Алексеенко Ольга : другие произведения.

Отдай мне своё сердце

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Леви Ривай/Эрвин Смитт/Эрен Йегер

  Кому-то крылья свободы дарованы по праву рождения, а некоторым птицам и за всю жизнь не выбраться из клетки.
  
  Отдай мне свое сердце
  Акт первый
  Подземный город не место, где у человека могут быть мечты о лучшем будущем. Рождённым в трущобах позволительны только нужда и смирение, похожие на требовательных кредиторов, отнимающих последнее, наплевав на мольбы, обещания выплатить даже проценты, оставляя после себя опустошение, бессилие перед унылыми обстоятельствами.
  Просидев несколько дней у постели с мертвой матерью, я осознал, что ничего не имею, кроме лишений, кроме костей, обтянутых кожей. Судьба предоставила достаточно времени поразмыслить над многими вещами, о смерти, к примеру, над невозможностью удержать самое драгоценное. Для ребенка мать является началом, самым важным, неизменным фактором, утрачивая который, он теряет привязанность к стабильности, словно землю под ногами выбивают, оставляя висеть в воздухе над бушующими переменами. Стоит только сорваться вниз и мощный поток унесёт за собой, утянет в пучину, где не за что ухватиться, невозможно укротить падение в холодные глубины пустого созерцания событий, утратив волю начать идти своим путём. Возможно, именно смерть матери изменила меня настолько сильно, в ней кроется причина, отчего ни одна из последующих потерь не сломала меня, принудив отречься от жизни, ведь кость, вновь сросшаяся после перелома, становится настолько крепкой, что даже сильнейшее напряжение не раскрошит её.
  Помню, как задавал матери вопросы о том, куда она уходит по вечерам, оставляя меня одного и она отвечала, что делает многое ради выживания, ради еды, ради нас, потому, когда меня забрал под свое крыло Кенни, наемный убийца, я также подготовился делать всё необходимое, ничем не брезговать, никаким видом заработка, опустив понимания о морали. Даже повзрослев, прекрасно понимал, нравственность такая же роскошь, как и возможность иметь выбор, или осуждать выбор других. Непозволительная роскошь для того, кто не имел право появиться на свет. Глупо иметь предубеждения сыну проститутки, воспитываемому человеком, лишавшему жизни людей, в особенности тех, кто стоял на страже закона. Спустя несколько лет, когда Кенни оставил меня на личное обеспечение, наградив опытом в драке, научив обращаться с холодным оружием, преподав жестокие уроки, я не стыдился добывать хлеб различными способами, будь то грабёж или запугивание мелких торговцев. Взрослея на улицах подземного города, где повсюду окружают сточные ямы, вонь, тьма, болезни, я мало встречал тех, кто говорил бы о чести, о взаимовыручке или же о красоте. Меня окружали дикари, не знавшие тепла солнечного света, не ощущавшие доброты, живущие в долгах, способные отнять последнее у голодающего бедняка. Мой путь пролегал через ямы с нечистотами, заполненными никчёмными людьми, у которых, казалось, не было шанса изначально достойно жить. Идя по головам, добивался своего через угрозы, подлоги, насилие, не задаваясь вопросами о правильности поступков, о будущем, продолжая делать то, что умел.
  Однажды, где-то на перепутье, повстречал ту, которой мое лицо показалось весьма привлекательным, не смотря на извечное угрюмое выражение и тогда в узком кругу зажиточных дам, распространились слухи о "милом мальчике, с холодным взглядом, от которого бросало в дрожь", возбуждавшем в них желание потешить чувство превосходства, ведь как какой-то заморыш имеет право смотреть свысока на тех, кто обладает властью, деньгами, статусом? Пресыщение сытой жизнью привело к постоянному поиску острых ощущений, кто-то предпочитал наказывать, а некоторым нравилось быть наказываемыми. Их будоражило показное безразличие объектов, в ком были заинтересованы, им нравились игры, дуэли, где питомцы дрались насмерть чтобы заслужить своё место "под юбкой". Бесконечные метания между доступным и запретным доводили до экстаза имевших достаток и привилегии. Впервые попав на собрание "сластолюбивец", будучи приглашённым одной из учредительниц "клуба по интересам", увидел, как человек может пасть ниже, чем даже бедняк, просиживающий дни напролёт, выпрашивая милостыню, готовый слизывать с земли выброшенную крупу. Наблюдая за картинами разврата и насилия, меня словно окунали с головой в выгребную яму, пачкая нутро. К горлу подступала тошнота, отчего я то бледнел, то зеленел, пока милые тетушки наслаждались реакцией, приглаживая мои волосы, касаясь лица, удивляясь, отчего сын проститутки оказался столь неискушённым? "Разве мама тебя не обучала ремеслу? - хихикая, прикрывая свой беззубый рот цветным веером, проворковала одна из дам, а следующая ей вторила: "Совсем не думала о твоём будущем!". Как же хохотала моя покровительница, когда я заблевал платья говоривших, твёрдо решив заиметь питомца в моём лице. Зачем? От скуки. Почему бы не развлечься, с не имевшем гордости, нищебродом, скорее для потехи, нежели для постельных развлечений. Ни на что не способные, скучные мужья даже и не подозревали, как благоверные целыми днями пропадали в клубах, возвращаясь строго к ужину. Развлечения не должны становится важнее приличий. Приглашая полуголодных сирот за пышно убранные столы, щедро делясь роскошью, внушая тем необыкновенное чувство самоценности, осыпая комплиментами, взамен получали их души, услаждая себя баловством с детьми, у которых не было защиты от сильных мира сего. Неимущие всего лишь хотели есть досыта, испытывать привязанность к значимым персонам, обратившим на них внимание, не замечая, как увязают в болоте из чужих желаний всё глубже, путая жестокость с добротой. В подвалах особняков оборудовали тайные комнаты, куда приводили, ни о чём не подозревающих подростков, одевая тех в изящные одежды, а потом, напоив наркотическими снадобьями, приучали дарить нежность, проявлять покорность, исполнять любой приказ без сомнений, наполняя свою пустую жизнь разнообразием, получая низменное удовольствие. Подсевших на наркотики детей, в итоге, выбрасывали на улицу, словно надоевшие игрушки, не обременяя себя ответственностью за исковерканные души, ведь те становились жадными, требовали всё большие дозы, чтобы заглушить боль, внутренние страдание из-за происходящего. И сколько бы после поломанные создания не стучали в дома, крича о сотворенных бесчинствах, несправедливости, исходом служили только презрительные взгляды. Кто поверит жалкому отребью, кто заступится за наркомана? Их слово ничего не стоит, как и жизнь, а смерть ничего не изменит, а на кладбище даже не поставят надгробного камня с именем, ничего.
   Отчасти, мне повезло, моя покровительница являлась персоной иного сорта, предпочитала чистый разум, незамутненный алкоголем или иным питием, потому мне предоставилась роль мальчика, исполнявшего мелкие поручения, доставлявшего послания, порой, следящего за интересующими её объектами, мужем, сотрудниками компании, или теми, над кем она хотела иметь власть, а я хорошо выполнял свою работу, слыл проворным и наблюдательным. От скуки, она обучила азбуке, заставляя читать вслух книги, пока я стоял на одной ноге, сохраняя баланс на шаре или находился в воздухе, подвешенный туго стянутыми канатами по рукам и ногам, закрепленных у потолка. Это послужило отличной школой, хотя на тот момент казалось, будто омерзительней занятия не существовало. Та женщина вбила звонкими пощечинами знания манер, чистоплотности, наказывая за сделанные ошибки в письме ударами плетью. Когда же наконец она успокаивалась в своём буйстве, усаживалась на пышные, пуховые подушки, подзывала к себе и кропотливо обрабатывала ссадины, раны, осторожно смывая кровь, тяжело вздыхая. Не выносила уродства, чрезмерности, скорее стремилась к некому равновесию между причиняемым злом и заглаживанием своей вины. После нанесения мазей, тихонько дула на увечное место, отчего по коже пробегали мурашки, а закончив с уходом, просила сесть рядом и поглаживая по голове, твердила, что от многого можно отмыться при помощи мыла, да жесткой щетки. Как только в моей внешности стали проступать черты мужчины, уж больше не мальчика, то она сама отпустила меня, поблагодарив за время, проведённое вместе, с грустью в голосе, пожелав удачи. Возможно, в тот миг осознала, что испытывает ко мне недопустимые её положению чувства и теперь моё тело, ставшее шире в плечах, мой огрубевший голос, разбудят в ней те желания, о которых не могла себе признаться.
  На щедрое вознаграждение я смог отыскать небольшую квартиру, в знакомом районе подземных трущоб, даже обзавестись несколькими подручными, которым мог доверить свою спину. Умение держать баланс в воздухе пригодилось мне, когда в руки попало устройство для маневрирования, навыки, которым приходилось обучаться годами, для моего тела оказались естественными, привычными, как ходить, дышать, не задумываясь. С первого полёта ощутил, насколько легко могу балансировать, вдруг обретя крылья и чувство восторга подарило новые надежды, ведь мой взор теперь видел не только землю под ногами, а горизонт и начал искать простора, куда ещё можно улететь. Впервые задумался о вероятности выбраться из сточной канавы, пропахшей гноем и бедностью, помочь подельникам начать жизнь под куполом небес, в городе, сверкавшем на солнце белизной крыш, окружённого стенами, за которыми... Никто не знал точно, что именно находится за ними, как говорила мама, там может существовать место, где все живут счастливо, где люди не болеют, не скорбят, ни в чём не нуждаются. Взрослея, я убеждался, скорее всего такого места не существует, а может... никто ж там не был, так вдруг, всё-таки... Окрылённый, не заметил ловушки, хитро расставленной Эрвином Смиттом. Смотря вперед, одурманенный более сильным наркотиком, ощущением свободы, будто муха попался в паутину из замыслов эгоистичного человека. Оказалось, моя покровительница преподала ещё один значимый урок, приучив подчиняться чужой воле, уметь следовать за чужими целями. Впрочем, Кенни также внес свою лепту. А о чём мечтала мама? Уже и не вспомнить... Казалось, я стал исполнением её надежды.
  Эрвин, прекрасно осведомленный о моем прошлом и ещё больше о том, что меня сделало тем, кем я являлся, ловко воспользовался червоточиной в душе, заняв место того, кому мог подчиняться. Разведкорпус, не самое плохое место, где приходилось бывать, а он, не самый ужасный человек, который говорил, что делать. После его предложения в моей душе забрезжил лучик, как будто зажгли свечу в тёмной комнате, показав, где располагается дверь. До того момента руки ощупывали пространство, глаза искали хотя бы намёк, но в темноте ничего не возможно было разобрать, только спотыкаться, падать, вновь подниматься, продолжая обшаривать бесконечный мрак, но благодаря командору Смитту, появился шанс выйти из тесной, пустой комнаты, наполненной лишь острыми углами, туда, где есть шанс даже у имевшего прошлое ублюдка, мальчика на побегушках, начать жизнь с чистого листа, заиметь профессию, честный заработок, уважение, находиться в окружении людей, на которых можно равняться. Тогда я ещё искал такие вещи, как справедливость, спокойствие, хотя ни разу не встретил их на своём пути. А потом, потеряв тех, за кого взял ответственность, другого смысла и не осталось, как только служить в разведке. Возможно, для того чтобы однажды отыскать то самое место, о котором рассказывала мама, о котором она мечтала, надеясь принести туда память о ней, позволив покоиться с миром.
  Стоя у свежих могил, я снова принимал сам факт смерти, бессилия перед ней, признавая, для меня есть один выход, продолжать начатый путь. Для многих одиночество более невыносимо, нежели повиновение, издевательства, боль.
  Однажды до меня дошли слухи, будто бывшую покровительницу обнаружили в подземном городе отравленной и смерть ее была мучительной, отчего я испытал толику сочувствия. Имея массу недоброжелателей среди знакомых и ещё больше среди доверительного круга общения, любой мог подобраться достаточно близко ради мести за нанесённое оскорбление, насмешку, унижение. Однако, как я выяснил позже, Эрвин с самого детства слыл жадным человеком, не позволявшим играть со своими игрушками просто так, только если это приносило личную выгоду. Заведи я разговор о данном инциденте, интересно, выдал ли он себя взглядом или изменившимся тоном в голосе? А может, прямо признался бы в убийстве?Та женщина не стала особенной для меня, вероятно поэтому, вопроса так и не задал и моё отношение никак не изменилось к командору. Прижимая кулак к груди, мы твердили о важности дела, которому готовы посвятить свои сердца и моя судьба оказалась в руках мечтателя, грезившего отыскать правду мира, в котором довелось родиться. Он лично стал называть меня сильнейшим воином человечества, зная алчную натуру военных чинов, точно предсказал, как они отреагируют на появление смазливого мальчика, выходца из подземного города, чья мать занималась проституцией, забеременев от клиента. Не то чтобы новость произвела фурор, но стоило нам явиться на сборище высокопоставленных персон, так у тех глаза загорались от сладострастия, приходилось то и дело слюни утирать со своих рук. Вдобавок ко всему, Эрвин шептал им на ухо о моей неискушенности, а девственность, отчего-то, ценится данным сбродом выше благодетели. Так моя цена взлетела до небес, до абсолютного влияния Смитта на высшее военное руководство, благодаря аукциону, на который выставили "сильнейшего воина, не знавшего физического наслаждения". Может я и предполагал, будто среди них найдется пара тройка извращенцев, да педофилов, но их количество превзошло самые смелые фантазии. Это старичье и не подозревало как легко ими манипулировать, чтобы получить протекцию, полную независимость в действиях, за счет обещания исполнить самые грязные из желаний. Спонсоры выстроились в ряд, чтобы предоставить всё необходимое для корпуса разведчиков, а я стал тем самым рычагом давления, запретным плодом в чересчур тесной униформе. Беспокоило ли меня данное положение? Моим воспитанием занимались люди, выполнявшие отвратную работёнку, шлюха и убийца, а потом ещё и садист, так что иметь какие-либо принципы стало бы фатальной ошибкой, ведь тогда бы пришлось признать, будто мир делится на белое и черное, а я помнил мать, ласкавшую, умеющую дарить самую теплую улыбку, самые нежные объятья, мужчину, обучившего навыкам боя, обращению с оружием, военной стратегии и тактике, а ещё женщину, знавшую цену каждому слову, обладавшую невероятным чувством юмора, любившую играть на музыкальных инструментах. Они показали, в этом мире отсутствует правильное или неправильное, только человек придает ценность вещам, моментам времени, людям, окрашивая действия в оттенок, наклеивая ярлык добра или зла. Потому, та глупая птица в руках девчонки.... В памяти несу историю каждого человека, встретившегося мне, храню их предпочтения, мечты, не замечая своих собственных. Каждый прожитый миг казался чёрным и белым одновременно, ибо начинался и заканчивался, даруя оковы, стискивая грудь до вскрика и надежду распахнуть крылья вновь.
  По обыкновению после очередного собрания, мы с Эрвином запирались в пустом кабинете, иногда притаскивая с собой нескольких человек, кому доверяли, до утра хохоча над глупостью чинуш, упиваясь самым дорогим вином. объедаясь деликатесами, на которые имели право только представители царской династии, благодаря легендам, в коих облачили меня. Эта бутафорская форма походила на то, как лошадь низкого происхождения перекрашивают в более подходящий цвет, выдавая за благородного скакуна при продаже на рынке. Засыпая под утро, укладываясь вповалку на полу, только ради того, чтобы дать глазам отдохнуть, обещали друг другу посвятить сердце тому, что считали важным, а не о чём пропагандировали бестолковые управленцы. Однако, командор не лгал, я и правда на тот момент ещё не познал плотской любви, но долго водить за нос богачей у нас бы не вышло, потому был выбран тот, чьи предпочтения слыли весьма специфическими. Старикану требовалась "госпожа", а не любовник и я подходил на эту роль как нельзя лучше. Даже ничего особенного делать не пришлось, только захватить с собой лошадиную упряжь, седло и плетку. Как выяснилось, верхушке власти не требовался мальчик для утех, это они могли взять где угодно, в любое время, они искали того, кто станет смотреть на них как на грязь, которой они и являлись. На первых встречах все мои усилия были направлены на то, чтобы не расхохотаться в голос, пока генерал, хрюкая от перевозбуждения, облизывал до чиста сапоги, изрядно испачканные в лошадином навозе. Скорее всего, так бы и продолжилось, я бы приезжал к очередной сволочи в погонах, ездил бы на ее спине до утра, поглощая виноград, плюя в рот косточками, от чего те, обычно, впадали в точку наивысшего экстаза, а после, получал бы подписанный чек на покупку оборудования для разведкорпуса. Налаженная схема работала безотказно и всех участников сговора, всё устраивало, до одного, определенного момента. Понадобилась сталь для выплавки оружия и стоило найти подходящего поставщика, договориться с одним богатым торговцем, для чего Эрвин решил устроить нашу встречу в загородной резиденции. То, что сотворил тот ублюдок, выходило за какие-либо рамки, на самом деле, до сих пор не могу вспомнить подробностей, некое месиво из ругани, издевательств, избиения, насилия, вывалили на меня, практически растерзав, будто тряпичную куклу. Последним актом представления стало то, как он, самодовольно хохоча, помочился на моё лицо, восклицая "Как тебе это нравится, госпожа?!" После чего, его слуги отвезли меня к штабу корпуса, выбросив на ходу прямо к воротам, продемонстрировав власть и то, кем являюсь, где должен находиться, в самом низу ступеней иерархии, без возможности противиться. Что уж и говорить, такого мы точно не ожидали. Пробыв пару дней под наблюдением доктора, пока внутреннее кровотечение перестало угрожать жизнедеятельности организма, растяжение связок уже меньше беспокоило, спала опухлость лица, наконец, смог признать, обман раскрыт. Удивило лишь отсутствие Эрвина, я всё думал, когда же он нанесет визит к своему подчиненному, пострадавшему из-за его вероломства и пожалел, ведь ещё ни разу не видел у него такого взгляда. Осведомившись о состоянии здоровья у доктора, командор вошёл в палату, встав напротив постели, изучая мой облик. Ни сожалений, ни стыда, только жгучая ярость полыхала голубым пламенем, затмевавшим ясность взора. Не произнеся ни слова о торговце, только отрапортовал о последующих планах, упомянул о получении нового оружия, поблагодарив за службу. Казалось, сама земля разверзлась бы, умри я от игры того выродка, но к счастью, мое тело очень крепкое. Торговца нашли только через месяц, в одном из подвалов, порядком изгрызенного крысами. Такую смерть даже врагу не пожелаешь, ведь голодное животное ест жадно, только вот, рот у неё маленький, так что отравление являлось скорее актом милосердия, нежели кары. Ни разу мы не затронули в беседе произошедшее, отчего казалось, будто ничего не случилось, будто эта история принадлежит кому-то другому, некому, плохо знакомому человеку, ненароком оказавшегося во власти садиста, хотя и во имя благородной цели. По своей наивности мы решили, будто если не поднимать в разговоре надругательства, то забудем инцидент, сможем вырвать испачканный отвращением лист и сжечь в пламени отрицания. Однако, последствия не заставили себя ждать, распространявшиеся слухи о моём позоре пошатнули не только наше положение в среде военных чинов, лишив привилегий, но и отношение Эрвина ко мне стало другим, вычеркнув из обихода разговоры ни о чём. Даже взгляд темнел, стоило ему посмотреть в мою сторону, он словно облачался броню из сурового молчания, потому мы стали ограничиваться приветствиями, оставив беседы на отвлеченные темы. Совместным попойкам пришел конец, даже в общении с другими подчиненными Смитт предпочитал говорить только о стратегии, обсуждая отчёты и дальнейшие планы, заперев личное мнение под замок, заимев репутацию сурового, немногословного командующего. Мальчишеские проказы безвозвратно ушли из военной жизни, оставив только повседневную рутину, ранние подъемы, вылазки за стену, учтивое обращение, словно бы он страшился напомнить о пережитом унижении. Подобное поведение подсказывало, Эрвин теперь видит перед собой поломанного, увечного человека избитого, вонючего, в чужой сперме, моче, брошенного на пороге, как ещё одну проблему, которой придётся заняться из-за необходимости. И сколько бы я не тёр свою кожу щеткой с мылом, отмыться, избавиться от грязи, никак не мог.
  А после случилось невероятное. Пала ещё одна стена, а среди людей появился титан.
  Судьба не упустит шанса посмеяться над жалкими потугами выстроить планы, над надеждами воплотить задуманное в реальность. Появившись впервые перед тремя детьми, разве я мог предположить, чем в итоге всё обернется? Разве мог представить, как прежний мир обрушиться на головы живущих, ослепляя, калеча, убивая, погребая под обломками, как всего несколько человек перевернут с ног на голову каждое представление о том, где находимся, как разобьют уверенность на спокойное будущее? Перебирая в памяти свидетельства очевидцев, рассказывавших о трагедиях, неожиданном спасении, о надеждах, я каждый раз убеждался лишь, ничто не прошло бесследно, высказанные слова, выбранный маршрут привели к итогу, который каждый из нас имеет. Несмотря на сомнения, мы продолжали идти вперёд, таща за собой тяжёлые чувства потери, непонимания, разочарования.
  Новость о том, будто человек воплотился в титана, разорвала пространство, никто не мог поверить в подобную возможность, а командор Смитт сразу же воспринял факт как данность, не умея мыслить в рамках и границах, задумавшись о перспективах. Первым делом он решил заполучить того мальчишку под своё крыло любыми способами, а я был готов выполнить любой приказ, лечь под любого из военного руководства, только бы вновь Эрвин смотрел на меня как на равного, на кого сможет положиться, а не кого придется защищать или спасать. В тесной, задымленной комнате, собралось около пятнадцати человек и все они пытались найти выход в сложившейся ситуации, пока Эрен Йегер находясь под стражей в тюрьме, пребывал в бессознательном состоянии, а его друзья не были способны объяснить, что именно случилось. Взяв слово Эрвин принялся убеждать начальство в том, что готов понести ответственность за Йегера, за его дальнейшую судьбу, дабы выяснить, причину появления самой страшной угрозы для человечества. Ораторство -одно из важнейших искусств, которым может овладеть персона, ведь слово-это власть, оно воздействует на невидимую часть души, изменяя тебя, так что начинает казаться, будто действуешь против своей воли. Все слушали командора, пока тем временем ко мне подошел один из генералов и принялся толковать о некой ереси, философии "стенистов", её важности для поддержания общего порядка, но я не особо вникал в суть, внимательно следя за выражением лица Эрвина. Прекрасно осознавая, что нам нужно, ждал знака, повода, но голубые глаза, наполненные холодом, пожирали меня, без какого-либо намека на следующие действия. Как можно расценить молчание? Принять как форму безразличия? Вероятно именно равнодушие я увидел, потому, просто кивнул, стоило мужлану попросить об аудиенции в ближайшие дни, смердящему вожделением. У меня крепкое, выносливое тело, я многое способен выдержать, а чувства, что ж, они излишне. Махом осушив бокал с чем-то похожим на выжимку из коры дерева, решив, что с меня достаточно происходящего фарса, фыркнув от понимания бессмысленности дальнейшего пребывания на консилиуме, оставил Смитта вести переговоры о деталях, а сам направился в штаб верхом, хотя лил дождь с такой силой, будто пытался смыть всю грязь с этого мира. Струи затмевали обзор, но уж лучше пробираться сквозь непогоду, ждать очередной атаки безмозглого титана, даже лучше снова оказаться мелким, растерянным мальцом у постели с почившей матерью, нежели ощущать вязкое дыхание опьяневшего от похоти мужика, с липкими ладонями, облизывающего губы при взгляде на тебя. Разъярившись пуще прежнего, хлестнул лошадь с такой силой, будто за нами гнались, заставив её не только припустить, но даже заржать, о чём тут же пожалел. Чудесный жеребец уносил мою задницу из стольких передряг, а я попробовал выместить свою злость, отчаяние. Насколько всё же животные более чистые создания, если им страшно, бегут, если больно, больше не возвращаются на прежнее место, если голодны, едят досыта, а люди, даже имея крылья, остаются на том же месте, бесхребетные, беспринципные... И это всё я же говорю о себе, не так ли? От чувства отвращения с силой стянул плащ, разорвав шнур, так что на шее остался длинный след, а после, зашвырнул промокшую одежду в самый дальний угол. Крылья свободы! Только раб способен верить, будто таковая имеется, теша себя надеждой выбраться, взлететь! Горло душило от выпитого алкоголя, отчего меня вытошнило, противно, вязко, а тело задрожало, глаза источали слёзы, так что засунув пальцы, попробовал избавиться от остатков съеденного. Ощутив, как мне полегчало, направился к ведру с водой, умылся, завел лошадь в стойло и напоив, накрыл попоной, насыпал зерна, пока она утыкалась мордой в мою шею, толкалась мягким губами в ухо, хватала воротник камзола, тянула то в одну сторону, то в другую, а я даже не сопротивлялся, благодарный за прощение после того удара. Выйдя из конюшни, чувствовал под ногами мелкие камни, похожие на разбитые части души, размышляя над тем, что повторяю судьбу своей матери, стану такой же подстилкой как и она. Только зайдя в казарму, почувствовал дрожь от холода, пронизавшего насквозь, осознав, как сильно замерз, пока пытался сбежать от вероятного будущего, от себя, от настоящего, который хотел иного исхода, хотел иметь выбор. Ветер ломился внутрь комнаты в распахнувшееся окно вместе с дождем, заливая пол под напором шторма, застудив воздух, крича, стеная, покуда я оставался нем. Задвигая ставни, захлопывая створки, пытался захлопнуть и мысли, запрятать поглубже, задвинуть под отказ в их необходимости, считая их ненужными. Отвлекшись на заевший от старости, ржавый запор, начиная уже порядком злиться, ведь щеколда никак не желала опускаться, упустил скрежет петель входной двери, а когда обернулся, то меня уже застали врасплох. Молниеносно налетев, Эрвин принялся неистово целовать мои холодные губы, не говоря ни слова, стягивая с моего тела мокрую униформу, тяжело дыша. Его горячие, крупные ладони обжигали прикосновениями, разгоняя кровь по венам, заставляя сердце биться с удвоенной силой, а я даже и не помыслил оттолкнуть, сбежать, продолжал стоять на месте, пока он, опустившись на колени, снял с меня ремень, расстегнул ширинку на брюках и жадно заглотил член ртом, почти лишив рассудка ласками. Имел ли я выбор в тот момент? Мог ли отказаться от этого мужчины, избрав иной способ остаться рядом, не при помощи тела? Даже если и так, подобные вопросы бесполезны. Кончив, я сполз по стене на пол, перед ним, встревоженный, обескураженный, с растрепленными, влажными волосами, ощущая, как лицо, тело, кожа, как весь горю. Стоя на одном колене, он смотрел в упор, утирая губы, роняя капли дождя с волос, одежды, так что вокруг образовалась лужа, стекшая с плаща.
  - Так вот, как это делается... Неужто ты решился взяться за мое образование? - безразлично спросил я, убирая назад чёлку, задрав подбородок. - Чтобы те уроды были довольны предоставляемыми услугами?
  - Никогда, никому, ни за что тебя не отдам, - прошептал командор и сгреб в объятия, трепетно прижав к себе.
  - Что?
  - Никогда, никому, ни за что тебя не отдам. Никогда, никому, ни за что тебя не отдам. Никогда, никому, ни за что тебя не отдам, - повторял Эрвин снова и снова, покрывая мою шею, плечи, грудь, горячими поцелуями, снимая рубашку, брюки, призывая откликаться телу на ласки.
  - Погоди, - попытавшись высвободиться, я попробовал остановить его. - Что на тебя нашло? Совсем пьяный?
  - Ты не хочешь? - выпрямившись, Эрвин удивленно посмотрел в глаза, отлично видя реакцию тела на поцелуи.
  - Мне бы ванну.
  - Хах... - облегченно выдохнув, он улыбнулся и убрав назад волосы, надвинулся на меня, нависнув, зашептав на ухо. - Для меня ты пахнешь слаще десерта.
  - Что за бред...
  - Только увидев, как тот образина подошел к тебе, а его морда расплылась в беспутной улыбке, я больше не мог прятать намерение, - крепко обняв, поднял меня, усадив перед собой, начав внимательно рассматривать. - Больше не хочу оставаться в стороне, хочу тебя, всего, без остатка, без остановки.
  Распаленный желанием, он оставался нежен, практически вылизав меня, неспешно войдя внутрь, с каждым толчком, продолжая твердить всё те же слова, затыкая мой рот пальцами, тревожа укусами, упиваясь гибкостью, запахом. Когда же наконец у него не осталось сил, то рухнул всей тяжестью сдерживаемых до того момента, чувств, взмокший, уже не от дождя, а от пота, уснув, крепко держа в объятьях, то и дело бормоча "никому" и "никогда". Не понимая как случилось так, что этот эгоистичный преследователь своих целей, приковал свое сердце к моим рукам, я не сомкнул глаз до утра, так и не осознав, что именно испытываю к нему.
  Принадлежать кому-то столь необычно, когда более знакомо состояние отказа, оставлености. Матушка, Кенни, подручные, подчиненные... И отчего я встречаю на своем пути тех, кто уходит, покидает? В мне ли дело? Возможно, поэтому я поддался, остался, не оттолкнул Эрвина, желая наконец испытать чью-то привязанность, столь сильную, обещавшую нечто большее, чем жизнь, обещавшую саму вечность.
  Чтобы сберечь меня от постели военных чиновников, Эрвин отыскал другую лазейку, проникнув в спальни их жен, травя байки о буднях в казармах, пугая россказнями об огромных титанах. Каким он был с ними? Разве искренним? Разве хоть одной он открыл своё сердце? Или, не переставая веселил, услаждая комплиментами, неважно сколько находилось на расстоянии метра, одна, две, три, каждая получала свой кусочек командора. На фоне престарелых чинуш он выделялся, отлично сложенный внешне, рассудительный, с приятными манерами, позволял кормить себя с руки, демонстрируя кротость, желание обожать, оставаясь при этом на своей стороне. Нет, ему удалось сохранить рассудок в окружении сластолюбивых милашек и искушенных, придворных дам, чем бы его не благодарили, какие бы блага не обещали, раздвигая ноги. Мужчина приходил, чтобы дать и взять взамен, ведь никто, кроме этих женщин не знал тайных помыслов мужей, облаченных властью, выкладывая за поцелуй слабости тех, привычки, компромат. За приятное времяпровождение, комплименты, нежные слова, делились информацией, которую бы командор не пожелал узнать, выворачивая всю подноготную, а если становилось нужно, подсказывали, как их благоверным поступать, точно следуя планам Эрвина. Являясь под утро, пахнущий духами и шампанским, забирался в постель, не удосуживаясь смыть запах тех, с кем провел ночь, отвечая на упреки, как не хочет терять время на ванну, спеша поскорее обнять меня. Снова и снова повторяя заветное "никому и никогда", просил поверить, задержаться хотя бы на минуту, делая меня податливее и я, в конце концов, сдавался, потому что хотел верить в его мечту, не имея собственной до момента, пока не услышал нечто завораживающее. Скудная фантазия не могла вообразить в своей бедности "море". Да кому в голову придет выдумывать такое количество воды, что заполняет пространство до горизонта и дальше, до края земли?! Возможно, именно поэтому всё так и произошло. Возможно, я хотел мечтать по-своему, потому ни разу не отступил от задуманного.
  После отличного выступления на всеобщем собрании, где я показал себя повелителем титанов, действительно став сильнейшим воином, ведь не побоялся ударить Эрена Йегера, пока остальные, с благоговейным трепетом смотрели на паренька. Чувствовал ли я что-то к нему в тот момент, кроме раздражения, недовольства? Нет, у меня не было причин ненавидеть или даже испытывать страх, потому так легко смог подойти очень близко. Бескомпромиссность, с которой точно наносил удары, убедила доверить Йегера разведке, под мою личную ответственность, ведь командор слишком ценен многим особам, а меня за ошибку можно и в расход пустить. Напуганный непониманием происходящего мальчишка, отчасти напоминал мне себя, того впервые подвешенного на ремнях в подвале особняка. Я тоже плакал, брыкался, пытался вырваться, кричал, но вскоре осознал, насколько это забавляло окружающих или отвращало, не каждому по нраву наблюдать за животным в клетке. Как и я, Эрен стал учиться справляться с невесомостью, с непостоянством мира, общества, в котором перед тобой сначала склоняют колено, а после, этим же коленом дают подых, ибо стал неугоден, неудобен. По крайней мере, у мальчишки была семья, его окружали друзья, являвшиеся местом, куда можно вернуться, в отличие от меня, искавшего тех, кто будет рядом и находившего тех, кто оставит. Широко распахнутые глаза смотрели на меня с испугом, сквозь прутья решетки, ожидая очередного нападения, читая в моем взгляде отражение огня зависти и злости. Душа горела, переполненная возмущением, кипела внутри, прожигая легкие, ведь мальчишка, являлся причиной, почему Эрвин засыпал на простынях генеральских жен, оставив мне только дни, сухие листы бумаги с отчетами и просьбы простить, ведь снова придется отлучиться. Опять мне не удавалось получить сполна желаемое, потому я насмехался над всем белым светом, только бы скрыть потаенное, проснувшееся внутри чувство.
  Акт второй
  - Босяк! - войдя в темницу, Леви пнул по кровати ногой, на которой спал Эрен. - Давай! Просыпайся! Сейчас явится Ханджи для осмотра!
  Спящий вяло приоткрыл глаза, зажмурившись от света лампы, потянулся, после чего, причмокнув, перевернулся на другой бок. Разъярившись, капитан был готов распотрошить постель, а потом и мальчишку, вспомнив, что сам за последние несколько суток спал всего ничего, только бегал с поручениями, подписывая документацию, как ответственное лицо за операцию с кодовым названием "Надежда человечества".
  - Да какая, к черту, надежда! - возмущался мужчина, стягивая с себя плащ, собираясь им отхлестать мальчишку. - Спит себе, как ни в чём ни бывало, а мы тут носимся с ним!
  Стоило только приблизиться, как спящий неожиданно подскочил и схватив в объятья, повалил Ривая на постель, сонно забормотав:
   - Ещё совсем немного, пару минут.
  Обычно, Леви, обладавший животной реакцией, кожей предчувствуя беду, мог увернуться от любого нападения, однако в данный момент, остолбенел, застыв без движения, сразу же осознав свой просчёт. Отсутствовала угроза, ему не собирались причинить боль или нанести увечья, только обняли, обволокли теплом, и мягким запахом, схожим с ароматом парного молока. Уставившись в потолок, мужчина пару минут смотрел на каменную кладку, ощущая, как утопает в мягкости матраца, тишине, что отгородила их от всего остального мира, а после взглянув, на лежащего рядом, Эрена, увидел перед собой ребенка, улыбавшегося чему-то во сне. Впервые он мог так близко рассмотреть черты лица юноши, выражавшие тихую радость, а не сосредоточенность или испуг, оттого он казался красивым. Вздохнув, Ривай дотянулся до лампы, затушив фитиль. Темнота покрыла невесомой зыбкостью, тесность стен показалась гробницей, и он подумал, что умереть сейчас не такая уж плохая идея, заснув рядом с человеком, умеющим так привлекательно улыбаться. Тишина стала хранителем, приглядывающим за дрёмой и только легкий вздох юноши тревожил воздух. В подземной тюрьме, впервые за долгое время, Леви ощутил спокойствие, ведь чувства перестали тревожить разум мыслями, предположениями о том, как всё сложится, каким будет следующий день. Глубоко выдохнув, капитан прикрыл глаза, решив позволить отдых только на пару минут, большего не потребуется. Пару минут он готов пожертвовать ради состояния умиротворения, ведь его ничто не раздражало, не тащило куда-то, вернув момент настоящего. Рука спящего юноши скользнула наверх, коснулась груди и тяжесть ладони оказалась приятной, подарив ощущение сопричастности к чужому счастью.
  - Надо же! - всплеснув руками, воскликнула Ханджи. - Кто бы мог подумать, что я увижу вас обоих в одной постели!
  - Если хоть кому-нибудь проболтаешься, очкастая, - прохрипел Леви, приподнимаясь на руках с постели. - Скормлю титанам.
  Пробуждение стало похоже на удар в голову, резкий, неприятный, а усталость накатила новой волной. Голос Ханджи казался слишком громким, в сравнении с привычной тишиной в тюрьме, да и к тому же быть застигнутым врасплох не самое приятное чувство. Оглянувшись, увидел Эрэна, на лице которого сменялось одно выражение за другим, смущения на удивление, испуг, потом замешательство, пока он пытался осознать происходящее, теребя в руках край покрывала, не имея смелости поднять взгляд или произнести хоть слово. Мысленно выругавшись, Ривай пожалел о том, что остался, поддавшись порыву, стоило уйти, а не вести себя столь эгоистично, а теперь придётся оправдываться, объясняться.
  - Что ты! - замахав перед собой руками в отрицании, затараторила женщина. - Это станет моим драгоценным воспоминанием! Мирно спящий "сильнейший воин человечества" в объятиях титана!
  - Что? - оторопело уставившись сначала на восхищённую новым откровением, Ханджи, потом на необычайно хмурого капитана, спросил Эрэн, переводя испуганный взгляд, не совсем понимая, о чём они говорят.
  - Я пришел предупредить о времени осмотра, - свесив ноги, проговорил мужчина, протирая лицо влажным полотенцем, услужливо поданное Ханджи, ловящей каждую мелочь, пристально наблюдая за ним. - Потом и не заметил, как уснул, совсем вымотался за несколько дней, извини, я не должен был...
  - А? Я совсем не против, - недоуменно промямлил юноша, тут же закрыв ладонями рот, стоило двоим уставиться на него, застывшим от удивления.
  - Восхитительно! - воскликнула женщина, всплеснув руками.
  - Ты слишком возбуждена, - недовольно фыркнул Леви и указав на Эрена, проговорил, сдвинув брови. - А ты прекрати молоть всякую чушь! Позоришь.
  - Да, капитан! Простите, капитан! Виноват, капитан!
  - Оставляю его на тебя, - встав с постели, мужчина поправил форму, разгладив складки на камзоле и направился из камеры, ощущая вину за проявленную нерасторопность. Настолько необычное поведение, не свойственное характеру, выбило из колеи, потому, решил постараться выбросить из головы случившееся, списав на недоразумение, надеясь, что его примеру последуют и остальные причастные.
  - Как он тебе? Совсем отличается от образа, который создает, не так ли?! - подскочив вплотную, завалила вопросами Ханджи. - Весь такой холодный и непреступный! Но очень добрый, заботливый! Удивительный человек!
  - Да, это верно, - отпрянув, промямлил Эрен, залившись румянцем. - Капитан Леви удивительный... Пока мы проходили подготовку, за обедом, девчонки постоянно говорили о нем, фантазировали, как подойти и заговорить, сожалея, что он не в королевской гвардии, а именно в разведке.
  - Наивные, им ни за что не достичь сердца капитана.
  - Отчего же?
  - Хотя я их понимаю, сильные мужчины весьма привлекательны, - подмигнув, проговорила Зойи, уйдя от ответа. - Что ж, спрашивать о том, как тебе спалось, не стану.
  Заметив, как лицо юноши зарделось, она рассмеялась, звонко, легко, ласково похлопав по спине, искренне радуясь, когда люди переживали с кем-то моменты сердечной близости.
  За время содержания Йегера в темнице, Леви изменил своё отношение к мальчишке, осознав, сколь сильно ошибался, ведь Эрэн виноват в происходящем, равно в той же мере, как и все окружающие люди. Страдает из-за безответственных взрослых, не способных что-либо изменить, передающих грехи следующему поколению.
  Когда же кто-то начинал говорить о титане в их рядах, спрашивая, напуган ли капитан соседством со столь жутким монстром, Леви обычно уходил от разговора, меняя тему, не видя в юноше настоящей опасности или существенной проблемы, скорее относился, как к запутавшемуся в собственной судьбе. Остальные обладали смирением перед обстоятельствами, принимая многое как данность, не осмеливаясь выступить против устоявшегося порядка, но только не Эрэн, ищущий любую возможность изменить мироустройство. Однако, порой, мужчина замечал в нём глубочайшую растерянность, будто душа не знала, как оказалась там, где находится. Вот он беззаботно рассказывает о случае из детства, смеясь, жестикулируя, описывая подробности, как вдруг замирает, смурнеет, обрываясь на полуслове, осматривается, словно проверяя место, вспоминая лица людей, его окружавших, а после, либо спрашивает на чём остановился и продолжает рассказ, но чаще без улыбки или вовсе уходит, прячется ото всех, переживая нечто, чем не способен поделиться. По мнению Леви, парнишка нуждался в направлении, в чётком представлении дальнейшего пути, ведь тот свет, сиявший в глазах, имел цель изменить мир, помочь людям. Поступление в корпус только предоставило возможность направить стремление в необходимое русло. Несомненно, им хотели воспользоваться, запечатать стену, породить хаос, но для самого юноши всё это стало лишь побочным явлением, мелкими камушками, которые можно легко столкнуть с дороги или обойти, но теперь он мог добраться до пределов земли, выяснить правду, сможет познать свою силу, научиться доверять друзьям, соратникам, обрести новую мечту, нечто ценное, кого-то особенного. Понимая столь простые вещи, командование в лице капитана и командора, старались облегчить жизнь каждому, кто находился в их подчинении, чтобы молодые юноши и девушки не погибали из-за недостатка снаряжения, хорошо питались, отдыхали. Слишком многих они уже потеряли.
  Когда штаб перенесли в резиденцию загород, чтобы у Ханджи появилось больше пространства для испытаний силы Эрена, Леви, волей неволей, сталкивался с ним в обыденных ситуациях, не предполагая, насколько тесно переплетутся их судьбы. Порой, юноша настолько уставал, что капитану приходилось тащить на себе обессиленное тело, бормочущее нелепицу типа "Ривай удивительный", "зачем человечеству сила титана, если она во мне?", "вот бы сейчас булочку съесть". Мужчина его не боялся, потому что был уверен в своих силах, способностях, потому позволял себе подойти ближе, прикрикнуть, посмеяться, видя в юноше прежде всего подростка, а не "надежду человечества". Порой, Леви задумывался о том, каким сам был в пятнадцать лет и приходил к выводу, что совсем не изменился, остался тем же, одиночкой, способным на очень многое, ради жизни под солнцем. Он, как и мир вокруг, застыли, пока остальные менялись, превращаясь в незнакомцев, становясь неузнаваемыми в словах и действиях.
  - Я принес одеяло, - проговорив, Леви отворил темницу и вошел внутрь. - Ночи становятся холоднее, особенно здесь, в подвале.
  - Огромное спасибо, - перепуганный появлением мужчины, Эрен принялся застилать свою постель, наводить порядок, хотя знал бессмысленность попыток, капитан уже многозначительно посмотрел на пол под кроватью, сказав:
  - Из мебели три предмета, но свинья везде грязь найдет.
  - Вы не правы! Я просто пока ещё не привык тщательно следить за чистотой.
  - Ещё бы, всегда были вокруг те, кто ухаживал за принцессой
  - Обидно звучит, - скуксился Эрен, выпятив вперед губы, чем немного повеселил мужчину:
  - В том и смысл.
  - Просто, я всё время пропадал за стенами дома, мог часами смотреть в небеса, а когда возвращался, там всегда оказывалось прибрано.
  - Ты из не особо наблюдательных, правда?
  - А вы, капитан? Наверное, совсем в другой среде выросли?
  Положив свернутое одеяло на край постели, мужчина мельком взглянул на Эрэна, не решаясь, стоит ли откровенничать по поводу своего прошлого, рассказывать хоть что-то о себе, ведь нет уверенности в завтра, вдруг придёт указ о немедленной казни мальчишки. Впрочем, в этом случае и бояться нечего, каждое слово просто растворится в мареве растёкшейся крови... Вздрогнув, Леви нахмурился, было неприятно видеть картину смерти человека, который стоял перед ним, ещё столь юный, с удивительно открытым взглядом, прекрасных, ярких глаз. Смена в выражении лица мужчины явно напугала Эрэна, внутренне он корил себя за столь личный вопрос, ведь уже слышал некоторые сплетни, в которые не хотелось верить. Не зная, как вести себя в затянувшемся молчании, юноша опустил взгляд, сожалея, что не может прочесть мыслей капитана, не знает, как завести тему для разговора. Скрестив руки на груди, Ривай прислонился спиной к стене и уставившись в угол, спокойно заговорил, ощущая, как хочет сохранить строгое впечатление о себе, оставить непогрешимость ради восхищения во взоре подчинённого:
  - Там, где я жил одно время в детстве, случилась эпидемия, не слишком опасная для здоровья среднестатистического горожанина, но ослабленные из-за недостатка питания, солнца, чистой воды, быстро угасали, особенно дети и старики. У многих не хватало средств на лекарства, их домами служили лачуги, с протекающими крышами, где роскошью оказывался горящий очаг, что уж говорить даже о еде. Их участь, наверняка, постигла бы и меня, но одна знакомая подсказала пару советов, например, почаще мыть руки и пользоваться повязкой для лица, закрывающей нос и рот, в большом скоплении народа, - сжав ладони на плечах, Леви на мгновение замолчал, позволив юноше встать рядом. - Руки я мыл так тщательно, что те кровоточили, а в комнате постоянно пахло гвоздикой, это единственное масло, которое смог достать у торговца, задолжавшего крупную сумму одной известной даме.
  - Это поэтому от вас так приятно пахнет? - вытянув шею, задал вполне невинный вопрос парень, почти коснувшись плечом плеча мужчины. Повернув к нему лицо, Ривай ощутил, как по спине мурашки пробежали, а сердце отчего-то запнулось, будто повторилось нечто похожее, будто они уже вот так стояли, рядом и такой же вопрос был уже задан, чего никак не могло произойти до. Вкрадчивый тон, с которым говорил Эрен, неловкость, с которой тянулся подойти ближе, казались робкими, осторожными и знакомыми, притягательными. Неожиданно, Леви захотелось сделать шаг навстречу, приблизиться, побыть на расстоянии вздоха, что удивило, будто он позабыл, кто именно перед ним стоит, само воплощение угрозы, или всего лишь мальчишка. Свежий румянец окатил щеки Эрена, он резко отшатнулся, отвел взгляд, словно опомнившись, запретив себе поступать опрометчиво, сделал шаг в сторону, начав потирать шею, пытаясь вжать голову.
  - Если ты готов, то нам пора наверх, - проговорил Леви и зашагал к выходу, пытаясь скрыть собственное замешательство от нахлынувших предчувствий. Совсем не к такому отношению он привык, обычно его пытались схватить, подмять, поглотить и не только титаны, но и люди, заставить действовать в соответствии с их ожиданиями, а рядом с юношей ему словно предлагали шагнуть в неизвестность и это напомнило первый полёт, ветер ласкающий лицо, поддерживающий за руки, поднимая всё выше, выше, к солнцу. Это чувство влекло за собой, окрыляя, пугая, разгоняя в венах кровь. Мотнув головой, мужчина почти выругался, чем вновь напугал парня, который был готов сделать что угодно, лишь бы не разозлить Леви.
  - Да, капитан, - тихо отозвался Эрен, последовав по тёмному коридору, размышляя совсем не о предстоящих испытаниях, а о том, как объяснить себе образы, возникавшие перед глазами.
  Явившись на следующий день, Ривай застал юношу сидящим на кровати, уставившимся в небольшое окно, находящееся почти у самого потолка. Там виднелся крохотный кусочек неба, яркий, чистый, а по лицу заключённого блуждала мягкая улыбка, будто он размышлял о чём-то хорошем, даже не заметив вошедшего. Позвав пару раз по имени, Леви удивился отсутствию реакции, слишком уж Эрэн оказался поглощенным своими мыслями, потому осторожно присел рядом, тихонько наблюдая за юношей, чья близость успокаивала. Так они и сидели, молча, пока мужчина размышлял, откуда взялось желание покрыть руку юноши своей ладонью. Наконец, Эрен оторвался от созерцания плывущего облака и повернув лицо, проговорил:
  - Я ждал вас, капитан.
  Он выглядел изможденным, необычно бледным, оттого, нахмурившись, Леви спросил:
  - Тебя здесь что-то беспокоит? Крысы, например?
  - Неа, их присутствие обычно, - качнув головой, улыбнулся юноша в ответ, взглянув на руку Ривая и сжав свою в кулак. - В казармах, за годы учебы, мы совсем привыкли к ним, кое-кто даже подкармливал парочку, хотя нам самим не хватало еды. Понимаю почему, жизнь-то у крыс совсем не сахар.
  - Дело в тренировках?
  - Думаю, что справлюсь.
  - Ты иногда кричишь по ночам.
  - Эм, Ханджи рассказала про кошмары?
  - Ты под моей ответственностью, Эрэн, - отрицательно качнул головой мужчина, решив не говорить, что пару раз самостоятельно спускался ночью и слышал крики, но так ни разу не набрался смелости успокоить юношу после пробуждения. - С чего вдруг покраснел?
  - Быть под защитой самого сильного воина человечества весьма радует, - ответил парень, коснувшись носа, засмущавшись. Столь бесхитростное признание достигло сердца капитана, не ожидавшего услышать нечто подобное от подчинённого. Впрочем, так ли много нужно, чтобы поразить подростка, которому всего около пятнадцати лет? Нет, думать о судьбе другого человека свысока совсем неподходящее занятие, этот ребенок пережил очень многое, иначе бы не боролся столь яростно за свои идеалы. У него есть причины так говорить.
  - Капитан? Вы о чём-то задумались? - обеспокоено задал вопрос Эрэн, ведь мужчина хоть и смотрел на него, казался очень далеким, отсутствующим. Могнув, Леви осмысленно взглянул на сидящего рядом, удивившись самому себе снова и дабы скрыть замешательство, отвернулся, фыркнув:
  - Думал, насколько глупо радоваться, что находишься под моим попечением.
  - У меня не так много осталось причин улыбаться.
  - Главнее той, что ты ещё жив и не нужно.
  - Думаете, у меня есть шанс успеть сделать что-то правильное?
  - Вот чего не терплю от мелюзги, так постоянного стремления помереть побыстрее, - заворчал мужчина, нахмурившись, припомнив несколько новобранцев, погибших при первой же вылазке за стены. - Прёте на рожон, хотя навыков боя не приобрели, геройствуете по чем зря, подставляете своих товарищей, а встретив препятствия, сразу в слёзы, потому что мир оказался не таким, как вы представляли.
  - Вы правы, капитан, но сами же видите, в каком я положении оказался, почти отчаянном...
  - Да погоди ты, ещё ничего не решено, день казни не назначен, так что просто продолжай искать ответы. Тебе же ещё есть ради чего и кого бороться?
