Аннотация: Рассказ об одном из коммунистических бонз, которые вершили судьбы.Правда, и ничего кроме правды. Имена и фамилии изменены, но фигуранты себя узнают.
Отставник - политработник. Влюблен.
(тайно, во всех молодых женщин)
Реально мыслящих людей всегда удивляло и поражало, когда большой или малый партийный деятель во время своего отчета о проделанной работе смело, как само собой разумеющееся, перечислял количество выпущенных машин, агрегатов, использование сырья и энергетических ресурсов, экономию и другие достижения, как заслуги партийной организации. И это все с серьезной миной на лице, безапеляционно, прямо скажем нагло.
- Товарищи коммунисты, за отчетный период нами производились работы, согласно существующих планов и достигнуты следующие успехи: Испытано 18 объектов боевой техники, произведено 1384 научных исследования, сняты с производства по нашему представлению и отправлены на доработку пять объектов, подготовлены к климатическим испытаниям 26 машин, проведено шестьдесят шесть инструктивных занятий с испытателями, по технологии испытаний в различных условиях. Главным инженером и его подчиненными под руководством партийной организации закончено проектирование новых испытательных полигонов, которые мы будем строить и реконструировать в условиях пустыни и вечной мерзлоты. И, тому подобная информация, к которой политический отдел и партийная организация не имела никакой касательности. Такой доклад мог длиться долгое время, и час, и больше, и , оказывается, диспетчирование и руководство всеми работами научно исследовательского института осуществлял политотдел. А на проверку, начальник политотдела был лично совершенно никчемной личностью. Да и весь его отдел был занят перепиской планов политической работы и отчетностью о проделанной работе, совершенно не представляя, чем занимаются ученые и их лаборатории.
Ничего не скажешь, руководящая и направляющая сила.
Огромной силой в руках командования были всякого рода заслушивания о ходе тех, или иных работ. Заслушиваниями на партийных бюро или партийной комиссии можно было уничтожить любого, неугодного, или нежелательного начальника или офицера. И если партийная организация устами парторга или председателя партийной комиссии заявляла о неудовлетворительном состоянии того или другого исследования, или проектирования, или строительства, то руководитель этой работы продолжал подвергаться гонениям или повторным заслушиваниям, или взысканиям по командной линии, и это уже , зачастую, бывал процесс необратимый.
Заместитель командира части по политической части, или начальник политотдела был все таки заместителем, и выполнял волю командира, тем самым снималась всякий раз возможность доказать свою правоту преследуемым, или выставить причины неудовлетворительной работы.
Начальником военного НИИ был генерал Табаченко, очень далекий от всякой науки, но первейший интриган и блатер, у которого были в кумовьях все службы Генерального штаба, если от них, хоть в малой степени, зависела судьба его и института. Заместителем по политической части у него был полковник Судак, он - же начальник политотдела, оба держались на своих должностях более десятка лет.
А наука держалась на заместителе по науке, докторе технических наук, профессоре Аксененко. Этот человек знал все о предмете, изучаемом в его НИИ, руководил работой двенадцати научных отделов, знал тематику, мог консультировать по любому объекту, любой теме, знал каждого научного сотрудника и его возможности. Никогда не интриговал, растил решения научных задач и научные кадры. Перед его авторитетом должны снять шляпу сотни выращенных им кандидатов наук. И сам, писал, писал, писал. И времени для прочтения докладов, отчетов и результатов исследований у него было только, если он занимал его у темной ночи. Не говоря уже о многочисленных диссертациях , предоставленных многочисленными соискателями и нуждающихся в отзывах и рецензиях.
Начальник института и его заместитель по политической части не смели, в силу своей абсолютной некомпетентности, вникать в дела науки и руководство наукой силами и знаниями профессора Аксененко. Они оба ограничивались своими подписями, которые ставили после изучения материалов заместителем по науке. И так много лет. И, именно у этого начальника был огромный авторитет, как у ученого мужа, и его держали в кадрах Вооруженных сил далеко за пределами предельного возраста.
Начальник и его политический заместитель интриговали. Часто под их интриги попадали ни в чем не повинные ученые, которые пытались отстаивать свое мнение.
Стало уже традицией, что и руководитель института, и его заместитель по политической части начинали свой рабочий день с обхода территории и научных отделов, каждый по своим маршрутам, и их пути никогда не пересекались.
