Борис Алферьев : другие произведения.

Поэтическая тетрадь Б.Р.Багратова

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Приложение к роману "ПЛЕННИК МИФА". (C) Copyright: Борис Алферьев, 2006 Свидетельство о публикации N2602020071

БОРИС АЛФЕРЬЕВ

  

БЕЛАЯ РЫСЬ

  

ПРИЛОЖЕНИЕ 1 К РОМАНУ.

  
  
   ПОЭТИЧЕСКАЯ ТЕТРАДЬ Б.Р.БАГРАТОВА.
  
   ***
  
   На диком берегу Озера Мрака,
   Где тучи сыплют истаявший снег
   На хребты хрипящих собак,
   У которых нет пищи, нет крова под небом,
   Но есть таковой под землей --
   В тесной келье безмолвного, нежного Ветра,
   И псы ему благодарны за милость и ласку,
   И, верные, смотрят в седой тишине,
   Безмолвного, замерзшего Времени,
   Как слезы с лица утирает он, угрюмо и нехотя.
   Брат твой, Ветер, выходит на свет со своею сворой,
   Лающей внятно и гулко между гранитных колонн,
   На которых начертаны даты -- судеб, начал и концов;
   В безмолвии мертвого града он рыщет,
   Без звука, без шороха, без повеленья,
   Лишь треплет безветрие пламя на песьей его голове.
   Но кончатся сказки, и брат дорисует свой круг,
   Замкнет свои цепи, сотрет устаревшие знаки,
   Хламом железным засыплет могилы,
   А поле, залитое кровью, засеет пшеницей твой Ветер.
   Страшные символы спрячет в сундук в покосившемся домике Дэвы,
   Стоящем средь древних болот на окраине Мира,
   И там их оставит меж лампой и книгой навеки,
   Затем, чтоб они не подумали вырваться снова наружу.
   Дети возьмут наши шпаги за жала,
   И будут гонять воробьев на обломках великих империй,
   Бездумно и грустно,
   А нам -- нам останется только воскреснуть,
   Чтоб было кому рассказать о деяниях наших,
   И выпить по чаре за наше здоровье.
   Царствуй, Роксана.
  
   [1898]
  
   ***
  
   Боль листопада в глазах,
   Мера предела в снах,
   Плачет, возмездья ждет, скалится в окнах башен,
   Истина женского ждущего тела
   Есть символ борьбы, и суть сутей в сиянии Мира,
   Соки Земли зарождаются в язвах могил,
   Дева в руке превращается в мокрый песок.
   Но реет памятью Вечных незримая надпись:
   Тень серой птицы в забытых руинах неизвестной жизни:
   Тень твоей души -- красного дерева в разности Воли и Права,
   Тень твоей души -- между синих огней неустроенной гаммы,
   Пламенем меча в диске Солнца приложенной силой
   Мечется душа -- бьется
   Тень серой птицы в забытых руинах неизвестной жизни.
   Только и будет венцом расстояния в день -- жизни тропа --
   От рожденья, до судорог смерти -- гранит да огонь,
   Горсточкой праха окончится шествие факелов верных сердец,
   И только тень серой птицы мерцающим светом
   Застынет в забытых руинах неизвестной жизни...
  
   [1900]
  
   ***
  
   Спрятав руки в полотенца, рыщут, примеряя обломки лиц,
   Непослушные младенцы -- в темных окнах полуночных больниц,
   Горсть огня швыряют в небо, чтобы выпал дождь на замшелый гранит,
   Чтобы дети подрастали, и жевали старухам их пищу!
   Каждый вечер ковыляют в серых тряпках их худые тела,
   Стекла о землю швыряют, жгут янтарь, и упрямо плюют в зеркала,
   Рвут тряпицы, вяжут нити, топят воск, и гарцуют верхом на свиньях,
   И хотя мы их не видим -- одинокие, сидим мы и плачем!
   Кто на реках вавилонских плачет вместе -- каждый о своем,
   Кто на холмиках убогих плачет в горе под могильным столбом,
   Кто -- от боли, кто -- от счастья, кто -- от страха, или же -- просто так,
   В этом нет ни капли смысла, ибо плакать -- свойственно детям,
   А детям -- естественно плакать...
   Дети, дети, подрастайте, что б жевать старухам их пищу...
  
