Вернувшись домой, Ган отметил, что окна темны. Похоже, что мистер Моркел преспокойно спал, даже не подозревая о том, что его сын устроил ночную вылазку на улицу.
Взобравшись по дереву, Ган вполз в свою комнату, закрыл окно и совершенно опустошённый приключением, упал на кровать. Чуть погодя, Ган стянул ботинки и верхнюю одежду и остался в пижаме. Днём он проспал больше десяти часов, поэтому до самого утра сна не было ни в одном глазу. Пока мамаша Бойл не постучала в дверь, Ган сидел, накрывшись одеялом, и наблюдал за тем, как светлеет небо. Золотые отблески рассвета ложились на его выбеленное болезнью лицо.
Ган всё размышлял о событиях прошедшей ночи. И даже когда он открыл дверь, сделав вид, что выспался, всю дорогу до кухни, его мысли были только о Норель. Странная девчонка, странная ночь, фишка, странным образом попавшая к нему - всё было связано, но с чего именно всё началось, Ган уже не понимал.
Норель сказала, что у неё было секретное задание Олимпуса. Интересно - какое? Наверняка, обманула.
А ещё интересно, почему после того, как Оракул произнёс пророчество, Норель рассердилась. Неужели она злилась на Гана за то, что он получил заветное место в колледже, не приложив ни капли усилий? Это было похоже на правду. Подумав об этом, Ган почувствовал себя прескверно.
Но он же не виноват в том, что за фишку можно купить мечту. Это случайность. Счастливая, впервые в его жизни, между прочим. И какие-то там девчонки не помешают ему наслаждаться триумфом!
Интересно, откуда могла упасть фишка - ну не с неба же. Был дождь, и сквозь облака, затянувшие небо, можно было не разглядеть летящий катер. Что ж, кто-то уронил, кто-то поднял. Как говорится, что упало - то пропало.
- Ты очень бледный, - отец выглядел обеспокоенным. - Я сообщу в школу, что ты не пойдёшь на Андреевский вечер. Не стоит рисковать - в декабре ты нужен мне здоровым.
- Всё в порядке. Я должен пойти, меня Соль не простит, если я не явлюсь.
- Мистер Соль, - поправил отец и его глаза блеснули. - Так значит, ты выступишь?
- Не переломлюсь, это точно, - буркнул Ган, и отец в кои-то веки улыбнулся.
Ган хотел было спросить про маму, но язык не повернулся, и вместо этого он закинул в рот кусочек бекона и без удовольствия пожевал его.
Еле слышно работало радио, и Мамаша Бойл, которая, по всей видимости, уже вернулась в норму, прислушалась и прибавила громкость.
- Опять про Дозор, - пояснила она и снова уменьшила звук радио.
- Что? Дозор? - переспросил отец. - А, про нарушителя?
- Про нарушителя? - Ган заёрзал на стуле.
- Да, про того, который выходил на улицу в комендантский час, - отец сжал губы так сильно, что они побелели. Постучав пальцами по столу, он продолжил. - Ночью кто-то обращался к Оракулу... вроде как, за золотую фишку - а ведь их не выпускают уже лет двадцать. Возможно, это была фальшивка. Говорят, Оракул произнёс пророчество...
- И, что говорят? - заинтересовался Ган.
- Вздор, - нахмурился отец. - По мне, так сажать надо - чтоб другим неповадно было. Только бездельники бродят по городу ночью. Те, кому есть, чем заняться, ночью спят и набираются сил... кстати, сын, ты ведь выполнил домашнее задание? Мисс Гудфелоу сделала невероятное одолжение, позволив тебе исправить двойку, и ты должен оправдать мои надежды.
Ган не сдержался и закатил глаза к потолку. С ума сойти, он вернулся из школы таким разбитым, проспал до десяти вечера, а отцу вынь да положь домашнее задание. Когда Ган должен был успеть его сделать? Во сне? Или когда мисс Гудфеллоу приходила к ним, чтобы далеко не бегать с тетрадкой?
- Так и знал, - отец поднялся из-за стола. В этот момент раздался звонок. - Мамаша Бойл, я открою! Отведите сына в комнату - он должен выполнить задание.
Ган без интереса поковырял вилкой в остывшей яичнице - вот бы сейчас порцию амброзиуса. Мамаша Бойл принялась суетиться вокруг него.
- Не обращай внимания, отец переживает за тебя.
- Ну, ты же знаешь, что я уже не ребёнок, вот почему он диктует мне что делать?
- Дети всегда остаются детьми для своих родителей.
Кто-то назвал его имя, и Ган прислушался к разговору, но едва ли можно было что-то услышать, пока Мамаша Бойл громыхала тарелками.
Воображение рисовало страшные картины: это пришли вчерашние дозорные, чтобы назначить наказание за дисциплинарное нарушение или неведомые Исполняющие. Ган шумно выдохнул и тут же выпрямился. Мамаша Бойл обеспокоенно глянула на него.