Если начальник в своем утреннем обходе больше интересовался ходом хозяйственных дел, состоянием и порядком на территории, обязательно ездил на испытательную базу, парки, склады, находившиеся в значительном удалении от административного корпуса, бывал в солдатских казармах и столовой, то пути политработника были непонятны и неведомы. Хотя, определенная категория служащих и ученых знала, что он обязательно посетит то или иное научное подразделение или лабораторию. Истинной причины его маршрутов не мог знать никто.
Он заходил в метрологическую и химическую лаборатории, подолгу беседовал с женщинами - инженерами или научными работниками. На отвлеченные темы. О семье, о детях, нечаянно спрашивал об отношениях с мужьями. Посидев минут пятнадцать в одной лаборатории, он заходил в следующую, и здесь его интересовали женщины и их отношения. Лишь иногда, не удовлетворяясь ответами на отвлеченные вопросы, он интересовался разрабатываемыми темами и успехами. В медицинской части он любил бывать, когда еще прием не начался, и можно поговорить с женщиной - терапевтом о состоянии здоровья работников института, причем каждый раз он сводил разговор к здоровью женщин, и это создавало иллюзию его внимательности к подчиненным.
В его маршруте обязательными были котельная и кухня офицерской столовой. В котельной машинистами котлов работали женщины, его больше других привлекала некая Кобылянская, дама под семь пудов, с необыкновенно объемными формами. С нею он обычно долго беседовал, выясняя ее пристрастия к мужчинам вообще, и к нему в частности. Кобылянской эти разговоры удавалось до поры сводить к тону шутливому. Политический полковник чувствовал, что этот предмет его интересов может, вскорости, превратиться в предмет обладания. Ему не позволяли его амбиции, но, значительно больше элементарная трусость. Хотя мечты и фантазии не оставляли его воспаленный постоянной половой неудовлетворенностью мозг.
Обязательно бывал, хотя бы раз в неделю, якобы по своим служебным обязанностям интересоваться бытовыми вопросами, на кухне военторговской столовой, подолгу стоял в варочном зале , беседуя с шеф - поваром, и, вроде равнодушными глазами смотрел на голые ноги в коротких халатах молодых поварих, готовых, да и стремящихся к этому, максимально освободить от одежд свои тела. Ведь работали в горячем цехе. Уходил с этого объекта через какое то время , с трудом сдерживая свое возбуждение. А возбуждался от одного вида, даже не полностью раздетой женщины.
Ему, как проводнику идей коммунистической партии и морали, значительно искривленных трудами Ленина - Сталина, было недостойно опускаться до уровня любовных отношений с женщиной, он сам о себе думал, что не достоин высокого звания коммуниста и старательно скрывал свои пристрастия, но поделать с собой уже ничего не мог. С некоторых пор он стал замечать, что мимо его воли, только созерцание особ противоположного пола, даже слегка нескромно одетых приводят его к половому удовлетворению. И он стеснялся этого своего качества. Конечно, старался сам себе не признаваться в этом, не говоря уже о том, что обратиться к специалисту, или поделиться с близким человеком. Да и поделиться ему при его служебном положении было не с кем.
И он все силы и время отдавал тому, что выискивал среди огромного научного сообщества института жертву, желательно не угодную генералу Табаченко, всячески преследовал этого ученого или обеспечивающего науку работника. Постоянно следил за его исполнительской дисциплиной и не упускал возможности поставить в план работы политотдела или партийного бюро отчет о проделанной этой жертвой работе. Эти многократные отчеты многих приводили к негодованию, а многих к желанию изменить сферу своей деятельности, так его стараниями отечественная наука потеряла не одного талантливого работника.
Ему было пятьдесят пять лет, предельный возраст для офицера - политработника, и начальник института, как он ни благоволил к Судаку, какие бы его струны души ни звучали в унисон с давним сослуживцем, а представление на увольнение из кадров Советской армии вынужден был написать.
Все было продумано и спланировано друзьями до мелочей.
Сократили в штатном расписании одну должность научного сотрудника.
Ввели в плановом отделе института должность инженера по контролю за исполнением. Формально , находясь в штате планового отдела этот инженер должен был подчиняться начальнику отдела. Фактически - он никому , кроме начальника института не подчинялся.
В его обязанности было вести учет всех распоряжений начальника, иметь график выполнения этих распоряжений, иметь при себе всегда график выполнения всеми отделами научной тематики, заблаговременно проверять исполнение и своевременно ставить, минуя исполнителя, в известность начальника института. Приближенный к власти и никаких обязанностей. Кроме контроля за себе подобными. Эдакая Синекура.
Через три месяца после вступления в должность пенсионер Судак был по предложению администрации избран, как опытный политработник, секретарем первичной партийной организации управления. Власти прибавилось.
