Предсвадебная декада прошла как-то совершенно незаметно. На следующий же день после того, как барон приехал с визитом, начались приготовления к свадьбе. Я напрочь забыла о своём дне рождения и отдалась целиком и полностью предстоящему событию. И лишь неожиданный подарок от тёти Элизабет немного сбил меня с толку и напомнил, что я стала ещё на год старше. Магической почтой она прислала аккуратные сережки с красными камушками-капельками. Мне сложно было понять её выбор. Несмотря на то, что она обладала непревзойдённым вкусом, с данным подарком явственно ошиблась: серьги совершенно не подходили к моим изумрудно-зелёным глазам, а в тёмных волосах и вовсе терялись. Поэтому после ближайшего рассмотрения были безжалостно отправлены в дальний угол ящика трюмо.
К подготовке свадебного светского платья и традиционного одеяния я подошла как всегда с предельным вниманием. И если второе получила у портнихи ровно в свой день рождения, то первое она обещала прислать прямиком на свадьбу. Оно требовало более длительной и кропотливой работы. По сути, всё это и являлось подготовкой с моей стороны. На что я убила больше всего времени, так это на поиск подходящей обуви. Все остальные заботы по проведению торжества ложились на плечи будущего мужа.
Почему я упомянула два наряда? Лишь потому что моему жениху помимо обычного свадебного мероприятия, почему-то приспичило проводить традиционный обряд бракосочетания, к которому прибегали довольно редко. Настолько редко, что его описание встречала до этого момента лишь в книгах по истории. Говорилось, что он помогал очистить сердце и душу и снова стать настолько невинным, как будто только родился. Непосредственно перед свадьбой девушка должна была провести некоторое время в храме, в котором позднее пройдёт бракосочетание. Три дня невесте следовало денно и нощно молиться, постно питаться и ни с кем не разговаривать. Мне это не нравилось хотя бы потому, что всем лишениям подвергалась исключительно невеста. Но как же жених? Если очищаться от разнообразных грехов, то стоило бы делать это совместно. Однако права голоса в этом вопросе я не имела, все решал жених. Сам обряд по истечении трёх дней больше проходил на некое таинство. Именно на него и требовалось традиционное одеяние. Проходил он при участии трёх лиц: жениха, невесты и жреца. Гости и родственники в храм не допускались и ждали за воротами. Уже потом к ним выходила женатая чета и дальнейшее празднование проходило в доме мужа. И на него невеста одевала светский наряд. Это то, что предстояло мне.
В обычных же случаях женились также при участии жреца, но отнюдь не в храме, а в специально предназначенных для этого заведениях. Да и присутствовать там могли все желающие.
На следующее же утро после совершеннолетия жених, как и обещал, приехал забрать свою невесту. Из всей семьи провожать меня вышла только маменька. Отца ещё с ночи не было дома, а сестрица рано утром убежала до своих обожаемых подружек. Странные люди, не позволяющие себе вдоволь поспать.
- Знаешь, мне даже несколько жаль тебя отпускать, - с непонятным оттенком в голосе сообщила матушка, стоя в проходной галерее напротив меня.
- К чему все эти сантименты?
Я не совсем понимала происходящую сцену, больше похожую на прощание. Родители должны были прибыть уже непосредственно в сам храм несколькими днями позже.
Матушка наморщила лоб, будто усердно о чём-то думала, что не особенно вписывалось в её обычную манеру жизни.
- Это вовсе не сантименты. Скоро у тебя будет своя семья. И вряд ли мы продолжим видеться... - задумчиво произнесла родственница, при этом, казалось бы, совсем не почувствовав какой-либо грусти или сожаления. - Меня не будет рядом, чтобы позаботиться о тебе. А первое время после свадьбы тебе может быть совсем не до этого.
К чему она вела, я пока понимала смутно, если вообще понимала, но при этом продолжала стоять и внимательно слушать, даже не пытаясь вставить своё слово или переспросить. Маменька могла снова отвлечься на причитания и уйти от сути дела, совершенно забыв, о чём хотела поведать изначально. И почему-то казалось, что происходит нечто важное.
