Эдгару Лучинскому было 30 лет, и он работал корректором в редакции газеты "Новый мир".
Высокий, элегантно-долговязый, слегка сутулый, с копной рыжевато-каштановых пружинистых волос, он выглядел по-мальчишески задорным и вихрастым, несмотря на круглые очки в тонкой металлической оправе на тонкой переносице.
Его считали неудачником. Дожить до 30-ти лет, окончить филфак университета и осесть в корректуре. Во-первых, эта работа не для мужчины. Ну, а во-вторых, нет никаких перспектив. Ну, станет со временем старшим корректором, потом, возможно, начальником отдела корректуры. А предел карьерного взлёта - должность ответственного секретаря, который отвечает в газете за всё - за стиль, грамотность, макетирование, вёрстку, корректуру и журналистов, и всё же остаётся мальчиком для битья. И это ещё, если очень повезёт. Таких прецедентов, чтобы от корректора до ответсека, наверное, и в жизни-то не было.
Эдгар, по мнению окружающих, был достоин лучшей участи. Красный диплом университета, пара опубликованных в маленьких журнальчиках рассказов, хороших, кстати, рассказов, безупречное знание языка, не только грамматики и синтаксиса, но и стилистики, этимологии, лексикологии и семантики слова. Уж на роль журналиста претендовать мог хоть сейчас, да и на писательскую стезю замахнуться не грех. А вот, поди ж, ты, просиживает штаны на корректорском жёстком мало оплачиваемом стуле. Конечно, неудачник. Кто ж ещё?
Эдгар с такой оценкой своего местоположения в жизни был категорически не согласен. Он боготворил русский язык. Знал его самые мельчайшие, самые тонкие проявления в живой и печатной речи. Умел править любой журналистский текст с виртуозностью мастера. Заменяя одно слово на другое, схожее по смыслу, но несущее слегка другую эмоциональную окраску, он создавал маленький словесный шедевр, по сути, не изменяя смысла. В его интерпретации предложение звучало ярко, свежо, объёмно. Он даже в рекламных материалах не терпел словесной небрежности, и "кривые ножки" у кресла в стиле ампир делал "изящно изогнутыми", а сам стиль ампир - привлекательным и удобоваримым для потребителя. Хотя в его обязанности вообще не входила правка рекламных статей, терпеть издевательства над языком он не мог, сердце щемило как от боли.
Мало кто из окружения Лучинского понимал, что корректура - это его настоящее призвание. Он и сам не сразу это понял. После университета Эдгар пробовал себя в разных ипостасях - учителем, журналистом, даже экскурсоводом. И кстати, везде легко приживался и был ценим начальством. И все эти профессии ему, в общем-то, нравились, и он мог достичь в них определённых высот. Но однажды, сидя за семейным столом с мамой и отцом и просматривал свежие утренние газеты, он захлебнулся от негодования - такой поток безграмотной, невразумительной по сути, некрасивой речи обрушился на него с газетных страниц.
- Бедный русский язык! Великий русский язык! Язык Пушкина и Тургенева! И такой беззащитный, такой уязвимый! - с пылом восклицал Лучинский. - Да его спасать надо от горе-писак, защищать, как мать защищает дитя от любой скверны.
Отец, как бы мимоходом, между глотками кофе из фарфоровой чашки, обронил:
- Ну что ты кипятишься, сынок? Корректоры плохие в этом издании, вот и всё. Хочешь спасать - иди к ним в корректоры, наводи порядок, спасай язык.
Говоря эти слова, отец не подозревал, какую судьбоносную фразу заронил в сердце сына. Эдгар таки пошёл в редакцию газеты "Новый мир". Главный редактор Виктор Юлианович был немало удивлён, когда к нему пришёл проситься на работу корректором молодой мужчина с высшим филологическим образованием.
- 2 -
Корректор
Однако, услышав горячую речь Лучинского о необходимости защиты русского языка от варваров, без колебаний принял просителя в штат.
Виктор Юлианович тоже любил русский язык, но будучи человеком мягким, неконфликтным, он не умел, не смел отчитывать подчинённых. С приходом в газету Лучинского всё изменилось. Нет, Эдгар тоже не отчитывал коллег, но воспитывал их, как ни банально это звучит, личным примером. Знаете, истинный профессионализм иногда бывает заразительным. При Лучинском журналистам и корректорам стало как-то стыдно допускать вопиющую безграмотность и стилистические ошибки и неточности. Редактор, видя эти положительные процессы в жизни коллектива, набирающие темп с приходом Лучинского, мечтал назначить его начальником отдела корректуры. Но временно сделать этого не мог. Изабелла Марковна, занимающая этот пост уже более 20-ти лет, ещё не достигла пенсионного возраста. А сместить её просто так, с бухты-барахты, после стольких лет, "отданных делу всей жизни" Виктор Юлианович никак не мог.
Однако Эдгар и без назначения был всем доволен и счастлив. Да, да, именно счастлив. Приходя каждое утро на работу и садясь на свой рабочий стул, за свой рабочий стол, на котором уже лежали свёрстанные газетные полосы, он плотоядно потирал руки, придвигал к себе стопку полос, просматривал сначала беглым взглядом вёрстку, заголовки, выходные данные, а уже потом, наклонив голову поближе к тексту, начинал читать, погружаясь в колонки, строчки, буквы, в поток речевых оборотов и смысл каждого слова. И каждый, кому доводилось наблюдать его в этот момент, понимал, что видит перед собой счастливого человека - таким одухотворённым, красивым и значительным становилось его лицо.
Нет, Эдгар Лучинский не считал себя неудачником, потому что не был им. Не каждому повезло в жизни так, как ему. Не каждый ежедневно испытывает ощущение счастья в предвкушении обычного трудового дня. Не каждому дано осознать свою значимость при выполнении будничной кропотливой работы. Нет, далеко не каждому. Таких единицы.
Лучинскому было дано! А на сочувственные взгляды приятелей и родных он не реагировал вовсе, хотя и замечал их. Однажды он понял одну очень простую, но очень глубокую истину: дело не в том, как видят тебя со стороны, а в том, как ты ощущаешь себя изнутри. Эдгар ощущал себя прекрасно и считал корректорскую работу своим призванием. Он нужен своему родному языку. Он - цензор, который стоит на страже его чистоты и полноценности. Он защищает родную речь, он её чистильщик, правщик, доктор. Без таких, как он, человечество не смогло бы читать Пушкина, ибо язык был бы замусорен до неузнаваемости. А значит, его, Лучинского, миссия имеет и большое значение для общества в целом. Ведь язык - средство человеческого общения. "Вначале было Cлово и Слово было Бог" - сказано в библии. А ещё у Чехлва: "В человеке всё должно быть прекрасно - и лицо, и одежда, и душа, и мысли". Лучинский добавил бы сюда - "и речь"!
ГЛАВА 2. ДВУМ СМЕРТЯМ НЕ БЫВАТЬ?
Было и ещё одно обстоятельство в его жизни, которое позволяло Эдгару считать себя счастливчиком и везунчиком в жизни. Правда, о нём он не мог говорить ни с кем. Потому что даже родители не воспринимали его объяснения всерьёз, считая их плодом чрезмерно богатого воображения или детской сказкой сына, которую он сам сочинил когда-то, а потом сам в неё и поверил.
Дело в том, что на протяжении своей жизни Эдгар несколько раз умирал, а потом непонятным чудодейственным образом продолжал жить дальше. Умирал совершенно по-настоящему, с полным осознанием происходящего, с чудовищным страхом перед неминуемостью смерти, с ощущением невозвратности к бытию. И всё же возвращался. И не помнил момента своего воскрешения. И не понимал, как такое возможно.
Первый раз это случилось у бабушки в деревне, когда Эдгару было 12 лет.
