Аннотация: Восьмое место колфан-8. Те, кто не сдаются - бегут в степь. Из других - крутят вкусную колбасу. Грустная полу-сказка, полу-притча под Оруэллла, которого я не читал. сборник "Авантюра по имени жизнь"
Солнышко осветило закопченую трубу, протянуло золотую полосу по крыше, подбираясь к утоптанной земле подворья. Луч щекотнул дремлющего петуха. Тот поднял недовольную голову из-под крыла. Потянулся. Вспорхнул на опорный столб забора. Выдал несколько протяжных рулад. Утро вступило в свои права.
Но не крик петуха, не стук в рельс, и даже не визг дерущихся за чан с ботвиньей поросят заставил всех обитателей подворья окончательно продрать глаза. Ворота - огромные, покосившиеся - пожалуй, впервые за всю историю жизни старого Выстрела, раскрылись, вспахивая жирную землю. Во двор, кряхтя и тужась клубами сизого дыма, въехал древний, как сама жизнь, грузовик. Из огромной лужи ринулись с отчаянным гоготом гуси и утки. Нововведения в виде незваного странного гостя им явно пришлись не по душе. А грузовичок, крытый брезентом, качнулся на проржавевших рессорах, выпустил еще одно зловонное, на сей раз черное облачко, да и застыл посреди двора. Дверца кабины распахнулась, оттуда пьяным дембелем ринулся вниз водила - помятый забулдыга с сапогами-гармошками. Впрочем, лужу в центре двора доблестный трудяга баранки брезгливо обошел. Так же брезгливо, и даже аккуратно-грациозно, пнул сапогом разлегшуюся поперек его дороги свинью. Достал из-за пазухи помятые бумаги, протянул их вышедшему на шум Кузьме Кузьмичу.
- Накладные почти в норме, Кузьма. Принимай товар.
- Какой такой товар? Почему накладные почти в норме? Ничего не знаю, у нас через неделю ревизия, дебеты с кредитами не сведем.
- Глянь на бумажку, человече, кто подписал-то.
Кузьма Кузьмич глянул. И проникся.
- Петрович, ты в своем уме, ну нафига мне это... - тоскливый взгляд переместился на брезентовый кузов.
- Мое дело- погрузка и разгрузка. А дальше не канает. Кузьма, не отмазывайся, Сама велела... - тут Петрович закатил глазки вверх, показывая, что уж если Сама велела, то лучше согласиться. И даже поблагодарить за оказанную честь и доверие. И вообще. Ибо чревато.
- Сама велела? Ладно, распаковывай товар, - вздохнул Кузьма.
- Хозяйка, - тихо, с придыханием подтвердил Петрович, простирая обкусанный желтоватый перст к небу.
Шнуровка была ловко выдернута, брезентовый полог откинут. На Кузьмича грустным взглядом философа смотрел конь.
- Ёлкин дрын! Что за чудо?
- Это будь здоров лошадка. Королевских кровей. На ипподромах бегать изволил. Чемпионом был где-то в области, и все такое,- важно изрек Петрович. Кузьмич молча, на автомате, взял охапку бумажек- родословных, накладных, и самое важное, - грозную отписку со штампом - в утиль, и вздохнул. Петрович откинул борт.
- Прыгай, зараза,- конь задумался на миг, но мощный рывок за ремень и перегар окрика оказали волшебное действо - конь таки спрыгнул вниз без особых проблем.
- А что у него с ногой, с задней? - резонно поинтересовался Кузьма.
- Так на скачках вроде ЧП какое-то стряслось. Хозяйка много на него поставила, а он подвел, на втором кругу забега ногу сломать умудрился... Как скакун - цену потерял, а для тяжелого сельского труда не годен сызмальства. Да и главная бушевала... Без особого лечения его помыкали по базам, а потом, к тебе...
- Все ко мне, да ко мне... - недовольно поморщился Кузьма.
- Слушай, Кузьма, давно спросить хотел... - тут Петрович ехидно подмигнул красноватым глазом в сторону мирно пасущейся в углу подворья козы.
- Ну, чего тебе?
- Нафига у нее...это,- желтый от никотина палец ткнул на предмет висящий на шее бело-бородатой скотины.
- А, это? - Кузьма лениво зевнул, отмахиваясь, мол, как вы все надоели с глупыми вопросами, - это баян. Понимаешь, не может она без него.
