Их притянуло друг к другу как магнитом. Что-то мистически нереальное, первобытно необъяснимое было в том, что произошло с ними.
Алине было 40 лет, когда, вернувшись с мужем и дочерью из Забайкалья в родной Устюжанск, она первый раз вышла на работу в Центр логистики. Её определили в отдел стандартизации. И в первый же момент знакомства с начальником отдела Мироном Викентьевичем Кульчицким, она почувствовала необъяснимую, почти физическую тягу к этому человеку.
Непроизвольно шагнув ему навстречу, она ощутила что-то такое непреодолимо сильное и, сама не понимая, что делает, протянула к нему узкую бледную руку и дотронулась до его запястья. Правда, тут же быстро отпрянула, устыдившись своей несдержанности. Но взгляда от его глаз отвести не смогла. Смотрела в их карий омут и тонула, тонула, тонула в нём, не понимая, что с ней происходит.
Алина никогда не была влюбчивой. Мужу не изменяла, саму себя считала женщиной не очень темпераментной и не подверженной страстям. Являла собой образец добросовестной матери и преданной жены. И почему её вдруг потянуло к этому незнакомому человеку со странным, каким-то древнем именем Мирон, объяснить себе не могла. И ладно бы, если б Кульчицкий был как-то очень по-мужски красив, широк в плечах, красноречив и сладкоголос. Ничего такого и в помине не было. Начальник, напротив, обладал вполне тривиальной внешностью. Русые, зачёсанные назад волосы, открывающие большие залысины - признак бурно прожитых 52-ух лет. Тяжёлый подбородок. Рост средний, крепкая, коренастая фигура, тяжёлая бычья шея, жилистые, в толстых венах, руки. Ничего такого, от чего обычно враз тают женские сердца, в нём и в помине не было. Разве что улыбка. Какая-то необыкновенно светлая, как лучик солнца, пробившийся случайно из темноты свинцовых туч и делавший его лицо вдруг удивительно привлекательным, наполненным внутренней теплотой, почти красивым.
Мироновский мужской тип никогда не нравился Алине. Её муж Владислав Вепрев был высок, аскетично долговяз, носил густой ёжик жёстких волос на голове, хмурил тёмные брови, крыльями разлетавшиеся у переносицы слегка крючковатого носа. Одним словом, представлял собой совершенно иной тип мужчины.
Жили они с мужем неплохо. Без особых потерь перескочив через этап взаимных упрёков и подозрений, иногда безосновательных, иногда закономерных, они благополучно вступили во вторую половину жизни и в целом были вполне довольны судьбой и друг другом.
Одним словом, причины или мотива для поиска иного объекта любви у Алины Вепревой не было. И тогда, в первый день их знакомства, женщина совершенно не понимала, что за сила толкает её к этому мужчине.
Из оторопи её вывел бесцветный голос Кульчицкого:
- Алина Алексеевна, вот Ваше рабочее место. График поставки, отправления и перемещения грузов ежедневно в конце дня мне на стол, а с утра - предложения по развязке узлов. Кстати, их отсутствие будет определять качество и профессионализм Вашей работы, а также сумму премии.
Завершив строгую назидательную тираду, Мирон Викентьевич внезапно улыбнулся своей фирменной улыбкой, похожей на лучик солнца. И всё, Алина поплыла. Нет, не влюбилась. Не было этого внутреннего "ах!". Был только суровый бесцветный голос и неожиданно тёплое солнце улыбки на его лице. И притяжение - странное, властное, непонятное и не имеющее ничего общего с сексуальным влечением.
Просто вдруг задохнулась от этой непостижимой улыбки, от по-осеннему тёплого сияния карих глаз и не подумала - ощутила, что теперь жить без них уже не сможет, да и непонятно, как жила без них раньше.
Алина не знала, что почувствовал тогда, при первой их встрече, Мирон. Но когда вечером он зашёл в её кабинет и бесцветным голосом то ли спросил, то ли констатировал "Погуляем?", она не удивилась. Будто бы так и должно было быть, только так и никак иначе.
И они гуляли. Тихо, степенно шли по осеннему, шуршащему осенней листвой парку и говорили друг другу о себе. Рассказывали свои жизни до встречи друг с другом. Будто торопились выложить, наконец, всю свою подноготную, причаститься и покаяться друг перед другом, чтобы потом, сняв груз влётов, ошибок и падений прожитых друг без друга лет, очистившись, возродиться к новой жизни, к новым отношениям.
В первый вечер не было ни поцелуев, ни объятий, даже соприкосновений рук не было. Были только воспоминания, их жизни, как на ладони одна у другой, эдакий душевный стриптиз, который им таковым не казался, ибо без этого этапа как-то не мыслилось, что будет дальше.
Алина узнала, что Мирон женат. Что у него есть 25-летний сын, который живёт уже самостоятельно, отдельно от родителей. Что никаких серьёзных отношений с женщинами, не считая, конечно, супруги, у него не было. Редкие, по пьяному делу, связи - не в счёт.
Странно, но даже эти интимные подробности почему-то не вызывали у Алины раздражения или неловкости. Исповедь на то и исповедь. Как же иначе?
- А ты любил свою жену? - спросила Алина, поднимая глаза от вороха листьев под ногами к его лицу.
Они как-то сразу и легко перешли "на ты", едва выйдя за порог предприятия. И это было тоже нетипично для Алины, которая годами выкала людям, не смея перейти на другой, более простой уровень общения.
- Не знаю. Я, наверное, и сейчас её люблю. Хотя... не уверен, что данное слово здесь правомерно. Можно ли сказать "Я люблю свою руку или ногу"? Вряд ли. А попробуй, отними.
И Алина соглашалась с ним. Вероятно, она испытывала к мужу те же чувства. Просто Мирон как-то чётко и без прикрас оформил эту мысль.
Алина тоже рассказала Кульчицкому о своих невинных романах и "об одном серьёзном". Был грех, влюбилась по молодости в одного молодого журналиста, чуть было с мужем не развелась, да вовремя одумалась. Муж-то всё-таки роднее, он отец её дочери. На краю обрыва удержалась, а потом всё как-то прошло, рассосалось, и то, что тогда казалось важным и серьёзным, на поверку оказалось банальным и бесцветным. "Но это сейчас так кажется, - добавила она. - А тогда ... думала, что на части разорвусь или вовсе взорвусь".
- Понимаю, - серьёзно кивнул головой Мирон. - Мечта о большой и светлой любви.
И то, как он это сказала, было так искренне всерьёз, что Алина поняла - они одинаково воспринимают этот разговор. Как исповедь, как покаяние друг другу.
- Да, - подумав, согласилась Алина. - Нереализованные чувства.
