Аннотация: Трогательная история юноши и девушки, которым на роду написано было повстречаться и бороться за свою любовь...
Данрог возвращался в лагерь канов по Извилине - тропке, проложенной вдоль одноименной речки еще Первейшими канами и до сих пор не заросшей, потому что эта тропа была самым кратчайшим путем в Ливар, город, где изредка появлялись каны для того, чтобы продать пряности или обменять их на имришовое зерно, из которого канские женщины пекли вкуснейший в Освоене хлеб. Получив взамен иргонды три мешочка зерна, юноша возвращался к канам довольный и веселый - не приключилось ведь ввязаться в драку, вот Вождь и будет доволен. За этими мыслями он и сам не заметил, как ему преградили дорогу два замеляна - воины-мастеры из-за Меляны, дикий народ, говорящий только на языке дракиры и ножа и продававший свое искусство тому, кто больше заплатит. Юноша поначалу испугался, но не из-за того, что ему предстояло противостоять искуснейшим наемникам всех времен и народов, а из-за того, что Вождь оглянет его с головы до ног и, заметив многочисленные ссадины да пару-тройку чужих ножей за поясом, тихо, с укором промолвит:
- Воспитали на свою голову... Лучше бы не нашли тебя в водах Извилины!
И хотя его никогда не наказывали за слишком буйный нрав, Данрог поневоле понимал, что кана из него никогда не получится. Каном рождаются, а не становятся, хоть он так мечтал об этом с того времени, как сам себя помнит. Да, он искусно ловил ножы в воздухе и умел отбиваться от града стрел одним лишь мареллом, это признавали и Старейшие, и Вождь, но каны ввязывались в драку только в случае крайней необходимости, а чтоб еще первым нападать... Да такого сроду не бывало! Данрогу живо представилось, как его изгоняют из племени, как он бродит по городам и селам Освоены в поисках пропитания и пристанища. Ему стало очень жаль самого себя, но не отступать ведь, на самом деле, да еще и отдавать зерно этим наемникам! Юноша не спеша положил мешочки под ближайшим деревом и принял боевую стойку. Замеляне удивились, а потом, загоготав, достали из ножен богато украшенные дракиры - нечто среднее между кнутом и девятихвосткой. Из оббитых серебром рукояток шли тонкие прочные веревки из шерсти, в которые для красоты были вплетены золотые нитки, но вместо обычных колючек на концах веревок были маленькие и острые шипы из железа. Воины, стоявшие перед ним на тропе, были отнюдь не новичками в бою, иначе не позволили бы себе вложить столько денег в оружие: правила драки требовали того, чтобы победитель забирал себе оружие побежденного. А это принесло бы кошелькам замелян большой урон в случае поражения, ибо наемник без оружия хуже бабы со вздорным нравом. Владели представители этого племени дракарами, признаться, мастерски: выбивали из рук противников оружие и хлестали их так, что у пережившего встречу с замелянами еще с месяц не заживали следы от шипов. Хорошим ударом дракиры умелый воин мог и лошадь с всадником повалить; разумеется, тогда лошадь и доспехи всадника переходили к нему, а после к перекупщику, и воин спешил в ближайшую корчму, позвякивая золотыми и сребниками. Но вышеперечисленное отображало только некоторые черты замелян. В повседневной жизни они были так же жестоки, как и в бою, могли без укоров совести убить и старика, и малого ребенка, по пьяни часто колотили до смерти своих жен, поэтому бывали женаты несметное количество раз - замелянские женщины умирали юными, большинство из них не доживало даже до двадцати. Вот с какими людьми Данрогу пришлось стоять на одной тропе. Он стоял смирно, с виду расслабленный, а внутри сжавшись, как пружина, готовый отразить первый удар, твердый в своем намерении не отступить ни на шаг перед своими противниками. Тут замеляне пошли в наступление, но пошли так, что Данрог смешался, не зная, как поступить сейчас. Воины действовали слаженно и синхронно, удары сыпались один за другим: точно, быстро и смертоносно для того, кто оказался не слишком расторопным и не поспешил ретироваться. Правилам синхронного боя Данрог обучен не был, поэтому поначалу ему пришлось очень несладко. Когда же он постепенно начал отражать удары дракир, причем довольно успешно - у старшего из воинов на дракире можно было заметить частичное облысение - как младший, откинув назад русоволосую голову, поднес к губам рог и затрубил. Из леса отозвались, и через несколько мгновений на тропе стали появляться сородичи Данроговых противников. Удачный удар дракиры - и марелл, описав красивую дугу, упал наземь. Юноша остался без оружия лицом к лицу с разъяренными замелянами, которые заткнули свои дракиры за свои пояса и приготовились к кулачной драке. Данрог сглотнул. "Если выживу, никогда больше не буду искать приключений себе на голову", вдруг подумалось ему, и отец Небо как будто услышал его клятву: с дерева, под которым он стоял, ему на плечи спрыгнуло подобное человеку существо в зеленой одежде. Данрог не выдержал неожиданной тяжести, его пригнуло к земле, в которую он уперся ладонями, маленькие ручки существа плотно закрыли ему уши, и через вдруг охвативший его мозг туман послышалась чарующая мелодия; глаза юноши стали закрываться, и скоро Данрог крепко спал, лежа на сырой земле...
Когда он проснулся, было уже далеко за полдень, но солнце упорно светило на землю, и причиной его пробуждения стал как раз маленький назойливый солнечный лучик. Юноша приподнялся на локтях и сразу же утонул в мягком настиле из свежих листьев, ему перехотелось вставать, но любопытство пересилило лень, и Данрог решил обследовать странный дом, в котором оказался. Странность этого дома заключалась в том, что он был деревянным; каны же больше чтили землю или камень, это уже зависело и от богатства той или иной семьи, и от того, в каких домах привык обитать весь род, и от множества других причин, но деревянных домов каны не строили никогда, потому что не жаловали и деревья, и лес в целом. Считалось, что из деревьев рождаются злые духи, от которых зависели урожай, погода, улов, семейное счастье и благополучие семейного очага, и все нелады приписывались именно им, а также лесу, породившему этих несущих беду.
