Мойры - богини судьбы, дочери Зевса и Фемиды. Младшая - Клото, прядет жизненную нить человека, Лахезис проводит ее через превратности судьбы, а старшая - Атропос, обрезает ее, когда приходит срок...
Даже олимпийские боги подчинялись решению бесстрастных и неумолимых мойр.
* * *
- Вот он, я уже вижу головку! Лахезис, у тебя все продумано и готово? - Клото натянула нить. Только что спряденная нить была короткая, трудно поддавалась, и ей приходилось сильнее крутить колесо магической прялки.
- Да, конечно. Его судьба уже решена.
- И что же ты ему приготовила?
- А почему именно он тебя заинтересовал?
- Я заметила что ты что-то долго продумывала и просчитывала, прежде чем выбрала его судьбу.
- Да. Он станет заложником своей участи, но навряд ли сумеет осознать ее и повернуть все содеянное вспять.
- А ты предоставила ему такую возможность?
- Да, конечно. У него будет выбор. Я дала ему большие способности, но и большие потребности, и еще большее самолюбие, гордость и желание выделиться.
- Ты жестока по отношению к нему, Лахезис.
- Не более чем по отношению к любому из них, Клото. Ты же знаешь - все они в конце концов попадают в руки нашей Атропос и всех их ждет один конец.
- Да, конечно, но не на каждого ты возлагаешь столь тяжелый жребий!
- Ты по-молодости лет еще многого не понимаешь, Клото. И его жребий не более тяжел нежели жребий любого другого человека. Тяжесть - в выборе, в ответственности, которую несет человек за принятое решение. И чем больше людских судеб затрагивает это принятое в результате выбора решение - тем оно ответственней.
- Но я видела, что ты предначертала ему решать судьбы миллионов!
- Да. Но в его же власти будет изменить это. Если ему достанет настойчивости и терпения. Но хватит спорить, пусть идет в мир!
* * *
Молодой человек с отчаянием всматривался в список, фамилии прыгали у него перед глазами... Его там нет. Его фамилии снова не было в списке принятых.
Он был худ, физически неразвит, невысокого роста, черноволос и кареглаз.
Его снова нет в списке принятых.
Одному богу известно, сколько ему пришлось пережить за эти несколько лет в Вене!
Рано осиротев - сначала умер отец, а через несколько лет скончалась и мать, он переехал в Вену. Венцом его мечтаний была Венская академия художеств. Перебивался случайными заработками, частенько голодал, случалось, целыми днями он сидел в библиотеке, потому что там хотя бы топили и было тепло...
В школе он учился плохо и все считали его недалеким. Окончив школу, он не выдержал экзаменов на аттестат зрелости. Из-за физической слабости он не был "своим" среди остальных сорванцов, которые любили гонять мяч допозна и чуть что - дрались.
Он был "выше" этого - и всегда это чувствовал. Он будет художником. Не просто художником, который марает акварельки и раз в год-другой устраивает выставки, а Великим Художником. Таким, что его народ будет им гордиться по праву.
Рисовать он начал от нечего делать, от скуки, как рисуют многие дети. "Вот солнце, вот - лес и речка, а вот - папа и мама", - и он рисовал, прикусив язык от напряжения и старания.
У него получалось довольно неплохо, скоро он уже смог рисовать пейзажи, лошадей, портреты людей. Он потихоньку начинал гордиться собой - как же, другие ребята не могут так, а он - может! Он еще будет великим, он прославится, и все они пожалеют, что так относились к нему в свое время.
После смерти родителей было тяжело, жил он впроголодь. Рисовал рекламы, открытки. Но его поддерживала мечта - она толкала его вперед, не давая пасть духом.
Когда он провалил вступительные экзамены в первый раз, то почти не расстроился - ничего, поступит на следующий год, тогда уже наверняка. Но и в этот раз он тоже провалился...
Слезы застилали ему глаза, горло сдавил ком... А может, это какая-то ошибка?.. Может быть, ему следует подойти в приемную комиссию и спросить - почему его во второй раз не приняли в академию?
. В полупустой аудитории почти никого не осталось, уборщица уже звенела ведрами, чтобы прибрать тут к завтрашнему дню. Завтра счастливчики из числа "избранных" начнут занятия... Другие, а не он.
