щеки. Румянец немного сошел, оставив на коже пятнышко малинового мороженого.
  Я сказал: «Мы сейчас уходим. Если вы что-то захотите нам рассказать, лейтенант Стерджис даст вам свою визитку».
  Три мгновенных, отрывистых кивка. Механические движения, как будто невидимый кукловод манипулирует ее головой.
  Майло протянул ей карточку. Она ее изучила. «Прямоугольник. Я буду рисовать прямоугольники».
  
  Мило выглядел облегченным, выйдя наружу. Солнце скрылось, горчичные крыши стали более дымчато-коричневыми. Откуда-то доносился говор на заднем дворе. Кто-то жарил мясо на гриле.
  Я спросил: «Кто тебе написал?»
  «Шон взял на себя смелость перепроверить социальные сети Челси. И снова ничего».
  Я сказал: «С тайным парнем у нее были бы причины избегать социальных сетей. Но когда я упомянул Camaro, она и глазом не моргнула, и это не болтливая девушка».
  Он сунул руку в карман и развернул страницу с бриллиантами. «Зачем она это делает?»
  «Понятия не имею».
  «Угадай».
  «Может быть, стремится к порядку? Или это все, что она может сделать».
  Он еще раз взглянул, прежде чем снова сложить бумагу и сунуть ее обратно в карман. «В галереях я видел и похуже».
  Я сказал: «Вложите это в свой инвестиционный портфель, однажды она может стать знаменитой».
  «Грузовик», — сказал он. «Один из Вейландов, вот еще одна зацепка».
   «Должно быть, Донна. Когда мы были с Полом, Таурус стоял на подъездной дорожке».
  «Логично, они из Сплитсвилля. Она собрала вещи в кровати и ушла».
  «Он сказал нам, что она навещает свою мать, я вижу, что он не хочет вникать в свои супружеские проблемы. Но в тот момент у меня возникло четкое ощущение, что она отсутствовала какое-то время, а не несколько часов».
  Он потер лицо. «Куда ты клонишь?»
  «Возможно, нигде», — сказал я. «Но, возможно, не помешает присмотреться к соседям с другой стороны».
  «Что, Донна не забрала грузовик, а Пол? Потом он его где-то спрятал, поменял на Таурус и вернулся вовремя, чтобы сыграть роль доброго соседа? Зачем?»
  «Как я уже сказал, скорее всего, ничего. С другой стороны, пикап отлично подойдет для перевозки тела, а обратный путь — для того, чтобы выбросить дробовик и окровавленный брезент. Если бы вы знали, что копы будут у вас дома, вам бы хотелось быть осторожнее».
  Он потер лицо. «Вейланд — маньяк-убийца? Ты меня психанул, амиго».
  «Мы сосредоточились на Битте, потому что все указывали нам на него. Включая Вейланда».
  «Это потому, что все знают, что Битт странный».
  «Конечно. Но отойдите от этого, и те же факторы, которые делают Битта подозреваемым, могут быть применены к Вейланду. Он мог знать, что Корвины не устанавливали свою сигнализацию, он был бы знаком с планировкой дома Корвинов. На самом деле, ему было бы легче, чем Битту, перевезти тело к Корвинам, потому что его собственность примыкает к их садовым воротам».
  Мы оба повернули к псевдо-гасиенде. Пустая подъездная дорога, выключенный свет.
  Майло спросил: «Пол — кроткий кровожадный изверг?»
  «Как я уже сказал, вероятно...»
  «Ничего, да, да. Какой мотив у Вейланда и как в этом фигурирует Браун?»
  «У меня нет объяснений для Брауна», — сказал я. «Но мотив мог быть классическим: ревность. Что, если Донна бросила Пола, потому что она была одной из сторон Чета Корвина? Вдобавок ко всему, Чет был насмешлив по отношению к Вейланду.
  Даже когда Вейланд забрал свое, он командовал своими финансами над парнем...
  Ты арендуешь, я владею. Сексуальная ревность плюс долго тлеющая обида? Мы могли бы говорить о горючей смеси».
  «Чет и Донна», — сказал он. «Если она трахается с Четом, ты прав, она всего лишь одна из его подружек. На той фотографии, которую мы нашли, изображена не та брюнетка, для которой он купил ожерелье и с которой завел любовное гнездышко в Эрроухеде. Которую до сих пор не обработал Сан-Берду, какой-то придурок по имени Ливингстон, похоже, любит меня выставлять напоказ».
  Я сказала: «Цвет волос легко изменить, и килограммы можно сбросить.
  Опрос Донны мог бы прояснить ситуацию, но за все это время мы ее ни разу не видели. Что, если она боялась Пола и пряталась в доме Эрроухед, переезжая в отели с Четом для безопасности? Может, они решили сбежать вместе, начав с бон вояжа в Сахаре, подстегнутой вином, нижним бельем и грязными фильмами?
  Что, если Вейланд выследил Донну до мотеля, проник внутрь с помощью хитрости, казнил Чета и похитил ее под дулом пистолета?
  «В «Ровере Чета»? У Вейланда уже есть два автомобиля, которые он якобы тасует как карты. Зачем добавлять третий?»
  «Если бы он использовал свои собственные колеса, а кто-то скопировал номера, он бы пропал. Также может быть символическое значение использования Rover: я извлекаю что мое, а ты забираешь свои модные колеса » .
  «Так где же сейчас Rover?»
  «Если он припрятал грузовик или Taurus в нескольких минутах езды, он мог бы подъехать и подменить его. Я предполагаю, что это была темная боковая улица, чтобы он мог переправить своего пленника, не будучи замеченным. Если он оставил Rover незапертым с ключами в замке зажигания, как долго он продержится в Восточном Голливуде?»
  «На пути в Сальвадор». Засунув руки в карманы, он отошел от меня, сделал тридцать шагов, прошел мимо меня и сделал еще двадцать.
   Он вернулся и оглядел квартал. «О, чувак, как у тебя серые клетки лопаются».
  Я сказал: «Чет и Донна не так уж и неправдоподобны. Уберите онлайн-знакомства, и как начинаются романы? На работе или между друзьями и соседями. Не то чтобы у меня были доказательства, но…»
  «Я тоже не знаю, прошло уже двадцать два дня, но кто считает? Черт».
  Он направился к дому Вейландов, где остановился на подъездной дорожке и взглянул на садовые ворота Корвинов. Я догнал его, когда он продолжил путь к переднему двору Вейландов.
  Никакой почты не скапливалось у двери. Вид из передних окон был свободным и ничем не примечательным. То же самое безликое пространство, которое Корвины использовали в качестве убежища, пока труп разлагался по соседству.
  Майло сказал: «Надеюсь, старина Пол занимается своими школьными делами, и я смогу вскоре навестить его. А пока давайте узнаем больше о нем и его пропавшей жене».
  —
  Мы сели в машину без опознавательных знаков, где он просматривал список найденных автомобилей. По-прежнему ничего не было о Range Rover Чета Корвина. Кодирование в DMV не выявило никаких регистраций на имя Пола Вейланда, но Донна Вейланд была владелицей четырехлетнего серебристого Taurus и трехлетнего серого пикапа Ford Ranger.
  Майло скопировал VIN-коды и теги, перешел к базам данных преступников.
  Оба Вейланда производили впечатление добропорядочных граждан.
  Я сказал: «Хорошо, значит, это воздушный сэндвич. Хотя мне интересно, что машины записаны на ее имя. Может, у него проблемы с кредитом. Если она контролирует деньги, то это еще один уровень обиды».
  Он постучал по рулю. «Знаешь, я воспринимаю то, что ты придумал, серьезно, но есть проблема с теорией сокрытия доказательств.
  Вейланд не мог уйти слишком далеко, потому что ему нужно было вернуться вовремя, чтобы сыграть роль мистера.
  Полезно с Corvins. Добраться до PCH и обратно, возможно, возможно, но найти место для сельской свалки в Малибу будет серьезной поездкой, ни в коем случае.”
  Я подумал об этом. «Есть ли поблизости складские помещения? В лучшем случае с большой парковкой для арендаторов и видеонаблюдением».
  Он сказал: «Я попрошу Шона проверить, но сначала мне нужно держать Петру в курсе».
  Он попробовал ее номера, но не получил ответа. То же самое и для Рауля Биро. Обоим голливудским D было отправлено длинное сообщение, в котором их догоняли и просили пересмотреть видеозаписи на предмет наличия какого-либо автомобиля Weyland в ночь убийства Чета Корвина.
  Никаких ответных сообщений. «Не могу завидовать их личной жизни», — сказал он, словно однажды сам мог в это поверить.
  Шон Бинчи все еще был на станции, человек без видимых циркадных ритмов и веселый, как всегда. Майло попросил его поискать складские помещения около дома Корвина.
  «Понял, Лут».
  «Кроме того, разошлите опознавательные знаки на транспортные средства Вейландов, вот информация».
  Бинчи скопировал. «Что-то появилось по ним?»
  «Пока нет, Шон, но, возможно, в нашем районе сегодня не самый лучший день».
  «Вся эта прекрасная недвижимость, иди узнай, Лут, а? Рад, что ты позвонил, я как раз собирался тебя опробовать. Администратор оставил мне сообщение для тебя. Некто по имени Генри Прието, хочешь, чтобы я связался?»
  «Нет, я разберусь. Спасибо, Шон».
  «Эй, я люблю свою работу!»
  —
  «Резиденция Прието».
  «Лейтенант Стерджис, сэр. Получил сообщение...»
  «Три часа назад ты его получил», — сказал Прието. «Сразу после того, как я увидел, как черный Camaro ездит вверх и вниз по моей улице подозрительным образом. Он сделал два круга, припарковался перед ее домом — Марии Браун. Водитель выехал, продолжил путь к ее входной двери, заметил, как я наблюдаю за ним, и убежал, как испуганный кролик. Мужчина-европеец, девятнадцати-двадцати лет, пяти-
   одиннадцать, худощавого телосложения, лет сорок-пятьдесят, жидкие светлые волосы хиппи до плеч, прыщи на лице. Слишком далеко, чтобы определить цвет глаз. Я записал номерной знак. Теги не актуальны. Синий, может быть '14, '09, '04 и так далее, в зависимости от того, насколько далеко вы хотите заглянуть».
  «Вы — сокровище, сержант».
  «Выполняю свою работу. Есть карандаш?»
  —
  Возвращаемся в DMV с номерами Camaro. Как и ожидалось, совпадений с зарегистрированными в настоящее время транспортными средствами не обнаружено, но сборы были уплачены в 2009 году. Майло потратил время, чтобы выпустить этот BOLO, указав машину как угнанную, прежде чем отправить еще одно сообщение Петре, добавив еще одну цель видеонаблюдения.
  Перейдем к последнему владельцу Camaro: Эдде Мэй Халверсен, квартал 1200 по улице Лагуна, Санта-Барбара, Калифорния.
  Я сказал: «Хэл Браун отправился в Санта-Барбару и вернулся чем-то взволнованный».
  Майло поискал Эдду Халверсен. Девяносто один год, рост пять футов четыре дюйма, рост шестьдесят один, белый с синим, требуются корректирующие линзы. Без прав в течение пяти лет.
  Я сказал: «Она больше не может водить, поэтому ее внук или правнук
  — получает машину, но пропускает действие правил. Или он просто тот, кто купил ее у нее, и она может назвать вам имя».
  «Давайте выясним, — сказал он. — Дышит ли она еще».
  —
  Если текущий стационарный телефон был доказательством жизни, Эдда Халверсен вдыхала и выдыхала. Номер не был в справочнике, и потребовалось некоторое время, чтобы его найти, Майло наконец получил помощь от детектива из Санта-Барбары, с которым он работал раньше, по имени Брэкстон, который просматривал записи коммунальных услуг.
  Майло поблагодарил ее и позвонил. Ни ответа, ни голосовой почты. Он снова вошел в NCIC.
  «Девяносто один», — сказал он. «Это будет пустой тратой времени, если только она не Ма Баркер... да, чистая как молоко. Ладно, давайте попробуем ребенка Камаро. Может, он
   Хальверсен тоже, да еще и непослушный».
  Несколько человек с такой фамилией столкнулись с проблемами в системе уголовного правосудия, но никто из них не был похож на худощавого блондина, которого видел Генри Прието.
  Я сказал: «Кто бы он ни был, он связан с Брауном и Эрроухед. То есть он может знать о Чете и Донне».
  «Стрела», — сказал он. «Посмотрим, смогу ли я заставить кого-нибудь почувствовать себя достаточно виновным, чтобы он поднял свою задницу».
  —
  Его блокнот выдал номер детектива из Сан-Бернардино Роджера Ливингстона. Смена закончилась, но Майло повел себя по-свойски с дежурным, не упомянув, что он из Лос-Анджелеса, а не местный, и получил личный номер мобильного.
  Ливингстон поднял трубку, явно сбитый с толку именем Майло.
  Майло начал объяснять. «А, да, это», — сказал Ливингстон, и голос его звучал так, будто он сидел на монументальном геморрое. «Тебе нужно было позвонить мне домой?»
  «Я работаю над двумя убийствами. Какой-то график помог бы».
  «Да, ну, не считайте цыплят, у нас не хватает персонала, перестрелки происходят регулярно, не то что в Беверли-Хиллз».
  «Я из Западного Лос-Анджелеса»
  «Как угодно», — сказал Ливингстон. «Это серьезно, здесь. Как вчера. Мы подобрали 187, нуждающийся в техническом обслуживании. Подожженный автомобиль, жертва на водительском сиденье с пулевым отверстием в голове, мы все еще пытаемся опознать
  ему."
  Майло спросил: «Где это случилось?»
  «Спускаемся с Эрроухеда в город», — сказал Ливингстон. «Овраг с 18-го шоссе. Крутые повороты на дороге, нас постоянно обходят, но это не случайность. Бензин использовали в качестве катализатора, номера сняли, идентификационный номер автомобиля спилили. Очевидно, это дело наркоторговцев. Некоторые из тех, кто ездит на выходные, — просто отморозки».
  «Мы случайно не говорим о Taurus или Ford Ranger?»
   «Нет, гораздо больнее», — сказал Ливингстон. «Горячие колеса пропали даром.
  Один из тех Range Rover».
  Майло сжал руку над головой и постарался, чтобы его голос звучал ровно. «Ровер может быть связан с моими делами. На самом деле, ставлю на это деньги».
  Долгое молчание Ливингстона. Другие голоса отошли на второй план. Дети.
  Ливингстон сказал: «Подожди», и переместился в более тихое место. «Какого черта ?»
  «Одна из моих жертв — владелец дома, который я просил вас обработать, —
  Он ездил на Range Rover. Парень, который его застрелил, забрал его вместе с женщиной-заложницей».
  «Женщина», — сказал Ливингстон. «Ну, наша жертва — мужчина. Несмотря на то, что ее зажарили, вы могли заметить несколько волосков бороды. Длинных. И кожаную шляпу, похожую на жареный стейк. Теперь мне нужно идти и заботиться о своих детях...»
  «Знаешь что, Роджер. Возможно, я смогу опознать твою жертву».
  "Что?"
  «У смотрителя дома, которого я просил вас обработать, была борода и кожаная шляпа. Его зовут Дэвид Брассинг».
  «Ты меня обманываешь», — сказал Ливингстон.
  «Где на голове была рана?»
  "Храм."
  «С какой стороны?»
  Пауза. «Налево. Я думаю».
  «Таким образом, убийца либо стрелял снаружи автомобиля, либо ваша жертва находилась на пассажирском сиденье, когда машина была припаркована, стрелок вышел, закурил и инсценировал драку».
  «Всегда возможно», — сказал Ливингстон.
  «Дэвид Брассинг», — сказал Майло. «Если хочешь, я могу позвонить ему домой, узнать, не пропал ли он. Но, опять же, это твое дело, Роджер».
  «Чёрт, — сказал Ливингстон. — Погоди, мне нужно всё это записать».
  Он отключился на минуту. «Ладно, взял ручку. Давайте напишем имена всех».
   Майло зачитал список: Чет Корвин; Пол Вейланд; Донна Вейланд; Дэвид Брассинг. «Все понял, Роджер?»
  «Да... черт, моему туалету это понравится. Нет».
  "Кто это?"
  «Лейтенант Ахерн».
  «Дай мне его номер».
  «Я бы на вашем месте этого не делал», — сказал Ливингстон. «Он не любит, когда его вызывают, если только это не экстренная ситуация».
  «Три связанных убийства в двух юрисдикциях», — сказал Майло. «Это своего рода неожиданность, Роджер».
  Два удара. «Ладно, вот оно, но не вините меня ».
  
  Несмотря на предупреждение Ливингстона, детектив-лейтенант Алан Ахерн принял звонок спокойно и любезно. Никаких детей на заднем плане, только джаз.
  Что-то синкопированное, латинский ритм.
  Он и Майло договорились на основе имен. Поза Майло расслабилась, он мог общаться с кем-то. Он дал Ахерну резюме, повторил оценку Ливингстона о наркотическом ударе.
  Ахерн сказал: «Роджер это сказал, да? Смотритель дома… можешь подождать секунду, посмотреть, есть ли у нас что-нибудь на него?»
  "Конечно."
  Ахерн ненадолго отсутствовал. Когда он вернулся, музыки больше не было. «У Брассинга есть судимость, но мелкая и не недавняя, я сомневаюсь, что это было крупное дело о наркотиках. Что еще важнее, его жена подала заявление о его пропаже, когда он не вернулся домой два дня назад, что соответствует первоначальной патологии Ровера.
  Какова ваша теория? Он пошел осмотреть дом, ему не повезло, и он кого-то удивил?
  «Именно так, Эл», — сказал Майло. «Как далеко от дома находится свалка?»
  «Не так уж близко», — сказал Ахерн. «Три, четыре мили».
  «Но можно дойти пешком, если вы в форме».
  «Твой парень Вейланд любит фитнес?»
  «Не знаю».
  «Тебе он нравится как Брассинг, потому что…»
  «У меня нет никаких доказательств, Эл, но его грузовик видели уезжающим с места моего первого убийства, его жена могла развлекаться с моей второй жертвой, и ее давно не видели. Возможно, она пряталась в А-образной раме, когда не встречалась с Корвином в тех отелях. Мы думаем, узнал ли об этом Вейланд, но ждал, чтобы сделать свой ход, пока она не поселилась с Корвином в Голливуде. Вероятно, потому что напасть на мотель с прямым доступом к каждой комнате было чертовски проще, чем рыскать по коридорам какого-нибудь Хилтона или шуметь в Эрроухеде».
  Ахерн сказал: «Он уходит от соревнования, возвращает свою даму. Но зачем ему возвращаться сюда и уходить из Брассинга?»
  Майло сказал: «Хороший вопрос. У меня есть только вопросы».
  «Знаю об этом, Майло».
  Я поднял палец.
  «Подожди секунду, Эл», — Майло выслушал меня и вернулся в Ахерн.
  «Если сексуальная ревность — главный мотив, возвращение в А-образную раму может быть символичным, Эл. Он хочет заняться с ней тем же самым, где она ему изменила».
  «Символично… кто это был?»
  «Консультирующий психолог».
  «У тебя есть один из них? Мужик, мы уже два года пытаемся получить финансирование, а у нас есть только консультанты, когда у офицеров случается ПТСР. Я бы спросил тебя, стоит ли оно того, но он сидит прямо там».
  Майло улыбнулся. «Это того стоит».
  «Приятно знать», — сказал Ахерн. «Ладно, а что насчет ребенка в Camaro?»
  «По-прежнему полная пустота, Эл, но он связан с моей первой жертвой, и Брассинг видел его в твоем районе».
  «А теперь Брассинг мертв. Может, этот парень — плохой парень».
  «Он как-то замешан», — сказал Майло. «План до того, как я услышал о Брассинге, состоял в том, чтобы завтра отправиться в Санта-Барбару и поговорить с женщиной, которая последней регистрировала машину».
   «Нет причин это менять, мы разберемся здесь», — сказал Ахерн. «Сообщите мне, что вы узнали, и я сделаю то же самое. Завтра первым делом один из моих D поговорит с женой Брассинга и выяснит, кто его стоматолог. Если он не следил за своими зубами, мы пойдем по пути ДНК, но на это уйдет около месяца. Я также запланирую осмотр А-образной рамы и попрошу своих парней присмотреть за обеими машинами Вейланда и Camaro. И место будет обработано».
  «Оценю, но будь осторожен», — сказал Майло. «Насколько нам известно, Вейланд заперся там с ней. Учитывая, как проложена улица, трудно скрыть приближение».
  «Знаю это хорошо, раньше патрулировал там», — сказал Ахерн. «Да, хороший совет.
  Хорошо, приятно было пообщаться, извините за задержку.
  «Не нужно извиняться», — сказал Майло. «Ливингстон говорит, что вы завалены».
  «Роджер», — сказал Ахерн. « Он всегда завален делами. Не спрашивай».
  —
  Мы вышли из машины без опознавательных знаков и пошли к «Севилье».
  «Бедный Брассинг, — сказал он. — Сначала я чуть не пристрелил его, а потом это сделал кто-то другой.
  Что вы думаете о парне Камаро сейчас? Пособник и соучастник Вейланда или наемный убийца с детским лицом?»
  Я покачал головой.
  Он сказал: «Это также мой уровень понимания. Ты готов к приятной поездке по побережью завтра?»
  Прежде чем я успел ответить, его телефон заиграл Дебюсси. Он посмотрел на экран, нажал «Вкл.». «Что случилось, Шон?»
  «Куча складов в Санта-Монике и Западном Лос-Анджелесе, Лут, но только один в Палисейдс, и он маленький. Недалеко от Сансет, к северу от торговой зоны деревни. Google говорит, что это в пятнадцати минутах от Корвинс при умеренном движении».
  «В воскресенье вечером — прыг и скачок. Подойди и поговори с ними».
  «Не могу, прямо сейчас, это одна из тех самодельных установок на ночь. Входите с помощью ключа-карты, без персонала. Я могу заехать, посмотреть, есть ли у них камеры и
   дайте знать. Или подождите до завтра, когда кто-нибудь будет там.
  «Иди домой и отдохни, малыш».
  «Я не устал, Лут».
  «Давайте оставим все как есть».
  
  Дорога из Лос- Анджелеса в Санта-Барбару может быть великолепным девяностомильным круизом по Тихому океану или серой ездой по автостраде на протяжении двух третей пути, наконец, украшенной проблесками воды на северных окраинах Вентуры. В последний раз, когда мы с Майло совершили поездку, она была полностью деловой, худшей из возможных.
  Он забрал меня в девять тридцать, сказал: «Я соврал насчет живописности», помчался на север по Глену, пересек Малхолланд и свернул в Долину, прежде чем выехать на скоростную автомагистраль в Ван-Найс и Риверсайд.
  Хромовый суп, пока мы не проехали Канога-парк, и демоны движения перестали рычать. В одиннадцать сорок пять мы выехали на странном левом выезде Кабрильо, повернули направо на Стейт-стрит и по GPS направились к верхнему концу торгового района.
  Улица Эдды Халверсен представляла собой ответвление западного квартала, заполненное в основном небольшими довоенными домами, некоторые из которых были симпатичными, другие — безвкусными, а также несколькими некрасивыми, толстыми, новыми постройками.
  Район начинался как прочный рабочий класс, где жили люди, обслуживавшие особняки Монтесито. Теперь, за исключением пенсионеров, которым удалось продержаться благодаря налоговым льготам по Предложению 13, он был недосягаем для любого рабочего.
  Дом, который мы искали, был мятно-зеленым бунгало с деревянными стенами. Длинное крыльцо, отделанное решеткой и столярными изделиями, было выкрашено в белый цвет. Райские птицы и юкка заполняли узкую, похожую на траншею кровать
   грязи параллельно передней части. Коричневый Kia на подъездной дорожке имел Waikiki, это Наклейка на бампер Kik!. Теги были актуальны, заднее сиденье покрыто вязаным пледом.
  Металлический пандус был установлен на вершине четырехступенчатой бетонной лестницы. Недостаточно места с обеих сторон, чтобы использовать ступеньки. Майло и я поднялись.
  Дверь-сетка, обрамленная той же белой безделушкой, была открыта.
  Массивная дверь позади нее была обшита панелями и снабжена латунным молотком в форме кашалота.
  Майло сказал: «Она дует», поднялась и опустилась.
  Дверь открыла симпатичная молодая филиппинка в розовых спортивных штанах. Прядь черных волос спускалась ниже талии. Значок Майло наморщил ее лоб.
  Он сказал: «Ничего не случилось. Мы здесь, чтобы поговорить с мисс Халверсен?»
  «Я так не думаю», — сказала она. Но отошла в сторону.
  —
  Передняя комната была такой же маленькой и тусклой, как у Эмджея Брауна. Воздух был наполнен духами на основе роз и заставлен столами и стойками, на которых стояли фарфор, рубиновое стекло и миниатюрные чайные чашки на миниатюрных кружевных салфетках. Дубовое пианино стояло вдоль правой стены. Ноты на стойке.
   Порги и Бесс.
  В отличие от дома Брауна, здесь не было широких полос, отведенных для доступа инвалидов, но пространство сзади хватило для седовласой женщины в инвалидной коляске. Она была укрыта до талии розовым одеялом, ноги лежали на подставках. Сатиновый халат цвета нефрита был застегнут до шеи. На ногтях — нежно-голубой лак. Белоснежные волосы длиной до мочки уха, расчесанные, завитые, заколотые с одной стороны заколкой из бакелита.
  Она улыбнулась нам.
  Майло улыбнулся в ответ и показал ей свою карточку. Ее глаза были интересной смесью карих с синими краями. Никакого изменения фокуса, поскольку они смотрели прямо перед собой.
  Молодая женщина сказала: «Она не слышит и не говорит, господа».
  Я спросил: «Инсульт?»
  «Да, сэр».
   "Недавно?"
  «Этот, год назад, сэр».
  Я сказал: «Не первый».
  «Первый раз был два года назад, сэр. Ей нужны были ходунки, но она была в порядке».
  «Вы были с ней все это время, мисс…?»
  «Вивиан. Да, сэр».
  Майло отступил, нахмурившись.
  Черные глаза Вивиан метнулись к нему, потом ко мне. Любопытно, но слишком напугано или осторожно, чтобы продолжить.
  Эдда Хальверсен начала махать левой рукой. Улыбка не сходила с ее лица.
  Вивиан сказала: «Она так делает».
  Майло сказал: «Может быть, ты сможешь нам помочь, Вивиан. Это не совсем мисс.
  Нас интересует Халверсен. Это молодой человек, который ездит на черном Camaro, который раньше принадлежал ей».
  «Кори».
  «Ты его знаешь».
  «Да, сэр».
  «Это пишется как CORY или с буквой e ?»
  «Не знаю, сэр».
  "Фамилия?"
  Слабая улыбка. «Извините, сэр».
  «Откуда ты знаешь Кори?»
  «Он друг мэм».
  «Друг».
  «Работая на нее, сэр».
  «Какая работа?»
  "Работа во дворе, сэр. Уборка. Он тоже приезжал, сэр".
  «Тогда, когда мэм еще могла говорить».
  «Также и после, сэр».
  «Когда он был здесь в последний раз?»
   Указательный палец Вивиан погладил губы купидона. «Может быть, шесть месяцев, сэр? Я не знаю, правда, сэр».
  «Он приехал сюда по работе или в гости?»
  «И то, и другое, сэр».
  «Есть идеи, почему он перестал приходить?»
  «Вступаю в армию, сэр».
  «Полгода назад».
  «Может быть, немного больше, сэр. Или меньше. Извините, сэр, я не знаю».
  Я сказал: «Ты молодец. И вот Кори пришел сказать Эдде, что он идет в армию».
  «Да, сэр. Она сделала это, сэр», — указывая на все еще машущую руку.
  Майло спросил: «Она что-нибудь понимает?»
  «Еда», — сказала Вивиан. «Она ест три раза в день, также перекусывает. Давление у нее хорошее, сэр».
  Рука Эдды Халверсен опустилась. Улыбка осталась.
  Я спросил: «Вивиан, как Кори получал оплату за свою работу?»
  «Наличные, сэр».
  «Кто занимается финансами мисс Халверсен, оплачивает ее счета».
  «Банк, сэр. Они мне тоже платят».
  «Какой банк?»
  «Первый прибрежный».
  «Они где-то здесь?»
  «Стейт-стрит, дом 1400, сэр».
  Майло записал это.
  Я спросил: «Как Кори стал водить машину Эдды?»
  «Это была машина ее сына», — сказала Вивиан. «Стюарт. Он погиб, сэр».
  «Жаль это слышать. Когда?»
  «До того, как я узнал, мэм, сэр».
  «Есть ли у вас какие-либо соображения о том, как умер Стюарт?»
  «Она сказала мне, что у нее рак, сэр».
  Майло сказал: «Машина принадлежала Стюарту, а Эдда продала ее Кори».
   «Нет, сэр, она дала ему это. Он был так счастлив». Она улыбнулась, как будто демонстрируя это.
  "Когда?"
  «После первого инсульта, сэр».
  «Итак, пару лет назад».
  «Да, сэр».
  «Она отдала ему машину, потому что…»
  «Она больше не водила машину, сэр».
  «И все же это хороший подарок».
  «Кори ей помог».
  «Хороший мальчик».
  «Очень мило, сэр».
  Я спросил: «Он живет где-то здесь?»
  Вопрос, казалось, искренне озадачил ее. «Он ездил на велосипеде, сэр».
  «До того, как он получил машину?»
  «Да, сэр».
  «Вы понятия не имеете, где он живет».
  «Прошу прощения, сэр».
  «Что-нибудь еще вы можете нам о нем рассказать?»
  Еще один удар пальцем, на этот раз охватывающий обе губы. «Он всегда был милым».
  Ее наручные часы запикнули. «Время для персикового йогурта. Хорошо, сэры?»
  «Конечно», — сказал Майло.
  Она ушла и вернулась с картонной коробкой и ложкой.
  Я спросил: «Можете ли вы рассказать нам что-нибудь еще о Кори?»
  «Он играет это». Указывая на пианино. «Очень хорошо, сэр».
  Я подошел и указал на ноты. «Он играл эту пьесу?»
  «О, да, сэр. Очень хорошо. Стюарт играл на трубе, мэм сказала».
  "Профессионально?"
  «Нет, сэр. Мэм сказала, что он был любителем покопаться».
  «Сантехник?»
  «Ручник, сэр. Канализация. И муж мэм, сэр».
   «Рутеры, есть ли здесь фотографии Кори?»
  «Нет, сэр». Она вздрогнула. «О, извините, да, сэр». Она посмотрела на йогурт.
  Я сказал: «Я ее покормлю».
  Ее взгляд был скептическим.
  «Я обещаю сделать хорошую работу. Не могли бы вы сделать это фото?»
  —
  Я положила персиковый крем между губ Эдды Хальверсен. Она облизывала их между каждым глотком. К третьему разу ее рука сжимала мое запястье. Холодная, тонкая, пальцы впиваются. Сильная хватка.
  Вивиан вернулась с небольшим цветным снимком. Эдда Халверсен выглядит точно так же, как сейчас, в инвалидном кресле, за ней стена кустарника.
  Между ней и растительностью стоял молодой человек в черной футболке. Он улыбался в камеру, но опущенные глаза, сосредоточенные на уменьшенной женщине перед ним, свели на нет все усилия.
  Худой, длинноволосый, прыщавый. Два года назад я бы дал ему семнадцать. Так что, может, ближе к девятнадцати, чем к двадцати с небольшим. Но в остальном описание Генри Прието не может быть улучшено.
  Я передал фотографию Майло.
  «Кто сделал эту фотографию, Вивиан?»
  «Моя подруга Хелен. Она ночью, сэр».
  «Вы двое, и вы заботитесь о мэм».
  «Два раза в месяц на выходные приезжает Вера».
  «Кто навещает мэм?»
  Качает головой. «Никто, сэр».
  «Нет друзей или родственников?»
  «Стюарт был ее единственным ребенком», — сказала она, надув губы. Она взяла у меня йогурт, и я отцепил коготь Эдды Халверсен от своего запястья.
  Вивиан сказала: «Очень грустно». Блеск белых зубов, покачивание длинных волос. «Но мы стараемся быть счастливыми. Верно, мэм?»
   —
  Снаружи Майло снова рассмотрел фотографию. «Кори безымянный. Она так и не спросила, почему мы им интересуемся».
  «Вероятно, запуганы властью», — сказал я.
  «Или», — сказал он, — «она что-то скрывает».
  «Или», — сказал я, — «он на самом деле хороший ребенок, и она не может себе представить, чтобы он попал в беду».
  «Избавь меня от любезностей».
  Прозвенел текст. Петра возвращает его вчерашнего. Она была дома с жуткой простудой, Рауль перепроверит видеонаблюдение на предмет других машин.
  Он опустил телефон в карман. Прежде чем он туда попал, он начал играть Сен-Санса. Какой-то сайт закэшировал французскую романтическую музыку для работающего детектива?
  Шон Бинчи сказал: «Только что зашел в хранилище, Loot. Они специализируются на изысканном антиквариате и искусстве, и ни один из Weyland не арендует помещение, извините.
  чем я действительно сожалею, так это о том, что капитан перевел меня на холодные вооруженные ограбления. Пять нераскрытых дел по всему Пико».
  «Давай, малыш».
  «Скучно, Лут. Капитан говорит, что это волна будущего, низкий уровень преступности, пора открывать банки с червями».
  «Надо посидеть с плохими парнями, Шон. Скажи им, чтобы они приводили свои преступные задницы в порядок».
  —
  Мы обходили двери соседей Эдды Халверсен. Большинство из них не было дома; некоторые вспомнили, что видели светловолосого мальчика на фотографии, который стригал газон, но никто не знал его имени и где он живет.
  Когда мы направились обратно к месту без опознавательных знаков, Майло сказал: «Не такой уж он и славный парень.
  Длинные волосы говорят о том, что он не в армии, значит, он солгал Эдде».
  Я сказал: «Или он пытался поступить на службу, но его не взяли. Или он поступил, но его уволили».
  «Ты сегодня адвокат защиты всех? Я проснулся в три утра, думая, что Вейланд внезапно стал моим плохим парнем. Я не могу урегулировать это как единоличную сделку, Алекс. Мы смотрим на чертову игру музыкальных машин. В ночь убийства Брауна он использует свой грузовик, чтобы сбросить улики, и меняет их на Taurus, который он спрятал в неизвестных местах. В ночь убийства Чета он прячет то, на чем он ездил в Голливуд, идет в Сахару, убивает Чета, похищает Донну или кто там эта женщина, и уезжает на колесах Чета. Этого недостаточно, он едет в Эрроухед на Rover, его застает врасплох Брассинг и убивает его, проворачивает сделку с факелом и идет обратно к А-образной раме. Там нет гаража, так на чем он ездит сейчас?»
  Я сказал: «Два водителя могли бы это объяснить».
  «Два водителя, черт возьми, сделали бы это более осуществимым», — сказал он. «И кто лучше подойдет в качестве сообщника, чем тот, кого видели крадущимся около домов обеих жертв? Который, вдобавок ко всему, лжет о военной службе, думает, что регистрация автомобиля — это предложение, и пугается, когда видит, что Прието наблюдает за ним. Это звучит как невинность для вас?»
  Я сказал: «Он играет на пианино».
  Он рассмеялся. «Вот вам и художественная вольность. Серьёзно, я что-то упускаю?»
  «Ты говоришь разумно. И если Кори — преступник, это может сыграть тебе на руку».
  "Как же так?"
  «Непорядочные граждане часто бывают известны властям».
  —
  Детектив Шейла Брэкстон была в своей машине. Она сказала: «Нужен еще один номер телефона?»
  «Это было полезно, спасибо, но нет, мне нужна информация о возможном подозреваемом, которую я получил по номеру. Парень по имени Кори, лет девятнадцати-двадцати, худой, блондин, водит черный Camaro с номерами 2009 года. Вы когда-нибудь сталкивались с ним?»
  Она сказала: «Я полагаю, что возраст и физические данные могли бы подойти, если бы Кори был сокращенным от Кормак».
   «Я знаю только Кори».
  «Трудно представить себе Кори, о котором я думаю, подозреваемым в убийстве».
  «Хороший парень, да?»
  «Довольно неплохо, но это немного сложно», — сказал Брэкстон. «Я иду на обед. У тебя есть время?»
  «Еще бы. Где?»
  «Я планировал пойти в Burger King».
  «Обновление, Шейла. За мой счет».
  «Что ж, это мило с твоей стороны, Майло, но это не обязательно».
  «Жизнь — это нечто большее, чем необходимость, Шейла. Назови место со скатертями».
  «Хм. Ты любишь морепродукты?»
  «Как акула».
  Брэкстон рассмеялся. «Кабрильо, к северу от пристани Стернс. Говорят, новое место хорошее. Моби Ричард».
  «Мило», — сказал Майло. «Меня называют Рыбная Мука».
  «Простите?»
  «Увидимся через десять».
  
  На вывеске « Моби Ричард» был изображен странно тонкий кит — персональный тренер китообразных.
  Клетчатые синие клеенчатые скатерти, черно-белые фотографии того времени на серых стенах, сырой бар с одной стороны, открытая кухня-гриль слева. Новое место, но заполнено на три четверти.
  Майло сказал: «Вот она» и направился к типичному столу полицейского: дальний угол, хороший обзор происходящего.
  Шейле Брэкстон было за пятьдесят, высокая, симпатичная, с кривой улыбкой и копной кудрей цвета железа. Она носила темно-зеленый свитер с круглым вырезом, черные брюки и оливковые балетки, в ушах у нее были крошечные бриллиантовые сережки.
  Майло представил их друг другу.
  Она сказала: «Психолог. Безумный мир, я уверена, что ты всегда занят».
  Официант с пучком и навощенными усами подошел и зачитал длинный список блюд дня с французским акцентом. Шейла Брэкстон выглядела удивленной, когда заказала креветки с чесночным соусом и гарнир. Я выбрал лосося на гриле.
  Майло сказал: «Прибой и травка».
  Ман-Бан сказал: «Пардон ? »
  «Прямо здесь», — тыкая пальцем в меню. «Стейк из филе и тихоокеанский лобстер.
  Стейк средней прожарки».
   «Комбинация два, очень хорошо».
  «Поверьте на слово».
  «Пард ? »
  «Мерси».
  Ман-Бан прогарцевал пять шагов и вернулся. «Напитки, пожалуйста?»
  Холодный чай повсюду. Второй уход официанта был прочным.
  Брэкстон ухмыльнулся. «Тебе всегда это нравилось, Майло. Выводить людей из равновесия».
  «Зовите меня лейтенант Сумо».
  «Лейтенант? Поздравляю. И вы все еще работаете над делами?»
  «Это сложно, Шейла».
  Брэкстон посмотрел на меня.
  Я сказал: «Он вывел нужных людей из равновесия».
  Она смеялась, когда Ман-Бан приносил чай в банках из-под джема. Отпила глоток и поставила свой. «Я была немного осторожна по телефону, потому что я вижу человека, о котором идет речь, уязвимым. Нет, я не превратилась в социального работника. Дело даже не было моим, это было дело Боба Мэннингса, я была второстепенной».
  Майло сказал: «Большой Боб. Он наконец-то ушел на пенсию?»
  «Он умер, не успев». Мне: «Мой наставник, доктор. Раньше работал в полиции Лос-Анджелеса, переехал сюда и занимался тяжкими преступлениями».
  «Молодец», — сказал Майло.
  Брэкстон сказал: «Лучший. Он взял меня под свое крыло, когда женские дела были совсем другими».
  Ман-Бун принес хлеб. Никто к нему не притронулся.
  Брэкстон сказал: «В любом случае, я изложу это так: Боб взялся за дело, и оно ускользнуло от него. То, что мы все ненавидим: вероятное убийство, но нет тела, чертовски хорошая идея, кто был плохим парнем, но нет способа связать это воедино. Это застряло у Боба в горле, удерживало его на работе дольше, чем было полезно».
  «Миссия не выполнена», — сказал Майло. Он подтолкнул меня локтем. «Как это называется, что-то с буквой Z, знак Зорро по Фрейду, или что-то в этом роде?»
  Я сказал: «Эффект Зейгарник».
   Брови Брэкстона поползли вверх.
  Я сказал: «Напряжение из-за незаконченных дел».
  Она сказала: «Мне придется это запомнить для вечеринок». Ее тон говорил, что она не запомнит. «Итак, вот в чем дело: семь лет назад учительница по имени Жаклин Миршейм исчезла. Вышла замуж в третий раз, один ребенок от первого — двенадцатилетний мальчик. В первый раз она овдовела, во второй раз развелась.
  Муж номер два тоже был учителем, который переехал за границу — в какую-то нефтяную страну на Ближнем Востоке, его разыскали, он вообще не в теме. Миршейм был Хабом номер три, также работал в школьном округе, на какой-то административной работе. Он и Джеки познакомились на работе, довольно быстро поженились. Год спустя он заявил о ее пропаже. Через три дня после того, как она не появилась в школе.
  Его история была в том, что он хотел дать ей пространство, она была в депрессии, ей потребовалось несколько дней, чтобы разобраться с собой. Удобно, что сын тоже был в отъезде в это время, класс был в поездке в Сакраменто.”
  Еду принес помощник официанта.
  Майло сказал: «Три дня спустя. Да, я вижу, как Боб дергается».
  «Плюс Миршейм с самого начала вызвал у него неприятные чувства. Слишком театрально, плаксиво, как мистер Чувствительный, но без настоящих слез, все это казалось отрепетированным. Добавьте это к очевидному: он супруг и последний человек, который видел ее живой. Плюс никто больше не видел Джеки в депрессии. Последним фактором был мальчик. Кормак Тербер, да, его звали Кори».
  Вышел блокнот Майло. «С буквой е или без?»
  «КОРИ. В итоге он рассказал Бобу, что его мама призналась ему, что собирается покинуть Мирсхайм, потому что у него нет к ней никаких человеческих чувств».
  Я спросил: «Он закончил?»
  «Тихий парень, от него трудно что-либо добиться, доктор».
  «Это была его формулировка — «никаких человеческих чувств»?»
  «Так и было», — сказал Брэкстон. «Я помню, что подумал, что это довольно сложно для двенадцатилетнего ребенка. И что-то, что его мать могла бы сказать на самом деле. В конечном итоге, все — даже Миршейм — согласились, что Джеки никогда не уйдет от Кори».
  Я спросил: «Теория Миршайма была связана с опасностью, исходящей от незнакомцев?»
  «Именно так, доктор. Его похитил удобный теневой злодей».
   «Ее машину нашли?»
  «Нет. И никаких списаний по ее карте или снятий в банкомате. Супердотошный теневой негодяй, да? Чутье Боба подсказывало, что это чушь».
  Майло сказал: «Прежде чем мы продолжим», и показал ей фотографию из дома Эдды Халверсен.
  Она некоторое время рассматривала его. «Я знала его, когда он был еще неполовозрелым, но если бы мне пришлось делать ставки, я бы сказала «да».
  Она отрезала кусочек креветки, как будто от нее ожидалось, что она будет есть. Майло начал резать свой стейк. Никакой сдержанности, вот.
  Я достал телефон, зашел на сайт с платными фотографиями выпускных альбомов и открыл Santa Barbara High. Поиск по ключевым словам cormac thurber ничего не дал.
  Брэкстон спросил: «Что вы сканируете?»
  Я показал ей. Она сказала: «Возможно, он не ходил в обычную среднюю школу. После исчезновения Джеки он оказался в системе приемной опеки, и когда Боб встретил его пару лет спустя, он занимался музыкой и ходил в какую-то альтернативную программу. Это было утешением для Боба, по крайней мере, у ребенка было что-то, за что он боролся».
  Я вернулся в Интернет. Альтернативная школа Альфа, Голета . Для работающих актеров, спортсменов, музыкантов или тех, кто получает выгоду от индивидуальной учебной программы.
  Около сотни студентов. Вместо ежегодников лица собирались каждый выпускной год и кэшировались для публичного использования.
  Лицо, которое я искал, появилось два года назад. Я показал его им обоим.
  Майло сказал: «Наш мальчик».
  Брэкстон сказал: «Тогда без сомнений».
  «Система усыновления, Шейла? Отчим сбежал?»
  «Вот что я имел в виду под частью истории. Через шесть недель после исчезновения Джеки Миршейм исчез вместе с каждым пенни, который Джеки отложила. Включая страховые деньги после смерти ее первого мужа.
  Предположительно, она переписала все на него и оставила Кори ни с чем.
  Боб позже узнал, что Миршейм интересовался возможностью обналичить
   Он оформил на нее полис страхования жизни на сто тысяч долларов несколько месяцев назад. Но без тела, без выплаты. Он был слишком умен для своего же блага.
  Майло сказал: «Пол Миршейм», — расстегнул свой кейс и достал фотографию из DMV человека, которого мы знали как Пола Вейланда.
  Брэкстон не торопилась. «У него тогда была борода, но да, это он.
  Он ваш подозреваемый? Удивительно».
  «Его зовут Пол Вейланд, и он работает в школьном округе Лос-Анджелеса».
  «Система работает для наших детей», — сказал Брэкстон. «Невероятно. Так что же он сделал теперь?»
  Майло подытожил: «К сожалению, Шейла, у нас тоже нет ничего солидного».
  «Множественное убийство», — сказал Брэкстон. «Это действительно отвратительно. Так в чем же ваш интерес к Кори?»
  «Его машину видели возле домов обеих жертв».
  «Ты решил, что он сообщник? Э-э-э, Майло, я не могу этого понять, между ним и Миршеймом не было никаких отношений. Наоборот, этот ублюдок его бросил».
  Я сказал: «Он мог искать Миршейма, чтобы узнать, что случилось с его матерью».
  «Если так, то это опасное занятие», — сказал Брэкстон.
  Я встал. «Вернусь через секунду».
  —
  Я нашел тихий уголок на соседней парковке и достал телефон.
  Мэри Джозефина «ЭмДжей» Браун ответила на пятом звонке. «О, привет. Ты решил это?»
  «Работаю над этим. Как дела?»
  «Больно, как обычно», — сказала она. «Несколько дней назад было совсем плохо. Было бы неплохо, если бы я могла урегулировать вопрос инвалидности Хэла, но правительство — обузой».
  «Надеюсь, все получится».
  «Так-то лучше».
   "Можно вопрос?"
  "Что?"
  «К вам домой когда-нибудь заезжал молодой человек на черном Camaro?»
  «Один раз», — сказала она.
  "Когда?"
  «Сразу после того, как Хэл получил... через несколько дней после того, как вы, ребята, были здесь. Он принес мне немного еды. Сказал, что он друг Хэла, Хэл пытался помочь ему, он хотел помочь мне в ответ. Я не стал есть, жирный бургер, я не люблю жир, и еще он заставил меня нервничать».
  "Как?"
  «Дерганый. Я попросил его оставить его снаружи, как только он ушел, я выбросил его».
  «Худая, длинные светлые волосы?»
  "Ага."
  «Он рассказал, как Хэл ему помог?»
  «Я не дал ему времени что-либо сказать, сэр. Это был Хэл на одном из своих заданий. Почему, вы думаете, он убил Хэла? Я спас свою жизнь, не пуская его?»
  «Вовсе нет», — сказал я.
  «Как скажешь», — сказала она. «Я поступила умно, не впустив его».
  «Если он вернется, пожалуйста, дайте нам знать».
  «Если он вернется, я позвоню 911», — сказал ЭмДжей Браун. «Я не люблю незнакомцев».
  —
  Мэри Эллен Браун ответила после одного гудка. «О, привет. Ты решила это?»
  «Все еще работаю над этим».
  «Ох». Сдулся. «Что случилось?»
  «Хэл когда-нибудь говорил о том, чтобы помочь кому-то в Санта-Барбаре?»
  «Нет, я не могу сказать, что он это сделал. Его убил кто-то из Санта-Барбары?»
  «Мы пытаемся разобраться в его деятельности. Он когда-нибудь упоминал о помощи подросткам или какому-то конкретному мальчику?»
   «Ему нравились дети, я это видела», — сказала она. «Не в плохом смысле, надеюсь, ты туда не пойдешь » .
  Я сказал: «Вовсе нет. Мэри Джо рассказала нам, что Хэл отправился в то, что он называл квестами.
  Мы задаемся вопросом, не мог ли кто-то из них подвергнуть его опасности».
  «В Санта-Барбаре? Я могу представить, как он гуляет там, там так красиво, ты никогда не думаешь об этом как об опасности. С другой стороны, Хэл был таким славным человеком , и посмотрите, что с ним стало».
  —
  Я вернулся в ресторан. Майло и Брэкстон оторвались от еды.
  Я рассказал им о том, как Кори Тербер принес бургер Мэри Джо.
  «Это точно», — сказал Брэкстон. «Он не сделал ничего плохого». В ее голосе не было особой уверенности. Она изучала меня.
  Я сказал: «Я думаю, Кори и Браун столкнулись здесь друг с другом, ничего не было запланировано, может быть, просто двое людей сидели на пляже или на пирсе.
  Кори рассказал о своей маме, Браун оказался хорошим слушателем и предложил помощь».
  Майло спросил: «Как помочь?»
  «Или найдите Миршайма, или, если Кори уже пытался это сделать, найдите Миршайма и потребуйте рассказать, что случилось с Джеки».
  Брэкстон сказал: «Это было бы безумием».
  Я сказал: «Браун воображал себя странствующим рыцарем».
  «Он сделал бы это ради незнакомца?»
  Я рассказал ей об инциденте в Макдоналдсе, о дереве, о змее. Браун иногда пропадал на несколько дней.
  Она сказала: «Жить опасно. Он противостоит Миршайму, это агнец на заклание. Но почему Миршайм оставил свое тело в доме твоей второй жертвы? Если мы правы насчет Джеки, его целью было спрятать труп».
  Я сказал: «С Джеки он знал, что будет главным подозреваемым. С Брауном не было бы никакой очевидной связи, поэтому не было нужды скрывать. Кто бы заподозрил доброго соседа, который открыл ему двери? Мы не заподозрили».
   Майло сказал: «Он прав, Шейла. Парень производил впечатление настоящего бета-самца. Если бы он знал, что его жена гуляет с Четом, у него не было бы недостатка в мотивах использовать тело Брауна в качестве чёрта».
  «Думаешь, он исчез, Донна, как и Джеки?»
  «Вейланд сказала, что она навещала свою маму, я попытаюсь это выяснить».
  Я спросил: «Есть ли у вас идеи, чем Кори занимался последние семь лет?»
  Она вытерла руки салфеткой и встала. «Моя очередь сделать перерыв на улице».
  —
  Ее не было четырнадцать минут. В это время Майло пытался дозвониться до Донны Вейланд в школьном округе, но его застали врасплох садистские инструкции голосовой почты, призванные держать звонящих подальше.
  Я ковырял в лососе, а он, пока ждал, утешил себя полудюжиной устриц «Грасси-Бей» на половинке раковины и таким же количеством кумиаев из Мексики.
  Брэкстон вернулась, качая головой. «Никаких намеков на то, где Кори. Мой контакт в социальных службах говорит, что он был хронической проблемой для своих приемных семей. Пять семей, он все время убегал. Он также лажался в школе, отказывался учиться. Альфа предоставляет планы домашнего обучения, и несколько приемных детей — хорошие люди, которые действительно старались».
  Я спросил: «Употреблял ли ты наркотики?»
  «Насколько ей известно, нет, доктор. Но это ведь ничего не значит, не так ли?»
  Майло сказал: «Достаточно умный, чтобы избежать системы, или везучий».
  Я сказал: «Или он остался чистым».
  Брэкстон спросил: «Вы оптимист?»
  Майло сказал: «Все эти годы он отказывается видеть свет».
  «Было бы здорово, если бы так и было».
  Я сказал: «Может быть, фортепиано помогло. Что-то позитивное, на чем он мог бы строить».
  «Хм», — сказал Брэкстон. «По всей видимости, у него есть талант, мой контакт сказал, что у одной из приемных родителей было пианино, и каждый раз, когда она навещала Кори,
   Играет и звучит очень хорошо. Надеюсь, вы правы, Доктор. У него, конечно, был трудный путь.
  «Когда он появился в доме Брауна, он хотел принести еду жене Брауна и сказать ей, что Браун помог ему. Но не было никаких признаков того, что он знал об убийстве Брауна. На самом деле, я думаю, что он мог пойти туда, чтобы узнать, где Браун, но у него не было возможности».
  «Тогда почему Эрроухед?» — спросил Майло.
  «А что, если Браун выследил там Донну и Чета и хотел предупредить Донну о ее муже?»
  Шейла Брэкстон сказала: «О, боже. Если Миршейм когда-нибудь узнает, это будет ядерный взрыв».
  Майло сказал: «Нам нужно найти этого ребенка».
  
  Мы расстались с Брэкстоном, проехали по Кабрильо на юг и припарковались в неположенном месте на берегу, пока Майло искал Пола Миршейма.
  «Чистый. Подумаешь, от него воняет мошенником, кто знает, кто он на самом деле».
  Я сказал: «Он использовал имя «Пол», возможно, потому, что это его настоящее имя.
  «Миршейм», трансформировавшийся в «Вейланд», мог быть кражей личности какого-то случайного мертвеца. Или он взял имя Донны».
  «Зачем ему это делать?»
  «Играя в Бету по полной программе, позволяя ей думать, что она всем управляет. Машины были записаны на ее имя, потому что он притворился бедным, в то же время он спрятал от нее деньги Джеки».
  «Еще одна жена исчезла».
  «Может быть, этот удастся найти», — сказал я. «Убийство Брассинга могло произойти из-за того, что он обнаружил что-то зарытое в лесу за А-образной рамой».
  «Я сказал ему держаться подальше». Он ударил кулаком по рулю. «Место должно быть обработано — посмотрим, сдержит ли Ахерн свое слово».
  Мы выехали на автостраду, где он сразу же проигнорировал ограничения скорости.
  Неподалеку от Карпентерии, когда дорога была залита солнцем и почти пуста, он вытащил свой мобильный телефон, а затем опустил его, когда что-то справа привлекло его внимание.
   Сразу за поворотом дороги на западной обочине был припаркован автомобиль CHP Dodge Challenger, сквозь пассажирские окна блестел голубой океан, за рулем сидел человек в желтовато-коричневой униформе, наводивший радар.
  География обеспечивает изящную маленькую скоростную ловушку. Может быть, Майло мог бы кататься на коньках, может быть, нет. Профессиональная вежливость между дорожным патрулем и городскими копами непредсказуема.
  Он резко замедлился. Мясистые шины Challenger, вращающиеся в сторону шоссе, говорили о том, что он готов к прыжку. Майло изменил этот план, свернув на правую обочину и остановившись на три длины машины впереди патрульной машины. К тому времени, как он опустил стекло, патрульный уже вылез из машины, держа одну руку на кобуре.
  Быстрое предъявление удостоверения личности Майло и несколько успокаивающих слов о том, что он направляется на новое место преступления и не хочет отвлекаться за рулем, заставили патрульного задуматься.
  Майло проверил свой телефон. «О, чувак, это серьезно. Множественные жертвы».
  Чиппи, молодой, мускулистый, румяный от загара, сказал: «Хорошо, что вы съехали с шоссе, лейтенант, закон для всех». Выглядя подавленным, он развязно вернулся к своему черно-белому и сидел там, пока Майло набирал номера Ахерна.
  Ахерн не ответил на звонок по мобильному или настольному телефону. Дежурный офицер сказал, что лейтенанта нет дома, но не стал сообщать подробности.
  Майло сказал: «Есть ли какие-нибудь новости о судебно-медицинской экспертизе в…?»
  «Понятия не имею. Я передам ему сообщение».
  Когда мы вернулись на шоссе, Радди сделал вид, что игнорирует нас.
  —
  В Окснарде Майло осмотрелся и набрал номер быстрого набора. Ничего не сообщалось от Бинчи, Петры или Биро.
  Он передал мне трубку. «Найди школьный округ, в который я звонил раньше, набери номер и передай мне. Пожалуйста».
  Он выдержал бюрократию через Камарильо и дошел до Таузенд-Оукс. Прыгал, как лягушка в пруду с лилиями, переводился от одного бюрократа к другому. Возле каньона Линдеро я заметил еще один стебель CHP и так и сказал.
   Он передал мне телефон, и я притворился им с тремя LA.
  Объединенные функционеры.
  Наконец, женщина по имени Эстрелль сказала: «Ни один из них в настоящее время не работает в округе».
  «Они уволились или их уволили?»
  «Я не могу разглашать эту информацию».
  «Можете ли вы сделать теоретическое предположение?»
  «Я не уверен, что понимаю, о чем ты...»
  «Важно найти их. Они могут быть жертвами убийства».
  Эстрелл спросила: «Правда?»
  "Действительно."
  «Ну... это записывается?»
  "Нет."
  «Хорошо», — сказала Эстрелль. «Все, что я могу вам сказать, — это то, что добровольные отпуска, как известно, имели место».
  «Как давно? Теоретически».
  «Ну... может быть, месяц. Где-то так».
  "Спасибо."
  «Жертвы», — сказала Эстрелль. «Это плохо».
  Я вернул телефон Майло.
  Он сказал: «Тебе следует быть мной чаще, амиго. Хотя тебе придется увеличить потребление калорий. Месяц. Так что они оба ушли примерно в одно и то же время».
  Я сказал: «Возможно, Донна первой дала уведомление, потому что она скрывалась от Миршайма и готовилась сбежать с Корвином. Миршайм узнал об этом и бросил искать ее, в конце концов схватил ее в Сахаре. Затем он отвез ее обратно в Эрроухед, чтобы прикончить. Вернулся на место преступления, чтобы свершить правосудие, но, возможно, не быстрое. Смерть Брассинга говорит о том, что Миршайм недавно был там. Одной из веских причин было бы желание добиться своего с Донной».
  «Ты думаешь, он ее пытал?»
   «Тот, кто смог разнести человеку лицо, отрубить ему руки и найти время, чтобы спрятать тело в доме соседа, способен на все».
  Он заставил меня быстро набрать номер Ахерна, но все равно безуспешно.
  «Точно как в телевизоре», — сказал он. «Решается четвертой рекламой».
  Я ответил: «Милыми вещами, использующими гениальную ДНК».
  Он молчал еще несколько выходов. Затем: «Это чертово место нужно обработать».
  
  К десяти утра новостей не было.
  У меня была запланирована оценка права опеки, первая встреча с восьмилетней девочкой по имени Амелия, пострадавшей от партизанской войны ее родителей.
  Она приехала со своим отцом, мрачным сценаристом с историей депрессии. Это само по себе не повлияло бы на его случай; его бывшая, бывшая модель, была в реабилитационном центре.
  Амелия держала его за руку, но отдернула ее, увидев меня. Пухлый, рыжеволосый ребенок с серыми глазами сироты войны. Полоски слез на ее щеках высохли до соленой грануляции.
  Ее отец сказал: «Тебе нужно знать: она не хотела приезжать».
  Я наклонилась и улыбнулась, стараясь говорить нормально, а не тем приторным голосом, которым говорят любители психоаналитиков , которые говорят «я такая чувствительная» . «Привет, Амелия. Я из тех врачей, которые не делают уколы. Мы не будем делать ничего, чего ты не хочешь».
  Ее рот скривился.
  Грим сказал: «Я только что купил ей собаку, и она хотела взять ее с собой. Я сказал ей, что это против твоих правил».
  «Какая у тебя собака, Амелия?»
  Грим сказал: «Мальтийская смесь», словно выдал государственную тайну.
  «Как зовут твою собаку, Амелия?»
  Прошептал ответ. Я наклонился ниже, чтобы поймать его, когда Грим сказал: «Снежок».
   «В следующий раз ты можешь взять с собой Снежка, Амелия».
  Грим сказал: «Кстати, о скольких следующих разах мы говорим?»
  «Амелия, тебе нравятся все породы собак или только Сноуи?»
  «Все виды».
  «Есть ли у вас аллергия на других собак?» — спросил я Грима.
  «Пока что я не знаю. Ей нравится Снежок, а не собаки в целом».
  Я сказал: «Подожди секунду, Амелия», вышел и вернулся вместе с Бланш, семенявшей рядом со мной.
  Серые глаза расширились, словно водяная лилия, встретившая солнечный свет.
  Амелия сказала: «Ух ты».
  Ее отец сказал: «Хм. Мне подождать здесь или в машине?»
  —
  Час спустя, оживлённая, ласково облизнутая Амелия обнимала Бланш возле входной двери, пока Грим постукивал сандалией. «Мне пора, Мил.
  Встреча в Warner Brothers».
  Он потянулся к ее руке. Она коротко коснулась его пальцев, опустила руку к своим бокам.
  Я сказал: «На следующей неделе, в то же время. Со Снежком или без него».
  Грим сказал: «Надеюсь, это не затянется».
  Амелия улыбнулась Бланш, затем наклонилась и поцеловала ее. Ее отец подождал некоторое время, пока ребенок и собака общались.
  —
  Как раз когда я закончил составлять график сеанса, зазвонил мой частный номер.
  Майло сказал: «Ахерн наконец-то позвонил».
  «А-образная рама была обработана».
  Пауза. «В процессе обработки».
  "Большой."
  «Не все так просто. Нет, как у тебя с расписанием?»
   «Только что освободился».
  «Я поведу, а ты следи за радарами».
  —
  Он забрал меня через четыре минуты. То есть он позвонил, когда ехал, уверенный в моем ответе.
  Я сел в машину без опознавательных знаков, едва успел закрыть дверь, как он умчался.
  Я сказал: «Несколько минут назад у меня был сеанс».
  «Ты что-то вроде доктора?» Он рассказал мне, почему мы едем в Эрроухед. Часть пути мы провели в разговорах, большую часть молча.
  —
  Мы добрались до дома А-Фрейм в час пятнадцать дня, спросили Эйхерна и нас направили на заднюю террасу дома.
  Лейтенант Сан-Бернардино был лет пятидесяти пятидесяти, коренастый и бочкообразный, с бритой веснушчатой головой и щетинистыми белыми усами. Он носил белую рубашку, серые брюки, синий галстук и черные шнурованные военные ботинки.
  Тело, лежащее лицом вверх в траве, было одето в синюю рубашку, джинсы, светло-коричневый галстук и коричневые прогулочные туфли. Мужчина, примерно того же возраста, что и Ахерн, высокий и длинноногий, с тяжелым подбородком, синим от щетины.
  Ему выстрелили один раз в левую часть груди и один раз в правую щеку. Пистолет все еще в кобуре. Застигнут врасплох.
  Никаких проблем с опознанием жертвы или определением времени смерти не возникло.
  Детектив шерифа Роджер Ливингстон был отправлен Ахерном в девять часов утра и получил приказ стоять на страже в ожидании прибытия в десять утра специалистов по месту преступления. Он зарегистрировал свое прибытие в девять восемнадцать, больше ничего не записал. В десять сорок четыре прибыла группа из двух человек из лаборатории Сан-Бернардино, задержавшаяся из-за столкновения грузовиков, заблокировавших дорогу в северной части города.
  Ливингстон взял патрульную машину из автопарка и припарковал ее под небрежным наклоном перед домом, заставив техников идти пешком
   вокруг черно-белого, чтобы добраться до входной двери. Они позвонили в звонок входной двери и, когда это не принесло ответа, обошли сзади.
  Техники безоружны. Паника, которую чувствовали эти двое, была понятна.
  Добравшись до своего фургона, они проехали четверть мили и позвонили в больницу. Теперь они были внутри, лихорадочно разговаривая по телефону и ожидая, когда следователь-коронер выдаст тело, чтобы они могли переехать из Ливингстона в дом.
  В Сан-Бернардино шериф — коронер, а CI — это помощники в форме. Сегодня утром на дежурстве была помощник шерифа Сандра Колач, лет сорока, с квадратным лицом и ошеломленная. Ее задержала банда, которая стреляла, и она появилась на месте преступления как раз перед Майло и мной.
  Она обыскала карманы Ливингстона. «Телефона нет».
  Ахерн сказал: «Это у меня в машине, Сэнди. Оно лежало на земле сзади, поэтому я его упаковал».
  Нарушение процедуры. Колач кивнула, сделала заметки и закрыла глаза.
  Когда они открылись, она выглядела побежденной. Это другое, когда делаешь удостоверение личности
  не обязательно.
  Выполнив основные действия, она встала, сказала Ахерну: «Сэр» и ушла. Как будто часть тщательно отрепетированного представления, появились два техника-санитара морга со складной каталкой для морга — приспособлением, которое я видела так много раз, но всегда находила его поразительно эффективным.
  Они работали быстро, поместив Ливингстона в мешок для трупа, застегнув его и погрузив.
  Ахерн наблюдал, глаза у него были сухие и налитые кровью. Его усы плохо скрывали дрожание губ.
  Майло сказал: «Мне очень жаль, Эл».
  «Он, должно быть, вляпался в это». Ахерн сжал оба кулака. «Я послал его, потому что решил, что это проще простого». Скрипя челюстями. «Я решил, что он справится » .
  Майло сказал: «Это была засада, никто не знает».
  Ахерн сказал: «Наблюдать за пустым домом? Что может быть более Микки Маусовым?»
   Он направился со двора к подъездной дорожке. Мы трое стояли рядом, когда каталка врезалась в заднюю часть заднего отсека фургона и с грохотом расплющилась . Ремни безопасности были проверены, задние двери захлопнулись, фургон исчез.
  Ахерн сказал: «У меня были проблемы с Роджером. Это не мой самый острый клинок в ящике. Пустой дом, и он был вооружен, ради Бога».
  В уголках его глаз скопилась влага, из-за чего налитые кровью сосуды приобрели темно-бордовый оттенок.
  Майло сказал: «Никогда не узнаешь, Эл».
  «Попробуй сказать это его вдове. Как будто она когда-нибудь признает, что он идиот — о, черт возьми, я не собираюсь его винить, это могло случиться с каждым».
  Мы ничего не сказали.
  Ахерн сказал: «Это было так похоже на Микки Мауса, что я чуть не отправил новичка.
  Это могла быть Рамона». Он посмотрел на темноволосого помощника шерифа, стоящего на палубе. Легко сойти за старшеклассницу. «Она понятия не имеет, как ей повезло
  — извини, что мы не поняли, когда ты спросил в первый раз, Майло. Это был Роджер, иногда он становился таким. Я не собираюсь оправдываться, но в городе это становится безумием. Не знаю, как у тебя дела, но банды здесь многорасовые, ты понятия не имеешь, с кем имеешь дело.
  Из его горла вырвался щелчок. «Вы думаете, что ваш подозреваемый — Миршейм —
  сделал это?»
  Майло сказал: «Если мы угадали, у него нет проблем с убийством людей».
  «Так вот сколько их?» — спросил Ахерн.
  «Мои двое жертв-мужчин, Брассинг, ваш парень, вероятно, его первая жена, может быть, вторая — или она его третья или четвертая, кто знает?»
  «Псих. Черт. Кто-то недавно вел хозяйство. Я прошелся по дому, там есть кофе, хлопья, молоко, мясной фарш. Жратвы не так много , ничего, что можно было бы долго ждать, и кровати заправлены. Не волнуйтесь, я был в ботинках и перчатках, ничего не трогал. Если и была видна кровь, то ее убрали. Кажется, я учуял запах отбеливателя возле кухни. Как обстояли дела с движением?»
  Внезапное введение мелочей в качестве жалкого отвлечения внимания.
  Майло сказал: «Неплохо. Когда мы были здесь, ничего подобного не было, тот, кто это сделал, недавно вернулся».
  Ахерн сказал: «Я планировал завтра встретиться с Роджером.
  Предложите ему подумать о чем-нибудь другом, может быть, детектив — это не его конек. Я собирался действовать мягко, но и твердо, наши дети ходят в одну школу — вы действительно думаете, что у вас на руках Мэнсон? Я имею в виду, что другая альтернатива — это что, случайный псих-сквоттер? Иногда мы сталкиваемся с этим в сельской местности — хижины, навесы и охотничьи жалюзи, которые нечасто используются, вы бездомный, почему бы и нет? Здесь, в хороших районах, мы сталкиваемся с кражами со взломом. Но из того, что я видел, никаких следов взлома и никаких явных подбросов.
  Криминалисты вышли из своего фургона и направились к нам, неся чемоданы с оборудованием. «Продолжить, сэр?»
  Ахерн сказал: «Возможно, я почувствовал запах отбеливателя возле кухни. Но и во дворе тоже».
  Я спросил: «Есть ли какие-нибудь признаки того, что здесь было больше одного человека?»
  «Я не наблюдал на этом уровне, доктор, просто осмотрел все изнутри и снаружи, чтобы увидеть очевидное. Почему?»
  «Похоже, Миршейм похитил его жену. Возвращение ее сюда имело смысл, если он хотел ее унизить».
  «Как ее унизить?»
  «Там же, где она остановилась с Корвином».
  Майло сказал: «Как я уже говорил, они тоже жили в отелях, но в «Хилтоне» их было сложнее взять в заложники».
  Ахерн сказал: «Унизительно — вы думаете, что здесь произошло что-то ужасное.
   Дерьмо » .
  Он показал нам место, которое было найдено. Неглубокая впадина начала заполняться, когда трава оживилась.
  Ахерн сказал: «Собаки-искатели трупов хороши, но мы оба знаем, что они не идеальны. Они ничего не находят, мне, вероятно, все равно придется копать».
  "Я бы."
  «Невероятно», — сказал Ахерн. «От плохого к худшему».
  Майло сказал: «Улики могут быть на территории соседа».
   Взгляд Ахерна метнулся к лесу. «Это богатый парень. Просишь разрушить шикарную собственность? Не могу дождаться».
  Я спросил: «Что-нибудь интересное появилось на телефоне Ливингстона?»
  «Он позвонил жене, когда приехал сюда. Зная Роджера, он, вероятно, уснул в машине, решил отдохнуть на заднем дворе и был удивлен».
  «То, как он заблокировал дверь своей машиной, могло заставить плохого парня подумать, что за ним охотятся».
  «Разумно». Он втянул в себя воздух. «Роджер был обычным парнем. Ты не можешь быть обычным и делать то, что делаем мы, верно?»
  Майло сказал: «Разве это не правда?»
  Я сказал: «Нет уличных фонарей, должно быть, ночью очень темно».
  Ахерн сказал: «Без звезд и луны — полная темнота. Ты полагаешь, что твой мальчик приходил и уходил по ночам?»
  «Может быть, когда Брассинг его удивил. Есть идеи, в какое время дня это произошло?»
  «Все еще жду патологоанатома, доктор, но вы правы. Брассинга наверняка столкнули с обрыва в темноте. Этот участок 18-й дороги не всегда загружен, но днем там всегда есть трафик, так что нельзя рассчитывать, что вас не заметят».
  Майло сказал: «Ночью пожар был бы заметнее, но никто о нем не сообщал».
  Ахерн сцепил пальцы и хрустнул костяшками. «Если бы все было рассчитано правильно — два, три ночи, поставить машину на нейтраль, как только она начнет движение, бросить спичку, ее можно было бы почти не видеть. А поджигатель говорит, что пожар был кратковременным, не увенчавшимся успехом, если целью было уничтожение улик.
  Большинство следов подпалины были в задней части Rover, и именно там они обнаружили брызги ускорителя. Кузов был поврежден, но не сгорел, поэтому он ослабел по мере движения вперед. Я бы все равно поставил на ночь».
  Он развел руки, вытянул несколько пальцев и издал еще несколько хлопков. «Что-то обязательно произойдет».
  Майло сказал: «Ты оптимист».
   «Я реалист. Или, как говорит мой сын-студент, сюрреалист. Что бы это ни значило. Парень носит черное, пишет одну из тех пьес, где они танцуют, как бог знает что».
  Он рассмеялся. «Раньше парень любил футбол».
  —
  Появился один из техников. «Мы чувствуем запах отбеливателя, лейтенант, но пока не видим крови или кровавых тампонов. Но там много места, и из-за всего этого стекла и отсутствия занавесок слишком светло для Люминола».
  «Ты сделаешь это после наступления темноты».
  «Кто-то будет, сэр. В следующую смену».
  «Не хотим никаких проблем со связью», — сказал Ахерн.
  «Их не должно быть, сэр».
  Техник вернулся внутрь.
  Ахерн повернулся к нам. «Все дело в общении, верно? Это всегда то, что идет наперекосяк. Так о чем еще нам следует поговорить?»
  Майло сказал: «Кто что делает».
  «Один из наших падает, это наш. Мы разберемся со всем в рамках нашей юрисдикции».
  «Достаточно справедливо, Эл».
  «Никто не облажается». Он проводил нас к немаркированному месту, уточнил свой план. Нервничал, как ребенок, делающий устный доклад.
  Дом и двор будут обработаны «до энного», включая использование инфракрасных датчиков и собак для поиска трупов. С соседом сзади свяжутся, и если неофициальный запрос на обработку леса не будет удовлетворен, запрос на ордер будет отправлен «лучшему судье, которого я смогу найти».
  Ахерн также позаботился о том, чтобы во все отели, где останавливался Чет Корвин, были направлены уведомления о случаях появления Вейландов.
  Я сказал: «Расширение деятельности на некоторые близлежащие мотели может быть хорошей идеей».
  Взгляд Ахерна на Майло сказал: «У этого человека полно идей».
  Как настоящий друг и первоклассный детектив, Майло сказал: «Он имеет в виду всю эту синхронность. Миршейм убил Корвина в дешевом мотеле, может быть, он преследовал его и в других местах, но ситуация была неподходящей».
  Ахерн сказал: «Дешевая свалка… у нас есть и такие. Я попробую.
  Что-нибудь еще?"
  Майло сказал: «Остерегайтесь Кори Тербера, парня в Camaro».
  «Вы рассматриваете его как подозреваемого или потенциальную жертву?»
  «В этот момент жертва имеет больше смысла. Но у Миршейма, скорее всего, есть сообщник, так что кто, черт возьми, знает?»
  Я сказал: «После того, как Донна исчезла, сообщница может стать новой женщиной в жизни Миршайма».
  Ахерн сказал: «Он их торгует, да?»
  Майло сказал: «Скорее всего, отправит их на свалку».
  
  Майло ерзал, пока мчался к деревне Эрроухед. «Не уверен, что это дало результат».
  Я сказал: «По крайней мере, дом наконец-то будет отремонтирован».
  Прошло три мили, прежде чем он снова заговорил. «Семь лет между Джеки и Донной».
  «Хороший шанс на кого-то другого», — сказал я. «Когда он женился на Донне?»
  «Хороший вопрос. Позвони Мо, может, он сможет это выяснить».
  Я позвонил Риду, получил голосовое сообщение и оставил сообщение.
  «Попробуй Шона».
  Тот же результат.
  Майло сказал: «Как будто все вокруг превратилось в болото, и даже просто ходить стало хлопотно — попробуйте Петру».
  Третий раз не удался.
  Не дожидаясь дальнейших указаний, я позвонил Раулю Биро.
  Он сказал: «Вы разговариваете по телефону из туалета, Док».
  «Он сторонник безопасного вождения».
  «Откуда едете?»
  Я ему рассказал.
  Он сказал: «Полицейский? О, черт. И ты думаешь, что это тот же парень, который убил разнорабочего — Вейланд».
   «Пока что это лучшее предположение. Его настоящее имя — Миршейм. Может быть».
  «Как бы его ни звали, у меня может быть кое-что. Когда ты планируешь вернуться?»
  «Пару часов».
  «Это сработает», — сказал Биро. «Есть человек, с которым вам захочется познакомиться, послушайте это».
  —
  Воодушевленный новостями, Майло значительно превысил скорость, совершая рискованные перестроения, а когда мы добрались до затора около четырехуровневой развязки в центре города, выехал на обочину, чтобы выехать на шоссе 101.
  Не обращая внимания на гудки и косые взгляды, он сказал: «Проклятый крендель, и тебе даже не дадут соли».
  Резкий выезд с трассы, за которым следует более креативное вождение по переулкам.
  Когда мы подъехали к станции Hollywood на Wilcox, Биро ждал. GQ , как всегда, в светло-голубом костюме, белой рубашке, галстуке с узором «Виндзор». Но взгляд в его глазах был каким угодно, но не спокойным. Он дистанционно открыл парковку для персонала и промчался впереди нас, пока Майло втиснулся между двумя другими седанами.
  «Спасибо, что остаешься с нами, Рауль».
  «Идея Петры», — сказал Биро.
  «Как она себя чувствует?»
  «Больной как собака — больше похоже на грипп, чем на простуду». Биро посмотрел на часы.
  «Вы сделали это невероятно быстро».
  «Удачи», — сказал Майло.
  Биро сказал: «Держу пари». Его правая нога двигалась вверх-вниз, пока он осматривал улицу. «Немного поздновато. Он не появляется, я знаю, где его найти».
  Минуту спустя с юга приближалось белое такси, отделанное синим и красным. Prestige Cabs над медальоном, достаточно внушительным для мелкого европейского функционера.
  Биро указал такси на стоянку для персонала, завел его. К тому времени, как такси припарковалось, мы были у водительской двери. Низкий, широкий мужчина в сером
   кардиган вытащили. Шестидесятые, редкий белый ежик на лице, которое выглядело так, будто провело годы на ринге, телосложение, созданное для прогулок по степям.
  Биро сказал: «Здравствуйте, господин Гринштейн. Спасибо, что пришли».
  «Борис», — сказал водитель.
  Майло протянул руку. «Лейтенант Стерджис. Спасибо, что уделили время, сэр».
  Борис Гринштейн колебался, прежде чем пожать, как будто беспокоясь о краже цифр. Его пальцы были коктейльными франками. «Пожалуйста, скажите приди, я приду».
  Фаготный голос, русская интонация. Я вспомнил пластинку, которую любила моя «образованная» тетя Эдит. Петя и волк.
  Биро сказал: «Мы очень признательны, сэр. Вы принесли то, что нам нужно?»
  «Да, лейтенант».
  «Он лейтенант, а я всего лишь скромный детектив».
  Лицо Гринштейна сморщилось, приняв вид капусты, долго лежавшей в холодильнике.
  Майло сказал: «Он скромничает. Он комиссар».
  «Ха», — сказал Гринштейн. «Комиссары нам не нужны».
  Он открыл ключом свой багажник, потратил некоторое время на то, чтобы найти то, что искал среди кип белья и журналов с кириллическими буквами.
  Наконец он протянул Майло несколько отдельных листов бумаги с загнутыми уголками и пятнами, похожими на чай.
  Журналы, написанные дрожащим почерком Старого Света.
  «Неделю вождения я тебе принёс», — сказал он. «Компания сделала мне ксерокопию, прежде чем я тебе её отдам».
  Биро спросил: «Есть ли более одного пикапа для одного и того же клиента?»
  «Нет, нет, один».
  «Ты принёс всё это, потому что…»
  Гринштейн кисло посмотрел. «С пожалуйста, ты делаешь больше, чем они просят».
  Майло перелистывал страницы. «Ладно, поехали ».
  Указывая на низ одного листа. Звонок в девять вечера, в ночь убийства Чета Корвина.
  Клиент: г-н Корабин. Место назначения: Уайтли Авеню, к югу от Франклина.
  В пешей доступности от Сахары.
  Майло сказал: «Мистер Корвин».
  — Да, лейтенант, — сказал Гринштейн.
  Майло показал водителю фотографию Чета Корвина.
  «Нё».
  Вышел DMV Пола Вейланда.
  «Да».
  «Ты уверен».
  «Он мне не дал чаевых», — сказал Гринштейн. «Сволочи, вы помните».
  Внимание Майло вернулось к журналу. Глаза расширились, когда он нашел адрес, по которому его забирали: Marquette Place, Pacific Palisades.
  Биро уже достал свой мобильный телефон, настроенный на приложение карты. Он повозился, показал нам экран. Две красные точки, Маркетт и Эвада Лейн. Короткая поездка между ними, максимум десять минут под покровом ночи.
  Майло спросил: «Дом или квартира?»
  Биро и Гринштейн ответили в унисон: «Дом». Гринштейн добавил:
  «Свалка. Пасифик Палисейдс? Я ожидаю, что все будет хорошо». Три презрительных фырканья.
  Я спросил: «Палисейдс — это разве не ваш обычный маршрут?»
  «Я езжу в Брентвуд, иногда в Беверли-Хиллз. Там тоже бывают свалки». Он вскинул пухлые руки, образ усталого от мира разочарования.
  «Той ночью вы были в Палисейдс, потому что...»
  «Парень заболел», — сказал Гринштейн. «Они звонят мне, я говорю хокай».
  Майло спросил: «Как мистер Корвин заплатил вам?»
  «Наличные. Бумажные и дурацкие монеты». Еще один смешок.
  Я сказал: «Скупердяй».
  "Сволочь."
  «Что еще вы помните о нем?»
  «Ничего», — сказал Гринштейн.
   «Вы разговаривали о чем-нибудь?»
  «Я говорю «добрый вечер», он говорит мне, куда его отвезти. Я говорю «хокей», он ничего не говорит. После этого я ничего не говорю». Еще три фырканья. «Ублюдок».
  —
  Рауль поспешил в участок и вернулся с кружкой полиции Лос-Анджелеса — синей, с золотой отделкой, которую выдают гражданам, собирающим деньги на полицейские проекты, поднимающие настроение.
  Гринштейн напрягся. «Ньо, я не беру вещи».
  «Всё в порядке, сэр».
  «Это могло бы быть нормально, но не для меня», — сказал водитель. «Я хочу только то, что принадлежит мне. Не больше».
  —
  Станция в Голливуде была более нервным местом, чем Западный Лос-Анджелес, комната детектива была заполнена звонящими, читающими, пишущими следователями, мигающими многоканальными настольными телефонами, человеческими голосами, соперничающими с электронным шумом. Пара зомби-типов из Пало-Альто осматривали компьютеры, другие, казалось, погрузились в свои мысли.
  Майло, Биро и я собрались в пустой комнате для допросов, усевшись за стол, сдвинутый в угол, чтобы подозреваемые не чувствовали себя в безопасности.
  Майло сказал: «Еще один адрес дает ответы на кучу вопросов, Рауль.
  Как место для хранения транспортных средств».
  Я сказал: «Или хуже».
  «Или хуже. А если Миршейм там, то, возможно, вы раскрыли все дело. Комиссар » .
  «Разве эти парни не носят меховые шапки?» — сказал Биро. «Не хочу шапку-голову...
  «Это не проблема, я понятия не имел, что Гринштейн действительно может провести положительную идентификацию».
  Я спросил: «Как вы его нашли?»
  «На камерах ничего не было, поэтому я попробовал таксомоторные компании и Uber, как ты и сказал, Майло. Я начал с такси, потому что Uber становится таким раздражительным и требует кучу бумаги».
   «Он вряд ли будет пользоваться Uber», — сказал я. «Не желая быть зафиксированным в использовании приложения».
  «И это тоже», — сказал Биро. «В любом случае, Гринштейн был третьим водителем, с которым я говорил, мне повезло».
  Майло сказал: «Ты недооцениваешь себя, Царь, но ладно, давай сосредоточимся на деле. Первый очевидный шаг: проверить адрес. Даже если ублюдка там нет, могут быть серьезные улики, так что цель — действительно попасть внутрь. Я собираюсь обойти Джона Нгуена и его адвокатскую чушь, кто-то рассказал мне о новой судье, Соне Мартинес. Ее брат был полицейским в Окленде, его застрелили».
  «Слышал об этом», — сказал Рауль, — «но пока не пользовался ею».
  Майло сказал: «Если я смогу оторвать Шона или Мо от таких детских дел, как ограбления, я сейчас же проведу обыск, просто по-быстрому, чтобы получить представление о местности. Это не глупый преступник, так что если он там, мы не можем позволить себе показаться и заставить его рычать».
  Бинчи не было дома, Рид только что вернулся с «ужина». Он сказал: «Конечно».
  «Ищите Taurus, грузовик Ford и Camaro».
  «Никаких Феррари или Бентли? Полная ерунда».
  Майло сказал: «В следующий раз мы выберем плохого парня из доткомов». Он повесил трубку.
  Биро сказал: «Серьезные инциденты происходят после наступления темноты».
  «Еще бы, император. Он делает ночные ходы, и мы тоже».
  Стук в дверь. Голливудский мундир сказал: «Детектив Биро?
  Вам звонят из лаборатории по делу.
  Рауль спросил: «Какой именно?»
  «Бенитес».
  «Спасибо». Биро встал и застегнул куртку. «Стрельба на Аргайле произошла на следующий день после Корвина. Ничего экзотического, рецептурные препараты, возможно, это даже стрелок, который хочет сдаться».
  «Люблю, когда они видят свет», — сказал Майло. «Спасибо еще раз».
  «Как вы думаете, во сколько сегодня вечером?»
  «Ты всегда был ценным активом, Рауль, но мы не хотим отрывать тебя от жены и детей».
   «Они приехали в Колорадо навестить ее семью на две недели», — сказал Биро.
  «Первые несколько дней я пытался питаться здоровой пищей и жить правильно. Теперь это дерьмо из микроволновки и повторы ESPN. Пожалейте меня и позвоните мне».
  «Всегда рад оказать услугу».
  Биро пошел к двери. «Ты шутишь, но я схожу с ума».
  Майло выехал со стоянки в Голливуде. Медленно, не рискуя. Его мысли были где-то в другом месте.
  Я сказал: «Отсутствие жены Рауля напомнило мне кое о чем.
  История Миршейма о том, как Донна навещала свою маму. Ее семья, вероятно, уже обеспокоена, хотела бы помочь.”
  «Когда мы искали ее в социальных сетях, мы ничего не нашли».
  «Контролирующий муж мог бы это объяснить. Может быть, записи о рождении? Или вернуться в школьный округ, чтобы узнать, указала ли она кого-нибудь, кроме Пола, в качестве экстренного контакта?»
  «Хорошие идеи, обе из которых потребуют времени», — сказал он. «Я сделаю это, если ничего не получится в доме на Маркетт».
  Я сказал: «Хорошо бы узнать, кому он принадлежит. То же самое касается дома на Эваде, который, как указал Чет, сдается в аренду».
  «Помахивание членом с Миршеймом. Ты случайно не заметил, как Миршейм отреагировал?»
  «Не припомню, чтобы он это делал».
  «Парень показался таким мягким. Сидит там и играет со всеми».
  «Это часть острых ощущений», — сказал я.
  «Ну, давайте его рассмешим. Да, я поищу документы на оба дома до сегодняшнего вечера».
  Его телефон сыграл четыре ноты «Болеро» Равеля. Определитель номера заставил его сесть прямее. «Эй, Эл, как дела?»
  Ахерн сказал: «Предоставляю вам отчет о ходе работ. Мы точно не видим никаких признаков раскопок на заднем дворе. Между нами и этими стенами я немного залез на соседские деревья, и там тоже ничего нет. Моя собачница-трупоед уехала на пару дней, я пробовал кого-то другого, но безрезультатно. Так что она будет нюхать, когда вернется. Я попросил
   Инфракрасная штука, наверное, надо утром. Что касается интерьера, то мы ждем темноты, чтобы сделать люминол. Пока что никаких явных мест преступления нет».
  Каждая плохая новость уменьшала массу Майло, как дирижабль, который постепенно истощается. «Спасибо, что позвонили...»
  «Подождите, приберегаем лучшее напоследок», — сказал Ахерн. «Мы вытащили пригодный для использования отпечаток в главной ванной. Уголок полки в аптечке, чистый большой и указательный пальцы, и, Господи, AFIS знает, кто его туда поместил».
  «Пожалуйста, скажите мне, что это кто-то с репутацией», — сказал Майло.
  «Ничего насильственного, и давайте посмотрим правде в глаза, мы понятия не имеем, как долго отпечаток там находится, насколько нам известно, она была уборщицей. Но пока мы не можем ее найти, отчего у меня чешется нос. В идеальном мире она та, о ком догадался ваш доктор — новая девушка. Хотите узнать о ней основные сведения?»
  «Я хочу, чтобы на ней было все. Я за рулем, как насчет смс или электронной почты?»
  «Высокотехнологичная передача данных», — сказал Ахерн. «Мой студент колледжа думает, что я динозавр. Остальные пятеро тоже так думают. Конечно, иду к вам».
  Майло передал мне свой мобильный телефон. Информация пришла как раз тогда, когда мы добрались до Ла-Бреа и направились на юг.
  У Триши Стейси Боукер, сорока трех лет, запись началась в девятнадцать лет и растянулась на шестнадцать лет. Осуждена в Массачусетсе, Вермонте, Нью-Гемпшире и Миссури за мелкую кражу, крупную кражу, хищение, растрату, незаконное присвоение имущества и мошенничество. Она годами не была арестована, большую часть времени снималась с дела в обмен на испытательный срок или минимальный тюремный срок.
  Последнее дело Боукер — кража личных данных в Сент-Луисе — принесло ей год испытательного срока. Отсутствие нарушений в течение восьми месяцев привело к прекращению надзора через шесть месяцев.
  Я перечитал запись. «Она была на свободе и исчезла с радаров за год до исчезновения Джеки Миршейм. Может быть, она держала свой нос чистым, потому что связалась с более умным преступником».
  «Джеки мертва, Донна мертва, Боукер соблазняет Корвина, но уже много лет играет в дочки-матери с Миршеймом?»
   Я сказал: "Почему бы и нет? Пара зеков, работающих над одинокими сердцами. Они придумывают выигрышный план и выдаивают его".
  «Влюбись в Пола, потеряй свои деньги и свою жизнь. Как выглядит эта принцесса?»
  Фотография, которую прислал Ахерн, была крошечной и нечеткой даже при увеличении. Белое лицо, увенчанное густой темной копной волос. На тот момент ему было двадцать семь.
  Красный свет на перекрестке Ла-Бреа и Беверли дал Майло возможность рассмотреть изображение.
  «Чёрт, какой он маленький». Он надел очки для чтения, прищурился. «Похоже на… пять футов пять дюймов, сто двадцать восемь. Брюнетка с нормальным телосложением.
  Может быть».
  «Если Боукер — девушка Миршейма, то никакого похищения в Сахаре не было.
  Все, что у нас есть по этому поводу, — это описание Сарабет Сарсер. Но она была напугана и одурманена метамфетамином, так что, возможно, на самом деле она видела двух людей, спешащих вместе».
  «Или», — сказал он, — «она ясно видела вещи, и Миршейм решил модернизировать свое оборудование».
  «Боукер тоже ушел?» — спросил я.
  «Такой парень, как он, женщины — расходный материал, почему бы и нет?»
  Он барабанил по рулю большими пальцами обеих рук. Теперь он сидел прямо, и зеленые глаза загорелись. «Много дел. Начну с того, что посмотрю на старушку Тришу на экране обычного размера. А потом начну играть на клавишных Шерлока».
  
  изображение Триши Боукер не принесло никакой новой мудрости.
  Ее лицо колебалось между едва симпатичным и невзрачным, в зависимости от ее настроения при аресте. На некоторых снимках она была представлена в различных вариантах блондинки. Плоские, темные глаза. Никаких опознавательных шрамов или татуировок.
  Джейн Средняя. Это может быть преимуществом.
  —
  Неспособность Эла Ахерна найти какие-либо свежие данные о Боукере не остановила Майло от попыток. Безуспешно.
  Он распечатал то, что ему прислал Ахерн, включил это в книгу убийств, пошел за септическим кофе в большую комнату детективов. Он вернулся с телефоном в одной руке, кофе в другой, вжался в свое кресло, пил и говорил: «Зачем я подвергаю себя помоям? Рид не отвечает. Надеюсь, он не усложнял ситуацию, когда ехал».
  Четыре глотка спустя Рид уже стучал в дверной косяк, швы рубашки были напряжены мускулатурой, румяный и светловолосый, типичный викинг-разбойник.
  «Телефон разрядился, LT, извините. Дом маленький, старенький, в районе, где в основном многоквартирные дома. Что касается Палисейдс, то это свалка. Ни одной из машин, которые мы ищем, не было видно, но есть пристроенный гараж на две машины. Вы хотели, чтобы было просто, поэтому я просто ходил туда-сюда
   дважды, не могу сказать, есть ли кто-нибудь внутри, но почты не было. Так какой план?
  «У меня пока нет ни одного», — сказал Майло. «Кроме того, что я планирую на сегодня».
  «Я останусь здесь».
  «В четыре обед, возьми с собой закуски, Мозес. Мы не хотим, чтобы ты увял».
  Рид улыбнулся и напряг бицепсы размером с бедро. «Никаких проблем с питанием, LT. Изменил тренировку, более тяжелые веса, меньше повторений, немного креатина. Кроме того, я слежу за всем, что попадает мне в рот».
  «Что было на обед?»
  «Четыре банки Muscle Milk».
  «Я даже знать не хочу, что это такое».
  «На самом деле, на вкус он довольно приятный. Шоколад».
  «Разве это имело бы значение, если бы это было не так?»
  «Нет. Я буду за своим столом, дайте знать».
  —
  Слишком поздно звонить в школьный совет за информацией о Донне Вейланд. Майло проверил записи о налогах на недвижимость округа, ничего не нашел, что соответствовало тому, что она была арендатором.
  Без информации о ее происхождении невозможно найти ее семью.
  Он сказал: «Все остальное не работает, копайте то, что у вас есть. Семь лет назад Миршейм в Санта-Барбаре пропадает Джеки, возможно, он уже был с Тришей Боукер, а может и нет. В любом случае, разобравшись с Джеки, Миршейм ищет другую жертву, возможно, находит одну или несколько, прежде чем набрасывается на Донну. Так какова же роль Боукера во всем этом?»
  Я сказал: «Это может быть кто угодно, от доверенного лица до полноправного партнера. Если они работают в команде, ее могли использовать как приманку. Две женщины просто случайно встречаются, становятся друзьями, одна признается, что она свободна и одинока, другая говорит: «Я знаю хорошего парня».
  «С хорошей работой в школьном округе, как у Джеки. Два округа наняли его, можете в это поверить?»
   «Возможно, он выполнил свою работу приемлемо. Какая-то техническая работа с минимальным контролем. Это показывает, что он умен. В любом случае, были ли жертвы-мужчины до Чета или нет, Боукера использовали, чтобы соблазнить его. Он казался идеальной целью: Миршейм стал презирать его за то, как Чет с ним обращался, и он понимал самоуверенность Чета так же, как и мы: уязвимость».
  Он покачал головой. «Идиот не может представить, что женщина, которая говорит, что любит его, не имеет этого в виду. Боукер следит за ним, как устройство слежения».
  «Страсть, ужин и драгоценности. Возможно, у них были более масштабные планы, но Чет воспротивился. Поэтому они убили его».
  Он кисло рассмеялся. «Возмездие за грех 101. Ладно, перейдем к недвижимости».
  —
  Арендованный дом на Evada Lane был передан в собственность корпорации с ограниченной ответственностью, зарегистрированной как Scribble Properties. Немного покопавшись, выяснилось, что это три человека, двое из которых живут в Сиэтле, один в Остине, штат Техас.
  Бернард Левитон, Грей Виноград, Сьюзан Минелли. Три отдельные страницы в социальных сетях, но одна история: трио телевизионных писателей, выпускников долгоиграющего ночного шоу, объединили ресурсы, сдавая в аренду свои дома в Лос-Анджелесе, чтобы использовать несколько многоквартирных домов в центре города по разделу 8. В связи с этим они переехали в штаты, где нет местного подоходного налога.
  Эвада-Лейн была резиденцией Сьюзен Минелли, поэтому Майло начал с нее.
  Голосовая почта; то же самое для Бернарда Левитона в Сиэтле. Обращенный техасец, Грей Виноград, не был дома, но его жена была.
  «Это Мерил. Полиция?» — скучающий голос, слоги растянуты, словно для того, чтобы продлить разговор.
  Майло сказал: «Речь идет о недвижимости на Эвада-лейн».
  Мерил Виноград сказала: «Это место? Что-то случилось? Что?»
  «Мы проводим обычное расследование».
  «Это похоже на диалог из фильма. Как, вы сказали, вас зовут?»
  Майло повторил свои полномочия.
   «Подожди... Я только что проверил тебя, и, похоже, ты настоящий парень.
  Какой у вас настоящий номер телефона в полиции, чтобы я мог убедиться?
  Майло рассказал ей.
  Она сказала: «Ты звучишь мягко, думаю, я тебе поверю. Так что ты хочешь узнать об этом месте?»
  «Жильцы...»
  «Ни малейшего представления о мелких начинаниях Грея и его приятелей. Все это проходит через менеджеров, которых они наняли » .
  «Кто эти менеджеры?»
  «Какая-то компания под названием Aswan, Aslan, что-то в этом роде», — сказала Мерил Виноград. «Они не представляют из себя ничего особенного».
  «У вас были проблемы...»
  «Похоже, они — огромная компания, а Грей и его дружки — крошечные картошки фри. Я все время говорю Грею, что быть арендодателем — это работа, а не хобби».
  «Вы сказали «то место», как будто в Эваде были какие-то особые проблемы».
  «Вы слишком много в этом полагаете, я не знаю подробностей, и мне все равно», — сказала Мерил Виноград. «Вся эта тема с недвижимостью — не мое, они думали, что станут магнатами, а я в Техасе. Здесь довольно мило, хорошая еда и музыка, но у меня аллергия и, о Боже, влажность».
  «То есть вы не знаете ни о чем...»
  «Если бы была серьезная проблема, Грей бы ныл по этому поводу, а он нет. Так как погода в Лос-Анджелесе?»
  "Хороший."
  «Цифры».
  —
  Звонок в Aslan Property Management вызвал поток маниакально-быстрых, в основном непонятных инструкций по нажатию кнопок. Компания, работающая в нескольких городах и специализирующаяся на торговых центрах и огромных жилых комплексах.
  Майло держал телефон на расстоянии вытянутой руки, пока роботизированный голос на другом конце продолжал болтать. 0 для опции оператора вызвал еще один
   автомат.
  Он отключился. Я сказал: «Ров замка на случай жалоб жильцов».
  «Дайте мне горячего масла и катапульту».
  —
  Арендованный дом на Маркетт-Плейс официально никому не принадлежал.
  Когда-то дом принадлежал Герберту Макклейну, скончавшемуся в возрасте девяноста одного года, и шесть месяцев назад он вступил в законную силу, поскольку Макклейн умер, не оставив завещания.
  Назначенный судом доверительный управляющий был адвокатом по имени Митчелл Лайт с офисом недалеко от здания суда в центре города. Возможно, один из тех прихлебателей с Хилл-стрит, которые раздают судьям праздничные подарочные корзины и ждут назначений.
  Эта догадка стала более вероятной, когда Майло наткнулся на безвкусный веб-сайт Лайта, на котором был изображен невероятно черноволосый мужчина в плохом костюме, чья широкая улыбка выдавала его чрезмерную натужность.
  Двойной специализацией Лайта было «облегчение бремени горя выживших, когда они вступают в мир наследственного суда» и «быстрое решение проблем жертв несчастных случаев, пострадавших от действий страховых компаний».
  Майло сказал: «Поскользнись, упади, умри, он тебя прикроет. Вот и все, больше ничего».
  К его удивлению, на одном из трех ярко-зеленых «24-часовых номеров» на баннере сайта Лайта трубка была поднята уже после второго гудка.
  «Это Митч», — сказал баритон радиоведущего. «Какую проблему я могу решить для тебя, мой друг?»
  Майло ему рассказал.
  Митчелл Лайт, теперь уже подавленный, сказал: «Полиция? У меня нет конкретных воспоминаний об этой собственности».
  «Вы — попечитель, мистер Лайт».
  «В настоящее время я веду многочисленные дела по наследству. Суды перегружены, все ползет».
  «Но вы получаете свою комиссию по ходу дела».
   « Вы работаете бесплатно?» — спросил Митчелл Лайт. «Не нужно намекать, лейтенант. Я сделаю все возможное, чтобы предоставить вам любую имеющуюся у меня информацию. Если такая информация в конечном итоге окажется доступной и доступной».
  «Спасибо. Когда вы сможете это сделать, сэр?»
  «Настолько своевременно, насколько позволят обстоятельства. При условии, что не возникнет никаких юридических препятствий или других препятствий».
  «Можете ли вы дать мне оценку, мистер Лайт?»
  «Я сейчас в Кабо, планирую вернуться через три дня. Процесс начнется вскоре после этого. Если не будет непредвиденных обстоятельств».
  «Может ли кто-нибудь из ваших сотрудников проверить...»
  «Мой штаб со мной, лейтенант».
  На заднем плане женский смех.
  Майло сказал: «Ты ничего не можешь мне рассказать? Герберт Макклейн умер в девяносто один год...»
  «Молодец он», — сказал Лайт. «Если бы он написал завещание, мы бы не вели этот разговор». Звон бокалов, еще больше смеха.
  Майло спросил: «А как насчет арендаторов? Ты можешь что-нибудь о них вспомнить?»
  Тишина.
  «Мистер Лайт?»
  «Какие арендаторы?»
  «В настоящее время это место занято...»
  «Это неприемлемо», — сказал Митчелл Лайт. «Я не разрешаю сдавать в аренду свои объекты. Избегая осложнений».
   Моя собственность. Если бы завещание длилось достаточно долго, его счет, вероятно, купил бы ему право собственности.
  Майло спросил: «Какого рода осложнения?»
  « Появляется какой-то предполагаемый наследник и придирается к арендной плате или управлению? Я держу всю свою недвижимость пустой, лейтенант».
  «В этом кто-то живет».
  «Тогда вам нужно провести расследование и назначить соответствующие штрафы, взыскания, какие бы последствия ни потребовались. Когда я вернусь в
   четыре дня, свяжитесь со мной снова. Я обязательно начну процедуру выселения».
  «Есть ли у меня разрешение войти в резиденцию?»
  «Ну, я так думаю, лейтенант».
  «Вы можете изложить это в письменном виде?»
  «Я же сказал, я на корпоративном отдыхе».
  «А как насчет электронной почты?»
  Долгий выдох. За которым следует женский шепот.
  Митчелл Лайт сказал: «Я попытаюсь это сделать. Но не рассчитывайте на это, Интернет здесь ненадежен».
  «Благодарю вас, сэр».
  «Сохранение верховенства закона — моя страсть», — сказал Митчелл Лайт.
  —
  Я сказал: «Сквоттинг стал проще. Проверьте записи о наследстве, выясните, кто не обращает внимания, и въезжайте».
  Настольный телефон Майло зазвонил.
  «Это Сьюзан Минелли», — произнес четкий, уверенный голос. «Полиция спрашивает о моем старом доме? Почему?»
  Майло сказал: «Арендаторы — это лица, представляющие интерес в деле, мисс Минелли.
  Что вы можете нам о них рассказать?
  «Какое-то финансовое дело?» — спросил Минелли.
  «Не могу вдаваться в подробности, мэм».
  «Ты только что это сделал», — сказала она. «Ладно, денежная штука. Черт. Почему я не в шоке?»
  «У вас были с ними проблемы с деньгами в прошлом?»
  «Они всегда задерживали арендную плату и не заплатили ни копейки за последние пять месяцев. Я узнал об этом только потому, что мы только что получили квартальную от управляющей компании, и в ней большая дыра. Я потребовал, чтобы Аслан — управляющие — разобрались с этим. Они сказали, что выселение — единственный выход.
  Они ленивцы. Мы с партнерами уже обсуждали найм кого-то другого, теперь точно, как только закончится контракт».
   «Какая суета, мэм».
  «Недвижимость», — сказал Минелли. «Если бы я только тогда знал. То есть вы не можете мне сказать, что происходит?»
  «Не сейчас», — сказал Майло. «Когда это изменится, я обязательно дам тебе знать. А пока не пытайся вступить в контакт с Вейландами».
  «Это их имя?» — сказала Сьюзан Минелли. «Аслан просто дает им номер».
  «В любом случае, мэм, пожалуйста, держитесь от них на расстоянии».
  «Они опасны?»
  «В этот момент их лучше оставить в покое».
  «Отлично, я сдаю свой великолепный дом в Пали преступникам. Что?
  Наркотики? Отлично. Они, наверное, заберут ковры, шторы и бог знает что еще».
  «Мы сделаем все возможное, чтобы присмотреть за вами, мэм».
  «Мэм. Это мило — как в «Облаве». Вы носите узкий черный галстук?»
  «В плохие дни».
  Сьюзан Минелли рассмеялась. «Ты кажешься нормальным парнем. Ну, как погода в Лос-Анджелесе?»
  "Хороший."
  «Конечно, почему бы и нет?»
  Майло осторожно положил трубку и постарался растянуть ноги настолько, насколько позволял шкаф.
  Я сказал: «Они сидят на корточках в обоих местах».
  «Жизнь мошенника».
  «Такого рода мимолетность, возможно, побудила их двигаться дальше».
  «Боже упаси». Он просмотрел свою электронную почту. «Ничего от господина Света Вселенной. Ты слышал, как он дал мне устное разрешение войти».
  «Да, действительно».
  «Два приседа, надо следить за обоими. Но я забираюсь в Маркетт».
  
  Судья Соня Мартинес была в отпуске.
  «Рыбалка на Аляске, надеюсь, медведь ее не съест», — сказал Майло.
  Он позвонил Биро, чтобы узнать другое имя, Биро ничего не мог предложить. Еще несколько звонков, наконец, вывели на Гейлена Фридмана, недавнего назначенца с более высокими политическими устремлениями и репутацией «поклонницы копов, его дочь только что начала учебу в академии».
  Фридман выслушал пятнадцать секунд разглагольствования Майло и сказал: «Вы, очевидно, выполнили свою домашнюю работу. Принесите заявление ко мне домой, и все будет готово».
  «Благодарю вас, ваша честь. Где вы?»
  Фридман дал ему адрес на Джун-стрит в Хэнкок-парке.
  «Превосходно, Ваша честь. Между тем, могу ли я предположить устное...»
  «Достаточно?» — сказал Фридман. «Вы можете пойти и поймать преступников, лейтенант Стерджис. И не забудьте о малышах в декабре».
  «Какие малыши?»
  «Больные дети — мое горячее дело, лейтенант. Я возглавляю апелляцию в пользу Ортопедической больницы в конце года. Это определяет достойного».
  «Я на борту, сэр».
  «Еще бы, лейтенант».
   —
  Заполнив заявление на выдачу ордера, Майло сказал: «Просто чтобы все было гладко», и позвонил заместителю окружного прокурора Джону Нгуену.
  Нгуен спросил: «Ты все еще преследуешь карикатуриста из локомотива?»
  «Нет, он вне поля зрения».
  «Что же тогда? Что-то изменилось?»
  «Многое изменилось, Джон».
  Когда Майло закончил, Нгуен сказал: «Ты создал почву. Я мог бы посадить тебя перед любым судьей».
  «Не хотел тебя беспокоить, Джон».
  «Конечно, так оно и было», — сказал Нгуен. «Фридман приставал к вам из-за одной из своих благотворительных организаций?»
  «Больные дети».
  «Увидимся на его вечеринке», — сказал Нгуен. «Вы увидите его дом.
  Чертов замок. Но дерьмовые закуски.
  —
  Майло нанял сотрудника полиции по имени Шари Боствик, чтобы доставить документы Фридману.
  Она сказала: «Хэнкок-парк, о», — и ушла.
  Я спросил: «Нет желания посмотреть замок?»
  «Не сегодня». Он встал, отряхнулся, как мокрая собака, и перекинул куртку через плечо. «Мои мечты о недвижимости скромнее. Посмотрим, какие войска я смогу созвать».
  —
  Морони совершал поездку на мотоцикле в Южную Дакоту, а Линкольн навещал родственников в Бирмингеме, штат Алабама.
  Оставив Рида, Бинчи и всех остальных, кого Майло смог собрать.
  У всех, с кем он говорил, были причины и оправдания. Максимум, что он мог вытянуть из измотанного сержанта, это патрульные машины, проезжающие по Эвада-лейн: «может быть,
   два, три раза» за смену.
  Майло сказал: «Я это ценю, но не беспокойся».
  Он снова позвонил Раулю Биро. «Что ты сказал раньше, скучно? Все еще так?»
  «Готов сбросить кожу».
  «Ладно, у меня для тебя кое-что есть, но это не будет чем-то действительно стимулирующим».
  Биро сказал: «Лучше, чем альтернатива».
  Майло сказал ему присматривать за домом Эвады. «Будь там, когда сядет солнце».
  Очередная проверка электронной почты завершилась улыбкой. «Чудо из чудес, мистер».
  Light of Day действительно пришел — разрешение войти в дом Маркетта любыми необходимыми средствами. Ладно, иди домой и расслабься, Мо, Шон и я разберемся с этим».
  «Команда меньше, чем у Битта».
  «Учитывая то, что произошло в прошлом году, возможно, лучше сохранять легкость и сдержанность».
  Я был там, когда налет на другой дом привел к тому, что убийцу застрелил слишком рьяный новичок. Признали оправданным, но процесс затянулся, и стрелок ушел из правоохранительных органов.
  Я спросил: «Во сколько сегодня вечером?»
  Он посмотрел на меня.
  Я спросил: «Вся эта прелюдия и никакой кульминации?»
  «Послушайте, доктор Солти. Опять жилет, и вы будете стоять еще дальше».
  «Я привыкаю к этому виду и не против одиночества».
  «Хорошо, но сначала помоги мне составить план».
  
  К девяти вечера Майло и я сидели в его немаркированных четырех владениях к северу от дома на Маркетт. Улица освещалась с перебоями, но луна была хорошо накормлена, и у нас был приличный вид.
  Как и описывал Рид, квартал в основном состоял из многоквартирных домов. Исключениями были акр земли, огороженной, заросшей сорняками, ожидающей застройки, и простая маленькая коробка, в которой Герберт МакКлейн прожил шесть десятилетий, прежде чем умер, не оставив завещания.
  Такие отголоски можно увидеть в Лос-Анджелесе — люди держатся, не обращая внимания на стоимость недвижимости, поскольку они ищут комфорта в привычном. Содержание часто страдает, и дом, где жил Пол Миршейм, выглядел нелюбимым. Передний двор представлял собой плоскую землю и чертополох, черепичная крыша была покрыта голыми пятнами. Старая телевизионная антенна возвышалась на вершине. Шторы закрывали окна, рамы которых провисли и раскололись.
  Не хватало только помятого, пыльного седана с оригинальными синими номерами.
  В другом городе пристроенный двойной гараж мог бы показаться слишком большим для хилого строения. В Лос-Анджелесе, построенном вокруг автомобиля, это имело смысл.
  Свет, приглушенный тяжелыми шторами, освещал правую сторону дома, но пока никаких признаков жилья. Та же ситуация на Эвада Лейн, согласно получасовым звонкам Биро.
  Майло сказал: «Если они охотятся на кроликов, мне конец».
  Я подумал, что это имеет кулинарный оттенок, но не стал комментировать. В таких ситуациях, чем меньше сказано, тем лучше.
  Как обычно, у меня не было никакой роли, кроме «наблюдателя». В прошлом году это расширилось до свидетеля. Получив повестку в суд по делу о стрельбе в полиции, я провел неоплаченное время, отвечая на заранее приготовленные вопросы.
  Прошло время. Над левым соском появился зуд. Когда он не прошел, я расстегнул рубашку, сумел просунуть палец под жилет и почесал.
  Майло сказал: «Они что-то подсыпали в ткань. В следующий раз будь осторожен с тем, что просишь».
  Я застегнул рубашку. «Я доволен».
  «Прелюдия». Он рассмеялся. Позвонил Мо Риду, припаркованному в квартале, к югу от сквота. Бинчи был немного дальше, на противоположной стороне улицы.
  Оба молодых детектива были в штатском: Бинчи — в коричневой рубашке и джинсах, Рид — в черных спортивных штанах, кроссовках и вязаной шапке. Его грудь тяжелоатлета нелепо раздувалась из-за жилета.
  Майло сказал ему: «Сними шляпу, ты будешь похож на МакБурглара».
  Рид сказал: «А я собирался стать секретным агентом». Теперь он сказал:
  «Ничего, лейтенант»
  То же самое сообщение от Бинчи.
  План, который завершился стрельбой подозреваемого, был крупным производством, включающим день последовательного наблюдения с нескольких транспортных средств и Рида, выдававшего себя за водителя посылки. Сегодня вечером Майло будет вежливо стучать в дверь и, если к нему обратиться, называть себя правдиво.
  Стараясь говорить легко и ненавязчиво, он называл Миршейма «господин
  Вейланд», и объяснив, что у него есть несколько вопросов о Треворе Битте.
  Это могло бы сбить Миршейма с толку, но, скорее всего, стук в дверь сразу же будет угрожающим. Если Миршейм попытается сбежать через заднюю дверь, Рид и Бинчи будут там, поджидают. Если дела пойдут совсем плохо и он забаррикадируется, все изменится.
  Если бы это произошло и Триша Боукер была там с Миршеймом, надеюсь, она не оказалась бы заложницей. Или, что еще хуже, соучастником.
   Риск был высоким, но обоснованием для такого подхода (и я частично его предоставил) была криминальная предсказуемость.
  Психопаты, по сути, скучные существа привычки. То, что мы знали о Поле Миршейме, предполагало, что он был высокофункциональным психопатом, пожизненным мошенником и убийцей, которого никогда не арестовывали, потому что он действовал с изяществом. Его игра в ночь убийства Брауна была на уровне «Оскара».
  Я предполагал, что, будучи уверенным, что он сможет отговорить себя от чего угодно, он избежит импульсивного насилия и выберет хладнокровие, спокойствие и внешнюю безобидность.
  Но это было лишь предположение.
  —
  В девять тридцать две с юга показались фары, первыми достигнув Бинчи. Он крикнул: «Не уверен, но мне так кажется».
  Машины приезжали и уезжали по Маркетт вяло. Эта машина свернула на подъездную дорожку дома МакКлейна и припарковалась перед правым гаражом.
  Silver Taurus. Майло вытащил ночной бинокль, который он выпросил у детектива, назначенного охранять высокопоставленных лиц.
  Открылась водительская дверь Тауруса. Из нее вышел невысокий мужчина и направился к входной двери.
  Легкая походка, он не оглядывался, когда открыл дверь и вошел.
  Я сказал: «Как будто он здесь хозяин».
  Майло позвонил Бинчи и Риду. «Это он. Оставьте свои машины на месте и идите пешком. Остальное вы знаете».
  Через несколько мгновений оба детектива пробрались к задней части дома.
  —
  Никакого движения из дома. Майло ждал пятнадцать минут, каждые пять минут поглядывая на часы.
   «Ладно», — сказал он. «Десять десять, в Азии двойные числа приносят удачу».
  Он вышел из машины, расправил куртку на кобуре и направился к дому.
  Я нашел место, о котором мы договорились: темную нишу соседнего многоквартирного дома, большую часть которой заслоняло огромное каучуковое дерево.
  Он хотел, чтобы я остался в машине; я вел переговоры. Дерево решило дело: заросшее, растительный зонтик.
  Я наблюдал, как он дошел до входной двери дома. Постучал. Подождал несколько секунд и постучал снова. Его большая фигура напряглась, когда между дверью и косяком появилась полоска света.
  Разговариваю с кем-то. Напрягаюсь.
  Он распахнул дверь. Выхватив пистолет, он ворвался внутрь.
  Через несколько секунд Бинчи и Рид вышли вперед и последовали за ним внутрь.
  —
  Оружие, но не стрельба. Я решил, что все идет гладко, подождал несколько минут и направился туда.
  Пол Миршейм, недавно отрастивший бороду, с гладко выбритой головой, лежал на спине, подложив одну руку под тело.
  Рот его был разинут, глаза тусклые. Из груди торчала черная рукоять и дюйм лезвия мясницкого ножа.
  Его горло было перерезано, плоть отделилась от тела, образовав влажную рубиновую ухмылку.
  Майло, Бинчи и Рид стояли вокруг тела. Они убрали оружие в кобуру и выглядели ошеломленными. Женщина между молодыми детективами тряслась, плакала и сжимала бока окровавленными руками. Каждый из них продолжал держать ее за руку.
  Сорок лет, среднего телосложения, короткие светлые волосы, приятное лицо.
  Донна Вейланд похудела с тех пор, как позировала с коллегами из школьного округа. На ней были синие джинсы, белый топ и розовые кроссовки.
  Все было в пятнах и крапинках красного цвета.
  Кровь покрыла стену позади тела Миршайма. Складки на его рубашке создали возможности для скопления крови.
   Багровая артериальная кровь. Часть ее, под действием силы тяжести, стекала по его узкой груди и растекалась по полу, окрашивая в фиолетовый цвет старый серый ковер.
  Свежее убийство.
  Руки Донны Вейланд сжались. Она начала задыхаться.
  Майло сказал: «Дышите медленно».
  Она закрыла глаза и втянула воздух. Начала выдавливать слова между вздохами. «Он… сказал… он… был… убить меня… я…»
  Указывая на дробовик, лежащий примерно в шести футах от правой руки Миршейма.
  «Он…я…должен…был…»
  Принести нож на перестрелку сработало. Каким-то образом.
  Мой мозг превратился в фотокамеру с быстрым затвором.
  Рыдания сотрясали ее тело.
  Но никаких слез.
  Обойдя всех четверых, я взглянул на труп Миршейма.
  Невозможно было рассмотреть руку, прижатую к его телу, но та, которую я видел, не имела никаких следов защиты.
  Края разреза на горле были гладкими.
  Никаких следов колебаний. Огромная рана, которая кричала об убийственной уверенности.
  Неровный, начинающийся с восходящего изгиба, который начинался с левой стороны узкой глотки Мирсхайма и поднимался прямо под его правым ухом.
  Правша-слэшер.
  Наступает сзади.
  Никаких следов борьбы.
  Дробовик. Слишком далеко, чтобы его мог уронить смертельно раненый человек.
  Там и разместили.
  Донна Вейланд смотрела на меня. Все смотрели.
  В доме стало тихо.
  На долю секунды ее лицо изменилось: театральный ужас сменился холодным анализом.
  Лицо, которое я видел раньше. Холодный взгляд, плоская, едва сдерживаемая враждебность.
   Портрет на коллекции фотографий.
  Я сказал: «Привет, Триша».
  Ее плечи дернулись, когда она рефлекторно сопротивлялась. Это вызвало рефлексы Рида и Бинчи: схватить ее сильнее.
  Майло снял наручники.
  Подозрение полицейских распространилось, словно вирус, и все это знали.
  Четыре пары глаз остановились на Донне Вейланд, известной как Триша Боукер.
  На мгновение она замерла, перебирая в уме картотеку в поисках нужного выражения лица.
  Сначала надулась, странно девчачья гримаса. Даже когда она успокоилась, она знала, что это не сработает, и переключила канал на жалкое мяуканье.
  Майло надел на нее наручники. Она обвисла, словно пытаясь вырваться из пут. Рид и Бинчи крепко держали ее.
  Майло повернулся к ней спиной и осмотрел тело Миршейма.
  Он выдал предупреждение Миранды, даже не пытаясь казаться заинтересованным.
  Некуда идти, но либо дерись, либо беги. Донна/Триша была не в том положении, чтобы драться.
  «Это…было…мне…так…извините…пожалуйста».
  Это не сработало. Она плюнула Майло в лицо.
  —
  Когда все заканчивается, некоторые преступники мысленно отключаются. Триша/Донна ругалась, пинала и кричала, пока Рид и Бинчи вытаскивали ее.
  Майло позволил себе быстро вздохнуть.
  Когда он остановился, сквозь тонкие стены этого убогого домика послышались новые звуки.
  Низкий лай. Приглушенный, но настойчивый.
  То, что можно было бы принять за протест собаки-астматика.
  Затем шум начал походить на человеческий. Бинчи вернулся, говоря:
  «Мо забрал ее к себе».
  Мы с Майло уже двигались на звук. Перед домом, южная сторона.
  Гараж.
  —
  В помещение можно было попасть через пустое крыльцо, где воняло средством от насекомых и где валялись небольшие кучки мертвых тараканов. На внутренней двери не было засова: поворотный рычаг, который переворачивала рука Майло в перчатке.
  Тусклый гараж.
  Одна голая лампочка, вкрученная в патрон на стропилах.
  Рядом припаркованы черный пикап Ford и черный Camaro.
  Между машинами стоял стул. Изъеденный молью диванчик из другой эпохи.
  Фигура в кресле взбрыкивала и кричала через заклеенный скотчем рот. Тело и конечности были прикручены к стулу еще большим количеством скотча.
  В глазах над кляпом мелькнул ужас.
  Пленник-мужчина, едва способный видеть из-за опухших век, теперь не уверенный, стала ли его жизнь лучше или хуже.
  Руки-трубы. Волосы волокнистые, светлые, спутанные, жирные. Его серая футболка была запекшейся кровью. Коричневые пятна на его джинсах соседствовали с еще большим количеством крови...
  Амебные пятна красного цвета. Корка желтого круга отмечала бетон около его босых ног, где осела и высохла моча. В гараже воняло бензином и чистящей жидкостью, а также ядом для насекомых и дерьмом.
  В нескольких футах от кресла, возле заднего бампера Camaro, лежал окровавленный молоток.
  Правая рука пленника превратилась в изуродованный комок.
  Майло бросился к нему. «Полиция, все в порядке, все в порядке». Он начал вытаскивать кляп из скотча, пока мальчик в кресле бился в конвульсиях.
  Взгляд Бинчи метнулся в угол гаража. Он указал. «О, Господи».
  Ленточная пила, прямо за носом пикапа.
   Когда пересохшие, опухшие губы Кори Тербера были освобождены, он издал рвотный звук, пустил слюни и попытался заговорить. Когда Майло начал освобождать его руки, он сумел издать всхлип, который начался слабо и продолжал терять силу.
  Еле слышно: «Хехе-хехехеллл ...
  Майло сказал: «Все в порядке, сынок, ты в безопасности, просто держись».
  
  Как только вы узнаете, что искать, сбор доказательств станет совершенно новой игрой.
  В течение десяти часов после ареста Триши Боукер была обнаружена самая ранняя связь между ней и Полом Миршеймом. Пара познакомилась девять лет назад, когда Миршейм работал компьютерным консультантом в школьном округе в Массачусетсе, а Боукер был помощником учителя.
  Общая аморальность была связующим звеном в отношениях.
  Оба использовали поддельные биографии, чтобы получить должности в государственном секторе, и эта схема повторялась по мере их продвижения на Запад: в резюме Миршейма не упоминалось несколько увольнений из финансовых компаний из-за «нарушений», а судимость Боукера отсутствовала.
  Этому способствовало принятие новой совместной идентичности: псевдоженатый дуэт Пола и Донны Вейланд. Боукер, обладавший солидными талантами вора идентичности, присвоил себе личности пары, погибшей в пожаре дома в Нью-Джерси в 1958 году. Заявить о супружестве было проще простого; никто никогда не удосужился проверить свидетельства о браке.
  В течение многих лет Вейланды совмещали высокооплачиваемую работу в различных государственных и частных школах с незаконным получением государственных пособий и дополнительными мошенническими схемами, в основном мошенничеством со страховкой от скольжения и падения.
  Из всего, что мог сказать Майло, их первой жертвой убийства стала Жаклин, мать Кори, вдова, соблазненная тем, что она считала законным.
   брак с Полом, продолжая проводить время с Боукер.
  Никаких убийств, связанных с Джеки и жестокостями в текущем деле, не всплыло, но он все еще продолжал поиски.
  Поиск биологических доказательств был завершен в течение сорока восьми часов, пятна крови и клочки плоти на зубьях ленточной пилы в гараже Маркетт совпали с ДНК Харгиса Брауна. Патроны для дробовика, найденные в кухонном шкафу, соответствовали фрагментам, застрявшим в руинах лица Брауна. Пол гаража был вымыт аммиаком и инсектицидом, но люминол ярко светился в одном углу бетона и нескольких футах рубероида на стенах выше. Техники также обнаружили пятна крови в кузове пикапа и два блуждающих волоска, совпадающих с волосами Брауна, в коридоре все еще обрабатываемого дома Эвада.
  Также в доме Маркетт были обнаружены пара женских трусиков с леопардовым принтом, несколько париков, включая парик для брюнеток, пряди которого соответствовали прядям, взятым из А-образной рамы Майло, и серебряное филигранное ожерелье с аметистами.
  Биджан Ахмани, владелец Snowbird Jewelers в Arrowhead Village, подтвердил, что ожерелье было продано Чету Корвину. Ахмани также выбрал фотографию брюнетки Донны/Триши в парике из шести упаковок, как и Бриана Малдрю, помощник управляющего San Bernardino Hampton Inn.
  Узнав, чем Майло решил поделиться, Триша Боукер, носительница браслета и парика, чья ДНК была подтверждена, была «в восторге»
  о разговоре с ним, по словам ее государственного защитника, усталого на вид пятидесятилетнего Холлика Уайлда. Поначалу удивленная моим присутствием в комнате для допросов окружной тюрьмы, Уайлд пришла в себя и сказала: «Отлично! Это по сути психологическая ситуация. Чем больше понимания, тем лучше».
  Боукер зачитала подготовленное заявление. Пока она декламировала, Холлик Уайлд самодовольно улыбалась. Это и высокопарный юридический жаргон ясно давали понять, кто это составил.
  Простая тема: Пол Миршейм, плохой. Триша, напуганная и запуганная, часто невольный сообщник.
  Она описала, как Миршейм застрелил и изуродовал Брауна в гараже Маркетта, завернул тело в толстую пластиковую пленку, обвязал его клейкой лентой, а затем перевез его обратно на Эвада-лейн в пикапе. Там,
   Под защитой темноты и тишины тупика он «перенес объект» в дом Корвинов.
  Майло спросил: «Почему там?»
  Триша Боукер, казалось, была довольна вопросом. «Именно! Потому что он ненавидел Чета. Чет всегда над ним издевался».
  «Где руки, Триш?»
  «Не знаю. Он их куда-то отвез».
  "Где?"
  Взгляните на Уайльда.
  Полиция сказала: «Честно говоря. Она не имеет ни малейшего представления».
  «Ладно, пойдем дальше. Триш, вы с Полом давно знакомы».
  Короткий разговор шепотом между Уайльдом и Боукером.
  Она сказала: «Немного».
  Майло спросил: «А сколько это — немного?»
  «Некоторое время, я не уверен».
  «Девять лет — вот чему мы научились».
  Нерешительность. Пытаюсь понять, куда это все идет. Еще один взгляд на Уайльда. Он кивнул.
  Она сказала: «Звучит примерно так».
  Уайлд сказал: «Майло, все это время он указывает на серьезность ситуации Триш. Она страдает стокгольмским синдромом». Мне: «Ты знаешь лучше меня, это хроническое заболевание, которое, если его не лечить, сохраняется».
  Майло сказал: «Девять лет назад. Вы с Полом были парой, когда Пол встретил Джеки».
  Боукер молчит.
  Уайлд сказал: «Мы бы с радостью помогли, но имеет ли это значение?»
  Майло сказал: «Достаточно справедливо». Возвращаясь к Боукеру: «Если говорить о ваших отношениях, вы бы сказали, что Пол был главным?»
  «Всегда», — сказал Боукер. «Контроль был его главной целью. Его основным стимулом. Его одержимостью». Для меня: «У него было навязчивое, нарциссическое расстройство личности. Он был как кинорежиссер. Властный и властный. Как те парики, которые он заставлял меня носить. Все было постановкой».
   Майло сказал: «Хочу, чтобы ты стала брюнеткой».
  «Желал того, чего хотел и когда хотел».
  «Ты перекрасилась в брюнетку, когда тусовалась с Четом Корвином в «Эрроухеде».
  «Это то, чего он хотел».
  «Чет или Пол?»
  «Эм... и то, и другое, я думаю».
  «А я-то думала, что блондинки веселее, поэтому Чету тоже понравились парики».
  «Еще один контрол-фрик», — сказала она. «Он надел на меня пеньюары. Мне пришлось делать всякие вещи».
  «Ролевая игра».
  Надутые губы. Трепетание век. «Все лепят из меня, как из глины».
  Майло проверил свои записи. «Когда Пол привез тело обратно на Эвада-лейн, как он узнал, что у него достаточно времени, чтобы разместить его до возвращения Корвинов?»
  Ответ Боукера был слишком быстрым, словно хорошо обученная собака отреагировала на сигнал рукой.
  «Он знал, потому что видел, как они уходили, и разговаривал с Четом. Чет хвастался. Как обычно».
  «Чем хвастаться?»
  «О том, как они ехали всю дорогу до Ресторанного ряда, хотя никто, кроме него, этого делать не хотел».
  «Еще один контролирующий парень».
  «Иногда я принимаю не самые лучшие решения», — сказала Триша Боукер.
  Уайльд прочистил горло.
  Боукер сказал: «Я не эксперт, это точно».
  «О мужчинах», — сказал Майло.
  «Жизнь». Она надулась, напряглась, чтобы разрыдаться, выпустила капельку и сдалась. «Я не знаю, как все так испортилось » .
  Майло кивнул, провел больше времени со своими записями. «Ладно... если бы Корвины остались ближе к дому, какой был план?»
  Глаза Боукер сместились влево. Ее тело повторило тот же путь, когда она повернулась к своему адвокату.
  Уайльд сказал: «Если вы знаете, конечно».
  Боукер сказал: «Я не знаю. План был у Пола».
  «Был ли у Пола запасной план действий относительно тела?»
  Уайльд сказал: «Она уже ответила на этот вопрос».
  Боукер сказал: «Я действительно не знаю».
  «Понял», сказал Майло, «но можешь ли ты предположить? Учитывая, что ты знал Пола лучше, чем кто-либо другой».
  «Хм», — сказала Триша Боукер. «Он мог бы просто подождать».
  "Для?"
  «В другой раз».
  «Чтобы доставить тело Корвинам».
  "Ага."
  «Для Пола было важно положить тело в логово Чета».
  «Чет все время его унижал . Пол решил его заполучить. Он за ним следил. За всеми».
  Внезапная страсть в ее голосе. Общий гнев.
  Она поняла, что перешла черту, и откинула голову назад. «Послушайте, я не могу сказать вам ничего фактического, кроме того, что Пол был монстром. Он ненавидел Чета, но по сути он ненавидел всех, он ненавистный, ненавистный человек, всегда…
  планирование». Уайлду: «Могу ли я рассказать им о тревоге?»
  «Пожалуйста, сделайте это».
  «Вот пример того, насколько он был предусмотрителен, сэр. Он узнал код их сигнализации, наблюдая, как она набирает клавиши на клавиатуре, и запомнил его. У него отличная память. Долгая память, он становится мстительным».
  «Она, будучи…»
  «Фелиса. Он всегда подыгрывал ей. Он был мистером Софти. В отличие от Чета, в этом и был ключ. Он даже украл ключ от их кухни».
  Начало ухмылки. Хитрое сотрудничество.
  И снова Триша Боукер спохватилась и театрально посерьезнела. «Это даже не было необходимостью. Они даже не включили сигнализацию. Пол рассказал мне. Он
   хвастался всем этим».
  «Корвины облегчили работу Полу».
  «Конечно, — она поерзала на стуле. Старательно стараясь не злорадствовать.
  Майло перебрал бумаги. Не поднимая глаз, он сказал: «Еще одна вещь, которая облегчила работу Полу, — это то, что ты упаковал тело и помог ему погрузить его в грузовик».
  Уайльд открыл рот.
  Боукер сказал: «Нет, ни в коем случае, сэр. Я никогда ничего подобного не делал».
  «Что вы делали , пока Пол упаковывал и загружал?»
  «Ничего, я просто был дома».
  «Какой дом?»
  «Малыш».
  «На Маркетте».
  Ее лицо побледнело. «Он заставил меня остаться. Я была в ужасе, пошла в спальню и ждала, пока он закончит. Это было ужасно. Я была парализована тревогой».
  «Стокгольмский синдром».
  «Это психологическая пытка», — сказала она. «У меня был тяжелый хронический случай в течение долгого, долгого времени. Еще до того, как я встретила Пола, мужчины меня оскорбляли».
  Холлик Уайлд снова посмотрел на меня. «Некоторые люди считают это особенно тяжелым вариантом ПТСР».
  Майло спросил: «Как долго ты страдаешь, Триша?»
  «С тех пор, как я была девочкой, — сказала она. — Меня оскорбляли. А после Пола — еще больше».
  «Пол напугал тебя».
  «Он напугал меня до смерти».
  «Из-за того, что он сделал с Джеки?»
  Триша Боукер моргнула и поджала губы.
  Холлик Уайлд сказал: «Давай держаться от этого подальше, Майло».
  «Могу ли я спросить, были ли другие жертвы, кроме Джеки?»
  Ответом было смещение глаз Боукера. Поиски продолжались.
  Уайльд сказал: «Извините, пожалуйста, нет. Я бы предпочел, чтобы мы придерживались текущего дела».
   «Достаточно справедливо», — сказал Майло. Он перетасовал бумаги. «Все эти правила, вам, возможно, понадобятся, чтобы направлять меня по мере продвижения».
  «С удовольствием».
  Поза Триши Боукер расслабленная. Все так хорошо ладят.
  —
  Майло заставил ее снова просмотреть детали. Она выдала почти слово в слово версию своего первого отчета.
  «Понял», — сказал он. «Хм… вот кое-что, имеющее отношение к рассматриваемому делу, мистер Уайлд».
  Улыбаясь адвокату, Уайльд сказал: «Уместность всегда хороша».
  Самая глупая вещь, которую я слышал из уст адвоката защиты. Он дал Боукеру добро.
  Майло сказал: «Триш, если бы я сказал тебе, что мы нашли руки мистера Брауна, зарытые на заднем дворе дома Маркетт, под кустом олеандра, что бы ты ответила?»
  Множественные моргания. Поворот тела вправо, как у моряка, приспосабливающегося к большой волне.
  «Триш?»
  «Я бы сказал, что это хорошо. Я бы сказал, что я рад, теперь вы видите, на что способен Пол».
  «Страшный парень».
  «Ужасно».
  «Стокгольмский синдром... хорошо, а если бы я сказал тебе, Триш, что кожа на верхней части рук, которые мы нашли захороненными на заднем дворе Маркетта, содержала твою ДНК, что бы ты ответила?»
  Она приподнялась и снова опустилась. «Это невозможно».
  «Боюсь, это более чем возможно, Триш, это реально. Патологоанатом обнаружил вашу ДНК в маленьких полулунных углублениях на верхней части руки.
  Скорее всего, это от вбитых гвоздей».
  «Ни в коем случае», — сказала она. «Должно быть, их туда положил Пол».
   «Он потратил время, чтобы положить вашу руку поверх руки мистера Брауна и прижать вас к земле?»
  «Нет, нет, нет, я никогда. Он придумал способ...» Ее голова тряхнула так сильно, что она получила удар хлыстом.
  Уайльд сказал: «Я думаю, нам следует...»
  Боукер вскочила со стула. «Он заставил меня! Он бы меня убил !»
  «Эти следы от ногтей, Триша, говорят мне, что ты была зла».
  "Нет! В ужасе. Он бы и меня порезал!"
  Майло сказал: «Кстати, о резке: мы также нашли ваши отпечатки пальцев на ленточной пиле в гараже».
  «Это потому, что он заставил меня им воспользоваться!»
  — Отрубить руки Харгису Брауну…
  «Это не было... он был уже мертв...»
  Холлик Уайлд сказал: «Извините, ребята, интервью прекращено».
  Триша Боукер притворилась, что плачет.
  Уайльд сказал: «Держись».
  «Как я могу? Они не понимать. "
  «Мы заставим их увидеть свет», — сказал Уайльд. Но лицо его было мрачным.
  —
  К ночи Уайльд выступил с предложением: в обмен на раскрытие места захоронения тела Жаклин Миршейм Боукер признал бы себя соучастником непредумышленного убийства и был бы приговорен к трем годам лишения свободы.
  Джон Нгуен рассмеялся.
  На следующее утро Уайльд предложил признать себя соучастником убийства второй степени до его совершения и приговорить его к десяти годам лишения свободы.
  Джон Нгуен предложил двадцать пять пожизненных сроков. Уайльд попробовал пятнадцать.
  Нгуен сказал: «Я могу назвать от пятнадцати до двадцати пяти, но в конечном итоге решение останется за судьей».
  Уайльд сказал: «Хорошо».
  Нгуен признался Майло: «Я получу Фридман. Она получит жизнь».
  
  Даже с картой, нарисованной от руки Тришей Боукер, это заняло некоторое время.
  После двух дней поисков частичный скелет Жаклин Миршейм был найден под четырьмя футами плодородной сельскохозяйственной почвы в горах Санта-Инес над Санта-Барбарой. Частная земля, неудавшийся виноградник воротилы музыкальной индустрии, который давно отказался от Пино Нуар. Чтобы получить его разрешение, пришлось позвонить на Каймановы острова.
  Согласно самоочищающемуся отчету Боукер, она и Миршейм посетили близлежащую винодельню в выходные, когда Джеки томилась в постели с гриппом. Заметив заброшенное поместье, Пол сделал мысленную заметку и вернулся несколько месяцев спустя ночью с ее телом в багажнике своей машины. Войдя в поместье, перерезав колючую проволоку, затем беспрепятственно копая возле ветрозащитной полосы эвкалипта сине-камедного.
  Не сумев заставить Боукера рассказать о дополнительных жертвах, Майло позвонил Шейле Брэкстон и рассказал ей основную информацию.
  Она сказала: «Пора взглянуть на всех пропавших здесь. Как у него дела?»
  «Ну, как и ожидалось».
  «Передай ему наилучшие пожелания, может быть, я зайду к нему».
  —
   Майло и я информировали Кори Тербера, который все еще находится в больнице Cedars-Sinai через четыре дня после своего спасения. Рик Сильверман не был на дежурстве в ту ночь, когда Кори доставили на скорой в отделение неотложной помощи, но звонок Майло привел его. Он занялся неотложными проблемами со здоровьем мальчика и вызвал хирурга-хирурга, чтобы тот посмотрел, что можно сделать с изуродованными пальцами Кори.
  Майло сказал: «Он пианист».
  Хирург сказал: «Блин» и ушел.
  —
  Сегодня утром Кори мог говорить, несмотря на потрескавшиеся губы, а на руке у него была забинтованная перчатка.
  Майло представил меня.
  «Кто-то думает, что я сумасшедший?»
  Майло объяснил. Кори сказал: «Хорошо», но избегал смотреть на меня.
  «Итак», сказал Майло. «Хочешь что-нибудь нам рассказать?»
  «То, что я тебе вчера говорил», — сказал Кори. «Это она сделала».
  Майло сказал: «Она ударила тебя молотком».
  «Она смеялась, пока делала это», — сказал мальчик. Изумленный; как будто пересказывал странный факт. «Он привязал меня скотчем и прижал к земле, но она ударила меня.
  Она смеялась. Он был слабаком. Вот почему она его убила».
  «Потому что он был…»
  «Полная слабачка», — сказал Кори Тербер. «Она дала ему дробовик, сказала, чтобы он застрелил меня. Он сказал: «Не снова». Она начала кричать на него».
  Его глаза закрылись. «После того, как она ударила меня раза два, три, я потерял сознание.
  Когда я проснулся, я...» уставился на перчатку.
  Когда радужные оболочки глаз снова стали карими, я спросил: «О чем она кричала?»
  «Ему пришлось меня застрелить. Он говорил, что если это так легко, то она должна это сделать, в последний раз ему стало плохо. Они, должно быть, ушли в другую комнату, потому что крики стали тише, но не прекратились. Потом она сказала: «Куда, черт возьми, ты собрался?» Потом раздался этот шум».
  «Что за шум?»
  «Что-то падает на пол», — сказал Кори. «Как будто человек. Потом стало тихо, и она вошла вся в крови. Я думал, что она собирается войти и застрелить меня, но у нее не было оружия. Она все время говорила: «Блядь».
  Потом в дверь постучали, и она вышла, разговаривая с кем-то еще».
  «Это были мы, Кори».
  «Хорошо». Веки мальчика боролись с гравитацией, он был потерян.
  Он остался спать.
  
  Два дня спустя я сидела у кровати Кори в хирургическом отделении, дорабатывая отчет об опеке на своем iPad и ожидая, пока он очнется от анестезии.
  Первая из многих операций закончилась час назад. Результаты были «такими, как можно было ожидать», по словам хирурга. Она пожертвовала свои услуги.
  Рик тоже. Больница работала с Medi-Cal, чтобы возместить все, что могла.
  К трем пятнадцати глаза Кори прояснились. Несколько минут спустя он сосредоточился на мне и сумел кивнуть. Вчера я входил и выходил из комнаты, наливая ему воду и газировку, избегая всего, что хоть отдаленно походило на терапию. Это то, чему я учил своих интернов и коллег, когда работал в онкологии: пациенты, у которых диагноз не психиатрический, ненавидят все психотерапевтическое, так что не усугубляйте ситуацию и просто будьте хорошим человеком.
  К концу дня Кори расслабился.
  Теперь он глупо улыбнулся, облизнул пересохшие губы. Я подошел и поднес чашку с водой к его едва открытому рту.
  Он прохрипел, прочистил горло. Через несколько мгновений: «Спасибо, Док».
  Его глаза закрылись и открылись. «Ты здесь…много. У тебя много времени?»
  «Для тебя — да».
  «Потому что я облажался?»
  «Потому что ты прошел через ад, и я хочу помочь».
   «Именно поэтому вы и обратились на GoFundMe?»
  «Это была идея лейтенанта Стерджиса».
  «Это произошло очень быстро», — сказал он. «После того большого пожертвования в начале».
  Часть налоговых вычетов этого года. Я сказал: «Люди видят в этом достойное дело, Кори».
  «Хм... за все время, с тех пор как пропала моя мама, только несколько человек были со мной добры. Как мисс Эдда, без нее...» Попытавшись поднять руку, он не смог и поморщился.
  Я спросил: «Еще воды?»
  «Эм... не хочу показаться грубым, Док, но я бы хотел 7UP?»
  «Какой требовательный парень», — сказал я, потянувшись за банкой.
  Он улыбнулся.
  Выпив полстакана газировки, он заговорил.
  —
  «Я всегда знал, что он это сделал. Я думал, судя по поведению полиции, они знали, но никогда в этом не признавались. Наверное, считали, что я глупый ребенок, мне не следует знать. Но я знал. Я хотел пойти и сказать, что я знаю, но я был напуган до чертиков. Он все равно ушел. Это сделало меня счастливым, хотя я не знал, что произойдет со мной в одиночку. Ты знаешь, что случилось, да, Док?»
  «Тебя отдали в приемную семью».
  «Многие из них... это было нормально. Я сказал себе перестать думать об этом.
  О маме. Я остановилась на какое-то время. Потом я не смогла. Особенно когда я стала старше, работая, мысли просто продолжали возвращаться, как будто песни делали это, как будто открывали окно в моем мозгу. Я разозлилась. Пошла искать и нашла, где он был.
  «Как ты это сделал, Кори?»
  «Это было не так уж и сложно, Док. Он работал в школьном округе, занимался компьютерными делами, поэтому я позвонил, сказал, что я его сын, только что вернулся из армии, долгое время был в Ираке, мне нужно было его найти. Я солгал об этом, потому что это
   было отчасти правдой, я пытался пойти в армию, даже в Береговую охрану, но у меня что-то было с позвоночником, сросшаяся кость. Поэтому я воспользовался этим, и они его разыскали и сказали, что он перевелся в школьный округ в Лос-Анджелесе. Я позвонил им и сказал то же самое».
  Откидывая гладкие, бледные волосы с прыщавого лба. «Я добавил еще одну ложь.
  Меня подстрелили в Ираке. Мне дали адрес».
  «На Эвада-лейн».
  «Да. Другого я нашел, следуя за ним».
  Взгляд на его поврежденную руку. «Может, поэтому так и произошло, а?
  Лжешь о чем-то плохом, чего не происходит, и получаешь то, что происходит?»
  Я сказал: «Я мог бы читать тебе всякие морали, Кори, но я в этом сильно сомневаюсь».
  «Вы не верите в карму?»
  «Не буквально».
  «Как вы в это верите?»
  «Иногда наши поступки влекут за собой прямые последствия, иногда что-то просто происходит».
  «И людям это сходит с рук».
  «Боюсь, что так и есть, Кори».
  Он посмотрел на свою пустую чашку. Я налил ему газировку и помог ему выпить.
  Когда он закончил, он выдохнул, а затем рыгнул. «Извините... на самом деле это не так уж и больно. Наверное, это из-за наркотиков, которые они мне подсадили». Бит. «Я никогда не употреблял настоящих наркотиков, только травку. Например, когда я играл в The Carpenter, вокруг было полно таблеток и дерьма. Я никогда этого не делал, не хотел испортить свою игру».
  «Другие музыканты предложили».
  «Откуда ты знаешь?»
  «Я играл в группе и пережил то же самое».
  "Когда?"
  «Когда мне было примерно столько же лет, сколько тебе».
  «До того, как ты стал врачом».
   «Задолго до этого, чтобы заработать денег на оплату колледжа».
  «Фортепиано?»
  «Гитара».
  «Хм. Так ты тоже никогда не баловался с наркотиками».
  «Немного травки».
  Он ухмыльнулся. «Это приемлемо».
  Я сказал: «Значит, вы получили адрес Эвады и начали за ним следить».
  «Я понял, но я струсил и не пошел к нему. Это был действительно хороший район. Гораздо лучше, чем там, где мы когда-либо жили. Это казалось совершенно неправильным, он был богатым парнем, а мама была...»
  Он отвел взгляд. «У меня было какое-то чувство пустоты, я поехал обратно в Санта-Барбару, чувствуя себя полным неудачником. Долгое время я думал о том, чтобы... сделать что-нибудь плохое. Я всегда трусил. Курил травку, не буду врать, еще пиво. Пытался не чувствовать, понимаешь?»
  "Конечно."
  «Но я все еще чувствовал себя, Док. Дерьмовым, неудачником и уставшим. Ночью я играл в The Carpenter и других барах. Днем мне было нечего делать, поэтому я тусовался на пляже, спал в Camaro — это нормально? Camaro?»
  «Целый и здоровый», — сказал я. После того, как меня объездила полиция Лос-Анджелеса
  Техническая расческа. «Не возражаете, если ее помоют и нанесут воск?»
  Широкая улыбка. «Конечно. Теги...»
  «Об этом позаботятся».
  «Ух ты», — сказал он.
  «Итак, ты завис на пляже».
  «Мне всегда нравился пляж. Особенно, когда вокруг было не так много людей. Иногда в Карпентерии или Окснарде, иногда в городе около пристани Стернс-Уорф. Мама водила меня туда, мы поднимались на пирс, ели жареные креветки, смотрели на морских львов».
  Карие глаза затянуты пленкой.
  Я сказал: «Стернс — это то место, где ты познакомился с Хэлом».
  «Да. Он тоже тусовался. Сидя на одеяле, я сидел на песке. Я думал, что он извращенец, потому что, когда я посмотрел на него, он улыбнулся.
   Но он не делал ничего извращенного, просто смотрел на воду и пил диетическую колу, за исключением того, что если он ловил мой взгляд, то улыбался. Я все еще думал, что он странный. Потом он встал и подошел, хромая, и сказал: «Ты в порядке, сынок?»
  Кори поморщился. «То, как он это сказал. Как будто он имел это в виду. Как будто... он мог сказать, что я неудачник. Как будто он... я не хотел ему ничего говорить, но не знаю почему, в итоге я ему рассказал».
  «О твоей маме».
  «О ней. О нем, злом ублюдке, живущем в Пасифик Палисейдс . Он сел рядом со мной на песок, слушал и ничего не сказал. Когда я закончил, он сказал: «Я не супергерой, малыш, но если ты боишься встретиться с ним один на один, я могу пойти с тобой». Мне следовало решить, что он определенно извращенец.
  Но я этого не сделал. Что-то в том, как он... Я знаю, что меня могли полностью обмануть, но, думаю, я этого не сделал. Так что, думаю, я был прав».
  «Хэл был искренен».
  «Но я сказал ему, нет, спасибо. Он сказал: «Просто выкладываю». Тогда я немного разозлился и сказал: «Зачем ты это делаешь, ты же меня не знаешь?» Он сказал: «Да, это довольно глупо и странно, но у меня были свои проблемы, я знаю, что такое проблемы, малыш». Затем он указал на свою ногу, сказал, что он испортил ее давным-давно, не может работать по-настоящему, всегда пытался найти себе применение в жизни. Или что-то в этом роде».
  «Он хотел, чтобы его жизнь была осмысленной».
  « Вот это слово он использовал! Значимый, каждый должен быть значимым. Я сказал ему, что для меня значимым было найти маму и наказать чертового дьявола. Я сказал ему, что сдался, теперь только пианино заполнило... пустоты в моем мозгу. Он сказал: «По крайней мере, ты хорош в чем-то одном, в чем большинство людей не преуспевают». Я думаю, откуда он знает, он никогда меня не слышал? Но зачем спорить, кто-то говорит что-то хорошее?»
  Он подавил рыдание. «Он был отличным парнем. Мне так жаль, что с ним так случилось».
  «Это не твоя вина».
  «Я позволил ему это сделать».
  «Поговорить с Полом было его решением, Кори».
  «Вот и все, что он должен был сделать! Разговор. То, что он называл «апеллированием к его человечности». Я сказал, что не думаю, что у него есть что-то, он сказал, что у всех есть что-то.
  Поэтому я дал ему адрес. Он должен был позвонить мне после того, как уйдет, но он этого не сделал. Я подумал, что он передумал и не пошел. Я разозлился на него. За то, что он был еще одним бредом. Я знал, где он живет, потому что он дал мне свой адрес, сказал, что я могу переночевать там, если мне понадобится. Я пошел туда, чтобы поговорить с ним.
  Кучу раз, но струсил. В последний раз я действительно собирался постучать в его дверь, но там был один старик, который смотрел на меня свирепо, поэтому я ушел оттуда. Думая о Camaro, номерах, если приедут копы, я потеряю свой дом».
  Он поднял свою неповрежденную руку и уставился на другую, как будто она его подвела.
  «Все было испорчено, Док, я был зол на всех. Потом я решил, займись своими делами, чувак. Когда у меня было достаточно бензина, я вернулся в Пасифик Палисейдс, поздно ночью, чтобы меня никто не увидел. Делал это много раз, я парковался за кварталы от него, гулял и смотрел на его дом. Я никогда многого не видел. Это была плохая часть ночи. Ничего не может случиться. Кроме того, тогда...»
  «Ты что-то видел».
  «Ничего важного, эта девчонка, из соседнего дома. Она выходила и смотрела на другой дом — на другую сторону. Иногда она курила, иногда просто стояла там, я думала, что она странная».
  Я сказал: «В конце концов, вы обнаружили дом Маркетт. И хижину в Эрроухеде».
  «Они оба были как бы связаны. Однажды ночью я наблюдал, и наконец она вышла. Не девушка. Его новая жена. Она». Морщась.
  «Она вышла поздно ночью, села в грузовик и уехала, поэтому я последовал за ней. Я подумал, может, я расскажу ей о нем, хоть немного его испорчу. Я на самом деле не знаю, о чем я думал, Док. Я уже столько времени провел, наблюдая, и ничего не произошло, я чувствовал себя неудачником... она уехала в другое место. Место, где она...»
  Он вздрогнул. Мягкие волосы качнулись. «Это было странно. Она заехала в гараж, но тут же вышла и стала ждать. Это было как два часа ночи.
  Вскоре после этого появился Range Rover. Я узнал его, потому что он был из
   соседняя дверь — откуда вышла странная девчонка. Но она не была за рулем, за рулем был парень. Я тоже видела его, возвращающегося домой в черном Uber или каком-то лимузине.
  Парень, который там жил, был крупный, он был похож на тренера».
  «Чет Корвин».
  «Не знал его имени, только то, что он был по соседству. Она села в Ровер, и они уехали. Я подумал, может, я ему скажу. Твоя жена делает парня из соседнего дома, а ты не имеешь ни малейшего понятия, ты полный неудачник. Оказывается, у него была догадка, да, Док?
  «Вы следовали за ними до самого Эрроухеда?»
  «Едва успел, денег на бензин почти не было, но я дал несколько дополнительных концертов в The Carpenter, тоже пиццерии в Голете, богатые студенты, никто не давал чаевых, но у меня были хоть какие-то деньги. Когда я добрался до Сан-Бернардино, мне нужно было заправиться, но мне повезло, и им тоже. Я заехал на ту же станцию, что и они, они меня даже не заметили».
  Улыбаясь. «Я такой. Невидимый».
  «Я в этом не уверен, Кори».
  «Нет? Побудь со мной, и ты увидишь, я просто как-то растворяюсь...»
  Краснея. «Я не странный, док».
  «Я знаю это. Так ты поехал в Эрроухед».
  «Всю дорогу до этого остроконечного дома. Я выключил фары на последнем участке, довольно грязно ехать в темноте, если не считать того, что я мог видеть их задние фары. Они зашли в дом, его рука была на ее заднице, ее рука была на его штанах, спереди, на его члене, было довольно очевидно, что это их место для секса. Я думаю, придурок, я собираюсь сделать фотографии, хочу увидеть вид на твоем лице, когда я говорю тебе , что ты неудачник. И вдруг он появляется .
  «Пол».
  «Я даже не называю его по имени, он мистер Зло... да, он, в своем Таурусе, он проезжает прямо мимо меня, я съехал с дороги, было темно, под деревьями, я чуть не обосрался. А что, если он был там с самого начала и видел, как я заправлялся? Но, думаю, он этого не сделал, потому что он просто проехал по дороге и сидел там, глядя».
  «В доме».
   «Долго, Док. Потом он уехал. Я был в шоке, это было нереально. Я позвонил Хэлу, но он не ответил. Я был уверен, что он меня отшил.
  Я понятия не имел . "
  «У тебя нет причин это делать».
  «Ты так думаешь?»
  «Я знаю, Кори».
  «Как ты говоришь... Я уехал оттуда, поехал обратно в Санта-Барбару, не мог перестать думать об этом. Решил, что мой лучший шанс — поговорить с ней.
  Рассказал ей, за какого придурка она вышла замуж. То, что он сделал с мамой, она была в опасности».
  Его смех начался как легкий, не неприятный звук, закончился кислотой, стекающей по оконному стеклу. «Это, конечно, хорошо сработало... Я устал, Док.
  У меня внутри ничего нет, я очень устал».
  
  Я нажала кнопку вызова, и вошла симпатичная медсестра примерно возраста Кори и впрыснула ему что-то в капельницу. Он уже был без сознания, но сок замедлил его дыхание.
  Она секунду смотрела на него, коснулась его руки.
  «Он такой храбрый, Доктор. Настоящий герой».
  —
  Я спустился в больничную столовую. Майло сидел за угловым столиком, ел сэндвич с каким-то мясом и пил холодный чай из запотевшего стакана.
  «Как у него дела?»
  «Довольно неплохо, если учесть все обстоятельства».
  «Вы можете об этом рассказать? Он отказался от конфиденциальности?»
  «Вчера он отказался», — резюмировал я.
  Он сказал: «Браун думал, что он может просто подойти к Мирсхайму и сказать ему, чтобы он поступил правильно? Что это, черт возьми, было, желание смерти?»
  «Трудно сказать».
  «Неужели, Алекс? Да ладно, это как те благодетели, которые собирают вещи и едут в Конго или Сирию или где там сейчас ад, и там им отрубают головы. Я не говорю, что у них плохие намерения, но все же».
   Я ничего не сказал.
  Он сказал: «Хорошо, будь глубоко непредвзятым». Он выпил чай. Поставил стакан. «Я не виню жертву, но все равно, это желание смерти, верно?
  Возможно, это даже своего рода самоубийство».
  Я встал, налил себе кофе из кофейника доктора и вернулся.
  Майло сказал: «Ты выглядишь оскорбленным».
  «Боже упаси», — сказал я. «Просто думаю».
  "О…?"
  «Вам, вероятно, не понравится мой ответ».
  « Что, Алекс?»
  «Люди разные. Истории бывают разные».
  «Хорошо», — сказал он. «Мы не будем порочить мертвых. По крайней мере, благородных мертвых, как наш человек, Браун». Под нос: «Добродетельный идиот».
  Мой телефон запищал. Я прочитал окно, нажал кнопку.
  Фелиция Корвин сказала: «Лейтенант Стерджис просветил меня. Я так рада, что все закончилось».
  «Он здесь. Мы в больнице».
  «С этим бедным мальчиком».
  "Да."
  «Пожалуйста, передайте ему мои наилучшие пожелания, доктор Делавэр. Я внесла пожертвование в его фонд, он столько пережил — если бы вы были девушкой, я бы сказала: поцелуйте его от меня».
  «Я передам сообщение».
  "Хороший…"
  Тишина.
  «Что случилось, Фелис?»
  «Это может быть неловко, но я звоню по поводу моего мальчика. У Бретти начались проблемы. Я знала, что это случится, он был слишком бесстрастен по поводу... Чета... потери отца. Он был тем, кто действительно любил Чета. Чет заботился о нем... так сильно, как мог заботиться о ком-либо... в любом случае, у Бретта проблемы».
  «Подожди», — сказал я. «Я пойду в какое-нибудь уединенное место».
   «В этом нет необходимости, доктор Делавэр. Лейтенант Стерджис и так знает о моей семье больше, чем кто-либо другой, верно?»
  Я все равно ушел. «Какие проблемы?»
  «Как я уже говорила, он сначала немного плакал, но потом перестал. Теперь это все время. Рыдает. Он думает, что скрывает это от меня, но я слышу. Громкие рыдания.
  Когда он один. После того, как он ложится спать. Утром он выглядит призрачным, у него нет аппетита. Его школьные дела никогда не были хороши, но сейчас они полностью пошли прахом, он даже не будет притворяться. А спорт, его любимое занятие? Забудьте об этом, никакого интереса — он становится тощим, Доктор. Он даже больше не мучает Челси. Она стала к нему добрее, но это не так, он ее игнорирует.
  Игнорирует меня. Как будто он стал таким грустным, старым, уменьшившимся человеком».
  Она шмыгнула носом. Сказала: «Извините», и начала рыдать. Когда она снова заговорила, ее голос был горящей кучей веток.
  «В общем, доктор Делавэр, вот такая история с моим Бретти. Можете ли вы как-нибудь его увидеть? Мне так не везло с терапевтами, и вы знаете ситуацию. Я знаю, что не был любезен, когда Чет пытался вас…»
  «Давайте назначим встречу».
  «О. Отлично». Вздох. «Когда?»
  «Лучше раньше, чем позже», — сказал я.
  «Спасибо, доктор. Я не могу вам передать, что это значит для меня. Есть ли хоть какой-то шанс хотя бы сегодня?»
  Я проверил свой календарь. «Я смогу успеть в шесть».
  «Мы будем там. Спасибо, спасибо».
  Я записал встречу. Вернулся к Майло.
  Он спросил: «Кем заняться, где встретиться?»
  «Ты же меня знаешь, Большой Парень. Популярный».
  «Спорим, ты действительно учился в старшей школе. Что, дело об опеке?»
  Я сказал: «Другая история».
   Зои
   Книги Джонатана Келлермана
  ВЫМЫСЕЛ
  РОМАНЫ АЛЕКСА ДЕЛАВЭРА
  Ночные ходы (2018)
   Отель разбитых сердец (2017)
   Разбор (2016)
   Мотив (2015)
   Убийца (2014)
   Чувство вины (2013)
   Жертвы (2012)
   Тайна (2011)
   Обман (2010)
   Доказательства (2009)
   Кости (2008)
   Принуждение (2008)
  Одержимость (2007)
   Унесенные (2006)
   Ярость (2005)
   Терапия (2004)
   Холодное сердце (2003)
   Книга убийств (2002)
   Плоть и кровь (2001)
   Доктор Смерть (2000)
   Монстр (1999)
   Выживает сильнейший (1997)
   Клиника (1997)
   Интернет (1996)
  Самооборона (1995)
   Плохая любовь (1994)
   Дьявольский вальс (1993)
   Частные детективы (1992)
   Бомба замедленного действия (1990)
   Молчаливый партнёр (1989)
   За гранью (1987)
   Анализ крови (1986)
   Когда ломается ветвь (1985) ДРУГИЕ РОМАНЫ
   Место преступления (с Джесси Келлерманом, 2017)
   Дочь убийцы (2015)
  «Голем Парижа» (с Джесси Келлерманом, 2015) «Голем Голливуда» (с Джесси Келлерманом, 2014) «Настоящие детективы» (2009)
   Смертные преступления (совместно с Фэй Келлерман, 2006)
   Извращенный (2004)
  
  Структура документа
   • Титульный лист
   • Авторские права
   • Содержание
   • Глава 1
   • Глава 2
   • Глава 3
   • Глава 4
   • Глава 5
   • Глава 6
   • Глава 7
   • Глава 8
   • Глава 9
   • Глава 10
   • Глава 11
   • Глава 12
   • Глава 13
   • Глава 14
   • Глава 15
   • Глава 16
   • Глава 17
   • Глава 18
   • Глава 19
   • Глава 20
   • Глава 21
   • Глава 22
   • Глава 23
   • Глава 24
   • Глава 25
   • Глава 26
   • Глава 27
   • Глава 28
   • Глава 29
   • Глава 30
   • Глава 31
   • Глава 32
   • Глава 33
   • Глава 34
   • Глава 35
   • Глава 36
   • Глава 37
   • Глава 38
   • Глава 39
   • Глава 40
   • Глава 41
   • Глава 42
   • Глава 43
   • Глава 44
   • Глава 45
   • Глава 46
   • Глава 47
   • Глава 48
   • Глава 49
   • Глава 50
   • Глава 51
   • Глава 52
   • Глава 53
   • Глава 54
  Свадебный гость (Алекс Делавэр, №34)
   Джонатан Келлерман.
  