В бытность свою заместителем начальника он по статусу имел служебную "Волгу", персонального шофера и возможность выезжать в любое время суток в нужном ему направлении. Не очень широко пользовался, но слыл поборником здорового образа жизни и, особенно в летнюю теплую погоду, когда Москва - река излучала желательную для каждого прохладу, он, одевшись в легкий спортивный костюм, выезжал на берег реки. Это недалеко, в двух километрах от жилья. Машину с шофером оставлял недалеко от дороги, а сам совершал пешие прогулки по берегу. Ходил он , как правило, не далеко. До первого лежбища отдыхающих. Выбирал места, где были молодые, одетые в бикини женщины и девушки и подолгу из укромного места, а кустарники по берегам хорошие, наблюдал, рассматривал, сражаясь со своей страстью и желанием быть ближе, прикасаться. Для того, чтобы чувствовать себя ближе он брал с собой армейский бинокль. Находящиеся в сотне метров представлялись ему совершенно рядом. Он мог протянуть руку...
Рассматривание и созерцание могло длиться часами. И великой удачей было, если приходилось наблюдать романтические отношения между двумя влюбленными. Здесь он чувствовал себя участником, его плоть возбуждалась, это приводило его к любовному экстазу, он испытывал небывалое блаженство. Возвращался к машине великий политический деятель усталый, удовлетворенный, готовый к новым партийно-политическим подвигам. Приказывал шоферу ехать домой. Назавтра он совершал подвиги один подлее другого. С новой энергией и изощренностью.
И эти блага номенклатурной должности с увольнением из кадров Вооруженных сил прекратились. Надо было выходить из положения. Найти дорогу, по которой вновь испеченный пенсионер сможет отводить от своего больного мозга все более требующихся страстей и фантазий. По ночам снились кошмары. Люди, над которыми он всегда мог поиздеваться находились вокруг него, исполнительская дисциплина от его ежедневных докладов начальнику и разбирательств на бюро по объективным причинам не могла измениться в лучшую сторону. Было масса препятствий , а приказы часто отдавались без учета материальных и других возможностей предприятия.
Диагноз "маниакально депрессивный психоз" ему поставил вновь прибывший в институт для дальнейшего прохождения службы главный инженер, о чем в приватной беседе сообщил заместителю нового начальника политотдела. Это происходило уже через пять лет после увольнения Судака из кадров вооруженных сил. Он продержался в своей фискальной должности уже шесть лет. Шел 1986 год. Полковник Татушкин, заместитель начальника ПО, был единственной трезво мыслящей личностью. Не лишенной критического отношения к происходящему. Без заискивания перед старшими, и без высокомерного отношения к подчиненным. Не успели его испортить безграничные полномочия политических работников Советской армии и коммунистической действительности.
После Судака в институте был начальником политотдела более чем пять лет полковник Гукосян Карен Грайрович. Этот большой политический начальник устраивал работников науки и хозяйственников тем, что ни во что не вмешивался, политотдел работал сам по себе, партийная комиссия сама по себе, институт сам по себе, а Гукосян подписывал по понедельникам массу предлагаемых ему на подпись документов, совершенно не вникая в их содержание и направленность. Он говорил - " Нам важно общее впечатление. Мы не должны размениваться на частности, у нас и так много забот".
И заботы были. Содержание квартиры и семьи в Москве, за семдесят пять километров от работы, и благополучие семьи. И содержание служебной квартиры в одном из домов, принадлежащих институту, чтобы можно было перед семейством изобразить предельную занятость и ночевать не в Москве, а в служебной квартире, не без греха с одной из работниц медицинской части. Одно неудобство, его подъезд находился как раз, напротив окон кабинета начальника института, и его нахождение дома в рабочее время , и его гости всегда были начальником и рядом заинтересованных лиц учтены. Да и подача машины к подъезду уж очень по барски выглядела, когда он собирался выехать и развеяться. В это время институт работал. Каждый отдел по своей тематике.
И дачку надо было построить и обеспечить ее готовность к отдыху семьи. Правда, семья была небольшая и состояла из жены и дочери. Когда домик был построен, наблюдатели со стороны замечали и сплетничали, что сам хозяин только руководит двумя работницами - женой и дочерью. Не прикасаясь к садовым делам и инструменту. Сидит на деревянном крылечке и отдыхает. Основное занятие.
В общем, все его функции сводились к обеспечению себя самого. Об институте, в котором он служил, без малого, шесть лет он не узнал ничего. Настоящий полковник. Настоящий политработник. Уволился из кадров по тем же основаниям, что и его предшественник. По достижении предельного возраста и выслуге лет. Его отсутствие в пределах территорий научно исследовательского института никто не заметил. Кроме бывших любовниц.