  - Благодаря вам, капитан, я вспомнил о важном, - всхлипнул Эрен и быстро утёр глаза, пытаясь сдержать накатившие эмоции, зашептав. - Я очень благодарен за поддержку, вы удивительный.
  - Вот заладил, что это должно означать, по-твоему?
  - Если сказать по правде, сначала, увидев вас в числе разведчиков, хотел на вас равняться, настолько крутым показались..
  - Мда, - вздохнул Леви. - Не так уж сложно тебя впечатлить...
  - А когда спасли нас, завалив титана в считанные секунды, двигаясь словно ветер, быстро, бесшумно, рассекая пространство и плоть существа, вчетверо превосходящего вас по росту, то и вовсе стали богом.
  - Отвратительно.
  - Но теперь, познакомившись поближе, чаще всего, испытываю страх в вашем присутствии и ещё...
  - Я пугаю тебя?
  - Вы очень сильный, капитан, - зашептал юноша. - Вам по плечу самые сложные задачи и вы ни в ком не нуждаетесь, а я... слабак...
  - Ты справишься, со временем.
  - Вы способны уничтожить меня, однако, не хотел бы взваливать на ваши плечи подобное бремя.
  - Опять ты... Как не пожив толком, можно так часто думать о смерти?
  - Она окружает, как стены.
  - Послушай, умереть мы всегда успеем, а ты ведь ещё даже не... - замялся мужчина.
  - Что? - заинтересовался юноша и его глаза загорелись любопытством.
  - Хоть раз целовался?
  - Как вы можете о таком спрашивать?! - воскликнул Эрен, залившись краской.
  - То-то и оно, - ухмыльнувшись, Ривай направился из подвала наверх, по лестнице, ощущая всем телом, как узник продолжает следить за ним. Из чистого любопытства, мужчина громко хлопнул дверью, хотя остался стоять на лестнице, чтобы подслушать, что будет дальше и до его ушей донесся возглас:
  - Ааааа! Какой же он классный! Классный! Капитан Леви классный! - а потом голос зазвучал тише. - Капитан... капитан Леви... Леви Ривай... классный....
  Чертыхнувшись, мужчина бесшумно выбрался за дверь и зашагал по длинному коридору, коря себя за эту выходку, ведь ему не к чему знать тайные мысли заключенного: "Я всего лишь должен присматривать за мальцом, чтобы "очкастая" не угробила раньше времени, недоброжелатели не достали, чтобы он просто выжил до момента, когда понадобиться Эрвину". Подобные мысли посещали раз за разом, стоило только направиться к лестнице, в подвал, чтобы передать очередное поручение. Спускаясь вниз, с каждой ступенью, ощущал, как и сердце тяжелеет с каждым шагом, неуверенность клонила в сторону, незнакомые эмоции застилали разум, а ладони становились чуть влажными, словно он внутренне готовился отпустить нечто долго удерживаемое, но пока ещё не решался на крайний шаг. Стоило признаться себе раньше в истинных причинах походов к узнику, в поиске бесед, восхищенного взгляда, того, кто в иной ипостаси жаждет лишь разрушения, демонстрации силы. Долгое время Леви учился эффективно уничтожать титанов, а теперь, защищает одного из них? Это шутка такая? Как можно назвать "надеждой человечества", того, кто считается смертельной угрозой? Как отделить все свои знания, опыт, увидеть за жутким созданием человека, юношу, ищущего ответы, на то, почему он таков? Становилось легче лишь потому что встреченные ранее особи никоим разумом не обладали только жаждой убийства, ненасытные, устрашающие. Эрен же совсем другое дело, даже дышит в присутствии Ривая словно вприпрыжку, и только иногда забываясь, подходит так близко, и смотрит столь испытующе, начиная вдыхать очень медленно, глубоко, смакуя во рту воздух на вкус. Подобные перемены в поведении цепляли, заставляя следить за ним, ведь вдруг воплотиться и взрывной волной раздробит кости, а может, сделает шаг ещё ближе? Что же он выберет? Кого он выберет? Неважно, только бы продолжал смотреть с таким же восхищением.
  - Ты высыпаешься?
  - Глаза выглядят опухшими? - обхватив ладонями лицо, испуганно спросил Эрен.
  - Нет, выглядишь вполне обычно, - замявшись ответил Леви, заставив себя отвернуться, вновь уткнуться в книгу, совершенно позабыв о смысле прочитанного, нахмурившись.
  - Между тренировками и уборкой, проводя время здесь, порой скучаю.
  - По чему именно?
  - По небу на закате после дождя, - томно заулыбавшись ответил юноша. - Замечали, как оно прекрасно? Стоит только тучам расступиться и за ними открывается самый завораживающий вид, голубые, розовые, яркие желтые, оранжевые цвета окрашивают облака, рисуя невероятные образы. Кажется и мир становится более приветливым, мягким, хочется упасть в этот простор и раствориться, ведь оттенки сияют словно мои чувства, переливаясь из одной формы в другую, напоминая различные вещи, хорошие времена, события, даже те, что ещё не произошли, но которые предвижу...
  - Действительно, красиво...
  - А вам, капитан, что вы любите?
  - Когда впервые выбрался за стену, то меня поразил лес, но не сами деревья, а игра света на листве. Вокруг поля, яркие, насыщенные, сверкающие жизнью и влагой после небольшого дождя, а под пологом величественных крон собралась полутьма, тайная, спокойная, пронизанная лучами, напоминавшими мне стройные ряды мечей, воткнутых в землю, проходящих насквозь, соединяясь с небесами. У оснований, там, где выпирали кряжистые корни, полог оставался влажным, нагретый за несколько дней, излучая тепло, отчего воздух стал ощутимым, вязким, покрыв сумеречной дымкой стволы, нижние ветви, кустарники, размывая очертания растений. На границе же, куда дотягивались лучи солнца, проходя сквозь зелень, отпечатывались яркие пятнышки, трогательно трепещущие от любого дуновения ветра. То был первый раз, когда я познакомился с ранней весной, ведь до того момента даже солнце оставалось под запретом, чем-то недостижимым, а в тот момент даже листва излучала свет, сияя ярко-зеленым, драгоценным, почти желтым цветом. Пока сидел в ожидании нового приказа, рядом мирно паслась лошадь, и мне всё вокруг казалось правильным, на своих местах, словно, так и должно быть, ни угроз, ни шумного топота, ни криков, только ветер нашептывающий колыбельную. Именно такой хочу жизни, когда сердце в покое, без тревог, именно таким хочу сделать этот мир, безопасным для будущего, увидеть без титанов.
  - Возможно, поэтому вы так сильны, потому что знаете, чего хотите, не мечтая о чём-то, а делая определенные шаги к нужному результату.
  - Не сравнивай меня с остальными, слепо предающими даже собственную душу ради исполнения мечты, - скрежетнул зубами мужчина. - Не думай, будто понял меня.
  - Извините, не хотел задеть, наслушался всякого, - виновато проговорил Эрен и поднявшись с постели, подошел к стене, встав под окном, откуда бил столп света, покрыв полностью фигуру юноши, отчего тот на пару мгновений исчез из виду, растворившись в ярком сиянии. Будто услышав рассказ Эрэна, дождь прекратился и выглянуло солнце, заливая свечением местность, где находился штаб, одарив теплом и узника, которого держали под землей, уберегая от остальных. Раздражение тут же оставило Леви, стоило ему только увидеть удовлетворение на лице юноши, стоявшего в сиянии блеска, поднявшего голову, наслаждавшегося прикосновением тепла, осязаемым, как будто его обнял близкий человек. Сидевший в углу Ривай, смотрел на Эрэна сквозь прутья решетки и ощутил себя заключенным, будто сам находился в клетке из правил, необходимостей, целого вороха требований, стремящихся его раздавить в итоге, тогда как Йегер стремился эту клетку разломать, растоптать, освободить и освободиться. Сглотнув, капитан уточнил:
  - И чего же ты наслушался?
  - Пока сижу здесь между очередным экспериментом с Ханджи, тренировкой и общими рапортами, особо нечем заняться, только говорить с теми, кто приходит или слушать беседы надзирателей. Чаще всего они говорят о вас, капитан.
  - Хм, вот как, сплетничают, бездельники.
  - Хотите узнать, что именно говорят?
  - Приблизительно представляю, - скривившись ответил мужчина, вспоминая шепотки за спиной по поводу его происхождения, репутации, слухов, завистливых мнений. О каждом выдающемся человеке судачат, особенно если он обладает смелостью говорить честно, открыто выражать недовольство, однако сам факт, что мальчишка слышал кривотолки по поводу того, как Ривай восходил по карьерной лестнице, на что отчаянье толкало его... Отчаянно захотелось помыться, отскоблив каждый миллиметр тела. Заметив угрюмую гримасу на лице мужчины, Эрен, будто впервые наслаждаясь солнечным теплом, сильнее задрал подбородок и прищурившись, заулыбался, негромко произнёс смешливым тоном :
  - Говорят, будто у вас губы мягче цветочных лепестков, а дыхание слаще меда.
  - Я!.... что? - оторопев, Ривай повернулся к юноше и увидев как тот давится от приступа смеха, возмущенно фыркнул. - Ну погоди у меня, мальчишка.
  - Угрожаете? - смеялся юноша, начав прохаживаться по камере. - Перестаньте капитан, что может случиться более худшее, нежели уже произошло? В свои пятнадцать лет я потерял мать, отец числится пропавшим без вести, мой дом разрушен, в первую же боевую операцию меня сожрал титан, а потом выяснилось, что я и сам являюсь титаном, из-за чего мои друзья подверглись смертельной опасности, меня чуть не казнили и только благодаря командору и вам, всё ещё жив.
  - Действительно, - согласился Леви.
  - Какое будущее у меня?
  - Пока ещё ничего не решено, а значит есть шанс на лучшее.
  - Например?
  - Попробовать отыскать отца, выяснить, что произошло с тобой, а по пути, помочь друзьям, соратникам, человечеству, а потом может встретить кого-то особенного...
  - И? Что? Завести семью? Передать гены своим детям?
  - Влюбиться...
  - Пфффф! - звонко рассмеялся Эрен, смутив мужчину. - Да кто бы мог подумать, что холодный капитан Ривай окажется романтиком!
  - Хорошего ты наслушался обо мне, кто же я по-твоему? Бесчувственный чурбан?!
  - Никогда так не думал о вас, просто не ожидал увидеть эту вашу сторону.
  - Да уж, я совсем не готов говорить о подобных вещах, - улыбнулся Леви. - Но всё же... Тебе решать каким будет будущее. Эта девчонка, она очень привязана к тебе. Думал, взглядом убьет, когда лупил на потеху воинскому начальству, да и сейчас думаю также, стоит мне палку перегнуть с насмешками.
  - У нас с ней сложная история, - замявшись ответил юноша и помолчав, продолжил. - Возможно, она будет очень счастлива с Жаном.
  - Погоди, - нахмурился Леви услышав в голосе незнакомые ноты. Пристальное внимание смутило юношу, охватив шею, он невинно рассмеялся, пытаясь перевести тему:
  - Голос ломается, знаете, возраст такой.
  - Какое удобное объяснение.
  - О вас говорят многие девчонки, что во времена учебы, что здесь, постоянно обсуждают сколь вы аккуратны, внимательны, галантны.
  - Говоришь так, будто я творю нечто ужасное.
  - Да, ведь вы занимаете их мысли, но никого не выбрали.
  - Не думал об этом...
  - Может, вы уже любите кого-то? - выйдя из луча света, юноша прямо посмотрел на сидящего и не отводил взгляда, словно пытаясь убедиться в правдивости высказанных подозрений, разглядеть подтверждение в глазах. Под этим взглядом мужчина ощутил, как взмокли ладони, хотя до того момента он оставался уверенным в честности своего сердца, потому опустил лицо, желая спрятать, сохранить секреты. Перелистнув страницу книги, задумчиво проговорил:
  - Любовь, да? Как знать...
  - Как быть, если мы не способны ответить на чьи-то чувства? Чья в этом вина?
  - Так бывает, в том нет ничьей вины.
  - Если бы только мы могли выбирать...
  - Думаю, это возможно.
  - Когда говорят о том, за что влюбляются, то часто рассказывают о внешности человека, или статусе, но не считаю, будто это верно.
  - А за что бы полюбил ты? - пытаясь сохранить безразличие в голосе, спросил Ривай, показно зевнув, прикрыв ладонью уста.
  - Хотел бы любить без причины, тогда бы меня ничто не смогло бы отвернуть от человека.
  - Вот как... - протянул капитан, удивившись столь глубокому ответу. Да уж, а мальчишка не тратит впустую время, позволяет себе размышлять.
  - А вы? - подойдя совсем близко к решетке, спросил Эрен, придвинув стул, усевшись, глядя прямо на мужчину, так что тот потонул в яркой зелени и синеве влажных оттенков, подняв взгляд от книги. Стушевавшись, прокашлявшись, решил уйти от ответа:
  - С чего вдруг такие вопросы?
  - Интересно, они и в самом деле мягче лепестков? - протянув руку сквозь прутья решетки, спросил шепотом Эрен, почти коснувшись губ капитана и замер, почти играючи, но его взгляд потемнел, отяжелел, будто он страстно хотел чем-то обладать и это желание делало его несчастным.
  - Твое любопытство может привести к плачевным последствиям, - отвернувшись, проговорил Ривай, и вновь уткнулся в текст, пытаясь вспомнить не только прочитанное, но и как буквы в слова складываются. Побыв ещё некоторое время в прежнем положении, Эрен, наконец, отнял руки, улыбнувшись, решив не давить сильнее, убеждая себя о несвоевременности, о не спешности, иначе, может спугнуть. Откуда-то в душе поселился страх оттолкнуть Леви ненароком, откуда-то, юноша знал, что подобный результат вырвет сердце из груди, уничтожив, даже если тело всё ещё будет функционировать. Неловкость поселилась между ними, сделав тишину врагом, от которого хотелось сбежать, избавиться, только бы не находиться рядом.
  - Мой дорогой мальчик! - воскликнула Ханджи, спускаясь по лестнице, на что оба отреагировали синхронно вздрогнув, подняв на неё взгляд, словно бродячие коты, готовые разбежаться в разные стороны. - Ох! Леви, извини, но я обращалась к Йегеру!
  - Не переусердствуй с экспериментами, а то у него уже мозги плавятся от гормонов, - звучно захлопнув книгу и поднявшись со стула, обронил мужчина, направившись наверх.
  - До встречи, капитан! - воскликнул юноша, прильнув к решетке.
  - Да вы никак сблизились! - всплеснув руками заметила Ханджи.
  - Вот ещё, - фыркнул Леви.
  - Как всегда холоден, - поежившись, словно от сильного сквозняка, Зойи обхватила себя руками, потирая плечи. - Так никто не узнает о твоих истинных чувствах.
  - Будто оно мне нужно.
  - Ладно-ладно! - примирительно закивала женщина, после чего, обратилась к юноше. - Итак, Эрен, как тебе спалось? Как еда?
  - Перестаньте спрашивать одно и тоже, каждый раз, когда видимся.
  - В этом и смысл всех исследований, подмечать малейшие изменения! Как думаешь, сегодня у нас получится увидеть тебя в теле титана?
  - Не могу обещать, - вяло отозвался юноша выходя из своей клетки.
  - Ну-ну! Побольше энтузиазма! - похлопав по плечу парировала Ханджи. - Мне так нравится твоя иная форма!
  - Звучит почти как домогательство...
  - Ха-ха-ха! Это всё горячая жажда знаний!
  - Вы слышали что-нибудь о делах у Армина и Микасы?
  - Они в полном порядке! Не говори Риваю, но она пообещала сломать ему ноги, если только он позволит себе грубость!
  - Самое ужасное, что Микаса на это действительно способна, ударить сильнейшего... - неожиданно остановившись, юноша застыл на месте, перестав что-либо слышать, видеть перед собой, вдруг осознав одну очень важную мысль для себя.
  - Эрен! Эрен! Божечки! Пугаешь! Ты чего остолбенел? - скача вокруг него, восклицала Ханджи. - Приступ какой?
  - Нет, я просто подумал, что если вдруг стану сильнее, то она точно меня победит.
  - Микаса? А почему не Ривай?
  - Потому что она всегда рядом и так сможет наконец разорвать связь между нами, словно перерезав пуповину, сцепившую нас вместе.
  - Вероятно ты прав, задумчиво протянула Ханджи. - Я не так хорошо с ней знакома, но наверняка ты желаешь ей счастья.
  - Именно, но дело в том, мне бы не хотелось, чтобы ещё и моя смерть легла на плечи капитана.
  - Оооо! Так это ты заботишься о нём! Как о дорогом человеке, хотя ты его знаешь не с самой лучшей стороны! Весьма похвально!
  - Перестаньте, - засмущавшись, Эрен попытался спрятать выражение лица, пока Ханджи тискала его в своих обьятьях, говоря:
  - Я так рада, что не смотря на то, какой Ривай на людях, ты сумел разглядеть истинную сердцевину души, встать на его сторону, это кажется мне замечательным. Продолжай Эрен верить в нас. Возможно, так у тебя получится спасти человечество.
  Так проходили дни, перетаскивая одно событие за другим, неотвратимо толкая каждого к моментам изменившим не только характеры людей, но мир.
  Поимка женской особи, спасение Эрена, служили вехами в истории отряда разведки, ступенями, выстеленными десятками трупов тех, у кого тоже были мечты на будущее, только этого оказалось недостаточно, чтобы они продолжали жить. Даже Эрвина коснулись перемены. Лишившись правой руки, он будто и не ощутил разницы, оставшись собой, продолжая шептать мне заветные "никому и никогда", а я уже не был уверен в обещании, но хранил веру в командора.
  - Ты часто смотришь в небеса, - проговорил Эрвин, усаживаясь в постели. - Что же ты видишь там?
  - Думаешь, будто я в них ищу некий ответ? - обернувшись, спросил Леви, поглощенный солнечным светом, проливавшимся сквозь окна.
  - Разве нет?
  - Стараюсь видеть вещи такими, какие они есть, не придавая им второго или третьего смысла. В небесах вижу только их, безграничный простор, возможности, далекие необъятные вершины, зовущие идти вперёд.
  - А когда смотришь на меня? Видишь инвалида?
  - Разве небеса перестают быть собой, скрывшись за тучами? А ты, разве перестал быть Эрвином, если остался без одной из конечностей? - подойдя к постели, Ривай провел кончиками пальцев по лбу лежащего, щеке, спустившись вниз по шее, части плеча, до повязки. - Один человек сказал мне, будто стоит любить не за внешность и тогда ничто не отвернет от человека.
  - Ривай... - прошептал мужчина, выдохнув имя горячечным жаром, распаленного нутра, а потом схватив за край рубашки на груди капитана, притянул к себе, став целовать. - Ты всё ещё мой, слышишь? Не смей отводить взгляд от меня, следуй за мной, следи только за мной...
  Отклонившись, Ривай попытался высвободиться, но хватка лишь усилилась. ощущая укусы на своей груди, он прошептал чуть слышно, распаляясь под жаркими прикосновениями:
  - Ты ещё не совсем здоров...
  - Предоставь мне решать. Я хочу тебя, не противься, ну же, раздевайся.
  - Хорошо, только позволь, я сам всё сделаю, - стягивая с себя брюки, прошептал мужчина, а потом, убрал покрывало, оголив мужчину, взобрался на кровать, встал на четвереньки, поддавшись вперед, когда левой рукой, Эрвин схватил его за волосы. Стоило только заглотить член, почувствовал пульсацию, во рту он еле помещался целиком, отчего накатили слёзы. Лаская языком Леви, думал над тем, делает ли минет лучше, чем генеральские жены? Кого видит командор, закрывая глаза, прося ещё, заставляя поглотить себя целиком? Сплюнув сперму в платок, Леви уже было хотел слезть, как Эрвин притянул его за руку, смотря затуманенным взглядом, опьяненный, а голос звучал хрипло, вязко, требовательно:
  - Куда? Я только распробовал.
  - Погоди, я беспокоюсь, - но уверения потонули в поцелуе, во вдохе и выдохе. Ладонь Эрвина прошлась вниз по позвонками, и смоченные пальцы скользнули внутрь, отчего Леви выгнувшись, застонал.
  - Идеально, - укусив за шею, Эрвин принялся ласкать грудь, добравшись до сосков, облизал, а потом помог усесться на себе, покусывая, взбухшие от возбуждения, яркие, красноватые, красивые. Ему нравилось разница между тем, сколь отстраненным, неприступным Ривай оставался с окружающими, с незнакомцами, позволяя себе быть грубым, насмешливым в общении и как сильно менялся в моменты близости, обескураживая приятием. Нравилась потаённая нежность, податливость, выносливость, страстность и открытость в отличие от череды любовниц, которых нужно было уговаривать, просить, умолять, ведь они играли, пытались скрыть наслаждение, выставляя напоказ крики, вместо того, чтобы уметь чувствовать партнёра. Потому в постели одной было недостаточно, с женщинами приходилось быть осторожным, не слишком напористым, тогда как с мужчиной можно было отдаться процессу до конца, выложиться на максимум. Отсутствие игры в недотрогу, позволяло говорить открыто о желаниях, ведь Леви не считал секс чем-то постыдным, отвратительным, даже с мужчиной, даже после того случая с торговцем. Стоило только вспомнить, как у Эрвина непроизвольно сжались челюсти до скрежета и он крепко обнял Ривая, уткнувшись в шею носом, прошептав:
  - Никому, никогда, тебя не отдам.
  Да, девушки любят капитана, он с ними по большей части строг, кажется не преступным, но лишь потому что боится потерять, считая слабыми, в сравнении с противоположным полом. После того как титан чуть не сожрал его, Эрвин постоянно думал, чего ещё желает и происходящее в данный момент, совершенно определенно стоило того чтобы выжить. Не из-за самого соития, а из-за чувства обожания, которое мог дарить и получать в ответ, трудно достижимого с иными любовниками. Стиснув зубы, подхватил бедра Леви и ускорил темп, намереваясь излиться, досыта наесться удовольствием. Успокаиваясь, выдыхал, вылизывал, возбуждался и начинал снова, снова, пока не рухнул от бессилия, крепко держа Леви своей здоровой рукой, радуясь, что титан откусил конечность, а не член. Впрочем, командор был уверен, даже в таком случае любовник остался бы рядом, потому что хотел ощущать себя любимым, особенным.
  Практически сразу после утех, Эрвин уснул, а Ривай, осторожно высвободившись из объятий, сходил за теплой водой, набрав ту в тазик и взяв полотенце, бережно обтер тело мужчины.
  - Эгоистичный, - произнёс капитан, затворив за собой дверь.
  Именно так Ривай и думал, когда Эрвин отдал ему инъекцию, когда решил вести новобранцев к стене Роза, когда отказался отсиживаться в стороне, не предоставив и шанса другим вершить историю. Понимая все риски, оставался готов к любому исходу, ни с кем не советуясь, настойчиво подчиняя своим планам. Верный только себе, следовал за своей целью, эгоистичный, жадный человек. И в то же время, посвятивший всего себя ради каждого живущего внутри стен, ради свободы от любой тирании, более благородный, нежели заслуживал того мир.
  Акт третий
  В один момент моя душа разорвалась на лоскуты, раскрошилась на осколки, перестав быть целой, распавшись внутри на болезненные фрагменты. Так уже случалось, мне не впервые терять кого-то, эти чувства опустошения, сожаления, горя, хорошо знакомы. И ещё одно, растерянность, ведь я сам всё ещё жив. Сердцебиение в норме, прощупывается пульс, дыхание хоть и слабое, будто тело свалилось с высоты приземлившись брюхом наземь, присутствовало. Кровь всё ещё струилась по венам, кровоточа на поверхности ран, шумя пульсирующим ливнем. Действительно, очень крепкое тело, а воля не позволит сломаться из-за количества увиденных смертей, поднимет даже после того, как оказалось, что титаны являются людьми и по сути, я просто напросто убийца. Сильнейший воин! Внутренний голос хохотал во всю глотку, насмехаясь надо мной, так что рассудок почти помутился из-за величины лжи, окружившей со всех сторон. Но что остаётся? Ведь я и раньше не испытывал иллюзий по поводу своей значимости, потому, снова поднимусь на ноги, пойду вперед, стану отдавать приказы, объяснять окружающим, как тем поступать, порой совершенно не понимая, что делать самому, ведь остался снова один. Опять.
  Обещание. Если уж моя жизнь была наполнена лишь иллюзиями, то хотя бы данное Эрвину слово, могу сдержать. Если посчитать, то сколько минуло времени после его смерти? Сколько прошло с минуты, когда он перестал дышать? Нет, отсчёт начинается с тех пор как я решил, что с него достаточно? Теперь моё дыхание стало прерывистым, будто готовлюсь задержать его. Прошла минута, вторая, прошел час, день, наступила ночь, а затем утро, чередуясь меж собой, пока перед моим взором, всё ещё стоял образ, хранимый очень бережно. Как-то слышал историю одного парня, который, узнав о смерти возлюбленной, сложил руки и дождался, когда титан пожрет его тело даже не вскрикнув, испытывая страшную боль, пока его рвали на части. Никогда не считал поступок того человека выражением слабой воли, возможно, он боялся будущего без любви сильнее, нежели самой смерти. Такие чувства способны изменить судьбу и я скорее завидовал выбору незнакомца. Вероятно настал момент говорить честно, признаться в том, что я давно был готов остаться без командора. Ещё тогда, в первую нашу встречу, четко понял "мне здесь нечего ловить, скорее просто заполню мгновение между очередным рапортом и собранием, стану всего лишь отдушиной, теплым отверстием, в которое можно слить накопившуюся сперму". Да, я так думал, вероятно, ошибался, ведь теперь злюсь, уж он-то был сильным, сильнее чем моя мать и умнее Кенни, уж он-то должен был выжить! Чёрт... Эгоистичный, жадный, но это не меняло моего отношения, позволяя упиваться его телом, его желаниями, не дававшими уснуть по несколько часов, его страстью, крепостью, выносливостью. Упивался его запахом, поцелуями, объятиями, взглядами, уносившими прочь от земли выше, нежели любой полёт. Никогда прежде моё бестолковое сердце ни на что так не отзывалось, как только на его хриплый голос, уговаривавший меня сделать что-то, без приказа, только прося поднять руки, раздвинуть ноги, открыть рот шире. Всякий раз влезая в тугие ремни снаряжения, я предвкушал истинную свободу, однако смог её ощутить лишь когда меня связали, стиснули запястья, проникнув внутрь, заткнув рот. И я поддался, перестав сопротивляться. Всякий раз, включая подачу газа, стремился унестись выше, ещё выше, чтоб достать до неба и чтобы упасть к нему в объятья, ощутить, как хрустят суставы под натиском быстрых, интенсивных толчков, как растягивают мое тело словно жилу, словно струну, играя на мне, вновь и вновь, научив издавать поистине сладостные звуки, оказавшиеся откровением. Я стонал, прося ещё, не подозревая о существовании в себе желания быть в чьей-то власти целиком.
  Мог ли знать, получив инъекцию, предстоящий выбор между Эрвином и Армином? А командор? Неужели он предвидел вероятность, что Ханджи или кто-то из отряда будет на грани смерти? Потому ли его взгляд выражал обреченность? Потому ли не остался в тылу? Неужели сдался в какой-то момент? Неужели видел, будто я уже был готов его отпустить? Бессмысленное хождение по кругу из запертых внутри мыслей.
  Мечтатели приносят в существующий порядок хаос, отказываясь от иных, более разумных доводов, как следует поступить, отвергая ценности, общепринятые законы. Они видят в будущем находящееся за гранью того, что можно пощупать, пересчитать, переставить, изменить, видят, порой, недостижимое. Армин сумел отыскать ценное в чудесах этого мира, расширить горизонты до края и выше, а Эрвин хотел доказательств правдивости слов учителя, мечтал об открытом обществе без замалчивания. Возможно, ему требовался тот, кто окажется сильнее обстоятельств, сильнее стремления к чему-либо, потому искал соратников, крепко стоявших на земле, умеющих мыслить трезво, не поддаваясь страху. Попробуй лишить человека желаемого и узнаешь, что это за персона перед тобой, а я лишился слишком многого, потому был готов отказаться от Смитта по собственной воле, взять на себя ответственность вместо того, чтобы дождаться, когда его пожрёт безмозглый титан, или военная полиция выдвинет смертный приговор, видевшая в командоре угрозу своей власти. Нет, позволить им толкнуть Эрвина на эшафот, я точно никак не смел, уж лучше от моих рук, лучше на моих плечах... так лучше... лучше.... Лучше... Продолжал я себя в этом убеждать, а на самом деле, не знал, правильно ли поступил в тот день? Неужели меня так пленили речи о море? Или вид мальчишек, веривших в нечто большее, чем просто узнать истину этого мира? В памяти то и дело возникала картина, как Армин рассказывает о соленой воде, о земле изо льда и реках огня, а Эрэн... да, став надеждой человечества, мальчишке и самому нужна была надежда, превосходящая любые зримые границы. Нам всем требовался человек, убежденный, будто и сидя в болоте можно смотреть на звёзды. Неужто я и в самом деле стал романтиком, желающим увидеть то, о чем они говорили, отпустив дорогого человека, решив не заставлять его нести грехи, прислуживать чинам, ублажать чужих женщин, а наконец, предоставить другим сделать нечто значительное? Тогда отчего снова сомневаюсь? Бесполезные вопросы. Так что же теперь? На моих руках только прах, перед глазами только смерть, я ничего не вижу, не могу плакать, ведь в слезах нет смысла, уже даже не больно, я пуст, это куда страшнее чем если бы бился в истерике над каждой могилой. Я всё понимаю, за всем слежу, всё помню, но отбрасываю чувства в огромную дыру, где лезвиями торчат личные потери, кромсающие плоть. В глухой земле похороню эмоции, мешающие четко мыслить, отпущу всякий промах, чтобы стать легче и достичь цели. Пока ещё, взмывая ввысь, я могу ощутить, как за спиной вырастают крылья, способные унести вперед, к горизонту, то отыщу то место, о котором ничего не знаю и может быть там, вновь обрету то, что заставит наконец душе обрести покой, поддавшись потоку былого, прекрасного полёта.
  
  Акт четвёртый
  - Капитан? Капитан, вы здесь? - тихо постучав , раздался мягкий, неуверенный голос. - Капитан? извините, это срочно... я могу войти? Капитан? Капитан Леви?
  Юноша опустил вниз ручку и осторожно выглянул из-за двери. В кабинете царил полумрак и полнейшая тишина. Справа от входа стоял громоздкий стол из красного дерева, за которым на мощном стуле, расположился Ривай. Докладчик сглотнул, мельком оглядел коридор, пустой, замерший, ожидающий решения войти или оставить бумаги на пороге, дабы не тревожить мужчину. Порой так сложно сделать выбор, ведь нет правильного и неправильного, только ещё одна развилка на пути. Выдохнув, юноша переступил порог, тихонько затворил за собой дверь и стараясь не наступать на скрипучие половицы, медленно зашагал вперед. Подойдя ближе, осмотрелся, прислушался, но никакой звук не проходил внутрь комнаты будто весь мир уснул. Встав напротив стола, сначала бросил на капитана только один взгляд, словно страшась обжечься, но заметив, что ничего не изменилось, осмелел, принявшись рассматривать спящего, его спокойное выражение лица, точеные черты, освещенные лунным светом, который сглаживал первые морщинки меж бровями, темные тени, подчеркивающие веки, угол челюсти, открытую шею. Обычно все пуговицы на рубашке были наглухо застегнуты, пряча под воротником малейший намек на уязвимость. Тут же Эрэн ощутил, как начинают гореть щеки и коснулся своего лица, надеясь что ошибся, но нет. Один только вид этого мужчины заставлял сердце пускаться вскачь, снова, как раньше. Донесение было срочным, однако юноше требовалось больше времени чтобы привыкнуть находится в обществе сильнейшего воина человечества. Или дело не в ранге, чувстве восхищения, уважения или признательности? Неужели так подействовал вид спящего, молодого мужчины, который обычно выглядел мрачным, сконцентрированным на делах, ставя задачи, строя планы, но только не в данный момент. Сейчас он казался успокоенным, умиротворенным. Пришедшему совсем не хотелось нарушать благоденствие, так редко настигавшее капитана после смерти Эрвина Смитта. Новые обязательства свалились на плечи Ривая, но он сам, казалось, не изменился, только стал ещё более молчаливым, задумчивым, отрешенным, отчего часто появлялось желание позвать его по имени, напомнить, где находится и зачем. Интересно, каким он видит будущее и видит ли его вообще? Вздохнув, Эрэн опустил взгляд на кипу бумаг, удерживаемую в руках, припомнил, что принес очередной доклад о передвижениях титанов неподалеку, большими и маленькими группами, о потерях в рядах разведчиков, но на этот раз, небольшой список фамилий, более спокойная неделя, чем ожидалось. Ещё несколько листов скучной документации о расходах на содержание лагеря, несколько приказов, о том каких успехов ждут от всего отряда и от капитана в частности. В числе подписавшихся были не только военные, но и политики, бизнесмены, каждый хотел приумножить свою власть и нажитое богатство, а не заниматься благотворительностью во имя чего бы там ни было.
  Капитан мерно дышал, чуть слышно, сидя прямо, скрестив руки на груди, с наброшенным на плечи камзолом, повернув утомлённое лицо к окну. Прохладный ветерок трепетал короткие волосы, остриженное совсем недавно, тёмные, с заключённым внутри блеском золота. Царила ночная тишина и только где-то вдалеке птицы пели о своих ежедневных заботах или может быть о любви? Эрэн вздрогнул от последней мысли так, словно бы его кнутом стеганули. О чём это он думает? Стоило уйти прежде, чем его щеки, пылающие румянцем, выдадут чувства, скрываемые так долго, потому, осторожно положил бумаги на стол, а после, отчего-то, повиновался своей неожиданной прихоти и направился к окну. Захотелось взглянуть на то, что видел мужчина, на что смотрел, перед тем как заснуть. Какой вид мог бы заинтересовать его? Во все обозримые дали, виднелись только небеса, которые видит каждый день всякий человек в этом городе, как и в других, но почему-то, казалось, будто капитана успокаивает их лазурная чистота. Возможно, там в высоко, он увидел что-то или кого-то. Возможно, небеса все ещё отзывались мечтами для его сердца о чём-то прекрасном, унося от привычных забот. Эрэн вновь вздохнул, громче чем ожидал от себя, сразу же зажав ладонями рот и нос.
  - Всю юность выдохнешь, - послышался голос позади.
  - Ох! - вздрогнув от неожиданности, юноша резко обернулся, начав быстро выговаривать слова. - Простите! Извините! Я не хотел вас разбудить! Не хотел, но дело действительно срочное! А потом, увидел насколько вы мирно спали, у вас уже несколько дней такие тёмные круги под глазами и не смог набраться смелости потревожить! Если, если вам ещё нужно время, отдыхайте! Пожалуйста, вы должны беречь себя, ведь вы нужны, мне! Нам!
  - Тише, тише, ишь как разошелся, - устало подняв руку перед собой, пытаясь остановить поток слов, Леви придвинулся ближе к столу, облокотившись на поверхность локтями. - Не могу сосредоточиться.
  - Извините, - сконфуженно пробормотал юноша, потупив взор.
  - Что там у нас, - проговорил капитан, взяв верхний листок с кипы документов, проскользил взглядом и резким движением сбросил все, сметя со столешницы, упав на нее грудью. Обескураженный поступком, Эрен застыл на месте, не решаясь предпринять какие-либо действия, то ли начать собирать разлетевшиеся документы, некоторые из которых все еще парили в воздухе, то ли подойти к капитану и... Он вновь осекся, удивившись образам возникшим в голове. Подойти и что сделать? Коснуться? А потом?
  - Капитан... - прошептал юноша и его голос потонул в шелесте бумаги. - Капитан... Леви... Ривай...
   Неожиданно, тот будто услышал зов и отняв лицо, исподлобья взглянул на стоявшего перед ним, ничего не говоря, пристально вглядываясь в глаза юноши. Так они и смотрели друг на друга, не понимая чувств, наполнявших грудь, от которых разом всем телом вздрогнули, потянувшись навстречу, естественно, будто стремится было как дышать. Качнувшись, Эрен сделал шаг, приоткрыв рот, словно начиная говорить, но заметив смятение в глазах мужчины, отшатнулся назад, отвернулся, растерянный, напуганный. Словно очнувшись, он принялся собирать листы, раскладывать их по порядку, надеясь, что минутное замешательство случилось ненароком и сразу же забудется, виня во всём атмосферу полуночи, призывавшей к откровенности, будто тьма позволит быть честным. Если бы не бесполезные мысли, сопровождавшие его в обществе Ривая, то ничего бы подобного не произошло. Начав что-то лепетать о своей неаккуратности, нелепом поведении и рассказом о том, как провёл день на палящем солнце, пытаясь воссоздать "броню", нервно посмеивался, продолжая складывать документы. Наблюдая за ним, капитан слушал монолог внимательно, вернув бесстрастное выражение лица, вновь откинувшись на спинку стула, а после, отвернулся к окну и прошептал с укоризной:
  - Что за ребячество?
  Собрав документы, Эрэн до крайности смущенный, заломил руки, растерявшись, коря себя за несдержанность, за проявление эмоций.
  - Доклад? - строго потребовал мужчина.
  - Ах, да! Извините! Да, здесь несколько официальных документов, которые вам следует немедленно подписать и ещё срочная новость от группы, только что вернувшейся с разведки.
  - Ясно, просмотрю чуть позже, можешь идти, свободен, - Леви зажег фитиль керосиновой лампы и уткнулся взглядом в строки, быстро пробегая по данным. Оторвавшись на секунду, он заметил, что Эрэн все ещё стоит на месте и вопросительно воздел бровью, ожидая объяснений.
  - Простите, но могу я обратиться с личным вопросом?
  - Нет, мы не друзья, ты только мой подчиненный. Иди.
  - Есть!
  Спустя пару минут, после того как вновь воцарилась тишина, Леви отвёл взгляд в окно, наблюдая за тем как луну закрывает наплывающее облако, и почему-то захотел узнать, какой именно вопрос тревожил мальчишку. А ещё... нет, больше ничего. Или? Неужели он в самом деле, пусть только на секунду, вознамерился обнять Эрэна? Не будь преграды в виде стола, чтобы остановило? А что случилось бы после? Вероятно, сказывается усталость, не стоит искать некий подтекст, придавать огромное значение. Вновь опустив взгляд, мужчина продолжил изучать документы, пока не наступило утро, принеся новый день, не позволяя поглубже расковырять сердце.
  
  Акт пятый
   В распахнутые окна внутрь кабинета прорывался общий шум, создаваемый десятками персон, занятых повседневной рутиной. Целыми днями штаб походил на улей из людей, исполняющих поручения, ухаживающих за лошадьми, доставляющими корреспонденцию, готовящих пищу, направляющихся с или на тренировки, отчего казалось, будто тишине просто не суждено воцарится в ни в одном углу резиденции. Среди всего этого раздражающего гомона, раздался стук в дверь, из-за которой донесся мягкий, еле слышный, голос:
  - Капитан?
  - Да! - недовольно рявкнул Ривай. У всех остальных приходящих была привычка после стука входить, что экономило время и силы, однако Эрэн оставался за дверью, пока ему не ответят, позволив войти.
  - Капитан, я принёс вам чай, - проблеял юноша, зажмурившись, предвкушая взбучку за несвоевременный приход. Впрочем, когда бы он не являлся, постоянно было либо слишком поздно, либо, слишком рано.
  - Чай?! - взревел Леви, теряя всякое терпение.
  - Извините, - виновато проговорил Эрэн, высунувшись из-за двери. - Но вы отсутствовали за завтраком, наверное, заняты бумагами, а обед ещё только через несколько часов. Вот я и приготовил напиток, чтобы поддержать ваши силы.
  - Как чай, вода и заварка, может это сделать? - зло рявкнул в ответ Леви, явно не настроенный на дружелюбный лад, а уж тем более, на принятие заботы от другого человека.
  - Попробуйте, это хороший сорт. Я пару дней назад выпросил доставить сюда небольшую партию, всего один мешочек у торговца с честной репутацией. Чай узнается сначала по запаху. Этот хранили в сухом, прохладном месте, поэтому отсутствует привкус плесени или старости. Свежая заварка отлично помогает снять усталость, бодрит тело, у него красивый, насыщенный цвет.
  Пока он говорил, капитан становился все смурнее и смурнее, но всё же дождался окончания повествования.
  - Да уж, слишком своенравен, - фыркнул мужчина и мельком взглянув на Эрэна, мгновенно смутившегося и отведшего взгляд в сторону, проговорил. - Эта черта не принесёт тебе счастья.
  - Скорее всего, - протянул юноша, немного помолчав, пододвинув ближе разнос с чайной парой, наполнив чашку ароматным напитком. - В общем-то, я не думаю, что в этом мире можно стать счастливым.
  Отложив лист бумаги с текстом, Леви поднял взгляд, удивившись такому ответу. Как подобные мысли родились в столь юном сознании? Неожиданно для себя, мужчина вновь испытал интерес и решив его удовлетворить, откинулся назад, предоставив глазам минуту отдыха. Вдруг, мальчишке удастся его развлечь или позабавить, вспомнив, как ещё не так давно, они вели совместные беседы, казавшиеся незначительными, но согревавшими промозглые дни, спросив:
  - Разве в детстве ты не был счастлив?
  - Уже не помню, ведь все эти времена перечеркнуты смертью, потерями, пугающими событиями, - серьезно ответил Эрен, в лице которого теперь не наблюдалось ни единой детской черты. Перемена случилась не только в выражении, но и в манере держаться, в звуке голоса, ставшим жестким, твердым, будто парню не пятнадцать лет, а многим больше. Поразившись, капитан вспомнил, что увидел эту сталь еще тогда, в тюрьме, у прикованного цепями подростка, отвечавшего на вопросы командующего разведкорпуса.
  - Мы все кого-либо теряем, так что ж теперь, - равнодушно проговорил Леви, скользнув взглядом в сторону. - Посмотри, люди вокруг ищут надежду, даже в таких тяжелых условиях, влюбляются, создают семьи, растят детей.
  - Разве они это все делают не из-за страха?
  - Страха? - удивленно повторил мужчина.
  - Да, они боятся исчезнуть, не оставив после себя никаких воспоминаний. причём исчезнуть глупо, бессмысленно. Знаете ли вы, как погибла моя мать? - жестко спросил Эрэн, холодным тоном, звенящим металлом. - Очень глупо.
  - Эрэн, но ты же её продолжение, ты жив, так неужели для тебя нет надежды?
  - Даже не знаю, что там, за стеной. Я всего лишь разведчик, не птица, не способен облететь всю эту землю, рассказать об увиденном, могу лишь принести вам чай, - вдруг смягчившись улыбкой, проговорил юноша и морщинки запружинили у глаз, обескуражив Леви.
  - Я благодарен тебе за этот чай, - кивнул капитан, вновь вернувшись к документам, пытаясь скрыться за ними, не выдать знакомого чувства приятия от общества подчиненного, опомнившегося после слов благодарности. Замельтешив, что-то пробормотал о делах, о каких-то позабытых мелочах, зашагав к двери, пока сидящий, провожал его взглядом, удивившись перемене в манерах юноши, будто в том жили две души, следующие по двум, различным друг от друга, путям.
  Дни, недели, сон и бодрствование, сменяли по часам, и при этом казалось будто время погрязло в рутине, остановившись. Люди двигались, каждый в своем направлении, даже не задумываясь, к чему именно приведет сделанный выбор, поворот, развилка, кто окажется с ними на одной стороне, а кто, будучи соратником, наоборот, превратится во врага. Тогда большинством управляли простые цели, тренировки, обеды, желание добраться без потерь из очередной вылазки за стены, узнать новости от домашних и написать в ответном письме, что с ними всё в порядке, успокоив. Беседы ни о чём с товарищами, заполняли душевную пустоту, сокращая часы ожидания нового приказа о вылазке на несколько дней, месяцев, кто знает. Порой, чтобы отринуть страх о своем будущем, некоторые даже не задумывались, четко следуя распорядку, установленному руководством. Военная структура в принципе не позволяет отдельному человеку мыслить вне парадигмы сообщества, приказы лишают личной воли, свободы, приходится постоянно оставаться на виду, никакого пространства, принадлежащего только одному. Каждый закуток общий, как и время, как и цели. Волей неволей знакомишься ближе с характером, стремлениями, привычками соседа. На первый взгляд короткие, ничего не значащие, диалоги, случались время от времени между Эрэном и Риваем. Возможно именно так и рождаются самые крепкие связи, ведь между обдающимися нет необходимости исполнять обязанности перед друг другом, любое обращенное слово произносится только по желанию. Частенько, Эрэн заглядывал в кабинет под утро, когда ещё все спали, а капитан уже возвращался после пробежки или тренировки, предварительно умывшись, он не любил приступать к делам потным или не в форме. Обычный распорядок мужчины состоял из простых действий, чтобы почувствовать своё тело после сна, предпочитал нагрузку на мышцы, так мыслительный процесс становился более чистым, а бодрость сохранялась до самого вечера. Многие брали с него пример, бездумно следовали за манерами, да только другие устроены иначе, Ривай мог пробежать пять километров за пятнадцать минут, не сбив дыхания, тогда как остальные, разваливались на части от скорости, нехватки выносливости, а потом ныли, жалуясь на боли, называя капитана чудовищем. Но тот не пытался объяснить личные воззрения по поводу комфорта, требуя лишь соблюдения правил чистоплотности, презрительно закатывая глаза, вздыхая по поводу удивительной способности человека не замечать очевидных вещей, не прослеживать логические связи между действием и результатом. Не пытался отнять чужой опыт, убеждая кого-либо в необходимости поступать иначе, посмотреть с иной точки, прислушиваться к себе, попробовать сделать выводы и только с Эрэном говорил открыто. Парнишка стремился подражать своему обожаемому кумиру, выходил на пробежку, ни свет ни заря и валился с ног уже на построении, потому, капитан настрого запретил следовать за собой, практически надавав пинков, когда в очередной раз заметил за собой бегущего юношу, уверенного, будто сможет приблизиться к Риваю. Благодаря опыту, мужчина понимал, отдых столь же важен, как и физические нагрузки, предложив Эрену делать несколько кругов вокруг штаба и ко времени, когда возвращался капитан, пересекший несколько раз лесную чащу, встречал того с влажным полотенцем и стаканом воды. Близилось время к поздней осени и хотя деревья в округе ещё пышно украшенные листвой, закрывали горизонт оттенками темной-бирюзы, по утрам уже случались заморозки, а в один день и вовсе выпал десяти сантиметровый слой снега. Стуча зубами, Эрэн наблюдал за капитаном, стягивающим верхнюю одежду, видя как от разгоряченного тела валит пар, удивленно спросил:
  - Как вы выдерживаете столь низкую температуру?
  - Тебе бы тоже не мешало научиться не воспринимать погоду как некий важный фактор, ведь будучи застигнутым голодной толпой титанов, можешь несколько дней провести на дереве, или в развалинах дома, а в таком случае не идет речь о комфорте или даже о минимальном удобстве.
  - По-видимому, я ещё не готов к столь суровым испытаниям, - поёжившись, парень отвел взгляд в сторону, заставляя себя не смотреть на полуобнаженного мужчину, жадно пьющего воду. Кадык двигался мощным поршнем, однако, ни одной капли не пролилось мимо широко раскрытого рта, что вызвало сухость во рту. Эрэн не сразу заметил, что собственное дыхание стало прерывистым, искушённый еле уловимым ароматом тела, как только капитан принялся раздеваться. Проведя ладонью по губам, Ривай мельком взглянул на стоявшего рядом юношу и заметив румянец на его щеках, проговорил:
  - Ты совсем замерз, можешь идти.
  - Нет, я останусь с вами, - тихо проговорил Эрэн, потупив взор и качнув головой.
  Пожав плечами в недоумении, мужчина подошел к колодцу и сбросив ведро, поднял наверх уже наполненное водой, после чего, опрокинул емкость на себя. Водопад ледяного блеска обрушился на темные волосы, поднятое к небу, лицо, разбившись сияющими брызгами о крепкие плечи, грудь, окропив землю под ногами. От неожиданности Эрэн вскрикнул, резко отпрыгнув в сторону, но уже спустя мгновение подошел ближе, встав на расстоянии одного шага:
  - Скорее, давайте я вас оботру! - запереживав за здоровье капитана, он принялся судорожно протирать влажную кожу полотенцем, что держал в руках, упрашивая поскорее вернуться в помещение, пока наконец, забылся, замедлил движения, начав разглядывать шрамы, пересекавшие всю спину, грудь, овивавшие талию, а ещё, множество синяков пышно расцвели под слоями эпидермиса различными оттенками. Сколько ударов, ушибов, ранений перенес капитан чтобы теперь мастерски управляться с оружием, на лету менять лезвия, взлетать выше остальных, убивать быстрее? Крепкое, выносливое, мужское тело казалось ещё красивее на фоне белого полотна из снега, ведь мир пока ещё был не тронут, почти девственен, а внешний облик Леви походил на холст, по которому художник уже прошелся кистью и скребком. Забыв, где находится Эрэн обратился к своим чувствам, его плечи опустились, а сам юноша задышал ровно, плавно, перестав ощущать холод и страх, позабыв о пристальном наблюдении со стороны капитана, зачарованно любовался контурами, впадинами, рельефами, облизывая свои губы, насыщаясь видимой красотой. Полуобнаженного мужчину уже начинал пробирать озноб, однако он боялся пошевелиться, тем самым спугнуть неожиданно возникший к себе интерес, вспомнив, что и раньше испытывал желание видеть восхищение в глазах юноши. С трудом, Ривай все же признался себе, ему нравится, как на него смотрит Эрэн, почти касаясь влажной поверхностью глаза, замыкаясь в пределах плоти, лаская трепетом ресниц. Опустив правую руку с полотенцем, юноша коснулся шрама на лопатке, провел пальцем по линии на плече вспомнив, рассказ Саши, как ей пришлось зашивать рассеченную плоть. У неё дрожали руки, а внутри всё холодело, ведь перед ней сидел сам капитан Ривай, к которому подойти было страшно, а дотронуться и вовсе казалось невозможным. После того случая к девушке постоянно приставали с расспросами, о том, какова кожа мужчины на ощупь, действительно ли нежная и белая, как говорят? А мускулы, правда ли он очень хорошо сложен и развит? А родинки? Есть ли они у него на шее или на плечах? А может на груди? На каждый вопрос она растерянно лепетала невнятное "не знаю", оправдываясь испытываемым ужасом перед командиром, потому не смела отвести взгляд от раны, однако помнила запах, исходивший от мужчины, пряный, цветочный, смешанный с ароматом мыла. Сглотнув, Эрэн заметил, как от его прикосновений рой мурашек рябью подняли волоски на поверхности, а кожа и в самом деле оказалась мягкой, гладкой, бархатистой. Очарованный, медленно выдохнул пар, вновь вызвав мурашки, склонившись, чтобы рассмотреть внимательнее, увидеть реакцию, думая лизнуть шею, отринув сомнения. Желание смочить слюной, поцеловать, вскружило голову, но именно в тот момент мужчина вздрогнул, ощутив на себе горячее дыхание.
