Огородникова Наталья Алексеевна : другие произведения.

Воспоминания

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  
  Это не мои воспоминания, это воспоминания моего старинного друга, поэта, Владимира Попова, которого весной этого года потянуло почему-то перебрать этот ворох воспоминаний и рассказать о них. С разрешения автора я публикую здесь эти два его стихотворения, поскольку в них рассказывается о людях, которые могут быть интересны для некоторых читателей Самиздата.
  Итак, с разрешения автора, Попов Владимир Николаевич
  
  
   ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ
  
   Мы едем в электричке в Переделкино
   в Дом творчества,
   к Тарковским.
   Я перелистываю книгу "Зимний день".
   "Был домик в три оконца
   В такой окрашен цвет..."
   Интонация совершенно завораживает, -
   звуко-образ.
   Пришло откуда-то, издалека...
   Так сейчас никто не пишет,
   даже Соколов.
   Мы едем втроём:
   Поэтесса, её девятилетняя дочь
   Ульяна и я.
  
   Длинный полутёмный коридор.
   Последняя комната направо.
   Узкая комнатка-пенал с одним окном:
   кровать, два стула, тумбочка, полка.
   На кровати - толстая книга Маркеса.
   Арсений Тарковский уже плохо слышит.
   На ещё красивом лице Татьяны Озёрской
   усталая улыбка.
   Поэтесса представила меня:
   "Ученик Вадима Кожинова".
   Наступила неловкая пауза.
  
   Вадим Валерианович не раз говорил:
   - Володя, я опасный человек!
   Я легкомысленно посмеивался
   и только сейчас отчётливо понял,
   что выгляжу в глазах Тарковского
   совершенным плебеем.
   Я начал бормотать о том, что у меня
   лежит книга в "Советском писателе"
   и что мой редактор - Виктор Фогельсон.
   Тарковский смущённо улыбнулся:
   - "Литературная газета" предложила
   диалог с Кожиновым, и я ретировался.
  
   Образовался тайный союз между
   Арсением Александровичем и Ульяной:
   они громко шептали друг другу на ухо
   "пионерские страшилки"
   и поглядывали на нас:
   "Голые бабы по небу летят -
   баню взорвал пионерский отряд".
   Татьяна Александровна возмутилась:
   - Вы ведёте себя, как дефективные дети!
   Тарковский по-крестьянски, четвертями,
   измерял рост Ульяны. Она ёжилась
   от щекотки и брыкалась длинными ногами.
  
   Мы привезли рыбный пирог.
   Я пил чай из большой кружки Тарковского.
   Мы курили сигареты "Интер".
   Горела свеча.
   По столу пробежал муравей.
   Тарковский улыбнулся:
   - Я живу в муравейнике.
  
   Тарковский говорит о том, что
   в книжке "Зимний день" не изменили
   ни одной запятой.
   ...что Виктор Фогельсон -
   замечательный человек и опытный редактор.
   ...вот, Олег Чухонцев, сын
   милиционера, а как чувствует слово...
   Т. Озёрская пытается читать
   стихи Анны Ахматовой...
  
   Мы собираемся уходить. Нас провожают.
   Идём по длинному коридору
   каким-то торжественным шествием:
   впереди женщины с Ульяной посередине,
   позади Арсений Александрович и я.
   Я иду рядом с Тарковским,
   и десяток любопытных лиц смотрит на нас.
  
   Выходим в холл.
   Татьяна Алексеевна Озёрская по-рабочему -
   ладонью вверх - протягивает руку,
   я беру руку, волевым движением
   переворачиваю и целую
   тёплые пальцы и холодные кольца.
   Арсений Александрович краем глаза
   наблюдает за моими манипуляциями.
   Мне кажется, он остался доволен
   и снял с меня печать плебейства.
   Исцеловали Ульяну и Поэтессу.
   Тарковский протягивает мне руку:
   - Приезжайте ещё!
   - Спасибо!
  
   Они так и остались стоять
   на крыльце деревянной террасы,
   постепенно превращаясь в силуэты,
   пока не стали едва различимы.
  
   Навстречу нам неспешно бежала
   одетая в спортивный костюм
   поэтесса Ираида Потехина.
   Она взглянула на нас
   синими-синими соловецкими глазами
   и улыбнулась.
  
   Мы вышли на дорогу и побрели
   к церкви,
   к трём соснам,
   к могиле Пастернака.
  
   Заканчивался весенний день
   восемнадцатого мая
   тысяча девятьсот восьмидесятого года.
  
   В ночь обещали заморозки.
  