   [1904]
  
  
   ***
  
   Между Западом и Югом,
   Где песок глотает воду,
   Пашет Смерть железным плугом
   Полумертвую Природу.
   Набивает снегом тучи,
   Наполняет силой порох,
   Повторяет, словно учит,
   Символ Веры, згу да морок.
   Оградив стеной от пушек,
   Тянет смело к небу шпили,
   В вихре кружек и подружек
   Бьет неистовство кадрили
   Ублажает и калечит,
   Возражает и кичится,
   Злато плавит, карты мечет,
   Под шрапнелью в грязь ложится.
   Там, где лишь шалит направо --
   Чуть налево -- рвет на части,
   Кто за славой? Рысью! Лавой!
   Шашки вон! Все в нашей власти!
   Пуля -- дура, но невинна,
   Штык -- герой, однако ломок,
   В бой, вторая половина
   Потаскух и экономок!
   А звезда иного мира
   Предоставит без смущенья
   Деревянную квартиру
   Вместо божьего прощенья,
   Что б нам? Мы -- седые дети,
   Семя Гога и Магога;
   Время наше -- мера Смерти,
   Смерть для нас -- прообраз бога...
  
   [1914]
  
  
   ***
   Да почиет граница света -- туман в созвездье Трех Волхвов.
   Да почиет строка Завета -- оракул неразумных снов.
   Да почиет дитя Закона, хватавший грудь во имя звезд,
   Да почиет Земля без стона, без глупых слов, без лишних слез.
  
   Идущий в путь да не преступит границ Небес, и края Дна,
   Сидящий здесь да не возлюбит бокала терпкого вина,
   Войдя в погост, чье имя -- город, не тронь могил, им имя -- кров,
   Не то найдешь чуму и голод, обломки лиц, детей, веков.
  
   Да почиет постылый гомон Орлов, Комет, Дождей, и Крыс,
   Да почиешь ты, что прикован к греху, и путь твой -- только вниз;
   Да почиет твой дух без тела в седой петле цветов земных,
   Прости ж детей Огня и Мела, они мертвы -- мир праху их!
  
   [1915]
  
   ***
  
   Рваного сумрака хлопья слепящие спадают по узким плечам.
   Тихая девочка, упрямо молчащая, рыщет по старым следам.
   Кровью сочится земля терпеливая, снега не ждущая впредь --
   Лижет опавшие листья, забывшись,
   Тихая девочка, с проклятым именем --
   СМЕРТЬ -- в нестрашном обличье.
   Осень-красавица снегом венчается, золото сыпля из рук,
   Тихая девочка стоит, улыбается, в круге безмолвных подруг.
   Где-то вне времени флейта визгливая ухарский свищет напев,
   Тихая девочка неторопливо,
   И явно презрев всякий стыд
   Тянет платьице с плеч --
   Таких знакомых мне.
   Рада она, что в огне не сгорела, и воду ласкала стопой,
   В бездну не пала, в земле не истлела, не стала глухой и слепой,
   Тихо смеется: -- Тебя я помилую -- ты слишком со мною знаком!
   И убирается прочь моя милая
   Тихая девочка, Вечный закон, или
   СМЕРТЬ -- в нестрашном обличье.
  