На должность заступил присланный из Центра полковник Сидоров. Очередной бездельник, но с большими претензиями на мнение общественности о своей работоспособности и оперативности в работе. Прозвище носил "крупняк". Получил его от своего обыкновения в разговоре с офицерами и другими научными работниками, предупреждать: " Ты мне мелочи и частности не рассказывай, ты, давай, по-крупняку". Один из талантливых молодых ученых сочинил экспромт, который кончался словами: " Мы ждем с надеждою, признаться, как Вас турнут, по крупняку".
Занимал ту же служебную квартиру, постоянно проживал с семьей в Ясеневе - новом районе Москвы. И тоже временами ночевал не дома, по опыту, переданному предшественником, но, в отличие от него, вел дневной образ половой жизни с прихожанками из жен ученых, которые уж слишком были погружены в науку, и им не хватало времени на такую мелочь, как жены. Как выяснилось в дальнейшем, других полезных дел он не совершал. И как его бабы терпели?! Он был страшно неопрятен. Рубахи носил, не меняя, месяцами, воротничок на них и галстук заеложены до блеска. Стоя рядом , каждый собеседник чувствовал дикий запах немытого жирного тела в смеси с алкоголем. И жил то в благоустроенных квартирах, с ванной и всем прочим. Толстый лентяй.
Таков скромный портрет трех подряд политических работников в ранге начальников политических отделов. И это не пасквиль, не навет или наговор, это воспоминания со слезами на глазах.
Вернемся к Судаку. На фоне начальников политотделов, которые правили идеологией после него более десяти лет, он выглядел, за исключением своей психической болезни, праведником, готовым обличать. Но обличать начальника, которому , в партийном смысле подчинен, было не по - Советски, не по-коммунистически. И каждый продолжал болеть своими пороками. У экс начальника ПО были свои страсти по преследованию неугодных ему и начальнику института, а по ночам он страдал от своей мелкой похоти, переходящей в маниакальное состояние.
В период, когда провинившихся перед командованием не было, всегда были запасные , дежурные мальчики для битья. Никакое снабжение, или служба обеспечения не могло в условиях армейского планирования и расходования средств полностью обеспечить научный и испытательный процесс. Никакие усилия работников отдела главного механика не могли гарантировать отсутствие аварий на тепловом хозяйстве, изношенном на восемьдесят процентов, или в устаревшей газовой котельной, или исправность испытательных стендов в лабораториях. Ученые, как правило, знали только на какие кнопки нажимать, иногда, нажав не на ту кнопку, выводили из строя целые системы.
И помощник начальника по материально техническому снабжению подполковник Кричатов, и главный механик майор Охапкин всегда были под рукой для назначения персонального отчета перед партийным бюро о состоянии дел по тому или иному вопросу, а решаемых вопросов этими службами было большое многообразие.
- Товарищи члены бюро! Сегодня у нас на повестке дня один вопрос. Доклад помощника командира части по материальному обеспечению о ходе выполнения поставок по расчет - заявкам на оборудование на текущий год.
Объявлял с характерным оканием и гы-канием обрусевшего украинца, Судак.
И начинался многократно прерываемый вопросами, иногда не существенными, "доклад" вечно гонимого и критикуемого подполковника, ранее вылеченного усилиями начальника института от алкоголизма, обозленного на всех и вся, но зависимого и , в душе, благодарного.
Результатом такого разбирательства с заслушиванием обычно было : поставить на вид, или, в лучшем случае - принять к сведению.
Но партийная работа проведена.
- Товарищи члены бюро! На повестку дня вынесен вопрос о срыве испытания объекта Љ ..., которое было сорвано по причине выхода из строя климатической камеры. Научные сотрудники 6 отдела вынуждены были простаивать двое суток. Климатическая камера вышла из строя в связи с плохой ее подготовкой. За это полную ответственность несут службы главного инженера. Предлагаем послушать главного механика коммуниста Охапкина.
И долгая тягомотина в отчете коммуниста Охапкина, и множество пустых вопросов, и , когда становится ясно, что климатическая камера была исправной, но неумение ею пользоваться молодым научным сотрудником привело к срыву сроков испытания принимается мудрое решение партийного бюро. " Обратить внимание командования на обучение молодых специалистов".
Партийная работа и здесь проведена.
