Мир Олег : другие произведения.

Старожил

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.61*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О жизни нечисти в сельской глубинке.

  Люди неблагодарные скоты, сволочи и гады ползучие. Самовлюбленные индюки, не видящие дальше своего клюва, цари природы. Тьфу, противно. Примерно такими мыслями я развлекал себя уже битых две недели, вися под потолком, привязанный за заведенные за спину руки, в сыром воняющем плесенью погребе. Надо же, убить меня просто так не могут, им с особой жестокостью подавай. Осиновый кол в сердце, где сила хранится, и всё, вечный сон. Так нет же, поперлись невесть куда за каким-то особым сортом проклятого дерева, можно подумать обычных мучений мне мало будет.
   - Чтобы мучился упырь в агонии лет сто, - передразнивая голос местного батюшки, промычал я.
   Попасться на такой ерунде, вспоминать тошно. Но мысли о провале в очередной раз поползли в голову, выковыривая из памяти образы месячной давности.
   Холодная, осеняя ночь, промозглый ветер, противно моросит дождь, ни луны, ни звезд, кромешная тьма - самое лучшее время для нечисти. Зачем свет, когда можно ориентироваться по человеческому теплу? Третья хата от частокола принадлежала охотнику Кузьме. Мужик хороший, но скупой и в крайней степени недоверчивый. Ну чего ему стоило дать опохмелиться с утра? Выпили бы по стакану бражки да разошлись с миром, но нет, скандал закатил, пьянчугой обозвал, все на глазах у Варвары. Стыдоба. Ведь пью не больше его. Ничего, я не злопамятный - отомщу и забуду.
   В очередной раз приложил ухо к ставням, услышал громкий мужской храп, сообщивший мне, что в хате все спят. Варвара, душа моя, давно уже лавку греет, а этот только сейчас улегся. И как угораздило такой красавице родиться от такого сквалыги.
   - Что же, не опохмелился бражкой, опохмелюсь твоей кровушкой, - тихо пробубнил я, морщась от пылкости фразы.
   Вламываться через окно или тем более парадный вход - дело пагубное и шумное. А задние сени - самое то, тем более, засов хлипкий, ногтем подцеплю и все, я внутри. А там уже морок навести сил хватит. Все вышло, как планировал: протиснулся в узенькую щель двери, защекотал в носу запах зверобоя, жар от печи обдал лицо, я оскалился в предвкушение хмельной кровушки
   - ААА! Больно. Твою же поперек корыта, да за ноги об угол, - я матерился во всю мощь легких, подвывая не хуже волка.
   Правая нога угодила в капкан. Надо бежать. Я рванулся, да куда там - проклятая железяка надёжна, закреплена цепью к стольному столбу.
   - Вот я тебя, ворюга, - из горницы выскочил в одно рубахе охотник, не раздумывая принялся молотить меня здоровой дубиной, которой мы с его папашей теля по молодости глушили. Каждый удар сопровождался матюгами про меня, мою семью, наши отношения с различными животными и нечистью. Я выл в попытках вырваться, нет, чтобы бы морок натянуть. Ну, обвинил бы Кузьма в попытке пролезть к Варваре, побил еще разок, да через месяц уже не вспомнил бы никто о моей неудачной попытке. А так вырубился в облике упыря, теперь вишу, жду смерти.
   Жаль только сторожа убрали на второй день, даже поизмываться не над кем. С другой стороны, всё правильно, куда я денусь, привязанный к потолку, а у человека и без охраны всяких упырей дела имеются. И вообще народ у нас в селе практичный и беззлобный, меня почти не били, так, попинали сначала сгоряча, да и только. Если бы не поп, то и закопали бы давно, с колом в груди.
   Скучно.
   Думы перескочили, с одного неприятного воспоминая на другое. Поп, брызжа слюной, орал на мужиков, дабы они били меня каждый вечер перед молебной. На вполне простой вопрос: "Зачем?" - местный блюститель потерянных душ не нашел слов для пояснения, просто рявкнул: надо. На что получил ответ: тебе надо, ты и бей. Это наверняка и подвигло попа на поиски особого кола. А потом началось, староста Варлам почти каждый день приходил с каким-нибудь мужиком, а то и бабой. Громогласно объявляя: вот он, ваш злыдень. После следовало обвинение, начиная от сокращения удоя до убийства тещи старосты. Хоть я и тварь безбожная, но обидно, до нервного тика под правым глазом. Если бы не я, то волколак задрал бы не только тещу и батрака Анисима, так еще б пол деревни, пока мужики разбирались бы, что да как. И кикимору спровадил, дабы молоко у коров не воровала, а поп все одной гребенкой чешет. Кузьма б объяснил неучу, в чем суть да дело, только городской разве станет слушать. Да и следопыту неприятности огребать не с руки. Эх. Скоро в разбое обвинят, наверняка кто-нибудь видел, как гоняю лиходеев по лесу.
   Поерзал на веревке, пытаясь размять затекшие мышцы, как обычно, не вышло. Кузьма вяжет умело. Это еще не самое паскудное, вот отсутствие кистей рук, очень докучает. Ладно, на руках понятно, чего рубить, дабы путы не перерезал когтями, но вот на ногах на кой? Хотя батюшке только бы рубить.
   Сверху послышался скрежет ключа по замку, о, гости пожаловали. Дверь открылась бесшумно, дневной свет ударил в глаза, заставляя жмуриться, дым от факела порадовал нос новыми запахами. Ага, легкая поступь Кузьмы, шаркающие шаги старосты, тяжелый топот Попа, а это что за семенение. Кто-то новенький.
   Открыв глаза, окинул присутствующих кровожадным взглядом, из образа выходить никак нельзя.
   Как всегда, охотник впереди, огромный, словно медведь, в неизменном шерстяном свитере и, конечно же, в дорогих и очень удобных сапогах. Мечта любого сельчанина. Насупив лохматые брови и внимательно осмотрев меня, Кузьма хмыкнул в черную бороду, отошел вправо. Следом вошел, понятно дело, поп, в черной рясе, с огромном крестом, лежащим на пузе (все местные носят крест на груди, чтобы защитить душу, хранящеюся в груди, ну а Поп оберегает пузо, кому что важнее), злобно глянул на меня, осенив крестом, побрызгал святой водой. Как и раньше, ничего не случилось, батюшку это нисколько не огорчило, привык, наверное, поначалу просто трясло от моего равнодушия к святым церемониям. Вскинув подбородок кверху, резко отвернулся, уперев взгляд в кладку каменщика Феакула. И что он там интересного нашел? Староста, как всегда, встал возле двери, скрестив руки на груди, с хитрым прищуром, на сухом лице маленькая, аккуратно обстриженная борода смотрелась зловеще. Варлам вообще странный человек, всё про всех знает, откуда и как - не понятно. Сколько раз его пытались спихнуть или задавить. И что? Третий десяток как был старостой, так и остался. А самое паскудно, все ему должны, кто больше, кто меньше, но всё село. Последним гостем оказался дородный мужичок в дорогой одежде, оперевшись рукой о стенку, он хлопал глазами, пытаясь рассмотреть меня.
   Ну, наконец-то убивать пришли, долго же их не было.
   - Это он? - рассмотрев меня, поинтересовался незнакомец.
   - Нет, конечно, это баба гулящая, - злобно пробасил батюшка, не поворачиваясь.
   Мужичок почмокал губами, не зная, как вести себя дальше, даже развернулся к старосте в поисках поддержки, но тот не думал вмешиваться. Какой-то он неправильный, ни разу не похож на убийцу нечисти.
   - Кхе, - кашлянул Кузьма привлекая внимание, - что замер, выкладывай, зачем пожаловал.
   Мужичок почесал бороду, набрав побольше воздуха в грудь, и начал.
   - Ты, мразь дрожащая, изрыгнутая бездной в облик человечий да отрешенная им же, в мирское подобие...
   Странный он, лопочет какую-то чушь, аки наш поп в церкви. А он же городской, они там без того чтобы поговорить и в сортир, наверное, не ходят. Пусть говорит, терпел недели, потерплю еще немного, а потом кол в грудь, да в сырую землю. Так уже в третий раз, ладно в первый понятно - по не опытности, все попадаются. Но вот второй даже вспоминать стыдно. Решил по пьяной лавочке мужиков попугать, вышел на улицу, снял морок, да ворвался в хату, воя как умалишенный. Конечно, смешные рожи были у со-бражников, когда через окна бежали, за это и выпил чарку. Да силенок не рассчитал, там же и уснул, очнулся в сырой земле, как водится, с колом в груди, весь в соли, да еще на пузе. Хорошо, есть опыт, посмотрел, куда землица падает и порыл в другую сторону. От воспоминаний губы растянулись в улыбке, городской сбился, увидев оскал, отступил на шаг назад.
   - Что ты тут нам головы морочишь, выкладывай, зачем пожаловал, да и дело с концом, - проворчал староста.
   Выходит, они меня не убивать пришли, я слегка обиделся.
   - Ты, мразь дрожащая, - по новый начал пришлый. Не только я обречено застонал, раздражительные вздохи послышались с разных сторон подвала, мужичок вовремя смекнул, что дело может кончить плохо, торопливо продолжил, - ты должен убить тварь иноземную. Чего? Давно меня так не удивляли, ажно с прошлой весны, когда Феакул на спор в один присест малый бочонок пива выпил и до дома сам дошел. Все замолчали, городской с ожиданием смотрел на меня, староста усердно чистил ножом ногти, поп увлечено ковырял кладку, Кузьма, обречено вздохнув, откашлявшись, начал объяснять.
   - Тут такое дело: иноземная мразь завелась неподалеку, людей честных жрет. Эти, - он кивнул на мужичка, - недели три как пытаются ее извести, да все впустую. Он где-то прослышал, мол, мы поймали упыря, да и выпросил у старосты, дабы тебя в город заслать, чтобы ты мразь эту изничтожил.
   Вот тебя и удар оглоблей из-за угла. Если со старостой все понятно, продажная душонка, то как они попа на это дело подговорили? Хотя Батюшка всегда казался мне странным. Естественно, Кузьма в стороне от такого дела стоять точно не будет.
   - Так я же сбегу при первой возможности, - подражая шипению змеюки, огорошил я присутствующих.
   Собравшиеся переглянулись, похоже, такого поворота в разговоре они не ожидали. Докинем дровишек в огонь.
   - Я же мразь дрожащая, нечисть поганая, моему слову веры нет.
   - Своего упыря завсегда легче поймать, чем иноземного. Да неужто ли стерпишь иноземного захватчика, - что-то тут не так, староста молчит, поп словно и не здесь вовсе, городской вообще к выходу пятиться, один Кузьма за всех отдуется, - да и потом, выкинем тебя в городе, делов-то. А два медведя в одной берлоге не уживутся, - вполне разумно заключил Кузьма.
   - Да и за державу, не обидно ли? - не внятно пробубнил городской.
   Держава как держава, но вот разгула заморской нечисти допустить никак нельзя. Леший с ними, с этими городскими, их там много, не жалко, но вот беда. Наши почитай раз в неделю там бывают, а эта тварь рано или поздно начнет резать приезжих. Вот тут-то он и поймет, кровушка у сельчан куда вкуснее, чем у затхлых горожан, мне ли не знать. И чем это обернётся? А поедет он куролесить по селам и деревням, убивая всех подряд. Пока мужики разберутся, что да как, это же горы трупов. А если и Варварушка под раздачу попадет. Да и потом, все едино с ним схлестнуться придется, так лучше сейчас, пока он про меня ничего не знает.
   - Ох, уж и обидно, - не стал я разочаровывать Кузьму, - я эту тварь по кусочкам, да в сырую землю на семи верстах, раскидаю.
   Вроде всем угодил, вон как лыбятся.
   Местный следопыт вразвалочку подошел ко мне, извлек из-за спины нож в локоть длиной.
   - А если он на нас того, кинется? - писклявым голосом закричал городской, размахиваю руками возле выхода.
   - Дык мы его опять на веревку, а потом в землю зароем с колом в груди, - с легким недоумением ответил Кузьма.
   Один удар, я мешком свалился на пол. Вставать не пытался, куда там без конечностей.
   - Эй, супостаты, мне бы кровушки, чтобы подлечиться, - я что есть мочи закрутил головой, в попытке увидеть реакцию на сказанное.
   Какое же было мое огорчение, даже больше, чем когда ненароком разбил бочонок с пивом, староста обыденно пробубнил:
   - Будет позже.
   Несмотря на то, что дороги размыты осенними дождями, поездка до города оказалась очень удобной. После ужина Кузьма с Феакулом, накрыв меня мешковиной, погрузили в телегу с сеном, неспешно выдвинулись в город. Наиглупейшая ситуация: охотник везет сено на продажу в город. Объяснять явную глупость я не стал, они же самые умные, что-лезть-то. До города путь недолог, верст двадцать, но из-за плохой дороги доберемся только к ночи. Ехать лежа удобно и тепло, но очень скучно, что же, развлечемся посевом зерен сомнения.
   - Кузьма, я вот не пойму, почему именно ты со мной возишься? - невнятное мычание следопыта послужило подтверждением, что меня слушают. - Как-то это всё странно. Ты второй человек на селе, вся охота через тебя идет, вот и мельницу прикупил, да кожевническое дело под себя подгреб. Уж про то, что за советом к тебе чаще чем к старосте бегают, и вовсе молчу.
   Умолкнув, прислушался к тяжелому сопению охотника, вроде клюнул на приманку.
   - А тут, как посыльного, меня в город доставить велят, даже Феакула не разрешили взять. Нет, я конечно понимаю, мол, оказывают верховное доверие, но...
   Снова умолкнув, я попытался понять, произвела ли впечатление моя речь на Кузьму или лучше перебраться на другой разговор...
   - Что, но? - недовольно гаркнул "возница", ага, попался.
   - Да то и но. Упыря поймал ты, допрашивал ты, предлагал убить тварь снова ты, в конце концов, в город меня везешь снова ты. Теперь можно связать любой узелок из сплетен, и везде как не крути, будешь ты да упырь...
   Хватит. Дальше сам пусть додумает, он мужик башковитый, получше меня всё сведёт воедино.
   Не успел я заскучать, как Кузьма заворчал.
   - И все-то ты знаешь, нечисть поганая, нет тебе веры, и быть не может.
   Видать, до чего-то додумался, вот так запел.
   - А мне верить и не надо, ты уму своему верь, да складывай одно к другому. Вот я, скажем, никого, никогда не убивал, а в чем только не обвиняли. Вот скажи, как я мог ухудшить удой? Или Нюрку кривоногой сделать? А Анисиму всё зерно погрызть?
   - Откуда я знаю, что у нечисти в голове крутится? Может, и мог, - вяло огрызнулся Кузьма.
   - А ты подумай, чай, не дурак, кому выгодно, чтобы я во всем виноват оказался?
   Вместо ответа я услышал, как захрустело яблоко под крепкими зубами охотника.
   - На вот, яблоко погрызи, может, чушь перестанешь пороть, - под мешковину просунулась рука с огромным красным яблоком.
   Вот он - весь наш мужик, ничего не жалко для попутчика, сам ест и другого угостит. А то, что у меня руки связаны да пальцев нет, так про это он благополучно позабыл.
   Больше в разговор я не полез, пусть подумает да прикинет, что к чему. Хоть так я старосте нагажу.
   Копыта коняги перестали чавкать по грязи, теперь эхом отдавались ударами по каменной мостовой. Как я предполагал, в город мы прибыли затемно, для меня и лучше, можно будет сразу приняться за охоту.
   - Привезли? - о, знакомый голосок трусливого мужичка.
   - Всё как договаривались, - злобно буркнул Кузьма, слезая с телеги, - я домой теперь, он весь ваш.
   - Как наш? Мы так не договаривались! - грозно завопил горожанин, это он конечно зря. Я даже представил, как Кузьма нависает над наглецом, как кулачищи сжимают воротник, приподнимают щуплое тело крикуна, и под конец - злобный взгляд. Никто такого не выдерживал, а этот так точно струсит.
   - Хоть развяжи и кровь дай, - тихо захрипел горожанин.
   Скинув мешковину, охотник усадил меня на край телеги, разрезав веревку, всунул кувшин со свежей кровью. Спрашивать, откуда они взяли целый кувшин такого пойла, я не стал. Подняв культяпками кувшин, приложился к теплой кровушке, слушая, как, быстро шагая, удаляется Кузьма. Похоже, он сделал правильные выводы из нашего разговора, и теперь у него появилась работенка на ночь. Фу, как заново родился, я прислушался, по телу приятной волной расползается сила, весь сезон без капли человеческой крови. Теперь можно и конечности отрастить, а то, как щенок беспомощный, ни веревку порвать, ни вырастить оторванное - мерзкое ощущение. Поганое это чувство восстанавливать тело, словно в ране кто-то острым ножом ковыряет.
   Встав на грязную мостовую, покрутил кистями рук, хорошо то как, еще бы кровушки, да вот нельзя, ума лишусь.
   - И где эта иноземная мразь? - спросил я мужиков, стоящих за углом ближайшего дома.
   - Да там он, - махнул рукой уже знакомый мужик, куда-то мне за спину.
