Посвящается Лене,
благодаря которой через
пять месяцев я-таки
дописал этот рассказ.
-- Но мама! Я не хочу в Театр!
-- Дочка, все идут в Театр рано или поздно. Где еще удастся пообщаться с друзьями?! -- ответила мама и поправила парик.
Чилди и ее брат Кинди были двумя из тысяч и тысяч детей в Городе, которых родители сегодня вели в Театр.
Толпы народу толкались на шикарном крыльце здания, ожидая своей очереди. Те, кто попроворнее и попронырливее, уже были внутри: представление начиналось через несколько минут. К самым ступенькам подъехал какой-то автобус, из которого высыпало не менее дюжины напыщенных персон неопределенных полов, но с вполне определенными суммами в кошельках и портмоне. Перед ними клином ломились сквозь весь сброд люди в униформах различных фасонов и ледоколом пробивали проход.
Скоро прозвенит третий звонок.
***
Актеры просто творили чудеса. Все зрители рыдали, когда происходило что-то, что было близко их душе.
То и дело на Сцене менялся свет и каждый его оттенок создавал свою долю чувств, переживаемых в представлении.
Музыкант, размахивая дирижерской палочкой создавал такую великолепную музыку, что не приснится и самой музыкальной из фей. Его сердце стучало за сотни барабанов, дыхание гудело, как сотни труб и флейт, а каждый волос был либо струной, либо смычком.
И лишь один человек равнодушно смотрел в пустоту, сидя в бельэтаже. Режиссер видел все это уже миллионы раз.
***
Зрители рыдали. Актеры спешили за кулисы, и, по мере того как они приближались к Реквизиту, их лица таяли. Так бывает только на экранах кино: только что там общались люди, свершались события, кипела жизнь, -- и вот уже просто белизна полотна. Человекоподобные фигуры с продолговатыми шариками пустых голов ложились на реквизитные полки и замирали. От полки к полке ходил Режиссер и дергал за рычаги на стене рядом с ними; свет над бездвижным телом (а скорее, куклой) затухал, превращая ее в темный силуэт. Наконец, все недавние Актеры превратились в проступающие из тьмы темные окаменелые фигуры, и Режиссер закрыл дверь в Реквизит, убив последний луч, падающий на белизну мертвой поверхности, пытающийся отдать ей хоть каплю своей неугасимой жизни. Актеры пролежат здесь до следующего дня представления.
***
Чу!
Какая-то букашка пробежала по стенке и скрылась в щелке...
Мгновение!..
Вот, снова она. Взбежала на чью-то руку!..
Вот она уже на груди!
Маленький паучок!
Взбежав на возвышение, казавшееся головой, он пытается прилепить к нему кусочек паутинки, чтобы создать затем очередной замок.
Но нет! Паутинка не держится на этой абсолютно гладкой, белой, отражающей любой свет, поверхности. Она скатывается на шею! Раздосадованный паучок убегает искать новое место для своей резиденции, но он меня больше не интересует.
Смотрите! Какое-то сияние пробежало по паутинке! И на белой глади появилось светящееся пятно! Паутинка -- этот след жизни -- начала впитываться в отрицающую жизнь по своей природе материю. Которая, в свою очередь впитав и свет паутинки, поняла, что может не только отражать, но и принимать его. И вот уже светящееся пятно быстро-быстро побежало, заскользило, разрастаясь и заражая жизнью все, чего касалось...
БЕЗЖИЗНЕННОЕ ТЕЛО ВЗДРОГНУЛО!!!
Оно еще не поняло, что произошло. Оно еще некоторое время лежало, думая, что оно, как и обычно, является ни чем более, как бессмысленным чурбаном. В нем еще не было ровным счетом ничего. Ни организма (зачем Актеру организм!), ни души (зачем Актеру душа!).
И вот, чурбану надоело лежать, -- и он встал.
Точнее, сначала слегка приподнялся на локтях, затем спустил ноги с полки, и вот уже он, слегка покачиваясь, стоит в полный рост. Обычный рефлекс, -- он пошел к двери. Она была не заперта, ведь зачем запирать дверь, если Театр заперт, и в нем нет никого со стороны; не запираем же мы двери между комнатами собственных квартир!
Итак, это Это, похожее толи на манекен, толи на пластилиновую фигурку, открыло проход из Реквизита. На секунду, проем очертился ярким прямоугольником света и тепла с темным силуэтом посредине, и вот уже снова непроглядная тьма.
***
Оказавшись в коридоре, Актер на время замешался, куда ему дальше идти и что вообще делать, если делать вообще.
Воспользуюсь его заминкой, чтобы лучше его рассмотреть.
