Омельченков Аксиний Борисович : другие произведения.

Мечта плешивого поэта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
  
  
  
  
  

РОМАН-АНЕКДОТ

  
  
  
  
  
  

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

2011 год

  
  
   Все персонажи этого романа вымышлены
   и не имеют никакого отношения к под-
   линным лицам. Всякое совпадение слу-
   чайно. Однако,   события, изображен-
   ные в книге, в той или иной степени
   могли происходить в действительности.
  
  
  
  
  
   Эта история произошла совсем рядом с одним из крупных городов России, в котором царили относительный мир, спокой-ствие и порядок.
   Частное предпринимательство процветало, цены в муници-пальных и коммерческих магазинах были умеренными, тран-спорт ходил более или менее исправно, дороги содержались в порядке, а мэр давал обещания и даже, что очень странно, обещания свои выполнял.
   Впрочем, эти события вполне могли произойти неподалёку и не от крупного городе, а от среднего или мелкого.
   И не только в России.
  
  
   Рассветные тени поголубели, попрятались за углы домов.
   С каждым мгновением они становились короче, сантиметр за сантиметром уступая место дневному свету.
   Было слышно, как квохчут куры, как где-то далеко замычала корова.
   Оксана Валентиновна Карамельченко, высокая кареглазая тёмная шатенка несколько за тридцать лет с высокой грудью и стройной подтянутой фигурой вышла из дома и направилась по улице садоводства, из-за заборов которой вываливалась цве-тущая зелень.
   Около домов, обленившиеся от жары барбосы беззвучно ра-зевали пасти, провожая относительно молодую женщину равно-душными взглядами.
   На её лице был минимум косметики, а внутри - максимум амбиций, мешавших жить спокойно и счастливо как ей самой, так и окружающим.
   Она шагнула в ворота коттеджа, напоминавшего собой трех-этажный терем из фильма-сказки на основе русского фольклора.
   Его хозяином был модный автор авантюрно-приключенческих бестселлеров Владислав Тихорецкий, у которого Карамельченко дважды в неделю делала влажную уборку за небольшую плату.
   Потому что деньги для Оксаны были не главное.
   Она была скульптором-дилетантом и не столько по доброте душевной, сколько из желания быть поближе к известной лич-ности - чтобы мимоходом упомянуть об этом в разговоре - со-гласилась побыть уборщицей за чисто символическое возна-граждение.
   Писатель был разведён, алиментов не платил, и у неё име-лись на него далеко идущие планы.
   Но, боясь сглаза, а более того - конкуренции, самодеятель-ный скульптор ни с кем с ними не делилась.
   Поднявшись на крыльцо застеклённой веранды добровольная поломойка вошла в дом и сразу же услышала незнакомый женс-кий голос:
   - Что ты лыбишься? Соблазнил невинную девушку и радует-ся...
   - Ах так? Тогда лежи спокойно и не подкрадывайся. - это уже говорил сам хозяин.
   - Пытаюсь, но не получается.
   - Держи себя в руках.
   - Лучше, если ты будешь держать меня в своих руках.
   - И только?
   - Ты ещё спрашиваешь?..
   Терпение Оксаны иссякло.
   Ей необходимо было немедленно увидеть мерзавку, возна-мерившуюся занять её место.
   Она громко и требовательно постучала в дверь соседней комнаты, резко дёрнула ручку на себя.
   - Надеюсь, я не помешала? - не дожидаясь приглашения, приходящая уборщица целеустремлённо прошмыгнула в любов-ное гнездо.
   - Чем могу служить? - поглаживая грудь обнажённой блон-динки, развалившейся на полу на искусственной леопардовой шкуре, Тихорецкий обращал на вошедшую не больше внимания, чем на залаявшую собаку.
   - Вы не могли бы привести себя в пристойный вид?
   - А зачем? Мы с Владом находимся у себя и можем лежать в чём захотим. - наглая особа похлопала себя ладошкой по плос-кому животу.
   Она была моложе скульпторши лет на десять и явно не во-спринимала её всерьёз.
   Оксана не раз встречала автора на даче с разными женщи-нами.
   Он был ужасно развратным существом.
   По крайней мере в глазах "Мухиной".
   На неё он внимания не обращал, и это было обидно.
   Потому что при виде него в ней просыпались давно забытые желания и даже страсти.
   Она неоднократно пыталась заигрывать с ним, но он отводил иконописные глаза, придававшие ему сходство с каким-то из-вестным киноактёром, и делал вид, будто не слышит её любез-ностей.
   - Хамка! - выпученные, как у рака, глаза незваной гостьи метали молнии, никому не приносившие вреда. - Владислав, как долго вы ещё собираетесь здесь развратничать?
   - Что?
   - Что слышали! - непреклонным тоном Савонаролы отре-зала Карамельченко. - Вы не женаты, а спите вместе, ходите по дому голыми. Или не представляете, куда могут завести подоб-ные манеры?
   - Что-то я не понял, ты вступила в полицию нравов? - Тихо-рецкий передёрнул широкими плечами, погладил себя по воло-сам, едва закрывающим лысину.
   - Нет. - борец за чистоту отношений этакой царевной ле-бедью проплыла к окну.
   - Может быть, стала моей женой или сестрой?
   - Нет.
   - Тогда какого чёрта лезешь не в своё дело? - его борода с обильной сединой воинственно вздёрнулась.
   - Я забочусь об имидже писателя!
   - Да-а?
   Всё её тело охватила сладкая истома, хотя он презрительно поморщился при виде её деланной невозмутимости.
   - Представь себе, да!
   Автор бестселлеров с грацией гепарда поднялся с пола и медленно приблизился к непрошеной посетительнице:
   - А ну пошла вон!
   - Как? - той показалось, она ослышалась.
   - Вон пошла, я сказал! - у него стал вид волка-оборотня, собирающегося перекусить Оксане горло.
   Дама с амбициями испугалась.
   И выскочила из дома с такой скоростью, будто у неё на ногах имелись крылатые сандалии Гермеса.
   Но при этом успела пригрозить парочке страшными карами и напугать всеми мыслимыми несчастьями.
   До которых ни хозяину, ни его пассии не было ни малейшего дела.
   Потому как блондинка сияла от радости за своего героя, гла-дя его по высокому крутому лбу и приглашая продолжить эроти-ческие игры прямо сейчас.
  
  
   Они ехали в электричке на дачу к мэтру.
   Подававшие творческие надежды молодые люди, члены ли-тературного объединения "Клуб голодных поэтов", которым ру-ководил Тихорецкий.
   Веня Люкс, писавший юмористические стихи и короткие рас-сказы, крепко сложенный, с мужественным лицом парень, дре-мал у окна.
   Гарик Шпроттер, среднего роста, тонкокостный, черново-лосый, с круглыми очками на носу с горбинкой, творивший по-добно ныне забытому Виталию Бианки исключительно о приро-де, увлечённо читал книгу в мягком переплёте.
   А две подружки Лиля Хаммер, эффектная блондинка с воло-сами до плеч, чересчур белыми для естественного цвета, с си-ними глазами и стройной фигурой, идущая по стопам Агнии Бар-то, Сергея Михалкова и Бориса Заходера, и Лёля Кебаб, имев-шая прекрасные тёмно-вишнёвые локоны, циничные губы и наха-льные янтарные глаза, рожавшая трёхстишия в стиле хокку на любую предложенную тему, болтали между собой о своём, о девичьем.
   Четвёрка была любимцами шефа и сама любила его предан-но и бескорыстно.
   Он позвал их к себе, чтобы с помощью молодых авторов сде-лать фотоколлаж к обложке своей очередной книги, выход кото-рой намечался через пару месяцев.
   Владислав всегда сам готовил эскизы, приглашая на сессию друзей, друзей друзей, знакомых и знакомых друзей знакомых.
   Но ни в коем случае не фотомоделей, державшихся перед объективом слишком картинно и больше думавших о том, как выгоднее себя подать, чем о задаче, поставленной перед ними заказчиком создаваемого ими образа.
   В переполненный вагон влез вихрастый мальчик лет десяти с барабаном на шее.
   Весело оглядев мрачных от недосыпа ветеранов и инвалидов дачного труда, он звонко прокричал:
   - Ну что, граждане пассажиры, или по десяточке, или я начи-наю свой концерт!
  
  
   Светило ослепительно яркое солнце.
   Небо было бездонно-глубокое, без единого облака.
   Виктор Николаевич Задрищенко, находящийся в очередном отпуске заместитель начальника ассенизаторско-аппаратного цеха завода "Водсранскприбор" сидел в шезлонге на веранде своей дачи.
   Он был невысоким, широкоплечим, лысоватым, добро-душным и простецким на вид.
   И мнил себя авторитетом в любой области.
   Имел полное пренебрежение ко всем иным авторитетам, кро-ме своего собственного.
   А чего не знал, того и не должно было существовать.
   Потому что Господь дал ему пустую и ясную голову, позво-лявшую соваться туда, куда не сунулся бы человек с мозгами, при этом развивая энергию насекомого, хоть и бессмысленную, но бурную.
   Задрищенко своими хитростями, мелкими интригами и ле-стью смог возвыситься до нынешней должности.
   А кроме того, не имел таких пороков, как сильное пристра-стие к табаку, алкоголю и сексу.
   Зато никогда не гнушался присвоить себе чужие заслуги, если была уверенность, что всё пройдёт гладко.
   Всё, что удавалось, Витёк приписывал своему руководству и участию, а все неудачи на производстве, относил за счёт не-умения других инженерно-технических работников.
   Потому любое своё поражение, даже самое мелкое, попросту напрочь выбрасывал из памяти.
   Доказывал начальнику, что работает один и только один, не имея возможности положиться на подчинённых.
   Нормальный руководитель ААЦ обратил бы внимание, поче-му так происходит, но пенсионеру бомжеватого вида, неделями не стиравшему исподнее, хотелось дожить спокойно до клад-бища.
   И оттого тот не задумывался.
   Что либо его левый семенник не умеет организовать работу.
   Либо элементарно не пользуется авторитетом у тех, кто по-пал под его начало...
   Виктор Николаевич заметил писателя Тихорецкого, дефили-рующего по главной улице садоводства в обнимку с новой жен-щиной.
   Он остро ему позавидовал, бросив взгляд на законную су-пругу, стоявшую раком на грядке с редисом.
   Когда-то перезвон её каблуков умилял его, казался лёгким, элегантным.
   А теперь мощный зад вызывал дикое желание выстрелить в него из охотничьего ружья крупной дробью.
   Почему всяким писакам достаётся на стороне всё, а ему ни-чего?!
   Или он хуже?!
   Задрищенко всегда искренне полагал, что должность спо-собствует развитию талантов.
   А потому, кто мешает создать ему нечто эпохальное, спо-собное остаться в веках?!
   Ведь, как говорил кто-то из великих, читательский бум порож-дает писательский.
   И отпускник поставил перед собой вопрос ребром, а чем, собственно он хуже Душкова или Мастиновой?!
   Не говоря уже о Концовой?!
   А самому себе Витек пустых вопросов не задавал.
   Взять хотя бы того же Пушкина!
   "Буря мглою небо кроет..."
   И что?!
   Стих, как стих.
   Ничего особенного.
   И он так же может, даже лучше...
   Не зря же в своё время написал несколько вещей и отнёс в сценарный отдел тогда только начинавшего набирать популяр-ность "Городка"!
   Правда, ему никто ничего не ответил, подходят юморески или же нет.
   Но это только говорит о том, что Задрищенко опередил вре-мя.
   Его не поняли тогда, но обязательно поймут сейчас.
   О чём бы написать?
   Да хотя бы про жену Дуську, пропалывающую грядку.
   А почему нет?
   Про неё и накропает!
   Да так, что все из штанов повыпрыгивают!
   У читателей мурашки по спинам забегают, пятки от экстаза вспотеют, волосы дыбом встанут!
   А раз решено - значит, сделано!
   Мысль не птица - вылетит, не поймаешь!
   Он прошёл в дом, уселся за стол в кабинете, чтобы поскорее начать писать о Евдокии.
   Снял колпачок с гелиевой ручки и замер над листом бумаги, как замирают все великие писатели перед тем как вывести пер-вое слово.
   Но ни одна мысль почему-то ни приходила на ум.
   Это его удивило и обидело.
   Безрезультатно промучавшись около получаса российский Маркес решил выпить домашней настойки и закурить давно ва-лявшийся на серванте "Беломорканал".
   Виктор Николаевич где-то слышал или читал, что все вели-кие люди в период творческой импотенции прибегали к помощи алкоголя.
   Знающие утверждали, он им здорово помогал...
  
  
   Солнце расплескалось на волнах озера, трепеща ясными бликами.
   Мелкая волна билась о берег, взбегая на него, тотчас же от-ходя и оставляя на гальке опадающие клочья пены
   Были видны светлые камешки на песчаном дне.
   Ирина Резвова, гибкая, стройная, с до невозможности яркими зеленовато-голубыми глазами, опушенными длинными черными ресницами, с каштановыми, проблескивавшими золотистыми искорками густыми длинными волосами, доходившими пример-но до середины спины, как и весь отпускной люд, изнывала от жары, которая день ото дня становилась всё сильнее.
   Потому девушка и пришла на пляж, где не была уже долгих четыре года.
   Хмурая семейная пара в острой стадии затянувшейся ссоры обожгла её мрачными взглядами.
   Волна плеснула о берег, окатив ноги курсанта тёплыми брыз-гами.
   - Расчёска есть?
   Генеральская дочь скосила глаза на женоподобного парня, улыбавшегося девушке маленького роста, относящейся к той по-роде дам, что до могилы кажутся молодыми.
   - Не дам. - та приняла вид захваченной в плен комсомолки, поставленной перед расстрельной командой.
   - Да я не имел в виду ничего...
   - Тем более не дам!
   - Почему?
   - А вдруг у вас глисты?
   Сержант прыгнула в озеро.
   Вода расступилась, разлетевшись перед ней голубыми и хру-стальными взбрызгами.
   И чуть не утянула на дно, когда с берега раздался женский крик:
   - Выйди на берег, а то я не знаю, что с тобой сделаю!! Так бы и задушила собственными руками!!
   Девушка заметила, как на песок пляжа зайцем порскнул голый карапуз, которого так ласково и нежно позвала мама.
   Она поплыла брассом, сильно ударяя руками и наполовину высовываясь из воды.
  
  
   Районный участковый, лейтенант милиции Эраст Конторин коренастый русоволосый молодец чуть старше четверти века с широковатым носом и густыми усами и бакенбардами, дохо-дящими до мочек ушей, с тоской смотрел на сидевших перед ним сухощавых пенсионерок с бесцветными глазами и смуглой, испещрённой морщинами кожей.
   Сестры Гладилины - Пермая Олеговна и Сеноя Олеговна были его непроходящей головной болью.
   Бывшие профсоюзные активистки нитяной фабрики завали-вали его заявлениями о происках против них инопланетян, аген-тов ЦРУ и внутренних врагов, а также членов ЛДПР.
   На этот раз они требовали разыскать того, кто похитил су-шившийся во дворе на верёвке атласный бюстгалтер Пермаи - наверняка, с целью прицепить к нему "жучок", чтобы подслу-шивать разговоры о выведении России из кризиса.
   И физического уничтожения патриоток.
   Первая получила своё имя в честь Первого Мая - Пермая.
   Вторая в честь Седьмого Ноября - Сеноя.
   Папаня, парторг крупного машиностроительного завода, ис-тово верил в руководящую роль партии и воспитал дочек в том же духе.
   А когда КПСС изничтожили под корень как класс, старые де-вы, не нашедшие, хотя и искавшие фанатиков, похожих на себя и родителя, несколько повредились в уме от разрушения казалось бы незыблемых принципов общественного бытия.
   Они стали бороться с происками врагов, считая себя более чем значимыми фигурами.
   На пустом месте.
   Эраст не понимал, почему до сих пор не сдал старых дебилок в психушку, имея для этого все основания.
   Наверно, жалел.
   Ведь без них скучно бы было жить.
   Да и, благодаря бабкам, лейтенант мог отчитываться о ра-скрытых им липовых преступлениях, ибо, написав заявление, они на следующий день благополучно о нём забывали, не требуя результатов.
   А он ставил галочки и постоянно получал благодарности от руководства.
   Правда, в глубине души ему страстно хотелось распутать ка-кое-нибудь сложное дело.
   Настоящее.
   Из тех, что изучались в школе милиции...
   Конторин нахмурился, как Илья Муромец, узнавший о тво-римых поганым Калиным-царём безобразиях на святой Руси.
   И поднялся из-за стола, поочерёдно пожав заявительницам руки, имевшие вид египетских мумий эпохи первых фараонов:
   - Идите прямо домой, шеренгами наперекосяк. А я обяза-тельно начну расследование по вашей пропаже. Только попью чаю и тут же приступлю к делу. Слово офицера!
   Он был так убедителен, что ему просто невозможно было не поверить.
  
   Когда заканчивалась уже вторая пачка "Беломора", и из ушей уверенного в своём таланте сочинителя повалил сизый дым, а на бумаге по-прежнему не появилось ни строчки из-за элементарного отсутствия мыслей, в дверях кухни выросла мощная фигура Евдокии:
   - Ты что, озвезденел?! Я чуть не умерла, пока до дома до-бежала! Думала, пожар! - её формы и стать вполне могли бы привести в восторг самого Кустодиева.
   - Господи, какая же ты грубая! - Виктор Николаевич на вся-кий случай отодвинулся от жены подальше, как от злой собаки.
   - Я справедливая, потому как вижу тебя насквозь! - задри-щенковская Беатриче злорадно усмехнулась и подбоченилась. - Небось, пару тысяч заныкал, да забыл куда?! Вот и дымишь от злости!
   - Потом всё узнаешь! - муж взял бумагу и бочком-бочком, точно мелкий чиновник, получивший нагоняй от столоначаль-ника, начал протискиваться в комнату.
   - Попробовал бы не сказать! - бесчувственная к мукам твор-чества женщина открыла окно кухни для проветривания.
   Птицы мелодично перекликались в листве яблонь.
   После полудня подул прохладный ветерок, и почувствова-лось некоторое облегчение после утренней жары.
   - Что нового в учёбе?
   Из гуманных соображений Ирина никогда не рассказывала матери о том, чем ей приходилось заниматься помимо получе-ния военных знаний.
   Считалось, она обычный курсант и не более того.
   - Дай мне насладиться отпуском.
   - Лучше бы подумала наконец о семье. - у Анны Львовны, мо-
   ложавой брюнетки с пышными волосами и соболиными бровя-ми, сохранившей фигуру молодой девушки, были добрые глаза бабы Яги и сложный характер.
   В частности, если она что-то или кого-то, мягко говоря, не одобряла, то делала это с завидным постоянством, обстоя-тельно и со вкусом, практически никогда не меняя своего отно-шения.
   И это продолжалось годами.
   - Моей семье или нашей?
   - Твоей, конечно. Остепенишься, заведёшь ребёнка, с кото-рым я буду гулять.
   Резвова-старшая сожалела, что дочь пошла по стопам отца, надев погоны.
   И долгих четыре года не оставляла надежды наставить её на путь истинный, заставив вернуться к образу Женщины, а не солдата в юбке.
   - Зачем тебе это нужно? Зачем?! Не понимаю!
   На открытой веранде настала тишина, как в Зимнем дворце, где если бы в присутствии царицы какая-нибудь фрейлина ма-терно выругалась.
   Курсант старательно подбирала слова, подыскивая ответ:
   - Мне нравится исполнять свои служебные обязанности. Ко-торые ты, несмотря на весь твой благородный гнев, тоже, кстати, когда-то исполняла.
   - Тогда было другое время. - генеральша передёрнула пле-чами, как будто испытывала какое-то сильное неудобство за шиворотом.
   - Не особенно-то оно и отличается от моего. К тому же мне нравится моя жизнь.
   - Чем?!
   - Да хотя бы романтикой! И осознанием того, что приношу пользу! - уверенно сказала сержант, как девчонка, на любимую игрушку которого кто-то покусился.
   - Кому?! Только не говори мне о Родине! Ты ещё молодая и не знаешь, сколько грязи, должностных преступлений да и пря-мого воровства скрывается под любовью к Отечеству!
   Если бы мать могла знать, что совсем недавно дочь впрямую столкнулась с изнанкой этой самой любви!
   Но - меньше знаешь, спокойнее спишь по ночам.
   И не тратишь деньги на успокоительное.
   - Я догадываюсь. Однако, кроме измышлённой тобой гран-диозной жути, существует и не менее грандиозная чистота.
   - Да неужели?
   - Представь себе. - Ирина трагически развела руками.
   - Не изображай из себя нерассуждающую служаку!
   - Не собираюсь. Моё дело приказы выполнить да получать знания.
   Разговор начал утомлять пограничницу.
   Родительница в сотый, если не в тысячный раз, завела заез-женную виниловую пластинку, повторяя одно и то же - женщине не к лицу носить погоны.
   Как ей самой не надоело бесконечно перепевать один и тот же мотив?
   Девушке не хотелось вступать в долгую дискуссию ни о чём, ибо мать никогда не признает её логику, опираясь лишь на собственные эмоции.
   И дочь посмотрела на генеральшу долгим проникновенным взглядом:
   - А ты уверена, что этот разговор вообще имеет смысл? - она театрально вздохнула.
   - То есть как это?!
   Анна Львовна прямо-таки взвилась укушенной слепнём кобы-лой, глядя как ребёнок спрыгнул с крыльца и подозрительно бы-стро направился к забору.
   Вернувшись от Тихорецкого Карамельченко выпила пива, за-курила сигарету и пришла к выводу, что должна что-то немед-ленно сделать.
   Убить этого мерзавца?
   Поджечь его дачу?
   А, может, даже покончить с собой, оставив предсмертную за-писку?
   Вся горечь разочарований последних лет вылилась в этой вспышке гнева
   Оксана давно перезрела в девках.
   Хотя виновата была в этом только сама и никто иной.
   Она считала себя творческой личностью - лепила скуль-птуры.
   В далёком детстве, когда получала призы на художественных олимпиадах, - из пластилина.
   В юности, во время незаконченной учёбы в Академии ис-кусств, - из глины.
   Сейчас - из гипса.
   Валентиновна пользовалась успехом у мужчин.
   Но предпочитала иметь дело лишь с представителями бо-гемы, которые почему-то не испытывали к ней никаких чувств.
   Нет, они дарили ей короткие минуты бабьего счастья, но все-рьёз и надолго с ней не сходились.
   Ваятельница очень скоро отталкивала их от себя вульгар-ностью манер, неумением вести совместное хозяйство и жела-нием руководить.
   Во что бы то ни стало!
   Всегда и во всём!
   Мало кому хочется стать подкаблучником у вздорной дамочки!
   Ведь главным качеством Оксаны было её дьявольское само-любие.
   Фидий в юбке свято верила в свою исключительность, созда-вая внутри себя храм собственной почти божественной сущ-ности, считая, во всём мире лишь она может быть подлинной властительницей.
   А остальные обязаны повиноваться ей и беспрекословно выполнять всё, что прикажет!
   Только ей принадлежит право принимать или отвергать что угодно!..
   Разочаровавшись в коллегах по цеху, молодая женщина об-ратила свой взор на простых смертных.
   Потому как дела с заказами на её произведения обстояли плохо, а готовые изделия, выставленные на продажу в художест-венных салонах, не находили покупателей.
   Она посчитала себя незаслуженно обиженной.
   Ибо была глубоко убеждена, должна иметь славу Мухиной или Церетели.
   А о ней мало кто знает.
   И ей пришлось пойти работать на производство секретарём.
   На завод "Водсранскприбор", где она познакомилась с За-дрищенко.
   Там Карамельченко тоже ждала неудача на любовном фрон-те.
   Мужчины, которые ей нравились, не проявляли к ней инте-реса.
   Рассказывая о чём-либо при знакомстве, она была склонна сильно преувеличивать свою роль во всяких делах.
   Ставила в центр событий саму себя, уподобляясь некоей большой планете, вокруг которой обращается вселенная.
   Если её слушать, то в России выше Карамельченко был то-лько Президент.
   Здравый смысл принуждает любого нормального человека к скромности и не позволяет ему считать себя пупом земли.
   Лишь когда скромности совсем нет, а любование собою чрез-мерно велико, человек теряет чувство реальности и полагает себя чуть ли не Богом.
   Скульптор считала себя неповторимой и самобытной лич-ностью.
   И не допускала даже мысли, что её побуждения чересчур стандартны, как средство поднять себя в своих собственных глазах.
   В чём ей ещё самоутверждаться?
   Вот и остаётся бесконечное враньё.
   Своеобразная реакция социально неудовлетворённой лич-ности, ничего не добившейся в жизни и пытающейся нестан-дартными методами обратить на себя внимание и выбить хоть капельку уважения.
   И любви.
   Оттого, что Карамельченко общалась с коллегами свысока, постоянно подчёркивая свою значимость, очень скоро её стали называть блаженной и юродивой.
   А некоторые, злые и мерзкие коллеги, дали кличку - дол-банутая.
   Ваятельница оскорбилась на непонимание современников.
   И случайно познакомилась на даче с Тихорецким, тогда начи-нающим автором, рисуясь перед которым распустила по-па-влиньи хвост.
   Она не верила в него, но иногда захаживала вместе с ним на литературные концерты и квартирники, где Владислав читал свои стихи, вызывая шумное одобрение слушателей.
   Оксана не понимала его творчества.
   Однако совместные походы позволяли ей бывать в центре внимания и заниматься самолюбованием перед благодарными слушателями.
   Из-за этого ремесленница художественной лепки и просмот-рела тот момент, когда поэт встретил свою будущую жену, буду-чи твёрдо уверенной, что он принадлежит ей и никому иному.
   Хотя тот вообще-то не подавал ни повода, ни надежды так считать.
   Тихорецкий прожил с врачом-педиатром пять лет, пока не развёлся.
   Почему?
   Скульптор не знала точно, но верила - из-за неё.
   И ждала предложение разделить с ним супружескую постель.
   Однако на протяжении последних шести лет пока не дожда-лась.
   Тихорецкий поменял направление деятельности - из поэта сделался прозаиком, пишущим социальные юмористические романы, неизменно попадавшие в список бестселлеров.
   Некоторые из них были экранизированы.
   Являясь по отношению к Владиславу, как к солнцу, малой звёздочкой, Оксана Валентиновна, сама того не замечая, све-тила отражённым светом, думая, это её собственное излучение.
   Она получила от знакомства с ним какое-то иллюзорное мо-гущество и стала кичиться близостью к нему, как если бы была его фавориткой.
   И вознамерилась поправить своё неустойчивое финансовое положение, женив его на себе, не брезгуя никакими средствами.
   Основными чертами её характера были упрямство и умение интриговать.
   Карамельченко была не умна, но злопамятна и мстительна.
   У неё напрочь отсутствовали критерии того, что такое хорошо и что такое плохо...
   Сейчас в её глазах была устоявшаяся печаль брошенной собаки.
   Она неуклюже держала пустую пивную бутылку, как несча-стливая жена фаллоимитатор, когда увидела через окно идущего по улице Тихорецкого.
   Лицо Оксаны недобро напряглось.
   Зная о его суевериях, скульптор решила страшно отомстить.
   Схватила два пустых ведра и камнем из пращи понеслась на выход - к единственной колонке, для экзотики оставленной на площади перед магазином.
   Баба с вёдрами - к несчастью!
   Вот пусть и даст круг перед самым минимаркетом "24 часа", обходя её, словно чёрную кошку!
   Лишь бы успеть пересечь ему путь!
  
  
   Валерий Николаевич Сундуков был высок, жилист, когда-то черноволос, а теперь изрядно сед, имел пронзительные глаза, которыми скользил по страницам романа Тихорецкого, сидя за рулём своей машины, в которой ожидал жену, уже почти час выбиравшую себе подарок ко дню рождения в меховом салоне "Снежная Королева".
   Всякий раз, когда он читал вещи человека, связанного с ним более чем тридцатилетней дружбой, его тянуло напиться.
   Потому как тот писал голую и жестокую правду о той войне, что пытались замолчать и вообще забыть.
   Они оба были там.
   И воочию видели кровь, дерьмо, подлость и предательство.
   Но когда о ней иногда вспоминали, то всегда и везде рас-сказывали красивую ложь, подменяя ею уродливую истину.
   А Владислав говорил о том, что было на самом деле.
   Сундуков пролистнул назад, перечитывая написанные другом строки:
   ... Сминая и коверкая жизненное пространство, война ру-хнула на них гнётом кровавого кошмара, деформируя и по-рабощая их миропорядок. Теперь они её трудники с рабским местом за порогом чистилища, воздушные пузырьки, осевшие на жгучую, липкую от крови почву. Ухнет в очередной раз земля да и вышибет воздух из их истерзанных потных чело-веческих оболочек. Может, совсем скоро?..
   Валерий бросил взгляд в сторону магазина.
   Скорее бы супруга вернулась, чтобы, приехав домой, можно было выпить с соседом и тем самым снять стресс от погружения в прошлое, отмеченное боевыми наградами.
   В кармане ветровки запиликал мобильник.
   Глянув на определитель номера, Сундуков расцвёл, как дев-ственник при виде первой любви, согласившейся ему отдаться.
   - Аллах Акбар!
   Так обращаться к нему мог только один человек!
   Автор того романа, что он читал.
   - Ну и хрена тебе надо, старая сволочь?
   - Да уж не моложе тебя!
   - Чертовски рад тебя слышать!
   - Я тоже! Короче, пень, ты помнишь, когда самый великий день в году?
   - Ещё бы я забыл о твоём дне рождения!
   - Тогда, надеюсь, пригласительный присылать не надо?
   - А не пошёл бы ты со своим пригласительным, урод?
   - Грешно напоминать о рваной морде! Короче, жду тебя на даче сам знаешь когда! Чем раньше приедешь, тем больше на-жрёмся!
   - Без вопросов и проблем!
   Они говорили долго, перемежая фразы крепким солдатским матом, оставаясь в душе теми мальчишками, которые вместе учились, вместе были в стройотрядах и вместе видели дуру-ба-бу по имени Смерть.
   Их многолетняя дружба началась во время учёбы в "Радио-поллитратехникуме", прошла проверку на прочность в строй-отрядах, на афганской войне, где один тащил другого на себе почти пятнадцать километров и вытащил к санбату, благодаря чему младший сержант ВДВ остался жить.
   И вернулся домой из-под города Кандагара.
   А потом Тихорецкого и Сундукова прощупала на разрыв мир-ная жизнь.
   Особенно - в период перестройки.
   Многое переменилось в сознании людей.
   Казавшиеся незыблемыми моральные ценности изменились, потеряв свою актуальность, перекрасившись из белого в чёрное.
   Но дружба осталась прежней.
   Да и сами они в душе были теми же мальчишками, что и тридцать лет назад, когда пили в подворотнях дешёвый порт-вейн "Агдам", любили девчонок и дрались за них и за себя на дискотеках.
   Да, побитые прожитыми годами, резаные и стреляные волки, внешне изменились, заматерели, но при встрече снова стано-вились юными, будто бы и не промчались мимо них три десятка лет.
   И их взрослые дети давно стали старше своих отцов, когда те впервые узнали друг друга на вступительных экзаменах.
   Друзья закончили разговор, когда появилась жена Сундукова с объемистым пластиковым пакетом, усевшаяся на переднее сидение рядом с мужем с видом Анны Иоанновны:
   - Дорогой, я забыла купить "Фэйри"!
   - Зато у нас дома есть самогон твоей мамы. - улыбнулся ей супруг точно Эрнст Бирен Анне Иоанновне.
   - И что?
   - Думаю, через полчаса после возвращения вся немытая по-суда будет нам по барабану! - Валерий Николаевич тронул ма-шину с места.
  
  
   Каролина Абрикосова, пассия Тихорецкого лежала на надув-ном матрасе у него в саду, потягивая через соломинку алкоголь-ный коктейль, подставив солнцу тело.
   Она принципиально не загорала в купальнике, считая, что загар ложится неравномерно.
   Девушка приехала в большой город из Иваново.
   Надеялась поступить в Театральную Академию, но прова-лилась на первом же отборочном туре.
   Возвращаться домой не стала, боясь насмешек родни и знакомых, и была вынуждена пойти работать официанткой.
   Каролина надеялась встретить на каком-нибудь бизнес-ланче богатого жениха, способного осчастливить её, если не на всю жизнь, то хотя бы на несколько лет.
   То ли ресторан был далеко не из лучших, то ли она не похо-дила на Золушку из провинции, но принцы не обращали на неё внимания.
   Абрикосова совсем уже отчаялась и собралась вернуться в отчий край, когда случайно познакомилась с Тихорецким.
   Тот пристроил работницу общепита на курсы фотомоделей, где она отнюдь не блистала большим талантом, а держалась лишь за счёт многолетней связи писателя с владелицей, Аглаей Бздынь, с которой он когда-то учился в институте в одной группе и до сих называл "моя маленькая нейтронная бомбочка" за взрывной характер и объёмы...
   Каролина старательно изображала светскую даму, заставляя Владислава посмеиваться про себя над тем, что слишком многие не понимают, если женщине не дан природный шарм, то как бы она не старалась, никогда не добьётся естественности, а не показухи, выдающей происхождение и воспитание.
   - Всё время хочу тебя спросить и стесняюсь.
   - О чём?
   Он отложил газету, в которой прочитал гороскоп на сегодня:
   "Для вашего знака Зодиака данный день - время ярких кра-сок, новых открытий, везения и удачи. Вы почувствуете окры-лённость от новой встречи и с успехом будете добиваться по-ставленной цели".
   - Почему ты разошёлся с женой?
   - Выяснилось, что у меня есть один большой недостаток. - сказал он нейтральным тоном. - Я часто бываю беспричинно ревнив.
   На самом деле писатель никогда не испытывал мук ревности.
   Полагал, это бесполезно да и просто смешно.
   Если ты нужен благоверной, она не станет тебе изменять.
   А раз уж нашла заменитель, то устраивать сцены - глупо и пошло; так или иначе, но наставит рога, какие бы ни были при-няты против этого контрмеры...
   Непутёвая девица очень ценила своё тело - стройное, нали-тое, упругое - и, чтобы не сгореть на солнце, спрятала его под короткими шортами и тонкой маечкой, ткань которой вполне могли продырявить соски высокой и ещё стоячей груди.
   Каролина опасно наклонилась к нему, загадочно улыбаясь:
   - Не волнуйся... Меня тебе не придётся ревновать без при-чины...
   Конечно, сидеть на жаре и обозревать её бюст было заман-чиво.
   Но скучно.
   К тому же девочка сделала чересчур явный намёк на жела-ние узаконить отношения.
   Не зря ему попалась недавно Карамельченко с пустыми вёдрами!
   Вот и принесла несчастье!
   И Тихорецкий поймал себя на мысли - забавы кончились, начинается следующий этап в их отношениях; досада на само-уверенность фотомодельки, думающей, прельстившись её све-жестью, он женится на ней.
   Одинокого волка нельзя приручить против его воли.
   На подобные намёки требовалось реагировать сразу и неза-медлительно.
   Автору была нужна свобода от семейных уз, мешавших тво-рить.
   Следовательно, совсем скоро наступит третий этап - разоча-рование, вызывающее раздражение от самого присутствия Абри-косовой рядом с ним.
   Тогда придётся расстаться.
   А пока нужно постараться ненадолго заставить её отстать от него.
   Так, чтобы не сбежала, а оставила свой типаж на коллаже для готового романа.
   Владислав подал Каролине фотографию:
   - Помнишь, мы были с тобой в обезьяннем питомнике?
   Та брезгливо оттопырила нижнюю губу:
   - Сколько раз тебе говорить, нет меня на этой фотке?!
   Тихорецкий достал из пачки сигарету.
   Но прикурить не успел.
   Возле дома оказались Веня Люкс, Гарик Шпроттер, Лиля Хаммер и Лёля Кебаб, приехавшие поучаствовать в фотосъёмке для обложке нового триллера эпохи Второй Мировой войны.
   - Привет, шеф! Не помешали?
  
  
   Сегодня Конторин мог с чистой совестью составить отчёт о раскрытии преступления по "горячим следам".
   Он нашёл похитителя лифчика сестёр Гладилиных.
   Случайно, но нашёл же!
   Эраст направлялся домой пообедать, когда узрел шёдшего походкой лунатика Фрола Эсерова, нёсшего перед собой про-пажу, как на похоронах видных деятелей несут подушки с их наградами.
   Лейтенант испытал восторг матроса Колумба, увидевшего с марса долгожданную землю:
   - Здравствуй, Фролушка. - поприветствовал он не обещаю-щим ничего хорошего голосом грузчика и одновременно убор-щика территории местного магазина "24 часа", известного тем, что тот с пьяных глаз пожелал отправиться в Афганистан и угодил в вытрезвитель, где его интернационализм не встретил понимания и поддержки. К тому же он не хуже муравья был спо-собен переносить тяжести в двадцать раз больше собственного веса. Но за большее число раз и при этом страшно матерясь. - Дай-ка посмотреть, что несёшь.
   Эсеров взвыл так жалостно, будто у него отобрали опохмел-ку:
   - Чего надо-то?!
   - Где взял лифон?
   - Где взял, там уже нету!
   - А точнее?
   Местная достопримечательность издала рёв, сравнимый по мощи с заводским гудком и помчалась от участкового со ско-ростью человека, которому кажется в пьяном угаре, что за ним прибыли инопланетяне, чтобы разобрать его на органы для своих экспериментов.
   Возможно, Фрол и убежал далеко, если бы не поймал лбом дерево, воткнувшись им в отдельно стоящий клён.
   Он лёг и больше не выражал ни малейшего желания под-няться.
   Поэтому Конторин нежно стукнул кулаком ему в худую желто-ватую рожу с узковатыми глазами, приводя в чувство.
   - Что ты разложил здесь свою задницу? Вставай!
   И тут же провёл первичный допрос, в ходе которого выяс-нилось, забулдыга прихватизировал на время, как ему пока-залось, бесхозный предмет женского туалета с целью обмена на самогон.
   В качестве залога.
   А потом бы обязательно вернул на место.
   Потом, когда бы расплатился за поллитру...
  
   Ирина без всякой мысли шла по садоводству, отмечая для себя произошедшие в нём изменения за те годы, пока она в нём не появлялась.
   Например, средних размеров магазинчик "24 часа", за при-лавком которого скучал явно не обременённый покупателями продавец.
   При виде её он мгновенно озарился ослепительной добро-желательной улыбкой.
   Однако к витрине подошёл парень с серьгой в ухе, и друже-любие торговца обратилось на него:
   - Слушаю вас.
   - Есть что-нибудь перекусить?
   - Могу предложить медный провод...
   Удушающие запахи различных товаров, начиная от печенья и конфет и кончая бытовой химией, не вызвали в курсанте жела-ния сделать покупку хотя бы дезодоранта или средства для за-гара.
   Отпускница вышла.
   Стайка мальчишек, оживлённо обсуждавшая тонкости новой компьютерной игры, обтекла её с двух сторон.
   Стройная блондинка в мини-юбке с загорелыми ножками уда-лялась танцующей походкой в обнимку с парнем в боксёрских трусах:
   - Ты меня любишь? - она страстно приникла к нему.
   - Да. - он чуть не поперхнулся "Тремя медведями", которых посасывал на ходу прямо из горлышка.
   - Сильно?
   - Сильно.
   - А что тебе нравится больше всего?
   - Пиво.
   И здесь генеральской дочери попалось на глаза знакомое лицо, стоящее и рассматривающее сломанный каблук на туфле, словно Гамлет череп Йорика.
   - Оксана?!
   - Ира?! - глаза Карамельченко вылупились до того, что чуть не вывалились из орбит.
   Звуки поцелуев и страстные вздохи перекрыли птичьи трели.
   До того, как Резвова подалась в скауты, а потом - в Воору-жённые Силы, они несколько лет были приятельницами по даче, невзирая на разницу в возрасте.
   Но потом, как водится по жизни, потерялись.
   И через энное количество лет встретились вновь.
   - Как ты, где?! - спросила Оксана с придыханием. - Нет, не отвечай, пойдём ко мне, там расскажешь!
  
  
   Анна Львовна негодовала на дочь.
   Сколько времени она не могла достучаться до её разума.
   Девчонка стояла насмерть, как батарея в 1941 году под Смо-ленском.
   Показывала независимость мышления, от которого, не при-веди Господь, потом наплачется!
   Что же предпринять, чтобы Иришка согласилась изменить об-раз жизни?!
   Генеральша вскрыла баночку йогурта, прислушиваясь к со-общению радиоточки:
   - "Дженерал Моторс" отзывает около полутора миллионов автомобилей из-за дефекта в системе подогрева стеклоочи-стителя. На АвтоВАЗе вообще не понимают, о чём идёт речь...
   Раздалась нежная птичья трель сотового телефона.
   Резвова-старшая взглянула на определитель и не смогла припомнить номер того, кто мог бы ей позвонить.
   Чисто ради любопытства она ответила на вызов.
   - Госпожа Резвова? - задал вопрос мелодичный женский голос.
   - Я...
   - Вас беспокоят из клиники "Он-Океан", так как подошла ваша очередь на пластику. Когда вы сможете нас посетить?
   - Да хоть завтра.
   - Великолепно. Тогда мы ждём вас к одиннадцати часам утра.
   - Я обязательно буду.
   - До скорой встречи.
   Глаза Анны Львовны словно осветились изнутри мягким сол-нечным светом.
   В первый миг она была ошарашена и не смогла этого скрыть.
   На её лице быстро сменяли друг друга растерянность, удив-ление и радость.
   Слишком неожиданным для неё оказался сюрприз.
   Потом она овладела собой, стараясь выглядеть спокойной, даже безмятежной.
   - Неизвестные убили Карлсона и продали его органы на зап-части к вертолётам...
   Мать Ирины страдальчески поморщилась и вздохнула старой больной медведицей.
   Опять предстоит оставлять ребёнка одного без присмотра.
   Хотя что с ним может случиться в тихом мирном садовод-стве, где никогда не случалось никакого, ЧП, кроме справления Эсеровым нужды в неположенном месте на виду у дачников от мала до велика?!
   Она выдавил из себя покаянную улыбку и пошла собирать вещи к отъезду в клинику для омоложения.
   Курсант простит её и поймёт!
  
   Когда Евдокия Задрищенко вошла в комнату с полной тарел-кой нажаренных котлет, новоявленный Корецкий с переко-шенным лицом мотался из угла в угол, точно взбесившийся ма-ятник - туда-сюда, сюда-туда, не замечая драгоценной поло-вины, которая посмотрев на очередное безобразие мужа, ти-гриным рыком прервала вдохновенный процесс поиска:
   - Совсем бзикнулся, псих?!
   Она приехала в город из Бреста.
   Познакомилась с Витей, студентом ЛИАПа на танцах и легко сошлась с ним.
   И через полгода переселилась к нему из общежития техни-кума морского приборостроения, получив заветный штамп в пас-порте об изменении своего социального статуса.
   А через год стала матерью, превратившись из стройной ба-рышни в располневшую матрону.
   Тогда-то у неё и испортился характер.
   Потому что никакие диеты, никакие занятия лечебной физ-культурой не смогли вернуть Дуне прежний сорок шестой размер одежды.
   Пришлось довольствоваться стабильным пятидесятым.
   Работа на огороде поддерживала форму; оттого объёмы и не увеличивались до пятьдесят второго или пятьдесят четвёртого.
   Но характер не изменился.
   Иногда сварливость начинала бить через край, доводя мужа до нервного заикания.
   Как, например, сейчас.
   - Что молчишь, дурень?
   Тут терпение Виктора Николаевича кончилось.
   Напрочь забыв о выдержанности и корректности техничес-кого интеллигента, он взорвался осколочной гранатой и выдал супруге громогласную речь.
   Та поняла из неё - она сама дура, причём такая, что другой подобной ей, не найдётся во всём мире.
   Впрочем, после этого ходить муж перестал, обессилено упал на стул и для вдохновения принялся грызть шариковую ручку.
   А виновница писательского зуда, ретировавшись из его ка-бинета и, съев для успокоения нервов добрый десяток котлет с кетчупом, снова открыла дверь:
   - Положи ручку, гад! Последнюю жрёшь!
   Задрищенко подпрыгнул на стуле от неожиданности.
   Именно в тот момент, когда к нему впервые пришла настоя-щая писательская мысль, и автор уже склонился над листом, чтобы вывести на нём корявым детским почерком, Дунька - баба ядрёная - эта самая ядрёная баба одним звуком верблюжьего голоса начисто вышибла из головы с таким трудом рождённую наконец фразу.
   Он со скрипом отодвинул от стола сидение, шагами Терми-натора приблизился к женщине, желая чисто по-крестьянски её вразумить, дабы не орала на человека, находящегося в муках творчества.
   Но благородство пишущего человека в последний миг всё-таки взяло верх.
   Будущий Пелевин мужественно взял себя в руки:
   - Тварь!
   Его свистящий шёпот несказанно напугал Евдокию, саранчой скакнувшую на кухню.
   Однако она быстро оправилась:
   - Хам!!
   Виктор Николаевич закурил, честно глуша в себе позывы к убийству.
   Сделав несколько глубоких затяжек, он вплотную подошёл к жене и, выдохнув ей в лицо густую струю дыма, отчеканил, глядя прямо в пустые глаза:
   - Не хам, а писатель, к твоему сведению...
   - Что?! Писатель?! Ты?! - она заржала застоявшейся кобы-лой.
   - Замолчи! - у него больше не было сил сдерживаться.
   - Я тебе замолчу! - задрищенковская Незнакомка схватила со стола мобильник, косясь на мужа поверх крутого плеча. - Валь-ка, ты?.. Я тебе чего звоню-то! Мой дурак совсем рехнулся на старости лет! Чую, "белку" схватил, не иначе!..
   Заметив блуждающий вне времени и пространства взгляд новоявленного гения современности, она взвизгнула, подпустив в голос слезу.
   Но подруга Валентина продолжения не услышала - предпо-лагаемый лауреат Пулитцеровской премии вырвал телефон.
   И нагло отключил.
   - Я прошу тебя, ради Бога не ори. - он хрипло дышал, уста-вившись на неё сомнамбулическим взглядом творца. - Я ведь рожаю! В муках рожаю, понимаешь?
   - Это я сейчас рожу! - смуглая от загара леди сонетов приго-товилась впасть в истерику.
   Перспектива присутствовать при родах Задрищенко вовсе не улыбалась.
   Тем более, что они могли надолго отвлечь его от литератур-ной работы.
   Поэтому он избрал единственно приемлимый для себя путь - поспешно выбежал из дома.
   Дверь в погреб была открыта.
   Недолго думая, Незнанский ссыпался по каменным ступеням в манящую темноту, чтобы не слышать несущихся ему вслед визгливых воплей супруги и там, в полном уединении, начать творить бессмертный опус во славу себе, в укор ей и в нази-дание всем остальным.
   Автор шёлкнул справа от двери выключателем, зажигая ту-склую лампочку под потолком, пристроился у стеллажа, достал блокнот с ручкой, обвёл туманным взором серые стены, кое-где покрытые плесенью.
   Ему вдруг стало себя ужасно жаль.
   В какой обстановке приходится работать!
   В каких муках мужает талант!
   А всё потому, что некоторые безответственные жёны не по-нимают своих мужей!
   Занятый поисками утерянной фразы писатель не услышал, как на дверь погреба Евдокия навесила средних размеров ам-барный замок.
   Его охватило наконец настоящее вдохновение!
   Сейчас он напишет вещь века!
   Да такую, что не только дурная баба, а вся Россия слезами зальётся!
   А то и весь мир!
  
  
   Ирина и Карамельченко прогуливались по дачному посёлку.
   За прошедшие годы они стали заметно различаться.
   Узнав, что она курсант военного училища, Оксана смотрела на Резвову с сожалением, как на сумасшедшую, не понимая, зачем тратить непонятно на что свои лучшие годы, лишая себя весёлой бесшабашной жизни.
   А пограничнице было жаль скульптора.
   Та не могла понять, что приобрела генеральская дочь.
   А объяснять девушка не хотела, предполагая точно такую же реакцию, как у матери.
   Поэтому обе перешли на нейтральные темы.
   На живущего совсем рядом модного писателя, для которого, по словам ваятельницы, она являлась чуть ли не ближайшей подругой.
   Оксана врала и верила самой себе.
   В России такая порода людей естественна и неистребима.
   Потом муза Тихорецкого многозначительно замолкла, види-мо, ожидая, что сержант проникнется трепетом.
   Но старая приятельница не смогла проникнуться.
   Ирина была вполне современной девушкой и не застала те времена, когда мама рассказывала Валентиновне об окружаю-щей некой счастливой ауре тех, кому удавалось взять автограф у знаменитости.
   Не говоря уже о том, чтобы познакомиться с ними поближе.
   Тогда, во второй половине двадцатого века, к ним отно-сились, как к небожителям, сошедшим на землю, и понявшим в этой жизни нечто такое, что вряд ли могло быть постигнуто дру-гими.
   Беда Карамельченко состояла в социальном происхожде-нии.
   От папы-капитана железнодорожного строительного бата-льона и мамы-руководителя самодеятельного хора с дипломом культпросветучилища, внушившей дщери взгляды на бытие, дав-ным-давно утратившие актуальность и вызывавшие насмешку окружающих...
   Непризнанная современниками Микелианджело переступала с ноги на ногу, точно кобыла в стойле, выразительно кося глаза-ми куда-то в сторону.
   Резвова огляделась.
   К ним приближался с позванивающей стеклом сумкой слегка припадающий на правую ногу мужчина преклонного возраста со шрамом на левой щеке и вмятиной на голове чуть повыше виска.
   Обычно такие отметины остаются либо от пули, либо от уда-ра прикладом в голову в рукопашном бою.
   - Привет полиции нравов! - подошедший преувеличенно веж-ливо склонил голову.
   - Здравствуй. - судя по манерам, Оксана старалась произ-вести впечатление, будто мнила себя роднёй не менее, чем цар-ской фамилии.
   - Страсти по обличению закончились?
   - Какая тебе разница?
   - Никакой. Просто интересно, придёшь завтра убираться или нет?
   - Постараюсь выкроить время.
   - Что ж, и на том спасибо. - старичок повернулся к курсанту. - Позвольте отрекомендоваться. Владислав Тихорецкий, писа-тель.
   При остром взгляде на пограничницу он несколько изменился в лице, и его взор затуманился.
   Короче, было видно - мужик поплыл.
   - Очень приятно. Ирина Резвова. - девушка подала ему руку. - А как вас по отчеству? Как-то неудобно в вашем возрасте обращаться к вам просто по имени...
   - Напротив, очень даже удобно. К тому же Оксана Валенти-новна подтвердит, я ненамного старше её. - в его голосе про-звучала лёгкая ирония. - Так уж получилось, что выгляжу больше своих лет, но в душе я молод!
   Владислав вдруг почувствовал себя беспомощно.
   Он умел кокетничать, умел непринуждённо общаться с незна-комыми, кем бы они ни были, но здесь проявилось нечто такое, к чему литератор оказался не готов.
   - Так ты придёшь завтра?
   Тихорецкий не принадлежал к числу тех лиц, с которыми Ка-рамельченко могла бы не считаться и которого могла без малей-шего риска восстановить против себя.
   - Хорошо. - в её голосе прозвучали жёсткие, почти враждеб-ные нотки.
   Скульптора беспокоила Ирина.
   И это беспокойство всё нарастало, так как она заметила в глазах девушки интерес к собеседнику.
   Поэтому и начала терять самообладание:
   - Извини, нам пора. Мы торопимся. - Растрелли в летнем са-рафане попыталась унять сердцебиение.
   И потому плохо скрывала под маской холодной вежливости острое желание поскорее удалиться.
   - Что ж, не смею задерживать столь занятых особ.
   Генеральская дочь взирала на Оксану и Владислава в пол-ном недоумении, тщетно пытаясь понять смысл их пикировки между собой.
   И не понимала.
   Неясно отчего, но его вид вызвал какое-то странное смя-тение у неё в душе.
   - Пока! - от прощального взгляда ваятельницы автор бест-селлеров чудом не превратился в ледяную статую.
   Он старался не смотреть на сержанта, но даже после того, как повернулся к ней спиной, уходя в противоположную сторону, она всё равно стояла перед глазами.
   Отец Ирины генерал-лейтенант Резвов проводил оператив-ное совещание.
   - Я, конечно, движусь к маразму, но не так быстро, как вам бы этого хотелось, - он обвёл глазами сидевших перед ним офи-церов, - и потому ставлю вопрос ребром. Выполним мы ме-сячный план за четыре оставшихся дня или нет? А если нет, то кого будем назначать козлом отпущения? - у Модеста Михай-ловича был нежный голос чекиста, предложившего врагу народа сделать долгожданное признание в шпионаже и вредительстве. - Думайте, товарищи, думайте! Только не костным мозгом в заднице!
   Пока подчинённые размышляли над поставленной перед ними задачей, у него зазвонил сотовый.
   - У аппарата.
   Полученное им известие, что жена, Анна Львовна, ложится в косметологическую клинику, настроило его на самый благоприят-ный лад.
   Впереди было самое меньшее две недели относительной свободы, во время которой можно позволить себе маленькие шалости.
   Тем более, что дочка отдыхает на даче и не собирается воз-вращаться в город.
   А если соберётся - обязательно позвонит.
   Поэтому на его лице появилась улыбка джентльмена, сидя-щего в окружении своего обширного семейства:
   - Итак, товарищи, что придумали? Да не тряситесь вы! Я не собираюсь ваши кровь пить и мясо есть!
   Солнце клонилось к земле, и тени от яблонь на ровных до-рожках подворья Тихорецкого, выложенные разноцветной тро-туарной плиткой, становились длиннее и длиннее.
   Владислав с Каролиной и приехавшими на фотосессию моло-дыми литераторами расположились в беседке - небольшом домике, состоящем из наполовину застеклённых рам.
   Стол был накрыт бордовой бархатной скатертью, на которой дымились чашки с кофе, стояли сахарница, вазочка с печеньем, емкость со сливками, исходящий паром заварной чайник и лежа-ла коробка конфет.
   Веня и Гарик, обряженные офицерами немецкой фельджан-дармерии периода середины Второй Мировой войны, курили у аккуратно подстриженного зелёного газона, стряхивая пепел на клумбу с цветами.
   Абрикосова, Хаммер и Кебаб, одетые соответственно в чер-ную форму немок - эсэсовки и гестаповки, а также итальянки, различавшиеся между собой лишь головными уборами и пе-тлицами на мундирах, сервировали застолье алкоголем.
   Владислав всегда предпочитал, чтобы модели перед съём-кой обносили костюмы, привыкнув к ним.
   Чтобы чувствовали себя в них удобно.
   Иначе получалось, как в сериалах "Королева Марго" или "Графиня де Монсоро", когда русские актёры, не умеющие но-сить средневековую французскую одежду, изображали абы кого, но никак не шевалье и мадам с мадмуазелями.
   Из них прямо-таки выпирала современность жестов и дви-жений.
   А он предпочитал максимальную достоверность.
   - Господа литераторы, не откушать ли нам с вами чаю? - Ти-хорецкий сел на место хозяина, с удовольствием оглядывая пер-сонажей своего нового романа.
   Все остальные заняли места за столом согласно негласному табелю о рангах.
   Так справа от мэтра расположилась "итальянка" Каролина, слева - Шпроттер.
   - Как форма?
   - Будто прямо на нас сшита! - с восторгом комсомолки, полу-чившей почётную грамоту, воскликнула Лёля.
   - Если бы вы знали, как хотелось побыстрее её надеть! - вздохнула, демонстративно закатив глаза Лиля.
   - Почему?
   - Почувствовать себя персонажем того времени!
   - Удалось? - Владислав походил на доброго волшебника, исполнившего желание хороших детей.
   - Да! - с тупым и преданным выражением лица ответила за всех детская поэтесса.
   - Рад, ребята, честное слово, рад! Уверен, у нас с вами по-лучится здорово и достоверно!
   - Шеф, за это следует выпить! - предложил Веня.
   - Согласен!
   После того, как Люкс лихо осушил стопку, Лёля бросила на него убийственный взгляд.
   И, чтобы она чересчур рано не прервала его жизненный путь, хозяин ткнул в её сторону сигаретой, переключая внимание на себя:
   - Что-то мы давно не слышали твоих новых вещей.
   Кебаб подавала большие надежды.
   Она начала писать ещё в школе.
   Сперва - в в стенгазету, а в старших классах - в журнал "Костёр".
   Её охотно печатали, и девушка всерьёз задумывалась, не попробовать ли поступить в Литературный институт и стать про-фессиональной поэтессой.
   Однако бросать, недоучившись, приборостроительный кол-ледж тоже не хотелось.
   Какая-никакая, а всё же специальность.
   Неизвестно как может повернуться жизнь.
   Особенно, если Веня когда-нибудь проявит к ней благо-склонность.
   И перестанет прикладываться к стакану.
   Поэт-юморист нравился девушке как человек и как автор.
   Он был талантлив.
   А в России всякий талант обязательно пьёт.
   Ибо воспринимает действительность по-иному, нежли обыч-ный человек.
   Его достоинством являлось то, что Люкс не был запойным, умел вовремя остановиться и не валялся под забором.
   Если раньше творческие личности работали кочегарами, истопниками, то он мыл подвижной состав метрополитена, чтобы добыть средства для существования.
   На жизнь ему хватало и даже оставалось, когда Вениамин на несколько недель уходил в завязку.
   Правда, тогда у него портился характер, а юмор становился "чёрным".
   И было непонятно, а стоит ли ему не употреблять "горькую"?
   Пить или не пить?
   Вот в чём вопрос.
   Литератор, как мог, отвечал на него.
   И юморил по делу и без дела не только на бумаге, но и в жиз-ни.
   - Может, что-нибудь нам почитаешь?
   Хоккуистка смутилась, очаровательно покраснела - то ли от смущения, то ли от выпитой на вечерней жаре рюмки водки - и опустила глаза, теребя на правом накладном кармане геста-повского мундира пуговицу:
   - Кое-что есть у меня...
   - Но мы не слышали. - мягко пришпорил её руководитель литобъединения.
   Она встала, заложила руки назад, невольно копируя актёров, исполнявших роли немцев в фильмах и сериалах:
   - Дождь идёт.
   Под зонтом спрячусь.
   Хорошо с крышей.
   Трёхстишие вызвало аплодисменты.
   Пока Кебаб читала, Веня откровенно присматривался к стоп-кам, желая побыстрее их наполнить вторично.
   - Холодный ветер
   Крутит листву за окном.
   Тепло у печки.
   Люкс взял на себя инициативу и разлил водку, широким же-стом указав на наполненные емкости работникам пера.
   - Запах бузины
   В лесу меня повстречал.
   Вспомнилось детство...
   Поэты выпили.
   Ибо водка - продукт скоропортящийся и длительному хра-нению на открытом воздухе не подлежит.
   А потом выступила Каролина:
   - Владислав, я у тебя главная героиня или как?
   - Главная, главная!
   - Я - русская разведчица или где?
   - Разведчица..
   - Меня берут в плен немцы?
   - Согласно сюжета.
   - Тогда почему я до сих пор не связана или не закована в на-ручники?! - вопросила несостоявшаяся актриса со страстностью Орлеанской девы.
   - А тебе это надо? - Тихорецкий изобразил человека, охва-ченного сильным внутренним борением.
   Хмель завладел сознанием Абрикосовой, превратив мир в добрый и яркий фильм, в котором для неё наконец-то тоже есть роль.
   Ведущая.
   - Должна же я почувствовать себя пленницей в руках врага?! - у неё был жалобно-умоляющий вид маленькой беззащитной девочки, лишённой непонятно за что сладкого. - Хочу войти в образ!
   Пользуясь тем, что всё внимание отвлечено на Каролину, Люкс выпил с величайшей охотой, даже заулыбался:
   - Шеф, дайте команду, и девчонка получит то, что так хочет! - у него был ликующий голос конферансье, представляющего знаменитую артистку.
   - Согласен!
   Увлечённая живостью товарищей Каролина с непонятным удовольствием позволила связать ей руки за спиной и прикру- тить их к туловищу.
   Чуть позже из её груди вырвался страшный крик:
   - А почему на мне нет следов пыток?!
   Пока Лиля и Лёля делали вид, будто рисовали тенями синяки под огромными красивыми глазами и помадой ссадины на ку-кольном личике, Гарик, встав в позу Саши Пушкина на выпуск-ном экзамене в Царсосельском Лицее, начал декламировать:
   - Отхлынув, волна на морском берегу оставляет
   Останки крушений и стран отдалённых приветы.
   И новая ветка, приплыв, разговор начинает
   О том необычном, чем наша богата планета.
   О землях чужих, ею виденных в странствии долгом,
   Расскажет она, приукрасив иные страницы,
   И старый шпангоут, заслушавшись, вспомнит о многом
   Из жизни своей, что промчалась, подобная птице.
   А может быть, смоет волной обитателей прежних,
   И грустным, пустынным останется берег песчаный.
   Пока не отыщутся вновь в океане безбрежном
   Иные скитальцы, живущие с вечною тайной.
   Он имел успех.
   Тихорецкий никогда не работал с посредственностями, пред-почитая избавляться от них, как от балласта и потому имел полное право гордиться учениками.
   Взглянув на закосевшую Абрикосову, прислонившуюся спи-ной к столбику беседки и, вероятно воображавшую себя стоящей под дулами автоматов у стены во дворе тюрьмы Маобит, он под-мигнул поэтам:
   - Пора попить чая или кофе.
   - Шеф, порадуйте чем-нибудь своим! - застенчиво улыбну-лась Лиля, как девочка, боящаяся получить от папы отказ на пожелание поиметь куклу Барби на день рождения.
   Владислав не стал ломаться.
   Карамельченко вышла из дома без всякой мысли, куда на-правиться.
   Ей захотелось прогуляться перед сном.
   Однако ноги сами собой привели её к даче Тихорецкого, ключ от задней двери в ограде которой лежал в кармане слаксов.
   Она проникла на территорию, желая объясниться с хозяином.
   Мало того, что он постоянно привозит к себе женщин, так сегодня писатель посмел обратить внимание на Ирину.
   Почему он с ними, а не с ней?!
   Чем Оксана хуже?!
   Разве они умнее?!
   Красивее?!
   Только лишь моложе!
   Но ведь выдержанное вино гораздо слаще молодого!!
   Владислав должен, обязан, принадлежать ей и только ей.
   Она сможет окружить его заботой.
   Ведь литератор несчастен!
   Иначе бы не менял постоянно партнёрш, отыскивая идеал, которым может быть лишь скульптор!
   Да, в своё время произошла ошибка, и они расстались.
   Но сейчас есть возможность всё исправить!
   А иначе обеспеченный мужик не достанется никому!
   Ваятельница проникла на территорию, подобралась к осве-щённой беседке, откуда доносились голоса.
   И затаилась, точно Чингачгук, выслеживающий негодяя Ма-гуа.
   Тихорецкий, обнимая одной рукой связанную Каролину в чёр-ном мундире, в другой держал наполненную стопку и читал сти-хи:
   - Он стоял посреди тротуара,
   А мимо прохожие шли;
   Смотрел он недобрым взглядом -
   Глазами в свинцовой пыли.
   Непризнанной Клодт отчаянно захотелось его укусить!
   До крови!
   Потому как поэт между делом ласкал любовницу, а ей ни разу не помог даже взойти на его крыльцо, предоставляя воз-можность всегда подниматься, как она сумеет.
   - Из ада вернувшийся воин
   Словно бы знал секрет
   Обычного счастья людского -
   Как жить на мирной земле.
   Карамельченко чуть не взвыла волчицей в лесу.
   Тихорецкий читал стихи, но отнюдь не ей!
   Не той, что получив от него дарственную надпись, хваста-лась ею направо и налево!
   А каким-то сомнительным личностям, одетым в немецкую форму!
   - Его сторонились люди,
   Боясь повстречать этот взгляд -
   Словно вины касания
   Хотели бы избежать.
   Обделённые мужским вниманием женщины средних лет сплошь и рядом склонны к безумствам.
   Оксана не являлась исключением.
   Ибо решила не прощать мужчину, заставившего её страдать.
   И сейчас у неё имелась прекрасная возможность.
   Причём, не простая, а с политическим душком.
   Этот литературный нацист должен как следует получить за глумление над победой советского народа 9 мая 1945 года!
   - Так волк, переживший облавы,
   Со следами собачьих зубов
   Глядит тяжело, устало,
   На игры слепых щенков.
   Российская Пракситель вытащила телефон, прижала к лицу платок, одновременно зажав нос, - изменяла голос - и набрала номер участкового:
   - Товарищ Конторин? Довожу до вашего сведения, на даче писателя Тихорецкого творится форменное безобразие! Неиз-вестные лица в немецкой военной форме Великой Отечест-венной пьют водку и вызывающе себя ведут! Это может плохо кончиться!
   Страшна месть разгневанной женщины!
   Особенно - отвергнутой мужчиной!!
  
