Треск мятого железа и бьющегося стекла... Боль... Боль... Боль.... Меня снова поглотила бесконечная боль...
Сквозь пелену застилающего глаза тумана проступили неявные очертания темного леса. Серый асфальт уходил в бесконечность, сливаясь на горизонте в точку.
Облачную пелену разорвал луч света. Из яркого светящегося пятна высоко в небе появились две белесые точки. Они кружились одна вокруг другой, все увеличиваясь в размерах и приближаясь. Скоро стали заметны крылья. Существа, неторопливо взмахивая ими, вились в странном и завораживающем танце.
Наконец-то они приблизились настолько, что их можно было разглядеть. Свитые из тонких энергий, по виду они напоминали скелеты птеродактилей с тонкими белесыми перепонками крыльев. Вместо длинного хищного клюва у них были человеческие лица. Приглядевшись я узнала маму и папу.
Сквозь лобовое стекло стало ясно видно, что эти существа недовольны. Искаженные яростью маски с ненавистью глядели прямо в душу. Они начали биться в окна, пытаясь проникнуть в машину. Я закрыла все защелки, точно зная в этот момент, что пока я внутри машины мне ничего не угрожает. С глухим стуком они снова и снова бились в окна. Боковое водительское стекло неожиданно дало трещину. Существа с яростью кинулись к нему, с размаху врезаясь головой и все увеличивая трещины. С ужасом я увидела, как стекло хлопнуло и осыпалось мелкими осколками. Существа переглянулись, заулыбались, обнажив тонкие длинные зубы, как то съежились и кинулись ко мне. Схватив монтировку я пытаюсь отбиться, но эта тяжелая железяка с легкость рассекает воздух, не причиняя им никакого вреда.
Одна из тварей, изловчившись, вцепилась мне в горло. Лед мелкими иголками сковал всю мою шею, парализуя крик и мысли. Дико заорав от ужаса я...
Села в кровати. Дыхание с хрипом вырывалось из легких. Сердце бешено стучало в груди. Липкий пот покрыл все мое тело. Пальцы мелко дрожали. Руки еще помнили вес монтировки...
Кулаки судорожно, до боли в костяшках пальцев сжали смятую простыню. Пару раз, с задержкой дыхания, глубоко выдохнула. Сердце стало возвращаться в привычный ритм.
На часах шесть тридцать три. Через двадцать минут сработает будильник... А сейчас он спокойно отсчитывает время. Он не думает, он не переживает. Он делает свою работу пока не сядет батарейка. Так же тикал он и два года назад, когда родители были живы...
Родители. Боль, тупая, ноющая, которую ни заесть, ни запить. Зачем нужна смерть? Кому она нужна? Кто ее придумал? Зачем должны умирать близкие тебе люди, оставляя тебя одну в этом бездушном и жестоком мире? Два года эти вопросы бьются в глухую бетонную стену моего сознания. И не пробить, даже поцарапать ее не могут. Только оставляют на ней следы от сорванных ногтей и стертой в кровь кожи.
Заправив постель иду в душ. Теплые струи смывают нежную пенку геля с любимым ароматом розы, оставляя после себя ощущение увлажненной бархатистой кожи. А в голове снова и снова этот сон. Этот кошмар преследует меня почти каждую ночь. Если это они так выходят на связь со мной, то почему они так агрессивны? Родители никогда ко мне плохо не относились! А если не они, то кто?
Память снова услужливо подсунула миг аварии. Я копалась в телефоне, когда, подняв глаза, увидела, что нас сносит на встречку. Не успев даже толком ничего понять, я смогла только сжаться в комок и забиться за сиденьем мамы... Треск и скрежет рвущегося металла и бьющегося стекла до сих пор стоит в ушах. Удар был очень сильный. И у родителей не сработали подушки безопасности. Папа машину брал с рук. Как позже выяснилось, она уже была в аварии, а подушки никто менять не стал...
Но я это уже не помнила. Вообще после момента удара зияет своей пугающей чернотой провал в памяти в целых две недели.
Очнулась я уже в больнице. Отделалась по большому счету легким испугом - чем-то ударила ноги, сотрясение мозга средней степени тяжести, и так, пара царапин. Говорят, повезло... Повезло, что был пристегнут ремень. Так бы уже, возможно, меня не было.
На следующий день пришел усатый полицейский. Спросил, что помню, записал все с моих слов и ушел.
Шершавая плитка приятно холодит босые ноги. Капли капают на пол. Надо всетаки купить в ванную коврик. Сколько раз уже зарекаюсь и все забываю... Уютный махровый халатик ласково обнял тело. Полотенце на голове дополняет привычную утреннюю композицию. Зевая, шлепаю на кухню.
Бутер с колбаской. Сверху почистить пластик сыра и на двадцать секунд в микроволновку. Двадцать немножко много, а десять маловато. Чтоб не обжигало губы, заняться кофе.
Чайную ложечку молотого на полтора стакан воды. Дважды вскипятить до пенки. Три раза на мой вкус уже слишком крепко... Дать постоять немножко и перелить в чашечку, добавив сливок и полторы ложечки сахара.
Идеально.
Память услужливо подсунула, кто приучил к кофе...
Утро всегда начиналось с запаха. Запах свежесваренного кофе проникал с кухни, настойчиво щекотал ноздри и открывал глаза.
Папа всегда с утра варил кофе в турке. Выходило две чашечки, и они с мамой, сидя за столом, планировали день и пили кофе с тонкостенных фарфоровых чашечек. На папиной треснула ручка, но он ее все никак не выбрасывал, а брал аккуратно за дно и края... А затем наливали кофе и мне, желая доброго утра...