- Заседание партийного бюро объявляю открытым. На повестке дня вопрос о рассмотрении персонального дела коммуниста Кривошеева. Коммунист Кривошеев длительное время изменял своей жене, не ночевал дома, имеет внебрачного ребенка, в настоящее время ушел из семьи и живет с женщиной, у которой родился от него ребенок. К нам обратилась жена коммуниста Кривошеева с просьбой воздействовать на ее мужа и вернуть его в семью.
В результате расследования персонального дела оказалось, что Кривошеев уже три года не живет с подательницей заявления, общих детей с бывшей женой у него нет. Он не собирается к ней возвращаться, а хочет довести бракоразводный процесс до конца и воспитывать появившегося в результате с новой, фактической семьей, своего сына.
Члены бюро порассуждали о морали, никаких решений не вынесли, но рекомендовали коммунисту Кривошееву до окончания бракоразводного процесса жить в своей официальной семье.
Партийная работа проведена.
Зима 1986 - 1987 года выдалась морозная. Холод проникал во все доступные и недоступные помещения, охлаждалось и замерзало все возможное. И, конечно, перед началом отопительного сезона был выполнен полный комплекс работ по подготовке котельной, теплотрасс, всех отапливаемых зданий, жилых домов, вплоть до промывки батарей отопительных внутри зданий. И все это было запротоколировано, проверено и перепроверено, опрессовано. Избыточное давление выдерживали и теплотрассы и сооружения. К средине ноября отопительная система во всех городках, и жилых домах, работала нормально.
В армии и армейских предприятиях уже давно установилась традиция, что, командиры, хозяйственники и прочие ответственные лица, от которых зависит жизнедеятельность частей, уходят в отпуск или в летнее время, или, как говорят, 31 декабря после обеда. Альтернатива не найдена и сегодня.
Получилось, что в том году в предновогодние дни ушли в отпуск и командир части ( начальник института), и главный инженер, и заместитель по материально техническому обеспечению. Казалось, что к зиме все готово и неожиданностей произойти не должно. Командовать институтом остался заместитель по науке и его ближайшим заместителем и помощником в делах числил себя до поры начальник политотдела полковник Сидоров. Этот очень не любил работать, но был страшно тщеславен и любил покомандовать. А ученый муж совершенно был не приспособлен к хозяйственной деятельности. Такие люди, сидя на мешке пшеницы, умирают с голоду.
И в январские морозы , когда холода достигли своего максимума, на теплотрассе, длиной в два с лишним километра, которая обеспечивала теплом удаленную территорию, произошла авария. Теплотрасса была смонтирована над землей, на стойках высотой в метр, не более. Свищ, диаметром в двадцать - тридцать миллиметров, который образовался от дефекта при изготовлении трубы ( раковина, не обнаруженная дефектовкой производителя), создал фонтан перегретой воды на пятьдесят метров. Конечно, пар. Конечно, падение давления в системе. И ночь. Пока прошли доклады от оператора котельной дежурному по части, пока дежурный думал, звонить или не звонить исполняющему обязанности начальника, пока собрались два гиганта хозяйственных дел - зам по науке и зам по политической части, давление в системе продолжало падать, территория не отапливалась, под угрозой оказались и жилые дома.
Всего то "делов" было, остановить подачу горячей воды, вызвать слесаря, который забил бы элементарным молотком стальную пробку, а в это время подогнать сварочный агрегат, которых в институте было несколько, и обварить пробку. Но события развивались по другому сценарию. Два мудрых полковника посовещались, и решили объявить институту тревогу. Собрать в клубе ученый совет и партийную комиссию, на этом совместном заседании решить, что делать с этой аварией. А перегретая вода свистит, в сторону поля, слава Богу, что не в сторону Рязанского шоссе, которое проходило в двадцати метрах от трассы. На шоссе, правда, образовался плотный туман, протяженностью метров триста. Мороз и пар.
И тревога была объявлена. В третьем часу ночи. До этого институт никто не поднимал по боевой тревоге ни разу за последние двадцать лет. Народ, конечно, испугался, бегут с чемоданами, все в те поры были взвинчены "Рейгономикой" ( Рейган - тогдашний президент США), в голове каждого мысль: " Война!". Один из перепугавшихся старых ученых, пятидесятилетний подполковник, упал на бегу, на свой тревожный чемодан и умер от инфаркта.
Исполняющий обязанности начальника института и начальник политотдела совещаются. Врачи оказывают помощь упавшему, к сожалению, его спасти не удалось. А, в это время, слесаря уже по своей инициативе, провели работу по устранению этой небольшой аварии. Ими руководил скромный труженик, главный механик, тогда еще майор Охапкин.