  
   Оксаний Мерседесов, низкорослый мужчина с обильной се-диной на висках и треугольным лицом, сидел в ванной, устраняя засор в сливном отверстии и каждый раз чуть не ломал себе шею, когда к нему заглядывала более чем аппетитная молодая хозяйка.
   Он был сантехником в третьем поколении.
   Шёл по стопам отца и деда.
   Хотя до перестройки работал на заводе инженером-электрон-щиком.
   А когда его сократили вспомнил чему его обучали родители и в корне поменял жизнь.
   На хлеб ему хватало, не говоря о масле.
   К тому же часть получаемой прибыли не попадала в нало-говую декларацию, что позволяло ему вести такой образ жизни, какой он хотел.
   А именно - бороться с зелёным змием где и когда это только возможно.
   Оксаний был хорошим мастером, и поселковое руководство прощало ему эту маленькую слабость.
   Главное, чтобы не злоупотреблял.
   Он выполнил свою работу, получил гонорар и уже собрался отбыть, но был остановлен почти на выходе:
   - У меня к вам ещё одна просьба.
   - Говорите. - глядя на призывную улыбку и слушая голос с придыханием, Оксаний начал понимать, куда она клонит.
   - Видите ли, мой муж очень занятой человек... И мне тяжело просить вас об этом... Я даже не знаю...
   - Без проблем, говорите же! - Мерседесов начал потеть.
   - Вот, и физически он, как бы сказать, слабоват. - грудь хо-зяйки ходуном ходила от волнения. - Ну, я и захотела спросить вас об этом, как только увидела...
   - Да говорите же вы! - чуть ли не выкрикнул сантехник, горя огнём желания.
   - Да, да!.. Не поможете ли вы мне переставить холодильник на другое место?
   К сожалению, далеко не всегда жизнь походит на фильмы.
   В частности, на немецкие, порнографические, в которых ро-ковые красотки успешно соблазняют пришедших к ним по вызову работников ЖКХ.
   Россия не Германия!
   И секса у нас нет!
  
  
   Анна Львовна вошла в комнату к дочери, развалившейся в позе обнажённой махи поверх покрывала на разложенном дива-не с книгой в руках.
   - Сколько раз говорить тебе, не читай лёжа!
   - Мама, я уже взрослая девочка, чтобы выслушивать настав-ления.
   - Не настолько, как тебе кажется.
   - Ты пришла, чтобы от скуки поругаться?
   - Нет. Я пришла сказать, что завтра ты останешься на даче одна, потому что подошла моя очередь на подтяжку кожи лица. - на лице генеральши засветилась радость ребёнка, получившего любимую игрушку.
   - А ты не боишься превратиться в Людмилу Дурченко? Я совсем недавно видела её вживую и, поверь мне, это довольно убогое зрелище!
   - Но я же не собираюсь копировать её обезьяньи ужимки! - Резвова-старшая улыбнулась растерянно и жалко, как бедная невинная овечка, которую готовится сожрать злой волк.
   - Очень хочется на это надеяться! - Ирина сохраняла на лице невозмутимость.
   - Оставь свои глупые шутки! Ты поняла, что я сказала?
   - Конечно.
   - В свою очередь тоже хочу надеяться, что ты не ввяжешься ни в какую историю! - мать упёрла в дочь палец, словно уличала её в тайных грехах.
   Курсант многообещающе улыбнулась.
   Ей совсем не улыбалось снова влезать в какую-нибудь смер-тельно опасную авантюру, когда щёлкнет тумблер страсти к при-ключениям, установленный в её душе.
   В конце концов и амазонкам тоже нужны тишина и покой.
   Что бы ни случилось в этом садоводстве, судьбы человечест-ва её не интересовали.
   В случае чего, пускай хоть раз человечество само разберет-ся со своими судьбами.
   - Обещаю тебе. - она постаралась придать голосу силу и значимость.
   - Попробую поверить. - Анна Львовна подошла к погра-ничнице и взяла у неё книгу. - Что читаешь?
   Увидев на обложке человека в камуфляже со снайперской винтовкой на фоне гор, над которыми летел вертолёт, она вы-тянула руку вперёд, словно держала в ней какое-то зловредное существо:
   - "На необъявленной войне". - и посмотрела на дочь так, словно та вернулась домой после очередного аборта. - Боевик?
   - Стихи.
   - В самом деле?
   Генеральша наугад раскрыла томик в мягкой обложке, прочи-тала вслух попавшиеся на глаза строчки:
   - Нам не поведать, как здесь хорошо,
   Утрите, пожалуйста, слёзы из глаз,
   Зажгите свечу, помолитесь за нас:
   Исход наш заранее был предрешён.
   Мать передёрнулась, будто случайно схватилась за оголён-ный конец электрического провода и пролистнула несколько страниц.
   - Я, быть может, вернусь:
   Обещал же домой возвратиться,
   И светло улыбнусь
   С фотографии, что на стене -
   Возвращусь в отчий дом,
   Чтобы в старых вещах воплотиться
   Памятью о былом...
   Я навечно усну на заре...
   Она закашлялась, как девочка-подросток, сделавшая первую затяжку сигаретой.
   - Что скажешь? - безмятежно улыбнулась сержант.
   Анна Львовна не ответила.
   В голове у неё царил совершенный сумбур от неожидан-ности, что Ирина увлеклась поэзией.
   Автор, некий Тихорецкий, понятно, не Пушкин, но какая-то изюминка в нём есть - это чувствуется после прочтении первых же строк.
   Ощущая себя новобранцем, приведённым к присяге и не выучившим её текст, родительница вернула стихи ребёнку и поспешила на выход.
   Но задержалась в дверях:
   - Спокойной ночи и не зачитывайся до утра!
   Ирина кивнула и раскрыла книгу.
   Читать было очень тяжело, потому что при прочтении перед глазами возникали зрительные образы того, о чём писал автор.
   О мальчишке, брошенном в пекло и чудом вернувшемся на-зад.
   О том, что нельзя забывать никогда...
   Переплетенные корнями сухожилий,
   Проклеенные липкой вытечкой мозгов
   Мы - незаконные дети законных насилий,
   Виночерпии злых, нерастраченных слез.
   Наши души наполнены грязью и плесенью,
   Как сточные отбросы тех убежавших лет,
   И Смерть нас томно убаюкивает песнями,
   Чтоб не забрезжил покаянный свет...
   Взошла луна.
   В садоводстве лениво перелаивались собаки.
   Ей было стыдно прятаться под окнами его дачи.
   Но она ничего не могла с собой поделать.
   Окно отбрасывало на кусты янтарный свет от торшера, при котором Тихорецкий читал книгу.
   Его гости разошлись спать после того, как он поговорил с кем-то по телефону.
   Конечно, с участковым, не иначе.
   Конторин не рискнул побеспокоить известного человека и, понятно, ограничился предупреждением.
   Которое писателю, как слону дробина.
   Оксана же рассчитывала на большее...
   С одной стороны она презирала его за невнимание к себе.
   А с другой - надеялась на то, что её присутствие рядом рано или поздно возымеет своё действие.
   Кто и когда в состоянии познать до конца женскую сущность?
   Поэтому, когда он переворачивал страницу, Карамельченко любовалась движением его руки.
   Морщинами на высоком Шекспировском лбу, показываю-щими, что кумир не просто водит глазами по строчкам, а ещё и анализирует текст.
   Ну, почему так произошло?!
   Почему тот, кто когда-то казался Валентиновне недостойным её благосклонного внимания, теперь оказался востребованным для чересчур многих?!
   И пустился во все тяжкие?
   Скорее всего, Владислав до сих пор не в состоянии забыть мягкого света глаз Карамельченко, послужившим маяком для ко-гда-то более удачливого.
   Того, кто дарил ей любовь на заднем сидении машины, и ни разу не сводил хоть куда-нибудь, где их смогли бы заметить вместе посторонние взгляды из Союза скульпторов России.
   Чего боялся?
   Что она окажется талантливее его?..
   Оксана слишком шумно вздохнула, не отдавала отчёта в том, что выдаёт себя.
   Владислав распахнул окно, попыхивая сигаретой:
   - Ты опять здесь?
   Скульптор затаилась спецназовцем, готовым снять мешаю-щего ему часового.
   Из-за спины писателя доносились приглушённые пьяные выкрики его моделей - мужского и женского пола.
   - Так и будешь молчать?
   Луна укрылась за вуалью ночных облаков.
   Джотто вдруг решилась:
   - Я тебе совершенно безразлична?
   - Уже давно.
   - Но почему? Ведь когда-то мы неплохо смотрелись вместе.
   - А теперь я не знаю, как мне тебя представить друзьям и родственникам. - он был холоден, как вода в проруби.
   - Не говори глупостей.
   - Это не глупости. Привести тебя к ним, значит, упасть в их глазах.
   Под его взглядом она стала как бы ниже ростом.
   И всё же продолжила борьбу.
   - Вот это и ужасно, что ты смотришь на других вместо того, чтобы забыть о них и отдаться любви. - ваятельница смотрела на него снизу вверх влюблёнными глазами.
   - С тобой?
   - Да... - её голос дрогнул, и глаза несколько увлажнились.
   - Отдаться любви, которой нет. - Владислав смотрел на неё так, словно скульптор являлась предназначенной на дрова чуркой. - Я благодарен тебе за твои слова и буду вечным дол-жником. И стану уважать за смелость. И тем не менее, не под-меняй понятия. Любовь и похоть - взаимоисключающие чувства.
   - Неправда. Они очень близки. - Оксана сказала это с непо-средственностью богини, стоящей выше людского суда.
   - А я не могу любить по приказу.
   Автор прекрасно знал, Карамельченко была из неудачниц.
   Из тех, кто способны привлечь к себе мужчину, но неспо-собны надолго удержать возле себя.
   Пресловутый рок тащился следом за ней, как нитка за игол-кой.
   Бывают такие люди, помеченные извечным невезением в личной жизни.
   И не ему играть роль мецената для той, которая абсолютно не привлекает его даже в качестве живой резиновой куклы.
   Конечно, в отношениях с Оксаной он виноват сам.
   Вначале она его забавляла своей непосредственностью и восприятием мира.
   Ему хотелось узнать о ней как можно больше, потому и встречался с ней, несколько раз выводил на творческие встречи, заходил почаёвничать на дачу.
   А скульптор восприняла всё это совсем иначе.
   Ей показалось, его отношение к ней совсем иное.
   Сперва писателю это даже в голову не пришло.
   Тихорецкий понял это только тогда, когда лишился жены и попал под массированные атаки Карамельченко.
   Ему надо было бы сразу сказать, что это совсем другое, что их отношения должны быть только дружескими, иных между ними не может быть.
   Плохо быть бестолковым.
   - Всё равно я достану тебя везде. - её глаза с потёкшей тушью впились в него, точно оптические прицелы.
   Дачная Кваренги перестала быть мягкой и пушистой и опять выпустила ядовитые иглы.
   На её лице не было явных признаков сумасшествия - обыч-ная женщина.
   В таких случаях психу нельзя противоречить, как и взывать к здравому смыслу.
   Следует лишь подыгрывать.
   - И уничтожишь меня, как писателя и человека? - он окинул дуру брезгливым взглядом, как какое-то насекомое.
   - Моя месть так или иначе свершится!..
   Все людские трагедии начинаются с малозначительного и незаметного на первый взгляд пустяка.
   Это был момент истинного начала трагедии...
   Шекспировские страсти в современной интерпретации!
   Сцена на балконе из "Ромео и Джульетты", перевёрнутая на-оборот!
  
   Сёстры Гладилины не спали.
   Бабки смотрели телевизор.
   После того, как в программе новостей было рассказано обо всём неприятном, мерзком и гадостном, что произошло за день и вечер, дикторша пожелала зрителям всего доброго.
   И спокойной ночи.
   Перед тем, как разойтись по своим постелям, они решили откушать чая с тортом.
   - Дорогая, какая вкуснятина! - у Сенои был вид ребёнка, внезапно получившего любимую игрушку.
   - Я его в магазине купила.
   - А что же сама не испекла?
   Пермая покраснела, точно девица, впервые раздевшаяся пе-ред мужчиной:
   - Из чего?! У нас при наших пенсиях нет ни глюканата натрия, ни Е517, ни Е1452!
   Сеноя несколько погрустнела и заметила нейтральным то-ном, увидев пруссака, хищно шевелившего усами и двигавшего-ся по столу к её чайному блюдцу за угощением:
   - А тараканы не вымерли.
   Отошедшая к окну, желая его закрыть, Пермая при виде почти бежавшей по улице взбешённой Карамельченко согласи-лась:
   - Да, тараканы все теперь в головах!
   - Ты о чём?
   - В наше время не порядочные женщины провожали мужчин, а мужчины провожали порядочных женщин!
   Тихорецкий курил около раскрытого окна в своём кабинете.
   Острые чёрные ресницы Ирины вонзились ему в сердце при первом же на неё взгляде.
   Она вошла в его жизнь на мгновение, а он сам в её жизнь не вошёл и вряд ли когда войдёт.
   С какой стати?
   Девушка может придти к нему лишь из любопытства, ознако-миться с ранее изданными произведениями.
   Такие, как она, привыкли к повышенному вниманию мужиков.
   Для неё это вполне естественное положение вещей.
   Почему-то подобная реальность показалась ему обидной.
   Владислав словно смешался с целой толпой мужчин, веро-ятно, глазевших на неё с того возраста, когда та начала обретать женственные формы.
   В его душе впервые за последние несколько лет что-то явно ворохнулось при случайной встрече с Резвовой.
   Проснулось что-то этакое, казалось бы давно позабытое и надёжно погребённое под слоем жизненного цинизма.
   Девушка сильно отличалась от тех, с кем его сводила писа-тельская судьба.
   К примеру - от Лили Хаммер и Лёли Кебаб.
   А особенно - от Каролины, одно воспоминание о которой вызвало у него теперь раздражение.
   Она приехала из Иваново поступать в театральный.
   Провалилась и осталась в городе работать официанткой в ресторане, ожидая принца.
   Но заведение было далеко не первосортным, и посетители - не герои романтических сказок, а такие же неудачники, как и Абрикосова.
   Перебрав с десяток парней, девица было уже совсем отчая-лась, когда случайно познакомилась с ним, вызвав к себе ин-терес специфическим поведением в борьбе за обеспеченную жизнь и провинциальным выговором.
   Но сегодня она перестала его умилять.
   И, похоже, надолго, если не навсегда...
   Вздохнув, Тихорецкий решил, пора приглушить подобные мы-сли и уже давно несвойственные ему чувства.
   Иначе ещё немного и окончательно размякнет, потеряв го-лову.
   Он достал бутылку коньяка, точно выверенным движением налил примерно половину стакана и опрокинул в себя тёмно-коричневую жидкость.
   И почувствовал себя относительно нормально.
   Алкоголь - истинная палочка-выручалочка.
   И пусть он не способен изменить тяжёлые обстоятельства у тех, кто его употребляет, зато вполне способен изменить мнение об этих самых обстоятельствах, что не так уж и мало.
   Собираясь заснуть, Владислав открыл гороскоп на завтра:
   "Все новые начинания отложите на неделю - сейчас нужно растворяться в действительности, наслаждаться летним солн-цем. Новые знакомства могут стать для вас источником неприят-ностей".
  
  
   Бессонная ночь сказывалась во всём теле какой-то ленивой ломотой.
   Ирина зевнула, закрывая последний прочитанный сборник Тихорецкого.
   О сне нечего было пока и думать.
   Жалко тратить на него время в отпуске, который и так про-летит чересчур быстро.
   Сгоняя дремоту, она крепко зажмурилась, затем быстро ра-скрыла глаза, повел в стороны руками и присела несколько раз так, что хрустнуло в коленях.
   Бегом направился в ванную и, вымывшись холодной водой, растёрла лицо, пока оно не разрумянилось.
   Впереди предстояло много дел!
   И одним из них был визит к Карамельченко, чтобы вернуть ей взятые у неё книги и расспросить о Владиславе.
   Писатель заинтересовал Резвову, и курсант решила узнать о нём побольше.
   Покосившись на обложку книги стихов Тихорецкого, ей поче-му-то захотелось нежно разгладить глубокую складку между нахмуренными бровями мальчишки-солдата, стоявшего с ав-томатом на фоне леса.
   Захотелось положить руку ему на грудь, чтобы почувствовать его сердце, ощутить ритм.
   Готовя себе на завтрак яичницу, девушка прислушалась к радиосообщению:
   - Полезный совет для домохозяек. Если сосиски отварить с кубиком говяжьего бульона, то они будут пахнуть мясом...
   Инспектор Прибрежного районного военного комиссариата сер-жант Марианна Идеалян, женственная брюнетка, с химической за-вивкой цвета спелой вишни и по-детски наивными карими глазами, раскрыла пухлую ведомость.
   В кабинет вошла сержант Цветкова.
   Чересчур ярко накрашенная, румяная, русоволосая, с длин-ной толстой косой и томным взглядом она могла считаться кра-сивой, если бы не некоторая вульгарность, сквозившая в ее об-лике.
   Однако это не помешало ей выйти замуж и быть относительно счастливой в семейной жизни.
   В отличие от Марианны, которая и рада бы была взвалить на себя цепи Гименей, да никто ей их не предлагал, хотя она была и красива, и хозяйственна, и умела любить.
   Став замужней дамой, Цветкова реже занималась коммерцией - доставать подругам по РВК одежду, парфюм и косметику.
   Супруг зарабатывал прилично, и на жизнь ей вполне хватало.
   Правда, иногда её тянуло тряхнуть стариной.
   Чтобы не утратить навыки.
   Людмила остановилась посреди помещения, заложив руки за спину:
   - В какой? В правой или в левой? - её глаза странно замер-цали, став похожими на индикаторы DVD.
   - В правой.
   Перед Идеалян легла призывная повестка.
   - Тебе повезло.
   - Почему? - Марианна медленно, как башня танка, поверну-лась к сослуживице.
   Взгляд той приобрел выражение, с каким былинники речис-тые начинали под гусли вести свой рассказ:
   - Достался, хоть и из захудалого театра, но всё-таки актёр. А мне - обычный автомеханик. - она тяжко вздохнула, будто про-щаясь с заветной мечтой. - И для чего только служат дорожные знаки?
   - Для отъёма у водителей денежных знаков.
   Цветкова уселась за свободный стол, тоскливо посмотрела на улицу:
   - Если нам снятся тараканы - это к переменам к лучшему... А вот интересно, вдруг иногда тараканам снимся мы. Это к чему?
   - Не знаю... У тараканов свои люди в голове...
  
  
   Пока руки трясутся, человек жив!
   Эсеров познал эту истину на собственном опыте.
   За кражу старого лифчика Конторин продержал его в участке целую ночь, а утром даже не дал глотнуть пива, чтобы опохме-литься.
   Хорошо хоть не стал заводить дело и не отправил на пят-надцать суток.
   Вместо этого привёл к бабкам Гладилиным и заставил иску-пать проступок общественно-полезным трудом - чинить забор вокруг дома, полоть огород и латать крышу.
   Старухи прочитали бедолаге целую лекцию о вреде алкого-ля, но когда Фрол с видом умирающего лебедя принялся без вся-кого энтузиазма поправлять ограду вокруг их дома, всё-таки сжа-лились и поднесли малёк водки.
   Двести пятьдесят грамм спиртомицина вернули мужика к жиз-ни.
   А примерно через полтора часа ему захотелось добавить.
   Страдалец продул папиросу и уселся на землю, отыскивая выход из неприятной для него ситуации.
   - Привет, Фролло! - махнула ему рукой с улицы Карамель-ченко.
   - Здорово.
   - Подойди ко мне, дело есть!
   Эсеров приблизился:
   - Чего надо?
   Воровато оглядевшись по сторонам, как шпионка, явившаяся на встречу со связником, Оксана сунула ему в карман засален-ного пиджака четвертинку и жестянку с пивом.
   - За что?
   Не за красивые же глаза молодуха сделала ему подарок!
   Только смотря как его отрабатывать?
   - Мне нужен чёрный кот или кошка.
   - На кой? - он дёрнулся так, словно в него угодил китобойный гарпун.
   - Я же не спрашиваю, куда ты денешь мой алкоголь. - у неё был немигающий взгляд питона. - Так как, договоримся?
   - Я сегодня плохо себя чувствую, даже сопротивляться не могу... Как скоро тебе нужна животина?
   - В течение дня.
   - Будет. - почёсывая короткие седые волосы, Фрол обнадё-жил скульптора тем же самым тоном, каким в фильме "Операция "Ы" и другие приключения Шурика" инспектор по технике безо-пасности предрекал прорабу несчастные случаи на производ-стве.
   Они расстались довольные друг другом.
  
   Тишина в саду Тихорецкого нарушалась заливистой трелью невидимой в пышной листве яблонь пичуги.
   Владислав сверился со своими записями:
   - Так, дамы и господа, снимаем следующий эпизод! Каролина и Веня идут под руку, разговаривая! - он приник глазом к видо-искателю фотоаппарата, установленного на штативе.
   - А о чём говорить, шеф? - поинтересовался Люкс.
   - Да о чём хотите!
   - Без проблем! - поэт подал Абрикосовой руку и вместе с ней сделал несколько шагов по аллее. - Я три дня назад постирал джинсы. Теперь у меня есть чистые штаны, две чистые нерабо-тающие зажигалки и небольшой опыт в отмывании денег.
   Она засмеялась.
   - Отлично, снято!
   Писатель развернул объектив в сторону куривших у клумбы Лили, Лёли и Гарика.
   - Если ты встретишь мужчину своей мечты, нормально это - подойти и спросить, женат ли он? -задумалась Кебаб.
   - Лучше подождать до утра. - со знанием дела посоветовала Хаммер.
   - Не так сложно встретить мужчину своей мечты, как скрыть его от мужа! - констатировал Шпроттер.
   Паустовский в стихах всегда отличался тонким чувством юмора.
   В любой ситуации он шутил по делу и без дела за что имел немало неприятелей - явных и тайных.
   Но не унывал и не изменял своим принципам.
   Он закончил три курса института железнодорожного транс-порта, но на четвёртом попал в неприятную историю, из-за кото-рой был вынужден расстаться СПбИЖТом.
   Влюбил в себя дочку ректора и отказался на ней жениться, как его к этому ни подталкивали.
   В результате пошёл работать продавцом-консультантом в магазин сотовой связи.
   И был вынужден скрываться от призыва в Вооружённые силы.
   Ибо при всей любви к Отечеству не собирался бесцельно проводить год вдали от прекрасных дам, одарявших поэта благосклонностью.
   Тихорецкий закурил:
   - Следующий момент! Лёля стоит с поднятыми руками под стволами Вени и Гарика!
   Модели изобразили живую картину.
   - Девочка, побольше испуга в глазах!
   Автор трёхстиший честно выполнила распоряжение мэтра, сделав шаг назад, будто перед ней были готовые броситься на неё тигры.
   - Молодец!
   Мигнула вспышка.
   - А теперь сделай мне гестаповскую Кармен!
   - Это как?
   - Режь меня, жги меня, но победа будет за нами!
   - Поняла! - хоккуистка, выставив вперёд обтянутую чёрным мундиром грудь, с гордым и несгибаемым видом вскинула руки вверх.
   Владислав запечатлел сцену на плёнке и глотнул минераль-ной воды прямо из пластиковой бутылки:
   - Мужики, вяжите Лилю! Будем снимать эпизод её конвоиро-вания!
   - Без проблем! - Люкс завернул девушке локти за спину и принялся опутывать их верёвкой. - Так пойдёт?
   - Вполне!
   Пока гауптман связывал унтерштурмфюрера, лейтенант при-ложился к бутылке:
   - Новая русская пословица! После виски все бабы - киски! - и запустил руку за шиворот таким жестом, точно собрался пой-мать вошь.
   Хаммер, на запястьях которой Шпроттер затягивал узлы, лу-каво глянула на него:
   - После этого настроение должно быть такое, чтобы даже в ванной хотелось петь!
   - Каких ещё Петь? - не поняла Кебаб.
   Воспользовавшись моментом, оператор сделал снимок.
   К нему подошла Каролина с сигаретой, зажатой между бо-льшим и указательным пальцами:
   - Милый, я хочу шубу! - сказала она с придыханием.
   - Закончим съёмку, поешь винегрета. - он посмотрел на неё, как смотрит взрослый на приставучего ребёнка, которого прихо-дится терпеть.
   Гарик навёл на эсэсовку "шмайссер":
   - Я ль на свете всех милее, всех красивей и добрее?
   - Конечно, ты! Только опусти автомат! - засмеялась "плен-ная".
  
   Карамельченко лепила бюст Тихорецкого.
   В манере отнюдь не дружеского шаржа.
   Чем сильно удивила Ирину.
   - За что ты его так не любишь?
   - А почему я его должна любить? Был бы мужик, а так бабник, на котором пробы ставить некуда.
   - Тебе не кажется, что в тебе говорит одиночество?
   - Я одинокая?! - у поселковой Джотто был такой вид, будто её обварили кипятком. - Да я в любой момент!..
   - Сколько тысяч лет мы повторяем эту фразу, но она не спа-сает нас...
   - Я почти была замужем. И это не доставило мне удоволь-ствия.
   - Сначала, может, ты и испытывала удовольствие, но оно закончилось гораздо быстрее, чем ты хотела. В этом и заклю-чается суть всех неудачных браков. - Резвова говорила с прия-
   тельницей, как смирившаяся со своей долей терпеливая мать разговаривает с дочерью-дауном. - Мы забываем хорошее на-чало, оставляя в памяти лишь плохой конец.
   - Ты-то откуда знаешь?
   - Слышала краем уха.
   - Не понимаю, почему ты защищаешь этого щелкопёра?!
   - Мне нравятся его стихи. - сержанту с трудом удавалось со-хранять самообладание.
   - Тоже мне Пушкин. - голос Оксаны был сух, почти вражде-бен.
   Она желала его со всей страстью, напрочь отметавшей лю-бые логические объяснения.
   И потому яростно мяла глину, придавая чертам лица Влади-слава Олеговича как можно более отталкивающее выражение.
   - Я решила сходить на озеро. Ты пойдёшь со мной?
   - Нет.
   Впрочем, только Карамельченко там и не хватало!
   - Ты лучше бы прогулялась.
   Ваятельница потянулась - она загорела и всем и каждому по делу и без дела демонстрировала свой загар.
   - Не хочу.
   - Ладно, не буду вмешиваться в твою личную жизнь. Если я увижу Тихорецкого, что ему передать?
   - Ничего. - скульптор надула губы. - Я не общаюсь с муж-чинами, которые держат меня за кусок дерьма.
   Свежо предание, да верится с трудом.
   Лицемерие - достоинство женщины, к которой равнодушен мужчина.
  
  
   Сёстры Гладилины возвращались из магазина с покупками.
   Им на глаза попалась иномарка с помятым бампером.
   - Смотри, типичный пример российской особенности. - ска-зала Пермая трагическим шёпотом злодейки шекспировской тра-гедии, указывая на машину. - Украсть на строительстве дорог, купить дорогую машину и разбить её о плохие дороги.
   - И не говори!
   Пару десятков метров они прошли молча.
   А потом Сеноя подала голос:
   - Утром услышала по радио, что сомалийские пираты в ка-честве жеста доброй воли освободили заложников на сумму де-вять миллионов долларов!
   - Везёт же людям!
   Через несколько шагов Пермая остановилась у объявления, наклеенного на заборе у дома Тихорецкого:
   "Ищу умную, красивую, ухоженную, сексуальную, заботливую девушку для создания серьёзных отношений по четвергам".
   Старушка запыхтела паровозом:
   - Какая пошлятина! - и сорвала листок. - Совсем обнаглели! Иосифа Виссарионовича на них нет!
   - Да-да!
   На месте содранного приглашения к знакомству оказалось небольшое отверстие, и старшая из сестёр в силу извечной жен-ской привычки тут же сунула в него нос.
   Такова уж человеческая сущность!
   Если рядом находится открытая дверь, обязательно надо в неё заглянуть!
   А уж мимо щели и вовсе пройти невозможно!
   Это ведь так интересно - подсмотреть чужую жизнь!
   Особенно - писателя!
   Чтобы было потом что рассказать подружкам!
   То, что она увидела, повергло её в настоящий шок, способ-ный привести к инсульту!
   Двое немецких офицеров стояли в развязных позах над свя-занной по рукам и ногам девушкой, в чёрной униформе, сидящей на стуле посреди аллеи.
   Её длинные светлые волосы ниспадали по плечам, перетя-нутым верёвкой, и она была смертельно бледна.
   Сердце Пермаи приготовилось выскочить из груди.
   Она зажмурилась, истово крестясь.
   А когда снова заглянула к Тихорецкому, пленница уже стоя-ла, а на её месте сидела, закинув ногу на ногу гестаповка с си-гаретой в руке.
   Старшая из двух сестёр задрожала листом под ветром.
   Вставные челюсти старушки часто стучали друг о друга, а дыхание походило на хрип.
   - Что там? - заинтересовалась младшая, оттирая её плечом.
   И увидела Каролину, которую теперь допрашивала, кроме Лили, ещё и Лёля.
   - Так, троица, соблазняет друг друга!! - старушка тоже потеряла голову.
   Они обе произнесли по длинной фразе, целиком состоящей из виртуозной нецензурщины, которую не каждый мужчина смог бы повторить с первого раза и со всех ног бросились к участ-ковому!
   На территории дачи писателя творилось непотребство!
   Он должен был понести за это заслуженное наказание!
   Чтоб другим было неповадно!
   - Побежали к участковому! Да не бегом же!
  
  
   Задрищенко был счастлив.
   В страшных муках он родил наконец своё дитя.
   Рассказ на две с половиной страницы.
   И воспылал желанием прочитать его Евдокии.
   "- Дядь, а дядь!
   - Что? - бородатый затоптал окурок.
   - А крысы, они злые?
   - Злые... И ещё кусаются. Потому их и травят.
   - А они все помрут?
   - Ага..."
   Супруга не оценила прелести сокровенных строк.
   И юмора тоже.
   Он был для неё настолько тонок, что она его просто не по-няла.
   Виктор Николаевич обиделся и решил показать опус Тихо-рецкому.
   Пусть тот оценит талант и глубину мыслей нового Задор-нова.
   А Дуська пускай пеняет сама на себя!
   Выслушав старух Гладилиных, Конторин некоторое время сидел неподвижно, как оцепеневшее насекомое, оказавшееся в незнакомой обстановке, предпочитающее затаиться до выясне-ния ситуации.
   Будь у него усики, они бы сейчас нервно двигались, ощу-пывая окружающее пространство.
   Вчера вечером какой-то доброжелатель сообщал изме-нённым голосом о пьянке на даче Тихорецкого в немецких мун-дирах.
   Ну, нужно писателю сделать несколько снимков для книги, так что в этом такого?
   Сколько сейчас коллажей на обложках, начиная от детектива и кончая чистой эротикой?
   Лейтенант давно отвык плевать против ветра.
   Мужик находится на своей территории, безобразия не нару-шает, по посёлку, пугая жителей, не бегает, фашистские лозунги не выкрикивает, свастику не рисует!
   Формально ему ничего не предъявить.
   А вот он может попортить нервы, заявив о вмешательстве в частную жизнь и нарушение статьи 4 Конституции о праве на соблюдение тайны личной жизни.
   Но от бабок просто так не отвяжешься!
   Остаётся надеяться, что Владислав отнесётся к визиту с пониманием и не станет придавать ему большого значения.
   Эраст со вздохом поднялся, изображая должную обеспоко-енность, надел фуражку:
   - Ладно, пойдём посмотрим, что там и как...
  
   Идеалян пробралась в тёмный зрительный зал театра, на сцене которого шла репетиция спектакля.
   Её призывник стоял у нарисованного окна, скрестив руки на груди.
   - Что с тобой? - несколько суховато спросила его яркая брю-нетка с высокой причёской.
   - Ничего.
   - Я повторяю, что с тобой?
   - Пустяки. Я думал о деле леди Эстер.
   Актриса нервно затеребила золотую цепочку на своей длин-ной шее:
   - Ты в курсе дела? - в её глазах были интерес и любо-пытство.
   - Да.
   - Тебе сказали, что я...
   - Разорена. - он столь пренебрежительно махнул рукой, что ему позавидовал бы иной английский сэр, имеющий предков, ходивших в Крестовый поход с самим Ричардом Львиное Серд-це.
   Сидевший в первом ряду за маленьким столиком с галоге-новой лампой режиссёр захлопал в ладоши:
   - Отлично, други мои, сегодня вы в ударе! Я вами доволен! Перерыв десять минут!
   Смотревшие из зала прогон актёры потянулись к выходу, обсуждая на ходу игру товарищей.
   Заметившая, как нужный ей Александр Кончаев прошёл за кулисы, Марианна последовала за ним и скоро обнаружила парня на лестничной клетке какого-то полуподвального поме-щения:
   - Саша, можно вас на минуточку?
   - Пожалуйста.
   - Мне хотелось бы попросить у вас автограф.
   Он окинул взглядом её форменную рубашку с погонами с короткими рукавами:
   - Никогда бы не подумал, что у меня есть поклонницы в армии...
   - А зря! - сержант ослепительно улыбнулась, подсовывая ему повестку.
   Сперва Кончаев расписался, а потом до него вдруг дошло, что росчерк поставлен на казённом бланке.
   Подобно голому королю, осознавшему своё положение, он опустился на ступени:
   - Как же так?!
   Идеалян не ответила.
   Пряча бланк в нагрудный карман, она была далёкой и недо-ступной, подобно звезде в небе.
   А глядящий на неё актёр боялся шевельнуться, как человек, которому засунули в трусы гранату с выдернутой чекой.
  
  
   Сёстры Гладилины держались за спиной Конторина, двигав-шегося крайне осторожно, словно он шёл по канату.
   Тихорецкий снимал привязанную к дереву Абрикосову, кото-рая картинно трепыхалась в верёвках.
   Старухи замерли в совершенном обалдении, с разинутыми ртами рассматривая происходящее.
   - Какое кощунство!! - не выдержала наконец старшая.
   - Что происходит?! - оторвался от фотоаппарата писатель.
   - Что вы себе позволяете?! - Пермая выкрикнула так громко, как кричат на воинских смотрах особо ретивые командиры рот.
   Вторя ей, Сеноя издала дикий вопль - или, скорее, визг поро-сёнка под ножом.
   - В чём дело, лейтенант?
   - Прошу прощения, Владислав Олегович, но поступил сигнал о вашем глумлении над историческими ценностями.
   - В каком таком смысле? - автор страдальчески поморщился и вздохнул больным тюленем.
   Прикрученные плечом к плечу к яблоне Лиля и Лёля гнусно захихикали.
   - Как вы можете издеваться над священной памятью со-ветского народа-победителя?! - Пермая вертелась так, словно ей за пазуху засунули крапиву.
   Фотограф изобразил крайнее удивление:
   - С чего вы взяли?
   - Вы издеваетесь над людьми! - у Сенои было лицо насмерть обиженного ребёнка.
   Быть судьёй и с удовольствием корчить из себя саму спра-ведливость может каждый.
   Особенно, когда больше нечем заняться.
   И обличитель совершенно не понимает смысла кажущегося ему извращённого действа.
   - Во бабки дают! - восхитился Веня. - Совсем от старости сбрендили!
   - Шеф, может выгнать их пинками к чёртовой матери? - Гарик передвинул автомат на живот.
   - Опасно! Развалятся по дороге, фигушки потом соберёшь! - остановила его порыв Каролина.
   - Как ты разговариваешь, сопляк?! - от злости Пермая стала краснее кирпича.
   - Вот что, лейтенант, вы знаете, чем мы здесь занимаемся. И потому я прошу убрать отсюда этих патриоток из дурдома. Или забыли, что ваши действия квалифицируются, как несанкцио-нированное проникновение на частную территорию без согласия хозяина? - спросил писатель с несколько неопределённой вежливостью. - К тому же я что-то не помню, чтобы мы нару-шили какие-либо постановления или указы. Я прав или нет? - уточнил он с наигранным интересом человека, заранее знаю-щего ответ.
   - Дело в том, что лично мне ни о чём таком и говорить не хочется, но этого столько, что приходится.
   - Так я прав или не прав?
   - Правы, Владислав Олегович.
   - Тогда - до свидания.
   Тихорецкий повернулся к фотоаппарату, наведя объектив на Лилю и Лёлю.
   Эраст взял сестёр под руки, мягко подталкивая их к выходу:
   - Пойдёмте...
   - Но как же?..
   - То, что не запрещено законом, разрешается.
   Обе Гладилины казались невинными девочками, впервые столкнувшимися с гнусностями мира, когда, пытаясь протесто-вать, они уходили от писателя.
   Чувствовалось, они не питают ни малейшего дружеского расположения ни к Тихорецкому, ни к Конторину.
   Даже наоборот.
  
   Карамельченко протянула Эсерову сто рублей и с некоторой брезгливостью взяла у него тощего чёрного кота:
   - Мы в расчёте.
   - Если что понадобится ещё, обращайтесь.
   - Обязательно.
   Фрол ушёл.
   Оксана подождала минут пятнадцать и направилась к даче Тихорецкого.
   Ей повезло, потому что писатель как раз отправился на про-гулку.
   Скульптор опустила животное на землю, резко дёрнула за хвост.
   Мявкнув дурным голосом, котяра промчался по улице перед Владиславом, который трижды сплюнул через левое плечо, пе-рекрестился и повернул в сторону, обратную той, куда направ-лялся.
   На войне он научился верить в приметы.
   Да и на "гражданке" по-прежнему остался суеверным.
   Изучал гороскопы, астрологические прогнозы, совпадавшие с реальностью от 50% до 80%.
   Стеснялся, но отказаться от укоренившейся за годы привыч-ки уже не мог.
   На душе Валентиновны потеплело.
   Хоть и маленькую гадость сделала, а удовольствие от неё получила большое.
   Ирина сидела с сигаретой на берегу озера, наблюдая, как его волны озера, разбежавшись по взволнованной глади, бились о небольшие валуны, утопленные в прибрежной гальке.
   На память сами собой пришли стихи Тихорецкого.
   Очень часто разрывы тишину нарушают,
   И пули летят под срез каски в лицо...
   Дома помнят ли нас? Может быть, забывают?
   Впрочем, если убьют, не узнает никто...
   Там "за речкой" герои - им священная память,
   А про нас не расскажет никто никогда;
   Хоть бушует войны необъявленной пламень,
   И путёвки легко выделяются в рай...
   Женское любопытство - великая сила.
   Она поймала себя на мысли, что ей хочется пообщаться с поэтом.
   Понять, что он за человек.
   Узнать, где воевал, кроме Афганистана, и когда.
   Да и вообще познакомиться с ним поближе.
   Резвова никогда особенно не увлекалась поэззией - школа отбила у неё любовь к рифмованным строкам, которые препа-рировались, как лягушки, на уроках по литературе.
   Но Владислав смог чем-то зацепить её.
   Заставить сопереживать, представляя мальчишку на ненуж-ной ему войне за чужие интересы.
   И даже увидеть зримый образ солдата, страдающего от без-ысходности вдалеке от дома.
   Курсант засыпала песком окурок и направилась к дому ав-тора.
  
  
   Тихорецкий бродил по лесу.
   Деревья шептали ему что-то, что не мог бы услышать никто другой, потому как их слова предназначались лишь ему одному.
   Он давно уже не испытывал серьёзных чувств к женщине.
   А теперь неожиданно для себя открыл, что совсем рядом с ним существует необыкновенная девушка.
   Ирина.
   Годящаяся в младшие сёстры.
   Владиславу посчастливилось её встретить слишком поздно.
   Хотя он давно искал именно курсанта, пришедшую из какой-то прекрасной неизвестности.
   Лес был полон прохлады и зелёных тенистых тайн.
   Тишина обволакивала его, а шёпот листьев успокаивал...
  
   Закончив отрабатывать свою трудовую повинность у сестёр Гладилиных, Эсеров принялся вкушать водку с товарищами.
   Сантехником Оксанием Мерседесовым и электриком Венце-славом Солитёровым, имевшим рот до ушей, нос картошкой, ли-цо старого уличного хулигана и пегие волосы.
   Бывший прапорщик служил в Чечне связистом.
   Ремонтировал покорёженные в бою рации, следил за состоянием электрики при штабе дивизии.
   На огневые не рвался, пока не пошлют, но и не косячил, находя любые поводы, чтобы не попасть под обстрел.
   Просто тянул положенную лямку.
   Пока не попал в засаду на маршруте.
   После того случая, как один из немногих уцелевших, запил водку, а точнее - спирт.
   Запил крепко, так что пришлось уйти в запас.
   Не каждый воин может контролировать собственную психику.
   В мирной России Венцеслав устроился.
   Электропознания давали стабильный доход, а руки у него бы-ли золотые.
   Но только никак не оставляли воспоминания о том бое, что даже при всём желании было невозможно заглушить алкоголем.
   Мерседесов посмотрел на солнце через наполовину напол-ненный водкой гранёный стакан:
   - Я зарплату получаю перечислением. Иду в бухгалтерию - и мне перечисляют монотонным голосом: треть удержана на али-менты, тринадцать процентов - налоги, остальное - на погаше-ние кредитов.
   - Среди основных причин брака любовь занимает второе ме-сто между глупостью и водкой. - с сократовской улыбкой конста-тировал Солитёров.
   Фрол достал из треников смятую пачку "Балтийских":
   - Они есть у всех - удобные домашние штаны, в которых стыдно пойти в магазин.
   Собутыльники не поняли, к чему он это сказал.
   Но, как обычно бывает в России, где, чем непонятнее реп-лика, тем более она гениальна, прониклись к нему нешуточным уважением:
   - Давай за тебя!
   Он расплылся киселём на тарелке:
   - За нас!
   И тут появился лейтенант Конторин:
   - Я не понял. Это нарушение общественного порядка или что? По пятнадцать суток на рыло захотели?
  
   Ирина встретила Тихорецкого у магазина, из которого он вы-ходил с парой бутылок "Алазанской долины".
   - Здравствуйте. - она улыбнулась ему, как любимому брату, которого давно не видела и очень ждала.
   - Добрый день.
   - Вы не могли бы уделить мне немного времени? Я ознако-милась с вашим творчеством и хотела задать несколько вопро-сов.
   Девушка была такой красивой, что у него отчаянно забилось сердце:
   - С превеликим удовольствием. Давайте пройдём ко мне и там поговорим. - его пенис вздыбился милицейской дубинкой, а губы искривила блаженная улыбка идиота.
   - Давайте.
   Взгляд его глаз, будто бы проникающих в самые заветные уголки души, заставил курсанта вздрогнуть.
   Её глаза засверкали, как у кошки сожравшей любимую хо-зяйскую канарейку и уже начавшей осознавать, какая кара ей за это может грозить.
   Они направились к его даче.
  
  
   Сёстры Гладилины пили смородиновую наливку.
   Пермая, закусив рюмку печеньем, уставилась на младшую взглядом василиска:
   - Мы это так и оставим?!
   - Что?! - от испуга Сеноя выплеснула ей в лицо остатки спир-томицина, которые ещё держала во рту между зубными проте-зами.
   - Надо написать бумагу! На Конторина, который прикрывает-ся своим служебным положением!
   - Зачем?
   - Для профилактики!
   Старшую сильно развезло.
   В её возрасте слишком опасно было пить.
   Особенно, закусывая лишь ягодами.
   Но все российско-советские люди так устроены, что хотят напиться, чтобы позабыть о жизненных невзгодах.
   Невзирая на прожитые годы.
   Хотя "горькая" приносит облегчение только на несколько ми-нут.
   А потом становится гораздо хуже.
   Когда мучает похмелье и возникает желание покончить с со-бой.
   И Пермая выдала:
   - Сеструха, помоги! Я - унылая дура!!
   Сеноя, всю свою жизнь боящаяся старшей, сделала перед ней непроницаемое лицо:
   - Самое большее, что я смогу сделать - это, чтобы ты была дурой радостной!
  
  
   - Владислав Олегович, почему вы так жёстко, даже жестоко пишете о войне? - Ирина вздохнула, словно её грызла нечистая совесть, сидя на скамье в саду писателя.
   - Когда-то мальчишками, насмотревшись фильмов и начи-тавшись книг, мы усматривали в ней что-то возвышенное, ро-мантическое. А потом нам самим пришлось воевать непонятно за что. И мы увидели кровь, грязь, понос, вшей, фурункулёз. Ту самую неприкрашенную правду, о которой не говорят, но которая существует. Где яростный мат командира, мордобой дембелей, неприбранные разлагающиеся на жаре трупы своих и чужих, жалкие плачущие пленные, изнасилованные бабы, дикая резня днём и ночью, враньё замполитов и проверяющих. Я отмотал полторы войны и не нашёл в ней никакой романтики.
   - Почему полторы? - курсант смотрела на Тихорецкого со всё более возрастающим интересом.
   Он казался ей загадочнее египетского сфинкса, а она очень любила разгадывать загадки.
   - В Афган нас посылали в командировку на месяц. А на тре-тью неделю получил контузию на голову с потерей восьмидесяти процентов зрения и слуха. Оттого и считаю это за половину войны.
   - А где была целая?
   - В Никарагуа. В первом эшелоне прикрытия северной грани-цы.
   - Мы и там были? - Резвова посмотрела на него взглядом умирающей лани.
   Он так вздохнул, словно никогда не встречал в жизни такой неосведомлённости:
   - Вы неверно задали вопрос. Где мы только не были? - его пальцы не отпускали её руку на мгновение дольше, чем было бы действительно необходимо.
   - Скажите, там было очень страшно?
   От близости её глаз Тихорецкий чувствовал себя неловко, словно в кабинете главного редактора перед заключением до-говора:
   - Если кто-нибудь когда-нибудь вам скажет, что не боялся, он или дурак, или больной. Или просто перед вами рисуется.
   Бывший солдат вдруг распахнул перед ней свою душу, и Ирина поняла, каким ранимым на самом деле является этот внешне невозмутимый человек.
   У неё встал комок в горле:
   - Теперь я понимаю, почему в ваших стихах такая безысход-ность.
   - Тяжело было читать?
   - Нелегко.
   - На душу что-то легло?
   - Почти всё.
   - Странно.
   - Почему?
   - Обычно у женщин мои вещи вызывают отторжение.
   - Наверно, всё дело в том, что я женщина в погонах.
   - Вы шутите?
   - Нет. Заканчиваю училище погранвойск.
   - Это здорово. Не возражаете, если я возьму у вас своего рода интервью? Даю слово, меня совершенно не интересуют военные тайны! А если вдруг случайно задам неудобный вопрос, сразу меня остановите! Идёт? - Тихорецкий смотрел на сер-жанта грустно и спокойно, как человек, знающий, что от жизни ему уже нечего больше ждать
   - Идёт.
   - И мне очень бы хотелось вас сфотографировать в качестве персонажа для романа. Личную безопасность и неприкосновен-ность гарантирую на двести процентов. И никакой эротики, этим не занимаюсь.
   На мгновение их взгляды встретились.
   Генеральскую дочь обдало жаром от пламени, горящего в глубине его синих глаз:
   - Я верю. Вы желаете снять меня в форме?
   - Это было бы прекрасно.
   - Договорились. Но не бесплатно. Вы почитаете мне что-нибудь ваше, не вошедшее в сборники, которые вы дарили Ок-сане. - курсант вцепилась в автора, как лайка в медведя.
   Он ощутил себя человеком, которого внезапно огрели дуби-ной по голове.
   Или сковородой.
   Владислав смотрел в глаза Ирины, стоя перед ней живым истуканом, и ничего не мог с собой поделать.
   Казалось, именно это лицо виделось ему в снах, как недо-стижимая мечта.
   В сердце вонзилась ледяная заноза и никак не хотела таять.
   В конце концов поэт несколько опомнился.
   - Я жду приближения вечера,
   Когда солнце уходит в закат,
   Чтоб получить приглашение
   На праздник, где каждый мне рад.
   И тогда в золочёной карете
   Я поеду на сказочный бал,
   И до самого до рассвета
   Меня примет в объятья вальс.
   Будут мне улыбаться дамы,
   Бароны, маркизы, князья -
   Под личиной лихого гусара
   Перед ними предстану я.
   И никто во дворце не узнает,
   Почему в моём сердце грусть;
   В сновидении сказка растает -
   Я в пыльном чулане проснусь.
   Некоторое время они молчали.
   По стволу яблони вниз проскочила непонятно откуда взяв-шаяся в центре садоводства белка.
   Внезапно она вернулась, распушила хвост и уставилась на них умными глазами-бусинами, словно здоровалась.
   А потом молнией исчезла.
   Ирина заметила подходящую к ним Карамельченко:
   - А вот и Оксана.
   - Да уж, её лишь нам и не хватало.
   Подойдя, скульптор окинула всех взором императрицы:
   - Я пришла.
   - Раз так, то иди в дом. - писатель глянул на неё, как на вра-га народа, и при этом так ухмыльнулся, что у ваятельницы за-чесалась рука съездить ему по физиономии.
   А чуть позже литератор тронул пограничницу за локоть:
   - Тогда договоримся встретиться завтра?
   Подобно всякой привлекательной молодой женщине, Резвова не могла посетовать на недостаток мужского внимания.
   Но Владислав отличался от тех мужчин, с которыми она была знакома.
   Честно говоря, по сравнению с ним все они выглядели довольно бледно.
   Даже те, кто носил погоны.
   Солдатка должна была признаться самой себе, ей импони-ровало его предложение:
   - У вас или у меня?
   - Всё равно.
   - Тогда у меня. Часов в одиннадцать?
   - Да.
   Поломойка поморщилась, с тревогой глядя на Владислава.
   Она боялась за него и за себя и хотела, чтобы Ирина, от ко-торой исходил явный аромат сексуальности, оставила его в по-кое
   И это был ещё один шаг к личной трагедии ваятельницы.
   Генеральская дочь ушла.
   Карамельченко бросила на Тихорецкого многозначительный взгляд из-под полуопущенных ресниц.
   И положила руку ему на плечо, почувствовав, как он напрягся:
   - Зачем? - его глаза горели, когда он схватил её за запястье и сбросил руку.
   Она не успела ничего сказать.
   Около них возник из ниоткуда Задрищенко.
   - Владислав Олегович, мне очень важно ваше мнение.
   - По поводу?
   - Того, что я родил. - овечьим голосом проблеял непризнан-ный никем пока гений.
   У профессионала стали печальные, как у Швондера, глаза фанатика пера:
   - А вам это было нужно?
   - А как же?
   Автор бестселлеров прожёг зажигалкой полиэтиленовую пробку на бутылке с вином, залпом осушил примерно половину и обречённо выдохнул:
   - Читайте...
   - Прямо так, на природе?
   - Почему нет? - Задрищенко был ему также нужен, как уши фаллосу.
   А Виктор Николаевич расцвёл цветком после поливки:
   - С самого рождения мы уже твёрдо знали, что когда-нибудь будем жить при коммунизме. Так нас учили, так го-ворили. И мы верим. И понимаем: да, действительно придёт время, когда зайдёшь без всякой очереди в магазин, неважно - днём или вечером - и возьмёшь сколько тебе нужно самого различного дефицита, от которого полки ломятся. А не нужно, не берёшь - смотришь, как другие отовариваются. И всем хватает. И все предупредительны и взаимовежливы...
   У Задрищенко был хорошо поставленный голос профессио-нального мастера художественного слова.
   Но голосом дело и ограничивалось.
   Настоящим актёрским мастерством Виктор Николаевич не обладал, и когда он проводил еженедельные диспетчерские совещания вместо начальника цеха, итээры ассенизаторского производства мирно дремали.
   Владиславу стало скучно после третьего предложения.
   Так, как написал этот графоман, не писали уже много лет.
   Очередная бездарность пытается доказать, будто у него есть литературные способности.
   Послать его далеко и надолго?
   Неудобно, всё-таки живёт по соседству.
   К тому же сегодня книги пишут все кому не лень!
   Слава Богу, многим, вроде этого борзописца, лень!
   Тихорецкий перестал вслушиваться в монотонный голос, обратившись мыслями к Ирине.
   Его сердце забилось сильнее при одном воспоминании о ней.
   Он подумал о том, что пока она здесь, ему хорошо.
   Но когда закончится её отпуск, и она оставит его одного...
   Литработник чувствовал, как постепенно к его восхищению девушкой примешивается мрачная тоска, переходящая в тихий ужас.
   - Сами такого не увидим, нашим детям счастье улыб-нёт-ся. Они не доживут - внуки достигнут, им не повезёт - прав-нуки обязательно своего добьются. Главное, чтобы перспек-тива была, а ради неё и горы можно свернуть, лишь бы знать, что там, впереди...
   Владислав в несколько глотков допил первую бутылку.
   И закурил, давая самому себе паузу, чтобы подобрать слова, не обижая придурка, возомнившего себя Толстым.
   - Ну как вам? - тот преданно-фальшиво заглядывал ему в глаза.
   Автору захотелось надвинуться на Задрищенко слоном на Моську:
   - Зачем это написано?!
   - Я вас не понял!!
   - Что вы хотите сказать вашей нетленкой?
   Виктор Николаевич был не готов к подобному вопросу и от-того не знал, что ответить.
   Ну не рассказывать же в самом деле об истинных причинах, заставивших его взяться за ручку.
   А Тихорецкий достал вторую бутылку вина и пальцами сор-вал с неё затычку:
   - Зачем вы пытаетесь влезть туда, где не нужны! Писатель существует для того, чтобы говорить! А вам, чёрт меня побери, сказать просто нечего, кроме затёртых банальностей! - он очень редко употреблял слово "бездарность", но про обоссум соседа иначе сказать не мог. Хотя и сдерживался изо всех сил. - Как я понимаю, вас не слушают ни дома, ни на работе, и от этого вы сунулись в писательство?
   Виктор Николаевич принял позу персидского сатрапа Дария, обиженного царём спартанцев Леонидом:
   - Каждый имеет право на самовыражение!
   - Не смею возражать.
   - Я так вижу мир!
   - Тогда говорите о вашем видении без попыток напечататься где бы то ни было! А уж я не собираюсь вам в этом помогать! И так хватает подобных вам авторов типа Концовой и Дакунина, ворующих сюжеты у других и пишущих за месяц триста страниц, которые написать невозможно просто физически! - новая доза алкоголя сделала писателя чересчур говорливым. - Вот сейчас я сделаю самолётик из вашей шедевралки, и в ней окажется столько дерьма, что он не взлетит!.. Надеюсь, вам понятно в каком направлении находится ваша короткая дорога?!
   - В смысле?! - Задрищенко принял позу древнеримского им-ператора, оскорблённого вольноотпущенником.
   - Запомните на будущее - это дорога из трёх букв, напи-санных на каждом российском заборе.
   Стоило Тихорецкому выпить, как он начинал называть вещи своими именами.
   Хотя по трезвости обычно сдерживался, щадя чужое само-любие, даже если оно того не стоило.
   И потому всегда старался подбирать обтекаемые фразы.
   Но не тогда, когда во лбу сидел стакан.
   - Вы о чём?!
   - О том, что дилентантам не следует марать попусту бумагу. Та, конечно, всё стерпит, но во всяком деле нужен профес-сионализм и хотя бы малая толика способностей! - вино окон-чательно убедило Вадислава в глубине его восприятия твор-чества производственного администратора. - Сделайте так, чтобы я больше не слышал вашего графоманского бреда, будучи в трезвом уме! А после доброй дозы я готов посмеяться, тогда шедевралку, вероятно, и можно будет слушать!
  