  - Ох, - опомнившись, воскликнул Эрэн и зажав рот ладонями, уставился на капитана широко распахнутыми глазами. - Простите! Не знаю, что на меня нашло! Я пожалуй пойду!
  Рванув в сторону штаба, юноша ни разу не оглянулся, сбегая с места, где его желания просочились наружу перед тем, кому не следовало их показывать. В самую последнюю очередь, капитан должен был увидеть сладострастие в глазах, бывшее тайной, сокровенным алтарем, перед которым Эрэн преклонялся, берёг, как самую важную драгоценность, а теперь... На глазах от обиды и смущения выступили слёзы, выражавшие отчаянье, но и они должны остаться тайной.
  Проводив взглядом юношу, Ривай одним движением накинул камзол на плечи и направился в ванную, где он собирался смыть ощущение от прикосновения горячих пальцев Эрэна, смыть сомнения, оставив только границы. По возвращению в кабинет, его ожидал горячий чайник на столе с ароматным, насыщенным напитком, как знак принесённых извинений.
  
  Акт шестой
  На всё то время пока гарнизон располагался в загородной резиденции, капитан часто отлучался, уезжая на конференции и приемы, скучая по тем временам, когда от него не требовалось подбирать политкорректные выражения в беседе с высокопоставленным чинами, сохраняя безучастное выражение лица, пока Эрвин договаривался о деталях, наводил мосты, подкладывал солому. После переворота, практически не осталось никого из прежнего состава, удалив с игровой доски жаждущих внимания "госпожи", выставив на их место иные фигуры, потому, чаще всего на подобных сборищах, Леви концентрировался на том, чтобы подавить зевоту, испытывая невероятную скуку от царящей атмосферы планирования будущего. Да, раньше в каждой комнате наслаждались весельем без повода, радуясь возможностью продемонстрировать роскошь, не представляя с чем сталкивается разведчик, выбираясь за границы города или простой житель, не знавший сытой жизни. Теперь многое изменилось. Новые задачи выматывали похлеще, нежели дозоры и битвы. Кулуарные интриги выводили из равновесия, лишали ясности суждений, порождая вязкое чувство омерзения к человеческой натуре. К счастью, Ривай справлялся с тягостными обязанностями, благодаря отличной поддержке Хаджи и других, верных общему делу, военных.
   Наблюдая за собой, он, хотя и не осознавал до конца перемен, замечал, как беседы, встречи, полуулыбки, помогают вздыхать полной грудью в тесной толпе, расслабляться в постели. Спустя долгое время, мужчина наконец-таки чувствовал свое тело вновь, ощущал усталость и то, как после принятия ванной, приходила боль, в напоминание, что он всё ещё жив. Мышцы ныли после тренировок, опухали ткани ног, груди, живота, от сильно перетянутых ремней, но уж лучше так, чем вовсе казаться замороженным куском ледяного камня. Боль от того, что он не смог спасти единственного человека, который был дорог стала благословением, ведь она мелкими дозами приводила разум в порядок, помогала не забывать о надеждах людей вокруг, также утративших кого-то. Они также живут со своими потерями, ждут лучшего, надеется на исполнение мечты, надеются встретить кого-то, куда-то вернуться. Именно их стремления хотел сохранить, во имя всех тех, кто лишился возможности воплотить в будущем любовь к делу, человеку. Сам для себя Ривай казался пустой оболочкой долгое время, однако теперь, наблюдая за тем, как люди продолжают верить, шагать вперёд, наконец, смог дышать легче. Акт седьмой - Капитан! Вы вернулись! - воскликнул Эрэн, поспешно спускаясь вниз по лестнице. Он не бежал на встречу, нет, юноша летел, словно ветерок с горы, стремительно спеша, не ощущая притяжения. Резким, размашистым жестом, мужчина стянул с себя плащ, промокший от дождя, пропитанный его потом и чужой кровью. Скинув одежду почти с отвращением, прошёл мимо, даже не взглянув на встречавшего его, Эрэна, ничего не сказав. Ривай был зол, страшно зол и ярость клокотала внутри, скрежеча зубами. Всё пошло не по плану, глупые люди вечно считают, будто видят ситуацию лучше, чем он, побывавший на передовой, десятки раз, не доверяют мнению только потому что он не таков, как остальные военные, не имеет благородного происхождения. Разве способен дать дельный совет оборванец, выросший в трущобах? Конечно, был бы там Эрвин, никто бы и рта не посмел открыть, однако, с его смертью повылазили доморощенные эксперты. Столько жертв и ради чего?! Чёртовы идиоты! Захлопнув за собой дверь с такой силой, что та, вновь отворилась, Ривай подбежал к столу, яростно смахнув с поверхности все бумаги, документы, собираясь разгромить кабинет, не оставить и щепки, спалить дотла! Впервые Эрэн видел капитана в таком состоянии и следовал, словно тень, напуганный, не за себя, а за мужчину, страшась, что накопленная за годы тревога, наконец, выплеснется лишив Ривая части себя, изменив его, поломав, потому решил оставаться рядом, на случай, если понадобиться. Пускай разразиться бранью, пнёт хорошенько, но вдруг ему станет легче, тогда сможет высказаться, открыть сердце, поделиться переживаниями и возможно, они станут ближе друг другу, пускай на один, крохотный шажочек. Ударив по столу руками, Леви осознал, что начинает задыхаться, принялся яростно стягивать с себя одежду, разорвав воротник, манжеты на рубашке, так что пуговицы летели в разные стороны, надоедливо мельтеша перед глазами. Подойдя к одному из кресел, ударил ногой, оно тут же перевернулось, с грохотом завалившись на бок, пока тем временем, разгневанный, разъяренный, мужчина искал новую цель, стискивая челюсти до зубовного скрежета, не зная, как остановиться, да и нужно ли? - Капитан, могу я спросить, что случилось? Могу ли вам помочь? - неуверенно проговорил Эрэн и мгновенно был сражен взглядом хищника, наметившего новую мишень, иную возможность выпустить пар. Плотоядно оскалившись, Ривай стремительно направился к, стоявшему у входа, парню, который оторопело сделал пару шагов назад, прижался к двери, лишив себя пути отхода. Мгновение и вот разъярённое животное приблизилось, встало напротив, принялось изучать застигнутую врасплох, жертву. - Что ты ходишь за мной? - зарычал мужчина. - Чего ты ищешь у меня? Зачем так пристально наблюдаешь, а? - Капитан, - смущенно залепетал юноша, отворачиваясь от жаркого дыхания, краснея из-за близости тел. - Я не понимаю... - Ты всё понимаешь! - закричал Леви, вконец растерявший самообладание и ударил плашмя ладонью о дверь, прямо над ухом парня. - Ты всё понимаешь, не так ли?! Так чего же ты хочешь?! Ну! Давай же! Говори! - Нет, капитан, я в самом деле не понимаю ... - Ах, ты не понимаешь, - зарычал мужчина в ответ, отлично видя, как сильно лицо юноши раскраснелось, несмотря на полумрак в комнате, ощутил возбуждение. Все чувства обострились, одежда пропитанная капельками пота, струившегося по спине, прилипла к пояснице, брюки стали тесными, а мысли, будто спутались меж собой. Ноздри уловили аромат, исходивший от юноши, мягкий запах чистоты, мыла, а ещё, сена. Пара соломинок так и осталась торчать в волосах. Видимо, после экспериментов с Ханджи, чтобы оставаться в форме, доказать свою полезность отряду, отвлечься, провёл время в поле, на солнце, собирая в стога скошенную траву для лошадей. Бусины влаги выступили на гладком лбу, заблестели у верхней губы, словно росинки покрыли свежую листву, маня и зазывая. Вжавшись в плоскость, пытаясь с той слиться, спрятаться, стать меньше, Эрэн начал царапать дверь своими ногтями, нервничая, пряча глаза, боясь вздохнуть полной грудью, чувствуя на себе дыхание капитана, взгляд, обжигающий нутро. Тянуло ощутить мужчину ближе, полностью заполучить, покрыть собой, утопая в нежности. Тело, будто объятое неизвестным пламенем, стонало, рвалось освободиться от мыслей, словно уже знало, как будет приятно, сладко, упоительно поддаться страсти, оставив сомнения. Прикрыв глаза, простонав, как от боли, Эрэн уже почти решился, дёрнулся вперед, чем вывел мужчину из ступора. 'Невозможно... - подумал Ривай. - Он же просто ребенок, всё ещё чист'. Звучно выдохнув, Леви сделал шаг назад, опустил голову, будто явился с повинной, испытывая чувство сожаления из-за своей несдержанности. В таком сумбуре эмоций, результат сиюминутной прихоти приведет только к ещё большим потерям путей отхода, ситуация только станет ещё более запутанной, усложняя понимание своих чувств. Ярость приводит к насилию, а этого капитан никак не мог допустить, потому, ударив кулаком по двери, принялся истошно кричать в лицо юноше: - Убирайся! Убирайся! Убирайся, я тебе сказал! Приказываю тебе, скрыться с глаз моих! Как только закрылась дверь за парнем, стремительно вылетевшим из кабинета, Ривай медленно поплелся к дивану, тяжело свалившись на его подушки. Разорванная рубашка оголила грудь, раздражая неопрятностью, промокшая от влаги, однако мужчина не стал снимать её, решив с головой окунуться глубже в ощущения. Проведя ладонью по волосам, заправив их назад, спустился вниз, коснулся пальцами уха, губ, шеи и снова звучно выдохнул, признав наконец грязь, поглощавшую, пачкающую мысли. Чувствуя, как медленно проседает вниз, утопая в мягкости обивки, наблюдал, как перед ногами образовывается лужа, наполненная тёмной, зловонной, смердящей, жижей, начинающей покрывать ступни, шлепая по поверхности кожи, оставляя черные отпечатки массивных ладоней. Нечто охватило щиколотки, крепко стиснув, стащив его ниже, принявшись подниматься вверх. Тёплая, вязкая, булькая и пузырясь пачкала брюки, принуждая, требуя признания. Грязные отпечатки плотно охватили голени, прошлепали до бедер, сжав, крепко стиснув, оставив полосу на паху, отчего мужчина простонал, а потом, откинувшись, позволил подняться выше, захлестнуть с головой, будоража похотью, оглушив, ослепив. Если бы он мог, то пожелал бы заснуть, но возбуждение не оставит, оно требовательно, вынудит поддастся и открыв глаза, Ривай уставился в окно, на далёкую луну, желая задать вопрос хоть кому-нибудь, чтобы хоть кто-нибудь объяснил, почему всё так должно было случиться? Отчего всё так? Отчего рядом с ним, именно в этот момент оказался Эрэн? Стало нечем дышать, грязь заполнила рот, глотку, иссушивая изнутри порочной жаждой. - Чёрт, я же чуть не попался.. - хрипло прошептал Леви и спустив руку ниже, коснулся пальцами затвердевшего члена, задрожав. Когда он в последний раз ощущал столь сильное возбуждение? Нет, его не опоили, его тела никто не касался, тогда отчего так яростно плоть требует прикосновений? Пожалуй, оставалось кое-что, что следовало сделать. Сняв ремень, он расстегнул ширинку и приоткрыв рот, звучно выдохнул, будто освободился, позволив наконец тёмной жиже, проникнуть внутрь, перестав ей препятствовать. Откинув голову назад, позволил лунному свету коснуться кожи, поцеловать прохладой скулы, спускаясь ниже, врезаясь в кадык, в упругую грудь. Он знал, как заставить тело откликнуться, знал себя и помнил, что делал Эрвин, дабы доставить удовольствие. Закусив губу, Леви свободной рукой ущипнул за сосок, тут же застонав, ощутив очередной прилив возбуждения, зная, как быстро достичь оргазма, стоит только ускорить темп. Отняв ладонь от члена, смочил её слюной, тщательно вылизывая пальцы, обжигая их своим дыханием и в этот момент на него упал луч света из-за приотворенной двери. На пороге стоял Эрен. Затуманенный разум никак не отреагировал, Леви не произнёс ни слова, лишь упрямо уставился на явившегося, который сначала совсем ошалело смотрел на вальяжно развалившегося мужчину, источающего сладкий запах дозволения. Вынув пальцы изо рта, за которыми потянулась серебристая цепочка слюны, Ривай обхватил член правой рукой, начав большим пальцем водить по верху головки, медленно, будто нащупывая нужную точку, запрокинув голову и прикрыв глаза. Мог ли он знать, как часто его вид будоражил фантазии девушек из корпуса? И не только девушек, представлявших, каков он без одежды, но и мужчин, путавших восхищение с желанием. Нет, Ривай даже не задумывался над такими вещами, а сейчас, эмоции и вовсе выбили из него смущение, или переживания насчет последствий. Если уж парень вернулся по собственной воле, пускай смотрит, может научиться чему. Когда свет исчез, мужчина решил будто Эрен ушел, испугавшись, или испытав отвращение, однако услышав лёгкую поступь, поднял голову и затуманенным взором, увидел, как юноша приближался, слегка приоткрыв рот. Расплавленный внутренним жаром разум Леви, не оказался способен приказать юноше уйти, или хотя бы перестать так смотреть, отчего градус подскочил ещё выше, будто именно этого и желал мужчина, позволить увидеть себя вот таким, с раздвинутыми ногами, в разорванной рубашке, потного, поглощенного грязью. Возможно, ему наоборот хотелось приказать не отводить взгляда, увидеть таким, каким он бывает, не только статным, аккуратным, сдержанным, но и горячим, мягким, пошлым. Сглотнув, Эрэн аккуратно убрал волосы от лица и медленно опустился на колени перед сидящим, молча, спокойно, выверено, будто от того мальчишки, который не знает, куда девать свои руки, неуклюжий и растерянный при каждой встрече, от той личности не осталось и следа. Только пару минут назад он готов был заплакать и вот смотрите, подобострастно облизывает губы, пододвигается ближе, проводит руками по внутренней части бедра, вызывая трепет. Не напуган, не ищет пути для побега, не пытается угодить, а точно знает, что делать, вдыхает, высовывает язык и проводит им снизу вверх, сверху вниз, наблюдая за реакцией капитана, а после, заглатывает член с видом, будто в том нет ничего особенного, будто это столь же привычно, как заправлять постель. Задрожав всем телом, Леви выгнулся и поддавшись вперёд, ощутил как удовольствие захватило с новой силой. Запрокинув руку, он прикрыл глаза, ощущая как юноша принялся посасывать головку, опускаясь ниже, устраиваясь поудобнее, заглатывая целиком, чем вызвал интерес и подняв голову на одно мгновенье, мужчина поймал взгляд Эрэна, прямой, без стыдливости и не увидел в нём ничего от ребенка. Отчасти, Риваю казалось, будто происходящее не являлось реальностью, будто грязь, в которой потонул он, создала этот образ юноши, краснеющего, пускающего слюни, помогающего себе ладонями. Такое не могло случиться на самом деле, потому, капитан ничего не сделал, не оттолкнул, не отказал, продолжая молча наблюдать, за движениями парня, неумело справлявшегося, но отчего-то, причинявшего сладостный трепет. Как прошлое привело к данному моменту, к закрытым дверям, за которыми в полутьме, его ласкает мальчишка Эрэн, подчиненный? И самое удивительное, Риваю ведь нравится, что делает этот мальчишка и особенно то, что это делает именно этот, конкретный мальчишка. - Восхитительно, - пробормотал Ривай и вновь откинув голову на спинку дивана, запустил пальцы в мягкие волосы юноши, наконец расслабившись. Да, всё именно так, всё правильно, ещё. Да, движения не умелые, но даже царапанье зубов являлись настоящими, истинными ощущениями, реальными. Выдохнув, мужчина почувствовал, как мышцы на пару мгновений свело от напряжения, хотелось более быстрого, мощного ритма, хотелось целиком стать поглощённым титаном. Громко застонав, сжал в руке волосы парня, стал помогать тому двигаться и очень быстро кончил, тут же выпустив из ладони пряди, наслаждаясь приливом новых ощущений. Медленно провел ладонью по, пока ещё, твёрдому члену, вниз, вверх и только после этого, посмотрел на Эрэна, в глазах которого, наконец, читался знакомый испуг и замешательство. В мгновение, грязь схлынула с тела, оставив после себя лишь насыщенное послевкусие горечи, дыхание стало ровнее, сердцебиение тише и Ривай вяло проговорил: - Тебе не стоит держать это во рту, я бы на твоем месте выплюнул, та ещё мерзость. В то же мгновение раздался звучный глоток. - Дело твоё, - пожал плечами Леви и отвернувшись, уставился в окна, давая возможность уйти без объяснений. И юноша воспользовался шансом, быстро поднялся, сбегая, подальше, не желая забывать и при этом, надеясь стереть из памяти произошедшее, ведь до этого момента, даже в самых смелых фантазиях, он лишь касался Ривая, целовал, но не так, будто и тело в тот момент ему самому не принадлежало, ни мысли, ни жажда, всё казалось чужим, неизвестным. Разве был юноша собой, развернувшись на пол пути в казарму, отбросив приказ убираться подальше, вернувшись. А после, был ли он собой, стоя на пороге кабинета и наблюдая за тем, как ласкает себя мужчина, ни отведя взгляда, упиваясь видом охваченного страстью, желая приобщиться к плоти? Оставшись в одиночестве, Ривай не сдвинулся с места, словно в миг обессилев, смотря на далекую луну, блуждающую в одиночестве по ночному небу. Она никому не расскажет, никто из трех соучастников ни с кем не поделиться случившимся, скорее всего просто сделают вид, будто ничего и не было. Вот же ж... Серьёзно? Теперь Леви из тех, кто крутит шашни со своими подчиненными?! Это ж как до такого докатился?! Уж лучше бы взятки брал, или пользовался служебным положением ради получения контрабанды, типа специй или фруктов, но чтобы мальчишек развращать?! Капитан не являлся одним из тех, кто озабочен сексом, похотлив, надеясь заполучить новобранца посимпатичнее, скорее, это его пытались заполучить, это в нём видели запретный плод. Тогда почему? С каких пор? Неужели он врал себе всё это время, уберегая Эрэна от опасности только для того, чтобы самому повергнуть в пучину самого тёмного болота, где скрывались совсем иные ужасы. Только, Эрэн не был похож на мальчишку, не осознающего, что забрался в пасть к хищнику, скорее, это Леви попался в ловушку невинности, думая, будто всё держит под контролем и ничего предосудительного не допустит. Глупец. Акт восьмой - Леви! Дорогой! У меня есть срочное задание к тебе! - затараторила Хаджи, не успел мужчина слезть с жеребца после прибытия в штаб. - Другие варианты точно закончились? - насупился капитан, беря под узды боевого коня и ведя того в стойло, трепя за гриву. - Больше никому Эрэна доверить я не могу! После сказанного, мужчина спотыкнулся и остановившись, вперил прямой взгляд на Зойи, хмурым, неуступчивым тоном, проговорив: - Да ты никак поиздеваться надо мной решила... - Что ты! Что ты! С экспериментами ничего не выходит уже который день, на парня все давят, смотрят как на урода, он слабеет, того и гляди, сломается, а тебе доверяет, может, расскажет, что его беспокоит. - Отправь Армина с девчонкой. - Они не смогут убить друга, если перейдет черту. - Ты в своем уме, очкастая?! - Мы нуждаемся в нем, в его силе, - мягко убеждала женщина. - Парень совсем сник за последние дни, может поговоришь с ним, тогда придет в норму. - Не разговариваю на титаническом, да и в принципе, чужие переживания... я не мастер в подобном... - Он боготворит тебя, Леви, разве ты этого не видишь? - примирительно перебив измышления мужчины, сказала Ханджи, заметив, как у того расширились глаза от удивления. - Нет, и не проси. Я не тот, кто ему нужен, - вновь потянув за уздечку жеребца, резко ответил Ривай, зашагав вперёд. - Ты все же подумай! - напоследок воскликнула Зойи и развернувшись на месте, направилась в другую сторону, начав насвистывать некую мелодию. - Ты не понимаешь... он же именно из-за меня таким и стал, - прошептал мужчина, заходя под крышу конюшни. Похлопав по бокам животное, погладив по морде, Леви достал из кармана яблоко и угостив им, улыбнулся. С этими существами дело обстояло куда проще, заботишься, ухаживаешь, даришь вкусняшки и те отзываются верностью, пониманием, но человек совсем иной случай. Коснувшись щекой головы коня, Ривай на секунду забылся, ощущая запах, дыхание животного, перемалывающего фрукт, фыркающего от удовольствия так что, он отвлекся, не заметив за собой пристального наблюдения. Отклонившись, пригладил шерстку на лбу, белое пятнышко, за которое называл Адуляром, или Лунным камнем, всего раз увидев такой минерал в украшении на ком-то из женщин, навсегда запомнил название, очаровавшись мягким сиянием, исходившим из самой сердцевины. Обернувшись, Леви наткнулся на Эрэна, стоявшего чуть поодаль, с ведром воды, застывшего на одном месте. Стоило им только встретиться взглядами, как юноша сразу вспыхнул и уже был готов бежать, заметавшись, запутавшись в ногах и будь Ривай менее расторопным, точно бы тот разлил воду, поскользнулся, распластался бы на месте со всеми неудачами вместе. Но капитан подоспел быстро, удержав юношу, который, после происшествия однажды ночью, старался всячески избегать встреч с капитаном и последнему были вполне понятны причины. Да, Ханджи снова оказалась права, Эрэн действительно выглядел уставшим, с глубокой синевой под глазами, бледный, с потрескавшимися губами, а правая рука оказалась настолько искалечена укусами, что мужчина невольно поморщился. Заметив реакцию, Эрэн тут же завел ее за спину, отвернулся. Да, с людьми определенно намного сложнее. - Спасибо, капитан, я почти упал, - опустив лицо, юноша с огорчением передал ведро Леви. Молчание накрыло своим пологом двух людей, которые не знали, как быть открытыми настолько, дабы признаться в своих мыслях. - Подготовь двух лошадей, через час выезжаем, - приказал капитан и увидел, как сразу же выражение лица Эрэна словно просветлело, а глаза наполнились живостью. Подняв голову, тот изумленно уставился на Ривая, чуть приоткрыв рот, а расширившиеся зрачки, почти заполнили всё пространство цвета радужки, черты лица изменились, смягчились, он стал напоминать ребёнка, которому пообещали новую игрушку. - Есть! - прижав к груди кулак резким движением, кивнул Эрэн. - Что-то ещё? - Провиант на два дня, теплую одежду, палатку и мыльные принадлежности. Даже будучи в походе, не стоит забывать о личной гигиене. - Понял! - вытянувшись по струнке, вновь кивнул парень, что вызвало улыбку у Леви и проходя мимо, он мягко похлопал Эрэна по плечу. Часа должно хватить, чтобы успеть подготовиться, принять ванну, побриться, взять карту и раздать нужные указания. Впрочем, Ханджи прекрасно управится в одиночку. Уже через полтора часа двое наездников удалялись прочь от резиденции. Сколько друзья не пытали Эрэна, тот ничего так и не сказал о цели вылазки, только смеялся, когда Микаса во всё услышанье пригрозила устроить капитану хорошенькую взбучку, если только Эрэн пострадает за время экспедиции. Армин лишь пожелал спокойной дороги и скорейшего возвращения, не став допрашивать, об истинных причинах перемены в характере товарища или о причинах поездки того с Риваем. Проскакав до одного из тихих озер, находящихся неподалеку от гарнизона, они спешились, разбили лагерь и только тогда капитан наконец спросил: - Ты знаешь, что именно хотела Ханджи проверить, отправляя нас за пределы корпуса? - Нет, я думал, она вам сказала. - Вот же ж, очкастая! Ну я тебе это припомню! - чертыхнулся мужчина, пнув ногой по камню, отправив тот в воду. - Ладно, тогда обследуем территорию на предмет любых опасностей, а к ужину вернемся. - Есть! - вновь ударив по груди кулаком, отдал честь Эрэн. - Экая прыткость в тебе, смотри, грудь не пробей. - Есть! - Мда, как об стенку. Местность, в которой они находились уже несколько месяцев назад очистили от титанов, а новые, судя по докладам, так и не появились, но всё равно стоило проверить, потому осмотрев снаряжение и сверившись с картой, Леви уже был готов выдвигаться, как заметил, что Эрэн не собрал экипировку, озадаченно спросив: - Где оружие? - Я думал, что буду здесь в образе титана, потому решил не надевать. Вы же для этого меня взяли с собой, проверить, насколько хорошо я справляюсь с силой. - Считаешь, будто иначе ты бесполезен, как человек, как разведчик? - нахмурившись, спросил Ривай. - А вы как думаете, капитан? Я ценен сам по себе и потому служу в корпусе или потому что могу перевоплощаться в монстра? - Ты не монстр, Эрен, ты...- мужчина сглотнул. - Вы боитесь меня, капитан? - сделав шаг навстречу, задал вопрос юноша. - Нет, не тебя. Я боюсь оказаться слабее и не справиться, когда понадобиться помощь. И тогда, не смогу защитить, спасти, уберечь. - Вы правда так думаете? - сделав ещё один шаг, неуверенно спросил юноша. - Правда, Эрэн, ведь ты особенный, ты дорог мне потому что ты... - Леви не договорил. - Тогда я одену снаряжение, - кивнул парень и начал собираться. 'Да что же это? Что я хотел сказать? - Наблюдая за тем как Эрэн застегивает ремни на своем теле, спрашивал себя Ривай. - Что-то очень важное, ведь так? Так что же? С каких пор?' - Я готов, капитан, - прервав поток вопросов, отрапортовал юноша. - Да, сначала направимся на северо-восток, будь осторожен. - Вы тоже, Ривай, - кивнул Эрэн и резко взмыл вверх, опередив командира, оставив того на земле, оглушенного звуком своего имени. Мотнув головой, словно пытаясь избавиться от некой мысли, последовал за юношей. Газа было достаточно, чтобы обследовать лесную чащу и вернуться в лагерь, но это при условии, если они не встретят по пути толпу титанов, однако, в этом случае, скорее не повезет титанам, ведь эти двое не обыкновенные разведчики, а искуснейший, сильнейший воин и юноша, в теле которого таится невероятная мощь. Даже толпой их не напугать. Добравшись до края леса, они остановились на ветвях одного из деревьев, чтобы перевести дух и направиться обратно, ведь солнце уже катилось к закату. Погода оставалась теплой, небо ясным и мир казался приветливым местом, а не жестоким, лишающим самого дорогого. Напившись воды, Леви протянул фляжку Эрэну и тот на секунду замялся, а после прильнул к горлышку, утоляя жажду. - Извини, я не подумал, - проговорил капитан, заметив на лице юноши замешательство. - В походных условиях порой стирается понимание о брезгливости, потому отпил первым. - А? Нет, не в этом дело, - смущенно ответил парень, вытирая с губ влагу. - У тебя хорошо получается маневрировать, считаю и в дальнейшем не случится сложностей с данным навыком. - Но не так хорошо, как у вас! - рассмеялся Эрэн и звук его легкого смеха, заполнил ушные раковины, услаждая слух, на что Ривай улыбнулся и облокотившись о ствол дерева, устремил взгляд в сторону горизонта. - Помню, как вы рассказывали о деревьях, поразивших в одну из вылазок, о цвете листвы, почти желтом, светящимся, словно драгоценный камень. - Да, юная листва полна жизни, насыщена влагой, оттого кажется прекрасной. У каждого времени года присутствует своё очарование, воспетое в стихах, прозе и обычно, я не думаю о подобных вещах, но они напоминают о хороших днях и людях, которые меня окружали. - Я очень рад, что Ханджи отправила меня с вами и что вы позволили быть здесь в обличии себя. - Не стоит благодарить за обыкновенные вещи, - нахмурился Леви. - Стоит, именно обыкновенные вещи делают человека счастливым. - Ты счастлив? - Да, потому что пока ещё жив и вы тоже живы, - тихо ответил юноша устраиваясь поудобнее на огромной ветке. - Если ты так говоришь... Они замолчали, наблюдая как солнце почти почти коснулось горизонта, как менялись оттенки небес, облаков, бегущих высоко над кронами деревьев, кажущихся гигантами. Ветер шелестел крупными листьями, примиряя настоящее с предчувствием ускользающего времени сквозь пальцы, густые ресницы, опадая влагой, позволяя ощутить покой. Согласившись, что уже пора, двое проверили остатки газа, лезвия в ножнах, одновременно слетели вниз. Именно в тот момент, из-за ствола одного из деревьев вышел титан. Молниеносно отреагировав, Леви сменил направление движения и уже был готов нанести смертельный удар, как заметил краем глаза новую угрозу. Он бы уже не смог увернуться, силу гравитации и ускорение так быстро не перенаправить, как вдруг чьи-то крепкие руки схватили его и унесли в другую сторону, спасая от пасти ещё одного титана. Эрэн опустился на ветку, но не разомкнул пальцы, стоял, глубоко дыша, продолжая прижимать к себе мужчину, почти душа того в объятьях, пока Леви собирался с мыслями о том, как произошло подобное? Как он не заметил надвигающейся угрозы и подверг не только себя, но и юношу смертельной опасности? Отчего допустил промах? Расслабился, наблюдая за уходящим солнцем? Ну не бред ли? Подняв взгляд на Эрэна, увидел искаженные гневом черты лица, страшной злобой сиял взор, высматривающий двух, толкущихся внизу, титанов и не успел остановить, как тот уже нёсся вперед, а потом кромсал, кромсал, кромсал их плоть, яростно крича, а когда закончил, упал, обессиленный, перепачканный кровью и ошметками плоти, испаряющимися, шипящими. Осторожно спустившись к нему, Леви подошел и присев на колено, обхватил лицо парня руками. Слезы наполнили тотчас глаза Эрэна и он бросив ножи, крепко обнял мужчину, прижавшись лицом к груди, всхлипывая, умолял не погибать, остаться и прожить очень долго. Леви ничего не отвечал, ведь случилось именно то, чего он так сильно боялся. - Я всего лишь человек, Эрэн, - проговорил он. - Прости меня. - Обещайте мне, обещайте, клянитесь всем, что есть у вас дорогого, что вы выживите! - не унимался юноша. - Иначе я вас не прощу! Никогда не прощу! - Разве у меня есть что-то настолько дорогое? - Обещайте! Клянитесь жизнью! А если вновь окажетесь в опасности, я спасу вас! - Эрэн, я... - Пожалуйста, - подняв заплаканное лицо, молил парень. - Я прошу вас... Вздохнув, Леви припомнил, как уже дал одному человеку своё слово уничтожить врага, а теперь, мальчишка требует ещё большего, почти невозможного. Как убедить кого-то в своей бессмертности, когда твоя должность связана с самым опасным занятием, с войной против титанов, против людей. Наклонившись, Леви сначала поцеловал каждое веко, соленое от пролитых слез, потом, касаясь губами щек, лба, повторял только одно слово 'обещаю', снова и снова, чувствуя, как Эрэн постепенно успокаивается, становится мягче, горячее и наконец, поцелуй стал взаимным, сладким, горьким от печали, упоительным, от признания. - Мы можем вернуться в лагерь сейчас, капитан? - приглушенно, спросил юноша, почти обезумев от ласк. - Только оставайся по близости, - кивнул Леви и поднявшись на ноги, помог Эрэну вернуть снаряжение в боевую готовность. Пока Ривай разжигал костер, Эрэн принес воды для лошадей, проверил наличие у них корма, после чего, спустился к озеру и раздевшись, нырнул, дабы остудить разгоряченное тело, отвлечься. Немного поплавав, развернулся уже по направлению к берегу, как увидел, стоявшего под пологом дерева, капитана. Скрестив руки на груди, тот внимательно следил за юношей, будто никак не решаясь сделать последний шаг, борясь с самим собой или же для того, чтобы придти на помощь, в случае новой угрозы. - Вода тёплая! - воскликнул Эрэн, маша рукой. - Тогда почему у тебя зубы стучат так, что даже здесь слышно?! - рявкнул Леви и звонкий смех в ответ раскатился эхом, словно попрыгунчик. - И здесь совсем не глубоко! - Да кто тебе поверит после такого?! - Может, вы плавать не умеете? - предположил Эрэн, приблизившись, уже ощущая под ногами почву, опустил стопы, зашагав по илистому дну. - Пффф! Это просто смешно! - Может, вы не хотите раздеваться? - спросил тихим голосом юноша, по пояс выйдя из воды. Продолжая наступать, уверенно сокращая расстояние между собой и стоящим мужчиной, Эрэн не отводил взгляда, будто повзрослев на несколько лет, ибо снова не казался смущенным, хотя был полностью обнажен, открыт. В нём словно переставляли характеры, жизненный опыт, менявший даже манеру говорить. Сглотнув, Ривай прямо уставился вперед, жадно ловя каждое движение тела, вздымавшегося над поверхностью тёмных вод, вспомнив то видение, вязкую жидкость, похожую на смолу, испачкавшую его злополучной ночью, чернеющее желание вызванное заставить кого-то стать грязным, стать похожим. Но чего он добился в итоге? Лишь увидел искажённое похотью своё лицо в светлых радужках глаз юноши, упав ещё ниже, захлебнувшись. Желая властвовать, стал рабом. Напрягшись всем телом, Леви вновь думал о том, что попался, увяз, не успев отойти на безопасное расстояние. Лунный свет обрисовывал контуры тела, сквозь капельки влаги на шее, плечах, талии, бедрах, проходил, преломляясь, сияя и позволяя сиять бледной коже, словно тысячи адуляров рассыпались по поверхности. Мужчина стоял на берегу, но дыхание перехватило, будто его затащили на глубину, уводя, унося всё ниже, распаляя огонь в груди, дразня доступностью, ведь стоит только сделать шаг, протянуть руку и желаемое окажется в ладони. - Могу я повторить то, что делал с вами раньше? - спросил Эрэн, подойдя вплотную, заглядывая в глаза. - Если не хотите идти в воду, то я могу выйти из неё, могу пойти куда угодно, только бы там были вы, капитан. - С чего вдруг ты заговорил так, будто пытаешься меня соблазнить? - попробовал спрятаться за насмешкой Леви, с трудом осознавая тщетность выбранной стратегии. - Это так очевидно? - спросил юноша. В голосе сквозили незнакомые, настораживающие ноты. Замерев на месте, заслонив собой и луну, и небо, став будто еще шире в плечах, давя присутствием, вызывая сухость во рту, не оставлял и шанса солгать. Звучно сглотнув, Леви уже был готов попросить его повернуться к свету, чтобы увидеть выражение лица, обеспокоившись, кто именно сейчас перед ним стоит? Знаком ли он с этим человеком? Однако Эрэн, подняв руку, закрыл мужчине глаза ладонью, а после, приник губами, словно пытаясь вдохнуть жизнь, мягко, но в то же время настойчиво целуя, только Ривай так быстро не поддался, стиснул зубы. Тогда, юноша отстранился, принявшись шептать на ухо: - Вы помните, как спрашивали, чего хочу, снова и снова? Помните как требовали ответа, капитан? Теперь я готов ответить. Прямо сейчас, хочу чтобы вы меня коснулись, - взяв за руку, Эрэн приложил ладонь мужчины к низу своего живота. Член оказался набухшим, пульсирующим, горячим, как и язык, тут же проникший внутрь, уловивший возможность из-за вздоха удивления. Настойчиво, твердо, сладко юноша целовал, намереваясь не позволить отказаться, уйти, добиться своего если не мягкостью, то силой. - Нам лучше остановиться, - отпрянув, проговорил Леви, отступив назад, не узнавая человека перед собой, ведь его Эрэну не свойственна столь откровенная напористость, тот скорее тих, скромен в выражениях своих чувств. Такого юношу, настойчивого, смелого, легко заходящего за границы привычного, Леви не знал, потому растерялся, подбирая слова для отказа, пока Эрэн продолжал наступать: - Разве не для этого мы здесь? Вы же тоже чувствуете, тоже хочется чтобы кто-то вас коснулся, принял. Так почему бы не со мной? Чем я хуже? - Ты не хуже... - Тогда что? Чем докажите? - Другие варианты, - Леви замялся, почти утратив последние доводы не делать ничего двусмысленного, а уж тем более, заниматься любовью с подчиненным. - Не со мной. - Тогда с кем? Скажите, кто по вашему мне подходит? Значит ли это, что я не имею право даже выбирать, с кем быть? В моей жизни столько неопределённости, столько неизвестного, столь хрупок мой мир и даже то, что я решил беречь почему-то, недостижимо. - Ты ещё совсем мальчишка, - проговорил мужчина, прикусив губу. - Я молод, но уже могу умереть, а были ещё моложе, что погибли в первую вылазку. Так что же, мне сдаться? Звучно вдохнув, Леви ощутил, как не хватает воздуха, а для отстаивания своей правоты не мало аргументов, недостаточно фактов, чтобы убедить или убедиться самому. Требуется сделать выбор, принять решение, но оказалось, он страшиться сделать последний шаг, оказалось, он привык подчиняться, привык к принуждению, а не к свободному согласию или же, отказу. Было бы проще, если бы Эрэн заставил, связал. - Взгляните на меня, посмотрите, - попросил юноша. - Кого вы видите? - Чёрт, - выдохнул Ривай. - Я не должен... Возможно, всё что я скажу, будет просто отговоркой, чтобы вновь списать на обстоятельства, на случайность. Заметив сомнения в глазах мужчины, Эрен приложил ладонь к его груди, слушая, как гулко бьется сердце, прошептав: - Тогда позвольте, хотя бы сегодня, потому что я вас уберег, потому что пока, вы мне должны и я могу просить о чём-то. - Это не честно, Эрвин... ах! Я! - произнеся имя того человека, Леви напугался самого себя и увидел, как огонь нетерпения полыхнул во взгляде юноши, который почти зарычал: - Он любил вас? Или вы ему тоже были должны? - Нет, всё не так! Это не то! - Ривай попятился назад, отрицательно мотая головой, пока тем временем, парень всё наступал, преследовал, шёл напролом. - Я хочу вас. - Не так, Эрен, не из-за чувства вины или стыда, или... - Нет, я хочу вас не из-за восхищения, желания обладать, присвоить, не из-за желания доказать вам, будто я лучше кого-то, нет. Это иное, поверьте, взгляните, пожалуйста, в мои глаза, я вам не солгу, ведь вы дороги мне. Это тёплое чувство, согревающее сердце, хочу поделиться им, довериться. Вы же тоже смотрели на меня, всё то время, пока я был рядом, следили, я чувствовал, вы ждали меня, когда наконец обрету волю, поэтому, скажите, чего вы хотите капитан? - Нет, - мотнув головой, ответил Леви, остановившись, сдавшись, сделав выбор. - Я покажу тебе. Коснувшись влажной, прохладной кожи щеки кончиками пальцев, мужчина провел вниз, до подбородка и рот Эрена жадно приоткрылся, ловя воздух, в ожидании поцелуя. Тогда Ривай спустил руку на шею, завёл ее назад, запустив дрожащие пальцы в капну мокрых, плотных волос, крепко сдавив пряди, притянул юношу к себе, впившись устами. В тот момент, мир словно покачнулся, небеса слились с землей, разделённые судьбой, они стали едины, отчего поднялась буря и штормы взбунтовались в душах двух людей, объединённых общим порывом. Они будто пытались напоить друг друга слюной, дыханием, а ещё, Леви хотел хоть немного согреть замерзшую от бесконечно долгой зимы, хрупкую поверхность своего сердца, прижимаясь ближе, обнимая, сколь хватало его рук. Кроме огромной нежности, он ощущал грусть, давящую, ведь казалось, его страсти недостаточно для юноши, звенящего сталью, овеваемого холодом противоречий, неразрешимых, непозволительных чувств, надежд, чаяний. - Эрэн, - прошептал мужчина, уложив голову тому на плечо. - Пойдем в палатку. - Мне совсем не холодно, капитан и совсем не страшно. - Ты перестал чувствовать, как дрожишь, - стиснув в объятьях, Леви мягко прошептал, а после, отошёл и взяв за руку, повел юношу за собой. Забравшись внутрь, поплотнее запахнул полы ткани, накинул на плечи Эрэна покрывало, стянул с себя хлопковую рубашку и прижался к нему, выдыхая влажный, жаркий воздух на кожу шеи, водя ладонями по спине, бедрам, поднимая тысячи мурашек, ощущая, как жар опаляет изнутри, словно металл плавится в горниле печи его легких. - Я уже согрелся, капитан, - прошептал юноша, склонившись, уткнувшись лицом в плечо, прижав ладонь к груди, прислушиваясь к биению сердца. - Вы очень приятно пахните. Мне очень нравится. - Эрэн... - Да, Ривай? - подняв лицо, спросил юноша, сбив все намерение задавать вопрос. Откуда столько смелости, столько ясности в мыслях, разве ему открыто будущее? Что за предчувствие, будто это он толкает события вперёд? - Я могу вас поцеловать? - Слишком самонадеян. - Пожалуйста, откройте рот. - Перестань уговаривать, словно я девчонка, - раздражённо фыркнули в ответ. - Прекратите убегать, искать причины для отказа. Отдайте мне своё сердце. - Ты бы даже не коснулся меня, реши я не поддаваться. - Нет, мне и жизни не хватит, чтобы дотянуться до той вершины, где вы стоите. - Но сегодня ты сумел спасти меня. - Нет, капитан, я всего лишь не позволил вам умереть, это другое, - удрученно проговорил юноша, опустив лицо, пытаясь спрятать сожаление. - Эрэн, взгляни на меня, - попросил Леви и хотел ещё попросить не удалятся в свои размышления, не исчезать, остаться в том моменте, рядом, вместе с ним, но не смог ничего сказать, только придвинувшись ближе, привстал на коленях, сбросил покрывало и нависнув принялся целовать, сначала медленно, осторожно, будто боясь спугнуть, а потом смелее, настойчивее и наконец Эрен одним движением подхватив рукой, уложил мужчину на спину, практически ошалев от страсти. Его вздохи отяжелели, глаза затуманились, он почти стонал от испытываемого возбуждения, потому, выпрямившись, перевёл дыхание, после чего попросил позволения и дождавшись кивка в знак согласия, стянул брюки. - Вы так красивы, капитан, - проговорил юноша, проведя ладонью по груди, животу, спустившись вниз, зачарованно разглядывая тело мужчины. - Я всё делаю правильно? - Начни уже, мальчишка, - выдохнул тот и зажав рукой свой рот, попытался приглушить стон, вырвавшейся от прикосновения пальцев, проникших внутрь. - Отчего-то, вы так нежны, открыты, всё совсем иначе, чем я помнил... - Ах! О чём ты говоришь, Эрен? - озадачился мужчина, однако его заткнули, мысли выскребли, внутренность разожгли, поддразнивая удовольствием, не просто дававшимся в руки, лишь подначивая обещанием наслаждения. Выгибаясь всем телом, видя возбуждение партнера, Ривай желал удовлетворить, насытить собой, глубже, сильнее, пока юноша проникался самим действом, возможностью прикоснуться, поцеловать, прижать к себе. 'Ещё, ещё, ещё,'- лепетал капитан, вновь испытывая знакомое чувство полёта, каждая мышца попеременно то напрягалась, то расслаблялась, позволяя крыльям двигаться свободно, поднимая ввысь каждую частицу тела. Неожиданно Эрен остановился, замер одурманенный, с трудом осознавая, как справиться с нахлынувшими чувствами, совершенно растерянный, будто не понимал, где оказался, принявшись оглядываться, готовый закричать, словно ослепший, схватился за голову, чем испугал мужчину, поднявшегося на локтях, внимательно следя за юношей. После пары мгновений, Эрен раздвинул пальцы и взгляд его казался почти безумным, на застилаемый пеленой слёз, будто он ощутил одиночество в стократ умноженное, оттого невыносимое, давящее сильнее, нежели ответственность за судьбу человечества. Зрачок расширился настолько, что тьма его поглотила радужку и он не видел света, только мрачную пустоту, упадая в которую нет возможности выбраться обратно. Желая отыскать перед собой хотя бы некую точку, ухватиться за неё, вылезти из бездны, он наконец уставился в глаза мужчины, озадаченно спросив: - Ривай? - Да, Эрэн? - с тревогой в голосе отозвался тот, оперевшись на ладони. - Я люблю вас, уже и не помню, с какого момента, всё смешалось, прошлое, настоящее, дикая кутерьма в голове, но лишь мои чувства остаются неизменными, - опустив ладони, он выдохнул, успокоившись, на что мужчина приоткрыл рот, снова улёгся на спину и вытянув руки над головой, безотчётно потребовав: - Покажи мне, как сильно. Ласково, юноша просунул ладонь под поясницу, удерживая свое тело на выставленную левую руку, приподнял бедра и медленно, аккуратно начиная проталкиваться внутрь, застонал, задрожав, стиснув зубы. Обхватив его ногами, Леви сильнее выгнулся, испытав новый прилив возбуждения, почти достигнув пика, отчего всё его тело затрясло, будто от судороги. - Это правда настолько приятно? Могли ли вы представить, что всё будет именно так? - спросил Эрен. - Хотите чтобы я начал двигаться? - А чего ты хочешь? - Я уже получил. - Тогда, заставь меня забыть обо всем, - прошептал Леви, словно заклинание, надеясь уйти под воду с головой и не всплывать. Очень эгоистичное желание, но только сегодня ночью, только с Эреном, только ради ощущения жизни в руках другого человека, он позволит себе снова умолять исполнить потаённую мечту. Удивляло, что юноше не нужно было объяснять, как себя вести, что именно делать, в какой последовательности и когда они наконец выдохлись, утомленные любовным напитком, Леви произнес: - Я считал тебя не опытным. - А я надеялся, что вы уже забыли его. Отвернувшись, мужчина укорил себя за то, сколь опрометчиво назвал чужое имя. Не только имя, он нёс образ Эрвина Смитта в своем сердце, нёс каждую секунду прожитую с мертвецом, высказанные слова и особенно те, которые утаил, храня обещания, с каждым днём осознавая, как невероятно тоскует по командору, сердце разрывалось на части, ибо никто так не любил, никто так не смотрел ни на мир, ни на Ривая. Остальным нужны титулы, звания, статус и только этому человеку нужен был Леви, весь, целиком, в плохом настроении, разъяренный, сломленный, любой, только бы находился рядом. Ощутив, как скатилась слеза по щеке, мужчина встал, одел брюки и накинув камзол, выбрался из палатки. Ему словно не хватало воздуха, не хватало самого себя в воспоминаниях о прошлом, которые навалились скопом. Нечестно по отношению к юному парню, только что признавшемуся в любви. Пройдя несколько метров, уселся у самого берега, прислушиваясь к ритму набегавших волн, пытаясь усмирить сердце, трепетавшее внутри. Спустя несколько минут Эрен также вышел на открытое пространство, не для того чтобы обратить на себя внимание, а скорее, также полюбоваться луной. По сути, именно это их объединяло, не общий путь, а единая цель. Каждый следовал к ней по-своему, оставаясь верным личным идеалам, однако, в конце они хотели видеть одно и тоже, хотели будущего, где им есть место. Остановившись под кроной молодого дерева, Эрен всматривался в стену, в которую выстроились вокруг кустарники, плотное кольцо растительности, что опоясывало практически правильной формы окружность озера, кажущегося мерцающим из-за всплывающих к поверхности рыб. Лунная дорожка пересекала мерно покачивающуюся гладь, свет казался перепрыгивающими бликами с одной волны на другую. Насекомые стрекотали в округе, радуясь отличной погоде, кое-где шуршала зелень, потревоженная животными, пришедшими на водопой, однако сам мир оставался тих и безмятежен. Листва трепетала от легкого, теплого ветра, рисуя узоры теней на лице, теле юноши, который легко вздохнул от ощущения, будто вновь оказался внутри границы, за которой ничего не находилось, кроме зреющей опасности. Двое хранили молчание, находясь рядом, мысленно касаясь друг друга в размышлениях о каждом сделанном выборе, что привел их сюда. В памяти попеременно всплывали моменты бесед, брошенные украдкой взгляды, столкновения и уже ничего не казалось случайным. - Удивительно, как легко люди могут сойтись вместе, стать союзниками, любовниками, но при этом совершенно не умеющие говорить о чувствах. В этом факте для меня заключается огромный парадокс...