- Тебе не стоило ходить на церемонию Характеризации так рано. Ты ещё не вполне здоров. Бледный, аппетита нет, - она забрала тарелку с яичницей. - Съешь хотя бы тосты с джемом. И выпей имбирный чай с лимоном.
- Нет, действительно, Мами, - Ган отодвинул чашку, но нянюшка была настойчива, и он сдался. - Хорошо, но только ради тебя.
Ган пил чай медленными глотками, чтобы подольше оставаться на кухне.
В прихожей вновь послышались голоса. Кто-то зашёл в гостиную, и ещё кто-то шикнул, и голоса тут же затихли. Ган пододвинул стул к двери, но тут она распахнулась. В кухню протиснулся отец и быстро притворил за собой дверь, будто хотел кого-то спрятать. Ган вытянул шею, но ничего не успел увидеть - осталась лишь небольшая щёлочка. Отец сердито потёр руки.
- Давай поторапливайся! Нечего тянуть время. Марш наверх. Мамаша, проследите, чтобы Морган немедленно сел за уроки.
Ган поднялся и со стуком задвинул стул. Отлично, от него что-то скрывают. Нет, от него опять что-то скрывают. Ну и пусть. Можно подумать, будто он собирался кому-то раскрывать свой маленький секрет. Пусть папа ещё с кем-нибудь пошушукается за его спиной. Ган уже привык.
Мамаша Бойл всегда безукоризненно выполняла папины приказы. И теперь она не дала Гану ни малейшего шанса подсмотреть за происходящим в гостиной. Она пропустила Гана вперёд и ступала за ним следом. Ган нарочно медлил и на середине лестницы обернулся. В гостиной было тихо, а в прихожей - ни намёка на то, что кто-то пришёл: не прибавилось ни обуви на полу, ни зонтов в подставке, ни пальто на вешалке.
- Мами, ты слышала сейчас голоса в гостиной?
- Голоса? Нет, тебе показалось, - Мамаша Бойл замолкла. Из её головы слышалось убыстрившееся потрескивание лампочек и цокот шестерёнок. - А вот вечером...
Ган с интересом посмотрел в её лицо. Яркость её глаз уменьшилась, и от этого нянюшка выглядела озадаченной.
- Вечером были голоса. Мистер Моркел и незнакомая леди разговаривали. Я была неосторожна и впервые разбила посуду. Ума не приложу как это случилось.
Мамаша Бойл опомнилась и подтолкнула Гана. Он медленно поднялся на пару ступенек, но сама нянюшка не сдвинулась с места.
- Помню, как вытащила ветчину из холодильника, приготовила соус для тарталеток. А потом всё заволокла темнота. Я очнулась, а блюдо - вдребезги. Не понимаю, как такое могло произойти. За десять лет службы - ни одной ошибки.
- Всё в порядке, - поспешил успокоить её Ган, но Мамаша Бойл упёрла руки в бока и сердито покачала головой.
- Теперь я приложу все усилия, чтобы исправиться. Ну-ка, марш в комнату. Слышал, что отец сказал? Уроки, уроки и ещё раз уроки.
- Зануда, - буркнул Ган и доковылял до своего письменного стола.
- Так-то, - кивнула нянюшка, когда Ган достал учебник математики и тетрадку.
Она на цыпочках вышла из комнаты, и Ган остался один.
Задание было довольно простым. Двойку Ган получил специально, чтобы его стажировка на грозосветной фабрике сорвалась. Не очень-то хотелось лишний раз встречаться с Хайтом, который давным-давно заявил, что для него на фабрике оставлено место помощника управляющего. От одной только мысли, что Хайт с самодовольной рожей будет ходить около Гана и давать указания, становилось дурно. Быть шестёркой Хайта - хуже не придумаешь.
Очень скоро Ган переписал выполненное задание в чистовик и отложил ручку. Он откинулся на спинку кресла и сложил руки за голову. С чувством выполненного долга, он зевнул и выглянул в окно. Утреннее солнце снова скрылось за серой пеленой, сегодня это было одно сплошное одеяло, укутавшее небо. Теней почти не было, и Гану стало неуютно и зябко. Захотелось горячего шоколада с шапкой из взбитых сливок.
Ган вскочил со стула, убрал учебник и тетрадь в ящик и пошёл в коридор. Но открыв дверь, он тут же наткнулся на Мамашу Бойл. Она вздрогнула и посмотрела на него как-то испуганно.
- Ты куда? Сначала уроки.
- Уже, - кивнул Ган и попытался проскользнуть в промежуток между стеной и нянюшкой.
Мамаша как бы невзначай шагнула в бок и отрезала путь к бегству.
- Не видишь, я прибираюсь? - и она показательно дёрнула шнур пылесоса.
Агрегат засопел, затрясся и загрохотал.
- Мами, дай пройти, - выдохнул Ган.
- Я тебя не слышу, - прокричала она. - Вернись в комнату и дождись когда я завершу уборку.
Она отвернулась и принялась с усилием водить щёткой пылесоса по ковру.
