Бутылочно-зелёная гладь Унзурки отливала ан солнце серебряной рябью, словно блестящие чешуйки огромной рыбины. Река бликовала, тихо нежась и вздыхая в голубовато-дымном мареве летнего утра.
Иван любил эти утренние часы на реке. Ещё нежарко, свежо, пустынно, и новорожденное солнце похоже на яблоко невиданных размеров, зависшее между рекой и небом. И степь кругом, тихая, ещё не проснувшаяся, охряно-зелёная, просторная до ликования, до шального счастья. И такое ощущение свободы, которое и словами не передать. Будто ты никакой не Иван Багров, не инженер сталелитейного завода, не муж женщины по имени Элиза, не житель мегаполиса, ничей ни отец, ни друг, ты - просто ты, безо всяких взаимосвязей с людьми, часть вот этой степи и Унзурки, и больше ничего. Нет никаких обязательств, договоренностей, сложных и несложных отношений. Всё просто: ты, небо, река, степь.
Иван и приезжал из своего Куржанска сюда, в Мирское, для того, чтобы хоть в раз в году ощутить это шальное чувство бытия вне времени и человеческих взаимосвязей. Это было так упоительно, так ликующе весело, что хотелось удержать при себе этот миг вневременья и внутреннего полёта. Ещё хотелось по-мальчишечьи задорно бегать вдоль реки, или до одури плескаться в воде, или, широко расставив руки, словно крылья, лететь над волнистой степной бесконечностью, чтобы догнать линию горизонта и заглянуть туда, через неё, за неё, в следующую бесконечность.
- В Мирском у Ивана жила мама. Всю жизнь жила. И замуж здесь выходила, и Ваню родила, и мужа схоронила. И хотя Иван много раз зазывал её в город, всегда отнекивалась, махала на сына руками:
- Что ты, Ваня, лучше нашего Мирского места нигде не найти. Боюсь я отсюда уезжать. Это как жизнь сменить. Нет, не хочу. Лучше уж вы ко мне.
Иногда Иван приезжал к матери в отпуск со всем своим семейством. Дочка Сашенька любила ездить к бабушке. Элиза не любила, но терпела, как бы проявляя покорность мужу. Но последнее время всё изменилось. Сашка выросла, поступила в институт, влюбилась, стала чужой и далёкой, как полярная звезда в небе. Деревенская жизнь с бабкиным огородом, козой, банькой по пятницам её больше не привлекала.
А Элизе, видимо, надоело изображать из себя покорную жену, и однажды она откровенно сказала супругу, что хочет увидеть в жизни что-нибудь ещё, помимо Мирского и Унзурки. И укатила с подругой на Канары. А потом на Мальдивы, а потом в Шарм аль Шейх. И это было её право. Она ведь не обязана любить малую родину мужа.
Ну а Иван, в точности, как его мать, считал Мирское самым прекрасным и красивым местом на Земле и не представлял себе, где бы можно было лучше, чем здесь встречать рассветы. Не нужны ему были дальние города и страны с их чужеродной экзотикой и непонятным ритмом жизни. Сюда тянуло, на родную речку, в родительский дом, на родину. Нужен был ему до зарезу этот глоток родного воздуха, чтобы потом снова впрячься на целый год в работу, семью, суету, в свои и не свои проблемы и заботы.
За Элизу с Сашкой он не переживал. За дочерь всюду следовал её Дементий, с которым они уже год как жили гражданским браком. А Элиза.... Между ними давно не было прежних чувств, хотя относились они друг к другу с уважением и, что не менее важно, с пониманием. Кстати, друг другу не изменяли. Так думалось Ивану. И не из-за пафосно -высоких представлений о семейной верности, а скорее по привычке жить так, и не иначе. Поэтому Багров спокойно провожал её в очередную турпоездку, а сам отправлялся поездом, с пересадками, в Мирское и отводил здесь душу ленивым ничегонеделаньем, растворением себя в степном просторе и речной волне, поеданием маминых блинов и вареников. Вскопать, полить огород, накосить сено для козы Маньки, натаскать воды для бани за дело не считал. И вообще был уверен в правильности изречения о том, что лучший отдых - это смена вида трудовой деятельности.
Был Иван мужчиной крепким, жилистым, к деревенскому труду с детства приученным. И несмотря на свои сорок с хвостиком вид имел бравый и силу в мышцах чувствовал. Налёт городской внешней лощёности, конечно, приобрёл, но в душе оставался деревенским пацаном, любящим степь, Унзурку, маму.
... Солнце из яблока незаметно трансформировалось в жёлтый блин. Унзурка ещё сильнее засверкала своей чешуёй. Иван поднял с земли круглый плоский голыш, нагнулся, отвёл руку назад, согнув в локте и прицеливаясь, и резким отточенным движением метнул камень вдоль голубого речного полотна. Голыш полетел точно в заданном направлении, параллельно водной глади. О воду шлёпнулся не скоро, вновь отскочил от поверхности и снова шлёпнулся, осторожно, по касательной. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь,- с замиранием сердца, как в детстве, считал Иван. - Эх, а раньше до пятнадцати брал, старею, что ли. Камешек бодро уходил на дно, а на поверхности реки разлетались, разбегались вибрирующие, звонко искрящиеся круги.
Иван разделся и со всего размаху плюхнулся в воду. С детства не любил входить в воду постепенно, приноравливаясь и привыкая к ней. Брал реку сразу, нахрапом, в один миг. И тело откликалось на водную прохладу ликующим всплеском адреналина в крови и безудержной радостью победителя.
Плавал Иван мощными рывками. Брас не брас, кроль не кроль, по-мирскому плавал, но красиво. Унзурку запросто мог переплыть. Чего там, один-то километр, и того, наверное, нет уже, обмелела речка со времён его детства. Плавать легче, чем ходить, вода-то держит. Эту истину он усвоил ещё ребёнком и пользовался ею вовсю.