   Там так там. Я развернулся и потопал в указанном направлении. Что они в этом городе нашли? Деревня как деревня, правда, большая, еще и воняет, дышать нечем, нет, надо по-быстрому отсюда убираться. Бесцельно поблудив среди каменных домов до середины ночи, я учуял запах свежей крови, ну вот, голубчик, ты и попался. Завернув за угол, я оказался в небольшом проулке. Ну и наглые эти заморские упыри. Прижав к стене девицу в широком платье, худощавый мужик с длинными волосами приник к шее жертвы. Что за дубина, надо было утащить в какой-нибудь сарай да спокойно поужинать, а тут прям на улице, срамота.
   Вампир (это они там себя так называют) резко обернулся ко мне, зашипев, отпустил бедняжку, та, взвизгнув, убежала в темноту. Вот паршивец, даже морок не навел на жертву. Теперь я смог рассмотреть заморского собрата: высокий, худой, длинные засаленные волосы, узкое лицо с бороденкой на подбородке. Белая рубашка с пятнами, наверняка, от крови, штаны, заправленные в длинные сапоги, и конечно же плащ. Вампир с брезгливостью осмотрел меня, ну да, из одежды простая льняная рубаха, штаны из того же материала, подпоясанные веревкой. Да и сам стою, не выпячивая грудь, а сгорбленно.
   Вампир что-то резко выкрикнул на непонятном языке.
   - Эй, чучело, я не понимаю. Впрочем, не для разговора я тебя искал, - пробормотал я, двигаясь к заморской твари. Надеясь, что чутье подскажет, как правильно действовать.
   Когда до горделиво стоящего наглеца осталось не болеешь трех саженей, я прыгнул. Вампир дернулся в сторону, но куда там - мои когти разорвали горло и половину груди. Обидно зашипев, тварюга отскочила от меня, страшные раны быстро заросли. Ну, уж нет, так просто от тебя не отстану. Я атаковал несколько раз, но без особого толку, все раны вампир заращивал почти мгновенно, при его-то худобе каждая капля крови на счету.
   "Я так не умею, - дотронувшись да кровоточащей раны, горестно подумал я, - надо же так работать с "силой", остается только завидовать".
   Вампир развернулся в пол оборота, снова залопотал на своем языке, явно издеваясь надо мной, это понял бы даже последняя пьянчуга в селе. Изнутри настойчиво пробивалась ярость, в попытке потопить мой ум, как эта жердь смеет надо мной издеваться, вырву его поганый язык. А это идея, резко охладел я от здравой мысли. В тощем тельце не будет достаточно массы, чтобы отрастить новую конечность. А без ног сильно не набегаешься, как и без рук не навоюешься.
   - Да заткнись уже, все равно ничего не понимаю, - похоже, мой брезгливый тон обидел вражину. Он прыгнул, выставляя руку вперед, что же, попал удачно, в левую часть груди, там, где у всех находится сердце. Но вот горе, оно у меня находилось совершено в другой стороне, поэтому я до сих пор жив, все колы всаживались влево.
   Немного посмотрев в торжествующую физиономию иноземца, я оторвал ему руку. Вампир отпрыгнул на три сажени от меня, его аккуратные черты лица отражали недоумение и обиду. Нет, он думал, мы здесь просто шутим.
   - Давай, выращивай руку, - тьфу ты, он же по-нашему ничего не понимает.
   Так и думал, просто зарастил рану, всё, теперь он мой, я победно захохотал, потрясая оторванной рукой. О, а это как понимать? В грязную улочку с зашарпанными стенами затекал туман, скрывая от меня жертву. Подобного морока я никогда не видел, интересный подход, это же так удобно, и подкрадываться незаметно можно, и самому скрыться, если что. Я почесал свободной рукой затылок, вот только как правильно направить "силу" на создание морока, пока не понятно. Я поморгал, меняя зрения с обычного на тепловое, ну вот он, милок, обходит с подветренной стороны, что же, не буду его расстраивать.
   Задрав подбородок кверху, принялся шевелить ноздрями, водя нос по ветру. Вампир попался на уловку, как Феакул жене с перегаром после пьянки, зайдя за спину, прыгнул. Я шагнул в сторону, схватив за руку, и почти лишил второй конечности, но паршивцу каким-то чудом удалось выскользнуть. На большее вампира не хватило, он дал стрекача, с хрустом выломав дверь ближайшего дома, скрылся внутри. От меня так легко еще никто не уходил. Отбросив ненужную руку, побежал следом. Первый этаж - пусто. В комнату на втором я ворвался вовремя, гад склонился над дрожавшим хозяином с явной целью поправить запасы крови.
   - Стоять, охрана села, - я сам замер от глупости сказанного.
   Только поэтому вампирское отродье смогло выскочить в окно, я так и остался стоять, не веря глазам, заморский упырь превратился в летучую мышь, скрылся во тьме. Я слышал, что такое возможно, вот сам никогда не видел. Поругавшись смрадными словами, я выскочил наружу, теперь бегай по городу, ищи, а то еще и не один день. А тоска по родному селу не дремлет, так и лезет внутрь, выворачивая всё наружу. Внутренний дворик оказался совсем маленьким, а еще город, с одной стороны валялись какие-то инструменты, с другой - недоколотые дрова. Не успел я сделать шаг, как что-то ударило в ногу, отсекая её ниже колена. Упал на землю, кувыркнулся через голову, врезаясь в дрова. Под окном стоял вампир, нагло лыбясь, подкидывая в руке какую-то железяку.
   - Вот же сволота, снова морок, да еще такой добротный, - восхищено рыкнул я.
   Что за дураки за морем обитают? Вместо того, чтобы добить, он снова понес какую-то ахинею. У нас в селе таких нету. Я быстренько отрастил ногу, в теле массы хватит еще на три конечности. Вампир заподозрил неладное, прыгнул на меня, а вот и хрен, рука давно уже лежала на тевинке тяжелого колуна. Удар, пробив грудь вампиру, опрокинул его на землю, что же, теперь рутинная работа по разделыванию тела.
   Сняв перепачканную в крови рубаху, завернул голову и аккуратно повесил на забор. Сейчас хозяин двора прибежит с подмогой и обнаружит посылочку. Это не наше село, где за подмогой идут только когда нужно зарыть труп нарушителя. Да и то не всегда. Все сами, все сами.
   Нет, правильно я решил сам убить эту тварь, с такими изворотами мужики ни за что бы не поймали вампира, - подумал я, перелезая через крышу сарая.
   Солнышко озорно выглядывало из-за осенних облаков, лаская лучами мое лицо. Настроение прекрасное, и погода тут совсем ни при чем, я приближался к своему селу. Хворь на пару с тоской исчезали с каждым шагом, словно тень под лучами солнца. Что меня держит в селе, даже не знаю, если раньше предполагал, что должен отомстить за свою смерть, то за сто лет умерли все, кто мог меня убить. Теперь приходится каждых тридцать лет "умирать" и возвращаться уже под новым мороком. За всё время такой жизни я смог узнать одно - при жизни был травником.
   - Миша, ты, куда так спешишь-то? - спросил старик Герасим, сидевший на пеньке осины, три года назад сваленной ураганом, позже мною переделанный под стул. Пень стоял ровно в середине села.
   - Домой, - изобразив удивление, ответил я.
   - Домой это хорошо, - погладив седую бороду, загадочно отозвался дедок, - а где был?
   - Как где, - по-прежнему изображая удивление, ответил я, - Варлам послал в город кому-то дверь подправить, я пришел, а там никого. Всю ночь ждал. Потом, правда, повезло. Людей добрых повстречал, работенку подкинули. Как встречу старосту, скажу пару ласковых.
   Такое наглое вранье я позволил себе только по одной причине, если Герасим здесь, то Кузьма уже позаботился о старосте, закопав его по глуюже в землю. Хорактер у них тяжелый так что миром никак не могли разойтись. Герасима староста так застращал, что тот не смел на улицу высунуться. А всё из-за того, что старик осмелился усомниться в Варламовой власти.
   - Да не скажешь ты ему больше ничего, - я постарался изобразить еще больше удивления, - помер он вчера. Грибочками отравился. Ты же знаешь, как сильно он любил грибки?
   Сказал так, что ответа, кроме как утвердительного, и быть не могло. Я не дурак, кивнул в знак согласия.
   - Ступай, милок, ступай. Тебе еще хату в порядок привести надо после долгого отсутствия.
   Я снова кивнул, похоже, Кузьма начинает подминать под себя село.
   Родной двор встретил меня тишиной и грязью, оно и понятно - за две недели ни единая душа не потревожила его покой. Зайдя за калитку, поморщился от мысли, что придется идти по грязи. Деревянные настилы, понятно дело, накидать в начале осени не подумал. Выделенный мне двор находился в конце села, небольшой, обнесенный добротным забором, высотой мне по грудь, внутри дровяник да мастерская, пристроенная к хате. Немного, а больше и не надо. Толкнув не запертую дверь, вошел в сырую горницу, это Степану семь засовов нужно, дабы добро сберечь. А у меня что взять? Инструмент? Да на кой он сдался, у каждого такой же дома валяется, разве что чуть хуже. Скинув мешок на пол, я глубоко вдохнул пыльный воздух родной избы. Хорошо-то как. Трижды я появлялся под новой личиной в родном селе, и всегда подселяли в эту хату. Не, поначалу жил в батраках у кого-нибудь, но не более года, затем отселяли, ибо руки растут с нужного места. Конечно, без меня хватало желающих обосноваться в избе, но вот загвоздка - никто не смог продержаться и месяца. Дом всех выживал, дожидаясь меня. Единственная причина, почему не прокляли да не сожгли, так это моё регулярное появление в разных личинах. Эх, хорошо стоять, но надо и уборкой заняться.
   Вымести сор, затопить печь не заняло много времени, к закату никто и не догадался бы, что хата недели без присмотра стояла. Разве что промозглость, дык это через пару дней пропадет.
   - Так, что теперь, - садясь на лавку, призадумался я.
   Начинать работать не хотелось, как и есть да спать. Хм, мешок разобрать что ли? Лучина зажглась неохотно, а свечи как-то не хочется тратить на пустяки. Мрак неохотно разбежался по углам мастерской. Неспешно развязав мешок, принялся раскладывать новенький инструмент, взятый у городских. Не за просто же так я их нечисть гонял. Опа, в голову ворвалась идея, до этого украдкой бродившая в ворохе мыслей. Кинув инструмент на верстак, отправился в комнату. Так, надо потренировать морок, подсмотренный у вампира. Усевшись за стол, закрыл глаза, стараясь дышать медленно, (первое, что сделал, когда обрел ум после перерождения, так это заново научился дышать, очень раздражало отсутствие привычных движений в груди) сосредоточился на правой стороне груди. Клубок "силы" мирно дребезжал, просясь к действию. Хм, как всё хорошо совпало, и кровушки напился, и новый морок увидел, можно попрактиковаться. Наложить морок на себя или еще кого-нибудь не сложно, а вот повесить в воздухе - непонятно как. На человека или предмет как накладывается? Берешь их силу да слегка искажаешь в нужную сторону. А дальше глаза людские сами дорисуют что нужно. Главное подсказать, что видеть надо. А на пустом месте к чему прилепляться? Непонятно. Еще слышал, ведьмы могут наворожить в голове жертвы так, что она увидит нужные вещи. Но это же времени сколько отнимет и, наверное, опоить придется. Так, что-то я отвлекся. Вампир меня не опаивал и в голове не копался. Две лучины сгорели, прежде чем смог вызвать немного тумана в углу хаты и то, закрепив его на углах стен. Сложный трюк. Я довольно потер руки, дело на долгие зимние вечера, похоже, найдено.
   Спать завалился в хорошем расположении духа.
   Утром, после кружки отвара, пришла здравая мысль затаиться на неделю, разве что за водой сбегать да и только. Пусть в селе все дрязги по смене старосты улягутся, тогда и показаться можно будет. А то еще прицепятся. Дел хватает, заказ Степкин некто не отменял. Получил его накануне, перед попыткой проучить Кузьму, сроку мне отмерили три недели. Не то чтобы сложно, но очень необычно. Сделать четыре лавки маленькой формы, названные табуретами.
   И потянулись дни. С утра до вечера работал в мастерской, ночью учился "силу" использовать. Во втором деле сдвиги были едва заметны. Но я не огорчался, куда спешить - зима скоро.
   Обмерив табуреты, одному лешему известно в какой раз, я с облегчением выдохнул, всё тютелька в тютельку, по меркам купца. Степка заявится сегодня, он человек слова, раз сказал - неделя, значит - неделя. А сегодня аккурат седьмой день, как я в деревне.
   Момент, когда купец зашел в калитку, я прозевал, возясь с табуретками. Но уверенные шаги по помосту расслышал четко. Поэтому заблаговременно уселся на лавку, скрестив руки на груди и придав себе задумчивый вид. Степан рывком раскрыл дверь, медленно вошел в хату, не удосужившись сбить грязь с сапог. Его облик никак не тянул на звание купца, так - торгаш, взлохмаченная борода, засаленные русые волосы, прикрытые шапкой, небольшие, постоянно моргающие глаза. Да и одежда обычная, сельская, единственное отличие от крестьянина - тулуп хорошей выделки да сапоги.
   - Ну, что так долго? - пробасил вошедший. Ни тебе здравствуй, ни как поживаешь, сразу к делу. Торгаш, чтоб его.
   - И тебе не хворать, - недовольно буркнул я, - а то ты не знаешь, куда меня староста отослал.
   - Ты мне голову не морочь, пьянствовал, небось. А теперь покойником прикрываешься. Нехорошо, нехорошо.
   - А откуда я знать мог, что староста помер? Мне старый Герасим только по приходу в село сообщил.
   Торгаш пожевал губу - верный признак, ищет правильный ответ. Не найдя нужных слов, злобно прохрипел:
   - Показывай, что ты там своими ручонками накосорезил.
   Зря его злил, хотя, если бы не отбрехался, то явно три шкуры спустил бы, да еще и в долг вогнал, с него станется.
   - Да вот они, - указал рукой на четыре красавицы, стоящие в ряд возле печи.
   Купец, насупив брови, обошел мои творения вокруг, время от времени чеша подбородок, громко хмыкнул. Сейчас начнется.
   - Что-то они кривые, и ножки шаткие.
   Примерно таких слов я ждал, какой он купец, если не начнет придираться.
   - Вот твои мерки, сравнивай, - я привстал, торгаш выхватил мерку из протянутой руки, с недовольным видом принялся за дело.
   Я же уселся обратно на лавку, задумчиво спросил.
   - А на кой тебе эти табуреты? - любопытство просто изъело всего.
   Степка, не отвлекаясь от своего нехитрого занятия, тихо забормотал:
   - Да все просто, Михайло. Вот смотри, пришел ко мне мужик продавать, да хотя б зерно, я его на лавку, а он там развалился, шапку положил, а может тулуп. Да и лавку без стола как-то не поставишь, а там и налить да поесть предложить придется, это не дело, - вот же торгашова натура. - А вот теперь по-иному глянь. Зашел мужик, я ему табурет раз и поставил. И теперь сидит он, шапку в руках мнет, самому неудобно, мысли путаются. Опять же за стол можно не сажать, да и поставить можно, где хочешь, тем самым ненавязчиво указывая мое расположение к нему, - резко замолчав, Степан недовольно засопел, видимо, сболтнул лишнего.
   Эх, Степка-Степка, решил прихвастнуть изворотливостью да хитростью, ну да не перед батраками же распинаться. Другим купцам такие хитрости пока знать не положено, да и не одобрят они такого хвастовства. А честь купца дороже барышей. Только деньги можно вернуть, а честь чаще всего нет. Вот ты и распинаешься передо мной, я вроде не последний человек в селе, но с твоими делами никак не связан.
   - Ну-у-у, - протянул я, когда бессмысленная работа торгаша подошла к концу.
   - Сойдет, - довольным голосом отозвался торгаш.
   Вот странный человек, вечно недоволен, пока сам не проверит.
   - Так о чем мы там договаривались?
   - Неужто ли у такого знатного купца, как ты, не записано все, что мне нужно? - напоследок польстил я Степану.
   - Да, - Степка довольно погладил бороду, - завтра зайдешь, вот и табуреты заодно занесешь.
   Вот хитрец, батрака даже за своими вещами не посылает, меня припряг, везде выгоду ищет. Даже стало немного обидно, не найдя толкового ответа, я ляпнул глупость, выйдя на улицу.
   - Ворота сделать не смогу, нужны новые петли, завтра к Тимохе пойду.
   - Это, - Степан замер возле калитки, - не ходи ты к нему. Пока. У него дочь вчера утопла.
   Ничего себе, я даже оступился, угодив в грязь. Никогда бы не подумал.
   - А как так?
   - Да кто ее знает, - торгаш махнул рукой, осунувшись в лице, - ушла в лес к озеру да там и утопла. Ладно, мне пора.
   Хм, видно Степана эта беда тоже коснулась, вон даже отчитывается передо мной.
   Отбив сапоги об порог, я рассеянно взялся за метлу, выметая нанесенную грязь. Что же это творится, молодуха пошла топиться в лес. Да на кой. Если можно веревочку да в сарай или вон с колокольни сигануть, в конце концов, речка куда ближе. Чтобы все видели, как ей плохо. А тут раз и в лес, топиться. Хм, нечисто дело, ох и не чисто.
   По обыкновению вечером уселся на лавку, дабы поработать с "силой". Но мысли путались, все время срывались на бедную девчонку. Нет. Так дела не делаются. Сплюнув, помянул недобрым словом бестолкового Степана, оповестившего меня, снял с гвоздя тулуп. Надо в лес идти да все разузнать.
