Аннотация: О том, как случайно состоялось близкое знакомство с Генри Джекилом, и о ночных похождениях с мистером Хайдом.
Накануне утром Кристина ласково попросила отвезти ее в Ковент Гарден на гастроли, а обрадованный доктор Франкенштейн решил присосединиться, чтобы навестить старого друга. Догадались, кого?.. Итак, я отвез их в Лондон, и тут-то у меня начались неприятности: катер сломался. Напрочь. Я возился с ним до глубокой ночи, но сдался. Борьба с катером меня победила, и я признал поражение, позвонив в ремонтную мастерскую. Ремонтники провозились с машиной остаток ночи и растерянно сказали, что таких моделей у них в починке еще не было, нужны запчасти, которых в мастерской нет. В общем, пришлось заказывать с Общекосмического Склада (того самого, который когда-то громил Джейсон). Запчасти обещали привезти через неделю.
Кристина вошла в мое положение, посоветовала уехать в Париж и предложила на выбор два дома - свой, на Елисейских Полях, и Эрика - под Оперой. Но вмешался Франкенштейн и сказал, что не стоит тратить деньги на проезд, когда его друг с радостью примет вместо одного гостя двух. Я так хотел спать, что дорога до Парижа представлялась чем-то вроде кругосветного путешествия, а потому покорно отправился с Виктором.
Если бы я знал, куда иду, то, пожалуй, взял бы у Кристины ключи от парижских домов. Но мне к тому времени плохо думалось.
Мы прибыли на такси к почтенному вида особняку в аристократическом районе. От удивления у меня прошел сон: я не думал, что у Франкенштейна респектабельные друзья. А Виктор из такси созвонился с приятелем и радостно сказал, что нас ждут. Мы расплатились с таксистом, который ехидно пожелал нам хорошо провести время, и подошли к внушающей уважение двери дома. Медная, до блеска надраенная табличка рядом со звонком гласила "Доктор Г.Джекил", а ниже синим маркером прямо на белоснежной стене было дописано: "мистер Э.Хайд".
- Черт! - сказал я, когда до меня дошло, и я поворачивался к Франкенштейну с нехорошими намерениями, но тот успел позвонить в дверь.
Открыл дворецкий, сообщивший, что доктор нас ждет. Мы вошли. В доме стоял слабый запах формалина, который Франкенштейн втягивал, как французские духи, а мне захотелось уйти отсюда и больше не возвращаться. У меня, правда, возникла слабая надежда, что после знакомства мне откажут от дома, но, к несчастью, доктор Джекил оказался гостеприимным человеком. Он угостил нас завтраком и светским разговором на предмет того, как распоясались дипломники Общества бомбистов-террористов, в очередной раз уложившие в больницу герцога Бекингэма, а также с радостью сообщил, что я могу остаться у него сколь угодно долго. Я попытался поблагодарить, но съеденный завтрак из-за формалинового фимиама так настойчиво просился выйти послушать разговор, что я, сославшись на страшную усталость, быстро покинул гостиную.
Проснулся я ближе к вечеру, не подозревая, что начнется через несколько часов, и не предполагая, что это был мой последний относительно спокойный день в Лондоне. За ужином доктор Джекил потерял большую часть своей жизнерадостности: выяснилось, что на дневной лекции в университете несколько студентов-платников откровенно ему нахамили. Франкенштейн изменился в лице. Я тоже начинал догадываться о ближайшем незавидном будущем этих студентов.
После молчаливого распития бутылки бордо доктор извинился, сказав, что должен нас покинуть, прикрепил какую-то записку на зеркале и исчез в недрах дома. Мы с Виктором обменялись понимающими взглядами, и я решил полюбопытствовать на предмет содержания записки. Она гласила: "Дорогой Эдвард! Убедительная просьба заглянуть нынче ночью по адресам..." и перечисление оных с указанием фамилий наглых студентов. Я открыл рот, собираясь спросить Франкенштейна, не пора ли тихо свалить, но меня опередил дикий крик из комнаты доктора, перешедший в рев.
