Олех Андрей Юрьевич : другие произведения.

1. Черно-белое

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Истерн о гражданской войне

ЧЕРНО-БЕЛОЕ

Миллионы русских людей

прошли через это растление,

унижение за эти годы.

И сколько потом будут находить кладов.

И все наше время станет сказкою, легендой...

Иван Бунин "Окаянные дни"

1. Один

   Свист снаряда заставил толпу на мгновение замереть. Еще доли секунды тысячи ушей ожидали взрыва, но его не последовало. Крики и толкотня в порту Одессы возобновились с еще большей силой.
   Молодой мужчина в офицерской шинели с ранней проседью в темных волосах оценив ситуацию, даже не стал пытаться пройти к мосткам корабля Rio Negro, где английские моряки, однообразно матерясь, сдерживали бушующих беженцев. Придерживая ремень винчестера, смотрящего дулом вниз, он достал из кармана папиросу и закурил. Февральский ветер приподнял полу его шинели, обнажив низко висящую кобуру.
   Ругань, плач и крики слились в однообразный гул, то спадавший, то вновь нараставший, как будто людское море штормом набрасывалось на покрытое льдом Черное. Офицер глядел сквозь толпу, словно не имел к ней отношения, но вдруг взгляд его ожил, он отбросил окурок и, расталкивая людей, подошел к визжавшему в истерике худому интеллигенту.
   - Иван Алексеевич, - обратился он к нему. Тот не обратил на него внимания, продолжая кричать испуганной женщине, что его пропуск - это вопрос жизни и смерти.
   - Иван Алексеевич, разрешите вам помочь.
   - Я вас знаю?! - довольно резко, не успев сменить тон, закричал интеллигент.
   - Нет, не имею удовольствия быть вам представлен, но давайте я помогу вам.
   - Боюсь вы не в силах этого сделать, - сказал мужчина и отвернулся.
   - Думаю, что в силах, Иван Алексеевич. Я не мог не слышать о вашем затруднении, у меня есть пропуск на корабль за подписью генерала Шиллинга. Возьмите, - сказал офицер, протягивая документ.
   - Но... - остолбенел Иван Алексеевич.
   - Вам он нужнее.
   - Бог не оставил нас, Верочка, - обратился интеллигент к женщине. - Это больше, чем благородный поступок. Как мне отблагодарить вас?
   - Распишитесь здесь, - офицер достал книгу.
   - Как же вас зовут?
   - Князь Георгий Шиловский! - перекрикивая толпу, сказал офицер, и спрятал подписанную книгу во внутренний карман шинели. Подхватив вещи Ивана Алексеевича, он стал прокладывать дорогу к трапу, не обращая внимание на удары в спину. Интеллигент, вцепившись в полу его одежды, пригнувшись, семенил за ним, не выпуская руку Верочки.
   - This is a great Russian writer Ivan Bunin, - закричал Шиловский в лицо матроса. - Here is his documents, evacuate him immediately!
   Англичанин обернулся и, получив утвердительный кивок от старшего по званию, пропустил Бунина с женой за ограждение. Иван Алексеевич остановился на мостках.
   - Князь! Княжеская, 27! В углу сада! Под деревом! Коричневый портфель! Спасибо вам! - и скрылся на корабле.
   Георгий Шиловский снова прошел через толпу, на этот раз перед ним расступавшуюся. В порту ему оставаться было больше не зачем, он достал помятую папиросу и, закурив, пошел в город. Княжеская была недалеко. Красные обстреливали Одессу безо всякой системы, просто чтобы посеять панику. Редкие разрывы снарядов слышались с разных сторон. Шиловский остановился, пропуская телегу с ранеными. В противоположную сторону пробежали три юнкера с разгоряченными лицами. На юго-западе большевики уже вошли в город, и там шли бои. Георгий толкнул ворота и вошел во дворик. Оглядевшись, он взял грабли, лежавшие рядом с кучей засыпанной снегом листвы, не убранной с осени.
   К ночи заметно похолодало: до необычных на юге минус десяти. Отрытый с большим трудом портфель из коричневой кожи Шиловский перекладывал из одной замерзшей руки в другую. Затихшая стрельба возобновилась где-то совсем рядом. Георгий увидел открытую дверь кинотеатра, взгляд его остановился на витринах для афиш, слева "Сегодня", справа "Завтра", обе они были пусты и разбиты. Пройдя темный вестибюль, он бесшумно открыл дверь и очутился в еще более темном кинозале. Пройдя на ощупь до первого ряда, он опустился в кресло и закурил, когда папироса погасла, он достал из правой кобуры смит-вессон русской модели и приставил его холодное дуло к виску.
  
  

2. Два

   Глаза он все равно закрыл. Под холодом стали бился висок. Сглотнув слюну, Шиловский положил палец на курок, и в этот момент заиграла музыка. Сначала чуть слышная, грустная и очень красивая, а когда она стала громче и трагичнее, Георгий одним движением убрал смит-вессон обратно в кобуру, подхватил портфель с рукописями и пошел на звук фортепьяно. Приподняв полотно экрана, он увидел узкую полоску света из-под одной из дверей.
   Он вошел. С его появлением руки пробежали по клавишам, сыграв последнюю ноту. За инструментом сидела девушка в длинном вечернем платье. Не оборачиваясь к Шиловскому, она закурила папиросу в длинном мундштуке, а затем тихо заговорила.
   - Когда я была в отряде Махно, мы однажды остановились в разрушенном большевиками монастыре. Гуляя по его коридорам измазанным кровью, я набрела на библиотеку. Красные изорвали все книги на самокрутки, вокруг лежали истоптанные сапогами листы. Среди них я и нашла эти написанные от руки ноты. Какой-то неизвестный монах, лежащий со штыковой дырой в животе, излил в этой музыке свою бессмертную душу...
   - Это "Эллегия" Рахманинова. Ему неплохо живется в Нью-Йорке, - сказал Шиловский.
   - Да, это она, - не стала настаивать девушка и повернулась к Георгию. Ее чуть вытянутое лицо было прекрасно, но серые глаза блестели с пугающей радостью. - Кокаину? - предложила она, засунув руку в карман пальто висевшего рядом и протягивая горсть порошка на ладони. Ее длинные пальцы заметно дрожали и кристаллики, осыпаясь, падали на пол. - Вы пришли посмотреть кино? - спросила она, стряхивая непринятый кокаин обратно в карман.
   - Нет, хотел убить себя.
   - Ну, мы все здесь понемногу этим заняты. Скажите пароходы до Турции еще ходят?
   - В порт не пробиться.
   - Жаль, но мне так надоела Одесса, может, проводите меня на вокзал?
   - Юго-запад занят, станция, наверное, уже у большевиков.
   - Ну, помогите хоть одеться.
   Снаряд попал прямо в здание, лампочка замигала, и с потолка посыпалась штукатурка. - Все белым-бело, - смеясь, пропела девушка, стряхивая с плеч побелку.
   На улице Шиловский остановил пустую телегу, направлявшуюся за раненными и, указывая на коричневый портфель, прокричал юнкеру о распоряжениях штаба, приказав везти их на восточную ветку. Когда звуки боя стали удаляться, он спросил девушку:
   - Как твое имя, анархистка.
   - Ильса.
   - Не похоже, - помотал головой Георгий.
   - Софья. Соня по-местному. А как ваше?
   - Я Шило, - повозку подбросило в яме. - Шиловский, князь.
   - Я, кажется, видела вашего батеньку Илью Шиловского в Петербурге, а Вас я не припомню.
   - Мы с папой развлекались в разных местах.
   - Да, было весело. Танцы, рестораны, премьеры. А потом его переименовали в Петроград, и вдруг стало нечего есть. Родители умерли от тифа по дороге в Крым, стало совсем грустно. Я скиталась, скиталась. Прибилась даже к Махно, было интересно, но не очень весело. Россия, наверное, самая печальная страна на свете. Почему нельзя было продолжать веселиться?
   Впереди показались огни восточной станции. Шиловский отпустил юнкера и зашагал к дому начальника. На стук никто не отозвался, и Георгий, выстрелив в замок, выбил дверь.
   - Не убивайте, - взмолился голос из темноты.
   - Приказ начальника гарнизона Одессы полковника Стесселя: "Срочно организуйте поезд !" - Зажженная спичка осветила измученное лицо человека в железнодорожной форме. - Вы начальник станции?!
   - Нет, то есть я. Начальник сбежал, все на меня оставил.
   - Ты кто?
   - Машинист.
   - Есть паровозы?
   - Нет, то есть много. Все стоят. Без приказа нельзя.
   - Ты мне порассказывай про приказы! - заорал Шиловский, выволакивая машиниста наружу. - Знаешь сколько в этом портфеле приказов?! Колчаку, Деникину, Семенову? А это кто узнаешь?! Это жена Корнилова!
   - Вы же не хотите, чтоб большевики надругались над моим телом, как над телом моего мужа? - цинично заявила Соня, вставляя папиросу в длинный мундштук.
   - Чтоб через пять минут был паровоз с вагоном!
   Было около трех часов ночи, когда Шиловский и машинист, наконец, смогли прицепить к паровозу пассажирский вагон, найденный среди сотен цистерн, платформ и теплушек, стоявших на всех путях. Когда поезд медленно тронулся, Георгий убрал от лица машиниста смит-вессон и перешел в вагон. Соня уже спала, положив голову на портфель Бунина, из карманов ее пальто сыпался кокаин. Шиловский положил винчестер на колени и протер запотевшее стекло, падал снег.
   - Белым-бело, - прошептал Георгий и закрыл глаза. Не заметив, как за окном в сугроб упало что-то темное. Поезд быстро набирал ход.