   Перемахнуть через частокол невелика проблема, любой пацан из села с легкостью проделает этот трюк. Про парней, бегающих в соседние села по девкам, вообще молчу. Хоть ночка выдалась хорошая, ни дождя, ни сильного ветра, правда, тучи небо затянули почти полностью, так это и к лучшему. Все защита от любопытных глаз. Не пройдя и двух саженей, снял сапоги, незачем последние разбивать по лесным кочкам, можно и на побосоку пройтись. Оставив обувки возле приметной березы с дыркой в стволе, поспешил к черному озеру, лучше места для утопления не придумаешь.
   Несусветная глупость, нечисть заботится о пропащей душе глупой девки. Такими мыслями мог порадовать себя разве что поп. На самом деле всё куда проще, на кой мне поблизости новая нечисть? Правильно, незачем, поэтому лучше всё предотвратить заранее. Путь до озера недолог, благо находилось оно не более чем за версту от села. Продравшись через кустарник, я выбрел на удобную заводь, отсюда еще рыбу сподручно ловить. Так, зайти она могла только здесь, не попрется же молодуха через камыши да по бузе, когда такой удобный подход имеется. Правда, идти надо саженей семь, дабы подбородок намочить. Хм, неудобно. Значит, без Кваркуши не обошлось. Присев на корточки принялся неспешно водить пальцем по воде, добавляя в движения не много "силы". Не успел я закончить пятый виток пальцем, как из воды послышалось бульканье.
   - Касатик, ты чего воду мутишь? Мое тело белое да прекрасное в грязной водице не рассмотришь.
   - Вылезай, разговор есть, - грубо рыкнул я.
   - Зачем кричишь, касатик, - не потревожив водной глади, плавно высунулось девица, как есть голая до пояса.
   Я бывалый, но все равно замялся, белая кожа, длинные распущенные волосы, немного прикрывающие большую вздымающуюся грудь, ровно настолько, чтобы похотливым мыслям было где разгуляться.
   Русалка незаметно подплыла к самому берегу.
   - Ты мне это брось, - едва справившись с голосом, прошипел я.
   - А что я? - водная бестия свела локти перед грудью, закрывая кулачками пол-лица, оставляя лишь зеленые глаза, озорливо поблескивающие в свете луны на мгновение выглянувшую из-за тучь. Хороша блудница.
   Я зачерпнул воду ладонями там, где раннее ворожил, умыл лицо, фу, полегчало. Вот же бесстыжая, только об одном и думает. Как мужика в страсть любовную вогнать, а затем осушить, словно бочонок с хорошим пивом. Хотя всё правильно, упырям кровь, волколакам мясо, лешему страх да отчаянье, каждому свое.
   - Хи-хи, еще живо в тебе мужское начало, - уже не столь красивым голосом продолжила русалка, - так зачем же противиться?
   - Эй, пиявка подколодная, не про то разговор ведем, - не дав ей возразить, продолжил, - тут девица вчера утопла, твоих рук дело.
   - А если и моих, - обиженно начала русалка, - мне-то скучно одной, ни поговорить, ни поиграть, вот если бы ты добрый молодец пришел ко мне да обласкал, да...
   - Да не распинайся ты так, все одно морок не действует, - за образом прекрасной девы я практически четко видел истинную сущность русалки. Оплывшее илом тело, рыбья башка в водорослях, да коряги-руки.
   - Бесстыдник, не туда смотришь, - холодно отозвалась на мои замечания русалка.
   - Ты мне еще поговори, - ох, и беда с этой нечистью дикой, лишь бы языком трепать, - зови сюда утопленницу.
   Пробубнив что-то про нынешние нравы, удалилась под воду. Не успел я засомневаться, как на водной глади появилось уже две девицы. Русалка и утопленница, лицо второй закрывали русые волосы.
   - Касатик, я тебе угодила, теперь твоя очередь мне угождать, - лукаво запела русалка.
   - Это кулаком по гнилой черепушке что ли? - рыкнул я, показывая сжатую руку, - эй, Анька, ты чего топиться удумала?
   В ответ тишина. Хм, рановато как-то от имени отказываться.
   Я нагнулся над самой водой, поманив русалку пальцем, та как ждала, резво придвинулась ко мне. Неспешно провел ладонью по лицу, та словно кошка приласкалась, закрыв зенки. В следующее мгновение схватил за волосы бестию, намотав на руку, дернул на себя.
   - Ты что делаешь, изувер? - завизжала русалка.
   Я не думал обращать внимания на жалобные крики, тащил на берег, поглядывая на утопленницу. Тут главное в воду не наступить, а то расклад сил резко поменяется. Русалка билась, извиваясь, но ничего поделать уже не могла, я практически вытащил её на берег, только хвостовой плавник оставил в воде, чтобы не подохла. Фу, - перевел я дух. Пока русалка в воде, сил у нее больше, ну а на земле родной я покрепче буду.
   - Ты, рыбьи потроха, врать мне вздумала, да я тебя ща на том дереве и освежую, - злобно проговорил я.
   - Ой, милок, не надо, - вот теперь она боялась непритворно, понимает, что смерть вон она, в шаге от воды, - всё, что хочешь, скажу аль сделаю.
   - Какого рожна ты девицу в ундины потащила? Не врать, утопленницы только на третью ночь от мира отрекаются.
   - Так она же сама пришла, да еще с наговором. Как я могла отказать? Я-то думала, ты знаешь. Пусти, а? А я лаской одарю, да так что банница от зависти утопится в ушате.
   - Голову мне не морочь. Что за наговор? - я чуть-чуть ослабил хват, русалка рванулась к воде. Но где там, я-то на суше порезвее буду, дернул назад, вдавливая ногой голову в грязь.
   - Тише, не суетись, а то без волос оставлю, - ласково проговорил, убирая ногу.
   - Ох, и суров же ты, - как ни в чем не бывало, отозвалась бестия, убирая грязь с лица.
   Я промолчал, испытывающе глядя на водяницу.
   - Наговор обычный... хотя не совсем, лишнего много там всего, будто не меня звала, а всю нечисть, что в пруду могла обитать.
   Действительно, необычно.
   - А чего она молчит как пришибленная?
   - Так милка своего ждет, на кой ей другие.
   Я ослабил хват, русалка тут же метнулась в воду, обдавая брызгами соседние камыши. Ишь ты, как спешит.
   - Ладно, ты извиняй, если что не так, - промямлил я, ставшую практически ритуальной фразу.
   - Сегодня ты меня ласкал, а завтра глядишь я тебя, - из воды раздался приятный голосок.
   Утопленница, не промолвив ни слова, исчезла в толще воды, оставляя меня одного-одинешенького, с еще большими вопросами, чем при приходе сюда. Почесав правое ухо, направился домой, утро вечера мудренее, что перед сном голову ломать.
   Теперь к пруду ни ногой. А то утащит бестия к себе в омут, выплывай потом. Хорошо скоро зима, иначе совсем тяжко пришлось бы, это ни постираться, ни порыбачить. А до лета она, надеюсь, поостынет да подзабудет, русалки девицы ветреные, а Кваркуша еще и очень старая.
   Я разулыбался, вспоминая, как впервые угодил к ней в омут. Эх, молодость. С тех пор мы друг друга и треплем при первой возможности. Всё не так скучно жить.
   Не успел я пройти и трети пути до частокола, как лес изменился. Нет, все было по-прежнему, но вот чувство уюта окутало с ног до головы, словно домой пришел. Это как после чужой хаты, где запахи не те, печь перетоплена и вещи расставлены неправильно. А потом возвращаешься в свою избу и всё тебе любо. То же случилось с лесом, только мгновенно. А это значит только одно - дед Ярит.
   Из-за огромной ели, раздвигая ветви-лапы, вышел невысокий старичок, в простецкой одежде, на голове шапка, в руках посох. Но вот детали одежды не давались, как ни присматривался.
   - Здравствуй, - ласково улыбаясь, я подошел к дедушке. Он добродушно похлопал меня по плечу, одобрительно кивая.
   - Садись, друг милый, - не глядя уселся на пенек, ни на мгновение не сомневаясь, леший в этих делах редко шутит, - куда торопишься?
   - Домой, дедушка, куда же еще ночью да из лесу.
   - Ой, охальник есть места, куда мужики по ночам ходят. Рассказывай, где пропадал, что случилось, - по-свойски улыбаясь, участливо спросил Ярит.
   Эх, когда же все-таки улягусь спать, - мысленно потосковал я.
   Леший очень добрый старичок, в первые годы моего существования в образе упыря всячески меня опекал. Единственный его недостаток - так это страстное желание слушать истории, а еще больше - рассказывать. И пошутить он любит, но это мелочи. Не расскажи - обидится, а это себе дороже будет. Мне ли не знать. Помнится, когда последний раз обиделся, я с неделю выбирался из лесу.
   Я принялся за рассказ, неторопливо, как он любит, во всех подробностях отклоняясь на пояснения и свои ощущения в особо напряженных моментах. Дедушка охал, сочувствовал и смеялся в нужных местах, а где и вставлял уместные замечания.
   - Ой, спасибо, угодил. Теперь моя очередь платить добром, - надо его как-то останавливать, а то на сутки застряну, а мне еще с утопленницей разбираться.
   - Так я же без пива, не дело, - прежде чем дедушка успел что-то сказать, вставил я слова.
   Леший хмыкнул в бороду, надеюсь, одобрительно.
   - Что же, милок, тогда завтра заходи, хотя нет, завтра баня. Через два дня жду с пивом.
   Старичок как то погрустнел, перебирая посох в руках.
   - Может, развлечешь историей, пока до дома иду, - сжалился я над лешим.
   Ярит сразу приободрился, на широком лице заиграла улыбка, а лес вроде как просветлился.
   - Дело было ближе к осени. Как-то раз один мужичок пошел по ягоды. Не по доброй воле, а баба надоумила, где же видано, чтобы мужик сам за ягодами ходил, - леший как обычно начал неспешный рассказ, но вовремя смекнул: дорога закончится раньше, чем его история, - собирает он малину, сам мыслями о браге, что доходит в укромном месте. И как-то все медленно у него получается, то ли умения не хватает, то ли желания... и, конечно же, добрые боги (тут он многозначительно замолчал, намекая на себя) помогли найти огромный малинник. Он туда, и вот уже пол-лукошка как полно, и еще чуть-чуть... как звук с другой стороны. Мужик насторожился и аккуратненько раздвигает малинник, а там медведь смотрит на наглеца, хлопая глазенками. Бам, и две кучки, одна справа, другая слева. Как убегал медведь, я не видел, но вот мужик, нёсся стремглав, не касаясь земли.
   На последнем слове лешего я оказался возле частокола. Да, больше никогда не буду слушать истории Ярита в спешке. Совсем не то впечатление, как возле костра да под пиво.
   - Ну, бывай, Савелюшка, да не забывай дедушку навещать, - сказал и пропал, словно в землю канул.
   Только он меня первым именем и зовет, даже отвык немного.
   Перелез через частокол, без стеснения зевая, нужно плюнуть в глаз тому, кто говорит, будто упыри не спят, спим мы, только мало.
   - Эй, Михайло, ты что там делаешь, - я с испугу рухнул в грязь. Мать честная, Степка, он-то как здесь оказался.
   - Тебе что надо, окаянный? - поднимаясь с грязи, недобро спросил я.
  - Евсей за тобой послал, собирайся.
  Нате возьмите, с чего это вдруг я, на ночь глядя, новому старосте понадобился? Я с сомнением посмотрел на купца. Нет, таким вещами не шутят, да и Степка не скоморох, подходя к забору, прикинул я в уме.
   - Ты чего люд честной пугаешь? - надо хоть как-то оправдать падение.
   - Ты что, так и пойдешь? - зря волновался, Степке нет до меня никакого дела.
   А пчел мне под пазуху. Леший все-таки немного огорчился моим быстрым уходом, заморочил-таки голову. Забыл в лесу сапоги, я стоял словно беглый холоп босыми ногами в грязи.
   - Я быстро, - буркнул я, забегая в избу.
   Хм, как невовремя-то, огляделся, нашел половую тряпку, тщательно обтер ноги. Злобно бормоча ругательства, почесал макушку, пытаясь расшевелить мысли в голове. Сапогов нет, в чем идти. Получается только два варианта, либо в валенках, либо в лаптях, первых было жалко до слез, вторые раздражали до скрежета зубов. Повздыхав немного, взялся за лапти. Зима впереди, и разбивать валенки очень не хотелось. Потерплю.
   Выскочив на улицу, подбежал к нетерпеливо стоящему Степану, он одарил меня нехорошим взглядом и молча потопал в ночь. Приноровившись к его шагу, я впал в задумчивость.
   Как-то всё странно, на кой я нужен новому старосте ночью? Этот вопрос не главный, ответ в любом случае узнаю. Но вот купец в роли посыльного очень сильно настораживал. Степка мужик гордый, просто так никуда не пойдет, зачем ходить самому, когда батраки есть. Посему получается, дело предстоит тайное и крайне щекотливое. Вот только радоваться аль печалиться пока не ясно, тут как или пряниками усыпят или кнутом запорют насмерть. Эх, лишь бы первое.
   Пока думал, Степка довел меня до хаты нового старосты. Я-то втайне надеялся, что к Кузьме пойдем, а там Варварушку смогу ненароком увидеть.
   В избу первым вошел купец, а я уже после. Тело обхватил легкий озноб, а во рту, словно в печи, всё высохло, попытался сглотнуть слюну, но где там. Понавешают оберегов, хоть волком вой, одно радует, почти все избы в селе сделал я или подправлял. Поэтому предусмотрительно озаботился, нарисовав тайные знаки, чтобы без особых трудностей входить в избы.
   За столом уже сидели, видать, мы последние. Свет от трех свечей вырисовывал следующую картину. Во главе стола, понятно дело, новоизбранный староста, аккуратно причесаны не только волосы, но и борода, смотрит прямо, задумчиво. Справа уселся, естественно, Кузьма, кто же еще, одна рука на столе, другой уперся в бок, с прищуром смотря на меня. Напротив него сел Степан, скинув шапку на лавку, расстегнул тулуп, потянулся к кувшину с квасом. Рядом с ним, словно в воду опущенный, сидел Феакул, поскубывая бороду, безразличный взгляд следил за пламенем свечи. А вот кого не ожидал увидеть, так это кузнеца Тимоху, тот, как обычно, словно скала, непроницаем и недвижим, будто и не его дочь в ундины подалась. Странно, а где же поп?
   Вот интересно, часто они так собираются тайком, дабы вершить судьбу села? Ладно, меня это не касается.
   Немного помявшись в дверях, уселся на край лавки с кузнецом и охотником. Ишь ты, как притихли, боятся слова лишнего сказать, ну да, я чужак. Тогда на кой вообще звали? Да, неплохо они тут устроились, такого изобилия блюд я не видел, пожалуй, с похорон Митрохи, скупердяй он был редкостный, но уход к праотцам справил знатный, оставив деньги ветреной вдовушке. Староста, прочистив горло, неторопливо заговорил.
   - Теперь можем и о деле поговорить. А дело у нас печальное... э-э-э... нехорошее... э-э-э... требующее решения... э-э-э... быстрого. - Евсей с трудом подбирал слова, явно не совсем понимая, как надо вести разговор.
   Похоже, Евсея в старосты выбрали только из-за возраста, мужик хоть и умный, но легко управляемый, в принципе, Кузьме... хотя нет, всем здесь присутствующим, только этого и надо. Что же, Евсеюшка, поздравляю, теперь ты ширма для приема ударов.
   - Вообще даю слово Кузьме, он в этих делах получше меня разбирается.
   Вот оно как, ну послушаем, в чем это Кузьма так хорошо разбирается.
   - Благодарствую, почтенный староста, - сказал, словно медяк на пол обронил, вроде и монета, но почетным мужам за ней нагибаться не с руки, это для пацанят, коих здесь нету.
   - А дело у нас такое, - умолк, обводя присутствующих взглядом, словно примечая кому можно верить, а кому нет. Я отклонился чуть назад, прячась за могучего кузнеца.
   - Кхе, значится так, у Тимохи дочь в пруду утопилась, а вернее, к нечисти в служение отправилась... - Тимоха что-то недовольно буркнул, слегка повернулся, и Кузьма едва не слетел с лавки.
   За что всегда уважал кузнеца так за его непосредственность, если что-то не нравится, так и говорит, не таясь, если обиделся, упаси бог несчастного, ничто в этом мире глупца не спасет. И несмотря на то, что морда простая, как кувалда, а в разговоре больше двух слов не обронит, но котелок варит, будь здоров. Не зря же все, связанные с кузнечным делом в округе, у него чуть ли не в подмастерьях.
   - Кхе, - кашлянул Кузьма, недовольно супя брови, начнись меж ними драка, неизвестно еще кто победит, Тимоха силен, зато Кузьма быстр. Но вроде обошлось.
   - В общем так, - кладя бересту на стол, сварливо продолжил охотник, - этот наговор Тимоха нашел на дочкиной кровати. Сама она до такого не додумалась, посему выходит ее кто надоумил. Осталось понять, кто и зачем.
   В этом русалка не соврала, наговор есть. Зачем мея то звали?
   Хм, посмотрим, что дальше будет.
   - Я мыслю так, - тем временем продолжал Кузьма, - в ундины отправляются только из-за несчастной любви. А Анька была девкой знатной, бегали за ней многие, но, как говорит Тимоха, всем показывала от ворот поворот.
   Ага, папиными заботами...
