ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ДОНА ЧЭ КАЙО ДЕЛЬ АРБОЛЬ, АФОРТУНАДО

        Обожаю Испанию. Солнце Испании и самих испанцев, весёлых и дружелюбных. Люблю пальмы и нереально теплое море. Люблю испанский язык: тёплый, яркий, «звонкий как золото», — говорят испанцы. Вы читали «Дона Кихота»? Я читала, на испанском. Никакой, даже самый замечательный перевод, не передаст оригинального звучания.

        И представляете — выдалась пятидневная поездка в Испанию!

        — С ума сойти, испанцы. Козец как жарят рыбу! — одобрила коллега. — А море?!

        «Зажаренная в козец» рыба проплыла перед моим мысленным взором, и я помчалась заказывать билеты.

        Испанцы кормили, можно сказать, «на убой». Они предлагали немыслимое разнообразие блюд, и все хотелось попробовать. Жизнерадостные повара в чистенькой белой униформе кудесничали прямо на глазах отдыхающих, которые, как казалось, послушно, изо дня в день набирали лишние килограммы, несмотря на активные многочасовые заплывы в бухте.

        Морские глубины бороздили, в основном, русские: сколько раз, подплывая к буйку, слышала я русскую речь. А на буйке, ближайшем к пирсу, и вовсе было написано русскими буквами: «Русские, Добро Пожаловать на Майорку!» Испанцы же с наслаждением впитывали солнечные лучи, нежась в волнах у берега.

        Ещё бы! В таком тёплом море не то, чтобы купаться, в таком море жить можно! Не раздражало даже обилие «славиков» и «димонов» разных возрастов и национальностей. И ничего, что комната, заказанная как «твин-рум», оказалась совершенно крохотной, с малюсенькой душевой и туалетом на очень худого туриста. В ответ на мой недоумённый вопрос портье сослался на наличие двух полотенец маленьких и двух полотенец больших, что, с его точки зрения, являлось неоспоримымдоказательством статуса «комнаты на две персоны». Ну да ладно, мелочи, не за этим ехали!

        Четыре дня прошли незаметно. Завтра — последний день! Буду купаться в море до посинения, смотреть на пальмы, пока в глазах не позеленеет, загорать так, чтоб сосед из Нигерии обзавидовался! Обожаю, обожаю Испанию.

        А сейчас пойду в гостиницу, соберу сумку — подготовлюсь к завтрашнему отъезду.

        По дороге в отель замечаю парнишку, сидящего на корточках у парковки. Рядом с ним — его приятели, судя по разговору — немцы. У колеса машины — птенец. Парнишка выглядит озадаченным. Суббота, вечер — уже мало кто работает, что делать — непонятно.

        Спрашиваю его:

        — А что делают у вас, в Германии? В Англии, например, заблудившегося зверя или выпавшего из гнезда птенца отвозят в полицию, далее полицейские доставляют «находку» к ветеринару или разыскивают владельца.

        Парнишка отвечает мне что-то по-немецки. Мой словарный запас немецкого языка скромен, исчерпывается парой-тройкой довольно специфических фраз, почерпнутых из фильмов о войне, что не способствует разрешению ситуации. Парень же не помнит ни слова по-английски из своего школьного курса. Поэтому мы общаемся — каждый на своём языке. Тем не менее, такое ощущение, что мы вполне понимаем друг друга.

        — Послушай, — предлагаю я ему. — Давай я заберу птенца в отель, там портье, коренной испанец, он поищет по справочнику, куда позвонить, и вопрос решится.

        Паренек радуется, что хоть как-то пристроил птицу, а я с «находкой» вхожу в холл гостиницы.

        Воробьёныш, совсем крохотный и до смерти напуганный случившимся, впивается коготками в мою ладонь и прижимается ко мне. Если вам когда-либо доводилось держать за ручку напуганного ребенка, вы без труда поймете то, что чувствовала тогда я.

        К моему удивлению, персонал, обслуживающий туристов, в недоумении пожимает плечами и настойчиво рекомендует оставить птенца где-нибудь на лужайке у отеля.