Однако вместо того, чтобы говорить, она потянула меня за руку и одела на безымянный палец тонкое золотистое кольцо с небольшим белым камнем.
Я в это время вопросительно смотрела на её действия, не понимая к чему это. Свадебный подарок?
- Ай! - возмущённо воскликнула я, когда палец что-то укололо. Бросила взгляд на то место, где только что почувствовала лёгкую боль, и увидела капельку крови, которая, соприкасаясь с металлом, медленно исчезала.
- Я заказала для тебя артефакт. Кажется, тот маг сказал, что он работает на основе магии крови. Зачаровывает что-то там... - матушка слегка мотнула головой, кажется, слабо понимая, о чём говорит. А потом посмотрела на меня в упор и, наконец, объяснила. - Этот артефакт активизируется при прокручивании. И он для тебя вместо тех лекарств. Должен предотвратить твои приступы. Срока годности не имеет, - родственница снова сморщила свой нос. Явно, стоило это чудо-кольцо недёшево. Только зачем же такие траты? После замужества моё обеспечение всё равно перейдёт в руки мужа.
Но сказала я вовсе не то, о чём думала.
- Благодарю Вас, матушка. Этот подарок ценен для меня. А сейчас я Вас покину, - слегка кивнула головой, прощаясь. И, больше не сказав ни слова, отправилась по направлению к барону Грэссу, обворожительно улыбаясь. Барон на это лишь непонятливо хмыкнул и галантно открыл мне дверь, предлагая сесть. Забралась в карету, следом за мной сам барон, и мы тронулись. Назад я так и не обернулась. Не стоит слишком много думать о том, что осталось позади, в то время, когда у тебя начинается новая жизнь.
По дороге к храму я не стала развлекаться рассматриванием местности из окна, а предпочла просто прикрыть глаза и дать им отдохнуть, тем не менее, не ныряя в сон с головой. И всю дорогу успешно делала вид, что дремала. Это позволило избежать ненужных разговоров с бароном, при которых стоило обдумывать каждое слово, жест и взгляд, и дало небольшую передышку, позволяя подумать.
Как же так получилось, что именно младшая дочь должна стать женой барона? Я не знала. Но были все основания полагать, что ничего такого в контракте установлено не было. Дочь и дочь. А уж какая... Не удивлюсь, если просто ненужная или, проще, менее любимая. Я вообще слабо представляла, как должны выглядеть семьи, основанные на любви и взаимопонимании. Таких примеров не водилось в жизни, они встречались только в столь любимых мной книжках. Но ровно по тем же историям могла судить о том, что отношение родительницы ко мне и к Крис отличалось. Я редко слышала, чтобы матушка отчитывала её за что-то или наказывала. Мне же постоянно читали нотации и временами даже закрывали дома. И, если бы я была героиней какого-то романа, с лёгкостью устроила бы побег. Но, к сожалению, я была на это просто не способна. Слишком гордая, слишком себялюбивая и даже чрезмерно аккуратная, чтобы рисковать больше необходимого.
В какой-то момент карета качнулась и остановилась.
- Миледи? - вопросительный голос барона, и я приоткрыла глаза.
И сразу моргнула, фокусируя взгляд. Свет показался непривычно ярким.
Барон выбрался из экипажа и подал руку, предлагая следовать за ним, что я и сделала.
Мы находились у заднего входа незнакомого мне гигантского мрачного храма. Высокие шпили уносились куда-то в небо. И по церковному дворику, обнесённому высокой непроглядной стеной, сложно было сказать, в какой части города, а то и страны, мы находимся. Хотя вряд ли мы уехали слишком далеко. Наверное, какой-то район столицы? И даже то, что я в этой столице была, и не раз, не позволило выстроить в голове примерную картину.
Я стояла возле этого строения и от промозглых порывов ветра начинала потихоньку промерзать.