- Сублимация энергии нерастраченных эмоций, - подтвердил он.
И хотя Алина не очень-то поняла эти слова, но полностью согласилась, интуитивно почувствовав, что думают и чувствуют они сейчас одинаково. И это было тоже как бы само собой. Потому что без этого заполошного, безотчётно чувственного понимания их знакомство, прогулка и весь этот разговор не имели бы смысла.
Они разошлись за полночь, когда оба вдруг разом очнулись и увидели над собой бархат ночного неба и фиолетовые огни фонарей вдоль парковой аллеи, по которой гуляли уже шесть часов кряду.
Дома Алина пояснила, что пришлось делать проставку в новом трудовом коллективе. У них так, оказывается, принято.
- Почему на мобильный не отвечала? - поинтересовался Влад.
- Наверное, не слышала, - удивлённо пожала плечами Алина. - Там шумно было.
Она и в самом деле не слышала ни одного телефонного звонка. Почему? Они же так тихо разговаривали в пустынном заброшенном осеннем парке.
ГЛАВА 2. МАГНЕТИЗМ
Букетно-конфетного периода в их отношениях не было. На втором свидании, сидя за пластиковыми столиками в непрезентабельной кафушке и тыча погнутыми алюминиевыми вилками в резиновую подошву говяжьих отбивных, они, на мгновение оторвавшись от тарелок и встретившись глазами, совершенно отчётливо поняли, что прогулки под луной и посиделки в местной забегаловке не могут их удовлетворить.
- Как у тебя с жильём? - напрямую спросил Мирон.
- Никак, дома муж и дочь, - коротко ответила Алина. - А у тебя?
- И выхода нет? - спросила она, прекрасно понимая, о чём идёт речь.
- Есть. Но сложный. В 180 км от города дача. Правда, не обустроенная, деревянный домишко с буржуйкой на веранде. Но сейчас ехать нереально, 2 час туда, 2 - обратно, вернёмся только к утру. А вот завтра... Завтра пятница, можно махнуть на субботу и воскресенье. Сможешь?
- Смогу, - не колеблясь ответила Алина, уже пытаясь в голове прокрутить какую-то легенду для мужа.
Легенду придумывала по дороге от подъезда к квартире на 7-ом этаже. Шла нарочно медленно, репетируя заготовленную байку.
Муж встретил раздражённым молчанием. Стоял на кухне у окна, спиной к вошедшей Алине. И было видно, что даже его спина излучает негодование.
С порога выпалила заранее заготовленную фразу:
- Извини, что не предупредила. На работе аврал. Собрали совещание вместе с производственниками, шумели и кричали до ночи. Затор грузов на железнодорожных узлах. Несём убытки. Завтра утром еду в командировку в Жмель, дня на два, наверное.
Проговорив задуманную заготовку, с облегчением вздохнула.
Влад кивнул, будто принял к сведению информацию, только спросил:
- Одна едешь?
- Наверное, с начальником отдела, - брякнула Алина эдакую двоякую полуправду. - Очень дело серьёзное. Требуется вмешательство руководства.
Влад, вероятно, проглотил её заготовку, потому что немного отмяк и примирительно буркнул:
- Неужели трудно было позвонить?
Примирение было закреплено в постели обоюдно приятным сексом.
"Какая же я всё-таки порочная дрянь, - думала, засыпая на плече у мужа, Алина. - Но, видит Бог, я не знала, что так бывает. И ведь зачем-то это нужно было Господу, чтобы мы встретились?"
Странно, но эта мысль пронеслась у неё в голове как-то безэмоционально, будто она констатировала факт, не давая ему оценки, правда, с некоторой долей изумления на саму себя, потому что такой она себя ещё не знала.
А вечером следующего дня они с Мироном неслись на его "Пежо" по автостраде в район Залесья, где в деревеньке со смешным названием Жмурки находился деревянный домик Кульчицкого.
Сидя в машине позади Мирона и глядя на его вихрастый, с пробивающейся пегой сединой затылок, Алина чувствовала странный, неведомый ей прежде восторг и знала, что причиной тому вот этот, ещё позавчера совершенно не знакомый и немолодой мужчина. Чужой муж, отец чужого ребёнка, проживший чужую долгую, не пересекавшуюся с её жизнью жизнь. Закрытый, немногословный, не блещущий ни красотой, ни красноречием, но почему-то такой необходимый ей теперь. Два дня назад она даже не подозревала о его существовании, а сегодня не может себе представить, как это она могла жить вне его, без него, где-то параллельно с ним. Когда она думала обо этом, ей делалось по-настоящему, до полуобморочных звёздочек в глазах, страшно, что они могли не встретиться.
В дачном домике на утеплённой веранде стояли стол и кровать. Мирон тут же потянул к ней Алину. Она не сопротивлялась. Было бы глупо сопротивляться, ведь она и ехала сюда с ним для того, чтобы стать ещё ближе, как можно более близко, к нему. С первого момента, когда она при знакомстве с ним отчаянно, бессознательно потянулась к его запястью и по сию минуту, Алина непреодолимо желала близости с этим мужчиной.
Вероятно, Мирон ощущал то же самое. Они поспешно, но удивительно слаженно, в унисон, скидывали с себя одежды и, рухнув на кровать, так сильно обнялись, как будто от того, насколько крепко слиты сейчас их тела, зависели жизнь и смерть.
Схватка тел была потрясающе мощной, необузданной, но при этом естественно-гармоничной в своей необузданности. Они растворились в обладании друг другом, забыли про время, про семьи, и даже про себя. Потому что они уже не существовали порознь. Слившись плотью, они стали как бы одним существом, так были наполнены друг другом их тела и обострены до предела чувства и ощущения.
- И я, - эхом отозвался Кульчицкий, откинув крепкое тело на подушки.
Они поняли друг друга с полуслова. Какие ещё слова? Разве до этого была жизнь? До этого они только думали, что это жизнь, они просто не знали, что это такое. Они захлебнулись открывшимися им новыми красками чувств и ощущений, и ошеломлённые своим открытием, несколько минут молчали. О любви не было сказано ни слова. Да и было ли это любовью?
- Как это случилось? - нарушив паузу, удивлённо пробормотала Алина.
- Не знаю, - честно признался Мирон. - Сам не понимаю, что между нами произошло.
- А ты в меня влюбился? - без всякого кокетства спросила Вепрева.
- Нет, я не влюблён, - произнёс Мирон, задумавшись на несколько секунд, будто перебирая в памяти прежний багаж чувств и эмоций. - Это что-то другое, Алина, этому просто ещё не придумали названия. Магнетизм какой-то. А ты? разве ты чувствуешь влюблённость?