   Кузнец снова недовольно зашевелился в сторону Кузьмы, а оно и понятно, кому понравится, когда о единственной дочке да в прошедшем времени. Помнится, когда женушка его померла, лет пять назад, он всё хоронить не давал, думал, жива. Хорошо Кондрат, царство ему небесное, батюшка прежний, в ум привел. А то так и не смогли бы упокоить несчастную. Посему дочку в покойницы записывать просто так не даст.
   - Не всем, - отозвался кузнец и умолк. В избе повисла тишина, все ждали продолжения. Тимоха почему-то посмотрел на меня, и гулко пробасил, - Прохор ей очень нравился.
   Все обреченно выдохнули и заерзали на лавках. Ну да дело понятное, Прохор местный балагур, с красивой мордой да военной статью, все девки штабелями падают перед ним. За это бьют его регулярно, но дело это сильно не меняет, как был кобелем, так и остается. Выгнали б давно, если б не его батя, дойстойный человк бротничество занимаеться.
   - Значит, с этой проблемой мы отчасти разобрались, Прохора за шкирку да целовать Аньку, времени до полнолуния хватает, - лихо, но он прав так от ундид возврощают в мир людской.
   Прежде чем сказать, Кузьма отодвинулся подальше от кузнеца, так сказать, во избежание телесных повреждений. Тимоха, как ни странно, отреагировал полным безразличием. Хм, а не зря, выходит, слух гуляет, что Кузьма по молодости за нечистью охотился, вон как с лету разбирается. Теперь ясно, чего Евсей на него этот вопрос так быстро переложил. А Прохору так и надо, эти двое ил жрать заставят, но Аньку спасут.
   - Ну а теперь главное, кому это надо? Вопрос, казалось бы, сложный, но на деле куда как проще, - всё удивлено уставились на охотника. Тот, выждав недолгую паузу, продолжил, - какая-та девка, ударилась в черную ворожбу. И скорей всего из подружек Аньки. Но голову ломать не будем, вытащим деваху из болота, та сама укажет на обидчицу.
   Разумно, наговор достать - это не со Степкой торг вести, куда как проще.
   Кузьма самодовольно заулыбался, подхватил кувшин с квасом, одним махом налил кружки, закинул ломоть сыра в рот, запил. Все последовали его примеру, только не столь оживлено. Хотя вру, не все, я да Феакул по-прежнему сидели, словно в воду опущенные. Меня трясло и ломало от оберегов, а вот каменщик чего такой прибитый, непонятно.
   - Эх, Феакулушка, не печалься, ща и твоё дельце порешаем, - бодро заявил Кузьма, не обращая внимания на нехороший взгляд Евсея.
   Похоже, охотник вошел в раж, теперь уже никто не остановит.
   - Пусть дельце и посложнее, да и мы тут не дураки, - Феакул поднял заплаканные глаза на следопыта. Мать честная, впервые вижу, чтобы мужик на селе плакал.
   - Не кручинься, поможем мы твоему горю. Аньку же спасли, - это он зря впереди саней бежит.
   - Мужики дело такое, сына Феакулова потравили, кровушкой упырской...
   Твою налево, я подскочил с места, как упырь, какой еще упырь? Хорошо фигура кузнеца прятала меня от взоров мужиков, я тихонько уселся обратно. Это что делается-то, как я упыря в село пустил? Не может такого быть. Мысли в панике заметались в голове, пытаясь найти ответ.
   Тем временем Феакул достал тряпицу, аккуратно развернул ее, демонстрируя нам флягу. В ней-то кровь упырская и хранилась, можно и успокоиться.
   - Мне жаль Феакулушка, но упыря можно вылечить колом в грудь или к ведунье лесеной вести надо, но там ты сам понемаешь в долгу будешь пожизненом. - Кузьма говорил медленно, с неподдельной тоской в голосе, остальные старались не смотреть на несчастного каменщика, от былого не осталось и следа.
   Теперь ясно, чего Степку за мной послали, Евсею по статусу не положено, Кузьма не та птица, чтобы за мной летать, у Тимохи с Феакулом печаль, остается только купец. А батрака не пошлешь, иначе вся секретность к черту в болото. Стоп, что за бред кобылы сивой, - я в сердцах ударил себя кулаком по лбу, - какой упырь, несчастный Минька всего лишь вурдалак, и не более.
   - Кузьма, ты народ не путай, он ведь вурдалак, - я без разрешения влез в разговор старших, мое самоуправство могло вылиться в серьезные неприятности, но и промолчать не мог, ведь Кузьма мне слова ни в жизнь не даст. Спасало только одно, собрались тайно, что делало нас почти равными.
   Евсей отреагировал на мою выходку чуть позже, чем следовало, его опередил Кузьма.
   - Ты куда влез, - самозваный староста уперся кулаками в стол, слегка приподнимаясь, - тебе кто слово давал?
   Так, сейчас главное не оплошать, нужно показать, я им ровня, а не пацан, на которого можно шикать.
   Привстал следом за охотником, угрожающе наклоняясь, до драки оставалось полслова аль жеста, но кузнец всё решил за нас. Положил свою лапищу на плечо, вдавил Кузьму в скамейку, на меня зыкнул так, словно молотом гвоздь забил.
   - Кузьма, а он же дело говорит, - впервые за весь вечер подал голос Степа, - я, конечно, в этом деле понимаю мало, но что-то такое слышал.
   Охотник исподлобья посмотрел на купца, но того это нисколько не покоробило, видать, не привыкать в гляделки играть со следопытом.
   - Ты, Михайло, раз начал говорить, не томи, - добродушно подержал меня староста.
   - Это, - я даже растерялся, с чего начать то, - так вот. Упырь это... Это человек, что пробудил "силу", скажем к ворожбе, ведовству, лекарству и, не допусти бог, к колдовству. А вурдалак - простой мужик.
   Как сложно объяснять непосвященным простые вещи, вон как глазенками лупают, силясь понять, что я несу.
   - Это ну, "сила" она, точнее, когда ее много, то из иного мира и вернуться тяжелее, держит она его так крепко, и чем больше, тем крепче, - вроде понимают, это и понятно, непростые мужики слушают, - а вурдалак, пока кровушки человеческой не попробует, слаб, и к "силе" не привязан.
   Я замолчал, сел обратно, видать, пока рассказывал, встал. В горнице висела тишина, все напряженно думали, даже жевать перестали. Фу, как же тошно тут, скорей бы уйти.
   - Я же говорил, что Миха мужик умный, а вы звать не хотели, - самодовольно пробубнил Тимоха.
   Это что же получается, виновник моего появления на совете Тимоха. Неожиданно.
   - Это что же выходит, Миньку спасите можно, - не уверенно промямлил Феакул, боясь спугнуть удачу.
   - Можно, - рыкнул Кузьма, - отвар приготовить, это не в тайном лесу обряды проводить, каждый справится. Кровь упырская есть? - кивок от каменщика, - а остальное у Ефросиньи спросим.
   Меня передернуло от одного упоминания местной лекарки, зараза, ненавидит меня пуще попа. Явно чувствует во мне нечисть, но пока доказать не может, оттого и жив еще.
   - Да что там спра... - оп, что это я несу, мало внимания привлек, надеюсь, никто не заметил моего порыва.
   Не, вроде всем не до меня.
   Вылечить вурдалака можно легко, нужно, главное, поймать, а там две луны продержать вдали от крови человеческой. А уже потом отварами в чувство привести вообще не трудно. Правда, стоит потом хлопцу кровушку испить, как сущность вырвется из него. Самое сложное - это поймать до первой жертвы, они же совсем без ума, когда обращаются.
   - Михайла, ты что-то там сказать хотел, - вот же гад старый, а всё слышит, я улыбнулся старосте.
   - Я-то спрашивал, как вурдалака ловить будем?
   - Да что ловить-то, он уже день как в подвале висит, - отмахнулся от меня Степан.
   О как, чудные дела творятся у нас в селе. И ундина, и вурдалак, и все всё знают, один я дурак дураком. Неправильно это.
   Теперь понятно, чего попа не позвали, кому захочется родное дитя на костер тащить да осиновый кол в грудь вбивать. Деревенские всегда сначала спасти пробуют, а уже если не выйдет, убивают. Городские только уничтожать горазды. Тьфу, аж противно стало. - Кузьма, и тут на девку с ворожбой все свалишь? - злорадно спросил купец.
   Кажись, я увлекся своими мыслями и что-то пропустил.
   - Да всё очевидно, Аньку хотела загубить завистница, а Митьку отравили за то, что знал лишнее. Почему не ядом? Дабы отвлечь внимание от Аньки, пока мы с упы... тьфу, вурдалаком, разбирались бы, уже давно все сроки вышли бы. Бабы в мести удержи не знают, хитрющие аки змеи.
   - А не слишком ли мал приз, чтобы столько мучиться? - задал разумный вопрос Степан. Кузнец с Феакулом выпали из разговора, их интересовало только спасение чад, а кто и как, пусть власть разбирается.
   - А дело не в призе, - охотник замялся, подыскивая слова, - вот охотник за зайцем может не один час гнаться, хотя олень куда предпочтительнее, да и убить порой легче. В общем, когда задета гордость, в средствах не сильно смущаются, да и азарт охотничий...
   Как-то все это звучит неубедительно, да ладно, дело не мое, точнее не Михаилы. А вот с новообразовавшимся вурдалаком поговорить нужно, чем раньше, тем лучше. Что-то совпадений слишком много, так и напрашиваются выводы...
   - А может это ваш упырь недавнишний, - заполнил я паузу закономерным вопросом. Лучше сам спрошу, отводя подозрения.
   - На кой упырю с фляги кормить Миньку, если кусать можно. Да и не вернется он сюда, побоится, - рассеянно высказался Кузьма.
   - Мих, тебе не пора ли, - ни с того ни сего буркнул Степан, - а мы тут пока другие дела порешаем.
   Ишь ты, какие важные, хоть щас на княжий двор да в соболиные шубы.
   Я не заставил просить себя дважды, поднялся, так даже лучше, смогу прогуляться, навестить подвал, да и сил находиться в избе уже не было.
   Выйдя из избы, глубоко вздохнул, мелкие капельки дождя приятно били по лицу, после духоты в помещении да оберегов, ночная прохлада, словно кружка пива наутро после пьянки. Надо спешить, пока мужики заняты, да и устал я, хоть прям тут падай и засыпай. Спустившись с крыльца, испуганно шарахнулся в сторону. Здоровенная псина, угрожающе рыча, прыгнула на меня, хорошо цепь крепкая да короткая, а то без неприятностей не обошлось бы. Нечего попусту дразнить пса, я быстро выскочил за калитку.
   Собаки странные животные, умные и чересчур верные хозяевам. Нечисть ненавидят всей своей сущностью готовы без приказа уничтожить любую тварь, ну если и не уничтожать, так предупредить хозяина точно. Я первое время даже сильно переживал по этому поводу, как жить буду, если постоянно, на меня кидаются да облаивают. Со временем, правда, псины перестали гавкать да бросаться, ну разве что первая сука в помете от черного кобеля. Дык это редко, да и в щенячьем возрасте удавить можно. Единственное, что приходит на ум, от чего собаки подобрели - они, видя меня каждый день с хозяевами, смекнули, мол свой, или почти свой. А сейчас еще проще стало, новые поколения псов, с молоком матери впитывают, что в селе живет упырь. Да и отвар специальный тоже помогает, хоть немного пахнуть человеком. Конечно расслабиться не получается, вот как сегодня, но это исключение из правил. Вот с лошадьми куда трудней, эти тупые пугливые скотины шарахаются от меня, как от прокаженного, красны девицы.
   Пока сокрушался по поводу общей нелюбви животных к нечисти, ноги донесли до ненавистного подвала.
   Принюхался, лишние глаза мне ни к чему, не дай бог, еще слухи поползут. Фу, хоть замка нету, только засов, а так пришлось бы возиться, шуметь. Тихо отворив дверь, видать, смазали петли, бесшумно проскользнул внутрь. Вгляделся в темноту, вот он, голубчик, более темное пятно весело на том же месте, что и я неделею ранее, точнее стоял, едва касаясь пола, но руки строго как у меня связаны за спиной. Кузьма себе верен.
   - Кто здесь? - недовольно прохрипел Минька.
   Учуял или услышал? Ладно, ща я тебя устрою кошмар безпорткового детства.
   - Кто тебя в мои угодья послал? Отвечай, тварь ничтожная, - придав голосу как можно больше хрипоты, спросил я.
   - Да кто ты такой, - ни страха, ни почтения, - зажги свет.
   Ах, света захотел, я чиркнул когтями по камням, выдавая небольшой сноп искр. Получилось так себе, летом куда зрелищнее получаеться. Вурдалак неуверенно поерзал несколько мгновений, затем заорал, словно хряк не дорезанный.
   - Ну, кто послал? - уже зверея по-настоящему, зарычал я.
   Вместо ответа крик. Я чиркнул еще раз когтями, вышло получше, чем в первый раз.
   - Кто, - похоже, совсем тупой, намеков ни разу не понимает, ладно спросим прямо.
   - Кто кровь упырскую подсунул?
   Ничего не изменилось, разве что крик стал чуть слабее, видать, подустал так вопить, впрочем, не мудрено. Надо применять более действенный способ, я приблизился к орущему парню, схватил за морду когтями.
   Твою задницу да раскольной кочергой, вурдалак взревел еще громче, при этом дергаясь, словно его жарят на сковороде. Я выскочил на улицу зажимая уши, вот гад, и где так орать-то научился. Злость утонула в болоте разочарования. Несолоно хлебавши, я бесхитростно выругался, побрел домой окольными путями, дабы ненароком не встретиться с мужиками, наверняка спешащими разузнать, что за крик, и кто виновен. Попутно подобрал забытые сапоги. Да, это я неправильно себя повел, посчитав, что нужно запугать парня, хотя по-хорошему он хрена лысого мне что-нибудь рассказал бы. Да не, все правильно сделал, только вот за морду, не надо было хватать. Да, хилый нынче пошел вурдалак, отчего-то горько подумалось мне.
   Утро. Никогда не любил утро, вроде после сна должен быть прилив сил, и жажда действовать, голова светла, а вчерашние непонятные думы проясняются. А нет, все наоборот, до середины дня хожу, словно рыба вяленая, за что ни возьмусь, все из рук валится.
   Сегодняшнее утро не было исключением, встал рывком с кровати, протер глаза, протяжно зевая. Отчаянно хотелось завалиться в теплую кровать и отдаться ласковым объятьям сна, но нельзя, опыт говорит, что будет только хуже. Умывшись прохладной водой, заварил особый травяной отвар, ныне покойный Травор поделился со мной. В травах разбирался, что Кузьма в зверях, эх, пусть его пепел ветер носит, знатный был травник.
   Запивая вчерашнее мясо отваром, я прикидывал дела на день. Получается что? Отнесу Степану табуреты, будь это непотребье неладно, затем в кузню за петлями. Хотя нет, Тимохе ща не до меня будет. Тогда дома хлам разгребу да уборку наведу, а то давно пора, а тут как раз времечко свободное подошло. С этой беготней всё некогда. Ну а там, по ходу, мысли соберутся, да выдадут какое-нибудь решение по делам темным.
   Оделся, подобрал табуреты да неспешно выдвинулся в сторону хаты заказчика. Жизнь села кипела и плескалась, думать надо, обед уже в спину дышит да зазывает приятными ароматами.
   Ночной дождь превратил и без того скверную дорогу в реку с редкими островами грязи, по которым мне аки козлику пришлось скакать.
   - ... Марфа, ты моего не видала? А то ушел, словно за смертью маменькиной, - послышалось слева из-за забора.
   - Павлуха, едрит твою, ты куда правишь. Здоров, Михайло, - кричит Лавр, держа одной рукой коня другой - опростоволосившегося батрака, - где был, что не видно было?
   - Дык заказы по всей округе. Забегался, - пусть вранье, но это же не со зла.
   - А, поняма, ты на днях зайди ко мне.
   - Прошка, зараза, догоню же, - детворе все нипочем, носятся, что зимой, что летом.
   - Здоров, Михайло, - о, Никифор, никак брагу заложил да опробовать позвать хочет, - ты ко мне в баню приходи.
   Точно бражка дошла, у него она получше выходит, чем у многих пиво, пусть и на меду, но все равно хороша.
   - Здоров, приду, раз зовешь.
   - Ты это, не забудь только, - хороший мужик, вот только с женой не повезло, гробит почем зря, лишний раз чарку браги выпить не даст, разве что при гостях. Вот и зовет, чтобы выпить, не женатый я, вот и не может его Глушка на меня надавить.
   Село живет, не подозревает что нечисть балует чуть ли не в соседней хате. Это хорошо, меньше знаешь - крепче спишь.
   Пройдя через добротные ворота, я застал Степку за расчехвостеньем помощника.
   - Это что такое, я тебя спрашиваю, - купец орал на сжавшегося детину, тот мял шапку, часто кивая, - ты чего мне тут гривой машешь, жеребец ты нескобленый.
   Что-то странно, Степан всегда был рассудительным, вот так орать не в его правилах.
   - Дык я то, здесь никак... я то что... они так в городе все цены скинули. Я как все... да я, как ты и учил, - помощник явно не понимал, что делать, только оправдывался да извинялся.
   - Ладно, бестолочь, завтра сам съезжу да гляну, что там не так, - купец резко охладел, поняв, что погорячился, - и ставь свечку святым, чтобы все так и было, как ты наплел.