        — Суббота, вечер, — говорят они. — А завтра — воскресенье, всё будет закрыто.

        — Пусть воробьёныш останется в моем номере до завтра. Но завтра я уезжаю, взять птицу на самолет не разрешат. Может, кто-то согласится взять птенца до понедельника, а в понедельник отвезёт к ветеринару? Черeз пару недель он научится летать и будет беззаботно порхать в безоблачном небе Испании.

        — Да что Вы так волнуетесь... Оставьте его где-нибудь в парке...

        — Девушка, он погибнет. Там кошки, дети. Может, среди ваших знакомых найдётся кто-то, кто за деньги согласится приютить его всего лишь на один день?!

        Девушка снисходительно улыбается:

        — Хорошо, я спрошу.

        Мои ожидания скорого решения вопроса начинают стремительно таять. Я понимаю, что никто не может гарантировать спасение Чирика в субботу вечером в Испании. Равно как и в воскресенье. До моего вылета в Англию остается значительно меньше суток, а наше появление с Чириком в гостинице вызывает заметное раздражение администрации.

        — Куда Вы его сейчас? — интересуется девушка.

        — Побудет в моём номере, пока подыщу ему хозяина. Усаживаю Чирика в номере, в душевой. В отеле час ужина, и у меня имеются все шансы утащить для Чирика из ресторана булочку. Чтобы не вызвать неудовольство поваров, сама ограничусь только кофе. Да и аппетита, честно говоря, нет никакого.

        Стою, выбираю булку — чтобы зёрнышек было побольше. Знакомый повар спрашивает, все ли в порядке, и не желает ли душа сеньёры чего-либо еще. — Желает, очень желает,— тут же перехватываю я инициативу. — Птичку до понедельника не возьмете?

        Повар в недоумении. Он только что зажарил десятки птичек покрупнее, поперчил и посолил их, и вот теперь толпа туристов жадно обгладывает крылышки и ножки этих созданий, да с такой скоростью, что шустрые испанские официанты запыхались сгребать тарелки с птичьими «останками» со столов. Я понимаю несостоятельность своей просьбы, но тем не менее снова доверительно обращаюсь к нему:

        — Какую булочку лучше размочить для птенца? — впрочем, спрашиваю скорее по инерции.

        — Хотите размочить в вине или коньяке? — смеется он.

        Я, стараясь выглядеть невозмутимо, неспешно беру булочку с белоснежной салфетки, но уже в коридоре резко ускоряю шаг и — наконец-то! — останавливаюсь у двери в свой номер. Сейчас накормлю Чирика, и пройдём с ним по прибрежным палаткам, дабы найти того, кто согласится доставить его в понедельник к новому месту жительства. Предложу немножко денег, чтобы у человека был стимул, и вопрос наверняка решится.

        И вот захожу я в душевую — Чирика нет. Осматриваю пол в своей крохотной комнате — Чирика нет. Его нет нигде! Улететь он не мог — летать ещё не научился. Ищу в каждом уголке комнаты — птенец бесследно исчез... А окно в ванной комнате, между прочим, открыто... Ох, не нужно было ввязываться в эту историю... не нужно было показывать птицу в гостинице...

        «Изверги...инквизиторы... бои быков... Не думаю, что я когда-либо вернусь в эту страну», — душа моя рыдала. Оставшийся день долгожданного отпуска в Испании стал очевидно лишним и ненужным.

        Как-то сразу бросились в глаза толпы «славиков» и «димонов», бесцельно шляющихся по побережью и неумеренно «заливаюших пивом глаз». «Боже, какую чушь они несут,» — подумалось мне. — «Стоит ли изучать иностранные языки, чтобы понимать весь этот бред. Не лучше ли пребывать в блаженном неведении и успокаивать себя мыслью о том, что, мол, только наши так и могут. Общество потребителей... извергов и инквизиторов...»

        Я возвратилась в отель ужасно расстроенная, и на вопрос портье, удалось ли пристроить Чирика, ответила, что Чирик исчез прямо из номера, и что, мол, сами понимаете...