- Будет чистым. Трубочист. Чисто-чисто, - напевала она.
Казалось, что Мамаша не замечает Гана, но на деле она упорно оттесняла его в комнату.
- Ещё тут, и тут, - приговаривала она, толкая ноги Гана щёткой и заставляя его отступать. Таким образом она отвоевала порог комнаты и всплеснула руками. - И приведи в порядок свою комнату!
Ган скептически оглядел свою обитель. Чистота была идеальная - уж в наведении порядка он был мастером. Недаром мистер Моркел муштровал сына, говоря, что нянюшка нянюшкой, а каждый настоящий мужчина должен уметь гладить рубашки, мыть полы и готовить собственными руками.
- Мами? - Ган сложил руки на груди и притопнул.
- Не высовывайся, - со значением проговорила она и выключила пылесос. - Второй завтрак будет позже. Я тебя позову.
- Ну ладно, - кивнул Ган.
Кому-то нужно, чтобы Ган сидел в своей комнате и не мешался под ногами. Это и дураку понятно. Вот только зачем? Ган принялся размышлять над этим вопросом, но вскоре раздался крик, и мысли Гана спутались.
- А ну-ка иди сюда, негодник!
Отец проорал так громко и так разъярённо, что Ган подскочил как ужаленный. Он задышал с открытым ртом, как пёс, который пробежал несколько миль по раскалённому песку. Сердце стучало так же отчаянно, как вчера, когда Дозор нагонял Гана у дома Ронана. По всему выходило, что в итоге ему так и не удалось сбежать. Конечно, Ган был настолько глуп, что до сих пор не понял какую он совершил оплошность. Получить распределение в лётный колледж - это здорово, замечательно и всё такое. Вот только Дозор теперь запросто узнает кто это выходил на улицу ночью. Сам себя выдал, Моркел.
Ган спускался вниз, отсчитывая ступеньки. Но уже на пятой он сбился. Чувство было такое, будто он идёт на эшафот. При каждом следующем шаге сердце тяжело бухало в груди. Ещё чуть-чуть, и оно могло упасть прямо в пятки.
Мамаша Бойл ждала у двери в гостиную. По её лицу сложно было что-то понять. Она молча положила руку на плечо Гана и открыла дверь.
Шторы были задёрнуты и от этого в гостиной царил синий полумрак. Понятно, сейчас Гана посадят на кресло, включат торшер и направят свет лампы прямо в его лицо, чтобы ослеплённый, он не мог видеть дознавателей. Они выпытают у него всю правду про ночную прогулку, про то как он на самом деле получил золотую фишку, про его проникновение в парк Мак Харроу, чего доброго, и про Матильду могут спросить. И тогда ему не видеть не то что места в департаменте счетоводства, Гана и на рыбозавод не возьмут - головы селёдке рубить.
- Я правда не...
Ган так и не договорил. Свет действительно вспыхнул. В тот же миг Гану показалось, что его оглушило приливной волной. В гостиной были вовсе не Дозорные. Тут были те люди, с которыми Ган проводил больше всего времени. И все они поздравляли Гана с днём рождения. Гостиную украсили воздушными шарами, диван и кресла сдвинули к стене, с кухни принесли табуреты. Ган изумлённо оглядывался - подумать только, ему устроили сюрприз. Никогда раньше папа так не старался. Теперь понятно, почему последние несколько дней мистер Моркел ходил по дому с лицом человека, которого так и подмывает рассказать секрет. Папа, должно быть, спланировал всё давным-давно.
Ближе всего к Гану находился Зоннэ. Сегодня он был в бархатном пиджаке изумрудно-зелёного цвета, красиво оттенявшем его лучистые глаза. Улыбка Старшего Товарища сверкала как в новомодных фильмах.
Рядом с Зоннэ стояла строгого вида женщина с орлиным носом и глубоко посаженными глазами - миссис Хороштон, учительница Гана из музыкальной школы. Она была в чёрном платье с пышным белым воротником-жабо. На её воротнике красовалась овальная брошь из опала. В левом глазу у миссис Хороштон был монокль, и поэтому казалось, что она вечно хмурится одной половиной лица. Она хлопала правой рукой по левой, и смотрела на Гана взглядом эстета, узревшего необычайно любопытную картину.
Ещё в гостиной были супруги Сэмон и Лилия Ами и двое их детей: Мила и Реми. Мила была старше Гана на три года, а Реми на три года младше. Мама и дочка были одеты в похожие голубые платья, а на Сэмоне и Реми были одинаковые полосатые свитеры и вельветовые брюки. Высокая Мила с красивыми льняного цвета волосами, завитыми на бигуди, когда улыбалась становилась копией Лилии, а конопатый и кругленький Реми держался расслабленно, как и Сэмон. Реми держал руки в карманах и стоял, широко расставив ноги. Он был такого же роста, что и Ган.