Привычно забормотал телевизор на холодильнике. Я стараюсь не пропускать утренние новости на местном канале, чтобы быть в курсе событий и погоды.
В Испании прошёл какой - то красочный фестиваль цветов. Люди торжественно шли по улицам с огромными цветовыми композициями на платформах. Со стороны это выглядело эпично и величественно.
В Германии дожди вызвали выход из берегов Рейна и пары других рек. По улицам текла мутная вода, замывая автомобили и первые этажи зданий. Кто - то катался на лодке, некоторые чудаки на водных лыжах...
Как же там Хельга?
Врачи тогда посоветовали связаться с родными. Мой телефон чудом уцелел. Зарядка нашлась у соседки по палате.
Родственников у меня не густо. Папа с детдома, у мамы две сестры и бабушка. Одна тетка живет с бабушкой в деревне. Вторая вышла замуж за немца и уехала в фатерлянд.
Тете Наташе позвонила сама. Та долго охала и ахала, засобиралась приехать первым автобусом. Хельге сбросила голосовое по ватсапу.
Утро было бурным. Наталья приехала, привезла кучу еды - пирожки, супчик куриный в горшочке, огурчики и помидорчики прошлогодней засолки, каравай хлеба.
Половину не пропустили.
Слышно ее было еще в коридоре. Она громко расспрашивала доктора, всхлипывая и охая, попутно успевая сморкаться в платочек. В палату они втиснулись вместе - пышная тетя Наташа и худенький, маленький врач - очкарик.
- Бедненькая моя деточка! Как же ты похудела! Совсем с лица осунулась! Совсем тебя не кормят, сиротинушку! На кого же тебя они оставили!
Слезы ручьем текли по ее круглому лицу. Своими мощными лапами она сграбастала меня в лапку так, что затрещали ребра.
За последующий час я узнала, что на семейном совете они решили забрать меня к себе. Выделят мне комнату, на следующий год пристроят отдельную. И жениха там уже нашли.
- Фёдор он хороший! Лучше него никто на тракторе не пашет! Передовик! И не пьет почти. Ответственный. Ну и что, что один глаз косит - с лица воду не пить, стерпится - слюбится...
- А кто другой есть? - опасливо поинтересовалась я.
- Есть, но в основном алкаши. А что в деревне делать то? Работы нет, вот и пьют мужики от безысходности. А Федор, он не такой. Федор он ого-го! Он молодец! И лет ему уже двадцать восемь! Пора бы уже остепениться да детей заводить.
Пообещав подумать, я кое-как спровадила тетку. Жуя пирожок с капустой, я впервые задумалась, а что же делать дальше? Конечно, жить в деревне - это самый крайний случай. А если не там... То где и как?
Через пару дней прилетела Хельга. Стройная, спортивная, вся подтянутая, она выгодно отличалась от своих сестер. Сколько ее знали - она вечно сидела на диетах. И все искала себе выгодную партию. Наконец, нашла. Эрик был вылитый бюргер. Коротколапый, пузатый, рыжий, вечно улыбающийся - со своей торчащей шевелюрой он напоминал клоуна. Или сказочного гнома. На его фоне Хельга выглядела дюймовочкой.
Но, не смотря на свою внешность, он смог добиться должности заместителя начальника цеха. В белой краске и рабочей робе он выглядел совсем по иному. Строгий, целеустремленный взгляд и вежливая улыбка, от которой не хотелось улыбаться в ответ...
Хельга вошла в белом халате. Поначалу я ее приняла за доктора. Только скромный бумажный пакет вместо привычной папки и напрягал боковое зрение.
Она подошла и молча села на стул для посетителей. Долгий, пытливый взгляд читал мой мозг где-то на уровне подсознания. Затем она наконец-то соизволила обратиться:
- Как ты себя чувствуешь?
Вопрос, такой простой по своей сути, и такой привычный, застал врасплох. А как я себя чувствую? Тело ломит, ноги болят. Душу порвало на лоскуточки. Одиноко я себя чувствую. Сломаной, выброшенной на помойку куклой.
- Хорошо. Спасибо. - с вымученной улыбкой ответила я Хельге.
- Ты молодец! Держишься. Умничка. Ты сильная. Ты все сможешь!
Хельга активно занялась подготовкой к похоронам. Слава Богу, все эти вопросы прошли мимо меня. Через пару дней она пришла и предупредила, что похороны завтра.
С утра зарядил дождь. Серые струи воды покрасили весь мир под цвет настроения. Весь мир из цветного стал черно-белым. Серые люди под серыми зонтиками спешили по своим серым, таким странным перед логическим концом делам... Какое из дел может оправдать это бессмысленное броуновское движение? Создание чего-либо великого, способного увековечить твое имя? А чего, например? Здание? Колизей, пирамиды и великая китайская стена. Остальное пока еще не прошло проверку временем. И кто их создал? Из всего великого известен только Веспасиан, но он всего лишь отдал приказ, а строили безымянные рабочие с безымянными архитекторами... А кем были те, великие, которые не заплатили за, а жизнь положили, чтобы создать своими руками что-то, прошедшее сквозь века? Память о них развеяна вместе с их прахом...
Написать произведение?
А кто на слуху? Гомер? Сократ? Аль-Фараби? Про них слышали все, но кто может похвастать, что он читал их произведения хотя бы в переводе?