  
   Сундуков искал подарок Тихорецкому ко дню рождения.
   Он придирчиво выбирал галстук, косясь на даму крупных размеров, рассматривавшую вывешенные для обозрения блузки.
   Неудовлетворённая осмотром, она подошла к продавцу, и Валерий Николаевич напряг слух:
   - Молодой человек, а что-нибудь весёленькое для меня есть?
   - Нет, мадам. Вас хочется обнять и заплакать!
   Карамельченко пила кофе и размышляла о Тихорецком.
   Хотя она не считала, что для неё всё потеряно, тем не менее явный интерес писателя к Ирине поколебал надежду Оксаны стать его женой или хотя бы любовницей.
   Она отомстит за себя!
   И попортит немало нервов Владиславу!
   Или вообще отравит ему жизнь!
   Во что бы то ни стало!
   Любой ценой!
   А потом сделает так, чтобы он понял, как Валентиновна ему нужна!
   Прямо-таки необходима!
   Любовь и ненависть - два самых сильных чувства, соперни-чающие между собой, руководя поступками людей.
   Но переход из крайности в крайность казался пугающим.
   Ненавидеть Владислава - одно!
   А испытывать к нему любовь - совсем другое.
   И ещё неизвестно, что хуже!
   В её сердце бурные и порывистые страсти сменяли друг друга подобно набегающим на песчаное побережье волнам.
   - Здравствуй, Оксана.
   Молодая женщина вздрогнула от неожиданности.
   Перед ней стоял Задрищенко, улыбаясь во весь рот.
   Ему нужна была должность, чтобы на него смотрели с во-сторгом.
   Он просто пылал желанием показать свои качества ответст-венного работника, и Карамельченко, нащупав у него эту ахил-лесову пяту, добросовестно ему подыгрывала, получая взамен некоторые льготы.
   Например, молчание о том, что они работают вместе.
   Ибо признаться, будто она является секретарём на заводе - это нонсенс!
   Столь возвышенная натура не может иметь ничего общего с полупьяными грязными работягами!
   - Кофе не желаете?
   - Не откажусь. - Виктор Николаевич принял чашку с "Мокко". - Ты сейчас очень занята?
   - Не особенно, а что?
   - Хочу тебе прочитать свой рассказ.
   - С удовольствием послушаю! - Оксана с фальшивой ра-достью захлопала в ладоши.
   Со стороны было противно смотреть, как она лебезила перед начальником.
   Самодовольная и внутренне презирающая всех, кто ниже её по должности, Карамельченко совершенно менялась перед вы-шестоящими.
   А так как всем и каждому пыталась доказать, что она натура независимая, придумала сказку, будто по китайскому и кельт-скому гороскопам Виктор Николаевич ей хозяин.
   Скульптор не первый раз слушала опусы зама и всегда вы-давала ту реакцию, что от неё ожидалась.
   А именно - восхищение.
   Работники "Засранскприбора", которые читали или выслу-шивали его труды, откровенно смеялись над борзописцем.
   За ним прочно закрепилась ироническая кличка "Задорнов".
   Однако по странному образу мыслей, свойственному скорее душевнобольным, Задрищенко не обижался на неё, но, наоборот укреплялся в своём мнении, что он обладает несомненным ли-тературным талантом.
   Правда, сегодня его вера в себя, как в Олега Роя, несколько поуменьшилась.
   Но ведь ещё не вечер!
   Когда он начал читать, волосинки на его высокой лысине торчали, как антенны.
   Ирина вышла из озера, улеглась на большое махровое поло-тенце, подставив солнцу спину.
   Вода была тёплой, ветер умеренным, что сулило ровный за-гар.
   - Мужчина, не нависайте надо мной!
   Услышав писклявый голос, генеральская дочь приподняла голову.
   Справа от неё сидела дебелая дама, возмущённо взиравшая на тощего мужчину с волосатой грудью.
   - Почему? - он сильно удивился.
   - Вы мнёте мою ауру.
   Волны с ровным шумом накатывались на прибрежную гальку и сползали обратно в озеро, шевеля камешки.
   Резвова обратилась мыслями к Тихорецкому.
   В нём было что-то загадочное, что выгодно отличало его от других мужчин, которых она знала.
   Мало того - умён и обходителен без малейших признаков эротопоползновений, да к тому же - настоящий писатель, ничем не выпячивающий собственную известность и не занимающийся самолюбованием.
   Прост и скромен в общении.
   Почему он выглядит гораздо старше своих лет?
   Вероятно, на войне пришлось хлебнуть такого, что даже трудно представить!
   Впрочем, судя по стихам, представить как раз можно!
   Курсант неожиданно призналась сама себе, что Владислав ей очень интересен.
   Вот только пока непонятно - как личность или как мужчина?
   В этом следовало поскорее разобраться.
   А для этого нужно побольше с ним пообщаться...
   - Послушайте, вы не в моём вкусе! - пропищала толстушка.
   - Между прочим, вы меня ещё и не пробовали!
   Эсеров, Мерседесов и Солитёров продолжили пить водку на лесной поляне, в двух шагах от которой бежал ручей.
   Узкий, метра два в ширину и в полметра глубиной - изви-вался змейкой, спеша и искрясь на крошечных перекатах, убегал влево, в ершистый ельник, и там пропадал.
   А по ту сторону от него лежал пляж - обкатанный водой галечник; мелкий, крупный, вроде разбросанных перепелиных яиц.
   К пляжу подступал лохматый кустарник в половину челове-ческого роста.
   - Оксаний, а как ты стал сантехником? - поинтересовался Фрол у друга.
   Тот громко рыгнул:
   - В детстве я мечтал быть космонавтом. Но в четвёртом классе меня укусил сантехник.
   Сочувствуя собутыльнику, Солитёров разлил "горькую" по одноразовым стаканчикам:
   - У нас, электриков, один закон, или на щите, или под щитом! - он поднял свою дозу. - Специальность интересная, но опасная. Соединишь не те провода, и тебя как трахнет! Так выпьем же за то, чтобы профессия не вступала с нами в интимные отношения!
   Тост был горячо поддержан.
   А позже, зажёвывая выпитое куском вафли, Венцеслав поин-тересовался у Эсерова:
   - Что бы ты выбрал, ящик водки или вечную жизнь? Ответь или я тебя брошу ферзём через бедро..
   Тот посмотрела на него как на дебила:
   - Что сказано словом, то не вырубишь топором, брателло!.. Ящик водки, конечно! Ведь всё равно через семь миллиардов лет солнце погаснет!
  
  
   Тихорецкий сидел на парапете домашнего бассейна с сига-ретой, подыскивая рифму к слову "одуванчик".
   В воде плескались Люкс и Кебаб:
   - Этот мир очень жесток. - пожаловался Веня.
   - Почему? - Лёля взирала на него, как новобранец на коман-дира роты.
   Его ответ был заготовлен заранее:
   - Даже мой носок не может найти себе пару.
   Владислав подумал об Ирине не в силах убрать с лица идиотскую улыбку.
   Его сердце забилось чаще обычного.
   Даже возникло детское желание под каким-нибудь благовид-ным предлогом сходить к девушке.
   Он не страдал раздутым самолюбием и потому не боялся обнаружить перед ней слабость.
   Писатель понимал, что вступает на скользкую дорожку, но остановиться уже не мог.
   Или не хотел?
   - Привет! Что было хорошего, пока меня не было? - Каролина поцеловала его в щёку и по-хозяйски уселась на колени.
   Тихорецкий испытал сильное раздражение, словно в тот мо-мент, когда наконец пошёл долго не удававшийся эпизод рома-на, неведомо откуда появилась фанатка и принялась расспра-шивать, где он берёт сюжеты.
   И потому ответил с преувеличенной вежливостью:
   - Всё было хорошо, пока тебя не было.
   Задрищенко стоял на веранде, подводя итоги.
   Жена и писатель не оценили его талант.
   Только Карамельченко выслушала с интересом и даже по-смеялась.
   Но была она искренна или нет?!
   Вот в чём вопрос!
   Может, Оксана просто хотела сделать ему приятное, помня, что работает под его началом на "Засранскприборе" и решила ему польстить?
   Расклад получался не в пользу псевдоЖванецкого.
   Это было обидно.
   А тут ещё озлобленная на него Евдокия не давала спокойно подумать, отвлекая своим визгливым голосом:
   - Кутузов Москву спалил - он герой! А когда я котлеты сожгла - так сразу дура и овца косорукая! - она встала за спиной мужа в позе капо из концлагеря. - Ты когда утюг починишь?
   - Завтра! - без всякого энтузиазма пообещал Виктор Нико-лаевич.
   - Завтра, завтра!
   - Заткнись, а то уши оторву!
   - Всё ты делаешь завтра!
   - Правильно! Завтра мне всего не успеть! Я починю его на следующей неделе!
  
  
   Сёстры Гладилины смотрели по телевизору вечерние из-вестия.
   - Сегодня утром в центральном парке нашего города был найден в окружении обезумевших голубей мёртвый промоутер в костюме батона. - с удовольствием Джека-потрошителя в юбке поведала ведущая.
   Сеноя передёрнулась:
   - И чего это люди всё время новости смотрят?
   - А вдруг случится что-то такое, что завтра не надо будет ид-ти на работу?
  
  
   Конторин самозабвенно занимался кунилингусом со смазли-вой, по-спортивному крепкой, но без мужской мускулистости, за-горелой девицей с серыми глазами и густыми светлыми воло-сами.
   Её звали Лада Аксиомова, и она была его невестой.
   Любовь участкового работала фельдшером в местном сан-пункте, где кроме йода и зелёнки, практически ничего не было.
   Не считая просроченных бинтов.
   Жители посёлка- люди выносливые.
   Их царапины можно излечить народными средствами или зашить суровыми нитками.
   Оттого девица была практически свободна весь рабочий день.
   Времена земских врачей, готовых помочь страждущему в любое время суток ушло безвозвратно.
   Она попробовала было поступить в медицинский институт, но не хватило знаний.
   И оценок для проходого балла.
   Да и официальная зарплата доктора после шести лет обу-чения тоже не особенно привлекала.
   Проще принимать плату за лечение натурой.
   Всегда сыта и губы в молоке!..
   Рука Эраста забралась ей под юбку.
   - Милый, давай сегодня пропустим, у меня так голова болит - просто разрывается!
   - Странно, днём ты - полностью здорова, а по ночам в посте-ли постоянно недомогаешь! - участковый надулся ребёнком, у которого нагло отобрали сладкую шоколадку.
   - Понимаешь, это у нас семейное. Мне вечерняя мигрень до-сталась по наследству от матери, а той - от её матушки. - у Лады была ласковая улыбка доброй бабушки.
   - Ни фига себе семейка! И как же вы умудрялись размно-жаться?!
  
  
   Тихорецкий стоял у входа в дом, пуская кольца дыма в чер-нильное небо, в котором волчьим глазом светилась луна.
   В нём рождались стихи, посвящённые Ирине.
   Нам с тобой не дано повстречаться -
   Мы с тобою из разных миров;
   Никогда мне к тебе не прорваться
   Сквозь невидимый тонкий покров...
   Для тебя я останусь видением
   На экране, мелькнувшем в огне,
   На короткое очень мгновение, -
   Силуэтом в вагонном окне.
   Он вздрогнул, когда ему на плечо легла рука:
   - Милый, ты о чём мечтаешь?
   Владислав старался не выражаться при женщинах, но сейчас его прямо-таки потянуло нелецеприятно высказать уроженке Иваново своё мнение о дурах, сбивающих творческого человека с мысли.
   О той самой, способной убежать так далеко, что её потом невозможно догнать даже на быстроходном Пегасе.
   Но писатель сдержался.
   Истинные джентльмен никогда не бросает женщину.
   Он делает так, чтобы женщина избавилась от него сама.
   - Так о чём ты мечтаешь?
   - О море, о яхте, о солнце. И ты рядом - тонешь!...
  
  
   Первые лучи наступающего дня осветили окно.
   Леля и Лиля уже пили утренний кофе на кухне метра.
   Хаммер закурила сигарету, глядя на подругу рентгеновским взглядом:
   - Кто-то говорил мне, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны!
   Она жаждала чистой и настоящей любви, о которой мечтает любой.
   Поэтому и писала в стиле Михалкова, надеясь, кто-то оценит её видение детства и бросит к ногам возможность не работать диспетчером в таксопарке, а полностью отдаваться творчеству.
   Не приносящему до сих пор особых доходов.
   Почему поэтесса не Каринина, Концова, Левитанова?!
   Или ей пока не повезло?!
   Или она незаметно для себя слишком впала в собственное детство, исчезнувшее в прошлом и воспроизводимое заново в произведениях?!
   Зарплата в такси позволяла представительнице богемы жить, однако той хотелось известности, кроме литобъединения, где оценивались рождённые по ночам опусы.
   А Тихорецкий не спешил проталкивать её готовые нетленки к широкомассовому читателю...
   Будущие лауреаты Пулитцеровской, если не Нобелевской премии по литературе, не заметили, как к ним подошёл зверски замученный похмельем Люкс:
   - Девчонки, вы не правы! - он с наслаждением приник к рас-солу, оставшемуся в опустошённой ночью банке маринованных огурцов. - Мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, с которой должен жить!
   И при этом он чересчур выразительно посмотрел на автора хокку.
  
  
   Эсеров раненым воином брёл по посёлку.
   Он проводил взглядом импортный автомобиль, который, скрипя всеми суставами и сочленениями, остановился у дома Тихорецкого.
   И рискнул к нему подойти:
   - Почтенный, вы никогда не задумывались над гранью пара-доксов и над перспективою её расширения?
   Эмиль Аденома-Простатский, главный редактор и владелец издательства "Пятница", благообразный подтянутый мужчина с седой львиной гривой, имевший много ума в маленьких неопре-делённого цвета глубоко посаженных глазах, пристально глянул на аборигена с лицом забулдыги, как минимум пившего неделю без продыха:
   - Извините, я в завязке.
   У него был незыблемый принцип - не принимать алкоголь с гегемонами, которые могут в состоянии сильной эйфории набить морду лица человеку не их круга.
   Такое уже не раз и не два случалось с ним в молодости, и он вовсе не жаждал повторения тех ощущений в зрелости.
   А точнее - в старости.
   Фрол понял, ему ничто не светит, и пошёл было подальше от жадины, пока не был остановлен криком, напоминавшим пио-нерский горн на утренней лагерной побудке:
   - Где живёт Тихорецкий?!
   Пролетарий вернулся назад к иномарке.
   - Когда я еду к другу церемониальным маршем, мне хочется выглядеть хорошо, но голова отключается...
   В грузчике проснулась коммерческая жилка:
   - Сто рублей!
   Поллитра палёной водки в минимаркете стоила шестьдесят, да плюс двадцать два на самое дешёвое пиво, а остаток пола-гался на "Приму".
   Эмиль Васисуальевич протянул ему купюру:
   - Где, твою мать?!
   Фрол ткнул пальцем в ворота писателя в двух шагах от оста-новившегося "Volvo" и исчез вампиром, попавшим под луч солнца, чтобы залить в одно жало "элексир жизни алкоголика" - водовку с пивенсом, возрождающим из похмельной могилы лю-бого, кто не знает своей нормы...
  
  
   Сёстры Гладилины проснулись поздно.
   Не сами - их разбудило сообщение по не выключенной на ночь радиоточке:
   - РАО ЕЭС приглашает страшненьких, страшных и очень страхолюдных девушек для участия в конкурсе красоты "Мисс 220". Фотографии победительниц будут размещены на дверях ячеек распредустройств с надписью: "Не влезай! Убьёт!".
   Пермая широко зевнула и яростно потянулась:
   - Знаешь, я боюсь проснуться в гробу. Поэтому велела себя кремировать.
   - А в печке проснуться ты не боишься? - робко улыбнулась Сеноя.
  
  
   Прихорашиваясь перед зеркалом, Тихорецкий испытывал лёгкое волнение.
   Посмеивался над собой - влюблённый подросток, - но вол-нение от этого не проходило.
   Его слишком волновала съёмка Резвовой.
   Он боялся чересчур возбудиться и тем напугать красивую девушку, способную подумать о нём чёрт знает что.
   А так не хочется выглядеть идиотом в глазах той, которая, сама того не зная, становится его музой.
   Для того и нужны фотографии, чтобы любоваться милым ли-цом, черпая из его осмотра жизненные силы, когда вокруг всё черным-черно и кажется, что уже больше никогда не будет про-света в жизни и творчестве.
   Писательская импотенция способна сломать любого.
   Сделать аликом - алкоголиком.
   Превратить в нарика - в наркомана.
   И только очередная муза способна вывести из кризиса, при-дать новые силы, навеять свежие, давно, вроде бы, забытые самым автором идеи и философские взгляды.
   Ради этого стоит жить, надеясь на лучшее!
   И умирать, кстати, тоже!
   Особенно из-за конкретной девушки - музы по имени Ирина.
   А что там сказано в гороскопе?
   "Дерзайте и двигайтесь только вперёд. У вас благоприятный день для любого рода начинаний".
   Хорошо-то как!
  
  
   Гарик и Веня пили на двоих оставленную для опохмелки по-луторалитровую бутылку пива.
   Закурив длинный окурок, обнаруженный в переполненной пе-пельнице, Люкс блаженно осклабился:
   - Слушай, надо бы спросить у шефа, а вот раньше, когда он был мелким, как его поколение жило без боевиков, триллеров, ужастиков?
   И замолк, словно собака, переставшая тявкать, чтобы поис-кать блох.
   Шпроттер посмотрел на приятеля охотничьим псом на за-гнанную дичь:
   - Раньше, Венечка, люди были гораздо чувствительнее... Их добрые чувства можно было пробудить лирой...
   После выпивки он всегда чувствовал себя виноватым перед всеми и потому предпочитал говорить правду, как она ему пред-ставлялась.
   В первый миг поэт-юморист был, понятное дело, ошарашен и не смог этого скрыть.
   На его лице быстро сменяли друг друга растерянность, удив-ление и искреннее непонимание.
   Слишком неожиданным оказался ответ-сюрприз.
   Потом он овладел собой, стараясь выглядеть спокойным, даже безмятежным:
   - Но ведь лира - это даже меньше рубля!
  
  
   Оксана с глубочайшим неудовольствием восприняла интерес Тихорецкого к Ирине.
   Потому что не оставляла мысли затащить его в ЗАГС.
   Правда, дальше планов дело пока не шло.
   Впрочем, робостью скульптор не отличалась.
   Она уже открылась писателю в любви, испытав при этом го-рькое разочарование.
   Как того и следовало ожидать.
   И всё же Карамельченко не теряла надежды.
   Настойчивость казалась ей непременным условием для до-стижения вожделённой цели, чтобы найти выход из создавше-гося положения.
   Поэтому Валентиновна направилась к дому автора бестсел-леров.
   Ваятельница точно рассчитала момент.
   Они словно бы невзначай столкнулись нос к носу.
   По крайней мере, писатель должен был поверить именно в случайность, когда упёрся в её грудь посреди главной улицы садоводства.
   - Доброе утро. - он был невозмутим и корректен, как хорошо вымуштрованный охранник, стоящий на фейс-контроле.
   - Я не спала всю ночь, и ты этому виной! - в её восклицании был элемент театральности - ей хотелось обратить на себя на-стоящее внимание.
   - Как так?
   - Я твой друг, поверь. Может быть, единственный настоящий в этом посёлке.
   - И что тебе надо?
   - Давай отойдём, не хочу, чтобы нас видели.
   Они сделали несколько шагов в сторону, войдя в боковой переулок.
   - Хочу, чтобы знал, когда я увидела тебя впервые, в моём сердце что-то дрогнуло. Я поняла, ты и есть мой избранник. - у Карамельченко был такой слабый голос, точно она только что поднялась пешком на шестнадцатый этаж дома, в котором испорчен лифт.
   - Свежо придание, да верится с трудом!
   - Однако я отказала доброму десятку претендентов на меня. - Воронихин с бюстом смотрела на него влюблёнными глазами.
   - Почему?
   - Потому что мне нужен ты. Потому что желаю тебя. Хочу, чтобы ты стал моим и полюбил меня, как я тебя.
   - Ты не слишком поздно вспомнила о любви?
   - Разве я не желанна? Не прекрасна? Я буду тебе верной женой... - чувствовалось, у Оксаны было твёрдое намерение поразить его сверхчеловеческой заботой и любовью.
   Но Владислав напоминал смельчака, решившегося по тон-кому льду перейти океан:
   - Я не собираюсь жениться.
   - Это пока. Понятно, любовь не может родиться на пустом месте. - скульптор вздохнула, показывая этим, как ей горько, что он влюблён не в неё. - Но она может начаться прямо сегодня.
   - Это как?
   - Просто из чувства благодарности. Потому что я - един-ственная, кто может спасти от этих авантюристок, что вьются вокруг тебя. - у неё был вкрадчивый голос нимфоманки.
   - Странный у нас получается какой-то разговор.
   - Твоя беда в том, что ты не разбираешься в женщинах. - сказала Карамельченко тоном человека, глубоко знающего пред-мет. - Подумай, что им надо?
   - И что же? - он покачал головой, и его лицо прорезали жёсткие морщины.
   - Твои деньги, известность и связи. Разве не так?
   - Допустим. - Тихорецкий коротко и зло рассмеялся, смотря на неё отнюдь не глазами влюблённого.
   Вообще-то нельзя сказать, будто её слова заставили его прозреть.
   Замечание Монферрана-любителя только подтвердило то, что другие видят, - что он пытался скрыть от самого себя.
   Его придумывают, не пытаясь проникнуть через защитную броню, которой он себя окружил.
   Это наблюдение делало честь Оксане.
   И тем не менее писатель встал насмерть подобно погра-ничнику в 1941 году, решившему умереть, но не сдавать фашис-там родную заставу:
   - Я не могу гарантировать тебе верности... Ты представ-ляешь, в какое положение себя поставишь? - автор бестсел-леров откровенно тяготился её обществом и желал как можно скорее положить конец разговору.
   - Я рискую... Но за этот риск получу тебя. - она улыбнулась торжествующей улыбкой лесной русалки. - А начнёшь мне изменять, кастрирую...
  
  
   Главный редактор издательства "Пятница", издававший произведения Тихорецкого, с вожделением рассматривал набо-ры пластмассовых солдатиков эпохи наполеоновских войн.
   Седые волосы, разделённые на прямой пробор, клочковатые брови, щётка усов на худощавом лице с резкими чертами, носом с крупными ноздрями и тяжёлым подбородком делали Эмиля Васисуальевича Аденома-Простатского старше своих лет.
   Хотя и так прожившего на свете уже почти шестьдесят.
   - Он съел три огурца, банку шпрот, две упаковки селёдки, выпил три пакета кефира и сел в автобус. - вкрадчиво сообщил радиодиктор. Выдержал паузу и подвёл итог. - Смотрите на Первом канале сериал "Остановка по требованию"!
   Литератор тщательно сверился со списком.
   Владислав будет очень обрадован получив на день рождения наборы польских улан, русских, французских и прусских гусар, саксонских кирасир, несколько европейских домиков, травяное покрытие и ёлочки.
   То же самое он купил и себе, потому что давно заразился от автора этим хобби - раскрашивать солдатиков и составлять из них панорамы битв начала XIX века.
   Только, в отличие от него, делал не конкретные сражения - Аустерлиц, Бородино, Лейпциг, а смешивал всё воедино.
   В конце концов он делал это лишь для себя, поэтому не следовал исторической правде.
   Зато глаз радовался при виде смешавшихся в бою конницы и пехоты в мундирах, не совсем тех цветов, которые им были положены.
   Зато красиво!
   И когда красишь, здорово успокаиваешь нервы!
   - После того как появились Интернет-форумы и возможность оставлять комментарии, стены общественных туалетов стали значительно чище.
   Тихорецкий ожидал Ирину около её дачи, подготовив фото-технику к съёмке.
   Когда она появилась на крыльце в парадной форме, он во-схитился, как математик, которому удалось доказать недока-зуемую на протяжении столетий теорему:
   - Прекрасно выглядите!
   Любая современная девушка, даже носящая на плечах по-гоны, не может остаться равнодушной к комплиментам и тону, каким они сказаны.
   - Спасибо! - она зарделась от удовольствия.
   - Начнём?
   - Да, не будем терять время. - его взгляд сделался фана-тичнее взгляда Андрея Рублёва, пишущего икону Богоматери.
   Владислав снимал генеральскую дочь на фоне цветника, на ступенях крыльца, в окне, на траве, на скамье.
   Делал её портреты, средние планы, брал в полный рост.
   В парадной форме, в кителе, в серой рубашке, в камуфляже, в платье.
   После того, как курсант в очередной раз переоделась, они устроили перекур, присев в тени развесистой яблони.
   Ирина рассмеялась.
   - Что с вами?
   - Просто я подумала, что, наверно, стану первой в истории литературы музой в погонах!
   - Скорее всего. - автор был очень серьёзен.
   - Неужели в будущем удостоюсь великой чести быть упомя-нутой мелким шрифтом в каком-нибудь примечании к вашей био-графии? - у неё в голосе вроде бы было равнодушие, но лу-кавство из глаз не исчезало.
   Пограничница чувствовала себя неловко под его взглядом, хотя и не могла объяснить себе почему.
   - Обязательно. - у него был тон Остапа Бендера, охмуряю-щего Эллочку-людоедку.
   - Вот уж повезло. - Резвова проводила глазами тающую в небе струйку дыма. - Хочу у вас спросить, а стоит ли пока-зывать читателю войну так, как показываете вы?
   Тихорецкий прикурил новую сигарету:
   - Так сразу и не ответишь.
   - А всё-таки?
   - Наверно, стоит. Потому что я уже давно сомневаюсь, всё ли было так, как нам подавали? Далеко не все герои той войны были истинными героями. И такой ли уж славной она была? - он выдавил из себя покаянную улыбку. - Любому писателю нужно выбрать между неприглядной правдой и красивым вра-ньём. Поэтому в своих вещах я предпочитаю истину, в каком бы обличьи она не представала. В этом и состоит моя задача - доносить её до читателей. Потому что мы все были убиты на той войне. Там и тогда похоронены юношеские романтические мечты и честолюбивые надежды... моих вещах я предпочитаю истину, в каком бы обличьи она не представала.
   - Мы удивительные люди. Робкие в быту и герои на войне. Чтим погибших и не платим выжившим.
   - Всегда считаем себя умнее других, потому и постоянно оказываемся в дураках.
   Оксана заявилась на дачу Тихорецкого, желая пообщаться с Абрикосовой.
   Открыть ей глаза на кобелиную сущность писателя.
   Какая женщина простит измену?!
   Даже, если та мнимая?
   Однако, вполне правдоподобная на взгляд!
   Скульптор решила действовать, как подстрекатель и прово-катор, организатор и вдохновитель.
   И тем самым надёжно устранить соперницу.
   Каролина загорала в саду, потягивая из бокала джин-тоник.
   - Не помешаю? - Карамельченко присела рядом с ней прямо на траву.
   - Отнюдь. - в голосе фотомодельки прозвучал намёк на ве-ликосветские интонации - желание сразу поставить между ними барьер.
   Госпожа снизошла до разговора с прислугой.
   В другое время непризнанный современниками гений сразу поставила бы хабалку на место, но сейчас не стала размени-ваться по мелочам.
   - Не знаю, как у вас, а у меня болит душа.
   - Отчего же?
   - От того, что ваш Владислав вам изменяет.
   - Что-о?! - в голосе Каролины появились визгливые, базар-ные интонации. - С кем?!
   Она уже больше не вела себя так, точно была близкой род-ственницей английской королевы.
   - С моей подружкой, генеральской дочкой Ирой Резвовой.
   Удар был нанесён мастерски.
   Дочь простых рабочих-станочников всегда стеснялась своего социального происхождения и старалась как можно реже о нём упоминать.
   И потому взвилась коброй, готовой наброситься на мангуста:
   - Это точно?!
   Видимо, та, о которой было сказано, была хороша и поль-зовалась при этом репутацией соблазнительницы - при богатом-то папаше!
   Иначе бы Оксана не намекнула о её низкой продажности.
   - Желаете убедиться?
   - Естественно!
   - Тогда пойдём!
   Абрикосова натянула на себя одежду со скоростью ново-бранца в карантине.
   Пылая желанием убить Тихорецкого, она не заметила зло-радства в глазах доброжелательницы.
  
  
   Анна Львовна, мать Ирины прохаживалась по парку косме-тологической поликлиники, прислушиваясь к пению птиц.
   Коллеги по несчастью - ждущие операции или уже после неё пытались убить время, зверея от ничегонеделания.
   Те, кто не удосужился дойти до ограды, ограничивающей тер-риторию медкомплекса, как это называется, с обратной стороны.
   Там, за чугунной решёткой, приятная на вид даже для жен-щины, цыганка раскинула карты.
   Заинтересованная генеральша подошла поближе.
   - До пятидесяти лет вы будете страдать от нехватки денег. - гадалка ослепительно улыбнулась.
   - А потом? - подчёркнуто равнодушно поинтересовалась её клиентка, усыпанная веснушками, что было нехарактерно для её возраста - от тридцати до сорока.
   - А потом привыкнете.
   Выслушав приговор судьбы, "Весняна", отчаянно попыта-лась принять гордую позу.
   Что вызвало у старшей Резвовой усмешку, когда та, споты-каясь, удалилась к жилым корпусам.
   Она придвинулась поближе, сама не понимая, зачем это де-лает.
   - Да шо ж вы на меня кашляете?! - проходившая за оградой мимо гадалки дама с увесистыми сумками ощерилась, точно волчица, защищающая своих волчат от врага.
   - Я не на вас, мадамочка! - российская Ленорман обратила на неё не более внимания, чем на небо над головой. - На вас я вообще чихала!
   Что прохожая говорила ей без остановки не менее трёх, а то и пяти минут, Резвова-старшая не слушала.
   Как и цыганка, легко и небрежно подвесившая фонарь под глаз домохозяйки, оказавшейся в ненужное время в ненужном месте с никому не нужной гражданской позицией.
   И та из вспыльчивой гордячки превратилась в испуганную мышь, порскнувшую в собственную норку.
   - В меня влюблены два парня, Петя и Вася. Скажите, кому из них повезёт? - глаза крашеной блондинки лет двадцати заго-релись радостным ожиданием дитяти, которому папа пообещал принёсти котёнка.
   Таборная Вольф Мессинг раскинула карты:
   - Повезёт Пете. Ты выйдешь замуж за Васю.
   Чувствовалось, молодайка была потрясена до самой глуби-ны своего сантиметрового сознания.
   Между деревьями сада шелестел тёплый ветер.
   Законив фотосессию, Ирина и Владислав пили лёгкое вино на приусадебном участке, поставив раздвижной пластиковый столик в тени яблонь.
   Девушке было лень переодеваться, и она осталась в фор-менном платье, женским чутьем поняв, что писателя возбуждает женщина в погонах.
   Любая дщерь Евы в глубине души всегда млеет, когда на неё смотрят глазами возбуждённого самца.
   Курсант не была исключением.
   Особенно заметив направленные на себя глаза, словно бы освещённые изнутри.
   - Владислав, вы не могли бы почитать мне что-нибудь их своего?
   - Лирику или боевое?
   - Как пожелаете.
   Он ненадолго задумался, а потом упёр взгляд в небо:
   - Ты легка и нежна, как снежинка,
   Ты чиста и прозрачна, как льдинка.
   Без тебя умираю от скуки
   Но как боязно взять тебя в руки.
   - Это посвящено кому-то конкретному?
   - Бывшей жене...
   Они немного помолчали.
   - А ещё?
   Писатель закурил:
   - Прошла волна цунами
   Между нами,
   Отмеченная мукой
   И слезами,
   Отмеченная радостным
   Волненьем,
   Восторгом,
   Трепетом
   И вдохновеньем.
   Прошла волна цунами
   Между нами,
   По счастью
   Не замеченная
   Вами...
   Пограничница тоже закурила.
   Она поняла, что стихи посвящены именно ей, а не кому-либо другому.
   Но уточнять не стала, боясь оборвать тонкие незримые нити, которые связали их между собой.
   После слов Оксаны, сержант должна была бы настроить себя против него, но это оказалось довольно трудно.
   Девушка отпила из своего бокала.
   - Вы разрешите мне задать вопрос?
   - Конечно.
   То мгновение, что его внимательные глаза изучали лицо Ири-ны, показались ей вечностью.
   - Вмятина на левом виске, откуда она? - она отвела взгляд, пожалев о своём любопытстве.
   - Я служил "чистильщиком" в батальоне особого назначения. Что сие значит, рассказывать не надо! Вы же сами носите форму и прекрасно понимаете, то что показывают по телевизору, не соответствует действительности. Дурак журналюга где-то что-то услышал, до конца не понял, а с его лёгкой руки проверка ре-жима проживания стала зачисткой.
   - Что горит должно быть сожжено, что двигается, должно замереть?
   - Верно. - Владислав посмотрел куда-то сквозь девушку. - Мы тогда возвращались на базу в составе колонны. Захотелось, знаете ли, закурить, а последняя спичка сгорела. У братана коробка вообще не оказалось - или не взял, или выронил. Открыл люк БМПехи, попросил огонька. Последнее что помню, как ко мне тянутся спички.
   Рассказчик прервался.
   Судя по его дергающимся глазу и лицу и дрожащей руке, по-тянувшейся за сигаретой, то, что он говорил самому себе, не поддавалось никакой цензурной интерпретации.
   - А после - провал в памяти... Оказывается, подорвались на фугасе. Очнулся уже в Союзе с восьмьюдесятью процентами по-тери зрения и слуха, лёгкой травмой позвоночника и ретро-градной амнезией.
   - Комиссовали?
   - Нет. Врачи попались хорошие, да и быстро восстановился.
   - Отпуск дали?
   - Сорок пять суток, как и полагается. Но не догулял. Бровас-тый умер, вызвали в часть. Полный эшелон вояк, и все спраши-вают, с кем война началась? Боялись, волнения будут. - не вы-бирая выражений, красочно и смачно бывший солдат беззвучно выразил мнение о перестраховщиках.
   Она благоразумно не встревала с комментариями.
   Кипение страстей продолжалось с минуту.
   Потом Олегович принял обычный невозмутимый вид.
   Ирина немного помолчала.
   А после лукаво-застиво улыбнулась точно первоклассница готовая выпросить у папы мороженле.
   - Мне кажется, вы хотите мне что-то сказать, но не решае-тесь? - она почувствовала азарт рыбака, который подсёк что-то необычное и тащит из воды.
   Он выразил всем своим видом честную досаду и искреннюю удручённость:
   - Я хочу получить от вас совет.
   - О чём?
   - Точнее - о ком. - Тихорецкий походил на подростка, сте-сняющегося попросить у отца деньги, чтобы сводить любимую девушку на концерт популярной рок-группы. - Вы давно знакомы с Оксаной?
   - Порядочно.
   - И что вы о ней думаете?
   - Я не вполне вас понимаю.
   - Что мне с ней делать? Она не даёт мне ни с кем общаться, а сама меня не любит. Это видно по её глазам.
   Писатель не представлял, что с ним случилось, если бы она рассмеялась...
   - Вас интересует моё мнение?
   - Да.
   - Я была бы осторожна.
   - Я и так стараюсь находиться с ней как можно меньше нае-дине, чтобы не давать лишних поводов. - Владислав тоскливо посмотрел на свой пустой бокал.
   - И тем не менее.
   - Я её боюсь. Она - как рыба-прилипала постоянно со мной. - автор бестселлеров проговорил это скучным канцелярским голосом. - Но в её глазах нет ни любви, ни страсти. Разве так может быть?
   - А что чувствуете к ней вы?
   - Я? - Тихорецкий попробовал усмехнуться.
   - Ну да. Любите ли её, желаете?
   - Разве нормальный мужик может желать бомжеватую ста-руху?
   - Но вы же писатель, а вы все... - Ирина замолчала, подыски-вая определение помягче.
   - Долбанутые? - Владислав пришёл ей на помощь.
   - Я этого не говорила.
   - Успокойтесь, я не обижаюсь. Конечно, я немного не от мира сего, но не настолько же, чтобы иметь мужеподобную собаку на сене.
   - Тогда продолжайте её избегать. И всё вскоре станет ясно.
   - Что именно станет? - литератор выпил свой бокал чересчур быстро, точно опасался, что ему больше не достанется.
   - Рано или поздно она выдаст себя.
   Владислав не успел спросить, чем именно, так как заметил приближавшихся к ним с Ириной с неотвратимостью танковых дивизий Гудеривна на линию Мажино тех, кого не ожидал здесь увидеть вообще.
   Оксану и Каролину.
   И внутренне приготовился к бою.
   Конечно, ревность - доказательство любви.
   Но иногда это доказательство так надоедает, что хочется вступить в конфликт с уголовным кодексом - убить Отелло в юбке.
   Как в данном конкретном случае - Карамельченко.
   Да заодно и Абрикосову.
   - Ну что, пехота, воевать будем?
   Резвова сперва его не поняла.
   До той поры, пока не увидела осветлённую особу с угрожаю-щим видом приблизившуюся к ней почти вплотную:
   - Ну и фиг ли ты лезешь к моему мужику?!
   Непонятно как, но Тихорецкий оказался между ними и принял на собственную грудь удар Каролины, предназначенный для Ирины.
   Есть такой тип женщин, которые считают, если попортят кра-соту сопернице, то мужчина обязательно к ним вернётся.
   Они не понимают, когда мужик ушёл, вернуть его невозмож-но, потому что та, кто им оставлена, стала ему неинтересна.
   И никакая дуэль, никакая попытка самоубийства не заставит веруться обратно рыцаря на белом "мерседесе".
   И поэтому Владислав перехватил руку Каролины, с подачи Карамельченко ощущавшей сильную злобу, испытываемую да-мой, которой не уделяют должного по её мнению внимания, выброшенную в лицо Резвовой.
   - Подонок! - это было единственное слово, которое можно привести в орфографическом словаре для учащихся средней школы.
   Потому что надоевшая любовница, как только что выясни-лось, оказывается, обладала глубокими познаниями в области ненормативной лексики, перед которыми литератор готов был снять шляпу, если бы её носил, и записать слово в слово обо-роты для памяти.
   - Пошла вон!!
   Абрикосова вздрогнула, точно неопытная медсестра сделала ей очень больно, всаживая укол в ягодицу.
   Она смотрела на любовника с видом монахини, заподоз-ренной в подработке в борделе.
   - А ты что застыла истуканом?!
   Вопрос застал Оксану врасплох.
   Ваятельница не стала искушать судьбу.
   Подхватила фотомодельку под локоть, собираясь увести.
   Скульптор, как ей казалось, добилась своего.
   Испортила отношения между Тихорецким, Каролиной и Ири-ной.
   Любовница низачто не простит милому другу измены!
   А Резвова не станет иметь с ним дело, поняв, что является лишь очередной особью для развлечения и не более того!
   Глаза ваятельницы засияли лампочками гирлянды ново-годней ёлки.
   - Я долго буду ждать?!
   Злость в голосе Владислава произвела на уроженку города Иваново ошеломляющее впечатление.
   Её глаза вылезли из орбит, рот приоткрылся.
   В ней появилось что-то от побитой собаки.
   - Ухожу и жду тебя дома! - она подняла взор к небу с не-винным и мечтательным видом героини фильмов о комсомоль-цах эпохи застоя.
   - Так и иди! - в его взгляде была тоска летописца, чью хро-нику разорвали у него на глазах вандалы.
   Оксана помогла девушке пройти мимо автора с высоко поднятой головой, как гордо шествующая к гильотине Шарлота Корде.
   Она полагала, будто доказала ему собственную необхо-димость, чтобы придти на помощь, когда писателю станет плохо после этой разборки.
   Блажен, кто верует!
   Ибо Тихорецкий с трудом подавил в себе слепую жажду мес-ти, догадавшись, почему Абрикосова пришла вместе с Кара-мельченко.
  
  
   Сержант Идеалян почти разуверилась в возможности стать счастливой.
   Устроить личную жизнь, выйдя замуж.
   Ей не везло с мужиками, а почему, было непонятно.
   Всё вроде бы при ней и - на тебе!
   Но в глубине души Марианна верила - рано или поздно, но обязательно встретит верного спутника, с которым пойдёт в любви и согласии по дороге Жизни до тупика под названием Смерть.
   Она набрала номер на телефоне в своём ка-бинете в РВК:
   - Здравствуйте. Мне бы хотелось поговорить с Игорем Сер-геевичем Шпроттером.
   - Его нет дома.
   - А когда он появится?
   - Да откуда я знаю? Уехал к своему шефу на дачу сниматься в каком-то ролике.
   - Вам не трудно подсказать адрес шефа?
   - Подождите, у меня где-то отмечено.
   Марианна обернулась на шум открытой двери, в которую прошла Цветкова:
   - Напугала!
   - Да что ты! - Людмила уселась на положенное ей место. - А ты в курсе, что задержан и обезврежен серийный режиссёр? На счету этого садиста четыреста восемьдесят две серии задол-бавших всех сериала о ментах?
   Идеалян не успела ничего сказать, потому что в трубке по-слышался голос:
   - Вы ещё здесь?
   - Конечно.
   - Тогда париезжайте, я пока найду и дам вам. Записывайте, как до нас добраться...
   Лиля основательно приложилась к пластиковой бутыли с пи-вом:
   - Не могу понять, почему разрешается иметь только одного мужа?
   - Когда выйдешь замуж, поймёшь! - Лёля достала из пачки сигарету. - Закон защищает людей, которые не в состоянии за-щитить себя!
   Детская поэтесса сперва посмотрела на подругу с интере-сом, затем с восхищением, которое едва сдерживала.:
   - Правда?
   Кебаб открыла рот, чтобы прочитать короткую - всего на пол-часа - лекцию о взаимоотношениях мужчины и женщины, состоя-щих в законном браке.
   Но ей помешал Люкс, под глазом которого горел фонарь, и юмористу так раздуло лицо, что он задевал им при ходьбе о стены:
   - Рыбки мои сизокрылые, а вы собираетесь делать шефу подарок на день рождения?
   - Когда?
   - Через три дня вообще-то...
   - А что бы он хотел?
   Три головы сдвинулись.
   Причём одна из них постоянно вскидывалась вверх, загла-тывая лекарство для опохмелки...
  
   Тихорецкий общался с Каролиной на повышенных тонах в дальнем углу своего сада.
   Он не любил ссоры, а уж тем более - выяснение отношений.
   Но любовнице следовало указать её место.
   Та раз и навсегда должна понять некоторые вещи.
   Ему отчаянно хотелось извергнуть на неё съеденное за завтраком, чтобы Абрикосова в нём утонуло.
   Поэтому его вид был страшен:
   - Учти, не дай Бог, если ты ещё раз влезешь не в своё дело! Надеюсь, всё ясно? - Владислав был на грани срыва и потому основательно приложился к полупустой бутылке водки, которую держал в руке.
   - Я что, должна была терпеть, зная, тебя кадрят?!
   Писатель предостерегающе поднял руку:
   - Лучше помолчи и не действуй мне на нервы!
   - Я не собираюсь тебя ни с кем делить!
   - Ты успокоишься или нет?!
   - Никогда!!
   Автор снова отпил успокаивающего.
   Каролина злобно усмехнулась, явно над ним издеваясь:
   - На свежатинку потянуло? Я, как муэа, больше не устраи-ваю?
   Он посмотрел на неё дубовым взглядом:
   - Представь себе!
   Всем своим видом молодая женщина напоминала овцу, тупо взирающую на неизвестно откуда взявшееся препятствие на дороге, обычно свободной для прохода отары.
   - Мне осточертело твоё кобельство!
   - Фи, сударыня! Что за жаргон?
   Не всё то жена, что ругается!
   - Ты когда-нибудь остановишься? - она подождала ответа, но безрезультатно. - Или я стала для тебя недостаточно привле-кательной?
   - Не в этом дело.
   - А в чём?
   - Перестань устраивать сцены по малейшему поводу!
   В её глазах появилось разочарование, какое бывает, когда знаток понимает, ему хотят всучить подделку вместо настоящего бриллианта.
   Взгляд Абрикосовой потух:
   - И всего-то?
   - Не так уж мало. - Тихорецкий снова приложился к алко-голю.
   - Ещё одно твоё слово, и я от тебя уйду!!
   - Такси вызвать?
   Она резко развернулась и пошла от него прочь.
   - Ты далеко?
   - Хочу подумать о нас с тобой...
   - Подумай, подумай.
   Лучше бы она не возвращалась обратно, а сразу уехала к се-бе в Иваново.
   Однако он не мог высказать вслух сокровенное желание.
   Постеснялся.
   Допив до конца водку, Владислав с одной стороны почув-ствовал на душе тяжесть от невозможности сегодня же изба-виться от любовницы, а с другой - неимоверное облегчение от её ухода.
   Хмель обволакивал его сладким дурманом, затягивая в сон.
   И скоро он уже ни о чём не думал, развалившись на траве и пуская сладкие слюни...
  
   Прошла пара дней.
   Оксана поглядывала на Тихорецкого всё с большим вожде-лением, тайно предвкушая день своего торжества, казавшийся ей несомненным.
   Повседневные встречи с писателем донельзя разжигали её воображение.
   Когда женщина хочет мужчину и постоянно находится с ним рядом, это желание, если оно безответно, превращается в пылкую страсть и адскую муку.
   А сама недоступность предмета вожделения ещё сильнее возбуждает эту самую страсть.
   Карамельченко твёрдо надеялась, что добром или силой, но Владислав будет принадлежать ей.
   И тем не менее скульптора неотступно преследовала жажда побыстрее приблизить желанную развязку.
   Человек, встречающий не пути непреодолимые преграды, всегда надеется на какой-нибудь случай, который придёт ему на помощь.
   Убираясь на даче писателя, она открыла шкаф, где висели наряды, оставшиеся от его бывшей жены.
   У неё мелькнула очень умная, а главное, оригинальная мысль, как поторопить события.
   А при виде бюста ушедшей от мужа супруги, который вая-тельница лепила по фотографии, идея окончательно сформи-ровалась вплоть до мельчайших деталей.
   Решение было принято.
   И пока хозяина не было дома следовало начать её воплощать в жизнь.
   Ну, Тихорецкий, держись!
   И почему она не додумалась до этого раньше?!
   Тихорецкий шёл по берегу, легко ступая по камешкам, обка-танным тихим прибоем.
   Он нагнулся, выбрал камень.
   Примерился и, сильно размахнувшись, кинул так, что тот, ед-ва касаясь зеркальной глади озера плоской стороной, летел, подпрыгивая, у самой поверхности, оставляя волнистый след.
   Блинок тринадцать раз коснулся воды, прежде чем на излёте, скрылся в глубине.
   Владислав остановился у своего любимого места для купа-ния - у лохматого кустарника примерно в половину человечес-кого роста.
   Что-то его смутило, когда он стащил с себя одежду.
   Но что именно, автор сообразил лишь после того, как заме-тил женскую одежду под кустом и исходящий от неё лёгкий аро-мат духов.
   Он раздвинул ветви и застыл в немом изумлении.
   Ирина стояла к нему спиной у самой кромки воды.
   Тихорецкий жадно пожирал глазами прекрасную фигуру с тонкой талией, крутыми бёдрами на стройных длинных ногах, упругие ягодицы без малейших признаков целлюлита.
   Казалось, её гладкая кожа как бы светилась изнутри.
   А телосложение напоминало пропорциями античную статую отдыхающей амазонки.
   Немного придя в чувство, он выругался последними словами на то, что повёл себя, как мальчишка, достигший половой зре-лости и, вспомнив навыки, полученные на забытой сегодня мно-гими войне, бесшумно отступил на безопасное расстояние.
   И поспешно убрался восвояси.
   Потому что не ручался, что смог бы повести себя безупречно в предложенных судьбой обстоятельствах.
   И не накинуться злым волком на девушку, как на трепетную лань...
  
  
   Закончив чинить водопроводный кран, Мерседесов приятно улыбнулся старшей из сестёр Гладилиных:
   - Ну всё, бабуля, с тебя бутылка!
   - А, может, лучше деньгами?
   - Не, мне деньгами никак нельзя - пропью!
  
  
   Солнце пронизывало лес своими светящимися стрелами.
   Ирина заметила Тихорецкого издали.
   Там, где низкий ельник, ещё встречающийся в окрестностях садоводства, плавно растворялся в строевом сосняке - редком, голоствольном, без подлеска.
   Попадались какие-то куцые берёзы, весьма убогие под кры-лом молчаливых великанов.
   - Здравствуйте!
   Он улыбнулся, поприветствовав девушку молчаливым кив-ком:
   - Гуляете?
   - Да. - литератор поспешил отвернуться, испугавшись, что девушка заметит его волнение от якобы случайной встречи.
   - Я тоже.
   - Обдумываете новый сюжет?
   - Можно сказать и так.
   - Откуда вы их берёте?
   - Из жизни, конечно. Я имею в виду основную канву. А да-льше что-то меняю, что-то придумываю.
   - Я бы так не смогла.
   - Кто знает на что мы способны.
   - Знаете, я никак не могу отделаться от мысли, что ваши стихи и ваши романы писали два совершенно разных человека. - Резвова, как пойманная за крыло оса, старалась освободиться от зацепившегося за подол платья репейника.
   - Почему?
   - Насколько пронзительна поэззия и насколько смешна проза.
   - Разве это плохо?
   - Скорее странно.
   - Каждому, как говорится, своё.
   - Согласна.
   - Кстати, исторические экскурсы не мешают восприятию?
   - Наоборот.
   - Их не слишком много?
   - Да нет. К тому же у вас такой своеобразный язык, что иног-да даже хочется, чтобы было побольше. - курсант сверкнула глазами подобно мифологической Медузе Горгоне.
   Зачем она дразнила его?
   Курсант хотела отмахнуться от этой мысли и не смогла.
   И ещё больше ей не нравилось, что у неё возникли подобные сомнения.
   - Спасибо. Я стараюсь соблюдать языковую опрятность.
   - Потому что появилось слишком много безграмотных писа-телей?
   - Как и дикторов. Раньше за неграмотную речь уволили бы не только ведущих, но и редакторов. А теперь...
   - Двойные стандарты.
   - Так может говорить лишь тот, кто в школе учился на одни тройки. Стандарт один! Конечно, дедушка Ленин утверждал, го-сударством могут управлять кухарки. Когда я слышу словесные перлы наших чиновников, мне кажется, в них, несмотря на выс-шее образование, жива та самая совдеповская кухарка. Потому они и навязывают нам поголовную безграмотность. А обязанные следить за чистотой речи филологи их боятся и оттого рас-ширяют рамки существующих правил. Вот и получается офи-циальное разрешение говорить, будто кофе - оно. - голос Тихо-рецкого патетически зазвенел, как у христианского мученика, с вершины костра, благословляющего своих палачей-язычников.
   Его выкрик заставил замереть на ветке ворону.
   - Легче изменить правила, чем обучить людей правильной речи.
   - Верно. Отсюда и "произошло происшествие", "провероч-ный контроль", "продажная проститутка", "пешеходный пере-ход". А каким он может быть? Для электричек? Для тракторов?
   - Но ведь процесс порчи речи начался давно.
   - И никак не может закончиться.
   Сама не понимая почему, девушка внимала писателю, как божеству...
   Конторин с тоской смотрел на сидящих перед ним сестёр Гладилиных, учивших его, как надо работать.
   - Милиция должна на шаг опережать преступников! - Пермая стукнула по столу сухим кулачком.
   - Это как? - встрепенулся Эраст. - Раньше их дома грабить?
   Бабки задохнулись от возмущения.
   - Что вы прямо как не русский? Здесь же в газете английским по-белому написано, как вы должны реагировать на заявления от населения!..
   Неизвестно, сколько бы они наговорили лейтенанту гадостей, но его, сама о том не подозревая, спасла невеста.
   Лада вошла в участок и расположилась на столе:
   - Ты сильно занят?
   - Не очень. Мы уже закончили.
   Старухи вышли с видом оскорблённых на всё человечество особей, что-то неразборчиво прошипев на пороге.
   Наверно, что-то нехорошее, за что могли получить по пят-надцать суток, если бы милиционер мог их услышать.
   Но, как бы там ни было, он от них избавился.
   - Ты по делу или просто так?
   Аксиомова вспыхнула девочкой-первоклассницей, застигну-той за разглядыванием фривольных рисунков:
   - Я соскучилась...
   Конторин загорелся, как маленький мальчик, который очень хочет получить понравившуюся ему игрушку:
   - Я тоже! - и потянулся к ней шаловливыми ручонками.
  
   Продолжая разговаривать, Тихорецкий и Ирина вышли на поляну, присели на поваленное дерево.
   - Может быть, спрошу у вас глупость, но меня так и подмы-вает спросить. - она взяла его за руку.
   - Спрашивайте.
   - Наверно, трудно книги писать?
   - Не легко.
   - Когда вы в первый раз напечатались, какие у вас были ощущения?
   Автор улыбнулся девушке, точно она была по возрасту не старше детсадовки, задавшей взрослому архиглупый вопрос:
   - Если честно, никаких.
   - Почему?
   - Я слишком долго к этому шёл... А потом бродил бомжом от лотка к лотку, от магазина к магазину и интересовался у про-давщиц показателями раскупаемости тоненькой книжки с пре-тенциозным названием "Круговорот судеб". - Владислав был рад, что её рука задержалась в его руке. - Врать не буду, ко-личество приобретённых экземпляров радовало. Однако ужа-сала продажная цена. При себестоимости в девятнадцать руб-лей книга шла за тридцать семь пятьдесят. - он задёргал носом. - До сих пор помню седых мужиков со шрамами, которые дро-жащими пальцами перелистывали страницы и спазматически дышали...
   - Они видели то же, что и вы?
   - Почти то же... Я ведь не делаю акцент на какой-то кон-кретной "горячей точке", ибо у каждого она своя. И всякий, кто побывал там, находит у меня что-то для себя.
   В сердце генеральской дочки перед ним поднялся шлагбаум.
   До встречи с Тихорецким она и не подозревала, что среди гражданских есть такие мужчины.
   Поэтому её неудержимо влекло к нему.
   - Вслед за первой, вторая книга ушла влёт, даже с допол-нительным тиражом. И это было отрадно. Я поверил в свои способности. А на третью уже поступили заказы из обществ ветеранов различных войн, в том числе и моей...
   - Это говорит о вашей востребованности.
   - В какой-то степени, да. Потому и сейчас пишу иногда по старой памяти стихи. Бумагу порчу.
   - Про войну?
   - Не только. Про разное, про то, про это. Всякое бывает. Пи-сатель пишет, читатель читает. Как у всех. Хотя ощущаю, что начинаю исписываться.
   - Разве такое бывает?
   - Когда рядом нет музы.
   Она впервые об этом слышала и не имела ни малейшего представления, что имеется в виду.
   Но узнать хотелось.
   Что-то в нём было такое, что не могло её не заинтересовать.
   Потому с самым спокойным лицом, не показав ни малейшего удивления, курсант непринуждённо спросила:
   - И что же для писателя муза?
   Его лицо стало торжественно-загадочным:
   - То, что Дульсинея Тобосская для Дон Кихота.
  