Сэмон был товарищем мистера Моркела ещё со времён Юджиновского приюта. Они встречались не так уж часто, потому что Ами жили на юге страны, в Лондграде, но они всё равно поддерживали дружеские отношения. Когда бы Сэмон ни появился в доме Моркелов, его визит становился настоящим событием. Из-за лёгкого характера Сэмон был любимцем Гана. А ещё Сэмон был его крёстным.
Папа, который только что сердито кричал, теперь хлопал в ладоши и улыбался до ушей, чего с ним давно не случалось. Вместе с остальными он скандировал:
- С днём рожденья! С днём рожденья!
Зоннэ погасил свет, и дверь на кухню распахнулась. Гости расступились и пропустили Мамашу Бойл. Она держала в руках торт со свечами. Четырнадцать огоньков весело извивались, и блики плясали в глазах, смотрящих на Гана.
- Мы немного опоздали, - сказал мистер Моркел. - Но если бы не лечение Мамаши, то празднование пришлось бы отменить. Но лучше поздно, чем никогда.
Папа неловко улыбнулся и потёр руки.
- Ну же, загадывай желание.
Ган с подозрением покосился на папу. Загадывать желание? Он шутит? Мистер Моркел всегда с подозрением и настороженностью относился к желаниям. Папа предпочитал не загадывать, а жить тем, что есть.
- Но, прежде, хочу дать тебе совет. Такой момент бывает раз в жизни, - вот уж точно, раньше папа ограничивался наставлением и праздничным пирогом безо всяких свечек. - Используй его на все сто.
Гости затаили дыхание, и Ган приблизился к Мамаше Бойл. Интересно, помнит ли она их разговор. Ган набрал полную грудь воздуха и на мгновение замер. Глупость, но всё-таки. Он подумал: "Хочу, чтобы все были счастливы... и, чтобы папа не сердился". Ган выдохнул, огоньки замерцали, и комната погрузилась в темноту. Включили свет. Гости хлопали в ладоши и с интересом смотрели на именинника.
- Мори, рассказывай, что ты загадал? - Зоннэ улыбался, как если бы не было вчерашнего разговора.
- Не говори, а то не сбудется! - воскликнула Мила.
- Суеверия, - хмыкнул Зоннэ и широко улыбнулся в ответ на строгий взгляд, которым его наградила девушка.
- Мила права, - кивнул отец. - И всё-таки, смею предположить, что твоё желание скоро сбудется. Кое-кто вскоре продолжит семейное дело.
Сэмон одобрительно хлопнул Гана по плечу. Он накрыл именинника одной рукой, а другой - притянул к себе Реми.
- Молодчина, Морган, я всегда говорил, что сыновья должны идти по стопам отцов, - и он потрепал Реми по волосам. - Мой отпрыск уже приобщается к семейному бизнесу. Я рассказывал, что Реми выиграл в конкурсе школьных проектов? Самолично изобрёл автоматическую поливалку для комнатных цветов.
- Молодец, - поздравил мистер Моркел.
- Ерунда, - отмахнулся Реми. - Главное, чтобы дело пользу приносило, а медали - дело десятое.
- Поддерживаю, - мистер Моркел пожал руку Реми. - Слава - это не главное. Всем бы твою мудрость.
Сэмон и Лилия переглянулись.
- Чего же мы стоим, - спохватился отец. - Угощайтесь!
Мамаша Бойл поставила торт на чайный столик и разрезала его на кусочки. Стола, за которым могло бы поместиться восемь человек, у Моркелов не было, и поэтому нянюшка приготовила всё для фуршета.
Прежде чем Ган добрался до закусок, его несколько раз подёргали за уши - эти несколько унизительных моментов он вынес со стойкостью настоящего бойца и твёрдо решил никогда их не вспоминать. Когда и Зоннэ протянул к нему свои загребущие руки, Ган умудрился ускользнуть и попасть прямо в объятия Лилии.
- Ты так похож на отца, - улыбнулась она. - У тебя его подбородок и нос. И выправка... честное слово, если бы не знала, что Мэлвин не служил, то подумала бы, что всё дело в армейской выучке. И ты такой же. Боже, у тебя такие сильные руки.
Она потрогала его мышцы.
- Можно подумать, что ты не играешь на пианино, а таскаешь его.
- Пианино, - пискнул Ган. Он как раз заметил, что миссис Хороштон глаз не спускает со своего бывшего ученика.
- А мои мальчишки - толстопузики, - она потрепала Сэмона по круглому животу.
- Угощение отменное, Мамаша Бойл настоящий мастер, - Сэмон как раз приканчивал третий куриный шашлычок, и он, разумеется, не слышал о чём говорили Ган и Лилия. Он протянул Гану поднос с едой.
- Спасибо, - кивнул Ган и, наконец, добрался до угощения.
Но ему не дали поесть. Кто-то постучал вилкой по бокалу, привлекая внимание. Отец.
Мистер Моркел убедился, что все смотрят на него, и поправил галстук. Он откашлялся.
- Хочу поблагодарить всех вас за то, что сейчас и всегда были рядом.