Представьте себе белое яйцо, только что снесенное курицей. Увеличьте его до размеров головы, приделайте к нему цилиндрик чуть дальше острого конца, к нему ровное стройное, но не выдающееся, среднестатистическое тело. Никаких черт лица, кроме, разве что, идеально ровной выпуклости носа. Никакого лица, как такового! Он был Актером, и ему не нужно было никаких признаков эмоций. Да их у него и не было.
Когда он сделал первый шаг по этому коридору, у него в голове кто-то как будто прошептал: "Это Жизнь..."
Это было его первой мыслью.
И он пошел по обычному маршруту, по которому ходил тысячи или даже миллионы раз: он зашагал к Сцене.
***
Музыкант заворачивал дирижерскую палочку, аккуратно сдувая с нее звенящие пылинки, и готовился подмести засыпанную конфетти и прочим мелким шелестящим сором оркестровую Яму, когда из-за занавеса высунулся круглый блестящий предмет.
Белая фигура выступила на тихий свет, отбрасываемый последней лампой в зале, которую Музыкант зажигал перед приборкой Ямы.
-- А, это ты, Актер? -- Рояльный голос пробежал октаву от тоники до тоники.
Актер неслышно подошел к Музыканту и, склонив вопросительно голову указал рукой на... Музыкант так и не понял, куда он указал: то ли на его лампу, толи на него самого, толи просто в звенящее тишиной пространство зрительного зала.
-- Странно, что Актер бродит по ночам... -- ворчливый контрабас. И тут же арфа:
-- Я могу тебе чем-то помочь, братишка?
Актер грустно опустил плечи и сел на краешек сцены, спустив ноги в оркестровую Яму.
-- Кажется я понимаю... -- на сей раз в его голосе звучала легкая скрипка.
-- Но ты же понимаешь, что я не могу что-то сделать просто так, -- трели флейты.
-- Что же делать, что же делать... -- ксилофон.
-- Слушай, подмети мне Яму! -- на удивление мажорные аккорды органа.
Безликий человечек удивленно приподнял голову. Музыкант протянул ему потрескивающую метлу.
Актер все понял, соскочил на пол, выхватил метлу и принялся с ней кружить, завихряя свистящий воздух и гоня мусор к большой куче в углу. А Музыкант тем временем достал из-за пазухи две маленькие позвякивающие тарелочки и камертон и принялся что-то им шептать гораздо более мягким шепотом, нежели шепот оркестровых трещоток.
Когда он уже просто протирал эти инструментики тряпочкой, его новоиспеченный помощник тоже закончил свое немудреное занятие и подошел к нему веселой походкой. Положив руки ему на плече, музыкант посадил его на колени и опустил идеально гладкую голову. Затем он тихонько прислонил тарелочки к местам, где должны быть уши, нахмурился, одернул руки. Он подошел к позвякивающей лампе, потушил ее, и на несколько мгновений в зале воцарилась немая темнота, изредка нарушаемая подрагиваниями камертона.
И вот Музыкант снова включает свет и Актер поднимается с подметенного им же полу. Но что это?! Он удивленно ощупывает свою голову и находит на ней два новых предмета! Два красивых шелестящих новизной ушка! Он долго щупал их, а затем просто принялся наслаждаться звуками тишины, вновь воцарившейся в зале.
-- Давай, беги к новым приключениям, Актер! -- это был какой-то неизвестный еще Актеру струнный инструмент.
-- Прощай! -- а это, скорее всего, саксофон.
Актер радостно выбежал через дверь, около которой обычно стояли билетеры. Музыкант отвернулся, вздохнул и, приподняв лампу, тихонько зашагал к своей каморке под сценой.
-- Спасибо, малыш. Ты дал мне немного жизни... Эх, как давно я не чувствовал жизни...
***
А наш бесхитростный герой, тихонько подскакивая, просто бегал по коридорам Театра. Он пытался услышать каждый возможный звук, как щенята пытаются слизать с пола каждую кроху разгрызенного ими печенья. Он постукивал по стенам, подбрасывал обрывки билетов, оставшихся после представления, просто махал руками... И не заметил, как забежал в очередную дверь. В тысячный раз постукивая по различным блеклым поверхностям он вдруг наткнулся на что-то мягкое и темное, хотя последнего он понять еще не мог. Что-то мягкое зашевелилось, и внезапно комната осветилась светом, постоянно меняющим оттенки и цвета. Эти изменения остановились на недоверчивом сиренево-голубом и сонный голос произнес:
-- Кто здесь? И почему мне нельзя поспать? Можно подумать, я не заслужил немного отдыха?
Проснувшийся обернулся и увидел Актера, отчего свет сделался вопросительно-оранжевым.
-- Актер? Что-то новое! -- Дружелюбно-голубой и протянутая рука: -- Я отвечаю за свет. Вот и прозвали меня коллеги Светлячком. Я на самом деле Свето... -- красновато-оранжевый и тут же зеленый: -- Ай, не важно!