   Карамельченко всматривалась в своё отражение в зеркале.
   Она была немного худее бывшей жены Тихорецкого, но от этого, на её взгляд, только выигрывала.
   Правда, волосы у скульптора были гораздо короче.
   Однако разницу может исправить парик.
   И тогда...
   Оксана отпила глоток давно остывшего кофе.
   Автор бестселлеров обязан соединить с ней свою судьбу.
   Ради того ваятель-дилетант не остановится ни перед чем.
   Жар, разлившийся по телу, и окутавшая её мелкая дрожь, не давали покоя.
   Писатель волновал её, но она старалась не думать об этом.
   Ни на минуту не должно было забывать о том, ради чего ваятельница пошла в бой, подогревая в душе ненависть и жажду мщения.
   Мир приключений и чувственных наслаждений сверкал ожи-данием в её глазах.
   Любовь - великая сила, неспособная воздействовать на са-мооценку.
   Иначе лжеРастрелли догадалась бы о её ненужности Вла-диславу.
   Как часто мы переоцениваем себя, считая пупком земли.
   А потом звереем от несбывшихся мечтаний, считая винов-ным в провале кого угодно, кроме самих себя.
   Такова человеческая сущность!
   Гораздо проще обвинить во всех смертных грехах другого, чем откровенно признаться в собственной несостоятельности!
   От дурочки Каролины Оксана почти избавилась.
   Теперь ей оставалось вывести из игры Ирину, чересчур бы-стро влезшую на её территорию - в сердце Тихорецкого.
   Дурака, не осознающего, с кем можно обрести настоящее счастье.
   Войти в тихую гавань.
   Она покажет ему, что такое спокойная домашняя жизнь.
   И ради этого стоит пойти на многое...
   Задрищенко копался в огороде вместе с супругой.
   Глядя на неё, он думал, самка паука "Чёрная вдова" сжирает своего партнёра сразу после совокупления, а среднестатисти-ческая жена растягивает это удовольствие на всю оставшуюся жизнь.
   Он раздражённо бросил "тяпку" и пошёл в тень покурить.
   Скрип открывшейся калитки заставил его обернуться на вошедшего на участок Тихорецкого, от одного вида которого ему захотелось убежать в туалет, чтобы избавиться от скопившейся внутри обиды.
   - Бог в помощь, Виктор Николаевич!
   Работник "Водсранскприбора" с каждой секундой всё более проникался справедливым гневом на этого идиота, не оценив-шего его творчества.
   - Хочу перед вами извиниться. Я был не прав. В конце концов всякий имеет право на выражение мыслей.
   Задрищенко немного оттаял душой.
   А тут ещё Евдокия, улыбаясь, как дешёвая проститутка, потя-нула писателя за руку в дом:
   - Вы вовремя пришли! Мы как раз собирались обедать! У нас сегодня окрошка!
   - А я кое-что принёс, если не станете возражать и позволите! - Владислав вытащил из кармана брюк поллитровку.
   - Что ж с вами поделать?
   Задрищенко искренне изумился.
   Обычно жена сразу гнала вон тех его друзей, кто приносил к ним в дом спиртное.
   А почему не сделала этого сейчас?!
   Какая-то она сегодня странная!
   Он изумился бы ещё больше, если узнал причину радушия его Диамары.
   Та была искренне благодарна писателю за то, что тот наста-вил супруга на путь истинный, указав тому его место.
   Тоже писатель нашёлся!
   Готов заниматься всякой ерундой, только бы не корячиться на огороде!
   А зимой жрёт в три горла консервированье и соленье, не го-воря уже о варенье!
   - Что же мы стоим? - Евдокия медово улыбнулась, делая приглашающий жест. - Проходите в дом!
  
   Вернувшись домой, Ирина развалилась на диване.
   - Немой каратист убедил хулиганов в том, что у него нет ни денег, ни сигарет, жестами... - голос радиоведущей перед эф-фектной паузой был полон радости девственницы, наконец ис-пытавшей на себе счастье добровольной дефлорации. - Жеста-ми ног!!
   Она спустилась на один из подземных этажей, где папашка когда-то выстроил бассейн.
   Быстро скинула с себя одежду и бросилась в воду.
   Плавала и думала о Тихорецком.
   Девушка впервые встретила мужчину, не утомлявшего глу-пыми разговорами ни о чём, не раздражавшего сомнительными комплиментами, не раздевавшего похотливым взглядом, не рас-пускавшего руки.
   Державшегося на равных, несмотря на разницу в возрасте.
   Резвова не хотела любить его.
   И и в то же время хотела его любви.
   Ибо боялась автора да и саму себя.
   Он мог понять её, как никто другой, пограничница это чув-ствовала.
   А курсант мечтала о спутнике жизни из одного круга с ней.
   Они были слишком разными с писателем.
   Хотя, положа руку на сердце, девушка не отказалась бы иметь его другом.
   Но вряд ли он согласится на дружбу.
   Ирина же при всём желании была пока не готова сменить азарт и риск на тихую гавань.
   И как выходить из создавшегося положения?!
   Выбравшись из бассейна, она закурила, размышляя над иро-нией судьбы, что свела её с человеком, с которым при других обстоятельствах солдатка могла бы прожить всю жизнь.
   - Девочка Катя купила себе собаку. Ей просто ничего не ос-тавалось, ведь родители нашли у неё под подушкой кожаный ошейник. - радиодиктор был нейтрален, как Швейцария во время Второй Мировой войны.
   На лугу стрекотали кузнечики, летали стрекозы, крылья кото-рых светились радужным светом.
   Но природа не радовала Тихорецкого, замаявшегося за по-следние четверть часа объясняться с Карамельченко, возник-шей за его спиной шварцевской Тенью в то время, когда автор бестселлеров вспоминал глаза и рисунок губ Ирины.
   Каждая чёрточка её прелестного лица дышала очаровани-ем...
   - Между нами ничего не было. Понимаешь? Ровным счётом ничего и никогда. - он чувствовал, ещё совсем немного, и при-душит приставучую бабу голыми руками.
   - Почему? - она пёрла на него бульдозером.
   - Не всё ли нравно?
   - Ты говорил, что любишь...
   - Я врал.
   - Как? - она тщетно пыталась унять сотрясавшую её дрожь.
   - Как это и бывает в жизни. Я встретил наконец настоящую женщину. - Владислав пытался оставаться вежливым.
   - Твою неудавшуюся актирисульку? - скульптор переполни-лась сарказмом.
   - Причём здесь она? Каролина это так - короткая встреча на долгой войне, и не более того.
   Но Оксана желала знать имя соперницы для того, чтобы выр-вать писателя из её объятий:
   - И кто же она?
   - Какая тебе разница? - уклончиво ответил он вопросом на вопрос в чисто еврейской манере.
   - Значит, я была ненастоящей?
   - Ты была просто никакой, как, кстати, и сейчас. - на его лице не отразилось никаких эмоций. - Что ты успела сделать за свои тридцать восемь?
   - Многое!
   Отдать мужика другой, расстаться с ним, означало надолго, если не навсегда потерять надежду.
   И с этим она не могла примириться.
   - Правда? - Владислав был безжалостнее палача Иоанна Грозного. - Я что-то не заметил!
   - Ты никогда не замечаешь того, чего не хочешь!
   - Выходит, нечего было замечать!
   - Да как ты смеешь?! - ваятельница раньше Тихорецкого вы-шла из себя.
   Она не имела ни малейшего понятия, что он по укоренив-шейся привычке просмотрел её гороскоп, в котором вычитал, что "на этой неделе проявится её взрывной характер, бешеная энергия. Оксана наступит на "больную мозоль" - и все пережи-вания вырвутся наружу".
   Это эмоциональное время, когда будет нелегко владеть собой, потому что ей необходим "выброс адреналина".
   Он перехватил её руку, занесённую для вульгарнейшей по-щёчины, потому как Оксана предпочла бы видеть его скорее мёртвым, нежли женатым на ком-либо, кроме неё:
   - Я не буду плохо думать о тебе, если мы останемся дру-зьями, но не более того.
   Её лицо превратилось в застывшую маску.
  
   - Все мужики - бабники! - пожаловалась Цветкова чуть ли не со слезами в голосе Идеалян.
   - Так уж и все? - та оторвалась от записей.
   - Естественно! А разве остальных можно назвать мужчина-ми?
   - У тебя что-то случилось?
   - Не у меня - у тебя! - сержант посмотрела на подругу с сочувствием врача, взирающего на пациента с выявленной при проведении анализов онкологией.
   - Не понимаю...
   - Тебе предстоит вручить повестку некоему Шпроттеру Игорю Даниловичу, которого днём с огнём не могут найти три года.
   - Ну и?.. - Марианна не понимала, в чём заключается тра-гедия.
   - Разве неясно, что только бабник в состоянии так умело скрываться от призыва?! - театрально сжала ладонями виски Людмила.
   Карамельченко раскрашивала гипсовую маску, добиваясь цвета живого человеческого лица.
   И думала о Тихорецком.
   Он пробудил в ней страсть, превратив в пылающий порыв.
   И когда этот порыв встретил препятствие, он переплавился в жажду мщения.
   Не один месяц она боролась за него, превозмогая трудности и лишения.
   Надежда то брезжила, то исчезала.
   А теперь с появлением стервы Ирины Оксана почувствовала, что положение отчаянное.
   Но не безнадёжное.
   Ваятельница боялась признаться даже самой себе, что на-чала неприязненно к ней относиться.
   Это была особая неприязнь женщины к женщине, потому что причиной её являлось неудовлетворённое тщеславие - мысль, что другая, а не она может пользоваться большей благосклон-ностью писателя.
   Если бы Карамельченко могла причинить Ирине боль, какую испытывала сама, подвергнув чудовищным пыткам за наглую попытку встать у неё на пути к выгодному замужеству.
   Самоуверенная эгоистка, скульптор не сомневалась в том, что рано или поздно преодолеет сопротивление литератора, и тот сам бросится ей на грудь.
   И всё же оставалась непреклонна в своём стремлении же-стоко наказать его за то, что осмелился отвергать её.
   Ваятельница придирчиво осмотрела маску.
   Занятая размышлениями псевдоЦеретели придала ей из-лишнюю бледность, как у вампира.
   Она хотела было перекрасить, но передумала.
   Мёртвенная белизна лишь придаст ситуации большую пи-кантность.
   Её глаза засверкали от возбуждения.
  
   Сестры Гладилины готовили обед.
   Пермая прочитала надпись на полуфабрикате:
   - Дожили! Уже на упаковке куриных окорочков пишут "Со вкусом курицы"! Сталина на них нет!
   - И не говори! - поддержала её младшая сестра.
   Она поставила кастрюлю с супом на газовую плиту, прислу-шалась к радионовостям:
   - Для американского проката в мультфильме "Добрыня Ни-китич" для политкорректности пришлось исправить образ Змея-Горыныча. Теперь у него одна голова чёрная, другая белая, а третья с накрашенными губами.
   - Просто срам! - прокомментировала сообщение старшая.
   - Да.
   Пермая выложила на чугунную сковороду окорочка:
   - Знаешь, кто на самом деле стоит за отставкой Лужкова?
   - Кто? - заинтересовалась Сеноя.
   - Его жена Батурина.
   - Да ты что?!
   Хотя авторитет старшей сестры был непререкаем, всё же младшая засомневалась.
   И та это почувствовала.
   Но последнее слово всегда оставалось за ней:
   - А ты вспомни! Она говорила, что, если бы её муж не был мэром, она была бы ещё богаче!
   Тихорецкий заперся в своём кабинете, чтобы никто не поме-шал ему рассматривать фотоснимки Ирины.
   Любовь бывает нежной и спокойной, как зеркальная гладь озера среди камышовых зарослей.
   А бывает бурным морем, разбивающим об скалу неистовые волны.
   Любовь - это дар.
   Иногда она - награда, иногда - наказание, как у него.
   Но иной писатель себе не желал.
   Он взлелеял её в сердце с первой встречи, и без этой любви, пусть безнадёжной, ему не жить.
   Даже на фото в глазах девушки мерцали таинственные бли-ки, оказывавшие на него странное, колдовское воздействие.
   С каждым днём, всё теснее и теснее общаясь с ней, он уз-навал курсанта больше и больше.
   Владислав полюбил её, но она не полюбила его.
   И едва ли когда сможет полюбить - они из разных миров.
   Да и разница в возрасте сказывалась отнюдь не в пользу ав-тора.
   Она годилась ему в дочери.
   И тревога бесповоротно потерять пограничницу, поначалу бывшая безотчётной, теперь становилась вполне объяснимой.
   Он помимо собственной воли вступил в борьбу с собст-венным двойником.
   Борьбу, опасную для обоих.
   Остаться или уйти?
   Дружба, завязавшаяся у него с Ириной, сама по себе была источником опьяняющей радости, дающим вдохновение.
   И Тихорецкому захотелось продлить очарование от встреч с Музой.
   Как можно дольше...
   Во что бы то ни стало...
   Несмотря ни на что...
   А потом - будь что будет!..
   Он закурил и начал писать.
   Стихи.
   Посвящённые ей.
   И для неё...
   Ирина пила кофе на даче Карамельченко, слушая её монолог о несправедливости судьбы.
   С начала времён женщины жалуются, что мужчины, подхо-дящие им для брака, встречаются крайне редко.
   А между тем свадьбы игрались, играются и будут играться, пока существует этот мир.
   Никому не нужные девицы утверждают, будто среди совре-менных молодых людей не найти верных и хороших мужей.
   И притворяются, будто лишь по собственной воле, а не за не-достатком женихов остаются без штампа в паспорте.
   Как безапелляционно утверждала Оксана.
   И все вокруг делают вид, что верят этим сказкам.
   Но в глубине души готовы спорить, что любому покупателю по сходной цене удастся приобрести эту драгоценность.
   Как считала генеральская дочь.
   И так продолжается из поколения в поколение.
   - Неужели тебе ни разу не попадался нормальный мужик? - Резвова была сама наивность.
   - А тебе?
   - Те, кому я нравлюсь, мне не подходят. Не люблю маль-чиков, а мужчины пока не попадались. - генеральская дочь была честна перед скульптором, однако не перед самой собой.
   Она слишком часто за последнее время думала о Тихорец-ком.
   И начала понемногу поддаваться его влиянию.
   Явно слабела под взглядом голубых глаз.
   Казалось от него исходит какая-то гипнотическая волна.
   Но девушка твёрдо решила не давать никаких авансов и обе-щаний, чтобы не испытывать разочарования при приближаю-щемся отъезде в училище.
   - Впрочем - какие мои годы? - её грудь высоко вздымалась и опускалась.
   Оксана следила за ней с лукавым злорадством.
   Она видела, как подвигается вперёд сближение Ирины и Вла-дислава.
   И только выжидала удобного момента для решительного удара, чтобы раз и навсегда отделаться от соперницы.
   Любой, кто бы та ни была.
   Чтобы с избытком вознаградить себя за унижения и неудачи, которые терпела из-за писателя.
   Александров-неудачник в юбке вспомнила, как когда-то, по-лучив от него дарственную надпись, хвасталась ею направо и налево.
   Ведь он написал "С Признательностью и Любовью"!
   Скульптор прикурила сигарету - поняла, что об этом лучше промолчать.
   Зато не смогла авторитетно не высказаться о другом:
   - Сколько свадеб, столько и разводов. Наваждение не может длиться вечно. Кто-то из двоих приходит в себя.
   - Не всегда и не у всех.
   - Всегда и у всех. Уж я-то знаю!
   - Откуда? Ты же не была замужем!
   - И что с того?
   - Судишь по фильмам и книгам?
   - Да, учусь на чужом опыте.
   - Ну-ну! - курсант не смогла сдержать едкой, как кислота, ус-мешки.
   - Дорогуша, ты полагаешь, у тебя может получиться с Ти-хорецким по-иному? - елейным голоском поинтересовалась Ка-рамельченко. - Должна тебя предупредить, будь поосторожнее с ним. - она презрительно взглянула на гостью и добавила вызывающим тоном. - Он известен своими победами.
   Ирине было очень неприятно услышать предостережение Оксаны.
   Как не походили сказанные слова на то, что она думала о нём.
   И потому генеральская дочь уставилась невидящим взором в окно, пытаясь избавиться от чувства разочарования.
  
  
   Люкс и Шпроттер расположились в тени вишни около забора.
   - Если похмелье не лечить, оно проходит за один день. Если лечить - за десять. - пофилософствовал Гарик.
   Веня протянул ему на ладонях налитый стакан, словно пой-манную бабочку:
   Водка - это психотерапевт, у которого часы приёма в удоб-ное для нас время...
   - За уверенность в завтрашнем дне!
   Поэты выпили.
   - А какое оно будет, завтрашнее дно? - пригорюнившись спросил Пришвин от поэзии.
   Карамельченко отловила Эсерова на заднем дворе магазина, где тот курил в тени с таким измученным видом, словно в оди-ночку разгрузил КАМаЗ с мясными тушами:
   - Хочешь заработать?
   - Покажи мне того, кто не хочет! - Фрол даже обиделся на столь несуразное предположение.
   - Тогда я готова дать тебе деньги.
   - А что взамен? - он прищурился, как купец, пожелавший во что бы то ни стало получить от сделки не меньше ста процентов выгоды. - Да не тяни, ведь на собачьем языке говорить запре-щено!
  
   Оксана пристально посмотрела на свои ноги, вылезавшие из шортов:
   - Ты прав, бесплатных чудес не бывает.
   - Так что я должен сделать?
   - Выполнить одну мою просьбу. - её голос был ласковым и нежным.
   - Какую? - грузчик-уборщик стал предельно деловитым.
   - Скажу тебе сегодня вечером .
  
   Лейтенант Конторин обедал в служебном кабинете, умильно поглядывая на невесту, снабдившую его собственноручно при-готовленным ею борщом и рыбой под маринадом.
   По телевизору шла реклама.
   За столом сидели три яблока, изображавшие семью; два бо-льших - родители и маленькое - ребёнок.
   - Сегодня счастливый день в семействе яблок! - бодро сооб-щил голос за кадром.
   На экране под бравурную музыку один из фруктов распался на дольки, и в стакан водопадом полился сок.
   А потом за тем же столом появилось довольное человечес-кое семейство, с дебильными улыбками пьющее нектар.
   Лада трагически закатила глаза:
   - Ничего себе счастливый день в семье Яблок! Папашу на части порубили, а они сидят и радуются
   Лёгкий вечерний ветерок пробегал волнами по густой траве поляны, перемежавшейся зарослями кустарника, за которыми блестело озеро.
   - Ты сильно будешь занят завтра вечером?
   - Трудно сказать. Всё зависит от обстоятельств.
   - А если я тебя очень попрошу кое-что для меня сделать? - проворковала голубицей Оксана.
   Её горловые, с придыханием, фиоратуры заставляли Эсерова таять на глазах.
   Всё-таки, что ни говори, а он был мужчиной и не мог не под-дасться на женские чары.
   Притом, весьма и весьма недвусмысленные.
   - Очень-очень попрошу. - она испытывала его на стойкость, чтобы превратить в воск и использовать в своих интересах.
   А Фрол, как и все пройдохи, был хоть и алкоголик, но далеко не дурак и догадался, дама нащупывает почву, желая убедиться, можно ли с ним иметь дело.
   - Я умею делать всё, о чём меня не попросят. А за хорошие денежки сразу забываю о выполненной работе.
   Карамельченко с интересом и некоторым сомнением посмо-трела на грузчика-уборщика, подавая ему бутылку портвейна "777":
   - И способен на всё?
   - Конечно.
   - Сильно сказано.
   - На всё, что можно исполнить. - он понимающе улыбнулся. - Особенно, когда тяжело внутри, и надо идти к подобным тебе облегчиться.
   - Например, подраться? - с улыбкой Миледи в объятиях кай-фующего от её близости Д' Артаньяна уточнила горе-Воронихин.
   - Это не первый случай в моей жизни и не последний. - Эсеров приложился к бутылке, которую ловко вскрыл без ножа и без зажигалки - одними пальцами. - Сколько заплотишь?
   - Ящик водки.
   - И всё? - в его вопросе послышались слабые, но вполне уловимые издевательские нотки.
   - Не только.
   - Не делай из меня инвалида высшего образования!
   Карамельченко едко засмеялась:
   - Как сотворишь то, о чём попрошу - я твоя.
   - Ладно. Но сперва - один поцелуй.
   Они слились воедино.
   Преодолевая отвращение, Оксана прижалась губами к его гу-бам - слишком приторным был запах шедший из его рта гнилухи.
   Была вынуждена кружить ему голову, якобы проявляя к пар-ню больший интерес, чем позволителен в её возрасте.
   Казалось, ей легко это было сделать.
   Но без физического контакта.
   Потому долго и не выдержала.
   Она стукнула его кулаком под дых, и он вскрикнул и выру-гался.
   - Не борзей. Я тебе не уборщица из твоих "24 часов".
   - Я понял... - Фрол моргал глазами и переживал, будто бан-дит, которому досталось от ребёнка.
   - То-то же... - её голос был холоден и твёрд. - А теперь слушай, что тебе предстоит сделать...
   Пока Оксана говорила, наёмник потягивал портвейн, и его рука подрагивала, а горлышко бутылки звякало о зубы.
   - Ты понял?
   - Да. - у него был вид усталого и недовольного ассенизатора. - А ты меня не обманешь?
   - Нет, я же сказала. Получишь оплату сразу по конечному ре-зультату... Иди.
   Скульптор повернулась спиной.
   Сзади послышался шорох ветвей.
   Это Эсеров послушно полез в заросли кустов на краю поля-ны.
  
  
   Аденома-Простатский смотрел по телевизору фильм, снятый по сценарию Тихорецкого.
   На экране Иван-царевич с опухшей физиономией смотрел на не менее помятого Кощея Бессмертного:
   - Ты помнишь, куда спрятал три литра самогона?
   - Не помню, Ваня, хоть убей! - тот едва не разрыдался.
   - Издеваешься, гад?!
   Дальше досмотреть ему не дала семилетняя внучка друга, вихрем ворвавшаяся в кабинет:
   - Дядя Эмиль, помоги с мужиком разобраться! Второй раз приходит, я уже и нож нашла, только не знаю, как его надо пра-вильно взять!
   Он вскочил, точно подброшенный катапультой:
   - Беги из детской сейчас же! Я немедленно звоню в милицию! - он схватил со стола сотовый. - Какой мужик к тебе приходит?!
   - В игре. На компьютере.
   Главный редактор едва не лишился рассудка.
  
  
   Сначала Эсеров не собирался делиться обещанным ему ящиком с товарищами из общества любителей водки.
   Однако вспомнил, как его не так давно сильно побил какой-то не слишком уж и внушительных размеров дачник за попытку стянуть у того на пропой пустое портмоне.
   И решил не рисковать.
   Утешил себя надеждой, что друзья и его когда-нибудь угостят на халяву.
   Да и втроём как-то и веселее, и безопаснее.
   Друганы отыскались на пляже, где они бодро и энергично уничтожали вторую бутылку портвейна.
   - Здорово, мужики!
   - И тебе не кашлять!
   Фролу налили полный стакан, и он осушил его в два глотка.
   Закуривая "Приму", он обратил внимание на разговариваю-щую по телефону девушку, у которой всё было при ней.
   - Да дерьмово у меня дела! Вся моя жизнь - дерьмо! Мне девятнадцать лет, а я никого не люблю. В октябре двадцать ис-полнится, а у меня нет даже машины. И квартиры нет отдельной! И любимого человека! - девица прощупывала зоркими холод-ными глазами загорающих мужчин. - Я уже задолбалась зна-комиться и искать! Такое впечатление, что я уродина какая-то! Хоть бы кто-нибудь подошёл и первым познакомился. Я что, кусаюсь? Просто подойти и познакомиться!
   Видимо, после этих слов у неё села батарейка на телефоне, судя по тому, как она нервно засунула его в сумку.
   На её лице застыло тоскливо-безнадёжное выражение.
   И грузчику-уборщику, предвкушающему обильную выпивку завтра вечером в приятной компании захотелось поднять ей настроение.
   Просто по-человечески.
   - Девушка, а можно с вами познакомиться?
   - Отлезь от меня, дебил!! - она рявкнула так громко, что её, наверно, было слышно на Луне.
   Мерседесов отхлебнул вино из стакана, словно это был ли-монад:
   - Фролушка, никогда не женись на красивой бабе - она может тебя бросить. Вообще-то некрасивая тоже - ну и хрен с ней!
   - Точно! - поддержал его Солитёров. - Детёныш обезьяны вырастает только в обезьяну, поросёнок - в свинью, ослёнок - осла, козлёнок в козла. А человеческий младенец может вырасти в любого из них.
   Эсеров сделал нетерпеливое движение рукой:
   - Мне сейчас не до философии. - он посмотрел на собутыль-ников взглядом маршала Тухачевского, предлагающего сверг-нуть с трона лучшего друга военных товарища Сталина. - Хотите завтра вечером поиметь ящик водки?
   - А то!
   - Тогда слушайте сюда!
  
   Сундуков возвращался из командировки.
   Вместе с симпатичной молодой женщиной он пробирался по салону в хвост самолёта.
   - Ты уверен, что никто ничего такого не подумает?
   - Да! Пойдём скорее, я уже не могу терпеть.
   - Я тоже!
   Они приблизились к туалетам.
   Коллега по работе Валерия Николаевича изучила надписи под дверными ручками:
   - Кажется, здесь свободно.
   - Заходи первая.
   Они протиснулись в кабинку.
   - Господи, как здесь тесно для двоих. - печально покачала головой сослуживица. - Ты запер дверь?
   - Да, давай побыстрее...
   - Презерватив взял?
   - Конечно.
   - Надевай, ну же!.. Ох, хорошо!.. - дама устроилась поудоб-нее на стульчаке.
   - Просто прекрасно!
   - Какой ты умница!.. Я просто наслаждаюсь...
   И здесь неожиданно раздался голос из динамика:
   - Говорит командир корабля. Парочка в туалете салона но-мер два, мы знаем,чем вы там занимаетесь!
   Сундуков и молодая женщина замерли в более чем неудоб-ных позах, так ошарашено глядя друг на друга, будто каждый из них получил удар по голове дубиной.
   - Немедленно прекратите - это запрещено правилами нашей авиакомпании! Сейчас же затушите сигареты, выбросьте окурки в унитаз и займите свои места! И не забудьте снять презерватив с датчика дыма!
  
   Сидя на пне у лесного ручья, Ирина слушала Тихорецкого:
   - Мы чтим Иисуса, смутно представляя, чему он учил. Ставим свечу в храме и просим о прибыли. Следуем не проповедям, а обрядам, да и то чисто внешне. Мы - язычники с православным лоском, верующие и в то же время суеверные. Готовые плевать через левое плечо независимо от того, кто идёт слева. При этом крестимся и материмся одновременно: "Прости, Господи, мать твою!". Ещё Пётр I издавал указ, в церквях не блудить, вино не пить, священников матом не обкладывать! А ведь Русь уже бо-лее семисот лет была христианской!
   Генеральская дочь поймала себя на мысли, что писатель напоминает своей страстностью Савонаролу, а начитанностью - одного из универсальных энциклопедистов.
   Французских - Дидро или Д' Аламбера.
   Российских - Селивановского, Филиппова, Павленкова.
   Немецких - Плюхера, Толля.
   Еврейских - Брокгауза и Эфрона .
   И удивилась - слушать его было совсем не скучно.
   Даже наоборот - интересно.
   В отличие от других, кто показывали перед ней свою обра-зованность.
   Вероятно, потому, что говоря о серьёзных вещах, Владислав тонко иронизировал над ними.
   А ему вдруг показалось, что в её глазах временами сквозит нечто большее, чем просто дружеское расположение.
   Он прекрасно осознавал, между ними ничего не может быть.
   И не должно.
   Но ничего не мог с собой поделать, будучи неспособным най-ти необходимые слова, которые позволили бы ему уйти.от де-вушки.
   - Порой наши самые сильные чувства мы выражаем нецен-зурными словами. Только наш человек может признаться в люб-ви матом, и только он, стоя на берегу реки, может от восхищения материться на закат!
   Хотя некоторое время курсант оставалась под впечатлением предупреждения Оксаны о донжуанстве литератора и не хотела становиться очередной донной Анной, тем не менее незаметно для себя всё больше и больше подпадала под его влияние.
   Какое-то странное.
   Гипнотическое.
  
   Дрищенко остановился у калитки в деревянной ограде ос-троверхого двухэтажного коттеджа, выкрашенного в зелёный цвет:
   - Петровна-а!! Муж дома?
   Из окна выглянула ещё вполне миловидная дама бальзаковс-кого возраста:
   - Да дома, где ж ему быть-то? В сарае он, кролей кормит!
   - А тебе не трудно будет пойти и найти его для меня? - Вик-тор Николаевич был очень вежлив.
   Он мало кого уважал, но кое-кого до времени побаивался.
   А Петровна продавала ему по сходной цене кроличье мясо, позволяя экономить до тридцати процентов на стоимости одного килограмма веса тушки по сравнению с магазином.
   - А что тут трудного-то?! - с минуту она таращилась на него, как на призрак, беззвучно шевеля губами, а потом выдала, - У него ж борода и усы!
  
  
   Владислав провожал Ирину домой.
   Шёл и посмеивался над собой, чувствуя себя восемнадца-тилетним мальчишкой на первом свидании.
   - Недавно мне подбросили идею для детективного романа.
   - Убийство? - генеральская дочь обратила на него лучистый взор.
   - Наркотики.
   - Не чересчур ли избито?
   - Смотря как подать. - он слегка улыбнулся. - Представьте, бабка, торгующая семечками, обеспечивает себе приток клиен-тов, подсыпая в семечки героин. А вычисляют её на том, что го-луби рядом с ней обсуждают квантовую теорию поля и азиатский фондовый рынок.
   Девушка не успела понять, шутит он или говорит всерьёз.
   Из переулка появились трое типов весьма решительного и мрачного вида.
   - Эй, мужик, это ты за моей Ленкой ухлёстываешь?
   - А оно того стоит? - литработник сразу понял, выпившему пролетариату захотелось почесать кулаки.
   - Значит, ты, пидор гнойный?! - раздухарился Мерседесов. - Одной мало, так и вторую окучиваешь?!
   Наёмники Оксаны были слишком самонадеянны, чтобы опа-саться за исход заказанной им драки.
   Разве давно не державший в руках ничего тяжелее ручки писателишка сможет оказать им троим сопротивление?
   Или изнеженная, хрупкая на вид, городская девка?
   Судя по их горящим энтузиазмом физиономиям, драка была для троицы лучшим развлечением.
   Резвова непроизвольным движением придвинулась к спут-нику.
   Затем тихо отстранилась, радуясь, что при тусклом свете лу-ны писатель не обратил внимания на её движение и не заметил краски стыда, залившей щёки девушки.
   Сперва она пристально наблюдала за ним, беспокоясь за не-го.
   Потом её губы тронула лёгкая улыбка.
   Поначалу его лицо на мгновение исказилось от нехороших предчувствий, но он попытался казаться спокойным, ничем не озабоченным.
   И внутренне приготовился к бою.
   - Послушайте, рыбки мои золотые, плывите подобру-поздо-рову своей дорогой. Я не знаю и знать не хочу никакой Ленки, так что разбирайтесь с ней, а не со мной.
   - Хамишь, сучара позорная?!
   Первым на него со зловещим рёвом бросился Эсеров.
   Курсанту показалось, автор бестселлеров совершенно не го-тов к отражению атаки.
   Но она глубоко ошиблась.
   Молниеносным движением Владислав перехватил правую кисть Фрола, произвёл быстрый поворот, и рука противника ока-залась зажатой, не давая тому пошевелиться.
   - Пусти, сука!
   Переброшенный через бедро грузчик-уборщик попробовал было встать, но надолго успокоился, потеряв воинственность берсерка после контакта лбом с коленом Тихорецкого.
   Писатель резко шагнул вперёд, нанёс Солитёрову жестокий удар кулаком в лицо, затем схватил руку нападающего и, нырнув под неё, бросил электрика через себя.
   После приземления голова того загудела колоколом и только через полминуты глаза пришли в единение с мозгами, а от удара чуть не выскочили пломбы из зубов.
   Тихорецкий заботливо проследил, как он оставил лбом веч-ный след на земле и умиротворённо замер в позе замёрзшей ля-гушки.
   И повернулся к девушке.
   Та позволила Мерседесову схватить себя за плечи, а затем, сцепив руки в замок, внезапно нанесла мощный удар в подбо-родок противнику и одновременно сильно толкнула его.
   Голова сантехника резко откинулась, тело отскочило назад на несколько шагов, и он расплылся по забору, как кисель, и по-том медленно сполз вниз, очень сильно пожалев о своём опро-метчивом поступке.
   - Вы были великолепны. Ваша пара журавлями летала по улице, разве что не курлыкая. - сделала комплимент Ирина.
   Лесть - надёжный способ проникнуть в сердце любого чело-века.
   Хотя девушка уже и без неё прочно воцарилась в сердце пи-сателя, тем не менее ему было приятно.
   - Да и вы тоже не подкачали. Откуда владеете приёмами?
   - Ещё до учёбы занималась в спортивном клубе, а в училище совершенствую технику. А вы?
   - За два года срочной службы в меня столь прочно вбили некоторые вещи, что не забываю их до сих пор?
   - ВДВ?
   - ГБ...
   Его сердце застучало громче, чем боевой барабан зулусов, когда она протянула свою нежную, тёплую, слегка вздрагиваю-щую руку и положила её ему на кулак.
   Поддавшись внезапному импульсу, он переплёл пальцы, и они пошли так к дому Резвовой.
   А по дороге она изо всех сил старалась оставаться хлад-нокровной.
   Потому как её охватил страх, что она пересекла какую-то не-видимую границу, за которой её чувства могут взять верх над разумом.
   Она хотела бы попытаться отделаться от него, но это было не так-то просто.
   Для неё же самой...
  
  
   Анна Львовна после сделанной ей операции по подтяжке кожи лица любовалась закатом с террасы института косметоло-гии.
   Рядом с ней опустилась в плетёное кресло её соседка по палате:
   - Что-то не пойму я современную медицину.
   - А в чём проблема?
   - Мало дашь - не вылечат и отпустят. Много дашь - не вылечивают, но и не отпускают...
   Оксана нетерпеливо курила в кустах на поляне неподалёку от пляжа, поглядывая на Эсерова, дегустировавшего поллитру из выставленного ею ящика.
   - Доволен?
   - Ясен пень.
   - Ты так и не сказал, как прошло дело.
   - Нормально. Наваляли писателю по самое некуда, а заодно и его городской бабёнке.
   Исполнитель потёр ссадины, характерные для человека, по-пытавшегося лбом и скулами проверить прочность дорожного по-крытия.
   И откровенно соврал, рассказывая о нападении на Тихорец-кого и Ирину.
   Но ему не хотелось лишаться оплаты, да и следовало принять анестезию, чтобы уменьшить боль от побоев.
   В конце концов он с дружками честно хотел начистить лите-ратору морду лица!
   Какой мужик откровенно расскажет о собственном проигры-ше, выставив себя дураком перед бабой, пусть и долбанутой, однако дающей приработок?!
   И вряд ли сам писака станет трепать о своей победе.
   А Карамельченко - его расспрашивать до дондышка души.
   - Синяков много наставил?
   - Как договаривались - хренячили в корпус.
   - По тебе это заметно. - скульптор поднялась. - Ну ладно, пока.
   - Стоп. Куда?- грузчик-уборщик цепко ухватил её за ногу. - Пора выполнить вторую часть нашего договора.
   - Да, я обещала тебе и выполню своё обещание. - кивнула она с царственной небрежностью. - Но только не сегодня.
   - Это почему же?
   - Сегодня я слишком занята.
   Как говорят в криминальных кругах - за базар надо отвечать.
   Ваятельница же никогда не умела этого делать.
   Легко давала обещания и тут же о них забывала.
   А если ей напоминали, находила множество причин, чтобы не выполнять.
   И от неё отставали.
   Однако Фрол не собирался так легко отступить.
   Получив со товарищи по мордасам от Тихорецкого и Резво-вой, грузчик-уборщик разозлился на скульптора-дилетанта и по-тому должен был получить оплату в полном объёме.
   Сразу и немедленно.
   На лице Эсерова появилось похотливое и жадное выраже-ние, когда он двинулся к Оксане, намереваясь её схватить.
   Она не испугалась и не отпрянула.
   Лишь вздёрнула подбородок и упёрла в него взгляд, полный презрения и отвращения:
   - Не смей, а то...
   - Что? - люмпен-пролетарий осклабился.
   - Искалечу. - её глаза грозно сверкнули.
   С мерзкой усмешкой гегемон растопырил руки.
   Карамельченко забилась в его руках, как попавшая в силки птица.
   Её повизгивания то поднимались соловьиной трелью к звёз-дам, то снижались до шипения разъярённой кошки, постепенно ослабевая.
   Отчаявшись одолеть упрямицу, Эсеров врезал ей кулаком в лоб, чтобы сломить архицеломудренное сопротивление.
   Как известно, посеявший ветер, пожнёт бурю.
   Оскорбив честь и достоинство вруньи, нанеся ей лёгкое те-лесное повреждение, Фрол превратил ваятельницу в фурию.
   Мегеру.
   Горгулью.
   И через пару секунд от точного попадания колена Оксаны в цель у него было сплющено достоинство.
   - Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствий!
   Она всегда умела обращаться с нахалами, забывавшими спросить разрешения на близость с ней.
   Мужик согнулся втрое, издав вопль Тарзана из джунглей.
   Правда, далеко не победный.
  
  
   Каролина дымила на веранде, ожидая Тихорецкого:
   - Дорогой, что приятное я могла бы сделать тебе в день рож-дения? - стоило ему подойти, как она зашлась в истерическом восторге от его присутствия.
   Потому как мысль, что Абрикосова может потерять писателя, сводила её с ума.
   Он оценивающе глянул на любовницу, сравнивая её с Ири-ной.
   И понял, что долго не сможет терпеть её присутствие рядом с собой.
   Аюрикосова начинала его раздражать одним своим видом.
   - Давай займёмся ролевыми играми.
   - Давай! Что бы ты хотел? - неудавшаяся актёрка посмо-трела на него взглядом преданной собаки.
   - Значит так, ты - глухонемая проститутка...
  
  
   Тёмные тучи бежали по небу, изредка приоткрывая тусклую луну, предупреждая о близкой грозе.
   Поднявшийся ветер раскачивал верхушки деревьев.
   Карамельченко снился сон.
   Будто бы она, Ирина и Каролина оказались на каком-то экзо-тическом острове, где попали в плен к туземцам, привязавших их к столбам в центре деревни.
   - Кто назовёт то, о чём мы не знаем - отпустим, а если знаем - съедим! - вождь с татуировкой на безобразном лице гадко подмигнул пленницам, обнажив в улыбке подточенные зубы.
   И кивнул на огромный котёл на огне, в который чернокожие щедро сыпали приправы "Knorr" из больших пакетов.
   - Компьютер! - Аксиомова посмотрела на негра с неприятной плебейской почтительностью.
   Тот отошёл к своим, пошептался с ними.
   А когда вернулся, его лицо преисполнилось спеси той лич-ности, перед которой все остальные были не больше, чем пылью под ногами:
   - Это такая штука - стучишь по клавишам, а на экране буквы пишутся.
   Любовницу Тихорецкого бросили в котёл.
   - Мобильник! - Оксана подобострастно улыбнулась.
   После коротких переговоров каннибал торжественно объя-вил:
   - Это такая штука - жмёшь на кнопки и можно с другим чело-веком говорить.
   Пока скульптора отвязывали от столба и обмазывали кетчу-пом "Балтимор", она успела услышать ответ Резвовой.
   - ФээСБэ!
   Людоеды собрались в кружок.
   Уже перед самым падением в котёл с Каролиной и добавками для вкуса до ваятельницы донеслось:
   - Не знаем, иди с миром! Но объясни нам, дуракам, что такое ФээСБэ?
   И тут Карамельченко не выдержала:
   - Да чё там объяснять?! Такие же подонки, как и вы!! Отойдут в сторонку, пошепчутся - и нет человека!!!
   Она проснулась от собственного дикого вопля.
   За окном всё небо было задёрнуто слоем фиолетово-синих туч.
   Прогремел близкий гром, ослепительно сверкнула молния.
  
   Не обращая внимания на грозу за окном, Тихорецкий лежал навзничь на диване, заложив руки за голову.
   Он грезил об Ирине.
   Как ему казалось, писатель никогда раньше не встречал столь прекрасной девушки и не задумывался, что кто-то может быть столь обворожительной.
   А какие загадочные её глаза.
   Они сверкали, выдавая внутренний огонь и были прекрасны.
   И при этом автор не знал - радоваться ему или огорчаться.
   Имелась слишком большая разница в возрасте.
   Некоторое время Владислав пребывал в сильнейшем смя-тении.
   Но потом, вопреки здравому смыслу, образ генеральской до-чери завладел всеми его мыслями.
   Он вспоминал их первую встречу, фотосессию, когда военная форма придавала ей неотразимое очарование.
   И показывала хрупкость, ранимость, женственность.
   То, что девушка пытвлась скрыть от окружающих, прячась за неясно почему надетой на себя бронёй.
   Вновь и вновь литератор с душевным трепетом перебирал мгновения, когда говорил с курсантом, касался её руки.
   Тихорецкий закурил, неожиданно для самого себя осознав, что из памяти выветрилась та, на которой был женат пять лет.
   Образ бывшей супруги померк, ушёл в небытие.
   Ему захотелось написать и посвятить ей лирические стихи.
   Писатель сел, взяв с журнального столика газету с гороско-пом.
   Что ему там пророчат на завтра?
   Точнее - на сегодня?
   "Возможны непредвиденные ситуации в романтических от-ношениях, и ситуации дежа вю. Вам покажется, что некоторые события уже происходили с вами когда-то. Найдите время для хорошей музыки - она окажет на вас благотворное влияние".
   Он бросил случайный взгляд на окно.
   И увидел такое, от чего у него по спине поползли мурашки, а на голове волосы встали дыбом.
   Освещаемая частым блеском молний с улицы на него смо-трела его бывшая жена, уже двенадцать лет, как лежавшая в земле на Саровском кладбище.
   Владислав издал протяжный крик, эхом отлетевший от навес-ного потолочного перекрытия...
   Ночная мгла понемногу сменялась предрассветными сумер-ками, сквозь которые нечёткими размытыми тенями проступали деревья.
   Из-за старческой бессонницы сёстры Гладилины всегда вста-вали рано.
   И сегодня тоже.
   - Говорят, инопланетяне распылили над Россией деградат нация. - широко зевнула старшая.
   - Зачем? - испугалась младшая.
   - Чтобы забрать себе наши ресурсы.
   Сеноя раскрыла окно:
   - Знаешь, почему у нас кухня такая грязная?
   - Почему?
   - Я там лампочку поярче вкрутила.
   Омытое ночной грозой солнце ярко сияло в чистом небе.
   Молодые поэты были удивлены.
   В день своего рождения шеф с утра ушёл в свой кабинет, сославшись на то, что плохо себя чувствует.
   Люкс, с присущим ему чувством юмора, выдал сентенцию:
   - Босс вступил в общество анонимных алкоголиков и с тех пор вынужден пить в одиночку под псевдонимом.
   Ему не поверили, но посмеялись, занявшись подготовкой к торжеству.
   Впрочем, девушки заметили, лицо метра необычайно бледно.
   И его спокойствие нарушено.
   Когда Лёля предложила ему стакан томатного сока, он резко и раздражённо отказался - впервые за те годы, что она его зна-ла.
   А сразу после этого скрылся у себя, заперевшись на ключ и не реагируя на телефонные поздравления.
  
   Аденома-Простатский ехал к Тихорецкому праздновать его день рождения и слушал трансляцию футбольного матча по встроенному радио.
   - Нет, нельзя обыгрывать партнёра, стоя на месте! Это надо делать в движении!
   "Фольксваген" катился по относительно ухоженному про-сёлку, и водитель испытывал наслаждение от быстрой езды.
   - Го-о-ол!! На Варшавина посыпались объятия товарищей на любой вкус!
   Эмиль прибавил скорость, благо отсутствие ГИБДДешников на дороге позволяло ему чувствовать себя Шумахером.
   - Нападающий перебрасывает мяч через защитника и овла-девает им!
   Автомобилист узрел через лобовое стекло машущего ему жезлом патрульного.
   И стал похож на человека, за которым за четверть часа до свадьбы явилась смерть.
   - Всего несколько сантиметров не хватило до счастья... - со-общил спортивный комментатор.
   - Нарушаем?
   - Может, договоримся? За тысячу рублей, а? - главный редактор походил на крепостного, вымаливающего у барина раз-решение на отсрочку оброка.
   - Да как вы смеете?! Я представитель закона! Я полицейский! - казалось, инпектор глотнул слишком много воздуха и захлеб-нулся.
   - Простите, господин полицейский!.. Тридцать долларов, о'кей?
   Оксана рассматривала свое отражение в зеркале.
   На неё смотрела какая-то незнакомая женщина с неподвиж-ным лицом, на котором не было никаких эмоций:
   - Ты любишь его?
   - Не думаю. - скульптор стояла в виде вешалки, держа слак-сы на согнутом мизинце. - Но я должна отомстить ему за то, что он пренебрегает мною. А главное, не желаю, чтоб какая-нибудь шлюха насмеялась над моим проигрышем.
   - Ни себе, ни кому другому? - желчно спросила незнакомка.
   - Хотя бы и так.
   - И ты не смогла с ним справиться? - в голосе отражения бы-ло столько яда, что им можно было бы отравить всё садоводст-во.
   - Мне постоянно что-то мешает.
   - Скорее - кто-то. - тоном опытного эксперта выдала заклю-чение дама в зеркале. - Отдай его мне, я укрощу строптивого.
   - Но... - Карамельченко и доверяла и не доверяла своему второму "Я".
   Боялась самой себя.
   Страшилась свершить нечто такое, за что потом придётся ка-яться всю оставшуюся жизнь.
   - Раз ты его не любишь и до сих пор ничего не смогла доби-ться, отдай мужика мне, и посмотрим. - тень искушала ваятель-ницу, как Мессалина искушала жрицу весталок, желая получить от той согласие на близость.
   - Он решит, будто одержал надо мной верх... - Оксана была нерешительна, точно девочка, желающая одновременно и ли-шиться девственности, и опасающаяся последствий.
   - Послушай, Ксюха, я видела твоих соперниц и знаю, их надо убрать с его глаз. - "Ego" продолжало оказывать на хозяйку пси-хологическое давление.
   - Думаешь, это поможет?
   - Другого выхода нет. Я беру всё на себя, мужайся и доверь-ся мне...
  
  
   Из-за небольшой неисправности в коробке передач Сундуков был вынужден добираться до Тихорецкого не на собственной машине, а на маршрутном автобусе.
   Бодрой трусцой пробираясь по широко и вольно раскинувше-муся на когда-то вырубленной зеками делянке садоводству, он услышал сзади крик:
   - Дяденька, дяденька!..
   Валерий Николаевич оглянулся.
   К нему во весь опор неслась девочка лет десяти с кавказской овчаркой, продолжая кричать:
   - Дяденька, дяденька!!.
   Подумав, у неё что-то случилось, старый друг писателя по-шёл ей навстречу.
   Когда до ребёнка оставалось метров пять, она смогла наконец выкрикнуть фразу до конца:
   - Дяденька, извините, но она вас сейчас укусит!!!
   И не обманула...
  
   В зале, предназначенном для празднования дня рождения Тихорецкого молодые поэты заканчивали приготовления к ве-чернему застолью.
   На покрытых ослепительно белыми скатертями столах, рас-ставленных буквой "П" по всему периметру громоздились блю-дища и блюда с холодными закусками.
   Ровными рядами выстраивались бутылки разнообразных форм и расцветок, вызывавшие у девушек и молодых людей вполне естественное желание промочить глотку.
   Но самое большее, что они могли себе позволить - украд-кой стащить из вазы какой-нибудь фрукт.
  
  
   Аденома-Простатский ворковал голубком, настойчиво завла-дев вниманием Карамельченко.
   - Знаете, легче всего найти девушку своей мечты человеку со слабым воображением!..
   Он смотрел в ее глаза, любовался коротким прямым носом и отчаянно желал с ней уединиться ,чтобы для начала при-никнуть губами к ее большому, красиво очерченному рту,а по-том проверить на упругость и истинность размеров грудь, рву-щуюся наружу из-под платья.
   И уж, коли совсем повезет, запустить пальцы в высоко подобранные вверх волосы да пригнуть даму к своей ширинке, где уже сейчас горячо и влажно.
   И этак ненавязчиво заставить ее сыграть на "нефритовой флейте"...
   - Эмиль Васисуальевич, а вы женаты?
   Вопрос Оксаны оторвал его от сладостных мечтаний, и ему стоило больших усилий не послать скульптора на икс, игрек и еще одну букву из области высокой литературы:
   - Как сказать!.. - голос издателя напомнил вороний грай.
   - Понятно... - протянула ваятельница небрежным тягучим тоном женщины, знающей себе цену.
   И мгновенно утратила к нему интерес.
   Она гордо вскинула голову и легкой походкой направилась к дому, лениво поглядывая по сторонам.
   А Эмиль принялся с помощью богатого запаса непечатных выражений высказывать мнение о себе и о женщинах, не пони-мающих его тонкой души и не желающих вступать с ним в интим-
   ные отношения.
   Потому как, пользуясь своим положением, уже давно отвык стойко переносить женские отказы.
  
  
   Тихорецкий вернулся в свой кабинет, чтобы взять пачку "Примы".
   Главный редактор много раз говорил ему, что в его поло-жении пора курить фирменные сигареты, однако Владислав не мог отказаться от дешёвого и крепкого сорта табака, к которому привык на давно забытой в России войне.
   Там, где вонючая махра считалась счастьем, если старшина успевал привезти и раздать её перед рейдом
   Где было никому неясно из подгруппы огневой поддержки, включая его самого, удастся ли вообще дожить до рассвета в чужой стране, убивавшей их в лицо и в спину.
   Они все были там незваными чужаками.
   Солдатами, без приговора суда осуждёнными на смерть.
   И потому, когда к нему пришла известность, читатели либо принимали стихи с восторгом, либо не могли их читать вообще.
   А кто-то называл его Стивеном Кингом от поэзии.
   Но наверно так и должно быть, ибо немногие в состоянии по-стичь и прочувствовать психологический образ войны - грязь, голод, вши, кровавый понос, потерю самого себя.
   Он и его товарищи, вернувшиеся домой, были убиты на той войне.
   От них остался лишь скелет, обтянутый мясом, и не более того.
   Они все живые мертвецы, смеющиеся при виде сомнитель-ных попыток киносценаристов и режиссёров показать тем, кто нигде не был, экранные ужасы войны.
   Владислав много лет старался уйти от воспоминаний.
   Однако "Прима" не давала этого сделать, возвращая в про-шлое.
   И сейчас писатель снова ощутил себя младшим сержантом, каким был почти тридцать лет назад.
   Тихорецкий проводил взглядом струйку дыма и упёрся им в конверт, лежащий на кресле.
   Сам не понимая почему, автор бестселлеров вытащил из него лист бумаги, покрытый корявыми буквами.
   "Влад, ходят слухи, что вы не прочь жениться. Вдовцы, верные своим жёнам, не связываются с симпатичными неза-мужними солдатками. Пересмотрите ваше решение и оста-вайтесь с ней в друзьях. Я знаю вас и вашу бывшую жену и призываю вас избежать искушения, так как нельзя жениться вторично. Если же вы пренебрежёте моим советом, то бу-дете раскаиваться до конца дней. У меня есть причина утверждать так. Веская, роковая причина, которую я не могу вам пока открыть. Чтобы ваша жена спокойно лежала в могиле, не предавайте её память!"
   Подпись отсутствовала.
   - Что за бред?! - литератор лихорадочно закурил новую сигарету, налил себе половину гранёного стакана водки и выпил его, как воду. - Пугать меня памятью Люси?!
   Именинник вцепился в подлокотники кресла.
   У него даже мысли не было жениться на Ирине.
   В чём тайная цель идиотского послания?!
   Кому понадобилось вывести его из себя?!
   Нет, тайну письма нельзя разрешить так сразу.
   В нём содержатся вещи, которые в состоянии смутить и оза-дачить кого угодно.
   Тихорецкий сделал над собой усилие, чтобы успокоиться.
   Выпил ещё.
  
  
   Идеалян ждала, когда сестра Шпроттера попрощается в при-хожей со своим милым другом.
   Сидя на кухне малогабаритной квартиры с чашкой кофе, она прекрасно слышала разговор девушки и молодого человека.
   - Давай завтра в двенадцать. - в его голосе прозвучал не-поддельный энтузиазм.
   - Ой, ну ты же меня знаешь! Пока я встану, позавтракаю, оде-нусь, соберусь - два часа пройдёт. Если хочешь, чтобы я к две-надцати приехала, скажи: "Приезжай к десяти". Тогда как раз к двенадцати точно буду.
   - Хорошо, тогда приезжай к десяти. - покорно предложил бой-френд.
   - Не, так рано я не могу!
   Сержант искренне позавидовала девчонке.
   Сама она уже давно не могла никому сказать таких слов.
   Почему одним достаётся всё и без труда, а другим ничего, хотя они прилагают титанические усилия, чтобы получить пусть самую малость?
   Чем инспектор РВК хуже кого-либо?!
   Не сразу, но парочка в прихожей всё-таки пришла к разум-ному компромиссу.
   Хлопнула входная дверь, и за стол к Марианне присела блондинка, невероятно похожая на дочь Гены Пукина из давно изжившего себя ситкома "Деградируем вместе":
   - Я готова к вашим вопросам.
   - Очень хорошо. Вы не могли бы подсказать, где мне найти вашего брата Игоря Сергеевича Шпроттера. МинОбороны выде-лило ему премию за написанные им стихи, а я никак не могу его найти, чтобы вручить деньги.
   - Ой, правда, что ль?
   - Девушка, подобными вещами не шутят! - очень серьёзно сказала сержант.
   - Ну, не знаю...
   Инспектор Прибрежного военкомата могла поклясться на тек-сте воинской присяге, что слышала, как натужно заскрипели моз-ги сестрички Гарика.
   - А премия большая?
   - Далеко не маленькая.
   Блондинка бабочкой вспорхнула с табуретки:
   - Тогда ладно! Сейчас схожу, принесу вам адрес его шефа. Он у него на даче! У меня всё записано! - она вылетела из кухни и скоро вернулась с видом победительницы, держа в пальцах с лиловыми ногтями измятый клочок бумаги. - Во! Хорошо не выкинула!
   - Вы меня здорово выручили! - растрогалась Идеалян. - Да-же не знаю, как вас благодарить!
   - Да что мне с вашей благодарности! Это Игорюха меня отблагодарит! Ещё как!
   - Не сомневаюсь! - тонко улыбаясь, сержант спрятала адрес в нагрудный карман форменной рубашки. - И у меня к вам просьба, не говорите брату о моём визите.
   - А-а, хочете сделать ему сюрприз? - не сразу, но догадалась туповатая девица. - Это будет для него что-то!
   Не подозревая о том, она была права на все сто.
   Явление Марианны действительно станет для Шпроттера И.Д. ЧЕМ-ТО!..
   А для неё самой-то!..
   Керк Женцев вошёл на территорию дачи Тихорецкого, всем своим видом показывая, насколько большое одол­жение делает тем, что присутствует здесь.
   Вольно или невольно он копировал манеры Николая Таскова.
   Когда-то солист районного хора, этакий пухленький мальчик-одуванчик, был фаворитом всех концертов самодеятельности.
   Обладая голосом Робертино Поеретти, мальчик вызывал слёзы умиления у слушательниц и матрон от искусства.
   На него сыпались награды и комплименты.
   Однако, шло время.
   И Женцев оказался в положении того же Робертино и его отечественного аналога - Серёжи Парамконова.
   Юность ушла, голос и внешность изменились, и Керк ока-зался никому не нужным на профессиональной сцене, на кото-рую так стремился.
   Даже в ресторанах города отказались от его услуг.
   Но методисты районного Дома Молодёжи вознамерилась сделать из него звезду.
   Вышли на Аденому-Простатского, который взял на себя роль мецената.
   И дал денег на запись песен исполнителя, по паспорту - Во-вы Кершпенцева, молодого, но изрядно раздавшегося для своего возраста в талии человека.
   Эмилю внушили, что парень гений.
   Однако, почему-то, кроме издателя, никто из влиятельных и денежных людей, послушав горячо рекомендуемого им певца, не спешил вкладывать в него деньги.
   Тогда Керка отправили на "Фабрику звёзд", где тот отсеялся на предварительном отборе.
   Зато главный редактор получил домашнего певца, нужного ему по большому счёту, как седло быку.
   Но престиж превыше всего.
   И Женцеву ничего не оставалось, как зарабатывать на жизнь гастролями по домам престарелых, инвалидов, отдыха, квар-тирникам, молодёжныи и спортивным лагерям, пытаясь сделать хорошую мину при плохом пении...
   А к Тихорецкому он приехал по приказу босса, написав не-сколько песен на стихи именинника - привёз своего рода по-дарок.
   С видом Юлия Цезаря Кершпенцев направился к дому Вла-дислава, чтобы представиться хозяину и заодно найти своего покровителя.
   Аденома-Простатский по-хозяйски расположился в простор-ном, отделанном под ливанский кедр кабинете Тихорецкого с натертым до блеска паркетом и мебелью из темного мореного дуба.
   Сегодня он сильно смахивая на стервятника, высматриваю-щего, чем бы поживиться.
    - У тебя выпить есть? - главный редактор вскинул голову и ощерился норовистым жеребцом.
   - А как же! - завертелся ужом хозяи, открывая бар. - Тебе чего?
   - Водки. И чем больше,тем лучше!
   Он опрокинул в себя услужливо налитый до краев стакан и удовлетворенно крякнул:
   - К твоему сведению, ты занял второе место на международ-ном конкурсе бестселлеров года.
   - Сейчас начну плясать от радости.
   - А мог бы... - Аденома-Простатский влил в себя второй стакан. - Мудиловник ты, Влад! Как был мудиловником, так и ос-тался! Мы же с тобой выходим на совершенно иной уровень популярности!
   - Приятно слышать!
   Эмиль пристально посмотрел на писателя:
   - Ты что не рад?
   - Почему? Рад, конечно...
   - Непохоже... И что у тебя за вид, товарищ автор? Брюки не глажены, морда не бритая - как пятилетний!
   - Да ладно тебе!
   - А почему тогда не пьешь за свой успех? - опомнился глав-ред и щедро плеснул писателю. - Давай-ка мы с тобой дернем!
   - С удовольствием!..
   В глазу Тихорецкого блеснула слеза - единая, скупая, зато емкостью в целое ведро.
   Он печально опорожнил стакан, надеясь, что больше никогда не доживёт до повторения ночного видения.
   Или это уже начало белой горячки?!
   Но как тогда воспринимать найденное письмо?!
   А у Аденомы-Простатского мечтательно вспыхнули глаза:
   - Я смотрю, ты красивых дамочек к себе позвал. Специально подбирал?
   - Само собой получилось...
   - Ой ли? - главный редактор глянул на хозяина взглядом мародера, присмотревшего себе очередную добычу. - Разре-шишь старичку вспомнить молодость?
   - Без проблем.
   Эмиль вскочил с места точно доброволец, готовый совер-шить подвиг:
   - Я на разведку! - он вытянулся в струну, пылая свечой.
   И энергично протрусил к выходу.
   Владислав только успел закурить, как услышал:
   - Аллах Акбар!
   В двери ему широко улыбался Сундуков.
   - Buenos dios, querrido amigo!
   Они крепко обнялись.
   И стали пить водку.
   Пили жёстко, вспоминая о том, что нормальный человек был бы не в состоянии воспринять, как действительность.
   И плакали.
   И обнимались.
   И опять, не пьянея, лакали "горькую", точно воду, "Спецна-зовку".
   Солдаты пропавшей в памяти России войны встретились.
   Чтобы опять забыть по трезвости, что ТАМ творилось.
   О чём не хотелось бы помнить на протяжении многих лет.
   Чтобы не кричать по ночам, пугая жён и детей.
   Не вспоминать о никому не нужных орденах, спрятанных так далеко, чтобы память вновь не ударила в голову, сделав деби-лом.
   Именно дебилом, а не ветераном проклятой Богом и людьми бойни.
   Она слишком тяжело отыгралась на тех, кто рожал пушечное мясо и потом обнимал могилы своих сыновей.
   Тогда груз "200" привозили ночами и старались спрятать на кладбищах без парисутствия родственников при погребении.
   Ибо прятать было нечего.
   Мало кому из матерей доставлялись настоящие тела детей, неразорванные в клочья минами или гранатами.
   Или ободранными после смерти так, что похоронная команда выходила проблеваться при виде тел, которые следовало отпра-вить в Союз в приличном для их родителей виде...
   Чаще всего в домовину по весу кидали землю по весу 021...
   Для отчёта...
   Сноровка Длинного в питье из горла не могла не заставить автора взглянуть на него с должным понимающим уважением.
   Но тот перехваил инициативу :
   - Графин, а помнишь анекдот?
   - Какой?
   - Про нас. "Если мы так отлично воевали, что же в это время делали все остальные солдаты?!"...
  