Не найдя никого в экзаменационном зале, молодой человек отправился на кафедру - поискать кого-нибудь из приемной комиссии. В пустом коридоре гулким эхом звучали шаги... На кафедре была лишь одна пожилая женщина с седыми волосами, собранными в пучок. Она разбирала какие-то папки, сортировала их, некоторые из них отбрасывала в сторону, некоторые - складывала в ящик стола.
- Здравствуйте. Вы позволите?
- Да, пожалуйста, проходите. Что вы хотели, молодой человек?
- Эээ... Видите ли... Я второй раз пробовал поступить в академию... И во второй раз провалился. И мне хотелось узнать о причине такого решения комисии.
- Если комиссия второй раз решила не зачислять вас в студенты академии художеств, то, возможно, у вас нет способностей. Или это вам не приходило в голову?
- Поймите, я с детства рисую, и знакомые утверждают, рисую хорошо. Для меня очень важно чье-то объективное мнение. Может быть, вы могли бы посмотреть мои работы и сказать мне - есть ли у меня талант, или, на ваш взгляд, мне следует оставить надежду стать художником?
- Не знаю... Хорошо, я готова попробовать. Я сейчас как раз занималась тем, что разбирала работы абитуриентов, папка с вашими рисунками должна быть где-то здесь.
От волнения у него перехватило дыхание и выступил пот. В душе теплилась надежда что вот сейчас она раскроет папку, перелистает, посмотрит его работы и скажет: "Не может быть! И вы говорите, вас не приняли? Во второй раз?! Это непростительная ошибка, которую необходимо сейчас же исправить! Я считаю вас очень талантливым, вы обязательно должны продолжать занятия живописью!"
- Вот. Простите, как ваша фамилия?
- Гитлер. Меня зовут Адольф Гитлер.
- Та-а-к. Вот, герр Гитлер. Она достала темносинюю папку, открыла ее и принялась внимательно перелистывать его работы.
...Ему казалось что стук его сердца слышен даже за дверью. Между тем женщина с непроницаемым лицом молча смотрела его работы. Тишина стала невыносимой... Минута, две... Прошла целая вечность.
Он облизал пересохшие от волнения губы и наконец решился спросить:
- Как вы их находите? Что вы можете мне сказать?
- Видите ли, молодой человек... Я не эксперт, но отличить настоящий талант от бездарности я умею. Ваши сюжеты банальны, им не хватает выразительности. У вас нет чувства цвета, вы даже не догадываетесь, что даже тени предметов - цветные. Всему этому, конечно, можно научить... Но есть нечто большее, чему научить нельзя. Это - свое видение мира, нечто, что присуще только вам, и что вы посредством живописи хотели бы передать миру. Это еще называют талантом. И вот именно этой искры в ваших рисунках я не вижу. Думаю, что оба раза вас не приняли в академию искусств из-за отсутствия способностей. Вы еще молоды, займитесь чем-нибудь другим. Извините, если сказанное мной вас огорчило. Всего доброго.
Он не помнил, как вышел на улицу. Моросил противный мелкий дождь...
Как она ему сказала - "нет своего видения мира и ему нечего сказать людям"?
Ну, это мы еще посмотрим! Он еще им докажет, что он - выдающийся человек, и они ничего не понимают ни в искусстве, ни в людях! Да, докажет! Они все еще пожалеют, что унижали его и смеялись над ним, да!
...Дождь между тем все усиливался, люди вокруг открывали зонты, спешили поскорее домой - укрыться от непогоды. Они бежали мимо молодого человека, задевали его зонтами, и решительно никому не было до него дела...
* * *
- Да, Лахезис, ты как всегда оказалась права. - Клото с улыбкой накручивала на палец остаток жизненной нити того самого молодого человека, оборванной безжалостной Атропос ... оборванной "преждевременно"...
- К сожалению. У людей редко хватает внутренней силы сопротивляться судьбе и менять себя. Он не стал исключением. Впрочем, нам, как и Госпоже Истории, все равно. Не он, так кто-нибудь другой, возможно даже кто-нибудь из его окружения взял бы на себя его миссию и возглавил нацизм. Так получилось, что это был он. А мог быть кто-то другой, если бы он все же был принят в Венскую академию художеств. Именно в третий раз у него был шанс. Но он не захотел испытывать судьбу трижды.
- Да. Но как ты уже сказала, нам - и истории в конечном счете это не важно.