- заговорил мужчина. - Вы сожалеете о том, что между нами произошло? - Помнишь ли ты нашу первую встречу, мальчишка ? - Не называйте меня так, что означает мальчишка? Не опытный? Разве я не опытен? Вам что-то не понравилось? - Вопрос же не в том... - Конечно, помню, вы сразили титана, собиравшегося нас пожрать. На обучении много раз преподавали технику уничтожения, но вы показали, насколько отточенным должно быть каждое движение, чтобы победить. Скажите, каким вы увидели меня тогда, лежащим на руках какой-то девицы? Решили, будто я ни на что не сгожусь? Именно так вы думаете о новобранцах? Как о бесполезных юнцах? - Я слишком многих потерял. - Помню, как вы разозлились не понимая, что именно произошло. - Не считаю тебя бесполезным, всякий раз, как только вижу, то задумываюсь о том, какой силой обладаешь, ведь ты можешь употребить её не во благо и сомнения , неопределённость меня злят. - Я хочу защищать, хочу защитить вас. - Защищать можно по-разному, - задумчиво протянул Леви. - Можно обороняться, а можно нападать. Какой путь выберешь, вот что пугает. Что сделаешь со своей силой, кем станешь? - Воином, гордостью человечества. Стану тем, кто всё изменит. - Могу ли я верить твоим словам? Какой смысл ты вкладываешь в них? - Оставайтесь на моей стороне и увидите. Немного помолчав, Леви задал другой вопрос, волновавший его: - Зачем ты приходил ко мне? - Что я должен ответить? - спросил юноша, опустив лицо. - Как бы вы хотели, чтобы я ответил? Какой ответ вам нужен? Вы не доверяете моему признанию? Нужно ли солгать, сказав, будто следовал за вами без особенной причины? - Не играй со мной, - покачал головой мужчина, нахмурившись, заметив тень улыбки, игравшую на устах Эрена. - Я мало знал о чувствах, что оставались долгое время не высказанным, они теснили грудь, стоило мне только взглянуть на вас, не знал, как с ними быть, как с ними справиться, возможно, вам было бы проще, если бы я перестал интересоваться вашей жизнью, целями, если бы перестал искать встреч, тихо переживая влечение, отрекаясь от желания сблизиться, но теперь уверен, что не оставлю попыток приходить к вам, даже если прогоните, - говоря, Эрэн вышел из тени, встав перед сидящим на земле, капитаном, выжидая следующего выпада, вопроса, будучи готовым ответить. - Даже если вы сильнее меня, потому со всем справляетесь в одиночку, если забудете обо мне, заменив на кого-то другого, сделаете вид, будто ничего между нами не было, даже если вам придётся меня убить, даже тогда не оставлю попыток. То, кем я стал, доказывает, теперь нет ничего невозможного, нет того, что способно меня остановить. Я принял решение и сделаю всё, что потребуется. - Неужто возомнил себя спасителем? Моим и человечества? - Кто сказал, что мне не под силу изменить весь этот мир? И даже если и так, то я найду эту силу, переверну каждый камень на пути, но справлюсь. Темнеющие небеса покрыли прямую, гордую осанку короля, будто до этого момента Эрен прятал корону из звёзд, прятал от посторонних истину или и сам себе не хотел признаваться, сколь стал масштабным, в сравнении с окружающими. Неуступчивостью сияли глаза, став ярче лунного света, даже смерть может оказаться невластна над сокрушительной волей и сумев увидеть это, у Леви перехватило дыхание, ведь короли не считают жертв, не сторонятся сложных путей, им никто не указ, король никого не щадит, ведь его глаза зрят далеко вперёд, предвосхищая будущее, обозревая всю картину целиком. Наклонив голову набок, Эрэн озадаченно спросил: - Почему вы так смотрите на меня, капитан? Поразившись возникшему трепету перед величием, вспомнив рассказ Кенни о встрече с истинным королём и родившейся внутри верности, ибо служил ради поддержания порядка, установленного тем, мужчина уточнил: - Как именно? - Будто не знакомы со мной. - В самом деле, - пробормотал Леви в ответ, скрывая чувство страха из-за неопределённости, не будучи уверенным, как стоит реагировать, спросив. - А твои друзья тебя знают? Вздохнув, Эрен шагнул в сторону, будто сбросил с плеч мантию, отложив атрибуты царствования, свернув карту властителя, убрав мысли вершителя судеб до поры и опустившись, сел рядом, уложив голову на плечо мужчине, проговорил: - У меня есть верные друзья, дорогие люди, очень важные, как и родной город, страна. - Эта девочка, как же её? - замялся Леви. - Микаса. Да, она хорошо меня знает, но я никогда не смотрел на неё так, как на вас. Только вы возбуждаете пленительное чувство, когда хочется подойти ближе, услышать голос, разделить мысли, прикоснуться. Можете назвать его любовью? - Тебе не стоит меня о таком спрашивать. - Думаю, ваше сердце горячее, чем думаете или хотите показать. - Ты можешь ошибаться. - Верно, я не слишком опытен в общении с женщинами, поэтому говорю так, как чувствую. Они часто рассуждают о само пожертвовании, о сильной привязанности, бесконечной, навсегда, но лишь рядом с вами я понимаю смысл этих слов, которые казались мне непостижимыми. - Ты не пробовал иного. - Потому что сделал выбор. - Самонадеян. - С Микасой бывает сложно, будто я являюсь причиной оставаться ей всегда на стороже, напоминает мне верного пса, что охраняет не из любви, а потому что только так умеет. - Эрен, ты не справедлив, у каждого любовь своя. - А какая же ваша? - всматриваясь в лицо Ривая, неожиданно спросил юноша. - Меня вы сможете полюбить? - Не играй со мной, слышишь, - прошептал Леви, заметив облачко пара изо рта, ощущая, как тело вновь распаляется, словно угли ожили огнем. - Не играй со мной, мальчишка. Он было хотел отвернуться, уйти, но его решительно остановили, схватив за запястье, сжали в ладони, рот заткнули поцелуем, тягучим, сладостным, похожим на долго сдерживаемое дыхание и сердце в груди вновь затрепетало, словно испуганная птичка в клетке. Отстранившись, Эрен внимательно посмотрел на капитана, щеки которого покрылись румянцем, а лоб испариной, его взгляд отяжелел от страсти, задав вопрос: - Когда вы наконец поймёте, что я уже совсем взрослый? - Не распаляй меня, слышишь... - Вы мне очень нравитесь, капитан, - запричитал юноша. - Даже слишком. Вы спасли меня. - Ложь, тебе никто по-настоящему не нравится, ты развлекаешься, ища подходящих пешек. - Не путайте меня с ним, - прорычал Эрен. - Неужели вы до сих пор не видите меня? Моих истинных чувств и побуждений? Перестаньте, прекратите, не уходите, прошу вас. Я смогу, слышите, смогу стать тем, кто вам нужен, смогу принести пользу, защитить, построить мир, в котором вы будете в безопасности... Я смогу.... Повторяя обещания, юноша будто пытался убедить не только Леви, но и себя, потому целуя, прижимался сильнее и Ривай чувствовал как по его щекам текут чужие слезы, слезы молодой души, ещё не полностью осознавшей, что предстоит сделать, дабы совершить невозможное. Заклятие подействовало, он снова поддался, ведь любой человек хочет верить, порой, не важно во что именно, в бога, правителя, соратника, нуждается в заверениях, будто завтра наступит лучший день и многое изменится. Облака застелили небо и тоже расплакались, окропляя землю влагой, пряча за шелестом водных струй стоны любовников, пытавшихся насытиться друг другом. Проснувшись, Леви сначала увидел полог палатки, а повернувшись, наткнулся взглядом на умиротворенное выражение лица юноши, чьи губы чуть покраснели, а веки опухли от горечи, но он всё равно казался самым красивым из когда-либо встреченных. Тихонько, мужчина провел пальцами по щеке спящего, спустившись вниз, очертив линию ключиц, плеча и взяв ладонь, приложил её к своим губам. Натруженные, грубые подушечки говорили об огромном количестве часов, проведенных за тренировками, но главное, они были теплыми. Прикрыв глаза, Леви попытался запомнить запах кожи, запечатлеть тихие мгновения, не зная, повторяться ли они когда-нибудь ещё. Какая блажь строить планы, ещё вчера стояла солнечная погода, однако уже сегодня дождь, не прекращая, льет уже несколько часов подряд. - Вы уже проснулись, капитан? - мягким шепотом, спросил Эрен протирая глаза. - Нет, ещё нет, - покачал головой в ответ Леви. - Не желаю просыпаться, согрей меня, прошу. Подсунув руку под голову мужчины, сонный Эрэн придвинулся ближе, обнял, поправил концы покрывала, ощущая влажное дыхание на своей груди и зевнув, пробормотал: - Давайте, никуда не пойдем, останемся здесь, можно даже навсегда... Леви ничего не ответил, ответа не требовалось, он уже дал свое согласие, возможно ещё в тот момент, когда решил вколоть инъекцию Армину, позволив Смитту умереть. Его боль от потери никогда не сравнится с болью Эрена, который потерял мать, близких. Он нуждается в друзьях, соратниках, ему необходимо плечо, рукопожатия, а Леви справиться сам, как всегда, как и раньше. Уже очень давно мужчина научился ни на кого не полагаться, разыскивая только новую цель, следующий приказ. Лишь после обеда, когда дождь немного стих, они выбрались из палатки чтобы разжечь костер, приготовить обед, нагреть воды для умывания. - Как только погода наладится, мы вернемся в резиденцию, - проговорил Леви, подавая чашку с чаем юноше, который тут же сник, опустив голову, с хмурым видом обронив: - Тогда я не хочу чтобы этот дождь когда-нибудь закончился. - Всё же, ты такой ещё ребенок! - рассмеялся капитан. - Только дети просят невозможного! - Зато вы улыбнулись, - подняв лицо, мягко проговорил Эрен и подойдя, позволил Риваю коснуться своего лба, щеки, принимая столько нежности, сколько тот мог дать. Под сердцем сохранилось тепло, не смотря на встреченную жестокость, разочарования и он дарил его, не ожидая взаимности, благодарный за шанс рассказать о другом себе. Юноша потерся о протянутую ладонь, поцеловав пальцы, проговорил: - Вы будто хотите дать мне причину жить. - Не смей никому и ничему отбирать её, Эрен. - Даже если я стану монстром, что заслуживает смерти? - Даже если весь мир тебя проклянет. - Я благодарен вам, Ривай. К вечеру дождь действительно закончился. Акт девятый Объехав дозорных, капитан остановился у ворот и спешился. Сумерки сгустились, оттого, звезды казались ярче, а небеса более просторными. Осенняя пора особенно нравилась мужчине, нравилось ночное умиротворение, сменявшееся по утрам молочной пеленой тумана, таявшей перед рассветом. Прохлада снимала усталость с плеч, ласкала лицо, успокаивала встревоженные мышцы, предвещая лёгкий сон. Вдруг, неожиданно, он почувствовал как тело стало напряженным, будто его сбили с ног, как только заметил за углом стоявшего человека, чей высокий силуэт выделялся среди толпы. Статный, с уверенной выправкой мужчина, склонив голову набок беседовал с кем-то, а светлые, коротко остриженные волосы пшеничного оттенка, сияли золотом, освещенные горящим факелом. Выдох застрял в горле, а земля ушла из-под ног, резко лишив сил шагать ровной поступью. Первым же порывом стало желание закричать имя, броситься навстречу, но человек обернулся и увидев капитана, отдал честь поприветствовав того: - С возвращением! - Да, - тяжело вздохнув, Леви чертыхнулся, узнав новобранца, отчего тот в испуге вздрогнул, судорожно сглотнув и побледнев, ожидая суровой выволочки по некой причине. - Будте на страже, а то я к вам так легко подобрался. Ускорив шаг, разозленный поднявшимися надеждами, Ривай пересек площадь и войдя в здание, яростно захлопнул за собой дверь. Глупое, глупое сердце, верящее в невозможное! Когда же оно перестанет ждать чуда? Перестанет искать знакомый силуэт, желая услышать своё имя из уст мертвеца? В коридоре находилась Ханджи вместе с Армином, Микасой, Эреном и заметив вошедшего, разом замолкли, устремив взгляды, а после, хором поприветствовали. В ответ капитан лишь кивнул, сбросив плащ, мельком заметил, как юноша встревоженно взглянул на него, смотря широко распахнутыми, ясными глазами. Оставалось лишь внутренне молиться, дабы Эрэн не смог прочесть настроение, не заметил тоски в выражении лица, ведь Ривай не знал, как выглядит в тот момент. У парня словно некий механизм внутри срабатывал, так тонко подмечал оттенки мыслей, видя каждую эмоцию, когда окружающим оставалось невдомёк, о чем думал капитан. Порой даже просили повторить сказанное, дабы переварить изъяснения, казавшиеся столь понятными для Ривая, а остальные требовали уточнений, хотя он говорил на том же языке, что и окружающие. Отчего так бывает нелегко услышать, о чём говорит человек? Большинство не видят отражения помыслов, считая Ривая холодным, бесстрастным, отрешенным, но только не этот мальчишка, похожий на животное, вынюхивающее следы жертвы, зная, каков аромат у страха или сожалений, замечая любую перемену в настроении. Стремительно поднявшись по ступенькам, Леви вошел в кабинет, прошагал вперёд к столу, туда, где в одном из ящиков хранилось личное письмо от Эрвина. Прямо сейчас требовалось вспомнить, как выглядит почерк, какие слова написаны на листе плотной бумаги. Со дня смерти командора, Леви не доставал конверт, дабы не напоминать себе о чувствах, следовало забыть, спрятать подальше, утаить от чужих глаз, задвинуть поглубже, чтобы и самому не дотянуться, но сейчас он нуждался в строчках, написанных твердой рукой, чтобы напомнить о смерти, чтобы больше ни с кем не перепутать, никогда не испытать глупой надежды увидеть командора снова. Сколько раз Леви н ночи срывался в припадке и мчался к месту, где Смитт был похоронен? Сколько бутылок алкоголя было выпито у надгробного камня и сколько часов проведено на сырой земле? Не перечесть. Дрожащими пальцами, словно в горячечном бреду, Леви вынул конверт, выучив наизусть каждую строку, слова так глубоко запали в сердце, словно их выжгли раскалённым железом, и прильнув к нему лицом, глубоко вдохнул уже еле уловимый аромат гвоздики. - Вы снова думаете о нём, - неожиданно раздался голос, заставивший вздрогнуть всем телом. Ривай не слышал за собой шагов преследователя или, скорее, был настолько отвлечен, что и не заметил тени, бредущей за ним по пятам. Так стремился к намеченной цели, упустив из виду оставшуюся открытой дверь, ведь его ничего не интересовало, кроме единственного напоминания, сохранившегося после, где снова и снова Смитт твердил 'никому и никогда тебя не отдам'. Резко отняв лицо от пожелтевшей бумаги, мужчина выпустил конверт, бросив обратно в ящик стола, с грохотом задвинув, нахмурившись, требовательно отчеканив: - Я не разрешал войти. - Мне не нужно ваше позволение, капитан, - холодно ответил Эрэн, перенеся вес тела с правой ноги на левую. - Прошу, уйди, - сломавшись, не выдержав прямого взгляда юноши, Леви уже не приказывал, он молил, опустив голову, не в силах противостоять воле титана, гонящегося вперед, увидевшего брешь в защите, слабость, не думая повиноваться. Оглянувшись, юноша сначала подошел к двери, закрыв на ключ, а после, пересёк кабинет, приблизившись к Риваю, грозно вопросил: - Как же так? Меня всё ещё не достаточно? - Пойми, Эрэн, ты не замена, ты не повязка на рану, не средство для сна, а он, он не удобное кресло, от которого можно избавиться, выбросить, сжечь и дело с концом. - Но его уже нет! - Я знаю! Ведь это я.... - Тогда отчего вы всё ещё привязаны к нему? Даже когда я рядом, вы видите его?! - вскричал юноша. - Потому что я всего лишь человек, - закрыв лицо руками, прошептал Леви. Ощутив объятья, он вывернулся, отошел к окну, уловив ноздрями знакомый аромат гвоздики и можжевельника. Откуда бы здесь взяться этим запахам, что словно враги, подобрались неожиданно, окружив, сцепив пальцы на горле, сжав в тиски грудь, выдавив вздох? Со смерти Эрвина прошло столько времени, невозможно.... Судорожно выдохнув, мужчина расстегнул пуговицы на рубашке, растянул воротник, ощущая как ткань прилипла к спине, как испарина покрыла шею, будто на кожу прилипло дыхание призрака. Его словно загнали в угол, но Леви хотел скрыть замешательство, потому сложив руки на груди, собравшись с силами, обернулся, увидев Эрэна, стоявшего всё на том же месте, следящего за ним исподлобья, почти рыча. Огонь злобной ревности застилал живой взгляд под тяжестью нависших век, оплавленный желанием обратить на себя внимание, потребовать верности. Леви было знакомо это чувство бессилия, когда ничто не способно сдвинуть фокус, будто тебя нет, будто ты не важен, невидим для того, кто является самым ценным. Мягкое сердце сжалось в двойной комок и второй ряд шипов вонзился в открытую плоть, которую окружали бронированные мышцы. Эрэн зашевелился, начал стремительно надвигаться практически налетев на стоявшего, нависнув, принявшись выискивать ответы в глазах, требуя правды и мужчина пытался отвернуться, однако юноша схватил его за челюсть, внимательно всматриваясь в самую червоточину, надломленным голосом спросив: - Я надеялся, но неужели вы до сих пор? Как вы можете? Как же вы можете? - Отпусти, Эрэн. - Как же вы можете? - иступлено повторял юноша, сдавленное отчаяньем горло шипело, язык плохо слушался, а руки дрожали. - Слышишь меня, отпусти. - Нет, я предупреждал, обещал, не отпущу, не позволю отвернуться. - Эрэн, пожалуйста, не заставляй меня. Желваки заиграли на челюстях, заскрипела зубная эмаль, юноша будто хотел раскрошить себя, с трудом сдерживая крик просьбы. Ноздри трепетали от каждого вдоха, он не знал, как же ему быть дальше с тем, кого любит? Наконец, резко отдернув руку, начал пятиться назад, развернулся, открыл замок, а после, рывком распахнул дверь и помчался по коридору, в котором ещё долго раздавался гулким эхом его топот. Застывший на месте капитан услышал, как юноша спустился вниз, на первый этаж, потом уловил звук захлопнувшейся входной двери, раздавшийся голос Микасы, спрашивающей, куда тот направляется? В ответ Эрэн ничего не сказал, побежал к конюшне и выведя одну из лошадей, лихо оседлав, пришпорил, умчавшись куда-то в ночь. Выйдя во двор, девушка обернулась и подняв голову увидела в окне фигуру капитана, встретившись с ним взглядом. На её лице не отразилось ни единой эмоции, ветер разметал волосы, скрывая тонкие черты, а спустя мгновение, она зашагала обратно, в казарму. Леви тихо наблюдал пока дыхание постепенно успокоилось. Стало мучительно больно из-за решения остаться на месте, сдержав порыв последовать за Эреном, остановить того, умолять, но шанс упущен. - Наверное, это к лучшему, - проговорил он тихо. - Я так устал, так устал. Бессилие окатило холодной волной, с головы до пят и вздрогнув всем телом, прислонившись к стене спиной, сполз вниз, упав на пол, склонив на грудь, наполненную свинцом, голову, забывшись тяжелым, омертвелым сном. Очнувшись спустя пару часов, Леви обнаружил, что накрыт камзолом и слабо улыбнулся : 'Так значит ты все-таки вернулся и та вспышка гнева означала проявление чувств. На самом деле ты не ненавидишь меня, нет'. Легко вздохнув, прикрыл глаза и память подкинула один из дней, когда случился полнейший хаос в штабе, никто не знал, что происходит, как поступить, учитывая новую информацию, но он сразу увидел загоревшийся интерес во взгляде Эрвина, стоило тому только услыхать донесение о подростке, ставшем титаном. Следующий момент и вот, хрупкий мальчишка, прикованный цепями, с такими мощными звеньями, что казались больше его рук, настолько толстые, массивные, способные удержать чудовище, предназначены для человека, стоящего у столба на коленях, пока окружающие рассматривают его с опаской и любопытством, не зная, чего ожидать, однако, готовые вынести смертный приговор. Нелепая болтовня, крики и последовавшая за первым ударом тишина. Ещё один удар. Кровь брызгами окропила пол, испачкав сапоги, вызвав чувство брезгливости и отвращения к самому себе. Поступать подобным образом... Кенни бы точно одобрил показную жестокость, только в душе капитан знал, гордиться здесь нечем, бить скованного человека, мальчишку, попахивает произволом недостойного. Для кого Ривай это сделал? Разве для человечества? Для правительства? Военных или быть может, для спасения мирных жителей? Нет, даже не для себя. Распахнув глаза, капитан поднялся на ноги и направился в уборную. Стоило умыться, привести себя в порядок, а после, заняться делами. Акт десятый Путешествие в страну за море оставило глубокий отпечаток в сердцах тех, кто большую часть своей жизни видел только стены и ограничения, уверившись, будто нет большего блага, нежели оставаться внутри своей скорлупы. Прежние представления о том, как всё устроено разрушены, да только, каждый отчаянно пытался вернуть на прежнее место осколки. Я надеялся, будто новые знания принесут нам освобождение, но мы приобрели лишь горькое понимание своей беспомощности. Каково было Эрэну, который увидел, что весь остальной мир не отличается от того, где он взрослел? На родных улицах, как и на чужбине, обижали слабых принижали достоинство тех, кто отличался, например таких, как его друг, Армин. В новом свете также никто не пытался заглянуть глубже, разглядеть таланты, умения, способности, отрицая возможность договориться, решая вопросы за счёт насилия, возвеличивая себя за счёт стоящих ниже по статусу, пиная, ставя подножки лишь из-за безнаказанности высокомерного поведения, учась ему у взрослых, боящихся перемен. Даже их боги велели проявлять милосердие только к тем, кто имел с ними общие корни, призывая ненавидеть остальных, лишь за сам факт рождения в другой стране, от родителей, чей цвет кожи отличался, как и язык, как и культура, будто в том виноват человек, будто у него есть выбор. Кто-то имел силы бороться с предрассудками увещеваниями, иные, дрались и одинаково красная кровь всех национальностей продолжала пропитывать землю. Кто же не мог дать отпор, страдал от несправедливости, проклиная судьбу, кляня весь белый свет, но подобные вещи встречались мне и раньше, если мог, то пытался исправить ситуацию, а порой, оставлял всё как есть, не влезая в чужие разборки. Наблюдая за Эрэном, казалось, будто я могу понять его, но сильно ошибался. Сколько высокомерия в нас, раз считаем, будто способны услышать чужие мысли, принять их без искажений, без желания видеть нечто знакомое, хорошее, полезное, когда на самом деле в человеке имеется множество иных сторон, мотивов, стремлений, никак не связанных с нами или с благородством. Желая углядеть только то, в чём нуждаемся, идём на поводу самообмана, снова и вновь утверждая, что человек хороший, даже если поступает дурно, прикрывая его наклонности характером, привычками, временем, обстоятельствами. Наши же пустые ожидания, в итоге, не оправдываются, волшебного превращения из подлеца в достойного уважения, верности, не происходит и тогда, с обрушением иллюзий, мы начинаем исходить ядом упрёков, ведь кто-то не оправдал ожиданий, клянем случай, человека, отрицая личную ответственность, сопричастность к произошедшему, отрицаем навязывание своего мнения о том, каким быть каждому. Наша влюблённость к выдуманному образу приводит лишь к неведению, какова личность на самом деле, отмахиваясь от разговоров, боясь задать вопрос, ведь ответ может повергнуть в хаос разочарования, расстроить, лишить стойкости в убеждениях, потому, избираем путь добровольных заблуждений. К тому времени я уже чувствовал пустоту меж нами, Эрэн постепенно отдалялся, отгораживаясь молчанием, за которым скрывал свои истинные мотивы. Перемены в манерах всё чаще настораживали, ведь раньше я видел в его глазах своё отражение, а теперь, он смотрел куда-то вдаль, высматривая будущее, в котором, казалось, меня уже нет, или, даже ещё дальше. Но, как и Эрвин, он старался убедить, будто ничего не изменилось, будто его чувства всё те же и цель лишь одна, сберечь тех, кто ему дорог. И я верил. Мне думалось, будто позволь я ему поступать как хочется, Эрэн сделает верный выбор, останется тем, кого я пытался любить. Возможно, мне стоило быть настойчивее, не отпускать так легко, оставаться рядом, пока не прогонит, чтобы вынудить говорить со мной, но я уходил первым, покидал, доверив душевные разговоры друзьям. Неужто они подвели? Неужто, не смогли доказать, будто способны помочь спасти родину, эльдийцев, при помощи переговоров, а не через принуждение и угрозы? Но спроси он меня или Ханджи как поступить, смогли бы мы предложить иной план, нежели брат Зик? Разве горели мы такой мечтой как Армин, как Эрвин? Мы и не думали, будто являемся особенными, считая себя только винтиками в большом механизме, умеющие отвечать на вопросы 'как?', вместо 'почему?'. Мы же просто наблюдали, а кто-то ворочает мир, оставаясь теми, кто мог идти дальше, а не вести за собой. Акт одиннадцатый - Могли ли вы представить, капитан, что за стенами нас ожидает такой простор, такое количество людей, столько жизни? - До сих пор верится с трудом, - покачал головой мужчина, смотря на воду. Пристань кишела толпами, спешащими на паром или покидающими его. В этом потоке не различались лица, голоса слились в однообразный шум, только Эрен звучал чисто, словно музыкальный инструмент, мелодично и мягко, поверх гомона. - Ты кажешься мне печальным, - проговорил Леви, взглянув на юношу. - О чём ты думаешь? - О том, что вам очень идет новый костюм, - улыбнулся тот в ответ. - И это тебя расстраивает? - Да, потому что боюсь, ведь больше никогда не увижу вас вновь, вот таким, с надеждой в глазах. - Ты порой говоришь странные вещи, и я не всегда могу понять, что имеешь ввиду, вспоминая будущее, но сегодня, находясь рядом, ощущаю будто уже подобное происходило, - встав чуть ближе говорил Ривай, облокотившись о высокие перила. - Морской бриз, треплющий волосы, яркое, слепящее солнце, дарящее тепло, словно проживаю важные моменты вновь. - Мне остаётся только радоваться, если являюсь причиной пробуждать в вас подобные чувства, что именно со мной связаны такие хорошие моменты, - Эрен коснулся носа, засмущавшись, отвёл взгляд в сторону, склонив голову. - Кажется, мы всё время ходили по кругу, вас утягивало прошлое и как жаль, что только сейчас, под конец, вы излечились от своей привязанности. - О чём ты говоришь, Эрен? Разве это не начало? - обеспокоено спросил мужчина, как вдруг их прервала Микаса, сказав, что они скоро прибудут на место. Не решившись настаивать на разъяснениях, Ривай позволил им отойти, не считая себя правым допытываться до истинного смысла сказанного. Кто они друг другу? А главное, кем они хотят стать? Могут ли сблизиться настолько, чтобы свободно говорить о важном, открыто признаться в неком желании? Подобные вопросы занимали мужчину, не уверенного в том, будет ли тем самым вариантом, который посоветует для молодого человека, испытавшего столь многое. Способен ли Ривай любить так, чтобы с ним Эрен не испытывал сожалений о сделанном выборе? Что один мужчина способен предложить другому? Верность? Союз во имя чего? Стать любовниками оказалось намного проще, нежели стать близкими друг другу по духу. - Хотите, я принесу для вас мороженое? - спросил юноша, вырвав из размышлений. - Тебе стоит предложить Микасе, - качнув головой, серьезно ответил Леви. - Почему?... Почему?... - заикаясь, вопрошал Эрен, удивлённо, испуганно, не понимая, отчего мужчина сказал подобное. - Что я сделал?... Капитан, ответьте, почему вы отказываетесь? - Ты ведь понимаешь, я не тот, кто тебе нужен, слишком многое я делал, о чём не смогу рассказать, а молчание ставит границы между нами ещё выше, нежели те, которые охраняли наши города... - Я знал, знал... - исступлённо зашептал юноша. - Знал, что вы оставите меня, но не думал, какой болью отзовется каждое слово. Невыносимо... моё сердце... Схватившись за край пиджака, Эрен сильно стиснул ткань в кулаке, словно пытаясь удержать душу в ладони, сдержать слёзы, но те непослушно потекли по щекам. Подняв голову, он зажмурился, а потом, распахнул веки, уставившись в линию далёкого горизонта и улыбнулся прекрасному виду, мечте, которая открылась, стала явью, ибо вот оно, море, бескрайнее в своём величии и небеса, великие в своей бездонности. То, что казалось несбыточным, невероятным, теперь является реальностью, они втроём так хотели выбраться за стены, обойти мир и увидеть всё своими глазами, так стремились вперёд, отмахиваясь от тех, кого раздавили, ожидая счастья в будущем. Так что же? Вот он, момент настоящего, можно остановиться, обнять друзей, сказать наконец, как счастлив пройти весь этот путь, чтобы увидеть чудеса, как рад разделить их с ними, насладиться моментом, выбрать то место, где можно состариться, рассказывая друг другу о пережитом, да только эти желания более невозможны, чем увидеть море. - Эрен, у тебя есть будущее, лучшее, намного, более яркое, прекрасное, нежели я могу предложить, - постарался успокоить растревоженную душу, Леви, подойдя, коснувшись плеча, отчего парень вздрогнул и взгляд его стал пустым, а лицо ничего не выражающим. - Вы правы, всё верно, я просто не хотел принимать происходящее, хотел отыскать другой путь, но каждый раз приходил в эту точку. Я столько раз слышал эти слова, но стоило вам их произнести, смог осознать реальность, иначе бы продолжал думать, будто есть иной вариант. Не осталось иллюзий и теперь, наконец, смогу сделать то, на что способен только я. - Эрен, подожди, что ты задумал? - Не волнуйтесь, капитан, - повернувшись лицом, прямо смотря в глаза, говорил юноша. - Я не стану прощаться и может, дойдя до конца, вновь найду вас, смогу изменить судьбу. Пусть даже в следующей жизни, поверьте. - Послушай, ты заслуживаешь спокойной жизни, счастья. Не обязательно со мной, только взгляни, каким большим оказался мир за стенами. - Без вас? - резко вскинув подбородок, вопросил тот, строгим тоном. - Что вы можете мне предложить, оставляя? Вы отказываетесь даже попробовать, поэтому, больше не нужна ваша забота, моё благополучие не должно вас беспокоить. Теперь я стану сильнейшим воином, теперь меня ничто не остановит. - Капитан! Капитан! - воскликнула Саша. - Взгляните! Идите сюда скорее! Ханджи хочет вам что-то показать! - Да погодите! - раздраженно отмахнулся мужчина, вновь желая обратиться к собеседнику, но тот словно растворился в людской толчее, пропав из виду. - Да чёрт тебя побери, Эрен! Весь вечер, до поздней ночи Ривай разыскивал парня, с которым пропали и остальные, отыскав их спящими в палатке местных беженцев, пьяных, беспечных, разнузданных, предчувствуя катастрофу, которую не мог остановить. Если бы только он не заговорил на эту тему, разве бы Эрен напился до беспамятства? Разве повёл себя после столь непредсказуемо, никому не сообщив о своих планах? Стоило выбрать иной момент, другие слова, быть может, но уж ничего не исправить. Им так и не довелось поговорить, а потом, юноша исчез, сказав лишь одно: 'Я пытался, капитан, правда, пытался вас позабыть. Не вышло'. Акт двенадцатый С определенной периодичностью в штаб доставлялись письма, наполненные сухими фактами и слушая очередной доклад, на основе сделанных наблюдений Эрена в госпитале, на вражеской территории, Леви размышлял о сколь многом они умалчивали в разговорах, проводя вместе ночи. Став любовниками, так ни разу и не открыли своих сердец, сохранив секреты за стенами. Эгоистичное желание отречься от прошлого, оставить позади нелицеприятные истины, привели к отчуждению, плоды которого стали горше яда. Причина ли в том малодушие, мужчина не знал, ведь им хотелось сберечь сокровенное чувство, возникшее на перепутье, возможно, слишком рано для них обоих. Испытав боль от потери близких людей, страшась пережить утрату снова, боясь лишиться драгоценного человека и сломаться от натиска неподъемных чувств, они не допускали друг друга к ранам, стараясь излечиться, не прося о помощи. Но не возникни эта привязанность меж ними, поступали ли бы они иначе, более осторожнее, осмотрительнее? Пошёл бы Эрен иным путём, если бы не полюбил столь страстно, всем сердцем, по-юношески безрассудно, клянясь всем живым на земле, своим будущим? Будь он одиноким человеком, умри в тот день, когда бронированный проломил стену, все, кого он знал, разве решился бы поступать в разведкорпус? Скорее всего, остался бы в стороне, просто наблюдая за происходящим и даже сила титана могла так и не пробудиться в нём, не имея цели защитить близких. Может быть, вёл бы тихую жизнь, избрал бы иную профессию, стал бы врачом, как отец, женился бы на некой милой девушке с приятной улыбкой. Существует ли шанс для него обрести ещё такое будущее? Каким теперь Эрен видит его? О чём мечтает? Кто назначил его на роль спасителя? Не весь ли народ, не оставив выбора парню? Как же клял себя капитан за не произнесённое обещание со всем разобраться, дабы Эрену не пришлось взваливать на себя непосильную ношу. Поначалу, никто не верил, что Йегеру успешно удалось внедриться в стан врага, сохранив инкогнито, но письма продолжали приходить, передавая его наблюдения и сомнений не осталось, юноша твердо следовал плану своего брата, Зика. Последний факт злил капитана, лишая здравости рассуждений, отчего после каждого собрания, с трудом досидев до конца, Ривай мчался из штаба, чтобы выплеснуть ярость на тренировке или помогая восстанавливать разрушенные дома, утруждая тело перетаскивая обломки, поднимая тяжести, сколько позволяло время, валясь с ног от усталости. Ещё во времена юности он привык засыпать в местах без малейших удобств, нуждаясь только в одиночестве, так что теперь, разбирая завалы до темна или оставаясь в строящемся доме, он снова вспоминал те времена, забываясь сном облокотившись о деревянную балку, скучая иногда по сверчкам, стрекочущим в полях. Ханджи часто ругалась на него из-за привычки спать где попало, но не по причине беспокойства о его безопасности или здоровья, а лишь, потому что ей приходилось долго его разыскивать, если вызывали в штаб. Так однажды обнаружив его под ещё не достроенной крышей, она сказала: - Вот помрёшь здесь, а труп обнаружат ещё только через месяц! - Значит, это будет спокойный месяц, раз меня никто не искал, - безразлично ответил капитан. - Леви, - вздохнула Зойи, - нам придётся с ним встретиться и придётся пойти на переговоры. - Погоди, - глубоко, натужно задышав, мужчина опёрся рукой о стену, пытаясь обрести опору. - Ты ведь знаешь, я не могу, ведь он причина смерти... - Знаю, я знаю, но кроме тебя никто не способен победить звероподобного. Нет, любого титана, поэтому, пожалуйста, будь со мной. - Неужели я настолько сильный? - подняв взгляд, выражавший одно лишь страдание, спросил Ривай. - Больше никто не сможет, Леви, никто. - Сколько у меня времени? - Завтра мы отправляемся. - Слишком скоро. - Я буду рядом, - заверила Ханджи и немного помолчав, добавила. - Они все будут рядом. Судя по разговорам, Эрен также никого из друзей не посвятил в свои планы, никто не заметил и тени, пока юноша находился рядом. Нет, скорее, никто не хотел видеть, каждый отрицал то, кем становится мальчишка. Что толкнуло мечтателя отринуть саму идею мирных переговоров? В какой момент жаждущий уничтожить всех титанов, решился взять на себя ответственность за весь свой народ, за целый остров, а не только за семью, за любимых? Неужели осознание, что дав обещание очистить землю от смертельной угрозы, он на самом деле пытался истребить эльдийцев, тех, ради кого терзал руки, испытывал боль, сражался, вопил громче целой толпы, привело к ненависти, к желанию наказать весь остальной мир за необходимость бороться? Убийства соратников, слабость перед врагами, бессилие от неизменных, установленных кем-то другим, порядков, в итоге привело к страшному исходу, но не из-за мести, нет, Ривай верил своему сердцу, которое подсказывало, есть иная причина у юноши. В назначенный день и час разведкорпус летел над чужой страной, сохраняя полнейшее молчание, напряжённо вглядываясь в тёмные небеса, которые разрезали яркие лучи прожекторов. Вот-вот внизу начнётся бой и разверзнется земная пучина, окрасившись в багряно-красную кровь. Ожидание встречи с тем Эреном растянулось на несколько лет и теперь ни друзья, ни капитан, не знали, с кем именно встретятся. Разве то будет юноша, неловко краснеющий, стоило Риваю похвалить его или коснуться щеки? Помнит ли Эрен те минуты нежности, когда он открыто улыбался, смеясь над угрюмым выражением лица капитана? Хранит ли восхищение, которым так щедро делился, называя возлюбленного 'сильнейшим воином'? Четыре года, как это долго? Намного меньше, чем они позволили друг другу находится вместе. Однако, Леви всё ещё хранил надежду взглянув в глаза, увидеть того, кого полюбил. Тщетно. В душе юноши осталась только решимость, а в глазах затвердела уверенность в истинности своих действий, так что уж и не свернуть. Живи Ривай в другом обществе, может и не понял бы, каким Эрен стал, но мысли, отравленные жаждой получения желаемого, встречал десятки раз. Подземный город кишел наркоманами, ищущими новой дозы забытья от скупой реальности, так что весь мир становился лишь средством, как и люди вокруг, не замечая их страданий, лишь в добыче видя свою цель, требуя удовлетворения. Переполненные неутолимой, неконтролируемой жаждой, толкающей их на любое действие, даже аморальное, только бы обрести предмет вожделения и впасть в мечтательный сон. Таким стал мальчишка, возмужавший до личности, имевшей одну цель своего существования, намереваясь бороться с каждым, восставшем на пути, мечтая заполучить искомое, наплевав на идеалы, ценности, чувства, жертвы других. Впав в ярость от бессилия, ибо уже ничего невозможно было изменить, Леви вновь ударил Эрена по лицу, прошептав: - Как же ты опустился? - а тот даже ничего не ответил, оставшись абсолютно безучастным, что и вовсе выбило уверенность из-под ног. Какой оставался способ чтобы достучаться? Капитан не знал, потому оставил попытки. Зависимый человек не видит иного, даже не понимает значения слов, звучащих вокруг, стремясь только к назначенному им самим, самому важному, даже если весь мир проклянёт, оставит. Разговоры бесполезны, заверения, обещания, угрозы, всё пустое, от них можно легко отряхнуться, следуя за идеалом, дарующим облегчение. Иллюзия слишком сильна, реальность искажается от тяжести достижения цели, всё поставлено на карту. За четыре года разлуки, пока военное правительство вместе с разведкорпусом строил планы, объединившись с Зиком Йегером, капитан принял участие практически в каждой беседе, сопровождая Ханджи. Как и раньше сильнейшему воину, доверили сложнейшую задачу. Сначала от него требовалось ответить на возникшую угрозу в лице мальчика, имевшего способность превращаться в титана, а теперь, Леви отдали приказ присматривать за готовым предать свою родину, людей, с которыми жил, ради воплощения совершенно безумного идеала и тогда целый народ не сможет иметь наследников, а учитывая их плачевное состояние, неразвитые технологии, отсталость от остального мира, то скорее всего, эльдийцев истребят в ближайшие годы без переговоров. Неужели Эрен поддался обаянию своего старшего брата, согласившись помочь тому привести в действие задуманное, использовать всю свою силу, всю мощь ради постепенного истребления тех, кого он защищал? Неужели в этом он видит своё спасительство? Или Эрен ведёт свою игру, став двойным агентом, с тройным дном? Стал ли теперь той самой угрозой? Чтобы удержать ситуацию под контролем Леви сосредоточился на звероподобном. - Раз уж ты приставлен ко мне как надзиратель, то нам теперь предстоит много времени проводить вместе, - проговорил Зик, пока экипаж вёз их до главного штаба. - Может познакомимся поближе? - Того, что я знаю, вполне достаточно, - отрезал Леви, устремив взгляд в окно, скрестив руки на груди и забросив ногу на ногу. - Твои жесты говорят, что ты закрыт к диалогу, а ведь мы на одной стороне... - Не неси чепухи, - злобно фыркнул капитан. - У предателя нет стороны. - Разве ты не понимаешь, насколько выгодно иметь меня в союзниках? Не будь так холоден и не преступен. - Хааа, - тяжело выдохнул Леви, зажмурил глаза и покачал головой, а после, уставившись на Зика, широко расставил ноги, облокотившись локтями на колени, придвинулся ближе, что смутило мужчину, ведь язык тела капитана резко изменился, стал плавным, медленным, а выражение лица смягчилось, взор больше не казался острым, колющим, нет, скорее податливым, осторожным. Сглотнув, звероподобный вжался в сидение спиной, совершенно опешив от перемены из грозного воина, в... В кого же? Кто находился перед ним? Не выглядящий на свой возраст молодой человек, немного робкий и при этом, весьма привлекательный, с нежной кожей, в отлично скроенном костюме, который подчёркивал его фигуру, широкие плечи, тонкую талию. В дополнение к аккуратному внешнему виду, от капитана веяло приятным ароматом чистоты, смешанным с цветочной нотой, слегка заметной, но для чувствительного обоняния Зика запах ощущался очень ярко. Опустив голову, Леви придвинулся ещё ближе, скользнул взглядом по стопам, икрам, бедрам, рукам, задержавшись на запястьях, заметив, как ладони чуть вздрогнули, поднялся выше, облизав губы, вновь посмотрел прямо в глаза конвоируемого, который с приоткрытым ртом наблюдал за ним. Ни разу до того момента на мужчину не взирали с таким желанием. Да, были те, кто восхищался, кто боготворил звероподобного, кто видел в нём воплощение, чего бы там ни было, некого идеала, личных представлений о воине, но всё это меркло с давлением, производимым Леви, ведь тот дарил ощущение значимости, абсолютного внимания, потому что видел желание быть заметным для кого-то обыкновенным человеком с изъянами, а не идолом божества. Невероятное удовольствие ощутить себя принятым, ощутить на себе взгляд полный вожделения. Все внутренности перемешались, он был смущён, удивлён и хотел согласиться на любое предложение, чтобы ни сказал капитан. - Так что же? - Ривай перешел на шепот, заставив Зика наклониться, ощутить дыхание на своей щеке. - Что же ты сделаешь, если я тебе доверюсь? Их лица оказались настолько близко, так любая колдобина на дороге соединила бы их вместе, они всматривались друг другу в глаза и прочли то, чего не хотели бы видеть в себе самом. - Ты же ведь и меня предашь, не так ли? Вопрос словно вздёрнул звероподобного, потому он застыл, оставшись на месте, тогда как Леви отодвинувшись, вновь принял прежнюю позу, отвернувшись к окну. В тот момент, взглянув на капитана, Зик наконец осознал, что ему не обмануть этого человека. Да, он может попытаться, сделать нечто безрассудное и может быть только тогда, но на дешёвую уловку, за безделушку его не купить, лишь пойти ва-банк. До этого момента, Зику удавалось открывать любые двери благодаря прекрасному знанию человеческой натуры, угождая, вдохновляя, говоря то, что оппонент хочет услышать. Немного лести никогда не повредит, но только что тот, кого он считал недалёкой военщиной, тупым исполнителем, обставил его в два счёта. Так легко поддаться! А главное, на кого! Мужчину! Грубого, постоянно угрожающего расправой, фыркающего от брезгливости за каждую соринку! И именно он заставил сердце ускорить ход?! Невозможно! Но как ни отрицай, он знал, что именно это и произошло и самое поганое, Леви Аккерман знал тоже. Переживая личное падение в неизведанную пучину, Зик на долгое время погрузился в личные размышления, пока решали его дальнейшую судьбу. Множество обсуждений, встреч унесли потоком мысли капитана, который даже не смог ощутить триумфа от победы над своим врагом. Нужно было собрать отличную команду из доверенных лиц, отыскать подходящее место для содержания звероподобного, до времени, пока не выяснится, как лучше с тем поступить. Смертный приговор неизбежен, остаётся лишь выбрать день и час. - Капитан, вам следует поспать, подъехав к наезднику, проговорил один из подчиненных. - Я поведу вашу лошадь. - Разбуди меня через час, - приказал Леви и накинув капюшон плаща на голову, позволил глазам отдохнуть. Тихий топот копыт, мерное покачивание в седле, тепло и запах животного успокаивали. Ривай вспомнил прошлые времена, когда мир казался простым и понятным, когда требовалось лишь следовать приказам, убивать титанов, возвращаться живым, уберегая жизни товарищей, писать доклады и обсуждать с Эрвином следующие цели. Самым опасным было задать вопрос Ханджи и вляпаться на полтора часа размышлений по поводу природы титанов, их отличительных черт, особенностей, надеясь на появление срочного дела. А теперь, с каждым шагом приотворяя завесу тайны, выйдя за стены, никто не знал, с чем именно столкнётся и речь шла не только о судьбе человечества, но и о своей собственной. 'Где же ты Эрен? - прошептал капитан, тогда как подчиненный уже тряс его за плечо. Этот лес давил на пришедшего объемами, массивностью, громадностью стволов и крон. Здесь всё было слишком, оттого часто становилось неуютно, но Леви помнил берег у озера, где позволил поцеловать себя. Подняв взгляд, увидел, как за ним пристально следит плененный и даже не смог понять, что именно выражают глаза. Злость? Презрение? Недовольство? Не назвал ли Ривай имя его брата вслух? Не стоит думать об этом, необходимо сосредоточиться только на задачах, обустроить лагерь, выбрать удачное место для постов, выставить дозорных и следить за выполнением приказов. Хотя бы на некоторое время вернуться к простым вещам. Никто не спорил, даже не оговаривалась вероятность, будто за Зиком Йегером станет присматривать кто-то другой, а не Леви. Ответственность по плечу лишь сильнейшему, а капитан оставался им, несмотря ни на что или скорее благодаря всему тому, что было. Никто не спрашивал, каково ему будет находиться в присутствии человека, изменившего личность того, кто стал дороже собственной жизни. Чувства, спрятанные столь глубоко, никто не мог разглядеть, может быть, это удалось только Ханджи, потому она так попрощалась, сказав, что будь на то её воля и имей она такие же способности, то заменила бы его в командовании особым отрядом. Но чтобы он тогда стал делать? Направился бы на поиски Эрена? Сколько бы людей погибло, вырвись Зик на свободу? Разве кто-то способен его удержать? Проводить время с предателем, движимым лишь личными выгодами, стало для Ривая настоящим испытанием. Звероподобный отнял стольких любимых играючи, не составило особенного труда убить Эрвина, а теперь и Эрена пытался утащить в небытие, чтобы ничьи руки не дотянулись. Многим в отряде казалось, будто сторожить заключенного станет лёгкой прогулкой, ведь каждая вероятность учтена, угрозы устранены и остаётся только ждать, когда позволят вернуться домой для передышки меж заданиями, не предполагая, чем именно обернётся встреча со звероподобным. Разложив свой скарб малочисленных, личных вещей, пленный выбрался из палатки и наткнулся на капитана, сидящего неподалёку, с удовольствием пьющего чай. Ужин состоял из бесхитростной похлёбки, но хлеб показался на вкус очень приятным, вызвав воспоминания о родине. - Вы не особо разговорчивы, Ривай, - проговорил Зик, окончив трапезу, на что капитан фыркнул в ответ: - С чего бы мне с тобой говорить, хренова зверюга? - Здесь особо нечем заняться, хотя, судя по отметинам на вашей шее, вы нашли чем себя развлечь, - с пренебрежением заметил Зик, на что капитан поправил воротник рубашки, подняв его выше. - Не стоит смущаться, я слышал, вы сами набирали отряд, интересно, по какому принципу? По размеру стопы? - Постарайся лучше, если пытаешься меня разозлить, - разжигая костёр, ответил Леви и пламя заплясало в его глазах. - Ой-ёй, капитан, ваш взгляд способен убить! Осторожнее! Ведь приказа ещё не было! - Казнь - слишком простой выход для тебя, погубившего столько невинных людей, женщин, детей. Слишком просто и несправедливо. - Это война, капитан, у нас нет другого выхода, как только идти к победе, не считая жертв и только мой план поможет положить конец бесконечной череде насилия. - Ты так много говоришь о нём, что у меня складывается впечатление, будто план не твой, - с подозрением спросил Леви и снова попал в точку, ведь собеседник занервничал, начал ёрзать, поправил очки, отвёл взгляд промямлив в ответ нечто невнятное. - Капитан! К нам прибыли с донесением и провизией! - прервав беседу, обратился один из подчиненных по имени Баррис. - Извините, я вас перебил, просто там срочные новости. - Ничего, этот раунд тоже за мной, - поднявшись с деревянного ящика, проговорил мужчина, отряхиваясь. - Удивительно, насколько гордыня ослепляет. Я думал, только обладающие властью, рожденные с привилегиями, считают себя особенными, не замечая в других способности наблюдать и делать правильные выводы, похоже, ошибался, этому подвержены и те, у кого слишком высокое самомнение. Оставшись в одиночестве, звероподобный вынул книгу из походной сумки и принялся вчитываться, вгрызаться в слова, но вскоре осознал тщетность данного занятия, испытывая досаду, ведь позволил разгадать себя, потому решил хорошенько выспаться. Когда ещё доведется побывать в столь изумительном месте, ночуя на свежем воздухе, слушая пение птиц как колыбельную, вместо тесных казарм, где только храп и сырость со сквозняками. Таким шансом стоит воспользоваться по максимуму. 'Интересный он всё-таки, - ухмыльнулся Зик, потягиваясь, разминая тело после долгого сидения на месте. - Будет ли у меня шанс иметь такого союзника? Может быть в другой жизни?' Заметив внимание Леви к себе, мужчина помахал рукой, на что капитан тут же отвернулся, вызвав смешок. 