   Детина сочувственно глянул на меня, и, дабы не искушать судьбу, быстро скрылся в амбаре. Это он, конечно, зря так обо мне беспокоился, в отличие от него, я человек свободный, и на крик купца отвечу тем же.
   - Какого рожна так поздно? - ни тебе "здрасте", сразу в крик.
   - А не нравится, сам пришел бы да забрал, - в тон ему отозвался я.
   - Ты на кого орешь... - он тяжело задышал, подыскивая слова, я воспользовался заминкой.
   - На самодура.
   Степан глубоко вздохнул пару раз, но успокоился.
   - Проха, забери товар.
   Откуда-то из-за угла выскочил Проха, выхватил табуреты и быстро скрылся в амбаре.
   - Ты куда их понес, дурачье? - снова заорал Степан. Что-то с ним сегодня не то, может, Марья с утра голову прополоскала.
   Несчастный батрак, не поднимая взора, выскочил из амбара и, словно припаренный, влетел в избу.
   - Это... тут до тебя как-то руки не дошли, - увидев мое недовольное лицо, он быстро добавил, - Проха к вечеру занесет все, о чем мы договорились.
   Смирение купца вполне понятно, невыполнение договора, пусть и такого незначительного для него, это удар по купеческой чести.
   - Вечером так вечером, мне не к спеху, - не стал я дразнить медведя, - пойду, дела.
   Не успел я дойти до калитки, как Степан меня окликнул.
   - Михайло, погодь, прогуляешься со мной до подвала.
   - Это еще с какой такой радости? - я опешил от непонятной просьбы.
   - А ну да, ты же до конца вчера не высидел, ушел, - ага, прям-таки сам и ушел, без ваших проводов. Но вслух говорить не стал, ссориться из-за пустяков с купцом мне не с руки.
   - Так вот, мы порешили, что нужно провести беседу с вурдалаком да попытаться разузнать, что да как, - Степан поднял руку, предотвращая моё вполне уместное возражение, - больше-то некому. Кузьма с Митрохой в болото пошли... Кх... Проху выгуливать...
   Купец подошел вплотную, заговорчески продолжил, поглядывая по сторонам, ни к чему батракам да домашним знать о проблемах села.
   - С Феакула, сам понимаешь, помощи никакой, ну а Евсей... вообще в этих делах не волочет да и стар уже.
   Ну да, больше вариантов не прослеживается, я тяжело вздохнул в знак согласия. Степан тут же приободрился, похоже, не ждал столь быстрого согласия, и тоном заправского воеводы проговорил.
   - Жди здесь, я скоро.
   Ну вот, началось, не было напасти - на тебе здрасте. Теперь от этого ни за что не отвяжешься, лишь бы не возомнил, будто я, как его батраки, по веревочке ходить буду. Ничего, если начнет, обломаем, опыт-то есть.
   Как и обещал, торгаш вернулся быстро, одетый, словно к князю на поклон собрался. Белая расшитая рубаха, поверх тулуп из хорошо выделанной кожи, штаны заправлены в мягкие сапоги красного цвета. На макушку сдвинута шапка из какого-то пушного зверька, хорош, красавец писаный.
   - Ты куда так вырядился?
   - Не твое дело, - словно на пацана гаркнул купец.
   Ща я тебе гонор-то подрежу.
   - Не мое так не мое, пойду я, дела у меня, - одной рукой приоткрыл калитку, заорал, - расходись, честной народ, петух куриц топтать идет. Быстрее, быстрее, он под ноги смотреть непривычен, быстро в грязь втопчет...
   Степан схватил меня за шиворот, резко втащил во двор.
   - Ой, честной народ, погибаю, не успел я спастись, пока вас оповещал... - купечья шапка закрыла мое лицо, топя слова в себе.
   - Ты что, охальник, делаешь? - чего больше в голосе Степана, злости аль страха, я не разобрал.
   Оно-то понятно, народ завсегда клички приклеивать норовит, да такие, что вовек не отмоешься. А прозвище "петух" для купца по меньшей мере неприлично. Я так и слышу: "Ты у кого зерно брал? Да у Петуха заречного". Хе-хе, вот потеха будет, если прилипнет.
   Я замолчал, но Степка шапку убирать не спешил, после моего вялого сопротивления он таки освободил мне рот.
   - Ты что, охальник, делаешь-то, смерти моей захотел, - сейчас важный купец более походил на торгаша, пойманного на грязной сделке.
   - А ты впредь думай, когда на односельчан свой гонор примеряешь.
   Степка помялся с ноги на ногу, покусывая ус.
   - Я сейчас, - утопал в дом.
   Вернулся еще быстрее, чем в первый раз.
   Не успели мы сделать и десятка шагов по раскисшей дороге, как из ближайшего забора донеслось:
   - А где петух-то, Михайло?
   - Да убег он, - я покосился на торгаша, - и, как мне думается, больше не вернется.
   За деревянной оградой послышался вздох разочарования, затем малопонятное бурчание.
   Дальнейший путь прошел без всяких злоключений в полном молчании и погружении в свои мысли.
   Ненавистный подвал находился на пустыре, нет, село не обладало лишней землей, а скорей наоборот, все теснились. Но пустырь все-таки был, а причина тому проста. Там раньше стояла хата погорельца Ефрема, сгоревшая при первом моем появлении в селе. Понятно дело, сразу отстроили новую, не прошло и года, как и её постигла та же участь, и так каждый раз, изба года не стояла, чтобы не сгореть. Даже молитвы батюшки с освящением проклятого места ничуть не помогли. Хаты, все едино, горели по разным нелепым причинам. Даже когда через лет двадцать дед Степана додумался построить сарай, ничего не поменялось, сгорел он так же быстро, как и избы. С тех пор никто более и не строился на пустыре, вот подвал вырыли для охлаждения сильно горячих мужиков, гореть там нечему вот и стоит.
   Около погреба, переминаясь с ноги на ногу, стоял Феакул, время от времени дергая поскубанную бороду. По всей видимости, зайти ему хотелось неимоверно сильно, но вот от чего-то боязно. Стоит уже времечко, землю втрамбовал аки дорогу до города. Увидев нас, каменщик с облегчением выдохнул и невнятно пробубнил, что-то вроде "будьте здоровы". Я кивнул в ответ, а Степан молча ухватился за ручку двери.
   Спускаться в это омерзительное место очень не хотелось, от одного запаху плесени челюсть сводит, а воспоминания о тоске и скуке душили не хуже надгробия. Тьфу, мерзость. Из-за переполненных чувств я не сразу заметил, что Митька таращится на меня, словно поп на икону. С чего это? Да уксус мне вместо пива. Я же вчера морок не снял, когда беседу проводил. Неужто ли рассмотрел в темноте, не может быть, силы-то в нем ни капли. А искры? Мысли, как мыши в амбаре с появлением кота, разбежались в разные стороны и тихо забились в угол, не желая собираться вместе. Снова прокололся, не хочу под землю.
   - Да не упырь я, - жалобно стонал Митька, давя на жалость бати.
   Вот ведь странно, - откуда-то в пустом амбаре башки возникла мышь-мысль, - ведь если Митька нажрался бы и избил кого-нибудь аль украл чего, даже если девку попортил бы, ему косточки поломали бы да на выселки послали, ну или, на крайний случай, казнили. Были случаи, все ясно и просто. А тут Феакул мнется, словно девка на первом свидании. В семье нечисть появилась, пусть наполовину, но нечисть, а прогонять не хочется - кровинушка родная. И как быть? А, не дай бог, кто узнает, вовек от позора не отмоешься. Ой, как непросто сейчас Феакулу.
   - ...значит ты был просто пьян? - что-то я нить разговора упустил, а Степан тем временем красный, как рак вареный, злобно хрипел.
   - Я тебе сколько могу объяснять, - пацан-то с характером, вот как орет, - пьян был.
   - И клыки от того выросли да уши заострились? - подавшись вперед, брызжа слюной, заорал купец.
   Митька открыл было рот, чтобы возразить, но не издал ни звука, отвернулся в сторону, длинные волосы закрыли опечаленное лицо.
   Помолчали.
   - Так кто кровь дал?
   - Нашел, - тихо отозвался Митька.
   - Снова здрасте, пятый круг.
   Похоже, парень на самом деле не знает или не может сказать. А что, второй вариант вполне возможен, поклялся при ритуале превращения и всё, хоть сжигай, а выдать тварюгу не сможет. Правда, муторно это всё, да и кровищи надо немеренно. Значит, первое, не знает кто. Как и с Анькой, подкинули.
   В наступившей тишине голос Феакула прозвучал, как то обречено.
   - Пойдем мужики, мне еще Ефросинью уговаривать, дабы отвар сделала, - выходит не я один у парня ничего выведать не смог, печально.
   Уговорить травницу - это еще та проблема, упрется, мол, сам, дурачьё, виноват, а лекарство от дурости не знает, всё, не переубедишь. Да, судьба щедро одарила каменщика проблемами да заботами, знай только разгребай подарочки.
   Первым вышел я, радостно дыша промозглым воздухом. Да, бестолково сегодня день начался, пока меня не припрягли еще к чему-нибудь, двинул домой.
   Вурдалаками становиться обычные люди, не пробудившие в себе внутреннею "силу". Они самого начала обречены на скорую погибель, потусторонняя сила опьяняет, словно мальца безбородого кружка доброй браги, вот только если пить бражку, то скоро вырубишься, а на утро в ноги мамке кинешься, моля о спасительном рассоле. А с "силой" все иначе, чем больше крови, тем больше жажда, тем сильнее становишься, и тем больше ум оставляет опьяненную голову. Даже сейчас, если меня вдосыть напоить кровушкой человеческой, то озверею, потеряв всякую способность здраво мыслить. Человек, познавший внутреннюю силу, способен контролировать её, применяя себе во благо, но многие слишком самовлюбленные, чтобы отказываться от постоянно растущей мощи. И жадность, в конце концов, губит их.
   Изба встретила меня холодом и сыростью, за полдня тепло успело выветриться. Поежившись от промозглости, печально посмотрел на пару поленьев, лежащих возле печки. Помянул недобрым словом свою забывчивость, повздыхал да пошел за дровами. С трудом растопив печь, изрядно надымил в избе, день продолжал не складываться. Так, надо белье найти чистое, чтобы после бани переодеться. Погоняв руками дым, полез в сундук, подаренный еще дедом Кузьмы.
   Хреново дома без женщины, что ни говори и как свободой ни кичись, - разбирая грязные рубахи, горько размышлял я, - ни чистой тебе одежи, ни накрытого стола. Вот была бы женушка: приходишь домой, а на столе накрыто всё теплое да вкусное. Та же печь не потухла б, а белье чистое собрано да аккуратно уложено. Если уже совсем в корень смотреть, то пища у меня однообразная, а хозяюшка все разносолами да побаловала бы. Да хотя про дрова и то напомнила бы. Ладно, нечего сокрушаться попусту, какая у нечисти может быть жена? Ведьма. Дык ей веры нет и быть не может. Спи в пол уха, постоянно один глаз держи открытым, да думай, где подлюка тебе свинью подложит. Тьфу, еще паскуднее стало. Кота завести, что ли, этой скотине все едино, что мужик, что сам черт болотный, правда, где эту живность раздобыть, непонятно.
   Я глянул в окно, солнце еще высоко, в баню не скоро, у Никифора она только после заката вытапливается. Отправился в мастерскую, зажег свечу, лень с лучиной возиться. Взялся за давно забытое дело - выстругивать фигурки, виданные однажды у одного боярина. Подобная работа всегда успокаивала, настраивая на хороший лад.
   Выставив последнюю фигурку в общий ряд ей подобных, самодовольно заулыбался. Хороши, все восемь как одна, что же, первый ряд обеих сторон готов. Осталось теперь задние сделать, точно не помню, как там было, ладно, сам не дурнее городских буду, придумаю что-нибудь. За день в голову ни чего путного по беде поселковой так в голову и не пришло.
   За окном тем временем стемнело, пора выдвигаться в баню; снял подсохшие сапоги с печи, неспешно оделся, насвистывая песенку кладовщика, выдвинулся в сторону хаты Никифора.
   Калитка открыта, о, видать ждут. Отерев грязь о порог, вошел в горницу.
   - Это кого нелегкая принесла? - послышался ворчливый голос Глушки. - Ты, пьянь.
   И чего это они все заладили, пьянь да пьянь, употребляю не больше остальных. Обидно же.
   - Угомонись, несчастная, - пробубнил я, - где муж?
   - В погребе, только с бани воротил и сразу в погреб. Брагу не дам, пока из бани не вернешься, - категорично заявила женщина, в сердцах махнув полотенцем, - а то заблюешь всю, как...
   И умолкла, рассержено шевеля ноздрями, вспоминая, кто там баню загадил.
   - Ладно, пойду, - не стал я больше раздражать хозяйку, - скажи мужу, что я быстро.
   И, не дожидаясь ответа, выскочил наружу, ну и склочная баба, и как это Никифор с ней уживается.
   На тропе до бани лежали деревянные настилы, в прошлом году не было, приходилось потом ноги перемывать, а сейчас вот разжился, устелил-таки.
   Быть нечистью - это еще не значит быть грязным, может, там какой-то кикиморе в грязи и хорошо, но я люблю чистоту.
   Неспешно разделся в просторном предбаннике, попутно скинув морок, протиснулся в небольшую дверь, свеча в дальнем углу от полка нервно трепыхнулась. Давненько в бане не был. Ща парку поддадим, погреем косточки. Взяв ковш, омыл полог от сажи, наполнил кипятком кадушку, и наконец-то уселся на подготовленное место, кинул немного водицы на камни. Ух, хорошо. Еще раз. Лепота. Облился водой, чтобы не пересушить тело, мертвые ведь не потеют. После пятого броска воды левую сторону охватило легкое покалывание. А это что еще за муть, так быть не должно. Покосился в сторону, не сдержался, протер глаза, мокрый воздух клубился и плыл, пытаясь преобразиться в девичью фигуру. Банница. Коромыслом да по причинному месту. Совсем уже страх потеряла бесстыдница. Потоки ускорили движение, наконец-то образовав морок в виде обнаженной девицы, Ох, и хороша же, самое то для меня, а как Варварушку напоминает. Тьфу ты. Оно и понятно, банница берет из памяти жертвы лучший образ и воплощает его. Как и русалки, они питаются страстью, вот только не убивают жертву, а можно сказать даже помогают, чтобы добрый молодец в нужную ночь перед невестой не опозорился. Губы невольно расплылись в улыбке, и не только молодым.
   - Ты что творишь, нечисть бесстыжая, ты к кому явиться посмела, - начал злобно я, не люблю когда портят поход в баню, и так редко бываю, - ща я тебя уму-то поучу.
   - Не серчай, - тихо невнятно пискнула банница, - суда... хозя...
   Ну да, не к разговорам она привычна, вон как слова ищет, - злорадно подметил я.
   - Михайлушка, не гневайся, если бы не нужда великая, я бы не посмела, - хорошо сидит, скромна, волосы черные закрывают все выпуклости, глазки верх не поднимает. Да, это тебе не подлючие русалки.
   Силуэт стал расплываться, так, еще парку. Что же это я творю? А, у нее же беда, надо дослушать.
   - Что стряслось?
   - Боязно мне, тьма сгущается... давит... боязно... злоба окутывает... - я ошарашено смотрел на банницу - чтобы она боялась, да где же это видано. Их вообще никто не обижает. Да как и обидеть, плод мечтаний.
   - Что за зло?
   - Не знаю... Помоги? - черные зрачки стрельнули прямо в сердце, которого уже лет сто как нету.
   - Да чем же я тебе помогу?
   - Не знаю, - печально вздохнула она, а меня словно могильной плитой придавило, - ты умный, придумаешь что-нибудь.
   И растворилась.
   Спрыгнул с полка, пол жалобно затрещал, настроение хоть ложись да помирай, облившись водой, пошел вытираться.
   К никифору не пойду, не то настроение бражку пить. Не, выпить то надо, вот только одному, да под завывание волчье. Обидится, правда, да ну его в подпол, скажу - угорел, еще извиняться будет. Мысли постоянно возвращались к словам банницы. Что же может напугать такое беспечное существо? Стоп, я замер возле калитки - она всего лишь отображение чувств жертвы, а у меня сейчас настроение печальное и растерянное. Это что же выходит, я чего-то боюсь, - неторопливо передвигая ноги, продолжил размышлять. Бред пьянчуги подзаборной. В груди нарастала непонятная злоба. По селу шастает какая-то тварюга, обращая молодняк в нечисть, а я тут сопли жую. Дождусь, скоро ведьмы шабаш возле колодца устроят. Стоп. Шабаш шабашем, а вот ведьма, похоже, разгулялась не на...
   - Куда прешь, - я врезался в щуплое тело, - во зеньки залил, добра молодца уже не видит.
   - Прохор, гад, ща твой поганый язык вырву, будешь знать, как клеветать на честной народ. Ты вообще чего... - я осекся, едва не взболтнув, про путешествие к озеру.
   - Миха, ты, что ли? Ну и рожа у тебя, - матрешку мне в рот, морок не навел, мгновение - и дело исправлено. Одно спасение темно.
   - На свою глянь, хотя постой, она, вроде, ничего. Ну дык мы ща это поправим, - зарычал я, надвигаясь на задиру.
   - Ты бы, старый, отошел, а то зашибу, - до этого избегающий конфликтов Прошка двинулся на меня, похоже, и у него настроение не из лучших.