К утру все было исправлено, забили стальной чопик, заварили, сверху - наложили заплату для верности, снова пустили перегретую воду, а политработники стали выяснять, по чьей вине произошла авария. Вину должно было на кого то повесить, а виновный все не объявлялся. Не было прямых нарушителей исполнительской или другой дисциплины.
Экс политработник, партийный организатор "Управления", делает вывод, что, поскольку докладную записку о готовности института к зиме писал главный инженер полковник Сибирцев, то его прямая вина и в аварии и в смерти ученого. Решено завести партийное "дело" и назначить расследование. Маховик раскручивался не спеша. Сибирцев был в это время в отпуску, и не подозревал, что он является обвиняемым в такого рода прегрешениях. Было поставлено все с ног на голову. Командование института дало радостное добро на персональное дело против главного инженера. Это был вполне независимый, ни от кого полковник, прибывший с Дальнего Востока и не признававший Московских закулисных кадровых игр. Он добросовестно "работал свою работу" без излишнего подобострастия, привычного тем научным работникам и административным трудягам, которые боялись за свое место недалеко от Москвы, боялись за карьеру, испытывали постоянный страх, что не добьются успеха, что не удастся угодить начальству. Пуще всего боялись, что их отправят служить в отдаленный от столичной цивилизации гарнизон. В ближнем Подмосковье таких сотрудников во всех отраслях народного хозяйства, и в Армии, было абсолютное большинство. Непривычно было вышестоящим чинам работать с человеком, который все в своей прошлой жизни и карьере прошел, везде побывал, ничего не боялся. С ним надо было разобраться, его надо было, как можно законнее убирать для устройства на эту должность других, более податливых.
В отсутствие обвиняемого началось расследование, носящее гордое название "Партийного расследования персонального дела". К возвращению Сибирцева из отпуска у Судака был сформирован материал в сотню страниц. Умудрились взять объяснительные записки даже у предыдущих главных инженеров с их выводами о виновности этого главного инженера. Объяснительные записки дежурной смены кочегаров, от слесарей, сварщиков,, дежурного по части, дежурного по парку испытуемых машин, от всех медицинских работников с приложением свидетельства о смерти от инфаркта в связи с тем, что умерший не был приспособлен к бегу, да еще с грузом. Все это облекалось в форму обвинительную, и чем больше было бумаги, тем больше надежд на успешное партийное судилище человека, который во время аварии был за тысячи километров, в Хабаровске. Ездил завершать массу семейных дел, оставленных при переводе "на потом".
И "расследование" пошло, и пошло...
- Товарищи члены бюро! На повестке дня один вопрос. Персональное дело коммуниста, и т. д.
Бюро, после заслушивания главного инженера и выступлений, заранее подготовленных лиц, решает передать персональное дело на рассмотрение первичной партийной организации Управления.
Главный инженер к заседанию бюро не готовился, размеры и пункты обвинений ему были неведомы, соответственно, он не очень вразумительно смог парировать нападения целой когорты выступающих во главе с Судаком. И Судак уже праздновал, в тайне, еще одно свое пакостное дело. Стали готовиться к собранию. Командованию, и старой лисе - заместителю по науке, и начальнику политотдела Сидорову было необходимо реабилитировать свои неумелые действия в чрезвычайных ситуациях и отвести от себя непочтительное отношение работников института за сделанные в своем командовании просчеты и грубые ошибки. Особенно, это касалось ничем не оправданной боевой тревоги и совместного заседания ученого совета с политотделом. Попросту, всем была понятна никчемность и неспособность этих руководителей управлять таким большим хозяйством.
Вот это все, а также и неподобающие методы избавления от неугодных при помощи бывшего начальника политотдела, а нынче, инженера по контролю за исполнением, и рассказал коммунист Сибирцев партийному собранию, на которое, как на спектакль - судилище, были приглашены представители Главного управления Министерства обороны. И свои слова Сибирцев подтвердил документально, здесь же, в ходе собрания, передав документы в вышестоящий штаб, как противовес материалов, собранных партийным организатором Судаком. Заваривался скандал, который уже невозможно было замять, или спустить на тормозах. Всем стало понятно, что причиной всему скандалу была нераспорядительность и объявленная не к месту тревога. Инициаторов подстегивало независимое поведение вполне официального лица - главного инженера. Он был со своим мнением и не заискивал перед властелинами судеб сотрудников. Коммунисты разделились, да так, что голосование по принятым мерам к обвиняемому было общим решением собрания отменено.