Но сегодня речку переплывать не стал. Мать просила до обеда воды в баню натаскать, банный день задумала.
По дороге домой встретил соседа Витьку. Тот спешил на автобус в райцентр. Витька после армии осел в Мирском, обзавёлся семьёй, а ан работу устроился на местную лесопилку. Вот и ездил туда - обратно каждый день.
Поздоровались. Иван спросил:
- Что так поздно сегодня? Первый автобус давно прошёл.
- И не говори, - махнул рукой Витька. - Вчера к моей Верке сеструха приехала. Из Омска, во как. Ну, посидели маленько вечером. Проспал, короче. Мне б сейчас не на работу, а в речку нырнуть, а ещё лучше в баньку, чтоб хмель согнать.
- Терпи, - нарочито сурово сказал Иван. - До вечера. А вечером милости просим в баню вместе с Верой. Будем сегодня топить.
Была у деревенских такая традиция - зазывать родню и соседей в баню на помывку. Банька не у каждого во дворе стояла. И уж если кто свою топил, так мылась вся родня.
- Ой, спасибо, Вань. Придём, не откажемся, - с чувством сказал Витька. - А сеструху Веркину можно с собой взять?
- Бери. И сеструху вымоем, - разрешил Иван.
В этот момент на дороге появился бело-синий грудастый автобус, и Витька припустил к остановке.
А Иван, не спеша, осторожно ступая по пыльной дороге босыми ступнями, направился к избе. На душе было чисто и светло, как-то промыто. Вот и день уже наперёд расписан. Прорисовался денёк. Сейчас позавтракает парным козьим молоком с мамиными оладушками. Потом газеты почитает под вишней в гамаке. А уж потом и за вёдра возьмётся, благо колодец во дворе, далеко ходить не надо. А после обеда опять на Унзурку сходит. Самое пекло - грех не искупнуться. После баньку затопит. И снова за вёдра - к вечеру помидоры и огурцы полить надо. А там и банька подоспеет. На первый жар он сам пойдёт, потом дядька Фёдор, затем - мать. А дальше очередь соседей, сначала дамы, потом сам Витька.
А после баньки, как водится, за стол сядут. Мать самогон выставит. Витька, хоть и любит выпить, но не запойный, меру знает, в дурака не превращается. Зато за гитару хватается после первой же рюмки. А поёт хорошо, душевно, голос у него тёплый, бархатный. И песни какие-то тревожно-грустные, щемящие и раздольные, как степь.
И предвкушая эти милые вечерние посиделки под гитару, да с рюмочкой и соленьями на столе, Иван блаженно улыбнулся и отворил калитку во двор.
ГЛАВА 2. ПОСЛЕ БАНЬКИ
- Мам, я пришёл, - крикнул Багров со двора.
Однако мать не отозвалась.
- Прасковья Матвеевна, - дурачась, закричал Иван, - чего сына не встречаешь?
- Иду, Вань, - послышался голос матери из дома.
И по её тону он понял, что мать не одна. Кто-то, видно, с утра навестить пришёл. Ну да, сегодня же банный день, смекнул Багров. Вот и идут в надежде быть приглашёнными.
На крыльцо вышла Прасковья, а вслед за ней молодая незнакомая женщина. Что за птица? - подумал Иван. - В Мирском сроду такой не было.
- Познакомьтесь, - бодро сказала мать. - Это Верина сестра Магда, - и видя недоумение сына, добавила: Не родная, двоюродная. Верка её за скалкой прислала, пироги сегодня затевают, а своя скалка где-то запропастилась.
- Очень приятно. Иван, - представился Багров и протянул девушке руку.
Она ответила быстрым сухим, жарким рукопожатием:
- Магдалена.
- А я, Магдалена, знаю, что Вы будете делать сегодня вечером, - хитро улыбнулся Иван.
- Мыться у нас в бане, - уверенно произнёс мужчина.
- Да? - снова удивилась Магда.
- Да. Представьте себе, я точно это знаю, - и видя растерянность собеседницы, вдруг весело рассмеялся. - Всё очень просто. Я сегодня пригласил Витю с женой и, естественно, с прибывшей гостьей к нам в баню. Теперь и Вам лично передаю это приглашение. Милости просим.
- А-а-а, - заулыбалась Магда. - Спасибо. Придём. И пироги с собой прихватим.
- Это дело, - одобрил Иван.
Магда спустилась с крыльца и, плавно вибрируя плотным загорелым телом (откуда, спрашивается такой загар у сибирячки?), направилась к калитке. Под её ярко-красным сарафаном с жёлто-сине-зелёными цветами рискованно дерзко покачивались тугие бёдра, а круглые розовые пятки весело мелькали при ходьбе. И вся она была крепенькая, ладненькая, без фальши. Вот это сеструха! - подумал Иван. - Хороша. Подумал и забыл.
А вечером была баня с последующим дружеским застольем. Распаренные, с красными лицами и блестящими глазами, свежие, расслабленные, умиротворённые, будто причащенные, все уселись за стол, накрытый Прасковьей во дворе под старыми вишнями. . Хрусткие огурчики, бордовые сладкие помидоры, солёные грибы, отварная картошка, крупно, горкой наложенная в здоровую миску, соседские пироги с зелёным луком и яйцом украшали стол.
После первой рюмки у народа развязались языки. Говорили кто о чём - о нынешнем урожае яблок, о леспромхозе, который, по словам Витька, на ладан дышит, потому что натиск капитализма выдержать не может, о городской и сельской жизни. А как же, вечные противоречия между городом и деревней.
А Иван, не отрываясь, смотрел на притихшую, загадочно молчаливую Магду, будто увидел в ней что-то, чего в первое утреннее знакомство не заметил и чего до сих пор почему-то не замечают остальные.