   Драться ребятня учились чуть ли не раньше, чем говорить, а оно и понятно, семья большая и кусок пирога нужно отбивать с малых лет. Да и потом поводов никак не меньше, дабы кулаками помахать.
   Поэтому Прошка бил умело, но недостаточно: во-первых, я живу подольше, а во-вторых, двигаюсь куда быстрее. Перехватил руку, увел вниз, вывернул ухо.
   - Я покажу тебе, стервец, как на людей кидаться, - Прошка хрипел, но ничего поделать не мог, - поганец совсем распустился. Ща до бати доведу, он тебе получше меня всыплет. Отведет в сарай, да вожжами, да по заднице.
   - Прости меня, дядюшка Михайло, - паршивец вполне искренне взвыл о пощаде, не угрозы напугали, а скорее вывернутое ухо.
   Завернул напоследок ухо, отпустил, может с синим ухом девки на него меньше обращать внимания будут.
   Прошка, держась за травмированное место, побрел дальше, тихо бубня.
   - То Кузьма с Тимохой в озере топят, то этот уши рвет. Надо в город бежать, там люди нормальные, не то, что эти дикари.
   Опа, что же это вырисовывается? Не помог кузнецу Прошка. Я хлопнул в ладоши и выдал коленце, а вырисовывается всё краше, чем иконы в церкви. Если наш голосистый певун не любовь бедной Аньки, то ею может оказаться Митька. Сложилось все одно к одному, аки доски в полу паз в паз. Анька полюбила Митьку, это и не мудрено, они с детства вместе таскаются, ну а родителям не сказали, чтобы не расстраивать несчастного Тимоху. У него одна отрада осталась - дочь, а тут на тебе - жених нарисовался. Неудивительно, что Митька чуть струхнул, он вообще по жизни не шибко смелый. А ведьма хорошо вписывается в общую картину, Митьку на Прохора поменять, и делов-то. Только ведьма может додуматься погубить обоих влюбленных таким чудовищным способом. Осталось понять, за какой личиной прячется эта подлюка. Да, тут догадками не справиться, любая девка может быть, начиная от подруг, заканчивая батрачками. Наговоры сделать да отвар сварить много ума не надо, почти любая бабка на селе справится, а девке немудрено выведать секрет. Старые завсегда норовят опытом поделиться.
   Я тяжело вздохнул, заходя в калитку родного двора, один шанс, что Анька с Митькой сами расскажут, кто эта тварюга.
   У людей интуиция, у животных инстинкт, а у нечисти только слух да хорошая реакция. Удар кола, предназначенный в мою бедную головушку, я принял на руку. Осиновое орудие, пробило предплечье, я зарычал. Убивать меня в моем же дворе. Тварь. Прямой удар в корпус, пустота, тварюга ушла в сторону, тут же вражья нога прилетела в голову. Я носом пропахал землю, сука, поотрываю говнодавы. Перевернулся на спину, проводя ногой по широкой дуге. Безрезультатно. Мразь перепрыгнула, занося второй кол для удара.
   - Рррр, - едва успел сместиться в сторону, проклятое дерево пробило ногу. Сволочь, больно-то как. Реакция не подвела, здоровой рукой схватил убийцу за грудки и дернул на себя, раскрывая пасть, дабы перегрызть нападавшему глотку.
   Какой-то он мелкий, - ненужная мысль.
   Тот завизжал, не нравится, тварюга, град ударов по голове, меня этим не проймешь, вот и шея. Несостоявшийся убийца все-таки вырвался, оставляя в сжатом кулаке кусок рубахи. В два прыжка ушел за ограду, резвый уродец, ничего, я тебя найду и закопаю в этом же дворе, буду выходить по утрам да плевать на могилу.
   Злой, грязный, как черт болотный, прихрамывая, поплелся домой. Бухнувшись на лавку, кинул тряпку на стол, захрипел, колья пока трогать нельзя, прежде отвар. Сволочь, живьем сожгу. Тяжело сопя, нащупал огниво, с трудом зажег свечку. Куриные потроха, надо подлечиться. Шипя и брызжа слюной, поковылял в мастерскую, хорошо, отвар всегда приготовлен, после двух захоронений поневоле станешь ждать третьего. Самовар неприлично долго закипал, да сколько можно ждать, кинул траву прямо в желтое пузо самовара. Ждать, пока заварится в кружке, выше моих сил. В три глотка выпил поганую жидкость, рыча от ожогов в глотке. Еще одну кружку. Фу, вроде легче. Теперь можно не спешить, горло потихоньку заживало, я покосился на осиновую отраву в теле. Сжал зубы, вырвал колья, кровь брызнула по сторонам. Как хорошо-то. Раны защипало - первый признак исцеления, кровь остановилась, впитываясь в кожу. Скинул проклятые колья на пол, пнул ногой в дальний угол, глотнул еще зелья.
   - Так, посмотрим, во что это тварь одета, - шансов, что тряпица мне что-нибудь сообщит, крайне мало. Понюхал, потеребил в пальцах, обычная льняная рубаха, только черная. Не упомню, чтобы видел кого-нибудь в подобном, да и кто в здравом уме оденет такое среди белого дня.
   Что же, война так война, ведьма, ты не тому дорогу перешла. Дожил, с бабой воюю.
   В голове зашумело не хуже, чем после хорошей медовухи, это побочное действие отвара, все, спать, один хрен - ни до чего не додумаюсь.
   Пробуждение было ужасным, как ведьмина старость, в горле словно песка насыпали, башка чугунная, в глазах резь. Жуткое похмелье, где надраться-то успел? Да вроде негде. Тогда чего башка болит? Муторно-то как. Скинув одеяло, уселся на лавку, о, даже не разделся. Это где же я вчера был? Не помню. Щас самовар поставлю, печь растоплю, глядишь, память вылезет из тумана забытия. Ух, вся правая сторона болит, верней, нога и рука. Упал или били? Доковыляв до печи, ну хоть дров вчера наносить додумался. Открыл шибер, подложив под смоляк бересту, чиркнул огнивом. Свет ударил в глаза, словно луч солнца, да что же так плохо-то. Добравшись до лавки, глянул в окно, всё небо затянуто серыми облаками, вот-вот заморосит. Тьфу, я же нечисть, мне смены погоды, что покойнику припарки. Башка совсем не варит. Так, самовар, взяв медного пузана за ручки, сморщился, ну и вонь. Запах ураганом, пронеся в голове разгоняя туман непонимания, освобождая память из плена серого помутнения
   - Сволочь, найду... - нового зверства по уничтожению твари сразу не придумал, пока не придумал. Но то, что эта мразь перешла в раздел личных врагов - точно, а поэтому жить ей осталось всего ничего. Никому нельзя прощать покушений.
   Заполнив железную черепку водой, засунул её в пасть печи, отвар из мяты и ромашки мне просто необходим.
   Выпив отвар, скудно позавтракал хлебом. Да, что-то я поистощился в последнее время. Кстати, Степка так и не прислал батрака с долгом. Ладно, я сегодня не сильно гордый, сам дойду, заодно голову проветрю. Да и Степку потом всегда пристыдить будет чем. Прогулка до запертой калитки купеческого дома здоровью не сильно помогла. Ну и бог с ним. Четыре удара ногой по добротным доскам глухим эхом отозвались на той сторонке.
   - Это кто там озорничает? Ща быстро успокою, раз и навсегда, - злобный хриплый голос отозвался на мою попытку дозваться.
   Калитка открылась резво, проход загородил здоровенный мужик, перешагнувший половину жизненного пути, дородная черная борода закрывала лицо до самых глаз. Дубин. Он-то как здесь оказался, а кто на выселках батраков гоняет?
   - Что приперся? - и этот не здоровается.
   - Пошел вон, - бородатый бугай даже не шелохнулся, ох, и не то у меня сейчас настроение разговоры вести.
   Схватил за бороду любопытного бугая, резко дернул вниз, что, не ждал, упав на колени, здоровяк вылупленными глазами уставился на меня.
   - Что, совсем страх потерял? Так я ща тебе подробно буду объяснять, как орать на почтенных жителей, за каждое слово по ребрышку отсчитаю, - прорычал я, несильно врезав в бок ногой.
   - Михаилушка, ты чего осерчал? Ну прости дурня, не признал сначала, - тьфу, мерзость, как только отпор получил, сразу залебезил. Батрачье, тьфу.
   - Теперь, значит, разглядел? Снизу виднее, как мне думается.
   Отпустил охальника, тот, кряхтя, поднялся, злобно буравя взглядом, но разумно промолчал, понимает, что легко отделался. Вот и правильно, а то в следующий раз землю носом не раз ломаным пропашу, да рожей красной заборчик подправлю. У меня прям руки зачесались, чтоб мечты воплотить в жизнь. Даже как-то легче стало, может, все же не сдерживаться?
   Следуя за обижено сопящим бугаем, я прошел двор. И как это Степке удается всё в порядке содержать, ни луж, ни грязи, сухо як летом. Дубин махнул рукой в сторону открытой двери амбара. Ох, и задаст тебе Степка, за то, что пустил в святыню купеческую.
   Проскользнув в дверь, я лыбясь проговорил:
   - Здоров будешь.
   - Это еще кого принесло, - Степан резко развернулся, насупя брови, окинул меня взглядом с ног до головы, - ты еще как сюда попал.
   - Да Дубин пустил, - злорадно ответил я.
   Степан отложил берестяной лист, неплохо живет, раз не углем по дощечкам малюет, полностью повернулся ко мне, уперев руки в бока.
   - Что надо?
   - Коротка память у честного купца, как я погляжу, - Степан в лице не поменялся, а даже еще более посуровел, - за долгом я.
   - Так я же, - он замялся, поднимая очи к потолку, - Пашка иди сюда!
   Ох, гаркнул, аж в желудке ёкнуло, аль не от этого. Не важно. Степан тем временем ненавязчиво вытолкнул меня наружу.
   А там уже поджидал единственный сын купца, парень лет четырнадцати, до этого Степке жена упорно рожала дочерей, он и к ведунье ходил, и в церковь, всё одно - не помогало. Пока не обзавелся новой, тут-то и случилось ему счастье. Рыжий, как мать, глаза хитрющие, на месте устоять нормально не может, мнется, руками машет, одет просто, разве что сапоги хороши, мне и за два года на такие не накопить. Вроде неплохой пацан, как все, только есть у него одна причуда, всё поджигать, сейчас поутих, а когда совсем сопливым был, каждую неделю что-нибудь да жег. От того и прозвали в селе - Гарри.
   - Бать, звал зачем-то? - а Степка аж заулыбался, но вовремя спохватился, нахмурившись, буркнул.
   - Вот, собери Михайле по долгу, да докинь, что скажет, за задержку.
   Пацан с прищуром посмотрел на меня, словно лисица на петуха, развернулся и пошел под навес, ну а там уже в кладовую. Я украдкой посмотрел на Степана, тот ошарашенно смотрел на своего отпрыска, мол, и этот туда же, чужака в святыню повел. Но, видно, при мне одергивать не стал. Как уйду, тогда всыплет по первое число.
   - А что ты, дядь Михайло, хромаешь? - подхватив мешок с вешалки, ни с того ни сего спросил парень, - неужто ли на кол напоролся?
   - Не твое дело! - неласково отозвался я, не хватало еще перед пацаном отчитываться.
   - Дело то не мое, - заходя за ящики, продолжал пацан, - но ты-то настойку выпил, дабы хворь снять?
   - Что?
   - А то, - пацан не выдержал и затараторил, - осина, поди, не самое приятное деревцо? От удачного попадания и помереть можно.
   - Ах ты поганец, - не может быть, я ошарашено смотрел на сына купца.
   - Повезло тебе старый, но ничего, время есть, пересечемся, - зрачки блеснули желтым.
   Волколак. Весь мир сузился до врага за ящиками.
   Эта мелкая подлюга и хотела меня убить. В животе похолодело, а на кончиках пальцев началось жжение, явный признак выпускаемых когтей.
   - Ты сначала доживи до этого дня, - тихо, очень медленно проговорил я.
   - Не хватай ложку, раз за стол не позвали, - язвительно отозвался пацан, ни на мгновение не прекращая набивать мешок. Не достану, далеко, да и силы не полностью восстановились.
   Я чуток сместился в сторону.
   - Пока ты человек, по скорости я тебя опережу, - главное, зубы заговорить, - Да и голову оторвать, не велика сложность. Потом в город, и через месяц наймусь в Феакулу в плотники и делов-то.
   Поверит или нет?
   Парень хищно оскалился, попятился к стене, тварюга уйдет через вторую дверь. Перехитрил-таки.
   - Кто же тебя потравил-то? - надеяться, что расскажет, глупо, вон как силой упивается, но попытка - не пытка. Может, юношеская самонадеянность возьмет верх.
   - Не твоего ума дело, - парень приосанился, нагло лыбясь.
   Паршивец чует, угрозы нету. Ладно, зайдем с другой стороны.
   - Это значит, ты Аньку и Митькой из ревности загубил? - ты же любишь хвастаться, давай.
   - Ты спьяну-то чуши не пори, - ишь ты, как силу получил, так сразу расхрабрился, я втянул непроизвольно вылезшие когти, - какая ревность?
   Он умолк, нахмурив брови, уставился на сапоги, я немного подвинулся ближе.
   - Так ты думаешь, что Анька с Митькой? Вот уморил, - натянуто засмеялся, - Анька по Моркулу-молотобойцу сохнет. А Митька при одном взгляде на девку краснеет, словно бурак. Не, ты как скоморох, говоришь, сам не знаешь что.
   Пока малец посмеивался надо мной, я сделал пару шагов, еще бы три и можно рискнуть вырвать нахалу глотку.
   Пашка резко кинул мешок, я инстинктивно схватил, за это время поганец успел сместиться к выходу. Вот сволота, забыл, в нем "сила" имеется. Ладно, успею еще поквитаться, не впервой волколаков ловить.
   Я с трудом загасил злобную ярость.
   Купеческий сын молча выскочил наружу. Эх, не было головной боли, теперь мучайся.
   Выйдя из купеческого двора, я поправил мешок на спине, двинулся к родной хате. После визита к купцу мне оттягивала не только ноша за спиной, но и тяжкие думы. Выгодно сходил, нечего сказать. Для начала нашелся подлючный убийца, все головной боли меньше, потом ясность образовалась, кого всё-таки любит несчастная Анька. Моркул работает молотобойцем у Тимохи, надо будет ночью наведаться да потолковать по душам. Настроение хмурее, чем небо над головой, но решение одной загадки настраивало на положительный лад. Да, ошибся я с выводами и крепко, ну да ладно. Не ошибается тот, кто не работает. Жаль, Гарри не спасти, продался тьме. Эх, сейчас бы выспаться, эх, мечты, мечты.
   Я с трудом дождался, пока тьма захватит село, ночка, как и все предыдущие, выдалась славной, ни зги не видать. Прихватив большой мешок да крепкую веревку, я выскочил на улицу, прислушался. Из-за проклятого волколака и шагу нормально не ступить. Рваные штаны да рубаху я напялил еще засветло, перелез через забор, пробежал дюжину саженей и только тогда снял морок. Бережного бог бережет. И пусть пословица к нечисти не совсем подходит, но суть-то этого не меняется. До Тимохиной кузни добрался без происшествий, только собаки и облаяли, но так это дело привычное. В кузне находились трое, и Моркул, понятно дело, тоже, этого дылду можно перепутать разве что с Тимохой. Так, приступим. Присев за забором, я добавил "силы" в уши, прислушился, не хотелось бы, чтоб купеческий сынок сзади подкрался. Тихонько добежав до стены кузни, замер, думаю, достану, "силы" после городской охоты еще осталось. Опустив руку на землю, представил как под ладонью появляется паук, заполнил образ "силой". Вышло всё на удивление легко, хотя зачаровывание мне всегда давалось с трудом, может дело в свежести сил. Аль в постоянных тренировках, надо на досуге обдумать хорошенько. Пока размышлял, паук добрался до мужиков, и впился в первого попавшегося. Да чтоб мне с кикиморой в одной кровати спать. Про то, что чары слепо выберут первого встречного, не подумал. Батрак прокряхтел, почесал за пазухой как я и хотел, пошел справлять нужду за кузню. Как же чарам на нужную цель-то указать? Никогда об этом не думал и вон оно как вышло. Я пристально смотрел на Моркула силясь найти решение, батрак уже вернулся, сев на пень, начал ковыряться в чем-то. Здравые мысли ни в какую не хотели попадаться в силки моих размышлений, переносить все на следующую ночь не хотелось. Да и нет уверенности, что придумаю что-нибудь толковое за день. Хм, не можем взять хитростью, возьмем силою. Создал еще одного паучка, тот быстро засеменил к людям, оставляя за собой тонкую паутинку "силовой" нити, через которую я спокойно управлял выбором паука. Чары благополучно миновали всех остальных, набросились на молотобойца. Тот в точности повторил действия неудачной жертвы моих попыток ворожбы, пошел за кузню. Я еще раз осмотрелся - никого. Подкравшись сзади, врезал по затылку, мужик качнулся, но падать отказался, еще два удара, и тело обмякло, я едва успел подхватить жертву, дабы не нашумел грохотом об землю. Конечно, мог наслать усыпляющий морок, да "силу" не хотелось тратить, да и не нравится мне он. Быстро связал, изрядно переваляв Моркула в грязи, мешок на голову. Ну всё, в путь, благо частокол рядом. Как здоровяк будет отправдываться, за свое отсутствие, меня не волновало.