Пользуясь установившимися в институте правилами и традициями, секретарь партийной организации Управления, он - же коммунист Судак, довел до собрания свое намерение передать подготовленные материалы в партийную комиссию. И партийная комиссия готовилась, и члены комиссии, старики, ранее служившие с Судаком, готовились, и искались новые сведения о недобросовестной работе главного инженера. Эта возня продолжалась до мая месяца. Глупость и никчемность этого, предстоящего, мероприятия хорошо и критически понимал заместитель начальника политотдела полковник Татушкин. Занимая немаловажную должность в политическом отделе, он до поры не высказывал своего мнения, но в частной беседе с полковником Сибирцевым сказал:
- Александр Викторович, потерпите немного, эти злопыхатели и престарелые завистники скоро отомрут, как мамонты. Не бросайтесь в драку, но будьте готовы аргументировано ответить на любой вопрос, который Вам могут вскорости задать, не буду говорить, кто.
Начальник института, теперь уже новый, полковник в морской форме, который никогда не служил в линейных частях, зять погибшего " на любовном фронте" генерала, среди офицеров вышестоящего штаба, да и в своем институте носил кличку "матрос". Начало его лейтенантской службы было в морских частях, и он для пущей солидности всегда носил морскую форму, к чести своей, сохранял полный нейтралитет. Он молчаливо соглашался с мнением партполитрабочих, это были представители правящей в стране партии, и могли принести много неприятностей. Так пусть эти неприятности его не коснуться.
Шло время. Ученые жили, каждый своей тематикой, политработники занимали, казалось, нейтральную позицию, но партийная комиссия готовила главному инженеру разгром. Заседание партийной комиссии по рассмотрению персонального дела Сибирцева назначено было на 15 июня. Этот скандал вонял в коридорах учреждения и власти уже полгода. Отвлекал главного инженера от работы, которую, несмотря ни на что, он выполнял четко. За это время было оборудовано несколько испытательных трасс, в том числе и полигон для испытания, тогда еще сверхсекретного тепловизора, совместно с "Научно исследовательским институтом" от авиации. Это научное учреждение дислоцировалось на пути из Бронниц в Москву, в городке Люберцы. Налажены и контакты и графики и подготовлены испытуемые образцы. Спасибо руководству, главного инженера не дергали и не отвлекали по пустякам.
10 июня Сибирцева пригласил к себе начальник 12 отдела, председатель партийной комиссии, и предупредил, что рассмотрение персонального дела будет происходить по плану, пятнадцатого числа.
Красивый, статный, очень атлетичный майор Петр Воробьев, только осенью прибыл из академии на должность младшего научного работника в отдел полевых испытаний гусеничных машин . Под стать его внешнему виду была и жена Виолетта, красавица, он ее называл просто Вика. У них был сын, мальчик трех лет. Семья сразу получила квартиру на первом этаже дома, окна которой выходили в палисадник, а, дальше, было Рязанское шоссе. Шоссе не очень досаждало непрерывным движением, благодаря приличной ширине зеленого и хорошо загущенного палисадника. Окна квартиры находились на высоте около двух метров, как, впрочем, все окна домов этой, еще довоенной постройки. Городок имел законченный вид благодаря именно этим домам, вытянутым вдоль большой дороги по всему населенному пункту. Прямо против их дома на перекрестке с их стороны был стационарный пост ГАИ, через дорогу - бензоколонка и магазин культтоваров. Молодые люди были счастливы, хорошо устроены, у мужа приличные перспективы сделать научную карьеру, а Вика занималась ребенком и тоже мечтала найти работу, когда сынок попривыкнет к детскому садику. Все довольны. На жену заглядывались на улице, майор к этому уже привык, он был уверен в своей жене и своих мужских возможностях и способностях. В их жизни был один, но , вполне переносимый недостаток. Муж , иногда, по несколько дней пропадал на полигонах, но, тем радостнее были встречи, жарче ночи.
С некоторых пор Вика стала замечать, что за стеклом окна в темное время суток, когда она уже готовится ко сну, чудится лицо человека. Когда она приближалась к окошку и отдергивала полупрозрачную штору, там никого уже не было. Она уже стала относить это к своей личной мнительности, хотя, с детства, никогда темнота ее не смущала и не пугала. Сама была не робкого десятка. Продолжала раздеваться при свете настольной лампы, стоявшей у изголовья кровати. Лицо человека появлялось с завидным постоянством. И это повторялось неоднократно. Когда она поделилась через некоторое время с соседками по квартире, то это только вызвало беззлобные шутки. В Бронницах не было случаев чего-либо подобного. А если и случались любовные истории, то не без согласия обоих соучастников. Посоветовали : " Если тебе снова почудится подобное, то скажи своему мужику, он разберется"
Майор Воробьев был в командировке, и должен был возвратиться в ближайшие два дня. Встреча семьи была, как обычно, теплой и радостной для всех. Особенно радовался приезду отца мальчишка, который, буквально, не слазил с головы своего папы. И множество вопросов, совместных шалостей и игр. Матери , чтобы пообщаться с любимым мужем времени не оставалось вплоть до того самого времени, когда ребенка искупали и уложили в постель. Он, впечатлившись играми с отцом, долго не мог уснуть. Ему папа рассказывал в доступной форме все, что приходилось делать в командировке. И, успокоенный ребенок, постепенно забылся сном.