  
  
   НОВАЯ ПЕСНЯ
  
   (воспоминание об Александре Дулове)
  
   На день рождения
   к Наталье Огородниковой
   приехали близкие друзья:
   художник Дима Гордеев
   из подпольной 'двадцатки',
   Саша Дулов с женой Машей
   и маленьким сыном,
   я и ещё два-три человека.
  
   Утка с яблоками
   была великолепной!
   Вино было красным,
   а настроение прекрасным!
   (Извините за рифму).
  
   И вот тогда-то
   я и произнёс
   роковые слова
   подвыпившего купчика
   из какой-то
   пьесы Островского:
   'Лександр, пошевели струнами!'.
  
   Саша взял гитару,
   настроил на свой лад,
   спел величальную Наташе
   и мы закричали: - Ура!
   - А сейчас новая песня:
   музыка Дулова,
   слова Попова...
  
   Он заиграл простенькую мелодию
   и у нас создалось впечатление,
   что она уже
   существовала в природе;
   что Дулов подслушал
   и вернул её нам...
   Помните, - у Кушнера:
   'А музыке
   нас птицы научили...'
  
   'Побелела полынь,
   пожелтел зверобой.
   И стояли такие
   шальные рассветы...'.
  
   У меня защемило сердце,
   а на душе было
   радостно и больно!
   Все как-то притихли,
   а Дулов
   посматривал на нас
   и улыбался.
  
   Он подозвал
   своего сына
   и показал на меня:
   - А вот это
   тот самый дядя,
   которого тебе
   было жалко...
   Начал рассказывать...
   Песню он написал
   под Суздалем,
   в Кидекше,
   где живут
   русские люди...
  
   - Если негде остановиться,
   заходите ко мне.
   Я живу прям на повороте,
   спросите любого, -
   моя фамилия Ландышева, -
   говорила мне
   женщина в автобусе.
  
   В Кидекше есть
   старый-старый храм,
   как бы вросший в землю.
  
   А верстах в пяти
   по речке
   стоит село
   с расхлябанной дорогой
   и разрушенная церковь,
   почерневшая изнутри...
   - В войну там держали свиней, -
   сказала старуха.
  
   Так вот:
   Дулов написал песню
   в осенней Кидекше
   и часто пел её вечерами.
   Маленький сын
   был грустный и тихий.
   - Что случилось? - спросили его.
   - Мне дядю жалко, - ответил он.
  
   Художник Дима Гордеев,
   лёгкий и пылкий,
   словно осенний лист,
   уже уходил.
   Он крикнул, прощаясь,
   пушкинский девиз:
   'Бог помочь вам,
   друзья мои!'
  
   Отчего-то стало грустно...
   Маша смотрела
   альбом Вермеера.
   Наташа поставила
   пластинку Шопена
   в исполнении нашей любимицы
   Марии Степановны Гамбарян.
  
   Мы с Дуловым
   листали маленькую книжку
   стихов и переводов
   Владимира Леванского.
   'Сельская музыка'
   Иоганеса Бобровского
   была замечательной...
   - Подари её мне -
   попросил Дулов.
   - Мне для тебя
   ничего не жалко! -
   сказал я.
   'Еду в путь последний свой
   с непокрытой головой...'
  
   Прошло тридцать три года
   и уже Саша Дулов
   ушёл от нас,
   а песня ещё живёт
   и другое поколение
   поёт о странной любви
   на краешке лета.
  
   Май 2013
  
  
  
   Стихи Владимира Попова, о которых идёт речь, положенные на музыку Александром
   Дуловым
  
   Побелела полынь, пожелтел зверобой
   И стояли такие шальные рассветы.
   Мыла волосы ты дождевою водой
   Средь высокой травы да на краешке лета.
  
   Прибегала в заброшенный дом лесника,
   Говорила обиженно: "Милый мой, где ты?"
   Я тебя целовал на пороге леска
   Средь высокой травы да на краешке лета.
  
   Пахли губы твои луговою травой,
   Полевыми цветами, и солнцем, и ветром.
   Ты была словно птица, плененная мной
   Средь высокой травы да на краешке лета.
  
   Не хотел ни за что я тебя отпускать,
   Будто верил в какие-то злые приметы.
   А теперь не могу и следа отыскать
   Средь высокой травы да на краешке лета.
  
   Музыка (см. комм 4)
   http://www.youtube.com/watch?v=yzbPfdV94zc
  
  
  
   Процитировано по:
  
   https://www.stihi.ru/2013/06/13/3261
   https://www.stihi.ru/2013/04/15/4809
   http://www.stihi.ru/2011/06/06/3631
  
  
   2013 декабрь
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"