Создать какую-то вещь? Вряд ли кто-то в этом переплюнет Леонардо Да Винчи. Он придумал танк, вертолет, парашют, прожектор... Написал 'Тайную вечерю' и 'Мону Лизу'. Делал росписи храмов, занимался скульптурой... Но его творения дошли лишь потому что это он в пятнадцатом веке и при жизни был признан. Поэтому люди и постарались сохранить его вещи, записи и творения, проведя их через время. А ранее? Кто приходит на ум, как создатель чего-то, что дошло до наших времен? По большей части только художники и архитекторы. Но основной проблемой творивших вещи являлось их признание. Сколько великих картин наверняка сгнило, потому что не вписывались в привычный стиль того времени? Сколько книг ученых было сожжено, потому что в них содержалась 'ересь' - а по сути, знания, пугающие своим опережением времени на века? Сколько таких творцов сгорело на кострах или канули в небытие как 'люди не от мира сего', не понятные и не принятые основной серой во всех смыслах массой?
Стать великим ученым? Но для этого нужны не только знания, но и правильное окружение. Нужно чтобы сам социум дозрел до какого - то необходимого для принятия этих знаний уровня...
С музыкантами еще хуже. Авторов, чьи произведения дошли сквозь хотя бы тысячелетие почему-то в памяти нет. Может знаний не хватает, а может и реально нет таких?
В любой сфере чтобы оставить заметный след, связанный с твоим именем, нужно не только вылезти из кожи, но и, как говорится, попасть 'в струю'. А иначе нас ждут безымянные фрески, вещи, да рисунки простейшей краской на камне где-нибудь в пещере...
И получается, человек делал, творил, потратил свою жизнь, а то, что он создал, по большому счету или забыто или никому не нужно...
Прожил человек, пролетел, как тающая в ночи искра от костра, и пропал без следа. Через три, может пять поколений даже его прямые потомки его имя забудут... Не говоря о делах.
Этот день остался в памяти в виде отдельных слайдов. Огромная яма с двумя гробами на дне. Неотвратимость первой сырой горсти рыжей глины, глухо упавшей на крышку гроба мамы. Заплаканное лицо тети Наташи. Чужие люди за столом в кафе, желающие мне 'держаться'. Пустая, гулкая квартира, где до сих пор кажется, что сейчас заскрежещет ключ в замке и войдут они, улыбаясь...
- Мы наверное ее заберем в деревню. Будет там жить, дом ей поставим. Или замуж выйдет за толкового человека, детишек заведёт! - убежденно вещала тетя Наташа.
Бабушка молча кивала в такт головой. Дядя Коля курил у окна. Запах махорки и свежего перегара удушающе разносился по комнате.
- А учиться она где будет? - спокойно парировала Хельга.
- Поступит заочно. Так и выучится. - не отступила тетя Наташа.
- А работать где? На ферме? Коров доить? - Так же флегматично прозвучало в ответ.
- А хотя бы и на ферме! - вспыхнула тетя Наташа. - Там что, нелюди работают? Я вон, проработала всю жизнь, зато каждую копейку честно добыла и цену ей знаю! У нас вон, библиотекарша Агафья умерла недавно. Место освободилось. Я похлопотала, и Вику пообещали, что возьмут.
- А зарплата там какая? Три тысячи? Пять? Как она жить то на эти деньги будет?
- Ну я за зарплату не знаю... - растерянно протянула Наталья. - А ты, такая умная, что предлагаешь?
- Мы ее заберем в Германию. Хоть в цивилизации поживет.
Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Челюсти попадали у всех, в том числе и у меня.
- И что она там делать-то будет? - прервала бабушка затянувшуюся паузу.
- Жить. - Так же спокойно ответила Хельга.
Глаза всех присутствующих устремились на меня. Хельга глядела изучающие, Наталья - сочувствующе. Взгляд бабушки был наполнен какой-то скрытой грусти и боли. А дядя Коля глядел равнодушно, пуская клубы дыма.
- Так я это... Языка не знаю!
- Я тоже не знала. Выучила же! И ты выучишь. - отвергла мою попытку к капитуляции Хельга.
- А как я там гражданство получу?
Повторно повисла тягостная пауза. Теперь все глядели на Хельгу. Та, подумав и перебрав в голове варианты, выпрямилась и улыбнулась:
- Выйдешь замуж. Фиктивно. Есть знакомые, помогут... А там, как гражданство получишь - разведешься.
Настала пора крепко задуматься мне. До сих пор помню, как тогда не укладывалось в голове, как же можно выйти замуж фиктивно? Фиктивно выйти замуж, фиктивно жить под одной крышей, фиктивно случайно родить ребенка... Получается, и существовать фиктивно. А потом что? Фиктивный развод и свободная жизнь? И кому я нужна буду после такого брака?
Да и как забыть Ангела? Сердце болит по нему до сих пор...
Слышала, что он ушел в армию и там остался по контракту. Уехал в какую-то горячую точку. Звонила, спрашивала у его мамы - та ничего не сказала. Уехал и все. Живой он там? Не ранен ли? А если лежит сейчас при смерти и помочь ему некому?
Сердце сжала глухая, щемящая боль. Два года прошло, а при мысли о нем душа все равно замирала...
Телевизор продолжал показывать стихийные бедствия. Кошка на столбе и за ней лезут пожарные. Поваленное дерево раздавило дорогущую на вид машину. Рядом расфуфыренная дамочка, похожая на промокшую кошку, трагически причитала и заламывала руки.
На чем же тогда Хельга прокололась?
В тот вечер спорили до хрипоты. Хельга тянула в Германию, бабушка с Натальей - в деревню. Дядя Коля, огромный и неуклюжий, как медведь, молча ретировался на балкон, предоставив теткам решать мою участь. В итоге пришли к соглашению, что я еду по гостевой в Германию, если мне там не понравится, то тогда уже меня забирают в село.