'Сможешь ли ты меня понять? Что ж, посмотрим, - улыбаясь и насвистывая, размышлял мужчина, взяв полотенце и средства для умывания, чистки зубов, надеясь, что ещё осталась горячая вода. Неподалёку находилось небольшое озеро и пусть температура в нём оставалась достаточно низкой из-за бьющих ключей, всё же там можно было искупаться, а благодаря прогалине, после, согреться на солнце, под открытым небом. Перед уходом из лагеря, Зик проверил наличие вина в ящиках и заметив, что запасы опустошены только на четверть, удручённо вздохнул, ведь надеялся на жажду людей, дабы поскорее окончить своё пребывание в лесу. - Поторапливайся, - раздраженно рявкнул капитан, давая понять пленному, что на плаванье у того не так уж много времени. - Да-да, - безразлично закивал мужчина в ответ, снимая с себя одежду, а войдя в воду, ощутил, как зубы застучали от холода. Оглядевшись по сторонам, заметил ещё нескольких человек из отряда, расположившихся в отдалении на ветвях огромных деревьев и только Ривай оставался на земле, без страха, как всегда собранный, готовый ответить на любой неожиданный выпад. Набрав побольше воздуха в лёгкие, Зик нырнул с головой, спокойно добравшись до дна. Тело уже привыкло к низкой температуре воды, мышцы послушно сокращались, позволяя изучить сокрытое от любопытных глаз, понаблюдать за обитателями водоёма, а вынырнув, заметил обеспокоенное выражение лица у капитана, улыбнувшись: - Здесь не глубоко. Впрочем, если учесть ваш рост... - Не продолжай, - фыркнул Ривай, отвернувшись. - И совсем не холодно. - Да кто тебе поверит, - без раздумий выпалил Леви и выдох застрял в его горле. Похожий диалог уже состоялся в прошлом, воспоминания накатили так быстро и так резко, что он не успел остановить их поток, задержать лавину, как увидел надвигавшуюся на него громадную фигуру мужчины, а может, юноши, идущего навстречу. Боль так сильно вонзила зубы в сердце, перекосив его лицо, сделав страдания заметными, видимыми, будто чувства выплыли на поверхность. - Вы испугались за меня, капитан? - приблизившись, тихо проговорил Зик, отметив перемену, не оставившую его равнодушным. - Тебя долго не было, Эрен, - прошептал Леви, ослеплённый яркостью солнца в волосах, стоявшего напротив, сверкавшими бликами от лучей на воде, распадавшимися на осколки света повсюду, совсем позабыв, где находится. Наклонившись ближе, Зик вновь ощутил аромат, исходивший от мужчины и на один миг показалось, будто всё замерло вокруг, смолкли птицы, затих ветер, только трепет ресниц капитана, прикрывшего глаза, указывал на течение времени. - Вот оно что, - проговорил Зик и отшатнувшись, направился к сложенным вещам. Вздрогнув, словно очнувшись ото сна, Ривай коснулся своего горящего лица, а после, потирая шею, направился обратно к лагерю. Обнажился именно пленный, но Леви ощутил себя абсолютно голым, растерзанным сворой диких собак, не знавших хозяина. Так кто же тогда действительно находится в заточении? - Капитан, вам стоит отдохнуть, - заметив неровную поступь мужчины, проговорил Баррис. - Всего пару часов, а к обеду я вас разбужу. - К ужину, - ответил Леви. - Оставляю командование на тебя. Молниеносно забравшись в палатку, Ривай снял сапоги, выставив их на улицу, снял плащ и набросив его, даже не стал снимать форму, только ремни, туго обвивавшие талию, бёдра, врезавшиеся в плоть, оставляя ссадины. Прикрыв глаза, он желал только одного, чтобы призраки прошлого не приходили к нему во сне, не напоминали про обещания, не просили новой встречи, не пытались вновь требовать покорности. Солнце уже село, когда Леви выбрался наружу, потребовав доклад о происшествиях. Увидев Зика, сидящего в неизменной позе с книгой, капитан поблагодарил подчинённого за службу и вернувшись после умывания, обнаружил у своей палатки кружку с ароматным чаем. Оглядевшись, желая выяснить кто принёс напиток, он наткнулся взглядом на пленного, который слегка кивнул, но без привычной надменности в глазах, а скорее, подношение выглядело как жест доброй воли. Взяв кружку, Леви подошёл к мужчине и сев рядом, на соседний ящик, проговорил: - Неужели тебе, бородач, не чуждо человеческое участие? - Я весьма открытый человек, если вы ещё не заметили. - От тебя смердит ложью за версту. - Ха-ха-ха! А чутьё у вас как у животного! - рассмеялся мужчина. - Всё пытаюсь понять, отчего Эрен приказал, сохранить вам жизнь? - И ты сдержишь обещание? - Вы не ответили на вопрос. - Ему нравится быть избитым. - Ха-ха-ха! Это и правда так! Однако, меня беспокоит привязанность к вам и ваше нежелание принять простой факт своего влияния на его решения. - Ты хочешь сказать, что он всё это начал... - Чтобы дорогие ему люди перестали бояться будущего, конечно. - Этот мальчишка слишком много на себя берет, - проговорил Леви, подумав: 'А ты, скотина, рад использовать его в своих целях даже скорее не так, ты просто ослеплен и ведешь за собой таких же слепцов'. - По вашему взгляду можно понять, какого вы мнения обо мне, - усмехнулся Зик, удивив капитана сделанным выводом. - У вас в роду каждый умеет читать мои мысли, - недовольно прошипел Ривай и уже громче добавил. - Не собираюсь скрывать насколько мне омерзительно просто дышать с тобой одним воздухом. - Вы же знаете, это не продлится вечно. - Каждый час словно год, так что не говори, будто вечность нечто незнакомое. - Что вы скрываете за этой показной холодностью? - придвинувшись ближе, тихо проговорил Зик, принюхавшись. - Невероятно... - Ещё раз приблизишься, порублю на части, - зарычал Леви. - Ох, что за жуткий взгляд! Аж мурашки пробрали! Неужели вы такой же с братом? Внезапный вопрос застал врасплох капитана, заставив вздрогнуть, отчего даже выражение лица изменилось, стало страдальческим, будто ему клинок вонзили в грудь, отчего он даже не нашёлся с ответом, резко поднялся с ящика, направившись в дозор. Поплотнее укутавшись в плащ, тяжело выдохнул, заметив дрожь в руках, перестав понимать, как сдерживать чувства, услышав только имя. - Капитан! Как насчёт, вина? - спросил один из подчинённых. - Откажусь, - мотнул головой мужчина. - Есть кое-что покрепче, - подойдя ближе проговорил юноша. - У вас что-то в волосах, позвольте, я уберу, капитан. Вернувшись к лагерю через некоторое время, Леви обнаружил Зика сидящим всё на том же месте, отметив издалека общую схожесть фигуры с силуэтом Эрэна, тут же зажмурившись, желая стереть любое напоминание о парне. - Капитан! Вы как раз к ужину! Сегодня у нас рагу! - Отлично, - ответил тусклым от безразличия тоном, мужчина. - Побольше энтузиазма! - Хочу напомнить, что вы находитесь на задании, а не в поездке к бабушке! - Умеете вы атмосферу испортить, - зароптали подчинённые. - Подождите, кого-то не хватает. - Да, он скоро вернётся, я его к источнику отправил, - замешкался Ривай, потирая ладонью шею. Взяв порцию, отнёс её Зику, принявшего пищу с благодарностью, а сам, остановился на кружке чая. - Вам стоит хорошо питаться, капитан, - проговорил пленный, зачёрпывая ложкой новую порцию. - Твоей заботы только не хватало. - Вы слишком холодны, аж мороз по коже и мурашки. - Ещё одно слово и еду будешь жрать на четвереньках, слизывая с земли, - прорычал Леви, отбив любое намерение продолжать беседу. Исподтишка Ривай наблюдал порой за пленником, будто пытаясь подсмотреть нечто в движении, некий сигнал к действию, понимая, у того есть некий запасной план чтобы обернуть обстоятельства в свою пользу, однако тот ничем себя не выдавал, вёл себя до неприличия смиренно, если не считать слов, которыми легко разбрасывался, распространяясь на темы, не дававшие покоя самого капитана. Оставаясь на стороже, Леви пытался уловить некий подтекст, разгадать замысел противника, уберечь Эрэна от подлости, спасти того от змеи в обличии брата. Прислонившись к дереву спиной, Леви прикрыл глаза, улавливая шум ветра в кронах над ним, доносившиеся отголоски бесед, надеясь, что мирное время продлится достаточно долго чтобы отыскать подходящий выход для себя, для нации. Кто-то сел рядом, тяжело выдохнув, произнеся: - Хорошее место вы выбрали. Приоткрыв один глаз, Леви увидел Зика, с растрепленными волосами и незнакомым выражением лица, кажущимся смущённым. - Я здесь не для того, чтобы слушать твою болтовню, зверюга, - фыркнул капитан. - Мы могли бы стать друзьями в другой жизни. - Что за привычка рассуждать о невозможном? - А вы не в духе! - рассмеялся Зик и мягкие искорки тепла запрыгали в его глазах. - Но представьте иной мир, там, где правит наука, вместо военной диктатуры и алчности? У нас бы не было причин сражаться, убивать... - Чёртовы мечтатели, - выругался Леви, стиснув зубы. - Сон как рукой сняло. - Есть идеи, которые многим кажутся невыполнимыми, но есть и люди, для которых они под силу. Есть вещи, которые можно доверить лишь нескольким. - Хаааа, избранные, столько мороки и беспокойства... столько жертв, а я всё ещё не могу понять, на верном ли мы пути? - У нашего плана множество соратников, огромное число людей последовало, это не случайно. - Численность толпы никогда не являлась признаком наличия благоразумия. Уж тебе ли это не знать, как воину, воспитанному в обществе, где обыкновенных людей называют 'островными дьяволами'? За что, в итоге, ты подохнешь? - зло спросил Ривай. - Кто сказал, будто я собираюсь помирать? - Сколько тебе осталось? Несколько месяцев? Может меньше? - Ах, это... - сомкнув ладони, проговорил Зик. - Возможно, мне удастся пережить вас? - Одно неверное движение, только подай мне повод, кусок дерьма. - Ха-ха-ха! А я-то думал, что заскучаю в этой импровизированной ссылке! - До чего мерзко, - скривился Ривай, бросив взгляд в сторону. - Это верно... Скажи-ка мне капитан, - отбросив формальный тон, проговорил Зик, чей взор налился тяжестью металла. - Со сколькими из отряда ты перетрахался, пока мы здесь ждем дальнейших указаний? Молчишь? Может и верно... А может со всеми? - Кроме тебя. - А Эрен... - Ещё одно слово! - подскочив с места, Леви уже намеревался высвободить лезвия из ножен, но остановился. - Ха-ха-ха-ха! Я не демон! Не могу разбить сердце своему младшему братику за то, что он влюбился в шлюху! - У него есть кого любить, - обессилено осев обратно, мужчина нахмурился, злясь на свою несдержанность. - Ой ли? На Микасу он никогда не посмотрит, как на вас, потому что она ему досталась по воле случая, но вы были избраны. - Ты хоть понимаешь какой бред несёшь?! - уставившись непреклонным взором, воскликнул Леви, однако Зик не пытался просто подразнить его или вывести на эмоции, он казался искренним, хотя и не подбирал слов: - Я сомневался поначалу, не понимал, откуда у него столько решимости, если только... Неуступчивость подпитывается очень сильными чувствами, ненавистью, обидой или... - пленник замялся, увидев скорбь во взгляде собеседника. - Кто бы что ему не говорил, он оставался непреклонным, твёрдым в решении, но стоило тебе только намекнуть, будто ты в нём разочарован, что он упал в твоих глазах... помнишь? Помнишь свои слова? - Что-то насчет его рожи, - буркнул в сторону Леви, не выдержав прямого взора на себе. - Ха-ха! Всё ещё храбришься! Это хорошо! Тебе это поможет пережить дальнейшее! Ничего его так не пугало, ни мой план, ни смерть сотен людей , ни собственная погибель, но стоило тебе заикнуться о вонючей яме, в которую он провалился, о том, что ты в нём видишь опущенного человека, что не ожидал от него такого поступка, в тот миг в его глазах будто померк свет. Ты хоть помнишь это?! Чертов ты Аккерман! - У тебя что, комплекс младшего брата? - попытался отшутиться Леви в ответ на крик. - Нет, я мечтал о команде, о том, как Эрен останется на моей стороне, позабыв о родине, о пережитом, отринет прошлое, продолжив дело, в которое я верю. - Да, да, как вы возьметесь за руки и вместе разрушите мир, а потом построите новый. - Насмехаешься, но ещё не всё потеряно. - Для него, но не для тебя. Я не допущу, чтобы ты лишил нас будущего. Я обещал тебя остановить. - Что это? - сдвинув брови, с подозрением спросил Зик. - Это же не для Эрэна, так для кого? - Мертвеца. - Ложь, - задохнулся мужчина, стиснув кулаки. - Лживая пешка! Ты не имел права подходить к Эрену, ты хоть понимаешь это?! - Думаешь, будто я не знаю?! Думаешь, я настолько туп?! - закричал в ответ Леви, отмахнувшись. - Думаешь, я не пытался?! - Нужно было стараться лучше! - Если бы я мог, - прошептал Ривай в сторону, а через мгновение, подняв яростный взгляд, начал тыкать пальцем в грудь Зика, заставляя того пятится назад. - Ты же и сам не смог остаться в стороне! Ты мог найти другого! Кого угодно! - Я уже говорил, - выдержав напор, ответил мужчина, глядя на собеседника с высоты своего роста. - Лишь немногие способны изменить мир. Молчание окружило их. Двое теперь не знали, есть ли что ещё сказать, а может, стоит что-то сделать? Их отвлёк от раздумий и сомнений голос одного из подчинённых: - Капитан? Вы уже освободились? - Не вздумай идти, - прохрипел Зик. - Тебе не следует... - Вырежу язык, если вдруг решил, будто имеешь право высказывать своё грёбанное недовольство по поводу моих решений. - Ривай, ты пожалеешь, - почти взмолился мужчина. - Останься... - Ты ничего не знаешь обо мне, - развернувшись, Леви зашагал прочь. - Ты хоть помнишь их имена, Ривай?! - закричал вслед Зик. - Ты хоть помнишь кто оставил на тебе следы? А запах?! Они хоть что-то значат для тебя?! Не выдержав, капитан налетел на пленника, свалив одним движением и схватив за грудки, принялся того ударять о землю, яростно крича: - Заткнись! Заткнись! Заткнись! - А Эрена? - хрипло отозвался мужчина, никак не сопротивляясь. - Ты хоть вспоминаешь о нём? Разом силы оставили Ривая, склонив голову, он упёрся кулаками в задымившуюся грудь, ощутив тепло кожи под рубашкой, почти обжегшись. Не выдержав страданий, отразившихся в выражении его лица, Зик поднял руку и провел кончиками пальцев по щеке, губам, бормотавшим слова чуть слышно: - Я ни на миг не забывал и это гложет меня, разрывает на куски... - Он тоже... - выдохнул мужчина, убирая пряди волос со лба Леви. - Всё это время он тоже не забывал, грезил, шепча украдкой твоё имя... Так скажи мне, зачем? - У него должен остаться выбор. - Нет, ты совсем не думаешь о нём, только о себе, потому что хочешь хоть раз отказаться сам от боли вместо того, чтобы вновь кого-то потерять. Бедный, оставленный мальчик, ищущий свободы от любых привязанностей. - Ты такой же. - Да, в другой жизни Леви, в другой жизни, - прошептал Зик, опустив наконец ладонь. - В этой, я сделаю всё, чтобы дать ему шанс, а ты? - Поступлю как приказано, - поднявшись, холодно проговорил капитан, поправив на себе одежду. - Глупец! Нет! Не уходи, останься, я могу, - запнулся мужчина, приподнявшись на локтях. - Ты что же вздумал, будто раз я с ними для потехи, то может и с тобой? - Ты же видишь его во мне, я знаю, я чувствую, как ты смотришь, разыскивая его тень, хотя бы намёк на присутствие, так, выбери меня. - Поехавший, - жарко выдохнул Ривай, отвернувшись. - Неужто вздумал поиметь меня? - Я дам то, чего другие не смогут, со мной ты сможешь забыться, - не уступал Зик, встав на ноги, следуя за капитаном. - А я думал, будто не смогу ненавидеть сильнее, но теперь, презираю. - Не мог предположить, что твой отказ причинит мне боль, - удручённо вздохнул мужчина и развернувшись, вернулся на своё место, а когда капитан закончил говорить с подчинёнными, ломанулся бежать, истошно закричав. Глава тринадцатая А потом... Эрвина почитали за демона, но посмотрите на меня? Весь перепачканный в крови своих же подчиненных, ребят, которых пообещал сберечь, которых ждало будущее, такие вещи как встречи с близкими, проводы зимы, надежды на хороший урожай... Ничего из этого уже не свершиться, я привёл их к могиле, выкопав её столь глубоко, что не оставил возможности выбраться. Так чем я отличаюсь от командора? В тот момент, когда он повёл в последнюю атаку более сотни бойцов, прекрасно осознавая, что они идут на смерть, чувствовал ли угрызения совести? А стыд? Хотел бы он раскаяться? Нет, Эрвин был личностью, способной выдержать ответственность за принятые решения, не боясь последствий. А я? Стоило ли мне быть более податливым со звероподобным чтобы невзначай вытянуть из него причину покорности пребывать в лесу под нашим наблюдением? Стоило ли сыграть, попробовать убедить в своём расположении и тем самым обмануть? Нет, я не шпион, не смог бы пойти на те уловки, предпринятые Эрэном и воинами из Марли, моя суть не позволила бы пресмыкаться, даже во имя благостной цели. Могу лишь идти напролом, по головам потому, лишь на секунду засомневался, как поступить с новообращёнными титанами. Но как же был зол на Зика за его выходку. Грязный, мерзкий план, не просчитать такому как я, прямому, убеждённому в пользе открытого соперничества, раз уж объявлять войну, то с достоинством и честью, используя тактику, а не уловки, в виде вина со спинномозговой жидкостью. Душа внутри кипела, подогреваемая остервенелой яростью, и я дошёл то точки, где крики Зика стали слаще поцелуев, услаждая меня, пока выдирал его из туши титана, а после, рубил на куски пальцы, ступни, голени, снова и снова, вынуждая его оглашать всю округу уже не призывным кличем, а воплями агонии. Мне требовалось отмщение, требовалось слышать итог от моих действий, ведь наконец-то он находился в моих руках, воля моя заключалась только в причинении страданий, сколь можно продолжительное время, так что могу понять, отчего он решился взорвать себя. Уж лучше смерть, чем многочасовая пытка. Наверное, под конец, он уже сошёл с ума, ведь бормотал всякую нелепицу, говоря, что хочет спасти не только народ Эльдии, не только своего брата, но и меня. Спасти меня! Безумец! Или же это я, скрываясь за благими намерениями, совсем потерял хладнокровие и здравый смысл? Может именно личное безумие позволило мне выжить. Никто не знает, какой именно выбор правильный, однако придя в себя, первым делом я спросил у Хаджи, где звероподобный, хотя её ответ меня не порадовал. Вот так, 'сильнейший воин человечества' практически уничтоженный, израненный, выпотрошенный взрывом громового копья и спасённый благодаря смекалке Ханджи, по сути, случайно, оставил себе лишь намерение, без надежды выжить в итоге. Корил ли я себя хоть раз за сделанный выбор? А Эрен? Мучает ли его совесть за принятое решение? Нет, нет, нет... слишком многие погибли, чтобы мы продолжали следовать зову своего сердца, мы продолжали идти, двигались даже если это приносило только больше ущерба. Таков мир, порожденный до нас или таковы мы, идущие путями, уготовленными кем-то другим. Это ведь мы глупцы и сколько не кричи о несправедливости, о непонимании окружающих людей, ничего не меняется ведь мы останемся прежними. А я самый глупый человек, потому что хотел увидеть весь мир и продолжать жить. Эрен, когда ты забыл о море? Физическая боль ничто в сравнении со страданиями, испытываемыми душой. Да, несомненно, роду Аккерманов принадлежат некоторые особенности, низкая чувствительность к боли, потому можем перенести любые увечья, отчего-то, забывая о сердце, стенающем, рвущемуся к свободному полёту. Мы не умеем забывать по мановению руки, не умеем отрекаться от того, кому отдали честь, не знаем иного пути, как только помнить о данных обещаниях. Что движет мной на самом деле в этой погоне за звероподобным? Слово, данное командору? Личная месть за павших товарищей? А может, я пытаюсь уничтожить всё, что напоминает мне об Эрэне? Я жажду забытья, отречения от чувств к нему или я не готов выбирать между братьями? Моё сердце, насколько же в тебе нерастраченной любви, раз способно ты мечтать о ком-то вновь? - Ничего не вижу правым глазом, - проговорил, терпеливо ожидая, пока Зойи сменит повязку на лице. - Леви, ты вообще чудом остался в живых, грех жаловаться! И могу сказать по собственному опыту, с одним глазом всё прекрасно можно разглядеть! - А что насчёт швов? - Ты и раньше выглядел весьма угрожающим, так что я постаралась сделать их максимально аккуратными, - усмехнулась Ханджи. - Впрочем, могу тебя заверить, такие отметины иногда добавляют популярности среди девушек! - Будто такие вещи меня заботят... - Какой же ты, всё-таки, брюзга! Я, конечно и раньше это замечала, но с возрастом становишься только ворчливей! - Ты пытаешься отвлечь меня от того, как сильно я облажался, очкастая? - с подозрением спросил я и заметил, как её рука дрогнула. - Эх, как всегда, не провести. С таким чутьём бывает сложно влюбиться, ведь люди обычно пытаются выставить себя в более выгодном свете, приукрашивают внешние данные, рассказывают о себе небылицы... - Я оказался в таком жалком положении, лишь потому что верю в байки разного рода, в справедливость, например... - Нам нужно выдвигаться. Знаю, повозка не является верхом изящества, но это лучшее, что могу предложить. - За кого ты меня принимаешь? За изнеженного ребёнка? - рявкнул я в ответ. - Нет, - вздохнула Зойи. - За раненного, которому требуется комфорт и уход, чтобы поскорее поставить тебя на ноги, ведь есть ещё одно незаконченное дело, не так ли? - Помоги мне перебраться, иначе я всё кровью заплюю. В самом деле, благодаря её умелой руке, восстановление проходило достаточно скоро. Будучи ещё только в начале военной карьеры, помню, как некоторые получившие серьёзные травмы, восстанавливались куда быстрее, чем упавшие с лошади, или не справившиеся с маневрированием в воздухе, шмякнувшись о стену, если имели цель, для чего им стоит побыстрее встать с постели. Таких даже медсёстры не могли удержать на больничном карантине, те рвались в бой, не желая оставлять своих товарищей лицом к лицу с титанами. Имея нечто, за что готов бороться, юноши и девушки быстро возвращались обратно в строй, плечом к плечу, становясь крепкой опорой для соратников и друзей. А были среди знакомых и те, что слишком сильно боялись смерти и этот страх парализовывал каждое их стремление, заковывая в тугие ремни, и человек терял себя в четырёх стенах дома, внутри стен города. Но не этот страх я видел в глазах друзей Эрэна. Жан, Конни, Армин, Микаса бросали на меня боязливые взоры, всё ещё сомневаясь, как поступить, ища поддержки, опоры, чтобы, оттолкнувшись, сделать ещё один шаг и я осознавал свою роль, раздумывая только над тем, что предстоит сделать, даже смог отпустить Ханджи, даже пожертвовав своим телом. Она тоже понимала, следующие страницы истории не за нами, военными, так необходимыми в неспокойные времена и совершенно ненужные в мирные дни, зря только хлеб проедаем. Будущее принадлежит тем, кто не испорчен муштрой и беспрекословным подчинением, умеющими мыслить вне рамок, столкнувшиеся с трудностями и уже умеющими их преодолевать, основываясь на поиске диалога, на дипломатии, выслушивая различные точки зрения. Эрэн пришёл к каждому под конец. Я ощутил лёгкое дуновение ветра, а раскрыв очи узрел бескрайний простор небес. Стоя на вершине холма, покрытого сочной зеленью, впервые вдохнул полной грудью и ощутил, что не одинок в этом месте. Обернувшись, увидел юношу, стоящего прямо, мягко улыбавшегося мне. Прекрасный, без уродства, коим наделила его власть. - Только с вами капитан я не стану прощаться, - проговорил Эрен, а я захлебнулся слезами, вымолвив: - Эгоистичный лжец. - Я создам новый путь и найду вас снова. - Ты уже мертв, Эрен! - Это не важно. Помните, вы обещали жить, ведь мир намного больше, чем мы мечтали. Битва, победа в которой казалась невозможной, если бы только не... - Эээй! Сюда! - раздался громогласный клич, которым он раньше призывал людей перерождаться в титанов. - Не может быть, - не веря своим глазам, совершенно опешил, увидев Зика, машущего мне рукой. - Ты же хотел со мной встретиться, Леви, разве нет? Не могу сказать, что хотел того же! По крайней мере, не в таких обстоятельствах! - Зик... - Может быть в другом мире, за чашечкой чая! Тебе ведь нравится чай? Я запомню! Моим ответом был резкий выпад, срубивший голову с его плеч, без сентиментальных прощаний, слов благодарности, я лишь постарался убить быстро, чтобы он даже не успел ощутить боль. Хотя бы на этот раз я мог позволить себе милосердие. За долгое время тренировок, я стал мастером в умерщвлении кого бы то ни было. Однако, самой сложной задачей стало теперь убить Эрэна. Чьи чувства сильнее к этому юноше? Мои или Микасы? Кто имел право занести оружие над шеей возлюбленного? Я не знал и дал шанс ей решить, хочет ли она дойти до конца, спасти его от самого себя. Возможно, она понимала, что я не в том состоянии, что я не справлюсь, позволю Эрэну уничтожить всё живущее на земле, к которому, не питал особенных привязанностей, потому взяла тяжкую ношу на свои плечи. Весь её мир заключался в нём, а он превратился в угрозу для всего мира, не оставив ей выбора. Опустившись на землю, ощущая горечь потери и песок на ресницах, протёр глаза, пытаясь прокашляться. Пыль, поднятая тысячами массивных ступней, раздирала моё горло, а ноющие кости напоминали о том, что я всё ещё жив. Радующиеся победе беженцы, начали распевать песни, пританцовывать, воздавая хвалу богам, ставя нас наравне с высшими творцами. Совсем недавно все эти люди вопили от страха, рыдая, толкаясь, пытаясь убежать как можно дальше от надвигавшейся угрозы, прозванной 'дрожью земли' и вот, уже смех и улыбки украсили их лица. Как же коротка память у человека? Только среди воинов не было тех, кто ощутил бы облегчение, лишь на мгновение обрадовавшись за спасение невинных, их взор погас, затуманенный слезами. В борьбе слишком многие испытали боль утраты, не зная, как совладать с тяжёлыми чувствами, перестав прятать эмоции. Пока каждый думал до того момента как найти силы чтобы добраться до Эрэна, чётко осознавали свою цель, но что теперь им осталось? Растерянные перед горечью неопределённости, жадно искали глазами опору, не видя перед собой ничего, снова и снова переживая минуты борьбы, встречая повсюду смерть и разрушение. К счастью, Армин был среди них, он напомнил о том, что им следует сделать, а именно, рассказать историю их народа, чтобы не позволить человечеству вновь впасть в ошибочное представление о мире, перестать видеть в ком-то проблему, а искать решения сообща. Только Микаса оставалась безразличной к его призыву. Удерживая на руках свёрток с головой Эрэна, ей хотелось вернуться на остров, восстановить дом и продолжить жить, храня память не о битвах, а о дорогом её сердцу человеке. Мне же пришлось смириться со званием героя, спасшего мир людей от полного уничтожения. Что ж, к различного рода кличкам мне не привыкать. Из старого состава, я остался единственным, кто пережил эпоху стен, эпоху угрозы от титанов, кто сражался и боролся против нелегитимной королевской власти, кто побывал в пылу последнего сражения, кто знал лично того самого Эрэна Йегера, его историю. Все старшие товарищи, те, с кем я служил, с кем прошёл долгий путь, уже мертвы, что удивляло меня, ведь именно служившие в разведкорпусе сильнее остальных, мечтали о переменах, о сломанных границах, чтобы увидеть мир за стенами и все они погибли, сначала в стычке со звероподобным, а после, превратившись в титанов. И почему плодами революции довольствуются те, кто и не стремился к ней? Простые обыватели, ищущие повода посетовать насчёт несвоевременности дождя? В одном из писем, доставленных с острова, мне описали каменный постамент, возвышающийся на главной площади города Мария. Невероятная по своей высоте, собранная из остатков стен, махина, была полностью покрыта именами, тех, кто погиб за последний десяток лет, выгравированными при помощи гвоздей, или других подручных инструментов. Большинство из них несли военную службу и люди хотели помнить, запечатлеть в камне звания, отличительные приметы о людях, вставших в первых рядах для защиты родных земель. Судя по присланной зарисовке, памятник возвышался на добрые пятнадцать метров, но более впечатляло количество имён, казавшееся бесконечно длинным. Фракция 'йегеристов', возглавляемая Флоком, пыталась продвинуть идею поставить фигуру 'атакующего титана' вместо этой глыбы из камне, ведь благодаря ему остров Парадиз главы соседних государств решили оставить в покое, залечивая раны, нанесённые высвобождением тысяч колоссальных, но люди голосовали против, напоминая о важности каждой жертвы, а не только предводителя. Завоевание в самом деле удалось отсрочить, пускай хотя бы на одно поколение, однако, уж кому, как не мне понимать, что передавать решение проблемы потомкам безнравственно как минимум, а ещё, безответственно. Если бы не замалчивание, разве пришлось бы Эрэну нести весь этот тяжкий груз тысяч смертей среди гражданских, а потом и отдать за них жизнь, ощущая безмерную вину, неподьемную цену спасения своего народа? Того же мнения придерживался Армин, а ещё, Жан, Конни, Энни и ещё одна персона, также многое повидавшая за время военной службы, Оньянкопон. О нём Ханджи отзывалась положительно, говоря, будто не понимала отчасти, почему он примкнул к Зику Йегеру, почему согласился ввязаться в столь опасное мероприятие, а именно, прибытие на остров, где обитали 'дьяволы', как скромно величали нас за морем. Его личная история связана с утратой родины, наверное, именно поэтому, он не оставил нас до конца, находясь в гуще событий, не раз испытывая прямую угрозу своей жизни. Разумный, привлекательный внешне, с сильным внутренним ориентиром, который называл 'моральным компасом', раз за разом указывающим ему, к чему стремиться, какую защищать правду. Этот мужчина отлично разбирался в технике, именно он управлял дирижаблем, когда наша группа направлялась для нападения на Ребелио. Без него мы бы не добрались до Эрэна, потому, я вновь приходил к заключению, не существует маленьких людей, незначительных поступков, важен каждый, кто не отвергает истинное побуждение сердца, даже в угоду политике, или выживанию. Позднее, я встречал в других странах, культурах, мнения, будто женщины не имеют права при мужчине высказывать личные убеждения, только подчиняться, пряча внешность, ибо красота является соблазном, отворачивающим от правды, потому, не достойны уважения и усмехался, выслушивая подобные стереотипы, вспоминая тех, с кем мне удалось свести близкое знакомство. Как бы хохотала над подобными предрассудками Ханджи, которая не стесняясь, говорила прямо, порой, не подбирая слов, проводила открытые уроки, объясняя молодым новобранцам двух полов, чем они отличаются друг от друга, называя вещи своими именами, споря с начальствующими мужчинами. Боже, сколько накладных и доносов накопилось у Эрвина, только за слово 'менструация', после которого студенты вылетали из аудиторий с красными рожами, словно ошпаренные! На что она обычно пожимала плечами и говорила : 'Ведь кто-то же должен посвящать молодёжь по поводу неудобных вопросов, о которых молчат даже родители, а потом, вдруг девушка замечает тошноту по утрам, слегка увеличившийся животик'... Кем бы мы были, если бы любой организацией управляли только мужчины? Наверное, утратили бы трезвость мышления и рассудительность. Внутренняя сила, стойкость, смелость, умение видеть красоту, никак не принадлежат некой, одной нации или полу, что и делает этот мир таким многообразным. Габи превратилась в одного из тех миротворцев, что искали возможности наводить мосты между спорящими сторонами, заодно, поведать свою историю, рассказать о том, как абсолютное большинство в среде, где она находилась, считали обычных, по своей сути, людей, ужасными созданиями, достойными лишь смерти, без права на жизнь. Её мечта стать воином, теперь воплощалась в реальность, благодаря стойкости, уверенности, приобретенным за годы службы, но девушка сражалась словесно, а не швыряя гранаты. Она верила, чем больше люди будут говорить о том, с чем столкнулись, в какую ложь верили из-за пропаганды, то тем меньше останется в мире предрассудков по поводу, как человек должен выглядеть, в какого бога верить, в итоге, чтобы каждый имел право на своё мнение и место во имя всеобщего блага. Она первая посетила меня с Фалько в госпитале, где я проходил курс реабилитации, попросив, нет, потребовав присоединиться к группе, которую собирал Армин, чтобы выступить на международной конференции, поставившей на всеобщее обсуждение вопрос военных действий. - Вы должны поехать! - Кто ты такая, чтобы говорить мне о долге? - возмутившись, я указал в сторону двери, не желая её слушать. - Ну уж нет! - не отступала девушка. - От меня вы так просто не избавитесь! - Просто?Я уже повысил голос, разве этого недостаточно? - Габи, пойдем, пожалуйста, - попытался её урезонить Фалько, неловко извиняясь за шум перед другими пациентами. - Не нужно докучать выздоравливающим. - Да! Верно! А кто поможет выздороветь этому миру?! - не унималась Габи. - Стоит только хорошим людям перестать действовать, закрыть глаза, как мы вновь погрязнем в конфликтах, неся лишь несчастья! Уж вы-то это должны знать! - Вот заладила, я отдал даже больше, чем был должен, потерял дорогих людей, оставив своё сердце с ними в могиле, а теперь, ещё и это, - резким движением отдёрнув простынь, открыл ноги, в бинтах, пропитанных мазью. - Отдам и это. Лечение не помогает, потому, через пару дней будет ампутация. Говорят, какая-то инфекция, так что, видишь, я отдал куда больше, чем кто-либо. - Ох, - вздохнула девушка, осторожно присев на постель, кротко взяв мою ладонь. - Но это же не приговор, вы сможете поправиться! К тому же, Фалько занимается протезами, он вам поможет! - Это правда? - Да, - смущенно кивнул юноша. - Я не умею творить чудеса, но поставить вас на ноги получится, судя по прогнозам. - Вы же сильнейший воин! - воскликнула Габи. - Уж вам-то точно по плечу справится и с этим! Слушая её пламенную речь, в которой звучали слова 'честность', 'преданность', 'смелость', даже не решился посмеяться, вдруг станет президентом. От королевы я уже получил по лицу, так что коротко кивнул, отвернувшись к окну. - Я так рада! На самом деле, не думала что вы согласитесь! - растроганная она бросилась меня обнимать, чем совершенно смутила. - Что ж, видимо, так и не научился отказывать девчонкам, - проговорил в ответ, вспомнив птицу в руке давно умершей подруги. - Я же говорила, Фалько, - обратившись к своему другу, рассмеялась девушка. - Капитан Леви только с виду кажется злодеем! Ой! Прикрыв ладошками рот, она виновато взглянула на меня, обронив: - Простите. - Я и есть злодей, как и мы все, но твоя речь была о том, кем мы можем стать, можем измениться. - Да! Несомненно! - воскликнув, Габи вновь бросилась ко мне на шею, тихонько зашептав, пытаясь сдержать слёзы. - Я правда в это верю. - Он ещё не совсем выздоровел, - попытался оттащить её Фалько, пока я раздумывал над возникшим чувством зависти. Девушка могла позволить себе открыто сожалеть о неверности своих убеждений, могла во все услышание раскаиваться в поступках, которые даже привели к чьей-то смерти, а я? Смогу ли хоть когда-нибудь поведать кому-либо свою историю? Пришло воспоминание о том, как мне с Ханджи довелось свести достаточное близкое и не особо приятное знакомство с одним религиозным деятелем, убеждённым, будто любое зло прощается, если оно во благо. Помню, как спросил, кто решает, что сделанное действительно во благо, а не ради причинения зла, если плохой поступок может остаться безнаказанным? В ответ мужчина поднял на меня взгляд полный усталости, а ещё понимания, сказав: 'Без тьмы не будет света, Леви, потому, добро и зло являются всего лишь двумя сторонами одной монеты, как принимать дар от человека каждый решает сам. Даже если ты отдаёшь благо, другой легко может перевернуть сторону и узреть для себя кару'. Каждый раз бешусь, стоит мне вспомнить его слова, ведь тогда получается, что каждый и прав, и неправ одновременно, словно бы вечный конфликт между делать и не делать, изменив всё, оставив всё без изменений. Возникший в дверях палаты доктор, хмурым взглядом осмотрел каждого из присутствующих, ясно давая понять, насколько недоволен происходящим: - Пациент Аккерман ещё не окреп, хочу напомнить, а вы тут своими грязными руками его трогаете. - Ох, была б твоя воля ты бы весь мир про дезинфицировал, - проворчал я чуть слышно. - У меня отличный слух, пациент! И не вам говорить о моей брезгливости! Ещё вчера фыркали по поводу чистоты тарелки, отказавшись от ужина! - Там был чей-то отпечаток. - Всё! Время посещений окончено! Прошу вон! - выпроваживая за дверь пришедших ребят, строго отчеканил доктор. - А вам, Леви Аккерман, пора на процедуры! - Да что б тебя в другую лечебницу перевели. Иногда думаю, что лучше б было помереть, - возроптав, я спустил ноги с кушетки. - Здесь дисциплина строже чем в разведкорпусе. Всего несколько недель прошло после битвы. В городах продолжали разбирать завалы, но уже находили только мертвецов, а я, не зная куда податься, на самом деле оставался на месте лишь потому что не представлял, как поступить со свободой, неожиданно свалившейся на меня. Однако, после того как выяснилось, что ноги ниже колен придётся ампутировать, осталась одна надежда на хорошие протезы, благо, за время войны, местные доктора и инженеры научились их мастерить , делая из различных материалов, только модели мне не особо подходили, приходилось постоянно менять, совершенствовать, чем Фалько и занимался, желая помочь мне снова обрести твердую землю под собой. Через пару недель после операции меня навестил тот, кого ожидал увидеть меньше всего. - Здравствуйте, Ривай, - поприветствовал меня статный, темнокожий мужчина в костюме, сняв шляпу и повесив её на вешалку у входа в палату. - Я узнал от лечащего врача, что ваше восстановление проходит весьма успешно. - Этот старый хрен предложил провести несколько экспериментов и посмотреть, как быстро заживают на мне раны, - фыркнув, я отложил газету на прикроватный столик. Явно не привыкший к столь грубым словам, мой собеседник немного смутился, а уже смирившиеся с ругательствами остальные пациенты, лишь тихонько захихикали. Взяв стул, Оньянкопон сел рядом у моей постели и сомкнув ладони, проговорил, смотря прямо в глаза, мотнув в сторону печатной продукции подбородком: - Смотрю, ты уже ознакомился с моей работой? - Да уж, весьма занимательное чтиво, прям за душу берёт. - Неужели я так плох? - рассмеялся он и улыбка показалась мне очень искренней среди сотен, что довелось встречать. - На самом деле, думаю, у тебя большое будущее, но может уже перейдёшь к цели своего прихода? Навряд ли тебя интересует, как там поживает, погоди-ка, как ты меня описал, - взяв в руки газету, я отыскал нужную строку в статье. - 'Масштабная личность невысокого роста'! Серьёзно?! Одно удовольствие будет задницу этим подтереть! По палате разнёсся негромкий смех и ропот: -Так вот почему вы пребывали в столь скверном настроении, а то мы уже голову сломали, что случилось, вдруг расстроили вас, не пригласив за общий стол с нами пообедать! -Сдались мне ваши приглашения! - рявкнув в ответ, швырнул газету в сторону пришедшего. - И почему это весь грёбанный мир должен узнать, какого я роста?! -Моя ошибка, -удручённо кивнул Оньянкопон. - Но вовсе не хотел тебя задеть или оскорбить, мне пока ещё не хватает опыта, ведь я недостаточно образован, учился только читая книги, да прессу, а не за партой в институте. Его откровенность, открытость и честность подкупили меня, ведь он не пытался подбирать слова, а говорил то, что видел, без прикрас, отчего я слегка смутился, ощутив приятие к человеку, которого почти не знал. Убрав одеяло, я дотянулся поочерёдно до каждого протеза, закрепил ремни на бёдрах, ощущая знакомые прикосновения , напоминавшие мне те, когда затягивал упряжь для УПМ. Поднявшись с постели, я медленно прошёл к вешалке, заметив, как внимательно он наблюдает за моей неровной поступью. - Думаю, если мы сойдёмся в размерах, я смогу подрасти на пару сантиметров, - усмехнувшись, подал шляпу и накинув халат, предложил прогуляться, дабы предоставить как можно меньше поводов для сплетен. Уж эти прощелыги ни слова не упустят, чтобы поёрничать. Кроме протезов я пока ещё нуждался в костылях, мой вид уже навряд ли внушал страх и трепет, скорее, незнакомцы видели перед собой тяжело страдающего от последствий военных действий, ещё и шрамы на лице убеждали в этом выводе. В целом, моя внешность скорее вызывала жалость. Лечебница находилась на возвышении, окружённая садами, с пересекающими землю, неширокими дорожками, засыпанными мелкими камушками, вперемешку с раковинами, ведущими к песчаному пляжу и морю. На самом деле, если бы мне пришлось проводить время в иной местности, просыпаться не от криков чаек, шума раскатистых волн, наблюдая за окном прекрасные восходы и закаты, а от копоти завода или скабрезных песенок моряков, я бы сбежал, или уполз, неважно, но не остался бы. Здесь было хорошо в солнечные дни и даже в дождливые, под окнами цвели ирисы, испускавшие очень тонкий аромат в пригожую пору и особенно сильно начинали пахнуть перед грозой. Прознав мою слабость к чаю, лечащий врач специально начал устраивать чаепития в одно и то же время, познакомив со многими сортами, о которых я раньше и не слышал. Как-то даже спросил, отчего он так старается сделать больше, чем требуется по уставу для этого места, на что престарелый мужчина рассмеялся, ответив: 'Не для места, а для людей, которые здесь оказались. Пока здоров, некоторые вещи, вроде вкуса пищи или погоды пропускаешь, ведь занят деятельностью, а стоит приболеть, так очень многое становится раздражающим, но есть решение, какие-то неприятные моменты можно компенсировать за счёт доброго слова, ухода, внимательности и чуткости к чужим потребностям. Люди выздоравливают не от лекарств, а потому что о них хорошо заботятся'. Наверняка, я что-то проворчал в ответ, вновь вызвав смех, однако, полностью согласился, ведь именно войны, невзгоды, катастрофы, заставляют ценить саму жизнь, разрушаемую так легко. Снова и снова убеждаюсь, что мне довелось встретить на своём пути множество хороших людей, а плохими мне казались те, кого не смог узнать поближе. -Есть ли у тебя планы после выписки? - задал вопрос Оньянкопон, вырвав из размышлений. -Габи уже вписала моё имя в билютень на посещение конференции. -А после? -Подумываю взять билет в любую страну, куда можно добраться не более чем за двое суток. Не переношу толкотню в тесном пространстве, после того, как однажды сутки провёл в перевозке вместе с лошадьми. Все пальцы отдавили копытами, - посетовал я, заметив, как собеседник резко остановился, а взгляд его выражал полнейшее изумление, смешанное с сочувствием, ударил себя по лбу, резво орудуя подпорками, быстро приблизившись, смотря снизу вверх, принялся угрожающе тыкать в грудь пальцем. - Только попробуй где-то об этом растрындеть! Даже не вздумай, писака! -Ах! Нет! - замотал головой в отрицании мужчина и капельки пота засверкали на его лбу. - Я не из стервятников, что охотятся за любой сенсацией, скорее, я тебе сочувствую... -Что? - опешив, отшатнулся назад, чуть не потеряв равновесие, но Оньянкопон придержал мое тело от падения, схватив за воротник халата. Так мы и стояли, вглядываясь друг другу в глаза, как вдруг раздался знакомый мне до боли, зычный голос лечащего врача, вопящего с балкона в рупор: -Пациент Аккерман! Я вижу, что вы снова пренебрегаете моими указаниями и ходите на своих двоих, хотя я ясно дал понять, что не выпущу из здания без коляски. -Ох, да чтоб тебя овцы покусали! - пробормотал я чуть слышно и уже громче добавил. - У меня задница болит от сидения в деревянной чехарде! -А я вам уже подушечку приготовил, - самодовольно ухмыляясь, ответил врач, подняв подарок над головой. - Никуда не уходите! Сейчас к вам спущусь! -Вот гадство... С этим эскулапом я стал вздыхать втрое больше, словно дед. Думаю, Ханджи со смеху давится, наблюдая за мной. Делать было нечего. Тяжело вздохнув, я взглянул в сторону спутника, который, отойдя на пару шагов и вынув из кармана небольшой блокнотик в кожаной обложке, быстрыми движениями, что-то зарисовывал. Резко вырвав из его рук книжецу и взглянув на лист, я вдруг застыл, удивлённый, ведь ожидал там увидеть некую карикатуру, насмешку, а обнаружил свой портрет. Тонкий профиль лица, выполненный одной, решительной линией, растрёпанные ветром волосы, замятый воротник рубашки, аккуратное ухо, явно выпирающий кадык, отпечатались на ровном листе белой бумаги, размером чуть больше моей ладони. Черты не казались острыми, скорее, очень характерными, узнаваемыми, личными, будто бы человек очень хорошо мог уловить особенности, перенося их на бумагу. Кривые морщинки в уголках глаз, несколько складок, чтобы наметить мою позу, халат в полоску, съехавший с плеча, слишком длинные рукава, прикрывавшие мои руки, увитые толстыми венами, отсутствие двух пальцев на правой руке... Подняв взгляд, я увидел румянец на щеках журналиста, он надвинул шляпу ниже себе на лоб, пытаясь спрятать глаза, начав крутить перьевую ручку меж пальцев, пряча нервозность. Вновь опустив взгляд, я всмотрелся в портрет и понял, что не узнаю себя в чертах человека, который был изображён, ведь он выглядел иначе, чем видел я в отражении каждый раз натыкаясь на зеркало. Этот человек казался красивым. -Оу, пациент Леви, вы пригласили художника? Нам ожидать героика-эпическую картину в дар за лечение? - скабрезным тоном вопросил доктор, заглянув мне за плечо. - А я вам туть коляску прикатил. Резко обернувшись, я спрятал блокнот у себя в кармане, зло засопев. -Как мило! Вы выглядите словно разъярённый бурундук! - воскликнул доктор, проворно выхватив костыли, заставив меня сесть и припустил в сторону здания, зная, насколько опасен даже бурундук, доведённый до крайней степени ярости. Но чёрт возьми, в мирное время меня совсем никто не воспринимает всерьёз! Я что, игрушка для оттачивания издевательств?! -Теперь нам можно прогуляться до берега моря? - неловко спросил Оньянкопон, уложив мягкую подушку на сидение. -При условии, если ты подаришь мне этот рисунок. -Тогда позволь нарисовать ещё один. -Зачем? -Хочу сохранить воспоминания о прекрасном, что однажды встретил. Я так и не нашёлся с ответом. Как может увечный человек вдохновлять? Или, журналист пошутил? Может имел ввиду то мастерство лечения, которое проводит доктор, благодаря коему я вскоре вновь смогу ходить? Может, это прогресс мысли прекрасен? Как быть с сомнениями? Стоит ли задать вопрос? Но готов ли ли я развеять их? Может неведение куда проще? Устроившись поудобнее, поставив протезы на подступ, позволил Оньянкопону вести коляску, вернув блокнот, ощущая, как щёки начинают гореть, видимо по причине наступавшего заката. Оказавшись у побережья, где заканчивалась выстеленной брусчаткой, узкая дорожка, он обошёл меня и присев впереди на корточки, проговорил: - Я совсем неловок, когда дело касается личных признаний, но на самом деле пришёл просить о сотрудничестве, потому что не уверен, примешь ли ты меня, Ривай? - Сотрудничество? - Да, - уведя в сторону горизонта взгляд, он продолжил. - Через несколько месяцев уезжаю в командировку. Здесь меня ничего не держит, хочу продолжить писать истории людей, которых встречу на своём пути, повествуя о трудностях, о лишениях, о последствиях войны, чтобы предостеречь будущие поколения делить мир на чёрное и белое, считать одни народы более достойными жизни, нежели другие. Может быть ты согласишься составить мне компанию? - И чем я буду заниматься в чужеземье? Просить милостыню? Или фокусы показывать? - Мне нужен фотограф и я принёс аппарат, если захочешь попробовать заняться данным мастерством, - проговорив, он достал прямоугольную штуковину из своей сумки. - Никогда прежде ею не пользовался, - взяв в руки и начав рассматривать, ответил я. - Даже не представляю, что с этим делать. - Это очень интересно, тоже помогает запечатлеть момент времени, нечто удивительное. Благодаря ей можно рассказать историю места или о событиях, а ещё, о человеке. Если навести объектив, а потом нажать вот сюда и прокрутить, то на плёнке сохранится отпечаток света, тени. - Навряд ли я справлюсь. - Можешь попробовать. - Не понимаю, зачем мне такое предлагать? - Возможно, в твоей душе горит та же жажда, увидеть всё своими глазами, изменить ход истории, побывать в иных землях, - договорив, он опустил взгляд, а когда поднял, я увидел лишь искреннюю мольбу. - Возможно, у тебя есть шанс на иное будущее, чем было уготовано. Заметив моё замешательство из-за неожиданности предложения, он было потянулся к моим пальцам, но отдёрнул ладони, неловко улыбнулся и выпрямившись, направился по песку к линии прибоя. Чайки оглушали криком, шум от набегавших волн стал нестерпимым, будто весь мир пытался закричать вместо меня. Фигура мужчины в светлом костюме почти растворилась на фоне яркого света, белой пены и песка, похожего на карамель. Наблюдая за его спокойной, уверенной походкой, я вдруг почувствовал умиротворение и желание запечатлеть тот момент, потому, подняв фотоаппарат, нажал на затвор, повторив движения по инструкции. - Я поеду! - пытаясь перекричать весь этот гвалт, согласился и увидел, как он тут же обернулся и прямиком побежал обратно, поднимая ворох песка. - Погоди, я правильно услышал? - спросил Оньянкопон, сняв шляпу и приложив её к своей груди. - Ты согласен? - Только выпишусь, если до того момента меня не доканает доктор своими расспросами о титанах, соберу вещи и... - я не успел договорить как крепкие руки подхватили меня, начали кружить, а радостный смех сливался с ропотом волн, будто море возмущалось по поводу моего поспешного решения. - Погоди, твоя шляпа! - Да чёрт с ней! - воскликнули в ответ и я тоже засмеялся. Действительно, разве имеет значение, есть ли на голове шляпа, когда обрёл нечто ценное для себя? По-настоящему, здесь и сейчас. - Может уже поставишь меня на ноги? - спросил, когда Оньянкопон, спотыкнувшись о корягу, чуть не навернулся вместе со мной. - Не настолько уж я беспомощен. Осторожно опустив мои ступни на песок, он снял пиджак и расстелив, уселся, похлопал по месту рядом с собой, приглашая присоединиться. Закатив глаза, ведь за мной явно ухаживали, я всё же сел рядом, пока он, притаившись, тихонько наблюдал, не могущий скрыть удовлетворенной улыбки. Его присутствие никак не тяготило, я имел выбор отказаться от путешествия, мог пойти иной дорогой, а ещё, мог найти её и рядом с ним. Подтянув ноги, мужчина начал стягивать лакированные, из светлой кожи, туфли, и вдруг остановился, а потом зашнуровал их обратно. - Собираешься пойти в набитой до верху песком, обуви? - задал я вопрос, увидев, как он смущённо отвернулся в сторону. - В чём дело, журналист? - Я совсем забыл... - Говори внятнее! - ... совсем забыл о том, что купил этот костюм на последние деньги, а на носках дырка и хотя я их заштопал, видно, что они ношеные! В ответ я расхохотался. За мной и правда ухаживают! И костюм купил, лишив себя ужина на несколько дней. Как ещё без цветов пришёл? Наверное, оставил где-то, не решившись мне их вручить. - Я знал, что выгляжу смешно, но очень хотел произвести впечатление, - чуть слышно пробормотал мужчина. - Ты думаешь, будто я согласился потому что ты одел костюм? Или потому что тщательно выбрит? Нет, ты искренен, а это очень редкое качество, потому, можешь снять обувь, ведь дырявые носки никак не испортят моего мнения о тебе, это всего лишь вещь. Важнее то, что ты зашил дыру, я ценю тщательный подход. Да и как я могу осуждать, ты только взгляни на мои обрубки! - Спасибо, туфли очень тесные, если честно, - улыбнувшись, испытывая облегчение, он сбросил обувь, стащил носки и побежал к воде, радуясь, словно ребёнок. - Ривай! Война наконец-то закончилась! Мы можем объехать весь мир! Увидеть чудеса! Будет ли ещё когда-нибудь такое время свободы?! Как же нам повезло! Я смотрел на него и ничто не омрачало мой взор. Простите меня призраки прошлого, повинен ли я в том что всё ещё жив? Вижу надежду, могу улыбаться, сидя у моря, под тёплыми лучами солнца? Может и так. Мама, я всё ещё разыскиваю то место, о котором ты мне рассказывала в детстве, нашептывая о своей бесконечной любви. Сойдясь на общем начинании, а именно, рассказать историю его родины, разграбленной и разрушенной войной за ресурсы и мою, человека, чьи руки по локоть в крови, лишь потому что наш народ оказался изолированным от остального мира, выживая в страхе перед неизведанным, мы собирались открыть для себя новый мир. Глава тринадцатая А потом... Эрвина почитали за демона, но посмотрите на меня? Весь перепачканный в крови своих же подчиненных, ребят, которых пообещал сберечь, которых ждало