Что было в этой женщине такое, что заставляло его с жадностью вглядываться в её лицо? Бог его знает. Но была, была в Магде какая-то особинка, не поддающаяся его мужской логике. Да, конечно, красива и, безусловно по-женски притягательна. Но красивых баб много. Особенно в городе, где все они, намазанные кремами, раскрашенные косметикой, ухоженные и холёные, как на подиуме демонстрируют свою неувядающую молодость и красоту - не разобрать 25 или 50 лет красотке.
Магда была другая. Совершенно естественная, как.... Как что? Иван никак не мог подобрать сравнение. Как полевой цветок? Нет, конечно. Для полевого цветка она слишком яркая, слишком индивидуальная, броская. Но и розой не назовёшь. Нет в ней той ухоженной продуманной красоты напоказ, как у розы. Магда скорее дикая тёмно-красная мальва, растущая во дворе за палисадником. Или бордовый, вызывающе дерзкий, взлохмаченный, бесстыдно роскошный пион, даже не подозревающий о своей бесстыдной красоте.
- Чего вам в городе не жить, - голосила за столом пьяненькая Верка. - Пошли в магазин, там тебе и яйцо, и молоко, и картошка и моркошка в пакетиках разложены, бери, не хочу. А тут каждой травинке поклонись, прежде чем урожай собирать. А если молочка испить захочешь, так бурёнку в пять утра за титьки потягай. Вот и получается, что вы там в городах своих чистенькие, да аккуратненькие ходите, а мы, деревенские, по уши в дерьме.
- Ну уж прям и по уши? - заржал Витька.
- А ты в хлеву нашем давно был? Чем там пахнет? А землю во садочке давно удобрял? Как есть, так и говорю. По уши в говне.
Витька махнул рукой, мол, чего с пьяной бабы взять, и потянулся к гитаре. Бутыль подходила к концу, пора и песни спевать. Взял несколько аккордов, разминая пальцы и прислушиваясь к звуку струн, слегка побренчал, потом выдохнул и проникновенно с чувством запел: "Я в весеннем лесу пил берёзовый сок, с ненаглядной певуньей в стогу ночевал..."
- Магда, а ты городская или деревенская? - полушёпотом спросил Иван.
- Живу в городе, - так же тихо ответила Магда.
- Надо же? - искренне удивился Иван. - А я думал, ты наша, деревенская.
- Так ты и сам из города приехал. Такая же я городская, как и ты, потому что родом из деревни?
- Это из какой же?
- В Волынке я родилась, есть такая в Сибири деревенька. На карте не найдёшь. А в Омск учиться поехала.
- И на кого выучилась?
- На психолога. В клинике работаю, правда, первый год.
- Здорово. А я инженер на литейном. Слушай, а откуда у тебя такой классный загар, если ты из Сибири? - не удержался, полюбопытствовал Багров.
- Это не загар. Кожа у меня смуглая, - смутилась Магда. - Говорят, в роду у нас цыгане затесались в каком-то седьмом колене.
Девушка помолчала, потом вдруг спросила:
- А почему ты один без семьи приехал? Без жены, без дочки.
Осведомлена, - подумал Багров и тут же закинул удочку:
- Да и ты вроде одна, без семьи путешествуешь.
- А у меня пока и нет семьи, - безмятежно ответила девушка. - Правда, я была полгода замужем. А-а, - махнула рукой, - не понравилось.
- Разве можно так о семье? Понравилось - не понравилось. Семья дело серьёзное, - Ивана почему-то потянуло на резонёрство.
- Вот именно серьёзное, - с жаром подхватила Магда. - А у нас с Тимой всё сразу было несерьёзно. Я же в 18 лет замуж выскочила, молодая была, глупая-а-а-а. Да и он не умнее. Вот и получилось несерьёзно. А когда поняла... Что же делать? Терпеть всю жизнь из-за одной единственной глупости? Нет, ошибки надо признавать и исправлять. Вот и развелась.
- Наверное, ты права, - согласился Иван. - Ну а любовь свою встретила уже?
- Значит, не встретила, - уверенно подытожил Иван.
- Не зна-а-а-ю, - нараспев повторила Магда.
Застолье уже вовсю спевало щемяще пронзительные в своей простоте песни Окуджавы. Прямо над столом в синем сумеречном небе зависла бледно-жёлтая долька луны. Пахло травой и влагой с Урзунки. В темнеющей синеве пространства ярко сияли глаза Магды.
Девушка тихонько бочком поднялась из-за стола и направилась к калитке. Верка с Витей и дядей Федором уже тянули "Ой, мороз, мороз..." Прасковья убирала со стола, самозабвенно раскладывая остатки угощения по тарелкам гостей.
Багров встал, мотнул головой матери:
- Я сейчас, мам, - и быстро пошёл вслед за Магдой.
- Ты чего сбежала? - спросил Иван, нагоняя девушку.
- Ничего, а почему, - мимоходом бросила та, ускоряя шаг.
- Почему? - тупо спросил Иван.
- Потому, - буркнула Магда и побежала.
Он догнал её возле брошенной сараюшки на околице деревни. Оба запыхались. Смотрели друг на друга бешеными, какими-то затравленно обречённым глазами и вдруг разом кинулись друг к другу. И сцепились руками, телами, сомкнулись так, что аж дух перехватило.
- Я знала, что так будет, - прошептала Магда, опускаясь в пахучие волны свежескошенного сена и увлекая за собой оторопело шального, неуклюжего от растерянности Ивана.
И покатилось небо со звёздами куда-то вспять. И лунная долька сквозь прорехи крыши раскачивалась в такт их пульсирующим телам. И кипящая страсть вырывалась наружу стонами первородной тоски и наслаждения.