Утром как-то дошло, что родителей нет. Нигде. Они никогда не придут. Их никогда больше не будет в моей жизни. Не заскрипит замок, не зашуршит одежда, не будут они в вполголоса обсуждать что-то за стеной. Слезы душили. Мешали дышать. Апатия и равнодушие ко всему до краев наполнили сердце.
Жить не хотелось.
Я сидела за компом, уставясь на свои руки, кусая губы, колупала лак с ногтей. Руки жили своей жизнью, равнодушно и методично кусочек за кусочком, по миллиметрам обнажая ногти. И вместе с этим лаком отколупывалась старая, такая счастливая, прежняя жизнь, оставляя на сердце сплошную, чистую и не затянутую рубцами рану...
После завтрака Хельга куда-то пропала. Ближе к обеду деревенские засобирались домой. Без конца охая и ахая, обливаясь слезами тетка с бабушкой старались через объятия передать свою любовь ко мне.
- Дочка! Ты, конечно, съезди, погляди! Но не наша там земля, не русская. Где родился, там и пригодился. Тут все свои, всё свое... А там?
- Погости, да приезжай, слышишь?
Сил хватило только молча кивнуть головой. Бабки - соседки притихли на лавочке. Я же молча глядела как уезжает старенький москвич, оставляя меня совсем одну в этом огромном мире...
За неделю Хельга оформила гостевую визу. Загран паспорт у меня уже был - собирались семьей съездить в Таиланд, после того, как поступлю учиться... Через несколько дней Хельга сказала, что оформляет на меня наследство.
Где-то через месяц все было готово. Проснувшись утром я уже привычно прошлепала в кухню, где уже ждал накрытый завтрак.
- Нам сегодня осталась последняя маленькая деталь. Съездим к нотариусу, подпишем одну бумагу и завтра едем покупать билеты.
Голос Хельги странно дрожал. Всю дорогу в такси она грызла орешки. Приехав ко времени мы сразу вошли в кабинет. Тетка достала из папки необходимые уже заполненные бланки. За эти дни мне порядком пришлось подписать бумажек. Спасибо Хельге, что она ими занималась, а я лишь подписывала...
Ее руки мелко дрожали, когда она подала документы нотариусу. Та внимательно прочитала их и пристально уставилась на меня:
- Вы знакомы с содержимым?
- Да. - равнодушно ответила я. Какая разница, что там? Ведь родная тетка меня же не обманет?
- Вы готовы поставить свою подпись?
- Да. - Так же равнодушно подтвердила я.
Нотариус вскинула бровь, передала документы сначала Хельге, затем позвала меня. Хельга достала из сумочки платок и принялась нервно теребить его.
- Поставьте подпись тут и тут.
Я склонилась над документом. Почему такая спокойная Хельга так нервничает? Ручка замерла в моей руке и я обратила внимание на заголовок документа.
ДОГОВОР
Дарения квартиры.
Ничего не понимая я подняла глаза на Хельгу. В ее глазах испуганной белкой заметался страх.
Как во сне скользила глазами по равнодушным строчкам:
'нижеподписавшиеся', 'год рождения, серия, паспорт', 'Даритель', 'с одной стороны и', 'серия, паспорт', 'именуемая 'Одаряемый' с другой стороны'.
'Даритель безвозмездно передает в собственность Одаряемому (дарит), а Одаряемый принимает в дар от Дарителя...' 'собственность в виде двухкомнатной квартиры, расположенной по адресу...'
- Хельга! Что это? Это что за документ?
- Ну как же! Деточка моя! Это дарственная! Мы же обо всем договорились!
- О чем мы договорились? Я вам ничего дарить не договаривались!
- Ну как же? Ты же собиралась уехать насовсем! - Хельга нервно захихикала. - Тебе же надо будет на что-то там жить! Мы квартиру будем сдавать, а деньги переводить тебе на депозит!
Я молча сгребла свои документы и вышла, громко хлопнув дверью. Посетители в коридоре удивленно поднимали головы, но мне было не до них...
Хельга выглядела жалко. Приехала она только ближе к вечеру. С собой был огромный торт и букет роз.
- Вика! Ты же взрослая и сама должна понимать! Чтобы жить, нужны деньги. А у тебя сейчас ни образования, ни работы. Я тебя же и хотела обезопасить от глупостей! Переписала бы квартиру на меня, мы бы ее сдавали, на эти деньги платили коммуналку за нее, и тебе бы на учебу на первое время хватило бы!
- Чтобы сдавать квартиру смена хозяина не обязательна. Можно было сдавать и так! - прошипела я.
- Хорошо! - миролюбиво подняла руки Хельга. - Давай оставим все, как есть! Квартира остается за тобой, мы ее сдаем и едем в Германию. Окей?
- Никуда я с вами не поеду. Тут мой дом. Тут моя семья. Тут мои родители лежат. А там... Там все не мое!
Хельга уехала через два дня, оставив мне пятьсот евро 'на первое время'.
Писк микроволновки вырвал из цепких лап воспоминаний. Привычный бутер с колбаской и кусочком сыра сверху на тридцать секунд, чтобы сыр подтаял. Запах кофе и бутербродов адски раздразнил аппетит. Открыла окно, впустив щебет птиц и запахи лета. Теплые солнечные лучи наполнили кухню, нежно согревая мне лицо... Обожаю запах лета! Запах пыли, горячего бетона, терпкий запах листвы и трав, нежный - цветов... Но ярче всего запахи были в деревне.
Память снова позвала меня в то лето. За тот год в моей жизни событий произошло больше, чем за всю мою предыдущую жизнь...