будущее, такие вещи как встречи с близкими, проводы зимы, надежды на хороший урожай... Ничего из этого уже не свершиться, я привёл их к могиле, выкопав её столь глубоко, что не оставил возможности выбраться. Так чем я отличаюсь от командора? В тот момент, когда он повёл в последнюю атаку более сотни бойцов, прекрасно осознавая, что они идут на смерть, чувствовал ли угрызения совести? А стыд? Хотел бы он раскаяться? Нет, Эрвин был личностью, способной выдержать ответственность за принятые решения, не боясь последствий. А я? Стоило ли мне быть более податливым со звероподобным чтобы невзначай вытянуть из него причину покорности пребывать в лесу под нашим наблюдением? Стоило ли сыграть, попробовать убедить в своём расположении и тем самым обмануть? Нет, я не шпион, не смог бы пойти на те уловки, предпринятые Эрэном и воинами из Марли, моя суть не позволила бы пресмыкаться, даже во имя благостной цели. Могу лишь идти напролом, по головам потому, лишь на секунду засомневался, как поступить с новообращёнными титанами. Но как же был зол на Зика за его выходку. Грязный, мерзкий план, не просчитать такому как я, прямому, убеждённому в пользе открытого соперничества, раз уж объявлять войну, то с достоинством и честью, используя тактику, а не уловки, в виде вина со спинномозговой жидкостью. Душа внутри кипела, подогреваемая остервенелой яростью, и я дошёл то точки, где крики Зика стали слаще поцелуев, услаждая меня, пока выдирал его из туши титана, а после, рубил на куски пальцы, ступни, голени, снова и снова, вынуждая его оглашать всю округу уже не призывным кличем, а воплями агонии. Мне требовалось отмщение, требовалось слышать итог от моих действий, ведь наконец-то он находился в моих руках, воля моя заключалась только в причинении страданий, сколь можно продолжительное время, так что могу понять, отчего он решился взорвать себя. Уж лучше смерть, чем многочасовая пытка. Наверное, под конец, он уже сошёл с ума, ведь бормотал всякую нелепицу, говоря, что хочет спасти не только народ Эльдии, не только своего брата, но и меня. Спасти меня! Безумец! Или же это я, скрываясь за благими намерениями, совсем потерял хладнокровие и здравый смысл? Может именно личное безумие позволило мне выжить. Никто не знает, какой именно выбор правильный, однако придя в себя, первым делом я спросил у Хаджи, где звероподобный, хотя её ответ меня не порадовал. Вот так, 'сильнейший воин человечества' практически уничтоженный, израненный, выпотрошенный взрывом громового копья и спасённый благодаря смекалке Ханджи, по сути, случайно, оставил себе лишь намерение, без надежды выжить в итоге. Корил ли я себя хоть раз за сделанный выбор? А Эрен? Мучает ли его совесть за принятое решение? Нет, нет, нет... слишком многие погибли, чтобы мы продолжали следовать зову своего сердца, мы продолжали идти, двигались даже если это приносило только больше ущерба. Таков мир, порожденный до нас или таковы мы, идущие путями, уготовленными кем-то другим. Это ведь мы глупцы и сколько не кричи о несправедливости, о непонимании окружающих людей, ничего не меняется ведь мы останемся прежними. А я самый глупый человек, потому что хотел увидеть весь мир и продолжать жить. Эрен, когда ты забыл о море? Физическая боль ничто в сравнении со страданиями, испытываемыми душой. Да, несомненно, роду Аккерманов принадлежат некоторые особенности, низкая чувствительность к боли, потому можем перенести любые увечья, отчего-то, забывая о сердце, стенающем, рвущемуся к свободному полёту. Мы не умеем забывать по мановению руки, не умеем отрекаться от того, кому отдали честь, не знаем иного пути, как только помнить о данных обещаниях. Что движет мной на самом деле в этой погоне за звероподобным? Слово, данное командору? Личная месть за павших товарищей? А может, я пытаюсь уничтожить всё, что напоминает мне об Эрэне? Я жажду забытья, отречения от чувств к нему или я не готов выбирать между братьями? Моё сердце, насколько же в тебе нерастраченной любви, раз способно ты мечтать о ком-то вновь? - Ничего не вижу правым глазом, - проговорил, терпеливо ожидая, пока Зойи сменит повязку на лице. - Леви, ты вообще чудом остался в живых, грех жаловаться! И могу сказать по собственному опыту, с одним глазом всё прекрасно можно разглядеть! - А что насчёт швов? - Ты и раньше выглядел весьма угрожающим, так что я постаралась сделать их максимально аккуратными, - усмехнулась Ханджи. - Впрочем, могу тебя заверить, такие отметины иногда добавляют популярности среди девушек! - Будто такие вещи меня заботят... - Какой же ты, всё-таки, брюзга! Я, конечно и раньше это замечала, но с возрастом становишься только ворчливей! - Ты пытаешься отвлечь меня от того, как сильно я облажался, очкастая? - с подозрением спросил я и заметил, как её рука дрогнула. - Эх, как всегда, не провести. С таким чутьём бывает сложно влюбиться, ведь люди обычно пытаются выставить себя в более выгодном свете, приукрашивают внешние данные, рассказывают о себе небылицы... - Я оказался в таком жалком положении, лишь потому что верю в байки разного рода, в справедливость, например... - Нам нужно выдвигаться. Знаю, повозка не является верхом изящества, но это лучшее, что могу предложить. - За кого ты меня принимаешь? За изнеженного ребёнка? - рявкнул я в ответ. - Нет, - вздохнула Зойи. - За раненного, которому требуется комфорт и уход, чтобы поскорее поставить тебя на ноги, ведь есть ещё одно незаконченное дело, не так ли? - Помоги мне перебраться, иначе я всё кровью заплюю. В самом деле, благодаря её умелой руке, восстановление проходило достаточно скоро. Будучи ещё только в начале военной карьеры, помню, как некоторые получившие серьёзные травмы, восстанавливались куда быстрее, чем упавшие с лошади, или не справившиеся с маневрированием в воздухе, шмякнувшись о стену, если имели цель, для чего им стоит побыстрее встать с постели. Таких даже медсёстры не могли удержать на больничном карантине, те рвались в бой, не желая оставлять своих товарищей лицом к лицу с титанами. Имея нечто, за что готов бороться, юноши и девушки быстро возвращались обратно в строй, плечом к плечу, становясь крепкой опорой для соратников и друзей. А были среди знакомых и те, что слишком сильно боялись смерти и этот страх парализовывал каждое их стремление, заковывая в тугие ремни, и человек терял себя в четырёх стенах дома, внутри стен города. Но не этот страх я видел в глазах друзей Эрэна. Жан, Конни, Армин, Микаса бросали на меня боязливые взоры, всё ещё сомневаясь, как поступить, ища поддержки, опоры, чтобы, оттолкнувшись, сделать ещё один шаг и я осознавал свою роль, раздумывая только над тем, что предстоит сделать, даже смог отпустить Ханджи, даже пожертвовав своим телом. Она тоже понимала, следующие страницы истории не за нами, военными, так необходимыми в неспокойные времена и совершенно ненужные в мирные дни, зря только хлеб проедаем. Будущее принадлежит тем, кто не испорчен муштрой и беспрекословным подчинением, умеющими мыслить вне рамок, столкнувшиеся с трудностями и уже умеющими их преодолевать, основываясь на поиске диалога, на дипломатии, выслушивая различные точки зрения. Эрэн пришёл к каждому под конец. Я ощутил лёгкое дуновение ветра, а раскрыв очи узрел бескрайний простор небес. Стоя на вершине холма, покрытого сочной зеленью, впервые вдохнул полной грудью и ощутил, что не одинок в этом месте. Обернувшись, увидел юношу, стоящего прямо, мягко улыбавшегося мне. Прекрасный, без уродства, коим наделила его власть. - Только с вами капитан я не стану прощаться, - проговорил Эрен, а я захлебнулся слезами, вымолвив: - Эгоистичный лжец. - Я создам новый путь и найду вас снова. - Ты уже мертв, Эрен! - Это не важно. Помните, вы обещали жить, ведь мир намного больше, чем мы мечтали. Битва, победа в которой казалась невозможной, если бы только не... - Эээй! Сюда! - раздался громогласный клич, которым он раньше призывал людей перерождаться в титанов. - Не может быть, - не веря своим глазам, совершенно опешил, увидев Зика, машущего мне рукой. - Ты же хотел со мной встретиться, Леви, разве нет? Не могу сказать, что хотел того же! По крайней мере, не в таких обстоятельствах! - Зик... - Может быть в другом мире, за чашечкой чая! Тебе ведь нравится чай? Я запомню! Моим ответом был резкий выпад, срубивший голову с его плеч, без сентиментальных прощаний, слов благодарности, я лишь постарался убить быстро, чтобы он даже не успел ощутить боль. Хотя бы на этот раз я мог позволить себе милосердие. За долгое время тренировок, я стал мастером в умерщвлении кого бы то ни было. Однако, самой сложной задачей стало теперь убить Эрэна. Чьи чувства сильнее к этому юноше? Мои или Микасы? Кто имел право занести оружие над шеей возлюбленного? Я не знал и дал шанс ей решить, хочет ли она дойти до конца, спасти его от самого себя. Возможно, она понимала, что я не в том состоянии, что я не справлюсь, позволю Эрэну уничтожить всё живущее на земле, к которому, не питал особенных привязанностей, потому взяла тяжкую ношу на свои плечи. Весь её мир заключался в нём, а он превратился в угрозу для всего мира, не оставив ей выбора. Опустившись на землю, ощущая горечь потери и песок на ресницах, протёр глаза, пытаясь прокашляться. Пыль, поднятая тысячами массивных ступней, раздирала моё горло, а ноющие кости напоминали о том, что я всё ещё жив. Радующиеся победе беженцы, начали распевать песни, пританцовывать, воздавая хвалу богам, ставя нас наравне с высшими творцами. Совсем недавно все эти люди вопили от страха, рыдая, толкаясь, пытаясь убежать как можно дальше от надвигавшейся угрозы, прозванной 'дрожью земли' и вот, уже смех и улыбки украсили их лица. Как же коротка память у человека? Только среди воинов не было тех, кто ощутил бы облегчение, лишь на мгновение обрадовавшись за спасение невинных, их взор погас, затуманенный слезами. В борьбе слишком многие испытали боль утраты, не зная, как совладать с тяжёлыми чувствами, перестав прятать эмоции. Пока каждый думал до того момента как найти силы чтобы добраться до Эрэна, чётко осознавали свою цель, но что теперь им осталось? Растерянные перед горечью неопределённости, жадно искали глазами опору, не видя перед собой ничего, снова и снова переживая минуты борьбы, встречая повсюду смерть и разрушение. К счастью, Армин был среди них, он напомнил о том, что им следует сделать, а именно, рассказать историю их народа, чтобы не позволить человечеству вновь впасть в ошибочное представление о мире, перестать видеть в ком-то проблему, а искать решения сообща. Только Микаса оставалась безразличной к его призыву. Удерживая на руках свёрток с головой Эрэна, ей хотелось вернуться на остров, восстановить дом и продолжить жить, храня память не о битвах, а о дорогом её сердцу человеке. Мне же пришлось смириться со званием героя, спасшего мир людей от полного уничтожения. Что ж, к различного рода кличкам мне не привыкать. Из старого состава, я остался единственным, кто пережил эпоху стен, эпоху угрозы от титанов, кто сражался и боролся против нелегитимной королевской власти, кто побывал в пылу последнего сражения, кто знал лично того самого Эрэна Йегера, его историю. Все старшие товарищи, те, с кем я служил, с кем прошёл долгий путь, уже мертвы, что удивляло меня, ведь именно служившие в разведкорпусе сильнее остальных, мечтали о переменах, о сломанных границах, чтобы увидеть мир за стенами и все они погибли, сначала в стычке со звероподобным, а после, превратившись в титанов. И почему плодами революции довольствуются те, кто и не стремился к ней? Простые обыватели, ищущие повода посетовать насчёт несвоевременности дождя? В одном из писем, доставленных с острова, мне описали каменный постамент, возвышающийся на главной площади города Мария. Невероятная по своей высоте, собранная из остатков стен, махина, была полностью покрыта именами, тех, кто погиб за последний десяток лет, выгравированными при помощи гвоздей, или других подручных инструментов. Большинство из них несли военную службу и люди хотели помнить, запечатлеть в камне звания, отличительные приметы о людях, вставших в первых рядах для защиты родных земель. Судя по присланной зарисовке, памятник возвышался на добрые пятнадцать метров, но более впечатляло количество имён, казавшееся бесконечно длинным. Фракция 'йегеристов', возглавляемая Флоком, пыталась продвинуть идею поставить фигуру 'атакующего титана' вместо этой глыбы из камне, ведь благодаря ему остров Парадиз главы соседних государств решили оставить в покое, залечивая раны, нанесённые высвобождением тысяч колоссальных, но люди голосовали против, напоминая о важности каждой жертвы, а не только предводителя. Завоевание в самом деле удалось отсрочить, пускай хотя бы на одно поколение, однако, уж кому, как не мне понимать, что передавать решение проблемы потомкам безнравственно как минимум, а ещё, безответственно. Если бы не замалчивание, разве пришлось бы Эрэну нести весь этот тяжкий груз тысяч смертей среди гражданских, а потом и отдать за них жизнь, ощущая безмерную вину, неподьемную цену спасения своего народа? Того же мнения придерживался Армин, а ещё, Жан, Конни, Энни и ещё одна персона, также многое повидавшая за время военной службы, Оньянкопон. О нём Ханджи отзывалась положительно, говоря, будто не понимала отчасти, почему он примкнул к Зику Йегеру, почему согласился ввязаться в столь опасное мероприятие, а именно, прибытие на остров, где обитали 'дьяволы', как скромно величали нас за морем. Его личная история связана с утратой родины, наверное, именно поэтому, он не оставил нас до конца, находясь в гуще событий, не раз испытывая прямую угрозу своей жизни. Разумный, привлекательный внешне, с сильным внутренним ориентиром, который называл 'моральным компасом', раз за разом указывающим ему, к чему стремиться, какую защищать правду. Этот мужчина отлично разбирался в технике, именно он управлял дирижаблем, когда наша группа направлялась для нападения на Ребелио. Без него мы бы не добрались до Эрэна, потому, я вновь приходил к заключению, не существует маленьких людей, незначительных поступков, важен каждый, кто не отвергает истинное побуждение сердца, даже в угоду политике, или выживанию. Позднее, я встречал в других странах, культурах, мнения, будто женщины не имеют права при мужчине высказывать личные убеждения, только подчиняться, пряча внешность, ибо красота является соблазном, отворачивающим от правды, потому, не достойны уважения и усмехался, выслушивая подобные стереотипы, вспоминая тех, с кем мне удалось свести близкое знакомство. Как бы хохотала над подобными предрассудками Ханджи, которая не стесняясь, говорила прямо, порой, не подбирая слов, проводила открытые уроки, объясняя молодым новобранцам двух полов, чем они отличаются друг от друга, называя вещи своими именами, споря с начальствующими мужчинами. Боже, сколько накладных и доносов накопилось у Эрвина, только за слово 'менструация', после которого студенты вылетали из аудиторий с красными рожами, словно ошпаренные! На что она обычно пожимала плечами и говорила : 'Ведь кто-то же должен посвящать молодёжь по поводу неудобных вопросов, о которых молчат даже родители, а потом, вдруг девушка замечает тошноту по утрам, слегка увеличившийся животик'... Кем бы мы были, если бы любой организацией управляли только мужчины? Наверное, утратили бы трезвость мышления и рассудительность. Внутренняя сила, стойкость, смелость, умение видеть красоту, никак не принадлежат некой, одной нации или полу, что и делает этот мир таким многообразным. Габи превратилась в одного из тех миротворцев, что искали возможности наводить мосты между спорящими сторонами, заодно, поведать свою историю, рассказать о том, как абсолютное большинство в среде, где она находилась, считали обычных, по своей сути, людей, ужасными созданиями, достойными лишь смерти, без права на жизнь. Её мечта стать воином, теперь воплощалась в реальность, благодаря стойкости, уверенности, приобретенным за годы службы, но девушка сражалась словесно, а не швыряя гранаты. Она верила, чем больше люди будут говорить о том, с чем столкнулись, в какую ложь верили из-за пропаганды, то тем меньше останется в мире предрассудков по поводу, как человек должен выглядеть, в какого бога верить, в итоге, чтобы каждый имел право на своё мнение и место во имя всеобщего блага. Она первая посетила меня с Фалько в госпитале, где я проходил курс реабилитации, попросив, нет, потребовав присоединиться к группе, которую собирал Армин, чтобы выступить на международной конференции, поставившей на всеобщее обсуждение вопрос военных действий. - Вы должны поехать! - Кто ты такая, чтобы говорить мне о долге? - возмутившись, я указал в сторону двери, не желая её слушать. - Ну уж нет! - не отступала девушка. - От меня вы так просто не избавитесь! - Просто?Я уже повысил голос, разве этого недостаточно? - Габи, пойдем, пожалуйста, - попытался её урезонить Фалько, неловко извиняясь за шум перед другими пациентами. - Не нужно докучать выздоравливающим. - Да! Верно! А кто поможет выздороветь этому миру?! - не унималась Габи. - Стоит только хорошим людям перестать действовать, закрыть глаза, как мы вновь погрязнем в конфликтах, неся лишь несчастья! Уж вы-то это должны знать! - Вот заладила, я отдал даже больше, чем был должен, потерял дорогих людей, оставив своё сердце с ними в могиле, а теперь, ещё и это, - резким движением отдёрнув простынь, открыл ноги, в бинтах, пропитанных мазью. - Отдам и это. Лечение не помогает, потому, через пару дней будет ампутация. Говорят, какая-то инфекция, так что, видишь, я отдал куда больше, чем кто-либо. - Ох, - вздохнула девушка, осторожно присев на постель, кротко взяв мою ладонь. - Но это же не приговор, вы сможете поправиться! К тому же, Фалько занимается протезами, он вам поможет! - Это правда? - Да, - смущенно кивнул юноша. - Я не умею творить чудеса, но поставить вас на ноги получится, судя по прогнозам. - Вы же сильнейший воин! - воскликнула Габи. - Уж вам-то точно по плечу справится и с этим! Слушая её пламенную речь, в которой звучали слова 'честность', 'преданность', 'смелость', даже не решился посмеяться, вдруг станет президентом. От королевы я уже получил по лицу, так что коротко кивнул, отвернувшись к окну. - Я так рада! На самом деле, не думала что вы согласитесь! - растроганная она бросилась меня обнимать, чем совершенно смутила. - Что ж, видимо, так и не научился отказывать девчонкам, - проговорил в ответ, вспомнив птицу в руке давно умершей подруги. - Я же говорила, Фалько, - обратившись к своему другу, рассмеялась девушка. - Капитан Леви только с виду кажется злодеем! Ой! Прикрыв ладошками рот, она виновато взглянула на меня, обронив: - Простите. - Я и есть злодей, как и мы все, но твоя речь была о том, кем мы можем стать, можем измениться. - Да! Несомненно! - воскликнув, Габи вновь бросилась ко мне на шею, тихонько зашептав, пытаясь сдержать слёзы. - Я правда в это верю. - Он ещё не совсем выздоровел, - попытался оттащить её Фалько, пока я раздумывал над возникшим чувством зависти. Девушка могла позволить себе открыто сожалеть о неверности своих убеждений, могла во все услышание раскаиваться в поступках, которые даже привели к чьей-то смерти, а я? Смогу ли хоть когда-нибудь поведать кому-либо свою историю? Пришло воспоминание о том, как мне с Ханджи довелось свести достаточное близкое и не особо приятное знакомство с одним религиозным деятелем, убеждённым, будто любое зло прощается, если оно во благо. Помню, как спросил, кто решает, что сделанное действительно во благо, а не ради причинения зла, если плохой поступок может остаться безнаказанным? В ответ мужчина поднял на меня взгляд полный усталости, а ещё понимания, сказав: 'Без тьмы не будет света, Леви, потому, добро и зло являются всего лишь двумя сторонами одной монеты, как принимать дар от человека каждый решает сам. Даже если ты отдаёшь благо, другой легко может перевернуть сторону и узреть для себя кару'. Каждый раз бешусь, стоит мне вспомнить его слова, ведь тогда получается, что каждый и прав, и неправ одновременно, словно бы вечный конфликт между делать и не делать, изменив всё, оставив всё без изменений. Возникший в дверях палаты доктор, хмурым взглядом осмотрел каждого из присутствующих, ясно давая понять, насколько недоволен происходящим: - Пациент Аккерман ещё не окреп, хочу напомнить, а вы тут своими грязными руками его трогаете. - Ох, была б твоя воля ты бы весь мир про дезинфицировал, - проворчал я чуть слышно. - У меня отличный слух, пациент! И не вам говорить о моей брезгливости! Ещё вчера фыркали по поводу чистоты тарелки, отказавшись от ужина! - Там был чей-то отпечаток. - Всё! Время посещений окончено! Прошу вон! - выпроваживая за дверь пришедших ребят, строго отчеканил доктор. - А вам, Леви Аккерман, пора на процедуры! - Да что б тебя в другую лечебницу перевели. Иногда думаю, что лучше б было помереть, - возроптав, я спустил ноги с кушетки. - Здесь дисциплина строже чем в разведкорпусе. Всего несколько недель прошло после битвы. В городах продолжали разбирать завалы, но уже находили только мертвецов, а я, не зная куда податься, на самом деле оставался на месте лишь потому что не представлял, как поступить со свободой, неожиданно свалившейся на меня. Однако, после того как выяснилось, что ноги ниже колен придётся ампутировать, осталась одна надежда на хорошие протезы, благо, за время войны, местные доктора и инженеры научились их мастерить , делая из различных материалов, только модели мне не особо подходили, приходилось постоянно менять, совершенствовать, чем Фалько и занимался, желая помочь мне снова обрести твердую землю под собой. Через пару недель после операции меня навестил тот, кого ожидал увидеть меньше всего. - Здравствуйте, Ривай, - поприветствовал меня статный, темнокожий мужчина в костюме, сняв шляпу и повесив её на вешалку у входа в палату. - Я узнал от лечащего врача, что ваше восстановление проходит весьма успешно. - Этот старый хрен предложил провести несколько экспериментов и посмотреть, как быстро заживают на мне раны, - фыркнув, я отложил газету на прикроватный столик. Явно не привыкший к столь грубым словам, мой собеседник немного смутился, а уже смирившиеся с ругательствами остальные пациенты, лишь тихонько захихикали. Взяв стул, Оньянкопон сел рядом у моей постели и сомкнув ладони, проговорил, смотря прямо в глаза, мотнув в сторону печатной продукции подбородком: - Смотрю, ты уже ознакомился с моей работой? - Да уж, весьма занимательное чтиво, прям за душу берёт. - Неужели я так плох? - рассмеялся он и улыбка показалась мне очень искренней среди сотен, что довелось встречать. - На самом деле, думаю, у тебя большое будущее, но может уже перейдёшь к цели своего прихода? Навряд ли тебя интересует, как там поживает, погоди-ка, как ты меня описал, - взяв в руки газету, я отыскал нужную строку в статье. - 'Масштабная личность невысокого роста'! Серьёзно?! Одно удовольствие будет задницу этим подтереть! По палате разнёсся негромкий смех и ропот: -Так вот почему вы пребывали в столь скверном настроении, а то мы уже голову сломали, что случилось, вдруг расстроили вас, не пригласив за общий стол с нами пообедать! -Сдались мне ваши приглашения! - рявкнув в ответ, швырнул газету в сторону пришедшего. - И почему это весь грёбанный мир должен узнать, какого я роста?! -Моя ошибка, -удручённо кивнул Оньянкопон. - Но вовсе не хотел тебя задеть или оскорбить, мне пока ещё не хватает опыта, ведь я недостаточно образован, учился только читая книги, да прессу, а не за партой в институте. Его откровенность, открытость и честность подкупили меня, ведь он не пытался подбирать слова, а говорил то, что видел, без прикрас, отчего я слегка смутился, ощутив приятие к человеку, которого почти не знал. Убрав одеяло, я дотянулся поочерёдно до каждого протеза, закрепил ремни на бёдрах, ощущая знакомые прикосновения , напоминавшие мне те, когда затягивал упряжь для УПМ. Поднявшись с постели, я медленно прошёл к вешалке, заметив, как внимательно он наблюдает за моей неровной поступью. - Думаю, если мы сойдёмся в размерах, я смогу подрасти на пару сантиметров, - усмехнувшись, подал шляпу и накинув халат, предложил прогуляться, дабы предоставить как можно меньше поводов для сплетен. Уж эти прощелыги ни слова не упустят, чтобы поёрничать. Кроме протезов я пока ещё нуждался в костылях, мой вид уже навряд ли внушал страх и трепет, скорее, незнакомцы видели перед собой тяжело страдающего от последствий военных действий, ещё и шрамы на лице убеждали в этом выводе. В целом, моя внешность скорее вызывала жалость. Лечебница находилась на возвышении, окружённая садами, с пересекающими землю, неширокими дорожками, засыпанными мелкими камушками, вперемешку с раковинами, ведущими к песчаному пляжу и морю. На самом деле, если бы мне пришлось проводить время в иной местности, просыпаться не от криков чаек, шума раскатистых волн, наблюдая за окном прекрасные восходы и закаты, а от копоти завода или скабрезных песенок моряков, я бы сбежал, или уполз, неважно, но не остался бы. Здесь было хорошо в солнечные дни и даже в дождливые, под окнами цвели ирисы, испускавшие очень тонкий аромат в пригожую пору и особенно сильно начинали пахнуть перед грозой. Прознав мою слабость к чаю, лечащий врач специально начал устраивать чаепития в одно и то же время, познакомив со многими сортами, о которых я раньше и не слышал. Как-то даже спросил, отчего он так старается сделать больше, чем требуется по уставу для этого места, на что престарелый мужчина рассмеялся, ответив: 'Не для места, а для людей, которые здесь оказались. Пока здоров, некоторые вещи, вроде вкуса пищи или погоды пропускаешь, ведь занят деятельностью, а стоит приболеть, так очень многое становится раздражающим, но есть решение, какие-то неприятные моменты можно компенсировать за счёт доброго слова, ухода, внимательности и чуткости к чужим потребностям. Люди выздоравливают не от лекарств, а потому что о них хорошо заботятся'. Наверняка, я что-то проворчал в ответ, вновь вызвав смех, однако, полностью согласился, ведь именно войны, невзгоды, катастрофы, заставляют ценить саму жизнь, разрушаемую так легко. Снова и снова убеждаюсь, что мне довелось встретить на своём пути множество хороших людей, а плохими мне казались те, кого не смог узнать поближе. -Есть ли у тебя планы после выписки? - задал вопрос Оньянкопон, вырвав из размышлений. -Габи уже вписала моё имя в билютень на посещение конференции. -А после? -Подумываю взять билет в любую страну, куда можно добраться не более чем за двое суток. Не переношу толкотню в тесном пространстве, после того, как однажды сутки провёл в перевозке вместе с лошадьми. Все пальцы отдавили копытами, - посетовал я, заметив, как собеседник резко остановился, а взгляд его выражал полнейшее изумление, смешанное с сочувствием, ударил себя по лбу, резво орудуя подпорками, быстро приблизившись, смотря снизу вверх, принялся угрожающе тыкать в грудь пальцем. - Только попробуй где-то об этом растрындеть! Даже не вздумай, писака! -Ах! Нет! - замотал головой в отрицании мужчина и капельки пота засверкали на его лбу. - Я не из стервятников, что охотятся за любой сенсацией, скорее, я тебе сочувствую... -Что? - опешив, отшатнулся назад, чуть не потеряв равновесие, но Оньянкопон придержал мое тело от падения, схватив за воротник халата. Так мы и стояли, вглядываясь друг другу в глаза, как вдруг раздался знакомый мне до боли, зычный голос лечащего врача, вопящего с балкона в рупор: -Пациент Аккерман! Я вижу, что вы снова пренебрегаете моими указаниями и ходите на своих двоих, хотя я ясно дал понять, что не выпущу из здания без коляски. -Ох, да чтоб тебя овцы покусали! - пробормотал я чуть слышно и уже громче добавил. - У меня задница болит от сидения в деревянной чехарде! -А я вам уже подушечку приготовил, - самодовольно ухмыляясь, ответил врач, подняв подарок над головой. - Никуда не уходите! Сейчас к вам спущусь! -Вот гадство... С этим эскулапом я стал вздыхать втрое больше, словно дед. Думаю, Ханджи со смеху давится, наблюдая за мной. Делать было нечего. Тяжело вздохнув, я взглянул в сторону спутника, который, отойдя на пару шагов и вынув из кармана небольшой блокнотик в кожаной обложке, быстрыми движениями, что-то зарисовывал. Резко вырвав из его рук книжецу и взглянув на лист, я вдруг застыл, удивлённый, ведь ожидал там увидеть некую карикатуру, насмешку, а обнаружил свой портрет. Тонкий профиль лица, выполненный одной, решительной линией, растрёпанные ветром волосы, замятый воротник рубашки, аккуратное ухо, явно выпирающий кадык, отпечатались на ровном листе белой бумаги, размером чуть больше моей ладони. Черты не казались острыми, скорее, очень характерными, узнаваемыми, личными, будто бы человек очень хорошо мог уловить особенности, перенося их на бумагу. Кривые морщинки в уголках глаз, несколько складок, чтобы наметить мою позу, халат в полоску, съехавший с плеча, слишком длинные рукава, прикрывавшие мои руки, увитые толстыми венами, отсутствие двух пальцев на правой руке... Подняв взгляд, я увидел румянец на щеках журналиста, он надвинул шляпу ниже себе на лоб, пытаясь спрятать глаза, начав крутить перьевую ручку меж пальцев, пряча нервозность. Вновь опустив взгляд, я всмотрелся в портрет и понял, что не узнаю себя в чертах человека, который был изображён, ведь он выглядел иначе, чем видел я в отражении каждый раз натыкаясь на зеркало. Этот человек казался красивым. -Оу, пациент Леви, вы пригласили художника? Нам ожидать героика-эпическую картину в дар за лечение? - скабрезным тоном вопросил доктор, заглянув мне за плечо. - А я вам туть коляску прикатил. Резко обернувшись, я спрятал блокнот у себя в кармане, зло засопев. -Как мило! Вы выглядите словно разъярённый бурундук! - воскликнул доктор, проворно выхватив костыли, заставив меня сесть и припустил в сторону здания, зная, насколько опасен даже бурундук, доведённый до крайней степени ярости. Но чёрт возьми, в мирное время меня совсем никто не воспринимает всерьёз! Я что, игрушка для оттачивания издевательств?! -Теперь нам можно прогуляться до берега моря? - неловко спросил Оньянкопон, уложив мягкую подушку на сидение. -При условии, если ты подаришь мне этот рисунок. -Тогда позволь нарисовать ещё один. -Зачем? -Хочу сохранить воспоминания о прекрасном, что однажды встретил. Я так и не нашёлся с ответом. Как может увечный человек вдохновлять? Или, журналист пошутил? Может имел ввиду то мастерство лечения, которое проводит доктор, благодаря коему я вскоре вновь смогу ходить? Может, это прогресс мысли прекрасен? Как быть с сомнениями? Стоит ли задать вопрос? Но готов ли ли я развеять их? Может неведение куда проще? Устроившись поудобнее, поставив протезы на подступ, позволил Оньянкопону вести коляску, вернув блокнот, ощущая, как щёки начинают гореть, видимо по причине наступавшего заката. Оказавшись у побережья, где заканчивалась выстеленной брусчаткой, узкая дорожка, он обошёл меня и присев впереди на корточки, проговорил: - Я совсем неловок, когда дело касается личных признаний, но на самом деле пришёл просить о сотрудничестве, потому что не уверен, примешь ли ты меня, Ривай? - Сотрудничество? - Да, - уведя в сторону горизонта взгляд, он продолжил. - Через несколько месяцев уезжаю в командировку. Здесь меня ничего не держит, хочу продолжить писать истории людей, которых встречу на своём пути, повествуя о трудностях, о лишениях, о последствиях войны, чтобы предостеречь будущие поколения делить мир на чёрное и белое, считать одни народы более достойными жизни, нежели другие. Может быть ты согласишься составить мне компанию? - И чем я буду заниматься в чужеземье? Просить милостыню? Или фокусы показывать? - Мне нужен фотограф и я принёс аппарат, если захочешь попробовать заняться данным мастерством, - проговорив, он достал прямоугольную штуковину из своей сумки. - Никогда прежде ею не пользовался, - взяв в руки и начав рассматривать, ответил я. - Даже не представляю, что с этим делать. - Это очень интересно, тоже помогает запечатлеть момент времени, нечто удивительное. Благодаря ей можно рассказать историю места или о событиях, а ещё, о человеке. Если навести объектив, а потом нажать вот сюда и прокрутить, то на плёнке сохранится отпечаток света, тени. - Навряд ли я справлюсь. - Можешь попробовать. - Не понимаю, зачем мне такое предлагать? - Возможно, в твоей душе горит та же жажда, увидеть всё своими глазами, изменить ход истории, побывать в иных землях, - договорив, он опустил взгляд, а когда поднял, я увидел лишь искреннюю мольбу. - Возможно, у тебя есть шанс на иное будущее, чем было уготовано. Заметив моё замешательство из-за неожиданности предложения, он было потянулся к моим пальцам, но отдёрнул ладони, неловко улыбнулся и выпрямившись, направился по песку к линии прибоя. Чайки оглушали криком, шум от набегавших волн стал нестерпимым, будто весь мир пытался закричать вместо меня. Фигура мужчины в светлом костюме почти растворилась на фоне яркого света, белой пены и песка, похожего на карамель. Наблюдая за его спокойной, уверенной походкой, я вдруг почувствовал умиротворение и желание запечатлеть тот момент, потому, подняв фотоаппарат, нажал на затвор, повторив движения по инструкции. - Я поеду! - пытаясь перекричать весь этот гвалт, согласился и увидел, как он тут же обернулся и прямиком побежал обратно, поднимая ворох песка. - Погоди, я правильно услышал? - спросил Оньянкопон, сняв шляпу и приложив её к своей груди. - Ты согласен? - Только выпишусь, если до того момента меня не доканает доктор своими расспросами о титанах, соберу вещи и... - я не успел договорить как крепкие руки подхватили меня, начали кружить, а радостный смех сливался с ропотом волн, будто море возмущалось по поводу моего поспешного решения. - Погоди, твоя шляпа! - Да чёрт с ней! - воскликнули в ответ и я тоже засмеялся. Действительно, разве имеет значение, есть ли на голове шляпа, когда обрёл нечто ценное для себя? По-настоящему, здесь и сейчас. - Может уже поставишь меня на ноги? - спросил, когда Оньянкопон, спотыкнувшись о корягу, чуть не навернулся вместе со мной. - Не настолько уж я беспомощен. Осторожно опустив мои ступни на песок, он снял пиджак и расстелив, уселся, похлопал по месту рядом с собой, приглашая присоединиться. Закатив глаза, ведь за мной явно ухаживали, я всё же сел рядом, пока он, притаившись, тихонько наблюдал, не могущий скрыть удовлетворенной улыбки. Его присутствие никак не тяготило, я имел выбор отказаться от путешествия, мог пойти иной дорогой, а ещё, мог найти её и рядом с ним. Подтянув ноги, мужчина начал стягивать лакированные, из светлой кожи, туфли, и вдруг остановился, а потом зашнуровал их обратно. - Собираешься пойти в набитой до верху песком, обуви? - задал я вопрос, увидев, как он смущённо отвернулся в сторону. - В чём дело, журналист? - Я совсем забыл... - Говори внятнее! - ... совсем забыл о том, что купил этот костюм на последние деньги, а на носках дырка и хотя я их заштопал, видно, что они ношеные! В ответ я расхохотался. За мной и правда ухаживают! И костюм купил, лишив себя ужина на несколько дней. Как ещё без цветов пришёл? Наверное, оставил где-то, не решившись мне их вручить. - Я знал, что выгляжу смешно, но очень хотел произвести впечатление, - чуть слышно пробормотал мужчина. - Ты думаешь, будто я согласился потому что ты одел костюм? Или потому что тщательно выбрит? Нет, ты искренен, а это очень редкое качество, потому, можешь снять обувь, ведь дырявые носки никак не испортят моего мнения о тебе, это всего лишь вещь. Важнее то, что ты зашил дыру, я ценю тщательный подход. Да и как я могу осуждать, ты только взгляни на мои обрубки! - Спасибо, туфли очень тесные, если честно, - улыбнувшись, испытывая облегчение, он сбросил обувь, стащил носки и побежал к воде, радуясь, словно ребёнок. - Ривай! Война наконец-то закончилась! Мы можем объехать весь мир! Увидеть чудеса! Будет ли ещё когда-нибудь такое время свободы?! Как же нам повезло! Я смотрел на него и ничто не омрачало мой взор. Простите меня призраки прошлого, повинен ли я в том что всё ещё жив? Вижу надежду, могу улыбаться, сидя у моря, под тёплыми лучами солнца? Может и так. Мама, я всё ещё разыскиваю то место, о котором ты мне рассказывала в детстве, нашептывая о своей бесконечной любви. Сойдясь на общем начинании, а именно, рассказать историю его родины, разграбленной и разрушенной войной за ресурсы и мою, человека, чьи руки по локоть в крови, лишь потому что наш народ оказался изолированным от остального мира, выживая в страхе перед неизведанным, мы собирались открыть для себя новый мир. Глава тринадцатая А потом... Эрвина почитали за демона, но посмотрите на меня? Весь перепачканный в крови своих же подчиненных, ребят, которых пообещал сберечь, которых ждало будущее, такие вещи как встречи с близкими, проводы зимы, надежды на хороший урожай... Ничего из этого уже не свершиться, я привёл их к могиле, выкопав её столь глубоко, что не оставил возможности выбраться. Так чем я отличаюсь от командора? В тот момент, когда он повёл в последнюю атаку более сотни бойцов, прекрасно осознавая, что они идут на смерть, чувствовал ли угрызения совести? А стыд? Хотел бы он раскаяться? Нет, Эрвин был личностью, способной выдержать ответственность за принятые решения, не боясь последствий. А я? Стоило ли мне быть более податливым со звероподобным чтобы невзначай вытянуть из него причину покорности пребывать в лесу под нашим наблюдением? Стоило ли сыграть, попробовать убедить в своём расположении и тем самым обмануть? Нет, я не шпион, не смог бы пойти на те уловки, предпринятые Эрэном и воинами из Марли, моя суть не позволила бы пресмыкаться, даже во имя благостной цели. Могу лишь идти напролом, по головам потому, лишь на секунду засомневался, как поступить с новообращёнными титанами. Но как же был зол на Зика за его выходку. Грязный, мерзкий план, не просчитать такому как я, прямому, убеждённому в пользе открытого соперничества, раз уж объявлять войну, то с достоинством и честью, используя тактику, а не уловки, в виде вина со спинномозговой жидкостью. Душа внутри кипела, подогреваемая остервенелой яростью, и я дошёл то точки, где крики Зика стали слаще поцелуев, услаждая меня, пока выдирал его из туши титана, а после, рубил на куски пальцы, ступни, голени, снова и снова, вынуждая его оглашать всю округу уже не призывным кличем, а воплями агонии. Мне требовалось отмщение, требовалось слышать итог от моих действий, ведь наконец-то он находился в моих руках, воля моя заключалась только в причинении страданий, сколь можно продолжительное время, так что могу понять, отчего он решился взорвать себя. Уж лучше смерть, чем многочасовая пытка. Наверное, под конец, он уже сошёл с ума, ведь бормотал всякую нелепицу, говоря, что хочет спасти не только народ Эльдии, не только своего брата, но и меня. Спасти меня! Безумец! Или же это я, скрываясь за благими намерениями, совсем потерял хладнокровие и здравый смысл? Может именно личное безумие позволило мне выжить. Никто не знает, какой именно выбор правильный, однако придя в себя, первым делом я спросил у Хаджи, где звероподобный, хотя её ответ меня не порадовал. Вот так, 'сильнейший воин человечества' практически уничтоженный, израненный, выпотрошенный взрывом громового копья и спасённый благодаря смекалке Ханджи, по сути, случайно, оставил себе лишь намерение, без надежды выжить в итоге. Корил ли я себя хоть раз за сделанный выбор? А Эрен? Мучает ли его совесть за принятое решение? Нет, нет, нет... слишком многие погибли, чтобы мы продолжали следовать зову своего сердца, мы продолжали идти, двигались даже если это приносило только больше ущерба. Таков мир, порожденный до нас или таковы мы, идущие путями, уготовленными кем-то другим. Это ведь мы глупцы и сколько не кричи о несправедливости, о непонимании окружающих людей, ничего не меняется ведь мы останемся прежними. А я самый глупый человек, потому что хотел увидеть весь мир и продолжать жить. Эрен, когда ты забыл о море? Физическая боль ничто в сравнении со страданиями, испытываемыми душой. Да, несомненно, роду Аккерманов принадлежат некоторые особенности, низкая чувствительность к боли, потому можем перенести любые увечья, отчего-то, забывая о сердце, стенающем, рвущемуся к свободному полёту. Мы не умеем забывать по мановению руки, не умеем отрекаться от того, кому отдали честь, не знаем иного пути, как только помнить о данных обещаниях. Что движет мной на самом деле в этой погоне за звероподобным? Слово, данное командору? Личная месть за павших товарищей? А может, я пытаюсь уничтожить всё, что напоминает мне об Эрэне? Я жажду забытья, отречения от чувств к нему или я не готов выбирать между братьями? Моё сердце, насколько же в тебе нерастраченной любви, раз способно ты мечтать о ком-то вновь? - Ничего не вижу правым глазом, - проговорил, терпеливо ожидая, пока Зойи сменит повязку на лице. - Леви, ты вообще чудом остался в живых, грех жаловаться! И могу сказать по собственному опыту, с одним глазом всё прекрасно можно разглядеть! - А что насчёт швов? - Ты и раньше выглядел весьма угрожающим, так что я постаралась сделать их максимально аккуратными, - усмехнулась Ханджи. - Впрочем, могу тебя заверить, такие отметины иногда добавляют популярности среди девушек! - Будто такие вещи меня заботят... - Какой же ты, всё-таки, брюзга! Я, конечно и раньше это замечала, но с возрастом становишься только ворчливей! - Ты пытаешься отвлечь меня от того, как сильно я облажался, очкастая? - с подозрением спросил я и заметил, как её рука дрогнула. - Эх, как всегда, не провести. С таким чутьём бывает сложно влюбиться, ведь люди обычно пытаются выставить себя в более выгодном свете, приукрашивают внешние данные, рассказывают о себе небылицы... - Я оказался в таком жалком положении, лишь потому что верю в байки разного рода, в справедливость, например... - Нам нужно выдвигаться. Знаю, повозка не является верхом изящества, но это лучшее, что могу предложить. - За кого ты меня принимаешь? За изнеженного ребёнка? - рявкнул я в ответ. - Нет, - вздохнула Зойи. - За раненного, которому требуется комфорт и уход, чтобы поскорее поставить тебя на ноги, ведь есть ещё одно незаконченное дело, не так ли? - Помоги мне перебраться, иначе я всё кровью заплюю. В самом деле, благодаря её умелой руке, восстановление проходило достаточно скоро. Будучи ещё только в начале военной карьеры, помню, как некоторые получившие серьёзные травмы, восстанавливались куда быстрее, чем упавшие с лошади, или не справившиеся с маневрированием в воздухе, шмякнувшись о стену, если имели цель, для чего им стоит побыстрее встать с постели. Таких даже медсёстры не могли удержать на больничном карантине, те рвались в бой, не желая оставлять своих товарищей лицом к лицу с титанами. Имея нечто, за что готов бороться, юноши и девушки быстро возвращались обратно в строй, плечом к плечу, становясь крепкой опорой для соратников и друзей. А были среди знакомых и те, что слишком сильно боялись смерти и этот страх парализовывал каждое их стремление, заковывая в тугие ремни, и человек терял себя в четырёх стенах дома, внутри стен города. Но не этот страх я видел в глазах друзей Эрэна. Жан, Конни, Армин, Микаса бросали на меня боязливые взоры, всё ещё сомневаясь, как поступить, ища поддержки, опоры, чтобы, оттолкнувшись, сделать ещё один шаг и я осознавал свою роль, раздумывая только над тем, что предстоит сделать, даже смог отпустить Ханджи, даже пожертвовав своим телом. Она тоже понимала, следующие страницы истории не за нами, военными, так необходимыми в неспокойные времена и совершенно ненужные в мирные дни, зря только хлеб проедаем. Будущее принадлежит тем, кто не испорчен муштрой и беспрекословным подчинением, умеющими мыслить вне рамок, столкнувшиеся с трудностями и уже умеющими их преодолевать, основываясь на поиске диалога, на дипломатии, выслушивая различные точки зрения. Эрэн пришёл к каждому под конец. Я ощутил лёгкое дуновение ветра, а раскрыв очи узрел бескрайний простор небес. Стоя на вершине холма, покрытого сочной зеленью, впервые вдохнул полной грудью и ощутил, что не одинок в этом месте. Обернувшись, увидел юношу, стоящего прямо, мягко улыбавшегося мне. Прекрасный, без уродства, коим наделила его власть. - Только с вами капитан я не стану прощаться, - проговорил Эрен, а я захлебнулся слезами, вымолвив: - Эгоистичный лжец. - Я создам новый путь и найду вас снова. - Ты уже мертв, Эрен! - Это не важно. Помните, вы обещали жить, ведь мир намного больше, чем мы мечтали. Битва, победа в которой казалась невозможной, если бы только не... - Эээй! Сюда! - раздался громогласный клич, которым он раньше призывал людей перерождаться в титанов. - Не может быть, - не веря своим глазам, совершенно опешил, увидев Зика, машущего мне рукой. - Ты же хотел со мной встретиться, Леви, разве нет? Не могу сказать, что хотел того же! По крайней мере, не в таких обстоятельствах! - Зик... - Может быть в другом мире, за чашечкой чая! Тебе ведь нравится чай? Я запомню! Моим ответом был резкий выпад, срубивший голову с его плеч, без сентиментальных прощаний, слов благодарности, я лишь постарался убить быстро, чтобы он даже не успел ощутить боль. Хотя бы на этот раз я мог позволить себе милосердие. За долгое время тренировок, я стал мастером в умерщвлении кого бы то ни было. Однако, самой сложной задачей стало теперь убить Эрэна. Чьи чувства сильнее к этому юноше? Мои или Микасы? Кто имел право занести оружие над шеей возлюбленного? Я не знал и дал шанс ей решить, хочет ли она дойти до конца, спасти его от самого себя. Возможно, она понимала, что я не в том состоянии, что я не справлюсь, позволю Эрэну уничтожить всё живущее на земле, к которому, не питал особенных привязанностей, потому взяла тяжкую ношу на свои плечи. Весь её мир заключался в нём, а он превратился в угрозу для всего мира, не оставив ей выбора. Опустившись на землю, ощущая горечь потери и песок на ресницах, протёр глаза, пытаясь прокашляться. Пыль, поднятая тысячами массивных ступней, раздирала моё горло, а ноющие кости напоминали о том, что я всё ещё жив. Радующиеся победе беженцы, начали распевать песни, пританцовывать, воздавая хвалу богам, ставя нас наравне с высшими творцами. Совсем недавно все эти люди вопили от страха, рыдая, толкаясь, пытаясь убежать как можно дальше от надвигавшейся угрозы, прозванной 'дрожью земли' и вот, уже смех и улыбки украсили их лица. Как же коротка память у человека? Только среди воинов не было тех, кто ощутил бы облегчение, лишь на мгновение обрадовавшись за спасение невинных, их взор погас, затуманенный слезами. В борьбе слишком многие испытали боль утраты, не зная, как совладать с тяжёлыми чувствами, перестав прятать эмоции. Пока каждый думал до того момента как найти силы чтобы добраться до Эрэна, чётко осознавали свою цель, но что теперь им осталось? Растерянные перед горечью неопределённости, жадно искали глазами опору, не видя перед собой ничего, снова и снова переживая минуты борьбы, встречая повсюду смерть и разрушение. К счастью, Армин был среди них, он напомнил о том, что им следует сделать, а именно, рассказать историю их народа, чтобы не позволить человечеству вновь впасть в ошибочное представление о мире, перестать видеть в ком-то проблему, а искать решения сообща. Только Микаса оставалась безразличной к его призыву. Удерживая на руках свёрток с головой Эрэна, ей хотелось вернуться на остров, восстановить дом и продолжить жить, храня память не о битвах, а о дорогом её сердцу человеке. Мне же пришлось смириться со званием героя, спасшего мир людей от полного уничтожения. Что ж, к различного рода кличкам мне не привыкать. Из старого состава, я остался единственным, кто пережил эпоху стен, эпоху угрозы от титанов, кто сражался и боролся против нелегитимной королевской власти, кто побывал в пылу последнего сражения, кто знал лично того самого Эрэна Йегера, его историю. Все старшие товарищи, те, с кем я служил, с кем прошёл долгий путь, уже мертвы, что удивляло меня, ведь именно служившие в разведкорпусе сильнее остальных, мечтали о переменах, о сломанных границах, чтобы увидеть мир за стенами и все они погибли, сначала в стычке со звероподобным, а после, превратившись в титанов. И почему плодами революции довольствуются те, кто и не стремился к ней? Простые обыватели, ищущие повода посетовать насчёт несвоевременности дождя? В одном из писем, доставленных с острова, мне описали каменный постамент, возвышающийся на главной площади города Мария. Невероятная по своей высоте, собранная из остатков стен, махина, была полностью покрыта именами, тех, кто погиб за последний десяток лет, выгравированными при помощи гвоздей, или других подручных инструментов. Большинство из них несли военную службу и люди хотели помнить, запечатлеть в камне звания, отличительные приметы о людях, вставших в первых рядах для защиты родных земель. Судя по присланной зарисовке, памятник возвышался на добрые пятнадцать метров, но более впечатляло количество имён, казавшееся бесконечно длинным. Фракция 'йегеристов', возглавляемая Флоком, пыталась продвинуть идею поставить фигуру 'атакующего титана' вместо этой глыбы из камне, ведь благодаря ему остров Парадиз главы соседних государств решили оставить в покое, залечивая раны, нанесённые высвобождением тысяч колоссальных, но люди голосовали против, напоминая о важности каждой жертвы, а не только предводителя. Завоевание в самом деле удалось отсрочить, пускай хотя бы на одно поколение, однако, уж кому, как не мне понимать, что передавать решение проблемы потомкам безнравственно как минимум, а ещё, безответственно. Если бы не замалчивание, разве пришлось бы Эрэну нести весь этот тяжкий груз тысяч смертей среди гражданских, а потом и отдать за них жизнь, ощущая безмерную вину, неподьемную цену спасения своего народа? Того же мнения придерживался Армин, а ещё, Жан, Конни, Энни и ещё одна персона, также многое повидавшая за время военной службы, Оньянкопон. О нём Ханджи отзывалась положительно, говоря, будто не понимала отчасти, почему он примкнул к Зику Йегеру, почему согласился ввязаться в столь опасное мероприятие, а именно, прибытие на остров, где обитали 'дьяволы', как скромно величали нас за морем. Его личная история связана с утратой родины, наверное, именно поэтому, он не оставил нас до конца, находясь в гуще событий, не раз испытывая прямую угрозу своей жизни. Разумный, привлекательный внешне, с сильным внутренним ориентиром, который называл 'моральным компасом', раз за разом указывающим ему, к чему стремиться, какую защищать правду. Этот мужчина отлично разбирался в технике, именно он управлял дирижаблем, когда наша группа направлялась для нападения на Ребелио. Без него мы бы не добрались до Эрэна, потому, я вновь приходил к заключению, не существует маленьких людей, незначительных поступков, важен каждый, кто не отвергает истинное побуждение сердца, даже в угоду политике, или выживанию. Позднее, я встречал в других странах, культурах, мнения, будто женщины не имеют права при мужчине высказывать личные убеждения, только подчиняться, пряча внешность, ибо красота является соблазном, отворачивающим от правды, потому, не достойны уважения и усмехался, выслушивая подобные стереотипы, вспоминая тех, с кем мне удалось свести близкое знакомство. Как бы хохотала над подобными предрассудками Ханджи, которая не стесняясь, говорила прямо, порой, не подбирая слов, проводила открытые уроки, объясняя молодым новобранцам двух полов, чем они отличаются друг от друга, называя вещи своими именами, споря с начальствующими мужчинами. Боже, сколько накладных и доносов накопилось у Эрвина, только за слово 'менструация', после которого студенты вылетали из аудиторий с красными рожами, словно ошпаренные! На что она обычно пожимала плечами и говорила : 'Ведь кто-то же должен посвящать молодёжь по поводу неудобных вопросов, о которых молчат даже родители, а потом, вдруг девушка замечает тошноту по утрам, слегка увеличившийся животик'... Кем бы мы были, если бы любой организацией управляли только мужчины? Наверное, утратили бы трезвость мышления и рассудительность. Внутренняя сила, стойкость, смелость, умение видеть красоту, никак не принадлежат некой, одной нации или полу, что и делает этот мир таким многообразным. Габи превратилась в одного из тех миротворцев, что искали возможности наводить мосты между спорящими сторонами, заодно, поведать свою историю, рассказать о том, как абсолютное большинство в среде, где она находилась, считали обычных, по своей сути, людей, ужасными созданиями, достойными лишь смерти, без права на жизнь. Её мечта стать воином, теперь воплощалась в реальность, благодаря стойкости, уверенности, приобретенным за годы службы, но девушка сражалась словесно, а не швыряя гранаты. Она верила, чем больше люди будут говорить о том, с чем столкнулись, в какую ложь верили из-за пропаганды, то тем меньше останется в мире предрассудков по поводу, как человек должен выглядеть, в какого бога верить, в итоге, чтобы каждый имел право на своё мнение и место во имя всеобщего блага. Она первая посетила меня с Фалько в госпитале, где я проходил курс реабилитации, попросив, нет, потребовав присоединиться к группе, которую собирал Армин, чтобы выступить на международной конференции, поставившей на всеобщее обсуждение вопрос военных действий. - Вы должны поехать! - Кто ты такая, чтобы говорить мне о долге? - возмутившись, я указал в сторону двери, не желая её слушать. - Ну уж нет! - не отступала девушка. - От меня вы так просто не избавитесь! - Просто?