Он посидел, порассматривал нового знакомого. Свет в комнате тихонько плавал от голубого к нежно-зеленому и обратно. Но Актер уже не мог терпеть затишье и отсутствие действия и исполнил смешной пируэт. Светлячок открыл было рот, чтобы рассмеяться, когда вдруг свет потух, и осталось только подрагивание перегоревшей лампочки. Светлячок застыл, так и не закрыв рот.
Что-то повлекло Актера к углу комнаты. Именно там и стояла коробка с запасными лампочками. Актер порылся в ней, постукивая по каждой лампочке и по веселому звону понял, что нашел нужную. Он открыл крышку стола Светлячка и вкрутил между радостно-песочной и ласково-алой лампами ту, что только что нашел. Не успел он закрыть крышку, как комната залилась оранжевым светом и по ней ярко покатился красивый смех Светлячка.
-- Спасибо!
Нежно розовый.
-- Я так давно боялся засмеяться из-за этой проблемы! Можно я тебя отблагодарю?
Суетливо-красный.
Светлячок судорожно ощупывал свою одежду.
-- Вот! -- достал он из-за пазухи две маленьких красивых лампочки, и свет из суетливого перешел в ликующе-красный. -- Иди сюда!
Актер подошел, присел на колени перед обитателем мелькающей комнаты, как он это делал ранее с Музыкантом, и на мгновение воцарилась тьма.
Когда вновь появились голубые в лиловую крапинку лучи, Светлячок отнял свои руки от лица Актера, и тот медленно растворил большие прекрасные чистые глаза.
Мгновение они излучали недоумение и вот уже они радуются и смеются и благодарят щедрого друга за столь замечательный и великолепный подарок!
-- Это я тебя благодарю!.. Ну, ступай. Мне еще надо выспаться до утра.
Счастливый Актер выбежал в дверь и ностальгически-синие цвета на секунду осветили его исчезающую во тьме коридора спину.
-- Какая жизнь без настоящего смеха?.. Сочетанием красного и желтого никак не заменишь этот веселый оранжевый смех...
***
Когда глаза "пластилинового" человечка привыкли к тьме, он начал различать всю красоту окружающих его предметов, притаившихся за отделяющей их от него тьмой. И эти хрустальные люстры, и эта резная мебель... -- все пробуждало в нем чувства и все заставляло думать все новые и новые красивые мысли.
Вдруг, откуда-то издалека он услышал чей-то вздох. Пойдя на звук, он различил темный силуэт на фоне еле выделяющегося прямоугольника холодного окна.
-- Эх... -- проговорил грустный голос и Актеру показалось, что воздух слегка похолодел и от окна подул спокойный, почти нежный ветерок. -- И зачем все это нужно... Я просто что-то делаю и это просто кто-то смотрит... Но никому не важно, что и зачем я делаю... Кто здесь?!
Актер поправил случайно сдвинутый им стул и поклонился. Он узнал человека, который повернулся к нему. Хозяин Театра. Режиссер.
-- Что бродишь? Я не надавил твой рычаг?
Актер пожал плечами и слегка стушевался.
-- Да не пугайся ты! -- улыбнулся Режиссер. -- Ну-ка... Что это? Ну-ка подойди поближе... Ого! Ну, я им задам! -- весело проговорил он и потрепал милое создание за ухо. -- Ну, ребята! Как дети, ей-богу!
Услышав легкий, даже озорной голос своего хозяина, Актер расслабился и улыбнулся Режиссеру большими теплыми глазами.
-- Эх, малыш! Я не знаю, как все это тебе удалось, но я так рад, что это произошло! Наверное, это самый счастливый момент моей жизни!.. Не пытайся понять, что я говорю, и не пытайся понять мои дальнейшие действия. Но хоть раз-то в жизни могу и я побыть ребенком и сделать что-то, просто чтобы было хорошо! Иди ко мне, малыш!
Он достал из кармана карандаш и ластик и принялся рисовать что-то на лице Актера, время от времени несерьезно ругаясь и стирая некоторые штрихи, исправляя на другие.
-- Вот! Готово! Где тут у меня зеркало...
И не успел он его достать, как...
-- Спасибо...
Хоть Режиссер и знал, чего добивается, он все равно обомлел.
-- Спасибо.
-- Не благодари.
-- Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо!!!
-- Не задави меня в объятьях. Беги скорей отсюда, пока я не передумал. Конечно в нашем Театре легко найти замену Актеру. Просто заменить его другим Актером. Беги и не оборачивайся!..
Он смотрел в удаляющуюся розовеющую (может в лучах рассвета, пробивающихся в окно сквозь предутренние тучки) спину и все еще вспоминал эти полные Жизни глаза. Они останутся в его памяти навечно. Ну, что ж... Ему пора готовиться к следующему представлению, но чувствуете, как потеплело в комнате?