- Баян?
- Да орет она, а за ней все козы в хозяйстве мекают, потом весь двор начинает гвалт. И это если у одной единственной скотины игрушку отобрать. Оно мне надо? Баян старый, с порванным мехами, пусть носит, животная.
- А, ну если так, то конечно, - задумчиво почесал затылок Петрович.
- Может она вообще, в прошлой жизни Моцартом была, или Модильяни,- так же задумчиво ответствовал Кузьмич. Водила на всякий случай перекрестился, еще раз опасливо глянул на козу, потом на Кузьмича, и сел в кабину. "Мистика какая-то. Ножом по горлу, и все дела, а они со скотиной возются. Эспериментаторы. Тьфу!"- пробурчал про себя Петрович, поворачивая ключ зажигания.
Машина чихнула, и недовольно бурча и кашляя, уехала. Ворота натужно закрылись. Жизнь на дворе стала возвращаться на круги своя. К взбудораженной колесами луже засеменили взъерошенные гуси, важно, словно председатель по пашне - проковылял индюк, забегали куры, бочком-бочком протиснулась к корыту свинья...
А Кузьма посмотрел в карие очи коня и многозначительно изрек, - Знал бы, куда ты только что влип... враз вспомнил все свои скаковые навыки.
После добавил - Идем, холодец...
Определив место в одном из загонов, хозяин отправился к себе наверх: оформлять бумаги, составлять планы, и готовиться к ревизии. В общем и целом - радеть на благо вверенного ему хозяйства. Конь остался в загоне. Постепенно к нему принялись подходить местные жители. Осторожно, не торопясь, нарезая все сужающиеся круги, словно ничего особенного и не произошло. Пыхтя, подкатилась розовощекая свинья, подсеменила поближе коза с баяном, опасливо косясь на копыта скакуна, приковылял петух.
"Аборигены, чтоб их, и здесь та же песня. Кто такой, чего надо, место, и.т.д." - подумал конь. Предчувствия его не обманули.
- Ах ты волчья сыть, да травяной мешок,- загнусавил осел, но его грубо прервал Выстрел - матерый волкодав.
- Слышь, эй ты, звать то тебя как?
- Герой!- гордо ответствовал конь.
- Ты, Герой, себя со стороны видел? Поди вон, в лужу глянь, какой ты Герой. Инвалид, одно слово, мешок костей.
Герой (а с этого момента он будет зваться именно так) вздохнул. Крыть было нечем. После несчастного случая, на карьере скакуна был поставлен крест. На жизни, пожалуй, тоже. К иному труду кроме скачек не был он приучен. Попал сюда, к Кузьме на подворье, помыкавшись по угодьям и хозяйствам. Где ему четко разъяснили, кто он такой, и где теперь его место. Теперь вот здесь - та же старая песня. Жаль только, что о хозяйстве Кузьмы шла дурная слава...
- В общем так, новичок. Если будешь жить по понятиям - будет хорошо. Тебе и нам. Рыкнув на прощание, Выстрел удалился. Отошли и другие обитатели. Впрочем - оно и понятно- утро, надо о кормежке думать, а не знакомиться с кем попало. Возле загона остался один лишь осел.
- Кстати, сам-то часом не из буйных? - неожиданно спросил он.
Конь помотал головой. Осел продолжил: - Сам я местный, от рождения тут. Моя особенность - умные мысли на свет вытаскивать, да новичков в курс дела вводить. Ну, еще сено возить напрягают изредка.
Герой недоверчиво покосился на осла, продолжавшего с важной миной разглагольствовать на вечные темы. Впрочем, из заунывного бормотания философа местного разлива Герой постепенно выцеживал крупинки нужной информации. Кто на дворе держит масть, кого обходить стороной, а с кем можно и из одних яслей сено жевать.
Наконец, ослу надоело изливать душу перед вновь пришедшим.
- А что ты вообще в жизни делал? - жадно спросил он.
- Бегал я,- и завидя недоумение в глазах дворового философа, добавил,- Быстро бегал.
- Как?
- Да просто все. Я скаковой конь. Галоп - моя стихия. Эх... - тут Герой тяжко вздохнул. А потом продолжил, с надрывом, болью и звенящей прошлым гордостью, - Знаешь, я ведь первые призы брал. Как дам бывало с места в карьер, вырвусь корпуса на три, а то и на четыре, так дистанцию и держу. А потом - слава, цветы, поклонницы...
