Нургалиев Слава : другие произведения.

Регенсбургский концерт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Утробный мрак лакал из кубков бра
   Густую карамель.
   За чёрный полог шторы
   Седой портье проворно убирал
   В осколки острые рассыпавшийся город.
  
  
   В дремучем зале стало слышно пыль
   И тень застрявшую в углу,
   но, вот, лавиной
   Вдруг сдвинулась портьера,
   и слепым
   Лучом холодный
   лёд экрана проломило
  
   Пластмассовое солнце.
   В сотни брызг
   Взорвалась темнота, и
   кадров кавалькада
   Вдруг понесла, переходя на рысь,
   В мир сладкого огня
   и воспаленья взгляда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Abendland
  
   Не по-домашнему, безброво
   Готический отточен Запад,
   Как будто когтем процарапан
   Средневековый лик Европы.
  
   В насмешку будто бы над вздохом
   Под контрабас щелей и лилий
   Резцы и камни поделили
   В наём им отданного Бога.
  
   И Реймсы, Шартры здесь лишь рыбы,
   Что виснут на костлявых рёбрах,
   Дослуживая полумёртвым
   Напоминанием прорыва.
  
   За остролистый неба вымпел,
   За сон в базальтовых ресницах,
   В слепых здесь застревая птицах,
   С ножом соперничает вимперг.
  
   Не умещается в два глаза
   Готическая перестрелка,
   И в сердце трудится линейка
   Над постиженьем Ренессанса
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Поединок
  
   Где профилей и слёз лишённый облик
   В единоборском таинстве отлит,
   Два человека, самых непреклонных,
   Вступают в долгожданную из битв.
  
   Идут, толкая небо друг на друга,
   В тяжёлом рту похоронив слова,
   Чтоб в рукопашной исповеди духа
   Стяжать все тайны пляшущего льва.
  
   В их сердце правит гладиатор Рима
   И сладкая арены кабала,
   Когда решают квадратуру ринга
   В стремительном порыве их тела.
  
   Два человека, непреклонных, сильных,
   Спеша понять, кто больше одинок,
   Вступают в бой, не зная, где застигнет
   Их колокол Валгаллы, словно гонг.
  
  
  
  
  
   В завалах хвои, урожае крепа
   Нет никого. Один лоскут и свечка, -
   Есть юноши, врастающие в небо
   И их любви достойна только вечность.
  
   В дыму Отечеств тлеет жар столетья,
   Меняются герои на экране,
   Меняются солдаты в лазарете
   Своими неисправными ногами.
  
   Сухие губы слизывают страстно
   Запёкшуюся кровь c пустых бокалoв,
   И веют в растопыренных пространствах
   Цветные флаги мёртвых идеалов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Египет
  
  
   Где в губы целуются целые материки,
   Где снам не хватает одних только сомкнутых век,
   Где солнце смакуют и смоквами кормят с руки,
   Мы станем с тобой продолжением неба и нег.
  
   За пристанью пристань, и пристально ловит зрачок
   Слепых, но всегда провожающих бабочек тень,-
   Прощай, мой Египет, мой Рим, флорентийский смычок-
   Беспечный кутила, жуир канифольных страстей.
  
   Нас ждет расставанье, раскаянье, высохший снег.
   За мужество слов под могильными плитами букв,-
   Египет, прощай, мы сгорим с тобой, как фейерверк,
   Как спелые смоквы в языческом пламени губ.
  
  
  
  
  
   Ливерпульский стипль-чез
  
   Напряженный до всех тазобедренных мышц,
   Ливерпульский танцующий стипль-чез
   Учащенными чашечками копытц,
   Ах, какой удивительный мир исчез.
  
   Как жокейский был люб дирижерский стек,
   Как горела в огромных глазах слеза,
   Как елозил в коленях от счастья бег,
   Когда грозный борьер оставался "за".
  