  
   Жена Задрищенко сегодня была в хорошем расположении духа.
   Ещё бы!
   Их с супругом пригласил к себе модный писатель, и об этом можно будет похвастаться перед подружками, когда она вер-нётся в город.
   Пускай позавидуют её знакомству со знаменитостью, не гну-шающейся обществом простых людей!
   Евдокия накладывала на лицо толстый слой косметики, же-лая скрыть морщины возле глаз и увядшую кожу.
   В зеркале отразился вошедший в комнату супруг при галстуке и в серой тройке ради такого случая.
   Обычно он предпочитал спортивный стиль, полагая, что в та-кой одежде выглядит моложе, и потому чувствовал себя в кос-тюме несколько неудобно.
   - Дорогой, что тебе во мне больше всего нравится? - голосом раненой чайки спросила жена у мужа. - Лицо или грудь?
   Виктор Николаевич с головы до ног осмотрел свою Дусю, точ-но паталогоанатом, прикидывающий, с какого места начать вскрытие:
   - Твоё чувство юмора!
  
  
   Сёстры Гладилины наблюдали из окна своего дома, как к кот-теджу Тихорецкого подходят и подъезжают гости.
   - У-у, буржуи недорезанные! - прошипела рассерженной га-дюкой старшая.
   - Зла на них нет! - поддержала младшая.
   А через несколько минут обе превратились в статуи крайнего Негодования.
   Бабки заметили входящего в раскрытые ворота Конторина под руку с Аксиомовой.
   - Продался участковый! Сросся с криминалом! - брызнула на метр слюной Пермая, сбив при этом пролетающего мимо шмеля.
   - Окстись, он же не бандит, он же писатель! - попыталась быть объективной Сеноя.
   - Все они одинаковые! - произнесла приговор судья, озлоб-ленная на постперестроечные времена.
  
  
   Солнце скрылось за деревьями, и садоводство было погру-жено в предвечернюю мягкую синеву, сглаживающую резкие грани зданий и улиц.
   Ирина появилась на даче Тихорецкого одетая скромнее, чем многие из приглашённых на торжество дам.
   Однако вечернее платье скорее подчёркивало, чем скрывало красоту её фигуры.
   В ушах сверкали золотые серьги, на груди висел медальон в виде скарабея, доставшийся ей в прошлом году в качестве дополнительной награды за выведение на чистую воду некоего олигарха Фантомасова, криминальные наклонности которого долго не давали спокойно жить ФСБ, а запястья украшали тонкие браслеты.
   Девушка стояла в царственном величии, отыскивая взглядом хозяина.
   А тот разговаривал с Аденома-Простатским.
   - Олегыч, ты станешь смотреть новый проект ОРТ "Звёзды на панели"?
   - Рекомендуешь?
   - А как же! В нем представителям поп-бизнеса поможет опыт, приобретённый ими на пути к сцене! - главный редактор сказал это таким серьёзным тоном, что даже умный человек едва ли смог бы уловить иронию в его словах.
   И здесьТихорецкий вдруг почувствовал, что сзади на него устремлены чьи-то глаза.
   Владислав обернулся так быстро, что украдкой разгляды-вающая его Резвова не успела даже отвести взгляда.
   Глаза писателя с выражением вопроса встретились с её.
   Затем она их опустила, и он увидел, как слабая краска зали-ла отвернувшееся лицо.
   Уходя в дом, генеральская дочь подняла руку к волосам, - жестом, присущим любой женщине, когда та чувствует, что нра-вится мужчине.
   Автор незаметно усмехнулся.
   Или он ничего не понимает в жизни, или ему всё же удалось заинтересовать собою курсанта.
   К дефилировавшему по дорожке Люксу подошла Лиля Хам-мер:
   - Не желаешь выпить кофе?
   - Желаю! А почему ты как-то странно слово "водка" произно-сишь? - поэт заспешил так, словно за ним гнались все черти пре-исподней.
  
  
   Аденома-Простатский курил с Сундуковым у раскрытого окна на лестничной площадке второго этажа:
   - В сорок восемь лет многое понимаешь, всё можешь и почти всего хочешь... Вот и решил на днях послушать старые совет-ские песни. И знаете, как называется файл?
   - Как? - Валерию Николаевичу не было никакого дела ни до файла, ни до песен, но из вежливости он изобразил заинтере-сованность.
   - Power. mp 3. Представляете? Power?! Песня моей молодос-ти?! - Эмиль заволновался подобно Ильичу при споре с Буха-риным при обсуждении национального вопроса. - Начал слушать - оказалось, это "Поверь".
   Старинный друг Тихорецкого покачал головой, будто сожалел о непроходимой тупости собеседника.
   - А как переводится "Milyi moj idiot"?
   Сундуков пожал плечами.
   - "Милый мой идёт"!
  
  
   В кустах возле дома жужжали пчёлы, шмель вылетел по-добно пуле навстречу Оксане, и та кинулась на шею поэту, но промахнулась.
   Стоявшая неподалёку Ирина оценила элегантность, с ко-торой тот произвёл этот манёвр и удержал скульпторшу на вы-тянутой руке.
   - Не понимаю, почему ты так холоден со мной?
   - Я не вижу в тебе женщину.
   Во всём облике Карамельченко - от походки до макияжа - явно просматривалось даже не отсутствие вкуса, а набор дурац-ких штампов, давно заезженных кинематографом.
   Однако, чувствовалось, скульптор считала это подлинным светским шиком.
   Чтобы хорошо выглядеть, женщина идёт на такие трюки, за которые торговца подержанными машинами упекли бы на зону.
   - Всего то? - она подошла так близко, что он ощутил её ды-хание. - Пусть не сразу, но ты будешь видеть во мне ту, которая тебя любит, понимает и надеется заслужить ответное чувство. - льстиво сказала ваятельница, считая своим долгом проявить угодливость перед литератором. - Или я для тебя недостаточно красива?
   - Не ломай комедию.
   - А разве ты не ломал комедию, когда женился на своей врачихе? Только не говори, будто любил её! Разве не из каприза предпочёл её мне? И что, доволен семейной жизнью?
   - Тебе-то какое дело?
   - Боишься признаться, со мной было бы лучше? - Караме-льченко не сводила с Тихорецкого выразительного взгляда.
   - Какую чушь ты вбила себе в голову?
   - Не ври ни мне, ни себе.
   Его глаза потемнели от гнева, пальцы сжались, но, сделав видимое усилие, он вновь овладел собой.
   Лёгкая усмешка снова заиграла на губах:
   - Нам давно бы следовало разобраться в отношениях. Сделай мы это раньше, возможно, и твоя и моя жизни сложились бы иначе.
   - Не понимаю, о чём ты говоришь! Нам не в чем разбираться! - ваятельница даже не знала, что хуже - шквал злости, выз-ванный его прямолинейностью, или опустошающая горечь от его слов.
   Генеральская дочь слышала только обрывки разговора.
   И не понимала навязчивости женщины, которая не нужна мужику.
   Хотя, кто-то как-то говорил девушке, самое приятное на све-те - быть соблазнённой достойным мужчиной в расцвете лет.
   Но стоит ли это таких титанических усилий?
   А как же женская гордость?
  
  
   В зале за накрытыми столами разместилось около сорока человек.
   Почетные места во главе - за верхней перекладиной буквы
   "П" были отведены Тихорецкому, Аденома-Простатскому, Сун-дукову, Каролине и Ирине.
   Справа и слева от них строго в соответствии с рангами раз-местились гости.
   Часть собравшихся с вожделением поглядывала на напол-ненные бокалы; было жарко и им хотелось побыстрее утолить жажду.
   А часть, в основном мужская, не отрывала глаз от Резвовой и Абрикосовой, раздевая их взглядами.
   Заметив особое внимание мужчин к её соперницам, Кара-мельченко была близка к нервному поносу.
   Неподалёку от неё сидел тучный гость средних лет с голым и блестящим удлинённыи черепом.
   Толстые губы на жирном угреватом лице непрестанно из-вивались, как червяки, пережёвывая пищу, а медвежьи глазки с вожделением поглядывали на бутылку виски, стоявшую около его тарелки.
   Он был настолько противен скульпторше, что она незаметно для себя сомой отведала водочки, чтобы успокоить расстроен-ные нервы.
   Наконец издатель соизволил подняться с фужером коньяка и тем самым переключил общее внимание на себя:
   - Дамы и господа, прошу внимания! - он постучал вилкой по стоявшему перед ним пустому бокалу, требуя тишины. - Дорогой Влад, мы все здесь собравшиеся поздравляем тебя с днём рождения! Желаем всего хорошего и, чтобы все твои мечты всегда сбывались!
   - Ага, вы ему сейчас всякого нажелаете, а мне это потом исполнять придётся! - обиженно воскликнула Каролина.
   Гости разразились гомерическим хохотом под бурные апло-дисменты, точно был инапрочь сражены оригинальностью её мысли.
   Под восторженный рев пересохших глоток раздался набат-ный звон сталкивавшихся над столом бокалов...
  
  
   - Как вы считаете, где лучше смотреть кино, дома или в кинотеатре? - курносая шатенка обожгла Сундукова взглядом, как лазером.
   Оценив по достоинству её плоский бюст и тонкие руки, он выдал в ответ высокотемпературную улыбку довольного жизнью кретина:
   - Я люблю в кинотеатре. Там целоваться можно.
   - Так и дома можно.
   - Не-е-е... дома жена!
  
  
   Расправившись с заливным осетром и выпив водки, Задри-щенко повернулся к сидящей слева от него жене:
   - Некоторые ошибочно полагают, что белое вино надо пить с рыбой. Это неправильно! Люди не должны пить с рыбами!
  
  
   Оксана по уже устоявшейся привычке, чтобы обратить на себя внимание мужчин, визжала недорезанным на бойне поро-сём.
   А после, схватив со стола пару бутылок с закуской, приня-лась кидаться мякишем хлеба в понравившейся ей мужиков.
   Как ей казалось - настоящих.
   Способных оценить её красоту женщины и талант скульпто-ра.
   Карамельченко привыкла быть в центре внимания и желала переключить внимание гостей автора на себя.
   Тихорецкий сначала желал выставить её вон, а потом решил представить гостям клоунессу.
   Пьяную.
   На недоумённые вопросы гостей, что здесь делает юродивая во вроде бы вечернем, но засаленном платье и заляпанных ма-сляной краской туфлях-лодочках, хозяин пытался отвечать сдер-жанно.
   И чересчур корректно.
   Но ему не верили.
   Пожилая женщина бомжеватого типа своим присутствием не удовлетворяли никого.
   Но от неё следовало избавиться, чтобы не портила общий вид празднества.
   На самом деле ваятельнице не было и сорока.
   Женщина в самом расцвете сил!
   И сексуальности!
   Он изредка ловил взгляд Ирины, ища в нём поддержки.
   И демонстративно отворачивался от Карамельченко, пытав-шейся делать ему глазки, смотревшиеся со стороны паяснича-нием.
   Детская игра старой бабы, затормозившейся во времени, хнычущей в кулак от очередного разочарования и не удержи-вающей сердитых слёз.
   А пробки шампанского выстреливали все чаще, голоса зву-чали все громче.
   Тихорецкий обеспокоенно вертел головой, но тосты станови-
   лись грубо откровенными, а приглашенные - неуправляемыми.
   Он попробовал постучать ножом по хрустальному графину:
   - Господа, потише, я прошу вас!
   Однако его уже никто не слышал и не слушал.
   Люкс темпераментно поднял бокал:
   - За здоровье шефа!!
   Аденома-Простатский сидел красный, упиваясь зрелищем, и всем своим видом поощрял всплеск подхалимажа.
   Покачиваясь корабельной мачтой под порывами ветра, Жен-цев затянул на цыганский мотив:
   - Выпьем мы сегодня за Владислава дорогого
   И пока не выпьем не будем пить другого!
   Припев тотчас же подхватили, и мгновение спустя все, кто мог более или менее твердо держаться на ногах, стоя, исступ-ленно выкрикивали:
   - Пей до дна! Пей до дна!! Пей до дна!!!
   Тихорецкий тоже поднялся, выпил.
   Он стоял, опираясь кулаками о край стола, и глаза его были мечтательно устремлены куда-то поверх беснующихся гостей.
   Богема - есть богема.
   В каком бы столетии она не родилась...
  
  
   Небо было почти чёрным.
   Пламя от большого костра, разведённого во дворе, вздыма-лось ввысь огненным столбом, почти не отклоняясь в стороны.
   К нему с царственным величием вышел Керк Женцев с ра-диомикрофоном в руке:
   - Дорогие хозяин и гости! Сегодня у нас радостный день - какой вы знаете! И я хочу вместе с моим большим другом Аде-номой-Простатским преподнести новорожденному подарок! Спеть несколько песен на его стихи!
   Огонь осветил его, и Ирина узнала круглое лицо в очках ис-полнителя с соломенными волосами, призывно улыбавшегося, как альфонс, давно не пользовавшийся успехом:
   - "Бронежилет"!
   Зазвучало музыкальное вступление.
   Курсант посмотрела на стоявшего рядом с ней именинника.
   Он покраснел и тотчас опустил взгляд.
   Потому как только сейчас сообразил, что неотрывно наблю-дает за девушкой.
   Владислав попытался найти слова для объяснения, но тут же осёкся и замолчал.
   Нелепо было бы говорить вслух, что он любуется её красо-той.
   Что-то в ней имелось такое, что не могло его не заинтересо-вать.
   От почти детского смущения и досады на собственное пове-дение писатель стал слушать Женцева.
   - Бронежилет армейский - защита от беды;
   Бронежилет армейский, спаси и сохрани
   От бьющего под сердце горячего свинца,
   От раны и от смерти ты храни меня!
   Керк запел припев, копируя манеры общения со слушателя-ми "золотого голоса России":
   - Единственный защитник ты, мой бронежилет,
   С тобою не расстанусь я на свой недолгий век,
   Пока хожу под Богом, пока гремит война,
   От пули и осколка ты храни меня!
   К Тихорецкому приблизился издатель:
   - Как тебе мой подарок?
   - Сложно сказать.
   - Отчего?
   - С одной стороны - очень приятно, а с другой... Голос не соответствует тексту, да и имидж твоего парня здесь ни к селу, ни к городу.
   - Ты в своём репертуаре. - Эмиль надулся, как мальчишка, которому вместо шоколадки досталась просроченная сладкая плитка.
   - Дело в том, что он работает под Таскова, а я не перевари-ваю сего женоподобного кумира недозрелых и перезрелых бары-шень с внешностью киношного жиголо.
   - На тебя не угодишь!
   Ирина слушала песню и вспоминала, каким ничтожеством показал себя в Доме Отдыха этот лощёный смазливый щенок, пытающийся предстать сейчас перед зрителями этаким поро-дистым псом.
   Знали бы они о его поведении в "Синегорье"!
   - Хоть я и не язычник, но на тебя молюсь,
   И, может быть, с тобою замены я дождусь;
   Тогда свершится чудо, и воспоёт душа!
   От поминальной стопки ты храни меня!
  
  
   После того, как насытившиеся гости вышли на подворье дачи Тихорецкого, оставшись в одиночестве, Карамельченко пила рюмку за рюмкой, но не чувствовала опьянения, хотя страстно хотела напиться.
   Человек, когда-то давший ей почувствовать себя женщиной, напрочь игнорировал её присутствие.
   Она не замечала, как по щекам текут слезы и продолжала накачивать себя алкоголем, почему-то не приносящим забве-ния...
   А во дворе звучала музыка из динамиков, гремели апло-дисменты, приветственные возгласы, кто-то уже лежал физи-ей на скамье или под скамьёй.
   Наиболее крепкие содрогались в конвульсиях под бравурные
   мелодии в полумраке, прорезаемом миганием светогирлянд.
   Вероятно, Аденома-Простатский вдруг вспомнил молодость или решил поиграть в демократию, но когда он затрясся на пару с Тихорецким в ритуальной пляске гуронов, рвущихся на тропу войны, это произвело настоящий фурор.
   И их примеру последовали все, кто еще мог относительно твердо держаться на ногах...
  
  
   Веня Люкс и Леля Кебаб курили на балконе, снисходительно поглядывая вниз на танцующих.
   - Я готов целовать песок, по которому ты ходила! - он зату-шил окурок в пепельнице и отпил коньяка.
   - А меня? - она взглянула на него поверх бокала с шампанс-ким.
   - Нет. Тебя ещё не готов.
  
  
   Когда Оксана появилась во дворе, одна из гостий, упившись в усмерть, пыталась довольно неуклюже изобразить стриптиз.
   Не обращая внимания на увещевания хозяина, она под гром аплодисментов скинула с себя жалкую пародию на трусы и,
   впав в экстаз от собственной смелости, оцененной сильно подог-
   ретой алкоголем публикой, жадно выпила бокал сухого вина.
   И выпала в осадок...
  
  
   Карамельченко остановилась в позе матери большого семей-ства, надзирающей за шалостями своих детей, резвящихся на улице со сверстниками.
   - Выпить хотите?
   Разъярённая и едва сдерживающая себя она вздрогнула от неожиданности и обернулась на Сундукова, точно электро-дрелью, сверлившего её взглядом и нежно, как младенца, при-жимавшего к груди коньяк.
   - Только не делайте вид,будто вы трезвенница или язвенни-ца. Все равно не поверю!
   - И правильно сделаете. - скульптор показала явные призна-ки радости на лице от проявленного к ней мужского внимания.
   А перед этим развезла по щекам слёзы.
   Зависти и ненависти.
   К Тихорецкому.
   Которому страшно надоело пустое кокетничание ремеслен-ницы, и её непрекращающиеся взвизгивания и рыдания.
   Не говоря о постоянных словесных разборках.
   Чтобы не создавать вокруг никчёмную толчею тот направился в оранжерею, в которой царил полумрак, подсвеченный неско-лькими фонарями.
   На улице давно стемнело.
   Он повернулся к кадке с пальмой, из-за которой выскочила ваятельница, кинулась к нему и, точно назло, со всей силы по-вернула к себе, вцепилась руками в плечи, и, впилась губами в губы, как змея языком.
   Иного в тот момент автор бестселлеров не чувствовал.
   Владислав не поимел ни малейшего удовольствия от по-целуя.
   Вовсе наоборот.
   Он пытался скинуть с себя опьяневшую скульптора, однако та всё висела и висела на его шее, болтая ногами.
   И именинник начал гнуться, подобно дереву под порывами резкого ветра.
   Наконец он разжал её руки и сбросил на пол:
   - Вконец охренела?!
   Её лицо зло перекосилось, точно она вместо сахара насыпа-ла в кофе соли:
   - Всё равно ты будешь мой! Никуда не денешься!
   Его терпение было истощено и не стоило дальше испытывать выдержку бывшего сержанта, продержавшегося на одном психе в очень "мутной войне", из которой вышла только половина спецгруппы восемнадцатилетних дураков, веривших в то, что им говорили замполиты.
   - Исчезни, дура стоеросовая!
   Неожиданно уязвлённая его тоном Карамельченко убежала из оранжереи.
   Тихорецкий облегчённо вздохнул.
   Если бы ему не удалось сдержаться, бывший старший сер-жант - зам командира группы огневой поддержки просто бы убил донельзя навязчивую девицу бальзаковского возраста.
   Сколько можно говорить об одном и том же?!
   Разными словами, но постоянно повторяя один и тот же те-зис.
   Дама хочет замуж.
   А что ему потом с ней делать?!
   Ну, потрахает дурочку с переулочка с месяц-другой...
   А потом что?!
   Приносить липовую справку об импотенции, чтобы отстала с сексуальными домогательствами по ночам?
   Здесь Тихорецкий вспомнил Ирину.
   По сравнению с Оксаной в ней не было ни фальши, ни ли-цемерия, ни истеричности, ни притворства.
   Она готова была принять свою судьбу, какой бы та не ока-залась.
   И потому спокойно смотрела вперёд.
   Наверно, именно из-за этого девушка и стала для него почти что частью собственного существа.
   Не говоря о душе...
  
  
   Две гостьи стояли около дома с бокалами в руках, подпирая его стены своими спинами.
   - Тяжело быть женщиной в России. На ней и дом, и дети, и работа. То ли дело жизнь француженки - модная, гламурная, лёгкая.
   - Ну да, во Франции даже шпалы лёгкие.
  
  
   Отпив из припасённого Валерием Николаевичем фужера, она брезгливо огляделась.
   Не в меру опьяневшая публика в процессе Броуновского движения пыталась предпринимать непонятные трезвому чело-веку действия.
   Пожилой и солидный на вид мужчина уже заслуженно отды-хал, лежа на боку прямо на газоне и с любопытством пытаясь заглянуть под юбки и платья дам.
   - Куда залез, придурок? - орала на него тощая дама, брызгая слюной на все стороны. - Вот же зараза ты какая!
   Сундуков брезгливо усмехнулся, приняв знак внимания со стороны накрашенной, точно индеец на тропе войны, завитой мелким бесом блондинки неопределённого возраста в виде под-ношения шоколадкой.
   И отпихнул её в сторону, чтобы не пыталась тщетно изобра-жать перед ним непосильную для нее роль девственницы:
   - Потанцуем?
   Карамельченко пошла за ним.
  
  
   Тесно прижавшись друг к другу молодая пара колыхалась подобно водорослям на дне моря под медленную мелодию.
   - Дорогой, я вчера к врачу ходила, он сказал, у меня будет ребёнок.
   - Я вот думаю: а если мне к автомеханику сходить - у меня будет машина?
  
  
   Сундуков куда-то пропал.
   И Оксана долго пыталась вернуть утраченное самооблада-ние, скользя рассеянным взглядом по танцующим, сидя в оди-ночестве на скамье в саду.
   Опять писатель одержал победу в коротком сражении, и было непросто с этим смириться.
   Казалось, он с ледяным спокойствием намерен довести её до самоубийства.
   Или убийства.
   Но ничего, скоро придёт и её черёд!
   Она ещё придумает план, способный сокрушить его непро-биваемую самоуверенность!
   И скульптор не успокоится до тех пор, пока не оплатит по-следний, даже самый незначительный счёт!
   А потом Карамельченко обозлилась на Ирину
   То, что курсант соответствовала самым высоким требова-ниям женской красоты, становилось очевидным даже для неё.
   И она поневоле задавалась вопросом - является ли гене-ральская дочь воплощением ангельской или, напротив, дьяволь-ской силы?
   В этом следовало разобраться.
   Мимо неё прошла пара.
   - А кто твой любимый певец или певица? - спросила де-вушка.
   - Шура. Шура - мой любимый певец или певица. - ответил голос евнуха.
   Оксана решила ненести пробный удар.
   Провести, так сказать, разведку боем.
   Чтобы окончательно убедиться, насколько Резвова опасна для неё, как соперница.
   И как с ней бороться дальше.
   Для доказательства всем претенденткам на сердце Тихо-рецкого, что именно она-то и способна позаботиться о нём лучше всех прочих.
   Её глаза загорелись недобрым огнём, но внешне ваятель ос-талась бесстрастной.
   Принятое ею решение оказалось следующим шагом на пути к трагедии...
  
   Тихорецкий танцевал с Ириной.
   - Мы непредсказуемые люди! У нас любовь - с синяками, а добро - с кулаками. - он кивнул на Евдокию Задрищенко, тащив-шую на себе мужа в сад. - Мы гордимся выпитым и тем, что у нас самые сильные женщины.
   - И ещё мы - эмоциональные. Думаем пару раз в день, а остальное, а остальное время переживаем то, что надумали за эти два раза. - в тон ему сказала курсант.
   Леля Кебаб сидела на скамье с молодым человеком придур-коватого вида.
   - Делать хорошие машины для наших дорог - то же самое, что строить хорошие дороги для наших машин. - важно заявил он. - А кстати, у вас какая?
   - У меня целых две. Обе, правда, мамины - швейная и сти-ральная...
  
  
   Оксана не отрывала глаз от танцующего с Ириной писателя.
   Внимание, уделяемое им девушке, выводило её из себя.
   Желая привлечь его к себе, она решительно направилась к Тихорецкому.
   Выпрямившись во весь рост и расправив плечи, Карамель-ченко с независимым видом прошлась мимо автора с девушкой, а затем громко обратилась к нему:
   - Не пора ли тебе потанцевать со старой подругой?
   - Ты имеешь в виду себя? - у него был тон прирождённого фаталиста.
   - Именно! - в ее голосе была страстность Кахагены, призы-вавшей в VII веке своих соплеменников-берберов подняться на бой против арабских завоевателей.
   - Не пора.
   - Даже один танец?
   - А зачем? Это не нужно ни мне, ни тебе.
   Она занервничала.
   Ей приходилось обороняться, что оказалось для неё полней-шей неожиданностью.
   - И это всё, что ты можешь сказать?
   - Да.
   С ней редко говорили тоном, не терпящим возражений, и по-тому он не только поразил её, но и привёл в смиренное состоя-ние.
   А Владислав взял Ирину под руку и пошёл вместе с ней прочь, выставив тем самым скульптора перед всеми на посме-шище.
   Более невоспитанного, грубого и нечуткого человека ей ви-деть не приходилось.
   С самообладанием, достойным истинной героини России, ва-ятельница направилась в противоположную сторону..
   Но не сделала и полудюжины шагов, как заискрилась от радости так, словно сорвала джек-пот.
   Потому что увидела Каролину, стоявшую под деревом с за-думчивым видом человека, утомленного жизнью.
   Оксана шагнула к фотомодельке, приблизила губы к её уху и некоторое время что-то в него шептала, стреляя глазами во все стороны..

Конторин уединился с Аксиомовой в одной из дальних комнат.

   - Научиться исполнять индийские танцы очень просто. Одной рукой вкручиваешь лампочку, другой гладишь собаку.
   - Это как? - Лада прижалась к жениху грудью, животом и ко-ленями, повиснув на нём, как мать, не пускающая сына на войну.
   И он нежно надругался над ней.
  
   Каролина приблизилась к Тихорецкому:
   - Вот так всегда! После пятого бокала коньяка ты превраща-ешься в отвратительное животное!
   - К твоему сведению, я не пил.
   - Зато я пила!
   Пустая ёмкость гранатой из гранатомёта устремилась ему в голову.
  
  
   Шпроттер прижимал к себе молодую женщину с глазами ко-ровы, которую каждый день дёргают за соски и лишь раз в год водят к быку на случку.
   Он был навеселе и потому блистал остроумием:
   - Мечты - это когда думаешь, что будет лучше, чем будет. Ностальгия - когда думаешь, что было лучше, чем было. Реаль-ность - когда есть, что есть.
   - Ну, а счастье? - с придыханием спросила "тёлка".
   - А счастье - это когда не думаешь, что есть, что было и что будет.
   - Какой вы умный! - с восхищением взглянула на него парт-нёрша.
   - Среди поэтов дураков не держат.
  
   Сундуков отбросил докуренную сигарету и хотел вернуться к даче, как вдруг заметил идущую к нему женщину в красном пла-тье.
   Чем больше он всматривался в неё, тем больше его не поки-дало ощущение, что она не так уж ему незнакома.
   Любой человек хотя бы раз сталкивался с тем, как при виде чего-либо совершенно неизвестного у него вдруг появляется чувство, будто он уже встречался с ним, хотя и не в силах ска-зать, ни когда, ни где, ни при каких обстоятельствах это происхо-дило.
   Валерию Николаевичу показалось, он видел незнакомку ра-ньше, однако не мог вспомнить, где именно.
  
   К Тихорецкому подвалил грузный драматург с тремя подбо-родками.
   Бедняга тупо смотрел на наполовину опустошенный бокал в руке, умудряясь ещё и удерживать в ней куриную ножку, и, казалось, если на него тихонько подуть, он не удержится на но-гах.
   - Ребята! - гость заулыбался, пытаясь сфокусировать взгляд
   хозяине. - Давайте выпьем!
   Тот подозрительно покосился по сторонам и не сразу понял, к нему обращаются во множественном числе.
   Вокруг во дворе и в саду продолжалось веселье; когда уже никто практически ничего не соображает, а действует лишь по-винуясь инстинктам - желудочному и сексуальному.
   Безмятежно улыбнувшись, автор пьес для ТЮЗа оступился и опрокинулся навзничь.
   Причем, он смог бы убедить героиню Островского, сетовав-шую, почему люди не летают, в обратном, наглядно показав, летать умеют не только птицы и самолеты.
   Бокал и литератор рассыпались в разные стороны...
   Одна из гостий, получившая по физиономии окорочком Буша, зарыдала, от неожиданности начав страшно и громко блевать прямо себе на туфли.
   Упавший оглушительно испортил воздух и начал медленно вставать на колени.
   Труд из обезьяны сделал человека, а алкоголь всё вернул на свои места.
   Владислав хотел было ему помочь...
   Но увидел женщину в красном платье, стоявшую около де-рева в паре метров от него.
   Как только он упёрся в неё взглядом, она уставилась на него глазами палача гестапо, жаждущего крови потенциальной жерт-вы.
   Тихорецкий похолодел.
   Напротив застыла без слова и без движения его бывшая же-на.
   Он невольно зажмурился, с трудом глотая ком в горле.
  
  
   Аксиомова и Хаммер пили коктейли на крыльце.
   - Интересно, где этот издатель заработал свой первый мил-лион? - спросила Лада притворно-восторженным тоном, ука-зывая соломинкой на Аденому-Простатского.
   - На Крайнем Севере. Загрузил полный самолёт снега и продал его в Африку. - поделилась сведениями Лиля.
   - Снег?
   - Почему, снег? Самолёт.
  
  
   Умершей жены возле дерева не было.
   Тихорецкий потряс головой, будто хотел пробудиться от на-важдения.
   Пьяный драматург встал на четвереньки, подняв к нему лицо:
   - Я скоро состарюсь и умру, а Хрюша и Степашка всё так же молоды, у них всё время новые бабы. - и по-детски заплакал.
   Писатель направился к дому.
   По дороге его нагнал Сундуков:
   - А я тебя ищу! - весело начал он и вдруг осёкся. - Что с тобой? Ты так бледен.
   - Просто я немного напуган, брат. Одна женщина совсем вы-вела меня из равновесия.
   - Случайно не в красном платье?
   - В красном.
   - Кого-то она мне напоминает. Но кого, не могу вспомнить.
   - Мою бывшую.
   - Да брось, её сколько лет уже нет.
   - И всё же это была она.
   Всякое сознание реальности - ритм танцевальной музыки, гул пьяной болтовни - вдруг исчезло для Владислава.
   Даже старый товарищ, и тот казался ему призраком.
   Перед глазами стоял лишь сверкающий взгляд той, что яви-лась к нему из ниоткуда.
   - Тебе надо выпить. Лучшее лекарство против стресса, по-верь мне.
   Они вернулись в зал, где на столах оставалось полным-полно и спиртного, и закусок.
   Едва налили водки, как Тихорецкий ощутил какое-то гнету-щее чувство и мгновенно повернулся.
   В дверях стояла его супруга, глядя на него пылающими гла-зами.
   Это была несомненно она.
   С излишне бледным, неподвижным лицом, напоминающим посмертную маску.
   Автор бестселлеров уронил налитую рюмку, непроизвольно вскочил.
   Валерий Николаевич последовал его примеру:
   - Люсьена Валентиновна, что тебе здесь надо?!
   Ответа не последовало.
   Роковые глаза не отрывались от лица литератора.
   Непреодолимый ужас овладел им.
   От увиденного его кинуло в жар, точно он с мороза влетел прямо в сауну - на спине и под мышками водолазки расте-клись мокрые пятна.
   Гороскоп снова оказался прав.
   Правда, не совсем точно предсказал, но Паша Колба не Нострадамус, да и его перлы рассчитаны на среднего человека, без индивидуальной раскладки.
   Безумие продолжало плести свою паутину.
   А Сундуков подошёл вплотную к неподвижной фигуре:
   - Кто ты и зачем явилась сюда? - он был столь деликатен, словно мастурбировал клитором любимой женщины.
   В уголках её глаз показались слезинки, она скользнула взгля-дом в сторону и прямо-таки с царственным величием медленно выплыла на улицу.
  
  
   Кебаб заливисто хохотала в коридоре второго этажа над анекдотом, рассказанным ей Аденома-Простатским, обмахивав-шимся вместо веера платочком, точно красна девица на поси-делках.
   Хаммер тоже подобострастно подхихикивала, чем и заслу-жила благосклонную улыбку издателя.
   - В связи с переименованием милиции в полицию в "Детгизе" паника. - продолжил он демонстрировать молодым поэтессам чувство юмора. - Главного героя знаменитого стихотворения Сергея Михалкова "Дядя Стёпа - милиционер" срочно переиме-новывают в "Дядя Штефан - полицай".
   Эмиль принял строго вертикальное положение, нехотя откле-ившись от Лили:
   - А вот юный пионер Максимка Палкин был воспитанным мальчиком, уважал пожилых людей и всегда переводил стару-шек через дорогу. Эти навыки пригодились ему впоследствии и во взрослой жизни. - он по-хозяйски оперся на девушек, как тяжело раненый комбат, которого уводят в тыл с поля боя сани-тарки. - Ох, что-то я притомился!
   - Тогда вам необходимо отдохнуть! - наследница Михалкова бросала на него полные обожания взгляды.
   - Так ведите!
   - Прошу за мной! - она пошла вперед, показывая дорогу в гостевые комнаты, желая продемонстрировать перед ним свою готовность помочь при любых обстоятельствах.
   Особенно,когда смертельно устал и не мечтаешь ни о чём ином, кроме как упасть в постель и поспать хотя бы часиков во-семь для восстановления основательно подорванных празд-неством сил.
   Но, глядишь, издатель когда-нибудь вспомнит об оказанной ему услуге.
   И поможет интересной девушке сделать писательскую ка-рьеру...
   - Чему бы, девчонки, вас такому научить, чтобы раз и на-всегда?
  
  
   Сундуков щедро налил Тихорецкому водки, глядя, как тот лёг-кими шагами лунатика пересёк комнату:
   - Похоже, она сильно действует тебе на нервы. - он скорбно покачал головой.
   Тот почувствовал такой резкий спад нервного напряжения, в котором пребывал всё это время, что ему пришлось ухватиться за стул, чтобы не упасть.
   Когда наконец к нему вернулись силы, и он обрёл дар речи, поражённый писатель смог лишь проговорить:
   - А я-то грешным делом считал, что отбоялся своё в восемь-десят третьем...
   - Пей, это будет тебе полезно.
   Писатель поднёс рюмку к губам и уже готов был осушить её, как неожиданно для себя снова увидел отражённую в настенном зеркале фигуру в красном платье.
   - За то, чтоб всё было хорошо!
   Сверкающие глаза опять были устремлены на Владислава.
   А голова с неподвижным лицом медленно склонилась, слов-но в признание провозглашённого другом тоста.
   Ему стало по-настоящему нехорошо.
   - Снова она! - он машинально выпил, не чувствуя вкуса "Ди-пломата".
   Оба друга сделали резкое движение от стола.
   Но было поздно - покойница исчезла.
   И как после этого не верить в мистику?!
   А особенно - гороскопам?!
  
   Грудастая брюнетка припала к Женцеву, возбужденно по-глаживая его спину, и ритмично задергала бедрами.
   Рыжая молодка, зайдя сзади, сладострастно потиралась пе-редком об его ягодицы, действуя очень рассчитанно.
   По телу певца пробежала судорога, дыхание стало шумным и прерывистым.
   Требовательный, ищущий язык фанатки раздвинул его губы -
   она с силой всосала его язык в себя и резко отпустила, почти выплюнув.
   Жаркий поцелуй прервался, ее горячие бедра резко отодви-
   нулись от него.
   Она змеей скользнула ему за спину, уступая место по-дружке, с хриплым смешком вставшей перед ним на колени.
   Едва губы рыжей чертовки плотно сомкнулись на фаллосе Керка, тут же послышалось упоенное чмоканье, чередующееся со штопором ввинчивающимися ему в позвоночник роскошными грудями.
   Он ощутил в себе немедленный отклик, не пытаясь разобра-
   ться на что именно - на бюст или щекотание языка, как вдруг...
   - Это что за поцелуйчики в строю?! Совсем нюх потеряли?!
   Перепутавший дверь Конторин был странно спокоен:
   - Да слезь ты с него, шалунья! - он похлопал по заду испуган-
   но улёгшуюся на Женцева брюнетку. - Ему же тяжело.
   - А пошел ты! - и она добавила несколько сочных эпитетов,
   характеризующих участкового далеко не с лучшей стороны, о существовании которых по идее не могла даже догадываться.
   Хотя Эраст сам умел виртуозно выражаться на трех языках, но повторить за ней с первого раза без запинки лейтенант вряд ли бы смог.
   - А вот это зря... - милиционер укоризненно покачал головой. - Я мужик обидчивый, могу и...
   - Так докажи, что можешь! - рыжая двинулась на него, словно
   Кармен на Хозе.
   - Я почти женат!.. - Конторин скользнул взглядом по брошен-ным как попало одёжкам. - В антисанитарных условиях наси-луете мне певца, а за это предусмотрен срок!
   Керк старался на него не смотреть:
   - Кстати, с кем имею честь?
   - Местный участковый!
   - Приношу самые искренние извинения, не знала!
   Подождав, пока фанатки-насильницы приведут себя в бо-лее или менее пристойный вид, избавившись от костюмов ма-тушки-Евы, он положил им руки на затылки:
   - Впервые встречаю таких страстных и прекрасных женщин!
   От тепла его улыбки, наверно, могли бы растаять снега Ан-ктартиды,и потому обе красотки расслабились, сменив гнев на милость.
   Эраст терпеть не мог, когда оскорбляли органы.
   Кто бы ни был обидчиком
   И потому столкнул красоток лбами, бросив навстречу друг другу...
   Брюнетка и рыжая с сухим треском врезались одна в дру-гую и обмерли, превратившись в женщин с большой буквы - бессловесных и покорных.
   Тихорецкий одну за другой выпил несколько рюмок, чтобы взбодриться, и вышел во двор.
   В свете затухающего костра танцевала Каролина, выдавая нечто среднее между конвульсиями паралитиков и упражне-ниями ци-гуна.
   Он каждый миг ожидал снова увидеть усопшую, но она пока не появлялась.
   Писатель прошёл в сад, считая возможным в любой момент появление красного платья.
   Спереди, сбоку, сзади.
   Закурив на дорожке, Владислав услышал у себя за спиной быстрое дыхание.
   Повернулся и двинулся к той, что не обманула его ожиданий.
   А та стала медленно отступать перед ним в глубину сада.
   Откуда-то появилась Ирина.
   И тотчас же литератор почувствовал на своей руке холодную руку женщины, потянувшей его от курсанта.
   Невольно он задрожал от этого прикосновения, однако со-хранил некоторое присутствие духа, чтобы сделать Резвовой знак удалиться.
   Он стеснялся попасть в центр скандала.
   С недоумённым взглядом девушка постаралась взять себя в руки и направилась к дому.
   Автор бестселлеров оттолкнул от себя мёртвую жену:
   - Убирайся, откуда пришла, и никогда не смей возвращаться!
   Будто послушавшись, та медленно и величаво скрылась в те-мноте сада, так и не проронив ни слова.
  
   Мерседесов, Эсеров и Солитёров пили на скамейке у ворот дома сантехника гнилуху, называемую в народе "Три топора".
   Иначе говоря - портвейн "777", приобретённый на средства, полученные за кстати подвернувшуюся халтуру.
   А остатки водки Карамельченко решили оставить в запасе до лучших времён.
   Когда ни у кого не будет денег.
   - Слушай, а чего ты закрываешь глаза каждый раз, когда пьёшь? - спросил электрик у грузчика-уборщика.
   - Да обещал своей бабе, что больше не стану заглядывать в стакан.
   А сантехник с завистью посмотрел в сторону ярко освещён-ного сада Тихорецкого:
   - Живут же люди!
   - Нашёл кому завидовать! - рассмеялся Фрол. - У нас празд-ник всякий день, а у них - раз в год! - он закашлялся.
   - При кашле следует закрывать платком кашляющую часть лица. - наставительно заметил электрик.
  
  
   Оксана сидела с бокалом вина в праздничном зале, когда в нём появились Сундуков и Владислав, метнувший на неё бы-стрый взгляд, предпочитая, чтобы скульптора не было побли-зости вообще.
   Она удовлетворённо отметила, что Ирина отсутствовала ря-дом с писателем.
   Выходит, её авантюра, суть которой в том, чтобы отомстить, удалась.
   Писатель наконец оставлен в дураках, и будет вынужден с этим смириться.
   От избытка чувств ваятельница накрыла ладонью его паль-цы, считаля, от её улыбки у него должно было зашевелиться всё подвижное.
   Но Тихорецкий казался олицетворением тоскливой безна-дёжности, опрокидывая в себя рюмку.
   - Что-то не того? - Карамельченко спросила так, словно между ними совсем недавно не было столкновения.
   Он посмотрел на неё, как на сумашедшую:
   - Я недавно видел призрак своей жены.
   - Кого?!
   - Люсьены...
   - Где?
   - Здесь.
   Оксана усмехнулась:
   - Сколько ты выпил за вечер? - у неё был взгляд врача-нар-колога. - У тебя началась "белочка", не иначе.
   Сундуков посмотрел на даму с претензиями глазами опыт-ного вивисектора:
   - Я тоже её видел... И очень хотел бы знать, кто стоит за этим розыгрышем...
   - Да кому нужно так разыгрывать? - она прилагала все силы, чтобы казаться беззаботной, и при этом была собранна, как охотничья собака на тропе.
   - Пока не знаю. Но обязательно узнаю.
   Его слова странно действовали на неё.
   Вошедшие выпить на посошок Задрищенко с женой, Женцев и Аденома-Простатский с интересом прислушивались к разго-вору.
   Находясь в центре внимания, Оксана заметно осмелела, ес- ли не обнаглела:
   - Не сходите с ума! Вам привиделось непонятно что, и вы го-товы из мухи сотворить слона! Призраки существуют только в романах Радклиф и фильмах ужасов! - она всегда пренебрегала тем, что другие считали разумным и приемлимым в жизни.
   И потому полагала себя более чем убедительной.
   Хотя несуразности в её поведении сразу бросались Сунду-кову в глаза:
   - Ничего, наша доблестная милиция поможет нам разобрать-ся, кому и зачем понадобился сей розыгрыш.
   Карамельченко не ждала от Конторина чего-то страшного:
   - Самое большее в чём способен разобраться наш участ-ковый, кто украл лифчик у старух Гладилиных!
  
  
   А Пермая и Сеноя готовились ложиться спать.
   Выключив "Рубин", старшая сестра зевнула во весь рот, из которого уже извлекла на ночь вставные челюсти:
   - Посмотришь новости по Первому каналу, удивляешься, как всё хорошо. Посмотришь новости по НТВ, удивляешься, как ты дошла из магазина до дома живой?!
   - Телевизор - это протез жизни.
   - А жизнь намного смешнее, чем это надо для радости. - Пер-мая не захотел оставаться безгласной слушательницей в положении школьницы, прилежно внимающей наставлениям. - Кстати, во времена СССР пультом от телевизора был самый маленький в семье...
  
   Звеня ручными и ножными кандалами, Карамельченко в гим-настёрке без пояса шла под конвоем по извилистому узкому ко-ридору.
   В зале, куда её ввели, на возвышении за чёрным столом си-дели трое судей в чёрных мантиях поверх формы НКВД, пуд-реных париках, четырёхугольных шапочках с кисточками.
   Скульптора усадили на массивный стул с высокой спинкой.
   Пока конвойные привязывали её цепями, чтобы не сбежала, она успела рассмотреть должностные лица напротив себя.
   Тот, что сидел посредине с золотой цепью на груди, очевид-но, председатель, оказался Сундуковым, другом Тихорецкого:
   - Захотел заправиться, подхожу, а на дверях записка. "Ре-сторан закрыт на самообслуживание. Гуляем". - он пыхнул сига-ретой.
   - Это что! - махнул рукой находившийся справа от него Аде-нома-Простатский. - Я вчера объявление прочитал: "Оказываю бескорыстную любовь! Особенно добрым, весёлым и щедрым мужчинам"!
   - А я книгу купил "Интеллектуальная история каннибализма". - гордо улыбнулся Задрищенко.
   Валерий Николаевич три раза стукнул деревянным молотком:
   - Внимание, прошу тишины! Начинается заседание Особого трибунала. Слушается дело "Любовь - против Карамельченко"!
   - Прошу пояснить! - ничего не понимая, ваятельница лишь хлопала глазами, словно часовой на посту, внезапно разбужен-ный проверяющим.
   - Обвинитель, разъясните сущность дела!
   Из-за бокового стола соколом взвился Конторин в обмунди-ровании образца конца тридцатых годов ХХ века:
   - Подсудимая Карамельченко Оксана Валентиновна, тридца-ти трёх лет, незамужняя, скульптор-дилетант без художествен-ного образования, обвиняется в том, что на протяжении восьми лет посягает на честь и достоинство писателя Тихорецкого Вла-дислава Олеговича, различными способами провоцируя его вступить с ней в интимную связь.
   На скамьях, предназначенных для зрителей, в одеждах давно ушедшей эпохи негодующе загалдели сёстры Гладилины, Лиля Хаммер, Леля Кебаб, Гарик Шпроттер, Веня Люкс и несколько более чем развратных особ, с которыми автор бестселлеров крутил романы, включая последнюю, - Каролину Абрикосову.
   - Он - порядочная сволочь, поэтому должен жениться на мне, как порядочный человек!! - лжеМухина исторгла из груди крик души такой силы, что у судей закудрявились парики без всякой завивки.
   Обвиняемой вставили кляп в рот.
   - Лучший способ от любви - бег в противогазе. - сказал Эмиль Васисуальевич. - Пробежал кружок, другой, и уже в экста-зе!
   Сундуков, Аденома-Простатский и Задрищенко зашептались, делая большие глаза и отчаянно жестикулируя.
   - У трибунала нет вопросов. Обвиняемая сама подтвердила, что её действия не могли быть ложно истолкованы и намеренно искажены.
   - И всё же слово предоставляется защите! - зевнул главный редактор.
   На маленькую трибунку взошла Ирина в юнгштормовке и кра-сной косынке:
   - Господа судьи, не секрет, что навязчивые идеи могут про-явиться в самых различных формах! Я требую, чтобы моя подза-щитная была отнесена к категории дебилов или шизофреников, не отвечающих за свои поступки! - курсант билась за заклятую подругу, как комсомолка-колхозница за урожай. - Вы не можете судить психически больную женщину! Ни одна из нас, находясь в здравом уме, не способна была бы выкрикнуть то, что прокри-чала она здесь! Поверьте, это неопровержимо доказывает...
   - Что любовь - определённого вида сумашествие! - выкрик-нула со своего места Пермая Гладилина.
   Оксана прошипела на неё сквозь кляп кошкой, которой пред-намеренно наступили на хвост.
   - Если хотите, чтобя мы мягче с неё спрашивали, повесьте на неё табличку "дура". - изрёк Задрищенко.
   - Прения закончились. - ледяным тоном подвёл итог Сунду-ков, похожий на волка, боящегося, что у него хотят отобрать до-бычу. - За перешедшее все границы поведение Особый три-бунал приговаривает Карамельченко Оксану Валентиновну к смертной казни через расстрел. - он орлиным взором обозрел слушателей. - Приговор окончательный обжалованию не по-длежит и должен быть приведён в исполнение немедленно!
   Приговорённую отвязали от стула.
   Она попыталась было выразить решительный протест, одна-ко ей отвесили сокрушительную затрещину, от которой вая- тельница полетела на пол.
   Поставивший её на колени сержант своими габаритами не-вольно внушал окружающим кротость и добронравие - в том числе и ей.
   - Давай.
   Оксана подняла глаза от усыпанного папиросным пеплом с плохо замытыми следами крови паркета, снизу вверх глядя на Тихорецкого направлявшего ствол револьвера ей в лоб.
   Он устало посмотрел на неё, нажал на курок.
   Дуло окуталось клубящимся серым дымом.
   Скульптор почувствовала горячий тупой удар в лицо...
   ... Луна проникала в разрыв между облаками.
   Карамельченко лежала скулой на ручке дивана, об которую стукнулась, когда голова скатилась с подушки.
  
  
   Диск солнца поднялся выше деревьев.
   Проснувшись, Шпроттер яростно почесал свой немалых раз-меров член.
   С наслаждением закурил, и вдруг его лицо сделалось физией психа, возомнившего себя птицей и собирающегося шагнуть с крыши.
   Рядом с ним в одной постели обнажённая подобно Еве, ко-торую Господь ещё не успел выгнать из Эдема за аморальное поведение, лежала вчерашняя тёлка с коровьим взглядом.
   Та самая, что он трахал всю ночь с монотонностью водяной помпы!
   Или - почти всю.
   Но половину - уж точно..
   - А теперь как порядочный мужчина ты должен на мне же-ниться!.. - у неё был такой радостный вид, словно Гарик пришёл вернуть ей крупный долг.
   - Как порядочный мужчина я уже женат! - он врал, точно кан-дидат во время предвыборной компании.
   Но что только не соврёшь ради свободы от цепей Гименея!
   Тихорецкий сидел в кабинете у открытого окна с неподвиж-ным лицом и пустотой в глазах.
   Его неотвязно преследовали мысли о бывшей жене.
   Целую ночь он боролся с собой, стараясь выбросить из голо-вы мучительные воспоминания о ней, но всё было напрасно.
   Однако к утру в клубах табачного дыма её образ поблек, вы-тесненный янтарно-карими глазами с длинными стрельчатыми ресницами...
   Сундуков подошёл к нему сзади, сел на край стола:
   - Пионеры насмерть запереводили старушку через дорогу.
   - Смешно. - в голосе писателя слышалась безысходность.
   - Ты прямо, как нервная бабёнка, потерявшая голову при виде мыши. Или не собираешься расследовать тайну до конца?
   - Неужели всерьёз веришь, будто милиция станет занимать-ся этим делом?
   - Попробуем переговорить с твоим участковым. Знаешь но-мер его телефона?
   Владислав пролистал записную книжку, подал её другу:
   - Под фамилией Конторин.
  
  
   Люкс вышел из дома на крыльцо, на ступенях которого сидел, попыхивая сигаретой Шпроттер:
   - Приветик!
   - И тебя тем же самым по тому же месту!
   - Ты что, не опохмелился?
   - Хуже! - со слезами в голосе сказал Гарик, ненавидевший разборки с женщинами, от которых у него сразу начинали ша-лить нервы. - Нарвался сдуру на приключение! - он изобразил обеими руками в воздухе нечто волнообразное.
   - Понятно. - Веня присел рядом с другом. - Запомни, сто грамм водки заменяют час медитации, а после поллитры откры-ваются все чакры, и третий глаз начинает видеть в каждой бабе красавицу.
   - Да иди ты!
   - Я не понял, у шефа бухло кончилось?
   - Нет?
   - Из горла не можешь?
   - Могу! - Паустовский от поэзии выразительно кивнул на стоящую у его ноги бутылку без стакана.
   - Тогда какого хрена страдаешь?
   - Не хочется!!
   Юморист приложился к "Перцовке", удовлетворённо кряк-нул, вытирая губы ладонью:
   - Оба-на! - неожиданно воскликнул он, глядя куда-то вправо от друга. - Шо це таке?!
   Тот обернулся.
   При виде идущей к нему по посыпанной гравием дорожке Марианны, Шпроттер медленно встал со ступеней со словно бы обсыпанным мелом лицом и попятился назад, как собака, ко-торая при встрече с другой собакой из гордости не хочет с нею драться, но в то же время боится повернуться и удрать.
   Но далеко не отошёл.
   На плечо ему опустилась тяжёлая рука.
   - Парень, не шебуршись.
   Поэт нервно обернулся.
   Кряжистый сержант милиции нежно удерживал его на месте с ласковым выражением глаз Терминатора на бесстрастном лице.
   Бежать было некуда, а сопротивляться - себе дороже.
   - Шпроттер Игорь Данилович? - тоном судебного пристава поинтересовалась Идеалян.
   - Д-да-а. - Гарика затрясло, точно он подцепил малярию.
   - Вот мы с вами и встретились. - инспектор военкомата достала из кармана форменной рубашки с короткими рукавами повестку. - Что же вы скрывались от нас, как нерадивый отец от уплаты алиментов?
   - А-о-э... - призывник в точности походил на главного героя "Бриллиантовой руки" Семёна Семёновича Горбункова, когда в подземном переходе у того попросил прикурить громила с бо-родой.
   - Вооружённым Силам тоже требуются таланты. - сержант приятно улыбнулась. - Так что, можно сказать, вас направили в творческую командировку сроком на год за счёт МинОбороны.
   Сражённая насмерть ударом судьбы творческая личность не нашла сил для достойного ответа.
   - Распишитесь и пойдём.
   - Куда? - всё-таки сумел прохрипеть придушенным кроликом Шпроттер.
   - Родине долг отдавать. - Идеалян ободряюще улыбнулась, как врач, дающий понять пациенту, что его болезнь не смер-тельна. - Сами пойдёте или вас придётся вести?
   А Веня Люкс, не зная как себя вести, молчал, не делая ника-ких попыток вмешаться.
   По причине давней и глубокой любви к спиртному у него были довольно сложные отношения с милицией, и он не хотел рисковать собой.
   Потому и не смог прикрыть грудью друга.
   Не было в нем того чувства жертвенности, что бросило Александра Матросова на амбразуру фашистского дота.
   Он даже не осмелился предложить Гарику выпить на посо-шок.
   А когда того увели в несколько крупных и долгих глотков сам осушил бутылку, приводя в порядок расстроенные увиденным нервы.
   И философски сказал сам себе:
   - Коктейль "Русский - особый" делается так. Налейте пол-стакана водки, добавьте ещё полстакана водки, подкрасьте смесь пивом. И пейте залпом, не перемешивая.
  
  
   Конторин задумчиво потёр подбородок, сидя в кабинете Ти-хорецкого вместе с хозяином и Сундуковым:
   - А если это действительно просто розыгрыш?
   Куривший у окна Аденома-Простатский затушил сигарету:
   - Женское коварство, товарищ лейтенант, не знает границ! Вспомните, за выходной в прошлую среду они нам отплатили рабочим днём в следующую субботу!
   - Почитайте. - писатель подал участковому послание без подписи.
   - Это, конечно, меняет дело. - тот положил его поближе к себе. - Но здесь прослеживается очень много разного, общего.
   - И сужает круг подозреваемых. - Валерий Николаевич отпил пива из высокого стакана, налил сперва другу, потом - осталь-ным. - Там есть упоминание о бывшей жене. Значит, шутник тот, кто её знал.
   - Допустим.
   - Прежде всего - это мы с Эмилем.
   - Задрищенко с женой, те склочные бабки Гладилины. - при-нялся перечислять Владислав. - Драматург Долболобов, та же Карамельченко...
   - Дальше. - прервал записи милиционер.
   - Остальные из присутствовавших на празднике её никогда не видели. При ней я только начинал и не имел широкой извест-ности. А вчерашние гости - те, с кем сошёлся уже вдовцом.
   - Судя по записке, автор - женщина. - высказал ценную мысль главный редактор.
   - Это ни о чём не говорит. Послание отпечатано на принтере. - Конторин, может, и согласился бы с ним, но понимал, что гра-фологическую экспертизу при всём желании не провести, а по-тому не надо упираться в одну версию.
   - Но какой смысл писать подобные вещи мужику? - искренне изумился Владислав. - Разве только гомику! Но в моём окру-жении нет геев!
   - Кто знает?
   - У меня от вашего вопроса остатки моих седых волос встают перпендикулярно плешке! - пожаловался Эмиль Васисуальевич.
   Все присутствующие сделали по паре глотков пива.
   - По крайней мере ясно одно - "призрак" обладает неплохи-ми актёрскими данными. - Тихорецкий закурил.
   - Почему?
   - Она копировала походку Люсьены и довольно грамотно на-ложила грим.
   - Что лишний раз подтверждает - хорошо знала её! - щёл-кнул пальцами Аденома-Простатский.
   - Владислав Олегович, у вас имеется какая-нибудь фотогра-фия жены? - лейтенант сделал архисерьёзное лицо.
   Хозяин достал из ящика стола фотоальбом:
   - Прошу.
   Милиционер пролистал его:
   - Я могу на время взять пару штук?
   - Без вопросов.
   - Ваши гости уже разъехались?
   - Нет, отсыпаются. Кроме местных, те ушли к себе домой.
   - Тогда я буду вынужден просить их не покидать территорию дома, пока не сниму показания. - Эраст поднялся с видом бойца, бросающегося на высоту, которую необходимо во что бы то ни стало взять.
   Идеалян нервно прохаживалась около УАЗика, в котором сидел несчастный поэт.
   В машине что-то случилось с двигателем, и сержант напри-думывала себе всякие гадости из области фантастики, почему авто не может тронуться с места.
   Гарика хотят освободить сообщники!
   Кто угодно!!
   Вплоть до инопланетян!!!
   - Марианна, ты?!
   Она чуть не облегчилась по-малому из-за переживаний от лёгкого хлопка по правому погону на форменной рубашке:
   - Ириша?!
   Резвова обнялась со старой приятельницей, вместе с кото-рой пережила немало приключений и к которой относилась очень хорошо:
   - Ты здесь какими судьбами?
   - Задержала наконец одного особо злостного уклониста! А ты?
   - А у меня здесь дача.
   - Правда? - сержант сама рассмеялась от глупости заданного ею вопроса.
   - Тебе очень нужно возвращаться в город?
   Идеалян задумалась.
   Разве не для каждого из нас идут дожди и веют ветры, поют птицы и распускаются цветы?
   Но мало кто замечает это, отдавая большую часть жизни службе на благо государства.
   Или хозяина.
   Почему бы хоть раз не использовать обстоятельства на бла-го самой себе?!.
   И Марианна решилась.
   Достала мобильный и набрала номер военкома Прибреж-ного:
   - Товарищ полковник?..
   Генеральская дочь не слышала о чём знакомая говорила с командиром - не любила подслушивать чужие беседы, да и к тому же отвлеклась на молодого водителя служебной макшины, с унылым видом взиравшего на свои часы на запястье:
   - В чём мы навсегда обогнали Америку, так это в часовых поясах!
   Она не успела спросить у него, что он имел в виду, так как сержант заставила её зажмуриться от ослепительной улыбки:
   - Я совершенно свободна до понедельника!
   Конторин пристально смотрел на Керженцева, ёрзавшего под его взглядом, как будто ему в штаны заполз муравей, и он пыта-ется раздавить насекомое собственным весом:
   - Да не видел я никакой красной бабы! - он был подобен не-радивому новобранцу, самовольно покинувшему казарму и боя-щемуся в этом признаться суровому сержанту. - Вы же сами знаете, где я был и чем занимался.
   Лейтенант стал краснее свёклы:
   - Вы уверены в своих словах?
   - Готов поклясться на Уголовном Кодексе!
   Мать Ирины загорала на скамейке в парке на территории кос-метологического центра.
   Рядом с ней присели две блондинки с бинтами на лицах.
   - Какие у тебя красивые кудри! - сказала одна.
   - Спасибо. Всё утро сегодня закручивала щипцами.
   - Да? А я думала, у тебя волосы сами вьются.
   - Если бы они сами вились, я бы их распрямляла!
   Драматург Долболобов не блистал особенными талантами.
   Однако раз в год стабильно выдавал пьесу для детей и добивался её постановки.
   Правда в провинциальных ТЮЗах, ибо в столичные прбиться никак не удавалось.
   Да и какая разница, где тебе платят приличные деньги?
   Он опохмелился водкой, запив её лимонадом, и расцвёл опти-мистичной улыбкой:
   - Я вас слушаю.
   Конторин щёлкнул шариковой ручкой, приводя стержень в рабочее состояние:
   - Иван Петрович, вы видели вчера вечером среди гостей даму в красном платье?
   Тот напоминал собой старого девственника, вдруг узнавшего для чего существуют женщины:
   - Вообще-то я мало что помню из вечера...
  