Старенький автобус с лязгом выплюнул меня из своего перегретого на солнце чрева. Я смутно помнила эту убитую временем, одинокую бетонную остановку на трассе. Каждый раз, когда мы ездили в село, папа, указывая на нее, говорил: 'Ну вот и приехали!'...
Проржавевшие буквы на ней с облупившейся краской складывались в знакомое с детства 'Кочепасово'.
Сейчас напротив остановки появилась маленькая кафешка с заправкой в две колонки. На заправке возится со стареньким мотоциклом какой-то белобрысый пацан.
- Эй! А до села далеко?
- Да тут рядом! Два километра всего! - на меня уставились два пронзительно голубых бриллианта. - А вы там к кому?
- К Спиридоновым. Знаешь таких?
- Теть Наташу то? Конечно знаю. Она нам корове отел каждый год помогает принимать. Так это у тебя значит родители умерли?
Краска залила лицо. Какая... Неотесанность! Разве можно вот так, с незнакомым человеком?
Я гордо вскинула рюкзачок на плечо и зашагала в направлении села.
- Ты погоди! Я сейчас масла долью и подвезу! - крикнул он мне в спину. Я даже не обернулась.
К селу вела обычная проселочная дорога. Привычного асфальта не было. Мои белые парадные туфельки быстро покрылись слоем пыли.
Мимо протарахтел трактор, подняв ее целое облако. Неожиданно он затормозить и чумазый такторист выглянул в дверцу.
- Эй! Красавица! Садись, подвезу!
С сомнением покосясь на заляпанного грязью монстра, затем на свое уже, ставшее серым, белое платье, я проорала ему:
- Спасибо! Я сама дойду!
- А? - проорал мне он в ответ.
Я молча махнула рукой и пошагала дальше.
- Ааа... Гордая значит! - пробуравив меня взглядом проорал он и, снова облава меня облаком пыли, скрылся за поворотом.
Злоба и ненависть кипела в моем сердце. Я ведь хотела приехать, как нормальный человек, прилично одевшись, а тут! Как можно жить в таких условиях?! Не удивлюсь, если они тут все в грязи как свиньи хрюкают!
Тенистая аллея вдоль дороги укрывала от полуденного зноя. Деревья мирно рассказывали вполголоса свои легенды, успокаивая мое сердце и даря безмятежность.
За поворотом открылась пасторальная картина. Прокопченный на солнце пастух, вросший в седло, пас на огромной травяной поляне разноцветных коров. Те, отмахиваясь хвостом от мух, мирно щипали траву, позванивая колокольчиками на шее. Деловито жужжали пчелы, целеустремленно выполняя свою титаническую работу. Приглядевшись, я разглядела ульи, стоящие в тени деревьев. Дурманяще пахли травы. О чем-то о своем стрекотали кузнечики. Мир дышал покоем и тишиной. И тут, вдали от всех городов до меня неожиданно дошла такая простая истина...
Если поглядеть на весь мир, то как мы живем? Мы забрались в свои города и села, создавая и решая какие-то такие архиважные мировые проблемы... А мир вокруг спокойно живет и без нас. Он не знает этих проблем. Они все тут - на маленьких, разбитых на сотки и кварталы участках земли. А всему остальному миру на нас и на наши проблемы пофиг. Уйдём мы - он даже и не заметит. Так же будут жужжать пчелы и шелестеть листва...
Теткин дом был на другом краю села. Пока шла по пыльным, раздолбаным улицам, постоянно ловила на себе любопытные взгляды - из-за забора, от идущих навстречу людей, от бабок на лавочке... И всё, поголовно все со мной здоровались.
Не успела я свернуть в нужный мне прогулок, как навстречу выбежала тетка.
- Ой! Да как же так то! Да что ж ты не позвонила то! Мы бы тебя встретили по-человечески! А так идешь как босячка какая! Ой, сраму то от людей!
- Да я это... Как то хотела сама. - промямлила я.
- Сама она! От горшка два вершка, а нате-здрасти, самостоятельная выросла!
На кухне жужжал рой мух. Если у нас на седьмом этаже единственная залетевшая муха подлежала немедленному истреблению, то тут их были сотни, если не тысячи! Они ползали везде - на потолке, на стенах, шторах, чего-то выискивали на столе... Помытая посуда была заботливо укрыта от них марлечкой.
- Да ты не переживай! Вечером потравим их и все! Ешь давай! Похудела-то как, отощала совсем! Одна кожа да кости! - приговаривала Наталья, подкладывая мне вареников с картошкой, обильно залитых растопленным сливочным маслом.
- Да куда мне столько, теть Наташ!
- Ешь, говорю! Мужик не собака, он кости не любит!
Вздохнув, я взялась за вилку.
После обеда выпросилась помочь помыть посуду. С удивлением разглядывая единственный краник в раковине я думала, а где брать горячую воду? Решив, что, наверное, они тут моют холодной, я принялась мыть посуду в раковине, обильно используя фейри.
Неожиданно вода кончилась.
- Дядь Коль! Там это... Вода не бежит!
Дядька молча собрался и вышел на улицу, гремя ведрами. Так же молча он притащил полные до краев два ведра воды и залил их в умывальник, попутно расплескав воду на пол.
- Подотри, чтоб не натоптать. - буркнул он и ушел.
Ситуация сломала мне весь мозг. С одной стороны он прав - надо подтереть. Но как подтирать если сейчас я мою посуду... А где потом помыть руки, если в раковине я мою посуду?
Встав в ступор я не знала, что делать. Ситуацию спасла бабушка.