- Пожалуй, нет, - удивляясь своему открытию, ответила она. - Я не влюблена. Я просто не смогу без тебя жить. Ты нужен мне как воздух, хлеб, как сама жизнь. Я не знаю, как мы теперь будем жить врозь.
- Но и вместе нельзя, - сказала Алина, вспомнив Влада и дочку.
- Нельзя, - снова подтвердил Мирон.
И тут они думали в унисон. Бросить семьи, нарушить душевное равновесие близких родных людей и для Мирона, и для Алины априори было невозможным.
- Придётся как-то так... ну как сейчас, - вздохнула женщина. - В конце концов, кому мы мешаем?
- Если никто не будет знать и волноваться, то никому, - резюмировал мужчина.
- Правильно, но ездить сюда каждые выходные мы не сможем, это будет слишком подозрительно, - с беспокойством посмотрела в глаза любовнику Алина.
- Есть ещё и будни. Я всё-таки какой-никакой, а твой начальник. Буду устраивать тебе библиотечные дни.
- Это хорошо придумано, - искренне обрадовалась женщина.
Два дня пролетели так быстро, словно два часа, хотя и вместили в себя массу приятностей. Потому что им вместе было приятно всё - растапливать старенькую буржуйку, чистить картошку, гулять по осеннему, пахнущему грибами лесу, разгадывать кроссворды, даже читать, сидя на диване и тесно прижавшись боками.
Уже в городе, высадив Алину за первым поворотом от её дома, Мирон глянул на неё, будто мимоходом полоснул огнём по глазам, и Алина почувствовала настоящий страх. Нет, она не боялась встречи с Владом, в ней не было ни смятения, ни чувства вины, ни раскаяния. Как можно раскаиваться в том, что ты, наконец-то, зажил полной жизнью, задышал полной грудью, почувствовал вкус этой жизни всеми фибрами души и каждой клеточкой своего тела?
Её обуревал совсем другой страх. Она вдруг поняла, как тяжела ей будет разлука с Мироном.
- Нет, всё же это магнетизм какой-то... - с трудом выгребаясь из своего страха, услышала она голос Кульчицкого. - Колдовство. Мне страшно расставаться с тобой. Не чувствовал никогда ничего подобного.
- Я думала сейчас в точности о том же!7
- Ты постарайся думать о том, что завтра на работе мы снова увидимся, - посоветовал Мирон. - Так легче будет ночь пережить.
- Хорошо, - бледнея губами, ответила Алина. - Я буду думать о встрече.
ГЛАВА 3. СТРАННАЯ ЛЮБОВЬ
Дома её ждал сюрприз. Влад накрыл красивый стол со свечами и запечённой в духовке курицей. Машка кинулась навстречу матери с криками "поздравляю!" Алина стояла посреди зала, растерянно мигая от обилия горящих свечей, и силясь вспомнить, что же за торжество сегодня, про которое она так успешно забыла.
- Ровно 15 лет назад мы с тобой имели неосторожность познакомится, именно в этот день, 21 октября. И с тех пор вот уже 15 лет влачим жалкое семейное существование, - с шутливой иронией сообщил супруг, доставая из-за спины букет синих ирисов, любимых ею цветов.
- Ой, Владик, спасибо! - с искренним чувством воскликнула Алина. - Я и вправду забыла. Эта командировка... Я просто устала, замоталась, забегалась.
И она чмокнула мужа, садясь за стол.
А ночью, перед сном, вдруг ощутила странную, холодно-неприкаянную пустоту в душе, безотчётную тревогу.
Но почему? Вечер прошёл очень мило. Аля и правда была благодарна мужу за этот импровизированный праздник и радовалась семейным посиделкам за круглым столом, который был действительно круглым и олицетворял собой мир и согласие, царящие в семье Вепревых.
И только лёжа в постели рядом с мирно посапывающим Владом, она дала себе труд проанализировать то новое, что поселилось в её душе. Это новое было странным и непонятным, не похожим ни на влюблённость, ни, тем более, на дружбу. Правильно определил Мирон - магнетизм. Её действительно как магнитом тянуло к Кульчицкому. И эта её безотчётная тревога не была тревогой за их дальнейшую с Владом или Мироном судьбу. Тревогу питала невозможность сейчас же, сию минуту вскочить с постели и броситься со всех ног к Мирону, где бы он ни находился. Но приходилось сдерживать себя, а на это, как оказалось, требовались силы, причём немалые. Усталость навалилась на Алину, усталость от огромного напряжения. Её можно было сравнить со сжатой пружиной, которая еле терпит своё противоестественное сжатое состояние и мечтает одним рывком распрямиться и вырваться на свободу, но не может, не может, не может...
Облегчение наступило лишь на следующий день, причём Алина почувствовала его физически, как будто рвущиеся натянутые жилы ослабили своё натяжение и стало легче дышать. И произошло это где-то за две остановки до Центра логистики. Пружину начало отпускать, она потихоньку распрямлялась и, когда Вепрева вошла в здание учреждения, распрямилась до конца. Тревога исчезла, уступив место ожиданию встречи. Странно, она ещё не увидела Мирона, ещё не знала, пришёл ли он на работу, но ощущала спокойствие и душевный комфорт.
Позднее Алина по своему состоянию научилась определять наличие или отсутствие Кульчицкого на своём рабочем месте. Для этого ей не надо было украдкой или под каким-нибудь предлогом заглядывать в его кабинет. Если пружина на входе в здание Центра сжималась и давила ещё сильнее, значит, Мирона не было на месте. Если же пружину отпускало и давление на сердце и лёгкие ослабевало, значит, Кульчицкий был здесь, в этом здании.
Потом, спустя несколько месяцев, они с Мироном даже разработали график их душевного беспокойства в зависимости от того, насколько далеко они находятся друг от друга. Внутреннее состояние тревоги, то усиливаясь, то ослабевая, точно указывало на протяжённость разделяющих их метров и километров.
Мирон назвал это расстояние радиусом несвободы. Несвободы друг от друга. Максимальную протяжённость этого радиуса они высчитали довольно быстро. Если, например, Алина находилась на своём рабочем месте, а Мирон по делам уезжал за пределы кольцевой дороги, опоясывающей город, их пружины сжимались настолько, что усталость принимала форму физической боли - боли головы, сердца, поясницы. Учащался пульс, повышалось кровяное давление. Это означало, что находиться более чем 250 км друг от друга, они не могли. А стопроцентное ощущение душевного комфорта наступало лишь при личном контакте, глаза в глаза, счастье - при интимной близости, когда их души и тела сливались воедино.