   Ни о чем не расскажет выносливость мышц,
   И британская выправка больше не в счет, -
   Бог покинул пустые тела божниц
   И остался от мира лишь конский пот.
  
   Ливерпульский танцующий стипль-чез
   Через сотни построенных врозь фигур,
   Ах, какой удивительный мир исчез, -
   А его еще ждал аллюр.
  
  
  
   Муза
  
   За руку непослушную взяла,
   Вплела мне в чуб классические розы,
   В глухой, дремучий воздух повела
   Чужим созвездьям на съеденье бросить.
  
   Немые тайны открывала вслух,
   Глаза манила к их сестрицам-звездам,
   Как манят одинокую весну
   На мировую ассамблею вёсен.
  
   И я вступил туда. Упрямый шаг
   Мне не дал оглянуться. Милый призрак
   Остался только словом на губах,
   Чуть вдохновеньем и чуть-чуть капризом.
  
  
  
   Размашистых крыльев
   лёт,
   Стремительный воздух
   смят,
   Плавится неба
   лёд,
   В землю - последний
   взгляд.
   Света грудная
   клеть
   В ночь отпускает
   звук -
   Птицу,
   стрелою спеть
   Про тетиву и лук.
   Взмах -
   и потерян след,
   Вздох -
   и короткий миг
   Сквозь миллионы
   лет
   Вечность, увы, настиг.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Футбол 89 года
  
  
  
   Футбол. Незавершенность линий
   Полетов крапчатых мяча,
   Непредсказумость Феллини,
   Разыгранная сгоряча.
  
   Красив стремительный обычай,
   Мяч избивается не зря:
   Он драгоценною добычей
   Становится для вратаря.
  
   Недолог плен, - разжат перчаток
   Чуть прорезиненный капкан,-
   Пятнистому зверьку так сладок
   Ошеломительный канкан.
  
   Под кожей воздух снова весел,
   И выпуклость опять резка,-
   Ах, как ещё б накуролесил,
   Когда б не чопорность свистка.
  
  
  
   Питерский док.
  
   Кормить с руки ленинградских блядей,
   Предаваясь бессонной забаве,
   До утра, до утра потеряв свою тень,
   Обрести этот город ногами.
  
   Хорошо быть вожатым больших фонарей
   В костяной темноте Петербурга,
   Когда воздух отчетлив, но много грубей
   Без московской игры переулков.
  
   Петропавловка неанонимный донос
   На проспавших кукушек отправит,
   И с коня, монархический высморкнув нос,
   Ухмыльнется торжественный прадед.
  
   Не ему терпеливым врачом разминать
   Позвоночники улиц ногами,
   Под собою услышав, учуяв, унять
   Трехсотлетнюю кость или камень.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Манхэттэн
  
   В ком-то - с приторным тоником джин или ром,
   Лёгкий бриз дорогой сигареты,
   А во мне проливной зазавучал саксофон,
   Словно вишня в коктейле "Манхеттен".
  
   Словно одурь Америки, вишня зажглась
   В моем теле, холодном бокале,
   Чтоб звучать, пока не израсходован джаз
   Золотыми, как солнце, глотками.
  
   Свежевыбритый бармен, холёый лакей,
   В чёрном смокинге бледный барышник,
   И- к чему это только - возьмёт за коктейль
   И за aлoгo Армстронга в вишне.
  
  
  
  
   Я котом лакал молоко,
   Горлом в нос икал от „Клико“,
   Шит не лыком был - мог клыком
   Раздолбать балык с шашлыком.
  
   Я кормил хороводом ног
   Горы, росшие на Восток,
   Не арак - пил айран сколь мог,-
   Пел не Байрона - пелось в долг.
  
   Был на удаль - доил кобыл,
   Хлеб приклеивал в шар - тандыр,
   Даром неба не накопил -
   Стал акыном. Стал легкокрыл.
  