- Вика! А ты чего в холодной воде посуду моешь?
- А где надо? - оторопело спросила я.
- Как где? Надо воды нагреть да в чашке вымыть. Да тут и чайник вон, горячий! Мой скорее, пока не остыл!
В общем, житье в деревне не задались с самого начала. Посуду надо мыть в чашке, чтоб горячей водой, без фейри потому что помои надо свиньям слить комбикорм разводить, полчища мух им никому не мешали, за всей зеленью и овощами они ходили не в магазин а в погреб или в огород... Не сказать, что я не знала как что растет, но ревень на пирожки я искала часа два...
Вся моя одежда была забракована. Кроме джинс. И те я убила тут за неделю. Очень быстро мне выдали безразмерную майку, купили гелевые шлепки и я стала один в один похожа на местных чумичек... Руки мои огрубели от прополки, такие ухоженные ноготки пришлось коротко состричь. Красить лаком их было бесполезно - за кучей дел лак так и норовил слезть с ногтей.
Самая жесть начиналась по утрам и вечерам. Утром я с ужасом подскакивала от рева сепаратора. В шесть утра все уже копошились, чего-то делая. Бабушка варила кашу, тетка пропускала молоко, дядька чистил сарай... Вечером же коровы приходили со стада, и их нужно было доить...
Мне повязали платок и отправили к корове. Та шумно пыхтела и чего-то жевала, время от времени срыгивая.
Вообще это не было моим первым знакомством с коровой.
Несколько раз я была в глубоком детстве в деревне. И помню какой длинный язык у коровы - я боялась, но пыталась покормить корову хлебом, а она у меня хлеб с руки слизала, помню, как заблудилась. Помню сову, которая вылетела внезапно ночью к мотоциклу, а я ехала в люльке на коленях (наверное, у мамы), помню как училась кататься на велосипеде и въехала в крапиву. Помню как первый раз села на лошадь, помню ульи и мед в сотах, после этого у меня сильно болел зуб...
Но в этот раз мне нужно было сесть под нее и начать доить. Корова равнодушно вздыхала, опустив уши и внимательно бдила за мной из-под полуопущенных век, отмахиваясь хвостом от полчищ вьющихся вокруг нее мух. Время от времени она, переминаясь, брыкала то одной, то другой ногой. Воображение живо рисовало, как эта нога прилетает мне по морде.
- Да ты не боись! Садись под нее, ведро ногами сожми, локтем вот так упрись и все!
Тетка живо продемонстрировала мастер-класс, лихо сев под корову. Тугие, белоснежные, пахучие струи молока звонко ударили в ведро. Кошка, мявкая, терлась возле ног.
- Да потерпи ты! Ща подоим и налью тебе! Не мявкай! Садись Викусь! Не бойся, не ударит тогда! Корова она такая, чувствует, когда ее не боятся!
Эти слова оптимизма мне никак не добавили. Сердце бешено колотилось, когда я уселась на низкий стульчик. Безуспешно попыталась выдавить хоть каплю молока. Ничего не выходило. Я повернула голову к тетке и открыла рот, чтобы спросить, как и что, и в этот момент корова дала хвостом мне по глазам. Мерзкий, воняющий навозом хвост залез прямо в рот. Ничего не видя, я соскочила со стульчика. Корова шарахнулась и наступила в ведро.
- Ох, ты, доярушка ты моя! - тетка, ухахатываясь, вытаскивала ведро из-под коровы, когда я проморгалась. - Кто ж глаза то открывает да головой крутит? Ты бы лбом уперлась в нее, тогда она только по затылку хвостом даст!
В общем, с коровами не задалось. И сама напугалась, и ее напугала. Одна кошка, довольная, слизывала белоснежное, бездарно пролитое молоко с земли... Доить я все-таки в итоге научилась, но как ужасно у меня от этого процесса болели руки!
В деревне все было не так. И баня два раза в неделю, в которой было невыносимо, нестерпимо жарко. И бесконечная работа на огороде буквой зю. И неустроенность быта. И отсутствие выбора в целых трех магазинах на фоне ужасных по городским меркам цен. Одно было там лучше. Люди были добрей. Чище.
Конечно, сейчас это всё вызывает лишь улыбку. А тогда разница в быте и менталитете казалась непреодолимой.
Хватило меня на месяц. За это время меня устроили в библиотеку с окладом аж в пять тыщ, познакомили со всеми парнями на селе. Их было не так уж и много. В городе я многих из них спутала бы с бомжами, а тут они были 'первые парни на деревне'.
Добила поездка в город. Пустая, покинутая квартира встретила тишиной и слоем пыли. Остро защемило сердце от тоски по дому. В почтовом ящике лежал счет на коммуналку с долгом за три месяца, который нужно было погашать во что бы то ни стало...
В итоге, я осталась в городе.
Встал насущный вопрос, как жить? Пятьсот евро таяли как прошлогодний снег. Наталья подкинула десять тысяч, да раз в неделю привозила молока со сметаной.
По ее совету обратилась в соцзащиту. Те уже отправили на биржу труда. Биржа отправила на курсы бухгалтеров. Пока ходила учиться чтобы было на что жить, устроилась дворником в родное ЖЭУ.
Через четыре месяца, закончив курсы я стала бухгалтером. Первые полгода без родителей стали самыми тяжелыми в моей жизни.
А потом я устроилась работать в фирму уже по специальности.
Как я поняла из документов, наша фирмочка была дочерним предприятием другого, более крупного холдинга. Конечно, одним из условий моей работы стало обязательное высшее, на которое я поступила в конце лета заочно через какие-то там связи Хельги. А в целом учиться и работать лично мне было не сложно благодаря математическому складу ума и информатику, который еще в школе как полуумный гонял нас по экселевским таблицам. Как оказалось, 1С не так уж и сильно от них отличалась...