А потом, уставшие от бешеной схватки тел, счастливые первозданным ощущением гармонии, притихшие от невозможности сказать словами то, что чувствуют, они лежали на перине примятого сена, крепко обнявшись, и расслабленно молчали. А потом нечаянно уснули и во сне уже бессознательно всё нащупывали друг друга, будто боялись потерять.
Очнулись под утро. Иван открыл глаза и увидел, как Магда, уже стоя, натягивает через голову свой немыслимо яркий цветастый сарафан, скользящий по её сильным стройным ногам до округлых, с ямочками, смуглых коленок.
- Полежим ещё, - снова изнемогая от желания, попросил Иван.
- Не сейчас, - коротко ответила Магда.
- Ладно, - легко согласился Багров, натягивая джинсы. - Тогда давай поговорим. В деревню всё равно рано ещё идти.
- В самый раз, - возразила Магда. - Пока все ещё спят. Зачем гусей дразнить. Ты женатый человек, тебе лишние разговоры ни к чему.
"Господи, - подумал Багров, - а ведь я и забыл, что женат". И будто прочитав его мысли, Магда сказала:
- Это тебе только кажется, что ты забыл о семье. А вот сейчас вспомнил и испугался, ведь так?
- Есть такое, - нехотя признался Иван, он почему-то понял, что хитрить с Магдой нельзя, всё равно она знает правду про него.
- А ты не пугайся, - совершенно спокойно произнесла она. - Всё, что случилось, должно было случиться.
- Как раз не должно было, - угрюмо возразил Багров. Он уже раскаивался в том, что был так неосмотрительно смел. И дело не в Элизе. Ей собственно всё равно, для Элизы главное не знать про измену. А где и как проводит время её муж на самом деле, ей без разницы. Так давно повелось. И такое положение вещей всех устраивало. Но вот Магда... Ей-то каково? Молоденькая ещё совсем, поддалась зову плоти и, наверное, не знает теперь, что с этим делать. Ей простительно по малолетству. А ему, сорокалетнему мужику, надо было сдержаться.
- Ваня, ты за меня не переживай, - ответила на невысказанный вопрос Багрова Магда. - Со мной всё в порядке. Я ведь не маленькая девочка, уже за 30 перевалила.
- 30? - ошеломлённо воскликнул Багров. - Я думал, лет 19, не больше.
- Это я так выгляжу. Меня и в институте девчонки за свою ровесницу принимали. Ну всё, Вань, давай-ка разбегаться. Я первая пойду, ты минут через 15 после меня. Если кто и догадается, так ведь не пойман - не вор.
И девушка резво выпорхнула за дверь и быстрым шагом, чуть с подскоком, побежала по пыльной дороге к деревне, весело сверкая розовыми кругляшками пяток.
ГЛАВА 3. АССОЦИАТИВНАЯ ЦЕПОЧКА
Когда Иван вернулся, мать была уже на ногах.
- Нехорошо, Вань, - только и сказала она. - Не по-людски. Ты уже взрослый мужик, а она...
- 30 лет ей, мам.
- Я тебе не про возраст толкую, - укоризненно покачала головой Прасковья. - Не замужем она. Девчонку трудно ль ославить?
- А если бы замужем была, лучше бы было? - буркнул Иван.
- Моё дело сказать, а там сами решайте, - с явным осуждением сказала мать. - А Элизка твоя не права. Которое лето всё один, без неё приезжаешь. Да виданное ли дело мужика надолго одного отпускать? Странно вы живёте, вроде семья, а как чужие.
- Ладно, мам, чего ты опять, - пробубнил Иван. - Есть хочу. Что там у нас на завтрак?
Весь день Багров не знал, как дождаться вечера, чтобы под покровом ночи вновь пробраться на заветный сеновал. Помогая матери по хозяйству, он перебирал в памяти страстную мозаику прошедшей ночи, все их ласки и разговоры, пестуя в душе каждый её взгляд, жест, слово.
Слов было немного. Вспомнил, что она каким-то волшебным образом угадывал все его мысли. Может, это и есть женское чутьё? - подумал Багров. Но с другой стороны ни Элиза, ни Сашка никогда не то что мысли читать, вслух произнесённое услышать не могли. Как на разных языках всю жизнь проговорили.
И ещё вспомнил странный их с Магдой переброс словами: "Ты чего сбежала?" - "Не чего, а почему" - "Почему?" - "Потому". Так ведь и не ответила тогда, почему так внезапно подскочила с места и чуть ли ни бегом покинула застолье.
Вот это "почему" и не давало покоя весь день. А когда вечером, уже разметавшись на сене после упоительных счастливых часов близости, он задал Магде этот вопрос, она с каким-то странным недоумением сказала:
- Я шла туда, где всё должно было случиться. Разве ты не понял?
- Не-а, не понял, - честно ответил Иван. - Как ты могла знать, что случиться, если я этого ещё не знал?
- Я всегда знаю, что должно случиться, - спокойно ответила женщина и добавила: - Если это что-то важное.
- И что же ты знала? - недоверчиво спросил Иван.
- Всё. Что приеду этим летом к Вере и встречу здесь тебя. Что мы с тобой пойдём на этот сеновал. И что у нас с тобой любовь случится, - перечислила Магда.
- Выдумываешь ты всё, Магдуся, - расслабленно улыбнулся Багров. - Ну как ты могла знать, что я именно этим летом приеду не в августе, как всегда, а в июле? Этого даже я не знал до самого последнего момента.
- А я знала, - упрямо повторила женщина.
- От кого знала?
- Господи, как трудно с тобой разговаривать, - по-женски горестно взмахнула рукой Магда. - Ни от кого. Я знаю вещи просто так, сама по себе.
- Во сне что ли снится? - допытывался любовник.
- Нет, сны здесь ни при чём. Это такое ощущение.... Где-то внутри. Как же тебе это объяснить?
- Лучше бы с научной точки зрения.