   [1915]
  
  
   ***
  
   Эта пыль сохранит его след от немытых перстов,
   Его слово поведает то, что не знал и Господь,
   Его крик просочится как дождь между граней веков,
   И в бесстрастном стекле формалин приютит его плоть...
   Принужденный веленьем Судьбы появиться на свет,
   Поделенный на сажу и мел сирый символ окна,
   Словно в зеркало смотрящий в лужу на все, чего нет --
   На любовь без любви, и на реки без глади и дна:
   Так вернулся домой Победитель, не видя дверей,
   Он не знал, что в дверях отвалилась его голова --
   Покатилась по лестницам с плачем по тысячам шей,
   Кои тер он веревкой во имя богов и людей.
   Его ноги искусаны в драках за землю и мать,
   Его руки разбиты в тоскливой извечной борьбе
   Его сердце измотано страхом предать иль понять --
   Но его голова отвалилась сама по себе.
   Он был пьян, или спал -- неизвестно, но видеть не мог
   Всю нелепость и глупость постигшей внезапно беды:
   Он был слеп, он был глух, он был нем как трехдневный щенок,
   И желал лишь хорошеньких женщин и вкусной еды.
   Он узнал свою мать, хоть не видел ее никогда,
   Он подумал, что мир, где он есть, слишком черен и глух,
   Он руками хватал чью-то грудь, но была то вода,
   Он ногтями царапал поверхность, давящую дух.
   Он забыл, что есть ночь, что есть день, что есть круг, что есть ключ --
   Извращенная линия века свернулась петлей,
   Он не помнил, как снегом в висок щелкал солнечный луч,
   Он не гладил земли, что удобрена вечной войной.
   Его пульс отбивал как сапог героический марш,
   А желудок от голода выл, как подстреленный волк --
   Так пришел Победитель домой -- перемолотый в фарш,
   Так, быть может, рождался Пророк, но ... родился мираж.
   Он не видел своей головы, что скатилась во двор,
   Где веселые дети ей тотчас сыграли в лапту,
   Ей швырялись как камнем в разъезд усмирителей ссор,
   С ней под мышкой ловили блядей на Фонарном мосту.
   Он с протяжным и яростным всхлипом пытался вздохнуть,
   Его шею хватали, тянули, и мяли в руках,
   Он звериным чутьем угадал всю грядущую муть,
   И уперся руками, застыв обелиском в дверях...
  
   Тишина после воплей и стонов спустилась стеной,
   Два архангела гладили голову в белом чепце,
   А в руках акушерки обмяк безнадежно седой,
   Мертворожденный мальчик с улыбкой на добром лице...
  
   [1917]
  
  
   ***
  
   Брату:
  
   Корни прошедшего, вопли грядущего,
   Видимость лучшего -- окна с решетками,
   Сирые молнии, блеск Бесконечности,
   Роспись Судьбы, фатум, поприще, улица...
   Шумно справляется Вечная Молодость --
   Крови пустили, да водки добавили,
   Серость ли их виновата? Не следствие
   Верности, кою мы сами отставили?
   Осень-проказница светом венчается
   С Солнцем: стыдливо разденется в омуте --
   Добрый младенец родится на золоте...
   Глянешь поближе -- там снег блещет в локонах:
   Памятью вечной погибшим и брошенным,
   Славою вечной пока еще выжившим --
   Все, что останется, станет надгробием
   Девки-паскуды в рубашечке вышитой.
   Камни с могил перемелет промышленность,
   Кости и прах уподобятся прочего,
   То и другое пойдет в удобрение
   Рая для всех, то есть ада всеобщего.
   Где результат? Где начало? Где следствие?
   Ты знать не хочешь -- само к тебе явится:
   Русский народ, утопая в безвестии
   Роет могилки нам, с нас же и станется.
   Снова родись -- ничего не изменится:
   Снова дубины готовы к восстанию,
   Слева и справа потащат на мельницу --
   Все там и смелется, пепел останется.
   Жди своей участи -- к стенке да к тополю,
   Либо стань жерновом, либо же -- пожили:
   Русских в России почти перешлепали,
   Быдла в Расее -- обло и умножило.
   Родина ротой солдат раскорячена,
   Дом твой давно съеден ржою и голодом --
   Дым над погостом, дурь жизни растраченной,
   Флаги. Портянки. Вошь. Череп под молотом.
   Ложки над мисками. Шашки над шеями.
   Пыль -- отношение Власти и Вечности.
   Бог, породненный с лесбийскими феями,
   Темные улицы. Блеск Бесконечности.
   Совесть же скажет, что в нынешнем времени
   Русь невиновна, а чернь -- невменяема,
   Так и застынет под струями семени
   Трупом Россия, Расеей терзаема!
  