- 3 -
Корректор
Дело было зимой. Эдгар на спор с местной ребятнёй пошёл через замёрзшую речку Волынку на другой берег. Сначала ему было страшно. В деревне рассказывали, что в это время года лёд может трескаться, к тому же лунки, пробитые рыболовами-любителями, тронутые тонкой коркой льда и припорошенные снегом, очень коварны. Их легко не заметить и угодить в ледяную воду. Но на покинутом берегу вместе с ватагой ребят вслед Эдгару смотрела девочка Сима, в которую юный герой был по-детски влюблён первой мальчишеской любовью. Поэтому Эдгар шёл бодрым шагом и даже для храбрости напевал себе что-то под нос. Постепенно чувство страха притупилось. Лёд казался крепким, день весёлым, а загадочно-удивлённый взгляд Симы одобряющим.
Эдгар, конечно же, не заметил заснеженную лунку и, сделав очередной шаг, всем телом враз погрузился в ледяной холод речной воды.
Это случилось где-то на середине пути. Оба берега были одинаково далеки от него. И даже если бы нашёлся смельчак, решившийся броситься ему на помощь, он бы всё равно не успел. Ледяная вода затягивала. Некрепкие мальчишеские руки скользили по кромке льда, соскальзывали, лёд крошился, лунка расползалась вширь, силы таяли. Холодная разверстая плотоядная пасть втягивала, поглощала в себя маленького Эдгара. И наступил момент, когда он безвольно опустил руки и, последний раз взглянув на безбрежный голубовато-лиловый покров реки, отпустил себя на волю волн и пошёл на дно. Обжигающая волна холода затопила внутренности. Последнее, что он увидел, это скачущие вверх пузырьки воздуха вокруг себя, а потом - темнота и где-то вдали тонкий лучик света. Больше Эдгар ничего не помнил.
И сразу, почти мгновенно, как ему казалось, декорации сменились. Он, Эдгар, стоит посреди заснеженной реки, оборачивается к берегу, который покинул, и вдруг видит, как его бабушка в распахнутой телогрейке, в небрежно накинутом на голову платке, машет руками, что-то кричит, слов было не разобрать, и бежит по льду навстречу внуку. Эдгар понимает, что бабка неведомыми путями прознала про ребячью затею и теперь, никуда не денешься, надо возвращаться назад. И он тоже машет бабушке руками, мол, я иду, остановись. Но бабушка не останавливается, а всё бежит, бежит, бежит...
Дома ему тогда влетело по первое число. Бить не били, в семье это не было принято, но крик и гам в избе стоял страшный. А на следующий день Эдгар свалился с температурой под сорок, а бабка всё удивлялась, с чего бы это, ведь домой мальца она привела сухого и даже не успевшего промёрзнуть. "Господь за непослушание тебя наказывает", - говорила бабушка, отпаивая внучка молоком с мёдом и малиной и другими травяными снадобьями.
Эдгар даже и не помышлял рассказать деду с бабкой о том, что произошло с ним на реке в действительности. Бабуся и так переживала, а дедушка сердился. Зачем же масло в огонь подливать. А вот дома маме рассказал. Его так и распирало поделиться хоть с кем-нибудь своим открытием. Он ведь не думал, что человек может сначала по-настоящему умереть, а потом так же по-настоящему жить. Промежуточного события, то есть момента воскресения, в его жизни не было. Было как в кино: дубль1 - прорубь, смерть; дубль2 - бабка на берегу, возвращение домой.
Мать выслушала сына с интересом, но объяснила случившееся весьма прозаично:
- Это ты, сынок, во время болезни в жару бредил. Так бывает, когда температура большая, видения всякие, бред, который как реальность воспринимается. Двум смертям, Эдя, не бывать, одной не миновать - так в народе говорят.
Но Эдгар одной смерти миновал. Это он знал точно. Причём тут болезнь и жар, он ведь помнил всё происшедшее ещё тогда, когда никакой болезни и в помине не было. Он помнил все события того дня ещё до второго дубля. Но объяснить это взрослым Эдгар не умел.
Постепенно мальчик свыкся с мыслью, что его необъяснимое продолжение жизни после первого дубля, с новой точки отсчёта, является как бы чем-то запретным для понимания.
- 4 -
Корректор
Второй раз такое интересное "кино" с ним случилось, когда он вместе с группой студентов пошёл в горы. Обычный туристический маршрут. Беды не предвещало ничто. И погода отличная, и проводник надёжный. А вот случилось. Соскочила нога - упал в пропасть. И летел, ему казалось, долго летел и слышал общий выкрик-вздох друзей там, наверху. А потом взмыл в воздух и увидел своё летящее вниз тело. Видел чётко и ясно, будто со стороны. Будто это уже и не он летит. Видел и слышал, как оно шлёпнулось на дно ущелья, некрасиво и гулко, как тяжёлый мешок. Боли не почувствовал, потому что был уже вне своей распластанной внизу плоти, разбитой, окровавленной, искалеченной. Ощутил только нечто вроде тоски и брезгливой жалости к тому, что когда-то было им, студентом Эдгаром Лучинским. И ещё страх и обиду. Уходить из жизни не хотелось, она сулила впереди счастье молодости и здоровья. Он осознал, что, хоть и умер, но всё же жив какой-то бестелесной частью себя. Это было непривычно, страшно и почему-то тоскливо.
И сразу вслед за этим - дубль2. Живой и невредимый Эдгар карабкается по склону горы, его окликает проводник и машет рукой: привал. Эдгар спускается немного вниз, на небольшое плато, где уже расположились на отдых его друзья. Затем, после привала, снова восхождение, а потом благополучный спуск вниз, безо всяких происшествий. Падения вниз, которое случилось с ним совсем недавно, никто из группы не помнит. А на попытку рассказать Мишке, приятелю-студенту, что произошло, тот реагирует, мягко говоря, неадекватно, советует другу показаться психологу: "Это, Эдь, у тебя глюки после сессии, с этим не шути".
Приблизительно такая же реакция и у мамы, когда по возвращении домой сын пытается поделиться с ней случившимся: "Сын, наверное тебе это приснилось. Ведь ты же цел и здоров, не то что перелома, царапинки нет. Знаешь, бывают такие яркие сны, что трудно отличить их от яви. Может, тебе успокоительного попить?"
А третий сценарий со смертельным исходом был, пожалуй, самым страшным. Тогда Эдгара расстреляли. Это произошло во время его службы в армии. Была в те годы такая воинская повинность для студентов вузов, не имеющих военной кафедры - год срочной службы в доблестных рядах ВС.
Как-то вечером Эдгар пошёл в соседнюю казарму за сигаретами. Путь пролегал через охраняемый склад с боеприпасами. Ходить там строго запрещалось. Но курить хотелось до жути, да и часовым при складе был назначен свой, из их же роты, парень Сашка Климов. Эдгар в темноте не заметил, что возле охраняемого объекта дежурит какой-то новичок. Видимо, произошла срочная замена, а Лучинский о ней не знал. Новенький, как и положено, спросил пароль, но Эдгар его не знал и продолжал двигаться дальше. Тот крикнул:"Стой! Стрелять буду!" Эдгару бы остановиться, но его будто заклинило, он с непонятным упорством приближался к охраннику. Часовой дал предупредительный выстрел, и, когда Эдгар не остановился, выстрелил на поражение. Горячая волна ударила Эдгара в грудь, болевой шок отключил сознание.
И снова, как и прежде, за расстрелом последовал новый кадр киноплёнки. Рядовой Лучинский, пробираясь к "соседям", слышит окрик "Стой! Стрелять буду!" и, секунду поразмыслив, разворачивается на 180 градусов и быстрым шагом возвращается к себе в казарму. Эдгар помнит, как дрожали его руки, когда он снимал с себя пилотку и гимнастёрку.
