Измученный жизнью и страхами Фауст сидел в своем кабинете- лаборатории и смотрел на полки с книгами в старинных кожаных переплетах.
- Должен же быть какой-то выход, черт побери! - в который раз зло сквозь зубы протянул Фауст.
Не было ему покоя ни при свете дня, ни звездной ночью. Не могли отвлечь его от мрачных дум ни богатство, ни женщины, ни вино. Все-таки его душа, родная, хоть и черная и духам злобы поднебесной заложенная.
Из раскрытого окна долетал гомон шумных торговцев, цокот копыт и собачий лай. Слух доктора Фауста уловил редкое для здешних мест наречие. Говорили по-русски. Фауст понимал все человеческие языки, а также язык животных и птиц. Такое умение он получил от Мефистофеля как "бонус" при продаже своей бессмертной души.
Фауст выглянул в окно и увидел группу монахов восточного толка, которые пытались что-то объяснить арабу, торгующему медными лампами. Монахи были в длинных пыльных рясах, с котомками за плечами и посохами в руках. Самый старший из них держал в руке какой-то сосуд, в котором почему-то, несмотря на полдень, пылал фитиль.
- Что же нам делать, отец Даниил? Не понимают они нашего наречия, а по-местному мы не особо кумекать можем, - обратился к старшему один из монахов.
- Надо еще попробовать, брат Василий, может, поймут...
Вся эта сцена, хоть и ненадолго, отвлекла Фауста от черных мыслей, и он уже за одно это был благодарен иностранцам. Доктор накинул свой летний плащ и вышел на улицу, жмурясь от яркого солнца.
Подойдя к странникам, он без труда смог узнать, что надо незнакомцам и откуда они пришли.
Оказалось, монахи были на Святой Земле на Православную Пасху и везли чудесный огонь, который будто бы сам сходит с небес в праздник и обладает Божественной благодатью. После посещения Святой земли они были приглашены братьями одного из монастырей Царьграда, где и гостили некоторое время, совместно молясь и прославляя Воскресение Господа нашего Иисуса Христа. Потом побывали еще в итальянском Бар-городе, у мощей святого Николая Угодника.
Теперь они держали путь домой в Киев, в родной монастырь, везя с собой из заморских странствий самое дорогое - Божественный огонь. Да вот беда, лампа, в которой монахи везли огонь, начала течь, и надо было найти ей какую-то замену.
Без труда помог Фауст странникам обзавестись необходимым предметом и начал расспрашивать их о монашеской жизни.
Так горячо рассказывали иноки о своих странствиях и чудесах, что решил Фауст продолжить свой путь вместе с игуменом Даниилом и его братией в незнакомую ему Русь.
Много ли - мало ли прошло времени, но настал час взимать душу со старого Фауста. Не сразу нашел Мефистофель непутевого доктора, забрался тот в какой-то далекий монастырь, расположенный в глухих лесах. Неуютно было нечистому входить в обитель Божью, но делать нечего. Прошел сквозь монастырские стены, просочился серым дымом по лестнице братского корпуса и остановился у запертой кельи. На двери кельи был прибит деревянный крест, замер Мефистофель в нерешительности и негромко постучался.
Дверь отворилась, на пороге стоял с трудом узнаваемый Фауст с длинной седой бородой и в монашеском одеянии.
- Я за тобой, доктор Фауст, долги отдавать надо! - проскрипел Мефистофель.
- Уходи, поганый, нет Фауста - умер он! - произнес спокойно, но сурово иеромонах Серапион и закрыл дверь.
Мефистофель стоял в недоумении. С одной стороны, перед ним действительно была телесная оболочка Фауста, но с другой стороны, приняв монашество и умерев для этого мира, Фауст стал жильцов Града Божьего, до обитателей которого нечисть добраться не могла.
- Прецедент, - разочаровано подумал Мефистофель и убрался восвояси.