  1
  Никаких сожалений.
  Глупое название для фирменного коктейля. Брирс нашел рецепт в сети, эта штука с текилой и Бейлисом. Семь шотов плюс диджей, который все ускорял, плюс розовое вино, которое Лианса выпила перед церемонией, убивали ее мочевой пузырь.
  Когда она добралась до дамской комнаты, очередь вытянулась в коридор. Жалкий маленький женский туалет, похожий на две кабинки, из-за того, чем это место было раньше.
  Она заняла свое место сзади. Казалось, ее мочевой пузырь вот-вот взорвется.
  Никаких сожалений. Как будто.
  На прошлой неделе на девичнике в Вегасе Брирс был полон сожалений.
  После десяти шотов ее фирменного девичника, этого рома и какой-то сладкой апельсиновой штуки с пузырьками. Неделей ранее был фирменный коктейль для девичника, шампанское и грейпфрутовая газировка и зубочистка с маленькой пластиковой невестой наверху.
  Для Брирс все должно было быть «сделано на заказ», поскольку с тех пор, как она выучила это слово, она не могла перестать его использовать.
  Когда умрет ее мама или папа, наверняка будет фирменный поминальный коктейль.
  На девичнике Брирс опрокидывал шоты быстрее всех, развалившись на диване в номере и издавая отрыжку, напоминающую пиццу с креветками, которая пахла как дно аквариума.
  Затем она начала говорить, и казалось, что она вот-вот заплачет.
  Много сожалений по поводу Гаррета, что, черт возьми, я делаю?
  Все говорили ей, какой он замечательный парень, и она поступала правильно.
  Брирс пьёт, рыгает, кажется, что она засыпает, но это не так. Ещё пара снимков, она вся Я так сильно люблю Гаррета.
  Я думаю.
   И тут она заплакала.
  Но тут же появились горячие стриптизерши, скачущие как пони.
  Пожарный / полицейский / ковбой / чистильщик бассейна. Разделся догола за считанные секунды.
  Брирс ни о чем не жалел.
  Лианза была уверена, что Гарретт, который был действительно милым, но каким-то умно-тупым жалким, понятия не имел. Его фирменный коктейль не был. Какой-то светлый эль из овса? Это не коктейль.
  Желудок Лианзы сжимался и странно двигался. Как будто она проглотила крысу, и она грызла ее мочевой пузырь.
  С тех пор, как она туда пришла, очередь не сдвинулась с места.
  Две пожилые женщины, должно быть, подруги родителей Брирса или Гаррета, встали в очередь за ней и начали рассказывать о том, какое это было чудесное мероприятие.
  Учитывая место проведения. Вы знали? Хихик-хихик.
  Старым сучкам не следует хихикать, они звучат как сумасшедшие белки.
  Может быть, проблема была в женском туалете, какая-то бабушка не могла запустить водопровод... а потом, о черт, там была мама, которая едва могла ходить, ее грудь висела, когда она шаталась к очереди, и Лианса знала, что ей захочется поговорить с ней по душам, чтобы доказать маме, что она еще молода... о, Боже, она сейчас взорвется .
  И тут она вспомнила.
  Наверху, где она и другие подружки невесты сидели в переполненной комнате и делали себе прически и макияж — все сами по себе, можно было бы подумать, что Брирс делится своими стилистами, но нет — наверху была еще и ванная. Лианса не пользовалась ею, а вот Тейса пользовалась, Лианса помнила, потому что Тейса вернулась с задравшимся сзади подолом платья, и Лианса пошутила, что ты выглядишь так, будто тебя только что трахнули сзади, и Тейса рассмеялась, и Лианса ее поправила.
  Проблема была в том, что лестница была на другой стороне здания. Вероятно, это было какое-то офисное помещение, когда-то это был стрип-клуб.
  Сможет ли она вернуться туда, не взорвавшись окончательно?
  Поднимется ли она туда, а потом обнаружит, что кто-то другой догадался об этом первым, и тогда ей придется вернуться сюда и дойти до конца очереди?
  Единственным другим выбором было пробраться в переулок, присесть и просто сделать это. Какой-то чувак увидел ее, его счастливый день, то, как она себя чувствовала, ей было все равно.
  Но переулок был еще дальше, чем наверху, и чтобы попасть туда, ей пришлось бы пробежать вокруг всего здания, а затем выйти наружу.
   Ни в коем случае, либо оставаться там, где не двигалось, либо бежать к лестнице. И через секунду мама ее увидит.
  Пробормотав: «К черту!», она побежала.
  Старушки позади нее сказали что-то грубое.
  Черт возьми, им повезло, что их не обрызгали.
  —
  Едва способная двигать ногами, не протекая, Леанза поднялась по шаткой, скрипучей, грязной лестнице. Какая дыра, идея креатива Брирса.
  Затаив дыхание и стараясь сохранить контроль, она наконец добралась до вершины и увидела впереди справа дверь с надписью « Только для сотрудников».
  Здесь никого не ждали, если ей повезет, то внутри никого не было. Она бросилась к двери.
  Откройте! Я — Королева Воинов!
  Не потрудившись закрыть дверь, она бросилась внутрь.
  Отвратительное вонючее место. Нет окна, отвратительный вонючий шкаф.
  Один писсуар, одна кабинка. Цифры.
  Она дернула дверь кабинки, уже стягивала с себя колготки и стринги, когда увидела девушку.
  Сидя на крышке закрытого туалета, ее голова опущена, темные волосы падают на одну сторону, как занавеска. Одетая в обтягивающее красное платье и золотые босоножки с куполом на каблуках, таких же длинных и тонких, как свинцовый карандаш. Лианза не видела ее на церемонии или танцах, не узнала ее, вероятно, кто-то со стороны Гаррета.
  Леанза сказала: «Извините».
  Девушка не ответила. Не пошевелилась. Не сделала ничего.
  Тупая сука. Сколько No Regrets она выкинула обратно?
  Да ладно, это же туалет, а не кресло, займись своими делами в другом месте.
  Леанза схватила девушку за голую руку.
  Холодная кожа. Как будто не...человек.
  Она сказала: «Эй!» очень громко. Повторила это.
  Нет ответа.
  Прижав ладонь к подбородку девушки — он был даже холоднее, чем рука —
  она подняла лицо пьяной стервы, готовая ударить ее и разбудить.
  На нее уставились карие глаза, бесстрастные, как пластиковые пуговицы.
   Лицо девушки было странного серого цвета.
  Губы тоже были серые с синевой по краям, отвислые, виднелись зубы. Засохшая слюна стекала по обеим сторонам.
  И тут Лианза увидела это: круг на шее девушки. Как ужасное красное ожерелье-чокер, но это было не украшение, это был порез на коже, красный и шершавый по краям.
  Лианза знала, что она глупа, но ее губы говорили: «Эй, давай, просыпайся».
  Она знала, потому что именно она нашла свою бабушку после сердечного приступа. Десять лет, воскресенье, она вошла в спальню бабушки, желая показать ей рисунок, который она нарисовала.
  Бутылка имбирного пива пролита на одеяло. Те же пластиковые пуговицы на глазах.
  Та же серая кожа.
  Охваченная тошнотой, Лианза отступила от девушки. В процессе она пнула ногу девушки, и девушка соскользнула с крышки и вниз. Шлепнулась, продолжая скользить, ее голова издала странный глухой звук, ударившись о грязный пол.
  Скольжение в сторону Леанзы.
  Леанза поспешила назад.
  Глядя на мертвую девочку, она сказала: «К черту» и позволила своему мочевому пузырю делать все, что ей вздумается.
   ГЛАВА
  2
  Иногда Майло проводит для меня инструктаж перед местом преступления, иногда он ждет, пока я туда приеду.
  На этот раз он прислал мне вложение к электронному письму вместе с адресом на Корнер-авеню в Западном Лос-Анджелесе.
   Это для контекста; приходите сюда как можно скорее, если сможете.
  Его звонок раздался в десять ноль пять вечера. К десяти пятнадцати я был одет и готов идти. Робин читала в постели. Я поцеловал ее, не пришлось ничего объяснять.
  Через две минуты я уже ехал на юг по Беверли-Глен.
  Я повернул на запад по Сансет и обнаружил, что бульвар свободен и пуст, пока красный свет не остановил меня на Ветеране, недалеко от северо-западной границы кампуса университета.
  Активировав телефон, я проверил вложение.
  E-vite. Серые буквы на розовом фоне, напоминающем сыпь на коже.
  Дело в том, что Брирелли и Гарретт наконец-то это делают!!!!!
  Почему вы: Эй, они хотят, чтобы вы были там!!!!!
  Место: Аура
  Тема: Святые и грешники
  Платье: Всем хочется быть горячими!
  Я надел темно-синюю водолазку, джинсы и туфли на резиновой подошве, которые могли бы выдержать пятна крови, надел значок консультанта полиции Лос-Анджелеса на цепочке. Мертвые тела и шум, который они привлекают, требуют ненавязчивости, а не сексуальности.
  Я поехал на юг по Ветерану, проехал через Вествуд и в Западный Лос-Анджелес.
  Corner's недалеко от станции West LA, короткой, легко просматриваемой улицы, которая вырезает из бумаги бульвар Пико, прижимаясь к путепроводу 405. Адрес помещал место действия к северу от Пико, на полосу изношенного асфальта, где нет шума от автострады. Уличное освещение было нерегулярным, создавая тени, похожие на леопардовые пятна.
  Я прошел мимо свалки, специализирующейся на английских автомобилях, склада сантехники, нескольких автомехаников и склада без опознавательных знаков, прежде чем добрался до последнего здания, расположенного совсем рядом с тупиком из цепной сетки.
   Двухэтажный оштукатуренный прямоугольник, окрашенный в темный, возможно, черный цвет, без окон.
  Грубо нарисованная вывеска венчала сплошную металлическую дверь. Молнии над напористыми надписями. Лампочки-шатры обрамляли вывеску. Некоторые из них все еще работали.
   АУРА
  Переулок слева, парковка справа, теперь уже с желтой лентой. За лентой стояло около пятидесяти машин. За ними пыхтел прицеп с генератором. Открытая дверь, повар в белой тунике: выдвижная кухня.
  За пределами ленты находилась небольшая группа колес: бронзовая «Импала» Майло без опознавательных знаков, белый «Форд LTD», в котором я узнал нынешнюю машину Мо Рида, еще один «Форд», бордовый, который я не смог опознать, и серый «Шевроле».
  Четыре детектива для этого. Плюс восемь полицейских, которые прибыли в квартете черно-белых. Две патрульные машины были увенчаны звенящими вишневыми барами.
  Справа — белые фургоны, криминалистическая лаборатория и судмедэкспертиза, пара зловещих близнецов.
  Никакой следственной машины коронера. Пришла и ушла.
  Простая идентификация или ее отсутствие.
  —
  Несмотря на все патрульные машины, единственная униформа в поле зрения прислонилась бедром к водительской двери мигающего патрульного автомобиля. Работала по телефону, выглядя безмятежной.
  Когда я подошел к ней, она бросила на меня взгляд. Обычно меня останавливают и заставляют показать удостоверение личности. Она сказала: «Привет, доктор Делавэр».
  Я где-то ее видела; на месте чьего-то несчастья.
  Я сказал: «Привет, офицер... Стэнхоуп».
  Экран ее телефона был заполнен котятами в смешных шляпах. Она нажала кнопку, не смущаясь. «Мило, да? Сзади, Док, это довольно безумно».
  Медленно расползающаяся улыбка. «Полагаю, именно поэтому ты здесь».
  —
  Оставшиеся семь человек в форме ходили среди припаркованных машин, копируя номерные знаки. Майло наблюдал за процессом из задней металлической двери. Его руки были скрещены на вершине его живота. Его рост, его масса и хмурое выражение на лице соответствовали образу вышибалы клуба. Его обвислый коричневый костюм, трагический галстук
  цвет соуса песто, некогда белая рубашка, которую можно было стирать и носить, и коричневые ботинки для пустыни — нет.
  Он опустил руки. «Спасибо, что пришли. Внутри сотня людей, целая куча из них пьяных. План состоит в том, чтобы успокоить их, а затем Мо, Шон и Алисия Богомил попытаются получить информацию. Вы поняли, что я имел в виду, говоря о контексте».
  «Свадьба?» — сказал я. «Да».
  Он уставился на меня. Он был в шоке.
  Я сказал: "Интересное место. Похоже на дешевый стриптиз-клуб".
  «Это потому, что когда-то это было. До этого это была какая-то церковь».
  «Святые и грешники».
  "Хм?"
  «Свадебная тема».
  «Сомневаюсь, что это причина, Алекс. Я встречался с этой прекрасной парой, не воспринимаю их как нечто абстрактное. Давайте, я покажу вам, где произошел большой грех».
  —
  Широкий проход во все здание, устланный томатно-красным ковром с низким ворсом, привел нас к открытому пространству. Паркетный танцпол, центрированный круглыми столами на десять человек. Бумажные тарелки и по одному тощему подсолнуху на каждом столе.
  Слева располагался длинный фуршетный стол, три переносных бара, фотобудка и банк видеоигр. Пустые красные пластиковые стаканчики усеивали пол вместе с крошками и пятнами. Пластиковые ленты свисали с потолка. Четыре полиэтиленовые колонны, пытающиеся выглядеть как гипс, разделяли пространство для прогулок от пространства для вечеринок. Остатки стрип-клуба, вызывающего ассоциации с Калигулой.
  Столы в главном зале были заняты людьми с строгими лицами, одетыми для праздника. Большинству было около тридцати, некоторые были достаточно взрослыми, чтобы быть родителями тридцатилетних. На задней сцене располагалась диджейская установка.
  Сцену заслоняли три хромированных шеста для стриптиза, один из которых был украшен пластиковыми подсолнухами на невероятных лозах. Без музыки и тусклого освещения в комнате царило грустное, прогорклое ощущение любого ночного клуба. Немного разговорного гула донеслось до нас, не в силах конкурировать с тяжелой серой тишиной.
  Детектив Мо Рид, с телосложением пауэрлифтера и молодостью настоящего вышибалы, дежурил на трети столов. Детектив Шон Бинчи, высокий, долговязый, с детским лицом под рыжими волосами-шишками, отвечал за следующую группу. Последней была Алисия Богомил, которой только что исполнилось сорок, с глазами-буравчиками и ножом-
  Резкие черты лица. Длинные волосы, собранные в хвост, которые я видел, когда познакомился с ней, сменились на деловой пучок.
  Мы с Майло столкнулись с Алисией, когда она работала в частной службе безопасности в отеле, где убили моего пациента. Она была настоящим полицейским в Альбукерке семь лет, переехала в Калифорнию из-за романа, который не удался, и томилась, когда помогала нам с информацией.
  Она упомянула Майло о вступлении в LAPD. Я понятия не имел, что было продолжение. Мне не зачем знать; почти три месяца не было ни одного убийства, в котором Майло посчитал бы меня полезным.
  Когда мы проходили мимо тусовщиков, некоторые подняли глаза. Сгорбленная поза и покорные глаза пассажиров, застрявших в аэропорту.
  Я спросил: «Как давно это произошло?»
  Майло сказал: «Жертва была найдена в девять пятьдесят, вероятно, на час раньше, плюс-минус». Он взглянул на толпу. Несколько человек с надеждой посмотрели в их сторону.
  Пока Майло продолжал идти, их головы опустились.
  «Знакомьтесь, мое новое альтер эго: офицер Баззкилл».
  Мы прошли до конца дорожки, повернули налево, как будто собирались выйти через парадную дверь, затем он снова повернул налево и начал подниматься по грязной лестнице.
  Я спросил: «В VIP-зону?»
  «Не похоже, что он когда-либо был таковым, на втором этаже нет ничего примечательного».
  «Возможно, когда-то это место было пионером в области равенства доходов».
  —
  Он фыркнул и начал подниматься по лестнице. Наверху третий поворот налево привел нас в узкий коридор с низким потолком. Четыре двери, три из них закрыты.
  Криминалист в костюме, перчатках и маске присел на корточки возле открытой двери. За ней была небольшая ванная комната. Писсуар и раковина слева, деревянная кабинка прямо впереди. Пол и стены были выложены желтоватой плиткой, которая когда-то была белой.
  Тесное, без окон пространство. Смесь неприятных запахов.
  Дверь кабинки была открыта. Темноволосая молодая женщина лежала лицом к нам на полу. Конец тридцати - начало тридцати, одетая в кроваво-красное платье на одно плечо, задравшееся до середины бедра. Колготки тянулись к чему-то похожему на красные велосипедные шорты.
  Она была ослаблена смертью, но все еще красива, с гладкой кожей и
   Тонкие черты лица. Намеки на кремовую кожу там, где еще не наступила предельная бледность.
  Пышные волнистые черные волосы разметались по грязному полу, словно специально уложенные таким образом.
  Я спросил, так ли это.
  Майло сказал: «Нет, девушка, которая ее нашла, подумала, что она спит, ткнула ее, она поскользнулась и оказалась вот такой».
  Техник опустила маску. «Волосы так красиво падают, у тебя хорошая стрижка». Молодая, азиатка, серьезная. «Я не подлая, она не скупилась. Платье от Fendi, туфли от Manolo, а прическа потрясающая».
  Майло сказал: «Спасибо за подсказку».
  Я спросил: «Что делала здесь та девушка, которая ее нашла?»
  Майло сказал: «Пытается найти место, чтобы пописать. Она знала об этом сортире, потому что была здесь перед свадьбой. Одна из подружек невесты.
  В этих других комнатах одевались и готовились к свадьбе».
  Техник указал на желтую лужу слева от тела. «Это от девушки, которая ее нашла, а не от жертвы. Ее мочевой пузырь не выдержал».
  Я спросил: «Где она?»
  «В группе Мо».
  Я изучал тело. Не нужно было подходить близко, чтобы увидеть лигатурную ленту на шее мертвой девушки. Достаточно глубокую, чтобы врезаться в плоть и создать ожерелье с пятнами крови.
  «Удушение?»
  Техник сказал: «Похоже на что-то тонкое и прочное, похожее на проволоку».
  «Или струна гитары. Музыканты на свадьбе есть?»
  Майло сказал: «Манастик, увлеченный настоящим дэт-металом, внизу? Мне должно быть так повезло. Нет, просто диджей».
  Я сказал: «Еще немного сильнее надавить, и нас бы чуть не обезглавили».
  Они оба посмотрели на меня. «Никакого понимания, просто наблюдение». Но я задавался вопросом о точном приложении силы.
  Я повернулся к технику. «Удушение, но она не эвакуировалась?»
  Техник сказал: «На самом деле, она немного постаралась — под платьем образовался небольшой беспорядок, но на ней утягивающее белье, и оно все удержало».
  Она подняла платье, указала на внутреннюю часть бедра девушки. Намеки на пятно там, где колготки соприкасались с утягивающим корсетом. «Не так много, насколько я могу судить, но мы узнаем больше, когда она доберется до склепа».
  Она пожала плечами. «Она не выглядит так, будто ей нужен шейпер. Может, она
   Перфекционистка тела, не ела много перед этим, потому что хотела покрасоваться в платье, и поэтому не так много фекалий. Или она просто не умеет эвакуироваться, некоторые люди не умеют этого делать».
  Услышав, как женщину так обсуждают, увидев ее обнаженной, у меня заболело горло. Я отвернулась и подождала, пока красное платье не вернулось на место. «С чего ты взяла, что час назад?»
  Майло сказал: «Леанза Карделл — девушка, которая ее нашла — сказала, что ей было холодно, так что, по крайней мере, час».
  Техник сказал: «Температура печени соответствует от одного до трех часов, но вы же знаете, как это бывает, это не телевизор».
  Я спросил: «Когда началось празднование?»
  Майло сказал: «Церемония прошла в унитарианской церкви в Долине в пять часов.
  Прием был назначен на семь, но, как вы знаете, из-за пробок, я предполагаю, что это будет семь тридцать, около восьми, но я уточню».
  «Это не могло произойти слишком рано, поскольку комнаты использовались для свадебной вечеринки. Так что, может, ближе к девяти».
  Он задумался. «Хорошее замечание».
  Техник кивнул.
  Я сказал: «КИ уже ушли. Простая идентификация или нет?»
  Майло покачал головой. «Зип. Она одета для свадьбы, но Леанза ее не знает, а она утверждает, что знает всех со стороны невесты.
  А это большая часть толпы. Я сделал скриншот ее лица, отправил его Трем мушкетерам. Как только вы согласитесь, они начнут показывать его гостям и персоналу».
  «Почему бы мне не согласиться?»
  «Не знаю, может, ты имел в виду что-то психологическое». Он посмотрел на мертвую женщину. «Бедняжка, это другое, да? Поговорим о проблемах с контролем толпы».
  Я сказал: «По крайней мере, детей нет. Насколько я помню, внизу я их не заметил».
  «Знаешь, — сказал он, — это правда».
  «Пора действовать».
  «Сотня подозреваемых», — пробормотал он, отправляя сообщение Риду, Бинчи и Богомилу.
  Я спросил: «Сколько человек в штате?»
  Он проверил свой блокнот. «Три бармена, три повара, которые также работали официантами, которые просто приносили еду из трейлера на стол. Три официантки, разносящие коктейли, два уборщика, диджей, фотограф. Кроме
   что касается поваров и уборщиков, то никто из них не носит униформу, поэтому их невозможно отличить от гостей».
  Я сказал: «Согласно приглашению, все должны выглядеть горячо».
  Техник сказал: « Она , конечно, следовала инструкциям». Разглаживая подол красного платья, она встала. Рост пять футов, вес, может быть, девяносто фунтов. Идеально для работы в тесном пространстве.
  Я сказала: «Я не вижу сумочки».
  Майло сказал: «Ничего».
  Техник сказал: «Туфли, вероятно, не помогут ее опознать, они выглядят как новая модель, их можно купить где угодно. А вот платье — может быть. Если оно винтажное, то вы можете иметь дело с дорогими бутиками по перепродаже. С другой стороны, есть интернет, так что, возможно, и нет».
  «Ты разбираешься в моде, да?»
  «Сестра хочет стать дизайнером. Она одержима».
  «Может быть, она сможет помочь с возрастом платья».
  «Ей шестнадцать, лейтенант. Мои родители уже ненавидят, что я это делаю, я должен был стать стоматологом. Если я втяну Линду, они обвинят меня в дурном влиянии».
  Майло сказал: «Эй, это может быть весело».
  Она ухмыльнулась.
  Он подошел ближе к трупу. «Платье не выглядит так, будто его много носили».
  Техник улыбнулся. «Что-то красивое и дорогое, люди обычно берегут это, лейтенант. Это может быть даже одна из тех подиумных вещей, которую надевают один раз, а потом перепродают. Скидка огромная».
  «Убийственная мода», — сказал он, качая головой. «Спасибо за все вклады.
  Очень помог, CSI... Чо».
  «Пегги», — сказала техник. Она вздохнула. «Почему-то эта кажется мне особенно грустной. Она так старалась выглядеть как можно лучше».
  Я ответил: «Пытаюсь произвести на кого-то впечатление».
  Майло сказал: «Также проще испортить вечеринку. Если так все и получится».
  Я сказал: «Если бы она была незваным гостем, как бы она узнала, что нужно приехать сюда?
  Если только она не была здесь раньше. На другом мероприятии. Или когда это был клуб.
  Он оглядел тело. «Танцовщица? Почему бы и нет, ничто в ней не говорит о том, что она не была бы квалифицирована. Стоит проверить, если внизу ничего не получится. Не дай Бог».
   Пегги Чо переоделась. «Если вы не возражаете, лейтенант, я начну распечатывать комнату. Место отвратительное. Если бы мои родители действительно понимали, чем я занимаюсь, они бы не пускали меня в дом».
   ГЛАВА
  3
  Мы с Майло проверили другие комнаты наверху. Первые две были завалены грудами женской одежды, тюбиками, флаконами и баночками с косметикой, шпильками, зажимами, фенами, бигуди и оборудованием, которое я не смогла опознать. Самое маленькое пространство — вероятно, бывший шкаф — представляло собой кучу повседневной мужской одежды, которая пахла как раздевалка.
  Во всех трех комнатах окна были заложены камнем, закрашены и слишком малы, чтобы взрослый человек мог пролезть через них.
  Майло сказал: «Плохой парень вошел, как и все остальные».
  Я спросил: «Сколько точек доступа?»
  «Входная дверь, задняя, через которую вы вошли, и с северной стороны, через которую вы проезжаете, есть то, что раньше было кухонным входом, но теперь используется как склад. Дальше вы мне скажете, что не заметили никаких камер, и я скорбно кивну головой. Место выглядит так, будто за ним никто не следит.
  Есть ли еще какие-нибудь источники вдохновения из того, что вы уже увидели?»
  «Она могла быть гостьей со стороны жениха».
  «Это легко проверить, на его стороне не так уж много людей».
  «Он из другого города?»
  «Нет, местные. Они оба такие».
  Я сказал: «Но это же ее большой день».
  «Судя по тем нескольким минутам, что я провел с ними, все их дни вместе будут такими — хотите познакомиться с этой счастливой парой?»
  —
  Прежде чем мы спустились по лестнице, он включил громкую связь, позвонил Алисии Богомил и попросил ее провести жениха и невесту через кладовую и вывести на северную сторону здания.
  Она сказала: «Поняла, Лу».
  «Есть ли успехи с удостоверением личности?»
   «Нет, среди моего народа никто не утверждает, что знает ее».
  «Претензии», — сказал он. «Вы чувствуете уклончивость?»
  «Нет», — сказала Алисия. «Никто не выглядит ерзающим, наоборот, все как будто оцепенели, это напоминает мне о том, как я работала над большим фатальным пожаром в квартире в Альбукерке. Говоря о невесте, она кажется довольно хрупкой. В эмоциональном плане. Я заметила тебя с доктором Делавэром. Хороший выбор, Эл Ти».
  —
  Мы вышли из здания через парадную дверь. Вблизи вывеска была еще более потрепанной, штукатурка на фасаде без окон отслаивалась пятнами. Трудно представить это место церковью.
  Мы повернули направо к подъездной дорожке. Алисия стояла на полпути вверх по стене, в нескольких футах от парочки момента.
  Издалека жених и невеста напоминали фигурки, поднятые с торта.
  Они держались за руки и смотрели на нас, отступая назад, словно загнанная в угол добыча.
  Брирелли «Брирс» Бердетт, урожденная Рапфогель, была не намного крупнее Пегги Чо. Два месяца назад DMV дало ей двадцать девять лет. Длинные черные волосы были закручены в колечки, похожие на сосиски, дрожащие губы были накрашены серебром. Курносое лицо пикси, испещренное следами от слез туши, было слишком сильно покрыто блинами. Ее платье было белоснежным, без спинки, без рукавов, полуоткрыто спереди и украшено мелким жемчугом и кружевом. Она отпустила руку своего нового мужа, и когда он обнял ее за плечо, она пожала плечами.
  Гарретт Бердетт слабо улыбнулся. Тридцати четырех лет, сгорбленный и долговязый в сером костюме, у него были мягкие карие глаза, уже обрамленные гусиными лапками. Даже на каблуках его невеста достигала только середины его груди. В его правах говорилось, что ему нужны корректирующие линзы. Глаза были жидкими. Контактные линзы для большого дня.
  «Детка», — сказал он.
  Брирс покачала головой и шмыгнула носом.
  «Хочешь, я дам тебе салфетку, детка?»
  «Я хочу, чтобы ты это устранил ! »
  Майло сказал: «Ребята, нам очень жаль, что это произошло».
  «Тебе не жаль больше, чем мне !»
  «Конечно, нет, мэм».
  Его быстрое согласие в сочетании с «мэм» заставило надутый рот широко раскрыться, сверкнув зубами, которые были белее платья.
  То, что началось как улыбка, быстро перешло в рычание. Она повернулась спиной
   на нас, лицом к лицу с мусорными баками и мусорными баками, оклеенными желтой лентой.
  «Это меня напрягает!»
  Гарретт сказал: «Это ужасно, детка».
  Брирс Бердетт повернулась и посмотрела на своего новоиспеченного мужа. «Спасибо, мистер Очевидность » .
  Гаррет сказал: «Ба…»
  Она отмахнулась от него. «Просто забудь об этом».
  Он засунул руки в карманы, разглядывая асфальт.
  Майло сказал: «Это должно быть невероятно напряженно, поэтому мы постараемся быть краткими. Я знаю, что детектив Богомил показывал вам фотографию...»
  Брирс сказал: «Я сказал , что мы ее не знаем, и это не изменится.
  Наверное, она какая-то шлюха, которая хотела меня испортить».
  «Каким образом я вас испортил, мэм?»
  «Я не мэм! Моя мать — мэм! Все называют меня так, как называют, так что просто следуйте программе, ладно? Я не мэм».
  Гарретт поднял глаза, покраснел. «Сэр, все называют ее Малышкой. Кроме меня, я называю ее Малышкой...»
  «Не делай за них их работу, Гаррет. Заставь их делать...» Еще один взмах.
  «Что бы они ни делали». Майло: «Как это может меня испортить? Как будто это вопрос? Она появляется, когда ее не приглашали, вечеринка идет отлично, а она превращает ее в дерьмо? Что это было, передозировка?»
  Гаррет дернул свой галстук. «Ты расстроена, милая». Нам: «Конечно, нам ее жаль».
  Женщина, известная как Бэби, зарычала.
  Гаррет сказал: «Правда, Бэйб? Мы оба расстроены из-за нее».
  Обнаженные руки скрещены на кружевном и жемчужном лифе. «Говори за себя».
  Она снова повернулась, сделала четыре шага к мусорным бакам, остановилась. Когда она показала нам свое лицо, оно было мятым и мокрым, тушь снова потекла.
  «Я не злая. Я правда не злая», — сказала она. «Это грустно, но я ее не знаю, ладно? Я правда не знаю, и мне очень жаль, что так произошло, правда, никто не хочет, чтобы кто-то... все, что я хочу сказать, это...»
  Она вскинула руки. Драгоценности звякнули. «Я понимаю , это ужасно, хуже, чем ужасно, это... трагедия, я не должна ныть, это трагедия для нее, но это должен был быть мой счастливый день!»
  Гарретт подошел к ней и обнял ее. На этот раз она приняла утешение, уткнувшись щекой ему в грудь и закрыв глаза.
  Он сказал: «Все в порядке, детка. Мы справимся».
  «Я знаю, Гар. Но зачем ей было делать это на моей свадьбе?»
  —
  Когда мы вели их обратно в дом, я спросил: «Можете ли вы представить себе кого-нибудь, кто хотел бы вас испортить?»
  «Нет, сэр», — сказал Гарретт.
  Бэби уставилась на меня, как на тупицу. «Я всем нравлюсь», — сказала она.
  —
  Пара вернулась к своему столу под разбросанные унылые аплодисменты. Когда они снова сели, Майло поманил трех детективов из главного зала к фотобудке.
  Выражения их лиц ясно давали это понять, но он все равно спросил. «Как успехи?»
  Мо Рид первым покачал головой, Шон последовал за ним. Алисия Богомил ждала своей очереди. Все еще изучая азы, убеждаясь, что знает свое место.
  «К сожалению, нет», — сказала она.
  Майло спросил: «Есть ли какие-нибудь признаки того, что кто-то лжет, говоря, что не знает ее?»
  «Я этого не заметил, лейтенант», — сказал Рид.
  «То же самое», — сказал Бинчи.
  Богомил сказал: «Многие из них находятся в состоянии алкогольного опьянения, поэтому мы могли бы дать им протрезветь и попробовать еще раз».
  Майло сказал: «В идеальном мире это была бы отличная идея, Алисия. Но мы уже некоторое время держим их здесь, и выбирать людей, потому что они пьяны, — субъективно и рискованно. У нас есть удостоверения личности на всех и бирки на машинах, мы сопоставим это со списком приглашенных. Кто-то выглядит подозрительно, мы его найдем».
  Богомил сказал: «Возможно, интересен список людей, которых не пригласили.
  Как убийца и жертва».
  Рид сказал: «Тебя оскорбили, и ты задушил свою спутницу?»
  «Я знаю, это звучит безумно, Мо, но люди сходят с ума из-за свадеб. Обе мои сестры превратились в злых космических существ, и это распространилось как вирус, все стали страшными». Она улыбнулась. «Даже я на несколько секунд».
  Бинчи сказал: «Ты права, Алисия. И, возможно, это было больше, чем просто пренебрежение. А что, если это был серьезный отказ? Как бывший жениха. Или
   невеста."
  «Они оба отрицают что-либо подобное, но это интересная мысль, Шон»,
  сказал Майло. «Тем не менее, сейчас не время спрашивать об этом. Они не собираются в свадебное путешествие, поэтому я оставлю их в покое и свяжусь с ними через несколько дней. Алекс, есть ли какие-то психологические причины не закрывать это прямо сейчас?»
  Я сказал: «Рискуя еще больше испортить настроение, я бы отпустил большинство гостей, но оставил бы персонал, женщину, которая обнаружила тело, и ближайших родственников для второго захода. Почему бы не устроить медовый месяц?»
  Алисия сказала: «Его работа, что-то вроде бухгалтерского учета. У них запланирована поездка на Мауи на лето. В мою группу входили подружки невесты, поэтому я попыталась поощрить девушек к разговорам. Леанза — та, что нашла тело — тоже была в моем отделе. Это она, коренастая рыжеволосая в серо-коричневом шелковом платье. Сначала она была в шоке, выпила пару мартини и расслабилась. Так что, да, она хороший кандидат для продолжения. Зачем держаться за семью, доктор.
  Делавэр?"
  «Уничтожение свадьбы вызывает личные чувства». Я поднял листок бумаги с пола. Распечатанный отчет о свадебной процессии. «Это должно помочь».
  Майло взял его и просканировал. «У кого семья?»
  Рид сказал: «Я. Пришло время сообщить хорошие новости».
   ГЛАВА
  4
  Бинчи пошла собирать персонал, Алисия направилась к Лиансе Карделл, а Рид направился к столику слева от танцпола, где ждала семья.
  Избранные; путешественники, угрюмо наблюдающие, как все вокруг них садятся на рейс к свободе.
  Я взглянул на распечатанный список. Тонкая белая бумага, курсив, набранный компьютером.
   Мэрили и Стюарт Мастро, сестра и зять жених.
   Аманда Бердетт, сестра жениха.
   Жених в сопровождении родителей,
   Сандра и Уилбур Бердетт.
  Толпа подружек невесты. Никаких шаферов.
  Затем более темным шрифтом в два раза больше:
   Невеста в сопровождении родителей,
   Коринн и Деннис Рапфогель.
  Нет детей — нет девочки с цветами или кольценосца. Два брата у жениха, ни одного у невесты.
  Женщина, которую все называли Бэби.
   Единственный ребенок.
  —
  Леанза Карделл была добавлена к семейному столу, где ее никто не приветствовал. Она принесла с собой бокал мартини, распустила свои рыжие волосы, встряхнула ими и повернула стул лицом к сцене.
   Майло сказал: «Мы будем брать людей по два за раз, любой доброволец...»
  «Мы родители невесты, мы пойдем первыми». Худая брюнетка лет пятидесяти встала и потянула за платье. Все за столом уставились на нее, включая ее мужа. Она сказала: «Пойдем, Денни».
  Запонки из золотых кусков сверкнули, когда отец невесты поднялся на ноги, подавляя отрыжку. Он последовал за женой на несколько шагов позади, сел, оставив между ними стул.
  Коринн Рапфогель была ее дочерью, выросшей до жилистого среднего возраста. Платье представляло собой черный тюльпан, облегающий фигуру. Загорелая и накачанная ботоксом, гладкая, как свежевыстиранная простыня, она щеголяла в колье из бриллиантовой и золотой сетки, четырехдюймовых золотых серьгах-кольцах и татуировке в виде цветка на правом запястье.
  Глаза под архитектурно вырезанными бровями были темными и настороженными.
  Некоторые женщины ищут себе пару, которая напоминает им их отцов. Если внешность что-то и значила, то Бэби — нет. «Денни» Рапфогель был лысым, широким и грузным с румяным мясистым лицом, которое, возможно, получило бы наказание за студенческий футбол.
  Он сказал: «В такой день было чертовски круто. Когда мы с Кором связали себя узами брака, у нас была прекрасная церемония, ничего сумасшедшего не произошло. Но так было в юрский период».
  Коринн сказала: «Ты говоришь, что это звучит как что-то древнее. Тридцать один год назад».
  «По ощущениям, прошло минут десять».
  Жена толкнула его в руку. «Ой».
  Денни Рапфогель подмигнул нам. «Десять минут с рукой над пламенем. Хех».
  Коринн Рапфогель отстранилась. Если бы ее муж смотрел на нее, он бы получил ядерный взгляд. «Давайте запустим это шоу, Деннис. Я уверена, что у этих славных полицейских нет времени на ваш юмор».
  «Просто пытаюсь разрядить обстановку», — сказал он. Нам: «Это довольно странно, не так ли? Даже для вас, ребята».
  Мы с Майло ничего не сказали.
  Рапфогель дернул себя за галстук. «Девушка, которая умерла, Бэби и Гар говорят, что не знают ее, и, насколько я слышал, больше никто не знает. Так что очевидно, что это было что-то странное, не имеющее к нам никакого отношения».
  Майло сказал: «Мы все равно хотели бы задать несколько вопросов».
  Рапфогель развел руками. «Конечно, вечер все равно испорчен, разговоры о деньгах задаром и цыпочках на халяву».
  «Цыплята?» — спросила его жена.
  «Это песня. Дорогая. The Stones».
  Dire Straits, но к чему придирки?
  Майло показал им обоим фотографию женщины в красном.
  Коринн Рапфогель сказала: «Мы уже это видели и говорили вам, и это не изменилось, так почему же должно измениться?»
  Денни Рапфогель сказал: «Если хочешь поторопиться, сотрудничай, Кор».
  Она нахмурилась.
  Двойное быстрое покачивание головой. «Нет, я ее не знаю».
  «То же самое», — сказал Денни.
  Майло сказал: «Я уверен, что эта ужасная вещь не имеет к тебе никакого отношения, но я должен спросить: можешь ли ты вспомнить кого-нибудь, кто мог бы желать тебе зла?»
  Коринн Рапфогель сказала: «Зачем вы вообще об этом спрашиваете?»
  «Срыв свадьбы, похоже, личное дело, мэм. Так что нам нужно...»
  «Нарушить? Это еще мягко сказано. Особенный день ребенка испорчен » .
  Внезапно глаза увлажнились.
  Денни сказал: «Вот почему они здесь, им нужно докопаться до сути».
  «Спасибо, мистер Очевидность » .
  Как мать…
  Коринн посмотрела на своих родственников. «Если это что-то личное, то это должно быть с их стороны. Он ветеринар в глуши. Вы знаете, каково это».
  Майло сказал: «Я не уверен, что я...»
  «Мы говорим о Хиксвилле», — сказала Коринн. «Наверное, деревенщинам нравится этот фильм… «Избавление». Он даже не занимается собаками и кошками, он занимается сельскохозяйственными животными. Кто знает, с какими людьми он связывается?»
  Денни сказал: «Дорогая, я не думаю, что лошадь с побегами имеет какое-либо отношение к...»
  «Ой, заткнись , Денни».
  Рапфогель раскрасил, наиболее интенсивно в носу, теперь это мультяшный термометр.
  Я сказал: «Доктор Бердетт — ветеринар».
  Коринн сказала: « Ветеринар на ферме ».
  «А как же его жена?»
  «Домохозяйка». Как будто это болезнь. «Она говорит, что работает в его офисе
   неполная занятость."
  «А», — сказал я. «И чем вы, ребята, занимаетесь?»
  «Мы управляем агентством», — сказала она, садясь повыше. «VCR Staffing Specialists. V — это Вандербек, это моя девичья фамилия. R — это он».
  Денни сказал: «Буква «С » означает «с», это римская буква «с», а не...»
  Его остановило прочищенное горло жены.
  Я сказал: «Ваше агентство управляет…»
  «Персональные помощники для знаменитостей и значимых людей», — сказала Коринн.
  «Бретт Стоун и Кайла Берри были нашими клиентами. Они должны были быть здесь, но застряли в Европе. Мы забронировали их обоих помощников два года назад, и они говорят, что никто никогда не был лучше».
  Денни сказал: «Два года — это как бесконечность для актеров. Они...»
  «Как и все, только красивее», — сказала Коринн. Нам: «Малышка снималась в рекламе, когда была маленькой. Она была прекрасным ребенком».
  «Пара рекламных роликов подгузников», — сказал Денни. «Ребенку платят за то, что он ребенок, а мы создаем фонд для колледжа. Крутая сделка».
  Я спросил: «В каком колледже она училась?»
  Коринн сказала: «Она думала об искусстве в Otis, но решила выбрать The Fashion Academy, где изучала маркетинг. Иногда она работает с нами.
  Консультации. Полезно иметь кого-то, кто общается с ее поколением».
  Денни сказал: «Миллениалы, связанные с миллениалами. Мы называем это демографической синхронией — так что, у вас, ребята, уже есть какие-нибудь подсказки?»
  Майло сказал: «Это еще рано для расследования, сэр. Со всеми этими личностями, с которыми вы имеете дело на работе, можете ли вы подумать о ком-то, кто хотел бы нанести ущерб
  —”
  «Определенно нет, с большой буквы Н », — сказала Коринн Рапфогель. «Это не имеет никакого отношения ни к одному аспекту нашей жизни, наша рулевая рубка работает гладко». Она взглянула на лицо мертвой женщины. «Она милая, могла бы быть одной из наших клиенток, но она ею не является. Понятно?»
  «Понял, мэм. Извините за...»
  «Я понял, ты делаешь свою работу. Поймаешь ублюдка, который это сделал, я буду в суде, когда его приговорят к газовой камере. После того, как я получу огромный иск за боль, страдания и моральный ущерб!»
  Денни сказал: «Они больше не делают бензин. Так, ребята?»
  «Как скажешь. Я хочу, чтобы его поймали. То, что он сделал, было ужасно — более чем ужасно.
  Он испортил этот совершенно чудесный день!»
   —
  Рапфогели ушли тем же путем, которым и пришли: она шла впереди, он следовал за ними.
  Майло сказал: «А теперь все вы, кто смотрит дома, родители жениха».
  —
  Сандра и Уилбур Бердетт подошли и сели рядом. Оба были высокими, грузными, в очках, им было чуть за шестьдесят. У Уилбура были желтовато-белые волосы Карла Сэндберга, которые падали на обветренный лоб. Сандра («зовите меня Сэнди») не пыталась скрыть седину под короткой кудрявой прической. Ее платье было бутылочно-зеленого цвета, красиво сшитое и длиной до пола, его костюм — темно-синий с одноигольной строчкой вокруг лацканов. Нитки у обоих были дорогие, но они, похоже, не привыкли к формальностям.
  Я взглянул на семейный стол. С уходом Рапфогелей разговор между парой, которую я принял за сестру и зятя жениха, немного оживился. Лианза Карделл пила, играла с волосами, проверяла сумочку-клатч, пила еще. Рядом с ней, но не имея с ней ничего общего, бледная молодая женщина с косичками в бесформенном бежевом платье — девушка, на самом деле —
  прочитать книгу.
  Майло сказал: «Спасибо, ребята».
  Сэнди Бердетт слабо улыбнулась. «Конечно. Это так ужасно».
  Уилбур сказал: «Я вам говорю, мне жаль детей. Мы можем сделать все, чтобы помочь, лейтенант, но я не вижу, что это может быть».
  «Я ценю ваше предложение, доктор Бердетт».
  Уилбур улыбнулся. «Уилл в порядке. Думаю, они рассказали тебе, чем я занимаюсь». Он усмехнулся. «Она — мать Бэби — наверное, выставила меня деревенщиной, да? Что, я полагаю, правда. Я старый фермер из Небраски, который никогда не переставал любить тварей».
  Сэнди Бердетт сказал: «Это своего рода столкновение культур».
  Я сказал: «Святые и грешники».
  «Ну, да, и это тоже», — сказала она. «Такого рода вещи нам чужды, я их вообще не понимаю. Но, полагаю, это то, что сейчас называют резким. Я собиралась сказать, господа, что, конечно, люди разные, но главное — дети любят друг друга».
  Не звучит убежденно. Она посмотрела на мужа, ожидая подтверждения.
  Он не понял сути и сказал: «Святые и грешники, да, это шутка».
   Сэнди сказал: «В конце концов, все дело в компромиссе».
  Уилл сказал: «Итак, ребята, чем мы можем помочь?»
  Майло показал им фотографию. Второй раз тоже для них, но никаких протестов, пока они изучали.
  Уилл Бердетт сказал: «Извините, то же самое я сказал другому детективу. Никогда ее не видел. Я ожидал, что она одна из подруг Брирса, но Брирс сказал нет».
  Сэнди сказал: «Моей первой догадкой тоже был друг Брирса».
  «Почему это, мэм?» — спросил Майло.
  Темно-синие глаза поднялись и опустились. «Ну, вы знаете. Возраст — красное платье, по крайней мере, насколько я могу судить, это симпатичная лос-анджелесская девчонка, не так ли? Но Брирс совершенно растеряна — она довольно сильно травмирована, бедняжка». Она говорит правильные вещи, но, опять же, без убеждения.
  Майло сказал: «Ты из Калабасаса».
  Уилл Бердетт сказал: «С тех пор, как мы переехали из Небраски тридцать два года назад. У нас есть то, что, я полагаю, можно назвать мини-ранчо».
  «Рабочее ранчо?»
  «Вряд ли. Моя практика — это фермерские животные, а это значит, что в амбаре нужно ходить в любое время, нет времени на то, чтобы выращивать собственный скот. Мы держим несколько животных, потому что любим животных, но в основном для внуков. В основном это спасенные животные — собаки, слепая телка, пара коз, овцы, кролики».
  Сэнди Бердетт улыбнулась. «Не забывай Гленна, дорогой». Нам: «Это пустынная черепаха, которая у нас уже Бог знает сколько времени».
  Уилл Бердетт сказал: «Скоро двадцать два года. Здоровый ублюдок, наверное, переживет нас».
  Я спросил: «Сколько у тебя внуков?»
  «Три мальчика», — сказала Сэнди. «Шесть, четыре и три». Ее губы сжались. « Было принято решение , что они слишком малы для посещения».
  Уилл сказал: «Так и хорошо, я полагаю. Учитывая, как все обернулось».
  Я спросил: «Кто принял это решение?»
  Сэнди сказала: «Гар сообщил нам, но это было то, чего она хотела. Мой бедный сын очень нервничал, ему пришлось доставлять сообщение. Он бы хотел, чтобы его племянники были здесь, но он плывет по течению». Она вытащила локон, уложила его обратно. «Свадьба, по сути, была ее делом. Остальные из нас присоединились к поездке».
  Уилл сказал: «Святые и грешники, вы все еще этого не понимаете. Я скажу вам следующее: то, что мне пришлось заплатить за диджея и всех этих барменов, — это грех. У нас есть замужняя дочь, ее ситуация была намного более нормальной. Церковь, пастор,
   Прием в церкви, сэндвичи, безалкогольные напитки и пиво, а теперь идите и будьте счастливы вместе».
  Он оглядел комнату. «Говорят, что раньше здесь была какая-то церковь, но на мой взгляд, этого никогда не скажешь».
  Майло сказал: «Вряд ли».
  Сэнди сказал: «Не скромничай, Уилл». Нам: «Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь это, но до того, как это место стало арендным, это было заведение бурлеска».
  «Так мы слышали».
  «А». Разочарованно. «Может ли это быть связано, лейтенант? Какого рода людей может привлекать такое место?»
  «Мы все расследуем, миссис Бердетт».
  «Эти металлические столбы», — сказала она, указывая. «Я даже думать не хочу . Но, как я уже сказала, это ее большой день».
  «Было», — сказал Уилл Бердетт. «Лучшие планы и все такое».
  —
  Старшая сестра Мэрили Мастро и ее муж Стюарт были докторами медицины, им было около сорока, и они занимались семейной медициной. Благодаря каблукам-ходулям она была выше его шести футов на пару дюймов. Оба Мастро были светловолосыми, голубоглазыми, розовощекими и поджарыми. Длинные, серьезные лица придавали им вид вырезки из скандинавского туристического плаката.
  Я спросил: «Где ты практикуешь?»
  Стюарт Мастро сказал: «Это как-то относится к делу?»
  «Просто собираю информацию, доктор».
  «Мы оба в Kaiser Murrieta».
  Мэрили Мастро сказала: «Мы живем в Мурриете. Стю работает полный рабочий день, я бываю в клинике дважды в неделю, поэтому могу уделять детям первоочередное внимание».
  «Три мальчика», — сказал я. «Твоя мама нам сказала».
  Мэрили кивнула. «Им не разрешили присутствовать, поэтому нам пришлось нанять няню в отеле. На самом деле, я бы хотела вернуться как можно скорее, чтобы узнать, как у них дела».
  «Мы справимся с этим как можно быстрее», — сказал Майло. «В каком отеле вы остановились?»
  «Executive Suites на Santa Monica и Overland. Мы все там, Аманда — моя младшая сестра — забронировала. Поправка: мы все там, кроме Аманды. Она живет в Лос-Анджелесе, учится в U».
   Я сказал: «Девушка с книгой».
  Мэрили улыбнулась. «Всегда. Она самая умная в семье».
  Стюарт нахмурился. «Не понял, почему парней пришлось исключить, но теперь я рад. Не только то, что произошло, но и безвкусная атмосфера. Раньше это был стриптиз-клуб. Не совсем здоровая среда».
  Мэрили высунула язык. «Это немного мерзко, думать о том, что пережили эти шесты, не так ли? Ты можешь представить себе микробные культуры на них, дорогая? С другой стороны, ребятам было бы весело крутиться на них».
  Стюарт усмехнулся. «Кайл и Брендан сходили бы с ума, а Марстон сидел бы в своей коляске и подбадривал их. С нашей удачей они бы снесли эти чертовы штуки».
  «Царство разрушения», — сказала Мэрили.
  «Бум», — сказал Стюарт.
  Я сказал: «Три мальчика».
  «О, они — трио негодяев», — сказала Мэрили, в полной мере наслаждаясь этой мыслью.
  Она скрестила пальцы. Проверила телефон. «Пока звонков от няни не было».
  «Изгнание мальчиков было идеей застенчивой невесты», — сказал Стюарт Мастро. «Гаррет позвонил, чтобы рассказать нам, но его сердце не лежало к этому. Это Гарретт».
  «Плывет по течению».
  «Это один из способов сказать это. У него нет твердого мнения ни о чем, кроме «Доджерс» и «Лейкерс».
  Мэрили сказала: «Ты выставляешь его безвкусным, дорогая». Нам: «Гарретт умный и милый, но не боец».
  Стюарт сказал: «Идет рука об руку».
  Я сказал: «Это не невеста».
  Пауза. Стюарт покачал головой.
  Мэрили сказала: «Я уверена, что она прекрасный человек. Мы не так уж хорошо ее знаем».
  «До свадьбы мы почти не общались».
  «Они вдвоем навещали моих родителей на День благодарения и Рождество, и на этом все закончилось. Видимо, ее родители не очень любят семейные праздники, они уехали в какой-то отпуск».
  Я сказал: «Довольно ограниченный контакт».
  Стюарт сказал: «Никогда не встречал ее родителей до сегодняшнего дня, встречался с ней только дважды. Мы пришли к выводу, что они внешне милая пара».
   «Поверхностно».
  «Первые впечатления по своей природе поверхностны», — сказал он. «Теперь, когда я вижу их вместе, я оцениваю, что они совершенно разные. Но, возможно, противоположности могут притягиваться».
  Я сказал: «Можете ли вы представить себе человека, который хотел бы испортить свою свадьбу?»
  «Убив кого-то?» — сказал он. «Это же просто безумие, не так ли?»
  Майло сказал: «Вы слышали, что произошло убийство».
  Стюарт моргнул. «Ну, нет, я не знал. Нам сказали, что кто-то умер, а потом детективы показали нам фотографию той девушки. При всем присутствии полиции и детективов совершенно очевидно, что это не было ни поскальзыванием, ни падением, ни самоубийством, верно?»
  Майло сказал: «Не могли бы вы еще раз взглянуть на фотографию?» Он передал ее Мастро.
  «Да, это посмертный взгляд. Я знаю это, потому что на третьем курсе медшколы я брал факультатив у коронера округа Риверсайд. Нет, тот же ответ, никогда ее не видел».
  Он передал снимок жене. Она сказала: «Мы как раз обсуждали это, прежде чем ты позвал моих родителей, и никто с нашей стороны понятия не имеет, кто она».
  Я сказал: «Может, нам стоит сосредоточиться на стороне невесты?»
  «Я этого не говорю — на самом деле, я так думаю. Просто на основе вероятности. Почти все здесь с ее стороны».
  «В чем поломка?»
  «Наша сторона — это в основном мы и несколько приятелей Гара по колледжу». Она посмотрела на Стюарта.
  Он сказал: «Если здесь будет сто человек, то я бы им ответил: восемьдесят пять, а пятнадцать — нам».
  Я сказал: «Мы заметили, что было много подружек невесты, но не было шаферов».
  Мэрили Мастро сказала: «Еще одна официальная политика, она думала, что это займет слишком много времени. Хотя, справедливости ради, Гарретт никогда не был по-настоящему общительным. Может, она его выманит».
  «Если противоположности притягиваются, — сказал Стюарт, — у этих двоих наверняка есть шанс это доказать».
  Мэрили сказала: «Учитывая, как мало нас здесь, и тот факт, что ваша жертва — молодая женщина, не могли бы вы сказать, что она, скорее всего, связана с Брирсом? Я не собираюсь показывать пальцем».
  «На данном этапе, доктор Мастро, любая информация приветствуется».
   «Я бы хотел дать вам больше, лейтенант. Это действительно ужасно.
  Брирс был так увлечен этим».
  Стюарт покачал головой. «Один день в их жизни, и только отдых имеет значение. Если больше ничего нет, офицеры, можем ли мы узнать, как поживают наши маленькие дикари?»
  —
  Стол был спущен до Лианзы Карделл, все еще играющей со своими волосами, и прилежной Аманды Бердетт, которая достала желтый маркер и подчеркивала. Когда Майло поднялся, чтобы направиться туда, его отвлекло что-то слева.
  CSI Пегги Чо, все еще в костюме и перчатках, привлекла его внимание поднятым указательным пальцем. Мы подошли, и она сказала: «Всплыло несколько вещей, наверное, лучше поговорить там».
  Мы последовали за ней из большой комнаты и поднялись по лестнице.
  Когда она добралась до лестничной площадки, она сказала: "Во-первых, отпечатки. Это беспорядок, там куча скрытых, что неудивительно, учитывая, что это сортир. Не воображайте, что у вас есть список кандидатов для сравнения-исключения".
  «Если мне понадобится», — сказал Майло, — «я свяжусь со всеми, кто пользовался этими комнатами наверху. Я надеюсь, что вы найдете что-то, что связано с AFIS
  и мы отправляемся за удобным преступником».
  «Разве это не было бы здорово», — сказал Чо. «Я сделаю все возможное, чтобы поднять все, но там полно всяких наслоений и пятен. Вдобавок ко всему, анализ будет сумасшедшим. Лаборатория будет в восторге от вас, лейтенант. Даже со сканированием это займет время. А теперь главное. Я нашел у нее что-то похожее на укол иглой».
  «Информационные информаторы ничего об этом не говорили».
  Чо пожал плечами. «Все скучают по вещам. Как только я нашел это, я стал искать другие. На остальной части ее обнаженной кожи ничего нет, и это не выглядит так, будто она сама себя ввела. Если только вы не слышали о людях, которые здесь кололись».
  Заведя руку назад, она нажала на точку у основания своего черепа.
  Майло спросил: «Иголка в голове?»
  «Прямо там, где позвоночник входит в большое затылочное отверстие — вот здесь есть небольшой проход. Я нашел его случайно, передвигая ее, чтобы снять отпечатки со стен кабинки. Я держался за ее плечи, пытаясь опустить ее, но моя рука соскользнула, и я протянул руку, схватил ее
   шею, и почувствовал шишку. У нее густые волосы, вы бы не увидели их, если бы не разделили пряди. Когда они сделают полное вскрытие в склепе и побреют ее, это будет очевидно. Я просто подумал, что вы захотите узнать как можно скорее».
  «Определенно, я это ценю, Пегги».
  Я сказал: «Шишка может означать свежий прокол. Она была недееспособна до того, как ее задушили».
  «Вот о чем я думал», — сказал Чо. «Потому что вы знаете, сколько времени требуется, чтобы кого-то задушить, и особенно когда проволока разрезает плоть, вы ожидаете увидеть следы борьбы — рваные раны на ее руках, когда она пыталась освободиться. Но их нет. Я даже не нашел никакой грязи под ее ногтями, не говоря уже о коже».
  Майло сказал: «Игла в затылке. Ты когда-нибудь видела такое, Пегги?»
  «Все бывает в первый раз».
  Он хрустнул парой мощных костяшек пальцев. «Убийца накачивает ее наркотиками, а затем долго душит ее... покажи мне».
   ГЛАВА
  5
  Два дюжих водителя морга ждали в коридоре напротив туалета. Один играл с телефоном, другой поднял брови. «Мы готовы идти?»
  Майло сказал: «Еще нет», и последовал за Пегги Чо в тесное зловонное пространство. Тело лежало на полу.
  Чо сказал: «Позволь мне ее повернуть».
  «Нужна помощь?»
  «Нет, я в порядке». Она осторожно повернула голову, ловко разделила темную гриву женщины и открыла ярко-красную точку на затылке длинной изящной шеи.
  Если бы инъекция пронзила спинной мозг, результат был бы ослепительно болезненным. Высоковольтный шок.
  Я сказал: «Отсутствие сопротивления говорит о том, что введенное ей вещество быстро ее вырубило».
  Чо сказал: «Возможно, это быстродействующий паралитик».
  «Или быстродействующий опиоид. На ум приходит фентанил».
  «Знаете, это имеет смысл», — сказал Чо. «Правильная доза для снятия боли может занять всего несколько минут, верно? Втисните больше, и мы могли бы говорить о секундах».
  Я сказал: «Погрешность не так уж велика. Она также может быть фатальной».
  «О, да, мы наблюдаем массу случаев передозировки».
  Майло сказал: «Этот выстрел, вероятно, не был смертельным, по крайней мере, не сразу». Он указал. «Посмотрите на всю эту кровь вокруг раны от лигатуры».
  Чо сказал: «Вы, вероятно, правы, и я не хочу быть раздражающим, но это может быть посмертное просачивание. То, что я видел на работе, все возможно».
  Майло поблагодарил ее, и мы направились к лестнице.
  Водитель с воздушными бровями спросил: «Теперь все в порядке?»
  —
  Вернувшись на первый этаж, Майло сказал: «Фентанил или что-то вроде него. Это дерьмо повсюду, китайцы штампуют его, отправляя в Мексику, а картели конкурируют с Big Pharma. Но есть еще законные применения. Тетя Рика принимала пластыри от хронической боли, когда умирала. Интересно, считают ли доктора Стю и Мэрили его полезным в семейной практике». Он моргнул. «Интересно, есть ли у него ветеринарные применения».
  Я сунул телефон в ладонь, запустил поиск. «Есть, как и у людей.
  Хроническая, непреодолимая боль, хирургический паралич при необходимости».
  «Поэтому я держу Бердеттов на столе. Хорошо, давайте займемся младшей сестрой и мисс Лианза. После того, как посмотрим, как Шон справляется с персоналом».
  —
  Бинчи удерживал внимание людей за столом. Делал танцевальные движения, жестикулировал обеими руками, принимал позу воображаемой гитары, продолжал улыбаться.
  Увидев нас, он резко остановился. Но я уловил конец его лекции.
  «За свои деньги Rancid по-прежнему можно считать классикой».
  Добывает богатства из своей прошлой жизни в стиле ска-панк.
  Майло отвел его в сторону. «Есть что-нибудь подозрительное у кого-нибудь из них?»
  «Никаких подсказок, которые я уловил, Лут. Как раз наоборот, они натыкаются на соль земли».
  «Музыканты».
  Бинчи покраснел вокруг своих веснушек. «Это тоже, но я не поэтому говорю...»
  Майло хлопнул его по спине. «Давай, парень, я просто заставляю тебя нервничать. У тебя есть все их данные DMV?»
  «Еще бы», — он показал Майло листок бумаги, аккуратно исписанный от руки.
  «Удивительно, но все лицензии действительны, но у меня не было времени проверить ни одну из них...»
  «Мы сделаем это позже, Шон. Сейчас я встречусь с твоими участниками лагеря и расскажу, что ты сделал. Никто не выпалит спонтанного, искреннего признания, они свободны идти. Тем временем ты иди и собери все данные об автомобилях у униформы. Ничего сомнительного, можешь вернуться в офис, оставить всю информацию на моем столе и пойти домой».
  «Ты уверен, Лут?»
  «Не могу быть уверен, ты заслуживаешь немного свободного времени», — сказал Майло.
   «Я в полном порядке, Лут».
  « Вперёд, детектив. Очаг, дом, жена, очаровательное потомство — о, да, достань бас-гитару Fender, сыграй песенку Rancid, покажи это на YouTube — шучу, Шон».
  —
  Официанты, бармены и уборщики были латиноамериканцами, за исключением официанток, которые были блондинками примерно того же возраста, что и невеста. Диджей, тощий мужчина лет двадцати по имени Дес Сильвер, был одет в черный бархатный костюм и зеленую шляпу porkpie. Фотограф, пухлый молодой человек лет двадцати с небольшим с бородой по имени Брэдли Томашев, был одет в плохо сидящий серый костюм поверх белой футболки и держал Nikon.
  Никто не должен без необходимости избегать зрительного контакта или играть в пинбол, не должно быть тряски ногами, сжимания и разжимания кулаков, обильного потоотделения, тиков или других проявлений чрезмерного беспокойства.
  Это была всего лишь выборочная оценка, и она далеко не надежна, поскольку психопаты лучше большинства умеют сохранять спокойствие под давлением, а чем более психопатичны, тем холоднее их нервная система. Но нельзя удерживать людей без доказательств, а поскольку преступление кажется личным, вероятность того, что женщина принарядится, чтобы пойти на вечеринку, где ее любимый человек был на работе, казалась маловероятной.
  Майло отпустил всех, кроме фотографа.
  —
  Брэдли Томашев сказал: «Если Брирс не против, то да, я могу отправить вам файл, как только соберу его воедино. Но это займет время. Там куча изображений».
  Майло сказал: «Больше всего нас интересуют кадры толпы. Приход, уход и время».
  «О, — сказал Томашев. — Есть некоторые, но их не так много, Брирс этого не хотел».
  «Чего она хотела?»
  Томашев поерзал на стуле. «Брирс — мой друг, и она невеста».
  «Тот же вопрос, Брэдли».
  Томашев вздохнул. «Не говори ей, что я тебе рассказал, ладно? Я не хочу ни во что вмешиваться».
  Майло перекрестился.
   «Она хотела, по сути, себя. И немного обычных вещей. Как процессия, обеты в церкви».
  «Но в остальном — она».
  «Она невеста, так что все равно», — сказал Томашев.
  Я спросил: «Кстати, о клятвах. Был ли на приеме священник?»
  «Э-э-э, церковь была как бы арендованной, какой-то старик пришел и прочитал обеты, написанные Брирсом». Томашев почесал подбородок. Кудрявые, ржавые волосы зашелестели. «Она хотела того, чего хотела, я пытался ей это дать. Я не совсем свадебный фотограф, сэры, это, по сути, мой первый».
  «Тебе заплатили?»
  «Нет, сэр. Я был рад это сделать».
  Майло сказал: «Ну, даже несколько снимков толпы не помешали бы».
  «Я поищу их, сэр, но я не выходил за ними. Даже с танцами она всегда была в центре внимания».
  «Все о Брирсе».
  «Она невеста», — сказал Брэдли Томашев. «Моя работа заключалась в том, чтобы убедиться, что я это чту».
  Он побрел прочь, все еще держа камеру, как младенца.
  Майло сказал: «Нездоровая привязанность к мисс Рапфогель?»
  Я сказал: «Кажется, он влюблен, но я не думаю, что это приведет к убийству.
  Напротив, он хотел бы, чтобы для нее все было идеально».
  Он подумал об этом некоторое время. Подцепил большой палец к финальному столу.
  Леанза Кардел осталась сидеть, все еще поглощенная своими волосами и остатками четырех унций мартини.
  Аманда Бердетт встала на ноги задолго до нашего прибытия, торопясь к нам, размахивая книгой и желтым маркером. Быстрая, но жесткая походка. Бесформенное платье мешком на ней.
  Я подошел достаточно близко, чтобы прочитать название книги. Метакоммуникация в Постмодернистское общество: комплексный этологический подход.
  Майло пробормотал: «Пляжное чтиво».
  Она перевернула книгу. Наклейка на обороте по диагонали гласила: «Жажда».
  Размахивая маркером, она сказала: «У меня завтра тест, я пойду первой».
  Майло взглянул на Леанзу. Она пила и кружилась, непроницаемая.
  "Конечно."
  Мы отвели Аманду в дальний правый угол комнаты и сели. Майло указал ей на пустой стул.
   Она сказала: «Я постою. Весь день валялась на заднице».
  Маленькая невзрачная девушка с темными глазами, живыми, как кофейные зерна, и хриплым, странно ровным голосом, граничащим с электронной обработкой. Она собрала свой конский хвост в небрежную верхнюю соломку. Непослушные каштановые волосы завились, как вольфрамовая нить. Никакого макияжа, украшений, лака для ногтей.
  Никакого зрительного контакта.
  Майло указал на книгу. «Тест там?»
  «Нет-нет. Это по химии», — сказала Аманда Бердетт. «Химия для чайников, но все же».
  «Вызов».
  «Не спать — это вызов, потому что это чертовски скучно. Имеет ли это хоть какое-то значение? Я не вижу, чтобы это соответствовало повествованию».
  «Что это за история?»
  «Смерть на свадьбе. Я предполагаю неестественную смерть. Все из-за того, что ты так много времени тратишь на свою полицейскую работу».
  Майло улыбнулся.
  Аманда Бердетт сказала: «Я не осознавала, что шутила».
  Он показал ей фотографию мертвой девочки.
  Она сказала: «Это она».
  «Ты ее знаешь?»
  «Нет, просто признаю, что это она. Феноменологично. Как будто вы уже показывали мне ту же картинку, и я предполагаю, что она не трансформировалась или иным образом не изменила свой молекулярный статус».
  Майло посмотрел на меня.
  Я сказал: «Вы правильно предполагаете. Есть какие-нибудь предложения?»
  "О?"
  «Убийство».
  «Убийство — это плохо», — сказала она. «Если только оно не оправдано. Как убийство нациста. Или растлителя».
  «Вы учитесь на факультете коммуникаций?»
  "Нет."
  Я ждал.
  Она тоже.
  Я спросил: «Какая у тебя специальность?»
  «Я сама курирую свою специальность».
  "Действительно."
   «Правда», — передразнила она. «Как будто тебя это волнует».
  Майло спросил: «Мы вас обидели, мисс Бердетт?»
  «Ваша роль оскорбляет меня. Необходимость в ваших услугах оскорбляет меня».
  "Преступление-"
  «Ваше присутствие означает, что мир не действует сообща. К настоящему моменту мы должны быть чем-то большим, чем буйствующие бабуины».
  «Видите ли, полиция...»
  «Нам обязательно нужно проводить симпозиум?» — сказала Аманда Бердетт. «Я вижу в вас главный симптом варварского общества. И да, каждое общество нуждалось в таких людях, как вы. Это как раз и есть моя точка зрения: так называемое человечество не эволюционировало».
  Я сказал: «Магистр, которого вы собрали...»
  «Культурное
  антропология
  слэш
  экономический
  история
  слэш — да,
  коммуникации, поздравляю с тем, что вы угадали на треть».
  «Я учился в университете, не помню...»
  «Очевидно, времена изменились», — сказала Аманда Бердетт. «Власть имущие соблаговолили разрешить мне построить личное, но информированное повествование, зависящее от прохождения определенного количества так называемых научных курсов. Следовательно, химия для умственно отсталых, которую, следовательно, мне нужно сдать. Которая, следовательно, требует бодрствования и запоминания молекулярной структуры, так что если вы не против...»
  Я спросил: «Вы заметили что-нибудь необычное во время свадьбы?»
  «Я заметил все необычное. Явление по определению необычное.
  Двое людей в костюмах клоунов притворяются, что смогут избегать секса с другими людьми в течение пятидесяти лет».
  Я спросил: «А как насчет чего-то особенного, связанного с этой свадьбой?»
  «Для начала, она отсталая».
  «Брирс».
  «Брирс Бреарили Бририссимо», — она издала металлический однотонный смех.
  «Это похоже на имя собаки. Да, Брирели едва ли грамотен». Едва заметный изгиб губ. «Образ в моей голове — изнеженная комнатная собачка, которой подтирают зад услужливые подхалимы».
  Майло сказал: «Тебе не нравится твоя новая невестка».
  Аманда Бердетт оглядела его с ног до головы. Двадцатилетняя, но хорошо обученная уничтожающему взгляду.
  «Дело не в симпатии. Она не стоит того, чтобы о ней думать».
  «Твой брат...»
   «Гар всегда был доверчивым».
  "О?"
  «Жизнь. Он всегда чем-то ослеплен. В этот момент это мнимая любовь».
  «Предполагаемый».
  «Я говорю на вашем языке как на семантическом сокращении», — сказала Аманда Бердетт. «Предполагаемый преступник, пока не доказано обратное?»
  Она распустила солому, вытянула волосы вперед и поиграла с ними. «Если это не продлится долго, он будет разбит, а она ничего не почувствует, потому что она уже перетрахала кучу других парней и спланировала свою стратегию выхода. Научится ли он? Вероятно, нет. Хотя жизнь в конечном итоге продолжится и для него. И в ответ на ваш вероятный следующий вопрос, я могу представить, что кто-то ненавидит ее и хочет испортить ее свадьбу. Может ли это повлечь за собой убийство этого человека?»
  Нажимаю на фото. «Почему бы и нет? Зависит от повествования».
  Майло спросил: «О чьей истории мы сейчас говорим?»
  «Очевидно, предполагаемого убийцы».
  «Что именно вы подразумеваете под повествованием?»
  Еще один обезвоживающий обзор. «Я буду проще. Каждая реальность смягчается бесчисленными био-психо-социальными конструкциями, загрязняющими веществами и другими промежуточными переменными. Каждый человек рассказывает бесчисленные истории на протяжении своей жизни себе и другим, а также более обширной внешней среде».
  Она впилась взглядом в глаза Майло своими маленькими глазками. «И это значит, мистер Полицейский, что ваша работа всегда будет для вас огромной занозой в заднице, потому что вы никогда не будете проводить свои дни, имея дело с честностью, и никогда не достигнете точки, когда почувствуете, что чего-то добились. Потому что вы этого не сделали. Потому что люди — отстой».
  Она подняла книгу. «Что-нибудь еще?»
  Майло сказал: «Полагаю, ты обо всем позаботился».
  «Я ничего не освещала», — сказала Аманда Бердетт. «И когда я говорю, что освещала, вы, очевидно, не понимаете».
  Она повернулась и ушла.
  Майло сказал: «Это только что произошло? Мерзкая тварь. Думает, что она гениальна, но она только что заставила меня еще больше ею заинтересоваться».
  «У вас своя история, у нее своя».
  «А что у тебя ?»
  «Я хотел бы поговорить с ней», — глядя на Леанзу Карделл.
   —
  На этот раз несчастная подружка невесты встала, когда мы приблизились. Она поёрзала, чтобы удержать равновесие, и крикнула: «Моя очередь?»
  Плотно сложенная, но стройная и благословленная красивым, чистым лицом, она знала, что ее огненные волосы длиной до талии были приманкой для глаз, и использовала их как реквизит, подбрасывая, укладывая и переставляя, когда она двигалась к нам на невозможных каблуках. Ее блестящее атласное платье меняло цвет от серого до мокко в зависимости от освещения.
  Одежда выглядела достаточно тесной, чтобы стеснять дыхание. Одна из тех садистских вещей, которые невесты выбирают для своих предполагаемых друзей, чтобы выглядеть хорошо в сравнении. Но Леанза, казалось, наслаждалась работой, шагая так, чтобы максимизировать желатиновую упругость. Ее улыбка почти рассекла ее лицо, ее зубы были белее свежего снега.
  Майло отвел ее к месту, освобожденному группой Шона.
  Она осторожно села, оттянула лиф вниз, обнажив еще один дюйм груди.
  «К вашим услугам, лейтенант». Взгляд на меня. «И ваш, сэр». Звонкий, девичий голосок. Огромные голубые глаза с накладными ресницами, которые можно было бы сделать из лапок тарантула.
  Майло сказал: «Извините за ожидание, мисс Карделл. Вам пришлось пережить ужасное».
  «Зовите меня Ли, лейтенант. Да, это меня напугало, я имею в виду, что все, чего я хотел, это место, чтобы... ну, вы знаете». Паучье порхание. «Девичья комната. Но сейчас я в порядке, выпил мартини — это нормально, правда? Я имею в виду, что мне не обязательно быть полностью трезвым, чтобы поговорить с вами, не так ли?»
  «То, что ты пережил, Ли, я вижу, как помогает выпивка».
  Леанза Карделл рассмеялась. «Ты говоришь как детектив из телесериала». Придвигая атласные колени ближе к Майло.
  Он сказал: «Коломбо?»
  "Кто это?"
  «Историческая личность».
  "Хм?"
  «Пожалуйста, повтори нам это еще раз, Ли».
  —
  Используя свои волосы и грудь в качестве реквизита, Леанза пересказала свою историю, создав мини-версию
   драма, в которой главную роль сыграл ее мочевой пузырь.
  «Я имею в виду, на самом деле, ты идешь, чтобы позвенеть — так моя бабушка называет это, позвенеть — ты идешь, чтобы позвенеть, пытаешься спустить свои трусики, и ты видишь это? Я думала, что окончательно потеряю контроль. Так кто же она?»
  «Именно это мы и пытаемся выяснить, Ли».
  «Она была одета как на вечеринку, она должна была быть в списке приглашенных».
  «Это не так, и, похоже, ее никто не знает».
  «Правда? Я предполагал, что она с его стороны. Я имею в виду, я знал, что она не со стороны Брирса, я знаю всех, кого знает Брирс».
  «Вы с Брирсом возвращаетесь?»
  «В старшей школе мы обе были чирлидерами».
  «То есть первое впечатление, что она была подругой Гара?»
  «Ну», — сказала она, — «я просто предположила. Она не такая? Ого, это странно. Ты уверена, что она не такая?»
  Я сказал: «Никто с его стороны не признается, что знает ее».
  «Признает? Ты думаешь, они лгут?»
  «А есть ли причина?»
  «Я этого не говорю — могу я спросить твое имя? Чтобы мы могли поговорить как люди.
  Ты тоже."
  «Майло».
  "Алекс."
  «Хорошие имена для хороших парней», — сказала она, криво улыбнувшись. «Я имею в виду, Алекс, что если она не со стороны Брирса, то она должна быть со стороны Гара, верно? Это как, в этом и есть вся суть, верно? Так что если они не признаются — я имею в виду, это процесс исключения, верно? Она должна откуда-то взяться » .
  Я кивнул. «Ты только что сидел с семьей Гара. Кто-нибудь дал понять, что знает ее?»
  «Э-э-э. Они не особо разговаривали. Притворялись, будто ничего не произошло, понимаете? Отец Гара немного порассуждал о том, сколько это стоило, и вот что вышло, а сестра Гара — замужняя — сказала, что она злится, что не может взять с собой детей, но теперь оказалось, что это к лучшему».
  Мы ждали.
  Леанза Карделл сказала: «Вот и все, правда».
  Я спросил: «Аманда хотела что-нибудь сказать?»
  «Она? Фрик? Она читает », — сказала Леанза Карделл. «Брирс предупреждал меня о ней».
   «О чем тебя предупредили?»
  «Она псих-фрик. Аутистка, как это называется, спектральная?
  Ты только что с ней познакомился, она странная, да? Брирс не хотел приглашать ее на девичник в Вегасе, но ей пришлось. Слава богу, она не пришла. Сказала, что у нее тест. Невежливо об этом сказала».
  "Грубый."
  «Не отвечая на электронное приглашение, не отвечая на звонки Брирса. Наконец, день, когда она пишет по электронной почте, типа «у меня тест». Каждый раз, когда я ее вижу, она читает. Я имею в виду, ну же » .
  Я спросил: «Кстати, о холостячке, произошло что-нибудь интересное?»
  Она покраснела. «Нет, это было здорово». Потеря громкости на последних двух словах. Ее глаза скользнули вправо и назад.
  Майло сказал: «Ли, если есть что-то, что может быть связано с этим убийством, нам нужно это знать».
  Пальцы сцепились вокруг огненно-красных волос. Костяшки пальцев бледные.
  «Ли?»
  «Нет, нет, ничего подобного, все было как обычно».
  Я улыбнулся. «Никогда не был на девичнике, так что не знаю, как обычно».
  Она извивалась. Сатин пискнул. «Знаешь. Мы ели, пили и имели...
  ну, вы знаете, танцоры-мужчины».
  «Были ли конфликты, драки между девочками?»
  «Нет, мы были… все дело было в вечеринке».
  Белые костяшки пальцев, когда ее губы двигались. Она снова взглянула в сторону.
  Я спросил: «Сделала ли Брирс что-нибудь, из-за чего у нее могли возникнуть проблемы с кем-то?»
  Голова Леанзы Карделл опустилась к ее атласным коленям. «Я действительно не хочу об этом говорить. Это несправедливо».
  «Кому?»
  «Брирс. Она имеет право на свое… время на подиуме».
  «Звездность».
  «Да, это должен был быть ее большой день».
  Я спросил: «И что, вечеринка была лишь вступлением к большому дню?»
  «Ну…» — гримасничает. «Я не хочу об этом говорить».
  Майло сказал: «Кто-то был убит, Ли. Если ты что-то знаешь...»
  «Я не знаю. Это не имеет к этому никакого отношения».
  «Что случилось, Ли?»
   "Ничего."
  "Что случилось?"
  «Ничего», — повторила она. «Танцоры — никто для всех, они как...
  Они... никто даже не знал чьего-либо имени, ясно? Это не то чтобы у них был роман, просто быстрый секс...
  Она прижала руку к губам. «О боже, я такая...» Влажные глаза.
  Майло сказал: «Там было немного дурачества. Танцор и Брирс».
  «Ты никогда не слышал этого от меня. Это не важно!» Она начала плакать.
  Я сказал: «Мы здесь не для того, чтобы судить». Это была одна из самых наглых ложей, которые я когда-либо говорил.
  «Я все испортил!»
  «Ты не сделал этого, Ли. Правда». Я положил руку на ее. Теплая, слегка влажная плоть. Тело, поддерживаемое на медленном огне.
  Она посмотрела на меня. «Правда? Ты забудешь об этом?»
  «Если бы на самом деле не было ничего, кроме дурачеств».
  «Их действительно не было, сэр — Алекс. Клянусь вам. Мы даже не знаем их имен, все носят маски, никто никого и ничего не знает». Она огляделась, запаниковала. Снова опустила голову и сказала что-то неразборчивое.
  «Что это, Ли?»
  «Ма фау».
  «Твоя вина?»
  Скорбный кивок.
  "Для…"
  «Не останавливает. Он спросил меня первым, выбрал меня и сказал, что я горячая, что будет весело. Я сказала, ни за что».
  «Ты отказался. В этом нет ничего плохого, Ли».
  «Вот что я и подумал!» Сжимаю пальцы.
  Я сказал: «Брирс думал иначе».
  «Это предполагалось... Я думала... Я думала, что это будет просто...» Она погладила воздух. Положила руку за голову и надавила вниз. «Я должна была сделать это, чтобы спасти ее. Я просто хотела оставаться стильной !»
  Я сказал: «Ты позаботился о себе, Ли. Нечего стыдиться, как раз наоборот».
  «Но я должен был защитить ее. Она уже выпила слишком много, она пила эти коктейли... Я должен был, я имею в виду, я пытался, сказать ей, чтобы она этого не делала, но она рассмеялась, а затем она встает, стягивает платье вниз, так что ее ты...
   знает, что все разоблачены, а потом он берет ее за руку...» Еще больше слез. «Они на самом деле сделали это. Я не мог в это поверить, они сделали это. И все аплодируют».
  «А потом все закончилось», — сказал я.
   «Не судите ее. Пожалуйста. Такая она есть ».
  "Определенный."
  Она фыркнула. «Да. Она всегда добивается своего. Всегда » .
  —
  Майло достал салфетку, и Лианса промокнула глаза. Мы осторожно расспросили ее, повторяя то же самое, выискивая новую информацию. Она сказала: «Угу, клянусь, это все. И вечеринка никоим образом не важна».
  Я спросил: «Сколько там было девушек?»
  «Зачем? Ты не будешь с ними разговаривать, пожалуйста, я не хочу, чтобы они знали, что я рассказал!»
  Майло посмотрел на меня. Если бы нам нужно было узнать, мы могли бы.
  Он сказал: «Конечно. Большая вечеринка?»
  «Нет, только девочки, которые близки. Четыре, ладно? Но никто никогда не скажет.
  Потому что... некоторые из них тоже. — Глядя вниз. — На самом деле, все в это вляпались.
  Это было безумие. Кроме меня». Взгляд вниз. «У меня были месячные. И я не хотела».
  Она взъерошила волосы. «Полное безумие, у нас были маски. Никто не был самим собой. Кроме меня. И это я чувствовала себя странно».
  —
  Она пошатнулась, когда встала. Майло спросил: «Как ты добираешься домой?»
  «Убер».
  «Ладно, будь осторожен».
  «Я сделаю это, сэр».
  Пошатываясь, ухожу.
  Майло потер лицо. «Девушки сошли с ума от кучи наемных жеребцов. Жених узнает, я вижу прекрасный мотив для удушения невесты, но не кого-то третьего. И нет никаких признаков того, что жених узнал. Из того, что я видел, он все еще греется в лучах забывчивой любви».
  Он рассмеялся. «Бедняжка. Наверное, это случается чаще, чем мы думаем».
  Я сказал: «Его семья тоже не знает. Если бы они знали, они бы попытались
   остановите свадьбу».
  «Злой Аманде понравился бы этот рассказ».
  «Если бы Аманда присутствовала на девичнике, то, вероятно, все было бы сдержаннее».
  «Пояс верности на ногах?» — рассмеялся он. «Думаю, я мог бы поговорить с другими девушками на вечеринке, но если окажется, что это не имеет значения, я еще больше усугубил положение этих бедных детей и их семей».
  «Согласен», — сказал я. «В этот момент лучше проявить осмотрительность».
  Он рассмеялся. «Иначе говоря, я остаюсь на месте, на нуле».
  —
  Мы вышли из здания и вышли на прохладный ночной воздух, отравленный бензином и мусором.
  Я спросил: «Как давно это место было стрип-клубом?»
  «Возвращаемся к теме танцоров?»
  «Она была симпатичной молодой женщиной, которая знала, где находится ванная наверху».
  «Или, как у Лиансы, у нее просто были проблемы с мочевым пузырем, она пошла искать, и ей повезло».
  «Лианзе не повезло. Она знала, потому что была подружкой невесты и переоделась наверху. Место не из тех, что нужно. Держу пари, что Red Dress либо была знакома с планировкой, либо встречалась с кем-то, кто был знаком».
  «Свидание в туалете?» — сказал он.
  «Возможно, ее заманили туда ради жаркого времяпрепровождения, но я не считаю, что это был грубый секс, который пошел не так. Наш негодяй пришел с удавкой и уколом чего-то мерзкого. Ее привели наверх, чтобы убить».
  "Плохой парень - гость на свадьбе? Или он тоже знал это место раньше?
  Зачем выбирать свадьбу незнакомца, чтобы убить своего будущего бывшего?»
  «Может быть, какая-то фантазия — двойной крах и секс. Плюс были бы практические причины. Когда здание не используется, оно заперто, и шум от вечеринки был бы отличным звукоизолятором».
  «Думаю, да», — сказал он. «Но мы все равно говорим о высоком риске, Алекс. Кто угодно мог прийти туда в любое время».
  «Возможно, опасность была частью фантазии. Ее оставили, чтобы ее нашли.
  Демонстрируется в унизительной форме».
   «Hypo, полный наркотиков», — сказал он. «Это возвращает меня прямо к клану Гара со всей их медицинской подготовкой».
  Я сказал: «Включая женщин. Сэнди Бердетт и Мэрили Мастро — обе высокие, сильные на вид женщины, и инъекция уменьшила бы необходимость в физическом контроле».
  «Аманда не крупная, но она достаточно умна, чтобы планировать, и мила, как росомаха. Теперь главный вопрос для всех них: мотив».
  Я пожал плечами. «Нам нужно больше узнать о семьях — с обеих сторон».
  «Как мило с вашей стороны», — сказал он, похлопав меня по плечу.
  «Что такое?»
  «Доброжелательное множественное число. Нам нужно знать».
  «Для чего нужны друзья?» — спросил я.
  «Что касается наших молодоженов, то это хороший вопрос».
   ГЛАВА
  6
  Чуть позже трех часов дня на следующий день на моем телефоне высветился номер офиса Майло. Я только что вышел из сети, изучая The Aura. Место проведения вечеринки чуть больше года. Невыразительный веб-сайт, несколько миниатюр счастливых празднующих, большинство из которых выглядели как консервированные архивные снимки.
  Он сказал: «Вот ваш ежедневный отчет, доктор. Запросили первоочередное вскрытие, но склеп настолько забит, что они вызывают внешнюю помощь.
  Патологоанатом, с которым я говорил, действительно считает, что сценарий с фентанилом или каким-то похожим препаратом имеет смысл».
  Я спросил: «Работаешь в воскресенье?»
  «У Господа есть работа, дайте ему отдохнуть. Я также проверил основные сведения обо всех, кто был на свадьбе. Из ста трех человек у двадцати двух есть местные записи об арестах. Вождение в нетрезвом виде и мелкие наркотические штучки, за исключением одного ограбления
  — диджей. Это было пятнадцать лет назад, его признали незаконным проникновением, а подробности больше похожи на спор между арендодателем и арендатором. Обе семьи выглядят чертовски законопослушными, но это только поверхностный материал, и я не проверял записи актов гражданского состояния врачей на предмет врачебной халатности.
  Я рассказал ему, что узнал об Ауре.
  Он сказал: «Соответствует тому, что нашел Шон, я попросил его посмотреть это место. Он отправил им по электронной почте номер бронирования и получил шаблонный ответ. Свадьбы, бар-мицвы, юбилейные вечеринки, кинсеаньеры. Нынешние владельцы купили его пять месяцев назад, группа из Гонконга».
  «Кто-нибудь на них злится?»
  «Пока что ничего не обнаружено. Хуже того, нет текущих судебных исков, нет жалоб на Yelp».
  Я сказал: «В последний раз девушки танцевали вокруг шеста где-то полтора года назад. Кому он тогда принадлежал?»
  «Парень по имени Рамзи Салава, адрес компании в Голливуде. Кажется, больше не занимается клубным бизнесом, его деньги поступают с витрин на бульваре. Я позвонил Петре, чтобы узнать, знает ли кто-нибудь на ее игровой площадке
  он, она пошарила вокруг, ничего. Я написала ему, и он удивил меня, ответив несколько минут назад. В аэропорту Лос-Анджелеса, проходил таможню после заграничной поездки. Он казался встревоженным из-за убийства, согласился заехать по пути из аэропорта. Примерно час. Тебе достаточно любопытно, чтобы понаблюдать?
  «Подергивание от интереса».
  —
  Когда я прибыл на станцию West LA, черный на черном Mercedes 500 был припаркован на обочине в неположенном месте, а Майло разговаривал с подтянутым мужчиной в черном костюме, черной рубашке и черной бороде лет сорока. Единственное цветовое облегчение — ярко-красные мокасины из телячьей кожи.
  Майло сказал: «Это мистер Салава».
  «Рамзи, люди зовут меня Роном». Мягкий, мягкий, без акцента голос. Я пожал протянутую им руку. Гибкая, теплая, оказывающая самое легкое давление.
  «Приятно познакомиться, Рон».
  «Да, ну... это довольно шокирующе».
  Майло сказал: «Оказывается, мистер Салава знает нашу жертву».
  «Я бы не сказал, что знаю, скорее, знаком», — сказал Салава. «Вы не можете рассказать мне, что произошло, лейтенант?»
  «Извините, пока нет».
  «То самое место». Покачал головой. «Джинкс с первого дня, не могла дождаться, чтобы уйти из бизнеса. Старалась не вмешиваться слишком сильно, и точка. Вот почему я ее толком не знала. Плюс ее наняли ближе к концу, она проработала там, может, пару месяцев».
  Я сказал: «Клубная жизнь тебе не удалась».
  «Катастрофа», — сказал Салава. «Я риэлтор, и никогда не собирался заниматься развлечениями. Это было дело моего дяди, он был должен мне денег, дал мне четыре паршивых заведения, когда вернулся в Дубай, и Aura была одним из них. Предполагалось, что это будет выгодная сделка. Может, я просто не создан для этого, но, по моему мнению, все испортило интернет-порно. Зачем парням выходить из дома, если они могут зайти в систему и получить удовольствие? Так что те, кто все-таки приходят, в основном неудачники без большого количества денег. Мы заставляем их приходить уже пьяными, обходясь минимумом в два самых дешевых напитка. Они редко раскошеливаются на выпивку для девушек, а их чаевые отстойные, поэтому мы не можем удержать девушек. Плюс такой тип, знаете ли. Они могут доставить проблемы».
  «Какого рода проблемы?»
  «Ничего серьезного, но все равно больно».
   "Значение?"
  «Пьяный и нарушитель порядка. Я вам не звонил, не думал, что это стоит вашего времени».
  Я сказал: «Вы решили свои собственные проблемы».
  «Вышибалы, — сказал он. — Стоили мне большой доли накладных расходов».
  «Итак, вы продались».
  «Какому-то китайцу», — сказал Салава. «В любом случае, Кимби, я думаю, так ее звали, не понимаю, зачем ей туда возвращаться».
  Майло спросил: «Какая фамилия у Кимби?»
  «Извините, это все, что я помню, сэр. Когда вы мне написали, я был совершенно сбит с толку, думал, попытается ли кто-нибудь вежливо со мной разобраться. Ее семья, понимаете?»
  «Тебе больше не принадлежит это место. Зачем им это делать, Рон?»
  «Потому что так оно и есть», — сказал Салава. «Юристы на скамье подсудимых троллят записи.
  Я знаю, что это звучит как паранойя, но у меня и так уже есть проблемы во время путешествий: я сталкиваюсь с препирательствами на таможне в аэропорту и не могу пройти квалификацию Global Entry».
  Зубастая улыбка. «Они не скажут, почему. Как будто. В любом случае, я только что закончил закрывать свои сумки, а ты мне об этом пишешь».
  «Кимби», — сказал Майло.
  «Я думаю, — постучал красный ботинок. — Мне жаль, что это с ней случилось, но я ее не знаю».
  «Не могли бы вы проверить ее трудовые книжки, чтобы мы могли узнать, кто она?»
  «Я бы мог, если бы они у меня были», — сказал Салава. «Как только я закрыл дело с китайцами, я избавился от всего, что было связано с этой свалкой. Изначально не было никаких записей, девушки были независимыми подрядчиками — так все устроил мой дядя. Меньше бумажной волокиты».
  «Лучше для налогов».
  Салава моргнул. Засунув руку в куртку, он надел пару очков-авиаторов Maui Jim. «Он сказал мне, что это законно, сэр. Вся сделка должна была быть выполнена под ключ. Позже я узнал, что у него были проблемы — у моего дяди Муссы. Он был должен кучу денег многим банкам, возвращение в Дубай было побегом. Моя мама была готова — она была в полном бешенстве, он ее брат, должна быть семейная честь. Я в итоге получил клуб и три других участка, но на все были залоговые права, о которых Мусса мне не рассказал».
  Я спросил: «Кимби знал Муссу?»
   «Может быть, но он даже не в Дубае больше, может быть в Абу-Даби, кто знает? И честно говоря, господа, он не убийца, просто хитрюга. Я помню ее только потому, что она была одной из самых красивых девушек. Ситуация, в которую меня поставил Мусса, не особо привлекала меня супермоделями».
  Майло спросил: «Ты когда-нибудь общался с девушками?»
  Салава выпрямился. «Я женатый человек». Легкая улыбка. «Не то чтобы я чемпион, этот номер три, но я больше не играю в эти игры. Спросите обо мне любого, вам скажут то же самое».
  Я спросил: «Эти проблемные клиенты, кто-нибудь из них приставал к Кимби?»
  «Нет, я слышал. Вам придется спросить у вышибал».
  «Ничего, что вы сами заметили».
  «Меня там не было много», — сказал Салава. «Чем меньше времени я там проводил, тем лучше».
  Я спросил: «Что вы можете рассказать нам о личности Кимби?»
  Салава раздраженно вздохнул. «Эти вопросы, сэр. Я ее не знал. Ладно, это убийство, я понял, вы должны спросить. Но личность? Я не давал им психиатрических тестов. Могу сказать, что когда я ее опрашивал, она казалась нормальной».
  "Хорошо…"
  «Тихо, вежливо, ничего странного. Вряд ли будет неприятно». Салава поправил лацкан. «Если они выглядели хоть немного прилично, я включал музыку и пробовал их».
  «Кимби был хорошим танцором».
  «На самом деле, сэр, не совсем. Она двигалась взад-вперед». Иллюстрируя руками. «Как будто ей было скучно. Но к тому времени я просто хотел заполнить сцену».
  Я спросил: «Она общалась с кем-нибудь из других девушек?»
  Салава погладил кончик бороды. «Может быть, я не доношу: я не был связан ни с кем из них».
  Мы с Майло молчали.
  Салава сказал: «Я не пытаюсь высказать вам свое отношение, просто говорю вам правду. Не могу поверить, что она вернулась туда. Зачем она это сделала?»
  Майло сказал: «Вот в чем вопрос, Рон. Значит, ты не знаешь ни о каких преследователях».
  "Нет."
  «А как насчет парня?»
  «Насколько я знаю», — сказал Салава, «у нее могла быть девушка. Вы удивитесь, как много из них гуляют таким образом. Хотел бы я сказать вам больше, она показалась мне милой девушкой — о, да, вот что. Пару раз я видел
   она разгадывает кроссворд. Или с книгой. Это помогает?
  «Все помогает, Рон».
  «Тогда ладно, я тебе помогла. Она в своем костюме, ждет, чтобы продолжить, концентрируется. Делает это». Верхние зубы Салавы схватили его нижнюю губу.
  «Какой у нее был костюм?»
  «Что было доступно и подходило. Я не управлял студией с огромным гардеробом. Так что же происходило на месте, когда это произошло?»
  Майло сказал: «Свадьба».
  «Ого». Салава ухмыльнулся. «Это должно было случиться на моей первой свадьбе. Плохая примета, чтобы предостеречь меня».
  Достал блокнот Майло. «Имена вышибал, пожалуйста».
  Салава вздохнул. «Вы, ребята, подумаете, что я что-то скрываю, но это не так. Как и с девочками, они были независимы, все, что я помню, это имена».
  «Тогда мы возьмем их».
  «Ладно... дай-ка я попробую вспомнить». Пальцы постукивали по виску. «Тогда, по-моему, были Джеймс и Дел... что-то там. ДелМар? ДелМонте? Дел что-то там. Ты же знаешь, как они обращаются со своими именами».
  "Они?"
  «Черные парни. Ладно, да, вот что: у Джеймса была обычная фамилия. Смит, Джонс, Браун, как угодно». Салава покачал головой. «Извините — эй, я могу сказать, как они выглядели. Вы этого хотите?»
  Майло показал ему большой палец вверх.
  «Ладно», — сказал Салава. «Джеймс был полностью лысым, Дел-как-то там имел длинные волосы — дреды. Большие черные парни. Я думаю, один из них, возможно, играл в футбол. Я думаю, Дел. Может, они оба, не уверен».
  «Где они играли?»
  Пожимаю плечами. «Я даже не могу сказать, почему футбольная тема у меня в голове, может, он об этом упомянул. Или кто-то другой это сделал. Или я ошибаюсь. Должно быть, я выгляжу идиотом».
  Я спросил: «Сколько лет этим ребятам?»
  «Делу было за сорок, Джеймсу — моложе — за тридцать. Огромные — руки, как у обычного парня, ноги. Думаю, он мог быть геем».
  «Почему это?» — спросил Майло.
  «Вы знаете педиков», — сказал Салава. «Неважно, насколько они крутые, рано или поздно то, как они двигаются, как они говорят. Я не говорю, что он был слабаком.
  Нет, Хосе, кто-то его подставил, удачи. У меня просто такое чувство —
   как он как-то... ходил с важным видом? А иногда он стоял там и делал это».
  Покачивание безвольным запястьем. «Может, я и ошибаюсь, а может, и нет. У меня есть чутье на людей».
  Я сказал: «Твое отношение к Кимби было...»
  "Милая девушка, не очень-то танцовщица, отлично выглядит. Она не показалась мне глупой.
  Не могу сказать того же о некоторых других девушках».
  «Вышибалы решили проблемы. Кто-нибудь связался с ними и в итоге пострадал?»
  «Никто не пострадал», — сказал Салава. «Я установил правила: провожать их и сажать в машины. Если они были не слишком пьяны. Если были, мы вызывали им такси. Я потерял кучу денег на такси. Поверьте мне, никто не пострадал, доказательством тому является то, что никто не подал на меня в суд».
  Майло спросил: «Есть ли у вас идеи, как нам связаться с Джеймсом и Делом?»
  «Хм... Я думаю, Джеймс жил в Долине — я говорю это потому, что иногда он ворчал из-за пробок на холме. Дел, я не могу тебе сказать».
  «Независимые подрядчики».
  «Вот как Мусса все это устроил», — сказал Салава. «Я думал, он знает, что делает».
  —
  Мы смотрели, как он уезжает на «Мерседесе».
  Майло сказал: «Давай прогуляемся».
  «Еда или тишина и покой?»
  «Уже поели». Он поднял большой палец, и мы, как обычно, прогулялись на юг, в рабочий жилой район, граничащий со станцией.
  Ничего особенного, но, возможно, самые безопасные кварталы в Лос-Анджелесе.
  «И что ты думаешь о Роне?»
  Я сказал: «Трудно сказать. Что-нибудь в его прошлом?»
  «Никаких судимостей, но и ангела нет. В частых задолженностях по алиментам с первыми двумя женами, они всегда в суде. Несколько удобных банкротств и один пожар на складе, которым он владел в Восточном Лос-Анджелесе, который выглядел подозрительно, но не был доказан как поджог. К сожалению, когда дело доходит до его клубного предприятия, он, похоже, уравнивает. Он получил недвижимость, потому что его дядя
  — который является полным неплательщиком, осужденным за попытку взяточничества, — был должен ему денег за продажу трех многоквартирных домов, которыми они совместно владели в Дауни.
  Две из них Салава продал с убытком, одну и «Ауру» он едва вышел в ноль».
   «Борющийся бизнесмен», — сказал я. «Это может означать обиды и секреты».
  «Конечно, но он возвращается на ненавистную ему свалку в день свадьбы незнакомца, чтобы убить бывшего сотрудника? Не понимаю, как это работает».
  «Возможно, он лгал, и это было личное. Он пытался произвести на нас впечатление своей отстраненностью. Но он заметил взгляд Кимби и ее танцы».
  «Разве ни один парень не обратит внимания на такую девушку?» — сказал он. «Даже те парни, которые так делают». Подражая безвольному покачиванию запястьями.
  Я рассмеялся. «Может быть, он не такой уж моногамный, как утверждает».
  «Милашки на стороне, и она была одной из них?»
  «Я все время возвращаюсь к планировке клуба. Несмотря на все его заявления о ненависти к этому месту, встреча там могла бы его возбудить. Как насчет того, чтобы Джеймс и Дел-как-то-там могли прояснить ситуацию».
  «Обычное имя», — сказал он. «А как насчет Джеймса Брауна — разве это не было бы забавно? Мужской мир и все такое».
  Через полквартала он остановился, нашел в кармане брюк панателу, покрутил ее между пальцами и пошел дальше. «Может быть, я слишком отвлекся. Я все время думаю о том, что нам рассказал Ли Карделл».
  «Дикая поездка малыша в Вегасе».
  «Невеста, которая гуляет со стриптизером, а через несколько дней — мертвая стриптизерша? Разве в этом мире тусуются мальчики и девочки?»
  «Понятия не имею», — сказал я. «Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз испытывал радость торговли кожей».
  Он снова остановился. «У тебя есть прошлое?»
  «Когда я играл музыку, музыканты проводили свободное время в местах, где можно было ходить топлесс».
  «И ты пошла со мной».
  «Мне было восемнадцать, и они платили за мои нелегальные напитки».
  «Куча наркоманов, которые хотят тебя развратить. Получилось?»
  Я улыбнулся.
  Он сказал: «Доктор Энигма в головоломке. Я тоже все еще думаю об инъекции, обо всей этой медицинской штуке, поэтому, пока я ждал старину Ронни, я проверил гражданское состояние Мастро. Удручающе чисто, ни одного иска о врачебной ошибке, что в наши дни уже нечто. Несколько пациентов доктора
  Стюарт Мастро ругает его за холодный подход к пациентам. Доктор Мэрили, похоже, более популярна».
  «А как насчет доктора Уилбура?»
   «Никаких оценок. Может быть, скотоводы и фермеры слишком заняты, чтобы болтать онлайн. Ладно, вернемся назад».
   ГЛАВА
  7
  Когда мы приблизились к станции, я сказал: «Джеймс-вышибала, вероятно, проводит много времени в спортзале. Если он живет в Долине, Мо может его знать».
  «Парень — мистер Мускулы, но Долина — большое место, Алекс».
  «Это маловероятно, но мы не говорим о занятиях по спиннингу. Если хочешь стать огромным, тебе понадобится серьезное железо».
  «Оптимизм», — сказал он. «Тс-с-с, после всего, что ты видел, ты все равно не изменишь своих привычек».
  —
  Мо Рид также работал в воскресенье, занимаясь бумажной работой за своим столом в большой комнате детективов. Комната была полупустой, а Рид был в черной футболке и спортивных штанах. Не на смене, но хотел заняться бумагами.
  Майло поманил его в коридор.
  «Куда в Долине ходит человек, чтобы выглядеть как Арнольд? Или ты?»
  Рид уставился на него. «Вы обдумываете план учений, лейтенант?»
  «Когда свиньи летают». Майло хлопнул молодого D по массивному левому бицепсу.
  Получился звук картона по тику. «Где твой спортзал, малыш?»
  «Я чередую», — сказал Рид. «У меня в гостевой спальне довольно хорошая обстановка, но есть предел тому, сколько я могу туда положить, не хочу, чтобы пол провалился.
  Так что для крупных дел есть место в Шерман-Оксе...»
  "Имя."
  «Железная клетка. Могу я спросить, почему, лейтенант?»
  Майло объяснил.
  Рид сказал: «Не знаю ни одного Делса, но есть Джим, который иногда меня замечает. И Джеймс. И Джеймсон, но ни один из них не лысый. Есть несколько лысых парней, чьих имен я не знаю, но единственный черный — это невысокий парень, который поднимает четыре сотни».
  «Волосы растут, Моисей. Фамилии?»
   Рид покачал головой. «Это не на том уровне, мы не зависаем. Кому-то нужен корректировщик, это вежливость. Вы уверены в возрасте?»
  «Так сказал владелец клуба».
  «Тогда Джимми слишком молод, скорее ребенок, может быть, двадцати лет. Джеймсу и Джеймсону обоим по тридцать. К тому же, они живут вместе, LT»
  «Пара».
  «Я так и предполагаю», — сказал Рид.
  «Владелец клуба думал, что Джеймс гей».
  «А... Я не уверен, что вижу кого-то из них в качестве вышибал. Они как-то...
  рафинированный. Разговаривают так, будто они образованные и ездят на новом Jag».
  «Все вышибалы — обезьяны?»
  «Когда я это сделал, они были такими».
  «Когда это было, малыш?»
  «После того, как я окончил среднюю школу. Всего месяц, мне не нравилась атмосфера, поэтому я устроился водителем грузовика для доставки спиртного. Пришлось таскать тяжелые коробки».
  Майло посмотрел на меня. «Сначала ты, теперь он».
  Рид сказал: «Простите?»
  «Похоже, у каждого есть своя история, Мозес. Алекс расскажет тебе о своей, если у нас когда-нибудь будет свободное время. Можешь дать мне фамилии Джеймса и Джеймсона?»
  «Я сделаю все, что смогу, лейтенант» Рид повернулся обратно в большую комнату. Майло схватил его за локоть.
  «Сделайте это в моем офисе, подальше от сброда».
  —
  Офис по функциям, шкаф по размеру. Давнее мстительное решение коррумпированного начальника полиции, который ушел в отставку под давлением и обменял Майло на молчание.
  Вознаграждение моего друга было уклонением от ведомственной ортодоксальности: мгновенное повышение до лейтенанта, обычно административного звания. Большое вознаграждение: возможность продолжать работать над делами, а не водить стол.
  Каждый последующий начальник в конце концов узнавал об этом соглашении и, как любой другой самодовольный священнослужитель, начинал с того, чтобы аннулировать его. Каждый отступал, потому что уровень закрытия Майло был даже выше, чем у боссов отдела грабежей и убийств в центре города, зачем портить успех.
  Неофициальный статус возник из-за убеждения враждебного вождя, что одиночный
   Заключение в комнате без окон, выходящей в грязный коридор, было бы жестоким и бесчеловечным наказанием.
  Майло привязался к нему, как медведь к берлоге.
  По пути он развивал рабочие отношения с другими полицейскими, когда это было необходимо, и дошел до создания мини-группы, состоящей из Бинчи и Рида. Но он никогда не забудет время, когда полиция Лос-Анджелеса заявила, что офицеров-гомосексуалистов не существует, и он терпел изоляцию и даже хуже и сделал одиночество своим коньком.
  Он продержался достаточно долго, чтобы увидеть огромные изменения в отношении департамента к геям и всем остальным, но продолжал оставаться в тени и избегать правозащитной деятельности.
  Придерживаясь своего личного девиза: «Делай проклятую работу».
  Пока они с Ридом шли вперед, занимая почти всю ширину коридора, я размышлял, как мы втроем поместимся в том, что выдавалось за его личное пространство.
  —
  Мы бы этого не сделали. Мы с Майло стояли снаружи, пока Рид разговаривал по телефону.
  Это не заняло много времени, никаких уловок не потребовалось. Он просто начал с того, что спросил владельца спортзала и получил ответ.
  Нацарапав информацию на стикере, он сказал: «Спасибо, Род, надеюсь, завтра будет время — да, буду следить за безопасностью города».
  Майло сказал: «В The Cage ты VIP-персона».
  Рид покраснел и пожал плечами. «Я вступался в нескольких ситуациях. Кроме того, я вовремя плачу членские взносы».
  —
  Джеймс Эрл Джонсон, Джеймсон Рэймонд Фаркуахар.
  Майло вызвал сотрудников DMV.
  «Это они», — сказал Рид.
  «Спасибо. Что вы делали, когда я вас прервал?»
  «Грабеж-нападение, расшифровка показаний свидетелей».
  «Ладно, вернемся к реальности».
  «Рад отвлечься от этого, лейтенант. Спасибо за перерыв».
  «Рад отвлечь тебя, когда есть чем заняться».
   «Давай, ты же знаешь, как я отношусь к ограблениям», — сказал Рид. «С нападением я могу справиться, но вот часть с нападением — слабая — кого-то ударили». Покачав головой и напрягая мощные мышцы спины, он потрусил прочь.
  Мы с Майло вернулись в кабинет, он втиснулся в свое кресло на колесиках, а я застрял в своем обычном углу.
  Мы изучили статистику обоих мужчин. Джонсон был ростом шесть футов четыре дюйма, два дюйма восемьдесят три дюйма, Фаркуахар был ростом шесть футов пять дюймов, два дюйма семьдесят девять дюймов. Сходство выходило за рамки измерений: даты рождения разделяли их на год — тридцать три и тридцать четыре дюйма —
  и у них было достаточно сходства лиц, чтобы быть разнояйцевыми близнецами.
  Я так сказал.
  Майло сказал: «Братья, а не парни? Ты думаешь, что гей-дар Мо фальшивит?»
  «Я думаю, они похожи».
  Он хмыкнул. «Какова бы ни была история, они живут вместе в Студио-Сити».
  Он провел обыск, но ничего не нашел, проверил документы на транспортное средство и нашел белый Jag и черный Porsche Macan.
  Он зашел на общую страницу Facebook, заполненную фотографиями путешествий по Азии и Европе. Джеймс Джонсон и Джеймсон Фаркуахар держатся за руки, обнимаются, а на нескольких фотографиях целуются. На остальных фотографиях были мужчины с двумя спасенными собаками, огромным мастифом по имени Литтл и миниатюрным шнауцером по имени Биггс.
  Он прокрутил страницу. «Не обращайте внимания на их вкусы в музыке или фильмах, давайте посмотрим на их общественную жизнь».
  Активная общественная жизнь, пара десятков друзей и подруг, а также братья и сестры, племянницы, племянники и пара матерей среднего возраста.
  Джеймсон Р. Фаркуахар был юристом в юридической фирме в Энсино. Джеймс Джонсон указал себя в качестве персонального тренера.
  Это делало Джонсона более вероятным, однако в Долине проживало около сотни мужчин с такой фамилией, поэтому Майло переключил свой телефон на громкую связь и попробовал позвонить в офис Фаркуахара.
  В воскресенье выходной, работает только голосовая почта.
  «Ладно, завтра новый день — ух-ох, грипп оптимизма, должно быть, заразен. Я найду его так или иначе, начну с его настоящей любви — скажем, в десять утра, здесь? Я думаю, что вскоре уйду».
  —
   В понедельник я снова сидел в своем углу, а он сидел, прижавшись животом к столу, и звонил в юридическую фирму.
  Г-н Фаркуахар был на совещании.
  Представившись, он спросил у секретаря, есть ли у нее номер телефона «господина».
  Друг Фаркуахара, Джеймс Джонсон».
  «Полиция? — спросила девушка на ресепшене. — Не могу поверить, что у Джеймса проблемы».
  «У него нет никаких проблем, но у него может быть информация, которая может нам помочь».
  «Вам помочь?» — спросила девушка на ресепшене.
  «Бывший друг — жертва».
  «Жертва?» — спросила девушка на ресепшене.
  Майло раскрыл рот и помотал головой. «В серьезном преступлении, мэм».
  "Серьезный?"
  «Было бы здорово поговорить с Джеймсом».
  «Поговорим? Думаю, я могу ему позвонить. А потом он примет решение. Давайте я вам перезвоню».
  Щелкните.
  Через несколько мгновений зазвонил телефон на столе Майло. Мягкий мальчишеский голос сказал: «Это Джеймс».
  "Лейтенант Стерджис, здесь. Большое спасибо, что перезвонили, мистер Джонсон.
  Речь идет о женщине, которая танцевала в клубе, где вы работали охранником».
  «Эйлин — секретарь моего мужа — сказала, что кто-то стал жертвой».
  «К сожалению, женщина была убита».
  «О, Боже», — сказал Джеймс Джонсон. «Кто?»
  «Танцовщица по имени Кимби».
  Тишина.
  «Мистер Джонсон...»
  «Я не думаю, что я когда-либо работал с кем-то по имени Кимми. Я раньше много занимался безопасностью в клубах, но не так давно».
  « Кимби», — описал Майло мертвую девушку.
  Джонсон спросил: «О каком клубе мы говорим?»
  «Аура».
  «А, тот самый. Мы говорим о годе с лишним назад, лейтенант. Полтора года... Ким -би ? Возможно, был кто-то по имени Ким- ба » .
  «Нам сказали, Кимби, но может быть».
   «Кто сказал?»
  «Владелец клуба».
  «Египтянин… Ронни Салами», — сказал Джеймс Джонсон.
  «Салава».
  «Если ты так говоришь. Он не часто появлялся. Я удивлен, что он помнил мое имя».
  «На самом деле, он не был в этом ясен».
  «Как же ты меня нашел?»
  «Он назвал тебя Джимми и описал тебя как человека, который, вероятно, поднимает тяжести. Оказывается, один из наших детективов подумал, что он мог знать тебя по «Железной клетке».
  «Я никогда не Джимми, я Джеймс. Мы говорим о Викинге?»
  «Простите?»
  «Моисей-викинг», — сказал Джонсон. «Под тридцать, блондин, огромные широчайшие, би- и три-? Он единственный полицейский, которого я знаю в Клетке».
  «Это он».
  «Викинг — монстр. Подтягивания на одной руке, когда он подтягивается на двух руках, он надевает на талию около ста пятидесяти фунтов. Мне он нравится как страхующий, потому что он может поднять больше меня, я чувствую себя в безопасности».
  «Надеюсь, вы не будете возражать, если он назовет нам ваше имя. Это нераскрытое убийство, и мы все еще работаем над установлением личности жертвы».
  «Нет, все в порядке. «Викинг» — это круто. «Аура», да? Я думал, это место закрылось».
  «Это было — это сложно, сэр. Есть ли возможность встретиться? Когда вам будет удобно».
  Тишина.
  "Сэр?"
  «Как на допросе?» — сказал Джеймс Джонсон.
  «Ничего подобного, просто короткая беседа, чтобы я мог узнать как можно больше о своей жертве».
  «Зачем мне знать о ней?»
  «Мы ищем всех, кто с ней работал».
  «Кимба», — сказал Джеймс Джонсон. «Может быть, Ким-би, но я все еще думаю о Ким-ба… что я могу вам сказать… если это тот, о ком я думаю — она всегда казалась другой».
  "Как же так?"
   «Как будто она чувствовала, что ей не следовало там находиться. Вот и все».
  «Можем ли мы встретиться в любом случае, сэр?»
  "Зачем?"
  «Иногда воспоминания людей обостряются».
  «Я не думаю, что мой будет таким».
  «Я уверен, что вы правы, мистер Джонсон, но эта женщина умерла особенно ужасным образом, и если мы не сможем ее опознать...»
  «Ладно, хорошо, если это будет очень быстро. Я только что закончил с клиентом в Беверли-Хиллз, сейчас будет клиент в Брентвуде, могу уделить вам несколько минут».
  «Если вам удобно зайти, мы находимся в Западном Лос-Анджелесе между Беверли-Хиллз и Брентвудом».
  «Прийти в полицейский участок? Нет, нет, я так не думаю. Последний раз я был в полицейском участке, когда учился в колледже и поехал в Бейкерсфилд с командой по силовой подготовке на соревнования, и меня задержали за то, что я ходил пешком, будучи черным».
  "Извини-"
  «Твоей вины нет, я просто говорю. Хочешь поговорить — приходи ко мне».
  Майло сказал: «С удовольствием, сэр».
  «Ну», сказал Джонсон, «есть небольшой парк на углу Уиттьер Драйв и Сансет, я все равно собирался перекусить. Но я не могу долго оставаться».
  «Спасибо, сэр».
  «Ким Ба … Я почти уверен, что ее так звали».
  —
  Парк был маленьким, пышным, зеленым, прекрасно ухоженным, возможно, вдвое больше близлежащих передних газонов на Whittier Drive. Движение на Sunset проносилось мимо. Воздух был теплым и манящим. Когда мы подъезжали, две белки прекратили свое неистовое спаривание и убежали, чирикая.
  Майло пробормотал: «Любовь изобилует».
  Несколько лет назад голливудскую журналистку застрелили, когда она ждала красный свет на перекрестке Уиттиер-Сансет. Стрелком оказался сумасшедший на велосипеде, который не сумел ее ограбить и избежал поимки, выстрелив себе в голову.
  В остальном это спокойное место.
  Черный Porsche Macan был припаркован на западной стороне Уиттиера. Огромный
  мужчина в белой футболке, шортах, носках и кроссовках сидел на траве, скрестив ноги, и пил из бутылки что-то непрозрачное и коричневое. Он сразу же заметил нас и нерешительно помахал рукой. К тому времени, как мы дошли до него, он уже стоял на ногах, башня тонированных, рельефных мышц. Тень темных волос покрывала его голову, аккуратная и подстриженная.
  Майло протянул руку. Джеймс Джонсон секунду разглядывал ее, прежде чем принять. Моя рука приличного размера, с длинными пальцами гитариста. Рукопожатие Джонсона было обволакивающим одеялом теплого мяса, которое полностью ее покрывало. Мягкое, однако. Осознавая свою собственную силу.
  Он снова устроился на траве. Коричневая жидкость в бутылке напоминала нефильтрованный яблочный сок.
  Мы с Майло сели лицом к нему.
  Джеймс Джонсон сказал: «Начинается урок йоги. Намасте. На самом деле, это конец».
  Майло ухмыльнулся. «Еще раз спасибо, что уделили время, мистер Джонсон».
  «Подождите, прежде чем благодарить меня, лейтенант, в моей памяти ничего не промелькнуло. Я не тусовался ни с одной из девушек, это было не такое место. Вы сделали свою работу и пошли домой».
  Я сказал: «В отличие от других клубов».
  «В некоторых местах развивается — я думаю, это можно назвать социальной системой. Те, которые, кажется, сохраняются надолго».
  «Не Аура».
  Массивные плечи поднимались и опускались. «Полное погружение, египтянин не потратил ни копейки больше, чем нужно. Никаких льгот, все были IC—
  независимый подрядчик. Тебе платили наличными и не всегда вовремя. Я не задержался надолго. Никто не задержался».
  «Включая девочек?»
  «Особенно девушки», — сказал Джонсон. «Клиентура в основном состояла из потрепанных стариков, которые не давали чаевых».
  Он откупорил бутылку и сделал большой глоток. На вид был яблочный сок, но аромат, который вытек, был ближе к овощному супу.
  Я спросил: «Были ли какие-то проблемы с конкретными клиентами?»
  «Ничего, кроме нескольких безобидных пьяниц. В целом скучно, я делал все, чтобы не заснуть», — сказал Джонсон. «Я стоял спереди, а другой парень открывал заднюю дверь, а затем мы разворачивались. Спереди были неудачники, приезжавшие пьяными, сзади были неудачники, уезжавшие пьяными. Если они были явно в состоянии алкогольного опьянения — падали
  — мы вызывали им такси, но в основном Салами говорил нам не лезть в чужие дела.
   Парню было просто все равно».
  «Никаких ссор, которые нужно было бы разнимать?» — спросил Майло.
  «Ни с кем из них мне не приходилось иметь дело. Мы говорим о унылых слабаках, которые даже не поняли, что такое разбавленная выпивка. Это было удручающе » .
  Майло спросил: «Кто был другим вышибалой?»
  «Я работал с кучей таких», — сказал Джеймс Джонсон. «Как я уже сказал, люди приходили и уходили. Хорошая охрана пользуется спросом, в солидных местах вы получаете все льготы плюс серьезные чаевые, если есть люди, которые хотят, чтобы вы были VIP
  «Их. Никак не получится, чтобы Salami удержала серьезный персонал».
  Я сказал: «В отеле Aura нет VIP-зала».
  Он рассмеялся. «Вряд ли».
  «Салава сказал, что там был вышибала по имени Дел как-то так».
  «ДелРэй Хатчинс. Вы, ребята, следите за Олимпиадой?»
  «Часть из этого».
  «DR занимался пауэрлифтингом в команде 1990 года. Парень мог весить около восьмисот фунтов, в те дни он мог бы претендовать на участие в одном из соревнований World's Strongest Man. Сейчас уже нет, Эдди Холл просто поднялся до одиннадцати сотен фунтов. Но Эдди есть Эдди, и кто хочет набрать вес более четырехсот фунтов и носить дыхательный аппарат?»
  Майло спросил: «Сколько времени Дел работал с тобой?»
  «Может быть, последние пару недель я был там», — сказал Джонсон. «Приятный человек.
  Там были также несколько иностранных парней — русские, финны, хорваты, огромный чувак из Марокко, израильтянин, увлекающийся крав-мага. В основном это были парни постарше, которые подрабатывали на пенсии, не могу назвать их имен. Как только я узнал, что Roxy нанимают, я свалил оттуда. В любом случае, работа в дверях не была моей основной задачей. После пары лет в Cal State LA и команде по поднятию тяжестей я перевелся в Tulane и занялся защитным тэклом. NFL была бы хороша, но не с моей травмированной передней крестообразной связкой».
  Он массировал заднюю часть ноги. «Целью было получить должность тренера в старшей школе или построить карьеру тренера. В итоге я занялся тренировками, это лучшее, что случалось».
  Он проверил время на своем телефоне. «Еще пять минут. Клиентка из Брентвуда — жена продюсера с расстройством пищевого поведения. Она не любит ждать».
  Майло спросил: «Что вы можете рассказать нам о Кимбе?»
  «Красивый, тихий, как я уже сказал, не демонстрирует никаких сексуальных движений на сцене.
  — в общем, она вставала и притворялась. Не могу ее за это винить, неудачники, которые приходили туда, точно не засовывали Бенджаминов в стринги».
   Я ответил: «Действую по наитию».
  «Минимальные движения», — сказал Джонсон. Он поднялся на ноги с поразительной скоростью и грацией, округлил спину. Опустив руки, он сделал шаг вправо, влево, затем назад.
  «Такое танцевание, понимаете? Как парни, которые не умеют танцевать, но с ними горячая девушка, которая умеет, и они пытаются быть частью этого? Это была она. Туда-сюда».
  Он снова сел и сделал еще один глоток чего-то растительного.
  Я сказал: «Скромно и тихо».
  Джеймс Джонсон задумался об этом. «Не недружелюбный-тихий. Скорее…
  сдержанная. Она заходила и говорила «привет», но она была не такая, как другие».
  «Не так много сдержанных танцоров».
  Джонсон улыбнулся. «Я занимался этим достаточно долго, чтобы иметь возможность обобщать. Такие девушки, по сути, выпендриваются — эксгибиционистки. То же самое и с актрисами — некоторые танцовщицы все еще думают, что могут стать актрисами».
  Я сказал: «Посмотрите на меня, посмотрите на меня, посмотрите на меня».
  «Именно так. Посмотри на мое тело, посмотри на мое сексуальное лицо, посмотри на мои движения.
  Кимба не была в этом заинтересована — о, да, она и одевалась по-другому. Я не говорю о ее сценических штучках. Во что она была одета, когда приехала».
  Он улыбнулся. «Полагаю, именно это ты и имел в виду, когда говорил о пробуждении памяти».
  Я спросил: «Какая у нее была уличная одежда?»
  «Мешковатые свитера, джинсы, кроссовки. Никакого макияжа, волосы в высоком конском хвосте.
  Ладно, вот что-то — еще одна пробежка. Она несла рюкзак вместо одной из тех больших поддельных дизайнерских вещей, которые были у других девушек».
  «Привело ли ее отличие к конфликту?»
  «Не то чтобы я когда-либо видел. Но, как я уже сказал, я не эксперт, здесь. Она определенно не тусовалась с другими девушками. В перерывах между сменами остальные из них пили, курили, говорили по телефону или делали себе маникюр, что угодно.
  Кимба забивалась в угол, доставала из рюкзака книгу и читала. Или что-то писала в книге, как в дневнике».
  «Может быть, книгу-головоломку?»
  «Хм», — сказал Джонсон. «Да, это могло быть судоку, кроссворд, поиск слов, что-то вроде этого. Джейми — мой муж — ложится в постель с одной из этих штук с числами и...» Он изобразил зевок и ухмыльнулся. «Так что, да, может быть. Я не обращал особого внимания».
  Он снова взглянул на свой телефон. «Две минуты».
  Я спросил: «Какую машину водил Кимба?»
  «Какие-то компактные, Тойота, Хонда, они все выглядят для меня одинаково. Серые,
   Может быть? Или коричневый? Или синий? Честно говоря, я не обращал внимания. Теперь мне действительно пора идти».
  Он встал, достал из кармана ключи от машины и повернулся к Macan.
  Майло сказал: «Еще одно, сэр. У вас есть под рукой номер Делрея Хатчинса?»
  «Нет причин, по которым я бы этого хотел. Я могу сказать, что, по-моему, он переехал в Ланкастер.
  Он приобрёл себе школьное увлечение футболом».
  Майло снова поблагодарил его и протянул свою визитку. «Если что-то еще придет в голову, сэр, пожалуйста, позвоните».
  «Конечно. Кимба — жертва. Мужик, как грустно. Где это произошло?»
  «В Ауре».
  «Она вернулась туда? Какого черта?»
  «Хороший вопрос, сэр».
  «Ух ты, — сказал Джеймс Джонсон. — Жизнь коротка, мужик, она коротка » .
   ГЛАВА
  8
  Три государственные средние школы в Ланкастере. Делрей Хатчинс не работал в Ланкастере, Истсайде или Антилоп-Вэлли. То же самое касается полудюжины религиозных академий в этом районе.
  Я сказал: «Может быть, он не получил работу в старшей школе».
  Майло кивнул. «Пора сбавить обороты».
  Несколько мгновений спустя совершенно не проявляющий любопытства администратор средней школы Пиуте сказал: «Тренер? Позвольте мне попробовать найти его».
  Несколько тактов спустя Майло закончил краткую беседу с пятидесятитрехлетним бывшим пауэрлифтером/футболистом AFL/вышибалой, который теперь обучает подростков изящному искусству столкновения.
  Нет, Хатчинс никогда не работал с Кимбой или Кимби, но, может быть, была девушка по имени Кимми-Ли, которая соответствовала физическим параметрам жертвы?
  Не заставляйте его этого делать.
  Майло сказал: «Все, что ты помнишь, будет полезно».
  «Там не так уж много информации», — сказал Хатчинс.
  Его смутные воспоминания перекликались с воспоминаниями Джеймса Джонсона: тихая девушка, замкнутая в себе, никаких проблем ни с кем из тех, кого он когда-либо замечал, да, он слышал, что «Аура» закрылась, с какой стати ей возвращаться на «эту свалку»?
  Он смог дать Майло номера двух других танцоров в The Aura («мои друзья, без проблем скажи им, что я тебе говорил, они меня любят »).
  —
  Аня «Женщина-кошка» Прздовек и Бруклин «Слинки» Бейкер жили вместе на западном краю Лос-Фелиса. Обе были арестованы за хранение наркотиков, а Слинки — за проституцию, дважды.
  Они одновременно позвонили, хихикая по поводу того, что их допрашивает «детектив по расследованию убийств». Оба заявили о своей «полной очаровательной любви» к Хатчинсу. «Мы нечасто видим DR с тех пор, как он переехал, но когда он
  жил в Голливуде, он был для нас чем-то вроде отца».
  Ни у кого из них не осталось никаких воспоминаний о девушке, которую они помнили как Кимми.
  Тихо, замкнуто.
  Женщина-кошка сказала: «Не злобно-тихая, а застенчиво-тихая».
  Слинки вспомнила «две странные вещи». Кимми не пила, не курила и любила читать.
  «Как ботан», — сказала Женщина-кошка.
  Майло спросил: «Что она прочитала?»
  «Как будто я замечу? Ты заметишь, дорогая?»
  Слинки сказал: «Как я замечу? Как будто ее там не было, сэр».
  Майло сказал: «Оставаясь в тени».
  «Да», — сказала Женщина-кошка. «Не звезда, это точно».
  «У вас есть номера телефонов других девушек, которые с ней работали?»
  «Отрицательно», — сказал Слинки. «Эти сучки приходят и уходят. Мы с Кэт — пара».
  "Понятно."
  «Надеюсь, ты это сделаешь . Мы влюблены ! »
  Общий смех.
  Майло сказал: «Вы, ребята, были полезны. Хотите что-нибудь еще сказать?»
  «У нее не было груди», — сказал Слинки. «Не хочу ее кричать, особенно теперь, когда ее всех убили, но, честно говоря, сэр, у нее были маленькие бубареллы, и она была совершенно нетанцовщицей. Но я не говорю, что она была никем.
  У нее была красивая задница и горячее лицо».
  «Горячая мордашка», — согласилась Женщина-кошка. «Я совершенно обескуражена тем, что кто-то может причинить ей боль».
  «Узнай, кто это сделал», — сказал Слинки, — «и прикончи его » .
  Майло повесил трубку. Телефонная трубка упала с цоканьем лошадиного копыта. Из кармана куртки выскочила еще одна завернутая в пластик панатела. Он снова покрутил ее между ладонями, создавая табачную пыль. Теперь он делает это чаще, курит редко.
  Резким движением руки он отправил испорченный коричневый цилиндр в мусорную корзину.
  Я сказал: «Нет сети. Впечатляет».
  «Хм». Он скомкал несколько ведомственных служебных записок и тоже их скинул.
  Третья сигара появилась. Сколько их он мог втиснуть в карман?
   Он изучил его, положил обратно. «Итак, давайте подведем итоги черного понедельника. Много разговоров, никакой достоверной информации».
  Я сказал: «Все дали ей единообразное представление».
  «Но они даже не могут прийти к единому мнению относительно ее имени». Он повернулся и посмотрел на меня.
  «Любой из них может лгать, и то, что произошло , связано с клубом, и кто-то об этом знает. Или они уравнивают, и это все еще связано с клубом. Или со свадьбой. Или с девичником. Или с чем-то совершенно другим. Какого черта она вернулась туда? »
  Он вскочил на ноги, как бутылочная ракета, заставив стул заскрипеть от облегчения. Потянувшись, он задел пальцами потолок. Тяжело сел обратно, вызвал новый хор скрипов и прижал палец к рябой лбу.
  «Знаете, что здесь мигает? Два моих самых нелюбимых слова:
  «Всё возможно». Расскажи мне что-нибудь, что сузит круг вопросов. Ты тоже можешь лгать».
  Я сказал: «Описание ее уличной одежды, ее рюкзака и ее книг заставляет меня задуматься о ней как о студентке, подрабатывающей по совместительству».
  «Подрабатывающая студентка? Какое-то клише».
  «Клише устойчивы, потому что они часто основаны на правде».
  «Использует свободное время, чтобы наверстать упущенное в классах», — сказал он. «Или Джонсон был прав, и она решала головоломки».
  «Может быть, и то, и другое», — сказал я. «В любом случае, мы только что встретили еще одного студента, который мил как росомаха».
  «Маленькая Аманда. Боже мой, Боже мой». Он откинулся назад и ухмыльнулся. «Не могли бы вы одолжить мне немного нейронов?»
  —
  Он позвонил в полицию кампуса университета, поговорил с коллегой-лейтенантом по имени Моралес и спросил о пропавших студентах.
  Только один активный случай — молодой человек из Шанхая, который неделю назад отправился в Сан-Диего и не вернулся.
  «Если ты сможешь решить это, я твой новый лучший друг», — сказал Моралес. «Мне ежедневно звонят из китайского консульства, а также из разных федералов и стажера какого-то члена законодательного собрания из Сан-Габриэля. Как будто мы контролируем этих негодяев, когда они здесь, не говоря уже о том, когда они уезжают. Если твоя девушка не китаянка, пожалуйста, не говори мне, что она какая-то другая иностранка».
  «Не знаю, кто она, — сказал Майло. — У нее даже имени нет».
   «О, чувак, ты в квадрате минус один», — сказал Моралес. «Удачи».
  Бойкий, не любопытный. Занят своими проблемами.
  Майло сказал: «У меня есть несколько возможных имен. Кимба, Кимби, Кимми-Ли, Кимберли».
  Моралес сказал: «Ты шутишь, да?»
  «Хотел бы я быть таким».
  «Нет, ничего из этого здесь не подходит».
  «Еще одна: Аманда Бердетт».
  «Совершенно другое имя для одной и той же девушки?»
  «Другая девушка, и Бердетт определенно студентка», — сказал Майло. «Возможно, она знала мою жертву».
  Моралес сказал: «У меня сорок три тысячи двести семнадцать студентов, с которыми нужно разобраться — эй, вот забавная идея: давайте пройдемся по списку, по одному. К тому времени, как мы сделаем десять процентов, мы будем иметь право на пенсию».
  Он рассмеялся. «Не пытаюсь усложнить тебе жизнь, мой друг, но никаких Ким или Аманды у нас нет на радаре, и я не могу тебе помочь. Если только твои девочки не из этой антифашистской занозы в члене, которая любит все портить по глупым причинам. На прошлой неделе на CC было четверо таких идиотов, которые шалили.
  Разбивание окон в доме девяностолетнего профессора, потому что он привел на занятия какого-то оратора, которого они не одобрили, слава богу, у него не случился сердечный приступ. Тощие маленькие засранцы в масках Гая Фокса, парочка двигается так, будто они, наверное, женщины».
  «Маски», — сказал Майло. «Удачи в этом».
  «Ха», — сказал Моралес. «Вот теперь ты отыгрываешься».
  —
  Во время разговора я ввел в Google запрос miss u. student и связал его с Kim-names.
  Только одно совпадение, на сайте криминальной истории: Двадцать два года назад исчезла местная девушка по имени Кимберли Вэнс. Не из U., из старой школы на другом конце города, где я преподавал детскую психологию. Древняя история, но я все равно рассказал о ней Майло.
  Он сказал: «Представляешь, я это уже проделал».
  «Это Юго-Западный дивизион».
  «Так оно и есть».
  «Как это стало убийством на западе Лос-Анджелеса?»
   «Это стало неубийственным убийством в Западном Лос-Анджелесе. Богатая девушка из женского студенческого общества сбежала с женатым профессором, он отвез ее на выходные свободной любви в Биг-Сур, накачал ее травкой, раздел, а потом она передумала и вернулась автостопом. Ей потребовалось три дня, чтобы добраться до Лос-Анджелеса. Помимо профессора, самой большой опасностью было попасть под грузовик».
  «Тот же вопрос: зачем ты это сделал?»
  «Особая просьба сверху». Он улыбнулся. «Вы заметите, что не было никакой последующей истории».
  «Влиятельная семья».
  «Семья, которая сделала пожертвование в комитет по переизбранию мэра».
  «Жаль, что у нашей девочки нет явных связей», — сказал я.
  «Наша девочка занимается своими обычными делами, — сказал он, ослабляя галстук. — Дай мне свою усталую, свою бедную, свою мертвую».
   ГЛАВА
  9
  Поездка от станции до моего дома в Беверли-Глен занимает от пятнадцати минут до часа, в зависимости от прихотей богов поездок на работу. На этот раз я проделал путь за двадцать, петляя по немаркированной дороге на западной стороне каньона и сворачивая на бывшую тропу для верховой езды, которая иногда превращается в снежную кашу, прежде чем соединиться с моей частной дорогой. Все это в автомобиле с приводом на два колеса, не предназначенном для такой езды. Seville был добр ко мне; я отвечаю взаимностью.
  Дом, который мы делим с Робин, — это четкий белый геометрический элемент, окруженный зеленью. Она спроектировала его и заказала строительство, когда маленькую деревянную штуковину, которую я купил вскоре после того, как начал работать, сжег дотла психопат. Участок расположен высоко, меньше, чем кажется, но выигрывает от заимствованного ландшафта невидимых соседей. В ясные дни можно увидеть проблески океана над верхушками сосен. Когда наступает дымка, контуры деревьев смягчаются, и это тоже неплохо.
  Я припарковался рядом с грузовиком Робина и поднялся на террасу у входа. Мы решили обойтись без мебели, потому что вещи могут взять верх над тобой, и никто из нас не любит отбраковывать. Дневной свет неизбежно добр, и дубовые полы все еще эхом отдаются, создавая успокаивающую музыкальную прелюдию к одиночеству.
  Я позвал Робин по имени, но не получил ответа. Переодевшись в спортивные штаны, я разобрал почту на кухне и выпил кофе из оставленного ею кофейника. Выйдя через кухонную дверь, я остановился у каменного края пруда, набрал сачком несколько сосновых иголок, бросил гранулы кои и наслаждался их условной любовью. Когда чавканье прекратилось и рыбы начали бродить, я продолжил путь в студию Робин.
  Она стояла над своей скамейкой, надев увеличительные очки и фартук с четырьмя передними карманами. Никакой музыки из скрытых колонок сегодня днем.
  Обе ее руки были заняты, и ее приветствием стала короткая улыбка, прежде чем она вернулась к работе.
  Особая концентрация, необходимая для деликатной работы: заделывание трещины на лицевой стороне гитары Martin D-45 1938 года. Инструмент за триста тысяч долларов.
  Человек, который владел им семьдесят два года, подобрал его в
  Bakersfield Lobby и играл в ковбойских барах, бегающих вверх и вниз по внутреннему хребту Калифорнии. Он умер на сцене, девяносто лет, куря Luckies и дыша через трахеотомическое отверстие. Прохрипев первый куплет
  «О, благодать!» — и его сердце остановилось.
  Его наследники с нетерпением ждали возможности получить прибыль.
  Трещина была длинной и грозила раскрыться, и не в хорошем месте: на стороне баса звукового отверстия, тянущейся к мосту, требующей микрохирургического сращивания. Робин потратил неделю на поиск нужной полоски адирондакской ели в Нэшвилле, дав дереву время привыкнуть к Лос-Анджелесу
  Сегодня: операция. Я пришел в решающий момент.
  Я держался на расстоянии от скамьи и направился к провисающему парчовому дивану, где Бланш — наш маленький белокурый французский бульдог — потянулась, благопристойно инертная. Я сел рядом с ней, погладил ее узловатую голову. Она перекатила этот череп мне на колени, лизнула мою руку один раз и прижала свое двадцатифунтовое тело-сосиску к моему.
  Робин сказала: «Ты не только развлекаешься с другой женщиной, но и выставляешь это напоказ?»
  «Что я могу сказать? Харизма».
  Она позволила себе сделать паузу, чтобы посмеяться. Поправила лупы и вгляделась в сращивание. «Я бы спросила тебя о твоем дне, но мне нужно сосредоточиться».
  «Хотите больше времени побыть в одиночестве?»
  «Нет, нет, просто… потерпи… меня… ещё… минуту».
  Прошло десять минут, прежде чем она отступила и оценила ремонт. Я не возражал против возможности расслабиться.
  «Ладно, пока все хорошо». Мартину: «Отдыхай здесь и поправляйся, Дейзи».
  «У него есть название?»
  «Орвилл окрестил все свои инструменты», — сказала она. «Его вещательница звалась Молли. В футляре была кассета с его пением, еще в шестидесятых.
  Бак Оуэнс с большим низом. Конец эпохи, никого из старых ребят не осталось.
  Помните, как он привозил ее сюда на этом «Студебеккере»? Предполагаемый случай.
  Указывая на что-то черное с мягким корпусом, скрепленное клейкой лентой и наклейками с национальными парками.
  Робин сняла очки и вытерла глаза. «Каким-то образом Дейзи не пострадала».
  Я сказал: «Я помню, как он плевался своей жвачкой в саду, когда он
   думал, никто не смотрит».
  «И это тоже». Она снова осмотрела гитару. «Держу пальцы крестиком».
  Я подошел и посмотрел, пытаясь определить место ремонта. «Невидимо».
  «О, я вижу это, детка. Но не плохо». Снимая фартук. «Она супермодель, у нас не может быть шрамов. Знаешь, сколько он за нее заплатил?»
  «Пару сотен?»
  «Пятьдесят баксов. Теперь его явно немузыкальное потомство получит прибыль, и, вероятно, его заберут к какому-нибудь охотнику за трофеями, который сохранит его в хранилище». Она вытерла лицо, затем руки, сняла с головы бандану и встряхнула копной каштановых кудрей. «Мне нужен кофе. А тебе?»
  —
  Мы втроем вышли из студии и пересекли сад. У кухонной двери Робин остановилась и поцеловала меня. То, что началось как поцелуй, но закончилось серьезным поцелуем, ее рука переместилась с моей талии на затылок.
  Когда мы оторвались, я посмотрел на нее.
  «Да, я чувствую, вы знаете кого. И ответ на вашу выгнутую бровь — вы уверены», — сказала она. «Мне нужно немного расслабиться, а вы — успокоительное».
  Бланш: «Извини, моя маленькая соперница. Тебе придется обойтись печеночным батончиком в коридоре».
  —
  После совместного душа мы вышли на террасу, съели азиатскую смесь с арахисом и выпили. Sidecar для нее («не экономьте на XO»), Chivas для меня. Солнце лениво садилось. Мы остались там, купаясь в нарастающей синей тьме, пока день смягчался за сценой.
  В субботу вечером, после возвращения с места происшествия, я дал Робину основные сведения.
  Она сказала: «Свадьбы. Все в худшем состоянии. Удивительно, что это не случается чаще».
  Я отхлебнул скотча и потянулся к ее руке. Наши пальцы совпали, как зубы в шестеренке. Она опустила голову мне на плечо, и я вдохнул запах корицы, ополаскивателя для волос и древесной пыли.
  Мы были вместе всегда, за исключением пары незначительных разлук.
  За все эти годы это так и не было оформлено на бумаге.
  Тема брака никогда не была табу, но она возникает все реже.
   Время тянется. Никто из нас не настаивает на решении. Полагаю, это своего рода решение.
  Я не особо задаюсь вопросом, почему, но иногда вопросительный знак возникает у меня в голове.
  Лучшее, что мне пришло в голову, это то, что у нас обоих было ужасное детство.
  Робин — единственный ребенок в семье, которому нужно было научиться сосуществовать со своей матерью; мой отец был иногда жестоким алкоголиком, моя мать страдала хронической депрессией, а мои отношения со старшей сестрой были никакими.
  Помимо брака, тема детей никогда не поднимается. Несмотря на то, что я всю свою взрослую жизнь работаю с детьми, я счастлива, как обстоят дела.
  Может быть, у меня отсутствует ген отцовства.
  Возможно, статус-кво работает слишком хорошо.
  Может быть, причина так и останется для меня тайной.
  Несмотря на мою подготовку, я не из тех, кто занимается самоанализом. Работа с чужими проблемами — это отличное времяпрепровождение.
  Майло и Рик тоже не связали себя узами брака. Недавно им пришлось столкнуться с не таким уж тонким давлением со стороны тех, кто считает, что легализация однополых браков налагает обязательства.
  «К черту этот шум», — произнес Майло несколько месяцев назад. Мы вдвоем в таверне около вокзала, празднуем пожизненное заключение жестокого убийцы и болтаем на самые разные темы.
  Я сказал: «Делай, что хочешь».
  «Разве я не всегда так делаю?» Он опрокинул третий стакан и принялся за пиво. «Позвольте мне рассказать вам о дерьме, с которым мне пришлось иметь дело вчера вечером. Скучный как дерьмо званый ужин с некоторыми денежными людьми, которые помогают финансировать отделение неотложной помощи — то, что я делаю ради любви. Мы говорим об одном из тех, где вам говорят, где сидеть, с помощью чертовых карточек с рассадкой. Рик в акре отсюда, а я застрял с этой наследницей из Бель-Эйр — извините, она активистка за социальную справедливость.
  Весит около девяноста фунтов, судя по всему, заменяет еду мнениями.
  И одна из них заключается в том, что Рик и я каким-то образом не выполняем свои социальные обязательства ».
  Я сказал: «А вы думали, что прогресс — это вопрос выбора».
  Он призвал четвертого бойлера. «Когда тебе говорят, что делать, это детство.
  Если мое тело будет стареть, то, по крайней мере, я смогу получить преимущества взрослой жизни, верно?»
  "Верно."
  «Не то чтобы я говорил, что мы никогда этого не сделаем», — продолжил он. «Может быть, однажды, для
   Наследственные цели. Но черт, я все равно буду первым, ты же знаешь, как долго они живут в его семье, и ему не нужна моя чертова пенсия.
  Который он, вероятно, может получить в любом случае, департамент такой прогрессивный и все такое. Согласно меморандумам. Которые я не читаю.
  Ударив рукой по барной стойке, он сказал: « К чёрту этот шум».
  Я сказал: «Аминь».
  Он похлопал меня по плечу. «Мне нравится, что мы сегодня религиозны».
  —
  Когда напитки были допиты, Робин сказал: «Ладно, я достаточно выпил, чтобы быть вежливым. Как прошел твой день?»
  «Нечего особо рассказывать».
  «Побалуй меня, детка. Мне нравится звук твоего голоса».
  Я ей все рассказал.
  Она сказала: «Возможно все? Да, я понимаю, что это ужасно для детектива. Но ваш довод о студенте имеет смысл».
  «Большой Парень считал, что это клише».
  Она рассмеялась. «Свежевыбритая Синди, пробивающаяся к диплому с отличием, снимая с себя одежду? Да, я видела этот фильм. Хотя такое случается.
  Помните тех девушек в Беркли — у них была небольшая служба эскорта?
  «Чувственный семинар».
  Она толкнула меня локтем в руку. «Ты помнишь на таком уровне детализации, да?»
  «Смутно».
  «Ха. А теперь назови мне имена всех семинаристов».
  «Фифи, Джиджи, Мими...»
  Она рассмеялась и встала. «Хочешь еще выпить?»
  "Почему нет."
  Она остановилась, чтобы изучить небо. Сиреневое, серое и нежно-розовое там, где дневной свет сопротивлялся изгнанию. «Я тоже, мы оба заслужили свой досуг. Не то чтобы нам нужно было оправдываться. Но мы всегда это делаем, не так ли? Так уж устроены мы с тобой».
  «Хотите, я сделаю микс?»
  «Нет, моя очередь». Она встала и улыбнулась Бланш, которая лежала на животе, закрыв глаза, медленно дыша, ее крепкое тело было таким дряблым, что ее можно было бы сравнить с беспозвоночным.
   «А вот ты, маленькая мисс, имеешь на это благословенное право».
   ГЛАВА
  10
  Майло позвонил во вторник в десять утра.
  «Покопали еще немного о семьях, тупая лопата, твердая глина. Никаких намеков на плохое поведение ни у кого из них. Единственный сюрприз — Аманда. Ее возраст позволяет ожидать присутствия в социальных сетях. Ноль. То же самое с водительскими правами, удостоверением личности штата или местным адресом. Она живет в Лос-Анджелесе, но не водит машину?»
  Я сказал: «Это происходит все чаще. Раньше вождение было символом свободы. Некоторые дети сегодня считают это хлопотами».
  «О, трафик», — сказал он. «Шустрое-волнистое вторжение в безопасное пространство».
  Я рассмеялся. «Она учится в университете, вероятно, живет в Вествуде или около него, возможно, достаточно близко, чтобы дойти до кампуса. Для более длительных поездок она может воспользоваться велосипедом или Uber».
  «Иисус», — сказал он. «Поколение плодов».
  «Эй», — сказал я, — «если они будут сидеть дома и сосать большой палец, уровень преступности в конечном итоге может снизиться».
  «Вот моя карьера и рухнула. Но не твоя — не злорадствуй».
  «Если судить по ее адресу, она могла бы жить в общежитии».
  «Удачи вам в выуживании этого из U. Я гуглил, искал что угодно. Ее имя всплыло один раз: два года назад она выиграла конкурс эссе в старшей школе, спонсируемый Торговой палатой Калабасаса. Патриотизм и капитализм как закадычные друзья. Тогда это был другой нарратив ».
  «Человек, идущий по прямой, поступает в колледж и становится релятивистом и постмодернистом».
  «О, эти громкие слова, доктор. В любом случае, у меня осталась болтливая девчонка, которая переделала себя. Не понимаю, как это связано с Кимби Ред Дресс».
  «Если только Кимби не был студентом, как я предположил, и они не знали друг друга».
  «Рюкзак и книги, да, я об этом подумал. Это еще одна причина, по которой я проверил присутствие Аманды в сети. Лучше всего то, что в Instagram были бы фотографии их обеих. К сожалению».
   Долгий хриплый выдох. «Но это странно, Аманда такая скрытная.
  Кто кормит онлайн-зверя? Эгоманьяки, фанатики и миллениалы. Или я пропустил еще один тренд?»
  Я сказал: «Некоторые дети замыкаются в себе, но не многие. Из того, что мы видели, Аманда, возможно, заинтересована в том, чтобы отличаться. Или отношения для нее проблематичны, поэтому она замыкается».
  «Отношения с другими женщинами?»
  «Ее семья чопорная. Если бы ее сексуальная ориентация не вписывалась, она бы определенно хотела скрыть это от них. Это могло быть еще одной причиной ее враждебности».
  «Аманда и Красное Платье», — сказал он. «Красное Платье появляется на свадьбе раздраженной, потому что ее подружка не пригласила ее. Аманде нужно убрать ее с глаз долой, она ведет ее наверх, чтобы поговорить — она была подружкой невесты, она знала о ванной. Возникает конфронтация, и Красное Платье получает худшее.
  Да, это отличный сценарий. К сожалению, логика не трогает его. Если Аманду застали врасплох, зачем ей шприц с наркотиками и гитарная струна? Плюс, она маленькая, трудно представить, чтобы она кого-то подавляла.
  И на ней не было никаких царапин, никаких признаков того, что она боролась».
  Я сказал: «Хочешь, я сыграю адвоката дьявола?»
  «Что, тебе нужно разрешение? Нет, не нужно. Да, нужно. Иди».
  «Не было никакой борьбы, потому что выстрел в затылок Красному платью поверг ее на землю. У Аманды были наркотики, потому что она их употребляет. Не обязательно полноценная наркоманка. Она заигрывает с опиоидами — немного прыскает здесь и там, многие дети пробуют это. Это могло бы объяснить ее поведение».
  Нет ответа.
  Я сказал: «Тебе это не нравится».
  «Я этого не чувствую, Алекс. Да, она могла быть в этом замешана на каком-то уровне. Но как ей удалось оторваться от свадебной вечеринки на достаточно долгое время, чтобы сделать все это, вернуться не в худшем состоянии и вернуться к своей книге? Теперь перейдем к семье невесты. Там много судебных разбирательств. Рапфогели арендуют помещение в офисном здании, дерутся с арендодателем — невыплаченная арендная плата против нарушений кодекса. Еще интереснее, что пять бывших сотрудников подают в суд по отдельности за задолженность по зарплате и «нарушения на рабочем месте».
  "Сексуальное домогательство."
  «Бинго. Все пять заявителей — женщины, мне удалось связаться с двумя. Ни одна из них не была в восторге от разговора со мной, и обе сказали, что описание Red Dress не вызвало у них никаких подозрений. Но одна женщина дала понять, что Денни Рапфогель — свинья. Потребовалось некоторое время, чтобы вытянуть из нее это, и в конце концов она сказала: «Знаешь. Что происходит вокруг?» Я говорю:
   «Похоже на болезнь». Она говорит: «Точно. Мошоночный грипп». Затем она повесила трубку. Большой потенциал враждебности, не так ли? Как у разозленного мужа или парня. Если бы целью был Денни, то был бы и иронический потенциал. Ты надругался над своими свадебными клятвами, придурок, теперь твой малыш не будет наслаждаться своей».
  Я сказал: «Это подошло бы для избавления от Денни. Убийство невинной женщины не подходит. Красное Платье не было случайной жертвой. Но теперь ты заставил меня задуматься. А что, если Аманда не была ее любовницей, а Денни был. Женатый парень водит женщину на стороне, обещает бросить жену, но так и не делает этого. Ее разочарование выплескивается наружу, она появляется, выглядя сексуально и готовая унизить его.
  Тот же сценарий, другой актерский состав».
  «Он достаточно большой, чтобы это осуществить, но у нас все еще есть проблема подготовки. Кто принесет шприц и гитарную струну на свадьбу дочери?»
  «Тот, кто подозревал, что может произойти», — сказал я.
  Снова тишина.
  Наконец, он сказал: «Нет, мне это не нравится . Может, посмотрим, что будет, когда я буду больше общаться с Денни лицом к лицу... ладно, последний пункт: поговорил с Томашевым, фотографом. Все еще работаю над изображениями».
  «Кстати, почему не было видеооператора?»
  «Там должно было быть. Студийная девчонка на побегушках, с которой работает Томашев. Все сорвалось, потому что она настояла на депозите, но так его и не получила».
  «Жесткий бюджет», — сказал я. «Это и неоплаченная аренда Рапфогелей говорят о тяжелых временах. Еще один источник стресса, если Red Dress закручивал гайки».
  «Красный Fendi», — сказал он. «Алисия проверяет, винтаж ли он. Если да, она пробежится по бутикам. И да, я предполагаю, что женщина будет лучше себя чувствовать в магазинах дорогой одежды, не сообщайте обо мне в ACLU. Есть какие-нибудь предложения, помимо повторного интервью с Амандой и Рапфогелями?»
  «Возможно, продолжение с женихом и невестой, потому что они все еще могут быть основными целями. И продолжить тему стрип-клуба. Она работала в The Aura, у нее, вероятно, были и другие выступления».
  «Уже поручил это Мо».
  «Время за хорошее поведение?»
  Он рассмеялся. «У Аманды адреса нет, так что Рапфогели идут первыми.
  Думаете, они готовы к моему обаянию и харизме?»
  «Без сомнения».
  «Даже если так, — сказал он, — как насчет того, чтобы добавить сюда вашу терапевтическую теплоту, выдающуюся эмпатию и всестороннюю чуткость?»
   «Конечно. Когда?»
  «Теперь звучит примерно так. К тому времени, как ты приедешь, у меня будет план».
  —
  Он стоял в десяти ярдах к югу от станции, когда я подъехал. Я подъехал к обочине, и он сел.
  «Какой план?»
  «Импровизация. В их агентстве никто не ответил, но это в десяти минутах езды, Уилшир, около Баррингтона. Я вычеркиваю, у нас была хорошая передышка».
  Когда я переключился на Drive, входная дверь на станцию открылась, и вышла Алисия Богомил в мешковатых серых спортивных штанах и белых кроссовках. Напротив, ее длинные, цвета ирисок волосы были расчесаны и сияли, она накрасилась и надела серьги, которые сверкали, когда она шла. Покачивалась.
  Увидев нас, она тут же перешла на полицейский марш и направилась к «Севилье».
  «Привет, Док. Пошла исследовать мир моды, Лу. Я подумала, что пойду домой и немного приодеюсь». Она дернула толстовку. Белые буквы возвеличивали Изотопы Альбукерке.
  Майло спросил: «Это команда или урок химии?»
  «Бейсбол младшей лиги». Еще один рывок. «Я обработал лизолом шкафчик, который мне дали, пять раз, но он все равно воняет кем попало, а теперь и этим. Я думаю, что приличные шмотки и немного духов не заставят меня вылететь».
  Майло сказал: «Высокая мода? Дерзайте».
  «Отлично», — сказала она. «Приятно было тебя видеть, Док. Думаешь, я буду выглядеть хоть немного прилично в Fendi?»
  Не дожидаясь ответа, она перешла на служебную парковку. Назад к свободным конечностям, волосы качались взад и вперед, в контрапункте с ее задом.
  Майло сказал: «Хорошая трудовая этика. Пока у нее все хорошо».
  Он зачитал деловой адрес Рапфогелей.
  Я сделал трехочковый бросок, используя парковку для персонала, и поехал на север.
  Он сказал: «Я собирался позвонить Бердеттам и спросить адрес Аманды, но потом сказал, что, может, и нет. Чрезмерно опекаемый младший ребенок, возможно, с проблемами личности? Не хочу, чтобы ее родители так рано нервничали. Логично?»
  «Совершенно верно», — сказал я. «И мы могли бы получить адрес в U».
  «Вы слышали, что сказал юникоп. Они не разглашают личную информацию».
  «Я думаю, Максин Драйвер».
   «А», — сказал он. «Думаешь, она это сделает?»
  «Если бы был стимул».
  Драйвер была профессором истории в университете, элегантной, эрудированной дочерью корейских иммигрантов с особой любовью к свободе. Ее академический интерес был связан с криминальной жизнью в довоенном Лос-Анджелесе. В прошлом году она предоставила информацию, которая помогла раскрыть убийство столетней женщины. Ее расплатой стал доступ к толстому синему файлу, который питал четыре научных статьи и основной доклад на международной конференции по криминологии в Бонне.
  Я переключил свой сотовый в режим бездействия и позвонил на ее внутренний номер кампуса.
  Она сказала: «Алекс. Еще один сочный?»
  «Сочно, но не исторично».
  Я дал ей основы.
  Она напела несколько тактов «Свадебного марша» и сказала: «Вот и жертва? Сумасшествие — конечно, почему бы и нет, если вы дадите мне еще одну книгу об убийстве.
  Возможно, я займусь исследованием новой темы: взаимосвязи между племенными обрядами посвящения и насилием».
  «Если лейтенант Стерджис решит эту проблему, я уверен, что все можно будет решить».
  «Ты снова с ним работаешь? — сказала она. — Он мне нравится. Более чувствителен, чем показывает, и невероятно аутентичен».
  «Он такой и есть».
  Майло надулся.
  Максин Драйвер спросила: «Чем именно я могу вам помочь?»
  «Расписание занятий конкретного студента».
  "Вот и все?"
  "До сих пор."
  «Будет еще?»
  "Зависит от."
  «Хм», — сказала она. «Разглашение персональных данных — это большое табу, Алекс. Конфиденциальность для малышей и все такое».
  «Просто решил спросить».
  Она рассмеялась. «Как будто мне есть до этого дело? Имя».
  «Аманда Бердетт. Она студентка второго курса, выбрала свою специальность».
  «А, один из этих дерьмовых DIY», — сказала она. «Аманда Бердетт… она случайно не грубая маленькая претенциозная заноза в заднице?»
  Я сказал: «Это могло бы ее описать».
   «Бледная? Как одна из тех викторианских цыпочек, которые ели мел? Высокомерная мимика, совершенно не оправданная реальностью?»
  «Удивительно, Максин».
  «Что такое?»
  «Сорок три тысячи студентов, и вы знаете, о ком мы говорим».
  «Я знаю ее, потому что она была на одном из моих семинаров для студентов старших курсов.
  Дважды в месяц кафедра заставляла меня читать лекции о социальной структуре. Дюжина детей, и она бросалась в глаза своим отношением. Она приходила поздно, кинулась в конец класса и устраивала целое представление, игнорируя меня — уткнувшись в книгу, не имеющую никакого отношения к предмету. Всегда что-то унылое и экзистенциальное, Сартр и тому подобное. Если мы встречались взглядами, она ухмылялась и поднимала книгу выше».
  «Сделать заявление».
  «Сделала заявление типа «иди на хрен », — сказала она. «Я так хотела ее завалить, но у нее хватило наглости вручить ей потрясающую итоговую справку, так что что я могла сделать? Маленькая сучка умеет писать и конспектировать. Я могла бы понизить ее оценку до B с плюсом и уйти, но кому нужна эта головная боль? Она получила A с минусом. Так что же она сделала, чтобы заинтересовать Майло?»
  «Может, ничего и не будет, Максин, ты же знаешь, что делать».
  «Да, да, старый плащ и кинжал. Ладно, в прошлый раз все отлично получилось. Я позвоню своему секретному контакту в секретное место, чтобы остаться неназванным — племянник в офисе регистратора, упс. Что-нибудь еще?»
  «Домашний адрес был бы полезен».
  «Полиция не может это раскопать ?»
  «У нее нет водительских прав и она не зарегистрирована в социальных сетях».
  «Одна из таких», — сказала она. «Я называю их норными. Маленькие клыкастые землеройки, которые зарываются под землю и периодически вылезают наружу, чтобы стать неприятными.
  Многие из них, похоже, живут с мамой и папой и избегают автомобилей».
  «Ее мама и папа в Калабасасе. Я думала, что это будет адрес недалеко от кампуса, велосипед и/или Uber».
  «Разумно, посмотрим, что я смогу найти».
  «Спасибо, Максин».
  «Ты ничего не можешь мне сказать?»
  "Извини."
  «Ну, ладно», — сказала она. «Придется мне подкрепляться фантазиями. Как в случае с Майло, который в итоге арестовывает эту маленькую дурочку за что-то ужасное, она идет под суд, я
   в зале суда в день вынесения приговора, в положении, когда она должна смотреть на меня. Она слышит плохие новости, мы смотрим друг другу в глаза, я держу Камиллу Палью».
  Академическое представление о мести.
  «Свадьба», — сказала она. «Очевидно, она не невеста, и я не могу представить ее в роли щебечущей подружки невесты».
  Я посмотрел на Майло. Он кивнул.
  «Она сестра жениха».
  «Сюжет становится все интереснее», — сказал Драйвер. «Хорошо, приятно слышать от тебя, Алекс.
  это понравилось бы » .
   ГЛАВА
  11
  VCR Staffing Specialists занимали офис на первом этаже в приземистом двухэтажном кирпичном здании. В Ист-Брентвуде было много высотных зданий и торговых центров.
  Это здание было забыто временем и застройщиками. Но, возможно, не надолго: табличка «Продается» была прибита к кирпичу, прямо справа от двери из галечного стекла.
  Вестибюль с полом из грязного фальшивого терраццо открывался в коридор с коричневым ковром. Номер VCR был в глубине. Засов под дверной ручкой, но ручка поворачивалась.
  Внутри находился пустой зал ожидания, украшенный репродукциями уличных сцен Парижа XIX века и черно-белыми фотографиями знаменитостей, которые можно увидеть в химчистках и других местах, куда знаменитости никогда не ходят.
  Маленький письменный стол, один стул. Жесткие серые твидовые диваны говорили, что здесь не ждал никто важный.
  Еще одна деревянная дверь находилась по центру стены за столом. Голоса просачивались сквозь нее. Приглушенные, но недостаточно, чтобы скрыть эмоциональный тон.
  Мужской голос, женский голос, перебивающие друг друга.
  Майло сильно постучал, и разговор прекратился.
  Мужской голос сказал: «Ты что-то слышишь?»
  Женский голос крикнул: «Если тебе так чертовски любопытно, иди и проверь».
  Денни Рапфогель, раскрасневшийся и вспотевший, катая черную пластиковую ручку между пальцами, открыл дверь. Он выпалил: «Что за?», затем сдержался и выдавил тошнотворную улыбку.
  Его слишком узкая зеленая рубашка алоха была расписана бокалами для мартини и шейкерами для коктейлей. Льняные брюки цвета слоновой кости свисали до пола, образуя лужи поверх мокасин из оливково-зеленой ткани.
  Из-за его спины раздался лай, достойный сторожевого пса: «Кто?»
  «Полицейские со свадьбы».
   "Почему?"
  «Откуда, черт возьми, мне знать?»
   Коринна Рапфогель появилась в поле зрения, проталкиваясь мимо мужа. Удар заставил его щеки застыть. Кожа там, где его челюсть соприкасалась с мочками ушей, покраснела, а плечи поднялись. Но улыбка морской болезни все еще держалась.
  Улыбка Коринн была широкой и белоснежной. «О, привет, ребята». Новый голос, мягкий и кошачий.
  План Алисии Богомил состоял в том, чтобы принарядиться, чтобы выполнить работу. Коринн Рапфогель принарядилась для своего рабочего места, даже учитывая свадебный, а не повседневный.
  На ней было блузочное светло-голубое платье, которое свисало ниже колен, на ногах были белые лакированные туфли с потрескавшимися краями. Темные волосы были небрежно завязаны сзади, с выбившимися прядями по бокам головы, сверкающими более чем несколькими седыми нитями. Очки для чтения сидели на блестящем носу. Как и у многих лиц, привыкших к сильному макияжу, ее лицо без него выглядело бесформенным и размытым.
  Несмотря на все это, она начала изображать вампиршу, хлопая короткими ресницами, наклоняя голову на одну сторону, а бедро на другую.
  Майло сказал: «Мисс Рапфогель».
  «Пу-лиз, мы ведь уже старые друзья, да? Коринн». Взяв руку Майло и держа ее слишком долго.
  Денни Рапфогель сказал: «Они здесь не для общения, это бизнес». Нам: «Надеюсь, хороший бизнес — вы решили его?»
  Майло освободил руку. «Я бы хотел, сэр. Мы здесь для продолжения, пытались позвонить, но никто не ответил, поэтому мы подумали, что...»
  Коринн Рапфогель сказала: «Что мы можем узнать у вас, ребята?»
  Майло сказал: «Прежде всего, что-нибудь новое пришло тебе в голову?»
  «Произошло», — сказала она, словно заучивая иностранное слово по самоучителю. Длинное, размашистое движение глаз влево. «Нет, не могу сказать, что это произошло».
  Денни сказал: «Ты говоришь, что никакого прогресса нет? Чем больше я об этом думаю, тем больше злюсь. Они испортили нам день».
  Майло сказал: «День покойной женщины тоже прошел не слишком хорошо».
  «Женщина», — сказал Денни. «Ты же не собираешься мне говорить, что не знаешь, кто она».
  "К сожалению-"
  «Боже. В чем проблема? В социальных сетях кого нельзя идентифицировать?»
  Коринн сказала: «Очевидно, что некоторые люди не могут».
   Используя тон, которым вы объясняете простые вещи тупицам.
  Денни знал это и сверлил взглядом. Коринн не заметила или предпочла не заметить. Ее глаза снова метнулись влево. Пальцы на ее выдвинутом бедре забарабанили.
  Она увидела, что я смотрю. Улыбнулась и кивнула, как будто мы делились секретом.
  Я поднял брови. Она сделала то же самое.
   Потанцуем?
  Майло смотрел без всякого выражения. Денни Рапфогель, отвернувшись от жены, ничего этого не увидел. Он покачал головой. «Полная катастрофа. Это то, что ты пришел нам сказать? Иисус Х.»
  Коринн сказала: «Это продолжение ».
  "Что бы ни."
  «Они стараются как могут. Это честные, работящие ребята».
  Ее очередь сверлить взглядом. Невысказанное в противовес.
  Румянец залил щеки Денни. «Это не мой отец был страховым стоматологом...»
  « Честный, трудолюбивый DDS», — сказала Коринн. «Вы никогда его не знали, так что не судите».
  «Правильно». Нам: «Раньше лицо ее старика красовалось на автобусных скамейках».
  Коринн изобразила ригидную улыбку. «Мой отец вырос в районе и получил диплом стоматолога-хирурга в Нью-Йоркском университете. Некоторые люди берут инициативу на себя».
  Денни пробормотал: «Автобусные скамейки».
  Майло сказал: «Итак. Есть новые идеи?»
  «Например?» — спросил Денни.
  «Как и все, что может им помочь, очевидно», — сказала Коринн. Еще один взгляд на меня, за которым последовал заговорщицкий кивок.
  Я сказал: «Господин Рапфогель, ваш комментарий о испорченном дне совершенно прав. Я знаю, что вас об этом спрашивали в свое время, но можете ли вы вспомнить кого-нибудь, кто хотел бы испортить свадьбу?»
  «С нашей стороны?» — сказал Денни. «Ни за что. С нашей стороны были в основном друзья Брирса, а друзья, очевидно, не хотели ничего портить».
  Коринн ничего не сказала.
  Я спросил: «Миссис Рапфогель?»
  Она покачала головой и сказала: «Я никого не могу вспомнить», но пальцы на ее бедре замерли, а указательный палец вытянулся. Сохраняя жест низким и не попадающимся на глаза мужу, она согнула палец.
   Иди сюда.
  Я ответил ей легким кивком.
  Она улыбнулась.
  Денни Рапфогель сказал: «Послушайте, сейчас неподходящее время. Здание только что выставили на продажу, и нам нужно составить план действий на случай непредвиденных обстоятельств, хорошо?»
  «Хорошо», — сказал Майло. «Извините за беспокойство, сэр».
  «Если вы когда-нибудь действительно решите это», — сказал Денни, «то любое беспокойство будет того стоить. Выясните, кто это, и я подам на них в суд».
  Коринна сказала: «Это уголовное дело, а не гражданское». Тот же покровительственный тон.
  Он повернулся к ней. «Как OJ? Слышали о таком? Копы облажались, но семья добилась справедливости благодаря гражданскому иску. Боже».
  Он ворвался обратно в задний кабинет и захлопнул дверь.
  Коринн Рапфогель сказала: «Извините, ребята. Я вас провожу».
  —
  Когда мы вышли на тротуар, она спросила: «Где твоя полицейская машина?»
  Майло указал. «Зеленая Севилья».
  «О, штатское — обожаю эту модель. У моего отца была такая, белая с дизайнерским золотым покрытием. Он одалживал ее мне, чтобы я ходила на пляж с друзьями». Она распустила волосы и встряхнула ими, пока говорила.
  Я сказал: «Настоящая классика».
  «Мой отец был классикой», — сказала она. «В отличие от того юнкера, за которого я вышла замуж». Она придвинулась ближе. «Слушайте, ребята, я ухожу от него, но он об этом не знает. Я только что поговорила с адвокатом».
  «Думаю, мне не стоит извиняться?»
  бёдрами . «Чёрт, нет, это было долго. Я ждала, когда свадьба закончится. Не хотела портить большой день Бэби». Её глаза затуманились. «Вот и всё».
  Майло сказал: «Какое испытание. Извините. Если что-нибудь вспомните».
  Мы с ним повернулись к машине.
  Коринн Рапфогель сказала: «Подождите, ребята». Ее взгляд метнулся обратно к офисному зданию. Она прошла несколько футов впереди нас и остановилась.
  «Послушайте, я не говорю, что это имеет какое-то значение, но одна из причин, по которой я ухожу от него, заключается в том, что он не может держать это в своих штанах. Вот почему наш бизнес катится в тартарары. У нас было много исков Me Too, а теперь
   У нас отвратительная репутация. Он разрушил бизнес, понятно? Он постоянно выводит людей из себя».
  Она помолчала, откинула волосы. «Если есть кто-то, кого кто-то хотел бы испортить, так это он».
  Я спросил: «Есть ли тип женщин, которые ему нравятся?»
  «Тип с вагиной». Она выглядела готовой плюнуть. Затем она обмякла.
  «Когда я его встретила, он был красавчиком, хотите верьте, хотите нет. Занимался серфингом, казался милым, играл в теннис, поддерживал форму, я действительно думала, что он тот парень. Накаченность длилась дольше, чем миловидность. К тому времени, как Бэби стал малышом, он изменял мне. Возможно, раньше, но именно тогда я узнала об этом. Я пригрозила, что брошу его, и он сделал искупление и заявил, что это больше не повторится».
  Она показала средний палец в небо. «Мы были на парных консультациях у трех разных терапевтов, много хорошего они делают. Он даже провел некоторое время в каком-то нелепом реабилитационном центре для сексуальной зависимости. Как будто это болезнь, да? Полная чушь, это плохое поведение. Я спросила своего терапевта, и она согласилась».
  Я сказал: «Значит, он довольно неразборчив».
  «Те, о ком я знаю , были слишком молоды для него». Пауза. «Некоторые были наполовину милыми. Как твоя жертва, я полагаю. По крайней мере, на этой фотографии она выглядела мило. Учитывая».
  «Но вы ее не узнаете».
  «Нет», — сказала она. «Кроме тех, кто работал на нас, я никогда никого из них не встречала, он подхалим, а не хвастун. Единственная причина, по которой я узнала, что он приставал к сотрудницам, — одна уволилась, а через год подала на нас в суд, а потом пришли и другие. Еще четверо, можете в это поверить?»
  Ее очередь смыть. «Ублюдок. Потом я рассказал паре своих друзей, и это открыло клапаны. Они начали рассказывать мне, что видели его с девчонками, предлагающими их мужьям секс втроем, всякую грязную хрень. Можно было бы подумать, что они подумали бы дать мне знать, да? Теперь они бывшие друзья, но это ничего, мне никто не нужен».
  Бедро втянулось. Ее позвоночник выгнулся. «Я готова идти вперед самостоятельно, использовать упорство и инициативу, которым я научилась у своего отца. Он был беден, сам оплатил учебу — я , возможно, даже вернусь в школу, стану гигиенистом. Я достаточно поработала в кабинете папы, чтобы знать о зубах больше, чем большинство дантистов».
  Мы с Майло кивнули.
  Я сказал: «Удачи, Коринн».
  «Надеюсь, мне не понадобится удача, только талант», — сказала она. Еще один взгляд на здание. «Если кто-то и может вызвать ненависть, так это он».
   Движение из здания. Денни Рапфогель неуклюже идет к нам. Он протянул руки ладонями вверх в жесте «какого черта».
  Коринн сказала: «Просто прощаюсь».
  «Можем ли мы вернуться к делу? Только что перезвонил тот агент по аренде. Есть место на Олимпик, может подойти».
  «Конечно, Дэн», — сказала Коринн. Она тихонько прошептала, ее губы не были видны:
  «Ублюдок».
  —
  Я поехал на запад по Уилшир, на следующем светофоре повернул на юг и направился обратно к станции.
  «Это было нечто», — сказал Майло.
  Я сказал: «Узы, которые разъединяют».
  «Денни, собака, молодые женщины. Выглядит одиноко, Красное Платье, кажется, не из его класса. Но она сняла одежду ради денег. Может, она думала, что у него достаточно, чтобы она могла уйти на пенсию. Но, учитывая планы Коринн, можно было бы подумать, что она следит за ним, может заметить красотку в Fendi. Даже если бы она этого не сделала, его уход достаточно надолго, чтобы задушить кого-то, привести себя в порядок и вернуться к празднествам, привлек бы ее внимание».
  «Может быть, ее это уже не волнует».
  «Хорошее замечание. Есть еще его роль. Мой брат Патрик выдал замуж четырех дочерей, сказал мне, что отец невесты занимает должность сразу после уборщика».
  Я спросил: «Есть ли способ получить записи телефонных звонков Денни, может быть, установить связь между ним и Red Dress?»
  «Если это совместный счет и Коринн предоставит доступ... может быть. Дай-ка я спрошу Джона».
  Он набрал быстрый номер заместителя окружного прокурора Джона Нгуена.
  Вместо обычного мудреца Нгуена, с примесью бейсбольных отсылок, голосовое сообщение было лаконичным. Меня нет, оставьте сообщение.
  «Хм». Он позвонил в главный офис, где ему сообщили, что окружного прокурора Нгуена нет на месте, и неизвестно, когда он вернется.
  Я сказал: «Джон звучит сварливо».
  «Это потому, что Джон — разумный человек, подожди». Его телефон защебетал отрывок из «Музыки на воде» Генделя. «Это Рид». Щелк. «Что случилось, малыш?»
  «Вычеркнутый везде, кроме бармена в The Booty Shop на
   Сансет говорит, что она танцевала там пару лет назад. Не как Ким или Кимберли. Он знал ее как Суз».
  «Сокращенно от Сьюзи?»
  «Когда я ему это сказал, он был очень озадачен, как будто я говорил на афганском или что-то в этом роде».
  «Эйнштейн».
  «Старик, наверное, десятилетиями баловался хорошим спиртным».
  Майло сказал: «Я не буду спрашивать твое определение слова «старый». Гизер был уверен, что это она».
  «Говорит, что да. И он описал ее так же, как и вышибала: ленивая танцовщица, замкнутая. И рюкзак тоже. Она единственная, кого он когда-либо видел, кто так делал, видимо, танцовщицы действительно покупают большие дизайнерские сумки. Я спросил его, почему он думает, что она ведет себя по-другому. Он сказал, что она, вероятно, хотела отличаться. Я сказал, что, может быть, она застенчива. Он сказал: «Застенчивые люди не выставляют свои киски извращенцам». Я не стал вносить это в свои заметки».
  «Здесь ли лучше ведутся записи о занятости, чем в Aura?»
  «Не знаю, LT, все еще пытаюсь выяснить, кому это принадлежит. Гизер дал мне название того, что оказалось подставной корпорацией, адрес около доков в Уилмингтоне, где сейчас парковка. Менеджер должен скоро приехать. Я могу подождать ее, если я вам не понадоблюсь где-то еще».
  «Подожди, малыш. У меня есть Ширли Темпл».
  Рид усмехнулся. «Ты же знаешь меня и сахар».
  «Твоя потеря», — сказал Майло. «Женщина-менеджер, да?»
  «Как вам такой подход к разрушению стеклянного потолка?»
  —
  Как только Майло положил телефон в карман, он снова защебетал. Радикальный переход к чему-то атональному — Шенбергу или ему подобному.
  Джон Нгуен сказал: «Наконец-то вы задаете мне очевидный вопрос. При совместном счете вы получаете разрешение от любого из владельцев счета, это законно полученные доказательства».
  «Даже если они оба закончат неприятным разводом».
  «Сделайте это до развода».
  «Даже с…»
  «Хотите подискутировать? Таков закон».
  «Отлично. Ты в порядке, Джон?»
   «Я великолепен». Звучит как угодно, но не так.
  «Что случилось со старой голосовой почтой?»
  «Новый босс», — сказал Нгуен. «Не спрашивай, потому что я не скажу, именно из-за этого я и попал в дерьмо. Ты знал, что бейсбол представляет привилегию белых мужчин и является неуместным вмешательством в деловое общение? Держу пари, что не знал. Держу пари, что ты делаешь все, что хочешь, в Голубой стране».
  «Ты белый?» — спросил Майло.
  «Когда они хотят, чтобы я был, я есть».
  Щелкните.
  Губы Майло дрогнули, издав малиновый звук.
  Я сказал: «Хорошие новости по телефону».
  «Если это от имени Коринн и она согласится. Но, вероятно, пустая трата времени.
  Какова вероятность, что Денни будет настолько глуп, чтобы позвонить своей девушке, если у его жены есть доступ к записи его звонков?»
  «Не похоже, чтобы он когда-либо был осмотрительным. Может быть, часть острых ощущений заключается в том, чтобы бросить это ей в лицо».
  «Хорошо, я попробую получить ее разрешение. Может быть, я прокрадусь к офису сегодня днем, повезет, и я застану ее одну. Тем временем, у нас есть еще одно наблюдение за Красным Платьем, но под другим именем».
  Я сказал: «Она работает в Лос-Анджелесе уже как минимум два года, ей нужно какое-то место жительства».
  «Это большой округ», — сказал он, разворачиваясь и разминая ноги.
  «Кимби, Суз. Рюкзак. Может, ты права, что она студентка. Или бармен прав, и она просто важничала, чтобы выделиться».
  Он снова посмотрел на свой телефон. «От Алисии пока ничего по поводу платья.
  Что я знал, не проверяя, потому что я уже проверил двадцать секунд назад. Каково лечение ОКР?»
  «Это поведение, снижающее тревожность», — сказал я.
  "Так?"
  «Иногда успех решает все».
  Он снова сделал вид, что изучает телефон. «Может быть, если я буду смотреть на него достаточно долго, произойдет что-то чудесное».
  «Так бывает», — сказал я, — «напиши книгу и заработай миллионы».
   ГЛАВА
  12
  Никаких новостей от Майло до четверга, сразу после четырех часов вечера.
  «Не удалось дозвониться до Коринн, офис был закрыт. Штаб-квартира Rapfogel Marital Bliss находится в Шерман-Оукс. Не могу представить, что поеду туда на всякий случай, поэтому оставил двусмысленное сообщение на ее мобильном, все еще жду перезвона. В соответствии со всей этой радостью, менеджер в The Booty Shop взял больничный, так что Мо не смог с ней поговорить. Хотя некоторые танцовщицы пришли, и он поговорил с ними, парень мне должен. Никто из тех, кто там сейчас работает, не знает Суз/Ким/кого-то еще. Единственное отдаленно возможное светлое пятно — менеджер живет недалеко от станции, я попробую заскочить. Ты свободен? Или просто разумно?»
  —
  Консуэла Елена Бака жила в ранчо с аквамариновой штукатуркой недалеко от южной границы Лос-Анджелеса с Калвер-Сити. Аккуратно ухоженное место, алоэ, юкка и вербена вместо слюнявого газона, кабриолет Jaguar девяностых медного цвета на подъездной дорожке.
  Наклейки на фасадном окне дома рекламировали услуги охранной компании. Кнопка двери вызывала звон колоколов Вестминстерского аббатства.
  Изнутри раздался гнусавый женский голос: «Кто там?»
  «Полиция, госпожа Бака».
  «Опять не будильник!»
  Дверь треснула, но осталась запертой. Глаза, настолько бледные, что почти бесцветные, впустили нас.
  "Удостоверение, пожалуйста."
  Майло дал ей взглянуть на свой значок. Не на свою карточку; нет смысла начинать разговор с «Убийства».
  Она расстегнула цепочку и снова нас оценила.
  Высокая женщина лет сорока, одетая в обтягивающий черный халат из вискозы поверх
   что-то бежевое и кружевное. Красный нос, налитые кровью глаза, белокурые волосы, собранные в пучок на макушке.
  «Да, я Консуэла». Всхлип, прочистка горла. Ватная салфетка в ее руке промокнула нос. Капля образовалась на дне одной ноздри. Она сказала:
  «Фу», — и поймал его, прежде чем он упал.
  «Слушай, я правда не могу больше платить штрафы за ложную тревогу. Она не сработала. Ни разу за последние двадцать четыре часа, и я уверен, потому что я был здесь все это время. Подхватил этот гадкий вирус, ясно? Не выходил из дома.
  Так что, какую бы проблему вы ни считали, она не моя».
  Несмотря на имя, Консуэла Елена Бака выглядела как прото-нордическая, с молочной кожей, высоко поднятым вздернутым носом и твердым квадратным подбородком. Длинноногая и пышногрудая, ростом около шести футов в пушистых тапочках.
  Майло сказал: «Дело не в сигнализации, мэм».
  «И что потом?»
  «Мы можем войти?»
  Консуэла Бака подумала. «Конечно, но на свой страх и риск. Вокруг плавает несметное количество противных маленьких микробов».
  «Мы рискнем», — сказал Майло.
  «Храбрые копы, да?»
  «Защищать и служить».
  Она улыбнулась. Кашлянула. Пробормотала «ой» и прикрыла рот, наклонилась и снова закашлялась. Когда она остановилась, ее лицо было серьезным. «Кто-то опасный скрывается в районе?»
  «Вовсе нет, мэм. Мы здесь, чтобы получить помощь».
  « Я могу вам помочь ?» — сказала Консуэла Бака. Полупожатие плеч вызвало еще больший кашель. «Почему бы и нет? Были времена, когда вы мне помогали. На работе я управляю ночным клубом. Хотя это и непоследовательно, иногда вы, ребята, действительно знаете, как не торопиться — какого черта, заходите».
  —
  Мы последовали за ней в квадратную белую гостиную. Черный диван стоял напротив красного дивана. Оба были в форме собачьих костей. Между ними стоял хромированный и стеклянный стол на ковре, который выглядел сшитым из белых тряпок. На столе — коробка салфеток, пропитанных лосьоном. На полу — черная пластиковая мусорная корзина, переполненная использованной бумагой.
  Две стены были увешаны полудюжиной черно-белых фотографий, на всех из которых была видна мрачная светотень довоенной французской киносъемки. Три
  изображали джазовые ансамбли, играющие в тусклых, задымленных комнатах. В центре внимания лидеры: Дюк Эллингтон, Чарли Паркер, Бенни Гудмен.
  На оставшихся трех фотографиях красовалась Консуэла Елена Бака, обнаженная, в свои двадцать с небольшим. Более темный оттенок блонда, сложная прическа, полная переворотов, лохматых волос и слоев, длинное гладкое тело, обожаемое камерой.
  Она указала нам на красный диван. Прямо напротив ее фото-мемуара.
  Болен, но все еще способен ставить хореографию.
  «Это было давно», — сказала она. «Здорово быть молодым, правда, ребята?»
  В наше время даже комплименты могут доставить вам неприятности. Мы улыбнулись.
  Она скрестила ноги, позволив халату подняться до середины бедра. «Как ты думаешь, какую помощь я могу тебе оказать?»
  Майло сказал: «Если вы знаете эту женщину, это будет огромной помощью».
  и вручил ей смертельный выстрел в Красное Платье.
  Она сказала: «Сьюзи Кью? Она... о, Боже, она такая, не так ли?»
  «Она стала жертвой убийства, мэм».
  Правая рука Консуэлы Бака взлетела ко рту. Она потянулась за чистой салфеткой, похлопала оба глаза. «Бедная Сьюзи. Как? Кто?»
  Майло сказал: «К сожалению, мы не можем узнать, как и не знаем, кто. Вот почему мы здесь. Все, что вы можете нам рассказать о ней, будет оценено по достоинству».
  Бледные глаза сузились. «Как ты связал ее со мной?»
  «Один из наших детективов посетил The Booty Shop. Нам сказали, что она там танцевала».
  «Это было пару лет назад». Она нахмурилась. «Они выдали мои персональные данные?»
  Майло улыбнулся и достал свой блокнот. «Нет, мы обнаружили и выяснили, что вы управляли этим местом. Так что вы знали ее как Сьюзи Кью. Фамилию, пожалуйста».
  Консуэла Бака продолжала изучать изображение мертвой девушки. «Она не из тех, кого я бы могла себе представить в конечном итоге — я имею в виду, что она никогда не делала ничего высокорискованного. Не то чтобы я это видела. Если на то пошло, она была как-то… застегнута на все пуговицы — сдержанна, вот что это значит».
  Я спросил: «В отличие от других танцоров?»
  «Танцоры», — сказала она. «Они учат вас, ребята, политкорректности, да? Они не балерины, они стриптизерши, и да, многие из них любят ходить по краю. Такова природа бизнеса».
  «В чем преимущество?»
  «Не те парни, не те наркотики».
   «Не Сьюзи», — сказал я.
  «Насколько я знаю. Что касается ее фамилии, она сказала мне Смит. Сьюзен Смит. Я предположил, что это подделка».
  «Потому что это был Смит?»
  «Это и фальшивые имена также являются частью бизнеса. Девушки делают это для безопасности и потому, что им нравится создавать себе альтер-эго. Когда я работала в Вегасе, я была Бригиттой. Когда я не была Ингрид. Или Хельгой. Моя шведская мама из Миннесоты не была в восторге. Мой отец никогда ничего не говорил, но когда она начинала кричать на меня, я замечала, как он улыбается».
  Воспоминание заставило ее вздохнуть. Она еще раз взглянула на фотографию, покачала головой и вернула ее. «Бедная Сьюзи».
  Майло спросил: «Когда Сьюзен Смит стала Сьюзи Кью?»
  «Это не было формальным делом», — сказал Бака. «Она предложила это, и я согласился.
  Это своего рода естественное продолжение Сьюзан, не так ли? Как Ханна становится Хани Пай, Сара — Секси Сэди? У меня была одна девочка, ее звали Дара, что было вполне нормально в качестве сценического имени. Она считала, что стать Дризеллой — отличная идея.
  Я сказала ей, что это одна из уродливых сестер в «Золушке», плохая идея. Поэтому она стала Дрю. Это лучше, чем Дара? Но у каждого свои идеи. Они делают свою работу, я их не беспокою».
  «Вы сохранили формы трудоустройства Сьюзи? Удержания, социальное обеспечение, и тому подобное?»
  «Нельзя сохранять то, чего у меня нет, ребята. Единственные формы, которые мы храним, предназначены для нацистов с алкогольной лицензией и вредителей из департамента здравоохранения. Девочки не сотрудники, они независимые подрядчики. Это практически стандарт отрасли».
  «Сьюзи упоминала другие места, где она работала?»
  Консуэла Бака выдавила из себя хриплый отрывок смеха, прежде чем ее охватил приступ кашля. Еще одно запоздалое прикрытие рта. «Извините, извините, не хочу вас заразить. Нет, она не упомянула, потому что я не спрашивал. Мы не требуем резюме. Они приходят без записи, раздеваются, выставляют напоказ свои штучки. Они соответствуют нашим стандартам, мы даем им пробы. Они приходят вовремя и остаются трезвыми, мы даем им временные интервалы. Даже старожилы не задерживаются надолго.
  Сюзи была краткосрочной. Недели, а не месяцы».
  "Почему?"
  «Безумно», — сказал Бака. «Однажды она просто не пришла. Ничего страшного, недостатка в продукции никогда не бывает».
  Майло сунул фотографию обратно в карман. «Что вы можете рассказать нам о ней?»
  «Только мое впечатление», — сказала Консуэла Бака. «Тихая девушка, не слишком яркая личность — о, да, она утверждала, что она студентка».
  "Где?"
  «Она никогда не говорила. И она могла бы лгать. Так делают девушки.
  Они лгут».
  Я сказал: «Еще один отраслевой стандарт».
  «Ты прав. Мы продаем фантазию. Как только она переходит в реальность —
  Слишком много прыщей на заднице, слишком много нервов, чтобы двигаться правильно — прощай, Милашка, потому что ты перешла в честность, а честность убивает бизнес. Когда девушки на сцене, они — вместилища мечты, а не реальные люди. Я не собираюсь сидеть здесь и говорить вам, что они актрисы, — хотя некоторые из них хотели бы так думать. Но мы действительно управляем шоу. Притворяемся за доллары. Хорошим лжецам легче притворяться. Я знаю свой кадровый резерв, ребята. Если бы мы держали мелкие деньги при себе, они бы не продержались и наносекунды.
  «Похоже, у тебя и так дел полон рот».
  «О, я тоже», — сказал Бака. «Это как колония для несовершеннолетних. Тот, кто готов взяться за эту работу, не будет пай-мальчиком в церкви. Не то чтобы у нас не было таких, кто пытался вырваться от папы и мамочки».
  Я сказал: «Свободные духи».
  «Девушки сошли с ума или пытаются это сделать». Крошечная улыбка. «Как я когда-то».
  «Сьюзи не производила такого впечатления?»
  «Хм, знаешь, по-своему, может, и так. Не петарда, а тлеющий огонек. Это может быть так же сексуально».
  Она шмыгнула носом и промокнула лицо, а затем взглядом указала нам на свои фотографии.
  Я сказал: «Они весьма артистичны».
  «Благодарю вас, сэр. Парень, который их взял, был художником. Он делал свою основную работу для студий в сороковые, его ограбили, как и всех остальных, кто работал на студии, ни копейки гонорара. Когда он вышел на пенсию, он стал фрилансером. Клиент, который видел меня на сцене, познакомил его со мной.
  Джордж — Джордж Груманн — искал в кавычках «богиню льда».
  Он взглянул на меня и сказал: «Валькирия прибыла». Это было весело».
  Она снова долго смотрела на себя. «Я думаю, они вышли довольно хорошо».
  "Потрясающий."
  Она кивнула, чихнула, кашлянула. «Извините, я не привыкла, чтобы люди приходили, когда я чувствую себя паршиво. У меня першит в горле, я обычно сразу принимаю цинк, и это вроде как помогает. Но он также вызывает у меня сильную тошноту, и я только что перенесла желудочный грипп, поэтому решила, что справлюсь с этим».
   Она громко прочистила горло: скрежет шестеренок. «Боже, я звучу как дикая свинья».
  Я сказал: «Надеюсь, тебе скоро станет лучше».
  «Это мило. Спасибо».
  «Что, по словам Сьюзен, она изучала в школе?»
  «Она никогда не говорила об этом конкретно. По крайней мере, мне. Я не поощряю болтовню. Появляйся, выгляди горячо, делай свое дело, следи за тем, чтобы алкоголь лился рекой, а члены были твердыми».
  «Была ли другая девушка, которой она могла бы довериться?»
  «Я ее не видела», — сказала Бака. «Она не была Мисс Конгениальность, она была замкнутой. Я слышала, как несколько других девушек называли ее снобом. На самом деле, это было что-то вроде «какая холодная сука».
  «Ты помнишь, кто это сказал?»
  «Вы шутите. Мы говорим о двухлетней давности, может больше. Сейчас у меня нет никого из тех, кто был тогда. Даже если у них есть концентрация внимания, они делают плохой выбор и быстро стареют».
  Проведя рукой по своему гладкому бедру, словно вызывая противоречие.
  Я спросил: «Джордж Груманн когда-нибудь ее фотографировал?»
  «О, нет», — сказал Бака, улыбаясь. «Джордж ушел — я не скажу вам, как долго, на том основании, что это может быть мне инкриминировано». Пауза. «Он умер двадцать два года назад. Через год после того, как он забрал мои гламуры».
  «Что еще вы можете рассказать нам о ней?»
  Она пожала плечами. «Ее уличный вид был унылым. Она приходила на работу в одежде, предназначенной для того, чтобы хромать и какать. В первый раз я сказала себе: у этой есть костяк и тело, но понятия не имею, из этого ничего не выйдет. Но когда она пришла на прослушивание, она была разодета до чертиков. Полный макияж, дымчатые глаза, дюймовые ресницы, коллекция неплохих париков, туфли «трахни меня», красное микроплатье, которое можно было использовать вместо носового платка. Когда она вышла на сцену, ее танец был другим, но на самом деле довольно горячим».
  «Какое отличие?»
  Она распустила волосы, освободила каскад льда. «То, что я только что сказала тебе, тлеет, а не горит».
  «С тонкой стороны», — сказал я. «Не думал, что это сработает».
  Консуэла Елена Бака вздохнула. «Вы большие мальчики, поэтому я объясню это в терминах больших мальчиков. Это как с трахом, ребята. Знаете, как некоторые женщины кричат, бьются и издают все эти приятные звуки, а другие лежат с закрытыми глазами и довольной улыбкой на лице, но они обе сексуальны? Сьюзи была
   второй тип. Она вставала и делала это небольшое движение из стороны в сторону, даже выглядела немного скучающей. Она начинала с того, что смотрела в пол, затем медленно поднимала глаза и устанавливала контакт с неудачниками в первом ряду. Внезапно все смотрели на нее. То же самое с шестом. Она не спешила, занимаясь этим, и когда она это делала, никакой акробатики. Скорее, она обнимала его романтично. Поглаживала его».
  Облизнув губы, она продемонстрировала: «Медленно-медленно. Не так много в плане расхода калорий, но было в ней что-то, что зацепило клиентов. Может, это было сдерживание. Как будто в их обезьяньих мозгах ублажение ее было какой-то фантастической целью. Это может быть очень сексуально».
  Снова скрестив ноги, она открыла вид на другое бедро. Сдвинулась еще немного. Нижнего белья нет. «Что бы это ни было, это сработало. Она неплохо справилась с чаевыми, и выпивка лилась рекой».
  Майло сказал: «Она пришла на прослушивание в красном платье».
  «Она всегда носила только красное», — сказал Бака. «Оно отлично сочеталось с ее цветом, я не спорю. Счет в баре крутой, ты крутой».
  «Есть идеи, где она взяла свою одежду?»
  Она рассмеялась. «Эти вопросы. Мы не говорим о дизайнерских штучках, ребята.
  Вероятно, «Frederick's», «Trashy», «Next to Naked», «Stage Hollywood» — что-то из этого.
  Или винтажное место, которое специализируется на телесном сознании. В этом городе нет недостатка в трах-меня-тряпках».
  Майло быстро царапал. «Мы довольно невежественны в этом деле. Какие еще имена вы могли бы нам дать?»
  Она перечислила еще несколько магазинов. «Ты записываешь? Ты действительно планируешь посетить каждый из них?»
  «Все во имя общественного служения».
  «Ну, наслаждайся своей работой». Она похлопала себя по носу. Выгнула шею и тихо застонала. «Боже, мои суставы — мне нужно отдохнуть, ребята».
  Я сказал. «Конечно, еще пара вопросов? У Сьюзи были постоянные клиенты?»
  «Она не оставалась достаточно долго, чтобы построить конюшню. Мы говорим о двух ночах в неделю в течение шести, семи недель?»
  «Есть идеи, чем она занималась в те ночи?»
  «Может, зубрила перед экзаменами?» Она рассмеялась. «Извините, я не пытаюсь это высмеять, но она пришла и ушла. Так с какими еще клубами вы говорили?»
  Майло сказал: «Аура».
  «Эта дерьмовая яма? Она уже много лет не работает».
   «Теперь это место для вечеринок».
  «Правда», — сказала она. «Сьюзи работала там до нас или после?»
  "После."
  «Это просто безумие», — сказала Консуэла Бака. «Если ей нужны были деньги, почему бы ей не вернуться к нам, а не тратить время на такую свалку?
  Место неудачное, а владелец — какой-то тип с Ближнего Востока. Эй, на него стоит посмотреть».
  «Почему это?»
  «Он изворотливый. Пытался купить The Shop несколько лет назад. Его предложение было смехотворным, и это даже не были реальные деньги, просто какой-то сложный обмен недвижимостью. Сьюзи сделала The Aura, да? Она, должно быть, скатилась вниз. Она была наркоманкой?»
  Майло сказал: «Пока никаких доказательств этому нет».
  «Но может быть?» — сказал Бака. «Это могло бы объяснить это. Такие парни, как Мидеастер, продадут что угодно».
  Я спросил: «Кому принадлежит The Shop?»
  «Ты не знаешь?» — сказала Консуэла Бака. «Я знаю. Семейная традиция, мой дедушка и мой двоюродный дед управляли клубами в Каракасе, а затем переехали в Лос-Анджелес и открыли The Shop в пятидесятых. Когда они умерли, мой отец взял на себя управление. Когда он умер, моя мама не хотела иметь с этим ничего общего. Она думает, что она леди, которая обедает. Папа знал это и оставил это мне, а я взяла на себя управление и сделала это более прибыльным, чем когда-либо. Он знал, что я справлюсь, потому что видел, как я справлялась с Вегасом».
  «Поздравляю», — сказал Майло.
  «Я принимаю ваше восхищение. Я его заслужил».
  —
  Мы оставили ее кашлять и хлопать себя по груди.
  Пока я ехал обратно на станцию, Майло уставился на обшивку крыши и выпустил клубы воздуха. «Валькирия. Много слов, но в сущности никакой информации. Я все время напоминаю себе о черепахе и зайце».
  Я сказал: «Кроме того, черепахи живут дольше».
  «Вероятно, потому что им слишком скучно умирать. Сьюзан Смит. Настолько типично, насколько это вообще возможно».
  «Хотите немного позитивной психологии?»
  «Не знаю, смогу ли я справиться с чем-то?»
   «Валькирия не была совершенно бесполезной, она подтвердила профиль жертвы.
  Тихая девочка, замкнутая, сдержанная, но преображающаяся на сцене.
  «Одета в красное. Fendi может означать, что она пришла на свадьбу, чтобы повеселиться. Она была в рабочем режиме».
  «Какая была работа?»
  «Вариант того, что она делала на сцене. Использование своей внешности для получения денег от мужчины постарше. Не романтика с Денни, шантаж».
  «У Денни недостаточно денег, чтобы заниматься шантажом».
  «Вот почему ему пришлось отказать ей. Но что, если она не знала этого, потому что он ее обманывал? Одна из тех вещей, когда зевака превращается в папика. Потом его деньги иссякли, но ее стремления — нет. Если она давила на него какое-то время, это объяснило бы, почему он был готов с уколом и удавкой».
  «Грязный Денни», — сказал он. «Я вижу, как он трет свою промежность в первом ряду».
  «Хочешь, я развернусь, чтобы ты мог показать Баке его фотографию?»
  Он подумал об этом. «Нет, слишком рискованно. Она не произвела на меня впечатления как мисс.
  Сдержанно. Насколько нам известно, мы просто сидели там, нас разыгрывали и чихали».
  Я сказал: «Передай цинк».
  —
  Вернувшись в офис, он позвонил на мобильный Коринн Рапфогель.
  Она сказала: «Дважды за один день, лейтенант? Девушка может начать чувствовать себя важной».
  «Ты важен», — сказал он. «Это твой большой день был испорчен».
  «Нет, это был день Бэби. Мое сердце действительно болит за нее. Ты звонишь, потому что только что узнал что-то?»
  «Ваш муж в пределах слышимости?»
  «Нет, он в отключке. Он в этом замешан? О, Боже, я так и знал! Ублюдок! »
  «Нет, нет, Коринн, но я отнесся к тебе серьезно и намерен разобраться.
  Я звоню, потому что мне интересно, согласитесь ли вы предоставить мне доступ к записям ваших телефонных разговоров. Любые счета сотовых или стационарных телефонов в вашем офисе и дома.
  Если только нет аккаунта, который принадлежит исключительно Денни. Мне нужно его разрешение на это».
  «Записи? Что именно вам нужно?»
  «Я хотел бы узнать, с кем общается Денни».
   «Ну, в этом я вас намного опередила», — сказала Коринн Рапфогель. «После того, как вы были здесь, я решила взглянуть именно на это. Ничего странного ни на стационарном телефоне компании, ни на моем, но угадайте, чего не было в файле?»
  «Его личная линия».
  «Как вам такая подсказка, лейтенант? Мы храним все наши счета за сто двадцать дней в файле расходов. Для налоговых вычетов мы снимаем все наши телефоны. Счета Денни всегда там. Но теперь их там нет. Это довольно подозрительно, не так ли? Что он пытается скрыть?»
  «Хороший вопрос», — сказал Майло. «Проблема в том, что я не могу получить доступ к его линии без его согласия».
  «Почему бы вам не получить ордер?»
  «Все не так просто».
  «Не то, что по телевизору, да?»
  «Я бы хотел, Коринн. Ты проверила счета, потому что...»
  «Я действительно подозревала его в... понимаешь? Нет, это было слишком ужасно, чтобы думать об этом. Но ты начинаешь задаваться вопросом, и всякое всплывает в твоей голове. Я была полностью травмирована. Не могу спать, не могу есть, мои мысли блуждают повсюду, но они всегда возвращаются к какой-то девчонке, которая испортила свадьбу. Потом я начинаю думать обо всем остальном стрессе, который он мне причинил своим жалким маленьким членом. Затем я вспоминаю то, что произошло, когда мы были на Гавайях. Пять лет назад. То, что должно было быть романтическим отпуском, попытками якобы исцелить наш брак. Все шло хорошо. Пока на второй день я не застала его разговаривающим с какой-то шлюхой в бикини-стрингах у бассейна.
  Я не шпионил. Я пытался сохранять надежду».
  Майло сказал: «Дать ему шанс».
  «Именно так. Опять же», — сказала Коринн Рапфогель. «Если бы я была католичкой, они бы сделали меня святой. В общем, он встал рано, чтобы искупаться.
  У нашего номера был вид, и я вышел на балкон, чтобы насладиться им. И вот они там».
  Ее голос сорвался. «Полная дурочка, не намного старше Бэби. Они стоят совсем близко друг к другу. Потом их бедра соприкасаются. Потом он что-то говорит, и вдруг она отступает, толкает его в грудь и топает прочь. Вот тогда она повернулась, и я увидел ее свиное лицо. Жирная свинья, слишком обрюзгшая, чтобы носить эти стринги, она буквально вываливается отовсюду.
  Я думаю, он планировал привезти ее сюда на QT? Чтобы трахнуть ее, пока я сплю или хожу по магазинам?
  Она зарычала.
  Майло сказал: «Ты ее знал».
  «Глупая маленькая пизда», — сказала Коринн Рапфогель. «Она подала заявку к нам, чтобы стать помощником по хозяйству или няней, хотела работать с кем-то вроде Мерил Стрип. Как будто. Денни провел с ней собеседование, сказал, что она молодец, потом я поговорила с ней и поняла, что она дура без всякого опыта. Тем не менее, я запланировала второе собеседование, но она так и не появилась. Теперь я понимаю: зачем ей беспокоиться, если он, вероятно, платит ей за другую работу».
  «Он делал это?»
  «Много лет назад. Когда Бэби был младенцем. У меня был послеродовой период, это было его оправданием. Я думала, он изменился. Глупая я».
  «О, боже», — сказал Майло, показывая мне большой палец.
  Коринна сказала: «Вы в шоке, потому что вы порядочный и моральный человек, лейтенант. Так что же он делает, когда шлюха сосёт? Купается.
  Наслаждаясь собой, у него нет нормальных чувств. Он возвращается в комнату, и я выплескиваю на него весь свой пыл. Он клянется всем и вся, что это было просто совпадение, он понятия не имел, что она на Гавайях, единственная причина, по которой она разозлилась, это то, что она спросила, может ли она снова подать заявку, а он сказал ей нет».
  Горький смех. «Могу ли я продать вам мост? Но я отпустил его. Я хотел, чтобы это было правдой. Что я могу сказать, глупость с моей стороны. Потом на нас начали подавать в суд, и все стало выходить наружу. Это его шаблон: он использует тупых девчонок. Может, ваша жертва была одной из таких, и он убил ее, чтобы избавиться от нее».
  «Вы считаете, что Денни способен на убийство».
  Пауза. «Я не знаю, что я вижу, лейтенант. Часть меня хочет его ненавидеть, но часть меня в ужасе. Женат на той, кто мог такое сделать? Малышу приходится с этим жить? Единственное, в чем Денни на самом деле не так уж плох, так это быть отцом. Малышка его обожает».
  Она начала плакать. «Извините меня. Подождите». Несколько секунд тишина.
  «Извините, это просто ошеломляет. Почему вы не можете получить ордер на его арест? Разве того, что я вам только что сказал, недостаточно?»
  «К сожалению, нет, Коринн».
  «Ну, это отстой. Систему действительно нужно менять».
  Майло сказал: «Если Денни действительно тратил значительные деньги на других женщин, мог ли он скрыть это от тебя?»
  «Я не могу проверять каждый счет в ресторане или каждый раз, когда он лезет в мелкие расходы. Которые не были такими уж мелкими, мы раньше держали от пяти до десяти тысяч на мелкие расходы. Когда мы загребали их — на пике мы зарабатывали более четырехсот тысяч в год. Теперь это почти ничего. Сможет ли он содержать девчонку на постоянной основе? Наверное, нет, но он мог бы давать ей игрушки. И с
  грязная шлюха, мы не говорим о номерах-люкс в Peninsula».
  «Вы помните имя женщины на Гавайях?»
  «Марисса что-то там».
  «Нет фамилии?»
  «О, Боже, это было много лет назад. Пожалуйста, не ищите ее, она не единственная. Он понятия не имеет, что я разговаривала с адвокатом. Мне нужно время, чтобы привести в порядок свои финансовые дела, я не могу позволить себе раскрывать карты».
  «Понял», — сказал Майло. «Но если ее фамилия всплывет и ты не против...»
  «Что бы вы ей сказали?»
  «Кто-то испортил свадьбу вашей дочери, убив молодую женщину, и мы проверяем всех бывших сотрудников и всех, кто связан с вашим бизнесом».
  «Ладно», — сказала она. «Но я не буду помнить. И ты должен пообещать мне, что не сдашь меня ему».
  «Честь скаута».
  «Я была девочкой-скаутом», — сказала она. «В ледниковый период».
  «Позволь мне спросить тебя кое о чем, Коринн. Был ли момент во время свадьбы, когда вы с Денни не были вместе долгое время?»
  Я нацарапал записку и передал ему. Он прочитал, кивнул, а Коринн ответила.
  «Ты имеешь в виду, мог ли он сделать это так, чтобы я не заметила? Конечно. Было много моментов. В церкви мы были вместе с процессии, пока не ушли на прием, но как только вечеринка началась, начался хаос. Я пошла кругами одна, чтобы быть дружелюбной, потому что он уже выпил и отмахнулся от меня, когда я предложила сделать это вместе. Большую часть времени все были на танцполе или в баре. Я не могу сказать, как долго мы были порознь, но я точно не собираюсь давать ему алиби».
  «Хорошо, спасибо».
  «Работать с копами, — сказала Коринн. — Это своего рода приключение».
  Он положил мою записку на стол. «Еще одно. Ты когда-нибудь оплачиваешь телефонный счет Денни?»
  «Я всегда оплачиваю его телефонные счета», — сказала она. «Я беру на себя все счета».
  «Номер зарегистрирован на компанию?»
  «Конечно, это так».
  «И вы партнер в бизнесе».
   «Я... ах». Она рассмеялась. «Я понимаю, о чем ты. Это на его имя, но я фактически делюсь этим. Да, ты прав. Ты хочешь, чтобы я попросила у Verizon еще одну копию его счета».
  «Если вас это устраивает».
  «Если он как-то причастен к тому, чтобы испортить большой день Бэби, то я более чем в порядке. Как только я кладу трубку, я уже в деле. Очень креативно, лейтенант. Я могу это понять, я всегда был креативным. Если бы мы зависели от него в плане идей, мы бы жили на Скид Роу».
   ГЛАВА
  13
  Я только что вышел из его кабинета и был на полпути по коридору, когда он мне перезвонил.
  Размахивая пачкой бумаг.
  Я пошёл обратно.
  —
  Краткое изложение результатов вскрытия Джейн Доу №5 этого года, составленное исполняющим обязанности заместителя судмедэксперта Басей Лопатински, доктором медицины. Он распечатал две копии со своего рабочего стола. Мы читали одновременно.
  Упитанная белая женщина, примерно двадцати пяти-тридцати лет, в отличном состоянии здоровья до смерти от удушья в результате удушения лигатурой,
  «скорее всего, металлической нитью». Крошечные отметины, идущие по диагонали вдоль раны на шее, предполагали провод, увенчанный прядями обмотки. Приблизительный калибр, с учетом «сжатия кожи и атмосферных изменений после смерти», от 0,025 до 0,040 дюйма.
  Никакого алкоголя или наркотиков в организме умершего, за исключением нелетальной дозы фентанила, смешанного с героином. Это, в сочетании с болью и шоком от инъекции в «богатое нервами место», могло ошеломить жертву «возможно, до потери сознания».
  Я представила это. Красное Платье застигнуто врасплох, одурманено и подчинено.
  Остается достаточно времени, чтобы закончить работу.
  Почему бы просто не дать ей передозировку фентанила? Препарат действовал быстро и легко мог привести к летальному исходу.
  Зачем замедлять процесс с героином?
  Фентанил начинался как прибыльный препарат для крупных фармацевтических компаний. Фармацевтические компании рекламировали его врачам для лечения состояний, далеко выходящих за рамки его первоначального использования, для лечения неустранимых раковых болей. Вызывая один из худших наркотических кризисов в истории.
  Дешево производить. Может быть, смесь была тем, что вы получили на улице,
   настоящее время.
  Или кто-то жаждал тех долгих минут, которые потребовались, чтобы удушить человека.
  Прямое, лобовое убийство беспомощной жертвы.
  Наблюдаю, как гаснет свет.
  Я отправил электронное письмо Робину и продолжил чтение.
  Анализ содержимого желудка показал частично переваренный салат, кукурузу, зеленую фасоль, тунца, красный перец и жидкость на основе яиц, вероятно, разбавленный майонез. Все это было съедено примерно за два-три часа до смерти.
  Она не собиралась обедать.
  В конце отчета была записка доктора Лопатинского, в которой он просил Майло позвонить.
  Он подчинился, получил голосовое сообщение и оставил сообщение.
  Я сказал: «Еда интересная».
