Аннотация: Продолжение (следующая часть будет побольше, просто мне вдруг захотелось ее немного доработать)
* * *
Этим утром таверна "Кондор" еще пустовала. Сквозь толстые оконные стекла проникали неяркие краски наступающего нового дня и горел один из больших подсвечников над потолком, отчего пространство таверны окрашивалось в желтоватые оттенки. За барной стойкой никого не было, лишь за одним из крайних столиков у левой стены сидел человек в расстегнутом черном кафтане, обнажавшем обильно волосатую грудь, и жадно уплетал большую куриную ногу. В большом железном блюде напротив него в масляной подливе плескалась одноногая курица. За окном послышалось цоканье копыт и сердитое "Тпр-рру!" возницы. Карета стала напротив таверны. Прежде чем Филипп успел поразмыслить над тем, кто бы это мог быть в такую рань, дверь распахнулась, и внутрь влетел его запыхавшийся брат Андрэ.
- Заходи, заходи, садись, - обрадовался Филипп. Но Андрэ замахал руками так, будто собрался улететь. - Иди, помоги мне вытащить ее! Быстрей!.. - Кого? - изумился Филипп. - Сам увидишь! Давай, шевелись. Бедняжке совсем плохо.
Через минуту они вносили по лестнице на второй этаж незнакомую молодую девушку в изорванном сером платье. Здесь, в свободной комнате, они положили ее на кровать и укрыли пледом. "Бог мой!.." - прошептал Андрэ, распрямляясь над кроватью, и вытирая вспотевший от усилий лоб. - "Ты видишь, как она похожа на Матильду?".
Филипп смотрел на лицо девушки и не находил столь явного сходства с покойной женой его брата. Возможно, что-то и было в его чертах, в изгибе губ, но не столь очевидное, а возможно Андрэ просто смотрел другими глазами и видел нечто сокрытое для него. Девушка несомненно, была красива, на его взгляд, красивее, чем Матильда в ее лучшие годы, но он никогда не оказал бы этого вслух. Линии лица были более плавные, фигура, насколько он успел заметить, стройнее, что-то было притягательное во всем ее облике. И, тем не менее, даже сейчас, сквозь покрывающую ее маску восковой бледности, в ее лице проглядывало что-то звериное, дикое, почти отталкивающее. Какой разительный контраст с той же Матильдой, которая была олицетворением доброты и мягкости, рядом с ней всегда было тепло. Но, снова взглянув в лицо девушки, ему стало стыдно за свои мысли. Светло-русые локоны раскинулись по плечам, и она выглядела такой беззащитной, такой слабой.
- Кто она? - полушепотом спросил он брата.
Андрэ рассказал ему свою историю, умолчав лишь о том, что девушка напоминала ему не только Матильду. Что-то роднило ее с той ведьмой, которую он пытался спасти в своем сне и не спас. И у нее тоже была родинка, как у той, только над левым уголком рта. Сердце его переполнялось торжеством, оттого что он смог помочь, а не оставил ее погибать в лапах солдат. "Кто бы она не была", - решил он про себя.
Оставив девушку отдыхать, они с братом спустились вниз, где Филипп, как ни в чем не бывало, продолжил завтракать.
- Я, видишь ли, немножко проголодался, - непринужденно пояснил он, - гостей не ждал, совсем недавно вернулся от одной весьма интересной сеньоры...
- Можешь избавить меня от подробностей, - усмехнулся Андрэ. Филипп был на пятнадцать с лишним лет моложе его - и этим все было сказано. Он обладал весьма живым нравом и, невзирая на растущее (но еще не сформировавшееся толком) брюшко, пользовался немалым успехом у женщин, во многом благодаря своему природному обаянию. У Андрэ в его годы было куда меньше приключений. Собственно, пока он был женат на Матильде, у него вообще их не было. Он не нуждался ни в ком, кроме нее. А сейчас, оставшись в одиночестве после смерти жены, практически не делал ничего, чтобы исправить это положение.