Очень скоро открылась и ещё одна странная закономерность их отношений: чем дольше по времени они находились вместе, тем явственнее уменьшался радиус несвободы. Если раньше, находясь дома, в семи километрах от Мирона, Алина, хоть и испытывала дискомфорт, но переносила его достаточно легко, то теперь ежевечерние часы досуга дома превратились в пытку - начинало щипать глаза, подташнивать, щемить сердце, затруднялось дыхание.
- Что с тобой? - спрашивал Влад, видя, как покрывается испариной лоб жены.
- Не знаю, - отмахивалась от него Алина. - Не видишь, плохо?
- Не надо, это скоро пройдёт, - отнекивалась Алина, полагая, что, вероятно, Мирон выехал из дома за пределы кольца.
Но утром следующего дня вдруг выяснялось, что Кульчицкий за пределы кольца не выезжал, разве что километра на два - к тёще.
Странная тенденция была очевидна - радиус несвободы сужался по мере продолжения их отношений.
- Слушай, мне кажется, что мы прорастаем друг другом настолько, что при расставании рвёмся по живому, - сказала как-то Мирону Алина.
На что тот ответил:
- Странная у нас с тобой любовь получается. Не любовь, а какая-то физика с математикой.
- Вот именно, - согласилась Алина и несмело предложила: - Слушай, может, нам стоит как-то.... ну... что ли поупражняться жить поврозь. Ведь живут же другие в разлуке. Ну скучают, тоскуют, но живут, не умирают.
- Да думал я уже об этом, - хмуро обронил Мирон. - Тяжко будет.
- Но ведь надо как-то приучать себя к жизни не вдвоём. У меня скоро отпуск. Муж хочет в Краснодар к родителям съездить. Конечно, по-хорошему, и мы с Машкой должны ехать. А то неудобно перед стариками, обидятся. А мне их обижать не хочется, славные они. А я уже заранее боюсь не то что в Краснодар, из города выезжать. Мне же без тебя воздуха не хватает. Я задыхаюсь.
- Я за пределами нашего радиуса тоже плохо себя чувствую, - со вздохом сказал Кульчицкий.
Если бы разговор этих двоих слушал кто-то со стороны, ему бы показалось, что это признание в любви. На самом деле это было не так. Алина с Мироном просто делились симптомами своего недуга, неизменно возникающего, когда обстоятельства разводили их на определённое расстояние друг от друга. Тот факт, что они не могли существовать вне досягаемости, начинал тяготить их. Но при этом сила притяжения, которая существовала между ними, не только не ослабевала, но и росла с каждым днём. Они хотели быть вместе, но при этом оба понимали, что такая прямая физическая зависимость становится не только обременительна, но и элементарно опасна для здоровья.
- Алина, через неделю я уезжаю в Питер. Я хотел взять тебя с собой, потому что понимаю - 10 дней разлуки для нас тяжёлое испытание. Но теперь думаю, может, нам и правда, стоит попробовать отучать себя друг от друга, чтобы научиться существовать самим по себе. Ведь раньше, когда мы не были знакомы, мы же как-то обходились порознь, нормально жили, нормально работали.
- Я думаю, ты прав. Мы слишком близко приблизились, нам надо учиться держать дистанцию. Только.... Только... - губы женщины вдруг задрожали, - я не знаю, как выживу без тебя эти 10 дней.
И Алина расплакалась, некрасиво кривя рот и шмыгая носом. Он обнял её за плечи, прижал к себе, тихо гладил по волосам.
- Если так, то давай, я лучше возьму тебя с собой. Только не плачь, пожалуйста, не плачь, - тихонько шелестел голос Кульчицкого.
Алина успокоилась, уняла всхлипы, вытерла кулаком мокрые от слёз глаза и прошептала:
- Нет, давай всё же попробуем жить хоть какое-то время поврозь. Нам это надо. Иначе как жить дальше? Ведь у нас семьи.
- Да, семьи, - отозвался Мирон. - В том-то и дело, что семьи.
ГЛАВА 4. СОБЛЮДАЯ ДИСТАНЦИЮ
В день, когда Кульчицкий уезжал в Питер, Алина очень нервничала. Был выходной. Влад, одетый по-домашнему в пижаму, сидел за кухонным столом, ожидая кофе, намазывал бутерброды. Алина суетилась у плиты. Кофе вскипел и пеной вылился из турки почти наполовину. Хозяйка начала закладывать новую порцию, чтобы сварить кофе заново. Руки не слушались её, кофейный порошок просыпался на стол, та же участь постигла и сахарный песок.
- Аля, да что с тобой сегодня? - подозрительно глядя на жену, воскликнул Влад.
- Не шуми, Машка ещё спит, - нервно ответила супруга.
- Ты сама не своя, - сбавив тон, полушёпотом произнёс Вепрев.
- Мне немного нездоровится. Наверное, давление, - ответила Алина. И Влад увидел, как задрожали у неё руки.
- Может, врача вызвать, Аль?
- Лучше прилягу. Там видно будет, - и Алина, подняв глаза на часы, вдруг внятно сказала: - Всё, началось.
- Что началось? - не понял Влад.
- Вепрев, отстань, - взмолилась жена и вышла из кухни.
Полдня Алина лежала у себя в спальне, закрыв глаза. Но не спала, а в каком-то полузабытьи шептала: "Мирон, миленький, я не могу без тебя, понимаешь, не могу..."
Ей казалось, что её окружает пустое пространство, пустой город, который давит на неё, нагнетая напряжение в жилах и заставляя учащённо биться сердце. То, что город пуст, она почувствовала в тот момент, когда Кульчицкий на поезде пересёк границу их радиуса несвободы. Она уже знала это ощущение - внутреннюю дрожь тела, холодный ком льда где-то за грудиной, который не давал ей вздохнуть в полную силу.
Влад измерил её давление: 200 на 110, очень высокое. Вызвал Скорую помощь. Алину накачали уколами. Стало немного легче.
В понедельник слабая, бледная, с ввалившимися глазами, она всё же вышла на работу.
Проходя мимо кабинета Кульчицкого, вдруг почувствовала, что ей стало легче дышать. Не долго думая, Вепрева открыла кабинет начальника (Мирон сам дал ей ключ перед отъездом, загадочно обронив "мало ли что"), и села за его стол.
И внезапно ощутила долгожданный душевный и физический комфорт. "Наверное, здесь всё пропитано его духом, - подумала она. - Недаром же говорят о человеческой энергетике". На кресле висел "рабочий" пиджак Мирона, на столе стояла его большая фарфоровая чашка, видимо, принесённая из дома, лежала его авторучка, а рядом блокнот-ежедневник, стояла настольная лампа, к которой он прикасался каждый день, включая и выключая свет и под которой, склонив голову, писал вечерами многочисленные отчёты, бумаги, чертил какие-то графики.