        Ночь прошла ужасно.

        «Инквизиторы... изверги...» — повторяла я. На память снова и снова приходили бои быков, ужасы средневековой инквизиции и то, как Чирик сидел на моей ладони, вцепившись в неё крохотными коготками. Было грустно.

        «Стану вегетарианкой, перестану носить кожаные туфли, скормлю моли свою шубу...» — приняла я решение.

        Но оказалось, что история на этом не закончилась...

        Когда утром прозвенел будильник, не вставалось. «Да и ладно, — решила я. — Обойдусь без моря... Изверги, инквизиторы и потомки инквизиторов...»

        — Чирик, — вдруг раздалось из-под дивана.

        «Померещилось. Нельзя так переживать в жару — это становится опасным для здоровья», — подумала я, но всё же соскользнула на пол и, шурясь, начала вглядываться в подкроватную тьму. Вслед за мной на пол упали булка Чирика и мой валидол...

        Увиденное под кроватью означало, что Чирик жив и готов к новому приёму пищи...

        — Чирик! — радостно закричала я, но вспомнив о своих ночных переживаниях, добавила: — Зверюга и инквизитор...

        До отъезда оставалось два часа, а до выезда из гостиницы — час. За это время нужно было собраться, смыть следы пребывания Чирика в номере, вернуть ключи портье и пристроить птенца. Я забрасывала вещи в сумку, когда в дверь постучали. Портье напоминал, что пора покидать номер.

        — Одну минутку, прошу Вас! Нам срочно надо в туалет, — неожиданно для себя перевела я на испанский привычную отмазку своих студентов для оттягивания начала урока.

        Портье очевидно удивился моему «нам», но решил не заострять внимание: всё-таки русские не самые плохие клиенты.

        Отыгранные пять минут дали шанс покормить Чирика и надеть лучшее платье — предстоящее сватовство воробья обязывало. Как же представить Чирика? Ну, как-то так: «Возьмите на денёк парня из хорошей семьи. Красавец, смышлёный... только с дерева немножко упал... Типа, Дон Чирик Кайо Дель Арболь... У него с собой и вода, и булка из хорошего испанского ресторана. И приданого: 20 евро плюс дорога на такси до ветеринара...»

        Старательно спрятав Чирика в сумке, поскольку вчерашний разговор с портье об исчезнувшей прямо из номера птице был ещё свеж в памяти, а мне вовсе не хотелось получить негласный диагноз типа «сезонной шизофрении», с улыбкой и в самых цветастых испанских выражениях поблагодарила дежурных за безупречный сервис. Чирик тихо сидел в сумке рядом с документами, как бы, охранял...

        А на улице 35 градусов жары. Чирик нахохлился и приуныл. Я оглянулась: совсем рядом с его родным деревом пестрела маленькая палатка — аренда машин и распродажа билетов на единственную местную достопримечательность — аквариум. В палатке томилась от жары симпатичная девушка.

        — Девушка, не знаете ли вы какого-либо хорошего, надёжного человека, который согласился бы отвезти этого дурня к ветеринару. Благородная птица, Дон Чэ Кайо дель Арболь, знаете ли... — И я поведала ей нашу с Чириком историю.

        Девушка засмеялась — то ли моему акценту, то ли истории о птице с благородным именем Дон Чэ Кайо Дель Арболь, что в переводе означает «Дон Чэ упал с дерева», но согласилась присмотреть за ним, а в понедельник отвезти к новому месту жительства. Она тут же побежала за водичкой для Дона Чэ, несмотря на мои заверения, что у нас с собой всё есть...

        Через несколько часов я летела в Лондон и, как и прежде, твёрдо знала, что обожаю Испанию: её солнце, весёлых и дружелюбных людей, пальмы и нереально теплое море. Не сомневалась, что люблю испанский язык, тёплый, яркий, «звонкий как золото», — как говорят испанцы. И, конечно, надеялась на добрую судьбу Дона Чэ Кайо дель Арболь и на то, что к его прежнему титулу добавится еще один: Афортунадо, а по-нашему, просто Везунчик.