- Поклонницы?
- Ну, вообще-то поклонницы больше у хозяина моего были. Но и мне кобылок периодически водили. Не знаю даже, кому из нас было лучше. Он ведь брал то, что видел. А я - племенных, породистых!- гордо тряхнул гривой Герой.
- Во жисть у тебя была...а теперь к нам, на базу - подытожил осел.
- Да уж.
Так прошел день. Затем другой. Кормили его всегда вовремя. Сено и вода, чистые ясли, огромный загон, похоже, видавший лучшие времена, в котором теперь обитал один лишь Герой. Новичка на дворе уже никто не задирал. Но и сближаться пока не хотели. Присматривались. Жизнь, похоже, постепенно входила в привычную колею.
Однажды утром, размяв легкой трусцой покалеченную конечность, Герой вышел из загона во двор. Его внимание привлек вдруг утихший гвалт вечно ссорящихся гусей. Притихшие птицы прислушивались к свежим вестям: возле лужи - на чурбане для рубки дров голосил петух.
- Директива! Великая директива грядёт! - витийствовал он. Несушки, разинув клювы, внимали своему духовному лидеру. - И был я на заборе, и открылось мне,- продолжал горланить гордый птиц, распустив огромный разноцветный хвост и потрясая красными соплями.
- И услышал я глас хозяина, и поведал он...
- Чего ему там открылось, ну-ка, ну-ка... - подошел поближе индюк.
- Директива на покрытие плана. А после - великий праздник, веселье и радость! - выпалил наконец петух и горделиво умолк. Вокруг уже собралось множество обитателей подворья.
- Праздник, интересно, а какой? - радостно взвизгнула модница-хаврошка.
- Понятно, какой. А еще, они будут ставить праздничные столы,- усмехнулся многозначительно Выстрел.
Коза попятилась назад. Меха баяна тревожно зашипели.
- Но ведь это... - проблеяла она...
- Ага, именно это. Самое оно! - влюбленным волчьим взглядом провожая ляжку хавроньи, мечтательно пробормотал волкодав, не обращая внимания на тощую козу.
- Праздник жатвы, слыхали о таком? - устало выдохнул Герой, - Праздник это всегда хорошо. Для них. И всегда плохо - для нас. А ведь гостей будет много. А единственное ближайшее хозяйство, способное обеспечить гостей необходимым количеством продовольствия, покрыть план - это подворье Кузьмича. То есть - мы!
- Ишь, как по ученому заговорил. Ничего не разобрать,- взвизгнула свинья.
- Это он к тому, что мы сельские, неграмотные,- прогудел бык. Глаза рогатого великана принялись наливаться кровью. Дело запахло большой дракой, но...
Тихо подошедший поближе Выстрел усмехнулся, блеснув страшной зубастой пастью. Потасовка умерла, так и не начавшись.
- А ты, Герой, воду здесь не мути. Я за тобой прослежу. Так - а вы чё столпились! Разойтись!
Обитатели, не смея перечить власти в лице волкодава, стали расходиться по своим делам.
- Но ведь... прошептал Герой.
- Иди, иди, - буркнула коза.
Герой опустив голову направился к себе в стойло. Следом семенил осел.
- Неужели и ты не понимаешь? Ты же умный?! - добравшись до стойла и прервав долгую паузу, с надеждой обратился он к ослу.
- Да все я понимаю. Но, видишь какая штука. Великие праздники у нас уже бывали. И что? Кому нужен осел? Иногда хозяева забирали на праздник свиней, иногда - быков. Но никогда, понимаешь - НИКОГДА, они не трогали ослов.
- Сейчас иной случай. Насколько я понял - хозяева должны покрыть какой-то план. А для этого хороши любые средства.
- Веет ветер, веет, и все на круги своя,- изрек осел понятную ему одному великую истину, упрямо тряхнул жидкой гривой и ушел.
Герой одиноко стоял в загоне. Пряный ветер пропитанный дурманом ковыля и клевера пьянил, ударяя в голову. Наступал вечер. Скакуну вдруг на миг вспомнилось далекое ночное, в которое ходил еще жеребенком. Треск кузнечиков и ароматы полевых трав. Жаль только, побаливала покалеченная и плохо сросшаяся нога. Бежать. Но куда?
