Приговоренный к чужим расстояниям. Во время унылого снега. Без
смысла. Под конвоем полной луны. Изучать постранично. Пограничную исповедь блудного сына. Середина зимы. Настроение белого цвета. Мгла. Середина зимы.
Археология третьего мира. Подсознанье четвертого рей-
ха. Пеленки. Паленки. Подлунки.
Из яблока глаза вынута косточка зренья. Выдрано мертвое
семя зрачка. Снится Мертвое море. Кумран. Я написан был правой рукой и коленом.
Я золотою книгою положен
В сокровищницу сикоморов в Дельфе
Какой-нибудь Аристомахой. Боже! На депонент. Проценты от купю-
ры.
Восход по-белорусски. Трассы нож по запеканке пасмурных просторов. Январь и простокваша. Лю-ли-люли. Испей до дна коричневое солнце. Зарниц приправа. Заусенцы неба. Широкий стол смахнул рукой шлагбаум. Он голосло-
вен. Бойкая таможня. "Там можно" реже. Чаще "тут нельзя".
Шлях
Ухлестывать за облысевшей Польшей. Скорее шлях, чем тракт.
Туман. Тоска. Дороги в мебели и молодость в ожогах. Окаменев-
шей юности жрецы. И вечный торг. Что это значит "выгода"
по-польски? А цо то бендже: пан или пропал?
До Праги все на ощупь. Нет маршрута. На всё про всё - во-
дительский авось. Авось в законе. Пот, плевок и мат. Нам по
херу названья. Хрен не редька. За что эксперименты. Я у цели.
Желевского. У кладбища евреев -
конечная автобуса. Все символ. Учет исхода пред восходом солнца.
Был день второй.
Конечная. Предутренняя Прага. Европа, как бы. Шлюхи с Ук-
раины. Жужжание любви. Шуршанье кроны. Как мне проехать? Мова
нараспашку. Метро, метро. И турникет бесплатный. Мытищенский
вагон. До Голешовиц.
„Heine“
Международным рейсом "Генрих Гейне". На поезде еврейского
поэта за трюфелями Шиллера и Гете. Ночь расступилась. Потому
Zuschlag. Над Лабем Устье. Сизые колени холодных скал бессмысленно вдавили в ярмо тоннеля шею электрички. Ни встать, ни оглянуться. Вдавлен в ночь. Бесшумный поезд. Хоть ложись на рельсы. И засыпай. Куриные
остатки.
Ну вот и Татры. Ломаным каньоном. Туман съедает изголовье
гор. Опять туман. Пора почистить обувь.
Крещендо
Крещендо. Лейпциг. Старый Йорг навстречу. Нет больше кур.
Вокзал перекурочен. Когда сюда приедет Император...
эмигранта. Изломы серпантинов. Слив за сливом. Все в брызгах и
телах. Врезаться в пену. В тела сливаться - голая наука. Круг
надувной под задницею. Ад. Пластмассовый и лысый как колено.
Когда спиной. Хлорированный старт. Водовороты. В голове -
плесканье. Прыжок пятиметровый. Стержень шеи. Аквамарин и водяной дизайн. Искусственного моря вкус в лекалах. Внезапный
гейзер. Чресла подогреты. Массаж простаты - тоже развлеченье. А на
поверку - сбитые коленки. И чашки, если речь не о фаянсе. Эмоции пластмассовой воды. Саксонская купель. Я посвящен.
Домоустройство Герды. Дань уюту. Начинка обихода. Чин по
чину. Довольно пресно. Не хватает перца. Зажги огонь причудой
Гималаев. Саймон на чай. Гарфункел на десерт. Ах, misiss
Robinson. Что сделали Вы с Эйлин ? Enfant terrible. Бодрость и
расчет.
Andante
В Кёльн дорога бежит через Кассель. Поезда, расставанья и встречи. Бланкенхайма снег жёлтый и прелый. Всё в снегу и закате лежит. Всюду бук пожилыми руками пряжу старого солнца мотает как кудель на костыль горизонта. WintermДrchen. Германия. Гейне
пойман рифмой за хвост. Шпили, шпили. Геометрия сотен Герма-
Но какие безвкусные лица. Но как натренирован ландшафт.
