Ольга ТУРБАСОВА

В ПАРЛАМЕНТ — ЧЕРЕЗ ЗАБОР

(Из цикла «ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ»)

      — У нас для вас новый курс, — сообщила мне девушка из нашей компании. И интригующе добавила: — В Парламенте. Согласны?

      Неужели кто-то может отказаться от такого предложения?! Естественно, я знаю, что компания «отстегнёт» себе более пятидесяти процентов моей зарплаты, и что уроки будут утренними — до начала рабочего дня, а проезд в лондонской электричке утром — самый дорогой. Тем не менее, я безумно рада, что поработать в Парламенте предложили именно мне! И ещё: я очень люблю исторический центр Лондона.

      Старательно готовлюсь к урокам: просматриваю периодику, подбираю классику и, зная, что мой студент великолепно говорит по-русски, прикидываю, что из грамматики могло бы заинтересовать его на первом уроке. Потом обдумываю форму одежды. Понятно, что стиль должен быть строгим, и я останавливаюсь на «классике». На подготовку «формы для Парламента», включая примерку туфлей и подборку аксессуаров, у меня уходит еще пара часов. Знаете, так приятно посокрушаться: «Ну вот, дожила... В Английский Парламент пойти не в чем.»

      Живём мы в пригороде Лондона, и чтобы начать уроки в 8 утра на Westminster, нужно встать в 5:30, подготовив абсолютно всё с вечера. Итак, время близится к одиннадцати ночи — как вдруг звонок:

      — Мама, не могла бы ты сегодня остаться у нас? Мы срочно уезжаем. Всё, что нужно сделать, — это переночевать с собаками, чтобы они не выли, и выпустить их перед сном в сад...

      Конечно, могу. Как говорится, «моё удовольствие»!

      Я выбираю строгую чёрную сумку и аккуратно перекладываю в неё книжки и всяческие жизненно необходимые вещицы безумного мира женской котомки.

      Ужасно не хочется возиться со сменной одеждой: тащить весь свой «парламентский костюм» в руках, переживая, как бы он не помялся и не промок под дождём, да где-нибудь по пути не «посеять» пакет с туфлями, спасая зонтик, вырываемый из рук ветром. Поэтому я принимаю решение сразу облачиться в свою новую форму: длинную расклешённую чёрную юбку, белую блузку и удлинённый приталенный пиджак цвета «мокрый асфальт». Ещё немножко кручусь у зеркала, проверяя, как сочетаются строгие золотые магаданские украшения, подаренные когда-то мамой и папой. Это мои талисманы удачи, некий мостик, связывающий мои «параллельные миры».

      Туфли «отменяю» в последний момент — боюсь, что кто-то из собак ночью втихаря «примерит» их, если забуду припрятать пакет со сменкой. Пусть будут сапоги на высоких каблуках и любимый бежевый плащ, который смягчит строгую чёрно-белую гамму моего костюмчика.

      И вот часовая стрелка подтягивается к полуночи, а я открываю дверь дочкиного дома. Собаки, как всегда радостно, перескакивая друг через друга, бегут по лестнице мне навстречу. После жарких взаимных объятий я вспоминаю, что Волк и Тётя Дуся безудержно линяют. Как всегда, вспоминаю после. Дело в том, что когда радостная собачья морда мчится мне навстречу, я забываю обо всём.

      Знаете, как линяют хаски? Даже если вы заранее приобрели специальную насадку на пылесос и набор щёток для вычесывания собачьей шерсти и начинаете свой день с генеральной уборки и приведения в порядок хвостатых друзей, к вечеру всё будет выглядеть так, как будто в вашей квартире только что прошёл снег, и всё покрыто белым покрывалом, а собаки побывали в зоне радиации и теперь на ваших глазах «сбрасывают» свои одёжки. В такое время собачья шерсть буквально везде: в сумках, носках, книгах, пирожках. Каким-то необъяснимым образом она проникает повсюду.

      В итоге, следующие полчаса я провела, счищая с себя «собачьи шубы», которыми меня щедро одарили наши любимцы. Дальше всё было просто: я должна была открыть дверь в сад, постоять минут десять рядом и затем бежать спать — до утреннего выхода на работу оставалось пять часов

      ...Пару слов о планировке типичного английского домика и сада эдвардианского стиля. Если вы занимаете второй этаж дома, то в отличие от внутренней лестницы, ведущей от главного входа к вашей квартире, лестница в садик располагается снаружи. Сами же садики — небольшие участочки земли — отгорожены друг от друга двухметровым забором, а на наружной лестнице между самими ступеньками и перилами имеется небольшой просвет. С некоторых пор я называю это «лазом».

      Другой, в общем, типичный для английского пригорода момент: обычно двери в «back yard» — дворик позади дома — на ключ не закрываются, если в этот дворик можно пройти только через дом. То ли «джентльменам верят на слово», то ли считают, что брать нечего. Ну, на самом деле, будет ли коренной англичанин заморачиваться и переть чей-то холодильник и компьютер, перекидывая их через двухметровый забор? Как говорил О. Бендер, «есть и другие способы сравнительно честного зарабатывания денег». Остап тоже был в некотором роде джентельменом...