Наконец, неприметная дверь в храм приоткрылась, и оттуда выскользнула женщина, лет пятидесяти, или тридцати с небольшим. О её возрасте оказалось довольно сложно судить хотя бы потому что из-под монашеского одеяния выглядывали только глаза. Блеклые невыразительные глаза, но без особо глубоких морщин вокруг. Она поклонилась, и господин отвёл её немного в сторону, не желая, чтобы я слышала их разговор. Как будто мне это сильно надо. Но то, что говорили они, определённо, обо мне, всё же немного тревожило.
Ветер с каждым порывом становился всё сильнее, норовя придарить мне в скором времени какое-нибудь недомогание. Никогда не любила болеть.
Наконец, барон и настоятельница вернулись ко мне. Барон поцеловал руку и в мгновение ока укатил далеко на своей карете, оставляя меня на попечении матушки.
- Как только мы зайдём в храм, ты не должна ни с кем разговаривать. До самой свадьбы, - тихим, но уверенным голосом сообщила служительница божья и, не говоря больше ни слова, развернулась и отправилась прямиком к храму, тут же скрываясь у него внутри. И решив, что это было своего рода приглашение, я медленно последовала за ней, надеясь оказаться в защищённом от ветра пространстве. Зря не надела пальто потеплее. Сейчас бы чувствовала себя намного уютнее.
Мы шли по каким-то коридорам, сворачивали в неожиданных местах, пока не оказались в неприветливой келье с одним единственным окошком под потолком, и то зарешеченным. В углу стояла узкая серая кровать.
Нас встретили две девушки крепкого телосложения. И, едва я заприметила легкий кивок настоятельницы, они схватили меня и начали раздевать. К такому готова я не была и, вырываясь, собиралась высказаться, но неожиданно поняла, что рот открывается, но из него не вылетает ни звука. Но даже отсутствие голоса не помешало сопротивляться.
Какое они вообще имеют право? Если бы мне сказали раздеться, я бы разделась. Но силой...
Пока вещи одна на одной летели на пол, в душе начала зарождаться ярость, ярость от ущемлённой гордости, ярость от невозможности самой контролировать ситуацию, от унижения.
И тут я поняла, что своим противостоянием только доставляю им удовольствие. Раньше я не имела опыта общения с женщинами более высокого социального положения, с женщинами, от которых могла исходить опасность. Сейчас же я сама опускалась до уровня этих безликих храмовых существ. Я расслабилась. Расслабилась, когда последний кусочек ткани отлетел на пол. Расслабилась, когда оказалась на кровати. Расслабилась, когда шершавые, неприятные пальцы старухи, (а теперь я оказалась абсолютно уверена, что настоятельница являлась старухой), коснулись меня там, пытаясь нащупать последний оплот моей девственности. Обнаружив то, что искала, она удовлетворенно улыбнулась, что отразилось во взгляде, и, наконец, отпустила меня, практически сразу покинув келью.
А я продолжала лежать на колющем тело шершавом одеяле и смотреть в потолок. Можно ли сегодняшнее происшествие считать предзнаменованием того, какой будет моя семейная жизнь?
Появилось какое-то доселе непривычное мне чувство опустошенности, всепоглощающее и будто обжигающее душу, и наделяющее непримиримой злостью взгляд. Я абсолютно точно отомщу. Когда-нибудь. К чёрту снесу этот храм. Как только выпадет возможность.
Никто не смеет обижать графиню. Никто не смеет обижать меня.
И я бы продолжила лежать дальше, позволяя мыслям плыть вялым потоком, но кожа покрылась мурашками, а ноги начали безбожно зябнуть.
Оперлась на локоть, поворачиваясь на бок и спуская ноги на пол. Необходимо одеться. Однако стащенной с меня недавно одежды нигде не обнаружилось. И лишь на единственном, притаившемся в углу стуле, сиротливо лежала неприметная тряпка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся монашеским одеянием, а под ней мягкие шерстяные тапочки такого же серого цвета.
Кажется, следующие несколько дней мне придётся носить это убожество.
Весь оставшийся вечер я провела, лёжа на кровати и смотря в потолок. Желудок начало неприятно сводить, напоминая тем самым о том, что кушала последний раз ещё утром. Но ни обеда, ни ужина мне так и не принесли. А идти куда-либо не было ни сил, ни желания, ни, скорее всего, возможностей. Пусть и не проверяла, но дверь, вероятно, заперли. Разве позволили бы они своей пленнице бродить по храмовым территориям? Сомнительно.