  «Перед приходом она съела салат из тунца».
  «Я имею в виду, что она ела перед свадьбой, потому что не собиралась наслаждаться кейтерингом. Добавьте к этому отсутствие выпивки или самостоятельного приема наркотиков в ее организме, и сценарий «работа-никаких развлечений» затвердевает».
  На мой телефон пришло сообщение.
  Робин отвечает на мой вопрос.
  Я послал ей «Спасибо, дорогая» и передал информацию Майло: «По минимальной оценке калибр подходит для гитарной струны D, по максимальной — для легкой струны A».
  Он сказал: «Так что ищите убийцу с Gibson. Эй, это был бы неплохой слоган».
  —
  Я вернулся домой к четырем часам вечера. Через час мне позвонила Максин Драйвер.
  «У меня есть расписание мисс Бердетт, как оно есть, и, угадайте что, адрес».
  Она зачитывала цифры на Стратмор-драйв.
  В пешей доступности от кампуса. «Спасибо, Максин. Как ты это получила?»
  «Не спрашивай», — сказала она. «В плане расписания там не так много. Она берет один настоящий класс, химию для неспециалистов по естественным наукам. Остальное — это самостоятельное обучение без установленного времени, ее DIY — это Мультивселенная Культурные Аспекты Цивилизации.
  Часть программы, которую администрация пробовала пару лет назад, но прекратила. Мозговые малыши, рекомендованные их школьными консультантами
   предоставили свободу исследовать свои внутренние «я».
  «Почему они отказались от этого?»
  «Говорят, что один из детей покончил с собой, но я не могу подтвердить, и официальной причиной была убыль. Как и слишком много гениев выбыли.
  Не просто из программы, из U. Думаю, это имеет смысл, Алекс. Ты не по годам развитый наглец, вырос, слушая, что ты бог, от родителей-вертолетчиков, которые переструктурируют твою жизнь одним классом за другим. Потом ты уходишь из дома, и внезапно от тебя ждут, что ты создашь свою собственную структуру. Пу-э, вайдл-тингс, по-видимому, засох.
  «Не Аманда», — сказал я. «Она производит впечатление напористой. Быть милосердной».
  "Не так ли? Выживает самый грубый. Это объяснило бы политику".
  —
  Я отправил адрес Майло.
  Он позвонил. «Студент, который живет недалеко от школы. Все это для того, чтобы получить то, что DMV
  могла бы дать мне, если бы она была нормальной — извините, обычной. Спасибо, пока это единственная крупица хороших новостей. Патологоанатом на каком-то съезде, а Сан-Диего, по-видимому, другая планета. Самое плохое, что телефонное преследование Коринн Денни обнаружило его счета за шесть месяцев, забытые в другом ящике, так что он ничего не скрывал. Она узнала все цифры, кроме двенадцати, взяла на себя смелость сыграть роль детектива-любителя. Девять были законными потенциальными клиентами, которым Денни перезванивал. Ни один из них в итоге не подписал контракт с агентством, что Коринн приписывает его «неандертальским навыкам общения». Еще один был флористом — «вероятно, один из тех случаев, когда он был со мной отвратительным».
  Последним был звонок с соболезнованиями его кузену в Аризоне, который только что потерял мать из-за рака. «Хотя у него никогда не хватало приличия звонить все время, пока она болела».
  «Настоящая любовь», — сказал я. «Так что она, вероятно, говорит правду. Если только она не переигрывает, прикрывая его».
  «Я думаю, она праведна, Алекс. Она была явно расстроена тем, что не накопала никакой грязи, и когда я повесил трубку, она рассуждала о секретном телефонном счете и сказала, что попытается выяснить, кто такая Марисса».
  «Игра еще не окончена. Денни может использовать горелки».
  «Если ничего не получится, мы установим за ним слежку.
  Тем временем я изучаю моду. В одном из бутиков, которые посетила Алисия, Сьюзи/Ким не узнали, но смогли рассказать ей о платье: три сезона назад очаровательно дерзкая актриса надевала его на «Золотой глобус».
  Три года — это не так уж много, его можно было купить новым или в интернете. У меня
  она посвятила еще полдня элитным заведениям, а затем переключилась на услуги стриптизерш».
  «Мо наказан?»
  «Нет, у него все еще есть работа, но эти места по всему городу, с пробками это займет целую вечность. Я думаю, может быть, завтра навестить жениха и невесту…
  как Максин получила информацию об Аманде?»
  «Конфиденциальный источник».
  «Она любит интриги».
  «Да, она это делает». Я рассказал ему о расформированной программе.
  Он сказал: «Самоубийство. Да, это подавило бы родительский энтузиазм. Но все самоубийства в Вестсайде проходят через нас, и я читаю каждый список. Ребенок в университете — это не то, о чем я говорю».
  «Разве этим не займется полиция кампуса?»
  «Они были бы основными, если бы это произошло в общежитии или каком-то другом помещении кампуса и не закончилось бы сложно. Но мы должны услышать, в любом случае.
  Так что, возможно, источник Максин не такой уж золотой. Не то чтобы это имело значение. А я тем временем сижу здесь и жду сброса изображений от подражателя улиткам и фотографа по совместительству Брэдли Томашева. Он говорит, что шестьсот с лишним изображений. Я готов прищуриться.
  Я сказал: «Не стесняйтесь, отправьте копию по электронной почте. Две пары глаз и все такое».
  «Оцените предложение», — сказал он. «Я докажу это, приняв его».
  —
  Час спустя в моем почтовом ящике ничего нового.
  Я отвела Бланш на ее короткую послеобеденную прогулку, дала ей свежей воды и ждала, пока она грациозно лакала. Когда она закончила, мы пошли в студию Робин. Мартина отправили, и она ушла, положив на свой верстак толстую доску из расщепленного клена. Ее фартук был заляпан снежными опилками.
  Я сказал: «Говядина. Это может быть то, что будет на ужин».
  «Идеально. Вся тяжесть поднята, мне бы не помешало железо». Она подняла плиту.
  «Страт-клон?»
  «Клон Les Paul, то есть больше дерева. Эта штука и так весит тонну, я как раз собирался ее формовать. Может, девяносто минут?»
  «Маринад терпелив».
  Она подставила губы для поцелуя, погладила Бланш по голове и
   начал внимательно осматривать древесину.
  В ее собственном мире — прекрасном месте.
  —
  Вернувшись на кухню, Бланш тут же уснула на полу.
  Я потерла ей пару ребристых глаз, и на секунду ее глаза открылись.
  «Еще нет, Джулия Чайлд», — она вернулась в мир снов.
  Очистив два початка кукурузы, я приготовила простой салат ромэн и еще раз проверила свой телефон на предмет свадебных фотографий.
  Три новых письма: пара паршиво-синтаксисных спамов от торгашей («Эти акции обязательно взорвутся!») и запрос от судьи относительно недавнего отчета об опеке. Ответы на вопросы юриста казались очевидными, но я ответил так, как будто они заслуживали размышления. Затем я запустил поиск по недавним самоубийствам в кампусе U.
  Ни слова.
  Ничего удивительного: колледжи известны тем, что держат плохие новости под контролем. В случае самоуничтожения молодого человека мало шансов на протест со стороны семьи.
  Я зашел в раздел «Убийства» газеты LA Times , вернулся на тридцать месяцев назад и начал прокручивать вперед.
  Обычные убийства бандами и бытовые разборки, пока не произошел случай, произошедший двадцать три месяца назад: Кассандра Мишельетт Букер, «19-летняя белая женщина», умерла в Вествуде двадцать пять месяцев назад, причина смерти пока не установлена.
  Поиск в Google смерти Кассандры Букер ничего не дал. То же самое и замена смерти на самоубийство или убийство и сопоставление имени умершей девушки с Амандой Бердетт. Но Кассандра Мишелетт Букер опубликовал в The Des Moines Register пятилетнюю заметку .
  Церемония награждения Rotary Club, трое старшеклассников получили призы за эссе на тему «Гражданская ответственность: самая настоящая свобода для всех».
  Кассандра «Кэсси» Мишель Букер, шестнадцатилетняя ученица выпускного класса средней школы Сэндпойнт, заняла второе место.
  На сопроводительной фотографии изображены двое ротарианцев среднего возраста в костюмах и галстуках — банкир и страховой брокер — рядом с тремя подростками.
  Двое из победителей были мальчиками, высокими, в очках и сияющими. Между ними стояла Кэсси Букер, маленькая, худенькая и сутулая, со светлыми волосами, заплетенными в косички.
  На ее длинном, бледном лице играла неуверенная, слегка смещенная улыбка, как будто она
   усомнилась в своих собственных достоинствах.
  Увидев Аманду Бердетт, вы сразу заметите ее внешнее сходство.
  Миниатюрная и светловолосая — не такая уж необычная внешность. Но Аманда также выиграла конкурс эссе.
  Писательское мастерство как необходимое условие для программы с отличием имело смысл. Или способность убедительно складывать слова была просто еще одним перышком в плюме скороспелости.
  Я искал больше информации о Кэсси Букер, но ничего не нашел и попытался узнать о настройке «сделай-свою-специальность», которую опробовал U. Ничего. Вставая из-за стола, я потянулся и взял свой старый Martin — теперь уже 50K
  Инструмент — из футляра. Как раз когда я устроился на своей потрепанной кожаной кушетке для пациентов, Бланш тихонько вошла.
  Она уставилась на гитару и подскочила ко мне.
  Я спросил: «Где твой пропуск за кулисы?»
  Хмуря ресницами, она подняла на меня большие, мягкие карие глаза.
  Она предпочитает спокойную музыку, поэтому я настроился на гавайскую тональность и начал перебирать медленные и легкие вещи. К четвертой ноте она снова заснула и издала вулканический храп.
  Я сказал: «Каждый — критик», и добавил несколько секстаккордов, чтобы сохранить выразительность. Давайте послушаем это для Дона Хо в Islander .
  Мои пальцы двигались автономно, пока мой мозг размышлял о молодой женщине с хорошими способностями, которая покончила с собой. Красивая молодая женщина в красном платье, у которой отняли жизнь.
  Никакой связи между ними я не могу придумать. Просто липкая, серая грусть.
  Наконец мне удалось отвлечься от всего этого, еще больше замедлить движение пальцев и представить себе белый песок и голубую воду.
  А потом — только музыка.
   ГЛАВА
  14
  К тому времени, как мы с Робин закончили ужинать, фотографии со свадьбы все еще не были готовы.
  Она сказала: «Это было восхитительно. Приятная долгая ванна вписывается в твой график?»
  Выскользнув из одежды, она направилась в спальню. Я последовал за ней. Бланш знала достаточно, чтобы оставаться на кухне.
  —
  С мокрыми волосами и распущенными руками, в футболке и шортах, я бросил последний взгляд на свой телефон.
  Десять минут назад пришло письмо с домашнего компьютера Майло. Заголовка нет. Текст плюс вложение.
  A: технические проблемы с его стороны, но окончательный год. Не шестьсот, семьсот пятьдесят два. Проклятие цифровое. Ищу увеличительное стекло. М.
  Я написал: «Кепка охотника на оленей и трубка из калабаса тоже?» и открыл файл.
  Страница за страницей изображений почтовых марок заполняли экран, каждое увеличивалось нажатием клавиши. Первые триста тридцать девять охватывали процессию и церемонию.
  Удивительно традиционная вещь. Цветные снимки облегчили поиски Красного платья. Несколько других женщин выбрали вариации цвета, но ее нигде не было видно.
  Далее: четыреста тринадцать фотографий с приема. Как и сказал Томашев, акцент был сделан на невесте. По крайней мере, две трети снимков представляли ее в разной степени крупным планом, возможно, половина в компании ее нового мужа.
  Малыш улыбается.
  Малышка танцует сама по себе.
  Малышка делает джазовые движения руками, шагая как египтянин, примеряя на себя различные
  по-кошачьи надувает губки, высовывает язык, скручивает его, ласкает собственную грудь, демонстрируя перед камерой головокружительную коллекцию снимков своей попы.
  Когда Гарретт оказывался в кадре, на его лице попеременно мелькали то неловкая улыбка, то недоумение туриста, рассматривающего непостижимое произведение искусства, то выражение лица было настолько отсутствующим, что его можно было принять за манекен.
  Никаких признаков девушки в Fendi ни на одном из них. То же самое касается нескольких фотографий с танцпола, которые умудрились исключить невесту.
  Я продолжил сканирование. Заметил ее.
  Изображение номер пятьсот восемьдесят три: красное платье, яркое, как артериальная кровь.
  Она стояла в толпе празднующих, толпившихся в одном из баров в передней части заведения. Она держалась в конце толпы, ее трезвый вид среди моря мутных ухмылок и разинувшихся ртов.
  Строгое, прекрасное лицо. Угол ее глаз предполагал, что она наблюдает за входом.
  Ждете кого-то?
  Я осмотрел остальные фотографии, ничего не нашел и увеличил изображение.
  Это размыло детали, но прояснило эмоции. Серьёзно, гранича с мрачностью.
  Определенно не празднующий.
  Ожидание чего-то неприятного. Не имея ни малейшего представления.
  Я быстро набрал домашний номер Майло. Звонок застрял, потому что он пытался дозвониться до меня в то же самое время.
  Мобильная версия старой рутины Альфонс-Гастон- после-тебя-никакого-после-тебя .
  Я отключил связь и позвонил снова.
  Он сказал: «Видишь?»
  Я сказал: «О, да. Кадры в хронологическом порядке? Если да, то ее убили ближе к концу вечеринки».
  «Я сейчас пишу старине Брэдли, чтобы узнать. Есть еще впечатления?»
  «Она не участвовала в празднествах. Кажется, она наблюдает за входной дверью».
  «Ждет кого-то, на кого она злится. Или о ком беспокоится».
  «Именно так», — сказал я.
  «Соответствует твоему шантажу», — сказал он. «Если только это не было свидание, и она не расстроена его опозданием — погоди, Томашев пишет мне... у некоторых камер есть метаданные, у него — нет, так что никакой хронологии. Кроме того, он все переставил
   чтобы отдать приоритет фотографиям Ребёнка. Понятия не имеет, когда была сделана эта фотография».
  «Сделал больше, чем нужно, даже если ему не заплатили. Она для него особенная?»
  «Я задавался тем же вопросом и спросил его, и действительно, она так и сделала. Но ничего романтического, они оба учатся в средней школе. Он пухлый и гей, и его часто задирали. Она заступалась за него, когда никто другой этого не делал».
  Я сказал: «Приятно слышать о ней что-то позитивное».
  «Томашев говорит, что она «крутая девчонка», когда не напряжена. Я спросил его, есть ли у него какие-нибудь новые идеи о том, кто захочет испортить ее большой день.
  Он сказал, что думал об этом и смог придумать только две возможности, которые, вероятно, не были правдой. Разумеется, я подтолкнул его. Во-первых, может быть, другая девушка. В школе многие завидовали Бэби, потому что она была милой, спортивной и популярной, но у него не было конкретных кандидатов среди ее нынешних друзей».
  «А что второе?»
  «Второе заставило его очень нервничать, мне пришлось вырывать это из него. Он помнит, как Денни Рапфогель был напряжен, когда позировал. Это отличалось от обычного поведения Денни, Томашев всегда видел его дружелюбным, может быть, слишком дружелюбным парнем. Я попросил его выбрать несколько изображений для иллюстрации.
  Он прав, Алекс. Посмотри два пятьдесят девять и шесть восемьдесят три.
  Оба были семейными снимками: невеста, жених, две пары родителей. На первом, сделанном в церкви, Денни Рапфогель маячил позади своей жены, с прищуренными глазами и натянутой улыбкой, которая не могла не вызвать никакой надежды на веселье. На втором снимке, на приеме, его лицо стало пустым, и он оставил пространство между собой и Коринн.
  Я сказал: «Отстраненный и озабоченный».
  «Если бы он просто душил девушку, у него были бы на то веские причины. Мне бы хотелось испытать это чувство, Алекс, — все застывает. Но я пока не достиг этого. С его браком и разваливающимся бизнесом, было бы множество причин не улыбаться».
  «Время для наблюдения».
  «Ты читаешь мои мысли», — сказал он. «Но опять же, они отправили тебя в школу за это. Я собираюсь сделать это сам, хочу посмотреть, где и как живут эти люди. Есть еще идеи?»
  «Все еще опасаетесь Валькирии?»
  «Зависит от того, что поставлено на карту».
  «Вы могли бы показать ей фото Денни и спросить, был ли он клиентом. Или воспользоваться ее гриппом и показать его бармену. То же самое и для других стриптизерш
   суставы, если у вас есть персонал».
  «Хорошая идея. У малышей Д нет времени, я тоже сделаю это сама».
   ГЛАВА
  15
  Наблюдение — это отупляющий, часто бесплодный процесс, который может длиться днями. Я не ожидал услышать от Майло какое-то время.
  На следующий день в восемь утра он постучал в мою дверь.
  «Ты рано встаешь, да?» — сказал он, наклоняясь, чтобы погладить Бланш, и направляясь на кухню.
  "Доброе утро."
  Он остановился у холодильника. «Вот вам варианты завтрака: я приглашаю вас на сытную трапезу или я приготовлю нам что-нибудь здесь, ваши продукты, мой труд».
  Лицо у него было седое, волосы сальные. Обвисшие, заляпанные едой поты кричали о ночном испытании.
  Но глаза его, хотя и налитые кровью, были активны, а выражение лица напоминало игрушечные ёлки.
  Я сказал: «А что если я приготовлю, а ты покажешь и расскажешь?»
  Он плюхнулся за кухонный стол. «Яйца, пожалуйста, я возьму четыре штуки.
  Бросай туда всякую всячину, максимум белка будет кстати. А еще тост, неважно какой, но побольше. Этот кофе свежий?
  Я налила ему чашку и принесла ее со сливками.
  «У тебя это неплохо получается», — сказал он. «Ты уверен, что никогда не хотел стать актером?»
  «Какое счастливое событие?»
  «Новая информация о Денни Рапфогеле. Помните, как я говорил вам, что у NCIC и департамента нет на него ничего? Я решил попробовать еще раз, узнал его социальную сеть и все его предыдущие адреса. Калифорнийский парень, он родом из Фресно, переехал в Кловис, когда был подростком. В возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет он был известен местным правоохранительным органам.
  DUI, пьяный и нарушающий общественный порядок, пара взломов в коммерческих заведениях, получение краденого имущества. Похоже, что наказания не будет, кроме небольшого срока в местной тюрьме, а затем испытательного срока, который он отбыл без нарушений».
   Я сказал: «Дикий овес, ускользающий от федералов».
  «Знаете, как это бывает, города не всегда отчитываются. В любом случае, мистер Р. был сертифицированным плохишом».
  «С тех пор ничего?»
  «К сожалению, нет. Может, он изменил свои привычки, может, просто стал осторожнее. Для меня суть в том, что он показал себя способным на антисоциальное поведение. Это похоже на еще несколько кирпичиков в фундаменте, не так ли?»
  Давние юношеские преступления были далеки от преднамеренного убийства. Это было похоже на достижение цели.
  Я кивнул.
  «Еще кое-что», — сказал он. «Я наблюдал за его домом и домом Коринн с семи вечера. Хороший двухэтажный дом, к югу от бульвара — что вы туда кладете?»
  «Лук, помидоры, шпинат, сыр Джек, остатки стейка».
  «А, ты принц, нет, ты лучше, ты один из тех венецианских парней, которые правили городами-государствами, дож... Я люблю яйца полегче, лорд Алессандро».
  Он отхлебнул кофе, провел рукой по волосам. Нагнулся и театрально прошептал Бланш: «Когда дож не смотрит, я тебе что-нибудь подсуну».
  Я спросил: «Наблюдение окупилось?»
  «Судите сами. Они оба вернулись домой вскоре после моего приезда. Один и тот же офис, но разные машины. Что говорит нам кое-что о том, о чем вы говорите — их психодинамике. Около восьми тридцати Коринн уходит в спортивной одежде и со спортивной сумкой. Через несколько минут после этого Денни выходит в черном костюме и футболке. Он идет к своей машине, разговаривая по телефону. Дешевый на вид флиппер, возможно, тот самый хардкор, о котором мы гадали. Разговор окончен, он широко улыбается, садится и уезжает».
  «Никакой свадебной суеты».
  «Как раз наоборот, его шаг немного подпрыгивает. Он едет выше в холмы, останавливается у симпатичного маленького коттеджного домика в четверти мили отсюда. Участок на склоне холма, один из тех аэробных подъездных путей. Закрытый, но вы можете видеть сквозь него, и есть наружное освещение. Он набирает код, ворота открываются, он подъезжает к дому и паркуется. К тому времени, как он выходит из машины, рыжеволосая девушка в белых коротких шортах и майке уже встречает его снаружи».
  Он рассмеялся. «Если назвать долгий, проникновенный поцелуй и пощипывание за пах приветствием, то эти яйца не слишком затвердеют?»
  Я вылила содержимое сковороды ему на тарелку.
  Набил рот. Прожевал, как промышленный комбайн, и проглотил.
   «На вкус как рибай».
  «Хорошее решение».
  «Вот, Доже Мио, это суть дружбы. Ладно, Денни и рыжая направляются к ней домой. Она кладет руку ему на задницу. Теперь они оба подпрыгивают, как пара прыгунов с тарзанки. Он остается там час с четвертью, уходит один, едет в Вентуру, едет в бар в Студио-Сити. Я рискнул и подглядел. Он один с пивом. Я возвращаюсь к машине, он выходит через двадцать минут и едет домой. Машина Коринн вернулась. Я некоторое время наблюдал, не полетят ли искры, но ничего».
  Я сказала: «Может, он пил, чтобы прикрыться выпивкой. Я выпивала по рюмке в одиночестве, дорогая».
  «Ты коварный парень. В любом случае, свет гаснет около одиннадцати, я ухожу. Но вот что интересно. Пока я там сижу, я провожу проверку дома подружки, и он принадлежит женщине по имени Слива Карделл».
  «Родственник Леанзы».
  «Близкая родственница, мама Леанзы, что подтверждено на Facebook Леанзы. Она и три брата, отца нет. На странице Сливы есть старые фотографии в бикини, которые она публикует как современные. Поиск ее имени в Google выдает объявления о недвижимости — она брокер».
  «Она была на свадьбе?»
  «Да, ее машина появилась в списке на парковке, а когда я вернулся домой, то нашел ее на нескольких свадебных фотографиях. В том числе и на той, где она в красном платье».
  Он откусил еще кусочек, вытер руки, достал телефон и начал печатать.
  Я сказал: «Две подружки в одном кадре. Есть ли между ними зрительный контакт?»
  «Нет, моя удача не простирается так далеко. Слива ближе к передним позициям, как будто она ждет, чтобы подойти к бару и заправиться. Она устраивает небольшое шоу для кучки молодых парней, окружающих ее. Синее платье, очень глубокий вырез, наклоняется и предлагает им увидеть ее материнские инстинкты».
  Он открыл изображение на своем телефоне, увеличил фрагмент и указал пальцем.
  «Это Соси Слива».
  Все еще слишком мал, чтобы я мог уловить тонкие детали. Но ничего тонкого в ярко-оранжевых волосах, короткой блестящей шапочке, электрически-голубом атласном платье с открытыми плечами и глубоким вырезом, в котором можно спрятать книгу в мягкой обложке.
  Женщина с крепкими плечами, толстые руки, белая вспышка улыбки. «Анализ?»
  Я сказал: «Очевидно, Денни предпочитает скрытных девушек».
  Брови Майло взлетели вверх, когда он хохотал. Он лихорадочно жуя, бил себя в грудь, глотал залпом, кашлял, пил кофе. «Не делай этого, пока я ем».
  Я подумал: «Это ограничивает меня».
  Я спросил: «Дож соблюдает правила?»
  «Все соблюдают правила. Я не вижу никакой очевидной связи между тем, как он трахнул маму подружки невесты, и «Красным платьем». Кроме того, что это подтверждает про Денни. Это парень, которым правят его гонады, и он известен тем, что нарушает закон. Как я уже сказал, кирпичик за кирпичиком».
  Он доел омлет, осмотрел тост. «Цельнозерновой, отлично, почему бы и нет?»
  Я налила себе четвертую чашку кофе и села напротив него.
  «Я все еще думаю, что этот метод демонстрирует ярость или садизм. Использовать наркотики, чтобы иметь возможность смотреть ей в глаза. Но было бы еще одно преимущество в том, чтобы сначала вырубить ее.
  Физическая сила не будет иметь значения».
  «Женщина».
  «Кажется, в жизни мистера Рапфогеля их было несколько».
  «В аду нет ярости», — сказал он, отталкивая тост.
  Я сказал: «Очевидно, что разгневанная женщина — это Коринн, но она была бы последним человеком, который испортил бы свадьбу своей дочери, и она была бы слишком заметна, чтобы ускользнуть. Слива, с другой стороны, не была бы замечена. Выглядит ли она в реальной жизни такой же крепкой, как на фотографиях?»
  «Она не модель бикини, но она не дряблая, так что уверенная, достаточно крепкая.
  Особенно с фентанилом в качестве резерва».
  Он снова вытащил изображение Сливы Карделл. «Здесь не так много ткани, которую можно повредить. И да, эти руки довольно существенны, не так ли?»
  Он зашел на страницу в Facebook. Слива, тридцатилетняя, в бикини-стрингах телесного цвета, создававших первое впечатление наготы. Пышнотелая и упругая, увенчанная взъерошенными желтыми волосами, доходившими до ягодиц. «Определенно не слабак. Ну и что, избавляться от конкурентов?»
  Я сказал: «Мотивации, похоже, не хватает. Мы говорим о холодной жестокости, чтобы завоевать разоренного парня, который никогда не отличался верностью. Если только у нее не какая-то серьезная патология».
  «Вчера вечером она выглядела довольно восторженной по отношению к старине Денни. Возможно, более молодая и горячая соперница перевесила чашу весов. Что касается извращений в ее психике, то никаких прошлых судимостей, и я не могу явиться и попросить взять у нее интервью».
  «А можно ли приставить к ней отдельные часы?»
  «Зависит от того, есть ли в наличии хоть один из малышей D, а это выглядит слабым, потому что внезапно сверху началась критика». Он прочистил горло.
  «Очевидно, я привлекаю персонал для выполнения второстепенных заданий».
  Смеясь. «Как будто я действительно прочитал меморандум».
  Он позвонил Риду. Голосовая почта. То же самое для Бинчи и Богомила.
  Я сказала: «Дети уезжают, не пишут, не звонят».
  «Мозес звонил вчера вечером. Никто в других стрип-клубах не знает Red Dress. Тот же ответ на фотографию Денни Рапфогеля в DMV, включая бармена в The Booty Shop. Я отправил снимок Джеймсу Джонсону и получил тот же ответ».
  Он положил телефон на стол. Два глотка кофе спустя, он заиграл Бетховена и начал прыгать. Он взглянул на экран, сказал: «Склеп»,
  и переключился на громкоговоритель.
  «Лейтенант Стерджис, это Бася Лопатинская». Мягкий голос, славянский акцент.
  «Спасибо, что перезвонили, доктор».
  «Конечно, я инициировал переписку. Как я уже сказал, я думаю, что хорошо поговорить с вами о вашей Джейн Доу, но, может быть, не по телефону?»
  «Я приду туда, когда тебе будет удобно».
  «Я только что закончил двухдневный семинар по аномалиям селезенки в Санта-Монике и собираюсь пообедать неподалеку. Не могли бы вы зайти в Ostrich Café на бульваре Уилшир? В интернете пишут, что обслуживание медленное, но еда хорошая. Надеюсь, они не готовят больших птиц».
  Я нашел адрес и показал ему. К западу от Десятой улицы.
  «До встречи через двадцать минут, доктор. Возможно, я приведу нашего консультанта-психолога».
  «Очень хорошо, лейтенант», — сказала Бася Лопатинская. «Я могу быть тем, кем вы говорите
  — крутятся колеса, — но я думаю, это будет интересно».
  «Чего-то нет в отчете о вскрытии?»
  «Я скажу тебе, когда увижу тебя».
   ГЛАВА
  16
  L e Ostrich Café делило квартал с веганским рестораном, элитной мясной лавкой и рыбным рынком. Ничего выдающегося в этом месте. Врач общей практики среди специалистов.
  Тесный, переполненный интерьер с прилавком с едой на вынос и кофейным баром. На доске было написано: выпечка и салаты. Когда Майло и я огляделись, женщина в большом сером свитере и черных джеггинсах встала и помахала рукой.
  Сорок, длинноногая, худая как модель, но на полфута ниже модельного роста. Короткие, тонкие пепельно-русые волосы венчали треугольное лицо, отмеченное крупным носом и необычно широким, пухлым ртом. Один из тех ртов, которые любят улыбаться и прекрасно проводили время, доказывая это.
  Майло представил ее мне, назвав «доктором» и сделав то же самое со мной.
  Она сказала: «Бася», и улыбнулась еще шире. Ее едва тронутая еда состояла из хлеба на закваске, холодной стручковой фасоли, посыпанной кунжутом, и нежелательного зеленого салата.
  Она сказала: «Я сделала неудачный выбор. Единственный белок, который у них есть, — это куриная грудка, а это как чистый белый лист бумаги».
  Майло сказал: «Мы можем сходить в мясную лавку и купить тебе колбасных изделий».
  «Это заманчиво, лейтенант. Пожалуйста, садитесь. Если только вы не хотите чего-нибудь здесь.
  Затем вам придется ехать туда, чтобы сделать заказ и забрать его».
  Майло указал на банку на стойке. «И они ждут чаевых».
  «Ха», — сказала Бася Лопатинская. «Это лучше, чем Советская Польша, но не так хорошо, как должна быть Америка. Ты чего-нибудь хочешь?»
  «Нет, спасибо, доктор. Мы заинтригованы вашим звонком».
  «Я тоже заинтригован, твоей задушенной Джейн Доу. Я просил о встрече с тобой вне склепа и не стал вносить в отчет то, что собираюсь тебе рассказать, потому что недавно нам дали указание придерживаться наблюдаемых фактов и
   избегайте теории. Мне, в частности, нужно вести себя прилично, потому что я не работаю полный рабочий день».
  «Фриланс?»
  «Это один из способов сказать это, но на самом деле это испытательный срок», — сказала она. «В Варшаве я была профессором судебной медицины. Здесь меня считают едва закончившей обучение. Я только что сдала экзамены в Калифорнии и на национальном уровне». Она скрестила пальцы. «Между тем, я нахожусь под наблюдением, и мой нынешний руководитель — парень, который написал правило «никаких теорий».
  "Кто это?"
  «Я бы предпочел не говорить, лейтенант. Не то чтобы то, что я должен вам сказать, было спорным. Это просто выходит за рамки моих должностных обязанностей».
  "Понятно."
  «Ладно, тогда». Еще одна щедрая улыбка. «Изначально мне бросились в глаза три вещи в вашей Джейн Доу. Во-первых, использование того, что, скорее всего, было проволочной гарротой, причем таким необычным способом. Как вы знаете, удушение лигатурой является сравнительно редкой причиной смерти. Даже тогда большинство лигатур были тканевыми — веревки, шнурки, одежда. Гаррота больше подходит для гангстерской казни — я видел несколько, когда проходил обучение в Италии. В тех случаях использовалась прочная тонкая полоса металла, а рана была гораздо глубже, как правило, близка к полному обезглавливанию. То, что мы имеем здесь, по сути, является подкожной раной, которая только задевает нижележащую мышцу. Тем не менее, было оказано достаточно давления, чтобы вызвать асфиксию».
  Я сказал: «Кто-то не торопится».
  «Кто-то, осуществляющий точный контроль», — сказала Бася Лопатинская. «Если бы это было музыкальное дело, мы могли бы сказать виртуозное исполнение в медленном темпе».
  «Это интересно. Может быть, мы имеем дело с музыкантом». Я рассказал ей о калибрах гитарных струн.
  «Да, я тоже об этом думал. Но, как я уже сказал, теория не поощряется».
  Она намазала маслом кусок хлеба, откусила уголок. «Второй начальный интересный момент согласуется с первым. Как я уверена, вы знаете, фентанил смертелен в крайне малых дозах. Я знаю, что вы, полицейские, носите перчатки, потому что даже подкожная доза может быть опасной. А в сочетании с героином опасность смертельной передозировки значительна. И все же у нас этого нет. Даже близко. У нас есть коктейль, в котором ровно столько, чтобы вывести из строя, возможно, до потери сознания, возможно, только до полубессознательного состояния».
  Майло сказал: «Садист, затягивающий процесс».
  Лопатинский откусил еще три кусочка. «Да, садизм имеет смысл. Третий фактор — это не предположение, это корреляция. Является ли это причинно-следственной связью
   корреляция — я слишком абстрактен, извините».
  Она отпила глоток чая. «Третий фактор — еще одно убийство. Дело, которым я занималась в Варшаве».
  Майло подался вперед. «Нерешенный?»
  «Нет, решено. Вот это и делает его еще интереснее. Я резюмирую.
  Восемь лет назад я был профессором патологии и заместителем главного судмедэксперта в Варшавском морге. Пришла жертва, проститутка, выброшенная в общественный туалет в неблагополучном районе города. Убийца был пойман — профессиональный преступник, который также играл народную музыку на улице для доверчивых туристов. Игнаций Скивски. Я вам это продиктую по буквам».
  Майло скопировал. «Уборная».
  Бася Лопатински сказала: «Именно так, первое сходство. Остальные касались modus. Предварительная инъекция — с одним только героином, фентанил тогда не был широко доступен. Первоначально считалось, что инъекция делается в локтевую ямку, куда наркоман делает инъекцию».
  Она похлопала по внутреннему сгибу руки. «Эта жертва была наркоманкой, никто ничего не подумал об этом. Но потом мы побрили ей голову и обнаружили рану на шее, и я поняла, что прокол руки уже начал покрываться коркой, так что он был старым. Я сообщила об этом своему начальнику, и он сказал мне сосредоточиться на удушении, потому что это была истинная причина смерти. Я так и сделала, но то, что бросилось мне в глаза, было точно таким же, как в вашем случае. Никакой глубокой раны, просто достаточное давление металлической удавки, чтобы смертельно перекрыть кислород».
  Я сказал: «Народная музыка. Гитарная струна».
  Она кивнула. «Полиция изъяла из комнаты Скивски дешевый инструмент, в котором отсутствовала струна — не помню, какая именно. Я назвала калибр, соответствующий ране. Как я написала в вашем отчете, кожа не статична, она движется, поэтому никогда нельзя быть уверенной».
  Я улыбнулся. «Эта теория попала в резюме Джейн Доу».
  «А! Вы меня раскрыли, доктор Делавэр. Да, я проскочил. В любом случае, Скивски был задержан и предан суду».
  Майло спросил: «Как его поймали?»
  «Другая проститутка видела, как он уходил с жертвой, и на его одежде была обнаружена кровь жертвы. Он так и не признался, но у него не было алиби или объяснений. Кроме того, у него была судимость».
  "За что?"
  «Воровство, пьянство. А что еще важнее, агрессия по отношению к женщинам».
  «Какого рода агрессия?»
   «Избиения, запугивания».
  Я сказал: «Похоже на низкий уровень контроля импульсов. Когда он перешел к убийствам, он стал более изощренным?»
  «Все, что я знаю, это то, что я видел на столе. В любом случае, примерно через месяц после ареста Скивски повесился в своей камере».
  «Он использовал другую гитарную струну?»
  «Полотенца», — сказала она. «С собой он был мягче».
  Я спросил: «Сколько ему было лет?»
  «Тридцатые — конец тридцатых, если я правильно помню. Почему вы спрашиваете?»
  Майло понял вопрос. «Он достаточно стар, чтобы делать это раньше».
  Глаза Лопатински округлились. Мягкие, золотисто-карие. Женщина, которая видела смерть ежедневно, но не была скручена во что-то сухое и едкое. «Ты думаешь, это был сериал?»
  Я сказал: «Это тот тип преступлений, который можно увидеть в сериалах».
  Бася Лопатинская задумалась об этом. «Да, ты говоришь разумно. Я не верю, что полиция нашла какие-либо совпадающие преступления. Они что, искали их?»
  Усталое от мира пожимание плечами.
  Она взяла надкушенный кусок хлеба. «Даже если бы я об этом подумала, не уверена, что предложила бы это. Нас освободили в 1992 году, но отношение сохранилось. Не раскачивайте лодку».
  «А теперь у тебя нет никаких теорий».
  «Что я могу сказать, доктор Делавэр? К ограничениям познавательных способностей привыкаешь, но воображение остается». Еще три кусочка, запитые чаем. «Восемь лет назад, а потом это снова всплывает, здесь. Понимаете, почему я хотел вам рассказать».
  Майло сказал: «Глубоко признателен, доктор. Было ли дело Скивски предано огласке?»
  Я взял телефон.
  Бася Лопатинская сказала: «В местных газетах, конечно».
  «Включая детали — гитарную струну?»
  «Включая это».
  «А как насчет международной известности?»
  «Кто-то в Лос-Анджелесе прочитал об этом и решил подражать? Я понятия не имею, насколько широко распространилась эта история».
  Я поднял телефон. «Здесь ничего не появляется».
  Лопатинский сказал: «Возможно, об этом писали в польско-американской газете. Я
   проверю, если хотите.
  Майло сказал: «Мы бы определенно хотели».
  Широкая улыбка, казалось, рассекла ее лицо пополам. «Могу ли я предположить, что вы не
  — как бы это сказать — сдать меня?
  «Эшерману? Боже упаси», — сказал Майло.
  Лопатинский уставился на него, потом рассмеялся. «Вы, должно быть, детектив».
  «В хорошие дни».
  Я сказал: «Альтернатива международному охвату — это кто-то, кто жил в Польше в то время и переехал сюда. Или переписка с кем-то в Польше».
  «И тогда они решают имитировать? Психопатическое заражение?» — сказал Лопатинский. «У меня был случай, когда я учился в медицинской школе в Познани. Девочки-подростки слегли с чем-то, что выглядело как укусы клопов, но оказалось психосоматической экземой. Одна за другой у них появлялись высыпания. Целая школа была помещена на карантин, прежде чем правда всплыла. Но это далеко не имитационное убийство».
  «Не заражение, — сказал я. — Просто кто-то видит возможности».
  Рот Лопатински сузился, словно его дернули за шнурок. Впервые она проявила что-то, кроме радости. «Я сообщила обо всех своих наблюдениях детективу, а он передал их репортеру как свое собственное мнение. Мне бы не хотелось думать, что мое сообщение каким-либо образом повлияло на подражателя».
  Майло сказал: «Ты сделал то, что должен был сделать, какой-то идиот проболтался прессе. Это всегда будет происходить. Если только никто никогда ни с кем не разговаривает ни о чем, а это похоже на старые плохие времена в Польше, не так ли?»
  «Детектив и психолог?» — сказал Лопатинский. Мне: «Твое хорошее влияние?»
  Майло сказал: «Что, я не могу быть теплым и пушистым сам по себе? В общем, Док, ты действительно помог. Спасибо, что приложил дополнительные усилия. Так этот кусок дерьма был приличным музыкантом?»
  «Наоборот, лейтенант», — сказала Бася Лопатинская. «Все говорили, что он играет фальшиво».
  —
  Он возобновил свое предложение послаблений от мясника и когда Лопатински отказалась от него, скромно покачав головой, он снова поблагодарил ее. Когда мы направились к двери, он свернул к прилавку с витриной.
   «Выпечка на самом деле выглядит вполне прилично».
  Он купил две дюжины разных сортов, вернулся к столу Лопатинского и поставил коробку.
  Она спросила: «Что это?»
  «Спасибо от департамента».
  "Действительно-"
  «Никаких возражений, Док. Если вы выйдете за рамки служебного долга, вы получите рафинированный сахар».
  —
  Выйдя из ресторана, он на мгновение бросил взгляд на мясную лавку и прошел мимо.
  «И что теперь? Я деликатно спрашиваю всех на свадьбе, были ли они когда-нибудь в Польше?»
  «Настал век саморекламы», — сказал я. «Люди выкладывают свои отпуска в сеть. Почему бы не начать с Коринн и Денни. Может быть, им нравится путешествовать».
  В машине он набирал номера на телефоне.
  Коринн сдержанно сказала: «Персонал VCR».
  «Привет, это Майло Стерджис. Та история про Денни на Гавайях. Это единственное место, где он это сделал?»
  «Возможно. Его просто поймали в тот раз».
  «Где вы путешествовали?»
  «Почему вы об этом спрашиваете?»
  «Пытаюсь узнать его поближе».
  «Я сказал тебе все, что тебе нужно знать: он придурок».
  «Так что никаких европейских...»
  «Конечно, мы были в Европе». Пауза. «Не так давно — по крайней мере десять лет назад... нет, тринадцать. Малыш учился в старшей школе, уехал в поездку выпускников. Я бы путешествовала везде, но ему нравится солнце, поэтому он в Коста-Рике, Мексике, Белизе и т. д. Он проводит время, готовя свою кожу и разглядывая бикини.
  Может быть, мне повезет, и он заболеет меланомой или чем-то еще».
  «В Европе слишком холодно».
  «Зависит от того, когда вы поедете. Мне раньше нравилось в Париже. Я имею в виду, что, независимо от погоды, насколько плохим может быть Париж?»
  «Париж, Рим — все хорошо. Слышал, Прага хороша. Венгрия, Польша тоже, в наши дни».
  «Один из моих друзей сказал мне, что Прага прекрасна», — сказала Коринн. «Может быть,
  Я пойду одна». Ее голос дрогнул. «Может быть, Париж был не так хорош, как я помню. Может быть, каждый раз, когда он отправлялся гулять один, он делал что-то отвратительное, я уже не знаю, чему верить».
  «Извините», — сказал Майло.
  «Не больше меня. Этот звонок, он действительно подозреваемый? Я имею в виду, мне нужно съехать ради моей личной безопасности?»
  Майло сказал: «Это не так, Корин, и я не могу советовать тебе этого делать, если только он не применял к тебе насилие или не угрожал этим».
  "Никогда и пальцем не пошевелил, лейтенант. Редко повышает голос, он просто...
  заставляет меня чувствовать себя одиноким. Я всегда считал его трусом. За исключением тех случаев, когда он занимался серфингом. Он был храбрым, когда боролся с большими волнами — Боже, это угнетает, мне действительно не нравится об этом говорить».
  Щелкните.
  Майло покачал головой. «Ваша местная полиция распространяет хорошее настроение».
  —
  Пока я ехал обратно на станцию, он снова взялся за телефон и проверил социальную сеть Рапфогелей, чтобы проверить, что сказала Коринн. Только одна поездка увековечена. Публикация в Instagram пары, поедающей гигантских лобстеров в месте, похожем на тропический лес. Она, скучающая, смотрит в сторону, он сгорбился над своей едой, слюнявчик полон пятен.
  Он сказал: «Денни красная, как ракообразное, она может получить желаемое».
  За то время, что мы ехали обратно, он провел похожие поиски по Бердеттам и Мастросам. «Нет, они держат это дома. Небраска и национальные парки».
  Поднявшись в свой кабинет, он сказал: «Последняя попытка: счастливая пара... вот и все...
  Тахо... Сан-Франциско... Ту Банч Пальмс в пустыне... судя по всему, вареники никому не нравятся».
  Я сказал: «Кстати, о счастливой паре».
  «Думаешь, пора?»
  «Они были основными жертвами, и Красное Платье ближе к их возрасту, чем к возрасту их родителей».
  Он прокрутил страницу и нашел адрес, который указал Гарретт. «К востоку отсюда, около Ла-Сьенеги и Олимпика. Через несколько часов он придет на работу».
  «Почему бы не поговорить с Бэби наедине?»
  «Да, может быть интересно. Если она заговорит».
   «Почему бы и нет?»
  «Я плохая память — черт, почему бы не попробовать сольно. Но я хочу быть там, когда приедет Гарретт, убить двух зайцев, а это еще далеко. Знаешь что? Я собираюсь сидеть здесь и просматривать весь чертов список имен из списка приглашенных и искать магическую славянскую связь. Я не хочу тебя задерживать, иди домой и будь нормальной».
  «И придется ехать обратно за Бэби и Гарретом?»
  «Я надеялся, что ты это скажешь».
  —
  Мы отнесли список в продуктовый магазинчик возле вокзала, заказали кофе и зарезервировали угловой столик, воспользовавшись обычными экстравагантными полицейскими советами Майло.
  Его телефон, мой телефон, мы оба прищуриваемся и вникаем в привычки путешествий совершенно незнакомых людей.
  Спустя два часа — ни одного упоминания Польши, хотя несколько человек были в Праге, а одна пара сочла Будапешт интересным.
  Он сказал: «Надо поговорить с польским туристическим бюро, они не справляются с работой. Ладно, у меня голова болит, давайте посмотрим, в кроватке ли ребенок».
   ГЛАВА
  17
  Молодожены жили на первом этаже четырехквартирного дома в испанском стиле с белой лепниной, построенного в двадцатых годах, на Холт-авеню, к югу от Олимпик.
  Гарретт Бердетт ответил на звонок. Домой рано.
  «Лейтенант», — сказал он.
  Он носил черные очки в роговой оправе, синюю рубашку из оксфордской ткани на пуговицах, серые шерстяные брюки, черные мокасины. В Лос-Анджелесе — рабочая одежда CPA.
  Из-за его спины: «Кто там, дорогая?»
  Он не сводил с нас глаз. «Она плохо себя чувствует».
  Майло сказал: «Извините, если это не вовремя...»
  «Кто это , Гар?»
  Он нахмурился и широко распахнул дверь. Маленькое тело Малышки свернулось на бледно-голубом диване, на коленях лежал пакет кукурузных чипсов. На ней была черная майка и белые штаны для йоги. Никаких салфеток, никакого одеяла, никакой чашки горячего чая. Может, она была крепче Валькирии.
  Она сказала: «О, привет, ребята». Радостно, никаких следов заложенности носа. Или обиды. «Не позволяй им там стоять, дорогая».
  Гарретт отступил в сторону. Квартира была почти не меблирована, за исключением дивана и двух складных стульев. Картонные коробки были выстроены вдоль стены вместе со стопками упакованных подарков. Воздух пах спелыми фруктами и нефтехимией, источником аромата был грушевидный освежитель воздуха, подключенный к угловой розетке.
  Свежеокрашенные стены были голыми, за исключением большой цветной фотографии в рамке, на которой Бререли Рапфогель в прозрачном белом платье сидела на поле люпинов, словно на картине Ренуара.
  Родственная душа Валькирии?
  Она помахала нам рукой. Волосы распущены, глаза ясные. Прекрасная молодая женщина. Отсутствие макияжа делало ее еще красивее.
  «Хотите чего-нибудь выпить. Или вот этого? У меня есть еще один пакет». Протягивая чипсы.
   «Нет, спасибо, мисс. Теперь вас зовут Бердетт или Рапфогель?»
  «Это миссис Бердетт», — сказала она. «Я решила, что я традиционна».
  Она улыбнулась своему мужу, с которым они были вместе шесть дней, и протянула ему томную руку. Он взял ее, и она нежно потянула его вниз рядом с собой. Держась за его пальцы, она положила голову ему на плечо, а другую руку положила ему на колено.
  Выражение лица Гаррета было как у ребенка, которому подарили дорогую скрипку, а он понятия не имеет, как на ней играть.
  Малыш начал гладить верхнюю часть своей руки. Он опустил свое внимание на свои колени. Скрестил ноги в защитном жесте.
  Майло сказал: «Мне жаль, что вы плохо себя чувствуете, миссис Бердетт».
  «О, ничего», — сказала она. «Немного расстроился животик, когда проснулась. Я сказала Гару, что ему не нужно возвращаться домой, но он мой супер-лапочка и настоял.
   Спасибо , дорогая».
  Гаррет пожал плечами. «Легкий день».
  «Это потому, что ты такой умный». Она поцеловала его в щеку. «Я действительно чувствую себя лучше, милый. Может, сходим и найдем фургончик с едой или что-то в этом роде? Я бы с удовольствием поела уличного тако».
  "Конечно."
  «Потрясающе». Она улыбнулась нам. «Вы, наверное, думаете, что эта цыпочка чокнутая — биполярное расстройство или что-то в этом роде. В последний раз, когда вы меня видели, я была как полная стерва».
  «Нет, не был», — сказал Гарретт.
  «Нисколько», — сказал Майло. «Какое ужасное испытание пришлось пережить».
  «Так и было», — сказала Бэби Бердетт, — «так и было. Но я не показала себя с лучшей стороны». Она вздрогнула, как щенок, облившийся водой. «Но это все в прошлом, главное — будущее. И настоящее. Наше настоящее потрясающее, у меня самый лучший парень».
  Гаррет пробормотал: «Спасибо, детка».
  «Я серьезно, дорогая». Она выпрямилась. «Итак. Вы здесь, чтобы сообщить нам хорошие новости о том, что вы решили эту проблему? Я все время думаю об этой бедной, бедной, бедной девочке. Я знаю, когда ты говорила со мной, мне было все равно. Честно говоря, мне, наверное, было все равно, не тогда, я была такой... Я не могла сосредоточиться. Но теперь могу. И я все время думаю о ней. Кто она?»
  Ее щеки надулись, и она выдохнула.
  Майло сказал: «Боюсь, мы все еще не знаем».
  Оба молодожена уставились на нас.
  «Так почему ты здесь?» — спросил Гарретт.
   «Ты ничего не можешь выяснить?» — сказал Бэби.
  Майло сказал: «К сожалению, у нее не было удостоверения личности, и никто на свадьбе, похоже, ее не узнал».
  «Не могли бы вы просто зайти на сайт — не знаю — пропавших без вести людей или что-то в этом роде?»
  Майло улыбнулся. «Так и есть».
  «Ой. Извините. Я не хочу сказать, что вы не выполняете свою работу, просто, как кто-то может быть... как призрак? Особенно с компьютерами».
  Гарретт сказал: «Если люди хотят заблудиться, это легко».
  Его жена повернулась, как будто изучая его. «Что это значит?»
  «Компьютеры работают в обоих направлениях», — сказал он. «Люди думают, что Интернет открыл мир, и это правда в какой-то степени. Но он также закрыл его, потому что люди могут прятаться за вымышленными личностями. Верно, лейтенант?»
  Бэби продолжала смотреть на него, озадаченная. «Но разве ты не можешь просто… взломать их?»
  «Иногда. Но всегда идет борьба между прячущимися и находящимися». Нам: «У моей фирмы был клиент, сотрудница которого скрылась с деньгами. Она подготовилась к этому, оставив вводящий в заблуждение киберслед. Они до сих пор не вернули деньги».
  «Ты делаешь такие вещи?» — спросил Бэби. «Раскрытие?»
  Улыбка Гаррета колебалась между любовью и снисходительностью. «Нет, я просто занимаюсь налоговыми декларациями, детка. Клиент ищет максимальное списание, поэтому мне нужно было знать подробности».
  "Ух ты."
  «Ничего страшного».
  «Это огромное дело, дорогая. Я так горжусь тобой. Так почему же вы здесь, ребята?»
  Майло сказал: «Продолжение. Хотел узнать, придумали ли вы что-нибудь».
  «Я пытался думать», — сказал Бэби. «Я действительно хотел разобраться. Но я не смог».
  Мы повернулись к Гаррету.
  Он сказал: «Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что она была разбойницей».
  Майло спросил: «Почему это?»
  «Её никто не знает».
  «У вас были еще какие-нибудь крушения?»
  «Насколько я знаю, нет».
  « Я тоже не знаю», — сказал Бэби. «Но этот фильм — двое парней, которые все время падают? Оуэн Уилсон — очевидно, это происходит».
  Гарретт сказал: «Возможно, стало известно, что мы собираемся устроить потрясающую вечеринку, и она решила побездельничать, но кто-то ее уследил».
  «Последовал за ней», — сказал Майло.
  «Ну да. Мы таких людей не знаем».
  «Конечно», — сказал Бэби. «Мне нравится твоя теория, дорогая. Просто безумие.
  Что вы думаете, лейтенант?
  «Это, конечно, возможно».
  Малышка Бердетт с довольным видом съела кукурузные чипсы.
  Майло бросил на меня взгляд, говорящий «когда-будешь-готов». Диалог, который мы подготовили.
  Я спросил: «Когда вы, ребята, собираетесь в свадебное путешествие?»
  «Мы собирались сделать это за месяц, теперь надеемся на пару месяцев», — сказал Бэби. «Все немного запутано. Я хочу устроиться на работу, но не хочу начинать что-то, а потом просить отпуск. Мы все еще пытаемся это выяснить».
  «Какая работа вас интересует?»
  «Маркетинг моды. Это всегда было моей страстью».
  Я сказал: «Кстати, о моде: платье жертвы было от Fendi».
  Майло улыбнулся. Импровизация.
  «Правда», — сказал Бэби. «Это ужасно».
  Гарретт спросил: «Что это был Fendi?»
  «Что для нее было достаточно важно носить Fendi. Я имею в виду что-то настолько потрясающее, что вы просто так это не наденете. Даже если вы куда-то едете. Вы…
  ценю».
  Ее глаза затуманились. «Даже если она и рухнула, она уважала нас, дорогая. Это даже не повредило бы нам, еще один человек, немного выпивки, гуакамоле. Верно?»
  «Верно», — сказал Гарретт без убеждения.
  «Правда, дорогая. Что в этом такого? Мне ее так, так жаль».
  Она снова положила голову ему на плечо.
  Я спросил: «Когда ты найдешь время для медового месяца, куда ты планируешь поехать?»
  Бэби сказал: «Какой-нибудь остров, может быть, Гранд-Кайманы. Папа сказал мне, что там есть пляж, где можно играть со скатами, они очень милые».
  Гарретт сказал: «Предположительно».
   «Они есть, дорогая. Я видела видео, они как большие грибы портобелло, их можно держать и гладить».
  Я сказал: «Звучит фантастически».
  «Я тоже так думаю».
  Гарретт сказал: «Если только ты будешь в безопасности».
  «Не волнуйся, глупышка, и это мы, а не я. Ты тоже попробуешь».
  Нет ответа.
  " Мед ."
  Гарретт снял очки и посмотрел через них. «Хорошо».
  Она поцеловала его в щеку. «Мой храбрец ».
  Он снова скрестил ноги.
  Я сказал: «Значит, никаких планов ехать в Европу нет».
  «Это было бы здорово, может быть, когда-нибудь», — сказал Бэби. «Это далеко, и там не всегда есть солнце, а мне нужно солнце».
  «Ты когда-нибудь там был?»
  Двойное покачивание головой.
  Я сказал: «Париж просто великолепен».
  «Тебе дадут поехать в Париж?» — спросила Бэби. «По какому-то международному делу?»
  «Просто отпуск».
  "Ну, вам повезло, господин полицейский. Да, моя мама говорит то же самое.
  О Париже. Она все время пытается уговорить моего папу вернуться, они давно не были, ему просто хочется солнечных мест».
  Гарретт позволил себе полуулыбнуться. «Отсюда и Гранд-Кайманы».
  «Я знаю, милая, я просто обожаю, когда солнце касается моей кожи». Проведение ладонью по гладкой руке. «Когда оно впервые касается тебя, это так — это как большой...
  золотой поцелуй. Конечно, нужно пользоваться солнцезащитным кремом, мой отец этого не делает, однажды он что-нибудь получит».
  Она слегка ударила Гаррета по руке. «Тебе придется нанести солнцезащитный крем, мистер Забывчивый. Я не хочу, чтобы твой большой мозг готовил».
  «Я сделаю все возможное».
  «Я сделаю это», — сказал Бэби. «Я намазаю тебя». Пощипывая подбородок.
  Внимание Гаррета к своим коленям приобрело новую интенсивность.
  «Милый», — сказала его жена.
  Он заерзал, схватил ее за руку и крепко сжал ее.
  Я сказал: «Я тоже слышал, что в Восточной Европе дела обстоят неплохо».
   Гаррет моргнул. Дважды.
  Бэби спросил: «Как далеко на восток? Например, в мусульманских местах?»
  «Чехословакия, Венгрия. Я слышал, что Польша великая».
  Жених сжал челюсти и моргнул еще три раза.
  Невеста сказала: «Ты слышал это, дорогой?»
  «Нет. Никогда такого не слышал». Отпустив ее руку, он встал и поиграл с застежкой рубашки. «Надо умыться».
  «Конечно, дорогая».
  Он направился в дальнюю часть квартиры. Темный коридор, еще больше упакованных подарков.
  Когда он ушел, Бэби сказал: «Умывание означает, что ему нужно пописать. Он такой, настоящий джентльмен».
   ГЛАВА
  18
  Я доехал до Пику, повернул направо и поехал на запад.
  Майло сказал: «Ол'Гар напрягся, когда ты упомянул Польшу».
  «Он действительно это сделал. Где он учился в колледже?»
  Он проверил свои записи. «Беркли».
  «Восемь лет назад ему было бы двадцать один, двадцать два, и он бы все еще учился. Может быть, у них была программа обмена в Варшаве».
  Он погуглил. «У них теперь есть один — исторический факультет… контуры существования… инаковость… европейскость… Господи, когда они перестали использовать английский? Попробую выяснить, было ли то же самое восемь лет назад».
  Он позвонил. «Голосовая почта, но они постоянно включаются и выключаются, какая-то мера безопасности».
  "ВОЗ?"
  «Маленькие пташки». Закрыв глаза, он откинулся на спинку кресла.
  Милю спустя: "Как далеко на восток, мусульманские места? Она милая, но не гений.
  И у меня такое чувство, что старина Гар это знает. Думаешь, это продлится?
  "Кто знает?"
  Он рассмеялся. «Еще один классический уклончивый ответ от мастера. А как насчет ее биполярного комментария? Она была другим человеком, только что».
  Я сказал: «Все ставят диагнозы, не имея ни малейшего понятия, и обвиняют ток-шоу.
  То, что я увидел на свадьбе, было молодой женщиной, травмированной тем, что ее день мечты был разрушен на куски. Уровень стресса падает, она расслабляется».
  «Малыш действительно милый?» — сказал он. «Полагаю, это соответствует тому, что сказал Томашев, она заступилась за него в школе... ладно, еще одна попытка с птицами. Я перейду на громкоговоритель, но не показывай, что ты здесь».
  Сонный мужской голос, который я узнал, сказал: «Да». Его неназванный источник в Homeland Security. Годами он и Майло торговали информацией, каждый из них заявлял о непогашенном долге.
  «Стерджис».
   «Я умею читать».
  «Мне нужно...»
  «Очевидно. Что?»
  Майло зачитал имя и дату рождения Гаррета Бердетта.
  «В чем его подозревают?»
  «Ничего, если только он не был в Польше восемь лет назад».
  «Что-то там происходит? Мы об этом не слышали».
  «Ничего политического. Убийство».
  «Вы думаете, он сделал это в Польше восемь лет назад».
  «Возможно, он позаимствовал идеи у психа по имени Скивски, который сделал это восемь лет назад».
  «Не пишите это слово, у меня уже мигрень».
  «Берешь больничный?»
  «Польша», — сказал Слипи. «Приготовьтесь: это будет двигаться в другом направлении. Скоро».
  "Что вам нужно?"
  «Не говори о нужде, твой счет еще далек от оплаты».
  «Так ты говоришь. Что?»
  «Психи из М-13, нам понадобятся адреса. Ваш безмозглый законодательный орган штата говорит, что вы не можете сотрудничать с нами по нелегалам».
  «Ты хочешь, чтобы я извинился?» — спросил Майло.
  «Немного коленопреклонения не повредит. Я дам вам знать, когда узнаю о Польше, но будьте готовы раскошелиться».
  «Я узнаю что-то, это твое. Пока ты святой, проведи ту же проверку для Денниса Рапфогеля. Вот его дата рождения».
  «Два?» — спросил Слипи.
  «Мы говорим только об одном М-13?»
  Щелкните.
  Через несколько мгновений после того, как мы прибыли в его офис, пришло электронное письмо от доктора Баси Лопатински. Ее личный аккаунт, не крипта.
  Она не нашла никаких публикаций в Калифорнии о деле Скивски, но попросила нас ознакомиться с приложением.
  Нечеткая фотокопия статьи из польской газеты. Непонятная славянская проза, маленькая фотография в центре истории. Лопатинский нарисовал стрелку красным маркером и написал: Это он.
  Наконечник стрелы упирался в бритую голову тощего, со впалыми щеками,
   щетинистый человек, сидящий, скрестив ноги, на булыжниках, сгорбился над дешевой круглой гитарой. Паучьи пальцы левой руки делали вид, что берут аккорды. Правая бесполезно болталась. В этот момент на инструменте было шесть струн.
  Перед Игнацием Скивски стоял открытый картонный ящик. Вокруг него сидела и стояла группа молодых людей. Мужчины, женщины, джинсы и длинные волосы.
  Студенты или притворяющиеся таковыми.
  Ни один из них не был Гарретом Бердеттом.
  Майло сказал: «Мэнсон по бросовой цене?»
  «Сила песни».
  «Вы кого-нибудь из них узнаете?»
  "Нет."
  «Я тоже. На этой веселой ноте, тебе пора быть нормальной. Хорошего тебе остатка дня».
  —
  В субботу от него ничего не было. Прошла целая неделя после убийства на свадьбе.
  Много шума было поднято о важном, почти мистическом периоде в сорок восемь часов для закрытия убийств. Пропустите этот срок, и шансы на раскрытие резко упадут.
  Правда в том, что в двух днях нет ничего магического. Большинству убийств не хватает таинственности, потому что их совершают глупые, импульсивные люди, которые не пытаются скрыться: прислуга, драки в барах, наезды и подъезды на глазах у толпы свидетелей.
  Добавьте к этому глупое импульсивное хвастовство, приводящее к анонимным наводкам, и работа детектива будет заключаться в том, чтобы наблюдать, делать заметки, получать ордера, арестовывать и допрашивать явных преступников, стараясь при этом не делать ничего, что могло бы испортить цепочку доказательств.
  Но когда убийству предшествует мысль и дезориентация, требуется фактическое обнаружение. Это те, которые сбивают с толку, тянутся за сорок восемь и более и часто замораживают.
  Это убийства, которые Майло любит, хотя он никогда в этом не признается. Жалуясь всю дорогу, он обычно умудряется продираться сквозь них и достигать ясности.
  Это и мой базовый склад ума обычно заставляют меня быть оптимистом. Но в этот раз, целая неделя с расширяющимися, а не сужающимися возможностями, жертва все еще не поддается идентификации...
   К десяти утра радиомолчание продолжалось, и воскресенье складывалось так же, как и суббота.
  Мы с Робин оба созданы для работы, поэтому отказ от обязательств требует осознанного усилия и разговора.
  В воскресенье, в одиннадцать утра, она выступила с инициативой и того, и другого, и я согласился, и мы отправились в поездку по прибрежному шоссе: на западе — великолепный Тихий океан, на востоке — опустошенные пожарами предгорья округа Санта-Барбара.
  Пожар на Томасе несколько месяцев назад, за которым последовали оползни, вызванные сильнейшим дождем, стали адом для тысяч людей, жизней, скота, материального накопления жизней, уничтоженного в ужасных вспышках. Месяцы спустя Природа решила отменить свое проклятие, поцеловав плавно поднимающиеся склоны и вызвав зелень и цветение. И все же это было похоже на праздничный колпак на похоронах.
  Мы проехали полчаса за пределы Санта-Барбары и остановились в Солванге, жаждая датских блинов в туристическом месте, где всегда было многолюдно. Отбросив хипстерский снобизм, на самом деле нет никакой разницы между туристами и путешественниками, и иногда пешеходное движение является решающим фактором.
  Ожидание столика продлилось, поскольку ей пришлось ждать место на террасе, где Бланш была желанной. Она наслаждалась поездкой с удобного кожаного заднего сиденья Seville, как всегда, безмятежная и наблюдательная.
  Пока мы пировали, она довольствовалась лакомством с хлорофиллом, которое якобы помогает от собачьего дыхания. Плюс иногда «случайно»
  упавший кусочек горячего пирожка.
  Ресторан располагался в слишком милом торговом центре, который мог бы быть спроектирован Гансом Христианом Андерсеном, обкуренным аквавитом. Много прерываний сотовой связи, но Робин и я не вносили свой вклад; мы договорились отключиться на день.
  Я притворился, что принимаю эту идею, но не обманывал Робин. Когда мы сели в машину, чтобы отправиться в обратный путь, она ухмыльнулась и сказала: «Продолжай».
  «С чем?»
  «Эй, Бланчи, он думает, что действует тонко».
  Обе женщины в моей жизни ухмыльнулись. Я включил свой телефон.
  Ничего от Майло.
  Хорошо. Плохо.
  —
  На обратном пути мы попали в неизбежные пробки на 101-й трассе, когда не хватало мощности.
  Машины сталкиваются с подъемом и начинают хрипеть. Сразу за Вентурой — источником пожара — Робин уснул, а вскоре за ней последовала и Бланш.
  Я настроил радио на KJazz. Шло блюзовое шоу, что-то мощное из Чикаго, что казалось слишком оптимистичным в такой близости от зоны бедствия. Но потом заиграла песня Хьюстона Бойнса «Crying in the Courthouse». Бойнс прожил девяносто девять, но его вопли звучали правдоподобно.
  Эта песня о потере всего прекрасно подошла.
  Когда мы пришли домой, я посмотрел на свой телефон.
  По-прежнему ничего.
   Плач в полицейском участке.
  —
  Он позвонил в десять сорок вечера.
  «Все было нормально?» — спросил он.
  «Лучше», — рассказал я ему о блинах.
  Он прорычал. «Садист. Две ночи я ел дерьмо, наблюдая за домом Денни Рапфогеля. В первую ночь ничего не произошло, но во вторую его машина уехала, поэтому я попытался зайти к Сливе Карделлу. Денни не было, но появился другой парень, черный кабриолет Bentley. Проехал его номера, крутой ипотечный брокер. Он проехал через ворота так же, как и Денни, и получил такой же прием от Ла Сливы, на этот раз в тонкой ночной рубашке. Может, даже больше паховой гимнастики, чем с Денни. Вот вам и настоящая любовь, делающая ее подозреваемой. Хочешь сделать ставку на то, что я продолжу следить за ней, а другие парни не появятся?»
  «Думаешь, она профессионал?»
  «Продаешь другой тип недвижимости? Может быть. В любом случае, подумал, что тебе будет интересно узнать. А теперь я пойду за блинами».
   ГЛАВА
  19
  В понедельник в восемь, как раз когда я готовился к пробежке, у меня зазвонил телефон.
  Мой самый частый звонок. «Никогда их не получал».
  "Что?"
  «Что думаешь? Flapjackos con jarabe. План был попробовать сегодня утром, в том месте около Rancho Park, но тут что-то случилось. Я просматриваю ежедневный список смертей, и один из вчерашних привлек мое внимание.
  Стратмор-драйв в Вествуде».
  «Улица Аманды».
  Адрес Аманды . ДБ — белый мужчина, сорока трех лет, зовут Майкл Лотц. Детективов не вызывали, поэтому это не было отмечено как подозрительное.
  Но все равно. Жду звонка от сержанта, который взял на себя командование.
  Я решил сократить время встречи с коронером, поговорив с нашей новой подругой Лопатински, но ее не было... одну секунду... ладно, подождите, это она».
  Я ждал, растягивая подколенные сухожилия и квадрицепсы, затем сделал пару глубоких наклонов и немного поработал над бедрами и пятками. Бланш подошла, и я снова наклонился, чтобы погладить ее. Она потерлась головой о мои лодыжки. Я сел на потрепанную кожаную кушетку для пациентов, Бланш подпрыгнула рядом со мной и свернулась калачиком у меня на груди.
  Еще несколько минут, прежде чем Майло вернулся. «Лотц был отправлен в склеп с пометкой OD. Никаких признаков преступления, атрибуты рядом с телом.
  В настоящее время он сложен в одном из тех холодильников, которые они используют, доктор Бася пошла и посмотрела. Руки парня — это мешанина из старых шрамов и новых проколов. Если ничего подозрительного не выяснится, они не планируют проводить вскрытие».
  «Тот же адрес, что и у Аманды, для них не считается сомнительным. Но для вас…»
  «Может, это и ничего, но я не могу это игнорировать. После того, как я поговорю с Доббсом — сержантом — я осмотрю место преступления».
  —
   Через два часа и десять минут смс: Иду туда. В десять тридцать на работу, подойдет?
  Я послал ему сообщение «Увидимся», снял спортивную одежду, быстро принял душ, выпил кофе и ушел.
  —
  Стратмор-драйв — это короткая холмистая улочка, которая по диагонали идет к U. Один ее конец заканчивается у западного края кампуса, другой заканчивается у мохнатой эвкалиптовой ветрозащиты, подстриженной травы и аккуратно расставленных надгробий огромного кладбища ветеранов.
  Вдоль квартала располагалось множество жилых домов, в том числе многоквартирные дома, чье состояние вызывало сомнения, поскольку в них жили студенты, так зачем же тогда беспокоиться?
  и более новые, более крупные конструкции.
  Я приехал раньше Майло, нашел адрес и занял последнее парковочное место прямо через дорогу.
  Аманда Бердетт жила в самом большом здании, четырехэтажной массе, которая тянулась до тротуара без помощи ландшафтного дизайна и занимала значительную часть квартала. Наклон улицы создавал иллюзию бегемота на грани падения. Комплекс был серой штукатуркой, за исключением тех мест, где отдельные балконы, окрашенные в сине-черный цвет, торчали, как синяки. Подземная парковка составляла весь первый этаж. Три огороженных сеткой подъездных пути с телефонными будками, каждая из которых была увенчана камерой видеонаблюдения и таким же количеством пешеходных дверей, неконтролируемых.
  Пока я сидел там, женщина в сари вышла из одной из дверей, толкая коляску для близнецов. Несколько мгновений спустя подросток в свитере U., сосредоточенный на своем телефоне, спотыкался вниз по склону к деревне. Далее: девушка в коротких шортах, отвлеченная наушниками, выкатывает велосипед из одной из пешеходных дверей. Затем дальняя дверь открылась, и мимо прошаркал пожилой бородатый мужчина в твидовом пиджаке, ярко-красных брюках, белых носках и сандалиях.
  Не так много машин, пока не выехала машина Майло без опознавательных знаков со стороны кладбища. Он остановился у «Севильи», поднял указательный палец и свернул на ближайшую из трех подъездных дорог. Нажатие кнопки на телефонной будке привело к тому, что металлическая сетка раздвинулась. Он проехал.
  Я вышел и побежал через дорогу, но не успел до закрытия ворот. Сквозь сетку я видел уменьшающиеся задние фонари.
  С дальнего конца: «Подождите, я вас провожу».
  Ворота снова открылись. Проехав знак «Проход по пандусу запрещен» , я так и сделал.
   Немаркированная машина была припаркована в слоте Reserved for Management . Майло стоял сзади машины рядом с мужчиной в темно-синей рабочей одежде.
  «Это мистер Боб Пенья», — сказал он. «Он дневной менеджер и парень, который всем управляет. У нас уже был приятный телефонный разговор, и он предоставил нам фотографию вчерашней жертвы. Боб, Алекс Делавэр».
  Пена была худой, лет пятидесяти, с опущенными глазами. Рабочий комплект был накрахмаленным и отглаженным, брюки были подвернуты и болтались поверх начищенных туфель с пузырчатыми носами.
  На овальной нашивке на нагрудном кармане была вышита надпись «Роберт П.
  Он сказал: «Если бы я всем управлял, этого бы не произошло».
  Я сказал: «Передозировка вчера вечером».
  «Кто-то умирает, это не для нас», — сказал Пенья. Майло: «Как я уже сказал, мы здесь этого не понимаем».
  Майло вручил мне черно-белую ксерокопию водительских прав.
  Майкл Уэйн Лотц умер через три месяца после своего сорок третьего дня рождения.
  Пятьдесят, сто пятьдесят два, смуглый, смуглый. На фотографии был лысеющий, с темной щетиной, с острым лицом и неуверенными глазами.
  Пенья сказал: «Я имею в виду, что раз в году студент становится глупым, что-то принимает, скорая помощь отвозит его прямо через дорогу в медцентр. Это близко, так что они не умирают».
  Я сказал: «Мистер Лотц не был студентом».
  «Это безумие», — сказал Пенья. «Откуда я мог знать о нем?»
  Майло сказал: «Под этим мистер Пенья подразумевает, что мистер Лотц работал на него».
  «Его рукава всегда были опущены», — сказал Пенья. «Даже когда было жарко.
  Что я знаю о наркоманах? Если бы я хотел иметь дело с наркоманами, я бы работал на одной из тех свалок восьмого раздела в центре города. Он делал свою работу, сидел в своей норе, не создавал проблем».
  «Под дырой мистер Пенья подразумевает комнату мистера Лотца здесь, на первом этаже».
  Длинная рука Мило вытянулась влево, за спину Пены. Направляя меня к огороженной секции, сетчатой, как ворота. Высокое напряжение. HVAC. Входа нет.
  Боб Пенья сказал: «Это было частью его трудового пакета».
  Я спросил: «Кем он работал?»
  «Уборка, разовая работа, работа на побегушках», — сказал Пенья. Покачал головой. «Владельцам это не понравится».
  Я спросил: «Кто владельцы?»
  «Academo, Inc. Крупная компания в Огайо. Он пришел через их отдел кадров, они прислали мне кого-то, я не спорю. Как с клининговыми компаниями, электриками, всем этим хорошим. Они присылают, я беру».
   «Academo», — сказал я. «Они специализируются на жилье вне кампуса?»
  «Это и что-то из Раздела Восьмого, и, может быть, что-то еще, я не знаю», — сказал Пенья. «Это хороший бизнес, большие школы, вы получаете слишком много студентов для общежитий. Университет направляет их сюда, когда они переполнены. Кроме того, некоторые богатые дети не хотят жить в общежитиях. У нас гораздо лучше, чем в общежитии».
  Я спросил: «Получает ли компания субсидию от США?»
  Пена нахмурился. «Я не знаю подробностей, моя работа — заботиться о физическом растении, устранять проблемы. Не такие проблемы, как эта. Это как... Я не знаю, как это».
  Майло спросил: «Где машина Лотца?»
  «Я отвезу тебя», — сказал Пенья, указывая на дальний угол. Мы последовали за ним через гараж к двадцатилетнему серому Volvo, втиснутому на место с надписью « Парковка запрещена». Пыльный, местами ржавый, с номерными знаками четырехлетней давности.
  Майло заглянул в машину, вернулся к Пене. «Ладно, давай посмотрим его дом».
  «Я держал его запертым для тебя», — сказал Пенья. Желая присвоить себе что-то.
  «Очень благодарен, Боб».
  «Что бы ни случилось. Там никого не было с тех пор, как вчера вечером пришли другие копы, и врачи скорой помощи, и ребята из морга. Так что это было, героин?»
  «Мы пока не знаем, Боб».
  «Вероятно, героин», — сказал Пенья. «Эта игла и ложка рядом с ним?»
  Качает головой. «Иди знай. Ты делаешь все возможное, чтобы управлять надежным судном — я был на сухогрузе во флоте. Я знаю, что на самом деле означает надежное судно».
  «Можем ли мы увидеть дыру, Боб?»
  «Да, да, извините, я вас впущу. Потом мне нужно отправить электронное письмо в Огайо».
  —
  Выбрав ключ из гремящего кольца, Пена отпер сетчатый забор и провел нас в темную бетонную зону, наполовину заполненную штабелями маркированных коробок. Лампочки.
  Шланги. Фильтры. Трубы. Фитинги.
  Дверь из толстого металла вела в более крупное складское помещение, пульсирующее пневматическим и электрическим шумом. На обеих боковых стенах размещалось оборудование: группа водонагревателей, еще одна группа конденсаторов переменного тока. Электрические панели, спагетти-клубок телефонных соединений, подвесные каналы, трубы, изолированные воздуховоды.
  За всем этим, деревянная дверь с дешевым замком открылась в безоконный запоздалый взгляд. Жилище Майкла Лотца было пропитано запахом тела и уксусным запахом героина, стены едва оштукатурены гипсокартоном. Щедро для тюрьмы
   келья; как жилище, печальный.
  Дверь слева вела в сборную ванную из стекловолокна. Унитаз, раковина, сборный душ, все нуждалось в чистке. Я думал о последних минутах Red Dress.
  В главной комнате односпальный матрас лежал на провисшей пружинной коробке, рядом с комодом из искусственного дерева, стулом и черной пластиковой лампой. Черная простыня, стеганые покрывала в пурпурно-черный цвет сдвинуты к изножью кровати, большая часть ткани капает на виниловый пол. Две подушки, согнутые в форме фасоли, одна черная, другая желтая, прислонены к стене.
  Керлинг, изобиловали плакатами, приклеенными скотчем: голые женщины, женщины в бикини, высокооктановые гоночные автомобили и омологированные уличные версии. Взрослый мужчина, живущий в мире фантазий подростка.
  На комоде плита, упаковка из шести бутылок Bud Lite, почти пустая бутылка Jose Cuervo, дюжина шоколадных батончиков, пластиковые тарелки и кастрюльки на одного. Рядом, в углу у входа в ванную, рыгал и хрипел коричневый мини-холодильник.
  В комнате было приятно прохладно, благодаря тому, что она находилась под землей, плюс промышленная система вентиляции. Компромисс за гуденье осы, проносившееся сквозь стены и заглушавшее удары холодильника.
  Пенья указал на конфорку. «Ему это не разрешено».
  Майло спросил: «А как он должен был есть?»
  Пена, казалось, был удивлен вопросом. «Здесь не готовят, он знал правила».
  Майло понюхал воздух, подошел к углу напротив холодильника, посмотрел на пол и указал. Гранулы белого порошка усеяли бетон в дюйме от кровати. В нескольких дюймах от нее — пустой мини-пакетик.
  «Не думаю, что правила были для него так уж важны». Он проверил свой телефон.
  «Здесь нет связи?»
  «Угу-угу», — сказал Пенья. «Извините».
  «Я спрашиваю, потому что жду ордера на обыск этого места».
  «Можно попробовать в гараже, но там он то появляется, то исчезает. Лучше выйти на улицу».
  Майло сказал: «Мы поднимемся в вестибюль, подождем, пока не придет ордер, а потом вернемся сюда».
  «Сколько времени это займет?»
  «Надеюсь, это произойдет скоро».
  «Ладно, я думаю», — сказал Пенья. «Без обид, но вы, ребята, просто стоите
  вокруг может заставить людей нервничать».
  «Полиция нервирует ваших жителей?»
  «Вы знаете студентов, их все раздражает».
  «Не думай, что смерть кого-то здесь прошлой ночью утешит их, Боб».
  Пенья облизнул губы. «Я надеялся сохранить эту тишину».
  «Сирены вчера вечером ничего не выдали?»
  «Не совсем, сэр. Всегда есть сирены скорой помощи — как я уже сказал, мы находимся недалеко от медцентра. Особенно ночью. И когда я его нашел, я открыл им ворота, и они въехали».
  «Десять пятнадцать вечера», — сказал Майло. «Как ты его нашел?»
  «Я побежал к врачу, наверстал упущенное, работая допоздна. Я вернулся, проверил, он должен был вынести лишний мусор в мусорные баки на заднем дворе, но не сделал этого. Я пошел поговорить с ним».
  «Ты сам сюда вошел?»
  Пенья моргнул. «Мне разрешено».
  «Все двери были заперты?»
  «Сетка и металл. Деревянного не было. Я сначала постучал. Он не ответил, поэтому я открыл. Мне нужно было поговорить с ним».
  «Он всегда оставляет дверь открытой?»
  «Не знаю», — сказал Пенья.
  «Вы не так уж часто встречались с ним здесь».
  «Да, в основном днем», — сказал Пенья. «После врача я пошел поужинать с женой, потом, как я и сказал, вернулся, чтобы проверить, и нашел лишний мусор. Она ждала в машине, я сказал ей, что сейчас приду». Долгий выдох. «Я не мог в это поверить. Я сказал ей ехать домой, я буду связан. Пришлось вызвать Uber домой».
  «Что за штука, Боб».
  «Важное событие».
  «Итак, вы постучали, он не ответил...»
  «Там горел свет — там внизу, щель под дверью. Я подумал, что он уснул. Я хотел, чтобы он позаботился о мусоре. Так что я вошел, и он там». Указывая на кровать, затем на пол. «Половина включена, половина выключена, он весь синий, его рот открыт. Потом я увидел ложку и иглу. Я не мог поверить. Я позвонил 911. Не отсюда, как я сказал, нет связи, и как я сказал, гараж не очень хороший, поэтому я вышел на улицу. Увидел свою жену в машине, честно говоря, я забыл о ней, она говорит, ты в порядке, я говорю нет, расскажи ей, что случилось, расскажи ей
   вернуться домой».
  Пенья сглотнул слюну сквозь зубы. «Зачем вам ордер?
  Он мертв. И это был несчастный случай, да?
  «Мы предпочитаем быть осторожными, Боб. Если мистер Лотц был давним пользователем, это мог быть несчастный случай».
  «Может быть?» — сказал Пенья. Он болезненно улыбнулся. «Ладно, я понял, вы, ребята, принимаете на себя все виды критики».
  «Часть работы, Боб. Так что мистер Лотц довольно хорошо скрывал свои секреты».
  «Слишком хорошо».
  «Кроме этого, он хорошо выполнил свою работу?»
  «Это не ракетостроение», — сказал Пенья. «Уборка, сбор мусора, всякая всячина.
  Не так много тяжелой работы, основная уборка выполняется службой. Он был тихим
  — как одиночка».
  «Нанят Academo и отправлен вам».
  Пенья кивнул.
  «Жители в целом довольны?»
  Глаза Пены округлились. «А почему бы и нет?»
  «То, что вы сказали о студентах», — сказал Майло.
  «О, да. Я имел в виду, что они получили то, что им нужно. Чтобы Wi-Fi работал, кондиционер работал постоянно, чтобы можно было смотреть их шоу и слушать их музыку».
  «И никаких полицейских. Как те, которые приедут, если поступит жалоба на шум».
  Пенья переступил с ноги на ногу. «У нас этого нет. Мы с ними разговариваем, и все получается».
  Майло вытащил фотографию Аманды Бердетт, сделанную на одном из свадебных снимков. «Этот житель счастлив?»
  Пенья прищурился. «Оставил очки в офисе».
  Майло отодвинул фотографию назад, чтобы увеличить расстояние.
  «Её?» — сказал Пенья. «Да, она здесь. Почему ты спрашиваешь о ней? У неё какие-то неприятности?»
  «Вовсе нет, Боб. Она просто оказалась замешана в другом деле — не как подозреваемая, а как свидетель».
  «Свидетель чего?»
  Майло отмахнулся от вопроса. «Вот что на самом деле заставило меня заинтересоваться тем, что здесь произошло. Я увидел адрес в файле Лотца и вспомнил его из
   ее свидетельские показания. Я уверен, что это ничего. Большой город, большое здание, всякое случается».
  «Именно так», — сказал Пенья.
  «Но пока я здесь, я могу связаться с ней. Где ее подразделение?»
  «Тебе нужно это сделать? Ладно, она в C. Третье здание».
  Я спросил: «Есть еще два здания?»
  Пена улыбнулся, как ребенок, выдающий секрет. «Это одна из тех оптических иллюзий. Снаружи это выглядит как одно здание с тремя входами, но на самом деле это три отдельных здания. Когда они их строили, они делали большой фасад, чтобы сократить расходы. Это A, другие B и C».
  «Есть ли проход из одного здания в другое?»
  «Нет, между ними несущие стены».
  «Лотц работал во всех трех зданиях?»
  "Ага."
  «Кто живет в других подвальных комнатах?»
  «Никто, это склад».
  Майло постучал по фотографии Аманды. «Здание C. Какой блок?»
  «Она действительно не в беде?» — сказал Пенья. «Это все, что мне нужно, еще больше неприятностей».
  Майло сказал: «Боже мой, Боб. Кстати, сколько там всего единиц?»
  «Тридцать один умножить на три. Всего девяносто три».
  «С Амандой проблем не было».
  «Это ее имя?» — сказала Пенья. «Я знаю, это звучит странно, но я не заморачиваюсь с именами, потому что они приходят и уходят. Для меня она С-четыре-восемнадцать.
  Четвертый этаж.
  «Вы не знаете, она дома?»
  «Понятия не имею, не обращайте внимания, если только они не позвонят и не расскажут о какой-то проблеме».
  «Никаких звонков от Аманды».
  «Ничего», — сказал Пенья. «Я не слежу за ними, сэр. Они не работают на постоянной работе, не придерживаются определенного графика».
  «Понял, Боб. Где почтовое отделение?»
  «Внизу в блоке B. У нас есть служба доставки, которая доставляет еду в каждую квартиру».
  "Хороший."
  «Вот за это они и платят».
  «Хорошо, мы навестим Аманду, пока ждем ордер».
  «Конечно», — сказал Пенья, но это звучало совсем не так. Он потер макушку и скривил губы.
  «Есть какие-то проблемы, Боб?»
  «Нет, никаких проблем — компания хочет обеспечить конфиденциальность для жильцов, вот и все.
  Для них это как нечто само собой разумеющееся».
  "Конфиденциальность."
  «Нам нужно быть лучше, чем общежитие».
  «Не волнуйся, мы не будем ломать ее дверь, Боб. Просто тихонько постучим».
  «Конечно», — повторила Пена. «И да, я никогда не слышала о ней. Для меня это хороший резидент».
  —
  Мы втроем вышли на улицу и направились к зданию C. Майло указал на камеру видеонаблюдения над дверью. «Видел ее в здании A. Нужны записи, Боб».
  «Никаких лент», — сказал Пенья. «Прямая подача на компьютер компании».
  «У вас нет копии?»
  «Нет. Возникла проблема, я пишу им письмо, они его ищут и отправляют обратно».
  «Какого рода проблема?»
  «Украденный велосипед, что-то в этом роде. Это случается нечасто».
  «Хорошо», — сказал Майло. «Напиши в компанию и получи мне данные за последние двадцать четыре часа по всем трем зданиям».
  «Мне нужно получить разрешение от одного человека, прежде чем я попрошу другого человека».
  "Как долго это займет?"
  «Я могу попробовать сегодня, сэр».
  «Сделай это, Боб. Скажи всем поторопиться, чтобы мы могли все упростить и обеспечить конфиденциальность».
  «Я сделаю это, но это зависит от компании».
  «Будь убедителен, Боб. Теперь открой эту дверь. Пожалуйста».
  —
  Вестибюль здания C был бледно-зеленым, небольшим и немеблированным, освещенным светодиодами.
   Потолок банок и ковер в песочном цвете Бербер показывает его возраст. Сзади, два лифта.
  Пенья сказал: «Мне ведь не нужно придумывать тебя, верно?»
  Майло работал в своем мобильнике, добавляя Volvo Майкла Лотца к своему заявлению на ордер. Он поднял глаза и выдал одну из своих тревожных улыбок: лесной волк, скалящий зубы перед пиршеством. «На самом деле, мы бы предпочли, чтобы ты не появлялся, Боб. Что касается видеонаблюдения, лучшим вариантом было бы, если бы компания напрямую отправила его мне по электронной почте».
  «Не знаю, сэр. Никогда раньше этого не делал».
  «Спасибо за помощь, Боб».
  Пенья выглядел встревоженным. «Я на самом деле ничего не сделал».
  Улыбка Майло осталась на его лице. Пенья поспешил прочь, вышел на улицу и повернул направо.
  Майло сказал: «Кажется, ему не нравится помогать».
  Я сказал: «Человек компании. Если дела пойдут плохо, он не захочет, чтобы его считали союзником вас».
  «Это значит, что он солгал бы, чтобы сохранить свою работу».
  «Хорошая ставка. Видишь что-то, о чем можно лгать?»
  «После того, как я избавлюсь от дома Лотца, я дам вам знать».
  Я сказал: «Не видел там ни телефона, ни ноутбука. Отсутствие Wi-Fi не объясняет наличие компьютера, но у всех есть телефоны».
  «Парень, живущий таким образом, — это хороший пример для сжигателей».
  «Возможно, но если вам нужна наркота, держите телефон включенным».
  «Точно. Это дыра, все верно. Какой способ жить».
  Я сказал: «Плыви на облаке героина, и ничего не будет иметь значения».
  Он нахмурился, взглянул на свою камеру. «Судья Клее обещал А-сап, но пока ничего. С другой стороны, он предан себе».
  —
  Медлительные лифты, оба не хотят покидать третий этаж. Наконец, они прибыли одновременно. Пусто.
  Майло сказал: «Ини-мини», и шагнул в левый лифт. Мы медленно, со скрежетом поднялись на четвертый этаж, вышли в коридор, заполненный велосипедами и скутерами, запертыми на цепи.
  Еще больше берберов, потертых, запятнанных и потертых по швам. Стены были молочно-серыми, двери темно-серыми, каждая из них была обставлена черным
  кнопку справа.
  Из-за некоторых дверей доносились приглушенные голоса и слишком громкая музыка, в основном хип-хоп. В дальнем конце коридора — россыпь пустых пивных банок.
  За дверью блока 418 тишина. Ни велосипеда, ни скутера, но что-то оставило полосу смоляного песка, которая тянулась к двери. Транспорт держали внутри.
  Майло приложил ухо к двери.
  «Там кто-то есть», — прошептал он.
  Его стук остался без ответа.
  Нажатие на черную кнопку вызвало жужжание насекомых — усталых цикад.
  Никакого ответа.
  Дверь на пять этажей дальше открылась, и из нее вышла грузная девушка с желтыми косичками, свисающими ниже талии. Она некоторое время смотрела на нас, а затем направилась к лифтам.
  Майло повторил стук и жужжание.
  Ничего.
  Он снова приложил ухо к двери, отступил назад и тихо заговорил. «Она перестала двигаться».
  «Не в настроении общаться».
  «Большой сюрприз». Он приблизился к двери. Прочистил горло и сказал:
  «Аманда?» на средней громкости.
  Тишина.
  Мы вернулись к лифтам. Оба валялись на первом этаже.
  Когда они не ответили, он сказал: «Давайте поднимемся по лестнице — никаких шуток об аэробике».
  Я говорю: «Какая аэробика? Мы спускаемся».
  «Все относительно».
  —
  На лестничных клетках куча мусора, а также множество мертвых тараканов, пауков и высохших останков других шестиногих существ.
  Я последовал за Майло, когда тот с грохотом спустился вниз. Он двигался скованно, хрюкая на каждом третьем или четвертом шаге, как обиженный носорог. Как только мы достигли второго этажа, его телефон запищал, и он остановился. «Стерджис... о, привет, судья Кли... конечно, никаких проблем. Конечно.
  Ценю это... да, это тоже... да, я понимаю, что мне следовало это включить... понял,
   Спасибо, судья».
  Мы продолжили спуск. Его шаг стал свободнее. Счастливое копытное.
  Я сказал: «Хорошие новости по поводу ордера».
  «Телефонное одобрение возможно при условии, что я правильно заполню бумаги, когда вернусь в офис, и ничего не добавлю. Давайте поближе рассмотрим особняк мистера Лотца».
   ГЛАВА
  20
  У двери здания А он позвонил Пене и услышал голосовое сообщение. Бормоча,
  «Не слишком многообещающее начало наших отношений, Боб», — повторил он попытку с тем же результатом. Гневно глядя на меня, он сказал: «Еще раз... вот ты где, Боб. Мы готовы войти в квартиру Лотца. Вот как сейчас... да, у меня есть ордер... увидимся снаружи».
  Что бы ни сказал Пенья, он улыбнулся.
  Я спросил: «Раскаяние?»
  «Больше похоже на ужас. Он производит на меня впечатление человека, который всегда чего-то боится». Он постучал ногой и прокрутил свою электронную почту. «Чёрт…
  чушь...чушь...вся чушь. Эпоха дезинформации».
  Дверь открылась, и вышел Пена. «Я звонил в компанию по поводу корма. Ответственного лица не было на месте».
  "Кто это?"
  «Сандра Масио».
  «Какой у нее номер?»
  «У меня есть номер на быстром наборе, но я не знаю его наизусть».
  «Где твой телефон?»
  «Вернулся в свой офис».
  «Где это?»
  «Первый этаж B», — сказал Пенья. «Так что я могу быть в центре событий».
  «Вот моя визитка, Боб. Найди номер и отправь мне его по электронной почте, пока мы осматриваем большой дворец мистера Лотца».
  «Он никогда не жаловался на жизнь там». Пенья облизнул губы. «Ничего подобного никогда не случалось».
  Я спросил: «Как долго вы здесь работаете?»
  «Четыре года».
  За полтора года до смерти Кэсси Букер. «Сколько смертей было за это время?»
  Пенья моргнул дважды. «Почему должны быть смерти, сэр?»
   «Четыре года, много людей», — сказал я. «Всякое случается».
  «Я имел в виду, что ни один сотрудник никогда», — Пенья посмотрел в пол, — «не делал того, что делал он».
  Я спросил: «А как насчет смертей среди жителей?»
  Пауза. «Был профессор — старый парень, приехавший откуда-то, U. поселил его здесь на год. Сразу после того, как я начал, у него случился сердечный приступ. Он был старый».
  Его взгляд метнулся влево, замер, изменил направление и скользнул мимо моего пристального взгляда.
  Майло сказал: «Что еще, Боб?»
  «Чуть позже был еще один».
  «Профессор?»
  Качает головой. «Студентка, не знаю точно, что случилось. Ее увезли врачи скорой помощи, позже приехала семья и забрала ее вещи, не поговорив со мной.
  Компания не принуждала ее к выполнению условий договора аренды».
  «Большое дело», — сказал Майло. «Как она умерла?»
  «Мне никто не сказал, сэр», — сказал Пенья. «Ее увезли на машине скорой помощи, и она так и не вернулась».
  «Тебе не было любопытно».
  Пенья попытался улыбнуться, но закончил с тошнотворным размыканием губ. «Знаешь, что говорят о кошке».
  Я спросил: «Эта девушка умерла два с половиной года назад?»
  Брови Майло поползли вверх.
  Пенья пожевал губами. «Звучит примерно так. Меня здесь не было, кто-то другой вызвал 911».
  «Кто это был?»
  «У меня был помощник».
  «Ты больше не знаешь?»
  «В этом нет необходимости».
  «Корпоративное сокращение».
  «Я не знаю, что это было, но его больше нет, и он мне не нужен», — сказал Пенья.
  «Он познакомился с родителями».
  «Не знаю, что он делал, только 911. В то время я также курировал несколько восьмых секций компании в центре города».
  Что-то, чего он только что сказал, но избегал.
  Майло спросил: «Как звали твоего бывшего помощника?»
   «Крамер».
  "Имя."
  «Пит. Он был на полставки».
  Я спросил: «Как звали девушку?»
  «Это важно?» — сказал Пенья.
  Майло сказал: «Может быть, а может и нет. Мы можем проверить записи округа, но было бы проще, если бы вы просто сказали нам».
  «Да, да, конечно, но, как я уже сказал, я не знаю их имен, даже тех, кто сейчас здесь живет. Если только они не создают больших проблем, был один парень, сын посла. Длинное имя, которое я не мог выговорить, называл себя Тимом. Я его помню, одни проблемы. В конце концов мы его выгнали».
  «Когда это было?»
  «Когда я начинал».
  Ясное воспоминание о событиях четырехлетней давности.
  Я спросил: «В каком здании и квартире жила погибшая девушка?»
  «Здание B», — сказал Пенья. «Я не могу вам сказать, какой блок. Даже не помню этаж — это был не первый, это я вам могу сказать, мой офис на первом, ее там не было. Может быть, второй. Вероятно, третий. Я почти уверен, что не четвертый». Он почесал нижнюю губу. «Я хочу сказать второй или третий».
  Еще одна неудачная улыбка. «Это было давно».
  «Ее звали Кассандра или Кэсси?»
  Глаза Майло расширились.
  Роберт Пенья сказал: «Как я и сказал...может быть. Может быть, звучит правильно. Как вы сказали, вы можете проверить записи».
  «Правильно», — сказал Майло. «И что вы можете сделать, так это открыть эти ворота и металлическую дверь и еще раз позвонить в компанию по поводу трансляции с камеры».
  «Да, сэр».
  Пенья поплелся прочь.
  Майло повернулся ко мне. «Что это было?»
  «Максин рассказала мне, что девушка из той же программы, что и Аманда, покончила с собой. Я провела несколько поисков и нашла ее имя. Кэсси Букер. Пенья, казалось, уклонялась от ответа о других смертях, поэтому я решила попробовать».
  «Та же программа, что и у Аманды. Она тоже пишет эссе?»
  «На самом деле, так оно и было».
  Он скрестил руки на своей бочкообразной груди. «Ты не подумал ничего сказать, потому что…»
   «Дело развивалось во многих направлениях, и на тот момент оно, казалось, ничего не прояснило».
  «Защищаю свой слабый мозг от слишком большого количества информации?»
  «Пытаюсь быть эффективным, Большой Парень».
  «Хмф».
  «Я все еще не уверен, что это актуально. Самоубийства студентов колледжей не так уж редки
  — от пяти до десяти на сто тысяч, то есть от двух до четырех в год в кампусе размером с университет».
  «Но теперь вы спрашиваете об этом Пенью».
  «Пока он у нас есть, я подумал, почему бы и нет».
  Он уставился на меня. «Ты не видишь Аманду как Принцессу Судьбы».
  «На самом деле я задавался вопросом, не является ли она потенциальной самоубийцей».
  «Почему? Программа слишком стрессовая?»
  «Ее аффект невнятный, замкнутый. На свадьбе брата она эмоционально отстранилась. Можно было бы расценить это как враждебность, но это могла быть и серьезная депрессия».
  «Или у нее просто странный характер».
  «Странные люди могут впадать в депрессию».
  Руки его напряглись, рукава куртки сжались. «Грустно, не мальчишка, а?»
  «Это возможно».
  «Сегодня вы приняли предостерегающие таблетки».
  «Принимайте их каждый день».
  Он освободил руки, начал считать пальцы. «С другой стороны, свадьба ее брата полностью испорчена убийством с использованием героина и фентанила, а ей, похоже, все равно. Через несколько дней наркоман, который как раз убирался в ее доме, уколол себя насмерть. Если мы обнаружим, что Лотц умер от того же коктейля, что и Красное Платье, я затаю дыхание. Если мы узнаем, что и эта Кэсси Букер тоже, я затаю дыхание».
  «Ты считаешь Аманду наркоторговцем?»
  «Я ничего не вижу, просто чувствую себя странно». Он надел резиновые перчатки. «Ты, очевидно, нет, молодец. Пойду копать».
  «Нужна помощь?»
  «Нет, там слишком тесно».
  —
  Мне платят нерегулярно и скудно в полиции Лос-Анджелеса, но я отказываюсь идти в департамент
  зарплату, потому что это убьет мой дух и радикально урежет мой доход. Неизведанное соглашение между Майло и мной делает многое из того, что я делаю — возить его, допрашивать свидетелей, осматривать места преступлений — потенциальным нарушением. Это никогда не вызывало проблем, потому что раскрываемость Майло поразительна, и шеф думает, что я часть этого — он тот, кто пытался заманить меня на государственную службу.
  Вдобавок ко всему, несмотря на всю свою военизированную позицию, гибкость LAPD является обычным делом, даже когда это приносит мало пользы департаменту. Яркий пример — знаменитости, обменивающиеся попутчиками на автографы и селфи, которые копы могут показать своим детям.
  В 1991 году очаровательный, симпатичный австрийский писатель по имени Джек Унтервегер приехал в Лос-Анджелес по заданию журнала о международной правоохранительной деятельности и был возим по кварталу красных фонарей ветеранами-детективами. Унтервегер оказался сексуальным садистом, который задушил семь женщин в Европе, и он использовал то, что ему показали, чтобы растерзать еще трех жертв.
  Несмотря на это, никаких изменений в политике не произошло, потому что Лос-Анджелес — город импровизации: изобретайте себя заново, придумывайте правила по ходу дела, все время вдыхая тот аромат славы, который вы можете вдохнуть из своего желанного бонга.
  Я совершенно спокойно крушу дома жертв, а не стою и ничего не делаю, как Майло, раздраженно выдающий сольное выступление.
  Нет проблем, это пройдет.
  —
  Я ходил по парковке, пока не поймал несколько полос на своем телефоне, проверил почту и сообщения, написал несколько ответов. Затем я поискал Academo, Inc.
  Закрытая корпорация в Колумбусе, штат Огайо. Скудная информация, за исключением пары статей в деловых журналах, специализирующихся на финансовой порнографии.
  Сорокапятилетнее детище выпускника и благотворителя Университета штата Огайо по имени Энтони Нобах, компания была представлена как образец предпринимательского духа. Рожденный в скромном начале, Нобах зарабатывал на карманные расходы, будучи первокурсником, взимая с однокурсников скромную плату за поиск дешевого жилья. В следующем году он создал компанию по переездам под названием Cheap Tony's с расценками, рассчитанными на студентов.
  К моменту окончания Нобаха он накопил несколько участков депрессивной недвижимости около кампуса и превращал трущобы и развалины в дешевые студенческие квартиры. Его следующим шагом стала реабилитация несостоявшегося правительства
  проект по приобретению дешевого жилья и созданию частного студенческого общежития, при этом большую часть расходов взял на себя университет и федеральный жилищный грант.
  Academo теперь владела и управляла мегаструктурами в Бостоне, Кливленде, Сиракузах, Рочестере, Блумингтоне, Солт-Лейк-Сити, Тусоне, Луизиане и Сан-Диего. Энтони Нобах, которого описывали как «религиозного человека и образец честности Среднего Запада», остался генеральным директором. Младший брат, Марден, был главным операционным директором.
  Рейтинги онлайн-потребителей были предсказуемо бессмысленной смесью обожания и критики. Общая оценка: 3,5 звезды.
  Поиск ключевых слов academo inc и death не дал никаких результатов. То же самое произошло и с заменой death на suicide и killing . Поиск изображений выдал снимки других объектов недвижимости. Компания отдавала предпочтение безликим строениям с таким же сплошным фасадом, как и здание, в котором мы находились.
  Я позвонила Максин Драйвер и спросила ее, знают ли студенты программы «Сделай сам» друг друга.
  Она сказала: «Понятия не имею. Что готовится?»
  «Пока ничего».
  «Когда ужин будет готов, ты позвонишь в колокольчик?»
  «Ваша бронь была должным образом принята к сведению».
  Поскольку Майло уже был раздражен, я решил, что переступить черту не составит большого значения, и позвонил Басе Лопатински в коронер. Она была вдали от своего стола, голосовая почта. Я попросил ее посмотреть файл Кэсси Букер.
  Возвращаясь в комнату Майкла Лотца, я вошел в подсобное помещение и лицом к лицу столкнулся с Майло, который был весь раскрасневшийся и размахивал листом бумаги.
  «Куда ты пошла? Посмотри на это!»
   ГЛАВА
  21
  Листок для заметок, вырванный из блокнота ACADEMO, INC.
  Логотип здания в стиле греческого возрождения, подходящего для Лиги плюща, под ним: Мы приютите лидеров будущего.
  Ниже — неуклюжие печатные буквы, написанные красной шариковой ручкой.
  Адрес на Корнер-авеню.
  Затем: аура Сб 8–10 вечера.
  Я спросил: «Почерк Лотца?»
  Майло сказал: «Соответствует его подписи в DMV, а чернила такие же, как у ручки Academo в одном из его ящиков».
  Он потряс бумагой, зеленые глаза сверкали. «Ты все еще чувствуешь осторожность?
  Как это выглядит по-вашему?
  «План игры».
  Он перекрестился. «Чёрт, да. Если только Лотц не был в списке приглашенных, он был очень плохим парнем. И он не похож на какого-то гениального убийцу.
  Больше похоже на тип, который можно купить. Может быть, резидентом, у которого действительно высокий IQ».
  «Аманда заказала убийство в Красном платье?»
  «У нее будет возможность узнать Лотца. Да, она молода, но у нее также есть мозг с ненормальными эмоциями, так что почему бы и нет? Это заставляет все остальное встать на свои места. Например, беличий взгляд Гаррета, когда мы упомянули Польшу. Это могло означать, что он знал что-то гадкое о младшей сестре. Или он вовлечен более напрямую. Как в «Красном платье» — это девушка из его прошлого, которая угрожала опозорить его в его большой день. Несмотря на все его замашки Джо Нерда, возможно, у него есть более важные секреты, чем интрижка его жены в Вегасе».
  Он забрал газету обратно. «Я отвлекся на Рапфогелей, потому что Денни — собака, и Коринн указала мне на него. Но, похоже, мне нужно сосредоточиться на здоровых Бердеттах. Как и на Па Уолтоне и его сельскохозяйственных животных. Потому что ветеринары используют фентанил, достаточно легко для Аманды, чтобы ввалиться в сарай, схватить то, что ей нужно, и передать это Лотцу. Может, он оставил немного
  для себя, и вот как он оказался мертв. Или она выстрелила в него, чтобы замести следы.
  Он вздохнул, похлопал газетой по бедру. «Я что, несу какую-то чушь?»
  «Вы говорите очень разумно».
  "Но?"
  «Никаких «но».
  «Это меняет правила игры, Алекс. Я узнаю, что кто-то из Бердеттов посетил Варшаву — черт, если им нравится танцевать польку, я на их стороне».
  «Что-нибудь еще произошло в комнате Лотца?»
  «В его кошельке была просроченная карта Discover, а за кучей нижнего белья я нашел пять пятидесятидолларовых купюр».
  «Для наркомана это куча денег».
  «Именно так, деньги для них как вода. Так что это должно было быть недавнее вливание денег. Все остальное, что я нашел, это: запас мешочков, две дюжины одноразовых шприцов, еще одна обгоревшая ложка, набор одноразовых зажигалок, еще конфеты и печенье, также с его нижним бельем. Все, что мне осталось, это пошарить под кроватью, потом заглянуть в ванную. Я нахожу гитарную струну, я устремлен в Нирвану».
  "Удачи."
  «Ты не пойдешь?»
  "За что?"
  «Ты не против испачкаться, можешь заняться кроватью. В ванной слишком грязно, этим займусь я».
  «Все прощено?»
  «Что, черт возьми, это должно значить?»
  «Обмолвился». Когда мы вернулись в нору Лотца, я рассказал ему о звонке Лопатинскому.
  Он сказал: « Отличная идея!»
  Несмотря на всю свою радость, я держал одну мысль при себе: на паспорте все еще нет удостоверения личности. жертва.
  Я последовал за ним вприпрыжку обратно в комнату. В дверях он сказал: «Я сомневаюсь, стоит ли тебе лезть под кровать, амиго. Это классные штаны».
  «Защищать и служить. То есть, ты», — сказал я. «Дай мне перчатки».
  —
   Все, что он нашел, было помечено, упаковано в пакеты и аккуратно сложено в углу тесной комнаты.
  Я спросил: «Ты перевернул матрас?»
  «Да, но не весной. Ты уверена, что хочешь это сделать?»
  «Хорошие брюки» были черными джинсами. Моя рубашка была из шамбре цвета пепла.
  Оба отряхнули бы пыль.
  «Нет проблем».
  Он пошел в ванную, и я наполовину сдвинул матрас с пружинного блока. Подняв одну сторону, я увидел частичный вид на пылинки и троицу мертвых тараканов, возможно, родственников племени на лестничной клетке.
  Из ванной Майло сказал: «Дай мне передохнуть. Старый наркоман и его шкафчик не имеют ничего, кроме аспирина, бритвенных принадлежностей и палочки Меннена…
  ладно, вот и все, удобно за палочкой. Ципрофлоксацин, прописанный в прошлом году в клинике в Венеции. Что это, Алекс? Как метадон?
  Я сказал: «Антибиотик».
  «Как выглядят таблетки?»
  «Круглый, белый, с цифрой на одной стороне».
  «Хм... может, они настоящие, я отдам их в лабораторию для проверки... похоже, Лотц был старомодным и не вникал в рецептурную игру».
  Я сказал: «Героин сейчас относительно дешев. Если у него есть надежный поставщик, зачем связываться с чем-то новым?»
  «Тяжелый тип, да? Ладно, пора проверить бачок унитаза... ничего. Ты закончил?»
  «На полпути». Я обошел кровать и подошел к другой стороне, поднял матрас, на котором оказалось гораздо больше пылинок, а также мохнатые комки грязи, шесть дохлых тараканов, три обезвоженных драже M&M's — оранжевого, синего и коричневого — и заблудившийся пакетик.
  Правая половина кровати, если вы лежите. Если бы Лотц был правшой, как девяносто процентов населения, сторона, которую он бы предпочел.
  Я начал зондировать землю, ничего не нашел в первых двух кучах. Но когда я подтолкнул третью, острый белый угол заявил о себе, как маленький акулий плавник.
  Я выдернула его пинцетом, вызвав небольшую пылевую бурю.
  Еще один остаток блокнота Academo, сложенный пополам.
  Черно-белая фотокопия водительских прав Калифорнии шестимесячной давности, выданных Сюзанне Кимберли ДаКоста. Тридцать один год, рост пять футов семь дюймов, рост двадцать четыре дюйма, цвет кожи черный, смуглые, адрес на Амадео Драйв в Студио Сити.
   Знакомое лицо, симпатичное даже под бессердечным светом ДМВ.
  Теперь у Красного Платья было имя.
  Я сказал: «Защиты нет, но я определенно служил».
  Майло вышел из ванной. Я показал ему права.
  Он сложил ладони вместе. «Спасибо тебе, Боже. И твоему личному помощнику, этому парню».
  Он быстро отвернулся, но я почти уверен, что его глаза были мокрыми.
   ГЛАВА
  22
  Что в имени? Много.
  Я сидел на пассажирском сиденье машины без опознавательных знаков, пока Майло работал за своим служебным ноутбуком.
  За считанные секунды у него на руках было досье Сюзанны ДаКосты, жалкий архив, состоящий из двух арестов за хранение марихуаны семь лет назад в Денвере и ареста за непристойное поведение в общественном месте, переквалифицированного в мелкое нарушение общественного порядка три года спустя в Оушенсайде. Никакого тюремного срока.
  Одно зарегистрированное транспортное средство, шестилетняя серая Honda Civic. Он вывесил BOLO на машину.
  Социальная сеть Сюзанны ДаКосты была почти такой же слабой, как у Аманды Бердетт: никаких аккаунтов в Facebook, Instagram, Snapchat или Twitter, никакого нарциссического проявления псевдоталанта на YouTube. Но страница LinkedIn рекламировала ее вакансию «ассистента по исследованиям» и предлагала 818
  стационарный.
  Он сказал: «Полагаю, это зависит от того, что именно вы исследуете», и набрал номер. Связь отключена.
  Обратный справочник предложил тот же стационарный телефон и резиденцию в Студио-Сити. Поиск изображений не выдал фотографий Сюзанны ДаКоста, но он отметил адрес как одноэтажный ранчо к югу от Вентуры и к западу от Лорел-Каньона.
  Майло включил GPS и переключился на Drive. «Готов к Долине?»
  «У меня тут машина, я за тобой поеду».
  «А еще лучше, я последую за тобой к твоему дому, а потом мы переедем через холм на одной паре колес. Экономия топлива, как у меня. А еще кондиционер в этой штуке отстой».
  —
  Мы добрались до моего дома через десять минут, уделили немного времени разговору с Робином.
  Она делала ловкие круговые движения на чаше задней части старой венецианской мандолы ватным тампоном. Французская полировка. Она подняла палец с жестом «подожди-ка секунду».
  Взяв на себя социальные обязательства, Бланш подошла с жевательной палочкой во рту и была погладлена нами обоими. Ее улыбка говорила, что все в мире правильно.
  Майло сказал: «Ах, да, солнце светит, Пуч».
  Робин отложила полировальный круг, подошла и поцеловала меня в губы, Майло — в щеку. «Ты выглядишь довольно довольным, Большой Парень».
  «Я вижу тебя, я полон ликования».
  Она одарила меня очаровательной улыбкой. «Получена, но что-то мне подсказывает, что это нечто большее».
  Майло посмотрел на меня. «Умница, откуда ты черпаешь свои идеи? Да, я наконец-то опознала свою жертву. И Ромео нашел решающие улики».
  Он подвел итог.
  Она сказала: «Куча грязи под кроватью. В тех классных джинсах, что я тебе купила».
  Она что-то смахнула с моей левой ноги. Все рассмеялись, и мы ушли.
  —
  Я ехал на север по Глену, пока Майло искал информацию о судимости Майкла Лотца.
  Экран заполнился. «О, ты был плохим мальчиком, Майки... куча нападений с восемнадцати лет, вероятно, есть закрытое досье по делам несовершеннолетних... похоже, он начал в Питтсбурге... потом в Гаррисберге... Филадельфии... Акрон, злонамеренный беспредел в Паттерсоне, Нью-Джерси, пара побоев в Ньюарке».
  Я притормозил, когда грузовик, как улитка, пересек две полосы и попытался повернуть направо. Майло показал мне страницу с фотографиями. На большинстве из них волосы Лотца были длинными и непослушными, его непримечательное лицо покрывала борода. Старые глаза, дряблая кожа, убывающая уверенность.
  Я сказал: «Третий наркоман, может быть, бездомный».
  «Много таких... ладно, поехали . Он зарезал кого-то насмерть восемнадцать лет назад, еще в Акроне... похоже на драку в баре, преднамеренное убийство переросло в непреднамеренное, он отсидел пять из десяти в Янгстауне, штат Огайо... подозревается в причастности к тюремной банде, возможно, имеет татуировки, нужно увидеть его труп».
  Он позвонил в склеп, поговорил с дежурным по имени Педро и спросил, какой патологоанатом будет проводить вскрытие Лотца.
   «Я не вижу в расписании вскрытия, лейтенант».
  «Большое отставание».
  «Да», — сказал Педро. «Но это не то. Он отмечен только для рентгена и внешнего осмотра. Вы знаете, как это бывает с самоубийствами от передозировки».
  «Возможно, это не самоубийство ».
  «О? Как так?»
  «Он связан с убийством, над которым я работаю. Если бы было вскрытие, кто бы его делал?»
  «Доктор Розен заполнила формы. Она сейчас там, преподает в медшколе».
  «Не знаю ее. Новенькая?»
  «Ага», — сказал Педро. «Она работает неполный рабочий день, у нас таких полно».
  «Сделайте мне одолжение. Спросите доктора Лопатински, может ли она провести вскрытие. Если она не может, пусть доктор Розен позвонит мне. Кто бы это ни делал, убедитесь, что каждая частичка чернил на теле зарегистрирована».
  «Он сговорился?»
  «Вероятность этого неплохая. Что еще важнее, мне нужен тест на токсины A-sap».
  «Подожди», — сказал Педро. «Я все записываю».
  «Вы джентльмен и ученый».
  «Не знаю, как насчет ученого», — сказал Педро, — «но мама меня правильно воспитала».
  Майло вернулся к криминальному резюме Майкла Лотца. «Значит, он способен убивать… ладно, что дальше?» Он нахмурился. «Далее ничего, просто куча вещей для личного пользования… начнётся в Филадельфии после его освобождения. Прямое освобождение, без условно-досрочного освобождения… теперь он направляется на запад… запад: Омаха, Талса… второй в Талсе пять лет назад… и третий. А потом всё прекращается. И вдруг он переключается с нанесения синяков на употребление?»
  Я сказал: «Если вам не нужно грабить кого-то, чтобы получить героин, это отличное успокоительное. Может быть, он нашел себе надежного поставщика. Или начал торговать наркотиками за услуги».
  «Наемный киллер», — сказал он. «Преследовать Сюзанну до ванной, расстрелять ее и задушить — это не похоже на прием новичка. Так почему же он умер? Я не думаю, что самоубийство из-за чувства вины».
  «Маловероятно», — сказал я. «Он случайно умер от передозировки, или кто-то позаботился о том, чтобы он умер от передозировки».
  «Еще один коктейль с фентанилом».
  «Или просто более чистый героин. Если бы тот, кто его нанял, был также его поставщиком, это было бы легко. Нетрудно увидеть мотив: он пережил свою полезность и свою
   Зависимость сделала его ненадежным. С бандой — три ареста в Талсе —
  может быть, кто-то в их полицейском управлении его знает».
  Он вытащил свой блокнот и нацарапал. Смеялся. «Все эти родители платят за то, чтобы их дети имели безопасное место, а этот придурок прячется в подвале».
  «Пена сказал, что он пришел через отдел кадров Academo. Штаб-квартира компании находится в Колумбусе. У Лотца нет там записей, но он провел некоторое время в Огайо — в Акроне, а затем в тюрьме в Янгстауне».
  «Долгосрочные отношения с кем-то в компании?»
  «Кто-то, кто также знал Сюзанну. Лотц не получил копию ее водительских прав самостоятельно. Тот, кто его нанял, был достаточно близок к ней, чтобы заполучить настоящую и сделать фотокопию. Это соответствует личному характеру преступления».
  «Враждебный парень, возможно, живущий прямо там, куда мы направляемся», — сказал он, сжав челюсти и похлопав себя по куртке, где торчал пистолет. «Или подружка, не дай Бог, я из всех людей должен это предположить».
  Через полмили он нахмурился: «У Лотца есть записи о свадьбе, и фотография говорит о том, что он в этом замешан, но что, если он был просто посредником, который нанял какого-то другого ублюдка, чтобы тот на самом деле совершил это дело?»
  Я сказал: «Еще одна причина избавиться от него».
  «Но есть осложнение. Мне нужно отследить его передвижения в тот день, посмотреть, покинул ли он здание в нужное время». Он отправил Роберту Пенье сообщение о записи видеонаблюдения
  feed. Ждал ответа, не получил и ругался.
  Я сказал: «Давайте еще раз посмотрим фотографии Томашева, посмотрим, появится ли Лотц».
  «Хорошая идея, как только мы проверим жилище Сюзанны. Я сделаю снимок Лотца с Амандой, мне не нужны никакие вещества для поднятия настроения».
  «Вы видите, что она нанимает киллера».
  Он отвернулся от экрана и повернулся ко мне. «Почему бы и нет, черт возьми?
  Она живет там, где работает Лотц, и им легко поддерживать с ней связь».
  «В дополнение к ее возрасту и отсутствию криминального опыта, она социально некомпетентна. Большой скачок от того, чтобы пройти мимо кого-то в коридоре, до заказа убийства. Спросишь не того человека, подвергнешь себя риску. Как она могла почувствовать, что Лотц был хорошим кандидатом?»
  «Может быть, она не такая уж зануда, как ты думаешь».
  «Возможно, но каковы ее мотивы?»
  «Как насчет одного из обычных: романтика пошла не так, Сюзанна пригрозила явиться и опозорить ее. Вы решили, что Сюзанна — студентка. Они встретились в кампусе, у них что-то было, Аманда все прекратила».
   Я ничего не сказал.
  Он сказал: «Невозможно?»
  «Ничего нет».
  «Хмф».
  —
  Несколько тихих миль пронеслись незаметно. Прекрасный день в горах Санта-Моники, деревья, кустарники, трава и небо благодарили за то, что оказались в Калифорнии. Мы достигли вершины Малхолланда и начали спуск в долину.
  В полумиле от бульвара Вентура Майло потер лицо, почесал нос и постучал по ноутбуку.
  «Может быть, Аманда не нанимала Лотца, это сделал Гарретт. Он не Рико Суаве, но он выглядит более нормальным, чем его сестра, верно? А для недавно женившегося парня брошенная подружка-стриптизерша, угрожающая сорвать его свадьбу, была бы вполне достаточным мотивом. Плюс, именно он заподозрил Польшу. Что, если он провел там время, услышал о Скивски, почерпнул идеи насчет гитарных струн.
  Как он познакомился с Лотцем? Все просто. Он навещает Аманду, видит, как Лотц занимается уборкой, они разговаривают, что-то щелкает. А в плане доступа к наркотикам то же самое, что и с Амандой: папина заначка в сарае.
  Он протянул ладонь. «Нет нужды говорить это, я далек от доказательств.
  Но, по крайней мере, я знаю, кто моя жертва. Давайте посмотрим, где и как она жила. Если я найду хоть какой-то признак того, что Гарретт был там, он будет готов.”
   ГЛАВА
  23
  Компьютер предоставил точное изображение дома на Амадео Драйв.
  Чего не хватило, так это тональности и нюансов.
  Последнее известное место жительства Сюзанны ДаКосты было коробкой шестидесятых годов, омраченной следами запустения: трещины и шелушения по углам, рваные оконные рамы, отсутствующая черепица на крыше. Полностью бетонный фасад убил всякое представление о ландшафтном дизайне.
  Майло указал.
  Серый Honda Civic ДаКосты врезался в помятую металлическую дверь гаража. За ним стояла пара Corvette восьмидесятых годов, один белый с красным салоном, другой белый с бежевым.
  Все три машины были пыльными.
  Майло сказал: «Белые Ветты. Это тебе ничего не напоминает?»
  Я сказал: «Обычная девушка по вызову, которая подвозит вас обратно, когда отели делают вид, что не замечают».
  «О, да. Сейчас это внедорожники и хэтчбеки. Девушки носят массажные столы, чтобы пройти мимо стойки».
  «Возможно, Сюзанна отошла на второй план».
  Он прикрыл глаза рукой и заглянул в Хонду. «Прачечное белье на пассажирском сиденье... бутилированная вода... кроссовки. Бедняжка, она жила своей обычной жизнью».
  Возвращаемся к Vettes. «Две машины для одной девушки, я вижу, а не три. Может, Lover Boy любит скорость».
  «Его и ее», — сказал я. «Романтично. Пока не стало иначе».
  Он осмотрел дом с ног до головы, еще раз похлопал по стволу своего пистолета и подошел к входной двери.
  Раздался трехнотный звон колокола.
  Весёлый женский голос крикнул: «Кто там?»
  Прежде чем Майло успел ответить, второй женский голос повторил вопрос.
  В результате дуэт получился несинхронным, как в плохо дублированном фильме.
   Майло сказал: «Полиция».
  Первый голос сказал: «Правда?»
  «Да, мэм».
  Второй голос сказал: «Покажите свое удостоверение личности».
  Майло показал в глазок свой значок.
  «Подожди, я выключу будильник».
  Сдвинулся один засов, затем другой, и дверь открылась, за ней появились две очаровательные блондинки лет двадцати в бикини-бюстгальтерах и туфлях Daisy Dukes.
  Черный топ для более высокой девушки, изумрудно-зеленый для ее более невысокой подруги с более пышной грудью.
  Влага стекала по загорелым бронзовым телам, но волосы были сухими. Замачивание, а не плавание.
  «Добро пожаловать, полиция», — сказал Блэк, сверкнув идеальными зубами. Мягкие медовые локоны заканчивались на плечах. Волосы Эмеральд были окрашены почти в белый цвет и свисали до талии.
  Нас познакомил Майло.
  «Майло и Алекс. Звучит как милый мультик». Она хихикнула. «Извините. Я Серена, она Клэр. Это действительно заняло много времени».
  «Что сделал?»
  «Там наверху шум», — сказала Клэр, загибая большой палец с серебряным ногтем назад.
  «Где?» — спросил Майло.
  «Где? Ты шутишь».
  Майло улыбнулся.
  «Ого». Клэр откинула волосы, поправила чашечку бюстгальтера и закатила глаза. Огромные черные зрачки контрастировали с ледяной синевой Серены. Драматический контраст, как будто обе женщины были отправлены агентом по кастингу. «Где? Серьезно?
  Холмы там наверху. Мы вам жаловались, ребята, типа» — ее подруге — «четыре раза?»
  «По крайней мере», — сказала Серена. «Loma Bruna Circle, сумасшедший большой дом для вечеринок. Его не видно из-за деревьев, но его точно слышно. Каждую неделю там бурлит техно-дерьмо».
  Клэр сказала: «Мы работаем, нам нужен сон».
  Серена сказала: «Вы, ребята, не знаете об этом? О, чувак. Все остальные знают. Соседи жалуются, что вы, ребята, не приседаете».
  Клэр сказала: «Мы слышали, что AH, которому принадлежит этот дом, является родственником мэра».
  Серена сказала: «Деньги — это удача, все остальное — отстой».
  Двойной взгляд прекрасных глаз, за которым следует надутые губки.
  Майло сказал: «Прошу прощения за беспокойство, дамы. К сожалению, мы здесь не для этого».
  «А что тогда, мусорные баки или еще какая-то глупость?» — спросила Серена. Она провела тонким пальцем под промокший пояс своих коротких шорт, толкнула подругу плечом. «Мы зря вылезли из бассейна, девочка».
  Майло сказал: «Мы здесь по поводу Сюзанны ДаКоста».
  «Кимби?»
  «Когда вы видели ее в последний раз?»
  Консультация глаз между женщинами. Серена сказала: «Примерно полторы недели?»
  Клэр сказала: «Мы за ней не следим. Что случилось?»
  «К сожалению, она умерла».
  Черные блюдца, синие блюдца. Четыре руки прыгнули к тонко очерченным губам.
  Серена первой опустила руки. Она покачала головой. «Ни за что».
  «Боюсь, что да».
  Правая рука Клэр опустилась и начала царапать себя под поясом.
  Неистово, как будто что-то под джинсами нападало на нее. Ее рот расширился и превратился в пасть. Она согнулась пополам. «Нет, нет, нет, нет, не это, не снова, нет, нет, нет, нет».
  Издав рвотный звук, она вбежала в дом.
  Майло спросил: «Опять?»
  Серена сказала: «Ее мама умерла около четырех месяцев назад. Что-то просто взорвалось в ее мозгу, она была красивой и суперподтянутой, к тому же моделью, она этого не заслуживала. Хуже того, ее отец умер, когда она была маленькой. Она ненавидит смерть».
  «Мы тоже, Серена. Вот почему...»
  «Кимби действительно…?» Она заплакала и снова покачала головой.
  «Думаю, для тебя наш шум — полная чушь».
  «Это звучит как суперхлопотно», — сказал Майло. «Я позвоню и посмотрю, что можно сделать. А пока, можем ли мы зайти и поговорить о Кимби?»
  «Да, да, конечно, конечно, конечно. Дай мне пойти и успокоить Си, а вы, ребята, сидите где хотите».
   ГЛАВА
  24
  «Где угодно» было ограниченным выбором: потрескавшийся на солнце черный кожаный диван или пол, покрытый грязно-зеленым ковром. Никакой другой мебели в низкой, неглубокой гостиной. Интерьер дома соответствовал его дерме: неукрашенный, бледный, потертый.
  Мы сели на диван и ждали, пока слева доносился женский разговор. Коробка с бутилированной водой стояла возле стеклянной заслонки, которая открывалась в заднюю часть дома. Там, где двор не был бассейном, там был поцарапанный галечный настил и неприветливое деревянное ограждение. Линии электропередач правили на голубом бумажном небе. Бассейн был небольшим, пережитком того времени, когда в водном дизайне доминировала мистика почки. Халаты и полотенца были сложены на паре разномастных шезлонгов. В дальнем углу стояла кирпичная мусоросжигательная печь, сувенир того времени, когда создание смога было гражданским долгом.
  Отсутствие мебели в гостиной не было следствием минимализма. Большую часть пространства занимали колесные трубчатые вешалки с женской одеждой.
  Платья, платья, купальники, блузки, брюки. По крайней мере треть площади пола была занята обувью. Десятки ее, непарной и сваленной в кучи, как кожаная мульча.
  Майло сказал: «Не очень много в плане атмосферы. Если они и выкидывают трюки, то это выезд, а не въезд».
  Я сказал: «Серена сказала, что мать Клэр была «тоже моделью». Может, это рабочие неудачи».
  «Может быть», — сказал он. «Или это эвфемизм месяца. Как «танцы»
  для мисс Кимби».
  Морщась, он произнес это имя. Больше недели он жил со своей жертвой как с огоньком. Теперь у нее была личность и дом, и боль от ее убийства просачивалась в его кости, как это было всегда.
  Едва слышные шаги предвещали возвращение женщин. Обе сняли бюстгальтеры и надели прозрачные топы, которые оказались более откровенными.
  Черные колготки, зеленые колготки.
  Они вдвоем сложили гибкие тела, изящные, как оригами, и расположились на
  ковер. Образцовая осанка, ноги скрещены, как в йоге, руки на крепких бедрах.
  Они закрыли глаза, несколько раз вздохнули и посмотрели прямо на нас.
  «Хорошо», — сказала Серена. «Мы готовы».
  Клэр понюхала и потрогала уголок глаза, на ее лице отразилось сомнение.
  Майло сказал: «Извините, что так обрушился на вас. К сожалению, нет хорошего способа сообщить плохие новости».
  «Разве это не правда?» — сказала Клэр. «Мои внутренности буквально забиты плохими новостями».
  Серена сказала: «Я рассказала им о твоей маме».
  Майло сказал: «Мне очень жаль».
  Клэр сказала: «Аневризма, она занимается пилатесом, и это просто...» Она опустила голову, позволяя ей свободно болтаться.
  Серена обняла подругу и привлекла ее к себе. «Эй, девочка».
  Клэр подняла глаза. «Я в порядке».
  Я сказал: «Здорово, что вы здесь друг для друга».
  Серена сказала: «Мы возвращаемся в начальную школу. Я была в пятом классе, она переехала из Бойсе, была в четвертом — могу я рассказать им эту историю, Си?»
  «Угу».
  «Ты уверен?»
  Кивок.
  «Ладно», — сказала Серена. «Она сейчас супер горячая, но тогда она была невысокой и немного пухлой, и ее обносили».
  Клэр сказала: «Я была толстой ботанкой, злые сучки меня пытали». Медленно расползающаяся улыбка. «Ты надрала задницу, девчонка».
  Серена ухмыльнулась. «Четыре брата, вы учитесь заботиться о себе». Она подняла кулак и зарычала.
  Клэр хихикнула. «Воинственная принцесса пинает это».
  Я спросил: «Где вы выросли?»
  «Спокан», — сказала Серена. «Я всегда была там, как я и сказала, она переехала».
  «Как долго вы находитесь в Лос-Анджелесе?»
  «Два года. В Спокане работы не было, поэтому сначала мы переехали на западную сторону —
  Сиэтл, затем Портленд. Потом мы поняли, что если вы серьезно настроены работать, то это должно быть здесь, или в Нью-Йорке, или где-то в этом роде».
  Я сказал: «Моделирование».
  «Не вся эта ерунда о моде на худых задниц», — сказала Серена. «Мы не семи футов ростом, и у нас настоящие сиськи и попы». Она провела руками по этим активам.
   «Мы не собираемся морить себя голодом и курением до состояния рака».
  Клэр сказала: «Ты мог бы быть достаточно высоким».
  «Пять футов шесть дюймов?» — сказала Серена. «Ни за что, малышка». Она рассмеялась. «Она думает, что я гигант, потому что она эльф — пять футов два дюйма».
  «С половиной», — сказала Клэр.
  Серена ухмыльнулась. «Правильно. Она мультяшка, но у нее есть тело. Во многих работах она сначала получает их, а потом приводит меня».
  «Ты прекрасно справляешься сама», — сказала Клэр. «Ты получила NAMM».
  Я спросил: «Вы, ребята, проводите торговые выставки?»
  Серена сказала: «Это наша специальность. Мы прямые модели, которые в основном стоят вокруг, будучи горячими, или мы послы бренда, которые делают демонстрации, будучи горячими. Как автошоу, мы сделали это в этом году, я получил Subaru, она получила Kia. Вы открываете и закрываете двери, садитесь внутрь с гиками, показываете им, какие кнопки что делают».
  Майло спросил: «Что такое NAMM?»
  Я сказал: «Национальная ассоциация музыкальных торговцев».
  Он посмотрел на меня.
  Я сыграл пару секунд на воображаемой гитаре.
  Черные глаза Клэр заискрились. «Ты музыкант?»
  «Любитель».
  "Ой."
  Серена сказала: «NAMM — огромный и безумно громкий. Когда мы поедем туда в следующем году, мы возьмем с собой беруши».
  Клэр сказала: «Громко и скучно, но мы сделали серьезную музыку».
   «Серьёзно», — сказала Серена. Нам. «Мы копим на ранчо». Широкая улыбка. «А потом заведём себе ковбоев, а?»
  "Привет."
  «Они нам понадобятся, потому что мы не собираемся разгребать дерьмо, они хотят работать с нами, они платят взносы».
  Майло ухмыльнулся. «Звучит как план».
  «Это потрясающий план», — сказала Серена. «Кролики, маленькие пони, козлята...
  Они дружелюбны, как собаки. И они будут в безопасности всегда, мы веганы».
  Клэр сказала: «Мы любим животных, но не можем держать здесь ни одного питомца. Даже чертову черепаху».
  Серена сказала: «Арендодатель — придурок».
  Я спросил: «Кимби любил животных?»
   Улыбки померкли, глаза опустились. «Она никогда не говорила, что не делала этого».
  «Где вы с ней познакомились?»
  Серена сказала: «На NAMM».
  Я был на шоу с Робином несколько раз, знал расписание. «В январе прошлого года».
  Серена сказала: «Не последний, а тот, что был до этого».
  «Что она там делала?»
  «То же самое, что и мы, немного гитары», — сказала Серена. «В основном это гитара. Ты носишь бикини и немного двигаешься, пока играют эти старые рокеры».
  «Мамочкины сыновья», — смеясь, сказала Клэр.
  Майло спросил: «Это группа?»
  Серена сказала: «Угу, это описание. У них кожаная кожа, и они носят кожу. Их наращенные волосы не работают. Мы называем их маменькиными мальчиками».
  Клэр сказала: «Нам нравятся парни чистые и подтянутые. Как военные».
  «Твои парни военные?»
  «У нас нет парней», — сказала Серена. «Мы разборчивы».
  «Мамочкины мальчики пристают к нам каждый раз, когда мы идем на NAMM», — сказала Клэр. Она высунула язык.
  «Делать это с Тутанхамоном?» — сказала Серена. «Я так не думаю».
  Я сказал: «NAMM — это нечто огромное. Как вы познакомились с Кимби?»
  Серена сказала: «В гостиной, отдыхает. Я видела ее до этого. На этой вращающейся платформе, в этом леопардовом бикини-стринге, для которого нужен отличный воск, и в красных пятидюймовых очках. Они нанесли на нее тонны бронзатора и заплели половину головы в косички. Она сказала, что у нее от этого болит голова».
  «Какая компания ее наняла?»
  «Понятия не имею».
  Клэр сказала: «Ей не пришлось много двигаться, потому что сцена вращалась. Настоящая старая мамочка мечется и крутится по кругу».
  «Отличный баланс», — сказала Серена. «Пока вы работаете над ногами, они всегда хотят, чтобы это было с ногами».
  Я спросил: «Что это?»
  Вскочив, она расставила ноги на несколько футов. Торжественность сменилась сексуальным надутым выражением, граничащим с враждебностью, за которым последовало бурное взмахивание волосами и опущенные веки. Согнув левую ногу, она перенесла вес на растяжку.
  «Это полезно для квадрицепсов, — сказала Клэр, — но через некоторое время начинает болеть».
   Серена сказала: «Ты ведешь себя как кошка». Мурлыканье в качестве иллюстрации.
  Клэр сказала: «Дикая кошка. Как будто ты готова прыгнуть и наброситься на любого парня».
  «Понял», — сказал я. «Значит, Кимби был хорош в ногах».
  «Мы все такие, это часть работы».
  Она поднялась с такой же грацией и приняла ту же позу, спиной к подруге. Кошачьи подставки для книг.
  «Это не проблема», — сказала Серена. «Не то что балет, где ты себя истязаешь. Это то, чему учился Кимби».
  Клэр прикусила губу. «Вы из полиции, так что то, как это произошло, было плохо, да?»
  Майло сказал: «К сожалению, ты прав. Это расследование убийства».
  Она вздохнула. Обе женщины словно увяли. Они снова опустились на пол.
  «Это безумие», — сказала Клэр. «Зачем кому-то причинять ей боль? Она была легкой, очень милой».
  Я сказал: «Хороший сосед».
  «Она была классной», — сказала Серена.
  Майло достал свой блокнот. «Где она училась балету?»
  «Нью-Йорк, это место — Джульярд».
  "Когда?"
  «Она не сказала. Просто, что это было безумно тяжело. И больно».
  «Где еще она жила, кроме Нью-Йорка?»
  Клэр сказала: «Она упомянула только Вегас».
  «Что она делала в Вегасе?»
  «Танцы».
  Майло спросил: «Есть идеи, где именно в Вегасе?»
  Пожимает плечами и качает головой.
  Серена сказала: «Мы не говорили об этом много. Она не говорила много, и точка».
  Майло подбадривал меня взглядом.
  Я сказал: «Значит, вы познакомились с ней на NAMM и решили жить вместе».
  Серена сказала: «Тогда нет. Тогда ей не нужно было место. Примерно через год».
  Клэр сказала: «Нам не нужен был сосед по комнате. У нас не было настоящего
   спальня, только гараж. Хозяин переделал его, но он какой-то... не отвратительный, но...”
  Серена сказала: «Полное гетто. Мы сказали ей об этом до того, как она это увидела. Она сказала, что никаких проблем, ей нужно что-то быстро, она посмотрит. Она посмотрела и сказала: «Идеально». Мы брали с нее всего сотню в месяц, мы даже платили за коммунальные услуги, потому что вы не можете отделить это от дома».
  Я спросил: «Куда торопился Кимби?»
  «Плохой парень», — сказала Клэр.
  «Домашнее насилие?»
  «Нет», — сказала Серена. «Скорее, они закончились, и ей нужно было место.
  Но иногда она уходила, так что, может быть, она возвращалась к нему время от времени?»
  Майло спросил: «Она выписывала тебе чеки на оплату аренды?»
  «Нет, наличными. Пять двадцаток».
  «У нее был собственный почтовый адрес?»
  «Нет, мы получаем всю почту. Если что-то было для нее, мы ей это отдавали».
  Клэр сказала: «Она ничего не получила, на самом деле. Мы тоже ничего не получаем, кроме каталогов. Все важное есть в сети».
  Серена сказала: «Однажды в голубую луну она получала каталоги одежды. Как то, что получаем мы».
  «Никакой личной почты».
  "Неа."
  «Вы думаете, она могла ходить туда-сюда к своему парню?»
  «Или завела себе другого», — сказала Серена.
  Майло начал работать со своим телефоном.
  Клэр сказала: «Она не хотела работать на NAMM во второй раз, сказала, что у нее от этого болит голова, у нее был другой концерт. Пару раз мы говорили ей о конвенциях, она говорила то же самое».
  «Она спросила нас, хотим ли мы когда-нибудь поехать в Вегас. Мы сказали: нет, спасибо. У нас и в Калифорнии работы предостаточно».
  Клэр сказала: «Мы не путешествуем. В Портленде нам приходилось ездить на научно-фантастические конвенции, надевать костюмы инопланетян и улыбаться гикам». Она подтолкнула Серену. «Помнишь, как зеленая краска на теле не хотела смываться?»
  «Зеленый с пластиковыми чешуйками. Отвратительный. Вонял горячим клеем».
   Я спросил: «Что еще вы можете рассказать нам о Кимби?»
  Клэр сказала: «Когда она была здесь, ей нравился бассейн».
  «Ее машина здесь».
  «Она нечасто на нем ездила».
  «Как она передвигалась?»
  «Наверное, как и все. Uber, Lyft, что угодно».
  Серена взбила кудри. «Это сработало хорошо, потому что если бы она захотела вытащить, нам пришлось бы переместить Vette 82 года — красные внутренности, вот этот начинается».
  Клэр сказала: «Мы тоже не любим водить. Vettes жрут бензин. Мы зарегистрировали только 82-й. 81-му нужно проделать кучу работы».
  Майло печатал. Я спросил: «Что заставило вас, ребята, решить купить оба?»
  «Мы тоже ничего не покупали», — сказала Серена. «Мой отчим подарил их мне, и все, что у меня есть, принадлежит ей » .
  «Хороший подарок».
  «У него есть участок подержанных автомобилей, и ему нужно было списание налога или что-то в этом роде. Мы ехали на машине 82-го года из Спокана, она дважды ломалась. Мы не хотели, чтобы
  '81, но он все равно нам его пригнал. Сделка была в том, что мы выясняем, что ему нужно, и он платит за это, если это разумно. Мы были слишком заняты, чтобы возиться с этим.
  Мы продадим их обоих ради нашего ранчо».
  Она улыбнулась. «Хочешь купить?»
  «Заманчиво, но нет, спасибо».
  «Грег — нормальный отчим. Он был четвертым, а моя мама облажалась, разведясь с ним. Теперь она на пятом месте, а он полный придурок».
  Клэр отвлеклась во время разговора о машине. Она снова сосредоточилась и сказала: «Как она... как это произошло?»
  Майло сказал: «Это произошло на свадьбе».
  «Ни за что . Как на церемонии ?»
  «На приеме».
  «Ого. Это безумие. Кто-то застрелил ее посреди вечеринки, и вы до сих пор не знаете, кто это сделал?»
  «Все немного сложнее, Серена. Это случилось в прошлую субботу. Ты сказала, что последний раз видела ее полторы недели назад. Есть идеи, чем она занималась несколько дней до воскресенья?»
  «Нет. Мы даже не можем сказать, была она здесь или нет, просто мы ее не видели. Она могла приходить и уходить, и мы ее не видели».
  Телефон Майло завибрировал, пришло сообщение. Он прочитал экран.
   Я спросил: «Она говорила с вами о поездке на свадьбу?»
  Голова качается.
  «Можете ли вы вспомнить кого-нибудь, кто хотел бы причинить ей боль? Хоть кого-нибудь?»
  «Я не могу, извините, сэр», — сказала Клэр, взглянув на Серену.
  Серена сказала: «Мы не говорили о личных вещах. Си и я делаем это только между собой».
  Я сказал: «Она ведь говорила тебе, что ей нужно уйти от своего парня».
  «Потому что она искала место».
  «Было ли у нее хоть какое-то чувство страха перед своим парнем?»
  «Ты думаешь, это сделал он?»
  «Нам нужно все рассмотреть».
  "Кто он?"
  Майло сказал: «Мы надеялись, что вы нам расскажете».
  «Ты ничего не знаешь?» — сказала Серена.
  «Это сложный вопрос, ребята».
  «Хотелось бы помочь вам. Я серьезно. Наш друг, Кевин, был застрелен из-за метамфетамина в Спокане. Они так и не выяснили, кто это сделал, и это съело его родителей. Как поживают родители Кимби?»
  «Хотелось бы нам вам рассказать. Что она говорила о своем парне, кроме того, что ей нужно от него уйти?»
  Клэр сказала: «Ничего. Кроме того, что она назвала его мозгом».
  «Мозг», — сказала Серена. «Она жила с Мозгом, ей нужны были перемены».
  Я спросил: «Она когда-нибудь приводила кого-нибудь домой?»
  Серена сказала: «Насколько я видела, нет».
  Клэр сказала: «Я тоже».
  «Никто ее не преследовал», — сказала Серена, «если ты это имеешь в виду. Мы все время оглядываемся, мы осторожны, потому что у нас обоих были преследователи. У Си их было двое».
  «Здесь, в Лос-Анджелесе?»
  «Э-э-э, Спокан. Средняя школа. Так что теперь мы смотрим, кто-то околачивается возле кого-то, мы бы знали. Вот почему нам здесь нравится, странные вещи торчат, здесь тихо. Пока AH на Лома Бруна не купил это место».
  Майло встал. «Я посмотрю, что можно с ним сделать».
  Клэр сказала: «Эй. Я просто подумала кое о чем. Иногда она говорила, что идет в библиотеку почитать».
   «Она была в школе?»
  Обе девушки пожали плечами.
  «Иногда мы видели ее у бассейна с книгами», — сказала Клэр.
  Я спросил: «Книги о чем?»
  «Большие».
  «В какую библиотеку она ходила?»
  Клэр сказала: «Это не было похоже на большой разговор, посмотрите на меня, я такая умная, что иду в библиотеку. Это было всего один раз, я пошла переставить 82-й, потому что она хотела воспользоваться своей машиной. Она сказала, в библиотеку».
  Серена сказала: «В другой раз я увидела, как она идет, и я такая: «Привет, как дела?», а она указала на свой рюкзак и сказала: «Я иду в библиотеку». Я подумала, что это мило».
  «Что она любила читать?»
  «Что она это признает».
  Клэр положила руку на живот. «Мне не нравится то, что я чувствую. Я буду скучать по ней».
  «О, девочка», — сказала Серена.
  «Мне нужно в туалет».
  Клэр ушла.
  Серена сказала: «Она пойдет туда плакать. Это напоминает ей о ее маме. Я лучше пойду и помогу ей».
  Майло сказал: «Конечно. Спасибо, что уделили время. Мы собираемся проверить ее дом. У вас, ребята, есть сигнализация. Она?»
  "Неа."
  «Не увидел замка на гаражной двери».
  «Там ее нет, потому что это не настоящая дверь», — сказала Серена. «Вы поднимаете ее, и там стена с обычной дверью, а у нее есть замок. Хозяин сделал это, чтобы скрыть превращение ее в незаконное жилье. Вот почему он не берет с нас плату за двухкомнатную квартиру. Если бы он мог, он бы ее взял, он полный придурок».
  «Кто владелец дома?»
  «Доктор МакКлэрг, он стоматолог». Она переступила босыми ногами. «Тебе нужно рассказать ему о Кимби? Он ведь не знает о ней толком».
  Майло сказал: «Если он не имел к ней никакого отношения, не понимаю, зачем нам ему что-то рассказывать».
  «Он этого не сделал. Обещаю».
  «Никаких проблем. Значит, нам можно заглянуть в гараж?»
   Вопрос удивил ее. «Конечно, конечно».
  «Как насчет ключа?»
  «Проще воспользоваться задней дверью, тот же ключ, я его тебе достану».
  Она поспешила прочь, и ее нежная верхняя часть развевалась на ее игривых ногах.
  Я спросил: «Вся эта телефонная работа была связана с получением ордера на арест жертвы?»
  «Судья Клее, да благословит его Бог».
  «Вы спросили разрешения у Серены, потому что с одним адресом технически вам нужно одобрение ее или Клэр».
  «Которую я только что получил плавно и незаметно».
  «Хитрый дьявол».
  «Шарм», — сказал он. «Всему, что я знаю, я научился у тебя».
   ГЛАВА
  25
  Серена вернулась с ярко-розовым ключом на такой же цепочке.
  Майло сказал: «Очень круто».
  Она сказала: «Чтобы мы могли это легко увидеть». Легкая улыбка. «Кроме того, стиль — это вещь, мы стараемся привнести стиль во все. Когда у нас на ранчо будут козы, их будут стричь, как выставочных собак. Вы, ребята, можете выйти одни? Си очень грустная, я хочу остаться здесь ради нее».
  —
  К задней двери гаража можно было подойти через узкую полосу, где забор был покрыт клематисами. В нескольких футах стояли два пластиковых мусорных бака.
  Майло надел перчатки и проверил их. Сила привычки.
  Он направился к двери.
  Я сказал: «Ничего интересного».
  «Безглютеновая имитация чего-либо и достаточно бутилированной воды, чтобы утолить жажду в Южной Африке».
  Он вставил ключ. Я отступил, когда он вошел внутрь.
  Через несколько секунд: «Заходите».
  —
  Сотня баксов в месяц Сюзанны «Кимби» ДаКосты купила ей двести квадратных футов побеленного гипсокартона, фанерного потолка и бетонного пола, отполированного полупрозрачным распыляемым покрытием. Там, где глянец не был прикрыт поддельным персидским ковром, структурные трещины висели, как хрящи в заливном.
  Один угол был скрыт двумя стенами пластиковых занавесок для душа. За занавесками находились сборный душ, зеркальный шкафчик для лекарств, увенчанный стеклянной полкой, небольшая раковина и унитаз. Отдельно стоящее зеркало в полный рост занимало противоположный угол. Красный шелковый шарф был накинут на одну сторону.
  Сон пришел через ярко-синий футон у стены. Перпендикулярно
   к матрасу была такая же переносная вешалка для одежды, как и в главном доме. Семь красных платьев аккуратно висели на мягких вешалках из черного шелка. Упорядоченная цветовая прогрессия: артериальная кровь к бордовому. За таким же количеством топов в той же цветовой прогрессии следовала дюжина пар синих, черных и серых узких джинсов и леггинсов.
  Свет из слухового окна на крыше отбрасывал туманный луч, полный танцующей пыли.
  В другом конце комнаты стояли обувные коробки, сложенные в три ряда, пара коричневых металлических четырехдверных шкафов и коллекция оранжевых картонных коробок-файлов, разложенных горизонтально. На одном из шкафов стояли флаконы с косметикой и духами.
  Сначала дыра Лотца, теперь это.
  Майло некоторое время щелкал фотоаппаратом, потом протянул мне перчатки и указал на туфли. «Сделай мне одолжение».
  Я проверила каждую коробку. Размер восемь с половиной, несколько крутых дизайнерских лейблов, другие, о которых я не слышала. Туфли на шпильке, туфли-лодочки, сандалии, блестящие кроссовки, все кроваво-красного цвета.
  Я сказал: «Ничего, кроме обуви».
  «Хмф». Он перешел к оранжевым файлам. Открыл первый и сказал:
  «Что?» Затем: «Это впервые», — и все коробки выдали свое содержимое.
  Аккуратно сложенные стринги, носки и колготки. Красные и черные.
  На дне последней коробки лежали три пары утягивающих корсетов, похожих на те, которые Кимби ДаКоста носила в последний день своей жизни.
  «Зачем, черт возьми, ей это нужно?» — сказал он.
  Я посчитал это риторическим и не стал отвечать.
  «Нет, я серьезно, Алекс. У нее было тело танцовщицы, что, черт возьми, она скрывала? Дай мне что-нибудь психологическое. Мне нужно понять эту девушку».
  Я сказал: «Она зарабатывала на жизнь своей внешностью. Может быть, она считала это средством поддержания».
  Он снова заворчал. «Она была уверена, что поддерживает на свадьбе. Для меня это говорит о том, что она рассчитывала встретить кого-то, кто имеет значение».
  Я подумал: «Или просто сила привычки».
  Я спросил: «Мозг?»
  «Гарретт Бердетт довольно умен и зарабатывает приличные деньги. Они расстались год назад, но, возможно, время, проведенное в библиотеке, означает, что она все еще пыталась произвести на него впечатление».
  «Она сказала Серене и Клэр, что прекратила отношения. Зачем ломать его
   свадьба?"
  «Это она была той, кого бросили, и ей пришлось спасать лицо».
  «Вы полагаете, что она планировала унизить его».
  «Я полагаю, что она надавила на него каким-то ультиматумом и крайним сроком перед свадьбой, и он не дал ей удовлетворения. Лучше всего предположить, что «иначе» подразумевало либо возвращение к ней, либо деньги».
  «Заплати мне, чтобы я молчал об этом романе».
  «Посмотрите на это место. Лучше, чем яма Лотца, но это все, что можно о нем сказать. Она не особо загребала».
  Он переставил оранжевые коробки, подошел к коричневым металлическим шкафам и попробовал открыть ящик.
  Нет, не отдают. То же самое для всех.
  «Закрыто. Хорошо. Самое лучшее оставим напоследок».
  Он осмотрел импровизированную ванную комнату.
  Жидкое мыло и четыре вида дорогого шампуня на полу душа. Зеркальный шкафчик содержал анальгетики, лосьоны, дополнительную косметику и их аппликаторы, шампунь, щетки, расчески. Маленькая бутылочка Windex объясняла безупречное зеркало.
  На полу лежали фен, щипцы для завивки волос и коробка с бигуди.
  «Ни одного чертова наркотика», — сказал он. «Где безвольные жертвы, когда они так нужны».
  Я взглянул на содержимое аптечки. «И никаких противозачаточных средств».
  «Вскрытие показало, что она не была беременна, никогда не была. Может быть, после нескольких интересных лет она решила попробовать целибат».
  Он оглядел запертые шкафы. «Дай мне ключи от машины».
  —
  Он вернулся с ломом, который я храню в багажнике. Сфотографировал коричневые шкафы, бормоча: «Цепь доказательств», затем просунул кончик ломика в шов между верхним ящиком правого шкафа и рамой. Одно резкое движение, и хлипкий металл сдался. Отпускание верхнего ящика вызвало срабатывание какой-то защелки, и все шесть выдвинулись. Он заглянул внутрь.
  «Нижнее белье в коробке-файле, вот это да?»
  Опустошив все ящики, он вывалил их содержимое на пол.
  Книги.
   Ничего, кроме.
  Твердый переплет и крупноформатные издания в мягкой обложке, все с безвкусными обложками.
  Переворачивая каждый том, он переворачивал страницы и проверял форзацы.
  "Введение в социологию? Западная философия? Какого черта она их заперла?"
  «Возможно, она говорит: « Это важно для меня » .
  «Преданный интеллектуал, который работает моделью и раздевается».
   Почему нет?
  Я сказал: «Это соответствует тому, что нам рассказывали Валькирия и вышибалы. В свободное время она читала. А когда-то она занималась балетом, так что, возможно, у нее был вкус к классике».
  «Вы знаете кого-нибудь в Джульярде?»
  «Робин, вероятно, так и делает».
  «Por favor?»
  —
  Робин сказал: «Просто Шэрон Исбин, она глава отделения гитары. Если все, что вас интересует, это зачисление, почему бы Майло просто не позвонить в отделение балета?»
  «Люди с высшим образованием, как правило, не доверяют полиции, и если они скажут ему «нет», это может занять несколько недель».
  «Хорошо, я посмотрю, сможет ли Шэрон указать ему правильное направление. Сейчас уже поздно пытаться, завтра утром».
  «Спасибо, дорогая».
  Майло крикнул: «Спасибо, дорогая !»
  Робин сказал: «У кого-то хорошее настроение. Как прогресс?»
  Я сказал: «Маленькими шагами».
  «Как и большинство важных вещей». Я отключился.
  Майло вытащил еще одну книгу и потряс ее. «Вот пикантная книга, «Цивилизация и власть» … ничего личного во всем этом чертовом месте».
  Пока он совершал второй обход гаража, я сам мог оценить объемы, конфискованные Кимби ДаКостой.
  Учебники и документальная литература для образованного обывателя. Россыпь желтых наклеек Used вернула мои голодные студенческие дни. Но никаких надписей, штампов из университетских магазинов или указаний, где какие-либо книги были проданы или перепроданы.
  Тем не менее, коллекция показалась мне материалом для чтения в колледже, и я так и сказал.
   «Может быть, нам повезет, и это будет U. А Максин сможет что-нибудь разнюхать».
  «Как насчет того, чтобы снова связаться с ней по телефону?»
  Голосовая почта в офисе «Профессора Драйвера» и личный сотовый. Я попросил ее позвонить.
  Майло сказал: «Вот еще одна возможность: Аманда знала Кимби со школы и познакомила ее с Гарретом. Потому что она считала Бэби болваном и полагала, что один мозг заслуживает другого».
  Я спросил: «Знаем ли мы наверняка, что Мозг был мужчиной?»
  «Девушки просто называли его парнем».
  «Может быть, они предполагали. Подруга объяснила бы отсутствие контроля над рождаемостью».
  «Ты только что привлек внимание к Аманде. Расскажи о пикантном мотиве, Алекс. Тебя разоблачили как лесбиянку на свадьбе брата».
  Он задвинул коричневые шкафы на место. «Пора проверить это место на отпечатки пальцев и ДНК».
  Я сказал: «Вот и весь район».
  "Что это значит?"
  «Как и сказали девушки, это тихий пригород. Технический фургон привлечет внимание. Вы готовы выйти на публику на улице, где соседи привыкли жаловаться?»
  Он постучал ногой. «Посмотрим, сможет ли лаборатория дать мне одного техника в низкопрофильной машине».
  «Пегги Чо, возможно, обрадуется такой возможности».
  Он позвонил Чо и повесил трубку, улыбаясь.
  «Вдохновлено, Алекс. Она заканчивает ограбление в Гранада-Хиллз, взволнована, чтобы пойти в кавычки «продольным», может быть здесь через двадцать. Тем временем, посмотрим, смогу ли я что-нибудь сделать с AH на Лома-Бруна».
  —
  В ходе телефонного разговора с лейтенантом полиции Северного Голливуда по имени Аткинс он пообещал принять жесткие меры против дома вечеринок.
  Я сказал: «Это было легко».
  «Униформа ходит там уже несколько месяцев. Каждый раз немедленное соответствие, поэтому они не давят».
  «А теперь политика изменилась?»
  «Теперь в сознании Бена Аткинса произошли изменения. Он просто
   вспомнил, что я оказал ему услугу, не спрашивай».
  «Сила и слава».
  «Первое полезно, второе — чушь».
  —
  Мы вернулись в главный дом. Серена и Клэр снова сидели на полу и пили смузи абрикосового цвета.
  Майло рассказал им о предстоящем приезде Пегги Чо.
  Серена сказала: «CSI? Мы можем посмотреть?»
  Майло сказал: «Придет только один техник, и ей нравится работать в одиночку. Мы бы хотели, чтобы нас не заметили, и точка. Так что никто в округе не узнает».
  «Девушка-криминалист, круто», — сказала Серена. «Так что только мы в этом замешаны».
  «Если вас это устраивает».
  «Конечно, Си?»
  Клэр сказала: «Я умею хранить секреты. Делаю это всю свою жизнь».
  —
  Мы ждали Чо снаружи. Когда она пришла, занавеска на переднем окне поднялась, и Серена подняла большой палец.
  Когда мы вошли внутрь, нос Чо сморщился. «Мой брат арендовал что-то подобное. Химический туалет, не слишком гигиенично».
  Она начала работать, а мы вернулись на улицу, где Майло взломал «Хонду» и с помощью внутреннего рычага открыл багажник.
  Сигнальные ракеты, запасное колесо, домкрат, гаечный ключ.
  Он сказал: «А я-то ожидал увидеть Оксфордский словарь английского языка » .
  Возвращаемся в салон автомобиля. Одежда на заднем сиденье была более повседневной, чем шмотки в гараже. Одна пара джинсов; одна пара облегающих спортивных штанов —
  черный, а не красный; красный спортивный бюстгальтер, красная бейсболка без знаков различия, белые спортивные носки с красной полосой сверху, красно-белые кроссовки Nike.
  Я представил себе Кимби ДаКосту, совершающего пробежку. Возбужденного мягким вечерним бризом.
  В бардачке нашлись пара очков-авиаторов Ray-Ban в мягком футляре, регистрационный талон, в котором был указан тот же адрес, и один лучик надежды: доказательство наличия страховки, компания под названием BeSure.com.
   Майло закрыл машину, погуглил, обнаружил, что компания обанкротилась в прошлом году. Мы вернулись в гараж.
  Пегги Чо сказала: «Пока что не так много отпечатков, просто то, что выглядит как тот же набор в логичных местах. Я могу сказать, потому что большой палец отличительный, и я помню его с субботы».
  «Моя жертва».
  Кивнуть. «Но не так много о ней», — сказал Чо. «Как будто она была здесь, но на самом деле ее не было».
  —
  Мы вернулись в «Севилью». Я спросил: «Куда?»
  Он сказал: «Мир идей».
   ГЛАВА
  26
  Ближайшая публичная библиотека была филиалом Studio City на Мурпарке, белая штукатурка под парящим полукуполом бледно-голубого цвета. Внутри просторно, серое ковровое покрытие и золотистая деревянная мебель и полки.
  Мы прошли мимо рекламного щита с объявлениями о предстоящих мероприятиях.
   Французская разговорная группа L'Ecole ; Йога смеха; Массаж глубоких тканей по методу Рольфиана как путь к центру сознания; Время чтения сказок для малышей.
  Майло сказал: «Йога может заставить тебя смеяться? Да, наверное, если бы ты увидел меня в штанах для йоги».
  Несколько человек сидели за столами, работая с ноутбуками и телефонами. Одна женщина читала книгу: S&M порно для среднего возраста.
  Одинокая библиотекарша, худая, брюнетка, около тридцати, с татуировками на рукавах и черными, размером с десятицентовик, датчиками в удлиненных мочках ушей. Вставная табличка в держателе с прорезями гласила: Стиви Л. Дент.
  Она наблюдала за нами с тех пор, как мы вошли. Когда Майло представился, ее глаза сузились. Когда он показал ей фотографию Кимби ДаКосты, она покачала головой, готовая ответить.
  «Мы не разглашаем информацию о посетителях».
  «И вам не следует этого делать. Однако этот покровитель мертв».
  У Стиви Дента отвисла челюсть. «Ты серьезно».
  «Ничего серьезного. Мы пытаемся узнать о ней все, что можем».
  «Понятно... ну, полагаю, вам нужно будет доказать, что она умерла, офицер. Мы являемся основным центром обработки данных сообщества, и наша строгая политика направлена на предотвращение несанкционированного раскрытия личной информации».
  «Хорошая политика», — сказал Майло. «И никаких проблем с доказательствами. Как насчет того, чтобы мы отвезли вас в морг? Вам не разрешат увидеть ее тело, но вы сможете изучить ее документы».
  Стиви Дент сглотнула. «Кто ее убил?»
  «Это то, что мы пытаемся выяснить. Нам сказали ее друзья
   что она пользовалась библиотекой. Это было здесь?
  Неуверенность. Минимальный кивок. «Она пришла сюда читать». Как будто разъяснения были необходимы. Может быть, в мире глубокого массажа тканей и веселых восточных упражнений, так и было.
  "Как часто?"
  «Может быть, раз в неделю», — сказал Дент. «Иногда реже, иногда чаще? Я действительно не могу сказать».
  «Какой-то конкретный день или время?»
  «Днем. Я подумал, что у нее гибкий график работы, может быть, актриса. Из-за того, как она выглядела и одевалась. Вся в красном».
  Майло сказал: «Немного театрально?»
  Стиви Дент поерзала на стуле. «Это прилагательное. Я не осуждаю.
  Я просто говорю, что она, возможно, привыкла, чтобы ее замечали. У меня была соседка по комнате в колледже, которая специализировалась на театре, и она была такой. Одежда, которую можно было заметить.
  Я спросил: «Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-нибудь обращал на нее внимание?»
  «Никогда. Она сидела там, читала и занималась своими делами».
  Указывая на самый дальний угол главной комнаты. Рядом со стеллажами, но видно со стола.
  Я спросил: «Какие у вас были с ней контакты?»
  «Просто чтобы увидеть, как она приходит и уходит».
  Я спросил: «Она не брала книги?»
  «Нет, она просто брала их из стопки и клала обратно. Мы этого не поощряем, тома неправильно подшиваются, но, насколько мне известно, она никогда не создавала проблем».
  «Какие книги она выбирала?»
  Дент покачала головой. «Не могу тебе сказать».
  «Она когда-нибудь была с кем-то?»
  «Всегда одна».
  «Как долго она там пробудет?»
  «Час, может быть, два?» — сказал Дент. «Я не шпионил за ней. Она была в вертикальном положении».
  Майло спросил: «Каким образом?»
  «Иногда она приносила свои собственные книги и показывала их мне в рюкзаке. Так я знала, что она не ворует».
  Майло сказал: «Книги в библиотеку, уголь в Ньюкасл».
  «Простите?»
  «Вы нашли это необычным? Принести свои собственные материалы для чтения?»
  «Вовсе нет», — сказал Дент. «Люди приходят с ноутбуками и устройствами, мы рады всем, мы хотим удовлетворить самые разные потребности — мы только что установили снаружи зарядную станцию для гибридов и электромобилей».
  «Сделайте себя значимыми», — сказал я.
  «Мы всегда были актуальны, сэр. Нам просто нужно продвигать наш бренд».
  «Понял. Что-нибудь еще можешь рассказать о Кимби?»
  «Это ее имя?»
  «Сюзанна Кимберли ДаКоста. Друзья называют ее Кимби».
  «Милое имя», — сказал Дент. «Милое, подходит. Она показалась мне милой девушкой».
  Мы ждали.
  Она сказала: «Вот и всё».
  Майло сказал: «Спасибо. Как тебе выбор Hardy Boys?»
  «Что это?» — спросил Стиви Дент.
  —
  Я проехал по Мурпарку до Ван-Найса, направился на юг и съехал на Глен. Когда мы начали подниматься, Майло прислал длинное сообщение.
  Закончив, он сказал: «Список дел на сегодня».
  «Что будет после восхождения на Эверест без дополнительного кислорода?»
  «Действительно сложная работа», — сказал он. «Поиск родственников Кимби, отслеживание Homeland по Гарретту, затем, в зависимости от того, что я найду, может быть, еще один разговор с Гарретом, когда его жены не будет рядом. Для этого я мог бы использовать тебя. Как твой график?»
  «Лучше всего подойдет конец дня».
  «Посмотрим, как оно себя покажет». Он откинулся назад, вытянул длинные ноги и закрыл глаза.
  Я сказал: «Если причиной самоубийства Кэсси Букер окажется героин и фентанил, возможно, стоит рассмотреть это более внимательно».
  «Вы позвонили Лопатинскому. Есть ли причина, по которой я должен взять на себя управление?»
  «Только если у вас возникнут проблемы с моим последующим контролем».
  «Никаких, амиго». Его глаза снова закрылись. «Пока ты говоришь о химии, спроси ее о Лотце — что-нибудь по крови, смогла ли она изменить их мнение о вскрытии».
  «Сделаю. Я бы также хотел посмотреть на помощника Пены, Пита Крамера. Он уладил ситуацию с Букером, прежде чем его уволили».
   «Вы думаете, здесь есть связь?»
  «Я думаю, что бывшие сотрудники могут быть полезны так же, как и бывшие».
  «А, тонкое искусство культивирования враждебности. Конечно, копайтесь».
  Потом он уснул.
  —
  Я высадил его на станции, отвез Пико на бульвар Вествуд, где я сел в бурлящий поток машин, который продолжался до самой деревни. Студенты, не обращая внимания на переход улицы в неположенном месте, не помогали. Не помогали и случайные дорожные работы. Пройдя по нижнему краю кампуса размером с город, я продолжил путь на север по Хилгард и свернул на восток по Сансет. Каждый поворот замедлял скорость, как будто какой-то садистский транспортный Сатана сбивал хромовое масло, и к тому времени, как я въехал в Глен, поездка представляла собой длинные участки инерции, приправленные кратковременными рывками движения вперед.
  Быстрее пройти три мили до дома, но я застрял с двигателем внутреннего сгорания. Я никогда не пользуюсь телефоном во время вождения, но это было вождение, как в тюрьме или отеле. Я начал поиски Питера Крамера.
  Распространенное имя, охватывающее несколько континентов. Я добавил менеджера по недвижимости и получил совпадения в Бруклине, Форт-Лодердейле и Силвер-Спринге, Мэриленд.
  Последние два изображения сопровождались изображениями: управляющего кондоминиумом лет тридцати с небольшим во Флориде и неизвестного мужчины в ермолке лет семидесяти с небольшим из Мэриленда.
  Машина передо мной сдвинулась на несколько дюймов. Прежде чем я сделал то же самое, водитель позади меня нажал на клаксон. Я проверил зеркало заднего вида. Молодая женщина, возможно, студентка, в VW Bug. Подпрыгивая на сиденье и размахивая телефоном, показывая мне средний палец.
  Еще один перекат на полфута, затем полная остановка. Разглагольствования позади меня продолжались.
  Машина, застрявшая на южной полосе напротив меня, была Tesla, которой управлял мужчина в черной футболке, с белыми волосами и дряблыми, обтянутыми крепом руками, не улучшенными татуировкой в виде колючей проволоки на бицепсе. Он посмотрел на меня и покачал головой.
  Оценив сочувствие, я пожал плечами.
  Его лицо потемнело. «Ты нихуя не понимаешь. Если бы ты не пользовался своим чертовым телефоном, мы все могли бы пойти домой».
  Женщина в открытом «Фиате» позади него подняла брови и сделала указательным пальцем движение, напоминающее штопор.
  Надеясь, что она имела в виду его, а не меня, я улыбнулся ей, закрыл окно, включил радио. Учитывая миазмы момента, грусть, казалось, вот-вот
   правильно. Все, что угодно, только не новости.
   ГЛАВА
  27
  Я добрался домой почти через сорок минут. Робин оставила мне записку, написанную ее прекрасным каллиграфическим почерком. Оставил сообщение у Шэрон И., пошел в Trader Joe's, Бланш дремлет.
  Собаки по своей природе спят большую часть дня, но они легко просыпаются.
  Может быть, это самозащитный возврат к их волчьему происхождению миллион лет назад. Может быть, им просто любопытно узнать о загадочном мире, созданном людьми.
  На крыльце позади кухни моя собака лежала, свернувшись в своей клетке, ее мягкие карие глаза были широко открыты.
  Мы используем ящик, потому что берлога — еще одна естественная собачья штука. Некоторым собакам это не нравится, но Бланш нравится, она наслаждается своим пространством так же, как ребенок наслаждается домиком на дереве. Но мы его не запираем, и когда я говорю: «Эй, красотка»,
  она зевнула и улыбнулась, подтолкнула решетку носом и вышла.
  Потираясь своей узловатой головой о мою ногу, она рассказала мне о своем дне, произнеся целый монолог, состоящий из хрюканья, писка и сопения.
  Когда она закончила, я сказал: «Похоже, тебе было веселее, чем мне».
  наполнил ее миску водой, дал ей печеночный хруст, который она изящно проглотила, и заварил полчашки кофе. Моя чашка наполнилась, и мы направились в мой офис.
  Она лежала у моих ног, когда я звонил младшему Питеру Крамеру во Флориду.
  Отключенный номер. Старый Питер в тюбетейке из Мэриленда ответил хриплым, сиплым голосом. «Крей-мер».
  Подделывая свою квалификацию, я спросил, работал ли он когда-нибудь в Лос-Анджелесе.
  «Зачем вам это знать?»
  «Это связано с одним делом. Управляющий недвижимостью с вашим именем работал в Вествуде...»
  «Я не знаю никакого Вествуда», — сказал он. «Полиция? Я занимаюсь зданиями в Балтиморе, около ипподрома».
  «Пимлико».
  «Ты там был».
  Я соврал: «Давным-давно».
  «Это та же свалка, всякое случается, попробуй вызвать полицию.
  Калифорния? Двадцать лет там не был. Удачи.
  Я провел еще один поиск Питера Крамера с помощью управления недвижимостью, инспектор здания, общежития, общаги и частного общежития.
  Ничего.
  Возвращаясь к названию, безлимитно. Два с половиной миллиона просмотров.
  Выйдя из системы, я попробовал позвонить Басе Лопатинской в склепе, и мне повезло.
  Она сказала: «Алекс. Что-то новое?»
  «Мы установили личность жертвы на свадьбе».
  «Хорошо! Кто она?»
  Я дал ей основы.
  «Студио-Сити», — сказала она. «Я добавлю это в файл. Спасибо, что сообщили».
  «Что-нибудь известно о результатах токсикологического исследования и вскрытия Майкла Лотца?»
  «Кровь еще не вернулась, но у него есть все внешние признаки опиоидной передозировки. Его тело похоже на подушечку для иголок, и у него полно всяких татуировок нацистского типа. Решения о вскрытии пока нет, завтра у них запланировано совещание. Надеюсь, они примут мою рекомендацию вскрыть его. Почему Майло сам не позвонил?»
  «Он был слишком занят, поэтому я вызвался».
  «Мило с твоей стороны», — сказала она. «У вас двоих есть интересная вещь.
  Я слышал, что некоторые другие детективы завидуют».
  «А другие не могут сказать об этом ничего хорошего».
  Она рассмеялась. «Чтобы ты знал. Хорошо, уточни у меня к концу завтрашнего дня по поводу вскрытия. Может быть, токсины тоже вернутся».
  «Еще одно. Мне было интересно, не могли бы вы поискать старое дело.
  Самоубийство пару лет назад в Вествуде. Студентка университета по имени Кассандра Букер.”
  Ручка царапнула. «Что бы вы хотели узнать о ней?»
  «Причина смерти».
  «Это как-то связано с мисс ДаКоста?»
  «Тот же адрес, что и у здания, где работал Лотц».
  «Подождите». Серия щелчков клавиатуры. «Героин и фентанил, но гораздо больше фентанила, чем у ДаКосты. Без немедленной инъекции налоксона это было бы быстро фатально. Это указано как неопределенное, а не самоубийство. Мы делаем
  это ради семьи, когда случайная передозировка является разумной возможностью».
  Максин Драйвер слышала другое. Школьные сплетни?
  Я спросил: «Есть ли в деле какие-нибудь психиатрические данные?»
  «Дай-ка подумать… нет, извини».
  «А можно как-нибудь спросить патологоанатома?»
  «Это был доктор... Фаузи. Его больше нет с нами, он где-то на Ближнем Востоке, не знаю где, и нет никакой гарантии, что он помнит».
  «Где она умерла?»
  «Говорит... в своей комнате на кровати», — сказал Лопатински. «Не в ванной, как у ДаКосты, если ты об этом. Это, дозировка, никакой удавки, должен сказать, что я вижу больше различий, чем сходств, Алекс. Либо мисс.
  ДаКоста или мистер Лотц — никаких следов уколов на мисс Букер, ни новых, ни старых».
  «Она фыркнула».
  «Многие дети так делают. Они не любят боль, но и не боятся долгосрочных последствий. Это и есть определение молодости, да, Алекс?»
  —
  Я вернулся к поиску Питера Крамера, используя Лос-Анджелес в качестве ограничителя. Все еще более сотни возможностей. Из них только несколько коммерческих сайтов включали телефонные номера, значительная часть которых была неработоспособна или ссылалась на кликбейт или другую ерунду. Таков интернет: океан количества, капли качества.
  Крамеры, с которыми мне удалось связаться, были озадачены моими вопросами; некоторые из них начали раздражаться.
  Что мне мог рассказать помощник Боба Пены? Факты смерти Кэсси Букер были печальными, но недоказательными. Бедный ребенок умер в одиночестве на кровати в частном общежитии, став жертвой того же коктейля, который создал национальное бедствие.
  Фентанил, дешевый, быстродействующий, турбонаддувный и нюхательный, был нынешней рок-звездой мозговых ядов, и люди в возрасте Кэсси Букер были его главной аудиторией. Добавьте к этому несоответствия, которые заметила Бася Лопатински, и не с чем будет работать.
  Кроме.
  Сюзанна была убита на свадьбе брата Аманды Бердетт, а Кэсси жила в том же комплексе, что и Аманда, и была частью той же академической программы, что и Аманда. Девочки были близки по возрасту, физически похожи.
   Несколько зацепок, которые мы имели, указывали на убийство Сюзанны как на заказное убийство от рук Майкла Лотца. Но когда дело дошло до его собственных насильственных аппетитов, выбрал ли Майкл Лотц совершенно другой тип жертвы?
  Была ли Аманда заклеймена как жертва, только чтобы быть спасенной непреднамеренной передозировкой Лотца? Если посмотреть на это с другой стороны, была ли Сюзанна убита из-за отношений с Амандой?
  Мозг.
  Подлая, асоциальная молодая женщина вступает в сговор с наркоманом в подвале, чтобы избавиться от неудобства?
  Я немного поразмыслил над этим, решив, что мне нечего предложить Майло, что не могло бы подождать до утра.
  Но он не смог.
   ГЛАВА
  28
  В девять тридцать вечера я только что забрал свой старый Martin и устроился играть. Робин принимала душ. Пока ходила за продуктами, она получила ответ от Шэрон Исбин из Джульярда, который был вдали от офиса.
  Бланш сидела у моих ног, ожидая, когда я сыграю свою любимую мелодию «Windy and Warm». Когда я убрал гитару обратно в чехол и потянулся за телефоном, она глубоко вздохнула.
  Я утешил ее, погладив по шее, и нажал кнопку «продолжить». «Работаешь допоздна?»
  Майло сказал: «Время — это абстрактное понятие». Легкость в голосе. «Плохая новость в том, что я не могу найти никакой информации о Сюзанне ДаКоста, а ее водительские права выданы всего полгода назад, так что я думаю, что это может быть псевдоним. Чтобы уравновесить это, две большие хорошие новости: во-первых, я заметил Лотца на одной из свадебных фотографий, я покажу вам, когда мы встретимся. Во-вторых, только что получил известие от Homeland. Гарретт Б.
  не был в Европе. До сегодняшнего дня. Ни в Польше, ни в Италии. Он и Ла Бамбина сели на рейс Alitalia, который приземлился в Риме сегодня утром. Слипи пытался узнать их местонахождение в итальянской иммиграционной службе, не спрашивайте. Я заставляю Мо, Шона и Алисию обзвонить все чертовы отели в городе.
  Я сказал: «Ускоренный график медового месяца».
  «Сразу после того, как мы поговорим с ним о Польше. Забавно, да?
  И в этот период Лотц умирает. Ты уже разговариваешь с Басей?
  «Она узнает больше о вскрытии после завтрашней встречи. Кровь Лотца не вернулась, но признаки передозировки очевидны, включая множество следов от уколов. У него также есть что-то похожее на тюремные татуировки. Моя главная новость в том, что Кэсси Букер умерла от передозировки героина и фентанила. Это не самоубийство, не установлено. Бася говорит, что без альтернативного самоубийства они делают это ради семьи».
  «Я знаю», — сказал он. «В любом случае, Алекс, это не убийство, просто студент колледжа передозировался дежурным ядом».
  Я сказал: «Верно, но меня раздражает, что Аманда и Кэсси учатся в одной программе и живут в одном комплексе».
  «Гаррет и его младшая сестренка оба замешаны в очень плохих делах? Конечно, почему бы и нет?
   Дай мне знать от Максин, что девушки действительно тусовались, Аманда попадает на радары. Между тем, меня интересует ее внезапно зазевавшийся брат».
  «Что-нибудь о нем известно?»
  Пауза. «Я боялся, что ты это спросишь. Если хочешь знать, он выглядит раздражающе безупречным. Игл-скаут, отличник старшей школы, с отличием окончил Калифорнийский университет в Ирвайне, был нанят цифровиками, на которых он до сих пор работает.
  Я собираюсь завтра заскочить к его родителям, посмотрим, сможем ли мы что-нибудь из них выудить. Может быть, также загляну в амбар Па Уолтона, где хранится допинг для животных.
  «Калабасас», — сказал я. «Обратно в Долину».
  «Похоже, это моя текущая карма. Думаю, пусть движение спадет, и мы выедем около девяти. На этот раз я поведу машину».
   Мы. Предполагая, что я никогда не откажусь от этой возможности.
  Лучший детектив.
   ГЛАВА
  29
  В Лос-Анджелесе, в двадцати милях от центра города, вы можете оказаться в совершенно ином мире.
  Калабасас, простирающийся в горах Санта-Моника на западном краю долины Сан-Фернандо, раньше был тихим уголком деревенской, лошадиной безмятежности. Это изменилось с притоком отставных спортсменов и знаменитостей, которые добились славы просто своим существованием, вместе с метастатическими дворцами, которые они возвели, и бизнесом, который обслуживает самолюбие и поверхностную известность.
  Некоторые старожилы ворчат. Но цены на недвижимость взлетели до небес, и наследники владельцев ранчо, садоводов и коневодов часто с радостью обменивают земли на пассивное богатство.
  В хороший день Калабасас находится в получасе езды от моего дома, и это был отличный день. Движение на 101-й трассе было редким и без ярости, воздух был теплым и сухим, пахнущим старым деревом и молодой травой, синева неба была такой яркой, что граничила с неправдоподобностью.
  Вокруг автострады возвышаются красновато-коричневые и оливковые холмы, устремленные в небо и позолоченные всплесками солнечного света цвета яичного желтка.
  Майло забрал меня без пяти девять, пробормотал что-то, что могло быть «Доброе утро», и протянул мне фотографию.
  Тот же кадр из толпы возле бара, где мы заметили Сюзанну ДаКосту в ее красном платье. Множество маленьких головок. Майло обвел одну из них черным карандашом.
  Мужчина, стоящий справа от нее, в нескольких футах позади. Невзрачный, белый, средних лет, чисто выбритый, одет в темный костюм, белую рубашку и темный галстук.
  Мистер Blend-In. Лицо, которое вы никогда не заметите, если не знаете, кого ищете.
  То же самое касается и траектории опущенных век Майкла Лотца.
  Объективно, невозможно было предположить, что он следит за своей жертвой. Но, учитывая то, что он сделал, невозможно думать иначе.
  Майло сказал: «Это решает, как будто это нужно решать», — завел двигатель без опознавательных знаков и помчался к моим воротам. Я вовремя их открыл
   чтобы он проскочил. Пока мы мчались на север по Глену, я еще раз рассмотрел фотографию, а затем отложил ее в сторону.
  Женщина, невнимательная.
  Добыча. Хищник.
  —
  Двадцать восемь минут спустя мы съезжали с автострады на Los Virgenes Road и проезжали через ряд роскошных автосалонов, дорогих кофеен и ресторанов, кабинетов пластической хирургии, спа-салонов, бутиков одежды в стиле «под вестерн» и риелторов, торгующих закрытыми анклавами. А также фастфуд-заведения и заправки; время от времени всем нужна быстрая заправка.
  Чтобы преодолеть это препятствие, пришлось преодолеть несколько миль подъема по южным предгорьям.
  Сначала появились скопления домов, которые можно увидеть возле автострады. Затем местность развернулась и начала дышать, и мы промчались мимо пастбищ и пологих холмов, усеянных ранчо, хозяйственными постройками и загонами для скота.
  Майло сказал: «Никаких тыкв не видно».
  Я знал, о чем он говорит. «Вот вам и торговля на Хэллоуин».
  Некоторые считают, что Калабасас был назван в честь двухсотлетней случайной выгрузки семян тыквы из конной повозки баскского фермера. Другие убеждены, что название взято из слова индейцев племени чумаш, описывающего план полета гусей. Никто на самом деле не знает правды, но, как и большинство споров в Калифорнии, это не мешает высказывать сильные мнения и позорить инакомыслие.
  В настоящее время побеждает сквош.
  Мы ехали по двухполосному шоссе в горы еще четверть часа, прежде чем добрались до дома Сандры и Уилбура Бердетт на Вагон-Лейн.
  Легко заметить, потому что на вывеске на столбе было написано их имя поверх больших светоотражающих цифр. Дома не видно, только роща калифорнийских дубов и извилистая пыльная дорога.
  Дубы, корявые и вечнозеленые, являются выжившими, приспособленными к засухе, которые появились задолго до поселения людей. В дни бума развития Западной долины целые рощи были уничтожены без малейшего смущения. В наши дни генеральные планировщики пересаживают деревья на поля для гольфа.
  Майло сказал: «Вот и все», и свернул на извилистую дорогу. Повороты удерживали его скорость на низком уровне. Второй знак в двадцати футах от него гласил: Уилбур А. Бердетт, DVM. Приветствуются заезды.
   Я сказал: «Никаких ворот. Дружелюбные люди».
  Майло сказал: «По крайней мере, в ближайшие пару минут».
  —
  Четыре поворота асфальта спустя мы прибыли на плоскую площадку, где располагались три бордовых дощатых сооружения, пустой загон и меньшая огороженная территория, где держали миниатюрных коз и овец. Еще больше дубов слева, ограждающих рощу оливковых и цитрусовых деревьев в полном плоде. Задняя часть подъездной дороги была выложена юккой, алоэ и прижимающимися к земле соломенными крышами ползучей бугенвиллии.
  Все это на фоне двух-трех акров высокой травы, за которой следует склон горы из розового и серого гранита.
  Передняя часть здания представляла собой одноэтажный дом. Справа стояла хижина того же стиля и состава. К загону и загону примыкало самое большое здание, низкое и без окон. Вызвав понимающую улыбку на измученном ярким светом лице Майло.
  Амбар.
  Я сказал: «Ты выглядишь как наркоторговец».
  «Чего бы это ни стоило».
  Он подъехал к навесу для машины, сделанному из свинченных стальных труб, накрытому белым брезентом, где находились белый пикап Ford F-150, дизельный универсал Mercedes кофейного цвета и белая Toyota Supra.
  Я не отставал от нетерпеливого прыжка Майло. Резиновый коврик приветствия гласил: «Добро пожаловать!!!!»
  Еще один прикрепленный знак слева от двери: Для вызовов пациентов, пожалуйста, звоните в кабинете доктора Бердетта, прямо за домом.
  Кабина.
  Майло сказал: «Меня называли зверем, но давайте начнем с того, что станем людьми».
  Звон его колокольчика заставил залаять собаку. Потом другую. Потом собачий хор.
  Изнутри раздался свистящий звук. Лапы царапали другую сторону двери, опера воя, рычания, визга.
  Женщина крикнула: «Тихо, ребята!»
  Немедленная тишина.
  Тот же голос сказал: «Открыто, заходите».
  Майло повернул ручку, и перед нами предстала целая стая собак, выстроившихся по росту, словно школьники на классной фотографии.
  Впереди на нас смотрели два непохожих друг на друга коричневых терьера, широко раскрыв глаза.
   дрожа и тяжело дыша, борясь с желанием выразить себя вокально. За ними стояло немного большее, кудрявое, голубовато-серое, похожее на пуделя существо с усталыми от мира глазами и огромным свисающим языком.
  На следующем ярусе находилось нечто, похожее на чистокровную белую борзую с отсутствующим ухом, что нисколько не умаляло ее аристократического облика, и колоссальное черно-бело-подпалое медвежье создание с примесью ньюфаундленда, тяжело дышащее.
  Сандра Бердетт стояла позади самой большой собаки, положив руку ей на холку.
  Она сказала: «Отлично послушали, ребята. Теперь вы получите угощения ».
  Собаки дружно повернулись, четкие, как почетный караул, и встали к ней лицом. Она опустила руку. Они сели. Она сказала: «Вы так хороши», и, начиная с терьеров, которые теперь были почти в апоплексическом состоянии от неподвижности, предложила каждому из жаждущих ртов что-то похожее на кость и зеленое.
  "Наслаждаться!"
  Угощения в челюстях, вечеринка разошлась, даже не взглянув на нас, открыв нам всю Сандру Бердетт.
  На ней была розовая клетчатая рубашка в стиле вестерн с жемчужными кнопками, надетая навыпуск поверх мешковатых джинсов. Лицо вымытое и обгоревшее на солнце по краям, седые волосы свободно завязаны, в одной руке пакет с зелеными вкусностями, в другой — полотенце для посуды.
  Пока она занималась собаками, она не обращала на нас особого внимания. Теперь она обратила на нас внимание и прищурила глаза.
  Майло сказал: «Лейтенант Стерджис...»
  «Да, я помню. Как я мог забыть? Это сюрприз . Я оставил дверь открытой, потому что жду FedEx с лекарствами для лошадей для Уилла. Сегодня вечером он будет ухаживать за беременной кобылой в Санта-Пауле».
  Майло спросил: «Доктор Бердетт сейчас здесь?»
  Качает головой. «Охай. Ослы Амиатина. О чем тебе нужно было с ним поговорить?»
  «Просто уточняю, мэм. Рада была с вами поговорить».
  «Мне? О чем?»
  «Мы только что узнали личность жертвы».
  «О. Это заняло так много времени?»
  «Ее зовут Сюзанна ДаКоста. Иногда ее называли Кимби».
  Пустое лицо.
  Майло сказал: «Значит, ты ее не знаешь».
  «Я? Я никого не знал на свадьбе, кроме наших нескольких друзей.
   Вы говорили с другой стороной?
  «Со всеми связываются», — сказал Майло. Ловкий обман. «Мы на самом деле хотели поговорить с молодоженами, потому что она ближе к ним по возрасту, но, судя по всему, они решили отправиться в ранний медовый месяц».
  «Да, они есть». Сэнди Бердетт прищурилась. «Я в замешательстве. Разве это уже не обсуждалось? Когда вы говорили со всеми нами, и никто ее не знал?»
  «Мы всегда следим за ситуацией, миссис Бердетт. Люди могут забыть о чем-то.
  Мы можем войти?
  «Полагаю, что так — извините, вы же всю дорогу ехали, конечно. У меня есть свежий кофе».
  —
  Дом был открытым и просторным, с медового цвета сосновыми стенами с пазами и пазами и островерхим открытым балочным потолком из того же дерева. Тщательное обслуживание, все выровнено под точными углами. Несмотря на собачий батальон, теперь скрытый от глаз, и трех кошек, которые, казалось, материализовались из ниоткуда, прежде чем уйти, ни следа запаха животных.
  Мой взгляд скользнул вглубь кухни, отделанной сосновыми стенами, где стеклянные раздвижные двери открывали вид на второй загон, огороженный со всех сторон сеткой для мелкоячеистой птицы.
  Огромная черепаха имела все это пространство в своем распоряжении.
  Я сказал: «Гленн».
  Сандра Бердетт сказала: «Ты помнишь». Искренне рада.
  Я сказал: «Мы видели, как входили козы и овцы. Где слепая телица?»
  Улыбка исчезла. «К сожалению, Кэндис покинула нас четыре дня назад, внезапное внутреннее кровотечение. Она никогда не была здоровой девочкой — не только глаза, ее конечности были не такими сильными, какими должны были быть. Уилл чувствует себя ужасно. Он ничего не мог сделать, но он ненавидит терять кого-либо».
  Она указала нам на центр гостиной.
  Учитывая обстановку и одежду Сандры Бердетт, можно было бы ожидать мотивов в стиле вестерн, но Бердетт остановили свой выбор на французском провансе: жесткие парчовые стулья, изогнутые шелковые кушетки, позолоченные витрины, хрустальные вазы, наполненные шелковыми цветами.
  На стенах множество семейных фотографий любительского качества, в том числе двух светловолосых мальчиков, которых не пригласили на свадьбу.
  Остальное пространство было занято фотографиями улыбающегося Уилбура Бердетта, позирующего с сельскохозяйственными животными, удостоенными награды, и их владельцами.
  сшитый сэмплер читать: СПАСИБО ДОКТОР УИЛЛ. ПАРК НЬЮБЕРРИ 4-H
   КЛУБ.
  Сандра сказала: «Устраивайтесь поудобнее».
  Нелегко было с жесткой мебелью, но мы справились, и она направилась на кухню, вернувшись с черным лакированным подносом. Термокувшин, три кружки, молоко и сахар.
  «Как вы пьете кофе?»
  Майло сказал: «С черным все в порядке».
  Я сказал: «То же самое».
  «Крутые парни, да?» — Сандра Бердетт улыбнулась и помолодела.
  Озорные глаза намекали на ту румяную, крепкую девушку, которой она когда-то была.
  Она добавила в кофе немного белого кофе и бросила в него два кубика сахара.
  Майло улыбнулся в ответ. «Это отличный кофе, мэм».
  «Учился у лучших. Мой отец был поваром быстрого приготовления в Омахе.
  Работала в две смены, чтобы поступить в колледж. Я изучала сестринское дело — человеческое, а не тварное — работала медсестрой в армии, прежде чем встретила Уилла».
  Мы кивнули, выпили и сделали вид, что это дружеский визит.
  Майло заговорил первым. «Извините за вопрос, но что-нибудь еще пришло вам в голову?»
  «Об ужасе? — вот как я это себе представляю. Нет, ни о чем. Честно говоря, я пытаюсь забыть».
  Она поставила кружку. «Мое предположение было таково, что если это и связано с кем-то, а я не говорю, что это связано, то это их сторона».
  «Есть ли в них что-то, что заставляет вас так говорить?»
  «Логика», — сказала она. «Я знаю, что это не наша сторона, так кто же тогда остается?»
  Отводя взгляд. «Они отличаются от нас. Немного более красочные » .
  Я спросил: «Тебя удивило, что Гарретт выбрал кого-то яркого?»
  Она моргнула. «Полагаю, так и было. Но с детьми ко всему привыкаешь.
  Тебе лучше, иначе ты всегда будешь терять сон и терзать себя. Мы с Уиллом всегда были за независимость. Уважение к детям
  индивидуальность."
  «Имеет смысл».
  «Это имеет смысл », — сказала она. «Поверь мне, это единственный выход». Ее веки опустились. «Дети — это вызов».
  Я сказал: «У нас не сложилось хорошего впечатления об Аманде».
  «Каким образом?»
   «Она не хотела с нами разговаривать».
  «Моя Аманда». Долгий вздох. «Она невероятно умна, всегда была. Полагаю, с этим связаны… некоторые странности. Она марширует под свой собственный барабан, и иногда я не уверен, какой у нее ритм. Гарретт и Мэрили более традиционны, они оба всегда были близки. Аманда значительно моложе. Они всегда были добры к ней, но, мне кажется, она чувствовала себя чужой». Бит. «Аманда всегда была немного нонконформисткой, но я бы не хотел, чтобы было по-другому».
  Я сказал: «Настоящая личность».
  «Настолько реально, насколько это возможно».
  Пока она говорила, я изучал семейные фотографии. Не настолько близко, чтобы разглядеть детали, но закономерность: Аманда стоит в футе или около того поодаль.
  Сандра Бердетт сказала: «В любом случае, эта бедная девочка. Я не знаю, кто она такая, как Адам».
  «Ее зовут Сюзанна ДаКоста».
  Качание головой.
  Майло встал и протянул ей фотографию.
  Она поморщилась. «Она — была — хорошенькой. Ты уверена, что она не одна из подруг Брирса?»
  Майло взял снимок и сел обратно. «Похоже, нет».
  «Тогда я не знаю, что тебе сказать. И в ответ на твой вопрос, да, я был удивлен, когда Гарретт выбрал Брирелли. Но она была хороша для Гарретта. Вывела его».
  Я спросил: «Он застенчив?»
  «В детстве он был очень застенчивым, потом стал более общительным, завел друзей. Он никогда не будет любителем вечеринок. Он прилежный, серьезный. Находит удовлетворение в том, чтобы делать что-то хорошо, а это требует времени и упорного труда. Теперь, когда он устроился на фантастическую карьеру, ему не помешает быть с такой девушкой, как Брирели».
  Пытаюсь казаться убежденным.
  Я сказал: «Вывести его в мир, как во время поездки в Рим».
  «Да, именно так».
  «Гарретт впервые за границей?»
  Майло усмехнулся мне в ответ. Гладкоооо.
  Сэнди Бердетт сказал: «Если не считать Канаду или Мексику. Когда мы ездили отдыхать всей семьей, мы один раз ездили в Лейк-Луиз и один раз в Пуэрто-Вальярту. Потом все стали серьезно относиться к школе и работе, а мы просто оставались здесь и устраивали барбекю».
   «Никаких поездок в Европу для вас и доктора Бердетта?»
  «Не наше дело, это, наверное, заставляет меня звучать как деревенщина. Я знаю, что там красиво, история, культура. Я с нетерпением жду, когда увижу фотографии детей, когда они вернутся. Но с расписанием Уилла и, кроме того, в Америке столько всего можно увидеть…»
  Я сказал: «Когда мы говорили с Гарретом и Брирелли, они говорили о медовом месяце на острове через несколько месяцев».
  «Они нас тоже удивили. И вдруг мы получаем сообщение из аэропорта от Брирелли — я уверен, что все это была ее идея, Гарретт не из тех, кто импульсивен. Но, как я уже сказал, это неплохо, правда?»
  Майло сказал: «Ладно». Пора ему опустить кружку. «Миссис Бердетт, это может показаться странным, но знаете ли вы кого-нибудь, кто был в Польше?»
  «Польша? Почему, черт возьми?»
  Пытаясь казаться удивленной, но не совсем получается. Ее глаза скользнули влево. Заперты. Два коротких вдоха, затем обратный путь. Избегая смотреть на нас.
  Костяшки пальцев, сжимавших ручку кружки, были гладкими и бледными.
  заключается в том, чтобы задавать всевозможные вопросы». тот, который вы только что ответил .
  «Польша?» — спросила Сандра Бердетт. «Девушка была полькой? Как ее звали — ДаКоста? Звучит не по-польски».
  «Я бы хотел сказать больше, мэм».
  « Никто из нас никогда не был в Польше, лейтенант. Единственные, кто был в Европе, это Мэрили и Стю. Они отправились в Португалию в свой медовый месяц, но только потому, что могли совместить его с летней стажировкой в Лиссабонской медицинской школе. Но Польша? Никогда».
  Слишком длинная речь. Ее лицо покраснело.
  «Хорошо, спасибо, мэм».
  Сандра встала. «Еще что-нибудь? У меня есть кое-какие дела».
  «Обожаю смотреть на эту черепаху, таких нечасто увидишь».
  Она нахмурилась. «Извините, ничего не поделаешь. Гленн в опасности и только что переболел вирусом. Государство привезло его к Уиллу на лечение, а когда Уиллу стало лучше, нам дали специальное разрешение оставить его у себя. Мы не подпускаем к нему людей».
  «Ага. Ну, молодец».
  Грохот автомобиля, за которым последовал стук закрывающейся двери транспортного средства, привлек всеобщее внимание к входной двери. Несколько мгновений спустя Уилл Бердетт, одетый в ковбойскую рубашку, которая соответствовала рубашке его жены, брюки карго цвета хаки и пыльные
   в ковбойских сапогах, вошел и поставил на пол жесткий чемодан с наклейкой Красного Креста сбоку, вопросительно глядя на нас.
  Откинув седые волосы со лба, он достал Wash'n Dri, вытер руки, свернул салфетку и положил ее в карман. «Я решил, что этот Chevy — полицейская машина.
  Что случилось, ребята?»
  Прежде чем мы успели ответить, громкий барабанный парадидл сотряс пол, и собачья орда ворвалась, затопляя его. Его улыбка была мгновенной и широкой, когда он похлопывал и взъерошил шерсть, потирал за ушами, позволял себя облизывать.
  «Они подойдут для угощения, дорогая?»
  Сандра сказала: «Уже дала им Greenies».
  «Ну», — сказал Уилл, — «немного органического вяленого мяса не повредит».
  «Ты их балуешь, дорогая».
  «Кто-то должен». Из кармана вылез пластиковый пакет, набитый маленькими коричневыми полосками. Так же, как и его жена, Уилл Бердетт отдал команду «сидеть», прежде чем накормить канапе каждого животного.
  «Идите и наслаждайтесь, друзья мои». Помахали рукой, и празднующие поспешили прочь.
  Мы с Майло встали, чтобы пожать руку Уиллу Бердетту. Огромные рукавицы с текстурой выдержанной твердой древесины.
  Я сказал: «Впечатляющая подготовка».
  Уилл Бердетт сказал: «У Сэнди есть сноровка. Так в чем же история?»
  Сандра сказала: «Они следят. Из всех возможных — из Польши».
  «Польша?» Они оба обмениваются взглядами.
  Уилл прищурился. «Это как-то неожиданно. В чем релевантность?»
  «Не могу сейчас об этом говорить, доктор. Это просто то, о чем мы всех спрашиваем».
  «Хорошо. Ну, мой ответ таков: это страна в Восточной Европе, которая раньше была коммунистической».
  Еще одна улыбка, но без той теплоты, которую он проявлял к собакам.
  Сандра сказала: «Они хотели знать, были ли мы там когда-нибудь».
  Уилл рассмеялся. «У нас английские и шотландско-ирландские корни, если бы я куда-то поехал, то это была бы Великобритания. Польша? Хех. Это немного по-восточному на наш вкус. Хотя я заботился о Малопольскисе. Это лошадь с польско-арабской родословной, великолепные вещи. У меня была клиентка в Камарильо много лет назад, она держала пару. Отличный темперамент, очень милые глаза. Но это все, что касается Польши».
  Еще одна длинная речь.
   Сандра сказала: «Осталось немного кофе, дорогой».
  Уилл сказал: «Конечно», и сделал пару шагов вперед. Покатая походка, достойная киношного ковбоя.
  Когда его жена направилась на кухню, она спросила: «Как ослы, Уилл?»
  «В целом все хорошо, один немного меньше, чем хотелось бы, но добавки должны помочь».
  «Они приехали из Италии, простудились по дороге. Уилл их вылечил».
  Он сказал: «Они стали лучше, я просто руководил процессом. Крепкие маленькие негодяи».
  Мы с Майло снова сели. Уилл Бердетт поднял лохматую бровь и остался на ногах. Наконец, он уселся на нелепо маленькое кресло в стиле рококо, потрогал жемчужную застежку на рубашке и раздвинул ноги.
  Майло сказал: «Как я уже сказал миссис Бердетт, мы установили личность жертвы.
  Сюзанна ДаКоста».
  Уилл покачал головой. «Ничего не напоминает. Ты спрашивал другую сторону?»
  «Мы спрашиваем всех».
  «Сколько прошло, полторы недели? Долго».
  «Так оно иногда и бывает, доктор. Помимо того, чтобы проинформировать вас, мы пришли сюда, чтобы узнать, не знали ли ее кто-нибудь из вас».
  «Тогда, полагаю, вы пришли зря. Извините, ребята».
  Сандра вернулась с кружкой значительно большего размера — пивной кружкой с лишним — и протянула ее мужу. Переместившись за его спину, как она делала это с собаками, она положила руки ему на плечи. «Три кубика, дорогой. Эти парни берут черный».
  «Они есть? Крепче меня». Уилл улыбнулся, отпил. «Вкусно, дорогая.
  Итак, есть что-нибудь еще?
  Майло скрестил ноги. Я не тороплюсь уходить.
  Это движение привлекло внимание Уилла к его собственным широко расставленным конечностям.
  Как сжимающийся циркуль архитектора, он свел колени вместе, поставил сапоги на пол, наклонился вперед, прищурившись и сжав челюсти. Я бы предпочел бы, чтобы ты убирался отсюда к черту.
  В чашке Майло осталось совсем немного кофе, но он бережно его пил, давая тишине застыть.
  Уилл Бердетт сказал: «Не хочу показаться грубым, ребята, но у меня куча бумажной работы».
   Майло сказал: «Еще несколько вопросов, доктор. Извините, если это вас обидело, но в сложных случаях нам нужно быть дотошными. Вы используете фентанил в своей практике?»
  Глаза Сандры расширились.
  Уилл напрягся. «Еще бы. Это может быть очень эффективно с животными.
  Ребята, вы когда-нибудь читали Хэрриота?
  Я сказал: «Ветеринар из Йоркшира».
  «Вы его читали?»
  Я покачал головой.
  Уилл Бердетт сказал: «Великолепный писатель, я начинал с того, что хотел заниматься человеческой медициной, его книги изменили мое мнение. В одной из них он писал о больных животных, которых он считал смертельно больными, которых можно было оживить, просто расслабив и контролируя их боль. Вы справляетесь с болью, и это останавливает этот саморазрушительный цикл, который заставляет их сдаваться».
  Я сказал: «Снятие стресса. Дать телу отдохнуть».
  «Тело и душа, потому что, позвольте мне сказать вам, ребята, у животных есть душа. Я знаю, что фентанил имеет плохую репутацию, потому что китайцы его производят и проталкивают сюда, а у людей слабая воля, поэтому они умирают повсюду. Но животные не становятся зависимыми, они просто становятся лучше. Так что если я могу спасти овцу или корову с помощью фентанила или любого другого наркотика, я собираюсь его использовать. Я предполагаю, что вы спрашиваете меня, потому что фентанил имел какое-то отношение к смерти той бедной девочки».
  «Это может быть фактором».
  «Я приму это как «да», — сказал Уилл Бердетт. — «Итак, вы задаетесь вопросом, не взял ли этот сельский ветеринар наркотик из своего собственного, тщательно документированного запаса контролируемых веществ, и он каким-то образом оказался у незнакомца, который испортил свадьбу его сына. Без обид, но это просто фантазия».
  «Невероятно», — сказала Сэнди, массируя плечи мужа.
  Он сказал: «Ммм, приятно».
  Майло сказал: «Как я уже сказал, сложные вопросы, доктор. Если вы не против, мы хотели бы узнать, кто имеет доступ к вашим контролируемым веществам, и не могли бы вы показать нам, где вы их храните?»
  «Мне ведь не обязательно тебе показывать, верно?» — сказал Уилл. «Тебе понадобится ордер на обыск или что-то в этом роде».
  «Мы бы так и сделали».
  «Конституция, лейтенант. Это замечательная вещь». Он встал, протянул кофе жене и сказал: «Да ладно, нечего скрывать. Но давайте сделаем это
   энергичный.”
   ГЛАВА
  30
  Сандра осталась в доме, пока мы следовали за Уиллом наружу. Рядом с безымянным стоял еще один пикап Ford, синий с удлиненной кабиной, большими колесами mag и табличкой на двери, рекламирующей его практику.
  Он свернул к маленькому загону, где козы и овцы шумно приветствовали его. Погладив и потыкавшись носом, он рассмеялся и сказал: «Увидимся позже, детишки, каламбурчик», и продолжил путь к мини-хижине.
  Вблизи это было прочное маленькое строение с гладкой и свежеокрашенной красной вагонкой, раздвижной белой дверью амбара, идеально ровной и запертой на засов и массивный латунный замок.
  «Это достаточно безопасно для тебя?» Вытащив большой хромированный брелок, он использовал один ключ, чтобы открыть замок, другой, чтобы отпереть засов. Затем он сдвинул дверь вправо, просунул руку, щелкнул выключателем и отошел в сторону.
  "После Вас."
  Внутри помещение было больше гаража Сюзанны ДаКоста, но не намного: белые стены, подвесной потолок и черный линолеум на полу.
  Никакого офисного оборудования, только инструменты для искусства исцеления животных.
  Самым большим приспособлением был смотровой стол со стальной столешницей и зеленым треугольным основанием. Вырастая на Среднем Западе, я видел много этого зеленого: тракторы John Deere. Из основания торчал стальной наклонный уровень и красная педаль. Во главе стола стояла хирургическая лампа; сбоку стояли два устрашающих металлических стула.
  Напротив стен располагались пустующие проволочные будки. Стена, перпендикулярная клеткам, представляла собой белый металлический шкаф от пола до потолка с дверцами, расположенными рядом, на каждой из которых красовалась наклейка с изображением Красного Креста.
  Еще одна пара замков. Medecos; серьезная фурнитура. Уилл Бердетт повернул связку ключей и открыл их.
  Внутри были металлические полки, на которых аккуратно сложены и расставлены бутылки и коробки. Резиновые перчатки, капельницы, одноразовые хирургические инструменты, шприцы разных размеров, таблетки, порошки, жидкости.
  Он вытащил коробку, лежавшую сверху стопки, и еще одну, лежавшую рядом с ней.
  «Это пластыри с фентанилом, а это жидкость, которую мы используем для инфузий.
  Также доступны ингаляторы — именно они портят жизнь многим наркоманам, слишком легко кайфовать. Но я обнаружил, что их трудно использовать на лошадях и коровах».
  Поставив коробки на место, он достал еще две. «Это мои другие наркотики. Гидроморфон и старый добрый морфин. Фентанил намного сильнее, и если он попадет вам под кожу, вы можете заболеть или даже стать хуже. Но он действует быстро, так что если вы будете осторожны, он может стать чудодейственным лекарством для остро больных животных. Не то чтобы я его часто использую. Если требуется эвтаназия, я переусыпляю их.
  Это безопаснее, проще, гуманнее. Все эти средства от серьезной боли. Не воображайте, что вы когда-либо видели двухтонного быка, поставленного на колени агонией».
  Майло сказал: «К счастью, нет, доктор».
  «Чем они больше, тем они жалки. Вот тут-то вы и окажетесь». Уилл Бердетт схватился за рубашку выше пряжки ремня. « Ваши клиенты уже избавились от своих страданий. Я вижу больше, чем мне приходится страдать, и делаю все возможное, чтобы устранить или облегчить их. Если говорить о том, кто имеет доступ к этому шкафу, то вы смотрите на него. Теперь вы спросите меня, есть ли у него запасной комплект ключей, и ответ — да. В доме. Так что теоретически Сандра могла бы заполучить его и украсть наркотики. Вы знаете этих жен-наркоманок».
  Он хлопнул себя по бедру и рассмеялся.
  Майло сказал: «Извините...»
  «Забудь. Как ты и сказал, тебе нужно спросить».
  Он говорил тихо и улыбался. И то, и другое придавало ему угрожающий вид.
  Майло сказал: «Без обид, доктор».
  «Ничего не взято, лейтенант. Вы делаете свою работу. Если бы каждый делал свою, у нас была бы лучшая страна. Что-нибудь еще?»
  «Нет, сэр».
  —
  Вернувшись на улицу, он остановился, чтобы еще немного поиграть с козами и овцами.
  «Они так же дружелюбны к человеку, как собаки. Особенно козы. Это карликовые нубийцы. Мои внуки их обожают».
  Я сказал: «Отличная установка».
  «Для меня это Эдем. Я приехал сюда из Небраски, потому что группа в Канога-парке предложила мне работу. Но ничего не вышло, поэтому я попытался сделать это самостоятельно и начал с изрядной доли работы с мелкими животными. Потом сюда переехали городские жители
  с их собаками и кошками, так что было слишком много конкуренции. Вдобавок ко всему, мне нравятся крупные животные, и я не против делать вызовы на дом. Поэтому я сосредоточился на развитии этого. Ко мне до сих пор иногда приходят маленькие пациенты. В основном звонки от соседей и приютов. Пару недель назад у меня был питбуль весом в семьдесят фунтов, в лапе у него был шип розы, потрясающее животное».
  При всем его желании избавиться от нас, еще один длинный ответ на короткий вопрос. Люди становятся такими, когда нервничают.
  Мы попрощались и сели в безымянный. Утро клонилось к закату, наползала облачность, охлаждая воздух.
  Но когда мы тронулись с места, на лбу Уилла Бердетта выступили капли пота, словно глицерин.
  —
  Когда мы покинули территорию, Майло спросил: «Ты чувствуешь то же, что и я?»
  Я сказал: «Польская история задела их обоих».
  «Они оба болтают — видите этот пот на нем? То, как она подтолкнула его к разговору, прежде чем мы успели что-то сказать? Они что-то скрывают » .
  «И пытается направить нас к Рапфогелям».
  «Любовь не потеряна. Звучит как начало прекрасного брака».