- Ну, началось... - проворчал Виктор, не сделавший ни единого движения, зато внимавший воплю с мрачным выражением лица.
Спустя минут пять в гостиную ввалился невысокий молодой человек, сохранявший отдаленное сходство с Генри Джекилом. Очень отдаленное.
- А-а-а, у нас гости, - протянул он. - Виктор, познакомь нас!
- Мистер Эдвард Хайд, - буркнул Франкенштейн, кивнув на вошедшего. - И лорд Дарт Вейдер.
Мы с Хайдом оценивающе посмотрели друг на друга и обменялись рукопожатием. Не скажу, чтобы мистер Хайд мне понравился, но он меня заинтересовал. Как потом выяснилось, его первое впечатление обо мне было таким же.
- Наслышан о вас, - попытался проявить я элементарную вежливость.
- Взаимно, - отозвался Хайд, и примерно тогда я понял, что у меня появился новый приятель типа Эрика, Дракулы, Крюгера и Джейсона. Не говоря о Франкенштейне.
Тем временем Хайд прочел адресованную ему записку, сунул ее в карман и повернулся к нам.
- Джентльмены, - сказал он, - не желаете ли пройтись по ночному Лондону?
У Виктора явно не было охоты это делать, но я встал:
- Почему бы и нет?
Зачем я пошел?! Необдуманные поступки обычно становятся причиной целой эпопеи, причем, как правило, отвратительно заканчивающейся.
Для начала мы заглянули в кампус, и два студента сильно пострадали. То, что дело ограничилось мордобоем, нельзя было списать на милосердие мистера Хайда. Мы с Виктором оттаскивали его от потерявших сознание бедолаг, причем Франкенштейн панически вопил: "С ума сошел, забьешь насмерть! Им и так реанимация обеспечена и десяток пластических операций тоже!", а я орал: "Очнись, идиот! Нам только бытовухи не хватает!" Вдалеке раздавались полицейские свистки, а разбуженные грохотом студенты на миг показывались в коридоре, но, заметив нас, исчезали.
Сматывались мы через окно. Кое-как оторвавшись от погони и поймав такси, мы отправились по двум оставшимся адресам - Хайд хотел полностью выполнить поручение Джекила, который, кроме записки на зеркале, оставил ему свою кредитку. С лондонскими аборигенами дело кончилось так же, как и с проживающими в кампусе, только на орехи досталось и родителям, по виду вполне почтенным людям. Когда мы брели назад, Хайд в оправдание сказал, что такие родители могли бы научить своих детей вежливо разговаривать с людьми. Тем более с преподавателями. Тем более с такими, как Генри Джекил.
- Представляю, что о нем говорят на кафедре, - пробормотал я.
- Ради интереса зайди завтра на его лекцию, - мрачно посоветовал Франкенштейн, который едва отошел от оказания первой помощи пострадавшей семье в количестве пяти человек. - Вот увидишь, с каким удивленным лицом Джекил будет спрашивать, почему на занятиях отсутствуют четверо студентов.
Хайд остановился:
- Он и в самом деле так себя ведет?
Виктор посмотрел куда-то вверх, в затянутое облаками небо, и проворчал:
- Думаешь, я вру?
- Наверное, нет, - пожал плечами Хайд. - Но я был о нем другого мнения.
- Давай я подарю тебе книгу "Познай себя" или съездим в гости к дедушке Фрейду, - предложил Виктор.
- А давай ты заткнешься, - недобро предложил Хайд, и Франкенштейн предпочел замолчать.