   Чтоб теперь лакать молоко,
   Горлом в нос икать от „Клико“,
   Откликаться на жизнь клыком
   И на небо глядеть тайком.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Иномарочная есениана
  
  
   Шевроле, ты моя Шевроле,
   Оттого, что я точно с Востока,
   Я готов на тебя смотреть столько
   Сколько будешь стоять во дворе,
   Шевроле, ты моя Шевроле.
  
   Оттого, что я точно с Востока,
   Что "Москвич" здесь дороже в сто раз,
   Не знаком Авиньон и Прованс
   Майонезем известен и только,
   Вероятно, я точно с Востока.
  
   Я готов на тебя смотреть столько,
   Сколько буду в стране дураков,
   Сколько новых рессорных витков
   Твоих выдержит наша дорога,
   Я готов на тебя смотреть долго.
  
   Сколько будешь стоять во дворе?
   Я нисколько не чувствую боли,
   Оттого, что я вырос в неволе,
   Но такую же хочется мне.
   Сколько будешь стоять во дворе?
  
  
   Шевроле, не моя Шевроле,
   Все серьёзней сгущаются брови,
   Руки пробуют двери, пороги,
   И замки на дверях...Ради Бога,
   Уезжай ты своею дорогой,-
   Мысль уже зародилась в уме:
   "Отчего не моя Шевроле?"
  
   Шевроле, ты моя Шевроле,
   Оттого, что я точно с Востока.
  
  
  
   Раковина
  
  
   Крылом застигнутого бурей альбатроса
   Ломалось тростниковое анданте
   Под плеск сосновый плачущих с утёса
   Виолы-альта.
  
   Буянило, царапалось, плескалось,
   Рвалось из оркестровой ямы море
   Аккордами-валами, в мёртвых скалах
   Ища покоя.
  
   И вот, мелодия, похожая на море,
   С размахом разбивается о скалы,
   И тотчас же застыла неприступность
   Камней финала.
  
   Последним валом Айвазовского разбита
   Симфония, как-будто ураганнный
   Кипящий сплав надутых щек и меди
   Отлит в рапаны.
  
   Всё замерло, как насмерть запороли,
   Казнили берег-слух аккорды розог,
   И только в раковине еще дышит моря
   Гул, отголосок.
  
  
  
   Бактрийская сказка
  
  
   Лед голубой не расстает в горячих руках,
   В ельниках зимних окон
   ни за что не замерзнет жар-птица,
   Азия
   на четырех мусульманских быках,
   Может, и мне в это серое утро присниться.
  
   Небо читая, как голубоглазый шиит
   Кардиограммы пророков Корана
   и вязи газелей поэтов,
   Вдруг мотыльковой закладкой во мне прозвучит
   Оторопь - детский оранжевый гимн минаретов.
  
   Серое утро останется где-то в неспешной дали,
   Сбросив с лица паранджу, монолог статуэтки
   Вяло закончив, и улыбнется Лейли
   Робкому мне
   или рьяному кеклику в клетке.
  
   Ах, как он звонко в бактрийских скворешнях споет,
   Шах очаруется сном и в мгновение мига
   В книгу Синдбада с собою меня унесет
   В бисере букв аравийских бычачья квадрига
  
  
  
  
   Последнее "прости"
  
   Не будет ни сплина,
   ни соло Каррузо
   и слов будет меньше,-
   Кому по карману
   салонная блажь адюльтера ?
   Ты будешь сегодня
   играть со мной в преданность женщин
   В кураж героини Кавани
   и в "Суку" Феррери1.
  
   Не будет ни яхт,
   ни пикантных ужимок
   за рюмочкой"Cherry",-
   Роскошную чопорность чёлки,
   кашне и реглана
   Ты сменишь сегодня
   на кожаный грязный ошейник
   И будешь учиться искусству
   зализывать раны.
  