  
   Оставив Идеалян загорать на пляже, Ирина направилась к дому Тихорецкого.
   Он представлял для неё загадку.
   А всякая неразгаданная загадка обычно прочно завладевает мыслями.
   Поэтому она думала о нём гораздо чаще, чем сама того хо-тела.
   Особенно после вчерашнего, когда оказалась свидетельни-цей непонятной сцены в саду.
   Кто была та женщина в красном платье?
   Почему писатель столь странно себя вёл с ней?
   Девушке очень хотелось получить ответы на свои вопросы.
  
  
   Конторин выпустил вверх струю сигаретного дыма.
   - Я даже и не знаю, что вам ответить. - Кебаб красиво стря-хнула пепел. - Ни я, ни Лиля, ни тем более наши мужики не стали бы делать шефу такую подлянку. Да и по большому счёту, какое нам дело до его секса? Он - человек взрослый, с кем хочет, с той и трахается.
   - А вам никогда не хотелось оказаться на месте его пассии?
   - Хотелось. И не мне одной. Но метр принципиально не заводит с нами романов.
   - Почему?
   - У него принцип - не трахай, где работаешь и не работай, где трахаешь. Да и мы для него всего лишь малолетки. Он счи-тает, выдержанное вино слаще молодого.
   - Но Абрикосова ненамного старше вас.
   - Она же не является членом нашего литобъединения.
   - На ваш взгляд, не могла она выкинуть эту шутку?
   Леля посмотрела на лейтенанта с таким же выражением лица, какое появлялось у путешественника, которому сфинкс за-давал разгадать загадку:
   - Хотя в последнее время он к ней охладел, Каролина едва ли способна отмочить нечто подобное. Закатить истерику, разо-раться - да. Но у неё не хватит мозгов на столь изощрённую месть. Здесь чувствуется ум.
   - А вы знаете, кого изображала незнакомка?
   - Ну откуда же!
   - Его бывшую жену.
   - Даже так? Тогда это точно не Каролина. Она, как и мы, и не представляла, как выглядела его супружница.
   Ирина с интересом выслушала рассказ Тихорецкого.
   - Мне пока ясно одно. Тот, кто разыграл перед вами вчераш-ний спектакль, хорошо знал вашу жену.
   - Понятно. Дело за малым - найти этого кого-то. - писатель вздохнул, как вздохнул бы титан, держащий на своих плечах земной шар, если бы его освободили от этой ноши.
   - В милицию обращались?
   - Конторин уже работает.
   - Кто?
   - Лейтенант Конторин, местный участковый.
   - Если вы не против, я тоже подключусь. Как-то раз мне уда-лось найти одного пропавшего полковника.
   - Как говорят, один ум хорошо, а два - лучше. Тем более, что женская логика сильно отличается от мужской.
   - В лучшую или в худшую сторону?
   - Как посмотреть.
   - Та записка сейчас у кого?
   - У участкового.
   - Вот с неё я и начну. - генеральская дочь вскочила с дивана подобно дремлющей львице, разбуженной криком детёныша.
   Литератор с сомнением поглядел ей вслед.
   Девочка решила заняться расследованием.
   Это было всё равно, что приказать десятку литераторов пой-мать мышь на складе готовой печатной продукции
   И потому, закурив, раскрыл журнал с гороскопом.
   Чтобы успокоиться.
   "Самое главное сейчас - ваш настрой на предстоящие со-бытия. В данное время вы можете избавиться от тяжёлой болез-ни, просто взяв себя в руки, впитывыая из окружающего мира лишь хорошее..."
  
  
   Эсеров, Мерседесов и Солитёров допивали последнюю бу-тылку из гонорара Карамельченко.
   Фрол разлил по стаканам спиртомицин:
   - Будем!
   - Будем! - кивнули Оксаний и Венцеслав.
   Выпив, электрик занюхал окурком "Примы" и кивнул на рас-трёпанную книжицу в мягком переплёте, на которой стояла пол-литровка:
   - Джеймс Бонд под номером 007 - самый прикольный секрет-ный агент в мире. Его знают все!
  
  
   Ирина вошла в комнату, где Конторин снимал показания с Люкса.
   - Да нет, что вы! Никто из нас не стал бы это делать! - он выглядел так, словно его распирало желание по-делиться какой-то потрясающей новостью. - Мне кажется, кто-то по-дурному пошутил, и не более того!
   - Кто?
   - А я знаю?
   - Ваш шеф воспринял случившееся не как шутку, а как наглое оскорбление! И его друзья тоже! - Эраст умел раскалывать подо-зреваемых в бытовухе с той же лёгкостью, с какой медвежатник вскрывает почтовые ящики, а Веня ему почему-то не нравился. - А где ваш друг, кстати?
   - Не поверите!
   - Неужели инопланетяне украли?
   - Хуже! Забрали в военкомат!
   Лейтенант уставился на поэта, как Гамлет на появившуюся перед ним тень своего отца.
   - Да я на полном серьёзе! С час назад приехала баба в фор-ме с вашими людьми, взяла его за цугундер, усадила в "луна-ход" и увезла!
   - Подтверждаю! - подала голос курсант. - Это была моя под-руга, сержант Идеалян!
   - А вы что здесь делаете? - удивился милиционер.
   - Пришла вам помочь.
   - Я не нуждаюсь ни в чьей помощи! - Конторин вертел в па-льцах ручку с таким видом, словно возомнил себя детективом Коломбо. - В этом деле дерьма по колено, зато дел по горло.
   - Меня прислал к вам Владислав Олегович, чтобы я взяла у вас записку.
   - Но это вещдок.
   - Догадываюсь. И потому даю вам слово, что не потеряю его и не съем.
   Лейтенант нехотя протянул девушке бумагу.
   Она взяла её и уверенно зашагала вон из комнаты, как советский народ к коммунизму.
  
   Карамельченко вышла из озера, улеглась на розовую атлас-ную простыню, подставив солнцу спину.
   Блеск воды и яркое солнце доставляли ей наслаждение по-сле того, как вчера вечером она видела испуг и смущение Тихо-рецкого.
   Она ненавидела его, потому что он не мог или не хотел по-нять её.
   Хотя Оксана так была достойна любви любого из мужчин, не говоря уже о нём.
   - Милый, я толстая?
   Скульптор подняла подбородок, оценивая габариты широко-костной дамы в соломенной шляпке.
   - Нет, ты равномерная...
   Лавуазье в купальнике по достоинству оценила дипломатию тощего мужичонки с козлиной бородкой.
   И легла на бок, доставая из сумки сигареты.
   К её соседке слева подошли высокий молодой человек и ни-зкорослая девица в тёмных очках.
   - Мама, вот мой парень, познакомься. Не пьёт, не курит, ма-том не ругается!
   - А тебе с ним не скучно, доченька? - участливо спросила мамаша.
   Карамельченко закурила.
   Наконец-то щелкопёра поставили на место!
   И надо отдать должное, сделали это виртуозно, сыграв на его суеверии.
   Небось сидит сейчас на успокоительных таблетках или пьёт горькую, снимая стресс!
   Так ему и надо, скотине!
   - Батюшка, а во время поста женщину можно? - спросил мо-лодой человек у бородача с крестом на волосатой груди.
   - Можно, сын мой, только не жирную. - священник выразите-льно мигнул в сторону ширококостной дамы в соломенной шляпке.
   Мимо Оксаны прошёл юноша, отмахиваясь от рыжеволосой пляжницы с широкими мужскими плечами:
   - Девушка, вы такая фешенебельная, что мне нерентабель-но!
   Ваятельница вернулась мыслями к Тихорецкому.
   Интересно, борзописец накатал заявление в милицию?
   Если да, то как воспринял это участковый?
   Какой диагноз ему поставил?
   Лейтенанту больше делать нечего, как только гоняться за призраком и становиться посмешищем в глазах дачников!
   - Семейная жизнь - это когда ты стараешься напоить супругу не для того, чтобы затащить её в постель, а чтобы спокойно по-играть на компьютере. - со знанием дела высказался плешивый молодец с поросячьими глазками, отхлёбывая пиво из жестянки.
   - Да. - согласился с ним приятель с бычьим взглядом. - А сколько эти твари покупают ненужного?!
   - Отучить жену покупать всё что попало совершенно нетруд-но! Просто начни с ней обмывать каждую её покупку!
  
  
   Ирина набрала на компьютере Тихорецкого текст, отпечатала его на принтере и тщательно сличила его с запиской.
   Без сомнения послание было сделано на "Flatron'е" писа-теля.
   Следовательно, письмо написал тот, кто имел доступ к тех-нике.
   Но кто?
   Это необходимо было выясниить, как можно скорее.
   И пограничница отправилась к литератору, который курил в комнате отдыха с Сундуковым и Аденома-Простатским.
   - Сколько людям не доверяй, всё равно окажется, что не до-верять надо было ещё больше! - заметил главный редактор, следя за плывущим к потолку кольцом дыма.
   - Ты к чему?
   - Не верю я этому лейтенантишке. Что он умеет? Ворованных кур находить, да пьяниц отрезвлять? А тут дело серьёзное.
   - Логично. - согласился Сундуков.
   - Вообще-то к делу подключилась Ирина...
   - И что с того? Она же девчонка! - пренебрежительно махнул рукой Эмиль. - Да и какое она имеет отношение к ведению след-ствия?!
   - На безрыбье и рак - рыба.
   - Ну, разве что! А вообще-то она - трогательная женщина.
   - Поясни.
   - Трогательная женщина - это женщина, которую хочется по-трогать.
   Дверь в комнату скрипнула:
   - Не помешаю? - девушка перешагнула через порог.
   - Нисколько, проходите. - Владислав сделал приглашающий жест. - Пива не хотите? Или чего покрепче?
   - Да нет, спасибо. - Резвова присела на подоконник. - Вла-дислав Олегович, кто, кроме вас, может воспользоваться вашим компьютером?
   - Да в принципе любой.
   - А поконкретнее?
   - Мои ребята-поэты. Хотя они предпочитают сперва писать вручную, а уже потом набивать. Да и за те дни, что они у меня я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них к нему подходил. - у Тихорецкого были мутные глаза зверя, попавшего в западню. - Потом Эмиль. Он мог с моего адреса что-либо отправлять по делам издательства... Длинный мог играть в стрелялки. Но, правда, опять же не заметил их дружбы с моей машиной... Оксана, наконец! Впрочем, не уверен, что она знает, как с ней обращаться!
   - А к чему этот вопрос? - спросил Сундуков.
   - Письмо отпечатано на принтере хозяина.
   - Ни хрена себе, сказал я себе! - с непосредственностью ре-бёнка выразился Аденома-Простатский.
   - И?!.
   - Будем искать. - генеральская дочь двинулась было к выхо-ду, но остановилась на половине пути. - Влад, вы не проверяли, не исчезало ли что-нибудь из вещей вашей жены? Например, то платье, что вас так вчера поразило?
   - Нет. Я несколько лет не захожу в её комнату.
   - Давайте сходим, проверим. Хотя бы для очистки совести.
   - Давайте. - писатель встал из-за стола.
   Леля и Лиля отпивались лимонадом на веранде, когда мимо них прошёл, почти пробежал, Веня.
   - У меня сложилось впечатление, что этого парня голыми ру-ками не возьмёшь. - пригорюнилась Кебаб.
   - Не волнуйся! - Хаммер потянулась к пачке сигарет. - Ру-ками и головой ты, может, и не научилась работать как следует, зато голыми ногами возьмёшь без проблем.
   До них донеслись утробные звуки оленя, зацепившегося своим мужским достоинством за пень.
   Люкс извергал из себя съеденное и выпитое накануне и се-годня утром.
   Ибо неправильная опохмелка приносит не облегчение, а рас-стройство желудка.
   Ирина вместе с Тихорецким перебирала одежду его бывшей жены, висевшую в платяном шкафу:
   - Что-то я не нахожу ничего похожего.
   - Однако это платье там было!
   - Влад, не пори ерунды! - Сундуков дёрнул писателя за руку. - Ты же видишь, шмотки нет!
   - Оно должна быть!
   - Если бы его не скоммуниздили!
   - Кто?!
   - Тот, кто изобразил в нём твою Люсьену! - у Валерия Нико-лаевича был глухой голос побеждённого на арене цирка гладиа-тора.
   Резвова села на диван-кровать:
   - Кто имеет доступ в эту комнату?
   - Никто.
   - В самом деле?
   - Ну, разве что Оксана. Она приходит убираться у меня и имеет ключи от всех помещений.
   - А если учесть, что она тебя задолбала своей ненасытной "мохнаткой"... - Сундуков ехидно усмехнулся.
   - Это ещё не повод для инсинуаций! - оборвал его Эмиль.
   - Ага, чистая и невинная, как невеста перед первой брачной ночью! - старый друг писателя закурил папиросу. - Чует моя задница, эта гнида вписала нас в блудняк!
   - Твои слова необходимо проверить.
   - Я проверю! - тоном Жанны Д'Арк, обещающей дофину Карлу сделать его королём, сказала курсант.
   - И я тоже!
   Конторин вышел из магазина "24 часа", где купил полтора литра лимонада.
   Захотелось лейтенанту выпить сладенького.
   А охота, как известно, пуще неволи.
   И пока Эраст отпивался на заднем дворе в тени, Эсеров пе-чально взглянул на Солитёрова:
   - Венц, скажи, следует ли наказывать кого-нибудь за то, что он не делал?
   - Разумеется, ни в коем случае нельзя! - электрик опёрся об стену магазина, чтобы не упасть от порыва тёплого ветра. - А почему ты спрашиваешь?
   - Да так просто. Пора идти на обед, а я не перетаскал на склад упаковки с "Дошираком"...
   Участковый появился неожиданно, чем до икоты напугал Фрола.
   Впрочем, может, не столько своим появлением, сколько во-просом:
   - Что у нас с лицами?
   Грузчик, электрик и сантехник синхронно закурили.
   Как ответить никто из них не знал.
   Но и молчать тоже было опасно.
   Кто сказал, что демократия - власть народа?
   Демократия - это власть демократов с демократизаторами, которые очень больно бьют по печени!
   - Повторяю для особо одарённых! Что у нас с лицами?
   Эсеров решил принять удар на себя:
   - Товар разгружали...
   - Да ну?! - весело удивился милиционер. - Все трое?
   - Так тяжело же было одному...
   - И потому проверили рожами качество дорожного покрытия?
   - На работе всякое бывает...
   Конечно, Конторин не поверил записным алкоголикам.
   Но сделал вид, что удовлетворён разъяснением.
   Потому как правды не знал и даже о ней не подозревал.
   Да и не до того ему было!
   С псевдомистикой бы Тихорецкого разобраться поскорее!
   Милиция - не дойная корова, а тем не менее её сосут все, кому не лень.
   Подойдя к Тихорецкому сзади, Каролина нежно обняла его за плечи, крепко прижавшись бюстом к спине:
   - А у тебя есть домашнее прозвище?
   - Нет.
   - А как бы ты хотел, чтобы тебя называли?
   - Не думал об этом. - он стоял со спокойствием тигра, кото-рый окидывает взглядом свою добычу перед тем, как нанести смертельный удар.
   - Так подумай.
   - Наверно - обезьяной.
   - Почему?!
   - Потому что от меня уже произошло несколько человек!
  
  
   Осматривая помещения в доме писателя, Ирина надолго ос-тановилась перед бюстом его покойной жены.
   Очаровательная женщина лет 25, темноволосая, с голубыми глазами, чуть вздёрнутым носиком, похожая на славянских красавиц, как их изображают в исторических фильмах или филь-мах-сказках.
   По крайней мере именно так она выглядела на фотопор-трете, висевшем на стене.
   А гипсовое воплощение образа лишь постольку-поскольку отражало действительность.
   Чувствовалось, скульптуру делал человек, лишённый бо-жьей искры мастера.
   И оттого не сумел передать тепло живой личности, сохранив лишь формальный типаж.
   Кажется, работа выполнена в стиле Оксаны - вроде бы всё отражено точно, но нет той самой изюминки, которая доступна тому, кто имеет способности.
   Курсант отошла от бюста и вздрогнула от неожиданности, едва не столкнувшись с Конториным:
   - Как вы меня испугали!
   - Я не хотел, честное слово! - участковый постарался при-дать своему голосу максимальную искренность.
   Оба смущённо посмотрели на косые лучи заходящего солн-ца, пробивавшиеся сквозь листья деревьев.
   - Что-нибудь обнаружили?
   - Пока нет. - генеральская дочь состроила гримасу избало-ванного ребёнка, которому отказали в удовольствии. - Но не теряю надежды... А как у вас?
   - Тоже почти никак...
   - Может быть, мы начали не с того конца?
   - А с какого надо?
   - Не очень представляю.
   - Вот и я тоже.
   Резвова достала сигареты:
   - А давайте покурим и поразмыслим, как нам поступать в дальнейшем.
   - А давайте!
   Они открыли окно и пристроились у подоконника.
   - Что мы имеем на данный момент? Неизвестную персону, имеющую доступ к компьютеру и знающую историю жизни Тихорецкого. А так же - его суеверия. - девушка посмотрела на деревья сада, словно стараясь отыскать среди них истину.
   - Согласен. Но это мало что даёт.
   - Как посмотреть. Не сегодня, так завтра, но след преступ-ника обязательно отыщется.
   - Полагаю, преступницы. - с твёрдым убеждением сказал Эраст.
   - Почему? - предположение милиционера поразило погра-ничницу.
   - Мужик никогда бы не стал делать подобных инсценировок.
   - Как сказать!
   - Поверьте мне, Ира, мы действуем грубее и тупее, что ли! - чувствовалось, лейтенанта осенила мысль. - А здесь просма-тривается комбинация!
   - Допустим.
   - Вот вы знали о жене Тихорецкого?
   - Мы никогда с ним не говорили на эту тему.
   - А представляли, как она выглядела?
   - Нет, конечно.
   - А кто-то даже знал, какую одежду она носила. И вы хотите меня уверить, будто мужчина запомнит фасон и цвет вашего платья? Особенно, спустя годы? - у Конторина был важный вид человека, сделавшегося необходимым.
   - Я над этим как-то не задумывалась.
   - Зря. Нам важны вы, а не то, что на вас надето. Хотя многие из вас считают по-иному.
   Ирина глубоко затянулась.
   Она обладала общительным и весёлым нравом.
   Ей никогда не были свойственны болезненная мнительность или чрезмерная подозрительность.
   - Возможно, вы и правы...
   - Поэтому лично я буду искать женщину! Потому что иная версия - это как Чапаев без тачанки!
   Оставшись в гостях у Ирины, Идеалян позагорала на её участке, сходила искупаться на озеро, а потом заскучала.
   Ей было просто нечем себя занять.
   А Марианна не относилась к тому типу женщин, что любят бездельничать.
   Она взяла бутылку сухого вина и включила телевизор.
   По общероссийскому каналу шла очередная отечественная "мыльная опера" с претензией на юмор.
   - Мама, можно я возьму твою норковую шубку? - у исполни-тельницы роли дочери был тон капризного ребёнка.
   - Нельзя!
   - Ма, а можно взять из шкафа пару тысяч долларов?
   - Нельзя! - когда-то популярная, но давно уже не снимав-шаяся актриса ответила так рассеянно, словно её каждый божий день об этом спрашивали все подряд.
   - А можно взять папин "Мерседес"?
   - Нельзя, дочка! Папа - инспектор ГИБДД, когда уволится, тогда будет можно!
   Сержант отпила "Ркацители", бросила случайный взгляд в окно.
   К дому подходил Тихорецкий, которого она видела в первый раз.
   Её глаза, прикрытые длинными ресницами, оценивающе ско-льзнули по нему.
  
   Ирина пришла к Задрищенко.
   Виктор Николаевич говорил долго.
   Его речь ни о чём была благозвучна, цветаста, витиевата, богато сдобрена ораторскими приёмами, с помощью которых ей придавалась особая звуковая и интонационная выразитель-ность.
   Но что за человек была жена Тихорецкого курсант так и не поняла.
   И она пошла в атаку:
   - Вы так и не ответили мне, как писатель с ней жил.
   Он пожал плечами.
   Этот жест и выражение лица были очень естественны, как у актёра, отлично заучившего свою роль - человека, несправед-ливо обвинённого в том, о чём он даже не помышлял совер-шить:
   - Я как раз к этому и подхожу. - зам начальника цеха вы-держал МХАТовскую паузу, разминая папиросу. - Жили они дружно, ссор или другой ругани я что-то не помню. Правда, Лю-сьена была ревнива, но с таким мужем, как Влад, ревность обоснованна.
   - Что вы имеете в виду?
   - Творческой личности всегда нужна муза. И эта муза далеко не всегда оказывается женой.
   - Он наставлял ей рога?
   - Чего не видел, того не видел. Однако без причины не рев-нуют...
   - Я понимаю так, что в садоводстве у него никого не было?
   - Именно. Во-первых, он начал афишировать свои связи лишь после того, как овдовел. А во-вторых, с кем ему тут крутить романы, со старухами Гладилиными?
   - С той же Оксаной.
   - Не смешите меня! Она-то и не прочь, да только писатель с ней в блокаду за центнер сметаны не стал бы дело иметь!
   - Разве?
   - Я понимаю, она ваша подруга, но разве вам самой не бро-сается в глаза полное отсутствие в ней хозяйственности?
   - И опрятности. - вклинилась в разговор подошедшая Евдо-кия. - Я уж молчу про вульгарность и безвкусицу в одежде! Такое чувство, что она вообще не умеет пользоваться косметикой! И постоянно врёт!
   - Не понимаю, о чём вы.
   - О том, будто скульпторша. С моим Витьком в одном цехе работает, на компьютере всякую хренотень набирает, да и то с ошибками! Давно бы выгнали, но Витя не даёт! А как она перья распушила, когда по молодости Тихорецкий с ней пару раз по посёлку прошёлся! Всё, любовь до гроба! А сама ему и к чёрту была не нужна!
   - Даже так?..
   Жена Задрищенко окончательно перехватила инициативу у мужа:
   - Так, так! До сих пор по нему сохнет! Надеется, он её подбе-рёт! Да на кой ляд она ему сдалась! Её сперва в щелочи неделю вымачивать, потом ворох тряпок покупать! Никаких зарплат не хватит! Да кто станет терпеть Ксанкино выпендривание не по делу?
   - То есть?
   - Корчит из себя пупок земли, а за душой-то ничего нет!
   - Голая королева! - вставил своё веское слово Виктор Нико-лаевич. - Потому все мужики от неё и шарахаются. Привлечь к себе может, но удержать надолго - нет.
   - Точно сказал. Да ещё и гнилая она. - поддержала мужа Евдокия.
   - По женской части? - ничего другого в голову Резвовой про-сто не пришло.
   - По человеческой. Чуть что не по ней, сразу дерьмо водо-падом льётся! А уж если её лепнину не похвалишь - туши свет, враг на всю жизнь!
   Пограничница решила перевести разговор на конкретную те-му.
   Её не интересовал психологический портрет Карамельченко.
   Пока.
   Она записала себе на корочку головного мозга рассказы Дуни Задрищенко о скотстве ваятельницы, но ещё не представляла, как их использовать в расследовании.
   Которое взяла на себя добровольно.
   Бурно вздымающаяся грудь яснее всяких слов говорила о внезапно для неё самой охватившем её чувстве, которое сол-датка изо всех сил пыталась удержать в себе и не дать ему вырваться наружу.
   - Не знаете, бюст жены Тихорецкого кто делал?
   - Она и делала.
   - А в каких они были с ней отношениях?
   - Терпели друг друга.
   - Не совсем понимаю.
   - Оксанка на него все годы, что он с женой жил, слюни пуска-ла. Люська это видела и как ей хавальник не отрихтовала по сию пору не пойму. Весь посёлок над ней хохотал, а ей, сучке бес-стыжей, хоть бы хрен! - половина Виктора Николаевича подо-зрительно уставилась на гостью. - А ты что, сама не видишь, как она на Влада стойку делает?
   - Я и внимания не обращала.
   Судя по разговору, женщина не выносила Оксану:
   - А ты обрати, чтоб не попасть в дрязги. Он-то на тебя глаз положил, а она бесится, а поделать ничего не может! Видно, надеется, скоро уедешь, ей мужик и достанется! И учти, милая, лепильщица на любую подлость способна, только бы своего не упустить! - любящая жена толкнула локтём в бок мужа. - Витя, расскажи, как эта тварь у тебя парня напоила и пьяного в охрану сдала за то, что он ей в глаза высказал, будто она никто и звать никак!
   Задрищенко принял таинственный вид:
   - Дело было пару лет назад...
  
  
   Тихорецкий с изумлением смотрел на красивую женщину восточного типа в военной форме, сидящую у телевизора:
   - Простите, это дом Ирины Резвовой, я не ошибся?
   - Нет. - Марианна готова была принять его, как самого доро-гого гостя. - Присядьте, она скоро появится.
   - Спасибо. - Владислав Олегович опустился на стул напротив неё, доставая сигареты. - Здесь курить можно?
   - Да.
   - Виноват, не знаю, как вас величать? - литератор склонил голову в манере офицера доревлюционной армии и при этом, сидя, щёлкнул каблуками. - Меня - Владислав Тихорецкий.
   - Марианна Идеалян. - инспектор сама ощутила, как не-естественно прозвучал её голос.
   И поймала себя на мысли, что готова была срубленным де-ревом упасть в его объятия, хотя он и не был киношным кра-савцем, от которого можно мгновенно потерять голову.
   Писатель закурил.
   И подумал, что самое приятное и доступное из высоких че-ловеческих чувств - патриотизм.
   Ничего не надо делать, кроме как гордиться делами сооте-чественников.
   Особенно, когда они привлекают своими выпуклостями под униформой.
   Нет женщин, которым бы она не шла!
   Есть женщины, которые не идут форме!
   Где его двадцать лет, когда после Афганистана в полуго-довой командировке в Никарагуа он бегал на свидание с АКСУ-74 к девочке-пограничнице в звании лейтенанта?!.
   С романтическим именем Гимена...
   А после ещё была и Эулалия, на которой хотел жениться и увести в Союз...
   И из-за которой имел долгую беседу с особистом, на пальцах разъяснившему ему, что его трёхкомнатная квартира меньше туалета в доме отрёкшихся от неё родителей, оказавшихся по другую сторону баррикад от дочери...
   И уехавших жить в Америку...
   Но перед этим объявившим награду за голову девчонки...
   - Хотите чаю? - инспектор Прибрежного РВК приняла почти-тельный вид солдата, ожидающего приказа своего командира.
   - Если вам нетрудно...
   - Чёрный или зелёный? - она не почувствовала, как краснеет.
   - Чёрный.
   Марианна вышла на кухню, а автор бестселлеров вдруг испу-гался самого себя.
   Он испытывал самые нежные чувства к Резвовой, а сейчас вдруг страстно захотел эту сержанта в серой рубашке с погонами с короткими рукавами.
   Нежная, как ему показалось, полногрудая и страстная она всё норовила тронуть его коленкой, когда наполняла чаем чашку.
   А Идеалян в то же время отчаянно боялась, что Ирина в него страстно влюблена, хотя намеревалась при первом же удобном случае проверить на прочность его мужское достоинство.
   И так хотелось надеяться, что писатель хотя бы погладит, если не схватит её за колени.
   - Хозяйка ушла надолго?
   - Не сказала.
   - Понятно. - Владислав затушил окурок о край блюдца. - Вы не могли бы ей сказать, что я заходил?
   - Обязательно. - при виде того, как Тихорецкий направляется к выходу, она почувствовала, как её спина словно бы погружает-ся в ледяную воду. - Что-нибудь передать от вас? - сержант избегала встретить его взгляд, боясь показать своё смущение.
   - Нет... Я зайду ещё.
   Сержант долго провожала его взглядом, чувствуя укол рев-ности.
   Это ранее неизведанное ею чувство посетило Марианну так неожиданно и настолько не к месту, что она даже усмехнулась про себя.
   - Народная примета. Если вы кинули камень в воду и не ви-дите кругов, значит, наступила зима... - сообщила телеведущая с экрана телевизора, который Идеалян позабыла выключить.
  
   Ирина присела покурить на пенёк на окраине садоводства.
   Затягивалась "Винстоном" и пыталась осмыслить получен-ные сведения.
   Но не осмыслила.
   Ей помешал появившийся из ниоткуда Аденома-Простатский.
   С идиотской улыбкой он навис над девушкой, выразительно постукивая ногтем по этикетке на бутылке коньяка:
   - Гражданин следователь, не желаете принять лекарство про-тив стресса? - главный редактор всегда жил по принципу - за спрос не бьют в нос, да и к тому же девушка понравилась ему.
   - Почему бы нет?
   Генеральской дочери требовалась подпитка для мозгового штурма.
   Она не отвергала версию Конторина о женщине, но не на-ходила личность, способную столь изощрённо отомстить Тихо-рецкому.
   И с чего мститель(ница) решил(а), будто писатель намерен жениться?
   На ком?!
   Курсанту стало очень неприятно.
   Резвова отчётливо осознала, что ещё никогда никому из муж-чин не удавалось пробудить в ней такого неодолимого порыва чувства собственничества.
   - Вы позволите задать вам вопрос? - она изобразила на лице улыбку.
   - Я полностью в вашем распоряжении. - издатель был сама галантность.
   - Ваш друг Тихорецкий действительно намерен жениться?
   - Первый раз слышу... - рука Эмиля дрогнула, когда он про-тягивал пограничнице одноразовый картонный стаканчик с нали-тым в нём коньяком.
   - Второй...
   - Не понял... - он принял вид сторожевого пса, почуявшего вора.
   - В записке же было об этом написано.
   - А-а-а... - Аденома-Простатский выпил прямо из горла. - Там скорее выдавали желаемое за действительное. Он не на-столько дурак, чтобы связываться с пустышкой Каролиной... - предприниматель от литературы подмигнул Ирине, будто прож-жённый заговорщик. - Вот вы бы ему подошли... - и тут же осёк-ся. - Извините, если надерзил...
   - Ничего. - Резвова сделала последнюю затяжку и отбросила от себя окурок. - Скажите, а вы знали его жену?
   - Плохо. Видел её пару раз, не больше.
   - Вам были известно о его романах?
   Издатель остро глянул на девушку - будто распарывал её бритвой от горла до лобка:
   - Вы спрашиваете, как дознаватель, или, как женщина?
   - Я хочу установить истину. - Резвова ушла от прямого ответа, потому как и сама его не знала.
   Или просто боялась честно на него ответить.
   Особенно - самой себе.
   - Ясно. - Эмиль показал на лице тоску и подавленность. - Поспешу разочаровать, Влад Люсьене не изменял, так как лю-бил.
   - Ей повезло... - сержант глубоко вздохнула, чувствуя себя почему-то не в своей тарелке.
   - Да, в отличие от Оксаны...
   - От Оксаны?! - она насторожилась, как боевая кошка в ки-тайском храме при подозрительном шуме у входа в сокровищ-ницу, которую охраняла.
   - Знаете, чем отличается блокада от осады?
   - Чем?
   - Вот если я вас обниму, это будет блокада. А если начну ду-шить - осада... - он коротко хохотнул. - Разве вам ещё не рас-сказали, как эта дурища бегает за ним добрый десяток лет?
   - Что-то такое говорили...
   - Не удивлюсь, если эта тварь приложила руку к розыгрышу! С неё станется!
   - Простите, но мне не очень верится.
   - Почему?
   - В Карамельченко, конечно, есть стервозность, но чтобы столь изощрённо...
   Аденома-Простатский с жалостью посмотрел на мисс Марпл отечественного разлива:
   - Плохо вы знаете свою подругу, дорогуша.
   - Она мне не подруга. Так, старая знакомая, и не более того.
   - Вы верно подметили, старая... И всё же, мой вам совет, проработайте версию о её мести...
  
   Сундуков и сам бы не смог объяснить, зачем нелёгкая понес-ла его на пляж.
   - Давай быстрее, Катька! - очкастая мама торопила ребёнка.
   - Я не хочу играть со змеем! - отчаянно сопротивлялась дитя в полном неглиже.
   - Боже, что ты такое говоришь? Все девочки, начиная с Евы, это просто обожали.
   - А вдруг он улетит? - хотя маленькая ещё ничего не сделала в жизни, но чувствовалось, готова была свернуть горы.
   - А ты ему воли не давай. Змей - он тот же мужик, ему главное - хвост распустить. Чуточку ослабишь верёвку - так он думает, будто уже на свободе. И тут ты его подсекаешь и тянешь домой.
   - И на крючок, пока не понадобится. - со старческой уму-дрённостью сказала Екатерина, подбрасывая в небо игрушку.
   - Умница, молодец! Я спокойна за твоё будущее!..
   Валерий Николаевич порадовался за обеих дам - юную и зрелую.
   И здесь ему на глаза попалась загорающая Карамельченко.
   Он двинулся к ней.
   - Бонсуар, мадам.
   - Мадмуазель.
   - Не один ли чёрт? Что-то сегодня ты не радуешь нас своим присутствием.
   Они знали друг друга не один год и потому могли позволить себе обращение на "ты".
   И хотя оба испытывали взаимную неприязнь, старались её тщательно скрывать.
   В общем, пытались делать хорошую мину при плохой игре.
   - Очень мне интересно смотреть на опохмеляющихся даунов и слушать ваши базары. - Оксана имела вид человека, спе-шащего на похороны родственника.
   - А мы с утра решали, кто мог подложить такую подлянку Владу.
   - Ты о чём?
   - О призраке.
   - Было бы над чем ломать голову.
   - Не скажи. Мразь чётко сыграла на дебилизме братана.
   - Только не говори мне, что он на последнем издыхании.
   - Понятно дело, нет. Но квасит от души. - у бывшего де-сантника в голосе появились интонации гостя, отправляющегося на свадьбу нелюбимой родственницы, выходящей замуж за альфонса. - Хочу спросить, на ком он собрался жениться? Не на тебе, случайно?
   Скульптор стала похожа на ту, кто поспешила к нотариусу на оглашение наследства, оставленного умершим дядей, и не полу-чила от него даже ни копейки:
   - Я ему давно не нужна...
   - Тогда - на ком?
   - На этой Каролине!
   - Или на Ирине... - Валерий Николаевич облокотился рукой на колено, положив на неё подбородок.
   - Она-то здесь с какого бока?!
   - А то я его не знаю!
   Ваятельница не всегда умела владеть собой.
   Несмотря на то, что Тихорецкий ничего никогда не обещал ей, и у него не было никаких обязательств перед ней, она почувствовала себя отвратительно.
   Однако сейчас у неё хватило силы скрыть удивление и, мо-жет быть, испуг.
   Ни словом, ни жестом Оксана себя не выдала.
   Даже Сундуков поверил, не заметив фальши в её поведе-нии:
   - Знать бы, какая ля-ля так смастрячила!
   - Обратитесь в ментуру!
   - Уже...
   - Что?
   - Обратились. Да не верю я этому участковому. От той же Ирины и то, похоже, будет больше пользы.
   - Я тебя не понимаю.
   - Она взялась помогать расследованию.
   - Тоже мне детектив!
   - Какой ни есть! - старый друг писателя придал своему лицу выражение настоящего волшебника.
   Ирина вернулась домой, когда Марианна во второй раз разо-грела в микроволновке купленный полуфабрикат чебурека:
   - Извини, я побоялась хозяйничать без тебя.
   - Ничего, всё нормально. - курсант впилась зубами в ужин, как вампир в шею жертвы.
   - К тебе тут приходили.
   - Кто?
   - Некий Тихорецкий.
   Пограничница застыла, словно, как в далёком детстве, услы-шав: "Фигура, замри!":
   - Что он хотел?
   - Не сказал. - Идеалян глянула на подругу, точно её сфото-графировала. - Знаешь, мне кажется, ты сильно ему нравишься, если не больше...
   - В самом деле? - та постаралась остаться равнодушной.
   - Он обещал снова зайти.
   Ирина задумалась.
   Марианна с ней больше пока не заговаривала, расправляясь с чебуреком, но после некоторого молчания продолжила:
   - Неужели он не произвёл на тебя впечатления?
   Генеральская дочь ощутила, что её охватывает слабость, и она близка к капитуляции.
   Хотя бы на словах.
   Усилием воли курсант попыталась перебороть это ощуще-ние.
   Не сразу, но наконец девушка смогла одержать победу над собой.
   Но победа принесла ей слабость и дрожь, как бывает после ожесточённой физической схватки.
   - Ты ему точно нравишься. - Марианна, словно дятел, дол-била клювом в одно и то же место.
   - Не слишком ли много ты заметила в такое короткое время? - пограничница по мере возможности постаралась придать го-лосу игривость.
   - Иногда и надо-то всего ничего.
   Говорить с женщиной о любви - подвергать себя немалому риску, что она не захочет о ней слушать.
   Но сказать ей, что её любит кто-то другой - значит, тотчас же привлечь внимание.
   Оттого Ирина и вздрогнула.
   - Да и ты отчего-то покраснела, как первоклассница.
   - Это ещё ничего не доказывает.
   - А как он смотрел...
   - Глаза часто бывают обманчивыми...
   Девушка сумела придать своему голосу такую убедитель-ность, что сержант больше не сомневалась в её искренности:
   - Я бы на твоём месте...
   - Не сходи с ума!
   - Почему? Одно только безумие и разумно!
   - Мы чересчур разные люди. - Резвова ощутила, как кровь прилила к её щекам.
   Инспектор РВК была для неё сейчас той противной тётей, которая готова отнять пирожное или пожаловаться маме на де-вочку за её плохое поведение.
   И она перевела взгляд на телевизор, где шла рекламная пау-за:
   - Новая родниковая вода "Родник восторга"! Состав: вода родниковая, вода, содержание родниковой воды не менее 40%...
  
   Отец Ирины отдыхал от жены и дочери.
   Иначе говоря, пил водку с военным пенсионером, старинным другом Леонардом Иудовичем Дуркало, бывшим военкомом При-брежного комиссариата, в меру упитанным мужчиной с застен-чивым лицом и обаятельной улыбкой сельского механизатора эпохи застоя.
   - Когда-то, ещё до перестройки, меня позвали руководить коммунистами нашей дивизии. - глаза генерала приняли ме-чтательное выражение. - Я сказал, что не гожусь для этого дела, что совсем из другой оперы. А мне сказали: а тогда мы назначим такого-то. И я подумал: нет, лучше буду я.
   - Помню. - эксполковник влил в себя водки и кашлянул.
   Модест Михайлович оскорбился:
   - Нечего чихать мне здесь, бациллы разбрасывать! - и бодро наполнил рюмки "горькой". - Помню, как-то едем ночью; идеаль-ные условия - луна светит, солнце...
   Офицеры приняли по новой.
   Дуркало закусил малосольным огурчиком и подпёр щёку ла-донью:
   - Как-то на войне погнался за мной враг, и я не смог его до-гнать, как ни старался. - он вздохнул, как малолетка, узнавшая, что ей скоро предстоит стать матерью.
   - Ведь врёшь, как опять. Хотя разница другая...
  
   Ирина обернулась на скрип входной двери.
   Вошедший Тихорецкий замер у входа фонарным столбом:
   - Я не помешал?
   - Да нет, проходите...
   Появившаяся из соседней комнаты Идеалян чуть не всхлип-нула от счастья от возможности его лицереть:
   - Чай будете?
   - Не откажусь. - писатель присел на предложенный ему стул. - Я что пришёл? Хочу спросить, как продвигается расследова-ние? Есть какие-нибудь версии?
   - Есть. Но пока рано о них говорить. - Резвова не заметила, что Марианна бросила на неё такой взгляд, что если бы она на-ходился на фронте, то, не колеблясь бы, дезертировала перед врагами.
   - Жаль. - на его лице выразилось тревожное беспокойство. - Но есть надежда узнать правду?
   - А как же иначе. - девушка помолчала, как пионерка Дикого Запада у индейского столба пыток. - А вы действительно со-брались жениться?
   От вопроса курсанта сердце сержанта едва не выпрыгнуло из груди.
   Внезапная слабость охватила всё тело.
   - Вопрос сложный...
   - Понимаю.
   - Скорее всего, кто-то не очень умный увидел меня с вами или с Каролиной и сделал далеко идущие выводы, не соответ-ствующие действительности.
   Разливавшая чай Марианна постаралась скрыть довольную улыбку.
   - Таким образом вы намекаете на женщину?
   Если бы сам Терминатор схватил Владислава за горло, он не смог бы ответить более хрипло:
   - Я никогда не давал повода заподозрить меня в гомосек-суализме...
   - А если всё-таки погрешить на мужчину?
   - Кому нужно? Я и представить не могу того придурка, что заинтересован в этом... Разве какая фанатка?
   - Имеющая доступ к вашему компьютеру?
   - Тоже верно. Чужие здесь не ходят.
   Пограничница отпила "Lipton'a":
   - Вы достаточно подробно рассмотрели призрак?
   - Да.
   - Вам не бросились в глаза какие-нибудь особенности? В ли-це, в походке, в жестах?
   Тихорецкий задумался:
   - Будто бы нет... Хотя, знаете, лицо показалось чересчур уж неподвижным... Словно неживое...
   - Хотелось бы поконкретнее. - дознаватель всегда обращала внимание на мельчайшие подробности и старалась проникнуть в сущность вещей.
   - Такое чувство, это была маска...
   Ирина вспомнила о Карамельченко:
   - А Оксана не могла приложить к делу руку?
   - Сомневаюсь. Не с её головой делать подобные комбинации. Она привыкла действовать грубее и прямолинейнее, кавалерий-ским наскоком.
   У генеральской дочери вырвалось движение, выражавшее сомнение:
   - Вы уверены на сто процентов?
   - На двести... Зачем ей подставлять саму себя, если её, назовём так, привязанность известна всему садоводству? - спросил Владислав простодушным тоном.
   - Кто знает?
   - На неё бы подумали в первую очередь! Не совсем же она потеряла голову!
   Объяснение было весьма правдоподобно.
   И курсант решила пока им удовлетвориться.
   - У вас могут быть враги?
   - Человек, не имеющий врагов - не человек. Наверняка име-ются те, кто завидует моему успеху. Однако никого из посторон-них в посёлке не видели. А у нас, согласитесь, трудно остаться незамеченным. - литератор встретился с нежным взглядом Идеалян.
   Но сейчас его ноздри щекотал запах волос будущего офи-цера.
   Он отчётливо сознавал, что ещё никогда никому из женщин не удавалось пробудить в нём такого неодолимого порыва чувств.
   И в то же время был совсем не против совокупиться с Ма-рианной.
   Ирония судьбы!
   Любим одних, а желаем других!
  
  
   Сёстры Гладилины готовились ко сну.
   - Ты слыхала, племянница Задрищенко родила? - спросила младшая, расчёсывая на ночь остатки волос.
   - Да ну?
   - Причём рожала по-модному - в воде. Ребёнок просто заме-чательный - четыре кило и на редкость неприхотливый.
   - А с чего ему быть прихотливым? - сидя на кровати, стар-шая приняла позу рассказчицы, убеждённой, её будут слушать со вниманием. - Его, небось, только корми да воду в аквариуме меняй почаще...
  
   Если бы Ирина услышала разговор Тихорецкого, Сундукова и Аденома-Простатского, ей бы точно поплохело.
   Битые жизнью мужики рассуждали о женщинах.
   О красивых и привлекательных.
   В отличие от жён и любовниц.
   После первой поллитровки на сон грядущий такие творческие личности, как Владислав с Эмилем и примкнувший к ним Вале-рий, недостающую глубину мысли, как обычно, скомпенсировали её длиной.
   А именно:
   - Влад, у россиян любое недомогание находит спасительное объяснение: "Погода меняется!" - охмелевший издатель поша-рил по столу, точно слепец, в поисках закуски. - Эта девочка, я смотрю, тебе понравилась?
   - Кто?!
   - Ира, наш общественный следователь! - зная, что конту-женным лучше не перечить, чтобы они не впали в буйство, он сменил тон. - В принципе для пиара совсем неплохо - неубитый на войне писатель, убитый молодой женой в погонах.
   - Да пошёл ты!! - с полным убеждением заявил Тихорецкий.
   Эмиль обожал пикантные ситуации:
   - Ты опять влюбился?!
   - С чего ты взял?! - и автор выдал несколько сложносочи-нённых энергичных выражений по поводу тех, кто выражает излишнюю проницательность и говорит вслух о неудобопроиз-носимых вещах, порочащих честь женщины.
   И мужчины, кстати, тоже.
   За излишнюю разговорчивость.
   - Мне не показалось.
   - Любить можно раз в жизни!
   - Собственных романов начитался? - Аденома-Простатский был надут величием, словно перебродившим вином.
   Наступила пауза.
   Луна, выглянувшая из-за туч, снова спряталась за нависшие облака, и за окном возникла чернильная темнота.
   Автор бестселлеров разлил по бокалам самогон, хранив-шийся в его погребе много лет, закурил вытащенную из чужой пачки сигариллу и упёр взгляд, подобный стволу пулемёта, в из-дателя:
   - И ты уверен, что любой из нас может любить несколько раз по-настоящему? - он почувствовал себя старателем, долго ски-тавшимся в поисках золотоносной речки и вдруг нашедшего тяжеленный самородок, который при всём желании невозможно унести на руках.
   А транспорта поблизости нет и не предвидится...
   - Естественно. Или ты считаешь, что серьёзно любить можно лишь однажды?
   - Может быть...
   - Надеюсь, страсть тебе внушила не Каролина?
   - Упаси Боже! - тону, каким это было сказано невозможно было не поверить.
   Главный редактор свободно перевёл дух:
   - Тогда кто тебе мешает любить несколько раз подряд? Да и разве у нас в сердцах не находится местечко для двух привя-занностей сразу?
   - Раньше со мной такого не было.
   - Влюблённость с твоей стороны рьяно прогрессирует! Но изобилие благ тебе не повредит. Хотя в нашем с тобой возрасте уже не любят.
   Владислав Олегович посмотрел на шефа, как смотрят на че-ловека, который выше его во всех отношениях:
   - Поясни аттическую соль своей мысли.
   Сидевший в уголке Сундуков почувствовал, что тихо но верно тупеет подобно Д'Артаньяну, присутвовавшему при богословс-ком диспуте Арамиса со священниками.
   И потому проворно наполнил стаканы.
   - В нашем возрасте обычно только трахаются. Потому как любовь - продукт воображения. Болезнь, проявляющаяся раз-личными симптомами и никогда не излечивающаяся одина-ковыми лекарствами. - опытный в таких вещах Эмиль был слиш-ком серьёзен.
   - Неужели? - его оппонент скорчил улыбку осуждённого, бла-годарящего палача, когда тот даёт ему отсрочку перед смертью.
   - Ты забыл, это чувство не признаёт ровной дороги. Ей не-обходимы препятствия, иначе она не находит для себя пищи, как рыба, попавшая на воздух, или костёр, куда не подбросили па-лок.
   - Интересная мысль... - литератор излишне возбудился.
   - Например, ты кого-то полюбил, а она тебя нет. Зато другая влюбилась в тебя и стала ненужной... Разве не так?
   - Допустим.
   - Поэтому следует развлечься с обеими. Трахаешь одну, представляя на её месте другую и с присущей виртуозностью вешаешь лапшу на уши, будто она - твоя муза. Бабы - дуры, легко поверят в подобное враньё хотя бы из самодовольства. Так что не бери в голову, а возьми в руки, дружище!
   - Попробую... - хозяин дачи был бледен и печален, как об-манутый любовник.
   И здесь Сундуков не выдержал:
   - Господа, мы пить будем или где?!
   Ирина курила на кухне и размышляла о любви.
   Обычно люди ради неё суетятся, ищут добра от добра, гоня-ются за химерами.
   Ибо во многих из нас кипят вулканические страсти, потрясаю-щие со стороны воображение.
   А великие страсти порождают великие подвиги.
   Или великие подлости.
   Как и почему это совершается и перетекает одно в другое науке неизвестно.
   Судьба не разбирается, награждая индивидуума любовным заболеванием.
   Она выбирает нас, как ястреб курицу в птичнике.
   Поэтому последствия сей болезни не учитываются.
   И потери от инфекции неизвестны.
   Настоящий влюблённый лишь кажется нормальным и только внешне ведёт себя адекватно реальности.
   На самом деле он ничтожный раб предмета своего поклоне-ния.
   Это Отелло, которому шекспировский персонаж не годится в подмётки, ибо ради спасения Любви готов придушить всех муж-чин Венеции.
   А может быть, и женщин тоже?..
   Ибо Отелло в юбках куда более настойчивы последователь-ны и цепки, чем мужчины.
   И если влюблённость у мужчин почти неизлечима, то у жен-щин она неизлечима вообще...
   Резвова прикурила новую сигарету.
   А не к такой ли породе людей, для которых объект бессмыс-ленной влюблённости в конечном счёте оказывается важнее самой жизни относится и "призрак"?
   Тайна этой личности не давала Ирине покоя.
   Если девушка найдёт разгадку, это даст ей ключ к пониманию событий, произошедших до и во время днюхи Тихорецкого.
   Узнав мотивы поступка "привидения", она подскажет участ-ковому, как лучше его наказать...
   Звёзды уже погасли в небе, и первые лучи восходящего солн-ца застали курсанта по-прежнему погружённой в размышления.
  
  
   Все писатели - в какой-то мере мечтатели.
   А мечтатели любят ночную тишину.
   Так и Тихорецкий, облокотившись на подоконник и высунув голову в окно, вдыхал свежий воздух и предавался глубоким раздумьям под коньяк, надеясь с его помощью уйти от мучивших его неразрешённых вопросов.
   Он не понимал самого себя.
   Вспоминал, как весь трепетал от прикосновения к телу Ири-ны, держа её в объятиях во время танца на дне своего рожде-ния.
   И боялся окончательно взглянуть правде в глаза, почему они с ней, точно сговорившись, обсуждали при каждой встрече са-мые незначительные темы - далёкие от того, что следовало бы обсудить.
   Ему хотелось слышать её голос, принять какие-то меры, най-ти выход из положения.
   Чтобы быть вместе с девушкой.
   А в то же время казалось вполне возможным закрутить роман с сержантом Марианной из военкомата, подругой курсанта.
   Ведь Резвова слишком чиста для мимолётных, ни к чему не обязывающих связей.
   Где-то вдалеке квакали лягушки, шелестел в листьях дере-вьев ветер, таинственно трещала в доме мебель.
   Эти звуки так хорошо замечались теми, кого мучает бессон-ница.
   Ему очень захотелось вернуть привычное равновесие в об-щении с женщинами.
   Вновь обрести то состояние, в котором нет переживаний и сомнений в самом себе и в партнёрше.
   Нет подсознательной уверенности в обречённости на пораже-ние в любовном поединке.
   Владислав вдруг осознал, что не в состоянии принять ни од-ного разумного решения.
   Он разложил перед собой фотографии Резвовой.
   Попробовать поговорить с генеральской дочерью начистоту?
   Или переключиться на инспектора РВК с глазами напуганной косули?
   В качестве замены?!
   Она же тоже носит военную форму.
   И может послужить при любом раскладе заменителем...
   Как было бы хорошо, если ситуация каким-то чудом измени-лась сама собой, и всё стало на старые, привычные места!..
   И здесь из радиоприёмника раздался глас.
   Наверное, свыше.
   - Прослушайте, пожалуйста, объявление.
   Тихорецкий прислушался.
   - Меняю одну большую любовь на две поменьше и в разных районах!..
   Первые лучи солнца заскользили по крышам домов садовод-ства, и весело заиграли на подоконнике, перед которым сидел литератор.
  
  
   Идеалян в ковбойке, чёрных джинсах и высоких сапогах на каблуке - почему-то зимних, которые ей так хотелось иметь из-за рекламы по телевизору, проплаченной "Миром кожи и меха", - шла опутанная верёвкой от плеч до пояса на аркане за лошадью похитившего её мерзавца, чем-то неуловимо похожего на Тихо-рецкого.
   В пустыне, кроме кактусов, не было ничего, что привлекало бы взгляд.
   Кроме того, что от страшной жары лошадь, на которой сидел непоняно кто, постоянно гадила на ходу под ноги пленнице.
   - Любимая, скажи мне, что обычно спрашивает в аптеке на-стоящая любящая женщина?
   Сержант собралась ответить Зорро, появившемуся прямо из воздуха, но не успела.
   Её похититель соскочил с коня, оттолкнул пленную инспек-тора военкомата в сторону и вытащил из кармана двуручный меч:
   - Кабальеро, вы, кажется, предъявляете права на мою добы-чу!
   - Не смею этого отрицать!
   Защитник в маске послал солдатке воздушный поцелуй:
   - Где-то мы с ней несомненно встречались!
   - Где?! Только не врите, будто это ваша давно пропавшая дочь! - вор живого товара напоминал кота, который уже захватив когтями мышь, имел неосторожность выпустить её прямо возле дырки в полу.
   - С чего вы это взяли, сеньор?! - вскрик незнакомца походил на рык льва, защищающего свою львицу.
   - В вашем возрасте, кабальеро, за нимфетками не гоняются!
   - Правда?! - неизвестный обнажил шпагу.
   - Клянусь честью, дон, вы ошиблись! - лжеТихорецкий при-нял боевую стойку ниндзи из соответствующих фильмов.
   - Это как? - спаситель посмотрел на Марианну, как потерян-ный в лесу ребёнок.
   - Зачем вам спасать сеньориту, ставшую наркоманкой, алко-голичкой и шалавой?!
   - Вы отвечаете за свои слова?!
   - Да!!
   Мерзавец наблюдал за лихим траппером, словно смотрел лю-бимый с детства фильм.
   Им владело чувство мести, и месть эта была удовлетворена от одного вида страданий охотника, явившегося на спасение сowgirl.
   - Как вам удалось это узнать про мою Марианну?!
   Подонок принял такой простодушный вид, что любой мог бы заподозрить весь мир во вранье, но только не его:
   - Мне было достаточно пройти вслед за ней и не поздоро-ваться с бабушками возле подъезда её асиенды!
   - Зачем?!
   - Затем, что неизвестные злоумышленники на конкурсе кра-соты "Мисс Вселенная "Красная Звезда" украли номерки участ-ниц, и жюри не смогло отличить девушек друг от друга!!
   Неизвестно почему, но убеждённая в силе влияния, какое мо-жет иметь женщина в некоторых случаях, Идеалян устремила на спасителя один из тех взглядов, которые подчиняют себе даже самые независимые натуры.
   И тот от души приложил скоту между глаз за исключительную верность желанию поиметь красивую женщину, ибо эта верность требовала соответствующего вознаграждения.
   А когда одержал победу, то снял с лица маску...
   И сержант испытала оргазм, увидев перед собой Тихорецко-го.
   И легко, как вспугнутая лань, подбежала к нему со связан-ными руками.
   И вместе с ним взбежала по лестнице, уходящей к облакам.
   Он держал её за талию и долго целовал, жарко обнимая по ходу на подъёме на седьмое небо...
   Пока сержант случайно не задела сумку, поднимающегося перед ними мужика лет так под пятьдесят, который начал громко ворчать по этому поводу.
   Его сосед, интеллигентного вида пенсионер, с укоризной взглянул на него:
   - Что же вы так ругаетесь? Ведь она женщина!..
   Инспектор Прибрежного райвоенкомата с благодарностью улыбнулась ему.
   Но её улыбка быстро растаяла, как только она услышала конец фразы:
   - ... у неё ж мозгов-то нет!!
   Идеалян оступилась на подъёме и, отчего-то молча, пока-тилась вниз по ступенькам, всё дальше и дальше удаляясь от писателя...
   Солнечные лучи весело играли на полу комнаты, в который она упиралась носом и лбом.
   А также - грудью, животом и коленями.
   И непонятно почему, держала при этом руки сцепленными за спиной...
   - Вывожу из запоя! - сообщило радио. - Для ознакомления с программой могу ввести в запой...
  