Нас занесло в какой-то квартал, который насторожил даже меня, уж насколько я привык к катакомбам и злачным местам. Но Хайд, объяснив, что мы идем верной, и главное, короткой дорогой, шагал и шагал вперед, поэтому я шел рядом, а Франкенштейн рысцой поспевал за нами. Туман сгущался, как в фильме про Джека-потрошителя - именно этот фильм шибко любит смотреть Фредди Крюгер, и надоел он нам (и фильм, и Фредди) безмерно. Далеко впереди замаячил красный огонек, и я было обрадовался, решив, что впереди перекресток, но вылетели мы прямехонько к борделю. Хайд в задумчивости посмотрел на здание, а Виктор ехидно спросил:
- Это называется "короткая дорога"?
В доме кипела активная ночная жизнь: прямо под ноги нам выкинули пьяного матроса, а проститутки-голкондрины(1), в чем мать родила, высунулись из окон верхнего этажа и, узнав Хайда, радостно запищали:
- О, Эдвард, может, зайдешь? И друзей приглашай!
- У меня нет налички, - прошептал Хайд, повернувшись ко мне.
- У меня тоже, - твердо сказал я, решив для себя, что на мои деньги мистер Хайд удовольствий получать не будет.
- Да и вообще, - сказало Альтер-эго доктора Джекила, шагая в ночной туман, - рожи этих девиц мне доверия не внушают.
- На свою бы посмотрел, - хмуро прокомментировал Франкенштейн, но так, чтобы услышал только я.
Мы пришли к дому рано утром и не успели подремать, как нас разбудил давешний дворецкий, сообщивший, что доктор Джекил приглашает нас к завтраку. Никогда время не тянулось для меня так долго, да и Франкенштейн чуть не заснул над тарелкой. Зато доктор был доволен, чему явно способствовала записка на зеркале: "Дорогой Генри! По адресам походил; твоих студентов долго не будет на лекциях. Твой новый друг меня впечатлил. Хайд. P.S. В следующий раз оставь немного наличных". О событиях прошедшей ночи Джекил нас не расспрашивал, зато потащил Виктора на свою лекцию. Мысленно посочувствовав Франкенштейну, я отправился спать и проснулся поздно вечером от невежливого толчка в бок. Надо мной стоял Хайд.
- Идем, - сказал он, увидев, что я проснулся. - Есть возможность как следует погулять.
- А к черту бы ты не пошел? - зевнув, ласково сказал я. - Или тебе Джекил очередное поручение дал?
- Ничего он мне не давал, кроме денег, - Хайд шикарным жестом развернул пачку кредиток. - И потом, мне одному скучно.
- Бесполезно, Дарт, - проскрипел с порога голос Франкенштейна. - Он все равно не отвяжется, я-то его знаю.
Короче говоря, ближе к полуночи мы вчетвером шагали по направлению к лондонской окраине. Шагали - потому что из метро нас вывел полицейский, и он стал четвертым. Он сопровождал нас в участок, поскольку только Хайду могла прийти в голову светлая идея затеять в метро драку. Провести ночь в полиции из-за лондонского идиота мне хотелось менее всего, поэтому, улучив момент, я съездил полицейскому по челюсти, и удар вышел несколько более сильным, чем мне хотелось. Пришлось потерять время, пока ругавшийся, как сапожник, Франкенштейн, не откачал полицейского. Хуже всего, что, очнувшись, этот кретин начал свистеть. Тут мы потеряли остатки самообладания и рванули через какую-то частную собственность, причем Виктор угодил в бассейн, а Хайд еле отбился на ходу от налетевшего добермана. От дикого хохота меня удерживала серьезность ситуации, потому как полицейские с фонариками сбегались со всех сторон, и надо было думать о тактике мгновенного отступления с запутыванием следов. Мокрый и злой Франкенштейн ругал Хайда почем зря. Тот отругивался.