   [1920]
  
   ***
  
   Дай мне, Ангел, счастья быть изгоем
   От Отчизны плотского смиренья,
   От крестов Господня Воскресенья,
   От хожденья голым перед строем.
   Я устал -- от теплого томленья,
   Я забыл понятие наследства,
   Дай мне, Ангел, от прощенья средства,
   С вечной болью дай соединенья.
   До свиданья, Ангел -- ты бесстрастен,
   Убирайся, Ангел -- ты не нужен!
   Сохрани, коль можешь, тех, с кем дружен,
   Схорони хоть тех, над кем ты властен.
   Выйду вон -- останусь сам собою
   Чтоб несло меня моей же волей --
   Стану пулей, или ветром в поле,
   Или... сам себе тюрьму построю,
   И забуду, что прошел полсвета,
   И врагам прощу я -- от бессилья,
   И в обнимку с рогом изобилья
   Сделаюсь вопросом без ответа.
   Сердца не питая больше кровью,
   Запалю свечей своих огарки,
   И друзьям подсыпав яду в чарки,
   Брошу розы.
   Мертвым.
   К изголовью.
  
   [1923]
  
   ***
  
   Дремлет горная цепь в окружении звезд,
   Покрывая собой лоно спящей Земли,
   Погребенный в песке, дремлет каменный бог,
   Сузив губы в гримасе последней любви.
   Непонятный как Вечность, и скорбный как стон,
   Обвинитель песка тщится сбросить песок,
   Белый череп Владыки венчает Закон,
   Свищет Ветер приветом в пробитый висок.
  
   Спит гранитный Христос, и ему не понять
   Обескровленных парий каддиш удалой,
   Он не верит в тебя, что рожден умирать,
   Дочь преступной любви не согреет собой.
   Он лежит в ожидании воли Времен --
   Когда горы в вершинах исторгнут мечи --
   Усмехнется, и вновь погружается в сон,
   Уступая главенство Царю Саранчи.
  
   А вокруг поднимаются к небу кресты,
   Тот, кто ищет беды, тот находит беду,
   И подагра кривит золотые персты,
   И болтаются петли во вшивом ряду.
   С неба падает прах, вперемешку с водой,
   Не справляется ключ с заржавевшим замком,
   И, отставя величие, книжник седой,
   Заспешил на базар торговать порошком,
   И народ сокрушает устои грехом,
   Ибо время прошло, а Ему -- не слыхать!
   Спит гранитный Христос -- покрывается мхом,
   Упивается сном, и не хочет вставать!
  
   [1930]
  
  
   ***
  
   Там, где млеет пустая страна в синем дыме,
   Тихо тлеет война между нами и ними,
   Оставляя нам десять часов для подсчета потерь,
   Изможденный май укрывается снегом,
   Беззаконный рай изуродован веком,
   В небесах грызет свою цепь заколдованный зверь...
   "Стоп!" -- визжат часы, и хотят оглохнуть,
   Ясный день запить коньяком, и сдохнуть,
   В зеркалах -- отражения дыр, и кометная грязь...
   Облака в следах пограничных стычек,
   Реет Смерть в лесах обгоревших спичек,
   Обрывая последние сполохи, вопли, и связь...
  
