Испекли славяне блинов весенних.
Зачерпнули воды из проточного снега,
открывали настежь хромые двери
выпускали густой дым наружу.

Первый блин, подбоченясь, вышел, конечно, комом.
Толстые птицы со всех сторон на него налетели,
окружили блин частоколом.
Стали смачно клевать производственный брак,
разрывать бело тело.

А второй блин получился солнцем,
чуть-чуть сыроватым и немного кривобоким.
Смешливый Гагарин поймал его в подброшенном небе,
ободрав себе о лазурь золотистые локти.

Проходили мимо в чешуе ратные люди,
каждый от блина рвал себе по кусочку.
Стоит князь Игорь в сапогах из солёной кожи,
а над ним хлебобулочное изделие лоснится солнцем.

Третий блин готовым колесом катился,
дети толкали его вперёд аж до самой Тмутаракани,
где сидели, словно намалёванные, византийцы,
пожирая сдобные краски мира.

А четвёртый блин оказался всех краше,
по нему до сих пор Ярославна в Путивле плачет,
звенит в ухе серёжками от берёзы,
а на губах ещё не высохли молочные слёзы.

Пятый же блин вышел самым вкусным,
покатился он по сметане снегов бесконечных,
с разгона подскочил на кротовой кочке,
превратился в космос, облитый мёдом из бочки.

Захлопали дети в шерстяные ладоши.
Оказался блин Вселенной, превратился в Слово.
Откусывая по краям, запивали его славяне
млечною дорогой с индийской коровы.