3. Три

  
   Шиловский проснулся от яркого утреннего солнца, в вагоне было холодно, колеса не стучали. Разминая замерзшие руки, он увидел небольшого роста фигуру, забившуюся в угол. Георгий перевел взгляд на Соню, она крепко спала.
   - Ты откуда взялся? - ткнув дулом винчестера в сторону незнакомца, спросил Шиловский.
   - Из Жмеринки, - тихо ответил тот.
   - Как твое имя, иудей?
   - Исаак Аронович.
   - Почему стоит поезд, Исаак Аронович?
   - Машинист сбежал.
   - Давно?
   - Кажется, с ночи, накидал угля в топку и спрыгнул. Поезд с час как совсем остановился.
   - А ты почему не кочегарил?
   - Нет угля, ваше благородие.
   Не обращая на него внимания, Шиловский разбудил Соню и вкратце объяснил ей обстановку. Выглядела она неважно, и, собрав с пола порошок наслюнявленным пальцем, облизала его.
   - Без этого идти не смогу. А это кто?
   - Исаак Аронович из Жмеринки, - ответил Шиловский, взял портфель и вышел из вагона. Снаружи было теплее, чем вчера. Георгий огляделся и пошел вдоль путей по неглубокому снегу. Позади него, кутаясь в пальто, шла Соня. Исаак семенил рядом с ней, болтая без остановки.
   - Сам я из Малой Жмеринки, работал там ветеринаром. Но война, - сказал он с местечковой интонацией и, остановившись, развел руки. Соня ушла вперед, и ему пришлось ее догонять. - Вся скотина, передохла, ту, что не съели. Что было делать? Кругом интернационал, работы нет, я, конечно, поехал в город лечить болонок. Но в Одессе всем не до этого! Кое-как жил, спал в вагоне, вчера ночью вы меня угнали. Говорят, большевики теперь всюду будут упразднять евреев. Но кто будет лечить их животноводство? Все инструменты с собой, я не пользовал их с осени. А как скотина будет страдать такой лютой зимой...
   - Мы раньше будем страдать, - ответила Соня.
   - И я говорю о том же, страшное время! Такая женщина, как вы и идет в чистом поле. Возьмите мои рукавицы и не побрезгуйте обмотать голову шарфом. - Соня без благодарности воспользовалась советом ветеринара. - В такую жуткую влажность, даже лошадь может простудиться, но вы же не лошадь.
   Соня перестала на него реагировать, и он, обогнав ее, подбирался к Шиловскому. Петляя за его спиной, Исаак долго не решался заговорить.
   - Дико извиняюсь за беспокойство, но на месте господина офицера я бы изменил фасон шинели. Большевик увидит такой покрой издалека. Я бы наложил пару стежков здесь, пару стежков там, и вас не узнает самый лютый комиссар. Каждый еврей в душе портной, а сколько я заштопал животных. Вы бы удивились!
   Георгий не отвечал, но речь еврея успокаивала своей ритмичностью, дорога без него казалась бы длиннее. Они шли без остановок, иногда поднимаясь на полотно, то вновь спускаясь под насыпь. Исаак помогал нести портфель Бунина, пока Шиловский грел руки в карманах. Когда наступили зимние сумерки, вдоль путей показалась редкая полоска леса. Ветеринар, утомленный дорогой, молчал, пора было останавливаться на ночлег. Кроме шагов ничего слышно не было, тем внезапнее раздался треск ломающихся сучьев, и на них бросилось огромное существо. Шиловский отточенным движениям левой руки поднял за дуло висевший вниз винчестер и в тот же миг нажал на курок правой. Раздался выстрел, и животное упало.
   - Корова, - констатировал ветеринар.
   - Боже, какая тощая, - сказала Соня.
   - Одичала, - изрек Исаак, открывая чемоданчик с инструментами и доставая хирургический нож. - Удивительно, вы попали ей точно в сердце.
   Шиловский ломал ветки и подбрасывал их в огонь. Рядом с ним, глядя на капающее жиром мясо, сидела Соня, изредка переворачивая кусок. За кругом света, сопя от напряжения, Исаак продолжал разделывать тушу, выкладывая красиво нарезанные куски в кучу снега.
   - Все у меня было: свинки, куры, козы. Да, называли жидом, но к кому шли, когда болела корова? Я, представьте, собирался жениться. Потом пришла революция. Пришел красный комиссар, велел переписать все скотину на селе. Осталось две свиньи, обе из комбеда, и три петуха, но все на крышах крутятся при ветре. Тогда я сказал себе, Изя, кажется, скоро будут, есть евреев...
   Исаак прервал свою исповедь, где-то недалеко послышались выстрелы, затем пулеметная очередь, с минуту все было тихо, потом раздался взрыв, и все смолкло.
   - Потушить костер? - спросил Исаак.
   - Нет. Лучше умереть от пули, чем от голода, - сказал Шиловский и, перехватив винчестер, скрылся во тьме.