Вероятно, нет надобности говорить, что никому из сослуживцев рядовой Лучинский не рассказывал об этой истории.
Правда, вернувшись из армии, Эдгар, уже, наверное, по традиции, всё же поведал про этот эпизод матери. Мать в ужасе смотрела на сына расширенными от страха и тревоги глазами.
- Какие жуткие в вашей армии порядки! Слава Богу, что это всего лишь сон. Я надеюсь, ты понимаешь, что это сон.
- 5 -
Корректор
Мне кажется, что тебе стоит обратиться к психологу или психоаналитику. Тебе по жизни видятся какие-то бредовые сны, что ты умираешь, но всё же остаёшься живым. Это явно ненормально, сынок. В твоём подсознании происходят какие-то глубинные процессы, разгадать которые мы не можем. Тут необходима помощь специалиста.
ГЛАВА 3. ЖИЗНЬ, КАК ОНА ЕСТЬ
Эдгар, действительно обратился в центр психологической помощи. Врач долго разговаривал с ним, расспрашивал об увлечениях, важных этапах жизни, о детстве. С помощью всевозможных хитроумных тестов проверял его реакцию, анализировал поведенческую структуру, темперамент, уровень интеллекта. И вынес свой вердикт: "Вы абсолютно адекватны, молодой человек. Есть одно обстоятельство, которое заставляет меня думать, что Вы говорите то, что испытывали на самом деле. Ваш психотип очень располагает к таким кульбитам, как пойти на спор через заледеневшую реку, или ночью за сигаретами. Это типичное поведение в рамках параметров такого индивида, как Вы. Кроме того, таким людям ложь не свойственна. Вы не хотите, да и не умеете сочинять, возводить напраслину, обманывать. Это претит Вам, не так ли?
Лучинский молча кивнул.
- Поэтому лечить Вас нет никакого смысла. Вас не отчего лечить, - подытожил психолог. - Но мой Вам совет: пусть о Ваших трёхкратных смертях будем знать только мы двое. Видите ли, я здесь, в этой клинике, повидал всякого. Я знаю, что иногда с людьми происходят очень странные, непонятные, вне человеческой логики, вещи. Но ведь непонятное не значит несуществующее. Мы просто не умеем объяснить некоторые феноменальные вещи, не доросли, так сказать, до их понимания. Учитывая это обстоятельство, я советую Вам не распространяться об аномальных, с человеческой точки зрения, эпизодах своей жизни. В лучшем случае пожнёте чрезмерное любопытство к своей персоне, в худшем - зависть, а ещё в более худшем обретёте врагов. А для Вашего психического равновесия я дам Вам некую схему осмысления происходящего. Представьте себе все картинки из "дублей-1" как урок, который даёт Вам некто свыше. Этот Некто Вам друг, он покровительствует Вам и поэтому в доступной форме объясняет Вам, что делать можно, а что нельзя. Нельзя ходить зимой по замерзшей реке, нельзя торопиться в горах, нельзя действовать в армии без оглядки на устав.
А то, что Вы называете дублем-2, следует считать Вашей реальной, не показной жизнью. Ведь так оно и есть на самом деле. Подтверждением тому Вы сам, живой и здоровый. Будь реальностью дубль-1, Вы были бы давно мертвы. Жизнь, как она есть, и есть Ваша настоящая жизнь. И кому-то надо, чтобы это было так и не иначе.
Я дал Вам приемлемый алгоритм мыслей для того, чтобы Вы и в самом деле не сошли с ума от зацикленности на некоторых "непонятках", такое, увы, в моей практике случалось. И ещё. Не стоит думать, что Вы один такой уникальный и феноменальный. Так же, как все окружающие не знают о ваших смертях, так и Вы можете не знать о подобных историях других людей. Согласитесь, в моих словах есть резон.
И Эдгар согласился. Он и в самом деле принял, как возможную данность наличие в его жизни какого-то небесного покровителя. А свои смерти стал расценивать как профилактическую работу этого покровителя с применением "наглядной агитации", цель которой - обезопасить дальнейшую жизнь Эдгара. С этой мыслью жить было комфортно. Правда, Лучинский не понимал, чем заслужил столь высокое внимание к своей персоне. Но он был человеком весьма начитанным и осознавал, что логика небесных покровителей может быть недоступна пониманию людей. Как недоступна, к примеру, муравью логика человеческого мышления. Поэтому Эдгар смирился со своим непониманием.
Жизнь, как она есть, нравилась Лучинскому. А с тех пор, как он нашёл своё истинное призвание в корректуре, Эдгар жил в ладу с самим собой и с окружающим миром, а потому счастливо и благополучно.
- 6 -
Корректор
Единственное, что омрачало его бытие, - это отсутствие постоянной подруги жизни, выражаясь высоким стилем, большой и светлой любви. Виной тому была опять же его неуёмная любовь к русскому языку. Ему нравились многие девушки, он охотно встречался с ними, умел ухаживать, но, как только очередная пассия, хоть случайно, хоть в повседневном небрежном разговор начинала коверкать язык, говорить безграмотно или перенасыщать речь жаргонизмами, у Лучинского пропадала всякая охота продолжать с ней отношения. Нет, он не был снобом, он и сам мучился от своей такой вот разборчивости. Но что же делать, если слышать неправильную речь было выше его сил. Он моментально охладевал к девушке, не уважающей родной язык, и никакие в мире обстоятельства не могли заставить его вновь обратить внимание на предмет своей недавней привязанности. Видимо, по этой причине Эдгар, к великому огорчению мамы, был до сих пор не женат.
Было и ещё одно обстоятельство, мешающее развитию его отношений с прекрасным полом. Увы, должность корректора, будь он хоть семи пядей во лбу, был, даже в их независимой газете, мало оплачиваемой. Поэтому похвастаться своим материальным достатком Лучинский не мог. Он осознавал этот факт, но никогда не комплексовал по этому поводу.
В его рассуждениях о любви было много по-детски романтичного, идиллического, восторженного, инфантильного. Он взаправду считал, что женщина должна полюбить его таким, каков он есть, не взирая на скромную зарплату и не престижную, с общепринятой точки зрения, работу. Мало того, она должна разделять его восторженное поклонение родному языку и понимать, что он, Эдгар, выполняет высокую миссию, фильтруя, отделяя зёрна от плевел в журналистских материалах.
Понятно, что при таком подходе к поиску предмета любви он до сих пор не был даже влюблён. Маленькие кратковременные связи были не в счёт. Когда же друзья или родные заводили разговор о его не очень-то престижном деле и советовали попробовать себя в качестве журналиста, всегда спокойный и уравновешенный, Эдгар вставал на дыбы. Правда, делал он это весьма деликатно, но с такой безоговорочной нетерпимостью, что у советчиков пропадало всякое желание "обратить Лучинского в свою веру".
- Не надоело тебе исправлять чужие ошибки? - спрашивал Эдгара его друг по университету Арсений. - не лучше ли делать свои ошибки? Попробуй себя в журналистике. У тебя получится.
- Охотников делать свои ошибки много, а исправлять чужие - днём с огнём не найдёшь. А ведь кому-то это надо делать, - с непреклонной вежливостью отвечал Эдгар, - исправлять, к примеру, твои абракадабры. Ты вдумайся, что ты пишешь! "В соответствии с Законом, отменяющим Закон, который пролонгировали депутаты, обсуждая возможность усиления законотворческой базы..." Дальше цитировать не буду. Да это же издевательство над языком. Ну и над читателем, конечно. Прости за прямоту, но пока существуют такие журналистские опусы, я права не имею оставить язык один на один с их создателями. Я, друг мой Арсений, делаю то, что умею, люблю и хочу делать. Я на своём месте. Увы, в отличие от тебя...
После такой отповеди у Арсения пропадало всякое желание затрагивать эту тему.