Данрог огляделся. Комната была просторной, светлой и уютной. В углу стоял сундук, вдоль стен три лавки, - все из дерева, и как же тут люди-то живут? -, возле ложа маленький низкий столик, на котором лежал хлеб и стояла кружка молока. Тут юноша и вспомнил, как он голоден, поспешно схватил ломоть хлеба - свежий и такой вкусный, вкуснее, чем пекла его названая мать! - и запихнул в рот. Раздался короткий и звонкий смешок, юноша чуть не уронил остаток хлеба и поперхнулся. Но в комнате никого не было. Он доел хлеб, запил его молоком и направился к двери, из-за которой слышал звук. Рывком отворив дверь, Данрог очутился в узком коридоре, по которому можно было попасть на улицу или же подняться наверх. Юноша выбрал второе. Бесшумно прокравшись на второй этаж дома, он увидел большую канскую собаку, игравшую с тремя мешочками зерна, и ему вмиг вспомнилось облаченное в зеленое существо, туман и песня, подобных которой он никогда не слыхал. Собака ударила лапой один из мешочков, он подкатился к ногам Данрога, тот присел и, погладив собаку, которая облизала ему руку, прошел в близлежащую комнату... и застыл. У окна спиной к нему стояла прекраснейшая девушка Освоены, в этом он готов был поклясться хоть сейчас! Светлые волосы, достававшие незнакомке до лопаток, обрамляли узкое личико, - он видел ее, так как невольно зашел в комнату и девушка теперь стояла к нему в профиль. Голубые глаза отливали синевой неба, так что он мог бы утонуть в них, если бы вовремя не отвел взгляда, устремив его на настенный ковер ручной работы. На нем был изображен лагерь странствующих музыкантов, некоторые девушки пели под звуки арф, юноши танцевали традиционный канский танец. Пока Данрог изучал ковер, девушка повернулась и, увидев заинтересованность юноши, пояснила:
- Праздник Зелени. Я ткала его со слов очевидцев, поэтому не знаю, достоверна ли картина.
Юноша, как будто очнувшись ото сна, тряхнул головой и сообщил:
- Достоверна.
Уловил ее вопрошающий взгляд и пустился в объяснения:
- Я присутствовал на всех канских праздниках Зелени и всегда танцевал, поэтому знаю наверняка, что картина правдива.
- А с каких это пор чужаки участвуют в танце? - поинтересовалась красавица, и Данрог принялся оправдываться в ее глазах:
- Я воспитывался у канов с самого детства, то есть ... с того времени, как меня нашли в Извилине...
- Так ты и есть водный найденыш, - перебила девушка, и голос ее немедленно потеплел. Она любопытно взглянула на него и добавила:
- Для некана неплохо дерешься. Кто тебя учил?
- Мастер. Школьный мастер. А тебя кто учил петь?
Вопрос ошарашил девушку, но ответ последовал тотчас же:
- Лес. И ветер. И вода. И воздух. И птицы. Удивлен? Я самоучка. И живу тут с тех пор, как совет запретил мне являться в лагерь без гонца. С тех пор, как умерли мои родители и некому стало меня защищать от нападок соседей. С тех пор, как мои песни приносят смерть.
"Понятно, жить среди деревьев и не потерпеть от них невозможно", подумалось ему. Она же как будто прочла его мысли и отрезала:
- Они как раз лечат меня от моего проклятия - от моего голоса. А голос мой был таким от самого рождения. Если я пою колыбельную, все засыпают, некоторые даже навечно; если же боевую песнь канов, враги гибнут до того, как нападут. Но я предпочитаю тишь леса. Тут меня никто не побеспокоит.
- Так вот почему я не видел тебя ни на одном празднике канов, - протянул Данрог.
- Да, - подтвердила девушка. - Обычно я сама не хочу идти туда, где веселье льется рекой, потому что надо мной насмехаются мои же сородичи. Но иногда я думаю, как бы мне хотелось побывать на чьей-то свадьбе, но меня ведь туда не пустят. А собственной свадьбы у меня никогда не будет.
- Почему? - вырвалось у юноши, и он испугался: а вдруг она дала обет безбрачия?
- Во-первых, меня никто не захочет брать в жены...
Данрог радостно улыбнулся. Как бы не так - никто!
- Во-вторых, неизвестно какие дети родятся от этого брака...
Какие-какие! Красивые, как мать, с голубыми глазами и прекрасными голосами, ну и сильные и бесстрашные, как отец!
- В-третьих, невеста на своей свадьбе должна спеть три песни: скорбно-печальную, потому что покидает родительский дом; испуганно-боязливую, потому что не знает своего будущего и страшиться неизвестности; и радостную, потому что будет рядом с любимым человеком. А я даже и одной не спою, хотя голос у меня красивый - так говорила мама, да будет ей весело на землях Игины! Поэтому совет канов запретил мне выходить замуж.
- Запреты на то и есть, чтобы их нарушать, - промолвил Данрог и сам испугался своего нахальства. А девушка улыбнулась и представилась:
- Галита.
И через столетия пронеслась легенда о девушке, певшей так, как еще никто не пел, и о юноше, найденном канами в реке, о том, как юноша нашел средство избавить любимую от проклятья, тяготевшего над ней, об ихней свадьбе и о счастливой жизни. Но это совсем другая история. Тропа же, познакомившая их, стала называться тропою Галиты и носит это имя до сих пор...