4. Четыре

   Спустя полчаса Шиловский беззвучно появился из темноты.
   - Что там? - волнуясь, спросила Соня.
   - Скоро узнаем, - ответил Георгий и, сев на прежнее место, стал есть.
   К костру подошел невысокий коренастый человек. Его потертый черный бушлат и бескозырка с выцветшей надписью "Керчь" не оставляла вопросов. Пояс его был увешан гранатами, в левой руке он тащил за собой пулемет Максима, в правой - ящик с лентой. Лицо его выражало радостное удивление, мгновенно оценив обстановку, он изрек.
   - Вот ни хера себе, жидок, фифа и благородие.
   - Как твое имя, мореход, - спросил Шиловский, доедая.
   - Костик.
   - Ты большевик, Костя?
   - Ты хер за колокольню-то не гни, - с вызовом ответил матрос, но, увидев, что рука Шиловского лежит на рукоятке смит-вессона, широко улыбнулся. - Большевики там, в поле лежат.
   - Садись, угощайся.
   Матрос сел на ящик с пулеметной лентой и, взяв кусок говядины, стал жадно его есть, рассказывая с набитым ртом:
   - Гуляю ночью по полю, тут на, на хер, красный разъезд с тачанкой, гарцует ко мне фраер, я ждать не стал, шмальнул ему в коня, они пулемет разворачивать, я прилег за кочкой, подполз в темноте и гранатой. Добил дураков прикладом, пулемет забрал, вещь полезная. Какого, хера, спрашивает они ночью в поле ищут? - подытожил Костя и потянулся за следующим куском.
   - Подожди, пусть прожарится, - почти ласково сказал Шиловский.
   - Говядина мясо, конечно, жесткое, но слон жестче.
   - Вы ели слона? - искренне удивилась Соня.
   - Наверное, были в Африке, - любопытство Исаака пересилило его страх.
   - Хер тебе, - довольный произведенным эффектом, ответил Костя. - В 19 году под Житомиром наткнулись голодными на бродячий цирк. Жалко было животину, но себя жальче, - с неподдельным раскаянием закончил матрос, кусая горячее мясо.
   - А ты куда шел, Костя?
   - В Крым, там, говорят, белые держаться, да хер бы с ними. Мне бы на корабль попасть, хоть на какой, не могу больше ноги стаптывать. В Одессу на корабль шел, но падлы красные меня опередили. А вы куда, благородие, семью везете, - сам засмеялся своей шутке матрос.
   - Я тоже думал о Крыме...
   - А хера ли тут думать, идти больше некуда, со всех сторон гниды красные душат.
   - Странно, - сказала Соня, - я думала все матросы большевики.
   - Хер там плавал, эти падлы флот черноморский затопили. Мой эсминец "Керчь" ко дну пустили. Слышали?! - Шиловский кивнул. - Боевой флот немцам продали, хуже жидов эти красные, не в обиду тебе, пархатый, было сказано, - бросил взгляд в сторону Исаака Костя. - А мне, дураку, податься было некуда, наслушался агитаций, сопли поглотал и пешком за красной армией. Завел я себе, знаешь, котейку, Боцман его назвал. Носил с собой в бушлате. Все родная душа, не меня одного вши грызут, а как он прыгал, чертенок... - голос матроса задрожал, в глазах появились слезы. - И тварь, падла, красный комиссар подошел ко мне, котейку надвое шашкой разрубил, говорит, мешает делу революции...
   Все молчали. Соня и Исаак сочувственно качали головами, Георгий опустил взгляд.
   - Я-то, конечно, комиссару его же шашкой брюхо вспорол и гранату туда положил. А хера ли толку?! Ни эсминец, ни котейку не вернешь. Все отняла у меня революция. А ты меня спрашиваешь "большевик"...
   - Князь Георгий Шиловский, - протянул офицер руку через костер.
   - Нету больше князей, - пожал руку Костя.
   - Соня.
   - Польщен знакомством, - галантно сплюнув, ответил моряк. - А тебя как зовут, казнь египетская?
   - Исаак, ветеринар.
   - Все мы, братишка, здесь ветераны, - примирительно сказал Костя. - Хорошо, что встретились, одному тоскливо шататься, поспим, а с утра в Крым.
   Соня вызвалась поддерживать костер первой, ее сменил Костя, потом встал Исаак, последним проснулся Шиловский, вытянувший короткую спичку по жребию. Небо на востоке посинело, Георгий, поеживаясь, грел руки у костра. В полной тишине издалека доносился непонятный гул. Шиловский закурил, прислушиваясь, потом схватил винчестер и побежал к насыпи. Шум приближался.
   - Бронепоезд! - крикнул Георгий. - Туши костер. Костя, просыпайся, ты за пулеметом.
   - Я умею, - делая понюшку, сказала Соня.
   - Изя, будешь держать ленту. Костя, ложись с другой стороны, - распоряжался Шиловский. - Я их прикрою.