   Ныне все взрывают мосты -- кто в силах,
   Как пшеница растут кресты на могилах,
   И из нас никогда и никто не вернется назад,
   Ныне взмахом руки, без огня и разведки,
   Двинут в Ночь полки Возрожденные Предки --
   На последний и вечный парад...
  
   Бей барабан, бей, бей, барабан войны!
   Бей! Бей! Громче: дом-дом, барабан войны!
   Бей, раздирая столетия ревом полков!
   Громче! Уравнивай ряд зевлоротых стволов,
   Демонов, павших, подков, шлемов, плеч, и штыков --
   Slaet on den trommele van dirre dom deine,
   Slaet on den trommele van dirre dom-dom!..
  
   Властелин Зари сокрушает меры,
   Из пустой двери в чаде жженой серы
   Вельзевул приходит взглянуть на визжащий белок,
   Шелестят зрачки, как сухие листья,
   Время рвет в клочки, вороша и чистя
   Непокойную серую муть, что штурмует Порок...
   И фата развевается, словно саван,
   И Звезда с ревом падает в тихую гавань,
   И растут на костях городища солдатских квартир,
   Ибо вовсе нет ни весны, ни лета --
   Или нашей кровью упьется Планета,
   Или мы покорим этот Мир.
  
   К черту тех, кто ждет, но не нас, а Веры,
   К черту кратный год, вместе с чувством меры,
   Хорошо ль воевать в темноте,
   Где не видно врагов?
   Завтра будет Весна -- если будут спички,
   Завтра снова Война -- результат привычки,
   Так до края, который в руках обреченных Богов...
  
   ...Slaet on den trommele van dirre dom deine,
   Slaet on den trommele van dirre dom-dom!..
  
   [1939]
  
   ***
  
   Дай нам, Боже, жить как в сказке,
   Наплодиться, напитаться,
   Даждь нам днесь жратвы и камня,
   Будем обелиски ставить,
   Дай зачатия и денег,
   Дай железа и бензину,
   Дай послаще, дай побольше,
   Или вздернем на осину,
   Обезглавим, закопаем,
   Оскопим и расстреляем,
   И возьмем себе живого,
   Или выберем другого,
   Так что, Боже, ты подумай!
  
   [1940]
  
  
   ***
  
   Время сна, и вокруг торжествует гранит,
   Сохраненный в последних строках завершенных романов,
   Звезды жгут, воет ветер, младенец хрипит --
   Седовласый младенец -- злосчастный король ураганов.
   На земле Око Света поймали в капкан,
   Над землей разлетаются темные, грязные птицы
   Плачет небо дождем из открывшихся облачных ран,
   Кто рожден -- те мертвы, те, кто мертв -- ожидают родиться.
   Это время плачущих вдов, это время серых собак,
   Чуть присыпано пеплом пресыщенных, глупых зевак,
   Это время плачущих вдов -- в красных блестках осин --
   Исчезает под пылью дорог, и больших величин.
   Приходящий Отец вечно красной грозит простыней,
   Отвернувшимся взглядам Великих из камня и стали,
   Время жить осененным холодной кровавой зарей,
   Время плачущих вдов, утонувших в неведомой дали.
   Время плачущих вдов вспоминает былые дела,
   Освященные сладким вином, и мадонной из гипса,
   Прошлых дев и скопцов, отвращенных понятием зла,
   Поднимает из падших руин Золотого Египта
   Время плачущих вдов, время серых собак,
   Задохнувшихся в пепле пресыщенных, глупых зевак,
   Время плачущих вдов в красных блестках осин
   Погребенное пылью дорог, и больших величин
   Не поднять из горящих руин
   Золотого
   Египта!
  
  
   [1941]
  
  
   ***
  
   Наследие -- как дым, стелящийся по ветру,
   Как этот дым, что ядовит, неуловим,
   Почти бесцветен; он зовет, манит,
   Но каждый, кто подходит ближе метра --
   Убит.
   Огонь прекрасен, но он в прах сжигает Славу,
   Свет, чуть проникнет в Сферы -- станет Тьмой,
   Варавву отпустили с миром -- были, в общем, правы,
   Теперь приходится вести дела со мной.
  