Под прицелом зрачка. Только небо бестолково и неаккуратно. В
чем же честность, Германия ритма.
Перебранка из готики. Шпили. Позументы. Проколото небо.
Солнце сдулось под Касселем где-то. Все внезапное пахнет гра-
ницей. В деревянных крестах и фахверках. Начинается Запад с
заката. С головы перерубленной солнца. С казни света. Распятья
секунды на щите привокзальных часов.. Каждой стрелкой застиг-
нут на месте.И опять ты спешишь к расставанью.
Всё в механике лиц и товаров.. Все глаза в пересчёте на пфениг. От холявы устав и добычи. Джентельмены побега помяты и в дороге заметно потеют.
Они лишнего вряд ли не позволят. И чужого не смогут отдать.
Кассель-Гиссен. Поэзия стыка. Все в снегу и железной дороге. Долгожданные рифмы рессор. Подытожена песня. Наверно, наступает начало кочевья.
Марбург. Морок лиловой зимы. Репродукция ранних голланд-
цев. По слогам фонари. До слова не хватает немного эмоций. Драмы нет.
Фирн и наледь одна. Обворованный Марбург. Не
тут ли обручён был Михайла с наукой? Аlma mater. Последыш Петра. Прокутить все своё раздолбайство. И в драгуны уйти - чем не удаль. Все паи Академии русской сохраняют гроссбухи пивных. Это так то "надраться"
по-русски?
Wochenendticket.
Снова куплен билет, впятером можно странствовать регионально. Скидка только для всех востроглазых. Разрезающих ватманы окон своим оком на пёстрые пазлы и на стружки цветных аппликаций.
И придётся забыться, пока ожиданий сачок переловит в сетку паузы всех пе-
ресадок. Как компьютерный выкидыш, вкладыш. Объясняет нюансы путей и перонов. На желтых проскрипциях стендов. Алфавиты железных дорог. Катехизисы меридианов.. Снова каркая "Fahrkarten, bitte" моё время считает кондуктор. И щипцами вколочены сутки в расписную портянку билета
Колченогим ослом я сменяю вокзалы. Два горба рюкзаков.
Проще голову спрятать в живот, Стать вальяжным желудком, Кишкою прямой в Inter-City. Чем менять поезда и пероны.
Вечереет. Опять пересадка. Скобяные составы письма... увлекают отныне в маршруты. Стыки -стыки, строка за
строкою - вагоны. Переброска в Империю Слова. И из неба приблизился Кёльн.
Koeln
Только сердце не слышит азарта. Куража ни на всхлип, ни на крик.
За восторгом, уж если приспичит, потрудитесь пожаловать в . DOM. Мягкость сытых лакеев в ливреях. Укравших исподники Херра.
Эмигрантские споры. Интрига как плющ. Дефицит языка
и столицы. Даже шаг не ступить, чтоб не вляпаться в сплетню."Вы не
знаете Изю с Цольштока? Так..." Мазурка силков и капканов. Церемонии немцев отвислых, этикет мажордомов еврейских. Законы,загоны, флажки...
Синагога. Еврейская церковь. Ожидание лжи и подвоха. Поиск выгоды от генофонда. Провокации жажда, вражды плюс врожденный синдром Холокоста. Ожидание в полуподвале. Пахнет тухлою рыбой и тёткой."Здесь весь воздух немножко - термин". ."И секунда здесь больше, чем время". Если вакуум -веротерпимость. Благочестье - в нагрузку. Акцент.
Время Северных Рейнов частит. Расщепленье пути на стоянку. Шаг не слышен. В ноге - метроном. Обозначенный звук в расщепленье.