- И вот эта сеньора,- продолжил Филипп,- сестра небезызвестного тебе кавалера де Гарсиа сообщила мне весьма интересные вещи (другого интереса, признаться, в ней оказалось мало). Я об этом уже слышал... по другим каналам, но не хотел тревожить тебя раньше времени. Знаешь, кто, по слухам, станет новым Наместником в городе? - Филипп недовольно фыркнул и, вытащив изо рта обглоданную кость, кинул ее в тарелку. - Всеми обожаемый и любимый герцог Андрада.
- Не может быть!.. - холодея, воскликнул Андрэ. Он даже в волнении приподнялся из-за стола.- Этот фанатик! Андрада! Но как же Высокий Двор мог решиться на такое?!..
- Мог,- прервал его брат, - и ты это знаешь. Не зря мы оба этого опасались. Ну вот, с опасениями покончено. - Филипп полунасмешливо-полугрустно покачал курчавой головой. - Церковь будет очень довольна. А что в Риосе начнется, я себе только представляю!.. - он смачно рыгнул и принялся за крылышко. Настала очередь Андрэ качать головой:
- Не представляю как ты можешь сохранить аппетит, когда происходит такое.
- А что? Живем один раз. Ах, да, еще ТАМ... Филипп рассмеялся, демонстрируя отличные крепкие зубы.
- Тссс!.. - Андрэ обернулся по сторонам, желая удостоверяться, что никто не спрятался в таверне и не подслушивает их разговор. - Не беспокойся, мы одни. Я тебе вот что скажу, брат. - Филипп посерьезнел, вытер руки и губы салфеткой и отодвинул от себя блюдо. - Надо делать отсюда ноги. Чем быстрее, тем лучше, пока не стало поздно. Брать все сбережения и ехать подальше отсюда, - он откинулся на спинку стула и причмокнул языком. - Другого выхода я не вижу.
- А как же бизнес? Клиентура?.. - дрогнувшим голосом произнес Андрэ. - Оставить все это?.. Нет, я член Совета, я подниму вопрос...
- Это ничего не даст. Кроме того, что тебя рано или поздно обвинят в ереси. Знаешь, я вовсе не хочу лишиться брата... по крайней мере раньше положенного срока.
- А "положенный" - это кем и сколько? - поднимая брови, поинтересовался Андрэ.
- Думаю, годков еще двести ты точно протянешь. - уверенно заявил Филипп. - А там как Бог даст.
Они рассмеялись и замолчали. Каждый думал о своем. Каждого из них немалое связывало с этим городом, с этой жизнью, к которой они привыкли. Но с приходом к власти нового Наместника, который был широко известен как жестокий религиозный фанатик, ярый противник малейших увеселений, в том числе и питейных заведений, в Риосе становилось слишком тесно...
- А что с ней?.. - наконец, прервал молчание Филипп, указывая наверх.
- Пусть побудет пока у тебя, придет в себя. Они ее сильно били, подонки... Мы ведь не знаем кто она и откуда. Там будет видно.
- А если... - начал было Филипп, но довершить свою мысль ему помешал шум, донесшийся сверху и последовавший за ним женский крик.
Оба брата подскочили, как ужаленные.
* * *
В этом году Мануэлю исполнилось девятнадцать. В городскую гвардию он попал случайно, только потому, что больше никуда не удалось устроиться. Денег не было, а нужно было кормить мать и двух сестер. Отец умер тремя годами ранее. Служить в гвардии оказалось еще скучнее, чем он предполагал, перспектив не виделось совершенно никаких. Только алкоголь кое-как помогал существовать, благо капитан Пабло сквозь пальцы смотрел на это нарушение режима. Компания тоже подобралась так себе: Родриго был слишком угрюмым, и не раз выводил его из себя своими замечаниями. Рауль же был скользким, как угорь, все старался втереться в доверие капитану, и к тому же был трусоват. А он сам был еще слишком молод, даже усами не обзавелся. Приходилось поневоле подчиняться старшим товарищам. Словом не служба - тоска зеленая.