Худо-бедно, но несмотря на все неудобства, в какой-то момент удалось заснуть.
И проснулась я лишь утром, или ночью. В комнате было абсолютно темно.
За плечо меня кто-то тряс, заставляя сначала приоткрыть один глаз, а потом и вовсе сесть на кровати. В комнате находилась всё та же мать-настоятельница и незнакомая мне девица. Бледная и невыразительная как мышь. Сейчас меня больше волновало, зачем пришли будить, когда даже солнце не успело осветить землю своими лучами.
В этот раз одеяние матери-настоятельницы позволяло рассмотреть её испещренное морщинами лицо. И пусть вокруг глаз их было не так уж и много, зато куда большая часть притаилась на шее и лбе. Сморщенная, кое-где обвисающая кожа. Не самое приятное зрелище. Особенно вместе с практически мертвецким взглядом тёмно-серых глаз.
И ведь бывает благородная старость, когда морщинки скапливаются в уголках глаз, свидетельствуя о былой наполненной радостью юности. Но сейчас, смотря на эту женщину, я мимоходом сравнивала её со страшными ведьмами из детских сказок. Поразительное сходство.
- С этого моменты ты должна будешь на три дня отказаться от физической пищи и приобщиться к духовной. С молитвами вымаливать у богини прощение за грехи свои и душу свою. А по истечении этого времени состоится торжественное событие на глазах самой богини, - вещала она заунывным голосом, лишённым каких-либо эмоций, так и стоя словно статуя неподвижно, - А теперь следуй за мной. - Она развернулась и вышла из кельи.
И я даже на мгновение не задумалась, слушать её или нет, а словно безвольная кукла поднялась на ноги, обувая тапочки, и вышла вслед за ней.
И снова мы петляли коридорами, ни один из которых я не узнавала. Тёмные, мрачные и совершенно пустые. Не приходилось ждать опасности из-за какого-то угла. Мной целиком и полностью овладевало откуда-то взявшееся спокойствие.
Казалось, шли целую вечность, когда, наконец, в глаза ударил свет. Пусть тусклый, едва ли пробивающийся сквозь разрисованное иконами окно, но всё же свет. Мы так долго добирались, что успело взойти солнце?
И ни одного предмета мебели, лишь изображения святых на окнах и на стенах. И поставили меня в центре зала на колени, и я снова не нашла в себе сил сопротивляться. И дали в руки огромный испещренный временем талмуд священнописаний, открытый на первой странице.
И всё также, будто лишённая воли, я начала читать строчку за строчкой, с удивлением замечая, как отскакивают от стен мои слова, снова приобретая звучность. И не было уже никого в комнате, и не стоял никто над душой, а я всё продолжала читать, не в силах остановиться. И даже когда навалившаяся на колени усталость так и манила присесть, я оставалась на месте, не прерываясь ни на секунду. И слово за словом лились из моих уст священные молитвы.
Впервые в своей жизни я встретилась с магией принуждения.
И потекли часы за часами и дни за днями. Ранний подъём, стакан воды, молитвы, стоя на коленях до самого вечера, и сон без сновидений. И чувство голода куда-то подевалось, и мысли в голове проплывали неторопливо, где-то вдалеке, не позволяя на них сконцентрироваться.
Я не замечала ничего вокруг будто потерявшись во времени и пространстве. И матерь-настоятельница вдруг оказалась единственной ниточкой, связующей меня с реальностью. И казалось, будто продолжалось это бесконечно, пока в определённое утро я не проснулась с абсолютно ясно головой и без насильственных побудок.
Это осознание пришло тогда, когда я, просыпаясь, цеплялась нитками сознания за стремительно уползающие частички какого-то светлого, но совершенно незапоминающегося сна. Открыла глаза и поняла, что снова властна над собой и контролирую каждый кусочек своего сознания. А в теле откуда-то появилась непередаваемая легкость, отчего я чуть ли не подпрыгнула с кровати, хотя никогда в жизни этого не делала. Кажется, в эти мгновения я вдруг оказалась беспредельно счастлива.