Кёльна стан вновь примерен под ноты. Домский вымысел. Нотный собор Растянул сухожилия зренья. Глаза яблоко режут ножи устремлённых, стремительных готик. Столько выстрелов, стрел столько сразу. Потому то и небо упало. Кёльнский запах. Дождаться б осколка луны. Я в словах и в Цольштоке.
Был на привязи он телефона. Потом у хозяина автолавки. После обеда торгущим соком. Крем-брюле и ореховым шоколадом. Вчера он в трамвайных регаттах перепутал выход со входом. Ну чем он не Маккиавелли. Я подслушал его и что-же: Здесь никто не идет в бейдевинды. Кёльн есть пауза
между финалом, расфуфыренным фашингом и фашизмом. Зонты к февралю готовьте. Карнавалы грядут карамели. Все в крестах и паузах мира. Вы не
видели посоха папы? Уши ишачьи не ваши мерили красную митру...
архиепископов Кёльна? Надушенный Рейном Колонь. Бастион или
вотчина Рима? Колокольчик серебряный Кёльна.
Бон-бон-пад,-недалеко до Бонна,- бон-бон-пад карамелистой
манны. Самый сладостный утренник Кёльна. Маскарад одиноких
сердец.
Mitfahrtzentrale
Центр попутчиков Кёльна. Я с молодым сандинистом. В патронташ восьмирядный вложен...в ножны первого автобана. Убаюканный скоростью ветра. Монотонно въезжаю в Гамбург.
Schlagbruegge
Красный Крест эмиграции нашей. Мекленбургские сны и казармы. Всё в каркасах железных кроватей. Нары, мытари, рты, ритуалы.. Ртутный столбик приказом занижен. На пристенках - молитвы инструкций. Не положено портиться, портить. Вешать. Вешаться. Пить в подворотнях.В седине копошиться Вольфрама. Не карнать ни усов , ни прически. Беспричинно торчать в туалетах. Если хочешь, пройдись в коридоре.
Заксенхаузен юности нашей. Бухенвальд нашей страсти. Питомник.
В километре от Шлезвиг-Гольштейна. Где лет десять назад проходила демаркаций игра. Бой в пристенок. Unbefugten betreten
verboten.
Рвать, тонуть, Оступаться, толпиться. Край озер. Осторож-
но. Zurueck. Не крушить ни гнезда, ни берлоги. Не преследовать
нервных животных. Не доить кабанов и оленей. Мухам крылья не
рвать без причины. Флору фауной не прекословить.
Брюгге -Шлаг. Брюква, брюква... Холмы. На туманы упавшее
небо. Доживем до весны. Скоро Lenz.
Ratzeburg
Приозерное чувство Европы. Осколки фарфоровых
бухт. Колыбельные саги, бай-бай, Герцогини Аскании, феи. В люльке
соска и запах младенца. И рассыпаны крупные слезы. И разбросаны виды и воды.
Озера. Покрытые мехом осоки. Ратцебургские больше Меховых. Щеголяют меж буков и вязов. Все деревья здесь напоминают Молодую
Содран обод заката с вечернего неба. Небо вскрыто как бочка.
Наружу - Лавина серебряной сельди.
Звезды дали по шапке. Очень много средь них авиаций. То и
дело сигналят. Вскрыли небо и снова куда-то увозят луну. Завтра будет февраль и рассвет.
Holstein
Немецкий лысый лес. Зеленое дыхание. Лишайник. Налип на
воздух мох. Где Север, где весна? Промерзлый грунт и только.
Тугие га толкают валуны. Земля как поршень. Тужиться нет смысла.
Пинки, пинки...
Озера в тростниковой кацавейке. Голландский лед. Катания
с Ван Дейка. Прозрачная поэзия конька. Когда бы гаги, а не
просто ноги. Лед с локоть. Бегает собака Бороднянских.
Немецкое хлебоустроство. Пашня. Последствия стерны. Заиндевевший взгляд. Голштиния в подтяжках буков. Ветер.. Пронизывает Ганза до костей. Флаг февраля опять на небо вздернут. Жестокие как Гитлерюгенд тучи.