Но, что это? Одна из верхних жердин загона сгнила и, похоже, держалась на честном слове. Слава Кузьмичу, давным-давно пустившему хозяйство на самотек. В раздумьях Герой и не заметил, как на подворье, словно тать, опустилась мягкая теплая ночь. Звезды манили его туда, где нет кузьмичей и выстрелов. Туда, где небесный конь протаптывает туманную тропу для своих прекрасных кобылиц.
"Была не была, что я теряю" - полусгнившая жердина хрустнула под напором мощной конской груди. Герой опасливо огляделся. Выстрела не было видно. А Кузьмич давно спал, упившись ядреного первача. Никто ничего вроде не заметил. Двор уже спал. "Теперь на четыре корпуса назад, приготовились..."
- Эй, ты, что задумал? Я же говорил, за тобой - пригляжу,- рыкнул появившийся в тени жердей загона Выстрел. Герой загадочно улыбнулся. Гордо вскинул голову, подставляя набежавшему теплому ветру роскошную гриву.
- Знаешь, в чем твоя проблема, волкодав? И не дождавшись ответа, добавил,- Ты слишком много на себя берешь.
Ветер ударил в лицо, звезды прыгнули навстречу. Забыв о покалеченной ноге, рассекая грудью теплый пряный воздух, скакун разогнался. Преодолел вмиг ограду загона. Скорость росла. Одним прыжком перемахнув большую лужу, Герой приближался к забору.
Рядом клацнули зубы. Выстрел нес службу. Наконец, мощные челюсти ухватили скакуна прямо за искалеченную ногу. Герой, взвигнув жеребенком, сбавил темп. Боль пронзила тело нервной дрожью. Выстрел рычал, вцепившись в ляжку коня. Но челюсть старого волкодава, с годами потеряв прежнюю мощь, не выдержала бешеных движений. Клацнули страшные зубы, потеряв цель. Роняя черные в сумерках подворья капельки крови, Герой, вновь набирая темп, несся к забору. И кто теперь удержит чемпиона, взявшего с места в карьер? Разочарованный лай разорвал механическим отчаянием тишину спящего подворья, и сменился тоскливым протяжным воем. Воем по долгу, которого старый верный пес не смог выполнить. Воем по свободе, которой у него никогда не было.
Ветер в лицо, полный месяц в глаза. Пряное дыхание степи и великий звездный конь, приглашающий на новую тропку. Прыжок. Забор - последняя преграда- осталась позади. И лишь затихающий топот копыт долго еще ударял по ушам старого плачущего волкодава.
Утро на дворе началось как обычно. Важно вышел петух с вереницей своих жен. Похрюкивая, уткнулась в корыто свинья. Потрясая баяном на шее, щипала редкую травку коза. На крыльцо, позевывая, вышел Кузьма, с портфелем в руках. А потом...
Расхлябанные деревянные ворота приоткрылись. В щель протиснулись двое. Переглянулись, повздыхали, и с трудом раздвинули ворота настежь.
А во двор принялись въезжать грузовики. Крытые черным брезентом, рычащие и испускающие зловонный черный дым. Из них вылезали рабочие комбината в перепачканных спецовках, и шли, шли прямо в загоны, стойла, клетки. Шли за мясом.
Из подъехавшей следом Волги вылез человек в дорогом костюме, с роскошной кожаной папкой в руках.
- Молодец, Кузьма. Похоже, норму выполнили. Тебя теперь на другое, более крупное хозяйство переводят,- сказал человек в костюме.
- Ну, наконец-то. Что-то зачах я здесь, совсем.
Кряхтя, бывший хозяин подворья - а теперь уже председатель новой скотобазы, уселся на заднее сидение Волги и по-хозяйски захлопнул дверцу.
Грузовики, полные мекающего и горланящего скота, выплевывая из-под брезентовых пологов перья птиц, вереницей двинулись за ворота.
На пустом подворье остались двое.
Молодой и пожилой - в спецовках Мамочкиного мясокомбината.
Окинули взглядами в миг вымерший двор.
- Вроде никого, - почесал лысеющую репу пожилой.
- Точно, никого,- поддакнул молодой. Поддел и отшвырнул ногой растянутый, порванный баян. Инструмент булькнул в лужу и скукожился, на прощание что-то прошипев-пропузырив мехами.
- Слышь, Петрович
- Ну, чё тебе?
- Я все никак понять не могу... - задумчиво высморкался в огромную лужу молодой.