По телевизору с событий в Европе плавно перетекли к местным новостям. Опять грозились поднять цены на ЖКХ. Куда уже поднимать то? В центре города опять пикет в защиту какого-то исторического памятника, на месте которого хотят отгрохать очередной бизнес-центр. Люди с выпученными глазами и хлопьями пены изо рта истошно орали в камеру, что 'разрушать наследие недопустимо', 'так мы можем легко превратиться в Иванов-не-помнящих-родства' и прочее. Лично мне было как то ровно. Город живет, город изменяется... Если все памятники оставлять, то где строить тогда новое? Ну ясно, что бизнес-центр не ахти что, но город должен же развиваться? Если взять от основания, мало ли где в городе когда-то стояли памятники кому-то или чему-то? Можно же и перенести...
Неприятно резанула новость о найденной девушке в парке Кирова. Крупным планом показали скамейку с накрытым на ней телом. Вокруг толпились какие-то люди и врачи. По периметру была протянута красно-белая лента. Журналист брал интервью у внушительного мужчины в штатском, который представился следователем Рябушкиным. Глядя в камеру он устало попросил, если кому чего известно, то нужно позвонить по номеру 02...
Парк был совсем рядом. Бывало, я или мама бегали там по утрам для поддержания формы. По спине пробежал холодок. Мелькнула мысль о маньяке. Вроде не так давно там-же находили тело... Или я не так чего-то поняла или услышала?
Прогноз погоды - тепло и без осадков. Можно зонтик не брать! Не забыть ключи, деньги и проездной! Глазки подвести, губки бантиком, бровки домиком! Кто самая красивая девочка в мире? Я!
На работу чуть не опоздала. Пожилой, толстопузый охранник лениво мазнул взглядом из своей стеклянной будки и снова уставился в телевизор.
Сегодня надо было подготовить аванс. Мне было интересно вникать в эти формулы, расчеты, узнавать нормы законодательства и правила ведения бухгалтерии. До сих пор было интересно думать, что я тут считаю цифры, а мои подсчеты в итоге обернутся для людей деньгами, которые им выдаст банкомат...
Управилась до обеда. В обед решила прогуляться до ближайшей кафешки и пообедать там. Вообще, как рассчиталась с долгами жить стало как то заметно проще. Поначалу тянуло купить себе все, в чем ограничивали меня родители. Сладости, еда быстрого приготовления, колготки, косметика, парфюмерия... Но со временем пришло пресыщение. Ты можешь купить два кило ирисок, но станешь ли ты их есть после десятой конфетки?
Заодно мутировала до гигантских размеров лень. Готовить для себя не хотелось. Проще было сходить пообедать куда-нибудь, а на вечер взять себе в 'Ленте' возле дома салатик и жареную курочку... Лапшой я наелась за полгода и ее уже не хотелось категорически.
Мир вокруг благоухал тысячами запахов. Тонко и нежно пахло цветы. Привычно пресно пахла пыль. Надоедливо - запах сгоревшего бензина и масла. Возле стоящих на парковке машин пахло разогретой краской и пластиком.
Живительные лучи солнца всем щедро и без упрека дарили тепло. А еще пахло скорой грозой...
В кафе мой любимый столик в углу был занят. Мне нравилось сидеть у окна. При желании можно было смотреть на улицу. Или слушать, о чем говорят люди вокруг. Но сейчас свободные места были только в центре зала.
Я устроилась поудобнее за одиночным столиком. Рядом обедал, читая газету, толстый солидный мужчина. Время от времени он морщась сворачивал ее и обмахивался как веером, затем неторопливо продолжал трапезу. На моем привычном месте сидела мамашка с тремя детьми. Дети капризничали, галдели на все кафе, украдкой перекладывали друг другу еду. Мать флегматично копалась в телефоне.
На парковку перед кафе подъехал роскошный белый мерседес. Вышедшая из него парочка сразу привлекла всеобщее внимание.
Высокий, симпатичный, стройный парень в белоснежных брюках и небесно-голубой рубашке вышел из машины и помог открыть дверь ослепительно красивой, миниатюрной брюнетке в строгом белоснежном деловом костюме.
Зайдя в кафе они встали на пороге, привыкая к полумраку. Затем заняли единственный свободный столик возле меня и я смогла разглядеть их получше.
У парня был цепкий, волевой взгляд. Я долго думала, что же он мне напоминает... А потом дошло. Взгляд хозяина. Как будто весь мир принадлежит ему. Хрупкий, даже утонченный, еще парень, а не мужик. Не заматерел. Но силой от него так и веяло... И на личико ничего. Ироничная полуулыбка... Конечно, до Ангела ему далеко, но... Такие девок штабелями под ноги укладывают.
Она же наоборот. Маленькая, про таких говорят метр с крепкой, шустрая. С пронзительно зелеными глазами. Белый цвет ей шёл, на его фоне выгодно выделялась матовая загорелая кожа. Но почему-то казалось, что черный цвет шел ей больше.
Казалось, они сошли со страниц какого-то рекламного журнала. В обычной жизни таких людей не бывает...
- Опять ты меня в какую-то забегаловку притащила! - парень, сморщив нос, оглядывал зал.
- Рома! Только давай без этого... Что тебе в этом блюде не хватает перхоти с хвоста единорога, а в том - ушей морской выдры! В этом кафе вполне сносные блинчики со сметаной и гуляш. Если не придираться то тебе, я думаю, понравится!