Так было до этого дня, до той минуты, пока он не увидел камень, сияющий драгоценный камень, который выпал из лохмотьев девушки, когда она споткнулась. Он оглянулся - и Рауль, и Родриго были увлечены погоней, а капитан отстал. Решение пришло к нему инстинктивно. Нагнувшись, он схватил камень сунул его под неплотно прилегающую кирасу, - все-таки это был не его размер - и мгновенно поднялся, присоединившись к остальным. Сердце его стучало гулко и очень быстро. Похоже, никто не заметил, и - о, счастье! - девушка тоже не поняла, что камень выпал. Все произошло так стремительно.
На полученное вознаграждение капитан купил всем вина, и даже присоединился сам к его употреблению - благо за один день он заработали больше, чем за две недели службы. Но Мануэль в этот раз старался не напиваться, как остальные. Его счастье было во сто крат, нет, даже в тысячу, больше, чем у них. Скоро гвардия станет для него пустым словом. Он будет богатым вельможей, у него будет дворец, где он поселит мать и сестер. Лучшие девушки города будут ухаживать за ним. И все благодаря этой нищей воровке - ее здоровье! Скоро, очень скоро.
Время от времени Мануэль незаметно проверял, на месте ли камень. И каждое прикосновение к нему делало его еще более счастливым.
Глупый вопрос - так ли уж драгоценен этот камень - даже сверкал не приходил ему в голову. Он видел, как тот сверкал, когда выпал из-под лохмотьев нищенки - словно тысяча солнц, слитых воедино. Тем более, не тревожили его раздумия о том, откуда он достался какой-то оборванке. Счастье приходит только раз в жизни, и когда оно появляется, его уже ни с чем не спутаешь.
* * *
Когда братья вбежали в комнату их взору представилось неутешительное зрелище: стол был повален набок вместе со стульями, большое зеркало в оправе было разбито, вероятно, одним из стульев, подушка разорвана, пух витал по комнате, а сама их гостья бросилась на них, как тигрица, крича и проклиная. Она кричала, чтобы они "вернули камень немедленно", "они не понимают", грозила им и молила одновременно. Ошеломленные братья отбивались, как могли, стараясь уложить обратно в постель несчастную женщину. Впрочем, сил у нее не хватило на много, и она чуть не упала к ним на руки. Филипп открыл для себя примечательную подробность: у их невольной пленницы были удивительные темно-синие глаза. Оказавшись на кровати, она все еще бормоча что-то про "камень", перевернулась на бок, закрыла глаза и ровно задышала. Андрэ осторожно подложил ей другую подушку. Она заснула. Филипп, поднимая стулья, спросил:
- А что это за камень, что она все повторяла? Ты что-нибудь об этом знаешь?
- Понятия не имею, - пожал плечами Андрэ. - Вероятно у бедняжки горячка. - он приложил ладонь к ее лбу. - Так и есть. Ну ничего, это пройдет. Сделаешь для нее настойку красной травы, она бодрит и снимает жар.
- Хорошо. Слушай, а она меня даже исцарапала,- Филипп удивленно рассматривал багровые вздутья на своей груди.- Настоящая тигрица!
- Она и кусаться пыталась, - Андрэ рассмеялся, разглаживая смятый рукав сюртука. - Бедное дитя!..
- Бедное дитя, - эхом повторил Филипп.
* * *
Ночь. Над казармой нависла тишина. Высоко в небе на три четверти полная луна оберегает покой города. Солдаты спят. Не спит лишь дозорный, хотя и ему страсть как охота смежить усталые веки. Он страдальчески зевает и обращает взор на бледное ночное светило, как будто оно виновато в том, что он не может спать. Как раз в этот миг мимо него проскальзывает беззвучная тень. Дозорный не видит ее. Скрестив руки на груди, он прислонился к вкопанному деревянному столбику. Он далеко отсюда в своей полудреме.
Неслышимая тень легко скользит между рядами спящих солдат. Луна глядит прямо в окно, освещая их лица. Их сон глубок. Тень скользит дальше и останавливается над одной из коек. Здесь дремлет молоденький юноша.