- С научной, наверное, не смогу. Вот смотри. Мы все, то есть люди, чем бы мы ни занимались, постоянно о чём-то думаем, так?
- Так, - согласился Иван.
- Процесс сознания у нас постоянный, его невозможно выключить. Я однажды поставила Анд собой эксперимент - заставляла себя не думать. Просто тупо лежать в кровати и не думать. У меня ничего не получилось. Самое большее, чего я достигла, - это зафиксировать в голове одну-единственную мысль: ни о чём не думать, ни о чём не думать. Получилось, что я всё равно думаю про то, что нельзя думать. И это при строжайшем контроле со своей стороны. А если отпустить мысли... Ведь в свободном полёте они летят как хотят и куда хотят. Иной раз такая ассоциативная цепочка выстраивается, что даже и не поймёшь, откуда ноги растут.
- Например? - заинтересовался Иван.
- Например, начала думать о том, что забыла сегодня купить спички, а закончила тем, что в следующем году надо непременно выйти замуж.
- Ого! Это как?
- А так. Нет спичек - завтра утром придётся включать плиту с помощью зажигалки - в зажигалке газ кончился - схожу к соседке, она курящая - интересно, куда подевался соседкин муж, во дворе говорят, что он Галку бросил - ой, надо завтра Галкиному сыну свои акварельные краски отдать, мне не нужны уже, а он рисует - сколько ему, кстати? - кажется семь лет - а Галке, как мне 31 - надо ребёнка рожать - от кого? - замуж надо срочно выходить, крайний срок - следующий год. Вот такая ассоциативная цепочка, Ванечка.
- Ну это понятно. Это не предвидение, а просто логическое мышление, - недоверчиво усмехнулся Багров.
- Правильно. Но не совсем. Логика, конечно, присутствует, но спонтанная, хаотичная, неуправляемая. А если научиться управлять своей мыслью и посылать её в заданном направлении, то можно из своего сознания или подсознания, точно не знаю, извлекать нужную информацию, - Магда смотрела на Багрова честными чистыми глазами человека, не умеющего врать. Иван вдруг понял, что всё сказанное ею, чистая правда, не вымысел. - Понимаешь, Ваня, где-то возле нас скапливается нужная информация, и, если постараться, то можно извлечь полезную для себя. Я постаралась и научилась.
- Да ты объясни мне толком, как это происходит у тебя в голове, - Иван был явно заинтригован.
- Сама не знаю. Толчок внутри - и мысль. Когда у меня ёкнуло - надо ехать к Верке, там мой мужчина, я решила, что поеду в августе, но тут - стоп! Нельзя в августе, что-то у него будет не так, как обычно, что-то, связанное с женой, надо ехать раньше, я напряглась и тут же следом другая мысль - ехать в июле. И всё. На этом мысль оборвалась. Но нужную информацию я уже получила, - Магда смиренно потупила глаза, длинные тени от ресниц легли на её лицо.
- Вот это номер! - не удержался от восклицания Иван. - Ты заранее ехала на встречу со мной, зная, что я женат?
- Ну да, - непонимающе дёрнула плечом девушка.
- И тебя это не остановило?
- А почему меня должно было это остановить? - удивилась Магда. - вы с женой живёте как чужие. И ты ждал меня. Я же говорю: случилось то, что должно было случиться.
- Во-первых, откуда ты знаешь о подробностях моей семейной жизни? - повысил голос озадаченный Багров.
- Во-первых, не кричи, - строго сказала Магда. - А во-вторых, как раз о подробностях твоей семейной жизни я ничего не знаю. Я знаю только самое главное и в общих чертах - ты и твоя жена давно не любите друг друга и живёте по привычке. Так ради чего тогда мы с тобой должны отказываться от любви, ниспосланной нам провидением?
- Магда, я совсем запутался, - растерянно пробормотал Иван. - У нас с тобой как-то всё наоборот. В этой ситуации я, женатый 40-летний мужик, соблазнивший молодую женщину, должен бы говорить тебе о том, что мой брак давно изжил себя, что с женой меня не связывает ничего, кроме дома и общего ребёнка, ну и так далее, стандартный набор стареющего ловеласа. А тут за меня все эти вещи ты проговариваешь. Как-то не по сценарию это.
- Сценарии пишем не мы, - назидательно сообщила Магда. - Мы их только прочитываем и немного корректируем, каждый по-своему, кто как умеет. У нас с тобой жизненный сценарий не очень типичный, не такой, как у большинства.
- Почему? - вконец одурел от новой информации Багров.
- Может быть, потому что я не очень типичная личность, а тебе было уготовано полюбить именно меня.
- Тебе не кажется, что это звучит как-то нескромно с твоей стороны? Ты вместо меня говоришь о моих чувствах к себе...
- Опять не по сценарию? - рассмеялась девушка, и спирали чёрных густых волос запрыгали у неё по плечам.
- Да, в общепринятые сценарии ты явно не вписываешься, - глубокомысленно изрёк Багров.
- Привыкай, - почти приказала Магда.
- А как ты узнала, что я переменю время отпуска именно из-за жены? - не обращая внимания на властные нотки в голосе возлюбленной, поинтересовался Багров.
- Боюсь, что этого я объяснить тебе не сумею. Я ведь просто считыватель информации и сама не понимаю эту механику, как и откуда в моей голове возникает та или иная мысль. Просто, пришла мысль, что твоя жена будет торопиться куда-то, и ты тоже наметишь свою поездку в Мирское на более ранний срок, на июль вместо августа, - спокойно пояснила Магда.
И Багров вдруг вспомнил тот давешний разговор с Элизой. Она, как бы между прочим, сообщила ему, что хочет поехать в Париж именно в июле, потому что там открывается какая-то редчайшая выставка эксклюзивных ювелирных изделий, побывать на которой она мечтала всю свою жизнь. И поскольку у них было заведено по жизни брать отпуск в один и тот же месяц, Багров подумал, что не произойдёт ничего страшного, если он приедет в Мирское месяцем раньше.