Но практически сразу я пришла в себя, и снова накатила ярость и злость. Я ловко скидывала остатки чьего-то принуждения, возвращая покой и уверенность в свою душу. Я уничтожу это место. Когда-нибудь. К демонам сожгу.
***
День свадьбы наступил как-то совершенно неожиданно. Матерь-настоятельница пришла за мной в комнату и сообщила, что барон желает меня видеть. И если всё это время из-за чужого принуждения у меня не получалось о чём-либо думать, то завидев облачённого в традиционные сиреневые цвета жениха, уверенно продвигающегося в мою сторону и с предназначенной мне тиарой в руках, где-то в глубине души я предалась панике. Единственная моя надежда теперь лишь на то, что он достаточно мной очарован, чтобы не избавиться сразу после свадьбы. Тогда у меня ещё будет время, чтоб всё решить. На самом деле, единственное, чего всегда боялась, это смерти. Лишь она являлась неизбежностью. Всё остальное, на мой взгляд, вполне решаемо.
- Дорогая, ты всё так же прекрасна, - барон наклонился и поцеловал мою руку.
- Вы, должно быть, смеётесь, милорд, - несмотря на то, что он явно предпочел опустить формальности, продолжила обращаться к нему, как и при первой встречи, - Разве найдётся хоть одна женщина, которую красит монашеский наряд?
Барон усмехнулся и потёр пальцами подбородок.
- Боюсь, даже если обрядить тебя в лохмотья, они не смогут скрыть твою красоту.
Фамильярное обращение резало слух и начинало нервировать. В высшем обществе даже муж с женой зачастую обращались друг к другу на Вы, а мужчина, находящийся пока ещё всего лишь в статусе жениха, продолжал мне "тыкать". Однако делать то же самое с моей стороны могло быть исключительно сущей глупостью, поэтому, чуть ли не скрепя зубами, пришлось продолжить в том же духе.
- Благодарю Вас, милорд, за столь лестное замечание. Вы здесь, чтобы передать мне тиару? - бросила взгляд на поблёскивающую вещь в руках барона, который про неё будто забыл.
- Совершенно точно, - кивнул он, делая вид, что как раз сейчас и планировал отдать её, - Позволишь? - вопросительно поднял бровь.
Осознав, что от меня хотят, наклонила голову, позволяя водрузить драгоценность на её теперь уже законное место. Страшно только представить, сколько женщин её носило до меня. В благородных семьях тиара являлась семейной реликвией, предназначенной для жены главы рода. Переходила она из поколения в поколение. И чем древнее она была, тем явственнее отображала величие рода.
- Вам она идёт как никому больше, - наградил барон достаточно сомнительным комплиментом, когда я выпрямилась; неожиданно вновь обращаясь на Вы, - А сейчас Вам стоит идти и готовиться к торжественному событию. Матушка Игнесса Вам поможет, - он перевёл взгляд немного в бок, и, повернув голову, я действительно заметила смотрительницу, с которой мы в молчании провели последние три дня, и которая, определённо, и стала причиной смены тона барона. Неужели? Мне выпала честь услышать её имя, пусть и из чужих уст.
Однако в голове образовался закономерный вопрос.
- Но где же моя сестра? Или... матушка? Отец? Они уже приехали?
- Твоя семья, к сожалению, не может сегодня присутствовать здесь. Они передавали искренние поздравления и пожелания счастья, - барон снова как-то неприветливо улыбнулся и в излюбленной манере подёргал себя за бороду
Не могут? Или не хотят? Казалось, в это мгновение внутри что-то оборвалось. Раньше создавалась хотя бы едва уловимая видимость того, что у меня кто-то есть, моя поддержка и опора. И несмотря на не слишком теплые отношения внутри семьи, так и было. Но в этот момент, на перепутье судьбы, я оказалась совершенно одна, брошенная в логово волка. На этой мысли перевела неуверенный взгляд на барона, в чьих лапах так неожиданно оказалась. И тряхнула головой. На меня продолжает действовать магия? Я и неуверенность - это что-то несопоставимое. Надо быстрее убираться из этого места.