5. Пять

   Поезд двигался очень медленно, шансов, что их не увидят в узкой полоске леса не было, бежать по чистому полю было некуда. С облегчением Шиловский узнал в бронепоезде брошенный им паровоз с вагоном, окна его были занавешены железными листами, гремевшими при движении. Видимо, он вернулся назад в Одессу, был доработан и снова отправился в путь. Из кабины машиниста выглядывало двое красных, осматривая окрестности, освещенные рассветом.
   Дав подойти поезду чуть ближе, Георгий снял их двумя выстрелами. Вместо того чтобы остановиться, поезд прибавил ходу. Над вагоном появилась крылатая черная тень и с жутким криком побежала по крыше. Растерявшись, Шиловский не стал в нее стрелять. Крылья оказались темной буркой, тень, не переставая верещать, затолкала ее в паровозную трубу, и раньше, чем из кабины повалил черный дым, спрыгнула в окно машиниста.
   Поезд, визжа тормозами, остановился напротив засады. Пулеметная очередь ровно прошла слева-направо и вернулась назад вторым рядом, но уже ниже. Внутри разорвались Костины гранаты. Наступила тишина, прерываемая стонами. Шиловский достал оба смит-вессона и ждал. Первым из кабины машиниста выпрыгнул перепачканный сажей человек, в руках у него был кинжал.
   - Свой. Не стреляй, - с акцентом сказал он.
   - Как твое имя, горец?
   - Сначала твое имя, офицер.
   Шиловский усмехнулся, ничего не ответив. Из-за насыпи прихрамывая, появился Костя, нога его была в крови.
   - Вот ведь хер, Сонька, меня зацепила, пуля сквозь вагон прошла, когда я гранату падлам закидывал. А это, что за хер чумазый?
   - Твой хер чумазый, - с вызовом ответил горец.
   - Давайте я осмотрю, - разрядил обстановку Исаак, доставая ножницы из своей сумки.
   Шиловский осторожно открыл дверь вагона и заглянул внутрь. В живых остался только один красноармеец, с перебитыми пулями ногами, лежавший рядом с выходом. Георгий откинул от него трехлинейку и спросил:
   - Вы кого искали?
   - Тебя, падаль белая.
   - Зачем я вам сдался?
   - Ты не нужен, жена Корнилова нужна, и чемодан с секретными документами, где вы золото от народа прячете.
   - Машинист донес? - большевик кивнул.
   - Говорил, что Корнилов с женой бежал, я-то вижу, что ты не Корнилов, что ты гниль дворянская. - Шиловский с ним больше не разговаривал, стягивая уцелевшие перчатки с разорванного комиссара. - Тебя все равно найдут. Мы не вернемся, за нами больше придут. Не скрыться тебе, плесень.
   Георгий нашел целую папаху и вышел из вагона.
   - Если кому теплые вещи нужны, там еще есть, - сказал он, закуривая. В вагоне раздался выстрел. - Красноармеец сам себя кончил, - пояснил Шиловский.
   - Так даже бычки при кастрациях не дергаются, соблюдайте спокойствие, господин моряк, - приговаривал Исаак, зашивая ногу Кости. - Просто глубокий порез, не будете чесать, зарастет до пасхи.
   - Хочешь? - предложила кокаин, чувствовавшая свою вину Соня.
   - Ну, на хер, я с него дурею, - с улыбкой отказался польщенный моряк.
   - Я князь Георгий Шиловский, это Софья - пианистка из столицы, это Исаак Аронович - земский врач и Константин - мореплаватель и искатель приключений.
   - Асхат, из дикой дивизии, - коротко представился джигит.
   - Голоден? У нас говядина есть, и бурку свою из трубы достань, а то холодно.
   Паровоз завести не удалось. После завтрака было решено подорвать пути и идти по направлению к Крыму вдоль дороги. Заштопанный Костя прихрамывал, опираясь на Исаака, и громко ругал большевиков за отсутствие спиртного и небольшое количество папирос. Винтовками, шапками и варежками обзавелись все. Сложив говядину в мешок, все двинулись в путь. Опять становилось холодно, сильный ветер, дувший с моря, принес снег, после обеда началась метель.
   - Кто я теперь без коня? В Одессе убила пуля подо мной моего Терека. Как вы тут живете. Все белое, ветки черные. Цветов других нет. На Кавказе сейчас зелень, вода голубая, небо синее, солнце яркое, желтое, - говорил Асхат.
   - А какого хера, ты там не остался? - спросил Костя.
   - Царь позвал. Россию спасать. Зачем ему Асхат был нужен? Мой отец вывески рисовал, и я бы рисовал. Зачем начали революцию? Столько радости кругом было. - Все молчали, холод заставлял идти ближе друг к другу. Метель усиливалась. - Конец нам наступит, если в поле заночуем, - выразил общее мнение Асхат.

6. Шесть

   Метель стала такой густой, что если бы не шпалы под ногами, пять путников, несомненно бы, сбились с дороги. Они шли друг за другом, и голова колонны все время менялась, из-за ветра, бьющего в лицо, идущего впереди.
   - Может вшей подморозит, - сказал Костя.
   - На трупах вши не живут, - поддержала его Соня.
   - Я извиняюсь прерывать беседу, но впереди мне видятся огни жилища.
   - Есть огни, - подтвердил слова Исаака зоркий Асхат.
   Они свернули в снег и напрямую побрели к поблескивавшему за покосившимися ставнями свету. На невысоком пригорке стояла хата, Шиловский дернул дверь, затем постучал кулаком.
   - Уходите, Христа ради, из обреза окачу, - раздался сильно окающий голос из дома.
   - Как-то не по-христиански странников в дом не пускать, - громко ответил Шиловский.
   - Граната тебя к Христу отправит! - заревел Костя.
   Какая-то из этих двух фраз подействовала, дверь открылась, выпуская облако теплого пара.
   - Не чуди, - предупредил Георгий бородатого мужика, входя в дом с винчестером наперевес.
   - Лапти-то снимайте, не в хлев пришли, - угрюмо оглядывал гостей хозяин, но обрез положил на стол.
   В натопленном и чистом доме, кроме печи, лавок и стола другой обстановки не было. В печке горел огонь, в углу под маленьким темным образком светилась лампада. Перехватив взгляд Шиловского, мужик сказал:
   - Вот зажег помолиться.
   - Значит, Бог нас к тебе привел. Как твое имя, старовер?
   - Петр, - пораженный догадкой Георгия, буркнул мужик.
   - Исаак Аронович, будь добр принеси снега, вон в том котле суп сварим, - сказал Шиловский, садясь на лавку, и закуривая папиросу.
   - Нога оттаивает, болеть начинает, - пожаловался Костя, ставя пулемет в угол и тоже закуривая.
   - Курить - чертям кадить, - ворчливо сказал Петр.
   - Ты, дезертир, не умничай, - осадил его Шиловский, - по твоей форме вижу кто ты. А по какому праву ты хату занял?
   - По избе истосковался, барин, - потупив глаза, отвечал Петр.
   - Сам откуда, борода? - спросил Костя.
   - С Урала. С Сухой скалы, городишко шахтерский неподалеку есть, там золото копают, а мы спокон века там обретаемся, - все сильнее окая, рассказывал Петр. - Пошел в город, попал за свои грехи в солдаты, с 16 года только смерть вижу.
   Снег в котелке растаял. Асхат резал сырую говядину мелкими кусками и бросал в воду. Соня без всякой надобности помешивала. Исаак, вооружившись хирургической иглой, подшивал шинель Шиловскому. Георгий, положив голову на портфель Бунина, лежал с закрытыми глазами на лавке. Костя разбирал и чистил винтовку, что, видимо, его успокаивало.
   - Кругом леса, жили просто, все своим хозяйством. Свинки были - их ели, поле было - поле пахали. В избе чистота, чтоб какая вша завелась, не было того. Я, грешная душа, хотел мир посмотреть. Посмотрел, прости Господи, как есть, под самый конец света успел.
   - У нас дом окнами на Фонтанку выходил, я всегда при толстых шторах спала допоздна. Ночи белые, - объяснила Соня.
   - А на корабле качает, вроде баюкает, пока плывешь, не замечаешь, а я теперь на суше спать не могу, - сказал Костя.
   - Дома проснешься, мать лепешки жарит, в окно груша растет.
   - А твое имение, наверное, большевики сожгли? - спросил Шиловского матрос.
   - Нет у меня ничего, все после смерти отца за долги забрали, когда я еще на фронте был.
   - Да, ваш папенька широко жил, - прервала тягостное молчание Соня.
   - Но мы шире, - рассмеялся Костя.
   - А вы, куда таким табором путь держите? - спросил Петр.
   - В Крым.
   - Это мне не по дороге.
   - Не отсидишься, Петр, за нами красные идут, пока их метель держит, а через пару дней здесь будут, - сказал Шиловский. - Они думают, что Соня - это воскресшая жена Корнилова.
   - А ты нет? - спросил Асхат. Соня разочарованно покачала головой.
   - Еще красные думают, что в этом портфеле секретные документы.
   - А там что?
   - Книги.
   - Так и оставь им портфель, пусть отвяжутся, - предложил Исаак.
   - Хер им! - ударил по столу Костя. - Ничего им не оставлю.
   - Все равно не поверят, - сказал Георгий. - Подумают, что мы документы спрятали.
   Поев бульон из одного котла, все улеглись спать. За стенами дома метель крутила белые вихри.