Конечно, в каждодневной работе Эдгара было и много рутины. При наборе и вёрстке на газетные полосы попадало много "мусора" в виде "очепяток", как называл опечатки Эдгар. Но даже чистка текстов от этой мелкой "пыли" не раздражала Лучинского. Он и эту обыденную рутинную работу выполнял скрупулёзно, до автоматизма быстро и не без удовольствия.
- Ну что, начнём разгребать "мусор"? - каждое утро с удовольствием вдохновенно говорил Эдгар напарнице, которая была у него на подчитке.
И тоже проникалась Эдгаровой радостью от предвкушения предстоящей работой, которая ежедневно захлёстывала её шефа.
И они начинали работать.
- Следи за текстом, Татьяна, - строго говорил Эдгар. И начинал всматриваться в буквы, слова, предложения, произнося их вслух. В его голове молниеносно происходила большая разноплановая работа: он улавливал, охватывал глазом сначала слово с каждой его буковкой, потом предложение со всеми его запятыми и тире, складывал всё это в смысловую оболочку, фильтруя мысль, отделяя нужное от ненужного, правильное от неправильного, важное от второстепенного, тут же выхватывал грамматические и синтаксические ошибки, погрешности стиля и отсекал их точным движением руки с зажатым в ней карандашом.
Иногда он окидывался на спинку стула и начинал вдруг безудержно, громко хохотать.
- Танечка, ты только посмотри, что они начудили! Ха-ха-ха-ха-а-а. Слушай: "В Венеции в период разлива у каждого хорошего хозяина в сарае стоит наготове запасной член". Ха-ха-ха-а-а-а.... "Член" вместо "чёлн".
Танечка конфузилась, заливалась румянцем, а затем тоже начинала взвизгивать и похрюкивать от смеха.
Отсмеявшись и утерев слёзы, Эдгар непременно спрашивал:
- Тань, а в рукописи как?
Танечка смотрела в рукопись, ведя тонким пальчиком по строчке:
- Ой, и в рукописи "член".
- Ну, Градов, ну, журналист! Вот даёт, - полушутливо восклицал Лучинский. - Оставь-ка на таких газету, а! Хорошо, что есть мы с тобой, такие бдительные. Представляешь, как потешался бы читатель над нашей газетой, прозевай мы эту ошибульку! Мы с тобой, Танюша, каждый день на передовой. Мы русский язык защищаем и честь газеты спасаем. Понятно?!
Такие пафосные нотки непременно присутствовали в речи Лучинского. Многих в редакции они раздражали. Но только не Танечку Круглову.Она буквально в рот смотрела своему наставнику, ловя каждое его слово. Она старалась быть максимально прилежной на подчитке, до полос Эдгар её пока не допускал. Она подражала ему, когда, выловив очередную "очепятку", или грамматическую ошибку, как бы невзначай, но при этом весомо говорила: "Ещё одной блохой меньше".
Короче говоря, Танечка Круглова была безнадёжно влюблена в Эдгара, чего сам Лучинский не замечал, ибо воспринимал Танюшино прилежание как нечто само собой разумеющееся. Как же иначе? Ведь она решила стать корректором.
В редакцию Таня пришла прямо со школьной скамьи, завалив перед этим экзамены в пединститут на филологический факультет. По-глупому завалила. По сочинению и литературе получил 5, а по истории неуд. Однако надежды на поступление в следующем году не теряла. А пока устроилась на работу корректором. Вечерами ходила на подготовительные курсы по истории.
Встреча с Лучинским перевернула все её представления не только о призвании, но и о смысле жизни. Она женским чутьём уловила великую преданность этого человека своему делу, неподражаемую прозрачную в своей простоте чистоту его мировоззрения. Изо дня в день, сидя за корректорским столом напротив Лучинского, она черпала в нём энергию высокой трепетной всепоглощающей любви к слову. Эдгар был для неё, как ни пафосно это звучит, примером служения избранному делу, образцом для подражания. И... предметом её первой девичьей любви.
Однако Лучинский не замечал влюблённых взглядов девушки. Быть может, потому что возрастная дистанция между ними не позволяла думать о ней иначе, чем о своей ученице в корректорском деле. Таня казалась ему умным, добросовестным, способным ребёнком.
- 8 -
Корректор
Ребёнком, из которого можно сделать настоящего корректора..
Вероятно, их отношения так и остались бы на уровне тайного Таниного обожания и Эдгарова неведения, если бы ни его величество случай.
ГЛАВА 4. СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Однажды Эдгар простудился и заболел. Вполне банальная вещь, с кем не случается. Антонина Николаевна, его мама, вызвала врача, и Эдгар на неделю осел дома под бдительным материнским оком.
Танечка, между тем, тоскую в редакции без своего кумира, думала-думала и надумала навестить больного, так сказать, от имени и по поручению.
И навестила. Принесла фруктов и соков, рассказывала о жизни редакции и о том, как там без Эдгара Артуровича плохо, даже ошибка в газете досадная проскочила, правда не в её смену, слово "милиционер" с двумя "Л" прошло, прямо в заголовке, и никто не заметил, а был бы Эдгар Артурович, не было бы этой ошибки.
Слово за слово все трое, Эдгар с шерстяным шарфом на шее, Танечка в нарядном летнем платье и Антонина Николаевна, разговорились. Пили чай с вареньем. Танечка попросила рецепт, уж такое варенье вкусное абрикосовое с ядрышками. Эдгар рассказал пару баек из своей корректорской практики - "Ленинград" без буквы "Р" и классическое"На доске почёта висели ветераны завода". Байки старые, с бородой, но все трое дружно от души смеялись. А когда Танечка ушла, Антонина Николаевна сказала сыну:
- Эдгар, эта девушка то, что тебе надо. И она влюблена в тебя. Это не заметит разве что слепой. И потом, если ты не женишься сейчас, то не женишься никогда. 30 - это критический возраст для холостяка. Присмотрись, пожалуйста, к Танюше. Очень тебя прошу.
Эдгар был так ошеломлён неожиданным поворотом разговора, что как-то неуверенно обронил:
- И русский знает хорошо, у неё такая правильная речь, - но потом спохватился и добавил: - Мама, но она ещё совсем ребёнок. Только школу окончила.
- 18 лет - вполне половозрелый возраст, - отрезала мать. - Кстати, у нас с отцом тоже разница в 13 лет.
- Да?! - удивлённо восхитился сын. - А я и не знал.
Когда после болезни Эдгар вышел на работу, он совершенно другими глазами посмотрел на корректора Танечку Круглову. И если раньше она была для него просто старательной девочкой-ученицей, то теперь он увидел и другие несомненные её достоинства: миловидное курносое личико в обрамлении золотистого шёлка волос, стройную фигурку и удивительные большие фиалковые глаза, вдумчивые, и искоркой любопытства где-то в глубине зрачка. Эти-то глаза и решили в конечном счёте судьбу Эдгара.
Через три месяца ухаживаний за Таней с непременными атрибутами - цветами, конфетами и посещениями театра и планетария, Лучинский сделал ей предложение.
Родители с той и другой стороны поскребли по сусекам и наскребли на квартирку к свадьба любимым чадам. Так, радостно и благополучно, началась семейная жизнь Эдгара Лучинского.
Жили они, конечно, не богато, но сносно. У Эдгара на работе всё сложилось так удачно, что он, минуя кресло Изабеллы Марковны, сразу был назначен на должность ответсека, а это всё же существенная прибавка к зарплате. Да и потом молодые были так увлечены литературой, поэзией, магией слова, как говорил Лучинский, что отсутствие некоторых излишеств их ничуть не тяготило. Есть на свете такая порода людей, которые могут спокойно обходиться без красной икры на столе, собольей шубы на плечах и личного автотранспорта. Семейство Лучинских-Кругловых было как раз из их числа.