   Проклятие -- не плеть, и не боится
   Проклятия веселый мой народ,
   Мечтает он нажраться и напиться,
   Ходить на голове, гулять и волочиться,
   Ни страх ни совесть в сердце не войдет --
   Собаки взлают -- ветер понесет.
  
   А плоть не воск: ей нужно человека,
   И сердце -- не простые потроха: все ищут,
   Снег идет, краснеет осень века,
   Смерть, как всегда, невинна и тиха --
   Обыденность, беспутная калека
   Гармошки скуки штопает меха.
  
   Гори же все огнем! Тепло и славно,
   Гори, а дальше горе -- не беда,
   Убитым все едино и все равно,
   Грехи скостит наш подвиг достославный,
   И смоет кровь церковная вода.
  
   Все для меня! Я создал порох, пулю,
   Вас, Бога, все! Все от моих щедрот!
   Так вот:
   Дарю вам и запретный плод --
   Тех, кто стеня на горькую судьбу,
   Войдя в ворота, вылетел в трубу!
  
   [1944]
  
   ***
   Здесь и сейчас! Покоробясь в огне
   Лживые книги "осанну" завыли,
   Падают звезды в глухой тишине,
   Плачут, и гаснут в податливой пыли.
   Солнце играет в бубновых тузах --
   Мозесу Кону подносит свободу,
   Гимны свистят в снеговых облаках
   Сыпля селитру в бесплодную воду.
   Свет фонаря над железным щитком --
   Томный, усталый, и пахнет карболкой,
   Ночь закрывает железным замком
   Воздух -- застывший, холодный, и колкий.
   Стоны молитв в воспаленных губах
   Палой листвой зашипят и увянут,
   Сменятся смертью и сном впопыхах,
   В землю уйдут, удобрением станут.
   Снегом укроет, травой зарастит
   Подлое время, оплачет, искупит,
   Кон Исаак -- пожурит, и простит,
   Зная, что сын его так же поступит!
   Мертвые -- в землю, живые -- за стол!
   Все преходяще, и все объяснимо!
   Водка -- рекой, несогласных -- на кол,
   Радуйся! Или проваливай мимо.
   А я возвращаюсь, хотя и не ждут!
   И хорошо -- пусть подольше не знают,
   Что не Хорст Вессель меня зовут,
   А Румпельштильцхен меня называют!
  
   [1945]
  
   ***
  
   Бледный огарок свечи умирает в себе.
   Спуталась пряжа, и ветер поет в ветвях,
   Скачет котенок в углу, кличет черт в трубе,
   Плачет Мария, качая дитя на руках.
   В башне высокой дрожит непокойный свет --
   Старый колдун заклинает огнем и водой...
   Милый Роланд, почему тебя долго нет,
   Милый Роланд, почему не спешишь домой?
  
   Пенится в кружках хмель, словно дева-Ночь,
   Угольщик чистит флорин, проклиная войну,
   Старый еврей вспоминает красавицу-дочь,
   Ласково гладя рукою тугую мошну.
   Угли пылают, и кости стучат по столам,
   Водка вливается в глотки с довольной божбой,
   Милый Роланд, почему тебя нет и там?
   Милый Роланд, почему не спешишь домой?
  
   В поле, где ворон роняет с небес свой крик,
   Там, где меж двух столбов есть дорога в ад,
   Ты ли примерил к себе пеньковой воротник?
   Ветер тебя ли качает вперед и назад?
   И, между небом невинным и грешной Землей,
   Твой ли то голос звенит на дороге пустой --
   "Милый Роланд наконец-то обрел покой,
   Милый Роланд никогда не придет домой".
  