Нет. Точно нет. Я всегда со всем справлялась сама, и сейчас справлюсь. И даже если семья отказалась от меня, я в порядке.
И тут же, окончательно сбросив с себя наваждение, улыбнулась жениху.
- Что ж, думаю, теперь Вам придётся немного подождать, пока мы со всем справимся.
- Не переживайте и не торопитесь, у меня ещё есть кое-какие дела.
На этом барон кивнул и направился к выходу из храма.
***
В главном храмовом зале было неуютно пусто. Витиеватые витражные окна пропускали тускловатый дневной свет, и падал он так, что создавал довольно мрачную картинку. Зажжённые по углам свечи горели ровным магическим светом, добавляя некой таинственности. Под ногами лежали холодные каменные плиты, промораживающие всю меня будто изнутри. И матушка-настоятельница осталась где-то позади. И пусть я не питала к ней добрых чувств, но, в принципе, не возражала, если бы она здесь присутствовала. Далеко впереди, опираясь на трость, стоял пожилой мужчина, облачённый в фиолетовый кафтан, расшитый красивым орнаментом по краям. На мне был такой же наряд в тех же цветах, только женский.
Бросила взгляд ему на ноги и увидела чёрные сапоги. И почему я вдруг подумала, что он тоже босиком? Если женщины обязаны, то у мужчин всегда был выбор.
Практически рядом с женихом стоял молодой темноволосый парень в рясе традиционного коричневого цвета, с книгой в руках. С отсутствующим выражением лица, что часто свойственно служителям божьим, и взглядом в никуда. Определённо, жрец.
Каждый шаг наполнен женственностью и грацией. Даже несмотря на окутывающий с головы до ног холод, от которого не спасает многослойное одеяние. Я уже не чувствовала ног, но продолжала плыть в направлении будущего мужа. И когда доплыла, позволила себе лишь лёгкий кивок. На торжестве женщинам тоже не положено говорить.
Мы стояли друг напротив друга, смотря в глаза. И, наконец, я попыталась отпустить раздражение, одолевавшее меня каждый раз при виде барона. Это мужчина, с которым я останусь до конца дней. Надеюсь, его.
Наверное, стоит развивать в себе терпение по отношению к этому старику. Ведь даже если осталось ему немного, он всегда может успеть меня угробить. В талантах своего жениха я ни капельки не сомневалась.
Жрец уверенно передал в руки барона открытую священную книгу.
- Начинайте читать громко и вслух с первых строчек.
И в то время как жених затянул длинную свадебную молитву, храмовник направился к постаменту и возвратился оттуда вместе с чашей и ритуальным кинжалом.
- Леди, позвольте Вашу руку.
Завороженно смотря на тонкий изящный кинжал в его пальцах, протянула кисть, ощущая тёплое прикосновение стали. С удивлением перевела взгляд на свою руку, в которую столь незаметно перекочевало ритуальное оружие. Почему я так мало интересовалась данным обрядом? Вопросительно посмотрела на храмовника.
- Вы должны сами нанести себе рану, тем самым давая своё согласие на этот брак пред лицом Богини, - пояснил он тихим обволакивающим голосом, будто маленькому ребёнку.
Сама? Я должна? Согласие? Слуха коснулись отдельные слова молитвы.
"И жена моя, кровь моя,
И едины мы, одно целое..."
И перехватив поудобнее кинжал, не позволяя себе лишний раз сомневаться, провезла им по ладони, вдавливая со всей силы в кожу, медленно наблюдая за тем, как по обе стороны от него образуются струйки крови.
И даже не заметила, как храмовник подставил под эти струйки чашу, позволяя крови медленно в ней скапливаться. Наблюдая за этим зрелищем, чуть сильнее сжала руку, и багровые капли полились быстрее. Когда крови оказалось достаточно, жрец отнес бокал жениху.
- Свещеннопения... - он даже не успел договорить, как барон понятливо закрыл книгу и передал священнослужителю. - А теперь окуните, пожалуйста, в бокал своё обручальное кольцо.