Эдгару нравился его новый статус - статус новоиспечённого супруга.
- 9 -
Корректор
Теперь он не только с удовольствием ходил на работу, но с не меньшим удовольствием возвращался домой, где его уже ждала всегда улыбчивая ласковая жена. После нового назначения Эдгар стал уходить из редакции гораздо позже жены, зато Таня успевала к его приходу подсуетиться с ужином. После ужина они вместе смотрели телевизор и даже книжки приноровились читать вместе. Таня готовилась к поступлению в вуз, и Эдгар ввёл за правило читать на ночь параграф по истории и по главе из классиков - Достоевского, Тургенева, Толстого. Будучи взрослее жены, он многое знал из истории литературы, из биографий авторов и с удовольствием делился своими заниями с Татьяной. За что она была безмерно благодарна мужу и, как губка, впитывала в себя каждое его слово. Кроме того, Эдгар, как оказалось, обладал и щедрым даром интонационно выразительного чтения, с нужными акцентами и паузами. Поэтому зачастую их тихие семейные вечера спонтанно перерастали в настоящие литературные чтения, к большому удовольствию обоих.
Неудивительно, что следующим летом Татьяна была принята в педагогический институт, сдав на "отлично" все профилирующие предметы.
Одним словом, семейная жизнь Эдгару удалась. Вряд ли можно было найти более гармоничную счастливую семейную пару.
Эдгара настораживало только одно: за 4 года совместной жизни Таня так и не забеременела, хотя они и не предпринимали для этого никаких усилий. 34-летний Эдгар уже мечтал о ребёнке, ну а Таня... Таня всё делала так, как хотел её муж. И вовсе не потому что в их семье царил домострой. Чего-чего, а этого как раз не было. Просто Тане доставляло удовольствие делать мужу приятное.
По настоянию супруга она сходила в женскую консультацию, где пожилая женщина-гинеколог объяснила, что у Тани наблюдается некоторая инфантильность половых органов. Это не болезнь, а всего лишь замедленное развитие. Лечиться не надо, всё со временем наладится само собой, когда придёт срок.
Срок пришёл в конце 5-го курса учёбы в пединституте. Татьяна, наконец, забеременела. Эдгар был на седьмом небе от счастья. А когда узнал, что будет мальчик, воспарил ещё выше.
За Таней в период беременности он ухаживал самозабвенно. Не разрешал ей ходить по магазинам, носить сумки с продуктами, заваливал её фруктами и овощами, чтобы набиралась витаминов, пылесосил, мыл полы. Не забывал дарить цветы и читать стихи - для настроения.
Танечка родила в срок упитанного, круглощёкого мальчика с рыжеватым пушком на голове. Сына назвали в честь Антонины Николаевны - Антоном. Так захотела Таня. Она была благодарна маме мужа за её сына и за участие в их судьбе. Антошка стал в семье всеобщим любимцем. Да и как было его не любить, такого умного, доброго, красивого мальчика.
К 4-ём годам Антошка уже знал все буквы и умел читать лёгкие коротенькие слова и предложения. Особенно гордился отец грамотной правильной речью сына. "У мальчика врождённое чувство слова", - с жаром говорил Эдгар.
В 6 лет, впервые гостивший в деревне у бабушки Веры, Антон, поражённый до глубины души огромным разросшимся вишнёвым садом, написал свой первый в жизни стих:
Я по саду хожу, вишню собираю
И в пузатый бидон ягодку бросаю.
Вишенка хитрая, мне улыбается,
А некоторая в рот попадается,
И бидон у меня никак не собирается.
Лучинский весь светился от гордости за сына. "Поэт растёт, это же очевидно", - говорил он Тане. "Не говори гоп", - суеверно осаживала пыл мужа Татьяна.
- 10 -
Корректор
И действительно, не считая мелких погрешностей в ритмике стихотворных строк, произведение 6-летнего мальчика можно было назвать талантливым. Супруги в мыслях уже примеривали на Антошку лавры стихотворца.
Лучинских очень многое объединяло. Татьяна после получения диплома работала теперь корреспондентом. Считая мужа непревзойдённым стилистом, она всегда давала ему свои материалы на "контрольку", как говорила она сама. И Эдгар, вставив буквально 2-3 слова в её текст, изменив ритмом повествования, создавал маленький шедевр. Под его рукой слово оживало, делалось выпуклым, эмоциональным. Общая работа сближала, как и продолжающиеся литературные чтения по вечерам, ставшие в семье традиционными. Ну а с взрослением Антона поводов для общих восторгов и забот стало ещё больше.
Эдгар в полной мере отдавал себе отчёт в том, что он счастливый человек. Он любил свою жену, своего сына, свою работу, и они платили ему взаимностью.
Эдгар был благодарен судьбе за всё. За то, что подарила ему Танюшку, а потом и Антона. За то, что помогла распознать его призвание. За свою реализованность в этой жизни, за любовь, за дело, которое ему по душе. И за то, что есть у него тот самый небесный покровитель, который, как котёнка из проруби, вытаскивал его из омута уже состоявшихся смертей. Зная на горьком опыте, что такое смерть, он не хотел, чтобы с ним это повторилось. Все три раза Эдгар испытывал панический ужас, животный страх перед её поглощающей разверстой пастью. Он уже знал, что там, за гранью этого бытия, есть другая жизнь. И всё же каждый раз он хотел выжить. Эдгар не хотел в тот, другой мир, он хотел жить в этом.
О своих смертях он рассказал Танюше ещё в первый же год их совместной жизни. Таня не причитала, не пыталась дать логическое объяснение этому феномену, не ужасалась и не восторгалась. Она просто смотрела на Эдгара глазами любящей женщины, а выслушав исповедь супруга, прижалась к нему, обняла за шею и заплакала слезами запоздалого страха и радости:
- Как же я благодарна твоему небесному защитнику! Ведь это ему я обязана счастьем тебя любить. Дай Бог, ему, там, на небесах, чего он хочет.
- Тань, а как ты думаешь, почему он меня защищает? Именно меня?
- Потому что ты лучший человек на свете, - не раздумывая, пояснила Таня.
- Да будет тебе, - рассмеялся супруг. - Это только в твоих глазах я лучший.
- Не правда, - ринулась в бой Татьяна. - Я очень-очень объективна. Таких, как ты, на свете мало. А может быть, и вообще нет.
- Танюша, не сотвори себе кумира.
- Я уже сотворила. И ничуть об этом не жалею. Когда кумир настоящий, это не страшно.
Говоря эти слова, жена Лучинского вряд ли подозревала, насколько она близка к истине.
ГЛАВА 5. ВИЗИТЁР
Беда в семью пришла внезапно. Бывает так в жизни: всё идёт ровно, гладко и вдруг - бац! - как обухом по голове.
Таня забеременела вторым ребёнком, чему супруги были рады, ибо давно решили, что нельзя Антошку оставлять одного в будущем, когда их уже не станет. Но случился выкидыш. И после соответствующей операции врач вызвал Эдгара к себе и профессионально-вежливым голосом сообщил: "Ваша жена серьёзно больна. Опухоль, увы, злокачественная. Операцию делать поздно, время упущено".
Эдгар так растерялся, что даже не сумел отреагировать на страшный приговор, да и смысл сказанного до него дошёл не сразу.
- Доктор, - не разрешая себе думать о самом страшном, спросил он, - это значит, что Таня не сможет больше иметь детей?
Врач закашлялся, снял очки, потёр переносицу и подняв печально-мудрые глаза на Лучинского произнёс страшные слова.
- 11 -
Корректор
- Это значит, что в данном случае медицина пока бессильна перед этой болезнью.
- Что значит, бессильна? - выкрикнул Эдгар. - Вы хотите сказать, что Таня умрёт?
- Успокойтесь. Умирают все люди. Но с Вашей женой это случится быстрее.