   [1945]
  
  
   ***
  
   Отныне вчерашняя ночь превращается в век.
   Оловянный Полковник врастает в сплетенья времен,
   Живые похожи на мертвых, вокруг -- гарь да снег.
   За снегом -- ни голос, ни тишь, и не явь, и не сон.
   Оловянный Полковник свой реквием прячет в карман,
   В котором есть женщина, спички, дожди и Звезда,
   Оловянный Полковник -- злосчастный герой и смутьян,
   Исписанный лист, и скульптура из крови и льда...
   Оловянный Полковник вернется в свой город седым,
   Прошедшим весь свет, все вокзалы, любовь и войну,
   Осмотрится, и зашагает, закутанный в дым,
   По лестнице каменных буден в чужую страну.
   Оловянный Полковник венчает бессмысленность дня --
   Он просто -- незваный -- пришел погостить в нашу тень,
   Он -- Вечность, он тихо уйдет, не смеясь, не стеня,
   Он -- где-то забытый наш символ, а мы -- его день.
   Зеленые свечи рвут Прошлого сонную гарь,
   Весна растворяется теплым бездумным дождем;
   Полковник, который есть сам себе воин и царь,
   Пьет водку как воду, и в воздухе чертит свинцом.
   И плачут солдаты на крик с ноября по апрель
   Когда он их мучит прицельным и плотным огнем,
   И девок швыряет в окно -- из постелей в метель,
   И... кошка мурлычет, уютно укрывшись хвостом.
   Они плачут, сбиваясь в колонны по два и по три,
   Чтобы учиться у Ангела Бездны добру,
   Чтобы в оттаявших лужах пускать пузыри,
   Чтобы могильной вороной кричать на ветру,
   Те солдаты, которым не надо ни есть ни спать --
   Оловянные...
  
   [1949]
  
   ***
  
   Молитесь Господу Христу, источенным листам,
   Сойдите к белому холсту, могилам и крестам,
   Швырните в небо горсть огня -- он выпадет водой,
   Да посягните на меня -- обручитесь с бедой!
   Когда ломается клинок, то властвует кинжал,
   Усталый бог пускает сок, смягчающий металл;
   И год идет за миг, а миг плетет узлы в веках,
   И вот: дрожит иконный лик в трепещущих руках.
   И черви к свету восстают, и свет плодит червей,
   Пляшите, кости, там и тут, пляшите веселей,
   Червивым кубком обнеся всех тех, кого уж нет,
   Седая Смерть дает Червя -- единственный ответ.
   Молись кровавым образам, царица без царя --
   Низка цена твоим глазам, и слезы -- тоже зря;
   Не будет вечности тому, что тщится быть всегда --
   Знамена склонятся клейму, и смоет кровь вода.
   И червь найдет себе приют, в том, что язык ласкал,
   Собаки гневно воспоют свой истинный хорал,
   Кресты, кресты, и ветра стон, деревья, пустота --
   Законы победит закон "Червя-земли-креста"!
   И Книга молится Огню, а человеку -- прах,
   Нет славы умершему дню, погрязшему в веках!
   Мудрец -- да склонится червям, что жрут его Завет,
   Я к вашим воззову рукам, держащим лунный свет:
   Налейте кубки для гостей, желанных, дорогих,
   Пляшите, кости, веселей, под песни псов худых,
   ОН звездной пылью греет тьму, проросшую зерном,
   Кто не поклонится ЕМУ, тому грозят огнем,
   А больше ничего и нет -- единственный ответ.
  