- Ладно. Заказывай пока, а я схожу по мужским делам.
Они с удовольствием обедали, а я завидовать им белой завистью. Эта парочка явно хорошо относились друг к другу. А я? Где моя половинка?
Два года пролетели, как один миг. Вроде вон, парней в мире - выбирай, не хочу! Но... Не хочу. Не мои они какие то. Пытаешься представить, что вот этот, замечательный в общем-то парень, тот, с кем будешь жить и в горе и радости до самой старости и понимаешь, что он далеко не то.
Вот Ангел был то. Моя половинка. Часть моего сердца. Бывало, на уроках я слушала его дыхание сзади и дышала с ним в унисон... И тогда что-то нежно-сладкое просыпалось в груди и потихоньку растекаясь, спускалось в низ живота, вызывая к жизни такой чудесный рой бабочек...
А где он? Где он сейчас? Родители так и живут тут. От Анжелки слышала, что он ушел в армию и там остался по контракту, уехал в горячую точку... Жив ли он там? Может он сейчас раненый лежит, подстреленный каком-нибудь жутким снайпером и истекает кровью? Или может какой-нибудь снайпершей? Я где-то слышала краем уха, что в Чечне было полно снайперш. Вот какая-нибудь такая же, миниатюрная, подстрелила его, и смотрит в прицел, думая добить или нет...
Жизнь - она такая змея подколодная! Где укусит и не знаешь!
Настроение испортилось окончательно. Под стать ему небо заволокло тучами, вдалеке громыхнул гром... О чем-то неведомом тревожно залопотали листочки на деревьях... Так и слышалось: 'Убили! Слышали? Его убили! А она ждет все, не дождется! Так и останется одна на всю жизнь!'
С неприязнью покосившись на сладкую парочку я рассчиталась и вышла под пока первые редкие капли теплой летней грозы.
Пока дошла до работы, настроение испортилось окончательно. Работа валилась из рук. Сама себя поймала на том, что сделала кучу ошибок. Кое-как дотянув до четырех я потихоньку начала собираться домой.
Не успела налить себе чашечку чая, как меня вызвал начальник. Ломая голову и вспоминая все свои возможные грешки и недоделки я робко постучалась в кабинет директора.
- Константин Александрович, разрешите?
Он устало махнул мне на свободный стул и уткнутся в какие-то бумаги.
Несмело оглядываю кабинет. За время работы я была тут пару раз... От кабинета и начальника веяло друмучей совковостью. Дубовые, древние панели, деревянный, натертый до блеска паркет, тяжелая, даже я бы сказала величественная, добротная кожаная мебель. Дополнял антураж огромный, литров на триста, аквариум в углу с золотыми рыбками и полутораметровая модель парусного корабля на шкафу.
Под стать был и хозяин. Массивный, величественный, с благородной сединой в висках и усталым, забывшим смысл жизни взглядом. Когда он смотрел на человека, то казалось, что он читает прямо с мозга все мысли и поступки.
Минут десять мы сидели в гробовой тишине, лишь время от времени шуршали бумаги в его руках, да подозрительно громко тикали массивные настольные часы. Наконец он оторвался от документов и вперил в меня долгий, задумчивый взгляд.
- Вы уволены.
Фраза прозвучала поразительно спокойно. Таким тоном говорят: 'Принесите, пожалуйста, кофе'. Его водянистые глаза равнодушно продолжали наматывать душу на кулак.
- Но... За что? Я же... Ничего такого не сделала! - Мой голос предательски дрожал. На глаза сами собой навернулись слезы.
- С завтрашнего дня вы уже не работаете у нас. Можете собирать свои вещи.
- А... Куда же я пойду? - я еле смогла выговорить слова. Горло сжалось, лишая меня не только дара речи, но и дыхания.
- На Крылова, дом семь дробь один.
- Как... Какое Крылова? Вы что, издеваетесь надо мной сейчас?
Слезы брызнули из глаз. Я ревела как маленькая девчонка - громко, истерично, навзрыд. Директор помолчал, поморщился и набрал мне стакан воды. Мои зубы тоненько стучали о стекло, выбивая мелкую дробь. Поди и тушь вся потекла! Я живо представила себя с потеками туши на щеках, и, как ни странно, это помогло успокоиться.
- Прости. Я не думал, что ты так остро это воспримешь. - голос его чуть дрогнул. - В общем, дело обстоит так. Тебе выпал шанс пойти на повышение. Ты хорошо работаешь, а в нашем основном... Эм... Предприятии понадобился толковый бухгалтер. Там у них почему-то вечная нехватка кадров. А они у нас народ забирают... Прости старика! Не хотел. Думал пошутить трошки...
- Так меня не увольняют? - недоверчиво промямлила я.
- Считай, на повышение пошла! С завтрашнего дня выходишь туда на работу. Если, конечно, согласна.
- А зарплата там какая?
* * *
Дом встретил привычной тишиной. Не разуваясь потащила тяжеленные пакеты на кухню. Сегодня купила даже бутылочку вина. Повышение по работе это же праздник и его надо отпраздновать!
Скинула рабочий костюм и с наслаждением пошла под душ. Гибкие горячие струи хлестали мое тело, вымывая усталость и плохое настроение. А нежная пенка геля для душа бережно увлажнила кожу, подарив мне ощущение чистоты и свежести, сдобренное запахом розы.
Не успела я влезть в свой оранжевый халатик и намотать полотенце на голову, как услышала курлыканье скайпа.
- Вика! Ты где пропала? Мы же договаривались сегодня в данж! А как команда выдержит босса без самого талантливого клирика?