Барон аккуратно стянул его с указательного пальца и начал окунать в чашу, но неожиданно выронил его, и кольцо с тихим бульканьем ушло на дно чаши. И когда жрец собирался его достать, по крови пошли бурные пузырьки. И я находилась на достаточно близком расстоянии от него, чтобы заметить это. Почему?..
В следующий момент жрец воскликнул, неожиданно будто откидывая от себя чашу.
И в то мгновение, когда кубок забренчал по каменному полу, разбрасывая в стороны капли моей крови, кажется, я совсем перестала что-либо понимать. Только растерянно поднимала взгляд на жреца и опускала его обратно на капли-бусинки где-то у ног. Подол оказался безбожно испорчен.
А кольцо по полу так и не забренчало.
- Пресветлая... не одобрила Ваш брак, - набатом прозвучало в голове, в то время как губы жреца безмолвно двигались. Будто и вовсе не его голос.
Я теряю сознание? Или забыла принять утром лекарство, и совсем скоро скорчусь в судорогах в ногах жениха?
Одно ясно точно - связь с реальностью неизбежно теряется.
- Но подождите... Разве мы проводим этот ритуал не просто в дань традициям? - прервала тишину, наплевав на любые правила, и тем самым опередив в некоторой степени опешившего несостоявшегося мужа. Я не хотела за него замуж. Но до нынешнего момента никакого другого исхода не представляла. Разве могла ранее позволять себе грезить о чём-то подобном? Слишком нереальными казались такого рода помыслы.
- На самом деле, я даже не знаю, чем это можно объяснить, - начал было парень, неожиданно потерявший напускную маску безразличия. И как только это произошло, я неожиданно поняла, что он не сильно старше меня. - О таких случаях ранее лишь слышал от некоторых из своих коллег. Возможно, Вы уже замужем? - и жрец почему-то посмотрел на меня, вызывая тем самым лишь ядовитую усмешку, но вместе с тем возвращая к реальности.
- Уж Вам ли не знать, - сообщила, намекая на то, что матушка была очень тщательна... - Вряд ли настоятельница могла упустить факт слишком тесных отношений с мужчиной.
Ещё не хватало, чтобы мне в храме выдвигали обвинения в распущенности.
- Вы правы. Простите, я не хотел Вас обидеть, - как ни странно, извинялся он довольно искренне. - Возможно, у Пресветлой есть на Вас какие-то планы... - и обратился к жениху. - Барон Грэсс? Мне очень жаль, но свадьба невозможна. С богами не спорят. Отвезёте леди Лальскую в её родовое поместье?
- Да-да, конечно, - быстро проговорил тот, наконец, обретя осмысленность во взгляде.
Он подал мне руку, и мы вместе покинули это пристанище мрака и нечестивости. А то, что храм принадлежал Пресветлой, ещё ни о чём не говорило.
Я даже не заметила, как оказалась в карете. Барон был задумчив и хмур. И сложно сказать, какие мысли будоражили его голову. Я сама не знала, что думать. Он вернёт меня в семейное гнездо и потребует другую дочь? Хотя вряд ли это предусмотрено контрактом. А что буду делать я? Жить дальше в ожидании того, как меня в очередной раз решат выгодно выдать замуж? Идея не так уж и плоха, только если это окажется столь же выгодным для меня. А в идеале, я сама хочу выбрать человека, которому позволю находиться рядом. И сейчас, кажется, это стало чуть более реальным, чем сегодня утром.
С удивлением заметила всё ещё босые ноги. Так торопилась покинуть столь недружелюбное место, что совершенно забыла об оставленной там одежде. Чувствительность в конечности так и не хотела возвращаться. Оставалось надеяться, всё будет хорошо. Как приеду, обязательно отогреюсь.
Сидя вот так вот напротив друг друга в свадебных нарядах с задумчивыми лицами выглядели мы с бароном, наверное, комично. Даже немного жаль, что не удалось надеть заказанный у портнихи наряд. Он, наверное, так и лежит где-то в доме несостоявшегося мужа. Его должны были доставить туда. Может, попросить вернуть при возможности?