7. Семь

   - С вами пойду, - с грустью оглядывая дом, сказал Петр. - Вот знал, что зря, а все равно забор подправил.
   - Может, спалим на хер? - предложил Костя, но не найдя поддержки, похромал вслед за остальными.
   Впереди, насколько хватало глаз, все было покрыто снегом. После недолгого перевала, в середине дня поев холодной говядины, шестеро продолжили свой путь.
   - Поезд впереди, - сказал Асхат.
   - Дыма не видно, - возразил Костя.
   - Сломанный упал.
   Пройдя дальше, все увидели очертания состава, сошедшего с насыпи, вагоны завалились на бок, и только одна цистерна стояла прямо, чуть поодаль, будто паслась. Когда они были рядом с местом крушения, раздался выстрел, и снег вперемешку с землей взлетел фонтанчиком метрах в тридцати от шедшего первым Шиловского.
   - Стоять! Стрелять буду, - раздался крик от вагонов. Следующий выстрел был в небо.
   - Убери винтовку, красноармеец, а то повредишься! - крикнул Шиловский.
   - Спирт, - поведя ноздрями, прошептал Костя, и, несмотря на рану, побежал в атаку на цистерну. Третий выстрел пьяный большевик сделать не успел. Костя сбил его ударом кулака и с ловкостью матроса, забравшись на цистерну, открыл крышку. - Спирт!
   - Не тронь народное имущество, - попытался подняться боец, но, получив по рукам от Шиловского, выронил винтовку.
   - Ох, грех на душу, - взламывая вагоны, причитал Петр.
   - Консервы, - объявляла идущая за ним Соня. - Английская форма, седла и сбруя, мука!
   Через час все сидели в новой одежде, чокаясь пустыми консервными банками, наполненными спиртом. Перевернутый вагон заслонял от ветра, а разломанные двери служили топливом для костра.
   - А ты, благородие? - спросил захмелевший Костя.
   - Кто-то должен трезвым остаться, вдруг красные подойдут, - ответил Шиловский.
   - А они подойдут, - пообещал сидевший здесь же обезоруженный пленник.
   - Тебя как зовут, пролетарий?
   - Сашка, Лешка, Андрюшка, Ванюшка, - заплетаясь, перечислял красноармеец.
   - Сиди, молча, Иван, - посоветовал Шиловский.
   Но очень скоро молчать не мог уже никто. Асхат расхваливал новое седло и красоту коня, что будет под ним ходить, Георгию, не замечая, что часто переходит на родной язык. Костя, обняв пьяненького Исаака, безуспешно кидавшего в спирт снег, обещал показать ему Африку. Петр призывал Соню отречься от праздности и замолить свои грехи, она с ним отчаянно соглашалась, видимо, разбавляя спирт кокаином. Иван молчал и пил больше всех.
   - Вот слушаю я вас, слушаю, - поднимая голос, заговорил большевик. - Все-то у вас было. У одного кони, у другого корабль, у третьего дом, а меня ничего не было. Вам всем хорошо было, а народу плохо.
   - А теперь, когда у нас ничего нет, тебе хорошо? - спросил Шиловский.
   - Холодно, - после долгих раздумий ответил красноармеец.
   - Ща, согреешься, падла, - поднимаясь, ответил Костя, и, отцепив гранату нетвердой рукой, бросил ее за вагон. Все кроме матроса пригнулись, раздался взрыв, и вслед за ним еще громче рванула цистерна. Ночь осветилась яркой вспышкой. Вагон преградил путь осколкам.
   - Эх, и ни хера себе, - изрек матрос.
   Все вышли из-за вагона посмотреть, как синие языки горящего спирта плясали, растапливая вокруг себя снег. Лица семерых освещали отблески.
   - Хорошо хоть слить себе немного успели, - покачивая головой, сказал Петр.
   - Теперь даже Ленин знает, где мы, - закурил Шиловский, - Кость, ты не делай так больше.
   - А больше и нету цистерн, - ответил матрос.
   От горевшего спирта стало тепло. Все спали, прикрывшись английскими шинелями, кроме Шиловского, стоявшего в темноте на насыпи.

8. Шесть

   Черное небо начинало бледнеть. Шиловский спустился вниз и, оттащив красноармейца, разбудил его пинком.
   - Вставай, Ваня.
   - Я не Ваня.
   - Неважно. Они утром проснутся с похмелья и тебя расстреляют. Бери шинель и беги отсюда.
   Большевик, осознав смысл сказанного, протер лицо снегом и, кивнув в благодарность Шиловскому, побежал в сторону Одессы. Дождавшись, когда его силуэт пропал из вида, Георгий начал будить оставшихся. Шестеро собрали консервы в мешки и кое-как, опохмелившись, с рассветом двинулись дальше. Известие о том, что красноармеец бежал, было принято всеми равнодушно.
   - Ты на хер седло прешь? - спросил Асхата Костя.
   - На коня положу.
   - Конь на тебя положит, бестолочь.
   - Я тебе вторую ногу кинжалом проткну, - пообещал горец.
   - Хер себе проткни, - не мог остановиться Костя, и только вставший между ними Исаак помешал драке.
   - Не лезь, жиденок, - оттолкнул его в снег матрос.
   - Константин, разве так можно?! - возмутилась Соня.
   - А ты за христопродавца не вступайся, не лезь блудница, когда мужики разговаривают! - закричал на нее Петр.
   - Я твою бороду отрежу, будешь на жену Корнилова орать, - развернулся к нему Асхат.
   - Закончили митинг, - Шиловский выстрелил вверх. - Днепровский залив, может и замерз, но идти по льду я не хочу, - перевел тему Георгий. - Впереди крупный город Николаев. Белые отступают к Крыму, какая там сейчас власть я не знаю. Но если красные, то они точно получили телеграмму из Одессы с нашими описаниями.
   Николаев показался перед закатом, решено было сделать привал и идти в город ночью, стараясь не привлекать внимания. Для этого надо было сначала перейти длинный мост через Южный Буг.
   - В городе, должно быть, много пустых домов, - предположил Шиловский.
   - В пустом доме ни харчей, ни дров не найдешь, - возразил Петр.
   - Консервы у нас есть, а на топливо мебель поломаешь, - ответил Шиловский. - Первыми через мост пойдете ты и Костя.
   - С хера ли?!
   - Вас большевики не сразу заподозрят. Потом я и Соня, Асхат с Исааком замыкают.
   С наступлением темноты шестеро, разбившись на пары, перешли Варваровский мост и никем не замеченные оказались в Николаеве.
   - Вот так вот все ходишь и ходишь по морозу, - бурчал Петр.
   - Это все звезды, падлы, леденят, - сказал Костя, указывая на усыпанное тысячами стальных искр небо.
   - На Кавказе звезды греют, - заспорил Асхат.
   - Потому что ближе, - объяснил Исаак.
   Выбрав кирпичный дом с темными окнами и заколоченным подъездом, они проникли внутрь. Поднявшись на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, они выбили дверь одной из квартир.
   - Поищите, чем окна занавесить, прежде чем огонь зажигать, - проследив, чтобы они были закрыты, и немного согревшись у буржуйки, растопленной стульями, Шиловский встал. - Пойду, узнаю, какая власть в городе, если к рассвету не вернусь, уходите без меня.
   - А до утра это не потерпит? - спросила Соня.
   - Утром уже будет поздно узнавать, - сказал Шиловский, и отдав ей винчестер, взял со стола флягу со спиртом и вышел на мороз.
   Он оглядел пустынную улицу, закурил, и на ходу переложил смит-вессон из кобуры в карман шинели. Он не помещался.
   - Зашил дыру, Изя, - вслух сказал Шиловский и с треском разорвал материю дулом.
   В Николаеве он никогда не был, но, руководствуясь чутьем, шел от реки к центру города по мощеным дорогам. Ни один фонарь не горел, и только белый снег, отражаясь от неба, и наоборот, разгоняли ночь.
   Оказавшись на большой площади, Шиловский ускорил шаг, спасаясь от холодного ветра.
   - Эй, стоять! Стреляем! - раздался в тишине голос патруля.
   Георгий остановился. Над зданием бывшей думы на улице Соборной февральский ветер полоскал красный флаг.