- Как же так? - не веря своим ушам, простонал Эдгар. - Она никогда не жаловалась на плохое самочувствие, не болела. Доктор, а ошибки быть не может? Перепутали какие-то бумаги, анализы, да мало ли что.
- Я сам оперировал Вашу жену. Метастазы пошли внутрь организма. Мужайтесь, Эдгар Артурович.
- Сколько осталось? - помертвевшими губами спросил Эдгар.
- Месяца 3-4.
- Таня умирала тихо. Бывает такая редкая форма опухоли, когда она не соприкасается с нервными окончаниями и не вызывает острой боли, а просто минута за минутой точит тело, поедая оставшийся кусок жизни. Таня угасала, день ото дня теряя силы и надежду. Эдгар держал от неё в тайне приговор врача. Но женщина понимала, что дни её сочтены.
В неведении пребывал лишь 8-летний Антошка. Однажды он спросил у отца, почему мама всё время жалуется на усталость, может, мы ей плохо помогаем?
После этого разговора Лучинский решил, что надо будет на каникулы отправить сына к бабе Вере в деревню, чтобы оградить ребёнка от вида умирающей матери. Слишком он ещё мал, чтобы принять смерть во всей её ужасающей полноте небытия. Татьяна не возражала против такого решения, понимая, что у бабушки Тоше будет лучше.
Она так ослабела за последнее время, что едва поднималась с постели. Ни о каких домашних делах речи и быть не могло. Эдгар крутился как белка в колесе. После работы - по магазинам, дома - уборка, готовка обедов и ужинов, уроки сына. Он исхудал, потемнел лицом, под глазами залегли синие круги. Но к Танюшиной постели он всегда подходил с неизменной ласковой улыбкой на лице и бодрым голосом говорил ей какие-то ободряющие успокаивающие слова.
- Ты сегодня, молодец. Танюша, поела хорошо. Нет худа без добра, я ведь научился готовить. Ты, когда поправишься, будешь теперь только с Тошкой уроки делать. Остальное теперь и я могу.
- Как ты устал, Эдя, - тихо шептала Таня. - Не суетись, посиди лучше со мной, книжку почитай. На чём мы прошлый раз остановились? Ах, да, Булгаков. Маргарита с Мастером на лунной дороге...
И Эдгар читал, а потом, когда Таня засыпала, шёл на кухню и готовил обед назавтра. И всё прислушивался, не позовёт ли Таня, не попросит ли чего. По ночам, несмотря на усталость, подолгу не мог заснуть и всё думал, думал, думал...
Всё чаще мысленно Эдгар обращался к своему небесному Защитнику.
"Защитник, - говорил Эдгар, - ну почему ты не можешь помочь моей жене? Ты, столько раз выхватывавший меня из омута смертей, разве ты не в состоянии сделать Таню здоровой. Почему ты не хочешь отвести от неё смерть, подарить ей вторую жизнь, как дарил когда-то мне? Прошу тебя, Защитник, сделай так. чтобы Таня не умирала. Ведь ты можешь, я знаю. Если ты так печёшься обо мне всю мою жизнь, не оставляй меня и сейчас. Мне, как никогда, нужна твоя помощь. Я не смогу жить без Тани. И не потому что не хочу, а потому что не сумею. Таня, единственная, понимала всю мою глубинную суть, думала, как я, ощущала, как я. Мы с ней срослись. Мы стали единым целым. Если нас разъединит смерть, я стану ополовиненным обрубком и буду обречён... Нет, я не собираюсь сводить счёты с жизнью. И я не из слабаков, которые спиваются в горе. Ничего этого со мной не случится. Но я знаю , что буду уже не я. Я превращусь в погасшую лампочку. Я перегорю, Защитник. Разве ради этого ты три раза дарил мне жизнь?"
Так думал Эдгар, обращаясь к неведомому небесному существу, во власти которого было давать или отбирать жизнь. Так считал Эдгар. Так он представлял его миссию.
- 12 -
Корректор
Эдгар не лебезил, не заискивал, не плакал. Он просто говорил то, что было на душе. Говорил, убеждал, просил. И, наконец, уставший от суматохи дня, от бьющихся в голове тяжёлых мыслей, переполненный отчаянием и глухой душевной болью, он забывался тяжёлым сном.
И в эту ночь, закрывая глаза, он уже начинал проваливаться в черноту сонного небытия, как вдруг почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он с силой рванулся из чёрной воронки забытья и вынырнул в пространство своей комнаты, которая оказалась наполненной каким-то неземным лунным свечением. Однако луны за окном не было, и даже звёзд на небе нельзя было разглядеть. А в воздухе тем не менее разливалось жёлто-зелёное сияние, и видно было почти, как днём.
Эдгар широко раскрытыми от удивления глазами обводил знакомый интерьер. Наконец, его взгляд наткнулся на человека, сидящего на стуле, справа от его рабочего стола. Некоторое время мужчины молча изучали друг друга.
Незнакомец казался существом явно не земным, хотя это, безусловно, был человек. Его полупрозрачные очертания излучали голубовато-зелёное сияние, и одежды тоже были бледно-зелёными с голубыми проблесками. Широкие брюки, пиджак с отворотами свободного покроя, пояс из мягкой, как и весь костюм, летящей ткани - всё делало его похожим на чужестранца. Сколько лет пришельцу, сказать было трудно. Гладкое, будто законсервированное лицо среднестатистического образца и возраста. Только глаза, мудрые, печальные, болеющие мировой вселенской скорбью глаза выдавали в нём человека уже пожившего.
- Здравствуй, Эдгар, - нарушил молчание нежданный гость. - Я тот, кого ты называешь своим Защитником. Меня зовут Лингвериус.
Эдгар заворожено смотрел на пришельца. Осознав, что перед ним его высший покровитель, Лучинский обрадовался. В его душе мелькнул лучик надежды, он хотел, было, сказать об этом Лингвериусу, но тот остановил его властным взглядом.
- Не торопись, Эдгар. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я пришёл не вторгаться, я пришёл объясниться.
Эдгар растерялся от слов незнакомца, но всё же лучик надежды ещё освещал его мысли.
- Как тебя понимать? - в недоумении спросил Эдгар. - Разве не ты спасал мою жизнь? Разве не ты оберегал и помогал мне?
- Я спасал не твою жизнь, я спасал Мировую гармонию, - ровным голосом отозвался Лингвериус.
- Я не понимаю тебя, - честно сказал Лучинский.
- Я и пришёл, чтобы объяснить. Любой человек является единицей Мироздания, его частицей, кирпичиком, элементом его энерго-информационной сути, одним из ингредиентов эмоционального спектра, который несравнимо многокрасочнее и количественно больше, чем земной. Ты, как единица Мироздания, уникален, Эдгар, ибо несёшь в себе недостающий для Вселенской гармонии элемент абсолютной, не подверженной влияниям извне, чистой верности и преданности. Верности делу, жене, сыну, семье, самому себе, наконец.
- Быть верным самому себе несложно. Я просто люблю свою работу и жену. Какой ещё элемент преданности? Не ожидал от тебя такой пафосной речи, Защитник.
- Во-первых, я не защитник. А во-вторых, любовь в чистом виде - это и есть вера и преданность. Недаром это слово произошло от самого энергонесущего "вера". Ты же лингвист, словесник, тебе ли этого не знать, Эдгар? - терпеливо пояснил небесный странник. - Передо мной не стоит задача защищать именно тебя. Моя миссия куда более масштабна. Я призван уберечь мир от дисгармонии. Конечно, я по-своему привязан к тебе, ибо наблюдаю за тобой со дня твоего рождения. Но по существу я занят не тобой лично, а всей информационно-энергетической сферой Мироздания.
- 13 -
Корректор
- Если я правильно понял, защищая гармонию Вселенной, ты вынужден защищать нас, смертных грешных? - уточнил Эдгар.