- Мануэль, - слышит он во сне, как кто-то зовет его по имени. Мануэль проснись!
Ему не хочется просыпаться. Он так устал сегодня. Но мягкий тихий голос безжалостен: "Мануэль!.." - все зовет он. И Мануэль открывает глаза и видит над собой чью-то фигуру. Почти такую же черную, как сама тьма. Сначала он думает, что ему просто мерещится, и пытается встать, но приподняв голову чувствует, как что-то холодное и неприятное мешает ему продолжить движение.
- Где камень, Мануэль?.. - шелестит голос из темноты. Он с ужасом понимает, что это холодная сталь клинка, приставленного к его горлу. Его разбивает мелкая дрожь. - К-какой камень?.. - шепчет он, боясь повысить голос.
- Не играй со мной, Мануэль! - лезвие прижимается плотнее, и он ощущает, как что-то теплое сбегает вниз по его шее. Это кровь, Мануэль как-то враз понимает, что с этим обманчиво мягким голосом лучше не шутить. Он знает все о нем. Юношу начинает трясти по-крупному и он машинально всхлипывает при этом, содрогаясь всем телом. Его единственный шанс - рассказать правду, что-то подсказывает ему. Тогда все будет хорошо, и тень уйдет.
- Я продал его ювелиру, - лихорадочно шепчет он, судорожно глотая, от чего лезвие все глубже уходит под его кожу. Его пальцы отчаянно комкают одеяло. - Шестьсот песет, больше он не дал, сказал, что ворованный. Пожалуйста, все они ваши. Я не знал, что он ваш. Деньги под комодом, в моей комнате.
- Меня не интересуют деньги,- насмешливо говорит тень. - Оставь их себе. Где ты продал камень?
- Ювелирная лавка на углу Каштановой, - мгновенно отвечает юноша. - Там она только одна. Прошу Вас...
- Конечно, Мануэль. - он почувствовал, как нож отодвинулся от его горла.- Ты ведь мне все рассказал?
- Клянусь Вам!.. - клацая зубами от дрожи, горячо зашептал Мануэль, ощупывая свое горло, будто не веря, что оно еще цело. Вкус крови стоял у него во рту. - Спасибо вам, сеньор.
- И тебе спасибо, Мануэль, - почти ласково отвечает голос - Надеюсь, эти деньги принесут счастье твоей семье. - И прежде чем юноша успевает хотя бы подумать, острие клинка по рукоятку вонзается ему в грудь.
- Кап... - успевает выдохнуть умирающий, в последней попытке позвать на помощь. Его тело вытягивается в струнку, а затем бессильно обмякает на кровати. Тень вытягивает длинную руку в перчатке, выдергивает кинжал из груди практически без усилия и вытирает лезвие о майку Мануэля.
Возможно, капитан Пабло все же уловил последний зов солдата, или же сон его не был столь глубок, но он зашевелился в своем ложе и открыл глаза. Спросоня все вокруг было темным-темно. Но одно пятно в воздухе, вроде как силуэт человека, выделялся на этом фоне. Тень стояла над чьей-то кроватью. "Лазутчик?" - мелькнуло у капитана и он закричал во все легкие, поднимая тревогу, а руки сами потянулись к оружию. Но что-то мешало крику. Спустя мгновение капитан понял, что какой-то предмет находится у него в горле. Проклятье, нож!..
Издавая булькающие звуки, капитан сполз набок, руки конвульсивно все еще сжимали рукоятку сабли. "Неужели все?.." - успело мелькнуть в его голове перед забытьем. - "Так глупо?.." Затем звуки стихли. В казарме снова воцарилась тишина.
Дозорный оторвал пустые глаза от лика Луны. Неужели ему показалось?.. Секундой назад словно бы тень промелькнула мимо него и скрылась в кустах. Но нет, ни одна живая душа не сможет двигаться так стремительно. Просто показалось. И вокруг так тихо.
Близилось утро, когда он наконец сможет уснуть. И спать долго-долго. Мечтательная Луна задумчиво покачивала ему своим бледным лицом, словно сочувствуя.