9. Пять

   Патруль красноармейцев подбежал к Шиловскому, засунувшему руки в карманы шинели.
   - Где власть? - перехватывая инициативу, командным голосом спросил Георгий.
   - В Москве, - ответил не растерявшийся большевик. - Сам откуда?
   - Комиссар из Одессы.
   - Бумаги есть?
   - Документы главному покажу, ведите к комиссару города.
   - Ты это, давай не дури, - занервничал один из патрульных.
   - Дело секретное, могу докладывать только начальству. Не дергайтесь, вас больше, ведите.
   - Да, спит начальство, - Шиловский, проигнорировав эту информацию, пошел первым.
   - В другую сторону, штаб в обсерватории сидит.
   Некоторое время шли молча.
   - Такой мороз на юге. Есть кто местный? - никто Шиловскому не ответил. - А я согреюсь, - продолжал Георгий, доставая фляжку.
   - Это чего там у тебя, - не выдержал солдат.
   - Спирт.
   - Брешешь!
   - Берите, пейте, не жалко, - конвой остановился, и фляга быстро опустела, пройдя по кругу. Красноармейцы сморкались, вытирали слезы и радостно матерились.
   - Жаль мало, товарищ комиссар.
   - Там, где взял много, - туманно ответил Георгий.
   - Это где ж ты спирт раздобыл?! - тут же раздался ожидаемый вопрос.
   - Не поверите, перед Николаевым состав перевернулся. В чистом поле цистерна со спиртом стоит. Жаль крышку сорвало, выдохнется весь..., - Красноармейцы, не сговариваясь, прибавили шагу. - Если б ведра взять, подводу с бочками, к утру можно было б спасти. Был бы я командиром, весь полк бы туда отправил, - Договаривать пришлось на бегу.
   - Вот она серватория, вы сами доложитесь Аркадию Степановичу, товарищ комиссар, нам это..
   - Нам дальше в патруль! - крикнул последний убегающий за угол большевик.
   Шиловский, ухмыляясь, закурил и, отбросив окурок, забарабанил в дверь большевистского штаба. Спустя несколько минут дверь открыл заспанный лысый комиссар в одних галифе.
   - Товарищ Аркадий, срочное донесение из Одессы, - крикнул ему в лицо Георгий.
   - Заходите, холодно же, - раздраженно ответил большевик и, пройдя по темному вестибюлю, шаркая тапочками, зажег керосинку в одной из комнат. - Сюда, товарищ, что случилось?
   Шиловский вошел в комнату, служившей комиссару одновременно кабинетом и спальней. Аркадий Степанович сонно щурился, одной рукой поглаживая себя по абсолютно голому черепу.
   - Вы депешу из Одессы получали о жене Корнилова и секретных документах? - спросил Шиловский.
   - Было дело, только глупость какая-то, жена Корнилова умерла же. А постойте, где ваши документы, у вас...
   Смит-вессон Шиловского уткнулся в лоб комиссара.
   - Не нервничайте, Аркадий Степанович, все ваши бойцы сейчас покидают Николаев в погоне за спиртом, помочь вам до утра некому. Вы правы, депеша это полная глупость, вы зря теряете время и людей, преследуя нас. Я вас убивать не хочу, пообещайте, что не отправите за нами погоню.
   - Да, кому вы нужны! Тут белые сотнями к Крыму бегут. Вас бы и не заметили, а вам в Майн Рида поиграть захотелось. Ну, раз сами пришли, сдавайтесь, теперь не сбежите, - спокойно отвечал лысый комиссар.
   - Очень жаль, что мы друг друга не поняли. Встретимся в пампасах Херсона, товарищ комиссар, - сказал Шиловский, после чего ударил большевика в пах, а когда тот согнулся, оглушил рукояткой по затылку. Задув керосинку, Георгий выбежал из обсерватории.
   - Уходим, - влетая в квартиру, закричал задыхавшийся от бега Шиловский. - Если до рассвета уберемся из Николаева, может, скроемся.
   - Давайте здесь спрячемся, - предложил Исаак.
   - Город красный. Долго ты здесь не пропрячешься, - торопя остальных, ответил Георгий. - Где Асхат?
   Все огляделись, проверяя комнаты, Асхата нигде не было.
   - Сбежал, падла, - подытожил Костя. - На седле ускакал.
   - Оставь пулемет, не поможет, - посоветовал ему Шиловский.