Я уже повысил голос, разве этого недостаточно? - Габи, пойдем, пожалуйста, - попытался её урезонить Фалько, неловко извиняясь за шум перед другими пациентами. - Не нужно докучать выздоравливающим. - Да! Верно! А кто поможет выздороветь этому миру?! - не унималась Габи. - Стоит только хорошим людям перестать действовать, закрыть глаза, как мы вновь погрязнем в конфликтах, неся лишь несчастья! Уж вы-то это должны знать! - Вот заладила, я отдал даже больше, чем был должен, потерял дорогих людей, оставив своё сердце с ними в могиле, а теперь, ещё и это, - резким движением отдёрнув простынь, открыл ноги, в бинтах, пропитанных мазью. - Отдам и это. Лечение не помогает, потому, через пару дней будет ампутация. Говорят, какая-то инфекция, так что, видишь, я отдал куда больше, чем кто-либо. - Ох, - вздохнула девушка, осторожно присев на постель, кротко взяв мою ладонь. - Но это же не приговор, вы сможете поправиться! К тому же, Фалько занимается протезами, он вам поможет! - Это правда? - Да, - смущенно кивнул юноша. - Я не умею творить чудеса, но поставить вас на ноги получится, судя по прогнозам. - Вы же сильнейший воин! - воскликнула Габи. - Уж вам-то точно по плечу справится и с этим! Слушая её пламенную речь, в которой звучали слова 'честность', 'преданность', 'смелость', даже не решился посмеяться, вдруг станет президентом. От королевы я уже получил по лицу, так что коротко кивнул, отвернувшись к окну. - Я так рада! На самом деле, не думала что вы согласитесь! - растроганная она бросилась меня обнимать, чем совершенно смутила. - Что ж, видимо, так и не научился отказывать девчонкам, - проговорил в ответ, вспомнив птицу в руке давно умершей подруги. - Я же говорила, Фалько, - обратившись к своему другу, рассмеялась девушка. - Капитан Леви только с виду кажется злодеем! Ой! Прикрыв ладошками рот, она виновато взглянула на меня, обронив: - Простите. - Я и есть злодей, как и мы все, но твоя речь была о том, кем мы можем стать, можем измениться. - Да! Несомненно! - воскликнув, Габи вновь бросилась ко мне на шею, тихонько зашептав, пытаясь сдержать слёзы. - Я правда в это верю. - Он ещё не совсем выздоровел, - попытался оттащить её Фалько, пока я раздумывал над возникшим чувством зависти. Девушка могла позволить себе открыто сожалеть о неверности своих убеждений, могла во все услышание раскаиваться в поступках, которые даже привели к чьей-то смерти, а я? Смогу ли хоть когда-нибудь поведать кому-либо свою историю? Пришло воспоминание о том, как мне с Ханджи довелось свести достаточное близкое и не особо приятное знакомство с одним религиозным деятелем, убеждённым, будто любое зло прощается, если оно во благо. Помню, как спросил, кто решает, что сделанное действительно во благо, а не ради причинения зла, если плохой поступок может остаться безнаказанным? В ответ мужчина поднял на меня взгляд полный усталости, а ещё понимания, сказав: 'Без тьмы не будет света, Леви, потому, добро и зло являются всего лишь двумя сторонами одной монеты, как принимать дар от человека каждый решает сам. Даже если ты отдаёшь благо, другой легко может перевернуть сторону и узреть для себя кару'. Каждый раз бешусь, стоит мне вспомнить его слова, ведь тогда получается, что каждый и прав, и неправ одновременно, словно бы вечный конфликт между делать и не делать, изменив всё, оставив всё без изменений. Возникший в дверях палаты доктор, хмурым взглядом осмотрел каждого из присутствующих, ясно давая понять, насколько недоволен происходящим: - Пациент Аккерман ещё не окреп, хочу напомнить, а вы тут своими грязными руками его трогаете. - Ох, была б твоя воля ты бы весь мир про дезинфицировал, - проворчал я чуть слышно. - У меня отличный слух, пациент! И не вам говорить о моей брезгливости! Ещё вчера фыркали по поводу чистоты тарелки, отказавшись от ужина! - Там был чей-то отпечаток. - Всё! Время посещений окончено! Прошу вон! - выпроваживая за дверь пришедших ребят, строго отчеканил доктор. - А вам, Леви Аккерман, пора на процедуры! - Да что б тебя в другую лечебницу перевели. Иногда думаю, что лучше б было помереть, - возроптав, я спустил ноги с кушетки. - Здесь дисциплина строже чем в разведкорпусе. Всего несколько недель прошло после битвы. В городах продолжали разбирать завалы, но уже находили только мертвецов, а я, не зная куда податься, на самом деле оставался на месте лишь потому что не представлял, как поступить со свободой, неожиданно свалившейся на меня. Однако, после того как выяснилось, что ноги ниже колен придётся ампутировать, осталась одна надежда на хорошие протезы, благо, за время войны, местные доктора и инженеры научились их мастерить , делая из различных материалов, только модели мне не особо подходили, приходилось постоянно менять, совершенствовать, чем Фалько и занимался, желая помочь мне снова обрести твердую землю под собой. Через пару недель после операции меня навестил тот, кого ожидал увидеть меньше всего. - Здравствуйте, Ривай, - поприветствовал меня статный, темнокожий мужчина в костюме, сняв шляпу и повесив её на вешалку у входа в палату. - Я узнал от лечащего врача, что ваше восстановление проходит весьма успешно. - Этот старый хрен предложил провести несколько экспериментов и посмотреть, как быстро заживают на мне раны, - фыркнув, я отложил газету на прикроватный столик. Явно не привыкший к столь грубым словам, мой собеседник немного смутился, а уже смирившиеся с ругательствами остальные пациенты, лишь тихонько захихикали. Взяв стул, Оньянкопон сел рядом у моей постели и сомкнув ладони, проговорил, смотря прямо в глаза, мотнув в сторону печатной продукции подбородком: - Смотрю, ты уже ознакомился с моей работой? - Да уж, весьма занимательное чтиво, прям за душу берёт. - Неужели я так плох? - рассмеялся он и улыбка показалась мне очень искренней среди сотен, что довелось встречать. - На самом деле, думаю, у тебя большое будущее, но может уже перейдёшь к цели своего прихода? Навряд ли тебя интересует, как там поживает, погоди-ка, как ты меня описал, - взяв в руки газету, я отыскал нужную строку в статье. - 'Масштабная личность невысокого роста'! Серьёзно?! Одно удовольствие будет задницу этим подтереть! По палате разнёсся негромкий смех и ропот: -Так вот почему вы пребывали в столь скверном настроении, а то мы уже голову сломали, что случилось, вдруг расстроили вас, не пригласив за общий стол с нами пообедать! -Сдались мне ваши приглашения! - рявкнув в ответ, швырнул газету в сторону пришедшего. - И почему это весь грёбанный мир должен узнать, какого я роста?! -Моя ошибка, -удручённо кивнул Оньянкопон. - Но вовсе не хотел тебя задеть или оскорбить, мне пока ещё не хватает опыта, ведь я недостаточно образован, учился только читая книги, да прессу, а не за партой в институте. Его откровенность, открытость и честность подкупили меня, ведь он не пытался подбирать слова, а говорил то, что видел, без прикрас, отчего я слегка смутился, ощутив приятие к человеку, которого почти не знал. Убрав одеяло, я дотянулся поочерёдно до каждого протеза, закрепил ремни на бёдрах, ощущая знакомые прикосновения , напоминавшие мне те, когда затягивал упряжь для УПМ. Поднявшись с постели, я медленно прошёл к вешалке, заметив, как внимательно он наблюдает за моей неровной поступью. - Думаю, если мы сойдёмся в размерах, я смогу подрасти на пару сантиметров, - усмехнувшись, подал шляпу и накинув халат, предложил прогуляться, дабы предоставить как можно меньше поводов для сплетен. Уж эти прощелыги ни слова не упустят, чтобы поёрничать. Кроме протезов я пока ещё нуждался в костылях, мой вид уже навряд ли внушал страх и трепет, скорее, незнакомцы видели перед собой тяжело страдающего от последствий военных действий, ещё и шрамы на лице убеждали в этом выводе. В целом, моя внешность скорее вызывала жалость. Лечебница находилась на возвышении, окружённая садами, с пересекающими землю, неширокими дорожками, засыпанными мелкими камушками, вперемешку с раковинами, ведущими к песчаному пляжу и морю. На самом деле, если бы мне пришлось проводить время в иной местности, просыпаться не от криков чаек, шума раскатистых волн, наблюдая за окном прекрасные восходы и закаты, а от копоти завода или скабрезных песенок моряков, я бы сбежал, или уполз, неважно, но не остался бы. Здесь было хорошо в солнечные дни и даже в дождливые, под окнами цвели ирисы, испускавшие очень тонкий аромат в пригожую пору и особенно сильно начинали пахнуть перед грозой. Прознав мою слабость к чаю, лечащий врач специально начал устраивать чаепития в одно и то же время, познакомив со многими сортами, о которых я раньше и не слышал. Как-то даже спросил, отчего он так старается сделать больше, чем требуется по уставу для этого места, на что престарелый мужчина рассмеялся, ответив: 'Не для места, а для людей, которые здесь оказались. Пока здоров, некоторые вещи, вроде вкуса пищи или погоды пропускаешь, ведь занят деятельностью, а стоит приболеть, так очень многое становится раздражающим, но есть решение, какие-то неприятные моменты можно компенсировать за счёт доброго слова, ухода, внимательности и чуткости к чужим потребностям. Люди выздоравливают не от лекарств, а потому что о них хорошо заботятся'. Наверняка, я что-то проворчал в ответ, вновь вызвав смех, однако, полностью согласился, ведь именно войны, невзгоды, катастрофы, заставляют ценить саму жизнь, разрушаемую так легко. Снова и снова убеждаюсь, что мне довелось встретить на своём пути множество хороших людей, а плохими мне казались те, кого не смог узнать поближе. -Есть ли у тебя планы после выписки? - задал вопрос Оньянкопон, вырвав из размышлений. -Габи уже вписала моё имя в билютень на посещение конференции. -А после? -Подумываю взять билет в любую страну, куда можно добраться не более чем за двое суток. Не переношу толкотню в тесном пространстве, после того, как однажды сутки провёл в перевозке вместе с лошадьми. Все пальцы отдавили копытами, - посетовал я, заметив, как собеседник резко остановился, а взгляд его выражал полнейшее изумление, смешанное с сочувствием, ударил себя по лбу, резво орудуя подпорками, быстро приблизившись, смотря снизу вверх, принялся угрожающе тыкать в грудь пальцем. - Только попробуй где-то об этом растрындеть! Даже не вздумай, писака! -Ах! Нет! - замотал головой в отрицании мужчина и капельки пота засверкали на его лбу. - Я не из стервятников, что охотятся за любой сенсацией, скорее, я тебе сочувствую... -Что? - опешив, отшатнулся назад, чуть не потеряв равновесие, но Оньянкопон придержал мое тело от падения, схватив за воротник халата. Так мы и стояли, вглядываясь друг другу в глаза, как вдруг раздался знакомый мне до боли, зычный голос лечащего врача, вопящего с балкона в рупор: -Пациент Аккерман! Я вижу, что вы снова пренебрегаете моими указаниями и ходите на своих двоих, хотя я ясно дал понять, что не выпущу из здания без коляски. -Ох, да чтоб тебя овцы покусали! - пробормотал я чуть слышно и уже громче добавил. - У меня задница болит от сидения в деревянной чехарде! -А я вам уже подушечку приготовил, - самодовольно ухмыляясь, ответил врач, подняв подарок над головой. - Никуда не уходите! Сейчас к вам спущусь! -Вот гадство... С этим эскулапом я стал вздыхать втрое больше, словно дед. Думаю, Ханджи со смеху давится, наблюдая за мной. Делать было нечего. Тяжело вздохнув, я взглянул в сторону спутника, который, отойдя на пару шагов и вынув из кармана небольшой блокнотик в кожаной обложке, быстрыми движениями, что-то зарисовывал. Резко вырвав из его рук книжецу и взглянув на лист, я вдруг застыл, удивлённый, ведь ожидал там увидеть некую карикатуру, насмешку, а обнаружил свой портрет. Тонкий профиль лица, выполненный одной, решительной линией, растрёпанные ветром волосы, замятый воротник рубашки, аккуратное ухо, явно выпирающий кадык, отпечатались на ровном листе белой бумаги, размером чуть больше моей ладони. Черты не казались острыми, скорее, очень характерными, узнаваемыми, личными, будто бы человек очень хорошо мог уловить особенности, перенося их на бумагу. Кривые морщинки в уголках глаз, несколько складок, чтобы наметить мою позу, халат в полоску, съехавший с плеча, слишком длинные рукава, прикрывавшие мои руки, увитые толстыми венами, отсутствие двух пальцев на правой руке... Подняв взгляд, я увидел румянец на щеках журналиста, он надвинул шляпу ниже себе на лоб, пытаясь спрятать глаза, начав крутить перьевую ручку меж пальцев, пряча нервозность. Вновь опустив взгляд, я всмотрелся в портрет и понял, что не узнаю себя в чертах человека, который был изображён, ведь он выглядел иначе, чем видел я в отражении каждый раз натыкаясь на зеркало. Этот человек казался красивым. -Оу, пациент Леви, вы пригласили художника? Нам ожидать героика-эпическую картину в дар за лечение? - скабрезным тоном вопросил доктор, заглянув мне за плечо. - А я вам туть коляску прикатил. Резко обернувшись, я спрятал блокнот у себя в кармане, зло засопев. -Как мило! Вы выглядите словно разъярённый бурундук! - воскликнул доктор, проворно выхватив костыли, заставив меня сесть и припустил в сторону здания, зная, насколько опасен даже бурундук, доведённый до крайней степени ярости. Но чёрт возьми, в мирное время меня совсем никто не воспринимает всерьёз! Я что, игрушка для оттачивания издевательств?! -Теперь нам можно прогуляться до берега моря? - неловко спросил Оньянкопон, уложив мягкую подушку на сидение. -При условии, если ты подаришь мне этот рисунок. -Тогда позволь нарисовать ещё один. -Зачем? -Хочу сохранить воспоминания о прекрасном, что однажды встретил. Я так и не нашёлся с ответом. Как может увечный человек вдохновлять? Или, журналист пошутил? Может имел ввиду то мастерство лечения, которое проводит доктор, благодаря коему я вскоре вновь смогу ходить? Может, это прогресс мысли прекрасен? Как быть с сомнениями? Стоит ли задать вопрос? Но готов ли ли я развеять их? Может неведение куда проще? Устроившись поудобнее, поставив протезы на подступ, позволил Оньянкопону вести коляску, вернув блокнот, ощущая, как щёки начинают гореть, видимо по причине наступавшего заката. Оказавшись у побережья, где заканчивалась выстеленной брусчаткой, узкая дорожка, он обошёл меня и присев впереди на корточки, проговорил: - Я совсем неловок, когда дело касается личных признаний, но на самом деле пришёл просить о сотрудничестве, потому что не уверен, примешь ли ты меня, Ривай? - Сотрудничество? - Да, - уведя в сторону горизонта взгляд, он продолжил. - Через несколько месяцев уезжаю в командировку. Здесь меня ничего не держит, хочу продолжить писать истории людей, которых встречу на своём пути, повествуя о трудностях, о лишениях, о последствиях войны, чтобы предостеречь будущие поколения делить мир на чёрное и белое, считать одни народы более достойными жизни, нежели другие. Может быть ты согласишься составить мне компанию? - И чем я буду заниматься в чужеземье? Просить милостыню? Или фокусы показывать? - Мне нужен фотограф и я принёс аппарат, если захочешь попробовать заняться данным мастерством, - проговорив, он достал прямоугольную штуковину из своей сумки. - Никогда прежде ею не пользовался, - взяв в руки и начав рассматривать, ответил я. - Даже не представляю, что с этим делать. - Это очень интересно, тоже помогает запечатлеть момент времени, нечто удивительное. Благодаря ей можно рассказать историю места или о событиях, а ещё, о человеке. Если навести объектив, а потом нажать вот сюда и прокрутить, то на плёнке сохранится отпечаток света, тени. - Навряд ли я справлюсь. - Можешь попробовать. - Не понимаю, зачем мне такое предлагать? - Возможно, в твоей душе горит та же жажда, увидеть всё своими глазами, изменить ход истории, побывать в иных землях, - договорив, он опустил взгляд, а когда поднял, я увидел лишь искреннюю мольбу. - Возможно, у тебя есть шанс на иное будущее, чем было уготовано. Заметив моё замешательство из-за неожиданности предложения, он было потянулся к моим пальцам, но отдёрнул ладони, неловко улыбнулся и выпрямившись, направился по песку к линии прибоя. Чайки оглушали криком, шум от набегавших волн стал нестерпимым, будто весь мир пытался закричать вместо меня. Фигура мужчины в светлом костюме почти растворилась на фоне яркого света, белой пены и песка, похожего на карамель. Наблюдая за его спокойной, уверенной походкой, я вдруг почувствовал умиротворение и желание запечатлеть тот момент, потому, подняв фотоаппарат, нажал на затвор, повторив движения по инструкции. - Я поеду! - пытаясь перекричать весь этот гвалт, согласился и увидел, как он тут же обернулся и прямиком побежал обратно, поднимая ворох песка. - Погоди, я правильно услышал? - спросил Оньянкопон, сняв шляпу и приложив её к своей груди. - Ты согласен? - Только выпишусь, если до того момента меня не доканает доктор своими расспросами о титанах, соберу вещи и... - я не успел договорить как крепкие руки подхватили меня, начали кружить, а радостный смех сливался с ропотом волн, будто море возмущалось по поводу моего поспешного решения. - Погоди, твоя шляпа! - Да чёрт с ней! - воскликнули в ответ и я тоже засмеялся. Действительно, разве имеет значение, есть ли на голове шляпа, когда обрёл нечто ценное для себя? По-настоящему, здесь и сейчас. - Может уже поставишь меня на ноги? - спросил, когда Оньянкопон, спотыкнувшись о корягу, чуть не навернулся вместе со мной. - Не настолько уж я беспомощен. Осторожно опустив мои ступни на песок, он снял пиджак и расстелив, уселся, похлопал по месту рядом с собой, приглашая присоединиться. Закатив глаза, ведь за мной явно ухаживали, я всё же сел рядом, пока он, притаившись, тихонько наблюдал, не могущий скрыть удовлетворенной улыбки. Его присутствие никак не тяготило, я имел выбор отказаться от путешествия, мог пойти иной дорогой, а ещё, мог найти её и рядом с ним. Подтянув ноги, мужчина начал стягивать лакированные, из светлой кожи, туфли, и вдруг остановился, а потом зашнуровал их обратно. - Собираешься пойти в набитой до верху песком, обуви? - задал я вопрос, увидев, как он смущённо отвернулся в сторону. - В чём дело, журналист? - Я совсем забыл... - Говори внятнее! - ... совсем забыл о том, что купил этот костюм на последние деньги, а на носках дырка и хотя я их заштопал, видно, что они ношеные! В ответ я расхохотался. За мной и правда ухаживают! И костюм купил, лишив себя ужина на несколько дней. Как ещё без цветов пришёл? Наверное, оставил где-то, не решившись мне их вручить. - Я знал, что выгляжу смешно, но очень хотел произвести впечатление, - чуть слышно пробормотал мужчина. - Ты думаешь, будто я согласился потому что ты одел костюм? Или потому что тщательно выбрит? Нет, ты искренен, а это очень редкое качество, потому, можешь снять обувь, ведь дырявые носки никак не испортят моего мнения о тебе, это всего лишь вещь. Важнее то, что ты зашил дыру, я ценю тщательный подход. Да и как я могу осуждать, ты только взгляни на мои обрубки! - Спасибо, туфли очень тесные, если честно, - улыбнувшись, испытывая облегчение, он сбросил обувь, стащил носки и побежал к воде, радуясь, словно ребёнок. - Ривай! Война наконец-то закончилась! Мы можем объехать весь мир! Увидеть чудеса! Будет ли ещё когда-нибудь такое время свободы?! Как же нам повезло! Я смотрел на него и ничто не омрачало мой взор. Простите меня призраки прошлого, повинен ли я в том что всё ещё жив? Вижу надежду, могу улыбаться, сидя у моря, под тёплыми лучами солнца? Может и так. Мама, я всё ещё разыскиваю то место, о котором ты мне рассказывала в детстве, нашептывая о своей бесконечной любви. Сойдясь на общем начинании, а именно, рассказать историю его родины, разграбленной и разрушенной войной за ресурсы и мою, человека, чьи руки по локоть в крови, лишь потому что наш народ оказался изолированным от остального мира, выживая в страхе перед неизведанным, мы собирались открыть для себя новый мир. Глава тринадцатая А потом... Эрвина почитали за демона, но посмотрите на меня? Весь перепачканный в крови своих же подчиненных, ребят, которых пообещал сберечь, которых ждало будущее, такие вещи как встречи с близкими, проводы зимы, надежды на хороший урожай... Ничего из этого уже не свершиться, я привёл их к могиле, выкопав её столь глубоко, что не оставил возможности выбраться. Так чем я отличаюсь от командора? В тот момент, когда он повёл в последнюю атаку более сотни бойцов, прекрасно осознавая, что они идут на смерть, чувствовал ли угрызения совести? А стыд? Хотел бы он раскаяться? Нет, Эрвин был личностью, способной выдержать ответственность за принятые решения, не боясь последствий. А я? Стоило ли мне быть более податливым со звероподобным чтобы невзначай вытянуть из него причину покорности пребывать в лесу под нашим наблюдением? Стоило ли сыграть, попробовать убедить в своём расположении и тем самым обмануть? Нет, я не шпион, не смог бы пойти на те уловки, предпринятые Эрэном и воинами из Марли, моя суть не позволила бы пресмыкаться, даже во имя благостной цели. Могу лишь идти напролом, по головам потому, лишь на секунду засомневался, как поступить с новообращёнными титанами. Но как же был зол на Зика за его выходку. Грязный, мерзкий план, не просчитать такому как я, прямому, убеждённому в пользе открытого соперничества, раз уж объявлять войну, то с достоинством и честью, используя тактику, а не уловки, в виде вина со спинномозговой жидкостью. Душа внутри кипела, подогреваемая остервенелой яростью, и я дошёл то точки, где крики Зика стали слаще поцелуев, услаждая меня, пока выдирал его из туши титана, а после, рубил на куски пальцы, ступни, голени, снова и снова, вынуждая его оглашать всю округу уже не призывным кличем, а воплями агонии. Мне требовалось отмщение, требовалось слышать итог от моих действий, ведь наконец-то он находился в моих руках, воля моя заключалась только в причинении страданий, сколь можно продолжительное время, так что могу понять, отчего он решился взорвать себя. Уж лучше смерть, чем многочасовая пытка. Наверное, под конец, он уже сошёл с ума, ведь бормотал всякую нелепицу, говоря, что хочет спасти не только народ Эльдии, не только своего брата, но и меня. Спасти меня! Безумец! Или же это я, скрываясь за благими намерениями, совсем потерял хладнокровие и здравый смысл? Может именно личное безумие позволило мне выжить. Никто не знает, какой именно выбор правильный, однако придя в себя, первым делом я спросил у Хаджи, где звероподобный, хотя её ответ меня не порадовал. Вот так, 'сильнейший воин человечества' практически уничтоженный, израненный, выпотрошенный взрывом громового копья и спасённый благодаря смекалке Ханджи, по сути, случайно, оставил себе лишь намерение, без надежды выжить в итоге. Корил ли я себя хоть раз за сделанный выбор? А Эрен? Мучает ли его совесть за принятое решение? Нет, нет, нет... слишком многие погибли, чтобы мы продолжали следовать зову своего сердца, мы продолжали идти, двигались даже если это приносило только больше ущерба. Таков мир, порожденный до нас или таковы мы, идущие путями, уготовленными кем-то другим. Это ведь мы глупцы и сколько не кричи о несправедливости, о непонимании окружающих людей, ничего не меняется ведь мы останемся прежними. А я самый глупый человек, потому что хотел увидеть весь мир и продолжать жить. Эрен, когда ты забыл о море? Физическая боль ничто в сравнении со страданиями, испытываемыми душой. Да, несомненно, роду Аккерманов принадлежат некоторые особенности, низкая чувствительность к боли, потому можем перенести любые увечья, отчего-то, забывая о сердце, стенающем, рвущемуся к свободному полёту. Мы не умеем забывать по мановению руки, не умеем отрекаться от того, кому отдали честь, не знаем иного пути, как только помнить о данных обещаниях. Что движет мной на самом деле в этой погоне за звероподобным? Слово, данное командору? Личная месть за павших товарищей? А может, я пытаюсь уничтожить всё, что напоминает мне об Эрэне? Я жажду забытья, отречения от чувств к нему или я не готов выбирать между братьями? Моё сердце, насколько же в тебе нерастраченной любви, раз способно ты мечтать о ком-то вновь? - Ничего не вижу правым глазом, - проговорил, терпеливо ожидая, пока Зойи сменит повязку на лице. - Леви, ты вообще чудом остался в живых, грех жаловаться! И могу сказать по собственному опыту, с одним глазом всё прекрасно можно разглядеть! - А что насчёт швов? - Ты и раньше выглядел весьма угрожающим, так что я постаралась сделать их максимально аккуратными, - усмехнулась Ханджи. - Впрочем, могу тебя заверить, такие отметины иногда добавляют популярности среди девушек! - Будто такие вещи меня заботят... - Какой же ты, всё-таки, брюзга! Я, конечно и раньше это замечала, но с возрастом становишься только ворчливей! - Ты пытаешься отвлечь меня от того, как сильно я облажался, очкастая? - с подозрением спросил я и заметил, как её рука дрогнула. - Эх, как всегда, не провести. С таким чутьём бывает сложно влюбиться, ведь люди обычно пытаются выставить себя в более выгодном свете, приукрашивают внешние данные, рассказывают о себе небылицы... - Я оказался в таком жалком положении, лишь потому что верю в байки разного рода, в справедливость, например... - Нам нужно выдвигаться. Знаю, повозка не является верхом изящества, но это лучшее, что могу предложить. - За кого ты меня принимаешь? За изнеженного ребёнка? - рявкнул я в ответ. - Нет, - вздохнула Зойи. - За раненного, которому требуется комфорт и уход, чтобы поскорее поставить тебя на ноги, ведь есть ещё одно незаконченное дело, не так ли? - Помоги мне перебраться, иначе я всё кровью заплюю. В самом деле, благодаря её умелой руке, восстановление проходило достаточно скоро. Будучи ещё только в начале военной карьеры, помню, как некоторые получившие серьёзные травмы, восстанавливались куда быстрее, чем упавшие с лошади, или не справившиеся с маневрированием в воздухе, шмякнувшись о стену, если имели цель, для чего им стоит побыстрее встать с постели. Таких даже медсёстры не могли удержать на больничном карантине, те рвались в бой, не желая оставлять своих товарищей лицом к лицу с титанами. Имея нечто, за что готов бороться, юноши и девушки быстро возвращались обратно в строй, плечом к плечу, становясь крепкой опорой для соратников и друзей. А были среди знакомых и те, что слишком сильно боялись смерти и этот страх парализовывал каждое их стремление, заковывая в тугие ремни, и человек терял себя в четырёх стенах дома, внутри стен города. Но не этот страх я видел в глазах друзей Эрэна. Жан, Конни, Армин, Микаса бросали на меня боязливые взоры, всё ещё сомневаясь, как поступить, ища поддержки, опоры, чтобы, оттолкнувшись, сделать ещё один шаг и я осознавал свою роль, раздумывая только над тем, что предстоит сделать, даже смог отпустить Ханджи, даже пожертвовав своим телом. Она тоже понимала, следующие страницы истории не за нами, военными, так необходимыми в неспокойные времена и совершенно ненужные в мирные дни, зря только хлеб проедаем. Будущее принадлежит тем, кто не испорчен муштрой и беспрекословным подчинением, умеющими мыслить вне рамок, столкнувшиеся с трудностями и уже умеющими их преодолевать, основываясь на поиске диалога, на дипломатии, выслушивая различные точки зрения. Эрэн пришёл к каждому под конец. Я ощутил лёгкое дуновение ветра, а раскрыв очи узрел бескрайний простор небес. Стоя на вершине холма, покрытого сочной зеленью, впервые вдохнул полной грудью и ощутил, что не одинок в этом месте. Обернувшись, увидел юношу, стоящего прямо, мягко улыбавшегося мне. Прекрасный, без уродства, коим наделила его власть. - Только с вами капитан я не стану прощаться, - проговорил Эрен, а я захлебнулся слезами, вымолвив: - Эгоистичный лжец. - Я создам новый путь и найду вас снова. - Ты уже мертв, Эрен! - Это не важно. Помните, вы обещали жить, ведь мир намного больше, чем мы мечтали. Битва, победа в которой казалась невозможной, если бы только не... - Эээй! Сюда! - раздался громогласный клич, которым он раньше призывал людей перерождаться в титанов. - Не может быть, - не веря своим глазам, совершенно опешил, увидев Зика, машущего мне рукой. - Ты же хотел со мной встретиться, Леви, разве нет? Не могу сказать, что хотел того же! По крайней мере, не в таких обстоятельствах! - Зик... - Может быть в другом мире, за чашечкой чая! Тебе ведь нравится чай? Я запомню! Моим ответом был резкий выпад, срубивший голову с его плеч, без сентиментальных прощаний, слов благодарности, я лишь постарался убить быстро, чтобы он даже не успел ощутить боль. Хотя бы на этот раз я мог позволить себе милосердие. За долгое время тренировок, я стал мастером в умерщвлении кого бы то ни было. Однако, самой сложной задачей стало теперь убить Эрэна. Чьи чувства сильнее к этому юноше? Мои или Микасы? Кто имел право занести оружие над шеей возлюбленного? Я не знал и дал шанс ей решить, хочет ли она дойти до конца, спасти его от самого себя. Возможно, она понимала, что я не в том состоянии, что я не справлюсь, позволю Эрэну уничтожить всё живущее на земле, к которому, не питал особенных привязанностей, потому взяла тяжкую ношу на свои плечи. Весь её мир заключался в нём, а он превратился в угрозу для всего мира, не оставив ей выбора. Опустившись на землю, ощущая горечь потери и песок на ресницах, протёр глаза, пытаясь прокашляться. Пыль, поднятая тысячами массивных ступней, раздирала моё горло, а ноющие кости напоминали о том, что я всё ещё жив. Радующиеся победе беженцы, начали распевать песни, пританцовывать, воздавая хвалу богам, ставя нас наравне с высшими творцами. Совсем недавно все эти люди вопили от страха, рыдая, толкаясь, пытаясь убежать как можно дальше от надвигавшейся угрозы, прозванной 'дрожью земли' и вот, уже смех и улыбки украсили их лица. Как же коротка память у человека? Только среди воинов не было тех, кто ощутил бы облегчение, лишь на мгновение обрадовавшись за спасение невинных, их взор погас, затуманенный слезами. В борьбе слишком многие испытали боль утраты, не зная, как совладать с тяжёлыми чувствами, перестав прятать эмоции. Пока каждый думал до того момента как найти силы чтобы добраться до Эрэна, чётко осознавали свою цель, но что теперь им осталось? Растерянные перед горечью неопределённости, жадно искали глазами опору, не видя перед собой ничего, снова и снова переживая минуты борьбы, встречая повсюду смерть и разрушение. К счастью, Армин был среди них, он напомнил о том, что им следует сделать, а именно, рассказать историю их народа, чтобы не позволить человечеству вновь впасть в ошибочное представление о мире, перестать видеть в ком-то проблему, а искать решения сообща. Только Микаса оставалась безразличной к его призыву. Удерживая на руках свёрток с головой Эрэна, ей хотелось вернуться на остров, восстановить дом и продолжить жить, храня память не о битвах, а о дорогом её сердцу человеке. Мне же пришлось смириться со званием героя, спасшего мир людей от полного уничтожения. Что ж, к различного рода кличкам мне не привыкать. Из старого состава, я остался единственным, кто пережил эпоху стен, эпоху угрозы от титанов, кто сражался и боролся против нелегитимной королевской власти, кто побывал в пылу последнего сражения, кто знал лично того самого Эрэна Йегера, его историю. Все старшие товарищи, те, с кем я служил, с кем прошёл долгий путь, уже мертвы, что удивляло меня, ведь именно служившие в разведкорпусе сильнее остальных, мечтали о переменах, о сломанных границах, чтобы увидеть мир за стенами и все они погибли, сначала в стычке со звероподобным, а после, превратившись в титанов. И почему плодами революции довольствуются те, кто и не стремился к ней? Простые обыватели, ищущие повода посетовать насчёт несвоевременности дождя? В одном из писем, доставленных с острова, мне описали каменный постамент, возвышающийся на главной площади города Мария. Невероятная по своей высоте, собранная из остатков стен, махина, была полностью покрыта именами, тех, кто погиб за последний десяток лет, выгравированными при помощи гвоздей, или других подручных инструментов. Большинство из них несли военную службу и люди хотели помнить, запечатлеть в камне звания, отличительные приметы о людях, вставших в первых рядах для защиты родных земель. Судя по присланной зарисовке, памятник возвышался на добрые пятнадцать метров, но более впечатляло количество имён, казавшееся бесконечно длинным. Фракция 'йегеристов', возглавляемая Флоком, пыталась продвинуть идею поставить фигуру 'атакующего титана' вместо этой глыбы из камне, ведь благодаря ему остров Парадиз главы соседних государств решили оставить в покое, залечивая раны, нанесённые высвобождением тысяч колоссальных, но люди голосовали против, напоминая о важности каждой жертвы, а не только предводителя. Завоевание в самом деле удалось отсрочить, пускай хотя бы на одно поколение, однако, уж кому, как не мне понимать, что передавать решение проблемы потомкам безнравственно как минимум, а ещё, безответственно. Если бы не замалчивание, разве пришлось бы Эрэну нести весь этот тяжкий груз тысяч смертей среди гражданских, а потом и отдать за них жизнь, ощущая безмерную вину, неподьемную цену спасения своего народа? Того же мнения придерживался Армин, а ещё, Жан, Конни, Энни и ещё одна персона, также многое повидавшая за время военной службы, Оньянкопон. О нём Ханджи отзывалась положительно, говоря, будто не понимала отчасти, почему он примкнул к Зику Йегеру, почему согласился ввязаться в столь опасное мероприятие, а именно, прибытие на остров, где обитали 'дьяволы', как скромно величали нас за морем. Его личная история связана с утратой родины, наверное, именно поэтому, он не оставил нас до конца, находясь в гуще событий, не раз испытывая прямую угрозу своей жизни. Разумный, привлекательный внешне, с сильным внутренним ориентиром, который называл 'моральным компасом', раз за разом указывающим ему, к чему стремиться, какую защищать правду. Этот мужчина отлично разбирался в технике, именно он управлял дирижаблем, когда наша группа направлялась для нападения на Ребелио. Без него мы бы не добрались до Эрэна, потому, я вновь приходил к заключению, не существует маленьких людей, незначительных поступков, важен каждый, кто не отвергает истинное побуждение сердца, даже в угоду политике, или выживанию. Позднее, я встречал в других странах, культурах, мнения, будто женщины не имеют права при мужчине высказывать личные убеждения, только подчиняться, пряча внешность, ибо красота является соблазном, отворачивающим от правды, потому, не достойны уважения и усмехался, выслушивая подобные стереотипы, вспоминая тех, с кем мне удалось свести близкое знакомство. Как бы хохотала над подобными предрассудками Ханджи, которая не стесняясь, говорила прямо, порой, не подбирая слов, проводила открытые уроки, объясняя молодым новобранцам двух полов, чем они отличаются друг от друга, называя вещи своими именами, споря с начальствующими мужчинами. Боже, сколько накладных и доносов накопилось у Эрвина, только за слово 'менструация', после которого студенты вылетали из аудиторий с красными рожами, словно ошпаренные! На что она обычно пожимала плечами и говорила : 'Ведь кто-то же должен посвящать молодёжь по поводу неудобных вопросов, о которых молчат даже родители, а потом, вдруг девушка замечает тошноту по утрам, слегка увеличившийся животик'... Кем бы мы были, если бы любой организацией управляли только мужчины? Наверное, утратили бы трезвость мышления и рассудительность. Внутренняя сила, стойкость, смелость, умение видеть красоту, никак не принадлежат некой, одной нации или полу, что и делает этот мир таким многообразным. Габи превратилась в одного из тех миротворцев, что искали возможности наводить мосты между спорящими сторонами, заодно, поведать свою историю, рассказать о том, как абсолютное большинство в среде, где она находилась, считали обычных, по своей сути, людей, ужасными созданиями, достойными лишь смерти, без права на жизнь. Её мечта стать воином, теперь воплощалась в реальность, благодаря стойкости, уверенности, приобретенным за годы службы, но девушка сражалась словесно, а не швыряя гранаты. Она верила, чем больше люди будут говорить о том, с чем столкнулись, в какую ложь верили из-за пропаганды, то тем меньше останется в мире предрассудков по поводу, как человек должен выглядеть, в какого бога верить, в итоге, чтобы каждый имел право на своё мнение и место во имя всеобщего блага. Она первая посетила меня с Фалько в госпитале, где я проходил курс реабилитации, попросив, нет, потребовав присоединиться к группе, которую собирал Армин, чтобы выступить на международной конференции, поставившей на всеобщее обсуждение вопрос военных действий. - Вы должны поехать! - Кто ты такая, чтобы говорить мне о долге? - возмутившись, я указал в сторону двери, не желая её слушать. - Ну уж нет! - не отступала девушка. - От меня вы так просто не избавитесь! - Просто?Я уже повысил голос, разве этого недостаточно? - Габи, пойдем, пожалуйста, - попытался её урезонить Фалько, неловко извиняясь за шум перед другими пациентами. - Не нужно докучать выздоравливающим. - Да! Верно! А кто поможет выздороветь этому миру?! - не унималась Габи. - Стоит только хорошим людям перестать действовать, закрыть глаза, как мы вновь погрязнем в конфликтах, неся лишь несчастья! Уж вы-то это должны знать! - Вот заладила, я отдал даже больше, чем был должен, потерял дорогих людей, оставив своё сердце с ними в могиле, а теперь, ещё и это, - резким движением отдёрнув простынь, открыл ноги, в бинтах, пропитанных мазью. - Отдам и это. Лечение не помогает, потому, через пару дней будет ампутация. Говорят, какая-то инфекция, так что, видишь, я отдал куда больше, чем кто-либо. - Ох, - вздохнула девушка, осторожно присев на постель, кротко взяв мою ладонь. - Но это же не приговор, вы сможете поправиться! К тому же, Фалько занимается протезами, он вам поможет! - Это правда? - Да, - смущенно кивнул юноша. - Я не умею творить чудеса, но поставить вас на ноги получится, судя по прогнозам. - Вы же сильнейший воин! - воскликнула Габи. - Уж вам-то точно по плечу справится и с этим! Слушая её пламенную речь, в которой звучали слова 'честность', 'преданность', 'смелость', даже не решился посмеяться, вдруг станет президентом. От королевы я уже получил по лицу, так что коротко кивнул, отвернувшись к окну. - Я так рада! На самом деле, не думала что вы согласитесь! - растроганная она бросилась меня обнимать, чем совершенно смутила. - Что ж, видимо, так и не научился отказывать девчонкам, - проговорил в ответ, вспомнив птицу в руке давно умершей подруги. - Я же говорила, Фалько, - обратившись к своему другу, рассмеялась девушка. - Капитан Леви только с виду кажется злодеем! Ой! Прикрыв ладошками рот, она виновато взглянула на меня, обронив: - Простите. - Я и есть злодей, как и мы все, но твоя речь была о том, кем мы можем стать, можем измениться. - Да! Несомненно! - воскликнув, Габи вновь бросилась ко мне на шею, тихонько зашептав, пытаясь сдержать слёзы. - Я правда в это верю. - Он ещё не совсем выздоровел, - попытался оттащить её Фалько, пока я раздумывал над возникшим чувством зависти. Девушка могла позволить себе открыто сожалеть о неверности своих убеждений, могла во все услышание раскаиваться в поступках, которые даже привели к чьей-то смерти, а я? Смогу ли хоть когда-нибудь поведать кому-либо свою историю? Пришло воспоминание о том, как мне с Ханджи довелось свести достаточное близкое и не особо приятное знакомство с одним религиозным деятелем, убеждённым, будто любое зло прощается, если оно во благо. Помню, как спросил, кто решает, что сделанное действительно во благо, а не ради причинения зла, если плохой поступок может остаться безнаказанным? В ответ мужчина поднял на меня взгляд полный усталости, а ещё понимания, сказав: 'Без тьмы не будет света, Леви, потому, добро и зло являются всего лишь двумя сторонами одной монеты, как принимать дар от человека каждый решает сам. Даже если ты отдаёшь благо, другой легко может перевернуть сторону и узреть для себя кару'. Каждый раз бешусь, стоит мне вспомнить его слова, ведь тогда получается, что каждый и прав, и неправ одновременно, словно бы вечный конфликт между делать и не делать, изменив всё, оставив всё без изменений. Возникший в дверях палаты доктор, хмурым взглядом осмотрел каждого из присутствующих, ясно давая понять, насколько недоволен происходящим: - Пациент Аккерман ещё не окреп, хочу напомнить, а вы тут своими грязными руками его трогаете. - Ох, была б твоя воля ты бы весь мир про дезинфицировал, - проворчал я чуть слышно. - У меня отличный слух, пациент! И не вам говорить о моей брезгливости! Ещё вчера фыркали по поводу чистоты тарелки, отказавшись от ужина! - Там был чей-то отпечаток. - Всё! Время посещений окончено! Прошу вон! - выпроваживая за дверь пришедших ребят, строго отчеканил доктор. - А вам, Леви Аккерман, пора на процедуры! - Да что б тебя в другую лечебницу перевели. Иногда думаю, что лучше б было помереть, - возроптав, я спустил ноги с кушетки. - Здесь дисциплина строже чем в разведкорпусе. Всего несколько недель прошло после битвы. В городах продолжали разбирать завалы, но уже находили только мертвецов, а я, не зная куда податься, на самом деле оставался на месте лишь потому что не представлял, как поступить со свободой, неожиданно свалившейся на меня. Однако, после того как выяснилось, что ноги ниже колен придётся ампутировать, осталась одна надежда на хорошие протезы, благо, за время войны, местные доктора и инженеры научились их мастерить , делая из различных материалов, только модели мне не особо подходили, приходилось постоянно менять, совершенствовать, чем Фалько и занимался, желая помочь мне снова обрести твердую землю под собой. Через пару недель после операции меня навестил тот, кого ожидал увидеть меньше всего. - Здравствуйте, Ривай, - поприветствовал меня статный, темнокожий мужчина в костюме, сняв шляпу и повесив её на вешалку у входа в палату. - Я узнал от лечащего врача, что ваше восстановление проходит весьма успешно. - Этот старый хрен предложил провести несколько экспериментов и посмотреть, как быстро заживают на мне раны, - фыркнув, я отложил газету на прикроватный столик. Явно не привыкший к столь грубым словам, мой собеседник немного смутился, а уже смирившиеся с ругательствами остальные пациенты, лишь тихонько захихикали. Взяв стул, Оньянкопон сел рядом у моей постели и сомкнув ладони, проговорил, смотря прямо в глаза, мотнув в сторону печатной продукции подбородком: - Смотрю, ты уже ознакомился с моей работой? - Да уж, весьма занимательное чтиво, прям за душу берёт. - Неужели я так плох? - рассмеялся он и улыбка показалась мне очень искренней среди сотен, что довелось встречать. - На самом деле, думаю, у тебя большое будущее, но может уже перейдёшь к цели своего прихода? Навряд ли тебя интересует, как там поживает, погоди-ка, как ты меня описал, - взяв в руки газету, я отыскал нужную строку в статье. - 'Масштабная личность невысокого роста'! Серьёзно?! Одно удовольствие будет задницу этим подтереть! По палате разнёсся негромкий смех и ропот: -Так вот почему вы пребывали в столь скверном настроении, а то мы уже голову сломали, что случилось, вдруг расстроили вас, не пригласив за общий стол с нами пообедать! -Сдались мне ваши приглашения! - рявкнув в ответ, швырнул газету в сторону пришедшего. - И почему это весь грёбанный мир должен узнать, какого я роста?! -Моя ошибка, -удручённо кивнул Оньянкопон. - Но вовсе не хотел тебя задеть или оскорбить, мне пока ещё не хватает опыта, ведь я недостаточно образован, учился только читая книги, да прессу, а не за партой в институте. Его откровенность, открытость и честность подкупили меня, ведь он не пытался подбирать слова, а говорил то, что видел, без прикрас, отчего я слегка смутился, ощутив приятие к человеку, которого почти не знал. Убрав одеяло, я дотянулся поочерёдно до каждого протеза, закрепил ремни на бёдрах, ощущая знакомые прикосновения , напоминавшие мне те, когда затягивал упряжь для УПМ. Поднявшись с постели, я медленно прошёл к вешалке, заметив, как внимательно он наблюдает за моей неровной поступью. - Думаю, если мы сойдёмся в размерах, я смогу подрасти на пару сантиметров, - усмехнувшись, подал шляпу и накинув халат, предложил прогуляться, дабы предоставить как можно меньше поводов для сплетен. Уж эти прощелыги ни слова не упустят, чтобы поёрничать. Кроме протезов я пока ещё нуждался в костылях, мой вид уже навряд ли внушал страх и трепет, скорее, незнакомцы видели перед собой тяжело