  Мой сотовый запищал. Робин. Я переключился на громкую связь.
  Она сказала: «Привет, милая. Шэрон гастролирует, но нашла время перезвонить, как вам такая любезная виртуоза? Она не думала, что выдача информации станет проблемой, поскольку речь идет о жертве убийства, поэтому она написала руководителю танцев и только что перезвонила мне. Ваша мисс ДаКоста никогда не посещала Джульярд под этим именем или под чем-то близким к нему. У них была преподавательница балета, довольно известная, мадам Беатрис ДаКоста. Руководитель танцев задавался вопросом, не использует ли кто-то ее имя — как начинающий композитор, выдающий себя за Моцарта».
  «Как давно мадам была в школе?»
  «Она приехала в 1952 году, через год после создания танцевального отделения. Она была уже старой и умерла пять лет спустя. Так что если она какая-то родственница, то между ними было несколько поколений. Держу пари, что Сюзанна просто притворялась, бедняжка».
  «Хорошо, спасибо, что уделила время, дорогая».
  «Если не ты, то кто?»
  Я сказал ей, что люблю ее, и отключил связь.
  Майло сказал: «Хмф», и направился обратно к автостраде. Ускорение
   так он часто делает, когда его голова запутывается от вопросительных знаков.
  Когда мы приблизились к въезду, он сказал: «Итак, у меня есть фантом, который заново изобрел себя, то есть просто лгал. Что объясняет, почему я не смог отследить ее до того, как она получила водительские права. Имея в виду чертово удостоверение личности
  может оказаться бесполезным, как и все, что она рассказала своим соседям по комнате, Валькирии и вышибалам».
  Ребром ладони он колотил по рулю так сильно, что оно гудело. Другая рука провела по лицу, словно умываясь без воды.
  «Один шаг вперед, — сказал он. — Сто тысяч назад».
  Я подождал некоторое время, прежде чем сказать: «Может быть, нам следует сосредоточиться на том, что мы знаем, — переработать это».
  «Что, она любила читать?»
  «Она любила читать академические материалы. Забивалась в угол библиотеки одна. В этом отношении мы не говорим о притворстве, у нее были серьезные интеллектуальные устремления. Если она не была зачислена в какой-то колледж, она, возможно, планировала это сделать. И это возвращает нас к мозговитой любовнице».
  «Ходить в школу, чтобы произвести на него впечатление».
  «Не то, что можно придумать наугад. Держу пари, что он настоящий.
  Еще одна вещь, которая застряла у меня в голове: этот утягивающий корсет. Опять же, зачем женщине с идеальным телосложением заморачиваться с этим?»
  «Это Лос-Анджелес, Алекс. Двадцатилетним делают ботокс».
  «Может быть. Но это также могло быть что-то, что она сделала для него».
  «Мозг питает слабость к обтягивающему нижнему белью?»
  «У Мозга есть пунктик по контролю. Если бы он играл на ее недостатках, он бы получил большее преимущество. Или это просто фетиш на связывание. Что тоже связано с контролем».
  «Держу ее в напряжении и недоступности».
  «Проще, если имеешь дело с кем-то, кто ниже тебя в социальном и интеллектуальном плане. То, что она надела корректирующее средство на свадьбу, говорит о том, что она ожидала, что он будет там».
  «Что возвращает меня к Гаррету, который, конечно, был там. Начинает складываться, Алекс: Парень отключается сразу после того, как мы говорим с ним о Стране Вареников, а его родители начинают нервничать по поводу той же темы. Малыш, вероятно, думает, что она превратила его в спонтанного, влюбленного голубка. Поговорим о
  «Это любовь».
  «Истинная любовь», — сказал я. «К себе».
  —
   Он позвонил Мо Риду. С его стороны ничего о размещении молодоженов в отеле; то же самое было с Шоном и Алисией.
  Майло сказал: «Продолжай пытаться», и нажал на газ. Он надавил на педаль газа всем весом.
  В Резеде я сказал: «Я думаю снова позвонить Басе».
  "О чем?"
  Я ему рассказал.
  Он сказал: «Вы действительно видите связь?»
  «Зависит от того, что она мне скажет».
  —
  Лопатински сидела за своим столом. «Привет, я как раз собиралась тебе позвонить — Майло, вообще-то».
  «Он здесь, за рулем».
  «Привет, Майло».
  «Бася».
  «В ближайшие несколько дней будет проведено вскрытие мистера Лотца, но я не ожидаю, что оно покажет много. Его кровь, скорее всего, расскажет всю историю: героин плюс фентанил плюс диазепам. Много диазепама».
  Я сказал: «Закуска с валиумом, а затем основное блюдо с опиоидами? Или все вместе?»
  «Невозможно сказать, Алекс».
  «Было ли достаточно валиума, чтобы усыпить его перед выстрелом?»
  «Вы задаетесь вопросом, тот ли это процесс, что и у ДаКосты: обездвижить, а затем нанести удар».
  "Точно."
  «К сожалению, в случае с давним наркоманом трудно сказать, что и как влияет.
  Они вырабатывают толерантность, мозг меняется, они могут выдерживать дозировки, которые убили бы вас и меня. Все, что я могу вам сказать, это то, что три препарата в совокупности были намного больше, чем было необходимо, чтобы остановить его сердце».
  Майло спросил: «Вы когда-нибудь видели такую смесь?»
  «Я видел случайные передозировки у полинаркоманов, но не у заранее смешанного коктейля. Никто из других патологоанатомов здесь этого не видел. Я считаю, что это делает убийство вероятным. Для наркомана добавление транквилизатора к дозе было бы ненужными расходами и отвлечением. Еще одно: внутренности мистера Лотца пока не изучены, но его внешность может рассказать историю. Восемь татуировок, шесть из которых
  они соответствуют образцам в нашем фотоархиве тюремной банды. Двое типичны для шотландских кланстеров, они действуют в южном Огайо и Кентукки. Четыре — это ваш основной неонацистский мусор».
  «Отвратительная вещь».
  «Хороший кандидат для того, кто хочет наняться на неприятную работу».
  Я подумал: живу ниже всех этих студентов.
  Майло спросил: «А что насчет двух других татуировок?»
  « Мать в сердце, пронзенном стрелой, и мультяшный волк».
  «Мир изящного искусства».
  «Я предпочитаю Моне. Что-нибудь, что я должен знать от вас ?»
  Майло сказал: «Еще нет».
  Я спросил: «У вас было время проверить досье Кассандры Букер?»
  «Пока нет, но вряд ли результаты вскрытия внесут ясность».
  «Меня не интересуют ее органы, меня интересует только то, во что она была одета, когда пришла».
  Я рассказал ей почему.
  Она сказала: «Что-то, что придумал бы психолог... Я посмотрю и напишу тебе».
  —
  Через пять минут я уже зачитывал ее сообщение вслух Майло.
  «Платье из хлопка бледно-голубого цвета, размер шесть, лейбл Miss Bluebell; кеды в сине-зеленую клетку, размер семь с половиной, Vans; трусики из хлопка белого цвета, размер S, лейбл Young and Free».
  Лучшее приберегли напоследок. Чувство драматизма Баси:
  «Белые колготки до середины бедра, размер S, лейбл Tone-Upp».
  Я поискал информацию о компании. Один продукт: «невидимые корректоры тела».
  Майло не ответил.
  Я спросил: «Не впечатлило?»
  « Неприятно впечатлен, жизнь стала еще сложнее. Если моя чертова голова взорвется, пригнитесь».
  —
  Общение с лучшим другом может быть похоже на сеанс терапии. То, что ты не говоришь, важнее того, что ты делаешь, поэтому я держал рот закрытым.
   Мы только что выехали на шоссе 405 South, когда он снова заговорил, тихонько бубня:
  «Ребенок из Айовы. Ну и что, что я говорю с родителями? Это телефонные разговоры, разговоры о том, как помешать моему очарованию. Даже если бы я мог прилететь туда и встретиться с ними лицом к лицу, что, черт возьми, я бы сказал ? Дочь, которая разрушила ваши жизни, покончив со своей — случайно — возможно, была подстрекаема застрелиться или, что еще лучше, убита каким-то властолюбивым психопатом, который уже добился с ней своего и убедил ее носить лайкру? Не то чтобы я знал это наверняка или имел какие-то похожие доказательства в этом отношении, мистер и миссис Букер. Это просто одно из тех детективных чувств. Поэтому я подумал, что поделюсь » .
  Я ничего не сказал.
  Он сказал: «Вы же психотерапевт. Можно ли это сделать с большей чувствительностью?»
  «Насколько я вижу, нет».
  «Поэтому я просто припрятываю этот кусочек».
  Я сказал: «Я бы поискал связь между Сюзанной и Кэсси».
  «Постоянно лживая стриптизерша и девятнадцатилетняя девушка из Айовы? Единственная связь, которую я вижу, это то, что Мозг каким-то образом знал их обеих, и прямо сейчас он идет рука об руку со своей милой и посасывает рожок джелато».
  «Я продолжу попытки с Максин, посмотрим, сможет ли она узнать больше о DIY
  программа, даже подтверждают связь между Кэсси и Амандой. Вы говорили о слежке за Амандой. Может быть, сейчас самое время.”
  «Может быть», — сказал он. «Определенно».
   ГЛАВА
  31
  Он остановился перед моим домом, не выключая двигатель. «Составляю график дежурств на сегодня, может, повезет, и я застану Мэнди за чем-нибудь плохим. Хорошего вам остатка дня».
  Прежде чем я успел ответить, он умчался.
  —
  Записка Робин была приклеена к внутренней стороне входной двери. Отправляюсь вручать барочную лютню рок-музыканту в Пасифик Палисейдс, который не играл барочную музыку и не играл на лютне. («Взял Бланчи. Мне нужна умная беседа».) Я пошел в свой офис и снова позвонил Максин Драйвер.
  Она сказала: «Вы настойчивы . Я как раз собиралась написать вам, хорошо, это сбережет мои ногти. К сожалению, мне не о чем особо сообщать. Я сделала все звонки, которые смогла придумать, не вызвав подозрений. У меня сложилось общее впечатление, что никто не хочет говорить о программе».
  «Самоубийство?»
  «Мне сказали, что это просто не работает, дети бросают занятия. Мне удалось выведать, что это не было групповым занятием для потаскушек. Никаких собраний всех детей, только индивидуальное наставничество по запросу».
  Я сказал: «Когда попросят. Похоже на несерьезную подставу».
  «В этом и была суть, еще одно «делай сам». Так оно и есть в наши дни, Алекс. Слишком много структуры — это табу, потому что если ты обидишь маленьких ублюдков, которых они льют на тебя на Yelp, ты с тем же успехом можешь быть суши-баром или обувным магазином. Можно было бы ожидать, что администрация поддержит факультет. Ты ошибаешься.
  Они читают рейтинги и начинают нервничать из-за того, что меньшее количество заявок приводит к снижению рейтинга в US News , что в свою очередь приводит к академическому Армагеддону».
  Я сказал: «Малыши управляют яслями».
  «За исключением того, что малыши милые. По крайней мере, я так слышал».
  «Кто был наставником этих малышей?»
   «Внешние консультанты».
  «Не штатный преподаватель?»
  "Неа."
  «Преподаватели из других колледжей?»
  «Без понятия, Алекс. Насколько я знаю, они использовали выпускников-волонтеров. Программа продлилась всего два квартала, что в терминах постмодернистских колледжей с СДВГ означает, что она так и не состоялась».
  Я сказала: «Бедняжка ты, Максин. Короткая концентрация внимания, должно быть, тяжела для историка».
  «Это смерть на колесах. Я упоминаю Дарфур и получаю непонимающие взгляды. Я говорю о социализме, и малыши думают, что это принесет много лайков в Facebook и Instagram».
  «Спасибо, Максин».
  «Хотелось бы, чтобы меня за что-то благодарили. Есть ли какой-то прогресс с вашей стороны?»
  «У нас есть идентификатор жертвы, но он может быть ложным. Сюзанна ДаКоста. Пожалуйста, скажите мне, что она сидела в вашем классе рядом с Амандой».
  Она рассмеялась. «Хочешь, я посмотрю, была ли она когда-нибудь зачислена сюда?»
  «Если бы ты мог».
  «Легко-легко, — сказала она. — По сравнению со всем тем отношением ЦРУ, которое я получаю, когда спрашиваю об этой дурацкой программе».
  —
  Я позвонил Робину.
  Она сказала: «По дороге домой, сидела на Сансет возле школы Арчера.
  Две перекрытые полосы, парни в оранжевых жилетах и касках стоят возле больших машин, выглядящих слишком вяло».
  В паре миль к западу от Глена. «Расчетное время прибытия?»
  «По крайней мере полчаса».
  Я застонал.
  Она сказала: «Именно так. Я думала, что буду готовить, но теперь мне не хочется. Пойдем куда-нибудь».
  «Еще бы. Где?»
  «Куда-нибудь подальше от бездельников в оранжевых жилетах».
  —
   Я проверил свои заметки, чтобы понять, в каком направлении двигаться.
  Один источник, к которому я не подобрался близко: Питер Крамер, помощник управляющего жилым комплексом на момент смерти Кэсси Букер.
  Я поискал еще, но ничего не нашел. На то было много причин. Учитывая здание на Стратморе, одна застряла у меня в голове. Маловероятно, но…
  Я посмотрел на часы. Несправедливо по отношению к Басе?
  С другой стороны, если она все еще была в офисе, она работала.
  —
  Она ответила, голос ее звучал устало. «Я ухожу, Алекс».
  «Извините. Забудьте».
  «Очень умно, мне стало любопытно. Что?»
  «Мне было интересно, не могли бы вы поискать еще одно имя, чтобы узнать, останавливался ли он когда-нибудь в вашем отеле».
  «Отель», — сказала она, смеясь. «Болезненный. Мне это нравится. Кто потенциальный гость?»
  «Питер Крамер. Чтобы иметь отношение к делу, его смерть должна была произойти не позднее двух лет назад, в феврале».
  «После смерти девушки Букер. Ты думаешь, он связан с ней?»
  «Возможно, нет, но он работал в ее здании и исчез вскоре после ее смерти».
  "Подожди."
  Щелк-щелк-щелк.
  У нее перехватило дыхание.
  «О, Алекс. Тело мужчины с таким именем поступило к нам седьмого марта. Его нашли в переулке у Восточной Четвертой улицы».
  «Скид Роу».
  «Прямо в центре Скид Роу. Не могли бы вы угадать дату доставки?»
  «Героин с фентанилом».
  «Нет, просто героин», — сказала она. «Мы назвали это случайностью... упитанный мужчина европеоидной расы, тридцати четырех лет... и так далее, и так далее, и так далее... это интересно: один свежий след от укола в правой локтевой ямке, но никаких внешних или внутренних признаков зависимости».
  «Девственница?» — спросил я. «Одной серьезной дозы героина было бы достаточно».
  «Судя по его анализу крови, очень серьезный укол. В два раза больше предполагаемой смертельной дозы».
   «Есть ли у вас контакты родственников?»
  «Отец», — сказала Бася. «Мило должен официально запросить информацию… ой, забудь. У тебя есть ручка?»
   ГЛАВА
  32
  Пол Крамер, доктор медицины, офис на бульваре Уилшир в Беверли-Хиллз, резиденция на Саут-Кэмден-драйв в том же городе.
  69 лет, сертифицированный специалист по ортопедической хирургии, доктор медицины Тафтса, стажировка и ординатура в больнице Mass General в Бостоне.
  Я отправила эту информацию Майло вместе с ее значением.
  Мой телефон запищал о входящем сообщении. Не его ответ, Робин дала мне знать, что она зависла в другом комке на западном краю U., думаю, еще как минимум пятнадцать минут.
   Так близко, но... Бланш безмятежна. Хорошо влияет на меня, я глубоко дышу.
  Я ответил: Бедный ты. Bel-Air сегодня вечером? Все еще закат, но позже должно быть все будет хорошо.
   Дай-ка подумать. Ладно, подумал: Ммм!! Дай мне сорок пять на уборку.
  Нет необходимости, но обязательно.
   Бесстыдный льстец. Также известен как хорошие отношения.
  —
  Мой телефон запеленговал входящий звонок.
  Майло сказал: «Крамер. Как ты все это узнал?»
  «Обеспокоило Басю. Максин не смогла мне много рассказать — никаких доказательств каких-либо групповых встреч — поэтому я попробовал другой путь».
  «Бог благословит вас», — сказал он. «Это становится интересным в плохом смысле».
  Я сказал: «Возможно, визит к доктору Крамеру прояснит ситуацию».
  «Давайте попробуем завтра. Тем временем я слежу за Амандой, и она не спешит делать ничего подозрительного. Одна короткая поездка на велосипеде, чтобы купить бургер в Виллидже, а затем вернуться в здание. Я собираюсь закончить еще через час и рискнуть, что ничего не произойдет до того, как Алисия заступит на смену завтра утром. Во сколько ты будешь на ногах, чтобы забрать отца Крамера?»
   «Когда он будет доступен».
  «Я позвоню ему домой в семь утра, хирурги — ранние пташки». Звук жевания прервал его речь. «Уличный тако, если вам интересно. Ладно, еще раз спасибо за любопытство и навязчивость. Может, я посплю сегодня ночью, может, ужас не даст мне уснуть».
  «Чего ты боишься?»
  «Это чертово здание, — сказал он. — Там явно что-то происходит.
  А что, если мы совершенно не правы насчет Гаррета, и это какой-то извращенный тролль, о котором мы не знаем? Тихо живет в одном из таких отделений, балдеет от садистской фармакологии? Как, черт возьми, я собираюсь это выведать».
  Я сказал: «Следовательно, следовать за Амандой, настаивать на мистере Пенья и пытаться обратиться к доктору...»
  Крамер».
  «Ходил в церковно-приходскую школу. Латынь меня не успокаивает, как раз наоборот».
  —
  Робин была дома десять минут спустя. Сорок пять минут «уборки» сократились до половины этого времени, в результате тело в форме песочных часов в облегающем темно-синем платье, оттененном тихими, но стратегическими украшениями. Каштановые кудри распушены и почти дикие, блестящие, карие миндалевидные глаза огромные и ясные.
  Аромат духов, который я никогда раньше не пробовал.
  Я поцеловал ее долго и крепко. Она прижалась ко мне.
  «Ого. У кого-то здоровый аппетит».
  «И для еды тоже».
  «Ха». Взяв меня за руку, она вывела меня из дома и повела к «Севилье». «С нетерпением жду немного роскоши, давно не виделись. И мы всегда получаем приоритетную парковку, потому что обслуживающий персонал любит машину».
  «Взрыв из прошлого».
  «О, нет, милая. Им это очень нравится . Это говорит о том, что ты из тех, кто ценит преданность и заботится о том, что он обожает».
  —
  Bel-Air был переделан несколько лет назад, умный реабилитационный центр, который сумел сохранить то, что имело значение в самом прекрасном отеле в Лос-Анджелесе, одновременно освежаясь. Когда стюард, который ехал в Seville, свистнул и сказал: «Хорошо, сэр», Робин подмигнул.
  Может быть, он позвонил в ресторан, потому что мы нашли тихую кабинку на открытом воздухе,
   выходил окнами на лебединый пруд.
  Отличная еда, отличная выпивка, отличное обслуживание.
  Что еще важнее: мы выключили телефоны и заставили их молчать.
  Когда мы уходили, Робин сладко напевала, держа меня за руку и стуча каблуками по каменной дорожке.
  Десерт был подан дома.
  Откинувшись на подушку, чувствуя, как краска все еще заливает ее лицо от груди до подбородка, она сказала: «Должно быть слово получше, чем аппетит » .
   ГЛАВА
  33
  Я забыл снова включить телефон, и когда я вспомнил об этом на следующее утро в семь тридцать, то увидел пять сообщений от Майло, все вариации на одну и ту же тему: Доктор Пол Крамер ждет нас у себя дома в восемь утра.
  Я быстро принял душ, оделся, выпил кофе, поджарил бублик с халапеньо и жевал его по дороге в Беверли-Хиллз.
  —
  Двести кварталов South Camden Drive расположены в живописном месте между Wilshire и Olympic. Двухэтажные довоенные дома, достаточно хорошие, чтобы избежать мании сноса, выстроились вдоль тихой улицы, вымощенной платанами. Беверли-Хиллз начинался как тщательно спланированный город, и этот район был создан в двадцатые годы для преуспевающих торговцев и профессионалов. Если бы Пол Крамер, доктор медицины, купил свой кремовый испанский дом в семидесятые, он заплатил бы около сотни тысяч за участок в пять акров, который сейчас стоит четыре миллиона.
  Майло только что подъехал, когда я парковался. Он подождал, и мы подъехали к дому. Белый Maserati, достаточно новый, чтобы щеголять бумажными тарелками, стоял на кирпичной подъездной дорожке, окаймленной белыми азалиями. Газон был невозможно изумрудным, с тыльной стороны — изгородями из самшита, райскими птицами и какими-то лилиями, цветущими как масло.
  «Доброе утро». Мы подошли к дому, и он остановился у низких железных ворот, ведущих во двор. «Не знал, доберешься ли ты».
  «Ужин вчера вечером с Робином. Мы пошли в тишину».
  «Высшая привилегия. Ребята, вы нашли хорошую еду?»
  «Бель-Эйр».
  Он тихо застонал. «Слишком рано плакать».
  Ворота были разблокированы, больше элемент дизайна, чем безопасности. Двор был вымощен серым гравием и в центре его журчал голубой плиткой мавританский фонтан. Лоджия справа, резная дубовая дверь прямо впереди.
   Майло сказал: «Хорошее место. И хороший парень, доктор Крамер. По крайней мере, по телефону».
  «Как он отреагировал на разговор о своем сыне?»
  «Удивительно спокойно. Как будто это было логично».
  Мы поднялись на три ступеньки к двери. Когда он поднял кулак, чтобы постучать, дверь открылась, и вошел седовласый мужчина лет восьмидесяти.
  Маленький, сутуловатый, улыбающийся, но без энтузиазма, он был одет в загорелый цвет кожи Палм-Спрингс, пудрово-голубой кардиган, белую рубашку-поло и темно-синие брюки, которые сочетались с замшевыми туфлями.
  «Лейтенант? Пол Крамер».
  «Спасибо, что встретились с нами, доктор».
  "Конечно."
  Рукопожатия по всему кругу. Я сказал: «Алекс Делавэр».
  Доктор Пол Крамер прищурился. «Почему это имя мне знакомо?»
  Майло сказал: «Доктор Делавэр — наш психологический консультант».
  «Разве он? Это имеет отношение к вопросам о психическом состоянии Питера?»
  «Нет, сэр. Это связано со сложным делом».
  «Комплекс», — сказал Крамер. «Это может означать что угодно... пожалуйста».
  —
  Мы вошли в двухэтажный вестибюль, пол в котором был выложен глянцевой красной мексиканской плиткой.
  Крамер сказал: «Сюда», и провел нас на две ступеньки вниз в большую гостиную, обставленную мягкими диванами и выветренной мексиканской колониальной мебелью. Рояль в углу, оштукатуренные вручную стены голые, за исключением двух грязных пейзажей и двух огромных фотографий.
  На одной фотографии Пол Крамер на двадцать лет моложе с блондинкой его возраста, оба в официальной одежде. Рядом с ней трое молодых темноволосых подростков, сидящих плечом к плечу, сияющих.
  «Хотите чего-нибудь выпить?»
  «Нет, спасибо, доктор».
  «Тогда, пожалуйста».
  Мы сели на указанный им диван, и он опустился в красное кожаное кресло.
  «Итак, — сказал он, положив руки на каждое колено. — Что изменилось в связи со смертью Питера?»
  Майло сказал: «Пока не могу ответить, доктор. Мы делаем предварительные
   запросы».
  «Хм. Ладно, не буду давить. Я не совсем в неведении, лейтенант. Я проверил вас. Вы детектив по расследованию убийств. Я предполагаю, что вы подозреваете что-то гнусное, а не несчастный случай, как сказал коронер».
  «Мы здесь, чтобы узнать больше о Питере».
  Пол Крамер потянул нижнюю губу. «Случайность была…» Качание головой. «Я рад рассказать вам о Питере. Так что вы будете знать его не только как жертву».
  Он указал на фотографию трех молодых людей. «Это было сделано в тот день, когда мы сели на лодку в Каталину. Слева мой старший сын Бартон. Он профессор нейробиологии в Массачусетском технологическом институте. Справа мой младший сын Джош. Он получил степень магистра делового администрирования в Гарварде, переехал в Израиль, чтобы работать в сфере технологий. Ради развлечения он присоединился к израильской команде по дзюдо и завоевал бронзовую медаль на Олимпиаде».
  Короткий вдох. Пол Крамер потер костяшку большим пальцем. «Посередине Питер. Моя жена — она умерла десять лет назад — утверждала, что он был самым красивым. Как мужчина, я не обращаю внимания на такие вещи, поэтому я полагаюсь на ее суждение».
  Я спросил: «Красивый, но не студент?»
  Пол Крамер повернулся ко мне. «Теперь я понимаю, почему твое имя мне знакомо.
  Когда я работал на постоянной практике, я иногда консультировал по педиатрическим случаям из-за своей специальности — позвоночника. Ортопед в Western Pediatric попросил меня посмотреть случай. Мальчик с несовершенным остеогенезом, вопрос был: поможет ли операция? Я прочитал карту и наткнулся на заметки психолога. Я был впечатлен, потому что там не было обычного жаргона и была здоровая доза логических предположений. Вы, верно?
  Я улыбнулся.
  Лицо Крамера цвета мускатного ореха сморщилось от замешательства, а затем расслабилось. «Конечно, конфиденциальность. Я восприму это как «да». Так что теперь ты работаешь в полиции».
  Майло сказал: «С полицией».
  «А», — сказал Крамер. «Неполный рабочий день?
  Я кивнул.
  «Вы правы, доктор Делавэр. Все академическое было болезненным для Питера.
  Возможно, нам не стоило удивляться. Его достижения всегда были значительно медленнее, чем у его братьев, он так и не научился читать с легкостью, а математика ставила его в тупик. Мы получили обычные диагнозы. Нарушение обучаемости, СДВГ, какая-то чушь об оптометрической асинхронии от шарлатана, которого рекомендовала школа. Мы пробовали лекарства, репетиторов, специальное образование, ничего не помогало. На самом деле — и это прозвучит жестоко — Питер был милым мальчиком, но
   не было абсолютно ничего, в чем он был бы особенно хорош. Так что мы, вероятно, были не самой лучшей семьей для него.”
  Его глаза увлажнились, когда он нацелился на пианино. «Я когда-то играл на концертном уровне, Бартон до сих пор играет. Он выиграл научную премию Вестингауза, будучи студентом второго курса Гарвард-Уэстлейк. У Ленор было юридическое образование и степень магистра делового администрирования, она прекрасно рисовала, выращивала изысканные деревья бонсай и сама шила себе вечерние наряды. Джош сам научился читать в четыре года, всегда был круглым отличником, отличился в трех видах спорта в Гарвард-Уэстлейк и занимался борьбой в Гарвардском колледже».
  Он вскинул руки. «Жизнь несправедлива, да? Не то чтобы кто-то в семье когда-либо унижал Питера. Мы все его лелеяли. Но…»
  «Ему было тяжело», — сказал я.
  «Болезненно. Он был красив. И обаятелен, он нравился девушкам. Но к третьему году обучения в альтернативной школе девушки стали не тем типом. Это был его последний год формального образования, и большую его часть он провел, прогуливая уроки. Школа была рассчитана на учеников с особыми потребностями, поэтому его бы оставили там, что бы он ни делал. Но он отказался, сказал, что ему надоело чувствовать себя отсталым. Мы с Ленор долго с ним спорили и в конце концов сдались при условии, что он будет учиться дома и получит GED. Можете догадаться, чем это обернулось. Он все-таки получил работу, я ему это признаю. Помощник строителя на строительстве в центре города. Один из моих друзей был генеральным подрядчиком».
  «Как все прошло?»
  Пол Крамер сказал: «Это не так. Через несколько месяцев Питер перестал появляться на работе, и прежде чем мы успели опомниться, он собрал несколько вещей и уехал отсюда. Более двух лет он отрезал нас, мы понятия не имели, где он живет, Ленор плакала по ночам. Он не приходил просить денег, я отдаю ему должное.
  И вот однажды на День матери он появился с окладистой бородой и волосами до плеч и рассказал нам, что работал на спортивной рыболовной лодке во Флориде.
  Помощь капитану, что, как я понял, означало какую-то грязную работу.
  Тем временем Бартон исследует мозг, а Джош вкладывает деньги и собирает трофеи».
  Я встал и внимательнее рассмотрел снимок братьев.
  Волосы взъерошены и развеваются на ветру, они настолько близки по возрасту, что их можно было принять за тройняшек.
  Никакого изменения мощности в их идеальных улыбках.
  На заднем плане — серое море, напоминающее лезвие ножа.
  Пол Крамер сказал: «Это был хороший день. Когда вы ходите под парусом, вам не нужна докторская степень. Питер неплохо справлялся, когда мог сосредоточиться».
  Я спросил: «Он зашел на День матери или остался?»
   «Он остался. Ленор была в восторге. Хотя Питер не спал в своей комнате, не убирал за собой, и мы редко его видели. Он спал днем, уходил ночью, приходил домой в любое время. Иногда из кошелька Ленор или моего кошелька пропадали деньги. Друзья советовали нам использовать жесткую любовь, но мы не хотели конфронтации».
  Он промокнул глаза и щеки. « Я мог бы попытаться быть жестким, но у Ленор было самое мягкое сердце в Западном полушарии. Плюс, когда Питер чувствовал себя общительным, он ходил с ней по магазинам, они обедали, отлично проводили время. Я находил ситуацию удручающей, поэтому увеличил свои рабочие часы. Это напрягало мои отношения с Ленор, но мы решили эту проблему».
  Пол Крамер рассмеялся. «Я имею в виду, что Питер и Ленор занимались своими делами, и я к этому привык. Наконец, он ушел, едва не дожив до своего двадцатитрехлетия. Под уходом я подразумеваю, что я заплатил за квартиру в Голливуде и создал трастовый фонд, который дал ему достаточно денег, чтобы прожить пять лет, а я контролировал выплаты. Ленор была категорически против. Она никогда бы в этом не призналась, но я думаю, что часть ее наслаждалась тем, что Питер был ее вечным ребенком. Квартира была моей идеей.
  Я подорвал ее и, по сути, подкупил Питера, чтобы тот убрался отсюда. Ленор разобралась. Были холодные ночи».
  Он покачал головой. «Она сказала, что простила меня, но я не уверен, что она когда-либо простила меня полностью. Я пытался найти Питеру другую работу на стройке, но он сказал, что будет заниматься своим делом, и в итоге устроился помощником официанта в разных ресторанах.
  Мы виделись с ним эпизодически, хотя Ленор и он разговаривали по телефону. Потом у нее обнаружили опухоль мозга, и наша жизнь превратилась в кошмар на те восемнадцать месяцев, что она продержалась. Барт и Джош прилетали так часто, как позволяла их ситуация, но Питер был звездой. Он был рядом с матерью постоянно, полностью преданный ей. Именно тогда я научился восхищаться им. Я увидел в нем доброту, которую не замечал, потому что я обычный человек».
  Я сказал: «После смерти вашей жены...»
  «Я развалилась и не обращала внимания ни на одного из мальчиков, и меньше всего на Питера. Я встречалась, снова вышла замуж — мы не будем это обсуждать, это длилось пять месяцев. Питер был близок со своей матерью, он должен был быть опустошен. Но меня не было рядом с ним, и когда он сказал мне, что возвращается во Флориду, я пожелала ему удачи».
  Он наклонился вперед. «Я увидел, что в моей жизни стало на одно осложнение меньше».
  «Перед тем, как он ушел, были ли наркотики...»
  «Фактор в его жизни? Определенно. Те, о которых я знаю, это марихуана, экстази, куалюды, кокаин и алкоголь. Я знаю, потому что Питер открыто говорил о своем употреблении наркотиков. По сути, он хвастался и подбивал нас что-то с этим сделать.
  Он знал, что его мать была мягкой, поэтому он... но это уже позади.
  И несмотря на все это, доктор Делавэр, я никогда не поднимал ничего, связанного с
  Героин. Питер с детства боялся игл. Даже когда татуировки стали модными, он сказал, что никогда их не сделает. «Не в боль» — такова была его фраза».
  Майло сказал: «В наши дни люди нюхают и курят героин».
  «Так мне сказал коронер, проводивший вскрытие», — сказал Крамер.
  Он опустил взгляд, сцепил руки и подергивался. «Второй худший день в моей жизни, первый был, когда Ленор поставили диагноз. Полагаю, я начал отрицать героиновый аспект, спросил коронера, нашел ли он следы от иглы. Он сказал, что нет, но это ничего не доказывает — то, что вы только что сказали, люди вдыхают. Я потребовал узнать, выявило ли вскрытие Питера какие-либо признаки длительного употребления опиатов. Я провел некоторые исследования, знал признаки: легочная гиперплазия, микрокровоизлияния в мозг, воспалительная ткань сердца, заболевание печени. Он признал, что тело Питера не показало ничего из этого. Но его интерпретация была такова, что Питер, будучи новичком, слишком много нюхал. Тем не менее, случайность никогда не устраивала меня. И вот вы здесь».
  Я сказал: «Питеру было тридцать четыре, когда он умер. Что вы знаете о его жизни между возвращением во Флориду и тем временем?»
  «Во второй раз его не было семь лет. Я получал письма два-три раза в год, в основном, когда ему нужно было перевести деньги. Что я и делал, он не просил многого. Но мы были фактически вне связи».
  «Откуда письма?»
  «Очевидно, Флорида — побережье Мексиканского залива, рыбалка. Потом Техас, он вернулся в ресторан в Остине, а потом то же самое в Сан-Антонио.
  Потом снова рыбалка, обратно во Флориду, он утверждал, что его повысили до первого помощника или что-то в этом роде. Что бы это ни было, это длилось недолго.
  Он отправился в Мексику — Кабо-Сан-Лукас. Затем в Панаму и Коста-Рику.
  Он попросил денег и сообщил мне, что работает на зиплайне в джунглях Коста-Рики, обнаружил, что не боится высоты. Как вы реагируете на что-то подобное? Поздравляю, вы можете висеть на проволоке? Я отправил ему половину того, что он просил».
  Он взглянул на пианино, распустил и пошевелил пальцами. «Я был сукиным сыном? Конечно. Вдовство и неудачный второй брак вымотали меня. Я свернул практику, больше играл в гольф, пытался вернуться к музыке и обнаружил, что потерял свой талант. Я навещал Бартона и его жену в Бостоне дважды в год. Примерно каждые восемнадцать месяцев я совершал шестнадцатичасовой поход и видел Джоша и его девушку в Тель-Авиве. Я только что вернулся из Израиля, когда Питер появился здесь. Без предупреждения, как и в первый раз. Ему было тридцать, но у него уже были седые волосы. Он сказал, что ему нужно временное жилье, поэтому я приютил его, мы пошли ужинать, он разговаривал, я слушал. Видимо, после Коста-Рики он
  вернулся в Панама-Сити, где работал в отеле. Сначала в столовой, потом на ресепшене. Он сказал, что обнаружил, что управление отелем — его страсть, и он вернулся, чтобы «развиваться». У него также была девушка, с которой он познакомился там. Танцовщица в клубе, она скоро приедет, и они будут жить вместе, могу ли я дать ему авансом арендную плату? Я дал ему достаточно на шесть месяцев».
  «Великодушно», — сказал Майло.
  «Ты так думаешь?» — сказал Крамер. «Скорее, это деньги на отгул». Его губы скривились. «Я был сукиным сыном в целом и отвратительным отцом в частности. А потом он умер. А теперь ты все это раскапываешь».
  Я сказал: «Вы знаете о его последней работе».
  «Помощник управляющего в каком-то многоквартирном доме. Это его угнетало, он надеялся на работу в отеле, но его резюме не подходило. Его смерть была как-то связана с этим?»
  Майло сказал: «Нам любопытно узнать, что это за здание».
  «Каким образом?»
  «Там могут происходить какие-то события».
  «Это наркопритон? Вествуд-Виллидж?» — сказал Крамер. «Думаю, это не так уж и неправдоподобно. Студенты, чудаки, которые тусуются со студентами».
  «Питер говорил об этом?»
  «Не мне, лейтенант, но я бывал в этом медицинском центре и знаю, что я там видел».
  Я спросил: «Насколько часто вы общались с Питером, когда он там работал?»
  Крамер провел рукой по верхушке аккуратных белых волос. Ни одной не выбившейся пряди, но это не помешало ему похлопать. «Я хотел бы сказать, что мы стали ближе, но это не так. Я предполагаю, что Питеру не нужны были деньги, потому что он перестал со мной связываться. Единственная причина, по которой я узнал о его смерти, — он указал меня в контактах своего телефона, и следователь коронера нашел меня».
  Майло спросил: «У вас есть этот телефон, доктор?»
  «Нет. Я сказал им избавиться от всех вещей Питера. Было достаточно трудно убрать шкаф Ленор. Мне не нужно было проходить через это снова».
  Я спросил: «Ты когда-нибудь встречался с девушкой из Панамы?»
  «Однажды. Я водил их на ужин в Spago, и она показалась мне очень приятной. Гораздо лучше себя вела, чем Питер, который выпил слишком много вина, сошел с ума и начал говорить о своей матери. Мне не понравилось, что Ленор описали хриплым голосом пьяницы. Девушка могла сказать, что ей удалось успокоить Питера.
  Милая молодая леди. И симпатичная. Питер всегда умел ладить с девушками.
   Я достал фотографию Сюзанны ДаКоста.
  Пол Крамер сказал: «Да, это она. Ты хочешь сказать, что она была причастна к смерти Питера?»
  Майло сказал: «Часть того, с чем мы имеем дело, — это ее убийство».
  Глаза Крамера вылезли из орбит. «Убийство? Она тоже была наркоманкой? Это она дала Питеру героин?»
  «Нет абсолютно никаких доказательств этого, доктор Крамер. Мисс ДаКоста — наш основной случай, и она привела нас к Питеру».
  Пальцы правой руки Крамера взлетели к щеке и слегка побарабанили по коже. Большие пальцы для маленького человека. Выразительные, источник грации и авторитета хирурга. «ДаКоста? Это не то имя, которое мне дали».
  «Сюзанна Кимберли ДаКоста. Иногда она называла себя Кимби».
  «Для меня нет, она этого не сделала», — сказал Пол Крамер, возвращая фотографию. «У меня хорошая память на имена — у большинства моих сверстников ее нет — и я отчетливо помню , что Питер представил ее как Сьюзен Костер. И она сказала: «Зовите меня Сьюзи».
   ГЛАВА
  34
  Мы выехали из дома Крамера и проехали целый квартал, прежде чем Майло подъехал к обочине и начал работать на своем мобильном компьютере.
  Работа детектива похожа на строительство подвесного моста: неважно, насколько точны инженерные решения или изящна архитектура, ничто не имеет значения, пока не закрыт последний зазор.
  Вооружившись информацией о настоящей личности Сьюзен Костер, Майло начал собирать факты, словно избалованный ребенок, собирающий рождественские подарки.
  За считанные секунды он вызвал записи DMV Сьюзан Кэтрин Костер: первая лицензия в восемнадцать лет, два продления, за которыми последовал двухлетний перерыв, соответствующий работе в Панаме. После этого ничего, пока она не материализовалась как Сюзанна Кимберли ДаКоста.
  Никаких бумажных следов в Неваде. Если ее история о работе в Вегасе была правдой, она не пустила корней в Серебряном штате.
  Это соответствовало типу краткосрочных заработков, которые привозили привлекательных молодых женщин в Вегас и обратно. Работа в борделях Ная и других округов с легализованной проституцией привела бы к какой-то регистрации. Но нелегальность повышает цены на товары и услуги, и если бы она пошла за большими деньгами в Город Грехов и не была бы арестована, никаких записей.
  В каждой лицензии Сьюзен Костер есть один и тот же адрес: Ментор-Плейс в Северном Голливуде.
  Онлайн-карта высветила изображение квадратного зеленого бунгало к востоку от каньона Лорел и в двух милях к северу от бульвара Вентура.
  Неподалеку от гаража в Студио-Сити, который она арендовала у Серены и Клэр.
  Пока Майло продолжал печатать, я зашел на платный сайт, которым пользовался раньше.
  Перевод нескольких долларов через PayPal позволил мне купить тысячи школьных альбомов.
  Знание возраста и адреса моего объекта ускорило процесс, и уже через несколько секунд у меня была фотография выпускника средней школы Северного Голливуда, сделанная двенадцать лет назад.
  То же красивое лицо, немного более полное и менее четкое, скрытое челкой.
   что висели до бровей и были занавешены длинными темными волосами, заглаженными прямо. Ее глаза были настороженными, сильно затененными, ее рот был кислым и опущенным.
  Фотосессия в неудачный день или в старшей школе не была ее коньком.
  Возможно, второе, потому что она не указала никаких достижений, ни академических, ни спортивных, ни каких-либо внеклассных интересов.
  Танцор, который не попал в команду поддержки? Или аутсайдер, который не посчитал, что подача заявки стоит того?
  Это заставило мой разум метаться, но я оставил свои мысли при себе и показал миниатюру Майло. Он сделал знак V и вернулся к своей клавиатуре, вытащив обратный каталог и идентифицировав жильца дома на Ментор-Плейс.
  Дороти Мария Костер.
  В налоговых документах округа она указана как владелица и единственный жилец, а дом площадью девятьсот тридцать восемь квадратных футов, делящий участок в четыре тысячи футов с двумя такими же маленькими резиденциями. DMV дал ей сорок восемь лет и выдал худое лицо, увенчанное кудрявым светлым бобом. Голубые глаза, пять футов четыре дюйма, сто восемнадцать фунтов, требуются корректирующие линзы.
  Одно зарегистрированное транспортное средство: десятилетний синий Buick LaCrosse.
  Безупречная история вождения, никаких следов сомнительной деятельности.
  Майло сказал: «Законопослушный гражданин. Пора встретиться с мамой и испортить сегодняшний день и каждый последующий».
  Он позвонил по стационарному номеру, указанному в справочнике, продержался шесть гудков, получил роботизированное сообщение об отсутствии, оставил свое имя, звание и номер мобильного. Затем он откинулся назад, закрыл глаза, потер веки и откинул голову на сиденье.
  «Я попробую снова через час. А пока что вы предлагаете?»
  Я сказал: «Неплохое время для теоретизирования».
  "О?"
  «Смерть Сьюзен».
  «Не заставляй меня умолять. Что?»
  «Она встречалась с Питером Крамером какое-то время, но он явно не был Мозгом».
  «Может, мне стоит присмотреться к его гениальным братьям». Он открыл глаза и повернулся ко мне. «Печально, такой ребенок не в той семье».
  «Плохо подходит», — сказал я. «Я вижу это все время».
  «Это постоянно вызывает проблемы?»
  «С этим можно работать».
   Он кивнул. «Мой брат Брендан. Остальные из нас сложены как пивные бочки с ногами. Футбол, поднятие тяжестей, борьба. А потом мы получаем это , когда нам исполняется тридцать». Похлопывая по выпуклости живота. «Хотите верьте, хотите нет, но я не чемпион по тоннажу в семье. Мой брат Мел превосходит меня как минимум на тридцать фунтов, мой брат Уилл шесть футов пять дюймов, должен быть минимум три пятьдесят дюймов. Брендан, с другой стороны, не только самый умный, он пошел в мою мамину линию, кучку лепреконов. Пять футов семь дюймов, сто тридцать дюймов в хороший день. Остальные из нас могли бы жать его лежа и не задыхаться. Он стал графическим художником, переехал в Питтсбург, владеет собственной рекламной компанией».
  Резкий смех, похожий на фагот, вырвался из его уст.
  Кто-то другой мог подумать, что он улыбается. Я знал, что он вспоминает.
  «Маленький Брендан был тем, кого все подозревали в гомосексуальности. Он женился на королеве красоты и у него пятеро замечательных детей».
  Я сказал: «Делает жизнь интересной».
  «Что делает?»
  «Когда порядок нарушен».
  «Ха. Я, конечно, разрушил свою семью. Когда я, наконец, выскользнул из шкафа, папа был близок к инсульту... так что старый Питер не соответствовал интеллектуальным устремлениям Сьюзи, и она бросила его ради того, кто соответствовал?»
  «Я бы поставил на это. Его заменили и выбили».
  «Сьюзи и Мозг или просто Мозг?»
  «Ничто не указывает на то, что она была склонна к насилию».
  «Если у нее не было претензий к Крамеру, зачем Мозгу беспокоиться? Не похоже, что он был серьезным конкурентом».
  «Пока нет», — сказал я.
  «Мозг забеспокоился, что она может передумать и оформить страховку на случай смерти? Это довольно жестоко».
  «Или у него чрезмерная потребность в доминировании, и он решил избавиться от осложнения».
  «А потом Сьюзи стала осложнением? Что, она провалила тест на успеваемость? Забыла надеть утягивающее средство?»
  «Или она ему просто наскучила», — сказал я. «Он был готов покончить с этим, но она не была готова, потому что для нее эти отношения были больше, чем просто романтика. Они представляли собой то, что она считала новой жизнью. Чувствовать себя умной. Этот гараж не похож на постоянное жилье. Она, вероятно, дрейфовала туда-сюда между ним и жилищем Мозга. Но потом он выгнал ее навсегда.
  Она узнала, что он собирается на свадьбу, и решила устроить ему очную ставку...
   «Или он был участником свадебной процессии».
  «Гарретт?» — сказал я. «Хорошо, в любом случае. Она пригрозила появиться, он сказал: «Ничего страшного, увидимся там, надень это сексуальное красное платье, мы повеселимся, обсудим наши проблемы». Вместо этого он послал Майка Лотца, чтобы тот позаботился о ней. Наркоман, который также в итоге заменил Пита Крамера. Это не может быть совпадением, Большой Парень. Может, Мозг как-то связан с наймом Лотца».
  «Какое влияние он мог бы оказать?»
  «Он мог бы быть постоянным жителем, уютно расположившимся в пентхаусе и имеющим доступ к уязвимым студентам, таким как Кэсси Букер».
  Может быть, Аманда Бердетт; это я оставил при себе.
  Майло сказал: «Парень постарше, становится интеллектуалом с молодыми женщинами, залезает к ним в трусики... пока не бросает их».
  «Легко понять, почему Лотц должен был умереть. Наркоманы не славятся благоразумием, поэтому, как только он выполнил свою миссию, он стал обузой».
  «Или мистер Церебрал просто получает удовольствие от убийства людей».
  «Это не отдельные вопросы», — сказал я. «Рассматривайте мир как свою сольную сцену, все остальные становятся реквизитом».
  Он снова уставился на улицу. «Проклятое здание. Этот подобострастный маленький ублюдок Пенья все еще не отвечает на звонки. То же самое касается женщины, которую он мне дал в Колумбусе — Масио — и всех остальных, кого я пробовал в Академо. Видеонаблюдение редко бывает чем-то серьезным. Эти люди начинают плохо пахнуть».
  Резко повернув ключ зажигания, он завел двигатель машины без опознавательных знаков.
  «Что делать, пока я не умер? Бедная миссис Костер только что дала о себе знать».
  «Вперед, в дебри Вествуд-Виллидж».
  «Ты и сам большой умник».
   ГЛАВА
  35
  Останавливаясь на Глене до Уилшира, он направился на запад, скользя по коридору Уилшира — участку застройки, напоминающему нью-йоркские высотки, между Комстоком и бульваром Вествуд.
  Когда он вошел в Деревню, он сказал: «То, как ты это сказал раньше, уборка. Это холодно, малыш. Ты должен быть чувствительным парнем, но говоришь о худших вещах, как будто это обычное дело».
  Интересный момент. Работа с ним, вероятно, вооружила меня своего рода панцирем.
  Я сказал: «Если хочешь, я могу изобразить надутые губы и слезы».
  Он снова рассмеялся, тише, не так язвительно, преодолев расстояние до комплекса Стратмора слишком быстро.
  Припарковавшись на улице в неположенном месте, он сказал: «У тебя есть еще один шанс сделать это вежливо, Боб», и попробовал позвонить Пене. Ответа не было.
  Я сказал: «Может быть, он в отпуске. Принудительно или нет».
  «Или хуже». Он застонал и сложил ладони вместе. «Боже милостивый, пожалуйста, не говори мне, что Боба тоже обчистил Призрак Вествуда».
  Мы вышли и направились в корпус B. Как только мы прибыли, двери открылись и вышли две девушки.
  Американские толстовки, короткие шорты, ботинки на шнуровке, длинные волосы, развевающиеся в такт блестящим смартфонам.
  «В Нью-Йорке я буду без гроша в кармане», — сказал один. Наслаждаясь этой идеей.
  « В Лос-Гатосе я останусь без гроша в кармане», — сказала ее подруга, не менее жизнерадостная.
  Они поспешили уйти, смеясь. Майло покачал головой и потянулся к двери.
  Я был ближе и поймал его.
  Он пробормотал: «Рефлексы», прошел мимо меня, пересек прихожую и направился к двери на первом этаже с табличкой «Управляющий».
  Никакого сопротивления от ручки. Он ворвался внутрь, оставив меня ловить дверь.
  Боб Пена сидел за уродливым столом из дерева и хрома и ел сэндвич. Когда Майло бросился к нему, его глаза вылезли из орбит.
  «Приятного аппетита, Боб. Не задыхайтесь. Еще."
  Пена положил сэндвич и разинул рот. Домашняя еда на вощеной бумаге: колбаса на белом, нарезанная морковь, картофельные чипсы, соленые сырки в пластиковой упаковке, гроздь зеленого винограда. Банка Fresca, чтобы запить, верх еще не лопнул.
  «Я... как ты...»
  «Входишь сюда? Очевидно, твоя безопасность оставляет желать лучшего. Почему ты не перезвонил мне, Боб?»
  Пенья отпрянул. На столе лежала черная бухгалтерская книга, номер журнала Sports Illustrated и календарь в дешевой бирюзовой пластиковой рамке.
  Мягкофокусное фото домашнего офиса Академо в Колумбусе — колоннадная груда кирпичей в колониальном стиле, подходящая для морга.
  Майло сказал: «Это был настоящий вопрос. Боб».
  «Мне... мне... мне нечего было тебе сказать».
  Майло хрустнул костяшками пальцев и устроился на углу стола Пены. Отбросив в сторону гроссбух и журнал, он изучал Пену так, как змея изучает мышь. Пена отодвинул свой стул назад, но места для побега было немного, прежде чем он врезался в металлический картотечный шкаф.
  Майло сказал: «Я искренне озадачен, Боб. Кадры видеонаблюдения появляются постоянно, когда мы работаем над делами, и все, к кому мы обращаемся, рады помочь».
  Пенья посмотрел на свои колени. «Я хотел бы помочь».
  "Но?"
  «Это не мое решение».
  «У компании возникли проблемы с сотрудничеством с правоохранительными органами».
  «Я назвал вам имя одного человека...»
  «Да, да, Сандра Масио. Проблема в том, что она тоже не отвечает на мои звонки. Никто в Academo не отвечает».
  «Мне жаль», — сказал Пенья, словно говоря это искренне.
  «Я имею в виду, что это не спорный вопрос. Боб. Все, что мы хотим знать, это то, покинул ли покойный Майк Лотц здание в определенный день. Мы говорим о мертвом наркомане-уборщике. Я не могу себе представить, почему компания должна беспокоиться об этом».
  Руки Пены были вытянуты вперед, ладони упирались в край стола.
  Мышцы его щек дрогнули, а один глаз прикрылся.
   Майло подошел ближе и выпрямился. Пивной бочонок с ногами, наклоненными вперед, готовый опрокинуться.
  Костяшки пальцев Пены побелели. «Мне очень жаль».
  «Уборщик-наркоман. Так что это заставляет нас задуматься. Может быть, кто-то еще находится под защитой».
  Пенья моргнул.
  «Это он, Боб? Кто-то, кто здесь живет? VIP-арендатор — умный парень, профессор?»
  Еще три моргания. Неистовое покачивание головой. «Я не знаю об этом».
  «Ты уверен?»
  «Я ничего не знаю о том, о чем ты говоришь. Я просто делаю свою работу». Голос Пены ослабел. Пытаясь изобразить негодование, он терпит жалкую неудачу.
  Я указал на книгу учета. «Там перечислены все арендаторы?»
  «Нет, нет, расходы». Подъехав вперед, Пенья раскрыл книгу и показал нам столбцы цифр. «На налоги».
  Я вытащил гроссбух из его рук и перевернул другие страницы. Детализированные расходы, без имен.
  Майло сказал: «Хорошо, покажи нам книгу, в которой есть список арендаторов».
  «Этого сделать нельзя», — сказал Пенья.
  «Не может или не хочет?»
  «Не могу. Политика компании. Если бы это зависело от меня, честно, я бы...»
  «В чем главный секрет?»
  «Конфиденциальность», — сказал Пенья. «Это то, что отличает нас».
  "От?"
  «Обычные общежития. Вы должны понимать ситуацию».
  «Просвещайте нас».
  «У нас есть богатые люди, которые хотят чего-то необычного для своих детей».
  Я сказал: «В наше время дети не слишком заботятся о конфиденциальности».
  «Не они, кого они волнуют?» — сказал Пенья, громкость голоса возросла, воодушевленный ростом доверия. Цитирование политики делает это для некоторых людей. «Это родители. Они платят по счетам, они хотят, чтобы их дети были защищены».
  Майло сказал: «Тогда, возможно, им стоит узнать, что людям нравится умирать именно здесь».
  Пена издала рвотный звук. «Это... неправда».
   «Нет? Кэсси Букер, Лотц и, ах да, твой старый приятель Питер Крамер».
  У Пены отвисла челюсть. «Что?»
  «Крамер мертв».
   «Что?» Правая рука Пены начала царапать себя за ухом.
  «Вы не знали?»
  «А зачем мне знать ?»
  «Он работал на вас, а потом его вдруг нет».
  Пенья яростно покачал головой. «Что я знаю, так это то, что однажды он не появился. Я позвонил ему, он не перезвонил мне. Я подумал, что это очередной вздор, это Лос-Анджелес. Он всегда был немного сумасшедшим».
  Я спросил: «Как же так?»
  «Спейси, вы знаете, — отключился. Я просил его что-то сделать, иногда он меня слышал, иногда нет. Он был не очень-то хорош
  — не хочу его ругать, если он умер, но это была не большая потеря. Что с ним случилось?
  Майло сказал: «Он перестал жить, Боб».
  «Я имею в виду, это было... плохо ?»
  «В последнее время я не слышал о слишком уж забавных смертях».
  «О, Боже», — Пенья сгорбился и покачал головой.
  «Итак», сказал Майло. «А как насчет той записи с камер видеонаблюдения?»
  «Я же сказал, его здесь нет. Он идет напрямую в компанию».
  «Какая-то сумасшедшая система, Боб. А если у тебя тут инцидент...
  Вооруженные террористы устраивают перестрелку, серийный убийца ходит из комнаты в комнату и поедает детей. А что, если Северная Корея сбросит бомбу на вашу крышу?
  Вы ведь хотите побыстрее просмотреть отснятый материал, не так ли?
  Тишина.
  «Боб?»
  Ответ Пены прозвучал выше шепота. «Это было, я бы спросил компанию».
  «Ну», сказал Майло, «если что-то из этого когда-нибудь случится, я надеюсь, что Сандра или кто-то там сделает свою работу лучше, чем сейчас. И знаешь что, мы снимем бремя принятия решений с твоих плеч, Боб. Учитывая, сколько людей здесь умирает, получить постановление суда на проверку списков арендаторов будет проще простого».
  Он похлопал Пенью по плечу с ужасающей нежностью. «Еще одно.
  Боб. Если я заподозрю, что ты спрятал или спутал эти рулоны до того, как я получу к ним доступ, я надену на тебя наручники, заключу под стражу и посажу в камеру быстрее, чем
   можно сказать, воспрепятствование осуществлению правосудия » .
  Плечи Пены поникли. «Ладно».
  «Ладно, что?»
  «Делай то, что должен», — слабо улыбнувшись, Пенья взял свой сэндвич.
  Протянул. «Хочешь? Аппетит пропал».
  «Тск», — сказал Майло.
  «Делай то, что должен», — повторил Пенья. «Свободная страна».
  —
  Мы вернулись в безымянное помещение, где Майло включил громкую связь и набрал номер помощника окружного прокурора Джона Нгуена.
  Нгуен выслушал подробности. «Так что компания либо что-то скрывает, либо они просто бюрократические придурки. К сожалению, в любом случае у вас нет оснований вырывать их холодные, мертвые пальцы из их корпоративной информации».
  «Давай, Джон».
  «Быть придурком — не преступление, Майло. Если бы это было так, то и законодательные органы штата, и губернатор питались бы тюремной едой». Нгуен рассмеялся. «Что за крутая фантазия, не так ли? Вы можете попытаться получить бумагу от одного из ваших судей-подонков, но не надейтесь на многое. Проблема в том, что вы имеете дело не с конкретным подозреваемым.
  Это гражданское дело, судьи не хотят лезть в эту яму».
  «Я собираюсь это сделать».
  «Это твое время и усилия. Не звони мне и не жалуйся, потому что я скажу...»
  «Я же говорил».
   «Той да нои вои ань рои».
  "Что это такое?"
  «Я же говорил тебе по-вьетнамски».
  «Звучит лучше».
  «Не тогда, когда моя мать говорит это — скажу вам, что я сделаю. Я проверю эту компанию, посмотрю, есть ли у них какие-то местные обязательства — не просто несколько человек, хрипящих от наркоты. Такие гражданские дела, за которые берутся некоторые судьи».
  "Такой как?"
  «Высокий уровень жалоб арендаторов, плохое обслуживание, завышение арендной платы, несвоевременная уплата налогов на имущество и коммунальных услуг, несоблюдение требований проверок.
  Происходит что-то серьезное, и использование глупых кадров не должно быть
   проблема."
  «Спасибо, Джон. Как это будет по-вьетнамски?»
  «Понятия не имею, мама никогда меня не благодарит». Нгуен рассмеялся. «О, да. Кам унг. ”
   ГЛАВА
  36
  Телефон снова в кармане, Майло сверился со своим Timex. «Еще рано. Не то чтобы я чего-то добился. Ты готов еще раз попробовать с мамой Сьюзи или мне подбросить тебя до дома?»
  Я сказал: «Я свободен».
  Он сказал: «Если это заявление о духовном и эмоциональном благополучии, то я нахожу это оскорбительно самодовольным».
  —
  Мы вернулись в Долину полчаса спустя. Наведя фокус на онлайн-карту, мы увидели Mentor Place как веточку в ежевичных переулках. Майло настроил GPS и последовал указаниям знойной женщины-робота. Три коротких поворота с Laurel, за которыми последовали два столь же медлительных прямых участка и неожиданный поворот направо, наконец, привели нас туда.
  Место, где GPS имел значение: низкорослая, двухквартальная застройка, более узкая, чем любая другая в округе.
  Вероятно, переделанный переулок послевоенного бума Долины, когда ранчо и цитрусовые рощи прогибались под наплывом искателей солнца, солдат без дела, трудолюбивых оптимистов и самоизобретателей разной морали. Человеческое цунами, затопляющее регион надеждой, безрассудством и алчностью, каждый дюйм суглинка выставлен на торги.
  Дома, выстроившиеся вдоль Ментор-Плейс, соответствуют представлению о бочкообразном дне: старые, маленькие, непримечательные и, судя по частым трещинам и перекосам, непрочные в плане конструкции.
  Улица заслуживала даже большего, чем обычный уровень муниципального пренебрежения Лос-Анджелеса. Дорога была изрыта и покрыта выбоинами, бордюры рассыпались, потрескавшиеся тротуары вздернулись вверх, где торжествовали роющие корни деревьев. Деревья были случайным набором, размещенным через неравные интервалы и нуждавшимся в уходе. Некоторые из них — рожковые деревья, джакаранды и орхидеи — сбросили цветы, ветки и пыльцу, которые собирались в кучи неиспользованных
   мульча. Несколько были мертвы и зловеще лежали на земле.
  Дом, где Сьюзи Костер жила подростком, был все еще зеленым — на тон светлее лайма — и местами пожелтел. Как и обещал оценщик, приземистая коробка делила неогороженный участок с тремя одинаковыми бунгало, два из которых были выкрашены в белый цвет, а одно осмелилось быть лиловым. Несколько гераней росли вдоль фасада одного из белых домов. В остальном вся собственность представляла собой ровную коричневую землю, окруженную двадцатью густыми футами живой изгороди из эвгении.
  Десятилетия назад паразит уничтожил акры скрывающей поместье эвгении на Вестсайде, вредители перескакивали с особняка на особняк. Возможно, изоляция и пренебрежение имели свои преимущества.
  Ни одной машины на подъездных путях. Работающие люди.
  Майло снова посмотрел на часы. «Ни за что не хочу оставлять ей записку, лучше убить время».
  Следующие сорок минут он провел в поисках судьи. Никто не хотел давать ему доступ к файлам резидента Стратмора. Несколько обычно сотрудничающих юристов выразили сомнения, что он доказал наличие какого-либо преступления.
  Я проигнорировал его ворчание и использовал это время, чтобы вытащить отчет об опеке, который должен был быть представлен через неделю. Читая и перечитывая свои выводы, затем создавая отдельный файл для правок, которые мне нужно было сделать. Я почти закончил, когда Майло сказал:
  "Действие."
  На территорию въехали две машины, своего рода мини-конвой. Первая, приземистый черный Fiat 500, подъехала к лиловому дому. Из нее вышла молодая женщина с синими волосами в черном спандексе, держа в руках трех черных чихуахуа размером с белку. Губы черной готики приоткрылись, когда она улыбнулась и помахала водителю второй машины.
  Синий Buick LaCrosse, недавно натертый воском, но часть краски сдалась под воздействием времени и солнечного света. Дороти Костер помахала Чихуахуа-девочке в ответ и тепло улыбнулась. Они оба не заметили нашего присутствия на другой стороне улицы.
  Мать Сьюзан Костер была одета в розово-белую форму официантки и белые балетки и держала в руках сумку с продуктами. Она сказала что-то приятное своему соседу.
  Молодая женщина рассмеялась и отпустила собак. Они подбежали к Дороти, которая опустилась на колени, поставила сумку и была готова, когда одна из крошечных собачек прыгнула ей на руки. Полный поцелуй в губы. То же самое и с двумя другими.
  Я подумал о собачьем батальоне Уилла Бердетта. Бланш, всегда рада меня видеть.
  Майло сказал: «Наслаждайся этими минутами, Дороти».
  Все три собаки продолжали танцевать вокруг женщины в розовом. Через несколько мгновений она откинула голову назад от смеха и пошевелила пальцами, и трио помчалось обратно к своей хозяйке.
  Майло вздохнул. «Давай дадим ей шанс устроиться».
   А потом мы ее расстроим.
  —
  Пять минут спустя он уронил на прижимную пластину бронзовый молоток с выбоинами.
  Через несколько секунд Дороти Костер открыла дверь. Все еще в форме, Дотти вышивала над правым нагрудным карманом.
  Улыбка, но удивление убило ее. «Да?»
  Майло представился.
  Она сказала: «Полиция? Что происходит?»
  Майло сказал: «Мэм, мне жаль...»
  Дороти Костер не нуждалась в ответе. «Сьюзи?» Она ахнула и покачнулась, а ее голова начала болтаться из стороны в сторону.
  Майло сказал: «Мэм...»
  Глаза Дороти закатились. Затем ее колени подогнулись.
  Мы оба рванули вперед, но я успел первым и схватил ее за талию. Узкая женщина, вялая, как недельный салат. «Мисс Костер?»
  Холодно.
  Становится холодно.
  Я отвел ее внутрь, усадил в твидовое кресло, проверил пульс и зрачки.
  Майло сказал: «Она дышит».
  «Постоянно», — сказал я. «Вероятно, вазовагальный обморок».
  "Иисус."
  «Вода поможет».
  Четыре его длинных шага привели его через крошечную гостиную, чрезмерно обставленную твидовыми вещами и белыми столами в стиле рококо. Он вошел в минималистичную кухню, наполнил стакан из-под крана и изучил пакет с продуктами. Аккуратно сложенный на прилавке, его содержимое было аккуратно разложено.
  Свежие продукты, банки супа, хлеб.
  «Вот и все». Он протянул мне стакан. Я слегка похлопал Дороти Костер по щеке, произнес ее имя пару раз, смочил кончик пальца водой и провел по ее губам.
   Несколько секунд ничего не происходило, затем она замурлыкала, ее глаза затрепетали.
  Открытие. Зрачки сузились, когда она посмотрела на потолочный светильник, затем расширились, когда она опустила свое внимание на меня.
  "Хм?"
  «Вы упали в обморок, мисс Костер».
  Она продолжала озадаченно меня разглядывать.
  «Как насчет воды?» Я поднес стакан к ее губам, но она отвергла предложение, резко повернув голову в сторону.
  Я сказал: «Не торопись».
  Она резко повернулась ко мне. Подняла глаза, стиснула губы.
  «Э-э», — сказала она. Ее руки выпрямились, когда ее ладони шлепнули меня по груди. Она толкнула. Не слишком сильно, но я отступил и позволил ей сидеть одной.
  Она продолжала смотреть на меня, затем ее взгляд переместился на Майло. Ее продукты. Обратно на Майло. Скомкавшись, как креп, она откинулась назад.
  "Сюзи."
  Мы ничего не сказали.
  Дороти Костер посмотрела на меня. «Извините... я вас обидела?»
  "Нисколько."
  «Мне очень жаль… Я выпью эту воду».
  —
  Спустя два стакана и пачку салфеток она была готова к разговору. Как и большинство людей в ее ситуации, она жаждала подробностей. Как он всегда делает в начале, Майло избегал подробностей и разбрасывал основы. Умудряясь заставить их звучать как нечто большее.
  Некоторые люди видят это насквозь и нажимают. Дороти Костер, похоже, удовлетворена.
  «Еще раз, мне очень жаль вашу утрату, мэм».
  «Бедная моя девочка». Руки закрыли лицо. «О, Боже, я не могу поверить, что это происходит».
  Больше времени; больше салфеток. Она скомкала их в одной руке. Поморщилась. «Когда ты подошла к двери, я поняла это».
  Майло спросил: «Почему это, мэм?»
  «Потому что я веду скучную жизнь, лейтенант. Скука безопасна, мне нравится скука, все идет просто замечательно». Глубокий вдох. «Так что это должно было быть что-то, чтобы
   делать с Сьюзи. Она всегда была... она замечательная девочка, большое сердце, умная — намного умнее, чем она думала... но...»
  Она покачала головой.
  Я сказал: «Она не любила скуку».
  «Ни в коем случае. Так что я знал, я просто знал. Если и будет… встряска, то она исходит от Сьюзи… на свадьбе? От кого-то, кого она не знает? Это безумие».
  Майло сказал: «Мы все еще пытаемся это понять».
  «Вы не знаете, кто это сделал?»
  «Пока нет, мэм. Потребовалось некоторое время, чтобы опознать Сьюзи. Она использовала водительские права, в которых ее имя было указано как Сюзанна ДаКоста».
  «Это что-то новое». Дороти Костер улыбнулась. «Как экзотично. Она всегда тянулась. К чему, я не знаю. Беспокойная. Проблема в том, что она не хотела делать то, что могло бы на самом деле... забудьте об этом, я не говорю плохо о моей драгоценной драгоценной девочке».
  Мы дали этому немного времени. Майло посмотрел на меня.
  Я сказал: «Чем больше мы знаем о Сьюзи, тем больше шансов выяснить, кто это сделал».
  Дороти Костер спросила: «Как вы думаете, что вам следует знать о ней?»
  «Каким человеком она была, с кем общалась».
  «Она была хорошим человеком. Большое сердце. С кем она общалась? Понятия не имею. Даже когда она жила здесь, я понятия не имел. А это было давно».
  Я спросил: «Как долго?»
  «Она ушла после окончания школы. Так что... двенадцать лет. Она не порвала со мной. Я получал открытки. Я здесь, мама. Все идет отлично » .
  «Откуда открытки?»
  «Везде — на севере — Сан-Франциско, Окленд. Даже в винном крае —
  Напа, Сонома. Невада была большой — Рино, Лас-Вегас, Тахо. Однажды Нэшвилл. Мемфис. Потом она уехала из страны. Мексика, Коста-Рика, Панама. Она была танцовщицей. Она всегда сама себя обеспечивала. Она танцевала в шоу».
  Более высокий тон на последнем слове. Не совсем веря объяснениям дочери. Ее глаза стали стальными, когда она сложила руки на груди.
   Отойдем от этой темы.
  Я спросил: «Какой она была в детстве?»
  «Великолепно», — сказала Дороти Костер. «Прекрасный ребенок с самого начала,
   Все заметили, все сказали, что она потрясающая. Люди спрашивали, собираюсь ли я выставлять ее на конкурсы красоты. Как будто я это сделаю. Проводить ребенка через это. Я знаю о таких вещах, потому что моя мать делала это со мной, и я это ненавидел.
  Это было на юге. Луисвилль». Вздох. «Я тоже сбежал. В том же возрасте...
  18. Думаю, история должна повториться.
  «Есть ли у Сьюзи братья и сестры?»
  «Нет, нас было только двое». Ее руки сжались на ее узком теле, обхватив ее спину. «Мне нужно больше воды. Должно быть, я обезвожена, слишком много кофе на работе. Я получаю его бесплатно, иногда я перебарщиваю».
  Майло наполнил еще один стакан. Она сказала: «Спасибо», сделала один глоток, поставила его.
  Ее руки снова начали складываться. На полпути она передумала и вскинула их.
  «Отвечая на ваш следующий вопрос, у нее нет отца».
  Мы ничего не сказали.
  «Я имею в виду, что, очевидно, у нее есть один. Но она никогда не знала, кто он. Я знал, но сказал ей, что не знаю. Я не чувствую себя плохо из-за лжи, поверьте мне, он был плохим человеком. Я не хотел, чтобы она пошла на один из этих поисков своих корней, понимаете? Ей бы не понравилось то, что она нашла. И не спрашивайте у меня имени. Он не знает, и я уверен, что ему все равно».
  Я сказал: «Понял».
  Она нахмурилась. «Ему было бы все равно».
  Мы ждали.
  «Вот в чем дело», — наконец сказала она, — «это была разовая сделка, самая глупая ошибка, которую я когда-либо совершала, если не считать того, что она породила Сьюзи». Ее смех был ужасен. «Теперь даже этого нет. Так что это было просто глупо. Как будто я прожила свою жизнь зря » .
  Еще больше слез, прежде чем она подняла глаза, с жутко гладким лицом. «Ты думаешь, Бог наказывает меня?»
  Я сказал: «Уверен, что нет».
  «Тогда почему это произошло?»
  «Хотелось бы, чтобы мы могли ответить на этот вопрос».
  «Я бы хотела, чтобы ты тоже мог», — сказала она. «Но ты не можешь, никто, кроме Бога, не может... Я имею в виду, что я не думаю, что такое большое наказание подойдет для секса на одну ночь. Это был бы какой-то Бог, да? Все остальное время я вела хорошую жизнь.
  Поженились законно, когда Сьюзи было два года, он был славным парнем, работал на колбасном заводе в Верноне. Умер десять месяцев спустя. Несчастный случай на работе, вам лучше не знать. Я получал его пенсию, она была невелика, но я купил это место.
  Сьюзи была слишком молода, чтобы это понять. После этого я сказал: хватит, не полагайся на мужчин или кого-либо еще. Я не хотел встречаться. Я не слишком энергичный человек, в любом случае, не люблю выходить в свет. Так что остались только мы двое».
  Одна рука сжала другую. «Я не могу поверить, что это происходит».
  Я сказал: «Сьюзи была прекрасным ребенком».
  «Красивая и умная. Умнее, чем она думала», — сказала Дороти Костер.
  «Достаточно умна, чтобы придумать свой собственный способ чтения. Потому что обычный способ, эта фонетическая штука, не подходила ей, учителя считали ее тупой. Ей было восемь, они все время ее сдерживали, можно было подумать, что кто-то попытается помочь. Они не помогли. Поэтому она пошла и сделала это по-своему. Запоминала слова. Как это для ума? Я имею в виду, что нужно думать и запоминать все эти слова? Они — школьная система назвала ее LD».
  «Неспособность к обучению».
  «Нарушения обучаемости, проблемы с восприятием, особые потребности, как хотите, они отлично справляются с ярлыками. Как только она научилась читать, у нее все получалось. Кроме математики, математика не была ее коньком, и точка, ну и что? Вам не нужны замысловатые цифры, чтобы прожить жизнь, если бы вы показали мне учебник по алгебре, это было бы как чтение египетского или что-то в этом роде, и я бы прекрасно справилась».
  «Были ли у нее какие-то особые интересы?»
  «Танцы были ее коньком. Она была грациозной. Когда она была маленькой, я тратила на уроки балета и степа, вы не хотите знать, сколько. Потом она сказала, что справится сама, ей не нужны все эти учителя, которые говорят ей, что делать.
  Что имело для меня смысл. С этим рождаются, да? Большую толстую обезьяну не научишь быть грациозной, да?
  Майло улыбнулся.
  Дороти Костер сказала: «Клянусь, были времена, когда она могла плавать. А теперь вы говорите мне, что ее больше нет. Это бессмысленно».
  Он спросил: «Когда вы в последний раз слышали о Сьюзи?»
  «В последний раз это было… некоторое время назад. Она позвонила мне, она была счастлива. Новый парень. С парнем до этого она тоже была счастлива. Я спросил, почему ты порвала с этим? Она рассмеялась, она никогда не говорила о личных вещах. С парнем до этого она нашла его в Панаме. Если вы собираетесь спросить меня, я не знаю его имени — только то, что она сказала, что он умный, красивый и еврей. Я ничего не имею против евреев, мой босс в The Kitchen еврей, Энди Стрейт, он хорошо ко мне относится, хорошо относится ко всем».
  Я спросил: «Что еще она тебе рассказала о парне из Панамы?»
  «Не из Панамы. Она встретила его в Панаме, он был американцем. Она танцевала в отеле, он там работал. Он собирался открыть свой собственный отель
   день."
  Майло сказал: «Имени нет, да?»
  «Ты думаешь, это сделал он?»
  «Вовсе нет, мэм, просто пытаюсь собрать информацию».
  «Ну, — сказала Дороти Костер, — у нее действительно было для него прозвище.
  Красивый Хилтон. Мне понравился отель, но он не был настоящим Хилтоном. Как будто она над ним издевалась. В хорошем смысле. Сьюзи могла стать такой. Нравиться кому-то, но все равно играть с ним. Она дразнила меня. Но в хорошем смысле.
  Меня зовут Дороти, она всегда шутила про Волшебника страны Оз . Типа, мне стоит завести собаку по имени Тото, что-то в этом роде».
  Я сказал: «С Красавчиком Хилтоном проблем нет, но она ушла».
  «Новый был якобы гениальным, она назвала его Мозгом. Что напомнило мне научно-фантастический фильм, который пугал меня, когда я была девочкой. Этот мозг, отделенный от тела, сидел там в стеклянной банке, пузырился и жужжал».
  Она вздрогнула. «В любом случае, она сказала, что это вывело ее на новый уровень.
  Открыла ее разум для книг, теорий, вещей, о которых она никогда не думала. Это заставило ее захотеть стараться еще больше. Я сказала: «Видишь, я всегда говорила, что ты умная, но мне ты не верила». Обычно, когда я пыталась что-то сказать, она меняла тему. На этот раз она сказала: «Знаешь, мама, я думаю, ты права».
  Лицо Дороти Костер сморщилось. «Наконец-то меня признали, а?»
  Я спросил: «Сколько образования она получила?»
  «Она закончила среднюю школу, ей пришлось повторять несколько летних каникул, но в конце концов, да, ее выпустили. Я сказал, что как насчет колледжа, у тебя есть все, что нужно. Вместо этого она ушла. Просто собрала вещи, пока я был на работе, и оставила мне записку, в которой говорилось, что она уезжает, и бац . Может быть, если бы она пошла в колледж, как я сказал... Бог бы просто так этого не сделал. Так что, думаю, Дьявол действительно существует».
  —
  Майло спросил, есть ли у нее фотографии Сьюзи или что-нибудь еще, что могло бы быть полезным.
  Ее ответ говорил сам за себя.
  «У меня есть фотографии, когда она была маленькой, в начальной школе. Когда она перешла в среднюю школу, она отказалась разрешать мне делать хоть что-то».
  «Почему это?»
  «Она сказала, что она уродлива, и не хочет, чтобы ее записывали. Я сказал, что это самая безумная вещь, о которой я когда-либо слышал, — о, да, я действительно протащил одну. Когда она была на уроке танцев, ей было, наверное, пятнадцать — нет, шестнадцать, подождите».
   Она встала, шатаясь, но избежала моей поддерживающей руки. «Я в порядке, это просто было странно». Двигаясь влево, она исчезла на несколько мгновений, вернувшись с цветным снимком.
  Милая, гибкая девочка в розовой пачке и белых колготках. Розовые балетки с поднятыми носками, руки грациозно вытянуты.
  Я сказала: «Великолепно», и имела это в виду.
  Майло сказал: «Очень мило».
  «Она была, она была», — сказала Дороти Костер. «Теперь — когда я смогу забрать ее, сэры?»
  «Как только сможете, мэм».
  «У меня есть деньги. Пенсия Гарри заполняет пробелы. С кем мне поговорить?»
  Он дал ей свою карточку, одну из административного офиса коронера и три из моргов, которые работают с криптой гладко. Некоторые люди носят мелочь и жвачку. Его карманы немного отличаются.
  Дороти Костер сказала: «Хорошо, спасибо».
  «Можете ли вы что-нибудь придумать, что могло бы нам помочь, мэм?»
  «Нет». Она помахала его карточкой. «Если что-то изменится, я знаю, как с вами связаться».
  Она проводила нас до двери. «Не скажу, что приятно было с вами познакомиться, но вы хорошо поработали, это должно быть тяжело».
  «Большое спасибо, мэм».
  «Это часть того, — сказала Дороти Костер. — То, как вы называете меня мэм».
   ГЛАВА
  37
  Как и после визита к Полу Крамеру, Майло немного проехал и остановился. «Ты думаешь то же, что и я, да?»
  Я сказал: «Та же история, что и у Питера Крамера».
  «Как будто они шли по одному и тому же пути». Он втянул в себя воздух. «Оказались в одном и том же месте».
  «Той же рукой».
  «Как ты и сказал, чертов дом по очистке мозгов».
  «Сьюзи была бы готова к роли Пигмалиона», — сказал я. «Убежденная, что она глупая, наконец-то кто-то говорит ей обратное».
  «Походы в библиотеку, чертовы учебники. Не ради нее. Он хотел контролировать и манипулировать ею. Убивает ее парня, играет с ней некоторое время, она перестает быть полезной, он заставляет Лотца вбить ей в голову шип и задушить ее».
  «Вы считаете, что Гарретт способен на все это?»
  «Потому что он производит впечатление слабака? Почему бы и нет? Если он обманул Сьюзи и, может быть, девчонку Букер, какого черта он не мог разыграть представление для нас?»
  «У Крамера и Лотца была связь со зданием. Единственная связь, которая есть у Гаррета, — это то, что там живет его сестра».
  «Может, хватит. Он ходит, замечает вещи. Собирает людей, как серьезный психопат».
  «Знаешь, что я скажу».
  Он махнул большой рукой. «Все возможно, но. Что за «но»?»
  «Единственное, что у нас есть о нем, — это то, что он умен».
  «Плюс тот взгляд, который он дал, когда речь зашла о Польше, то же самое было и с его родителями. Плюс, эта чертова свадьба была его, которому лучше было бы контролировать ущерб — подождите».
  Он потянулся к жужжащему карману куртки, вытащил телефон, включил громкую связь. «Алисия... что случилось, малыш?»
  Богомил сказал: «Что-то нужно сообщить об Аманде, Лу. Наконец она ушла
   и пошла куда-то, кроме кампуса или за едой в Деревне. Села на свой верный маленький велосипед и проехала мимо Деревни — небрежно, я бы добавил.
  Она бродит, не смотрит куда едет, скользит перед машинами. Пару раз ей сигналили, она даже не отреагировала.”
  «Погрузившись в мысли», — сказал Майло.
  «Заблудилась в чем-то», — сказала Алисия. «В любом случае, на этот раз она продолжила движение на восток и пересекла Хилгард в жилые улицы. Затем на Уилшир в Селби, где есть светофор. Она переходит дорогу, проезжает пару кварталов на запад, едва не превращаясь в пыль, затем сворачивает у одного из шикарных высотных зданий и съезжает на участок».
  Майло скопировал адрес, который она произнесла. «Ворота были открыты?»
  «Нет, есть телефонная будка. Она знает комбинацию. Интересно, не так ли?»
  "Очень."
  «Это место высокого класса, Лу, даже для Коридора. Парковщики у входа, работающие с уровнем хрома, который вы ожидаете. Я подумывал спросить персонал, знают ли они ее, но куча вещей, которые я получил на штрафстоянке, и то, как я одет, они, вероятно, вызвали бы на меня участок. Плюс я хотел сначала поговорить с вами».
  «Хорошая мысль, малыш. Давай пока подождем. Где ты?»
  «Вернулся за свой стол. Я следил за этим местом пару часов, но это было сложно, по обе стороны Уилшира не было парковки, и я не мог втиснуть кучу «Бентли» и «Мерседесов». Поэтому я просто продолжал кружить и проезжать мимо. С тех пор ее не было видно, извините».
  «Не за что извиняться, получение этого адреса — большой шаг».
  «Надеюсь, это не детская кроватка ее богатой бабушки».
  «На свадьбе не было бабушки».
  «О, да. Так что, возможно, это было своего рода свидание. Хотя трудно представить, чтобы у нее были дела с парнем, который там живет. Она не только странная, она еще и безвкусная. Сегодня она ехала на велосипеде в этом уродливом, хлипком сером платье, оно развевается и надувается, как зонтик, ее ноги широко расставлены отсюда до Аризоны, и она совершенно этого не замечает. Если бы на ней не было корректирующего белья, она бы устроила Вествуд настоящее шоу».
  «Формирователь».
  «Это девчачья фишка, Лу. Колготки, которые ты надеваешь под другую одежду, они заканчиваются выше колен и скрывают выпуклости, которые ты не хочешь афишировать. Не то чтобы у этой были выпуклости. Худая и прямая сверху донизу, как у мальчика. Зачем она носила утягивающее белье? Может, у нее искаженный образ тела, может, для езды на велосипеде.
  Или, как я уже сказал, она просто странная».
   «Может быть», — сказал Майло. «Ладно, возьми выходной на остаток дня».
  "Почему?"
  «Твоя смена на ней затянулась намного дольше звонка, даже с учетом сверхурочных, которые я собираюсь выписать. Это хорошая работа, я хочу, чтобы ты отдохнул».
  «Правда?» — сказал Богомил. Более тихим голосом. «Это очень мило. Может быть, я нашел свою нишу».
  —
  Он повесил трубку, сунул телефон в карман, уставился в лобовое стекло. «Не говори этого».
  Я переспросил: «Что ты говоришь?» Но я понял, к чему он клонит.
  Он пошевелил пальцем. «А, если у Гаррета нет миллионов, о которых никто не знает, у него нет места в высотном здании Corridor. Б, он в Италии, так что Аманда не могла просто пойти посмотреть на него. Не говоря уже о том, чтобы носить корректирующее белье».
  Мой разум лихорадочно соображал, в нем всплывали разные варианты развития событий. Я молчал.
  Он побарабанил по панели, достал панателу, которую быстро заменил на шоколадный леденец. «Без сахара, купил у дантиста».
  Я улыбнулся.
  «Эй. Я не имел в виду, что весь оставшийся день я буду без разговоров. Мне нужен был монах-траппист в качестве приятеля, я бы написал объявление по-другому».
  Это меня сломало. Когда я пришел в себя, я сказал: «Коридор хорош для элитного жилья, но вам все равно нужно где-то делать покупки и отдыхать».
  "Так?"
  «Ближайшее место для этого — Village. Если Мозг проводит там время, у него будет достаточно возможностей наткнуться на здание на Стратморе, может быть, встретить уязвимую молодую женщину. И/или уязвимого наркомана вроде Лотца.
  С другой стороны, он узнал о здании от Сьюзи Костер через ее отношения с Питером Крамером».
  Он продолжал работать над леденцом, сжимая челюсти и зажмуривая глаза.
  Я спросил: «Это тебя не устраивает?»
  «Работает. Продолжай».
  «Почему вы думаете, что их больше?»
  Он ухмыльнулся.
  «Хорошо», сказал я, «третья возможность заключается в том, что Мозг достаточно богат, чтобы иметь два места — Уилшир для своей главной хаты и Стратмор для поиска добычи.
  Или, если придерживаться точки зрения богатства, он знаком со зданием, потому что у него есть в нем финансовый интерес».
   «Главный человек в Academo».
  «Не обязательно. Когда такие компании, как Academo, строят, они не вкладывают все деньги, они идут к внешним инвесторам и синдикатам. Мозг, будучи серьезным инвестором, объяснил бы, почему Пенья стал таким ерундовым».
  Он поднял руку в притворной самообороне. «Я прошу ветерок, а получаю ураган. Ладно, значит, мы можем искать интеллектуала с большими деньгами, возможно, со связями в Польше. Как насчет того, чтобы взглянуть на Уилшир, нам повезет, если какой-нибудь славянский попугайчик с моноклем как раз выйдет на свой Rolls».
   ГЛАВА
  38
  Движение обратно в город было менее услужливым. Спустя пятьдесят три минуты после того, как мы покинули убежище Дороти Костер в Северном Голливуде, мы ехали по восточным полосам Уилшира, сразу за бульваром Вествуд.
  Красный свет в Селби дал нам возможность посидеть перед адресом, который дала Алисия. Над крытым медью porte cochere, вымощенным серым сланцем, возвышался остроконечный обелиск, облицованный розовым гранитом и отделанный еще большим количеством меди. Стеклянные двери предлагали скромный намек на хрустальную люстру. Двадцать четыре этажа, щедрые окна, открывающие вид на все.
  Три парковщика в темно-бордовых одеждах торопливо обслуживали очередь из автомобилей.
  Как и обещал Богомил, лошадиные силы высшего класса: Porsche, Mercedes, Mercedes, Bentley, Range Rover, Mercedes. Все комплекты колес черные или белые.
  Майло нашел парковочное место в трех кварталах к северу от Уилшира, и мы направились обратно к башне. Не так много пешеходов на Коридоре и в Лос-Анджелесе.
  может вызвать подозрение, если вы не выглядите как свой. Майло был в одном из своих окаменелых серых костюмов, белой рубашке wash'n'wear и узком коричневом галстуке.
  Достаточно респектабельно, если не подходить слишком близко. Я накинул синий блейзер поверх серого поло и джинсов, что могло означать что угодно: от туриста до киномагната.
  Когда мы приближались к зданию, подъехал еще один белый «Мерседес». Через несколько мгновений гул двигателя заглушил рев гнева.
  Мы замедлили шаг, готовые шпионить, но при этом выглядящие безразличными.
  Ярость исходила от женщины средних лет, одетой во все розовое от Chanel.
  Включая раздутые губы. Ее целью был один из камердинеров, худой рыжеволосый парень не старше двадцати лет. Двое других камердинеров, мужчины постарше, стояли рядом, пока Ред выдерживал взрыв, скрежеща челюстями.
  Суть гнева заключалась в убеждении Шанель, что «пять минут тридцать восемь секунд, я засекла время» — это слишком долго, чтобы ждать, пока ее машина подъедет со стоянки.
  Малыш посмотрел на свои ноги. Ботулинические глаза Шанель сумели сдвинуться
   smidge. «И это все ? Тебе нечего сказать ? Ты гребаный идиот !»
  Один из старших камердинеров, мускулистый и седой, поспешил к нам. «Мэм, извините».
  «Этого мало! Я хочу услышать это от него ! Это ему я отдала свои ключи».
  Неподвижные шары сами собой опустились на часы с бриллиантовым браслетом.
  « Шесть минут сорок восемь секунд!»
  Мальчик опустил голову.
  «Пи-брайн, ты что, не понимаешь английский?»
  Старший мужчина сказал: «Я пригоню твою машину. Джереми, сделай перерыв».
  Шанель сказала: «Перерыв от чего? Он ничего не делает ».
  «Джереми». Он машет пальцами. «Мэм, я сейчас же пригоню вашу машину».
  «Не Escalade, а Mercedes».
  —
  Джереми поплелся прочь, вышел из подъезда и направился на запад.
  Майло посмотрел на Шанель, топнувшую ногой и поглаживавшую светлые волосы цвета безе. «Шикарно».
  Я сказал: «Она оказала нам услугу».
  "Как?"
  «Я объясню, пока мы идем».
  —
  Мы последовали за Джереми по Уилширской улице, отставая на полквартала.
  В наши дни многие люди, похоже, не способны двигать ногами, не сверяясь со своими телефонами. Джереми засунул руки в карманы и продолжал идти медленным, но ровным шагом.
  Когда он пересек Малкольм-авеню, мы сократили разрыв, и Майло сказал:
  «Джереми?»
  Парень остановился, медленно повернулся, высунув голову, как черепаха, осматривающая яйцо мухи. Майло подошел к нему, держа карту. Джереми просканировал, но не отреагировал.
  «Лейтенант», — сказал он, звуча весело. Вблизи его кожа была бледной, там, где не было веснушек цвета пахты. Розоватые ресницы опускались и поднимались, открывая бесстрастные, карие глаза. «Мой отец проверяет меня?»
  Улыбка, полная брекетов.
   Майло спросил: «Твой отец?»
  «Капитан Карл Якобс».
  «Тихоокеанская дивизия».
  Ухмылка Джереми была всезнающей. «Что, он думает, что я облажаюсь?»
  Пожимаю плечами. «Может, и так. Может, это от токсичных паров от машин, как отрава в мозгу, или что-то в этом роде. Но разве детективы не должны гоняться за преступлениями или что-то в этом роде?»
  Я спросил: «Почему ты думаешь, что облажаешься?»
  «Мне только что надрала задницу какая-то богатая дамочка».
  «Мы видели. Не твоя вина, что она полная стерва».
  Улыбка Джереми померкла. «Ты видел?» Он изучал меня, не зная, как ответить.
  Майло сказал: «Мы заинтересовались зданием и случайно проходили мимо.
  Мужик, у тебя талант к крутости. Это я? — Он выдохнул. — Мой партнер прав. За стервозность давали «Оскаров», она уходит домой с большой уродливой статуей.
  Анализ Джереми переключился на него. Карие глаза стали острыми. «Почему ты разговариваешь со мной?»
  «Как я уже сказал, здание. Мы увидели тебя и подумали, что ты можешь знать что-то, что может нам помочь. Я серьезно, мужик. У тебя стальные нервы».
  Джереми пожал плечами, изо всех сил стараясь не выразить своего недовольства комплиментом.
  Его выдал румянец под ушами. «Да, я спокоен. Так устроен мой мозг. Папа думает, это значит, что мне наплевать». Тихое хихиканье. «Обычно мне наплевать».
  Майло спросил: «Твой отец нашел тебе работу в здании?»
  Джереми поправил лацкан. «Ты правда не знаешь?»
  «Мы действительно этого не делаем».
  «Скорее меня заставили сделать эту работу. Теперь мне придется носить это дерьмо».
  Зажимая пальцами бордовый лацкан, он морщится.
  «Почему именно это здание?»
  «Один из других парковщиков — один из вас, на пенсии, раньше работал у папы. Папа позвонил Руди, Руди починил, папа сказал, что у меня нет выбора, если я хочу жить дома». Еще одно печальное прикосновение к лацкану.
  Майло спросил: «Это Руди только что сказал тебе прогуляться?»
  «Да. Он делает вид, что он на моей стороне, но я думаю, он регулярно сдает меня папе, потому что когда я прихожу домой, у папы столько вопросов, как будто он знает, что случилось. Сегодня вечером, наверное, будет так же. Как будто это моя вина
   дела застопорились, и это заняло время».
  Спокойный взгляд. Каждое слово произносится ровным тоном. «Папа не послал тебя накачать меня еще?»
  Майло перекрестился. «Мы из Западного Лос-Анджелеса, никогда не встречал твоего отца. Я имею в виду, я его видел, очевидно, откуда у тебя волосы...»
  «Да. Ого, спасибо, Карл».
  «Мы с тобой полностью честны, Джереми. Нас интересует само здание».
  «Там творится что-то криминальное?»
  «Извините, не могу вдаваться в подробности, но если бы вы ответили на пару вопросов, это было бы очень полезно».
  «Сомневаюсь, я ни черта не знаю», — сказал Джереми. «Я работаю там уже два месяца. Неполный рабочий день».
  Майло спросил: «Как неполный рабочий день?»
  «Два дня в неделю».
  «Что ты делаешь, когда тебя нет дома?»
  «Расслабься. Играй на басу с моей группой». Бит. «Три раза в неделю я стою за стойкой в Burger King в Венеции».
  «Пико или Сепульведа?»
  «Пико», — сказал Джереми, улыбаясь. «Извините, пончиков нет».
  Я сказал: «Похоже, у вас плотный график».
  «Они заставляют меня выполнять дерьмовую работу, чтобы я уволился и пошел в колледж».
  «Мама и папа».
  « Она не пошла в колледж и стала диспетчером. Он не пошёл и стал капитаном».
  Майло спросил: «Интересует работа в полиции?»
  Джереми уставился на него так, словно он разделся на публике.
  Я сказал: «Музыка — это то, что тебе нужно».
  «Мне нравится». Пожимание узких плеч. «Я не настолько хорош».
  Майло сказал: «Практика, практика, практика».
  "Хм?"
  Майло показал ему фотографию Сьюзен Костер. «Эта девушка. Узнаешь ее?»
  «Да», — сказал Джереми. «Я видел ее несколько раз. Заходила, но не выходила. Некоторое время. Она шлюха?»
  «Она была похожа на проститутку?»
   «Не знаю. Вы же копы, вы не ищете легальных вещей». Джереми изучал фотографию. «Она супергорячая, обтягивающее красное платье, демонстрирующее ее убийственное тело, большие каблуки. Кто ее клиент?»
  Я спросил: «Входишь, но не выходишь?»
  «Не во время моей смены», — сказал Джереми.
  «Дневная смена?»
  «Да. Их можно получить в течение дня».
  «Проститутки».
  «Проститутки, подружки богатых парней», — сказал Джереми. «Это одно и то же.
  Плати за игру». Он изучал движение на Уилшире. « Вокруг так много девушек, но нужно иметь эс-си».
  Майло сказал: «Эсс…»
  «Трата наличных». Ортодонтия сверкнула. Еще раз взглянул на фотографию, прежде чем неохотно ее вернул. «И что она сделала? Ободрала какого-то богатого чувака?»
  «Не знаете, к кому она пришла?»
  «Откуда мне знать? Я застрял, дыша парами газа, богатые люди бросают мне ключи или кричат на меня».
  «Есть ли внутри стойка регистрации?»
  «Да, но там обычно никого нет. Руководство сменилось, они не выкладывают никаких эс-си, люди злятся».
  «Как эта сучка».
  «Она всегда такая», — сказал Джереми. «Муж вытворял тупое дерьмо на ТВ, он его пинал, она получала бабло, думала, что она королева или что-то в этом роде».
  Майло сказал: «Остальные в здании такие же? Типы из шоу-бизнеса?»
  «Шоу-бизнес». Губы Джереми сложились вокруг слова, как будто это была шутка. «Я не знаю, кто они, кроме того, что они все богаты. Я знаю ее, потому что она так себя ведет, Руди рассказал мне ее историю». Пауза. «У нее дурацкое имя.
   Тэффи» .
  Я спросил: «Вы знаете кого-нибудь из арендаторов?»
  «Не арендаторы, их так не назовешь, они собственники. Откуда мне их знать».
  «Они относятся к тебе как к дерьму».
  «Парочка — это хорошо. Эти два доктора, Хейли, им лет сто, их подбирает шофер на старом Роллсе».
  «Кстати о колесах, на чем ездила девушка в красном платье?»
  «Хм... знаешь, я никогда не видел, чтобы она водила что-нибудь, она просто проходила мимо
   выглядит горячо».
  Я спросил: «Такси не высаживают? Uber?»
  «Возможно», — сказал Джереми. «Никогда не замечал. С чего бы мне это делать?»
  Майло сказал: «Примерно час назад девушка в сером платье въехала на велосипеде и въехала на участок. Примерно твоего возраста».
  «Ты так говоришь».
  «Вы ее не видели?»
  «Как я уже сказал, я занят машинами».
  «Мы подумали, что вы могли бы заметить девушку на велосипеде. Или просто велосипед, припаркованный внизу на парковке».
  «Там сейчас нет велосипеда», — сказал Джереми. «Она, наверное, взяла его на лифте. Она тоже проститутка?»
  Майло улыбнулся. «Вы не хотели бы нам помочь?»
  "Как что?"
  «Держи глаза открытыми, чтобы не пропустить девушку на велосипеде. Увидишь ее, это мой номер». Протягивая свою визитку.
  Джереми положил его в карман, не читая. «И это все?»
  «Ты увидишь ее с кем-то, это было бы еще лучше, Джереми. Но все, что мы можем получить, это здорово».
  «Отлично», — сказал Джереми. «Это как инопланетянин…» Его губы шевелились. «Инопланетное зачатие. Я возвращаюсь. Я не возвращаюсь, Руди меня накроет».
  «Какая фамилия у Руди?»
  Парень напрягся. «Что, ты собираешься поговорить с ним обо мне?»
  «Ни за что», — сказал Майло. «Возможно, мы когда-нибудь поговорим с ним о здании, но ваше имя не всплывет».
  «Да, конечно».
  «Честь скаута».
  "Что это такое?"
  «Древний ритуал. Руди…»
  «Гэллоуэй. Он выписывал штрафы за нарушение правил дорожного движения. Он полный придурок».
  —
  Мы подождали, пока он не проедет под портовым кошером, прежде чем вернуться по нашим следам и пройти мимо здания во второй раз. Все стихло. Всего две машины.
  Руди и другой камердинер развалились возле строения размером с телефонную будку и
  курил сигареты. В стороне Джереми стоял неподвижно, изучая доску.
  Майло сказал: «Двадцать четыре истории о людях с деньгами, которые идут на хер. Попробуйте выудить информацию из персонала».
  Я сказал: «Одно в вашу пользу: жильцы — владельцы, а не арендаторы.
  Это значит, что они платят налог на имущество и включены в списки оценщиков».
  Он резко остановился. «Вводи адрес, смотри, кто делит по округу… там должно быть что-то, шестьдесят единиц, семьдесят единиц, может быть больше… вычеркни Таффи, старых врачей, поищи холостяка или того, чья жена путешествует…
  Черт, да». Похлопывая меня по спине. «Muchas gracias».
   ГЛАВА
  39
  Вернувшись в офис, Майло начал исследовать розовый обелиск.
  Завершено в 1984 году, до того, как город ввел ограничения по высоте. Девяносто четыре квартиры.
  Список, который выставил оценщик, заставил его застонать.
  Менее половины владельцев были зарегистрированы как физические лица; большинство спрятались за двусмысленно названными трастами, холдинговыми компаниями и корпорациями с ограниченной ответственностью.
  Майло сказал: «Никто не числится в списках убийц-мудаков, ах, ерунда».
  Он позвонил Бинчи и Риду, попросил их следить за Амандой Бердетт, добавив подробности о розовой башне.
  Как только он отвернулся от экрана компьютера, его внимание привлекло входящее электронное письмо.
  Пока он читал, его нижняя челюсть отвисла. Он приблизился к сообщению, словно что-то пропустил, потер лицо. Откинулся назад и указал пальцем.
  От: GB2341@cirrusfactor.com
  Кому: MBSturgis@LAPD.org
  Тема: Встреча возможна?
  Лейтенант Стерджис: Мы с Брирелли покидаем Рим и вернемся в США сегодня вечером. Мы хотели бы встретиться с вами как можно скорее, даже завтра. Всего наилучшего, Гарретт Бердетт Майло сказал: «Не будет ли „черт, да“ слишком нетерпеливым?»
  Привет, Гаррет: Конечно, без проблем. Надеюсь, ты хорошо провел время. Как насчет 10 утра, завтра в моем офисе?
  Робин отложила вилку.
  Ужин был неожиданным приветствием, ароматным и только что поданным, когда я вернулся домой. Жареные бараньи отбивные, натертые тмином, хумус, пряная морковь и турецкий салат на основе томатов. Она приготовила мясо. Гарниры были из заведения на вынос в Пико-Робертсоне, недалеко от захудалой квартиры-студии
   девяностотрехлетний испанский гитарист, который больше не мог водить машину и чьи пальцы не могли перетянуть струны на его гитаре Santos Hernandez 46 года.
  Робин долгое время обслуживала призовой инструмент Хуана и считала свои визиты чеками на социальное обеспечение.
  Я сказал: «Это очень вкусно. Ну, и как у него дела?»
  «Такой милый человек, грустно. Пока я работала, он пытался покрасоваться с Вилья-Лобосом на своей другой гитаре, дешевой. Ему удалось взять несколько хороших нот, которые напомнили мне, что он один из лучших. Но в основном...» Она покачала головой. «В любом случае, можешь поблагодарить его за ужин. Я принесла ему сэндвич из старого гастронома и заметила новое место неподалеку. Кошерное тунисское.
  Запах был замечательный, поэтому я подумал: «Почему бы и нет?» Что вы думаете?»
  «Отлично. Я уберусь и помоюсь».
  Она улыбнулась. «Я приму это предложение, если только Большой Парень не позвонит и тебе снова не придется бежать».
  «Нет, день закончился. Может быть, завтрашнее утро будет интересным».
  «Пара молодоженов. Думаете, это какая-то исповедь?»
  «К многочисленным убийствам? Маловероятно. Майло думал о Гаррете как о парне с высоким IQ, но мне это никогда не казалось правильным. Да, он знает что-то о Польше, но с точки зрения прямого участия?» Я покачал головой. «Если визит Аманды в квартиру имеет отношение к делу, то это подтверждает это. Гаррет был в Италии, так что она пришла не к нему».
  «Хм», — сказала она, отрезая небольшой кусочек баранины и жуя его.
  Я спросил: «Что?»
  «А что, если она проявила сестринское отношение и проверила его квартиру, пока его не было? Полила растения, убралась».
  «Если только ему не удалось скрыть миллионы, у него нет там ни одной квартиры.
  К тому же Аманда не производит впечатление человека, который любит наводить порядок».
  «Твой типичный неряшливый ученик?»
  «Я понятия не имею о ее личных привычках, — сказал я. — Она не производит впечатления человека, ориентированного на других».
  «Она не сделает одолжение своему брату?»
  «Я думаю, все возможно».
  Мы поели еще.
  Она отложила вилку. «Так что , по-твоему, он хочет, дорогая?»
  «Чтобы передать информацию, которую он скрывал о Польше», — сказал я. «В лучшем случае он опознает Мозга и прояснит связь со Скивским».
  «Зачем делать шаг вперед сейчас?»
   «Совесть? Страх? Кто знает?»
  Робин улыбнулся. «Я что, раздражающе сократичен?»
  «Вовсе нет», — сказал я. «У меня просто нет ответов».
  «Надеюсь, завтра все прояснится».
  «Как сказал бы Майло...»
  «Мои уста — уши Бога».
  «Твой рот, был бы хороший шанс». Я наклонился и крепко поцеловал ее.
  «Ого. Я тебя удивлю-накормлю, ты станешь романтичным, да?»
  «Что, у меня весь желудочно-кишечный тракт?»
  «Дорогой», — сказала она. «Ты принц среди мужчин, но у тебя есть Y
  хромосома. Передайте, пожалуйста, морковь.
   ГЛАВА
  40
  В семь утра Майло отправил мне сообщение с просьбой быть в его офисе за полчаса до десяти часов с Гарретом и Брирели Бердеттом. Я приехал в девять пятнадцать, нашел его сгорбившимся за клавиатурой. Он махнул мне рукой, чтобы я сел, и продолжил печатать.
  Пустая коробка из-под булочной в Западном Голливуде и крошки, которые с ней шли, валялись на его рабочем столе. То же самое было с заляпанной жиром картонной коробкой из пиццерии возле станции. Кружка, наполненная холодным кофе, стояла опасно близко к краю. Бросьте туда невыкуренную панателу, подтеки под глазами, черные волосы, взъерошенные нервными пальцами, пятна пота в подмышках рубашки и узел галстука, дернутый до середины живота, и он был там уже некоторое время.
  «Доброе утро», — сказал он. «Если это имеет значение. Просмотрел список свадеб еще раз, никаких совпадений со списком квартир. Это ничего не отменяет, учитывая, что все эти владельцы защищены корпоративной ерундой, поэтому я поискал там , чтобы найти ссылку на Academo. Гении из Google подвели меня».
  Он отодвинул кружку в безопасное место, заглянул внутрь, покачал головой. «Ты завтракаешь?»
  "Я в порядке."
  «Ты всегда такой».
  «Когда вы сюда приехали?»
  «Шесть тридцать, но кто следит за временем?» Развернув кресло ко мне, он осмотрел свои часы Timex. «Сорок минут, давайте разработаем стратегию».
  Я сказал: «Ничто из того, что я говорю, ничему тебя не научит».
  «Попробуй меня».
  «Не отпугивайте их».
  Он кивнул. «Я позвонил в восемь, чтобы подтвердить. Гарретт ответил и сказал: «Конечно, сэр», но он действительно звучал так, будто у его головы приставлен пистолет».
  «Есть ли какие-нибудь указания на то, почему он связался с вами?»
  «Не спрашивал. Скажу вам одно: он меня подставил, я буду преследовать его по-крупному. И его родителей. Они все что-то знают и собираются мне это рассказать».
   Я ничего не сказал.
  Он сказал: «Ладно, я позирую. Помимо того, чтобы не пугать их, в чем стратегия?»
  «Не знаю, актуальна ли эта концепция».
  "Почему нет?"
  «Слишком много неизвестных».
  Он покрутил плечами, затем шеей, словно большая обезьяна, потертая клеткой зоопарка.
  «Я спрошу так: а что, если бы это вы проводили собеседование?»
  Собрав крошки, он высыпал их в мусорную корзину. Создав нежный бежевый дождь, который он изучал усталыми, но острыми глазами.
  Я сказал: «Я бы отнесся к этому так же, как к встрече с новым пациентом. Поддерживайте дружеские отношения, поменьше говорите и побольше слушайте».
  «Психологическая война».
  «Я бы не совсем так выразился...»
  «Ладно, эмоциональная манипуляция. А если он попытается уйти, я запру эту чертову дверь на цепь».
  —
  Он вернулся с чашкой биологически опасного кофе из большой комнаты детективов внизу, когда зазвонил его настольный телефон.
  «Правда... спущусь через секунду».
  Завязывая галстук и приглаживая волосы, он сказал: «На десять минут раньше, старина».
  Гарретт в восторге».
  Я сказал: «Может быть, цепь тебе не понадобится».
  Мы прошли по коридору, где расположено несколько комнат для собеседований.
  Он открыл дверь в первую комнату, щелкнул переключателем «Идет собеседование» .
  «Подожди здесь, нет смысла устраивать им приветственную вечеринку». Подмигивая.
  «Психологическая чувствительность и все такое».
  —
  Я вошел и обнаружил, что он заранее расставил мебель для «Мягкого подхода»: стол был расположен в центре, а не задвинут в угол, чтобы собеседник чувствовал себя в ловушке. Стулья также были социально сконфигурированы: три из них были расставлены по трем сторонам.
  Как будто друзья обедают в ресторане, а не двое против одного.
   Никакого оборудования не было видно, но эта комната была модернизирована в прошлом году с помощью невидимых аудиодатчиков и видеокамер. Щелкни выключателем, и все готово.
  Я едва успел устроиться, как вошел Майло, неся четвертый стул. За ним следовали мистер и миссис Гарретт Бердетт.
  Молодожёны были оба украшены лёгким загаром и стильной одеждой. Для невесты — белая шёлковая блузка с развевающимися рукавами, чёрные узкие джинсы и красные туфли-лодочки из крокодиловой кожи на шпильках. Я никогда не видела жениха приукрашенным, но несколько дней в Италии изменили это: ярко-синяя льняная рубашка, белые габардиновые брюки, коричневые плетеные мокасины, носки отсутствовали. Впечатляющая тёмная щетина с редкими крапинками седины придавала лицу Гаррета Бердетта немного решимости и серьёзности. То же самое делали очки Le Corbusier в чёрной оправе и золотое кольцо на мизинце с крошечной резной камеей.
  Соответствующий камень в три раза больше свисал с золотой цепочки, гнездящейся в углублении гладкой шеи Брирели Бердетт. Ее пышные темные волосы имели более светлые оттенки, чем на свадьбе. Рука, не украшенная бриллиантовым кольцом, привела к руке, украшенной полудюжиной золотых браслетов.
  Майло сказал: «Вы, ребята, выглядите великолепно».
  Объективно, они оба так и сделали. Но они опустили головы, когда пробирались внутрь, держась за руки и пассивно ожидая, пока Майло расставит четыре стула по четырем сторонам.
  «Садитесь где угодно, мистер и миссис Б. Устраивайтесь поудобнее».
  Взгляды, которыми обменялись супруги, говорили о том, что это невозможно, но они отодвинулись друг от друга и, держась за руки, положили голову на стол.
  «Кофе? Чай? Кола?»
  «Нет, спасибо», — сказала Брирели Бердетт. Хриплый голос, тихий звук. Легкое покраснение вокруг склер ее глаз говорило о тяжелом утре. Когда она погладила верхнюю часть нервно дергающейся руки мужа, его кадык поднялся на лифте, прежде чем резко рухнуть вниз.
  «Ладно, тогда». Майло закрыл дверь. Когда он сел рядом с Гарретом, Гаррет втянул воздух и посмотрел на Брирели.
  Она сказала: «Все в порядке, милый. Ты знаешь, что делать».
  Как будто она его тренировала. Вероятно, так и было.
  Он выдохнул достаточно воздуха, чтобы его губы затрепетали и стали резиновыми.
  Почесав свой щетинистый подбородок, он сказал: «Ладно... это то, о чем я думал. Я не был уверен, что делать, поэтому подождал, чтобы посмотреть, останется ли это у меня в голове. Так и вышло. Я рассказал об этом жене. Она убедила меня».
  «Милая куколка», — сказал Брирелли, «ты бы все равно это сделала. Ты знаешь, что правильно».
   Она быстро и легко чмокнула его в щеку.
  Он сказал: «Спасибо, детка, лейтенант, мне, наверное, стоило выступить раньше. Думаю, я просто… весь этот стресс, кто проходит через что-то подобное, что пережили мы?»
  Брирели кивнул.
  Майло сказал: «Невероятно».
  Гарретт сказал: «Поэтому нам нужно было уехать. Как я уже говорил, медовый месяц сейчас не был нашим первоначальным планом, мы действительно собирались подождать. Но потом все...
  накопилось. Моя фирма сказала «хорошо». Так что».
  Пожимаю плечами.
  Майло спросил: «В Италии было хорошо?»
  Брирели сказал: «Удивительно». Гарретту: «Ты расслабился, у тебя было время подумать, ты всё понял, и вот мы здесь».
  «Ты, скорее, поняла, детка. Ты дала мне моральную ясность».
  «Нет, куколка». Она сжала его руку. «Я просто слушала. Ты знала. Ты знаешь ».
  Ее улыбка обернулась, охватив три стороны стола. Каждый мужчина в комнате удостоился доли.
  «Полагаю», — сказал Гарретт. Он прижал ладонь жены к своей щеке.
  Она сказала: «Ты раскрылся». Улыбка стала шире. «И ты также обнаружил, что у тебя отличная борода. Посмотрите на шкуру моего мужчины, ребята. Всего несколько дней».
  Майло сказал: «Впечатляет».
  Гарретт скорбно посмотрел. «Да, это я, мистер Мачо. Извините, лейтенант, нет смысла задерживаться. Мы здесь, потому что можем что-то знать.
  Я мог бы. О том, что произошло. А может и нет, судите сами.
  Майло откинулся на спинку стула и скрестил ноги.
  Гарретт сказал: «То, что мы сказали изначально, было правдой. Мы не знаем ее… жертву».
  «Мы даже просмотрели список приглашенных», — сказал Брирелли. «Хотя мы точно знали, что ее там не будет. Потом мы вспомнили. Кто-то, кто почти собирался там быть. И когда вы сказали Польша». Вздымающаяся грудь. «Ух ты».
  Гарретт сказал: «Мы говорим о друге моей сестры. Аманде, а не Мэрили. Она попросила нас добавить его в список. В последнюю минуту. Это было раздражающе, хлопотно, мы не хотели этого делать, но Аманда настояла и добилась всего…»
  «Отвратительно», — сказал Брирели.
  Гарретт прикусил губу. «Аманда может стать такой».
   Майло сказал: «Настойчивый».
  Брирели сказал: «Неприятный и назойливый. Кто делает это в последнюю минуту?
  Планы столов пришлось продумывать вечность, мы использовали две отдельные компьютерные программы. А потом за пять дней до этого она придумывает это ?
  Майло сказал: «Ее друг».
  «Какой-то гений», — сказал Гарретт. «Она назвала его Мозгом».
  Брирели сказал: «Ты противный, кого волнует твой IQ?»
  Майло сказал: «Друг».
  «Или, может быть, больше как наставник», — сказал Гарретт. «Академический тип».
  Я спросил: «Тип?»
  «Она сказала, что познакомилась с ним в университете, он был блестящим, провел обширное исследование» — глубокий вдох — «в Польше. Я сказал, что он, похоже, намного старше тебя, и она одарила меня одним из своих взглядов».
  «Смертоносный луч, — сказал Брирели. — Мы все были на его месте. Особенно Гарретт, он так мил с ней, что она думает, что он простофиля.
  Но он учится. Это как кривая обучения » .
  Снова целуя Гаррета в щеку. Она повернулась к нам. «У нее проблемы с гневом, которые она показала, когда мы сказали «ни за что, пять дней». Потом его мама сказала, не могли бы мы сделать что-нибудь для Аманды, у нее нет друзей». Вздох. «Итак, мы сказали «хорошо», и мне пришлось снова сесть за стол с таблицами, думая: «Боже мой, что же я буду делать?»
  Гарретт сказал: «Аманда другая. Всегда была другой. Поэтому, когда она сказала, что хочет кого-то пригласить, парня, даже несмотря на то, что было... немного поздно, я подумал, что, может быть, она повернула в другую сторону».
  «Безумно поздно», — сказал Брирели, сверкнув глазами. «Огромная морока. Но ты объяснила, куколка, и что я сказал?»
  «Ты сказала «хорошо», детка».
  «Я сказал, конечно. И что случилось потом ?»
  «Тогда я пошла к Аманде и сказала: «Нет проблем, дай мне его имя и адрес».
  Брирели вмешался: «Он идет к ней, я работаю над картой, вы не поверите, ребята, говорит она, подождите, я должна спросить его, хочет ли он прийти. Я имею в виду, подумайте об этом, теперь прошло четыре дня, она выдвинула требования, устроила истерику, и она даже не пригласила его? Теперь бедный Гаррет должен прийти и сказать мне, и да, я немного схожу с ума».
  Гарретт поморщился, вспоминая. «Ты был великолепен, учитывая обстоятельства».
  Брейрели рассмеялся. «Я не был в порядке, я потерял его. Я имею в виду, что я перестраивал
   столы, пытаясь втиснуть какого-то ботаника, он, вероятно, придет одетым совсем не так, и теперь она говорит Гару, что нам нужно подождать? Так что, да, я устроила чудовищную феерию».
  Надувшись на мужа. «Я выместила на тебе злость, куколка. Мне жаль » .
  «Ничего страшного, детка».
  «Потому что вы самые милые». Нам: «Вы знаете, каково это. Вы, ребята, работаете под давлением. Разве вы иногда не говорите «хватит»?»
  Мы с Майло кивнули.
  Бриели повернулась к мужу. «Я была полной сучкой, и ты этого не заслужил, кроме как вода через мост». Возвращаясь к нам: «А потом стало еще хуже. Расскажи им, куколка».
  Гарретт вздохнул. «Я ничего не слышал от Аманды, поэтому за два дня до свадьбы я написал ей и спросил, что случилось».
  «Потому что я давил на него», — сказал Брирелли. «Потому что моя мама давила на меня. Расскажи им, что произошло потом, Гар».
  «Она не ответила на мое сообщение», — сказал Гарретт. Смущенно, словно разглашая жуткую семейную тайну.
  «Два дня назад», — сказал Брирели.
  «Я пытался позвонить», — сказал Гарретт, — «получил голосовое сообщение. Наконец, я дозвонился до нее, и она сделала вид, что это больше не проблема».
  «Нет, нет, передайте им именно то, что она сказала».
  «Она сказала, что он не хотел приходить. Место встречи было слишком... неподходящим для него».
  «Нет, нет, нет, точные слова, Гар».
  Гарретт посмотрел на стол. «Он сказал, что это звучит грубо».
  «Грубый», — сказал Брирелли. «Попробуй сделать что-то немного другое, и тебя разорвут на части. Он грубый осел !»
  Слезы наполнили ее глаза. «Мы хотели, чтобы это было особенным. Вместо этого…»
  Гарретт сказал: «У нас это получилось. В Риме. В той траттории. Во всем, что мы видели».
  Она шмыгнула носом. «Да, мы прекрасно провели время. Наша жизнь будет прекрасной вечно». Покачав головой, она одними губами прошептала: «Crass».
  Я сказал. «Этот парень звучит как придурок».
  «Придурок, мудак и гребаный подтиратель задницы», — сказал Брирелли. «Так что теперь мне придется убрать его из расстановки столов и снова переставлять людей . Как те судоку, которые делает Гаррет. Одна цифра не подходит, она портит все остальное».
  Майло сказал: «У тебя так и не появилось имя».
  Двойное покачивание головой.
  Брейрелли: «Мы не особо задумывались об этом. А потом вы, ребята, пришли к нам в квартиру и упомянули польскую тематику, и я сказала: «Разве это не странно, дорогая? То же самое, что и тот парень, из-за которого нас донимала твоя сумасшедшая сестра-стерва».
  Она сжала руку мужа. «А потом я увидела твое лицо. Ты сразу все понял, как всегда, когда у тебя такой большой мозг. Ты выглядел таким напуганным, что мне пришлось сделать тебе мой лучший массаж спины шиацу».
  Хлопнув ресницами, Гарретт покраснел, обнажив щетину.
  Майло спросил: «Аманда дала тебе какие-нибудь другие подробности?»
  Гарретт сказал: «Нет, только то, что я тебе сказал».
  Я сказал: «Ученый».
  «Она не использовала это слово, я полагаю, я предположил это, потому что она встретила его в университете, и если он провел исследование, я решил, что он должен быть кем-то относительно успешным. Мне кажется, она была немного ошеломлена, поэтому она и попыталась устроить это в первую очередь».
  Я спросил: «Как она отреагировала на его отказ?»
  Гарретт сказал: «Она вообще не отреагировала. Но это Аманда. Она… она другая».
  «Я скажу», — сказал Брирелли. «Мы сходим с ума на столах, а она не понимает. Невероятно. Эта девчонка думает только о себе».
  Гаррет поморщился.
  Я сказал: «Польские штучки. Твои родители знают?»
  Брирели сказал: «Они знают, потому что я им рассказал. Ей. Сэнди. Так что она знала, через что ее дочь заставила меня пройти. Она не очень-то мне помогала».
  Гарретт сказал: «Вы знаете, что такое свадьбы, ребята».
  Я сказал: «Это должно было быть самым счастливым временем, но».
  Брирели сказал: «Но некоторые люди ведут себя как придурки, так что это совсем не радостно».
  Гарретт спросил: «Что привело вас к польскому вопросу?»
  Майло сказал: «Не могу в это вникнуть. Так что ты поговорил об этом со своими родителями».
  «Я позвонила маме прямо перед отъездом в Италию. Я подумала, что они должны знать, на случай, если Аманда замешана в чем-то, что ей не по плечу. Сейчас я больше беспокоюсь об этом, потому что после свадьбы она полностью отгородилась от всех нас. Не отвечает на мои или родительские сообщения или звонки. Мама позвонила в квартиру, где она живет, и менеджер сказал, что она там, он видит, как она приезжает и уезжает на своем велосипеде».
  Что-то, что Боб Пенья решил утаить. Помидоры черри катились по линии подбородка Майло. Я начал работать со своим телефоном.
  Он сказал: «Значит, для Аманды это большая перемена?»
  «Не совсем», — сказал Брирели. «Она никогда даже близко не дружелюбна».
  Гарретт сказал: «Но обычно она отвечала моим родителям. И мне.
  Наверное». Вздох. «Она намного моложе. Мэрили и я были ближе по возрасту, мы делали все вместе. Аманда, вероятно, чувствовала себя обделенной».
  Брирели сказал: «Не то чтобы ты не пытался. Она всегда была в своем маленьком коконе».
  Никаких споров. Гарретт выглядел готовым заплакать. «Я просто беспокоюсь о ней.
  Вот почему я хотел прийти и рассказать тебе все. Польские дела. Надеюсь, это ничего. Я даже не знаю, что это значит для тебя».
  Майло встал. «Спасибо, что зашли, вы поступили совершенно правильно».
  Брейрелли Бердетт просиял. «Я же говорил, что они оценят это, куколка».
  Гарретт Бердетт покачался взад и вперед. «Отлично». Провисая при каждом движении, как надувная кукла, раненная точечным отверстием.
  Майло спросил: «Что-нибудь еще?»
  Синхронные покачивания головой. Когда они поднялись, ее рука обхватила его талию, а его рука покоилась на ее плечах.
  Майло придержал дверь, и они вышли, шагая в ногу.
  Несмотря на все их различия и ужас, который был отмечен в начале их совместной жизни, они достигли той взаимной легкости, которую можно увидеть в парах, состоящих в долгосрочных отношениях.
  В коридоре Гарретт остановился и прикусил губу. «Я действительно беспокоюсь за Аманду. То, как она себя отрезает. И если этот поляк…»
  Майло спросил: «Что?»
  «Плохое влияние. Попытка доминировать над ней. Я имею в виду, что это может плохо кончиться.
  Да? Ты можешь поговорить с ней?
  Майло сказал: «Мы найдем ее и поговорим».
  «Большое спасибо, сэр. Спасибо миллион раз ».
  «Спасибо, даже Google», — сказала Брирелли. «Это как газиллион. Я думала, это просто поисковая система». Подталкивая своего нового мужа. «Он научил меня этому».
   ГЛАВА
  41
  Вернувшись в кабинет Майло, он спросил: «Кого ты там вызвал?»
  «Я написала Максин. Пока ответа нет».
  "О чем?"
  «Аманда встретила Мозга в университете. Может, и Кэсси Букер тоже. Наставники программы DIY не были обычными преподавателями. Это может подойти, если мы говорим о психопате».
  "Почему?"
  «Они претенциозны».
  «Он утверждает, что он профессионал, но на самом деле таковым не является?»
  «Маловероятно, это было бы слишком легко опровергнуть. Я думаю, что он неудачник, который устроился на временную работу и расхваливал свои полномочия перед впечатлительными студентами, возможно, засыпал их пустословием — миром идей и так далее».
  «Аманда, Кэсси и Сьюзи».
  «Она будет особенно уязвима».
  «Но, может быть, это не полная подделка?» — сказал он. «Наделенная стипендией в Польше».
  «Может быть, так и случилось, а может быть, он был просто туристом в Варшаве, который случайно встретил Скивского».
  «Полная чушь, художник».
  «Я не говорю, что психопаты высокого уровня не могут подняться наверх. Взгляните на политику. Но этот парень целится ниже, выбирая легкую добычу. Проблемы с обучением Сьюзи заставили ее чувствовать себя глупой большую часть своей жизни. Она нашла общий язык с Питером Крамером и, вероятно, с другими, похожими на него. А потом появляется Мозг. Может быть, он увидел ее на сцене и решил ее подцепить. Как бы то ни было, он заставил ее почувствовать себя яркой, и вскоре Питер прощается, и она приносит учебники в клубы. В случае Аманды уязвимость возникла из-за социальной неловкости и столкновения с новой средой. Не знаю достаточно о Кэсси, но на этой газетной фотографии она выглядит робкой и неуверенной».
  «Так что не профессор», — сказал он. «Но если вы его так называете, он не подтверждает и не отрицает».
  «Я могу ошибаться, и он прошел весь путь и получил докторскую степень. Скорее всего, если он начал аспирантуру, то не закончил ее. Ему не хватает выдержки, и он думает, что и так все знает. Самое главное, если он живет в этой башне, у него есть деньги, и он может играть роль кабинетного интеллектуала».
  «Жить в коридоре», — сказал он. «Психопаты тоже могут добиться многого в бизнесе».
  «Это они могут», — сказал я. «Но если у него есть время, чтобы подрабатывать в университете, он не работает полный рабочий день».
  «Дитя трастового фонда».
  «Некоего рода пассивное богатство».
  Мой телефон зазвонил.
  Максин отвечает: В Сан-Франциско на конференции. Хотите верьте, хотите нет. нет, это может пойти вам на пользу.
  Я набрал: Теперь я заинтригован. Намек?
   Красота счастливой случайности — упс — придется произнести скучную речь. Возвращайся вам как можно скорее.
  Я показал Майло тексты.
  Он сказал: «Удача. Что-то случайно вышло?» Его пальцы забарабанили по столу. «Ладно, теперь, когда мы знаем, что Аманда замешана, я пойду искать ее. Начну с моей собственной уязвимой добычи. Пенья, он же полный бета, верно?»
  —
  Мы доехали до Стратмора, припарковались возле кладбища и поспешили к комплексу.
  Майло ворвался в здание B, не снимая пальца с звонка.
  Мужской голос сказал: «Прекратите шутить, или я вызову полицию».
  «Это полиция . Лейтенант Стерджис, Боб. Открывай».
  «Боб?»
  Теперь стало очевидно: голос стал ниже.
  Майло сказал: «Откройте дверь сейчас же. Пожалуйста».
  «Это не розыгрыш?»
  «Выйдите и посмотрите сами».
  Через несколько мгновений высокий, атлетически сложенный чернокожий мужчина в коричневой рубашке-поло и брюках цвета хаки шагнул через вестибюль. Он был моложе Пены — ему было тридцать пять или около того.
   Взглянув через стекло на значок Майло, он открыл дверь.
  «Извините», — сказал он. «Мне сказали, что меня будут подкалывать».
  «Кто?» — спросил Майло.
  «Управляющая компания».
  «Академо».
  «Это владелец. Управление через дочернюю компанию High-Level Incorporated». Рука взметнулась. «Дариус Каттер. Чем я могу вам помочь?»
  «Вы новый менеджер?»
  «Со вчерашнего дня», — сказал Каттер. «Все еще ориентируюсь».
  «Что случилось с Бобом Пеной?»
  «Если он тот парень, что был до меня, мне сказали, что он уволился. Сегодня моя первая полная смена, никаких документов не оформлял».
  Я сказал: «Господин Пенья принял внезапное решение».
  «О, да», — сказал Дариус Каттер. «Три дня назад я работал на объекте в Сакраменто. Отдел кадров присылает мне письмо с просьбой позвонить, они мотивируют меня приехать сюда как можно скорее. И вот я здесь».
  Майло сказал: «Когда вы говорите «объект», мы имеем в виду еще одну установку Academo?»
  Каттер кивнул. «Я поступил в Университет Сакраменто, получил диплом инженера, устроился на работу в физическую станцию в кампусе — альтернативные аварийные подключения во время отключений электроэнергии, координация подачи электроэнергии. Пару лет назад Academo построил там место — больше этого — и сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться».
  Я сказал: «Хороший работодатель».
  «Конкурентная зарплата, хорошие льготы. Но я вырос здесь, моя мама живет в Мид-Уилшире, так что переезд обратно был нормальным».
  «Хорошая работа, хорошие преимущества», — сказал Майло. «Интересно, почему Пенья отказался от этого».
  «Вам нужно спросить его», — сказал Дариус Каттер. «Кто знает, почему люди делают то, что они делают? Есть ли что-то, о чем мне нужно знать?»
  "Не совсем."
  «Не совсем ? Это звучит как-то тревожно».
  «Давайте оставим это как личность, представляющую для нас интерес».
  «Компания никогда не упоминала ничего подозрительного, кроме того, что он ушел.
  Стоит ли мне беспокоиться о нем?»
  «Нет», сказал Майло. «Он котик. Можем ли мы получить его контакт
   информация?"
  «Если я смогу его найти», — сказал Каттер. «Заходите».
   ГЛАВА
  42
  Мы последовали за Каттером в кабинет, который занимал Пена. Мебель не изменилась, но стол был более пустым. В углу стояла спортивная сумка Adidas. Каттер сказал: «Если у меня будет время, я пойду в Equinox в Village. Это единственное, что было в Сакраменто, чего нет здесь, — это спортзал».
  Он открыл ящик с файлами, немного порылся. «Нет... нет... нет... нет, ничего». Тот же результат со следующими двумя ящиками, но в четвертом оказался файл с закладкой «Управленческий персонал» .
  Каттер перетасовал, просмотрел, вытащил лист бумаги. «Вот, пожалуйста».
  Основные данные Роберта Эдварда Пеньи включали его номер социального страхования, водительские права, домашний адрес в Калвер-Сити, стационарный телефон и номер мобильного телефона, на звонок по которому он не отвечал.
  Майло скопировал информацию. «Спасибо, мистер Каттер. Пока у вас есть эта папка, есть ли что-нибудь на Питера Крамера?»
  Каттер начал перетасовывать. «Нет...нет...вообще-то тут ничего нет, кроме Пены. Кто такой Крамер?»
  «Бывший помощник г-на Пенья».
  Каттер нахмурился. «У него был помощник? Мне его не дали».
  —
  Каттер провел нас обратно через вестибюль. У двери я сказал: «Ваши арендаторы в основном студенты, но у вас здесь живут и некоторые преподаватели».
  «То же самое было и в Сакраменто. Но не так много, в основном приглашенные преподаватели и некоторые почетные — старые пенсионеры, которые хотели дешевое жилье недалеко от кампуса. Что касается того, кто здесь, я пока не имею ни малейшего понятия. Зачем?»
  «Обычные вопросы», — сказал Майло.
  «Как скажешь», — сказал Каттер.
  Когда мы уходили, он остался у входа в B, скрестив руки на груди.
   Смотрит, но не на нас. Скорее смотрит в никуда.
  Майло сказал: «Мы спровоцировали у него некоторые мысли, бедняга. Смешно насчет Пенья, да? Мы говорим с ним о Крамере, и он бросает свою работу».
  «Или кто-то принял решение за него», — сказал я. «Как они сделали это за Крамера».
  «Иисусе. Даже не теоретизируй об этом».
  Кварталом позже: «Давайте проверим дом Пены. Ты же не думаешь, что его действительно уволили».
  Я пожал плечами.
  «Не делай этого. Не таким образом».
  «Что это за способ?»
  «Как будто я пациент, а вы пытаетесь подтолкнуть меня к прозрению». Он потер лицо. Проворчал. «Хотя по сути я им и являюсь».
  —
  Калвер-Сити, к западу от Оверленда и к югу от бульвара Калвер. Ухоженный розовый бунгало в тихом квартале однотипных строений, все выкрашено в пастельные тона.
  Пустой подъезд, задернутые шторы. Никакой почты на земле, но это ничего не значило. Почтовая служба США имела доступ к закрытой латунной щели слева от двери.
  Майло поднял крышку и заглянул. «Слишком темно, ничего не видно. Никаких неприятных запахов, по крайней мере отсюда».
  Он проверил собственность. С правой стороны дома белые деревянные ворота высотой по пояс блокировали доступ на задний двор. Заперты, но достаточно легко перелезть.
  Он размышлял над своим выбором, когда дверь в светло-голубую будку по соседству открылась, и оттуда вышла женщина, держа в руках скрученную газету.
  Белые волосы заколоты высоко на голове, семидесятые, в бордовом свитере, горчичных брюках и коричневых туфлях-лодочках. Свободная рука покоилась на бедре. Ждала объяснений.
  Когда ничего не произошло, она спросила: «Могу ли я вам помочь?»
  Майло подошел к ней, показывая свой значок.
  Она сказала: «Полиция? Боб и Марта? С ними что-то случилось на дороге?»
  «Я очень надеюсь, что нет, мисс...»
  «Алисия Сервантес. Тогда почему ты здесь?»
   «Боб был замешан в деле, над которым мы работаем».
  «Каким образом вовлечен?»
  «Как источник».
  «Чего?»
  «Информация, мэм. Мы проводим некоторые проверки».
  «Какого рода случай?»
  Майло улыбнулся. «Извините, не могу сказать. Так они отправились в путешествие?»
  Алисия Сервантес оглядела его с ног до головы. «Каким источником информации для полиции может быть Боб?»
  «Я действительно не могу в это вникнуть, мэм».
  "Хм."
  «У него нет проблем, если вы об этом».
  Газета хлопнула ее по другому бедру. «Ну, я знаю это.
  Они хорошие люди. Если бы вы сказали мне другое, я бы вам не поверил.
  «Когда они ушли?»
  «Вчера вечером. Загрузил фургон, вышел попрощаться. Выглядели они нормально. Не то что люди, связанные с полицией».
  «Есть ли у вас идеи, куда они направлялись?»
  «Зачем?» — спросила Алисия Сервантес. «Ты хочешь следовать за ними по автостраде или что-то в этом роде?»
  «Нет, мэм. Мы просто пытаемся связаться с Бобом».
  «Продолжение? Что бы это ни значило».
  Я спросил: «Их было двое, они путешествовали?»
  Моя очередь пройти проверку. «Зачем все эти вопросы, как будто они шпионы или что-то в этом роде? Нет, это были не только они. Они забрали Пако и Луанн».
  Майло спросил: «Их дети?»
  Алисия Сервантес рассмеялась. «Пако — черный лабрадор, Луанн — полосатая кошка».
  Я сказал: «Похоже, поездка будет долгой».
  "Почему?"
  «Забираем домашних животных».
  «Не спешите с выводами», — сказала Алисия Сервантес. «Всякий раз, когда они путешествуют, они забирают животных. Вы бы оставили своих? Если они у вас есть? Однажды они поехали в Дезерт-Хот-Спрингс, а Луанн заболела, поэтому они попросили меня присмотреть за ней пару дней и дать ей специальную еду. Конечно, я согласилась.
  Очень милый кот, не пытался беспокоить Фернандо, это мой лорикет».
   Майло сказал: «Понятия не имею, куда они направляются».
  "Неа."
  «Хорошо, спасибо, мисс Сервантес».
  Когда мы прошли шаг, она сказала: «Может быть, Секвойя, может быть, другой государственный парк. Им нравятся парки, если они могут привезти животных. Так что вы их не найдете».
  —
  Как и Дариус Каттер, она стояла там, когда мы вернулись к неотмеченным. В отличие от Каттера, она сосредоточилась прямо на нас.
  Майло пробормотал: «Общественные отношения».
  Я сказал: «Может быть, Пенья выглядела испуганной, и поэтому она защищает меня».
  Он отъехал от обочины. «Сначала старина Боб внезапно уходит на пенсию, потом он паковает фургон и уезжает. Что-то связанное с этим зданием его зацепило». Улыбаясь мне. «По крайней мере, твоя жуткая возможность не подтвердилась».
  «Счастливчик Боб», — сказал я. «У тебя есть список жильцов из башни Уилшир здесь, в машине?»
  «Это есть в книге по расследованию убийств». Он указал большим пальцем в сторону заднего сиденья.
  Я потянулся назад и достал синюю папку.
  «Я же говорил тебе», — сказал он. «Уже прошёлся по этому поводу кучу раз».
  Он пометил звездочкой жителей, защищенных трастами и корпоративными организациями, облегчив мне жизнь. Я заметил то, что надеялся найти, и показал ему.
  «High-Level, Inc.?» Наносекунда замешательства сменилась ясностью.
  Его лицо стало белым, как мел, на нем проявились угри и шишки; над Луной пролетал лунный исследовательский модуль.
  «Компания, которая управляет этим местом, черт возьми».
  Я сказал: «Дочерняя компания дочерней компании подразделения и т. д.».
  «Почему, черт возьми, я об этом не подумал?»
  «Это было всего лишь предположение».
  Он застонал. «Не делай этого».
  "Что?"
  «Эта чертова скромность».
  "Я серьезно-"
  «Да, да». Он кисло улыбнулся. «Это как в той старой рекламе шампуня: не надо меня ненавидеть, потому что я красивая? Я не буду презирать тебя, потому что ты интеллектуально одарен».
   Он ударил по рулю ладонью. «Мозг встретил достойного соперника!»
  «Вот черт».
  Лающий смех, он вильнул и припарковался, сказал: «Дай мне это», и осмотрел список. «Пентхаус на двадцать четвертом этаже. Трастовый фонд, ублюдок !»
  ГЛАВА
  43
  Вернувшись в свой офис, он жевал незажженную сигару и погрузился в деловые записи Академо, просматривая слои корпоративного камуфляжа.
  High-Level, Inc. была корпорацией, надлежащим образом зарегистрированной в штате Делавэр.
  Майло сказал: «Подумайте о сказанных шутках».
  Щелкните; сохраните; распечатайте. Вскоре стопка бумаги в четыре дюйма оказалась рядом с его экраном. Он прочитал каждый лист и передал его дальше.
  Предложения, проспекты, другие деловые документы.
  Мелкий шрифт, забитый предлогами, юридический жаргон, который неизбежно пробегает по моим глазам и затуманивает мой мозг. Партия первого, партия второго; братья Маркс сотрудничают с конторским служащим, штампующим муниципальные постановления.
  Суть заключалась в том, что High-Level, Inc. функционировала как подразделение по техническому обслуживанию Columb-Tech, Inc., материнской компании пяти других корпораций, включая Academo, Inc.
  Компания Goodsprings, Inc. владела и управляла центрами реабилитации наркозависимых в пяти штатах.
  Vista-Ventures, Inc. владела и управляла промышленными парками и офисными комплексами в семи штатах.
  Компания Holly-Havenhurst, Inc. владела и управляла учреждениями по уходу за пожилыми людьми в девяти штатах.
  Компания Hemi-Spherical, Inc. владела и управляла жилыми комплексами в одиннадцати штатах.
  Во главе каждой компании стоят основатель, генеральный директор и президент Энтони Нобах и главный операционный директор Марден Нобах.
  Под именами братьев каждая компания щеголяла впечатляющим списком юридических консультантов и членов правления. Я едва успел прочистить свою кору головного мозга, как одно имя привлекло мое внимание.
  Главный специалист по разведке в High-Level, Inc.: Терстон Нобах, Массачусетс
  Название, о котором я никогда не слышал. Исследование чего?
   Потом я понял, что если сжать его до инициалов, то получится еще одна версия генерального директора.
  Именно такое притворство я себе и представлял для психопата-позера.
  Я погуглил Терстона Нобаха и забил с первого удара.
  Полноцветная веб-страница, полная головокружительного движения, когда голографические сетки сворачивались, разворачивались и парили по экрану.
  Затем: полная темнота, за которой следует сочащаяся материализация красной кнопки «Ввод» и приглашение « Пересечь мой мир».
  Приняв предложение, я увидел фотографию крупным планом в высоком разрешении, на которой был изображен симпатичный мужчина лет тридцати с лисьим лицом и волнистыми черными волосами до плеч, прядь которых закрывала один глаз.
  Видимая радужка была серой и пронзительной. Под раздвоенным подбородком Терстона Нобаха виднелся шелковый воротник павлиньего цвета рубашки, а также серебряная цепочка на бронзовой шее. Окрашенная в блонд треугольная заплатка души, смещенная влево неровной, тонкогубой улыбкой, и левое ухо, украшенное двухкаратным изумрудным гвоздиком, дополняли картину.
  Интенсивный и не боящийся быть замеченным.
  Кнопка «Продолжить» привела меня к разделу «Идеи», Стремления, Путешествия.
  Терстон Энтони Нобах, MA, ABD, тридцати семи лет, указал себя как выпускника Old Dominion Day School и The Pedagogic Preparatory Academy, обе в Колумбусе, штат Огайо. Затем последовал Университет Брауна, где он получил степень бакалавра с отличием по американистике, а затем Колумбийский университет, где он получил степень магистра по лингвистике.
  Следующий экран: ярко-красный курсив на сером фоне искусственного гранита: После всего этого формального — и формализованного — образования я обнаружил, что усердно оцениваю относительные преимущества интенсивного самообучения по сравнению с классными и учебными способами передачи, например, классическая научная головоломка, и, как ни странно, не пришел к легкому выводу. Здесь я должен признаться в некоторой робости. Не имея ясного пути, я решил рискнуть и отправиться в новое путешествие, хотя и изобилующее усиками, которые обвились вокруг условности древних аватаров: например, продолжая докторские исследования в Колумбийском университете в надежде исследовать эфемерно-преходящие и квазислучайные закономерности посткультурной грамматологии, метафизической предпосылки и образной семиологии. В конце концов, я завершил свое путешествие с ABD, который вселил хвалебное спокойствие.
   Эти инициалы я узнал: «All But Dissertation».
  Косметическое обозначение аспирантов, которые либо изменили свое мнение, либо провалили устные экзамены.
  После почти окончания университета интеллектуальное любопытство Терстона Нобаха было
  «побудил меня искать далекие гавани». Сначала был Мауи, Гавайи, где «я
   автономно исследовал многоэтнический Vox, например, иногда непрочное, иногда напряженное, иногда растяжимое родство/автономию/ортогональную прямую линию между коллективным понятием и голосом».
  Далее: Окленд, Новая Зеландия, «в поисках противоположного пробуждения, продолжая расслабляться после погружения в глубины исследовательского любопытства в батисфере сокрушительно грызуноподобного марафона, маскирующегося под формальное образование».
  То есть, ничего не делая.
  В течение двух лет во Флоренции «я оттачивал свои навыки визуального наблюдения и в конце концов достиг того места, где я мог рационально созерцать беззаботное ныряние лебедя в зеркальный бассейн визуальных искусств. Моя фаза мечты о да Винчи, если можно так выразиться».
   Это событие было увековечено миниатюрами четырех рисунков, выполненных пером и тушью.
  Ломаные линии, неуклюжая композиция, неясный сюжет.
  «Я покинул этот мир из-за сужения аорты, вызванного откровением относительно в конечном итоге бесполезного процесса рендеринга».
  То есть, я не умею рисовать.
  Последняя зафиксированная зарубежная поездка Нобаха состоялась восемь лет назад.
  «После того, как я оказался в дубильном ванне Боба Крэтчетта/Юрии Хипа так называемого делового мира, я обнаружил, что мои аксоны и дендриты атрофируются, и вернулся в мир идей».
  Т.е. «благотворительный» год в Варшаве, Польша.
  Ни один университет не упомянут.
  Финансирование предоставлено стипендией Holly-Havenhurst Liberal Arts Scholar's Award.
  Я погуглил эту стипендию. Нигде не упоминается, что кто-то еще ее получал.
  Дочерняя компания, управляющая домами престарелых.
  То есть, выкачивание денег у папы.
  Я представил себе Терстона Нобаха, плывущего по улицам Варшавы, подкреплённого жирным карманом. Всё это свободное время привело его к встрече с монстром, который придал его жизни новый смысл.
  Майло был впереди меня, тяжело дыша, лихорадочно перелистывая страницы книги об убийстве. Он остановился, широко раскрыв глаза, шлепнул страницу, перевернул папку и показал ее мне.
  Польская газетная статья, которую нам передала Бася Лопатинская.
  Игнаций Скивски притворяется, что играет на гитаре. Окруженный небольшой группой молодых людей. Майло ткнул кого-то в лицо. Ему это было не нужно.
   Фигура, сидящая слева от Скивски. Длинные ноги предполагали рост. Низкая посадка предполагала высокую талию.
  За восемь лет изменения в Терстоне Нобахе не были радикальными. Тогда его лицо было немного мягче по краям, черные волосы еще длиннее, стянутые кожаной повязкой. Никакой желтой заплатки на голове, бриллиантовая сережка вместо изумрудной, потертая бежевая туника вместо ярко-голубой рубашки.
  Очки Джона Леннона возвышались на его клювовидном носу, когда он наблюдал за Игнацией Скивски.
  Еще один евро-хиппи, наслаждающийся уличной атмосферой.
  Пока не взглянешь на улыбку: острые губы, нетерпеливые. Как будто терзает возможность произнести что-то умное.
  И глаза: жесткие, осуждающие, бросающие вызов камере. Единственный из последователей Скивски, кто отвел взгляд от гитары и посмотрел в камеру.
  Шакал среди овец.
  Я так сказал.
  Майло хмыкнул и вернулся к документам, работая быстрее, сжав плечи. Я перешел к последней странице сайта Нобаха. Мой манифест.
  ДОБРЫЙ ЧИТАТЕЛЬ, РАЗРЕШИ МНЕ СВОБОДУ ИЗБИРАТЕЛЬНОГО САМОВЫРАЖЕНИЯ. ИЛИ, ВОЗМОЖНО, НАМ СЛЕДУЕТ СОЗДАТЬ СИНОД, КОНКЛАВ, ВЫСТУПЛЕНИЕ НА TED — вставить презрительный смех — И СОВМЕСТНО ПРИЙТИ К
  РАЗУМНЫЙ ВЫВОД, ЧТО МОЯ СМЕЛОСТЬ ВЫСКАЗЫВАТЬ МНЕНИЕ - НИЧТО
  БОЛЬШЕ, ЧЕМ НЕМНОГО КОГНИТИВНО-АФФЕКТИВНОГО МУСОРА, МОЙ БЕДНЫЙ
  ТЕМНОЕ СОЗНАНИЕ НУЖНО ВЫБРОСИТЬ ПРОЧЬ????
  Т. е., видите ли, я скромный парень.
  Настоящий подтекст: я знаю, как обуздать свое высокомерие и проявить скромность, когда мне это удобно.
  Я начал читать, готовясь к очередному потоку бармаглота.
  Вместо этого я обнаружил на удивление краткое изложение.
  Природа сознания
   Представлено с протянутой рукой Терстоном «Тирсти» Нобахом, Массачусетс,
   ABD, Вечный Искатель
  В самом деле, сэр? - говорю я себе.
  Вы собираетесь попытаться покорить Альпы мета-вопроса? Ответ: Да, я попытаюсь, потому что мета на самом деле мини. Потому что Ницше, Сартр, Калигула и др. не имели ни малейшего понятия, театральные эгоисты, кем они были, пропустив конечную остановку на трамвае, едущем в небытие.
   Сознания нет.
  Никакого «я».
  Никаких личных границ, никаких правил, не подлежащих исключениям, никакого индивидуального существования, которое можно было бы вычленить из космоса, никакого высшего смысла, кроме преходящих объяснений, которыми мы окутываем себя в моменты слабости.
  Мы едины со всем. Мы — все.
  Что еще важнее: мы — ничто.
  Финис, без кода.
   До свидания.
   Арриведерчи.
  Сделайте видзению.
  Я создал ссылку на страницу, отправил ее на компьютер Майло. Он запинговал прибытие как раз в тот момент, когда он положил бумаги.
  Он потер глаза и согнул пальцы. «Как насчет того, чтобы подвести итог?»
  «Не хочу вторгаться в ваше сознание».
  "Что?"
  «Сделайте себе одолжение и почитайте».
  —
  Когда он закончил, сигара была пережевана до коричневой кашицы. Он выбросил ее, распечатал.
  «Парень сошел с ума. Добавьте сюда бабки его отца, и вот вам защита по невменяемости».
  «Я обещаю свидетельствовать об обратном».
  Он рассмеялся. «Хоть бы ты не сказал «телега» раньше «лошадь».
  Я спросил: «Заметили его прозвище?»
  "Испытывающий жажду."
  «У Аманды была наклейка с таким текстом на обороте ее учебника. Держу пари, он их распечатывает и раздает верующим в качестве подарков».
  «Он руководит сектой?»
  «Или сохраняя личные отношения — игры разума один на один».
  «Хмф. Ну что ж, давайте проникнем в его личное пространство».
  Он вытащил свой список в целом приемлемых судей. Никаких ответов на первых двух. Третья, Жизель Будро, первая в своем классе в Тулейнском юридическом колледже и самая младшая сестра из трех полицейских из Нового Орлеана, сказала: «Вот теперь мы говорим. Видите?
  Все, что потребовалось, — это немного усилий».
   «Делаю все возможное, Ваша честь».
  «Все так утверждают. К счастью для вас, в этом случае этого достаточно. Напишите полный адрес и отправьте его по электронной почте. Я дам вам телефонное разрешение, как только получу его, но вы знаете, как это делается: кто-то должен прийти и забрать настоящую бумагу».
  «Еще бы», — сказал Майло. «Есть два адреса, к которым мне нужен доступ».
  «А, парень богат», — сказал Будро. «Что, что-то на пляже?»
  «Если бы только», — объяснил Майло.
  «Шпаргалка в общежитии? Ты же знаешь, что он там есть?»
  «Это вполне вероятно».
  «Извините, тогда. Вероятность не является фактической. Все, что мне нужно, это чтобы вы ошибались, и я гарантировал несуществующее местоположение».
  Я боролся с желанием ворваться. Ах, но нет никакой реальности. Никакой правды. Нет. ложь…
  Майло сказал: «Если я ошибаюсь, то на самом деле ничего не потеряно».
  «Нет? Мне нужен лишь какой-нибудь туповатый репортер, получающий оргазм от судебного произвола».
  «Как насчет этого, Ваша честь: я ничего не нахожу, документы исчезают».
  «Хм. Я не знаю... ну ладно, но только потому, что моя семья наорет на меня, если узнает, что я слинял с убийством».
  «Большое спасибо».
  «Вы также должны предоставить мне два отдельных заявления».
  «Нет проблем».
  «Для тебя. Мне предстоит прочесть твою блестящую прозу, у меня выходной, и я как раз собираюсь играть в Брентвуде».
  «Я буду проще...»
  «Просто пошутил с тобой», — сказал Будро. «Этот придурок сделал то, что ты сказал, я хочу помочь ему облажаться».
  —
  Пока он загружал заявки на ордера, я перечитывал манифест Терстона Нобаха. «Что касается рейда, то чем раньше, тем лучше».
  Он повернулся на сорок пять градусов от своего стола и посмотрел на меня. «Почему?»
  «Это». Я протянула ему страницу.
  «Да, да, опять тарабарщина, ничего хорошего, ничего плохого. Ну и что?»
   «Нет себя, нет сознания, нет настоящей смерти. Я думаю, здесь есть послание.
  Он выдвигает версию самоубийства и подгоняет ее под подавленных, впечатлительных жертв, таких как Кэсси Букер. А теперь Аманда, которая едет к нему на велосипеде и торчит рядом. Она изолирована, подавлена, у нее проблемы с отношениями со всеми остальными, но она боготворит его. Нобах это чувствует, завлекает ее, апеллируя к ее интеллекту, и когда приходит время, он предоставляет средства — маленькую рюмку опиоидного коктейля — вместе с псевдоинтеллектуальным поощрением».
  «Ты думаешь, то же самое произошло и с Сьюзи?»
  «Возможно, это было намерением Нобаха. Он считал ее глупой стриптизершей, но она была старше, закаленной жизнью и менее послушной. Возможно, именно поэтому Нобах прекратил отношения. Или, что еще хуже, она это сделала. В любом случае, она бросила ему вызов и заслужила ужасную смерть. Что-то должно было произойти на той свадьбе — расплата, фальшивое примирение, мы, возможно, никогда не узнаем.
  Сейчас самое важное то, что он сосредоточен на Аманде, и то, что Гарретт только что сказал нам — отстранение ее семьи — говорит о том, что он приближает ее к концу».
  Он потер лицо. «Что ты говоришь? Я не жду ордера?»
  «Я просто говорю вам, как я это вижу».
  Он быстро набрал номер Жизель Будро и начал объяснять.
  Она сказала: «Ситуация, опасная для жизни? Какого черта я вам нужна, называйте это пособием по безработице».
  "Спасибо."
  "За что?"
  —
  Начав с DMV, он запустил поиск по Thurston Nobach. Одна машина, серебристый BMW M5 годовалого возраста. Скопировав информацию, он встал, сунул пистолет в набедренную кобуру. «Есть ли какие-нибудь психологические советы, какое место попробовать в первую очередь?»
  Я спросил: «Зачем выбирать?»
   ГЛАВА
  44
  В идеале, подход к жестокому преступнику — это тщательно спланированная схема. Но как бы хорошо она ни была продумана, она чревата тревогой.
  Я разрушил это, призвав к быстрым действиям в отношении помещений Thirsty Nobach.
  Еще больше осложнил ситуацию предположение о двух одновременных рейдах.
  У меня все внутри перевернулось.
  Это успокоило Майло.
  Словно какой-то редко используемый пучок нервных волокон в его переднем мозге активировался, он потянулся, зевнул и откинулся в кресле, одновременно вызывая Мо Рида, Шона Бинчи и Алисию Богомил в комнату для интервью, где мы беседовали с молодоженами.
  Три отдельных звонка, и каждый из них говорил с детективом мягким, шелковистым тоном, который я слышал только после того, как он заканчивал серьезную трапезу, усиленную алкоголем.
  Не то, к чему привыкли дети. Бинчи и Богомил помедлили, прежде чем сказать: «Хорошо».
  Рид спросил: «С вами все в порядке, лейтенант?»
  «Персиковый».
  —
  Он вбежал в комнату, размахивая руками, насвистывая почти мелодию, держал дверь открытой. «Входите, вернусь через секунду».
  Пока его не было, прибыли D.
  Я сказал: «Он пошел за чем-то».
  Они посмотрели на четыре стула, оставшись на ногах.
  «Надо приберечь для него одну», — сказал Бинчи.
  «С ним все в порядке?» — спросил Рид.
  «Режим размышлений», — сказал я.
  «Это всегда хорошая идея», — сказал Богомил, криво усмехнувшись.
   Головы повернулись, когда Майло бросился тащить доску на мольберте. «Урок идет, дети. Немного лекций, но в основном лабораторные работы. Садитесь».
  Три приклада ударились о три стула. Я был четвертым.
  Он подошел к доске. «Вот в чем дело».
  С маркером в руке он суммировал доказательства по Нобаху и записал основные моменты. Три пары широко раскрытых глаз.
  «Это только что произошло?» — сказал Богомил.
  «Только что с сковородки, Алисия. У нас есть одно определенное место жительства подозреваемого и одно вероятное — квартира в общежитии, которым владеет его отец. Судья Будро говорит, что ордер не нужен из-за неопровержимых доказательств, что Нобах намеревается навредить Аманде Бердетт. Думайте об этом как о чрезвычайной проверке благосостояния».
  «Из-за того, что он написал на своем сайте», — сказал Рид.
  «Из-за обоснованного мнения доктора Делавэра о том, что он написал.
  Дальше: Вы с Алисией будете заниматься Стратмором после того, как я организую вход для вас с новым менеджером. Сделайте все возможное, чтобы вас не заметили. На самом деле, ждите в машине, пока я вам не скажу. В лучшем случае поиски будут безуспешными. В худшем — вы столкнетесь с убийственным психопатом, так что будьте осторожны. Как только я вас заберу, я отправлюсь в квартиру, куда вы отправитесь, как только мы закончим здесь, Шон. Потребуется время, чтобы найти парковку на боковой улице, так что вы можете не сильно меня опередить. Если вы приедете туда пораньше, прогуляйтесь по Уилшир около здания, но то же правило: не попадайтесь на глаза. Особенно швейцарам, один из которых бывший Тихоокеанский дивизион.
  Он может быть праведным, но после работы с богатыми людьми он может и не быть таковым. Как только я приеду, я с ним разберусь. Следующий пункт.”
  Он перечислил теги и описание M5 Терстона Нобаха. «Все вы его ищете. Если увидите, как он едет к одному из своих домов или от него, устройте слежку и дайте мне знать».
  Нажатие на три сотовых телефона во время копирования данных автомобиля.
  «Есть вопросы?»
  Бинчи посмотрел на Богомила, который посмотрел на Рида.
  Рид согнул массивные руки и улыбнулся. «Еще один момент, профессор. Это будет в финале?»
  —
  Когда мы все вышли в коридор, Бинчи посмотрел на меня. «Док будет в этом участвовать, Лут?»
  Майло сказал: «Я защищаю его и обслуживаю».
   Богомил сказал: "Хорошо. Этот кусок дерьма звучит отстойно".
   ГЛАВА
  45
  Майло направился в Вествуд-Виллидж, завернул за угол комплекса Стратмор, а затем проехал еще полквартала и припарковался.
  Выйдя из машины, он подтянул брюки, похлопал по кобуре, затем похлопал по карману пиджака, нависающему прямо над «Глоком».
  Я спросил: «Второй пистолет?»
  Он сказал: «Когда-то был бойскаутом, всегда готов. Мне ведь не нужно давать тебе инструкции, не так ли?»
  «Оставайтесь в стороне, берегите себя, не мешайте».
  «Готов поспорить, ты всегда был хорошим учеником». Наклонившись навстречу ветру, он пошел.
  —
  Еще один продолжительный звонок в дверь здания B.
  Дариус Каттер сказал: «Если это что-то вроде...»
  «Это снова лейтенант Стерджис, мистер Каттер. Нам нужно поговорить».
  «Ты шутишь, подожди».
  Каттер был у двери в течение нескольких секунд. Как только она открылась, Майло ворвался внутрь, охватил вестибюль и вошел в кабинет Каттера.
  Каттер повернулся ко мне. «Он выглядит взбешённым. Что происходит?»
  «Он вам всё объяснит».
  "Большой."
  К тому времени, как мы добрались до офиса, Майло расположился слева от стола Каттера, загородив ему доступ к креслу.
  «Сядьте, мистер Каттер».
  Каттер уставился. «Он что, заблокирован?»
  Майло отступил назад, давая Каттеру достаточно места, чтобы пройти. Когда Каттер сел, он придвинулся ближе.
   Каттер посмотрел на него. «Ты заставляешь меня чувствовать, что я что-то сделал».
  «Боже упаси». Волчьи зубы. «Ты сейчас что-нибудь сделаешь: скажи мне, какой блок принадлежит Терстону Нобаху».
  « Он в этом замешан? О, Боже».
  «Какое подразделение?»
  Каттер сглотнул. «Он сын босса».
  Майло стал выше.
  Каттер сказал: «Он на самом деле здесь не живет, он просто держит место для управления. Не то чтобы он чем-то управлял».
  Майло наклонился, в нескольких дюймах от лица Каттера, его большие руки лежали на столе, словно он готовился к прыжку. Каттер пытался персонализировать комнату. Блоттер, iPad, пара фотографий в рамках. Майло поднял одну из рамок. Каттер и пожилая женщина. «Твоя мама? Похоже, приятная леди. Какое подразделение? »
  «Это здание», — сказал Каттер. «Верхний этаж. Б-четыре-двадцать пять. Сзади».
  «Нобах сейчас здесь?»
  «Я его не видел».
  «С каких пор?»
  «Эм... я думаю, вчера? Около... я думаю, в пять вечера?»
  «Входишь или выходишь?»
  "Вне."
  «Есть ли у вас идеи, куда он направлялся?»
  Каттер покачал головой. «Он только что выкатил свой велосипед из лифта».
  «У него есть велосипед».
  "Хороший."
  «Какого цвета?»
  «Сильвер. Он оставил следы грязи в вестибюле. Как будто я бы жаловался».
  «Куда он повернул, выйдя на улицу?»
  "Верно."
  "Восток."
  «Эм, да».
  «Когда вы ушли со смены?»
  «Семь, у меня были дела. Настройка...»
  «Он мог вернуться так, что вы бы этого не заметили».
  Каттер кивнул. «Ты не можешь мне сказать, что...»
  «Я могу вам сказать, что вы выйдете из здания вместе с нами.
  Нас встретят еще два детектива, и вы передадите им ключ от B-четыре-двадцать пять».
  «Это какой-то рейд? Ордер не нужен?»
  «Все спрашивают об этом, слишком много телевидения», — сказал Майло, хлопая Каттера по плечу. Каттер вздрогнул. «На самом деле, дай мне ключ прямо сейчас».
  «У меня есть только хозяин, сэр».
  «Это работает для всех трех зданий?»
  "Да."
  «Даже лучше».
  Каттер выудил из ящика стола звенящее кольцо, достал ключ из нержавеющей стали и протянул его. «Ты уверен, что это нормально?»
  «Лучше, чем нормально. Пойдемте, мистер Каттер. Прогуляйтесь в Деревню, возьмите себе латте и не возвращайтесь, пока я вам не скажу».
  «Я на работе», — сказал Каттер.
  «Твоя работа сейчас — оставаться в безопасности и быть осмотрительным. Это значит, никому не звонить». Щелкает фоторамкой. «Даже маме. Ты кажешься хорошим человеком. Не вмешивайся».
  «О, Боже», — сказал Каттер.
  Майло пошел к двери, набирая сообщение. Каттер посидел там секунду, затем последовал за ним.
  —
  Рид и Богомил встретили нас у стеклянной двери.
  Майло сказал: «Это мистер Каттер. Он управляет зданием и предоставил нам главный ключ, который даст вам доступ к блоку B-четыре-двадцать пять. А также к C-четыре-восемнадцать, где живет вы-знаете-кто».
  Каттер спросил: «Кто?»
  Майло подмигнул. «Мистер Каттер был очень любезен, и теперь он собирается заказать себе латте».
  Богомил сказал: «Наслаждайтесь, сэр».
  Каттер сказал: «Вообще-то я любитель чая».
  —
  Майло подождал, пока Каттер не окажется вне зоны слышимости. «Не знаю, здесь ли Нобах, попробуй
   Сначала его место. Подождите, пока коридор не освободится, затем стучите, ждите, стучите, дайте ему шанс. Никакого ответа, входите вооруженным, но скрытно — без громких объявлений.
  Его там нет, попробуйте у Аманды, то же самое. Как только вы охватите оба места, позвоните мне.
  «Понял», — сказал Рид.
  Богомил кивнул.
  Майло сказал: «Оставайтесь в безопасности».
  Богомил сказал: «Я всегда стараюсь. Жизнь хороша».
  ГЛАВА
  46
  Когда идет дождь, льет как из ведра: два парковочных места на Селби к югу от Уилшира.
  Немаркированный нос Майло въехал перед нынешним гражданским проездом Бинчи, грязный белый «Мустанг» любезно предоставленный штрафстоянкой. Мы втроем пошли к розовому зданию, Майло похлопывал по обеим своим пушкам.
  Когда мы были в здании от розовой башни, Майло сказал нам подождать и продолжил идти. Прошагал мимо кондоминиума, покосился, вернулся.
  «К сожалению, моего парня Джереми там нет, только Руди Гэллоуэй, бывший парень из Pacific, и еще один камердинер. Я возьму Руди, а ты займись остальным, Шон».
  Бинчи сказал: «Обработать смысл…»
  «Убедитесь, что он не сделает ничего героического. В прошлый раз, когда мы были здесь, на стойке регистрации никого не было, и, насколько я мог видеть, сейчас то же самое. Но должен быть кто-то, кто будет отвечать за ключи. Готовы?»
  Не дожидаясь ответа, он умчался.
  —
  Руди Гэллоуэй распознавал копа, когда видел его. За несколько ярдов до того, как Майло добрался до дородного парковщика, он напрягся. К тому времени, как Майло добрался до него, он сменился на широкую, коллегиальную улыбку.
  Только два черных «мерседеса» у ворот, никто не ждет, когда приедут или уедут.
  Бинчи повернул, чтобы загнать второго камердинера. Я догнал Майло. Уже отвечая улыбкой Гэллоуэя.
  Гэллоуэй говорил: «Западный Лос-Анджелес, да? Хорошая сделка. Богатые люди, делать особо нечего».
  «Всякое случается», — сказал Майло. «Но да, мне это нравится».
  "Я имею в виду, конечно, всякое случается везде, но я был с Pacific двадцать лет. Банды к югу от Роуз могут сморщить ваши яйца".
  «Я слышал об этом», — сказал Майло.
   «Определенно», — сказал Гэллоуэй. «Так в чем же дело?»
  «Мы здесь для экстренной проверки благосостояния, Руди. Иди сюда». Увлекая Гэллоуэя в дальний угол крытой подъездной дороги, он остановился рядом со стойкой парковщика размером с телефонную будку и тайком протянул ему фотографию Аманды Бердетт.
  "Кто это?"
  «Вы никогда ее не видели?»
  Несмотря на весь свой полицейский опыт, Гэллоуэй не мог контролировать свои глаза, которые метались слева направо. Он знал, что Майло знал. «О, да — ты знаешь, ты прав, она была здесь. Она какая-то преступница?»
  «Почему ты так говоришь, Руди?»
  «Знаете, — сказал Гэллоуэй. — Студенты колледжа, всегда с наркотиками».
  «У нее проявляются признаки наркозависимости, когда она приходит навестить мистера Нобаха?»
  Имя Нобаха заставило Гэллоуэя моргнуть. Проведя пальцем по воротнику, он облизнул губы. «Нет-нет, просто, вы знаете. Студенты-отбросы. Они вечно балуются с наркотиками».
  «Она студентка колледжа, Руди. Так как же она посещает Нобах?»
  Гэллоуэй облизнул губы. «Не могу тебе сказать».
  «Как часто она навещает мистера Нобаха?»
  Гэллоуэй выглядел облегченным. На этот вопрос он мог ответить честно. «Не так уж много — может быть, я видел ее… раз пять».
  «За какой период времени?»
  «Не могу сказать». Возобновление игры в теннис. «Это не похоже на обычное дело».
  «В отличие от этого человека».
  Скрывая фотографию Сьюзи Костер.
  Рот Гэллоуэя оставался закрытым, но из его пищевода доносился булькающий звук.
  «Руди?»
  «Да, эта была постоянной. Кимби. Она жила здесь некоторое время. Вот почему я знаю ее имя. Она ездила туда на маленькой Хонде и пользовалась одним из его мест».
  «Нобахс».
  Кивнуть. «Что происходит?»
  «Когда здесь жил Кимби?»
  Гэллоуэй повернул голову. Почесал обильную плоть под подбородком.
  «Послушай, я не хочу говорить тебе, что что-то неправда».
  «Лучшее предположение, Руди. Я не буду заставлять тебя верить».
  «Год назад? Три четверти? Они вместе катались на велосипедах. Вот откуда я знаю ее имя. Из его разговора с ней — поверни направо, Кимби, мы поедем в Холмби. Что-то в этом роде».
  Гэллоуэй снова посмотрел на фотографию. «На ней были эти обтягивающие блестящие велосипедные штаны. Красные». Поднятые брови; крокодилья улыбка.
  «Значит, у нее был свой собственный ключ-карта».
  «Ага», — сказал Гэллоуэй. «Припарковалась сама. Когда не ехала на велосипеде. Давай, приятель, что происходит ? »
  «Как я уже сказал, это чек на социальное обеспечение».
  «На Нобахе или на ребенке?»
  «Может быть, и то, и другое».
  «Что, крутая штука? Черт, все, что мне нужно. У нас они уже были, в прошлом году врачи скорой помощи приезжали за внуком одного из жителей. Персидский пацан, лет шестнадцати, дружелюбный, никогда не скажешь. Скорая отвезла его в U».
  Гэллоуэй указал на телефон на стойке парковщика. «Я могу избавить вас от хлопот, позвоните туда и узнайте, все ли с ними в порядке».
  «Не надо», — сказал Майло, удерживая руку Гэллоуэя. Глаза Гэллоуэя расширились.
  Майло сказал: «Значит, Нобах и эта девушка сейчас оба там».
  «Я не могу сказать».
  «Вы только что сказали: « Они в порядке».
  «Я просто... ты сказал, что хочешь проверить их обоих, поэтому я сказал, что позвоню насчет них обоих». Он пожал плечами, освободившись от руки Майло. Посмотрел на рукав своей формы, как будто он был испачкан. «Что, черт возьми, происходит?»
  «Руди», — сказал Майло, — «однажды профессионал, всегда профессионал, верно?»
  «Правильно» Гэллоуэя было скорее движением губ, чем звуком.
  «Ты был в ситуациях. Теперь мы в ситуации. В той, в которой тебя нет .
  Хорошо?"
  «Ладно». Гэллоуэй посмотрел на Бинчи, стоявшего в противоположном углу подъездной дорожки. Он, по-видимому, дружески беседовал с другим парковщиком. Оба они расслабились, худой, болезненный, шестидесятилетний мужчина постукивал ногой. Вероятно, они обсуждали музыку, любимую тему Бинчи. Его безупречная репутация никогда не встречать незнакомца незапятнанной.
  Гэллоуэй сказал: «Ты привел троих парней? Будут проблемы?»
  «Нет, если мы можем помочь, Руди. Когда ты в последний раз видел Нобаха?»
  «Не смогу — ладно, если не хочешь точно, я оценю».
  «Сделай это, Руди».
   «Давайте посмотрим». Делая вид, что подсчитывает. «Может быть, два часа назад? Может быть, три».
  «Он приехал на велосипеде?»
  «Нет, приехал на своем «Биммере».
  «Есть кто-нибудь с ним?»
  «Не могу вам сказать», — сказал Гэллоуэй. «Я сосредоточен на том, что здесь. Они сами приезжают и не вызывают нас, чтобы забрать, это не мое дело. К тому же у него тонированные стекла. Даже если бы я посмотрел, я бы не увидел».
  Майло изучал его.
  Он сказал: «Это чистая правда», перекрестившись.
  «Не предполагал иного», — сказал Майло. «Значит, ты на борту».
  «С чем?»
  «Две вещи», — сказал Майло. «Во-первых, не вмешивайся — никому ни слова.
  Во-вторых, расскажите нам, как получить ключ от квартиры Нобаха так, чтобы он об этом не узнал.
  Еще одно облизывание губ. «Будет ли… шум? Здесь это большое дело.
  Кто-то вечно жалуется на шум».
  «Чем тише, тем лучше, Руди. Пока ты и твой партнер — как его зовут?»
  «Чарли», — сказал Гэллоуэй, закатив глаза. «Гражданский. Всю жизнь парковал машины».
  «Можно ли доверять Чарли?»
  «Да, он делает то, что я говорю. Он немного, знаешь ли». Он постукивает по виску.
  «Никакого гениального учёного».
  «Хорошо. Возьми на себя ответственность и проследи, чтобы Чарли не облажался».
  Гэллоуэй нахмурился. «По сути, все, чего ты хочешь, это чтобы я ничего не делал».
  «Да, но это действительно профессиональная ерунда», — сказал Майло.
  "Хм?"
  Майло быстро закрыл глаза, уши и рот.
  «Эта история с обезьянами», — сказал Гэллоуэй.
  «Умная вещь, Руди. Как же нам теперь получить ключ?»
  «Старший сидит за стойкой регистрации».
  «На стойке регистрации никого не вижу».
  «Это потому, что он ленивый ублюдок, заходит в свой кабинет, в эту дверь за столом, делает неизвестно что, оставляя всю хрень нам. Багаж, посылки, выгул собак. В должностной инструкции этого нет. Мы должны загружать и выгружать, но как только это попадает внутрь, он и другие внутренние парни должны
   чтобы справиться с этим».
  «Куча бездельников, да?»
  «Раньше было не идеально, а теперь стало еще хуже», — сказал Гэллоуэй. «Раньше их было четверо. Теперь этот придурок Петри и еще один, а сегодня Другой заболел». Он рассмеялся. «Племянник Петри, как будто ему есть до этого дело».
  «Та же старая история», — сказал Майло.
  «Все по-старому», — сказал Гэллоуэй.
  Пара старожилов, объединенных удовольствием от недовольства. Не хватало только пива на разлив и ESPN над баром.
  Майло сказал: «Ладно, Руди, мы готовы зажигать, спасибо, что ты с нами». Он сделал знак Бинчи, который пожал руку Чарли и неторопливо подошел.
  Гэллоуэй сказал: «Конечно, без проблем. Я разберусь с гением». Он вытащил из кармана брюк пачку «Кентов» и зажигалку, указал большим пальцем в сторону будки.
  «Там нельзя курить, но черт с ним. Как будто я снова на работе.
  Занимаюсь своим делом, наплевав на мирных жителей».
  «Это старый командный дух, Руди».
  —
  Мы с Бинчи ждали перед полукруглым столом из розового мрамора, пока Майло заходил и постучал в дверь из розового дерева.
  Лоренсу Петри потребовалась минута, чтобы появиться. Он проглотил какую-то закуску, вытирая рот тыльной стороной ладони. Сорокалетний, узкоплечий и изящно сложенный, Петри имел тонкие волосы цвета арахисового масла и сомнительную бороду того же цвета. Его двубортный пиджак был хорошо сшит и украшен латунными пуговицами. Серые брюки были отглажены, белая на белом рубашка была накрахмалена и безупречна.
  Всю эту опрятность портит галстук в полоску на застежке, который якобы вызывает воспоминания о престижной школе.
  Он оглядел нас с ног до головы и сказал: «Да?», как один из тех ведущих радиопередач классической музыки, которые разговаривают так, будто запихивают себе за щеки сливовые косточки.
  Майло перешел к жесткому подходу: сжав глаза и рот, он быстро приближался, пока не оказался в трех дюймах от теперь уже бледного лица Петри. Он говорил тихо, но быстро. Рассказывая, а не спрашивая. Все это время создавая расширяющийся ткацкий станок, который затмил тот, что он нанес Дариусу Каттеру.
  Петри сказал: «Правоохранительные органы? Нет проблем, я позвоню своим начальникам».
  "Кто это?"
  «Управляющая компания».
   «Нет», — сказал Майло. «Никаких звонков никому. Фактически, вам придется покинуть здание и сдать свой мобильный телефон».
  «Зачем мне это делать?» — сказал Петри. Больше вопроса, чем вызова. Когда Майло вырос, он уменьшился.
  «Потому что тут возникла такая ситуация, Лоренс».
  «Я понимаю, сэр, но здание находится под моей ответственностью».
  «Я уважаю это, Лоренс. Сейчас твоя ответственность — не ввязываться в то, чего ты не понимаешь».
  «Это правда, я не понимаю», — сказал Петри. С облегчением. Человек, чья лояльность была поверхностной.
  «Ваш телефон, пожалуйста», — сказал Майло.
  Петри передал i6 в черном кожаном чехле. «Почему бы и нет? Мне не платят столько, чтобы связываться с вами, ребята».
  «Умный ход, Лоуренс».
  «Лэнс», — сказал Петри. «Это мое прозвище». Общительность, стремящаяся угодить, недавно завоеванного.
  «Умный ход, Лэнс». Майло выключил телефон Петри, сунул его в карман и протянул руку. «Ключ к двадцати четырем сотням».
  «Конечно, лейтенант. На самом деле вам понадобится два. Один для лифта, один для двери. Наверху всего два блока. Коридора нет, только вестибюль.
  Его — слева».
  «Кто живет справа?»
  «Австрийцы», — сказал Петри. «Они уехали. Все это в твоем распоряжении».
  Майло протянул руку.
  Петри сказал: «О, конечно, ключи. У меня есть только мастера».
  «Я обещаю хорошо о них заботиться».
  «Могу ли я спросить, сколько времени это займет, сэр?»
  «Ни секунды дольше, чем нужно, Лэнс».
  «Социальное пособие», — сказал Петри. «У нас они уже были. Старики.
  Иногда они умирают». Никаких эмоций.
  Открываю ящик. Никакого звенящего кольца, как в столе Каттера, только два позолоченных ключа на черно-золотом пластиковом шнурке.
  «Это сделала моя дочь», — сказал Петри, размахивая цепочкой. «Я хотел бы получить это обратно».
  —
   Майло повел Петри к парковке. Петри прошел мимо парковщиков и повернул налево.
  Гэллоуэй наблюдал и сверкнул ухмылкой «понимаешь, что я имею в виду». Открыто куря и стряхивая пепел в опасной близости от одного из «мерседесов». В стороне Чарли стоял, невозмутимо выглядя и все еще постукивая ногой.
  Майло и Бинчи повернули к лифту. Только один для здания такого размера. Легкого побега не было, но шанс столкнуться с Амандой или Нобахом в небольшом пространстве был новым фактором.
  Он сделал три шага, когда во внутреннем кармане пиджака завибрировал сотовый.
  Он выдернул его, прочитал текст, замер. Беззвучно выругался.
  В ответном сообщении он показал исходное сообщение Бинчи и мне.
  От Алисии Богомил: отрицательный результат у Нобаха, но у Аманды ее мать. Связана и с кляпом во рту, травма головы, дышит, но без сознания. 911 на ее путь. Мы решили, что лучше подождать, пока о ней не позаботятся, прежде чем приступать к детальному поиску nobach place?? Может быть, кому-то из нас стоит пойти в больницу??
  Ответ Майло: прав по обоим пунктам. Она выглядит фатальной?
  Алисия: Я не врач, но, по крайней мере, ее дыхание ровное, слышишь? Сирена. Отбой.
  Майло положил телефон обратно и повернулся ко мне. «Как ты это видишь?»
  Я сказал: «Сэнди Бердетт нанесла необъявленный визит Аманде, желая поговорить с ней о Нобахе. Она могла что-то знать о нем, беспокоилась о привязанности Аманды, но не хотела поднимать шум. Затем Гарретт пришел домой и поднял ее тревогу. Когда она пришла в комнату Аманды, Нобах был там. Они обменялись словами, он напал на нее сзади, связал ее и привел Аманду сюда».
  Бинчи спросил: «Аманда — жертва или соучастница?»
  «Есть только один способ узнать».
   ГЛАВА
  47
  Лифт прибыл через несколько секунд, двери из розового дерева скользнули в сторону со свистом. Кабина была обшита панелями из того же дерева. Тесное купе, едва хватало места для нас троих, наполняющееся запахом спелого пота, когда двери плавно закрылись.
  Майло вставил меньший золотой ключ в щель рядом с 24 (P), и мы поплыли вверх. Через несколько мгновений мы оказались перед огромным венецианским зеркалом, прикрепленным к белой стене. Полы вестибюля были из белого мрамора. Плохо для подавления шума.
  Майло вытащил свой Глок и на цыпочках вышел в вестибюль. Бинчи вооружился и последовал за ним. Потом я. Функция неясна.
  Длинный узкий вестибюль, только зеркало смягчало суровость. Белая дверь слева была обозначена как PH1 блочными стальными символами. То же самое было и с PH2 справа, где возле порога лежал нераспечатанный пакет.
  С пистолетом в руке, Майло на цыпочках прошел влево, прижал ухо к двери, подождал, снова прижал, затем сделал знак «ноль» большим и указательным пальцами. Посмотрев на свой пистолет на мгновение, он вдохнул и вставил большой ключ в засов, медленно поворачивая его.
  Легкий скрип, затем тишина.
  Он подождал, сжав плечи, прежде чем приоткрыть дверь на дюйм, подождал еще немного, прежде чем заглянуть внутрь. Его брови изогнулись, когда он подтолкнул щель еще на пару дюймов. Еще один краткий осмотр. Покачал головой. Еще полдюжины дюймов. Наконец, он создал достаточно места, чтобы проскользнуть, вытянув руку с оружием.
  Бинчи последовал за мной, жестом показав мне держаться подальше.
  Я стоял там, пока он не высунул голову и не кивнул. Присоединился к ним двоим в пустом фойе десять на десять.
  Тот же белый мраморный пол, шум благополучно приглушает китайский ковер с высоким ворсом, в черно-золотую цветовую гамму.
  Рычащие драконы и химеры, клыкастые пасти раскрыты, змеиные хвосты
   переплетены.
  За фойе находилось пространство площадью пятьсот квадратных футов, которое должно было стать гостиной.
  Никакого жилья здесь; ни одной палки мебели, никаких окон, только три стены от пола до потолка с полками из черного дерева. Каждый дюйм заполнен томами, кроме алой двери, врезанной в широкий задний блок.
  Тысячи книг. Не те скучные тексты в обложках, которые копила Сьюзи Костер. Каждая из них была покрыта позолоченной, тисненой кожей, искусство переплетчика демонстрировалось в буйстве красок и фактур.
  Я подошел поближе и прочитал несколько корешков.
   РАЗМЫШЛЕНИЯ УОРДЭМА О ТЕОСОФИИ. ТОМ С I ПО IX
  Собрание стихов миссис Афры Слит
   Ежегодный осенний обзор осоки и других растений, проводимый Price & Worthington Болотная растительность
   Фон Боффингмюэль: Человек, план
  «Йоркширские фантазии, возможности и различные другие поблажки» Майло и Бинчи тоже читали. Майло выглядел сердитым, Бинчи озадаченным.
  Майло подошел к алой двери. Еще кожа, шагрень; овальная красная лакированная дверная ручка.
  Ни паза для ключа, ни засова.
  Он повторил нажатие на ухо, отступил на несколько шагов и повторил снова, шаги на мягком ковре были не громче, чем пыхтение.
  Я осознал полное отсутствие звука.
  Не безмятежная тишина. Это был холодный, пустой, негативный воздух, изобилующий плохими возможностями. Тип забитой тишины, которая обещает злокачественный сюрприз.
  Майло положил руку на красную ручку. Повернул. Отскочил назад.
  Алая дверь плавно откинулась на скрытых петлях. Майло медленно двинулся вперед, позволяя своему Глоку указывать путь.
  Он рискнул бросить взгляд. Затем посмотрел более пристально.
  Кивнув, он шагнул внутрь.
  Та же схема: Бинчи оставляет меня ждать, а затем дает добро.
  Теперь мы стояли в еще большем помещении, на этот раз с полом из черного гранита, блестящего, как разлитая нефть.
  Слева находилась белая кухня, которая выглядела так, будто ею никогда не пользовались.
   Наконец, укрощение тишины: слабый гул, исходящий от электронных вен, артерий и капилляров, пронизывающих каждое элитное здание.
  Хорошая изоляция, эти книги.
  В этой комнате две стеклянные стены предлагали захватывающие дух виды на запад и север. Прямо по центру гранита пара черных кожаных стульев Eames обрамляла серебряный шестифутовый куб, претендующий на роль журнального столика.
  Наверху куба: пластиковый пакет с оранжевыми шприцами для подкожных инъекций и небольшой пакетик, пустой, но с кусочками белого песка на дне.
  За кубом — открытый дверной проем.
  Никаких звуков, кроме электронного гула.
  Стараясь держаться как можно дальше от отверстия, Майло двинулся вперед, Бинчи следовал за ним.
  Мне не разрешили войти, но я последовал. Слышал музыку, возвышающуюся над гулом, слабую, но безошибочную.
  Ритмичный, высокий, пронзительный — своего рода флейта, шифон нот, повышающихся по высоте, а затем возвращающихся к низшей.
  Одно и то же арпеджио, снова и снова.
  Что-то вроде музыки в стиле нью-эйдж, которую крутят в спа-салонах при торговых центрах и которая создана для расслабления.
  Руки обоих детективов, державших пистолеты, напряглись, а короткие волосы у меня на затылке встали дыбом.
  Они наступали. И снова никто из них не удерживал меня, поэтому я прошел через отверстие после них.
  Тусклая спальня. Скудная, но массивная, вероятно, созданная путем объединения двух спальных комнат.
  Этот пол был застелен сугробом белого ковра флокати. Черное кожаное основание удерживало кровать шире короля, туго задрапированную серебристым шелком. Подушки в оттенках, которые напоминали книги перед входом, были разбросаны на кровати и ковре.
  Вход без двери справа открывал вид на ванную комнату, отделанную сланцем, орехом и дымчатым стеклом.
  Майло указал на стену напротив кровати.
  За исключением тех мест, где ее не было, она была прикрыта серыми фланелевыми шторами.
  В щели шириной в восемь футов виднелась ручка раздвижной стеклянной двери, ведущей на балкон с мраморным полом.
  Вид на юг, едва загороженный стеклянным ограждением высотой по пояс, призванным сделать его невидимым.
  Я представил, что увидишь. Самолеты приземляются в аэропорту Лос-Анджелеса. Мили
   районы, которые избегали люди, проживавшие в коридоре Уилшир.
  С этой высоты все будет прекрасно.
  Сегодня этого не было.
  На правом краю окна был намек на коричневую лозу и оранжевую подушку. Высококлассная, устойчивая к погодным условиям уличная мебель.
  На краю подушки лежала босая нога.
  Маленький, белый. Инертный.
  Майло бросился в атаку.
  —
  Мы выскочили на балкон, три пары глаз щелкали камерами.
  Аманда Бердетт лежит на спине в стильном коричневом плетеном шезлонге.
  Лицо такое же серое, как и ее бесформенное платье.
  Подол платья задрался, ноги были белыми, как мраморный пол, если только их не обтягивал черный утягивающий корсет.
  На полу — моток резиновой трубки и использованный шприц.
  Рубиновая точка на сгибе левой руки.
  Терстон Нобах, в белом кафтане с капюшоном, ниспадавшем на пол, стоял к ней спиной, наслаждаясь видом. За его спиной пульсирующий поток звуков, гудки, чириканье и отрыжка города. Приглушенные высотой, но не побежденные.
  Дуэт Майло и Бинчи «Полиция! Замри!» заставил его повернуться. Его нижняя челюсть отвисла, как ковш самосвала.
  Смотрит на нас. Длинные волосы собраны в пучок, хвост падает на плечо.
  Более жесткое, грубое лицо, чем на его фото на сайте. Тридцать семь, но я бы предположил, что на десять лет старше.
  Я видел это у психопатов: они сочились сквозь жизнь, казалось бы, говорливые. Но их тела знают другое, и их клетки умирают в восстании.
  Рот Нобаха захлопнулся, удивление сменилось яростью.
  Как и предполагалось на фото из Варшавы, высокий мужчина, чуть ниже шести футов трех дюймов Мило. Высокая талия, широкие плечи, намеки на мускулатуру под развевающимся кафтаном.
  Он сказал: «Какое, черт возьми, право ты имеешь?» Посмотрел на пистолет Майло, затем на пистолет Шона и добавил свой собственный рёв к городской сонате.
  Сжав кулаки и напрягая тело. Достаточно высокомерен, чтобы осмелиться на войну?
   Майло обошел его, предоставив Бинчи прямой доступ к Нобаху. Это смутило меня, пока я не увидел, как он потянулся к вторичной выпуклости в кармане —
  то, что я принял за второе оружие.
  Он вытащил приземистый белый пластиковый конус с прозрачным пластиковым носиком внизу и прозрачной пластиковой кнопкой наверху.
  Налоксоновый спрей для носа. Теперь его носят патрульные полицейские Лос-Анджелеса, а также шерифы округов. Не так много детективов. Этот бойскаут пришел подготовленным.
  Когда он наклонился над Амандой и вставил конус ей в ноздрю, Терстон Нобах оттолкнул Шона в сторону и бросился к шезлонгу.
  Шон заблокировал его телом. Нобах снова зарычал, громче, и схватил Шона за шею.
  Шон — один из тех закоренелых оптимистов, которые поддерживают хорошее настроение. Несмотря на годы работы в полиции, это сработало просто отлично. Теперь это его сбило с толку.
  Неподготовленный.
  Он пытался освободить руку с оружием, но Нобах прижался к нему так близко, что конечность оказалась обездвиженной.
  Большие руки Нобаха побелели, когда он надавил сильнее. Глаза Шона закатились, и он отказался от оружия, ахнул и замахал свободной рукой, пытаясь вырваться из захвата Нобаха.
  Майло только начал отворачиваться от Аманды, когда Нобах широко расставил ноги и потянул Шона к стеклянному барьеру высотой по пояс.
  Пистолет Шона лязгнул об пол, пока он сопротивлялся. Ярость Нобаха взяла верх, и верхняя часть тела Шона наклонилась над стеклом.
  Я нырнул вперед, схватил Шона за рубашку и потянул его назад. Нобах ударил меня по лицу одной рукой, но промахнулся, когда попытался другой рукой оттолкнуть Шона.
  Меньше секунды мы с Нобахом играли в перетягивание каната с телом Шона. Затем он сказал: «К черту это», отпустил и замахнулся на меня.
  Что-то, что могло бы стать костоломом, задело мою правую щеку, когда я сделал ложный выпад влево и сосредоточился на том, чтобы оттащить Шона в безопасное место.
  Шон, ахнув, увидел свой пистолет на полу и бросился за ним.
  Майло двинулся на Нобаха.
  Нобах взвесил свои варианты.
  Я закричал: «Ты претенциозный придурок».
  Глаза Нобаха стали пустыми. Он замахнулся кулаком в мою сторону. Я стоял там, словно готовый принять удар, затем двинулся влево как раз перед тем, как он до меня дошел.
  Инерция движения вперед убила его равновесие. Шатаясь, борясь за устойчивость,
   он попытался упереться ногами, но запутался в луже своего кафтана.
  Он яростно пнул ткань.
  Споткнулся и упал вперед.
  Длинноногий и с высокой талией. Неправильный центр тяжести, когда боролся с тридцатидвухдюймовым ограждением.
  Подняв руки вверх, рот его превратился в черную букву «О», он двинулся вперед.
  Бинчи наблюдал за ним, вытаращив глаза. Я потер левую щеку. Нагреваясь и опухая. Может, больше, чем царапина, но ничего не сломано.
  Шевеление в шезлонге отвлекло меня от боли. Серия бульканья, кашля и мяуканья, когда Аманда Бердетт пришла в себя.
  Майло сказал: «Вот тебе и положено, детка», — и легонько ударил ее по лицу.
  Она сонно посмотрела на него.
  «С тобой все в порядке, малыш».
  Мутные глаза вздрогнули, закрылись, открылись.
  Потребовалось несколько мгновений, чтобы появилось что-то близкое к ясности сознания.
  «Вот так, малыш», — сказал Майло.
  «Уходи», — сказала она. «Я не люблю людей».
   ГЛАВА
  48
  Даже в здании высокого класса нужно куда-то складывать мусор. Мусорное хранилище розовой башни состояло из восьми промышленных мусорных контейнеров, спрятанных в огороженном квадрате в задней части конструкции.
  Прямо под квартирами, выходящими на юг, но нет смысла смотреть вниз, когда наверху так красиво.
  Терстон Нобах приземлился на самый левый контейнер.
  Посмертные фотографии не показали ничего похожего на человечность. Скорее, запекшееся пятно, которое Майло назвал «За пределами уместности».
  Когда родители Нобаха были уведомлены о его смерти, они отреагировали так, как люди привыкли добиваться своего: собрали батальон юристов, чтобы составить письмо с требованием, требующее немедленного раскрытия всей информации и материалов, связанных с жестоким, бессердечным, небрежным поведением полиции, приведшим к смерти невинного молодого человека в уединении его собственного дома. На второй странице было объявлено о намерении возбудить уголовное дело против виновных в таком поведении, имена которых будут названы. На последней странице был добавлен гражданский иск о возмещении ущерба, связанного с…
  Несколько копий были одновременно отправлены мэру, окружному прокурору, нескольким законодателям штата и федерального уровня, в местное отделение ФБР, а также члену городского совета и окружному инспектору, чьи округа охватывали коридор Уилшир.
  Это быстро прекратилось, когда адвокаты ознакомились с содержанием доказательств, полученных в квартире Тирсти Нобаха и в одной из квартир в здании, где он жил.
  "удалось."
  Радиомолчание. Новая цель: контроль повреждений.
  —
  Тщетная цель. Через шесть часов после того, как Нобах выпил стакан, Максин Драйвер позвонила мне домой. Я был на кухне, пакет со льдом прижали к лицу, Робин и Бланш пытались не выглядеть расстроенными.
  «Извините», — сказала она. «Я ввязалась в ерунду съезда — выступая на
   бессмысленный комитет, но вы знаете, как это бывает. В любом случае, счастливая случайность, о которой я упоминал, была историком из Эмори в том же комитете — может, кисмет, а? Оказалось, его гораздо более молодая жена была здесь в качестве RA и проходила собеседование на должность консультанта для этой программы. Она не поняла, Алекс, но она знает, кто понял...
  «Терстон Нобах».
  Тишина. «Ты добрался туда без меня».
  «Ничего страшного, Максин».
  «Мы все еще друзья?»
  «Еще бы».
  «Когда придет время, ты расскажешь мне эту историю?»
  «Есть ли у вас сейчас несколько минут?»
  —
  С Максин в курсе дела, к утру все в кампусе знали. К полудню следующего дня сенсационные подробности, некоторые из которых были правдой, а некоторые — нет, распространились в социальных сетях.
  Когда Терстон Нобах стал звездой времени, люди, которые его создали, отошли от общественной жизни.
  Никаких попыток добиться точности. Так оно и есть в наши дни: факты, ложь, что-то между ними.
   ГЛАВА
  49
  Мне удалось прочитать этот материал вскоре после Майло.
  Документ полиции Лос-Анджелеса 18-4326-187D: Материалы, изъятые из двух помещений студенческого общежития Академо-Стратмор, Вествуд-Виллидж.
  Блок С-418
  1. Один торцевой гаечный ключ, на котором обнаружены кровь, волосы и черепная кость, совпадающие с кровью, волосами и черепной костью жертвы нападения Сандры Бердетт, а на рукоятке дополнительно обнаружены скрытые отпечатки пальцев, совпадающие с отпечатками пальцев подозреваемого Т.
  Нобах.
  2. Дополнительные скрытые отпечатки пальцев, соответствующие отпечаткам пальцев подозреваемого Т. Нобаха, на краю комода и на стойке в ванной в блоке C-418, причем последние были смешаны с кровью жертвы Бердетта.
  A. Дополнительные данные: свидетель, опознавший подозреваемого Т. Нобаха жертвой Бердетт, как мужчину, который напал на нее сзади, когда она попыталась прекратить ссору по поводу его отношений с ее дочерью, жертвой покушения на убийство Амандой Бердетт.
  B. Дополнительные данные, полученные по адресу 12345 Wilshire Boulevard, Unit 24, PH1, бывшему основному месту жительства подозреваемого Т. Нобаха: скрытые отпечатки пальцев с использованного шприца для подкожных инъекций, содержащие следы героина и фентанила, совпадающие с отпечатками пальцев подозреваемого Т. Нобаха и обнаруженные рядом с бессознательным телом жертвы покушения на убийство А. Бердетта, впоследствии реанимированного полицией Лос-Анджелеса.
  Лейтенант-детектив Майло Бернард Стерджис.
  Блок Б-425
  1. Два пергаминовых конверта, содержащих героин с добавлением фентанила. Доля фентанила соответствует той, что была обнаружена в организме жертв убийств Сьюзан Костер и Майкла Лотца, а также жертвы покушения на убийство Аманды Бердетт.
  2. Три пергаминовых конверта с порошкообразным кокаином.
  3. Бутылка с пятью таблетками бензодиазепама, этикетка на которой разрешает выписать рецепт на 50 таблеток Майклу Лотцу, лечащему врачу Мануэлю Лихту, доктору медицины, Восточно-Венецианской общественной клиники.
  4. Акустическая гитара с внутренней маркировкой King-Tone, произведенная семь лет назад в Южной Корее. Пять из шести металлических струн целы, струна A отсутствует и соответствует лигатуре, использованной при убийстве жертвы Сьюзан Костер.
  5. Один рулон из 200 наклеек-наклеек с клеевой основой и надписью «Жажда», напечатанной черными чернилами. Сопоставьте с похожими наклейками, найденными на двенадцати учебниках, принадлежащих жертве покушения на убийство А. Бердетт.
  6. Четыре цветные фотографии, на которых, по всей видимости, запечатлена молодая умершая белая женщина, впоследствии
  идентифицирована как Кассандра Букер, способ смерти ранее зарегистрирован как неопределенный и впоследствии изменен на убийство. Изображения помещены в конверт с тисненым именем подозреваемого Нобаха на клапане, вместе со страницей рукописных виршей, приписанных подозреваемому Нобаху самим собой, курсивный почерк впоследствии сопоставили с образцами из чековой книжки подозреваемого Нобаха. Молодежь проходит быстро. Но никогда ловко. Тупо наивные, они берут свое оставить. Не оставив никаких следов, кроме крошечного колючего.
  7. Четыре цветные фотографии того, что, по всей видимости, является умершим белым мужчиной средних лет, впоследствии идентифицированным как жертва убийства Майкл Лотц. Похожий конверт для Букера, еще одна страница виршей. Он живет в норе, человекоподобный крот. Не более чем пролетарий, на ступень выше пособие. Была ли вообще душа?
  8. Четыре цветные фотографии, на которых, по всей видимости, изображена умершая молодая женщина, впоследствии идентифицированная как жертва убийства Сьюзан Костер. Конверт, аналогичный конверту Букера и Лотца. Более обширный вирш.
   Ох, форма. Изгибы, изгибы. Затылок. Она качается, она скачет. Притворяется, что она танцы. Играть роль. Езда на шесте. Уступка своей норы. Без сопротивления. Хотя там была помощь! Ах, очарование страницы. Вера в то, что она мудра. Не грязь в клетке.
  9. Четыре цветные фотографии, на которых, по всей видимости, изображена умершая молодая женщина, худая, с длинными светлыми волосами, личность которой пока не установлена. Помещены в немаркированный конверт вместе с открыткой с изображением отеля Honolulu Hilton, Оаху, Гавайи.
  10. Четыре цветные фотографии, на которых, по всей видимости, изображена умершая молодая женщина, худая, с короткими темными волосами, личность которой пока не установлена. Помещены в немаркированный конверт вместе с открыткой с изображением отеля Lord Byron, Рим, Италия.
  Я закончил читать, налил себе двойной «Чивас», откинулся на спинку кресла и задумался.
  Несмотря на всю доказательную ценность наркотиков, отпечатков пальцев, гитары и плохих стихов, та улика, которая показалась мне наиболее интересной, так и не попала в дело об убийстве.
  Коллекция переписки, включая схемы измерения комнат и счета купли-продажи, которой в течение двух лет обменивались «доктор Терстон Нобах, эсквайр» и книготорговцы Смит-Шитли, 65 Кэмбрия Лейн, Лондон SW2V 5PS.
  Девиз компании:
  ДЕКОРАТИВНЫЕ, ВИНТАЖНЫЕ ИЗДАНИЯ, ПОСТАВЛЯЕМЫЕ МЕТРАМИ.
   ГЛАВА
  50
  Через десять дней опухоль, раздувшаяся на моей левой щеке, спала.
  Через три дня мне позвонила Брирели Бердетт.
  «Я слышал, вас ударили в челюсть, доктор Делавэр. Вы в порядке?»
  «Я в порядке, спасибо. Как у всех дела?»
  «Сэнди все еще в больнице. У нее три перелома черепа и, вероятно, некоторое время будут головные боли, но они говорят, что в целом с ней все будет в порядке.
  Они думают. Аманда... ты знаешь, она Аманда. Уилл сказал мне, что просил тебя лечить ее, но ты сказал, что не можешь, и направил ее к другому терапевту. Это, наверное, была хорошая идея. Я бы не хотел иметь ее в качестве пациента.
  Нет смысла вдаваться в этику. Я сказал: «Это правда». Я только что услышал от психолога, которого порекомендовал, Мишель Тесслер. («Очевидно, не краткосрочный специалист, Алекс. По крайней мере, она честна. Можно сказать, что слишком, но это лучше, чем копаться в слоях дерьма».)
  «В любом случае», — сказал Брирелли, — «я рад, что с тобой все в порядке, и я звоню, чтобы пригласить тебя на обед со мной и Гарретом. Чтобы выразить нашу благодарность».
  «Это прекрасно, но не нужно».
  «Именно это и сказал лейтенант Стерджис, хотя он сказал «добрый», а не
  «Прелестно». Но я убедил его, а он убедил детектива Бинчи. Поэтому я сказал, что он должен убедить и тебя, но он сказал, что ты — самостоятельная личность, у него нет на тебя никакого влияния».
  «Вы встречаетесь с ними?»
  Она рассмеялась. «Это не встреча, мы обедаем с ними и очень хотим, чтобы ты там был».
  Я колебался.
  «Пух -лиз, доктор Делавэр? Это будет значить так много».
  «Когда и где, Брирели?»
  «Завтра, «Хижина» в Малибу. Ты знаешь ее?»
  "Я делаю."
   «Отлично! Час дня, надеюсь, это не слишком раннее уведомление, если это так, мы изменим его».
  Я проверил свой календарь. «Все в порядке».
  «Потрясающе. Я знал, что смогу это осуществить!»
  —
  Великолепный день в Малибу. Когда это не так? За исключением пожаров, утечек канализации, смертельных случаев и других человеческих посягательств на Божественное намерение.
  Хижина находилась в двадцати восьми милях к северу от Сансет на стороне суши PCH. Я проезжал мимо, но никогда там не был.
  Быстрый поворот с шоссе вывел Seville на грязевую насыпь, на поляну. Выветренные столы для пикника из секвойи были разбросаны перед бывшим приманочным стендом из белой обшивки.
  Я застрял в пробке к югу от Колони — из-за длины кортежа внедорожников, политика, приехавшего погреметь жестяной кружкой перед знаменитостями, — и к тому времени, как я приехал, Майло прикончил два из четырех картонных контейнеров жареных креветок, каждый с гарниром из жареной картошки. Шон сидел рядом с ним, работая над огромным тако махи-махи с мягкой тортильей.
  Напротив них сидели молодожены, держась за руки за бумажными тарелками с едва тронутым жареным люцианом и тушеными овощами. Слишком разодетые для обстановки: Гарретт, все еще с щетиной на бороде, в льняном костюме цвета ванили и черной футболке, женщина, когда-то известная как Бэби, в струящемся красном шелковом платье, которое открывало лишь намек на декольте.
  Красный был на пару тонов темнее, чем алый плащ, который носила Сьюзи Костер до самой смерти. Насколько я помню, жених и невеста никогда не видели ее полного снимка. В лучшем случае — красная полоска внизу портрета.
  Так что нет смысла интерпретировать.
  С другой стороны, возможно, Брирели уловил достаточно красок, чтобы начать думать. Или просто чувствовать.
  Когда дело доходит до человеческого стремления перерабатывать ужасы путем отмены, переделки, искажения или просто притворства, никогда не знаешь наверняка.
  Все меня приветствовали.
  Майло сказал: «Закажите у стойки».
  Брирели сказал: «О, я сделаю это для вас, доктор. Что вы хотите?»
  Я сказал: «Все в порядке», и поднялся в хижину. Загорелой паре передо мной потребовалось некоторое время, чтобы расшифровать свои обеденные желания, прежде чем ребенок за стойкой крикнул: «Следующий!»
   Я заказал тако, как у Шона, и холодный чай. На вывеске было написано: « Оплатить здесь», поэтому я протянул наличные.
  Парень покачал головой. «Чувак в костюме позаботился об этом, получил свои пластиковые номера. Наполняй свой собственный напиток. Когда еда будет готова, кто-нибудь принесет ее тебе».
  Я вернулся к столу с номером на металлической подставке и чаем.
  «Что ты получил?» — спросил Майло, придвигая к себе коробку номер три.
  Я указал на тарелку Шона.
  Шон улыбнулся и показал знак V. Не его обычная все-великолепная ухмылка; неглубокое, обязательное поднятие губ. Он вернулся на работу, выполняя работу за столом. Все еще разговаривая хрипло и в водолазках, сегодня ярко-зеленых.
  Я сидел слева от него, на коротком конце стола. Он потянулся и сжал мою руку. Держал, наконец отпустил. В конце концов, мы говорили о том, что произошло.
  «Итак», — сказал Гарретт. «Мы очень рады, что вы все согласились приехать. Мы действительно хотим поблагодарить вас. Не то чтобы другие детективы были плохими, но вы были... вы были там, когда это произошло».
  Брирели сказал: «Мы должны были поблагодарить вас. За спасение нашей свадьбы».
  Майло, Шон и я уставились на нее.
  «Я не имею в виду буквально, ребята. Духовно это важнее».
  Трогая ее сердце. «Вы проделали замечательную детективную работу и доказали, что это не имеет к нам никакого отношения. Что мы не сделали ничего плохого, никто из наших друзей этого не сделал. Хотя некоторые люди говорили, что мы сделали».
  Майло спросил: «Кто?»
  Гарретт сказал: «Идиотские тролли в Facebook и Twitter».
  «Они троллили нас из-за темы», — сказал Брирели. «Святые и грешники. Как они это назвали, дорогая?»
  «Они обвинили нас в том, что мы преуменьшаем грех, сводя его к шутке», — сказал Гарретт. «Как будто попытка облегчить ситуацию была каким-то моральным падением».
  Его жена с любовью посмотрела на него.
  Я сказал: «Это довольно глупо, не говоря уже о том, что безвкусно».
  «С Anonymous все просто», — прохрипел Шон.
  Майло сказал: «Хотите, чтобы мы выследили их и посадили в тюрьму?»
  Глаза Брирели расширились.
  «Он шутит», — сказал Гарретт. «Правда?»
  Майло сказал: "Ну... да, просто дурачусь. Извини, если это тебя напугало, Брирели".
   «Не надо», — сказал Брирелли. «У тебя есть право шутить. Твоя работа, она такая серьезная, я не знаю, как ты ее выполняешь. Вот почему мы хотели сделать тебе что-то приятное. Даже если это всего лишь обед. Но мы решили, что уйти от всех ужасных вещей, которые ты видишь, и приехать сюда будет как… исцеление».
  Майло сказал: «Я редко сочетаю «просто» с обедом».
  Брирели сказал: «А?»
  Гарретт подбодрил ее смехом.
  «О. Ха, смотрите, вот ваша еда, Доктор».
  —
  Мы ели и некоторое время слушали, как океан сливается с шоссе и ревущий транспорт, прежде чем Гарретт сказал: «Мы чувствуем, что вы нас оправдали. Это помогло нам прочистить голову и позволило двигаться вперед, и за это мы всегда будем благодарны. Мы также приглашаем вас в следующем году. В нашу годовщину мы собираемся устроить вечеринку. Ничего похожего на свадьбу. Просто вечеринку. Если мы сможем себе это позволить, то, может быть, где-нибудь поблизости, Брирс любит океан».
  Брирели сказала: «Я знаю, и моя мама знает места». Она повернулась к мужу и слегка ударила его по руке. «Надеюсь , это не похоже на свадьбу. Шучу ».
  Гарретт выдал хорошо отработанную улыбку. Если повезет, он будет делать это годами.
  «Так что, если сможете, то где-то через год».
  Брирели сказал: «Мы вышлем вам всем электронные приглашения. Задолго до этого, чтобы вы могли все организовать. Хорошо?»
  Шон посмотрел на Майло. Майло посмотрел на меня.
  Я сказал: «Звучит весело».
  «Отлично!» — сказал Брирелли, вскакивая и обходя стол, целуя каждого из нас в щеку. Шон покраснел. Майло с трудом сдерживал улыбку.
  «Вот и все», — сказал Гарретт, вставая. «Вы, ребята, ешьте, за все платят. Мы не были особенно голодны, просто хотели убедиться, что вы получите хорошие обеды».
  Прежде чем мы успели поблагодарить его, он взял жену за руку и повел ее вниз по земляной насыпи. Они продолжали идти, пока не достигли обочины шоссе, затем остановились и посмотрели в обе стороны.
  Шон прохрипел: «Они собираются попытаться перейти?»
  Майло подпер лоб рукой. «Это все, что нам нужно, настоящий грустный конец».
  Беспокоиться так, как это делают родители, когда возникают риски. Ничего не делать, потому что дети уже достаточно взрослые, и в какой-то момент им просто нужно было найти свой собственный путь.
   Эти двое так и сделали. Терпеливо наблюдали, как проезжают машины. Нашли затишье в движении на север и побежали к разделительной полосе.
  Они стояли там некоторое время, пока южный маршрут не расчистился. Пробежали по трем оставшимся полосам и добрались до пляжа.
  Гарретт снял пиджак, сумел снять обувь стоя. Но дальше он не пошел.
  Стоя на песке, наблюдая, как его спутница жизни бежит жеребячливо к прибоям. Подняв подол своего красного платья, распустив пышные волосы.
  Она дошла до кромки воды, наклонилась и зачерпнула. Плеснулась, как малышка.
  Слишком далеко, чтобы услышать ее, ее тонкую спину ко мне. Но я знал, что она смеется.
   Тедди
   Книги Джонатана Келлермана
  ВЫМЫСЕЛ
  РОМАНЫ АЛЕКСА ДЕЛАВЭРА
   Свадебный гость (2019)
   Ночные ходы (2018)
   Отель разбитых сердец (2017)
   Разбор (2016)
   Мотив (2015)
   Убийца (2014)
   Чувство вины (2013)
   Жертвы (2012)
   Тайна (2011)
  Обман (2010)
   Доказательства (2009)
   Кости (2008)
   Принуждение (2008)
   Одержимость (2007)
   Унесенные (2006)
   Ярость (2005)
   Терапия (2004)
   Холодное сердце (2003)
   Книга убийств (2002)
   Плоть и кровь (2001)
   Доктор Смерть (2000)
  Монстр (1999)
   Выживает сильнейший (1997)
   Клиника (1997)
   Интернет (1996)
   Самооборона (1995)
   Плохая любовь (1994)
   Дьявольский вальс (1993)
   Частные детективы (1992)
   Бомба замедленного действия (1990)
   Молчаливый партнёр (1989)
   За гранью (1987)
   Анализ крови (1986)
  Когда ломается ветвь (1985)
  ДРУГИЕ РОМАНЫ
   Мера тьмы (с Джесси Келлерманом, 2018) Место преступления (с Джесси Келлерманом, 2017)
   Дочь убийцы (2015)
   «Голем Парижа» (с Джесси Келлерманом, 2015) «Голем Голливуда» (с Джесси Келлерманом, 2014) «Настоящие детективы» (2009)
   Смертные преступления (совместно с Фэй Келлерман, 2006)
   Извращенный (2004)
   Двойное убийство (с Фэй
  Келлерман, 2004)
   Клуб заговорщиков (2003)
   Билли Стрейт (1998)
   Театр мясника (1988)
  ГРАФИЧЕСКИЕ РОМАНЫ
   Монстр (2017)
   Молчаливый партнёр (2012)
   Интернет (2012)
  ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
   With Strings Attached: Искусство и красота винтажных гитар (2008) Savage Spawn: Размышления о жестоких детях (1999) Helping the Fearful Child (1981)
  Психологические аспекты детского рака (1980) ДЛЯ ДЕТЕЙ, ПИСЬМЕННО И ИЛЛЮСТРИРОВАНО
   Азбука странных созданий Джонатана Келлермана (1995) Папа, папочка, можешь ли ты дотронуться до неба? (1994)
   Об авторе
  ДЖОНАТАН КЕЛЛЕРМАН — автор бестселлеров № 1 по версии New York Times , автор более сорока криминальных романов, включая серию об Алексе Делавэре, «Театр мясника», «Билли Стрейт», « Клуб заговорщиков, Twisted, True Detectives и The Murderer's Daughter . Со своей женой, автором бестселлеров Фэй Келлерман, он написал в соавторстве Double Homicide и Major Crimes .
  Вместе со своим сыном, автором бестселлеров Джесси Келлерманом, он написал книгу «Мера тьмы». Место преступления, Голем Голливуда и Голем Парижа . Он также является автором двух детских книг и многочисленных научно-популярных работ, включая Savage Spawn: Reflections on Violent Children и With Strings Attached: The Art and Beauty of Vintage Guitars . Он получил премии Goldwyn, Edgar и Anthony, а также премию Lifetime Achievement Award от Американской психологической ассоциации и был номинирован на премию Shamus Award. Джонатан и Фэй Келлерман живут в Калифорнии, Нью-Мексико и Нью-Йорке.
  jonathankellerman.com
  Facebook.com/Джонатан Келлерман
  