Гости захлопали. Плохое настроение, которое не покидало Гана уже несколько месяцев, куда-то испарилось. Давно он не чувствовал себя как дома. Он с довольной улыбкой посмотрел на всех, кто пришёл поздравить его. Всё-таки, хорошие воспоминания перевешивали. Зоннэ часто рассказывал Гану что-то интересное из своей учёбы, миссис Хороштон, хотя и была строгим преподавателем, но почти каждую неделю дарила Гану рахат-лукум "От Гарольда" со вкусом бергамота - Ган очень любил это лакомство. А с семьёй Ами напрямую были связаны самые счастливые моменты его детства. Как они здорово проводили время, когда вместе выезжали на природу, снимали летние домики и ловили сёмгу на механические удочки Сэмона.
- Каждый из вас внёс свою лепту в развитие этой замечательной личности, - мистер Моркел поднял бокал шипучки и кивнул Гану.
Ган покраснел. Вот это уже перебор. Отец назвал его личностью. Приехали. Раньше он и виду не подавал, что с Ганом можно общаться на равных. Всегда руководил им, говорил что надо делать. Казалось, что в этом новом обращении кроется подвох.
Кто-то положил руку на плечо Гану, и он вздрогнул. Это Зоннэ. Ган кисло улыбнулся, но вырываться не стал - чтобы не портить момент.
- За Моргана! - коротко сказал отец и пригубил шипучку.
- За Мори! - прокричал Зоннэ, отчего в ухе Гана больно стрельнуло.
Ган сделал большой глоток. От пузырьков в носу защекотало, и он фыркнул.
Ещё некоторое время гости жужжали, обмениваясь воспоминаниями. Скоро Ган не смог больше слушать их похвалу. Он чувствовал себя обманщиком. Его называют послушным, а буквально вчера он нарушил кучу правил. Ему желают удачи в учёбе, говорят, что он станет отличным напарником отца, а он хранит в тайне свои истинные намерения. Да для всех станет ударом, что он решил покинуть ЗЕвС и отправиться в Олимпус.
Ган решил, что нужно во всём признаться, но когда он набрал в грудь побольше воздуха и шагнул вперёд, миссис Хороштон не дала ему сказать ни слова. Она давно уже хотела заполучить его в свои руки.
- Вот он, мой лучший ученик, - она говорила с придыханием, долго выдерживая паузы. - За долгие годы я повидала многих талантов. Но только единицы обладают настоящей искрой искусства. Морган Моркел, без сомнения - сокровище среди подделок.
Гости смотрели на Гана с восхищением, а вот на лице мистера Моркела застыло странное выражение, и на его лбу не разглаживалась морщинка.
- Прошу, исполни что-нибудь для нас, - миссис Хороштон подтолкнула его к пианино, стоящему у окна.
Ноги Гана одеревенели, и он и шагу не мог ступить.
- Настоящий талант скромен, - миссис Хороштон объяснила заминку.
- Просим, Морган! - весело крикнул Реми.
- Просим! Просим! - скандировали Мила и Зоннэ.
Ган успел увидеть как Зоннэ подмигнул Миле, и она залилась краской и поправила причёску.
Мистер Моркел молчал. Поймав взгляд Гана, он коротко кивнул. Тогда Ган подошёл к пианино и сел на стул. Он открыл крышку и дотронулся до клавиш. Они были холодными, но Ган знал, как быстро они теплеют от лёгких прикосновений.
Наступила тишина. Ган долго думал - что бы сыграть. И сам не заметил, как пальцы взмыли над клавиатурой и заиграли музыку. Это было подобно вдохновению - музыка ткалась сама собой, будто кто-то руководил руками Гана. Он никогда раньше не слышал эту песню, но в то же время она казалась неуловимо знакомой.
Музыка напоминала миссис Хороштон: она была такой же возвышенной, размеренной, поначалу даже скуповатой на невесомые аккорды, затихающей и внезапно расцветающей мажорными нотами.
Мелодия наполнила дом. Гости зачарованно слушали её, а миссис Хороштон едва слышно всхлипывала.
Когда в воздухе повис финальный аккорд, гости захлопали.
- Это волшебно!
- Браво!
Ган не слушал восторженных отзывов. Он долго смотрел на свои руки. Он не понимал что произошло.
- Это Музыкский? - спросил мистер Моркел.
Ган обернулся и увидел, что миссис Хороштон одной рукой схватилась за сердце, а другой прижала платок к своим губам. Она смотрела на Гана с испугом.
- Нет, - Ган мотнул головой и чёлка сползла ему на глаза. Он не знал как объяснить своё внезапное озарение.
- Молодой человек, откуда вам известна эта соната? - голос миссис Хороштон был таким дрожащим, что гости невольно замолкли.
- Я... я не знаю, - Ган потупил взор. Ему совсем не понравился ошеломлённый вид отца.
- Это просто невозможно, - прошептала миссис Хороштон и зарыдала в голос.
- Что происходит? - спросил мистер Моркел. - Миссис Хороштон, я, право, не понимаю в чём дело.