- А здесь я могу существовать, - сказала Алина вслух и улыбнулась.
Коллеги были удивлены, увидев за столом начальника Вепреву. Однако Алина пояснила, что перед отъездом Мирон Викентьевич попросил её посидеть в его кабинете, чтобы отвечать на звонки клиентов.
- Он мне тут расписал, что и кому говорить, - напропалую врала Алина.
Поселившись в кабинете Кульчицкого, она испытала что-то вроде облегчения. И хотя чувствовала себя не стопроцентно хорошо, но всё же лучше, чем вне стен этого кабинета.
Она стала специально как можно дольше задерживаться на работе, объясняя мужу, что в отсутствие начальника на неё возложили дополнительные обязанности по переговорам с клиентами. Поэтому приходится допоздна оформлять документацию, договоры, просчитывать заказы и перевозки.
Влад был не очень доволен таким поворотом событий. Он уже давно начал подозревать жену, если не в измене, то уж в тайнах и недоговорённостях точно.
Однажды, решительно пожелав проверить свои подозрения, в 10 вечера он нагрянул на работу к жене. Он ожидал увидеть пустой кабинет или застать там Алину с каким-нибудь мужчиной. Однако был приятно поражён, увидев супругу, мирно сидящую за большим письменным столом, освещённым настольной лампой, уткнувшуюся носом в ворох каких-то бумаг с отпечатанным текстом. Алина, чтобы не терять время даром, решила на самом деле разгрести договора и расчистить авгиевы конюшни Кульчицкого.
Невинно лупая глазами, Алина удивлённо спросила:
- Ой, какими ты здесь судьбами, Владик?
- Да так.... Захотелось прогуляться, вот решил за тобой заехать, вдруг, думаю, моя жена уже завершила свои рабочие дела, - нашёлся Влад.
- Не-е, ещё час как минимум, - сообщила Алина и снова уткнулась в бумаги.
- Может, я подожду?
- Подожди. Вон там газеты, почитай, чтобы не скучать.
Домой вернулись вместе. Влад чувствовал себя неловко, но был доволен. Его подозрения оказались совершенно беспочвенны. Алина была примерной женой и, видимо, не менее примерной сотрудницей Центра логистики. А значит, он, Влад, напрасно изводил себя ревностью. Алина чиста перед ним, как агнец. Чтобы загладить неловкость и невольную вину перед женой, Вепрев, смущённо улыбаясь, сказал:
- Аль, а ведь я подумал, что ты влюбилась.
- Какое там влюбилась? - пытаясь унять возобновившуюся дрожь в теле, усмехнулась Алина. - Головы поднять некогда, не то что влюбиться.
А сама подумала: какая там любовь, сплошная математика с физикой, геометрия с радиусом действия, а не любовь. И чуть не заплакала, вспомнив вдруг Мирона с его крутыми залысинами, сильными сухими руками и горячими губами: "Где ты, миленький мой? Как ты там живёшь без меня? Почему же нам друг без друга так плохо?"
Лёжа в постели рядом с мужем она тихонько мягко отстранила его руку, когда он попытался приобнять её.
- Устала я что-то сегодня, Владюша. Дай спокойно полежать, - сказала она чистую правду.
И Вепрев понял, что она говорит правду, и чмокнув жену в щёку, быстро и спокойно заснул, удовлетворённый результатами своего сегодняшнего расследования.
Странно, но Алина не испытывала никаких угрызений совести по отношению к мужу. Ей не была неприятна его близость. И сегодня она отвергла её только потому, что действительно чувствовала себя усталой и разбитой. И хотя феерия слияния её тела с плотью Мирона не шла ни в какое сравнение с уже привычным семейным сексом, она искренне и спокойно, без надрыва любила своего мужа. Но и Мирона тоже искренне любила, хотя и по-другому, не так ровно, не так обычно, что ли. Впрочем, разница между тем и этим чувством, по большому счёту, заключалась лишь в том, что без Мирона она не могла жить, а без Влада могла.
ГЛАВА 5. ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ШЛЕЙФ
Мирон намеревался завершить рабочие дела в Питере как можно быстрее и вернуться в Устюжанск хотя бы на три дня раньше срока.
Удалённость от Алины он переживал тяжело. Если у Вепревой отсутствие любимого рядом проявлялось повышенным давлением и затруднённым дыханием, то у Кульчицкого кратковременной потерей памяти и полным отсутствием аппетита. Он путался в документах, страдал оттого, что не запоминает имён собеседников и теряется в тексте документов. А принимать еду его организм отказался ещё в поезде при пересечении границы радиуса несвободы. Даже вид пищи у него вызывал тошноту, как у беременной женщины. В животе урчало от голода, но кусок не лез в горло. Пришлось перейти на соки. "Что же тогда происходит с Алиной, если даже я, известный обжора, потерял аппетит?" - с тревогой думал Мирон.
Тревога за возлюбленную и заставила его быстро свернуть дела и поспешить в родные пенаты. Но перед отъездом Мирон решил навестить своего старого школьного приятеля Семёна Платова. Когда-то давно их связывала дружба и первая влюблённость в одну и ту же девушку. Эдакое коллективное помешательство. Девушка благополучно вышла замуж за третьего претендента, а Мирон с Сёмой как-то разошлись в разные стороны, а потом и разъехались по разным городам. Но Мирону хотелось увидеть старого друга своей юности. Он позвонил Платову из гостиницы, и тот пригласил его к себе. Дела были завершены и друзья имели возможность немного расслабиться и выпить при встрече рюмку-другую.
Мирон ничего не знал о судьбе друга, кроме того, что тот несколько лет назад в лесу попал под страшную грозу, и его ударила молния. Но почему-то не убила, а видоизменила Сёмку, который после этой встряски вдруг начал видеть невидимое и заделался чуть ли не экстрасенсом. Короче, что-то сместилось у парня в голове. К добру или наоборот, никто не знает. Но Мирону рассказали, что после случившегося Семён потерял семью. Жене не понравился Сёма, который видит всех насквозь, она забрала ребёнка и уехала к маме в Курск. А Семён перебрался в Питер, открыл здесь свой центр помощи людям, попавшим в неординарную ситуацию и стал жить совершенно новой жизнью.
Когда Мирон переступил порог дома Платова, тот бегло окинул его цепким пронзительным взглядом и вдруг вместо приветствия смешно всплеснул руками и с искренним удивлением спросил:
- Это что за хвост за тобой волочится, друг мой Мирон? Всякое в жизни видел, а такого не видал.