  Что дальше?
   Ваш список чтения?
  Откройте для себя ваш следующий
  отличное чтение!
  Получайте персонализированные подборки книг и последние новости об этом авторе.
  Зарегистрируйтесь сейчас.
  
  Структура документа
   • Титульный лист
   • Авторские права
   • Содержание
   • Глава 1
   • Глава 2
   • Глава 3
   • Глава 4
   • Глава 5
   • Глава 6
   • Глава 7
   • Глава 8
   • Глава 9
   • Глава 10
   • Глава 11
   • Глава 12
   • Глава 13
   • Глава 14
   • Глава 15
   • Глава 16
   • Глава 17
   • Глава 18
   • Глава 19
   • Глава 20
   • Глава 21
   • Глава 22
   • Глава 23
   • Глава 24
   • Глава 25
   • Глава 26
   • Глава 27
   • Глава 28
   • Глава 29
   • Глава 30
   • Глава 31
   • Глава 32
   • Глава 33
   • Глава 34
   • Глава 35
   • Глава 36
   • Глава 37
   • Глава 38
   • Глава 39
   • Глава 40
   • Глава 41
   • Глава 42
   • Глава 43
   • Глава 44
   • Глава 45
   • Глава 46
   • Глава 47
   • Глава 48
   • Глава 49
   • Глава 50
  