Я скомандовал им заткнуться и рванул по мостовой в какие-то дворовые лабиринты. Эти двое послушно замолчали и последовали за мной. Поначалу шум погони смолк, но затем возобновился, и я понял, что ищейки обыскивают квартал. Желание убить Хайда зрело во мне, и я начал в красках представлять, как это будет сделано, но тут мы на полном ходу влетели в дверь какого-то подвального помещения. Едва удержавшись на крутой лестнице, мы осторожно спустились вниз и увидели нечто похожее на декорации бара "Голубая устрица". Приятная восточная музыка струилась из динамиков поставленного на минимальную мощность музыкального центра. Уютно потрескивали дрова в камине. То там, то тут молодые и не очень люди томно курили кальяны; никто не обращал на нас внимания.
- Где это мы? - удивился Франкенштейн, пытавшийся выжать из пиджака воду.
- В наркопритоне, - просипел Хайд. - Пошли, тут есть черный ход.
- Какой приличный наркопритон! - съязвил Виктор, ощупью пробираясь за Хайдом через полутемный зал. - Сразу видно - Лондон!
Тем временем на лестнице возникло движение, и я, обернувшись, увидел, как несколько полицейских аккуратно спускаются по ступенькам, подсвечивая себе фонариками. Нам не хватило секунды, чтобы исчезнуть: один констебль нас заметил. Пока он открывал рот, чтобы поднять тревогу, я сгреб со столика одного из посетителей горсть темного порошка и сыпанул его в камин, откуда тотчас полетели клубы синего дыма. Полицейские добавили хаоса, продираясь к нам и опрокидывая кальяны вместе со столиками.
Дымовая завеса стала шире и гуще, и мы потеряли спасительный ориентир - дверь черного хода. Не хватает еще надышаться этой дрянью, в состоянии, близком к панике, подумал я, и в этот момент в меня врезался Франкенштейн. Поймав его за воротник, я попытался отыскать дверь, и в конце концов повернул нужную ручку. Доктор изрядно надышался и громко орал о существовании персонифицированного общественного мнения. Выругавшись, я дернул его за собой, и он пошел, насколько позволяли ему заплетающиеся ноги.
Через полквартала нас догнал Хайд. Одновременно потирая щеку и подбородок (как выяснилось, в дыму налетел на один из опрокинутых столиков), он невнятно рассказал, что полицейские в баре тоже надышались, и теперь там такая веселуха, какую не видели со дня изобретения кальяна. Я наорал на него, и Хайд, хмуро замолчав, помог мне тащить Франкенштейна. А тот не успокаивался.
- Мы наслаждаемся и развлекаемся, как наслаждаются другие! - кричал он на всю улицу. - Мы читаем, смотрим и судим о литературе и искусстве, как смотрят и судят все; но мы так же избегаем большой толпы, как избегают ее другие...
- Да замолчишь ты или нет! - прошипел я, но Виктор не замолк.
- Мы находим возмутительным то, что принято находить таковым! - набрав воздуха в легкие, проорал он и стукнул себя кулаком в грудь. - И эти другие - не кто-то определенный, а все, хоть и не сумма, - предписывают форму бытия повседневности! Так говорил...
- ...Заратустра, - закончил Хайд, думая, видимо, что Франкенштейн ничего не соображает.
Но тот соображал.
- Сам ты Заратустра! Ницше - для лохов! А вот Хайдеггер... - и Виктор многозначительно погрозил нам пальцем.
Кое-как дотащив его до дома, мы сгрузили Франкенштейна на кровать, и, хотя он пытался нам объяснить, что персонифицированное общественное мнение представляет собой противоположность индивидуальности, оставили его там. Хайд заперся в комнате Джекила, а я, поняв, что ничего хорошего из наших ночных похождений не выйдет, отправился в мастерскую и подоспел к открытию. Там меня ждали известия неутешительные - запчасть прибудет завтра к вечеру, а ремонт начнется, соответственно, послезавтра утром. Тогда я забрал из катера кое-какие вещи и довез их до дома Джекила. Доктор за завтраком отнесся ко мне благодушно, и только спросил, где Франкенштейн.
- Спит, - сказал я. - У него была трудная ночь: он... э-э... развивал философию Хайдеггера.