страдающего от последствий военных действий, ещё и шрамы на лице убеждали в этом выводе. В целом, моя внешность скорее вызывала жалость. Лечебница находилась на возвышении, окружённая садами, с пересекающими землю, неширокими дорожками, засыпанными мелкими камушками, вперемешку с раковинами, ведущими к песчаному пляжу и морю. На самом деле, если бы мне пришлось проводить время в иной местности, просыпаться не от криков чаек, шума раскатистых волн, наблюдая за окном прекрасные восходы и закаты, а от копоти завода или скабрезных песенок моряков, я бы сбежал, или уполз, неважно, но не остался бы. Здесь было хорошо в солнечные дни и даже в дождливые, под окнами цвели ирисы, испускавшие очень тонкий аромат в пригожую пору и особенно сильно начинали пахнуть перед грозой. Прознав мою слабость к чаю, лечащий врач специально начал устраивать чаепития в одно и то же время, познакомив со многими сортами, о которых я раньше и не слышал. Как-то даже спросил, отчего он так старается сделать больше, чем требуется по уставу для этого места, на что престарелый мужчина рассмеялся, ответив: 'Не для места, а для людей, которые здесь оказались. Пока здоров, некоторые вещи, вроде вкуса пищи или погоды пропускаешь, ведь занят деятельностью, а стоит приболеть, так очень многое становится раздражающим, но есть решение, какие-то неприятные моменты можно компенсировать за счёт доброго слова, ухода, внимательности и чуткости к чужим потребностям. Люди выздоравливают не от лекарств, а потому что о них хорошо заботятся'. Наверняка, я что-то проворчал в ответ, вновь вызвав смех, однако, полностью согласился, ведь именно войны, невзгоды, катастрофы, заставляют ценить саму жизнь, разрушаемую так легко. Снова и снова убеждаюсь, что мне довелось встретить на своём пути множество хороших людей, а плохими мне казались те, кого не смог узнать поближе. -Есть ли у тебя планы после выписки? - задал вопрос Оньянкопон, вырвав из размышлений. -Габи уже вписала моё имя в билютень на посещение конференции. -А после? -Подумываю взять билет в любую страну, куда можно добраться не более чем за двое суток. Не переношу толкотню в тесном пространстве, после того, как однажды сутки провёл в перевозке вместе с лошадьми. Все пальцы отдавили копытами, - посетовал я, заметив, как собеседник резко остановился, а взгляд его выражал полнейшее изумление, смешанное с сочувствием, ударил себя по лбу, резво орудуя подпорками, быстро приблизившись, смотря снизу вверх, принялся угрожающе тыкать в грудь пальцем. - Только попробуй где-то об этом растрындеть! Даже не вздумай, писака! -Ах! Нет! - замотал головой в отрицании мужчина и капельки пота засверкали на его лбу. - Я не из стервятников, что охотятся за любой сенсацией, скорее, я тебе сочувствую... -Что? - опешив, отшатнулся назад, чуть не потеряв равновесие, но Оньянкопон придержал мое тело от падения, схватив за воротник халата. Так мы и стояли, вглядываясь друг другу в глаза, как вдруг раздался знакомый мне до боли, зычный голос лечащего врача, вопящего с балкона в рупор: -Пациент Аккерман! Я вижу, что вы снова пренебрегаете моими указаниями и ходите на своих двоих, хотя я ясно дал понять, что не выпущу из здания без коляски. -Ох, да чтоб тебя овцы покусали! - пробормотал я чуть слышно и уже громче добавил. - У меня задница болит от сидения в деревянной чехарде! -А я вам уже подушечку приготовил, - самодовольно ухмыляясь, ответил врач, подняв подарок над головой. - Никуда не уходите! Сейчас к вам спущусь! -Вот гадство... С этим эскулапом я стал вздыхать втрое больше, словно дед. Думаю, Ханджи со смеху давится, наблюдая за мной. Делать было нечего. Тяжело вздохнув, я взглянул в сторону спутника, который, отойдя на пару шагов и вынув из кармана небольшой блокнотик в кожаной обложке, быстрыми движениями, что-то зарисовывал. Резко вырвав из его рук книжецу и взглянув на лист, я вдруг застыл, удивлённый, ведь ожидал там увидеть некую карикатуру, насмешку, а обнаружил свой портрет. Тонкий профиль лица, выполненный одной, решительной линией, растрёпанные ветром волосы, замятый воротник рубашки, аккуратное ухо, явно выпирающий кадык, отпечатались на ровном листе белой бумаги, размером чуть больше моей ладони. Черты не казались острыми, скорее, очень характерными, узнаваемыми, личными, будто бы человек очень хорошо мог уловить особенности, перенося их на бумагу. Кривые морщинки в уголках глаз, несколько складок, чтобы наметить мою позу, халат в полоску, съехавший с плеча, слишком длинные рукава, прикрывавшие мои руки, увитые толстыми венами, отсутствие двух пальцев на правой руке... Подняв взгляд, я увидел румянец на щеках журналиста, он надвинул шляпу ниже себе на лоб, пытаясь спрятать глаза, начав крутить перьевую ручку меж пальцев, пряча нервозность. Вновь опустив взгляд, я всмотрелся в портрет и понял, что не узнаю себя в чертах человека, который был изображён, ведь он выглядел иначе, чем видел я в отражении каждый раз натыкаясь на зеркало. Этот человек казался красивым. -Оу, пациент Леви, вы пригласили художника? Нам ожидать героика-эпическую картину в дар за лечение? - скабрезным тоном вопросил доктор, заглянув мне за плечо. - А я вам туть коляску прикатил. Резко обернувшись, я спрятал блокнот у себя в кармане, зло засопев. -Как мило! Вы выглядите словно разъярённый бурундук! - воскликнул доктор, проворно выхватив костыли, заставив меня сесть и припустил в сторону здания, зная, насколько опасен даже бурундук, доведённый до крайней степени ярости. Но чёрт возьми, в мирное время меня совсем никто не воспринимает всерьёз! Я что, игрушка для оттачивания издевательств?! -Теперь нам можно прогуляться до берега моря? - неловко спросил Оньянкопон, уложив мягкую подушку на сидение. -При условии, если ты подаришь мне этот рисунок. -Тогда позволь нарисовать ещё один. -Зачем? -Хочу сохранить воспоминания о прекрасном, что однажды встретил. Я так и не нашёлся с ответом. Как может увечный человек вдохновлять? Или, журналист пошутил? Может имел ввиду то мастерство лечения, которое проводит доктор, благодаря коему я вскоре вновь смогу ходить? Может, это прогресс мысли прекрасен? Как быть с сомнениями? Стоит ли задать вопрос? Но готов ли ли я развеять их? Может неведение куда проще? Устроившись поудобнее, поставив протезы на подступ, позволил Оньянкопону вести коляску, вернув блокнот, ощущая, как щёки начинают гореть, видимо по причине наступавшего заката. Оказавшись у побережья, где заканчивалась выстеленной брусчаткой, узкая дорожка, он обошёл меня и присев впереди на корточки, проговорил: - Я совсем неловок, когда дело касается личных признаний, но на самом деле пришёл просить о сотрудничестве, потому что не уверен, примешь ли ты меня, Ривай? - Сотрудничество? - Да, - уведя в сторону горизонта взгляд, он продолжил. - Через несколько месяцев уезжаю в командировку. Здесь меня ничего не держит, хочу продолжить писать истории людей, которых встречу на своём пути, повествуя о трудностях, о лишениях, о последствиях войны, чтобы предостеречь будущие поколения делить мир на чёрное и белое, считать одни народы более достойными жизни, нежели другие. Может быть ты согласишься составить мне компанию? - И чем я буду заниматься в чужеземье? Просить милостыню? Или фокусы показывать? - Мне нужен фотограф и я принёс аппарат, если захочешь попробовать заняться данным мастерством, - проговорив, он достал прямоугольную штуковину из своей сумки. - Никогда прежде ею не пользовался, - взяв в руки и начав рассматривать, ответил я. - Даже не представляю, что с этим делать. - Это очень интересно, тоже помогает запечатлеть момент времени, нечто удивительное. Благодаря ей можно рассказать историю места или о событиях, а ещё, о человеке. Если навести объектив, а потом нажать вот сюда и прокрутить, то на плёнке сохранится отпечаток света, тени. - Навряд ли я справлюсь. - Можешь попробовать. - Не понимаю, зачем мне такое предлагать? - Возможно, в твоей душе горит та же жажда, увидеть всё своими глазами, изменить ход истории, побывать в иных землях, - договорив, он опустил взгляд, а когда поднял, я увидел лишь искреннюю мольбу. - Возможно, у тебя есть шанс на иное будущее, чем было уготовано. Заметив моё замешательство из-за неожиданности предложения, он было потянулся к моим пальцам, но отдёрнул ладони, неловко улыбнулся и выпрямившись, направился по песку к линии прибоя. Чайки оглушали криком, шум от набегавших волн стал нестерпимым, будто весь мир пытался закричать вместо меня. Фигура мужчины в светлом костюме почти растворилась на фоне яркого света, белой пены и песка, похожего на карамель. Наблюдая за его спокойной, уверенной походкой, я вдруг почувствовал умиротворение и желание запечатлеть тот момент, потому, подняв фотоаппарат, нажал на затвор, повторив движения по инструкции. - Я поеду! - пытаясь перекричать весь этот гвалт, согласился и увидел, как он тут же обернулся и прямиком побежал обратно, поднимая ворох песка. - Погоди, я правильно услышал? - спросил Оньянкопон, сняв шляпу и приложив её к своей груди. - Ты согласен? - Только выпишусь, если до того момента меня не доканает доктор своими расспросами о титанах, соберу вещи и... - я не успел договорить как крепкие руки подхватили меня, начали кружить, а радостный смех сливался с ропотом волн, будто море возмущалось по поводу моего поспешного решения. - Погоди, твоя шляпа! - Да чёрт с ней! - воскликнули в ответ и я тоже засмеялся. Действительно, разве имеет значение, есть ли на голове шляпа, когда обрёл нечто ценное для себя? По-настоящему, здесь и сейчас. - Может уже поставишь меня на ноги? - спросил, когда Оньянкопон, спотыкнувшись о корягу, чуть не навернулся вместе со мной. - Не настолько уж я беспомощен. Осторожно опустив мои ступни на песок, он снял пиджак и расстелив, уселся, похлопал по месту рядом с собой, приглашая присоединиться. Закатив глаза, ведь за мной явно ухаживали, я всё же сел рядом, пока он, притаившись, тихонько наблюдал, не могущий скрыть удовлетворенной улыбки. Его присутствие никак не тяготило, я имел выбор отказаться от путешествия, мог пойти иной дорогой, а ещё, мог найти её и рядом с ним. Подтянув ноги, мужчина начал стягивать лакированные, из светлой кожи, туфли, и вдруг остановился, а потом зашнуровал их обратно. - Собираешься пойти в набитой до верху песком, обуви? - задал я вопрос, увидев, как он смущённо отвернулся в сторону. - В чём дело, журналист? - Я совсем забыл... - Говори внятнее! - ... совсем забыл о том, что купил этот костюм на последние деньги, а на носках дырка и хотя я их заштопал, видно, что они ношеные! В ответ я расхохотался. За мной и правда ухаживают! И костюм купил, лишив себя ужина на несколько дней. Как ещё без цветов пришёл? Наверное, оставил где-то, не решившись мне их вручить. - Я знал, что выгляжу смешно, но очень хотел произвести впечатление, - чуть слышно пробормотал мужчина. - Ты думаешь, будто я согласился потому что ты одел костюм? Или потому что тщательно выбрит? Нет, ты искренен, а это очень редкое качество, потому, можешь снять обувь, ведь дырявые носки никак не испортят моего мнения о тебе, это всего лишь вещь. Важнее то, что ты зашил дыру, я ценю тщательный подход. Да и как я могу осуждать, ты только взгляни на мои обрубки! - Спасибо, туфли очень тесные, если честно, - улыбнувшись, испытывая облегчение, он сбросил обувь, стащил носки и побежал к воде, радуясь, словно ребёнок. - Ривай! Война наконец-то закончилась! Мы можем объехать весь мир! Увидеть чудеса! Будет ли ещё когда-нибудь такое время свободы?! Как же нам повезло! Я смотрел на него и ничто не омрачало мой взор. Простите меня призраки прошлого, повинен ли я в том что всё ещё жив? Вижу надежду, могу улыбаться, сидя у моря, под тёплыми лучами солнца? Может и так. Мама, я всё ещё разыскиваю то место, о котором ты мне рассказывала в детстве, нашептывая о своей бесконечной любви. Сойдясь на общем начинании, а именно, рассказать историю его родины, разграбленной и разрушенной войной за ресурсы и мою, человека, чьи руки по локоть в крови, лишь потому что наш народ оказался изолированным от остального мира, выживая в страхе перед неизведанным, мы собирались открыть для себя новый мир. Глава тринадцатая А потом... Эрвина почитали за демона, но посмотрите на меня? Весь перепачканный в крови своих же подчиненных, ребят, которых пообещал сберечь, которых ждало будущее, такие вещи как встречи с близкими, проводы зимы, надежды на хороший урожай... Ничего из этого уже не свершиться, я привёл их к могиле, выкопав её столь глубоко, что не оставил возможности выбраться. Так чем я отличаюсь от командора? В тот момент, когда он повёл в последнюю атаку более сотни бойцов, прекрасно осознавая, что они идут на смерть, чувствовал ли угрызения совести? А стыд? Хотел бы он раскаяться? Нет, Эрвин был личностью, способной выдержать ответственность за принятые решения, не боясь последствий. А я? Стоило ли мне быть более податливым со звероподобным чтобы невзначай вытянуть из него причину покорности пребывать в лесу под нашим наблюдением? Стоило ли сыграть, попробовать убедить в своём расположении и тем самым обмануть? Нет, я не шпион, не смог бы пойти на те уловки, предпринятые Эрэном и воинами из Марли, моя суть не позволила бы пресмыкаться, даже во имя благостной цели. Могу лишь идти напролом, по головам потому, лишь на секунду засомневался, как поступить с новообращёнными титанами. Но как же был зол на Зика за его выходку. Грязный, мерзкий план, не просчитать такому как я, прямому, убеждённому в пользе открытого соперничества, раз уж объявлять войну, то с достоинством и честью, используя тактику, а не уловки, в виде вина со спинномозговой жидкостью. Душа внутри кипела, подогреваемая остервенелой яростью, и я дошёл то точки, где крики Зика стали слаще поцелуев, услаждая меня, пока выдирал его из туши титана, а после, рубил на куски пальцы, ступни, голени, снова и снова, вынуждая его оглашать всю округу уже не призывным кличем, а воплями агонии. Мне требовалось отмщение, требовалось слышать итог от моих действий, ведь наконец-то он находился в моих руках, воля моя заключалась только в причинении страданий, сколь можно продолжительное время, так что могу понять, отчего он решился взорвать себя. Уж лучше смерть, чем многочасовая пытка. Наверное, под конец, он уже сошёл с ума, ведь бормотал всякую нелепицу, говоря, что хочет спасти не только народ Эльдии, не только своего брата, но и меня. Спасти меня! Безумец! Или же это я, скрываясь за благими намерениями, совсем потерял хладнокровие и здравый смысл? Может именно личное безумие позволило мне выжить. Никто не знает, какой именно выбор правильный, однако придя в себя, первым делом я спросил у Хаджи, где звероподобный, хотя её ответ меня не порадовал. Вот так, 'сильнейший воин человечества' практически уничтоженный, израненный, выпотрошенный взрывом громового копья и спасённый благодаря смекалке Ханджи, по сути, случайно, оставил себе лишь намерение, без надежды выжить в итоге. Корил ли я себя хоть раз за сделанный выбор? А Эрен? Мучает ли его совесть за принятое решение? Нет, нет, нет... слишком многие погибли, чтобы мы продолжали следовать зову своего сердца, мы продолжали идти, двигались даже если это приносило только больше ущерба. Таков мир, порожденный до нас или таковы мы, идущие путями, уготовленными кем-то другим. Это ведь мы глупцы и сколько не кричи о несправедливости, о непонимании окружающих людей, ничего не меняется ведь мы останемся прежними. А я самый глупый человек, потому что хотел увидеть весь мир и продолжать жить. Эрен, когда ты забыл о море? Физическая боль ничто в сравнении со страданиями, испытываемыми душой. Да, несомненно, роду Аккерманов принадлежат некоторые особенности, низкая чувствительность к боли, потому можем перенести любые увечья, отчего-то, забывая о сердце, стенающем, рвущемуся к свободному полёту. Мы не умеем забывать по мановению руки, не умеем отрекаться от того, кому отдали честь, не знаем иного пути, как только помнить о данных обещаниях. Что движет мной на самом деле в этой погоне за звероподобным? Слово, данное командору? Личная месть за павших товарищей? А может, я пытаюсь уничтожить всё, что напоминает мне об Эрэне? Я жажду забытья, отречения от чувств к нему или я не готов выбирать между братьями? Моё сердце, насколько же в тебе нерастраченной любви, раз способно ты мечтать о ком-то вновь? - Ничего не вижу правым глазом, - проговорил, терпеливо ожидая, пока Зойи сменит повязку на лице. - Леви, ты вообще чудом остался в живых, грех жаловаться! И могу сказать по собственному опыту, с одним глазом всё прекрасно можно разглядеть! - А что насчёт швов? - Ты и раньше выглядел весьма угрожающим, так что я постаралась сделать их максимально аккуратными, - усмехнулась Ханджи. - Впрочем, могу тебя заверить, такие отметины иногда добавляют популярности среди девушек! - Будто такие вещи меня заботят... - Какой же ты, всё-таки, брюзга! Я, конечно и раньше это замечала, но с возрастом становишься только ворчливей! - Ты пытаешься отвлечь меня от того, как сильно я облажался, очкастая? - с подозрением спросил я и заметил, как её рука дрогнула. - Эх, как всегда, не провести. С таким чутьём бывает сложно влюбиться, ведь люди обычно пытаются выставить себя в более выгодном свете, приукрашивают внешние данные, рассказывают о себе небылицы... - Я оказался в таком жалком положении, лишь потому что верю в байки разного рода, в справедливость, например... - Нам нужно выдвигаться. Знаю, повозка не является верхом изящества, но это лучшее, что могу предложить. - За кого ты меня принимаешь? За изнеженного ребёнка? - рявкнул я в ответ. - Нет, - вздохнула Зойи. - За раненного, которому требуется комфорт и уход, чтобы поскорее поставить тебя на ноги, ведь есть ещё одно незаконченное дело, не так ли? - Помоги мне перебраться, иначе я всё кровью заплюю. В самом деле, благодаря её умелой руке, восстановление проходило достаточно скоро. Будучи ещё только в начале военной карьеры, помню, как некоторые получившие серьёзные травмы, восстанавливались куда быстрее, чем упавшие с лошади, или не справившиеся с маневрированием в воздухе, шмякнувшись о стену, если имели цель, для чего им стоит побыстрее встать с постели. Таких даже медсёстры не могли удержать на больничном карантине, те рвались в бой, не желая оставлять своих товарищей лицом к лицу с титанами. Имея нечто, за что готов бороться, юноши и девушки быстро возвращались обратно в строй, плечом к плечу, становясь крепкой опорой для соратников и друзей. А были среди знакомых и те, что слишком сильно боялись смерти и этот страх парализовывал каждое их стремление, заковывая в тугие ремни, и человек терял себя в четырёх стенах дома, внутри стен города. Но не этот страх я видел в глазах друзей Эрэна. Жан, Конни, Армин, Микаса бросали на меня боязливые взоры, всё ещё сомневаясь, как поступить, ища поддержки, опоры, чтобы, оттолкнувшись, сделать ещё один шаг и я осознавал свою роль, раздумывая только над тем, что предстоит сделать, даже смог отпустить Ханджи, даже пожертвовав своим телом. Она тоже понимала, следующие страницы истории не за нами, военными, так необходимыми в неспокойные времена и совершенно ненужные в мирные дни, зря только хлеб проедаем. Будущее принадлежит тем, кто не испорчен муштрой и беспрекословным подчинением, умеющими мыслить вне рамок, столкнувшиеся с трудностями и уже умеющими их преодолевать, основываясь на поиске диалога, на дипломатии, выслушивая различные точки зрения. Эрэн пришёл к каждому под конец. Я ощутил лёгкое дуновение ветра, а раскрыв очи узрел бескрайний простор небес. Стоя на вершине холма, покрытого сочной зеленью, впервые вдохнул полной грудью и ощутил, что не одинок в этом месте. Обернувшись, увидел юношу, стоящего прямо, мягко улыбавшегося мне. Прекрасный, без уродства, коим наделила его власть. - Только с вами капитан я не стану прощаться, - проговорил Эрен, а я захлебнулся слезами, вымолвив: - Эгоистичный лжец. - Я создам новый путь и найду вас снова. - Ты уже мертв, Эрен! - Это не важно. Помните, вы обещали жить, ведь мир намного больше, чем мы мечтали. Битва, победа в которой казалась невозможной, если бы только не... - Эээй! Сюда! - раздался громогласный клич, которым он раньше призывал людей перерождаться в титанов. - Не может быть, - не веря своим глазам, совершенно опешил, увидев Зика, машущего мне рукой. - Ты же хотел со мной встретиться, Леви, разве нет? Не могу сказать, что хотел того же! По крайней мере, не в таких обстоятельствах! - Зик... - Может быть в другом мире, за чашечкой чая! Тебе ведь нравится чай? Я запомню! Моим ответом был резкий выпад, срубивший голову с его плеч, без сентиментальных прощаний, слов благодарности, я лишь постарался убить быстро, чтобы он даже не успел ощутить боль. Хотя бы на этот раз я мог позволить себе милосердие. За долгое время тренировок, я стал мастером в умерщвлении кого бы то ни было. Однако, самой сложной задачей стало теперь убить Эрэна. Чьи чувства сильнее к этому юноше? Мои или Микасы? Кто имел право занести оружие над шеей возлюбленного? Я не знал и дал шанс ей решить, хочет ли она дойти до конца, спасти его от самого себя. Возможно, она понимала, что я не в том состоянии, что я не справлюсь, позволю Эрэну уничтожить всё живущее на земле, к которому, не питал особенных привязанностей, потому взяла тяжкую ношу на свои плечи. Весь её мир заключался в нём, а он превратился в угрозу для всего мира, не оставив ей выбора. Опустившись на землю, ощущая горечь потери и песок на ресницах, протёр глаза, пытаясь прокашляться. Пыль, поднятая тысячами массивных ступней, раздирала моё горло, а ноющие кости напоминали о том, что я всё ещё жив. Радующиеся победе беженцы, начали распевать песни, пританцовывать, воздавая хвалу богам, ставя нас наравне с высшими творцами. Совсем недавно все эти люди вопили от страха, рыдая, толкаясь, пытаясь убежать как можно дальше от надвигавшейся угрозы, прозванной 'дрожью земли' и вот, уже смех и улыбки украсили их лица. Как же коротка память у человека? Только среди воинов не было тех, кто ощутил бы облегчение, лишь на мгновение обрадовавшись за спасение невинных, их взор погас, затуманенный слезами. В борьбе слишком многие испытали боль утраты, не зная, как совладать с тяжёлыми чувствами, перестав прятать эмоции. Пока каждый думал до того момента как найти силы чтобы добраться до Эрэна, чётко осознавали свою цель, но что теперь им осталось? Растерянные перед горечью неопределённости, жадно искали глазами опору, не видя перед собой ничего, снова и снова переживая минуты борьбы, встречая повсюду смерть и разрушение. К счастью, Армин был среди них, он напомнил о том, что им следует сделать, а именно, рассказать историю их народа, чтобы не позволить человечеству вновь впасть в ошибочное представление о мире, перестать видеть в ком-то проблему, а искать решения сообща. Только Микаса оставалась безразличной к его призыву. Удерживая на руках свёрток с головой Эрэна, ей хотелось вернуться на остров, восстановить дом и продолжить жить, храня память не о битвах, а о дорогом её сердцу человеке. Мне же пришлось смириться со званием героя, спасшего мир людей от полного уничтожения. Что ж, к различного рода кличкам мне не привыкать. Из старого состава, я остался единственным, кто пережил эпоху стен, эпоху угрозы от титанов, кто сражался и боролся против нелегитимной королевской власти, кто побывал в пылу последнего сражения, кто знал лично того самого Эрэна Йегера, его историю. Все старшие товарищи, те, с кем я служил, с кем прошёл долгий путь, уже мертвы, что удивляло меня, ведь именно служившие в разведкорпусе сильнее остальных, мечтали о переменах, о сломанных границах, чтобы увидеть мир за стенами и все они погибли, сначала в стычке со звероподобным, а после, превратившись в титанов. И почему плодами революции довольствуются те, кто и не стремился к ней? Простые обыватели, ищущие повода посетовать насчёт несвоевременности дождя? В одном из писем, доставленных с острова, мне описали каменный постамент, возвышающийся на главной площади города Мария. Невероятная по своей высоте, собранная из остатков стен, махина, была полностью покрыта именами, тех, кто погиб за последний десяток лет, выгравированными при помощи гвоздей, или других подручных инструментов. Большинство из них несли военную службу и люди хотели помнить, запечатлеть в камне звания, отличительные приметы о людях, вставших в первых рядах для защиты родных земель. Судя по присланной зарисовке, памятник возвышался на добрые пятнадцать метров, но более впечатляло количество имён, казавшееся бесконечно длинным. Фракция 'йегеристов', возглавляемая Флоком, пыталась продвинуть идею поставить фигуру 'атакующего титана' вместо этой глыбы из камне, ведь благодаря ему остров Парадиз главы соседних государств решили оставить в покое, залечивая раны, нанесённые высвобождением тысяч колоссальных, но люди голосовали против, напоминая о важности каждой жертвы, а не только предводителя. Завоевание в самом деле удалось отсрочить, пускай хотя бы на одно поколение, однако, уж кому, как не мне понимать, что передавать решение проблемы потомкам безнравственно как минимум, а ещё, безответственно. Если бы не замалчивание, разве пришлось бы Эрэну нести весь этот тяжкий груз тысяч смертей среди гражданских, а потом и отдать за них жизнь, ощущая безмерную вину, неподьемную цену спасения своего народа? Того же мнения придерживался Армин, а ещё, Жан, Конни, Энни и ещё одна персона, также многое повидавшая за время военной службы, Оньянкопон. О нём Ханджи отзывалась положительно, говоря, будто не понимала отчасти, почему он примкнул к Зику Йегеру, почему согласился ввязаться в столь опасное мероприятие, а именно, прибытие на остров, где обитали 'дьяволы', как скромно величали нас за морем. Его личная история связана с утратой родины, наверное, именно поэтому, он не оставил нас до конца, находясь в гуще событий, не раз испытывая прямую угрозу своей жизни. Разумный, привлекательный внешне, с сильным внутренним ориентиром, который называл 'моральным компасом', раз за разом указывающим ему, к чему стремиться, какую защищать правду. Этот мужчина отлично разбирался в технике, именно он управлял дирижаблем, когда наша группа направлялась для нападения на Ребелио. Без него мы бы не добрались до Эрэна, потому, я вновь приходил к заключению, не существует маленьких людей, незначительных поступков, важен каждый, кто не отвергает истинное побуждение сердца, даже в угоду политике, или выживанию. Позднее, я встречал в других странах, культурах, мнения, будто женщины не имеют права при мужчине высказывать личные убеждения, только подчиняться, пряча внешность, ибо красота является соблазном, отворачивающим от правды, потому, не достойны уважения и усмехался, выслушивая подобные стереотипы, вспоминая тех, с кем мне удалось свести близкое знакомство. Как бы хохотала над подобными предрассудками Ханджи, которая не стесняясь, говорила прямо, порой, не подбирая слов, проводила открытые уроки, объясняя молодым новобранцам двух полов, чем они отличаются друг от друга, называя вещи своими именами, споря с начальствующими мужчинами. Боже, сколько накладных и доносов накопилось у Эрвина, только за слово 'менструация', после которого студенты вылетали из аудиторий с красными рожами, словно ошпаренные! На что она обычно пожимала плечами и говорила : 'Ведь кто-то же должен посвящать молодёжь по поводу неудобных вопросов, о которых молчат даже родители, а потом, вдруг девушка замечает тошноту по утрам, слегка увеличившийся животик'... Кем бы мы были, если бы любой организацией управляли только мужчины? Наверное, утратили бы трезвость мышления и рассудительность. Внутренняя сила, стойкость, смелость, умение видеть красоту, никак не принадлежат некой, одной нации или полу, что и делает этот мир таким многообразным. Габи превратилась в одного из тех миротворцев, что искали возможности наводить мосты между спорящими сторонами, заодно, поведать свою историю, рассказать о том, как абсолютное большинство в среде, где она находилась, считали обычных, по своей сути, людей, ужасными созданиями, достойными лишь смерти, без права на жизнь. Её мечта стать воином, теперь воплощалась в реальность, благодаря стойкости, уверенности, приобретенным за годы службы, но девушка сражалась словесно, а не швыряя гранаты. Она верила, чем больше люди будут говорить о том, с чем столкнулись, в какую ложь верили из-за пропаганды, то тем меньше останется в мире предрассудков по поводу, как человек должен выглядеть, в какого бога верить, в итоге, чтобы каждый имел право на своё мнение и место во имя всеобщего блага. Она первая посетила меня с Фалько в госпитале, где я проходил курс реабилитации, попросив, нет, потребовав присоединиться к группе, которую собирал Армин, чтобы выступить на международной конференции, поставившей на всеобщее обсуждение вопрос военных действий. - Вы должны поехать! - Кто ты такая, чтобы говорить мне о долге? - возмутившись, я указал в сторону двери, не желая её слушать. - Ну уж нет! - не отступала девушка. - От меня вы так просто не избавитесь! - Просто?Я уже повысил голос, разве этого недостаточно? - Габи, пойдем, пожалуйста, - попытался её урезонить Фалько, неловко извиняясь за шум перед другими пациентами. - Не нужно докучать выздоравливающим. - Да! Верно! А кто поможет выздороветь этому миру?! - не унималась Габи. - Стоит только хорошим людям перестать действовать, закрыть глаза, как мы вновь погрязнем в конфликтах, неся лишь несчастья! Уж вы-то это должны знать! - Вот заладила, я отдал даже больше, чем был должен, потерял дорогих людей, оставив своё сердце с ними в могиле, а теперь, ещё и это, - резким движением отдёрнув простынь, открыл ноги, в бинтах, пропитанных мазью. - Отдам и это. Лечение не помогает, потому, через пару дней будет ампутация. Говорят, какая-то инфекция, так что, видишь, я отдал куда больше, чем кто-либо. - Ох, - вздохнула девушка, осторожно присев на постель, кротко взяв мою ладонь. - Но это же не приговор, вы сможете поправиться! К тому же, Фалько занимается протезами, он вам поможет! - Это правда? - Да, - смущенно кивнул юноша. - Я не умею творить чудеса, но поставить вас на ноги получится, судя по прогнозам. - Вы же сильнейший воин! - воскликнула Габи. - Уж вам-то точно по плечу справится и с этим! Слушая её пламенную речь, в которой звучали слова 'честность', 'преданность', 'смелость', даже не решился посмеяться, вдруг станет президентом. От королевы я уже получил по лицу, так что коротко кивнул, отвернувшись к окну. - Я так рада! На самом деле, не думала что вы согласитесь! - растроганная она бросилась меня обнимать, чем совершенно смутила. - Что ж, видимо, так и не научился отказывать девчонкам, - проговорил в ответ, вспомнив птицу в руке давно умершей подруги. - Я же говорила, Фалько, - обратившись к своему другу, рассмеялась девушка. - Капитан Леви только с виду кажется злодеем! Ой! Прикрыв ладошками рот, она виновато взглянула на меня, обронив: - Простите. - Я и есть злодей, как и мы все, но твоя речь была о том, кем мы можем стать, можем измениться. - Да! Несомненно! - воскликнув, Габи вновь бросилась ко мне на шею, тихонько зашептав, пытаясь сдержать слёзы. - Я правда в это верю. - Он ещё не совсем выздоровел, - попытался оттащить её Фалько, пока я раздумывал над возникшим чувством зависти. Девушка могла позволить себе открыто сожалеть о неверности своих убеждений, могла во все услышание раскаиваться в поступках, которые даже привели к чьей-то смерти, а я? Смогу ли хоть когда-нибудь поведать кому-либо свою историю? Пришло воспоминание о том, как мне с Ханджи довелось свести достаточное близкое и не особо приятное знакомство с одним религиозным деятелем, убеждённым, будто любое зло прощается, если оно во благо. Помню, как спросил, кто решает, что сделанное действительно во благо, а не ради причинения зла, если плохой поступок может остаться безнаказанным? В ответ мужчина поднял на меня взгляд полный усталости, а ещё понимания, сказав: 'Без тьмы не будет света, Леви, потому, добро и зло являются всего лишь двумя сторонами одной монеты, как принимать дар от человека каждый решает сам. Даже если ты отдаёшь благо, другой легко может перевернуть сторону и узреть для себя кару'. Каждый раз бешусь, стоит мне вспомнить его слова, ведь тогда получается, что каждый и прав, и неправ одновременно, словно бы вечный конфликт между делать и не делать, изменив всё, оставив всё без изменений. Возникший в дверях палаты доктор, хмурым взглядом осмотрел каждого из присутствующих, ясно давая понять, насколько недоволен происходящим: - Пациент Аккерман ещё не окреп, хочу напомнить, а вы тут своими грязными руками его трогаете. - Ох, была б твоя воля ты бы весь мир про дезинфицировал, - проворчал я чуть слышно. - У меня отличный слух, пациент! И не вам говорить о моей брезгливости! Ещё вчера фыркали по поводу чистоты тарелки, отказавшись от ужина! - Там был чей-то отпечаток. - Всё! Время посещений окончено! Прошу вон! - выпроваживая за дверь пришедших ребят, строго отчеканил доктор. - А вам, Леви Аккерман, пора на процедуры! - Да что б тебя в другую лечебницу перевели. Иногда думаю, что лучше б было помереть, - возроптав, я спустил ноги с кушетки. - Здесь дисциплина строже чем в разведкорпусе. Всего несколько недель прошло после битвы. В городах продолжали разбирать завалы, но уже находили только мертвецов, а я, не зная куда податься, на самом деле оставался на месте лишь потому что не представлял, как поступить со свободой, неожиданно свалившейся на меня. Однако, после того как выяснилось, что ноги ниже колен придётся ампутировать, осталась одна надежда на хорошие протезы, благо, за время войны, местные доктора и инженеры научились их мастерить , делая из различных материалов, только модели мне не особо подходили, приходилось постоянно менять, совершенствовать, чем Фалько и занимался, желая помочь мне снова обрести твердую землю под собой. Через пару недель после операции меня навестил тот, кого ожидал увидеть меньше всего. - Здравствуйте, Ривай, - поприветствовал меня статный, темнокожий мужчина в костюме, сняв шляпу и повесив её на вешалку у входа в палату. - Я узнал от лечащего врача, что ваше восстановление проходит весьма успешно. - Этот старый хрен предложил провести несколько экспериментов и посмотреть, как быстро заживают на мне раны, - фыркнув, я отложил газету на прикроватный столик. Явно не привыкший к столь грубым словам, мой собеседник немного смутился, а уже смирившиеся с ругательствами остальные пациенты, лишь тихонько захихикали. Взяв стул, Оньянкопон сел рядом у моей постели и сомкнув ладони, проговорил, смотря прямо в глаза, мотнув в сторону печатной продукции подбородком: - Смотрю, ты уже ознакомился с моей работой? - Да уж, весьма занимательное чтиво, прям за душу берёт. - Неужели я так плох? - рассмеялся он и улыбка показалась мне очень искренней среди сотен, что довелось встречать. - На самом деле, думаю, у тебя большое будущее, но может уже перейдёшь к цели своего прихода? Навряд ли тебя интересует, как там поживает, погоди-ка, как ты меня описал, - взяв в руки газету, я отыскал нужную строку в статье. - 'Масштабная личность невысокого роста'! Серьёзно?! Одно удовольствие будет задницу этим подтереть! По палате разнёсся негромкий смех и ропот: -Так вот почему вы пребывали в столь скверном настроении, а то мы уже голову сломали, что случилось, вдруг расстроили вас, не пригласив за общий стол с нами пообедать! -Сдались мне ваши приглашения! - рявкнув в ответ, швырнул газету в сторону пришедшего. - И почему это весь грёбанный мир должен узнать, какого я роста?! -Моя ошибка, -удручённо кивнул Оньянкопон. - Но вовсе не хотел тебя задеть или оскорбить, мне пока ещё не хватает опыта, ведь я недостаточно образован, учился только читая книги, да прессу, а не за партой в институте. Его откровенность, открытость и честность подкупили меня, ведь он не пытался подбирать слова, а говорил то, что видел, без прикрас, отчего я слегка смутился, ощутив приятие к человеку, которого почти не знал. Убрав одеяло, я дотянулся поочерёдно до каждого протеза, закрепил ремни на бёдрах, ощущая знакомые прикосновения , напоминавшие мне те, когда затягивал упряжь для УПМ. Поднявшись с постели, я медленно прошёл к вешалке, заметив, как внимательно он наблюдает за моей неровной поступью. - Думаю, если мы сойдёмся в размерах, я смогу подрасти на пару сантиметров, - усмехнувшись, подал шляпу и накинув халат, предложил прогуляться, дабы предоставить как можно меньше поводов для сплетен. Уж эти прощелыги ни слова не упустят, чтобы поёрничать. Кроме протезов я пока ещё нуждался в костылях, мой вид уже навряд ли внушал страх и трепет, скорее, незнакомцы видели перед собой тяжело страдающего от последствий военных действий, ещё и шрамы на лице убеждали в этом выводе. В целом, моя внешность скорее вызывала жалость. Лечебница находилась на возвышении, окружённая садами, с пересекающими землю, неширокими дорожками, засыпанными мелкими камушками, вперемешку с раковинами, ведущими к песчаному пляжу и морю. На самом деле, если бы мне пришлось проводить время в иной местности, просыпаться не от криков чаек, шума раскатистых волн, наблюдая за окном прекрасные восходы и закаты, а от копоти завода или скабрезных песенок моряков, я бы сбежал, или уполз, неважно, но не остался бы. Здесь было хорошо в солнечные дни и даже в дождливые, под окнами цвели ирисы, испускавшие очень тонкий аромат в пригожую пору и особенно сильно начинали пахнуть перед грозой. Прознав мою слабость к чаю, лечащий врач специально начал устраивать чаепития в одно и то же время, познакомив со многими сортами, о которых я раньше и не слышал. Как-то даже спросил, отчего он так старается сделать больше, чем требуется по уставу для этого места, на что престарелый мужчина рассмеялся, ответив: 'Не для места, а для людей, которые здесь оказались. Пока здоров, некоторые вещи, вроде вкуса пищи или погоды пропускаешь, ведь занят деятельностью, а стоит приболеть, так очень многое становится раздражающим, но есть решение, какие-то неприятные моменты можно компенсировать за счёт доброго слова, ухода, внимательности и чуткости к чужим потребностям. Люди выздоравливают не от лекарств, а потому что о них хорошо заботятся'. Наверняка, я что-то проворчал в ответ, вновь вызвав смех, однако, полностью согласился, ведь именно войны, невзгоды, катастрофы, заставляют ценить саму жизнь, разрушаемую так легко. Снова и снова убеждаюсь, что мне довелось встретить на своём пути множество хороших людей, а плохими мне казались те, кого не смог узнать поближе. -Есть ли у тебя планы после выписки? - задал вопрос Оньянкопон, вырвав из размышлений. -Габи уже вписала моё имя в билютень на посещение конференции. -А после? -Подумываю взять билет в любую страну, куда можно добраться не более чем за двое суток. Не переношу толкотню в тесном пространстве, после того, как однажды сутки провёл в перевозке вместе с лошадьми. Все пальцы отдавили копытами, - посетовал я, заметив, как собеседник резко остановился, а взгляд его выражал полнейшее изумление, смешанное с сочувствием, ударил себя по лбу, резво орудуя подпорками, быстро приблизившись, смотря снизу вверх, принялся угрожающе тыкать в грудь пальцем. - Только попробуй где-то об этом растрындеть! Даже не вздумай, писака! -Ах! Нет! - замотал головой в отрицании мужчина и капельки пота засверкали на его лбу. - Я не из стервятников, что охотятся за любой сенсацией, скорее, я тебе сочувствую... -Что? - опешив, отшатнулся назад, чуть не потеряв равновесие, но Оньянкопон придержал мое тело от падения, схватив за воротник халата. Так мы и стояли, вглядываясь друг другу в глаза, как вдруг раздался знакомый мне до боли, зычный голос лечащего врача, вопящего с балкона в рупор: -Пациент Аккерман! Я вижу, что вы снова пренебрегаете моими указаниями и ходите на своих двоих, хотя я ясно дал понять, что не выпущу из здания без коляски. -Ох, да чтоб тебя овцы покусали! - пробормотал я чуть слышно и уже громче добавил. - У меня задница болит от сидения в деревянной чехарде! -А я вам уже подушечку приготовил, - самодовольно ухмыляясь, ответил врач, подняв подарок над головой. - Никуда не уходите! Сейчас к вам спущусь! -Вот гадство... С этим эскулапом я стал вздыхать втрое больше, словно дед. Думаю, Ханджи со смеху давится, наблюдая за мной. Делать было нечего. Тяжело вздохнув, я взглянул в сторону спутника, который, отойдя на пару шагов и вынув из кармана небольшой блокнотик в кожаной обложке, быстрыми движениями, что-то зарисовывал. Резко вырвав из его рук книжецу и взглянув на лист, я вдруг застыл, удивлённый, ведь ожидал там увидеть некую карикатуру, насмешку, а обнаружил свой портрет. Тонкий профиль лица, выполненный одной, решительной линией, растрёпанные ветром волосы, замятый воротник рубашки, аккуратное ухо, явно выпирающий кадык, отпечатались на ровном листе белой бумаги, размером чуть больше моей ладони. Черты не казались острыми, скорее, очень характерными, узнаваемыми, личными, будто бы человек очень хорошо мог уловить особенности, перенося их на бумагу. Кривые морщинки в уголках глаз, несколько складок, чтобы наметить мою позу, халат в полоску, съехавший с плеча, слишком длинные рукава, прикрывавшие мои руки, увитые толстыми венами, отсутствие двух пальцев на правой руке... Подняв взгляд, я увидел румянец на щеках журналиста, он надвинул шляпу ниже себе на лоб, пытаясь спрятать глаза, начав крутить перьевую ручку меж пальцев, пряча нервозность. Вновь опустив взгляд, я всмотрелся в портрет и понял, что не узнаю себя в чертах человека, который был изображён, ведь он выглядел иначе, чем видел я в отражении каждый раз натыкаясь на зеркало. Этот человек казался красивым. -Оу, пациент Леви, вы пригласили художника? Нам ожидать героика-эпическую картину в дар за лечение? - скабрезным тоном вопросил доктор, заглянув мне за плечо. - А я вам туть коляску прикатил. Резко обернувшись, я спрятал блокнот у себя в кармане, зло засопев. -Как мило! Вы выглядите словно разъярённый бурундук! - воскликнул доктор, проворно выхватив костыли, заставив меня сесть и припустил в сторону здания, зная, насколько опасен даже бурундук, доведённый до крайней степени ярости. Но чёрт возьми, в мирное время меня совсем никто не воспринимает всерьёз! Я что, игрушка для оттачивания издевательств?! -Теперь нам можно прогуляться до берега моря? - неловко спросил Оньянкопон, уложив мягкую подушку на сидение. -При условии, если ты подаришь мне этот рисунок. -Тогда позволь нарисовать ещё один. -Зачем? -Хочу сохранить воспоминания о прекрасном, что однажды встретил. Я так и не нашёлся с ответом. Как может увечный человек вдохновлять? Или, журналист пошутил? Может имел ввиду то мастерство лечения, которое проводит доктор, благодаря коему я вскоре вновь смогу ходить? Может, это прогресс мысли прекрасен? Как быть с сомнениями? Стоит ли задать вопрос? Но готов ли ли я развеять их? Может неведение куда проще? Устроившись поудобнее, поставив протезы на подступ, позволил Оньянкопону вести коляску, вернув блокнот, ощущая, как щёки начинают гореть, видимо по причине наступавшего заката. Оказавшись у побережья, где заканчивалась выстеленной брусчаткой, узкая дорожка, он обошёл меня и присев впереди на корточки, проговорил: - Я совсем неловок, когда дело касается личных признаний, но на самом деле пришёл просить о сотрудничестве, потому что не уверен, примешь ли ты меня, Ривай? - Сотрудничество? - Да, - уведя в сторону горизонта взгляд, он продолжил. - Через несколько месяцев уезжаю в командировку. Здесь меня ничего не держит, хочу продолжить писать истории людей, которых встречу на своём пути, повествуя о трудностях, о лишениях, о последствиях войны, чтобы предостеречь будущие поколения делить мир на чёрное и белое, считать одни народы более достойными жизни, нежели другие. Может быть ты согласишься составить мне компанию? - И чем я буду заниматься в чужеземье? Просить милостыню? Или фокусы показывать? - Мне нужен фотограф и я принёс аппарат, если захочешь попробовать заняться данным мастерством, - проговорив, он достал прямоугольную штуковину из своей сумки. - Никогда прежде ею не пользовался, - взяв в руки и начав рассматривать, ответил я. - Даже не представляю, что с этим делать. - Это очень интересно, тоже помогает запечатлеть момент времени, нечто удивительное. Благодаря ей можно рассказать историю места или о событиях, а ещё, о человеке. Если навести объектив, а потом нажать вот сюда и прокрутить, то на плёнке сохранится отпечаток света, тени. - Навряд ли я справлюсь. - Можешь попробовать. - Не понимаю, зачем мне такое предлагать? - Возможно, в твоей душе горит та же жажда, увидеть всё своими глазами, изменить ход истории, побывать в иных землях, - договорив, он опустил взгляд, а когда поднял, я увидел лишь искреннюю мольбу. - Возможно, у тебя есть шанс на иное будущее, чем было уготовано. Заметив моё замешательство из-за неожиданности предложения, он было потянулся к моим пальцам, но отдёрнул ладони, неловко улыбнулся и выпрямившись, направился по песку к линии прибоя. Чайки оглушали криком, шум от набегавших волн стал нестерпимым, будто весь мир пытался закричать вместо меня. Фигура мужчины в светлом костюме почти растворилась на фоне яркого света, белой пены и песка, похожего на карамель. Наблюдая за его спокойной, уверенной походкой, я вдруг почувствовал умиротворение и желание запечатлеть тот момент, потому, подняв фотоаппарат, нажал на затвор, повторив движения по инструкции. - Я поеду! - пытаясь перекричать весь этот гвалт, согласился и увидел, как он тут же обернулся и прямиком побежал обратно, поднимая ворох песка. - Погоди, я правильно услышал? - спросил Оньянкопон, сняв шляпу и приложив её к своей груди. - Ты согласен? - Только выпишусь, если до того момента меня не доканает доктор своими расспросами о титанах, соберу вещи и... - я не успел договорить как крепкие руки подхватили меня, начали кружить, а радостный смех сливался с ропотом волн, будто море возмущалось по поводу моего поспешного решения. - Погоди, твоя шляпа! - Да чёрт с ней! - воскликнули в ответ и я тоже засмеялся. Действительно, разве имеет значение, есть ли на голове шляпа, когда обрёл нечто ценное для себя? По-настоящему, здесь и сейчас. - Может уже поставишь меня на ноги? - спросил, когда Оньянкопон, спотыкнувшись о корягу, чуть не навернулся вместе со мной. - Не настолько уж я беспомощен. Осторожно опустив мои ступни на песок, он снял пиджак и расстелив, уселся, похлопал по месту рядом с собой, приглашая присоединиться. Закатив глаза, ведь за мной явно ухаживали, я всё же сел рядом, пока он, притаившись, тихонько наблюдал, не могущий скрыть удовлетворенной улыбки. Его присутствие никак не тяготило, я имел выбор отказаться от путешествия, мог пойти иной дорогой, а ещё, мог найти её и рядом с ним. Подтянув ноги, мужчина начал стягивать лакированные, из светлой кожи, туфли, и вдруг остановился, а потом зашнуровал их обратно. - Собираешься пойти в набитой до верху песком, обуви? - задал я вопрос, увидев, как он смущённо отвернулся в сторону. - В чём дело, журналист? - Я совсем забыл... - Говори внятнее! - ... совсем забыл о том, что купил этот костюм на последние деньги, а на носках дырка и хотя я их заштопал, видно, что они ношеные! В ответ я расхохотался. За мной и правда ухаживают! И костюм купил, лишив себя ужина на несколько дней. Как ещё без цветов пришёл? Наверное, оставил где-то, не решившись мне их вручить. - Я знал, что выгляжу смешно, но очень хотел произвести впечатление, - чуть слышно пробормотал мужчина. - Ты думаешь, будто я согласился потому что ты одел костюм? Или потому что тщательно выбрит? Нет, ты искренен, а это очень редкое качество, потому, можешь снять обувь, ведь дырявые носки никак не испортят моего мнения о тебе, это всего лишь вещь. Важнее то, что ты зашил дыру, я ценю тщательный подход. Да и как я могу осуждать, ты только взгляни на мои обрубки! - Спасибо, туфли очень тесные, если честно, - улыбнувшись, испытывая облегчение, он сбросил обувь, стащил носки и побежал к воде, радуясь, словно ребёнок. - Ривай! Война наконец-то закончилась! Мы можем объехать весь мир! Увидеть чудеса! Будет ли ещё когда-нибудь такое время свободы?! Как же нам повезло! Я смотрел на него и ничто не омрачало мой взор. Простите меня призраки прошлого, повинен ли я в том что всё ещё жив? Вижу надежду, могу улыбаться, сидя у моря, под тёплыми лучами солнца? Может и так. Мама, я всё ещё разыскиваю то место, о котором ты мне рассказывала в детстве, нашептывая о своей бесконечной любви. Сойдясь на общем начинании, а именно, рассказать историю его родины, разграбленной и разрушенной войной за ресурсы и мою, человека, чьи руки по локоть в крови, лишь потому что наш народ оказался изолированным от остального мира, выживая в страхе перед неизведанным, мы собирались открыть для себя новый мир.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"