   Не успел по лесу сделать и двадцати шагов, как за спиной послышалось:
   - Откуда тело?
   - Из села, вестимо, - не задумываясь, ответил я, кидая Моркула в мох.
   Развернулся, тьфу ты, леший, а голос как у Кузьмы. Ярит скромно стоял возле березы, облокотившись на посох, льстиво улыбаясь, как пес при виде поросячьего окорока.
   - Неужто ли мне подарочек. Ой, спасибо, не ожидал, - я лишь раз моргнул, а старик стоял в шаге от меня.
   - Э нет, я дары только в жидком виде приношу, - старческие глаза зажглись желтым, - в смысле пивом, бражкой. Если здоровека в жертву пренесу, то вместо доброго старичка по лесу будет шастать огромное волосатое чудище. Проблем не оберешься.
   - И ладно, - старикан тяжело вздохнул, развернулся и пошел за кусты, - к полуночи не забудь, - раздалось уже издалека.
   - Как же тут забудешь, - взваливая молотобойца на плечо, пробубнил я.
   До самого озера Моркул так и не очнулся.
   К моему счастью вызывать подводную бестию не пришлось, Кваркуша удобно расположилась на вязанке камышей, одна рука за голову другой прикрывает необъятную грудь, зелёные волосы стелятся по воде аки на ветру, рыбья часть, дабы не портить вид, спрятана под водой.
   - Мишенька, - звонко защебетала она, - никак ли ты мне забаву принес. Ой, спасибо. Не ожидала. Какой большой, крепкий. Ну что же ты его лик прячешь, покажи быстрее сокола ясного.
   Моркул замычал, я, недовольно морщась, скинул тело на землю, да так неудачно, что прям головой об дерево. Пленник заткнулся.
   - Что же ты так не бережно-то с моим милым? - недовольно заголосила русалка.
   - Вы вообще опухли? Я вам что, слуга аль прихвостень. То леший лезет, то ты, - я не говорил, я рычал, растопыривая пальцы с когтями, - зови утопленницу.
   - Вот еще, - русалка соскользнула в воду, круги по водной глади еще не разошлись, как голова стервозной водоплавающей показалась на поверхности, - то Кузька с Тимохой мужиком каким-то воду мутят, при этом орут, чтобы я вернула девку, то ты тут... А мне может личную жизнь устраивать надо.
   - Во, меняю, - я пнул Моркула ногой, - на Аньку. Только через два дня вернешь мужика.
   - Ох, и не честно, девку навсегда забираешь, а мужика через два дня отдавать, - начала торговаться водяная нечисть.
   Нет у меня времени в игры играть, ладно будем по-плохому.
   - Я ведь не ленивый могу домой сходить да травку нужную принести, до весны чесаться будешь, - ласково, аки дед с внучкой, заговорил я.
   Конечно, отчаянный шаг, а иначе до утра торговаться будем.
   - И не надо меня пугать, - не успела договорить русалка, как из воды показалась Анька.
   Подтащив Моркула к воде, сдернул мешок, мужик, ничего не понимая, заморгал, утопленница встрепенулась, подняла светлые очи, кинулась к любимому. Сопротивляться Моргул не стал, на поцелуй ответил как надо. И только их губы разъединились, как Анька грохнулась в обморок, чуть поймать успел, Моркула же откинуло на землю.
   Вынеся обмякшую девку на твердую землю, направился было в лес, как из воды донеслось.
   - Эй, касатик, а сокола моего не подтолкнешь поближе?
   Я развернулся, увидел как молотобоец, извиваясь аки змей, уверенно движется к воде, видать, сам свою судьбу решил.
   - И чтобы через два дня его в село отправила.
   - Если сам захочет, то отпущу.
   - А мне всё равно - захочет или нет, - напоследок рыкнул я.
   Донеся приятную ношу до крыльца Тимохиной избы, с облегчением выдохнул, хоть одно дело до конца довел. Теперь к лешему в гости. Ну что за жизнь, ни присесть, ни отдохнуть. Ладно, сокрушаться о судьбе непутевой у лешего буду за чаркой пива. А сейчас... Со всей дури вмазал по добротной двери и бегом через забор.
   Заскочив в избу за бочонком пива, побрел к лешему. Лес жил своей жизнью, где-то ухала сова, кто-то шуршал в кустах, деревья шелестели остатками листьев. Дождя не было, но сырости хватало, странно, пока бегал к русалкам этого не замечал. А сейчас расклеился, ведь на отдых иду.
   - Куда ломишься, ходь сюда, - когда я замер в нерешительности, куда двигать дальше, послышался голос из кустов.
   Вот же дедуля, опять расстроился, - скривя морду подумал я, глядя на плотную стену кустов,
   Кое-как продравшись через преграду, вышел на маленькую полянку, луна серебряным светом освещала центр, где из земли росли пеньки, очень похожие на стол и злосчастные табуреты Степана. На одном из них сидел старичок в простой крестьянской одежде, сложив руки на трости. На губах как всегда мягкая, всё понимающая улыбка, а в глазах играет хитринка. Я уселся без приглашения, чай не за советом пожаловал, а пиво цедить. Лешей нагнулся, достал две чарки, я молча откупорил бочонок, доставшийся мне в уплату от Евсея аккурат в ночь, когда в капкан угодил, разлил янтарную жидкость. Молча выпили.
   - Хорошо пиво, ажно воспоминания навеяло об одном мужике, что через лес к полюбовнице шел...
   Старик затянул одну из баек, медленно, с множеством уместных отступлений, и своим мнением по особо значимым событиям. Первая байка естественным образам перешла во вторую, как бы дополняя её, но совершено с другими персонажами. За это время наполнил чарку трижды.
   - ... а баба, дурья башка, приоделась и сидит, ждет. А что же молодец не весел, что ты буйну голову повесил? Аль беда пришла какая? - я даже не сразу понял, что леший обращается ко мне.
   - Да всё нормаль... - и тут меня понесло, - да что это творится, я нечисть аль монах чистоплюйный? Бегаю, как в зад раненый, село от бед спасаю. Мне б сидеть на печи да радоваться людскому горю, а я как псина покорная всё для хозяина служу. Тошно мне.
   Леший ухмыльнулся да залпом осушил чарку.
   - Наконец-то ты созрел.
   Я налил в ожидании продолжения.
   - Вот ты все головушку свою светлую ломал, что тебя грешного на земле держит? - я мотнул головой, старик продолжал неторопливо, - так я тебе подскажу. Дело было давно, лет так сто назад. Князь в церковь ушел, да по всей своей земле так же наказал делать. Вот и к нам поп пришел, да не один, одного бы местные взашей выгнали бы, а с дружиной. Да стал церковь ставить, староста прошлый не дурнее нынешнего был, понимал, что дружина только и ждет, чтоб всех порезать да похолопить. Вот и терпел, сжал зубы, но терпел. Ладно бы церковь поставили, так еще удумали в каждый дом по иконе поставить да пять молитв выучить.
   Старик промочил горло пивом, спрашивать, откуда это он всё знает, не стал, не мое это дело, да и леший может замолкнуть.
   - Батюшка первый был строг, мог заглянуть хоть вечером, хоть ранним утром проверить, как люд молится у себя дома. Многие тогда головы потеряли, - леший тяжело вздохнул, - думаешь, эти дела не про тебя? Так слушай дальше. В каждом селе была ведунья. В твоем жила одна из сильнейших, древностью рода может с этим лесом потягаться. От того и гордыня в ней была под стать роду. Вот она и высказалась в один солнечный денек, али я, али попы. Старая, мудрая, но по-бабьи - дура. Кто же против князя попрет. В общем, ушла она, куда не ведаю, но далече. И осталось село без защиты от тварей ночных.
   Я было открыл рот, дабы возмутиться, но понял, что во рту шишка, ну и шутки у старого.
   - Осталось, осталось, не спорь. Посуди сам, церковь еще слаба в умах людей, и вера в неё не очень-то и велика. - Я тут же вспомнил брюхо попа, да и сейчас церковь не особо в почете. - Силенок у молитвы хватило бы разве что сглаз снять. А ведуньи-то и нету в селе. Что же делать?
   Я пожал плечами, откуда же я могу знать.
   - А всё просто - нужно защитника искать. И нашелся-таки в облике твоем.
   - Это как же? - я с изумлением уставился на лешего, словно он только что себя осенил крестом.
   - А вот и пришла пора второй части этой истории. Как ты знаешь, при жизни ты был знатным травником. Даже князь однажды послал к тебе гонца за отваром от болей в животе. Когда эта беда с церковью случилась, тебе уже было немало годков. Нет, до смертного одра еще лет пять оставалось. Но это же мало. Вот ты и удумал, как свой род спасти - обратиться в упыря. Год прошел, но отвар ты придумал, да такой хитрый, чтоб в злобу черную не удариться да от села не сбежать. В общем, проклял ты себя, пока попы силу не наберут, не будет тебе покоя, и будешь ты село из последних сил защищать.
   Меня словно в прорубь окунули, что же это получается. Я, нечисть поганая, должен стараться во благо поповское? Бессмыслица. Дома вроде колы осиновые остались, пойду, сердце пробью, а то жить тошно стало.
   - Ты пей, полегчает, - я послушно поднял чарку, осушил, еще налил, и так пять раз.
   Фу, вроде отпустило.
   - Что, пришел в себя? - когда я кивнул, дедок продолжил, - а пиво пить полезно, оно тебя в чувство приводит. Уже и не знаю, как ты исхитрился и навел чары, дабы хмель тебя от черных мыслей избавлял, прям диву даюсь.
   - На кой такие сложности?
   - Да всё просто, - старик засмеялся, - пока пьешь, в тебе что-то человеческое остается. Как варить правильный отвар, ты, обратившись в упыря, не вспомнишь, а записи могут и пропасть, да и не известно, найдешь ли их. А выпить любой мужик не дурак, вот через его кровушку и вернешь себе разум.
   Теперь понятно, чего леший со мной всё время пил.
   - Что же ты все эти годы молчал?
   - Я и дальше слова не промолвил бы, если б ты в отчаяние не в пал.
   Дела. Не знаю, радоваться или плакать, вроде загадка всей упырской жизни открылась, но вот легче от этого не стало. И что теперь делать? Вопрос бился в голове как рыба об лед, так же безответно и беспощадно.
   - Ты как, нагулялся с мужиком на плече? - не пойми с чего спросил леший.
   - Дед Ярин, а тебе что за дело до села и до меня?
   Старик пригладил бородку и укоризненно глянул на пустую чарку. Я налил. Но с мысли себя сбить не дал.
   - Вот не скажи, есть дело и напрямейшее. Если у вас в селе нечисть расселится, то они же мне весь лес испоганят. А потом и князь проведает, и пойдет тогда огнем да мечом искоренять зло, не разбирая, кто прав, кто виноват, а кто просто в сторонке стоит.
   Что-то леший темнит, не сильно верится в сказанное, уж больно все натянуто получается. Ну да ладно, сам не сказал, силой не выбьешь, хитростью не выведаешь, придет время - сам скажет. Осушив чарку, сердито стукнул посудиной по пню.
   - Попади мне в руки эта распроклятая ведьма, измордую... - я тяжело задышал, обида, растерянность переродились в злость, ну а злость нашла цель для вымещения.
   - А чем же она тебе так не угодила? Значит, завелась в селе тварь?
   - Да жил - не тужил, а тут она все разрушила, на корню изгадила мирную жизнь. Мечусь по селу, как петухом жареным клюнутый. Аньку в утопленницы отправила! Митьку в вурдалака превратила! Гарри в волчью шкуру загнала, да себе служить заставила!
   - Неужто ли силой?
   - Да какой на хрен к чертям силой, они сами в силки полезли. Анька - дура малорослая, наслушалась бредней, что батька обвенчаться не даст с батраком, вот и поперлась топиться. Митька - дурачье, щуплым родился, вечно битый не только ровесниками, но и мелочью. Вот на силу упырскую и польстился, теперь дурная кровь ему силушки дала, правда, крови человеческой бояться надо, пуще огня. С Гарри, - я перевел дыхание, сдерживая злость, приложился к чарке, продолжал разъяснять непонятливому старикану простые вещи, - Пашка при бате всю жизнь обитал, а ему свободы хотелось, вот и вырвался, как смог. Кровь упыря да волколака достать не проблема, а приворот для обращения в нечисть любая ведьма навести сможет. Не считая Кузьмы да Евсея, все дети...
   Я умолк от неожиданно ворвавшейся мысли. Внезапно вся картин происходящего открылась в новом свете, словно я взглянул издалека на всё происходящие, как мастер, оценивающий свое творение. После смерти старосты ведьма решила подгрести под себя власть в селе, напрямую воздействовать на первых жителей села не смогла, чай все опытные и умелые мужики. А вот на детишек - это запросто. Когда Анька превратилась бы в ундину, то Тимоха всё отдал бы за то, чтобы вернуть дочь. Ну а ведьма как бы невзначай подкинула бы ему наговор, дабы дочка возвращалась в человеческий облик каждое полнолуние. Всё, кузнец, считай, в руках. С Феакулом просто, не пройдет и пяти лет, как он станет главным зодчим, а сынок уже и сейчас почти наравне с отцом пашет, а навести чары на Митьку - раз плюнуть, если знать, что он с темной силой повязан. Да и нужную мысль втемяшить в его головушку очень просто. Ну а со Степкиным отпрыском вообще всё просто, он единственный наследник всего нажитого батей. Да и продался тьме похоже добровольно. Раз напасть осмелился, когда почуял, что я слишком близко подобрался к их тайне. Евсей бездетен, да и помрет он скоро. Кузьма...
   Я подскочил словно в зад ужаленный, Варварушка, свет души моей, она следующая, если уже не...
   - Э, мне пора, дела, - я поклонился дедушке, не зазорно перед старшим спину гнуть. Да и на мысли нужные навел-таки.
   - Иди, иди, хлопец, а я тут сам бочонок прикончу, да гости скоро придут, - проводил меня словами леший.
   Как только продрался через кусты, холодный промозглый ветер ударил в голову. Надо бежать, глупо, конечно, надеяться, что сейчас объявлюсь да поймаю ведьму на жареном. Но остановиться не мог, хотелось хоть что-то сделать.
   Странное ощущение повтора событий, ночь, осень, кромешная тьма, я жду, пока стихнет храп Кузьмы. О, вроде утих, прошел в задние сени, бережно открыв дверь, аккуратно обошел капкан, опа, еще один, совсем мужик с ума сошел на безопасности. Тенью проскользнул в маленькую горницу Варварушки. Спит, аки младенец, ладошки под головку, одеяльце до ушек натянуто, холодно бедняжке. Вижу третий раз в жизни, а словно в первый раз, так бы и кинулся да впился в нежную шейку. Я сглотнул слюну и тяжело задышал, успокаиваясь.
   - Твою ж, - я тихо зашипел от боли в пятке, кто-то усердно тыкал ногу иголкой. Взмах - никого. Новый укол в плечо, удар, рука пронзила пустоту. Вот паскудник-барабашка завелся, мелкий паразит. Ну я тебя. Игнорируя укол в спину, принялся искать миску с молоком.
   Барабашка - мелкая нечисть, зловредная и ни разу не полезная, если домовой еще оберегает дом от сглаза и всякой мелкой нечисти, то барабашка просто живет в свое удовольствие. Неопытный человек от домового и не отличит. А вот оно, блюдце стояло под окном, наполовину наполненное молоком. Опустив палец в жидкость, я на донышке нацарапал знак от сглаза, затем плюнул, все, пусть только притронется - враз испепелится. Барабашки молоко не пьют, они в нем спят. Еще один укол в плечо, бесится, паскудник, что на его территорию позарился. Снял засов со ставней, надо пути отхода подготовить, уселся на пол в ожидании ведьмы, развлекая себя ловлей барабашки.
   Едва заметная тень мелькнула в дверном проеме, как я уже стоял на ногах.
   - Ёб, - только и смог выругаться я, в дверях стоял охотник в исподнем, сжимая в руках здоровенный кинжал. На бородатой физиономии застыла маска удивления.
   А ножичек-то не простой, такой в могилу загонит не хуже осинового кола. "Сила" от Кузьмы плотным потоком перетекала в клинок, затем растворяясь в воздухе. Хм, если бы замкнуть, вон тот поток с этим, то потеря "силы" будет крайне мала, хотя откат... не время. Достал из закромов юности? Я сдвинулся ближе к окну, попутно наводя морок для отвода глаз, но Кузьма плевать хотел на мои потуги, он пристально следил за мной. Так, пора рвать когти. Рывок в окно, кувырок в воздухе, я шмякнулся голыми ногами в грязь. Хрясь... Кинжал застрял в заборе, едва не оторвав мне ухо. В лес, в лес, и только потом домой, а то еще выследит, охотник хренов, перепрыгивая забор, думал я. Вот блин и помогай после этого.
   Приземлившись в высокую траву, глянул на частокол, заграждающий спасительный лес.
   - Да спили мне зубы напильником, не может быть, - ошарашенно выматерился я.
   В двух саженях от забора в воздухе висел самый что ни на есть настоящий навий. Только злобного духа мне для полного счастья и не хватало. Луна на короткий миг вырвалась из объятий облаков и осветила грешную землю. А я принялся материться, что есть сил, и плевать, что услышат. Навием был ни кто иной, как Варлам.
   - Ха-ха, Михайло, ты как был дураком, так и остался, - сипло донес до меня ветер слова духа. С навием спорить нельзя, иначе голову заморочит, да так, что до конца дней в услужение будешь.