- Да-да, - сказал Генри Джекил и неожиданно поморщился. - Он большой любитель философии... А кстати, почему у меня болит челюсть? И глаз заплыл?.. Да и ухо распухло! - неподдельно удивился он. - Что, Эдвард дрался?
- Нет, - постарался я придать голосу убедительность. - Налетел на... стеллаж... э-э... в библиотеке.
- Какая библиотека ночью? - нахмурился Джекил. - И как я пойду с этим на лекцию?!
- Примочки сделаешь, - появился на пороге Франкенштейн и демонстративно прикрепил к зеркалу записку следующего содержания: "Уважаемый мистер Хайд! Просьба больше не будить меня по ночам и не втягивать в сомнительные похождения. Доктор Франкенштейн". Джекил явно хотел разузнать больше, но взглянул на часы, бросил салфетку и засобирался на лекцию, а мы пошли спать.
Просьбе Франкенштейна мистер Хайд внял, но, поскольку я не подписывался под петицией на зеркале, ночью снова был разбужен, на сей раз вежливее.
- Ну что тебе надо? - застонал я, не открывая глаз. - Задолбал ты меня.
- Я хочу принести извинения, - сказал Хайд и сделал короткую паузу.
- Извинения приняты, - быстро отозвался я, пока он не успел продолжить. - Вали отсюда.
- Я хотел бы угостить тебя, - упрямо проговорил Хайд. - Идем.
Я сел.
- Ты ошалел? - спросил я. - За нами гоняется вся полиция Лондона, а ты зовешь меня в ресторан.
- Какой ресторан?! - изумился Хайд. - Мы пойдем в паб.
- Этого мне и не хватает для полного счастья, - сообщил я. - Тебе хорошо - утром ты перестанешь быть Эдвардом Хайдом, а я как был Дартом Вейдером, так им и останусь, и поди потом, докажи в полиции, что ты не верблюд.
- Тебя действительно волнует полиция? - спросил Хайд.
Если бы.
Поупиравшись немного, я плюнул и оделся. Не забыл и свою спортивную сумку, куда накануне уложил одну вещь, прихваченную из катера.
Хайд не обманул - мы действительно пришли в кабачок. Благодаря позднему часу, посетителей там было немного, пили только пиво, и какая-то миловидная девушка приятным голоском пела популярную песенку о космопроходцах. Увидев Хайда, она заулыбалась, наскоро допела и подошла к нашему столику.
- Люси, моя невеста, - представил он ее и назвал ей мое имя.
- Очень приятно, - сказал я и ляпнул: - а Джекил знает?
- Ну как ты думаешь? - ехидно спросил Хайд, а Люси нахмурилась и сурово осведомилась:
- Кто такой Джекил?!
- Придурок, у которого я снимаю квартиру, - пояснил Хайд и предложил мне пиво, пока я не ляпнул еще что-нибудь. И вовремя: у меня язык чесался сказать, что не только квартиру.
Пока мы пили, время подошло к двум часам, и из кабака ушли последние посетители. Кто-то из них сбегал в полицию, поскольку наше приятное времяпрепровождение вскорости было прервано голосом по матюгальнику: "ЭЙ, ТАМ, В ПАБЕ!!! МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ ВНУТРИ, ПОЭТОМУ ВЫХОДИТЕ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ. ДАЕМ МИНУТУ, ПОСЛЕ ЧЕГО ОТКРЫВАЕМ ОГОНЬ. ВРЕМЯ ПОШЛО!"
- Кажется, мы влипли, - сказал Хайд и добавил с истинно британской флегматичностью: - но, по крайней мере, они дают нам время допить пиво.
Я тоже не нервничал и промурлыкал:
- Когда они окружили дом, и в каждой руке был ствол, он вышел в окно с красной розой в руке и по воздуху плавно пошел. И хотя его руки были в крови, они светились, как два крыла, и порох в стволах превратился в песок, увидев такие дела.