   По небу плыли белые пушистые облака.
   Ирина вышла из дома, где оставила в гостевой комнате спя-щую Марианну и направилась к Карамельченко, чтобы задать ей несколько вопросов.
   Она двинулась к её даче и поравнялась с молодой мамой, тянувшей за собой за руку сына старшего детсадовского воз-раста.
   - Мам, а ты мне машинку купишь?
   Мать взглянула на дитя глазами ехидны:
   - Конечно! И машинку тебе купим, и гараж к ней, и друзей-алкашей, чтобы всё, как у папы было!
   Курсант посочувствовала мужу этой женщины, обгоняя её около магазина "24 часа".
   И вскоре оказалась у Оксаны, где подумала про себя, что на таком скользком крыльце, как у той, количество культурных лю-дей резко сокращается.
   Хозяйка смотрела фильм из "Бондианы", в котором Пирс Гросман облокотился на стойку портье:
   - Скажите, ваш отель называется "Эльдорадо"?
   - Нет, "Эспланада", мсье.
   - Выходит, этот тип, которого я только что выкинул из двести пятого номера, был прав...
   Скульптор некоторое время притворялась, будто пребывает в полной отключке от реальности, следя за приключениями агента 007.
   Но рано или поздно всё кончается.
   И ей пришлось вернуться в действительность.
   - Ты помнишь день рождения Тихорецкого?
   - Ещё бы!
   - А женщину в красном?
   - Предположим. - Оксана изменила позу, как солдат, готовя-щийся к бою.
   - Она тебе никого не напоминает?
   - Нет. А должна?
   - Говорят, "призрак" более чем похож на жену писателя.
   Недоделанная да Винчи взглянула на курсанта, как змея смотрит на человека, заносящего над ней палку, чтобы её при-бить:
   - Я его не особенно и рассматривала.
   - Была сильно навеселе?
   - Отнюдь. "Привидение" было от меня далеко, да и я приня-ла его за обычного гостя.
   - А ты знала супругу Владислава?
   - Мы общались.
   - И как она тебе?
   Оксана долго хранила молчание.
   Ирина подумала, что та подыскивает ответ и потому не то-ропила.
   Однако, когда ей надоело ждать, девушка прошлась по ма-стерской, как бы заново открывая для себя работы приятель-ницы, в которых явственно просматривались достижения при всех её жизненных неурядицах.
   Впрочем, разве можно назвать достижением единственную более или менее талантливо сделанную в манере Кукрыниксов статую Тихорецкого?
   Похоже, у скульптора нет достижений.
   А имеются лишь одни неурядицы...
   Что кое о чём говорит...
   - Так какой тебе казалась Люсьена?
   Карамельченко со вчерашнего вечера исходила кровавыми слезами.
   Раньше положенного срока у неё начались регулы.
   Или, говоря современным языком, - менструация.
   Она забила куда следует "Tampax" и при этом, как всегда в критические дни, озверела до такой степени, что готова была съесть живьём и литератора, и его любовницу, и надоедливую Резвову, и жителей всего садоводства.
   Заданный вопрос мог послужить идеальным средством для эмоциональной разрядки.
   И Оксану, что называется, понесло:
   - Влад никогда не разбирался в женщинах! Нашёл себе ка-кую-то блаженную из Курска, корчившую из себя аристократку! Нормальный мужик не прожил бы с ней и "медового" месяца! А он делал вид, что надышаться на неё не может!
   - Делал вид или в самом деле любил?
   - Её-то?! - в аозгласе рассказчицы было столько яда, что им, наверняка, можно отравить весь посёлок.
   - Однако же не изменял. - пограничница подбросила дров в огонь провокации.
   - Что?! Это Влад-то?!
   - Разве нет?
   - Да он не может пройти мимо ни одной привлекательной юб-ки!
   - Но все хорошо знавшие его утверждают, в тот период он был верен жене!
   - Много они знают!
   - Тогда назови имена! - дознаватель закинула ногу на ногу.
   Дилетант от искусства усмехнулась с сознанием своего пре-восходства:
   - Я с ними не знакомилась!
   - Ну, ответь хотя бы, как они выглядели, где учились или ра-ботали? Где с ним встречались?
   - Я же сказала, что с ними не знакомилась! - Карамельченко дёрнулась, словно её ужалила оса. - Где встречались? Да уж точно не здесь!
   - В городе?
   - Возможно!
   "Следователь" в упор посмотрела на хозяйку дома.
   Затем улыбнулась и несколько раз приложила ладонь к ладони, изображая аплодисменты:
   - Браво! У тебя просто талант ненавидеть людей, которые к тебе равнодушны!
   - Ты заблуждаешься!
   - А ты - выдаёшь желаемое за действительное!
   - Я?!
   - Ты. Если бы видела любовниц Тихорецкого, обязательно описала их во всех подробностях, потому что наш взгляд вернее любого мужского. И назвала места их встречи с твоим соседом!
   - А я не обязана рассказывать тебе детали! - лепильщица затрепетала перед генеральской дочкой, как трепещет убийца перед судьёй, который прочтёт ему смертный приговор. - Вот придёт Конторин, ему и скажу!
   - Откуда известно, что он ведёт расследование?
   - Сундуков вчера сказал. - Оксана закурила, чтобы успо-коиться. - Хочу надеяться, твои вопросы ко мне закончились?
   Резвова напустила на себя глубокомысленный вид, в свою очередь закуривая.
   Она никогда не поддавалась первым впечатлениям, запре-щая себе оценивать кого бы то ни было на основании личных симпатий или антипатий.
   Ей не раз приходилось видеть, как обаятельнейшие душки оборачивались отпетыми мерзавцами, а неприятные личности оказывались благородными людьми.
   Могла Карамельченко попридержать некоторые факты, из-вестные ей одной?
   Отчего бы и нет?
   Ведь курсант действительно не имеет отношения к следствен-ным органам, и ваятельница имеет полное право не отвечать
   - Скажи, ты ведь умеешь работать на компьютере на своём заводе? - она склонила голову на плечо, подобно щенку, впер-вые в жизни встретившему на улице кошку.
   С лица ваятельцицы слетела маска благочиния, и оно пере-косилось от бешенства:
   - С чего ты взяла, что я?!.
   - Не ломай передо мной шекспировские страсти. Я прекрасно знаю, где и чем ты зарабатываешь себе на кусок хлеба!
   Джотто в шортах в ярости топнула ногой.
   - Прекрати, или я приведу сюда Задрищенко!
   - Старый педераст!
   У всякого человека, кем бы он ни был - олигархом или бом-жом - имеется своё слабое место.
   Скелет в шкафу.
   Скрипка Энгра.
   У Оксаны оно состояло в том, что она боялась выглядеть персоной, над которой посмеётся весь посёлок.
   И потому прилагала титанические усилия для сохранения секрета добывания ею средств к существованию.
   Однако тайное стало явным.
   И чтобы солдатка молчала до своего отъезда, необходимо было её удовлетворить.
   Точнее - не её, а её любопытство.
   Но, прикуривая новую сигарету, дилетант призадумалась.
   Не скрывается ли за поставленным вопросом покамест не-понятная ей ловушка.
   Однако делать нечего - так или иначе, но следовало пойти на контакт.
   И она изобразила крайнюю степень готовности к самопо-жертвованию:
   - У тебя верные сведения.
   - Ты ведь два раза в неделю убираешься у Тихорецкого?
   - Правильно.
   - Знаешь, где находится у него компьютер?
   - В кабинете. Но я не въезжаю...
   - Убираешь кабинет в присутствии или отсутствии хозяина?
   - Когда как.
   - Сколько времени остаёшься в нём одна?
   - Да не более десяти минут.
   Резвова прикинула, за указанное время набрать текст и ра-спечатать его можно, но убрать помещение...
   - Ты пылесосишь там?
   - А как же! И ещё пыль протираю!
   Нет, уборщица при всём желании определённо не могла!
   Если только заранее не подготовила послание, чтобы оста-вить его в нужное время в нужном месте!..
   - У тебя есть дома ноутбук или комп?
   - Мне вполне хватает общения с ним на работе! - скульптор так рьяно выразила своё отвращение, что у неё непроизвольно задёргалось веко.
   А Ирина с трудом подавила в себе желание рассмеяться ей прямо в лицо.
   Взяв себя в руки, она задала следующий вопрос:
   - Ты убираешься везде?
   - Наверное...
   - В комнате его жены тоже?
   - Это своего рода музей. Туда нет доступа никому, кроме него самого. - Карамельченко поморщилась, точно понюхала тухлое яйцо.
   Она питала свирепую ненависть к тем, кто вместо неё зани-мал место в постели Тихорецкого и чувствовала мрачную ра-дость от того, что у него после дня рождения тихо шифером шурша, поехала крыша в никуда.
   - И после этого ты опять скажешь, Влад ей изменял?
   Когда женщины хотят притвориться наивными, то они де-лают это удивительно ловко.
   Тон, движения, взгляд Резвовой были такими, что Монтегю с грудью приняла её за олицетворение самой невинности:
   - Ключ от неё у кого?
   - У самого.
   - А что там вообще находится?
   - Одежда и давно высохшая косметика, да выдохнувшаяся парфюмерия. - Оксана, как не старалась, не смогла скрыть пре-зрительного оскала.
   - Откуда знаешь?
   - Как-то случайно зашла вместе с ним...
   - Для чего?
   - Думала убраться. - хозяйка дома говорила таким чистосер-дечным тоном, что ей нельзя было не поверить.
   Она имела душу, закалённую для ненависти, а женщины с такой душой умеют хорошо владеть собой.
   Мало того, что Ирина осмелилась завладеть вниманием Ти-хорецкого, об обладании которым Карамельченко сама безус-пешно мечтала, так ещё и лезет не в свое дело!
   В сердце кипело бешенство.
   Однако, как есть вулканы, кратер которых покрыт снегом, так и спокойное лицо ремесленницы от скульптуры ничем не вы-давало внутреннюю бурю.
   А защитница Родины между тем прошлась по мастерской, остановилась около странной на её взгляд серо-белой массы, напоминающей цветом гной, выдавленный из нарыва:
   - Это что такое?
   - Гипс.
   - Для чего он тебе нужен?
   - Чтобы делать слепки.
   - С чего?
   Карамельченко придала своей персоне выражение величай-шей гордости за саму себя, снимая ткань со стоящей в углу че-канки, изображающей трёх волхвов, коленопреклонённых перед младенцем Христом в яслях:
   - Вот, гляди...
   Пограничница не особенно разбиралась в подобных вещах.
   Но тем не менее оценила мастерство автора работы по ме-таллу.
   И не смогла понять, к чему делать гипсоид?
   - И кому это нужно?
   - Я не выдаю имена своих заказчиков.
   - Они мне неинтересны. Просто не ясно, как будет восприни-маться слепок по сравнению с чеканью?
   - А я его раскрашу.
   - Зачем?
   - Так попросили те, кому это надо.
   Рассматривая художественное произведение, Ирина чувство-вала, что оказалась в тупике.
   Сплошные загадки и ни одного приемлимого по правде жизни их решения...
   Впрочем, где наша не пропадала?!
   В конце концов кривая куда-нибудь да вывезет!
   Не впервой!
  
  
   Конторин вознамерился поговорить с бабками Гладилиными.
   Если они видят инопланетян и иностранных шпионов в более чем относительно тихом и спокойном в отношении криминала садоводстве, то вполне могли узреть и призрака.
   Он взял служебную собаку по кличке Марта - всё равно сучку надо было выгуливать - и двинулся к сёстрам.
   При виде мальтийской болонки бойко подбежавшей к старым девам, сидевшим на скамейке около калитки их дома, они при-шли в умиление, граничащее с экстазом:
   - Ах, какая собачка!
   Марта дружелюбно обнажила сорок два зуба, предварите-льно подозрительно обнюхав старушенций на наличие присут-ствия у них наркотиков.
   - Сю-сю-сю!
   - Тю-тю-тю!
   - Ты моя малюсенькая! - Сеноя ласкала псину, как ребёнка.
   Или - как кролика.
   Пермая подошла к знакомству с живностью более практично:
   - Сколько стоит?
   - Четырнадцать тысяч. - чисто автоматически ответил Эраст, совершенно упустив из вида, сколько получают на пенсии непри-миримые борцы с перегибами первоначального, длящегося уже десяток лет, накопления капитала в России.
   И сейчас же почувствовал - не на самом себе, а на служеб-ной болонке - ненависть неимущих.
   - Столько денег за эту бациллу на лапах?!
   - Я же не из своего кармана платил. Собака дорогая, натас-канная вынюхивать всякую дурь, потому столько и стоит. - объ-яснил участковый бабкам тоном учителя, доказывающего теоре-му самым тупым ученицам в классе. - Её в наш район прислали по разнорядке.
   - А-а-а. - протянула младшая.
   - И много уже она нашла той дури? - скептически спросила старшая.
   - Пока совсем не находила.
   - Вот! А довольствие казённое потребляет! - Пермая злорад-но усмехнулась. - Ты чего пришёл-то, по делу или как?
   - По делу. - Конторин присел рядом с ней на скамейку. - Вче-ра у писателя был день рождения. Вы ничего не заметили стран-ного?
   - Сам у него гулял, а нас спрашиваешь! - обидчиво поджала губы Сеноя.
   - Мне нужен трезвый взгляд со стороны.
   - А у тебя, значит, был пьяный?
   - Да ты скажи точнее, что тебе нужно? - перехватила ини-циативу старшая у младшей.
   - Вы ведь поздно ложитесь, так?
   - Ну?
   - Не видели, по улице не проходила женщина в красном пла-тье с длинными тёмными волосами?
   Старухи переглянулись:
   - Да будто бы нет...
   - Она здорово похожа на бывшую жену Тихорецкого. - дал им наводку лейтенант.
   - Тогда точно нет! Люсьену бы мы сразу узнали! - бабки бы-ли единодушны в своем мнении.
   - Знали её?
   - Она нам полиартрит лечила, уколы делала. Здорово помо-гала и при простуде, и при ревматизме.
   - При болях в суставах тоже!
   Одна из странных особенностей старых женщин - страсть говорить о своих болезнях.
   Быть жертвой какого-нибудь заболевания, пусть даже пустя-кового, будто возвышает их в собственных глазах.
   И они с наслаждением развивают злободневную лишь для них одних тему...
   - Да и вообще была женщина вежливая, уважительная, не то что стервь Ксанка! Та по улице идёт, никого в упор не замечает! Художница погорелого музея!
   - Не любите вы скульптора. - тонко подколол милиционер пенсионерок.
   - А за что любить? За то, что никогда не здоровается и смо-трит сквозь тебя, будто тебя и на свете нет! - Сеноя заквохтала, как наседка, увидевшая ястреба.
   Конторин и без бабок уже узнал достоинства и недостатки Карамельченко.
   Вряд ли они могли поведать ему о ней что-либо новое, и по-тому он перевёл разговор на другое:
   - Бабушки, милые, сохраняйте ориентацию... Вы не замети-ли, кто-нибудь из гостей не припозднился?
   - Да та же Ксанка!
   - И ещё генеральская дочка!
   - Вы не обратили внимание, были у них сумки, свёртки, паке-ты?
   - Да как и у всех!
   - Не совсем понимаю...
   - Так гости же с подарками приходили, а в руках мало кто из них что нёс!
   - Вот теперь ясно. - Эраст поднялся. - Большое спасибо, вы мне очень помогли. - он приложил руку к фуражке. - Всего хоро-шего.
   - И тебе не болеть.
   Когда лейтенант скрылся из глаз, Сеноя повернулась к се-стре:
   - А что у писателя случилось-то? Не зря ж он нас пытал целый час?
  

   Она сидела на берегу озера на валуне и забавлялась бро-санием камешков в воду, между тем, как её мысли были да-леко.
   Что же произошло на самом деле?
   Резвова - чужачка в давно принятой игре умолчания о чём бы то ни было для спокойствия посёлка, где никто не желает расставаться с иллюзиями о спокойной летней жизни.
   Уже около часа Ирина строила в голове различные предпо-ложения.
   Пограничница перебирала в памяти разговор с ваятельни-цей и чувствовала, что та, сама того не подозревая, дала ей кон-чик нитки, потянув за который, можно распутать клубок.
   Но какой это конец?
   Третий раз курсант работает этакой российской Шерли Холмс, и третий раз прокалывается на мелочах, способных уско-рить решение загадки.
   Не везёт, так не везёт!
   И девушка принялась снова прокручивать в голове детали встречи с Оксаной.
   Заметив идущего к её дому Конторина с собакой, Карамель-ченко встревожилась.
   Зачем она понадобилась участковому?
   Фиорованти с бюстом была дурна душой и давно скрывала под маской святой кротости жажду причинять зло.
   Есть такие люди, для которых день, прошедший без пре-подношения кому бы то ни было от мелкой до крупной гадости, прожит зря.
   И дама второй молодости лихорадочно соображала, кто мог на неё нажаловаться?
   - Добрый день. - милиционер уже стоял на пороге. - Прости-те, что без приглашения, но мне необходимо задать вам не-сколько вопросов.
   Она бросила на него взгляд гадюки, у которой вырвали ядо-витые зубы.
   Деваться было уже некуда.
   Садитесь. - ваятельница придвинула ему пепельницу. - Ку-рите.
   - Спасибо. - лейтенант сел, снял фуражку, провёл рукой по волосам, приглаживая их. - Мне хотелось бы знать, почему вы вчера пришли к Тихорецкому позже всех?
   Оксана несколько оправилась от испуга перед нежданным приходом милиционера:
   - Для вас это так важно?
   - Очень.
   - А если это моя маленькая тайна? - скульптор окинула Эраста, как ей казалось, обольстительным взглядом.
   - Лучше всего вам будет её раскрыть. - он не поддавался на женскую провокацию.
   Тогда её лицо покрылось яркой краской, как у провинившейся школьницы.
   После минутного молчания и замешательства она подняла голову и взглянула на участкового:
   - Вы знаете незыблемый принцип аристократии мира?
   - Не имею ни малейшего понятия.
   - Они никогда не приходят вовремя, потому что это считается дурным тоном.
   Хвастовство, самолюбование и желание пустить пыль в глаза присущи всем людям, независимо от эпохи или расы.
   Конторин чуть не рассмеялся прямо в лицо доморощенной аристократке, просветившей его с диким апломбом, но сдер-жался:
   - И поэтому вы опоздали?
   - Я не опоздала, я задержалась. - с царственным достоин-ством поправила его ваятельница.
   Он закурил:
   - И у вас есть дворянские грамоты?
   - Нет, но я ощущаю в себе гены.
   - Гены - это хорошо... - глядя на хозяйку, милиционер гадал, она просто дура или больная на голову. - А как вы относитесь к Тихорецкому?
   - Когда-то мы были близки, но потом наши пути разошлись.
   - Из-за чего?
   - Он женился, а мы с Люсьеной не понравились друг другу, так как она видела во мне соперницу.
   Участковый тонко усмехнулся.
   - Вы мне не верите?
   - Верю, верю. - окурок расплющился в пепельнице. - Когда писатель овдовел, вам не захотелось возобновить с ним отноше-ния?
   - С алкоголиком и бабником?! - очень натурально возмути-лась Карамельченко.
   - С известной творческой весьма обеспеченной личностью.
   - Я выше этого! - с пафосом комсомолки, выступающей на митинге перед отправкой на целину, воскликнула скульптор.
   - Никогда его не ревновали?
   - За кого вы меня принимаете?!
   - И не хотели ему отомстить?
   - За что?
   - За отказ от столь красивой женщины, как вы? - ловко ввер-нул комплимент лейтенант, продолжая упорно гнуть свою линию.
   Хотя вовсе не считал сидящую перед ним ненакрашенную и непричёсанную дамочку в несвежей футболке до колен привле-кательной.
   - Бог ему простит. - смиренно опустила плечи ваятельница.
   - Вот вы нагло врёте мне в глаза, а я вынужден вам верить... - он подмигнул Оксане. - Хотя здесь с вами полностью согласен. Правосудие всегда совершается на небесах. Однако почему-то для этого чересчур часто используются человеческие руки.
   - Вы это к чему?
   - К слову. - участковый надел фуражку. - Счастливо оставать-ся...
   - До свидания.
   Карамельченко была совершенно сбита с толку последним высказывыанием Эраста.
   Что он имел в виду, кто разберёт?
   Ох, не к добру мент приходил, не к добру...
  
  
   Выстирав свою форму и повесив её сушиться в саду, Идеа-лян воспользовалась разрешением Ирины при необходимости использовать вещи из её гардероба.
   Сержант покопалась в вещах курсанта и остановила выбор на кремовой скаутской рубашке, в которую экипировалась и направилась в поселковый магазин за покупками к обеду.
   Она хотела быть полезной Ирине.
   На площади перед "24 часа" ей попалась на глаза живо-писная троица - Эсеров, Солитёров и Мерседесов.
   Они заинтересовали её не тем, что, сидя в тени на лежащем фонарном столбе, пили гнилуху.
   А тем, что все трое где-то разом подхватили "асфальтовую болезнь".
   И, судя по довольно свежим отметинам на физиономиях, про-изошло это совсем недавно.
   - Не понимаю, почему всем так не нравятся отечественные машины? - оторвавшись от семьдесят второго портвейна, спро-сил Венцеслав, ни к кому конкретно не обращаясь. - Вон немцы ездят на отечественных и ничего, не жалуются.
   Марианна вошла в торговый зал, где протяжно зевающий продавец встретил её, как самую дорогую гостью и обслужил по высшему разряду.
   Наверно, так принимали лишь Президентов России.
   Польщённая проявленным к ней мужским вниманием ин-спектор РВК клятвенно заверила, что будет приходить почаще, как истинная женщина, естественно, вовсе не намереваясь сдер-жать обещание.
   И вышла на улицу.
   К магазину приближался Тихорецкий, заставив её застыть на месте с глупой улыбкой на лице.
   - Здравствуйте!
   - Здравствуйте. - он был несколько удивлён, увидев сержан-та в скаутской униформе. - Никогда бы не подумал, что вы внуч-ка Баден Пауэлла.
   - Почему?
   - Потому что образ лампасоносной наследницы Ворошилова и Жукова, воевавших не умением, а числом, вам как-то больше идёт.
   Идеалян не смогла определить, шутит писатель или говорит серьёзно, и поспешила объяснить:
   - Это рубашка Ирины, она до училища была скаут-инструкто-ром. - она ничего не могла поделать со своим голосом, который отказывался ей служить и звучал отрывисто и неестественно. - А я выстирала свою одежду и взяла у неё поносить.
   - Интересно было бы послушать рассказы курсанта о про-шлом.
   - А вы приходите к нам сегодня. Я попробую уговорить её устроить для вас скаутский вечер. - сержант почувствовала, как на её щеках выступает румянец.
   - С костром?
   - Если получится.
   - Спасибо, приду.
   На лице солдатки появилась улыбка компрачикоса - широчен-ная, от уха до уха:
   - Мы будем вас ждать.
   Танцующей походкой она направилась к дому Резвовой, ощу-щая, как её сердце готово зайцем выпрыгнуть из груди, чтобы спрятаться в кармане джинсов литератора.
   А тот, глядя ей вслед, заметил святую троцу, занятую борь-бой с портвейном, неприятно поразился её видом и глубоко за-думался.

   Взяв у писателя ключ от комнаты-музея его бывшей жены, сам не зная зачем, Конторин дал Марте понюхать вещи покой-ницы и пошёл с ней по дому, надеясь непонятно на что.
   Обойдя все помещения, собака выбежала в сад.
   Лейтенант не стал спешить за болонкой, полагая, та засе-менила по естественной надобности.
   Он неторопливо шёл по пересекавшей сад одной из извилис-тых дорожек, посыпанной гравием, вдоль которой росли кусты, цветы и деревья.
   - Господин милиционер!
   Участковый огляделся и увидел махавшую ему Каролину.
   Ему ничего не оставалось, как подойти и сесть рядом с ней.
   - Вы не могли бы удовлетворить моё любопытство?
   - Смотря, какое.
   - Не беспокойтесь, я не собираюсь выпытывать у вас тайны следствия. Вы ведь ведёте следствие?
   Эраст давно уяснил для себя, если женщина к тебе с чем-то пристаёт, то ни в какую не отстанет, и легче её удовлетворить.
   - Вы удивительно догадливы.
   - Да, я такая! И мне бы хотелось, чтобы вы были со мной от-кровенны!
   - Многообещающее начало!
   - Давайте не будем ходить вокруг да около, а сразу перейдём к делу. - тон, каким было сделано предложение, не оставлял ни малейшей надежды на отступление. - Влад что допился до чёртиков, если ему стали являться призраки?
   Конторин, как птица с подстреленным крылом, чуть не рухнул на землю от неожиданности:
   - К сожалению, его видел не он один. - последовал обречён-ный вздох. - Зная о его суевериях, кто-то хотел сделать ему большую подлость в качестве подарка.
   - Удалось?
   - Не совсем. - лейтенант решил извлечь наибольшую пользу от встречи. - Разве вы сами не видели привидения?
   Абрикосова стала похожа на школьницу, не смеющую не при-знаться перед строгим папой в свершённом грехе:
   - Я была не совсем адекватна.
   Следователь вопросительно повернулся к ней всем корпу-сом.
   - А что такого? Влад весь вечер увивался вокруг Ирины, это мне сказала Оксана! Ну я и напилась!
   - И ничего не помните?
   Фотомоделька состроила покаянную гримаску:
   - Увы...
   - Не вспомните, в каком, примерно хотя бы, часу на вас напал приступ ревности?
   - Да разве ж я следила за временем?
   - Но она раскрыла вам глаза до или после появления дамы в красном платье?
   Каролина задумалась, закуривая и попивая лимонад из бу-тылки:
   - О ней я услышала только вчера.
   - От кого?
   - От поэтессочек Влада, конечно. Они как раз гадали, кто мог так подгадить шефу в его праздник.
   - Тот, кто уверен, что он собрался на вас жениться.
   - И хочет занять моё место?
   - Многие хотят занять места, которые ещё не вакантны. А время вокруг нас столь быстротечно...
   - Знать бы, что за сука! Не удивлюсь, если та же самая Ок-санка или генеральская дочка, или любая из его поэтесс! - из Абрикосовой попёрло то, что наводило на мысль, что её место не на подиуме, а в самом низкопробном борделе. - Карамель-ченко на моего солько лет облизывается, девки из литобъеди-нения тоже сохнут! А солдату-то в юбке он зачем? Мало денег у папаши? Не поверю! Наверно желает что бы делать, лишь бы ничего не делать! А этому дураку только мигни, сразу башню сносит!
   - Однако со скульптором подобного не произошло.
   - Да у какого нормального мужика на неё встанет?! - неудав-шаяся актриса была проста и естественна, как грампластинка. - Тут никакая "Виагра" не поможет!
   Самое смешное, но когда с уроженки города невест слетел приобретенный ею на деньги Тихорецкого некоторый лоск, она стала гораздо вульгарнее ваятельницы.
   - Вы обязательно найдите ту падлу, а уж я ей глаз на жопу натяну, будьте спокойны! - Каролина всерьёз обеспокоилась за собственное будущее. - И поскорее!
   - Ищем...
   - И как?
   - Вчера было плохо, сегодня - тоже плохо, завтра - уж точно будет плохо. Похоже, ситуация стабилизируется.
   И здесь содержательную беседу прервал неистовый лай Марты.
   - Что за чёрт?!
   Конторин почти бегом направился на зов.
   Служебная собака, рывшая передними лапами землю под корнями яблони, оглянулась на хозяина, довольно тявкнула и вытянула из ямы полиэтиленовый пакет.
   - Что там? - почему-то шёпотом спросила остановившаяся за спиной участкового Абрикосова.
   - Сейчас посмотрим.
   Он раскрыл пакет, вытащил из него красное платье и длинно-волосый тёмный парик.
   - Оба-на! - хлопнула себя по бёдрам любовница писателя.
   Оксана злилась.
   Ей нравилось ловить на себе взгляды мужчин.
   Она обожала дразнить их, распаляя в них желание - чаще самой же и придуманное, чем настоящее.
   Карамельченко с удовольствием выслушивала заведомо лживые клятвы в вечной любви - хоть на это хватало ума! - при помощи которых они надеялись обрести над ней власть.
   Выслушивать, но не больше, оставляя особей в штанах в нетерпеливом ожидании её ласк.
   Не скульптор нуждалась в мужиках - наоборот, они и только они нуждались в ней.
   За исключением разве что Тихорецкого.
   Но Бог уже начал карать его за пренебрежение к её досто-инствам!
   Губы молодой женщины сложились в отвратительную улыб-ку.
   Ничего, будет и на её улице праздник!
  
   Ирина курила перед бюстом жены Тихорецкого.
   По полученным сведениям Люсьена была счастлива с ним.
   И теперь кто-то стремится занять её место.
   И готов пуститься во все тяжкие ради достижения цели.
   Вероятно, потерял голову от страсти.
   Или слишком долго ждал, как та же Оксана.
   Если, конечно, курсант правильно понимает ситуацию.
   Способна подружка на подлость?
   Вполне.
   Девушка вспомнила, почему они на много лет прервали отно-шения с будущим скульптором.
   Тогда, на дискотеке в давно разрушившимся от старости Доме Культуры, Карамельченко пригласила на белый танец по-нравившегося ей парня и потом вешалась на него весь вечер.
   А когда он отказался провожать её домой, пустила слух, буд-то её пытались изнасиловать.
   Бедолаге было бы не сдобровать, если бы милиция не пове-рила свидетельским показаниям генеральской дочери, что Ок-сана нагло врёт, вымещая на нём злобу за то, что её отвергли.
   Подай тогда оболганный иск на клеветницу, ей бы пришлось отвечать по закону.
   Но он не стал связываться с дерьмом.
   Ваятельница стойко перенесла осуждение общественности.
   А через несколько лет история забылась, да и многие жители разъехались кто куда из садоводства, продав свои дома, а не-которые умерли.
   Новые владельцы дач просто не знали о подлости одной из жительниц.
   Резвова погладила бюст Тихорецкой.
   Весьма заманчиво, памятуя о прошлом, возложить вину на скульптора, однако за прошедшие годы та могла измениться.
   Да и слишком уж однозначно добытая информация наводит на мысль об её участии в гнилом деле.
   А вдруг некто, истинный виновник, знающий Люсьену, Тихо-рецкого и Оксану, специально подставляет Карамельченко, тем самым отводя подозрения от себя?
   Ведь далеко не всегда лежащее на поверхности решение задачи является правильным...
   Она услышала внизу возбуждённые голоса и спустилась по лестнице узнать, что случилось.
   Конторин и Каролина демонстрировали Аденома-Простат-скому, Сундукову и Тихорецкому содержание выкопанного Мар-той пластикового мешка.
   - Где вы это нашли?! - Владислав был откровенно шокиро-ван.
   - Моя собака откопала у вас в саду.
   - Интересно получается.
   - Уж куда интереснее.
   - Что вы квакаете, как лягушки, на все лопатки? - поддел их Эмиль. - Много ли это нам даёт?
   - А стоило ли выкапывать? - Валерий Николаевич погладил завилявшую хвостом псину. - Может за пакетом бы пришли.
   - Сомневаюсь. - Эраст был твёрд, как гранит. - Вещи сыгра-ли свою роль.
   - И требуют уничтожения. - подобно защитнику Бреста не сдавался друг писателя.
   - Не будь Марты, они бы спокойно пролежали в земле не один год.
   - Логично.
   - Только что нам сие даёт? - литератор скептически улыб-нулся. - Ровным счётом ничего.
   - Практически, да. - не смог не согласиться с ним следова-тель.
   - А у меня для вас, лейтенант, имеется информация. - Владислав брезгливо дотронулся до красного платья. - Не знаю, имеет ли она отношение к нашему делу, однако...
   И он рассказал о недавнем нападении на них с Ириной.
   - Вы подтверждаете? - участковый азартно глянул на кур-санта.
   - Да.
   Её слова оказались для милиционера тем же, что и команда "Фас!" для его Марты, которую самозабвенно ласкала Абрикосо-ва.
   - Почему же до сих пор молчали? - обращаясь к автору бест-селлеров, Конторин обидчиво поджал губы. - Вы что, дальтоник?
   Тот пожал плечами:
   - Не придал значения...
   - Ладно, я разберусь!
   Оксана с надменным видом и напускной неприступностью не-сла домой две полуторалитровые бутылки пива, подмечая на-правленные на неё взгляды проходящих по улице мужчин.
   Но почему-то мало кто из них обращал на неё внимание.
   Лишь равнодушно осматривали и тут же отводили глаза.
   Отчего?
   Она терялась в догадках о причинах.
   Это её бесило.
   Карамельченко остановилась покурить и, картинно держа бо-льшим и указательным пальцем дымящуюся сигарету, наконец услышала о себе мнение.
   Но не то, что ждала.
   И совсем не от тех.
   Сама того не заметив, она притормозила у дома Тихорецкого, где за высоким заборм возлежали на траве в позах вакханок вздорные и взбалмошные Кебаб и Хаммер.
   - Наша старушка вконец сбрендила, появляться на людях в таком затрапезном виде! - заметила Лёля.
   - Она же богема, а богеме всё можно! - парировала Лиля. - Чем тряпки грязнее, тем лучше!
   - И этот крысиный хвостик, перетянутый резинкой, как у де-вочки-первоклассницы с рабочей окраины!
   - В её-то годы!
   Скульптор озверела, но чтобы не показывать, как сильно за-дело её их суждение, устремилась к дому.
   Однако ей преградила путь Дора Чудакова, небольшая строй-ная брюнетка с кудряшками и тяжёлой грудью, жена одного из новых русских посёлка, чьи наряды являлись предметом зависти от мала до велика в садоводстве.
   Обычно она относилась к Оксане с прохладцей, практически не замечая, но сейчас улыбнулась так тепло, что температура воздуха сразу поднялась:
   - Здравствуйте, милочка. Вы не уделите мне несколько ми-нут?
   - С удовольствием.
   - Я хочу сделать вам заказ, если у вас найдётся для него вре-мя. - супруга владельца сети продуктовых магазинов была радушна до приторности. - Вы окажете мне маленькую услугу?
   - Что я должна сделать?
   - Скульптуру моей собачки в полный рост. - она подала вая-тельнице фото. - Там, на обороте, размеры моей Долли. Смо-жете?
   - Обязательно.
   - Великолепно. Триста долларов вас устроит?
   - Да.
   Чудакова приняла деловой вид:
   - Оплата наличными по выполнении заказа, материал ваш.
   - Договорились.
   Настроение Карамельченко поднялось.
   Не каждый день олигархи, - а для неё любой хозяин пары ла-рьков уже был чуть ли не миллионером, - признают её способ-ности!
   Она и не предполагала, что ей предложили сработать мо-гильный памятник недавно издохшей от жесточайшего поноса колли и при этом здорово на ней сэкономили.
  
   Солитёров допил портвейн, удовлетворённо рыгнул:
   - Между прочим, Россия представила на выставке в Токио новые нанотехнологии. Токийский цирк оказался на грани разо-рения - давно японцы так не смеялись.
   Эсеров закурил "Приму":
   - Кто-нибудь знает, почему шмотки, которые как раз впору, после стирки садятся, а те, которые чуть великоваты, гады, ра-стягиваются?
   - Вот и начались у нас критические дни. - с надрывом в голосе сказал Мерседесов. - И в кредит больше не дают, и денег даже на пиво нет.
   Около них остановился в позе гестаповского офицера Конто-рин - стоял, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок:
   - Фу, курильщики, от вас курятиной прёт не знаю как! Почему нарушаем? - он в упор расстреливал троицу немигающим взглядом.
   - Здрассте, товарищ лейтенант! - Фрол заискивающе улыб-нулся, сдёргивая с головы кепку.
   - Распитие спиртных напитков в общественном месте?
   - Никак нет! - Оксаний демонстративно повернул горлышком вниз бутылку, показывая, в ней нет ни капли. - Стеклотара про-сто рядом стоит.
   - Разберёмся! - скверным голосом пообещал участковый. - Поднимайтесь и пошли.
   - Куда?
   - Разбираться!
   - Товарищ лейтенант! - совсем по-детски захныкал Венце-слав.
   - Я кому сказал?! - Эраст был неумолим, как злой рок.
   Грузчик-уборщик, сантехник и электрик с видом всходящих на Голгофу пошли впереди милиционера.
   Они не предпринимали попыток к бегству, понимая, - это бесполезно.
   И покорно явились на Лобное место - в кабинет участкового.
   Тот уселся за стол, отпил минеральной воды и поочерёдно, точно копьём, пронзил взглядом каждого из задержанных:
   - Протокол за нарушение общественного порядка я составлю на вас позже. - он со вкусом закурил. - Сейчас меня интересует другое. Откуда у вас украшения на физиях?
   Троица геройски молчала - ни дать, ни взять партизаны на допросе.
   - Я повторяю вопрос. - Конторин резко выпрямился перед задержанными, и те сразу стушевались.
   - Я ящик на себя уронил, когда машину разгружал...
   - Я поскользнулся, когда в сортир бежал...
   - А я просто не помню...
   - Врёте! - участковый достал дубинку и стукнул ею по столу. - Ой, врёте!
   - Правда, товарищ лейтенант! - заканючил Солитёров.
   Остальные испуганно втянули головы в плечи.
   - А где вы были четыре дня назад около двадцати трёх ноль-ноль?
   Ответа не последовало.
   - Молчите? Посмотрите на себя! Заросли, как слоны, волоса-ты, как ужи! Ладно, я за вас скажу! - милиционер уставился на пролетариат взглядом буржуазии после Октябрьского перево-рота 1917 года. - Вы предприняли попытку ограбления писателя Тихорецкого Владислава Олеговича и курсанта Резвовой Ирины Модестовны!
   - Что-о?! - взревели подозреваемые ранеными бегемотами.
   - И именно тогда, получив достойный отпор, вам и начистили морды лиц!
   - Горбатоготолько медкомиссия исправит... Не было этого!
   - Было!
   - Не было! - Эсеров встал насмерть, проявляя упрямство, свойственное мягким по натуре людям. - Я не менее глупее вас!
   Ему было что терять.
   Одно дело получить административный штраф и совершенно другое - статью за хулиганство.
   - Вот мы и проверим! Устроим вам очную ставку с потерпев-шими! - Эраст подбросил в руке связку ключей. - Вперёд, в "обезьянник", и сидеть там тихо!
  
  
   Ирина бродила по берегу озера, думая о Тихорецком.
   С ним ей было как-то очень естественно и просто.
   Он разговаривал с ней на любые темы без какого-либо пре-восходства с позиции прожитых лет, глядя при этом на девушку внимательным, пристальным взглядом, словно бы желая под-черкнуть, как для него важны её вопросы и ответы.
   В его поведении отсутствовали аффектация и рисовка, кото-рые она ненавидела в ровесниках.
   Курсант чувствовала, писатель относится к ней с некоей лас-ковой заинтересованностью.
   Впрочем, как всякая женщина, сержант понимала, за интере-сом к ней стоит гораздо большее.
   И ей это льстило
   Но что же будет дальше?
   Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал, что однажды Резво-ва обретёт в мужчине источник и радостей, и мучительных сом-нений.
   В мужчине старше неё!
   В гражданском!
   До встречи с Владиславом порядок жизни казался разумным и неизменным.
   Сейчас он нарушился.
   Пограничница не осознавала, что переживает свою первую настоящую любовь.
   Ради которой нужно сделать выбор, вынуждающий подвести черту под предыдущей жизнью, способный перечеркнуть завоё-ванное ею будущее.
   Стоит ли идти на такую жертву, чтобы доставить удовольст-вие матери?
   А себе самой?
   Рано или поздно она потеряет его, потому что увлечение ею литератора ненадолго.
   Он не сможет навсегда связать свою жизнь с офицером и будет прав.
   Не всякая, даже самая любящая жена, в состоянии выдер-жать неустроенность жизни в дальнем гарнизоне, не говоря уже о заставе, где ей предстоит служить.
   Есть надежда, могут оставить в большом городе, но опять же автор бестселлеров вряд ли согласится менять отлаженное житьё-бытьё на неизвестно что и неизвестно где.
   Если бы Тихорецкий ушёл сам, перестал с ней встречаться!
   Наверно генеральской дочери стало бы легче и лучше!
   Ирина уговаривала себя, убеждала, что так и должно быть.
  
  
   Лиля прочитала пришедшее SMS-сообщение:
   - Не знаю, что хуже - то, что он написал "Давай расстанем-ся", или то, что через две минуты прислал: "Извини, это не те-бе"?
   - Ты о ком?
   - О Костяне. - она продолжила рассматривать глянцевый журнал. - Ну помнишь, рыжий такой, кудрявый!
   - А-а! - вспомнила Лёля, запивая чаем пирожное. - И что ты решила?
   - Да ну его, дурак!
   - Как так?
   - Да делаю я ему минет. Минуту делаю, две, три, десять, а он никак не кончает. Делаю ещё десять, тут он как-то корчиться и извиваться начинает. Ну, думаю, сейчас, только не в меня! - Хаммер отбросила журнал, взяла чашку с чаем. - Но нет же, не выдал. Ещё пять минут жёсткого минета, у него дикие судороги. И здесь он выдает такое, от чего я ему чуть не откусила: "Дорогая, ты уже кончила? А то я больше терпеть не могу..."
   Со стороны Кебаб последовала немая сцена.
   Поэтесса безмолствовала с разинутым ртом и выпученными глазами, как народ в финале пушкинского "Бориса Годунова".
  
   Конторин пригласил на опознание, кроме Тихорецкого и Ири-ны, чету Задрищенко в качестве понятых и сестёр Гладилиных, как группу поддержки.
   Аденома-Простатский и Сундуков явились без приглашения - чисто из любопытства, свойственного большинству россиян.
   А Лада Аксиомова - на правах невесты.
   На улице была примерно та же темень, что и во время по-пытки нанесения телесных повреждений.
   - Начнём? - спросил участковый.
   - А оперативную сьёмку сделаете? - уточнила Евдокия. - По телевизору показывают, без неё результат может быть признан недействительным.
   - Где я вам видеокамеру возьму? Для этого понятые есть, чтобы фиксировать следственные действия... - обиженный лей-тенант по одному вывел из участка Фрола, Венцеслава и Окса-ния, выстроил их в ряд. - Смотрите внимательно, они или не они?
   Владислав и Резвова отошли в сторону, пошептались между собой.
   - Это что за поза? Солитёров, поверни колено в другую сто-рону! - рявкнул участковый.
   К нему шагнула курсант:
   - Пусть выйдут ещё раз и что-нибудь скажут.
   - Что? - Эраст ощущал себя чуть ли не министром МВД, раздуваясь от гордости за сомого себя - наконец ему досталось нормальное дело.
   - Не суть важно, лишь бы послушать их голоса. - писатель кашлянул. - По фигурам похожи, но однозначно можно опреде-лить по тембру и манере выговора.
   - Вам всё понятно? - участковый повелительно указал по-дозреваемым на дверь, за которой ждала команды "Фас" Марта.
   Солитёров, Эсеров и Мерседесов с понурым видом повто-рили выход.
   На этот раз со словами.
   - Они! - Ирина презрительно усмехнулась.
   - Подтверждаю! - поддержал её литератор.
   - Отлично! - Конторин довольно потёр руки. - Прошу всех пройти для составления протокола опознания и написания иско-вого заявления!
  
   Оксана не могла устранить Ирину.
   Не потому, что не верила в собственные силы или боялась девушки.
   Просто она понимала, что солдатка и писатель - люди из разных миров, представители разных галактик, их взаимные интересы при всём желании не могли совпасть надолго.
   Он привык к комфорту и не последует примеру декабристок - мотаться за молодой жёнушкой по дальним гарнизонам.
   Годы уже не те!
   Да и надолго ли он сможет увлечься армейской экзотикой?
   С одной стороны Карамельченко страшно ревновала гене-ральскую дочь, а с другой не относилась к ней всерьёз, воспри-нимая её, как временное препятствие.
   А вот с Каролиной было сложнее.
   Современные мужики любят пустышек.
   С ними проще и в какой-то степени забавнее, пока они не начинают раздражать наличием полного вакуума в глазах.
   Тихорецкий не являлся исключением.
   Поэтому-то Абрикосова и представляла для скульптора наи-большую опасность.
   И пора было с ней кончать!
   Раз и навсегда!
   Ваятельница отправилась к фотомодельке и нашла её в саду за бутылкой ликёра.
   - Добрый вечер.
   Та взглянула на неё влажными от слёз глазами:
   - Кому как.
   - Что, с Владом разругалась?
   - Хуже! Он свалил неизвестно куда! - неудавшаяся актри-сулька горестно всхлипнула и приложилась к бокалу. - Если я сегодня умру, он завтра обо мне забудет!
   - Нет. Он тебя не сразу забудет.
   Каролина замолчала, осекшись.
   Ибо не знала, то ли быть благодарной Оксане за признание того, что она всё-таки женщина, то ли обидеться на "не сразу", означающее в результате, что забвение неизбежно.
   - Думаешь?
   - Уверена... Хотя он обманывает тебя, как когда-то обманы-вал меня, всё-таки боится тебя потерять... - голос Карамель-ченко был вкрадчив до невозможности.
   - Я догадалась, что у него любовь с генеральской дочкой!
   - Скорее, это она вбила ему в голову, что у него к ней лю-бовь! - ваятельница сумела придать своему лицу такое чисто-сердечное выражение, что Абрикосова попалась в ловушку.
   - И что мне делать?
   - Доходчиво объяснить ему, она лишь играет с ним, а потом бросит и станет рассказывать в интервью, как ловко его обошла! Не удивлюсь, если ещё и в Интернете выставит историю оболь-щения известного писателя, сделав Влада посмешищем.
   Самодеятельная Ламбордини говорила чушь, но если жен-щина желает во что-то поверить, её невозможно разубедить.
   Точно так же, если она не хочет верить, то хоть кол у неё теши на голове - любые доводы разума отвергаются напрочь.
   Добрый совет и отнюдь не добрые перспективы, нарисован-ные Оксаной, вкрались в сердце Каролины, как черви, проникаю-щие в яблоки и портящие их изнутри.
   Ведь всё-таки по-своему она любила литератора.
   И Каролина решила бороться за место под солнцем:
   - Хорошо, я ему устрою разбор полётов! - в ней прорезалось нечто такое, что описывал Некрасов - способность остановить на скаку коня и войти в горящую избу.
   Что не сделаешь ради сытой жизни!
   На лице Карамельченко на мгновение промелькнула мрачная радость.
   Она никогда не упускала случая подставить подножку ближ-нему своему!
  
  
   Стоял прекрасный летний вечер.
   Луна бледным светом освещала садоводство.
   Воздух был тёплый, ветер тихо шевелил листьями деревьев.
   Как писали в авантюрных романах, это был час мечтателей и влюблённых.
   Возле дома Ирины горел костёр, выстреливая в небо золо-тисто-багровые искры.
   Резвова и Идеалян устроили Тихорецкому скаутский вечер - экипировались в униформу и рассказывали о том, как несколько лет назад познакомились при весьма неординарных обстоятель-ствах.
   Слушая их воспоминания, писатель мог вдоволь любоваться генеральской дочкой.
   И сравнивать с ней сержанта.
   Он любил её тем сильнее, что чувствовал себя виноватым перед ней.
   Хотя до этого возвышенный образ девушки постоянно стоял у него перед глазами, но и хорошенькая Марианна, казавшаяся более доступной, тоже нравилась.
   По знаку курсанта Владислав спустился в ад, только бы она показывала ему дорогу.
   Однако был совсем не против прихватить с собой инспектора военкомата...
   - Вы слышали, голуби, наклевавшись зерна возле химза-вода, расплавили памятник Ленину. - снимая с себя напряже-ние, он решил немного развлечь хозяек.
   Или, скорее, одну из них.
   - Всё-таки великий человек придумал свисток для чайника! - подруга его Евтерпы и одновременно Эраты приняла юморной посыл.
   - Великим человеком станет тот, кто придумает свисток для кастрюли с пельменями! - не остался в долгу автор.
   Голос Тихорецкого вновь окунул Марианну в недавнее сно-видение.
   Какое счастье, что он не мог заглянуть в душу сержанта и увидеть вереницу неотступно преследующих её образов, где автор шёл на острие атаки проникновения в давно утраченную плевру девственности.
   А тем временем пограничница взяла гитару:
   - Целую ночь соловей нам насвистывал,
   Город молчал, и молчали дома...
   Белой акации гроздья душистые
   Ночь напролёт нас сводили с ума...
   Тихорецкий слушал песню, не замечая, что Идеалян не от-рывает от него глаз.
   Достаточно известный литератор, а одно это уже могло вскружить голову, оказался нормальным мужиком - не высоко-мерным, умным, с чувством юмора, достаточно скромным.
   В ярких отблесках костра его загорелая кожа казалась немно-го светящейся.
   Он выглядел несколько старше своих лет.
   Боевая молодость вдали от России оставила глубокие следы на лице и залегла тенью под иконописными глазами с по-женски длинными ресницами.
   Марианне пришлись по сердцу не только бестселлеры чело-века, сидевшего напротив неё, но и он сам.
   К тому же она всегда была неравнодушна к мужчинам с ухо-женной бородой.
   К мужчинам, многое испытавшим в жизни...
   - Годы промчались, седыми нас делая...
   Где чистота этих веток живых?
   Только зима, да метелица белая
   Напоминают сегодня о них...
   Некоторое время все молчали, находясь под впечатлением песни.
   Владислав дотронулся до руки Ирины, потом положил ла-донь на тонкие пальцы как бы для того, чтобы согреть, пусть от огня и исходило порядочное тепло.
   Она не убрала запястье.
   Казалось, девушка даже не заметила его прикосновения, гля-дя куда-то вдаль, занятая своими мыслями.
   После же, точно вернувшись из космоса на землю, лёгким, едва уловимым движением освободила пальцы:
   - Влад, а вы не могли бы почитать нам что-нибудь из ваше-го?
   - Что?
   - Что сами выберете.
   Он подумал и негромко заговорил, как бы общаясь с самим собой:
   - Как Судьба к нам сурова:
   Разлучила вдруг нас,
   Но мы встретились снова,
   И мы вместе сейчас...
   Земля снова поплыла...
   Обо всём позабыл...
   Ведь меня ты любила,
   И тебя я любил!..
   Жизнь почти пролетела
   Средь забот, среди дел;
   Ты теперь постарела,
   Да и я постарел...
   И ты мне рассказала,
   Через что ты прошла;
   Как меня ты искала,
   Как найти не могла...
   Так начнём же сначала,
   Душу мне не трави -
   Ещё не отзвучала
   Песня нашей любви!..
   Костёр, о котором забыли, угасал, бросая в небо последние искры.
   Тихорецкий поднялся:
   - Давайте прощаться, поздно уже.
   Идеалян грустно улыбнулась ему:
   - До свидания.
   А Ирина проводила его до забора и уже сама протянула ру-ку.
   - Спасибо за скаутский вечер. - он поцеловал ей запястье, на мгновение задержав его у своих губ.
   Курсант вздрогнула и отвела глаза, чтобы не видеть его взгляда, полного желания.
   Что она наделала?!
   Обнадёжила, зная, вряд ли позволит себе ответить ему вза-имностью.
   Хотя что именно она ему пообещала?
   Ничего такого.
   Лишь бы он понял всё правильно и не обиделся.
   Резвова посмотрела на него широко распахнутыми глазами и покачала головой:
   - Этого не надо, Влад.
   Если в её глазах временами и сквозило нечто большее, чем дружелюбие, то теперь девушка искренне раскаивалась.
   Генеральская дочь осознала наконец, что между ними ничего не может быть.
   И не должно.
   Тяжелейший для неё выбор был сделан.
   И пограничница почувствовала вдруг внутреннюю опустошён-ность.
  
  
   На экране телевизора импозантный мужчина в белом халате улыбался в объектив с видом доброго дядюшки:
   - Я придумал новую диету. Перед тем, как сесть за стол, не-обходимо отжаться от пола максимальное количество раз. Во-первых, пропадает аппетит, а во-вторых, трясутся руки и много ими уже не наешь.
   Судя по тройному подбородку и архимясистым щекам, сам на себе диетолог не экспериментировал. ем, как сесть за стол, необходимо отжаться от пола максимальное количество раз. доброго дядюшки:
   Модестовны!
   растягиваются?235235235
   Аденома-Простатский выключил "LG":
   - Николаич, мне пришла в голову одна идея.
   - Какая? - Сундуков меланхолично тасовал карты.
   - Как говорил мой дед, жить надо экономно и поменьше вре-мени тратить на всякую дурь. А потому съезжу-ка я завтра в город и разузнаю, не мог ли действительно кто из конкурентов подложить Владу свинью? Как-то не выходит у меня эта мысль из головы.
   - Съезди. - друг Тихорецкого закончил перемешивание. - В дурачка?
   - Пожалуй.
   - Думаешь, поездка что-нибудь прояснит? - Валерий начал сдавать карты.
   - А чем чёрт не шутит? Я, понятно, не инспектор Варнике, но кое-какие каналы у меня имеются. - издатель был так же убеди-телен, как изобретатель вечного двигателя.
  
   Задрищенко во фраке с цилиндром на голове и алым плащом на плечах, расшитым черными силуэтами летучих мышей с бо-калом в руке наблюдал за бесцельно бродящими по залу замка личностями.
   Казалось, они уже и сами не соображали, что здесь делают.
   Он присел в кресло, скорее напоминавшее трон, омочил губы в шампанском.
   И оторопел, когда Лёля Кебаб безо всякого приглашения с его стороны уселась к нему на колени.
   Ее упругий зад, обтянутый миниплатьем со стоячим испанс-ким воротником, бесцеремонно заелозил, устраиваясь комфорт-нее, и ему пришлось поменять положение ног, чтобы поэтес-са не напоролась на саму собой выдвигавшуюся живую антенну.
   Виктор Николаевич смущенно скользнул взглядом в сто-рону Евдокии, проверяя её реакцию, но та была занята своим делом - жрала в три горла - и ничего не замечала.
   А остальные были слишком хорошо загружены алкоголем и потому обращали внимание только на себя.
   - А ты страстен, милый граф. - девица теснее прижалась к нему и деловито ощупала его вздутую ширинку, при этом дразняще глядя в глаза. - Или давно не имел женщин?
   Она игриво хохотнула, соскользнула с колен зама начальника цеха и потянула его за собой:
   - Не желаешь со мной прогуляться?
   У него сбилось дыхание.
   - Граф, да ты никак готов испортить себе штаны?!
   Ее грудь, рвавшаяся наружу из декольте вечернего платья, дразняще завибрировала, и Задрищенко впился в нее зачаро-ванным взором, чувствуя, еще немного и бросится на это тело, как тигр на трепетную лань.
   - А как же я?
   На выходе из зала в позе фотомодели на рекламном сним-ке стояла Лиля Хаммер и взирала на него глазами, способны-ми совратить и ангела.
   А Виктор Николаевич был далеко не святым.
   - Опоздала,подруга! - Лёля постаралась пройти мимо Лили бок о бок с Николаевичем, прижав его к себе в тесном объя-тии.
   - Бог велел делиться! - вторая девица приклеилась к нему с другой стороны.
   - Отвали!
   - Его на нас обеих хватит, да еще останется!
   Некоторое время претендентки на шалуна взирали друг на друга глазами боксеров перед началом решающей схватки за звание чемпиона.
   Несомненно, поединок обещал быть очень и очень интерес-ным, но он закончился, так и не успев начаться.
   - И то верно... - неожиданно согласилась Кебаб.
   Победила дружба.
   Задрищенко подхватили под руки и торопливо повлекли по коридору подальше от зала:
   - Граф, командуй, куда идти!
   - Мужик ты или нет в конце концов?!
   Он бодро увлёк их за собой в комнату с камином, где то-ропливо обнажился и двинулся на них, обеими руками ухватив-шись за своего обычно не стойкого, но сейчас ставшего по слу-чаю оловянным, солдатика, предвкушая удовольствие.
   И чуть было не получил инсульт.
   Вместо Лели и Лили в зазывных позах стриптизёрш ему сол-нечно улыбались сёстры Гладилины, обнажив вампирские клы-ки...
   За окном вспышки молний кривыми зигзагами разрывали ноч-ную темноту, не переставая, грохотал гром.
   Рядом густо храпела Евдокия.
   Приснится же такое на старости лет, прости Господи!
   Вершины сосен плыли под напором ветра.
   Сквозь кисею белёсой дымки утра проступал мутный круг солнца.
   А с востока, на смену сплошной затянутости в вышине брели белокурые барашки облаков, похожие на глубокую морскую рябь.
   Каролина без приглашения и без стука - с утра пораньше - явилась к Тихорецкому, намереваясь вступить в бой за свои пра-ва на него.
   - Как вчера, получилось?
   - Ты о чём? - он оторвался от компьютера, взял из пепель-ницы сигарету, сделал пару затяжек.
   - Думал, такая дура, не узнаю?! Мне всё известно! - Абри-косова металась по кабинету тигрицей в клетке. - У солдаточек вечер провёл после опознания у участкового!
   - И всего-то?
   - А тебе мало?! - её голос взвинчивался всё выше. - Или не из-за генеральской дочки последние дни на меня не смотришь?!
   - Ты же знаешь, когда я работаю над романом, мне ни до кого и ни до чего...
   - Да ну?! На днюху нашёл время! Я всё вижу, не слепая!
   - Не видишь! Между нами ничего не было и нет.
   - Не делай из меня дурочку с переулочка!
   Писатель решил, что спорить и оправдываться дальше бес-смысленно, поэтому отвернулся к монитору, в душе полностью согласившись с тем, что ивановская дивчина не просто дебилка, а полнейшая.
   Но, надо отдать ей должное, с определённой интуицией!
   - Хоть бы сказал, чем она лучше меня? Тем, что нацепила погоны, к которым ты неравнодушен?
   Он досадливо передёрнул плечами и промолчал.
   Правильно пишет Александр Душков, декабристы в Сибири, бравшие местных аборигенок в жёны для справления естест-венных интимных надобностей, после амнистии бежали от них, как войска Дария от Александра Великого при Гавгамеллах.
   Слишком велико было различие между дворянами и кре-стьянками.
   Не понимали друг друга и всё тут!
   А чему удивляться?
   Азия-с, однако!..
   - Что она в тебе нашла?!
   - Она ничего и не искала!..
   - То-то вы неразлучны! Или - к тебе на дом, или - к ней!
   - Ради того, чтобы установить истину, кто изображал приви-дение на моём Дне рождения.
   - А ваш участковый Конторин для чего?! Это его дело - вести расследование! И что вы с ней делали, когда на вас напали?!
   Этот разговор ни о чём начал тяготить Владислава.
   Поэтому он предпочёл проигнорировать последний вопрос любовницы.
   - Я, кажется, с тобой разговариваю?!
   Он закурил по новой, чтобы чем-то занять руки и не задушить Каролину, приставшую подобно банному листу к его заднице:
   - Мне это начинает надоедать!
   - Мне тоже! - Абрикосова едко, как кислота, улыбнулась.
   - А не пора ли, девочка, поехать к маме и папе? Вещи сама соберёшь или мне тебе помочь?
   Поняв, что любовник не шутит, она схватила его сзади за плечи:
   - Опомнись!!
   Он засипел закипающим электрочайником, сбрасывая с себя её руки:
   - Пошла вон!
   И тогда фотомодель влепила ему пощёчину:
   - Скотина!!
   Нервы автора бестселлеров были напряжены до предела, и он не выдержал.
   Схватил подругу за шиворот и поволок её к двери, уклонами и движениями таза спасая собственную промежность, в которую безуспешно пыталась попасть на ходу пяткой "мадам Дюбарри".
   - Долболоб!! - со смертной гримасой висельницы она вы-летела вон из кабинета, получив прощальный пинок под зад ко-леном.
  