- Не совсем так. Хотя и похоже. Чтобы тебе было понятней, проведу простую аналогию между нами. Ведь мы с тобой в какой-то мере коллеги. Ты корректируешь газетный текст, я - эмоционально-информационное поле Вселенной. Ты исправляешь ошибки в словах и стиле, я - в жизнях и судьбах таких единиц Мироздания, как ты. Ты делаешь свою работу ради высокой цели служения родному языку. Я - ради гармоничного статус-кво в космическом эфире. Ты защищаешь язык от безграмотности и невежества. Я защищаю Вселенную от грозящей ей дисгармонии. Ведь космическое пространство населено не только высшими сущностями, но и мыслями, эмоциями разумных существ. Ты исправляешь ошибки в печатном тексте, я - в потоках людских жизней. Так что я Корректор, как и ты. Разница лишь в предмете применения наших усилий.
ГЛАВА 6. ВЫСШИЙ ПОРЯДОК
- Так я для тебя - ошибка, требующая исправления? - обескуражено спросил Лучинский.
- Не ты ошибка. Ошибка - в определённых точках пространственно-временного континуума, в которые ты попадаешь, - невозмутимо пояснил Лингвериус.
- Пусть так, - запальчиво произнёс Эдгар. - Хотя это и трудно для моего понимания. Но объясни мне, почему именно я удостоен такого высокого внимания. Эка невидаль - любить свою жену и сына, свою профессию. Это же совершенно естественное состояние для любого человека.
- Должно быть естественным. Увы, космические потоки мыслей на данном отрезке стрелы времени замусорены суррогатами эмоций. Чистых позитивных потоков мало, они убывают и почти не восполняются. И потом, кто тебе сказал, что ты один находишься в поле моего внимания и вторжения. Все люди с битофондом чистых эмоций, как говорят на Земле, на вес золота. Утрата такой единицы, как ты, грозит перевесом в сторону негативизма и, в конечном счёте, дисгармонией. А этого допустить никак нельзя. Дисгармония - это начало власти энтропии. Процесс дисгармонизации надо пресекать, ибо он чреват наступлением всеобщего вселенского хаоса, в котором не будет места человеку разумному.
- Почему ты не появлялся раньше? - в лоб спросил Эдгар.
- Раньше ты меня не звал.
- Значит, ты всё же сможешь помочь Тане?
- Нет, не смогу. Я - не Бог, я только его продолжение.
- ???
- Ты этого не поймёшь. Это как рука, которая выполняет волю мозга. Если мозг не даст нужный импульс, рука не поднимется и не сожмётся в кулак. Мозг управляет действиями.
- Я не понимаю, зачем нужна Богу Танина Смерть.
- Богу она не нужна. Круговорот тел и душ в пространстве имеет вполне закономерную ритмику, последовательность, периодичность, от которых тоже зависит Мировая гармония. Это - законы Высшего порядка. По-человечески я тебя понимаю. Но...
- Как ты можешь понимать меня по-человечески, если ты не человек? - резко прервал Лингвериуса Лучинский.
- Я был человеком. Но по воле Бога моя энергетическая сущность была востребована в Космосе, - устало, без раздражения ответил пришелец. - так вот, Высший порядок изменить нельзя. Его нарушение приведёт к сжатию информационных полей, в конечном итоге, к коллапсу, к точке сингулярности, к остановке времени, к небытию.
- Ты хочешь убедить меня в том, что если Таня выживет, случится Всемирный коллапс? - дрожащим от негодования и бессилия голосом выкрикнул Эдгар.
- Таня - не единственная единица Мироздании с печальной судьбой и ранним уходом.
- 14 -
Корректор
Ты это прекрасно понимаешь, - твёрдо отчеканил Лингвериус. - А делать исключения для одного невозможно в силу всё того же Высшего порядка, который неизменим изначально, потому что он - данность. Смерть тела трагична только с земной человеческой точки зрения. Но она естественна с точки зрения Высшего Космического порядка. Я не могу тебе помочь. Я не могу спасти твою жену.
- Зачем ты вообще тогда явился? - закричал Эдгар. - Без Тани мне не нужна моя трижды спасённая тобой жизнь.
Космический корректор тяжело вздохнул. Он понимал боль человеческой души. Он понимал, что Эдгар не сможет принять правду Высшего порядка, как когда-то давно он сам не мог принять её. Человеку, скованному телесной оболочкой, узостью и однобокостью органов чувств, ограниченному в способах миропознания недоступно такое понимание. А ещё космический Корректор знал, что после смерти жены Эдгар не сможет нести в Космос чистые потоки мыслей и эмоций. Его захлестнёт обида, неверие в высшую справедливость в её человеческом понимании. Чистая река его мыслей и чувств будет замусорена, начнёт мельчать и в конце концов вовсе оскудеет. Космос потеряет нужную ему единицу Мироздания. Мутных, нечистых потоков в пространстве много. Баланс вот-вот нарушится. Чтобы этого не произошло, надо принять оптимально полезное для Космической гармонии решение. И варианта всего два.
Можно снова скорректировать жизнь Эдгара. Вернуть его в точку до знакомства с Таней. Для этого придётся совсем чуть-чуть подправить естественный ход событий, угол коррекции будет мизерным и не повлияет на развитие общества в масштабах цивилизации. Зато спасёт Эдгара от будущих мук. Главное, чтобы они с Таней разминулись в жизни, пошли каждый своей дорогой.
Второй путь - телесная смерть самого Эдгара. В этом случае его душа, сохранив чистоту эмоционального байтофонда, продолжит излучать незамутнённые обидой потоки энергии и не будет потеряна для Космоса как нужная единица Мироздания.
Выбор за ним, за Космическим Корректором. Но этот выбор должен совпадать с осознанным выбором земного реципиента, именно осознанным. Ибо Корректор заранее знал, какой из предложенных вариантов предпочтёт Лучинский. Но альтернативный шанс должен предложить ему Корректор космической сферы. Осознанность поступка - одна из важнейших составляющих чистоты энергетических людских потоков мыслей и чувств.
Эдгар в упор, не отрываясь, смотрел на гостя. Он ждал, какой вердикт вынесет он после его пылкой тирады. В нём ещё теплился лучик надежды. А вдруг?... Вдруг этот космический странник, назвавшийся Корректором, всё же изменит своё решение? Вдруг решится скорректировать их с Таней дальнейшую судьбу? Ведь спасти Таню, наверняка, в его силах. Глядя в глаза Корректору, он внезапно ощутил неизбывную мученическую мудрость этого неведомого существа высшего предела. И неожиданно для самого себя спросил:
- Ты устал? Скажи, что самое трудное в твоей работе?
- Говорить "нет", когда люди ждут от меня "да", - не колеблясь ответил Лингвериус.
- Так скажи "да", - взмолился Эдгар.
- Не могу. Законы Высшего порядка не нарушаемы изначально, - устало промолвил пришелец. - Скажи, тебе когда-нибудь доводилось осознанно не исправлять ошибку в газетном тексте? Это, конечно, не сопоставимые вещи по масштабу, но если вспомнишь подобный эпизод, увидишь, что аналогия всё же сеть.
Эдгар задумался, и, перебирая в памяти каверзные случаи из своей практики, вспомнил...
Он, уже будучи ответсеком в редакции, сорвался, по просьбе заболевшего редактора, на совещание руководителей СМИ в областное правительство. Совещание затянулось, и в результате Лучинский прибыл в типографию, когда газета уже была в печати.