- Интересная песенка, - заметила Люси. - Как-нибудь достаньте мне диск с записями этой группы.
- Обязательно, - кивнул я, одним глотком допил пиво и вытащил из-под стола свою сумку. - А теперь рекомендую лечь на пол, так как начинается эпизод из фильма Джорджа Лукаса "Империя наносит ответный удар".
Увидев, что я вынул из сумки, ошарашенный Хайд опрокинул бокал, и я впервые увидел на его лице уважение, смешанное со страхом.
- Что это? - выдохнула Люси.
- Лазер Гатлинга, - пояснил я и пошел к выходу. - Поэтому вам и в самом деле лучше лечь.
Стрелять не пришлось - полицейские быстро и незаметно исчезли, когда увидели, какие оружие у меня в руках.
Потом мы втроем пошли домой, и в этот раз меня разбудил звонок к завтраку. Доктор Джекил был очень мрачен, и причину этого я понял, увидев в его руках газету. Развернутые заголовки гласили: "ПОСТРАДАЛ ПОЛИЦЕЙСКИЙ", "РАЗБИТ БАР В ВОСТОЧНОМ СТИЛЕ "НИРВАНА", "ПОХОЖДЕНИЯ ТАИНСТВЕННОЙ ТРОИЦЫ", "ДРАКА В МЕТРО", "ДИКОЕ ИЗБИЕНИЕ СТУДЕНТОВ - ЗАГОВОР ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ ИЛИ НЕЧТО ДРУГОЕ?!" Помимо этого, на зеркале было две записки. Первая: "Большое спасибо за приют, Генри, было очень приятно тебя повидать. Я в Париже. Виктор". Вторая: "Генри, мне нужен дубликат ключа. Закажи сегодня же. Эдвард".
- Ну-с, и чем вы занимались сегодня ночью? - хмуро спросил Джекил.
- Пиво пили, - почти честно ответил я, уверенный, что меня вышвырнут из дома, но доктор хмыкнул.
- Этот тип опять приводил сюда свою шлюшку? - презрительно бросил Джекил.
Я поднялся:
- Знаете, я, пожалуй, пойду.
- Подождите, я не собираюсь вас выгонять, - пробурчал доктор, - мне интересно, как вы ухитрились так быстро сойтись с Хайдом.
Я не стал ему объяснять, что имею талант притягивать, как магнитом, разного рода нечисть, а быстро поспешил откланяться, твердо решив, что ночных похождений с меня достаточно. Пока я собирался, доктор оставил на зеркале записку "Эдвард, прекратите водить свою проститутку в мой дом! Джекил" и уехал в клинику.
Я снял номер в гостинице неподалеку от мастерской, сходил на вечерний спектакль в Ковент Гарден, послушал Кристину в "Лючии ди Ламмермур" и, возвращаясь в отель, замер: у входа меня ждал Хайд. Мое терпение лопнуло, и я пошел к нему с большим желанием если не убить, то искалечить. К счастью, ничего мне делать не пришлось. Рассмотрев выражение моего лица, Хайд на всякий случай отступил на пару шагов и сказал:
- Спокойно! Я хочу попросить, чтобы ты передал Джекилу - пусть он перестанет называть мою невесту проституткой, иначе я сделаю так, что он пожалеет о той минуте, когда начал принимать свой препарат.
- Ладно, передам, - сказал я, - если ты пообещаешь отстать от меня... Кстати, почему ты сам не можешь ему написать?
- Мы с ним не разговариваем, - буркнул Хайд и ушел.
Утром я сделал то, что обещал. Джекил остался рвать и метать, а я пошел обратно в отель, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос. Дело в том - помните, как-то отец Клод проговорился, что у папы римского началось раздвоение личности после лечения доктора Джекила? - так вот, меня всегда интересовало, от какой болезни доктор лечил папу. В тот день я это выяснил.