- Какой хвост? - оторопел Кульчицкий, подумав, что молния видимо не слабо шарахнула друга по голове.
- Напрасно ты заподозрил меня в психических отклонениях. Я-то как раз совершенно здоров. А вот что за шлейф тянется за тобой, надо ещё выяснить.
- Да какой такой шлейф? - в недоумении переспросил Мирон.
- Энергетический. Ладно, об этом позже поговорим. Давай проходи к столу - посидим, поокаем, выпьем, повспоминаем.
После первой рюмки "за встречу" Семён вдруг посерьёзнел и деловито сказал:
- А теперь, пока мы ещё не очень пьяны, рассказывай, что с тобой приключилось. В какую зависимость и от кого ты попал? - и видя сомнение в глазах Кульчицкого, добавил: - Мирон, кроме шуток, с таким шлейфом трудно жить. Я знаю, что говорю. Он натянут до предела и состоит из двух потоков: жёлтого - это психическая энергия и голубовато-зелёного - биоэнергия. Рассказывай, дружище, куда влип? Может, чем помогу.
Мирон опустил глаза, не зная, что ответить Платову.
- Женщина? - напрямую спросил Семён.
- Да, - ответил Мирон неожиданно резко. - Только я не понимаю, как ты догадался.
- Ну, скорее предположил, чем догадался, - усмехнулся Сёма. - Предположил, исходя из картины твоей энергетики. Я ведь теперь вижу энергию людей.
- Это как? - полюбопытствовал Кульчицкий.
- Понимаешь, люди в своём большинстве видят только часть человека, видят лишь его физическое тело, биомассу, плоть. Как хочешь, назови. Но человек состоит не только из своей видимой части. Вокруг каждого из нас существует вполне определённый индивидуальный энергетический кокон. Иными словами, всех нас окружает второй слой тела, увы, невидимый человеческим глазом. Мне было дано его увидеть. Это - тонкая волновая энергия, которая, как одежда, покрывает тело человека. Она имеет свою цветовую гамму, структуру, рисунок, силу вибраций и т.д. и т.п. И у каждого индивидуальна, неповторима, как отпечатки пальцев. Я её теперь вижу. Так вот от твоего кокона струится поток энергии в виде эдакого шлейфа. Надо сказать, выглядишь ты с ним довольно забавно, как крокодил Гена со своим хвостом. Правда, твой хвост полупрозрачный. А означать он может только одно: ты с кем-то очень сильно связан энергетически, а потому зависим от этого человека, как, вероятно, и он от тебя. А от кого мы, мужики, чаще всего зависимы? Правильно, от них, от женщин. Улавливаешь ход мысли?
- Улавливаю, - тихо произнёс Мирон. - Ты прав. Случилась тут со мной история. Уж не знаю, радоваться или огорчаться. Представляешь, пришла ко мне в отдел новенькая. Такая... вроде и невзрачная на вид. И вот веришь, как увидел её, тут же понял: всё, жить без неё не смогу. Хотелось сразу её в охапку сграбастать, сил не было рядом стоять и до неё не дотрагиваться. И главное, вижу, что и она аж дрожит вся, за руку меня схватила и смотрит, смотри, будто взгляд боится отвести. И всё, брат, прилипли мы друг к другу. Намертво прилипли.
И слово за слово Кульчицкий неожиданно откровенно рассказал другу всё про их взаимоотношения с Алиной. И про непонятный магнетизм, и про болезненные проявления в разлуке, и про радиус их несвободы, начинающий сужаться, и про то, как меу сейчас физически плохо без неё.
Семён слушал, кивал головой, мол, понимаю, говори дальше. Потом вздохнул и вынес своё резюме:
- Ты, Мироша, либо самый счастливый из людей, либо самый несчастный. Такая любовь встречается, наверное, раз в миллион лет.
- Мы с Алиной сомневаемся, что это любовь. Мы думаем, что это что-то гораздо более сильное, чему ещё не придумали названия.
- А ты задумывался когда-нибудь, друг мой Мирон, что такое любовь? Нет? Так я тебе скажу. Любовь - это и есть совмещение энергий двух людей - мужчины и женщины. Но у вас процесс пошёл куда дальше. Ваши энергии не только идеально совпали по своей структуре, вибрациям и параметрам, но и начали проникать друг в друга, срастаться, сцепляться, объединяться, образуя новый симбиозный вид энергетики. У вас сейчас разная плоть, но общая, одна на двоих, энергетическая субстанция. Вот почему, когда вы рядом, вам хорошо и комфортно. Но когда вы выходите за рамки своего радиуса несвободы, как ты это называешь, огромный энергетический кокон, вмещающий вас обоих, рвётся, разделяясь на два, но не до конца. Да, у вас снова образуются два разных, у каждого свой, кокона, но они связаны между собой энергетическим канатом связи. Чем дальше друг от друга вы находитесь. Тем сильнее натягивается этот канат, а натягиваясь, становится всё уже и уже, превращаясь сначала в верёвку, а потом и в тонкую ниточку. Запас прочности у неё большой. Но рано или поздно при натяжении она всё равно порвется. А пока этого не случилось, вы испытываете болезненные ощущения. Ведь энергетическая невидимая часть тела весьма существенно влияет на человеческий организм. Вот почему любой сильный психологический дискомфорт, он же стресс, приводит к весьма серьёзным заболеваниям, вплоть до раковых опухолей. Крылатое выражение "Все болезни от нервов" имеет, таким образом, вполне реальную основу. Нарушена психическая энергетика - значит, будут нарушены и функции самого организма, даже на клеточном уровне. Наши болезни действительно являются результатом нашего неспокойного дисгармоничного душевного состояния. Я бы не советовал вам с Алиной разлучаться. Вы тот редкий случай, когда разлука может погубить вас физически. Мой тебе совет - таскай свою Алину за собой повсюду: в командировки, в отпуска, загородные прогулки, ну и так далее.
- Да если бы это было возможно, - в сердцах махнул рукой Кульчицкий. - У неё семья, у меня семья. Вон она с мужем в отпуск собралась. А я с Анютой в санаторий. У неё сердечко пошаливает, врачи рекомендовали Кисловодск. Мы же с Алиной не звери какие-то, мы своих жён-мужей бережём.
- В вашем с Алиной случае, Мирон, жизнь на два дома невозможна. Это плохо кончится. Надо выбирать!
- Но ведь живут же как-то другие с семьёй, хотя и имеют любовную связь на стороне.
- То другие. А ваш случай особый. Вы совместились идеально, вы корнями проросли в энергетику друг друга. Вам противопоказаны расставания и расстояния, понимаешь? Вам надо либо быть всегда вместе, либо рвать, к чертям собачьим, свой энергетический канат-шлейф и вновь становиться отдельными, обособленными друг от друга индивидами, имеющими не общую, а личную индивидуальную энергетическую оболочку.