И как могла незнакомая девушка, не видевшая его прежде, не знавшая ни его жену, ни его самого, узнать такие мелкие подробности их жизни?
- Да ты просто уникум, Магда! - искренне восхитился Багров. - ясновидящая, провидица.
- Я же говорю, я просто считыватель информации, которая находится рядом со мной, и больше ничего.
- Ничего себе рядом?! Мы с тобой живём в разных концах страны.
- Да, действительно. А кажется, что рядом, - недоумённо пожала плечами девушка. - Наверное, нужная информация каким-то образом долетает до меня. По крайней мере я ощущаю её рядом.
- Слушай, да ты опасный человек, Магдуся, - то ли восхитился, то ли испугался Багров.
- Это чем же? - беспечно спросила она.
- Ты, не зная меня, знаешь обо мне больше, чем некоторые мои друзья и родственники. Ты обладаешь скрытой способностью притягивать к себе нужную информацию. Да ты просто находка для любого ЦРУ.
- А-а, ты об этом.... Это, Ванечка, не моя стезя. Я притягиваю только ту информацию, в которой лично заинтересована.
- Понятно, - бодро сказал Иван.
А сам подумал - это надо же было влюбиться в такую феноменальную личность! Нет чтобы встретить обычную девчушку-хохотушку, мило провести с ней летний месяц своего отпуска, чтобы потом легко расстаться и спокойно забыть друг друга.
С Магдой так было нельзя. Он это знал. Магда ворвалась в его жизнь, как данность, раз и навсегда. Он, может, и хотел бы лёгких отношений, чтобы не осложнять себе жизнь, но это было невозможно. Сотканная из ясного ума и искренней страстности, она вся состояла из противоречий. В ней уживались бесшабашная порывистость страсти и рассудительность уникума, земная первозданность и сакральные тайны сознания. Она была воплощенное противоречие земного с неземным, явного с тайным, понятного с неведомым.
"Угораздило же влюбиться в такую," - в который раз подумал Иван и всем телом потянулся к гибкому стану черноволосой красавицы.
ГЛАВА 4. ОТЪЕЗД
По утрам Иван продолжал бегать ан Унзурку. Встречал восход. Плавал, кидал в реку голыши, смотрел, как множатся, расплываются по водной глади круги. Потом возвращался домой и ждал, ждал, до коликов в сердце ждал вечера, чтобы увидеться с Магдой.
Как-то возвращаясь с речки, наткнулся на Виктора. Тот смотрел на Ивана набычившись, исподлобья и руки, как обычно не протянул. На молчаливый вопрос Багрова сказал:
- Не ожидал от тебя. Иван. Чего ты девке мозги пудришь? Уедешь в свой город к Элизке и забудешь. А у неё всё всерьёз.
- И у меня всерьёз, - хмуро ответил Багров.
- Да не прикидывайся ты пацаном, Ваня. Ты мужик зрелый, разумный, на ногах крепко стоишь. А Магда так... стебелёк тонкий в степи. Неприкаянная она и... - Витька понизил голос до таинственного шёпота, - и... немного не в себе.
- Ты это о чём? - изумился Багров.
- А то ты не знаешь?
- Не знаю.
- Она ж в Веркиной семье не родная, найдёныш твоя Магда. Она цыганка. В детстве ещё младенцем выпала из цыганской кибитки. А сестра Веркиной матери её подобрала. Рассказывают, у девчонки вся голова в крови была, сильно расшиблась. Но оклемалась и в новой семье прижилась. А только с той поры странности у неё с головой наблюдаются. С детства она у них такая.
- Какая? - в упор спросил Иван.
- Да не от мира сего. Иногда такое наговорит, хоть стой, хоть падай.
- Да чего наговорит-то? - рявкнул Багров.
- Нет, иногда она очень даже правильно говорит, - пошёл на попятный Витька. - Когда аз моей Веркой хлыщ один ухаживал, это она ещё в девках была, Петька Ремезов, Магда Верке сразу сказала: не твой человек Пётр, и меня порекомендовала, - Витька самодовольно ухмыльнулся. - Как видишь, по сей день живём.
- Девушка добрый совет дала, а ты говоришь, не от мира сего, - пожал плечами Иван.
- Ну это единичный случай, - отмахнулся Витька. - а знаешь, что она нашей бывшей соседке Полине сказала? Не покупай, говорит, Полина, сегодня сливочное масло, а то твой брат никогда не женится. И как ты прикажешь это понимать?
- Не знаю. Надо у Магды спросить.
- Ты что, с дуба рухнул?! - искренне возмутился Витька. - Девка несёт бред сивой кобылы, а я буду расспрашивать, что, как и почему? Ну не в себе она, понимаешь? Клинит у неё что-то в мозгах. Сильно головой в детстве ударилась, оттуда всё идёт, - резюмировал свой рассказ Виктор. - А ты, значит, всерьёз в неё влюбился, Вань? Ой, не советую. Нет, Магда девка хорошая, честная. Вот только с головой у неё беда. Да к тому же цыганская бедовая кровь в ней играет. Да и вообще, Элизка у тебя...
- Вить, я всё понял. Спасибо за заботу. Только давай мы с Магдой сами разберёмся в своих отношениях.
- Разбирайтесь, - безнадёжно махнул рукой Витька. - Только помни: я тебя предупреждал.
На том и расстались. А вечером этого же дня Магда на сеновале заявила:
- Ванечка, тебе надо срочно домой ехать.
- Вот те на! - опешил Иван. - Ещё две недели отпуска впереди.
- Надо ехать, - упрямо повторила Магда.
- Да чего случилось-то? Наскучил я тебе что ли?