Лилия попыталась успокоить миссис Хороштон, но на учительницу подействовала лишь вода с валерианкой.
- Моё сердце, моя душа, - прошептала миссис Хороштон и протёрла монокль. - Верно, я сама научила вас этой сонате. Столько времени прошло. Я могла и забыть.
- Едва ли, - прошептал Ган. Миссис Хороштон никогда ничего не забывала.
- Но, позвольте узнать, что это за соната? - удивился мистер Моркел. - До сих пор я считал себя знатоком классической музыки.
- Дело в том, что это не классика. И вы можете не стыдиться - эту сонату знают всего два человека, - миссис Хороштон поправила воротник-жабо. - То есть, я хотела сказать, три человека. Я, Морган и мой покойный супруг. "К Иннэссе" - так он назвал её. Посвящение...
И она снова зарыдала. Сквозь её всхлипы можно было услышать обрывки фраз "как я могла забыть... единственное, что осталось... ". Она громко высморкалась и рассмеялась.
- Прошу прощения за несдержанность. Я думала, что потеряла ноты навеки. Я пыталась восстановить мелодию по памяти, но у меня ничего не выходило.
Она поднялась с дивана и подошла к Гану.
- Спасибо тебе, - она потрепала его по макушке. - Пожалуй, я отправлюсь домой и запишу мелодию. Прощайте.
Она быстрым шагом вышла из гостиной, приняла из рук Мамаши Бойл пальто и, задев подставку для зонтов, выскочила на улицу.
- Она какая-то странная, - наконец сказал Реми.
- Не говори так о взрослых, - буркнула Мила. - Похоже, у неё на это есть причины.
- Как она могла забыть музыку, которой сама тебя выучила? - усмехнулся Реми.
- Это было давно, - солгал Ган.
В голове гремело эхо недавней мелодии, но оно очень быстро таяло. Внутри Гана вдруг образовалась звенящая пустота, и ему стало страшно. Потому что он знал - миссис Хороштон никогда не учила его этой песне. Ни десять лет назад, ни в выпускном классе музыкальной школы.
***
Зоннэ ушёл поздно вечером. Сэмон с видимым сожалением отпустил его.
- Отличный парень! - подвёл итог Сэмон. - Я всегда говорил - тот, у кого есть чувство юмора, никогда не пропадёт.
Мистер Моркел неопределённо пожал плечами.
- По мне, залог успеха - это разумное сочетание весёлости и серьёзности. Но ты прав, Зоннэ перспективный молодой человек.
Реми хихикнул и шепнул Гану на ухо:
- Видел, как Мила на него пялилась весь день? Интересно, о каких перспективах думала она.
Друзья рассмеялись.
- Что вы там шушукаетесь? - спросила Лилия.
- Ничего, мам, мы просто обсуждаем перспективы Зоннэ, - Реми лукаво улыбнулся. - Из него выйдет перспективный жених, не так ли?
Милины щёки предательски вспыхнули. Она потупила взор, стараясь не привлекать к себе внимания.
- Да, повезёт той семье, которая заполучит такого обаятельного юношу, - Сэмон мечтательно смотрел в потолок, и совсем не замечал, что Реми давится смешками. - Такой интерес к науке говорит о многом. Подобные кадры должны продолжать технические династии.
- Родители Зоннэ стоматологи, - вставил Ган про между прочим.
- Да? Тяжело начинать дело с нуля, - Сэмон перевёл взгляд на Реми, и удивлённо вскинул брови. - А почему ты смеёшься?
- Я тут просто подумал, ведь мы - техническая династия?
- В каком-то роде, да. А ведь это, - лицо Сэмона озарилось, будто ему в голову пришла замечательная идея. - А ведь это мысль...
- Да, - кивнул мистер Моркел. - Мамаша Бойл, мы хотим чаю.
Когда чай был выпит, а все темы исчерпаны, Мамаши Бойл сообщила, что она приготовила гостевую комнату для Милы. Для Реми в комнате Гана положили матрас, а комнату мистера Моркела отдали супругам Ами. Сначала Ами хотели занять гостиную, но мистер Моркел настоял на том, что джентльмен должен уступать леди кровать.
- Мне уже семнадцать лет, почему я должна ложиться спать так рано? - протестовала Мила. - Я пойду спать через час после малявок.
- Не называй мальчиков малявками, - мягко проговорила Лилия. - Всем пора спать. Мы и так уже допоздна засиделись.
- Как же, знаю я вас. Только мы уйдём, вы сразу самое интересное будете обсуждать, - буркнула Мила.
- Не говори глупостей, у нас нет секретов от вас, - отмахнулся Сэмон. - Давайте, шагом марш в ванную и на боковую.
Первым в ванную пошёл Реми, за ним - Морган, и в итоге получилось, что Мила дольше всех просидела со взрослыми. Когда Ган выходил из ванной, сонно переступая в своих клетчатых тапках, Мила как раз поднималась по лестнице.