Недолгий ужин с радостной от встречи женой, и стали готовиться к ночи. Здесь Вика не удержалась и поведала своему рыцарю и защитнику о том, что ее беспокоит постоянное видение в прозрачности оконной шторы. Решили, что в этот раз, она войдет в комнату без него и долго будет раздеваться, медленно и картинно снимая с себя свои туалеты, а если увидит опять, что ей в последнее время чудится, то предупредит мужа через открытую дверь.
Петру не пришлось долго ждать. Жена тихо сказала: " Опять...", и он ей ответил:
- Продолжай раздевание, а я пойду принимать меры.
Обойти небольшой дом было делом нескольких секунд. На небольшой лестнице, ровно по размерам высоты цокольного этажа, на третьей ступени, стоял тщедушный человек и внимательно изучал все, что происходит в квартире молодой семьи. Одной рукой он держался за лестницу, вторая рука была глубоко внедрена в его расстегнутые брюки.
Спортсмен, борец и человек, который занимался тяжелой атлетикой много лет, Петро не опустился до того, чтобы приложить к этому худощавому , и, по всей видимости слабосильному человеку свои физические возможности, он только стащил за шиворот мужчину с лестницы и повел его в таком положении, держа "за шкирку", как нашкодившего щенка, на пост ГАИ. Объяснил постовым милиционерам суть дела, те сразу вызвали патрульную машину. Пойманный старик молчал, глаза, большие глаза затравленного зверя, бегали по лицам милиционеров и задержавшего его майора. Воробьеву на какой то момент почудилось, что он видел этого старика на территории института, но слишком мало времени он служил в этом учреждении, чтобы знать всех, кто не связан непосредственно с его работой.
Постовые приехали быстро. Забрали в машину задержанного и пригласили с собой Воробьева, чтобы он написал заявление, и обстоятельства дела были внесены в протокол задержания.
Полковник в отставке, бывший начальник политотдела оказался известной личностью в отделении милиции, но это не повлияло на то, чтобы он отсидел до утра в камере задержанных. Утром его приехал выручать от института по звонку начальника районного отделения его непосредственный начальник- начальник планового отдела. Конечно доклад начальнику института, конечно в тот же день увольнение " по собственному желанию", и, конечно, все в глубокой тайне от других работников института. За исключением действующих на тот момент политработников.
Это было за три дня до заседания партийной комиссии. За день до заседания Сибирцев узнает эту историю непосредственно от Павла. Секретная сенсация. Судак, действительно, на работе не появляется, его никто не ищет, все, знающие эту позорную историю молчат. Известно, что он после увольнения и снятия с партийного учета в тот же день выехал за пределы города к детям, которые жили постоянно в Ленинграде. Но об этом узнали потом.
Партийная комиссия начала свое заседание в кабинете заместителя начальника политотдела в установленное время. Объявлена повестка дня, предложено заслушать коммуниста Сибирцева. Сибирцев встал, и попросил, чтобы его персональное дело было ему предъявлено и чтобы его представлял парторг Управления коммунист Судак. Он, Сибирцев, хорошо знал, что у председателя парткомиссии никаких материалов по делу не имеется. Все у Судака. Председатель партийной комиссии сказал:
- Коммунист Судак, к сожалению, болен, материалов нам не передал.
- Выходит, я сам должен расследовать свои прегрешения и на себя докладывать несуществующие провинности?
- Почему несуществующие? Ведь персрональное дело есть.
- Прошу меня с ним ознакомить.
Со своим исчезновением полковник в отставке Судак настолько спешил, что никаких дел никому не передавал, показываться на территории Института боялся. Не знал, на сколько народу известно его любовные дела и отсидка в камере задержанных.
От политотдела присутствовал полковник Татушкин. Он предложил отложить рассмотрение данного вопроса до выяснения всех обстоятельств.
Обстоятельства выясняются до сих пор. Это малый рассказ о мелких людях былого. И все - действительно, и все быль, и все правда.