- Но я не готов расстаться с Алиной, - с мученическим выражением лица произнёс Кульчицкий.
- Тот-то и оно, - сказал Семён. - Но третьего не дано, мой друг. Запомни - не дано!
ГЛАВА 6. КРУГ СУЖАЕТСЯ
Ещё с утра Алина почувствовала резкий прилив сил. И хотя Мирон не сообщил ей о сроке возвращения, она поняла, что он уже где-то рядом.
На её лице проступил румянец, прежде тусклые волосы вдруг заблестели, прошла отдышка, ритмичным туканьем наполнился пульс крови. И когда Мирон с размаха распахнул дверь кабинета, Алина уже ждала его.
Они, как полоумные бросились в объятия друг друга, прижались телами, захлебнувшись вдруг радостью и ощущением полного счастья.
Первой опомнилась Алина. Она отстранилась от любимого, с опаской поглядывая на дверь, в которую в любую минуту мог войти кто-нибудь из сотрудников.
- Как ты похудел, - только и вымолвила она.
- Как ты похудела, - одновременно с ней бормотнул он.
С половины рабочего дня они "слиняли" на дачу и остудили свой пыл полнокровной близостью тел и душ, наслаждаясь каждым мгновением этой близости.
После страстных объятий и неоднократных растворений друг в друге, наконец, успокоились, чинно сели за стол и с аппетитом умяли все привезённые с собой консервы. Времени на готовку пищи им было жалко. А потом, сытые и довольные, сидя возле натопленной буржуйки, стали рассказывать друг другу и своих переживаниях и ощущениях в разлуке. Мирон поведал Алине о встрече с Семёном Платовым и о его теории любви, как абсолютной совместимости и симбиозе энергетических полей мужчины и женщины.
- Так значит, твой Сёма считает, что нам надо обрубать корни? - задумчиво спросила она.
- Ну да. По его мнению, у нас аура стала общей и, чтобы разделиться, надо её разорвать.
- Так ведь это ж по живому, - ужаснулась Алина.
- Я тоже считаю, что это невозможно, - хмуро поддакнул любимой Кульчицкий.
Второй вариант - расстаться с семьями и создать свою - они даже не обсуждали. Это было априори неприемлемо для обоих. А поскольку мыслили и чувствовали они одинаково, обоим не могло прийти в голову, что этот второй вариант допустим. Как можно взять и бросить родных тебе людей?
Трагедия заключалась в том, что и друг другу они тоже стали родными, да ещё и связанными канатом энергетического притяжения. Они не задавали себе вопроса, кого я больше люблю - жену(мужа), любовницу (любовника). Какой глаз ты больше любишь - левый или правый? Это из той же оперы. Но при этом знали, что нити, которые связывают их друг с другом, гораздо крепче любых других.
Их физическая тяга друг к другу, магнетизм, положенный кем-то свыше в основу их отношений, требовали решения не только этических, но и чисто практических проблем. Надо было выстроить свои жизни таким образом, чтобы не удаляться друг от друга больше, чем на радиус несвободы. А поскольку этот радиус начал сужаться, и они оба с полной очевидностью видели и ощущали это, пришлось задуматься и о перемещении жилья ближе друг к другу.
Вскоре после возвращения Кульчицкого из Питера Алина пожаловалась ему на ухудшение самочувствия.
- Знаешь, я стала замечать, что каждый день после работы у меня начинается что-то вроде астматического приступа. Еле сбиваю его сальбутамолом и супрастином.
- А я вечерами есть не могу. Тошнит всё время, - признался Мирон.
- Ну, мы с тобой и влипли, - вдруг с жаром заговорила Алина. - Если бы не встретились, то и дальше бы жили спокойно, если бы меня не угораздило устроиться на работу именно в ваш Центр логистики.
- Мы не могли не встретиться, - твёрдо заявил Мирон. - Нас же притягивали наши ауры, как магнитом.
- Слушай, если откровенно, знай ты тогда о последствиях нашего знакомства, ты бы... ну, пошёл со мной на контакт или всячески избегал бы наших встреч и не допустил бы близости?
- Не знаю, - честно ответил Кульчицкий. - Может, и не допустил бы, если б не знал, как чертовски, просто непозволительно счастлив буду с тобой в постели. Уж прости за откровенность. Вообще-то Сёмка считает нас везунчиками, потому что такие симбиозы как наш, возникают раз в миллион лет. Так он думает.
- Наверное, природа тоже хочет быть счастливой, - задумчиво проговорила Алина. - И время от времени позволяет случиться вот такому вот союзу, чтобы через него ощутить счастье. Ведь мы с тобой часть природы, как ни крути.
- Интересная теория, - согласился Мирон и прижал к себе Алину так, что она вновь почувствовала жар в крови.
- Господи, как хорошо с тобой, - выдохнула она.
А через две недели Алину Вепреву прямо из дома увезли в больницу с приступом сердечной астмы.
Кульчицкий узнал об этом только утром следующего дня и тут же рванул к Алине. Глядя на её синюшные губы, бледное, сразу как-то подурневшее лицо, он схватил в охапку хрупкое тельце женщины, приподнял с подушек и крепко поцеловал в губы. Краски начали потихоньку возвращаться на её лицо. Женщина улыбнулась и прошептала: "Ты - моё лекарство".
В этот вечер он заговорил с женой о необходимости переехать из их квартиры в дом на улице Кленовой.
- Да зачем нам переезжать? - недоумённо воскликнула жена. - Живём в прекрасном районе, в трёхкомнатной квартире, всё под рукой - магазин, химчистка, прачечная и даже библиотека.
- Я всю жизнь мечтал пожить в своём доме. Могу я осуществить мечту хотя бы на старости лет? - мрачно произнёс Мирон.
- Но ведь меняться придётся с доплатой, - пустила в ход "тяжёлый" аргумент супруга.
- У нас есть кое-какие накопления, потом кредит возьмём, - не унимался Кульчицкий. - В конце концов, для чего деньги существуют, если не для того, чтобы выполнять с их помощью свои мечты? Деньги сами по себе бумажки. Разве ты не знала этого, Аня?
Жена ещё некоторое время посопротивлялась идее мужа, а потом сломалась под его непреклонностью и напором. И Мирон взялся за оформление бумаг и кредитов.
Супруга мало-помалу свыклась с мыслью о новом доме и даже начала находить в этой задумке некую целесообразность. Дом уже нравился ей своей массивностью, древней скрипучестью деревянных полов и дверей, старым раскидистым яблоневым садом за аккуратной оградкой.