10. Четыре

   Николаев удалось покинуть до рассвета. Выйдя из-под прикрытия домов, пятеро поежились от налетевшего с моря холодного ветра.
   - Дорогой не пойдем, догонят сразу, - сказал Шиловский. - Будем держаться на юг, выйдем к морю, а там вдоль берега к Херсону, если раньше лодку не найдем.
   - Больно идти, хреново ты меня заштопал, Изя, - пожаловался матрос.
   - Так покой нужен, а где сейчас найдешь покоя?
   - В могиле, - ответила ветеринару Соня.
   Местность была плоская, Шиловский не дал остановиться на привал и ел консервы на ходу. Температура повысилась, но из-за влажного ветра стало только холодней. Страх возможной погони стал уходить, когда на горизонте показались темные точки.
   - Куда бежать? - спросил Исаак.
   - Некуда, - ответил Шиловский. - Сотня всадников, идут не от Николаева, не стреляйте.
   - Брось пулемет, брось пулемет... Сейчас бы мы их всех положили, - потирая ногу бубнил Костя.
   Сотня приближалась, пятеро встали рядом, держа винтовки наготове.
   - Это казаки! - радостно закричал Петр.
   - Чему радуешься, дурень? Какие это казаки, красные или белые?
   Судя по обтрепанному виду казаки были белыми, они молча окружили пятерых плотным кольцом, и сотник, не доставая оружия, подъехал к Шиловскому.
   - Откуда будете? Кто такие?
   - Князь Георгий Шиловский, бегу из взятой большевиками Одессы с женой.
   - Похоже на то, а почему с вами жид с двумя большевиками?
   - Это матрос с потопленной Керчи и солдат мировой войны, еврей - военный врач, я за них ручаюсь.
   Казак нахмурился и потер лоб кулаком.
   - А хоть бы и так, давайте шинелями меняться, патроны давайте, жратву какая есть.
   - Не спорь, Костя, - снимая шинель, сказал Шиловский и обратился к атаману. - Женщине оставьте.
   - Благодари, что по кругу ее не пустили, на таком ветру портки снимать не охота, - ответил сотник, вызвав бурю хохота. - Чего в чемодане?
   - Книги, - открыв портфель, показал Георгий.
   - Тьфу, точно дворянчик, большевик с книжками не попрется. Снимай гранаты, - обратился один из всадников к матросу.
   - Езжайте на хер, казачки, сейчас дерну за шнурок и никуда уже не ускачете. Считать умеете? Восемь штук на мне, одну дерну, взлетим все, усек? - слова Кости сомнения не вызывали.
   - Стройтесь и скачите дальше, - хриплым голосом неожиданно сказал Исаак.
   Атаман оценил ситуацию и дал команду трогаться. Всадники без слов разворачивались и медленно отъезжали. Шиловский, Соня и Петр тоже отходили от Кости в противоположную сторону. Рядом с матросом остался Исаак, сжимавший в руках винтовку.
   - Вот и делов-то, а ты труханул, благородие, - довольный собой сказал Костя, прихрамывая, возвращаясь к остальным, когда сотня отъехала метров на сто.
   Шиловский хотел закурить, но, не успев донести спичку к папиросе, выронил ее, и прежде, чем она долетела до земли, выстрелил из винчестера в отделившегося от сотни казака. Он несся с шашкой на одиноко стоявшего в той же позе Исаака. Голова всадника дернулась, но конь продолжил бег, и сталь рассекла ветеринара надвое.
   - Еврейку разрубили! - в ужасе закричал обернувшийся Костя и, издав страшный рев, бросился к Изиному трупу.
   После выстрела сотня как по команде развернулась и лавиной пошла в атаку. Шиловский выпускал одну пулю за другой, но остановить их не мог. Матрос, обняв Исаака, выл от горя, и когда казаки налетели на него, раздался обещанный взрыв. Шиловский успел повалить Петра и Соню на землю.
   В ушах шумело, Георгий рывком поднялся со снега, намереваясь продолжать бой, но вместо этого покачал головой и закурил папиросу. Оставшиеся в живых казаки падали один за другим под пулеметом тачанки.
   - Это красные из Николаева за нами, - пояснил Шиловский.
   Петр упал на колени и начал креститься. Соня, вывернув карман наизнанку, вынюхала остатки кокаина с ладони. Все трое безмолвно смотрели, как погибают остатки сотни, загораживавшей их от красных, когда от большевиков отделился всадник, державший на поводу второго коня. Не обращая внимания на выстрелы, он несся по направлению к трем одиноким фигурам.
   - Вот зачем я седло нес! - громче выстрелов закричал Асхат и издал победный вопль.

11. Три

   - Хватай жену Корнилова, - бросил Асхат, налету перебросив Петра через седло. - Я лошадей украл.
   Шиловский мгновенно оказался в седле и, подхватив Соню, помчался вслед за Асхатом. Конные красноармейцы бросились в погоню, как только последний казак погиб под пулеметной очередью.
   - Наши кони быстрее, но с таким грузом нас догонят, - поравнявшись с Шиловским, крикнул Асхат. Услышав это, Петр крепче схватился за седло.
   - Их немного, - ответил, обернувшись, Шиловский. - Далеко отрываться не станут. Соня, держись за меня сильнее.
   Георгий повернулся в седле и подпустив большевиков ближе, выпустил шесть пуль по коням без промаха и снова сел прямо, чтобы поменять смит-вессон.
   - С вами так весело, Шило... - что-то сильно ударило Георгий в спину, руки Сони разжались, и Шиловский в последний момент успел подхватить ее тело.
   - А-а-а-апять убили жену Корнилова! - прокричал, скакавший рядом Асхат, и, развернув коня, с воплем бросился на красноармейцев.
   Шиловский остановил лошадь и, переложив Соню поперек седла, сделал еще шесть прицельных выстрелов, на этот раз по людям. Оставшиеся в живых красные бежали.
   Проскакав в молчании до вечера, трое остановились у покинутой полуразвалившейся мазанки.
   - Пусть кони отдохнут, а мы поспим пару часов.
   - Похоронить бы надо по-христиански, - указывая на труп Сони, сказал Петр.
   - Земля мерзлая, рыть нечем, сожжем вместе с домом, когда уезжать будем, - мрачно ответил ему Шиловский.
   - Тьфу, ни креста, ни могилы, - разозлился старообрядец.
   - Она вернется, - медленно произнес, глядя на Соню, Асхат. - Большевики один раз ее убили, она воскресла, второй раз убили, она опять оживет...
   Петр хотел поспорить, но Шиловский перебил его.
   - Разведем костер в доме, у тебя консервы припрятаны. Красные ночью искать не станут, они тоже не железные, поспим по очереди, а с рассветом в путь.
   После еды Шиловский дремал, прислонившись спиной к стене, Асхат и Петр сидели перед костром, глядя в огонь.
   - Растрясло мне потроха поперек седла скакать, - окая, жаловался Петр.
   -- Хорошо, что пуля попало ей в самое сердце, добрая смерть...
   - Да, она под порошком была, не чувствовала ничего, - соглашаясь кивал Петр. - Вот жиденка жалко, разрубили его надвое, зато какую ему могилу из казаков сверху навалили...
   - Умер, как джигит...
   - А все потому, что моряк с шинелью расстаться не хотел, - ловя вшей в бороде, продолжал старообрядец.
   - Вздорный человек, - качал головой Асхат.
   - Но умер доблестно, - отдал должное Петр.
   - Как герой, - закончил панихиду горец.
   - Да, ты сам герой, если б ты с конями не появился, лежать бы нам рядом с жидом.
   - Я как в город пришел, сразу коня почуял. По запаху нашел. Лучших выбрал. Потом смотрю большевики, в таких же шинелях английских, как у нас. Среди них затесался, поехал молча, тут взрывы, я вас увидел.
   - Давайте спать, дежурство по спичкам вытянем, кто короткую тот последний, - предложил Шиловский и снова выиграл.
   Среди ночи дежуривший первым Петр растолкал Асхата.
   - Эй, как тебя, просыпайся.
   - А ты чего не ложишься, борода? - спросил, вставший на дежурство горец.
   - Я вот, что подумал, сам суди, друг, эта жена Корнилова умерла, чемодан секретный у князя, мы красным на что? Ему в Крым, тебе на Кавказ, мне на Урал. Нам того, не по дороге. Пока благородие спит, сядем на коней и в разные стороны. На кой он нам нужен, слушаться его?
   - Асхат никого не слушает.
   - Вот и я тебе говорю, ты коней привел, у меня еда есть, поделимся и прощай.
   После недолгих раздумий горец согласно кивнул. Через час они разъехались в полной темноте, не сказав ни слова. Шиловский, пробегавший всю прошлую ночь, крепко спал и ничего не слышал. Он пропустил рассвет, и только штыки, приставленные к груди, смогли его разбудить.
   - Ну, что встретились в пампасах Херсона? - довольно спросил Шиловского, нависавший над ним лысый комиссар.
  