- 15 -
Корректор
К последней читке он не успел физически. Предчувствуя неладное, он схватил сигнальный номер и на развороте сразу же увидел нелепую ошибку в макетировании. Номер был предновогодний красочный. На открытии аршинными буквами ядовито зелёного цвета "полыхала" "шапка" - "Новый год грядёт! Что он нам принесёт?". А чуть ниже читался заголовок статьи, тоже набранный достаточно крупным шрифтом, - "Ждите в гости зелёного змия". Материал был критический, заголовок с претензией на юмор. Но вкупе с предновогодней "шапкой" на развороте всё это смотрелось совершенно по-дурацки, нелепо. Получалось, что ничего, кроме пьянства, грядущий год принести не может.
Эдгар был в ужасе. Такой ляп! Что делать? Выбор был не велик: либо снять номер с печати, то есть лишить читателей предновогоднего праздничного выпуска, либо оставить всё как есть. На последнем этапе печати, когда уже почти готов весь тираж, перемакетировать номер было невозможно. По решению ответсека Лучинского номер вышел тогда с непростительным ляпом.
Выслушав рассказ Эдгара, Корректор произнёс:
- Вот видишь. Ты бы, конечно, хотел исправить ошибку, но не сделал этого. Потому что существует незыблемый порядок процесса подготовки газеты к печати и выпуску.
- Да, но я не так всемогущ, как ты, - возразил Эдгар.
- Повторюсь, - методично поправил Корректор, я тоже не Бог. Мы оба всего лишь корректоры, ты в своём деле, я в своём. И в твоём деле, и в моём есть некие незыблемые правила, на которые не распространяется наша власть и наши желания.
- Значит, Тане ты не поможешь? - упавшим голосом прошептал Эдгар.
- Не могу, - тяжело произнёс Лингвериус. - Но я могу помочь тебе. Выслушай, не перебивая. У тебя есть два возможных варианта развития событий. Превый - с моей помощью попасть в точку отсчёта времени до знакомства с Таней. Если это случится, ты не будешь страдать так, как страдаешь сейчас. Второй - уйти вместе с Таней. Нет-нет, не самоубийство, это будет сделано не тобой и даже помимо твоей воли. Тогда вы будете вместе в космической сфере и не потеряете друг друга. Это будет совсем другая жизнь, но всё-таки жизнь, причём, вдвоём.
- Ты ставишь меня перед страшным выбором. Первый вариант отпадает сразу, Корректор. Я не хочу начинать жизнь ни с какой точки отсчёта, если в ней не будут Тани и Антошки.
- Ты встретишь другую, у тебя будет другой сын.
- Я не хочу! Не хочу другую. И сына другого тоже не хочу, неужели это непонятно? - вскричал Эдгар.
- Другого ответа я от тебя и не ждал. Это и есть та самая абсолютная верность, о которой я тебе говорил. Тогда остаётся второй и единственно возможный вариант - уйти из жизни, из этой жизни, вместе с Таней. Ты готов к этому. Ты уже три раза смотрел смерти в глаза. Ты знаешь, что это ощущение не из приятных. Ты помнишь запах смерти и её привкус. Ты готов снова пройти через это?
- Я готов, - без раздумий ответил Лучинский. - Но ты, Лингвериус, играешь не по правилам. Ты же знаешь, что у меня есть сын. Если мы оба, я и Таня, уйдём из этой жизни, Антошка останется один. Он должен будет жить сиротой. Ты бы пожелал такой участи своему ребёнку, будь ты человеком?
- У твоего сына есть молодые дедушки и бабушки, - игнорируя вопрос Эдгара, гнул свою линию небесный посланник. - Они вырастят его. Твой Антон станет знаменитым поэтом. Я знаю, что я говорю.
- Но он всё равно всю жизнь будет чувствовать себя сиротой. Как я могу бросить его оного, маленького, беззащитного, в этом, далеко не самом совершенном из миров. Не мучай меня, Корректор. Если бы не было Тоши, я не раздумывая ушёл вместе с Таней.
- 16 -
Корректор
Но я не могу предать маленького мальчика, даже ради Тани не могу. Он не виноват в том, что происходит с нами. Предать ребёнка, только потому, что не можешь терпеть боль от потери любимой женщины.... Это выше моих сил.
- Если ты отвергаешь оба варианта, а третий невозможен, что ты можешь предложить ещё?
- Делай, как считаешь нужным, Корректор, - бессильно уронив голову, произнёс Эдгар. - Я понял тебя, ты понял меня. Я не буду в обиде на весь мир. Я научусь жить со своим горем, если у меня, конечно, получится...
- Получится, - уверенно сказал Корректор. - Ты даже не представляешь себе, как далёк горизонт событий и эмоций разумного существа. Я рад нашему знакомству.
- Подожди! так что ты решил? - закричал Лучинский, видя, как Лингвериус начинает таять в воздухе. Но его вопрос повис без ответа. Корректора в комнате уже не было. Вместе с его исчезновением померкло и лунно-призрачное свечение. Комната погрузилась в темноту ночи.
Эдгар закрыл отяжелевшие веки и мгновенно заснул, будто провалился в воронку небытия, став сам точкой сингулярности, из которой нет возврата ни вперёд, ни назад, и которой нет дела до мятущейся Вселенной, балансирующей на грани гармонии и дисгармонии.
ГЛАВА 7. ПРОБУЖДЕНИЕ
Наутро Эдгар проснулся с тяжёлой головой и безрадостными мыслями. Ему снился странный сон, смутно связанный с какими-то высшими силами. Он не помнил, о чём конкретно они говорили. Однако ощущение непоправимости случившейся в их семье беды было острым, болезненным и не давало повода думать о возможной помощи свыше. Именно эту единственную мысль он вынес из своего сновидения.
Визит Космического Корректора был стёрт из его памяти, подробности разговора тоже. Вот только одна эта мысль и засела в мозгу, как заноза: ему никто не в силах помочь, даже его Защитник.
Надо было вставать, готовить завтрак, кормить Таню. Потом бежать на работу. В обед снова ехать домой, чтобы опять кормить Таню и менять ей постельное бельё, последнее время она сильно потела. Потом - снова на работу, и снова домой. Этот заколдованный круг противостояния умирающей плоти длился уже третий месяц. Эдгар был готов терпеть его вечно, только бы знать, что Таня останется жить. Пусть так, пусть с его помощью, но будет живой. Но надежды не было. Об этом говорил лечащий врач жены. Об этом же говорил и некто из его сна.
Размышления Эдгара прервали доносящиеся с кухни звуки - кипение чайника, звяканье посуды, шум льющейся воды. Звуки были знакомыми, привычными, но Эдгар точно знал, что на кухне сейчас быть никого не может. Таня уже давно сама не вставала, а Тошка гостил у бабушки.
Удивлённый неправдоподобностью происходящего, Эдгар встал с постели и поспешил на кухню. Увиденная им картина была сказочно прекрасна.
Таня стояла у плиты, весёлая. Розовощёкая, слегка располневшая, в ярком цветастом переднике поверх ночной рубашки. Дома в утренней спешке она позволяла себе такую небрежность в одежде, что почему-то всегда чрезвычайно умиляло Эдгара. Помешивая ложкой в маленькой алюминиевой кастрюльке с молоком, она улыбнулась мужу:
- Мне сегодня гораздо лучше, Эдя. Даже насморка нет. Похоже мы с тобой победили этот мерзкий мудрёный грипп. Эдя, что ты стоишь, как вкопанный? Садись завтракать, бутерброды с омлетом на столе.
Эдгар не верил своим глазам. Татьяна была здорова, бодра и весела, будто и не было этого страшного диагноза и этих ужасных трёх месяцев её угасания и его беспросветного мучительного отчаяния.
- 17 -
Корректор
- Слушай, Эдь, давай заберём уже Антошку. Я по нему уже соскучилась, - щебетала жена, разливая молоко в чашечки с кофе. По утрам они оба любили пить кофе непременно с молоком. - Да и опасность, я думаю уже миновала. Грипп Антошке больше не угрожает.