Анна Кульчицкая даже предположить не могла, что всё это её муж затеял ради другой женщины. Что для него не имели ценности ни сад под окнами, ни старинное оформление дома. Мирон хотел только одного - быть ближе к Алине хотя бы на несколько метров. Дело в том, что улица Кленовая располагалась рядом с переулком, в котором жила семья Вепревых. Теперь они станут почти соседями, и это во много раз уменьшит риск для здоровья Алины.
Ничего этого Аня Кульчицкая не знала, да и знать не могла. Потому что Мирон прилагал невероятные усилия для того, чтобы сохранить в тайне от супруги свою непонятную, нереальную, мистическую любовь к другой женщине. Меньше всего он хотел сделать больно своей Анюте. Она была и остаётся ему хорошей женой, матерью его ребёнка. И не её вина в том, что на пути мужа вдруг появилась женщина, чья биологическая и психическая энергия стала для него магнитом, притянув, привязав его к ней невидимыми, но самыми прочными на свете нитями. В результате чего замкнутый круг их тяготения сужался, становился меньше диаметром, начинал ограничивать свободу их передвижения с каждым днём всё больше и больше.
ГЛАВА 7. НЕСЧАСТНЫЕ СЧАСТЛИВЦЫ
По возвращении из больницы Алину ждал сюрприз. Она узнала, что Мирон с семьёй переехал в дом на Кленовой, что в двух шагах от её дома. Теперь они находились предельно рядом друг с другом и в рабочее время, и в часы досуга.
Состояние Алины стабилизировалось, а у Мирона вновь прорезался аппетит.
Ни о каких поездках семьями за пределы города речи быть уже не могло. Алине пришлось соврать мужу, что, якобы, её врач строго-настрого запретил всякие переезды, потому что неизвестно, как акклиматизация на новом месте скажется на её здоровье. Так что на лето Маняша вместе с отцом поехали в Краснодар без неё.
А Мирон отправил жену в санаторий в сопровождении сына, сославшись на неотложные дела и многочисленные заказы на работе. Анюта ни на йоту не усомнилась в правдивости слов мужа. Она привыкла доверять Кульчицкому, ведь он никогда не давал ей повода думать иначе.
Влюблённые остались одни. Это были счастливейшие дни в их жизни. Не надо лгать, изворачиваться, придумывать всякие небылицы, чтобы быть вместе. Можно вдоволь, сколько душе угодно, находиться рядом друг с другом, не расставаться ни днём, ни ночью.
Они пользовались свободой по максимуму, на полную катушку, ежедневно сужая радиус несвободы до минимума. И что самое удивительное, ничуть не надоедали друг другу.
В выходной вдвоём, по-семейному, ездили на дачу, причём дедовским способом - на электричке. Им почему-то доставляло огромное удовольствие вот так вот запросто, ничего не боясь и никого не стесняясь, вскочить в вагон, занять местечко у окна, и, крепко прижавшись боками, в обнимку, сидеть целый час, бездумно глазеть на мелькающий за окном пейзаж, проплывающие мимо них опушки, перелески, разбросанные то тут, то там домишки, в которых шла своя, неведомая им жизнь. Следить глазами за ускользающими вдаль стройными рядами телеграфных столбов. И ощущать, наслаждаться теплом тел, впитывать энергию друг друга, осязать друг друга рядом, млея от предощущения праздника жизни. И чтобы ветер в приоткрытое окно легонько дул в лица, а дробный стук колёс поднимал из недр души забытое молодое чувство беспричинной радости бытия.
И чтобы Алина повернула вдруг лицо к Кульчицкому, и, молодо сверкнув глазами, полуобморочно прошептала на ухо:
- Если бы ты только знал, как я счастлива сейчас.
А он бы ей ответил:
- Ты просто не знаешь, как счастлив я.
Но реальность жизни очень скоро начинала стучаться в их сердца, полные друг другом. После новой схватки тел на скрипучем дачном диванчике - всегда, будто в последний раз, наступало похмелье.
- Мирон, неужели всё это скоро кончится?
- Давай не будем сейчас об этом.
Кончилось это внезапно. Кульчицкий получил телеграмму от сына: "Отец, мам в реанимации. Сердечный приступ. Срочно приезжай".
- Надо ехать, Мирон, - прочитав послание, твёрдо сказала Алина.
- Послушай, давай поедем вместе. Ну не могу я оставить тебя здесь одну, боюсь за тебя, - в отчаянии выкрикнул Кульчицкий.
- Как ты себе это представляешь? - грустно улыбнулась женщина. - "Здравствуйте, это мы"? Там же лес кругом, сам говорил. Мне жить будет негде. И вообще, Мирон, сейчас речь не обо мне, а о твоей Анюте. Ты собирайся и поезжай. Я тебя дождусь. Не впервой, справлюсь.
- Раньше с тобой Влад был, я не так боялся. А теперь ты вообще одна останешься.
- Днём я буду находиться в твоём рабочем кабинете, а вечером в твоём доме, - быстро залепетала Алина. - Там всё твоим духом пропитано, наверное, частицы твоей энергии летают. Мне это помогает. Прошлый раз я выдержала только за счёт твоего кабинета. Сидела днями и вечерами к твоему столу прикованная. Влад даже ревновать начал, хотя ревновать было не к кому, разве что действительно к письменному столу.
Мирон уезжал с тяжёлым сердцем. Там, в далёком лесном краю, куда он ехал, его ждала больная Анюта. Здесь оставалась Алина, которая тоже станет больной, как только он покинет пределы радиуса их несвободы. Но не ехать было нельзя. Мирон знал своего сына, тот никогда не был паникёром, и раз уж забил тревогу, значит, есть, от чего тревожиться.
Приступ головокружения Алина почувствовала сразу же, как только самолёт, уносивший от неё Мирона, оттолкнулся от взлётной полосы. Она не видела это своими глазами, но чувствовала каждой клеточкой тела, всеми фибрами души, как Мирон удаляется от неё, как растёт, ширится разделяющее их пространство и как натягивается, чуть ли не трещит по швам окружающая её энергетическая субстанция, разрываясь между ней, Алиной, и Кульчицким.
Всё, что она успела сделать, это набрать номер Скорой и продиктовать адрес. Алина не смогла положить трубку обратно на рычаг, она повисла и долго, как маятник, качалась из стороны в сторону, издавая тревожные позывные: "Девушка, алло, алло, повторите номер дома..."
Но этого Вепрева уже не слышала.
Неподвижно распростёртое на полу тело было до синевы бледным и казалось безжизненным.
В это время самолёт с Мироном Кульчицким на борту как раз взмывал в воздух...