- Скукотища, - она широко зевнула. - Спокойной ночи, Мори.
Услышав такое обращение, Ган запнулся и с интересом посмотрел на Милу. Она, напевая что-то под нос, зашла в ванную, и подмигнув Гану, закрыла дверь.
Похоже, Реми был прав насчёт Милы и Зоннэ. Чертовски прав.
Реми уже лежал на матрасе, укутавшись одеялом по самый нос.
- Я не сплю, - проговорил Реми, когда Ган обошёл его стороной и забрался на кровать.
Ган плюхнулся на подушку. Он несколько минут лежал с закрытыми глазами, думая, вспоминая.
- Морган, - протянул Реми. - А ты здорово сегодня играл.
- Спасибо.
- Морган, а тебе понравился наш подарок?
- Ага, здорово, спасибо, - рассеянно проговорил Ган. Его мысли были далеко. Как, как он смог сыграть сонату, которую никогда не слышал?
- Мы долго работали над ним.
- Над кем? - опомнился Ган.
- Над ежечасником.
- А, ну да, сложное устройство.
Сэмон и Реми вместе сконструировали для Гана особое устройство - ежечасник, что-то среднее между записной книжкой, календарём и часами. Ежечасник представлял собой миниатюрную электронную схему, к которой был присоединён циферблат, динамики и микрофон. С помощью специальной кнопки на любую дату можно было заметить важные собятия. За определённое время до назначенного события срабатывал голосовое напоминание.
Реми заставил Гана испробовать ежечасник сразу после того, как коробка с подарком была распакована. Вместе они надиктовали дни рождения каждого члена семьи Ами - благо, это заняло не много времени: Реми и Сэмон родились в одни день, как в прочем, и Мила с Лилией. По этому поводу в круге Ами ходило много шуток про лучший подарок на день рождения.
Так же Ган записал день рождения мистера Моркела, и даже Зоннэ - в этот момент Мила явно прислушалась к разговору. Так же он отметил день Святого Андрея, Рождество, Пасху и, когда притворился, что ему нужно выйти в туалет, надиктовал на тридцать первое января: "Мамин день рождения".
- Ехечасник это тебе не та, глупость, которую мама с Милкой подарили. Так ведь? - усмехнулся Реми.
- Почему же, очень даже симпатичный саквояж, - не согласился Ган и продекламировал бодрым тоном, как рекламный агент. - Всё, что нужно джентльмену. Носки, расчёска, карманные счёты, набор носовых платков, принадлежности для бритья и одеколон.
- Хмф, - хмыкнул Реми. - Набор для бритья. Мы его теряем. Одеколон. Можно подумать, что внешность - главное. Девчонки ничего не понимают в мужчинах.
- Ага, - Ган саркастично хмыкнул. - Скажи об этом Миле.
Они снова рассмеялись. Но Гану почему-то не было смешно. Он вспомнил слова мисс Гудфеллоу о том, что он, якобы, чувствует по отношению к Ронде. Глупости. Девчачий бред.
И тут же перед глазами возник образ Хайта - даже в школьной форме он умудрялся выглядеть по-щегольски со своими вечно намазанными бриолином волосами. Конечно, это глупо - прилизывать волосы, но девчонкам-то нравится. Впрочем, идея зализывать волосы Гану была не по душе с самого детства. А вот отец любил когда волосы собраны волосинка к волосинке. Когда мистер Моркел впервые попытался прилизать волосы Гана, разразилась страшная истерика, и с тех пор немного растрёпанная причёска Гана была неприкосновенной.
- А что тебе подарил дядя Мэл?
- Новый костюм для работы, - убитым тоном сказал Ган.
Он сразу представил как отец ходил к их портному, выбирал ткань, пуговицы, представляя как Ган будет аккуратно выглядеть во время практики на фабрике. В каждой ниточке костюма чувствовался отцовский вкус - серая немаркая ткань, пуговицы без лишних украшений, однотонная жилетка.
- Тоже хорошо, - без энтузиазма поддакнул Реми. - Мне в этом плане несколько повезло. Техники работают в гараже, и особо приодеваться не надо.
- Здорово, что дядя Мэл пригласил нас. Он очень гордится тобой, это видно.
Уши Гана вспыхнули. Он был рад, что свет давно погасили.
От простых и честных слов друга стало только хуже. Ган понял каким он был эгоистом.
- Ты куда?
Реми приподнялся и проследил за Ганом. Тот быстро прошмыгнул к двери и обернулся.
- Глотну воды - и обратно, - солгал Ган.
- А, ну ладно, принеси и мне.
Но Ган не собирался идти на кухню. Он спустился по лестнице, с твёрдым намерением рассказать отцу о своём распределении в лётный колледж. Когда он преодолел последние ступеньки, его насторожило чуство дежавю. Он снова оказался у гостиной, когда о его присутствии не знали. Подслушивать больше не хотелось - это никогда не приносило ничего хорошего.
Ган уже было развернулся, но его слуха достиг странный хлопок. В гостиной ничего не услышали, и Ган быстро шмыгнул к источнику звука. Видно, прибыла посылка.