  
  

12. Два

   Сквозь дырявую крышу хаты внутрь проникали косые солнечные лучи. Небо над югом расчистилось, обещая скорую весну. Шиловский медленно отвел штыки от груди и встал, жмурясь от яркого света.
   - Обыскать, - приказал комиссар.
   - Два револьвера, - начал осмотр один из красноармейцев, передавая их Аркадию Степановичу.
   - Смит-вессоны русской модели, барабаны пустые, - уточнил комиссар, будто кто-то вел протокол.
   - Винтовка.
   - Винчестер 73-го года, с надписью "Князю Георгию Шиловскому". Патронов нет, - продолжал комиссар.
   - Коробок спичек и пачка "Герцеговины Флор".
   - Где достал в такое время, неясно, - осудил Аркадий Степанович.
   - Книга И.В. Бунин. Гаи... Гай... Не могу разобрать названия, товарищ комиссар.
   - Дай сюда. Книга Бунина. Гая.. Гейи... В общем книга с дарственной надписью "Вечно благодарный за билет Бунин Князю Георгию Шиловскому". Давай, шманай дальше.
   - Это все.
   - В подкладке посмотри.
   - Там патрон, горсть махорки, - после детального обыска шинели доложил большевик.
   - Документов у тебя нет. Ты князь Георгий Шиловский! - проявляя чудеса догадливости, воскликнул лысый комиссар.
   - Да, теперь можно меня расстрелять без лишних формальностей?
   - А это не тебя Пьяным князем зовут, - неуверенно спросил один из красных.
   - Это ж он целую деревню на Волге расстрелял! Это он в Холодных ручьях полк наших положил! - понеслось со всех сторон.
   - Не-е-ет, я тебя, князь, со всем почетом в Москву отправлю, тебя там, на Красной площади расстреливать будут.
   - А вам медали дадут, - прервал его Георгий. - Можно мне папиросу?
   - Сначала скажи, где чемодан с секретными документами?
   Шиловский кивнул в угол хаты, где рядом с трупом Сони лежал портфель Бунина. Красноармеец бросился к нему, словно тот мог исчезнуть, и принес его комиссару. Аркадий от волнения не сразу смог расстегнуть ремешок и, отшвырнув банку английской тушенки, начал просматривать рукописные страницы.
   - Ерунда какая-то, писульки, дневник, ваш штоль? Где документы?
   - Скажу, когда девушку похороните.
   - А кто она? Что не жена Корнилова, это ясно.
   - Софья, - пожал плечами Шиловский. - Из Петербурга.
   - А другие где?
   - Исаак из Жмеринки - убит казаками, Константин с "Керчи" - взорвался, Асхат с Кавказа и Петр с Урала, наверное, домой сейчас скачут. - Шиловский встретился взглядом с одним из красноармейцев и улыбнулся. - Был еще один, Иван из ваших.
   - Кто они?
   - Люди, - просто ответил Георгий.
   После похорон Сони красноармейцы кольцом окружили могилу.
   - Где документы, говори.
   - Нет никаких документов.
   - Вот и со спиртом нас также обманул, - сказал один из красных в нависшей тишине.
   - Все равно расскажешь, - пообещал Аркадий Степанович, и на этом допрос был окончен.
   Все вещи Шиловского были убраны в пустой ящик из-под снарядов, его поставили под тачанку, а самого Георгия привязали к колесам. После долгого перехода красным нужен был отдых, и, оставив часового, большевики завалились спать.
   Ночью Шиловского разбудили пинком.
   - Тихо, - прошептал красноармеец, стороживший Георгия.
   - А, Ванюшка, - сразу узнал его Шиловский.
   - Ты не выдашь меня?
   - Пытать же будут, выдам, - серьезно ответил Георгий. - Развяжи, если под расстрел не хочешь.
   - Если развяжу, точно расстреляют.
   - Нет, я тебя научу, - красноармеец сомневался, но достал нож и принялся пилить веревки. - Тебя как зовут?
   - Юра.
   - Смотри сюда, Юра, - указал Георгий на землю, и когда тот опустил глаза, с глухим стуком ударил его головой об колесо тачанки.
   Достав свои вещи из ящика, Шиловский бесшумно отвязал лошадь, прикрепил к седлу портфель и вскоре исчез в темноте безлунных Херсонских степей.
  

13. Один

   Георгий скакал всю ночь и половину дня. Когда конь под ним упал, Шиловский пошел по берегу Черного моря, не замечая ни пронизывающего ветра, ни усталости. Под вечер он увидел рыбацкую деревушку и постучался в дом, где горел свет.
   Дверь ему открыл старик, скорее с лицом университетского профессора, чем рыбака. Одет он был в чистые брюки и жилетку.
   - Вы, должно быть, белый офицер? Спасаетесь от большевиков? Вам нужна лодка и ночлег? Лодки нет, а в дом прошу пожаловать, но на постель вшей не заносить.
   У Шиловского не было сил удивляться, и он просто кивал головой, подтверждая догадки.
   - Имя мне ваше не интересно, - угощая жидким, но горячим чаем, говорил старичок. - История ваша мне хорошо знакома, не утруждайте рассказом.
   - Может, вы о себе расскажете? - спросил Георгий закуривая.
   - Не имею потребности. Да, и время сейчас такое, что люди не имеют значения. Вот вы, наверное, думаете, что вы один такой, что другим ваши страдания не снились?
   - Так и думаю, - легко признался Георгий.
   - Вот и каждый так думает, а от нас только пыль останется.
   - Останется история, - улыбнулся Шиловский.
   - И кто ее напишет? Большевики?
   - Уже написал, в этом портфеле - дневник Бунина, и я отдам его вам за лодку.
   - Почему вы считаете, что мне это интересно, - в глазах старика зажегся азарт. Георгий молча указал в сторону книжных полок и заваленного бумагами письменного стола, выглядевшего дико в рыбацкой хибаре.
   - Можете даже не торговаться, предложить мне вам больше нечего, вы находите лодку, я отдаю вам бумагу. - Шиловский достал часть рукописи и протянул старику через стол.
   - Да, как вы поплывете один по зимнему морю?
   - На веслах, - сухо ответил Шиловский. - Ищите сейчас, лодка нужна мне до рассвета.
   Сколько старик отдал за лодку, и у кого ее купил, Георгий не знал. Все это время он спал, положив портфель под голову.
   - Вставайте, я провожу вас до моря, - разбудил его старик. - Уверяли, что отличная, не течет, крепкая.
   Старичок, разволновавшись, тянул руки к бумагам. Георгий осмотрел лодку, и, оставшись доволен, открыл портфель и отдал ему рукопись.
   - Тара моя, - сказал Шиловский, наполняя опустевшую сумку камнями, после чего столкнул лодку в море и запрыгнул внутрь. - Если большевики будут вас допрашивать, скажите, что я угрожал вам оружием. И запомните, книги тоже пыль.
   - Теперь мне стало интересно, как вас зовут, - спросил старик.
   - Теперь меня зовут Юрий Шило, - оттолкнувшись от берега, ответил Георгий.
   Прибой ему удалось преодолеть ближе к полудню, он положил весла и закурил, глядя на спокойное море и еще не далекий берег.
   Там на белом ледяном пляже толкались черные точки большевиков, голоса до Шиловского не долетали, как и редкие пули. Пулеметная очередь захлебнулась в набегающей волне далеко от лодки Георгия. Шиловский поднялся во весь рост и замахал руками, после чего подкинул портфель как можно выше и улыбнулся поднятым брызгам.
   - Черное, - глядя на море сказал Шило, и, зарядив единственный патрон в смит-вессон, взялся за весла.
  
  
  
  
  
  
  
  

19

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"