      Итак, ночь, ветер завывает, дождь как из ведра... Снег в сад выходить отказался: годы, знаете ли, не те. Опасность ревматизма, опять же. А он — собака домашняя.

      Волка дождём не огорчить. Рыскает по саду, свои владения проверяет: то лягушку шуганёт, то яму пораскапывает.

      Тётя Дуся от сада не в восторге. Она, в общем-то, леди, а Волк, честно говоря, хамоват: бывает, что и лапу перед дамой задерёт: мол, моё имение.

      Сидит она деликатно на верхней площадочке, а вниз — ни в какую. Я её уговариваю во дворик спуститься и тихонечко к ступенечкам подталкиваю. Тётя Дуся с удивлением смотрит на меня: подобное поведение не в принятых аристократических традициях, но вдруг неожиданно сбегает вниз, ныряет в «лаз» и вот уже беспечно разгуливает эдаким белым привидением по ночному соседскому саду!

      Она удаляется всё дальше и дальше, а я всё больше и больше прихожу в ужас, понимая, что если она начнёт путешествовать из сада в сад, мои шансы на её поимку будут стремительно приближаться к нулю. В «лаз» я не проберусь, а соседей в час ночи будить принято только в случае Большого Лондонского пожара.

      Эти мысли молнией проносятся в голове, и я, не медля ни секунды, прыгаю через перила в соседский сад, ощущая при приземлении, как каблуки моих сапог вонзаются в мокрый суглинок и застревают в нём. Возможно, в момент прыжка я несколько напоминала Бэтмана: те же решимость и развевающийся в полёте плащ. Во всяком случае, мой «полёт» произвёл на Дусю впечатление, и она живо юркнула назад.

      Тут и я стала приходить в себя: стою посреди ночи в чужом саду. На мне — плащ, длинная чёрная юбка и прочая парламентская «экипировка». Передо мной — здоровенный забор, а сапоги увязли в земле, и ливень хлещет. Соседи точно меня не ждут, тем более в это время суток и со стороны огородов. Пытаться пройти сквозь незапертую дверь сада к главному входу по их квартире, при этом дико извиняясь с хорошим русским акцентом? Или сразу поставить их перед фактом, что иду я в парламент... в час ночи, прямиком из их сада? Впрочем, интуиция подсказывала, что этот номер не пройдёт, а значит, единственный выход из ситуации — «назад через забор». Однако, некоторая проблема заключалась в том, что в соседский сад я прыгала с лестницы через перила, а обратно прийдётся карабкаться через двухметровый мокрый деревянный щит. И обмундирование моё далеко не спортивное.

      С завидной даже для хаски резвостью я мечусь вдоль ограждения, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться. В конце концов, нахожу небольшой выступ на мокрой доске, делаю на него упор, но далее — никак, и я безнадёжно зависаю в эдаком полушпагате. Плащ, длинная юбка и сапоги отнюдь не способствуют акробатическим трюкам. Время идёт, а я продолжаю висеть: вперёд — не могу, а назад — обидно, ведь, теоретически, сейчас я к цели ближе...

      И тут меня охватывает вселенская тоска. Часовая стрелка помахала на прощание отметочке «один» и двинулась навстречу «двум». Окна домов темны: горожане, убаюканные дождём, смотрят сладкие сны. Я раскачиваюсь на заборе в предместье Лондона в такт порывам ветра, а Тётя Дуся с Волком сидят на верхней ступенечке, все в лунном сиянии, и очень внимательно и недоумённо за мной следят. Сидят они бок о бок, как заботливые родители, наблюдающие за спортивными экспериментами своего незадачливого отпрыска. А мне уже хочется выть на луну. И вдруг я чувствую, как ограждение подо мной начинает тихо крениться и падать — похоже, давно его не держали в объятьях столь долго и цепко. При мысли, что остаток ночи прийдётся провести, починяя забор, спрыгиваю обратно на землю.

      Знаете, ночные прыжки с заборов таки бодрят! И вот момент эмоционального разлада с собой позади, ему на смену пришла «спортивная злость». А, может, просто утро стало ещё на час ближе.

      Я скидываю сапоги, я шлёпаю босыми ногами по мокрому суглинку, я подпрыгиваю и забрасываю обувь за забор, прямо на волчью территорию. Затем туда же летят плащ, юбка и пиджак. Цепляюсь покрепче и, не обращая больше внимания на холод и жалобно скрипящий щит, подтягиваюсь и приземляюсь в нашем саду. Мои «названные родители», похоже, очень довольны состоявшимися «олимпийскими» успехами: радостно сбегают ко мне по лестнице, машут хвостами и пытаются лизнуть голые пятки — поздравляют с возвращением. Им такое тоже не каждый день доводится увидеть...

      С одной из соседних лестничных площадок раздаются аплодисменты: это кто-то из дома напротив вышел покурить... Я с невозмутимым видом собираю с мокрой травы своё «парламентское обмундирование», зову собак, всё это время сидевших под дождём с английским хладнокровием и безмолвно, без истерик ожидавших моего возвращения, и не раскланиваясь перед случайными зрителями, вхожу в дом, где тихо похрапывает мудрый старый Снежок.

      До утреннего подъёма остаётся три с половиной часа, а до первого урока в Парламенте — шесть...

Лондон, декабрь 2012 г.