На этой наиглупейшей мысли, которую вовсе не собиралась претворять в реальность, я умудрилась выглянуть из окна. Мы покидали столицу, а это оказалась именно столица, но почему-то совершенно в ином направлении. Что происходит? В душе начала зарождаться лёгкая паника.
- Милорд, - начала я уверенным голосом, даже и намёка не давая на свой испуг. - Почему мы едем другой дорогой? - расслабленности как ни бывало. Я вся стала словно натянутая струна и добилась того, что ничего кроме раздражения в моем тоне уловить оказалось невозможным.
Барон молчал, смотря будто на меня, и в то же время мимо. Но я ждала, не торопясь повторять свой вопрос. Ждала, пока взгляд барона не прояснился и мутные неприветливые глаза уставились на меня, снова одаривая масляным взглядом, как в день знакомства, вызывающим у меня исключительно чувство омерзения.
- Милочка, вы же не думаете, что так легко отделаетесь? Можете сказать "спасибо" богине, что не заняли достойное Вас положение, - саркастично заметил он, - Но я не собираюсь менять планов. Думаю, в качестве временной игрушки Вам тоже понравится в моём замке. Не беспокойтесь, я одарю вас любовью, насколько это в моих силах, - вся задумчивость пропала с его лица окончательно, заменившись мечтательной улыбкой, от вида которой у меня сводило зубы.
- Вы меня удивляете. Такой знатный и благородный человек собирается нарушить контракт. Не боитесь, что чета Лальских подаст на Вас в суд? А то и вовсе обратится к императору? - заявила насмешливо, продолжая внимательно разглядывать борона и стараясь не упустить ни одной детали в смене его эмоций. Они зачастую говорили больше, чем слова.
- Не смешите меня. Сомневаюсь, что они станут что-то ради Вас делать. На моей стороне деньги, милочка, - улыбнулся, а потом в миг потерял всю напускную весёлость, наклонился столь близко, что я почти почувствовала его дыхание, и обратил ко мне крайне жёсткий серьёзный взгляд. - Избавьте меня от этих светских разговоров и сидите молча. Какой бы Вы ни были прелестной, кукла остаётся хороша, пока не произносит ни словечка.
Как человек рассудительный, в это мгновения я осознала, что шутки кончились. И ни природное обаяние, ни красота, ни умение держать себя не способны были спасти меня. И замолчала. Хоть и продолжала всё это время смотреть на барона. Лицо его расслабилось и он точно испытывал удовлетворение, сумев добиться желаемого. Он медленно отодвинулся от меня и откинулся на кресло.
Не знаю, сколько прошло времени, когда он словно чертыхнулся на месте и сделался беспокойным. Практически сразу карета по приказы барона остановилась, а сам он незамедлительно покинул карету, оставив меня одну.
Недолго думая, выглянула сначала в одно окно, а потом и в другое, оценивая, как много народа охраняло меня. С обеих сторон находилось по несколько стражников на конях, что снижало чуть ли не до минимума мои шансы. Разве может девица, совершенно неподготовленная физически, сбежать от такого большого количества народа? И, наконец, пришёл страх, страх всепоглощающий, овладевающий всю душу. Я неожиданно поняла, что в замке барона меня ничего хорошего ожидать не может. Уже одно то, что в уплату долга он потребовал дочь, было странно. На тот момент, когда родители подписали контракт, мы ещё даже не родились. Никто не мог сказать, вырастем мы красивыми или нет, здоровыми или больными. Но почему-то барон захотел "кота в мешке". Зачем? Разве есть в этом смысл?
Мысли лихорадочно бегали из стороны в сторону, а мне вдруг стало тошно от себя самой. Я не хотела замечать ничего вокруг, ни о чём не задумывалась и плыла по течению, подчиняясь воле чужих людей. Да, по их мнению я была капризна, своенравна и честолюбива, но всё же... Сейчас я поняла, что в своё время не пожелала быть достаточно сильной и упрямой, чтоб взять свою жизнь в собственные руки. До омерзения противно. От себя. Всё это ничтожно.