Ольга ТУРБАСОВА

АРИСТОКРАТЫ

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ АНГЛИЙСКАЯ ИСТОРИЯ

      К Рождеству в Англии готовятся основательно: перво-наперво закупают ворох открыток, а затем призывают на помощь всё своё бесконечное английское терпение и подписывают, подписывают, подписывают: «С любовью!», «С любовью ото всех!», «Очень любим!», а то и просто: «Любим-любим-любим!»... Но прошу вас, не принимайте это слишком серьёзно. Написанное означает лишь, что о вас помнят, и что вы, в общем, милый человек. Или сосед. Или коллега. Или пересекались когда-то по случаю концерта-банкета-фуршета. Короче, традиция такая...

      «С любовью,— пишет обаятельнейшая старушка соседке и трогательно при встрече добавляет: — А пирожки-то у тебя, дорогая, подгоре-е-ели...» «Бесконечно любим...— заверяет она другую и: — Ах, загнулись розочки в вашем милом садочке!»

      Впрочем, нередко случаются вполне искренние проявления чувств, и сейчас речь пойдет как раз об этом...

      ...Рик Дрейк, потомок старинного аристократического рода, проснулся этим Рождественским утром с явным намерением в корне изменить свою жизнь. Столь решительный шаг Рик обдумывал уже не первый год, а сегодня понял: момент настал... Рик был истинным англичанином, и, как всякий настоящий англичанин, знал, что путь к сердцу хозяйки лежит через сердце её собаки. Именно поэтому он решил завернуть в магазин за подарком для четвероногого друга своей подруги.

      ...Собак тоже был англичанином. По-своему джентельменом и, кажется, крупным собственником в одной из прежних реинкарнаций, поскольку в этой жизни с каким-то особенно пронзительным беспокойством и редким рвением охранял личную собственность: косточки, пластиковые бутылочки и — о! венец творения человечества — драгоценнейшее из своих сокровищ — жёлтый теннисный мячик.

      Десять лет Собак бок о бок жил с людьми, а потому неплохо разбирался в людской психологии и имел основания не слишком им доверять. Так, Собак знал, что после восхищённого: «Что за милый пёсик!», гостю неслабо плюхнуться в любимое собачье кресло, а миленькому пёсику — коротать вечер на коврике у дивана. Впрочем, о людских странностях любая собака без труда написала бы книгу...

      И вот теперь этот Рик. Ох, не нравился он собаке. Ох, не нравился... Такого в дом запусти — он и до подушки хозяйской доберётся, прийдёт час. А под подушкой этой Собак прячет самое ценное, что осталось в доме, — кость (поскольку вышеупомянутый теннисный мяч как раз накануне был утерян, или, скорее всего, похищен завистниками). В общем, Рождество на носу, а настроения у собаки никакого...

      А Рик, между прочим, настоящим джентельменом оказался: помня о собакиной печали и подстёгиваемый мечтами о светлых переменах в своей жизни, купил будущему некровному родственнику на праздник новенький теннисный мяч, представляя дикий пёсий восторг и почти ощущая радостные собачьи лобызания на своем аристократическом челе.

      И вот паркует он машину у дома собаки, торжественно извлекает из багажника цветы для хозяйки дома, и — не менее торжественно — мячик для собаки... А тем временем потенциальный некровный родственник внимательно наблюдает за всем ритуалом из окна, и его собачьему пониманию предстаёт ужасающая и до боли простая истина: нет, теперь не остаётся ни малейших сомнений, где именно пропадал всё это время его любимый теннисный мяч...

      «Ну, люди... Ну, воры! А я тут обыскался весь... — сокрушается он. — И ведь предупреждал же Карл Маркс о тёмном прошлом нынешних аристократов: вот их подлая пиратская сущность.»

      Послушайте, если у вас когда-либо была собака, вы знаете, что такое собачьи глаза. Если глаза человека — зеркало души, то глаза собаки — это целый зеркальный зал! В этих глазах можно прочесть и безмерную радость, и вселенскую тоску, и бесконечную любовь. Но в тот момент в собачьем взгляде читались лишь безумное разочарование и горькая обида... Да, разочарование и обида!

      Собак мигом срывается с места, подскакивает к Рику и, не дожидаясь «церемонии вручения», резко и без сомнений осуществляет экспроприацию, выхватывая мяч из его рук. Не медля мчится к дому и при этом грозно рычит.

      Рик же, потомок отчаянного пиратского рода, благословляемого в стародавние времена самой Елизаветой Первой, в данный момент вовсе не ощущал себя таковым; он был совершенно растерян, и цветы для хозяйки дома в его руке обвисли безжизненным веничком...

      Если вам доводилось хоть раз общаться с английским джентельменом, вы, безусловно, знаете: он будет тысячу раз безмолвен, но по паре-тройке жестов вам станет понятно всё.

      Рик, ожидавший бурного собачьего восторга, безумной пёсей радости, сейчас был не в силах отвести взгляд от судорожно сжимавших мяч челюстей удалявшегося и презрительно озиравшегося на него «друга человека».

      И лишь заключительный молчаливый диалог между двумя англичанами, двумя джентельменами был понятен обоим.

      «Ну и собака...» — подумал о Собаке Рик, всё ещё с трудом приходя в себя.

      «Ну и собака...» — подумал о Рике Собак, почёсывая за ухом задней лапой и по-прежнему не выпуская мяч из зубов. После чего, не отводя настороженного взгляда от гостя, поскорее занял кресло у камина и проворчал: «Если кому-то интересно моё мнение, я бы лично пускать таких в дом поостерёгся...»

Лондон, декабрь 2012 г.