  Музей Желания (Алекс Делавэр, №35)
  
   «Музей желаний» — Джонатан Келлерман
  
  1
  Эно поплелся по дороге. Большое шикарное поместье вроде этого, может, и есть шанс подловить.
  Его последний срок в округе закончился восемьдесят два дня назад, затем он снова оказался на улице в поисках банка. Пробовал несколько вещей, которые не сработали, поэтому пришлось сделать это.
  Чистка и обслуживание Bright Dawn.
  Он заполнил анкету на полстраницы: Были ли вы когда-нибудь осуждены? в совершении тяжкого преступления?
   Да, черт возьми.
  Он проверил Нет . Позже он узнал от чуваков в Cyril, что тебе даже не разрешалось спрашивать. Он лгал в любом случае, было хорошо оставаться в практике.
  Поиск дерьма для кражи был делом Ино, когда он был в домах богатых людей, занимаясь ландшафтным дизайном или кровлей. Его специальностью были мелкие вещи, которые никто не замечал, пока он не уходил. Уличная распродажа или ломбард в одном из мест, где не задавали вопросов.
  Он считал себя осторожным, но не осторожным, когда не заметил старую мексиканскую служанку в доме в Хэнкок-парке, после того как он заметил маленькую золотую шкатулку на столе снаружи раздвижной стеклянной двери. Дверь была открыта, блестящая штука просто стояла и кричала Come and Get Me!!
  Служанка смотрит из-за угла . Быть подлым, чья это вина?
  Это принесло Эно три месяца в округе в ожидании суда. Все обвинения сняты, потому что горничная вернулась в Мексику. Плюс они никогда
   нашел коробку, потому что Ино бросил ее в кустах до того, как приехала полиция.
  Отсутствие доказательств, заявила его PD. Гордая собой, как будто что-то сделала.
  Может, ему стоит вернуться и поискать коробку в кустах. Нет, будь осторожен.
  И вот теперь он толкал большую пластиковую канистру на заднем колесе по длинной частной дороге ранним воскресным утром. Канистра была полна перчаток, отбеливателя, мыла, тряпок и Windex, а сбоку были прикреплены метла и лопата.
  Еще один дом для вечеринок, который нужно убрать. Худшая работа, которая у него когда-либо была, подъем в пять утра, начало в шесть, возка по всему городу в служебном фургоне, Лакита за рулем, таращившаяся на него и других уборщиков, словно они были мусором.
  Как будто они были детьми с особыми потребностями в школьном автобусе для детей с особыми потребностями; Ино знал об этом.
  В этом месяце он обработал два дома, и ни одного. Ничего удивительного, догадался он; места были в основном пусты, если не считать арендованной мебели.
  Отвратительное дерьмо, которое люди оставляли после себя, даже с перчатками, вызывало у Ино отвращение.
  Он будет делать это только до тех пор, пока не появится что-то получше. Если в ближайшее время ничего не встанет на свои места, возможно, он предпримет следующий шаг: наденет маску и толстовку, вооружится, сделает " отдай мне свои деньги, ублюдок"!!!
  Нацелился на пьяных яппи-отбросов из клуба в центре города, которые ползают, как черви. Множество клубов в пешей доступности от его номера в Cyril. Что за дерьмо это было, не намного лучше клетки.
  По крайней мере, Раздел 8 за это платил.
  Пока он толкал велосипед, он пытался сосредоточиться, что всегда было непросто.
  Да, достаточно легко сделать следующий шаг и просто пойти за золотом. Если только вы не получили отпор от пьяного яппи. Ино никогда не был бойцом, и в сорок три у него не осталось мускулов.
  Ублюдок сопротивлялся, у Ино не было выбора.
  Хлопнуть.
  Возможно, это слишком большой шаг.
   А пока он делал это. Толкался в гору, его мысли блуждали. Наверху ничего, кроме дерьма других людей.
  Он остановился, чтобы перевести дух, руки, грудь и ноги ныли. Еще несколько шагов, и дорога повернула, и он, наконец, увидел дом.
  Ого! Самый большой из них на данный момент. Больше похоже на один из тех замков, с двумя такими штуками, которые торчат на замках с обоих концов, как бы они ни назывались
  'em. Все это выглядело так, будто было сделано из серых замковых камней. Потом Эно увидел, что это была просто обычная штукатурка с линиями. Фальшивая, но все равно как замок.
  Когда он приблизился, дом стал еще больше. Как будто его поставили туда, чтобы он чувствовал себя маленьким. Не хватало только одной из тех водных штуковин, которые они ставят вокруг замков, аллигаторов и драконов, плавающих вокруг и щелкающих челюстями. Один из них... хрюкает.
   Это было бы что-то, большой мудак, полный монстров, которые только и ждут, чтобы схватить тебя за бизнес. Зубы бензопилы, прежде чем ты это осознал, ты стал уличным тако.
  Ино вздрогнул, представив себе, остановился, чтобы перевести дух, и продолжил кружить.
  Господи, это было круто.
  В этом замке не только не было дымохода, но и перед ним вообще ничего не было, даже газона, только грязь.
  Почему компания не могла подвезти его из Бенедикт-Каньона? Он спросил Лакиту.
  Никакого ответа, сучка просто умчалась.
  Оставив его с гребаным походом. Ино ненавидел походы, это напомнило ему о том времени, когда он служил в государственном парке в рамках своего первого ареста в возрасте пятнадцати лет в Сан-Бернардино.
  Наконец он почти добрался до вершины. Место было шуткой; на полпути он увидел сигнал тревоги от компании, которая, как он знал, обанкротилась пять лет назад. Защищено видео Знак наблюдения , но камер нет.
  Вдобавок ко всему, ворота на Бенедикте были широко открыты с трех часов утра субботы, когда вечеринка закончилась. Дерьмо, которое должно было остаться, лежало там, все запекшееся и липкое, оттирать было больно.
  Еще одна пауза, чтобы перевести дух, и он выбрался на ровную землю. Место было огромно, оно отнимет каждую минуту из семи часов, которые ему дала Bright Dawn. Двенадцать баксов в час плюс дерьмовый обед, который они упаковали для рабочих.
  Огромное место, но работа для одного человека.
  Правила всегда были одинаковыми: начать снаружи, затем заняться внутренней частью, при этом задняя дверь должна была оставаться незапертой.
  Ино посмотрел на эти две высокие штуки, как они их называли… тур…
  Побеги? Нет, тербиты. Пара тербитов торчит в небо. Темно-серые, чем небо. Все серое.
  Джун Глом его тетя Одри называла его. Но это был май.
  Ино назвал это дерьмовым воздухом Лос-Анджелеса.
  что-то есть , а не только красные стаканчики, пустые бутылки, использованные презервативы и иглы. Он поискал выход на задний двор. Слева ничего, его блокировала каменная стена. Но, пройдя к правой стороне замка, он увидел еще одни железные ворота, широко открытые.
  Хорошее железо, все украшено завитушками, цветами и витыми прутьями.
  Металл сам по себе был серьезным банком, но у него не было возможности его перевезти.
  Много лет назад он занялся медной проволокой, добился больших успехов в продажах в Сан-Фернандо. Затем, на складе сантехнических товаров в Аламеде, его схватила собака со свалки, которая появилась из ниоткуда, и арестовал нанятый полицейский с Глоком.
  Это принесло ему пять месяцев в окружной тюрьме, крупная кража, переквалифицированная в мелкую, первые сорок пять дней в лазарете, где он залечивал ногу. Оставшуюся часть срока ему пришлось поместить в защитную камеру, потому что все обычные камеры были заняты гангстерами.
  Возможно, металлолом ему не по душе.
  Он протолкнул заднее колесо через проем ворот. То, что должно было быть подъездной дорогой, оказалось сухой грязью. Как будто кто-то построил замок, а потом возненавидел его и решил не доделывать.
  Ему потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть длинную стену из искусственного камня, но в конце концов он добрался до заднего двора.
  Больше ничего-зеленого, просто стена деревьев на всем протяжении сзади, как будто кто-то пытался вырубить лес. Сзади замка был
  одно из тех крытых сооружений, в которых богатые люди сидели, — круглая куполообразная крыша, покрытая мертвыми коричневыми виноградными лозами, которые напомнили Ино извивающихся змей.
  Справа была пустая голубая дыра, где был бы большой бассейн, если бы в дыре была вода. По крайней мере, один счастливый случай, ему не пришлось бы вылавливать использованные презервативы. Но вокруг фальшивого каменного настила бассейна он заметил несколько, вместе с красными чашками и разбитыми бутылками.
  Ино не обращал внимания ни на что из этого. Его глаза были направлены влево от бассейна. Что-то другое.
  Очень вместительный Town Car, белый, один из тех, что дарят на выпускной.
  Ино ездил на таком, когда ему было девятнадцать. Его пригласили друзья, когда они окончили школу, хотя он бросил учебу в десятом классе.
  Сначала он сказал: «Нет».
  Они сказали: «Эй, И-мэн, к черту выпускной, ты все равно можешь тусоваться!»
  И он пошел. И неплохо провел время, пока девушка, которую он трогал, не одарила его забавной улыбкой, а затем не блеванула прямо на него. Все, включая девушку, смеялись. Ино сразу понял, что он не вписывается, никогда не впишется. Поэтому он ушел и прошел четыре мили до дома. Тетя Одри не спала, смотрела Discovery ID. Морщила нос и говорила: «Ух ты, кто-то воняет, как свинья с поносами».
  Смеясь, но также и злясь на Ино. Не давая ему воспользоваться ванной, чтобы помыться, ему пришлось выйти на улицу и дрожать голым, пока он мылся.
  Так что нахуй выпускные и растянутые белые таун кары. Нахуй эту работу, он точно собирался надеть маску и капюшон и сделать следующий шаг.
  А пока, может быть, в лимузине есть что-то блестящее.
  Потом он подумал: «Что здесь делает машина? Кто-то внутри? Обдолбанный неудачник, спящий? Кучка неудачников? После оргии?»
  Может быть, ему удастся разбудить несколько голых цыпочек и поглазеть на их сиськи, пока они в панике спешат одеться.
  Улыбнувшись, он оставил колесо на месте и пошёл к лимузину. Попытался заглянуть в окна. Тонировка слишком тёмная.
  «Эй», — сказал он не так громко, как хотел.
  Нет ответа.
   "Привет."
  Ничего.
   «Чувак, вечеринка окончена, тебе пора уходить».
  Ответа по-прежнему нет.
  Или просто под кайфом.
  Как будто его там не было.
   От этого лицо Ино стало красным, то же самое чувство было до его нападения, когда какой-то неудачник в баре Бейкерсфилда назвал его педиком и получил по лицу бритвой до кости.
   «Эй!» — теперь кричат.
  Почувствовав, как его тело напряглось так, как он не чувствовал уже давно, но это ему понравилось, Ино распахнул водительскую дверь.
  Увидел то, что увидел, и почувствовал, как его желудок сходит с ума. Как будто его сейчас стошнит.
  Он дрожал, дышал ртом, чувствовал, как колотится его сердце. Повернулся, чтобы посмотреть на заднюю часть лимузина, но раздвижная черная стеклянная панель закрыла ему обзор.
  Он отступил. Замер.
  Затем — он не мог объяснить, но он просто сделал это. Открыл заднюю дверь и заглянул внутрь.
  Ох, черт, плохая идея. Теперь его живот словно выпрыгивал изо рта, словно все его внутренности вываливались.
  Ох, черт, это было по-другому, это было ужасно по-другому.
  Он захлопнул обе двери и почувствовал, как остатки его утреннего буррито взлетели вверх и вылетели, пролетев мимо безупречно белой краски лимузина и приземлившись на землю.
  Что теперь делать? Он много чего видел, но ничего подобного он не видел , что делать ?
  Засунув руку в карман джинсов, он вытащил телефон, который только что купил у бездомного на Гранд-стрит. Кусок дерьма, десять баксов, осталось тридцать три минуты.
  Использовать время, чтобы позвонить в компанию? Нет, в офисе так рано никого не было.
   Что бы они вообще сказали?
  Итак, 911, мы идем .
  День Ино, чтобы стать достойным гражданином.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  2
  Когда дело доходит до убийства, ночь — самое время. Поэтому, когда Майло звонит мне, я часто оказываюсь за рулем на месте преступления по темным улицам Лос-Анджелеса.
  На этот раз телефон зазвонил сразу после девяти утра. Прекрасное майское воскресенье.
  Робин, я и Бланш, наш маленький французский бульдог, совершили неспешную двухмильную прогулку, а затем позавтракали блинами.
  Робин мыла, я сушила, сосисочное тело Бланш лежало на полу кухни, она храпела и издавала периодические сонные писки. Мой телефон, находящийся на вибрации, подпрыгивал на кухонной стойке. Номер Майло на экране.
  Я спросил: «Что случилось, Большой Парень?»
  Детектив II Мозес Рид сказал: «На самом деле это я, Док. Он попросил меня позвонить вам».
  «Занят, да?»
  «Мы все заняты. Это просто ужасно».
  Рид — немногословный молодой человек; заставить его использовать наречия непросто.
  Я сел и слушал его объяснения, а в моем мозгу всплывали образы.
  Робин отвернулась от раковины, красивые брови выгнулись. Я покачала головой и одними губами пробормотала : «Извини», и сказала: «Где, Мо?»
  «Частная дорога под названием Аскот Лейн, за Бенедикт Каньон. Легко пропустить, вроде как ваша улица, но эта больше похожа на большой подъездной путь, идет только к одному дому».
  Он вздохнул. «В полумиле к северу от границы Беверли-Хиллз».
  Но на расстоянии в пару тысяч футов это уже чужая проблема.
  Я сказал: «Дайте мне полчаса».
   «Когда бы ты ни приехал, Док. Какое-то время никто не уйдет».
  —
  В фильмах, когда детективы сталкиваются с ужасными вещами, они часто шутят и рассказывают безвкусные шутки. Это может быть потому, что сценаристы или люди, которые им платят, эмоционально поверхностны. Или сценаристы не нашли времени пообщаться с настоящими детективами.
  Я обнаружил, что мужчины и женщины, которые работают в отделе убийств, как правило, вдумчивы, аналитичны и чувствительны. Несмотря на некоторую грубость, это, безусловно, относится к Майло.
  Мой лучший друг раскрыл более трехсот пятидесяти убийств, и он никогда не терял сочувствия или чувства возмущения. Уведомление семей все еще раздражает его. Он слишком много ест, плохо спит и часто пренебрегает собой, работая два-три дня подряд.
  Как только ты перестаешь заботиться, ты становишься бесполезным.
  Майло подает пример, и тот же подход используют трое младших сотрудников D, которые работают с ним, когда ему удается отвлечь их от других заданий.
  Когда он не может, это только он. И иногда я. Правила часто нарушаются.
  Майло был геем-солдатом, когда геев-солдат не было, геем-полицейским, когда полиция Лос-Анджелеса все еще совершала набеги на гей-бары. Все изменилось, но он продолжает презирать глупые правила и часто игнорирует социальные тонкости в военизированной организации, которая ценит конформизм.
  Уровень раскрываемости убийств снизился, но его показатель остается самым высоким в департаменте, поэтому начальство смотрит на него сквозь пальцы.
  Сегодня утром ощущение тревожной тоски, которое я так часто видел на расследованиях убийств, — напряженные позы, напряженные лица, пронзительные, но полные отчаяния глаза — распространилось и на двух невысоких офицеров в форме, блокировавших въезд на Аскот-лейн со стороны каньона Бенедикт.
  Им предоставили мои личные данные и номерные знаки «Севильи», но они все равно проверили мое удостоверение личности, прежде чем тот, что побольше, сказал: «Проходите, доктор», — подавленным голосом.
  Чтобы добраться до них, мне пришлось проскользнуть мимо полудюжины журналистов, находившихся на «Бенедикте», когда они пытались прорваться к «Севилье», но их прогнала еще одна пара полицейских.
  Другой эмоциональный климат для представителей прессы: повышенная энергия, граничащая с кипучей энергией. Несчастье — это материнское молоко журналистики, но, за исключением военных корреспондентов, те, кто сосут грудь трагедии, редко вынуждены напрямую противостоять злу.
  Я держал окна «Севильи» открытыми, и пока я поднимался по дороге, за мной следовал рой слов.
   «Кто он ?"
   «Винтаж» Кэдди ?
   «Вы тот самый? владелец ?"
  «Сэр! Сэр! Вы сдаете свой дом в аренду за вечеринки ? Сколько вы
   получить ? В связи с этим, это было ценность это? Он владелец, Офицеры? Да? Нет? Ой, ну же, общественность имеет право знать — если он не владелец, то как же так? он
   попадает внутрь?»
  Если бы я что-то сказал, то сказал бы: «Я попал туда, потому что это плохо и странно».
  —
  Я проехал через кованые ворота, подпертые двумя кирпичами, и начал подниматься. На полпути другой полицейский махнул мне рукой. Дорога закончилась на ровном участке в акр или около того коричневой грязи, забитой машинами. Четыре белых фургона коронера, алая пожарная машина скорой помощи, полдюжины патрульных машин, два сине-белых фургона Научного отдела, бронзовый Chevy Impala, который, как я знал, принадлежал Майло без опознавательных знаков, два черных Ford LTD и серый Mustang. Мне было интересно, кто забрал себе спортивную машину.
  Как прислуга на ярмарке, четвертая в форме махнула мне в дальний правый конец грязи. Когда я вышел, она сказала: «Пройдись там, доктор.
  Делавэр», и попытался улыбнуться, но не смог.
  Я сказал: «Тяжёлая сцена».
  «Вы даже не представляете».
   —
  Тропа, которую она обозначила, вела меня по правой стороне массивного дома, который выходил на просторы земли. Полукруглая дорога из потрескавшегося кирпича опоясывала дом. То, что вы ожидаете увидеть в большом английском поместье, и именно этим стремилась стать эта груда искусственного камня.
  Странное на вид место, высотой более тридцати футов, некрасивое и громоздкое, с двойным входом, украшенным изогнутым позолоченным железом поверх стекла.
  Но за неимением садов и парой странных башенкообразных выступов, вырывающихся с обоих концов фальшивой шиферной крыши, один из тех загородных домов, которые показывают в благородных драмах PBS. Тип места, где люди в твиде с сочными голосами собираются, чтобы поболтать, напиться мах-тини и потрудиться, чтобы пройти через все семь смертных грехов.
  Долгий путь назад. В конце моего пути я достиг ленты, ограждающей место преступления, натянутой поперек дороги. Ленту никто не охранял. Я нырнул под нее.
  Учитывая размеры фасада и дома, задняя часть собственности была на удивление скудной, большую ее часть занимал пустой олимпийский бассейн и массивный купольный павильон, обставленный дешевой на вид садовой мебелью. В дальнем конце стена из сосен еще больше сужала пространство.
  Еще один дуэт в форме увидел меня и приблизился. Повторная проверка моего удостоверения личности
  «Мимо бассейна, доктор».
  Это излишнее указание: на дальней левой стороне участка находилась палатка, служившая местом преступления, достаточно большая, чтобы в ней устроили цирк.
  Я направился к главному событию.
  —
  Освещенный прожекторами интерьер палатки пах людьми. Многие из них, в костюмах, перчатках и масках, работали молча, если не считать скрежета и стука открываемых и закрываемых ящиков с оборудованием и щелчков камер.
  Каждый знает свою роль, словно колония муравьев, роящихся вокруг гигантской личинки.
   Объектом всеобщего внимания был белый и толстый, как личинка. Удлиненный Lincoln Town Car, его тупая морда была направлена в сторону дома. Большие красные шины, хромированные перевернутые колпаки, полоска светодиодного освещения, проходящая прямо под линией крыши.
  Фургон для вечеринок.
  Двери, которые я видел, были широко открыты, но доступ внутрь был заблокирован сидящими на корточках техниками.
  Над крышей по другую сторону вагона возвышались четыре головы.
  Крайне справа был Мо Рид, румяный, с детским личиком, блондин, непомерно мускулистый. Рядом с ним стоял более высокий, веснушчатый молодой человек с рыжей колючей прической: Шон Бинчи. Крайней слева была красивая женщина лет сорока с заостренными чертами лица и пронзительными темными глазами, нацеленными на симфонию криминалистов. Алисия Богомил окрасила кончики волос в платиновый блонд.
  Чувствует себя в безопасности на своей новой должности детектива И.
  Слева от троих находился самый высокий мужчина.
  Громоздкий, с покатыми плечами, полным лицом и щеками, с бледной кожей, изуродованной юношескими прыщами, с высокой переносицей и странно чувствительным ртом, который имел тенденцию морщиться. Его волосы были угольно-черными, за исключением тех мест, где седина просачивалась от виска к бакенбардам. То, что лейтенант Майло Бернард Стерджис называет его полосками скунса.
  Он увидел меня и обошел лимузин. Коричневый костюм, коричневая рубашка, вялый черный галстук, серые ботинки-пустынники. Единственный всплеск цвета, бросающиеся в глаза зеленые глаза, ярче утра.
  Мы знакомы уже давно, но сейчас было не время и не место для рукопожатия.
  Я сказал: «Привет».
  Он сказал: «Большое производство, да? Первые спасатели прибыли сюда в шесть двадцать семь, через четырнадцать минут после звонка 911. Место пустует, используется как дом для вечеринок, последняя вечеринка была в стиле рейв, которая началась в одиннадцать вечера.
  Пятница ночь и растянулось до субботы около трех. Служба уборки не присылала парня до сегодняшнего утра, и именно он это обнаружил. Он говорит, что сразу позвонил. После того, как его вырвало. Он в фургоне скорой помощи, его осматривают. Сказал, что у него болят грудь и живот. Наркоман с длинной простыней, так что кто знает, что происходит».
  «Он вас интересует?»
  «Не как главный преступник, но я хочу поговорить с ним, как только его оправдает бригада скорой помощи».
  Я сказал: «Преступники обчищают дома богатых людей».
  «По-видимому. Этот принц называет себя Ино, полное имя Энос Верделл Уолтерс. По большей части его родословная не жестокая. Трава, мет, крэк и вся эта хрень, которая финансирует траву, мет и крэк: воровство в магазинах, кража, подделка документов, мошенничество. Но некоторое время назад был нож ADW, он довольно жестоко порезал какого-то парня».
  «Вы сразу же начали его исследовать».
  «Нечем заняться, пока студенты-естественники занимаются своими делами».
  Я указал на пятно цвета верблюда в нескольких футах от правой пассажирской двери лимузина. «Это завтрак Уолтерса?»
  «Завтрак — буррито». Он поморщился. «Думаю, я пока воздержусь от мексиканской еды. Может, еда, точка — эй, вот та самая чудо-диета, на которую я надеялся».
  Похлопывая по выпуклости живота.
  Я подумал: я уверен, ты поправишься.
  Я спросил: «Когда я смогу взглянуть?»
  «Прямо сейчас, если вы готовы».
  "Почему нет?"
  «Не заставляй меня отвечать на этот вопрос», — сказал он.
  Он достал пару резиновых перчаток и протянул их мне, словно облатку.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  3
  Техник, работавший спереди лимузина, был широким и мужского пола, тот, что сзади, был поменьше, вероятно, женского пола. Майло мягко похлопал мужчину по плечу.
  Большой техник оглянулся через плечо и выдохнул. Приглушенный маской голос сказал: «Лейтенант».
  Майло сказал: «Извините, что подкрался к вам, Джордж. Это доктор.
  Делавэр. Может ли он мельком взглянуть?
  Маска Джорджа нависла. Губы сложились в нечто, что могло быть улыбкой или хмурым выражением. «То, что вы хотели бы, это то, что мы делаем, лейтенант». Резкие рывки по краям маски. Определенно улыбка. «Если только кто-нибудь из патологоанатомов не придет и не возразит вам».
  «Вы ждете врача?»
  Джордж встал и натянул маску на лицо, подходящее для роли отца в ситкоме: немного мягкие уголки, морщинистые глаза, уставшие от жизни. «Я просил, но, наверное, нет. В склепе психоз, большой развал, воняет, как вы знаете что. По правде говоря, я был рад уйти оттуда».
  Он нахмурился. «Даже с этим».
  Меньший техник встал и посмотрел на меня. Женщина, молодая, в очках.
  «Колени болят, я готов сделать перерыв».
  Они оба вышли из палатки.
  Я вдохнул через нос, выдохнул через рот и шагнул вперед. В перчатках, но все еще осторожно, чтобы ничего не коснуться, я начал делать быстрые ментальные снимки.
  Мой мозг работает так: регистрирует образы и сохраняет их. Навсегда.
  Снимок первый: на водительском сиденье пожилой чернокожий мужчина.
  Слегка наклонившись вправо.
   Обе руки покоятся на коленях.
  Черный костюм шофера. Белая рубашка. Черный галстук. Белые волосы. Густые белые усы.
  Черная дыра в левом виске к левой щеке. Коричневая корка обрамляет рану, но никакой другой крови, пока не дойдешь до колен. Затем ее много, скользкой, как масляное пятно, когда она покрывала нижнюю часть обеих ног и спускалась на голубовато-серые кожаные сиденья и плюшевый черный ковер.
  Никакой крови на безупречной серой мохеровой крыше лимузина. Перегородка, отделяющая водителя от пассажиров, была из черного стекла, за исключением позолоченного аудиодинамика в центре.
  Никаких брызг. Нигде ни пятнышка.
  Шоколадная кожа шофера стала меловой в пятнах. Слегка приоткрытые губы обнажали идеально ровные белые зубы.
  Зубное совершенство, любезно предоставленное опытным стоматологом. Мост расшатался и неловко болтался.
  Я присмотрелся. Никаких точек вокруг раны я не видел, но смуглый тон кожи не позволял сказать наверняка.
  Окоченение не наступило. Или оно пришло и ушло. Засохшая кровь говорила, что, вероятно, последнее.
  Восемь-двенадцать часов без явного разложения. Прохладная майская погода? Но редко бывает так просто.
  Я отступил назад и подошел к задней части машины.
  На заднем сиденье сидели три мертвых человека, тесно прижавшись друг к другу и соприкасаясь коленями.
  Ближе всех к двери стоял белый мужчина лет тридцати, одетый в черную спортивную куртку, черную футболку и брюки, черные мокасины, без носков. Густые темные волосы. Худощавый, симпатичный.
  Как и шофер, покрытый кровью от колен и ниже, такая же лужа растеклась по коверу.
  В отличие от шофера, я не заметил ни одного пулевого ранения.
  Я так и сказал Майло.
  Он сказал: «Ничего нет, пока не знаю, что с ним случилось».
  Я повернулся к машине. Ширинка симпатичного мужчины была расстегнута. Его вялый пенис покоился на поднятой вверх левой ладони ближайшего соседа.
  Женщина постарше. Шестидесяти, может быть, даже семидесяти, полное лицо с приплюснутым, вены носа. Глаза закрыты за стальной оправой очков. Пухлые щеки были неуклюже нарумянены, создавая клоунские вишневые круги. Тяжелые руки набухали в длинных рукавах черного шерстяного платья, а полные ноги, обтянутые сетчатыми чулками, были засунуты в черные туфли с квадратными носами, подъем плоти горбился над ремешком. Седые волосы вились из-под черного фетрового тамаза.
  Никаких украшений, никаких драгоценностей.
  Как шофер и мужчина, чей член она ласкала, окровавленный от колен.
  Опять же, никаких пулевых ранений я не увидел.
  Я обошел лимузин с другой стороны. Молодые Д все еще были там. Они поприветствовали меня, но не двинулись с места.
  Последней жертвой был смуглокожий мужчина, латиноамериканец или выходец с Ближнего Востока. Худой, с костлявым лицом, с тощими, эльфийскими чертами. Редкие темные волосы, коротко подстриженные, были усеяны серебром. Тонкая копна волос на подбородке пыталась быть бородой.
  Трудно оценить его возраст. Мой мысленный Никон остановился на тридцати пяти-сорока пяти.
  Как и три других жертвы, одет в черное. Мешковатый костюм, белая рубашка, черный галстук на застежке, черные парусиновые туфли.
  Я вспомнил о похоронной процессии, которую перехватили и убили.
  Причина смерти мужчины номер два очевидна: пулевое отверстие в центре лба.
  Омыт кровью от колен и ниже. Ничего общего с раной от мелкого калибра.
  Я вернул свое внимание к женщине в центре. Строгая, почтенная. Внешний вид странно не сочетался с органом в ее руке.
  Я сказал: «Ничто не имеет смысла».
  Майло сказал: «А я-то надеялся на немедленную мудрость». Но в голосе его не прозвучало удивления.
  «Есть какие-нибудь документы?»
   «Давай подышим свежим воздухом, я тебе все расскажу».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  4
  Я последовал за ним из палатки, через полосу цемента и более широкую полосу грязи, вверх по ступеням к куполообразному павильону. Строение было впечатляющим издалека, но невзрачным вблизи, кирпичный пол потрескался и выгнулся, цементные колонны грубо отформованы. Крыша была из ржавого железа, покрытого мертвыми лозами, которые боролись друг с другом за пространство.
  Гадюки в неистовом порыве жадности.
  Майло сказал: «Ладно, садись, эту территорию уже обыскали». Он плюхнулся на хлипкий на вид пластиковый стул и заставил его застонать. «Куча дерьма убрана, скорее всего, мусор с вечеринки. Милые вещи — презервативы, стаканчики, маленькие пакетики с остатками гранулированной штуки».
  Остальные стулья выглядели грязными. Я остался на ногах.
  Он сказал: «Есть какие-нибудь впечатления? Я готов импровизировать».
  Я сказал: «На мой взгляд, они уже давно мертвы. Я бы предположил, не больше двенадцати часов назад, но, может быть, я что-то упускаю, и они были тусовщиками с пятничного вечера?»
  «Вы ничего не упускаете. Компания, которая бронирует места проведения мероприятий, клянется, что место было очищено в три часа ночи в субботу. Это ничего бы не значило, но все КИ и техники говорят, что состояние тел не соответствует такому длительному периоду времени, даже при прохладной погоде, должно было быть больше разложения».
  «Машину переместили сюда после трех. Как она попала на территорию?»
  «Точно так же, как вы с мистером Уолтерсом, открывайте ворота. Клининговая компания просит об этом, закрывает, когда работа заканчивается. Внутри ничего нет, только дешевая арендная мебель».
   Он вытащил из внутреннего кармана пиджака панателу. Покатал ее между толстыми пальцами, но не развернул.
  Я сказал: «Я не видел никаких личинок на телах».
  «Никого не было, только несколько мясных мух жужжали вокруг водительской двери, когда мы приехали. Уолтерс открыл две двери, а затем закрыл их. После того, как его вырвало. Похоже, что закрытая машина образовала герметичную среду».
  «Есть ли на территории какие-нибудь камеры?»
  «Ни одного».
  «Кому принадлежит это место?»
  «Пока не знаю, клининговая компания переключилась на агента по аренде, но она не ответила на мой звонок».
  Он поднял сигару и прищурился, словно при близком рассмотрении мог раскрыть секреты. «Что ты думаешь обо всей этой крови на дне?»
  «Не подходит к ранам», — сказал я. «Как будто его вылили на них посмертно».
  « В этой картинке все не так, Алекс. Дырки только в водителе и в маленьком парне? Джо Стада щупала женщина, которая годилась ему в матери, а выглядит как церковница? Что это, черт возьми , такое , Алекс? Что-то жутко-эдипово? Или как вы там это сейчас называете».
  Я покачал головой.
  Он сказал: «Да, да, да, слишком рано ожидать мудрости».
  Он посмотрел на палатку. «Когда раздался звонок, четыре трупа подряд, я подумал: как раз то, что мне нужно, банда с хип-хоп-уклоном.
  Или, что еще хуже, несколько детей, которые тусовались, были уничтожены неизвестно кем. А потом я прихожу сюда, и это еще безумнее».
  Он вернул панателу в карман. «Все в шоке, Алекс.
  Даже Джордж Арредондо — большой технолог — до того, как он стал ученым, он был на работе, патрулировал самую сложную часть Ланкастера. Десять лет жестокой домашней жизни, метамфетаминовых монстров, убийств детей. Его ничто не беспокоит. Это беспокоит».
  Он встал, прошелся по павильону, снова сел, потер глаза. «Не сдерживайся, я удовлетворюсь дикой теорией».
  Я сказал: «Четыре жертвы, вариация метода. Так что, возможно, они были убиты по отдельности, в разных местах. В какой-то момент их собирают, очищают
  и костюмированные посмертные, помещенные в машину и привезенные сюда. Затем их обрызгивают кровью и оставляют, чтобы их обнаружили. Это похоже на какую-то постановку. Со всеми этими шагами, перемещением тел, вероятно, не одного человека. Или одного плохого парня, у которого было много времени, безопасное место для работы и возможность сбежать пешком. Или он спрятал один из тех мини-байков в багажнике».
  «Физически здоровый псих», — сказал он. «Или банда зомби-извергов.
  Замечательно. Что еще, продолжай придумывать.”
  Сигара появилась снова. Как я и думал, он курил. Когда я начал говорить, он остановился.
  «Мы говорим об убийце или убийцах, которые знали, что ворота будут оставлены открытыми, и рядом никого не будет. Это может означать бывшего участника вечеринки. Или кого-то, имеющего связь либо с компанией по аренде, либо с самим домом. А как насчет удостоверений личности жертвы?»
  Он вытащил блокнот, перевернул страницу. «У всех мужчин кошельки были в карманах брюк, у женщин ничего. Водитель — Соломон Роже, семьдесят восемь лет. Я погуглил его имя. Водитель с ливреей, домашний адрес около Пико-Робертсона, лимузин зарегистрирован на него вместе с седаном Cadillac 2001 года. Бедняга с расстегнутой ширинкой — Ричард Питер Гернси, тридцать шесть лет, Санта-Моника, а малыш — Бенсон Маурисио Альварес, сорок четыре года, живет недалеко от центра города».
  «Жертвы со всего города», — сказал я. «Есть ли у женщины сумочка?»
  "Пустой. У меня застежка Gucci, но Алисия говорит, что это дешевая подделка. На ней нет крови, значит, ее поставили после красной ванны".
  Я сказал: «Реквизит».
  Он нахмурился и перевернул страницы. «Гернси — на своих страницах в социальных сетях он известен как Рик — имеет юридическое образование и работает в сфере бизнеса в Sony Studios в Калвер-Сити. Он выставил себя напоказ в Instagram. Катание на горном велосипеде, подводное плавание, дельтапланеризм, баловство в спортзале. Ему также нравилось хвастаться своим матово-черным BMW, и ему нравятся женщины. Все молодые и симпатичные, никакого явного фетиша к бабушкам. У Роже нет интернет-присутствия, как и у Альвареса, который умственно отсталый. Я изменил его адрес. Групповой дом для людей с проблемами развития, способных «влиться в общество и жить полунезависимо».
   Я сказал: «Умственно отсталая сорокачетырехлетняя, самовлюбленная шишка, женщина, похожая на чопорную тетушку каждого, и их шофер. Как будто они персонажи в пьесе. Роже не рекламируется?»
  «Пока ничего не нашли. Похоже, он не работает в компании, а лимузин зарегистрирован на него лично, так что я думаю, что он фрилансер».
  «Интересно, как он получил бизнес».
  «Может быть, сарафанное радио? Ничего толком не знаю, Алекс. Давайте вернемся».
  —
  Рид, Бинчи и Богомил ждали нас прямо внутри палатки. В углу, около заднего колеса лимузина, стояла следователь коронера, работающая с телефоном. Глория Мендес сняла маску и помахала рукой. Никаких следов ее обычной улыбки.
  Я помахал в ответ. Ее большие пальцы были заняты.
  Майло сказал: «Привет, дети».
  Трио хором сказало: «Сэр», но посмотрело на меня. Ожидая мудрости.
  Я повторил то, что рассказал Майло о множественных преступниках и театральности свалки тел.
  Мо Рид сказал: «Имеет смысл».
  Шон Бинчи сказал: «Полный смысл».
  Алисия Богомил сказала: «Позирование, доктор. То, как Гернси был…»
  Она покраснела. «Ты считаешь это чем-то сексуальным?»
  «Может быть», — сказал я. «Или все дело в силе».
  «Также как и сексуальные преступления».
  Рид сказал: «Сексуальные преступления связаны с сексом и властью». Мне: «Правда?»
  Майло сказал: «Доктор Д. хотел бы вам сказать, но не скажет, потому что он добрый и чуткий человек, так это то, что мы начинаем с множества странностей и ничего больше».
  Алисия спросила: «Итак, что нам нужно сделать, лейтенант?»
  «То же самое, что и в любом другом случае, малыш: узнай больше о жертвах».
  «Кстати, — сказала она, — я только что поближе рассмотрела эту женщину.
  Как я уже говорила, сумочка дешевая-поддельная. Она также носит много
   Макияж, но он был нанесен неаккуратно, и там, где проглядывает кожа, вот здесь, — она касается места между скулой и ухом, — она выглядит сырой. Обветренной. И по всему носу видны кровеносные сосуды.
  Рид спросил: «Уличный житель?»
  «Вот что я думаю».
  Майло пожевал щеку. «Дом престарелых Альвареса находится недалеко от центра города, там много приютов, SRO и лагерей. Между ними может быть связь».
  Я сказал: «У Альвареса какое-то психическое расстройство. Может, и у нее тоже».
  Бинчи выглядел обеспокоенным.
  Майло спросил: «Что, Шон?»
  «Кто-то пользуется слабыми». Его веснушчатое лицо выражало грусть. Детектив, который все еще верил в врожденную доброту.
  Богомил сказал: «Гернси не вписывается в это. Если только он не занимался благотворительностью в центре города или чем-то в этом роде».
  Майло сказал: «Мне нравится вся эта мысль — видите, я же говорил, что доктор Д. вдохновит нас. Хорошо, вы все знаете, с чего нужно начать».
  Бинчи сказал: «Опросите окрестности».
  «В каждом доме вверх и вниз по Бенедикту».
  «Затем четыре смертельных удара», — сказал Рид. «Как мы это поделим?»
  Майло сказал: «Мы не такие. Я заберу их всех».
  Трое детективов ничего не сказали.
  «Это называется доброжелательное лидерство», — сказал он. «Давайте двигаться».
  Три «да, сэр» и они ушли.
  Я сказал: «Взявшись за любимую работу. Чувствуете себя эмоционально устойчивым?»
  «Какого черта, они такие молодые и нежные, а у меня уже расстройство настроения».
  "Что это такое?"
  «Персональный вариант биполярного расстройства. Половину времени я злюсь, другую — просто раздражаюсь».
   Он подошел к лимузину, где все еще работал Джордж Арредондо, коротко поговорил с техником, затем повторил то же самое с женщиной в очках.
  Затем то же самое сделал Мендес.
  Покачав головой, он вернулся. «Глория говорит, что у них есть обильные образцы всего, посмотрим, что скажет лаборатория, но с большим разложением дела не ждите ничего быстрого».
  Мы снова вышли из палатки и быстро прошлись по дому.
  Пусто, серо, гулко, ничего, кроме садовой мебели, невзрачных кресел-мешков и мусора с вечеринки.
  Снаружи Майло потянулся, поигрался с узлом галстука и посмотрел на синее небо Лос-Анджелеса. «Столько зла, так мало времени. Тебе не обязательно идти со мной на смерть, Алекс. С другой стороны…»
  «Хороший способ узнать о жертвах».
  «Я думал, ты посмотришь на это с моей стороны. Оставь «Севилью» здесь, я настроен сесть за руль. Более того, я чувствую себя совершенно официально » .
  —
  Когда мы направились к парковке перед домом, я написал Робин сообщение и сказал, что меня не будет весь день.
  Плохой?
  Сложный.
  Ох. Хуже, чем плохо. Ладно, люблю тебя.
  Тоже тебя люблю.
  —
  Из машины скорой помощи скорой помощи выходил худой, хромой мужчина, которого двое фельдшеров поддерживали за локти.
  Средний рост, впалый торакс, длинные седые волосы, лохматая борода. Он был одет в коричневую футболку на несколько размеров больше, обвислые джинсы и кроссовки. Волосы развевались, когда его голова мотала из стороны в сторону в знак протеста.
  «Наш репортер», — сказал Майло. «Хотите с ним познакомиться?»
   «Не пропустил бы это».
  Когда мы шли к Эносу Уолтерсу, Майло сказал: «Позирование. Ты сказал постановка. Это напомнило мне одну из музейных диорам».
  Я спросил: «Как бы вы его назвали?»
  «Нецивилизованность».
  —
  Когда Уолтерс увидел нас, он попытался вырваться из рук фельдшеров, но не смог и закричал: «К черту все это! Я не подозреваемый!»
  Майло сказал: «Отпустите его, ребята. Мистер Уолтерс, лейтенант Стерджис, мы уже немного поговорили».
  «Что, думаешь, я не помню?»
  «Ты немного дрожал...»
  «А разве вы не были бы так же удивлены, увидев что-то подобное?» Уолтерс отряхнулся, словно охотничья собака, отряхивающаяся от воды.
  Медик повыше сказал: «У него скачет артериальное давление, а предсердные сокращения преждевременные. Мы рекомендуем госпитализацию для наблюдения».
  «К черту это», — сказал Уолтерс. «Я переживу тебя, придурок».
  Майло сказал: «Это его дело».
  «Бля-а».
  «Ваше решение, сэр». Врачи вернулись в свою машину скорой помощи и уехали.
  Энос Уолтерс сказал: «Эти придурки привязывают меня ремнями и хотят отвезти в какую-нибудь больницу, где захотят меня изнасиловать».
  Скрипучий голос, привыкший к гневу, речь слегка нечеткая, так как исходила из впалых губ. Зубов сверху нет, несколько снизу, потрескавшиеся и коричневые.
  Майло сказал: «Извините за неудобства. Могу ли я называть вас Энос?»
  «И- нет », — сказал Уолтерс. «И-нет» звучит слишком похоже на… С меня хватит — ладно? Понял? И- нет. Могу ли я называть себя так, как хочу?»
   Одна тощая рука сжалась, другая почесала сдувшуюся щеку. Грубые сине-черные татуировки поднимались по жилистой шее: перекошенное распятие, крошечный дьявол, нелепо красивая розовая роза в полном цвету. Под бородой изможденное лицо-топор было усеяно высыпаниями отвратительных прыщей. Сыпь от метамфетамина.
  Глаза Уолтерса подпрыгивали и блуждали. «Веришь в это дерьмо? Построить замок и позволить придуркам тусоваться в нем?»
  «Сумасшествие», — сказал Майло.
  Уолтерс напрягся и отступил назад, едва не споткнувшись, но отмахнувшись от руки Майло. « Я не сумасшедший. Мое сердце тоже в порядке, я не собираюсь сидеть в какой-то гребаной палате».
  «Без обид, мистер Уолтерс. Я имел в виду ситуацию».
  «Да. Как хочешь». Веки дрогнули. «Мне нужно выбираться отсюда».
  Майло достал еще одну панателу. «Курить?»
  «Не делай этого дерьма, раньше так делали вице-короли», — сказал Уолтерс. «Бросил в прошлом году.
  Быть здоровым. Я здесь с шести тридцати, надо валить отсюда».
  «Извините за неудобства. Не могли бы вы рассказать, что произошло, когда вы приехали сюда в шесть тридцать?»
  «Скорее шесть двадцать». Уолтерс посмотрел на сигару, схватил ее и сунул в карман джинсов. «Почему бы и нет, ты пытался засунуть меня в эту повозку смерти, так что да, ты мне должен».
  Его глаза забегали. «Я гражданин, а вы меня держите. Вы, ребята, нечто».
  Майло сказал: «Когда ты пришел сюда в шесть двадцать…»
  «Да, да, да», — сказал Уолтерс. «Слушай внимательно, я не повторяюсь».
  Покачиваясь на ногах и стараясь сосредоточиться, он рассказал историю, ускоряя темп с каждым предложением, пока не начал спешить, выплевывая слова, которые было едва понятно произносить.
  Мозговые переулки навсегда сбиты скоростью. Когда словесный поток прекратился, Уолтерс тяжело дышал ртом.
  Много слов, но никаких откровений.
  Майло сказал: «Спасибо. Могу ли я узнать ваш адрес и номер телефона?»
  "Почему?"
   «Для протокола».
  «Я не делаю записи», — сказал Уолтерс. «И у меня нет телефона».
  «Вы позвонили в 911…»
  «На этом». Он вытаскивает горелку из джинсов. «Заканчивается через несколько минут, ты не дозвонишься до меня, так что не трать мое время».
  «Как насчет вашего адреса?»
  «Кирилл».
  «На Главной?»
  "Ага."
  «Номер комнаты?»
  «Это меняется», — сказал Уолтерс. «Теперь выпустите меня...»
  «Компания, в которой вы работаете, Bright Dawn...»
  «Bright Dawn Assholes Corporate. Я покончил с этим дерьмом».
  «Из-за этого?» — сказал Майло.
  «Из-за всего. Начинай рано, заканчивай поздно, к черту оплату».
  «Вы когда-нибудь убирали эту собственность?»
  «Первый раз. Последний раз».
  «Кто владелец компании?»
  «Откуда мне знать?» — сказал Уолтерс.
  «Кто вам платит?»
  «Ирма».
  "Фамилия?"
  «Откуда мне знать? Какое это имеет значение?»
  «Заполняю детали, сэр».
  «Я был сэром, вы не стали бы задерживать меня, как гребаного заключенного. За то, что я сделал правильное дело».
  «Благодарю вас за помощь, мистер Уолтерс. Ирма...»
  «В офисе. Спроси ту сучку с толстой задницей».
  Майло улыбнулся.
  Уолтерс сказал: «Ты думаешь, я шучу? Вот так». Потягиваясь.
  «Люди в лимузине, узнаете кого-нибудь из них?»
   «Зачем мне это?»
  «Хорошо, спасибо, мистер Уолтерс. Теперь вы можете идти».
  Крявые руки Уолтерса хлопали его по бедрам. Он стоял там.
  «Что-то не так?» — спросил Майло.
  «Как, черт возьми, я это сделаю? Меня высадили».
  «Компания не хочет вас забрать?»
  «Я с ними покончил. Мне от них ничего не нужно». Уолтерс выпятил свою ничтожную нижнюю челюсть и вытянул ладонь. Татуировка на внутренней стороне запястья.
  Нелепо пышногрудая голая женщина курит сигарету. Ниже: Viceroys. Вкус правильный.
  Ниже — то, что могло быть старым шрамом от бритвы.
  Майло достал бумажник и протянул две двадцатки.
  Уолтерс осмотрел деньги. Его брови поднялись. «Хм». Он пошатнулся и ушел.
  Майло сказал: «Он, скорее всего, пойдет пешком до центра города и потратит мои деньги на курево».
  Я сказал: «О, ты пособник».
  «Значит ли это, что мне нужно посещать собрания? В любом случае, он ничего не добавил».
  «Он эмоционально нестабилен, поэтому я не думаю, что он поможет вам в суде».
  «Суд? Ты только что перепрыгнул через арсенал. Да, вот тебе и старина Ино. Знаешь, почему я спросил о знакомстве с жертвами».
  «Сирилл» в центре города».
  Он кивнул. «SRO, свалка среди свалок. Но Уолтерс не выдал никаких признаков, и он не совсем криминальный гений».
  Он подтянул брюки. «Пришло время сообщить действительно плохие новости. Чей день мы испортим первым?»
  «Гернси жил ближе всех».
  «Вот так, — сказал он. — Мысли эффективно».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  5
  Мы сели в «Импалу» Майло, и он медленно покатил по подъездной дорожке.
  В наше время журналистика — это занятие с коротким временем внимания; по крайней мере половина репортеров ушла. Когда те, кто остался, увидели нас, они попытались компенсировать это взмахами рук и усилением громкости.
  Майло сказал: «Ты что-то слышишь, Алекс? Я — нет». Протиснувшись сквозь толпу, он повернул направо на Бенедикта. Ино Уолтерс шел по дороге в тысяче футов, нетвердо шагая и куря сигару.
  Майло подъехал к нему. «Пресса тебя поймала?»
  «Я им сказал, чтобы они отвалили».
  «Хороший человек». Еще двадцать человек обменялись руками.
  Уолтерс подозрительно посмотрел на него, а затем сунул в карман джинсов.
  «Хотите подвезти до Сансет?»
  «Зачем? Чтобы ты снова меня запер?» — сгорбившись и шевеля губами, он повернулся к нам спиной.
  «Обожаю эту работу», — сказал Майло, ускоряя темп. «Дает мне почувствовать себя одним из популярных детей».
  —
  Ричард Гернси жил в забытом трехэтажном здании цвета швейцарского сыра, который слишком долго лежал в холодильнике. Винтажные семидесятые, когда коробки были заколочены по всему Лос-Анджелесу, стиль к черту.
  Пляжный город, но в миле от пляжа, нет запаха соли или вида на воду.
  Никакой охраны, тоже. Потрепанная погодой входная дверь открывалась в линолеумный вестибюль, закисший плесенью, который через несколько футов оказался на лестнице с коричневым ковром.
   Майло фыркнул. «Не то, что ожидаешь от крутого студийного юриста».
  Я сказал: «Может быть, он был просто мальчиком на побегушках, который раздул свое онлайн-резюме. Или он бережлив и потратил свои деньги на все эти развлечения».
  «Вино, женщины и песни, остальное — глупости». Он осмотрел ряд бронзовых почтовых ящиков, окислившихся по углам дочерна. Четыре ячейки на этаже, R.
  Гернси и Дж. Бриггс в 3Б.
  Майло сказал: «Может быть, подружка, которая будет жить с нами, если нам повезет. Если нам повезет в лотерее, она будет в игре».
  Мы поднялись по лестнице. Теперь ковровое покрытие было синим, непрерывный коридор заканчивался у глухой стены.
  Музыка из-за двери в 3B. Профессионально обработанный женский голос, выдыхающий поверх акустической гитарной петли до мажор и соль мажор. То, что в наши дни квалифицируется как фолк.
  Майло показал знак V. «Мы покупаем билеты, по крайней мере, лотерейные».
  Он постучал в дверь.
  Мужской голос сказал: «Подожди».
  Музыка стала тише, но не утихла. «Кто это?»
  "Полиция."
  Музыка умерла.
  "О чем?"
  «Ричард Гернси».
  «Рикки?» Дверь скрипнула и открылась, и вошел высокий, без рубашки, голубоглазый мужчина лет тридцати. Джинсовые шорты сидели низко на его бедрах. Немного выше Майло, так что рост не меньше шести футов и четырех дюймов. У него были густые слишком желтые волосы и брови в тон, клочковатая трехдневная седая щетина, нарастающий двойной подбородок. Но на шее плоть, худая, с длинными конечностями, как у пляжного волейболиста. Глубокий загар говорил, что миля до песка не помеха.
  Майло сказал: «Доброе утро, сэр. Лейтенант Стерджис, это Алекс Делавэр».
  Разговаривая, он показывал свой значок.
  Иногда он выбирает блестящий металл, потому что изначально это лучший выбор, чем визитная карточка с надписью «Убийство».
  Мужчина спросил: «Что случилось с Рики?»
  «Ты его…»
   «Сосед по комнате. Джей Бриггс. Что происходит?»
  «К сожалению, мистер Гернси скончался».
  Глаза Бриггса вылезли из орбит. «Что?»
  «Нам очень жаль...»
   «Что?» Огромный кулак врезался в правое бедро Бриггса, заставив меня перевести взгляд на колени, покрытые серферскими узлами. «Что за… что ? Это полный пиздец » .
  «Можем ли мы войти, мистер Бриггс?»
  «Ты говоришь мне, что Рик — о, черт, что случилось?» Джей Бриггс провел рукой по волосам.
  Прежде чем Майло успел ответить, он сказал: «Как скажешь», и отошел от двери. Она начала закрываться. Я поймал ее, и мы вошли внутрь.
  Маленькая гостиная, больше заплесневелой кислятины из вестибюля. Декор представлял собой коричневый вельветовый диван, местами потертый, черный пароходный чемодан, используемый как журнальный столик, и три стула из сосны и мешковины — красный, желтый, синий. Тот же синий ковер, что и в коридоре. На столе — раздавленные пивные банки, пустые пивные бутылки, банка, наполовину наполненная сальсой, пакеты кукурузных чипсов.
  Бумажный мешок Trader Joe's, набитый еще пустыми бутылками, опасно наклонился около открытого входа в фанерную кухоньку. Две доски для серфинга стояли, прислоненные в углу. Слева коридор вел к трем открытым дверям.
  Джей Бриггс подошел к холодильнику, достал банку пива Heineken, открыл крышку, сделал большой глоток и сел на пол, скрестив ноги.
  «Что, какой-то пьяный его ударил?»
  Пора показать ему карточку.
  У Бриггса отвисла челюсть. «Убийство? Я не понимаю. Кто?
  Где?"
  «Когда вы в последний раз видели Рики?»
  «Не знаю», — сказал Бриггс. «Думаю, в пятницу, но ненадолго, он уходил».
  "С кем?"
  «Какая-то цыпочка».
  "ВОЗ?"
  «Он не сказал. Он никогда не говорил, не было похоже, что там был кто-то постоянный».
   «Случайные свидания», — сказал Майло.
  «Можно так это назвать», — сказал Бриггс. «Больше похоже на рыбалку. Рики всегда был готов к рыбалке. Много раз он что-нибудь ловил».
  «Есть ли подробности о его улове в пятницу вечером?»
  «Я даже не знаю, имел ли он кого-то в виду, просто то, что он собирался куда-то пойти». Бриггс развел руками. «Это был Рики. Это было как его… хобби».
  "Женщины."
  «Он жил ради них». У Бриггса отвисла челюсть. «Ты хочешь сказать, что из-за этого у него были неприятности?»
  «Мы пока не знаем достаточно, чтобы что-то сказать. Рики был разборчив в своем выборе?»
  «Он был расистом?» — сказал Бриггс. «Ни в коем случае, равные возможности, ему нравилось
  все они».
  Я сказал: «Не придирчив».
  «О чем? Внешности? Это зависело от его HL». Легкая улыбка.
  «Уровень похотливости. Убит? Господи. Где это произошло?»
  «Возле каньона Бенедикт. Вы когда-нибудь поднимались туда?»
  «Мы?» — сказал Бриггс. «Мы больше никуда не ходили вместе, мы просто жили в одной комнате».
  "Больше?"
  «Мы знали друг друга еще со школы. Я играл в баскетбол и бегал милю, а Рики освещал спортивные события в газете».
  «Какая средняя школа?»
  «Fontana High. Мы не были как крепкие приятели, но потом мы встретились пару лет назад в баре на пляже — The Hungry Croc, теперь он называется как-то по-другому — выпили несколько кружек пива и начали общаться. Я только что переехал из Тусона, искал жилье. Рики сказал, что у него есть двухкомнатная квартира недалеко от пляжа, и он никогда не откажется от нее из-за контроля за арендной платой, но ему не нужна вторая спальня, я мог бы снять ее дешево».
  Бриггс вздохнул. «Все идет хорошо, он работает днем, я работаю ночью. Вот что я имею в виду, когда говорю, что не нужно много говорить».
  Он сжал большие руки. «О, черт. Я не могу сам заплатить за аренду».
  «Что ты делаешь по ночам, Джей?»
  «Позаботьтесь о старом парне. Профессор Ван Несс, ему около ста лет, он не может двигаться, но его мозги все еще в порядке. Я забочусь о нем ночью, в основном он спит, чтобы я тоже мог. Иногда мне приходится менять подгузники, но это нормально. Мне нравится помогать людям, раньше я был помощником тренера по баскетболу в средней школе в Тусоне, потом школа, это была частная школа, христианская школа, были проблемы с деньгами, поэтому я решил вернуться».
  «Рики был юристом в Sony».
  «Эм, не совсем», — сказал Бриггс. «Он учился в какой-то юридической школе, но не сдал экзамен на адвоката. Честно говоря, он был скорее помощником юриста».
  «А», — сказал Майло.
  «Он был довольно умен», — неуверенно сказал Бриггс. «Он сказал, что не хочет хлопот, связанных с адвокатской деятельностью, главное — заработать достаточно денег и иметь свободное время для вечеринок».
  Наш взгляд скользнул по беспорядку на журнальном столике.
  Бриггс сказал: «Это моя вина, Рики был настоящим помешанным на чистоте».
  Я спросил: «Когда вы ждали его возвращения?»
  «Когда он не пришел в пятницу, я подумал, что в субботу. Когда он не пришел в субботу, я подумал, что, может быть, сегодня вечером. Но не было способа сказать наверняка».
  Майло спросил: «Знал ли Рики парня по имени Бенсон Альварес?»
  «Э-э-э, кто это? Какой-то мексиканский гангстер?»
  «Занимался ли Рики какой-либо благотворительностью?»
  «Например?» — спросил Бриггс, как будто эта концепция была абсурдной.
  «Занимается ли он волонтерством, помогает ли бездомным, людям с ограниченными возможностями и т. п.?»
  Медленно качает головой. «Единственное, что я знаю, это то, что он дал двадцать баксов United Way в офисе. Спросил меня, хочу ли я того же. Я сказал, что когда у меня будет больше, я дам, чувак. Рики был не против. Рики всегда был не против».
  «Поэтому не очень люблю волонтерство».
  «Он мне этого не говорил», — сказал Бриггс. «Честно говоря, у Рики было время, он тратил его на что-то одно». Формируя в воздухе песочные часы.
  Я спросил: «Были ли у него когда-нибудь длительные отношения — с девушкой, бывшей женой?»
  Бриггс сказал: «С тех пор, как я его знал, — нет».
   «Он никогда не упоминал о плохой ситуации?»
  «Никогда. Но Рики не был таким уж нытиком. Он не рассказывал о своей личной жизни, и точка, просто иногда он приходил домой, выглядя счастливым, и я говорила: «Горячая штучка, да?» А он улыбался и показывал большой палец вверх».
  «Дружелюбный парень».
  «Ему все нравились», — сказал Бриггс. «Иногда я думал, не навлечет ли это на него неприятности».
  «Каким образом?»
  «Я имею в виду, что нормально быть в порядке с людьми, верно? Но не все люди хорошие, верно? Я имею в виду, что иногда полезно быть немного... не параноиком, просто немного подозрительным. Берегите себя, верно? У меня была бывшая жена, сразу после школы. Она солгала и сказала, что беременна, а потом изменила мне, а потом ей достался мой грузовик».
  Он нахмурился, вспоминая.
  Я сказал: «Ты осторожен, а Рики нет».
  «Рики все понравились», — повторил Бриггс. «А теперь посмотрите, что произошло».
  Майло сказал: «Ты думаешь, он подружился не с тем человеком».
  «Это возможно, не так ли?» — Бриггс снова скрестил ноги. «Я думаю, я хочу сказать, что вокруг этого парня не было стен, а иногда стены нужны».
  Он сцепил руки на коленях и качнулся пару раз. «Он был моим другом, я не хочу говорить о нем гадости».
  «Конечно, нет», — сказал Майло. «Но если вы знаете что-то, что поможет найти его убийцу, вы должны нам рассказать».
  «Да... просто все эти мои-тоже-идиоты ходят вокруг. Понимаешь?»
  «Рики не всегда относился к женщинам правильно».
  «Он бы сказал, что да. Потому что им тоже было весело».
  Мы ждали.
  «Смотрите», — сказал Бриггс, «я не говорю, что он когда-либо кого-то накачивал. Он делал что-то вроде Харви или Косби».
  Длинные руки скрещены на его голой груди.
  Я сказал: «Но…»
  «Но он... о, чувак, не пойми меня неправильно. Ладно?»
   "Хорошо."
  «Ладно», — сказал Бриггс. «Ему не нужно было быть извращенцем, девчонкам он нравился».
  Как будто это имело значение. Мы с Майло ждали.
  Бриггс сказал: «Я просто говорю, что его путь не будет моим». Его щеки раздулись. Он медленно выпустил воздух. «Ему нравилось, когда они были немного… расслаблены.
  Потом, когда они были в настроении... уже делали это... он любил их подставлять. Иногда... в обоих направлениях, понимаете?
  Я сказал: «Анальный секс врасплох».
  «Это звучит извращенно, он никогда никого не заставлял, они уже были в колеи». Бриггс разъединил руки и помахал ими. «Это было больше похоже на... он называл это переключением передач».
  «Как отреагировали его спутницы?»
  «Он никогда не говорил, что у них с этим проблемы».
  «Это не твое», — сказал Майло.
  «Я имею в виду... Мне нравится знать, куда я иду, поэтому я предполагаю, что цыпочка тоже хочет этого». Легкая улыбка. «Не то чтобы я много делал. Между работой и катанием на волнах. А еще я пытаюсь немного поиграть в волейбол».
  Я сказал: «Спорт Рики — женщины».
  Выразительный кивок. «В школе он никогда не был спортсменом, так что, полагаю, для него…»
  Майло спросил: «Что он использовал, чтобы расслабиться на свиданиях?»
  «Ничего странного», — сказал Бриггс. «Сладкие напитки, он сказал, что девчонки всегда тянутся к сахару, любят притворяться, что пьют 7UP или что-то в этом роде».
  «Он смешивал им сладкие коктейли».
  «Нет, он бы их купил. Заставил бы их попробовать что-нибудь во время ужина. Или в баре».
  Я сказал: «Всякая всячина с зонтиками».
  «Он говорил какие-то бумажные вещи».
  «Он не тусовался здесь?»
  «Он привез несколько домой, но я не могу сказать, кого именно. Я узнала об этом только на следующий день, когда пришла домой, он стирал простыни и показывал мне знак «V».
  Как я уже сказал, я работаю по ночам. Даже в выходные».
  Майло сказал: «Семидневная работа».
   «Профессор Ван Несс нуждается во мне. А еще мне нужны деньги, я взял кредиты».
  Бриггс опустил голову. «Я не хотел говорить гадости о Рики, как будто он какой-то чудак. Он был просто дружелюбным парнем, который любил повеселиться».
  «Конечно», — сказал Майло. «Ладно, расскажи нам, что еще ты знаешь, Джей».
  «Ничего», — сказал Бриггс. «Пару раз он хвастался. Например, несколько раз, когда мы оба были дома. Я был в своей комнате, Рики закрывал дверь. Я собирался уходить, а он ее открывал, делал вот так».
  Заставив себя замолчать, приложил палец к губам.
  «Кто-то спит».
  «Точно. Но не он. Он распахивал халат, снимал резинку и широко улыбался».
  «Миссия выполнена», — сказал Майло.
  «Что я могу сказать, это сделало его счастливым», — сказал Бриггс. «Ничего плохого в счастье, верно?»
  «Вы когда-нибудь видели, с кем он был?»
  "Никогда."
  «Крепко спящие».
  "Наверное."
  «Думаете, они были без сознания?»
  «Я не знаю. Надеюсь, что нет. Я не хочу, чтобы ты думал о Рики как о плохом человеке. Особенно теперь, когда он... это меня пугает. Это последнее, что я ожидал услышать».
  Майло спросил: «Ты не против, если мы посмотрим комнату Рикки?»
  «Конечно». Бриггс выпрямился. «Тебе нужно мое разрешение?»
  «Теперь ты единственный жилец».
  «Да. Это отстой».
  —
  Первая дверь по коридору.
  Умеренная спальня, небольшая ванная комната с совмещенной ванной и душем.
  Стены спальни Рика Гернси были выкрашены в бордовый цвет, потолок — в белый, полы — из выцветшего дубового ламината, частично покрытого
   Имитация персидского ковра. Плетеная тумбочка без верха, двуспальная кровать с плотно заправленным белым покрывалом, обе кровати обращены к 60-дюймовому плоскому экрану с возможностью потоковой передачи.
  В тесном шкафу два темно-синих костюма с этикеткой Saks Fifth Avenue Men's Store соседствовали с угольным костюмом от Neiman Marcus, черной кожаной курткой без этикетки, тремя парами черных узких джинсов Diesel, таким же количеством брюк: черных, темно-синих, кремовых из льна. Рубашки синего, розового и белого цветов. На полу две пары кроссовок Nike, черные и коричневые мокасины из телячьей кожи, намеренно потертые коричневые замшевые ботинки, красные резиновые пляжные сандалии. На верхней полке лежали кепка Dodgers, серая вязаная шапка-чулок и дешевая на вид панама.
  Верхний ящик плетеного комода под телевизором был заполнен трусами и носками Calvin Klein, вывернутыми наизнанку. В среднем ящике — рубашки поло, футболки, черная шелковая рубашка для боулинга Nat Nast с вышитыми спереди золотыми саксофонами.
  В нижнем ящике двенадцать упаковок ребристых и смазанных презервативов Ultra-Sleek XL («Для ее и вашего удовольствия»). Одна упаковка открыта, не хватает трех резинок.
  «Простая жизнь», — сказал Майло. «Если она ультра-гладкая и смазанная».
  Он проверил ванную. Белая плитка и полотенца. Крышка унитаза была закрыта.
  Майло сказал: «Умиляясь посетителям», и открыл аптечку. Пара Speed Sticks, безрецептурные анальгетики и средства от простуды, помазок из щетины кабана, крем от Truefitt в Лондоне, бритва с ручкой из ореха и недельный запас лезвий. Справа, на своем месте, стояла небольшая синяя стеклянная банка. Майло покосился на этикетку и протянул ее мне.
  Конопля, смешанная с «множеством других растительных компонентов». Внутри — восковая, ароматная паста цвета пива.
  Вся верхняя полка была завалена презервативами. Еще десять упаковок.
  Майло сказал: «Его девушка приходит сюда, видит это, что она подумает?»
  Я сказал: «Похоже, Рики все устроил так, чтобы они не слишком много думали».
  «Затем он переключает передачи».
   «Женщина застигнута врасплох, думает об этом позже, ей не нравятся воспоминания. Может быть мотив».
  «А что насчет остальных трех жертв?»
  Я пожал плечами.
  Он рассмеялся. «Я надеялся, что ты этого не скажешь».
  —
  Джей Бриггс был в другом конце коридора, в своей комнате, курил. Две трети комнаты Гернси, с пластиковой коробкой вместо тумбочки и матрасом на полу, который прогнулся под весом Бриггса. Он надел мятую серую футболку. Кучи такой же измученной одежды беспорядочно валялись на полу.
  Бриггс встал. «Что-нибудь?»
  Майло сказал: «Просто делаем свое дело, Джей. Я знаю, что могу доверять тебе, что ты не будешь входить в комнату Рики, пока не приедут наши эксперты».
  «Они приедут сюда? Когда?»
  «Возможно, сегодня они первыми позвонят, так что дайте мне, пожалуйста, ваш номер».
  Бриггс декламировал, Майло копировал. «Спасибо. Они также возьмут у вас отпечатки пальцев».
  «Моя? Зачем?»
  «Чтобы исключить ваши отпечатки из всех отпечатков, которые мы найдем в комнате Рикки».
  «Я никогда туда не заходил».
  «Тогда ваши отпечатки не будут обнаружены».
  «Я должен это сделать?»
  «Есть ли причина, по которой ты этого не хочешь?» — спросил Майло.
  Губы Бриггса скривились. Его глаза метнулись вправо, затем обратно.
  «Они используют маленькую компьютерную штуковину, Джей, ты даже пальцы не испачкаешь».
  Бриггс пожевал щеку. «Вот в чем дело. Меня поймали. Давным-давно. Вождение в нетрезвом виде. Дважды».
  «Мне все равно, Джей».
   «Но вот в чем дело. Сэр. Я солгал об этом, когда подавал заявку на работу к профессору Ван Нессу. Мне нужна эта работа».
  «Никакой проверки биографических данных, да?»
  «Они сказали, что сделали это», — сказал Бриггс. «Я подумал: « О, черт, я облажался. Но потом они наняли меня, и я решил, что это не всплывет».
  «Как давно у вас были переборы?»
  «Как... пятнадцать лет назад».
  «Иногда незначительные вещи не попадают в файлы, Джей. Иногда их стирают из протокола».
  «Правда? Круто».
  «Какой бы ни была ситуация, ответ один: мне все равно, речь идет об убийстве».
  «Хорошо, конечно, я это сделаю. Конечно, спасибо, чем смогу помочь».
  «Вот так», — сказал Майло. «Теперь дай нам контактную информацию родителей Рики».
  «Они оба умерли», — сказал Бриггс. «Он говорил об этом однажды, какой-то несчастный случай. Потом он сказал, чтобы ты больше об этом не поднимал, просто хотел, чтобы ты знал.
  Потому что я спросил. Сразу после того, как переехал. Болтовня, понимаешь?
  Я рассказываю ему о своей семье, пытаюсь быть вежливой, спрашиваю о его. Вот тогда он мне и рассказал».
  «Есть ли братья и сестры?»
  «У меня их четыре, у него ни одной. Ему это понравилось, он сказал, что все внимание достается ему. Я сказала ему, что братья классные, сестры тоже могут быть классными. Надеюсь, ты скоро проанализируешь. С тех пор, как ты мне рассказал, вокруг витает плохая энергия. Как будто я в воде и жду волну, видишь, как эта красная волна плывет ко мне».
  Я спросил: «Вы с Рики оба занимаетесь серфингом?»
  «Нет, только я. Его единственным развлечением были цыпочки».
  Майло спросил: «Где BMW Рики?»
  «У нас есть два места, и его пустует с пятницы. Как я уже сказал, я подумал, что он замутил с какой-нибудь горячей штучкой».
  Бриггс потер костяшками пальцев глаз и втянул воздух. «Полагаю, он этого не сделал. Как только вы, ребята, уйдете, я тоже уйду отсюда. Пробегусь. Прогуляюсь, что-нибудь».
   Майло сказал: «Девочки, которых Рики привел домой. Помните какие-нибудь имена?»
  «Не могу вспомнить то, чего никогда не знал, сэр».
  Я спросил: «У него был какой-то тип?»
  "Что ты имеешь в виду?"
  «Высокий, низкий, блондин, брюнет».
  «Все, что я знаю, это то, что сказал Рики. Белый, черный, мексиканец, китаец.
  Какая бы рыба ни клевала».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  6
  Когда мы вернулись к машине, полдень уже прошел. «Следующий по близости — г-н.
  Роже. Я попробую его номер.
  Ни ответа, ни голосовой почты. Майло завел двигатель. «Черт. Если он живет один, мне понадобится ордер жертвы».
  Он поехал на восток по Аризоне.
  Я сказал: «Если не с кем поговорить, может быть, Леон Крич сможет помочь».
  «Почему он?»
  «Они оба пожилые парни, которые водили автомобили независимо друг от друга».
  Мы познакомились с Кричем в прошлом году, он был водителем столетней жертвы, а также ее убийцами. Информативный, вежливый, профессиональный.
  «Леон, к тебе обращается джентльмен», — сказал Майло.
  «Стоит попробовать».
  «Конечно, почему бы и нет, но сначала давайте посмотрим, живет ли Соломон Роже с кем-то, кого я смогу травмировать».
  —
  Он этого не сделал.
  Никакого ответа в квартире Роже на первом этаже в ухоженном испанском дуплексе на Хай-Пойнт к северу от Олимпик. Одинокая машина стояла далеко на подъездной дорожке, которую недавно подметали, под серым брезентом. Щедрое свободное пространство позади нее. Достаточно для лимузина Роже.
  Майло поднял угол холста. Черный Кадиллак.
  «Подождите здесь секунду». Он обошел здание с левой стороны, исчез на несколько секунд, вернулся. «Никого на заднем дворе,
   «Нет ответа у служебной двери. Я подтолкну бумагу, как только мы закончим распространять мрак».
  Когда он повернулся, чтобы уйти, дверь в квартиру на втором этаже открылась. На лестничную площадку вышла молодая блондинка в спортивном костюме с татуировкой на левом рукаве. На руках у нее был запеленутый ребенок. Длинные, жидкие волосы, опущенные усталые глаза.
  «Привет», — сказал Майло.
  "Что происходит?"
  "Полиция."
  «Для него?» — сказала женщина. «О, черт, не говори мне, что он плохой парень или что-то в этом роде. Мы только что переехали».
  «Вы говорите о мистере Роже».
  «Не знаю его имени, знаю только, что он может держать две машины на подъездной дорожке, потому что он нравится хозяину дома, поэтому нам приходится платить за разрешение на ночную стоянку». Она указала на пыльный красный минивэн на другой стороне улицы.
  «Трудная сделка», — сказал Майло. «Мистер Роже живет с кем-нибудь?»
  Глаза женщины округлились. «Он плохой парень?»
  «Вовсе нет», — сказал Майло. «Он живет один?»
  "Почему?"
  «С ним случилось что-то плохое».
  «О». Не впечатлен.
  «Кто-нибудь живет с ним?»
  Она пожала плечами. Ребенок подпрыгнул. «Никогда никого не видела».
  «Как долго вы здесь живете?»
  «Месяц», — сказала она. «Это несправедливо . Эта история с парковкой ».
  «У тебя большие проблемы», — сказал Майло.
  «Я имею в виду, это законно?»
  «Не вижу причин».
  Женщина открыла рот. Майло направился к машине, бормоча:
  «Молоко человеческой доброты».
  Когда она думала, что мы не смотрим, она показывала нам средний палец. Или, может быть, ей было все равно.
   —
  В доме Леона Крича тоже не ответили.
  Майло достал свой сотовый. «Не помнишь улицу?»
  Я сказал: «Вустер».
  Он уставился на меня. «Я пошутил. Ты помнишь все, что попадает в твой мозг?»
  «Я стараюсь фильтровать».
  «Даже не буду спрашивать. Проедем мимо».
  —
  Мятно-ухмыляющийся штукатурный традиционный дом Крича был одним из немногих отдельных жилищ в квартале дуплексов и многоквартирных домов. Он владел собственностью, традиционалист, упрямый.
  Мы заметили его с расстояния в сотню ярдов, отряхивающего пыль со своего темно-синего Town Car. Высокий, сутулой, человек-журавль, тонкие белые волосы развевались, когда он работал. Одетый для чего-то важного в оливково-зеленый кардиган поверх розовой рубашки для гольфа, безупречные брюки из сирсакера, белые кроссовки New Balance.
  Сосредоточившись на машине, отступил назад, чтобы рассмотреть свое отражение в краске.
  Мы припарковались и перешли улицу. Майло сказал: «Мистер Крич».
  «Лейтенант! Давно».
  «Как дела?»
  «Я блестяще сдал экзамен по вождению», — Крич поднял большой палец вверх.
  «Когда я вижу тебя, мне вспоминается, что я тоже служил. Возвращаюсь в свои дни депутата в Сеуле».
  То же самое он упомянул и в первый раз, когда мы брали у него интервью.
  «И как ваши дела, доктор?»
  "Отлично."
  "Это хорошо. Так в чем дело? Еще один идиот, делающий что-то преступное?
  Не на той свалке, Авентура, они закрыли ее, краны раскапывают
   все."
  «Нет, в другом месте, сэр. Вы знаете водителя ливреи по имени Соломон Роже?»
  «Солли? Что случилось...» Губы Крича задрожали. Его длинное лицо потеряло четкость. «О, нет».
  «Боюсь, что так, мистер Крич».
  «Солли?» — сказал Крич. Он коснулся своей груди. «О, боже мой. Мы с Солли давно знакомы, он был водителем, когда я еще работал в школьном округе.
  Солли Роже? Серьёзно? Гаитянин, соль земли, не мог найти парня приятнее.
  Когда? Где?»
  «Вчера — дом в Бель-Эйр».
  «Бель-Эйр? Как в Мэнсоне? Где именно в Бель-Эйр? Я раньше ездил туда на машине. Миссис Мелдок, миссис Дэвис, миссис Робертсон, я был тем парнем, который обслуживал женщин, которые обедали».
  Майло сказал: «В районе каньона Бенедикта».
  «Не такой уж большой, похож на офисное здание, даже на стоянке для автомобилей нужно снимать обувь — агент... Морт Медведев?»
  «Нет, сэр».
  «Где же тогда?»
  «Извините, пока не могу сообщить подробности, мистер Крич. Когда вы в последний раз видели мистера Роже?»
  «В последний раз». Крич постучал себя по нижней губе. «В последний раз это было... пару лет назад? Да, два лета назад, какой-то скрипач. В Боуле. Мы оба ездили и ждали, и нас поставили на парковочные места прямо рядом друг с другом».
  «В ваших Таун Карах».
  "Что еще?"
  «Вчера мистер Роже ехал на белом участке…»
  «Это чудовище? О, боже». Крич слегка ударил себя ладонью по щеке. «Кусок мусора, в такой большой штуке невозможно добиться устойчивости осей.
  Если только вы не построите его как полуторку, и тогда он будет слишком жестким для ливреи. Никакой перепродажной стоимости, Солли давно его купил по дешевке. Я сказал ему: не ходи туда, мой друг, такие люди хотят ездить на чем-то подобном, что ты не
  хочу знать. Думаю, я был прав. Кто были клиенты? Они те, кто это сделал?
  Майло сказал: «Не похоже, что они были там».
  «Что же тогда, ограбление?»
  «Это сложно, сэр. Мы только начинаем и пытаемся узнать мистера Роже».
  «Прошло два года, но я не вижу, чтобы Солли изменился с того момента, как я его узнал. Милее парня вы никогда не встретите. Если спросите меня, это было частью его проблемы. Слишком милый. Его использовали».
  «Кто?»
  «Клиенты выдавали недействительные чеки, а он, принимая чеки, был наивен.
  Не все сразу».
  «Ты знаешь все это, потому что...»
  «Он мне рассказал. В Боуле. У нас было много времени поговорить. Я принесла закуски, он тоже. Мы перекусили и поговорили. Так они были негодяями, пассажиры?»
  «Мы все еще собираем информацию, мистер Крич».
  «Хотите, лейтенант, назовите мне имена, я посмотрю, найдутся ли они вам хоть что-нибудь».
  «У вас с Солли были общие клиенты?»
  «Нет, но люди, которые пользуются услугами водителей, пользуются услугами водителей».
  «Хорошо», — сказал Майло, — «но, пожалуйста, держите имена при себе».
  «Обещаю. Стреляю».
  «Ричард Гернси».
  "Неа."
  «Бенсон Альварес».
  «Нет. Мы говорим о геях?»
  «Кажется, нет».
  «Просто два парня в конце супер-растяжки», — сказал Крич. «Что делают?»
  «Там была еще женщина, мы не знаем, кто она».
  «Шлюха?» — спросил Крич. «Оргия?»
   «Нет, сэр. Как я уже сказал, мы только начинаем, мистер...»
  «Извините, извините, лейтенант, я просто расстроен», — Крич снова похлопал себя по груди.
  Точное место, которое покрывало его сердце. Он поморщился.
  «Вы в порядке, сэр?»
  «Я? Я в порядке. Я просто... это тяжело слышать, парень вроде Солли. Спокойный
  — то, что дети называют непринужденным. Его ничто не беспокоило. Его закуски были гаитянскими. Он делал их сам, у него не было женщины, которая бы ему готовила.
  Кукурузный хлеб, который мне понравился. Какая-то фрикаделька, честно говоря, слишком острая. Я дала ему картофельные чипсы и яблочные дольки. Мы приятно провели время и могли слышать музыку на парковке».
  Я спросил: «Знаете ли вы что-нибудь о его семье?»
  «Я знаю, что у него был один», — сказал Крич. «Пара детей, живущих во Флориде.
  Один какой-то врач, другой... я тоже так думаю. Сын и дочь, он ими гордился. Вся семья приехала с Гаити на лодках, пробилась наверх, жена Солли убиралась в комнатах. Потом она умерла.
  Голос Крича прервался. «Ему пришлось нелегко. Но ты никогда не скажешь об этом, он всегда улыбался».
  «Как он находил клиентов?»
  "Что ты имеешь в виду?"
  «Мы не нашли веб-сайт».
  «У меня есть один», — сказал Крич с внезапной гордостью. «Сделал это в прошлом году, перешел в новую эпоху. Но это сделка пополам. Вы получаете больше клиентов, но не всегда высокого качества, а затем они оценивают вас. Дети, они даже не знают, как давать чаевые, для них это Uber». Произнеся последнее слово так, словно это была болезнь.
  «Сейчас продаешь печенье на прилавке — получаешь чаевые. Возишь идиотов всю ночь — нет. Это имеет смысл?»
  Я покачал головой. «Значит, если бы у Солли не было веб-сайта...»
  «Я спросил его об этом, он сказал мне, что он делал отрывные листки. Эти штуки на досках объявлений, маленькие бахромчатые листки с клапанами? Вы их отрываете, и на них есть номер телефона».
  Майло спросил: «И это всё?»
  «Когда мы были в Боуле, у него было именно это».
  «Где он повесил свои отрывные листки?»
  «Безумно», — сказал Крич. «Мое мнение было, не умно. Я сказал ему тогда. Любой может сорвать бесплатный листок бумаги, ты не знаешь, с кем имеешь дело. Я прав? Ты здесь, значит, я тоже».
  «Очевидно, что да, сэр».
  «Да», — сказал Крич. «Но вот в чем дело: я не хочу быть им».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  7
  Врачи во Флориде, необычная фамилия, легко отследить.
  Хиллэр Б. Роже, доктор медицинских наук, FAAOS, возглавлял Институт костей Окалы.
  Специализации: гериатрическая ортопедия и лечение диабетических ран.
  Майло глубоко вздохнул, переключился на громкую связь и позвонил.
  Цепочка общения была от регистратора к помощнику медсестры к практикующей медсестре к врачу. Ускорено званием Майло и пояснениями:
  «Речь идет об отце доктора Роже».
  Через несколько мгновений тихий голос произнес: «Это Хиллари Роже. Что случилось с моим отцом?»
  «Нет простого способа сказать тебе...»
  "О, нет."
  «Мне очень жаль, доктор. К сожалению, ваш отец умер».
  «Нет», — сказала Хиллэр Роже. «Боже, нет… полиция? Значит, не естественные причины?»
  «Боюсь, что нет, сэр». Майло оперся одной рукой о руль. «Ваш отец стал жертвой убийства».
  «Мой отец ? Как? Что случилось?»
  «Мы все еще пытаемся это выяснить, доктор Роже».
  «В его доме? Вторжение в дом?»
  «Нет, сэр, его нашли в машине».
  «О, нет». Приглушенные всхлипы. Прошло долгое мгновение. Мягкий голос ослабел. «Извините... Я же сказал ему прекратить водить. Мужчина его возраста один с незнакомцами? Я всегда боялся, что что-то случится. Что, ограбление?»
   Майло спросил: «Был ли у него плохой опыт вождения?»
  «Я бы предположил», — сказал Хиллэр Роже. «Но он бы мне не сказал...
  прошу прощения."
  Еще один перерыв.
  "О, боже, это меня сразило, лейтенант. Отец был добрым человеком.
  Добрый отец. Мы с сестрой всегда его обожали. После смерти матери он вырастил нас один. Он никогда нас не бил. Никогда не повышал на нас голос.
  Он всегда говорил, что верит в мед, а не в уксус, и поверьте мне, мы можем быть чертями. Его терпение... но такой упрямый человек! Я хотела, чтобы он переехал сюда с нами, умоляла его, но он хотел своей независимости. Почему он не мог послушать?
  Майло спросил: «Значит, вам не известно о каких-либо конкретных инцидентах?»
  «Он никогда бы мне не сказал», — сказала Хиллэр Роже. «Он все еще думал обо мне как о десятилетнем ребенке — в моем возрасте, когда умерла мама. Когда я стала взрослой, я пыталась защитить его, но он так и не отказался от своей роли. Он был защитником. Точка. Его использовали люди, которых он возил? Вероятно, потому что он — о, это тяжело — он был таким щедрым человеком. Слишком доверчивым. И это после того, как он прошел через ад в детстве — Гаити, времена Дювалье, не знаю, знакомы ли вы, но тогда это было ужасно. Приезжала тайная полиция, люди исчезали. Отец никогда не терял своего хорошего настроения. Никогда».
  «Так нам сказал его друг».
  Пауза. «Женщина?»
  «Нет, сэр», — сказал Майло. «У него была подруга?»
  «Он сделал это пятнадцать лет назад, поэтому он остался в Лос-Анджелесе, когда мы вернулись во Флориду».
  «Назовите имя, пожалуйста».
  «Лилиан Адамс, но она умерла, лейтенант. Рак, всего через несколько лет после того, как мы с сестрой переехали — то есть, двенадцать лет назад.
  Вот почему мы думали, что он наконец присоединится к нам здесь, во Флориде. Но он хотел быть независимым. Теперь посмотрите, куда это его привело — какой друг рассказал вам о нем? Я не знал, что у него есть друзья. Не то чтобы он был одиночкой, он любил людей. Но когда он не работал, его удовольствия были одинокими».
   «Еще один водитель его возраста по имени Леон Крич. Какие занятия нравились вашему отцу, доктор?»
  «В основном читал. Английский и французский. А еще играл на скрипке».
  Сдавленный смешок. «Пытался играть. Когда он практиковался, мы с сестрой улыбались и отходили как можно дальше. Он не был музыкантом, но был очень умным человеком, лейтенант. Хотел стать врачом, но на Гаити, если вы не сын плантатора или политика, забудьте об этом».
  «И он стал водителем».
  «Нет, это было позже», — сказал Хиллэр Роже. «Когда мы впервые приехали во Флориду на лодке, он работал техником и ходил в вечернюю школу. Бухгалтерия. Потом умерла мама, он забрал нас и переехал в Лос-Анджелес, где устроился на работу в газовую компанию. Бухгалтерия. Потом газовая компания отправила его на пенсию, сократила расходы, он получал пенсию, но ему было скучно.
  И он начал водить. Для лимузин-компаний, потом сам. Этот Крич, он хороший человек?
  «Стерлинг», — сказал Майло. «Он высоко отзывался о вашем отце. Он также рассказал нам, что ваш отец отказался от рекламы в Интернете и привлекал клиентов, размещая объявления на досках объявлений».
  «Эти отрывные штуки», — сказал Хиллэр Роже. «Примитивно. Мы с сестрой дразнили его, но, как я уже сказал, он упрямый. Кто-то, кого он возил, сделал это?»
  Майло сказал: «Еще очень рано, доктор. Мы прорабатываем детали».
  «У вас есть подозреваемый?»
  «Нет, сэр».
  «Есть ли какие-нибудь зацепки — как вы их называете — наводки?»
  «Еще нет, сэр».
  «Так ничего», — сказал Роже. «Боже мой, это нереально... будет ли вскрытие?»
  «Да, сэр».
  «Можете ли вы хотя бы рассказать мне , как он умер?» — спросила Хиллари Роже. «Хочу ли я знать?»
  «Одиночное огнестрельное ранение. Он бы не пострадал».
  «Отец ненавидел оружие. Никогда не прикасался к огнестрельному оружию после того, как демобилизовался из гаитянской армии. Я хочу приехать как можно скорее, чтобы привести его
   назад. Когда я смогу это сделать?
  «Я бы дал ему по крайней мере неделю или около того, доктор. Я вам позвоню. И вы звоните мне в любое время, если у вас возникнут вопросы. Вот мой номер».
  «Подожди, я принесу ручку». Царапающие звуки. Выдох. «Ладно».
  Майло медленно продиктовал цифры. Хиллари Роже продиктовала их в ответ.
  «Вот и все, доктор. Вы и ваша сестра — единственные близкие родственники?»
  «Только мы», — сказал Роже. «Мы с сестрой работаем вместе. Мадлен — подолог».
  «У вас нет родственников в Лос-Анджелесе?»
  «Ни одного. Боже, как мы с Мадлен скажем нашим детям? Они видели Отца в последний раз два Рождества назад. Мы летели с ним первым классом. Он все время издевался над этим, высокомерно то, высокомерно то. Дразнил нас, почему мы забрали его из аэропорта, вместо того чтобы позволить ему вести машину. Дети его любят. Он любил их... это... ужас».
  «Доктор, еще раз извините. Разрешите ли вы мне войти и обыскать жилище вашего отца?»
  «Зачем вам мое разрешение?»
  «Без этого мне придется подавать заявление на так называемый ордер жертвы. Я его, конечно, получу, но ваше разрешение ускорит процесс».
  «Конечно, все, что поможет», — сказала Хиллер Роже.
  «Может, стоит поговорить с сестрой?»
  «Я сомневаюсь, что она сможет что-то добавить, и я бы лучше сам ей сообщил — это будет замечательно. Это самый ужасный день в моей жизни. Этот день и день, когда умерла мама».
  —
  Майло отключился. «Это было весело».
  Он посмотрел на свои Timex. «Ты готов к Альваресу? Дай нам немного времени, чтобы добраться до центра города».
  «Конечно». Я написал Робину. Не уверен, когда вернусь.
   Без проблем, я в студии.
   Сделать левый поворот на Олимпик было сложно, но Майло, похоже, наслаждался вызовом. Вызвав хор автомобильных гудков, он протиснулся на восточную полосу.
  Я сказал: «У Гернси и Роже не было местных родственных связей».
  «Более легкие жертвы».
  «Альварес живет в доме престарелых, и если женщина бездомная, она будет наиболее уязвима».
  «Хищник», — сказал он. «Но какая, черт возьми, отдача?»
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  8
  Авеню Скаггс находится к западу от Чайнатауна, в узком кольце малоизвестных улиц, затененных переплетением автомагистралей 101 и 110, напоминающим миску для пасты.
  Районы в центре Лос-Анджелеса и вокруг него десятилетиями флиртовали с обновлением, но результаты были разными. Капля оптимизма добралась до Скаггса в виде четких трехэтажных квартир с охраняемой парковкой. Несколько вывесок «Продается » говорили, что только капля на некоторое время.
  Старые объекты недвижимости варьировались от безделушек пятидесятых до деревянных каркасных викторианских и ремесленных бунгало, прибитых гвоздями столетие назад, когда землетрясения еще не воспринимались всерьез. Удивительно много невероятных конструкций сохранилось, социальный дарвинизм встречается с недвижимостью.
  Casa Clara Adult Residential Care находился в квартале 800 Skaggs и был одним из выживших: двухэтажный Craftsman, окрашенный в цвет дыни, с крыльцом по периметру с двумя креслами-качалками. Краска выглядела свежей.
  Никаких вывесок; с улицы виден только дом необычной расцветки.
  Передняя часть за низким проволочным забором и воротами была цементной. Треугольные вырезы на серой поверхности украшали засухоустойчивые суккуленты. Это и краска говорили, что кто-то обращал внимание.
  Ворота открылись на проходе прямо. С улицы никакой видимой охраны. Затем детали заявили о себе.
  Кресла-качалки были прикручены к широкому дощатому полу веранды. Железные прутья зарешечивали каждое окно и мини-окно с четырьмя панелями в старинной резной двери из красного дерева. Наклейка от компании по установке сигнализации и два серьезных засова на двери. Может быть, чтобы противодействовать всему этому, чуть ниже верхнего засова сияла желтая наклейка со счастливым лицом.
   Майло позвонил в колокольчик и раздался осиный писк.
  Несколько секунд ничего не было слышно, а затем женский голос пропел: «Ух- ух, секунда!»
  Шаги. Тот же голос, громче, пропел: «Кто там ?»
  "Полиция."
  Верхняя половина лица заполняла четыре стекла, бледная кожа и голубые глаза колебались у железной решетки. «Эм, удостоверение личности, пожалуйста?»
  Майло выполнил просьбу с помощью значка. Дверь открылась, и появилась высокая, стройная женщина лет двадцати, одетая в темно-красную толстовку Гарварда, рваные серые джинсы и черные балетки, нуждающиеся в полировке. Квадратное лицо с сильным подбородком, вздернутый нос, узкий рот, дерзкий подбородок. Большие очки в черепаховой оправе затуманивали глаза, которые граничили с бирюзовыми. Длинные волосы цвета карамели были собраны в свободный высокий конский хвост. Длинные бледные пальцы беспокойно двигались, как и ее плечи и брови.
  Она улыбнулась нам, что, казалось, было искренней попыткой проявить теплоту. Нервничанье уменьшило воздействие, но все равно, благие намерения.
  «Кто-то наконец-то взялся за Бенсона? Пожалуйста, скажите мне, что с ним все в порядке».
  Она прищурилась, глядя на улицу. «Он в твоей машине? Могу я выйти и забрать его?»
  Майло сказал: «Бенсон Альварес».
  Восторженный кивок. «Мы зовем его Бенни. Так что он в безопасности. Хорошо. Мы все так волновались, так как он не вернулся домой в пятницу. Я немедленно связался с его работницей DPSS, но она так и не перезвонила мне, поэтому я позвонил вам, ребята.
  Парень, с которым я говорил, начал с того, что взрослый человек должен отсутствовать двадцать четыре часа, прежде чем можно подавать заявление. Я сказал ему, что Бенни не был типичным взрослым, и он сказал: «Хорошо, он разберется». Я не был уверен, что он имел это в виду, так что хорошо, он это сделал».
  Она переместилась вправо, голубые глаза метнулись мимо Майло. «Эм, я не вижу его в твоей машине. Его где-то держат? Я не могу уйти сама, но, может быть, Андреа сможет разрешить Uber забрать его или что-то в этом роде».
  Майло спросил: «Вы его опекун?»
  «Я курирую учреждение. Мы — Уровень один, самые способные жильцы, у них нет индивидуальных смотрителей. Случайно я имею дело с этим,
   Обычно я работаю в ночную смену, потому что днем я учусь в магистратуре. Но Марселла — дневная смена — спросила, может ли она поменяться местами, чтобы провести отпуск со своим парнем».
  Она остановилась, перевела дух. «Это было слишком откровенно, извините. Так где и когда можно будет забрать Бенни?»
  Майло потер лицо. «Не могли бы мы войти, мисс…»
  «Джастин Мерк. Что случилось?»
  «Было бы лучше, если бы мы обсудили это внутри...»
  «Что-то случилось с Бенни?»
  На этот раз Майло воспользовался картой.
  Джастин Мерк читала, покачнулась и ухватилась за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.
  «Убийство… Бенни? О, Боже, нет!» Одна из ее ног подогнулась и начала уходить из-под нее.
  Я схватил ее за руку, Майло схватил ее за другую, и мы повели ее внутрь.
  —
  Как и интерьер большинства подлинных строений Craftsman, первый этаж был затемнен темными деревянными стенами и соответствующими потолочными кессонами. Дешевый пластиковый светильник свисал над головой, отбрасывая беспощадный свет.
  Сбоку находилась гостиная, обставленная диванами, которые выглядели так, будто их спасли с обочины. Но пространство выглядело ухоженным и пахло моющим средством с лимонным запахом.
  Большая комната, нежилая. Никаких признаков или звуков человеческого обитания нигде в доме.
  Я спросил: «Есть ли еще кто-нибудь дома?»
  Джастин Мерк, теперь плача и глотая воздух, яростно замотала головой.
  Мы усадили ее в ветхое кресло лицом к дивану и подождали, пока она сделает несколько вдохов.
  «Другие жители находятся в зоопарке с нашими студентами-волонтерами. Мы часто ходим туда, потому что там открыто и спокойно. Бенни это нравилось. Фламинго, ему нравился их цвет. Хотя они и плохо пахли. Он шутил по этому поводу, держал
   нос и скорчи смешную рожицу — о, ну вот, опять, тебе все это безразлично!»
  Майло сказал: «На самом деле, нам важно все, что вы можете рассказать нам о Бенни». Он достал пачку салфеток от смертельного удара, которую держал в кармане пиджака, и дал ей одну. Она промокнула и шмыгнула носом.
  Майло сказал: «Джастин, когда дело касается расследования убийства, нет такого понятия, как излишняя откровенность».
  Она опустила голову, постучала по коленям. Положила обе руки на виски и надавливала, пока ногти не побелели. «Через пару часов они придут домой, и мне придется им сказать. Мне также следует позвонить Андреа, она знает, что делать. Или, может быть, нет. Такого никогда раньше не было».
  «Кто такая Андреа?»
  «Андреа Бауэр, она владеет Casa Clara и другими убежищами. Она живет в Санта-Барбаре, но приезжает сюда регулярно. Я рассказал ей о том, что Бенни не возвращается домой, она сказала, чтобы она обратилась в полицию. Сегодня утром она перезвонила мне и сказала, что вы, ребята, его ищете. Вот почему, когда вы появились...»
  Слезы.
  «Можем ли мы получить номер Андреа?»
  «Конечно». Медленное чтение, торопливые записи.
  Я сказал: «Джастин, расскажи нам о Бенни».
  "Как что?"
  «Каким человеком он был».
  «Милый», — сказала она. «Милый, славный мальчик — я имею в виду, что он был мужчиной средних лет, я не собираюсь юниоризировать его. Но это то, что приходит на ум, когда думаешь о Бенни. Невинный, как юный мальчик. Просто нежнейший маленький парень».
  «Насколько он был умственно отсталым?»
  «Его официально классифицировали как DD — отставание в развитии, — но это было несерьёзно. Я думаю, что он прошёл тестирование в середине семидесятых — его IQ. Он мог немного читать, хотя обычно он притворялся».
  «Притворялся более функциональным, чем был на самом деле».
  «Я имею в виду, что каждый должен чувствовать себя хорошо, верно? Это не то, что он лгал, хвастался или делал глупости. Я говорю о том, что
  раз он взял один из моих учебников и провел по нему этой маленькой пластиковой лупой и начал напевать и кивать, как будто он понял это. Я спросил: «Итак, что ты узнал об образовательной программе, Бенни?» Он посмотрел на меня с самым милым выражением и сказал: «Я узнал, что ты умная, Джастин». Это был Бенни, всегда доброе слово для всех. Все его любили. Кто мог причинить ему боль? Я не понимаю !»
  Майло сказал: «Значит, он пропал в пятницу».
  «Он должен был вернуться к трем. Я приехал в четыре, обычно в семь, но Марселле нужно было собираться в поездку, поэтому я ей помог.
  Марселла была очень обеспокоена, она сказала, что будет ездить вокруг, искать его, но не могла делать это очень долго, потому что ей нужно было подготовиться к поездке. Я сказала ей, чтобы она не волновалась, я обо всем позабочусь. И тогда я начала звонить. Когда я ничего не услышала в пятницу или субботу, а затем и сегодня, я очень испугалась. Но надеялась, понимаете? Бенни — Уровень один, может, он сможет позаботиться о себе немного».
  Она посмотрела на нас с сомнением. «Я всегда стараюсь надеяться, даже если это глупо!»
  Ее руки начали дрожать, а глаза остекленели.
  Я сказал: «Ты ходишь в школу днем и работаешь всю ночь? Жесткий график».
  «На самом деле, не так уж и плохо. Когда я здесь, я в основном сплю, если только у кого-то из жильцов нет проблем, а когда они спят, то это почти всегда ненадолго — плохие сны, кто-то хочет воды или перекуса. Кроме того, у меня только два занятия в неделю — семинары для выпускников, оба во второй половине дня, чтобы я мог наверстать упущенное в другие дни».
  «Как другие жильцы отреагировали на то, что Бенни не вернулся домой?»
  «Пара спросила, и я сказал им, что у Бена назначена встреча, и он вернется.
  Никто не спорил. Они такие. Послушные — это звучит покровительственно?
  Они отзывчивые, очень добрые люди. А в субботу была экскурсия, Descanso Gardens, они вернулись домой измученные. Сегодня будет так же
  из-за зоопарка. Мы стараемся их чем-то занять.
  «Куда делся Бенни в пятницу?»
  «На работу. В художественную галерею, подметать», — сказала Джастин Мерк.
  «Разумеется, я сначала позвонил им, они сказали, что он был там до двух, двух
   тридцать, как обычно, казалось, были в порядке, когда он ушел. Это не строгий график, они в основном позволили ему тусоваться.”
  Я сказал: «Ему нравится зоопарк, но он решил туда не ходить».
  «Ему нравилось иметь работу. Она давала ему ощущение… значимости — это кошмар!»
  Первая салфетка была намочена и сжата. Майло дал ей другую, и она шумно высморкалась.
  «Я даже искала его прямо здесь. В его комнате, в каждой другой комнате, на заднем дворе. Хотя я знала, что это нерационально. Хотела что-то сделать, понимаете?»
  Я сказал: «Конечно. Сколько там дверей?»
  «Передняя часть, через которую вы вошли, и задняя часть, от прачечной до заднего двора».
  «Поэтому, если бы в задней части дома никого не было, кто-то мог бы прийти и уйти, оставаясь незамеченным».
  «Думаю, да». Джастин Мерк заломила руки. «Мы их не запираем, это не тюрьма, вся суть в том, чтобы воспитывать независимость. Бенни любил свою работу. Любил искусство, любил рисовать».
  Майло спросил: «Он был талантлив?»
  Она сгорбилась. «Он нарисовал мне фигурки из палочек. Я сказала ему, что они фантастические».
  «Как называется галерея, где он работал?»
  «Verlang Contemporary, это на Харт-стрит, недалеко».
  «Бенни пошел».
  «Это меньше мили, и он всегда ходил днем. Когда он начал, его сопровождал студент-волонтер. Через неделю он настоял на том, чтобы сделать это сам. Это соответствует нашему подходу».
  «Как долго он там работал?»
  «Месяцы», — сказала она.
  Майло спросил: «Какое полное имя и номер телефона у Марселлы?»
  «Марселла МакГанн. Подождите». Джастин Мерк встала, постояла немного, чтобы успокоиться, поспешила выйти и вернулась, прокручивая номер мобильного телефона. Она прочитала номер. «Но, как я уже сказала, она в отпуске».
   "Где?"
  «Мексика — Кабо, я думаю. Они с ее парнем планировали это уже давно».
  Я сказал: «Ты встаешь ночью, когда у жильцов проблемы. Это когда-нибудь касалось Бенни?»
  «Нечасто. И он никогда не поднимал шума, просто спускался и говорил мне, что не может спать. Мы немного болтали, а потом я отводил его обратно наверх. Он не был неисправен или что-то в этом роде, если вы об этом. У меня просто возникло ощущение, что иногда у него в голове были идеи, и он не знал, что с ними делать. Ночью и когда он не спал».
  «Какие идеи?»
  «Не знаю, может, я совсем не права», — сказала она. «Но такие люди, как он, много думают. Они такие же, как все остальные. Иногда он смотрел» —
  она постукивала себя по голове — «и я думала: «Что здесь происходит, Бенни?»
  Иногда он не отвечал, иногда он смотрел на меня с улыбкой щенка и говорил: «Ты такой умный, Джасти».
  Слезы хлынули. Она вытерла их.
  Я сказал: «Мягкий парень».
  «Самый нежный. Зачем кому-то причинять ему боль? Если только это не было связано с районом. С чем-то, с чем он столкнулся, когда возвращался».
  «У вас были проблемы в районе?»
  «Меньше, чем можно было бы ожидать, но, конечно, это как в любой другой городской ситуации. Я не осуждаю и не унижаю целый регион из-за того, что он малообеспеченный, но в первый год обучения в аспирантуре я работал в одном из приютов в центре города, и это было страшно. Не большинство бездомных, только несколько.
  Некоторые из них были совершенно иррациональны и имели серьезные проблемы с гневом».
  Она коснулась своего левого предплечья. «Однажды я подвернула руку. Раздавала еду, и какой-то парень, полный шизофреник, подумал, что я недостаточно быстро двигаюсь, схватил меня и вывернул».
  «Страшно», — сказал я.
  «Ошеломляюще. Поэтому, когда Бенни все еще не появился, я подумал: «А что, если он столкнется с кем-то вроде этого? Он будет беззащитен. Но их нельзя посадить в тюрьму. Всегда есть риски, которые нужно взвешивать. Верно?»
   Мы кивнули.
  Она всплеснула руками. «Работа с инвалидами, ничто из того, чему учат в школе, не готовит тебя. Как я могу быть готова к такому приюту?»
  Майло спросил: «Есть ли какие-то проблемы между Бенни и другими жильцами?»
  «Конечно, нет. Андреа выбирает по мягкости, она не хочет тратить время на дисциплину и контроль».
  «Хорошо. А как насчет семьи Бенни?»
  «У него не было семьи».
  «Совсем никого?»
  «Разве это не печально ? Вот как он оказался здесь. Он был единственным ребенком, жил с матерью, она родила его поздно, умерла два года назад, когда ей было около восьмидесяти. Вы видите это с синдромом Дауна. Родители постарше, трое из наших жильцов — дауны. Но Бенни не был дауном, он просто был UDD...
  недифференцированная задержка развития».
  Я спросил: «Он жил со своей матерью, пока она не умерла?»
  «Он был тем, кто нашел ее, он был в ужасе, выбежал из их квартиры и сидел на обочине, плача. Сосед увидел его, узнал, что случилось, и позвонил в 911. Бенни был помещен в приемную семью для взрослых, пока не попал сюда».
  Майло спросил: «Никаких кузенов, тетушек и т. п.?»
  «Никто», — сказала Джастин Мерк. «Это касается большинства наших жителей.
  Они как подкидыши. Общество обязано заботиться о них».
  «Как насчет того, чтобы заглянуть в комнату Бенни?»
  «Конечно. Вы увидите его искусство. Как сильно он его любил».
  —
  Она провела нас по лестнице из красного дерева, смягченной коричневым ворсом. Второй этаж дома был из того же красного дерева. Природные гравюры, взятые из коммерческих календарей, висели косо с неравными интервалами. Пять открытых дверей с каждой стороны холла. Некоторые были оборудованы двухъярусной кроватью, другие — односпальной.
   Бенни Альварес жил один в бежевом помещении восемь на восемь футов в задней части дома, вероятно, построенном как помещение для слуг. Единственное узкое окно, вид частично закрывали широкие, ржавые листья возвышающегося платана. Одеяло с изображением улицы Сезам на кровати было аккуратно заправлено, подходящая подушка взбита.
  Я спросил: «Бенни сам заправил свою постель?»
  Джастин Мерк сказала: «О, да, он гордился этим. Он всегда был аккуратным и чистым. Любил мыть руки и был первым в очереди в душ. Он также был придирчив к своей одежде. Застегивал рубашки до самого горла даже в жаркую погоду».
  Я подумал: "Папаша военный? Папаша заключённый?"
  Я сказал: «Что ты знаешь о его отце? Его воспитание, и точка».
  «Ничего, только то, что мне рассказали о его маме. У некоторых из них есть истории насилия, но не у Бенни. О нем хорошо заботились его мама и его приемные родители».
  «Кстати, как их зовут?»
  «Бакстеры, но они вернулись в Юту два года назад. Вот почему Бенни приехал сюда».
  Мы с Майло осмотрели крошечную комнату. Кроме кровати, только один предмет мебели: белый комод с тремя ящиками. Наверху лежало несколько листов бумаги, покрытых фигурками из палочек.
  Майло порылся в ящиках, затем проверил маленький шкаф. Скудный гардероб, пара кроссовок на полу, ничего на полке. Я подумал о запасе презервативов Рика Гернси. Двое мужчин, таких разных, убитых и униженных вместе.
  Мы повернулись, чтобы уйти.
  Джастин Мерк сказала: «Черт. Я надеялась, что ты что-нибудь найдешь. Как я уже сказала, я глупая, поэтому я никогда не перестаю надеяться».
  —
  Она наблюдала за нами из двери, пока мы не уехали. Два квартала спустя Майло остановился, въезжая в тень автострады. «Еще один, у которого нет местной семьи».
   Мы оба достали свои телефоны.
  Его исследование началось с основ Андреа Бауэр и Марселлы МакГанн. На странице МакГанн в Facebook была изображена грузная женщина с каштановыми волосами лет тридцати. Любимая музыка и фильмы, ничего необычного.
  Три фотографии с таким же пухлым парнем по имени Стив.
   Доктор Андреа Бауэр жила в Монтесито и жертвовала средства на благородные цели.
  Доктор социологии из Йельского университета, унаследовала богатство от покойного мужа-разработчика. Буддистка, пацифистка, веганка, называет себя «активисткой», мать двоих детей, бабушка одного ребенка. Множество ее изображений в Интернете, все на благотворительных мероприятиях. Угловатая, симпатичная женщина лет шестидесяти с короткими волосами цвета железа, зачесанными назад от чистого загорелого лба.
  Ничего даже отдаленно неприятного в прошлом обеих женщин. Идеальная история вождения для пятилетнего Nissan Sentra МакГанна, Бауэр получила несколько штрафов за превышение скорости на своем Porsche Panamera GTS. 101 север. Спешно направляется домой.
  Пока Майло продолжал кликать, я поискал художественные галереи на Харт-стрит и нашел Verlang Contemporary. Поиск по изображениям показал узкую витрину на первом этаже богато украшенного здания двадцатых годов, украшенного горгульями.
  Серый известняк, мрачный и впечатляющий; возможно, построен как банк.
  Элегантность была несколько испорчена брошенной тележкой для покупок наверху, сколами и пятнами на камне.
  Я запустил поиск по карте. Как сказала Джастин Мерк, недалеко — 0,61 мили от дома цвета дыни.
  Двадцать минут, если вы идете не спеша, добавьте еще немного времени на возможную рассеянность умственно отсталого человека с творческим складом ума.
  Майло отключился. «Ненавижу, когда все соблюдают закон».
  Я сказал: «Домой недалеко, так что его, скорее всего, похитили где-то в пятницу днем, держали где-то, пока его не убили в субботу. Скид Роу не так уж далеко, так что то, что Джастин рассказала нам о столовой для бездомных, может иметь отношение к делу. На улице полно всяких людей».
  Он нахмурился. «Чертова мужская тюрьма тоже не так уж и далеко. Скроты, вышедшие на свободу, кто знает, что они сделают».
  Он позвонил доктору Андреа Бауэр, получил голосовую почту. То же самое и для Марселлы МакГанн.
   «Хорошо, давайте посмотрим на эту галерею».
  —
  Короткая поездка пролегала мимо жилых и коммерческих зданий разного возраста и состояния, а также зловонного лагеря бездомных, в котором жили шесть бродяг, ни один из которых не узнал Бенни Альвареса или женщину в черной шляпе. Обитатели улицы казались странно безмятежными, когда их спрашивали, и это отношение подкреплялось распространением Майло синглов и дешевых сигар. Когда мы уходили, какой-то мужчина крикнул: «Да благословит вас Бог, генерал!»
  Известняковое здание, в котором размещался Verlang Contemporary, было еще одним пережитком прошлого, с северной стороны к нему примыкал мотель восьмидесятых годов под названием The Flower Drum, украшенный вывесками на английском, японском и корейском языках, а слева — двухэтажный кубический блок, в котором размещался ювелирный магазин New World Elegant Jewelers. ( МЫ ПОКУПАЕМ
   ЗОЛОТО!!! ) Вдалеке крыши пагод Чайнатауна пронзали смог, странно выделяясь на фоне брутальных башен муниципального правительства.
  Окна Verlang были темными, за исключением знака «Закрыто» . То же самое было и в двух соседних художественных магазинах: AB-Original Gallery и The Hoard Collection.
  Здание имело два дополнительных этажа, но внутри не было освещения.
  Майло сказал: "Все место выглядит мертвым. Может быть, не хватает талантов, чтобы развернуться".
  Он доехал до Хилл-стрит, направился на юг к Шестой, затем на запад. Движение замерло, страсти накалились, гудки загудели. Он включил полицейский диапазон и использовал его в качестве фона. Бесконфликтный, непрерывный диалог между диспетчерами и патрульными офицерами часто убаюкивает меня. Когда я проснулся, мы проезжали мимо окружного художественного музея на Уилшире к востоку от Фэрфакса.
  Он сказал: «Проснись и пой. Пойдем выпьем кофе».
  «Забрось меня домой, и я приготовлю горшок».
  «Не без кофеина, чувак».
  «Нет проблем».
  «Кенийский?»
  «Я думаю, у нас это есть».
  «Думаешь? Я надеялся на гарантию».
   «Жизнь тяжела», — сказал я. «С другой стороны, у нас определенно есть бискотти.
  Робин испекла несколько штук с засахаренными цитронами».
  «Робин печёт?»
  «Робин делает все, что ей взбредет в голову. Одной из хороших вещей, которую она получила от матери, была книга домашних рецептов».
  «Бискотти», — сказал он. «Прекрасный язык, итальянский. Ладно, отлично, не обязательно кенийский. Видишь? Я делаю то, что ты мне говоришь, проявляю психологическую гибкость».
  Сидя за моим кухонным столом, он осушил три большие кружки ямайского кофе и съел полдюжины бискотти, прежде чем зевнуть.
  Робин пришла две минуты назад и села с нами. Она улыбнулась.
  «Хочешь вздремнуть, Большой Парень?»
  «Я ценю твое предложение, но я заканчиваю». Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, затем наклонился и потрепал складки на шее Бланш, прежде чем приподняться.
  Я проводил его из дома к «Импале». «Что дальше, Большой Парень?»
  «Я делаю грязную работу, а ты наслаждаешься жизнью. Если что-то случится, я дам тебе знать».
  Он подошел к водительской стороне. Остановился, отступил, сжал мою руку обеими своими. Как будто меня пеленали прихватками. «Да. Спасибо».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  9
  В понедельник в два часа дня он позвонил и сказал: «Три опытных детектива тщательно проверяют, ноль информации».
  Во вторник в четыре часа дня он прислал сообщение: Не знаю, не слишком ли рано уведомлять, но Андреа Бауэр придет через час.
  Я только что закончила два отчета об опеке, а Робин задержалась на работе допоздна, заканчивая «чрезвычайный» ремонт грифа красно-искрящегося Telecaster знаменитого рокера. Коко Мо не сыграла ни одной ноты и использовала инструмент так, как барабанщица использует палочку. Но ей нужно было выглядеть «горячо, гипертрофированно и горячо», а вялый обезглавленный инструмент не подходил.
  Я пошел в студию Робин, поцеловал ее и посмотрел на ее верстак.
  «Художественное осуществление».
  «Мы берем это там, где находим, дорогая».
  —
  В два сорок семь я прибыл в кабинет Майло без окон, размером с чулан на втором этаже станции West LA. Другие детективы работают в большой комнате внизу, наполненной человеческим шумом и лязгом дверей шкафчиков.
  Много лет назад коррумпированный начальник полиции, собиравшийся вскоре уйти на пенсию, загнал моего друга в, по всей видимости, неработоспособную камеру и повысил его до лейтенанта в обмен на молчание об «ошибках в суждениях», которые могли бы поставить под угрозу огромную городскую пенсию.
  Шеф был доволен, уверенный, что получил от сделки большую выгоду.
  Не подозревая, что он выбрал идеальное логово для этого конкретного гризли.
   Лейтенанты обычно работают за столом, но Майло использовал возможность продолжать работать над делами. Когда возникали административные задачи, он их игнорировал. То же самое с меморандумами, совещаниями и документацией за пределами страниц книг об убийствах в синем переплете.
  Два последующих начальника ощетинились, как это всегда бывает с людьми организации, когда железные правила ржавеют. Но их первоначальная решимость что-то изменить провалилась: департаменту требовался каждый кусочек хорошего пиара, который он мог выпросить, а успех Майло был слишком очевидным, чтобы с ним шутить.
  Тесное пространство едва вмещает его стол и стул, а также одно дополнительное сиденье с жесткой спинкой. Трон для посетителей мог бы также иметь мое имя, выгравированное на латунном щитке, поскольку я единственный человек, который его занимает. Свидетелей и лиц, представляющих интерес, отводят в комнаты для допросов, и когда появляются молодые Д., они стоят в зале и дают отчет.
  Для встречи с доктором Андреа Бауэр Майло выбрал ближайшую из комнат. Но когда мы приблизились к табличке Reserved , свисающей с дверной ручки, он продолжил идти.
  Я спросил: «Передумали?»
  «Она из Монтесито», — сказал он. «Мы предлагаем услуги парковщика».
  Мы спустились по лестнице, вышли со станции и остановились у обочины.
  По Батлер-авеню непрерывным потоком въезжали и выезжали служебные автомобили и машины без опознавательных знаков на служебную стоянку напротив.
  Я спросил: «Зачем она сюда едет?»
  «Она позвонила и предложила. Я не спорю с человеком, у которого чистый доход как у средней по размеру страны Карибского бассейна».
  «Вы исследовали ее финансы».
  «После того, как она позвонила, я поверхностно взглянул на цифры. Она приезжает на заседание совета директоров в The Music Center, посчитал, что будет эффективно зайти. До сих пор не удалось связаться с ее сотрудником, МакГанн.
  Надеюсь, Бауэр сможет меня направить».
  Он взглянул на свои часы Timex.
  Я спросил: «Ничего из склепа?»
  «Дело о разложении все еще в силе, все четыре моих тела лежат в холодильнике, даже не могу получить обязательство по графику вскрытия. В дополнение к
   радость, вчера я залез в квартиру Соломона Роже и не нашел ничего, кроме кучи этих отрывных объявлений, которые он разместил неизвестно где. Было бы неплохо иметь ежедневник, парень должен был как-то организовывать свое расписание.”
  «Тот, кто его убил, забрал его».
  «Это мое предположение. Вместе с его мобильным телефоном. Он пользуется услугами какого-то мелкого оператора, я запросил его счет, ничего не услышал, буду продолжать пользоваться им.
  Я также ездил около его квартиры, проверяя супермаркеты и магазины у дома. Если Роже размещал рекламу в каком-либо из них, его объявления были удалены.”
  «А как насчет камер?»
  «Из всех мест, которые я нашел, ни одно не было направлено на доски объявлений, проблема в краже, а не в бесплатной рекламе. Я также разговаривал с агентством, которое сдавало дом в аренду для вечеринок. Место пустовало год, какой-то отвратительный развод. Кстати, оно все еще не заперто, я только что вернулся, перепроверил каждую из двадцати с лишним комнат. Ничего кровавого. Убийств там не было».
  Я сказал: «Неприятные разводы вызывают всевозможные страсти, так что, возможно, место свалки было выбрано не случайно. Кто враждующие стороны?»
  «Ансар против Ансар. Мама рассталась с детьми, скрывается где-то на Ближнем Востоке».
  «Может быть, я смогу вам дать подробности. Есть судьи, которым я могу позвонить».
  «О, да, это твоя другая работа, не так ли? Отлично, спасибо, потрясающе — хорошо, вот наш филантроп».
  Бордовый Porsche Panamera свернул на Батлер со стороны Санта-Моники и продолжил скользить к нам. Майло помахал рукой, машина остановилась, он указал на стоянку для персонала, перебежал улицу и использовал свою ключ-карту, чтобы поднять шлагбаум. Я подождал, и через несколько минут он появился со стоянки с женщиной в черной толстовке с капюшоном, черных колготках и красных балетках.
  То же лицо и прическа, что и на фотографиях, но Андреа Бауэр позволила своим волосам стать белыми. Искусно белые, блестящие, как хром, каждая прядь на месте. Она двигалась быстро, но с немного неровной походкой, которую можно увидеть у женщин, пожертвовавших устойчивостью ради крайней худобы.
  Майло говорил все время, Бауэр смотрел прямо перед собой. К тому времени, как они оба дошли до меня, ее рука уже была протянута. Она позволила мне коротко пожать
   ее пальцы. Жесткие и прохладные, ногти коротко подстрижены и отполированы. Ее нос и подбородок были достаточно острыми, чтобы резать бумагу, ее глаза были почти черными.
  «Приятно познакомиться, доктор. Приятно слышать, что полиция ценит поведенческую науку». Глубокий, слегка резкий голос; Лорен Бэколл с простудой.
  Я улыбнулся. «Доктор Бауэр».
  «Энди». Она посмотрела на дверь участка. «Никогда раньше не была в полицейском участке. Всему свое время, я полагаю».
  —
  Мы вошли внутрь, и Майло предложил ей лифт.
  Она сказала: «Лестница. Пользуйся ею или потеряешь», — и пошла вперед нас.
  Женщина среднего роста, но способная делать два шага за раз. На втором этаже Майло обогнал ее и придержал дверь в комнату для интервью с меткой.
  Он обустроил все по-дружески: стол в центре, три стула по трем сторонам, бутилированная вода, пластиковые стаканчики.
  Андреа Бауэр заняла центральное кресло без всяких инструкций. «Интересно. Я думаю, что сама обстановка отпугивает подозреваемых».
  Майло сказал: «Сюда приходят самые разные люди».
  "Такой как?"
  «Люди нам помогают».
  Он сел напротив нее. Я занял стул сбоку.
  «Как вы их называете, источники? Информаторы?»
  Майло улыбнулся. «Люди помогают нам. Так что бы вы хотели рассказать нам о Бенни Альваресе?»
  Тонкие губы Андреа Бауэр опустились. «Это было невероятно трудно, я никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Бенни был милым, невинным человеком, лейтенант. Я была рада, что смогла его забрать. Может, его похитили по дороге с работы?»
  «Мы пока не знаем».
  «Можете ли вы сказать, сильно ли он страдал?»
  «Я не верю, что он это сделал».
   «Это полное безумие», — сказала Андреа Бауэр. «Я не могу себе представить, чтобы кто-то намеренно хотел причинить ему боль. Но, полагаю, я наивна. Вокруг полно всякого зла, не так ли?»
  «К сожалению, мэм. Как вышло, что вы его взяли?»
  Андреа Бауэр скрестила ноги-палки и посмотрела в потолок. «Это было пару лет назад. Я была забита до отказа в учреждении Skaggs, но позвонила соцработница и просто умоляла. У меня в Сан-Диего была вакансия, она самая большая — на двадцать жителей, — но работница посчитала, что переезд будет трудным для Бенни, его опыт был довольно ограниченным».
  Я спросил: «Эмоционально или географически?»
  «Оба. Насколько я понял, он жил с матерью в Эхо-парке, а затем со своими приемными родителями всего в полумиле оттуда. Работница описала его как человека с умом ребенка, хотя позже я узнал, что она недооценивала Бенни».
  Я сказал: «Он действовал лучше, чем она думала».
  «Большинство людей не понимают, но я уверен, что вы понимаете, доктор Делавэр. Концепции умственного возраста придается больше значения, чем она того заслуживает — ум шестилетнего ребенка, ум десятилетнего ребенка. Но это так не работает, не так ли?»
  Я покачал головой. «Медленный взрослый качественно отличается от нормального ребенка».
  Она повернулась к Майло. «Ваш психолог имеет в виду, лейтенант, что взрослый человек с когнитивными нарушениями может функционировать низко по одному показателю и высоко по другому. Бенни был ярким примером. Его навыки чтения были почти нулевыми, но его словарный запас был чертовски хорош — вы бы встретили его и подумали, что он в порядке. Вдобавок ко всему, он мог функционировать в обществе и не имел физических стигматов — небольшого роста, но выглядел нормально... никакой боли? Вы уверены?»
  Майло сказал: «Он погиб от одного выстрела, который мог бы быстро привести к смерти».
  Андреа Бауэр опустилась на дюйм. «О, Боже, как гротескно. И вы понятия не имеете , кто мог это сделать?»
  Майло сказал: «Еще нет. Можем ли мы вернуться к его истории на секунду? У вас не было вакансий, но вы нашли способ».
  «Мне пришлось немного повозиться, убедиться, что никто не окажется в невыгодном положении. Я только что приняла резидента в Скаггсе, но она еще не переехала. Синдром Уильямса, немного более низкий уровень функционирования, чем у Бенни, но одна из частей этого диагноза — чрезмерная коммуникабельность. Вдобавок ко всему, она немного переезжала, поэтому я подумала, что с ней может быть все в порядке в Сан-Диего. Так что она уехала, а Бенни получила место в Скаггсе».
  Она снова скрестила ноги. «Маленькие победы, господа. Вот как на это нужно смотреть».
  Я сказал: «Вы проявляете личный интерес к жителям».
  «Нет смысла работать с людьми, если они вам не интересны».
  Она подошла поближе к столу и задела ногтями бутылку с водой.
  Ногти были подстрижены практично, но в ней не было ничего аскетичного: кашемировая толстовка с капюшоном, в каждом ухе сверкало по бриллиантовой серьге весом в четыре карата, а на безымянном пальце левой руки висело платиновое кольцо с круглым желтым бриллиантом, по крайней мере, в два раза тяжелее.
  «Возможно, это звучит неискренне, но я имею в виду именно это», — сказала она. «Я никогда не собиралась управлять объектами, попала в это после смерти мужа. Он владел всем — офисными зданиями, квартирами, торговыми центрами, перестраховочными компаниями, а незадолго до инсульта он приобрёл четыре десятка домов престарелых и реабилитационных центров для наркоманов в рамках какой-то торговли. Я была готова продать всё, не хотела иметь никакого отношения к складированию людей. Но потом я подумала: « Эй, прошло много лет с тех пор, как я работала с людьми, почему бы и нет?» попробовать? Поэтому я остановился на нескольких местах. Целью было создать пространства для независимых людей, родившихся с когнитивными проблемами. Ничего грандиозного. Билл —
  Мой муж был помешан на роскоши, а мне она надоела».
  «Что-нибудь управляемое», — сказал я.
  «Я не собираюсь сидеть здесь и говорить вам, что я Сент-Андреа. Штат и округ платят мне щедро за каждого жителя, но каждый пенни вкладывается обратно, я не получаю никакой прибыли. Не нужно, Билл меня подставил». Мимолетная улыбка.
  «Великолепно».
  «Все ли ваши места находятся на первом уровне?»
  «Тот, что в Сан-Диего — это был мой первый дом, раньше он был домом престарелых — больше, поэтому у нас есть несколько Level Two. Но я держусь подальше от
   все, что ниже этого. Суть в том, чтобы предложить максимальное качество жизни в расслабленной манере. Вы посетили Skaggs. Он показался вам чем-то иным, кроме как комфортным и заботливым?
  Майло сказал: «Это показалось мне приятным, мэм».
  «Когда Билл управлял этим учреждением, там содержались наркоманы, а стены были выкрашены в отвратительный гороховый цвет».
  Она закатала край кашемирового рукава, посмотрела на усыпанные бриллиантами часы Lady Rolex. «Надо идти в Disney Hall. Утомительное собрание, но оно обязывает».
  Майло спросил: «Есть ли что-нибудь еще, что нам следует знать о Бенни?»
  Качание головой. Никакого движения волос. «По дороге я пытался собраться с мыслями, но ничего не вышло. Мне кажется вероятным, что это было ограбление — ограбление, которое пошло не так, или просто одна из этих безумных случайных вещей».
  «Бенни носил с собой деньги?»
  «Когда они покидают учреждение, мы даем им десять синглов и ограниченный по времени мобильный телефон. Запрограммированы два номера: 911 или учреждение. Но, возможно, кто-то хотел телефон, не зная, что он бесполезен. Дети убивают друг друга из-за обуви, почему бы не телефон?»
  Я сказал: «Нам сказали, что Бенни работает в художественной галерее».
  «Марчелла организовала это», — сказала Андреа Бауэр. «И в течение первой недели она или студент-волонтер водили его туда и сюда. Он быстро учился, обладал прекрасным чувством сосредоточенности».
  Майло спросил: «В смысле?»
  «Он мог предугадать маршрут, поставить цель и достичь ее, лейтенант. Вот что имели в виду доктор Делавэр и я, говоря о ментальном возрасте. В некотором смысле Бенни был как полностью дееспособный взрослый. Если бы мы чувствовали, что он в опасности, мы бы никогда этого не допустили».
  Ее тонкое лицо замерцало, когда дрожь пробежала от подбородка до бровей. Она крутила массивное кольцо. «Необходимо ли будет публиковать жилищные условия Бенни? Я бы хотела избежать освещения в СМИ. Ради моих жильцов».
  Майло сказал: «Насколько мы понимаем, чем меньше прессы, тем лучше».
  «Я согласна». Она встала. «Извините, я не смогла быть более полезной».
  Майло сказал: «Спасибо, что уделили время».
  Улыбка Андреа Бауэр была холодной и понимающей. «Если говорить откровенно, я хотела встретиться с вами лично, чтобы убедиться, что Бенни получает оптимальное внимание. Есть люди, которых я знаю, лейтенант. И теперь я уверена, что мне не придется с ними связываться».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  10
  Спуск по лестнице был гонкой под руководством Андреа Бауэр в обратном порядке. Выйдя на улицу, она бросила Майло что-то вроде смутной улыбки, пересекла Батлер-авеню и побежала на стоянку для персонала.
  Майло сказал: «Она знает людей. Ничто так не скрашивает мой день, как угроза».
  Я сказал: «Главной причиной ее приезда сюда была самозащита».
  «Альварес исчезает в пятницу, уже вторник, и я должен защищать ее от плохого пиара? Руководство затаилось до предела, потому что официальная линия мэра — «Вестсайд в безопасности», но завтра в Times появится новость » .
  «Это может пойти вам на пользу», — сказал я.
  «Советы? Со всеми этими психами — палка о двух концах, но давайте посмотрим.
  Пока дети продолжают агитацию, я расширил ее на две мили в обоих направлениях».
  Panamera Андреа Бауэр выехала со стоянки и умчалась.
  Он сказал: «Это может сработать в мою пользу — лимоны в лимонад, а? Вы когда-нибудь погружались в выгребную яму горького, высасывающего душу пессимизма?»
   С тех пор, как в шестнадцать лет я переехал из Миссури в Лос-Анджелес и смог... перестань прятаться от пьяного, разъяренного отца.
  Я сказал: «Я стараюсь этого избегать».
  —
  Мы вернулись в его кабинет.
   Я сказал: «Усыпление бдительности жертвы — ключ к хищничеству, поэтому чувство сосредоточенности Бенни Альвареса могло сработать против него. Чрезмерная сосредоточенность на своей цели и недостаточное внимание к своему окружению. То же самое может относиться и к женщине, если она была сильно пьяной и хронически больной. И Гернси тоже, если на то пошло. Слишком сосредоточена на сексе, чтобы оценить риск».
  «Попался в медовую ловушку».
  «Кто может быть лучше голодного медведя?»
  Он покрутил карандаш между пальцами. «А как насчет Роже?»
  «Я бы поставил на сопутствующий ущерб», — сказал я. «Не тот лимузин, не то время. Или, может быть, автомобиль был фактором: кто-то хотел яркого выступления. Но его также могли рассматривать как человека, идущего на неоправданный риск: пожилой мужчина возит незнакомцев, не ведя учета своих поездок».
  «Используйте его для колес, затем сделайте его и покажите его вместе с остальными»,
  сказал он. «Потому что зачем тратить труп? Мы говорим о жестокости уровня Гитлера, Алекс».
  «Жестокость и жажда власти. Буквально манипулирование людьми».
  Его пальцы барабанили по столу парадидлом. «С учетом всего сказанного, давайте расставим точки над i и посмотрим, что скажет компьютер о деловой практике доктора Энди».
  —
  Несколько интервью с Андреа Бауэр в глянцевых журналах-однодневках повторили суть того, что она нам только что рассказала. Именно в этом и заключается цель интервью в глянцевых журналах-однодневках.
  Она владела девятью объектами: тремя в Калифорнии, четырьмя в Аризоне, двумя в Айдахо. Ни на один из них не было подано серьезных жалоб. Никаких залогов механиков за неоплаченные счета, заявлений о банкротстве или других доказательств финансовой слабости.
  Степень участия Бауэра в судебной системе составила три гражданских иска за столько же лет: два в округе Сан-Диего и один в Темпе.
  То, что казалось обычными скольжениями и падениями, все уладили ее страховщики. Онлайн-рейтинги смещены в сторону позитива, но это не имеет смысла; похвалу можно купить, и, в целом, интернет — это компульсивный лжец
   мечта. Но отсутствие критики было примечательным и заставило плечи Майло поникнуть.
  «Трижды судился», — сказал он. «Учитывая, сколько юристов ошивается вокруг, это просто святость. Жаль».
  Он отвернулся от экрана. «Пора двигаться дальше. Согласен?»
  Я кивнул.
  «А теперь скажите мне — зачеркните это, терапевтически предложите мне, куда именно мы переедем».
  Пока я думал об этом, он проверил свою электронную почту и удалил все административные сообщения.
  Я сказал: «Убийца знал, что собственность будет доступна. Как насчет того, чтобы поближе взглянуть на хозяев вечеринки?»
  «Агентство по аренде наконец-то выдало имена», — сказал он. «Парочка богатых детей, выпускники школы Беверли-Хиллз. То есть, тусовщики, вероятно, тоже были детьми. Видите подростка, устраивающего что-то подобное?»
  «Во Флориде шестнадцатилетний подросток убил своих родителей, а затем устроил домашнюю вечеринку».
  Он открыл сайт средней школы Беверли-Хиллз. «Учебный день заканчивается около четырех. Давайте попробуем поймать их, когда они выезжают на своих маленьких родстерах с территории кампуса. А пока что-нибудь еще?»
  «Вы установили причину смерти Гернси и женщины?»
  «Crypt обеспечивает мне радиомолчание, даже сообщения от Баси нет, что на нее не похоже. Я бы потратил время, чтобы приехать, но с таким большим разложившимся случаем мое присутствие будет нежеланным. Не говоря уже о том, что мои носовые ходы будут испорчены на месяц».
  «Почему разложение имеет высокий приоритет?»
  «Вот что я пытаюсь выяснить: это даже не убийство», — сказал он.
  «Три поплавка всплывают в гавани Уилмингтона через неделю после того, как в пяти милях от нее затонуло шикарное рыболовное судно. Береговая охрана проводит масштабные поиски, но ничего, пока не появляются останки двух рыбаков и нанятого капитана. Много повреждений от акул и крабов, но, насколько я знаю, нет даже намека на человеческое преступление. Какого черта, я снова попробую Басию».
   Он набрал номер на своем мобильном. Выпрямился, когда доктор Бася Лопатински, бывшая жительница Варшавы, Польша, сказала: «Я как раз собиралась вам позвонить».
  Бася предоставила важную информацию по его последнему делу, убийству на свадьбе, и стала его новой фавориткой в склепе. Маленькая, светловолосая, украшенная улыбкой в милю и естественным энтузиазмом, она звучала устало.
  Майло сказал: «Скажи мне, что ты назначен на дело о лимузине, и моя вера восстановится. Скажи мне, что у тебя уже есть научные факты, и я, возможно, даже пойду на полуночную мессу».
  Она рассмеялась. «Еще один отступник-католик? Вы так добры. Мне поручили одну из ваших жертв, женщину. Здесь довольно суматошно, поэтому мы разделяем разделение».
  «Что такого особенного в лодке, Бася?»
  Пауза. «Оставьте это при себе, ладно? Владелец хартии — друг губернатора, и могут возникнуть серьезные проблемы с ответственностью».
  «Закрой рот, малыш. Сколько еще времени пройдет, прежде чем все уляжется?»
  «Надеюсь, несколько дней — мы говорим о крайней степени гниения, Майло. Куски и комки. Мы знаем, кто эти люди, но для страховых целей необходима настоящая научная идентификация, и это кошмар. Мы перестали отвечать на телефонные звонки, потому что адвокаты звонят так часто. Вдобавок ко всему, даже в противогазе запах невероятный. Ладно, перейдем к более приятным вещам: я закончил вскрытие твоей жертвы женского пола, но пока отложу это в сторону, кое-что очень интересное произошло, прежде чем я начал резать.
  Обильная кровь, текущая от коленей до пола машины, не человеческая. Это собачья. И, как оказалось, то же самое относится ко всем четырем жертвам».
  «Собачья кровь?»
  «Теоретически, на данный момент, это может быть любой тип псовых — койот, волк, гибрид того и другого. Но домашняя собака, очевидно, была бы наиболее вероятной».
  «Иисус», — сказал он. «Есть ли в нем человеческая кровь?»
  «На этот вопрос я пока не могу ответить. Я попросил криминалистическую лабораторию оставить лимузин в их автобоксе и тщательно изучить образцы сидений и коврового покрытия.
  Мы сделаем то же самое для одежды. Это большой анализ, окончательный ответ займет несколько дней».
   «Как вы это обнаружили?»
  «На месте не было проведено преципитации, что не является нарушением процедуры, при множественном очевидном предположении, что это будет человеческая кровь, почему бы и нет? Но шаблон был не тот. Слишком большой контраст между относительно редкими количествами крови от выстрела из малокалиберного оружия около ран мистера Альвареса и мистера Роже и объемом ниже. Что еще более странно, у женщины не было никаких очевидных ран, но она все еще была залита кровью на нижних конечностях, и то же самое было с мистером Гернси. Я провел анализ ABO, чтобы проверить, есть ли у нас примеси среди жертв, и он не показал ABO, только DEA — это собачья группа. Я был шокирован, поэтому повторил и получил тот же результат. Затем провел преципитацию, снова не человеческую. Затем я посмотрел под микроскопом и, конечно же, там было несколько разбросанных ядросодержащих эритроцитов. Это может произойти с псовыми, но не с людьми, наши красные кровяные клетки никогда не имеют ядер. Я пошел к своим коллегам, и они проверили своих жертв. Те же результаты. Все поражены».
  «Кто-то убил четверых человек, а затем облил их собачьей кровью».
  «Я бы не назвал это сильным броском, Майло. Это создало бы больше брызг. Это, похоже, было более осторожным выливанием. Судя по количеству крови, возможно, из внушительного сосуда».
  «Ведро крови».
  «Эта фраза пришла мне на ум», — сказала она. «Что касается ее значения, возможно, у вас есть что-то психопатологическое, с чем Алекс мог бы вам помочь».
  «Алекс здесь».
  Бася сказала: «О. Привет. Что-нибудь приходит на ум?»
  Я сказала: «Для меня тоже это первое, Бася».
  «Это странно , ребята. Включая разнообразие причин смерти. Водитель и мистер Альварес были застрелены одним и тем же .22, но оказалось, что мистер Гернси был ранен три раза в верхнюю часть туловища тонким, обоюдоострым лезвием. Это не было обнаружено, пока мы не раздели его, потому что на его одежде не было никаких дефектов. Так что он был порезан либо когда был одет во что-то другое, либо когда был голым. В любом случае, его переодели посмертно».
  Я сказал: «Костюмированный».
  «Хм... интересная мысль, да, в этом есть некая театральность, показная машина, сексуальные позы».
   Майло спросил: «Что убило женщину?»
  «Это пока не определено, хотя я склоняюсь к версии удушья.
  Я буду больше заниматься препарированием тканей и микроскопией, но пока что все, что я обнаружил, это несколько глазных кровоизлияний. Это наводит на размышления, но не является окончательным, небольшое количество лопнувших кровеносных сосудов может быть вызвано разными вещами, включая проблемы образа жизни. И это тело дает множество доказательств этого: застойные легкие, дряблое гипертрофированное сердце. Оба присутствуют при асфиксии, но также при хроническом употреблении наркотиков и алкоголизме. Она, безусловно, выглядит как вероятная давняя насильница: эта кожа на открытом воздухе, которую вы видите у бездомных, печень почти полностью циррозирована, желчный пузырь опасно увеличен, обе почки — это катастрофа. Есть также изменения, которые могут быть усугублены возрастом и/или злоупотреблением наркотиками: ухудшение состояния сосудов мозга, ее щитовидная железа не так уж и хороша, а ее пищевод демонстрирует несколько сильно эрозивных пятен, вероятно, раковых».
  Майло сказал: «Не образец здоровья».
  «Обычно принято считать, что ей осталось жить недолго», — сказала Бася. «Но кто знает? Я видела людей с мозгами размером со швейцарский сыр и сердцами, увеличенными до размеров бычьих, которые выживали намного дольше, чем ожидалось».
  Я спросил: «Повлияет ли повреждение ее мозга на ее сознание и сделает ли она ее легкой добычей?»
  «Очевидно, что ее опьянение, и я полагаю, если у нее хроническое повреждение мозга, это не помогло бы. Если ничего не покажет токсикологический анализ, доктор Кришнамурти соглашается, что асфиксия будет решением по методу исключения. Еще одно: мы не смогли идентифицировать ее, потому что ее отпечатки пальцев стерты и неглубоки. Вы видите это при различных кожных заболеваниях, но у некоторых людей просто нет хороших отпечатков, особенно с возрастом. Вдобавок к этому несколько кончиков ее пальцев покрыты шрамами — старые раны, скорее всего, ожоги. Компьютерная система дала сбой, поэтому я нанес ей татуировку вручную, и это дало немного больше четкости. Но недостаточно для AFIS. Я попробую увлажнить, и если это не выявит отпечатки, мы можем срезать кожу, наполнить ее солевым раствором, сделать перчатку и посмотреть, сработает ли это».
  «Спасибо за все, Бася. Есть идеи, как долго тела лежали в машине?»
  «Мне сказали, что снаружи не было обнаружено никаких мясных мух, потому что машина находилась в закрытом помещении. Тем не менее, если машина простояла на солнце в течение длительного периода, даже при умеренной весенней погоде, я бы ожидал большего разрушения тканей. Так что, вероятно, не раньше субботнего вечера».
  Майло сказал: «Разумно, это заметный автомобиль, зачем рисковать быть замеченным днем? А как насчет времени смерти?»
  «Это немного сложнее», — сказала она. «Окоченение пришло и ушло, и я не нашла никаких признаков замораживания или охлаждения. Но опять же, отсутствие разложения говорит о том, что жертвы были убиты и хранились в хорошо изолированном помещении перед тем, как их перенесли в лимузин. Естественно прохладной среды — скажем, подвала — или сильного кондиционирования воздуха могло бы быть достаточно. Кроме того, перемещение тел может нарушить окоченение. Максимум, что я могу вам сказать, это от двенадцати до тридцати шести часов до обнаружения. Но если мы предположим, что тела находились там около двенадцати часов, и учтем время, чтобы их помыть, одеть, положить в машину, нам нужно будет добавить дополнительное время. Большая проблема — это время в пути. Мы понятия не имеем, откуда они взялись».
  «Без заморозки. Поэтому длительного хранения не предусмотрено».
  «Скорее всего, нет».
  Я сказал: «Бася, можно мы вернемся к причинам смерти на секунду? Как ты сказала, четыре жертвы и три отдельных метода — это необычно для массового убийства. Так что, может быть, нам следует думать об этом как об отдельных убийствах, сгруппированных вместе, методы подобраны под каждую жертву».
  «Как сшиты?»
  «Задушить кого-то сложнее, чем застрелить. Подорванное здоровье женщины могло сделать ее более подходящей, чем мужчины».
  «Хм. Это мысль, Алекс. Она несла много веса — сто восемьдесят один фунт на пять футов четыре дюйма. Но мышцы всех четырех конечностей были крайне атрофированы, то есть значительная часть ее массы была нефункциональным жиром. Так что, да, ее можно было довольно легко одолеть.
  А как насчет ножа вместо пистолета для самой приспособленной жертвы, Гернси?
  Я сказал: «Более личная смерть. То, как он был изображен, соответствует этому».
  «Я скажу. Лично и унизительно. Но и женщину унизили».
  Я сказал: «Она могла бы быть актрисой в его сцене».
   «Хм... возможно, ты прав. Они определенно не представляют собой вероятную пару».
  Майло спросил: «Есть ли у Гернси какие-нибудь защитные раны?»
  «Как я уже сказал, я им не занимаюсь, но не верю, что они были».
  «Подлое нападение с ножом также соответствует близкому и личному, Бася. Одна вещь, которую мы узнали о Гернси, это то, что он жил ради секса. Такой парень, занимает компрометирующую позицию, ослабляет защиту, убийца вонзает лезвие».
  «Объятия переходят в резку», — сказала Бася. «Ладно, джентльмены, пора просеять еще больше морского ила, но я обещаю не забывать о вас. Когда я наконец вернусь домой сегодня вечером, я выпью токайского и поищу в литературе случаи, когда кровь животных использовалась в качестве дополнения к убийству человека.
  В этом есть некий ритуальный оттенок, не правда ли?»
  Майло сказал: «Сатанинские упыри бродят по Вестсайду? Боже упаси, Бася».
  «Ого, ты становишься религиозным».
  «Воспоминания о приходской школе никогда не умирают».
  «Как верно», — сказала она. «Иногда мне до сих пор снятся монахини. И я не расскажу вам содержание этих снов. Удачи, господа».
  Майло сказал: «Еще одно, Бася. Можем ли мы быстро сделать ДНК по крови собаки, хотя бы узнать породу? Я держу подозреваемого, у него черный лабрадор, что угодно, это еще один кирпич в стене».
  «Мы не говорим о живом животном, Майло. Количество крови, выживание не могут быть предметом обсуждения. Но, конечно, как только у меня будет несколько образцов, я их отправлю. Теперь вернемся к моему противогазу».
  Майло сказал: «Жаль, что губернатор хочет стать президентом».
  «Разве не все так делают?»
  «Не те люди, с которыми я хочу общаться».
  Она рассмеялась. «Да, это был бы мрачный вечер».
  —
  Он положил трубку и повернулся ко мне. «Как ты всегда говоришь, психопаты-дети практикуются на животных. Может, этот никогда не останавливался».
  Я сказал: «Это отличается от тренировочного забега. Только выступление, никаких репетиций».
  Он покачал головой и потер глаза. «Поступать так с дворнягой. Почему это еще больше меня бесит?»
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  11
  Beverly Hills High — это французская нормандская смесь двадцатых годов, раскинувшаяся на двадцати акрах земли, которая когда-то служила гоночной трассой. К трем двадцати Майло и я припарковались у главного выезда с автовокзала, ожидая появления либо годовалого белого Porsche Boxster Ширин Амадпур, либо двухлетнего черного Dodge Challenger Тодда Левенталя.
  Первым показался «Додж», фыркая и брыкаясь, ожидая позади серебристого BMW, остановленного регулировщиком.
  Молодой мужчина за рулем, молодая женщина рядом с ним. Мы следовали за машиной, которая ехала на север в Уилшир, повернула налево на Беверли Драйв и продолжила движение в центр делового района Беверли-Хиллз. Держась на расстоянии двух корпусов машины позади и наслаждаясь симфонией рывков, резких перестроений без сигнала светофора и торможений, которые так резко вибрировали, что корпус Challenger задрожал.
  Майло сказал: «Глупый парень живет в квартале 600 Алпайна, но ездит ради удовольствия. Надеюсь, его не остановит полиция BHPD, пока он туда доберется».
  Его надежды оправдались, и «Челленджеру» разрешили продолжить свое бесцельное путешествие мимо бульвара Санта-Моника и на восток по авеню Кармелита.
  Я сказал: «Уоррен Зивон взял название для своей песни от этой улицы».
  «Хм». Ему нравилась музыка Зевона, но он был не в настроении притворяться заинтересованным.
  Черная машина резко повернула налево на Alpine Drive и проехала полквартала, прежде чем перелететь через бордюр и приземлиться на подъездной дорожке к уютному квадратному дому, облицованному серой черепицей. В Беверли-Хиллз, семь миллионов долларов.
   Водитель, невысокий, с лицом хорька и светлыми волосами, вылез из машины, размахивая черным рюкзаком. Хлопнув дверью, он встал рядом с машиной и нажал на телефон. Девушка развернулась с пассажирской стороны.
  Симпатичная и стройная, выше своего спутника, сжимает в руках точно такой же рюкзак.
  На обеих были футболки цвета угля, джинсы и соответствующие полихромные кроссовки. Тонкая прядь черных волос щекотала область на два дюйма ниже талии девушки.
  Вытащила телефон. Опустила глаза. Две пары подростковых пальцев работали неистово.
  Майло сказал: «Современный роман» и выскочил из «Импалы».
  Ни один из детей не заметил нашего приближения. Такой уровень отстраненности, уязвимый, как Бенни Альварес.
  Предвещало ли будущее планету, кишащую легкими жертвами?
  Наконец, когда мы были в футе от нее, девушка подняла глаза. Огромные карие глаза вспыхнули тревогой.
  Улыбка Майло «Привет, ребята» ухудшила ситуацию. Она открыла рот и схватила мальчика за руку. Он продолжал листать. «Чего?»
  «Тодд, посмотри».
  Майло сказал: «Тодд Левенталь? Ширин Амадпур? Рад, что мы тебя поймали.
  Лейтенант Стерджис, отдел убийств».
  Девушка ахнула и сжала тощий бицепс Левенталя.
  Он продолжал писать.
  « Тау -о-дд!»
  Сильнее сжимаем. Серые глаза Левенталя медленно поднялись, одарив нас нейтральным взглядом. Короткая часть его волос была прорезана восходящими молниями. Верхняя часть прически состояла из трех дюймов соломы цвета белой серы. «Да, ты звонил. Что случилось потом на вечеринке. Понятия не имею».
  «Я дам вам идею», — сказал Майло. «В доме, который вы снимали, кого-то убили».
  «Не знаю об этом».
  «Да, мы этого не делаем», — сказала Ширин Амадпур. «Это звучит ужасно, но мы просто устраиваем вечеринки».
  Майло спросил: «Для вас это обычное дело?»
   Левенталь пожал плечами.
  Амадпур сказал: «В принципе».
  "Как часто?"
  «Три-четыре раза в год».
  «Что-то вроде хобби?»
  Вопрос озадачил Амадпура. «Я полагаю».
  Левенталь прищурился. «Ни за что. Мы здесь ради денег».
  Майло сказал: «Капитализм в действии».
  Амадпур сказал: «Нет, социализм — Instagram, Snapchat, Twitter».
  «Я говорю вам, что мы зарабатываем деньги », — сказал Левенталь. «Это бизнес, ясно? Сорок баксов, парни, двадцать девушек». Взгляд на Амадпура.
  Улыбка хищника, выбирающего стейк.
  Я сказал: «Девушки платят меньше».
  «Да-а». Невысказанное слово: тупица. «Потому что девушки стоят больше».
  Они как... парни приходят из-за девушек».
  Амадпур воспринял это как похвалу и просиял.
  Майло сказал: «Женственная тайна».
  "Хм?"
  «Сколько людей пришло в прошлую пятницу?»
  Левенталь снова пожал плечами.
  Амадпур сказал: «Мы не считали».
  «Как насчет оценки?»
  Левенталь сказал: «Триста. Давай или уходи».
  Амадпур сказал: «Да».
  Майло спросил: «Сколько вы платите за аренду дома?»
  Левенталь сказал: «Зачем? Ты хочешь соревноваться?», хихикая при этой мысли.
  «Просто пытаюсь составить общую картину, Тодд».
  «Мы ничего не знаем о том, что произошло потом».
  «Я знаю, но это просто для отчета».
  «Отчет», сказал Левенталь. Он ухмыльнулся. «Они хотели семь, я получил
  их осталось пять».
  «Тысяча или сто?»
  Оба ребенка рассмеялись. Левенталь сказал: «Если получишь место за сотни, дай мне знать».
  Майло сказал: «Понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о банке».
  Амадпур сказал: «Но на самом деле мы делаем это в основном ради развлечения. И в основном для практики».
  «Практика для чего?»
  «Будущее. Я собираюсь стать организатором мероприятий, а Тодд пойдет в финансы».
  Левенталь бросил на нее раздраженный взгляд. «Ты не знаешь наверняка, чем я занимаюсь, потому что я не знаю наверняка, я, возможно, спортивный агент». Он опустил взгляд на свой телефон. Указательный палец с любовью постучал по боковой стороне, прежде чем коснуться экрана и включить его.
  Майло сказал: «Как насчет того, чтобы подождать секунду?»
  "Почему?"
  «У нас идет разговор».
  «Это что такое?»
  « Тау -одд! Будь с ними повежливее!»
  Левенталь сказал: «Что? Они не очень любезны с нами. Они думают, что мы что-то знаем о том, что произошло».
  Амадпур сказал: «Нет, не делают». Майло: «Ты ведь так не думаешь, да? Все, что мы сделали, это устроили вечеринку».
  Левенталь фыркнул.
  Я спросил: «Какие-то проблемы на вечеринке?»
  Ширин Амадпур повела бедром. Черные волосы развевались. «Нет, это было совершенно идеально».
  Левенталь сказал: «У нас нет проблем. Мы нанимаем нужных людей».
  «В качестве сотрудников или гостей?»
  "Оба."
  Майло спросил: «Как вы составляете список приглашенных?»
   «Список?» Мальчик хихикнул. «Да, мы делаем каменный список. Как вавилоняне с их гидроглифами».
  Амадпур сказал: «Мы используем Sosh-Net. Как и два дня назад».
  Левенталь сказал: «Мы хотим всех, кто приходит. Мы не делаем этого, мы используем футболистов из США, чтобы сказать им «до свидания».
  «Мы осторожны», — сказал Амадпур. Надувшись. «Мы очень стараемся».
  Левенталь бросил на нее раздраженный взгляд. «Мы не пытаемся, мы добиваемся успеха. Деньги не пускают сами знаете кого».
  Майло спросил: «Кто?»
  «Ха».
  Я сказал: «Сорок для парней, двадцать для девушек».
  «В следующий раз, возможно, будет сорок пять. Даже пятьдесят».
  Амадпур сказал: «Но, вероятно, оставим девочек на уровне двадцати».
  Левенталь сказал: «Может быть, двадцать пять».
  Я спросил: «Значит, в пятницу ничего необычного не произошло?»
  «Нет, в пятницу было легко и просто», — сказал Левенталь. «Агентство сказало, что машин нет, на территории слишком много грязи, и это было круто, это облегчило задачу, футболисты могли просочиться на улицу».
  «Кто-нибудь с ними спорит?»
  "Неа."
  Амадпур спросил: «Где это... ну, вы знаете?»
  «За домом», — сказал Майло. «В машине».
  «Доказывает это», — сказал Левенталь, пританцовывая. «У нас не было машин, поэтому мы не несем ответственности за то, что произошло позже».
  Я спросил: «Когда официально закончилась вечеринка?»
  «Официально и неофициально — это одно и то же, чувак. Два. Потом мы с ней осмотрелись и к двум тридцати уже ушли оттуда».
  «Что вы искали?»
  «Все что угодно», — сказал Левенталь. «Ничего не было».
  Амадпур нахмурился. «Это было немного жутко. Находясь там, в темноте, дом был как... он большой».
  «Там были и любители футбола», — сказал Левенталь.
   «Но тогда мы были там одни, Тодд».
  «Как скажешь. Ничего странного не было». Его рука поднялась и задела молнии.
  Амадпур сказал: "Я думал, что это жутко. Этот дом, большой, уродливый и холодный".
  «Как скажешь». Левенталь поднял свой рюкзак и посмотрел на Майло. «У нас нет никакой ответственности, кроме общей безопасности на мероприятии, которое мы инициируем и проводим компетентно».
  Майло сказал: «Это звучит довольно юридически, Тодд».
  Ортодонтическая усмешка. «Мой отец — юрист, и ее отец тоже, и они нам сказали.
  Хотя они все равно нас достают».
  "О чем?"
  «Создаем свой собственный банк». Он подтолкнул Амадпура. «Они боятся, что мы заработаем так много, что нам не понадобятся их задницы».
  Она сказала: «Мне всегда будут нужны мои родители».
  Он сказал: «Никогда не знаешь. Мы можем стать королями мира».
  «Я была бы королевой».
  «Это метафора». Еще одна усмешка. «Из фильма».
  "Который из?"
  "Забывать."
  Майло спросил: «И что вы делали после того, как ушли?»
  «Мы поели», — сказал Левенталь.
  «Denny's», — сказал Амадпур. «В Вествуде».
  «Вафли и ссылки», — сказал Левенталь.
  «Салат из тунца», — сказал Амадпур.
  «Ладно?» — сказал Левенталь. «Можем ли мы пойти жить своей жизнью?» Его рука коснулась щеки Амадпур. Она покраснела на линии подбородка. Подняв рюкзак, он пошел к серому дому.
  Майло сказал: «Кажется, тебя это совсем не беспокоит, Тодд».
  Мальчик остановился. Обернулся. «Почему это должно меня волновать?»
  «Тот факт, что убийство произошло там, где вы только что устроили вечеринку?»
  Тодд Левенталь выглядел так, будто с ним заговорили на албанском языке. «Я не знаю, с кем это произошло ».
  Мило подбежал к нему и протянул карточку. Левенталь прижал ее к своему тощему боку.
  Амадпур не торопился читать ее карточку. Ее губы шевелились. Убийство.
  Она сказала: «Мне очень жаль того, кто бы это ни был».
  Они вдвоем вошли в дом.
  Майло сказал: «Тоддстер — довольно холодный парень, не так ли?»
  «Не самый обаятельный парень».
  «Никаких сигналов не заметил. А ты?»
  "Неа."
  «Не могу придумать никаких других мотивов, кроме того, что ему холодно».
  Я сказал: «Несмотря на его деловые навыки, он, вероятно, недостаточно умен, чтобы координировать уровень производства, который мы рассматриваем. И зачем ему привлекать к себе внимание?»
  «Производство. Это действительно застревает в тебе».
  «Трудно представить это как-то иначе».
  «В этот раз вообще трудно что-либо придумать».
  —
  Мы поехали обратно на станцию. Он сказал: «Завтра будет продолжение, а пока время для сами знаете чего».
  «Я не знаю что».
  «Никакого прогресса? Приходите на встречу. Я назначил ее на девять утра завтра, я и дети. Есть ли шанс, что вы сможете прийти?»
  Я проверил свой телефон. «Я собирался сделать что-то более забавное, но уверен».
  "Что?"
  «Воткните мне в глаза раскаленную кочергу».
  Он долго смеялся. Рад слышать.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  12
  В среду утром появились новости об убийствах. История была отодвинута на задний план политической злобой, не слишком подробной, не совсем точной. («Множественная стрельба в Беверли-Хиллз в ранние утренние часы…»)
  Схожесть означала, что департамент продолжал скрывать подробности, но в наши дни подробности не имеют значения, все дело в эмоциональном заражении. Я знал, что интернет будет толкать историю в пинг-понге, что приведет к догадкам фрилансеров и советам от психотических до обнадеживающих. Имя Майло было указано как главный следователь, но его номер офиса не был указан. Кто-то, кто позвонит с информацией, должен будет приложить усилия.
  Без десяти девять я прибыл в ту же комнату, где проходило интервью Андреа Бауэр. Рид, Бинчи и Богомил вошли вместе через четыре минуты. Все трое в повседневной штатской одежде, что можно было принять за группу интернет-стартапов.
  Майло находился в комнате достаточно долго, чтобы заполнить доску снимками смерти четырех жертв, имеющимися данными судебно-медицинской экспертизы и временными рамками, названными Басей.
  Внизу — фотография Лесси, которая заставила детективов удивленно поднять брови, когда они устраивались поудобнее.
  Четыре стула были расставлены полукругом напротив доски. На столе — кофейник, чашки и большая коробка с выпечкой из французской пекарни Западного Голливуда. Босс забирает выпечку для войск.
  Майло схватил булочку, раздавил половину, стряхнул крошки с рубашки и указал на доску. «Подкрепитесь, просмотрите это, а затем начнется групповая терапия».
  Бинчи взял шоколадный круассан, Богомил сломал пополам медвежью лапу, Рид сел.
  «Недостаточно здорово для тебя, Моисей?»
  «Я слежу за потреблением сахара».
  «Я тоже смотрю на свой. Как он поднимается». Доедаю остатки крулера. «Ладно.
  Как я вам вчера всем говорил, никакой ценной информации от детей, которые устроили вечеринку. Они не ведут письменных записей, и Алекс не считает их способными провернуть сложную многомерную операцию. Я согласен. Я предполагаю, что по-прежнему ничего не будет от агитации.
  Рид сказал: «Мы обыскали каждый дом от Сансет до Малхолланда. Трудно найти кого-то дома, но те, кто был, не видели, как въезжал лимузин или что-то еще необычное».
  «Оценка TOD коронера соответствует тому, что автомобиль был доставлен туда в ранние часы, когда было еще темно. Так что они могли говорить правду».
  Рид кивнул. «Мы получили несколько жалоб, но не только на этот дом, на вечеринки в целом. Парковка, шум, мусор».
  Богомил сказал: «Как будто мы должны прекратить расследование убийств и заняться богатыми чудаками».
  Бинчи сказал: «Это значит, что многие знали, что это место проведения. Возможно, его также оставляли без присмотра после вечеринок».
  Майло сказал: «Хорошее замечание, Шон». Он улыбнулся. «И удручает, потому что это расширяет круг подозреваемых. Я дважды проверил с Bright Dawn, и они убирали это место только один раз в этом году, еще в январе. Выгода...
  рак груди, другая публика, люди постарше. Я попросил список гостей, они сказали, что тот, кто устраивает мероприятие, ведет записи. Группа называется Daylighters, маленькая, ограничена крупными донорами. Мне позвонили в их офис.
  Алисия, у тебя было время поискать другие агентства?
  Богомил сказал: «Пока я нашел четыре. Ни один не использует это свойство».
  Рид сказал: «А как насчет другого ракурса, LT? Скверный развод может породить всякие уродства».
  Я сказал: «Я узнал, какой судья ведет дело, и оставил сообщение».
   Молчание троих. Та мутная инертность, которая наступает, когда больше некуда идти.
  Майло сказал: «Далее: телефонные счета. У Альвареса их не было, и если женщина бездомная, то, вероятно, то же самое относится и к ней. Я запросил повесткой телефоны Роже и Гернси и стационарный телефон Роже. По крайней мере, мы узнаем, с кем они говорили в последний раз. После опроса давайте посмотрим, где Роже разместил свои объявления. Теперь криминалистика, какая она есть».
  Он подытожил, включив в нее теорию Баси об асфиксии женщины и об отсутствии у нее отпечатков пальцев. Последнее вызвало хмурые лица на трех лицах.
  Богомил пробормотал: «Чудесно».
  Майло сказал: «Бася попытается что-нибудь напугать». Он повернулся ко мне.
  «Как насчет психологического подхода?»
  Я сказал: «Это больше догадки, чем понимание. Если рассматривать бойню как истинно множественную, то, вероятно, все четыре жертвы что-то значили для убийцы.
  Но эти четверо настолько разнообразны, насколько это возможно. Пока что единственное общее — это отсутствие местных семейных связей, но, опять же, почему такая смешанная группа? Другой способ взглянуть на это — одна жертва была основной целью, а другие были добавлены позже в качестве второстепенных игроков. По моему мнению, наиболее вероятным основным является Рик Гернси».
  Я описал сексуальное поведение Гернси.
  Алисия нахмурилась. «Плохой мальчик, который пытался пробраться через заднюю дверь? Да, это может кого-то раздражать».
  «Если он становился агрессивным, то он был больше, чем просто досадной помехой», — сказал я. «По крайней мере, его поведение было высокорискованным. У убийцы было огнестрельное оружие, но он решил ударить его ножом, а отсутствие ран, полученных при обороне, говорит о том, что Гернси был застигнут врасплох».
  «Близко и лично», — сказал Рид. «Снято во время интимной ситуации».
  «Вот что я чувствую, Мо».
  «Злая женщина?» — сказал Богомил. «Тогда почему другие?»
  «Не знаю», — сказал я. «Мы также могли бы говорить о разгневанном муже и бойфренде. Или, что более вероятно, о двух людях, работающих сообща, потому что эта бойня включала в себя много усмирения и перемещения».
  «Мстительная парочка», — сказал Рид.
   «Поддерживаю игроков», — сказал Бинчи. «Как кастинг в кино».
  Я сказал: «С самого начала место преступления показалось мне театральным.
  Учитывая поведение Гернси, то, как он себя позиционирует, его более широкую социальную сеть, чем у других, я бы сосредоточился на нем. Прошлые отношения, люди, с которыми он работал».
  Богомил сказал: «Женщина была такой же позирующей, как и Гернси. И ее удушение было довольно близким и личным».
  Я сказал: «Возможно, они оба были основными целями. С другой стороны, ее возраст, ее внешность, ее возможная бездомность могли рассматриваться как факторы, выбранные для унижения Гернси».
  «Ты набросилась на меня со своим предполагаемым мужским достоинством, чтобы я показала его миру, мягкое и маленькое? Думаю, это имеет смысл». Она улыбнулась. «Как девушка в комнате, я могу это сказать».
  Майло сказал: «Надеюсь, мы сможем ее опознать. Если выяснится, что она наследница с большим полисом страхования жизни, мы изменим свою точку зрения».
  Алисия играла со светлыми кончиками волос. «Мужчины были одеты в обычную одежду, но на мой взгляд, она была в чем-то, что выглядело как винтаж. Как будто кто-то зашел в костюмерную и играл в переодевание. Так что да, в этом есть некое ощущение постановки».
  Бинчи сказал: «Униформу шофера можно также рассматривать как костюм.
  Выбор шофера и такой машины — тоже довольно театральное занятие».
  Майло сказал: «Это хорошо. Продолжайте думать и не бойтесь угадывать.
  Что-нибудь еще?"
  Тишина.
  «Ладно, верное замечание насчет одежды, Алисия. Я отдам в лабораторию на проверку этикеток. Вперед».
  Он нажал на фотографию Лесси и рассказал им о собачьей крови.
  Они сидели там.
  Наконец Богомил сказал: «Ублюдок».
  —
   Собравшись, молодые Д разошлись, и все отпросились у Майло, чтобы он забрал выпечку с собой.
  Он сказал: «Может, это собака испортила им аппетит». Он принес коробку обратно в свой кабинет, поставил ее на скудное пространство слева от компьютера и бросил на нее тоскливый взгляд. Позвонив в криминалистическую лабораторию Cal State в Лос-Анджелесе, он поговорил с директором Норин Шарп об одежде.
  Она спросила: «Мы говорим об анализе волокон?»
  «Список ярлыков будет вполне хорош, Норин».
  «Достаточно просто. Это ты сам себе создал осложнение, Майло. Нам пришлось использовать грузовой отсек для лимузина, сняли довольно много отпечатков. Склеп пока не передал биоданные твоих жертв, так что я не могу сказать, значат ли они что-нибудь».
  «Я сделаю это для тебя. Что ты думаешь о собачьей крови?»
  «Я думаю, — сказал Шарп, — что это странно, чудовищно и совершенно из ряда вон. Мы годами имели дело с переносом собак, в основном с волосами, которые мы могли отследить до плохих парней. Сливать кровь? Кто бы это сделал ? Мы все еще соскребаем липкую грязь с ковра, это как отчищать жир с барбекю.
  Площадь поверхности большая, поэтому мы использовали новую компьютерную программу из Израиля, которая подсчитала, сколько образцов нам нужно, чтобы охватить достаточную площадь.
  Множественные пятна дождя усложняют задачу, программа не настроена на это, поэтому она, вероятно, переоценила, когда вывела сто семьдесят восемь и нанесла на карту, откуда они должны прийти. Мы пойдем с этим, так что, очевидно, это займет время».
  «Очень ценю это, Норин».
  «Это то, что мы делаем. Доктор Делавэр может что-нибудь сказать по этому поводу? Я имею в виду, давайте посмотрим правде в глаза, это попахивает психом».
  «Он думает, что это попахивает театральностью».
  «Хм», — сказала она. «Может, они не так уж и отличаются. Хорошо, давай я принесу тебе эти этикетки».
  —
  Следующий звонок Майло был в кабинет Баси в склепе. Он вызвал ее помощника, попросил отправить биоданные Шарпу. Он положил трубку, когда
   Текст пингнул. Он прочитал и покачал головой.
  «Этикетки со всей одежды были сняты — специалисты смогли увидеть следы швов».
  Я сказал: «Ее одежду могли перешить, или она взяла ее из контейнера для пожертвований, удалив этикетки».
  Его компьютер выдал сообщение: «Записи телефонных звонков Гернси. Вот так » .
  Шесть месяцев звонков. «Это займет время».
  Его рука нырнула в коробку с пирожными. Случайный выбор дал шоколадный рулет с корицей.
  Он сказал: «Идите домой, наслаждайтесь благами домашнего очага. Я удовлетворюсь калориями».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  13
  Оценки опеки покрывают большую часть моих счетов, но я предпочитаю иски о травмах и увечьях, потому что дети, получившие травмы, заслуживают компенсации, и никто не испытывает ненависти.
  В четверг утром я заканчивал окончательный отчет по делу, над которым работал пару недель назад. Трехлетний ребенок проглотил приманку для насекомых, оставленную управляющим квартиры, где он жил с матерью. Полное выздоровление после промывания желудка, теперь судебный процесс. Моя работа заключалась в оценке эмоциональных последствий для ребенка.
  Я сказал адвокату, что с мальчиком все в порядке, и что я не буду делать никаких радикальных прогнозов.
  Он сказал: «Нет проблем, мне просто нужны основы с вашим одобрением».
  Я перепроверил написанное, поставил автоподпись и отправил письмо, пошел на кухню выпить кофе. Когда я вернулся, мой телефон подпрыгивал на рабочем столе.
  Майло сказал: «Прозвонил Гернси, отделил деловые от личных. Я заставляю солдат перебирать все номера, чтобы узнать, кто на самом деле отвечает. Освещение в СМИ дало восемьдесят восемь подсказок, и одна из них может быть даже интересной. Женщина звонила час назад, сказала, что была на вечеринке в том же доме. Что интересно, потому что адрес не был опубликован. Я спросил, когда, она сказала, в январе, на благотворительном мероприятии, она предпочла поговорить об этом лично. Что отличается, не так ли? Большинство людей сделают все, чтобы избежать личной встречи. Она живет в Литтл Холмби, туда можно дойти пешком. Сможешь успеть за час?»
  "Конечно."
  «Ее зовут Кэндис Кирстед. Вот адрес».
  Я был в одежде для бега, но не бегал. Приняв душ, побрившись и переодевшись в рабочую одежду, я вышел из дома, быстро пошел по Глену, зорко глядя навстречу движению, пересек Сансет на светофоре и продолжил путь на юг и запад до Конрок Авеню.
  Литл-Холмби — тихий уголок традиционной архитектуры, зажатый между императорскими поместьями Холмби-Хиллз и городским кампусом университета. Конрок — предсказуемо красивая улица, застроенная безупречными домами, достаточно большими, чтобы предотвратить лихорадочный снос.
  Impala Майло была припаркована на восточной стороне улицы, на полпути к кварталу. Когда он увидел меня, он вышел.
  «Ты действительно ходил?»
  «Я думал, это указ».
  «Скорее, я способствовал твоей зависимости от фитнеса — ничего не скажешь. Такие люди, как я, которые критикуют свое тело, — это злокачественно». Он похлопал меня по спине. «Спасибо, что пришел так быстро. Мы идем туда».
  Он указал на покрытое ванилью Средиземноморье, перед которым высится аккуратный изумрудный газон. Машины на подъездной дорожке нет. Может, спрятана за черными железными воротами.
  Его стук был умеренным — заглянул друг. Дверь открыла женщина лет тридцати пяти-сорока, среднего роста, стройная, с голубыми глазами и длинными каштановыми волосами, которые венчали приятное, ничем не примечательное лицо. Большие очки в черепаховой оправе покоились на маленьком тонком носу. Никакого макияжа или украшений. Белый топ, белые джеггинсы и балетки.
  «Мисс Кирстед? Лейтенант Стерджис. Это Алекс Делавэр».
  Неуверенный, шепчущий голос сказал: «Кэндис. Пожалуйста, заходите».
  Она провела нас через фойе из черного гранита в гостиную, обставленную предметами в стиле ар-деко, которые выглядели настоящими. Указав на пару серебряных бархатных кресел, она сбросила туфли и сложилась на стоящем напротив сером диване. Голые стены. За диваном на длинном узком столе стояла фотография в рамке Кэндис Кирстед и седовласого мужчины, значительно старше ее.
  Где-нибудь на фоне собора.
  Между диваном и креслами стоял круглый бронзовый столик с зеркальной столешницей, на котором стояли кофейный сервиз из белого фарфора и тарелка с крекерами «Грэм».
  Майло сказал: «Спасибо, что приняли нас, мисс Кирстед».
   «Я чувствовал, что должен позвонить. Вы хотите задать вопросы или мне просто рассказать вам то, что я знаю?»
  «Как вам будет удобнее».
  «Это первый раз, когда я звоню в полицию, и я не уверена, что что-то может меня успокоить. За исключением одного раза, несколько лет назад, когда моему мужу показалось, что он услышал бродягу. Оказалось, что на крыше был опоссум с маленькими детенышами. Можете в это поверить? Мы любим животных, конечно, мы их не трогаем».
  Я сказал: «Так близко к горам у нас действительно водятся звери».
  «Я видела койотов», — сказала она. «По утрам, когда я бегаю. Взгляд в их глазах… довольно угрожающий».
  Сложив ладони вместе, она уронила их на колени. «Я постараюсь быть краткой. Вчера вечером я услышала от своей подруги об этом ужасном доме на Бенедикте. Она живет неподалеку, сказала, что в воскресенье утром вокруг толпились полиция и репортеры, а затем к ней домой пришел детектив, но не стал ей много рассказывать».
  Майло сказал: «К сожалению, на начальном этапе мы не можем разглашать подробности».
  «Она это понимала, но все равно, приятно знать, что происходит в твоем районе, верно? В любом случае, она позвонила мне, потому что знала, что я когда-то там был. В январе прошлого года, благотворительный вечер для Daylighters, это группа по защите прав больных раком. Я не придал этому большого значения. Потом я прочитал газету, и там упоминалось о массовом расстреле в каньоне Бенедикт, и я сказал: «Ого!». Потом я что-то вспомнил и решил, что должен рассказать вам. Но это, вероятно, не имеет значения».
  «Спасибо, что уделили время, мэм».
  «Хотите кофе? Печенье?»
  «Кофе было бы здорово, спасибо».
  «Черный, сливки, сахар, подсластитель — стевия — вот что у меня есть».
  «Черный — в порядке».
  «Конечно». Она налила и протянула нам чашки. Мрачная, но с твердыми руками. Ничего для себя. Пока мы пили, она схватила свои волосы, потянула их
   вперед через правое плечо и на грудь. Свисающая рука скручивала концы.
  «Итак», — сказал Майло, — «что произошло, когда вы были в доме?»
  «Прежде чем мы начнем, я хотел бы кое-что узнать. Если то, что я вам скажу, окажется релевантным — а я не думаю, что так будет — мне придется идти в суд или что-то в этом роде?»
  Майло поставил чашку и улыбнулся. «Мы еще далеки от этого, мисс».
  Кирстед».
  «Вы утверждаете, что не знаете, кто этот — как вы его называете — преступник».
  «Мы только начинаем, поэтому будем очень признательны за все, что вы нам расскажете».
  «Но все равно», — сказала она. «Идти в суд? Мне бы этого не хотелось».
  «Маловероятно, что это будет необходимо. Но, честно говоря, нам нужно услышать, что вы скажете, прежде чем это станет ясно».
  «Ладно. Логично... еще одно. Сиг — мой муж — не знает, что я это делаю, так что я была бы признательна, если бы он не узнал. По крайней мере, пока».
  "Без проблем."
  Она постучала зубами. «Ладно, поехали. Daylighters — небольшая группа. Нам требуется минимальное пожертвование, но мы не снобы. Я на самом деле один из самых молодых участников. В основном это сверстники Сига. Его первая жена умерла от рака груди».
  Она облизнула губы. «Полагаю, я немного нервничаю».
  «Не торопись», — сказал Майло.
  «Ладно... я пытаюсь донести, что мы хорошо воспитанная группа, а не какие-то сумасшедшие тусовщики. Может быть, то, что произошло, не было бы заметно в другой обстановке, но... когда я танцевал с балетом Сан-Франциско, я видел всякое... извините, вернемся к январю. Мы называем это «Новее Нового года». Двести или около того хороших людей, большой фуршет, шампанское, полный оркестр, танцы. Честно говоря, слишком шикарно для этого дома.
  Это довольно вульгарно, не правда ли? И мрачно, весь этот серый камень.
  Я сказал: «Это другое».
   «Точно. Так вот. Все шло по плану. Я был в руководящем комитете, должен был быть в курсе событий. Поэтому я ходил по кругу, проверял. Не могу сказать, сколько раз, но несколько, и в один из них это произошло — думаю, я выпью кофе».
  Она налила, подсластила, отпила и поставила чашку обратно на блюдце.
  «Мы провели освещение на участке, но его было недостаточно, поэтому в некоторых отдаленных местах было темно. В основном за беседкой, вдоль задней части участка.
  Я хотел убедиться, что никто не вернется туда, не споткнется и не упадет. Некоторые из наших людей — пожилые люди».
  Хорошо сформированный серебряный ноготь постучал по чашке. Она потянулась за крекером Грэхема, сломала его пополам, изучила обе половинки и положила их рядом с чашкой. «Я услышала это раньше, чем увидела. Тяжело дыша, моей первой мыслью было: « Ой-ой, кто-то упал». Поэтому я поспешила».
  Глубокий вдох. «Я не ханжа, но меня довольно сильно швырнуло». Веки опустились и поднялись. Она закусила нижнюю губу. «Тяжело дыша? Понимаешь, к чему я клоню».
  Майло спросил: «Двое занимаются сексом?»
  «У задней изгороди. Стоя . Женщина была ко мне спиной, ее платье было до талии, а мужчина был... Я уверен, мне не нужно рисовать вам картину».
  «Нет, мэм».
  Кэндис Кирстед сказала: «Я остановилась как вкопанная, но он повернулся и увидел меня. И вот тогда я испугалась, потому что он выглядел очень сердитым. Как будто я была незваным гостем».
  Глубокий вздох. «Я помогал составлять список приглашенных, и этого парня в нем не было ».
  «А что насчет женщины?»
  «Я никогда не видела ее лица, но со спины она выглядела слишком... Буду совершенно откровенна, она выглядела слишком молодо. Молодые ноги, по крайней мере. Это не тусовка Daylighters. Я на добрых десять лет моложе всех остальных женщин в группе. Это были определенно крах. И он начинает злиться? Я подумала: как ты смеешь! Поэтому мне удалось собраться с духом и прямо сказать: «Тебе нужно прекратить это сейчас же и уйти». Что-то в этом роде. Можно было бы подумать, что он смутится и начнет двигаться. Как раз наоборот.
  Он просто стиснул зубы и продолжал идти. Быстрее! Поэтому я побежал за Сигом, но к тому времени, как я его нашел и привел обратно, они уже ушли . А когда я спросил у охранников, они понятия не имели. Сиг сказал, что мне не следует поднимать шум, это испортит вечеринку. Но теперь, когда что-то произошло в том же месте, я просто подумал, что должен рассказать тебе».
  Майло сказал: «Ты правильно подумал. Как выглядел этот человек?»
  «Тридцать с небольшим, темные волосы». Быстрый вдох. «Если честно, довольно симпатичный. В определенном смысле».
  «Каким образом?»
  «Не особо симпатичный. Тип парня, которого можно увидеть по всему Лос-Анджелесу, проводит слишком много времени перед зеркалом».
  Майло достал телефон, прокрутил до фотографии Ричарда Гернси в DMV и показал ее Кэндис Кирстед.
  Ее рука взлетела ко рту. «О, Боже, это он! Он массовый убийца? Я так близко подобралась к серийному убийце?»
  Дрожь началась в ее плечах и распространилась по всему туловищу.
  Майло сказал: «Ты никогда не была в опасности, Кэндис».
  "Но-"
  «Он не убийца».
  «Что тогда?»
  «Он жертва».
  «О», — сказала она. «Значит, важно тебе это сказать . Ого». Она поиграла волосами. «Кто он?»
  «Как я уже сказал, не могу вдаваться в подробности».
  «О, конечно, извините — так он действительно вернулся туда? Это тоже было выгодно? Эксплуатация благого дела была его коньком ?»
  Майло сказал: «Могу ли я показать вам еще несколько лиц, чтобы проверить, узнаете ли вы их?» и прокрутил страницу до фотографии Бенни Альвареса в удостоверении личности социальной службы.
  «Нет», — сказала она. «Никогда его не видела».
  Тот же ответ Соломону Роже и неизвестной женщине. «Кто все эти люди?»
  Майло улыбнулся. «Хотел бы я быть более конкретным...»
   «Извините, извините... Я должен сказать, лейтенант, они разнородная группа, не так ли? Если они еще и жертвы, это как будто кто-то пытается убить разных людей. Убить мир».
  —
  Она встала, чтобы воспользоваться «комнатой для девочек», и вернулась через несколько минут.
  Майло спросил: «Можете ли вы рассказать нам что-нибудь еще о женщине, занимающейся сексом?»
  «Я действительно не могу, лейтенант. Никогда не видел ее лица».
  "Высота?"
  «Хм. Средний? Не очень низкий и не высокий».
  "Строить?"
  «У нее была хорошая фигура, как я уже сказал, красивые ноги».
  "Волосы?"
  «Хм. Наверное, брюнетка, но я не могу поклясться, потому что освещение было очень слабым. Было достаточно, чтобы увидеть, что он... что они делали». Она постучала себя по щеке. «Я не хочу рисковать, но, по-моему, ее платье было темным. По крайней мере, оно не было блестящим и ярким — не ламе или атлас или что-то в этом роде. Как я уже сказала, большая его часть была собрана в складки — вы знаете, теперь, когда я об этом думаю, я не увидела никакого нижнего белья на земле.
  Так что, очевидно, она пришла подготовленной к... чему угодно — у нее был зад, который был, конечно, на виду. Не тот безбедный мальчик, который сейчас нравится моделям, как кто-то может соответствовать этому?
  Осматривает свое стройное тело.
  Ничего такого, что мы с Майло могли бы сказать, что не вышло бы неправильно.
  Мы поблагодарили ее и встали.
  Она сказала: «Возьми печенье с собой. Так у Сига не будет соблазна, он большой любитель перекусов, и за ним нужно следить».
  —
  Майло проехал пару кварталов, прежде чем съехать на обочину и припарковаться на улице, неотличимой от Конрока. «Полезная гражданка, да благословит ее Бог».
   Он нашел снимок Гернси, который показывал Кэндис Кирстед, и изучил его. «Ричард, Ричард, за какие грехи ты заплатил? Может, она права насчет его возвращения в то же самое место, какой-то трепет воспоминаний. Хотя откуда он мог знать о подростковой вечеринке?»
  Я сказал: «Если бы в первый раз он был таким захватывающим, он мог бы время от времени гуглить адрес».
  «Пять месяцев между вечеринками», — сказал он. «Терпеливый парень».
  «Сексуальные фантазии — отличный мотиватор, и, похоже, он был склонен к риску. Он выделялся среди подростков, но разница в возрасте не остановила его на вечеринке Daylighters».
  Он повернулся ко мне. «Рики и такой же любитель риска. Но ее не бросают в лимузине».
  Я сказал: «Ей не нужно было там находиться. Гернси был неразборчив в связях, он, вероятно, ушел».
  «Или он этого не сделал, Алекс, и захотел пережить ту же сцену с той же девушкой, и она согласилась? Парень или муж узнает, унция профилактики и все такое. Гернси преследуют перед вечеринкой, сбивают с ног, закалывают, прячут где-то и, наконец, бросают».
  «Он и еще трое? Простая ревность этого не объясняет. По-моему, больше подходит вариант с производством».
  «И какова же сюжетная линия?»
  «Понятия не имею».
  Мы немного посидели. Он завел машину. Проворчал и рванул вперед.
  Через квартал: «Ничто из этого даже отдаленно не разумно».
  Я сказал: «По крайней мере, мы знаем, что сосредоточение внимания на Гернси — это правильный подход.
  Посмотрите на его звонки за несколько дней до обеих вечеринок. Один и тот же номер появляется дважды, и вам будет законно разрешено улыбаться».
  Он сверкнул свирепой ухмылкой и так сильно дернул свой телефон, что тот застрял в кармане. Освободив его, он быстро набрал номер. «Моисей, ты все еще работаешь со звонками Гернси... забудь все это на время, просто сосредоточься на этих датах...
  ага — за неделю до обоих. Там есть общий номер, не пытайтесь, просто узнайте, кому он принадлежит. Я должен вернуться через десять.
   OceanofPDF.com
  ГЛАВА
  14
  Рид стоял у двери кабинета Майло. На его детском лице было беспокойство.
  Детективные колики.
  Он сказал: «Есть номер, по которому Гернси звонил три раза в январе и один раз в прошлую среду, но это...»
  «Неотслеживаемый загонщик».
  Колоссальные плечи опустились. Возможно, шкала Рихтера в Калифорнийском технологическом институте могла это почувствовать.
  Рид сказал: «Извините, LT. Почасовая оплата, дешёвка. Код города 410, это Балтимор, но география не имеет значения, эти вещи покупаются и продаются оптом».
  Я сказал: «Но, может быть, у кого-то есть связь с Балтимором».
  Ни один из детективов не был впечатлен этим предложением.
  Майло спросил: «Кто ответит?»
  «Ты сказал не звонить им».
  «Так я и сделал. Ладно, попробуем».
  Рид протянул ему список телефонов. «Тот, что подчеркнут красным».
  Майло ввалился в свой кабинет, ткнул в телефон на столе и бросил трубку.
  «Не работает. Думаю, неудивительно, что тот, кто убил четверых, будет осторожен».
  Его взгляд вернулся к списку. «Что это за цифры, которые ты отметил желтым?»
  Рид сказал: «Я составил список всего, что возвращает нас к личному номеру, а не к деловому. Одиннадцать номеров, но один из них — сосед по комнате, Бриггс. Я
   отметил его R.
  Он шагнул в кабинет и указал. «Бриггс и Гернси не так уж много разговаривают, последний раз это было за четыре дня до убийства, что совпадает с тем, что он вам сказал о том, что Гернси уехал на выходные. Я не закончил обратную запись всех десяти, но те шесть, которые я сделал, — это женщины. Я перечислил их на обороте».
  Майло перевернул и прочитал. «Превосходно организовано, малыш. Закончи с последними четырьмя, а я тем временем начну контактировать».
  «Эм, и еще одно, лейтенант. Я знаю, вы хотели, чтобы Алисия продолжала проверять магазины на предмет отрывных объявлений, но я уже попросил ее сделать кое-что другое и не мог связаться с ней, чтобы отозвать ее, пока вы не пришли».
  «Что ты спросил?»
  «Проверьте прошлое шести самок. Может, ей стоит закончить последних четырех?»
  Майло улыбнулся. «Я подчиняюсь твоей инициативе и суждению, Мозес. Отправь ее, когда у нее все будет».
  —
  Богомил появился через двадцать минут с пачкой бумаг. Мы с Майло оба были в офисе; места для кого-то большего, чем малыш, не было.
  Я вышел. Она сказала: «Спасибо, Док», и передала Майло свой рабочий продукт.
  Майло сказал: «Это было быстро».
  «Слава богу за обратную книгу, DMV и социальную сеть. Больше никто не невидим». Она вздрогнула. «Кроме нашего подозреваемого, но мы его тоже поймаем». Ударив кулаком по ладони. «Мы это сделаем » .
  Майло постучал по бумагам. «Что-нибудь интересное?»
  «Десять женщин в возрасте от двадцати восьми до сорока четырех лет, места жительства от Санта-Моники до Пасадены. Двое за вождение в нетрезвом виде, одна четыре года назад, одна шесть лет назад, ни за одно из них не было тюремного срока. Трое работают в студии, где работал Гернси: пара офисных менеджеров и клерк по кадрам. Остальные — два юриста, бухгалтер, три медсестры, один врач».
   «Впечатляющая память, Алисия».
  Богомил покраснел. «Ничего страшного, это техника, которой я пользуюсь, составляю категории и мысленный список».
  «Кто был за рулем в нетрезвом виде?»
  «Сотрудник отдела кадров и врач».
  «Пожалуйста, не говорите мне, что этот врач — нейрохирург».
  «Не проверил специальности, лейтенант. Если хотите, я могу это сделать».
  «Нет, все в порядке. Вернитесь к рекламе Роже, пожалуйста».
  Богомил отдал честь и ушел.
  Майло сказал: «Так приятно, когда дети вырастают хорошими».
  Он изучил список. «По всему городу, дни езды. Думаю, мне стоит начать с экранов телефонов?»
  Я сказал: «Если вы превратите звонки в психологические тесты».
  «Что я ищу?»
  «Все, что вас удивляет. Начните с того, как они реагируют на звонок детектива. Затем скажите им, что вы из отдела убийств, и посмотрите, что это вызовет.
  Третий шаг — сообщить им, что речь идет о Гернси, после чего вы проверяете их отношения с ним. Ничего слишком личного: как долго они встречались, последний контакт, вы пытаетесь понять, что это за парень.
  Кто-то, кто слишком много плачет или не может скрыть свою черствость, заинтересовал бы меня немедленно. Но нет никакой гарантии, что не будет никакой актерской игры, так что вам захочется очного общения».
  «Понял», — сказал он, вставая и протискиваясь мимо меня к двери. «Когда закончу, дам знать. Раньше, если возникнут большие вопросы».
  Хороший способ сказать "Прощай, дай мне сделать свою работу". Иногда он может быть тонким.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  15
  К десяти утра пятницы я пробежала четыре мили, а затем совершила короткую прогулку для Бланш в качестве охлаждения. Робин была занята в студии, так что завтрак для другой женщины в моей жизни, кофе для меня, пока я проверяла свой сервис.
  Даже профессиональные досмотрщики испытывают трудности с фильтрацией шума, и в основном это был он. За исключением звонка судьи Мартина Бевилаква.
  Марти был умным, организованным юристом, который старался быть справедливым, когда цинизм не мешал. Дела об опеке, над которыми я работал в его суде, закончились так хорошо, как и можно было ожидать.
  Я застал его в его покоях.
  "Алекс."
  «Спасибо, что ответили мне».
  «Я был заинтригован. Ансар — это не ваш случай, но вы спрашиваете об этом».
  «Работа полиции».
  «Это аспект твоей жизни, да? Не можешь избавиться от волнения?»
  «Делает жизнь интересной. Я позвонил, потому что на территории Ансара были найдены несколько жертв убийств».
  «Жертвы, во множественном числе?» — сказал он.
  «Каньон Бенедикт».
  «О. Не сообразил, потому что в новостях сказали, что это Беверли-Хиллз, а я достаточно долго работаю с Ansar, чтобы знать, что это Лос-Анджелес».
  «Незначительная неточность».
  «Хорошо для СМИ, но в моей области такого нет. Люди ненавидят друг друга, они набрасываются на каждую не на своем месте букву. Убийство, да? Может, это не
   сюрприз. Эти двое презирают друг друга». Пауза. «Ты же не хочешь сказать, что один из них был жертвой?»
  «Нет», — сказал я.
  «Кто же тогда?»
  «Это странно, Марти».
  «Этот аспект твоей жизни, разве не все они? Странно, как?»
  «Это должно остаться между нами. Четыре жертвы, не имеющие никакой очевидной связи друг с другом».
  «Бандитское дело?»
  «Связана ли банда Ансарс с кем-то?»
  «Насколько мне известно, нет», — сказал он. «Что делают их кузены в Афганистане, кто знает? Что вы хотите о них узнать?»
  «Основы развода».
  «Это публичный документ, можешь получить расшифровку, Алекс. Но ты обычно не врешь мне, так что я не приговариваю тебя к чтению тысяч страниц яккети-як. Суть в том, что Матин и Рамине Ансар здесь уже пятнадцать лет, оба граждане США. Он богат на банковском деле и недвижимости, она говорит, что также на взятках. Она богата на наследстве, он говорит, что также на взятках.
  В конечном итоге, у обеих сторон достаточно денег, чтобы кормить акул, поэтому эта чертова штука тянется. Аспект опеки — это то, что вы ожидаете. Двое детей, мальчик, девочка, им дали американские имена... Дилан и Кортни. Милые маленькие дети, четыре и шесть лет, взаимные обвинения, которые сводятся к дерьму из-за дерьмовых экспертов-свидетелей, нанятых акулами. Третья мировая война, очевидно, — это деньги».
  Я сказал: «Она утверждает, что финансировала большую часть его предприятий, а он говорит, что она ленивая принцесса, которая только и делает, что тратит».
  «А, великий оракул из Беверли-Глена. Что делает это особенно глупым, Алекс, так это то, что они тратят время, деньги и желудочную кислоту на относительно небольшую сумму. Двенадцать миллионов, в основном дом и немного искусства — да, да, я знаю, для обычного человека это большая сумма. Но поверьте мне, у любого из них, вероятно, есть заграничные деньги, они могли бы позволить себе разделить американское наследство пополам. Вы могли бы подумать, что они откликнутся на мой мудрый совет сделать именно это. Вы ошибаетесь».
   «Кто такие акулы?»
  «Трапп и Трапп против Чартерова».
  «Понимаю, что ты имеешь в виду».
  «Даже они измотаны, но руководители не сдаются.
  Удивительно, но, по словам терапевта Элфри Лондона, с детьми все было в порядке.
  Вы были заняты, поэтому я использую ее. Одно из предложений, которое они приняли, было отделение ее от экспертов-свидетелей-психоаналитиков».
  Он назвал два имени. «Вы считаете иначе?»
  Я сказал: «Нет, они шлюхи, а Элфри хороший психотерапевт».
  «К сожалению, она не смогла заниматься терапией, потому что миссис Ансар увезла детей из страны. Я не мог сделать ничего, кроме как написать приказ о возвращении, потому что она ослепила мистера, никто из них не просил об ограничениях на поездки. Он был уверен, что она уехала в Европу, нанял частных детективов, которые выследили ее в Париже, затем в Монте-Карло, затем в Бельгии, прежде чем след остыл.
  Не могу представить, чтобы она вернулась в Кабул, но вы же знаете, как это бывает, когда люди не мыслят здраво».
  «Почему она такая злая?»
  «Что ты думаешь, Алекс? Матин смотрит слишком много порно и гуляет с другими женщинами. Он утверждает, что она уже много лет не отвечает на его сексуальные запросы, и намекает, что она лесбиянка. Какова правда, кто знает? Или кого это волнует. Надеюсь, дети не в каком-нибудь детском саду Талибана. Что-нибудь еще?»
  «Не могу вспомнить. Спасибо, Марти».
  «Раз уж мы заговорили, вчера на моем столе появился новый экземпляр.
  Вероятно, будет столь же язвительно, но вечеринки только полубогатые, так что в какой-то момент это закончится. Ты готов к этому?
  «Рад был взглянуть».
  «Хороший человек, — сказал он. — После массового убийства ты будешь скользить по нему».
  —
  Я пил третью чашку кофе, когда Майло позвонил на мою личную линию. Я подытожил то, что только что узнал от Бевилаква.
  Он сказал: «Не вижу, как это связано. Поговорил с большинством из десяти женщин из списка звонков Гернси, получил пару вопросительных знаков. Я могу прийти к вам, чтобы обсудить это».
  —
  Он подъехал через шесть минут, то есть он звонил с дороги, предполагая, что заскочить ко мне будет в мой график. Несмотря на всю мрачность Старого Сода, скрытый оптимист.
  Он вошел, сжимая в одной руке свой виниловый кейс оливково-зеленого цвета.
  Бланш подбежала и потерлась носом о его манжеты.
  «Эй, собачка». Он наклонился, чтобы погладить ее, и сунул ей угощение Greenie из кармана куртки. Он улыбнулся, пока она ела, затем его губы опустились.
  «Кстати о собаках, только что сделали анализ ДНК», — глядя на Бланш, — «сами знаете чего».
  Еще один взгляд на Бланш.
  Я сказал: «Она умная, но ей не нужен код».
  Он наклонился, чтобы еще раз потереть голову. Вздохнул. «Два донора на всю кровь, помеси питбулей, один самец, одна самка. Ветеринар, с которым говорила Бася, сказал, что бедняжки, вероятно, были полностью истощены».
  Я сказал: «В убежищах много ямочных смесей».
  «Вот что я и подумал. Злые придурки — этот запах кофе? Давайте воспользуемся кухней, чтобы я мог развернуться».
  —
  Он поставил чемодан на пол рядом с кухонным столом и начал рыться в холодильнике.
  Я спросил: «Могу ли я что-нибудь для вас исправить?»
  «Нет, я сам обслужу... просто закуска — эта индейка?»
  «Осталось с прошлой ночи и все твое».
  «Музыка для моих ушей». Он нарезал мясо толстыми ломтиками, добавил помидоры и салат и сделал себе сэндвич размером с деликатесный с темным ржаным хлебом.
  Я принесла две кружки кофе на стол. Он сказал: «Чтец мыслей», сделал глоток, затем три укуса, открыл кейс и положил два листа желтой юридической бумаги рядом со своей тарелкой.
  Его наклонный курсив. Имена и подробности, пронумерованные от 1 до 10.
  «Первые три — женщины с работы Гернси. Все они утверждали, что они просто друзья, и это соответствует их страницам в соцсетях — у них есть парни, и они, похоже, на самом деле не встречались с Гернси. Они описывают Гернси почти одинаково: легкий в общении, веселый собеседник, никогда не приставал к ним, хотя мог «флиртовать». Их общение с ним было за обедом на работе, иногда за ужином в компании. Все три были либо звездными актрисами, либо искренне ужаснулись, услышав, что произошло. Никаких проблем с личной встречей, но они сомневались, что им есть что предложить, и я склонен согласиться».
  Он откусил еще кусочек сэндвича. «Теперь толпа неработающих. Трое познакомились с Гернси на сайтах знакомств, но Гернси не появлялся там уже три месяца, похоже, вернулся к старой школе, например, к знакомствам в коктейль-барах. В основном в местах недалеко от его квартиры: Shutters, Loew's, высококлассный бар в модной части Венеции. Я попросил Мозеса и Алисию проверить места, посмотреть, помнит ли кто-нибудь Гернси. Одна женщина — врач — познакомилась с ним на благотворительном мероприятии. Молодые специалисты спасают залив, вернемся к ней позже. Одна из медсестер сразу вышла и сказала, что они с Гернси встречались, но недолго, и это совпадает с тем, что она обменялись с ним всего тремя звонками несколько месяцев назад. Она также казалась искренне шокированной его смертью, но не в личном плане, а скорее как будто услышала о том, что кого-то убили. Я попросила ее описать его, и сначала она замолчала».
  Он снова открыл кейс, вытащил страницы заметок. «Я говорю: «Что-то не так, Лесли?» Она говорит: «Слушай, я не хочу оскорблять покойника, но, честно говоря, Рики был полным козлом отпущения. Хороший парень, но только для одного». Я спросил, не стал ли Гернси слишком агрессивным, она настояла, что нет, он никогда ничего не навязывал, просто был настойчив в вербальных выражениях, и это надоело».
  «С ее стороны не было никакого гнева».
  «Не то чтобы я уловил, она действительно казалась скучающей, Алекс. Я получил похожие описания от Пятого и Шестой — одного из юристов и бухгалтера. Бухгалтер использовал ту же фразу — полный рогоносец — а юрист назвал Гернси «дешевым ловеласом». Они оба терпели его несколько свиданий, потому что он был «в целом милым», «веселым», «ухоженным» и «щедрым,
  всегда платил по счету». Бухгалтер также признал, что он хорошо выглядит и знает, как вести себя на публике. Адвокат сказал, что он любит хорошую еду и вино, хотя… подождите… «Рики не был по-настоящему утонченным или знающим культуру. Он был славным парнем, но я искал большего».
  Я сказал: «Его публичная персона была хороша, а вот личная — не очень».
  «Именно так. Оставайтесь с ним наедине, рано или поздно он сделает ход и будет настойчив. Может, заноза в заднице. Буквально, судя по тому, что нам рассказали Бриггс и Кэндис Кирстед, но пока никто не жаловался.
  Дальше... Номер Семь, другая медсестра, сказала, что Гернси не обошелся без любезностей, как многие парни, наоборот, он мог быть настоящим джентльменом. Но в конце концов он показал бы свое право... «Рикки мог бы держать для тебя дверь открытой и целовать кончики твоих пальцев одну минуту, а потом он хотел бы поставить тебя к стене и прижать ее, и сделать вид, что ты хочешь этого так же сильно, как и он. Но он не принимал «нет» в качестве ответа».
  Опять же, никакой враждебности. Скорее игра, в которую она не хотела играть. Она самая старшая, ей сорок четыре, сказала мне, что была замужем дважды, не хотела, чтобы ее
  «решить проблемы другого парня».
  Он перевернул вторую страницу. «Медсестра номер три. Самое недавнее, четыре свидания с Гернси пять месяцев назад. Гернси была «милая и ничего, но немного настойчивая, когда дело доходило до секса. Мы не сработались». Она работает в Cedars, поэтому я спросил Рика, и он ее знает. Прямолинейная, милая, она не могла быть замешана в чем-то подобном».
  Он постучал по списку. «Теперь двое, с которыми я хочу встретиться в ближайшее время. Девять — это другой юрист, женщина по имени Джоан Блант. Работает в фирме BH. Пока не удалось с ней поговорить, ее заблокировала ее секретарь, никто не перезвонил после трех попыток, и это дергает антенну. Она вторая по возрасту, ей сорок один год, и если ее страница в Instagram точна, она выглядит как кинозвезда. Она также, кхм, замужем за другим юристом-орлом, один ребенок, хороший дом в Энсино. Что дает мне мотив. Как вы сказали, ревнивый муж. Но также, как вы сказали, зачем убивать еще троих? Они с Гернси обменялись дюжиной звонков, всегда ночью, и некоторые разговоры длились десять, пятнадцать минут. Добавьте к этому каменную стену — можно было бы подумать, что люди, особенно юрист, поймут, что это может иметь неприятные последствия — и я определенно хочу с ней поговорить».
  Его палец переместился в конец списка. «Последнее и, конечно, не менее важное: Эллен Сериллос, доктор медицины, она пробудила сознание океана. Я даже не смог попасть к ее стойке регистрации. Групповая практика в Шерман-Оукс. Двенадцатишаговое голосовое сообщение, а затем меня отключили».
  «Одно из вождений в нетрезвом виде», — сказал я.
  «И посмотрите на это».
  Он вытащил из чемодана еще один листок. Распечатка онлайн-карты, на которой от руки нарисована красная маркерная линия, соединяющая дом в Бенедикт-Каньоне и местоположение клиники на Мурпарк-стрит.
  Шесть миль на юг, пятнадцать минут езды не спеша.
  «Само по себе это ничего не значит», — сказал он. «Но».
  Он выпил кофе. «Кирстед сказала, что женщина, которую она видела, была моложе, а Блант старше ее. Но, как я уже сказал, она красотка. И подтянутая, бегает марафоны. У Кирстед какой-то чопорный, почтенного вида, не так ли? Я понимаю, что она думает, что Блант моложе».
  Он откусил сэндвич и, продолжая есть, поднялся на ноги.
  «Готовы проконсультироваться с юристом?»
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  16
  Каган, Киприанидос, Блант и Шапиро занимали один из дюжины люксов на третьем этаже решительно непримечательного здания из стали и серого стекла на Уилшире к западу от Робертсона. Дешевый черный ковер, дешевые белые двери, ароматы тайской еды, доносящиеся откуда-то.
  Я посмотрел фирму, пока Майло вел машину. Авиационное и воздушно-транспортное право. Никаких помощников, только четыре партнера. У Джоан Блант были солидные квалификации: BA
  из Пенна, доктор права из Беркли.
  Фотография с ее веб-сайта была той фотографией в Instagram, которую прокомментировал Майло.
  Точно. Молочно-овальное лицо, украшенное пухлыми губами, огромные голубые глаза, твердый подбородок с ямочкой. Все это под роскошными черными волосами.
  Широкие, квадратные плечи предполагали жизненную силу. Как и ее внеклассные интересы: марафоны и пилотирование реактивных самолетов с сертификацией по приборам.
  Ее приемная состояла из трех стульев с жесткими спинками по обе стороны коричневого мраморного пола. Никто не ждал. Журналы заполняли пластиковую настенную стойку.
  На трех бежевых стенах висели гравюры Шагала, которые даже не притворялись настоящими: коровы, скрипачи, озадаченные невесты, парящие в воздухе.
  Молодая блондинка с хвостиком в джинсах и черной футболке подняла глаза от чопорной стойки регистрации и автоматически улыбнулась. За ее спиной еще больше бежевого. Такие обои можно увидеть в больницах, потому что их легко мыть.
  Майло представился. Улыбка на лице администратора мелькнула и погасла.
  «Эм, ты уже звонил».
  «Мы это сделали».
  «Извините, она очень занята. Если вы хотите записаться на прием...»
  «Не обязательно, мы можем подождать».
  «Эм... в этом нет необходимости».
   «Это для нас».
  «Эм... подождите, пожалуйста, присаживайтесь. Хорошо?»
  Мы остались на ногах, но отошли на несколько дюймов, чтобы создать ей иллюзию уединения. Она набрала добавочный номер. Нервные глаза сканировали нас, пока она тихо говорила в трубку. Нахмурилась.
  «Сейчас».
  —
  «Момент» длился двадцать две минуты. Последние пятнадцать минут мы смягчились и сидели, листая Air & Space, Elite Traveler, Soar и Flying.
  Я уже собрал кучу данных, которые мне никогда не понадобятся — например, расходы на техническое обслуживание десятилетнего Gulfstream III — к тому времени, как хриплый голос сказал: «У меня десять минут. Пошли».
  Джоан Блант стояла справа от стойки регистрации. Идеальная осанка и ниже, чем я ожидал, судя по сильным плечам на ее фото. Пять футов три дюйма, максимум, много подтянутой, но нет недостатка в пышном торсе.
  Еще более великолепно, чем на фото. Как и ее администратор, она носила джинсы под простым топом — бордовый круглый вырез. Коричневые балетки, никакого макияжа, густые темные волосы, забранные назад с обеих сторон черепаховыми заколками.
  Такой уровень красоты мог бы научить ее кокетничать по жизни. Вместо этого она усердно работала и хорошо училась в хороших школах и научилась управлять самолетами со скоростью пятьсот миль в час. Ее осанка, авторитет в ее голосе, функциональное рабочее пространство говорили: « Принимай меня или оставь меня».
  Она повернула направо и пошла, не дожидаясь, пока мы последуем за ней.
  Майло сказал: «Спасибо, что приняли нас, мисс Блант».
  Не останавливаясь, она сказала: «Джоан. А ты?»
  Майло всегда использует свой ранг. На этот раз он сказал: «Майло Стерджис. Это Алекс».
  «Майло. Алекс. Отлично, давай запустим это шоу в путь».
  —
  Никакого обновления стиля в личном кабинете Джоан Блант. Стол больше, но не менее утилитарный, чем у регистратора, пара таких же жестких стульев. Из одного окна открывался вид на офисное здание через Уилшир. Рабочий стол был свободен, за исключением двух фотографий в рамках, обращенных в сторону от посетителей.
  Дипломы на стене за столом — ее диплом бакалавра истории с отличием — соседствовали с сертификатом ВВС США.
  Прежде чем наши задницы коснулись стульев, она сказала: «Значит, кто-то убил Рика Гернси. Никогда бы не подумал».
  Майло сказал: «Он не казался тем, кого можно убить?»
  «Слишком легкомысленно. Вам это кажется смешным?»
  "Конечно, нет-"
  «Вероятно, так и есть. Я понимаю, что убить могут любого, я был в Ираке.
  Я имел в виду, что Рик всегда казался совершенно безобидным. Не могу представить, чтобы он вызывал такой уровень враждебности».
  Джоан Блант улыбнулась. Глаза ее не улыбались. «Ты говоришь со всеми, кого он знал?»
  «Что-то вроде того».
  «Или, может быть, просто все, с кем он встречался?»
  «И это тоже».
  Джоан Блант сказала: «Так что это не было уличным ограблением или чем-то подобным, это было личное».
  Мы ничего не сказали.
  «Нужно держать это в тайне, да? Теперь ты собираешься спросить, как я с ним познакомилась и каков характер наших отношений?»
  «Это было бы полезно».
  «Этого не будет», — сказала она. «Нет, там нет . Но ладно, вот вся грязная история: мой муж изменил мне, поэтому я подала на развод и начала процесс взятия от него всего, что могла, и подбадривания себя бессмысленным сексом».
  «Рик был...»
  «Транспортное средство. Одно из нескольких. Как вы связали его со мной? Его телефон?»
  "Да."
   «Значит, мы говорили в общей сложности — сколько — десять раз? Назначали свидания, прерывали их, немного флиртовали, почему бы и нет? Прерыванием всегда был я.
  Что-то происходило здесь в офисе или мне внезапно нужно было куда-то ехать. Рик был с девяти до пяти.”
  Майло спросил: «Где вы познакомились?»
  Джоан Блант сказала: «Я думала, что ответила на этот вопрос. Я была на охоте, он был легкой добычей».
  «Вот как. Мы хотели бы знать где».
  "Почему?"
  «Это может помочь нам понять Рика. Его социальные привычки».
  «Ты думаешь, они его убили?»
  «На данный момент у нас больше вопросов, чем ответов, мисс Джоан».
  Улыбка Бланта медленно расползалась. Женщина, привыкшая командовать. «Можете ли вы сказать мне, когда его убили?»
  «Где-то в субботу утром».
  «Шесть дней назад», — сказал Блант. «И вы до сих пор не знаете его привычек?»
  «Это сложный случай, Джоан».
  «Полагаю, что так, но Рики никогда не производил на меня впечатления таинственного человека. Где мы познакомились? Он забрал меня из Coast, лаунжа в Shutters. Когда я ушла от мужа, я переехала из нашего дома в Долине в квартиру в Пасифик Палисейдс. Но вы, вероятно, знаете это».
  «На самом деле, нет».
  «О, — сказал Блант. — Конечно, я не сменил DMV, лучше сделать это поскорее, чтобы мой бывший мужлан не заполучил мою регистрацию и не выбросил ее. В любом случае, я нахожусь в крошечном местечке без всякого очарования, но, по крайней мере, оно близко к пляжу, так что Shutters показался мне практичным выбором для знакомства с мужчинами. Я не хотел делать это онлайн, слишком много неизвестных. Я доверяю своей интуиции и способности читать людей. Не то чтобы это было легко, я уже некоторое время не был в курсе событий. Но в какой-то момент ты просто ныряешь».
  Короткий, яростный взгляд. «В отличие от негодяя, который все время ходил вокруг да около
  — извините, я делаю то, что презираю, истекаю кровью на публике. Мой отец был полковником ВВС. Он бы бросил на меня смертельный взгляд.
  Майло спросил: «Вы с Риком оба случайно были в Coast?»
  «Да. Он уже был в баре, когда я пришла. Симпатичный, хорошо одетый, хорошо сложенный. Красивые руки с чистыми ногтями правильной формы, я всегда смотрю на ногти. И он был явно заинтересован».
  Еще одна улыбка, на этот раз шире, сверкающая светящимися зубами. «Как только я села, он украдкой посмотрел на меня. Потом я позволила ему поймать мой взгляд, и он улыбнулся. Во второй раз я улыбнулась в ответ. В третий раз он купил мне выпить. Потом он подошел. Довольно шаблонно, но я была готова».
  Я сказал: «Вы оба были заинтересованы...»
  «Для него секс, вероятно, был состоянием бытия. Для меня это была миссия, и я был чертовски возбужден . И одинок. Этот негодяй отвез нашу дочь к своим родителям. В тот вечер я собирался встретиться с кем-то, и Рик был самым симпатичным парнем в гостиной. Я говорил с ним достаточно долго, чтобы решить, что он в безопасности, и привел его в свою квартиру. Прежде чем дверь закрылась, мы уже прижались к стене гостиной».
  Голубые глаза превратились в газовое пламя. Бросает нам вызов судить.
  «Я видел это в кино, но никогда не делал так. Не самая удобная поза, но я решил, что пора быть открытым. В конце концов, я согласился, но в конце концов мне пришлось лечь. Рику это понравилось . И после этого он был так хорошо себя вел. Мягкий, заботливый, не из тех троглодитов, которые спрашивают, где же замороженные вафли. Мы трахались, может быть… шесть, семь раз, по сути, одно и то же: выпивка, иногда легкий ужин и… мне не нужно это расписывать. В седьмой раз он попытался исследовать меня анатомически так, как я не приветствовал, и на этом все закончилось».
  «Он был слишком настойчив?»
  Джоан Блант улыбнулась. «В прямом или переносном смысле? Нет, он начал совать свой нос, я сказала «угу», он немного надулся, поэтому я… дала ему компенсацию. Но мне этого было достаточно, он стал скучным. Не гением. Я сказала ему, что это было весело, но теперь все кончено. Это то, что парни постоянно делают с женщинами. Это не политическое заявление, просто факт».
  Я сказал: «Пора проложить другой курс».
  Джоан Блант наклонила голову набок и коснулась кончиком пальца губ. «Это довольно проницательно, или ты хорошо притворяешься. Ты одинока?»
  «Извините, нет».
   Она рассмеялась. «По крайней мере, ты извиняешься».
  Майло спросил: «Как Рик отреагировал на то, что его бросили?»
  «Он прислал мне пару смайликов с плачущим лицом, пару раз звонил, ты уверена, Джоани, мы можем просто сделать это как обычно. Я сказала ему, что это не имеет никакого отношения к этому, и он сдался. Как бы мне ни хотелось думать о себе как о неотразимой, я знала, что он просто найдет себе другое зеленое пастбище».
  "Почему?"
  «Красивый, безобидный, надежная эрекция, хорошая выносливость. Он был создан для флирта».
  Я спросил: «Он когда-нибудь говорил о конфликте с кем-нибудь?»
  «Никогда. Он не говорил много, слава богу. Мне не было интересно узнавать о его психике, его семье или его болях и страданиях. Все это было для того, чтобы успокоить себя».
  Она ухмыльнулась. «И, конечно, веселиться».
  Майло показал ей фотографии остальных трех жертв.
  Пустой взгляд. «Кто они?»
  «Люди, которых знал Рики. Пожалуйста, не обижайтесь, но мне нужно спросить. Где вы были с пятницы по воскресенье?»
  Джоан Блант сказала: «Правда? Как в кино? Я провела все выходные с пятницы до воскресенья с Бруклином, моей дочерью. В пятницу мы были в моей квартире и смотрели фильмы, в субботу мы смотрели дневной сеанс «Русалочки» в Pantages, в субботу вечером мы ужинали в Ivy at the Shore, в субботу вечером мы смотрели телевизор в постели...
  «Запоем на Chopped, в этом месяце она хочет стать шеф-поваром. В воскресенье мы поехали кататься на лошадях в Гриффит-парк. В воскресенье вечером я отвез ее обратно к сами знаете кому. Если они вам нужны, я могу попросить своего бухгалтера откопать квитанции по кредитным картам».
  «Как вам будет угодно», — сказал Майло.
  «Ты серьезно?»
  «Если это не проблема».
  «Я трахалась с Рики, так что я подозреваемая», — сказала Джоан Блант. «Могу ли я спросить, почему такое неоднозначное сообщение? «На досуге». Если это так важно, зачем медлить?»
   Майло улыбнулся. «Я бы приказал тебе сделать это немедленно, но если бы ты летал в бою, ты превосходишь меня по званию».
  «Я летал на Апачах. Как высоко ты поднялся и что ты сделал?»
  «Сержант, военная полиция и какой-то медик».
  Полумесяц жемчужных зубов. «Тогда я ожидаю, что ты отдашь мне честь, когда уйдешь отсюда». Она проверила Apple Watch с оранжевым ремешком. «То есть сейчас. Я сказала тебе десять, а у тебя шестнадцать».
  Мы встали. Майло уделил время, чтобы поближе рассмотреть ее военный сертификат. Мне удалось взглянуть на две фотографии в рамках на ее столе.
  Она сказала: «Исторический документ, Майло. Я принесу тебе эти листки», и вышла из своего кабинета. К тому времени, как мы догнали ее, она разговаривала с секретаршей.
  «Крисси, позвони Хэлу Московицу и попроси его связаться с моим платиновым счетом Amex…»
  Никакого уведомления о нашем присутствии. Мы выскользнули из двери зала ожидания.
  —
  В вестибюле он спросил: «Что вы думаете?»
  «Жесткая женщина, но я ничего не заметил».
  «То же самое, но она, вероятно, могла бы застрелить кого-нибудь без особых колебаний».
  «За что была дана благодарность?»
  «Доблесть под обстрелом. Капитан Джоан Сибил Блант».
  Я сказал: «Тем более, что не стоит ее подозревать».
  «Вы ссылаетесь на защиту патриотизма?»
  «Она одарена способностью концентрироваться. Если бы ее целью был Гернси, она бы нашла способ покончить с ним чисто, не смешивая свои методы и не добавляя в смесь еще трех человек. И двух собак. У нее их трое, два типа дудл и колли, и она их явно обожает».
  «Откуда ты это знаешь?»
  «Фотография на ее столе. Мать, дочь, дворняжки на празднике любви.
  Дочь — ее светловолосая копия».
  Мы вышли из здания и направились к безымянной улице.
   «Один адвокат закончился, пора идти к врачу», — сказал он. «Отдайте должное Гернси за одно: он чувствовал себя комфортно с женщинами умнее его».
  «Нет причин не быть им», — сказал я. «Мозги не были теми органами, которые его интересовали».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  17
  Имя доктора Эллен Сериллос было указано в конце списка из десяти врачей. Женский оздоровительный центр Valley Oaks занял первый этаж пшеничного цвета здания на Мурпарке к востоку от бульвара Ван Найс. На втором этаже располагалась группа из шести стоматологов, специализирующихся на хирургии полости рта и косметической реконструкции.
  Комната ожидания Джоан Блант была маленькой и тихой. Это пространство было размером с гараж на две машины и было заполнено женщинами, некоторые из которых держали на руках младенцев. Значительное количество младенцев визжало. Этот шум уменьшал звуковую дорожку в стиле нью-эйдж до писков, отрыжки и фрагментов синтезированных тонов.
  Интересная смесь ароматов: детские какашки, цвиебак, духи, антисептические салфетки.
  Головы повернулись, когда мы с Майло вошли. Взгляды провожали нас, пока мы занимали место за изможденной женщиной у окна приемной, которая, казалось, была готова к родам. Серьезный разговор продолжался между ней и седовласой секретаршей. Плановое кесарево сечение, все еще прорабатываются детали страховки. Еще две женщины работали в приемной, обе были заняты тем, что щелкали по клавиатуре. Единственные, кто не обращал на нас никакого внимания.
  Один из ожидающих пациентов подтолкнул женщину рядом с собой и указал на нас. Послышался ропот; голосовая эстафета, подпитываемая любопытством.
  Усталая женщина отошла и села. Седовласая женщина сказала: «Да?»
  Майло наклонился поближе, показал свою карточку, прикрыв большим пальцем надпись «Убийство» .
  Его голос был тихим, заговорщицким. «Доктор Сериллос дома?»
  «Она с пациентом».
  «Не могли бы вы передать ей, что речь идет о Ричарде Гернси».
  "Кто это?"
  «Друг».
  Администратор приподняла бровь. «Она забронирована до семи, почему бы вам не попробовать позже?»
  «Возможно, нам придется», — сказал Майло. «Но если бы вы могли ей рассказать».
  «Полиция, да?» Достаточно громко, чтобы все услышали.
  «Да, мэм. Мы были бы признательны, если бы...»
  « Полиция», — повторила она, прибавив громкость. Словно делясь шуткой с аудиторией. « Хе-волд на».
  Она медленно поднялась, пошла направо и исчезла. Через полминуты дверь во внутренний кабинет открылась. «Должно быть, хороший друг. Пятая дверь направо».
  Вернувшись к своему столу, она перетасовала бланки и подняла палец. «Г-жа.
  Лангер? Отойдите на секунду.
  —
  Пятая дверь была открыта. Слева — имена трех докторов медицины и три стойки для карт.
  Внутри, комната для одного практикующего за раз. Женщина в белом халате за столом была лет тридцати, худощавая и бледная, как пахта, если не считать мельчайших веснушек на широких плоских щеках и курносом носе.
  Милая по-эльфийски. Кресло с высокой спинкой за рабочим столом делало ее маленькой.
  Она сказала: «Пожалуйста, закройте дверь», — и избегала смотреть на нас.
  Оттенок ее бровей говорил, что ее волосы, вероятно, изначально были землянично-русыми. Она покрасила их в огненно-оранжевый цвет и сделала рваную стрижку под мальчика. Три тонких золотых кольца сверкали в ее левом ухе, четыре украшали ее правое.
  Когда мы сели, она устремила на нас ржаво-карие глаза. Одна рука барабанила по блокноту на столе; другая сжимала трубки стетоскопа. Больше рамок, чем свободного места на стене. Я нашел ее на
   крайний справа. Доктор медицины, Стэнфорд. Стажировка, ординатура и стипендия по высокорискованной беременности, Калифорнийский университет в Сан-Франциско.
  Майло сказал: «Спасибо, что приняли нас, доктор».
  «Я действительно очень занят».
  «Тогда особая благодарность».
  «Полиция из-за Рика? Он что-то сделал?» — Эллен Серильос дернула за белый лацкан.
  «Доктор, мне жаль сообщать вам это, но мистер Гернси умер».
  Рот Сериллоса отвис. Мелкие, неровные зубы. Отсутствие детских стоматологических привилегий говорило, что, возможно, бедная девочка, которая пробилась наверх. «Я не понимаю — умерла? Как?»
  «Боюсь, он стал жертвой убийства».
  «О, Боже», — Серильос откинулся на спинку огромного кресла.
  Майло сказал: «Ты спросил, сделал ли он что-то. Что пришло тебе на ум?»
  «Ничего. Просто… если бы полиция была здесь… Я не предполагал, что с ним что-то случилось». Обеими руками он схватил стетоскоп.
  «Насколько хорошо вы знали Рика?»
  Румянец поднялся по шее Сериллоса, выстреливая от впадины над центром ее ключицы к маленькому подбородку. «Мы встречались. Пару раз. Как ты меня соединила — о, его телефон?»
  Тот же вывод сделала Джоан Блант. Клеточная эра.
  Майло сказал: «Да, доктор».
  «Это невероятно. Я никогда не знал никого, кто был... Ты здесь, потому что думаешь, что я могу тебе как-то помочь? Я уверен, что не могу».
  «Вы с Риком встречались пару раз. Буквально, как два?»
  «Может быть, три», — сказала Эллен Сериллос. «Четыре. Вот и все. Четыре». Столько же звонков было между ней и Гернси.
  «Вы остановились из-за проблем?»
  Снова краска залила все лицо Сериллоса. «Я не остановился, он остановился. То есть увидимся скоро, а потом больше не звоним. Я был удивлен, проблем, похоже, не было. По крайней мере, насколько я мог судить».
   Она потянула за прядь рыжих волос. «Говорить о моей светской жизни с кем-либо стыдно, не говоря уже о полиции».
  «Мы только начинаем расследование, доктор. Если бы вы могли просто потерпеть нас». Сериллос взглянул на настольные часы с этикеткой фармацевтической компании. «Еще несколько минут, у меня полный зал ожидания пациентов».
  «Мы сделаем все возможное. Итак, четыре свидания, а потом он перестал звонить. Довольно грубо».
  «Я так и думал. Я решил, что не буду ему звонить. Потом смягчился.
  Для завершения, понимаете? Вы удивляетесь. Я позвонил ему на работу, он не выглядел удивленным, что я спрашиваю».
  Я сказал: «Как будто он к этому привык».
  «Точно. Как будто это был его шаблон. Поэтому я сказал себе: « Ладно, Элли, Тебя разыграли. И ты забыла о нем. Это было не так уж и сложно, не было ничего эмоционального, просто… — Румянец усилился. — Он был просто игроком. Что меня удивило, так это то, что он никогда не производил на них впечатления . Он умел вести себя романтично. Акцент на игре. Или я была просто доверчива.
  «Он дал вам какие-либо объяснения?»
  «Он извинился, сказал мне, что я замечательная девушка, но ему нужно двигаться дальше.
  Я поняла, что это другая женщина».
  «Он когда-нибудь упоминал других женщин?»
  «Никогда», — сказал Сериллос. «Некоторые парни так делают, это идиотизм, но Рик никогда этого не делал. Вы хотите сказать, что он плохо обращался с кем-то, и они вымещали злость на нем?»
  Майло сказал: «Мне бы хотелось, чтобы мы знали достаточно, чтобы строить теории, доктор Серильос».
  «Но я не единственная женщина, с которой вы разговариваете».
  «Ты не такой. Так что он мог бы показаться романтичным».
  «Оглядываясь назад, он, очевидно, следовал распорядку. Делал вид, что ему интересно. Вся эта медицинская фигня, он все время говорил мне, какой я умный.
  Он был умнее его, и надеялся, что это не будет проблемой». Она улыбнулась. «Полагаю, так могло бы быть, если бы это продолжалось».
  Я спросил: «Как вы познакомились?»
  Улыбка опала, как сухой лист. «Я должен в это влезть? Это кажется вторжением».
  Майло сказал: «Извините за это. Просто Рика убили довольно жестоко, и мы не добились большого прогресса».
  Она поморщилась. «Жестоко. Боже мой, даже не говори мне».
  «Дело в том, доктор, что все, что мы можем узнать о Рике — его привычках, его подходе к жизни...»
  «Его подход, очевидно, заключался в общении с доверчивыми женщинами».
  «Как вы познакомились?»
  Ее маленькая фигурка подвинулась вперед. «В ресторане. The Proud Rooster, это в Брентвуде, у них есть коктейль-бар, где можно легко поужинать. Я живу неподалеку, была там пару раз. В тот вечер у меня был тяжелый день. По вызову к чужому пациенту, пятнадцатичасовые роды, а потом ребенок родился с дефектом, который не был обнаружен при скрининге. Я поехала прямо из больницы в Rooster, заказала сэндвич и немного вина и попыталась расслабиться. Не в баре, у них есть столики, я не сижу в барах».
  Майло спросил: «Почему это?»
  Эллен Серильос сказала: «По моему опыту, мужчины, которые проводят много времени в баре, могут вести себя не совсем… подобающе».
  Я сказал: «Рик тоже был за столиком».
  Она кивнула. «Через два столика, тоже один. Сначала я его не видела, между нами было двое. Но когда они ушли, Рик и я ясно видели друг друга. Сначала он меня не заметил, потом заметил и улыбнулся. Дружелюбный, не грубый. Я подумала, что он милый. Больше, чем милый, он — был солидно красивым парнем, очевидно, следил за собой. Мы обменялись еще несколькими взглядами, а затем он пошел к бару и купил два напитка, один для меня, один для себя. Я сказала, конечно, садись».
  Она посмотрела в сторону. «Я первая в списке его звонков, с кем ты разговариваешь?»
  «Почему это важно, доктор?»
  «Я бы не хотел думать, что ты отдаешь мне приоритет. Для этого нет абсолютно никаких причин».
  «Нет, были и другие».
  «Целую кучу, я бы себе представил». Сериллос нахмурился и отодвинул стетоскоп в сторону. «Мне нужно сократить это. Я только что закончил свою стипендию и у меня куча студенческих долгов. Получить эту работу было большой сделкой, я не могу рисковать, ставя ее под угрозу».
  Майло сказал: «Наше появление подвергает вас опасности».
  «Агнес сказала мне, что все на тебя смотрят».
  Майло сказал: «Мы пришли сюда лично, потому что оставляли сообщения, и нам никто не перезвонил».
  «Сообщения с кем?»
  «Ваша стойка регистрации».
  «О, черт, Агнес, она может быть... ну, кем угодно. Это все, что я знаю о Рике».
  Майло сказал: «Четыре свидания, а потом он всё прервал».
  Эллен Сериллос моргнула. «Именно так. Это определенно не повод убивать кого-то. И, пожалуйста, не говори мне эту фразу о том, что женщина презираема, в аду нет ярости. По моему опыту, это мужчины злятся и преследуют».
  Она облизнула губы.
  Я сказал: «Вы говорите, основываясь на собственном опыте».
  Сериллос возилась с трубками стетоскопа. «Мой второй год обучения в мед. Один респираторный терапевт вбил себе в голову, что мы предназначены друг другу. Мы даже никуда не выходили, просто пили кофе в кафетерии.
  Потом он пригласил меня на свидание, а я сказала «нет». Потом второй раз. И третий. Вот тогда и начались проблемы. Он никогда не был агрессивным, но он был пугающим.
  Угрожающее поведение, непрерывные звонки, появление в моей квартире с цветами. В конце концов, его арестовали за преследование трех других женщин.
  Одного он избил. Они хотели, чтобы я дал показания. Это напугало меня, и я отказался, а полиция сделала все возможное, чтобы заставить меня чувствовать себя виноватым. Так что вы можете понять, почему я не в восторге, когда вы приходите и роетесь в моей личной жизни».
  «Что случилось с твоим преследователем?»
  «Он признал себя виновным и получил пару лет тюрьмы. Это было тяжелое время для меня». Глядя на стол. «Но вы, наверное, это знаете».
  «Простите?»
  «Вы из полиции. Вы также, вероятно, знаете, что я получил DUI».
   «Это произошло, доктор».
  «Это могло повлиять на мою лицензию», — сказала она. «Но это был глупый арест. У меня было 0,85, а не 0,80. Мой адвокат превратил это в штраф и сказал, что мне не нужно сообщать об этом».
  «Рад, что все получилось», — сказал Майло. Он достал свой блокнот. «Как зовут парня, который тебя преследовал?»
  Глаза Ржавого расширились от ужаса. «Ты не можешь сказать ему, что я тебе сказал!»
  «Мы не собираемся связываться с ним, доктор. Мы просто хотим знать, где он».
  "Почему?"
  «Ради тебя. А что, если он в Лос-Анджелесе и узнает, что ты встречалась с Риком?»
  «Столько месяцев назад?»
  Я спросил: «А был ли он изначально рационален?»
  «О, Боже», — сказал Серильос. «Это не может повториться!»
  Майло сказал: «Как насчет этого, доктор? Как только мы узнаем, где он, мы дадим вам знать. Скорее всего, его нет поблизости, и вы успокоитесь. Ведь вы ведь задавались этим вопросом, верно?»
  Медленное покачивание головой.
  «Я также обещаю вам, что он никогда не узнает, что мы говорили с вами, доктор.
  Честь скаута».
  «Скауты», — сказала Серильос. «Я была Брауни». Она дважды выдохнула. «Тибор Халаш. С «з» на конце».
  Майло достал свой телефон.
  Она спросила: «Что ты делаешь?»
  «Именно то, что я сказал».
  «Сейчас? Ты можешь это сделать? По телефону?»
  «Конечно, можно».
  «Страшно», — сказала Сериллос. «Оруэлловское». Она схватила стетоскоп.
  Майло работал, я ждала, Сериллос открыл ящик и нанес бальзам для губ.
  Он сказал: «Вот и все. Мистер Халас переехал в Иллинойс и попал в еще большую беду. Тяжкое нападение четыре года назад, девятилетний срок в государственной тюрьме начался год назад».
  «Он избил другую женщину?»
  «Не сказано, доктор. В любом случае, он не в том положении, чтобы беспокоить вас».
  «Или убить Рика», — сказала Серильос, опустив голову, а затем подняв глаза.
  «Спасибо, лейтенант».
  «Итак, что еще вы можете рассказать нам о Рике?»
  «Рассказывать особо нечего. Простой парень».
  Я сказал: «В его основные потребности».
  « Очень просто», — сказала она. «Для него все дело было в физичности. Что не проблема, если не принуждать. И он этого не делал. Но в какой-то момент, если у тебя есть мозги в голове, ты хочешь большего. Например, содержательного разговора».
  «Рик этого не предоставил».
  «Никогда. Светская беседа, а потом... предсказуемо, я полагаю. Я понял, что он оказал мне услугу, не продлевая то, что ни к чему бы не привело. Так что я не обижаюсь на него и у меня определенно нет причин причинять ему боль».
  Она повесила стетоскоп себе на шею. «Это прозвучит подло, но после того, как я привела голову в порядок, он перестал для меня значить что-либо. Я вообще не думала о нем, пока не вошла Агнес и не сказала мне, зачем ты здесь. Теперь мне пора идти».
  «Справедливо, доктор. Вот моя карточка».
  Сериллос взял его и просмотрел. «Убийство. Какое отвратительное слово».
  —
  Вернувшись в зал ожидания, мы прошли через визуальный строй. Кормящие женщины отодвинули от нас своих детей, другие уставились.
  В машине я сказал: «Как мило с вашей стороны управлять Халашем».
  «Сделал это для себя. Может, у меня и правда появился бы подозреваемый. Но разве жизнь должна быть легкой?» Он завел машину. «И что ты думаешь о выборе женщин Гернси?»
  Я сказал: «Сериллос и Блант высокообразованны и чрезвычайно умны.
  Кроме этого, не похоже, что он выбрал какой-то определенный типаж».
   «Больше похоже на того, кого он мог бы поднять и поставить к стенке. Вы находите Сериллоса более интересным, чем Блант?»
  Я покачал головой.
  «Черт, — сказал он. — Великие умы движутся в одном и том же бесполезном направлении.
  А как насчет того факта, что другие женщины бросили Гернси, но Гернси бросила Сериллоса?»
  «Она могла бы сказать нам другое», — сказал я. «Может быть, кто-то из остальных так и сказал».
  «Выставляют себя в хорошем свете. Хороший довод. К сожалению».
  Он позвонил Риду и попросил его добавить «Гордого петуха» в свой список кандидатов.
  Рид сказал: «Конечно, это как раз в пути, только что закончили в Shutters and Loew's. Никто не помнит Гернси. Я также позвонил в несколько приютов для животных, чтобы узнать, не взял ли кто-нибудь двух пит-миксов. Пустая трата времени, LT Pits и чихуахуа составляют большую часть облав, мы говорим о тысячах собак.
  Ведение записей отрывочно, и мы понятия не имеем, когда эти две собаки были приобретены на самом деле. Плюс, они могли прийти из другого источника — щенки, выращенные для боев, купленные на парковке».
  «Собачья жизнь», — сказал Майло.
  «С другой стороны, Шону повезло с записями телефонных разговоров Роже, они появятся завтра».
  «Скрестим пальцы, Моисей».
  «Кстати о крестах, — сказал Рид, — было бы неплохо распять этого ублюдка».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  18
  Мы остановились выпить кофе в закусочной на Мурпарке около Фултона. Двадцатилетняя ретро-реконструкция того, что когда-то было сетевым рестораном. Два десятилетия смены парадигмы сделали его древностью Лос-Анджелеса.
  Место было немноголюдно и пахло старым жиром. Пирожные вращались в замедленном темпе, в сахарной крошке. Майло взглянул на них, задумался, покачал головой.
  К нам с улыбкой подошла официантка средних лет в слишком обтягивающем коричневом платье, приняла наш заказ на кофе и выпрямила губы, когда Майло сказал: «Просто кофе».
  «У нас есть замечательные пироги, ребята».
  Майло взглянул на меню. «Ладно, добавь кусочек твоего «знаменитого ягодного мерри».
  «Вот и все, костный аппертит».
  «Он действительно знаменит?»
  «Конечно», — сказала она. «Разве не все в наше время?»
  —
  Через несколько мгновений прибыли термокувшин медного цвета, две кружки и кусок пирога, кровоточащего с двух сторон.
  Вилка Майло опустилась, словно ястреб, налетевший на гнездо птенцов. Половина пирога исчезла, прежде чем он положил его обратно.
  «Сериллос просто выразил нашу рабочую гипотезу словами: Гернси унизил не ту женщину. Вероятно, ту, которая знала дом Бенедиктов. Но, возможно, не потому, что она там тусовалась, а потому, что когда-то она им владела».
   «Госпожа Ансар?»
  «Почему бы и нет, Алекс? Тот же сценарий, который описала Джоан Блант: измена мужа, неприятный развод, время для веселья. Как насчет того, чтобы позвонить своему приятелю-судье и узнать, когда миссис А. покинула страну».
  Я попробовала обратиться в кабинет Бевилаква. Его честь отсутствовал весь день, но помощник юриста, который забрал трубку, был знаком мне, ветеран по имени Линда Монтроуз, давно работающая в семейном суде, давно перешагнувшая грань цинизма и перешедшая к черепаховому взгляду на мир.
  «Алекс. Не увидел твоего имени в списке дел».
  «Ничего не решено, Линда».
  "Так в чем дело?"
  «Мне интересно, не могли бы вы оказать мне услугу?»
  «Зависит от того, что это такое».
  «Дело Ансара...»
  Она застонала. «Бумажный шторм? Больше похож на шторм из использованной туалетной бумаги, полностью засоряющий систему. Не говори мне, что ты в теме. Я думала, у нас полно психиатров».
  Я сказал: "Я не, это дело полиции. На территории дома убили кого-то, и меня попросили кое-что проверить".
  «Убит», — сказал Монтроуз. « Этот , Беверли-Хиллз? Газета написала, что это похоже на дело банды».
  «Это не так».
  «Полицейские думают, что это сделал кто-то из них ? О, боже, разве это не было бы круто, наконец-то избавиться от дела, чтобы мы могли сосредоточиться на чужом несчастье».
  «Они не подозреваемые, Линда. И если бы ты могла оставить этот звонок при себе, я был бы тебе признателен».
  «Высокая интрига», — сказала она. « Я заинтригована. Что вам нужно знать?»
  «Если бы вы могли проверить, когда миссис А. покинула страну...»
  «Не нужно проверять, мне пришлось прочитать и сопоставить столько нытья, что я знаю все наизусть. Она ушла семь месяцев назад, плюс-минус несколько дней».
  «Она когда-нибудь возвращалась?»
   «Нет. Последние шутки здесь о том, что она в пустыне с детьми, превращая их в мини-ИГИЛовцев».
  Я сказал: «Афганистан — это Талибан».
  «Доктор Детейл», — сказала она. «Вот почему Большой Б любит тебя. Что-нибудь еще?»
  «Вот и все, спасибо, Линда».
  «Когда я смогу кому-нибудь рассказать?»
  «Я дам вам знать, как только это станет известно общественности».
  Она рассмеялась. «Сделай это на мгновение раньше , и мы останемся друзьями».
  Я передал эту новость Майло.
  Он сказал: «Бум. Это звук взрывающейся гипотезы. Хочешь пирога?»
  «Маленький кусочек».
  «Правда? Ты действительно балуешься? Это подмена».
  «Почему я воротлю нос от славы?»
  —
  Он ехал обратно в город, а я проверял сообщения на телефоне, когда он заиграл что-то тяжелое и тевтонское. Может быть, Брамса во время одного из его депрессивных эпизодов.
  Он просмотрел экран и переключился на динамик.
  Бася Лопатинская сказала: «Эй, ребята!»
  Женщина, которая целый день режет трупы и по природе своей жизнерадостна. Интересно, что она думает о Брамсе.
  Майло спросил: «Что случилось?»
  «Хорошие новости и еще больше хороших новостей. Я увлажнил кончики пальцев вашей жертвы и получил достаточно хребта, чтобы отправить его в AFIS. Первая база данных AFIS, которую я попробовал, была настолько любезна, что дала мне имя. Я отправил его по электронной почте на ваш офисный компьютер, он должен быть у вас, но я хотел сказать вам лично».
  «Ты святая, Бася».
  «Обычно, — сказала она, — мне не нравится, когда мужчины говорят мне это, это значит, что они ожидают слишком многого. Но от тебя я это принимаю».
   Он остановился и проверил почту. Сказал: «Бинго», передал мне телефон и продолжил движение.
  Мэри Джейн Гуральник, пятьдесят девять лет. Гораздо моложе, чем я думал. Она выглядела пожилой на протяжении десятилетия все более печальных фотографий.
  Ни одного ареста за тяжкие преступления, но множество проступков по всему штату за тридцать три года. Публичное пьянство, непристойное поведение в общественных местах, бродяжничество, кража в магазинах, мелкое воровство, незаконное попрошайничество, незаконное проникновение на чужую территорию, неявка по множеству ордеров за многие из этих правонарушений.
  Последнее обвинение — арест за непристойное поведение восемнадцать месяцев назад.
  Испражняется на тротуаре в туннеле на Шестой улице в центре города.
  Я сказал: «Не так уж далеко от того места, где работал Бенни».
  Он сказал: «Как мы уже говорили, кто-то бродит по центру города в поисках уязвимых людей.
  Я позвоню в центральный отдел полиции и спрошу, знает ли она Гуральника».
  На этот раз он позвонил, находясь в движении. Я продолжил читать. Никакой тюрьмы для Гуральника за нарушение правил в туннеле; в ситуации с переполненностью приоритет отдается тем, кто пускает обильную кровь.
  В целом, ее тюремное заключение ограничивалось днями, а не неделями. При таком сокращенном приговоре нет испытательного срока или условно-досрочного освобождения. Также нет адреса, номера телефона или списка DMV.
  Майло повесил трубку. «Ширен Уокер ничего о ней не знает. Ее досье что-нибудь говорит вам?»
  «Она попала в систему, когда ей было двадцать с небольшим, что соответствует психическому заболеванию. В ее истории нет насилия, но аресты за непристойность заставляют меня задуматься».
  «Раскованный».
  «Тот тип человека, который будет уязвим».
  «К чему?»
  «Внимание, еда, наркотики, предложение доброты».
  «Психопат заманивает ее и превращает в реквизит», — сказал он. «То же самое, вероятно, касается и Бенни. И собак. Но зачем нужен реквизит, Алекс?
  Если мы правы, что Гернси вызвал у кого-то гнев, почему бы просто не вытащить его член и не оставить в канаве, чтобы весь мир это увидел?»
   Я сказал: «Хороший вопрос».
  «Нет, нет, плохой вопрос. Как будто никто из нас не имеет ни малейшего понятия».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  19
  Мы вернулись в офис Майло и принялись отслеживать Мэри Джейн Гуральник, используя отдельные пути.
  За исключением мелких арестов больше ничего нет ни в одной базе данных правоохранительных органов. Номер социального страхования, выданный пятьдесят лет назад, ничего не дал, включая выплаты по инвалидности. Никаких претензий на деньги, которые она могла бы получить.
  Кто-то с низким уровнем заботы о себе.
  Она не была отображена в результатах поиска Google, но необычная фамилия дала мне преимущество.
  Четыре Хуральника в США: Джон в Омахе, Луиза в Колумбусе, штат Огайо, Хэмптон в Дувре, штат Нью-Гемпшир, дилер Honda по имени Рэндалл Хуральник в Стоктоне, штат Калифорния.
  Майло сказал: «Как говорят трендоиды, держитесь локально», и начал с Рэндалла. Сорок два года, судимости нет. Интернет-фото показывало его тучным и румяным с копной каштановых волос и висячим носом.
  Майло сказал: «Сорок два. Мне повезло, и он сын Мэри, она была еще ребенком, когда родила его».
  Он позвонил в автосалон и попросил ответившую женщину соединить его с Рэндаллом Хуральником.
  Она сказала: «Рэнди? Подожди».
  Мы выдержали несколько минут музыки Битлз, преобразованной в легкую музыку, прежде чем раздался сердечный голос: «Это Рэнди! Чем я могу вам сегодня помочь?»
  «Лейтенант Стерджис, полицейское управление Лос-Анджелеса».
  «ЛА?» — спросил Гуральник. «Что там происходит?»
  «Сэр, вы случайно не родственник Мэри Джейн Гуральник?»
   «Тетя Мэри? Она наконец-то вляпалась в серьезную неприятность?»
  «Самая худшая неприятность, сэр. Боюсь, она умерла».
  «О. Это действительно печальные новости, лейтенант». Вздох Рэнди Хуральника прозвучал как порыв статики. «Полагаю, я не удивлен. Алкогольное отравление?»
  «Ее убили, господин Гуральник».
  «О. Ага. Ну, это ужасные новости. Кто это сделал?»
  «Вот это мы и пытаемся выяснить. Что вы можете рассказать нам о своей тете?»
  «Расскажи», — сказал Гуральник, словно репетируя иностранное слово. «Рассказывать особо нечего .
  Она младшая сестра моей мамы, ушла, когда была маленькой, и возвращалась только изредка. Чтобы получить деньги от моих родителей. Это было безумием, были всевозможные льготы, которые она могла бы получить, но она утверждала, что правительство выследит ее и посадит в клетку».
  «Психические проблемы».
  «Мягко говоря».
  «У нее были свои дети?»
  «Нет, не замужем, детей нет». Пауза. «Была мысль, что она, знаете ли, лесбиянка. Мой отец так говорил, но мама не соглашалась. Не могу сказать, кто прав».
  «Есть ли у вас какие-либо родственные связи помимо родителей?»
  «Нет, это так», — сказал Рэнди Хуральник. «Думаю, ее можно назвать одиночкой».
  Майло спросил: «Как часто она приходила за деньгами?»
  «Не часто. Может быть… два раза в год, три? И не каждый год».
  «Есть ли у вас идеи, как она себя обеспечивала?»
  «Папа сказал, что она, вероятно, занималась проституцией, мама сказала, что нет. Опять же, не могу вам сказать. Она не возвращалась очень давно , сэр. С тех пор, как умер мой отец, что было двенадцать лет назад, так что, скажем... четырнадцать? Пару лет спустя мама умерла. Я бы пригласил Мэри на похороны, но понятия не имел, как с ней связаться».
  «Какое у вас последнее воспоминание о ней?»
  «Последний… ладно, я был дома, помогал отцу, он болел болезнью Альцгеймера. И вдруг Мэри там, я ее даже не услышал. Папа был на
  Уокер, но она не спросила, как он, просто зашла к маме. Она выглядела ужасно. У нее были проблемы.
  «Алкоголь?»
  «Конечно, — сказал Рэнди Хуральник, — но я всегда думал, что она не в себе даже без выпивки. Она была просто... знаете, другой. Никогда не смотрела на тебя, ходила с шевелящимися губами».
  «Разговаривает сама с собой».
  «Мне так показалось. Мой отец назвал ее волчицей, которую стая оставила бы позади. Я знаю, это звучит подло, но я уважаю его мнение».
  Я одними губами прошептала: «Мама».
  Майло спросил: «Твоя мать не согласилась с ним?»
  «Да, между ними была проблема», — сказал Гуральник. «Но не такая уж большая, она нечасто бывала рядом».
  «Говорила ли Мэри когда-нибудь о друзьях, знакомых, людях, с которыми она общалась?»
  «Нет, насколько я слышал, сэр. Они с мамой разговаривали, но я держался от них подальше. Жизнь и так достаточно тяжела, чтобы навлекать на себя дополнительные проблемы».
  «Это точно», — сказал Майло. «То есть она никогда не просила у тебя денег?»
  «Никогда», — сказал Гуральник. «Она сказала, что нет. Может, она это знала.
  Может быть, она не была такой уж сумасшедшей».
  —
  Майло нацарапал несколько заметок и откинулся на спинку стула. «Шизофреник?»
  "Вероятно."
  «Завершает картину: жертвы без связей». Зазвонил его мобильный. Номер был ему незнаком. «Стерджис. О, привет, доктор Бауэр».
  Он переключился на громкоговоритель.
  Андреа Бауэр сказала: «Это, вероятно, не что иное, как сотрудница, с которой вы говорили, Джастин, просто позвонила в панике, потому что другая сотрудница, Марселла МакГанн, просрочила работу на два дня и до сих пор не появилась. Я уже привела кого-то из другого учреждения, чтобы заменить ее, и Джастин сделала
   несколько дублей, она истощена. Поэтому я беру с собой еще одного работника и отправляю Джастин домой на расширенные выходные».
  Много о ее ситуации, очень мало о МакГанне.
  Майло тоже это услышал и закатил глаза. «Марселла должна была вернуться в среду».
  "Это верно."
  «Она была на смене, когда Бенни Альварес не вернулся домой».
  «Она была», — сказал Бауэр. «Я предполагал, что это может быть просто задержка отпуска, но Марселла всегда была надежной. В любом случае, я подумал, что вы должны знать».
  «Спасибо. Почему Джастин паникует?»
  «Очевидно, из-за того, что случилось с Бенни», — сказал Бауэр. «Не то чтобы я видел какую-то связь с опозданием Марселлы. Но Джастин молода, и я полагаю, работать в одиночку может быть тяжело. Это прозвучит ужасно сексистски, но саб — мужчина, и второй человек тоже будет».
  «Вы считаете, что вам нужна дополнительная безопасность?» — спросил Майло.
  «Я не знаю, это скорее вопрос успокоения Джастин». Пауза. «И, полагаю, успокоения себя. Я не чувствую никакой личной ответственности за Бенни, но это ужасно. Есть ли прогресс?»
  «Мы работаем в этом направлении».
  «Понятно. Еще одно, лейтенант. Согласно странице Марселлы в Facebook, она будет в отеле Cabo под названием Hacienda Del Sol. Разумеется, я хотел поговорить с ней о расписании, поэтому позвонил, но мне сказали, что ее нет. Я спросил, есть ли у нее бронь, думая, что она просто передумала. Мне отказались сказать, хотя я неплохо говорю по-испански. Должен признать, это меня немного беспокоит. Мексика, вы знаете, как это сейчас.
  Мы с мужем раньше отдыхали в Акапулько. Теперь ты берешь свою жизнь в свои руки».
  «Мы проверим», — сказал Майло. «Пока у меня есть ты, позволь мне назвать имя по-твоему: Мэри Джейн Гуральник».
  "Кто это?"
  «Бенни мог столкнуться с уличным бродягой».
  «Опасный уличный бродяга?»
   «Еще одна жертва».
  «Ох», — сказал Бауэр. «Ну, мне жаль, и это, конечно, позор, что мы позволяем людям жить жалко. Но я не вижу, чтобы Бенни развивал отношения с кем-то из этих людей».
  «Почему это?»
  «Бенни был обучен правильному поведению. Как и все наши Уровни 1. Я просмотрел наши процедуры, и они полностью соответствуют требованиям. Резиденты не хотели бы, чтобы я напрягался. Они хотят, чтобы к ним относились как к взрослым, способным к самостоятельной жизни. Надеюсь, вам повезет больше, лейтенант. И спасибо, что сохраняете спокойствие».
  —
  Майло сказал: «Каждый раз, когда я с ней разговариваю, я начинаю думать, что, может быть, где-то под кашемиром зарыто золотое сердце. А потом она добавляет скрытый мотив».
  Я сказал: «Не могу вспомнить ничего, что могло бы заставить ее позвонить по поводу Макганна».
  «Хмф».
  Он нашел страницу Марселлы МакГанн в социальной сети, узнал фамилию ее пухлого бойфренда Стива: Воллманн.
  В Hacienda Del Sol Resort and Spa в Кабо-Сан-Лукас его встретила та же каменная стена, которую описала Андреа Бауэр. В отличие от Бауэра у него были полицейские удостоверения и стойкость ретровируса.
  Спустя три трансфера менеджер по имени Умберто Иглесиас подтвердил на английском без акцента, что бронирование было сделано в Stephen W.
  Имя Фоллманна не было «уважено заказчиком».
  «В смысле?» — спросил Майло.
  «Не явившись, они отменили пакетную сделку», — сказал Иглесиас.
  «Не подлежит возврату, не подлежит передаче. Мы отдали комнату кому-то другому».
  «Вы пытались связаться с господином Фоллманном?»
  « Мы его зовем ?» — сказал Иглесиас. Как будто Майло предложил ему ампутировать свой собственный нос. «Пакетные предложения — это ответственность клиента».
  «Что это была за посылка?»
   «Скидка на номер, полноценный завтрак, экскурсия на фабрику по производству текилы, катание на дельфине».
  «Звучит весело».
  «Людям это нравится», — сказал Иглесиас. «Полиция звонит из Лос-Анджелеса? Этот парень преступник?»
  «Насколько мне известно, нет».
  «Так почему же он не явился?»
  Майло сказал: «Да, конечно», — и повесил трубку.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  20
  Дальнейшее расследование по делу Стивена Уэйна Воллмана выявило тридцатиоднолетнего ветерана иракской войны, работавшего техником по обслуживанию бассейнов в компании Agua Fresca, Ltd в Гранада-Хиллз. Никаких судимостей, пожеланий или ордеров, хорошая история вождения. Шестилетний синий Camaro был зарегистрирован по адресу на Кохран-авеню в центре города, который совпадал с адресом Марселлы МакГанн.
  Звонок в компанию Agua Fresca, Ltd. принес ему нагоняй от ее владельца, хриплого мужчины по имени Лаклан Линдли.
  «Он? Он меня полностью обманул».
  «С каких пор?»
  «Со среды, когда он должен был быть здесь. Почему за ним гонится полиция?»
  «Он и его девушка должны были отправиться в Мексику, но так и не появились. Мы рассматриваем их как пропавших без вести».
  «О. Стив никогда раньше не срывался. Это как -то странно».
  Майло спросил: «Он рассказывал о своей поездке?»
  «Просто он собирался покататься на дельфине на каком-то большом курорте»,
  сказал Линдли. «Он был очень взволнован, впервые оказавшись к югу от границы. Он так и не появился? Черт. Думаешь, его поймал какой-то картель? Ты знаешь, каково это. Они косят людей, и копы там замешаны в этом».
  «Стив говорил о своей девушке?»
  «Просто то, что она собиралась с ним поехать. Черт. Думаешь, она это сделала? Столкнула его с лодки или что-то в этом роде?»
  «Почему я так думаю?»
  «Потому что это случается», — сказал Линдли. «Люди находятся в отношениях, и кто-то сходит с ума. Был такой парень в Нью-Йорке, катается на лодке, цыпочка, он
  думает, что любит его, толкает его в реку, он тонет, а она сидит там и ест сэндвич. Поговорим о зле».
  Майло сказал: «Цыпочка Фоллмана не подозреваемая. Ты когда-нибудь встречался с ней?»
  «Нет, я даже не знал ее имени», — сказал Линдли. «Не общайся с персоналом, и точка. Они ездят по своим маршрутам, я отправляю им чеки».
  «Расслабленная обстановка», — сказал Майло.
  «Если каждый делает свою работу, то да. Я раньше сам себя обслуживал, любил все, что связано с водой, плавал в Cal State Northridge. Потом я нырнул не туда и оказался в инвалидном кресле».
  "Извини."
  «За что?» — спросил Линдли. «Ты играешь тем, что тебе сдали».
  «Спасибо, что уделили нам время, сэр».
  «Его много».
  —
  Я сказал: «Невыбранная дорога ведет в Мексику».
  «Хмф. Посмотрим, что скажет Слипи».
  Он набрал номер, который сохранил в голове, и соединился со своим контактом в Homeland Security. Человеком, которого я подслушал по громкой связи, но о котором ничего не знал.
  Невнятный, сонный голос произнес: «Мне от тебя ничего не нужно, так что сейчас не сезон торговли».
  «Это несложно», — сказал Майло. «Просто хочу узнать, летали ли два человека в Мексику и, возможно, из Мексики за последнюю неделю».
  «Беглецы? Спросите у маршалов».
  «Пропавшие без вести. Марселла МакГанн и Стивен Воллманн, из Лос-Анджелеса в Кабо».
  «Вы точно знаете, что они летали».
  «Это сколько, полторы тысячи миль? Не вижу, чтобы они ехали».
  «Одиннадцать сотен сорок четыре», — сказал Слипи. «Три дня в спокойном темпе. Я спрашиваю, потому что на границе полный бардак, кто-то едет или идет в TJ, я не всегда могу сразу туда попасть».
   «Я рискну с полетом. Стивен с «ф», второе имя Уэйн, Фоллманн, два «л», два «н», Марселла МакГанн, заглавная «М», маленькая
  «с» —
  «Я интуитивно пишу, уже понял», — сказал Слипи. Долгий роскошный зевок, затем щелчки при наборе текста. «Ни один из паспортов не был активен в течение последних двенадцати месяцев. Он ездил несколько лет назад в Канаду, с тех пор ничего, она получила свой несколько месяцев назад, никогда им не пользовалась, и точка. Мне действительно нужно проверять авиакомпании?»
  «Думаю, нет...»
  «Упс, уже нажал волшебную кнопку FAA. Никаких рейсов туда и обратно для них обоих. А теперь, поскольку вы уже нарушили мой циркадный ритм, и мне нужно замедлить мозговые волны, я попробую эти пограничные контрольно-пропускные пункты».
  Прошло тридцать секунд. «Никаких прохождений я не могу найти, но, как я уже сказал, это не безошибочно. Теперь ты мне серьезно должен».
  «Назовите это».
  «Когда придет время».
  Зевать.
  Майло положил трубку.
  Я сказал: «Может быть, Джастин что-то нашла».
  «Что-то случилось с Фоллманном и Макганном? Почему они стали целью?»
  «МакГанн был опекуном Бенни Альвареса, когда тот пропал.
  Предположим, она расстроилась настолько, что пошла его искать, узнала что-то и стала представлять угрозу».
  «Она и Фоллманн».
  «Она взяла его с собой для защиты».
  «И он не смог ее защитить... искать Бенни означало бы выбирать между домом и работой».
  Я сказал: «Район, где могла бы тусоваться такая женщина, как Мэри Гуральник».
  Он позвонил Богомилу. «Где ты, малыш?»
  «Стрип-молл на Ла-Бреа и Олимпик, иду на восток в поисках рекламы Roget. Пока ничего, но я не уверен, что это что-то значит. Бесплатная публикация означает, что никто на кассе не обращает внимания».
   «Пора менять направление», — сказал Майло. Он рассказал ей о том, как опознал Мэри Джейн Гуральник.
  Она сказала: «Бездомный, как мы и думали».
  «Бездомная, психически больная и не получающая пособия, поэтому она не будет останавливаться ни в каких приютах для престарелых или приютах, которые собирают государственные деньги».
  «Но, может быть, некоммерческая организация», — сказал Богомил. «Церковная организация, что-то в этом роде. Или она просто осталась на улице».
  «Именно так, Алисия. Забудь пока про рекламу, отправляйся в центр города и начинай искать места. Теперь, когда у нас есть имя, может, чья-то память оживится».
  «Вперед, лейтенант»
  «Я должен тебе обед. Ты любишь пастрами?»
  «Не совсем, слишком жирно».
  «Ты и Мо, оба».
  «Нет, я просто девушка, которая пытается оставаться здоровой», — сказала она. «Мо — это другой вид».
  —
  Он разослал BOLO на Sentra Макганна и Camaro Фоллмана. Второй запрос вызвал немедленный пинг.
  Он сказал: «Отлично». А потом: «Чёрт».
   OceanofPDF.com
  ГЛАВА
  21
  Позвонив детективу из Инглвуда по имени Маркус Кулидж, он узнал подробности: в понедельник после кровавой бойни в Бенедикте в этом городе были найдены два тела.
  Мужчина в возрасте тридцати лет сидел на переднем пассажирском сиденье синего Camaro, женщина-жертва в багажнике автомобиля. Как и в случае с лимузином, скудность крови говорила о том, что убийства произошли в другом месте. Лучшим предположением TOD на основе разложения было воскресенье. В тот же день, когда был найден лимузин.
  Регистрация Camaro, а также возраст и физические данные погибшего мужчины указывали на то, что это был Стивен В. Воллманн, однако официальной проверки не проводилось.
  Кулидж сказал: «Я уверен, что это он, но, как я уже сказал, он разложился, а мы говорим о дробовике 12-го калибра, от лица и зубов почти ничего не осталось. У Фоллмана нет отпечатков пальцев, поэтому, пока не придут результаты ДНК, я не могу сделать это официально».
  Майло сказал: «Он ветеран, у армии могут быть отпечатки пальцев».
  «А. Хорошо. Я этим займусь, спасибо».
  — У Воллманна была девушка…
  «Марселла МакГанн», — сказал Кулидж. «Нашел ее на своем Facebook, фотографии, которые я видел, в общих чертах совпадают с моей самкой. Но ее ударили с еще более близкого расстояния, чем Фоллманн, и никаких отпечатков от нее нет, ее руки были стерты, вероятно, из-за того, что она держала их в обороне».
  "Противный."
  «Худшая сцена за последнее время. Одна странность: патологоанатом также обнаружил ножевое ранение у Фоллмана, не смертельное, между ребрами, не затронувшее органы, но повредившее мышцы. Это вызвало бы сильную боль и облегчило бы контроль над Фоллманном и стрельбу. Фоллманн довольно приличного размера, так что, возможно, резать
  его первым делом была страховка. Но я никогда раньше этого не видел, а дробовика более чем достаточно, чтобы сделать эту работу».
  «Где была найдена машина?»
  «Авеню Хайндри, промышленная зона. За складом лакокрасочных материалов».
  «Сложная область?»
  «Это Инглвуд, мужик. Жесткость — это наше дело. Включая граждан, которые поворачивают не туда по пути в аэропорт, вы будете поражены некоторыми указаниями, которые выдает этот тупой компьютер. Вот что я думаю об этих двоих».
  «Они планировали поездку в Мексику».
  «Вот так. У нас тут и там орудуют четыре крупные банды, и без кошельков, удостоверений личности или драгоценностей я решил, что это ограбление, которое пошло совсем плохо. А это деликатная тема, понимаете?»
  «Плохо для туризма».
  «Плохо для туризма», — сказал Кулидж, — «плюс расовая проблема. Белых убивают, боссы установили два правила: держи рот закрытым и будь прав во всем».
  Майло сказал: «Если это было ограбление, зачем было расстреливать их в другом месте и перевозить в машине? Почему бы не ограбить машину, если уж на то пошло?»
  «Интересные вопросы. Если поймаю преступника, возможно, получу ответы. Пока никто из моих информаторов и всех гангстеров, с которыми я говорил, не отрицает своей причастности к этому, и должен сказать, что они ведут себя праведно.
  Почему вас это интересует?
  Майло ему рассказал.
  Кулидж сказал: «О, боже. Так что это может быть совсем не так, как я себе представлял».
  «Если это связано с моим, то это кардинально другое».
  «Удивительно. В моей ситуации сюрпризов не бывает. Нам стоит встретиться, не так ли?»
  "Определенно."
  «Ваш магазин или мой?»
  «Чему можно научиться на месте преступления?»
   «Нет, его давно убрали, и изначально там не было ничего важного, просто машина между парой мусорных контейнеров, а над ней нависали низкие ветки дерева».
  Майло сказал: «Не спрятан, но и не смотрит на меня».
  «Я так и думаю», — сказал Кулидж. «Выходные приближаются, я через час заканчиваю смену. Как насчет того, чтобы встретиться сегодня, в вашем магазине? Я живу в Плайе, добираться домой после часа пик будет не так уж и сложно».
  «Ты голоден?»
  «Я мог бы есть».
  «Как насчет деликатесов?»
  «Никогда не встречал магазин деликатесов, который бы мне не понравился».
  «Место называется Maury's», — Майло дал адрес. «Когда вы сможете там быть?»
  «Трафик, объезды?» — сказал Кулидж. «Дайте мне сорок. Я опаздываю, закажите мне пастрами на ржаном хлебе. Не обрезайте жир».
  —
  Майло сказал: «Еще тела в машине», встал, потянулся и потер щетину на подбородке. «Будут длинные выходные, пора сменить рубашку и побриться. Тебе есть чем себя занять, пока я буду добр к себе?»
  "Всегда."
  «Да, да, активный ум».
  Когда он ушел, я набрал номер мобильного Робина.
  Она сказала: «Привет, дорогой».
  «Привет. Все еще работаешь?»
  «Только что остановился и принял ванну. Сейчас зайду».
  «Этот образ поддержит меня».
  «Будет ли? Ладно, я распускаю волосы, наклоняюсь и...»
  Я сказал: «Теперь вы подвергаете опасности мое здоровье».
  Она рассмеялась. «Будет ли уместным обсудить тему питания?»
  «Если вы не против позднего ужина, то я тоже».
   «Насколько позже?»
  «Трудно сказать».
  «Что-то случилось с Большим Парнем».
  Я сказал: «Еще два тела. Он встречается с другим детективом».
  «Из-за еды».
  "Что еще?"
  «Какая еда?»
  «Дели. Я не голоден, могу подождать, пока не приду домой. Но если вы голодны, не ждите».
  «Еще два тела», — сказала она. «Похоже на то, другое?»
  «Инглвуд, машина поменьше. Женщина-жертва заботилась о Бенни Альваресе».
  «О. Я понимаю, почему он хочет, чтобы ты был там. Деликатес, да? Я его давно не ел. Принеси мне домой пастрами на ржаном хлебе и купи что-нибудь для себя, у нас заканчиваются остатки».
  «С жиром или без?»
  «Как бы это ни получилось из ломтера», — сказала она. «Слишком много я могу отрезать, недостаточно — это муторно. К тому же мне нравится составлять карту своей собственной судьбы».
  —
  Пока мы шли к Maury's, Майло курил сигару и пускал идеальные кольца в темнеющее небо. Ни слова не было произнесено.
  Мы прошли мимо седого безногого мужчины, державшего картонный плакат с надписью от руки « Помогите мне ». Ампутация середины бедра.
  Майло остановился, вытащил из кошелька десятку. «Вот, держи, амиго».
  «Бог благословит вас, сэр. Вас ждет особняк на небесах».
  «Отлично, я готов к обновлению».
  «Большой особняк с бассейном».
  «Как насчет бильярдного стола?»
  «Конечно, сэр».
   «Позвольте мне задать вам вопрос, compadre. Вы когда-нибудь слышали о ком-то по имени Мэри Джейн Гуральник?»
  Лицо мужчины скривилось. «Мэри? Она святая?»
  «Кто знает?» Когда Майло повернулся, чтобы уйти, я добавил свою десятку.
  Человек сказал: «Благослови всех! Мы начнем небесное предместье».
  Через три шага я сказал: «Хорошая карма».
  «Не знаю вашей мотивации, но моя не космическая, это простая благодарность».
  "За что?"
  Он постучал по обоим коленям. «За эти».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  22
  Maury's Deluxe Delicatessen был просторным залом со стеклянным фасадом, ароматным укропом и солью. Группа людей ждала, когда их посадят. Я там никогда не был, но Майло был, потому что нас вытащили из очереди и дали угловой столик ликующей хозяйкой, которая сказала: «Рад снова вас видеть!»
  Полицейские дают щедрые чаевые; мой друг повышает среднюю сумму.
  —
  Знакомство не помешало ему изучить меню, словно это был таинственный клочок папируса.
  Официант, седовласый, пузатый и сгорбленный так сильно, что напоминал угловую скобу с туфлями, подошел шаркающей походкой. «Шеф полиции почтил нас своим присутствием, мир в безопасности». Тяжелые веки, флегматичный, скучающий голос.
  «Шеф — дерьмовая работа, Мэл. Я думал, я тебе нравлюсь».
  «Я люблю тебя. Не так, но мы могли бы быть братьями». Мел хрипло рассмеялся. «Если бы у мамы была долгая история беременности. Ладно, я соглашусь на то, что ты мой большой племянник-язычник. Кто это?» Подмигнул, подмигнул. «Этот парень ?»
  « Парень », — сказал Майло. «Доктор Алекс Делавэр».
  «Разве этот парень не врач?»
  «Он такой. Но он не этот парень».
  Мэл посмотрела на меня. «Ты случайно не бреешь косточки на ногах и не пользуешься Medicare?»
  «Он психиатр, Мэл».
  «Хорошо. Ты страдаешь неврозами и пользуешься Medicare?»
  «Кофе, пожалуйста, Мэл», — сказал Майло. «Как обычно».
  «Сильный и черный, мистер Мачо. А ты?»
  Я сказал: «То же самое».
  Мэл сказал: «Так решительно, доктор Фрейд. Разве человек с вашей подготовкой не должен намекать, а не обрисовывать?»
  Я сказал: «Если вы принесете кофе, это теоретически может быть полезно».
  Еще один хрип. «Неплохо, Док, но не бросай свою основную работу. Значит, нас двое на ужин?»
  Майло сказал: «Три».
  «Толпа». Старик оперся на стол и наклонился поближе. «Итак. Один из ИГИЛ ползет по пустыне. Он видит вдалеке другого парня и направляется к нему. Оказывается, это старый еврей, продающий галстуки. «Дай мне воды», — кричит он. Еврей говорит: «Воды нет, только галстуки. Красивые шелка, дизайнерские этикетки, потрясающие цены». Парень из ИГИЛ сходит с ума, угрожает отрубить еврею голову. Еврей говорит: «Моя вина, что у меня только галстуки? Кстати, осталось несколько вискозных тканей, они выглядят как шелк и еще дешевле». Парень из ИГИЛ сходит с ума . Тянется за ножом, чтобы отрубить еврею голову, и понимает, что у него ее нет. Ничего нет. Плюс он слаб, устал и хочет пить. Еврейский парень говорит: «У меня тоже есть трикотаж, очень в стиле Лиги плюща, но если вам нужна вода, то в миле отсюда есть место». Парень из ИГИЛ убегает. Через час он ползет обратно к еврейскому парню, выглядя еще более ошарашенным , высунул язык, тяжело дышит, он весь в беспорядке. Еврейский парень говорит: «Что, ты не мог его найти?» ИГИЛ мешугенах — он уже еле разговаривает, больше похоже на карканье — он говорит: «Я нашел, все в порядке, но им нужен галстук!»
  Не дожидаясь реакции, он поспешил прочь.
  Когда я перестал смеяться, Майло сказал: «Ему девяносто два, он ест все, я нахожу его вдохновляющим». Его глаза качнулись вправо. «Это, наверное, наш новый приятель».
  Крепко сложенный, бритоголовый шестифутовый мужчина с кожей цвета горячего шоколада стоял около толпы. Пятидесятилетний, серый костюм из акульей кожи, черная рубашка, серебристый галстук. Оценив комнату, он кивнул и направился к нам.
  Майло сместился влево, давая Маркусу Кулиджу место между нами.
  Кулидж сказал: «Приятно познакомиться, Майло».
   «То же самое, Маркус».
  «Марк в порядке». Кулидж расстегнул пиджак, обнажив след наплечной кобуры. Когда он скользнул внутрь, его глаза метнулись ко мне.
  Майло сказал: «Доктор Алекс Делавэр, наш консультирующий психолог».
  «Доктор». Кулидж и я пожали друг другу руки. Когда он уселся и поправил галстук, он сказал: «Психолог. У вас есть один на полный рабочий день?»
  «Нет, по мере необходимости».
  «В моей ситуации сложно сказать, что мне нужно, с точки зрения психологии. Может, немного гипноза, убедить хищников, что они лемминги, и сбросить их со скалы?» Кулидж расправил салфетку на коленях. «Пастрами уже в пути?»
  «Мы еще не заказали». Майло посмотрел на стойку и кивнул. Мел робко подошел к нам, неся две кружки кофе. Ему потребовалось некоторое время, чтобы добраться до кабинки. Поставив чашки с большой осторожностью, он посмотрел на Кулиджа. «Наконец-то мы получим шефа полиции?»
  Майло сказал: «Это детектив Кулидж».
  «Два детектива и психоаналитик. Заходим в бар. Ой-ой, нет, это ресторан. Ты тоже хочешь кофе — твое имя Кэлвин?»
  «Марк. Я возьму чай. Эрл Грей, если у тебя есть».
  « Ведди утонченный», — сказал Мэл. «Что будет в плане еды, Oh Ye Three Magi?»
  Майло сказал: «Детектив Кулидж и я будем есть пастрами».
  «Я рекомендую с жиром», — сказал Мэл. «Иначе вкуса нет».
  «Абсолютно верно», — сказал Кулидж.
  «Холестериновая храбрость, она нужна нам в детективах. Ты, Карл Юнг?»
  «Сейчас кофе, ростбиф и пастрами на вынос».
  «Что, ты ешь в одиночестве? Это не какой-то невроз?»
  «Отнесу домой своей девушке».
  «Подруга, а не жена? Почему бы не посвятить себя — не отвечай на этот вопрос», — сказал Мэл.
  «У меня самого была такая. Подруга. Делала как жена. Дважды. Так что я понял».
  Он подошел достаточно близко, чтобы я уловил его запах. Старая одежда плюс Old Spice. «Хочешь, чтобы это звучало экзотично, Док, назови ее своей любовницей » .
   Он побрел прочь.
  Марк Кулидж сказал: «Развлечения и никакой платы за вход?»
  Майло сказал: «Западный Лос-Анджелес — это магазин полного цикла услуг».
  «Мне повезло, что у меня есть фастфуд».
  Молодая официантка принесла Кулиджу чай. «У Мэла перерыв, я его заменю».
  Мэл помахал рукой, стоя у стойки, а затем продолжил разговор с женщиной, которая была на пару десятков лет моложе его и на голову выше.
  Марк Кулидж сказал: «Готов выслушать ваше дело».
  Майло его просветил.
  Кулидж сказал: «Четверо в лимузине, двое в Camaro. Что дальше, один в Prius? Половина одного на Harley?»
  «Прикуси язык».
  «Считайте, что это укус. Значит, связь между моими жертвами и вашими заключается в том, что МакГанн работал в том месте, где жил этот Альварес?»
  «Вот и все, пока».
  «Вы думаете, она узнала что-то об Альваресе, сунула в это свой нос и попала в беду?»
  «На данный момент это единственное, что имеет смысл».
  «Если только это не ублюдок, которому нравится убивать людей и прятать их в машинах».
  Кулидж отпил чаю, положил пакетик на блюдце чашки. «Я уверен, что ты чувствуешь то же, что и я, по поводу совпадений. Так что да, трудно не видеть Макганна как неродственника , но есть различия. Твоя штука звучит замысловато. Все эти позы — как одна из тех рождественских штучек — ясли, но зло».
  «Алекс называет это постановкой».
  Кулидж подумал об этом. «Конечно, и это тоже. С другой стороны, мое, похоже, было тем, что я обычно получаю. Силовое давление 211, избавление от свидетелей и превращение в 187. В таких случаях они обычно сначала берут парня, он крупнее, представляет большую угрозу, а потом девушку. Иногда ее насилуют. Но пока никаких признаков сексуального насилия над МакГанн».
  Я сказал: «Может быть, есть и другая причина для такой последовательности. Багажник Camaro имеет одиннадцать квадратных футов или около того, а проем маленький. Трудно получить
  кто-то размером с Фоллмана».
  «Вы знаете размеры наизусть», — сказал Кулидж.
  «По дороге заглянул к ним».
  Кулидж повернулся к Майло. «Вы счастливчик, это верное замечание, доктор. Макганн же свернулся калачиком, как зародыш».
  Майло сказал: «Недостаточно крови, чтобы это произошло в машине. У нас есть еще кое-что общее».
  Кулидж кивнул. «Я проверил положение водительского сиденья, и оно подходит Фоллманну. Но он ростом шесть футов, что может быть вполне приемлемо для парней. Все эти перемещения, вождение и сброс, я думал о по крайней мере двух убийцах. Что не странно для меня, банда и все такое. Я только что арестовал квинтет, совершавший вторжения в дома».
  Майло сказал: «Наши жертвы были позированными».
  Кулидж сказал: «Да, чокнутый. Нет, ничего подобного и никакой собачьей крови...
  чувак, это странно . По правде говоря, если бы ты мне не позвонил, я бы никогда не предположил ничего психического. Может, его и нет».
  Майло сказал: «Но совпадения».
  Кулидж кивнул. «Мы атеисты в отношении совпадений».
  Я сказал: «Если бы МакГанн был просто проблемой, которую нужно было решить, то не было бы ничего психованного».
  От долгого глотка чая на лбу Кулиджа выступили капли пота. Он ослабил галстук. «Так что ключом может быть выяснение того, что Макганн знал об Альваресе, если вообще знал».
  Майло сказал: «Если Бог даст, Марк. В обеих сценах есть еще кое-что общее: наша жертва Гернси была заколота в верхнюю часть туловища, как и Фоллманн».
  Кулидж сел. «Правда? Сколько раз?»
  «Три пореза, все потенциально смертельные».
  «О. Так это не то же самое».
  Я сказал: «Убийца мог провести время с Гернси, но был под давлением с Фоллманном. Если только он не хирург, то нацелить лезвие так точно было бы непросто».
  «Даже если он промахнулся в первый раз, доктор, почему бы просто не продолжить колоть?»
  Он изобразил три быстрых толчка. «Фоллманн уже в шоке, неужели
   требуется столько времени, чтобы попасть в артерию или что-то в этом роде».
  Я сказал: «Могу поспорить, что наши четверо были убиты по отдельности, но Воллмана и МакГанна взяли одновременно. И пока Воллмана убивали, МакГанна нужно было бы контролировать, что означало бы дополнительное давление времени.
  Нет ничего быстрее дробовика».
  Кулидж постучал по столу. «Она кричит, плачет. Да, я это вижу. Когда был их рейс?»
  Майло сказал: «Пока не знаю, просто они так и не добрались».
  «Как я уже говорил, мой патологоанатом предполагает, что это произойдет в воскресенье утром».
  «После наших, но примерно в то же время, когда были найдены наши».
  «Если это те же самые плохие парни, то мы говорим о делах, делах». Кулидж повернул чашку, пролил несколько капель, вытер их салфеткой.
  «Вот, ребята». Официантка подала сэндвичи. Оба детектива стоически принялись за еду, словно поглощение было их последним заданием.
  «Вам все еще ничего не нужно, сэр?»
  «Принеси ему салат», — сказал Майло.
  Ее взгляд метнулся от него ко мне. «Какого рода?»
  Майло сказал: «Все, что зелено и добродетельно».
  «Весь салат добродетелен, лейтенант».
  Кулидж рассмеялся.
  Майло сказал: «Одежда на стороне, неважно, какая, у него будет не так уж много».
  Официантка уставилась на меня. Взрослые обсуждают проблемного ребенка.
  Я сказал: «Смешанный зеленый».
  Когда она ушла, Кулидж сказал: «Я достигаю вашего ранга, и мне также удаётся управлять миром?»
  Майло сказал: «Еще бы, это прописано в контракте».
  «Ха. Так что ты думаешь насчет этого беспорядка дальше?»
  «Мы оба продолжаем работать».
  «Да, что там еще», — сказал Кулидж. «Хотя раньше было веселее, да? Видите отчет ФБР за этот год? Национальный уровень раскрытия убийств снизился до пятидесяти четырех процентов. У меня он немного выше, но не намного».
   Раскрываемость Майло оставалась идеальной в течение многих лет. Он сказал: «Слишком много убийств незнакомцами».
  «Это и просто безумные вещи, что за мир», — сказал Кулидж. «Причина, по которой я справляюсь лучше, чем по стране, в том, что мои преступники молодые, глупые и с длинными ртами. Вы бы удивились, узнав, сколько мы ловим, потому что они общаются в социальных сетях. В прошлом году у меня был один гений, он сделал себе татуировку на груди, изображающую, как он застрелил парня. Использовал отличного художника, более детального, чем наши скетчеры».
  Майло сказал: «Это натюрморт».
  Кулидж рассмеялся. «Больше похоже на военную сцену. Тупой тупица все изложил: обстановка, оружие, во что они оба были одеты. Мне даже не нужно было спрашивать мотив, на сосках у этого дурака большой баннер с девизом его банды и необходимостью отомстить за какого-то чувака, который напился месяц назад.
  Адвокат идиота показывает ему фотографии его торса, и он такой: «Ого!».
  "Удивительный."
  «Я говорю, примите закон против любого образования в тюрьме. Преступники поумнеют, ставки упадут еще ниже». Кулидж посмотрел на свою оставшуюся половину сэндвича.
  «Думаю, я возьму его домой. У меня один из детей на выходные, он плотоядный».
  Майло сказал: «У меня нет детей» и принялся за остатки ужина.
  Кулидж с восхищением наблюдал за ним. «Я не вижу другого очевидного способа продолжить свое дело, кроме как продолжать сверяться с информаторами».
  «Звучит как план, Марк».
  «Не очень-то».
  «Я не прокладываю путь к победе».
  «Но есть разница, мой друг», — сказал Кулидж. «Твой случай — ерунда, и у тебя есть психолог».
  —
  Возле магазина Майло сказал: «Хотите, я могу получить ордер на арест жертвы в доме Фоллмана и Макганна».
  «Никаких возражений». Кулидж взглянул на обочину. Перед домом стояла гладкая черная Audi, которой было несколько лет, но она прекрасно сохранилась.
   гастроном.
  Майло сказал: «Твоя? Мило».
  «Будь добр к себе», — сказал Кулидж. «Резолюция этого года. Такая же, как и в любой другой год».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  23
  В субботу утром я проспал до восьми тридцати. Больше реабилитация, чем отдых; пытаюсь выжать немного отдыха для мозга из ночи, полной кровавых образов.
  Прошла почти неделя после ужаса на Аскот Лейн. Люди, подвергшиеся насилию в детстве, хорошо умеют разделять, и я не исключение.
  Большую часть недели я осмысливал эту бойню, надев шоры и сосредоточившись на деталях.
  Теперь меня охватило все. Еще одна куча фотографий, которые никогда не будут удалены.
  Половина кровати Робина была пуста. Я нашел ее на кухне, она пила кофе и читала. Одна рука свисала и щекотала макушку узловатой головы Бланш.
  Она отложила книгу и согрела меня улыбкой. «Доброе утро, дорогой. Яйца подойдут?»
  "Идеальный."
  Она встала, и я поймал ее на полпути к холодильнику и поцеловал. Когда я отпустил ее, я постарался показать ей улыбающееся лицо и расслабленные плечи. Затем я сел и занялся массажем Бланш.
  Ни одну из женщин в моей жизни не удалось обмануть.
  Бланш посмотрела на меня, склонив голову набок, большими карими глазами, полными жалости. Робин достала картонную коробку из-под яиц и сказала: «Тяжелая ночь, да?»
  «Я не давал тебе спать?»
  «Только когда тебя бьют — не извиняйся, мы все через это проходим».
  «Не ты».
   «О, да, я идеальна, дорогая. Помнишь, два месяца назад? Тот кусок адирондакской ели, за который я заплатила целое состояние, я покупаю его здесь, а он раскалывается?»
  «Не помню, чтобы ты дрался».
  «Я — зубрила. Головные боли целую неделю». Она разбила пять яиц в миску и взбила. «Ты нежно потер мне виски».
  «Это помогло?»
  «То, что ты заботился, помогло. Просто яичница или с чем-то? Есть немного той пастрами со вчерашнего вечера».
  «Звучит хорошо».
  «Принеси все, что хочешь, из холодильника и позови Майло».
  "О чем?"
  «Он звонил полчаса назад, мы не вдавались в подробности, ты же знаешь, как он меня выгораживает». Она улыбнулась. «Не хочет нарушать совершенство».
  То, сколько я ей говорю, было для нас проблемой. На этот раз я дал ей достаточно основ, чтобы она не чувствовала себя обделенной. Но нет смысла нагромождать самые жестокие подробности.
  Я сказал: «Галантно».
  «Когда он нажимает нужную кнопку, у него все получается».
  Я направился в свой офис.
  Робин сказал: «Когда он спросил, где ты, я ответил ему, что ты спишь».
  «И он сделал шутку, да? Дай-ка угадаю: принц Чарминг засыпает своей красотой. Малышка в стране снов?»
  «Нет. Он сказал, что ты этого заслужил».
  —
  На рабочем телефоне Майло нет ответа. Я попробовал его сотовый.
  Он сказал: «Воскрес и блестит? Огурцы уже с глаз?»
  «Как ты и сказал, салат — это добродетель. Что случилось?»
  «Жду новостей от хозяина МакГанна и Фоллманна. Тем временем Алисия получает ужин из пяти блюд, место по своему выбору. Она нашла два убежища, в которые входил и выходил Хуральник. Во втором ей дали подсказку
   лагерь, где Гуральник спала, когда ей не хотелось дышать свежим воздухом, и это привело к двум другим».
  «Есть ли какие-нибудь места рядом со Скаггсом?»
  «В четырех милях отсюда, в районе складов, джунгли продолжают расширяться на восток.
  Несколько бездомных сказали ей то же самое: Гуральник исчезала на несколько дней, даже недель. Один парень поклялся, что видел ее в Санта-Монике. Так что она могла быть где угодно, когда ее похитили».
  И все же он звучал бодро.
  Я сказал: «Это не сильно сужает круг вопросов».
  «Верно, но я беру пример с вашей книги оптимизма: это не исключает область вокруг Скаггса. Главная причина, по которой я звоню, — это что-то еще, что они сказали о Хуральнике. Она может внезапно стать гиперсексуальной. Это симптом шизофрении?»
  «Может быть. Что она сделала?»
  «Ее фишкой было подойти к кому-нибудь в лагере — мужчине или женщине — и предложить секс в обмен на деньги. Если ей отказывали, она спускала штаны и говорила: «Давайте сделаем это в любом случае». Если ответ был «нет», ее реакция была непредсказуемой. Иногда она уходила, бормоча что-то, но в других случаях она становилась агрессивной — льстила, оскорбляла, даже толкала и пихала. Несколько мужчин называли ее «хватательницей». Как будто она тянулась к тому, что один парень назвал «моей мужественной мужественностью».
  «Поза с Гернси», — сказал я.
  «Искусство, имитирующее жизнь, Алекс. До сих пор их парное сочетание казалось дурацкой шуткой. Теперь мы знаем, что у них было что-то общее».
  «Поведение и, возможно, мотив: расплата за излишнюю настойчивость».
  «О, великий мистический чтец мыслей».
  «Это означало бы, что Гернси и Гуральник напали на одного и того же человека».
  «Почему бы и нет? С Гернси это могло бы быть настоящим свиданием, с Гуральником — просто какое-то безумие, случившееся на улице».
  «Она пощупала не того человека», — сказал я. «Так как же тут фигурирует Бенни?»
  «Что, я должен все знать? Мой вопрос к вам: может ли человек, который так бурно реагирует, быть жертвой насилия?»
  «Это, конечно, возможно».
   «Можно ли раскошелиться на «вероятно»?»
  «Знаешь, что я скажу».
  «Да, да, данных недостаточно. Но это не исключено ».
  Я рассмеялся.
  Он сказал: «Я предпочту воспринять это как одобрение. Ты запланировал хорошие выходные?»
  «В календаре ничего нет».
  «Наслаждайтесь. Нет смысла смотреть, как я разнесу Фоллманна и Макганна.
  Наверное, ни черта не узнает, потому что больше никто ничего не записывает. Мне повезло, у кого-то из них останется ноутбук, который они не взяли с собой. Мне нет, придется вернуться к телефонным компаниям».
  «Если я тебе понадоблюсь, дай мне знать».
  «Ты первый в моем списке вызовов».
  —
  Ничего от него до воскресенья, шесть вечера.
  «Наконец-то попал в квартиру Марселлы и Стива. Никакого ноутбука, но чудо из чудес, один из них записал информацию о рейсе и прикрепил ее магнитом к холодильнику. Воскресное утро, как и предполагал патологоанатом Кулиджа.
  Позвонил в авиакомпанию и проверил. Никакой отмены, просто неявка. Так что Кулидж, вероятно, прав: задержали по пути в LAX».
  Я спросил: «Насколько рано утром в воскресенье?»
  «Семь сорок пять».
  «Им пришлось бы уйти, пока еще темно и улицы относительно пустынны. Идеально для того, чтобы сбить их с дороги или устроить какой-нибудь другой блиц».
  Он сказал: «Временные рамки также совпадают: Бенни пропадает в пятницу, МакГанн, сама или с Фоллманном, отправляется на его поиски в тот же день или в субботу, к утру воскресенья она становится историей. Но меня беспокоит то, что если она что-то и узнала, то не сообщила об этом».
  «Может быть, она не поняла, что узнала что-то, просто ей не повезло задать не тому человеку не тот вопрос. Кто-то, способный на лимузин
   slaughter не отказался бы от страховки. Вопрос в том, где бы МакГанн искал? Я предполагаю, что где-то между объектом и художественной галереей. Может быть, сама галерея».
  «Бенни действительно приступил к работе», — сказал он. «Он просто не ушел оттуда живым... Господи...
  подожди."
  Прошла минута.
  Он сказал: «Позвонил в Verlang, ответила женщина, значит, они наконец-то открылись.
  У вас есть время немного приобщиться к культуре?
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  24
  Я забрал его у вокзала в шесть тридцать пять вечера. Он был одет так стильно, как никогда прежде: серый костюм, черная рубашка, узкий коричневый галстук.
  Остроносые черные оксфорды вместо ботинок-дезертов.
  Я спросил: «Новые туфли?»
  «Итальянский. Рика».
  Мы взяли Seville по его просьбе: «Мы говорим об искусстве, и ваши колеса гораздо эстетичнее».
  Поездка в центр города по шоссе 10 East прошла на удивление гладко, но ее замедляли объезды из-за строительства и необходимость маневрировать по преимущественно пустым улицам с односторонним движением.
  Я нашел парковку на Шестой и мы пошли к Харт-стрит, пройдя мимо темных витрин и нескольких бездомных с плакатами, которых Майло проигнорировал. Не менее альтруистичный по своей природе, чем безногий человек; озабоченный.
  Мы стояли через дорогу, наблюдая, как толпа людей заполнила тротуар перед Verlang Contemporary. Вывеска в окне гласила: Melted Visions: An Opening.
  Две соседние галереи оставались темными, как и ювелирный магазин и два верхних этажа здания. Единственным другим источником света в квартале был пустой вестибюль мотеля The Flower Drum. Клерк сидел в одиночестве в стеклянной будке и работал со своим телефоном.
  Майло сказал: «Хипстерская толпа. Думаешь, мы сможем это подделать?»
  Я указал на галстук. «Это не поможет, мы могли бы пойти рука об руку, если ты не скажешь Робину, а я не скажу Рику».
   Он рассмеялся, но не очень долго. Прищурив глаза, он несколько секунд наблюдал за толпой. Проехала одиночная машина. Затем велосипедист в вязаной шапке, с усилием крутя педали дребезжащей односкоростной.
  «Ладно, поехали».
  —
  Никакой охраны у двери, только худенькая девушка в матово-черном платье и с такими же волосами, предлагающая каждому пришедшему пластиковую флейту с чем-то янтарного цвета и игристым, а затем почти неслышное «Добро пожаловать». Ее веки были вымазаны чем-то восковым и угольного цвета. Впалые щеки, нарисованные брови, правая дуга, пронзенная маленьким черным кольцом.
  Роботизированное приветствие и отсутствующий взгляд говорили о том, что человеческий контакт — заразная болезнь.
  Даже не взглянул на галстук Майло.
  Галерея была забита в основном худыми людьми и несколькими исключениями с ожирением, которые пили, когда не шевелили губами. Планировка представляла собой одну длинную комнату, выкрашенную в матовый белый цвет, с полом из сосны с рубцами. Светильники для треков, подвешенные к центральной балке на высоте пятнадцати футов, демонстрировали около двадцати больших полотен.
  Художник: Джеффри Дюгонг.
  Майло спросил: «Разве это не какая-то печать?»
  «Морская корова».
  «Теперь я знаю, зачем я тебя взял».
  Самая густая толпа болтунов собралась в центре комнаты, словно их сгоняла овчарка. Больше глаз друг на друга, чем на искусство. Мы с Майло медленно и осторожно двигались, чтобы нас не заметили. Не стоит беспокоиться, вокруг не так много направленности на других.
  Наконец мы добрались до края толпы и смогли взглянуть на работу Джеффри Дюгонга.
  Название выставки было буквальным: свободные акриловые изображения одной и той же белой свечи на разных стадиях разжижения на черном фоне.
   Мы взяли одностраничные биографии из стопки на карточном столе. Биография Дюгонга не содержала ничего, кроме его рождения в Ки-Уэсте, Флорида, и его работы на рыболовецких судах. С другой стороны, краткая заметка владельца галереи Медины Окаш была еще менее информативной. Написанная на наименее понятном языке на планете: артспике.
  Предположение Джеффри об идентичности находящегося под угрозой исчезновения бентического млекопитающего: одновременно идиоматично и концептуально.
  Выросший недалеко от Атлантики, пешеходный импульс будет заключаться в том, чтобы трансформироваться, усыновить, стать местным аватаром:
  ламантин.
  С резким упрямством, отказавшись от всех представлений о правах, возвышенности и классе, Джеффри сделал мучительный выбор нагрузить свое сознание неизвестным,
  носатый обитатель африканской/тихоокеанской/неатлантической знати: дюгонь.
  Плавание против всех течений, приливов, отливов и цунами представляет собой подход Джеффри к созданию искусства.
  Будьте неожиданными. Будьте осознанными. Будьте смелыми.
  Свеча по своей природе преходяща. Так же и жизнь. Так же и реальность. Так же и смысл.
  Все меняется.
  Все тает.
  Майло сказал: «Теперь я понимаю».
