Ольга ТУРБАСОВА

НЕРАЗДЕЛЁННАЯ ЛЮБОВЬ БАБЫ ЯГИ

        Когда-то давно в журнале «Юность» я прочитала интервью с актёром, лучше прочих других сыгравшим роль Бабы Яги.

        — Как Вам это удалось? — спросили его.

        — Я пытался понять, почему она такая злая. Подумал, может быть, уже 300 лет она безответно любит Лешего. Вы представляете, 300 лет неразделённой любви?! Есть от чего обозлиться и возненавидеть весь мир... — ответил он.

        ...Я встретила её в Чехии, она работала в камере хранения Главного автовокзала в Праге. Сухая, обозлённая, хотя с виду совсем ещё не старая.

        Она повела носом, а её сузившиеся зрачки будто сказали мне:

        — Чую, русским духом тут пахнет...

        Я поздоровалась с ней по-чешски и протянула номерок на получение своей сумки. Номерок, эдакий огрызочек промокашки, исчез в окошечке багажного отделения, откуда в обмен была грубо выдворена моя сумка. Очевидно, пани прямо-таки распирало от ненависти к моему русскому акценту, а вместе с ним и к моему багажу: небольшой сумке и советскому прошлому. Может быть, она тоже 300 лет страдала от неразделённой любви к Советскому Союзу? — подумала я.

        Следующими в очереди были мои коллеги — студенты-аспиранты из Лондонского университета Вестминстера. Поскольку по-чешски они знали только приветствия, то фразы типа: «Вот этот маленький синий чемоданчик, пожалуйста», — просили переводить меня. Собственно, это был всего лишь мой монолог, поскольку в ответ мы не слышали ни слова, и только наши сумки и чемоданчики пани выбрасывала из окошечка, злобно и с энергией, неприсущей её возрасту... Ребята благодарили и вежливо отходили в сторонку. Их чешского хватало ровно на то, чтобы поздороваться и поблагодарить.

        И вдруг выяснилось, что один вежливый английский аспирант потерял свой огрызочек промокашки. Выглядел этот номерок, надо сказать, весьма непрезентабельно, поэтому и был выброшен из кармана вместе с прочим мусором.

        — Извините, пани, — сказала я. — Похоже, мы потеряли номерок. Но наша сумка — вот эта, чёрная, на верхней полке справа. Наверное, мы должны перечислить вещи, которые в ней находятся?

        У пани, до этого не проронившей ни слова, неожиданно случилась истерика. Она кричала о том, что «паны з Руску совсем совесть потеряли, ни в грош не ставят чешские законы (это она о потерянной промокашке), писаные чешскими гражданами (жест в сторону очереди)...»

        — ...Протокол будем сейчас составлять! — грозно резюмировала она.

        — Видели это? — снова обратилась она к своим согражданам в очереди, указывая пальцем на растерявшегося аспиранта.

        — Ик... — изумился он, не в силах понять, почему к его «персональному делу о потерянной промокашке» привлечено так много свидетелей. К сожалению, знание чешского не позволяли вежливому аспиранту из Англии развить свою мысль и произнести спич в собственную защиту.

        Перед поездкой он, как и его сокурсники, старательно изучил приветствия и изъявления благодарности, но тут, в контексте ситуации, сообразил, что ни одно, ни другое не уместно. Благодарить пока было не к слову, а прощаться — рано.

        — Сколько? — вдруг осенило меня.

        — Штраф 30 крон! — рявкнула она, и сумка моего незадачливого коллеги бряцнула о металлический стол камеры хранения. Внутри сумки что-то жалобно лязгнуло и хрустнуло.

        30 крон?! Что за проблема?! Вежливый английский аспирант заплатил ей 100.

        Почему, спросите вы? Думается, что из любви к драматическому искусству...

        Кстати, и протокол заполнять тоже не понадобилось...

Лондон, август 2012 г.