- Глупый. Я не знаю, что и делать-то буду без тебя? Мне теперь без тебя жизни нет, так и знай. Своё сердце в клочья рву, а правду говорю: надо тебе дома быть. Торопись.
- Магда, не пугай. Если что знаешь, так и говори. Что за беда? Какая беда? Ну хоть намекни.
- Господи, да я бы рада больше сказать, да нечего. Беда с твоей женой будет в дороге. А больше ничего не знаю.
- Элиза возвращается 29 июля. У неё билеты туда-обратно куплены.
- Раньше времени вернётся, - твёрдо сказала девушка. - Торопиться тебе надо.
- Магда, а как же ты?
- Я ждать тебя буду, - ответила Магда
У Ивана защемило сердце. Он вдруг представил себе этот ужасающий год до следующего лета. День, за днём, день за днём: каждодневные летучки, собрания шум цехов, суета и неразбериха большого производства, вымученно вежливые разговоры с Элизой по вечерам, откровенно насмешливые взгляды дочери, представил затяжные осенние дожди и долгие мучительно бессонные ночи, и серые короткие дни. И рядом нет Магды. Нельзя дотронуться до её упругого сильного тела, нельзя заглянуть в шальной беспокойный омут её чёрных глаз, нельзя напиться энергией страсти с её губ.
Впервые за время знакомства с Магдой Багров ощутил, до какой степени он успел корнями, мыслями, чувствами врасти в плоть и кровь этой женщины, слиться с её душой и телом, стать тем, кем он никогда раньше не был, - мужчиной, безоглядно, со всем пылом заменой страсти влюблённым в эту какую-то потустороннюю женщину, видящую его и мир вокруг себя насквозь.
- Магда, - вдруг как-то обречённо выдохнул Багров, - а ведь я не смогу без тебя жить.
* * *
- Ну чего ты всполошился? Зачем тебе домой? - сурово причитала Прасковья, стоя у раскалённой плиты над тазом вишнёвого варенья. - Раз в год приедет, и уже обратно в город торопится. Я ничего и собрать тебе не успела.
- Я же сказал, через неделю вернусь, - раздражённо ответил Иван. Съезжу, посмотрю, всё ли в порядке. Мать, ну может же быть у человека предчувствие?
- Да сроду ты ни в какие предчувствия не верил. Знаю я, откуда этот ветер дует. Это цыганка твоя тебя поджуживает. Напела в ухо какую-то нелепицу, а ты и рад скорее из деревни бежать. Или, может, от Магды бежишь? Может, надоела тебе уже твоя любовь?
- Мать, - рявкнул Иван, - не говори, чего не понимаешь.
И было в голосе сына что-то такое... болезненно серьёзное, важное, что Прасковья вдруг враз присмирела и слегка сконфузилась:
- Вань, ты что это, впрямь влюбился? Сынок, у тебя ведь жена, дочь.
- Всё, мам, разговор окончен. Уезжаю. Но ненадолго. Дней пять до конца отпуска ещё у тебя побуду. Успеешь ты ещё свои соленья, варенья мне всучить
- Да я и сейчас могу, - засуетилась Прасковья. - Вот только в погреб слажу...
- Ма, ты русский язык понимаешь? Я не поездом поеду, а самолётом полечу. Какие банки?! Всё мне пора, - Иван закинул на плечо дорожную сумку. - Мам, ты меня не провожай. Прощаться долго не будем, всего на недельку и уезжаю.
Багров подошёл к матери, чмокнул её в щёку и быстро выскочил из дома.
Проходя мимо соседского дома, обернулся, пристально вглядываясь через прутья забора, не видать ли где Магды. Почему-то очень захотелось её увидеть, просто так, хотя бы краешком глаза. Но Магды не было. Иван прибавил шаг, почти бегом добежал до поворота и снова оглянулся. На высоком крыльце Витькиной избы стояла она. Цветастый сарафан пузырился от ветра, чёрные волосы взметнулись вверх. Магда подняла руку и отчаянно замахала ему. Потом вдруг резко соскочила с крыльца, взметнув облако пыли под ногами, и исчезла из поля видимости. Но через минуту рывком отворилась калитка - Магда, раскинув руки, быстро перебирая ногами так, что сарафан задрался и оголил круглые с ямочками коленки, бежала что есть мочи к Ивану. Горячая волна нежности затопила ему грудь. Бросив сумку на дорогу, он рванулся ей навстречу. Они на скорости влетели друг в друга, охватились руками, будто замкнулись в единое кольцо, и уже никого не стесняясь, наплевав на все деревенские "моветоны", судорожно взахлёб целовались у всей деревни на виду.
Наконец, Магда с силой оттолкнула Багрова:
- Беги, а то опоздаешь.
- Я скоро вернусь, - крикнул Иван.
- Я буду ждать, даже если это будет не скоро, - одними губами прошептала Магда.
- Верну-у-усь, - закричал он, уже убегая и на ходу подхватывая брошенную сумку.
Больше оборачиваться не стал. Вскочил в уже отъезжающий автобус, протиснулся вперёд, заполошно чувствуя свою радостную наполненность Магдой. На лице ещё горели её поцелуи, сердце стучало, как бешеное, а в душе ликовало: "Она меня любит, любит, любит!"
ГЛАВА 5. ИЗМЕНА
В городской квартире было тихо и пусто. Бросив сумку на пол, Багров плюхнулся в кресло и вытянул ноги.
Здесь, в этом безжизненно чужом пространстве одинокого дома, всё случившееся в Мирском виделось иначе. Трезвый, привыкший к железной логике ум начал бить тревогу: поддался настроению Магды, пошёл на поводу у экзальтированной женщины, как мальчишка поверил её предчувствиям. Да мало ли чего может прийти в голову женщине. Не стоило так слепо верить женской хвалёной интуиции. Вот же он, у себя дома. Никого нет, ни записки, ни письма. Иван включил телефонный автоответчик - тишина. А кто будет звонить? Все знают, что Багровы в разъездах, кто где. На всякий случай набрал телефон Сашки.
