Когда ночь спустилась на город, город, кажется, очнулся от жизни. Ни стало гулкого шума, рассеялись клубы дыма, остановилось прожигание жизни. Темное небо было низким, а маленькие звездочки яркими и далекими. Небо большим, но ощущалось, что не помещаются под ним и ютятся друг к другу многоэтажные здания и старые, еще не попавшие под снос дома. Высотки радовали множеством крапинок, излучающих свет; а избушки подкупали деревенским уютом и теплом. Все, чему не удалось спрятаться в ночи, все, что попало в плен электрического света, заиграло, искусственной, но изящной игрой.
Меж построек плутал ветер в поиске пристанища. Он то скулил, то принимался скрежетать, точить углы панельных домов, тут же, словно извиняясь, зализывал щели. Или начинал шалить: то ускоряясь, то затихая; почти сразу втягивая в игру дружный пролесок дыма над домами ...
Все прошло. Все смылось на утро криками молочниц, возгласами грузчиков, не проснувшимся шуршанием машин.
Не нашлось свидетелей ночного столкновения, свидетелей компромисса строгих правил Земли холодному вызову прямых углов улиц...
Лишь время не мигающим взглядом встретило и проводило ночь. Овеяв своим дыханием, на секунду зажмурилось в утренней неге, потянулось и, улыбнувшись ни то себе, ни то людям таинственной, немного грустной улыбкой, снова тронулось в путь.