Дверь в гостиную была прикрыта, и Гана никто не увидел. Из-за стены доносились протяжные звуки, будто гул ветра в трубе. Зеркало заходило ходуном, Ган придержал его и открыл дверцу размером в альбомный лист. Внутри виднелись две трубы пневматической почты. На одной выцветшими чернилами было написано "центральный пункт: отправить", на второй - "центральный пункт: принять". Из второй торчала туба.
Ган достал тубу и прочитал этикетку: "Мистер Морган Моркел. ЗЕвС, город Озон, Гранд Нитс, Чистикс, дом семь. Отправитель: комитет связи с прошлым Золотого Округа".
Золотой Округ - это беззаботный мир богатеев. В ЗЕвСе он считался пределом мечтаний. Стариков самых богатых династий отправляли туда, чтобы они доживали свои дни в радости и достатке. Многих выдающихся артистов и музыкантов переманивали в Золотой Округ, чтобы они развлекали стареющих миллионеров.
Догадка ужалила сердце Гана как скорпион. Его родители были сиротами из Юджиновского приюта, и разумеется, у них не было никаких родственников, тем более богатых дядюшек или тётушек в Золотом Округе. Но ведь мама неспроста исчезла.
Отец никогда не рассказывал куда она ушла, и Ган строил самые различные предположения. И самое странное, что легче было думать, что мама погибла. Принять смерть дорогого человека было проше, чем его предательство. Часто Ган ненавидел себя за такие мысли, и поэтому он прекратил задавать вопросы и искать ответы. Он решил, что когда мама вернётся, ответ станет ненужным.
Он распечатал тубу и вытащил письмо.
Уважаемый мистер Моркел,
Мы рады сообщить Вам, что достигнув возраста Ответственности, Вы получили частичное право распоряжаться Вашим счётом. Алименты, выплачиваемые Вам госпожой Моркел, могут быть использованы Вами для покрытия стоимости обучения в колледже. Напоминаем также, что Ваш опекун вправе использовать счёт для покрытия текущих расходов.
Искренне Ваша, Лорейн Райт
Туба не была пустой, и Ган опрокинул на ладонь что-то холодное - плоский металлический свисток. Он подул, и странные скрипящие ноты сорвались в темноту.
Дверь гостиной распахнулась, и в прихожую вошли Сэмон и Лилия.
- А мы-то думали, что в доме мышь завелась, - ухмыльнулся Сэмон. - Ты чего не спишь?
Ган проглотил все слова. На душе было так тоскливо, что не осталость сил что-то вымучивать. Он пожал плечами.
- Иди в комнату, полуночник, - Лилия ласково дотронулась до плеча Гана.
Это прикосновение было ему неприятным. Он отдёрнулся как от раскалённого паровика.
- Я. Хочу. Пить, - проговорил он отрывисто и ушёл на кухню, спрятав тубу в рукаве пижамы.
Ган захлопнул дверь, и тут его накрыло. Туба выпала из рук и покатилась по кафельным плиткам. Ган с яростью ударил по столешнице кулаками и с ненавистью посмотрел на своё отражение в чайнике.
"Комитет по связи с прошлым, подумать только!", - прокричал он мысленно. - "Тебя, Моркел, оставили в прошлом. Ты - прожитая история".
Щёки горели огнём, живот крутило, будто в нём шевелились змеи. Гану стало дурно. Он склонился над раковиной и включил воду. Ледяная струя обдала его шею, и он немного пришёл в себя. Он жадно пил, и утеревшись рукавом, выключил воду. Ган поднял тубу с пола и уверенно шагнул в гостиную.
Но когда он распахнул дверь, от его уверенности не осталось и следа. Отец сидел за пианино и наигрывал мелодию композитора Бриганти. Вид отца, севшего за клавиатуру после стольких лет тишины, ошеломил Гана. Отец играл с видимым усилием. Скоро мистер Моркел ошибся, и несколько фальшивых нот порвали музыку вклочья.
- Видишь, я совсем одеревенел, - мистер Моркел невесело ухмыльнулся.
Ган вздрогнул. Он думал, что отец его не заметил.
Он приблизился, опустил крышку на клавиатуру и поставил перед отцом тубу.
- Почему ты не рассказал мне? - прозвучало устало.
- Не хотел лишать тебя иллюзий, - мистер Моркел уныло посмотрел на свои руки, и у Гана по спине мурашки побежали - как это напоминало Ока, смотрящего на свои костлявые пальцы.
- Но правда всё равно станет явной. Рано или поздно, - прошептал Ган.
Отец молча взял тубу и прочитал письмо. Он достал из кармана такой же свисток, что был у Гана, и просвистел - получилось больше нот, но среди них были и те, что жили в свистке Гана.
- Это музыкальный код от сейфа. Я не использовал золото, потому что не могу принять такую плату, - пояснил отец. - Золото не искупит тех лишений, которые нам пришлось пережить.