- Ой, папуль, ты чего? - услышал возбуждённый голос дочери. Что-то случилось? Нет? Папуль, а чего звонишь? Я же в роуминге, долго разговаривать не могу.
- У тебя всё в порядке, Саш?
- В полном, - немного удивлённо сообщила дочь.
- А у мамы?
- Раз не звонит, значит, в порядке, - успокоила Сашка. - Она ведь тоже в роуминге, мы по пустякам с ней не переговариваемся.
- Ну ладно, Сашка, хорошего тебе отдыха. Пока.
- И тебе, пап, - растерянно пробормотала явно озадаченная дочь.
Нажав кнопку отбоя, Багров бесцельно покрутил в руках мобильник. Подумал, подумал и набрал номер Элизы. "Абонент временно недоступен", - вежливо сообщил умный аппарат.
Ночь тихо спускалась на город. Небо за окном сгустилось до тёмной сапфировой синевы. Удушливой пугающей волной накатило одиночество. Вспомнилась Магда, тёплая, родная до боли, красивая, словно райская сказочная птица. И зачем поехал в город? Лежал бы сейчас с Магдой на сеновале, вдыхал бы, вбирал в себя её запахи, поцелуи, горячее дыхание. А потом бы говорили, говорили, без устали до зари. Он так мало знает о ней. Вот ведь не рассказала про своё цыганское прошлое. Интересно, почему. Стесняется своего происхождения? Вряд ли. Слишком Магда своеобразна, уникальна, свободолюбива и чутка. Может, она слишком сложная для него, Ивана Багрова, простого земного мужика с простыми мужскими желаниями. Приеду - всё выспрошу, хочу знать о ней всё. Мысли Ивана потихоньку путались, ускользали, тяжёлая дрёма навалилась и закружила в вихре смутных обрывочных воспоминаний. Багров усилием воли выдернул себя из кресла, не раздеваясь, плюхнулся на тахту и мгновенно заснул.
Утром разбудил телефонный звонок. От неожиданности Иван не сразу сообразил, где он и зачем он здесь. Машинально схватил трубку.
- Ваня, очень хорошо, что ты дома, - услышал он блёкло-серый голос Вареньки, Элизиной подруги ещё со студенческих лет. - Я на всякий пожарный позвонила, не ожидала, что ты уже вернулся. Ты уже знаешь?
- Что знаю? - глупо спросил Иван, похолодев от страшного предчувствия беды.
- Значит, не знаешь.... С Элизой тут... ну, в общем, она в больнице. Плохо с ней, Ваня.
- Да что случилось? - закричал Багров в трубку. - Ты можешь толком объяснить?
- Знаешь, давай-ка я лучше к тебе приеду, - тяжело вздохнула Варвара. - Не по телефону же такие вещи говорить.
- Да какие такие? - вскричал Багров.
- Я еду, Вань, еду уже, - и Варя положила трубку, оставив разгневанного Ивана один на один с невесёлыми мыслями.
Через полчаса Варвара как ураган влетела в квартиру Багровых, но при виде растерянного взлохмаченного, хмурого Ивана как бы притормозила и из коридора чинно прошла в комнату, явно оттягивая момент разговора.
Иван выжидательно молчал. Пауза длилась недолго.
- Короче, Вань, - выпалила Варя, - шила в мешке не утаишь. У Элизки случился выкидыш на 4-ом месяце беременности. Неудачный. Воспаление и всё такое. Она сейчас в реанимации.
Застывшие глаза Багрова как-то странно-безучастно смотрели на Варвару, будто не видя её. Известие ошеломило и повергло его в шок. Наконец, он сфокусировал взгляд и посмотрел на женщину осознанно.
- Варя, но этого не может быть. Четыре месяца... Я был тогда в Ужгороде, в командировке.... - тут до Ивана начал доходить смысл происшедшего и он, смутившись, не зная, почему, ляпнул: - Ага, значит, это не мой ребёнок. Значит, Элиза мне изменяла.
Варвара молчала, опустив глаза в пол.
- Ты что, воды в рот набрала? - взъярился Иван. - Не спал я с ней в то время, не спал.
- Знаешь что, Ванечка, кто когда с кем спал или не спал не моё дело, - подбоченясь, вдруг пошла в наступление Варвара. - Я со свечой у кроватей не стояла. Я тебе факт сообщаю - твоя жена в реанимации. Ты что, не слышишь? Сейчас не время выяснять, кто кому изменял и почему.
- А по-моему как раз время, - перебил её Багров. - я что же, ещё и плакать должен по поводу чужого не рождённого ребёнка?
- А по-моему, ты что-то не понял, Иван, - оборвала мужчину Варя. - Элиза, твоя жена, с которой ты прожил 20 с лишним лет, находится сейчас при смерти. Изменяла, не изменяла.... Она умирает, Ваня. Твоя жена, не кто-нибудь. Твои мужские амбиции сейчас мелки, глупы и неуместны. Неужели ты этого не чувствуешь? И уж если на то пошло, не верю я, что в вашем разладе виновата только Лизка. Если было у неё что с другим мужиком, ты у себя спроси, почему. От хорошего мужа жена налево не побежит. А ведь Лизка замуж за тебя по любви выходила, я это хорошо помню.
Ивану вдруг стало неловко от этого разговора. Да, непонятно, как и почему они с женой стали чужими. Когда, в какой такой момент они начали отдаляться друг от друга. Жили каждый своим интересом. По привычке приходили после работы домой, по привычке перебрасывались парой-тройкой шаблонных фраз, даже спали друг с другом по привычке. Как будто остыло что-то у обоих внутри, был огонёк, да погас.