   [1953]
  
   ***
  
   Над камнями гонят ветер ревом вспугнутые птицы --
   Это Эблис вылезает на открытое пространство
   Из норы своей глубокой;
   Он одет в собачью шкуру, он смеется, скаля зубы,
   Он разводит крылья смело, и взмывает над землею
   Не боясь огня и Солнца...
   Знает он, куда несется -- в место, где копают штольни:
   Землю жрут, ломая зубы, чтобы Эблиса не видеть,
   И не слышать его зова;
   Жилы рвут, стенают, плачут, и дрожат, и молят бога --
   Пусто, пусто, только пляшут
   ОЛИ-ЭКТ и САМ ЧЕРТ-РЫЦАРЬ,
   Призывая, заклиная:
   Chad-walad -- приди, желанный!
   Chad-walad -- явись во славе!
   Славным будет пепелище!
   Всем, кто спит -- спокойной смерти,
   Всем, кто жив -- спокойной ночи!
   И на крики эти Эблис направляет взгляд свой острый,
   И свистя в бескрайней выси Эблис сбрасывает крылья,
   И встречается с собою.
   Он кричит: "Я буду первым, я свободен, я всесилен,
   Я собой закрою Солнце!
   Всех, кто спит, мой плач разбудит,
   Всех, кто жив, мой крик погубит!" --
   Свищет Эблис, не скрываясь, растекается над миром,
   Он хохочет, торжествуя -- всех узнает, всех увидит,
   Грянет встречу, гикнет, всплачет:
   "Пойте лазаря, и ждите -- Эблис жив, и скоро будет!"
  
   [1957]
  
   ***
  
   Так исполнится -- а искупится ли?
   Так запомнится -- а забудется ли?
   Не приспеет ночь, и не будет дня:
   Он придет к тебе, Он заявится!
   Он придет к тебе -- забирать свое,
   Он пожалует, не помилует!
   Ни тебе страны, ни тебе войны,
   От бессилия не шумит ничто,
   Или плачет дождь, или сыплет снег,
   Для тебя еще остается день:
   Ты не жил еще, ты еще незрел.
   Уберутся прочь твои присные,
   Разметется пыль, разорвется ткань,
   Уберутся слуги постылые,
   Низко кланяясь, в страхе мучаясь,
   Взбунтовался дух, разошелся крик:
   "Убирайтесь прочь -- бесполезно все!"
   Ни тебе жены, ни тебе стены --
   От бессилия не кричит никто,
   Плачет ранний дождь, в глине чавкая,
   А тебе еще остается ночь --
   В вольном воздухе тишины кусок.
   Торопись смотреть -- твой недолог век;
   А забудешь что -- не забудет Он,
   Будет дым столбом, будет тихий час,
   Или Вечность выйдет, поклонится,
   Разведет в броске руки тонкие --
   Еле видима, еле значима,
   Набежит, отхлынет, и скроется.
   Или станет ночь, и не будет дня --
   Он придет к тебе, Он заявится!
   Он придет к тебе -- забирать свое,
   Он пожалует -- не отвертишься!
  
   [1958]
  
   ***
  
   Падают звезды как листья во тьму и покой,
   Квестор ласкает рукой потемневший гранит.
   Квестор закончил свой круг -- он вернулся домой,
   Меч, аккуратно протертый, до времени спит.
   Квестор укроет плащом дочь преступной любви,
   Кровью запятнанный плащ охранит ее сон.
   Солнце взойдет на Востоке -- все в той же крови,
   Свет его канет в провалах разбитых окон.
  
   Квестор бросает Историю жадным кострам,
   Пеплом которых потом удобряет сады.
   Ищет благого, идя по истлевшим костям,
   Гноем сочится земля, заливая следы.
   Мерзнет в дырявой кольчуге бессмертный старик,
   Медленно падает снег, именуемый Злом;
   Квестор безмолвен -- бесцелен в безмолвии крик;
   Верные псы окружают патрона кольцом.
  
   Квестор меняет свой облик в кристалле судьбы,
   Чтобы отмылись рубцы на усталых плечах...
   Чтобы отстроить дворцы -- где остались столбы.
   Тщетно!
   Метель.
   Пустота.
   Одиночество.
   Страх.
   [1959]
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"