* * *
Следующим днем рыдающая мать Мануэля получила от неизвестного цветы и записку, в которой было всего три слова: "ДЕНЬГИ ПОД КОМОДОМ".
В незапамятные времена, когда Империя только создавалась, Риос был столицей Империи. Впрочем, нынче об этом практически никто не вспоминал. Очень давно уж это было, все поросло травой забвения, а даже тень сомнения, брошенная авторитет и величие Мадриского Высокого Двора могла обернуться для "памятливого", будь он простой человек, или самый благородный дворянин, потерей всего - и жизни в первую очередь. Причем, не сразу, а после длительных, уточненных пыток - здесь всем заправлял орден Великой Инквизиции, сравниться по влиянию и могуществу с которым не мог никто - ни Гвардия, подчиненная Наместнику, ни даже сам Сенат, управляющий городом и его делами координационный совет местных гильдий, представители которого выбирались большинством на общем собрании цехов. Впрочем, надо отметить, что власть Сената была больше номинальной, фактически же он находился под протекторатом Наместника, и многие должности знатные дворяне получали далеко не выборным путем.
Своей территорией Риос простирался в форме огромного неправильного овала, существенного приплюснутого у оснований. Со всех сторон обнесенный мощными каменными стенами, где повыше, где пониже, он имел четыре входа, строго по сторонам света, по котором можно было попасть в город. Они так и назывались: Восточные, Южные, Западные и Северные Врата, окруженные башнями и бойницами, которые были тщательно охраняемы частями Гвардии днем и ночью, дабы нежелательные гости не могли тайком просочиться в город. Тут же использовались странные, магические приборы, в форме прямоугольных компасов, которые позволяли вычислять Нелюдей в обличьи человека; впрочем, это был скорее анахронизм, дань обычаю, и сами приборы безнадежно устарели, и достались они Гвардии бог знает откуда, с каких времен, непонятно кем созданные, как и оставался загадкой сам принцип их действия. Однако, уже много лет прошло с того, как Нелюдям дали хорошенько прикурить, вампиры, оборотни, вурдалаки и прочая нечисть была отловлена и после скорого суда сожжена на кострах. Инквизиция не дремала, ее расправа с "врагами Господа" была стремительной и жестокой, о том мрачном времени сохранились многочисленные байки и истории, блуждающие в народе, от которых у тех, кто наслушался, как следует, мороз шел по коже, а зуб не попадал на зуб. Какими ужасными были Нелюди, как преображались на глазах в монстров, какие жуткие дела они творили... Впрочем, кое-где еще оставались недобитые ведьмы и колдуны, которых время от времени прилюдно и торжественно сжигали на площади Шардан, центральной площади города, расположенной напротив Собора Пресвятой Девы, завораживающего своей красотой и величием здания, богато украшенного многочисленными портиками, обращенного в небо своими золотистыми куполами.
На востоке и юге Риос был окружен высокими Меранскими горами, перемежаемыми глубокими провалами, ущельями и горными стылыми озерами - унылая, малопримечательная местность, почти необитаемая. Но именно там находился Замок Великого Инквизитора, отгороженный ото всех, недоступный, затерянный замок, о котором также ходило немало страшных легенд, рассказываемых шепотом. Как гибли там люди, попавшие в сети Инквизиции... Впрочем, никто, никогда там не был и не видел своими глазами, даже приблизительно его месторасположение было загадкой для простого люда.
На западе за Тильонской Пустошью также находились Серые Горы, но они были не в пример более низкими, с покатыми склонами, по утрам их обычно скрывал густой плотный туман, хорошо заметный даже издалека, отсюда, видимо и произошло название. С севера и северо-запада город был окружен лесами и маленькими, быстрыми речушками. Здесь было много мелких поселений. Самая протяженная река протянулась с запада на восток, почти от одних и до других Врат, ее называли Саларма. Кое-где ее русло прерывалось, вода текла совсем слабо, и все же река была единым целым, и настоящим символом Риоса, нанесенным на его герб в виде петляющей прозрачной змейки.