   Что делать? Дух качнулся в мою сторону, убьет ведь. Как всегда, решение пришло внезапно, и, казалось бы, из ниоткуда. Напустив энергии в когти наподобие Кузьминого кинжала, я ударил. Дух зашипел, за оградами жалостно взвыли собаки, лапа бывшего старосты рванулась ко мне, отпрыгнув в сторону, взмахнул когтями. Есть, достал. Дух злобно зашипел, растворяясь в темноте. Победа? В битве, но не в войне, - огорчила вкус победы здравая мысль. Завтра ночью придет подготовленный, и так легко не отделаюсь. Ноги задрожали, я рухнул в уже привычную грязь, бой высосал все силы. А невдалеке послышались тихие шаги охотника.
   Встать удалось только со второй попытки, не будь Кузьма таким осторожным, лежать мне сейчас с ножом в спине. Домой я перся прямо, наплевав на осторожность, сил на игру в прятки уже не хватало. Будем надеяться на осеннюю погоду, которая милостиво смоет все следы, вот и ливинь хлынул как назаказ.
   В избу я ввалился злой, мокрый, грязный и жутко голодный. В общем, как обычно в последние дни. Все, в постель спать. Нет. Нельзя. Иначе завтра пластом лежать буду аки бревно, а мне еще навия встречать. Поставил самовар, заварил отвар, тело действовало без помощи головы. После четвертого глотка помутнение в голове отступило, пусть не совсем, но соображать стал более четко. Дурак я, и жить мне надо в глухом лесу с кикиморой, ибо соображаю ничуть не лучше её.
   И с чего это решил, что во всём виновата ведьма? Из-за Кузиной нелюбви к бабьему племени. А самому подумать, так нет же, зачем, когда всё преподнесли на блюдечке. А потом всё потянуть в одну кучу, а я, как юродивый, не желаю расставаться с навязанной идеей. Тьфу, дурак, как есть дурак. Банница и та предупредить пыталась, как могла. А я расфуфырился, мол, она отображения моих чувств. За себя боялась, родимую, нечисть ведь. Наберет навий силушки, пока сельчане ведунью будут искать, захотят умилостивить нечисть поганую. То бишь баньку стопят да пивка с сыром оставят. Дух бесплотный, понятно дело, не для мытья заявился, а для услад с банницей. Слепой самовлюбленный дурак... Ладно, хватит себя пеплом посыпать да матюгами обкладывать. Налил еще одну кружку отвара, пока пью, думать могу, а это сейчас жизненно важно. Что же с умозаключениями не промахнулся, хоть это радует. Староста подлючный, до того власть любил, даже после смерти с ней расставаться не захотел. Вот злоба, жадность да смерть насильственная его в навия и обратили. Он и принялся власть под себя подгребать, да мстить обидчикам, как умел. Хм, а чего с Кузьмы не начал? Или не смог? И вообще, странный этот Кузьма, и ножичек необычный, да взгляд не отводится. Вон и навия в избу не пустил, хотя нет, если знать, то каждый угол защитить сможет. У меня в избе оберегов столько, не только навию не пробиться, но и... Оп, что-то меня понесло, надо идти спать а то ща до того додумаюсь, что хоть в петлю.
   Спать завалился с блаженной улыбкой, и пусть главный вопрос остался не решенный. Как убить навия? Зато всё остальное разложилось по полочкам, а натянутость в мыслях исчезла, как и чувство раздражения. Когда ясно, кто враг, жить становится легче.
   Мощные удары в дверь в любом случаи приводят человека в плохое расположение духа. А если учесть что все это безобразие происходит с утра? Вчера злобный дух убить хотел, сегодня будят зверским способом. Ладно, дух по природе тварь зловредная, ему простительно, но человеку. Злыдень не унимался, продолжая долбить по двери. Я так понимаю, кому-то жить расхотелось. Нащупав обух топора, встал поприветствовать гостя, а труп, труп за сараем закопаю.
   Ведьму мне в тещи, Тимоха. Ладно пусть живет, он слабее бить не может, хорошо дверь не выломал.
   - Ты чего ни свет ни заря приперся, - с утра вежливости от меня можно не ждать.
   - Пустишь аль на пороге говорить будем? - косясь на топор, спросил кузнец.
   Молча развернулся, прошел к столу, опустив инструмент на лавку, плохое настроение еще не повод ссориться с кузнецом. Вознеся очи к потолку, тяжело выдохнул, ну кто же с утра разговоры ведет. Развернулся. Ох, ты, ешкин кот, я подпрыгнул от удивления - Тимоха снял шапку и в пояс поклонился.
   - Спасибо тебе, Михайло, за спасение единственной отрады моей. Даров не нес, знаю, не примешь, - это он с чего взял, приму еще как приму, - ибо скромный ты и знаешь: мое признание дороже барахла стоит.
   - Ты это с чего взял, что я твоему горю помог? - так, изумление на морду наводим.
   - Так кому еще? Степке? Так он семь шкур спустил бы, да в долги вогнал. Кузьма? По-тихому такого не сотворит, он через всё село средь бела дня прошел бы, на руках держа дочку, дабы люд видел. Феакулу не до меня, а Евсей так и вообще с дома не вылезает. Да и стар для такого.
   Чертовы рога мне в пузо, а ведь и не поспоришь.
   - Хороший ты мужик, несмотря на то, что с нечистью якшаешься...
   Я как собака перед командой взять, напрягся, обвел взглядом комнату в поисках чего-нибудь тяжелого. Хмм, рука привычно ухватилась за топор, попробуем Тимоху этим уработать. Кузнец стоял невозмутимо, как наковальня, и так же несокрушимо, я же смотрелся жалко с топором. Но выбора нет, люди, знающие мой секрет, жить не должны. Небольшой шажок, кузнец всё видит, но никак не реагирует. И чего это ты такой смелый? Еще шаг, так - прыгнуть вперед, удар топором сверху, он ловит, резко вниз, и когтями в пузо. Ага, и стальной кулак кузнеца мне черепушку размножит. Морок? Не поможет, он же почти ведун, все хорошие кузнецы с "силой" умеют работать, по-своему, но умеют. Что же делать? Отпускать точно нельзя. Ладно, атакую, а там будь что будет.
   Согнулся, злобно скалясь.
   - Ну, понял, что нет вариантов, меня достать? - внезапно пророкотал кузнец, - брось топорик, все рано не поможет.
   Ну, уже нет, мне с ним спокойней. Кузнец усмехнулся надо мной, словно над ребенком, пытающимся доказать, что он уже мужик.
   - Успокоился? Вижу, не совсем еще, ну ладно, глупостей вроде наделать не должен. Я давно догадывался что ты, с нечистью дружен, еще когда поселился в проклятой избе.
   Фу, хоть о том, что я упырь не догадывается, иначе лежать мне в земле, в очередной раз.
   - И многие знают? - вставил слово, пока Тимоха набирал воздуха, дабы продолжить.
   - Не, - пауза, - человек пять, а то и меньше.
   Ага, двоих я знаю: Тимоха да Ефросинья, остальных позже вычислить.
   - Да ты не бойся. Подумаешь, с нечистью якшаешься, тут и похлеще... в общем, не бойся, - замялся Тимоха, - мы-то понимаем, где живешь - там гадить не будешь. Да и пользы от тебя больше чем от, - он мотнул головой в сторону, - батюшки.
   Да, нелепо стою возле печи с топором, а гость на пороге, я отошел к столу, но Тимоха и не подумал двигаться. Ну и пусть, его проблемы. Хм, теперь ясно, чего кузнец меня на собрание позвал.
   - Как я и говорил, ты своих в беде не бросаешь, вон дочку вызволил, на совете объяснил про вурдалака. Как ведьму ловить собираешься? - во, еще один по ложному пути пошел, не одного меня Кузьма со следа сбил.
   - Да не ведьма зло чинит, - вот человек камень, ни каких эмоций, - а староста... бывший.
   - Хммм, - задумчиво протянул кузнец.
   Это он на людях изображает тупого да молчаливого, на самом деле котелок у него варит не хуже чем у Кузьмы да Степки.
   - Да со старостой-то все глаже получается, чем с ведьмой, - наконец-то выдал свое мнение Тимоха.
   Хоть что-то радостное с утра, выходит не ошибся.
   - Вот только, - по голосу Тимохи стала ясно, сейчас последует удар, рушащий все мои догадки, - Ефросинья лично ему кол в сердце вогнала да харей вниз положила.
   Вот тебе и добрая старушка, на кой такие изуверства, аль догадывалась про что. Эх, и не спросишь.
   - Так он не в упыря обратился, а в навья. Ты случаем не знаешь, как это заразу выводить?
   - Я-то не знаю, но травница точно в курсе. Зайдешь ко мне после обеда.
   И молча вышел, вот и поговорили. Надо срочно выпить, а то озверею. Достал с подпола кувшин медовухи, специально оставленный для вот таких дней. Не разливая, приложился. Вроде полегчало.
   Это правильно он сделал, что сам к травнице пошел, меня бы она поганой метлой еще при приближении к забору отметелила бы. Усевшись за стол, еще раз приложился к горлышку, а что сам-то знаю про навья? Злой дух, силы немалой, единственное неподвластное место в селе - это изба. Если, конечно, сам не пустишь. Что еще там. Пока слаб, только по ночам и является, как силу наберет, может и днем бродить, правда, невидимым. Хотя и ночью простой люд только в лунном свете его видит. Силушку наращивает от людских страхов да несчастий. Так, а как убить? Не помню, вроде, останки солью засыпать, а, не - это чтобы не вылез. Ладно, все одно не вспомню. Пойду к Тимохе, травница ему все расскажет, и нечего головушку по-пустому ломать.
   Затопив печь, выпил отвара, эх, жаль, медовухи мало было, засобирался к кузнецу. Сапоги, тулуп да шапка, вот и все сборы. Странно, не испытываю ни азарта, ни страха перед возможной неудачей, спокоен, словно предстоит дверь обмерить, а не навья убивать.
   Кузнеца застал за растапливанием горна.
   - А вот и ты, - что радости в голосе не слышу, - в общем так, идешь на погост вырываешь тело и бегом сюда.
   - Я тебе что, собачонка ручная? - ишь ты раскомандовался.
   Тимоха повернулся и с недовольной рожей принялся разъяснять.
   - Ты вместо меня к обряду готовиться будешь?
   Не подумал.
   - Давай лопату.
   - Около двери.
   Вооружившись инструментом труда крестьян, неохотно побрел к калитке.
   - Ты что, совсем очумел? - раздался в спину голос Тимохи, - хочешь, дабы всё село задалось вопросом, куда это Михайло да с лопатой отправился?
   Да ну эту жизнь к черту, бегай туда-сюда да еще тайком. Ладно, ночью привычно, но днем...
   Погост находится в двух верстах от села, за небольшой рощицей, народ там появляется редко, ведь кому охота смотреть на место последнего пристанища.
   Так, где эту мразь закопали? Ага, вон относительно свежий холмик. Я остановился, почесал лоб, пытаясь вспомнить, не помирал ли кто в недавнее время. Получается, что нет. Только одному старосте помогли уйти на тот свет. Огляделся - тишина, даже шум леса глохнет в этом месте. Брр, давящее ощущение.
   Эх, бери больше, кидай дальше, пока летит, вволю отдыхай. Лопата добротная, не чета остальным, Тимоха явно для себя делал. От того и до тела докопался в кратчайшие сроки. Хм, странно как-то, вместо разлагающегося трупа, поедаемого червями, в яме лежало иссохшее тело. Ладно, не время голову ломать над причудами усопшего. Наклонился в могилу, ухватив за шиворот рубахи, дернул... и ничего не вышло. Тело словно приросло к земле.
   Все чуднее и чуднее, - злобно подумал я.
   - Ладно можем и по-плохому, - уже в слух прорычал я.
   Спрыгнул в могилу, поудобнее уперев ноги в раскисшую землю, потащил тело наружу. Фу. Кхе. В жизни не поднимал ничего тяжелее, он в землю корни пустил, что ли.
   Кое-как вытащил останки на поверхность, про осиновый кол в груди не соврали, а это что-то новенькое - руки да ноги мне не связывали. Лучше бы солью усыпали, ладно, передохнул, зарываю яму и вперед.
   Труп был тяжелый, как смертные грехи гулящей девки перед отпрысками. Меня шатало во все стороны, хотелось всё бросить и просто завалиться. Да хоть в грязь, и лежать, лежать. Каждый вздох отдавался болью во всем теле, как же тяжело, все, бросаю. Еще шаг и скину. Как же башка болит. Вон до тех кустиков дойду - точно брошу. Сейчас вырвет. Еще эта грязь. Опа, здравая мысль, что теснилась в уголке головы, набралась смелости и выползла на свет божий. Я замер глядя себе под ноги, а ведь под такой тяжестью ноги должны проваливаться гораздо глубже.
   - Рррр, тварь, ничтожество, - желание всё бросить в панике бежало под натиском ярости и злобы.
   Скинув тело, сам плюхнулся рядом, но ожидаемого облегчения не последовало. И что делать? Сил не осталось, дохлый староста просто высосал все, словно алкаш халявную кружку пива. Дурная голова ногам покоя не дает, воистину правда. Были б силы, врезал бы себе хорошенько. Не найдя чем рисовать, плюнул на всё стал чертить пальцем оберег от злого духа. Так, теперь силушки добавим, мир тотчас приобрел звуки, запахи, дышать стало легко. Эх, хорошо-то как, что же, на будущее учтем - сначала оберег одеть, а уже потом руки совать куда ни попадя. Еще немного и сам бы окочурился, от потери сил. Тьфу, подлая тварюга. Положил тело на рисунок, это должно сбить его силушку на нужное мне время.
   Дальнейшая доставка тела не составила труда.
   - Чего долго так? - встретил меня Тимоха возле входа в кузню нетерпеливым вопросом. Из одежды только фартук да штаны, здоров бычара, хорошо, в доме не кинулся убивать. При взгляде на руки кузнеца закрадывалась стыдливая мысль, что вместо мяса у него железо. Один вид убивал всякое желание к агрессии в его сторону.
   - Сам бы пошел да принес.
   - Тащи сюда, - блин, а помочь развалишься.
   Как только тело пересекло порог кузни, Тимоха схватил труп, и одной рукой закинул в горн.
   - Что за вонища?
   - Траву "зари" жгу.
   А, понятно злых духов отгоняет, тут он в полной безопасности, ну и понятно дело, запах паленого мяса маскирует. Умно.
   - Что стоим, дел нету? - злобно пробурчал Тимоха.
   Впервые вижу, как кузнец злится, пойду от греха подальше.
   До самого дома ожидал удара, воя, или еще чего-нибудь в таком духе. Но всё было обыденно серо, как небо и настроение. Ни тебе сражений, ни чар неведомых, всё оказалось легче, чем с иноземной тварью. Всё просто, всё просто, да это и правильно, так и должно быть. Придя в избу, скинул грязную одежду, завалился спать, сил ни на что не осталось.
   Пробуждение было очень приятным и мягким, никто не ломился в дверь, не нужно никуда бежать или решать, как убить или спастись. Горница заливалась лучами солнца, в голове так же ясно, вот что значит выспаться. Потянулся всем телом, неспешно вылез из под одеяла. Ух и дубак. Надо бы печь растопить. Хорошо, дрова есть, несколько поленьев, но на растопку хватит. Самовар закипел, когда последнее полено отправилось в топку. Сначала завтрак, а потом и за дровами схожу. Уселся на лавку, глянул в окно, и не донес горячий отвар до рта - снег. Елки-моталки, снег. Тут же радость сменилось легким раздражением - дрова в сарае, там же лопата, а снега намело по колено. Быстро допив отвар, надел валенки, надо двор чистить.
   Пока тело неспешно занималось рутинной работой, в голове неторопливо поплыли мысли. Что же я имею в конце своих злоключений? Для начала, я ничего не понимаю в сельской жизни. Живу сотню лет, а наивен, как младенец, вижу то, что на поверхности, а если копнуть чуть глубже, то сразу теряюсь. Откуда Кузьма про навья узнал? Да Тимохина оговорка про темные делишки? Почему Степка в сыне нечисть не видит? Откуда Ефросинья обряды по изгнанию злых духов знает? Все вопросы по моей части, а я в них ни туды и ни сюды. Эх, кончилась беззаботная жизнь. Еще и Гарри смерти моей ищет, надо придумать, как убить его, пока до меня не добрался. Ну, хоть Аньку с Митькой спас. Эх, единственная хорошая весть во всем это для меня - узнал смысл своего существования. Ради этих знаний можно вытерпеть и больше.
   И пусть виновник всему происшедшему я. Что же теперь идти в сарай вешаться? Аль русалкам в пожизненное рабство отдаться...
   - Эй, Михайло, что такой сонный? - о, Никифор, морда красная, довольная.
   - ОРЗ у меня, - рассеяно буркнул я.
   - А это что еще за хворь? - насупив брови, перестал улыбаться Никифор, явно пытаясь понять, заразно это или нет.
   - Очень Резко Завязал.
   - Ааа, ну дык от этой напасти известно лекарство. У меня как раз есть немного, - он заговорщически подмигнул.
   - Не на морозе же лечиться?
   - Дык у меня в бане полог прохудился, надо бы посмотреть.
   - Ну, надо так надо.
   Воткнув лопату в снег, я пошел за Пасечником. Что же, пора очеловечиваться.
Оценка: 8.61*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"