Аэромир. Сверхзвуковою сталью на сто частей разрезанное
небо. Под скальпелем военных авиаций. Стремленье реактивное
Земли... и Бундесвера. Луна в фахверке самолетных курсов. Попробуй-ка, умножь ее на ветер. Собака снова лает Бороднянских.
Голштиния. Осоки табуны. Гнедых побольше. Все идут на
крыши. Сугробы тростника над головою. Венчают два конька. Архитектура спазма. Совсем не видно пегих и каурых.
"Yes" и своим ощущеньем хот-дога. Пахнет солью и сажей. Осанка
как мачта торчит. Шепчет что-то мясное. На губах его сейлорских кетчуп. Чтоб не вляпаться, лучше уйти. Секс-герой. Уходя, бескозырку обкакакли чайки. Снова кубрик и стирка. Adieu.
Насморк. Такой же серый как Бисмарк. Гамбургский Отто
оперся о меч-кладенец. Ему тяжелей, чем днепровскому дагерротипу. Торчать на горе, репетируя каменный символ. Одесную барона - расстегнутый Гамбурга зиппер. Течь. Репербан. Канатной дороги оргазм. Угол зрения секса смещен. Репербан. Пожилой маструбатор Европы. На все руки...На зрение всё.
Жизни моей запятые,,,
Работал в доке. Сторожил себя у причалов. Разгружал обла-
ка и солнце Закатывал в трюмы ночные. Волочил сверхурочно ливни И то, что еще придется, Что вообще не имело названья. За поденный горбатый труд мне Галочки ставили чайки. Шхуны чалились, швартовались К моей спине за двенадцать марок. На прокорм хватало и звездного неба.
Толмачом был у пастора. В церкви. Слагал на русском Ветхозаветную притчу О сеятеле переселенцам, Отныне в немецкое поле вросшим, И беженцам русскоязычным, В которых профили преобладали.
В лютеранской общине Вещал о своем возвращении к Богу
Мекленбургским старушкам. Их псалмы и гимны Во все горло пел
православным тембром. Было мало мне ребер нотного стана. Ко
всему еще не хватало рясы. Ликование аллилуйи. Я проповедывал
веру Всем сомнительным перемещенцам. Словно в армии я синхронист. Уличен в диалекте саксонском.
Жизни моей запятые.
Как и прежде
Был завсегдатаем Mitfahrtzentrale, автостопа и выходного
билета, Когда спасался от переизбытка во мне нарастающих геог-
рафий.
Возвращение. Ветер. Белые крыши рвут небо на части.
Брюки-Шлак. Регулярная школа житейского чванства. Места
нет воцклицательным знакам.
Лютеранская песня в гостях.
Смесь райкомовских встреч и кухоннных полемик. Комсомольского Бога рефрен. Боевые слоны лютеранства. Как их действия бесцеремонны. Псалмы, псалмы фельдфебелей горла. Растопчите рептилию что-ль. Переходят на крик, умоляют. Заклинают Христом и удавкой. Черепное давленье не в норме. Что ка-
залось салоном - в слюнях."Чем Матросовы хуже Христа?","Вы не
правильно знаете Бога". Междометия жизни моей.
Посещал лютеранские встречи. Выступал на двенадцатиструнной. Пел серебряным голосом о расставанье . И о том, что
вообще не имело названья.
Заходил вчера пастор В сопровождении горлиц. Сожалел о
внезапном ветре, Не отодвинувшим неба. Предупреждал о солнце И
пепле в чужих ладонях. Предлагал толмачом работу При лютеранской кирхе. Указал на Росток как символ Моих размышлений о
море. Оставил адрес. Договорился
о встрече
Следующей... в грядущем
В сопровождении горлиц ...Священник со мной простился.
Все подались в Шверин. Достоевщина и безысходность. Ртутный
столбик в нулях. Шлак-и-брак. Все деревни лежат в километре. Облысевшими
вязами связаны между собой. В их тоннелях предписаны встречи
Красный Крест. Aufnahme. Прием. Где отстуствием Родины