  Мы протиснулись мимо пары картин. Мужчина с узкой бородкой, достаточно длинной, чтобы ее можно было сжать в двух местах золотыми кольцами, сказал: «Я сделал это, когда думал о мигренях и потоотделении». Сорок с небольшим, длинные, дикие вьющиеся седые волосы, загорелый, ястребиное лицо. Когда он говорил, двигался только его рот.
  Женщина, слушавшая его, сказала: «Пот очищает. Лакота или чумаш?»
  Beard-ring отошел от нее. Она повернулась к лысому, хмурому мужчине позади нее. «Мне нравится его отношение, может, нам стоит купить один».
  «Ты что, с ума сошёл? Он мудак».
  «Именно так, Дом. Нам бы пригодилась часть этой энергии. Небольшой отпор Уорхолам».
  Лысый ушел. Женщина, одна, увидела нас и улыбнулась.
   Майло сказал: «Когда я слышу пот, я думаю о турецкой бане».
  «Это правда», — сказала женщина. «Вы художник?»
  «Больше ремесленник».
  «Какая у вас среда?»
  "Редкий."
  Мы ушли. Женщина посмотрела на картину, потом в свою сумочку.
  —
  Мы направились в угол с другим карточным столом, на этот раз для пустых стаканов. Наше игристое, нетронутое, нашло пристанище. Майло поработал со своим телефоном и вытащил изображение.
  Женщина лет тридцати с круглым лицом. Серо-голубые глаза, паж, выкрашенный в пурпурно-серый цвет старого синяка, цвет лица настолько бледный, что напоминал грим театра Кабуки.
  Медина Окаш больше увлекалась биографией, чем своим избранным художником. Родилась тридцать шесть лет назад в Сиэтле, бакалавр изящных искусств в Университете Орегона, сертификат кураторской науки в Институте Гурница в Берне, Швейцария, работа в небольшом аукционном доме в Нью-Йорке, затем работа у арт-дилеров Нижнего Манхэттена.
  Полгода назад она открыла собственную галерею.
  Ее миссия: быть бесстрашным.
  Вооружившись образом, найти ее было просто. Все то же самое, кроме волос, теперь цвета электрик. Она держала бокалы в обеих руках, пила из каждого по очереди, кивая на то, что ей говорили двое мужчин в одинаковых черных костюмах и красных футболках. Идентичные близнецы вплоть до анорексии. Они обменивались разговорами, по одному предложению за раз.
  Голова Медины Окаш двигалась из стороны в сторону, следуя дуэту. Пару раз она откидывала голову назад и смеялась так громко, что ее было слышно сквозь толпу.
  Майло сказал: «Дружелюбный, возможно, это распространится и на нас».
   Веселье показалось мне постановочным. Я ничего не сказал, пока мы ждали.
  Когда близнецы ушли, мы подошли к ней.
  Оценивающая улыбка. «Привет, вы двое».
  Майло сказал: «Хорошее шоу».
  «Джеффри — сила, с которой нужно считаться». Окаш посмотрела на свои напитки, затем на наши пустые руки. «Не нравится просекко? Оно очень вкусное».
  Майло похлопал себя по животу. «Умеренность».
  «Это для тех, кто сомневается в себе», — сказал Медина Окаш, приложив кончик пальца к животу и медленно вращая им. «Для меня это кажется сочным и великолепным».
  Майло выдавил улыбку. То, что мы делаем по долгу службы.
  Она переключилась на меня, поглаживая пальцами мою водолазку точно над пупком. «Немного больше лос-анджелесского оттенка для тебя... ух, инни. Так откуда я вас знаю — по Харрисону в прошлом месяце? Или это был Art Basel Miami?»
  Майло откинул лацкан пиджака достаточно широко, чтобы показать ей свой значок.
  Обычно это вызывает шок. Эффект Медины Окаш не изменился.
  «Полиция. Дай угадаю: Бенни».
  Майло кивнул. «Мы заходили раньше, но вы были закрыты».
  Окаш окинул взглядом толпу позади нас. «Очевидно, сейчас не самое подходящее время, так что если бы вы могли вернуться завтра — ну, вычеркните это. Время — это не более чем самое длинное расстояние между двумя местами».
  Я сказал: «Теннесси Уильямс».
  Накрашенная бровь выгнулась. Она слегка похлопала меня по руке. «Полицейский, который ценит литературу. Давайте поболтаем».
  —
  Мы последовали за ней к двери в задней части галереи. Она открыла ее и ждала, пока мы пройдем. Задев руку Майло, когда он проходил. Сделав то же самое со мной и добавив мгновение давления бедром к бедру.
  Бесстрастное выражение лица на протяжении всего контакта; манера поведения ребенка, пытающегося сделать что-то нехорошее, «кто я?».
   Задняя комната представляла собой складское помещение с вертикальными стеллажами от пола до потолка. Каждая задняя часть галереи, которую я видел, была забита холстами. Verlang Contemporary разместила менее дюжины картин, все завернутые в коричневую бумагу.
  Медина Окаш сказала: «Я предполагаю, что вы здесь, потому что Марселла сказала вам, что Бенни здесь работал».
  Ровный голос, соответствующие глаза.
  Майло кивнул. «Ты знаешь Марселлу МакГанн».
  «Недостаточно хорошо, чтобы знать, что это ее фамилия», — сказал Окаш. «Для меня она Марселла, женщина, которая заботится о Бенни. Она наняла Бенни».
  «Она это сделала?»
  «О, да. Однажды она пришла, рассказала мне о месте, где она работает, и спросила, могу ли я помочь, дав одному из ее жителей занятие, он любил рисовать. Моей первой мыслью было: « Кому нужны осложнения?» Потом я подумал: « Ты всегда ценила аутсайдерское искусство, Медина. Почему бы не помочь настоящий аутсайдер ?
  «Что здесь делал Бенни?»
  «Подметал, расправлял, принимал посылки. Если я что-то здесь каталогизировала, он давал мне знать, что кто-то стоит у двери. Я отправляла его за едой, если поблизости оказывался грузовик с вкусняшками. В основном он просто слонялся без дела. Никаких проблем, очень милый. И на самом деле очень старательный. Сначала Марселла или кто-то другой из приюта выгуливали его и забирали. Потом, где-то через неделю, он начал сам ездить».
  Я спросил: «Он когда-нибудь сообщал о каких-либо проблемах во время прогулки?»
  «Никогда», — сказала Медина Окаш. «То есть он до сих пор не вернулся домой? Это нехорошо».
  Сочувственные слова. Но никакого соответствующего эффекта.
  Майло спросил: «Когда заходила Марселла?»
  «Субботнее утро».
  «Ты помнишь, в котором часу?»
  «Может быть... десять? Я вошел через нее». Указывая на вторую заднюю дверь. «Я не был открыт для бизнеса, был занят подготовкой к шоу. Я слышал,
   стучал в дверь, думал, какой-то бездомный сходит с ума, вышел посмотреть. Если бы это выглядело подозрительно, я был готов позвонить 911.”
  «Вы уже делали это раньше?»
  «Пока нет, но нужно держать глаза открытыми, верно?»
  «Верно. Значит, это Марселла стучала».
  «Она и какой-то парень. Он просто стоит там, а она машет руками и выглядит взволнованной. Я впускаю их, и она начинает твердить о том, что Бенни не вернулся домой накануне. Ты здесь, так что, я думаю, он все еще не вернулся».
  Майло сказал: «Он никогда не вернется домой, мисс Окаш».
  "Что ты имеешь в виду?"
  Вышла карточка.
  Окаш прочитал его, медленно осматривая глазами. «Правда? О, черт, это отвратительно. Это действительно отвратительно . Что, черт возьми, произошло?»
  Не шокирован, а раздражен.
  «Вот что мы пытаемся выяснить», — сказал Майло. «Бенни появился на работе в пятницу?»
  «Конечно, как обычно, около одиннадцати. Обычно он уходит между двумя и четырьмя, я гибкий. В тот день мне пришлось отсутствовать во второй половине дня, я вернулся в четыре тридцать и решил, что он ушел».
  «Бенни был здесь один».
  Окаш скрестила руки на груди. «Он не был ребенком, и дело не в том, что я должна была с ним нянчиться».
  «Он мог просто выпустить себя наружу».
  «Дверь самозапирается».
  «Итак, Марселла появилась в субботу. Вы ничего не слышали о ней в тот день, когда Бенни не пришел домой?»
  Глаза Окаша стали ледяными. «Все эти вопросы. Должен сказать, что я начинаю чувствовать себя неуютно».
  "О?"
  «Меня допрашивали как подозреваемого. Я оказал кому-то услугу, вот и все — и да, оказалось, Марселла звонила мне в пятницу. Я был занят, не проверял сообщения».
   «Не хочу тебя расстраивать», — сказал Майло. «Просто в таких случаях нам нужно поговорить со всеми».
  «Есть разговоры, а есть инквизиция».
  Дверь в переднюю комнату распахнулась достаточно сильно, чтобы удариться о стену. Впуская шум толпы и Джеффри Дюгона. Тело художника наклонилось вперед.
  В отличие от Окаша, у него оживленное лицо: глаза горят, щеки румянятся, рот двигается.
  «Оставьте меня там одного, черт возьми! Я что, должен с этими тупыми мозгами разговаривать один?»
  Окаш посмотрел на него так, как пешеход смотрит на собачье дерьмо. «Я выйду через секунду, Джеффри».
  «Ты лучше скажи — кто ты, черт возьми, такой ?»
  Майло сказал: «Возможно, потенциальные клиенты».
  Голова Дюгоня откинулась назад. «Да. Ладно. Это не дает тебе права портить мое открытие».
  Он вышел.
  Медина Окаш сказала: «Художники». Как будто ей было все равно.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  25
  Когда мы вышли из галереи, я поискал в толпе Дюгоня. В углу, заслоняя одну из своих картин, пока он дулся и глотал Просекко. Даже не притворяясь, что слушаю, как бритая наголо шестифутовая женщина размахивает руками и описывает что-то.
  Злые глаза. Ни на одной из картин нет красных точек, указывающих на продажу.
  Реагируете ли вы на это или его эмоциональный термостат постоянно находится на высоком уровне?
  Мы вышли на улицу в успокаивающую тишину и направились по Харт. Те же бездомные плюс еще несколько. Вонь самозабвения атаковала прохладный весенний воздух ядовитыми вспышками. На этот раз Майло раздал деньги. Несколько благословений, много оцепенения.
  Он сказал: «Мэр позволяет всему этому развиваться, а еще думает, что он может стать президентом. Проблема в том, что, возможно, он действительно может это сделать».
  Я сказал: «У Джеффри проблемы с характером».
  «Он действительно так считает. Что вы думаете о Медине?»
  «Никогда раньше мне не проводили оценку состояния пупка».
  «Трогательно-чувственно, но холодно», — сказал он. «То, как она стояла в дверях и делала это». Поглаживая его рукав. «Как будто ее тыкали во время медосмотра».
  «У меня есть это плюс еще один шрам от любви, вот здесь», — похлопывая себя по боку.
  «Теперь я завидую — ну ладно, ты симпатичнее».
  «У нее также есть протеже, который легко отлипает, и галерея была последним местом назначения Бенни перед тем, как его убили. Я нахожу все это интересным».
  «Увлекательно», — сказал он. «Я серьезно».
  Пока я ехал, он прогнал Окаша по базам данных. «Ну, ну, ну, у нашей девушки есть досье, все в Нью-Йорке. Три DUI и одно за кокаин, а также обвинение в нападении... похоже, она порезала другую женщину возле Нижнего
  East Side bar, отсидела семь месяцев из двухлетнего срока в женской тюрьме Бедфорд-Хиллз. Один арест, но это все равно серьезное насилие. Может, она просто стала хитрее».
  Я сказал: «Одно можно сказать наверняка: она научилась подавлять свои эмоции. Или вообще никогда не имела проблем. Дюгонь — непредсказуемый тип, но его истерика ее ни на дюйм не сбила».
  «Да, я видел это, покровительственно. Ты идиот, Джеффи».
  «Она не упомянула, что Дюгонг был с ней в субботу, когда она готовила его шоу, но артисты часто участвуют. И подготовка могла начаться раньше. Как в пятницу, когда там был Бенни».
  Его плечи сжались, когда он уперся ладонями в дверцу бардачка. «Окаш мог солгать, что оставил Бенни одного в галерее. Если Дюгонь мог так разозлиться из-за того, что Окаш выскользнул на минуту, такой медлительный парень, как Бенни, допустивший какую-то ошибку, мог бы его действительно вывести из себя. Он оттащил Бенни в спину, выстрелил ему в голову. Бедняга вошел, но так и не вышел».
  Я сказал: «Пуля малого калибра, беспорядок можно было бы уладить. Но выставка приближалась, поэтому тело нужно было переместить. Пятница, Бенни не возвращается, МакГанн беспокоится о Бенни и звонит в галерею.
  Окаш игнорирует ее, поэтому на следующее утро, перед тем как она должна была уехать в Мексику, появляются МакГанн и Воллманн и задают неправильные вопросы. Как и сказал Кулидж, Воллманн был крупным парнем, поэтому его сначала обезвредили ножом, а затем уничтожили дробовиком, чтобы задержать опознание. Окаш и Дюгонг находят авиабилеты, ждут до наступления темноты и сбрасывают тела недалеко от аэропорта, где все будет выглядеть так, как и предполагал Кулидж: дело банды, которая пошла не по тому пути. Они используют Camaro Воллмана в качестве транспорта и еще одно транспортное средство, чтобы скрыться».
  Он молчал. Я проехал по развязке в центре города, выехал на 10-ю западную и проехал три съезда.
  Я сказал: «Единственная проблема в том, что убийство Бенни, которое было импульсивным нападением Дюгоня, не вяжется с тремя другими жертвами и хореографией, которую мы видели в лимузине. Ну и что, что к тому времени, как Бенни появился в пятницу, его уже давно готовили к роли жертвы. Потому что он подходил для роли в сценарии. Худший вариант кастинга».
   «Возвращаемся к производству». Он хлопнул по дверце бардачка. «У меня есть кое-что получше, Алекс. На какой планете обитают Окаш и Дюгонь? Может, нам пора начать думать об искусстве перформанса».
  У меня свело живот. Хороший знак. «Мне нравится».
  «Я начинаю по уши влюбляться в него — ладно, пора проверить историю этого артиста ».
  Он вернулся к телефону, пощелкал немного и откинулся на спинку. «Просто мелочи во Флориде, некоторые под именем Дюгонг, большинство под его настоящим именем Джеффри Митчелл Дауд». Он прокрутил. «Трава, травка, DUI, травка, DUI, кокаин, травка. Все для личного пользования, в общей сложности… пять дней тюремного заключения за двенадцать лет. Какого черта он не мог быть кооперативно жестоким?»
  «А что, если встреча с Окашем изменит это?»
  «Роковая женщина?»
  Я сказал: «Она может быть его покровительницей во многих отношениях. Из того, что я видел, если у них есть отношения, она доминирует. Это значит, что она может свободно исследовать сексуальные отношения, как с Рики Гернси. И не будет преувеличением увидеть, что Гернси привлекает вся эта сексуальная энергия».
  «Медина и Рики у изгороди. Хм».
  Я сказал: «Джеффри соглашается с этим до тех пор, пока не перестает».
  «Эти двое решают свои проблемы в отношениях, убивая четырех человек?»
  «Скорее, переход на следующий шаг».
  —
  Когда я ехал по шоссе 10 West при температуре окружающего воздуха тридцать миль в час, Майло позвонил Риду и Бинчи, догнал их и приказал им начать наблюдение двумя людьми за галереей и домом Окаша на Фонтан-авеню в Голливуде.
  Рид спросил: «А как насчет парня с морским млекопитающим?»
  Бинчи начал напевать «Я — Морж».
  Майло сказал: «Рад, что застал вас, дети, в счастливое время. Пока что у Дюгона нет местного адреса. Он живет в Ки-Уэсте. Вам повезет, он останется
   с Окашем и одними часами все получится».
  «Понял», — сказал Рид, немного смущенно. «Как нам это поделить?»
  «Как сочтете нужным. И будьте счастливы».
  —
  Следующий шаг: дать образование Алисии Богомил и отправить ее обратно в лагеря для бездомных, где Мэри Джейн Гуральник ночевала под открытым небом.
  Она сказала: «Все еще работаю над рекламой Roget, но показывать нечего, так что спасибо, что позволили мне сменить тему. Эти люди звучат странно, LT Кто выбирает уродливое животное для имени?»
  «А я тут думал о Вилли Бородавочнике для своего нового аватара. Да, они разные».
  «Харт-стрит», — сказала она. «Не так уж далеко от некоторых лагерей для бездомных».
  «Только что видел кучу бездомных в том же квартале, насколько нам известно, Мэри Джейн заманили прямо туда. Так что, да, спросите, не видел ли ее кто-нибудь где-нибудь поблизости».
  «Вот, босс. А я-то думал, что артистичные типы — деликатные».
  —
  Я приближался к выезду на Западную авеню, когда телефон Майло начал издеваться над Пятой симфонией Бетховена, повторяя первые четыре ноты в бешеном темпе и с частотой бурундука.
  «Стерджис — о, привет, доктор. Нет, извините, я бы хотел, чтобы было… когда? Конечно. Я могу встретиться с вами у вашего отца или вы можете приехать на станцию… конечно, увидимся тогда».
  Я спросил: «Сын Роже?»
  «Он здесь вместе со своей сестрой. Коронер дал добро на выдачу тела, они занимаются делами, хотим встретиться завтра».
  "Сколько времени?"
  «Нечего им сказать, так что не беспокойтесь».
   «Не помешает узнать как можно больше о жертве. Когда?»
  «Три часа дня»
  Я протянул ему свой телефон. «Воспользуйся приложением TrackSmart и проверь мое расписание».
  «Посмотрите на себя, вы такой компьютерный знаток… здесь написано, что вы заняты до половины второго».
  «Какой адрес?»
  «Двое могут играть в киберэффективность», — сказал он, печатая. «Я ввожу данные напрямую».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  26
  Доктор Хиллэр Роже был ростом пять футов шесть дюймов в обуви, компактного телосложения, с коротко стриженной головой густых белых волос и усами в тон. Он был одет в прекрасно сшитый оливково-зеленый костюм, белую рубашку и перфорированные туфли цвета арахисового масла.
  Его сестра, доктор Мадлен Роже-Коэн, была ростом не ниже пяти футов и девяти дюймов, стройная и широкоплечая, с искусно уложенными прямыми волосами, окрашенными хной.
  Я видел труп их отца и знал, что он был высоким. Я предполагал, что мать была невысокой, одна из тех случайных перетасовок генетической колоды.
  Они сидели рядом друг с другом на одном из двух безупречно чистых, одинаковых синих диванов в том, что когда-то было гостиной Соломона Роже. Квартира была такой, какой я и ожидал от рассказа Майло о его поисках. Скромно, но адекватно обставленная, безупречно ухоженная, если учесть, что никто не ухаживал за ней больше недели после убийств. Фотографии молодого Соломона с симпатичной женой делили пространство со снимками детей от младенчества до окончания медшколы, затем внуков. Там, где родословная не правила стенами, Роже повесил гравюры Гаити, изображенные как тропический Эдем.
  Прежде чем Майло постучал в дверь, он спросил, следует ли мне представляться как психологу.
  Я сказал: «Почему бы и нет? Всегда интересно, как люди реагируют».
  Братья Роже отреагировали кивком, коротким пожатием моей руки, а затем отвернулись. После того, как Майло и я сели, Мадлен спросила: «Значит ли это, что в преступлении есть психиатрическая составляющая?»
  Майло сказал: «Когда я говорил с вашим братом, доктор, я сказал ему, что не могу вдаваться в подробности. Это все еще правда, но я могу сказать вам, что ваш отец не был
   единственная жертва. Было еще трое, в его лимузине сзади».
  Хиллер сказал: «Мы это знаем, лейтенант. Погуглил и нашел подходящее преступление».
  Мадлен сказала: «Во всех аккаунтах указано, что это Беверли-Хиллз, но когда мы запустили поиск на карте, это оказался Лос-Анджелес».
  «Верно», — сказал Майло.
  «Значит, могут быть и другие неточности?»
  «Обычно так и есть».
  Тишина.
  Майло сказал: «Все указывает на то, что твой отец был невинным свидетелем.
  Он отвез не того клиента».
  Хиллер спросил: «Значит ли это, что один из троих сзади был убийцей?»
  «Никаких шансов, сэр. Скорее всего, они уже были мертвы к тому времени, как ваш отец забрал убийцу».
  «Его использовали для машины», — сказала Мадлен.
  «Это рабочее предположение, мэм».
  «И ты понятия не имеешь, кто этот дьявол».
  «Проблема в том, что у вашего отца не было онлайн-присутствия, он не оставил никаких письменных записей, а единственный номер в его списке телефонов, который предположительно соответствует временным рамкам, принадлежит неотслеживаемому телефону с оплатой по факту использования».
  «Такие, какими пользуются преступники», — сказала Мадлен.
  «Да, мэм».
  Хиллер спросил: «Значит, вы обыскали здесь, в квартире?»
  «Вскоре после этого», — сказал Майло.
  Братья и сестры переглянулись.
  Майло спросил: «Ты думал, я этого не сделал?»
  Мадлен сказала: «Тут так чисто, не похоже, что что-то было нарушено».
  «Я стараюсь проводить свои поиски с уважением».
   Хиллер вздохнул. «Извините, пожалуйста, что мы сочли вас медлительным». Его голос дрогнул. «Спасибо за то, что вы оказали честь дому нашего отца».
  «Конечно. Ты осмотрелся?»
  «Сегодня утром», — сказала Мадлен. Слабая улыбка. «Мы не были такими аккуратными, как вы. Мы также не нашли ничего, что казалось бы — можно ли это назвать «доказательством»?»
  «Доказательства», — сказал ее брат.
  "В любом случае, мы ничего не узнали, лейтенант. Хотя мы нашли несколько фотографий наших родителей, когда мама была жива".
  Майло сказал: «Маленький кожаный альбом в правом верхнем ящике комода».
  Мадлен улыбнулась.
  Хиллер сказала: «Отец всегда заставлял нас соблюдать порядок».
  Мадлен сказала: «Мы не всегда были послушными». Теперь настала ее очередь расплакаться.
  Они оба заплакали.
  Майло достал свой запас салфеток и раздал по одной каждому из них.
  Мадлен первой нарушила тишину, издав хриплый смешок.
  «Вы, конечно, пришли подготовленными».
  Майло улыбнулся.
  «Какая у вас работа, лейтенант. Может, и хорошо, что вы здесь, доктор.
  Делавэр. Может, нам понадобится терапия.
  —
  Мы слушали, как сын и дочь вспоминали достоинства Соломона Роже как родителя-одиночки, его гордость за их достижения и их желание, чтобы он переехал во Флориду и жил поближе к ним.
  Мадлен сказала: «Мы не будем ввязываться в это, если бы он это сделал, он был бы все еще жив». Короткий изгиб ее губ говорил, что она была там и не совсем двинулась дальше. «Какой в этом смысл? Отец был гордым, независимым человеком. Нам нужно было это уважать».
  «Как будто у нас был выбор», — сказал Хиллер.
  Его сестра коротко коснулась его запястья. «Точно, как будто».
  «У нас есть свои дети», — сказала Хиллэр. «У нас есть ожидания, но в конечном итоге каждый должен жить своей собственной жизнью».
   Мадлен сказала: «Отец прожил хорошую жизнь».
  «Образцово». Вспышка гнева в глазах Хиллера. «Лейтенант, тот, кто это сделал, должен ответить. Насколько я понимаю, в Калифорнии есть смертная казнь, но это шутка, вы никогда ее не применяете».
  Майло сказал: «К сожалению, это правда».
  Мадлен сказала: «Годы глупых призывов, а дьяволы живут своей жизнью с телевизором, спортзалами и трехразовым питанием».
  «Во Флориде, — сказал Хиллер, — мы казним дьяволов. Жаль, что отец не отступил».
  Она обняла его. «Не надо, Хилл».
  «Вы правы — я полагаю, это будет продолжаться еще какое-то время. Процесс».
  Она сказала: «Эмоциональные колебания».
  Они оба посмотрели на меня.
  Я сказал: «Так и будет».
  Глубокий, научный вклад. Но братья Роже, похоже, оценили это, расслабив плечи и лицевые мышцы.
  «Что ж, — сказал Хиллер, — приятно знать, что мы не особенно плохо приспособлены.
  Спасибо, что встретились с нами, лейтенант. И вам тоже, доктор. Я знаю, что нам нечего предложить, но это было полезно.
  «Еще один шаг», — сказала Мадлен.
  Майло посмотрел на Хиллэра. «Доктор Роже, когда мы говорили на прошлой неделе, я спросил, есть ли у вас какие-либо соображения, где ваш отец размещал свои объявления. Есть какие-нибудь новые мысли по этому поводу?»
  «Какая реклама?» — спросила Мадлен.
  Хиллер сказал: «Знаете, эти маленькие отрывные листки, которые он использовал, потому что отказывался модернизироваться?»
  Она повернулась к нам. «Зачем вам это знать?»
  Майло сказал: «В некоторых местах, где есть место для бесплатной рекламы — на рынках, в магазинах у дома — есть камеры видеонаблюдения. Если бы мы могли узнать, кто срывал рекламу вашего отца за несколько недель до его смерти, это могло бы нам помочь. Мы искали в радиусе нескольких миль отсюда и ничего не нашли».
  «Возможно?» — спросил Хиллер.
   «Часто камеры не работают или дают плохие изображения или не направлены туда, куда мы хотим. Также возможно, что убийца нашел его другим способом — скажем, через сарафанное радио».
  Мадлен сказала: «Отрывные листки. Я могу вспомнить одно место».
  Голова ее брата мотнулась в сторону.
  «Может, это и ничего», — сказала она, — «но есть рынок, на который отец любил ходить. Он не так близко отсюда, так что вы его не найдете. Он ездил туда, потому что утверждал, что там можно купить лучшие карибские продукты».
  Хиллер сказал: «ДжиЭм! Боже мой, какой я тупой!», хлопнув себя по щеке.
  Его сестра опустила руку. «Ты человек, а не компьютер».
  Он покачал головой.
  Она сказала: «Правда, Хилл. Это может быть даже неважно».
  Хиллер смотрел прямо перед собой.
  Майло сказал: «Доктор, ваша сестра права, мы хватаемся за любую соломинку. Но я проверю». Вытащил свой блокнот. «J&M…»
  «J&M Caribbean Market», — сказала Мадлен. «Western Avenue, около университета».
  «Гнилой район», — сказал Хиллер. «Я сказал отцу, что он может купить бананы в другом месте, но он настоял». Покачал головой. «Почему я не подумал об этом? Ладно, давайте будем логичны. Какого платежеспособного клиента отец надеялся там найти? Чтобы арендовать лимузин, не меньше. Бандиты из гетто с деньгами — наркотиками, может, один из тех так называемых начинающих рэперов?»
  «Ты знаешь, как отец относился к этим людям, Хилл. Он бы никогда не стал работать на них».
  «Он работал с кем-то злым».
  На это нет ответа.
  Мы проявили немного больше сочувствия и предоставили им возможность действовать самостоятельно.
  —
  Seville был припаркован в полуквартале от Impala. Майло проводил меня, подождал, пока я отопру, устроился на пассажирском сиденье и начал щелкать.
  «J&M Caribbean Market, все еще работает, Западная и Тридцать пятая».
   Я сказал: «Определенно территория банд».
  «То же самое, что и Инглвуд». Он закрыл глаза. «Все, что мне нужно, — это совершенно новое направление».
  Он позвонил Шону Бинчи.
  «Лут, что случилось?»
  «Ты на месте Окаша или Рида?»
  «Я ушел в одиннадцать, но Мо пришел из галереи и смотрел всю прошлую ночь, так что он ловит Z».
  «Мило с его стороны удвоить усилия».
  Бинчи усмехнулся. «У меня дети, Лут. К сожалению, никаких действий. Окаш была дома в восемь, не выходила до сегодняшнего утра в девять, когда она пошла в Whole Foods, купила два пакета чего-то, отнесла их обратно в свою квартиру — это четырехэтажный многоквартирный дом с подпарковкой, почтовые ящики внутри вестибюля, так что мы не знаем ее квартиру. В десять двадцать три она поехала в галерею, свернула в переулок на юге здания. Я пошел за ней пешком и увидел там грязную парковку, где она поставила свой BMW. Мне также пришло в голову, что здание довольно глубокое, так что, вероятно, там больше места за той кладовой, которую ты нарисовал. На парковке не так много, даже нет покрашенных слотов, но это вход по карте-ключу. Так рано, там никого нет, кроме нее».
  «Молодец, Шон, не отставай от нее».
  «Что нам делать с Дюгонем? Пока он не появился».
  «Он делает это, Мо теряет сон. Или, если это около галереи, мы вытаскиваем Алисию из трущоб».
  «Роджер Вилко, Лут».
  Майло подавил улыбку. «Все кончено».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  27
  Майло сказал: «Давайте проверим этот рынок. Ты не против поехать? Мне нужно подумать».
  Я поехал по Олимпик-Восток до Сан-Висенте, проехал мимо Ла-Бреа, где улица повернула к бульвару Венеция, повернул направо на Вестерн и проехал квартал к югу от Джефферсона.
  Тяжелый район с пятидесятых, разоренный четыре десятилетия спустя самоуничтожением, спровоцированным беспорядками Родни Кинга. В последующие десятилетия не было недостатка в разговорах политиков о возрождении. Но Лос-Анджелес не просто так стал городом кино; людям хорошо платят за то, чтобы они играли.
  Некоторые из витрин были отремонтированы. Большинство были заколочены досками или пустовали, и общее ощущение было унылым и печальным.
  J&M Caribbean Market был одним из ярких пятен, одноэтажный цементный блок, окрашенный в лимонно-желтый и лаймово-зеленый цвета, с ярко-розовыми, пузырящимися вывесками, заявляющими о себе под безупречно красным навесом. Сдвижной железный забор-гармошка был отодвинут к правой стороне здания.
  Карибская кухня *** Натуральные травы *** Духовные масла.
  Парковка слева была защищена раздвижными металлическими воротами-штакетниками, теперь широко открытыми. На парковке две машины, винного цвета Cadillac DeVille и золотистый Buick Century. Я припарковался между ними. Три американских седана, сгруппированные таким образом, напоминали Детройт в расцвете сил.
  Мы обошли рынок и подошли к входу. Стеклянная дверь на засове.
  Майло позвонил в дверь, кто-то пошевелился за стеклом, и через десять секунд нас пригласили войти.
  Интерьер рынка был безупречным, хорошо освещенным и благоухающим — цветы, цитрусовые, толстый слой душистого перца. Свежий кленовый ламинат покрывал пол.
  Высокие белые стены были окаймлены наверху поясом из Z-Brick.
  Белые витрины демонстрировали мешки с красной фасолью и рисом, полуфабрикаты из мяса, упаковки «fruta» и «gandules». Обычные продукты были сложены рядом с плантанами, бамией с этикеткой «gumbo» и клубнями, названия которых я не мог назвать. В витрине для напитков охлаждалось американское пиво, а также Prestige из Порт-о-Пренса, Red Stripe и фруктовое пиво Gong 71st с Ямайки. Банки Coke, Pepsi и Mountain Dew делили пространство с золотистой Cola Couronne и газировкой Pineapple Ginger.
  За кассой — свечи и знаменитые травы и масла.
  Одна покупательница, женщина лет семидесяти, толкала тележку. Молодой испанец подметал пол, стараясь не задеть углы. Женщина с дредами лет тридцати работала на кассе.
  Она улыбнулась. Тепло, инстинктивно. Присмотрелась и сказала:
  «Полиция?», но сохранил на лице улыбку.
  Майло спросил: «Хочешь работать детективом?»
  Женщина хихикнула, а затем стала серьезной. «Пожалуйста, не говорите мне, что в квартале произошло что-то плохое. Обычно я узнаю об этом еще до того, как вы сюда приедете».
  «Ничего, мэм, извините, если мы вас встревожили. Мы ищем доску объявлений, но я вижу, что у вас ее нет».
  «О, да», — сказала она. «Хуан снял его, чтобы очистить и почистить несколько дней назад — мы же его регулярно моем и поливаем, все эти руки? Когда он высыхает, он возвращается туда». Указывая на четыре фута пространства на стене справа от двери.
  «Вы случайно не сохранили какие-нибудь посты?»
  «Нет, их выбрасывают. Старое выбрасывают, новое добавляют, так больше людей смогут постить. Почему вас интересует доска?»
  «Мужчина, который, как нам сообщили, делал здесь покупки, был убит на прошлой неделе, и мы пытаемся найти связь между всеми, с кем он вел дела».
  «Убита?» Обеими руками схватила ее за подбородок. «Значит, что-то все-таки произошло».
  «Не здесь, мэм, на Вестсайде».
   «Вестсайд — это переключатель. Кто этот человек?»
  Майло показал ей фотографию Роже.
  «Мистер Соломон? О, нет».
  «Ты знаешь его по имени».
  «Он не был постоянным клиентом, но он заходил достаточно часто, чтобы мы могли пообщаться. И да, он размещал свои объявления. Шофер, верно — бедный мистер Соломон. Вы думаете, его убил кто-то, кто его нанял?»
  «Мы все изучаем».
  «Это не могут быть мои клиенты», — сказала она. «Я не принимаю гангстеров, а растаманы, которые покупают у меня, серьезно относятся к своей вере. Я принимаю даже белых людей.
  Студенты и преподаватели из USC и Mount Saint Mary's. Я работала в администрации Mount Saint Mary's, мой муж там электрик.
  На прошлой неделе он прислал ко мне декана сестринского дела, и она скупила всю мою колбасу. Мы получаем репутацию, некоторые из этих хипстеров из центра города начинают приходить, это хорошо воспитанная клиентура, я бы не потерпел ничего другого».
  «Понятно, мисс…»
  «Фрида Грэм. Зачем кому-то причинять боль мистеру Соломону? Он был таким джентльменом... Я знаю, это глупый вопрос».
  Майло сказал: «Мы довольно часто задаем себе один и тот же вопрос».
  «Какая у тебя работа. В любом случае, извини, что не смог помочь».
  «Можем ли мы показать вам несколько фотографий?»
  «Кого?»
  «Люди, которые могут быть вовлечены — не подозреваемые, а просто вовлеченные. Мы хотели бы знать, были ли они здесь когда-либо».
  «Я не могу вспомнить всех, но я попробую, почему бы и нет».
  —
  Визуальный поп-тест, Фрида Грэм сосредоточена, ее ответы мгновенны.
  Рик Гернси: «Красиво выглядит...нет».
  Бенни Альварес: « Он выглядит каким-то хрупким... нет».
  Мэри Энн Харальник: « Она выглядит совершенно не в себе... нет».
   Джеффри Дюгонг: «Эта борода, у нас такие бывают, как я уже сказал, хипстеры... нет, не он. Я почти уверен».
  Майло сказал: «Почти уверен, но не уверен?»
  «Девяносто процентов», — сказала Фрида Грэм. «Потому что если бы я увидела его чисто выбритым, он бы выглядел по-другому. Но вот так — эти кольца в бороде — он напоминает мне того рестлера... Капитана Лу Альбано? Мой отец раньше за ним наблюдал».
  Она закрыла рукой нижнюю часть лица Дюгоня, изучая его глаза. «Девяносто пять процентов нет, я бы запомнила эти глаза, они какие-то сумасшедшие — вы видели автопортрет Ван Гога?»
  Майло позволил ей остаться с фотографией. Она вернула ее, покачав головой.
  «Я скажу нет. Но эти глаза — он что, как полуподозреваемый?»
  Майло улыбнулся и показал ей фотографию Медины Окаш из DMV.
  Она сказала: «Да».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  28
  «Она покупательница», — сказал Майло.
  «Определенно», — сказала Фрида Грэм. «Эти волосы — я думаю, в прошлый раз они были фиолетовыми. Но определенно да, это лицо. Я помню ее, потому что она была обидчивой».
  "О чем?"
  «Не тактильно-чувствительный, а тактильно-чувственный. Вот так».
  Она наклонилась над прилавком и слегка коснулась его плеча кончиком пальца с зеленым ногтем. «Как клюющая птица. Немного раздражает, но, знаешь, клиент всегда прав. Подожди. Хуан? Подойди».
  К нам присоединился уборщик. «Она ведь здесь была, да?»
  Он кивнул.
  «Я сказала им, что ей нравится это делать», — повторяя поглаживание руки Хуана.
  Он рассмеялся. «Комар».
  Майло спросил: «Она когда-нибудь доставляла тебе проблемы, Хуан?»
  «Нет. Просто комар». Тыкание в воздух. Еще больше смеха.
  "Спасибо."
  Хуан вернулся к своей метле.
  Майло повернулся к Грэму. «Ты можешь вспомнить, когда она была здесь в последний раз?»
  «Хм», — сказал Грэм. «Не так давно — может быть, месяц? Пять, шесть недель? Может быть, даже больше. Могу сказать , что она всегда покупала одно и то же: готовый ужин из цыпленка и Red Stripe — это ямайское пиво. А еще овощи — желтый и фиолетовый ямс. По этим волосам я решил, что она художница. Я прав?»
  «Торговец произведениями искусства».
  «О. Это тоже имеет смысл. Я предположил, что она художница, потому что однажды она держала под мышкой картину — или, может быть, это был рисунок, я его так и не увидел. Большой, тонкий квадрат, завернутый в коричневую бумагу. Она увидела, что я смотрю на него, и сказала, что не хочет оставлять его в машине. Она что, оторвала одну из закладок мистера Соломона? Извините, понятия не имею. Это любезность, которую мы оказываем соседям, мы просто следим за тем, чтобы доска была кристально чистой».
  Я сказал: «Не вижу никаких камер наблюдения».
  «О, у меня есть несколько», — сказал Грэм. «Два на парковке и еще один снаружи задней двери, ведущей в зону доставки. Но для магазина я полагаюсь на свои рулонные ворота, свой засов и свою сигнализацию. Пока что у нас все в порядке.
  Три ложных тревоги за четырнадцать месяцев, что мы здесь. Старая проводка.
  «У вас есть лента с парковки?»
  «Нет, он самоочищается каждые сорок восемь часов».
  «Спасибо, что уделили нам время, мэм».
  «Конечно. Надеюсь, вы поймаете того, кто навредил мистеру Соломону».
  Майло скрестил пальцы, и мы направились к двери.
  Фрида Грэм сказала: «Могу ли я дать вам что-нибудь на дорогу? Только что купила сэндвичи, приготовленные парнем, который управляет лучшим карибским фудтраком в городе».
  Майло сказал: «Звучит здорово, но нет, спасибо».
  «Ты уверен?»
  Его голос и лицо говорили, что он далек от уверенности.
  «О, да ладно». Фрида Грэм, посмеиваясь, достала из-под прилавка четыре сэндвича и протянула их ему. «Это в моих интересах.
  Вы попробуете и захотите вернуться. Две курицы, один краб, одна ветчина и ананас. Все на хлебе из твердого теста, который Роберт печет сам.”
  Майло сказал: «Ты слишком добр».
  «Мне так сказали».
  —
   Я дождался затишья на дорогах и повернул на север, на Западную. «Москито».
  Майло сказал: «Хорошо оборудован для взятия крови». Он набрал предустановку на своем телефоне.
  Звонок заместителю окружного прокурора Джону Нгуену не принес никаких сюрпризов:
  «Ваши интуитивные подозрения относительно Окаша, возможно, даже верны, но с юридической точки зрения они бесполезны».
  «Значит, я застрял, Джон?»
  «Но для моего творчества вы были бы», — сказал Нгуен. «Ее осуждение за жестокое нападение в сочетании с подтверждением владельца магазина о ее присутствии там, где Роже развешивал свою рекламу, по моему мнению, как раз достаточно, чтобы оправдать двухмесячную телефонную повестку. Как в случае с кожей зубов достаточно».
  «А как насчет дюгоня?»
  «Не дави», — рассмеялся Нгуен. «Какое чертовски глупое имя».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  29
  Два часа спустя Майло реквизировал ту же комнату для интервью и установил доску. Единственное другое оборудование: коробка кексов из пекарни в Западном Голливуде.
  Никаких надписей на доске, никакой сложной сетки стрелок-указателей. Это для фильмов, где элементы сюжета нужно объяснять зрителям.
  Четыре опытных детектива и я смотрели на массив из фотографий жертв размером три на два слева и увеличенные снимки Медины Окаш и Джеффри Дюгонга, сделанные DMV, справа.
  Майло подытожил то, что мы узнали на Карибском рынке.
  Богомил сказал: «Итак, мы знаем, что Окаш имела доступ к маленьким вкладышам Роже, но мы не можем доказать, что она действительно их принимала».
  «Маленькие шаги, Алисия. Кстати, мы можем запросить у нее телефон.
  Данных о том, с кем общались Гернси и Роже, задокументировать невозможно, но, возможно, у нее был мобильный телефон с аккаунтом, и мы можем определить ее местонахождение с помощью GPS.
  Есть что-нибудь от бездомных?
  «Я бы хотел, чтобы, LT, никто вообще не помнил о Гуральнике, не говоря уже о его вредных сексуальных привычках».
  Рид сказал: «Они временные, тот, кто знал ее, мог сейчас быть где угодно».
  Богомил сказал: «Транзиторное и с повреждением мозга. Я видел одну женщину с этими гнойными язвами на ногах. Я предложил вызвать скорую помощь. Она сказала мне трахнуть себя в задницу».
  Майло сказал: «Никаких добрых дел, это моя версия закона Ньютона».
  «Какой именно?» — спросил Бинчи.
   «Все они, Шон. Мозес, есть что-нибудь еще из Нью-Йорка о нападении Окаша?»
  Рид сказал: «Один из D, который работал над этим, умер, я связался с другим, он в корпоративной безопасности. Он сказал, что помнит это дело, потому что оно было другим: одна белая девушка-яппи вытащила лезвие и полоснула другую по лицу. Кроме этого, он был нечетким, не мог вспомнить мотив. Если он когда-либо его знал. Я наконец получил имя жертвы из Седьмого участка.
  Графиня Уэллс. Никаких записей в социальных сетях, никаких записей о трудоустройстве или смерти, так что, возможно, они ошиблись с именем».
  Богомил сказала: «Или она избегает внимания. Кто-то порезал мне лицо, может быть». Прикасаясь к своей гладкой щеке.
  Майло сказал: «Нападение с ножом. Это не драка».
  Он повернулся к доске и ткнул Дюгона в бороду. «Несмотря на его наркотические аресты, этот принц в настоящее время не известен полиции Ки-Уэста под его прозвищем морского млекопитающего или под его настоящим именем, Джеффри Дауд. Сержант, с которым я говорил, сказал, что у них двадцать пять тысяч жителей и пара миллионов туристов каждый год, это постоянное балансирование между поддержанием плохого поведения на низком уровне и тем, чтобы не разозлить торговую палату. Когда я сказал ей, что Дюгонг — художник, она предложила мне попробовать некоторые галереи. Пока у меня ноль из восьми. До шести лет назад у парня не было трудовой книжки, что соответствует поденной работе на лодке, как указано в его биографии. Алекс нашел веб-сайт для своего искусства».
  Я сказал: «Шесть лет назад он начал заниматься макраме, затем переключился на фотоколлажи. Живописью начал заниматься три года назад, но пока не очень многого добился, так что, возможно, он все еще работает под столом — матросом, рыбаком, ландшафтным дизайнером, техобслуживателем».
  Богомил сказал: «Завязывать узлы и расклеивать журнальные фотографии. Есть ли там настоящие таланты?»
  Я сказал: «Скажем так: у него шатается кисть».
  Смех.
  Майло сказал: «Из того, что мы увидели, следует, что у него не хватает навыков продаж».
  «Неудачник с плохим характером», — сказал Рид. «Это взрывоопасно».
  «Точно, Моисей. Он показался мне глупым и злым, как ребенок, который постоянно впадает в истерику. Мы не видим в нем достаточного контроля, чтобы спланировать
   лимузин».
  «Окаш — босс?»
  Майло посмотрел на меня.
  Я сказал: «Если они оба замешаны, то она всем заправляет».
  Богомил сказал: «Она целится в Дюгоня, он стреляет».
  «Разумно», — сказал Рид. «Мы думали, что преступников было больше одного. Так какова общая теория того, как все произошло, Док?»
  Я сказал: «На данный момент, по всей вероятности, у Окаш и Рика Гернси был повторный сексуальный контакт. Она могла быть той женщиной, которую видели с ним на благотворительном мероприятии в январе. В какой-то момент все, что у них было, пошло не так.
  Мы слышали о Гернси две вещи, которые могли привести к этому: он был известен тем, что обрывал отношения без предупреждения или объяснений, и он мог быть настойчивым в сексе, в том числе давить на женщин, чтобы они занялись анальным сексом. Женщины, с которыми мы говорили, справились с этим и пошли дальше. Может быть, Окаш не стал».
  «Агрессивное нападение с клинком», — сказал Рид. «Не та женщина, на которую нужно давить».
  Рид сказал: «Итак, она придумывает способ отомстить Гернси с помощью Дюгоня. Зачем остальные? Зачем лимузин?»
  Я сказал: «Я думал об этом как о театральной постановке, но Майло указал, что это может быть перформанс. Окаш, возможно, даже считает себя художником, так что, возможно, она создала картину».
  До этого момента Бинчи оставался нехарактерно немым. Теперь он заговорил тихим голосом. «Человеческий коллаж. Дюгонь когда-то был в режиме вырезания и вставки».
  «Хорошее замечание, Шон».
  «Время от времени я придумываю что-нибудь». Все еще подавленное. Вразрез с его обычным весельем. Майло, Рид и Богомил посмотрели на него. Он пожал плечами.
  Я сказал: «Каковы бы ни были точные мотивы, Гернси поставили в унизительную позу. Вместе с Мэри Джейн Хуральник, которая, как мы также знаем, вела себя сексуально и которая, возможно, приставала к Окашу в центре города. Соломона Роже я все еще рассматриваю как сопутствующий ущерб — убитого ради своего лимузина. Бенни Альварес — это скорее вопросительный знак. Он работал на Окаша, он мог увидеть что-то, чего не должен был видеть. Но почему она хотела, чтобы он был на снимке? Понятия не имею».
   Майло подошел к доске, указал на МакГанна и Воллмана. «Увидеть что-то — наша рабочая теория относительно этих бедняг. Они появляются в галерее в субботу, потому что МакГанн заботится об Альваресе. Воллманн там, потому что они отправляются в Мексику через несколько часов. Их обоих расстреливают и бросают в Инглвуде».
  Богомил сказал: «Если это правда, то эти люди — чудовища».
  Бинчи сказал: «Безумное искусство», — глядя на стол и сжав челюсти.
  «Извините, мне нужна остановка». Он поспешил выйти из комнаты.
  В прошлом году он столкнулся с убийственным фриком и чуть не погиб в процессе. Я спас ему жизнь. С тех пор он притворялся, что все в порядке, и мы никогда по-настоящему не говорили об этом.
  Все знали. Никто не говорил, потому что это была работа, а не групповая терапия.
  Майло сказал: «Дети, съешьте кексы. Они свежие».
  —
  Бинчи вернулся с таким видом, будто его стошнило.
  Майло проигнорировал это и набросал новый план: все четверо разделят дежурство на Окаше на шестичасовые смены, начиная с Бинчи в шесть вечера, Майло придет на смену в полночь, а Рид займется шестью утра.
  до полудня, а Богомил работал после полудня.
  Если бы удалось определить место жительства Дугонга в Лос-Анджелесе, то была бы импровизация: более свободное наблюдение за ним, а Майло взял бы на себя большую часть дополнительных часов. Майло также занялся бы и проанализировал бы записи телефонных разговоров Окаша.
  Богомил сказал: «Полная тарелка, лейтенант».
  «Вот почему я получаю большие деньги». Он посмотрел на недоеденные кексы.
  «Много пищи на свете — Не гримасничай, Моисей. Когда-то ты ел ради удовольствия».
  Когда комната для интервью опустела, Майло начал складывать доску.
  Я спросил: «Что вам от меня нужно?»
  «Будьте умны».
   "Серьезно."
  «Я говорю серьезно. Иди домой, ты мне нужен, я спрошу. Единственное, в чем меня никогда не обвиняли, так это в скрытности».
  —
  Я поехал по Сепульведе в Сансет и поехал на восток. Обычно мой обратный путь заканчивался в Глене, к западу от Бенедикт Каньон. Но я сказал: « Почему бы и нет?» и продолжил путь мимо Глена в Беверли-Хиллз.
  Три тридцать вечера теоретически было достаточно рано, чтобы опередить северную поездку в Долину. Но ранние вернувшиеся домой уже выстроились в очередь к северу от Сансет, превратив поездку в остановку и движение.
  Это было полезно, так как я мог видеть периферийно. За милю до Аскот-лейн, во время остановки, что-то привлекло мое внимание.
  Синие волосы, наэлектризованные солнечным светом, намного ярче окружающей растительности.
  Платье Медины Окаш тоже помогло. Красное, короткое, обтягивающее, как оболочка сосиски, блестящая ткань, отражавшая солнечные лучи, словно призма, когда она несла квадрат коричневой бумаги размером четыре на четыре к входной двери дома, стоявшего недалеко от главной дороги.
  Во время встречи она покинула галерею, оставшись незамеченной.
  Квадрат был того же размера и упаковки, что и холсты, которые мы видели в глубине ее галереи.
  Платье было хорошим знаком: вы бы не стали так одеваться, если бы знали, что за вами наблюдают.
  Я воспользовался следующим затишьем в движении, встретившись взглядом с водителем, ехавшим на юг, и вызвав усталый кивок. Свернув на подъездную дорожку на западной стороне Бенедикта, я сделал трехочковый бросок так быстро, как позволяла Севилья, и поехал обратно туда, где я видел Окаша.
  Улица называлась Clearwater Lane, крутой срез асфальта, мало чем отличающийся от того, что ведет к старой свадебной тропе, которая заканчивается у моего дома. Я добрался туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как закрывается входная дверь дома. Продолжал подниматься, пока дорога не выровнялась, не развернулась и не пошла вниз.
  Никакой уличной парковки на северной стороне Клируотера, только с разрешения после шести вечера на юге. Это не помешало автомобилю остановиться там, где вышел Окаш.
  Не BMW Окаша; коричневая Toyota RAV4. За рулем сидел мужчина.
  Не Джеффри Дюгонг. Постарше, плотнее, смуглый, работает по телефону.
  Еще один друг мужского пола? Еще одно потенциальное оружие? И тут я увидел черно-белую наклейку Uber на лобовом стекле.
  Водитель держал голову опущенной, а пальцы маниакальными, захваченными клеточным наркозом. Поставив на то, что это продержится, я сдал назад, развернулся и повторил подъем на Клируотер. На этот раз я устроился с хорошим обзором внедорожника и ждал.
  Дом, в который вошел Окаш, представлял собой бледно-голубое ранчо пятидесятых годов с плоской серой крышей и декоративными деревянными рейками над окнами.
  Скромный и не сочетающийся с белым Rolls-Royce, припаркованным спереди.
  Лучше вписывается в белый универсал Volvo, расположенный рядом. Я скопировал адрес.
  В течение шестнадцати минут, что Окаш оставалась внутри, ее наемный водитель ни разу не поднял глаз. Когда она появилась снова, ее руки были свободны, и она высоко шагала с подпрыгиванием, которое сгибало ее икры и сотрясало ее зад.
  Победный пир.
  Она села на заднее сиденье RAV. Водитель завел машину и повернул направо на Benedict Canyon.
  На север, в сторону Аскот Лейн. Но водитель продолжал ехать меньше минуты, прежде чем остановился недалеко от линии BH–LA и выполнил свой трехочковый — на этот раз необдуманный и грубый, и был встречен гудками.
  Наткнувшись на бордюр, он резко пересек обе полосы, вызвал еще больше протестов и направился обратно в сторону Сансет.
  Направление, по которому вы пойдете, — либо к дому Окаша на Фонтанной, либо к галерее в центре города.
  В одной из этих вечных дорожных загадок, поездка ускорилась до плавного круиза, который позволял мне двигаться со скоростью восемнадцать миль в час без возможности свернуть. Продолжая движение на север, я едва успел заметить Аскот-лейн, теперь перекрытый забором из сетки-рабицы.
   Я позвонил Майло и рассказал ему об Окаше.
  Он сказал: «Я скажу Шону, чтобы он встал возле ее кроватки. Если она не появится в разумное время, он пойдет в галерею. Что это за машина?»
  «Коричневый RAV4». Я дал ему адрес дома.
  «Понял, спасибо, Алекс. А что ты вообще надеялся увидеть?»
  «Я подумал, что стоит осмотреть место преступления, но, очевидно, теперь туда нельзя».
  «Телега, лошадь, разве это не так обычно? Есть какая-то особая причина, по которой эта сцена вас заинтересовала?»
  «Надеюсь на вдохновение».
  «Разве мы не все такие? Я сам там был пару раз, ничего. Так что Окаш выглядела довольной собой».
  «Прибыль сделает с вами то же самое».
  «Вампинг», — сказал он. «Она любит себя, наша Медина. Как ты всегда говоришь — самоуважение хорошо для хороших людей, плохо для плохих?
  Ладно, спасибо еще раз за то, что не спускаешь глаз. А теперь отправляйся домой согласно предыдущему указу. Поцелуй Великолепную от меня. И Собачью Великолепную. Не забудь отдать мне должное.
  —
  Когда я вошел в дом, Робин свернулась калачиком на ближайшем к двери диване и читала, а упругое тело Бланш прижалось к ней и дрожало от медленного, сонного дыхания.
  Один собачий глаз открылся. Безмятежный пес. Я подумал о везении жеребьевки.
  Это было раньше, чем обычно, когда Робин уходила с работы, но она сменила рабочую одежду на черную кашемировую толстовку с капюшоном, черные колготки и черные туфли на платформе, которые увеличили ее рост до пяти футов и пяти дюймов.
  Я спросил: «Мы идем гулять?»
  «Итальянская или тайская кухня, выбирайте сами».
  Я сказал: «Удобство ограниченного выбора. Что общего, лапша?»
   «Такие дедуктивные способности». Она встала и поцеловала меня. Бланш спрыгнула со стула, встала на задние лапы, тяжело дыша, потерлась своей узловатой бульдожьей головой о мою ногу, затем обняла ее обеими передними лапами.
  Робин сказала: «Она выставляет меня в плохом свете».
  Я сказал: «Так приятно быть востребованным. Пойду переоденусь».
  —
  В качестве компенсации за то, что Бланш осталась дома, она получила в подарок огромное лакомство для чистки зубов в форме косточки, цвета нового газона и консистенции мрамора.
  Двадцать минут спустя мы с Робином сидели за угловым столиком в небольшом семейном заведении на бульваре Вествуд к югу от Олимпик. Общительная семья, домашняя паста, достаточно рано, чтобы попасть без бронирования.
  За хлебом и Санджовезе я спросил Робин о ее дне. Когда она закончила рассказывать мне, она сказала: «Твоя очередь».
  Я рассказал ей о новых подозрениях в отношении Окаша и Дюгоня.
  «Мир искусства», — сказала она. «Да, он может быть очень жестоким, одна из многих причин, по которым я бросила школу. Я думаю, это потому, что художники получают пропуск — талант путают с тем, чтобы быть хорошим человеком, они не думают, что правила применимы к ним».
  Я спросил: «Караваджо?»
  Один из величайших художников, когда-либо живших, был склонным к ярости убийцей.
  «Конечно, Караваджо. Но Дега и Мэпплторп были фанатиками, Гоген был сифилитиком-педофилом, мы даже не будем вдаваться в то, как Пикассо обращался с женщинами и наполнял свою студию крадеными артефактами. Если мы перейдем к музыкантам, то задержимся здесь до утра — ах, вот наша еда».
  —
  За фруктами и кофе она сказала: «Насилие как перформанс… как Крис Берден, которому кто-то выстрелил в руку. Или один из тех классических гротесков — Босх, что-то в этом роде».
   Я сказал: «Может быть, Джеффри Дюгонг в те времена, когда свечи еще не были известны».
  «Ему нравилась кровь?»
  «Понятия не имею, потому что не нашлось ни одного изображения его ранних дней. Может быть, потому, что они не подходят для публичного потребления».
  «Он мог бы использовать другой псевдоним, — покачала она головой.
  «Дюгонь. О чем думал парень? Он что, рассчитывал отрастить ласты?
  Это, безусловно, может ограничить ваш контроль над кистью».
  Когда я перестал смеяться, она сказала: « Теперь ты расслабился. Когда придем домой, не спеша съедим десерт».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  30
  Тяжелый десерт. Затем долгая ванна и пару часов просмотра «Войны Фойла».
  Я намеревался не спать после того, как Робин уснет, как я часто делаю. Хотел выжать информацию из компьютера о Дюгонг/Дауде, а если это ничего не даст, поискать на сайтах недвижимости право собственности на дом, куда Медина Окаш доставила картину.
  Следующее, что я увидел, было лезвие золотого света, скользящее по верху штор в спальне. Семь сорок восемь утра. Все еще в постели. Никаких воспоминаний о прошедших часах.
  Сторона матраса Робина была пуста. Медленное, ровное сопение с моей стороны заставило меня посмотреть вниз.
  Бланш радостно похрапывает, положив одну лапку в один из моих тапочек.
  Она ждала, улыбаясь, пока я чистил зубы и надевал халат, затем пошла за мной на кухню. Кофе в кофейнике, два ломтика ржаного тоста на столе.
  Я спросил: «Где мама?»
  Она подбежала к двери служебного крыльца и села.
  Я наполнил чашку, схватил кусок тоста, и мы вдвоем вышли в сад. Остановившись у пруда, я зачерпнул горсть гранул из старой фарфоровой японской урны, которую я держу у кромки воды, и бросил их в воду. Несколько упало на землю, и Бланш была вознаграждена за свою бдительность. Кои обрызгали ее, когда они ели. Она отряхнулась и снова улыбнулась.
  Не на меня, а на жизнь в целом.
  Правильный способ начать день.
   —
  Ничего о жертве ножевого нападения графине Уэллс, но компьютер с радостью сообщил мне, кому принадлежит дом на Клируотере.
  Частная компания Heigur, LLC. Нигде ничего о том, что она продавала.
  Я позвонил Майло. Он сказал: «Увидел это, посмотрел лицензию на ведение бизнеса. Недвижимость, никаких подробностей, никаких сделок какое-то время. Сфотографировал дом, выглядит не очень».
  «Но у них есть Rolls».
  «Белый, да?»
  «Откуда ты знаешь?»
  «Ваш базовый подход к пенсионерам BH».
  «Там еще был Volvo».
  «Вероятно, горничная», — сказал он. «Мы могли бы говорить о почтенных типах, которые пошли на один из шедевров старого Джеффа. Что касается Окаша, Шон был там, когда она ехала домой на Uber, и я провел увлекательную ночь, наблюдая за тем, как она там оставалась. Рид досталось все действие: в восемь она поехала на своей машине в закусочную на Восьмой улице недалеко от Вермонта. Все еще там. Между тем, ни слова о том, где разбился Дюгонг».
  Я сказал: «Он мог бы вернуться во Флориду».
  «Если он и летал, то никаких записей об этом нет».
  «Только что вспомнил: дети Роже живут во Флориде».
  «Не хочу хвастаться, но мне тоже это пришло в голову, поэтому я им позвонил.
  Никто не слышал о Дюгоне, а Окала находится не так уж близко к Ки-Уэсту, почти в пятистах милях к северу. Я также отправил фотографию Окаш соседке Рика Гернси по комнате, Бриггс. Он никогда ее не видел, сомневается, что Рики с ней встречался, слишком уж толстое лицо, цитата-конец цитаты. Бриггс не самый наблюдательный парень, и мы знаем, что Гернси не привозил домой все свои завоевания, так что двери для него не закрыты. Я отправил ту же фотографию граждански настроенной мисс Кирстед. Ей нечего было добавить.
  Я сказал: «Я не смог ничего найти о жертве Окаша».
  «Я тоже, но я не копал глубоко. Ты думаешь, что люди исчезают по разным причинам. Дай-ка я посмотрю, смогу ли я найти где-нибудь свидетельство о смерти — подождите, входящий звонок — Марк Кулидж, я тебе сейчас перезвоню».
  Он этого не сделал.
  —
  Но в три тринадцать вечера он позвонил в мою дверь.
  Я спросил: «Кулидж что-то нашел?»
  «Что — нет, он просто дал мне знать, что у него есть еще один D, который будет работать с ним, они оба хотят проверить каждую камеру видеонаблюдения, которую смогут найти между местом преступления МакГанна и Фоллмана и двумя ближайшими съездами с автострады. Мы говорим о достаточном количестве просмотров видео, чтобы получить степень по истории кино».
  Я сказал: «Добросовестный».
  «Тот факт, что его дело может быть связано с чем-то большим, его достало». Он вошел в гостиную, сел. «Причина, по которой я взял на себя смелость почтить ваш порог, заключается в том, угадайте, кто только что звонил? Тодд Левенталь, не по годам развитый мастер вечеринок. Звучит так, будто он напуган до чертиков».
  «Чего?»
  «Он не сказал, но попросил о скорой встрече. Скорее потребовал. Не люблю баловать негодных детей, но на данный момент, если кто-то захочет со мной поговорить, я дешевая спутница».
  —
  Левенталь попросил о встрече на Spalding Drive к югу от Olympic, в нескольких минутах езды от его школы. Черный Challenger был на месте, когда мы приехали, припаркованный перед комплексом кондоминиумов из красного кирпича, который занимал половину квартала.
  На другой стороне улицы было много свободного места, но мальчик решил сесть прямо в красной зоне, загородив собой пожарный гидрант.
  Майло сказал: «Маленький принц, которого все считают достойным».
  Я сказал: «Или он думает, что вы можете защитить его от парковочных нацистов».
   «Заблуждения множатся». Он развернулся на следующем углу, скользнул к обочине через дорогу от Challenger и опустил стекло. «Тодд».
  Левенталь, руки которого были жестко зафиксированы на руле, резко повернулся и кивнул. Никакой той бравады, которую он показал в первый раз.
  Он спросил: «Где?»
  «Здесь», — Майло указал большим пальцем в сторону заднего сиденья «Импалы».
  «Мы поедем кататься?»
  «Нет, мы идем на встречу. Иди сюда».
  Мальчик огляделся и вышел. Серая толстовка с капюшоном, ярко-синие шорты для серфинга, оранжевые кроссовки. Молнии, вытравленные в его волосах, были выделены желтым. Он пересек улицу, сел на заднее сиденье позади Майло и тут же начал ерзать. «Здесь странно пахнет».
  Майло сказал: «Новый одеколон, Тодд. Eau de Felony. Так о чем ты думаешь?»
  «Это». Левенталь сунул руку в карман джинсов и достал оттуда листок бумаги.
  Скриншоты нескольких постов в Twitter.
  Тот же плакат: VIM Numero Uno.
  Похожие сообщения, один за другим, все в течение последней недели: TL и SA общаются, отсасывают, трахаются.
  TL, SA и им подобные подобны лосям. На них охотятся.
  У TL и SA низкая генетическая продолжительность жизни. ДНК не позволяет.
  TL и SA частичная партия y погибают навсегда.
  TL SA MD MD MD MD MD MD MD MD MD MD MD MD.
  Майло сказал: «Кому-то не нравишься ты и Ширин».
  «Нет! Это больше!» — новый голос мальчика был пронзительным, сдавленным. «Посмотри на нижнюю — посмотри!»
  «Много докторов медицины. Что-то связанное с врачом?»
  «Нет! Это значит «должен умереть»!»
  «Ты понял это, потому что...»
   «Я не думал, я знаю! Этот ублюдок подходит и шепчет мне это, в сети он не хочет, чтобы его выгнали, поэтому он скрывает это кодом. Посмотрите на его ник! Это же очевидно!»
  «ВИМ…»
  «Мне отмщение! Он и это говорит!»
  «Этот человек угрожал вам в лицо».
  «Он всегда странно на меня смотрел», — сказал Левенталь. «Теперь он это говорит.
  Шепчет. Как будто он мне какой-то гребаный секрет рассказывает.
  «О ком мы говорим?»
  «Кусок дерьма, аутичный псих-психопат по имени Моман».
  "Имя?"
  «Криспин». Усмехнулся при звуке имени.
  «Криспин тоже ходит в Беверли».
  «Не как нормальный человек», — сказал Левенталь. «Он был на домашнем обучении, потому что он облажался, начал в этом году, чтобы пойти в Гарвард или что-то в этом роде. Он много пропускает, потому что он облажался. Аллергии, гриппы, что угодно. Но когда он там, он психует со мной и Ширин».
  «Почему ты?»
  «Потому что он придурок!»
  «Когда он начал серьезно преследовать вас?»
  «Как месяц назад. Когда он узнал».
  "О чем?"
  «Вечеринка! Та, где это произошло. Он подходит ко мне в пятницу, говорит: «Я хочу пойти», я такой: «Отвали, неудачник».
  «Вы с Ширин оба ему это сказали».
  Тишина.
  Майло сказал: «Только ты».
  Левенталь кивнул. «Она хочет, чтобы я был главным».
  «Но теперь она также стала объектом нападения, как и вы».
  «Точно. Ты должен что-то сделать. Это твоя работа».
  «Вы говорили с охраной кампуса?»
   «Бесполезные ублюдки», — сказал Левенталь. «Они приведут его родителей, моим родителям придется прийти и ее, будет куча бесполезной ерунды. Тебе нужно это проверить. Не только для меня, для тебя».
  «А как для меня?»
  «Ваш случай. Он там живет ».
  "Где?"
  Закатив глаза, Левенталь сказал, что имеет дело с садовым слизнем. « Вот.
  Где это произошло — где-то в квартале или двух, неважно».
  «Криспин живет недалеко от дома для вечеринок».
  «Вот что я пытаюсь тебе сказать! Я говорю ему, чтобы он отвалил, но он все равно появляется, одетый как гик — костюм, галстук, начищенные до блеска ботинки. Пытается войти, футболисты его блокируют. Он начинает плакать. В понедельник начнется это ». Указывая на газету. «Ладно? Теперь тебе нужно с этим разобраться. Он ебаный псих, ест собственные козявки, мучает животных».
  «Правда», — сказал Майло. «Ты это видел?»
  Пожимание плечами. «Люди говорят. Он чокнутый ! Ладно? Я делаю то, что ты сказал. Звоню тебе с подсказками. Я даю тебе потрясающие подсказки!»
  «Спасибо за информацию, Тодд. Что-нибудь еще?»
  Левенталь скрестил руки на груди. «Как что?»
  «Все, что, по вашему мнению, может помочь».
  «Что бы помогло , делай то, что я тебе говорю ».
  Распахнув дверь, мальчик потопал к своей машине, завел двигатель и умчался.
  «Ну что ж», — сказал Майло, — «похоже, нам отдали приказ выдвигаться».
  Он осмотрел столбы, передал их мне. «Диагноз?»
  Я сказал: «Твиттер позволяет вам использовать двести восемьдесят символов. Все это лишь малая часть этого».
  "Значение?"
  «Может быть, немногословный мальчик, потому что вербализация — это вызов. А потом еще вопрос животных».
  Он выдохнул. «Так оно и есть».
   Работая с телефоном, он искал crispin moman. «Нет адреса, ничего удивительного, он несовершеннолетний...вот и все: Адриан Моман живет на 1200
  «Блок Бенедикта, может быть мамочкой или папочкой. Сторона Беверли-Хиллз, но да, недалеко».
  Он погуглил. «Папочка». Показав мне миниатюру невысокого, в очках, с уложенными феном волосами мужчины лет пятидесяти с улыбкой ярмарочного зазывалы.
  «Агент в CAA… стоит заглянуть. Школа не будет закрыта некоторое время, но если Тодд прав и ребенок много пропускает, он может быть дома. Хотите рискнуть и зайти? Познакомьтесь с еще одним ребенком из привилегированной семьи?»
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  31
  Дом был двухэтажный, белый, в георгианском стиле, с черной дверью и соответствующими ставнями. Неогороженный сочный сад спереди, подъездная дорога двойной ширины, серебристый «Мерседес» занимает половину.
  У входной двери Майло ударил по цельному дереву бронзовым молотком в форме льва.
  Открыла горничная в черно-белой кружевной униформе. «Да?»
  Значок Майло заставил ее отступить. «Криспин дома?»
  «Одна минута».
  Дверь закрылась на две с половиной минуты, прежде чем открылась симпатичная блондинка лет сорока, одетая в розовые велюровые спортивные штаны и кроссовки в черно-белую клетку. Бледный кончик блонда, чуть-чуть седой, густая копна его, откинутая назад от гладкого лба лентой из стразов. Резинка для волос обвивала одно запястье, фитнес-часы — другое.
  Она сказала: «Я собираюсь направиться в спортзал. Полиция? Зачем?»
  Майло спросил: «Вы мама Криспина?»
  «Я». Быстрый взгляд в сторону дома. Дрожащие губы.
  «Извините за беспокойство, но у нас есть жалоба на Криспина».
  «Понятно». Неудивительно. «Что он сделал? Сказал что-то неподобающее слишком чувствительному учителю или ученику?»
  «Немного больше».
  Плечи розового велюра приподнялись. «В смысле?»
  «По нашим данным, он угрожал другим студентам. Он дома?»
  Она просунула серебряный ноготь под ободок ремешка часов. Пару раз щелкнул по коже. «Это сложно. Ты не можешь просто подойти к нему, как
   каждый."
  «Можем ли мы поговорить с ним в вашем присутствии?»
  «Кому он предположительно угрожал?»
  «Можем ли мы поговорить внутри, мэм?»
  «Разве вам не нужен ордер?»
  «Мы могли бы вернуться с одним, мэм. Но если это окажется ничем, зачем делать из этого большое дело и регистрировать это как инцидент в досье Криспина?»
  «Хм». Освободив ноготь и осмотрев кутикулу, она начала вставать на место. «Хорошо, вот что произойдет: сначала ты поговоришь со мной, и если я одобрю твой подход — и если Криспин восприимчив — мы сможем связаться с ним. С деликатностью».
  «Более чем разумно, мисс...»
  «Хейли Моман». Ресницы трепещут. «Раньше я была Хейли Хартфорд».
  Как будто мы должны это знать.
  Мы оба одновременно притворились и сказали: «Конечно».
  Это заставило ее улыбнуться.
  Она сказала: «Заходите, ребята».
  —
  Дом представлял собой точно выверенную смесь серо-коричневого и аквамаринового. Чучело акулы занимало одну высокую стену, деревянная рама, заполненная плюшевыми мишками, — другую. На третьей стене висели семейные фотографии: Хейли Моман, урожденная Хартфорд, высушенная феном, ниже ее на полголовы, и мальчик, всегда запечатленный с опущенной головой, черты лица которого скрывались за длинными, гладкими, коричневыми волосами.
  На четвертой стене висела картина в натуральную величину, изображавшая Хейли Моман, урожденную Хартфорд, в серебристом платье без бретелек с вырезом на животе, подчеркивающим пупок.
  «Снято с красной дорожки на церемонии вручения премии «Эмми», — сказала она. — «Тогда, в прошлом. Подождите здесь».
  Она пересекла гостиную и прилегающую столовую, прошла через дверь, которая, по всей видимости, вела на кухню, и через несколько мгновений вернулась с бутылкой Vitaminwater в руках.
   Майло пробормотал: «Никаких крекеров Грэхема, ерунда».
  Хейли Моман сказала: «Простите?»
  «Хороший дом».
  «Мы стараемся». Сев с осанкой мастера йоги, она закинула одну ногу на другую и покачала ею от щиколотки вниз, откупорила бутылку и сделала большой глоток.
  «Ладно, идите. В чем заключается предполагаемое требование?»
  Майло показал ей твиты.
  Она сказала: «Это читается как подростковый мусор — и эта часть о врачах абсолютно ничего опасного. Криспин отражает свою реальность.
  Его вечно возят на приемы. Аллерголог, педиатр, ЛОР, ортодонт, поведенческий окулист. — Пауза. Она прикусила губу. — Его психотерапевт. Так что, видите ли, мы знаем, что у него проблемы. Но это? Это шутка.
  Она вернула газету Майло. «Правда, ребята, я не могу поверить, что вы тратите свое время на что-то настолько детское».
  Майло сказал: «По словам заявителя, «MD» не относится к врачам. Это код Криспина для «Must Die»».
  «Его кодекс? Чушь», — сказала Хейли Моман. Но в ее голосе не было убежденности.
  Я спросил: «У Криспина хорошие навыки работы с компьютером?»
  «Разве он не имеет права на плюс? Да, он отлично разбирается в компьютерах».
  «Поэтому он привык к кодам и кодированию».
  «О, пожалуйста. Это высшая математика и все такое, это глупая буквенная штука. Для меня «MD» означает «врач», и пока вы не докажете обратное, так оно и останется».
  Майло посмотрел на меня.
  Я сказала: «Нам очень жаль, если это вас расстроило, но как родитель вы понимаете, что нам нужно принять меры».
  «На основании этого?»
  «Заявительница заявила, что Криспин также высказывал устные угрозы».
  "Где?"
   «В школе».
  «Ха. Как будто он там бывает достаточно часто, чтобы хотя бы поговорить с кем-то — ты должен понять, Криспин другой, но не в плохом смысле, он просто другой.
  До последнего года обучения он обучался на дому. Его терапевт считал, что ему нужен социальный опыт перед колледжем, даже с учетом трудностей адаптации, которые, вероятно, возникнут. Мы следуем тому, что она говорит. Она блестящая, профессор в университете, доктор Йельского университета. Так что, пожалуйста, простите меня за то, что я доверяю ей , а не этому » .
  «Можем ли мы поговорить с ней?»
  «Абсолютно нет — о, черт, почему бы и нет, она только подтвердит то, что я говорю. Доктор Марлен Зонтаг. Действуйте».
  Удачный случай. Кто-то, кого я знал и любил.
  Я сказал: «Не могли бы вы позвонить доктору Зонтаг и дать свое согласие?»
  «Еще бы, сэр. Еще бы. Теперь мы можем закончить это и позволить мне пойти в спортзал?»
  «Нам также сказали, что у Криспина проблемы с животными».
  Глаза Хейли Моман метнулись вправо. Опустились. Нацелились на ее колени и остались там. «О, Иисусе — я думала, что это решено».
  Я ничего не сказал.
  «Я не могу в это поверить — это была белка , ради Бога. Это отвратительные грызуны, они переносят болезни. Это могла быть и крыса.
  По сути, это крысы с пушистыми хвостами».
  "Что случилось?"
  «Ничего», — сказала Хейли Моман. «Это было несколько месяцев назад. Сразу после того, как Криспин начал работать в Беверли. Во время обеда, и все, ничего не мешало в классе. На лужайке . Думаете, кто-нибудь найдет время, чтобы связаться с ним с тех пор, как он пришел? Как будто. Так вот, он был совсем один, ел, и глупая белка подбежала к нему и оскалила зубы. Вопиющая. Агрессивная. Я имею в виду, что это ненормально, верно? Обычно они боятся людей, верно? Так что этот, должно быть, был болен. Может, даже бешенством. Или какой-то другой ужасной болезнью».
  Я сказал: «Криспин почувствовал угрозу».
  «А вы бы не стали? Я имею в виду, давайте посмотрим правде в глаза, сейчас все увлекаются животными.
  Я не против, я отказался от своих мехов. Но животные не идеальны, есть злые, как есть злые люди, и этот был явно злой.
   Скалить зубы на ребенка без причины? Что Криспин должен был сделать, сидеть там и терпеть побои?
  «Что он сделал?»
  Она сложила пальцы домиком, затем провела ими по бокам идеально выбритого носа. «Что он сделал? Он защищался».
  "Как?"
  Ее глаза снова опустились. «Слушай. Я понятия не имела, что он взял его с собой.
  Это был подарок от его дедушки. Мой отец, он скотовод в Монтане, для него нож — это инструмент. Это было дурацкое маленькое двухдюймовое лезвие для строгания.
  Папа подарил его Криспину, когда ему исполнилось шесть. Мы забрали его, потому что мы ярые противники любого оружия. Криспин, должно быть, нашел его.
  Майло сказал: «Значит, в доме нет огнестрельного оружия».
  «Конечно, нет!» — сказала Хейли Моман. Потрясенная, как будто он предположил, что она старая. «Никаких орудий разрушения, и точка».
  Ее грудь вздымалась. «С самого начала мы знали, что Криспин заслуживает особого внимания. Это означает нулевую терпимость».
  «Криспин схватил нож».
  Она всплеснула руками. «Я сохранила его из-за отца, спрятала в ящике с купальниками, он как-то его нашел. Он сказал, что это только на тот день, он собирался подобрать ветку дерева и выстрогать — он пытается быть артистичным.
  Так что он носил его с собой и в итоге использовал».
  «На белке».
  Хейли Моман повернулась ко мне, щеки ее покраснели, карие глаза сузились. «Эта глупая штука скалила на него зубы , он чувствовал угрозу. Насколько нам известно, он был в опасности подвергнуться чуме или чему-то еще. Поэтому он воспользовался этим. Так что это большое дело » .
  Я сказал: «Вы правильно заметили насчет болезней. Разве служба контроля за животными когда-либо анализировала тело, чтобы выяснить, было ли оно инфицировано?»
  Никакой реакции от Хейли Моман. Затем она потянула себя за волосы, взяла бутылку с водой, открыла, снова закрыла. Поставила ее на серо-коричневый травертиновый стол.
  «Нет», — сказала она. «Там не так уж много осталось для анализа».
   Она выбежала. На этот раз она отсутствовала некоторое время, а затем вернулась с воспаленными глазами, распущенными волосами и сжимая в руках бутылку со свежей водой.
  Во время ее отсутствия Майло провел небольшое исследование. Двадцать лет назад Хейли Хартфорд носила кроваво-красный купальник в течение двух сезонов шоу под названием Tideline. Первый брак с актером, у которого случился передоз. Пара бойфрендов между браком с Адрианом Моманом. Возраст Криспина говорил о том, что Моман, скорее всего, был его отчимом.
  «Ладно», — сказала она, откидывая волосы. «Криспин согласился встретиться с тобой».
  Секретарь очищает календарь начальника.
  Майло сказал: «Отлично», и мы встали.
  «Но, — сказала Хейли Моман, — вы должны придерживаться только актуальных тем и избегать глупостей».
  "Такой как?"
  «Я тебя направлю». Она пошла к задней части дома, промчавшись мимо трех спален по обе стороны коридора со стеклянным потолком. В задней части пространство шириной со всю конструкцию было оборудовано кожаными театральными креслами цвета морской волны и стодюймовым экраном с одной стороны, баром с напитками и бильярдным столом, за которым стоял аквариум от пола до потолка, полный морских рыб, с другой. Все окна были занавешены шторами цвета таупа. Свет любезно приглушил светодиоды на потолке.
  Все эти игрушки все еще позволяли получить много квадратных футов в центре комнаты. Двуспальная кровать делила пространство с черным кожаным креслом Eames и шестью футами Lucite, согнутыми в перевернутую букву U. На Lucite: два ноутбука, три двадцатидюймовых экрана, полдюжины кубиков Рубика и большая желтая книга в мягкой обложке.
  ПАНДЕМИЧЕСКИЙ ТРЯС: РУКОВОДСТВО ПО НАСЫЩЕНИЮ ПУСТОТЫ С ПОМОЩЬЮ УМСТВЕННОГО РЕМЕСЛА
  На кровати, его тощая задница едва занимала угол матраса, примостился жалко худой, низкорослый мальчик с длинными прямыми волосами, окрашенными в странный восковой загар. Паучьи мягкие пальцы покоились на костлявых коленях. Кожа такая бледная и с синими прожилками, что граничила с полупрозрачностью.
  Криспину Моману было семнадцать с половиной лет, но он мог бы сойти за четырнадцатилетнего.
   На этот раз он открыл свое лицо, невыразительное, но с легким чувством ожидания в узко посаженных серых глазах. Его черты были хорошо очерчены, но скудны, как будто скульптор набросал, а потом вычеркнул глину. Исключение составляли его глаза, пурпурно-голубые, светящиеся и огромные, окаймленные длинными завитыми ресницами.
  Странного цвета волосы были подстрижены под пажа с прямой челкой, которая разделяла пополам высокую белую бровь. Уже щеголяла морщинами над бровями, которых его мать избежала благодаря удачной генетике или ботулиническому токсину. Он был одет в темно-зеленый полиэстеровый комбинезон, вызывающий ассоциации со старичком, бездельничающим в Палм-Спрингс десятилетия назад. Ральф вышит на правой груди. Черные кончики крыльев, носков нет.
  Четыре красные нити охватывали хрупкое на вид запястье.
  Он посмотрел на нас, но, казалось, не увидел.
  Хейли Моман сказала: «Они здесь, дорогая».
  Криспин не отреагировал.
  Она посмотрела на нас и предостерегающе погрозила пальцем. Не давите.
  Майло подошел и повернулся к мальчику. «Криспин, я Майло».
  Не поднимая глаз, Криспин спросил: «Каков ваш титул?»
  «Простите?»
  «У твоей настоящей личности есть титул». Гнусавый голос, модуляция тремоло, громкость чуть выше нормы.
  "Лейтенант."
  Криспин Моман сказал: «Лейтенант Майло…?»
  «Стерджис».
  «Лейтенант. Майло. Стерджис». Одна из рук протянулась.
  Майло взял его и нежно потряс. Пальцы мальчика держались, пока Майло не отлепил их, а затем снова упали на колени.
  «Мое имя — Криспин Бернар Моман».
  Майло ухмыльнулся. «Как насчет этого? Мое имя на самом деле Майло Бернард Стерджис».
  Хейли Моман бросила на него сомнительный взгляд. Лжешь, чтобы манипулировать моим ребенком?
  Криспин сказал: «Изначально вы этого не включили».
  «Не употребляй часто второе имя, Криспин».
  «Неполные данные», — сказал мальчик. «Могут привести к ошибкам».
  «Ах».
   Не обращая на меня внимания, Криспин спросил: «Каково твое полное имя?»
  «Александр Дюма Делавэр. Меня зовут Алекс».
  Майло разинул рот. Он никогда не знал о полете литературной фантазии, придуманном моей матерью до того, как наступила послеродовая депрессия и не прошла.
  Из-за чего мой жестокий отец-алкоголик на протяжении всего моего детства называл меня «неженкой Фрогги».
  Инициалы тоже не помогли: СДВГ Я устал от насмешек в школе, отказался от оскорбительной буквы «D» в своих водительских правах в Миссури и во всех последующих документах.
  Хейли сказала: «Бернард — мой отец. Криспин любит ездить в Монтану, чтобы навестить его».
  Криспин взял книгу и начал читать.
  Майло спросил: «Знаешь, почему мы здесь?»
  «Я угрожал Тодду и Ширин».
  Хейли сказала: «Он имеет в виду, что ты так думаешь».
  Криспин сказал: «Я имею в виду, что я это знаю».
  Майло сказал: «Значит, ты это сделал».
  «Конечно, я это сделал».
  «Тодд и Ширин очень расстроились».
  «Это была цель».
  «Чтобы их расстроить».
  "Да."
  "Потому что…"
  «Я их ненавижу», — сказал Криспин. «Они ненавидят меня. Ожидать любезностей в такой ситуации нереалистично».
  «Вы когда-нибудь отреагируете на угрозы?»
  Хейли сказала: «Конечно, нет!»
  Ее сын смотрел на нее так, словно с ней невозможно было договориться.
  Майло сказал: «Криспин, ты когда-нибудь...»
  «Нет. Это неэффективная и глупая стратегия».
  "Как же так?"
   Испепеляющий взгляд мальчика метнулся к нам. «Зачем мне подвергать свою свободу опасности ради кратковременного удовольствия причинить им вред? По крайней мере, не при нынешних обстоятельствах».
  Хейли сказала: «О, Криспин, перестань валять дурака и просто скажи им правду».
  «Я говорю правду. Мама. В нынешней ситуации, когда все мы подростки, вероятность того, что я совершу поступок, нулевая».
  Я спросил: «Но?»
  «Нас трое на необитаемом острове, а еды хватит только на одного?
  Или два? Я бы сделал все возможное, чтобы выжить».
  Хейли сказала: «Это фантазия, Криспин. Дай им реальность. Пожалуйста » .
  «Тогда, исключая фантазию, нет никакой вероятности вреда. Я пытался их возбудить, потому что они — он, на самом деле, а не она — действовали против меня словесно».
  Я сказал: «С Ширин все в порядке».
  «Нейтрально», — сказал Криспин. «Никакой враждебности, никакого выражения поддержки. Я включил ее, потому что она значима для него, и я хотел ударить по его сути».
  Внезапная кривая улыбка. «Похоже, мне это удалось».
  Хейли сказала: «Ты это сделал, Криспин, но тебе нужно остановиться».
  Долгое молчание. Она заломила руки.
  Криспин сказал: «Хорошо».
  Майло сказал: «Что хорошо?»
  «Я остановлюсь».
  "Полностью."
  «Вот что означает «стоп», Майло Бернард Стерджис, запятая, лейтенант.
  Реостата нет, либо-либо».
  "Хороший."
  «Ни хорошо, ни плохо», — сказал Криспин. «Реальность. Тебе не придется возвращаться и беспокоить Хейли. Я туда не вернусь».
  «В среднюю школу Беверли-Хиллз?»
  «Дорогая, я думала, мы договорились, что ты попытаешься...»
   «Обстоятельства изменились, Хейли. Они не были позитивными и вряд ли станут позитивными. Я могу узнать больше сам».
  «Но консультант сказал, что Гарвард и Йель...»
  «Консультант пошел в Питцер», — сказал Криспин, усмехаясь. «Я последую своему собственному суждению».
  Он посмотрел на Майло. «Не нужно возвращаться и вызывать у нее стресс, МБС
  запятая Л.”
  Майло сказал: «Если вы не дадите нам повода вернуться, мы не вернемся».
  Мальчик поднял руку. «Обещай-обещай-клянись. Если тебе станет легче, принеси мне священную книгу, и я положу на нее руку».
  "Вы верующий?"
  «Я верю в веру».
  «То есть больше никаких угроз?»
  «Нисколько». Мальчик улыбнулся собственной формулировке. «Нисколько». Как будто пробуя слово на вкус. «Нисколько более страшно».
  Майло сказал: «Это справедливо», и протянул руку.
  Криспин сказал: «Мы уже это сделали, но ладно». На этот раз он первым отпустил.
  «Спасибо, Криспин».
  "За что?"
  «Говорит с нами».
  «Я разговариваю с людьми. Я не робот», — он устремил пурпурные глаза на свою мать.
  Она сказала: «Конечно, милый».
  Еще одна снисходительная улыбка была направлена в ее сторону.
  Мы повернулись, чтобы уйти.
  Криспин сказал: «Они притворяются взрослыми, но на самом деле это не так».
  "ВОЗ?"
  «Он и она, тусовщики. Они делали вид, что вечеринка принадлежит им, но они лгали, это было не так».
  Я спросил: «Откуда ты знаешь?»
   «После того, как мне запретили въезд, я планировал провести мероприятие, посвященное памяти столкновений. Я пошел туда и увидел родителей, поэтому я знал, что мне не нужно беспокоиться».
  Хейли Моман сказала: «Ты ходил туда? О боже».
  Криспин сказал: «Не тратьте зря беспокойство из-за событий, которые не произошли».
  Майло спросил: «Что ты собирался делать?»
  Кривая улыбка мальчика появилась снова и разрослась, заполняя собой всю ширину его губ. Постепенно, словно радость — это газ, способный раздувать ткани.
  Хейли спросила: «Хочу ли я это знать?»
  «Нет, но они это делают», — сказал Криспин. «План состоял в том, чтобы разместить большой объем испражнений на территории. У входа, где вероятность попадания была наиболее высока».
  Его мать ахнула.
  Криспин показал знак V. «Я принес туалетную бумагу и собирался оставить использованные части. Потом я увидел родителей и понял, что план следует отменить, потому что они лжецы, и запрет на меня был ложным жестом доминирования. Так зачем же жертвовать химию своего тела ничтожным муравьям?»
  «О, Господи», — Хейли опустила голову.
  Я спросил: «Сколько родителей ты видел?»
  «Мать и отец».
  «Вы знали, что они родители, потому что…»
  «Они не были подростками. Их форма была взрослой, они шли со взрослой уверенностью и уезжали».
  «Вы видели их машину?»
  «Было темно», — сказал Криспин. «Я слышал это, значит, это было там. А потом этого не было, потому что они ушли».
  «Вы слышали, что говорили эти люди?»
  "Нет."
  «Куда они пошли?»
  "Север."
  «Когда это произошло, Криспин?»
   «Ровно в субботу, ровно в два пятьдесят восемь утра»
  Хейли спросила: «Ты вышел из дома в три часа ночи?»
  «Я делаю это, когда не могу заснуть».
  «О, Криспин...»
  «Ты принимаешь свою Лунесту, а он принимает свой Амбиен. Ты знаешь, что я думаю о лекарствах, Хейли».
  «Находиться на улице ночью опаснее, чем принимать лекарства».
  «Я бросаю вызов этой идее, Хейли. Движение транспорта здесь редкое, и я держусь подальше от дороги».
  «Но в темноте, в одиночестве...»
  «Тьма нейтральна. Людей нет. Однажды я увидел енота.
  Мы посмотрели друг на друга и разошлись. Я также видел оленей.
  Они меня боятся. Даже большие.
  «Я не могу в это поверить — куда ты ходишь посреди ночи?»
  «Раннее утро. Обычно я гуляю по нашему заднему двору. Нетипично, когда я бодрствую, я выхожу на улицу и делаю несколько шагов на юг или несколько шагов на север. Это был первый раз, когда у меня была цель и пункт назначения».
  Я сказал: «Хочу сделать заявление».
  «Желудочно-кишечное заявление. За ужином я съел много клетчатки». Своей матери: «Помнишь? Чили и салат, а потом хлопья? Ты одобрила мой хороший аппетит».
  «О, Криспин!»
  «Когда я увидел родителей и почувствовал себя лучше, насколько жалки они с ней, я понял, что пора менять план. Волокно работало, и я вернулся сюда как раз вовремя и воспользовался туалетом. Затем я распылил тот органический апельсиновый спрей, который тебе нравится, Хейли, принял душ и лег спать».
  Его мать покачалась и приложила руку к виску. «Я чувствую, что приближается мигрень, нам нужно положить этому конец».
  Майло сказал: «Еще пара вопросов. Эти родители, Криспин, как они выглядели?»
  Пустой взгляд.
  "Сын-"
   Хейли сказала: «Он понятия не имеет».
  Майло сказал: «Высокий, низкий, толстый, худой...»
  Пустой взгляд.
  «Цвет волос?»
  Тишина.
  "Одежда?"
  Никакого ответа.
  «Можете ли вы что-нибудь вспомнить?»
  Бесстрастное покачивание головой.
  От говорливого к немой. Как будто мозговые волны мальчика изменились.
  Хейли Моман встала между Майло и ее сыном. «Все кончено. Тебе нужно уйти сейчас же » .
  Криспин вернулся к своей книге.
  «Выходите», — сказала она, указывая на дверь и оставаясь позади нас, пока мы возвращались к передней части дома.
  Вернувшись в гостиную, она сказала: «Тебе нужно понять: у него нулевая способность узнавать лица. К настоящему моменту он уже забыл, как ты выглядишь, так что не трать свое и мое время».
  Она распахнула входную дверь. «Ты ведь не собираешься создавать ему проблемы, правда? Он явно никому не опасен».
  Майло сказал: «Пока все хорошо».
  "Что это значит?"
  «Теперь, когда вы знаете, я уверен, вы будете уделять пристальное внимание...»
  этого не делаю ? Как будто я не обращала внимания каждый день с тех пор, как он начал показывать свои отличия ? Вы, люди, невероятны » .
  Она сверлила взглядом из своего дверного проема. Сохраняла позу, пока мы ехали.
  Майло сказал: «Заводить новых друзей каждый день. Так что ребенок видит мужчину и женщину рано утром в субботу, прямо перед тремя. Время подходящее».
  Я сказал: «Работа двух человек, как мы и думали. Один из них вел лимузин, другой пригнал вторую машину, чтобы скрыться».
  «И у меня есть очевидец, который не может распознать лица», — рассмеялся он.
  "Какой-то пацан. Что ты думаешь о его опасности? Я не вижу
  оснований для предъявления каких-либо обвинений, и теперь, когда он возвращается к домашнему обучению, я не вижу никакого участия BHPD».
  «Несколько закодированных сообщений и никакого оружия в доме? Никаких действий предпринято не будет. Как вы сказали, все, что она может сделать, это следить за ним».
  Милю спустя он сказал: «Там была эта белка. А потом они с енотом расстались полюбовно. Бедняжка. Она. Из пляжной красотки в эту.
  Но хватит сострадания, пора удвоить усилия по отношению к Окашу и Странной Бороде».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  32
  Мы вернулись ко мне домой в пять сорок. Двадцать минут до часа Мо Рида на Окаше. Пока безымянный простаивал, Майло позвонил ему.
  Рид сказал: «Никакого движения, лейтенант, ее фары по-прежнему выключены, и ее машина все еще здесь».
  Он подвел итог разговору с Криспином. «Сообщи Алисии и Шону».
  «Парень, вероятно, видел убийц, — сказал Рид, — но не распознал лица. Этот психиатр — Оливер Сакс — Лиз дала мне одну из его книг, у него было то же самое».
  «Если мне повезет, он станет моим следующим потенциальным свидетелем».
  «Он скончался, лейтенант»
  «Доказывает мою точку зрения».
  —
  Тихий дом, Робин работает, Бланш помогает. Я сварила кофе, выпила его на своем потрепанном кожаном диване и задумалась, что еще я могу сделать. Базы данных мало что дали о женщине, которую изрезала Медина Окаш, но D были слишком заняты, чтобы копать глубже, так почему бы не попробовать?
  Я ввел ключевое слово contessa welles. Ничего. Может быть, прозвище. Или, как предположил Рид, канцелярская ошибка полиции Нью-Йорка.
  Я начал сопоставлять Уэллса с Конни, Констанс, Консуэлой и столкнулся с противоположной проблемой: слишком много совпадений. Двумя наиболее интересными были персонаж из романа Роберта Б. Паркера и раненый Андский кондор в
   Перуанский птичий заповедник. Птичка Конни научилась ласково щипать лакомства из рук своего смотрителя.
  Поток имен быстро иссяк, когда я отфильтровал по возрасту и географии, предположив, что жертва Окаша была примерно ее возраста, плюс-минус пять лет с каждой стороны, и жила в Нью-Йорке или около него. Я повторил процесс с wells, но без большего успеха. Вернулся к contessa в паре с фамилиями, которые уставший дежурный офицер мог бы спутать с Welles.
  Уэлч, Уэлш, Уолш, Уоллс.
   Пинг.
  В двух абзацах внизу страницы в онлайн-архиве Newark Star-Ledger сообщается о смерти графини Уоллс, которая умерла два года назад в возрасте тридцати шести лет.
  Покойная была найдена повешенной в одиночной камере в женском исправительном учреждении Эдны Махан в Клинтоне, штат Нью-Джерси. Шесть лет из десятилетнего срока за покушение на убийство; большую часть этого времени она провела в психиатрическом учреждении тюрьмы. На момент своей кончины она находилась в изоляции из-за деструктивного поведения, но не под наблюдением по поводу самоубийства.
  Был отмечен скандал, произошедший годом ранее, когда охранники-мужчины совершили сексуальное насилие над женщинами-заключенными.
  Я искал contessa walls medina okash и получил один результат. С вычеркнутым именем Okash, вот и все. Но содержание дало мне наводку.
  Онлайн-соболезнование, отправленное в похоронное бюро O'Reilly в Ньюарке через неделю после смерти Уоллса.
   ***Графиня Джейн Уолс. Твоя жизнь была трудной.***
  Но в твоей душе была чистота.
   Я молюсь, чтобы твоя следующая жизнь принесла тебе
   спасение и радость, которых вы заслуживаете.
   *** Эмелин Бомонт ***
  Одна женщина с таким именем живет здесь же.
  Сестра Эмелин Бомонт
  Помощник директора
   Слуги Святой Терезы
  Лос-Анджелес, Калифорния 90049
  Монастырь в Бель-Эйр? Я поискал адрес. Конечно: предгорья к северу от Сансет и к западу от U.
  Я пошёл в студию Робин. На ней был защитный шлем и комбинезон. Вытяжной вентилятор жужжал. Гитара из палисандра неподвижно стояла на её верстаке. Красивое дерево, но токсичная пыль. Фрезерный кондуктор, который спроектировала и построила Робин, был зажат перпендикулярно столешнице.
  Она была занята тем, что укладывала на место слои разноцветных деревянных переплетов, похожие на волосы. Тонкая работа. Я держался подальше, чтобы не отвлекать ее. Она все равно меня увидела, подняла пластиковый щиток шлема, выключила вентилятор ножной педалью. «Привет, детка. Который час?»
  «Шесть сорок».
  «Я запутался. Часть этого переплета сделана из атласного дерева, и он любит рваться. Я хочу сделать это одним махом, избежать неровностей».
  «Ничего страшного, я собираюсь немного покататься».
  "Где?"
  «Монастырь».
  Она улыбнулась. «Я не буду спрашивать, но, по крайней мере, это не монастырь».
  «Хотите, я заберу ужин?»
  «Как насчет рыбы и хлеба? Нет, я не против остатков, если вы не против. Большой парень идет?»
  «Никаких планов».
  «Тогда нам точно хватит. Иди сюда и поцелуй меня».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  33
  Поездка заняла десять минут по Сансет под черным небом, затем поворот направо к востоку от колледжа Маунт-Сент-Мэри. Я думал, что монастырь будет частью этого кампуса, но это не так, и мне пришлось проехать еще 3,3 мили, далеко за пределами точки, где виды становились панорамными.
  Адрес привел меня к двухэтажному особняку в испанском колониальном стиле с белой штукатуркой, который можно увидеть в более почтенных районах Санта-Барбары и Монтесито, в основном скрытых за стенами и воротами. Эта собственность была открыта для улицы. Я не ожидал увидеть многого в темноте, но щедрое наружное освещение показало, что я был напрасно пессимистичен.
  Дом возвышался на вершине высокого холма газона, усеянного старыми пальмами и апельсиновыми деревьями, а также трехствольным платаном, чьи ветви простирались над итальянской цементной скамьей. Фонтан в похожем стиле журчал в центре участка. Справа была ровная асфальтовая парковка с двумя синими фургонами и двумя синими Kia.
  Никаких вывесок, никаких распятий, никаких шпилей; ничего, что указывало бы на то, что это место было религиозным учреждением. Та же анонимность распространялась и на одежду женщины, которая вышла из здания и направилась к парковке, держа под правой рукой что-то зеленое и блестящее.
  Блузка с длинными рукавами, юбка до колен, открытый темный боб. Она была невысокого роста, крепкого телосложения и с бойкой походкой. Когда она добралась до одной из пудрениц, она развернула зеленую штуку.
  Несколько пластиковых пакетов для покупок, скрученных как желейное пирожное. Она уронила один, наклонилась и подняла его, увидела, как я выхожу из «Севильи», улыбнулась и помахала рукой.
  Я помахал в ответ и начал подниматься. Женщина спустилась, и мы встретились на полпути.
   Тридцать пять-сорок лет, гладкий цвет лица, крупный нос, раздвоенный подбородок, блестящие светлые глаза.
  «Доктор Маккарти? Рад, что вы меня поймали. Большое спасибо за щедрое пожертвование». Мягкий южный акцент. Она протянула руку.
  Я слегка встряхнул его. «Извините, я не доктор Маккарти».
  Она отстранилась. «Донор, которого я никогда не встречала, сказал, что, возможно, он привезет чек. Я подумала, что это будет хороший винтажный Caddy — мои извинения».
  «Я доктор Делавэр. Я психолог, который...»
  «Также и он! Доктор Джерри Маккарти. Вы его знаете?»
  «Вообще-то да». Один из самых уважаемых нейропсихологов в городе.
  Я так сказал.
  «Не стесняйтесь присоединиться к нему в психологической щедрости, доктор. Вы приедете в гости? Уже нерабочее время, и я собирался уходить, но если то, что мы делаем, вас вдохновляет, я с радостью покажу вам окрестности».
  Я показал ей свой значок консультанта полиции Лос-Анджелеса. Устаревший и по сути бесполезный, разве что для создания первого впечатления.
  «Полиция? О, боже. Мы не подавали никаких жалоб».
  «Я ищу сестру Эмелину Бомонт».
  Все следы хорошего настроения исчезли. «Почему полиция должна мной интересоваться?»
  «Это не так, сестра. Речь идет о Медине Окаш и графине Уоллс».
  «Как вы связали их со мной?»
  «Ваше траурное послание мисс Уоллс».
  «Бедная Конни, ну, это было давно».
  «У вас есть минутка?»
  «Это займет много времени? Я собирался пойти за покупками для наших жильцов.
  У нас сейчас только трое. Девочки-подростки, которые вот-вот станут мамами. Мы оказываем им поддержку на протяжении всего процесса. Добровольно. Я подчеркиваю это, потому что из-за всего происходящего церковь приобрела довольно плохую репутацию. Во многом, к сожалению, оправданную. Так сколько времени, по-вашему, вам понадобится?
  «Всего несколько минут».
  «Тогда давайте посидим на улице под Гаргантюа — этим большим старым монстром. Приезжал ботаник из U. и занимался дендрохронологией.
  Гаргантюа был посажен более трехсот лет назад и имеет здоровые корни».
  «Рад познакомиться».
  Сестра Эмелин Бомонт рассмеялась, но звук быстро стих.
  —
  Когда мы устроились под платаном, она опустила руки по бокам и поставила ноги на траву.
  «Итак, — сказала она, — учитывая, что Конни ушла, я предполагаю, что речь идет о Медине Окаш».
  «Вообще-то, так оно и есть. Как ты...»
  «Мы все когда-то были друзьями. Что сделала Медина?»
  «Это непонятно».
  «Полиции достаточно ясно, что нужно отправить психолога, чтобы он меня выследил. Связано ли это с какой-то психической ситуацией?»
  «Я бы ответил на это вопросом, но не хочу быть ходячим клише».
  На этот раз ее смех был продолжительным. «Вы жизнерадостный человек, доктор.
  Делавэр. Для психолога — извините, не удержался. Так это все? Медина что-то натворила?
  "Сестра-"
  «Эмми в порядке».
  «Эмми, я извиняюсь, но я не могу вдаваться в подробности».
  «Ладно, я поняла, светская исповедальня», — сказала она. «Но, очевидно, происходит что-то серьезное. Я имею в виду, они не будут посылать психолога к нарушителю правил дорожного движения».
  «То, что Медина совершила тяжкое преступление, не удивило бы вас».
  «Хотелось бы, — сказала Эмми Бомонт. — Ты же знаешь, что она сделала с Конни, да?»
  «Нападение с ножом».
   «Разрежьте ее прямо здесь». Она провела диагональную линию от правой верхней части лица до ключицы и дальше. «Просто разрезал ей лицо и продолжал резать грудь. Мышцы и кости, так много швов. Ужасно. Но… то, что я собираюсь сказать, может показаться жестоким —
  У Конни тоже были проблемы. Она нанесла вред Медине. Не так серьезно, удары руками и ногами, но несколько раз, когда они ввязывались в это».
  «У них были нестабильные отношения».
  «Мягко говоря. И надо сказать, что в основном Конни была зачинщицей.
  Ее перепады настроения могли быть ужасающими». Вздох. «Оглядываясь назад, она, вероятно, была биполярной. Наркотики и алкоголь не могли помочь. Не то чтобы я кому-то рассказывал о твоем обучении».
  «Как далеко вы трое зашли в прошлое?»
  «Вплоть до нашего первого года в старшей школе», — сказала Эмми Бомонт. «Подготовительная школа Святого Креста в Аннаполисе. Их монахини выглядели как надо!»
  Внезапная улыбка, но и столь же внезапный упадок.
  Я спросил: «Вы из Луизианы?»
  «Ты можешь сказать, да? Мой отец был адмиралом, я родился в Новом Орлеане и жил там некоторое время, когда он был на военно-морской авиабазе, потом мы переехали, когда он начал преподавать в академии. Медина приехала из Сиэтла, ее мама была хиппи, но ее отец перешел в возрожденную религию. Конни была местной девочкой, ее родители отдали ее в школу-интернат, чтобы подавить ее бунтарские наклонности. Мы стали соседями по комнате, а затем наши пути разошлись, когда мы поступили в колледж, затем мы снова встретились в Нью-Йорке после колледжа, и вот где это произошло».
  «Ты был там».
  Ее глаза закрылись и открылись. «К сожалению, так и было. Потребовалось много времени, чтобы остановить кошмары».
  «Вы можете мне об этом рассказать?»
  Пальцы обеих рук барабанили по бетонной скамейке. «Они жили вместе в центре города. Я учился в Колумбийском университете и жил в Гарлеме, поэтому не так часто бывал с ними. В тот вечер, когда это случилось, мы ужинали в Чайнатауне. Я хотел пойти домой, но они настояли, чтобы я пошел с ними на
   клуб, место, где они уже были. Когда я туда попал, я понял, что это ошибка.
  Это был лесбийский бар».
  Она повернулась ко мне лицом. «Сейчас я соблюдаю целибат, но не всегда. И я определенно не был геем».
  «Медина и Конни были».
  «Скорее, би-любопытство. Думаю, я должен был знать. Они всегда были вместе, иногда спали в одной постели и хихикали. Но я никогда ничего не видел . Честно говоря, я был довольно наивен, предполагал, что у них есть одна из этих девчачьих штучек. Позже они жили вместе, но что с того, они оба работали в художественных галереях в центре города. Они изучали историю искусств в колледже и проводили время за границей. В Швейцарии».
  «Они оба были в Швейцарии?»
  «Вкратце. У них всегда была тесная связь. В Холи-Кроссе были времена, когда я чувствовала себя странной женщиной. Иногда это меня беспокоило. Позже, когда я начала жить одна во время аспирантуры, это было освобождение. Когда мы втроем были вместе, они могли немного... пошутить».
  «Итак, вы втроем пошли в клуб…»
  Грустная улыбка. «Ты действительно хочешь, чтобы я перевернул эти страницы… да, мы это сделали, и да, мы задержались гораздо дольше, чем следовало, и выпили гораздо, гораздо больше, чем следовало, и в какой-то момент на танцполе что-то произошло, я не могу точно сказать, что именно. Но я могу догадаться».
  Я ждал.
  Она сказала: «Кто-то, наверное, слишком много флиртовал с Конни, это всегда случалось, она была красавицей. Высокая и стройная, как модель, длинные ноги, великолепная копна светлых волос. Думаю, Медине всегда приходилось справляться со своей ревностью. Я не знала, потому что никогда толком не знала, что они... хоть как-то вместе. Они также преследовали парней. Агрессивно...
  в общем, что-то произошло на танцполе, они начали спорить, потом драться — толкаться и пихаться. Потом Конни ударила Медину по лицу. Сильно. Медина попыталась сделать то же самое, но Конни схватила ее за запястье и сильно вывернула. Я смотрю на это, потрясенный. Сначала я был шокирован тем, что оказался в таком месте, плюс у меня завтра утром тест, и голова кружится от «Зомби» — вот что мы пили, они настаивали, и я, будучи полным слабаком, согласился».
  Она щелкнула краем рулона своей хозяйственной сумки. «Итак, теперь Конни бьет Медину по запястью, а Медина пытается поцарапать глаза Конни, а Конни просто смеется над ней и обзывает ее ужасными словами, а вышибалы приходят и выгоняют их. Я иду за вышибалой, и он говорит им вести себя хорошо, он собирается вызвать им такси. И они подчиняются. Вот так они оба прекращают драться и стоят там, как маленькие дети, которых вызвали в кабинет директора. Я стою в нескольких футах от них, не могу дождаться, чтобы уйти оттуда, на самом деле я сама вызвала себе такси. Затем Медина пытается поцеловать Конни, и Конни снова смеется над ней — действительно унизительным смехом, вы знаете — и обзывает ее еще больше, а Медина лезет в свою сумочку, а затем она делает то, что выглядит как пощечина Конни по лицу и груди. Как будто вы проводите кредитной картой. Что показалось мне странным. Затем я увидела выражение лица Конни.
  Она схватилась за грудь, и кровь течет из щеки и груди. На ней был тонкий, прозрачный топ. Бюстгальтера не было. Было видно, как рана распространяется. Становится темнее. И она падает, а Медина стоит над ней, и она смеется. Потом она начинает плакать, наклоняется к Конни и говорит ей не умирать. Тем временем я позвонила в 911. И все».
  «Вас вызывали повесткой для дачи показаний на суде по делу Медины?»
  «Я боялась, что так и будет», — сказала сестра Эмелин Бомонт. «Но суда не было, Медина сделала какое-то заявление и отправилась в тюрьму на долгий срок».
  «Как на это отреагировала Конни?»
  «Я не могу вам сказать. Я несколько раз ходил к ней в больницу, и она была почти в отключке. Однажды я пришел, а ее уже выписали. Я звонил ей несколько раз, но так и не получил ответа. В тот момент я решил, что мне стоит подождать, пока она мне позвонит. Она не позвонила. Я больше никогда ее не видел и не разговаривал с ней. То же самое касается и Медины, хотя она время от времени выходила на связь. Не лично, время от времени, как приглашение на что-то вроде художественного мероприятия. Честно говоря, я не хотел возобновлять отношения с Мединой.
  То, как она стояла над Конни, улыбаясь. Хотя она плакала сразу после этого. У меня было ощущение, что она плакала из-за себя — из-за своей потери».
  «Никакого искреннего сочувствия».
  «Может быть, я сужу ее несправедливо. Это была странная ночь. Мы все были пьяны». Она покачала головой. «Теперь вы подумаете, что именно поэтому я присоединилась к ордену, но это было не так. Я получила степень магистра по социальной работе, работала с
  Неблагополучные дети в Бед-Стай — Бруклин. Еще одно место Святой Терезы.
  Один из хороших моментов: не произошло абсолютно ничего предосудительного».
  Она сказала: «Делавэр. Это французский? Вы католик или гугенот?»
  «Больше похож на дворнягу».
  «Смешанные — самые сильные, да? В любом случае, я была впечатлена работой, которую проделывали сестры, и я обнаружила, что отношения с мужчинами не приносят удовлетворения, поэтому я подала заявку в качестве послушницы, мне понравилось, и я осталась. Это мирная жизнь».
  Она окинула взглядом монастырь. «Мы можем делать свою работу без споров. У нас есть прозвище. У сестер из Калифорнии оно есть. Между собой мы — девушки из Сент-Терри. Так или иначе, вот такая история с Конни и Мединой».
  «Конни сама оказалась в тюрьме».
  «Я знаю. Покушение на убийство. Мне позвонили родители и сказали. Они сказали, что она умерла в тюрьме, отбывала срок за покушение на убийство. Какой-то конфликт из-за женщины, но я не знаю подробностей. А вы?»
  «Мы только начинаем».
  «С чем?»
  «Взгляд в прошлое Медины», — сказал я. «Какой-то романтический конфликт.
  Та же история».
  «Я так полагаю. Мой отец приписывал это гомосексуализму. Он был большим любителем историй с моралью, папа. Очень религиозный в поведении, никогда не пропускал мессу или исповедь, когда был на берегу. Одна из его сестер была монахиней, так что можно было подумать, что он одобрит мой выбор. Но я был единственным ребенком, а это означало отсутствие внуков, поэтому он убедил себя, что в моей сексуальности есть что-то ненормальное».
  Она подмигнула. «Я не могла рассказать ему о своей юности. Хотя она была довольно безобидной по сравнению с Мединой и Конни».
  «Могу ли я назвать вам несколько имен? Кого Медина могла знать?»
  «Если это короткий список, я бы действительно хотел сделать покупки».
  Никакой реакции на кого-либо из жертв. Когда я сказал: «Джеффри Дюгонг», она сказала: «Это настоящее имя».
  «Он художник, которого представляет Медина. Родился Джеффри Дауд».
  Тишина.
   «Эмми?»
  «Это брат Медины. Сводный брат. Как я уже сказал, ее отец был хиппи, у него был ребенок от другой женщины, когда он был женат на матери Медины. Джефф замешан во всем этом? Думаю, это не должно меня удивлять. Он всегда был немного взвинченным».
  "Как же так?"
  «Раздражительный, легко отвлекающийся, нервный. Он теперь в жизни Медины?»
  «Это удивительно?»
  «У них, похоже, никогда не было особых отношений, доктор. По крайней мере, в те несколько раз, когда я видел их вместе».
  Она наклонилась вперед. «Она называла его «папиным маленьким ублюдком».
  «Она возненавидела его».
  «Возможно, эта интрижка стала причиной развода ее родителей. Я не могу сказать наверняка, но когда я заговорил об этом один раз, она разозлилась».
  Я сказал: «Гнев всегда был проблемой для Медины».
  Она уставилась на меня. «Почему я чувствую, что нахожусь на терапии? Да, она могла бы дойти от нуля до шестидесяти таким образом». Щелкнув пальцами. «Так она что-то сделала. Какой позор, я надеялась, что этот опыт изменит ее. Вы, должно быть, думаете, что я странная. Двое друзей, которые оказались в тюрьме. Но у меня были и другие друзья, мои академические сокурсники».
  Она рассмеялась. «Это прозвучало как защита, не так ли?» Она встала.
  «Мне действительно нужно купить эти продукты. Беременные женщины нагоняют голод».
  Я проводил ее до машины. Она попыталась шагнуть вперед, не смогла, решила проигнорировать меня. Не хотела обидеть. Может, это спасло ей жизнь.
  Когда мы поднялись на вершину холма, я сказал: «Спасибо, что поговорили со мной».
  «Я не уверен, что ты на самом деле из этого вынес. И, честно говоря, я не хочу знать подробности. В чем смысл?»
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  34
  Когда она уехала, я позвонил Майло.
  Прямой доступ к голосовой почте на работе и дома.
  Я сказал: «Узнал кое-что интересное об Окаше» и ушел оттуда.
  —
  Робин была на кухне, с волосами, вымотанными полотенцем, в японском халате и читая журнал Cook's . Бланш потянулась в нескольких футах от нее, занимаясь вяленым мясом. Они оба подняли глаза и улыбнулись. Робин встала, принесла из холодильника пару тарелок и две бутылки Grolsch, поставила их на стол.
  Сэндвичи с индейкой, картофельный салат, греческие оливки, дольки яблок.
  Я сказал: «Впечатляющие остатки».
  «Легко, когда начинаешь с хорошего. Ну, как монахини?»
  «Одна монахиня, приятный человек».
  Я пересказал то, что мне рассказала Эмелин Бомонт.
  Она сказала: «Двое теряют свободу, а оставшийся выбирает самоограничение».
  «Интересный взгляд на это». Я открыл бутылки.
  Робин сказала: «Теперь ты знаешь, что эта женщина способна на рассчитанное насилие и у нее есть брат, у которого проблемы с гневом. Должно быть, это была какая-то семья».
  —
   Мы убирали со стола, когда позвонил Майло.
  Он сказал: «Вы никогда не поверите, кого я собрал в комнате для допросов».
  «Окаш».
  «Ее брат».
  «Дюгонь».
  Пауза. «Вот моя изюминка. Как, черт возьми, ты это узнал?»
  «Я оставил вам сообщение с объяснением».
  «Видел, но пока не читал. Слишком занят с Джеффри. У тебя есть время заскочить?»
  Я посмотрел на Робин.
  Она сказала: «Он придет? Конечно, я сделаю еще сэндвичей».
  «Он хочет, чтобы я был на станции. Пришел разгневанный брат».
  «Тогда, полагаю, тебе придется уйти. Гражданский долг и все такое».
  «Я могу сказать ему нет».
  Она погладила меня по щеке. «Отрицание — не твоя сильная сторона, дорогой».
  —
  Майло поместил Джеффри Дюгона в комнату, которую он редко использовал, потому что она примыкала к небольшой зоне наблюдения с односторонним зеркалом, а ему не нравилось, когда за ним наблюдали. Дюгонг был на ногах, расхаживая. Серая сумка на колесиках и зеленая дорожная сумка стояли в углу.
  Сводный брат Медины Окаша был одет в черную кожаную куртку, красную футболку, черные джинсы, оранжевые кроссовки. Татуировки вылезали из-под его манжет и плющом покрывали шею. Кольца, сдавливавшие его бороду, исчезли, оставив грубый веер темных волос, достигавший его грудных мышц.
  Его круги были медленными, согнувшись, он тащился по стенам комнаты. Унылый, никакой злости, которую мы видели в галерее. Моложе Медины Окаша, но выглядел старше.
  Я сказал: «Другой Джеффри».
   Майло сказал: «Он сильно подсел на соус, боится летать. По его словам, он три часа назад летел обратно во Флориду, на Uber доехал до галереи, где Окаш должна была его встретить и отвезти, но она не появилась».
  «Почему бы не поехать прямо в аэропорт?»
  «Деньги. Она собиралась заплатить ему за две проданные им картины, сказала, что ей нужно получить чек на бизнес. Он появляется, там темно, он околачивается, идет к задней двери, находит там ее машину и стучит в заднюю дверь, ничего. Он пытается позвонить ей, связи нет, возвращается к передней, ждет еще немного, нервничает, снова звонит через заднюю дверь. В этот момент Бинчи, который наблюдал за всем этим, следует за ним, готовый к конфронтации. Вместо этого он находит испуганного пьяного парня, который просит о помощи».
  «Что такого страшного в неявке?»
  «Может быть, это из-за пьяных разговоров или каких-то других проблем с характером.
  Но он утверждает, что Окаш очень пунктуален, но это просто показалось ему неправильным».
  Он посмотрел в зеркало. «Хочешь посмотреть, как он еще несколько раз пройдет по кругу?»
  «Нет, хватит развлечений».
  —
  В тот момент, когда мы приоткрыли дверь, Дюгонь остановился, уставился на нас и побрел к столу в центре комнаты.
  Я пожал ему руку.
  «Да, я видел тебя в первый раз». Резкий порыв спирта. Он рыгнул. «Извините, я заправляю бак перед полетом. Меня это пугает до чертиков, я люблю лодки». Невнятный голос, красные глаза, потрескавшиеся губы. Через несколько лет он мог бы тусоваться с такими, как Мэри Джейн Гуральник.
  Мы сели напротив него.
  Майло сказал: «Так ты говорил, что Медина никогда не опаздывает».
  «Я имею в виду, что раньше она такой не была».
  Я сказал: «Когда вы были детьми».
  «Угу».
  «Вы выросли вместе?»
  «Нет, нет, мой отец — наш отец — он переезжал». Качает головой. «Он был собакой и полным придурком. Наши матери ненавидели друг друга». Пауза. «Так и мы тоже».
  Я ответил: «Сражаться за своих матерей».
  Дюгонь пожевал губу. Его глаза сузились в сосредоточении; взвешивая новую концепцию. «Полагаю, так».
  «И когда вы с Мединой снова начали общаться?»
  «В прошлом году. Я... ладно, буду честен, у меня были проблемы с метамфетамином, я вышел из реабилитационного центра, но не смог найти работу на лодке, понимаете? Поэтому я снова начал рисовать. Я всегда этим занимался. Рисовал, писал картины, делал коллажи, все, что связано с искусством. В реабилитационном центре мне сказали, что я хорош. Поэтому я пошел на Art Basel, это такое большое зимнее мероприятие в Майами».
  Я сказал: «Показывать там свои вещи — это очень важно, Джефф».
  Дюгонь посмотрел на стол. «Я не появлялся, меня наняли, чтобы я переставлял вещи».
  «Как ручка?»
  "Что это такое?"
  «Ребята, которые передвигают вещи на съемочных площадках».
  «Да, типа того. Это была дерьмовая работа за тринадцать в час с педиками, которые тобой командуют. Но я решил подобраться поближе к искусству, посмотреть, что продается.
  Вот тогда-то Медина меня и увидела. Я толкаю тележку, она с этими богатыми придурками, одетыми в белое, как круизный лайнер, говорящими по-европейски. Мы сразу друг друга узнали, виделись десять лет назад. Его похороны. Я бы ничего не сказал, но она сделала это».
  Он поднял палец, показывая: «Подожди-ка секунду».
  Я сказал: «Хочу, чтобы ты остался».
  «Да. Она закончила с европейцами, это был почти мой перерыв, поэтому мы выпили кофе. Я подумал, что ты хочешь, мы никогда не ладили. Но оказалось, что это была хорошая сделка, она мягкая, мы разговариваем, она узнает, что я рисую, у нее только что появилась собственная галерея в Лос-Анджелесе, если я придумаю что-то, что она может использовать, она это посмотрит. Так что я ушел с этой дерьмовой работы, вернулся в Кис и сошел с ума, рисуя. Сделал пару водных сцен и отправил ей фото, и она сказала, что здорово, но ей нужно что-то более концептуальное. Я такой: что? Она
   как идея — концепция. Потом она рассказывает мне о свечах, я говорю, конечно, это проще, чем вода. Я делаю свечу, отправляю ей фотографию, она говорит, отлично, теперь мы в деле, сделай еще кучу. Она платит за то, чтобы все было отправлено сюда, платит за мой перелет. Туда и обратно».
  «Она всем управляла».
  «Она хороша в этом. Организованная, понимаешь? Поэтому, когда ее нет рядом, это кажется неправильным. Потому что да, она большая пунктуальщица. Делает все организованно. А потом появляется твой рыжий чувак — что он там вообще делал? Хотя он классный парень. С одной стороны, он был нормальным для меня».
  Я спросил: «Что за задней дверью?»
  "Хм?"
  «Дверь, ведущая на парковку».
  «Задняя комната».
  «Мы увидели небольшое складское помещение, но за ним что-то есть».
  «Еще одна задняя комната, пустая», — сказал Дюгонь.
  Майло сказал: «Итак, ты забеспокоился».
  «Бля, да, ты думаешь ?» Резкие вспышки оживили глаза Дюгоня, зазубренные, как трещины в перегретом стекле. Лопата бороды дрожала, большие, чернильные руки естественно сжались в кулаки. Костяшки пальцев блестели, усеянные келоидными рубцами.
  Сувениры красной зоны. Именно туда он сейчас и направлялся, без предупреждения.
  Майло выпрямился и пристально посмотрел на него.
  Дюгонь с силой разжал руки, потер шею, попытался, безуспешно, улыбнуться. «Извините, иногда я бываю нетерпеливым».
  «Ничего страшного, Джефф. У тебя стресс».
  «Точно. Не имеет смысла, как на шоу, она меня выебала за опоздание на десять минут, и это даже не моя вина, водитель был какой-то армянский мудак, запутался на односторонних дорогах. Десять минут, и она меня отчитывает.
  Как будто меня действительно достало . Это поставило меня в дерьмовое настроение. Вот почему вы видели меня в дерьмовом настроении».
  Он хрустнул костяшками пальцев. «Я работаю над этим. Сохраняю его ровным… может быть, я делаю большую гребаную проблему, но это кажется неправильным, это все, что я могу сказать. Я не
   Хочу проблем с вами, ребята, поэтому, когда Рыжий Чувак говорит, что звонит боссу, я говорю: «Конечно, рейс уже улетел, какого хрена?»
  Майло спросил: «Где ты остановился в Лос-Анджелесе, Джефф?»
  «Caribbean Motel в Голливуде. Я бывал и в худшем».
  «Ты никогда не останавливался у Медины».
  «Ни за что, нам обоим нравится наше пространство. Мы никогда не жили вместе, он просто ходил туда-сюда в зависимости от того, кого хотел трахнуть… Он был собакой и мудаком, и теперь мы в этом согласны».
  Я сказал: «Вы с сестрой привыкли жить отдельно».
  «Я никогда не думала о ней как о своей сестре», — сказала Дюгонг. «Даже сейчас, с шоу, это не было семейным делом, скорее... у нас было что-то, что мы могли делать вместе. Она развесила мои вещи, устроила вечеринку, мы продали парочку, мы обе целовались.
  Так ты будешь ее искать?
  Майло сказал: «Определенно, Джефф. Ты проверял, не вернулась ли она домой? Может, оставила машину у галереи и поехала на собственном Uber?»
  Дюгонь подумал. Медленно дышал с усилием, от которого морщился лоб. Человек, обреченный бороться с эмоциями. Возможно, нейронные пути нарушены метамфетамином.
  Может быть, он пошел на слишком большую скорость, потому что что-то всегда было не так.
  Майло сказал: «Я не пытаюсь тебя напрягать, Джефф».
  «Я знаю, я знаю», — Дюгонь схватил его за бороду, сжал и отпустил.
  «Извините, это просто вопросы, в моей голове как будто буря... Я же говорил, что ее телефон не отвечает, как я могу проверить?»
  «Хорошее замечание, Джефф. Извините, я просто привык задавать вопросы».
  «У нее были мои деньги, и она обещала меня забрать — я не выдумываю это».
  Убеждая себя.
  Майло сказал: «Конечно, нет, Джефф».
  Дергаю за бороду. «Хорошо, хорошо — иногда мне нужно знать, что я говорю разумно». Дюгонь облизнул губы.
  Майло спросил: «Хотите воды или кофе?»
  «Нет, я в порядке».
  «Измените свое мнение, дайте мне знать, Джефф. Теперь я хотел бы показать вам несколько фотографий, а вы скажите, видели ли вы когда-нибудь кого-нибудь из этих людей с
   Медина».
  «Что за люди?» — спросил Дюгонь.
  «Возможные социальные контакты. Возможно, люди, которые были на шоу».
  "Почему?"
  «Если мы хотим провести хороший поиск, Джефф, нам нужно узнать как можно больше о ее общественной жизни».
  Слабая предпосылка. Дюгонь сказал: «Конечно, действуй».
  Никакой реакции на жертв не было, пока он не увидел фотографию Бенни Альвареса.
  «Это тот тупой чувак, который работал в галерее». Красные глаза сузились.
  «Зачем ты мне это показываешь? Его убили».
  «Медина тебе сказала?»
  «Она сказала, что именно поэтому ты там и был. Она была очень напугана».
  «Что его убили или что мы там были?»
  «И то, и другое. Думаю. Это было позже, после шоу. Она была взбешена и не разговаривала со мной. Я сказал: «Ладно, вот и все, бери свое дерьмо, придурок», как говорят в реабилитационном центре. Поэтому я сказал: «Извините». Она меня осветила, я повторил. Она сказала, что я не мог выбрать худшего времени, она пытается управлять шоу и продавать свои вещи, а я веду себя как большой ребенок, и вдобавок ко всему вы, ребята, только что пришли и сказали ей, что этого тупого чувака убили».
  Я сказал: «Его зовут Бенни».
  «Она тоже так сказала».
  «Каким был Бенни?»
  «Как? Он был умственно отсталым, мало разговаривал. Маленький чувак, не похоже, чтобы он кому-то насолил. Так кто же его убил?»
  Майло сказал: «Мы пытаемся это выяснить».
  Глаза Дюгоня вылезли из орбит. «О, черт. О, черт возьми». Он закрыл лицо руками.
  «Джефф?»
  Красные глаза поднялись. «Я понимаю, к чему ты клонишь. Ох, черт».
  «Что, Джефф?»
  «Он там работает, она там работает, ты думаешь, с ней может случиться то же самое, что и с ним. Что-то с этим местом? Плохая карма, что ли? О, черт. Я
   не подумал об этом».
  «Давайте не будем забегать вперед, Джефф».
  Дюгонь надулся. Странно уязвимая гримаса, неуместная на седом лице. «Что ты имеешь в виду?»
  «Нет никаких оснований связывать Медину с Бенни».
  «Правда? Ты не издеваешься надо мной?»
  «Абсолютно нет, Джефф. Первым делом мы отправимся к Медине, насколько нам известно, она чем-то заболела и решила лечь спать».
  «Мы? Ты и я?»
  Майло улыбнулся. «Нет, только мы, Джефф».
  «Она больна, почему она не позвонила мне? Она знала, когда мой рейс отправляется, потому что она купила билет — о, черт, мне нужно купить другой
  — думаешь, может, они мне его бесплатно дадут, потому что это не моя вина? Ох, черт, мне нужно узнать, когда есть другие рейсы.
  Он схватился за голову. Пробормотал: «Вся эта хрень, которую нужно сделать».
  Майло сказал: «Никаких гарантий, Джефф, но мы поговорим с авиалиниями, скажем им, что это была чрезвычайная ситуация. Почему бы вам сначала не узнать, есть ли другой рейс».
  «Да…» Дюгонь полез в карман и вытащил старый Android с треснувшим экраном.
  Майло взглянул на меня. Не поджигатель.
  Он щелкнул некоторое время, сделал ошибки, выругался, наконец, подключился. «Ладно...
  есть еще один через... часов пять. Мне нужно туда попасть. Так что ты напишешь мне записку или что-то в этом роде?
  «Мы сделаем лучше, Джефф. Мы отвезем тебя и поговорим с авиакомпанией лично. Какой у тебя номер мобильного?»
  Дюгонь сказал ему. Его пальцы дико замахали. «Мне нужно забрать моих кошек у чувака, которому я их оставил».
  Я спросил: «Ты ведь кошатник, да?»
  «У меня три бродячих собаки, они меня любят».
  «Нет собак?»
   «Кошки лучше, они делают свое дело».
  «Медина в собак?»
  «Не то чтобы она сказала. Мы можем пойти? Мне нужно идти?»
  «Хочешь нам что-нибудь еще рассказать, Джефф?»
  Дюгонь постучал ногой, моргнул, поиграл бородой. «Надеюсь, с ней все в порядке. Я хочу продать больше произведений искусства».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  35
  Мы оставили его в комнате и вызвали Шона из большой комнаты D.
  Майло рассказал ему о своем новом задании.
  «Я ищу что-то конкретное, Лут?»
  «Нет, не задавай вопросов и уж точно не бросай вызов парню, он был наркоманом, до сих пор ведет себя как наркоман и накачан алкоголем. Будь спокоен, и, может быть, он расскажет какую-нибудь крупицу информации. Он расскажет, не реагируй, просто помни».
  «Звучит как работа терапевта», — сказал Бинчи. «Вы придумали план, Док?»
  Майло сказал: "Отдай мне должное, малыш. Я все это придумал в одиночку".
  Шон покраснел. «Извини, Лут».
  Майло похлопал его по спине. «Расслабься. Ты тот, кто нужен для этой работы».
  "Я?"
  «Еще бы, он думает, что ты хороший парень».
  «Правда», — сказал Бинчи.
  Гораздо более воодушевлен оценкой Дюгоня, чем следовало бы.
  Ценя каждый кирпичик в рушащихся стенах его личности. Однажды мы поговорим.
  —
  Он пошел, чтобы вывести Дюгоня из комнаты для допросов, вышел, неся дорожную сумку, за ним Дюгонь катил ее.
  Они шли по коридору, бок о бок, Бинчи о чем-то говорил, Дюгонь слушал. Наверное, музыку. Шон любит говорить о
   музыка.
  Мы с Майло направились в противоположном направлении, в его кабинет.
  Он сказал: «Вот мое мнение о Рембрандте: изначально он был не слишком умен, дополнительные мозговые клетки были повреждены злоупотреблением наркотиками. И, как ни прискорбно, он был с нами совершенно честен».
  Я сказал: «Трагично, потому что он описал реакцию Окаша на наше появление».
  Он прислонился к дверному косяку. «Напугана смертью Бенни? Не очень подходит для того, чтобы быть нашей плохой девочкой».
  «Если только», — сказал я, — «Окаш не подозревала или не знала, что за ней следят, и решила использовать Дюгоня, потому что он тупой наркоман и голодающий художник, который стал зависеть от нее. Она настаивает на том, чтобы отвезти его в аэропорт, поощряет, обещая заплатить ему, а затем подставляет его, зная, что он, скорее всего, отреагирует эмоционально, чем просто поедет сам. За ним наблюдает Шон, его привозят сюда, он говорит нам именно то, что она хочет, чтобы мы услышали».
  «Это довольно сложно».
  «Также и место преступления».
  Он выдохнул несколькими залпами и сделал один шаг, который привел его к его столу. Плюхнувшись в кресло, он заставил его заржать в знак протеста. «Так где же она, черт возьми?»
  Я сказал: «Если ключ был в том, чтобы Дюгонь была невольной отсылкой к персонажу, то она где угодно, но не там, где должна была быть. Это может означать, что она не покидала здание, а находится вне поля зрения — как та задняя комната. Или она ушла незамеченной — прошла несколько миль на запад и была подобрана, возможно, ее сообщником».
  Он потер лицо. «Кто не Дюгонь? Ладно, пойдем на лошадей, а не на зебр, и попробуем ее чертову квартиру».
  —
  Я сел за руль, а Майло позвонил Слипи и попросил его достать для Дюгонга бесплатный билет на ближайший рейс до Ки-Уэста.
  «Тебе нравится быть в долгу?»
   «Мы найдем способ сравнять счет».
  «Этот парень — информатор?»
  «Что-то вроде того».
  Пауза. «Если есть дешевое место, я так и сделаю», — сказал Слипи, «но, чувак, ты наращиваешь проценты».
  Через несколько секунд: пришло текстовое сообщение с подтверждением номера рейса.
  Майло позвонил Бинчи. Бинчи прошептал: «Отлично, он будет счастлив».
  «Почему все молчат?»
  "Он уснул, Лут. Может, эмоциональная перегрузка?"
  Майло отключился. «Мой назначенный сострадательный. Думаешь, ему нужна терапия из-за балконной фигни?»
  "Ага."
  «Мне стоит заказать?»
  «Дайте ему еще время», — сказал я. «Я слежу за ним».
  Он улыбнулся. «Какую благоприятную среду мы создали. Хорошо, давайте посмотрим на естественную среду обитания Медины».
  —
  Не быть.
  Здание Окаша содержалось в хорошем состоянии, имело полную охрану и собственного управляющего, женщину по имени Ада Мансур, которая на нажатие кнопки звонка Майло отреагировала резким «Полиция?» и не спешила появляться.
  Пятидесятилетняя, коренастая, обесцвеченная блондинка в коричневой рубашке с легкими военными нотками поверх бежевых брюк-стрейч и с хмурым выражением лица, которое, казалось, было пришито.
  Она проскользнула через одну из двух стеклянных дверей, сложила руки на груди и выслушала просьбу Майло.
  Ответив прежде, чем его последнее слово затихло. «Нет, я не могу тебя впустить».
  Майло сказал: «Это пособие по безработице, мэм».
  «На основании чего?»
  «Г-жа Окаш пропала».
  "Как долго?"
   «Она не пришла на прием несколько часов назад».
  Мансур ухмыльнулся. «Что пропало? Нет, Хосе, это больше не сработает».
  "Снова?"
  «Мой сын играл в группе, и они вместе ныряли в Долине. Полицейские утверждали, что это была проверка социального обеспечения, чтобы они могли выломать дверь.
  Али арестовали за наркотики, а он их даже не употребляет. Стоило мне целое состояние».
  «Сейчас ничего подобного не происходит, мэм».
  «Так вы говорите. Мой адвокат добился того, что все было отклонено, потому что вы, ребята, не должны были вмешиваться в первую очередь. Это стоило мне руки и ноги, а также много времени и энергии, так что забудьте об этом».
  «А как насчет этого?» — сказал Майло. «Ты пойди к ней в квартиру и проверь».
  «Проверить что?»
  «Она там? С ней все в порядке?»
  «Её нет», — сказал Мансур. «Я видел, как она ушла, и она не вернулась.
  Она выглядела хорошо».
  «Как вы можете быть уверены, что она не вернулась?»
  «Мой блок рядом с ее. Если бы она была там, я бы это знал».
  «Она хорошая соседка?»
  «А теперь начинаются вопросы?» — сказал Мансур. «Она тихая и платит аренду. Это значит хорошо. Вы ее в чем-то подозреваете? Хозяева не хотят никаких проблем, вы, ребята, что-то скрываете, и что-то происходит, найдутся адвокаты, поверьте мне».
  «Это пособие по безработице, мэм».
  Это не провалилось, потому что это была ложь. Мансур был готов отказаться.
  «Мэм, а? Так вы все меня называли, когда мне пришлось выручать Али.
  Мэм то, мэм то. А пока они меня через мясорубку пропускают.
  Она повернулась, чтобы уйти.
  Майло встал перед ней и попытался дать ей свою визитку.
  Она держала руки по бокам. «Фу. Что мне от этого нужно?»
  «Я доступен в случае возникновения проблем. Г-жа Мансур».
   «Как будто тебя это волнует», — сказала она. «Как будто я верю кому-либо о чем угодно, когда угодно и где угодно».
  —
  Вернувшись в Севилью, он рассмеялся. «Проверил прогноз погоды сегодня утром, не увидел никаких штормовых предупреждений».
  Я сказал: «В наше время все личное».
  «Разве это не правда? Так что же дальше...может быть, тот, кто владеет зданием галереи, будет относиться к нам более дружелюбно. Посмотрим, кто это может быть».
  Я завел машину. «На запад к вокзалу или на восток к центру города?»
  «Вы всегда говорите, что оптимизм полезен. Давайте нацелимся на Харт-стрит».
  —
  Поездка была тихой, если не считать хрюканья и щелчков, которые слышались, когда он работал со своим телефоном.
  Раздраженный медведь, преследуемый сверчками.
  Он откинулся назад, нахмурившись. «Вводим адрес, и появляется подразделение под названием AOC, Limited. Но поиск по лицензиям на ведение бизнеса и DBA ничего не дает. Единственная ссылка, которую я могу найти, — подразделение в Макао: Asian-Occidental Concepts. Я захожу на их сайт, и все исчезает. Еще одна попытка».
  Его большие пальцы работали. «Теперь он замерз».
  Он выключил и снова включил телефон. «Знаешь что-нибудь о Макао?»
  «Я думаю, что часть Китая любит казино».
  «Хмф, ладно, это — представь себе — Специальный административный район Китайской Народной Республики. Я представляю себе почтовый ящик в закусочной с димсамами».
  Я сказал: «Похоже на торговый центр с налоговыми льготами. А торговая палата есть?»
  «Погодите... есть, конечно... но это тарабарщина... ладно, вот кое-что: у этого места есть культурные соглашения в Европе. Компания называет себя Asian-Occidental, может, это к чему-то приведет».
  Он что-то бормотал, работая.
   «Лиссабон, Португалия… ничего… Коимбра, Португалия, ничего… еще одно место в Португалии… Порту — откуда вино? Мне бы не помешало… тоже ничего… следующая остановка… давай, Линчепинг, Швеция… спасибо за ничего, Блонди… ладно, поехали , Брюссель, Бельгия».
  Он поднял большой палец вверх и вернулся к экрану. «Общество дружбы Бельгия-Макао перечисляет целую кучу компаний, и наверху списка — AOC. Вместе с… тремя дочерними компаниями. Первая — это… подождите, это труднопроизносимо… Nieder… schön… hausen Fine Arts… затем Western Import-Export, затем Heigur, Limited. Почему третья вам знакома?»
  Я сказал: «Владелец дома, куда Окаш доставил картину».
  «Окаш продает две картины, и одна достается ее домовладельцу?»
  «Может быть, какой-то обмен на аренду. Здание не особо процветает».
  «Ладно, забудь о центре города, отправляйся на запад, молодой человек».
  —
  Никаких машин на подъездной дорожке к синему дому на Клируотер-лейн. Почта переполняла потускневший латунный ящик слева от входной двери. Крупный хлам, адресованный Жильцу. Майло положил его обратно, позвонил в звонок, получил ожидаемую тишину.
  «Не совсем Ксанаду. У них есть Роллс, да?»
  «И Volvo».
  «Автомобильный инь-янь… место явно не почтовый ящик».
  Я сказал: «Может быть, это перевалочный пункт для руководителей из Макао, когда они приезжают сюда по делам. Или какой-то способ уклонения от уплаты налогов — сохранение права собственности за рубежом, где ставки ниже, и обесценивание недвижимости здесь».
  «Как это работает?»
  «Выше моей зарплаты», — сказал я. «У меня было дело об опеке в прошлом году, пара стоила шестьсот миллионов, в основном в недвижимости. Они покупали, продавали, обменивали, продолжали обесцениваться и не платили подоходный налог. Жена угрожала разоблачить это, но это оказалось законно».
  «Она владела половиной и хотела все взорвать?»
   «Еще бы, — сказал я. — Она так ненавидела своего мужа».
  «Нос, злость, лицо — неужели вас не раздражает эта мерзость?»
  «Это от тебя?»
  «Я живу в одном отвратительном мире, ты занимаешь два».
  «У меня полноценная внешняя жизнь».
  «Кормить рыб?»
  Я улыбнулся. «Это часть дела».
  Он попробовал ворота с восточной стороны дома. Запертые. «Когда Окаш принесла картину, кто-то был здесь, чтобы впустить ее».
  «Определенно. Она оставалась внутри шестнадцать минут».
  «Вы засекли время?»
  «Делать было больше нечего, пока я смотрел».
  «Так что если мы продолжим заглядывать сюда, есть шанс кого-нибудь поймать. Давайте выбираться отсюда».
  Он поплелся к «Севилье».
  Я сел за руль. «Снова в галерею?»
  «У тебя есть на это силы?»
  "Конечно."
  «Титановый человек. Нет, я устал. Высади меня на станции, а потом иди кормить своих друзей-плавников».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  36
  Он задремал, пока я ехал, хрипя носом. В миле от станции его разбудил сигнал текстового сообщения, он резко сел и быстро набрал номер.
  Маркус Кулидж сказал: «Эй. Мы вдвоем просматривали все записи с камер видеонаблюдения, которые смогли найти в радиусе мили от места преступления. В основном это поддельные камеры, неисправности, паршивое качество, когда что-то попадалось. Но час назад Альберт — мой парень, взятый напрокат в Auto-Theft, — заметил что-то чуть меньше чем в полумиле от меня. Та же машина подъезжает к свалке в нужное время и через шестнадцать минут ее замечают едущей в другую сторону.
  Это единственная машина, которую мы видели, которая так делает. Это промышленная зона, в тот час никакого движения, чтобы говорить о нем. Диск слишком размыт, чтобы разобрать метки, но марка четкая. Седан Volvo, вы знаете, какие они квадратные. Леон — моторхед, говорит, что 850 середины-конца девяностых».
  Я сказал: «Белый».
  Кулидж спросил: «Кто это?»
  Майло сказал: «Доктор Делавэр. Оно белое?»
  Пауза. «Ты уже знаешь это?»
  «Мы не знали, пока ты не позвонил, Марк». Он рассказал Кулиджу о машинах у дома в Клируотере.
  Кулидж сказал: «Это и еще «Роллс», один для показухи, другой для грязной работы?
  Так кто же эти люди?»
  «Это, мой друг, непонятно. Все, что у нас есть пока, — это бизнес», — подытожил Майло.
  Кулидж сказал: «Макао. Где это, Карибское море?»
  «Китай. Низкие налоги и казино».
  «То есть мы можем иметь дело с азиатскими мафиози?»
  «Кто знает, Марк? Компания, похоже, занимается искусством и недвижимостью, и Окаш ведет с ними дела. Ее видели приходящей и уходящей с чем-то, похожим на картину».
  «Деловое и отвратительное дело, — сказал Кулидж, — если этот Volvo принадлежит им».
  «Мы просто заехали, ни одной машины не было, и, по крайней мере, пару дней назад
  Почта была в ящике — сплошной хлам, без имен адресатов. Учитывая то, что вы нашли, вы готовы к встрече завтра утром, в моем магазине? Приводите Альберта, вы познакомитесь с моей командой.
  «Команда? Сколько у вас человек?»
  «Три Д, все взаймы».
  «То же самое, что и здесь. Мой босс звонит начальнику автосалона, получает деньги за услугу и достает мне Альберта. Парень разбирается в машинах так же хорошо, как я знаю свою правую руку. Не уверен, что он сможет приехать, но я буду там. Когда ты думал?»
  «Десять вас устроит?»
  «Ничего страшного», — зевнул Кулидж. «Простите, смотреть это видео — это как медленно глотать водку, мне нужно вырубиться».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  37
  На следующее утро, та же комната. Я начал чувствовать себя как дома.
  Чистая доска, шесть стульев, расставленных в два ряда, как в классе.
  Майло усилил кейтеринг: две коробки с выпечкой, еще одна с ассорти из рогаликов, лосось, сливочный сыр, бумажные салфетки, кофейник, горячая вода, чайные пакетики, стаканчики из пенополистирола. Все за его счет.
  Всеобщее восторженное потребление. Даже Рид, поддавшийся соблазну цельнозернового рогалика.
  Он сидел в заднем ряду с Бинчи и мной. Перед нами были Марк Кулидж, его коллега из Инглвуда, двойник Коби Брайанта ростом шесть футов пять дюймов по имени Альберт Фримен и Алисия Богомил.
  У доски стоял Майло, его куртка была заляпана крошками, он размахивал деревянной указкой.
  Он прошел по основам: никаких дополнительных данных ни по одной из четырех жертв, никаких свидетельств о Медине Окаш. Даже с ее машиной за галереей, бездействующий вид всего здания предполагал, что она выскользнула и была кем-то подобрана.
  Это, а также скопление почты в синем доме, заставило комнату затихнуть.
  Майло похлопал Джеффри Дюгонга по лицу. «Он тоже ушел, но, по-моему, он маловероятный подозреваемый. Если только он не превосходный актер, а я не думаю, что он достаточно умен. В любом случае, нам не за что его держать, так что он вернулся в Ки-Уэст, благодаря рейсу, оплаченному Министерством внутренней безопасности».
  Альберт Фримен спросил: «Как вам это удалось?»
  «Личное обаяние. Тем временем я следил за галереей, а Алисия следила за квартирой Окаша. Ордер не обсуждается
   и я все еще не могу убедить окружного прокурора, что проверка социального обеспечения не создаст нам проблем с доказательствами. Но одно я все же получил от Дугонга — номер сотового Окаш, и я выписал повестку на ее записи».
  Кулидж сказал: «Так что, несмотря на то, что сказал этот морж, вероятность ее смерти высока».
  «У нее есть история насилия, последнее место, где видели живым Бенни Альвареса, — ее галерея, она покровительствовала рынку, где Соломон Роже размещал свои объявления. А теперь у нас есть ваша наводка на Volvo и ее связь с Клируотером. Мы вычисляли это по крайней мере для двух человек».
  «Она и какой-то чувак с Роллсом».
  «Реакция, которую мы увидели на убийства, была полной противоположностью той, что она показала Дюгоню».
  Майло повернулся ко мне.
  Я сказал: «Спокойная до безразличия и чрезвычайно кокетливая. Так что она могла быть одной из стаи сексуальных партнёрш Рика Гернси, возможно, той женщиной, которую видели с Гернси в доме в январе прошлого года».
  Кулидж спросил: «Так в чем же мотив?»
  Майло сказал: «Учитывая бизнес Окаша, у нас может быть какой-то извращенный перформанс».
  Снова тишина.
  Я сказал: «Я только что подумал об одном. У того, с кем Гернси разговаривал перед тем, как его убили, был номер в Балтиморе, а Окаш учился в средней школе в Аннаполисе».
  «Это сжигание, Док», — сказал Бинчи. «Случайные числа».
  Алисия прочистила горло. «Не совсем так. Раньше можно было заплатить за код города. И иногда коды действительно совпадали с тем местом, где они продавались. По крайней мере, я видела это в Альбуркерке».
  Майло сказал: «Вот так? Ладно, может быть, еще один кирпич в стену».
  Он указал на фотографию синего дома на Клируотере. «Вперед, к этому месту. Пока не нашел никаких имен, связанных с недвижимостью, только компания, AOC — Asian-Occidental Concepts».
  Указатель сместился вправо. Увеличенные изображения белого Volvo и длинного, гладкого Rolls-Royce того же цвета. «Это не настоящие автомобили, и на самом деле
  ни одна из них не зарегистрирована на AOC. Но эти точные модели зарегистрированы на одну из их дочерних компаний, Heigur, Limited. Что еще интереснее, другая дочерняя компания, Western Import-Export, владеет зданием, в котором находится заведение Окаша, а также двумя другими галереями на первом этаже. Ни одну из них мы никогда не видели реально ведущей бизнес».
  Кулидж сказал: «Что-то вроде фронта».
  «Вот как он пахнет», — сказал Майло. Постукивание по Volvo. «Этот —
  '96 850, как вы и предполагали, детектив Фримен. Хотите опознать Роллс?
  Фримен подошел к доске, надел очки и вернулся на свое место.
  «Нижний радиатор, удлиненная колесная база, должно быть, это Mark Three Silver Dawn.
  Если говорить о годе выпуска, то это примерно тот же возраст, что и у Volvo: с 1993 по 1996 год».
  «Впечатляет», — сказал Майло. «DMV утверждает, что Rolls от Heigur — 95-го года».
  Рид сказал: «Роллс-Ройс, дом в БиГ, огромные деньги».
  Фримен сказал: «Дом, может быть, но не обязательно машина. Рынок мягкий, как попка младенца, вы можете купить одну из них за двадцать пять, тридцать тысяч».
  Бинчи сказал: «Ты шутишь».
  Алисия сказала: «Думаешь обновиться, Шон? Поставить доску для серфинга на крышу?»
  Бинчи улыбнулся. «Может быть, если хватит ремней для автокресел».
  Кулидж сказал: «Обе машины из девяностых, так что, возможно, именно тогда в город приехали эти азиаты. То есть они могли купить Rolls новым, а мы имеем дело с чем-то стоящим больших денег».
  Майло сказал: «Пока мы не нашли других транспортных средств, зарегистрированных на Хейгура, так что, возможно. С точки зрения того, что это означает для дела?» Он пожал плечами.
  Рид сказал: «Я имел в виду, что с корпоративными типами или китайскими гангстерами может быть много перелетов. Насколько нам известно, Фоллманн и Макганн были выброшены около аэропорта, потому что он был по пути к вылету».
  Эл Фримен сказал: «Возможно, они и есть любители реактивного спорта, но вот в чем дело: машины не могут просто стоять, они гниют в гараже, двигатель замерзает. Так что если обе машины исправны, кто-то ездит на них на полурегулярной основе. И обслуживает их. Есть много мест, где можно заняться Volvo, но
   Roller более специализирован. Помимо пары дилеров, в округе Лос-Анджелес есть еще четыре парня, к которым можно обратиться. Это может сузить круг поиска».
  Кулидж повернулся, чтобы посмотреть на своего коллегу. «Ты идешь на Jeopardy!? Видишь, зачем я его привел?»
  Майло сказал: «Ты можешь позвать четверых, Эл?»
  «Конечно, сообщите мне VIN-номер, и, возможно, я смогу определить его точно».
  Майло ухмыльнулся. «Я не знал, я бы подумал, что у тебя есть такой».
  Фримен пожал плечами.
  Кулидж подтолкнул его. «Давай, брось это, мужик».
  Алисия присвистнула.
  Фримен сказал: «Пару лет назад у меня был Shadow 1976 года».
  Раздаются крики, за которыми следуют короткие аплодисменты.
  Фримен встал, поклонился, сел. «Ничего страшного, взял за тринадцать тысяч».
  Кулидж сказал: «Могу поспорить, что ты не расскажешь об этом дамам».
  Майло сказал: «Кто из четырех механиков обслуживает твою машину? Ты можешь начать с этого».
  «Я делаю это сам».
  Кулидж уставился на своего друга. «Это и студенческий баскетбол? Где твой плащ, Айронмен?»
  Алисия пристально посмотрела на Фримена.
  Он сказал: «Это не ракетостроение. Провел некоторое время с парнем в Ван-Найсе, да, начну с него».
  «Я отправлю VIN по электронной почте», — сказал Майло. «Спасибо».
  Алисия загрузила на свой телефон фотографию Silver Shadow 1976 года. « Здорово.
  Какого цвета твой?»
  Фримен сказал: «Корпус серый, салон красный».
  «Звучит великолепно».
  «Я об этом позабочусь».
  Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ.
  Майло сказал: «Что касается того, куда двигаться дальше, мы просто продолжим следить за местами Окаша. Та же ротация, если это подходит вам троим».
   Рид, Бинчи и Богомил кивнули.
  Я сказал: «Еще один опрос по Бенедикт-Каньону может быть хорошей идеей.
  Соседи, которых не было в первый раз, люди, которые помнят что-то новое».
  Майло сказал: «Если мы сможем это вместить, то, может быть».
  Алисия сказала: «А что насчет того аутичного ребенка? Он утверждает, что на самом деле был там, когда ушли убийцы. Ты уверена, что он тебе все рассказал?»
  Майло сказал: «Он несовершеннолетний, и его мать была очень опекающей, поэтому я не вижу возможности получить к нему доступ».
  Алисия сказала: «У нас есть психолог».
  Все посмотрели на меня.
  Я сказал: «Я попробую».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  38
  Я ехал домой, думая о том, как подойти к Криспину Моману. Затем я отступил назад и вспомнил работу, на которую меня учили, и посмотрел на общую картину: с этической точки зрения, должен ли я подойти к нему?
  Это был мальчик, которому выпала необычная судьба. Я не видел никакой выгоды, которую он мог бы получить от большего участия. И если бы его имя попало в книгу об убийстве, он, вероятно, мог бы оказаться в списке свидетелей.
  Если бы он был моим ребенком, я бы сказал «нет».
  Как человек, имеющий лицензию на уход за людьми, я сказал «нет».
  На следующем светофоре я написала Майло сообщение, в котором сказала, что передумала, и объяснила, почему.
  Мой телефон сразу же зазвонил.
  Да, я думал об этом, так и думал. Не беспокойся. М.
  Я продолжил движение на запад по Сансет, повернул на север по Бенедикт, выехал на Клируотер-лейн и повернул направо.
  По-прежнему никаких машин у синего дома. Еще больше почты, вывалившейся из теперь уже полного ящика, беспорядочно свалено перед дверью. Я просмотрел ее.
   Житель. Владелец дома.
  Может быть, Рид был прав, и тот, кто здесь жил, находился на другом конце планеты. С Мединой Окашем или без нее.
  Я вернулся в «Севилью». Только я повернул ключ, как пришло еще одно сообщение.
  Когда ты вернешься домой?
   Пять, десять минут. Все в порядке?
  Я в порядке. Просто иди домой.
  —
  Робин встретила меня у двери, все еще в своем рабочем комбинезоне, барабаня руками по бедрам и подпрыгивая на ногах.
  В отличие от нее, Бланш тоже была взволнована, фыркала и вертела головой.
  Я спросила: «Что происходит, девочки?»
  Робин взял меня за руку, отвел в мой кабинет и указал на мой компьютер.
  «Отправил тебе это со своего ноутбука, потому что у тебя широкий экран».
  Монитор заполнили выцветшие цвета и изогнутые формы.
  Картина — размытая, суетливая.
  Издалека интерьер гостиной эпохи Возрождения. Пышные складки атласа, бархата и вышитой ткани, замысловатая парча, волны соболя и горностая. Все это излишество перемежается драгоценными камнями в виде точек металлической отделки.
  Роскошные кучи вещей, слишком много всего в ограниченном пространстве, свидетельствовали о неизбежном коллапсе.
  Я сел, присмотрелся и изменил свое первое впечатление: это была не комната, а конный экипаж, битком набитый людьми.
  Впереди возница сжимал поводья в белой перчатке, наклоняясь к пассажирам. За ним — ночное небо, усеянное звездами, перед ним — намек на пятнистые лошадиные бедра.
  Черный человек. Буквально. Его кожа в чернильных тонах, подведенных синим и сиреневым.
  Алые губы, молочные зубы, склера глаз цвета ириски, когда он покосился на своих пассажиров. Никакой утонченности в расистских намерениях.
  На нем был наряд мавританского типа, который столетия назад питал фантазии европейских путешественников, увлекавшихся «восточным» искусством: три золотых кольца в одном висячем ухе, ливрея цвета винограда, отороченная серебром, и кремово-белый тюрбан.
  Ухмылка мультяшная.
  Я переключился на объекты внимания водителя.
  Пассажир, сидевший дальше всех от зрителя — рядом с окном вагона — был бледным, размером с ребенка, мужчиной неопределенного возраста с крошечным, сморщенным, как у обезьяны-капуцина, лицом. Его хрупкое тело было прикрыто травянисто-зеленой туникой с высокими пуговицами, подбитой внизу желтыми треугольниками, заканчивающимися колокольчиками.
  На его крошечной голове красовался капюшон из зеленой ткани, украшенный гибкими ослиными ушами.
  Улыбка с торчащими зубами.
  Профессиональный дурак, на работе.
  Ближе всего к глазу, купаясь в луче того, что, вероятно, было ярко-золотым светом столетия назад, но теперь стало экрю, сидел красивый, молодой, розовощекий мужчина, блистательный в синем шелке и белых кружевах. Блестящие локоны темных волос струились ниже его плеч. Золотые эполеты на его плечах указывали на военное звание. Как и королевско-синяя кавалерийская шляпа, балансирующая на его правом колене.
  Ухмыляющееся выражение избалованного подростка. Навощенные усы и тонкий треугольник волос на подбородке не добавили зрелости. Не добавили и сгорбленная осанка, пьяные глаза и разинутый рот, сформированный в одурманенную ухмылку. В центре рта язык, окрашенный и по форме напоминающий японский баклажан, загибался назад, мясистый наутилус исследовал внутренности за его пределами.
  Между мужчинами, прижавшись к правому боку кавалера, сидела горбоносая старуха в потертом платье цвета пыли. Одежда была мешковатой, но не могла скрыть ее пышные формы.
  Черный берет криво сидел на прядях белых волос, таких диких, что они казались наэлектризованными. Слюни стекали по ее подбородку. Платье было низко и квадратно вырезано, открывая сморщенную ложбинку, которая опускалась к увядшей розоватости правого соска женщины.
  Как те трое мужчин, улыбающиеся. Лукавая улыбка, как будто наложено заклинание.
  Два коричневых зуба сверху, один резец снизу.
  Правая рука ведьмы, скрюченная и в пятнах от печени, обхватила пенис молодого человека. Маленький орган, но стоячий.
   На полу кареты две курносые собаки, высунув языки, наблюдают за весельем. Отдыхают на подстилке из алой тафты.
  Я отвернулась, сердце колотилось. Руки Робина легли мне на плечи и остались там.
  Я положила свою руку на ее. «Как ты это нашла?»
  «Чем больше я думал о том, что вы описали, о том, что ваш подозреваемый управляет галереей, тем больше я задавался вопросом, не пытался ли кто-то воссоздать настоящее произведение искусства. Моя первая мысль была Иероним Босх или кто-то вроде него, но я ничего не нашел. Поэтому я ввел эротическое искусство вместе с основными описаниями жертв. Черный человек Молодой человек, старая женщина. Я не был уверен, как охарактеризовать умственно отсталого парня, но в конце концов я сказал «к черту политкорректность» и написал « дурак». Потому что именно так я представлял себе жестокого убийцу, смотрящего на него. К моему изумлению, это сразу же появилось на сайте youdidntinventsexstupid.com. Там полно всякой пикантной фигни. Судя по всему, Рембрандт занимался сексом на открытом воздухе, сделал кучу офортов, самый известный из которых — « Монах на кукурузном поле» . А еще есть Пикассо, Эгон Шиле, японские гравюры на дереве. Но еще и это».
  «Кто управляет сайтом?»
  «Женщина по имени Сюзанна Хирто. Профессор истории искусств в Суортморе, она направила его к «самодовольным, высокомерным детям, которые вторгаются в мой класс».
  Я сказал: «Не очень удачный карьерный шаг».
  «Вы правы, ее уволили. Не за эротику, за то, что она оскорбила чувства бедняжек. Но она поддерживает сайт, несет послание неповиновения и все такое. В любом случае, вот он: «Музей желания», написанный где-то около 1510 года, вероятно, в Венеции неким Антонио Доменико Карашелли. Ходили слухи, что он был учеником Тициана, но это не доказано. Это единственная известная работа, приписываемая ему, и даже ее можно забрать. Но, отбросив вопросы вкуса, он был хорош, не так ли? Так что, возможно».
  Я уставился на изображение. «Как долго ты над этим работал?»
  «Знаешь, — сказала она. — Ты застреваешь».
  «Где сейчас картина?»
  «Никто не знает. Я написал Хирто — она на пенсии, занимается скульптурой и живописью. Она ответила сразу, сказала, что взяла изображение из каталога, выпущенного группой переживших Холокост в семидесятых».
   «Нацистское искусство?»
  «Да, но не то, что вы подумали. Это не было украдено у еврейских коллекционеров, это было частью личной коллекции Германа Геринга. Большая часть которой была награблена. Великолепные вещи — Веласкес, Ренуар, Моне, все украдено. Как хороший нацист, он оставил рукописные списки, которые наконец-то каталогизировали несколько лет назад. Но этот ублюдок также покупал и копил эротику, которую не записывал.
  Это могло быть исключением из-за связи с Тицианом, но никто не знает наверняка. Выжившие пытались получить компенсацию за репарации, но их плохо финансировали, и они передали контроль более крупной группе, которая все еще борется за то, чтобы вернуть украденное. Так что никакого интереса к грязной картине неизвестного художника».
  «Невероятно», — сказал я. «Что ты его нашел».
  «Оказалось, это не так уж и сложно, дорогая».
  «Это как сказать, что гонщику нужно только ехать прямо». Я встал, взял ее лицо в свои руки и крепко поцеловал. «Великолепно. Абсолютно великолепно».
  «О, — сказала она. — Теперь мне нужна шляпа побольше».
  —
  Они с Бланш вернулись в студию, и я рассматривал картину, чувствуя скорее тошноту, чем торжество.
  Я начал отправлять изображение Майло. Решил, что миниатюризация телефона уменьшит воздействие, и вместо этого отправил сообщение.
  Насколько вы близки?
  Все еще в офисе. Все в порядке?
  Хорошо. Приезжай.
  Перефразируя Робина. Зачем портить гениальность?
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  39
  Я заполнил время ожидания, пытаясь найти другие ссылки на The Музей желания, порнографический тайник Геринга, Антонио Карашелли.
  Ничего.
  Я проверил сайт Сюзанны Хирто. На главной странице два ее портрета: фотография, на которой она была блондинкой лет пятидесяти с открытым улыбающимся лицом, и автопортрет маслом, на котором ее лицо исказилось до формы собачьей кости и окрасилось в желчно-зеленый цвет под копной клетчатых волос.
  Раздался звонок. Я повесил картину обратно на экран и пошёл открывать дверь.
  Майло ворвался внутрь. «Что случилось?»
  «Очень много».
  —
  Он спросил: «Как, черт возьми, ты это нашел?»
  «Робин нашел его».
  «Иисусе. Что это ?»
  Я ему рассказал.
  Он сказал: «Неизвестно? Так что тот, кто знает об этом, мог видеть это на этом сайте?»
  «Может быть».
  Третий взгляд на картину. «Невероятно. Какой у нее адрес электронной почты?»
  Я снова зашел на сайт Сюзанны Хирто. Он указал на гротескный автопортрет. «Что это такое?»
   Я сказал: «Может быть, уверенная в себе женщина».
  «Не вижу счетчика посетителей. Нажмите «Контакт», я буду умолять».
  Уважаемый профессор Хирто,
  Это лейтенант Майло Стерджис из полицейского управления Лос-Анджелеса. Недавно с вами связался Робин Кастанья, художник, проживающий здесь, в Лос-Анджелесе, по поводу картины под названием «Музей желания». Я считаю, что картина может быть связана с делом, которое я расследую. Я знаю, что это сложная просьба из-за проблем с конфиденциальностью, но есть ли способ, с которым вы можете спокойно опубликовать адреса электронной почты людей, которые заходили на ваш сайт? Возможно, кто-то из них замешан в этом преступлении. Уверяю вас, ни с кем невиновным не свяжутся и не будут беспокоить каким-либо иным образом.
  Спасибо и всего наилучшего, Майло.
  Он выдохнул. «Она, вероятно, проигнорирует меня».
  Секунды спустя:
  Эй, Майло. Серьёзно? Это безумие и жутко. Какой тип преступления? Сьюз.
  Спасибо, что ответила, Сьюз. К сожалению, убийство.
  Черт возьми! Я не вижу проблем в том, чтобы предоставить вам информацию, никто не должен уходить от ответственности за убийство кого-либо. Проблема в том, что я больше не обращаю внимания на сайт, никогда не вел файл пользователя и удаляю свои электронные письма каждую неделю или около того, потому что не хочу, чтобы дерьмо накапливалось.
  Поняла, Сьюз. Не могли бы вы пригласить одного из наших технических специалистов взглянуть и посмотреть, что они могут предложить?
  Хм. Не знаю насчет этого. Слишком черный вертолет, понимаешь? Не паранойя, просто предпочитаю жить тихой жизнью. Кстати, главный упс: как я узнаю, что ты тот, за кого себя выдаешь? Ты собираешься попросить меня отправить наличные в Нигерию?
  Хахаха. Обещаю, что я настоящий. Вот мой номер офиса в LAPD, West Los Angeles Division. Вы также можете загуглить меня. Я раскрыл несколько дел.
  Прошла минута. Две, три, четыре.
  Майло сказал: «Вот и все. Я поражен, что профессор вообще ответил».
   «Бывший профессор», — сказал я. «Ее уволили за то, что она высказала свое мнение».
  «А, женщина со вкусом и рассудительностью». Четвертый взгляд на картину, затем покачивание головой. Он прошелся, вернулся. «Ладно, давайте подумаем, в какую сторону двигаться дальше».
   Пинг.
  Несколько дел? Вы прямо Шерлок, сэр. Я позвонил по номеру, меня перевели на кого-то по имени Рид, он заверил меня, что вы его начальник. Так что ладно, дайте мне подумать. Мне не нравятся придурки, которые уходят от ответственности за пролитие крови. Мой брат — юрист, я все проверяю у него, кроме глины, инструментов, краски и кистей. Он одобряет, может быть, но ничего не обещает.
  Больше, чем я мог надеяться, Сьюз. Большое спасибо.
  Двуязычный, да? Хаста ла виста. С.
  Я повернул указательный палец.
  Он сказал: «Что?»
  «Чувствую нотку романтики в воздухе».
  «Если бы она только знала». Он ухмыльнулся. «Эй, она мне помогает, может, я смогу быть гибким. Прокрути назад к шедевру».
  Несколько секунд спустя. «Поговорим о не-изящном искусстве. Ну и что, Окаш всегда хотел быть художником, но не имеет таланта, решает работать с человеческой плотью?»
  «Я все еще думаю, что это началось с Гернси и расширилось. Смотрите, — я постучал по экрану. — Молодой парень — центр композиции. Свет падает на его лицо».
  «Окаш и Рики на той вечеринке», — сказал он. «Что-то происходит, что злит Окаш — может быть, ее застукала Кэндис Кирстед, и она обвиняет Гернси в том, что он ее втянул».
  Я сказал: «Мы знаем, что у нее вспыльчивый характер. Она впадает в ярость, решает отомстить, узнает о картине и начинает собирать остальных актеров. Наверное, начнет с бедняги Бенни Альвареса. Невысокого роста, проблемный парень, подметающий ее квартиру».
  Я похлопал шута. «Она могла воспринять это как предзнаменование».
   «Хм. Это как подарок от дьявола».
  «После этого найти ведьму будет легко, учитывая всех этих уличных людей в центре города. Так что все, что ей нужно найти, это найти черного кучера, и бедному Роже не повезло, что он ему подходит. Она берет его номер на карибской доске объявлений, звонит ему, слышит его акцент, спрашивает, откуда он. Он говорит, что с Гаити, этап кастинга заканчивается, и начинается казнь».
  Он поморщился. «Окаш и кто-то, кто живет в доме Клируотера.
  Тот пакет, который она принесла туда, может быть этим?»
  Я прокрутил изображение под ним, увеличил легенду внизу. Название, возможная атрибуция Карашелли, размеры. Тридцать дюймов в ширину, двадцать четыре в высоту.
  Я сказал: «Нет, слишком маленький».
  «Так что мистер Роллс мог бы иметь больше этого мусора... Геринг. Теперь нацистский угол зрения, замечательно... Робин здесь?»
  «В студии».
  «Позвольте мне сказать это лично».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  40
  Объятия, поцелуи, восклицание «Гений!»
  Робин сказал: «Да ладно, я просто делаю свою работу».
  Майло: «Как что?»
  «Верная подруга».
  «Больше похоже на Супергёрл. То, что ты сделала, невероятно». Он посмотрел на её скамейку.
  "Что это такое?"
  «Лютня эпохи Возрождения», — сказала она. «Что-то, на чем, возможно, играл этот симпатичный мальчик в синем».
  —
  Майло ушел, почти бегом к двери.
  Оставшись один в своем офисе, я размышлял, как засунуть информационный крючок в Asian-Occidental Concepts. Материнская компания замела следы.
  Возможно, одна из ее дочерних компаний открыла кибердверь.
  Я вычеркнул heigur и Western Import Export. Не ожидая многого, я попробовал niederschonhausen.
  Более четырнадцати миллионов просмотров.
  Район к северу от Берлина, в округе немецкой столицы под названием Панков.
  Сочетание Нидершёнхаузена и искусства наполнило экран повествованием.
  В замке Нидершёнхаузен в стиле барокко в Панкове в 1938 году располагалась галерея. В ней экспонировалось более двадцати тысяч произведений искусства, снятых со стен немецких музеев после того, как лидеры Национал-социалистической партии назвали их «дегенеративными».
   Немцы тридцатых годов были конформистской группой, и продажи шли плохо из-за плохой рецензии der Führer. Многие картины и скульптуры оказались в Швейцарии, долгое время бывшей оплотом аморальности, присягнувшей на нейтралитет. В Базеле, Цюрихе и Берне музеи, коллекционеры и дилеры, привлеченные выгодными ценами, энергично набросились на работы, и вскоре работы разошлись по всему миру.
  Человеком, ответственным за то, что по сути представляло собой крупномасштабную операцию по ограждению, был некий Хайнц Фридрих Гуршёбель.
  Это заставило меня сесть.
   Хэй-гур.
  Я напечатал.
  Хорошо образованный и уважаемый как историк искусства, пока он не стал военным спекулянтом, Хайнц Гуршёбель был любимцем нацистского высшего командования и также был замешан в продаже сокровищ еврейских и гомосексуальных покровителей искусства, отправленных в лагеря смерти. Захваченный союзниками в 1945 году, он избежал судебного преследования, ложно заявив о статусе тайного агента сопротивления и, как говорили некоторые, подкупая русских офицеров иконами и драгоценностями.
  Гуршобель также лгал о потере своей личной коллекции произведений искусства во время бомбардировки Дрездена, отправив ее по частям в Дамаск, куда в 1942 году бежали его жена и дети. Впоследствии семья переехала из Сирии в Алжир, затем в Швецию, затем в Аргентину, затем в Бельгию, где Гуршобель и его жена поселились и умерли естественной смертью.
  Больше о семье ничего.
  Компания Asian-Oriental Concepts назвала одно из своих корпоративных ответвлений в честь нацистского агента, а другое — в честь места его грабежа, так что не составит большого труда предположить связь с Музеем желаний.
  Будучи фаворитом нацистского высшего командования, Гуршёбель вполне мог иметь доступ к запасам Геринга. Забрал ли он часть или всю коллекцию после самоубийства Геринга с помощью цианида?
  Передал ли избранные произведения своим потомкам?
  Разве Музей Желания висел в какой-то тайной комнате, чтобы его можно было оценить в одиночестве?
  Неужели похотливые картины маслом были только частью наследства? Гуршёбель также передал холодную, черствую натуру?
  Разновидность злокачественного нарциссизма, легко переходящего в садизм.
  Владеть шедевром, который никогда не сможешь выставить. Жаль.
  Ну что ж, переосмыслите это в человеческой плоти.
   —
  Я потратил часы на группировку Хайнца Фридриха Гуршёбеля с музеем желаний макао азия, азиатские западные концепции aoc азиатское искусство, медина окаш и адреса двух галерей, граничащих с окашем. Окаша не оказалось, и в него были вставлены настоящие и вымышленные имена Джеффри Дюгонга, а затем имена четырех жертв в лимузине.
  Урожай мертвых ветвей.
  Я оставил длинное сообщение на рабочем телефоне Майло и отправился на пробежку. В итоге я заставил себя бежать сильнее обычного, добрался до вершины Глена и проехал полмили на восток. Я вернулся домой промокший и с болью, выпил кварту воды, принял душ, оделся, начал возвращаться в офис и остановился.
  Мое тело гудело, но мозг был похож на кусок цемента.
  Пришло время последовать совету, который я даю пациентам, когда они говорят о том, что чувствуют себя в тупике: отступите, перегруппируйтесь, дайте отдохнуть серым клеточкам.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  41
  Я играл на гитаре, когда Майло позвонил сразу после девяти вечера.
  «Еще нацистские штучки, как будто этого было недостаточно? Я позвонил в центр Холокоста, может, они нам что-нибудь расскажут. Все еще смотрю места действия Окаша, все еще ничего. Тем временем мне нужна твоя помощь. Мне позвонила Хейли Моман — мама Криспина. Пока она разговаривала со мной, ребенок кричал на нее на заднем плане. Видимо, он решил, что ему нужно снова встретиться с нами, не говоря почему. Мама сказала ему, что нет, у него был припадок. Она понятия не имеет, что именно, просто он сходит с ума. Я сказал ей, что могу прислать психолога — что она уже встречалась с тобой. Она спросила, почему ты не сказал мне это сразу, что, ты предположил, что мой сын психически болен? Я сказал, учитывая жалобу Тодда и Ширин, это показалось мне осторожным способом. Это заставило ее замолчать на секунду, а потом она сказала, что мне не нужен твой психотерапевт, у Криспина уже есть один. Тем временем ребенок ворчит на заднем плане. Я сказал, что, может быть, два врача могли бы сотрудничать. Это не понравилось парню, он орет во все горло, хочет «парня Дюма». Даже после того, как Хейли сказала ему, что ты психиатр. Парень говорит: «Даже лучше».
  «Жесткий и повторяющийся. Это последовательно».
  «Не недооценивай себя. В любом случае, Хейли позвонила терапевту ребенка, и она сказала о тебе хорошие слова, так что все улажено. Лучше раньше, чем позже, хотя я не уверен, что ребенку действительно есть что сказать. Возможно, просто жаждет внимания».
  Я проверил свой календарь. Утром собеседование по опеке. Третья встреча с капризным, упрямым отцом. Я его немного разогрел, но нужно было сделать больше.
  «Я свободен около часа».
   «Отлично, я ей скажу», — сказал он. «Ребенок весь день дома, не думай, что тебе понадобится встреча».
  —
  В двенадцать пятьдесят пять я подъехал к белому Georgian. По дороге я замедлил ход и бросил взгляд на Clearwater Lane — быстрый взгляд. Никаких машин перед синим домом.
  Дверь открыла Хейли Моман, волосы расчесаны, лицо покрыто толстым слоем макияжа. Косметика не могла скрыть усталые глаза и морщины от беспокойства.
  «Так вы терапевт. Вы не могли бы мне этого сказать?»
  «Это не казалось необходимым».
  «Честность всегда необходима… вам повезло, доктор Зонтаг говорит, что вы солидный. Профессор».
  «Я немного преподаю».
  «Да, да, в медшколе на перекрестке», — сказала она. «Я искала тебя.
  Вы работали с детьми, больными раком. Это должно было быть удручающе».
  «По большей части это было полезно».
  «Это было? В любом случае, тебя проверили и одобрили, так что я позволю тебе поговорить с моим ребенком, давай покончим с этим».
  «Есть ли у тебя идеи, что Криспин хочет мне сказать?»
  «Как будто».
  —
  Криспин сидел на полу, скрестив ноги, лицом к огромному аквариуму. Яркие рыбы скользили по коралловому лесу, клевали, ощипывали и тыкали друг друга носами. Пузырьки газировались и вырывались на поверхность воды, зажигая блики света.
  Хейли Моман прочистила горло.
  Криспин пренебрежительно махнул рукой. «Иди».
  Она вздрогнула. Выместила на мне свой стыд взглядом, готовым убить посланника.
   «Вперед, Хейли!»
  Сдерживая слезы, мать убежала от сына.
  Я направился к Криспину, не вызвав никакой реакции. Он был одет в тот же зеленый, старый полиэстеровый комбинезон и неуместные черные крылья. Его паж был в беспорядке, бежевые волосы торчали в странных направлениях. Его кожа была покрыта прыщами, что-то похожее на урожай маленьких гранатовых зерен на сжатом бледном лице.
  «Привет еще раз, Криспин».
  «Сидеть или стоять».
  Я сел рядом с ним.
  «Как я и думал».
  «Простите?»
  «Ты хотел установить связь, поэтому ты сел. Я знал, что ты сделаешь это. Я дал тебе фиктивный выбор». Он продолжал смотреть на аквариум. Но не на рыбу; никаких движений глаз. «Александр Дюма Делавэр. Писатели — профессиональные лжецы. Видимо, психологи тоже. Тебя назвали в честь профессионального лжеца. Твоя мать была нечестной?»
  Я рассмеялся.
  Он сказал: «Ты считаешь меня смешным или все еще пытаешься установить со мной контакт?»
  «Это было довольно забавно».
  «Что твоя мать была лгуньей?»
  «Что вы видите мир интересным образом».
  « Это похоже на установление контакта. У меня есть предполагаемый психотерапевт. Она всегда притворяется милой».
  Я знал его терапевта. Действительно хороший.
  Прошло несколько секунд. Он сказал: «Не беспокойся о том, что я о тебе думаю.
  Я мог бы подумать, что ты собачье дерьмо, и сказать тебе, зачем я тебя сюда привел».
  "Хорошо."
  «Ты не собираешься спросить, что это?»
  «Скажешь мне, когда будешь готов».
   Он полуобернулся ко мне. Рассматривая меня пурпурными глазами, суженными и непроницаемыми. Вернувшись к аквариуму, он принялся выдавливать прыщ.
  Взяв кровь, он перенес ее на кутикулу безымянного пальца и поднял темно-красную нить, которая протянулась по основанию ногтя.
  «Я солгал», — сказал он.
  "О…"
  «Завершите предложение. Добавьте объект. О…?»
  «О чем ты солгал?»
  «Хорошо», — сказал он. «Ты сотрудничаешь. Людям не нравится сотрудничать со мной. Людям я не нравлюсь».
  Я ничего не сказал.
  «Хорошо», — повторил он. «Ты не спорил». Он распрямил ноги, вытянул ступни прямо, пошевелил носками черных туфель. «Когда ты был здесь с Майло Бернардом, я солгал о том, что видел. Спроси меня, почему».
  «Почему ты солгал?»
  «Я не знаю. Это касается многого из того, что я делаю и думаю. Мне трудно придумывать простые объяснения. Это делает меня более интересным для меня».
  Я сказал: «Вы предпочитаете вопросы, на которые нельзя ответить».
  «Ты издеваешься надо мной?»
  "Неа."
  Он принялся за кутикулу указательного пальца. Более толстый след крови. Он слизнул его. «Я иногда пью. Переработка».
  Я спросил: «Была ли ваша ложь ложной или неполной информацией?»
  Выщипывать, выщипывать, лизать. Он долго тер глаза. «Расскажи мне, что я сказал тебе в первый раз».
  «Вы пришли в дом для вечеринок в субботу утром около трех часов ночи, услышали, как разговаривают двое взрослых, услышали, как они уезжают».
  «Я пошёл, намереваясь…»
  «Срать на собственность».
  «Ха. Хахаха. Хаха. Ха». Гнусавый, лающий смех продолжал вырываться из его скудного рта. Безличный, как очереди из автоматического оружия.
   «Хахаха. Хаха. Хахаха. Я говорил тебе, что я сру?»
  «Ты сказал, что нет».
  «Ха. Я это сделал. Не на территории. На дороге. Я нашел листья для вытирания».
  Его улыбка была тревожной. Он сыграл жестко, но он выбрал быть подлым.
  Я молчал.
  Он сказал: «Ты мне противен».
  «Я этого не видел и не чувствовал запаха, Криспин, так что на самом деле нет».
  Он резко повернул голову в мою сторону. « Ты что, издеваешься надо мной?»
  «Тот же ответ, что и в первый раз, когда вы спросили».
  Он надулся. «Александр Дюма платил другим писателям, чтобы они писали для него».
  "Это так?"
  «Вы его тезка и не удосужились узнать о нем больше?»
  "Неа."
  «Это неуместно», — сказал он. «Когда у тебя есть имя, тебе нужно его узнать. «Криспин» означает «кудрявый». Хейли этого не знала, ей просто нравилось, как это звучит, как и тебе, она не любопытна. Святой Криспин — покровитель сапожников. Святой Бернард — покровитель альпинистов.
  «Бернард» означает «медвежий». Хейли этого не знала. Она назвала меня в честь своего дедушки. Майло Бернард похож на медведя. Бернард подходит ему, но не мне.
  Это заставляет меня чувствовать себя неаутентичным. Я больше похож на лису. Меня следует назвать Рейнард. Я поискал происхождение имени Майло. Есть два мнения. Оно может быть получено от немецкого слова, означающего «измельчать в порошок», или это может быть славянское слово, означающее «милосердный». Майло Бернард больше похож на измельчителя, чем на милосердного человека. Я ничего не знал о славянском. Я поискал его. Это православный христианский церковный язык. Это эзотерика. Я чувствовал себя лучше от того, что не знаю, я не могу знать всего, хотя и пытаюсь. В данный момент я доволен собой, что у меня были полномочия вызвать тебя, и ты прибыл. Тебе очень интересно, что я собираюсь тебе рассказать?
  "Я здесь."
  «Это вывод, а не прямой ответ».
  «Мне очень интересно».
  Он уставился на аквариум и окровавил еще одну кутикулу. Внезапно он вскочил и сильно ударил по стеклу. Рыбы разбежались.
  Он снова сел. «Клоун-триггер собирался укусить спинной плавник гениохуса. Я могу сказать это по взгляду в глазах клоуна-триггера и по тому, как его тело ориентируется, когда он готовится к атаке. Когда я вижу это, я пугаю его. Вот почему я здесь и наблюдаю. Я планирую быть здесь, пока это поведение не будет устранено».
  Я сказал: «Декондиционирование».
  «Перевоспитание», — сказал он. «Как Мао Цзэдун сказал китайцам.
  Он никогда не купался, только плавал. Он отвозил молодых девушек на остров под названием Хаммер-Айленд и насиловал их».
  Я сказал: «Хороший парень».
  «Я прочитал его красную книгу, она бессмысленна, но глупые люди все равно следуют за ним».
  Он подтянул колени к подбородку. «Меньшая ложь, которую я тебе сказал, была о том, что я не гадил, главная ложь, которую я тебе сказал, в том, что я не видел деталей. Я видел. Они оба были в темной одежде. Он был высоким со светлыми волосами. Она была среднего роста с темными волосами. Я также солгал, когда сказал, что не видел их машину. Я видел. Это был белый Rolls-Royce. Он был за рулем, она была на пассажирском сиденье. Я думал, что они избалованные родители, раз ездят на такой машине, избалованные имбецилы, плодящие других избалованных имбецилов. Я богат, но я развивался независимо, потому что люди меня не любят, поэтому я делаю то, что хочу, и мыслю всесторонне».
  «Что еще вы хотите мне рассказать о людях в «Роллсе»?»
  Он надулся, недовольный тем, что тема ушла от него. «Кто что-то говорит?»
  «Это вам решать».
  «И я так и сделаю», — сказал он. «Почему бы и нет? Сначала они ехали на север, а через несколько минут вернулись. Я стоял на обочине дороги, вытирая листья. Вот тогда я и смог их лучше разглядеть. Они продолжали ехать на юг, пока я не скрыл их задние фары. Юг — это в сторону Беверли-Хиллз, что подтвердило мою гипотезу».
  "Имеет смысл. Это очень полезно, Криспин".
  «Потому что это дополняет ваш банк данных или потому что это подтверждает вашу предыдущую гипотезу?»
   «Извините, я не могу вдаваться в подробности».
  Удивительно, но никакой реакции на отказ. Наоборот; он изобразил почти улыбку. «Это очень полезно».
  "Это."
  «Обожаю это, обожаю это. Так что меня вызовут для дачи показаний, если вы арестуете их на основании моей информации, и они будут переданы в суд, а не урегулируются признанием вины».
  «Мы еще далеки от этого, Криспин».
  «Я понимаю это», — сказал он. «Но, учитывая эти обстоятельства, меня вызовут?»
  «Вы хотите дать показания?»
  «Очень. Так меня пригласят?»
  «Это сложно», — сказал я. «Ты несовершеннолетний, твоим родителям нужно
  —”
  «К тому времени я, скорее всего, достигну совершеннолетия, и Хейли и ему нечего будет сказать по этому поводу. Мне разрешат?»
  «Это не будет зависеть от меня, Криспин. Откуда такое желание давать показания?»
  «Это было бы интересно и полезно».
  Я сказал: «Многие люди будут беспокоиться о даче показаний».
  «Многие люди — это слабофункционирующие автоматы, которым важно, что о них думают другие слабофункционирующие автоматы. Я хочу встать на свидетельское место и поклясться на Библии и громко отказаться, потому что я атеист. Учитывая качество моей информации, после продолжительных дебатов между адвокатами и судьей мне будет разрешено подтвердить свою правдивость так, как я сочту нужным. Как только это будет улажено, я сообщу всем в зале суда о том, что я видел, но я сосредоточу свой взгляд на них двоих. Я, несомненно, буду звездным свидетелем. Что вы об этом скажете?»
  «Я уверен, вы будете убедительны».
  «Я буду», — сказал он. «Я могу заставить людей думать».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  42
  Он снова вскочил и снова ткнул аквариум, вызвав у рыб панику. Затем он подошел к своему стеклянному столу, столкнул коллекцию кубиков Рубика на пол и начал работать на одном из своих ноутбуков.
  Экран, полный геометрических узоров. Манипулируя, он напевал атонально.
  «Хочешь ли ты мне еще что-нибудь сказать, Криспин?»
  «Когда будешь уходить, скажи Хейли, что я готов завтракать. Хочу анчоусы».
  —
  Никаких признаков его матери. Служанка была на кухне, протирая столешницы чем-то, что пахло уксусом.
  Я сказал: «Криспин голоден».
  Она сказала: «Он всегда голодный», — и продолжила мыть.
  —
  Я вышел, сел в «Севилью» и позвонил Майло.
  Он сказал: «Единственный в своем роде. Упоминание Rolls говорит о том, что он, вероятно, натурал».
  Я сказал: «Описание женщины тоже подходит».
  «Среднего роста и темноволосый, да, это описывает Окаша. Светловолосый парень, вероятно, наш Герр Как-То-То. Хорошо, спасибо, это пойдет в книгу. Не то чтобы этот парень когда-либо хотел давать показания».
   «Совсем наоборот», — сказал я. «Он копается в грязи и ждет стартового пистолета. Возможно, именно поэтому он мне и перезвонил».
  «Зачем ему подвергать себя этому?»
  «Для внимания».
  «Хм. Из того, что ты видел, он мог бы справиться?»
  «Возможно, он не испугался бы на свидетельском месте, но я не уверен, что дело выживет». Я рассказал ему о стремлении мальчика к конфронтации по поводу его клятвы.
  Он сказал: «Неужели вы не видите, как Нгуен с этим справляется? Ладно, надеюсь, он нам не понадобится. Я заставил дружелюбного менеджера Окаша подняться и осмотреть квартиру Окаша. Она отказалась что-либо делать, кроме беглого осмотра, сказала, что нет сумочки, телефона или ключей на виду, нет Окаша, этот запах побега усиливается. Может, я ошибался насчет Дюгонга, и он ее предупредил. Я заставил полицию Ки-Уэста заехать к нему домой, парень живет в хижине, стоит перед домом и красит. Слипи не может найти ни одного рейса, которым летала Окаша, но она может быть где-то с Герром. Все еще жду записи телефонных разговоров Окаша, и все. Спасибо за то, что отрабатываете свое мастерство. Или это искусство?»
  Я сказал: «Я держусь подальше от искусства».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  43
  Остаток дня я провел за работой с документами по опеке, за которой последовал ужин с Робин, приготовленный мной, и чтение психологических журналов. Я лег спать в одиннадцать вечера, проснулся в полночь, в час ночи, в два тридцать.
  Приближалось четыре утра, я оставался бодрствующим, глаза открыты, мышцы напряжены, синапсы звенят. Я пытался глубоко дышать, чтобы снова заснуть.
   Успокойтесь, доктор, но это не помогло, и в четыре сорок пять утра я встал с кровати, подошел к шкафу и надел джинсы, толстовку и кроссовки.
  Робин пошевелилась. Я поцеловал ее в лоб и пошел на кухню. Бланш пошевелилась со своего ящика на крыльце.
  Я открыл незапертую решетку, получил сонный лиз.
  Написав записку Робину, я ушел.
  —
  Когда вы подвержены компульсивности, даже новые привычки трудно искоренить.
  Не было никаких сомнений, куда я направлялся.
  Катясь по частной дороге, проходящей над моим домом, мне пришлось резко затормозить, чтобы избежать столкновения с оленем с целой стойкой рогов. Он уставился на меня, напряг грудные мышцы и прыгнул в кусты. Через несколько мгновений огромная сова выпорхнула из сосны и была поглощена лавандово-черным небом.
  Окна «Севильи» были открыты. Прохладный майский воздух и шум суеты проникали внутрь. Я замерз и закрыл окно. Не понравилась наступившая тишина, и я включил радио.
   KJazz. Стэн Гетц играет «Desafinado». Приятно и мягко, но это не имело значения.
  —
  В Глене не было машин. Я рванул к Сансет, сделал легкий поворот налево и поехал в сторону Беверли-Хиллз. Думая о Криспине Момане, который пробирается вверх по Бенедикт-Каньону, намереваясь отомстить фекалиями.
  Движимый силами, которые он никогда не поймет.
  Ему повезло.
  —
  Легко не торопиться в пустынном каньоне Бенедикта. Я заметил его задолго до этого.
  Белая машина въехала задним ходом на подъездную дорожку синего дома.
  Я посмотрел в зеркало заднего вида, сдал назад, не соблюдая правил, повернул на восток и, как и в первый раз, когда был здесь, доехал до конца улицы, чтобы скрыться из виду.
  Выйдя из машины, я пошел вниз по склону, окутанный темнотой, надеясь, что мои шаги не спугнут чью-нибудь сторожевую собаку.
  Я спустился ровно настолько, чтобы увидеть свет в синем доме. Тусклая лампочка на подъездной дорожке высветила машину: Volvo. Я сделал еще несколько шагов.
  Никакой почты, скапливающейся перед дверью.
  Пока я стоял там, дверь треснула.
  Я отступил и увидел, как высокий седовласый мужчина вышел и запер дверь. Под мышкой он держал три прямоугольника из коричневой бумаги.
  Я помчался обратно к «Севилье», проехал несколько ярдов под уклон с выключенными фарами, когда «Вольво» выехал с подъездной дорожки и повернул налево на Бенедикт.
  На юг, в том же направлении, куда направился «Роллс», как и наблюдал Криспин.
  Я держался на расстоянии, пока квадратная белая машина проезжала на красный свет на Сансет и поворачивала направо.
  На запад. Тот же маршрут, по которому я бы пошел домой. Странная мысль мелькнула: А что, если это сосед?
   Но в Беверли-Глен, откуда я обычно направлялся на север, Volvo поехал на юг, а затем на запад.
  Машина свернула на юг на боковой улице и продолжила движение на полпути вниз по кварталу, прежде чем сделать широкую дугу в центре дороги и сдать назад на подъездную дорожку дома. На холостом ходу, когда черные железные ворота на высоте двадцати футов скользнули в сторону. За ней еще одна машина, обращенная к улице; безошибочная имперская вертикальность решетки радиатора Rolls-Royce.
  Volvo занял свое место перед своим более блестящим собратом. Ворота закрылись.
  Я выбрался оттуда, поймал красный свет на Беверли-Глен и использовал это время, чтобы написать Майло.
  Пять утра. Что-то, что встретит его по пробуждении.
  Никакого ответа до семи тридцати четырех: он постучал в мою входную дверь.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  44
  С красным лицом и красными глазами, ссутулившись и беспокойно подергивая плечами, мой друг сел в гостиной, открыл свой кейс и вытащил блокнот.
  Он бросил его на колени, не открывая. «Дом Кэндис Кирстед.
  Нереально».
  Я сказал: «Этот парень похож на ее мужа на фотографии».
  «Она разыгрывала меня».
  «Продолжаем расследование».
  «А ввязываться в это? Это уже слишком рискованно, Алекс».
  «Часть острых ощущений», — сказал я. «Как рассказывать нам историю про детеныша опоссума. «Я люблю животных».
  «Иисус. Перед тем, как прийти сюда, я проверил свои записи. Не думаю, что я сказал ей что-то важное».
  «Ты этого не сделал. И ты можешь использовать ее самоуверенность — их самоуверенность — против них».
  «Поддерживающая терапия. Мне уже лучше».
  Он получил сообщение, прочитал, ответил.
  «Эл Фримен, он нашел владельца Роллса. Сига Кирстеда. Я послал ему благодарность с пятью восклицательными знаками. Не хватило смелости».
  Он открыл блокнот. «В отличие от дома в Клируотере, здесь нет корпоративного тумана, скрывающего сделку Конрока. Чуть больше двух лет назад его купил супружеский траст Стефана Зигмунда Кирстеда и Кэндис Уоллс Кирстед».
   Я сказал: «Кэндис — родственница жертвы Окаша».
  «Должно быть. Она как раз в том возрасте, чтобы быть старшей сестрой. С большой обидой на Окаша. Но почему тогда она стала бы хозяйкой квартиры Окаша?»
  «Играет с ней, как кошка беспокоит мышь. И как лучше следить за ней, пока она планирует месть? Как долго Кирстеды владеют зданием галереи?»
  Он перелистал страницы. «Двадцать месяцев».
  «И Окаш открыла свое место восемь месяцев назад. Тот, кто может сидеть с нами так, как это делала Кэндис, имеет подавленную нервную систему. Держу пари, что ей нравится преследование так же, как и убийство. Возможно, встреча с Окаш была случайной, но Кэндис увидела в этом подтверждение. Когда Дюгонг столкнулась с Окаш на Art Basel, она болтала с потенциальными клиентами. Может, это были Кирстеды. Может, Окаш не знает, кто такая Кэндис, но Кэндис понимает, что ей дали. Она владеет галерейным пространством, Окаш хочет иметь свое собственное место, вот и все о карме».
  «Месть съедена очень холодной», — сказал он. «Да, она ледяная, чертовы крекеры Грэма, играет в добропорядочного гражданина. Но почему Окаш не знает, кто она?»
  «Сестра Эмелин сказала, что у семьи Уоллс были проблемы. Возможно, Конни никогда не приводила друзей домой. С другой стороны, Кэндис могла узнать имя Окаша из судебных документов или чего-то подобного».
  «Конни порезалась, скатилась вниз и повесилась в тюрьме»,
  сказал он. «Да, тут есть над чем поразиться».
  «Давайте посмотрим, смогу ли я подтвердить сестринскую связь».
  Я включил громкую связь на телефоне, нажал кнопки.
  Мелодичный голос пропел: «Доброе утро, Святая Тереза!»
  «Сестра Эмелин, это Алекс Делавэр, психолог, который приходил несколько дней назад».
  «Полицейский психолог». Осторожность лишила ее голос мелодичности.
  «У меня вопрос о семье графини Уоллс. Были ли у нее братья и сестры?»
  «Конни, опять? Да, у нее было два старших брата и старшая сестра».
  «Ты с ними встречался».
   «Нет, но она говорила о них, когда у нее было плохое настроение».
  «Несчастливая семья».
  «Отдалённые, холодные, отвергающие. Вот почему я никогда их не встречал. Они никогда не навещали общежитие, даже родителей, а Конни редко ездила домой во время каникул. Иногда она была одна, иногда она ходила с нами по пятам.
  Она была физически красива, но такая грустная девушка, доктор Делавэр».
  «Вы случайно не знаете имена братьев и сестер?»
  «Я знаю наверняка, потому что, когда Конни ворчала, она называла их по именам.
  Кормак командует мной, как будто я слуга, Кормак бил меня и щипал, Чарли — нет, Чак смеется надо мной и заставляет меня чувствовать себя глупо. Главная претензия к сестре была в том, что она игнорировала Конни, никогда не принимала ее... как ее звали... что-то еще, начинающееся на «С», полагаю, у родителей была слабость к именам на «С»... Кэнди, я думаю. Да, определенно. Помню, я подумал: « Эта девчонка звучит не очень мило » .
  «Спасибо за информацию, сестра».
  «Если ваша благодарность искренняя, сделайте щедрое пожертвование на нашу продовольственную кампанию. Каждая банка, стеклянная банка, коробка и бутылка пойдут тем, кто серьезно нуждается».
  «Деньги подойдут?»
  Она рассмеялась. «Деньги всегда так делают». Восстановлен ритм.
  —
  Майло сказал: «Сестринская месть. Теперь я думаю, что Окаш не сбежала, она, вероятно, уже история. Так какое отношение это имеет к уничтожению еще шести человек?»
  Моя голова заполнилась белым шумом. Я пошёл на кухню, налил две чашки кофе, не торопясь вернулся. Сортировка, контекстуализация. Воображение.
  Я протянул ему чашку. «Начнем с самого простого мотива: МакГанн и Фоллманн были исключены, потому что задавали слишком много вопросов о Бенни».
  «Они спрашивали Окаша, а не Кирстедов».
  «Может, и нет. Кирстеды владеют зданием и двумя фиктивными галереями. Что, если бы Окаша не было рядом, когда МакГанн и Фоллманн пришли
  но Кирстеды были? Они делают сострадательные лица, приглашают МакГанна и Фоллмана войти».
  «И бум». Он потер лицо. «Отлично. А как насчет лимузина?»
  «То, что я сказал вчера. Гернси и Окаш унизили ее. Это ускорило дату казни Окаша и вызвало у Гернси всеобщую ненависть. Как только он стал целью, на ум пришел Музей Желания . Уровень планирования и жестокости, который мы увидели в лимузине, попахивает давними садистскими фантазиями. Возможно, бойня произошла бы и без Гернси, но он обеспечил момент озарения».
  «Они злые, картина заполняет пробелы?»
  «Это люди, которые выбирают нацистские отсылки, когда называют свои компании. Все дело в игре».
  Его очередь на кухне. Он вернулся, злобно жуя яблоко и работая в телефоне.
  Загрузив фотографию Кэндис Кирстед из DMV, он позвонил на Карибский рынок.
  «Мисс Грэм? Лейтенант Стерджис».
  «О, привет. Что случилось?»
  «Вы очень помогли, когда мы были там, и я подумал, не могу ли я отправить вам еще одну фотографию».
  «Конечно. У тебя есть прогресс по Соломону?»
  «Медленно, но верно». Он отправил фотографию. Через несколько секунд Грэм перезвонил. «Конечно, это Кэнди. Она отличный клиент, любит наше пиво и наши свежие овощи. Они с мужем приходят к нам постоянно. Он сказал мне, что у него развился вкус к специям, когда они жили в Азии, а затем на Больших Кайманах».
  «Они когда-нибудь приходили с той другой женщиной, которую я вам показывал?»
  «Нет, они более свежие — последние несколько месяцев. Очень мило, всегда плати наличными».
  "Спасибо."
  «Это помогло тебе?» — спросил Грэм.
  «По дюйму за раз».
  «Точно так же, как открытие бизнеса».
   —
  Майло разнес яблоко, как будто это была угроза, свесив то, что осталось от черенка. Я сказал: «Кирстеды, вероятно, услышали о рынке от Окаша, обнаружили Роже на доске объявлений».
  «Они делают свое дело с лимузином, оставляют Окаш напоследок и делают с ней это тайком».
  «Нет смысла ее выставлять», — сказал я. «Она не вписывалась в картину, ее можно было выбросить, как мусор».
  Он позвонил Джону Нгуену, получил голосовую почту, попытался связаться с судьей с тем же результатом и замолчал. Бросив яблоко, он вернулся, съедая нектарин, сок которого попал ему на подбородок и он промокнул его. «Кэндис обработала меня, как чертов кусок глины». Он рассмеялся. «Метафоры искусства продолжают приходить».
  Он разнес нектарин в пух и прах. «Что ты делал, разъезжая в пять утра?»
  «Информационная перегрузка. Вы также рано встали, успели изучить Кирстедов».
  «Получил твое сообщение в пять сорок, оно меня выбило из колеи, внезапно Кэндис предстала в новом свете. Как только я успокоил свои нейроны уколом WhistlePig, я разбудил детей. Богомил назначен в здание галереи, ребята по очереди ездят вверх и вниз по Бенедикту и каждый третий раз курсируют по Конроку.
  Невозможно вести постоянное наблюдение за Конроком. Слишком тихо, нет парковки на улице, все бросается в глаза».
  «Купите парням Bentley со штрафстоянки и наденьте галстуки».
  Он взорвался смехом. Завернул нектарин в салфетку и сказал: «Я видел яйца. Можешь оставить немного?»
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  45
  Половина третьего того же дня: новая доска.
  Звезды экспозиции: увеличенные снимки DMV Стефана Зигмунда Кирстеда, пятидесяти четырех лет, и Кэндис Уоллс Кирстед, сорока одного года.
  Sleepy подтвердил многочисленные поездки пары в Гонконг, Макао, Берн, Базель, Цюрих и Стокгольм, но до сих пор нет информации о том, где они жили до переезда в Лос-Анджелес.
  Дальнейшее изучение семьи Уоллс показало, что родители Кэндис, Чарльстон и Синтия, оба умерли, как и брат Кормак. Все три смерти были зарегистрированы в больнице Джона Хопкинса в Балтиморе.
  Гепатит, рак печени, печеночная недостаточность.
  Брат Чарльстон-младший жив и находится в Федеральном исправительном учреждении в Камберленде, штат Мэриленд, уже шесть лет из двадцати двух лет лишения свободы за непредумышленное убийство и хранение наркотиков с целью сбыта.
  Разговор с помощником надзирателя выявил подробности: он наехал на своей машине на конкурента, торговца метамфетамином. Дважды.
  Согласно тюремным записям, Уоллс был заключенным без проблем, страдающим диабетом, сердечными заболеваниями и заболеваниями печени, имевшим слабые связи с Арийским братством, но не являвшимся его членом. Фотография показала бритоголового, татуированного на лице, запавших глаз, с козлиной белой бородой на подбородке, опускающейся на бледное, изможденное лицо. Сорок восемь, но выглядит ближе к семидесяти.
  Марк Кулидж сказал: «Куча алкашей, порядочная семья».
  Эл Фримен, сидевший рядом с Алисией Богомил, изредка соприкасаясь ногами, сказал: «Та же старая история».
  Алисия сказала: «Разве это не правда?» и улыбнулась ему. Бумп.
   Майло сказал: «Нет никаких записей о каких-либо домашних звонках семье, и внешне они выглядят респектабельно. Папа был юристом IRS, и они жили в хорошем районе».
  Мо Рид сказал: «Создаю фасад». Его голос раздался из ноутбука Майло.
  Он и Бинчи были подключены к встрече по FaceTime, Бинчи теперь снова наблюдает за Харт-стрит, Рид солирует с Бенедикт-Каньоном и Конроком.
  До сих пор никакого движения ни в одном из этих мест не наблюдалось, и ни Volvo, ни Rolls не выезжали из-за черных ворот.
  «Хорошая новость», — сказал Майло, — «я только что получил ордера на арест их обоих, а также разрешение на вход в оба дома и во все здание галереи.
  Мы также можем конфисковать машину Окаша, которая все еще припаркована на заднем дворе. Я не хочу сталкиваться с Кирстедами или устраивать представление из входа в галерею. Слишком много неизвестных, поэтому мы находимся в зоне ожидания, надеясь заметить их на дороге и забрать их.
  Кулидж сказал: «Избегайте ситуаций с заложниками».
  «Это и предоставление им времени для уничтожения улик. Эти люди ответственны как минимум за шесть убийств, скорее всего, за семь. Как только они окажутся под стражей, мы их разлучим и не будем торопиться. Есть вопросы?»
  Эл Фримен сказал: «Они нацисты, а ее брат связан с Братством. Есть какая-то связь?»
  «Пока нет, и тюремные записи говорят, что Кэндис никогда его не навещала. На самом деле, у него не было посетителей, и точка. Монахиня сказала Алексу, что они не были особенно сплоченными».
  «Ублюдки», — сказала Алисия. «Бедные собаки».
  Фримен сказал: «Ненависть — это общее явление».
  «Разве это не правда?»
  Ударяться.
  Я посмотрел на часы, встал и направился к двери.
  Никакого удивления на лице Майло. Фримен, Кулидж и Богомил уставились.
  Он сказал: «Доктору Д. нужно поговорить с женщиной».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  46
  Узнать Джейн Ливитт было легко: на сайте «Дэйлайтерс» ее лицо было размещено на видном месте над девизом « Vanquish Breast». Рак!
  Исполнительный председатель группы . В течение последних пяти лет также возглавлял руководящий комитет ежегодного мероприятия группы Newer Than New Year's Fling.
  Нет листинга для Кэндис Уоллс Кирстед, несмотря на ее заявление. Я также не смог найти подтверждение о танцах балета в Сан-Франциско.
  Дозвониться до Джейн Ливитт оказалось непростой задачей. Она не ответила на звонки Майло несколько дней назад; его электронные письма остались без ответа, как и голосовые сообщения, оставленные на рабочем номере группы.
  Я попробовала, написав сообщение онкологу, с которым работала в Западном педиатрическом медицинском центре, и попросив ее позвонить Уоррену Джакомо, доктору медицины, профессору клинической медицины в Университете и медицинскому консультанту «Дэйлайтерс».
  Джакомо позвонил мне в час сорок пять дня. Он оказался добрым парнем, который слышал об убийствах Бенедикта и назвал их
  «Невероятно, слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно». Он понятия не имел, кто такая Кэндис Кирстед, но заверил меня: «Джейн — милашка, посмотрим, что я смогу сделать».
  Я спросил: «Значит, это хорошая группа?»
  «Стерлинг. Старшая демографическая группа, в основном выжившие и родственники. Они были чрезвычайно щедры, и как только они дали деньги, они не настойчивы в том, как их потратить. Так полиция думает, что что-то произошло на их вечеринке?»
  «Они делают».
   «Ого, я там был», — сказал Джакомо. «Теперь, когда вы это упомянули, Джейн действительно выглядела расстроенной к концу вечера. Я не давил на нее. Золотой гусь и все такое. Дайте-ка я попробую ее личную электронную почту».
  «Я действительно это ценю».
  «Ничего страшного, я живу в квартале 500 в Роксбери. Не в хоп-скипе, но достаточно близко, чтобы вызвать у моей жены и дочерей серьезные мурашки».
  —
  Через три минуты на экране моего телефона высветился номер 310.
  Хриплый голос сказал: «Доктор Алекс Делавэр, это миссис Джейн Ливитт. Доктор.
  Джакомо сообщил мне, что вы хотите поговорить о нашем последнем сборе средств».
  «Это и Кэндис Кирстед».
  «Вы уверены, сэр. Четыре часа дня. Вы уверены, черт возьми » .
  —
  Дом был полудеревянным, облицованным камнем, с шиферной крышей в стиле Тюдоров на 800-м квартале Норт-Кэмден-Драйв в квартале Беверли-Хиллз. Английское дворянство было испорчено густым пальмовым лесом перед домом. LA
  импровизация — часть того, что делает город великим.
  На безупречно чистой подъездной дорожке был припаркован жемчужно-серый Lexus LX. На бампере красовалась наклейка « Убить рак!».
  Прежде чем я добрался до входной двери, мне открыла женщина. Лет семидесяти или около того, крошечная — пять футов ростом, девяносто фунтов после обжорства. Узкое, напудренное лицо увенчано жестким черным начесом, который вздувался, как тюрбан. На ней был бледно-голубой свитер, розовые стеганые балетки Chanel и серебряный лорнет, подвешенный на цепочке из мелкого жемчуга.
  «Доктор Делавэр, Джейн». Быстрый взгляд. Хитрая улыбка. «Вы так молоды.
  И красивый!» Птичья рука схватила мою и потрясла с поразительной силой. Сохраняя хватку, она потянула меня к входу.
  Когда я вошла, рука Джейн Ливитт скользнула под мою. Духи Chanel. Много духов.
   Она наполовину тащила, наполовину толкала меня через вестибюль с нишами, в которых стояли урны, затем спустилась на три ступеньки в заглубленную гостиную, окна которой выходили на огороженный сад, засаженный пальмами.
  Дорогой интерьер десятилетия назад, теперь очаровательно устаревший: вручную насеченные полы из ореха пекан, стены, покрытые льняным фолдом протравленного дуба, кессонный потолок из того же дерева. Стулья и диваны были обиты бархатом, узорами пейсли и яркими цветами. Картина Шагала со скрипачом выглядела настоящей, как и банка супа Уорхола, пародия на комикс Лихтенштейна и массивный шеврон Фрэнка Стеллы.
  Кэндис Кирстед выставила крекеры и кофе. Джейн Ливитт придала новый импульс концепции гостеприимства.
  Кофейный столик из серебра и стекла был заставлен тарелками из костяного фарфора с круассанами, изюмным хлебом, кунжутными лепёшками и булочками бриошь. Рядом с ёмкостью с клубничным вареньем стояла банка мягкого масла. Гигантские фиолетовые виноградины были представлены в триадах, свисающих со стеблей, окружённые ореолом ломтиками сыра, расположенными, как складки веера гейши. В дополнение ко всему этому, стояли миски с орехами, сухофруктами и розовым мясом, нарезанным тонкими ломтиками.
  «Пармская ветчина, доктор, если вы любитель белка».
  Столько еды, но ничего питья. Затем появилась здоровенная светловолосая служанка средних лет в черной униформе с белой кружевной отделкой, неся позолоченный поднос с флейтой по краям.
  «Синий, мэм».
  Джейн Ливитт сказала: «Спасибо, Софи. Сливки и сахар, доктор?»
  «С черным все в порядке, спасибо».
  «Человек сдержанности и вкуса», — сказала Джейн Ливитт, рекламируя первоклассный мостовой ремонт. «С лучшим кофе нет необходимости в разбавлении. Это высший сорт Blue Mountain. Мой муж, упокой его душу, занимался бизнесом по продаже кофе и чая. Я все еще могу достать что угодно».
  Я улыбнулся. Горничная налила. Джейн Ливитт подняла чашку, и я сделал то же самое.
  Мы отпили. Она замурлыкала. Поставила чашку. «Попробуйте виноград, доктор.
  Они с экологически чистой фермы в Чили, и они просто потрясающие».
  Нет смысла перечить власти. Я сорвал и попробовал. «Вкусно».
   «Стэн также занимался оптовой торговлей фруктами. И орехами. Всеми видами высококачественных пищевых продуктов. Я продал компании, но сохранил свои связи и нанимаю их. Как в нашем сборе средств. Наш шведский стол с закусками легендарен».
  Я снова улыбнулся.
  Она сказала: «Ты действительно красивый ». Пронзительные карие глаза опустились на мои руки. «Я не вижу кольца».
  «Я в отношениях».
  «Увы». Театральный вздох. «Ничего удивительного, хорошие всегда заняты. Пожалуйста, не сочтите меня нахальным, у меня ужасная привычка спрашивать о своей дочери».
  Она указала на большую фотографию в серебряной рамке, висящую на видном месте за едой. Двойник Мэрилин Монро в черном платье без бретелек.
  Великолепная женщина, но глаза завороженные.
  «Это моя Карен. Это было сделано профессионально, когда она думала, что станет актрисой. Теперь она учится на терапевта. Не как ты, доктор философии. Она заканчивает бакалавриат по коммуникациям и планирует работать с пациентами, проходящими курс реабилитации от наркозависимости».
  Волна беспокойства пробежала по меловой коже. «Основываясь на собственном опыте. Вы понимаете».
  "Я делаю."
  «О, ну, я полагаю, это может сработать», — сказала Джейн Ливитт. «Предоставить ей определенный уровень опыта, который мог бы помочь другим. Но я сомневаюсь, что она подвергнется воздействию не тех людей. Что вы думаете, доктор?»
  «Я не хочу уклоняться от ответа, мисс Ливитт, но я недостаточно хорошо знаю вашу дочь, чтобы делать какие-либо выводы».
  Она рассмеялась. «Понтификат. Мне это нравится. Высказывается как настоящий осторожный ученый — Уоррен такой. Доктор Джакомо. Невозможно прижать. Очень научно, все должно быть проверено и перепроверено, и как там это называется —
  воспроизводится. Я уважаю его за это и вижу, что вы сделаны из того же теста —
  есть сыр. Он из баскской деревни, где коз балуют».
  Я снова повиновался.
   Джейн Ливитт сказала: «Итак. Вы хотите узнать о ней. Что именно она сделала?»
  «Боюсь, мне снова придется уклоняться от ответа».
  «Достаточно справедливо», — сказала она. «Но очевидно, что если полиция посылает психолога, это должно быть что-то отвратительное и странное. Хорошо. Я хочу, чтобы на нее обрушилась вся тяжесть закона. Я хочу, чтобы она пожинала плоды своего гнилого характера».
  Гневные слова, но спокойный тон.
  Я сказал: «Что-то произошло на благотворительном мероприятии».
  «Сбор средств важен для нашего дела, более того, он жизненно важен.
  Деньги, которые мы собираем, идут прямо на исследования. Мы берем на себя все накладные расходы, ни копейки не идет на администрирование. В январе прошлого года мы приветствовали небольшой, но многообещающий урожай потенциальных доноров. Сбор средств был нашей возможностью показать себя с лучшей стороны, а она почти все испортила, и за это я никогда не смогу ее простить».
  «Что она сделала?»
  «Она позволила некоторым из своих друзей-отщепенцев переночевать, и они... ой, зачем ходить вокруг да около, они устроили оргию » .
  "Действительно."
  «Ну, — сказала она, — возможно, это преувеличение, но не слишком большое».
  Она глубоко вздохнула, положила руку на грудь. «Все шло как по маслу. Я управляю жестким судном, короткие речи, никаких простоев, замечательная группа, разбирающаяся в Американском песеннике. Также много выпивки, но все пьют умеренно. Мы зрелая группа, Доктор. Это наша отличительная черта. Зрелость. Мне не стоило ее слушать изначально».
  "О чем?"
  «О том, чтобы позволить ей вмешаться. Она была настойчивой, это само по себе должно было стать наводкой, я не настойчив. Но она застала меня в неподходящее время. Карен просто отсутствовала — неважно, она убедила меня. Первое, что она испортила, было место проведения. В прошлом мы использовали дома участников, так что у многих из наших участников прекрасные дома. Она убедила меня попробовать что-то новое. Этот отвратительный псевдозамок, она знала владельцев, потому что они покупали у нее и ее мужа с узким сфинктером произведения искусства, чтобы мы могли купить их с большой скидкой. Когда она назвала мне сумму, я сказал, почему бы и нет,
   будьте авантюрны. Потому что с домами членов нам приходится оформлять серьезную страховку».
  «Как Кэндис попала в группу?»
  «Она написала мне по электронной почте, сказала, что исследования рака груди — их страсть, его первая жена умерла от этого. Поэтому, когда я встретила его на благотворительном мероприятии, я выразила ему свое сочувствие и сопереживание, но он бросил на меня пустой взгляд. Как будто он понятия не имел, о чем я говорю. Затем, как будто пытаясь оправдаться, он сказал: «О, да, это было ужасно, Гертруда была бы так рада». Это должно было меня насторожить. Гертруда? Когда вы в последний раз слышали о женщине моложе восьмидесяти по имени Гертруда? Но, как я уже сказала, я отвлеклась. Плюс я приношу людям пользу».
  Ее челюсти сжались. «Пока они не докажут обратное. А потом?» Она потерла ладони, а затем взмахнула руками. «Скатертью дорога к скверному мусору».
  Я сказал: «Незваные гости...»
  «Их двое. Ящерица-любительница и шлюха с синими волосами и лицом Пиллсбери Доубоя. Очевидно, ни один из них не был одним из нас. Она впустила их, планировка этой отвратительной свалки, невозможно было контролировать. Все эти машины, застрявшие на Бенедикте, — вы видели это место?
  "У меня есть."
  «Вульгарно. Внутри было мрачно, а внешнее освещение скудное.
  Урок усвоен, в следующем году мы воспользуемся особняком одного из наших членов в Palisades, спроектированном Уоллесом Неффом. У Уэсли и Дениз есть свой личный виноградник, и мы попробуем их личные запасы — попробуйте bleu, доктор. Это действительно вкусно».
  Она с удовлетворением наблюдала, как я подчинился. Проглотив сухой кусочек, я сказал: «Эта оргия...»
  Глаза Джейн Ливитт заиграли весельем. «Полагаю, мне следует вдаваться в подробности».
  Она не спеша выбрала из миски орех макадамия, откусила его пополам и задумчиво пережевывала один кусочек. Другой положила на тарелку.
  «Я обнаружил его совершенно случайно. Когда искал ее. Она обещала мне более чем достаточно Шардоне, а нам не хватало, и я задавался вопросом, не спрятано ли оно где-то в этом хранилище».
   Кончик языка увлажнил ее губы. «Я осмотрела все это ужасное имущество, наконец, заметила, что что-то происходит сзади. Поправка, я что-то слышала. Такое плохое освещение, что ничего нельзя было увидеть, пока не подойдешь близко».
  Глубокий вздох. «Теперь ты захочешь узнать, что я слышал. Ладно, вот. Ворчание, гортанные звуки, вульгарное тяжелое дыхание». Еще один вздох, длиннее, громче. «Полагаю, мне нужно вдаваться в подробности».
  «Нет, если это доставляет тебе дискомфорт».
  «Я работаю волонтером с онкологическими больными, доктор. Ничто не заставляет меня чувствовать себя неуютно».
  Еще один щелчок языком.
  «То, что я увидел, было отвратительной сценой. Ящерица-любительница и шлюха были…»
  Она вяло помахала рукой. «Нет смысла увиливать, Карен всегда говорит мне быть прямой, это современный способ». Подмигивание подмигивание. «То, что я увидел, было то, что они двое стояли и трахались, как кролики».
  Двигая указательным пальцем вперед и назад. «Они тяжело дышали, как жертвы сердечного приступа. Его фамильные драгоценности тряслись. Потом я увидела, что их было не только двое. Она стояла на коленях позади него, подняв голову, как барсук, вынюхивающий насекомых».
  «Кэндис Кирстед».
  «Вот о ком мы говорим, верно?» — сказала Джейн Ливитт, отступая назад и наслаждаясь воспоминаниями. Еще одна половинка ореха макадамия вошла в ее рот и медленно измельчалась.
  «Ммм. С Большого острова... где я был... ах, да, барсук. Я был в растерянности и поверьте мне, Доктор, это случается нечасто. Что я сделал? Я просто стоял там. Потрясенный. Потом я сказал себе, Джейн, лидерство приходит с ответственностью, поэтому я прочистил горло».
  Она выпрямилась и продемонстрировала, как это делается, издавая рычание полуприцепа с неисправным зажиганием.
  «Можете поспорить, это привлекло их внимание, доктор. Все трое вскочили, начали застегивать молнии, пуговицы, поправляться и все такое. Это было нечто».
  Смех сопрано завершился оперной трелью.
   «Это могло бы стать ужасным пятном на моем сборе средств, но, слава богу, никто больше не понял, что произошло. Даже, я полагаю, ее муж, потому что его нигде не было видно. Оглядываясь назад, я полагаю, что во всем этом есть доля комичности. Но это воспоминания для вас. Как хорошее вино, они становятся намного вкуснее с возрастом».
  «Абсолютно. Поэтому они все ушли».
  «Я позволила Игуане и Пирожку убрать свои задницы, но когда она попыталась уйти, я преградила ей путь и наградила ее своим суровым взглядом. Карен называет это смертельным лучом».
  Кашемировые рукава застегнуты на голубиной груди. Ее лицо приняло стальную хмурость диспептического сержанта-инструктора.
  «Я просто стояла там и визуально ее приструнивала. Она знала, что ее гусь готов. Наконец, когда она начала увядать, я сказала: «Уходи и никогда не возвращайся». И все».
  Я подумал: «Ты понятия не имеешь».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  47
  Когда наступило полпятого вечера, мне не терпелось уйти, но Джейн Ливитт сказала: «Мне так понравилось с вами общаться — пожалуйста, насладитесь еще одним чаепитием».
  Я уступил еще один ломтик сыра, еще две виноградины, водяное печенье и кусок хлеба с изюмом. Думая: Большой парень, ты все испортил.
  Удержавшись от ее призывов «попробовать масло, совсем немного, оно из Дании — ладно, холестерин, я понял. Потом хотя бы джем, это смесь альпийской и обычной клубники, семья из Милана — подождите здесь одну секунду».
  Она вышла из комнаты и вернулась, неся в обеих руках фолиант в кожаном переплете. Краткая актерская карьера Карен Эмилин Ливитт сохранилась между листами пластика. Полуграмотные рецензии в одноразовой газете Беверли-Хиллз, некоторые из которых датируются школьными днями, были сохранены вместе с дополнительными фотографиями со съемок клона Мэрилин. Акцент на соблазнительных портретах, нижнем белье и отретушированных позах в бикини.
  Джейн наблюдала, как я перелистывал страницы. Когда я закрыл книгу, я сказал:
  "Потрясающий."
  «У нее был такой большой потенциал». Она отвернулась и вытерла глаза.
  Я проверил свой телефон и встал. «Ой, извините, мне правда нужно идти».
  ней связанное ?»
  "Да."
  «Тогда иди», — сказала она. «Так и надо. Мне надо организовать вечеринку. Садоводческий клуб, они обожают мои пальмы».
  Она направила мой выход так же, как и вход: рука об руку, а затем решительный толчок наружу.
  «Когда вы сможете мне объяснить, доктор?»
   «Как только смогу».
  «Великолепно», — сказала она, хлопая в ладоши. «Я хочу все кровавые подробности, все до единой».
   Будьте осторожны в своих надеждах.
  Я поехал на юг по Ломитас-авеню, повернул направо на Уолден-драйв, остановился и позвонил судье Мартину Бевилаква.
  Его клерк сказал: «Я думаю, он свободен», и позвонил ему в кабинет.
  Секунду спустя появился Марти. «Что случилось, Алекс?»
  «Еще один вопрос о разводе Ансар».
  «Никаких новых фактов».
  «Вы упомянули, что искусство было частью спора».
  «Почему это имеет для вас значение?»
  «Это может быть связано с убийством».
  «Один из них замешан? Вот дерьмо».
  «Никакого прямого участия», — сказал я, «но наши подозреваемые утверждают, что продали Ансарам. Есть какие-нибудь идеи?»
  «О, чувак», — сказал он. «Нет, без понятия, мистер скрылся со всем этим, по словам миссис, и у нее нет никаких записей, кроме того, что это якобы газиллионы».
  «У тебя есть сомнения?»
  «Знаете, каково это. Все лгут или, по крайней мере, преувеличивают».
  «Какое произведение искусства, по ее словам, он забрал?»
  «Бесценные старые мастера, но она влипла, потому что нет никаких доказательств. Ты хочешь сказать, что он тусовался с очень плохими людьми?»
  «Он мог быть просто клиентом».
  «Есть ли что-то странное в этом искусстве?»
  Хороший нос. Я сказал: «Пока никаких подробностей».
  «Алекс, это попадет в газеты?»
  Я сказал: «Не в ближайшем будущем».
  «Но, может быть, в какой-то момент».
  «Это возможно».
   «Хорошо, спасибо, что сообщили мне. И если у вас появятся какие-либо доказательства, имеющие отношение к этому чертовому разводу, дайте мне знать, и я позабочусь о том, чтобы вам заплатили за ваше время. Кто, я не знаю, но кто-то».
  —
  Майло поднял трубку своего настольного телефона после одного звонка. «Нечего сообщать».
  «Проведите меня на стоянку для персонала. Буду через двадцать минут».
  Майло спросил: «Что происходит?»
  "Двадцать."
  —
  У шлагбаума на парковке ждал униформист. Он проверил мое удостоверение личности.
  и, все еще с сомнением глядя, сунул карточку в щель. К тому времени как я вышел и пересек Батлер Авеню, он исчез.
  Я поспешил наверх и увидел Майло, сгорбившегося за своим столом и печатающего что-то.
  Длинный абзац. Ответ на ведомственную анкету. Датирован месяцем ранее.
  Он вышел из системы. «Семнадцать минут. Отдохни».
  Между чаепитием Джейн Ливитт и поездкой я достаточно посидел и остался на ногах, рассказывая ей историю.
  Он слушал, как хороший детектив. Молчаливый, сосредоточенный. Взял на мгновение, чтобы подумать, прежде чем ответить.
  «Январь. Так что Кэндис некоторое время манипулировала Окашем. Конечно, вечеринка меня сбила с толку, но я как-то предполагал, что Кирстеды вывели преднамеренность на новый уровень. Окаш назвала свою галерею Verlang. Я задался вопросом, почему, поискал и узнал, что verlangen по-немецки означает «желание».
  Хотите поспорить, кто это предложил? Так как вы видите, что Гернси втянут в это?
  Я сказал: «Кэндис могла быть одной из его барных девушек. Она предложила секс втроем с другом. Из того, что мы знаем о Рики, он бы подпрыгнул и спросил, как высоко. К сожалению, их поймали. Кратковременное смущение для Гернси и Окаша, но гораздо хуже для Кэндис. Это стоило ей социального статуса, который, как предполагалось, ей давала принадлежность к Daylighters.
   Убийство Окаша было на заднем плане, так или иначе она стала историей. Но она, вероятно, просто бросила бы Гернси, как это сделала Джоан Блант. Затем вспыхнула ярость».
  «Она облажалась, но она злится?»
  «Психопаты никогда не берут на себя ответственность. Ей не потребовалось много времени, чтобы убедить себя, что виноваты Окаш и Гернси. Слишком громкое хрюканье, кто знает что. Идея воссоздать Музей также витала в воздухе некоторое время, но после провала она начала планировать все подробно. Не торопясь, подбирая актеров».
  «Пять месяцев», — сказал он. «Забирали собак из приюта, чтобы принести их в жертву.
  И мы ели ее крекеры и пили ее чертов кофе».
  Он встал, сделал тот самый широкий шаг, который позволяет ему выйти из кабинета, прошел до конца коридора и обратно три раза.
  «Это настолько преднамеренно и извращенно, что даже Джон не может устоять перед запором».
  Он позвонил Нгуену и изложил свою позицию.
  DDA сказал: «Да, это больно… но в лучшем случае на грани…»
  "Джон-"
  «Подождите, я обдумываю это... у вас есть свидетельские показания Кирстеда с Гернси... хорошо, попробуйте, если вы понимаете риск. У вас нет ничего на мужа, а если вы арестуете жену и ничего не найдете, она поймет, что вы за ней гонитесь, и она будет свободна как птица. Такие люди могут бежать по миру так же, как бандит из гетто крадется по кварталу».
  «Я хочу арестовать их обоих».
  «Что у тебя на него есть?»
  «В этот момент вина по ассоциации и вероятный нацист, но вы знаете так же хорошо, как и я, что он замешан. Я попаду в это здание галереи и его дома, я что-нибудь найду».
  «Хм», — сказал Нгуен. «Чёрт, а почему бы и нет?»
  «Спасибо, Джон. А есть какой-нибудь конкретный судья?»
  «Я позвоню», — сказал Нгуен. «Если они действительно гребаные фашистские психопаты, им нужно уйти. Сидите спокойно».
   —
  В течение следующих шести минут Майло попеременно читал давно забытые электронные письма, бормотал себе под нос, играл с незажженной сигарой, потирал лицо и снова шагал взад и вперед по коридору.
  Он был в дальнем конце комнаты, когда зазвонил его настольный телефон.
  Я сказал: «Привет, Джон».
  «Алекс. Ты что-то хорошо замутил. Пока ты со мной, было бы неплохо, если бы ты как можно скорее запечатлел свой разговор с той богатой дамой-очевидицей. Либо продиктуй ему, либо сам запиши, а он вставит в книгу».
  «Нет проблем».
  «С тобой никогда ничего не бывает проблем. Этому учат в школе психологии?»
  «Больше похоже на школу актерского мастерства».
  «Ты тоже это сделал?»
  "Неа."
  Он рассмеялся. «Где он, в сортире?»
  «Шагая».
  «А, это. Когда он вернется, скажите ему, что ордера на арест пришли через судью Коэна, я отправлю их по электронной почте. Чао. В смысле, свежая итальянская, а не китайская еда».
  Я вышел в коридор и помахал Майло рукой.
  Он сказал: «Пожалуйста, сообщите хорошие новости».
  «Самый лучший. Проверьте почту».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  48
  В пять пятнадцать вечера Майло распечатал две копии ордеров на арест, одну оставил себе, а другую подшил к книге учета убийств.
  Он просмотрел текст. «Много свободы действий, идеально. Пора связываться с войсками».
  —
  Марк Кулидж находился в Инглвуде, где занимался избиением пистолетом и вооруженным ограблением винного магазина.
  «Это не убийство, Майло, но речь идет о крови и зубах повсюду. Я застряну здесь на некоторое время, дам знать, когда освобожусь».
  «А как насчет Эла?»
  «Конечно, попробуйте», — сказал Кулидж. «Украденные колеса обычно не имеют зубцов».
  —
  Фримен находился на парковке криминалистической лаборатории в Восточном Лос-Анджелесе, осматривая десятиколесный транспортный фургон, угнанных по пути в грузовой отсек аэропорта.
  Водители не пострадали, за исключением того, что их вытащили из кабины четверо подозреваемых, которые скрылись, когда зазвучали сирены.
  Майло сказал: «Итак, ты заканчиваешь».
  «Как будто. Теперь мне придется перебрать огромную партию стиральных машин, посудомоечных машин и холодильников, направляющихся в Дубай, записать серийные номера, а затем сопроводить их к самолету».
  Майло сказал: «Я здесь, чтобы спасти тебя».
   Фримен сказал: «Чувак, я бы с удовольствием спасся, но мой капитан здесь». Он понизил голос. «Участник».
  Майло спросил: «Один угнанный грузовик вытащил медь?»
  «Руководитель полетов — сестра моего капитана».
  «Ах».
  «А, действительно», — сказал Фримен. «Я освобожусь, вы будете первым, кто об этом узнает».
  —
  Следующий шаг — переговоры с постоянными клиентами. Он сказал Бинчи заменить Алисию Богомил в центре города, приказал ей чередоваться с Ридом на выездах в Вестсайде. Казалось, это была бесполезная перетасовка. Потом я понял.
  Все сказали: «Да, сэр».
  Когда он повесил трубку, я сказал: «Несмотря на то, что сказал Джон, арест в Вестсайде более вероятен, и вы хотите, чтобы Шон был в этом не виноват».
  Он бросил на меня долгий взгляд. «Ты вдруг начал анализировать человеческое поведение? О, да, это твоя работа. Я не прав? Шон сам не свой с тех пор, как оказался на балконе».
  «Ты не такой, но как только это закончится, я поговорю с ним».
  «Спасибо, уже около шести, пойдем перекусим».
  —
  Мы пошли на север по Батлер-стрит, в шум и дымку бульвара Санта-Моника в час пик.
  Я сказал: «Вот еще анализ. Вы не сказали мне идти домой, потому что считаете, что это будет психологическим».
  «Это уже так», — сказал он. «Все это уже там. Я не могу сказать, сколько времени я провел в размышлениях о лимузине и попытках его заполучить». Широкая ухмылка. «Теперь ты мне скажешь, что объяснений нет».
  «Поздравляю. Теперь вы добавили oracle в свое резюме. Где мы будем есть?»
  «Индийский подойдет?»
   "Всегда."
  —
  Учитывая аппетит Майло и, что еще важнее, его чаевые Diamond Jim, его тепло встречают в каждой таверне и ресторане, куда мы заходим. Индийская витрина за углом от станции поднимает его до уровня лести.
  За эти годы ему удалось справиться с несколькими недисциплинированными посетителями и уличными прохожими, убедив владелицу заведения, женщину в очках и сари, в том, что он непобедим.
  Этим вечером место гудело, в основном полицейскими в форме и в штатском. Она отдает должное Майло и за это. В этом есть доля правды; он оставил брошюры в большой комнате детективов и, как известно, расхваливал место.
  Стол, который ему нравится — сзади, лицом к улице — был свободен и наверху стоял маркер « Зарезервировано », хотя он ничего не бронировал. Женщина сияла, как будто увидела давно потерянного родственника в зале прибытия аэропорта.
  Все головы повернулись, когда она обняла нас: меня — ненадолго, Майло — дольше.
  Все снова повернули головы к теме питания, когда Майло бросил на всех хмурый взгляд, как у Джорджа Паттона.
  Прежде чем мы коснулись стульев, женщина налила нам холодный чай со специями и оставила кувшин на столе. Бегом на кухню и обратно мы получили хлеб наан, хрустящие пшеничные крекеры с чили и миски с чатни, острым перечным соусом и кинзой с чесноком.
  Пока Майло заправлял салфетку ему под подбородок, она сказала: «Там лобстер и ягненок, оба очень свежие».
  «Не можешь от этого отказаться, не так ли?»
  Я сказал: «То же самое».
  «Отлично! Я принесу тарелку».
  Сначала она принесла сливочный шпинат с домашним сыром панир. И курицу в масле. И три вида кебаба.
  Четыре вида чечевицы.
   По мере того, как стол заполнялся, брови Майло поползли вверх.
  «Закуски, капитан».
  "Лейтенант."
  «Однажды ты станешь капитаном. А потом генералом».
  Когда она ушла, он сказал: «Она не понимает, что только что прокляла меня».
  Мы начали есть.
  Спустя шесть минут, когда лобстер и ягненок еще не прибыли, позвонил Мо Рид.
  «Они в движении, лейтенант! Выехали из дома на Роллсе, доехали до Сансет и направляются на восток. Я на два корпуса позади».
  Майло сорвал салфетку. «Чёрт, и Алисия, и Шон в пути.
  Есть идеи, насколько они близки?
  «Я позвонил им первым, они оба в пробке. Алисия на Беверли и Вестерн, Шон на Санта-Монике около Ла-Бреа. Waze говорит, что им обоим не меньше двадцати. Я подумал, что они оба должны подождать, пока мы не узнаем, едут ли Кирстеды в центр города или останавливаются где-то еще».
  «Хорошая мысль, Мозес. Пока пусть они съедут и будут наготове. С «Роллс» проблемы? Не с тактической связью, я ей не доверяю, давайте оставим сотовую связь, все на конференции».
  «Понял, лейтенант. Наконец-то что-то произошло».
  —
  Мы встали и выложили наличные на стол. Майло сгреб мой взнос и спрятал его в нагрудный карман моей куртки. Его плата в три раза превышала стоимость роскошного пира.
  Женщина вышла с большой миской салата на всю семью. «Нет! Лобстер почти готов!»
  «Чрезвычайная ситуация, извините».
  «Я упакую его для тебя».
  «Спасибо, но нет времени». Он посмотрел на одного из полицейских в штатском. «Билл, только что получил Код Два, не мог бы ты взять все, что она тебе даст, и положить в большой холодильник?»
  Билл сказал: «Конечно, но я могу что-то упустить».
  Женщина сказала: «Нет нужды, сэр, я добавлю вам. За то, что вы ему помогли». Она поспешила прочь.
  Билл сказал: "Ты какой-то бог? Может, тот, что с головой слона?"
  «Богохульство», — сказал Майло, когда мы выбежали. Он остановился у двери. «Меня зовут Ганеша».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  49
  Мы взяли Impala Майло. Как раз когда он повернул на восток по Санта-Монике, Рид позвонил снова.
  «Я думал, поедут ли они на север по Бенедикт, но они только что проехали отель «Беверли-Хиллз». Она за рулем, он откидывается назад и курит что-то похожее на косячок — ладно, они поворачивают на юг по Беверли-Драйв… теперь мы на том безумном перекрестке, где сходятся все эти улицы…»
  На заднем плане гудки.
  «Это было близко», — сказал Рид. «Идиот, пишущий смс, на Maserati только что проехал на знак «стоп», чуть не врезавшись в туристический автобус… все на перекрестке пытаются понять, когда ехать, кто это придумал… ладно, добыча поворачивает налево на Canon Drive… остаемся на Canon, едем на юг… полная остановка в Elevado… придется сделать полную остановку, надеюсь, они меня не застали, нет причин для этого… Я остановлюсь и буду поддерживать визуальный контакт».
  Тридцать секунд спустя. «Все еще на юге по Кэнон, между нами снова две машины, за Роллсом легко следить... еще одна остановка в Кармелите... они проезжают... он мусорщик, выкинул свой зад в окно... она едет медленно, не похоже, чтобы они разговаривали, так что они определенно меня не заставили... ладно, теперь на красном на Кэнон и Санта-Монике остановилась вереница машин, они не на полосе поворота, так что они продолжают движение на юг».
  Я сказал: «Canon — это новый ресторанный ряд в БиГ, так что, возможно, поужинаем».
  Майло сказал: «Если нам повезет. Будет весело испортить им аппетит — Алисия и Шон, вы все еще это слышите? Идите сюда. Код два, никаких звуковых эффектов».
  — Роджер, Лут, — сказал Бинчи.
  «То же самое», — сказал Богомил.
  Рид сказал: «Зеленый свет, но никто не двигается, еще больше дураков пишут смс... хорошо, теперь мы пересекаем Санта-Монику... ты прав, Док, столики на тротуаре, люди набивают рты везде. Целая куча пешеходов... Роллс только что подъехал к парковке, похоже, он справляется... куча ресторанов. Я останавливаюсь в зоне погрузки на высоте тридцати, сорока футов, смотрю в зеркало заднего вида... они вышли из Роллса... оба в белом, не совсем девственницы, да? Солнцезащитные очки... она только что отдала ключи парковщику... вот мы идем, место под названием... La Pasta.
  Они просто обошли стороной и вошли... пока ничего, может, они останутся внутри... нет, вот они, их проводят к столику на тротуаре прямо перед ними... метрдотель, или как вы его там называете, улыбается им... теперь его нет... они устраиваются... снимают солнцезащитные очки... я найду нормальное место для парковки — ладно, через дорогу есть городская парковка, я вернусь пешком».
  Майло сказал: «Мы будем там через десять, Моисей. Наблюдай оттуда, где тебя не будет видно. Это касается всех».
  —
  Он позвонил в полицейское управление Беверли-Хиллз и, используя свое звание, дозвонился до дежурного лейтенанта по имени Фосбург.
  «Нам нужно арестовать двух подозреваемых в убийстве на вашей территории. Я подумал, что вы должны знать».
  «Убийство», — сказал Фосбург. «Чёрт. Мы говорим о парнях из банды, которые приезжают на нашу территорию, чтобы повеселиться? Наверное, нам стоит вмешаться».
  Майло сказал: «Ничего подобного. Внешне респектабельные люди из Литл-Холмби».
  «Вы шутите. Что они сделали?»
  «Лимузин в Бенедикт-Каньоне».
  «Это? Мне было интересно, как идут дела. Богатые психи или отбросы гетто, снимающие жилье в Холмби?»
  «Уважаемый», — сказал Майло.
  «Ух ты», — сказал Фосбург. «Думаю, мне следует поблагодарить тебя, потому что на несколько ярдов южнее он был бы нашим. Что тебе нужно?»
   «На данный момент ничего, я думаю, что об этом стоит говорить очень сдержанно, просто хотел поступить правильно по отношению к вам».
  «Вы сделали это. Они в доме или в офисном здании?»
  «Собираюсь пообедать в La Pasta».
  «Это место», — сказал Фосбург. «Преувеличенная репутация, но всегда много народу, евромусор и богатые туристы. Они несут? Может, стоит подождать, пока они закончат, и перенести их туда, где меньше людей».
  «Они припаркованы на парковке, без курток, полностью в белой одежде, не видно, куда положить оружие, кроме, может быть, ее сумочки. Но я не думаю, что они имеют представление, и вы не хотите, чтобы вас преследовали на машине».
  «Не-е-ет, это было бы не круто. Canon — это новый Restaurant Row, за исключением редких пьяниц, это спокойно. Несколько лет назад мы поймали нескольких мафиози из Долины, которые занимались ростовщичеством на террасе прямо через дорогу. Ты не думаешь, что тебе понадобится подкрепление?»
  «Нас четверо. Я стремлюсь к тихой и приятной прогулке».
  «Вот как я бы это сделал», — сказал Фосбург. «Хорошо, спасибо, что вы дали мне преимущество. Вот мой прямой номер. Если что-то понадобится, наберите его. И дайте мне знать, когда ситуация закончится».
  «Сделаю. Спасибо, LT»
  «Вы тоже, лейтенант. Можете называть меня Эриком».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  50
  Майло припарковал Impala в часовой зоне на 500 North block of Canon Drive, жилой, к северу от бульвара Санта-Моника. Мы продолжили путь пешком.
  Ресторанный ряд был сосредоточен на восточной стороне улицы. На западе было несколько закусочных, а также бутики и другие розничные магазины, все закрытые. Множество пешеходов, разглядывающих витрины. Майло сказал: «Давайте присоединимся к ним».
  La Pasta была одним из самых больших заведений, оснащенным двойной открытой площадкой, опоясанной железом по пояс. Ворота в центре были слегка приоткрыты. Мы поискали Мо Рида и увидели его через дорогу в полуквартале.
  Я сказал: «Ворота — это хорошо. Их можно вывести, не проходя через внутреннюю часть».
  «Я буду интерпретировать это так, что Бог любит меня».
  Мы не спешили, смешиваясь с толпой, но не сводя глаз с двух людей в белом. По мере того, как толпа то редела, то густела, Рид то появлялся, то исчезал из виду. Прислонившись к фасаду магазина и делая вид, что изучает свой телефон.
  Он был одет в серую спортивную куртку в слегка коротковатом итальянском стиле, черную футболку и джинсы. Каждый шов работал на износ, чтобы сдержать его мускулы.
  Майло сказал: «Он выглядит как персональный тренер. Для других персональных тренеров».
  Пара юных брюнеток в топах на бретельках, черных колготках и на невозможных каблуках процокали мимо нас и направились к Риду. Увидев его, они улыбнулись, а одна женщина помахала пальцем около бедра.
   Рид сделал вид, что не заметил. Женщины смотрели друг на друга, пока шли. Когда они были в пяти ярдах, Рид встретился с нами взглядом и кивнул в сторону Ла Пасты.
  Кирстеды заняли столик у обочины дороги к югу от ворот.
  В руках у обоих бокалы с белым вином, между ними бутылка.
  Стефан «Сиг» Кирстед отхлебнул и изучил меню. Высоко сидел; высокий, широкий мужчина с длинным торсом. Его волосы были цвета олова, зачесаны назад и зачесаны по бокам. Слишком далеко, чтобы разглядеть его черты, но тон его кожи был вопиющим: интенсивный загар.
  Кэндис Кирстед, каштановые волосы которой струились по спине, золотые отблески на мочках ушей и запястьях, расположилась слева от мужа. Она обмахнулась меню, отложила его, обмахнулась снова, оглядела своих соседей по столу, словно ища что-то.
  Но не кто- то. Маленький столик на двоих, сегодня гостей не будет.
  Еще немного удачи. Я так и сказал. «Бог определенно любит тебя».
  «Он — сострадательное божество».
  Мы смотрели. Сиг читал; Кэндис пила. Никакого взаимодействия. Она что-то сказала; он кивнул.
  Поставив стакан, она снова огляделась вокруг.
  Я сказал: «Она нервная, и она встречалась с нами обоими. Может, дети должны сделать это спереди, а ты подойди сзади».
  «Нет, если возникнут проблемы, то они будут спереди, и я должен нести за них ответственность».
  «По крайней мере, вам, возможно, захочется подойти с его стороны».
  «С этим я могу работать». Его руки сгибались, сжимались и разжимались. Он опустил их по бокам. Посмотрел на Timex и удлинил шаг.
  Мы находились в трех витринах от Reed, когда в торговой зоне появился разрыв: открытый проход, ведущий на открытую площадку.
  Майло сказал: «То, что хорошо для мафии, то хорошо и для меня», и нырнул внутрь. Я последовал за ним, и мы вдвоем встали так, чтобы нас не было видно другим пешеходам.
  Позади нас находился небольшой дворик, заполненный горшечными растениями, которые были не в самом расцвете сил.
  Окружающие магазины — ремонт часов, ювелирные изделия, шоколад, парикмахерская —
   были темными.
  Майло бросил быстрый взгляд на Кирстедов. «Мы в алькове, идем, Мозес. Шон и Алисия, когда вы приедете?»
  Шон Бинчи, его голос был напряженным, сказал: «Я застрял. Какая-то аварийная сливная сделка на Санта-Монике, сразу за Сан-Висенте. Вода течет, люки закрыты, каски со знаками «Медленно» и «Стоп» правят бал. Я бы проехал мимо них, но все полосы перекрыты, и повсюду расставлены козлы для пилки дров. Извини, Лут».
  «Не беспокойся об этом, Алисия?»
  «В этом чертовом городе чудовищное движение», — сказал Богомил. «Я попал в невероятную пробку около Beverly Center, но, к счастью, это не похоже на то, что сейчас происходит с ним. Я поворачиваю на Palm Drive, буду там через пять».
  «Молодец», — сказал Бинчи, но в его голосе не было ни капли радости.
  Майло сказал: «Алисия, припаркуйся как можно ближе, даже в красной зоне. Шон, напиши мне, когда будешь в пяти минутах езды».
  Рид вошел в патио, размахивая руками. От этого движения передняя часть его куртки захлопала по его массивной груди. Выпуклость его наплечной кобуры была видна на мгновение; затем он повернул шею и выпрямился, и она исчезла.
  «Есть что-нибудь, о чем следует знать, малыш?»
  «Их сразу же усадили за столик и подали вино, хотя они его не просили, так что я думаю, что это постоянные клиенты».
  «Хорошая жизнь», — сказал Майло. «Как только Алисия приедет, мы уедем.
  Кэндис знает меня, поэтому я подойду с севера. Алисия будет со мной, а ты подойди сзади. Иди к бару, закажи газировку, выгляди круто и выходи за ними. Постарайся подойти к ней поближе, потому что она нервная. Шон успеет вовремя, он будет с тобой.
  «А как же Док?»
  «Наблюдая с безопасного расстояния. По пути он придумывал, как к ним подойти. Слушайте все».
  Я сказал: «Когда вокруг так много людей, главное — избегать помех и любого сопутствующего ущерба. Наденьте на них наручники как можно скорее и как только
   они связаны, попробуйте их вывести через эти маленькие ворота спереди. Очевидно, их посадят в отдельные машины. Зачитайте им их права и переключите телефоны на запись .
  Майло сказал: «Записывайте их немедленно, но не отправляйте их в комнаты для собеседований как можно скорее. Алекс?»
  «Как только они окажутся в комнатах, никакого давления, идите мягким путем, попытайтесь дать им иллюзию контроля. Но правда в том, что все это может иметь значение. Это утонченные люди. Они обязательно будут адвокатами».
  Майло сказал: «Главное — найти доказательства в их домах и галерее. Они нанимают адвокатов, их запирают».
  Его телефон запищал, а через секунду запищал и телефон Рида. Короткий электронный дуэт.
  Алисия сказала: «Еду на юг по Canon. Тебя не видно».
  Майло высунул голову.
  «Ладно, теперь я могу — у меня есть симпатичная маленькая красная зона... здесь».
  Через несколько мгновений она присоединилась к нам, волосы были собраны в тугой пучок, на ней была черная кожаная куртка, черный свитер с круглым вырезом, серые узкие джинсы, черные кроссовки. Как будто они с Ридом согласовали цвета. Или задание вдохновило их обоих на мрачные тона.
  Майло спросил: «Ты все слышишь?»
  Она сказала: «Да».
  Еще один сигнал. «Что случилось, Шон?»
  «Наконец-то двигаюсь, Лут, но как улитка. Я застрял за десятью машинами в Доэни, каждый раз, когда загорается зеленый свет, пробки».
  «Просто оставайся с этим, малыш. Мы собираемся переехать в несколько».
  «Я вам не нужен?» — сказал Бинчи.
  «Ты мне всегда нужен. Будет много дел. Это только начало».
  —
  Как раз когда мы собирались пересечь Кэнон, из ресторана вышел официант и поставил еду перед Кирстедами. Добавки вина, пустая бутылка
   удаленный.
  Сиг сразу же принялся за еду, что-то пиля и ел с удовольствием. Кэндис ковырялась в тарелке.
  Майло дал Бинчи еще одну попытку.
  «Все еще не пересекли Доэни». Печально.
  «Мы уходим, Шон. Я использую тебя, чтобы вести одну из них».
  «Конечно, Лут», — не утешился.
  Майло выключил свой телефон, остальные сделали то же самое. «Давайте сделаем это».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  51
  Майло, Алисия и я пошли обратно в Маленькую Санта-Монику, сделав небольшой крюк, чтобы не попадаться на глаза. Перейдя Кэнон, мы направились обратно к Ла-Паста. Рид направился в противоположном направлении, перейдя Брайтон-Уэй и продолжив путь к входу в ресторан.
  Когда мы достигли края железного ограждения, Майло расстегнул кобуру, но оставил пистолет на месте. Встав перед Алисией, он повел нас. Я держался сзади. Но достаточно близко, чтобы видеть.
  Я наблюдал, как Майло подошел к Сигу Кирстеду, но тот не обратил на него никакого внимания.
  Занят нарезкой небольшого стейка, политого каким-то зеленым соусом.
  Кэндис уделила много внимания. Она прищурилась, напряглась. Сказала:
  «Лейтенант?» — и отложила вилку, которой нерешительно нанизывала феттучини.
  Ее муж поднял глаза. Смущенно. Затем весело. «Лю-тенант? Это твой друг-полицейский, Кэнди?» Ровный среднеевропейский голос.
  «Это так. А ты?»
  Алисия сказала: «Алисия».
  «Твоя девушка, мистер Лю-тенант?» — спросил Сиг. «Ты здесь ешь?
  Отличный выбор.”
  Майло сказал: «На самом деле мы пришли увидеть тебя».
  Кэндис схватила вилку. Сосредоточившись на нас и не заметив Рида, появившегося позади нее. Он протиснулся между соседним столиком и ее затылком. Это она заметила. Она резко повернула голову к нему.
  Рид продолжил идти, и она расслабилась.
  «Нас? Почему, черт возьми?» — сказал Сиг, отложив нож и вилку и изящно промокнув чистые губы. Невозмутимо. Холодные серые глаза. Почему бы и нет?
   Мир был его игрушкой. В тот момент я понял, что он был больше, чем просто помощником.
  Он улыбнулся. Загар был напылён, жёлтые границы были видны там, где он соприкасался с розовой плотью.
  Кэндис спросила: «Появилось что-то новое?»
  Майло сказал: «Лучше поговорить в другом месте».
  Сиг сказал: «Это исключено. Мы воссоздаем».
  «И все же, сэр. Пожалуйста, пройдемте с нами».
  Серые глаза обратились к камешкам пруда. «Я так не думаю, мистер Лю-тенант.
  Позвоните и запишитесь на прием».
  Кэндис сказала: «О чем идет речь? Просто расскажи нам».
  Майло достал наручники.
  Сиг улыбнулся. «Правда? Ладно, как хочешь». Доставая из кармана брюк маленькую темно-синюю жестяную банку. Темно-синяя эмаль, напечатанная белыми китайскими иероглифами. «Я вежливый человек, разговор требует свежего дыхания». Выбрав белую подушечкообразную леденцовую конфету, он положил ее на язык, закрыл рот, проглотил. «Вкусно».
  Кэндис разинула рот. «Трус!»
  «Это нехорошо, Кэнди». Взмахнув ножом для стейков, он вонзил его ей в горло, сделал укол, а затем резко полоснул им влево.
  Один вулканический спазм, прежде чем ее голова упала на грудь.
  Больше не все в белом.
  Сиг улыбнулся своему делу. Подмигнул.
  Кто-то крикнул: «Он ударил ее ножом!»
  Люди начали кричать, вскакивать на ноги, спотыкаться о себя и своих товарищей, опрокидывать стулья в спешке, чтобы спастись.
  Кто-то крикнул: «Обезглавливание — ИГИЛ!»
  Майло бросился на Сига Кирстеда, а Рид сделал то же самое сзади.
  Кирстед сидел и не оказывал сопротивления, когда на него надевали наручники.
  Ни одного взгляда на жену, истекающую струей, истекающую кровью и капающую на одежду, еду, скатерть, тротуар.
   Она сдулась, скользя низко. Волосы окунались в кровь, голова, висящая на сухожилиях, ударилась о стол с влажным глухим звуком. Ее тарелка была сбита на тротуар.
  Кровь попала в ее бокал.
  Вихревой, как перед дегустацией.
  От белого до розового и красного.
  Майло и Рид рывком подняли Сига на ноги. Он обмяк.
  Делаете Ганди?
  Затем его глаза расширились. Закатились назад, обнажив белки.
  Пока детективы пытались удержать его, пена начала струиться из теперь уже вялых губ. Его рот открылся. Наполненный пенной ванной. Он содрогнулся. Изверг внутреннюю пену.
  Сильная рвота, за которой следуют сильные судороги.
  Люди продолжали спотыкаться и кричать. Кто-то плакал. Звуки шока и мучений продолжались до тех пор, пока все столы не опустели.
  Затем странная, тревожная тишина. Тротуар был свободен, потому что Алисия была достаточно умна, чтобы сохранить его таким.
  Сиг Кирстед вздрогнул один раз, потом еще раз. Его тело обвисло в ином типе дряблости.
  Из-под автозагара начала проступать седина.
  Какая бы дешевая имитация души у него ни была, она исчезла.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  52
  Майло и Рид позволили телу упасть на землю. Майло стоял на страже, Рид сделал то же самое с тем, что осталось от Кэндис, а Алисия контролировала тротуар.
  Для нее это не проблема. Улица опустела, насколько было видно.
  Мгновенный город-призрак. Последний раз я видел его таким после землетрясения в Нортридже.
  Затем тишина сменилась шумом, когда завыли сирены. Громче, громче, оглушающе; авангардный композитор сошёл с ума.
  С юга к нам бежала какая-то фигура.
  Шон Бинчи, размахивая руками, рыжие волосы развеваются. Одетый как ска-панк басист, которым он когда-то был, в рубашке навыпуск с цветочным принтом, синих брюках-карго и Doc Martins.
  Алисия отошла в сторону, чтобы дать ему пройти. Он огляделся, тяжело дыша, глаза его были гиперактивны. «Все кончено?»
  Я сказал: «Нам нужно поговорить».
  "О чем?"
  «Давай».
  —
  Пока я уводил его от бойни, говоря тихо, размеренно, гипнотически, пять полицейских внедорожников Беверли-Хиллз подъехали, с визгом остановились и образовали очередь из машин посреди Кэнон-Драйв. Через несколько секунд две лестницы-крюка свернули на короткий квартал между Санта-
   Бульвар Моника и его меньший южный сосед, бульвар Саут-Санта-Моника.
  Пожарные остались на месте. Десять офицеров в форме из Беверли-Хиллз вышли и встали перед своими машинами. Шесть мужчин, четыре женщины, все молодые, все работают стоически, но в основном терпят неудачу.
  Через несколько секунд въехал зеленый седан без опознавательных знаков и высадил седовласого мужчину с картофельным лицом. Он на мгновение огляделся и направился прямо к Майло.
  «Эрик Фосбург».
  Короткое рукопожатие. Рука Майло была тверда. Мои — нет.
  Фосбург сказал: «Какого хрена, наша служба спасения 911 сходит с ума». Он посмотрел на тела. «О, Боже, что, черт возьми, произошло?»
  Майло сказал: «Это стало безумием».
  Взгляд Фосбурга остановился на Кэндис. «Это она? Какого черта ?»
  «А это он». Майло указал на тротуар. «Он перерезал ей горло без предупреждения, приняв какую-то ядовитую таблетку».
  «Прямо здесь? Черт возьми , безумие », — сказал Фосбург. Пот стекал по его лицу, собираясь на глубоком подбородке, окрашенном пятичасовой щетиной.
  «Невероятно, черт возьми. Ладно, по крайней мере, это не террористы и не активный стрелок, как утверждала целая куча звонивших».
  «Фейковые новости», — сказал Майло.
  Фосбург снова взглянул на тела. «Они сидят прямо там... черт, они могут быть кем угодно».
  «Они совсем не такие».
  «Он просто взял и порезал ее?»
  «Прямо в правую сонную артерию. Две секунды».
  «Блядь», — сказал Фосбург. «Кто-то также звонил о парне, которого ударили кулаком и который хрипел от сердечного приступа. Думаю, ничего подобного. Что за яд?»
  Майло глубоко вздохнул. «Он вытащил из кармана маленькую синюю коробочку на столе, проглотил маленькую белую конфетку и сказал, что это мятная леденец».
  «Как те нацистские самоубийства в кино?»
  «Это подойдет».
   «Он тоже нацист?»
  «Это сложно, Эрик».
  «Да, да, да, да. Извини, что все пошло к чертям, я знаю, каково это, когда все идет к чертям... знаешь, цвет лица у тебя не очень. Может, тебе стоит присесть».
  «Спасибо, но я в порядке».
  Фосбург посмотрел на него, покачал головой. «Ваше дело». Он оглянулся на своих офицеров. «Это безумие, но я не собираюсь лгать, я рад, что это не активный стрелок. Когда приедет фургон для склепа?»
  «Их уведомили. Пробки, кто знает?»
  Фосбург приблизился к останкам Кэндис Кирстед, вздрогнул и отступил. «Боже, это ужасно, делать ее прямо здесь, перед всеми этими людьми... ладно, я оставлю здесь столько своих солдат, сколько смогу себе позволить. Кого-то могут отозвать».
  «Как считаешь нужным, Эрик».
  «Не то чтобы мы вам понадобились, если все будет так тихо — совсем мертво. Без каламбура. Или, может быть, да, без каламбура… это хорошо, я полагаю. Тишина. Никаких гражданских заноз в заднице, легче сохранить сцену. Не то чтобы сцена была чем-то большим, не детективом, вы ее видели… все эти фейковые новости… не буду врать, мой друг, я рад, что это вы, а не мы».
  «Это определенно мы, Эрик».
  «Это так. Определенно». Фосбург похлопал его по плечу, как иногда делает Майло, когда чувствует себя добродушным. Майло не отреагировал.
  Фосбург, один глаз которого дергался, продолжил болтать. «Вот это работа, а, Майло? Ничего не происходит, а потом происходит. Между нами говоря, когда это случается с плохими парнями, я говорю: отлично, экономь на суде, двигайся дальше. В конце концов, это может сработать для тебя. Не будучи лично вовлеченным, я могу сказать все это с некоторой…
  перспектива. Никогда не убивал, никогда не хотел... совершил несколько краж со взломом и мошенничество, последние несколько лет это было движение, это большое дело, здесь, движение... думаю, это актуально сейчас, держите улицу свободной, что сделано, то сделано.
  Майло кивнул.
  Фосбург сказал: «Больше этого не сделаешь — ладно, оставлю всех десятерых, пока кого-нибудь не позовут. Хочешь, чтобы я также передал тебе, что ты
   они вам не нужны?»
  «Хорошо, что они здесь, Эрик. Если бы ты мог попросить их убрать один грузовик и заблокировать Брайтон».
  «Конечно. Хорошая идея. Убери это в угол, держи в тонусе. Ладно, я пойду, надо позвонить шефу, она на конференции в Аризоне. Скажи ей, что все под контролем. Что-нибудь еще я могу для тебя сделать?»
  Майло покачал головой.
  Фосбург сказал: «Я знаю, что ты имеешь в виду. У тебя сложилась ситуация.
  Удачи."
  Перевод: Ты сам по себе, приятель.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  53
  К тому времени, как прибыли фургоны коронера, уже стемнело. Пожарные машины остались на месте, но три патрульные машины были отозваны.
  Оставшиеся четверо полицейских прибегли к работе со своими телефонами. Они на мгновение подняли глаза, когда тела были загружены.
  Шон держался на периферии, выглядя несчастным. Майло вручил ему ордер на обыск в квартире Медины Окаш. «Не торопись, обыщи каждый дюйм. Хозяйка — прелесть, она может тебя напугать».
  «Я справлюсь с этим, Лут».
  "Точно."
  Следующий звонок Майло был в LAPD Safe Detail, запросив слесарей для входа в дома Clearwater и Conrock и здание галереи на Hart. Последнее заняло время, кузнецы Центрального дивизиона были связаны с парой ультрасовременно защищенных складов игрушек в районе, которые, как предполагалось, были хранилищем для банды, совершающей грабительские нападения на дома.
  Он распределил дома между Алисией.
  Когда она ушла, Рид выжидающе посмотрел на нее.
  «Ты и я, в центре города, Мозес. Это большое пространство. Если я смогу заполучить Кулиджа и Фримена, я тоже их использую».
  Следующий звонок: его капитан. Который направил его к заместителю начальника.
  Кто сказал ему обратиться в отдел по связям с общественностью. Который был закрыт.
  Он отправил сообщение, через две минуты ему позвонили.
  Доктор Бася Лопатински сказала: «Только что получила ваше сообщение». Я не знала, что он его оставил.
  Он сказал: «Никакой тайны в причинах и способах, но есть ли какие-нибудь догадки о ядовитой таблетке?»
  «Как это выглядело?»
  «Маленькая белая квадратная штучка в синей жестяной банке с китайскими надписями».
  «Каковы были его симптомы и как скоро он умер?»
  «Он ослабел, у него пошла пена изо рта, его вырвало, он схватил судорогу, и все. Может, полминуты от начала до конца».
  Она сказала: «За исключением полуминуты, я бы сказала, цианистый калий, который обычно действует пару минут. Это похоже на то, что использовали нацисты. Также тамильский, для бомбардировщиков в Шри-Ланке и разных других фанатиков. Я полагаю, это может быть KCN, активированный химическим ускорителем. Подойдет и антидепрессант».
  «Может ли быть, что мы говорим о настоящих нацистских вещах, сохраненных с тех времен?»
  «С китайскими надписями? Сомнительно. Их заводы производят всевозможную нелегальную продукцию. В том числе большую часть нашего фентанила».
  «Есть ли какие-нибудь законные способы использования?»
  «Здесь только промышленные цели. Фотография, добыча полезных ископаемых, производство удобрений. И для этого вы бы использовали жидкость, а не таблетки. На Диком Востоке, кто знает? Подождите... вот так. Я собираюсь отправить вам фотографию с предполагаемого сайта помощи в самоубийстве, и вы скажете: эй, это то самое».
  Через несколько секунд — изображение.
  Он спас. «Эй, это тот самый. Почему предполагаемый?»
  «Это, очевидно, коммерческий сайт, нацеленный на эксплуатацию людей, страдающих депрессией.
  Они также продают клон нембутала, чтобы гарантировать максимально быструю и безболезненную смерть».
  «Вы нашли это в даркнете?»
  «Нет, это открыто. Была ли у покойного хроническая депрессия?»
  «Понятия не имею. Сегодня впервые его встретил».
  «Понятно... ну, в Китае все дозволено, они подсыпают мусор в детское питание. Это может быть коктейль из крысиного яда, усиленный эфедрой, или метамфетамином, или клонированным риталином. Приведите его сюда, и я попробую выяснить. А как у вас дела, а? Я слышал о том, что произошло — об обезглавливании».
  «Слухи распространяются».
   «О, да», — сказала она. «Никаких секретов, мир вращается все быстрее и быстрее».
  —
  Пара техников приступила к работе, а через несколько минут появился следователь по расследованию преступлений лет шестидесяти с короткой стрижкой Дональд Хартфилд, который, должно быть, был пенсионером из правоохранительных органов. «Очевидно, я вам не нужен для удостоверения личности, сэр, но мне все равно нужно сделать заметки для файла. Хотите что-нибудь мне сказать?»
  Майло сказал: «Все, что тебе нужно».
  Хартфилд сказал: «Это связано с тем лимузином, да? Джордж Арредондо работал над этим, сказал, что это было ужасно».
  «Джордж сказал правду».
  «Угадай, что такое породило подобное. Он говорит, что все еще мечтает об этом».
  —
  Майло, Рид и я покинули место происшествия и пошли к Импале. Майло сказал:
  «Пойдем со мной, Моисей, будь проще».
  Он сел за руль, я сел спереди, а Рид сел сзади. Как подозреваемый. Казалось, он не возражал. Впечатляюще спокоен, в целом. Если вы не заметили, его руки скребли поверх обтягивающих джинсов, обтягивающих его колени.
  Движение немного рассосалось, и через двадцать минут мы были уже на полпути к галерее, когда позвонил Марк Кулидж.
  «Чувак, ты во всех новостях».
  «Правда. Я не видел никаких репортеров».
  «Кому нужны репортеры?» — сказал Кулидж. «У Джо Блоу есть мобильный телефон с камерой, у СМИ есть их канал. Звучит как беспорядок».
  «Мягко говоря. Мы направляемся в галерею. Ты свободен?»
  «Только что освободился. Что я могу сделать?»
  «Присоединяйтесь ко мне для оценки искусства».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  54
  Баннер «Распродажа в связи с закрытием бизнеса» полосовал переднее окно New World Elegant Jewelers. Мотель Flower Drum занимался каким-то бизнесом; четыре женщины в минимальной одежде разошлись, когда мы прибыли. Как и три бродяги поблизости.
  Я вспомнила Мэри Джейн Гуральник, которую подобрали на улице.
  Никаких признаков слесаря. Майло припарковался в красной зоне перед зданием галереи, осмотрел затемненные ночью окна и вытащил панателу, которую он действительно курил.
  Дым беспокоил Рида. Он отошел на несколько футов, потянулся и напрягся, быстро отжался десять раз на тротуаре, прошелся взад-вперед.
  Я использовал это время, чтобы позвонить Робину.
  Она сказала: «Это в новостях. Звучит ужасно. Моя первая мысль была: «С тобой все в порядке?»
  «Я никогда не был в опасности. Даже близко».
  «Я понял это, когда они сказали, что одна жертва — женщина. Она?»
  «От рук мужа. Который отравился и скончался на месте».
  «То есть жертв две, а не одна», — сказала она. «Они даже не могут правильно понять основы. Вы это видели?»
  "К сожалению."
  «О, детка, прости. С тобой все в порядке?»
  "Отлично."
  «Ладно». Сомневаясь, но слишком любя, чтобы сказать это. «Что дальше?»
   «Когда появляется слесарь, мы проверяем здание галереи».
  «Большое место?»
  «Три истории».
  «Значит, ты опоздаешь».
  «Они могут обойтись без меня, я отвезу их домой на Uber».
  «Твой мозг, твои глаза? Нет, я пожертвую ради общего блага. Но как только ты сможешь это сделать — когда твой разум действительно освободится от этого — давай сходим куда-нибудь, ладно? Может быть, на пляж — никакой высокой культуры».
  Я рассмеялся.
  Она сказала: «Это прекрасный звук».
  —
  Марк Кулидж появился незадолго до девяти вечера. Расчетное время прибытия слесаря составляло минимум двадцать минут.
  Пока мы ждали, из Клируотера позвонила Алисия. «Здесь никто не живет, лейтенант, по сути, это склад. Сработала сигнализация, зазвонил телефон, я убедила охранную компанию, что я настоящий».
  Майло спросил: «Хранилище произведений искусства?»
  «Ничего, кроме, LT, все комнаты завалены. Кажется, я могу различить два вида: основная часть — это постеры и гравюры, а также несколько некачественных картин, включая ту свечную сделку Manatee Man. Есть одна спальня сзади с дополнительными решетками на окнах, в которой, возможно, тридцать картин, которые выглядят как хорошие вещи, завернутые в пузырчатую пленку, эти резные золотые рамы. Я предполагаю, что вы не хотите, чтобы я их распаковывал, лучше дождаться какого-нибудь эксперта».
  «Ты правильно предполагаешь», — сказал Майло. «Что-нибудь еще?»
  «Нравится кровь или следы борьбы? Нет, это по сути дорогостоящий шкафчик для хранения вещей. Вперед, в Конрок, может, там будет что-то повкуснее».
  «Сделай это».
  Пауза. «Это была потрясающая сцена, LT»
  "Это было."
   «За гранью», — сказала Алисия. «Даже не уверена, что именно это значит, но звучит правильно».
  —
  Через шесть минут Шон позвонил из квартиры Окаша.
  «Это довольно маленькое место, Лут. Одна спальня, одна ванная, не так много мебели. Или произведений искусства — на самом деле, никакого искусства. Я нашел ее сумочку в ящике тумбочки вместе с ее телефоном. Все ее звонки и сообщения были удалены, но я уверен, что повестка может сказать нам, кому она звонила».
  Майло улыбнулся. Все еще жду записей, все академическое теперь.
  Я сказал: «Ее с сумочкой забрали и привезли в галерею».
  Шон сказал: «Это ты, Док? Да, я полагаю. Только нет никаких следов борьбы, все аккуратно, как булавка».
  «Кто-то, кого она знала».
  «Разумно. Как я уже сказал, он маленький, я проверю каждый дюйм».
  Майло сказал: «Давай».
  «Когда я закончу, — сказал Бинчи, — просто скажите мне, что еще делать».
  —
  Слесарь был пухлым, с яблочными щеками, экстравертом по имени Гильермо Тишлер, вооруженным ящиком с инструментами, в комбинезоне полиции Лос-Анджелеса и с широкой улыбкой на губах.
  «К вашим услугам». Он посмотрел на три двери. «Какую именно?»
  Майло сказал: «Все три, а когда мы войдем, возможно, и несколько внутренних дверей».
  Тишлер сказал: «Похоже, это был банк. Может, там есть сейф, с которым я могу поиграть?» Он надел перчатки и осмотрел каждый из трех засовов. «Ничего особенного. Есть ли причина вести себя хорошо?»
  «Нет, все принадлежало моим подозреваемым, и они оба мертвы».
  «Да, слышал об этом». Напевая, Тишлер достал из коробки электродрель. Гром-гром-гром-гром. Три двери распахнулись.
  Он приложил ухо. «Никакого сигнала тревоги, звук тишины. Хорошая песня. Вот».
   —
  Галерея AB-Original была меньше, чем квартира Медины Окаш: одна-единственная комната, никаких складских помещений.
  Нечего хранить. Пустое пыльное пространство, ни единой палки мебели. Майло попробовал включить свет. Мертв. Он достал свой Maglite и зашагал в заднюю часть. Немаркированная дверь, подпрыгнувшая от поворотной защелки, открылась на неосвещенную парковку.
  Гильермо Тишлер сказал: «Дела идут так плохо, что я понимаю, почему они покончили с собой».
  Никто не засмеялся, но он был одним из тех людей, которым все равно, чтобы их ценили, и снова запел.
  Я сказал: «Название места. Может быть, AB-O? Что-то для крови?»
  Майло, Рид, Кулидж и Тишлер уставились на меня.
  Кулидж сказал: «Это имеет жуткий смысл, учитывая то, что мы знаем».
  Тишлер спросил: «Они что, сами себя окровавили?»
  Майло сказал: «Следующий».
  —
  Он повел процессию обратно на улицу и в собрание сокровищ.
  Тот же размер и планировка, что и у Окаша. Эти лампы работали, но большинство лампочек на верхних направляющих не горели, а скудный свет говорил о неиспользовании. Как и голые полки в задней части склада.
  В отличие от соседей, на участке нет двери.
  Я сказал: «Когда-то это место и AB-O, вероятно, были связаны».
  Гильермо Тишлер сказал: «Это имеет смысл».
  Мо Рид осмотрел стену, граничащую с AB-Original. Постучал руками в перчатках. В месте чуть западнее центра он сказал: «Полая, да, здесь была дверь».
  Гильермо Тишлер сказал: «Если эта пустая болтовня продолжится, у вас будет легкая ночь».
  Майло сказал: «Следующий».
   —
  Verlang Contemporary был таким же, каким мы его видели, за исключением людей, вина и картин Джеффри Дюгонга. Стол, телефон, свет.
  Тишлер открыл рот. Майло сказал: «Да, там кипит жизнь».
  Он поспешил в складское помещение, теперь пустое, и попытался открыть дверь, ведущую в таинственную зону. Заперто.
  «Иди», — сказал он Тишлеру.
  Тишлер постучал в дверь один раз. «Чушь, я мог бы выбить ее ногой». Появилась дрель.
  Дверь содрогнулась, когда засов отпустился, но когда Тишлер попытался повернуть ручку, она сопротивлялась.
  «Вот это сюрприз — о, ладно, просто застрял». Он приоткрыл дверь коленом. Мы прошли мимо него.
  Еще больше пустого пространства, размером со шкаф, освещенного одной голой лампочкой.
  Ограниченная география, но две двери.
  Один, с которым Тишлер легко справился, вел к парковке. Другой, на левой стене, отреагировал глухим стуком на тычок Тишлера и заставил его нахмуриться.
  «Это прочно. И негабаритно».
  Белая плита, Г-образная ручка, окрашенная в тот же цвет. Ниже три болта.
  Тишлер постучал дважды. «Да, это металл. Судя по резонансу, это, наверное, довольно серьезная сталь».
  Майло сказал: «Может быть, хранилище, с которым ты хочешь поиграть».
  Тишлер провел рукой по середине плиты. «Сомневаюсь. У двери хранилища было бы центральное колесо посередине, не похоже, чтобы что-то было залатано или закрашено. Но это могла бы быть защитная дверь, ведущая в хранилище... серьезные защитные петли. Такая масса стали, вероятно, весит минимум полторы тонны».
  Майло спросил: «У тебя есть все необходимое, чтобы это сделать?»
  «Что вы думаете?» — сказал Тишлер. «Эти замки новые, выглядят как... двадцатилетней давности и ничего особенного».
   Он опустился на колено. «Два Йеля, один Шлаге, вот и Папа!»
  Дрель сделала свое дело. Тишлер потянулся к рукоятке, но Майло добрался до нее первым, резко повернулся и шагнул в темноту.
  Мы с Ридом прошли мимо Тишлера.
  Он пробормотал: «Кто-то торопится», — и замыкал шествие.
  —
  Maglite Майло нашел выключатель. Один щелчок — и все стало ярким.
  Мы вошли в десять квадратных футов пространства без окон со стенами, покрытыми замысловатыми узорами из зеленой, белой и красной плитки. Полы были из белой плитки метро, ведущей к богато украшенной стальной лестнице.
  Полтора пролета, гранитные ступени, перила, украшенные виноградными лозами и цветами, и столбы в форме рычащих львиных голов.
  Странный дрожжевой запах.
  Майло удержал нас и начал подниматься.
  Двадцать шагов спустя: «Чисто».
  —
  Наверху лестницы находился чердак с кирпичными стенами, длиной шестьдесят или семьдесят футов и шириной в два раза меньше, с перегородкой на северном конце, которая не доходила до потолка и имела зазоры в шесть футов с каждой стороны.
  Высокий потолок, не менее тридцати футов, обшитый до необработанных досок, воздуховоды голые. Двойные окна создавали иллюзию трехэтажного дома.
  Освещение, резкое, пепельное, всепроникающее, пропитанное пылью, исходило из четырех дорожек, параллельных центральной балке потолка. Полы были из широких сосновых досок, изрытых и поцарапанных и отполированных десятилетиями пешеходного движения.
  Здесь дрожжи сильнее.
  Бумага.
  Половина чердака была заполнена десятифутовыми стопками плакатов, сгруппированных примерно по сотне штук, кучами почтовых трубок, скрепленных металлическими полосками, и кучами плоского коричневого картона — заготовок для транспортировочных коробок.
  Верхний постер, копия Irises в низком разрешении. Этикетка на обороте была напечатана китайскими иероглифами. Немного перевода: Van Goe
  Во второй стопке оказалась банка супа.
  Уорхол
  Тишлер сказал: «Их правописание улучшилось. Ну и что, что это были торговцы старьем?»
  Рид сказал: «Что-то вроде того».
  «Ненавижу это, портить искусство. Я рисую. Раньше зарабатывал этим на жизнь в Чили.
  Коммерческий. Вы уважаете искусство, вы не приукрашиваете его».
  Майло сказал: «Запомни эту мысль». Он прошел через отверстие с левой стороны перегородки.
  Казалось, долгое время не было никаких ясных сигналов.
  Гильермо Тишлер спросил: «С тобой все в порядке?»
  Майло снова появился. «Теперь можешь идти, мой друг. Спасибо».
  «Я не могу услышать суть?»
  «Спасибо за уделенное время. Человек с вашими способностями, я уверен, вы сможете найти выход».
  «Правда?» — сказал Тишлер. Вздохнув, он взял свой ящик с инструментами и ушел.
  Когда звуки его шагов стихли, Майло повернулся к Риду, Кулиджу и мне. «Я не скажу «готов», потому что вы не можете быть готовы».
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  55
  Такое же пещеристое пространство находится и по другую сторону перегородки.
  Это освещение иное, скудное, благодаря единственной дорожке, проходящей по центру.
  Хотя лампочки теплее. Рассчитанный фокус.
  Объекты освещения: два мольберта. Прочные, массивные дубовые профессиональные модели художников, оба расположены вдоль центральной оси комнаты, разделенные двадцатью футами открытого пола.
  Слово «кураторство» стало избитым клише. Но оно применимо здесь.
  Экспонат.
  На ближайшем мольберте стояла картина, оправленная в мерцающую позолоту.
  Вырезанная вручную рама украшена миниатюрными головками горгулий.
  Я знал размеры. Но все равно Музей Желания был на удивление мал.
  Яркие цвета, нехарактерные для грязной архивной фотографии Сюзанны Хирто, говорят о недавней реставрации.
  Прекрасно, но ужасно сделано.
  Картина — творение талантливой руки, но не превзошла по качеству карикатуру.
  Потому что целью было не что иное, как шокировать.
  Четверо из нас уставились, ошеломленные и замолчавшие. Я все еще смотрел, как Майло, Рид и Кулидж перешли ко второму мольберту.
  Кулидж ахнул. Рука Рида метнулась ко рту.
   Майло стоял там. Я догнал его.
  Картина еще меньше, может быть, десять квадратных дюймов.
  Похожие оттенки, похожий стиль.
  Бирка, прикрепленная к мольберту. Неразборчивый почерк перьевой ручкой.
   Судьба блудницы
   Антонио Доменико Карасель i
   около 1512 г.
  Шишки размером с вишню начали бегать вверх и вниз по линии подбородка Майло. Мышечный тик, который мучает его, когда он борется с внутренним возгоранием.
  Я собрался с духом и посмотрел на картину.
  Черный фон, светотеневое освещение, направляющее взгляд на триаду изображений.
  Три блестящих серебряных подноса на столе, покрытом бархатом цвета виски.
  В левом подносе — отрубленная рука, в правом — нога.
  Центральный поднос заполняла женская голова, темные локоны струились по рифленому краю. Глаза широко открыты, но пусты. Рот сформировался в окончательный овал. Кожа, мелово-серая, с акцентами лилового и морского зеленого, а в стратегических местах красная.
  Марк Кулидж сказал: «О, Боже». Его взгляд устремился в дальний конец комнаты.
  Что-то в углу, что было проигнорировано освещением. Едва различимое в закопченном мраке.
  Мы вчетвером сблизились. Детали материализовались.
  Белый прямоугольник длиной шесть футов.
  Глубокая заморозка.
  И снова Майло удержал нас и пошел к нему. Подняв крышку, он заглянул внутрь и невольно отступил назад.
  Рид, не привыкший видеть своего босса выведенным из равновесия, выдавил из себя одно-единственное хриплое слово: «Её».
   Майло сказал: «Синие волосы» и начал опускать крышку.
  Его рука соскользнула.
  Он захлопнулся.
   OceanofPDF.com
   ГЛАВА
  56
  Не будет никакого суда по делу, которое блогеры, распространители слухов, сторонники теорий заговора и СМИ, играя в догонялки, окрестили «бойней в лимузине».
  Никакого быстрого решения проблемы, скрытого от общественности, департамент делает все возможное, чтобы контролировать утечки.
  Невыполнимая задача. Удовлетворить блогеров, распространителей слухов…
  —
  Тесты люминола в здании галереи выявили океаны крови из нескольких человеческих источников, в основном наверху по всему чердаку. Но следы зачистки были также обнаружены в задней прихожей, ведущей к лестнице, и эти образцы отследили до Марселлы МакГанн и Стивена Фоллмана.
  На то, чтобы разобраться с этим склепом, потребовалось бы время, и лабораторию Министерства юстиции можно было бы убедить расставить приоритеты. Но боссы Майло решили действовать медленно, надеясь, что интернет-шум утихнет, и они смогут перестать отвечать на раздражающие вопросы.
  Как и сказала Алисия, в доме в Клируотере не оказалось ничего, кроме хранилища произведений искусства. Та же комбинация дешевого постера и вековых картин, которые еще не были каталогизированы.
  Картины были перенесены в хранилище с контролируемой температурой в криминалистической лаборатории. Майло предложил пригласить Сюзанну Хирто. Его боссы посчитали иначе и наняли профессора истории искусств из U., который прибыл с отрядом жаждущих аспирантов. Когда их экспертные знания оказались недостаточными, профессор пригласил Сюзанну Хирто.
   Потребовалось некоторое время, но команде удалось разделить сокровище на две категории. Почти триста картин, от эпохи Возрождения до импрессионизма, как считалось, были разграблены нацистами, пятьдесят девять из них были помечены визитной карточкой Хайнца Гуршёбеля.
  Информация быстро просочилась наружу, вызвав шквал писем с требованиями от юридических отделов музеев по всему миру, организаций, отстаивающих добродетель, и юристов, представляющих интересы людей, переживших Холокост.
  Меньшая группа — тридцать четыре картины маслом на панели — была отложена в самой маленькой спальне Конрока. Коллекция гротескных, порнографических, часто садистских жанровых сцен, не отличающихся от двух картин, выставленных на чердаке.
  Хирто был готов подтвердить, что эти предметы, скорее всего, были частью коллекции гротескных произведений Германа Геринга, и это утверждение позже подтвердила двадцатилетняя переписка, обнаруженная в доме Конроков, из которой следовало, что Стефан Зигмунд Кирстед был внучатым племянником жены Гуршёбеля, и она завещала ему все это.
  Дом Конрока также отдал два изысканно сделанных дробовика Fabbri из Италии, более утилитарный Mossberg, AK-47, восемь пистолетов и коллекцию японских кухонных ножей. Кровавый отскок от Mossberg соответствовал Марселле МакГанн и Стивену Фоллманну.
  Микроскопические пятна крови на тесаке, разделочном ноже и ноже для разделки мяса, совпадающие с кровью четырех жертв лимузина и Медины Окаша. Кровь Окаша также была обнаружена на ленточной пиле в гараже Конрока.
  Вместе с пилой и другими инструментами Майло нашел коробку, в которой находилось сорок четыре одноразовых телефона, большинство из которых были в упаковках, но несколько использовались экономно.
  Одним из них был телефон, который Кэндис Кирстед использовала для общения с Ричардом Гернси. Их переписка состояла из текстов, которые становились все более откровенными за пять месяцев совместного проживания Кэндис и Гернси. Некоторые из их сеансов проходили в отелях и парках, другие — в супружеской постели Кэндис, где Сиг наблюдал и одобрительно мастурбировал.
  В ящике стола Конрока Алисия нашла документы, подтверждающие передачу права собственности за неделю до убийств на двух собак из
  Приют для животных с высоким содержанием убийств в Риверсайде. Получатель: С. Смит. Почерк совпал с почерком Кэндис.
  Пара метисов питбулей, самец и самка, предположительно трех и пяти лет соответственно.
  Их подобрали как бродячих собак, но им так и не дали имени.
  —
  Никакой связи между Ричардом Гернси и Мединой Окаш не было обнаружено, и Шон не нашел ничего интересного в квартире площадью пятьсот квадратных футов. Исключением была дюжина откровенных видео, скачанных из интернета и сохраненных на ноутбуке, который Окаш держал на кухонном столе.
  Эротика на одну тему: секс втроем с участием двух женщин и одного мужчины.
  Шон рассказал мне об этом в моем офисе. Краснея, его веснушки отступали, а окружающая кожа краснела. Несмотря на все, что он видел, в нем всегда была невинность.
  Он обратился к религии много лет назад. Это, а также утешение, которое он находит в семье, и ясность ценностей обычно помогают ему сохранять бодрый настрой. Но даже структура и поддержка могут оказаться недостаточными, когда вы находитесь в нескольких дюймах от ужасной смерти.
  Я подождал немного, прежде чем предложить ему зайти поговорить. Подготовил объяснение, но он сказал: «Конечно, док», и не стал просить разъяснений.
  Он прибыл одетым на работу, в синий костюм, белую рубашку, галстук и обычные Doc Martens. Галстук был с узором Fender Precision Basses.
  Он не пьет кофе, поэтому я бы поставила бутылку воды.
  Он сказал: «Спасибо, Док», и выпил. «Ну и что случилось?»
  Я сказал: «Ты знаешь лучше меня».
  Он оглядел офис. «Я всегда поражаюсь, когда прихожу сюда, насколько тут тихо. Должно быть, приятно».
  "Это."
  «Итак», — сказал он.
  «Итак», — сказал я.
   "Сначала могу я рассказать, что я нашел у Окаша? Единственное, что на самом деле есть".
   Ты не ребенок. Хотя, может быть, часть тебя все-таки ребенок, учитывая то, что ты пережил. прошли через.
  Я сказал: «Конечно».
  Он допил бутылку. Начался румянец. «Этого не будет в книге, Лут говорит, что начальство не хочет этого там, и так достаточно всего происходит, чтобы кормить волков».
  «Имеет смысл».
  «Думаю... ладно, позвольте мне рассказать вам о ее ноутбуке».
  Когда он закончил, я сказал: «Последовательная тема».
  «Именно так, док. Может, это и не улика, но я думаю, что это все равно имеет психологический смысл. Например, как только они узнали о ней... о том, что ей нравилось, они могли подставить ее. За то, что произошло. На вечеринке».
  «Это имеет смысл, Шон».
  «Правда? Отлично». Он провел пальцами по рыжей шевелюре на макушке. «Мне всегда нравится, когда у меня все получается правильно».
  Я сказал: «Вам не нужно мне это рассказывать».
  "Я не?"
  «Ты искусный детектив, Шон».
  «Я?»
  "Определенно."
  «Определенно... ну, определенно лучше, чем нет».
  Он отвернулся. Молодой человек, застрявший между благословениями инстинктивной искренности и позитива и работой, которую он выбрал.
  «Иногда я думаю, Док. Неужели это то, чем я должен заниматься вечно.
  Потом я думаю: «Что еще есть?», и ничего не могу придумать. Доктор, скажите мне прямо, у меня посттравматическое стрессовое расстройство?»
  «Вы испытываете воспоминания?»
  "Неа."
  «Панические атаки?»
   «Нет. Но иногда я просто как бы... я ловлю себя на мысли о том, что произошло. Не переживаю это заново. Скорее... просто вспоминаю. А потом я чувствую себя как будто гриппом в течение нескольких минут — может быть, даже часа. Потом я в основном в порядке».
  «То, через что ты прошел, — сказал я, — это не то, что можно просто отложить в сторону и забыть».
  «Это нормально?»
  «Это нормальная реакция на экстремальную ситуацию».
  «Так говорит моя жена».
  «Она права».
  «Она также сказала, что мне нужно поговорить с кем-то, пока я снова не почувствую себя самой собой.
  Дело в том, что я не хочу никакой ситуации с инвалидностью. Департамент думает, что я дефективный».
  Он подался вперед. «Я не хочу отрываться от работы ни на секунду».
  «У меня есть для вас хорошая рекомендация. Кто-то с гибким графиком».
  Его лицо вытянулось. «Ты не мог этого сделать?»
  «Мы работаем вместе, Шон».
  «Да... Бекки тоже так сказала».
  Он посмотрел в пол. Заставил себя поднять глаза. «А еще ты спас мне жизнь».
  Слезы наполнили его глаза. «Я так и не поблагодарил тебя по-настоящему. И иногда — мне стыдно это говорить, Док, иногда, когда я вижу тебя, я вспоминаю, что произошло, и мне становится не очень хорошо».
  «Этого следовало ожидать».
  «Но я не хочу, чтобы мы... я не хочу, чтобы было по-другому. Я знаю, как Лут относится к тебе, ты всегда будешь в сложных ситуациях. Вот чего я хочу. Быть в сложных ситуациях. Работать с тобой и не помнить».
  «Нет причин, по которым это не может произойти».
  «Ты уверен?»
  «Я, Шон. Лучшее, что ты можешь сделать, это позаботиться о себе и перестать беспокоиться. Все имеет свойство улаживаться само собой».
  «С Божьей помощью». Смущенная улыбка. «По крайней мере, я так это вижу».
   Нам нужна вся возможная помощь.
  Я сказал: «Используйте все свои ресурсы. Все будет хорошо».
  Он выдохнул. «Док, это прозвучит странно, но могу ли я встать и пожать вам руку?»
  "Конечно."
  Мы встали одновременно. Прежде чем его пальцы коснулись моих, он наклонился вперед, обнял меня и сжал.
  Затем он отстранился, словно ужаленный.
  «Извините, док».
  Я сказал: «Не за что извиняться».
  «Я обязан тебе жизнью, Док».
  «Твоя жизнь достойна спасения, Шон».
  «Это так? — нет, вычеркни это. Это так. Мне на самом деле не помешало бы больше воды».
  —
  Позже в тот же день позвонил доктор Ларри Дашофф, поблагодарил меня за направление и сказал, что ему понравился Шон и что он хорошо относится к сложившейся ситуации.
  На следующее утро мы с Робин вылетели на Гавайи.
   OceanofPDF.com
   Аделине
   OceanofPDF.com
   Джонатан Келлерман
  ВЫМЫСЕЛ
  РОМАНЫ АЛЕКСА ДЕЛАВЭРА
   Музей Желания (2020)
   Свадебный гость (2019)
   Ночные ходы (2018)
   Отель разбитых сердец (2017)
  Разбор (2016)
   Мотив (2015)
   Убийца (2014)
   Чувство вины (2013)
   Жертвы (2012)
   Тайна (2011)
   Обман (2010)
   Доказательства (2009)
   Кости (2008)
   Принуждение (2008)
   Одержимость (2007)
   Унесенные (2006)
  Ярость (2005)
   Терапия (2004)
   Холодное сердце (2003)
   Книга убийств (2002)
   Плоть и кровь (2001)
   Доктор Смерть (2000)
   Монстр (1999)
   Выживает сильнейший (1997)
   Клиника (1997)
   Интернет (1996)
   Самооборона (1995)
   Плохая любовь (1994)
  Дьявольский вальс (1993)
   Частные детективы (1992)
   Бомба замедленного действия (1990)
   Молчаливый партнёр (1989)
   За гранью (1987)
   Анализ крови (1986)
   Когда ломается ветвь (1985)
   OceanofPDF.com
   ДЖОНАТАН КЕЛЛЕРМАН И ДЖЕССИ КЕЛЛЕРМАН
   Мера тьмы (2018)
   Место преступления (2017)
  Парижский Голем (2015)
   Голем Голливуда (2014)
   OceanofPDF.com
   ДРУГИЕ РОМАНЫ
   Дочь убийцы (2015)
   Настоящие детективы (2009)
   «Преступления, влекущие за собой смерть» (совместно с Фэй Келлерман, 2006) «Искаженные » (2004)
   Двойное убийство (совместно с Фэй Келлерман, 2004) Клуб заговорщиков (2003)
   Билли Стрейт (1998)
   Театр мясника (1988)
   OceanofPDF.com
   ГРАФИЧЕСКИЕ РОМАНЫ
   Монстр (2017)
   Молчаливый партнёр (2012)
   Интернет (2012)
   OceanofPDF.com
   ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
   With Strings Attached: Искусство и красота винтажных гитар (2008) Savage Spawn: Размышления о жестоких детях (1999) Helping the Fearful Child (1981)
   Психологические аспекты детского рака (1980)
   OceanofPDF.com
  ДЛЯ ДЕТЕЙ, ПИСЬМЕННО И ИЛЛЮСТРИРОВАННО
   Азбука странных созданий Джонатана Келлермана (1995) Папа, папочка, можешь ли ты дотронуться до неба? (1994)
   OceanofPDF.com
   Об авторе
  ДЖОНАТАН КЕЛЛЕРМАН — автор бестселлеров № 1 по версии New York Times, автор более сорока криминальных романов, включая серию об Алексе Делавэре «Мясник». Театр, Билли Стрейт, Клуб заговорщиков, Скрученный, Настоящие детективы и Дочь убийцы. Со своей женой, автором бестселлеров Фэй Келлерман, он написал в соавторстве «Двойное убийство» и «Преступления, караемые смертной казнью». Со своим сыном, автором бестселлеров Джесси Келлерманом, он написал в соавторстве «Мера тьмы», Место преступления, The Голем Голливуда и Голем Парижа. Он также является автором двух детских книг и многочисленных публицистических работ, включая Savage Spawn: Размышления о детях, склонных к насилию, и о том, что связано с этим: искусство и красота Винтажные гитары. Он получил премии Голдвина, Эдгара и Энтони, а также премию Lifetime Achievement Award от Американской психологической ассоциации и был номинирован на премию Shamus Award. Джонатан и Фэй Келлерман живут в Калифорнии и Нью-Мексико.
  jonathankellerman.com
  Facebook.com/Джонатан Келлерман
   OceanofPDF.com
  