   Пусть кто-то другой
   эротической розой отмечен
   За томную ночь
   под холеное соло Каррузо,-
   Ты
   будешь сегодня играть со мной
   в преданность женщин,
   Вложив в поцелуй
   всю звериную
   честность укуса.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ноженьки
  
   Ноженьки пешенькие,
   ноженьки топанькие
   Челночком пряженьку тропочек
   сап-сап.
   До зоренек по-раненьких
   ряживают узорчики,
   До утренек хвореньких чередят.
  
   Ни усталочки,
   ни страшиночки.
   Веточки косматенькие с верший вислятся-
   супятся,
   Погудочки звёздные
   давно тушены,
   Пугари
   и те землятся,
   А ноженьки ходенькие, ноженьки шаганькие
   Все шамают и шамают.
   И никак не оконечится
   Их ослеженная походь.
   Ах, вы ноженьки пешенькие,
   Ах, вы ноженьки топанькие,
   сап - сап
  
  
   Ты уходила, как будто ты знала
   симметрию мира,
   И с ужасом верила в Бога, но формулы Жанны д'Арк,
   Так и не вспомнила ты,
   и напугана цветом оранж,
   Вновь уходила в ноябрь
   и прожитые ночи, как суки,
  
   Словно стаи Венеций,
   в подолы цеплялись тебе,-
   Ты от меня уходила,
   унося в своей клетчатой сумке...
   Мою голову -
   она улыбалась тебе.
   ноя 93
  
  
  
  
  
  
  
   Новая Джаконда
  
  
   Она улыбалась искусственным ртом,
   Здоровый лоск люстр отражая,
   И зубы давно бы пошли напролом,
   Когда бы так сильно не жали.
  
   С ней тёплому флирту никто не мешал,
   Да вот, выражаясь по-проще,
   Искусственный прикус немного смущал
   Своей керамической мощью.
  
   Какой бы за ней не стоял приворот,
   Какой не горел бы Везувий,
   Не всякий спешил отдавать в этот рот
   Жар спелых своих поцелуев.
  
   Но яркий протез шевелился, зовя
   Со всей своей силой дантистской
   Туда, где со свистом рождались слова,
   Чтоб тотчас рассеятся в брызгах.
  
   И не было большей отваги, чем сквозь
   Плевки к ней почувствовать жалость.
   Ведь важно не то, что похерена кость,
   А то как она улыбалась.
  
   Рожденье последней звезды
  
  
   Разбит мой глаз
   Как солнечный луч
   Об огромный зеркальный шар,
   Теперь он уже не так колюч
   И вряд ли гож на пожар.
  
   Напрасно натянут зренья батут,-
   Там нечему прыгать вверх,
   И скоро его макраме расплетут
   На тёплый ресничный мех.
  
   Как солнечный луч
   О зеркальный шар
   Разбит мой огромный глаз,
   Обломки его подберет клошар
   И ночи за грош продаст.
  
  
   Он идет за тобой
  
  
   Чуткий как слух,
   Чеканный как слог,
   Взявший след
   Человеческих ног,
  
   Он идет за тобой.
  
   Сильный как вздох
   Атлантических рыб,
   Линию лба
   Превращающий в нимб,
  
   Он идет за тобой.
  
   Пьянящий как свинг
   Под шотландский грог,
   Трубящий в свой
   Заклинательный рог,
  
   Он идет за тобой.
  
   Свивший свист
   В продолжительный зов,
   Смявший ночь
   Желтым зрением сов,
  
   Он идет за тобой.
  
   Но только путь
   Превратиться в круг,
   Только губы
   Сломают звук,
  
   Он встретит тебя,
   Онемевший от ожиданья
   Тобою неназванный мир
   93.
  
   Чтобы воздухом сыт был рот
   Я, от стольких уставший дел,
   Из груди достал небосвод,
   Размахнулся -
   и улетел.
   окт 92
  
  
   1 Имеются ввиду фильмы Л.Кавани „Ночной портье“ с участием Д.Богарта и „Сука“ Феррери
  
   1
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"