  
   Конторин нехорошо улыбнулся, глядя на Эсерова, Мерседе-сова и Солитёрова, сидевших вдоль стены на стульях в его каби-нете:
   - Помню, как-то в ходе одной инспекции десять человек сы-митировали повешение. Трое доимитировались до того, что по-весились. - дубинка выразительно постучала по столешнице. - Значит, так! Время подумать у вас за ночь было, и потому став-лю вопрос раком! Будете давать признательные показания или нет? - он ощущал себя Торквемадой на процессе еретиков.
   Троица хранила угрюмое молчание.
   - Вас опознали потерпевшие и только чистосердечное при-знание может скостить вам срок.
   - Начальник, времени-то поимейте совесть! Какой срок? Писатель с девкой заявления на нас не писали! - возмутился Фрол.
   - За этим дело не станет! - успокоил его участковый. - Од-ного не пойму, зачем вы на него наехали? Денег на бутылку не дал, и потому обиделись? Не знали, что мужик оттрубил два года в осназе и имеет ордена и медали?
   - Девка тоже не лыком шита! - вырвалось у Венцеслава.
   - А вот с этого момента поподробнее! - Эраст напрягся, как бреттер, готовый нанести удар случайно раскрывшемуся на пое-динке противнику. - Хотели её изнасиловать, предварительно убив Тихорецкого?!
   - И в мыслях такого не было! - Оксаний был поражён стрелой клеветы в самое сердце и упивался своим горем.
   - А что было в мыслях?! - милиционер смотрел на него, как на человека, которого должны убить прямо сейчас.
   Как на того, кого уже нет.
   - Просто попугать и всё!
   - Зачем? - Конторин сделал несколько выкрутасов дубинкой в стиле Джекки Чана.
   Чем сильно напугал "языка".
   - Да писаку того, чтоб генеральша его послала!
   - Продолжай, продолжай!
   - Дай закурить, а, начальник? - глаза сантехника были гла-зами зверски побитого пса.
   И Конторин сыграл в неизвестно что, знакомое нам всем по советским фильмам - дал не только сигарету, но и прикурить.
   Чтобы Мерседесов не молчал.
   - Я готов оформить тебе явку с повинной. Или вообще сде-лать свидетелем - жертвой обстоятельств...
   Оксаний затрясся над обещанием, как строгий папаша над не- винностью дочери:
   - Не обманете?
   - Грош мне цена после этого! - сказал участковый, вспомнив экранных героев, дававших обещания и, самое странное, дер-жавших их даже перед матёрыми урками, благодаря чему вы-живали те и другие там, где выжить было невозможно.
   - У меня немного раздута щека: удалили зуб мудрости. Поэтому, если я буду говорить глупости, простите меня...
   - Короче!
   - Нас купили.
   - Кто?
   - Юродивая.
   - Какая ещё на хрен юродивая? - лейтенант не мог взять в толк, откуда, когда и как в садоводстве могла появиться калика перехожая.
   Почему он её ни разу не видел?!
   И почему не доложили сексоты?!
   - Что за прошманда?!
   - Ну, та дура, что лепит всякую хренотень! - Мерседесов ко-лолся, как фундук - легко, без усилий.
   - Заткнись, полуёбок! - Эсеров потянулся к горлу подельника, соображая, основную тяжесть наказания придётся выносить ему на себе, как организатору нападения.
   И был остановлен ударом "демократизатора" по плечу.
   - Сидеть!!
   Солитёров пытался изобразить из себя мебель - окружаю-щую обстановку, настолько привычную, что она не требовала к себе внимания.
   - Надо бы тебя, Фрол Иваныч, подстричь. Хочется посмо-треть в твои бесстыжие глаза. Кстати, ничего не желаешь пояс-нить следствию? - Эраст закурил. - Только не делай невинное лицо, не поверю...
   - Не понимаю, при чём тут я? - грузчик-уборщик походил на школьника, отрицающего перед папой очевидное прегрешение.
   - Да полноте! Ни для кого не секрет, что вы в авторитете сре-ди поселковых алкоголиков. - участковому стало его жалко, и он сделала ему укладку, погладив по волосам дубинкой. - Хочешь пойти организатором преступной группы?! На полную катушку?!
   - Это как?! - того затрясло, точно он оказался на электри-ческом стуле с подведённым к нему током.
   - Пожизненное, дебил!!
   Конторин отвернулся, наблюдая за рыбками различных раз-меров и расцветок - пресноводными и океанскими, плавающими в прозрачной воде аквариума.
   - Она предложила за ящик водки прессануть писателя! Чтобы он обосрался перед генеральской дочкой, и та его послала по-дальше...
   - И ты согласился!
   - Водяра ж на дороге не валяется!
   Лейтенант не отрывал взгляда от аквариума, в котором ме-талась от борта к борту стая золотистых созданий величиной примерно с половину ладони ребёнка каждая:
   - Если подпишешь признание, отделаешься со своими коре-шами пятнадцатью сутками... Согласен?
   Фрол довольно заурчал, словно автомобиль,которому залили в бак горючее самой высокой очистки:
   - Диктуй, начальник.
   Оксана прибиралась в доме Тихорецкого.
   Она скакала со шваброй по ступеням лестницы не хуже взбе-сившейся лошади, за которой гонится стая голодных волков, по-ка не появился литератор.
   Он хотел было с деловым и озабоченным видом пройти мимо неё, но она загородила ему собой проход.
   - Здравствуй, Владислав Олегович!
   - Привет.
   - Не замечаешь меня?
   - Не хочу мешать.
   - Заботишься о чистоте или обо мне? - ваятельница заигры-вала с хозяином в манере вокзальной проститутки.
   - О чистоте. Тебя уже боюсь, ты очень настойчивая не там где надо.
   - Разве это плохо? - Карамельченко картинно оперлась на орудие своего нелёгкого труда уборщицы. - Ведь ты мне очень нравишься.
   - Раньше ты вела себя иначе.
   - А ты помнишь наши страстные свидания? - Донателло из садоводства была прекрасна, как только может быть прекрасна сытая обезьяна.
   Писатель почувствовал себя так, точно его внезапно остано-вили посреди спринтерской дистанции:
   - Такое не забудешь.
   - И что ты помнишь?
   - Всё.
   - Всё-всё? - на лице скульптора появилась эротичная улыбка самки шимпанзе перед случкой.
   Из-за никчёмности второй беседы за утро с дамой, претен-дующей на совместное с ним проживание, - первая недавно со-стоялась с Каролиной - в Тихорецком стало накапливаться раз-дражение.
   - Оксана, ты меня удивляешь.
   - Интересно, чем же?
   - Меня в жизни пытались покорить многие женщины, но ни одна не требовала отчёта о прошлом.
   Самое смешное, он не врал.
   Только немного преувеличивал.
   Так, самую малость, как и всякий мужчина, пользующийся не-которым успехом.
   - Разве я требую? - поломойка сделала наивные глаза ре-бёнка.
   Автор глянул на неё НКВДешником на злостную троцкистку-утопистку:
   - Заканчивай свои психологические подходы! Или ты насто-лько тупа, что никак не можешь понять, если за столько лет меж-ду нами ничего не произошло, то уже никогда не произойдёт?! - раздражение на мешающую ему дойти до туалета идиотку вырвалось наружу. - Не выставляй себя на посмешище! Твой поезд давно ушёл, смирись с этим наконец, и дай мне спокойно жить без тебя!
   Дважды сегодня с ним пытались выяснить отношения.
   И дважды ничем хорошим это не кончилось.
   Ресторан был наполовину пуст, и метрдотель поспешил на-встречу новому посетителю, озарившись мягкой и нежной улыб-кой.
   Аденома-Простатский заказал курицу, вываренную в мочевом пузыре свиньи.
   И пока ожидал, попивая лёгкое белое вино, - со знанием дела описал метру некоторые блюда, отсутствующие в меню, но способные вызвать несомненный интерес у гурманов.
   Тот рассыпался в благодарностях и удалился поторопить по-варов.
   Ожидая опаздывающую по извечной женской привычке мод-ную писательницу Алёну Лобок, более известную среди фанаток детективов, как Алёна Звездинская, он воздавал должное тра-пезе, оглядывая зал.
   - Учитывая старые российские традиции, Госдумой принято решение, к господам полицейским обращаться "Ваше благоро-дие!" - поведал своей даме, чей бюст вполне мог расстроить любую свадьбу, сидевший от него наискосок усатый мужчина с породистым лицом.
   Заметив появившуюся на полчаса позже оговорённого для встречи времени невысокую стройнуюя брюнетку с локонами, из-датель призывно махнул ей рукой.
   Она подсела к нему за стол:
   - Что порекомендуешь выбрать?
   Он промолчал.
   Алена относилась к тем, кто любит задавать всевозможные вопросы.
   Но её совершенно не интересовали ответы.
   Для неё был важен сам факт задавания вопроса, показываю-щий любознательность.
   Пока ей отвечают, она придумывает новый.
   Человек увлекается, и в результате детективщица становит-ся для него лучшим собеседником и другом, которому можно высказать всё, что наболело.
   Таким образом в свои тридцать два ей удалось поменять четырёх мужей, отсудив у каждого порядочную долю имущества, как компенсацию за бесцельно потраченные в браке годы, и добиться успехов на литературном поприще.
   - Ты постарел, Эмиль...
   Действительно, в свои сорок восемь лет он выглядел изрядно потрёпанным, потому как не жалел денег на всевозможные раз-влечения и, особенно, на женщин.
   Пожалуй, не было такой страны в мире, которую издатель бы не посетил.
   Однажды он женился.
   Но год спустя остался в одиночестве.
   Супруга его бросила, прихватив с собой при уходе по-ан-глийски крупную сумму и добрые пожелания от мужа сдохнуть где-нибудь под забором.
   Это послужило ему хорошим уроком.
   Главный редактор узнал, что за наслаждения надо платить и по-умному распоряжаться деньгами.
   Он так и не стал в свои годы отцом, ибо никогда не стремил-ся к клонированию самого себя.
   А женщину не так уж и трудно найти.
   В случае надобности.
   - Зачем звал? - Лобок принялась дегустировать грибы в гор-шочке.
   - Ты ведь знакома с Тихорецким?
   - Не так, чтобы близко, но...
   - Ты знала его жену?
   Литературная дама так захлопала ресницами, что по ресто-рану пошёл лёгкий сквозняк:
   - Я вообще не знала, что он женат. Влад же на презентациях всякий раз появляется с новой красоткой.
   - А если бы тебе представилась возможность оказаться на месте одной из них? - Аденома-Простатский прикинулся ради друга Сатаной - лишь бы установить истину. - Чтобы сперва смотреть ему в рот, а потом куда угодно?
   Алена мечтательно закатила глаза, представив, как привычно причислила писателя к сонму своих рабов и как вознаградила его самым приятным образом за покорность.
   И сразу погрустнела, постаравшись взять себя в руки:
   - Я для него старовата. Да и лучше конкурировать на рас-стоянии, чем под одной крышей. - Лобок-Звездинская выпила вина. - Так я не поняла, ты зачем меня вызвонил?
   Конторин вошёл в кабинет Тихорецкого.
   - Владислав Олегович, в чём отличие мужской логики от женс-кой? - спросил он прямо с порога.
   Писатель оторвался от компьютера:
   - Мужская - правильнее, женская - интереснее.
   - Точно сказано!
   - Вы решили проверить моё IQ?
   - Нет! - лейтенант протянул хозяину протокол допроса. - Ознакомьтесь.
   Тот взял, прочитал, положил бумагу перед собой и взглянул на милиционера, поставив подбородок на кулак правой руки, локоть которой упёрся в стол:
   - Совсем баба долбанулась от злости.
   - Злости или ревности? - с прищуром Железного Феликса уточнил Эраст.
   - Да не един ли хрен? Ведь одной ногой в могиле, а ведёт себя, как девочка-подросток.
   - Переросток.
   Они, как два мужика, понимающе улыбнулись друг другу.
   - Согласен.
   - Она сейчас здесь, у вас? - следователь прямо-таки фонта-нировал энергией.
   - Да, убирается наверху.
   - Нельзя ли её пригласить для беседы? - участковый напряг-ся подобно снайперу, заметившему цель.
   - Можно.
   Владислав пошёл за Оксаной и через пару минут привёл.
   - Прочитайте.
   - Что это? - непонимание в глазах Карамельченко своей ес-тественностью могло бы сразить наповал кого угодно.
   Кроме тех, кто взглядами договорился ей не верить.
   - Посмотрите, посмотрите.
   Пизано в рабочем халате уткнулась носом в казённый бланк:
   - Согласно статьи конституции!.. - возопила она фальцетом.
   - Это у вас конституция, а у нас тут дышло на законе, как за-хотел, так и нагнул!
   - Наглое враньё!!
   - Сможете это доказать? - громче, чем следовало бы вы-крикнул милиционер, уверенный, что поймал за хвост птицу Уда-чи, способную помочь в продвижении в карьере.
   - Легко!
   - Мы вас слушаем.
   - Вы хоть раз видели меня вместе с этим грязным подонком?
   Конторин почесал в затылке:
   - Это не довод.
   - Ну, тогда извините! Алиби по такому случаю не подгото-вила! Не знала, что стану подозреваемой!
  
  
   Аденома-Простатский после встречи с Алёной Звездинской остался в ресторане.
   Ждал вторую конкурентку Тихорецкого, специализирующуюся на боевиках в стиле фэнтези - старой деве, мечтающей об идеальном мужчине, который никогда не появится в её жизни из-за возраста и слишком резких для женщины черт лица.
   Даже на форзац она предпочитала отдавать собственное фото в спортивном костюме с рюкзаком за плечами, что не при-влекало к ней собратьев по перу, считавших автора "Бульдога" трансвестистом.
   Как бы "жёлтая пресса" не продвигала геев, лесбиянок и трансформатов, далеко не многие настоящие мужики могут си-деть с ними за одним столом на презентации, не говоря о том, чтобы вступить в связь с мужеподобными дамами.
   - Я, кажется, достиг финансовой стабилизации. - крепыш с седым ёжиком волос печально омочил буденновский ус в рюмке водки.
   - И в чём это выражается? - его суховатый товарищ ткнул вилкой в блюдо, напоминающее коровью лепёшку.
   - В том, что денег не было, нет и, похоже, не будет.
   Появившаяся внезапно за столом издателя Анфиса Вдуй чисто по-мужски выпила наполненный им для себя бокал:
   - Что надоть, Эмиль?
   - Поговорить.
   Она недоверчиво посмотрела на него:
   - Неужто решил напечатать меня у себя?
   - Ничто так не омрачает жизнь, как светлое будущее... Увы, нет.
   - Тогда за каким хреном оторвал от работы? - литераторша забила кроссовкой по полу, как застоявшаяся лошадь копытом.
   Аденома-Простатский торопливо налил ей вина:
   - Меня интересует твоё мнение о Тихорецком?
   - Бабник и сволочь!
   Тон, каким было высказано суждение, не оставлял сомнений в её искренности.
   - Расскажи почему!
   Анфиса продула папиросу:
   - Корчит из себя интеллектуала, а у самого ни одной соб-ственной мысли в его вещах! Всё надёрганное из классиков или энциклопедистов! С миру по нитке, глядишь, катушка и набе-рётся!
   По знаку издателя официант поставил на стол графин водки.
   - Ты это его жене говорила?
   - Сдурел?! - литературная деятельница поперхнулась дымом и долго кашляла. - Он же никогда не был женат!
   - Получается, не говорил!
   - Мы с ним сколько лет не разговариваем! О чём? У него своя епархия, у меня - своя. Да и к тому же он пьёт, как мой Сеня.
   Эмиль прикусил губу, чтобы не рассмеяться во весь голос.
   Ей бы посмотреть на себя в зеркало, чтобы понять, почему муж пьёт.
   Трезвым он при всём желании не смог бы заставить поце-ловать себя эту сучку.
   Не повезло бедняге!
   Здорово вляпался!
   Вдуй не следила за домом, по которому ходила без косме-тики в халате с пятнами от следов редкого стояния у плиты.
   Она жила литературой.
   Считала себя классиком русского фэнтези, так как приобрела известность раньше Ника Пеструмова, подражателя Толкиена, потому как выписывала в романах образы славянских богов, русалок, вурдалаков, домовых, тележных, чердачных, дорожных.
   И задолбала читателей и издателей претензией на уникаль-ность подачи материала!
   Потому и сидела последний десяток лет в заднице, выживая за счёт переиздания старых произведений в провинциальных издательствах типа "Карьяла".
   Он смутился, как человек, обманувший ожидание ребёнка.
   Ему стало стыдно, что Анфиса не так поняла его призыв встретиться, понадеявшись опубликоваться у него.
   Единственное, что Эмиль мог слелать для теряющей читате-лей писательницы - оплатить её обед.
   - Заказывай!
   Пока та с умным видом листала меню, не зная большей час-ти представленных в нём блюд, Аденома-Простатский наткнулся взглядом на офицеров, внушивших ему к себе невольное уваже-ние.
   Стоило присмотреться, как они быстро опустошали внуши-тельный графин водки, чтобы сразу поверить, таким не страшен никакой неприятель.
   - Тихорецкий так тебе противен?
   - Я к нему равнодушна.
   - И никогда не хотела привязать его к себе?
   Вдуй икнула на весь зал от возмущения:
   - Эмиль, ты больной, да?! Он же моложе меня!
   Больше у издателя вопросов к ней не было...
  
   Конторин извлёк из пластикового пакета и выложил перед Оксаной красное платье и парик:
   - Вам знакомы эти вещи?
   Она изобразила мучительное раздумье:
   - Вещи точно не мои... Почему они должны быть мне зна-комы?
   - Они не вызывают у вас никаких ассоциаций?
   - Абсолютно никаких... А должны?
   - К вашему сведению, платье раньше принадлежало по-койной жене Владислава Олеговича.
   - Что с того?
   - Оно было украдено из шкафа в её комнате.
   - При чём здесь я?
   - Вы хотите сказать, что не убирались там?
   - Откуда у меня ключ? Если он и есть, то только у Влада.
   - И у вас никогда не возникало желания проникнуть в за-пертую дверь!
   - Но я же не жена Синей Бороды! Моё дело - прибраться, получить плату за работу и спокойно отдыхать. - Гиберти со шваброй уселась на диван, скрестив руки на груди. - А вообще, по какому праву вы меня допрашиваете без санкции прокурора?
   - Это не допрос, это просто беседа. - с жадным любо-пытством Эраст посмотрел на ваятельницу.
   - На основании вранья Вождя Красноносых, находящегося в преддверии белой горячки?
   - Кого, простите?
   - Вашего Фрола Эсерова!
   - Откуда же вы знаете, как его зовут и даже кличку, если с ним не общаетесь?
   Карамельченко уничтожающе улыбнулась:
   - Я давно живу в посёлке и слышу разговоры про жителей.
   - Оксана, на твой взгляд, как платье Люсьены могло исчез-нуть из шкафа? - Тихорецкий погладил свою бороду.
   - Не имею ни малейшего понятия. - она даже не взглянула на хозяина кабинета.
   Ей трудно было сохранять самообладание под пристальным взглядом писателя.
   Чтобы хоть на мгновение укрыться от него, подозреваемая овремени тратить на всякую дурь. 235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235235твернулась и взяла со стола бутылку лимонада.
   Отпивая мелкими глотками прохладную сладкую воду, она старалась изо всех сил держать себя в руках.
   - Значит, не имеешь... Ой ли?
   - Твоё право мне не верить. - скульптор была спокойна, как море при штиле.
   - Потому как ты общалась с Люсей и знала, это её любимое платье, я тебя и спрашиваю.
   Ваятельница отвернулась к окну с видом девственницы, уни-женной и оскорблённой подозрениями в неверности девичьей чистоте.
   - Оксана Валентиновна, где вы были, когда появился "при-зрак"? - официальным тоном спросил участковый.
   - Я что, могу вспомнить?
   - А надо бы!
   - А вы сами, лейтенант, способны ответить на такой вопрос, если бы вам его задали?
   Эраст смутился, припомнив, чем занимался с невестой на вечеринке у писателя:
   - Сейчас спрашиваю я.
   В кабинет вошёл Сундуков с бутылкой кваса в руке:
   - Она может и не помнить, а вот я заметил одну деталь. Её не было в тот момент, когда появилось "привидение". Когда же оно пропало, мадмуазель сразу попалась нам на глаза.
   - Что с того? - Оксана была невозмутимее каменной бабы. - Я могла быть где угодно!
   - А всё же?
   - Лейтенант, не надо делать из меня стрелочницу! - она резво вскочила с дивана подобно кобыле, услышавшей призыв хозяина. - Если хотите и дальше маяться ерундой, то вызывайте к себе повесткой! Я не намерена тратить на вас время попусту!
   Карамельченко вышла с гордым видом.
   - Стервозная бабенция. - Валерий Николаевич отпил кваса.
   - И всё-таки я ей не верю. - сказал сам себе Конторин.
  
   Сама не понимая зачем, придя к Тихорецкому, Ирина приня-лась тщательно осматривать бюст его покойной жены.
   Чем-то он привлекал её внимание.
   Правда, чем именно, девушка не смогла бы ответить даже самой себе.
   Просто она подчинилась интуиции.
   И не прогадала.
   Её пальцы нащупали за ухом мраморной Люсьены какой-то комочек, который генеральская дочь довольно легко отколупнула и спрятала в карман, чтобы позже определить, что бы это могло быть.
   Курсант уже уходила, как неожиданно ей в голову пришла ин-тересная мысль, от которой она замерла на месте.
   А потом вернулась к бюсту и тщательно измерила его голову, взяв за меру расстояние от кончика большого пальца до кончика среднего.
  
  
   Грибной дождь беззвучно освежал всё и вся, что ютилось под открытым небом.
   Оксана возвращалпсь к себе домой.
   На площади перед магазином молодая цыганка ударила по струнам гитары:
   - Камнем грусть лежит на мне,
   В омут меня тянет...
   Почему любое слово
   Больно нынче ранит?
   Несколько женщин, детей и двое-трое мужчин вышли к ней и бросили деньги в подставленный бубен.
   С презрительной миной та сосчитала выручку и с вожде-лением охотничей собаки, спешащей на запах лисицы, подско-чила к скульптору.
   - Девушка, вы имеете доверие к предсказаниям? - она виль-нула задом, как кошка перед прыжком на мышь.
   - Как сказать... А чем я рискую? Попробуй меня убедить, что для тебя нет тайн ни от прошлого, ни от настощего, ни от буду-щего!
   Девушка взяла ладонь скульптора и долго всматривалась в её линии:
   - Странно...
   - Что?
   - Я вижу, вас повсюду окружает навоз.
   Брунелески в рваной футболке постаралась не показать за-интересованность:
   - Это так видно?
   - Очень ясно..
   Хотя Карамельченко имела полное право сомневаться в справедливости слов гитаны, тем не менее она взволновалась.
   - Мне продолжать?
   - Давай.
   Гадалка снова погрузилась в рассматривание линий, пере-плетающихся на ладони скульптора, и у неё озабоченно поджа-лись губы.
   Ваятельнице стало нехорошо, но она мужественно изобра-зила спокойствие:
   - Что там? Я жду.
   Цыганка вдруг улыбнулась, подняв на неё изумлённые глаза:
   - Я читаю на вашей руке странные вещи, которые меня удивляют... Лучше задавайте мне вопросы, а я буду отвечать, как сумею.
   Оксана долго не раздумывала:
   - Должна ли я опасаться кого-нибудь или чего-нибудь?
   - Женщины.
   - Какой? - дама с амбициями, как рыба в коптильне, непод-вижно зависла с расширенными зрачками перед предсказатель-ницей.
   - Не могу определить точно... Вижу лишь, что она молода и красива...
   - Я её знаю?
   - Похоже.
   - Часто встречала?
   - Довольно-таки.
   - В каких мы с ней отношениях? - ничего более умного Кара-мельченко придумать не смогла.
   - Вы не друзья и не враги.
   - Час от часу не легче! И кто же она?
   - Если бы я могла знать... Спросите меня о чём другом.
   - Долго ли я проживу?
   - Гораздо дольше, чем предполагаете.
   Лепильщица сделала вид, что ей всё ясно, изобразив на лице работу ума, что вообще-то не вызвало доверия даже у неё са-мой.
  
   Сёстры Гладилины смотрели телевизор.
   - Латвия поддержала военное вторжение в Ливию. Просто на всякий случай, чтобы там в НАТО не перепутали. - с видом заговорщика сообщил ведущий.
   - Злой диктатор-людоед Муамар Кадафи убил десять тысяч ливийцев, подавляя оппозицию. А добрый генерал Картер Хэм убил двенадцать тысяч ливийцев, подавляя Кадафи. Так добро победило зло. - с радушной улыбкой подвела итог своему сооб-щению его напарница.
   - Не помешаю? - Ирина вошла в кабинет Тихорецкого. - Здравствуйте.
   Сундуков, Конторин и Владислав поприветствовали её.
   - С какими вестями? - писатель солнечно улыбнулся.
   - Даже не знаю, как сказать...
   - А вы попробуйте! - Эраст ободряюще подмигнул.
   Резвова положила на стол хозяина комок, отколупленный от бюста Люсьены.
   - Шо це таке?
   - Это я хотела узнать у вас.
   Мужчины тщательно изучили вещь, чуть ли не вылизывая и вынюхивая её.
   - Или я ничего не понимаю в жизни, или это гипс! - наконец сделал заключение Валерий Николаевич.
   - Для чего вы его нам принесли? - удивился литератор. - И где его взяли?
   - За ухом бюста вашей жены.
   - Но он же мраморный!
   - Да... И выполнен в натуральную величину.
   - Что с того?
   - Погодите, погодите! - щёлкнул пальцами Сундуков. - Вы намекаете, что кто-то делал слепок с головы Люсьены?
   - Я думаю - с лица.
   - Получается, сходство "призрака" с оригиналом было до-стигнуто за счёт маски? - подхватил мысль девушки участковой.
   - Скорее всего, раскрашенной.
   - Ловко! - восхитился, закуривая автор бестселлеров. - Мне бы такое и на ум не пришло.
   - А ты вставь это в какой-нибудь свой роман. - посоветовал ему старый товарищ. - И кто же до этого додумался?
   - Тот, кто умеет лепить...
   - Как возникло "привидение" мы поняли. - лейтенант хлоп-нул ладонью себя по колену. - Но кто им мог быть?
   - Давайте соображать. - предложила генеральская дочь.
   - Давайте.
   - Совершенно ясно одно - "тень" хорошо знала жену Влади-слава. Это первое. Второе. Имела доступ в дом, иначе бы не смогла распечатать на компьютере письмо, сделать слепок и ук-расть платье.
   - Стоп! - поднял руку Сундуков. - А если это сделали разные люди?
   - Маловероятно, Валерий Николаевич. К чему привлекать лишние глаза и уши? - пограничница взяла сигарету из пачки хозяина дома.
   - Логично. - согласился с ней тот.
   - И главное. Кому-то сильно мешают женщины Владислава Олеговича.
   - Кому? - автор бестселлеров дал девушке прикурить.
   - Вот это-то мы и должны определить.
   - У кого какие идеи? - спросил Тихорецкий.
   Струи грибного дождя переливались блёстками в солнечных лучах за окном кабинета, растекаясь ручейками в траве.
   Все задумчиво посматривали друг на друга, не решаясь на-чать.
   И Ирине пришлось заговорить первой:
   - Можете думать обо мне, что хотите, потому как мы с Окса-ной вроде бы подружки, но я считаю, что именно она приложила руку к этому, мягко говоря, нелепому розыгрышу.
   - Как раз наоборот - лепому! - милиционер поднялся, сделал пару шагов по кабинету и резко развернулся к Тихорецкому. - Влад, сколько лет она тебя преследует?
   - Ну, я бы так не сказал... - у писателя задёргалось лицо. - Не преследует, а достаёт.
   - Не суть важно! Ты не ответил! - Конторин был настойчив, как бык на корриде.
   - Да сколько я себя помню!
   - Давай по-честному, ты ей что-нибудь обещал?
   - Никогда!
   - Подтверждаю! - подал голос Сундуков. - Он неоднократно по пьяне вещал, как она его задолбала!
   - Все вы так говорите! - усмехнулась Ирина.
   - Но тогда, какого чёрта?! - Владислав резко поднялся во весь рост.
   - Чтобы победить потенциального друга, яму ему надо копать глубже и ширше. - изрёк участковый.
   - Ради любви совершаются великие подвиги или великие преступления. Карамельченко способна только на второе, в чём её беда... - Резвова с трудом перевела дыхание от волнения, встретившись с ним глазами.
   Несколько секунд она молчала, приходя в себя, стараясь вы-нырнуть из омута его глаз.
   Курсант прекрасно понимала скульптора, не желавшую де-лить писателя ни с кем.
   И готовую ради этого пойти на любую подлость.
   - Карамельченко умеет лепить... - сказал Конторин.
   - Не сомневаюсь, что у неё есть гипс. - поддержал его Сун-дуков.
   - Предлагаете пойти к ней и поговорить по душам? - писа-тель затушил окурок в пепельнице.
  
  
   Идеалян читала сборник Тихорецкого, подаренный им Ири-не.
   Она расположилась около дачи курсанта на сочной траве с томиком в мягкой обложке в руках.
   До дома нам осталось два шага:
   Рывок последний и - в родные дали!
   Войны-то оставалось... Но пока
   Никто не спал. Мы молча рейда ждали.
   Вздыхали и мечтали до рассвета,
   Вдыхая острый запах тишины,
   И кто-то, притулившись в круге света,
   Писал письмо последнее с войны.
   Он не писал про свист того осколка,
   Упавшего всего лишь в двух шагах
   Вчера... За что страданий столько
   Пришлось поднять нам на своих плечах?!
   Мальчишеский и неуклюжий почерк,
   С которым пройден очень долгий путь,
   Когда в горниле черной адской ночи
   До смерти оставалось лишь чуть-чуть.
   Узнал он о войне не понаслышке;
   Ее огонь коснулся детских глаз
   Двадцатилетнего российского мальчишки,
   Того, кто честно исполнял приказ.
   И край далекий, где виски седели,
   Наверно, не забыть нам никогда -
   Там реквием нам ангелы пропели,
   Стыдливо пряча лица в облаках.
   И вот наутро - выполнять задачу,
   Когда до жизни - только два шага...
   Господь, пошли рабам своим удачу,
   Мы за нее расплатимся сполна!..
   Пока же - не уснуть нам до рассвета,
   Вдыхая острый запах тишины...
   И кто-то, притулившись в круге света,
   Писал письмо... Последнее... С войны...
   Марианна закрыла книгу.
   Находясь под впечатлением от прочитанного, она поймала себя на мысли, что когда погрузилась в атмосферу стихов ав-тора, казалось, будто сама сидела под дождём в окопе, чув-ствовала, как нагревается ствол автомата, как вздрагивает что-то внутри, когда пуля срезает ветку над головой.
   Даже в стихах он излучал скрытую силу, которой невозможно было не поддаться.
   У неё пересохло во рту.
   Сержант поспешила отвести взгляд от изображённого на обложке поэта в двадцатилетнем возрасте, кляня себя за то, что одно только его фото так её будоражит.
   Фото человека с раненой совестью, не дающей покоя многие послевоенные годы.
   Попавшего не по своей воле в страшное испытание войной и погибавшего на ней во имя неясных ему самому целей по при-казу Родины...
   Перед глазами Идеалян появилась неотступно преследую-щая её вереница видений.
   Тихорецкий склоняется и целует сержанта...
   Сжимает в объятиях...
   Ласкает...
   Опрокидывает на постель...
   Едва совладав с разыгравшимся воображением, она нервно закурила.
   Её бил озноб, тело напряглось, и инспектор военкомата чувст-вовала себя какой-то взвинченной.
   Ей потребовалось собрать все свои силы, чтобы заставить себя успокоиться.
  
   Оксана встретила посетителей на пороге дачи, надев на лицо елейную улыбку:
   - Чему обязана вашему приходу?
   - Хотим с вашего позволения осмотреть дом.
   - На каком основании? - её голос зазвенел, как струна, и она позеленела в тон платью.
   - Из чистого любопытства.
   - Я не даю своего разрешения!
   - Вам есть что скрывать? - весело удивился участковый. - Наркотики, оружие, взрывчатые вещества?
   Горя праведным возмущением, Карамельченко менторским тоном изложила свои воззрения на поведение незваных гостей.
   Однако её проникновенная речь почему-то их совсем не тро-нула.
   Игнорируя хозяйку, Ирина, Тихорецкий, Сундуков и Конторин разбрелись по помещениям.
   Скульптор исходила на компост, не понимая, что им нужно.
   Догадывалась, они ищут нечто.
   Но что?
   И едва не рухнула на пол, когда милиционер принёс раскра-шенную маску - слепок с бюста Люсьены:
   - Поговорим, Оксана Валентиновна?
   Она рванулась к выходу, однако участковый успел схватить её в прыжке, сделавшем бы честь любому знаменитому вратарю:
   - Вам некуда бежать.
   Валерий Николаевич занял позицию у двери, перекрыв про-ход своим телом.
   - Рассказывайте.
   - О чём? - Карамельченка приняла позу подпольщицы на до-просе из старых советских кинофильмов.
   - Как вам пришло в голову это издевательство с маской? - Эраст так смотрел на неё, словно садоводческая Воронихина была инфекционной больной - с жалостью и брезгливостью од-новременно.
   - Это всего лишь шутка.
   - Лёгкая, безобидная! Пустячок, способный довести человека до нервного срыва!
   - Или до психушки! - старый друг писателя готов был разор-вать скульптора на куски, как старую ветошь.
   - Ему можно, а мне нельзя?!
   - Что?! - все подскочили от неожиданности.
   - Издеваться!
   - Оксана, не пудри мозги. - Владислав вытащил из пачки си-гарету. - Зачем ты сыграла на святом? - он был уязвлён в са-мое сердце.
   - Да чтобы ты, дебил, понял, что можешь быть счастлив лишь со мной!
   - Ничего себе!
   Ваятельница попёрла на него грудью:
   - Хоть одна из твоих баб сделала для тебя что-нибудь?
   - Они давали мне вдохновение.
   - Врёшь! Они только раздвигали перед тобой ноги! Потому ты и искал единственную! - Оксана походила на птицу, защищаю-щуюся от хищника, невзирая на сломанное крыло.
   - На которую претендуешь ты? - человек её мечты холодно усмехнулся.
   - Чем я хуже их?! - она озверела от его нежелания понять её на протяжении долгих лет после расставания.
   - Чем? - писатель сделал неопределённый жест. - Не нра-вишься ты мне, anderstend? Не нравишься!
   - Тебе это кажется!
   - Как бы не так!
   Конторин вышел на середину комнаты:
   - Я попрошу вас успокоиться! - он взял у автора бестселле-ров сигарету и сделал несколько затяжек. - Оксана Валенти-новна, скажите, как вы всё провернули?
   Карамельченко поникла засохшим без поливки цветком:
   - Вам это очень нужно знать?
   - Иначе бы вас не спрашивали.
   - Ладно! - "шутница" с откровенной ненавистью должницы, не способной расплатиться за выданный банком кредит, взгля-нула на Тихорецкого. - Я терпела его посекушек, пока не поя-вилась эта тварь, Каролина Абрикосова! Он проникся к ней чув-ством, это было видно! А позже появилась Ирина, в сравнении с которой та проигрывала по всем позициям! И он раскатал гу-бёнку! За много лет я узнала его досконально! Мотылёк полетел к свечке, которая его сожжёт и не заметит! Как остановить? Сна-чала было сделано предупреждение!
   - Как?
   - Элементарно. - хозяйка ядовито улыбнулась. - Неужто я не умею набивать текст на компьютере? Он же никогда не сле-дит, появились новые файлы или нет? К чему? Мы же круче ва-рёного яйца! Стоит ли просматривать базу данных, кроме элек-тронной почты? Хватило пяти минут составить послание! А рас-печатала его при следующей уборке!
   - И?..
   - Не подействовало! - Оксана так расчувствовалась, что вы-хватила из рук Сундукова флягу с "горькой", которую опустоши-ла в несколько глотков.
   - Дальше! - не дал ей расслабиться участковый.
   - Он оставил ключ от музея Люсьены на столе! Сделал из комнаты культ личности! Тоже мне святая великомученица! - она растянула губы в неестественно широкой улыбке.
   - Вы им воспользовались?
   - Точно! - закосевшую Андреотти потянуло на полную от-кровенность. - А потом сделала слепок с бюста!.. Если мне хре-ново, то почему ему должно быть хорошо?!
   Вопрос был риторическим, и потому ответ не прозвучал.
   - А Влад начал пускать слюни на Иришку! Нашёл себе пару со скуки! Какая-то солдатка перебивает у меня мужика! Да сей-час!
   Несмотря на то, что курсант ничего никогда не обещала Тихорецкому, и у неё не было никаких обязательств перед ним, она почувствовала себя отвратительно после заявления скульп-тора.
   - Лишнее подтверждение того, что второй молодости первая далеко не всегда внушает восторг и желание поклонения. - ска-зал писатель.
   Он слегка улыбнулся, а затем засмеялся.
   Смех становился всё громче и гроиче, заставляя Оксану не-вольно трепетать.
   Её нервы были на пределе.
   - Заткнись, козёл!! - вызверилась на него непризнанный ге-ний.
   - Владислав Олегович, будете подавать иск об оскорблении ваших чести и достоинства? - милиционер с готовностью выта-щил из папки бланк заявления.
   - Пока подумаю. Пусть продолжает...
   Скульптор глянула на него, как богачка глядит на нищего, ос-мелившегося попросить у неё подаяния:
   - Кто ты такой, чтобы мне приказывать?
   Резвова вышла на середину комнаты:
   - Ни к чему расстраивать бедное уёжище с диким комплексом неполноценности.
   - Да как ты смеешь?!
   Любая светская дама, как бы воспитанно и утончённо не смотрелась, прекрасно владеет ненормативной лексикой.
   Стоит лишь дать ей случай, проявит знания в полном блеске.
   Выдав соответствующую случаю сентенцию, ваятельница бросилась на курсанта, намереваясь самое меньшее располо-совать ногтями ей лицо.
   Но Оксану удержал Сундуков, перехвативший ремесленницу от скульптуры на половине пути и отшвырнувший обратно на место:
   - Может "Скорую" вызовем? Отправят в дурку - глядишь, и вылечат... Когда-нибудь потом... - он выглядел так, будто готов был совершить убийство - глаза потемнели от ярости, напряжён-ные складки опускались из уголков губ.
   Карамельченко упала на стул, чувствуя, как боль и страх переплетаются в груди в тугой комок.
   Однако Владислав не принял предложения:
   - Валерьян, давай без экстремала...
   - Такие вот и грабят государственную казну, запуская в неё руки по самые пятки. - сделал неожиданное заключение мили-ционер.
   - Теперь мне понятно, почему она наняла поселковых ал-кашей. - генеральская дочь язвительно улыбнулась. - Исходя из её логики, между нами с Владиславом Олеговичем могла быть только любовь, но никак не дружба, как на самом деле. Поэтому моя худшая подружка не придумала ничего лучше, кроме на-падения на нас. Понадеялась выставить его передо мной в не-приглядном виде. И здорово ошиблась.
   - Так что же всё-таки было дальше? - милиционер прикурил от зажигалки Ирины.
   - Я расскажу. - пограничница прошлась по комнате. - Не зная, как обратить на себя внимание Влада и избавиться от меня до моего отъезда, она решила сыграть на его суеверии и прики-нулась умершей Люсьеной Тихорецкой, чтобы потом сделаться ему приятной и нужной во всех отношениях. Но сердцу не прика-жешь, и потому ей в очередной раз не повезло! Как я понимаю, на сей раз окончательно и бесповоротно? - девушка поверну-лась к писателю.
   Тот молча наклонил голову в знак согласия.
  
   Задрищенко сидел на раскладном стуле с газетой в руках у себя на участке, изредка удовлетворённо поглядывая на Евдо-кию, копавшуюся в огороде:
   - Смотрю, как много у нас бутиков, ресторанов, казино по имени иностранных провинций и областей - Тоскана, Бордо, Невада, Бавария... Интересно, в Италии, Германии, Штатах или Франции есть модные заведения с названиями Поволжье, Орен-бургский край, Биробиджан или Хацапетовка?! - с искренним интересом спросил он супругу.
   Та была женщина приземлённая и не могла понять душевных терзаний хозяина, которому стало обидно за родную державу.
   Поэтому она швырнула в него кусок земли:
   - Оторви задницу, дятел! Я что, одна здесь корячиться долж-на?!
   Аденома-Простатский, вернувшись из города, притормозил около дома Тихорецкого.
   Владислав, Ирина, Конторин и Сундуков возвращались от Ка-рамельченко, когда он увидел их в зеркале заднего вида:
   - А я кое-что узнал!
   - Правда? - равнодушно поинтересовался писатель.
   - По поводу "привидения"!
   - Не нужно. - милиционер снял фуражку, протёр носовым платком её пропотевшую подкладку.
   - Как так?!
   - Всё уже выяснено.
   - И кто?!
   - Оксана Валентиновна Карамельченко. - Сундуков помор-щился, точно у него вдруг прихватило живот.
   - Её арестовали?
   - Зачем? - Резвова посмотрела на издателя, как на неизле-чимого больного.
   - Чтобы воздать по заслугам!
   - Не будь столь кровожадным, Эмиль! Я не писал на неё за-явления.
   - Ни здесь не победили гадину, ни там не удовлетворили!
   Автор бестселлеров распахнул ворота перед машиной глав-ного редактора:
   - Бог ей судья... Заезжай.
   Его только позабавило напряжённо-обиженное выраже-ние лица издателя, когда тот со скоростью взбешённой че-репахи проезжал мимо него.
  
   После ухода непрошеных гостей Оксана некоторое время рвала и метала.
   За всю свою жизнь она ещё никогда не чувствовала себя та-кой униженной.
   Слёзы катились из-под опущенных век, уязвлённое само-любие не давало им остановиться.
   И требовало реванша.
   Чтобы узнать глубину души человека, следует плюнуть ему в душу и считать до тех пор, пока он не врежет обидчику по мор-дам.
   Карамельченко было стыдно за себя.
   Её щёки побелели от ярости.
   Проиграть молодой девчонке!
   Какой-то зассыхе в погонах!
   Проколоться на мелочи, когда, казалось, всё рассчитано и взвешено!
   Почему сразу же не выбросила маску?!
   Ведь избавилась же от платья и парика!
   Ничего, она ещё отыграется!
   Сперва посчитается с поганым стукачом Эсеровым!
   А потом расскажет в Интернете о личной жизни Тихорецкого!
   Пусть его фанаты узнают голую правду о своём кумире!
   И увидят обнажёнку!
   Плевать, что её нет, в Фотошопе можно сделать что угодно, тем более голова Владислава в разных ракурсах имеется, а тела подберутся легко!
   Тихорецкий её не раз вспомнит!
   И уже никогда не забудет!
   Нет такого летаргического сна, которому не наступил бы ко-
   нец.
   К писателю он пришёл обычным летним вечером через две недели после разоблачения Карамельченко..
   Солнце садилось за верхушки деревьев, и его угасающие лучи золотили поверхность озера, на берегу которого стояли Тихорецкий и Ирина.
   - Завтра вы уезжаете. - в его словах скрывалась печаль. - И скоро забудете это лето.
   Невольное признание вырвалось столь неожиданно, что он даже не осознал, что именно сказал.
   Зато она сразу услышала в сказанных словах признание.
   В порыве чувств курсант коснулась его руки.
   Это ласковое, тёплое прикосновение заставило его непро-извольно сжать пальцы:
   - Может быть, задержитесь? - сходные чувства должно быть испытывал человек, идущий по канату над ареной цирка.
   Генеральская дочь не отняла ладони, но грустно покачала головой:
   - Не надо, прошу вас. Вы мне очень нравитесь, но не больше, чем друг. Простите.
   Свет, вспыхнувший в глазах писателя, потух, и он разжал па-льцы:
   - Вы правы, всё это не имеет смысла.
   Внезапно словно невидимая рука схватила её за горло, перекрывая воздух, и ей пришлось сделать видимое усилие, чтобы вдохнуть и выдавить неожиданно севшим голосом:
   - Да...
   Оба они искренне сожалели, что полюбили друг друга.
   При других обстоятельствах девушка сочла бы за счастье иметь такого мужа.
   А он - такую жену...

ЭПИЛОГ

   Прошло некоторое время.
   История с идиотским розыгрышем скоро забылась.
   Хотя не забылась, а как бы это вернее сказать, - не просочилась наружу из избы, подобно сору.
   Потому что мало кто из её участников был заинте-ресован в разглашении.
   Кроме разве что Тихорецкого.
   Но писатель пошёл по иному пути.
   По горячим следам он засел за роман, где произошед-шее с ним на даче явилось основой для любовно-детек-тивного романа.
   А после вознамерился написвть о несбывшейся мечте плешивого поэта.
   Имея в виду себя...
  
  
  
   Аденома-Простатский с умирающим видом лежал в постели, с опаской посматривая на зевающего врача, что-то записывав-шего в журнал вызовов:
   - Доктор, скажите, у меня грипп?!
   - Да!
   - Свиной?! - ужаснулся издатель.
   - Да! Только свинья могла вызвать "скорую" в четыре утра с температурой 36,8! - медик был раздражённее Циклопа, которо-го нагло обманул Одиссей.
  
   Сундуков затушил в раковине окурок, оглянулся на вошед-шего в кухню попить воды великовозрастного балбеса в стрингах на молнии:
   - Сынок! Мы все с понедельника начинаем новую жизнь! Я брошу курить, мама бросит худеть. А ты?
   Тот, словно массируя мозг, ожесточённо поскрёб в затылке:
   - Ну, я могу бросить школу...
   Валерий Николаевич посмурнел лицом:
   - Скажи мне, о чём ты думаешь, и я скажу чем.
   Анна Львовна гуляла по территории косметологического цен-тра под руку с приятельницей, за приличную сумму увеличив-шую себе объём груди.
   - Никогда не беру мужа с собой на показ мод! Это невыгодно для обоих: я начинаю думать о новом платье, а он - о новой жене! - смех дамы очень походил на хохот дятла Вудди из аме-риканского мультсериала. - Да, всё забываю вас спросить, где вы намерены отдохнуть этим летом?
   - Живём-то мы в городе, а отдыхать поедем на Канары.
   - А мы - в город.
   - Фи! - генеральшу аж передёрнуло.
   - Живём на Канарах и оттого тянет иногда в родные места.
   В парфюмерном магазине Каролина сняла с полки флакон и показала его лысоватому папику с намечающимся брюшком:
   - Дорогой, вот с этим шампунем мои волосы будут объёмны-ми, упругими и шелковистыми. - она ластилась к нему, как кош-ка.
   - Может, вся помоешься? - её спутник равнодушно осматри-вал помещение.
   - Знаешь, меня трудно найти, легко потерять. - в голосе Аб-рикосовой появились угрожающие нотки.
   - Да ты прямо как носок!
  
   Не следует жаловаться на судьбу.
   Ей, может быть, не каждый человек приятен.
   Как, к примеру Оксана.
   - На заметку хозяйкам. Электрические лампочки небольшого номинала в квартире не только экономят электроэнергию, но и делают её чистой и уютной, а хозяйку красивой и нарядной.
   Карамельченко выкладывала в Интернет более чем фриво-льные фотомонтажи Тихорецкого, предвкушая, какой они вызо-вут резонанс.
   И каким позором заклеймят Владислава поклонники его твор-чества.
   А главное - поклонницы!
   Её сердце бешено колотилось, дыхание было неровным.
   Причиной этому являлась скорее не злость, а волна воспо-минаний о том времени, которое хотелось забыть.
   С момента своего разоблачения в присутствии свидетелей скульптора охватили непроходящие злоба и жажда мести.
   Человек, которого она столько лет жаждала приручить, те-перь вызывал в ней лишь отвращение.
   Как говорят дальтоники, жизнь - она как радуга: полоса чёр-ная, полоса белая.
   И ваятельница очень надеялась, что со дня на день чернота сменится белизной, когда она отомстит за собственное униже-ние.
   Ибо где бы Оксана не находилась, она всегда будет ненави-деть Тихорецкого!
   Яростно!
   Отчаянно!!
   С наслаждением!!
   До конца своей жизни!!!
  
   Старшина роты мотострелков, выстроил новобранцев в ко-ридоре казармы:
   - Богатырёв!
   - Я!
   - Какого цвета мой комбез?
   - Цвета осенней травы, товарищ прапорщик! - без запинки ответил рядовой.
   - Правильно. - командир провёл острым взглядом по шерен-ге. - Хитрюгин!
   - Я!
   - Какого цвета наша рота?
   - Цвета камня, товарищ прапорщик! - оттарабанил, как по-писаному, солдат. - Серая!
   - Правильно... Шпроттер!
   - Я!
   - Какого цвета мои зубы?
   Гарик решил блеснуть остроумием:
   - Цвета плаца, товарищ прапорщик!
   - Правильно, Шпроттер! - старшина пригладил свои казацкие усы, пряча под ними иезуитскую усмешку. - Поэтому я беру зуб-ную щётку и иду чистить зубы, а вы берёте зубную щётку и идёте чистить плац!
   В армии не любят чересчур смешливых.
   Особенно, когда они только призвались.
   Сестры Гладилины играли в мирную спокойную игру домино.
   Однако называли её по своему - "Забить козла".
   Потому что пенсионеру-россиянину надо обязательно кого-то забить, чтобы снять напряжение от неустроенности жизни, роста цен, раздражающей рекламы по телевидению.
   Главное, не кость к кости подставить, а треснуть ею об стол посильнее.
   И тем самым психологически разрядиться.
   - А сейчас мы хотим поздравить заслуженного ассенизатора Российской Федерации Анастасию Пролетелову с очередным совершеннолетием и юбилеем свадьбы. Её муж желает ей уда-чи, счастья и дарит песню "Бог тебя накажет". - задушевным то-ном проговорило радио на стене.
   Пермая с силой хлопнула косточкой по столешнице:
   - Рыба!! - издала она победный вопль русалки, завлёкшей моряка в пучину вод.
   Сеноя вздохнула:
   - А давай чай пить!
   - Нет уж! Давай пить что пили! - старшая налила себе и младшей водки.
   В сопровождении свиты генерал-лейтенант Резвов вошёл в помещение штаба военно-строительного отряда:
   - Майор Котёнок, ко мне!
   - Котёнок в санчасти. - почтительно доложил дежурный.
   - А вас не спрашивают! Я вас просвещу во все интеллекту-альные места! Забыли, в армии каждый отвечает за себя! - отец Ирины прислушался к чему-то, слышному ему одному. - А что там у вас творится на минном поле? Постоянно какие-то крики, фейерверки... Что вы там сегодня празднуете, мать вашу?!
   Задрищенко с видом обречённого на заклание агнца безо всякого энтузиазма копался под конвоем Евдокии в огороде.
   - Директор Федеральной службы судебных приставов заявил, что его Служба не знает, где Мавроди прячет украденные день-ги, поскольку не располагает эффективными инструментами дав-ления на него. - отвлекло его от прополки сообщение по радио-приёмнику, стоящему между грядок. - В ответ на это "Ассоциа-ция обманутых вкладчиков МММ" подарила главному приставу России электроутюг.
   - Надо же! - Виктор Николаевич покачал головой, на пират-ский манер повязанной платком, и развернулся к жене. - А ты за-метила; мечтая стать миллионером, человек думает о том, как он потратит миллион, и никогда - о том, как его заработать.
   - Тебе только о миллионе и мечтать! - Дуся с трудом ра-зогнулась. - Ты не языком давай работай, а руками!
   Те, на ком природа отдыхает, не прочь и сами на природе от-дохнуть.
   Оскорблённый непониманием он пробурчал себе под нос:
   - Мечты в определённый момент сбываются. И чаще всего этот момент называется "Уже на хрен не надо"...
   Веня Люкс перелез через разметавшуюся на постели роскош-ную девицу с роскошными формами, приложился к бутылке не-допитого шампанского:
   - Я понял, что я у тебя не первый...
   Она небрежно закурила якобы гаванскую, якобы сигару:
   - А я поняла, что и не последний...
  
   Эсеров, Солитёров и Мерседесов стояли в шеренге на разво-де по нарядам.
   Перед строем прошёлся капитан в сопровождении девы-сер-жанта со списком заявок на бесплатную рабочую силу.
   - Так, граждане алики, хулики и туники... - сделал паузу ми-лиционер.
   - Алкоголики, хулиганы и тунеядцы. - синхронно перевёл Венцеслав.
   - Кто хочет поработать на благо Отечества?
   Осужденные на пятнадцать суток промолчали.
   - Не слышу ответа. Вам же русским голосом сказано. На се-годня наряды: разгрузка угля - четыре человека. Цементный за-вод - двое. Уборка улиц - трое...
   - Считается, Бог создал человека. Иногда - наоборот. Но очевидно одно - ни тот, ни другой не сделали свою работу ка-чественно. - пригорюнился Солитёров.
   - Лень - это привычка отдыхать до того, как ты устанешь. - сказал Эсеров.
   - Высшее образование этого мента не есть контрацепция от плохих идей. - заметил Мерседесов.
   Над плацем из громкоговорителя на радиостолбе зазвучал бравурный марш, призывая пятнадцатисуточников к трудовым свершениям и победам.
   Совсем им, кстати, ненужным.
  
  
   Идеалян сидела в летнем кафе.
   За соседним столиком пятилетний мальчик сдуру влез рука-вом в тарелку с борщом.
   Ребёнок захлопал глазами.
   - Как же ты мог? - возмутился его отец лет тридцати. - Доко-ле?!
   - Я случайно...
   - Смотри, у меня такие же рукава, но я никогда не влезал в суп! Ни специально, ни случайно!
   - Что, никогда? - поразился наследник.
   - Представь, ни разу!
   - Папа, но ты же ещё ведь молодой человек! Не переживай, влезешь!..
   Марианна поразилась, как дитя ловко вывернулось.
   А Тихорецкий опаздывал уже больше чем на полчаса.
   Она давно уже не плакала, а сейчас ей почему-то захотелось заплакать - разрыдаться тяжело, со спазмами в горле.
   Но он наконец пришёл, и ей сразу захотелось смеяться.
   - Извини, Эмиль задержал. - перед ней оказался букет роз. - Решали с ним, какое количество авторских листов должно быть в моём романе. Хочу написать про розыгрыш на даче, где все ге-рои взяты из жизни....
   Сегодня гороскоп обещал ему день дружеских встреч, лю-бовных свиданий и делового партнёрства, который поможет реа-лизовать самые амбициозные проекты в контексте целого деся-тилетия жизни.
   Владислав что-то заказывал, что-то говорил, а она смотрела на него, не слыша ни единого слова.
   Потому что его глаза, устремлённые на неё, видели в прош-лом чересчур много боли и смертей.
   Глаза того, кто не может сбросить с себя груз тяжёлых воспо-минаний.
   Сержант сидела перед ним, точно заворожённая, и не видела ничего, кроме него самого
   И ощущала, как её переполняет радость от встречи.
   В каждом его слове, каждом жесте, пока он болтал о пустя-ках, она искала скрытый смысл.
   И то взлетала вверх, когда он устало улыбался, то падала вниз, стоило ему нахмуриться...
  
   Лиля Хаммер, сидя на скамейке в парке на краю большой по-ляны в зарослях шиповника, подала мороженое Лёле Кебаб:
   - Вчера разместила объявление на сайте знакомств. - не-брежно заметила она.
   - Ну и как? - мастер хокку вгрызлась в шоколадный батончик, как голодающая Поволжья в гуманитарный хлеб.
   - Написал один, но я ему отказала.
   - Почему?
   - Говорит, что живёт на берегу Атлантического океана. Сама посуди, зачем мне нужен этот бомж? - Маршак в джинсах истово перекрестилась, подняв глаза к небу. - Господи, ну пошли ты мне мужика нормального!.. С деньгами!.. Я же не прошу понизить цены на бензин!..
  
  
   Конторин помог Ладе подобно змее из кожи выскользнуть из свадебного платья:
   - Ложимся спать, милая? - он привлёк её к себе.
   - Ложись, дорогой. Мне ещё по хозяйству похлопотать надо. А то форумы не читаны, блоги не писаны, посты не комменчены...
   Челюсть лейтенанта отвисла до белых носков.
  
  
   Лёжа после отбоя на койке общвжития для иногородних кур-сантов, Ирина достала из нагрудного кармана камуфлирован-ного комбинезона, сложенного по уставу возле постели на стуле, обнаруженное ею после отъезда из дачного посёлка послание Тихорецкого.
   И принялась снова его перечитывать в свете проникающей через окно луны.
   Хотя давно заучила эти стихи наизусть...
   О тебе не думал я серьёзно;
   В моей жизни было всё уже,
   Да и встретились мы слишком поздно,
   Каждый с своим камнем на душе.
   И зачем, я сам того не знаю -
   Сам себя на том порой ловлю -
   О тебе я часто вспоминаю;
   Я тебя, наверное, люблю...
   Если не люблю, тогда, быть может,
   В прошлой жизни я тебя любил,
   А теперь тоска мне сердце гложет -
   Я тебя ещё не позабыл!
   Да и позабыть тебя не в силах...
   Чувства мои нежные к тебе
   Греют кровь в почти остывших жилах -
   Благодарен я за то Судьбе...
   От тебя мне многого не надо:
   Вспоминай хотя бы иногда.
   Память о тебе мне, как награда!
   В моём сердце будешь ты всегда!
   Она закрыла глаза, стараясь отогнать воспоминания об от-пуске, проведённом на даче.
   О прощании с писателем, когда на его лице, не отражавшем никаких эмоций, вдруг заиграла лёгкая печальная улыбка, и её сердце забилось сильнее.
   Память была пока ещё слишком свежа, возрождая в ней чув-ства, в которых она до сих пор не могла по-настоящему ра-зобраться.
   Но куда бы генеральская дочь не распределилась после вы-пуска, вероятно, ей никогда не быть свободной от Владислава.
   Так или иначе, но, сам того не зная, он будет заочно влиять на её жизнь...
  
  
  
   Оставался последний год обучения в училище.
   Впереди были преддипломная практика и государст-венные экзамены, которые должны или даже обязаны подтвердить то, что девушка достойна носить погоны офицера российской армии.
   Какие сюрпризы они могут преподнести?
   Придёт время, и курсант узнает.
   А вместе с ней - и мы.
   Ведь разве генеральская дочь сможет прожить без при-ключений, которые её находят сами?!
   Такая уж у неё планида, отличная от других!..
  
  
  
   Продолжением сериала является роман "Краса-вица для чудовища"
  
  
  
   P.S. Если у уважаемых читателей возникнет жела-ние, убедительно прошу присылать отзывы на рома-ны сериала на адрес:

www.paldaun@mail.ru

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"