   OceanofPDF.com
   Что дальше?
  Ваш список чтения?
  Откройте для себя ваш следующий
  отличное чтение!
  Получайте персонализированные подборки книг и последние новости об этом авторе.
  Зарегистрируйтесь сейчас.
   OceanofPDF.com
  
  Структура документа
   • Титульный лист
   • Авторские права
   • Содержание
   • Глава 1
   • Глава 2
   • Глава 3
   • Глава 4
   • Глава 5
   • Глава 6
   • Глава 7
   • Глава 8
   • Глава 9
   • Глава 10
   • Глава 11
   • Глава 12
   • Глава 13
   • Глава 14
   • Глава 15
   • Глава 16
   • Глава 17
   • Глава 18
   • Глава 19
   • Глава 20
   • Глава 21
   • Глава 22
   • Глава 23
   • Глава 24
   • Глава 25
   • Глава 26
   • Глава 27
   • Глава 28
   • Глава 29
   • Глава 30
   • Глава 31
   • Глава 32
   • Глава 33
   • Глава 34
   • Глава 35
   • Глава 36
   • Глава 37
   • Глава 38
   • Глава 39
   • Глава 40
   • Глава 41
   • Глава 42
   • Глава 43
   • Глава 44
   • Глава 45
   • Глава 46
   • Глава 47
   • Глава 48
   • Глава 49
   • Глава 50
   • Глава 51
   • Глава 52
   • Глава 53
   • Глава 54
   • Глава 55
   • Глава 56
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"